Тут приготовил в сенях для себя Одиссей богоравный
Ложе из кожи воловьей, еще не дубленной; покрывши
Кожу овчинами многих овец, женихами убитых,
Лег он; и теплым покровом[1] его Эвриклея[2] одела.
5 Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,
Глаз не смыкая, лежал. В ворота, он увидел, служанки,
Жившие в тайной любви с женихами, толпой побежали,
С хохотом громким, болтая, шумя и крича непристойно.
Вся его внутренность пламенем гнева зажглась несказанным.
10 Долго не знал он, колеблясь рассудком и сердцем, что делать, -
Встать ли и, вслед за бесстыдными бросившись, всех умертвить их?
Или остаться, дав волю в последний им раз с женихами
Свидеться? Сердце же злилось его; как рычит, ощенившись,
Злобная[3] сука, щеняток своих защищая, когда их
15 Кто незнакомый берет, и за них покусаться готовясь,
Так на бесстыдниц его раздраженное сердце роптало.
В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу:
"Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело
В логе циклопа, в то время, когда пожирал беспощадно
20 Спутников он злополучных моих, - и терпенье рассудку
Выход из страшной пещеры для нас, погибавших, открыло".
Так усмирял он себя, обращался к милому сердцу.
Милое сердце ему покорилось, и снова терпенье
В грудь пролилося его; но ворочался с боку он на бок.
25 Как на огне, разгоревшемся ярко, ворочают полный
Жиром и кровью желудок туда и сюда, чтоб отвсюду
Мог быть он сочно и вкусно обжарен, огнем не прижженный,
Так на постели ворочался он, беспрестанно тревожась
В мыслях о том, как ему одному с женихов многосильной
30 Шайкою сладить. К нему подошла тут Паллада Афина,
С неба слетевшая в виде младой, расцветающей девы.
Тихо к его изголовью приблизясь, богиня сказала:
"Что же не спишь ты, из всех земнородных несчастнейший? Разве
Это не дом твой? Не верною ль в доме ты встречен женою?
35 Сын же таков твой, что всякий ему бы отцом захотел быть".
Светлой богине ответствовал так Одиссей хитроумный:
"Истину ты говоришь мне, богиня; но сердцем я крепко
(В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная,
Буду ли в силах один с женихов многочисленной шайкой
40 Сладить? Они всей толпою всегда собираются в доме.
Но и другою тревогой мое озабочено сердце:
Если по воле твоей и Крониона всех истреблю я -
Как мне спастися от мщенья родни их? Подумай об этом".
Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:
45 "Ты, маловерный! Надеются ж люди в беде и на слабых
Смертных, ни делом помочь, ни совета подать неспособных, -
Я же богиня, тебя неизменно всегда от напасти
Всякой хранившая. Слушай, понятно и ясно скажу я:
Если бы вдруг пятьдесят из засады на двух нас напало
50 Ратей, чтоб нам совокупно погибель устроить, - при них же
Мы бы похитили коз их, овец и быков круторогих.
Спи, ни о чем не тревожась: несносно лежать на постели,
Глаз не смыкая; твои же напасти окончатся скоро".
С сими словами богиня ему затворила дремотой
55 Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладитель
Наших тревог, разрешающий сладко усталые члены,
Сон овладел им. Супруга ж его, от тревоги проснувшись,
Села бессонная в горьких слезах на постели; слезами
Вдоволь свою сокрушенную грудь утолив, громогласно
60 Стала она призывать Артемиду и так ей молилась:
"О Артемида, богиня великая, дочь громовержца,
Тихой стрелою твоею меня порази и из тела
Выведи душу мою. О, когда бы меня ухватила
Буря и мглистой дорогой со мною умчалася в край тот,[4]
65 Где начинает свой путь Океан, круговратно бегущий![5]
Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею. Боги[6]
Мать и отца погубили у них; сиротами остались
В доме семейном они; Афродита богиня питала
Их молоком, сладкотающим медом, вином благовонным;
70 Гера дала им, от всех отличая их дев земнородных,
Ум и красу; Артемида пленительной стройностью стана
Их одарила; Афина их всех научила искусствам.
