В это сочинение вошли биографии следующих императоров: Юлия Цезаря, Августа, Тиберия, Калигулы, Клавдия, Нерона, Гальбы, Отона, Вителлия, Веспасиана, Тита, Домициана. Это сочинение дошло до нас почти в полном виде; но, как предполагают, недостает начала биографии Юлия Цезаря. И действительно, эта биография начинается со слов: "На шестнадцатом году он потерял отца". Кроме того, византийский писатель VI в. Иоанн Лидийский (из города Филадельфии в Лидии) в трактате "О магистратах римской республики" сообщает, что Светоний посвятил это сочинение уже упоминавшемуся Септицию Клару - префекту преторианских когорт. Это сообщение ясно показывает, что сочинение Светония было снабжено посвящением, которого нет в дошедших до нас рукописях. На утрату начала биографии Юлия Цезаря указывают и некоторые другие факты; так, в этой биографии нет сведений о роде Юлиев, о рождении и детстве самого Цезаря, о предзнаменованиях его будущего величия, тогда как в других биографиях, которые Светоний составляет всегда по определенной схеме, подобные сведения сообщаются. Наконец, в нашем тексте нет одной фразы, которую Сервий цитирует в комментарии к Энеиде: "Светоний в биографии Цезаря говорит, что по всему миру были распространены предсказания оракула о том, что рождается непобедимый полководец" (Комментарий к "Энеиде", VI, 799). Таким образом, утраченная часть сочинения Светония была, вероятно, довольно значительна и заключала в себе предисловие с посвящением Септицию и начало биографии Цезаря; скорее всего, потерян первый кватернион рукописи (тетрадь в 4 листа, т. е. в 16 страниц). Потеря произошла между VI в., когда писал Иоанн Лидийский, и IX в., к которому относится древнейшая из дошедших до нас рукопись сочинения Светония.
Сообщение Иоанна Лидийского дает возможность определить довольно точно год издания "Биографий двенадцати цезарей". Так как известно, что Септиций Клар занимал должность префекта преторианцев от 119 до 121 нли 122 г., когда был удален Адрианом от двора вместе со Светонием, то издание "Биографий" в 119-121 гг. не подлежит сомнению. Всего вероятнее, что это было в 121 г., поскольку в биографиях есть сведения, которые Светоний мог почерпнуть только из императорских архивов: если положить два года на отыскание их, то и получится 121 г.
Как уже сказано, из сочинений Светония сохранились полностью только "Биографии цезарей", и потому для нас он является почти исключительно историком, и его сочинением мы пользуемся как одним из главных исторических источников для I в. римской империи. Однако это сочинение не есть историческое в собственном смысле - это ряд монографий биографического характера.
Таким образом, Светоний является продолжателем биографического жанра; но сочинения его предшественников по большей части до нас не дошли, так что для нас он является почти зачинателем этого жанра. Сверх того, сочинение Светония, вероятно, сильно отличается от трудов его предшественников: последние писали биографии отдельных, избранных ими, лиц, которых они считали достойными этого (таковы сочинения Варрона и Корнелия Непота); затем, биографии и частных лиц и императоров писали обыкновенно люди, близкие к ним (как, например, Тацит, Арулен Рустик, Николай Дамаскин). Поэтому, конечно, такие биографии были обыкновенно хвалебными. Особенность Светония та, что его сочинение, во-первых, содержит биографии императоров не с выбором, а подряд, начиная с Юлия Цезаря и кончая Домицианом, тем самым до некоторой степени давая историю столетнего с лишком периода; во-вторых, его целью является вовсе не восхваление императоров, а довольно бесстрастное описание их частной жизни со всеми их пороками.
