Старший сын Филиппа и Олимпиады, Александр, родился летом 356 г. По преданию, в ночь, когда он появился на свет, сгорел в Эфесе знаменитый храм Артемиды. Все находившиеся тогда в Эфесе гадатели бегали но городу и били себя по лицу, считая несчастье с храмом знаком бедствия в будущем и крича, что в этот день родился бич и страшное несчастье для Азии. В день рождения сына Филипп получил известие о победе, одержанной его полководцем Парменионом над иллирийцами, и о победе, одержанной скакунами Филиппа на Олимпийских состязаниях. Гадатели истолковали все это в том смысле, что родившийся мальчик будет непобедим. Во всех этих преданиях нашла свое выражение общая мысль о богатой подвигами жизни Александра, сказалась идея великой связи между всеми событиями его царствования.
Филипп, занятый постоянными войнами, вряд ли имел время и возможность заниматься слишком усердно воспитанием своего сына, который был всецело предоставлен заботам и попечению Олимпиады. И можно предполагать, что в детстве Александр находился под сильным влиянием своей матери, к которой он питал, в течение всей своей жизни, большую привязанность. Мать могла уже очень рано заронить в душу восприимчивого мальчика честолюбивые мечты и ту жажду подвигов, которыми потом была наполнена его жизнь. Полный жажды дела, - любви и славы, Александр, говорят, в юности скорбел о победах своего отца и, каждый раз, когда приходило о них известие, он с грустным лицом говорил своим товарищам, что его отец возьмет все заранее, не позволит ему совершить вместо с ними ни одного блестящего подвига. Любимым героем Александра стал его предок, с материнской стороны, Ахилл; он любил хвастаться происхождением от него. Это преклонение перед Ахиллом, должно быть, внушила Александру его мать. От нее унаследовал он тот энтузиазм, ту глубокую живость чувства, которые отличают его в ряду героев древних и новых времен. В конных упражнениях он выдавался между всеми своими сверстниками. Известен рассказ, как, еще будучи мальчиком, Александр укротил дикого фессалийского коня Букефала, на которого никто не решался сесть и который потом во всех войнах Александра служил ему боевым конем. Когда Филипп приказал увести Букефала, как дикую и необъезженную лошадь, Александр будто бы заметил: "Какой лошади лишаетесь вы, и только потому, что не умеете ездить на ней и трусите". Филипп смолчал, но, когда Александр несколько раз повторил одно и то же замечание, он сказал: "Ты порицаешь старших, как будто смыслишь больше их или умеешь лучше ездить на лошади". "По крайней мере, с этой я могу сладить скорее, чем с другою", отвечал Александр. "А если нет, то какому наказанию подвергнуть тебя за дерзость твою?" спросил Филипп. "Я согласен заплатить цену лошади", отвечал Александр. Раздался смех. Отец с сыном побились о заклад Александр подбежал к Букефалу, схватил его за узду и поставил против солнца. Несколько времени он бегал рядом с конем и гладил его рукой. Заметив, что лошадь разгорячена и тяжело дышит, он тихо сбросил с себя плащ, вскочил на нее и твердо сел. Сначала он не выпускал поводьев и удерживал лошадь, а когда увидел, что она успокоилась и рвется бежать, ослабил вожжи и погнал ее. Все пришли в восторг, а Филипп, заплакав от радости, сказал, будто бы, Александру: "Ищи себе подходящего царства... Македония для тебя мала"... Весь этот рассказ анекдотический, но он характерен для Александра.
Предание рисует Александра очень целомудренным. Юношей он избегал любовных наслаждений, и родители его, озабоченные этим, старались, будто бы, соблазнить его одною гетерою, которая должна была проникнуть в его спальню. Но Александр стыдливо отвернулся от нее и горько жаловался на этот случай. Говорили, будто бы на него очень сильно действовала музыка. Когда раз один из придворных пел под аккомпанемент флейты боевую песню, Александр вскочил и схватился за оружие.
К Александру был приставлен целый штат воспитателей и учителей. В числе их предание называет некоего Леонида, родственника Олимпиады, отличавшегося большой строгостью, и уроженца Акарнании, Лисимаха, игравшего, по-видимому, роль дядьки.
К большой чести Филиппа нужно отнести, что он обратил самое серьезное внимание на духовное развитие наследника престола. В 343/2 г., когда Александру исполнилось 13 лет, он пригласил, в качестве воспитателя сына, знаменитого греческого ученого, философа Аристотеля.
