Книга XVI

*[1]

Из войны Филиппа с родосцами и Атталом: бесчинства Филиппа под Пергамом (1). Флот Филиппа в хиосских водах против союзного флота родосцев; сражение; случаи с отдельными кораблями (2-3). Средства и способы борьбы воюющих народов (4). Отличившиеся корабли Феофилиска, Филострата, Никострата (5). Случай с Атталом к выгоде для Филиппа (6). Потери воюющих (7). Старание Филиппа скрыть свое поражение и выставить себя победителем (8). Смерть Феофилиска (9). Рассуждение о людской близорукости (10). Взятие Филиппом карийского города Принаса (11). Чудесное изображение Артемиды (12). Вероломство Набиса относительно мессенян и вообще пороки его (13). Ошибки Зенона и Антисфена в известиях о битвах Хиосской и при Ладе, о походе Набиса в Мессению (14-17). Ошибки Зенона в известиях о войне между Антиохом и Птолемеем (18-19). Общие соображения автора о важности правды и поучительности в историческом сочинении (20). Из египетской истории: правление Тлеполема и вражда с ним придворных, руководимых Птолемеем (21-22). Доблести жителей Газы (22a). Триумф Сципиона (23). Затруднительное положение и наглость Филиппа в Карии (24). Прибытие в Афины Аттала и римских послов и торжественная встреча их; народное собрание объявляет войну Филиппу (25-26). Встреча римских послов с Никанором, военачальником Филиппа, и угроза войною (27). Медлительность родосцев и Аттала; быстрота действия и настойчивость Филиппа (28). Филипп под Абидосом; осада города; мужество жителей; изумительная решимость их;падение города (29-33). Вмешательство римлян в дела Филиппа; поведение абидян по взятии города (34). Ахейские и римские послы на Родосе с противоположными увещаниями (35). Созвание ахейских союзных отрядов Филопеменом в Тегею для войны с Набисом и хитрость Филопемена ввиду множества лазутчиков и доносчиков у Набиса; победа Филопемена (36-37). Старания Филиппа вовлечь ахеян в войну с римлянами (38). Из войны за Келесирию; покорение Иудеи Скопасом; поражение Скопаса; завоевания Антиоха (39). Отдельные географические отрывки (40).

1. Бесчинства Филипа под Пергамом. ...Подойдя к Пергаму[2] и воображая, что Аттал чуть не в его руках, Филипп предавался всевозможным бесчинствам[3]. Как бы ища выход своему раздражению, он изливал гнев не столько на людей, сколько на богов. Дело в том, что в передовых схватках гарнизон Пергама благодаря сильному местоположению города легко отражал нападающих; и в деревнях Филипп не находил никакой добычи, так как Аттал предусмотрел нападение и принял соответствующие меры. Ничего другого не оставалось ему, как обратить свою ярость против изображений божеств[4] и святилищ, хотя Филипп этими действиями причинял бесчестие гораздо большее себе самому, нежели Атталу. По крайней мере мне так кажется. Он не только жег и разрушал до основания храмы и алтари, но велел разбивать самые камни, чтобы всякое восстановление развалин сделать невозможным. Затем он разорил Никефорий[5], вырубив его рощу и опрокинув ограду, множество великолепных храмов сровнял с землею, вслед за сим устремился по направлению к Фиатейрам[6], оттуда повернул назад и бросился на равнину Фивы в надежде обрести в этих местах обильнейшую добычу. Обманувшись в расчетах, Филипп пошел в Гиеракому[7], вызвал к себе Зевксида[8] и потребовал, чтобы тот согласно договору снабдил его хлебом и иным продовольствием. Хотя тот и делал вид, будто поступает согласно договору, на самом же деле не имел охоты оказывать поддержку Филиппу (О добродетелях и пороках, Свида ).
2. ...Так как при осаде города[9] Филипп встретился с препятствиями, а враг[10] подстерегал его с превосходящим количеством палубных судов, то он очутился в трудном положении и не знал, что делать дальше. Но выбирать было не из чего, и Филипп неожиданно для неприятеля снялся с якоря, тогда как Аттал предполагал, что он пробудет здесь дольше в занятиях над разработкою приисков. Отплыть внезапно побуждала Филиппа больше всего уверенность в том, что так ему удастся предупредить[11] неприятеля и совершить остальной путь до Самоса уже беспрепятственно. Однако расчеты его совсем не оправдались, ибо Аттал и Феофилиск, как скоро заметили его отплытие, приступили к выполнению своего плана. Но так как они полагали, что Филипп, о чем сказано выше, дольше задержится на приисках, то выходили в море врозь[12]. Тем не менее благодаря усиленной гребле они настигли неприятеля, причем Аттал ударил на правое крыло, ведшее перед, а Феофилиск - на левое. Застигнутый врасплох[13], Филипп дал сигнал к битве правому крылу и приказал оборотить корабли носами против неприятеля и со всею силою сразиться с ним; сам он с несколькими челнами отступил под прикрытие промежуточных[14] островков и там выжидал исхода битвы. Число кораблей Филиппа, участвовавших в битве, доходило до пятидесяти трех палубных, сверх того, были открытые, да челноков вместе с пристами[15] было сто пятьдесят. Неприятель имел шестьдесят пять судов, считая и византийские, сверх того три триемиолии[16] и столько же трехпалубников.
3. Морское сражение между Филиппом и союзниками. Начало сражения дано было с корабля Аттала; тотчас за ним, не дожидаясь приказа, вступили в бой с обеих сторон все прочие близстоявшие корабли. Аттал схватился с восьмипалубным судном[17], нанес ему в подводную часть[18] меткий удар и наконец затопил его, невзирая на упорное сопротивление, оказанное противниками с корабельной палубы. Напротив, военачальнический десятипалубный корабль Филиппа сделался добычею неприятеля, чего никто не ожидал. Дело было так: корабль, когда на него набежала триемиолия, нанес ей сильный удар в середину туловища, ниже подворки верхнего ряда весел[19], и был захвачен[20] ею, ибо кормчий был уже не в силах сдержать стремительное движение своего корабля. Судно повисло на десятипалубном корабле, который поэтому был стеснен в своих движениях до беспомощности. В таком положении на корабль напали два пятипалубника, пробили его с двух сторон и затопили как самое судно, так и находившихся на нем людей; в числе этих последних был и наварх Филиппа Демократ. В это самое время два брата, Дионисодор и Динократ, начальники кораблей у Аттала, попали тоже в трудное положение в морском деле, один, столкнувшись с семипалубным судном, другой - с восьмипалубным. При столкновении с восьмипалубным судном корабль Динократа получил повреждение в той части, которая была над поверхностью моря, потому что нос его был сильно поднят[21]; со своей стороны Динократ пробил неприятельский восьмипалубник в подводной его части[22], но первое время никак не мог отделиться от него, хоть много раз и пытался повернуть свой корабль назад. Так как и македоняне дрались мужественно, то Динократ очутился в величайшей опасности. На помощь своему кораблю поспешил Аттал и нападением на неприятельский корабль разнял сцепившиеся суда. Динократ был спасен каким-то чудом, между тем как вся команда неприятельского судна пала в мужественной борьбе, а самое судно, опустелое, покинутое людьми, досталось в руки Аттала. Что касается Дионисодора, который с ожесточением устремился на врага, чтобы поразить его носом своего корабля, то ему не удалось даже нанести удар, и корабль его, пробегая мимо неприятеля, потерял правый ряд весел[23], изломались и подставки под башнями[24]. Тотчас корабль со всех сторон был окружен врагами, и среди криков и шума погибла вместе с судном вся команда; только Дионисодор с двумя товарищами спасся вплавь на подоспевшую на помощь триемиолию.
4. Выгоды обеих сторон. На прочих кораблях битва шла с равным успехом: насколько Филипп превосходил противника численностью челнов, настолько же многочисленнее были палубные суда у Аттала. На правом крыле Филиппа дела приняли такой оборот, что исход битвы оставался совершенно неизвестным; Аттал, напротив, имел больше оснований рассчитывать на победу. Что касается родосцев, то вначале по выходе из гавани они находились, как сказано выше[25], далеко от неприятеля, но суда их были гораздо быстрее неприятельских, и потому родосцев настигли задние корабли македонян. Сначала родосцы нападали на убегающие суда с кормы и ломали их весла; но когда корабли Филиппа начали оборачиваться на защиту сражающимся и запоздавшая в пути часть родосцев соединилась с Феофилиском, тогда оба флота, выстроенные в линию носами вперед, отважно пошли друг на друга, возбуждаемые звуками труб и криками. Если бы македоняне не поместили челнов между палубными судами, то морская битва была бы кончена легко и быстро; а этот строй мешал успеху родосцев во многих отношениях. Первая же схватка расстроила усвоенный вначале боевой порядок, и все сражались как попало. Поэтому родосцам трудно было пробиваться между неприятельских судов, поворачиваться с кораблями и вообще пользоваться своими преимуществами, между тем как челны то налегали на весла и задерживали движения их, то направляли удары на носы и кормы родосцев, чем мешали работе кормчих и гребцов. При столкновениях с неприятельскими судами на боевой линии родосцы прибегали к следующему приему: глубоко погружая передние части своих судов, они получали удары над водою, тогда как неприятельским судам причиняли непоправимые повреждения под водою. Однако такие случаи были редки, потому что македоняне, как только завязывалась правильная битва, храбро отбивались со своих палуб, и родосцы уклонялись от схватки с кораблями. Чаще они проходили между неприятельских судов, ломали весла их, а через то самые суда делали негодными; потом родосцы опять огибали их и нападали на одни суда с кормы, на другие сбоку как раз в то время, как те оборачивались, - или пробивали их, или всякий раз портили какую-нибудь из необходимых принадлежностей. Так-то сражаясь, родосцы уничтожили множество неприятельских кораблей.
5. Отличившиеся отдельные корабли. В битве больше всех отличились три пятипалубника родосцев: один военачальнический, на котором находился Феофилиск, другой тот, которым командовал Филострат, и третий, на котором кормчим был Автолик, а начальником Никострат. Так, этот последний корабль напал на неприятельский и в туловище его оставил свой нос; прободенный корабль затонул вместе с людьми, а Автолик и его товарищи, окруженные врагами, первое время, пока вода набиралась в корабль через носовую часть, храбро защищались, наконец Автолик был ранен и в вооружении бросился с корабля в море, и прочие воины пали в отважном бою. Подоспевший в это время с тремя пятипалубниками Феофилиск не мог спасти корабля, уже наполнившегося водою, но ему удалось пробить два неприятельских судна и воинов их сбросить в море. Вскоре столпились вокруг него многочисленные челны и палубные суда, причем Феофилиск потерял большую часть храбро сражавшихся воинов, а сам получил три раны и только с трудом после отчаянного сопротивления спас собственный корабль, когда Филострат оказал ему помощь и храбро вмешался в происходившую на месте битву. Вернувшись к своим кораблям, Феофилиск с новым жаром бросился на врага, ослабленный телом после ран, но еще с большею отвагою и смелостью в душе, чем прежде.
Таким образом, происходило два морских сражения[26], вдали одно от другого, а именно: правое крыло Филиппа, согласно первоначальному плану постоянно державшееся вблизи берега, находилось недалеко от Азии, а левое сражалось с родосцами близ Хиоса, так как для оказания помощи задним кораблям крылу этому необходимо было обернуться.
