Принципат Августа

Создавшееся в Риме, Италии, западных и восточных провинциях настроение усталости и отчаяния обеспечивало Августу признание его власти и отсутствие какого бы то ни было сопротивления на первое время после его победы над Антонием. Укрепление его власти, создание длительного порядка, устойчивость создавшихся условий, а вместе с тем и самая популярность Августа, носителя этой устойчивости и длительности, зависели, однако, не от этого настроения, которое могло перемениться, а от соответствия слагавшегося нового строя тому общему состоянию, в котором находилось государство после гражданских войн, от правильного учета социальных сил и от соответственного их привлечения к делу государственного строительства.
Тяжесть этого определения, и учета, и создания соответственного государственного строя лежала всецело на Августе, на его личной ответственности. Конкурентов у него не было. Сенат был разбит и запуган, народный трибунат изжился и его орудие - народное собрание было жалкой игрушкой в сравнении с той военной силой, которая находилась в руках у Августа. Рядом с Августом не было никого.
Известно, к каким диаметрально противоположным выводам приходит современное научное исследование, стремясь дать государственно-правовое определение созданного Августом строя. Мы находим тут всевозможные оттенки формулировки. Одни говорят о создании монархического строя, прикрытого рядом фикций и терминов старого сенатского строя; другие настаивают на том, что Август действительно восстановил, как он это утверждает в надписи, им составленной и опубликованной после его смерти у входа в его мавзолей на Марсовом поле, старый сенатский «свободный» строй и что его преимущественное значение в нем есть дело не теории, а факта; третьи подчеркивают двойственность носителей власти - сената и Августа - и готовы определить это термином «диархия», то есть двоевластие.
Простыми формулами, однако, сложное содержание конституции Августа точным образом охарактеризовать нельзя. Созданный Августом строй есть компромисс, не только компромисс политический, или даже не столько компромисс политический, сколько социальный. Результатом этого компромисса не могла быть какая-либо чистая форма государственности, а нечто двойственное и гибридное, что можно описать, но чего нельзя определить каким-либо одним термином; каждый термин для этой формы будет слишком категоричен и потребует целого ряда оговорок и ограничений.
Суть дела заключается не в термине, а в содержании компромисса и в доказательстве того, что речь идет именно о политико-социальном компромиссе. Между тем такое именно толкование Августовской реформы вытекает из всех основных особенностей нового уклада государственного бытия Рима, который мы привыкли называть принципатом.
Надо отдать себе, прежде всего, отчет в том, каковы были те социальные силы в Риме, которые играли действительную роль в государственной жизни. На первом месте стояли, конечно, господствующие сословия - сенатское и всадническое. Оба были организованы, одно - около сената, другое - в ряде могущественных компаний, образовавшихся для эксплуатации государственного имущества и для взимания государственных налогов. И то, и другое сословие состояли исключительно из римлян и италиков, в их руках сосредоточены были крупнейшие земельные богатства и большая часть бывшего в обращении денежного капитала. От них в зависимости находились многие тысячи лиц, работавших в их имениях и служивших в их предприятиях, лиц свободных, отпущенников и рабов.
Свою политическую силу сенаторское и всадническое сословия показали в эпоху гражданской войны, и их поддержке, в конечном итоге, Август был обязан своей победой над Антонием. Основу их мощи, их организованность и их материальную обеспеченность гражданские войны не поколебали, а скорее усилили. С ними нельзя было не считаться, так как их оппозиция, замершая под ударами гражданской войны, легко могла проснуться и привести к новой гражданской войне.
Огромной, все еще не сломленной силой показало себя гражданское население Италии вообще; не римское гражданство форума, а огромная масса жителей италийских городов, организованная в отдельных римских и латинских колониях и муниципиях. Как политический фактор для хода машины города-государства они использованы быть не могли. Как фактор социальный они показали свою огромную силу во все время гражданской войны. Без них Августу ни в коем случае не удалось бы одолеть Антония; в последней схватке в конце концов Италия вновь одержала победу над провинциями, специально над Востоком.
Последним крупным фактором был безземельный италийский пролетариат, организованный в войске. Военная единоличная власть только благодаря своему уменью оперировать с этим фактором победила сенат, не сумевший использовать этой силы. Всякая власть с этой силой должна была считаться. Без войска не могло быть сильной центральной власти, не могло быть порядка в провинциях, не было настоящей охраны границ, то есть не было обеспечения Италии от нападении извне.