Но когда на высокий Олимп вознеслась Киферея
Там умолять, чтоб супружества счастие дал непорочным
75 Девам Зевес громолюбец, который, все ведая в мире,
Благо и зло земнородным по воле своей посылает, -
Гнусные Гарпии,[7] дев беззащитных похитя, их в руки
Предали грозных Эриний, чудовищам в рабство.[8] О, если б
Так и меня олимпийские боги с земли во мгновенье
80 Сбросили! Если б меня, с Одиссеем в душе, Артемида
Светлокудрявая в темную вдруг затворила могилу
Прежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу![9]
Но и тяжелые скорби становятся легче, когда мы,
В горьких слезах, в сокрушении сердца день целый проведши,
85 Ночью в объятия сна предаемся - мы все забываем,
Зло и добро, лишь коснется очей он целебной рукою;
Мне же и сон мой терзает виденьями страшными демон;
Виделось мне, что лежал близ меня несказанно с ним сходный,
Самый тот образ имевший, какой он имел, удаляясь;
90 Я веселилась; я думала: это не сон - и проснулась".
Так говорила она. Поднялась златовласая Эос.
Жалобы плачущей в слух Одиссеев входили; и, слыша
Их, он подумал, что ею был узнан; ему показалось
Даже, что образ ее над его изголовьем летает.
95 Сбросив покров и овчины собрав, на которых лежал он,
Все их сложил Одиссей на скамейке, а кожу воловью
Вынес на двор. Тут к Зевесу он поднял с молитвою руки:
"Если, Зевес, наш отец, ты меня и землей и водою
В дом мой (хотя и подвергнул напастям) привел невредимо,
100 Дай, чтоб от первого, кто здесь проснется, мной вещее слово
Было услышано; сам же мне знаменьем сердце обрадуй".
Так говорил он, молясь, и Кронион молитву услышал:
Страшно ударившим громом из звезднобестучного неба[10]
Зевс отвечал. Преисполнилась радостью грудь Одиссея.
105 Слово же первое он от рабыни, моловшей на царской
Мельнице близкой, услышал; на мельнице этой двенадцать
Было рабынь, и вседневно от раннего утра до поздней
Ночи ячмень и пшено там они для домашних мололи.
Спали другие, всю кончив работу; а эта, слабее
110 Прочих, проснулася ране,[11] чтоб труд довершить неготовый.
Жернов покинув, сказала она (и пророчество было
В слове ее Одиссею): "Зевес, наш отец и владыка,
На небе нет облаков, и его наполняют, сверкая,[12]
Звезды, а гром твой гремит, всемогущий! Кому посылаешь
115 Знаменье грома? Услышь и меня, да исполнится ныне
Слово мое: да последним в жилище царя Одиссея
Будет сегодняшний пир женихов многобуйных! Колена
Мы сокрушили свои непрестанной работой, обжорству
Их угождая, - да нынешним кончатся все здесь пиры их!"
120 Так говорила рабыня, был рад Одиссей прорицанью
Грома и слова, и в сердце его утвердилась надежда.
Тут Одиссеева дома рабыни сошлися из разных
Горниц и жаркий огонь на большом очаге запалили.
Ложе покинул свое и возлюбленный сын Одиссеев;
125 Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил;[13]
После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,
Взял боевое копье, лучезарно блестящее медью;
Так он ступил на порог и сказал, обратись к Евриклее:
"Няня, доволен ли был угощением странник? Покойно ль
130 Спал он? Иль вы не хотели о нем и подумать? Обычай[14]
Матери милой я знаю; хотя и разумна, а часто
Между людьми иноземными худшему почести всякой
Много окажет, на лучшего ж вовсе и взгляда не бросит".
Так говорил Телемак. Эвриклея ему отвечала:
135 "Ты понапрасну, дитя, невиновную мать обвиняешь;[15]
С нею сидя, здесь вином утешался он, сколько угодно
Было душе; но не ел, хоть его и просили. По горло
Сыт я, сказал. А когда он подумал о сне и постели,
Мягкое ложе она приготовить велела рабыням.
140 Он же, напротив, как жалкий, судьбою забытый бродяга,
Спать на пуховой постели,[16] покрытой ковром, отказался;
Кожу воловью постлал на полу и, овчин положивши
Сверху, улегся в сенях; я покрыла его одеялом".[17]
Так Эвриклея сказала. Тогда Телемак из палаты
145 Вышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки.
На площадь, главное место собранья ахеян, пошел он.