6. Неосторожность Аттала и притязание Филиппа на победу. Однако на правом крыле решительный перевес одерживал Аттал и уже приближался к тем небольшим островам, у которых стоял на якоре Филипп в ожидании развязки. Но в это время Аттал заметил, что один из его пятипалубников находится вдали от места сражения, поврежденный неприятельским судном и им уже затопляемый; он поспешил к судну на помощь в сопровождении двух четырехпалубников. Когда неприятельское судно бежало, направляясь к суше, Аттал погнался за ним с чрезмерным рвением, увлекаемый желанием захватить корабль. Тогда Филипп, видя, что Аттал далеко отошел от своих, устремился на него с четырьмя пятипалубными и тремя полуторными судами и еще со стоявшими вблизи челнами, отрезал его от его собственного флота и тем вынудил пристать с кораблями к суше в большом страхе за свою жизнь. Вслед за сим царь вместе с корабельною командою бежал в Эрифры, а суда с царскими пожитками достались Филиппу. При этом Аттал употребил некоторую хитрость: великолепнейшие из царских пожитков он велел выбросить на корабельную палубу, и первые македоняне, подошедшие сюда в своих челноках, при виде множества кубков, пурпурных одежд и соответствующих принадлежностей к ним накинулись на эти предметы и не думали более о преследовании врага. Благодаря этому Аттал имел возможность благополучно укрыться в Эрифры, а Филипп, хотя в главном сражении потерпел большую неудачу, но, ободренный несчастным приключением с Атталом, снова появился на море, быстро собрал свои корабли и убеждал воинов не падать духом, потому что в морской битве победа осталась за ними. В самом деле, у воинов явилось подозрение, что Аттал погиб, основанное на том, что Филипп тянул за собою царское судно на канате. Только Дионисодор угадывал, что случилось с Атталом, поднял сигнал и созвал свои корабли. Быстро собрались к нему корабли, и Дионисодор отплыл беспрепятственно к якорным стоянкам, что в Азии. В то же самое время македоняне, сражавшиеся против родосцев и уже давно теснимые неприятелем, стали уходить с поля сражения, отступая частями и притом с таким видом, как будто они торопятся подать помощь собственным судам. Часть неприятельских кораблей родосцы потянули за собою, другую часть раньше пробили носами своих кораблей и отступили к Хиосу.
7. Потери обеих сторон. В битве с Атталом Филипп потерял по одному кораблю десятипалубному, девяти-, семи- и шестипалубному, кроме того, десять крытых судов и три триемиолии, наконец, двадцать пять челнов вместе с командою. В сражении с родосцами потеряно крытых судов десять и около сорока челнов; два четырехпалубника и семь челнов с командою уведены неприятелем. У Аттала затоплены были одна триемиолия и два пятипалубника, и неприятелем захвачены два четырехпалубника и судно самого царя. Родосцы потеряли два пятипалубника и один трухпалубник, но ни одно судно их не попало в руки неприятеля. Из числа воинов пало родосцев около шестидесяти человек, Атталовых воинов около семидесяти, тогда как Филипп потерял тысячи три македонян и до шести тысяч команды. В плен было взято македонян и союзников тысячи две и до семисот человек неприятелей[27].
8. Ближайшие последствия Хиосской битвы. Таков[28]был конец морского сражения при Хиосе. Филипп присваивал победу себе на двояком основании, во-первых, потому что загнал Аттала на сушу и завладел его кораблем, во-вторых, потому что бросил якорь у так называемого Аргенна[29], то есть как бы утвердил стоянку на обломках кораблей. Согласно с этим вел себя Филипп на другой день, когда собрал корабельные обломки и велел поднять с поля битвы трупы, какие можно было еще распознать, дабы тем усилить видимость победы. Что сам он вовсе не считал себя победителем, в этом скоро изобличили его родосцы и Дионисодор. Так, на другой же день, когда царь был озабочен еще этими самыми мероприятиями, они условились между собою через вестников, пошли на царя и выстроили в боевую линию свои корабли; но должны были ни с чем отплыть обратно к Хиосу, потому что против них не вышел никто. Между тем Филипп, которому до сих пор не доводилось ни на суше, ни на море понести и одном деле такие потери людьми, был весьма огорчен случившимся, и мужество его сильно убавилось; только перед другими он старался всеми способами скрывать свое настроение, хотя при таком положении дела сохранить спокойствие духа было невозможно. Не говоря обо всем прочем, один вид того, что было после сражения, наводил ужас на всякого. Потери людьми были столь велики, что весь пролив[30] тогда же, во время битвы, покрылся мертвыми телами, кровью, вооружением, обломками кораблей, а в следующие за сим дни можно было видеть все это беспорядочно нагроможденное кучами на морских берегах. Такое зрелище повергало в тяжелое смущение не одного Филиппа, но и всех македонян.
9. Смерть Феофилиска от ран. Феофилиск на один день пережил битву и, написав о ней на родину, назначив на свое место военачальником Клеонея, скончался от полученных ран, - доблестный боец с достойным умом. Не решись он предупредить Филиппа нападением, то в страхе перед отвагою царя все пропустили бы благоприятный момент. Теперь, начав войну, он вынудил родной город поднять оружие благовременно, вынудил и Аттала не медлить более и не тратить времени на военные приготовления, но смело начинать войну и идти в битву. Поэтому родосцы поступили справедливо, когда оказали ему и после смерти такие почести, которые возбуждали к борьбе за родину[31] не современников только, но и потомков.
10 [32]. Филипп после битвы при Ладе. ...После битвы при Ладе[33], когда родосцы удалились с поля войны, а Аттал еще не воссоединился с союзниками, Филипп имел полную возможность пройти морем в Александрию. После этого всякому стало ясно, что Филипп поступил так в состоянии умопомрачения. Что же остановило его в этой решимости? Природа вещей, ничто другое. По временам многие простирают издали руки к невозможному, соблазняемые блеском надежд: ибо у каждого из нас чувство царит над рассудком. Но потом, когда приближается исполнение, люди опять без всякого основания отступают от своего решения, ибо трудности и препятствия, какие встречаются на пути, помрачают и обманывают их рассудок (Сокращение ватиканское, Сокращение ).
11. Филипп в Карии. ...После этого Филипп сделал несколько напрасных приступов, но городок[34] был огражден сильным местоположением, и потому царь отступил обратно, разоряя крепостцы и окрестные поселения. По удалении оттуда Филипп расположился лагерем под Принасом[35]. Быстро изготовил он навесы[36] и другие приспособления и повел осаду города при помощи подкопов. Но местность была скалиста, и попытка его не имела успеха, потому Филипп придумал такое средство: днем он велел производить шум под землею, как будто земляные работы ревностно производились, а по ночам сносилась издалека земля и насыпалась у входа в подкоп с целью наводить ужас на жителей города, которые заключали о ходе работы по огромным кучам земли. Сначала принасяне мужественно выдерживали осаду, но потом, когда Филипп прислал объявить, что стена их подперта[37] уже на протяжении чуть не двух плефров,[38] и спрашивал, что они предпочитают, покинуть ли невредимыми город, или всем погибнуть вместе с городом, когда сожжены будут подпорки, принасяне поверили его словам и выдали город (Сокращение ).
12. Иасяне. Рассказы о чудесах. ...Город иасян[39] лежит на азиатском берегу в заливе, что между Посейдоновым святилищем в Милетской земле и городом миндян, именуемым у одних Иасским[40], а чаще Баргилийским, по именам лежащих в глубине залива городов. Иасяне с гордостью называют себя колонией первоначально аргивян, потом милетян, так как предки их после потерь людьми в карийской войне призвали к себе сына Нелея[41], основателя Милета. Величина города - десять стадий.[42] Баргилияне говорят и верят, что изображение Киндиадской[43] Артемиды, хотя стоит под открытым небом, никогда не покрывается снегом и не орошается дождем; иасяне то же самое рассказывают про Артемиду Астиадскую, о чем сообщают и некоторые историки. Во всем сочинении я решительно и с негодованием восстаю против такого рода сообщений историков. Ибо, мне кажется, все рассказы, выходящие за пределы не только вероятного, но даже возможного, принадлежат к разряду детских побасенок. Так, утверждать, будто некоторые тела, находясь в полосе света, не бросают от себя тени, значит обличить жалкое слабоумие, что и делает Феопомп, когда говорит, что люди, вошедшие в сокровеннейшую часть святилища Зевса в Аркадии, перестают бросать от себя тень[44]. Нечто подобное представляет собою и сообщенное здесь известие. Правда, к некоторым историкам надлежит относиться снисходительно, когда они рассказывают басни о чудесах и подобных предметах для поддержания в толпе веры в божество; но нельзя прощать того, кто переступает эту меру. Быть может, в каждом отдельном случае и трудно определить границу дозволенного, все же не невозможно. Итак, небольшую ошибку или ложь можно простить, но чрезмерную - ни за что, по крайней мере, по-моему (Сокращение ).
13 [45]. Вероломство Набиса относительно мессенян. ...Раньше мы рассказали о том, каков был с самого начала образ действий Набиса, тирана лакедемонян, как он изгонял граждан, освобождал рабов и женил их на женах и дочерях господ их, о том также, каким образом он открыл в своих владениях как бы священное убежище всякому, кто был изгнан из родной земли за нечестие или подлости, и тем собрал в Спарте множество преступного народа. Теперь остается нам рассказать, почему и каким образом, будучи до того в союзе с этолянами, элейцами и мессенянами[46], он, всем им по силе клятвы и договора обязанный помогать, если бы кто пошел на них войною, совершенно пренебрег этими обязательствами и решился предательски напасть на город мессенян (О добродетелях и пороках ).
14. Ошибки Зенона и Антисфена. ...Так как некоторые составители отдельных историй пишут и о тех временах, к которым относятся мессенские события и рассказанные выше морские сражения[47], то я желаю вкратце сказать об этих писателях, не обо всех их, впрочем, но о тех только, которые, по моему мнению, достойны упоминания и подробной оценки: таковы родосцы Зенон и Антисфен[48]. По многим причинам я почитаю долгом отличить их. Так, они были современниками описанных событий, принимали участие в делах управления[49] и вообще писали историю не ради корысти, но из жажды славы и по долгу государственных людей. Так как они описывают те же события, что и мы, то нам невозможно обойти их молчанием; или же иной серьезный читатель в случае нашего разногласия предпочтет следовать за ними, ибо на их стороне и имя родосцев, и общее мнение, что родосцы - искуснейший в морском деле народ.
Итак, оба эти писателя прежде всего заявляют, что битва при Ладе была немаловажнее хиосской, скорее даже значительнее ее и напряженнее как в отношении подробностей дела, так и по его исходу; они же утверждают, что победа была на стороне родосцев. Я готов извинить, если историк превозносит свое отечество, лишь бы уверения его не противоречили действительности. Достаточно уже и тех ошибок, которые происходят от незнания и избежать которых трудно историку по присущей ему человеческой немощи. Если же мы станем писать неправду преднамеренно, будет ли то из любви к отечеству, по дружбе или из лести, то чем мы будем отличаться от людей, которые пишут историю ради прибытка? Как эти писатели, прилагая ко всему меру своих выгод, подрывают доверие к своим сочинениям, так бывает и с государственными людьми, которые руководствуются в своем поведении враждою или дружбою. Посему и читателям следует зорко наблюдать за этой стороной изложения, да и сами историки обязаны беречься подобных ошибок.
15. Противоречие между известиями и суждениями авторов. Сказанное подтверждается нижеследующим: Зенон и Антисфен в подробном сообщении о битве при Ладе признают, что два пятипалубных судна родосцев вместе с командою попали в руки врагов, далее, что, когда один корабль, в котором вследствие полученного повреждения образовалась течь, ушел из битвы с поднятым наименьшим парусом[50], многие из близстоявших кораблей сделали то же и отступили в открытое море, что наконец вынужден был к тому же самому и начальник флота, остававшийся позади с небольшим числом воинов, что вслед за сим корабли родосцев отброшены были противным ветром к Миндскому берегу и там кинули якорь, а на другой день снова вышли в море и переправились к Косу[51], что неприятель потащил пятипалубники за собою и бросил якорь у Лады, таким образом проведя ночь на родосской якорной стоянке, что милетяне, напуганные всем случившимся, при приближении врага почтили венком не только Филиппа, но и Гераклида. Все эти подробности, говорящие ясно о поражении родосцев, названные историки сообщают, и в то же время провозглашают родосцев победителями как в отдельных замечаниях, так и в общем заключении, невзирая на то, что в Пританее хранится еще письмо об этих событиях, отправленное в то время военачальником совету и пританам и подтверждающее наши суждения, а не Антисфена и Зенона.
