VII

Перейдя летом 331 г. беспрепятственно Евфрат у города Фапсака (теп. Дибси), Александр взял направление к северо-востоку, переправился через Тигр и затем повернул на юг. На равнине, между Моссулом и Эрбилом (теп. Арбела), при Гавгамеле (теп. Кермелис), вблизи древней Ниневии, встретил он огромное, но разноплеменное, войско Дария: 1.000.000 пехоты, 40.000 конницы, 200 боевых колесниц, 15 слонов; по-прежнему в войске были и греческие наемники. У Александра было 40.000 пехоты и 7.000 всадников. Дарий искал такого поля для битвы, на котором могли бы развернуть свою деятельность боевые колесницы. Александр дал, прежде всего, войску немного отдохнуть и тем временем производил рекогносцировку местности, избранной для боя неприятелем. Парменион советовал ему напасть па Дария ночью, но Александр гордо отвечал: "Я не краду побед". Пока он приготовлялся к битве, Дарий утомлял свое войско постоянною караульного службой. В центре он поставил знатных персов и греческих наемников, на которых он - и вполне основательно - всего более надеялся. В виду огромного численного превосходства вражеского войска, Александр, помимо главной линии, левым флангом которой командовал Парменион, образовал еще вторую: находясь в тылу первой, она должна была, в случае надобности, действовать против вражеских попыток обойти войско с тылу. 1 октября 331 г. Александр повел наступление справа вдоль неприятельского фронта,
Дарий, стянувший в этот день все свои силы, сначала выслал в бои колесницы, а когда они не вызвали среди македонян никакого замешательства, то и пехоту. Но дело было проиграно. В образовавшиеся при первом наступлении пустые места бросился Александр со своими всадниками и фалангой. Войско персидское дрогнуло, и его вождь первым обратился в бегство. Александру предстояло еще принять меры предосторожности, чтобы обезопасить свой сильно теснимый левый фланг. Парменион послал сказать Александру, что он должен получить подкрепление - не то все погибло. Александр, говорят., ответил, что Парменион, должно быть, сошел с ума, если требует теперь помощи; с мечом в руке он сумеет победить или умереть. Он бросился к правому флангу персов. А когда и здесь враг был опрокинут, он обратился к его преследованию. Македоняне потеряли в битве 100 человек и 1000 лошадей, персы около 30.000 убитыми и еще более того пленными. Сокровища Дария, его колесница, лук и щит, багаж его и его вельмож, вообще несметная добыча досталась в руки Александра.
Дарий не мог уже более собрать свои войска. Через горы он бежал в Мидию, где считал себя в безопасности, так как Александру предстояло, прежде всего, захватить Вавилонию. Неизвестно, пришлось ли ему сражаться за обладание Вавилоном: город сдался, и вавилоняне вышли на встречу победителю. Он приказал восстановить разрушенные Ксерксом храмы Вавилона и совершил жертвоприношение богу Белу. Управление провинцией вручено было трем лицам - прежнему сатрапу-персу, военачальнику и министру финансов, которые взяты были из числа македонян. В Вавилоне Александр дал продолжительный отдых изнуренному войску. После того, как древний центр азиатской культуры сдался Александру, он направился в Сузы; там он нашел 50000 талантов серебра и художественные произведения, вывезенные Ксерксом из Греции; из них статуи тираноубийц, Гармодия и Аристогитона, он послал в Афины. В Сузах отпраздновал Александр свою победу. Дворцы в Сузах он назначил резиденцией матери и детей персидского царя, которые до сих пор находились при нем и которых он окружил придворным штатом. В декабре 331 г. царь двинулся далее на восток, в Перейду.
Чтобы достигнуть Иранского плоскогорья, ему пришлось пройти чрез дикую гористую местность, пользуясь иной раз только узкими проходами. Наиболее трудный из них, к тому же хорошо укрепленный и защищенный, Александр обошел с частью войска по более короткой дороге, в то время как Парменион, с остальным войском, шел по большой "Зимней дороге". В Персеполе (теп. Тахти-Джемшид), столице провинции Персиды, Александр снова нашел огромные царские сокровища. Цитадель Перселоля, с ее дворцом, была предана пламени, несмотря на то, что Парменион советовал пощадить прекрасное здание и не оскорблять персов уничтожением памятников их прежнего величия и славы. Царь, однако, остался при убеждении, что эта мера полезна и необходима. Он хотел показать всем азиатам, что персидскому царству пришел конец, что мир имеет отныне другого владыку. И, действительно, Персии, как державы, более не существовало. Оставалось еще только овладеть бежавшим царем и принудить восточные сатрапии к признанию нового порядка, что, в виду огромного протяжения этих стран и воинственности населения, должно было отнять много времени и потребовать большого напряжения сил.