Тут всех рабынь Одиссеева дома созвавши, сказала
Им Эвриклея, разумная[18] дочь Певсенорида Опса:
"Все на работу! Одни за метлы; и проворнее выместь
150 Горницы, вспрыснув полы; на скамейки, на кресла и стулья
Пестро-пурпурные ткани постлать; ноздреватою губкой
Начисто вымыть столы; всполоснуть пировые кратеры;
Чаши глубокие, кубки двудонные[19] вымыть. Другие ж
Все за водою к ключу и скорее назад, поелику
155 Нынешний день женихи не замедлят приходом, напротив,
Ранее все соберутся: мы праздник[20] готовим великий".
Так Эвриклея сказала. Ее повинуяся воле,
Двадцать рабынь побежали на ключ темноводный; другие
Начали горницы все прибирать и посуду всю чистить.
160 Скоро прислали и слуг женихи: за работу принявшись,
Стали они топорами поленья колоть. Воротились
С свежей рабыни водой от ключа. Свинопасом Евмеем
Пригнаны были три борова, самые жирные в стаде:
Заперли их в окруженную частым забором заграду.
165 Сам же Евмей подошел к Одиссею, спросил дружелюбно:
"Странник, учтивее ль стали с тобой Телемаковы гости?
Иль по-вчерашнему в доме у нас на тебя нападают?"
Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
"Добрый Евмей, да пошлют всемогущие боги Олимпа
170 Им воздаянье за буйную жизнь и за дерзость, с какою
Здесь, не стыдяся, они расхищают чужое богатство!"
Так говорили о многом они в откровенной беседе.
К ним подошел козовод, за козами смотрящий, Меланфий;
Коз, меж отборными взятых из стада, откормленных жирно[21]
175 В город пригнал он, гостям на обед; с ним товарищей было
Двое. И, коз привязавши[22] под кровлей сеней многозвучных,[23]
Так Одиссею сказал, им ругаяся, дерзкий Меланфий:
"Здесь ты еще, неотвязный бродяга; не хочешь, я вижу,
Дать нам вздохнуть; мой совет, убирайся отсюда скорее;
180 Иль и со мной у тебя напоследок дойдет до расправы;
Можешь тогда и моих кулаков ты отведать; ты слишком
Стал уж докучен; не в этом лишь доме бывают обеды".
Кончил. Ему Одиссей ничего не ответствовал; только
Молча потряс головою и страшное в сердце помыслил.
185 Третий тут главный пастух[24] подошел к ним, коровник Филойтий;
Коз он отборных привел с нетелившейся, жирной коровой.
В город же их привезли на судах[25] перевозчики, всех там,
Кто нанимал их, возившие морем рабочие люди.
Коз и корову Филойтий оставил в сенях многозвучных;
190 Сам же, приближась к Евмею, спросил у него дружелюбно:
"Кто чужеземец, тобою недавно, Евмей, приведенный
В город? К какому себя причисляет он племени? Где он
Дом свой отцовский имеет? В какой стороне он родился?
С виду он бедный скиталец, но царственный образ имеет.
195 Боги бездомно-бродящих людей унижают жестоко;
Но и могучим царям испытанья они посылают".
Тут к Одиссею, приветствие правою сделав рукою,
Ласково он обратился и бросил крылатое слово:
"Радуйся, добрый отец чужеземец; теперь нищетою[26]
200 Ты удручен - но пошлют наконец и тебе изобилье
Боги. О Зевс! Ты безжалостней всех, на Олимпе живущих!
Нет состраданья в тебе к человекам; ты сам, наш создатель,
Нас предаешь беспощадно беде и грызущему горю.
Потом прошибло меня и в глазах потемнело, когда я
205 Вспомнил, взглянув на тебя, о царе Одиссее: как ты, он,
Может быть, бродит в таких же лохмотьях, такой же бездомный.
Где он, несчастный? Еще ли он видит сияние солнца?
Или его уж не стало и в область Аида сошел он?
О благодушный, великий мой царь![27] Над стадами коров ты
210 Здесь в стороне кефалленской[28] меня молодого поставил;
Много теперь расплодилось их; нет никого здесь другого,
Кто бы имел столь великое стадо коров крепколобых.
Горе! Я сам приневолен сюда их водить на пожранье
Этим грабителям. Сына они притесняют в отцовом
215 Доме; богов наказанье не страшно им; между собою
Все разделить уж богатство царя отдаленного мыслят.
