4. СВЕТОНИЙ КАК ИСТОРИК

Светоний нигде не высказывает прямо своих политических убеждений; но их можно заметить по его "Биографиям цезарей". В общем он держится той же политической точки зрения, которой держатся Тацит и Плиний. Он живет в римском обществе с его старыми традициями, а потому Рим, сенат, народ, Италия стоят у него на первом плане, а факты из жизни провинций занимают его очень мало.
Поэтому мы находим у Светония политические иллюзии сенаторского круга того времени,- конечно, лишь спорадически и в прикрытом виде. Так, он вполне серьезно сообщает, что, "после того как Калигула отрешил от должности консулов, республика в течение трех дней оставалась без высшей власти" ("Калигула", гл. 26). Юлий Цезарь, говорит Светоний,. "злоупотреблял своим господством, по общему мнению, и убит по справедливости" ("Цезарь", гл. 76). Главным образом ему ставится в вину непочтительность к сенату: "когда к нему пришли все сенаторы в полном составе с очень многими чрезвычайно почтительными декретами, он принял их сидя" (гл. 78). В неуважении к сенату Светоний винит также и Калигулу и Нерона. "Некоторых сенаторов, занимавших очень высокие должности, Калигула заставлял, одевшись в тогу, бежать рядом со своей колесницей на расстоянии нескольких миль, а за обедом приказывал им стоять, опоясавшись полотном, то у спинки обеденного ложа, то у ног"· ("Калигула", гл. 26). "Нерон много раз делал недвусмысленные намеки, что не пощадит и остальных сенаторов и уничтожит со временем все это сословие" ("Нерон", гл. 37), и "собирался уничтожить на пире ядом весь сенат" ("Нерон", гл. 43). И консулы у Светония представляются по старинному важными властями: "они вместе с сенатом и городскими когортами заняли Форум и Капитолий, чтобы охранять общую свободу" ("Клавдий", гл. 10). Даже народ иногда упоминается, как будто бы была еще республика: Нерон "не созвал ни сената, ни народ" ("Нерон", гл. 41); Гальба, провозглашенный императором, объявил себя легатом сената и народа римского" ("Гальба", гл. 10).
Но наряду с такими мнениями встречаются и противоположные: так он не находит в лести сената по отношению к императорам ничего возмутительного ("Тиберий", гл. 27). Даже у Домициана, о котором с ненавистью говорили Плиний и Тацит, он находит похвальную черту: "Домициан с таким усердием сдерживал своеволие городских магистратов и провинциальных наместников, что никогда они не были более сдержанны и справедливы; а между тем, после него большинство из них навлекло на себя обвинение во всевозможных преступлениях" ("Домициан", гл. 8). Наконец, тот факт, что он был личным секретарем у императора Адриана, тоже не свидетельствует о враждебных чувствах его к монархии и о горячем стремлении к республиканскому режиму.
Судя по этим фактам, можно сказать, что Светоний стоял вне партий. Уже в древности это было замечено: Вописк называет его "самым исправным и беспристрастным писателем" (Emendatissimus et candidissimus scriptor) ("Шесть писателей истории императоров", XXIX, 1- стр. 220, изд. Петера). Причину того, что он относился с меньшей ненавистью, чем Тацит, к людям и событиям предшествующего столетия, один из историков нового времени [1] видит в том, что он был лет на 20 моложе Тацита и потому менее чувствовал гнет Домициана и вообще был менее страстен, чем он. Но в общем, из его "Биографий" читатель выносит впечатление, что до восстановления влияния сената время империи было в высшей степени печальным и ужасным. "Каковы были условия жизни того времени,- говорит Светоний по поводу убийства Калигулы в 41 г.,- всякий может видеть из следующего. Когда распространилась весть об убийстве Гая Калигулы, то сразу никто ей не поверил, и подозревали,, что Гай сам распустил ложный слух, чтобы выведать отношение к себе людей... Сенат показал такое единодушие в намерении восстановить республику, что консулы сначала созвали его не в курию, потому что она называлась Юлиевой, а на Капитолий; некоторые же сенаторы предложили уничтожить самую память цезарей и разрушить их храмы" ("Калигула", гл. 60).
Может быть, в связи с этим находится тот факт, что он сознательно· сообщает даже лживые известия, слухи, ходившие в народе, предоставляя читателю возможность самому судить о них. Он редко высказывает свое мнение по поводу событий: спокойно, без возмущения, рассказывает он о жестокостях или о разврате описываемых лиц. Однако есть случаи, когда он дает понять читателю свое неодобрение описываемого факта,- правда, иногда довольно смешным образом применяя фигуру умолчания: так, поставив слово "пропускаю" или "не буду говорить", он тем не менее сообщает какой-нибудь непристойный факт, о котором "не будет говорить" (например, "Цезарь", гл. 49). В биографии Клавдия (гл. 1) он делает такую заметку: "Некоторые осмелились утверждать, что Август взял Друза под подозрение и отозвал из провинции, а так как он медлил, отравил его ядом. Последнее я сообщаю скорее ради того, чтобы не пропустить чего-либо, чем потому, что считаю это истинным или правдоподобным". "Тем более странным кажется мне сообщение некоторых, будто Друз был вероломно умерщвлен Сеяном" ("Клавдий", гл. 27). "Следующий факт превосходит всякую меру вероятности" (там же, гл. 29). Иногда, из самого рассказа можно заметить, как относится Светоний к сообщаемому факту.
