Третья книга

1. В следующую летнюю кампанию, в ту пору, когда хлеб начинает созревать, пелопоннесцы вместе с союзниками совершили поход в Аттику (428 г.). Предводительствовал ими царь лакедемонян Архидам, сын Зевксидама. Расположившись в Аттике, они стали опустошать поля, а афинская конница, по обыкновению, делала на них нападения, где представлялся к тому случай, и тем препятствовала огромному полчищу легковооруженных двигаться дальше вперед от стоянки и разорять ближайшие к городу местности. (2) Пелопоннесцы простояли столько времени, насколько хватило им съестных припасов, потом возвратились и разошлись по государствам.
2. Немедленно после вторжения пелопоннесцев отложился от аѳинян Лесбос, за исключением Меѳимны.[1] Лесбосцы думали было сделать это еще до войны, но лакедемоняне тогда не приняли их; и теперь отпадение совершилось в силу необходимости раньше, чем решили лесбосцы. (2) Дело в том, что они поджидали, пока гавани их будут ограждены плотинами, стены воздвигнуты, снаряжение кораблей окончено, пока прибудет все, что должно было явиться из Понта: стрелки из лука, хлеб и пр., за чем они посылали. (3) Между тем жители Тенедоса, враждовавшие с митиленянами, меѳимняне, а также несколько самих митиленян, вследствие междоусобий выделившиеся в особую партию и состоявшие афинскими проксенами, донесли аѳинянам, что митиленяне привлекают лесбосцев силою в Митилену,[2] что при помощи лакедемонян и родственных лесбосцам беотян делаются поспешно все приготовления к восстанию, и, если не предупредить их, аѳиняне потеряют Лесбос. 3. Удрученные болезнью и войной, которая только теперь достигла полного развития, аѳиняне видели большую для себя опасность в том, если лесбосцы с флотом и свежим войском также станут воевать против них. Сначала они, впрочем, не поверили обвинениям, предпочитая, чтобы полученные ими вести не оправдались. Но потом, когда отправленные на Лесбос послы не могли уговорить митиленян прекратить синэкизм Лесбоса и приготовления к войне, аѳиняне встревожились и решили захватить митиленян заблаговременно. (2) Быстро послали они к Лесбосу сорок кораблей, снаряженных было к отправке в пелопоннесские воды; во главе эскадры стоял стратег Клеиппид, сын Диния, с двумя товарищами. (3) Аѳиняне были извещены, что за городом[3] совершается празднество в честь Аполлона Малоентского, в котором участвует все население Митилены, и надеялись, действуя поспешно, напасть на них неожиданно. Удастся попытка - хорошо, решили аѳиняне; если же нет, они прикажут митиленянам выдать корабли и срыть стены, а в случае отказа начнут войну. Аѳинские корабли отошли. (4) Десять митиленских триер, которые по условиям союза явились к ним на помощь, аѳиняне задержали, а экипаж их отдали под стражу. (5) Некто, переплыв из Аѳин на Евбею, пешком дошел до Гереста, там нашел отходившее в море торговое судно и благодаря попутному ветру прибыл в Митилену на третий день по выходе из Аѳин и уведомил митиленян о предстоящем наступлении аѳинян. (6) Митиленяне не вышли из города в Малоент и приняли все меры предосторожности, оградив те части стен и гаваней, которые сооружены были до половины. 4. Немного спустя прибыли и аѳиняне; при виде всего происходящего стратеги объявили, что́ им было поручено, а когда митиленяне не вняли им, стали готовиться к военным действиям. (2) Неприготовленные, внезапно вынужденные к войне, митиленяне с несколькими кораблями вышли немного вперед от гавани с намерением дать морскую битву. Но потом, преследуемые афинскими кораблями, они готовы были уже вступить в переговоры со стратегами, желая попытаться, нельзя ли на почве какого-либо подходящего соглашения избавиться в данный момент от неприятельского флота. (3) Аѳинские стратеги приняли предложение, так как и сами опасались, что не в силах будут вести войну с целым Лесбосом. (4) После заключения перемирия митиленяне отправили в Аѳины несколько послов, в том числе и одного из обвинителей их, теперь уже раскаявшегося, с поручением уговорить так или иначе аѳинян отозвать свои корабли обратно и указать, что митиленяне совсем и не помышляют о перевороте. (5) Тем временем они отрядили триеру с посольством и в Лакедемон тайком от афинского флота, который стоял на якоре подле Малей, к северу от города: они не рассчитывали на успех переговоров с аѳинянами. С трудом прошли митиленяне море и явились в Лакедемон, где ходатайствовали об оказании им какой-либо помощи. Когда послы возвратились из Аѳин без всякого результата, митиленяне и прочие лесбосцы, кроме меѳимнян, стали готовиться к войне. 5. Меѳимняне, имбряне, лемнияне и кое-кто из прочих союзников явились на помощь аѳинянам. (2) Митиленяне со всем войском сделали вылазку против афинского лагеря. Завязалась битва, в которой митиленяне не потерпели поражения; однако они не решились провести ночь вблизи неприятеля и, не доверяя собственным силам, отступили. (3) С этого времени митиленяне бездействовали, желая вступить в борьбу при усиленных военных средствах, между прочим получив подкрепление из Пелопоннеса. (4) К ним, действительно, прибыли лакедемонянин Мелей и ѳивянин Гермеонд, которые были отправлены к лесбосцам еще до восстания. Не имея возможности поспеть раньше наступления аѳинян, они только после битвы тайком проникли на триере[4] и убеждали лесбосцев отправить вместе с ними послов на другой триере, что лесбосцы и сделали. 6. Аѳиняне между тем. сильно ободрились вследствие бездействия митиленян и стали призывать к себе союзников, которые явились тем скорее, что не видели со стороны лесбосцев никаких энергичных действий. Союзники бросили якорь, укрепили у южной стороны города по обеим сторонам его два лагеря на суше и стали блокировать обе гавани. (2) Таким образом аѳиняне отрезали митиленян от моря, но остальная суша находилась во власти митиленян и прочих лесбосцев, уже явившихся к ним на помощь. Аѳиняне владели только небольшим участком земли в окрестностях своих лагерей, главная же стоянка их провиантных судов и рынок находились у Малей. Таковы были военные действия у Митилены.
7. В ту же пору этой летней кампании аѳиняне отрядили тридцать кораблей и к Пелопоннесу под начальством стратега Асопия, сына Формиона, потому что акарнаны просили их прислать начальником кого-нибудь из семьи Формиона,[5] сына его или родственника. (2) Во время плавания вдоль берегов корабли эти опустошили прибрежные местности Лаконики. (3) После этого Асопий отослал обратно большую часть кораблей, а сам с двенадцатью судами прибыл к Навпакту. (4) Затем он поднял акарнанов и со всем войском двинулся на Эниады,[6] а корабли вошли в Ахелой; тем временем сухопутное войско опустошало страну. (5) Но так как Эниады не сдавались, то Асопий отпустил сухопутное войско, а сам поплыл к Левкаде и высадился в Нерике; на обратном пути он и часть его воинов были убиты тамошними жителями, явившимися сюда на помощь, и несколькими гарнизонными отрядами. (6) После этого аѳиняне, отплыв от берега, получили от левкадян, согласно уговору, своих убитых.
8. Митиленские послы, вышедшие на первом корабле,[7] прибыли в Олимпию, так как лакедемоняне посоветовали им явиться именно туда, чтобы и прочие члены союза, выслушав их, могли участвовать в совещаниях. Это было в ту олимпиаду, когда во второй раз одержал победу Дорией из Родоса. По окончании празднества послы выступили со следующею речью.
9. "Лакедемоняне и союзники! Нам известен установившийся у эллинов порядок: кто принимает отпадающих в военное время и оставляющих прежний союз, тот рад их видеть у себя постольку, поскольку они ему полезны; однако он ценит их меньше как предателей прежних друзей. (2) И такое отношение справедливо, коль скоро отлагающиеся и те, от которых они отделяются, одинаково настроены и единомысленны друг к другу, имеют равные военные средства и силы, и если нет никакого приличного повода к отложению. Ничего подобного не было между нами и аѳинянами. Поэтому никто не должен ценить нас меньше за то, что мы отлагаемся от них среди опасностей, хотя в мирное время они и относились к нам с уважением".
10. "Прежде всего мы будем говорить о справедливости и нравственной подкладке нашего поведения, особенно ввиду того, что мы просим у вас союза. Нам известно, что как дружба частных лиц не бывает прочной, так и общение между государствами обращается в ничто, если во взаимных отношениях между ними не заметно настоящей честности и если вообще нет сходства в их характере, так как различие в образе мыслей влечет за собою и разногласие в способе действия. (2) Союз наш с аѳинянами начался тогда, когда вы устранились от участия в Персидских войнах, а аѳиняне продолжали борьбу до конца.[8] (3) Однако мы заключили союз с аѳинянами не для порабощения ими эллинов, но для освобождения эллинов от персов. (4) Пока гегемония аѳинян основывалась на началах равенства с их союзниками, мы энергично следовали за ними; но когда мы увидели, что с ослаблением вражды к персам аѳиняне стремятся к порабощению союзников, нами овладела уже тревога. (5) Не будучи в состоянии за множеством голосов прийти к единогласному решению, чтобы оказать аѳинянам сопротивление, союзники, кроме нас и хиосцев, были порабощены. (6) Мы же, оставаясь автономными и свободными по имени, участвовали в военных предприятиях аѳинян. Но мы перестали уже доверять им как руководителям, имея пред собою примеры предшествовавшего их поведения. Ведь казалось невероятным, что аѳиняне, подчинив своей власти тех, которые вместе с нами заключили с ними союз, не поступят точно так же с теми, кто оставался неподчиненным, если бы только когда-либо представилась к этому возможность. 11. Если бы все мы, союзники, пользовались независимостью, то у нас было бы больше уверенности в том, что аѳиняне не совершат никакого переворота в отношении нас; но так как большинство союзников они покорили, а с ними обращались как с равными, то, понятно, тем неприятнее должно было казаться для них наше положение, именно что мы одни остаемся еще на равном с ними положении, тогда как бо́льшая часть союзников им подчинилась. Чувство это становилось тем тягостнее, чем больше возрастала сила аѳинян и чем более мы оказывались в изолированном положении. Между тем только равный обоюдный страх есть залог прочности союза, потому что, если одна сторона желает нарушить в чем-либо союз, ее останавливает то соображение, что при нападении она может не иметь перевеса. (2) Автономия оставлена была нам единственно потому, что аѳиняне находили более удобным захватывать дела[9] в свои руки, чтобы достигнуть своего господства благовидными доводами и изворотливыми планами, а не силою. (3) В то же время они ссылались на нас, как на свидетелей того, что пользующиеся равным с ними голосом[10] не участвовали бы в походах против своего желания, если бы не было никакой вины за теми, на кого они нападали. Вместе с тем аѳиняне с помощью сильнейших союзников устремлялись прежде всего на слабейших, оставляя первых под конец, чтобы, устранив прочих, иметь сильнейших противников уже ослабленными. Напротив, если бы они начали с нас в то время, когда все союзники были еще в силе и знали, в ком искать опоры, тогда им не так-то бы легко было подчинить союзников. (4) Да и наш флот внушал аѳинянам некоторый страх, как бы, сплотившись воедино и соединившись с вами или с кем другим, он не стал опасен для них. (5) Отчасти мы уцелели еще и потому, что ублажали и их государство, и тех, кто стоял в данный момент во главе его. (6) И все-таки, имея пред глазами примеры обращения аѳинян с прочими союзниками, нам казалось, мы не были бы в состоянии долго продержаться, если бы не приключилась эта война. 12. Что это была за дружба и насколько прочною становилась наша свобода, когда мы оказывали взаимное друг другу внимание вопреки питаемым нами чувствам, когда в военное время аѳиняне ублажали нас страха ради, а мы так же поступали с ними во время мира? И то, что́ у других зиждется больше всего на благорасположении, у нас основывалось на страхе: мы были союзниками, связанными друг с другом не столько дружбою, сколько страхом, и кому из нас чувство безопасности раньше внушало отвагу, тот первый и собирался разорвать союз. (2) Если кому-нибудь кажется, что мы поступили несправедливо, преждевременно отложившись от аѳинян из-за того только, что они медлили круто поступить с нами, и не дождались, пока выяснится, будет ли с их стороны что-либо предпринято против нас, тот судит неверно. Если бы мы имели возможность в такой же мере, как они, з козням противопоставить козни, тогда и нам должно было бы, так же как и им, медлить с наступательными действиями против них. Но так как аѳиняне имеют возможность нападать на нас во всякое время, то и нам должно быть дозволено заранее позаботиться о мерах самозащиты".
13. "Вот, лакедемоняне и союзники, те причины и поводы, по которым мы отложились. Они ясно показывают слушателям, что действия наши вполне основательны; они достаточны для того, чтобы встревожить нас и обратить наше внимание на принятие тех или иных мер безопасности. Мы давно желали сделать это, когда еще в мирное время прислали к вам посольство по делу об отложении; но ваш отказ остановил нас.[11] Теперь же мы тотчас откликнулись на призыв беотян[12] и думали, что, отлагаясь, преследуем двоякую цель: во-первых, мы не хотели вместе с аѳинянами причинять бед эллинам, но содействовать их освобождению; во-вторых, отлагаясь от аѳинян, мы думали о том, чтобы впоследствии самим не погибнуть от них окончательно, но предупредить их. (2) Однако отпадение наше произошло скорее, чем мы желали, и мы оказались неподготовленными; тем больше вы обязаны принять нас в союзники и прислать нам поскорее вспомогательное войско. Этим вы докажете, что защищаете тех, кого следует, и в то же время умеете вредить вашим врагам. (3) Обстоятельства так благоприятны, как никогда прежде. Аѳиняне истощены болезнью и денежными издержками; корабли их частью находятся в ваших водах,[13] частью выстроены против нас. (4) Невероятно, чтобы кораблей у них было в избытке, если вы в эту же летнюю кампанию вторично вторгнетесь в их страну с моря и с суши; тогда они или не смогут отразить вашего нападения, или же отступят на обоих пунктах. (5) Пусть никто не воображает, будто он из-за чужой земли будет подвергать опасности свою родину. Хотя кому-нибудь и может показаться, что Лесбос лежит далеко отсюда, но он увидит, что остров этот принесет ему пользу вблизи. Ведь центр тяжести войны будет не в Аттике, как думают некоторые, но в том, откуда Аттика извлекает себе выгоды. Теперь доходы ее притекают от союзников; они умножатся еще, если аѳиняне покорят нас. (6) Ведь никто другой из союзников не отложится от них, да еще прибавятся наши силы, мы же испытаем еще более тяжкую участь, нежели порабощенные раньше. (7) Если же вы окажете энергичную помощь и присоедините к себе город, имеющий сильный флот, в котором вы очень нуждаетесь, вы легче сокрушите мощь аѳинян, лишив их союзников. Тогда всякий смелее примкнет к вам, и вы избавитесь от лежащего на вас обвинения в том, что вы не помогаете отлагающимся от аѳинян. Если вы окажетесь освободителями,[14] то тем вернее обеспечена будет победа ваша в войне".
14. "Итак, оправдайте надежды, которые возлагают на вас эллины, устыдитесь Зевса Олимпийского, в святыне которого мы находимся, подобно молящим о защите, станьте союзниками митиленян и защитите их. Не предавайте на произвол нас, подвергающих собственную жизнь опасности, но зато обещающих в случае удачи общие для всех выгоды. А еще более общим будет вред, если мы вследствие вашего отказа потерпим поражение. (2) Будьте же такими мужами, какими считают вас эллины и какими нас заставляет видеть вас наш страх".
15. Вот что сказали митиленяне. Лакедемоняне и союзники, выслушав послов, вняли речам их, приняли лесбосцев в свой союз и, решившись вторгнуться в Аттику, велели присутствующим союзникам поспешно выступить на Исѳм с двумя третями своих отрядов. Сами лакедемоняне прибыли туда первые и занялись на Исѳме изготовлением перевозочных орудий для того, чтобы перетащить свои корабли из Коринѳа через перешеек в море, обращенное к Аѳинам; они собирались напасть на врага разом с моря и с суши. Лакедемоняне действовали энергично. (2) Остальные союзники собирались медленно, будучи заняты уборкою плодов и не имея охоты идти на войну. 16. Аѳиняне узнали, что лакедемоняне вооружаются, потому что презирают их слабость, и желали доказать, что неприятель судит неправильно, что они в силах, не отзывая эскадры из Лесбоса,[15] легко отразить нападение и того флота, который шел из Пелопоннеса. Аѳиняне вооружили сто кораблей, посадили на них граждан, исключая всадников и пентакосиомедимнов, а также метеков,[16] прошли вдоль берегов Исѳма, чтобы показать свои силы, и высаживались на берег в Пелопоннесе там, где находили это удобным. (2) Лакедемоняне поняли тогда, что жестоко ошиблись, и решили, что лесбосцы говорили неправду. Положение свое они считали затруднительным как потому, что к ним не явились союзники, так и потому, что они получили известие о разорении земель периеков,[17] производимом афинскими кораблями[18] в пелопоннесских водах, и возвратились домой. (3) Впоследствии лакедемоняне снарядили флот для отправки к Лесбосу и приказали отдельным государствам выставить корабли в числе сорока; навархом они назначили Алкида, который и должен был отойти на корабле. (4) Аѳиняне возвратились домой с сотнею своих кораблей, когда увидели, что и лакедемоняне отступили. [17. В то время, когда были в море эти корабли, в афинском флоте большинство кораблей отличалось прекрасным ходом и хорошей отделкой, хотя подобные же, и еще в большем числе, были и в начале войны. (2) Действительно, Аттику, Евбею и Саламин охраняли сто кораблей; в пелопоннесских водах было других сто; в этот счет не входили еще те, которые находились подле Потидеи и в прочих местах. Таким образом, в одну летнюю кампанию всех кораблей в совокупности было у аѳинян двести пятьдесят. (3) Содержание флота вместе с осадою Потидеи весьма сильно истощило средства аѳинян. Дело в том, что Потидею осаждали гоплиты, получавшие по две драхмы в день (одну на себя, другую на слугу), в числе тех трех тысяч человек, которые были отправлены туда первыми и которые в таком же числе оставались там до конца осады; сверх того тысяча шестьсот тяжеловооруженных, явившихся с Формионом до взятия города. Все воины на кораблях получали такое же жалованье. (4) Таким образом, деньги были израсходованы уже в самом начале. Таково было наибольшее число вполне вооруженных кораблей].[19]
18. В то самое время, как лакедемоняне находились подле Исѳма,[20] митиленяне вместе с наемниками выступили в поход по суше на Меѳимну, рассчитывая, что город перейдет на их сторону. Когда атака на город не удалась, вопреки расчетам митиленян, они отступили к Антиссе, Пирре и Эресу. (2) Упрочив оборонительные средства этих городов и усилив их укрепления, митиленяне поспешно возвратились домой. После отступления их меѳимняне также пошли с войском против Антиссы, но во время одной вылазки были разбиты антиссянами и наемниками; многие из них были убиты, остальные поспешно отступили. (3) Узнав об этом, а также о захвате митиленянами полей,[21] аѳиняне уже под осень отправили стратега Пахета, сына Эпикура, и тысячу собственных гоплитов; тамошнее свое войско они считали недостаточно сильным для того, чтобы блокировать неприятеля. (4) Эти воины сами были и гребцами на кораблях. По прибытии на место они окружили Митилену кольцеобразною простою стеною и на более сильных пунктах ее возвели форты. (5) Таким образом, Митилена уже с обеих сторон, с суши и с моря, была отрезана сильным войском. Это было в начале зимы. 19. Нуждаясь для осады в деньгах, сами аѳиняне в первый раз тогда внесли прямой подати двести талантов,[22] а также отправили к союзникам для взыскания денег двенадцать кораблей под начальством стратега Лисикла с четырьмя товарищами. (2) Он обходил различные земли союзников и собирал деньги; в Карии от Миунта поднялся он по равнине Меандра до холма Сандия, но здесь во время нападения карийцев и анеитян погиб сам и с ним множество воинов.
