"О диэте при острых болезнях", περὶ διαίτης ὀξέων, de victu (diaeta) in acutis, в той первой части, перевод которой дается здесь, громадным большинством ученых признается подлинным сочинением Гиппократа. Гален предполагал, что эта книга была издана из записок, оставшихся после смерти Гиппократа (XV, 624). Написана ли она раньше книги "О древней медицине", с которой имеет нечто общее по стилю и содержанию, как это доказывал Петрекен, или после, как Литтре, решить трудно.
Если в "Древней медицине" автор протестует против построения медицины на основе натурфилософских гипотез, то здесь мы видим его как представителя косской школы, ведущего полемику с принципами книдской школы. Гален даже называет это сочинение иногда πρὸς τὰς ϰνιδίας γνώμας, "против книдских учений". В упрек им ставится исключительное пользование анамнезом при описании болезней, чрезвычайное увеличение их названий, однообразие терапии и неправильное назначение диэты. В противовес этому автор задается целью подробно осветить диэту при острых заболеваниях, как наиболее частых и опасных для жизни, и установить точные показания, когда, что и в каком количестве следует давать в зависимости от состояния больного. Это задание он выполняет очень тщательно по отношению к обычному питанию таких больных. Большая часть книги (до гл.14) посвящена главному диэтетическому средству-птизане, или ячменному отвару (почему Гален называет иногда всю книгу Περί πτισάνης), далее следует назначение вина, разных сортов и крепости (гл. 14), меликрата, или воды с медом (гл. 15), оксимеля, т. е. меда с уксусом (гл. 16) и воды (гл. 17). В конце подробно рассматривается применение ванн (гл. 18).
Далее следует вторая часть, еще с древности признаваемая подложной (νόϑα). В ней идет речь сначала об острых болезнях, горячке, лихорадках, их лечении кровопусканием, затем о самых различных болезнях без всякой системы, включая сюда рецепты против болезней глаз. Гален, анализировавший эту часть, находит, что одни места в ней достойны Гиппократа и по выражению и по мысли; другие-или по выражению, или по мысли; третьи недостойны его ни в том, ни в другом отношении. Он предполагает, что какой-нибудь ученик собрал отдельные заметки Гиппократа без системы и прибавил к ним свою мудрость. Хотя эта часть не имеет прямого отношения к первой и явно к ней пристегнута, но с точки зрения медицины "Сборника" в целом, несомненно, представляет интерес.
Литература. Литтре, II (192 и сл., 378 и сл); Фукс (Puschm. Gesch., I, 228).

Те, которые изложили в писаниях так называемые "Книдские изречения", правильно описали все то, что в каждой отдельной болезни терпят больные и каким образом обыкновенно проходят у них некоторые болезненные явления, и в этих пределах всякий, даже не врач, мог бы правильно писать, если бы хорошо от больных узнал все, что они терпят. Но все то, что должно врачу наперед знать без доклада больного, это в значительной степени опущено, а между тем эти сведения в разных случаях различны и некоторые из них весьма важны для заключения[1]. Но когда дело идет о заключении, каким образом должно лечить каждый отдельный случай, обо всем этом я многое знаю по-иному, чем они изложили. И я не хвалю их не только поэтому, но еще и потому, что они употребляют немногие по числу врачебные средства, ибо в большинстве случаев, исключая острые болезни, они говорят: "должно дать очистительное лекарство на низ" и "должно пить сыворотку и молоко, когда можно, по времени года". Итак, если бы все эти средства были хороши и соответствовали тем болезням, во время которых их советуют принимать, то они достойны были бы скорее похвалы, потому что хотя их немного, но они вполне достаточны; Теперь же дело обстоит иначе. Те, которые впоследствии дополнили "Книдские изречения", дали нечто более медицинское относительно назначений в каждом отдельном случае. Однако относительно диэты древние не написали ничего достойного упоминания и, хотя это вещь важная, опустили ее. Впрочем, некоторые из них знали разнообразные формы отдельных болезней и многочисленное разделение их, но, стараясь точно указать числа отдельных болезней, они неправильно описали их. И в самом деле, никто легко не исчислит их, если будет на том основании обозначать болезнь у болеющих, что она отличается от другой каким-нибудь признаком, и не будет считать ее одною и тою же болезнью, если она не будет названа одним и тем же именем.
2. Мне нравится, чтобы на всякое искусство мы устремляли свое внимание. В самом деле, какие операции производятся правильно и красиво, каждую из них надо делать правильно и красиво; которые имеют нужду в скорости, те-скоро; которые требуют чистоты-чисто и которые можно делать рукою без боли, эти как можно больше следует делать без боли, и все другое в этом роде следует доводить до лучшего в отличие от других. Но я наибольше одобрил бы того врача, который в острых болезнях, от силы которых большинство людей умирает, ведет себя далеко лучше прочих. Эти острые болезни, насколько их древние выразили именами, суть: плеврит, перипневмония, френит, горячка и другие близкие болезни, лихорадки которых в общем непрерывны, ибо когда не свирепствует какой-либо общий вид губительной болезни эпидемически, но когда спорадически происходят указанные более многочисленные болезни, - от них умирает больше людей, чем от всех прочих, взятых вместе. Простые люди не достаточно различают тех, которые в этих болезнях далеко превосходят других, и являются скорее хвалителями или порицателями каких-нибудь особенных лечений. В самом деле, великим доказательством того, что простые люди совершенно не имеют никакого понятия о болезнях этого рода и не знают,
как с ними надо обходиться, служит вот что: не врачи кажутся скорее всего врачами в болезнях этого рода, ибо легко изучить названия всего того, что обыкновенно дается страдающим ими. Если кто назовет птизану (ячменный отвар), или то или другое вино, или меликрат (медовый напиток), то простым людям кажется, что все врачи говорят одно и то же, как лучшие, так и худшие. Но здесь дело не так обстоит, а напротив: в этих именно болезнях больше всего отличаются одни врачи от других.