В истории найдется немного примеров, чтобы образование наследника престола вверено было такому наставнику. Правда, тогда Аристотель не был еще знаменитым главою философской школы, но уже в то время он был выдающимся ученым и мыслителем. Мы не можем в точности установить, какое влияние оказал великий ученый на развитие характера Александра. Некоторые думают, будто именно Аристотель внушил своему воспитаннику мысли о величии, облагородил его страсти, придал его силе меру и глубину. Можно утверждать, однако, одно: Аристотель вряд ли занимался непосредственного пропагандою своих философских теорий при македонском дворе; во всяком случае, Александр, как будущий завоеватель мира, перерос те рамки, в которые укладывались политические воззрения его учителя. Если Аристотель, действительно, старался ввести своего ученика в область политического миросозерцания греков, то мир эллинских государств должен был скоро показаться слишком тесным для души Александра, наполненной большим честолюбием. Но была другая область, которую философ мог раскрыть пред умственным взором своего воспитанника - область эллинской духовной культуры. В особенности, великие произведения греческой поэзии должны были пленить восприимчивую душу молодого Александра. Аристотель дал в руки Александру редактированный им самим список Илиады, который он всегда, будто бы, держал у себя под подушкой вместе с мечом. Илиада на всю жизнь осталась любимою книгой Александра; ее считал он высшей школой воинской доблести. Наряду с Гомером любил Александр читать других греческих поэтов, в особенности великих трагиков; чтение их произведений позже, во время его походов в глубину Азии, служило для него наивысшим удовольствием. И еще в одном отношении влияние Аристотеля, несомненно, должно было сказаться и сказалось на будущей деятельности Александра: подобно своему учителю, он всегда стремился к знанию и ценил его значение. В своем победоносном шествии по странам Востока Александр всегда искал случая обогатить и свои познания; он постоянно, и с большим смыслом, изыскивал все средства для того, чтобы сделать новые открытия, полезные для науки. Возможно, что от Аристотеля же Александр впервые узнал о Востоке, о том, как некогда персидский царь хотел поработить Грецию, как он разрушал и осквернял ее храмы и гробницы, как греки дали отпор его намерениям в битвах при Марафоне и Саламине, как его предок должен был дать персям, в знак покорности, воду и землю и последовать за ними с войском против эллинов. Предание гласит, что, когда однажды в столицу Филиппа, Пеллу, прибыли послы из Персии, Александр внимательно расспрашивал их о войсках и народах персидского царя, об их законах и обычаях, об организации и жизни этих народов. К Аристотелю Александр, в течение всей своей жизни, питал самое сердечное уважение и говорил даже, что своему отцу он обязан только жизнью, но что своему учителю он обязан тем, что живет достойно. Сердечные отношения между учителем и учеником омрачены были лишь в последние годы жизни Александра, со времени случая с племянником Аристотеля, Каллисфеном, о чем придется еще говорить впоследствии.
Очень рано Александру пришлось принять активное участие в государственных делах. Когда ему было 17 лет, он в отсутствии отца, занятого войной против Византии, был его заместителем по управлению Македонией. Он одержал в это время победу над отпавшими от Македонии медами (фракийское племя) и основал в земле их колонию, названную по его имени Александрополем. В Херонейской битве 338 года Александр командовал тем македонским флангом, который вел атаку и который прорвал священный отряд фиванцев. Во времена Плутарха показывали на берегу Кефисса старый дуб, посаженный Александром на том месте, где стояла его палатка.
Отношения Александра к своему отцу были до сих пор хорошие. Считаясь с упорным характером своего сына, оказывавшего сопротивление против всякого принуждения, Филипп старался действовать на него более убеждением, чем приказанием. Те важные политические и военные поручения, которые Филипп возлагал на юного наследника престола, определенно свидетельствуют о полном доверии Филиппа к Александру. Отец видел в сыне будущего завершителя своих планов, был спокоен за будущность своего государства. (Македония будет мала для Александра, говорил Филипп; ему не придется, как мне, раскаиваться во многом, чего уже нельзя более изменить". Но в последние годы правления Филиппа, в царской семье начались раздоры. Они возникли из-за любовных увлечений Филиппа, с которыми не могла примириться Олимпиада, с ее страстным честолюбием коварным характером. Александр видел, что Филипп пренебрегает его матерью и проводит время с фессалийскими танцовщицами и греческими гетерами. Дело дошло до того, что царь избрал себе вторую супругу из знатных македонянок, племянницу одного из своих приближенных, Аттала, Клеопатру. На свадьбе в пьяном чаду и разгуле, Аттал, будто б крикнул: "Македоняне, просите богов благословить чрево нашей царицы и подарит стране законного престолонаследника". Жестоко обиженный Александр сказал Атталу: "Негодяй, что же меня ты считаешь незаконным?" и бросил в него кубком. Филипп, возмущенный дерзкой выходкой сына, вскочил, выхватил висевший у бедра меч и бросился на сына, но закачался и упал. Друзья поспешили удалить Александра из залы. "Смотрите, друзья, сказал он выходя: мой отец собирается идти из Европы в Азию, а сам не может дойти от стола до стола". Может быть, все это вымышлено. Факт тот, что Александр после того вместе с матерью покинул Македонию; Олимпиада отправилась в родной Эпир, он поселился в Иллирии. Насколько Филипп разгневался тогда на сына, видно из того, что несколько приближенных друзей Александра изгнаны были из Македонии.