Распыленный по Италии и провинциям римский гражданский пролетариат и вместе с ним романизованный и романизовавшийся пролетариат провинций был величайшей силой смуты и разложения. Организованный в виде постоянного войска, он был могучим и решающим орудием в руках той власти, которая сумела бы эту массу организовать, дисциплинировать и использовать не только для своих личных целей, но и для целей государственных.
С привлечением в состав войска жителей западных и восточных провинций, начало чему положили уже, во всяком случае, Помпей и Цезарь, войско должно было, кроме того, сделаться одним из сильнейших факторов романизации и латинизации империи, не говоря уже о том, что ветераны этого войска, расселяясь по провинциям, несли с собой в новые провинции Запада эллино-италийский городской строй жизни и основы эллино-латинской материальной и духовной культуры.
Менее значительным, но все же немаловажным фактором был и городской пролетариат Рима, оппозиционное настроение которого могло затруднить и осложнить деятельность центральной власти, но при наличии военных сил реальной опасности не представляло и крупным политическим фактором не было. Пролетариат города мог быть силен только в условиях анархии. Приходилось, однако, считаться и с ним, особенно в первое время, когда воспоминания о временах анархии были еще свежи.
Огромную, хотя и второстепенную роль играли провинции. Разрушить центральную власть, опиравшуюся на постоянное войско, они, конечно, не могли. Но их поддержка и их преданность новому строю в дальнейшем могли и должны были сыграть решающую роль.
Таковы были элементы, без учета силы и значения которых всякий строй был бы призрачным и эфемерным и просуществовал бы только до новой гражданской войны. Не может быть никакого сомнения, что не из стихийного взаимодействия этих элементов сложился сам собою новый строй, а что Август учел и учитывал их при постепенном возведении своей сложной государственной постройки. Огромное значение его личного творчества и его личной политической интуиции в создании нового строя несомненно. Он сознательно координировал эти силы, а не был лишь зрителем совершавшихся без его участия процессов.
Сенаторское сословие, как таковое, сохранило все свои привилегии, свое значение высшего сословия, свою обособленность, свои традиции, свое высокое имущественное положение, сознательно поддерживавшееся Августом и ставшее критерием принадлежности к сословию вообще. В государственной жизни ему отведены были важные функции: командование войском и управление провинциями, заведование целым рядом важных отраслей администрации в Риме и Италии. Ко всему этому доступ давали, как и раньше, городские магистратуры, получение которых было привилегией только членов сенаторского сословия.
За пользование всеми этими привилегиями сенаторское сословие принуждено было, однако, подчиниться полному контролю со стороны верховного вождя: его рекомендация решала вопрос о выборе тех или иных лиц магистратами, то есть вопрос о правителях провинции и командирах войска; от его имени действовали бывшие магистраты в провинциях и войске, имея римское imperium[1] независимо от верховного вождя, в качестве бывших преторов и консулов, но пользуясь им только по поручению, как послы - легаты императора.
Для сохранения преемственности нового строя от старого удержан был теоретический суверенитет сената над некоторыми провинциями с чисто гражданским управлением (за исключением Африки, где имелась армия) и управление ими бывшими магистратами не в качестве легатов императора, а в качестве полномочных носителей власти, дарованной народом.
Но и тут право рекомендации на магистратуры, дававшие доступ к управлению провинциями, и политический контроль административной деятельности в провинциях через агентов Августа, управлявших его личными имениями в считавшихся сенатскими провинциях, делали самостоятельность правителей этих провинций призрачной. Юридически над ними тяготело и верховное imperium Августа, унаследованное им от Помпея, когда он стоял во главе всего Востока.
Наряду с этой огромной ролью, которая отдана была сенаторскому сословию, роль сената, как учреждения, была сведена почти на нет. Формально положение сената не изменилось. Все его права остались de jure[2] нетронутыми. Но фактически переход всех цензорских функций к Августу ставил личный состав сената в полную от него зависимость, так как он один теперь фактически пополнял состав сената и имел право исключать «недостойных» членов. Квалификация к получению права голоса в сенате, то есть исполнение тех или иных магистратур, также находилась в руках Августа, в силу уже указанного права Августа рекомендовать народу кандидатов на магистратуры.