3. Мне кажется, что наиболее достойно изложения все то, что не известно врачам и в то же время важно для познания, и все то, что приносит великую пользу или великий вред. Не известны даже такие вещи: по какой именно причине в острых болезнях некоторые врачи весь свой век дают непроцеженные ячменные отвары и думают, что они правильно лечат; а другие прежде всего заботятся о том, чтобы никоим образом больной не съел ячменного зернышка, думая, что от этого последует большой вред, но, процедивши через полотенце, предлагают только сок ячменя; а некоторые не предписывают ни густого отвара, ни ячменного сока: одни-пока болезнь не достигнет седьмого дня, другие-до конца, пока болезнь не разрешится. Вопросы этого рода врачи не особенно привыкли предлагать себе, а если бы предложили, то не разрешили бы их. А между тем, все искусство пользуется у народа такой дурной славой, что кажется, будто нет вовсе никакой медицины. Так что, если в острых болезнях настолько будут разногласить между собою специалисты, что то, что предлагает один, считая самым полезным, другой это признает даже вредным, то, смотря на них, скоро скажут, что медицинское искусство похоже на гадание, потому что и прорицатели одну и ту же птицу, если она является слева, считают хорошим знаком, а если справа-дурным и в гадании по внутренностям животных также: в одних случаях-одно, в других-другое, а некоторые прорицатели утверждают всё наоборот.
Я утверждаю, что этот вопрос, сам по себе прекраснейший, близко связан с многими важнейшими вопросами в медицинском искусстве, ибо всем больным он дает большие возможности для выздоровления, здоровым-для сохранения их здоровья и тем, которые упражняются в гимнастике, - для приобретения хорошего внешнего вида и того, что каждый захочет.
4. Птизана, или ячменный отвар, кажется мне, справедливо предпочитается при упомянутых острых болезнях пред всеми хлебными кушаньями, и я хвалю тех, которые предпочитают его, ибо он имеет слизь легкую, непрерывную, приятную и скользкую, умеренно влажную, не возбуждающую жажду, и легко выделяется, если требуется и это; он не имеет ничего вяжущего, не причиняет неприятного расстройства и не вздувается в желудке. Действительно, во время переваривания он вздувается настолько, насколько это он мог бы сделать естественно. Итак, те, которые в болезнях этого рода употребляют чистый ячменный отвар, пусть ни на один день не допускают, так сказать, опорожнения сосудов[2], но пусть употребляют его без перерыва, разве только полезно будет прекратить или ради лекарства, или ради клистира. И тем, которые привыкли принимать пищу два раза в день, дважды следует давать его; тем же, которые привыкли принимать пищу раз в день, в первый день давать однажды в случае необходимости и можно также давать дважды, если покажется нужным прибавить. Но вначале не должно предлагать ни большего количества, ни слишком густого отвара, но сколько следует сообразно привычке больного и чтобы не было большого опорожнения сосудов. Что касается до увеличения количества отвара, то, если болезнь будет суше, чем можно было думать, не следует предлагать в большом количестве, но перед отваром дать больному выпить или медового напитка, или вина, что больше подходит, а что именно будет наиболее подходящим в каждом отдельном случае-об этом будет сказано[3]. Если же рот больного увлажняется и выделения из легкого таковы, как им должно быть, то полезно увеличивать количество отвара как общее правило, ибо скорое и обильное увлажнение возвещает скорость кризиса, а более медленное и меньшее-более поздний кризис. И это, конечно, вообще так обстоит. Но и многое другое, также пригодное, оставляется без внимания, чем следует пользоваться для предсказания и о чем будет сказано после. Чем обильнее происходит очищение, тем большее количество должно прибавлять до кризиса, в особенности же в, продолжение 2 дней после кризиса, в болезнях, которые разрешаются на 5-й, на 7-й или на 9-й день, чтобы также иметь в виду расчет четности и нечетности дней. После этого же утром должно употреблять ячменный отвар, а вечером переходить к кушаньям. Большею частью все это полезно для тех, которые сначала же употребляют цельный отвар ячменя. В самом деле, и плевритные боли тотчас перестают сами собой, когда начнут выплевывать что-нибудь достойное внимания и очищаться, и очищения бывают более совершенными и меньше делаются гнойными, чем если бы кто установил другую диэту; кроме того, кризисы делаются проще и лучше разрешаются и реже возвращаются.
5. Но должно, чтобы отвар ячменя был приготовлен из самого лучшего ячменя и как можно лучше сварен, и это в особенности в том случае, если ты хочешь употреблять не одну жидкость, ибо к прочим добрым качествам его присоединяется также следующее: скользкость отвара производит то, что съеденный ячмень нимало не вредит, так как нигде не зацепляется и не замедляется проход по направлению к груди. Прекрасно сваренный отвар бывает наиболее скользким, наименьше возбуждает жажду, наилегче переваривается и есть самый легкий, а во всех этих качествах и имеется нужда. Если, кроме того, не предписать необходимого для того, чтобы способ питания этим отваром ячменя был достаточен, то слишком часто больному наносится вред. В самом деле, если у каких больных выход пищи запирается и кто-нибудь, не опорожнивши больного, даст ему суп[4], он сделает боль, если она уже есть, более тяжкою, а если ее нет, он вызовет ее, и дыхание сделается чаще. И это последнее обстоятельство очень дурно, так как оно иссушивает легкое и утомляет подложечную и подвздошную области и грудобрюшную преграду. Кроме того, если боль в боку непрерывна, не уступает теплым припаркам и отхаркивание совсем не выходит, но без сварения делается крайне липким, если в этом случае не разрешить боли или размягчением желудка, или кровопусканием, смотря по тому, что из этих двух показано, а дать больным в таком положении отвар ячменя, то скоро у таких наступит смерть. По этим и другим причинам подобного рода те больные, которые употребляют цельный отвар ячменя, на седьмой или более ранний день умирают: одни-потерявши сознание, другие-задушенные тяжелым дыханием и хрипением. И вот таких-то древние считали "пораженными" в значительной степени и потому, что у них после смерти находят бок синим, как от удара. Причина этого заключается в том, что они умирают прежде, чем боль разрешается, ибо быстро делаются затруднения дыхания. А от многого и частого дыхания, как уже сказано, мокрота, сделавшаяся в высшей степени липкою, непереваренная, препятствует выходу и кроме того, прилипая к бронхам легкого, производит хрипение и, когда дело дойдет до этого, большею частью приносит смерть, ибо сама мокрота, удержанная внутри, препятствует дыханию нестись внутрь, но заставляет его нестись быстро наружу, так что они взаимно помогают друг другу в причинении вреда: с одной стороны, задержанная мокрота производит частое дыхание, с другой-дыхание, часто производимое, делает мокроту более липкою и препятствует ей отставать. И случается все это не только тогда, когда не во-время употребляют ячменный отвар, но и гораздо в большей степени, когда съедят или выпьют что-нибудь менее подходящее.
