Песнь двенадцатая

Быстро своим кораблем Океана поток перерезав,
Снова по многоисплытому морю пришли мы на остров
Эю, туда, где в жилище туманнорожденныя Эос
Легкие Оры[1] ведут хороводы, где Гелиос всходит;
5 К брегу пристав, на песок мы корабль быстроходный встащили;
Сами же, вышед на брег, поражаемый шумно волнами,[2]
Сну предались в ожиданье восхода на небо Денницы.
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
Спутников скликав, послал я их к дому Цирцеи, чтоб взять там
10 Труп Ельпеноров,[3] его принести и свершить погребенье.
Много дерев нарубив, мы на самом возвышенном месте
Берега предали тело земле с сокрушеньем и плачем.
После ж того как сожжен был со всеми доспехами мертвый,
Холм гробовой мы насыпали, памятный столб утвердили,
15 Гладкое в землю на холме воткнули весло; и священный
Долг погребения был совершен. Но Цирцея узнала
Скоро о нашем прибытии к ней от пределов Аида.
Светлой одеждой облекшись, она к нам пришла; и за нею
С хлебом, и мясом, и пеннопурпурным вином молодые
20 Девы пришли; и богиня богинь, к нам приближась, сказала:
"Люди железные, заживо зревшие область Аида,
Дважды узнавшие смерть,[4] всем доступную только однажды,
Бросьте печаль и беспечно[5] едой и питьем утешайтесь
Ныне, во все продолжение дня; с наступленьем же утра
25 Далее вы поплывете; я путь укажу и благое
Дам наставленье, чтоб снова какая безумием вашим
Вас не постигла напасть, ни на суше, ни на море темном".
Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.[6]
Жертву принесши, мы целый там день до вечернего мрака
30 Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
Солнце тем временем скрылось, и тьма наступила ночная.
Люди в том месте легли, где корабль утвержден был канатом;
Мне же Цирцея приветливо руку дала; и когда я
Сел в отдаленье от прочих, легла близ меня и вопросы
35 Стала мне делать; и ей обо всем рассказал я подробно.
Светлая так напоследок сама мне сказала богиня:
"Дело одно совершил ты успешно; теперь со вниманьем
Выслушай то, что скажу, что потом и от бога услышишь.[7]
Прежде всего ты увидишь сирен; неизбежною чарой[8]
40 Ловят они подходящих к ним близко людей мореходных.
Кто, по незнанью, к тем двум[9] чародейкам приближась, их сладкий
Голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетных
В доме своем никогда не утешить желанным возвратом:
Пением сладким сирены его очаруют, на светлом
45 Сидя лугу; а на этом лугу человечьих белеет[10]
Много костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья.
Ты ж, заклеивши товарищам уши смягченным медвяным
Воском, чтоб слышать они не могли, проплыви без оглядки
Мимо; но ежели сам роковой пожелаешь услышать
50 Голос, вели, чтоб тебя по рукам и ногам привязали
К мачте твоей корабельной крепчайшей веревкой; тогда ты
Можешь свой слух без вреда удовольствовать гибельным пеньем.
Если ж просить ты начнешь иль приказывать станешь, чтоб сняли
Узы твои, то двойными тебя пусть немедленно свяжут.
55 После, когда вы минуете остров сирен смертоносный,
Две вам дороги представятся; дать же совет здесь, какую
Выбрать из двух безопаснее, мне невозможно; своим ты
Должен рассудком решить. Опишу я и ту и другую.
Прежде увидишь стоящие в море утесы; кругом их[11]
60 Шумно волнуется зыбь Амфитриты лазоревоокой;
Имя бродящих дано им богами; близ них никакая[12]
Птица не смеет промчаться, ни даже амброзию Зевсу
Легким полетом носящие робкие голуби; каждый
Раз пропадает из них там один, об утес убиваясь;
65 Каждый раз и Зевес заменяет убитого новым.
Все корабли, к тем скалам подходившие, гибли с пловцами;
Доски одни оставались от них и бездушные трупы,
Шумной волною и пламенным вихрем[13] носимые в море.
Только один, все моря обежавший, корабль невредимо
70 Их миновал - посетитель Эета, прославленный Арго;
Но и его на утесы бы кинуло море, когда б он
Там не прошел, провожаемый Герой, любившей Ясона.
После ты две повстречаешь скалы:[14] до широкого неба
Острой вершиной восходит одна, облака окружают
75 Темносгущенные ту высоту, никогда не редея.