20. В ту же зимнюю кампанию платеяне, все еще осаждаемые пелопоннесцами и беотянами,[23] терпели крайнюю нужду в съестных припасах; надежды на помощь из Аѳин не было никакой, и вообще казалось, что нет спасения. Тогда платеяне и осажденные вместе с ними аѳиняне замыслили сделать прежде всего общую вылазку и, если возможно, силою прорваться через неприятельские укрепления. На такую попытку натолкнули их Ѳеенет, сын прорицателя Толмида, и Евпомпид, сын Даимаха, который был в то время и стратегом. (2) Потом половина осажденных нашла план этот очень опасным и в страхе отступила от него; осталось верными своему решению насчет вылазки около двухсот двадцати человек, которые по доброй воле стали приводить его в исполнение следующим образом. (3) Изготовили лестницы высотою в неприятельские укрепления; измерили лестницы по рядам кирпичей в том месте, где обращенная к ним стена оказалась незаштукатуренной. Ряды кирпичей считали многие лица зараз, и хотя кое-кто мог ошибиться, у большинства получился все-таки правильный счет в особенности потому, что он произведен был много раз, да и та часть стены, на которую они решились взойти, отстояла недалеко и ее можно было легко различить. (4) Так получили они верную высоту лестниц, приняв за меру толщину кирпичей. 21. Укрепление же пелопоннесцев сооружено было по следующему способу: оно состояло из двух кольцеобразных стен, одной со стороны платеян, другой на случай нападения снаружи из Аѳин, причем расстояние между стенами было около шестнадцати футов. (2) Промежуточное пространство это в шестнадцать футов занято было строениями, распределенными между стражей. Строения были соединены между собою, так что все представлялось одной толстой стеной с брустверами по обеим сторонам. (3) Через каждые десять брустверов были огромные башни такой же толщины, как и стена, доходившие до внутреннего и наружного ее фасада, так что нельзя было пройти подле башни, и стража переходила посреди них. (4) По ночам в дождливую стужу воины покидали брустверы и сторожили из башен, которые разделены были небольшими расстояниями и сверху закрыты. Таково было укрепление, которым платеяне заперты были со всех сторон. 22. Покончив с приготовлениями, они выждали дождливую, бурную, безлунную ночь и вышли из города; во главе их шли те лица, которые предложили план вылазки.[24] Прежде всего они прошли ров, окружавший осажденных, потом, незамеченные стражей, достигли неприятельских укреплений. В царившей темноте стража не видела впереди ничего и за свистом ветра, дувшего в лицо, не слышала шума приближающихся платеян. (2) Кроме того, платеяне шли на значительном расстоянии друг от друга, чтобы не шуметь оружием и не выдать себя его бряцанием. На них было легкое вооружение и обувь только на левой ноге, чтобы вернее ступать по грязи.[25] (3) Так дошли платеяне между двух башен до брустверов, зная, что башни не охраняются стражей, прежде всего те, которые несли лестницы; их они и приладили к стене. Потом взошли двенадцать человек легковооруженных, с небольшими мечами и в панцирях, с сыном Кореба Аммеем во главе. Он взошел первый. Следовавшие за ним шесть человек стали подниматься на обе башни. Затем подходили другие легковооруженные, с дротиками в руках, а позади них воины несли щиты, чтобы тем облегчить им подъем; щиты они должны были отдать тогда, когда те очутятся подле неприятеля. (4) Большинство было уже наверху, когда башенная стража заметила это: кто-то из платеян, хватаясь за брустверы, сбросил оттуда черепицу, падение которой произвело шум. (5) Тотчас поднялась тревога и войско бросилось к укреплению. В чем состояла опасность, войско не знало, так как была темная бурная ночь. В то же время остававшиеся в городе платеяне сделали вылазку и, чтобы как можно больше отвлечь внимание неприятеля, начали атаку укрепления пелопоннесцев со стороны, противоположной той, где переходили их сограждане. (6) В смущении пелопоннесцы оставались на своих постах и, не понимая, что́ творится, никто из стражи не осмеливался идти на помощь. (7) Триста пелопоннесцев, которым приказано было в случае надобности спешить на помощь, вышли за укрепления к тому месту, где была тревога, поднятая стражей, и где по направлению к Ѳивам подняты были зажженные факелы, чтобы дать знать о нападении врага. (8) Но и платеяне в городе также зажгли на своих стенах множество заранее приготовленных факелов с той целью, чтобы неприятель не понял смысла сигнализации и не спешил на помощь, придавая происходящему совершенно иной смысл, чем то было на деле, и чтобы тем временем вышедшие из города граждане успели прорваться и достигнуть безопасного места. 23. Между тем переходившие через укрепления платеяне, когда передние из них взобрались наверх и, перебив стражу, овладели обеими башнями, сами заняли проходы у башен и наблюдали за тем, чтобы кто-либо не проник через них на помощь неприятелю. Потом со стены они приставили также лестницы к башням и помогли большинству товарищей взобраться по ним. Одни поражали прибывавших на помощь и тем отражали их вверху и внизу башен; другие, большинство, ставили в это время множество лестниц зараз, опрокидывали брустверы и переходили между башнями. (2) Всякий, кто переходил, становился на краю наружного рва, оттуда метал стрелы и дротики в пелопоннесцев, если кто из них спешил вдоль стены и мешал переходу платеян. (3) Когда перешли все те, что были на башнях и спускались последними, они с трудом достигли рва, и в это время на них ударили триста пелопоннесцев[26] с факелами в руках. (4) Стоявшие на краю рва платеяне, находясь сами в темноте, яснее различали неприятелей и поражали их стрелами и дротиками в незащищенные части тела; благодаря неприятельским факелам платеяне в темноте были менее заметны. Наконец, и последние из платеян успели перейти ров, хотя с трудом и опасностями. (5) Дело в том, что лед во рву был непрочен для перехода, а скорее как бы водянист, в зависимости от дувшего восточного ветра[27]; к тому же ночью вследствие этого ветра шел снег, и во рву образовалось много воды, так что при переправе воины чуть не по голову были в воде. 24. Отвратительная погода облегчала бегство платеян. Двинувшись от рва, платеяне все вместе направились по дороге, ведущей к Ѳивам, имея с правой стороны святилище героя Андрократа; по предположению платеян, пелопоннесцы менее всего могли догадаться, что они пойдут той дорогой, которая ведет к неприятелям. При этом они заметили, как пелопоннесцы с факелами в руках пустились в погоню за ними по дороге, ведущей к Киѳерону и Дриоскефалам[28] и дальше к Аѳинам. (2) Платеяне прошли по дороге, ведущей в Ѳивы, стадий шесть-семь,[29] затем повернули в сторону по дороге к горе, по направлению к Эриѳрам и Гисиям, достигли горы и укрылись в Аѳины в числе ста двенадцати человек. Вначале их было больше, но несколько человек возвратилось в город до перехода через укрепление, а один стрелок из лука был взят в плен у наружного рва. (3) Пелопоннесцы прекратили подавать помощь и заняли прежнюю позицию. Находившиеся же в городе платеяне ничего не знали о случившемся, а те, которые вернулись, сообщили, что ни один из вышедших не остался в живых. Тогда с рассветом платеяне отправили к неприятелям глашатая и стали просить о перемирии для получения своих убитых, но узнав, как было дело, перестали просить. Так перешли платейские граждане через укрепление и спаслись.
25. В конце этой же зимней кампании из Лакедемона отправлена была в Митилену триера с лакедемонянином Салеѳом. Прибыв в Пирру, он отправился из нее дальше сухим путем по руслу какого-то ручья к тому месту, где можно было спуститься к укреплению, незаметно вошел в Митилену и заявил проедрам, что будет произведено вторжение в Аттику и что вместе с тем явятся те сорок кораблей, которые должны были прибыть к митиленянам на помощь,[30] что сам он послан вперед по этому делу, а также, чтобы позаботиться о всем прочем. Митиленяне ободрились и стали уже меньше думать о примирении с аѳинянами. (2) Так приходила к концу эта зимняя кампания, а с нею кончился четвертый год войны, историю которой написал Ѳукидид.
26. В следующую летнюю кампанию (427 г.) пелопоннесцы отправили назначенные в Митилену сорок кораблей[31], поставив начальником их Алкида, который был у них навархом,[32] а сами вместе с союзниками вторглись в Аттику с той целью, чтобы аѳиняне, тревожимые с двух сторон, имели тем меньше возможности помочь шедшим в Митилену кораблям. (2) Вторжением руководил Клеомен, заступавший место сына Плистоанакта Павсания, еще малолетнего царя, которому Клеомен приходился дядей. (3) Пелопоннесцы разорили части Аттики, опустошенные раньше, истребили все, что там выросло вновь и что уцелело от прежних вторжений.[33] После второго вторжения это было самое тягостное для аѳинян. (4) В постоянном ожидании каких-либо вестей из Лесбоса о действиях флота, который должен был уже прибыть к острову, пелопоннесцы исходили и опустошили бо́льшую часть Аттики. Но так как ожидания их вовсе не оправдывались и они терпели недостаток в съестных припасах, то они возвратились домой и разошлись по своим государствам.

Алкибиад в Ионии (427 г.)

27. Тем временем митиленяне ввиду того, что корабли из Пелопоннеса все медлили и не являлись к ним, а в съестных припасах ощущался недостаток, вынуждены были вступить в соглашение с аѳинянами при следующих обстоятельствах. (2) Салеѳ и сам уже не ждал больше пелопоннесских кораблей, а потому снабдил народ, прежде легковооруженный, тяжелым вооружением, чтобы сделать вылазку против аѳинян. (3) Но получив вооружение, митиленяне перестали слушаться начальников и, собираясь на сходки, решили, что или богатые должны открыть свои запасы хлеба и разделить его между всеми гражданами, или же они одни вступят в соглашение с аѳинянами и сдадут им город. 28. Стоявшие во главе правления лица, сознавая себя бессильными воспрепятствовать демократии и не желая подвергаться опасности в том случае, если они не примут участия в договоре, сообща[34] вошли в соглашение с Пахетом и его войском на следующем условии: аѳиняне могут принять относительно митиленян решение, какое будет им угодно; митиленяне допускают афинское войско в город, а сами отправят посольство в Аѳины насчет своей судьбы; до возвращения посольства Пахет не вправе ни заключать в темницу кого-либо из митиленян, ни обращать в рабство, ни предавать смерти. Таковы были условия договора. (2) Те из митиленян, которые наиболее детально вели сношения с лакедемонянами, объятые ужасом, когда афинское войско вступило в город, не удержались и сели у алтарей.[35] Пахет предложил покинуть алтари, обещав не причинять им обиды, и до того или иного решения аѳинян поместил их на Тенедосе. (3) Затем он послал триеры к Антиссе,[36] покорил ее и вообще принял все нужные, по его мнению, меры по военной организации.
29. Между тем пелопоннесцы на сорока кораблях, которые должны были явиться к Лесбосу со всею поспешностью, замешкались в пелопоннесских водах и в дальнейшем плавании тихо подвигались вперед. Они не были замечены из Аѳин, пока не появились у Делоса. Оттуда они прибыли к Икару и Миконосу и там впервые узнали о покорении Митилены. (2) Желая удостовериться в этом, пелопоннесцы поплыли к Эмбату в Эриѳрейской области; Эмбата достигли они семь дней спустя после падения Митилены. Получив о том точные сведения, пелопоннесцы совещались, что делать ввиду случившегося. При этом элейский гражданин Тевтиапл сказал следующее.
30. "Алкид и все присутствующие пелопоннесские военачальники! Мне кажется, нам нужно плыть к Митилене немедленно, прежде чем узнают о нашем прибытии. (2) Вероятно, неприятель только что овладел городом, и потому вряд ли там приняты значительные меры предосторожности, особенно на море, откуда неприятель вовсе не ожидает нападения со стороны кого-либо, и где для нас исключительно благоприятным является решительный способ действия. Вероятно, и сухопутное войско их, как победителей, рассеялось беззаботно по домам. (3) Поэтому если мы нападем внезапно ночью, то, надеюсь, выиграем дело при содействии лиц, находящихся в городе, если только кто уцелел из наших благожелателей. (4) Нам нечего страшиться опасности, приняв во внимание, что неожиданность в военных действиях есть не что иное, как недостаток предусмотрительности: если военачальник сумеет уберечься от нее сам и воспользуется ею для нападения на врага, он достигнет полного успеха".
31. Однако этой речью Тевтиапл не убедил Алкида. Некоторые беглецы из Ионии и плывшие вместе с ним лесбосцы советовали, так как это опасное предприятие внушало страх, захватить какой-нибудь из ионийских городов или эолийскую Киму и, опираясь на нее как на базис, попытаться поднять Ионию против Аѳин (на это, указывали они, есть надежда, потому что появление лакедемонян желательно для всех тамошних эллинов), отнять у аѳинян этот важнейший источник их доходов и вместе с тем вовлечь аѳинян в издержки, если бы они вздумали блокировать лакедемонян и ионян; есть надежда, продолжали они, склонить и Писсуѳна[37] к войне. (2) Однако Алкид не внял этим советам и, опоздав к Митилене, склонялся больше всего к тому, чтобы как можно скорее возвратиться к Пелопоннесу. 32. Снявшись с якоря у Эмбата, Алкид следовал вдоль берега и, пристав к Мионнесу, принадлежавшему теосцам, умертвил бо́льшую часть пленников, захваченных во время плавания. (2) Когда он бросил якорь подле Эфеса, к нему явились самосские послы из Аней[38] и заявили, что неладно он освобождает Элладу, коль скоро губит людей, не поднимающих против него оружия и ему не враждебных, хотя и состоящих, по необходимости, в союзе с аѳинянами; если он не прекратит такого образа действий, то приобретет дружбу немногих врагов, но зато вооружит против себя гораздо большее количество друзей. (3) Слова эти подействовали на Алкида; он отпустил на свободу всех хиосцев, какие еще были у него, и некоторых других. Дело в том, что при виде его кораблей люди не убегали; напротив, они подходили к ним ближе в уверенности, что это афинские корабли, так как никоим образом не ожидали, чтобы пелопоннесские суда могли пройти до Ионии, когда власть над морем была в руках аѳинян. 33. От Эфеса Алкид отплыл с поспешностью и бежал, потому что был замечен с кораблей "Саламинии" и "Парала" (эти два корабля плыли от Аѳин еще в то время, когда он стоял на якоре подле Клара). Опасаясь преследования, Алкид пустился в открытое море и решил не приставать к суше по своей воле нигде, кроме Пелопоннеса. (2) Весть об этом пришла к Пахету и к аѳинянам из Эриѳр; доносилась она и из разных других мест. Так как Иония не имела укреплений, то аѳинянами овладела сильная тревога, как бы пелопоннесцы, крейсируя вдоль берегов Ионии, не стали нападать и разорять ее города, хотя бы и не имели в виду в ней утвердиться. К тому же экипаж "Парала" и "Саламинии" известил о том, что он собственными глазами видел Алкида подле Клара. (3) Пахет стремительно погнался за ним, преследовал до острова Патмоса и возвратился, когда оказалось, что нигде нельзя уже было настигнуть Алкида. Не догнав кораблей в открытом море, Пахет считал удачей и то, что, не будучи нигде настигнуты, неприятельские корабли не были вынуждены устраивать себе стоянку, что обязывало бы аѳинян сторожить и блокировать их. 34. На обратном пути Пахет держался берега, пристал к городу колофонян Нотию, в котором поселились колофоняне, когда верхний город был взят Итаманом и варварами, призванными одною из партий вследствие происходившей междоусобной распри. Взят же был этот город варварами почти в одно время со вторым вторжением пелопоннесцев в Аттику.[39] (2) В среде сбежавших в Нотий и поселившихся там колофонян снова возникли распри, причем одна партия призвала наемников Писсуѳна, состоявших из аркадян и варваров, и держала их в укреплении, отделенном от остального города; к этой партии примкнули и вошли в состав граждан и те из колофонян верхнего города, которые держали сторону персов. Напротив, другая партия, побежденная и изгнанная из города, призывала Пахета. (3) Последний пригласил к себе для переговоров державшегося в укреплении Гиппия, начальника аркадян, обещал отпустить его здравым и невредимым обратно в укрепление, если они не сойдутся на условиях. Гиппий явился к Пахету, а тот отдал его под стражу, не заковав в цепи, сам внезапно напал на укрепление и взял его, так как находившиеся внутри воины вовсе не ожидали нападения, причем велел перебить аркадян и всех варваров, какие там были. Затем Гиппия, согласно уговору, Пахет отвел в укрепление и, когда тот вошел туда, велел схватить его и поразить стрелами. (4) Нотий Пахет возвратил колофонянам, исключая тех, которые держали сторону персов. С течением времени аѳиняне отправили в Нотий экистов и дали городу устройство, согласное с их собственными законами,[40] собрав там из соседних городов всех колофонян, какие где были.
35. По возвращении в Митилену Пахет покорил Пирру и Эрес,[41] захватив лакедемонянина Салеѳа,[42] скрывавшегося в городе, и отправил его в Аѳины, равно как и митиленян, помещенных им на Тенедосе,[43] и всех
казавшихся ему виновниками восстания. (2) Бо́льшую часть своего войска Пахет отпустил; с прочими воинами он остался на Лесбосе и устраивал дела Митилены и остального острова по своему усмотрению. 36. По прибытии митиленян и Салеѳа аѳиняне немедленно казнили последнего, хотя он, между прочим, предлагал удалить пелопоннесцев от Платей, все еще находившихся в осаде.[44] (2) Относительно митиленян аѳиняне стали совещаться. В гневе они решили казнить не только тех митиленян, которые были в Аѳинах, но всех, достигших возмужалости, а детей и женщин обратить в рабство. Они вменяли митиленянам в вину как восстание вообще, так особенно то, что они возмутились, не будучи подчинены аѳинянам, подобно прочим союзникам. В весьма сильной степени вызывали возбуждение аѳинян и пелопоннесские корабли, которые, чтобы подать помощь митиленянам, дерзнули проникнуть в Ионию;[45] это показывало, что восстание задумано серьезно. (3) Итак, аѳиняне отправили триеру к Пахету с известием о принятом решении и с приказанием поскорее покончить с митиленянами. (4) Однако на следующий день аѳиняне стали несколько раздумывать и приходить к убеждению, что решение погубить весь город, а не одних виновных, сурово и жестоко. (5) Находившиеся в Аѳинах митиленские послы и сочувствовавшие им аѳиняне заметили эту перемену и постарались уговорить должностных лиц[46] снова представить дело на обсуждение. Тем легче удалось им это, что и сами должностные лица ясно видели желание большинства граждан дать им возможность обсудить дело снова. (6) Немедленно созвано было народное собрание, на котором разные лица высказывали различные мнения. Выступил и сын Клеенета Клеон, тот самый, который провел прежнее решение о казни всех митиленян. Это был вообще наглейший из граждан; в то время он пользовался величайшим доверием народа. Клеон выступил снова с такою речью.
37. "Много раз уже, при других случаях, я приходил к убеждению, что демократическое государство неспособно владычествовать над другими. Преимущественно же убедился я в этом теперь, по поводу вашего раскаяния относительно митиленян. (2) Так как в повседневных сношениях друг с другом вы действуете без боязни и козней, то с таким же настроением относитесь и к союзникам. Впадая в ошибки под влиянием ли речей их, или из сострадания к ним, вы не думаете о том, что слабость ваша небезопасна для вас, союзникам же она не внушает признательности к вам. Вы не считаетесь с тем, что ваше владычество есть тирания,[47] что союзники ваши питают враждебные замыслы и неохотно терпят вашу власть. Они слушаются вас не потому, что вы делаете им добро и тем вредите себе, но скорее потому, что вы превосходите их могуществом, и никакой роли не играет тут их расположение к вам. (3) Ужаснее же всего, если мы не будем твердо держаться однажды принятых решений и не поймем, что государство с худшими, но неизменными законами могущественнее того, которое имеет законы прекрасные, но не приводимые в исполнение, что необразованность при твердости характера полезнее, чем смышленость при бесхарактерности, что люди попроще обыкновенно лучше справляются с делами в государствах, нежели люди более интеллигентные.[48] (4) Последние желают казаться мудрее законов, брать верх во всем, что́ бы когда ни говорилось в народном собрании, как будто они не могут проявить свой ум в других более важных случаях, и таким способом действия причиняют государству большею частью вред. Напротив, люди, не верящие в свою гениальность, считают себя более невежественными по сравнению с законами и не столь способными осуждать речи прекрасного оратора. Будучи скорее беспристрастными судьями, чем борцами в словопрении, они обыкновенно и поступают правильно. Вот почему и нам следует действовать таким образом и, не увлекаясь красноречием и состязанием в гениальности, не давать советов вашему народу против собственного убеждения. 38. Я остаюсь при прежнем решении и удивляюсь тем, которые дело митиленян представили вторично на обсуждение, потребовали отсрочки, что скорее выгодно для виновных, нежели для нас. В самом деле, пострадавший преследует в таком случае совершившего проступок с ослабевшим раздражением, между тем как только то наказание, которое следует возможно быстрее за совершением проступка, ведет вернее всего к соответственному возмездию. Удивляюсь я и всем тем, кто стал бы возражать мне и желал бы доказывать, что преступления митиленян полезны для нас, а наши неудачи причиняют вред союзникам. (2) Ясно одно: мой противник или, уверовав в свое красноречие, должен доказать, что то, что вообще является общепризнанным, основывается не на правильном решении, или же под влиянием подкупа он будет пытаться провести вас придуманными им благовидными доводами. (3) Но при подобного рода состязаниях государство дает победные награды другим, само же пожинает опасные последствия. (4) Ответственность за это падает на вас, как на плохих агоноѳетов, вас, которые привыкли быть речей - зрителями, а дел - слушателями. О будущих предприятиях, об осуществимости их, вы судите по речам ловких ораторов; о событиях, уже совершившихся, вы заключаете не столько по тому, что́ сделано, что́ вы сами видите, сколько по тому, что́ вы слышите из уст ораторов, искусных в обличении. (5) Вы в совершенстве умеете дать ввести себя в обман разными новшествами в речи, следовать же вашим собственным решениям вы не желаете; вы - рабы всего необычайного, то же, что вошло в обиход, вы презираете. (6) Каждый из вас особенно хочет показать, что он сам может быть хорошим оратором; если же он на это не способен, то желает состязаться с подобного рода ораторами, чтобы не показаться человеком, лишь следующим в своем понимании за другими, и потому готов заранее одобрить всякую остроумную мысль. Вы горячи в предугадывании того, что́ говорится, и вялы, (7) чтобы заранее взвесить последствия этих речей. Вы, можно сказать, стремитесь к чему-то иному, а не к тому, в чем мы живем; данного положения вы не обсуждаете с достаточным вниманием. Вообще приятное для слуха покоряет вас, и вы больше походите на зрителей, сидящих пред софистами, нежели на людей, совещающихся о делах государственных".