Наконец, право голосовать первым в сенате в тех заседаниях, в которых Август не председательствовал и притом и лично, и письменно, право присущее ему, как первому в списках членов сената (princeps senatus), далее право председательствовать в любом заседании сената и право, в силу дарованной ему трибунской власти (наследие Цезаря), кассировать любое решение сената ставили сенат, как таковой, в полную от него зависимость.
Сенат и сенаторское сословие, как это было уже при Цезаре, сделались, таким образом, орудием в руках Августа, но сохранили - и в этом принципиальная разница от того, что сделано или предположено было Цезарем - самое ценное для них - свои сословные и политические привилегии, свою роль правящего сословия, свою не стоявшею в зависимости от произвола императора, неразрывную связь с государством - краеугольный камень римского строя. Август сумел, таким образом, охранить для государства вековой опыт управления государством, накопленный сенатом, поставить его на службу новому строю, но подчинить все действия сената и членов сенаторского сословия своему верховному контролю и надзору.
Не менее важным вопросом был вопрос о всадническом сословии, в руках которого фактически находилась вся машина управления финансами государства: сбор податей в качестве откупщиков государства, использование государственных имуществ в качестве арендаторов таковых. Разрушать эту сложную, длинным рядом десятилетий налаженную машину значило приостановить ход этой машины, на место которой поставить было нечего.
Но заменить эту машину по частям другою было необходимо. Она работала плохо, то есть не столько в интересах государства, сколько в интересах его контрагентов. Здесь не место следить за тем, как постепенно машина была перестроена и на место откупщика встал чиновник. Это было процессом медленным и постепенным, только начало которому положено было Августом. В своих книгах о государственном откупе и о колонате я дал картину хода этого процесса.
Важно, однако, указать на то, что Август отнюдь не пытался немедленно сломить упомянутую машину: она едва затронута была его финансовыми реформами и во главе ее продолжало стоять всадничество. Но Август сумел одновременно направить волну деловитости и энергии всадничества и в другое русло.
Он резко подчеркнул, прежде всего, сословную обособленность высших цензовых элементов римского гражданства, чем фактически уже давно было всадничество, поставил занесение в списки всадников в зависимость от себя, как фактического осуществителя функций цензорской власти, слил всадническую и сенаторскую молодежь в одну массу кандидатов на замещение офицерских должностей в армии, которые были открыты только этим двум сословиям (речь идет о командирах отдельных самостоятельных и включенных в легионы войсковых частей), поставил в зависимость от своего выбора передвижение из всаднического сословия в сенаторское, чем первое сделалось рассадником (seminarium) последнего, и дал широкую возможность всадничеству после окончания обязательной для них и для сенаторской молодежи службы в войсках применить приобретенный и унаследованный им от отцов административный и финансовый опыт на службе в императорских и сенатских провинциях в качестве личных административных и финансовых агентов императора (прокураторов).
Этим он включил, к большому удовлетворенно всадничества, куда вошли все энергичные и обеспеченные цензовые интеллигентные элементы италийской муниципальной знати, и это сословие в кадры правящих классов, обеспечив каждому энергичному и деятельному всаднику и служебную карьеру, и высокую материальную оплату его квалифицированного труда.
Но не надо забывать, что этим же старая роль всадничества, на которой основано было его политическое влияние, была подрыта в корне. Строгий контроль откупщиков сводил и их на роль чиновников - финансовых агентов императора, а открывшаяся им широкая чиновническая карьера превратила всадничество в типичное служилое сословие, вполне зависимое от императора.
К этому надо присоединить, что, как всадничество сделалось для императора контролирующим органом магистратов сенаторского сословия, так роль органов контроля над всадничеством возложена была на армии отпущенников и рабов Августа, которым дано было ответственное поручение и почти исключительная привилегия занимать места всех высших и низших служащих в канцеляриях, казначействах, бюро контроля и взимания во всех зависимых от императора центральных и провинциальных государственных учреждениях, причем лучшие из отпущенников получали наравне с всадниками и ответственные самостоятельные посты императорских административных и финансовых агентов (прокураторы). Еще большее значение имело то, что ближайшими к Августу людьми, управлявшими его личной канцелярией и личным колоссальным имуществом, далеко вышедшим и по размеру, и по государственному значению за пределы имущества частного лица, были опять-таки его личные рабы и отпущенники.