6. Очень сходны во многом указания как для тех, которые употребляют целый ячменный отвар, так и для тех, которые-только сок его. Но тем, которые не употребляют ни того, ни другого, но пользуются одним только питьем, в некоторых случаях следует указывать иначе. Вообще же должно поступать следующим способом., Если кого-либо после недавно принятой пищи, еще до испражнения желудка, схватит лихорадка с болью или без боли, должно такого удержать от принятия ячменной похлебки до тех пор, пока не убедишься, что пища отошла к нижней части кишки. Но если при этом будет боль, то должно употреблять в питье мед с уксусом, зимой-теплый, а летом-холодный, а если при этом будет и большая жажда, то нужно давать меликрат и воду. И затем, если наступит какая-либо боль или будет угрожать что-либо опасное, не должно предлагать цельного отвара ни в большом количестве, ни густого, но давать его после 7-го дня, если больной будет крепок. Но если после недавно принятой пищи старая не выйдет, то, если больной будет крепок и цветущего возраста, сделать клистир; если он будет слабее, то поставить свечку, если само собой хорошо не прослабит. Должно в особенности наблюдать время для предложения ячменной похлебки в начале и в продолжение всей этой болезни, именно: когда ноги будут холодны, прекратить дачу похлебки, в особенности воздерживаться и от питья; когда же к ногам низойдет теплота, тогда полезно давать и вообще должно считать, что подходящее имеет великую важность как во всех болезнях, так и в острых и наиболее в тех, в которых сильнее лихорадка. И прежде всего должно употреблять сок, а затем и ячменный отвар, обращая прилежное внимание на вышеописанные признаки.
7. Болезнь бока, случится ли она в начале болезни или после, не будет некстати попытаться разрешить теплыми припарками. И из них самая лучшая есть горячая вода, приложенная в мехе или в пузыре или в сосуде-медном или глиняном. Но должно при этом подложить что-нибудь мягкое под бока, чтобы легче делался жар. Хорошо также прилагать губку, мягкую и большую, выжатую из горячей воды, и припарку должно покрыть сверху полотенцем, чтобы она хватила на более продолжительное время и держалась и вместе для того, чтобы пар не возносился к дыханию больного, разве только и это показалось бы полезным для чего-нибудь, ибо и это иногда идет в пользу. Кроме того, можно прикладывать и ячмень или горох в уксусе, настолько разведенном, чтобы он был несколько острее, чем тот, который пьют, предварительно размельчив их, прокипятив и зашив в мешочках; таким же образом и отруби. Для их припарок наиболее пригодны соль и жареное просо в шерстяных мешочках, ибо такое просо легко и удобно. Мягкие припарки этого рода разрешают боли, распространяющиеся даже до ключицы; сечение вены менее хорошо разрешает боль, если только она коснется ключицы. Но если при горячих припарках боль не прекращается, то не следует согревать продолжительное время, потому что это сушит легкое и собирает внутри груди гной. Но если боль в ключице дает о себе знать, а в плече или около соска или выше грудобрюшной преграды будет чувство тяжести, то следует рассечь внутреннюю вену в изгибе локтя и извлечь как можно скорее обильную кровь, даже до тех пор, пока она будет течь более красною или вместо чистой и красной - темною, ибо то и другое случается. Но если боль будет под грудобрюшной преградой и не обнаружится в ключице, тогда должно размягчить желудок или черной чемерицею[5], или молочаем[6], примешав к чемерице или морковь, или горный укроп, или тмин, или анис, или что-нибудь другое пахучее, а к молочаю-сок сильфия[7]. Впрочем, даже если они будут смешаны между собою, они суть одного рода и не действуют различно, но черная чемерица лучше, чем молочай, разрешает желудок и более способствует кризису; молочай же больше заставляет выходить ветры. Но боль оба они успокаивают; успокаивают ее также и другие многие послабляющие лекарства, но из тех, которые я знаю, они самые лучшие. Помогают также и те слабительные, которые предлагаются в отварах, именно все те, которые не бывают слишком неприятны или по горечи, или по другой какой неприятности-или по обилию, или по цвету, или по иному какому-либо подозрительному обстоятельству. Когда лекарство выпито, то должно тотчас дать ячменный отвар для кушанья и не в меньшем сколько-нибудь количестве против обычного, так как сообразно с разумом-не предлагать похлебки в течение очищения. Но когда очищение закончится, тогда следует давать в количестве меньшем привычного, а затем постепенно доводить до большего, если и боль успокоится и не будет других противопоказаний. Такова же будет моя речь и по поводу употребления сока ячменного отвара, ибо я утверждаю, что лучше вообще тотчас начинать принимать его, чем начинать, когда сосуды будут пусты от отвара на 3-й, 4-й, 5-й, 6-й или 7-й день, если только в продолжение этого времени болезнь не разрешится. И в этих случаях должно делать подобные приготовления, какие показаны уже.