Там никогда не бывает ни летом, ни осенью светел
Воздух; туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый
Смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать
Ног бы имел, - столь ужасно, как будто обтесанный, гладок
80 Камень скалы; и на самой ее середине пещера,
Темным жерлом обращенная к мраку Эреба на запад;
Мимо ее ты пройдешь с кораблем, Одиссей многославный;
Даже и сильный стрелок не достигнет направленной с моря
Быстролетящей стрелою до входа высокой пещеры;
85 Страшная Скилла живет искони там. Без умолку лая,
Визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным,[15]
Всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться
Страшно не людям одним, но и самым бессмертным. Двенадцать
Движется спереди лап у нее; на плечах же косматых
90 Шесть подымается длинных, изгибистых шей; и на каждой
Шее торчит голова, а на челюстях в три ряда зубы,
Частые, острые, полные черною смертью, сверкают;
Вдвинувшись задом в пещеру и выдвинув грудь из пещеры,
Всеми глядит головами из лога ужасная Скилла.
95 Лапами шаря кругом по скале, обливаемой морем,
Ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных
Чуд, без числа населяющих хладную зыбь Амфитриты.
Мимо ее ни один мореходец не мог невредимо
С легким пройти кораблем: все зубастые пасти разинув,
100 Разом она по шести человек с корабля похищает.
Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный:
Ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука.
Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой.
Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда,
105 Три раза в день поглощая и три раза в день извергая
Черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает:
Сам Посидон от погибели верной тогда не избавит.
К Скиллиной ближе держася скале, проведи без оглядки
Мимо корабль быстроходный: отраднее шесть потерять вам
110 Спутников, нежели вдруг и корабль потопить, и погибнуть
Всем". Тут умолкла богиня; а я, отвечая, сказал ей:
"Будь откровенна, богиня, чтоб мог я всю истину ведать:
Если избегнуть удастся Харибды, могу ли отбиться
Силой, когда на сопутников бросится жадная Скилла?"
115 Так я спросил, и, ответствуя, так мне сказала богиня:
"О необузданный, снова о подвигах бранных замыслил;
Снова о бое мечтаешь; ты рад и с богами сразиться.
Знай же: не смертное зло, а бессмертное Скилла. Свирепа,
Дико-сильна, ненасытна, сражение с ней невозможно.
120 Мужество здесь не поможет; одно здесь спасение - бегство.
Горе, когда ты хоть миг там для тщетного боя промедлишь:
Высунет снова она из своей недоступной пещеры
Все шесть голов и опять с корабля шестерых на пожранье
Схватит; не медли ж; поспешно пройди; призови лишь Кратейю:
125 Скиллу она родила на погибель людей, и одна лишь
Дочь воздержать от второго на вас нападения может.
Скоро потом ты увидишь Тринакрию остров; издавна
Гелиос тучных быков и баранов[16] пасет там на пышных,
Злачных равнинах; семь стад составляют быки; и бараны
130 Столько ж; и в каждом их стаде числом пятьдесят; и число то
Вечно одно; не плодятся они, и пасут неусыпно
Их Фаэтуса с Лампетией,[17] пышнокудрявые нимфы.
Гелиос их Гиперион с божественной прижил Неерой.
Светлая мать, дочерей воспитавши, в Тринакрии знойной
135 Их поселила, чтоб там, от людей в удалении, девы
Тучных быков и баранов отцовых пасли неусыпно.
Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,[18]
Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;
Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель
140 Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешь
Смерти; но, всех потеряв, одинок возвратишься в отчизну".
Так говорила она. Златотронная Эос явилась
На небе; в дом свой богиня пошла, разлучившись со мною.
Я ж, к своему кораблю возвратись, повелел, чтоб немедля
145 Спутники все на него собрались и канат отвязали;[19]
Все на него собралися и, севши на лавках у весел,[20]
Разом могучими веслами вспенили темные воды.[21]
Был нам на темных водах провожатым надежным попутный
Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,
150 Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней.
Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно
Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.
Я ж, обратяся к сопутникам, так им сказал, сокрушенный:
"Должно не мне одному и не двум лишь, товарищи, ведать
155 То, что нам всем благосклонно богиня богинь[22] предсказала:
Все вам открою, чтоб, зная свой жребий, могли вы бесстрашно
Или погибнуть, иль смерти и Керы могучей избегнуть.
Прежде всего от волшебного пенья сирен и от луга
Их цветоносного нам уклониться велела богиня;
160 Мне же их голос услышать позволила; прежде, однако,
К мачте меня корабельной веревкой надежною плотно
Вы привяжите, чтоб был я совсем неподвижен; когда же
Стану просить иль приказывать строго, чтоб сняли с меня вы
Узы, - двойными скрутите мне узами руки и ноги".
165 Так говорил я, лишь нужное людям моим открывая.
Тою порой крепкозданный корабль наш, плывя, приближался
К острову страшных сирен, провожаемый легким попутным
Ветром; но вдруг успокоился ветер, и тишь воцарилась
На море: демон[23] угладил пучины зыбучее лоно.
