Скоро на остров Эолию прибыли мы; обитает
Гиппотов сын там, Эол благородный, богами любимый.
Остров плавучий[1] его неприступною медной стеною
Весь обнесен; берега ж подымаются гладким утесом.
5 Там от супруги двенадцать детей родилося Эолу,
Шесть дочерей светлоликих и шесть сыновей многосильных.
Вырастив их, сыновьям дочерей он в супружество отдал.[2]
Днем с благородным отцом и заботливой матерью вместе
Все за трапезой, уставленной яствами, сладко пируют
10 В зале они, благовонной от запаха пищи и пеньем
Флейт оглашаемой; ночью же, каждый с своею супругой,
Спят на резных, дорогими коврами покрытых кроватях.
В град их прибывши,[3] мы в дом их богатый вступили; там целый
Месяц Эол угощал нас радушно и с жадностью слушал
15 Повесть о Трое, о битвах[4] аргивян, о их возвращенье;
Все любопытный заставил меня рассказать по порядку.
Но напоследок, когда обратился я, в путь изготовясь,
С просьбой к нему отпустить нас, на то согласясь благосклонно,
Дал он мне сшитый из кожи быка девятигодового[5]
20 Мех с заключенными в нем буреносными ветрами;[6] был он
Их господином, по воле Крониона Дия, и всех их
Мог возбуждать иль обуздывать, как приходило желанье.
Мех на просторном моем корабле он серебряной нитью
Туго стянул, чтоб ни малого быть не могло дуновенья
25 Ветров; Зефиру лишь дал повеленье дыханьем попутным[7]
Нас в кораблях по водам провожать; но домой возвратиться
Дий не судил нам: своей безрассудностью все мы погибли.
Девять мы суток и денно и нощно свой путь совершали;
Вдруг на десятые сутки явился нам берег отчизны.
30 Был он уж близко; на нем все огни уж могли различить мы.
В это мгновенье в глубокий я сон погрузился, понеже
Правил до тех пор кормилом один, никому не желая
Вверить его, чтоб успешней достигнуть отчизны любезной.
Спутники тою порой завели разговор; полагали
35 Все, что с собою имел серебра я и золота много,
Мне на прощание данных царем благородным Эолом.
Глядя друг на друга, так рассуждали они меж собою:
"Боги! Как всюду его одного уважают и любят
Люди, какую бы землю и чье бы жилище ни вздумал
40 Он посетить. Уж и в Трое он много сокровищ от разных
Собрал добыч; мы одно претерпели, один совершили
Путь с ним - а в дом свой должны возвратиться с пустыми руками.
Так и Эол; лишь ему одному он богатый подарок
Сделал; посмотрим же, что им так плотно завязано в этом
45 Мехе: уж верно найдем серебра там и золота много".
Так говорили одни; их одобрили все остальные.
Мех был развязан,[8] и шумно исторглися ветры на волю;
Бурю воздвигнув, они с кораблями их, громко рыдавших,
Снова от брега отчизны умчали в открытое море.
50 Я пробудился и долго умом колебался, не зная,
Что мне избрать, самого ли себя уничтожить, в пучину
Бросясь, иль, молча судьбе покорясь, меж живыми остаться.
Я покорился судьбе и на дне корабля, завернувшись
В мантию, тихо лежал. К Эолийскому острову снова
55 Бурею наши суда принесло. Все товарищи с плачем
Вышли на твердую землю; запасшись водой ключевою,[9]
Наскоро легкий обед мы у быстрых судов совершили.
Свой удовольствовав голод едой и питьем, я с собою
Взял одного из товарищей наших с глашатаем; прямо[10]
60 К дому Эола царя мы пошли и его там застали
Вместе с женой и со всеми детьми за семейным обедом.
В двери палаты вступив, я с своими людьми на пороге
Сел; изумилась царева семья; все воскликнули вместе:
"Ты ль, Одиссей? Не зловредный ли демон к тебе прикоснулся?
65 Здесь мы не всё ль учредили, чтоб ты беспрепятственно прибыл
В землю отцов иль в иную какую желанную землю?"
Так говорили они; с сокрушеньем души отвечал я:
"Сон роковой и безумие спутников[11] мне приключили
Бедствие злое; друзья, помогите; вам это возможно".
70 Так я сказал, умоляющим словом смягчить их надеясь.
Все замолчали они; но отец мне ответствовал с гневом:
"Прочь, недостойный! Немедля мой остров покинь; неприлично[12]
Нам под защиту свою принимать человека, который
Так очевидно бессмертным, блаженным богам ненавистен.[13]
75 Прочь! Ненавистный блаженным богам и для нас ненавистен".
Кончив, меня он, рыдавшего жалобно, из дому выслал.
Далее поплыли мы в сокрушении сердца великом.
Люди мои, утомяся от гребли, утратили бодрость,
Помощи всякой лишенные собственным жалким безумством.
80 Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые
Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов,[14]
Ламосу. Там, возвращаяся с поля, пастух вызывает
На поле выйти другого; легко б несонливый работник
Плату двойную там мог получать, выгоняя пастися
85 Днем белорунных баранов, а ночью быков криворогих:
Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой.
В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы,
Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле
Устья великими, друг против друга из темныя бездны
90 Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая.
Люди мои, с кораблями в просторную пристань проникнув,
Их утвердили в ее глубине и связали, у берега тесным
Рядом поставив: там волн никогда ни великих, ни малых
Нет, там равниною гладкою лоно морское сияет.
95 Я же свой черный корабль поместил в отдаленье от прочих,[15]
Около устья, канатом его привязав под утесом.
После взошел на утес и стоял там, кругом озираясь:
Не было видно нигде ни быков, ни работников в поле;
Изредка только, взвиваяся, дым от земли подымался.
100 Двух расторопнейших самых товарищей наших я выбрал[16]
(Третий был с ними глашатай) и сведать послал их, к каким мы
Людям, вкушающим хлеб на земле плодоносной, достигли?
Гладкая скоро дорога представилась им, по которой
В город[17] дрова на возах с окружающих гор доставлялись.