16. Ошибочная топография Зенона. Вслед за сим историки рассказывают о вероломном нападении на мессенян. При этом Зенон утверждает, что Набис вышел из Лакедемона, переправился через речку, именуемую Гоплитою[52], потом узкой тропинкой пошел мимо Полиасия, пока не достиг окрестностей Селласии, а оттуда повернул будто бы на Фаламы[53] и через Фары достиг реки Памиса. Я не знаю, что и сказать об этом. Уверения их совершенно похожи на то, как если бы кто рассказывал, что он отправился из Коринфа, перешел через Истм и достиг Скиронид[54], а затем тотчас повернул на Контопорию[55] и мимо Микен пришел в Аргос. Эти местности не то что находятся немного в стороне, но в противоположных направлениях одна от другой, именно: Истм и Скирады лежат на восток от Коринфа, тогда как Контопория и Микены чуть не на самом юго-западе[56], так что совершенно немыслимо пройти по такому направлению[57]к вышеназванным местностям. То же самое относительно Лакедемона, именно: Эврот и окрестности Селласии находятся почти на северо-восток от Спарты, тогда как Фаламы, Фары и Памис на юго-запад; поэтому человек, предположивший пройти мимо Фалам в Мессению, не только не должен идти на Селласию, но и переправляться[58] через Эврот.
17. Кроме того, Зенон утверждает, что Набис совершал обратный путь из Мессении через ворота, ведущие в Тегею. Это - бессмыслица. Перед Тегеей со стороны Мессены лежит Мегалополь, поэтому невозможно, чтобы мессеняне называли какие-либо ворота ведущими на Тегею. Правда, у мессенян есть ворота, именуемые Тегеатскими; через них-то Набис и вышел обратно домой, что привело Зенона к ложному заключению, будто Тегея находится ближе к Мессене, нежели Мегалополь. Но это не так, потому что между Мессенией и Тегеатидой лежат Лаконика и Мегалополитида. Наконец, по уверению Зенона, Алфей[59] у самого источника теряется под землей, протекает в таком виде на большом протяжении и показывается снова на поверхность подле Ликои[60] в Аркадии. Между тем река эта скрывается под землей на небольшом расстоянии от истоков и, пройдя так на протяжении всего десяти стадий, выступает снова, а дальше входит в Мегалопольскую область. Сначала маловодная, река потом непрерывно увеличивается и на виду у всех проходит всю вышеназванную область стадий на двести, принимает в себя воды Лусия[61] и уже в виде непереходимой глубокой реки достигает Ликои. <...>
И все-таки перечисленные здесь суждения при всей ошибочности их понятны и извинительны, ибо проистекают частью из неведения, частью из любви к отечеству, каково, например, суждение о морской битве. Насколько было бы основательнее упрекать Зенона в том, что он больше озабочен красотою слога, чем выяснением событий и расположением их, и не раз открыто похваляется этим, как делают многие другие известные историки? По-моему, необходимо прилагать внимание и старание к достодолжному изложению событий, ибо хороший слог в высокой мере усиливает действие истории, однако люди рассудительные не могут считать его первою и господствующею над прочими задачей истории. Вовсе нет. Напротив, многие другие задачи ее более достойны, и сведущему в государственных делах историку приличнее было бы здесь искать себе похвал.
18. Ошибка Зенона в известиях о войне в Келесирии. Мысль моя может быть наилучше пояснена нижеследующим примером: поименованный выше историк в описании осады[62]Газы и в рассказе о сражении между Антиохом и Скопасом в Келесирии близ Пания обличил такую заботливость о красоте слога, что с ним не могли бы сравняться по причудливости оборотов даже сочинители речей, рассчитанных на то, чтобы пленять и удивлять толпу; зато относительно содержания показал такую небрежность, что тоже нельзя было бы назвать другого писателя, равного ему по легкомыслию и невежеству[63]. Так, собираясь выяснить прежде всего расположение войск Скопаса, Зенон утверждает, что фаланга правым крылом с небольшим числом конных воинов примыкала к подошве горы, левое же крыло фаланги и вся назначенная сюда конница находились на равнине. Далее он говорит, что Антиох к раннему утру послал старшего сына, Антиоха, с небольшою частью войска своевременно занять господствующие над неприятелем высоты, а сам с остальным войском на рассвете переправился через реку, что между двумя стоянками, и выстроился в боевой порядок на равнине; фалангитов вытянул в прямую линию и поставил против неприятельского центра, а конницу поместил частью на левом крыле, частью на правом; на этом же последнем находилась и вся панцирная конница[64], предводительствуемая Антиохом, его младшим сыном. Потом Антиох, по словам Зенона, поставил перед фалангою, в некотором расстоянии от нее слонов и тарентинцев с Антипатром[65]во главе, промежутки между слонами заполнил стрелками и пращниками, а сам с конницею сподвижников[66] и с гипаспистами поместился в тылу слонов. Покончив с распределением войск, Зенон продолжает, что тот самый Антиох-младший, которого он поставил было на равнине против левого крыла противника с панцирной конницей, стремительным движением с горы смял и преследовал конницу Птолемея, сына Аеропа, - и он же поставлен во главе этолян на левом крыле на равнине! Потом фаланги у Зенона встречаются, и между ними завязывается жестокая битва. Зенон и не подумал о том, что схватка между фалангами была невозможна, так как перед ними стояли слоны, конница и легковооруженные.
19. Далее, продолжает Зенон, когда фаланга под напором ловких этолян отступала шаг за шагом назад, слоны приняли отступающих под свою охрану и в борьбе с неприятелем оказали большую услугу своим. Однако трудно понять, каким образом слоны очутились в тылу фаланги или как они могли оказать важную услугу: лишь только фаланги схватывались одна с другою, слоны не могли больше различать, кто друг их и кто враг из людей, попадавших им под ноги. Этого мало: по его же словам, этолийская конница во время битвы поставлена была в трудное положение непривычным для нее видом слонов. Однако сам же Зенон рассказывает, что помещенная на правом крыле конница оставалась нетронутою, тогда как вся остальная масса конницы, поставленная на левом крыле, была побеждена Антиохом и бежала. Какая же часть конницы находилась в центре фаланги и была напугана слонами? В это время где находился царь? В чем состояло участие в битве царя, при котором находились отборные части пехоты и конницы? Об этом у Зенона ни слова. Потом, что же делал старший из сыновей, Антиох, который с частью войска заблаговременно овладел высотами? Этот Антиох и после битвы не возвратился к царю в лагерь. Оно и понятно, ибо Зенон предполагает у царя двух сыновей, Антиохов, хотя в этом походе участвовал один только. Потом, каким образом у него Скопас в одно и то же время уходит из битвы и первым, и последним? Зенон утверждает, что Скопас при виде Антиоха-младшего, который вернулся из погони и показался в тылу фалангитов, потерял вследствие этого надежду на победу и отступил назад. Вслед за сим читаем, что, когда фаланга оцеплена была слонами и конницей, произошла жесточайшая сеча, и Скопас вышел из битвы последним.
20. Эти и все подобные погрешности навлекают на историков, как мне кажется, большой срам. Поэтому историку следует больше всего стремиться к безошибочности во всех частях своего сочинения[67], как к качеству достохвальному; если же это невозможно, тогда надлежит наибольшую заботу обратить на необходимейшее и важнейшее в историческом сочинении.
Правда и поучительность - важнейшие достоинства исторического сочинения. Высказать это побудила меня мысль о том, что в наше время в истории, как и во всех прочих искусствах и занятиях, правда и поучительность не пользуются уважением[68]; напротив, предметом похвалы и подражания служит все показное и поразительное, как бы нечто действительно трудное и удивления достойное. Между тем в истории, как и в других видах письменности, эти достоинства легче даются писателю, легче приобретается и одобрение за них. Что касается незнакомства Зенона с местностями Лаконики, то я не стесняясь написал об этом самому Зенону, так как ошибки его были грубы, а я не считаю делом честного человека чужие ошибки обращать в свою пользу, как поступают многие другие; напротив, ради общего блага я готов тщательно исправить не собственные только сочинения, но и чужие, насколько позволяют мне силы. Когда Зенон получил наше письмо и увидел, что невозможно уже изменить сочинение, которое он выпустил в свет, он сильно пожалел и, хотя не мог ничего сделать, благодарил нас за участие. Относительно себя[69] я просил бы современных и последующих читателей беспощадно осуждать нас за ложь и уклонения от истины, если окажется, что мы преднамеренно допустили их в нашем сочинении, но вместе с тем и простить нас за ошибки по неведению, нас скорее, чем кого бы то ни было, так как сочинение наше обширно и обнимает события всего мира (О добродетелях и пороках, Свида ).
21 [70]. Расточительность Тлеполема во время управления Египтом. ...Тлеполем, управлявший делами египетского царства, был молод и все время пышно жил в лагерях. От природы он был надменен, тщеславен, а в управлении делами государства проявлял много достоинств, но и столько же недостатков. Так, на поле сражения он был искусный военачальник, умел руководить военными действиями, был мужествен и обладал способностью ладить с солдатами. Напротив, Тлеполем был совершенно не способен к ведению запутанных дел, требующих внимания и осторожности, бережливости и вообще хозяйственной распорядительности. Благодаря этим свойствам он скоро не только пошатнул государство, но и сократил его пределы[71]. Завладев государственной казной, Тлеполем чуть не целые дни проводил в игре в мяч или в вооруженных состязаниях с юными сверстниками, а после игр тотчас устраивал попойки, и в этом проходила большая часть его жизни. Если иногда какой-нибудь час в день он уделял на приемы, то раздавал или, говоря точнее, расшвыривал государственные деньги являвшимся из Эллады послам, актерам[72], больше всего начальникам придворных отрядов и солдатам. Вообще он не умел отказывать; лишь бы кто обратился к нему с льстивою речью, Тлеполем охотно отдавал все, что попадалось ему на глаза. Вследствие этого зло росло и ширилось само собою. Всякий неожиданно облагодетельствованный расточал перед Тлеполемом лесть в благодарность за прежнее одолжение и в расчете на будущее. А он, принимая от всех похвалы себе и здравицы на пирушках[73], зная, что по всему городу имя его прославляется в надписях[74] и в веселых песнях, исполняемых певцами[75], возмечтал о себе, становился все надменнее, а на милости чужеземцам и солдатам все расточительнее.
22. Вражда и интриги Птолемея против Тлеполема. Такое поведение раздражало придворных, которые стали следить за каждым шагом Тлеполема и тяготились его высокомерием, зато тем больше восхищались Сосибием,[76] когда сравнивали его с Тлеполемом. Говорили, что Сосибий был рассудительный не по летам руководитель царя, что в обхождении с иноземцами он держал себя так, как и подобало человеку, облеченному столь высоким доверием: ему были доверены государственная печать и особа царя. В это время возвратился от Филиппа Птолемей, сын Сосибия. Уже перед отъездом из Александрии он отличался надменностью, частью по самому характеру своему, частью потому, что отец его занимал высокое положение. Когда же он побывал в Македонии и пожил среди тамошней придворной молодежи, то вообразил себе, что мужество македонян в красоте их обуви и одежды, и потому во всем этом стал подражать им и проникся убеждением, что путешествие в Македонию и пребывание среди македонян сделали и его самого мужем, тогда как александрийцы продолжали оставаться рабами и трусами. Вот почему Птолемей[77]скоро начал завидовать Тлеполему и враждовать с ним. Все придворные были на его стороне, ибо Тлеполем управлял делами государства и распоряжался казною не как опекун, но как собственник, и потому разлад между ним и Птолемеем вскоре обострился. В это время до Тлеполема стали доходить злобные толки придворных, подглядывавших за ним и строивших козни; первое время он не вслушивался в эти речи и оставлял их без внимания; но потом, когда те же люди решились открыто в заседании совета осуждать его в его отсутствие за дурное управление государством, Тлеполем в гневе созвал совет и объявил на нем, что, если враги его злословят на него тайком с глазу на глаз, то он предпочитает выступить против них с обвинениями открыто в общем собрании[78]. <...> После этой речи Тлеполем отобрал печать у Сосибия, держал ее с того времени у себя и всеми делами управлял по собственному усмотрению (О добродетелях и пороках, Свида ).