170 Вставши, товарищи парус ненужный свернули, сцепили
С мачты его, уложили на палубе, снова на лавки
Сели и гладкими веслами вспенили тихие воды.
Я же, немедля медвяного воску укруг изрубивши
В мелкие части мечом, раздавил на могучей ладони
175 Воск; и мгновенно он сделался мягким; его благосклонно
Гелиос, бог жизнедатель, лучом разогрел теплоносным.
Уши товарищам воском тогда заклеил я; меня же
Плотной веревкой они по рукам и ногам привязали[24]
К мачте так крепко, что было нельзя мне ничем шевельнуться.
180 Снова под сильными веслами вспенилась темная влага.
Но в расстоянье, в каком призывающий голос бывает
Внятен, сирены увидели мимо плывущий корабль наш.
С брегом он их поравнялся; они звонкогласно запели:
185 "К нам, Одиссей богоравный, великая слава ахеян,
К нам с кораблем подойди; сладкопеньем сирен насладися,
Здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец,
Сердцеусладного пенья на нашем лугу не послушав;
Кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав.
Знаем мы все, что случилось в троянской земле и какая[25]
190 Участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян;
Знаем мы все, что на лоне земли многодарной творится".
Так нас они сладкопеньем пленительным звали. Влекомый
Сердцем их слушать, товарищам подал я знак,[26] чтоб немедля
Узы мои разрешили; они же удвоенной силой
195 Начали гресть; а, ко мне подошед, Перимед с Еврилохом
Узами новыми крепче мне руки и ноги стянули.
Но когда удалился корабль наш и более слышать
Мы не могли уж ни гласа, ни пенья сирен бедоносных,
Верные спутники вынули воск размягченный, которым
200 Уши я им заклеил, и меня отвязали от мачты.
Остров сирен потеряли мы из виду. Вдруг я увидел
Дым и волненья великого шум[27] повсеместный услышал.
Выпали весла из рук у гребцов устрашенных; повиснув
Праздно, они по волнам, колыхавшим их, бились; а судно
205 Стало, понеже не двигались весла, его принуждавшие к бегу.
Я же его обежал, чтоб людей ободрить оробелых;[28]
Каждому сделав приветствие, ласково всем им сказал я:
"Спутники в бедствиях, мы не безопытны; всё мы сносили
Твердо; теперь же беда предстоит не страшнее постигшей
210 Нас, заключенных в пещере свирепою силой циклопа.
Мужеством, хитрым умом и советом разумным тогда я
Всех вас избавил;[29] о том не забыли вы, думаю; будьте ж
Смелы и ныне, исполнив покорно все то, что велю вам.
Силу удвойте, гребцы, и дружнее по влаге зыбучей
215 Острыми веслами бейте; быть может, Зевес покровитель
Нам от погибели близкой уйти невредимо поможет.
Ты же внимание, кормщик, удвой; на тебя попеченье
Главное я возлагаю - ты правишь кормой корабельной:
В сторону должен ты судно отвесть от волненья и дыма,
220 Видимых близко, держися на этот утес, чтоб не сбиться
Вбок по стремленью - иначе корабль, несомненно, погибнет".
Так я сказал; все исполнилось точно и скоро; о Скилле ж
Я помянуть не хотел: неизбежно чудовище было;
Весла б они побросали от страха и, гресть переставши,
225 Праздно б столпились внутри корабля в ожиданье напасти.
Сам же я, вовсе забыв повеление строгой Цирцеи,
Мне запретившей оружие брать для напрасного боя,
Славные латы на плечи накинул и, два медноострых
В руки схвативши копья, подошел к корабельному носу
230 В мыслях, что прежде туда из глубокого жадная Скилла
Бросится лога и там ей попавшихся первых похитит.
Тщетно искал я очами ее, утомил лишь напрасно
Очи, стараясь проникнуть в глубокое недро утеса.
В страхе великом тогда проходили мы тесным проливом;
235 Скилла грозила с одной стороны, а с другой пожирала
Жадно Харибда соленую влагу: когда извергались
Воды из чрева ее, как в котле, на огне раскаленном,
С свистом кипели они, клокоча и буровясь; и пена
Вихрем взлетала на обе вершины утесов; когда же
240 Волны соленого моря обратно глотала Харибда,
Внутренность вся открывалась ее: перед зевом ужасно
Волны сшибались, а в недре утробы открытом кипели
Тина и черный песок. Мы, объятые ужасом бледным,
В трепете очи свои на грозящую гибель вперяли.
245 Тою порой с корабля шестерых, отличавшихся бодрой
Силой товарищей, разом схватя их, похитила Скилла;
Взор на корабль и на схваченных вдруг обративши, успел я
Только их руки и ноги вверху над своей головою
Мельком приметить: они в высоте призывающим гласом
250 Имя мое прокричали с последнею скорбию сердца.