В четыре года совершился величайший переворот: Персия была сокрушена, варвары Азии подчинились эллинам, и мечты эллинских патриотов осуществились. Легко представить себе, какое впечатление все это должно было произвести на современников. Летом 330 г., когда в Афины пришло известие о взятии Экбатаны и бегстве Дария, афинский оратор Эсхин говорил: "Мы прожили необычную человеческую жизнь и история наших дней покажется сказкой нашим потомкам. Персидский царь, прорывший Афон и проложивший мост чрез Геллеспонт, требовавший от эллинов земли и воды и осмеливавшийся называть себя в своих письмах владыкой всех людей от восхода до заката, - этот царь борется теперь уже не за владычество над другими, а за свою собственную жизнь". А немного позднее афинский политик и философ Димитрий Фалерейский писал: "Если бы 50 лет тому назад какой-нибудь бог предсказал будущее персам, или персидскому царю, или македонянам, или македонскому царю, разве они поверили бы, что ныне от персов, которым был подвластен весь мир, останется одно лишь имя, что македоняне, которых раньше едва ли знал кто даже имя, будут теперь властвовать над миром. Поистине, непостоянна судьба наша все устраивается вопреки человеческим ожиданиям и являет свое могущество в чудесном. И теперь, кажется мне, она передала македонянам счастье персов лишь затем, чтобы показать, что π им она дала все эти блага лишь во временное пользование, нова не пожелает распорядиться ими иначе".
Предсказание, это оправдалось с течением времени. Но теперь верховный вождь македонян, Александр, был в апогее своей славы.
Четыре месяца провел Александр в Персиде и весной 330 г. направился в Мидию, где, в Экбатане (теп. Хамадан), была главная квартира Дария. До Александра дошли слухи, что Дарий еще раз собирается сразиться с ним. Но слухи оказались ложными; персидский царь бежал дальше на север, и Александр обратился к преследованию его. Его путь лежал чрез так наз. Каспийские ворота - узкая дорога, ведущая не к Каспийскому морю, но тянущаяся параллельно южному его берегу, вдоль крайних отрогов Иранского плоскогорья. Таким образом, Александр достиг местности к востоку от Тегерана, теперешней столицы Персии. Там он узнал, что Дарий покинут его приближенными, что он попал в руки некоторых сатрапов, которые хотели воспользоваться его именем, чтобы попытаться оказать сопротивление Александру. Среди этих сатрапов наиболее энергичным оказался властитель Бактрии, Бесс, которого персы и бактрийцы признали своим повелителем. Александру нужно было во что бы то ни стало захватить Дария и не дать возможности создавать какой-либо шум вокруг его имени. Он ускорил, поэтому, свое преследование. Люди и лошади едва держались на ногах от усталости, а идти приходилось по пустыне, лишенной колодцев. Но Александра это не испугало: выбрав наиболее храбрых всадников и пехотинцев, он посадил их в полном вооружении на коней, велел остальному отряду с возможною быстротой следовать за ними. Александр вступил в пустыню. Когда он настиг караван государственных изменников, он стремглав бросился на него и привел его в беспорядок. Телега Дария, окруженная изменниками, была посредине. Александр был уже близко. Тогда Бесс пронзил Дария кинжалом и бросился бежать... Александр, увидев труп персидского царя, прикрыл его своей пурпуровой мантией и, затем, отправил в Персеполь для торжественного погребения (июль 330 г.).