22a. Честность и мужество газян. ...Справедливость и долг, мне кажется, требуют воздать подобающую хвалу жителям Газы[79]. Не уступая[80] жителям Келесирии в военном мужестве, газяне далеко превосходят их честностью и верностью в отношении к союзникам[81] и сверх всего обладают несокрушимою отвагою. Так, во время нашествия персов,[82] когда все прочие народы в страхе перед громадным могуществом врагов передавались вместе с городами своими мидянам, одни газяне устояли перед опасностью и не испугались осады. Потом, при появлении Александра[83], когда прочие города сдались победителю, а тиряне были покорены силою, когда сопротивление стремительному натиску Александра угрожало почти верною гибелью, они одни из сириян не отступили перед победителем и испытали все средства борьбы. Так же точно газяне вели себя и в описываемое нами время, именно: ради соблюдения верности Птолемею они сделали все, что могли. Поэтому, отмечая в нашем сочинении похвалою отдельных доблестных людей, мы обязаны таким же образом чествовать доброю памятью целые государства, если обыкновенно они действуют честно, в подражание ли предкам, или по собственному расположению (О добродетелях и пороках ).
23. Великолепие триумфа Сципиона. ...Публий[84] Сципион возвратился из Ливии немного времени спустя после описанных выше событий. Чувства, с какими народ ждал Публия, соответствовали его многозначительным подвигам, а потому великолепие и восторги толпы окружали этого гражданина. Совершенно справедливо и заслуженно было такое чествование. В самом деле, потеряв было всякую надежду выгнать Ганнибала из Италии и отвратить опасность, угрожавшую им самим и друзьям их, римляне теперь не только чувствовали себя свободными от всякого страха и напасти, но и господами врагов своих, почему радость их была беспредельна. Когда же теперь Публий показался в триумфе и память минувших тревог оживилась зрелищем принадлежностей триумфа[85], римляне забыли всякие границы в выражении благодарности богам и любви к виновнику необычайной перемены. Ибо в триумфе через город среди пленников шел и царь масайсилиев Софак, который немного спустя кончил дни в тюрьме. По завершении торжества римляне непрерывно в течение многих дней устраивали блестящие игры и сборища на средства щедрого Сципиона (Сокращение ).
24. Трудное положение Филиппа в Карии. ...Зима, в которую консулом в Риме был выбран Публий Сульпиций[86], уже началась, а царь Филипп все держался в Баргилиях. Он видел, что родосцы и Аттал не только не распускают флота, но вооружают еще новые корабли и с большею, чем прежде, настойчивостью теснят неприятельские гарнизоны; это ставило Филиппа в большое затруднение, и он в размышлениях о будущем переходил от одного решения к другому. Так, с одной стороны, царь опасался выйти из Баргилий, ибо предвидел битву на море, зато, боясь и этолян, и римлян, он не был покоен за Македонию и вовсе не желал зимовать в Азии: он знал, что в Рим отправлены враждебные ему посольства[87] и <...> что[88] война в Ливии кончилась. Вследствие этого Филипп был в большом затруднении, но обстоятельства вынуждали его оставаться на месте и вести, что называется, волчью жизнь. Грабежом и кражею у одних, насилием над другими, лестью, чуждою его природе, перед третьими добывал он для голодающего войска то мясо, то фиги, то хлеб небольшими количествами. Часть припасов доставлял ему Зевксид, другую мисийцы[89], алабандцы, магнеты; он или льстиво пресмыкался перед этими народами, когда получал от них припасы, или неистовствовал и злоумышлял на них, когда встречал отказ. Наконец Филипп покусился было при посредстве Филокла захватить город миласийцев, но потерпел неудачу, ибо план захвата был ошибочен; зато опустошил поля алабандийцев, как бы врагов своих, оправдываясь необходимостью доставить войску средства пропитания (О добродетелях и пороках ).
...Филипп, отец Персея, когда во время набегов в Азии войско его терпело нужду в съестных припасах, принял от магнетов фиги, потому что хлеба у них не было. За фиги он и Миунт[90] подарил магнетам, когда овладел этим городом (Афиней ).
25. Прибытие в Афины Аттала и римских послов. ...Афинский народ отправил к царю Атталу[91] послов с выражением благодарности за прежние услуги и с приглашением явиться в Афины для совместного обсуждения необходимых мероприятиях. Несколько дней спустя царь был уведомлен о том, что римские послы[92] высадились в Пирее, и, полагая, что ему необходимо переговорить с ними, поспешно вышел в море. Как только афинский народ узнал о скором прибытии царя, сделал постановление великолепно встретить и вообще принять его. Первый день по прибытии в Пирей Аттал употребил на переговоры с римскими послами и был очень рад, когда услышал, как римляне вспоминали их прежние союзные действия и с какою готовностью пойдут на Филиппа войною. На следующий день Аттал вместе с римлянами и афинскими архонтами вступил в город с большою торжественностью, ибо навстречу им вышли не только должностные лица и всадники, но и все граждане с женами[93] и детьми. Когда произошла встреча, толпа приветствовала римлян и особенно Аттала с несравненным восторгом. Когда же царь переступил Дипил[94], по обеим сторонам его выстроились жрицы и жрецы, потом перед ним открыли все храмы, на всех жертвенниках поставлены животные, а царя просили закалать их. Наконец афиняне определили воздать Атталу такие почести, каких никогда раньше не оказывали своим благодетелям. Так, между прочим, они назвали филу[95] по имени Аттала и его самого сопричислили к родоначальникам-покровителям[96].
26. После этого афиняне созвали народное собрание и пригласили в него Аттала. Но тот отклонил от себя приглашение, говоря, что неудобно выступать лично перед облагодетельствованными людьми и самому перечислять собственные заслуги. Афиняне не настаивали больше, только просили высказаться письменно относительно того, что при данных обстоятельствах он находит полезным. Аттал согласился, и составленное им письмо градоправители[97] внесли в собрание. Главным содержанием письма было напоминание об услугах, раньше оказанных царем афинскому народу, перечисление его недавних деяний, направленных против Филиппа, наконец, призыв к войне с Филиппом и клятвенное уверение в том, что, если только афинянам не угодно теперь же соединиться с родосцами, римлянами и с ним для мужественной борьбы, если, пропустив это время, они пожелают потом приобщиться благ мира, добытого чужими трудами, то выгоды[98] отечества не будут соблюдены ими. Объявление войны Филиппу афинянами. Уже по прочтении письма народ, частью убежденный тем, что выслушал, частью из расположения к Атталу, был готов начинать войну. Когда же явились в собрание и родосцы и настойчиво заговорили в том же направлении, афиняне постановили объявить войну Филиппу. Родосцев они приняли тоже с большим почетом, родосскому народу поднесли венок в награду за храбрость, а всем родосцам даровали исополитию[99], ибо помимо всего прочего они благодаря родосцам получили обратно захваченные неприятелем корабли с командою. Достигнув этого, родосские послы отплыли с флотом к Кеосу[100] и островам (О посольствах ).
27. Пока римские послы находились в Афинах, Никанор[101], один из военачальников Филиппа, совершил набег на Аттику до Академии. Римляне через глашатая позвали Никанора на переговоры и при этом поручили ему объявить Филиппу требование римлян, чтобы царь не воевал ни с одним из эллинских народов, а за обиды, нанесенные Атталу, дал бы ответ перед судом правым; если царь согласен на это, то может жить в мире с римлянами, если не согласен, то последует война, сказали послы. По выслушании послов Никанор удалился. С такою же речью о Филиппе римляне обратились к эпиротам в Фойнике, по пути к Аминандру в Афамании[102], а равно к этолянам в Навпакте и к ахенянам в Эгии. Вот что объявили в то время послы Филиппу через Никанора и отплыли к Антиоху и Птолемею[103] для примирения их между собою (О посольствах ).
28. Медлительность Аттала и родосцев. Быстрота и настойчивость Филиппа. ...Мне кажется, многие уже прекрасно начинали дело и своею ревностью споспешествовали ему; напротив, только немногие доводят задуманное до конца и, если встречают противодействие судьбы, недостаток увлечения восполняют рассудительностью. Можно было бы и тогда не без основания упрекнуть Аттала и родосцев в медлительности[104], а за Филиппом признать царственное величие души и настойчивость в преследовании цели: говорим так не для того, чтобы хвалить характер Филиппа вообще, но чтобы отметить поведение его при тогдашних обстоятельствах. Настоящее различие мы делаем по избежание упрека в противоречии себе, так как раньше мы хвалили Аттала и родосцев и осуждали Филиппа, а теперь поступаем наоборот. Вот почему уже в начале сочинения я высказался решительно, что историку необходимо бывает одних и тех же людей раз похвалить, другой раз осудить, ибо нередко перемена к худшему и несчастие, даже перемена к лучшему изменяют человека, иногда же люди стремятся и по влечению собственной своей природы то к добру, то ко злу. Кое-что в этом роде случилось, думается нам, в то время и с Филиппом. Огорченный неудачами, волнуемый яростью и гневом, он тем не менее решительно и ловко приспособился к обуревавшим его невзгодам, противустал родосцам и Атталу и последующие свои начинания привел к концу. Высказать эти замечания я вынужден был тем, что иные люди, как плохие бегуны на ристалище, у самой цели отказываются от состязания, тогда как другие именно в этот момент торжествуют победу над соперником (Сокращение ).
29. Нападение Филиппа на Абидос. ...Филипп желал отнять у римлян имеющиеся в этом крае[105] опорные пункты и дороги[106] (Свида ).
...Дабы Абидосом воспользоваться, как воротами, если бы снова вздумалось переправиться в Азию (там же ).
...Долго распространяться об удобствах местоположения городов Абидоса и Сеста я нахожу излишним, так как все сколько-нибудь значительные историки писали о них: до того эти удобства и выгоды замечательны. Зато напомнить читателям главные черты местоположения этих городов и через то остановить внимание на них, по-моему, не бесполезно для предлежащей задачи. Впрочем, для оценки особенностей поименованных выше городов важен не столько самый вид местностей, ими занимаемых, сколько нижеследующие сопоставления и сравнения, именно: если из того моря, которое одни называют Океаном, другие Атлантическим, нельзя проникнуть в наше море[107] иначе как через ворота у Геракловых Столбов, то из нашего моря нельзя пройти в Пропонтиду и в Понт иначе как не вошедши в пролив между Сестом и Абидосом. При образовании двух проходов судьба как будто наблюдала известное соотношение, сделав путь у Геракловых Столбов во много раз шире Геллеспонтского, так: первый имеет ширины шестьдесят стадий, а второй у Абидоса две стадии[108] [109] потому, можно подумать, что наружное море во много раз больше нашего. Однако проход у Абидоса удобнее того, что у Геракловых Столбов, ибо имеет поселения по обеим сторонам, благодаря чему образует подобие ворот для взаимных сношений между берегами; то мост перекидывают через него, если предпочитают перейти посуху с одного материка на другой, то по нему непрерывно снуют суда. Напротив, Геракловыми Столбами пользуются редко и немногие люди, потому что не существует сношений с народами, занимающими окраины Ливии и Европы, к тому же внешнее море неведомо. Что касается города абидян, то его с двух сторон замыкают мысы Европы[110] и он имеет гавань, в которой могут укрыться от всякого ветра стоящие на якоре корабли. Пристать же к городу где-либо в другом месте помимо гавани невозможно, ибо в проливе господствует сильное стремительное течение.