39. "Я стараюсь отвратить вас от всего подобного и заявляю, что Митилена, один этот город, нанес вам величайшую обиду. (2) Я могу простить тех восставших, которым невмоготу было сносить ваше владычество, или тех, которые вынуждены были к восстанию неприятелем. Но если это учинили жители острова, снабженного укреплениями, угрожаемые врагами нашими только с моря, да и здесь защищенные от них запасом триер, к тому же пользующиеся автономией, а от нас высочайшим почтением, если они так поступили, то не есть ли это с их стороны злой умысел против нас, не есть ли это скорее бунт, чем отпадение (отлагаются ведь те, которые потерпели какое-либо насилие)? И не стремились ли митиленяне, встав на стороне наших ненавистнейших врагов, погубить нас? И это гораздо важнее, чем если бы они пошли войною против нас одни, опираясь только на собственные силы. (3) Не послужили им предостережением бедствия других, которые восставали уже раньше и были усмирены нами;[49] равным образом то благосостояние, которым они пользуются, не удержало их от рискованного шага. Они дерзко пошли навстречу будущему и, преисполненные надежд, которые превышали их силы, хотя и уступали их намерениям, они подняли войну, решившись поставить силу выше права. Не будучи обижены нами, митиленяне напали на нас в такой момент,[50] когда могли рассчитывать на победу. (4) Обыкновенно неожиданное благосостояние ведет к заносчивости те государства, на долю которых достается оно в высшей мере и в самое короткое время. Большею же частью такое благополучие людей, которое достигается правильным расчетом, бывает прочнее того, которое ниспадает неожиданно, и легче, можно сказать, людям отвратить беду, нежели надолго сохранить благосостояние. (5) Давно уже нам вовсе не следовало оказывать предпочтение митиленянам пред прочими союзниками; тогда они и не дошли бы до такой наглости: человеку по природе свойственно относиться высокомерно к тем, которые ублажают его, и с удивлением к тому, кто перед ним не сгибается. (6) Теперь митиленяне должны понести наказание, достойное своего преступления. Не считайте виновными только аристократов и не оправдывайте демократов: митиленяне восстали на нас все одинаково. Если бы демократы перешли на нашу сторону, они теперь по-прежнему были бы в безопасности; но они сочли более надежным для себя разделить опасность с аристократами и потому также отложились.[51] (7) Если вы станете налагать одинаковые наказания на союзников за восстание, вынуждены ли они к нему неприятелем, или произвели его по доброй воле, то неужели, думаете вы, найдутся союзники, которые не отложатся от вас по ничтожному поводу, коль скоро в случае успеха они получат свободу, а при неудаче не подвергнутся тому, от чего нельзя излечиться?[52] (8) В борьбе с каждым городом мы, напротив, будем рисковать нашими средствами и жизнью; при благоприятном исходе вы получите разоренный город и лишитесь в будущем ежегодных доходов, которые составляют нашу силу, а в случае неудачи мы будем иметь новых врагов, кроме тех, которые уже у нас есть, и будем вынуждены воевать с собственными союзниками в то время, когда нам нужно бороться с нашими теперешними врагами. 40. Следовательно, не должно вселять в митиленян надежды на то, что они могут получить у нас, опираясь на красноречие, или купить деньгами прощение своей вины, совершенной будто бы по человеческой слабости. Ведь они причинили нам вред по доброй воле, они злоумыслили против нас сознательно; а прощается только невольное прегрешение. (2) Так ратовал я тогда, в первый раз, и теперь ратую за то, чтобы вы не переменяли вашего первоначального решения и не впадали в ошибку по трем самым гибельным для власти побуждениям: жалости, увлечению красноречием и великодушию. (3) Отвечать состраданием справедливо по отношению к тем, кто находится в одинаковых с тобою условиях, а не к тем, которые сами неспособны к жалости и всегда по необходимости оказываются врагами. Ораторы, пленяющие вас красноречием, найдут случай для состязания при других, менее важных обстоятельствах, а не теперь, когда государство будет жестоко наказано за минутное удовольствие,[53] а они[54] получат из-за краснобайства хорошую мзду. Великодушие оказывается не тем людям, которые все равно остаются такими врагами, какими они были до того, но тем, которые в будущем намереваются быть привязаны к вам. (4) Одним словом, утверждаю: если вы последуете моему совету, вы поступите и справедливо по отношению к митиленя- нам, и с пользою для себя; в случае если вы примете противоположное решение, они не будут вам благодарны, а себя вы скорее покараете. Если они вправе были отложиться, значит, вы владычествуете над ними не по праву. Если же вы, хотя бы и не по праву, все-таки желаете господствовать, то ради собственной пользы, хотя бы и вопреки праву, вы должны наказать их, или же вам следует отречься от власти и, оставаясь вне опасности, разыгрывать роль добродетельных людей. (5) Считайте своим долгом ответить тою же мерою наказания[55] и не показывайте себя более безжалостными, нежели те, которые злоумышляли против вас, хотя бы вы и избегли опасности. Подумайте, что́, по всей вероятности, учинили бы они вам в случае, если бы одержали верх, особенно потому, что несправедливость исходила от них. (6) Кто без достаточного повода обижает другого, тот стремится вконец погубить обиженного, опасаясь мести со стороны уцелевшего врага. И в самом деле: обиженный в чем-либо без нужды, избежав опасности, бывает суровее, чем враг, находящийся со своим противником в одинаковом положении.
(7) Итак, не предавайте самих себя, представьте себе возможно ближе то бедствие, которое готовилось вам, подумайте, как бы вы тогда выше всего поставили то, чтобы укротить восставших, и воздайте им теперь такою же мерой, не размягчайтесь ввиду теперешнего их положения и не забывайте опасности, которая незадолго перед тем висела над вашими головами. (8) Достойно накажите митиленян и покажите ясный пример прочим союзникам: всякого, кто отложится, вы будете карать смертью. Коль скоро решение ваше станет известно, вам меньше придется бороться с вашими же собственными союзниками и вы не оставите в пренебрежении ваших врагов".
41. Вот что сказал Клеон. После него выступил Диод от, сын Евкрата, который и в прежнем народном собрании больше всех восставал против казни митиленян. Вступив на трибуну, он произнес такую речь.
42. "Я не виню лиц, предложивших вторично разобрать дело митиленян, и не одобряю тех, которые порицают принцип обсуждать многократно важнейшие дела. По моему мнению, два обстоятельства более всего препятствуют разумному решению: поспешность и раздражение; первое обыкновенно доказывает непонимание, второе - грубость и поверхностность. (2) Кто отвергает то, что речи не являются учителями дел, тот или безрассуден, или преследует личные интересы. Он безрассуден, если полагает, что можно как-нибудь иначе выяснить темное еще будущее; он лично заинтересован, если, желая склонить других к чему-либо постыдному, не считает себя в состоянии красноречиво говорить о бесчестном деле, но старается ловкою клеветою запугать противников и тех, которые должны его слушать. (3) Но опаснее всего те люди, которые уже наперед обвиняют своего противника в стремлении блистать за деньги ораторским искусством. Ведь если бы они обвиняли противника в невежестве, то, не убедив слушателей, оратор, сходя с трибуны, оставил бы такое впечатление, что он, скорее, не понимает дела, нежели несправедливо относится к нему. Напротив, оратор, укоряемый в несправедливости, остается в подозрении, даже если он и убедит слушателей; если же не убедит, то его будут считать и безрассудным и несправедливым. (4) От такого образа действий государство ничего не выигрывает, потому что страх отнимает у него советников. И всего больше государство пользовалось бы счастьем в том случае, если бы подобные граждане не имели возможности выступать ораторами: тогда государство менее всего можно было бы убедить впадать в те же ошибки, в какие впадает оратор. (5) Хорошему гражданину не подобает показывать превосходство своего ораторского искусства посредством застращивания противников; он должен выступать как равный против равного. Мудрое государство не должно воздавать особых почестей тому гражданину, который многократно подавал полезные советы, но не должно и умалять тех почестей, какими он уже пользуется; точно так же и того гражданина, которому не удалось провести свое предложение, государство обязано не только не наказывать, но и не относиться к нему с презрением. (6) Тогда оратор, имеющий успех, никогда не станет, чтобы еще больше отличиться, говорить что-либо наперекор своему убеждению и в угоду народу; равным образом и оратор, потерпевший неудачу, не будет стремиться такими средствами привлекать на свою сторону народную массу из желания отличиться. 43. Между тем мы поступаем противоположно этому, даже больше: если какой-либо оратор подозревается в своекорыстии, пусть даже он выступает с самыми лучшими предложениями, мы лишаем государство очевидной выгоды, относясь с ненавистью к такому оратору, хотя бы относительно его своекорыстия у нас было и недостаточно обоснованное предположение. (2) Обыкновенно бывает так: хорошие предложения, высказываемые напрямик, возбуждают подозрение в такой же мере, как и предложения плохие; вследствие этого и тот оратор, который желает внушить народной массе самое опасное решение, должен привлекать ее на свою сторону путем обмана, и тот, который выступает с лучшим предложением, вынужден прибегать ко лжи для того, чтобы внушить доверие к себе. (3) При таком избытке благоразумия только у нас для государства нельзя сделать ничего доброго открыто, не прибегнув к обману. В самом деле, если кто подает какой-либо благой совет прямо, к нему относятся с подозрением, как бы он втайне не извлек из этого выгоды для себя. (4) Однако при столь трудном положении, ввиду столь важного дела наш долг быть дальновиднее вас, располагающих кратким временем для размышления, тем более, что мы ответственны за наши советы, а вы никому не даете ответа в результатах того, что́ слушаете. (5) Если бы тот, кто вас убедил, и тот, кто последовал совету, испытывали одинаково дурные последствия, то вы выносили бы решения более осмотрительные. Теперь же в случае неудачи вы при первой вспышке гнева караете одно только предложение лица, натолкнувшего вас на решение, но не караете ваши собственные решения, хотя бы последние, несмотря на то что они приняты народною массою, оказались также ошибочными".
44. "Я выступил по делу митиленян не для возражения Клеону и не для обвинения митиленян. Дело идет, если мы благоразумны, не о преступлении митиленян, но о разумности нашего решения. (2) Если даже я докажу, что митиленяне совершили весьма противозаконное деяние, то отсюда я не стану еще требовать казни для них, коль скоро она не полезна для нас. Не стал бы я говорить и в пользу того, что митиленяне заслуживают некоторого извинения, если бы это не служило к благу государства. (3) Я полагаю, что решение наше должно иметь в виду не столько настоящее, сколько будущее. Наказание митиленян смертью будет полезно, потому что в будущем уменьшится число восстаний,[56] - вот на чем Клеон особенно настаивает; я держусь совершенно противоположного мнения и утверждаю иное, также имея в виду благо будущего. (4) Я надеюсь, что из-за мнимой основательности доводов Клеона вы не отвергнете того полезного, что́ будет заключаться в моей речи. Быть может, речь Клеона, как более справедливо отвечающая теперешнему вашему раздражению против митиленян, увлекает вас; но мы не судимся с ними перед судом, и нам нет нужды рассуждать о принципах права, нет, мы совещаемся о митиленянах и решаем вопрос, как полезнее поступить с ними. 45. В государствах назначается смертная казнь за многие преступления, и не только за такие, каково преступление митиленян, но и за меньшие. Однако люди, подстрекаемые надеждою, отваживаются на рискованные предприятия, и никто еще не ставил себя в опасное положение, не будучи уверен в том, что замысел его кончится для него благополучно. (2) Равным образом, разве существовало когда-нибудь такое государство, какое решилось бы на восстание, не располагая, по своим соображениям, достаточными для того средствами, собственными или при помощи союза с другими? (3) Ошибаться по природе свойственно всем людям и в частной и в государственной жизни, и нет закона, который бы удержал от этого, потому что люди прошли все виды наказаний, налагая их в той надежде, что, быть может, они меньше будут терпеть от преступлений негодяев. Вероятно даже, что в старину самые тяжкие преступления подлежали более мягким наказаниям, но с течением времени, вследствие пренебрежения к этим наказаниям, большинство их усилилось до смертной казни; (4) однако и ею люди пренебрегают. Итак, или необходимо придумать еще более жестокую меру устрашения, или же смертная казнь не способна ни от чего удержать. Бедность в связи с нуждою порождает дерзость, избыток в соединении с наглостью и самоуверенностью побуждает к алчности, точно так же все другие житейские обстоятельства, при том или другом возбуждении, которое, как всегда нечто более сильное и неодолимое, властвует над человеком и толкает его на рискованные предприятия. (5) А тут еще при всяком положении играют свою роль надежда и увлечение; последнее идет впереди, первая за ним следует. Увлечение, внушая замысел, надежда, подсказывая легкость удачи, причиняют всего больше вреда, и хотя объекты увлечения и надежды невидимы, но они сильнее стоящих пред глазами опасностей. (6) Кроме того, в неменьшей мере поддерживает человека в его воодушевлении и счастливый случай. Иногда появляется он неожиданно и даже при недостаточности средств побуждает решаться на опасное предприятие того или иного человека, всего же более государства, поскольку в данном случае дело идет о самом существенном, о свободе или власти над другими, и поскольку каждый, действуя заодно со всеми, нерасчетливо преувеличивает до известной степени свои силы. (7) Вообще, коль скоро натура человека горячо стремится что-либо совершить, нельзя, да и было бы большою наивностью воображать, будто можно отвлечь его от этого или силою законов, или какою-нибудь иною мерою устрашения. 46. Итак, не следует, положившись на смертную казнь как на залог спокойствия, принимать гибельное решение. Не должно лишать восставших всякой надежды на то, будто им нельзя будет раскаяться и в возможно короткое время загладить свою ошибку. (2) Подумайте о том, что теперь, если какое-либо государство и отлагалось и потом сознавало невозможность успеха, оно готово было примириться с нами еще в то время, когда было в состоянии уплатить нам военные издержки и на будущее время вносить подати. Но неужели, думаете вы, при другом отношении, когда безразлично будет, пойти ли на примирение раньше или позже, найдется хоть одно государство, которое не постарается вооружиться еще сильнее, чем теперь, и не станет выдерживать осаду до последней крайности? (3) Разве для нас не убыточно тратиться на продолжительную осаду только потому, что о примирении нет речи, получить в случае взятия города город разрушенный и лишиться доходов с него на будущее время? Между тем именно в них наша сила против врагов. (4) Поэтому нам следует быть не столько строгими судьями виновных во вред себе, сколько обращать внимание на то, каким образом, применив умеренное наказание, мы можем на будущее время утилизировать те государства, которые обладают значительными денежными средствами. Оберегать себя мы должны не суровостью законов, но бдительностью в наших действиях. Теперь же мы поступаем вопреки этому правилу. (5) Если какое-нибудь свободное государство, принужденное к подчинению силою, отлагается от нас из стремления к независимости, то, совершенно понятно, мы полагаем, что, покорив его, следует его еще жестоко наказать. (6) Напротив, людей свободных не должно подвергать суровому наказанию в то время, как они решились отложиться, а необходимо строго наблюдать за ними еще до восстания и заранее действовать так, чтобы отпадение и на мысль им не приходило; а потом, одолев восставших, нужно возможно меньшее взыскивать с них. 47. Теперь подумайте, какую ошибку вы сделали бы в данном случае, последовав совету Клеона. (2) Теперь во всех государствах демократическая партия благосклонно настроена к вам и или вовсе не принимает участия в восстании олигархической партии, или же, если и бывает вынуждена примкнуть к восстанию, тотчас становится во враждебные отношения к восставшим. Поэтому, начиная войну, вы имеете союзника в лице народной массы враждебно настроенного к вам государства. (3) Если вы погубите демократическую партию в Митилене, партию, которая не участвовала в восстании и, получив оружие, добровольно передала вам город, то прежде всего избиением доброжелателей ваших вы совершите несправедливость, потом сделаете то, что наиболее желательно для аристократов: поднимая против вас государства, они тотчас найдут себе союзника в лице демократов, как скоро вы открыто покажете, что подвергаете безразлично одному и тому же наказанию и виновных и невиновных. (4) Нет, если бы даже демократическая партия и была виновна, вы обязаны игнорировать это, чтобы единственную союзную еще с нами часть населения не превратить во враждебную. (5) Для упрочения нашего владычества, я полагаю, будет гораздо выгоднее добровольно снести обиду, нежели, стоя на основах права, истребить тех, кого не следует. Что касается того, будто, как утверждает Клеон, наказание митиленян и справедливо и полезно, то это утверждение невозможно согласовать с фактами".
48. "Поймите же, что мой совет лучше, и не давайте предпочтения ни состраданию, ни снисходительности; ведь и я не рекомендую вам руководствоваться этими чувствами. Примите мой совет по тем соображениям, какие я высказал, спокойно судите митиленян, которых прислал к вам Пахет, как виновных, а прочих не трогайте. (2) Такая мера благотворна для будущего и достаточна уже для устрашения врагов. Принимающий мудрое решение относительно неприятелей могущественнее того, кто идет на них, действуя безрассудною силою".
49. Вот что сказал Диодот. После того как высказаны были оба этих предложения, резко противоречившие одно другому, аѳиняне также перешли к обмену мнений; при отрытой баллотировке за оба предложения высказалось почти равное число голосов, но все же одержало верх предложение Диодота. (2) Тотчас со всею поспешностью аѳиняне отправили другую триеру[57] для того, чтобы раньше посланная триера не предупредила ее и чтобы до ее прибытия население города не было истреблено: первая триера вышла почти за сутки до второй. (3) Так как митиленские послы[58] снабдили корабль вином и ячменным хлебом и обещали щедро наградить гребцов, если они опередят первую триеру, то аѳиняне плыли с таким усердием, что на ходу ели хлеб, замешанный на вине и масле, и в то время как одни по очереди спали, другие гребли. (4) К счастью, противного ветра не было вовсе, и первый корабль, шедший на необычайное дело, плыл, не торопясь, тогда как второй спешил, как сказано. Первый корабль опередил второй настолько, что Пахет прочитал постановление и собирался уже привести его в исполнение, как вслед за этим пристал к берегу второй корабль и не допустил до избиения митиленян. 50. Так едва-едва Митилена избежала опасности. Остальных граждан, тех, что были отосланы Пахетом как наиболее виновные в восстании, аѳиняне, по предложению Клеона, казнили (их было немного больше тысячи человек). (2) Стены Митилены были срыты, корабли отобраны. Впоследствии аѳиняне не наложили фороса на лесбосцев, но образовали из их земель, кроме меѳимнейской, три тысячи наделов; из них триста отделили и посвятили богам, а на остальные отправили из среды своих граждан клерухов по жребию. Лесбосцы сами обрабатывали свою землю и должны были выплачивать деньгами клерухам ежегодно за каждый надел по две мины.[59] (3) Аѳиняне отобрали также и все небольшие города на материке,[60] какие были во власти митиленян; эти города впоследствии подчинены были аѳинянам. Таковы были события на Лесбосе.
51. В ту же летнюю кампанию, по взятии Лесбоса, аѳиняне под начальством стратега Никия, сына Никерата, пошли войною против острова Миноя, лежащего пред Мегарами. Мегаряне, соорудив на острове башни, пользовались ими как укреплением.[61] (2) Никий желал, чтобы аѳиняне имели сторожевой пост на Миное вследствие близости ее к Аѳинам, а не в Будоре[62] и не на Саламине (тогда пелопоннесцы не могли бы тайком совершать оттуда[63] нападения на триерах, что́ случалось и раньше,[64] или посылать пиратов) и чтобы вместе с тем запереть подвоз к мегарянам. (3) Прежде всего Никий овладел с помощью машин двумя отделенными от Нисеи, выступающими вперед со стороны моря башнями, освободил вход в пролив между островом и сушей и укрепил другую часть острова со стороны материка, так как оттуда могла быть подана помощь острову, недалеко отстоящему от материка, по мосту, перекинутому через болото. (4) Все это аѳиняне совершили в несколько дней; затем они возвели укрепление и на острове. Никий, оставив там гарнизон, возвратился с войском домой.
52. В ту же пору этой летней кампании платеяне, не имея больше съестных припасов и не будучи в состоянии долее выдерживать осаду,[65] сдались пелопоннесцам при следующих обстоятельствах. (2) Пелопоннесцы штурмовали платейское укрепление, и платеяне не имели силы его защитить. Лакедемонский начальник, поняв бессилие платеян, не желал брать город силою; это ему приказано было из Лакедемона для того, чтобы Платея, жители которой сдавались добровольно, не была возвращена аѳинянам в том случае, если пелопоннесцы заключат с ними мир и придут к соглашению относительно возвращения всех местностей, какими во время войны завладела каждая сторона. Лакедемонский начальник обратился к платеянам через глашатая со следующим предложением: если они желают добровольно передать город лакедемонянам и взять их в судьи, то будут наказаны только виновные и не иначе, как по суду. Так объявил глашатай. (3) Платеяне находились тогда в состоянии крайнего бессилия и потому сдали город. В течение нескольких дней, пока из Лакедемона не явились судьи в числе пяти человек, пелопоннесцы кормили платеян. (4) Когда судьи прибыли, против платеян не было выставлено никакого обвинения; их вызвали только в суд и спрашивали одно: оказали ли они услуги в течение происходящей войны лакедемонянам или их союзникам. (5) В ответ на это платеяне просили позволить им высказаться обстоятельнее и назначили себе защитниками Астимаха, сына Асополая, и Лакона, сына Эемнеста, проксена лакедемонян. Защитники выступили со следующею речью.