105 Сильная дева им встретилась[18] там; за водою с кувшином
За город вышла она; лестригон Антифат был отец ей;
Встретились с нею они при ключе Артакийском, в котором[19]
Черпали светлую воду все, жившие в городе близком.
К ней подошедши, они ей сказали: "Желаем узнать мы,
110 Дева, кто властвует здешним народом и здешней страною?"
Дом Антифата, отца своего, им она указала.
В дом тот высокий вступивши, они там супругу владыки
Встретили, ростом с великую гору, - они ужаснулись.
Та же велела скорей из собранья царя Антифата
115 Вызвать; и он, прибежав, на погибель товарищей наших,
Жадно схватил одного и сожрал; то увидя, другие
Бросились в бегство и быстро к судам возвратилися; он же
Начал ужасно кричать и встревожил весь город; на громкий
Крик отовсюду сбежалась толпа лестригонов могучих;
120 Много сбежалося их, великанам,[20] не людям подобных.
С крути утесов они через силу подъемные камни
Стали бросать; на судах поднялася тревога - ужасный
Крик убиваемых, треск от крушенья снастей; тут злосчастных
Спутников наших, как рыб, нанизали на колья и в город
125 Всех унесли на съеденье. В то время как бедственно гибли
В пристани спутники, острый я меч обнажил и, отсекши
Крепкий канат, на котором стоял мой корабль темноносый,
Людям, собравшимся в ужасе, молча кивнул головою,
Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть.
130 Близкой беды: устрашенные дружно ударили в весла.
Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно
Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли.
Далее поплыли мы, в сокрушенье великом о милых[21]
Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.
135 Мы напоследок достигли до острова Эи.[22] Издавна
Сладкоречивая,[23] светлокудрявая там обитает
Дева[24] Цирцея, богиня, сестра кознодея Ээта.[25]
Был их родителем Гелиос, бог, озаряющий смертных;
Мать же была их прекрасная дочь Океанова, Перса.
140 К брегу крутому пристав с кораблем, потаенно вошли мы
В тихую пристань: дорогу нам бог указал благосклонный.
На берег вышед, на нем мы остались два дня и две ночи,
В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца.[26]
Третий нам день привела светозарнокудрявая Эос.
145 Взявши копье и двуострый свой меч опоясав, пошел я
С места, где был наш корабль, на утесистый берег, чтоб сведать,
Где мы? Не встречу ль людей? Не послышится ль чей-нибудь голос?
Став на вершине утеса, я взором окинул окрестность.
Дым, от земли путеносной вдали восходящий, увидел
150 Я за широко разросшимся лесом в жилище Цирцеи.
Долго рассудком и сердцем колеблясь, не знал я, идти ли
К месту тому мне, где дым от земли подымался багровый?
Дело обдумав, уверился я наконец, что удобней
Было сначала на брег, где стоял наш корабль, возвратиться,
155 Там отобедать с людьми и, надежнейших выбрав, отправить
Их за вестями. Когда ж к кораблю своему подходил я,
Сжалился благостный бог надо мной, одиноким: навстречу
Мне он оленя богаторогатого, тучного выслал;
Пажить лесную покинув, к студеной реке с несказанной
160 Жаждой бежал он, измученный зноем полдневного солнца.
Меткое бросив копье, поразил я бегущего зверя
В спину:, ее проколовши насквозь, острием на другой бок
Вышло копье; застонав, он упал, и душа отлетела.
Ногу уперши в убитого, вынул копье я из раны,
165 Подле него на земле положил и немедля болотных
Гибких тростинок нарвал, чтоб веревку в три локтя длиною
Свить, переплетши тростинки и плотно скрутив их. Веревку
Свивши, связал я оленю тяжелому длинные ноги;
Между ногами просунувши голову, взял я на плечи
170 Ношу и с нею пошел к кораблю, на копье опираясь;
Просто ж ее на плечах я не мог бы одною рукою
Снесть: был чрезмерно огромен олень. Перед судном на землю
Бросил его я, людей разбудил и, приветствовав всех их,
Так им сказал: "Ободритесь, товарищи, в область Аида
175 Прежде, пока не наступит наш день роковой, не сойдем мы;
Станем же ныне (едой наш корабль запасен изобильно)
Пищей себя веселить, прогоняя мучительный голод".
Было немедля мое повеленье исполнено; снявши[27]
Верхние платья, они собрались у бесплодного моря;
180 Всех их олень изумил, несказанно великий и тучный;
Очи свои удовольствовав сладостным зреньем, умыли
Руки они и поспешно обед приготовили вкусный.
Целый мы день до вечернего сумрака, сидя на бреге,[28]
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались;
185 Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная;
Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.
Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
Спутников верных своих на совет пригласив, я сказал им:
"Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный:[29]
190 Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос;[30]
Где светоносный под землю спускается Гелиос, где он
На небо всходит; должны мы теперь совокупно размыслить,
Можно ли чем от беды нам спастися; я думаю, нечем.
С этой крутой высоты я окрестность окинул глазами:
195 Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный,
Плоско на влаге лежащий, увидел я; дым подымался
Густо вдали из широкорастущего, темного леса".
Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце:
В память пришли им и злой лестригон Антифат, и надменный
200 Силой своею циклоп Полифем, людоед святотатный;
Громко они застонали, обильным потоком проливши
Слезы, - напрасно: от слез и от стонов их не было пользы.
Тут разделить я решился товарищей меднообутых
На две дружины; одною дружиной начальствовал сам я;
205 Избран вождем был дружины другой Еврилох благородный.
Жеребьи в медноокованном шлеме потом потрясли мы[31] -
Вынулся жеребий твердому сердцем вождю Еврилоху.
В путь собрался он, и с ним двадцать два[32] из товарищей наших.
С плачем они удалились, оставя нас, горем объятых.
210 Скоро они за горами увидели крепкий Цирцеин[33]
Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.
Около дома толпилися горные львы и лесные
Волки: питьем очарованным их укротила Цирцея.[34]
Вместо того чтоб напасть на пришельцев, они подбежали
215 К ним миролюбно и, их окруживши, махали хвостами.