Так рыболов, с каменистого берега длинносогбенной
Удой кидающий в воду коварную рыбам приманку,
Рогом быка лугового их ловит,[30] потом, из воды их
Выхватив, на берег жалко трепещущих быстро бросает:
255 Так трепетали они в высоте, унесенные жадною Скиллой.
Там перед входом пещеры она сожрала их, кричащих
Громко и руки ко мне простирающих в лютом терзанье.
Страшное тут я очами узрел, и страшней ничего мне
Зреть никогда в продолжение странствий моих не случалось.
260 Скиллин утес миновав и избегнув свирепой Харибды,[31]
Прибыли к острову мы наконец светоносного бога.
Там на зеленых равнинах быки криворогие мирно
С множеством тучных баранов паслись, Гелиосово стадо.[32]
С моря уже, находяся на палубе, явственно мог я
265 Тяжкое слышать мычанье быков, на свободе гулявших,
С шумным блеяньем баранов; и тут же пришло мне на память
Слово слепого пророка Тиресия фивского с строгим
Словом Цирцеи, меня миновать убеждавшей опасный
Остров, где властвовал Гелиос, смертных людей утешитель.
270 Тут к сокрушенным сопутникам речь обратил я такую:
"Верные спутники, слушайте то, что, печальный, скажу вам:
Сведать должны вы пророка Тиресия фивского слово
С словом Цирцеи, меня миновать убеждавшей опасный
Остров, где властвует Гелиос, смертных людей утешитель:
275 Там несказанное бедствие ждет нас, они утверждают.
Мимо, товарищи, черный корабль провести поспешите".
Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце.
Мне ж, возражая, ответствовал так Еврилох непокорный:
"Ты, Одиссей, непреклонно-жесток; одарен ты великой
280 Силой, усталости нет для тебя, из железа ты скован.
Нам, изнуренным, бессильным и столь уж давно не вкушавшим
Сна, запрещаешь ты на берег выйти. Могли б приготовить
Ужин мы вкусный на острове, сладко на нем отдохнувши.
Ты ж нас идти наудачу в холодную ночь принуждаешь
285 Мимо приютного острова в темное, мглистое море.
Ночью противные ветры шумят, корабли истребляя.
Кто избежит потопления верного, если во мраке
Вдруг с неожиданной бурей на черное море примчится
Нот иль Зефир истребительно-быстрый? От них наиболе
290 В бездне морской, вопреки и богам, корабли погибают.
Лучше теперь, покорившись велению темныя ночи,
На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим.
Завтра ж с Денницею пустимся снова в пространное море".
Так говорил Еврилох, и товарищи с ним согласились.
295 Стало мне ясно тогда, что готовил нам бедствие демон.
Голос возвысив, безумцу я бросил крылатое слово:
"Здесь я один, оттого и ответ, Еврилох, твой так дерзок.
Слушайте ж: мне поклянитесь великою клятвой, что, если
Встретите стадо быков криворогих иль стадо баранов
300 Там, на зеленых лугах, святотатной рукой не коснетесь[33]
К ним и убить ни быка, ни барана отнюдь не дерзнете.
Пищею нас на дорогу обильно снабдила Цирцея".
Спутники клятвой великою мне поклялися; когда же[34]
Все поклялися и клятву свою совершили, в заливе
305 Острова тихом мы стали с своим кораблем крепкозданным.
Близко была ключевая вода; все товарищи, вышед
На берег, вкусный проворно на нем приготовили ужин;
Свой удовольствовав голод обильным питьем и едою,
Стали они поминать со слезами о милых погибших,
310 Схваченных вдруг с корабля и растерзанных Скиллой пред нами.
Скоро на плачущих сон, усладитель печалей, спустился.
Треть совершилася ночи,[35] и темного неба на онпол
Звезды склонилися - вдруг громовержец Кронион Борея,
Страшно ревущего, выслал на нас, облака обложили[36]
315 Море и землю, и темная с грозного неба сошла ночь.
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;
Черный корабль свой от бури мы скрыли под сводом пещеры.
Где в хороводы веселые нимфы полей собирались.
Тут я товарищей всех пригласил на совет и сказал им:
320 "Черный корабль наш, друзья, запасен и питьем и едою.
Бойтесь же здесь на стада подымать святотатную руку;
Бог обладает здесь всеми стадами быков и баранов,
Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает".
Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.
325 Но беспрестанно весь месяц свирепствовал Нот; все другие
Ветры молчали; порою лишь Эвр подымался восточный.
Спутники, хлеба довольно имея с вином пурпуровым,
Были спокойны; быков Гелиосовых трогать и в мысли
Им не входило; когда же съестной наш запас истощился,
330 Начали пищу охотой они промышлять, добывая
Что где случалось: стреляли дичину иль рыбу
Остросогбенными крючьями удили - голод томил их[37].