Со времени смерти Дария в политике Александра наступает, давно уже назревавшая перемена в отношении его к македонянам и грекам. Война, провозглашенная эллинским союзом как отомстительная война персам, могла считаться законченной. Уже из Экбатаны Александр отослал союзные греческие войска на родину и оставил у себя на службе греков лишь в качестве наемников. Победа, одержанная незадолго пред тем полководцем Александра, Антипатром, над спартанским царем Агисом, обеспечила за Александром его господство в Греции, и он мог чувствовать себя по отношению к грекам совершенно независимым. Македоняне считали поход законченным, и Александру пришлось убеждать их в необходимости, для его целей, дальнейшей войны. Став не противником, а наследником персидского царства, Александр начинает теперь усваивать персидские обычаи; ему ближе становится понятие восточной монархии; для персов он - великий царь, и они считают его как такового, проявляют пред ним все формы восточного подданства, в особенности так наз. проскинесис, то-есть делают пред ним земной поклон. Эти формы Александр старался привить в сознание и своего войска, и это неизбежно повело, как мы увидим позже, к ряду конфликтов между царем и его македонскими подданными.
Дальнейшими завоеваниями Александра были Гиркания (теп. Мазандеран) и области, расположенные у юго-восточного угла Каспийского моря. Он прошел к западу, в страну мардов (теп. Гилан), на южном берегу Каспийского моря. Когда теперь последние греческие наемники Дария, в числе 1.500 человек, сдались ему, он взял их к себе на службу за ту же плату, какую они получали от персов. После 15-дневного пребывания в главном городе Гиркании, Задракарте (теп. Астерабад?), Александр двинулся на восток. Он задержался некоторое время вблизи горных отрогов между Ираном и пустыней, в местности, где теперь расположен Медшед и где в то время находилась самая северная часть провинции Арейи. Сатрап ее, Сатибарзан, перешел на сторону Александра и получил для охраны 40 македонских гипастистов. Когда царь узнал, что последние умерщвлены по приказанию Сатибарзана, он решил покорить всю Арейю (часть теп. Афганистана), которая, находясь между Ираном, Тураном и Индией, имела выдающееся значение. Александр рассчитывал захватить Сатибарзана в Артакоане (в теп. Герате), но сатрап бежал в Бактрию. Тогда Александр двинулся далее на юг, в Дрангиану (теп. Седжестан), где в его руки попал один из убийц Дария; его царь приказал умертвить. К югу от Дрангианы, на плодоносных равнинах Сеистана, жили ариаспы, или, как их называли греки "благодетели" - мирный земледельческий народ. Александр был благодарен им за их гостеприимство, признал неприкосновенными их древние законы и обычаи. Здесь, осенью 330 г., раскрыт был первый заговор против Александра, в котором оказался замешанным и один из самых доверенных к нему лиц, сын Пармениона, Филота, главный начальник всей тяжеловооруженной македонской кавалерии. Подробности этого заговора и образа действия Александра настолько характерны для последнего, что стоит подробно рассказать о всем происшедшем, как его изображают Диодор, Плутарх и Курций Руф, хотя за достоверность всех подробностей, сообщаемых ими, и нельзя поручиться.
Александром был недоволен один из его приближенных Димн, и решился отмстить за себя, тем более, что и македонские аристократы чувствовали недовольство переменою, происшедшею в Александре: решено было - царь чрез три дня должен быть убит. План убийства Димн открыл некоему Никомаху. Последний, боясь за жизнь царя, но робея лично открыть ему грозящую опасность, посвятил в подробности заговора Кевалина, своего брата. Последний отправился во дворец. Чтобы не обратить на себя внимания, он стал ждать при входе кого-либо из стратегов. Первый, кого он увидел, был Филота. Он передал ему о заговоре и просил его скорее сообщить обо всем царю. Но Филота, при встрече с царем, стал говорить с ним о посторонних предметах; молчал и на следующий день, хотя и не раз находился с ним. наедине. Кевалин стал подозревать и просил одного из царских пажей' устроить ему наедине разговор с царем. Во время свидания Александр выслушал Кевалина с глубоким волнением, а затем приказал взять Димна под стражу. Потом, царь призвал к себе Филоту и потребовал от него объяснения. Тот уверял, что считает все это дело хвастовством Димна. Александр отпустил Филоту, не выразив сомнения в его верности, и пригласил его присутствовать за его столом. Предварительно, однако, он созвал военный совет и сообщил ему о случившемся. О совещании царь приказал хранить молчание и пригласил некоторых из своих друзей, в том числе Гефестиона, явиться к нему в полночь для получения дальнейших приказаний. Верные приближенные сошлись за царским столом, и Филота между ними. Разошлись поздно вечером. В полночь явились приближенные царя с Гефестионом и немногими вооруженными. Царь приказал усилить караул во дворце, занять ворота города, послал отдельные отряды, чтобы ночью арестовать подозреваемых в заговоре, отрядил 300 человек к квартире Филоты, с приказом оцепить дом часовыми, войти в него, арестовать Филоту и доставить его во дворец. Так прошла ночь.