Часто мне замысел в милое сердце приходит (хотя он,
Правду сказать, и не вовсе похвален: есть в доме наследник),
Замысел в землю чужую со стадом моим, к иноземным
220 Людям уйти. Несказанное горе мне, здесь оставаясь,
Царских прекрасных коров на убой отдавать им; давно бы
Эту покинул я землю, где столько неправды творится,
Стадо уведши с собою, к иному царю перешел бы
В службу - но верится все мне еще, что воротится в дом свой
225 Он, наш желанный, и всех их, грабителей, разом погубит".
Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
"Видно, порода твоя не простая,[29] мой честный коровник;
Сердцем, я вижу, ты верен и здравый имеешь рассудок;
Радость за то объявляю тебе и клянуся великой
230 Клятвой, Зевесом отцом, гостелюбною вашей трапезой,[30]
Также святым очагом Одиссеева дома клянуся
Здесь, что еще ты отсюда уйти не успеешь, как сам он
Явится; можешь тогда ты своими глазами увидеть,
Если захочешь, какой с женихами расчет поведет он".
235 Кончил. Ему отвечал пастухов повелитель[31] Филойтий:
"Если ты правду сказал, иноземец (и Дий да исполнит
Слово твое), то и я, ты увидишь, не празден останусь".[32]
Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,
Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.
240 Так говорили о многом они, от других в отдаленье.
Тою порой женихи, согласившись предать Телемака
Смерти, сходились; но в это мгновение слева поднялся[33]
Быстрый орел, и в когтях у него трепетала голубка.
Знаменьем в страх приведенный, сказал Амфином благородный:
245 "Замысел наш умертвить Телемака, друзья, по желанью
Нам не удастся исполнить. Подумаем лучше о пире".
Так он сказал; подтвердили его предложенье другие.
Все они вместе пошли и, когда в Одиссеев вступили
Дом, положивши на гладкие кресла и стулья одежды,[34]
250 Начали крупных баранов, откормленных коз и огромных,
Жирных свиней убивать; и корову зарезали также.
Были изжарены прежде одни потроха, и в кратеры
Влито с водою вино. Свинопас двоеручные кубки
Подал, потом и в прекрасных корзинах коровник Филойтий
255 Хлебы разнес; а Меланфий вином благовонным наполнил
Кубки. И подняли руки они к приготовленной пище.
Но Одиссею, с намереньем хитрым в уме, на пороге
Двери широкой велел Телемак[35] поместиться; подвинув
К ней небольшую, простую скамейку и низенький столик,
260 Часть потрохов он принес, золотой благовонным наполнил
Кубок вином и, его подавая, сказал Одиссею:
"Здесь ты сиди и вином утешайся с моими гостями,
Новых обид не страшася; рукам женихов я не дам уж
Воли; мой дом не гостиница, где произвольно пирует[36]
265 Всякая сволочь, а дом Одиссеев, царево жилище.[37]
Вы ж, женихи, воздержите язык свой от слов непристойных,
Также и воли рукам не давайте; иль будет здесь ссора".[38]
Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,[39]
Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.
270 Но, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, воскликнул:
"Как ни досадно, друзья, Телемаково слово, не должно
К сердцу его принимать нам; пускай он грозится! Давно бы,
Если б тому не препятствовал вечный Кронион, его мы
Здесь упокоили - стал он теперь говорун нестерпимый".
275 Кончил; но слово его Телемак без вниманья оставил.
В это время народ через город с глашатаем жертву
Шел совершать: в многотенную рощу метателя верных
Стрел Аполлона был ход густовласых ахеян направлен.
Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо,[40]
280 Роздали части и начали пир многославный. Особо
Тут принесли Одиссею проворные слуги такую ж
Мяса подачу, какую имели и сами; то было
Так им приказано сыном его, Телемаком разумным.[41]
Тою порою Афина сама женихов возбуждала
285 К дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнее
Мщенье в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына.
Там находился один, от других беззаконной отличный
Дерзостью, родом из Зама; его называли Ктесиппом.
Был он несметно богат и, гордяся богатством, замыслил
290 Спорить с другими о браке с женою Лаэртова сына.
Так, к женихам обратяся, сказал им Ктесипп многобуйный:
"Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю:
Мяса, как следует, добрую часть со стола получил уж
Этот старик - и весьма б непохвально, неправедно было,
295 Если б гостей Телемаковых кто их участка лишал здесь.[42]
Я ж и свою для него приготовил подачу, чтоб мог он
Что-нибудь дать за купанье рабыне иль должный подарок
Сделать кому из рабов, в Одиссеевом доме живущих".