8. Итак, вот как я думаю относительно назначения отвара. Но и на счет питья, какое должно принимать из тех, которые будут описаны, в общем речь будет такая же. Я знаю врачей, которые делают совершенно обратное тому, что следует, ибо все они хотят только тогда предлагать отвары и питья, когда наперед, в начале болезней, изнурят людей неядением два, три или даже больше дней: им кажется и правильным и естественным великой перемене тела противопоставлять также некоторую великую перемену в диэте. Конечно, перемена имеет немалую пользу, однако, она должна быть применяема правильно и безопасно, и еще более предложение кушаний после перемены. Больше всего потерпят вреда в случае неправильной перемены те, которые употребляют цельный ячменный отвар. Потерпят также вред и те, которые употребляют одно питье, и те, которые-один сок; последние меньше всего.
9. Должно также изучать все, что полезно, и на основании образа жизни людей, еще здоровых. В самом деле, если у людей хорошо здравствующих кушанья представляются имеющими между собою весьма многое различие, как в некоторых иных обстоятельствах, так и при переменах, то неужели в болезнях и в особенности весьма острых кушанья не имели бы большого различия? Но легко понять, что при здоровье даже плохая диэта, но всегда на себя похожая как в питье, так и в пище, вообще надежнее, чем если кто вдруг сделает великую перемену к иной лучшей. В самом деле, и тех, которые привыкли принимать пищу дважды в день, и тех, которые-однажды, внезапные перемены портят и делают слабыми; и те, которые будут завтракать, не привыкши завтракать, тотчас чувствуют себя дурно и во всем теле делаются тяжелыми, слабыми и вялыми и, если, кроме того, еще пообедают, отрыгают кислоту; у некоторых даже делается понос, когда без привычки отягощается тяжестью чрево, привыкшее быть сухим, не расширяться и не переваривать пищи дважды. Для таких полезно уравновешивать перемену, именно, следует поспать так, как проводят ночь после ужина, т. е. зимою без холода, а летом без жары. Но, если спать они не будут в состоянии, то пусть сделают большую медленную прогулку, без остановок, и ничего не обедают, или же немного и без вредных блюд; кроме того, пусть менее пьют вина, и притом не водянистого. Еще более заболеет тот, кто поест три раза в день до сытости, и еще гораздо более, кто-больше. Впрочем, есть многие, которые трижды в день легко переносят обильную пищу, потому что к этому привыкли. Но, с другой стороны, и те, которые привыкли принимать пищу дважды в день, если не позавтракают, бывают слабы и немощны, боятся всякой работы и страдают болью желудка, ибо им кажется, что внутренности их висят; они выпускают мочу горячую и зеленоватую, и испражнения иссушаются; у некоторых также во рту делается горечь, глаза впадают, виски бьются и конечности холодеют. И весьма многие, не позавтракавши, не хотят и обедать, а если пообедают, то отягощают чрево и гораздо труднее спят, чем если бы они раньше позавтракали. Итак, если такие явления случаются у здоровых вследствие перемены привычного образа жизни в продолжение одной половины дня, то представляется неполезным им прибавлять что-либо или убавлять против привычки. Поэтому, кто вопреки привычке принимать пищу однажды целый этот день пробудет с пустыми сосудами и пообедает сообразно с привычкой, тот, естественно, если без завтрака болел и был слаб и, когда пообедал, был тяжелым, еще более отягощается. Если же, пробыв еще более продолжительное время с опорожненными сосудами, вдруг пообедает, - конечно, гораздо более отяготится. Поэтому кто без привычки опорожнит сосуды, тому полезно так уравновесить этот день, чтобы, во-первых, избегать холода, тепла и труда, так как все это он трудно переносит, и пусть он обед берет далеко меньший обыкновенного и притом не сухой, но несколько более влажный. Затем пусть пьет питье неводянистое и в количестве, соответствующем пище, - не меньше, а на следующий день пусть позавтракает мало, чтобы, постепенно сделавши прибавку, возвратиться к привычке. Однако, все это труднее переносят некоторые, именно те, которые в верхних частях накопляют горькую желчь. Необычное же воздержание от пищи легче вообще переносят те, которые в верхних частях богаты слизью, так что и принятие пищи против привычки только однажды они легче могут вынести. Достаточным доказательством служит и то, что величайшие перемены всего того, что случается в отношении нашей природы и нашего внешнего вида, скорее всего производят болезни. Поэтому не следует предписывать неблаговременные и весьма сильные опорожнения сосудов, но, с другой стороны, не следует предлагать пищу, когда болезни имеют силу и находятся в воспалении, и вообще не следует вдруг переменять все дело в ту или другую сторону.
10. Можно бы упомянуть также о многих других условиях, родственных этим, которые случаются в отношении желудка, именно, что те кушанья легко переносят, к которым привыкли, даже если по природе они не будут хорошими; так точно и питья. Наоборот, с трудом переносятся те кушанья, к которым совсем не привыкли, хотя бы они были и не дурны, и таким же образом и напитки. И относительно всего того, что производит против привычки ядение большого количества мяса, или чеснок, или сок или ствол сильфиона и иные вещи этого рода, одаренные некоторыми особенными замечательными свойствами, - относительно всего этого, конечно, никто не будет удивляться, если они производят боли в животе больше, чем другие. Скорее, если узнаешь, какой беспорядок, тяжесть, вздутие и резь в животе производит маза (лепешка из ячменной муки), съеденная против привычки, у того, кто привык есть хлеб, и какую тяжесть и задержку в желудке производит хлеб у тех, кто привык есть мазу, или какую жажду и внезапную полноту производит самый хлеб, съеденный теплым, потому что он иссушает и медленно идет на низ, и сколь различные между собою действия производят хлебы, чистые и смешанные, принятые в пищу против привычки, - и маза против обыкновения сухая или влажная или липкая и свежие ячменные хлебы у непривыкших, и наоборот, хлебы иного рода у тех, которые привыкли к свежим, так же точно и питье вина и воды, измененное вдруг против привычки, одно на место другого, а также вино с водою и чистое вино, выпитое вдруг против привычки: первое произведет в верхнем желудке обильную влажность, а в нижнем-ветры, а второе - биение вен, тяжесть головы и жажду; так же точно вино белое и черное, если кто переменит против привычки: хотя оба они и будут одинаковой крепости, однако, в теле произведут многие различные действия, и поэтому никто не сочтет удивительным,' что вино сладкое и вино крепкое, когда будут внезапно переменены, имеют ту же силу.