Раз, помолиться желая богам, чтоб они нам открыли
Путь, одинокой дорогой я шел через остров: невольно,
335 Тою дорогой идя, от товарищей я удалился;[38]
В месте, защитном от ветра, я руки умыл и молитвой
Теплой[39] к бессмертным владыкам Олимпа, к богам обратился.
Сладкий на вежды мне сон[40] низвели нечувствительно боги.
Злое тогда Еврилох предложение спутникам сделал:
340 "Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный;
Всякий род смерти для нас, земнородных людей, ненавистен;
Но умереть голодною смертью всего ненавистней.
Выберем лучших быков в Гелиосовом стаде и в жертву
Здесь принесем их богам,[41] беспредельного неба владыкам.
345 После - когда возвратимся в родную Итаку, воздвигнем[42]
В честь Гелиоса, над нами ходящего бога, богатый
Храм и его дорогими дарами обильно украсим;
Если ж, утратой своих круторогих быков раздраженный,
Он совокупно с другими богами корабль погубить наш
350 В море захочет, то легче, в волнах захлебнувшись, погибнуть
Вдруг, чем на острове диком от голода медленно таять".
Так говорил Еврилох, и сопутники с ним согласились.
Лучших тогда из быков Гелиосовых, вольно бродивших,
Взяли они - невдали корабля темноносого стадо
355 Жирных, огромнорогатых и лбистых быков там гуляло, -
Их обступили, безумцы; воззвавши к богам олимпийским,
Листьев нарвали они[43] с густоглавого дуба, ячменя
Боле в запасе на черном своем корабле не имея.
Кончив молитву, зарезав быков и содравши с них кожи,
360 Бедра они все отсекли, а кости, обвитые дважды
Жиром, кровавыми свежего мяса кусками обклали.
Но, не имея вина, возлиянье они совершили
Просто водою и бросили в жертвенный пламень утробу,
Бедра сожгли, остальное же, сладкой утробы отведав,[44]
365 Все изрубили на части и стали на вертелах жарить.
Тут улетел усладительный сон, мне ресницы смыкавший.
Я, пробудившись, пошел к кораблю на песчаное взморье
Шагом поспешным; когда ж к кораблю подходил, благовонным
Запахом пара мясного я был поражен; содрогнувшись,
370 Жалобный голос упрека вознес я к богам олимпийским:
"Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,
Вы на беду обольстительный сон низвели мне на вежды;
Спутники там без меня святотатное дело свершили".
Тою порой о убийстве быков Гиперионов светлый[45]
375 Сын извещен был Лампетией, длинноодеянной девой.
С гневом великим к бессмертным богам обратясь, он воскликнул:
"Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,
Жалуюсь вам на людей Одиссея, Лаэртова сына!
Дерзко они у меня умертвили быков, на которых
380 Так любовался всегда я - всходил ли на звездное небо,
С звездного ль неба сходил и к земле ниспускался.
Если же вами не будет наказано их святотатство,
В область Аида сойду я и буду светить для умерших".
Гневному богу ответствовал так тученосец Кронион:
385 "Гелиос, смело сияй для бессмертных богов и для смертных,
Року подвластных[46] людей, на земле плодоносной живущих.
Их я корабль чернобокий, низвергнувши пламенный гром свой,
В море широком на мелкие части разбить не замедлю".
(Это мне было открыто Калипсо божественной; ей же
390 Все рассказал вестоносец крылатый Кронионов, Эрмий.)
Я, возвратясь к кораблю своему на песчаное взморье,
Спутников собрал и всех одного за другим упрекал; но исправить
Зла нам уж было не можно; быки уж зарезаны были.
Боги притом же и знаменье, в страх нас приведшее, дали:
395 Кожи ползли, а сырое на вертелах мясо и мясо,
Снятое с вертелов, жалобно рев издавало бычачий.
Целые шесть дней мои непокорные спутники дерзко
Били отборных быков[47] Гелиоса и ели их мясо;
Но на седьмой день, предызбранный тайно Кронионом Зевсом,
400 Ветер утих, и шуметь перестала сердитая буря.
Мачту поднявши и белый на мачте расправивши парус,
Все мы взошли на корабль и пустились в открытое море.
Но, когда в отдалении остров пропал и исчезла
Всюду земля и лишь небо, с водами слиянное, зрелось,
405 Бог громовержец Кронион тяжелую темную тучу
Прямо над нашим сгустил кораблем, и под ним потемнело
Море. И краток был путь для него. От заката примчался
С воем Зефир, и восстала великая бури тревога;
Лопнули разом веревки, державшие мачту; и разом
410 Мачта, сломясь, с парусами своими, гремящая, пала
Вся на корму и в паденье тяжелым ударом разбила
Голову кормщику; череп его под упавшей громадой
Весь был расплюснут, и он, водолазу подобно, с высоких
Ребр корабля кувырнувшися вглубь, там пропал, и из тела
415 Дух улетел. Тут Зевес, заблистав, на корабль громовую
Бросил стрелу; закружилось пронзенное судно, и дымом
Серным его обхватило. Все разом товарищи были
Сброшены в воду, и все, как вороны морские рассеясь,
В шумной исчезли пучине - возврата лишил их Кронион.