Постепенно, таким образом, эта аристократия среди обездоленного сословия рабов и отпущенников, находившаяся всецело в руках императора и не огражденная почти никакими правами против произвола их личного владыки, или патрона, сложилась в могучую корпорацию, в целую армию личных чиновников Августа, игравшую в администрации не меньшую роль, чем войско в области политической и военной.
Бесконечно труден и сложен был вопрос об организации войска. Без него верховная власть одного, обеспеченная какими угодно конституционными гарантиями, была бы призраком, фактическое же главенство войска, не подчиненного вождю, без строгой дисциплины, без гарантии повиновения делало бы призраком не только власть императора, но и само государство, обрекая его на безвыходную анархию или на непрекращающуюся гражданскую войну. Вопрос об организации войска был вопросом жизни или смерти римской мировой державы. Разрешение этого вопроса, сделавшее войско сравнительно безвредным в политическом отношении, надо считать крупнейшим успехом Августа, свидетельствующим об его поразительном административном и политическом такте и уменье.
И здесь Август не внес ничего резко изменившего старую традицию и старый строй войска. Времена всенародного гражданского ополчения давно и бесследно прошли, и не в духе Августа было воскрешать покойников. Но в принципе обязательность для гражданина службы в войске осталась, хотя применялась принудительно только к молодежи правящих сословий, заместителям офицерских кадров. Для нужд римских легионов добровольцев-граждан или лиц, желавших получить гражданство при вступлении в легионы, было более чем достаточно. Уже одна гарантия получения гражданства для неграждан-провинциалов обеспечивала возможность выбора, без необходимости прибегать к принудительному набору. То же нужно сказать и о второй части армии -так называемых вспомогательных войсках, набиравшихся из числа наиболее боеспособных провинциалов. Надежда на получение права гражданства после окончания службы была сильнейшим стимулом для поступления в ряды национальных пехотных, смешанных и кавалерийских вспомогательных полков.
Вторым могучим стимулом для поступления в войско - гражданское или провинциальное - было, как и раньше, обеспечение солдат постоянным, сравнительно высоким жалованием, упорядоченное получение денежной пенсии или земельного надела после окончания службы, превосходная организация интендантского дела в войсковых частях и, наконец, выдача единовременных наградных лично от императора по тем или другим поводам.
Этим кадры войска были обеспечены. Численность его могла быть доведена до любых пределов, желающих всегда нашлось бы достаточно. Препятствием к созданию многомиллионной армии была не трудность набора, а причины финансовые и политические, о которых речь будет ниже.
Созданное путем такого набора добровольцев войско не могло не быть постоянным. Охрана принципата и защита провинций властно этого требовали. Те же нужды охраны государства, с одной стороны, и серьезная политическая опасность, которую представляло бы крупное гражданское войско, пребывавшее в Италии, с другой - заставили Августа удержать принцип Суллы и нейтрализовать Италию, сделав местопребыванием войска исключительно провинции, и притом провинции, граничившие с боеспособными и опасными для Рима племенами и государствами. В Риме и Италии имела свое пребывание только охрана императора как магистрата, облеченного верховной властью, его преторская когорта, расширенная в целый корпус отборного войска, состоявшего исключительно из римских граждан - уроженцев Италии.
Таков был состав и характер созданного Августом войска. Этим, однако, вопрос о политической роли войска не разрешался. Войско вышеописанного состава, в зависимости от способа его внутренней организации и от характера сложившихся между ним и Августом отношений, могло быть или могучей опорой его власти, или готовым органом для разрушения ее, превосходным материалом для политической агитации и для возобновления гражданских войн. Август сумел его сделать первым. Какими средствами?
Отмечу, прежде всего, то, что Август не стремился к созданию такого войска, которое по своей численности легко и свободно могло бы быть орудием и для обеспеченной твердой оборонительной, и для широкой наступательной и завоевательной политики. В этом, по праву, усматривают основную причину военной слабости Римской империи, сказавшейся с особой силой в эпоху резкого напора северных и восточных соседей на римское государство.