На следующий день войско было созвано на общее собрание. Никто не подозревал, что случилось. Наконец, в круг входит сам царь. Он говорит, что, по македонскому обычаю, созвал войско для суда: открыт заговор против его жизни. Филоте первому было сообщено о нем. Приходя по два раза в день в царский дворец, он не сказал ни слова. Царь показывает письма Пармениона, в которых отец советует своим сыновьям заботиться, прежде всего, о себе, затем о своих, чтобы таких образом достигнуть цели. Царь прибавляет, что этот образ мыслей подтверждается целым рядом фактов и свидетельствует о гнусной измене. Уже в Египте он хорошо знал о дерзких и угрожающих выражениях, которые Филота не раз повторял перед гетерой Антигоной, но приписывал их его резкому характеру. Уже давно Парменион и Филота перестали служить верно царю, и битва при Гавгамеле едва не была проиграна из-за Пармениона. Со времени смерти Дария предательские планы отца и сына созрели, и пока он продолжал им доверять во всем, они назначили день для его убийства, наняли убийцу и подготовили государственный переворот.
С величайшим волнением слушали македоняне своего царя. Появление скованного Филоты возбудило в них жалость. Царь предоставляет слово защите Филоте, а сам удаляется, чтобы своим присутствием не мешать свободе защиты. Филота отрицает истину обвинений, указывает на верную службу свою, отца, братьев. Он признает, что умолчал о заговоре, чтобы не быть неприятным передатчиком предостережений, как его отец Парменион предостерегал царя против врача Филиппа, Но ненависть и страх всегда терзали Александра, и это все они и оплакивают. В крайнем возбуждении македоняне решают, что Филота и остальные заговорщики заслуживают смерти. Царь откладывает суд до следующего дня. Недостает признания Филоты, которое должно осветить вину его отца и его соумышленников. Царь созывает тайный совет. Большинство требует немедленного исполнения смертного приговора; другие советуют вынудить признание Филоты пыткой. Среди мучений пытки Филота сознается. С его показанием царь является на следующее утро в собрание войска. Приводят Филоту, и македоняне пронзают его копьями.
Процесс Филоты имел, по преимуществу, печальные последствия в том отношении, что Александр приказал казнить также и его отца Пармениона, наряду с Антинатром, самого видного из своих полководцев, хотя измена Пармениона и не была доказана. Со смертью Пармениона сошел со сцены самый видный полководец и сподвижник Александра, пользовавшийся, благодаря своим заслугам и своему возрасту, большим влиянием в войске. Теперь Александр мог стать царем в том смысле, в каком он желал им быть; не осталось никого из приближенных к нему, с мнением которого ему приходилось считаться.
Дальнейший путь Александра лежал чрез Гедрозию (теп. Белуджистан) и Арахосию (теп. Кандахар) к Индийскому Кавказу (теп. Гиндукуш). Управление завоеванными областями, как и прежде, было поручено местным сатрапам, но под македонским контролем. В конце 330 г. Александр перевалил покрытый снегом Гиндукуш. Дело в том, что Бесс, называвший себя теперь царем Артаксерксом, пытался опустошить страну к северу от Гиндукуша и тем сделать невозможным для Александра дальнейшее его преследование. Но македонское войско, не взирая на все затруднения, прошло в Бактрию и переправилось чрез Окс (Аму-Дарья). Бесс, покинутый своими соумышленниками, захвачен был полководцем Александра, Птолемеем; подвергнув Бесса бичеванию, Александр отправил его в Экбатану, где верховный персидский суд приговорил его, как государственного изменника, к смертной казни, произведенной совершенно варварским способом.
Между тем, Александр продолжал свой поход. В Согдиане, лежавшей на крайнем северо-востоке персидского царства, Александр овладел, кроме главного города ее, Мараканды (теп. Самарканд), еще целым рядом укрепленных пунктов. Стремления его были направлены к тому, чтобы произвести впечатление своей силы и мощи среди пограничных кочевнических племен, массагетов и друг., у которых зачастую находили поддержку повстанческие движения.