30. Филипп запер абидян частью палисадом, частью валом и рвом[111] и начал осаду города одновременно с суши и с моря. Хотя и не было в этой осаде ничего замечательного ни по громадности сооружений, ни по разнообразию и изобретательности[112] в коварных действиях, коими обыкновенно обмениваются осаждающие и осаждаемые, зато не менее многого другого достойно упоминания мужество осаждаемых и их необычайная твердость духа. Первое время жители Абидоса, уверенные в своих силах, отважно сопротивлялись посягательствам Филиппа, машины, подвозимые к городу с моря, они частью обстреливали из камнеметальниц и расшатывали их, частью портили огнем, так что неприятель едва успевал спасать корабли свои от гибели. Против осады с суши они также некоторое время держались мужественно, не теряя надежда одолеть противника. Но потом, когда вследствие подкопа рухнула наружная стена, и вслед за сим македоняне подземными ходами приблизились к той стене, которую горожане возвели вместо рухнувшей насупротив ее, тогда они отправили к Филиппу послов Ифиада и Пантагиота с предложением сдать город на том условии, чтобы солдатам родосцев и Аттала обеспечена была неприкосновенность, а свободным гражданам дозволено было искать спасения там, где кто пожелает, с единственным платьем, какое каждый из них имеет на себе. В ответ на это Филипп предложил абидянам или сдаться без всяких условий, или отважно защищаться, с чем послы и возвратились в город. 31. По выслушании послов абидяне сошлись в народное собрание и в состоянии отчаяния обсуждали положение дел. Постановили они, во-первых, освободить рабов, дабы иметь в них ревностнейших соратников, потом собрать всех женщин в святилище Артемиды, а детей вместе с нянями их в гимназию, далее серебро и золото снести на рынок, дорогие одежды на четырехъярусное судно родосцев и трехъярусное кизикиян. Приняв такое решение и единодушно выполнив его, абидяне сошлись вторично в собрание и выбрали пятьдесят граждан старейших и наиболее доверенных, еще достаточно бодрых для того, чтобы привести в исполнение народные решения. Выборных абидяне обязали клятвою, данною перед лицом всех граждан: как только завидят они внутреннюю стену в руках неприятеля, должны перерезать жен и детей, упомянутые выше корабли предать пламени, а золото и серебро с проклятиями кинуть в море. После этого все абидяне поклялись перед жрецами или одолеть врага, или умереть в борьбе за отечество. В заключение они заклали жертвенных животных и заставили жрецов и жриц произнести над пылающими жертвенниками проклятия против изменников. Распорядившись таким образом, абидяне приостановили подземные работы, шедшие навстречу неприятелю, и постановили: лишь только рухнет внутренняя стена, на пробоине ее бороться с наступающим врагом до последнего издыхания.
32. При виде этого можно было бы сказать, что отвага абидосцев превзошла и фокидское отчаяние[113], и акарнанскую решимость. Так, когда фокидяне приняли подобное решение относительно присных своих, они по-видимому, не совсем еще утратили надежду на победу, ибо собирались дать фессалийцам правильное сражение в открытом поле; равным образом акарнанский народ принял такое же решение, когда еще только ждал нашествия этолян, о чем раньше говорено подробно.[114] Абидосцы, напротив, были заперты со всех сторон и почти без всякой надежды на спасение, когда всем народом предпочли принять роковой конец вместе с детьми и женами, чем идти во власть врагов. Вот почему можно бы с полнейшим основанием укорить судьбу по случаю несчастия абидян за то, что она же как бы сжалилась над фокидянами и акарнанами и бедствия их скоро сменила удачами, даровала победу и жизнь впавшим в отчаяние народам, тогда как по отношению к абидянам поступила наоборот, именно: граждане Абидоса пали, город был взят, и дети с матерями сделались добычею врагов.
33. Дело было так: когда рухнула внутренняя стена, абидяне, верные клятве, взошли на пробоину и в борьбе с неприятелем обнаружили такую отвагу, что Филипп, до самой ночи посылая в дело отрад за отрядом, наконец прекратил было сражение и стал отчаиваться в окончательном успехе предприятия. Ибо передовые бойцы абидян не только взбирались на трупы врагов и дрались с отчаянным упорством, не только отважно действовали мечами и копьями, но когда оружие то или другое портилось[115] и делалось негодным или от сильного напряжения вырывалось из рук, абидяне обхватывали македонян руками и кидали их оземь вместе с оружием, у других ломали сарисы и этими самыми обломками[116] кололи[117] врагов в лицо и другие обнаженные части тела, так что македоняне совсем упали духом. Малодушие Главкида и Феогнета. Когда с наступлением ночи сражение кончилось и большинство абидян было перебито у пробоины, прочие изнемогали от утомления и ран, Главкид и Феогнет собрали около себя несколько человек старейших граждан и, чтобы спасти себе жизнь, изменили геройскому, доблестному решению сограждан и постановили: детей и женщин сохранить в живых, жрецов и жриц отправить на рассвете к Филиппу с молитвенными венками[118] просить о пощаде и сдать ему город.
34. Участие Аттала и римлян в судьбе Абидоса. Около этого времени царь Аттал[119], прослышав об осаде абидян, прибыл через Эгейское море к Тенеду, равно как юнейший из римских послов Марк Эмилий[120] [121] подошел на корабле к самому Абидосу. Достоверные сведения об осаде абидян римляне получили на Родосе и, желая согласно полученному приказанию, говорить с самим Филиппом, не продолжали более пути к царям[122] и отрядили Эмилия. На свидании с царем у Абидоса римский посол объявил решение сената: потребовать от Филиппа не воевать ни с каким эллинским народом, не простирать своих вожделений на царство Птолемея, а за учиненные Атталу и родосцам обиды дать ответ на суде, и добавили, что с выполнением этих требований он может пользоваться миром, если же не желает подчиниться, то неотложно будет иметь войну с римлянами. Когда Филипп вздумал было пояснять, что родосцы посягнули на него, Марк перебил его и спросил: "А афиняне? Кияне? Наконец, абидосцы? Кто из них тронул тебя первый?" Царь ничего не мог ответить и сказал, что прощает послу его дерзкие речи по трем причинам: во-первых, за юность его и неопытность, во-вторых, за то, что он, как и было на самом деле, красивейший из современников, в-третьих, за то, что он римлянин[123]. "Больше всего я желал бы от римлян, - продолжал Филипп, - чтобы они не нарушали договора и не поднимали войны на нас; если же они это сделают, мы с помощью богов будем храбро защищать себя[124]". Обменявшись такими речами, собеседники разошлись.
Завладев городом, Филипп нашел все богатства его собранными в одном месте абидосцами и без труда забрал их. При виде того, с какою яростью многие абидяне убивают себя, детей и женщин, жгут и вешаются, бросаются в колодцы, кидаются с кровель, Филипп пришел в ужас и, тронутый ужасным зрелищем, объявил, что дает три дня отсрочки всем, желающим повеситься или заколоться. Однако абидяне раньше еще решили покончить с собою согласно первоначальной клятве и, как бы боясь изменить своим, павшим в борьбе за родину, ни за что не хотели жить, разве кого связывали враги или ставили иное какое-либо непреоборимое препятствие к самоумерщвлению[125]; а все прочие целыми семействами без колебания спешили расстаться с жизнью (Сокращение ).
35. Ахейские и римские послы на Родосе. ...После падения[126] Абидоса явились на Родос от ахейского союза послы с увещанием к родосцам заключить мир с Филиппом. Когда с возражениями против них выступили послы из Рима, указывая на то, что родосцы не могут заключить мир с Филиппом без римлян, родосцы постановили держаться римского народа и дорожить его дружбой (О посольствах ).
36. Филопемен и сборы ахеян в Тегее. ...Филопемен [127] определил расстояния всех ахейских городов от Тегеи и сообразил, какие из них могут доставлять своих солдат в Тегею общими дорогами[128]. Вслед за сим он написал письма ко всем городам, разослал их к наиболее отдаленным, распределив письма так, чтобы каждый из отдаленных городов получил не только свое письмо, но еще и письма к тем городам, которые лежали на одном с ним пути к Тегее. В первых письмах содержалось такого рода обращение к должностным лицам[129] города: "Как только получите письмо, тотчас распорядитесь, чтобы все граждане положенных для службы возрастов, вооруженные, с продовольствием на пять дней и с пятью драхмами денег[130] немедленно собрались на рынок. Когда наличные граждане будут в сборе, забирайте их и ведите в следующий город. По прибытии на место вручите письмо должностному лицу, к коему оно написано, и исполните содержащееся в письме распоряжение". Содержание же этого письма было такое, как и предыдущих, за исключением того, что далее лежащий город, в который нужно было идти, назывался другим именем. Так как порядок этот соблюдался непрерывно от города к городу, то, во-первых, никто не знал, к какому предприятию делаются приготовления и для какой цели, потом никто не знал даже, куда он идет, разве что в ближайший город, но все в недоумении подвигались вперед, одни забирая других. Не все отдаленнейшие города лежали в одинаковом расстоянии от Тегеи, поэтому не все получили письма одновременно, один раньше, другой позже, в зависимости от расстояния. Вследствие сего все ахеяне в вооружении входили одновременно в Тегею всеми воротами, причем ни тегеяне, ни прибывавшие ахеяне не знали, что будет дальше.
37. Победа Филопемена над наемниками Набиса. Филопемен придумал и применил эту хитрую меру потому, что тиран имел множество доносчиков и соглядатаев[131]. В тот день, когда войско ахеян должно было собраться в Тегее, Филопемен послал отборных воинов[132] к Селласии с тем, чтобы они переночевали там и на заре следующего дня вторглись в Лаконику; если бы наемники вышли против них и стали бы теснить их, приказал отступать к Скотите[133] и во всем прочем подчиняться критянину Дидаскалоиду, коему он заранее доверил все предприятие и дал надлежащие указания. Бодро двинулись вперед к назначенному месту отборные воины, а Филопемен, распорядившись пораньше накормить ахеян ужином, вышел с ними из Тегеи и после усиленного ночного перехода поместил войско ранним утром в засаде в околотке, именуемом Скотитою, что между Тегеей и Лакедемоном. На следующий день находившиеся в Пеллене наемники, лишь только часовые уведомили их о неприятельском набеге, тотчас поспешили на место происшествия, как делали и раньше, и ударили на врага. Когда согласно полученному приказанию ахеяне стали отступать, наемники теснили их с тыла жестоко и отважно. Но как только они поравнялись с местом засады, оттуда поднялись ахейцы, и наемники были частью изрублены, частью захвачены в плен (Сокращение ).
38. ...Филипп[134] видел, что ахеяне из робости не начинают войны с римлянами, а потому всячески старался вовлечь их в войну (Свида ).
39. Из войны между Антиохом и Птолемеем за Келесирию. ...Военачальник Птолемея Скопас[135] устремился в верхние области и зимою покорил иудейский народ (Иосиф Флав. ).
...Так как осада города[136] велась неуспешно, то Скопас потерял доверие и был жестоко оклеветан (Свида )
... После поражения Скопаса Антиох взял Батанею[137], Самарию, Абилы, Гадары, а немного спустя перешли на его сторону и те из иудеев, которые населяли окрестности святилища, именуемого Иерусалимом[138]. Много есть у нас сказать об этом, особенно о великолепном храме, но мы отложим рассказ до другого раза (Иосиф Флав. ).
40. Географические отрывки. ...Бабрантий[139], местность вблизи Хиоса (Стеф. Визант ).
...Гитта, город Палестины (там же ).
...Гелла, местность Азии, торжище царя Аттала (там же )
...Инсобры, народ италийский (там же ).
...Кандасы, крепостца Карии (там же ).
...Карфея, один из четырех городов на Кеосе. Жители города карфеяне (там же ).
...Мантуя, город римлян. Житель - мантуанец (там же ).


[1]  После описания разгрома Карфагена историк обращается к эллино-македонскому востоку, где самыми событиями подготовлены дальнейшие успехи римского оружия. Царь Македонии Филипп был недавно союзником Ганнибала, и ему предстояло понести кару от восторжествовавших над карфагеня-нами римлян. Исполнение плана раздела Египта между Сирией и Македонией Филипп начал с посяга-тельства на эллинские вольные города Пропонтиды и Эгейского моря. Положение Кия, Лисимахии, Калхедона, Лампсака, Фаса, о чем рассказано выше, вынудило родосцев начать войну против Филиппа; с родосцами соединился царь Пергама Аттал I, византийцы и хиосцы. Союзный флот был под командою родосца Феофилиска, который больше всех и возбуждал к войне. В XVI книге излагались события годов 553 и 554 от основания Рима (201 и 200 гг. до Р. X.); к первому из этих годов относятся фрагменты 1—22, ко второму — дальнейшие. Пробелы в известиях Полибия недостаточно пополняются другими писателями. Appian. Maced. 3 и особенно 4; Diod. XXVIII 1. 5. exc. de Virt. et vit., р. 573. Ср.: Моммзен. Р. И. I. 660 сл. (рус. пер.); Nissen. Kritische Untersuchungen, стр. 121, сл. 325; Hertzberg. Griech. Geschichte I, 54 сл.