Несомненно, что и здесь Август действовал сознательно. Чем меньшей была численность войска, тем возможнее было обезвредить его в политическом отношении. Чем незначительнее было количество аспирантов на обеспечение их государством, тем полнее могло быть это обеспечение и тем менее опасно было войско для финансовой и экономической жизни государства, на которую и без того оно ложилось необычайно тяжелым бременем, становившимся тем более гнетущим, чем большей становилась численность войска.
Решающую роль, однако, в вопросе о политической роли войска сыграла, прежде всего, умелая и продуманная организация командования и внутренней структуры всей армии в ее целом. Особенно важно то, что Август сумел теснейшим образом связать себя и лично, и как принцепса с войском. Он был его единственной главой, все офицеры войска были подчинены ему, и ему одному, от него одного зависела материальная обеспеченность войска и в смысле жалованья, и в смысле пенсии, и в вопросе о наделении землей, и по отношению к единовременным наградам и подаркам.
Еще важнее было то, что вся карьера каждого солдата находилась всецело в руках принцепса и высшей решающей инстанцией во всех, даже мелких, делах был он, и он один. Между тем карьера эта была чрезвычайно сложна и имела огромное значение для каждого солдата римской армии. Каждый рядовой при мало-мальском проявлении инициативы и уменья продвигался этап за этапом по лестнице унтер-офицерских должностей, освобождавших от физических работ, частью технического, частью канцелярского, частью адъютантского, частью полицейского характера. Каждый этап давал новые привилегии и повышенный оклад, высшая ступень - весьма почетное положение, вплоть до участия в военном совете командира более или менее крупной войсковой части.
Все это продвижение находилось в конце концов в полной зависимости от Августа, превосходно знавшего личный состав каждой армии и тщательно следившего за деятельностью своих легатов, поскольку она касалась вопросов личной карьеры каждого солдата и офицера. Эта личная связь каждого более или менее дееспособного и энергичного солдата с принцепсом была, может быть, наиболее могучим средством поддержания в войске порядка и дисциплины, сохранения принцепсом своего личного обаяния и недопущения в войске каких бы то ни было посторонних влияний и шедшей против данного носителя власти агитации.
Облегчалось это дело постоянного надзора, конечно, и тем, что в войске одни элементы постоянно и деятельно наблюдали за другими. Сенаторский генералитет находил себе постоянный противовес во всадническом офицерстве, все офицерство в целом состояло под постоянным наблюдением могучего, всецело связанного с принцепсом, корпуса унтер-офицеров. Унтер-офицеры не выходили из поля зрения так близко стоявших к ним рядовых, из которых каждый был аспирантом на одну из унтер-офицерских должностей.
Крупное значение имело и пребывание войск вне центра политической жизни, на окраинах государства. Не столько потому, что благодаря этому политические вопросы, главным образом, личного характера совсем не возникали в войске, сколько потому что войско на окраинах все время было занято и боевой, и оборонительной работой. Эта работа поглощала все время и всю энергию солдат, и надо было только следить, чтобы она не ослабевала и чтобы войско стояло именно там, где оно не было бы и не могло быть праздным, там, где постоянно требовалась бдительность и осторожность, от которых зависела самая безопасность той или другой войсковой части.
Во всяком случае, войсковая организация, проведенная Августом, показала свою эффективность и целесообразность. Пока во главе войска стоял Август, оно в политику не мешалось и, несмотря на ряд военных неудач, ни разу не поколебалось в своей верности Августу. Еще важнее то, что и после смерти Августа, пока во главе войска стояли лица, хорошо его знавшие и внимательно следившие за его жизнью, войско от решения политических вопросов отстранилось и стало совершенно вне политики. Только появление во главе войска совершенно чуждых войску вождей, не знавших боевой жизни и лично почти не знакомых войску, сломило обаяние Августа и подорвало прочность созданного им войскового строя.
Не буду подробно говорить о населении Италии и Рима. Гражданству Италии и Рима открылась широкая дорога работы для государства. Его гражданское сознание было укреплено подтверждением и гарантией преимуществ гражданства перед населением провинций: римский гражданин по-прежнему был аристократом в море населения державы. Служба в войске в наиболее видных частях, возможность перехода во всадническое сословие для всех заслуженных и обеспеченных, покровительство власти в провинциях делали положение римского гражданина высоким и завидным.