Обитатели этих стран были теснейшим образом связаны с персами и по языку, и по нравам, и по религии, а потому они никогда не тяготились персидским господством; и теперь они не склонны были признавать Александра своим господином. Против Александра поднялось настоящее восстание, Завоевать восставшие города было нетрудно, но тем труднее было разбить неприятеля в открытом поле, так как повстанцы ограничивались тем, что, опираясь на свою превосходную конницу, разрывали связь между отдельными частями македонского войска, а когда приближалось последнее в большом количестве, уходили в безграничную степь, куда противник не мог за ними последовать, или скрывались в неприступных скалистых крепостях. Вследствие всего этого восстание сначала имело успех; македонский отряд, численностью в 12.000 человек, почти весь был истреблен. Наконец, главу восставших, Спитамена, удалось разбить в двух сражениях и принудить его бежать в степи, где он и был убит своими прежними союзниками. Затем и все, вообще, восстание было подавлено, и повстанцы жестоко наказаны. Для обеспечения за собой завоеванных областей Александром основан был ряд колоний, в том числе и пограничная крепость Александрия Крайняя (Эсхате), теп. Ходженд, на берегу Яксарта (Сыр-Дарья).
В конце 329 г. Александр паправился в Зариаспу и расположился там на зимнюю стоянку. В это время явилось к нему посольство от скифов, которое предлагало ему в супруги дочь скифского царя; прибыл к Александру и царь, жившего вблизи Аральского озера, племени хорасмиев, склонявший его двинуться на запад. Александр заявил, что это будет сделано тогда, когда он завоюет Индию. Из Зариаспы Александр издал ряд распоряжений для умиротворения пограничных стран, расположенных на севере. Чтобы покорить окончательно эти далекие страны, Александр выслал в разные стороны отряды войска и сам проделал несколько походов. Он оставался в этих отдаленных местах до лета 327 года. Зиму с 328 по 327 г. он провел в Навтаке, справа от Окса, к северо-западу от Мараканда.
Зима эта ознаменовалась двумя важными событиями в жизни Александра - убиением его близкого друга Клята и браком с Роксаной.
Убиение Клита - одно из самых печальных событий в жизни Александра. Оно служит показателем той перемены, которая произошла в царе. Вот подробности этого происшествия. Клит, спасший жизнь Александра в битве при Гранике, был назначен сатрапом Бактрии. До его отправления туда дни проходили в охотах и пирах. Во время празднеств в честь Диоскуров, в то время как Клит совершал жертвоприношение, он был позван Александром, который хотел, чтобы его друг полакомился присланными плодами. Клит прервал жертвоприношение и поспешил к царю. Три уже обрызганных кровью для жертвоприношения овцы побежали за ним - печальное предзнаменование. Царь велел принести жертву за Клита, еще более смущенный привидевшимся ему сном: он увидел Клита в черной одежде, сидящим между окровавленными сыновьями Пармениона.
Вечером Клит явился к столу. Гости пировали до ночи. Прославлялись деда Александра, говорили, что даже Геракла нельзя сравнить с ним - так велики его подвиги. Клит, возбужденный вином, возмущенный лестью пред царем, заметил, что подвиги его вовсе уже не так велики; большей частью своей славы он обязан македонянам. Александр с неудовольствием слушал эти речи от человека, которого он отличил пред всеми, но пока молчал. Спор шел все громче. Зашла речь о делах царя Филиппа. Когда стали утверждать, что он не совершил ничего замечательного, что вся слава его основывалась на том, что он отец Александра, Клит не выдержал, стад защищать Филиппа, умалять дела Александра, восхвалять себя самого и старых полководцев. Упомянул он о казни Пармениона и его сыновей и завидовал счастью тех, которые умерли, или были казнены прежде, чем им пришлось видеть, как македонян бичуют индийскими розгами, как они вымаливают у персов доступ к царю. Поднялись многие из старых полководцев, стараясь унять разгоряченного вином и страстью Клита. Александр, не вмешивавшийся до сих пор во все происходящее, обратился к сидевшему с ним рядом за столом греку со словами: "Не правда ли, вы, другие эллипы, считаете себя среди македонян за полубогов, находящихся среди животных?" А Клит продолжал шуметь и заметил Александру: "Эта рука спасла тебя при Гранике; ты можешь говорить, что тебе вздумается, но должен вперед приглашать к столу не свободных людей, а варваров и рабов, которые целуют край твоих одежд и молятся на твой персидский пояс". Александр не мог долее сдерживать своего гнева. Он вскочил, чтобы схватиться за оружие; друзья убрали оружие. Он крикнул по-македонски своим гипастистам, чтобы они отмстили за своего царя. Никто не отозвался на его зов. Он приказах трубачу трубить тревогу и, когда тот не повиновался, ударил его кулаком но лицу. "Со мною поступают теперь так, сказал он, как поступали с Дарием в то время, когда его влек Бесс, и он не имел ничего, кроме жалкого имени царя. И кто мне изменяет? Клит, который мне всем обязан". В это время Клит, которого друзья увели, слыша свое имя, вошел в залу с другого конца. "Клит здесь, Александр", сказал он и продекламировал стихи Еврипида:
Как ложен суд толпы. Когда трофей
У эллинов победный ставит войско
Между врагов лежащих, то не те
Прославлены, которые трудились,
А вождь один себе хвалу берет.