Как к своему господину, хвостами махая, собаки
Ластятся - им же всегда он приносит остатки обеда, -
Так остролапые львы и шершавые волки к пришельцам[35]
Ластились. Их появленьем они, приведенные в ужас,
220 К дому прекраснокудрявой богини Цирцеи поспешно[36]
Все устремились. Там голосом звонко-приятным богиня
Пела, сидя за широкой, прекрасной, божественно тонкой[37]
Тканью, какая из рук лишь богини бессмертной выходит.
К спутникам тут обратяся, Политос, мужей предводитель,
225 Мне меж другими вернейший, любезнейший друг мой, сказал им:
"Слышите ль голос приятный, товарищи? Кто-то, за тканью
Сидя, поет там, гармонией всю наполняя[38] окрестность.
Кто же? Богиня иль смертная? Голос скорей подадим ей".
Так он сказал им; они закричали, чтоб вызвать певицу.
230 Вышла немедля она и, блестящую дверь растворивши,
В дом пригласила вступить их; забыв осторожность, вступили
Все; Еврилох лишь один назади, усомнившись,[39] остался.
Чином гостей посадивши на кресла и стулья, Цирцея
Смеси из сыра и меду с ячменной мукой и с прамнейским[40]
235 Светлым вином подала им, подсыпав волшебного зелья
В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала;[41] когда же
Ею был подан, а ими отведан напиток, ударом[42]
Быстрым жезла загнала чародейка в свиную закуту
Всех; очутился там каждый с щетинистой кожей, с свиною
240 Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка.
Плачущих всех заперла их в закуте волшебница, бросив
Им желудей, и свидины,[43] и буковых диких орехов
В пищу, к которой так лакомы свиньи, любящие рылом
Землю копать. К кораблю Еврилох прибежал той порою
245 С вестью плачевной о бедствии, спутников наших постигшем.
Долго не мог, сколь ни силился, слова сказать он, могучим
Горем проникнутый в сердце; слезами наполнены были
Очи его, и душа в нем терзалась от скорби; когда же
Все мы его в изумленье великом расспрашивать стали,
250 Так рассказал он мне повесть о бедствии посланных наших:
"Лес перешедши, как ты повелел, Одиссей многославный,
Скоро мы там за горами увидели крепкий Цирцеин[44]
Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.[45]
В нем, мы услышали, пела прекрасно певица, за тканью
255 Сидя, не знаю, богиня иль смертная. Тотчас мы голос
Подали; вышла она и, блестящую дверь растворивши,
В дом нас вступить пригласила; забыв осторожность, вступили
Все; я остался один назади, предузнавши погибель;
Все там исчезли они, и обратно никто уж не вышел.
260 Долго я ждал; напоследок ушел, ничего не узнавши".
Так он сказал; и немедля, надев на плечо среброгвоздный,
Медный, двуострый мой меч и схвативши свой туго согбенный
Лук, я велел Еврилоху меня проводить, возвратившись
Той же дорогой со мною; но он, на колена в великом[46]
265 Страхе упав, мне с рыданием бросил крылатое слово:[47]
"Нет, повелитель,[48] позволь за тобой не ходить мне; уверен
Я, что ни сам ты назад не придешь, ни других не воротишь
Спутников наших; советую лучше, как можно скорее,
Бегством спасаться, иль все мы ужасного дня не минуем".
270 Так говорил Еврилох, и, ему отвечая, сказал я:
"Друг Еврилох, принуждать я тебя не хочу; оставайся
Здесь, при моем корабле, утешаться питьем и едою;
Я же пойду; непреклонной нужде покориться мне должно".
С сими словами пошел я от моря, корабль там оставив.
275 Той же порой, как, в святую долину спустяся, уж был я
Близко высокого дома волшебницы хитрой Цирцеи,
Эрмий с жезлом золотым пред глазами моими, нежданный,
Стал, заступив мне дорогу; пленительный образ имел он
Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном
280 Младости цвете. Мне ласково руку подавши, сказал он:
"Стой, злополучный, куда по горам ты бредешь одиноко,
Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи;
Всех обратила в свиней[49] чародейка и в хлев заперла свой.
Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда
285 Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось.
Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить
Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи
Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа.
Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини:
290 Пойло[50] она приготовит и зелья в то пойло подсыплет.
Но над тобой не подействуют чары; чудесное средство,
Данное мною, их силу разрушит. Послушай; как скоро
Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется,
Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля,
295 Быстро, как будто ее умертвить вознамерясь; в испуге
Станет на ложе с собою тебя призывать чародейка -
Ты не подумай отречься от ложа богини: избавишь
Спутников, будешь и сам гостелюбно богинею принят.
Только потребуй, чтоб прежде она поклялася великой
300 Клятвой, что вредного замысла против тебя не имеет:
Иначе мужество, ею расслабленный, все ты утратишь".[51]
С сими словами растенье мне подал божественный Эрмий,
Вырвав его из земли и природу его объяснив мне:
Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною;
305 Моли его называют бессмертные; людям опасно[52]
С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно.
Эрмий, подав мне растенье,[53] на светлый Олимп удалился.
Я же пошел вдоль лесистого острова к дому Цирцеи,
Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный.
310 Став перед дверью прекраснокудрявой богини, я громко
Начал ее вызывать; и, услышав мой голос, немедля
Вышла она, отворила блестящие двери и в дом дружелюбно
Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я.
Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный
315 Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня[54]
В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,
Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он
Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила
Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое
320 Слово: "Иди и свиньею валяйся в закуте с другими".
Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,[55]
Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко
Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим
Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:
325 "Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?
Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был
Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,
Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.
Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно,
330 Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне
Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он
Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои.
Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною
Ложе мое[56] раздели: сочетавшись любовью на сладком
335 Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем".
Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:
"Как же могу, о Цирцея, твоим быть доверчивым другом,
Если в свиней обратила моих ты сопутников? Мне же,
Гибельный, верно, замысля обман, ты теперь предлагаешь
340 Ложе с тобой разделить, затворившись в твоей почивальне, -
Там у меня, безоружного, мужество все ты похитишь.