Тут он, схвативши коровью, в корзине лежавшую ногу,[43]
300 Сильно ее в Одиссея швырнул; Одиссей, отклонивши
Голову вбок, избежал от удара; и страшной улыбкой
Стиснул он губы; нога ж, пролетевши, ударила в стену.
Грозно взглянув на Ктесиппа, сказал Телемак раздраженный:
"Будь благодарен Зевесу, Ктесипп, что удар не коснулся
305 Твой головы чужеземца: он сам от него отклонился;
Иначе острым копьем повернее в тебя бы попал я;
Стал бы не брак для тебя - погребенье отец твой готовить.
Всем говорю вам: отныне себе непристойных поступков
В доме моем позволять вы не смейте; уж я не ребенок,
310 Все уж теперь понимаю; все знаю, что надобно делать.
Правда, еще принужден я свидетелем быть терпеливым
Здесь истребленья баранов, и коз, и вина, и богатых
Наших запасов, - я с целой толпою один не управлюсь;
Новых обид мне, однако, я вам не советую делать;
315 Если ж намеренье ваше меня умертвить, то, конечно,
Будет пристойней, чтоб, в доме моем пораженный, я встретил
Смерть там, чем зрителем был беззаконных поступков и видел,[44]
Как обижают моих в нем гостей, как рабынь принуждают[45]
Злым угождать вожделеньям в священных обителях царских".
320 Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье.
Но Агелай, сын Дамасторов, так отвечал напоследок:
"Правду сказал он, друзья; на разумное слово такое[46]
Вы не должны отвечать оскорбленьем; не трогайте боле
Старого странника; также оставьте в покое и прочих
325 Слуг, обитающих в доме Лаэртова славного сына.
Я ж Телемаку и матери светлой его дружелюбно
Добрый и, верно, самим им угодный совет предложу здесь:
В сердце своем вы доныне питали надежду,[47] что боги,
Вашим молитвам внимая, домой возвратят Одиссея;
330 Было доныне и нам невозможно на медленность вашу
Сетовать, так поступать вам советовал здравый рассудок
(Мог после брака внезапно в свой дом Одиссей возвратиться);
Ныне ж сомнения нет нам: мы знаем, что он невозвратен.
Матери умной своей ты теперь, Телемак благородный,
335 Должен сказать, чтоб меж нами того, кто щедрей на подарки,
Выбрала. Будешь тогда ты свободно в отеческом доме
Жить; а она о другом уж хозяйстве заботиться станет".
Кротко[48] ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:
"Нет, Агелай, я Зевесом отцом и судьбой Одиссея
340 (Что бы с ним ни было: жив ли, погиб ли) клянусь перед всеми
Вами, что матери в брак не мешаю вступить, что, напротив,
Сам убеждаю ее по желанию выбрать, и много
Дам ей подарков; но из дома выслать ее по неволе
Я и помыслить не смею - то Зевсу не будет угодно".
345 Так говорил Телемак. В женихах несказанный Афина
Смех пробудила, их сердце смутив и рассудок расстроив.[49]
Дико они хохотали; и, лицами вдруг изменившись,
Ели сырое, кровавое мясо; глаза их слезами
Все затуманились; сердце их тяжкой заныло тоскою.
350 Феоклимен богоравный тогда поднялся и сказал им:
"Вы, злополучные, горе вам! Горе![50] Невидимы стали
Головы ваши во мгле и невидимы ваши колена;
Слышен мне стон ваш, слезами обрызганы ваши ланиты.
Стены, я вижу, в крови;[51] с потолочных бежит перекладин
355 Кровь; привиденьями,[52] в бездну Эреба бегущими, полны
Сени и двор, и на солнце небесное, вижу я, всходит
Страшная тень, и под ней вся земля покрывается мраком".
Так он сказал им. Безумно они хохотать продолжали.
Тут говорить женихам Евримах, сын Полибиев, начал:
360 "Видно, что этот, друзья, чужеземец в уме помешался;
На площадь должно его проводить нам, пусть выйдет на свежий
Воздух, когда уж ему так ужасно темно здесь в палате".
Феоклимен богоравный сказал, обратясь к Евримаху:
"Нет, Евримах, в провожатых твоих не имею я нужды;
365 Две есть ноги у меня, и глаза есть и уши; рассудок
Мой не расстроен, и память свою я еще не утратил.