11. Но с некоторой стороны должно отнестись благосклонно и к противоположному слову, именно, что у них перемена диэты происходила без изменения тела ни по отношению к крепости, так, чтобы должно было прибавить пищи, ни по отношению к слабости, так, чтобы должно было ее уменьшить. Но вообще в каждом отдельном случае должно обращать внимание и на силу, и род болезни, и на природу человека, и на привычный режим больного и не только в кушаньях, но и в напитках. Итти на прибавление пищи следует гораздо реже, так как часто бывает полезно и совершенно отнять ее там, где больной выдержит, пока сила болезни не дойдет до своей зрелости. В каких случаях это должно делать, будет написано немного после. Многое также другое, сродное тому, что сказано мною, можно было бы написать. Но вот это доказательство наилучшее, ибо в нем не только родственное тому предмету, о котором больше всего сказано, но предмет сам доставляет самое подходящее поучение. Именно в начале острых болезней случается, что одни больные в тот же день, как начали болеть, принимали пищу, а другие-и на следующий. Одни ели суп, какой придется, а иные даже пили кикеон[8]. Все это, конечно, хуже другой установленной диэты, однако, гораздо менее вредят те ошибки, которые допускаются в это время, чем если бы кто в первые два или три дня совершенно опустошил сосуды и принял бы такую пищу на четвертый или пятый день; еще, однако, хуже, если кто, опустошивши во все те дни сосуды, в последующие затем установит такую диэту, прежде чем болезнь сделается зрелою. При таком способе лечения он, очевидно, причинит весьма многим смерть, если только болезнь не окажется совершенно слабою. А те погрешности, которые допускаются вначале, для них не являются одинаково неисправимыми, но гораздо легче излечиваются. Вот это я считаю наибольшим доказательством того, что не должно совершенно отказывать в том или ином супе в первые дни болезни таким больным, которым немного спустя придется есть супы или кушанья. Совершенно не знают те, которые употребляют цельный ячменный отвар, что от него бывает худо, когда начнут принимать его, опустошивши прежде сосуды в продолжение двух, трех или больше дней; с другой стороны-не понимают те, которые употребляют жидкость отвара, что, принимая ее, вредят себе, когда неправильно начнут принимать. Однако, они остерегаются и знают, что большой вред приносит, если, прежде чем болезнь дойдет до зрелости, больной, привыкший употреблять сок, будет принимать отвар с ячменем. Итак, все это свидетельствует, что врачи неправильно проводят диэту, но в тех болезнях, в которых не следует опустошать сосуды, и в которых должно давать супы, они опустошают сосуды, и в которых после опустошения сосудов не должно переходить к супам, они переходят. И вообще большею частью они прямо приступают после опорожнения сосудов к супам в такое время, когда часто после похлебок полезно постепенно переходить к опорожнению сосудов, если допускает это усиливающаяся болезнь. Иногда и сырые влаги желчного характера привлекаются со стороны головы и области груди, и к ним присоединяются бессонницы, по причине которых болезнь не сваривается; больные делаются весьма печальными и капризными; они бредят, и глаза у них сверкают сильным блеском; уши наполняются шумом; конечности холодеют; моча-не сваренная; плевки делаются тонкими, солеными и слегка окрашенными свойственным им цветом; пот вокруг шеи; беспокойство; дыхание, прерывающееся при выдохе, частое или очень сильное; брови имеют мрачный вид; обморочные состояния дурного рода; одежды с груди срываются; руки дрожат, и иногда происходит трясение нижней губы. Если все эти явления показываются в начальные дни, то они представляют признак тяжелого бреда, и большею частью больные умирают. Остающиеся же в живых спасаются не иначе, как благодаря нарыву или истечению крови из носа, или отхаркиванию густого гноя. Не вижу я, чтобы и в том были опытны врачи, как следует распознавать слабости сил в болезнях, именно-происходят ли они от опорожнения сосудов или от какого-либо другого раздражения, или от боли и силы болезни, и какие виды страданий всякого рода порождает в каждом из нас наша личная природа и телосложение. А, между тем, знание или незнание всего этого приносит спасение или смерть. Действительно, еще большее зло есть, если кто ослабевшему по причине боли или силы болезни предложит питье или больше супа или пищи, думая, что он слаб по причине опорожнения сосудов. Позорно не узнать ослабевшего вследствие опорожнения сосудов и душить его диэтой; эта последняя ошибка, конечно, приносит некоторую опасность, однако, гораздо меньшую, чем другая, но смеха она достойна гораздо больше, чем та. В самом деле, если какой-нибудь другой врач или даже простой человек, придя и узнав все, что случилось, предложит пищу и питье, которые другой запретил, - он явным образом принесет помощь. Подобные вещи в особенности позорят практиков-врачей в глазах людей, ибо этим последним кажется, что другой врач или простой человек одним своим приходом как бы воскресил умершего. Поэтому ниже будут описаны признаки всего того, на основании чего должно распознавать каждый отдельный случай.