Нет, не надейся, чтоб ложе твое разделил я с тобою
Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой[57]
Клятвы, что вредного замысла против меня не имеешь".
345 Так я сказал, и Цирцея богами великими стала[58]
Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,
С нею в ее почивальне я лег на прекрасное ложе.
Тою порою заботились в светлых покоях четыре
Девы, служанки проворные, всё учреждавшие в доме;
350 Все они дочери были потоков,[59] и рощ, и священных
Рек, в необъятное лоно глубокого моря бегущих.
Дева одна, положивши на кресла подушки, постлала
Пышные сверху ковры, на ковры ж полотняные ткани.
К каждым креслам другая серебряный чудной работы
355 Стол пододвинула с хлебом в златых драгоценных корзинах.
Третья смешала в кратере серебряной воду с медвяным,
Сладким вином; на столы же поставила кубки златые.
Светлой воды принесла напоследок четвертая дева:
Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила
360 Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно
Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной
В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой
Влагой: и тем прекратилось томившее дух расслабленье
Тела. Когда ж и омыт я, и чистым натерт был елеем,[60]
365 Легкий надевши хитон и косматую мантию, с девой
В светлый покой я вступил, и она к среброгвоздным, богатым[61]
Креслам меня проводила, - была там для ног и скамейка.
Тут принесла на лохани серебряной руки умыть мне[62]
Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,
370 Гладкий потом пододвинула стол; на него положила
Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса,
Выданным ею охотно, и стала меня дружелюбно
Потчевать вкусною пищей; но пища была мне противна.
Думой объятый, сидел я с недобрым предчувствием[63] в сердце.
375 Видя, что думой объятый сижу и что к лакомой пище
Рук не хочу протянуть я, печалью объятый, Цирцея,
Близко ко мне подошедши, крылатое бросила слово:
"Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего так уныло
Здесь ты сидишь, как немой, ни еды, ни питья не вкушая?
380 Или еще ты страшишься какого коварства? Напрасен
Страх твой; ты слышал, тебе поклялась я великою клятвой".
Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:
"О Цирцея, какой же, пристойность и правду любящий,
Муж согласится себя утешать и питьем и едою
385 Прежде, пока не увидит своими глазами спасенья
Спутников? Если желаешь, чтоб пищи твоей я коснулся,
Спутников дай мне спасенье своими глазами увидеть".
Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея
Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши,
390 Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда
Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их
Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом
Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо
С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья;
395 Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе,
Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом;
Все во мгновенье узнали меня и ко мне протянули
Радостно руки; потом зарыдали от скорби; их воплем
Дом огласился; проникнула жалость и в душу Цирцеи.
400 Близко ко мне подошедши, богиня богинь мне сказала:
"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
Медлить не должно; поди на песчаное взморье и верным
Спутникам всем совокупно втащить повели на зыбучий
Берег корабль твой; потом, все богатства и снасти в пещере
405 Скрыв и товарищей взявши с собою, сюда возвратися".
Так мне сказала, и я покорился ей мужеским сердцем.
Шагом поспешным пришед к кораблю на песчаное взморье,
Близ корабля я на бреге нашел всех товарищей верных,
Стонущих громко, из глаз изобильные слезы лиющих.
410 Как запертые в закутах телята, увидя идущих
С паствы коров, напитавшихся сочной травой луговою,
Все им навстречу бегут, из заград вырывался тесных,
Все окружают, мыча, возвратившихся с пажити маток:
Так побежали толпою, увидя меня издалека,
415 Спутники все мне навстречу; и сильно проникла их сердце
Радость, как будто б в родную они возвратились Итаку,
В наше отечество милое, где родились и цвели мы.
Горько заплакав, они мне крылатое бросили слово:
"Радостно нам возвращенье твое, повелитель, как будто б
420 В наше отечество, в нашу Итаку мы вдруг возвратились.
Но не скрывайся, скажи, где товарищи? Что их постигло?"[64]
Так говорили они, вопрошая; им так отвечал я:
"Прежде, друзья, совокупною силой корабль на зыбучий[65]
Берег втащите; в пещере потом все богатства и снасти
425 Скройте; потом соберитесь и следуйте смело за мною.
К спутникам вас поведу я в святую обитель Цирцеи.
Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете".
Было немедля мое повеленье исполнено ими.
Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело,
430 Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово:[66]
"Стойте; куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите
В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас[67]
Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых[68]
Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится
435 То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно
Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем.
Он, необузданный, был их погибели жалкой виною".
Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце
Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью
440 Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он
Был мне и родственник близкий;[69] но спутники все, удержавши
Руку мою, обратили ко мне миротворное слово:
"Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается
У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно;
445 Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи".
Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге;
Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами
Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет.
Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи
450 Баней себя освежили;[70] душистым натершись елеем,
В легкий хитон и косматую мантию каждый облекся.
Я, возвратись, их нашел за роскошной трапезой сидящих.
Свидясь с друзьями и все рассказав о случившемся с ними,
Громко они зарыдали, их воплем весь дом огласился.
455 Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала:[71]
"Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный,
Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь;
Знаю довольно я, что на водах многорыбного моря,
Что на земле от свирепых людей претерпели вы, - горе
460 Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда
В вашей груди не родится то мужество снова, с которым
Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой,
С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком,
Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью
465 Вы затворяете, - были велики страдания ваши".
Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.
С тех пор вседневно, в теченье мы целого года
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
Но когда наконец обращеньем времен совершен был[72]
470 Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели,
Спутники все приступили ко мне с убедительной речью:
"Время, несчастный,[73] тебе о возврате в Итаку подумать,
Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть
Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних".
475 Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем.
Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака[74]
Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.
Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная.
Спутники все предались в потемневших палатах покою.
480 Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном
Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей
Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово:
"О Цирцея, исполни свое обещанье[75] в отчизну
Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье
485 Спутники все приступают ко мне и мою раздирают
Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем".
Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня:
"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
В доме своем я тебя поневоле держать не желаю.
490 Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть
В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.
Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким,[76]
Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там.
Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде[77]
495 Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют".
Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце;[78]
Горько заплакал я, сидя на ложе, мне стала противна
Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго
Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно.