Сам убегу я отсюда; я к вам подходящую быстро
Слышу беду; ни один от нее не уйдет; не избегнет
Силы ее никоторый из вас, святотатцев, губящих
370 Дом Одиссеев и в нем беззаконного много творящих".
Так он сказал, и, поспешно палату покинув, к Пирею
Прямо пошел, и Пиреем был с прежнею ласкою принят.
Тою порой, поглядевши с насмешкой один на другого,
Начали все Телемака дразнить женихи, над гостями
375 Дома его издеваясь, и так говорили иные:
"Друг Телемак, на отбор негодяи тебя посещают;
Прежде вот этот нечистый пожаловал в дом твой бродяга,
Хищник обеденных крох, ни в какую работу не годный,
Слабый, гнилой старичишка,[53] земли бесполезное бремя;
380 Гость же другой помешался и начал беспутно пророчить.
Выслушай лучше наш добрый совет, Телемак многомудрый:[54]
Дай нам твоих благородных гостей на корабль крутобокий
Бросить, к сикелам отвезть и продать за хорошие деньги".
Так говорили они; Телемак, их словам не внимавший,
385 Молча смотрел на отца, дожидаясь спокойно, чтоб подал
Знак он, когда начинать с баззаконною шайкой расправу.
В горнице ближней на креслах богатых в то время сидела
Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа;
Было ей слышно все то, что в собранье гостей говорилось.
390 Весел беспечно, и жив разговором, и хохотом шумен
Был их обед, для которого столько настряпали сами;
Но никогда, и нигде, и никто не готовил такого[55]
Ужина людям, какой приготовил с Палладою грозный
Муж для незваных гостей, беззаконных ругателей правды.

---

[1] ...покровом... — т. е. хленой, как в ст. 95 и 143.
[2] Эвриклея — в оригинале: Евринома. Жуковский путем этой замены хотел, вероятно, согласовать ст. 4 со ст. 143, где, однако, в оригинале сказано: «мы (т. е. служанки) его укрыли». Евринома и раньше выполняет приказание Пенелопы в отношении странника: 19. 96.
[3] Злобная... — Добавление переводчика, противоречащее поведению собаки, защищающей своих щенков.
[4] ...в край тот... — Туда, где находится вход в подземное царство. См.: 10. 508; 11. 13.
[5] ...круговратно бегущий! — Окружающий землю.
[6] Ст. 66—78. Миф о Пандаровых дочерях не известен из других источников, и смысл его не ясен.
[7] Гарпии — см. 1. 237 и примеч.
[8] ...чудовищам в рабство. — В оригинале: «чтобы они служили ненавистным Эриниям», т. е. умерли.
[9] ...противного сердцу! — Собственно: «худшего» по сравнению с Одиссеем.
[10] ...из звезднобестучного неба... — Жуковский предвосхищает слова рабыни (ст. 113), хотя в оригинале и сказано: «прогремел с сияющего Олимпа, с высоты из облаков», поскольку невидимое людям жилище Олимпийских богов всегда окутано облаками.
[11] ...проснулася ране... — В оригинале: «еще не прекращала работы», т. е. не ложилась спать.
[12] Ст. 113 сл. ...его наполняют, сверкая, Звезды... — Распространенный перевод постоянного эпитета неба — «звездное», который, однако, не значит, что после появления зари (ст. 91) звезды все еще сверкают на небе (см. статью «Одиссея — фольклорное наследие...», § 5).
[13] Ст. 125 сл. = 2. 3 сл. = 4. 308 сл.
[14] Ст. 130 сл. Обычай Матери... знаю... — Чем вызвано это сомнение в гостеприимстве Пенелопы, не ясно; к тому же странник по своему социальному статусу явно не принадлежит к числу «лучших».
[15] ...невиновную... обвиняешь... — В оригинале та же риторическая фигура.
[16] ...на пуховой постеле... — Модернизм переводчика. В оригинале: «на постели и подушках».
[17] ...я покрыла его одеялом. — См. примеч. к 4.
[18] ...разумная... — Жуковский заменяет этим определением слова оригинала: «божественная среди жен». Обычно этот эпитет прилагается к лицам царского происхождения. Здесь, как и в случае с «богоравным» свинопасом Евмеем (14. 3 и примеч.), автор пользуется возвышенным стилем даже по отношению к лицам невысокого социального статуса.
[19] ...двудонные... — См. 3. 63 и примеч.
[20] ...праздник... — в честь Аполлона.