53. "Лакедемоняне, мы передали вам город из доверия к вам, не думая, что подвергнемся подобного рода суду, но что суд будет более правильный. Мы не решились предстать перед другими судьями, а только пред вами, в том убеждении, что ваш суд будет наиболее справедливый. (2) Теперь же мы опасаемся, что ошиблись и в том и в другом: не без основания мы подозреваем, что зайдет вопрос о высшей мере наказания и что вы окажетесь не беспристрастными судьями. Мы заключаем так из того, что против нас не было предварительно выставлено обвинение, на которое мы должны были бы дать ответ (мы ведь сами потребовали дать нам возможность высказаться), и из того, что допрос ваш слишком краток: правдивый ответ на него будет обращен против нас, ложный ответ даст повод к обличению. (3) Во всех отношениях наше положение безвыходное, и мы вынуждены сказать несколько слов прежде, чем подвергнуться опасности; так будет надежнее. В самом деле, если бы мы ничего не сказали, то подали бы в таком случае повод упрекать нас в том, что речью, если бы она была произнесена, мы могли бы спасти себя. Помимо всего другого тяжело нам и убеждать вас. (4) Если бы мы не знали друг друга, то еще могли бы помочь себе указанием на такие обстоятельства, которых вы не знаете. Но теперь нам предстоит говорить с людьми, которым все известно, и нас страшит не только то, что вы заранее признали наши заслуги ниже ваших и это вменили нам в вину, но также и то, что в угоду другим мы стоим уже перед готовым решением".
54. "Однако мы постараемся представить имеющиеся у нас справедливые основания по поводу наших разногласий с ѳивянами, вами и прочими эллинами, напомним и об услугах, оказанных нами, и этим попытаемся убедить вас. (2) На краткий вопрос о том, совершили ли мы в эту войну что-нибудь полезное для лакедемонян и их союзников, мы отвечаем так: если вы спрашиваете нас как врагов, то не считайте себя обиженными тем, что мы не оказали вам услуг; если же вы считаете нас друзьями, то вы сами делаете большую ошибку, пойдя на нас войною. (3) Пока был мир, мы, борясь с персами, доказали нашу доблесть; да и теперь не мы первые нарушили мир, а в то время[66] из всех беотян только мы заодно с вами боролись с персами за свободу Эллады. (4) Хотя мы - жители материка, но сражались на море у Артемисия, а в битве, происшедшей на нашей земле, стояли подле вас и Павсания. Вообще во всех событиях, какие в то время угрожали эллинам опасностью, мы принимали участие сверх сил наших. (5) В частности, вам, лакедемоняне, мы послали на помощь третью часть своих граждан в ту именно пору, когда после землетрясения восстали илоты, бежавшие на Иѳому, и Спарта объята была сильнейшим страхом.[67] 55. Не следует забывать этого! Так мы отличились в важнейших событиях давнего времени, врагами мы стали после, и вы виноваты в этом. Когда ѳивяне причинили нам насилие и мы просили вашей помощи, вы отвергли нас и рекомендовали обратиться к аѳинянам как к ближайшим нашим соседям, указав на то, что живете далеко от нас. (2) Однако в последнюю войну вы не потерпели от нас ничего непристойного и не могли ждать этого. (3) Если же мы не пожелали отложиться от аѳинян вопреки вашему требованию, то тем мы не совершили несправедливости: аѳиняне помогали нам против ѳивян, между тем как вы медлили сделать это. После этого нечестно было бы изменять аѳинянам, тем более что они сделали нам добро, согласно нашей просьбе приняли нас в свой союз и даровали нам права гражданства; напротив, нам подобало ревностно исполнять их приказания. (4) Союзники не виноваты в том, если они следуют за предписаниями своих вождей, лакедемонян или аѳинян, и если вожди в чем-либо поступали несправедливо; виноваты те, которые ведут союзников на неправое дело. 56. Ѳивяне причинили нам много всякого рода обид, последнюю вы сами знаете: через нее постигла нас и настоящая беда. (2) Они захватили наш город в мирное время, к тому же в праздник,[68] и мы наказали их правильно, согласно общепринятому обычаю, дозволяющему отражать неприятельское нападение, и теперь несправедливо было бы обижать нас из-за них. (3) Если вы при разборе дела будете соображаться с тем, что́ в настоящий момент полезно вам и что́ ѳивянам, вы окажетесь не истинными судьями справедливости, но скорее судьями, преследующими собственные выгоды.[69] (4) Но если вы находите ѳивян полезными для вас теперь, то мы и прочие эллины были гораздо полезнее в то время, когда вы находились в еще большей опасности. Ведь теперь вы страшны для других в ваших наступательных действиях, а ѳивяне стояли заодно с варварами в то время, когда последние угрожали порабощением всем эллинам. (5) Справедливость требует противопоставить теперешней нашей вине, если мы в чем-нибудь виноваты, тогдашний наш энергичный образ действия, и вы увидите, что наши заслуги превосходят нашу вину. К тому же они оказаны при таких обстоятельствах, когда среди эллинов было редкостью встретить так или иначе мужественное противодействие могуществу Ксеркса. Похвалами превозносили особенно тех эллинов, которые ввиду неприятельского нашествия не бежали от опасности ради собственного спасения, но с риском для себя охотно отваживались на блистательнейшие подвиги. (6) В числе этих эллинов были и мы, удостоившиеся тогда высшего почета;[70] и, однако, теперь за такой наш образ действия нам угрожает гибель, так как мы отдали предпочтение аѳинянам по долгу справедливости, а не вам, руководствуясь корыстью. (7) Между тем об одном и том же способе действия следует и судить одинаково, и выгодным считать только прочную всегда благодарность к честным союзникам за их доблесть; тогда в настоящее время мы можем еще оказаться для вас полезными".
57. "Подумайте еще и о том, что теперь большинство эллинов считает вас образцом справедливости. Если относительно нас вы постановите несправедливый приговор (а настоящее судебное разбирательство не останется неизвестным, потому что о вас идет слава, да и нас не хулят), смотрите, как бы вас не осудили за то, что о людях доблестных вы, еще более доблестные, постановили несоответственное решение и в общеэллинские святыни посвятили добычу, взятую от нас, благодетелей Эллады. (2) Разрушение Платеи лакедемонянами покажется ужасным, равно как и то, что из-за ѳивян вы вычеркнули наше государство со всем его достоянием из сонма эллинов, между тем как отцы ваши начертали его имя на треножнике в Дельфах за его доблесть.[71] Вот до какого бедствия дошли мы! (3) Мы шли на гибель в то время, как персы одерживали победы, а теперь вы, прежде ближайшие друзья наши, предпочитаете нам ѳивян. Дважды мы подвергались величайшим испытаниям: тогда угрожала нам голодная смерть, если мы не сдадим город, теперь грозит смертный приговор. (4) Мы, платеяне, показавшие свое усердие к эллинам сверх наших сил, отвергнуты всеми, стоим одинокие и беспомощные. Ни один из тогдашних союзников не помогает нам, и нас тревожит, что и вы, лакедемоняне, единственная наша надежда, не останетесь нам верными. 58. Однако ради богов, которые некогда были нашими союзными богами, во имя доблести нашей перед эллинами, мы просим, чтобы вы смягчились и переменили свое решение, если ѳивяне уже склонили вас к чему-нибудь. Мы просим, чтобы вы потребовали от них в ответ за наши услуги уступки - не убивать тех, которых вам не подобает убивать. Примите честную благодарность от нас вместо постыдной от ѳивян и ради удовольствия других не пятнайте себя позором. (2) Погубить жизнь нашу легко, но трудно загладить позор этого поступка. Ведь вы накажете в нас не врагов ваших, что было бы понятно, но людей, благосклонно к вам настроенных, по необходимости взявшихся за оружие. (3) Итак, даруя нам безнаказанность, вы рассудите дело по-божески, во внимание к тому, что мы добровольно отдались вам, простирая руки с мольбами (эллинский обычай возбраняет убивать молящих о пощаде); кроме того, мы ведь всегда оказывали вам услуги. (4) Посмотрите на могилы отцов ваших, которые пали от руки персов и погребены в нашей земле, которых мы всенародно чтим каждый год одеяниями и всем прочим, что освящено обычаем, приносим им начатки всех плодов нашей земли, с благоговением, как от дружественной страны, как союзники прежним своим товарищам по оружию. Вы поступите противоположно этому, если рассудите не по справедливости. (5) Подумайте: ведь Павсаний похоронил павших воинов здесь в том убеждении, что он хоронит их на дружественной земле, у друзей. Если вы погубите нас и обратите платейскую землю в фиванскую, разве вы не лишите отцов ваших и родственников тех почестей, какими они пользуются теперь, и не оставите их во вражеской земле, среди их же убийц? Сверх того, вы поработите ту землю, где освобождены были эллины, опустошите святыни богов, в которых эллины испросили себе победу над персами, отнимете отеческие жертвы у тех, которые установили и устроили их".
59. "Это недостойно вашей славы, лакедемоняне. Недостойно погрешать против общеэллинских установлений и ваших предков, губить только из-за чужой неприязни нас, ваших благодетелей, не нанесших вам обиды. Нет, вам подобает пощадить нас и сжалиться над нами, проникшись разумным состраданием. Обратите внимание не только на жестокость предстоящего нам наказания, но и на то, какие люди должны подвергнуться ему, а также на невозможность рассчитать, на кого, даже и без всякой вины, может обрушиться подобное несчастие. (2) Мы же поступаем соответственно с нашим положением и как велит нам нужда: взывая к общеэллинским богам и богам, чтимым на общих алтарях[72], мы молим внять нашей просьбе, ссылаясь и на те клятвы, которыми клялись отцы ваши, мы просим не забывать их. Мы взываем как молящие к могилам отцов ваших, умоляем почивших спасти нас от владычества ѳивян, от выдачи нас, вернейших друзей ваших, злейшим нашим врагам. Мы напоминаем вам тот день, в который вместе с почившими мы совершили блистательнейшие подвиги. А теперь, в этот день, нам угрожает ужаснейшее бедствие! (3) Мы кончаем нашу речь, что в теперешнем положении и необходимо и очень тяжело, так как с окончанием ее приближается и опасность для нашего существования. В заключение мы указываем снова на то, что мы не передали города ѳивянам (ведь мы предпочли этому умереть от позорнейшей голодной смерти), что мы обратились к вам с доверием. Если мы не можем вас убедить, то справедливость требует возвратить нас в прежнее положение и дать нам возможность самим встретить ту опасность, какую пошлет судьба. (4) Вместе с тем мы, доказавшие величайшую ревность в борьбе за эллинов, явившиеся к вам как молящие о пощаде, заклинаем вас, лакедемонян, не предавать нас, платеян, из ваших рук и из-под вашей защиты ѳивянам, злейшим врагам нашим. Будьте нашими спасителями и, освобождая прочих эллинов, не губите нас".
60. Так говорили платеяне. Ѳивяне встревожились, как бы лакедемоняне под влиянием речи платеян не разжалобились. Поэтому они выступили и объявили, что также желают говорить, так как судьи, вопреки собственному решению, дозволили платеянам говорить больше, чем сколько было нужно для ответа на вопрос. Судьи предложили говорить, и ѳивяне произносили следующее.
61. "Мы не просили бы слова, если бы платеяне ответили кратко на предложенный вопрос и если бы обращенная против нас речь не была обвинительным актом, если бы, уклоняясь от надлежащего обсуждения дела, они не произнесли длинной защитительной речи относительно того, в чем их не обвиняют, и не воздавали похвал тому, за что никто не порицал их. Теперь нам необходимо, с одной стороны, отразить их нападки, с другой - разоблачить похвалы, чтобы ни наша низость, ни их высокое мнение о себе не послужило им на пользу и чтобы вы произнесли приговор, выслушав правду по обоим этим пунктам".
(2) "Впервые возникла у нас вражда с платеянами из-за того, что по заселении остальной Беотии мы заняли Платею и вместе с нею другие местности, вытеснив из них смешанное население. Вопреки первоначальному постановлению, платеяне не пожелали признавать наше главенство: отдельно от прочих беотян они начали нарушать заветы отцов, а когда их стали принуждать к покорности, они примкнули к аѳинянам и вместе с ними причиняли нам много зла, за что и пострадали.
62. Платеяне говорят, что, когда варвары пошли на Элладу, они одни из беотян не встали на сторону персов; этим они больше всего гордятся и за это[73] больше всего поносят нас. (2) Мы и не утверждаем, что платеяне стояли на стороне персов; но это они делали потому, что и аѳиняне так не поступали. Однако впоследствии, на том же основании, когда аѳиняне пошли на эллинов, платеяне одни из беотян встали на сторону аѳинян. (3) Обратите все-таки внимание, при каких обстоятельствах действовали мы и платеяне. У нас в то время государственное устройство не было ни равноправной олигархией, ни демократией. Власть в государстве находилась в руках немногих лиц, что более всего противно законам и разумному государственному строю, а ближе всего стоит к тирании. (4) В надежде укрепить собственную власть еще больше, в том случае, если одолеют персы, сдерживая народную массу силою, эти "немногие" призвали неприятеля. Государство во всей его совокупности поступило так в то время, когда оно не обладало самодержавной властью; и недостойно поносить его за то, что оно сделало ошибку в то время, когда в нем не было законов. (5) Необходимо оценить наше поведение после того, как персы удалились и появились в государстве законы. Когда с течением времени аѳиняне начали свои наступательные действия, пытаясь покорить своей власти всю Элладу и нашу страну, когда, пользуясь раздорами,[74] они захватили уже бо́льшую часть Эллады,[75] тогда-то не освободили ли мы Беотию битвою и победою над аѳинянами при Коронее.[76] Не помогаем ли мы энергично и теперь освобождению прочих эллинов, доставляя конницу и вооружение в таком количестве, как никто другой из союзников. (6) Вот что мы можем сказать в нашу защиту против обвинения нас в сочувствии персам".
63. "Мы постараемся доказать, что вы[77] более нас виновны перед эллинами и более, нежели мы, заслуживаете всякой кары. (2) Вы говорите, что заключили союз с аѳинянами и сделались афинскими гражданами для того, чтобы отомстить нам.[78] В таком случае вам следовало призывать аѳинян только против нас и не нападать вместе с ними на других. Последнее было в вашей власти, если только вы были вынуждены к тому аѳинянами против вашего желания: ведь в то время существовал уже союз лакедемонян против персов, на который вы больше всего ссылаетесь. Его было достаточно для того, чтобы удержать нас от нападения на вас и, что самое главное, чтобы дать нам возможность безбоязненно обсуждать положение дел. Однако вы добровольно и уже без всякого принуждения предпочли стать на сторону аѳинян. (3) Вы говорите, что постыдно было изменить своим благодетелям. Но гораздо постыднее и преступнее предать всех эллинов, с которыми вы заключили клятвенный союз, нежели предать одних аѳинян, когда последние стремились к порабощению Эллады, а первые к ее освобождению. (4) И отплатили вы аѳинянам услугою не равною[79] и не свободною от позора.
Вы же сами говорите, что призвали их на помощь, терпя обиды, помогаете же им тогда, когда они обижают других. Хотя и постыдно не отплачивать равною услугою за услугу, но еще более постыдно за услуги, оказанные согласно со справедливостью, воздавать услугами, направленными к ее нарушению. 64. Это указывает ясно на то, что тогда вы одни из всех беотян не были на стороне персов не ради эллинов, но потому, что и аѳиняне были не на стороне персов, вы желали действовать с аѳинянами заодно, нам наперекор. (2) И вот теперь вы хотели бы извлечь для себя выгоду из той доблести, которую вы обнаружили благодаря другим. Но это не полагается. Раз вы предпочли аѳинян, то вместе с ними и боритесь и не выставляйте на вид прежнего клятвенного союза, в силу которого вы будто бы должны теперь получить спасение. (3) Вы, ведь, вышли из этого союза, изменили ему, потому что предпочли содействовать порабощению эгинян[80] и некоторых других участников союза, а не препятствовать этому; и тут вы действовали по своей воле, руководствовались теми законами, которые имеете до сих пор, и никто не принуждал вас, как принуждали некогда нас. Вы отвергли и последнее требование, предъявленное вам до обнесения города укреплениями: оставаться в покое и не помогать ни одной из воюющих сторон.[81] (4) Кого же, как не вас, с бо́льшим правом могут ненавидеть все эллины, вас, которые проявили свое благородство на пагубу им? Вы уверяете дальше, что некогда совершили прекрасные подвиги; но, ведь, вы теперь доказали, что они вам не к лицу. Постоянные же стремления вашей натуры раскрылись потом в истинном свете: вы пошли вместе с аѳинянами, когда они вступили на неправый путь. (5) Таковы наши объяснения относительно наших невольных симпатий к персам и ваших добровольных симпатий к аѳинянам".
65. "Что касается упоминаемой вами последней обиды, именно, что в мирное время и в праздник мы несправедливо напали на ваш город, то и тут мы не считаем себя виновными больше вас. (2) Правда, мы были бы виноваты, если бы по собственному почину пришли к вашему городу, начали сражение и опустошали ваши поля как неприятели. Но если ваши же сограждане, первенствующие по своему происхождению и богатству, с целью отделить вас от союза с иноземцами[82] и возвратить вас в исконный союз всех беотян, призвали нас по собственному побуждению, чем мы тут виноваты? Нарушают закон не столько те, которые следуют за вождем, сколько сами вожди. Однако, по нашему разумению, не виноваты ни они, ни мы. (3) Будучи такими же гражданами, как и вы, больше вас подвергаясь опасностям, они открыли перед нами ворота своих же укреплений и пропустили нас в свой город как друзей, а не как врагов; они желали воспрепятствовать худшим из вас сделаться еще хуже, а за лучшими обеспечить то, чего они были достойны; они были наблюдателями над вашими мыслями, а не над вами самими; они не отчуждали у вас города, напротив, намеревались приобщить вас к родственному союзу, ни с кем не ставить вас во враждебные отношения, но всех одинаково ввести в союз.[83] 66. Что мы действовали не как враги, вот доказательство этого: никого мы не обидели, предложили идти к нам всякому, желающему управляться по отеческим законам всех беотян. (2) Вы охотно перешли к нам и первое время по заключении договора оставались в покое; но потом, заметив нашу малочисленность (быть может, вам казалось еще, что мы поступили не совсем справедливо, вошедши в город без соизволения всего вашего народа), вы не воздали нам равною мерою. Вместо того чтобы не производить фактически переворота, а только уговорить нас покинуть город, вы, вопреки уговору, напали на нас; и мы горюем не столько о тех, кого вы убили в рукопашном бою[84] (они понесли до известной степени законное наказание), сколько о тех, которых в то время, как они простирали к вам руки с мольбами, вы захватили живыми и потом противозаконно убили, несмотря на обещание ваше не казнить их. Разве это не ужасное с вашей стороны преступление? (3) Итак, три следующих правонарушения числятся за вами в короткое время: вы нарушили договор, умертвили затем наших людей, не сдержали данного нам обещания не убивать их в том случае, если мы не тронем достояния вашего на полях. И все-таки нарушителями законов вы называете нас и отказываетесь понести возмездие. (4) Нет, этому не бывать, если, конечно, судьи будут решать по правде! За все это вы будете наказаны!"
67. "Мы распространились об этом, лакедемоняне, и в ваших и в наших интересах: чтобы вы знали, что ваш обвинительный приговор будет справедлив, и чтобы нам еще больше убедиться в святости нашего мщения. (2) Не трогайтесь речами платеян о давних их доблестях, если эти доблести и были: они должны послужить на помощь угнетаемым, но, когда совершается что-либо постыдное, за эти доблести должно усиливать наказание вдвое, так как тогда люди поступают несправедливо вопреки чувству долга. Бесполезны должны быть для таких людей их слезы и жалобы, когда они взывают к могилам отцов ваших и указывают на то, что они покинуты. (3) Ведь и мы со своей стороны можем напомнить, что наша молодежь, истребленная ими, претерпела еще более ужасную судьбу,[85] между тем как отцы ее одни погибли при Коронее,[86] привлекая Беотию на вашу сторону, другие, осиротелые старцы, оставленные в своих домах, обращаются к вам с мольбами гораздо более справедливыми об отмщении платеянам. (4) Люди, страдающие в чем-либо незаслуженно, более достойны сожаления; напротив, люди, подвергающиеся заслуженному наказанию, как платеяне, достойны злорадства.[87] (5) В том, что платеяне теперь покинуты, они виноваты сами, так как добровольно оттолкнули от себя лучших союзников. Они поступили противозаконно, раньше не потерпев от нас обиды, руководствовались больше чувством ненависти, чем правды, и даже теперь не могут понести соответствующего наказания. Они, ведь, подвергнутся наказанию по закону; вопреки их уверениям, они не простирали к вам рук на поле брани, но, согласно уговору, отдали себя на ваш суд. (6) Итак, лакедемоняне, защитите закон эллинов, нарушенный платеянами, и нам, беззаконно потерпевшим, справедливо воздайте за оказанные нами услуги. Не отвергайте нас под влиянием речей платеян, дайте пример эллинам, что вы устраиваете состязания не речами, а делами: если действия честны, для них достаточно немногих слов, если же они ошибочны, тогда красивые речи служат только покровом. (7) Если вожди, какими являетесь вы теперь, будут постановлять свои окончательные решения, суммировав кратко все данные, тогда реже будут подыскиваться красивые слова для неправедных деяний".[88]
68. Вот что сказали ѳивяне. Лакедемонские судьи находили, что с их стороны правильно будет поставить вопрос, оказаны ли лакедемонянам какие-нибудь услуги платеянами во время войны: в остальное время они, ведь, требовали от платеян сохранять спокойствие согласно давнему договору с Павсанием,[89] заключенному после Персидских войн, а затем впоследствии платеяне отвергли предложение, сделанное лакедемонянами перед возведением укреплений вокруг города, - занимать, согласно тому же договору, нейтральное положение. Лакедемоняне считали, что они обижены платеянами и не связаны уже договором с ними вследствие того, что платеяне не исполнили их справедливого желания. (2) Итак, лакедемоняне снова стали выводить платеян каждого поодиночке и задавали ему вопрос: оказали ли платеяне какие-нибудь услуги в войне лакедемонянам и их союзникам. Когда платеяне давали отрицательный ответ, лакедемоняне отводили их в сторону и убивали, причем исключения не делалось никому. (3) Так казнили они не менее двухсот платеян и двадцать пять аѳинян, находившихся вместе с ними в осаде,[90] женщин же обратили в рабство. Самый город лакедемоняне предоставили для жительства приблизительно на год мегарским гражданам, которые были изгнаны из Мегар вследствие междоусобицы,[91] а также всем оставшимся в живых платеянам, которые держали их сторону. Позже они сравняли весь город с землею и подле храма Геры соорудили из нижних частей стен подворье в двести футов длины и ширины[92] с покоями, шедшими кругом его, внизу и вверху, для чего употребили потолки и двери платейских домов. Из прочих предметов, находившихся в укреплении, медных и железных, сделаны были и посвящены Гере ложа; ей же соорудили лакедемоняне и каминный храм длиною в сто футов.[93] Землю они объявили общественным достоянием и на десять лет отдали ее в аренду; сняли эту аренду ѳивяне. [94] (4) Вообще лакедемоняне отнеслись так к платеянам исключительно или почти исключительно в угоду ѳивянам, полагая, что те будут полезны им в войне, которая с этого времени была в полном разгаре. (5) Таков был конец Платеи на девяносто третьем году с того времени, как она вступила в союз с аѳинянами.