Выход гражданскому честолюбию граждан, кроме государственной службы, давала широкая муниципальная автономия отдельных городов Италии, со сложным рядом муниципальных должностей и жречеств, с возможностью войти в состав местного сената. Не забыты были и муниципальные отпущенники - могучий и богатый класс. Вплоть до их перехода в последующих поколениях в состав полноправных граждан они могли играть видную роль в коллегиях, связанных с культом, сначала гения императора, а затем и императора, как такового, логически развивавшегося из той роли, которую играл Август в религиозном сознании и чувстве его современников.
Немаловажное значение имеет и сознательная работа Августа над подъемом национального самосознания римского гражданства. Везде и всегда Август подчеркивал связь нового и старого Рима: и в культовой жизни, и в строгом соблюдении национальных форм быта и одежды, и в восстановлении старых святилищ, и в неукоснительном сохранении всей традиционной внешности римской государственной жизни. И этим он резко подчеркивал первенствующее значение римского гражданства в мировой державе.
Все здоровое римское гражданство как города Рима, так и италийских муниципиев и провинций стояло поэтому на стороне Августа, то есть не изменило той позиции, которую оно заняло во время его борьбы с Антонием.
Может представиться удивительным, каким образом римское суверенное народное собрание, претендовавшее на полноту власти и ведшее в эпоху гражданских войн шумную и ожесточенную борьбу с сенатом, оказывается при новом строе забытым, обойденным и отошедшим куда-то далеко в закоулок политической жизни. По существу это, однако, понятно.
Народное собрание и раньше всегда было послушным орудием в руках военной силы, организованной ли или неорганизованной, гладиаторских банд или римских легионов. Реальной опоры, даже в населении города Рима, оно не имело. Все трудовые и зажиточные элементы давно уже от него отшатнулись. Да и римскому нетрудовому пролетариату оно нужно было только постольку, поскольку оно обеспечивало его материальные интересы. С постепенным исчезновением в приходном бюджете пролетариата статьи от подкупа кандидатов на магистратуры пришлось примириться: кандидаты Августа были забронированы, остальные же перестали быть очень щедрыми.
Но зато августовский режим дал обеспеченный подвоз хлеба, строго урегулированную ежемесячную даровую его раздачу определенному количеству лиц, упорядочение городской жизни, постройку водопроводов, мостов, упорядочение улиц, обезврежение наводнений Тибра, меры против пожаров (введение корпуса пожарной команды), городскую военную полицию, гарантировавшую от грабежей и разбоев. Все это сделало Рим действительно удобообитаемым и сравнительно здоровым городом.
Огромное значение для населения города Рима имел и организованный Августом длинный ряд зрелищ, не входивших в годовое расписание таковых, и притом зрелищ исключительных и необычайно пышных и дорогих, наконец, постоянно повторявшиеся денежные подарки от имени Августа и членов его семьи, по тому или другому поводу, но чаще всего - либо триумфального, либо семейного характера.
За эти блага, к которым присоединилось немаловажное - роскошные термы-бани и клуб Агриппы на Марсовом поле, суверенный народ безропотно отдал свое право государственного суверенитета, перестал ходить в народное собрание, только ставившее, без разовой платы, свой штемпель на предложения Августа, и сохранил свои политические деления исключительно для более правильной организации раздач марок на получение хлеба и денег на посещение театра.
Сложнее вопрос о провинциях, так как каждая отдельная провинция представляла замкнутый в себе и очень своеобразный мир. Казалось бы, что исчезновение с Цезарем политики нивелировки Италии и провинций и победа Италии над Востоком в борьбе с Антонием должны были отшатнуть провинции от Августа. На самом деле, Цезарем на его пути сделаны были только первые шаги, вряд ли понятые провинциями, Антоний же чрезвычайно дорого стоил Востоку и принципиально ничем не разнился от любого римского генерала, хозяйничавшего на Востоке. То, чего прежде всего нужно было провинциям, - мира - он им не дал. Август же этот мир дал, дал и возможность вернуться к обыденной трудовой жизни и требовал меньше, чем Антоний и его предшественники.