И пусть одно из мириады копий
Он потрясал и делал то, что все,
Но на устах его лишь имя.
Александр вырвал копье у оруженосца и бросил им в Клита, который упал замертво. Друзья отступили в ужасе. Царь пришел в себя; раскаяние, скорбь и отчаяние овладели им. Он вырвал копье из груди Клита и упер его о землю, чтобы умертвить себя над его телом. Друзья удержали его и отнесли его на ложе. Он плавал и стенал, обвинял себя в убийстве своих друзей и с проклятиями звал на свою голову смерть. Так пролежал он трое суток над телом Клита, запершись в своей па латке, без пищи и питья. Войско, полное тревоги и опасения за своего царя, собралось и объявило, что Клит убит по праву; солдаты призывали своего царя, но он не выходил. Тогда полководцы решились открыть палатку; они заклинали царя вспомнить о своем войске и своем царстве и сказали ему, что, по знамениям богов, божество было причиной происшедшего несчастья. Царь, наконец, успокоился.
Несмотря на раскаяние Александра, отчуждение между царем и македонянами все росло и росло. Македонян и греков оскорбляло, что Александр стал носить персидское платье. Еще более возмущало их, что все они, по персидскому обычаю, должны были приветствовать его земным поклоном. С точки зрения греков это не только было недостойно свободного человека, но попросту являлось смешным: Александр должен был отказаться от того, чтобы требовать от македонян и греков соблюдения проскинесиса.
Некоторые из новых ученых указывают, что принятие Александром персидского придворного церемониала было необходимой политической мерой. Конечно, мера эта была практически полезной: Александр не хотел быть в глазах азиатов чужим человеком; но можно сомневаться, правильно ли и целесообразно ли было то, что и в глазах греков и македонян Александр хотел разыгрывать из себя восточного деспота.
Царя окружала очень пестрая свита: македонская аристократия, воинственная, своевольная, властолюбивая и самолюбивая; азиатские вельможи, до тонкости знакомые с искусством роскоши, низкопоклонства и интриги; наконец, греки - техники, поэты, художники, философы. В числе греков, находившихся в свите Александра, двое, благодаря странному стечению обстоятельств, приобрели особое значение в придворной жизни. Один из них был Каллисфен, племянник и ученик Аристотеля, присланный последним к своему царственному воспитаннику. Каллисфен сопровождал Александра на восток, чтобы, как очевидец, поведать потомству о великих подвигах македонян; он явился, по его словам, для того, чтобы прославить Александра. Высокое образование Каллисфена, его манера держать себя с достоинством, доставили ему уважение и авторитет также и в военных кругах. Иного характера был философ Анаксарх. Это был светский человек, всегда послушный царю и даже несколько тяготивший его. Рассказывают, что раз, во время бури, Анаксарх спросил Александра: "Это ты гремишь, сын Зевса?" На что Александр со смехом отвечал: "Я не хочу показываться моим друзьям в таком ужасном виде, как этого желал бы ты, который презираешь мой стол потому, что я не подаю за ним вместо рыбы годов сатрапов". После убиения Клита Анаксарх, говорят, пытался поднять упавший дух царя такими рассуждениями: "Разве ты не знаешь, царь, что правосудие сидит рядом с царем Зевсом, так как все, что делает Зевс, хорошо и справедливо. Точно также все то, что делает царь в этом мире, должно быть признано справедливым сперва им самим, а затем и другими людьми".