69. Между тем сорок пелопоннесских кораблей, отправившихся на помощь лесбосцам и спасавшихся в то время бегством на открытом море от преследовавших их аѳинян, были прибиты бурей к Криту, а оттуда врассыпную пришли к Пелопоннесу. У Киллены они встретили тринадцать триер левкадян и ампракиотов, а также сына Теллида Брасида, прибывшего к Алкиду[95] в качестве советника.[96] (2) Дело в том, что лакедемоняне после неудачи на Лесбосе решили увеличить свой флот и плыть на Керкиру, раздираемую междоусобицами. Так как аѳиняне стояли у Навпакта только с двенадцатью кораблями, то лакедемоняне рассчитывали достигнуть Керкиры прежде, чем из Аѳин явится на помощь большее число кораблей. К этому-то и готовились Брасид и Алкид.

Коркира - область и город.

70. Среди керкирян смуты наступили с того времени, как к ним возвратились пленники, взятые в морских битвах у Эпидамна[97] и отпущенные на свободу коринѳянами. Рассказывали, будто пленники были отпущены потому, что их взяли на поруки за восемьсот талантов[98] проксены коринѳские; на самом же деле пленникам было поручено склонить Керкиру на сторону коринѳян. И действительно, эти керкиряне старались воздействовать на отдельных граждан, чтобы отторгнуть город от аѳинян. (2) Когда явились послы на кораблях афинском и коринѳском и вступили в переговоры, керкиряне постановили оставаться в оборонительном союзе с аѳинянами согласно договору, но по-прежнему быть в дружественных отношениях и с пелопоннесцами. (3) Во главе демократической партии стоял Пиѳий, добровольный афинский проксен; его возвратившиеся из Коринѳа граждане привлекли к суду по обвинению в том, что он желает подчинить Керкиру власти аѳинян. (4) Будучи оправдан, Пиѳий, в свою очередь, привлек к суду пятерых богатейших из этих граждан, обвиняя их в том, что в священном участке Зевса и Алкиноя они вырубали тычины; за каждою тычину положена была пеня в один статер. (5) Пеня была высока. Поэтому приговоренные к уплате сели подле святынь с мольбою о том, чтобы им разрешили выплатить пеню по частям, в определенные промежутки; но Пиѳий, бывший в то время членом совета, уговорил керкирян применить к приговоренным требования закона. (6) Так как они не были изъяты из этого закона и в то же время услышали, что Пиѳий, пока состоит членом совета, намерен уговаривать народную массу иметь общих с аѳинянами друзей и врагов, то они составили заговор и, захватив кинжалы, внезапно вошли в заседание совета, убили Пиѳия и других членов совета, а также частных лиц, всего до шестидесяти человек. Впрочем, несколько единомышленников Пиѳия бежали (их было немного) на аттическую триеру, которая стояла еще в гавани. 71. Сделав свое дело, заговорщики созвали керкирян и объявили, что происшедшее послужит к величайшему благу керкирян и что они никоим образом не будут порабощены аѳинянами, что впредь им следует держаться спокойно, допускать в гавани только один корабль той или другой из воюющих сторон; если же корабли явятся в большем числе, то поступать с ними как с неприятельскими. Так они сказали и заставили утвердить их предложение. (2) Тотчас отправили они в Аѳины посольство с заявлением о пользе всего случившегося, а также с целью уговорить бежавших в Аѳины керкирян не предпринимать ничего вредного для Керкиры, чтобы им за это так или иначе не пришлось поплатиться. 72. По прибытии послов аѳиняне схватили их как бунтовщиков, а также и тех из керкирян, которых послы склонили на свою сторону, и поместили их на Эгине. (2) Тем временем имевшие в своих руках власть керкиряне,[99] после того как явилась к ним коринѳская триера и лакедемонские послы, напали на демократов и в сражении одержали над ними победу. (3) С наступлением ночи демократы бежали на акрополь и возвышенные части города, собрались там и укрепились, заняв также Гиллайскую гавань. Противники захватили городскую площадь, по соседству с которой большей частью они жили сами, а также гавань, прилегающую к площади и материку. 73. На следующий день произошли небольшие схватки, и обе стороны посылали на окрестные поля вестников, призывая на свою сторону рабов обещанием свободы. Большинство рабов примкнуло к демократам, а к противникам их явилось на помощь восемьсот человек с материка. 74. По прошествии одного дня битва возобновилась, и победа осталась за демократами благодаря тому, что они занимали более укрепленные позиции и имели численный перевес. Им отважно помогали и женщины, бросая черепицы с крыш домов и выдерживая боевой шум со стойкостью, несвойственною их полу. (2) К позднему вечеру олигархи обратились в бегство и были в страхе, как бы демократы быстрым натиском не завладели корабельною верфью и не перебили их. Поэтому олигархи сожгли свои дома, что были вокруг площади, и наемные общежития, чтобы охранить себя от нападения, причем не щадили ни своих, ни чужих жилищ. Истреблено было огнем множество купеческих товаров, и гибель угрожала целому городу, если бы поднялся ветер и направил огонь в его сторону. (3) По окончании сражения обе стороны оставались спокойными и провели ночь на сторожевых постах. Когда власть перешла к демократам, коринѳский корабль отплыл в открытое море, и большинство вспомогательных войск незаметно перешло на материк. 75. На следующий день афинский стратег Никострат, сын Диитрефа, прибыл на помощь из Навпакта с двенадцатью кораблями[100] и пятьюстами мессенских гоплитов. Он старался примирить керкирян и убеждал их прийти к соглашению между собою с тем, чтобы предать суду десять человек наиболее виновных, которые уже покинули город, а прочих оставить в покое, заключив договор с ними и с аѳинянами на условии иметь общих врагов и друзей. (2) По окончании этого дела Никострат собирался отплыть. Однако представители демократической партии уговорили его оставить на месте пять из числа своих кораблей для того, чтобы удержать противников от новых попыток, обещая вооружить для него своими гражданами и отпустить вместе с ним такое же число своих кораблей. (3) Никострат согласился, а представители демократов поставили на корабли людей из рядов своих противников. Те испугались, как бы их не отправили в Аѳины, и сели в качестве молящих в храме Диоскуров. (4) Никострат старался вызвать их оттуда и успокоить, но уговорить не удалось. Тогда демократы, обозлившись, под тем предлогом, что молящие о защите не питают добрых замыслов, коль скоро они с недоверием относятся к отплытию вместе с Никостратом, вынесли хранившееся в домах олигархов вооружение и, если бы не помешал Никострат, убили бы некоторых из них, попавшихся им на глаза. (5) При виде этого остальные олигархи, не менее четырехсот человек, сели в качестве молящих в храме Геры. В свою очередь демократы из опасения переворота со стороны олигархов уговорили их выйти из храма и переселили на остров, лежащий перед храмом Геры, куда им и посылалось все нужное.
76. Когда междоусобные распри достигли такой степени, на четвертый или на пятый день после переселения упомянутых лиц на остров, явились пелопоннесские корабли из Киллены, где они стояли на якоре по прибытии из Ионии;[101] кораблей этих было пятьдесят три. Во главе флота по-прежнему стоял Алкид; при нем был в качестве советника Брасид. Бросив якорь в материковой гавани Сиботах,[102] корабли на заре направились к Керкире. 77. Керкиряне были в большом смятении, потому что боялись и того, что происходило в городе, и неприятельского наступления. Они стали готовить шестьдесят кораблей и по мере вооружения их высылали против неприятеля, хотя аѳиняне советовали дать прежде всего отплыть им самим и потом следовать за ними со всем флотом. (2) Между тем керкирские корабли выходили к неприятелю поодиночке, а потому два корабля тотчас перебежали на сторону неприятеля, а на других воины затеяли между собою драку; вообще в действиях керкирских кораблей не было никакого порядка. (3) При виде такой сумятицы пелопоннесцы с двадцатью кораблями выстроились против керкирян, а с остальными против двенадцати афинских кораблей, в числе которых было два государственных корабля, "Саламиния" и "Парал".[103] 78. Керкиряне, нападая в беспорядке - каждый раз с небольшим числом кораблей, терпели от неприятеля. Аѳиняне, опасаясь численного превосходства врагов и как бы их не окружили неприятельские корабли, не переходили в наступление на весь неприятельский флот, не направлялись и на его центр, но ударили в крыло и потопили один корабль. После этого лакедемонские корабли выстроились в круг, а аѳиняне стали обходить их и пытались привести в замешательство. (2) Стоявшие против керкирян пелопоннесцы заметили это и в страхе, как бы не повторилось то же, что произошло у Навпакта,[104] спешили на помощь к своим. (3) Корабли собрались вместе и разом пошли на аѳинян. Аѳиняне уже отступали и гребли кормами вперед; при этом они стремились, чтобы возможно большее число керкирских кораблей спаслось бегством раньше их в то время, как сами они будут отступать медленно и неприятель обратится на них. (4) Таково было это морское сражение, кончившееся к закату солнца. 79. Керкиряне испугались, что
неприятель, пользуясь победою, или пойдет на город, или захватит с острова помещенных там граждан,[105] или вообще учинит какой-нибудь переворот, а потому снова переместили тех граждан с острова в святилище Геры и оберегали город. (2) Несмотря на одержанную победу в морской битве, пелопоннесцы не осмелились плыть к городу, но с тринадцатью керкирскими кораблями пошли к материку, в то место, откуда они вышли. (3) И на следующий день они точно так же не шли на город, хотя керкиряне были в большой тревоге и в страхе и хотя, как говорят, Брасид склонял Алкида идти на город; но Брасид не имел равного голоса с Алкидом. Пелопоннесцы высадились на сушу у мыса Левкимны[106] и занялись опустошением полей. Между тем керкирские 80 демократы, сильно опасаясь нападения неприятельских кораблей, вошли, чтобы спасти город, в переговоры с молящими о защите и с прочими олигархами. Некоторых из них удалось уговорить взойти на корабли. Несмотря на неудачи, керкиряне в ожидании нападения вооружили тридцать кораблей. (2) Однако пелопоннесцы, до полудня опустошавшие поля керкирян, отплыли обратно, а к ночи сигнальные огни дали им знать об отплытии от Левкады шестидесяти афинских кораблей. Эти корабли аѳиняне отправили под начальством стратега Евримедонта, сына Ѳукла, после того, как узнали о распрях на Керкире и о сборах эскадры Алкида к отплытию против нее. Тотчас ночью со 81 всею поспешностью пелопоннесцы пустились вдоль берега домой; корабли свои они перетащили через перешеек левкадян, чтобы не быть замененными во время обхода острова, и благополучно прибыли обрат- но.[107] (2) Узнав о приближении аттических кораблей и об уходе неприятельских, керкиряне тайно ввели в город мессенян, находившихся раньше за городскими стенами,[108] и отдали приказание вооруженным кораблям плыть в обход к Гиллайской гавани.[109] Пока эти корабли были в пути, керкиряне убивали всякого из противников, кого только захватывали, а также выводили на сушу и умерщвляли всех тех, кого уговорили взойти на корабли. Потом они вошли в святилище Геры, убедили около пятидесяти человек, находившихся там в качестве молящих, подчиниться суду и всех их приговорили к смертной казни. (3) Тогда большинство молящих, не поддавшиеся увещаниям, видя, что творится, стали убивать друг друга тут же в святилище. Некоторые повесились на деревьях, другие лишали себя жизни кто как мог. (4) В течение семи дней, пока оставался прибывший Евримедонт с шестьюдесятью кораблями, керкиряне убивали из числа сограждан всех, казавшихся им врагами, обвиняя их в соучастии с теми, кто хотел ниспровергнуть демократию; иные, впрочем, пали жертвою личной вражды, другие убиты были должниками из-за денег, которые они были должны. (5) Вообще смерть царила во всех видах, происходило все то, что обыкновенно бывает в подобные времена, и даже больше: отец убивал сына, молящих отрывали от святынь, убивали и подле них; некоторые были замурованы в святилище Диониса и там погибли.

82. До такого ожесточения дошла междоусобная распря. Она показалась тем ужаснее, что проявилась впервые. Действительно, впоследствии вся Эллада, можно сказать, была потрясена, потому что повсюду происходили раздоры между партиями демократической и олигархической, причем представители первой призывали аѳинян, представители второй лакедемонян. В мирное время эти партии не имели бы ни повода, ни подходящих данных призывать тех или других; напротив, во время войны[110] привлечение союзников облегчалось для обеих враждующих сторон, коль скоро та или иная из них желала произвести какой-либо государственный переворот с целью тем самым причинить вред противникам и извлечь выгоду для себя. (2) И вследствие междоусобиц множество тяжких бед обрушилось на государства, бед, какие бывают и будут всегда, пока человеческая природа останется тою же. Беды эти бывают то сильнее, то слабее, и различаются они в своих проявлениях в зависимости от того, при каких обстоятельствах наступает превратность судьбы в каждом отдельном случае. Во время мира и благополучия как государства, так и отдельные лица питают более честные намерения, так как они не попадают в положения, лишающие людей свободы действия. Напротив, война, лишив людей житейских удобств в повседневной жизни, оказывается насильственной наставницей и настраивает страсти большинства людей сообразно с обстоятельствами. (3) Итак, междоусобная брань царила в государствах. Те из них, которые почему-либо стали волноваться позже, ознакомившись уже с предшествовавшими событиями, шли гораздо дальше в крайностях изобретаемых ими планов, будь это коварство в нападениях на врагов или бессмысленная мстительность. (4) Извращено было общепринятое значение слов в применении их к поступкам. Безрассудная отвага считалась храбростью и готовностью к самопожертвованию за друзей, предусмотрительная нерешительность - трусостью под благовидным предлогом, рассудительность - прикрытием малодушия, вдумчивое отношение к каждому делу - неспособностью к какой-либо деятельности. Наоборот, безумное рвение признавалось уделом мужа, а осмотрительное обсуждение - благовидным предлогом к уклончивости. (5) Человек ничем не довольный считался неизменно надежным, а тот, кто возражал ему, внушал подозрение; удачно устроивший козни признавался проницательным, а заранее постигший их - еще более ловким. Если кто заботился о том, чтобы не пришлось прибегать ни к чему подобному, того называли разрушителем товарищеских связей и трусом перед противниками. Вообще превозносили похвалами того, кто предупреждал задуманное другим какое-либо злодеяние и кто подстрекал к тому других, и не помышлявших о таких действиях. (6) Родство связывало людей меньше, нежели узы гетерий, так как члены последних отваживались на все с большею готовностью и без всяких отговорок. Ведь подобные товарищества составлялись не ради благих целей в согласии с существующими законами, но в видах корыстных против господствующего порядка. Доверие друг к другу скреплялось в них не столько уважением к божескому закону, сколько соучастием в тех или иных противозаконных деяниях. (7) Добрые предложения противников принимались не по благородному доверию, но после действительных мер предосторожности и только тогда, когда на стороне врага был перевес. Выше считалось отмстить кому-либо за обиду, лишь бы не подвергаться обиде самому. Если, быть может, в целях примирения и давались клятвы, то это делалось обеими сторонами только ввиду безвыходности положения в данный момент, когда не имелось уже никаких других средств. При удобном случае, лишь только одна из сторон приобретала уверенность в силе, а на другой стороне замечалась беспечность, первая мстила с тем большим наслаждением, что противника благодаря доверию к клятве нападение застигало тайно. Нападающий имел в виду и собственную безопасность и сверх того приобретал славу проницательного человека за то, что одолел противника с помощью коварства. Бо́льшая часть людей охотнее предоставляет называть себя ловкими злодеями, нежели добродетельными простаками: последнего названия они стыдятся, первым гордятся. [111] (8) Источником всего этого является жажда власти, которой добиваются люди, и корыстолюбия и честолюбия. Отсюда и проистекает та страстность, с какою люди соперничают между собою. И в самом деле, лица той или другой партии, становившиеся во главе государства, выставляли на вид благопристойные соображения: одни отдавали предпочтение политическому равноправию народной массы, другие умеренному правлению аристократии; в льстивых речах они выставляли общее благо как свою награду, на деле же всячески боролись между собою за преобладание, отваживались на ужаснейшие злодеяния и еще дальше шли в своей мстительности, руководствуясь не мерой справедливости и требованием государственной пользы, а соображаясь только с тем, что могло быть всегда угодно той или другой партии. Приобретя власть путем несправедливого голосования или насилием, они готовы были на все, лишь бы утолить чувство минутного соперничества. Совесть та и другая партия не ставили ни во что; напротив, при помощи благовидных доводов заставляли говорить о себе громче те, кому удавалось достигнуть какой-нибудь цели зазорным способом. Беспартийные граждане истреблялись обеими сторонами или потому, что они не оказывали требуемой от них поддержки, или потому, что возбуждали зависть своим существованием. [112] 83. Таким образом, вследствие междоусобиц нравственная порча во всевозможных видах водворилась среди эллинов, и то простодушие, которое более всего присуще благородству, было осмеяно и исчезло; наоборот, широко возобладало неприязненное, полное недоверия отношение друг к другу. (2) Для умиротворения не было ни надежных речей, ни грозных клятв. Так как все полагали свое превосходство не столько в прочности взаимного доверия, сколько в расчетливом способе действия, то заранее обращали внимание не на то, можно ли довериться другому, а на то, как бы не попасть в беду. (3) Перевес обыкновенно бывал на стороне людей не особенно дальнего ума: сознавая свою недальновидность и чувствуя проницательность со стороны противников, они боялись, как бы не оказаться менее искусными в способности логически рассуждать, как бы другая сторона, при своей изворотливости, не предупредила их кознями. Поэтому они приступали к делу решительно. (4) Напротив, люди, отличающиеся самомнением, воображали, что ими все предусмотрено, что нет нужды употреблять силу там, где можно достигнуть цели изворотливостью; поэтому такие люди не принимали предосторожностей и гибли в большом количестве. [84. Все эти злодеяния большею частью имели место впервые на Керкире, а именно: все, что могло быть совершено в отмщение правителям, действовавшим с наглостью, без всякой умеренности и вызывавшим мстительность со стороны управляемых; все, что могло быть сделано для избавления себя от обычной бедности, в особенности вследствие противозаконной решимости и страстного желания захватить чужое добро; наконец, все, что люди могли учинить не из мести за превосходство, но будучи почти в равном положении с противниками, впадая в крайность вследствие необузданности страстей и действуя с ожесточением и беспощадностью. (2) В это время основы государственной жизни были потрясены. Человеческая природа, которой свойственно впадать в преступления вопреки законам, взяла верх над последними и с наслаждением проявляла себя, не сдерживая страсти, господствуя над правом и враждуя с лицами, имеющими превосходство. Иначе люди не ставили бы месть выше благочестия, корысть выше справедливости, иначе зависть не имела бы гибельного действия. (3) Люди требуют общих законов на такие случаи, когда при неудаче у каждого есть надежда хотя бы на собственное спасение; теперь они требуют, чтобы законы заранее были нарушены, чтобы их не было и в помине на тот случай, когда придется мстить другим, потому что, быть может, кто-нибудь, попав в опасное положение, будет нуждаться в том или ином из этих законов].[113]
85. Итак, находившиеся в городе керкиряне первые проявили подобную страстность во взаимных отношениях. Евримедонт и аѳиняне с кораблями отплыли обратно. (2) Потом керкирские изгнанники - их спаслось до пятисот человек - захватили укрепления, находившиеся на материке, и завладели принадлежащей Керкире землею по ту сторону пролива. Отправляясь оттуда, они грабили жителей острова и причиняли им большой вред. (3) В городе появился жестокий голод. Отправили они также посольство и в Лакедемон и в Коринѳ с просьбою водворить их снова на родине. Не добившись тут никакого результата, изгнанники впоследствии снарядили транспортные суда, посадили на них вспомогательное войско и перешли на остров; всех их было около шестисот человек. (4) Свои суда они сожгли, чтобы не было другой надежды, кроме как на завоевание земли, взошли на гору Истону, возвели там укрепление, причиняли жестокий вред находившимся в городе керкирянам и овладели полями.