420 Я ж, уцелев, меж обломков остался до тех пор, покуда
Киля водой не отбило от ребр корабельных: он поплыл;
Мачта за ним поплыла; обвивался сплетенный из крепкой
Кожи воловьей ремень вкруг нее; за ремень уцепившись,
Мачту и киль им поспешно опутал и плотно связал я,
425 Их обхватил и отдался во власть беспредельного моря.
Стихнул Зефир, присмирела сердитая буря; но быстрый
Нот поднялся: он меня в несказанную ввергнул тревогу.
Снова обратной дорогой меня на Харибду помчал он.
Целую ночь был туда я несом; а когда воссияло
430 Солнце - себя я узрел меж скалами Харибды и Скиллы.
В это мгновение влагу соленую хлябь поглощала;
Я, ухватясь за смоковницу, росшую там, прицепился
К ветвям ее, как летучая мышь, и повис, и нельзя мне
Было ногой ни во что упереться - висел на руках я.
435 Корни смоковницы были далеко в скале и, расширясь,
Ветви объемом великим Харибду кругом осеняли;
Так там, вися без движения, ждал я, чтоб вынесли волны
Мачту и киль из жерла, и в тоске несказанной я долго
Ждал - и уж около часа, в который судья, разрешивши
440 Юношей тяжбу,[48] домой вечерять, утомленный, уходит
С площади, - выплыли вдруг из Харибды желанные бревна.
Бросился вниз я, раскинувши руки и ноги, и прямо
Тяжестью всею упал на обломки, несомые морем.
Их оседлавши, я начал руками, как веслами, править.
445 Скилле ж владыка бессмертных Кронион меня не дозволил
В море приметить: иначе была б неизбежна погибель.
Девять носился я дней по водам; на десятый с наставшей[49]
Ночью на остров Огигию выброшен был, где Калипсо
Царствует, светлокудрявая, сладкоречивая нимфа.
450 Принят я был благосклонно богиней. Об этом, однако,
Мне говорить уж не нужно:[50] вчера описал я подробно
Все и тебе и царице; весьма неразумно и скучно
Снова рассказывать то, что уж мы рассказали однажды".


[1] Легкие Оры... — Добавление переводчика. В оригинале: χοροί, т. е. «места для пляски» (солнечных лучей). Из ст. 3—4 ясно, что остров Эя однозначно представляется расположенным на востоке. См. примеч. к 10. 135—138.
[2] Ст. 6—8 = 9. 150—152.
[3] Труп Эльпеноров... — См. 10. 552—561; 11. 51—80.
[4] Дважды узнавшие смерть... — Смысл прилагательного δισθανής (букв.: дважды умирающий), скорее, «тот, кому суждено дважды умереть». Второй своей смерти Одиссей и его спутники еще не встретили.
[5] Бросьте печаль и беспечно... — Добавление переводчика, пожелавшего сильнее противопоставить долю умерших возможностях живущих.
[6] Ст. 28—31 = 10. 475—478.
[7] ...потом и от бога услышишь. — Неверный перевод, затрудняющий понимание и без того нелегкого стиха. В оригинале: «напомнит тебе об этом само божество». Вероятно, Цирцея хочет этим сказать, что в случае неисполнения ее советов Одиссея постигнут бедствия, в которых он увидит волю богов.
[8] Ст. 39—54, 158—201. В рассказе о Сиренах отражен частый в моряцком фольклоре мотив встречи странника с женщинами, которые очаровывают его и тем обрекают на смерть. Как представлял себе автор внешность Сирен, не ясно. В вазописи, начиная с 6 в., их изображают полуженщинами, полуптицами, в чем современные исследователи видят влияние Востока, но в поэме никакого намека на этот образ нет.
[9] ...к тем двум... — Указание на число Сирен перенесено сюда переводчиком из ст. 52 оригинала, где их имя употреблено в двойственном числе. В псевдогесиодовском «Каталоге женщин» (фр. 28 MW) число Сирен доведено до трех и названы их говорящие имена: Фелксиопа — «услаждающая взор (или: своим ликом)», Мольпа — «песнь», Аглаофона — «с искрящимся голосом».
[10] Ст. 45 сл. ...на этом лугу... — В вазописи (см. примеч. к ст. 39—54) Сирены обычно изображались сидящими на скале. Луг, на котором белеет Много костей , надо, по-видимому, представлять себе как прибрежную полосу между скалой и морем, омывающим остров Сирен.