500 Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей:
"Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет?
В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный".
Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала:
"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
505 Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом
Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши,
Смело плыви; твой корабль передам я Борею;[79] когда же
Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь
Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий
510 Лес из ракит, свой теряющих плод,[80] и из тополей черных,[81]
Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный,
Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область.
Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно[82]
Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там
515 Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки.
Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом
Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,[83]
Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:[84]
Первое смесью медвяной,[85] другое вином благовонным,
520 Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной,
Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:
В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву
Им принести и в зажженный костер драгоценностей много[86]
Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо
525 Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.
После (когда обещание дашь многославным умершим)[87]
Черную овцу и черного с нею барана, - к Эреву[88]
Их обратив головою, а сам обратясь к Океану,[89] -
В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой
530 Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты
Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана,[90]
Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами,
Кожу, их бросить немедля в огонь и призвать громогласно
Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;
535 Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой
Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших
К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий.
Скоро и сам он, представ пред тобой, повелитель народов,
Скажет тебе, где дорога, и долог ли путь, и успешно ль[91]
540 Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься".
Так говорила она; той порой златотронная Эос
Встала; богиня, в хитон и хламиду меня облачивши,
Светлосеребряной ризой из тонковоздушныя ткани[92]
Нежные плечи одела свои, золотым драгоценным
545 Поясом стан обвила и покров с головы опустила.
Я же, чертоги ее перешедши, товарищей верных[93]
Всех разбудил и, приветствие каждому сделав, сказал им:
"Время, друзья, вам от сладкого сна пробудиться; покиньте
Ложе; пойдем; нас богиня сама побуждает к отъезду".
550 Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.
Но и оттуда не мог я отплыть без утраты печальной:
Младший из всех на моем корабле, Ельпенор, неотличный
Смелостью в битвах, нещедро умом от богов одоренный,
Спать для прохлады ушел на площадку возвышенной кровли
555 Дома Цирцеи священного, крепким вином охмеленный.
Шумные сборы товарищей, в путь уж готовых, услышав,
Вдруг он вскочил и, от хмеля забыв, что назад обратиться
Должен был прежде, чтоб с кровли высокой сойти по ступеням,[94]
Прянул спросонья вперед, сорвался и, ударясь затылком
560 Оземь, сломил позвонковую кость, и душа отлетела
В область Аида. Тем временем спутникам так говорил я:
"Мыслите, верно, друзья, вы, что в милую землю отчизны
Мы возвращаемся? Путь нам иной указала Цирцея:
В царстве Аида, где властвует страшная с ним Персефона,[95]
565 Душу Тиресия фивского должен сперва вопросить я".
Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце;
Пали на землю они, в исступлении волосы рвали,
Всё понапрасну - от слез и от воплей нам не было пользы.
Все к своему кораблю, на песчаном стоявшему бреге,
570 Вместе пошли мы, печальные, льющие слезы обильно.
Тою порою на брег привела чернорунную овцу
С черным бараном Цирцея и, там их оставя, меж нами
Тихо прошла, невидимая... Смертным увидеть не можно
Бога, когда, приходя к ним, он хочет остаться невидим.

---

[1] Остров плавучий... — Представление о плавучих островах, присущее моряцкому фольклору, основано, вероятно, на том, что вследствие отсутствия или неточности лоций моряки заставали искомый остров не в том месте, где предполагали.
[2] ... сыновьям дочерей он в супружество отдал. — Браки между родными братьями и сестрами, рано ставшие предметом табу, отражают древнейшую, эндогамную форму браков. См. примеч. к 7. 54 сл. О проживании женатых сыновей в одном доме с родителями см. 3. 396 сл.; Ил. VI. 242—246.
[3] В град их прибывши... — Каким образом кораблям Одиссея удалось найти доступ на остров, обнесенный неприступною медной стеною (ст. 3), автора не интересует.
[4] Повесть о Трое, о битвах... — Не вполне точный перевод. В оригинале сказано: «о плавании аргивян под Илион...»
[5] ... быка девятигодового... — т. е. крупного; принимать определение в буквальном смысле слова нет необходимости.
[6] Мех с ... ветрами... — Еще один фольклорный мотив, перекликающийся, с одной стороны, с заклинанием ветров, с другой — объясняющий внезапное возникновение бури, когда из мешка (пещеры) вырываются запертые там ветры. См. ниже ст. 47—49.
[7] Ст. 25 сл. Зефиру ... Нас ... провожать... — Зефир — ветер, дующий с запада на восток. В античности еще со времен Фукидида (III. 88) владениями Эола называли Липарские острова, на север от Сицилии, выделяя в них особенно остров Стронгилу (Стромболи). В одном папирусном отрывке географического содержания Эоловы острова прямо характеризуются стихами из «Одиссеи», 10. 3 сл. Следовательно, направление на Итаку с запада на восток указывалось верно, но в этом случае Одиссею надо было сначала либо обогнуть Сицилию, либо пройти с кораблями через беспокойный Сицилийский пролив. Таким образом, соблазнительная попытка найти реальный прототип для острова Эола наталкивается на известные трудности, и значительно проще локализовать его где-то на далеком западе, подобно острову Калипсо.
[8] Мех был развязан... — Остаток фольклорного мотива, связанного с нарушением запрета. Хотя здесь запрет со стороны Эола нигде прямо не сформулирован, легко было о нем догадаться. С другой стороны, спутники Одиссея не знали о содержании мешка, так что и в этом отношении мотив запрета выступает в сильно ослабленном виде.
[9] Ст. 56—58 = 9. 85—87. В кн. 10 эти стихи менее уместны. См. ст. 13 и примеч.
[10] ... С глашатаем... — Так как после всего случившегося Одиссей не может больше рассчитывать на благосклонность Эола, он старается придать своему повторному визиту официальный характер, который обеспечивается присутствием глашатая. Тот же случай в ст. 101.
[11] Сон роковой и безумие спутников... — В оригинале несколько иначе: «меня ввели в заблуждение (букв.: ослепили) дурные спутники и вдобавок к ним крепкий сон».
[12] Ст. 72, 75. Прочь! — Анафора в переводе соответствует оригиналу.