12. Подобны желудочным и следующие явления: если все тело, вопреки обычаю, много будет отдыхать, то не скоро делается крепче; если же после продолжительного покоя вдруг обратится к трудам, то, конечно, будет работать плохо. То же относится и к каждой отдельной части тела, ибо и ноги потерпят нечто такое, и остальные члены, не привыкшие трудиться, если после известного промежутка времени вдруг обратятся к труду; также будут страдать и зубы и глаза и все остальное без исключения. Но достаточно будет описать какой-нибудь пример всех этих явлений. Именно, если кто-нибудь, получивши на голени рану, не очень значительную, но и не заслуживающую пренебрежения (причем раны заживают у него ни слишком легко, ни слишком трудно), если он тотчас с первого дня, лежа, начнет лечиться и нисколько не будет поднимать голени, то она, конечно, не воспалится, и он гораздо скорее сделается здоровым, чем если бы он лечился на ходу. Однако, если он захочет встать и пройтись на пятый или шестой или даже какой-либо дальнейший день, то, конечно, будет страдать в этом случае больше, чем если бы сначала лечился на ходу. А если он сразу много потрудится, то гораздо более потерпит, чем если бы, лечившись этим способом, он так потрудился в те дни. Итак, все эти примеры вполне подтверждают друг друга, что всякая внезапная сверх меры перемена в ту или другую сторону вредит. Поэтому гораздо больший бывает вред для живота, когда после большого опорожнения сосудов вдруг сверх меры вводится пища, чем если бы сделана была перемена от многой пищи к опорожнению сосудов; необходимо, однако, чтобы у таких успокаивалось также и все тело. Да и остальное тело, если после долгого покоя тотчас обратится к слишком большому труду, гораздо более потерпит вреда, чем если после большого утомления вдруг перейдет к покою и бездействию; у таких также и желудок должен быть покоен от обилия пищи. Иначе он вызовет болезнь и тяжесть во всем теле. Сильная бессонница делает пищу и питье трудно варимыми, но перемена в противоположную сторону расслабляет тело, производит несварение и тяжесть головы. И постель мягче привычной причиняет неприятность, так же как и твердая, и сон под открытым небом без привычки вызывает затвердение тела.
13. Итак, большая часть моей речи касалась перемен диэты в ту или другую сторону. Знать это весьма полезно во всех отношениях, но и в частности по отношению к тому предмету, о котором у нас шла речь, - именно, что в острых болезнях после опорожнения сосудов делают перемену к супам. Следует делать перемену, как я это предписываю; затем-совершенно не давать супов прежде, чем болезнь дойдет до зрелости или покажется какой-либо другой признак в области внутренностей: опорожнительный или раздражительный, или в области подреберья, каковые признаки будут описаны.
14. Вино сладкое и крепкое, белое и черное, медовый напиток, просто воду и мед с уксусом должно различать в острых болезнях на основании следующих признаков. Сладкое вино меньше, чем крепкое, отягощает голову и меньше ее поражает и сильнее, чем другое, послабляет, но зато оно увеличивает печень и селезенку. Поэтому оно и неполезно тем, которые содержат горькую желчь, ибо у них оно сверх того производит жажду. Кроме того, оно в верхней кишке возбуждает ветер, не будучи вредным нижней кишке в отношении ветра; однако, ветер от сладкого вина нелегко выходит, но задерживается в области подреберья. И это вино меньше вообще гонит мочу, чем крепкое белое; однако, мокроту оно выводит сильнее другого, потому что сладко; и у тех, у кого оно выпитое вызывает жажду, меньше выводит, чем другое вино, а у кого оно совсем не возбуждает жажды, у тех-больше. Что касается вина белого, крепкого, то оно в самом главном уже похвалено и осуждено в рассказе о вине сладком. Проникая легче другого к мочевому пузырю, будучи мочегонным и слабительным, оно всегда очень полезно в этих болезнях, ибо, если для всего иного оно менее пригодно, чем другое, однако, очищение, которое делается им через мочевой пузырь, облегчает, если выгоняется то, что должно. Хороши эти показания о пользе и вреде вина, которые старейшим моим предшественникам не были известны! Вином же бледнокрасным и черным, вяжущим, ты мог бы пользоваться в этих болезнях при следующих условиях: если нет ни тяжести головы, ни поражения ума, если нет препятствий для мокроты нестись вверх, если также не задерживается моча, но испражнения желудка будут слишком влажны и с кусочками: в этих случаях весьма полезно делать перемену белого вина и во всех подобных им. Но сверх того должно знать и то, что, если вино будет более разведено водой, оно менее повредит всем верхним частям и тем, что около мочевого пузыря; а более чистое вино более полезно частям около внутренностей.
15. Медовый напиток[9], выпиваемый в острых болезнях в продолжение всей болезни, для тех, которые накопляют горькую желчь и у которых увеличиваются внутренности, менее пригоден, чем для не имеющих всего такого. Однако, он возбуждает жажду меньше, чем сладкое вино, ибо он смягчает легкое и изводит умеренно мокроту и успокаивает кашель. Действительно, он имеет какое-то чистительное свойство, потому что делает мокроту сверх меры клейкою. Медовый напиток вызывает мочу в достаточном количестве, если только не препятствует что-либо со стороны ^внутренностей, выводит также на низ желчные испражнения, иногда хорошие, а иногда окрашенные больше меры и более пенистые; это чаще случается у желчных и с увеличенными внутренностями. Больше выводит мокроту и смягчает легкое медовый напиток, более разведенный водой. Но чистый больше, чем водянистый, выводит испражнения пенистые, больше, чем следует, насыщенные желчью и более горячие. А такое испражнение имеет и другие большие неприятности: оно не утушает жара в подреберье, но возбуждает его, производит тяжелое самочувствие, беспокойное движение членов и изъязвляет кишки и седалище. Лекарства на все это будут описаны. Итак, если в болезнях этого рода, оставивши супы, ты будешь употреблять воду с медом вместо другого питья, то достигнешь во многом успеха и не во многом испытаешь неудачу. Кому должно давать ее и кому и по каким причинам не должно, - об этом главное уже сказано. Но людьми медовый напиток осуждается, будто бы питье его приводит к крайней слабости, и поэтому считают, что он ускоряет смерть. Но это сказано по причине тех, которые лишают себя жизни путем голодания, ибо некоторые употребляют медовый напиток в качестве питья, как будто он способствует этому. Но дело совершенно не так обстоит, и напиток этот, если его пить только один, укрепляет гораздо сильнее воды, если только не расстраивает желудка. Но он также в некоторых отношениях сильнее и белого вина, легкого, слабого и непахучего, а в других отношениях-слабее его. Весьма много различаются между собою чистое вино и чистый мед по силе; однако, если кто-нибудь возьмет то и другое и выпьет даже двойное количество чистого вина в сравнении с тем, сколько он вылижет меду, - конечно, он будет крепче от меда, если только не расстроит желудка; ибо и испражнений у него выйдет во много раз больше. Если после принятия ячменного отвара выпить еще и медового напитка, то этот весьма переполняет, вздувает и бывает вреден для внутренностей подреберья; напротив, если пить его прежде супов, он не вредит так, как после, но даже некоторым образом помогает. Сваренный медовый напиток по виду далеко красивее сырого: он становится светлым, мягким, белым и прозрачным. Но я не могу приписать ему какого-либо достоинства, которым он превосходил бы сырой: он не приятнее сырого, если только мед попадется хороший, но сырой, однако, слабее и меньше дает испражнений. Но из этих качеств ни в том, ни в другом не нуждается медовый напиток, чтобы действовать лучше. Преимущественно же сваренный должно употреблять в том случае, если мед будет плохой, нечистый, черный и с дурным запахом, ибо посредством варения в значительной части уничтожаются эти отталкивающие качества.