86. В конце той же летней кампании аѳиняне отправили двадцать кораблей в Сицилию со стратегом Лахетом, сыном Меланопа, и Хареадом, сыном Евфилета. (2) Дело в том, что сиракусяне и леонтинцы начали между собою войну. Союзниками сиракусян были, за исключением Камарины, все дорийские города, которые в самом начале войны причислены были к лакедемонскому союзу, хотя участия в войне еще не принимали. На стороне леонтинцев были халкидские города и Камарина. В Италии локры соединились с сиракусянами, а регияне в силу родства примкнули к леонтинцам. (3) Итак, леонтинцы и союзники их отправили посольство в Аѳины; ввиду того что они издавна находились в союзе с аѳинянами и были ионянами по происхождению,[114] они старались убедить аѳинян послать им корабли, так как сиракусяне отрезали их с суши и с моря. (4) Аѳиняне послали корабли под предлогом племенного родства, а на самом деле желая воспрепятствовать доставке хлеба из Сицилии в Пелопоннес, а также предварительно попробовать, нельзя ли будет подчинить себе Сицилию. (5) Утвердившись в Италии, в Регии, они вели войну вместе с союзниками. Летняя кампания приходила к концу.
87. В следующую зимнюю кампанию болезнь вторично обрушилась на аѳинян; хотя она еще и не совсем затихла, однако был некоторый перерыв. (2) Второй раз болезнь продолжалась не менее года, да в первый раз два года. Ни от чего другого не пострадали и не были ослаблены в такой степени силы аѳинян. (3) В самом деле, из числа гоплитов, значившихся в списках, погибло от болезни не менее четырех тысяч четырехсот человек и трехсот всадников; сколько умерло из остального населения, нельзя определить с точностью. (4) Случались в это время и частые землетрясения: в Аѳинах, на Евбее, в Беотии, особенно в беотийском Орхомене.
88. Находившиеся в Сицилии аѳиняне и регияне в ту же зимнюю кампанию пошли войною на тридцати кораблях против островов, называемых Эоловыми (летом вследствие мелководья невозможно было выступать в поход). (2) Острова эти возделываются липарянами, колонистами книдян; живут они на одном из островов, небольшом, называющемся Липарою. Отправляясь отсюда, они обрабатывают остальные острова: Дидиму, Стронгилу и Гиеру. (3) Тамошнее население думает, что на Гиере Гефест занимается кузнечным делом, так как ночью там можно видеть высоко поднимающийся огонь, а днем дым. Острова эти лежат против земли сикулов и мессенян и были в союзе с сиракусянами. (4) По опустошении полей аѳиняне, так как острова не сдавались, отплыли к Регию. Так приходила к концу зимняя кампания, а вместе с нею пятый год войны, историю которой написал Ѳукидид.
89. В следующую летнюю кампанию (426 г.) пелопоннесцы с союзниками, под начальством лакедемонского царя Агида, сына Архидама, дошли до Исѳма, намереваясь вторгнуться в Аттику. Но вследствие происшедших многократных землетрясений пелопоннесцы вернулись назад, и вторжение не состоялось. (2) Около этого времени море при Оробиях, что на Евбее, из-за продолжающихся землетрясений, отступило от тогдашнего берега; поднялось страшное волнение, захватившее часть города; после этого вода частью залила землю, частью отступила назад от берега, и там, где прежде была суша, теперь море. При этом все, не успевшие взбежать на высокие места, погибли. (3) Подобное же наводнение постигло остров Аталанту,[115] что подле локров опунтских, причем оторвало часть афинского укрепления, а из двух вытянутых на сушу кораблей один изломало. (4) Море слегка отступило от берега также на Пепареѳе; однако за этим не последовало наводнения. Землетрясение разрушило часть городской стены, пританей и немного других домов. (5) Причина этого явления состоит, по моему мнению, в следующем: где землетрясение было самое сильное, там оно сначала отводило воду от берега, потом внезапным новым толчком оно тем сильнее производило наводнение; без землетрясения что-либо подобное, мне кажется, произойти не могло бы.
90. В ту же летнюю кампанию в Сицилии, помимо других войн, возникавших по различным случаям, воевали друг с другом даже сицилийцы, а также аѳиняне сообща с их союзниками. Я упомяну только о наиболее достопримечательных военных действиях, совершенных союзниками вместе с аѳинянами или же неприятелями против аѳинян. (2) Так как афинский стратег Хареад[116] пал в войне с сиракусянами, то Лахет принял в походе командование над всем флотом и вместе с союзниками выступил против мессенских Мил. В то время в Милах стояли гарнизоном два отряда мессенян, которые кое-где устроили засаду против сошедших с кораблей аѳинян. (3) Однако аѳиняне и их союзники выбили мессенян из засады и обратили в бегство, причем многих перебили, потом атаковали укрепление, вынудили неприятеля сдать акрополь на капитуляцию и принять участие в походе на Мессену. (4) Когда после этого аѳиняне и союзники подошли к Мессене, жители ее также сдались, отдали заложников и вообще согласились на все, что обеспечивало их верность аѳинянам.
91. В ту же летнюю кампанию аѳиняне отправили тридцать кораблей в пелопоннесские воды под начальством стратегов Демосѳена, сына Алкисѳена, и Прокла, сына Ѳеодора, шестьдесят кораблей к Мелосу[117] с двумя тысячами гоплитов под командою стратега Никия, сына Никерата. (2) Дело в том, что аѳиняне желали привлечь на свою сторону мелиян, которые, будучи островитянами, не хотели ни подчиняться им, ни вступать в их союз. (3) Когда, невзирая на опустошение своих полей, мелияне не соглашались примкнуть к аѳинянам, последние подняли паруса и отплыли от Мелоса к Оропу, в области Граии.[118] По прибытии с наступлением ночи на место гоплиты тотчас сошли с кораблей и отправились сухим путем к Танагре, в Беотии. (4) Тем временем находившиеся в Аѳинах аѳиняне по данному сигналу выступили со всем войском в поход по суше навстречу своим к тому же самому пункту; начальниками их были стратеги Гиппоник, сын Каллия, и Евримедонт, сын Ѳукла. (5) В этот день они расположились лагерем в области Танагры, где занялись опустошением полей и заночевали. На следующий день, одолев в битве танагрян, сделавших вылазку, и явившихся к ним на помощь ѳивян, аѳиняне захватили вооружение убитых и, водрузив трофей, отступили одни в город, другие на корабли. (6) На пути вдоль Локриды[119] Никий со своими шестьюдесятью кораблями разорил береговые местности ее и возвратился домой.
92. Около этого времени лакедемоняне основали в Трахинии колонию Гераклею, руководствуясь следующим соображением. (2) Все малийцы разделяются на три части: паралиев, гиерян и трахиниев. Из них трахинии жестоко пострадали в войне с пограничными этеянами и сначала намерены были присоединиться к аѳинянам, но потом испугались, как бы аѳиняне не изменили им, и отправили посольство в Лакедемон, выбрав для этого Тисамена. (3) Вместе с ними отправили посольство и доряне, населявшие метрополию лакедемонян,[120] с такою же просьбою, так как этеяне и их теснили. (4) Лакедемоняне выслушали послов и решили послать колонистов, желая оказать помощь трахиниям и дорянам. Кроме того, местоположение будущей колонии казалось им удобным для войны с аѳинянами: отсюда можно было бы и флот снарядить для нападения на Евбею, так что переправа была бы короткая, и воспользоваться будущей колонией для того, чтобы вдоль берега проникнуть на Ѳракийское побережье. (5) Вообще лакедемоняне сильно желали основать там город. Прежде всего они вопрошали Дельфийского бога[121] и, по его совету, отправили колонистов из своей среды и из периеков,[122] предлагая присоединиться к ним всякому желающему из прочих эллинов, кроме ионян, ахеян и некоторых других племен. Вождями колонии были три лакедемонянина: Леонт, Алкид и Дамагон. (6) Утвердившись на месте, лакедемоняне заново укрепили город, именующийся теперь Гераклеей и отстоящий от Ѳермопил стадий на сорок,[123] а от моря на двадцать, занялись сооружением корабельных верфей и заперли доступ со стороны самого Ѳермопильского ущелья, чтобы тем вернее оградить себя. 93. Основание этого города сначала испугало аѳинян. Они полагали, что колония организуется главным образом против Евбеи, так как от Кенея Евбейского она отделена коротким переездом. Однако со временем вышло не так, как они ожидали, и никаких опасностей от города не последовало. (2) Причина этого была следующая: ѳессалияне, власть которых простирается и на эти местности, и на ту землю, где основывался город, испугались очень сильного соседства его и потому теснили и непрерывно тревожили войною новых поселенцев, пока не истребили их окончательно, хотя сначала их было и очень много (в колонию, основываемую лакедемонянами, каждый шел смело, уверенный в безопасности города). Впрочем, явившиеся в город должно- 3 стные лица самих же лакедемонян больше всего портили дело и довели город до малолюдства: тяжелым и в некоторых случаях бесчестным правлением они навели ужас на большинство населения. Поэтому окрестные народы тем легче одерживали верх над ним.
94. В ту же летнюю кампанию, почти в то самое время, как одни аѳиняне задерживаемы были подле Мелоса,[124] другие, находившиеся на тридцати кораблях в водах Пелопоннеса, прежде всего сделали засаду на левкадской земле, подле Элломена, и истребили несколько человек из гарнизона; потом с бо́льшим войском они подошли к Левкаде. За ними следовали акарнаны всею массою, за исключением эниадов,[125] также закинѳяне, кефалленяне и пятнадцать кораблей керкирян. (2) Хотя поля левкадян опустошались по ту и по сю сторону перешейка, где находится Левкада и святилище Аполлона, левкадяне тем не менее бездействовали, подавляемые численным превосходством неприятеля. Акарнаны просили афинского стратега Демосѳена отрезать левкадян с помощью укрепления от материка, надеясь легко взять их осадою и тем избавиться от города, постоянно враждовавшего с ними. (3) В это же время мессеняне[126] убедили Демосѳена в том, что со столь значительным войском ему отлично было бы напасть на этолян, врагов Навпакта, и что в случае победы ему легко будет привлечь на сторону аѳинян и остальное население этой части материка. (4) Дело в том, говорили мессеняне, что этолийское племя велико и воинственно, но живет по селениям, не защищенным стенами и отделенным одно от другого большими расстояниями, и носит легкое вооружение. Прежде чем этоляне соберутся для взаимной помощи, их покорить нетрудно, доказывали мессеняне. (5) Они советовали напасть прежде всего на аподотов, потом на офионян, затем на евританов, составляющих огромнейшую часть этолян, говоривших на языке совершенно непонятном и, по рассказам, употребляющих в пищу сырое мясо; с завоеванием этих племен легко покорится, говорили мессеняне, и остальная Этолия. 95. Демосѳен последовал этому совету в угоду мессенянам, а больше всего потому, что считал для себя возможным в союзе с этолянами и материковыми союзниками, без помощи аѳинянского войска, совершить поход на беотян сухим путем через область локров озольских[127] в дорийский Китиний, имея, пока не спустится в Фокиду, с правой стороны Парнас. Что же касается фокидян, то, казалось, они в силу давней дружбы с аѳинянами[128] охотно примкнут к походу или могут быть вынуждены к тому силою (в этом месте Беотия граничит уже с Фокидой). Демосѳен снялся с якоря со всем войском от Левкады, вопреки желанию акарнанов, и направился вдоль берега к Соллию.[129] (2) Он сообщил свой план[130] акарнанам, но те не согласились следовать за ним, потому что он не оцепил Левкады укреплениями. Тогда Демосѳен отправился в поход на этолян с остальным войском, с кефалленянами, мессенянами, закинѳянами и с тремястами афинских матросов, которые находились на его кораблях (пятнадцать керкирских кораблей отделились от него). Демосѳен выступил из Энеона в Локриде. (3) Тамошние локры озольские были в союзе с аѳинянами; им со всем войском следовало выйти навстречу аѳинянам в глубь материка. Так как они живут на границе с этолянами и имеют одинаковое с ними вооружение,
участие их в походе представлялось очень полезным; они знали и местность и способ битвы этолян. 96. Ночь Демосѳен с войском провел в святыне Зевса Немейского, где, по преданию, поэт Гесиод был убит местными жителями, согласно предсказанию оракула, что он погибнет в Немее; на заре Демосѳен снялся с лагеря и направился в Этолию. (2) В первый день он взял Потиданию, на следующий Крокилий, а на третий Тейхий. Там он остановился и отослал добычу в Евпалий, что в Локриде: Демосѳен имел намерение по завоевании остальных местностей возвратиться в Навпакт и затем идти на офионян, если те не пожелают присоединиться к нему. Приготовления Демосѳена не укрылись от этолян еще в то время, когда он только что впервые задумал свой план. (3) Поэтому, когда афинское войско вторглось в Этолию, все жители с огромными силами выступили против него, так что пришли на помощь даже самые крайние из офионян, бомияне и каллияне, простирающиеся до Малийского залива. 97. Мессеняне советовали Демосѳену то же, что́ и сначала, именно они указывали, что завоевать этолян было бы легко, убеждали его идти с возможною поспешностью на этолийские селения, не дожидаясь, пока соберутся все этоляне для сопротивления, и пытаться захватывать каждое попадающееся на пути селение. (2) Демосѳен внял совету мессенян и, положившись на свое счастье, надеялся не встретить никаких препятствий. Он не стал дожидаться локров, которые должны были явиться к нему на помощь (всего больше нуждался он в легковооруженных метателях копий), направился к Эгитию и взял его штурмом при первой же атаке. Жители Эгития бежали и разместились на высотах над городом, который расположен был вблизи возвышенностей и отстоит от моря стадий на восемьдесят.[131] (3) Так как этоляне успели уже явиться на помощь к Эгитию, то они стали нападать на аѳинян и союзников, устремляясь на них в различных местах, с высот и метая дротики. При каждом наступлении афинского войска этоляне подавались назад, а когда аѳиняне отступали, преследовали их. Долго тянулась эта битва, состоявшая из нападений и отступлений; но и тут и там перевес был на стороне этолян. 98. Пока афинские стрелки имели у себя стрелы и были в силах пускать их, войско выдерживало сопротивление, потому что этоляне, как легковооруженные, подавались под ударами афинских стрел. Но когда начальник афинских стрелков пал, то отряд их рассеялся, а афинское войско, утомленное и измученное продолжительностью такого рода борьбы, так как этоляне не переставали наступать и метать дротики, обратило тыл и бежало. При этом воины, попадая в глубокие лощины без выходов и неизвестные им места, погибали, тем более, что пал и проводник их, мессенянин Хромон. (2) Метая дротики, этоляне настигали бегущих благодаря своей быстроте и легкости вооружения и многих убивали там же на бегу. Бо́льшая часть воинов, сбившись с пути, бросилась в лес, не имевший выхода; этоляне кругом подожгли лес и сожгли их. (3) Бегство и гибель во всевозможных видах постигли афинское войско. Оставшиеся в живых едва добежали до моря и Энеона в Локриде, откуда они и начали военные действия. (4) Союзников пало много, из самих аѳинян около ста двадцати гоплитов. Столь велико было число павших, и все молодые. Это - лучшие воины, каких афинское государство потеряло в эту войну. (5) Убит был и товарищ Демосѳена по стратегии Прокл. Убитых своих аѳиняне получили от этолян, согласно договору, и возвратились в Навпакт, а затем на кораблях переправились в Аѳины. Демосѳен остался подле Навпакта и его окрестностей, так как за свои действия он опасался ответственности перед аѳинянами.
99. В то же время аѳиняне, находившиеся в сицилийских водах, направились к Локриде;[132] высадившись на берег, они одержали победу над выступившими против них локрами и овладели крепостцой, которая находилась подле реки Алека.
100. В ту же летнюю кампанию этоляне, уже раньше отправившие в Коринѳ и Лакедемон послов: офионянина Толофа, еритана Бориада и аподота Тисандра,[133] просили прислать им войско против Навпакта, потому что жители его звали аѳинян на помощь. (2) Под осень лакедемоняне отправили три тысячи гоплитов из союзников; в числе их было пятьсот человек из трахинского города Гераклеи, незадолго перед тем основанного.[134] Во главе войска стоял спартиат Еврилох, товарищами его были спартиаты Макарий и Менедай. 101. Когда войско собралось в Дельфах,[135] Еврилох через глашатая дал знать об этом локрам озольским, потому что чрез их землю лежал путь к Навпакту, а вместе с тем он желал отторгнуть локров от аѳинян. (2) Наибольшую помощь оказывали Еврилоху локридские амфиссяне, так как они страшились вражды фокидян. Амфиссяне первые дали заложников и склонили к тому же остальных локров, боявшихся наступающего войска, прежде всего пограничных с ними мианеян (здесь проход через Локриду наиболее труден), потом ипнеян, мессапиев, тритеян, халеян, толофонян, гессиев и эанѳяне.[136] Все эти локры участвовали и в походе. Олпеи дали заложников, но не последовали за войском; гиеи не дали заложников, пока не было взято их селение по имени Полис. 102. Когда все приготовления были окончены и заложники помещены в дорийском Китинии,[137] Еврилох с войском направился через землю локров против Навпакта и на пути взял города локров Энеон и Эвпалий,[138] не желавшие присоединиться к нему. (2) Находясь в земле навпактян, когда явились уже на помощь этоляне, лакедемоняне стали опустошать поля и взяли городское предместье, не имевшее укреплений; затем они подошли к Моликрею,[139] коринѳской колонии, хотя и подчиненной аѳинянам, и взяли его. (3) Аѳинянин Демосѳен, после возвращения из Этолии находившийся еще подле Навпакта, предчувствовал появление неприятельского войска и в страхе за Навпакт обратился к акарнанам с просьбою помочь Навпакту; но так как он ушел от Левкады, то с трудом склонил их на это. (4) Вместе с Демосѳеном акарнаны отправили на своих кораблях тысячу гоплитов, которые, вошедши в город, спасли его; (5) жители Навпакта боялись, что не устоят против неприятеля, так как укрепления Навпакта были велики, а защитников на них мало. Еврилох и его товарищи, услышав о вступлении войска в город и решив, что им нельзя будет взять его силою, отступили, но не к Пелопоннесу, а в так называемую теперь Эолиду, в Калидон и Плеврой и в соседние с ними местности, а также в этолийский Просхий. (6) Прибывшие к лакедемонянам ампракиоты уговаривали их сделать сообща нападение на Аргос Амфилохский и остальную Амфилохию, а также на Акарнанию;[140] ампракиоты говорили, что с покорением этих местностей весь материк примкнет к союзу лакедемонян. (7) Еврилох принял предложение ампракиотов и, отпустив этолян, оставался с войском в этой местности в бездействии до тех пор, пока не понадобилась его помощь ампракиотам, выступившим в поход против Аргоса. Летняя кампания приходила к концу.
103. В следующую зимнюю кампанию находившиеся в Сицилии аѳиняне[141] вместе с эллинскими союзниками[142] и со всеми теми сикулами, (2) которые вынуждены были покориться сиракусянам и вступить в союз с ними, а теперь отложились от них и вели войну вместе с аѳинянами, пытались напасть на сицилийский городок Инессу, акрополь которого занят был сиракусянами; взять его они не могли и потому отступили. Во время отступления сиракусяне из акрополя напали на следовавших за аѳинянами союзников, после чего часть войска была обращена в бегство и немало воинов перебито. (3) После этого находившиеся на кораблях аѳиняне, с Лахетом во главе, несколько раз высаживались на сушу в Локриде, разбили в сражении у реки Каикина[143] около трехсот локров, которые под начальством сына Капатона Проксена явились сюда на помощь; забрав вооружение их, аѳиняне отступили.
104. В ту же зимнюю кампанию аѳиняне, согласно изречению оракула, очистили Делос. Очистил его и тиран Писистрат, но не весь, а лишь ту часть острова, какая представлялась взору, если смотреть от храма.[144] Теперь же очищен был весь остров и следующим образом. (2) Сколько ни было на Делосе гробов с покойниками, все их удалили и на будущее время воспретили и хоронить и рожать на острове; постановлено было умирающих и рожающих переселять на Ренею. Ренея лежит так близко от Делоса, что тиран самосский Поликрат, одно время располагавший сильным флотом и утвердивший свое господство на прочих островах,[145] овладел также Ренеей, привязал ее цепью к Делосу и посвятил Аполлону.[146] В то время, после очищения острова, аѳиняне в первый раз справили Делии, праздник, повторявшийся через каждые четыре года. (3) Уже в древности на Делосе бывали многолюдные собрания ионян и окрестных островитян.[147] Они шли на празднество с женами и детьми, как ходят теперь ионяне на Эфесский праздник. На Делосе устраивались гимнастические и музыкальные состязания, и города поставляли (4) хоры. О том, что так было, яснее всего свидетельствует Гомер в следующих стихах, взятых из гимна к Аполлону:
Радостью, Феб, ты нигде так не тешишься, как на Делосе,
Там, где по стогнам твоим ионяне в длинных хитонах
Вместе с детьми и супругами славят тебя всенародно,
Боем кулачным и песней и пляской твой дух развлекая,
В дни, когда в память твою совершают священные игры.
(5) Что существовало и музыкальное состязание, ради которого также приходили сюда участники празднества, свидетельствует Гомер в следующих стихах из того же гимна. Воспев делосский хор женщин, Гомер заканчивает хвалебную песнь стихами, в которых упоминает и о себе:
Будьте всегда благосклонны ко мне, Аполлон с Артемидой!
Вам же, о девы, я здравицу шлю! Обо мне вспоминайте
Вы и в грядущем, а если из смертных, что мир населяют,
Странник, испытанный горем, зайдет к вам и спросит вас: "Девы,
Кто, наилучшим певцом здесь считался, тешит вас песней?" -
Вы отвечайте ему благозвучною речью все вместе:
"Зренья лишенный певец, что живет на Хиосе высоком!"