Светоний собирал сведения для биографии императоров из всевозможных источников. По обычаю древних историков, он редко называет имена авторов, у которых он заимствует эти сведения. Всего больше таких указаний в биографиях Юлия Цезаря и Августа; для биографий последующих императоров он имел меньше источников. Но даже и названные им сочинения не дошли до нас; тем труднее определять источники, которых он не называет. Не раз в научной литературе, в том числе и в русской [2], делались попытки определить их, но ни к каким твердым выводам нельзя прийти по указанной сейчас причине.
Вот, например, каких авторов он называет: Цицерона ("Юлий", гл. 55 и 56), Сенеку ("Тиберий", гл. 73), Плиния Старшего ("Калигула",- гл. 8), Азиния Поллиона ("Юлий", гл. 30 и 55), Бальба ("Юлий", гл. 81); но гораздо чаще встречаются такие неопределенные указания, как "некоторые", "многие", "другие" и т. п. Нигде не заметно у него пользование Тацитом, Веллеем, Плутархом, Иосифом Флавием.
Кроме источников литературных, Светоний пользовался часто и первоисточниками, к которым он имел доступ, занимая высокую должность личного секретаря Адриана. К числу таких первоисточников принадлежат письма императоров к разным лицам и их речи. Так, он ссылается на письма Цезаря ("Юлий", гл. 26), приводит выдержки из письма Августа к Агриппине ("Калигула", гл. 8), к Ливии ("Клавдий", гл. 4); к Тиберию ("Тиберий", гл. 21; "Август", гл. 51; 71; 76); к Меценату ("Биография Горация", стр. 297 изд. Рота) и др. Светоний читал эти письма в подлиннике, как видно из следующего места в биографии Августа (гл. 87): "Я заметил в его подлинной рукописи такие особенности: он не разделяет слов и не переносит с конца строки лишние буквы на другую, но там же тотчас пишет их внизу и обводит чертою".
Светоний, благодаря своему официальному положению, пользовался также документами, малодоступными или совсем недоступными частным лицам: автобиографией императора Тиберия ("Тиберий", гл. 61), его речами в сенате (гл. 28 и 67), его письменными заявлениями в сенате (гл. 67), протоколами сенатских заседаний ("Август", гл. 5), которые не публиковались со времени Августа, как сообщает сам Светоний ("Август", гл. 36), отчетом Августа о своем правлении, который теперь у нас носит название Monumentum Ancyranum ("Август", гл. 101).
Светоний собирал сведения также от свидетелей событий; этим источником он мог пользоваться, конечно, только для биографий императоров, бывших незадолго до него. Так, он упоминает рассказы деда ("Калигула", гл. 19), рассказы "старших" ("Клавдий", гл. 15), отца ("Отон", гл. 10), ,мальчика, присутствовавшего при убийстве Домициана ("Домициан", гл. 17). Об одном факте он рассказывает, что сам был его свидетелем ("Домициан", гл. 12).
Светоний часто приводит подлинные слова императоров, их шутки, иногда довольно остроумные. Вот, например, афоризм Тиберия по поводу взимания налогов в провинциях: "Хороший пастух стрижет овец, а не сдирает с них шкуру" ("Тиберий, гл. 32). Веспасиан "в день триумфа своего, утомленный медленностью и скукой торжественной процессии, не удержался от восклицания: "Поделом мне и мука за то, что я на старости лет так безрассудно пожелал триумфа, будто это - мой долг перед предками или сам когда-либо мечтал о нем"" ("Веспасиан", гл. 12). Такие слова представляют хороший материал для характеристики.
Стремление Светония использовать первоисточники тем более достойно внимания, что римским историкам оно вообще чуждо.
К числу источников Светония надо отнести также приводимые им эпиграммы, продукт народного творчества, содержащие насмешки над императорами и показывающие отношение населения к ним. Таковы, например, эпиграммы на Тиберия: "Ты, Цезарь, изменил золотой век Сатурна и, пока ты жив, вечно будет век железный" ("Тиберий", гл. 59). "Ему противно вино, потому что он жаждет уже крови: так жадно пьет он ее, как прежде пил вино" (там же, гл. 59). Незадолго до смерти Домициана ходила такая эпиграмма: "Недавно ворона, севшая на вершине Тарпейской, не могла сказать "теперь хорошо", а сказала: "будет [хорошо]"" ("Домициан", гл. 23).
В сочинении "Знаменитые мужи" Светонием названы были некоторые авторы, служившие ему источниками: Варрон, Сантра, Корнелий Непот, Фенестелла. Варрон упомянут в биографии Тсренция (стр. 293,3); Сантра (современник Цицерона) - в биографии Теренция (стр. 293, 28) и в заметке о грамматике Курции Никии (стр. 263, 37); Корнелий Непот - в биографии Теренция (стр. 292, 13; 293, 20) ив "Риторах" (стр. 270,18); Фенестелла - в биографии Горация (стр. 292, 5; 292, 12). Конечно, таких ссылок было несравненно больше в полном сочинении "Знаменитые мужи", но до нас дошла из него ничтожная часть; кроме того, многими авторами Светоний пользовался, не называя их имен: так, наверное, пользовался Гигином[3], хотя в дошедших до нас частях нет ссылок на него.


[1] Ranke. Weltgeschichte, III, 2, 320.
[2] С. Вехов. Об источниках Г. Светония Транквилла в биографиях Цезарей. Варшава, 1888.
[3] См. «История римской литературы», т. I. М., Изд-во АН СССР, 1959, стр. 506.