16. Питье уксуса медового, называемого оксимель[10], имеет, как ты убедишься, многоразличную пользу в этих болезнях, ибо он выводит мокроту и делает легким дыхание. Выгоды употребления его таковы: очень кислый, сделает немало для отхаркивания мокроты, отходящей нелегко, ибо если он выведет все то, что производит хрипение, сделает скользким и как бы прочистит горло, конечно, он успокоит легкое, так как он его мягчит. И если все это удастся, то принесет большую пользу. Иногда же, будучи весьма острым, он не способствовал выведению мокроты, но делал ее более вязкой и тем вредил, и больше всего страдают от этого те, которые вообще находятся в опасном положении; не могут ни кашлять, ни выделять всего того, что содержится внутри. Итак, при нем должно брать во внимание силы больного и, если есть надежда, давать и, когда захочешь дать, предлагай его очень теплым и по малым дозам, а не сразу. Но когда оксимель бывает мало острым, он увлажняет рот и горло, выводит мокроту и не вызывает жажды: для подреберья и внутренностей, там содержащихся, это бывает благоприятным. Действительно, он предотвращает вредные свойства меда, так как исправляет то, что в нем есть желчного; заставляет также прорываться ветры и возбуждает мочу; однако, нижнюю часть кишки делает влажною более надлежащего и вызывает мелкие кусочки в испражнениях. Иногда в острых болезнях он вреден, в особенности потому, что препятствует ветрам выходить, напротив, заставляет их возвращаться назад; кроме того, он обессиливает и охлаждает конечности. Я знаю только один этот вред от оксимеля, достойный описания. Малое количество этого питья полезно выпивать ночью и натощак перед супом, хотя и после долгого промежутка после супа ничто не препятствует пить его. Но для тех, которые пользуются в своей диэте одним питьем без супов, не следует употреблять всегда только его одного по следующей причине: главным образом потому, что он скоблит и делает шероховатой кишку; так как он мало дает испражнений, то производит это еще в большей степени, когда существует опорожнение сосудов. И это также отнимает у медовой смеси ее питательные силы. Если, однако, окажется полезным в продолжение всей болезни употреблять многое количество этого питья, то должно приливать к нему немного уксуса, чтобы едва только различать его, ибо таким образом то, что обыкновенно вредит, совсем не будет вредить и будет полезно то, в пользе чего есть нужда. Чтобы сказать вообще, острота уксуса более полезна для натур желчных, чем для меланхолических, ибо все горькое разрешается и переходит в мокроту, будучи им поднято. Все же черное приходит в брожение, поднимается вверх и увеличивается во много раз, ибо уксус все черное выводит вверх. Для женщин уксус вообще более вреден, чем для мужчин, именно потому, что он причиняет боли в матке.
17. Относительно воды, кроме того, что ее пьют в острых болезнях, я не имею ничего другого прибавить. И в самом деле она не облегчает кашля во время воспаления легких и не выводит мокроты; напротив, даже меньше других средств она это делает, если ее постоянно употребляют как питье. Но если прихлебывать небольшое количество воды между оксимелем и меликратом, то она выводит мокроту вследствие перемены качества пития, ибо она производит нечто вроде наводнения. Вообще она даже не утоляет жажды, но производит горечь, так как для желчной натуры она желчна и вредна для грудобрюшной преграды. Но она сама себя превосходит во вреде, бывает в высшей степени желчной и наибольше ослабляет силы тогда, когда входит в пустой желудок. Она также увеличивает селезенку и печень, когда они воспалены, вызывает волнение внутри и всплывает кверху. Она медленно проходит потому, что она холодновата и с трудом варится, и не вызывает ни послабления, ни мочи. Кроме того, она несколько вредна и потому, что по природе своей не дает помета. А если больной ее выпьет в то время, когда у него холодные ноги, то она сделает еще большими вредные последствия этого, в каком бы направлении они ни пошли. Когда ты будешь подозревать у больного в болезнях этого рода присутствие сильной тяжести головы или повреждение ума, то следует совершенно воздерживаться от вина и употреблять тогда воду или давать вино, разведенное водою, и светлокрасное вино совершенно без запаха и после питья его сверх того выпивать немного воды, ибо при этом условии сила вина менее будет поражать голову и ум. Относительно же тех случаев, в которых должно употреблять наиболее воды и когда много, и когда умеренно, и когда холодную, и когда теплую, об этом частью уже раньше сказано, а частью будет говориться еще в свое время. Об остальных же напитках, например, из ячменя, а также тех, которые приготовляются из трав, из сушеного винограда, из зерен масличных, из пшеницы, из сафлора, из миртовых ягод, из гранатового яблока и из других материалов, а также о том, когда какое из них благовременно будет употреблять, об этом будет написано при самой болезни так же как и об остальных сложных лекарствах.