[13] Ст. 74 сл. ... ненавистен... ненавистен. — Одинаковое завершение соседних стихов не находит соответствия в оригинале, хотя мысль его передана верно.
[14] Ст. 81 Лестригоны — мифические великаны-людоеды, вошедшие в «Одиссею» из фольклора. Ламос в оригинале не название их города, а имя его основателя (Лам). Многовратный (τηλέπυλος) может быть принято и за название города Телепил, «Широковратный», которое некоторые исследователи толкуют в пользу его отождествления с подземным царством, всех принимающим. В древности лестригонов локализовали в различных областях от Сицилии до Центральной Италии. С другой стороны, упоминание Артакийского источника (см. ст. 107 и примеч.) заставлет поселить их в Пропонтиде. Наконец, ст. 82—86 наводят на мысль, что в мифе о лестригонах отразились слухи о северных землях с их короткими летними ночами (точный перевод ст. 86: «ибо сближаются пути ночи и дня»). Таким образом, ясно, что локализация этого сказочного племени такая же попытка с негодными средствами, как и все аналогичные толкования. В глазах автора «Одиссеи» лестригоны жили, по-видимому, где-то на востоке, так как корабль Одиссея вскоре после спасения достигает острова Цирцеи (см. ст. 135 и примеч.).
[15] Я... свой ... корабль поместил в отдаленье от прочих... — В отличие от приключения у циклопов, где Одиссей оставляет 11 кораблей на Козьем острове, а сам с одним кораблем отправляется на разведку, здесь он поступает наоборот. Смысл этого решения для дальнейшего развития действия ясен: с одной стороны, история странствий героя требовала, чтобы он отплыл на одном корабле, который со временем потерпит кораблекрушение; с другой стороны, из-под Трои Одиссей должен был выйти с 12-ю кораблями (см. 9. 159 сл. и примеч.) Таким образом, потеря всех кораблей кроме одного присоединяла сюжет «поэмы странствий» к героическому преданию о Троянской войне.
[16] Ст. 100—102 = 9. 88—90.
[17] В город... — Как видим, по своему общественному развитию лестригоны находятся на более высокой стадии, чем циклопы. У них есть город и хорошо оборудованная гавань (ст. 87—94), а также царь, проводящий на площади народное собрание (ст. 114).
[18] ... дева им встретилась... — еще один реликт фольклорного мотива, в соответствии с которым скиталец встречает на своем пути волшебницу, очаровывающую его, с тем чтобы погубить (ср. роль Кощевны в русских сказках). Здесь, однако, лестригонская дева ограничивается тем, что приводит Одиссея и его спутников к своим соплеменникам.
[19] Ст. 107. Ключ Лртакийский, реально существовавший источник у Кизика, на южном берегу Пропонтиды (Мраморного моря), должен был быть известен аудитории «Одиссеи» из сказания об аргонавтах (см. 12. 70), которым на их пути также пришлось встретиться с великанами. В контексте нашей поэмы эта подробность в достаточно коротком рассказе о лестригонах является, в сущности, излишней.
[20] Великаны — см. примеч. к 1. 59.
[21] Ст. 133 сл. = 9. 62 сл. = 565 сл.
[22] Остров Эя — в античности его помещали у побережья Лация, на западе Италии. Однако происхождение Цирцеи и ее брата Ээта от Гелиоса, чей дворец находится, естественно, на крайнем востоке, показывает, что греки времен Гомера представляли себе остров Эю расположенным у восточных пределов Океана (см. 12. 1—4). Более поздняя локализация привязывала его к Колхиде, т. е. кавказскому побережью Черного моря. Во встрече Одиссея с Цирцеей нашли отражение многочисленные фольклорные сюжеты, распространенные в сказках разных народов. Это, прежде всего, неожиданное вмешательство Гермеса в качестве доброго волшебника, который вручает Одиссею спасительный корень, избавляющий его от происков колдуньи (ст. 302—306). Затем — угроза мечом (ст. 321 сл.) и воздержание героя от полового общения с завлекающей его волшебницей, пока она не даст клятвенного заверения в том, что не причинит ему вреда (ст. 337—344). Обычно такая волшебница (ведьма) несет наказание за свои замыслы против «доброго молодца». В одной былине о Добрыне он становится жертвой некой Маринки, которая завораживает его и превращает в серого волка. По прошествии двух лет, двух месяцев, двух недель и двух дней мать Добрыни идет к Маринке и грозит превратить ее в собаку или в сороку. Та возвращает Добрыне прежний облик, и он сражает ее стрелами из лука. В «Одиссее» этот мотив значительно смягчен: Цирцея превращается в помощницу героя, так как она нужна автору, чтобы предостеречь Одиссея от еще ожидающих его испытаний (12. 37—141). В одной из сказок братьев Гримм герой попадает в таинственный лес (ср. ниже, ст. 150), где ведьма прикосновением жезла (ср. ст. 238) превращает его в камень. Отправившийся на розыски пропавшего его брат не поддается хитростям колдуньи и заставляет ее вернуть превращенному человеческий облик. Вместе с ним освобождаются от чар и другие заколдованные ведьмой люди.
[23] Сладкоречивая... — В оригинале сказано: «страшная (так как владеет колдовским искусством), одаренная человеческим голосом (обычно боги обладают сверхмощным голосом)».
[24] Дева... — Добавление переводчика.
[25] Ээт назван кознодеем , потому что он изыскивал способ погубить Ясона, приплывшего за золотым руном.
[26] Ст. 143 сл. = 9. 175 сл.
[27] Ст. 178 сл. ... снявши Верхние платья... — В оригинале: «раскутавшись», т. е. отбросив одежду, которую они натянули себе на голову в знак траура по товарищам, погибшим от рук лестригонов.
[28] Ст. 183—187 = 9. 556—560.
[29] Ст. 189 — формульный стих (ср. 12. 271, 340) здесь не совсем к месту после обильного пира на берегу (ст. 183 сл.) Стих был заподозрен как интерполяция еще александрийскими грамматиками.