[2] к Пергаму... Об этом же событии, как относящемся к 553 г. от основания Рима, говорит Ливий под 554 годом: Philippo circa Pergama urente sacra profanaque (XXXI 46). Появление под Пергамом предшествовало сражениям в Хиосском проливе и при Ладе. Обратный порядок событий принимает Герцберг вслед за Шорном: Geschichte Griechenlands. 219 сл.
[3] ibid. бесчинствам... Термин подлинника αι̉κία содержит в себе понятие излишества, исступления, обращаемого против одушевленных и неодушевленных предметов. Ближайшим поводом к исступлению служили, как видно из нижеследующего, неудачи под стенами города, который, казалось, вместе с владетелем его Атталом был в его руках; алчность к добыче также не находила удовлетворения. Поэтому Филиппу оставалось обратить свою ярость за отсутствием людей-врагов на богов, и хотя такой исход дать своему исступлению (χαριζόαενος οι̉ονεὶ λυττω̃ντι τω̃ θυμω̃).
[4] против изображений божеств ει̉ς τὰ τω̃ν θεω̃ν έ̉δη. У Свиды έ̉δος· τὸ ά̉γαλμα καὶ ο̉ τόπος ε̉νω̃ ί̉δρυται.
[5] Никефорий — священная роща Зевса Победоносного, подле Пергама, восстановлена была Эвменом II. Strab. XIII 4 , р. 624. Ср.: Liv. XXXI 46; XXXII 34.
[6] к Фиатейрам ε̉πὶ Θυατείρων, город северной Лидии, теперь Akhissar, к северу от р. Гилла, притока Герма. Филипп от Пергама двинулся на юго-восток в Лидию. Равнина Фивы в углублении Адрамитского залива, следовательно в Мисии, к северо-западу от Пергама. Упоминается у Геродота, Ксенофонта и др. Ливий о походе Антиоха в эти места в 190 г. до Р. Х.: Adramytteum hostiliter itinere facto petit agrum opulentum quem vocant Thebes campum (XXXVII 19 кон.).
[7] в Гиеракому... (деревня в Карии по Стеф. Визант.), кажется, город Лидии между Пергамом и Фиатейрами, впоследствии именовавшийся Гиерокесарея.
[8] ibid. Зевксида... Сатрап Лидии, жил в Сардах, упоминается у Ливия XXXVII 41. 45 и в других местах у Полибия. Посаженный Антиохом, сатрап должен был во исполнение договора его царя с Филиппом исполнить требование этого последнего относительно продовольствия. Но цари мало заботились о делах друг друга и думали только о скорейшем присвоении себе своей доли. Согласно с этим действовал и Зевксид.
[9] города... Неизвестно, какого. Ниссен (Krit. Unters. 122) почему-то разумеет Пергам, хотя речь идет несомненно о приморском городе, близлежащим к месту сражения, о котором тотчас идет речь. Догадка Швейггейзера, что здесь разумеются Эрифры, на малоазийском берегу против Хиоса.
[10] ibid. враг... Союзный флот родосцев и Аттала, немного южнее Эрифр, у малоазийского берега.
[11] предупредить καταταχήσειν. Раз противник не ожидал Филиппа в открытом море, этот последний мог проскользнуть благополучно мимо неприятельской стоянки. Расчеты Филиппа не вполне оправдались.
[12] врозь διαλελυμένον: появления Филиппа в водах они не ждали и к правильному отплытию из гавани со всеми кораблями не были готовы.
[13] застигнутый врасплох περικαταλαμβανόμενος τοΐς καιροΐς: вынужденный обстоятельствами, Филипп повернул свои корабли носами назад, против неприятеля, причем правое крыло его шло вдоль азиатского берега, левое — близ Хиоса; тут были родосцы с Феофилиском, там Аттал.
[14] промежуточных,— между Хиосам и Азией. Страбон (XIV 1 , р. 644) насчитывает островков этих четыре, по имени Гиппы.
[15] с пристами σὺν ταΐς πριστεσιν, обыкновенно вместе с челноками (λέμβοι) и в меньшем против них числе. О том же Филиппе (XVIII 1 ) говорится, что он в Малийском заливе имел с собою пять челноков и одну присту. Ливий переводит термин словами navis rostrata (XXXII 32) или употребляет его в эллинской форме (XXXV 26. XLIV 28). Это — длинное узкое судно большой скорости без палубы; названо оно вероятно по имени морской большой рыбы или кита. Кажется, приста была изобретением македонян, от иллирийцев заимствовавших челны λέμβοι lembi. Челны достигали иногда значительной величины, если 5000 человек могли быть перевезены на 100 челнах (Полиб. II 3 ). На 10 челнах могли поместиться кроме команды 220 пленных и 20 лошадей (Liv. XLIV 28 нач.).
[16] триемиолии τριημιολίαι, военные суда с 2 1/2 рядами весел (только у Афинея τριηρημιολίαι р. 203 d). По определению Гесихия это длинное открытое судно.
[17] с восьмипалубным судном ο̉κτήρει. До Александра Македонского флоты эллинских городов не знали кораблей больше как в 6 рядов весел. При Александре появились семи-, восьмипалубники и т. д.
[18] ibid. в подводную часть ύ̉φαλον πληγήν, собств. подводный удар, в противоположность έ̉ξαλον πλ. (§ 8), удар, нанесенных в верхнюю часть корабля, что над уровнем воды.
[19] ниже.... весел υ̉πὸ τὸν θρανίτην σκαλμόν. Слово σκαλμὸς означает ту уключину, или подставку, к которой ремнями привязывались весла. ο̉ θρανίτης гребец верхней палубы, верхний ряд весел. Сочетание обоих слов не совсем ясно. Три ряда гребцов в триреме фаламиты (нижние), зевгиты (средние), франиты (верхние).
[20] ibid. был захвачен ε̉δέθη: сила удара не была рассчитана, и десятипалубник слишком глубоко врезался в небольшое судно, которое как бы повисло на нем
[21] нос... поднят α̉ναστείρου τη̃ς νεω`ς ού̉σης, у неприятельского восьмипалубника, как видно из нижеследующего и из § 12 следующей главы.
[22] ibid. в подводной его части, если βίαχα, нигде более не встречающееся, имеет действительно такое значение, или если слово не испорчено. Мейбом предлагает υ̉πὸ τὰ δρύοχα sub carinam подводная часть корабля. Прочие конъектуры у Гульча.
[23] правый ряд весел τὸν δεζιὸν ταρσόν, первоначально лопасть у весла, потом целое весло, здесь ряд весел.
[24] ibid. подставки под башнями τω̃ν πυργούχων. Башни на передней и задней частях корабля упоминаются у Афинея (р. 208), Ливия (XXXVII 24); в башнях помещались люди.
[25] как сказано выше... Ср. 2. Так как Филипп пустился в море сверх всякого ожидания, то не все силы воевавших против него союзников могли выйти из гавани разом: сначала вышел со своим флотом только Аттал, почему родосцы вначале и были далеко от Филиппа.
[26] два морских сражения... В проливе между Азией и Хиосом, на пути Филиппа к Саму. 2.
[27] неприятелей υ̉πεναντίων, поправка Беккера после конъектуры Нибура ε̉ναντίων вм. рукоп. αι̉γυπτίων. Впрочем, уже Швейг. писал: sed videtur utique hic locus dicendi fuisse de viris ex Attali classe captis.
[28] Таков и проч. Союзники одержали решительную победу над македонянами, но результаты сражения куплены были потерею Аттала и смертью Феофилиска.
[29] Аргенна, мыс Эрифрского полуострова на ионийском берегу, теперь Capo Bianco (Strab. XIV 1 ), подле Чесменской бухты, ближайший к месту сражения пункт, следовательно как бы самое поле битвы оставалось во власти Филиппа (in naufragiis vel ad naufragia stationes habere pro stationem habere in eo loco, vel prope eum locum ubi pugna navalis commissa est Швейгг.). На другой день Филипп действовал так, как подобало бы победившей стороне, а не побежденной: он сам собирал обломки кораблей и тела убитых без испрошения на то разрешения у противника.
[30] пролив — между Эрифрским полуостровом и о-вом Хиосом, самая узкая часть коего между Аргенном и святилищем Посейдона определялась Страбоном в 1 1/2 мили — 60 стадий. Strab. XVI 1.
[31] к борьбе за родину πρὸς τοὺς υ̉πὲρ τη̃ς πατρίδος καιρούς, в смысле тяжелой годины, как у Полибия нередко. См. Швейгг. lexic. Polyb. 3.
[32] До открытия Ватик. сокращения и этот отрывок известен был только со 2-го стиха до конца по Древнему сокращению. И тогда уже он занимал у Швейгг. то же место, что и теперь. Беккер перенес отрывок, восполненный из Ватик. сокращения, гораздо выше, вслед за 1-ой главой.
[33] при Ладе... Островок в Карийских водах против Милета; наносы из р. Меандра соединили его с материком. Филипп, очевидно, воспользовался отсутствием Аттала для того, чтобы нанести поражение родосцам. Военные действия перенесены были в Карию. Петер (Geschichte Roms I, 429) изображает это последнее сражение, как предшествующее хиосскому и нападению на Пергам. Ср.: Швейггейзер. Polib. VII, 256—258.
[34] городок... В Карии, недалеко от Принаса, как видно из ближайшего текста. Впрочем, на полях Древнего сокращения значится около Книда (περὶ τη̃ς κνίλου), на южном берегу Керамикского залива.
[35] под Принасом τη̃ Πρινασσω̃. Та же история с некоторыми еще подробностями рассказана у Полиэна (IV 18 ), где Принаосс называется родосским городом, следовательно помещается в Карии, на так называемой Перее, Terra firma Родоса.
[36] ibid. навесы γέρρα, для прикрытия земляных работ от неприятеля. Ср. VIII 5 прим.
[37] подперта ε̉ξήρεισται, подкопана и держится только подпорками, которые во всякое время могут быть зажжены.
[38]  2000 фут.
[39] Город иасян — Иас, теперь Asyn Calessi, город Карии, между Милетом и Галикарнасом. Минд, теперь Gumishlu, дорийский город Карии, в Иасском заливе, к северо-западу от Галикарнаса, к югу от Иаса. В том же заливе и город Баргилии, теперь Geverdjiulic.
[40] ibid. у одних Иасским παρά τισιν ’Ιασίω прибавка Швейгг. на место пробела в рукописи, наличность коего явствует в особенности из мн. ч. городам (ταΐς πόλεσιν) и из παρὰ δὲ τοΐς πλείστοις. Иасским залив называется у П. Мелы, Плиния.
[41] Нелея... Основателем Милета называется у Страбона: XIV 1 , р. 633.
[42]  1/4 мили.
[43] Киндиадской... По имени карийского поселения Киндии. Strab. XIV 2 , р. 658. Астия, тоже поселение в Карии.
[44] люди... тень... Тот же рассказ о том же святилище передает Павсаний с добавлением о Сиэне, что в Египте (VIII 38 ).
[45] На основании Аппиана (Maced. 4), Ливия (XXXI 14), Юстина (XXX 2. 3) следует заключить, что эпитоматорами опущены известия автора об афинских делах этого времени, на которые имеются намеки в дальнейшем изложении, а равно предшествовавшие еще афинским событиям обращения в Рим с просьбами о помощи со стороны этолян, Египта, родосцев, Аттала (Арр. Maced. 2. 3; Liv. XXXI 2. 29). Умерщвление в Афинах двух акарнанских юношей и следовавшее засим разорение Аттики акарнанами в сообществе с македонянами были ближайшею причиною войны Рима с Филиппом. К тому же году (201 до Р. X.) относятся события в Пелопоннесе, когда тиран Набис вопреки всякому праву вторгся в Мессению, взял Мессену и осадил Ифому. Из Мессены прогнал его Филопемен (Paus. IV 29 ; VIII. 50 , 51 ; Plut. Philop. 12; Liv. XXXIV 32).