Охлаждение между Александром и Каллисфеном началось по следующему поводу: однажды Каллисфен за обедом приглашен был царем сказать похвальную речь македонянам. Он исполнил это с большим искусством. Тогда царь сказал, что славные дела прославлять нетрудно. Пусть Каллисфен покажет свое искусство и произнесет речь против тех же македонян и справедливыми упреками научит их лучшей жизни. Каллисфен исполнил это с жестокой язвительностью: несчастные раздоры греков создали могущество Филиппа и Александра, сказал он; во время смут и ничтожная личность может иногда достигнуть почетного положения. Раздраженные македоняне повскакивали со своих мест, а Александр заметил: "Каллисфен дал нам доказательство не своего искусства, а своей ненависти против нас". Каллисфен, уходя домой, трижды сказал самому себе: "И Патрокл должен был умереть, а был, ведь, выше тебя". Другой раз Каллисфен, во время пира, произнес речь, направленную против требования царя делать ему "проскинесис". По другому рассказу царь взял за столом золотую чашу и обратился с тостом сначала к тем, с которыми он условился относительно "проскинесиса"; тот, к кому он обращался, выпивал свою чашу, вставал, делал земной поклон и получал затем поцелуй от царя. Когда очередь дошла до Каллисфена и царь обратился с тостом к нему, а сам продолжал разговаривать с сидевшим рядом с ним Гефестионом, Калдисфен выпил чашу и поднялся, чтобы подойти к Александру и поцеловать его; царь показал вид, что не замечает неотдачи "проскинесиса"; но один из "гетеров" сказал: "не целуй его царь, он - единственный не молился на твою особу". Александр отказал Каллисфену в поцелуе, а тот, возвращаясь на свое место, сказал: "Итак, я ухожу одним поцелуем беднее".
Большим почитателем Каллисфена был молодой македонский аристократ Гермодай, принадлежавший, в звании телохранителя, к ближайшей свите царя. Он также, под влиянием Каллисфена, с неудовольствием смотрел на пренебрежительное отношение царя к македонским обычаям. Во время одной охоты, когда пред царем, которому, по придворному обычаю, принадлежало право первому метнуть дротик, выбежал на тропинку кабан, Гермолай первым метнул дротик и убил животное. Александр приказал высечь юношу и отнять у него лошадь. Тот был сильно возмущен этим. Это обстоятельство дало толчок к тому, что составился заговор против царя, в котором приняли участие и другие недовольные и оскорбленные Александром македоняне. Было условлено убить царя во время сна в ту ночь, когда караул будет занимать один из заговорщиков. Царь ужинал в эту ночь со своими друзьями и долее обыкновенного оставался в их обществе. Когда после полуночи он хотел уходить, одна предсказательница явилась пред ним и сказала, чтобы он оставался и пил всю ночь. Царь последовал этому совету и таким образом план заговорщиков не удался. Потом заговор был раскрыт, заговорщики арестованы, подвергнуты допросу и пытке, во время которой, между прочим, заявили, что Каллисфен знал об их намерениях. Тогда был арестован и Каллисфен. По судебному приговору, он, как грек и не служивший в войске, был закован в цепи с тем, чтобы быть судимым впоследствии. Александр, как говорят, писал об этом происшествии Антипатру: "Юношей побили камнями македоняне, Каллисфена же я хочу наказать сам, а также и тех, кто прислал его ко мне и кто принимает в свои города изменников против меня". По одному известию, Каллисфен умер пленником во время похода в Индию, по другому - он был предан пытке и повешен.
Брак Александра с азиаткой Роксаной произошел таким образом: Александр, осаждал один замок в Согдиане, в котором прожигал со своим семейством сатрап Оксиарт. Замок считался неприступным и защитники его велели сказать македонянам, что им нужно научиться летать, если они хотят взобраться в него. Назначив огромные награды - первому, кто взберется, 12 талантов, второму - 11 и т.д. до двенадцатого - царь добился того, что нашлись смельчаки, которые стали взбираться на высоту. Тогда Оксиарт сдался. Восхищенный красотой его дочери, Роксаны, Александр женился на ней. От нее у царя родился сын, Александр. Брак царя с азиаткой произвел очень тягостное впечатление среди македонян и греков.