В императорскую эпоху начала II в. н. э. интерес публики к республиканской истории Рима был вполне удовлетворен огромным сочинением Тита Ливия; едва ли могла явиться у кого-либо охота конкурировать с ним. История других стран более или менее была представлена в огромном сочинении Помпея Трога. История Рима при первых императорах описывалась Тацитом в двух тоже больших сочинениях: "История" - около 107 г., "Летопись" - около 115-117 гг. Между тем, с течением времени публике становилось все более и более ясно, что и на внешнюю политику и на положение отдельных граждан оказывают громадное влияние личные свойства императора, что государство, так сказать, сливается с императором. Поэтому у публики естественно должен был возникнуть интерес узнать личную жизнь и личные свойства императоров, а у историографии - желание удовлетворить этот интерес.
Но история не сразу переходит в биографии правителей: на рубеже между старым и новым направлением истории стоит Тацит. Он понимает задачу историка еще по старым образцам, описывает события по годам; но для него самого на первом плане стоит психологический анализ, и, читая историю годов правления Тиберия, всякий невольно чувствует, как история эпохи концентрируется в одном лице императора.
Современник Тацита Светоний пришел к мысли дополнить его сочинение тем, что стало интересовать в то время большую публику. "Историю" Тацита, вышедшую около 107 г., он, конечно, знал; о содержании "Летописи", еще до выхода в свет, тоже, вероятно, знал, потому что Тацит, как и он сам, принадлежал к кружку Плиния. Конкурировать с Тацитом сочинением того же типа он, вероятно, и не мог, и не хотел, чувствуя себя не столько историком, сколько археологом-антикварием; описание частной жизни императоров, таким образом, подходило к его научным интересам, потому что частная жизнь прошлого времени входит в область археологии наряду с предметами материальной культуры.
Древние проводили строгое различие между историей и биографией: излагая биографию, они предполагали со стороны читателя знание исторической основы, на которой проходила жизнь описываемого лица. Поэтому они касались крупных исторических фактов лишь слегка, настолько, насколько это было необходимо для понимания биографии. Так, Непот говорит в начале жизнеописания Пелопида (гл. 1): "Не знаю, как писать о его достоинствах, боюсь, что, если начну излагать подробно события, то покажется, что не жизнь его рассказываю, а пишу историю; а если коснусь только главных фактов, то людям, незнакомым с греческой литературой, будет неясно, какой великий муж он был" [1]. Равным образом, Плутарх, начиная жизнеописание Александра (гл. 1), просит читателей не винить его за то, что он будет сообщать не все факты, а знаменитые факты не очень подробно, но по большей части в сжатом виде. "Ведь мы не историю пишем, а биографию,- говорит он далее,- и не из самых славных деяний войны бывают добродетели или пороки, но часто малый какой-нибудь факт, слово, шутка дает более возможности судить о характере человека, чем сражения с десятками тысяч убитых, чем громадные боевые операции, чем осады городов... Нам следует дозволить больше проникать в душевные свойства и на основании их изображать жизнь каждого человека, предоставив другим описывать великие события и битвы".
Светоний в своем сочинении вполне следует этому правилу. Он стремится изолировать личность и жизнь своих героев от окружающей их среды и общего течения современной им государственной и общественной жизни. Поэтому он, во-первых, оставляет почти совершенно в стороне все остальные лица, современные императорам, игравшие роль в истории государства, и даже о тех, которые были самыми близкими участниками в правлении и имели весьма сильное влияние на развитие характера и направление деятельности отдельных императоров, говорит очень кратко, и часто по случайным поводам, как например, о Меценате и Агриппе в биографии Августа, о Ливии в биографиях Августа и Тиберия, о Сеяне в биографии Тиберия, об Агриппине, Сенеке и Бурре в биографии Нерона и т. д.
Во-вторых, Светоний старается по возможности короче сообщать о государственной деятельности императоров, приводя лишь те подробности, которые находятся в прямой и тесной связи с личностью императора, с обстоятельствами личной его жизни, или указывают на то или другие стороны его характера. Наоборот, на частной жизни правителей, на их личности, он останавливается очень охотно, тщательно сообщая различные подробности относительно их семенных и других интимных отношений, повседневного образа жизни, привычек и странностей, пороков и добродетелей, литературных и других склонностей, наружности, изречений, сказанных ими или о них, предсказаний и предзнаменований, касающихся их, и всего, имеющего анекдотический или скандалезный характер, не отступая в этом случае ни перед мелочными подробностями относительно стола, туалета, строения тела, ни перед картинами самого возмутительного разврата [2].