[46] с этолянами... мессенянами... Элида и Мессена в союзе с этолянами. Liv. XXXVI 31. Ср.: Strab. VIII 3. р. 354.. р. 357; Paus. IV 29 ; VIII 49.
[47] сражения... — Хиосское и при Ладе (2—10).
[48] Зенон и Антисфен из Родоса, упоминаемые Диодором (V 56) и Диогеном Лаэртским (VI 1 ; VII 1 ).
[49] принимали... управление πεπολίτευνται. В рукоп. перед этим словом περὶ или περι, что Гульч пополняет так: περιττω̃ς ε̉ν τη̃ σφετέρα πατρίδι. Нам кажется περι дефектным начертанием первых двух слогов следующего слова.
[50] наименьшим парусом δόλωνα, который находился на носу корабля, два других, больших, дальше к корме. Этот парус поднимался для быстроты хода, как видно из Диодора (XX 61) и Ливия, употребляющего тот же термин (XXXVI 45 нач.).
[51] к Косу ει̉ς Κω̃, у входа в Керамикский залив, теперь Co или Stanco, к югу от Милета и Лады.
[52] Гоплитою... Вероятно, приток Ойнунта, впадающего в Эврот. Узкая тропинка мимо Полиасия, — неизвестный пункт, — должна была идти в долине Ойнунта, замечает Бурсиан (Geogr. von Griechenl. II, 117). Селласия на правом берегу Ойнунта.
[53] Фаламы — поселение восточной Мессении. Pausan. III 1. Фары, у Гомера Феры, теперь Calamata, город Мессении к юго-востоку от Мессены, к востоку от р. Памиса. Pausan. IV 3 ; 30 и др. Памис, теперь Pirnatza, р. Мессении, в верхнем течении Балира, к востоку от города Мессены.
[54] Скиронид — ныне Скирады, у Strab. (IX 1 р. 391) Скиронидские Скалы, у Геродота (VIII 71) Скиронидская дорога, к северо-востоку от Коринфа, восточная, обрывающаяся в Саронический залив окраина Герании, которая отрезает Истм с севера от моря до моря. Узкая тропа на этих скалах служила притоном разбойников. Neumann und Partsch. Geogr. von Griechenl. 194.
[55] ibid. Контопорию... Дорога из Коринфа в Аргос через Клеоны. Ср.: Athen. II 43 e.; Pausan. II 15. Понятно, из Коринфа в Аргос не могла идти дорога на Скирониды.
[56] на юго-западе, в подлиннике на зимнем западе δύσεις χειμερινάς, как ниже (§ 8) словом северо-восток переведены θεριναι̉α̉ νατολαί.
[57] по такому направлению α̉πὸ τω̃ν προηγουμένων: пункты, действительно ведущие от Коринфа в Аргос, не могут привести путника к Истму и Скирадам.
[58] переправляться. Спарта на западном берегу Эврота, со стороны Мессении, Селласия при Ойнунте, восточном притоке Эврота.
[59] Алфей — водообильнейшая из рек Пелопоннеса, начинается в Тегейской области на границе с Лаконикой, протекает Аркадию и Элиду. На протяжении от Лохов до Пег (теп. Marmariani) к западу от Асеи река дважды скрывается под землею. На пути принимает множество притоков и изливается в Ионийское море выше Киллены. Pausan. VIII 44 4; 54 1—3; Curtius. Peloponn. II 248 сл., 264 сл.; Bursian. Geogr. von Griechenl. II, 187.
[60] ibid. Ликои... Между Гереей на севере и Мегалополем на юге, у подошвы Менала, с храмом Артемиды. Pausan. VIII 36 7.
[61] Лусия... В нижнем течении Гортиний, по имени города, правый приток Алфея, немного выше Ликои; названа так река будто бы от того, что там купали (λούειν) новорожденного Зевса. Pausan. VIII 28. На месте пробела (ο̉λίγα διέλιπε в Турск. списке) отмечены были другие ошибки Зенона.
[62] осады... — которые случились в 198 г. до Р. X. (Polib. 39 сл). Из Ливия мы знаем, что Скопас с 6 000 пехоты и с наемной конницей удалился в Египет в 199 г. до Р. X. В следующем году он во главе своих и египетских войск выступил в Келесирию и возвратил ее под власть Птолемеев, ибо битва при Рафии (V 86 сл.) обратила ее в одну из провинций Сирийского царства. Паний — гора, где источники Иордана. Стеф. Визант.
[63] ibid. обличил невежеству. Автор обращает внимание на то, как историк прилагает чрезмерные усилия к отделке такой стороны своего сочинения, которая составляет настоящий предмет заботы хвастливых, напыщенных краснобаев (цветистость речи), напротив, с непростительным легкомыслием отнесся к тому, что составляет подлинную задачу историка, к правдивому, точному воспроизведению событий. ε̉πιδεικτικαὶ συντάξεις = ε̉. λόγοι (XII 28 ) сочинения на случай, с целью блеснуть перед толпою.
[64] панцирная конница η̉ κατάφρακτος ί̉ππος, впервые упоминается в войсках Селевкидов. Ксенофонт называет различные покровы боевых лошадей. Н. Droysen. Gr. Kriegsalterthüm. 31, прим. 2.
[65] с Антипатром... Племянник Антиоха III Великого. V 79. Liv. XXXVII 45.
[66] ibid. с конницею сподвижников μετὰ τη̃ς ε̉ταιρικη̃ς ί̉ππου конная гвардия македонских царей со времени Филиппа, опора македонской конницы. Polib. VIII 11.V 53.
[67] стремиться... сочинения πειρα̃σθαι πάντων κρατεΐν τω̃ν τη̃ς ι̉στορίας μερω̃ν. Выяснение фактов η̉ τω̃ν πραγμάτων ζήτηοις — важнейшее требование от историка, обработка материала ο̉ χειρισμὸς τη̃ς υ̉ποθέσεως tractatio argumenti — второе по важности требование; отделка слога η̉ τη̃ς λέξεως κατασκευή важна лишь постольку, поскольку служит двум первым задачам (17 ). Если не возможно надлежаще овладеть всеми сторонами исторического изложения, необходимо довольствоваться выполнением важнейших условий. Как видно из нижеследующего, выше всего ставится автором правда сообщения.
[68] не пользуются уважением ε̉πισεσυρμένον со стороны художников или писателей, ε̉πισύρειν небрежно, без всякого старания исполнять, делать что-либо.
[69] относительно себя περὶ αυ̉τοΰ. В главных чертах чтение установлено и объяснено Швейггейзером; дополнения к нему у Гульча. N. Iahrb. 1858, стр. 819.
[70] От Филиппа и родосских историков автор возвращается к Египту, к положению его по смерти Агафокла, когда в лице Тлеполема партия Сосибия получила могущественного врага. На стороне Тлеполема были солдаты туземные и наемные, знать поддерживала Сосибия.
[71] пошатнул... пределы ου̉ μόνον έ̉σφηλεν, α̉λλὰ καὶ τὴν βασιλείαν η̉λάττωσε. Поправка см. у Гульча. Мы предлагаем поставить τὴν βασιλείαν после έ̉σφηλεν перед запятой.
[72] актерам τοΐς περὶ τὸν Διόνυσον τεχνίταις, часто в том же сочетании у Диодора, Плутарха, в надписях.
[73] здравицы ε̉πιχύσεις возлияния за здоровье чествуемого,— поправка Валуа вм. рукоп. ε̉πιλύσεις по сличении с Афинеем VI, р. 254. 255.
[74] ibid. в надписях τὰς ε̉πιγραφάς. Срвн. нашу заметку в Ж. М. Нар. Просв. 1892, март.
[75] ibid. певцами διὰ τω̃ν α̉κροαμάτων. Первоначальное значение α̉κρόαμα то, что слушают, приятное ли или неприятное, потом удовольствие, доставляемое на пирушке музыкой, пением, чтением стихов, шутками и т. п., наконец те лица, которые доставляли этого рода удовольствие. Срвн. IV 20 примеч.
[76]  Сосибий-младший.
[77] Птолемей, сын Сосибия-старшего (XV 25), брат Сосибия, о котором автор ведет речь. Возвращение Сосибия из Македонии относится к 201 г. до Р. X., потому что позже Филипп в союзе с Антиохом вел войну против Египта.
[78] собрании [...] Здесь отмечен пробел, на месте которого были обвинения, выставленные Тлеполемом.
[79] Газы... На стороне египтян еще при Птолемее Филопаторе против Антиоха (V 68 ). Против Антиоха, вторгнувшегося в Сирию при малолетнем преемнике Филопатора, Эпифане, в Келесирию послан был этолиец Скопас (XVI 18. Liv. XXX 43). В числе городов, доставшихся победоносному Антиоху, была и Газа. Ливий приурочивает событие к 553 г. от основания Рима или 201 г. до Р. X., что согласуется с помещением этого отрывка в рукописях, после 22-й главы нашей книги. Швейгг., которому следует Беккер, перенес отрывок в гл. 40-ую, самую войну поместивши в 556 году Рима. Гульч восстановил рукописный порядок глав, следуя за Ниссеном (Die Auseinandersetzung bei Schweighäuser beweist nichts dagegen: denn Antiochos hat doch den Krieg angefangen, nicht Ptolemaios. Krit. untersuch. 124, прим. 2).
[80] Не уступая ου̉δὲν διαφέροντες, жители Келесирии обладали военной отвагой, и газянам достаточно было не уступать прочим городам в этом отношении, чтобы заслужить одобрение.
[81] ibid честностью... союзникам ε̉ν κοινωνία πραγμάτων καὶ τω̃ τηρεΐν τὴν πίστιν.
[82]  О каком нашествии персов идет речь, неизвестно.
[83] Александра, сына Филиппа, в 332 г. до Р. X. Droysen. Hist. de ľhellén. 297 сл.
[84] Публий... событий.. Т. е. в 201/200 г. до Р. X. (553/554 г. от основания Рима). Сведения о том же у Аппиана: Maced. 4; Punic. 66. и Ливия (XXX 45). По поводу известия нашего автора об участии Софака в триумфе П. К. Сципиона Ливий говорит: Polybius, haudquaquam spernendus auctor».
[85] принадлежностей триумфа τὰ ει̉σαγόμενα прежде всего множество пленных с царственным Софаком во главе, потом разнообразная добыча. От Полибия не сохранилось описание подробностей триумфа, превосходившего по великолепию все предшествующие. Более подробно у Аппиана: Punic. 66. Ср.: Liv. XXXI 49. Римляне как бы осязали (ε̉νάργεια) в триумфе знаки тех опасностей, от которых избавил их триумфатор.
[86] Публий Сульпиций Гальба выбран в консулы в 552 году и в мартовские иды этого года вступил в должность. Филипп вынужден был неприятелем зазимовать в Карии. («anno DLII ab urbe condita, P. Sulpicio Galba C. Aurelio consulibus, bellum cum rege Philippo initum est, paucis mensibus post pacem Carthaginiensibus datam». Liv. XXXI 5. Ср.: ibid. 14—18; Diod. XXVIII 6; Poliaen. IV 18 ). Позднею осенью 200 г. Филипп возвращался в Македонию, когда узнал, что Публий Сульпиций Гальба перешел Адриатическое море по пути в Македонию. Liv. XXXI 18. 22.
[87] посольства от Аттала и родосцев. Liv. XXXI 2.
[88] ibid. и [...] что διότι поправка Рейске вм. διόπερ; на место пробела тот же ученый предлагал ου̉δέ (η̉γνόει).
[89] миласийцы — жители Милас, города Карии, теперь Melasso, к северо-востоку от Галикарнаса. Алабанды, богатейший город Карии, развал. подле Карнусема к северо-востоку от Милас. Магнесия, город Ионии на Меандре, теперь Inck-bazar, между Эфесом и Милетом.