[11] Ст. 59, 73. Прежде и после — неправильно понятое переводчиком противопоставление: Цирцея сообщает Одиссею не о двух опасностях, ожидающих его одна за другой, а о необходимости выбрать одну из них (ст. 56—58). В оригинале: «здесь (ένθεν μὲν, ст. 59)... там же (οί δὲ, ст. 73)». В дальнейшем Одиссей предпочитает уклониться от Бродящих утесов и провести корабль между Скиллой и Харибдой (ст. 202—224). Что касается Бродящих утесов, то здесь они названы, не как у других авторов, Симплегады («сталкивающиеся») и Планкты («бьющие», «ударяющие») — возможно, в результате контаминации двух сказочных образов, автор представлял их себе не столько движущимися, сколько производящими губительный вихрь от разбивающихся об них волн. В греческой мифологии Симплегады были известны уже из сказания об аргонавтах (см. ст. 69—72).
[12] Ст. 61 сл. ...никакая Птица... — Образ, не известный из других источников.
[13] ...Пламенным вихрем... — т. е. кипением волн, разбивающихся о скалы. Ср. 202.
[14] ...две скалы... — В одной обитает Скилла (ст. 85), из другой вырывается Харибда (ст. 104). Помещая их на небольшом расстоянии друг от друга, автор объединяет в одном эпизоде два мотива из моряцкого фольклора: встречу с чудовищным зверем-людоедом и необходимость преодолеть препятствие в виде водоворота. В древности проход между Скиллой и Харибдой локализовали в бурном Мессинском проливе; в наше время предлагают и другие проливы — Босфор, Гибралтар, хотя ясно, что никаких точных географических координат автор здесь не подразумевал.
[15] Ст. 86—88 александрийские филологи считали вставкой, сделанной ради сближения имени Скиллы со словом σκύλαξ «щенок». Однако никакого противоречия между ст. 85 и последующими ст. 86—88 нет, а конструирование этимологии на основе исходного звучания двух слов — частый прием у древнегреческих авторов.
[16] ...быков и баранов... — Надо: «коров и овец». См. 11. 108 и примеч.
[17] Фаэтуса («светящаяся») и Лампетия («сияющая») носят говорящие имена, соответствующие их происхождению от бога солнца.
[18] Ст. 137—141 = 11. 110—114: Цирцея повторяет слово в слово пророчество, данное Одиссею Тиресием. Тем самым автор подчеркивает значение, которое он придает поведению спутников Одиссея на Тринакрии.
[19] Ст. 145 сл. = 9. 178 сл. = 11. 637 сл.
[20] Ст. 146 сл. = 90. 103 сл. См. примеч.
[21] Ст. 147 — скорее всего, вставка, так как он противоречит следующему стиху: при попутном ветре нет нужды грести веслами.
[22] ...богиня богинь... — Преувеличение. В оригинале: «божественная среди богинь», т. е. не смертная, какой она выступала в общении с Одиссеем и его спутниками.
[23] Демон — здесь, очевидно, божество, враждебное мореходам, так как при безветреной погоде корабль медленнее проплывает мимо Сирен, которые получают возможность дольше искушать путников.
[24] Ст. 178 сл. — Ср. ст. 50 сл.
[25] Ст. 189, 191. Знаем мы... — Анафора воспроизводит стилистическую фигуру оригинала. Слова Сирен, гордящихся своим знанием прошлого и настоящего, напоминают, Муз в изображении Гесиода, Теог. 27 сл.
[26] ...подал я знак... — Кивком головы или движением глаз (оригинал допускает оба толкования), так как руки у Одиссея были связаны, а у его спутников уши заклеены воском.
[27] Дым и ... шум, производимые Планктами. — См. выше, примеч. к ст. 68.
[28] Ст. 206 сл. = 10. 546 сл.
[29] Всех вас избавил... — В оригинале сказано: «однако и оттуда, благодаря моей доблести, замыслу и уму, мы бежали». Одиссей с полным основанием умалчивает о том, что шесть его спутников все же стали жертвой Полифема.
[30] Рогом быка лугового их ловит... — Собственно: «забрасывает в море рог», т. е. выпиленное из рога кольцо, через которое продевалась леска, чтобы рыбы не могли ее откусить. Ср. Ил. XXIV. 80—82 (пер. Н.И. Гнедича):

Быстро в пучину Ирида, подобно свинцу погрузилась,
Ежели он, прикрепленный под рогом вола степового,
Мчится, коварный, рыбам прожорливым гибель несущий.

[31] Скиллин утес миновав и избегнув свирепой Харибды... — Оригинал допускает здесь двойное толкование. Либо: «избежав скал, одну — страшной Харибды, другую — Скил-лы»; либо: «избежав скал (т. е. Планктов), страшной Харибды и Скиллы». Жуковский перевел, приняв первое толкование; в пользу второго говорит 23. 327, где смысл совершенно однозначен.