18. Ванна в большинстве болезней полезна для употребления в одних случаях постоянно, в других-нет; иногда ею меньше следует пользоваться, когда люди к ней не приготовлены, ибо в немногих домах находятся соответствующие приспособления и служителя, какие необходимы. Но если больной вымоется не по всем правилам, он может подвергнуться немалому вреду. В самом деле, необходима и комната, свободная от дыма, нужна вода обильная и обливания частые, но не слишком в большом количестве, если это не будет требовать дело[11]. И лучше совсем не употреблять растираний. Но если растирать, то нужно брать средство теплое и во много раз больше, чем обыкновенно делается, и прежде растирания облить немалым количеством воды и после облить сейчас же. Дорога к ванне должна быть короткая, при легком как входе, так и выходе. Кто моется, пусть держит себя спокойно и молчит и пусть сам ничего не делает, но позволяет обливать себя и растирать другим. Должна быть заготовлена большая смесь воды холодной и горячей и должны делаться быстрые обливания ею, а вместо щеток при растирании должно употреблять губки и не должно умащать тела слишком сухого. Голову, однако, следует осушать как можно больше, вытирая ее губкой, и не должно охлаждать ни конечностей, ни головы, ни остального тела. И не должно мыться после недавнего приема супа или питья, а также не должно есть и пить тотчас после омовения. Однако, должно обращать большое внимание на то, любил ли очень больной, когда был здоров, мыться и привыкли к этому, ибо такие более желают ванны и получают от нее пользу, а без нее-вред. Вообще же более полезно это при воспалении легких, чем при горячках, ибо ванна успокаивает боль в боках, груди и спине, сваривает мокроту и выводит ее, делает легким дыхание, уничтожает усталость, так как смягчает члены и внешнюю кожу, выводит мочу, разрешает тяжесть головы и увлажняет ноздри. Вот такие-то благотворные последствия бывают от ванны, которые все вообще необходимы. Но если будут недостатки приготовления в одном или во многих отношениях, то следует опасаться, что она больше повредит, чем принесет пользы; в самом деле, каждое из тех условий, не хорошо подготовленное со стороны служителей, приносит великий вред. Меньше всего годится ванна тем, у кого желудок в болезнях бывает влажнее надлежащего, а также тем, у кого он останавливается более надлежащего и не разрешился прежде. Не следует мыть также ослабевших, страдающих тошнотой, рвотой, у кого поднимается желчь, а также у кого кровь течет из носа, если только она не течет меньше положенного времени; а времена эти ты знаешь. Но если она течет меньше, чем следует, тогда следует мыть или все тело, если это полезно в других отношениях, или одну голову. Итак, если имеются соответствующие приспособления и больной будет выносить ванну, тогда полезно мыть ежедневно. Что же касается любящих мыться, если даже будешь их мыть дважды в день, нисколько не погрешишь. Впрочем, те, которые употребляют цельный отвар, гораздо безопаснее могут принимать ванны, чем те, которые употребляют одну его жидкость, хотя и те иногда могут пользоваться купанием; менее же всего те, которые употребляют одно питье; однако, некоторым и это можно. Из всего того, что выше написано, следует заключать, кому при каждом виде диэты омовение будет полезно, а кому нет. Действительно, для тех больных, у кого наибольше недостает какого-либо из тех благ, которые происходят от омовения, и находятся все признаки, которые облегчаются омовением, тех должно мыть, а у кого нет недостатка ни в одном из тех условий и у кого налицо такие признаки, при которых мыться неполезно, тех мыть не должно.

---

[1] Книдские гномы, или изречения, ϰνιδίαι γνῴμαι единственное сочинение, которое называется во всем «Сборнике» по имени; такого обычая вообще в то время не существовало. Автором его считают Еврифона книдского. Как видно из последующего, книга эта была издана второй раз в исправленном виде, и Гиппократ имел перед глазами оба издания. (О книдских врачах подробно у Литтре, Rémarques sur les médécins Cnidiens, VII, 304, где приведены данные Галена.)
[2] «Не допускать опорожнения сосудов» (ϰενεαγγητέον) Не следует думать, что здесь дело идет о кровеносных сосудах, как это сейчас же приходит в голову современному врачу (у греков такого термина не существовало), а о самых обыкновенных, в которых помещается пища и питье. Пустые сосуды производят голод; в этом смысле слово ϰεναγγής, «производящий голод», употребляет Эсхил (Агамемнон, 189). В дальнейшем это фигуральное выражение Гиппократ постоянно употребляет для обозначения состояния организма, вызванного недостатком пищи.
[3] Здесь и во многих других местах Гиппократ обещает дать те или иные указания в дальнейшем, но таких указаний нигде нет; очевидно, предполагаемые им главы или книга не были написаны или же утерялись. Вторая часть «Диэты», считаемая подложной, не связана в этом отношении с первой.
[4] Когда дело идет о супе или похлебке, ρύφημα, надо разуметь тот же ячменный отвар или лечебный суп из крупы или муки с прибавлением некоторых приправ.
[5] Черная чемерица, ἐλλέβορος μέλας, Veratrum nigrum L., употреблялась как слабительное, но чаще как рвотное. См. примеч. 19 к книге: «О внутренних страданиях».
[6] См. прим. 20 там же.
[7] См. прим. 17 там же.
[8] См. прим. 14 там же.
[9] Медовый напиток, меликрат, μελίϰρητον, мед, разбавленный водой в различной пропорции; иногда его предварительно кипятили.
[10] Оксимель, όξύμελι, мед с водой и с уксусом; подробный рецепт неизвестен.
[11] Интересно примечание Галена к этому месту; он пишет: «Кажется, во времена Гиппократа ванны еще не были устроены. Когда он говорит; что в немногих домах имеется необходимая утварь и служителя и что кроме того требуется помещение, свободное от дыма, и достаточно воды и т. д., то это показывает, что воду нагревали дома в котлах и затем наливали ее в ванну». Литтре, приведя эту цитату, задает вопрос: а как же делалось в Риме во времена Галена? где нагревали воду, когда делали домашние ванны?