(6) Вот свидетельства Гомера о том, что и в древности бывали на Делосе многолюдные собрания и праздники. Впоследствии островитяне и аѳиняне посылали туда хоры со священными приношениями. Что же касается состязаний, то бо́льшая часть программы их была, как и естественно думать, отменена в зависимости от несчастных событий, пока, наконец, аѳиняне не возобновили тогда празднество и не ввели в него и конное ристание, которого раньше не было.

Амфилохия

105. В ту же зимнюю кампанию ампракиоты, задержавшие, посредством обещаний Еврилоху, пелопоннесское войско,[148] выступили в поход против Аргоса Амфилохского с тремя тысячами гоплитов, вторглись в аргивскую землю и заняли Олпы, сильное береговое укрепление на холме, которое некогда воздвигли акарнаны и которое служило им местом общего суда. От Аргоса Амфилохского, лежащего при море, оно отстоит на двадцать пять стадий.[149] (2) Что касается акарнанов, то одни из них отправились на помощь к Аргосу, другие расположились лагерем в той местности Амфилохской земли, которая называется Кренами; там они наблюдали за тем, чтобы пелопоннесцы с Еврилохом не проникли незаметно к ампракиотам. (3) Кроме того, они послали к Демосѳену, афинскому стратегу, командовавшему в Этолии,[150] просить его принять начальство над ними; также они вступили в сношения и с теми двадцатью афинскими кораблями, которые в то время находились в пелопоннесских водах под командою Аристотеля, сына Тимократа, и Гиерофонта, сына Антимнеста. (4) Равным образом находившиеся подле Олп ампракиоты отправили вестника в город[151] с просьбою поспешить к ним на помощь со всем войском: они боялись, что войско Еврилоха окажется не в состоянии пробиться через ряды акарнанов и что им или одним придется выдерживать сражение, или отступление их, если они пожелают отступать, будет небезопасно. 106. Пелопоннесцы, бывшие с Еврилохом, узнав о прибытии ампракиотов к Олпам, сняли свой лагерь от Просхия[152] и поспешили на помощь им. После переправы через Ахелой они прошли Акарнанию, не защищенную войском, так как оно выступило на помощь к Аргосу; с правой стороны у них был город Страт, где находился их гарнизон, с левой остальная Акарнания. (2) Перейдя поля стратиян, пелопоннесцы направились через Фитию, потом пошли вдоль окраин Медеона, а дальше через Лимнею,[153] и вступили во владения агреев,[154] не принадлежавшие уже к Акарнании и состоявшие в дружбе с пелопоннесцами. (3) Достигнув горы Ѳиама, которая принадлежит агреям, пелопоннесцы перевалили через нее и спустились в аргивскую землю уже ночью, незаметно прошли между Аргосом и находившимся у Крен акарнанским гарнизоном и соединились с ампракиотами у Олп. 107. После соединения пелопоннесцы и ампракиоты на рассвете утвердились против города, называемого Метрополем, и там расположились лагерем. Вскоре после этого аѳиняне на двадцати кораблях явились в Ампракийский залив на помощь аргивянам, а также Демосѳен с двумястами мессенских гоплитов и шестьюдесятью афинскими стрелками. Корабли стали блокировать с моря Олпы. (2) Между тем акарнаны и немного амфилохов (бо́льшую часть их силою удерживали ампракиоты) собрались уже в Аргосе и готовились к битве с неприятелем. Вождем всего союзного[155] войска выбран был Демосѳен, а товарищами его были стратеги союзников.[156] (3) Подойдя близко к Олпе, Демосѳен расположился лагерем; от неприятеля отделяла его большая лощина. В течение пяти дней неприятели бездействовали, на шестой обе стороны выстроились к бою. Так как пелопоннесское войско было многочисленнее и занимало большее пространство, то Демосѳен испугался, как бы его не окружил неприятель, и потому в ложбине, прикрытой кустарником, поместил засаду из гоплитов и легковооруженных, всего до четырехсот человек. Сделал он это с тою целью, чтобы во время самой схватки воины поднялись из засады и таким образом оказались с тыла у неприятеля в тех местах, где ряды его выступали дальше. (4) Когда с обеих сторон все было готово, неприятели вступили в бой, причем Демосѳен занимал правое крыло с мессенянами и небольшим числом аѳинян. Остальное пространство занимали акарнаны, выстроенные по отдельным племенам, и находившиеся подле них метатели копий из амфилохов. Пелопоннесцы и ампракиоты вступили в бой, будучи выстроены вперемежку, за исключением мантинеян, которые все вместе находились преимущественно на левом крыле, хотя не на краю его. Конец левого фланга занимал Еврилох со своими воинами, выстроившись против мессенян с Демосѳеном во главе. 108. Во время самой схватки, когда пелопоннесцы на своем фланге одержали верх над неприятелем и стали окружать правое крыло его, акарнаны вышли из засады, ударили на них с тыла и заставили отступить. Пелопоннесцы не могли выдержать нападения, в страхе обратились в бегство и увлекли за собою бо́льшую часть войска. Когда они заметили, что отряд Еврилоха, который был сильнее всех, подвергается гибели, они испугались еще больше. Мессеняне, находившиеся на этом крыле с Демосѳеном, были главными виновниками успеха. (2) Между тем ампракиоты и остальные воины правого фланга одолевали неприятеля на своей стороне и преследовали его до Аргоса: и в самом деле из тамошних жителей они наиболее воинственны. (3) Когда во время отступления ампракиоты заметили поражение большей части своего войска и сами подверглись натиску со стороны прочих акарнанов, они с трудом спаслись в Олпы, причем потеряли много своих убитыми: стремились они к Олпам нестройною толпою и без всякого порядка, впрочем, кроме мантинеян. Из всего войска только последние отступили в строжайшем порядке. Сражение кончилось поздно вечером.
109. На другой день, так как Еврилох и Макарий были убиты, Менедай,[157] получивший в свои руки единоличную власть, оказался в большом затруднении: каким образом, оставаясь там, он будет после тяжкого поражения выдерживать осаду, раз он отрезан с суши и афинским флотом с моря, или же как он может спастись, если отступит. Поэтому Менедай вступил в переговоры с Демосѳеном и акарнанскими стратегами о перемирии, о дозволении ему отступить, а также о получении убитых. (2) Аѳиняне убитых выдали, сами водрузили трофей и собрали своих павших, около трехсот человек. На открытое отступление всего войска Демосѳен и акарнанские стратеги, его товарищи, не согласились; они тайно условились, чтобы мантинеяне, Менедай и прочие начальники пелопоннесцев, а равно все наиболее знатные люди из их числа отступили возможно скорее. Демосѳен желал таким образом оставить амракиотов и толпу наемников[158] без союзников, главное же он хотел представить в дурном свете пред тамошними эллинами лакедемонян и пелопоннесцев как предателей, преследующих более собственные выгоды. [159] (3) Пелопоннесцы собрали своих убитых, поспешно похоронили их, как пришлось, а те, которым разрешено было уйти, стали готовиться к тайному отступлению. 110. Между тем Демосѳену и акарнанам дано было знать, что находившиеся в Ампракии ампракиоты при первой вести из Олп поспешили со всем войском на помощь и, ничего не зная о случившемся, направились через область амфилохов, чтобы соединиться с войском, бывшим в Олпах. (2) Демосѳен тотчас выслал часть своих воинов, чтобы заранее устроить на дорогах засады и заблаговременно захватить укрепленные пункты; в то же время он собирался идти на них с остальным войском на подмогу. 111. Тем временем мантинеяне и те, с которыми был заключен договор, вышли из города под предлогом набрать зелени и хворосту, и небольшими группами постепенно стали уходить все дальше, собирая вместе с тем то, ради чего они будто бы вышли. (2) Отойдя далеко от Олпы, они ускорили шаг. Ампракиоты и все прочие,[160] которым не удалось выйти вместе с упомянутыми выше, узнав об уходе их, сами беглым маршем двинулись в путь, желая догнать убегавших. (3) Акарнаны сначала подумали, что уходят все, в том числе и те, с которыми не заключено было договора, и пустились в погоню за пелопоннесцами. Какой-то акарнан даже метнул копье в нескольких своих же стратегов, воображая, что те вследствие измены удерживают воинов от преследования и говорят, что с ними заключен договор. Но затем акарнаны пропустили мантинеян и пелопоннесцев, зато били ампракиотов. (4) При этом много спорили, не зная, кто ампракиот, кто пелопоннесец. Акарнаны убили около двухсот человек. Прочие укрылись в пограничную Агрейскую область;[161] их принял к себе царь агреев Салинѳий, дружественно расположенный к ампракиотам.
112. Ампракиоты из Ампракии прибыли к Идомене. Идомена - это два высоких холма. Один из них, больший, при наступлении ночи, раньше и незаметно для ампракиотов занял отряд, отдаленный от главного войска и посланный вперед Демосѳеном; на другой холм, меньший, успели взойти ампракиоты, которые и провели там ночь. (2) Демосѳен с остальным войском двинулся в путь после обеда, лишь только наступил вечер; сам Демосѳен с половиною войска направился к проходу между холмами, а другая половина пошла через Амфилохские горы. (3) На раннем рассвете он ударил на ампракиотов, которые были еще в постелях и не предчувствовали случившегося; мало того, нападающих ампракиоты приняли за своих. (4) Дело в том, что Демосѳен намеренно выстроил впереди всех мессенян, приказал им говорить по-дорийски и тем внушить передовой страже доверие; к тому же, так как была еще ночь, неприятель не мог рассмотреть нападающих. (5) Нападением акарнаны принудили неприятельское войско к отступлению, причем большинство перебили на месте, а остальные бежали в горы. (6) Так как дороги были уже перерезаны, а кроме того амфилохи знали свою страну и, будучи в легком вооружении, имели преимущество перед тяжеловооруженным войском, ампракиоты же были незнакомы с местностью и не знали, куда бежать, то они попадали в овраги и в заранее устроенные засады, где и были избиваемы. (7) Неприятель бежал по всевозможным направлениям, некоторые воины направились даже к морю, которое было невдалеке. Когда ампракиоты увидели аттические корабли, крейсировавшие вдоль берега как раз в то время, когда происходила битва, они бросились вплавь к кораблям, потому что, будучи объяты в тот момент ужасом, предпочитали пасть под ударами корабельных воинов, если иного исхода не было, нежели от варваров амфилохов, их злейших врагов. (8) Таким образом из множества ампракиотов, попавших в беду, спаслись в город лишь немногие. Акарнаны ограбили убитых, водрузили трофей и отступили к Аргосу. 113. На следующий день к акарнанам явился глашатай от ампракиотов, бежавших из Олпы к агреям, с просьбою о выдаче им убитых, павших после первого сражения,[162] когда они попытались было выйти из города вместе с мантинеянами и другими участниками договора, не будучи включены в договор сами. (2) При виде вооружения ампракиотов из Ампракии глашатай изумлялся большому количеству его: он не знал о происшедшем несчастий[163] и полагал, что вооружение принадлежит тем, которые бежали к агреям. (3) Кто-то спросил глашатая, чему он удивляется и сколько, по его мнению, погибло из их отряда; со своей стороны спрашивающий воображал, будто глашатай явился от тех, что были в Идоменах. Глашатай отвечал, что их пало до двухсот человек. (4) Спрашивающий возразил: "Нет, очевидно, это вооружение не двухсот, его больше, чем с тысячи воинов". Глашатай снова заметил: "Оно не может принадлежать тем воинам, которые сражались вместе с нами". "Наверное так", возразил собеседник, "если только вы сражались вчера при Идомене". - "Но ведь вчера у нас не было дела ни с кем", отвечал глашатай, "дело было позавчера во время отступления". "Значит, с этими сражались мы вчера, когда из Ампракии они вышли на помощь своим". (5) Услышав это, глашатай понял, что вспомогательный отряд из города истреблен; он тяжко застонал и, будучи удручен чрезмерностью постигшего несчастья, тотчас ушел ни
с чем и уже не требовал убитых. (6) Действительно, это было величайшее бедствие, какое постигло за столь короткое время[164] один эллинский город в продолжении этой войны. Числа убитых я не сообщаю, потому что то количество погибших, о каком говорят, невероятно по сравнению с величиною города. Однако, что касается Ампракии, то я знаю наверное, что акарнаны и амфилохи взяли бы ее теперь с одного набега, если бы послушали аѳинян и Демосѳена и захотели покорить ее. Но они теперь испугались, как бы аѳиняне, владея Ампракией, не были для них более неприятными соседями. 114. После этого акарнаны выделили третью часть добычи для аѳинян, а остальную разделили между собою по городам. Выпавшая на долю аѳинян добыча была отнята на море,[165] а то, что́ и теперь находится в аттических храмах, триста полных доспехов, было выделено для Демосѳена, который и привез их с собою морем. Благодаря последнему своему подвигу[166] он мог теперь спокойнее возвратиться на родину после неудачи, постигшей его в Этолии.[167] (2) Аѳиняне, находившиеся на двадцати кораблях, также возвратились в Навпакт.[168] По удалении аѳинян и Демосѳена акарнаны и амфилохи заключили договор с ампракиотами и пелопоннесцами, бежавшими к Салинѳию и агреям, и дозволили им выйти из Эниад, куда те переселились от Салинѳия.[169] (3) Кроме того, акарнаны и амфилохи заключили с ампракиотами союзный договор на будущее время, на сто лет, на таких условиях: ни ампракиоты с акарнанами не будут воевать против пелопоннесцев, ни акарнаны с ампракиотами против аѳинян; та и другая сторона обязуется помогать друг другу; ампракиоты должны возвратить все те местности и всех тех заложников амфилохов, какие были в их власти, и не оказывать помощи Анакторию[170] как находившемуся во вражде с акарнанами. (4) По заключении этого договора обе стороны
кончили войну. Затем коринѳяне отправили в Ампракию гарнизон из трехсот своих гоплитов под начальством сына Евѳикла Ксеноклида.[171] Они с трудом прошли через материк и прибыли на место. Таковы были события в Ампракии.
115. В ту же зимнюю кампанию находившиеся в Сицилии аѳиняне[172] высадились с кораблей в Гимерскую область сообща с сикулами, которые со стороны суши вторглись в окраины Гимерской земли; морем пошли они на Эоловы острова.[173] (2) По возвращении в Регий аѳиняне застали там в звании афинского стратега Пиѳодора, сына Исолоха, который принял командование флотом после Лахета в качестве его преемника. (3) Дело в том, что сицилийские союзники,[174] отправившие корабль в Аѳины, уговорили аѳинян прислать им на помощь большее число кораблей, так как сиракусяне, имевшие перевес на суше, отрезаны были от моря небольшим числом кораблей, и потому готовились собрать флот, чтобы не терпеть более такого положения. (4) Аѳиняне действительно вооружили сорок кораблей для отправки союзникам. Они полагали, что таким образом скорее будет окончена война в Сицилии, а вместе с тем желали доставить и упражнение своему флоту. (5) Одного из стратегов, Пиѳодора, они отправили с небольшим числом кораблей, собираясь выслать больше под начальством Софокла, сына Состратида, и Евримедонта, сына Ѳукла. (6) Пиѳодор, получивший уже командование над кораблями Лахета, направился в конце зимней кампании против укрепления локров, которое раньше взято было Лахетом;[175] потерпев поражение в битве с локрами, он отступил.[176]
116. В самом начале этой весны поток лавы вытек из Этны, что случалось и прежде. Он опустошил часть области катанян, которые живут под Этной, самой высокой горой в Сицилии. (2) Говорят, извержение это случилось на пятидесятом году после предшествовавшего. С того же времени, как Сицилия заселена эллинами, всех извержений было три. Вот события этой зимней кампании. (3) Так пришел к концу шестой год той войны, историю которой написал Ѳукидид.

Примечания

2₁ Лесбос, см.: 1.19. На Лесбосе были следующие главные государства-города: Меѳимна, теп. Моливо, на севере, имевшая демократический строй; по соседству с нею Антисса, Арисба, Пирра; Митилена, на востоке, имевшая олигархический строй; Эрес на северо-западе. - еще до войны: вероятно, после заключения тридцатилетнего договора в 445 г. и после отпадения Самоса.
2₂ из Понта: область в северной части Малой Азии; на берегу ее было основано в VI в. много греческих колоний. - стрелки из лука: скиѳские стрелки, служившие по найму у митиленской аристократии.
2₃ Тенедоса: теп. Богдша-Адасси, остров у берега Троады, принадлежал к Аѳинскому морскому союзу. - враждовавшие с митиленянами: из опасения, что Митилена получит перевес на эолийском побережье. - в особую партию: демократическую. - проксенами, см.: к II.29₁. - беотян: преимущественно ѳивян.
3₃ Аполлона Малоентского: эпитет Аполлона, по имени местечка Малоента в окрестностях Митилены.
3₅ Гереста: мыс на юге Евбеи.
4₅ Малей: юго-западная оконечность Лесбоса.
5₁ имбряне: жители Имброса, одного из Спорадских островов против Ѳракийского Херсонеса. - лемнияне, см.: к I. 115₂. И Лемнос и Имброс были афинскими клерухиями, военными колониями, уже со времени Писистрата.
5₂ против афинского лагеря: который аѳиняне устроили на берегу, около того места, где стоял их флот.
7₅ в Нерике: город на Левкаде.
8 в Олимпию, см.: к I.6₅. - олимпиаду, промежуток от одного олимпийского состязания до другого; по олимпиадам велось, как известно, греческое летосчисление, начиная с первой олимпиады в 776 г., когда впервые записаны были имена победителей. - Дорией: сын Диагора, по Павсанию. VI. 7, одержал три победы подряд в Олимпии, ср.: Ѳукидид. VIII. 35₁.
10₅ за множеством голосов: т. е. за многочисленностью отдельных государств, входящих в состав Аѳинского морского союза.
11₁ в изолированном положении: т. е. они одни из всех союзников оставались неподчиненными аѳинянам.
13₅ испытаем...раньше: в случае покорения Лесбоса аѳиняне обложат его более тяжелою данью, чем прочих членов союза.
15₁ перевозочных орудий: корабли перевозились по суше на катках.
16₁ всадников и пентакосиомедимнов: два первых наиболее богатых класса Аттики; обыкновенно во флоте служили только граждане четвертого класса, ѳеты; теперь к ним были присоединены и граждане третьего класса, зевгиты.
16₃ навархом, см.: к II. 66₂.
17₃ по две драхмы: около 50 коп., жалованье вдвое больше обыкновенного.
19₁ прямой подати (ἐσφορά): чрезвычайный налог, взимаемый на военные нужды при затруднительном положении государства, всякий раз по специальному постановлению народного собрания; он был обязателен для всех граждан первых трех классов и определялся в зависимости от их состояния, так что более богатые люди платили не только в количественном, но и в процентном отношении более, чем бедные, раскладка производилась по Солоновским имущественным классам, но степень зажиточности определялась не по ежегодному доходу с поземельной собственности, а по всему недвижимому и движимому имуществу; граждане сами оценивали свое имущество, но оценка была ревизуема особой должностной коллегией, так называемыми ἐπιγραφεῖς.
19₂ от Миунта, см.: к I. 138₃. - Сандия: около устьев Меандра. - анеитян: жители Аней, города на северном склоне Микалы, против Самоса.
21₁ футов: греч. фут - 296 мм, 16 футов - 4,7 м.
24₁ Андрократа: местный платейский герой. - к Киѳерону, см.: к II.75₂. - Дриоскефалам: проход, представлявший наиболее удобное сообщение между двумя сторонами хребта; через него шли дороги из Платей в Аѳины на Элевтеры.
24₂ Эриѳрам: город к востоку от Платей, у подножия Киѳерона. - Гисиям: там же.
25₁ проедрам: правительственная коллегия в Митилене.
27₂ богатые: они вместе с тем были главными виновниками отпадения от аѳинян.
28₁ стоявшие во главе правления лица: т. е. олигархи. - на Тенедосе, см.: к 2₃.
29₁ к Икару: остров к западу от Самоса. - Миконосу, островок к северо-востоку от Делоса.
29₂ к Эмбату в Эриѳрейской области: по схолиасту, пролив между Хиосом и Эриѳрами, по Стефану Византийскому, часть Эриѳр, города на берегу Малой Азии, против Хиоса.
30₃ при содействии лиц ... городе: т. е. сторонников олигархической партии.
31₁ Киму: древний город в Эолиде, недалеко от Ксанфа, был под властью персов. - появление ... эллинов: рассчитывавших таким путем освободиться от власти аѳинян.
32₁ к Мионессу: город в Ионии, между Лебедосом и Теосом.
33₁ Эфеса, см.: к I. 137₂. - "Саламинии" и "Парала": две афинские государственные триеры, всегда стоявшие наготове в Пирее, отличались быстрым ходом и служили главным образом для доставления государству своевременных военных известий. - Клара: город Ионии, к северо-западу от Эфеса.
33₃ Патмоса: остров из числа Спорадских, к югу от Самоса.
34₁ Нотию: гавань Колофона, в Ионии, отстоявшая от верхнего города на 10-12 верст, см.: C. Schuchhardt в Athenische Mitteilungen. XI. 1886. P. 410. - Итаманом: вероятно, предводитель персидского царя, захвативший в 430 г. Колофон на свой страх.
34₃ аркадян: служивших по найму у персов.
34₄ экистов, см.: к I. 24₂.
38₄ агоноѳетов: устроителей агонов, состязаний и всякого рода зрелищ.
38₇ софистами: известны как учителя мудрости и риторики; в конце лета того же года прибыл в Аѳины в качестве посла от Леонтин знаменитый софист Горгий.