[30] Ст. 190—192 — достаточно загадочные: за три дня пребывания на острове Одиссей и его спутники имели довольно времени, чтобы понять, где запад и где восход (ср. ст. 187). Может быть, это метафора из языка моряков, обозначающая, что они сбились с пути?
[31] Жеребьи ... потрясли мы... — Древние греки не тянули жребий, запуская руку в шлем (так каждый мог опознать брошенный им для жеребьевки предмет), а встряхивали его, следя за тем, чей жребий выскочит при этом наружу.
[32] ... Двадцать два... — Экипаж на корабле Одиссея состоял первоначально, как обычно, из 50 гребцов (см. 8. 35 сл. и примеч.). Поскольку Одиссей поделил оставшихся на две половины, автор, как видно, учитывает, что шестеро погибли в пещере Циклопа, забывая, что до этого еще шестеро стали жертвой киконов (см. 9. 60 и примеч.). Делать из этой забы-чивости вывод о позднем происхождении эпизода у киконов едва ли есть основание.
[33] Ст. 210—242. Рассказ Одиссея подменяет здесь авторскую речь: о том, что произошло, он узнал только позже от Еврилоха.
[34] Питьем очарованным их укротила Цирцея. — Стих этот понимают по-разному. Либо Цирцея смягчила нрав диких зверей и сделала их ручными (так понял и Жуковский), либо львы и волки — в прошлом люди, превращенные в зверей с помощью злого зелья (κακὰ φάρμακα). Ср. ст. 432.
[35] Ст. 218. ... остролапые львы... — В оригинале: «с сильными когтями», причем эпитет относится и к волкам.... шершавые... — Дополнение переводчика.
[36] Ст. 220 сл. К дому... устремились . — Собственно: «остановились перед дверью» (ср. ст. 310).
[37] Ст. 222 сл., 227. ...сидя за ... Тканью... — См. 5. 62 и примеч.
[38] ...гармонией... наполняя. — Понятие «гармонии» в музыкальном значении отсутствует у Гомера. Слово α̉ρμονίη обозначает у него «соединение вместе», «скрепу», «связь».
[39] ...усомнившись... — В оригинале сильнее: «заподозрив коварство».
[40] Ст. 234 сл. Прамнейское вино — красное и очень крепкое вино; светлое — дополнение переводчика.
[41] ... чтоб память ... пропала... — Собственно, излишняя мера, в которой Цирцея не нуждается, чтобы превратить людей в свиней. (Отклик на эту подробность — ст. 397.) К тому же далее сообщается (ст. 240), что они не утратили человеческого разума.
[42] Ст. 237 сл. ... ударом ... жезла. — См. 13. 429 и примеч.
[43] Свидина — дерево «кизил кровяной» (cornus sanguineus), с ветвями красного цвета.
[44] Ст. 252—258 во многом повторяют ст. 226—232 с соответствующей переменой лица рассказчика. 256 сл. = 230 сл.
[45] Ст. 253, повторяющий 211, отсутствует в большинстве рукописей; вероятно, позднейшая вставка.
[46] Ст. 264 сл. ...на колена ... упав... — Собственно: «обхватив обеими руками (мои) колени» (см. ст. 324).
[47] Ст. 265 — формульный стих, отсутствующий в большинстве рукописей, считается здесь позднейшей вставкой. Ср.: 2. 362; 11. 154, 472, 616; 16. 22; 17. 40.
[48] ... повелитель... — В оригинале обычный эпитет героев — «вскормленный Зевсом». Без нарушения ритма и смысла можно было бы перевести «богоравный». См. перевод в ст. 443.
[49] Всех обратила в свиней... — Здесь Одиссей впервые слышит о том, что произошло с его спутниками; иначе трудно было бы объяснить его слова в ст. 338.
[50] Пойло — для современного читателя звучит как питье для скота. В оригинале речь идет о кикеоне — той же самой смеси, которая упоминается в ст. 234 и не может вызывать отвращения.
[51] ... мужество... все ты утратишь. — Здесь отражено обычное представление древних греков, по которому смертный, разделивший ложе с богиней, теряет мужскую силу. Впрочем, на Одиссея это правило, как видно из его отношений с Калипсо и затем с Цирцеей, не распространяется. Поэтому в оригинале есть еще один, более прагматический оттенок: сняв одежду, Одиссей останется безоружным, так как должен сначала освободиться от перевязи, которая держит меч. Ср. ст. 341.
[52] Ст. 305 сл. Моли — волшебная трава, имеющая магическое значение, как в русском фольклоре — цветущий папоротник (ср. «Ночь под Ивана Купалу» Гоголя). Какое именно растение имеется в виду, не знали уже древние. Феофраст в «Истории растений», IX. 15. 7, отождествлял его с особым сортом чеснока, росшим в равнине реки Пенея и на горе Киллене в Аркадии. Едва ли, однако, есть необходимость приписывать автору «Одиссеи» столь обширные ботанические познания; на сказочном острове Цирцеи могло расти любое волшебное растение. В современной лингвистике греческое μω̃λυ сближают с санскритским mulam «корень», и этого значения достаточно, чтобы приписать моли чудодейственное свойство. ... людям опасно С корнем его вырывать... — В оригинале: «смертным его трудно выкапывать», как и всякую волшебную траву. Далее, к сожалению, не указано, как должен был Одиссей применить моли, — хранить при себе, как талисман? Разжевать и проглотить?
[53] ... подав мне растенье... — Повторение этих слов из ст. 302 создает впечатление «рамочной композиции», в оригинале отсутствующей.
[54] Ст. 315, повторяющий 1. 131, исключал Аристарх; нет его и в некоторых рукописях.
[55] Ст. 321 сл. — Ср. 294 сл.
[56] Ложе мое... — В оригинале: «наше»; Цирцея уверена в длительном пребывании у нее Одиссея.
[57] Ст. 343 сл. = 5. 178 сл. Одиссей так же требует клятвы от Цирцеи, как впоследствии — от Калипсо.
[58] Ст. 345 сл. = 15. 437 сл. = 18. 58 сл.