Он обеспечил, кроме того, упорядоченную администрацию, не ограничивал внутренней автономии городов и относился бережно и с уважением не только к прошлому, но и к настоящему эллинского мира. За эти блага провинции готовы были временно примириться с тою второстепенною ролью, которая предоставлена были им в государственной жизни, тем более что резкой исключительности в вопросе о допущении провинциалов в состав римского гражданства Август не проявил, хотя и смотрел на это гражданство, как на нечто очень важное и ценное, что легкомысленно и без определенных оснований не раздается.
Большой уступкой провинциям была и организация на прочных базах, в связи с оборудованием культа императора, провинциального представительства, начало· чему было. положено уже Августом. Провинции в их организованных элементах,. то есть в лице городской зажиточной аристократии, всегда бывшей оплотом римского владычества, очень ценили право ежегодно собираться на собрания в главном городе провинции, организовывать здесь пышные празднества в честь императора; облекать себя пышными титулами и, вместе с тем, сравнительно свободно беседовать о своих нуждах и даже, когда это требовалось). апеллировать к императору в случае нарушения их интересов правителями провинций.
Правда, уступка эта была сделана только цензовым элементам, но, повторяю, эти элементы одни были организованы и одни имели серьезное значение и крупный вес. Их, во всяком случае, Август сумел всецело и бесповоротно привлечь на свою сторону и на сторону созданного им принципата. Нецензовые элементы принуждены были молчать и подчиняться.
На вышеохарактеризованной базе прочно покоилась власть Августа, ее внешняя формулировка не имеет решающего и показательного значения. Нового в этом отношении Август не создал и его не искал. Он взял, в общем, ту форму, которую подготовили его предшественники - Помпей и Цезарь, причем по духу его власть в ее официальной формулировке ближе была к власти Помпея, чем к власти Цезаря.
Принципиально важно то, что Август в формулировке своей власти избегал всего кричащего и подчеркнутого. Он резко отстранил от себя и титул диктатора, и титул «начальника нравов». Верховное командование войском он построил по традиции Помпея, на своей длительной, каждые пять или десять- лет возобновлявшейся проконсульской власти, распространявшейся на пределы всей империи. Всю сумму гражданской власти он сумел уложить в рамки дарованной ему трибунской власти. Все остальное было только несущественными придатками.
Но суть дела была не в той или иной формулировке. Реальную власть давала не она, а нечто другое, неизмеримо более важное. Материальной опорой Августа были, конечно, прежде всего войско и крупные денежный средства, находившиеся в его распоряжении. Но на них одних длительной и устойчивой власти основать было нельзя. Мечи и деньги были хороши для захвата власти, для пребывания в ней нужно было и другое.
Залогом длительности этой власти были мир и порядок Мир же и порядок могли быть длительны и устойчивы только при работе всего населения не под гнетом угроз и насилия, а в уверенности, что эта работа плодотворна и полезна, что она не идет вразрез ни с личными, ни с классовыми интересами отдельных работников. Настроение этой уверенности, несомненно, сменило в Римской империи настроение безразличия и отчаяния, которое могло, однако, перейти и в иное настроение. Если этого не случилось, то причиной этого надо считать, несомненно, то, что Август сумел воспользоваться настроением подавленности и готовности на всякое соглашение для создания уклада жизни, более или менее приемлемого для всех слоев населения.
Эта роль Августа была понята населением скорее интуитивно, чем логически, и создала ему колоссальную популярность, выразившуюся, согласно навыкам эллино-восточного мира, в его обоготворении и в создании его организованного культа. Этой своей популярности Август обязан был тем, что его личная власть с ним не прекратилась, а перешла к намеченному им лицу, независимо от личных качеств последнего, а затем сохранилась в течение ряда десятилетий в руках членов семьи Августа, несмотря на все их эксцессы, на личное и моральное ничтожество некоторых из них.
Обаяние Августа и созданного им уклада давало возможность его преемникам покрывать этим обаянием все свои ошибки и преступления. Важно было то, что они строго хранили традиции Августа, твердо держались намеченных им путей и удерживали по мере возможности то равновесие социальных сил, на котором, главным образом, если не исключительно, держался принципат Августа.


[1] Право управления (лат.).
[2] Юридически, формально (лат.).