[90] Миунт, город Ионии, теперь развал. Паллатии, у левого устья Меандра.
[91] к... Атталу... На о-в Эгину. Из Карии, где он зимовал, Филипп вынужден был спешить домой. Преследовавшие его Аттал и родосцы подошли к Эгине, откуда царь и отправился в Пирей. Liv. XXXI 14. Эгина была предоставлена этолянами Атталу в постоянное владение за 30 талантов. Polib. XXII 11.
[92] римские послы... У Ливия (XXXI 14) говорится не о римских послах, но о Гае Клавдии Центоне, посланном в Афины Сульпицием с 20 кораблями для освобождения Афин от осады акарнанскими и македонскими войсками.
[93] не только... женами, civitas omnis obviam effusa cum coniugibus ac liberis, sacerdotes cum insignibus suis intrantem urbem ac di prope ipsi exciti sedibus suis acceperunt. Liv. XXXI 14 кон. О всадническом классе в Афинах см. А. Martin, cavaliers Athéniens. Paris. 1886.
[94] Дипил — северо-западные ворота Афин, из города ведшие по Священной улице в Керамик, а шедший от них в город Dromos оканчивался портиком Аттала. Liv. XXXI 24.
[95] Филу... У Ливия (tum primum mentio inlata de tribu, quam Attalida appellarent, ad decem veteres tribus addenda. XXXI 15) неточное замечание, будто только с этого времени увеличено было первоначальное число афинских фил. С 307 г. в Афинах было 12 фил, считая Антигониду и Деметриаду; эти последние наименования заменены были потом другими: новая Эрехфеида и новая Эгеида. Одна из этих новых фил переименована была в Птолемаиду в честь Пт. Филадельфа, другая в Атталиду. Schömann. Gr. Alterthüm. I, 556 сл..
[96] ibid. родоначальникам-покровителям ει̉ς τοὺς ε̉πωνύμους τω̃ν α̉ρχηγετω̃ν по примеру десяти клисфеновых фил, носивших имена Эрехфея, Эгея, Пандиона и др.
[97] градоправители οι̉ προεστω̃τες, председательствующие в сенате пританы с проэдром во главе.
[98] выгоды... ими α̉στοχήσειν αυ̉τοὺς τοΰ τη̃ πατρίδι συμφέροντος: в этих словах содержалась угроза Аттала — лишить афинян поддержки в решительный момент.
[99] исополитию... Право гражданства в другом государстве, так что переселившийся сюда гражданин первого государства пользовался политическими правами почти наравне с туземными или старыми гражданами. Schömann. Gr. Alterthüm. II, 11.
[100] к Кеосу... Один из Киклад, близко к Аттике, к северу от Кифна. Рукописным чтением предполагается направление послов родосцев от Эгины, где они нашли свой флот, и с ним вместе обратно на Родос через воды Киклад, причем первою стоянкою был островок Кеос. У Ливия: Rhodii Ceam ab Aegina, inde per insulas Rhodum navigarunt (XXXI 15). Впрочем, по наблюдению Ниссена 25 и 26 главы нашей книги находятся в таком отношении к 15 гл. XXXI книги Ливия, как оригинал к вольному изложению (Krit. Unters. 11). Андр, Пар, Кифн были еще в руках македонян.
[101] Никанор, тот ли, о котором автор говорит ниже (XVIII 24 ), неизвестно.
[102] в Афамании... Область в южном Эпире по р. Инаху. Аминандр, царь афаманов, упоминается раньше (IV 16 ).
[103] к Антиоху и Птолемею... Отсюда, кажется, можно заключить, что послами были те три римлянина, Г. Клавдий Нерон, Марк Эмилий Лепид и П. Семпроний Тудитан, которых называет Ливий XXXI 2. Ср.: Iustin. XXX 3; XXXI 1.
[104] медлительность, недостаток энергии ο̉λιγοπονία, ο чем говорит и Ливий, а о Филиппе он же: magis regio animo est usus. XXXI 15. 16.
[105] в этом крае ε̉ν τούτοις τοΐς τόποις. Благодаря нерешительности противников Филипп проник в Геллеспонт, овладел Кипселами, Дориском, Каллиполем и осадил Абидос. Polib. XXXIV 12; Liv. XXXI 16. 18.
[106] ibid. дороги τὰς ε̉πιβάθρας, пути для нападения. В следующем стихе то же слово в приложении к Абиду значит ворота. Срвн. III 24.
[107]  Средиземное.
[108] две стадии, у Геродота семь стадий (VII 34).
[109]  480 шагов.
[110] мысы Европы... Сест на Херсонесе Фракийском к северо-западу от Абидоса, немного ниже Сеста берег образует залив, к которому и обращен Абидос.
[111] палисадом с моря, валом и рвом (περιχαρακώσας) с суши, от моря до моря.
[112] по разнообразию и изобретательности τὴν ποικιλίαν τω̃ν ε̉ν τοΐς έ̉ργοις ε̉πινοημάτων в коварных действиях (φιλοτεχνεΐν).
[113] фокидское отчаяние... Поговорка, сложившаяся во время войны фокидян с фессалийцами, когда фокидяне, решившись на последнюю битву, постановили, что в случае поражения сами заколют своих жен и детей, а потом лишат себя жизни. Pausan. X 1. Ср.: Plut. de virt. mulier. Р. 244.
[114]  IX 40 4—6. Liv. XXVI 25.
[115] портилось, меч, вырывалось из рук, копье.
[116] ibid. обломками κλάσμασιν. В рукописи имеется еще, вероятно, пояснение к нему ταΐς ε̉πιδορατίσι наконечниками копий, вычеркиваемое Гульчем.
[117] ibid. кололи ε̉κ διαλήψεως τύπτοντες посредством колотья (punctim ferire), что говорилось раньше о мечах. II 33. 35.
[118] с молитвенными венками μετὰ στεμμάτων лавровые венки, обвитые белою шерстью, в знак мольбы, умилостивления надевали на голову или несли на руке, на палке, тоже лавровые ветки, обвитые белою шерстью, отсюда в Эдипе царе Софокла ι̉κτηρίοις κλάδοισιν ε̉ξεστεμμένοι ст. 3, срвн. ст. 913.
[119] Аттал, направился сюда из Афин или из Эгины. Тенед, недалеко от входа в Геллеспонт, один из Спорад, вблизи троянского берега.
[120]  Лепид. 27. Прим. 25.
[121] ibid. Марк Эмилий — из числа послов, отправлявшихся в Александрию, наимладший.
[122]  Антиоху и Птолемею.
[123] во-первых... римлянин. У Ливия: «aetas» inquit «et forma et super omnia Romanum nomen te ferociorem facit». XXXI 18.
[124] Больше... себя. У Ливия: «ego autem primum velim vos foederum memores servare mecum pacem. Sin bello lacessitis, mihi quoque animo est facere; et regnum et Macedonum nomen haud minus quam Romanum nobile sentietis.» ibid.
[125] разве... самоубийству. У Ливия: nec, nisi quem vincula aut alia necessitas mori prohibuit, quisquam vivus in potestatem venit. ibid.
[126] После падения и проч. Как видно из Ливия, Филипп по взятии Абидоса возвратился в Македонию: в пути он узнал, что Публий Сульпиций Гальба переправился через Адриатическое море. Liv. XXXI 18. 22.
[127] Филопемен... Немного спустя после освобождения Мессены от того же Набиса (гл. 13), в 554 г. от основания Рима или 200 г. до Р. X., в бытность Филопемена союзным стратегом (от начала лета 201 г. до начала лета 200 г. до Р. X.). Но еще в 200 г. Филопемен отправился на Крит. Pausan. VIII 50 ; Plut. Philop., р. 362 сл.; Liv. XXXI 26. Интересно, что Плутарх об этом эпизоде умалчивает. Расстояния (διαστήματα) определены были с тою целью, чтобы по письмам, разосланным в разные концы, союзные отряды явились в Тегею по возможности одновременно с разных сторон и на различных расстояниях. Города более отдаленные получали приказание раньше, чем менее отдаленные. Ср. § 9.
[128] общими дорогами κατὰ τὰς αυ̉τὰς ο̉δούς, т. е. какие города в том или другом направлении лежали на одной и той же дороге к Тегее, так что отряду отдаленнейшего города по пути в Тегею необходимо было проходить некоторые промежуточные города.
[129] к должностным лицам τοΐς α̉ποτελείοις = οι̉ κατὰ πόλεις ά̉ρχοντες местные должностные лица союзных городов, то же, что οι̉ ε̉ν τέλει. Срвн. Χ 23.
[130] ibid. с пятью драхмами денег πέντ’ α̉ργύριον, как бы π. α̉ργύρια, пять серебряных монет, сокращенное выражение, изменяемое Швейггейзером в π. α̉ργυρίου с подразумеваемым δραχμάς. Запасаться велено было на 10 дней.
[131] доносчиков и соглядатаев τω̃ν ω̉τακουστω̃ν καὶ κατασκόπων,— то же различение терминов у Аристотеля, который считает подобных людей непременною принадлежностью тирании. Polit. V (8) 11, р. 1313b.
[132] отборных воинов τοὺς ε̉πίλεκτους. Кажется, здесь и V 82 οι̉ ε̉πίλεκτοι имеет техническое значение постоянных кадров; в других случаях ε̉πιλέγειν у Полибия производит набор, οι̉ ε̉πίλεκτοι ополчения.
[133] к Скотите ε̉πὶ τὸν Σκοτιίταν (у Гульча опечатка Σκοίταν), дубовым лесом поросшая местность в северной Лаконике со святилищем Зевса Скотиты. Pausan. III 10 Bursian. Geographie II 216.
[134] Филипп и проч. Отрывок без имени автора сохранился у Свиды, а Валуа впервые усвоил его Полибию. Относится ли известие это к 555 (199 г. до Р. X.) или 556 г. от основания Рима, неизвестно. Под первым из этих годов у Ливия: in Achaiam legatos misit (Филипп). XXXII 5. Под 554 г. от основания Рима (200 г. до Р. X.) тот же историк рассказывает о появлении Филиппа в Аргосе, где было союзное собрание ахеян, об обещании его помогать против Набиса, если они начнут войну с римлянами, но царь потерпел неудачу и удалился в Коринф. XXXI 25. Наконец под 556 г. (198) находим опять известие о воздействии Филиппа на ахеян в том же смысле, и опять безуспешно XXXII 19—23. Срвн. Швейгг. v. VII, 296 — 297. Nissen, krit. Unters. 133. 326.
[135] Скопас о котором см. XV 1 сл. Liv. XXXI 43. Hissen о. с. 134. 142. 326. Зимою 556 г. Скопас покорил Иудею, потом у подножия Пания был разбит наголову Антиохом покорившим Самарию, Иудею и иные земли. Liv. XXXII 19. Отрывок, как и дальнейший (§ 3), сохранился в Иуд. Древностях Иосифа (XII 3 ).
[136]  Неизвестно, какого.
[137] Батанею... Город Палестины к востоку от верховьев Иордана в области того же имени Самария, тоже Себаста, резиденция царей Израиля, теперь Schomom, к западу от Иордана, к юго-востоку от Кесареи. Абилы, Гадары см.: V 71.
[138] Иерусалимом ‛Ιεροσόλυμα n. pl., евр. форма ‛Ιερουσαλήμ несклон. Речь идет о столице Палестины, знаменитой своим храмом. Ср.: Strab. XVI 2.
[139] (1—7) Бабрантий — иначе Бабрант Βάβρας, поселение Эолиды насупротив Хиоса, Гитта — родина Голиафа, город филистимлян. Геллу, как торжище Аттала, должно искать в Пергамском царстве. Инсобры, имя народа, упоминавшееся раньше в форме инсомбров ’Ίνσομβρες (II 17 , 22 и др.). Кандасы — местоположение неизвестно. Карфея — город в южной части Кеоса, теп. Polis. Мантуя — город Транспаданской Галлии на р. Минчио, на дороге из Вероны в Парму.