[32] ...Гелиосово стадо. — О священном стаде Гелиоса см. также Гомеров гимн Аполлону, ст. 410 сл.
[33] ...святотатной рукой не коснетесь... — Точнее: «никто в губительном безрассудстве не убъет».
[34] Ст. 303 сл. — См. 10. 345 сл. и примеч.
[35] Треть совершилася ночи... — В оригинале: «когда была последняя треть ночи».
[36] Ст. 314 сл. = 9. 68 сл. Вторая половина формульного ст. 315 (темная ... сошла ночь ) здесь не вполне уместна, так как ночь еще не окончилась.
[37] Ст. 332. — См. 4. 369 и примеч.
[38] ... я удалился... — Точнее: «ускользнул», чтобы сотворить молитву в одиночестве.
[39] Теплой... — Добавление Жуковского.
[40] Сладкий ... сон Одиссея приводит здесь к столь же губительным последствиям, как в 10. 31—49.
[41] Здесь принесем их богам... — В жертву сжигались только часть туши, кости, обвитые жиром, и внутренности (ст. 360—365; ср. 3. 457 сл.); остальное поедали те, кто совершал жертвоприношение.
[42] Ст. 345—347. ...воздвигнем ... храм... — Это единственный обет такого рода у Гомера и единственное упоминание храма в материковой Греции, не считая Ил. II. 549. «Илиада» знает храмы только в Трое и прилегающей к ней Хрисе (I. 39; V. 466; VI. 88, 269, 275, 297, 309; VII. 83), «Одиссея» — в сказочной стране феаков (6. 10, но см. примеч. к 6. 164, 266). Ст. 346 отражает ситуацию в послемикенской Греции, когда в ней, наряду с алтарями, начали возводить храмы, — возможно, под иноземным (восточным?) влиянием.
[43] Листьев нарвали они... — чтобы украсить намеченное для жертвы животное, которое обычно обсыпали ячменем (ср. 3. 445).
[44] Ст. 364 сл. = 3. 461 сл.
[45] Ст. 374—390 выпадают из стиля повествования от первого лица, принятого в кн. 9—12. Возникает вопрос, откуда Одиссей мог знать о том, что происходило на Олимпе? Объяснение, приводимое в ст. 389 сл., только запутывает ситуацию: в кн. 5, где Гермес встречается с Калипсо, нет ни слова ни об испытании, ожидающем Одиссея на Тринакрии, ни о сцене на Олимпе. К тому же сам Одиссей не знал о визите Гермеса на остров Огигию (см. примеч. к 7. 263). Таким образом, эти два стиха больше всего похожи на позднейшую вставку, имеющую целью ответить на поставленный выше вопрос. Что же касается ст. 374—388, то их изъятие, предложенное еще александрийскими филологами и поддержанное некоторыми современными исследованиями, представляется неприемлемым, так как они служат подтверждением мысли, заявленной уже во вступлении (1. 22—24): люди сами отвечают за свои поступки, боги шлют им только заслуженную кару. (О «безрассудстве», ставшем причиной гибели спутников Одиссея и женихов, см. статью «Одиссея — фольклорное наследие...», § 3.) Поэтому остается только предположить, что автор «Одиссеи» сознательно допустил некоторую неувязку в изложении ради развития важной для него мысли. Другой пример неувязки в этом же отрывке — вмешательство Лампетии (ст. 375), извещающей Гелиоса о случившемся святотатстве: Солнце, которое все видит (выше, ст. 323), не нуждается в подобном донесении. На это также обращала внимание уже античная критика. Такая непоследовательность, однако, встречается в гомеровском эпосе. Ср. ст. 376, где Гелиос обращается к олимпийским богам, в то время как место его — на небе; или несколько выше, ст. 339—365, где Одиссей рассказывает о том, что произошло, пока он спал.
[46] Року подвластных ... — Добавление переводчика.
[47] Били отборных быков . — В оригинале сказано только, что спутники Одиссея шесть дней подряд пировали, а не занимались убоем скота. Ст. 403—406 = 14. 301—304. Ст. 415—419 = 14. 305—309.
[48] Юношей тяжбу. — Перевод, вызванный одним из толкований прилагательного αι̉ζηός как «юный». Однако другое его значение в качестве определения при слове «муж» — «крепкий», «сильный». Таким образом, здесь речь идет, вероятнее всего, о разборе тяжбы между двумя людьми, который производит на городской площади (агоре) специально назначенный человек.
[49] Ст. 447—449 = 7. 253—255.
[50] Мне говорить уж не нужно... — Одиссей напоминает о рассказанном в 7. 241—297.