Вскоре после этого в Пеллу, столицу Македонского царства, приехал из Коринфа друг Филиппа, Демарат. На вопрос царя, что делается в Элладе, живут ли греки в мире и согласии, Демарат откровенно заметил: "К чему царь спрашивать о мире и согласии в Греции, когда свой собственный дом ты наполнил неудовольствием и ненавистью, и удалил от себя тех, кто должен был бы быть тебе всех ближе и милее". Филипп промолчал, но, вероятно, сам же просил Демарата взять на себя посредничество в деле примирения с сыном. Примирение состоялось, и Александр вернулся. Очевидно, Филипп не имел серьезного намерения лишить своего сына прав престолонаследия; но прежние отношения между отцом и сыном были нарушены.
Олимпиада не забыла о том, что она отвергнута мужем. По-видимому, она хотела окончательно поссорить отца с сыном и стада распускать слухи, будто Филипп намерен возвести на македонский престол своего другого сына, Арридея, прижитого от Клеопатры. Проживая в Эпире, Олимпиада побуждала своего брата поднять оружие против Филиппа и освободиться от зависимости от него. Между тем Филипп в начале 336 г. стал готовиться к войне с Персией. Движение против него, начавшееся в Эпире, могло помешать его планам. Он решил во что бы то ни стало предотвратить грозившую войну с Эпиром и думал достигнуть этого дипломатическим путем, сосватав за эпирского царя Александра свою дочь Олимпиады, Клеопатру. Свадьбу решено было сыграть еще осенью 336 г. и пышно отпраздновать ее, сделав вместе с тем ее праздником объединения всех греков и общим освящением предстоящего персидского похода. На обращение по поводу всех этих предположений Дельфийскому оракулу, пифия изрекла: "Видишь, бык увенчан, жертвоприноситель готов".
В числе царских фаворитов был некий Павсаний. Оскорбленный на одном пиру Атталом, он обратился на него с жалобой к Филиппу. Тот, однако, ограничился тем, что постарался смягчить оскорбленного юношу подарками и принял его в число своих телохранителей. После этого царь женился на племяннице Аттала, а Аттал на дочери Пармениона, друг Филиппа.
У Павсания пропала всякая надежда отмстить за себя. Тем более глубоко овладела им жажда мести и ненависть к тому, кто лишил его этой надежды. Наступила осень 336 г., а с нею и свадебное торжество. Оно должно было состояться в Эгах (теп. Водена), прежней резиденции македонских царей. На свадьбу съехались гости со всех сторон - в из Македонии и из Греции. Первый день про шел среди приветствий, торжественных процессий и пиров. На следующий день назначено было торжество в театре. Еще не рассвело, а огромная толпа спешила поскорее занять место в нем. Окруженный пажами и телохранителями приближался в праздничном одеянии царь. Он отправил свиту вперед в театр, полагая, что не нуждается в ней среди ликующей толпы. Но тут бросился па него Павсаний, поразил его кинжалом в грудь и ринулся к ожидающим его у ворот лошадям. На бегу Павсаний споткнулся и упал. Царские телохранители нагнали и закололи его.
Внезапная смерть Филиппа вызвала замешательство, но не надолго. Кто должен вступить на престол? Конечно, Александр, как старший сын покойного царя. Но, говорили другие, это - опасно: Олимпиада, с ее диким характером, может повлиять на молодого Александра в дурную сторону. Не должен ли наследовать престол только что родившийся мальчик от Клеопатры; но тогда дядя ее, Аттал, пользовавшийся таким доверием Филиппа, стал бы регентом. Нет, утверждали некоторые, ближайшее право на престол принадлежит Аминте, сыну Пердикки, который еще ребенком должен был передать Филиппу бразды правления в виду окружавших государство опасностей. Престол должен принадлежать линкестийцам - ведь раньше отца Пердикки и Филиппа царство принадлежало их отцу и брату; к тому же Александр и Аминта - молоды; Александр, сверх того, заражен филэллинством, а они, линкестийцы, истинные македоняне, знают желания народа, дружат с персидским царем и могут защитить Македонию от его гнева, если он будет требовать удовлетворения за начатую Филиппом безумно-смелую войну.
Такие раздавались голоса в первое время после смерти Филиппа. Но народ ненавидел цареубийц и был на стороне Александра, который успел уже стяжать себе славу и на поле брани и показал свою опытность в делах государственных, который был приветлив и великодушен. Войско было, несомненно, на его стороне, и это решило все колебания, все споры: царем был провозглашен 20-летний Александр.
Уверенною рукой взялся он за бразды правления, и смятение прекратилось. По македонскому обычаю, он призвал войско и принял от него поздравление. Изменилось только имя царя, сказал он ему, но могущество Македонии, порядок вещей, надежды на завоевания - все это осталось по-прежнему. Он сохранил прежнюю обязательность для македонян военной службы, освободив служивших в армии от всех других повинностей и обязательств, но, вместе с тем, усилив в ней прежнюю дисциплину и военные упражнения.
Было произведено строгое расследование цареубийства; линкестийские братья и другие лица, оказавшиеся причастными к заговору, были казнены в день похорон Филиппа.