[59] Все они дочери были потоков... — т. е. нимфы, прислуживавшие в доме Цирцеи.
[60] Ст. 364 сл. — Ср. 3. 466 сл.; 8. 454 сл.
[61] Ст. 366 сл. = 314 сл.
[62] Ст. 368—372, повторяющие 1. 134—138 (см. примеч.), многие современные исследователи считают позднейшей интерполяцией, так как все приготовления к еде уже сделаны: столы пододвинуты к креслам, хлеб подан (ст. 354 сл.).
[63] ... с недобрым предчувствием... — В оригинале не вполне удачно употреблено словосочетание, встречающееся ниже, 18. 154, и в Ил. XVIII. 224: там действительно персонаж предчувствует недоброе. Здесь же Одиссей уже знает обо всем случившемся, и сердце его скорбит о еще не возвращенных спутниках (ср. в оригинале: «но я сидел, думая о другом», т. е. не об еде, а о товарищах).
[64] Что их постигло? — Неточный перевод. В оригинале: «поведай о гибели остальных товарищей»; увидев, что Одиссей возвращается один и зная от Еврилоха об исчезновении его спутников, оставшиеся на корабле уверены, что остальные погибли.
[65] Ст. 423 сл. = 403 сл. с переменой формы глагола.
[66] Ст. 430 — позднейшая вставка, введенная по образцу 4. 77.
[67] ... она превратит вас... — О превращении спутников в свиней Еврилох ничего не мог знать; его опасение вызвано, очевидно, видом львов и волков, в которых он подозревает заколдованных Цирцеей людей (см. ст. 213 и примеч.). Не исключается, впрочем, что автор бессознательно поделился знанием ситуации со своим персонажем.
[68] ... шершавых ... лесных густогривых... — Добавления переводчика.
[69] Был мне и родственник близкий... — Возможно, предполагается, что Еврилох был женат на Ктимене, сестре Одиссея, имя которой здесь, однако, не названо. См. 15. 363 и примеч.
[70] Баней себя освежили... — В оригинале омовение спутников Одиссея совершает сама Цирцея: «омыла и умастила жирным маслом». См. 3. 464—466 и примеч.
[71] Ст. 455 сл. = 400 сл. Впрочем, ст. 456, отсутствующий в большинстве рукописей, является, вероятно, интерполяцией под влиянием ст. 401, где Цирцея обращается к одному Одиссею.
[72] Ст. 469 сл. — Ср.: 19. 152 сл.; 24. 142 сл. Впрочем, ст. 470 отсутствует во многих рукописях и считается обычно поздней вставкой по образцу 19. 153 = 24. 143.
[73] ... несчастный... — Неточный перевод. В оригинале — многозначное обращение δαιμόνι(ε) — «странный», «чудной».
[74] Ст. 476—478 = 183—185 = 9. 556—558 = 12. 29—31; ст. 475 = 12. 28.
[75] ... исполни свое обещанье... — Собственно, Цирцея такого обещания не давала, а только предложила Одиссею и его спутникам отдохнуть у нее от перенесенных испытаний (ст. 456—465).
[76] Ст. 492 сл. Душу ... Душу... — Анафора не находит соответствия в оригинале.
[77] ...в аде... — Убежище умерших древние греки называли Гадесом или Аидом (ср. ст. 512).
[78] Ст. 496—499 = 4. 538—541 с небольшой заменой.
[79] ...передам я Борею... — Борей — ветер, дующий с севера. Океан и вход в подземное царство предполагаются на юге или юго-западе по отношению к острову Эе.
[80] ... свой теряющих плод... — до его созревания, что указывает на их близость к бесплодному царству Аида.
[81] ...из тополей черных... — См. 5. 64 и примеч.
[82] Ст. 513—515. Быстро бежит там... — Автор представляет себе здесь расположение рек в подземном царстве таким образом, что две большие реки — Пирифлегетон («пылающий огнем») и Стикс («внушающий ужас») с его притоком Коцитом («рекой воплей»), сливаясь, низвергаются в пропасть, где они впадают в Ахерон (его название греки сближали со словом α̉χος «боль, печаль, горе»). Современного читателя больше всего удивляет отсутствие среди них наиболее известной ему Леты — реки забвения.
[83] Ст. 517—525 = 11. 25—33 с заменой глагольных форм.
[84] Ст. 518—527. Описываемая здесь процедура жертвоприношений соответствует реальному ритуалу, принятому в Древней Греции для умилостивления умерших. Мрачному бесплодию мертвых отвечает принесение в жертву коровы, тельцов не имевшей (ст. 522), и животных черной масти (ст. 527).
[85] ... смесью медвяной... — т. е. смесью из молока и меда.
[86] ... драгоценностей много... — Точнее: «ценных даров», под которыми едва ли разумеются не сгорающие в огне изделия из драгоценных камней и металлов.
[87] Ст. 526, 530. — Ср. 11. 34, 37.
[88] ...к Эреву... — т. е. в самую глубину подземного царства.
[89] ... обратясь к Океану... — Точнее: «а сам отвернись назад, к водам реки», т. е. Океана. При вызывании душ умерших опасно оборачиваться в их сторону.
[90] Ст. 531—537 с небольшими вариантами = 11. 44—50.
[91] Ст. 539 сл. = 4. 389 сл. В остальном, ст. 538—540 вызывают со стороны исследователей различное к себе отношение. Одни считают их позднейшей вставкой, так как в 11. 100—137 Тиресий ничего не говорит об обратном пути, кроме запрета покуситься на коров Гелиоса (ст. 110—115). Другие полагают, что автор, воспроизводя здесь, как и в ст. 496—499, соответствующие пассажи из кн. 4, сознательно сопоставляет судьбу двух героев, Менелая и Одиссея, после отплытия из-под Трои: в то время как первый, преодолев все беды, уже наслаждается мирной жизнью, второму предстоят еще новые испытания.
[92] Ст. 543—545 = 5. 230—232.
[93] Ст. 546 сл. = 12. 206 сл. с небольшими вариантами.
[94] Ст. 558—560 = 11. 63—65.
[95] Ст. 564 сл. = 491 сл.