49₁ при открытой баллотировке: так называемая χειροτοονία, которая производилась посредством поднятия рук.
49₄ необычайное дело (ἐπὶ πράγμα ἀλλόϰοτον): дело, противное природе и потому прискорбное.
50₁ Пахетом: о нем более у Ѳукидида не упоминается. По Плутарху, Пахет по возвращении в Аѳины, при сдаче отчета в командовании лесбосским флотом лишил себя жизни в помещении суда, будучи уличен в каких-то злоупотреблениях; по другим известиям, Пахет обвинялся в изнасиловании лесбосских женщин, см.: Kirchner. Prosopographia Attica. II. 11746.
50₂ фороса, см.: к I. 96₂. - наделов: наделы выдавались по жребию гражданам, желавшим выселиться в новую землю, или сдать ее в аренду, они назывались клерухиями (от ϰλήρος, 'надел, полученный по жребию'). Клерухии имели в виду двоякую цель - политико-экономическую и военную: государство облегчало положение бедных граждан и в то же время вернее обеспечивало за собою покоренную землю.
51₁ Минои: островок, теп. холм св. Георгия на материке, лежал к востоку от мегарской гавани Нисеи, см.: В ölte und Weicker в Athenische Mitteilungen. XXIX. 1904. S. 79ff.
52₅ проксена, см.: к II. 29₁.
54₃ только мы: не совсем точно, так как против персов боролись из беотян и ѳеспияне, см.: Геродот. VII. 13₂ сл.
54₄ у Артемисия: храм Артемиды у северо-восточной стороны Евбеи; битва была в 480 г. - в битве... земле: Платейской 479 г.
55₁ в важнейших событиях давнего времени: об отношениях платеян к ѳивянам, лакедемонянам и аѳинянам ср.: Геродот. VI. 108: "Уже ранее (до Мараѳонской битвы) платеяне передались на сторону аѳинян, а последние подняли на себя многочисленные труды за платеян. Платеяне передались при следующих обстоятельствах: будучи теснимы ѳивянами, платеяне сначала хотели отдать себя во власть (спартанского царя) Клеомена, сына Анаксандрида, и лакедемонян (в 508 г.). Но те не приняли их и заявили им следующее: "Мы живем от вас очень далеко и помощь вам от нас может быть лишь холодная; не раз успели бы вас обратить в рабство, прежде чем кто-либо из нас узнал об этом. Мы советуем вам отдаться аѳинянам, вашим соседям, к тому же обладающим силою, чтобы оказывать вам помощь". Лакедемоняне давали такой совет не столько из расположения к платеянам, сколько из желания обременить аѳинян войнами с беотянами. Вот почему лакедемоняне советовали это платеянам, последние же отнеслись к ним с доверием и в то время, как аѳиняне справляли празднество в честь двенадцати божеств, сели в качестве умоляющих у алтаря и отдали себя в руки аѳинян. Узнав об этом, ѳивяне отправились походом на платеян. Аѳиняне пошли к ним на помощь. Когда войска намеревались начать битву, присутствовавшие здесь коринѳяне, по поручению обеих сторон, примирили враждующих, определили границы между их землями и установили следующие условия: ѳивяне должны отпустить тех беотян, которые не желают состоять в Беотийском союзе. Постановив это, коринѳяне удалились, беотяне же напали на аѳинян, отправлявшихся уже домой, но были разбиты в сражении. Аѳиняне переступили границу, определенную коринѳянами для платеян, и назначили границею между ѳивянами и платеянами (реку) Асоп и (город) Гисию. Так отдались платеяне аѳинянам".
55₃ даровали ... права гражданства: так что платейский гражданин, переселившись в Аттику, eo ipso становился афинским гражданином.
57₁ общеэллинские святыни: преимущественно в Олимпию и в Дельфы.
57₃ мы шли на гибель ... победы: когда Платея, оставленная жителями, была сожжена персами, см.: Геродот. VIII. 50.
58₄ одеяниями: приносившимися в память усопшим. - всем прочим: принесением жертвенных животных и пр.
61₃ смешанное население: по Страбону. IX. 401 С, пеласги, ѳракияне, гианты.
62₃ равноправной олигархией: т. е. такой, при которой обеспечено равенство всех пред законом. По Аристотелю, Политика, IV. 5, 1, это - четвертый вид олигархии, когда при замещении магистратур сын наследует отцу "и когда властвует не закон, а магистраты; этот вид в олигархическом строе то же самое, что в монархическом - тирания, а в демократическом - то, что́ мы называли последним его видом (т. е. крайней демократией). Такого рода олигархию зовут династией".
62₄ не было законов: т. е. не было правильного государственного строя, основанного на законах.
65₃ наблюдателями (σωφρονισταί): сказано по аналогии с наблюдателями, софронистами, за нравственностью эфебов, молодых аѳинян в период 18-20 лет, когда они получали практическое военное образование.
68з подворье: для богомольцев, приезжавших в храм.
68₅ на девяносто третьем году ...в союзе с аѳинянами: таким образом, начало союза между Платеями и Аѳинами относится к 520/519 г.
70₃ добровольный афинский проксен: такой проксен, который вызвался исполнять обязанности проксена сам, а не по постановлению государства.
70₄ Алкиноя: огероизированный на Керкире гомеровский царь феаков, cp.: I. 25₄. - тычины: служившие подпорками для деревьев, преимущественно для виноградных лоз. - статер: золотой статер = 20 серебряным драхмам = около 7 руб. 50 коп., серебряный статер = 2 драхмам = около 50 коп.; о каком статере идет речь, в точности неизвестно; скорее, о первом.
72₃ Гиллайскую гавань: обмелевшая теперь бухта, к западу от акрополя. - гавань, прилегающую к площади и материку, на северо-восточном конце, теп. Кастрадис.
74₂ корабельною верфью: служившею, по-видимому, самым твердым пунктом, занятым олигархами. - наемные общежития: большие отдельно стоящие дома, предназначенные для многих жильцов.
75₃ Диоскуров: Кастора и Полидевка, сыновей Зевса.
75₅ в храме Геры: может быть, находился около упомянутого выше Кастрадиса, см.: Arch. Anzeiger. 1911. 135 сл.
79₂ не имел ... с Алкидом: как советник по отношению к наварху.
81₁ перешеек левкадян: теп. Левкада в то время соединялась с материком перешейком и представляла таким образом полуостров; коринѳяне прорыли на перешейке канал, но с течением времени он был засыпан, и Левкада снова соединилась с материком.
82₆ гетерий: общества с политическою целью, политические клубы, возникавшие в различных греческих государствах, особенно во время политических волнений; организация гетерий большею частью держалась в тайне.
82₈ политическому равноправию ... аристократии: политическое равноправие всей народной массы, в противоположность равноправию в демократиях, где им пользовались далеко не все; умеренное правление аристократии, в смысле правления лучших людей, в противоположность правлению олигархов. - несправедливого голосования: не в смысле неправильного подсчета голосов, но потому, что голоса подавались по партийным соображениям.
85₁ находившиеся в городе керкиряне: в противоположность упоминаемым ниже керкирским изгнанникам.
85₂ спаслось... пролива: изгнанники, принадлежавшие к олигархической партии, бежали на кораблях на противолежащий берег Эпира.
85₃ Истону: местоположение неизвестно.
86₂ сиракусяне: жители Сиракус, одной из древнейших греческих колоний в Сицилии, основанной в 757 (или 734) г. коринѳянином Архием на восточном побережье. - леонтинцы: жители Леонтин, к северу от Сиракус, халкидская колония. - Камарины: город на восточном берегу Сицилии, основан в 599 г. сиракусянами, разрушен ими в 553 г., снова основан в 492 г. Гиппократом Гелойским, в 484 г. разрушен Гелоном, в 461 г. снова отстроен. - халкидские города: т. е. колонии, основанные евбейскою Халкидою. - локры: жители Локров Эпизефирских, около теп. Джераче Марина, основаны в 673 г. локрами, переселившимися из Греции. - регияне: жители Регия, теп. Реджио ди Калабриа, халкидская колония, основанная около 700 г. в Южной Италии у Мессинского пролива.
86₃ издавна находились в союзе с аѳинянами: ср. афинский документ (Dittenberger, Syll².24), содержащий начало союзного договора между Аѳинами и Леонтинами: "Боги. Послы из Леонтин заключили союз и клятву: Тименор, сын Агафокла, Сосис, сын Главкия, Гелон, сын Эксекеста. Секретарь Феотим, сын Тавриска. При (афинском) архонте Апсевде (433/432 г. до P. X.), при совете, в котором Критиад был секретарем, совет и народ (т. е. народное собрание в Аѳинах) решили: Акамантида была пританирующей филой, Харий был секретарем, Тимоксен был эпистатом (коллегии пританов), Каллий внес предложение: быть союзу между аѳинянами и леонтинцами, дать и принять клятву". Тогда же был заключен союз и между Аѳинами и Регием, см.: афинский документ у Dittenberger, Syll².25.
87₃ гоплитов, значившихся в списках, т. е. из граждан первых трех классов, которым велись списки.
87₄ Орхомене, см.: к I. 113₁.
88₁ островов... Эоловыми: к северу от Сицилии, теп. Липарские.
88₂ книдян: жителей Книда, в южной части Малой Азии.
88₃ Гефест: бог огня и кузнечного ремесла. - сикулов: туземное племя в западной части Сицилии.
89₁ Агида: наследовал умершему в 427/426 г. Архидаму.
89₂ Оробиях. на северо-западном берегу Евбеи.
89₄ на Пепареѳе: наибольший из группы островов к северо-востоку от Евбеи, теп. Скопелос. - пританей, см.: к II. 15₁.
90₂ Мил: теп. Милаццо, на северном побережье Сицилии, к западу от Мессены, принадлежал мессенянам.
92₁ в Трахинии: область, прилегающая к Малийскому заливу и горе Эте, названа так по имени древнего ѳессалийского города Трахина. - Гераклею: на расстоянии около версты от Трахина.
92₂ малийцы: жители Малиды, равнины, замкнутой Трахинскими горами, граничащей на юге с Доридой и Фокидой, на востоке с морем и Локридой. - этеянами: трахиняне их соседи с востока.
93₁ Кенея: северо-западная оконечность Евбеи.
94₁ Элломена: небольшое селение на Левкаде, на восточном берегу, теп. Сан-Климено. - Левкаде: главный город на острове того же имени, лежавший недалеко от перешейка, но еще на острове.
94₂ святилище Аполлона: на южной оконечности полуострова.
94₃ остальное население ... материка: всех тамошних лакедемонских союзников, как-то Эниады, Левкаду и пр.
94₅ аподотов... евританов: племена эти жили выше Навпакта.
95₁ Китиний: на северной стороне прохода, ведущего из амфисской равнины в Локриде в долину Пинда. - Парнас: горная цепь, спускающаяся от Эты через Дорину и Фокиду к Коринѳскому заливу.
95₃ Энеона: к северо-востоку от Навпакта, на берегу.
96₁ Гесиод: знаменитый эпический поэт конца VIII в.
96₂ Потиданию ... Тейхий: селения аподотов.
97₂ Эгитию: селение аподотов.
99 Алека: теп. Аличе, река в Бруттии, в Южной Италии.
102₂ амфисяне: жители Амфиссы, город в северо-западной части Фокиды. - страшились вражды фокидян: Фокида стояла на стороне лакедемонян. II.9₂; IV.118₂ - олпеи: жители Олпы (см. 105), которая, быть может, называлась также и Альпа, см.: Никитский А. В. Исследования в области греческих надписей. Юрьев, 1901. С. 218 сл. - Полис: собств. Город.
102₅ в Эолиду: юго-западная часть Этолии. - Калидон: на берегу Этолии. - Плеврон: город Этолии, недалеко от теп. Мисолунги.
103₁ Инессу: на восточном берегу Сицилии, недалеко от Катаны.
104₁ очистили Делос: цель очищения - успокоить умы аѳинян после бывшей в Аѳинах чумы. - очистил ... Писистрат: во второй половине VI в., ср.: Геродот. 1.64: Писистрат, "согласно изречению оракула, очистил остров Делос следующим образом: на всем пространстве, какое можно было видеть от храма, он приказал вырыть из могил трупы и перенести их в другую часть острова".
104₂ Ренею, см.: к I.13₆. - Делии: празднество в честь Аполлона Делосского.
104₃ Эфесский праздник: в Эфесе справлялся общеионийский праздник у храма Артемиды.
104₃ Гомер ... Аполлону. Ѳукидид разделял общее мнение древности о принадлежности Гомеру так называемых гомеровских гимнов, которые на самом деле принадлежат более позднему времени, чем гомеровские поэмы "Илиада" и "Одиссея", к периоду от VII в. до александрийской эпохи. Приводимые Ѳукидидом цитаты из гомеровского гимна к Аполлону Делосскому (ст. 146 сл., 165 сл.) во многом отличаются от текста, сохраненного рукописями гимнов. Отличия эти, конечно, объясняются тем, что Ѳукидид пользовался не тою редакциею гимнов, какая дошла до нас...
105₁ Олпы или Олпа: местоположение неизвестно; не смешивать с Олпою в Локриде Озольской. 101₂.
105₂ Кренами: собств. Источники, Ручьи, теп. Палеоавлии, они охраняли доступ в страну с юга.
106₁ Ахелой, см.: к II.102₃. - Страт, см.: к II.80₈.
106₂ Фитию: к западу или северу от Страта. - Медеона: город в Акарнании, к югу от берега Ампракийского залива.
106₃ Ѳиама: гора, теп. Спартовуни, образовывала северо-восточную границу между Акарнанией и Этолией.
107₁ Метрополем: близко от Олп.
112₁ Идомене: в Амфилохии (также и во мн. числе, Идомены. 113₃).
115₁ в Гимерскую область: Гимера - халкидская колония на северном берегу в Сицилии, основанная Занклой около 648 г. на левом берегу Гимеры.
116₁ Этны: в северо-восточной части Сицилии.
116₂ на пятидесятом... предшествовавшего: т. е. в 475 г.; вероятно, имеется в виду то же извержение, о котором упоминается в Паросской хронике под 479/478 г. - с того же времени ...заселена эллинами: т. е. примерно с середины VIII в. - три: когда было первое извержение, неизвестно.


[1] III. 3—19. 25—50.
[2] Для политического объединения (синэкизма).
[3] Митиленой.
[4] В гавань Митилены.
[5] Cp.: II. 68-69. 81₁. 102₁.
[6] I.113₃; II.102₂.
[7] III. 4₅. 5₄.
[8] I. 95. 96.
[9] Союзнические.
[10] В делах, касающихся союза.
[11] III.2₁.
[12] Ср.: III. 2₃. 5₄.
[13] III. 7₂.
[14] Угнетенных.
[15] III. 13₃.
[16] Cp.: I. 143₁.
[17] В Лаконике и Мессении.
[18] В рукописях стоит: «о разорении… производимом тридцатью афинскими кораблями». Это τριάϰοντα, отвергаемое Steup'ом, не принято в текст.
[19] Вся эта глава, по мнению Steup'a, — более поздняя вставка.
[20] III. 15₁.
[21] III. 6₂.
[22] Около 292 000 руб.
[23] II. 78.
[24] III. 20₁
[25] Правой босой ногой.
[26] III.22₇.
[27] В рукописях читается: «от дувшего восточного или северного ветра». Ἤ βορέου, отвергаемое Dobree и H, не принято в текст.
[28] Собственно Дубовым вершинам.
[29] Около версты.
[30] III. 16₃.
[31] В рукописях стоит: «назначенные в Митилену сорок два корабля». Δύο ϰαὶ, отвергаемое, вслед за Krüger'ом, H, не принимается в текст.
[32] III. 16₃.
[33] II. 10. 47₂.
[34] С демократической партией.
[35] Cp: I. 24₇. 126₁₀; III. 70₅. 75₅.
[36] III. 18₂.
[37] I.115₅.
[38] III. 19₂.
[39] II. 47₂.
[40] Т. е. демократическое.
[41] III. 18₁.
[42] III. 25₁. 27₂.
[43] III. 28₂.
[44] III. 20—24.
[45] III. 32.
[46] Стратегов, или пританов, очередных председателей совета и народного собрания.
[47] Cp.: II. 63₂.
[48] Cp.: I. 84₃.
[49] I. 98₄. 99.
[50] Ср.: III. 3₁. 13₃.
[51] Вместо рукописного ἐν τῇ πόλει принимаю поправку В. К. Ернштедта ἐν ἀσφαλεῖ.
[52] Т. е. смертной казни.
[53] Выслушать красивую речь.
[54] Митиленяне.
[55] Какою они мстили вам.
[56] Со стороны союзников.
[57] Ср.: III. 36₃.
[58] Ср.: III. 36₅.
[59] Около 98 руб.
[60] Ср.: IV. 52₃.
[61] Вместо рукописного πύργον принимаю поправку Steup'a πύργους.
[62] II. 94₃.
[63] Т. е. из Нисеи, единственной мегарской гавани на Сароническом заливе.
[64] Ср.: II. 93-94.
[65] Ср.: III. 24.
[66] Во время войн с персами.
[67] I. 101₂.
[68] II. 2₁.
[69] πολεμὶῳ, вслед за H, не принимается в текст.
[70] II. 71₃.
[71] I. 132₂.
[72] Как у вас, так и у нас.
[73] За наши симпатии к персам.
[74] Царившими между эллинами.
[75] Cp.: I. 108₂₋₃.
[76] I. 113₂.
[77] Платеяне.
[78] III. 55₁₋₃.
[79] Сравнительно с тою, какую они оказали вам.
[80] Ср.: I. 105. 108; II. 27. — 2 — 3 - 4
[81] II. 72₁.
[82] Т. е. не с Беотийским государством.
[83] Вместо рукописного γνώμης ϰαὶ τῶν σωμάτων следую поправке H. Weil'я γνώμης, οὑ τῶν σωμάτων.
[84] II. 3₄. 4.
[85] II. 5₇.
[86] 113₃.
[87] По поводу их несчастий.
[88] Вместо рукописного πρὸς τοὺς ξύμπαντας διαγνώμας читаю, вслед за H. Weil'ом, πρὸς τὸ ξύμπαν τὰς διαγνώμας.
[89] II. 71. 72₁.
[90] Cp.: II. 78₃; III. 24₂.
[91] См.: IV. 66.
[92] Около 5 кв. саж.
[93] Около 14 ½ саж.
[94] Θηβαῖοι, отвергаемое вслед за Classen'ом, не принимающего в текст.
[95] III. 33₁
[96] Cp.: II. 85₁
[97] I. 47-55.
[98] Около 1 164 000 руб.
[99] Т. е. олигархи.
[100] III. 69₂.
[101] III. 69.
[102] I. 50₃.
[103] III. 33₁.
[104] II. 84.
[105] III. 75₅.
[106] I. 30₁.
[107] В Киллену или Гифей.
[108] III. 75₁.
[109] III. 72₃.
[110] Между аѳинянами (как представителями демократии) и спартанцами (как представителями олигархии).
[111] Следую чтению Classen'а, не принимающего в текст стоящее за ϰαϰοῦργοι ὄντες.
[112] Следующие за αύτῶν αἴτιον и за ἀρχή ἡ, вслед за Madvig'ом и H, не принимаются в текст; то же относительно ϰαταγνώσεως, отвергаемого, вслед за Herwerden'ом, Н.
[113] Вся глава уже некоторыми древними грамматиками была признана не принадлежащей к первоначальному тексту Фукидида.
[114] Как и аѳиняне.
[115] II. 32.
[116] III. 86₁
[117] II. 9₄.
[118] II. 23₃.
[119] Опунтской.
[120] Cp.: I. 107₂.
[121] Аполлона.
[122] I. 101₂
[123] Около 6 ½ верст.
[124] III. 91₂₋₃·
[125] I. 111₃.
[126] В Навпакте (II. 25₄).
[127] Бывших тогда в союзе с аѳинянами.
[128] II. 9₂·
[129] II. 30₁
[130] Напасть на этолян.
[131] Около 13 верст.
[132] Эпизефирской.
[133] III. 94₅.
[134] III. 92.
[135] Дельфы были тогда на стороне лакедомонян.
[136] Топография этих местностей в точности неизвестна.
[137] III. 95₁.
[138] III. 95₃- 96₂. 98₃.
[139] II. 84₄.
[140] Cp.: II. 68. 80-82.
[141] Ср.: III. 90. 99.
[142] III. 86₂.
[143] Точное местоположение неизвестно.
[144] Ср.: Ι. 8₁; V. 1.
[145] Кикладских.
[146] Ср.: I. 13₆.
[147] С Кикладских островов.
[148] III. 102₇.
[149] Около 4 верст.
[150] III. 102₃.
[151] Ампракию.
[152] III. 102₅.
[153] II. 80₈.
[154] III. 102₃.
[155] Т. е. акарнанского и амфилохского.
[156] Отвергаемое, вслед за Herwerden'ом H, τὸν λόφον не принимается в текст.
[157] III. 100₂.
[158] Принадлежащих к войску Менедая пелопоннесцев, за исключением упомянутых выше мантинеян.
[159] τόν ξενικόν не принято в текст.
[160] III. 109₂.
[161] III. 106₂.
[162] При Олпе. III.
[163] О неудачной битве при Идомене.
[164] В течение трех дней.
[165] Как и кем — неизвестно.
[166] Отражению ампракиотско–пелопоннесского нападения на Акарнанию и Амфилохию.
[167] III. 98₅.
[168] 105₃. 107. 112₇.
[169] III. 111₄
[170] I. 55₁.
[171] Cp.: II. 80₃.
[172] III. 103.
[173] III. 88₁.
[174] III. 86₃. 90₄.
[175] III. 99.
[176] В Регий.