[21] Ст. 174 сл. = 17. 213 сл.
[22] ...коз привязавши... — Лучшее чтение (κατέδησαν) дает другой оттенок: «и те двое привязали коз... он же сам...»
[23] Многозвучные — «гулкогремящие», т. е., вероятно, порождающие эхо.
[24] ...главный пастух... — В оригинале: «повелитель мужей», как ранее об Евмее (14. 22 и примеч.). Ср. выше, примеч. к ст. 148.
[25] ...привезли на судах... — с материка. См. 14. 97 и примеч.
[26] Ст. 199 сл. = 18. 122 сл.
[27] О, благодушный, великий мой царь! — Сильное преувеличение переводчика в монархическом духе. В оригинале: «безупречный Одиссей!»
[28] ...в стороне Кефаленской... — Собственно: «в народе кефалленян». Полагают, что автор пользуется этим собирательным именем для всех, над кем царствовал Одиссей. Ср.: 24. 355, 377, 429; Ил. II. 631; IV. 330.
[29] ...порода твоя не простая... — Несколько преувеличенный перевод. В оригинале: «так как ты, пастух, не похож на низкого и безрассудного мужа...»
[30] Ст. 230 сл. = 14. 158 сл. См. примеч.
[31] ...пастухов повелитель... — Правильнее: «надзиратель за стадами». См. перевод в 22. 292.
[32] Ст. 237—239 = 21. 202—204.
[33] ...слева поднялся... — Знамение, данное слева, считалось неблагоприятным. Ср. 2. 154 и примеч.
[34] Ст. 249—251 = 17. 179—181.
[35] ...велел Телемак... — Как видно, вернувшийся с площади, и при том не один, а в сопровождении Феоклимена (ст. 350).
[36] Ст. 264 сл. ...где произвольно пирует Всякая сволочь... — Добавление переводчика.
[37] ...царево жилище. — Собственно: «мне он (этот дом) теперь принадлежит».
[38] ...ссора. — В оригинале сказано сильнее: «вражда и брань».
[39] Ст. 268 сл. = 1. 377 сл. = 18. 410 сл.
[40] Ст. 279 сл. = 3. 65 сл.
[41] Ст. 284—286 = 18. 346—348.
[42] Ст. 295 сл. почти = 21. 312 сл.
[43] Ст. 299 сл. Тут он ... швырнул... — Это третье «оскорбление действием», нанесенное Одиссею. Показательно, что реальный результат этих действий постепенно ослабевает: в первый раз удар приходится в спину Одиссею (17. 462—465); во второй раз ему удается уклониться, и скамейка попадает в виночерпия (18. 394—398); в третий раз брошенная кость пролетает мимо, ничего не затронув (20. 299—302). Наряду с этим возрастает сопротивление Телемаха наглости женихов: на первый удар он никак не реагирует, после второго предлагает женихам разойтись (18. 405—411), после третьей попытки дает им гневную отповедь (20. 303—310), благодаря чему действие все ближе подводится к кульминации.
[44] Ст. 317—319 = 16. 107—109.
[45] Ст. 318 сл. Рабынь принуждают... в священных обителях царских — несколько усиленный перевод. В оригинале: «чем смотреть, как вы... позорно обращаетесь с рабынями в (нашем) красивом доме». Впрочем, судя по ст. 6—8, далеко не все рабыни чувствовали себя жертвами позорного обращения.
[46] Ст. 322—325 = 18. 414—417.
[47] Вы питали надежду — т. е. Пенелопа и Телемах.
[48] Кротко — См. примеч. к 1. 385.
[49] Ст. 346 сл. Смех... хохотали. — См. 18. 34 и примеч.
[50] ...горе вам! Горе! — Феоклимен в пророческом экстазе уже видит картину избиения женихов.
[51] Стены, я вижу, в крови. — Видимая только прорицателю кровь, предвещающая убийство, — достаточно распространенный фольклорный мотив. В греческой литературе ср.: Эсхил. Агамемнон. 1090—1092; Геродот. VII. 140; Плутарх. Пирр. 31.
[52] Привиденья — души убитых.
[53] ...гнилой старичишка... — Добавление переводчика.
[54] ...Телемак многомудрый... — Добавление переводчика.
[55] Ст. 392—394. Здесь, как и в 18. 155; 21. 98—100, 418; 22. 32 сл., — редкий в эпосе случай авторского комментария.