В-третьих, Светоний обращает мало внимания на хронологию, а излагает свой материал по известной схеме. Сам он говорит о своем способе изложения так (в биографии Августа, гл. 9): "Представив как бы краткий очерк его жизни, я буду излагать ее части в отдельности - не в хронологическом порядке, но по группам, чтобы можно было яснее эти части описать и понять". Хотя схема не во всех биографиях выступает с одинаковой отчетливостью, в общем ее можно представить в таком виде:
1. Род императора. Здесь Светоний сообщает факты по истории рода, часто пе известные из других источников. Биографии Августа предпослана краткая история рода Октавиев, биографии Тиберия - история рода Клавдиев и т. д.
2. Затем Светоний сообщает время и место рождения императора.
3. Далее он описывает детскую жизнь императора, по не с одинаковой полнотой, так как, конечно, не обо всех можно было собрать нужные сведения. Тут же приводятся обыкновенно все предзнаменования императорского сана, притом часто самого невероятного характера.
4. За рассказом о детстве следует рассказ о начале карьеры будущего императора: перечисляются должности его до вступления на престол.
5. До сих пор факты сообщаются в хронологическом порядке; но, переходя ко времени правления, Светоний оставляет хронологию в стороне и дает перечень событий из времени правления в такой связи, что часто бывает трудно уловить мотивы, которыми он руководствуется при этом перечислении. Меры важные и неважные, распоряжения, касающиеся внутреннего порядка в империи и Риме, и факты внешней политики, - все это упоминается рядом.
6. После такого очерка правления автор переходит к описанию внешнего вида императора, говорит о его росте, сложении, глазах, выражении лица.
7. Затем следует описание характера императора, и тут по поводу отдельных черт его часто приводятся крупные исторические события, но тоже без хронологии.
8. В связи с очерком характера упоминаются литературные занятия императора, если они были (например, "Цезарь", 56; "Клавдий", 41; "Домициан", 20), или указываются литературные вкусы его ("Тиберий", 70).
9. Наконец, излагаются обстоятельства, при которых умер император. Если был заговор, то рассказывается его история и подробности убийства. Тут Светоний старается быть точным и собирает свидетельства, если возможно, из первых рук: так, об убийстве Домициана приводится подробный рассказ мальчика, случайно бывшего свидетелем этого события ("Домициан", 18). Светоний сообщает даже число ран, полученных Цезарем и Домицианом.
Рассказу о смерти предпосылаются обыкновенно целые главы о вещих снах и предзнаменованиях.
За такое пренебрежение к хронологии и вообще к исторической обстановке, окружавшей императора, Светоний постоянно подвергается нареканиям со стороны ученых нового времени. Ему противополагают Плутарха, Тацита и вообще биографов, которые излагают жизнь своих героев в хронологической последовательности, как единственно дающей возможность представить постепенное образование и развитие характера в связи с событиями и обстоятельствами жизни; ему ставят в упрек, что он забывает, что герои его биографий - не частные лица, а правители всемирного государства, и что для потомства жизнь их должна быть особенно интересна именно с этой стороны. Эти упреки не вполне справедливы. Не следует забывать и того, что древние предъявляли к биографии совершенно другие требования, чем к истории; поэтому нельзя автора винить за то, что он не дал того материала, который и не намеревался давать. Кроме того, если для потомства было бы интереснее иметь биографии императоров с большей исторической окраской, то для современников Светония это, может быть, и не было нужно: как раз перед изданием "Цезарей" были изданы два исторических сочинения Тацита, которые Светоний считал известными читателям и не находил нужным повторять то, что в них сказано. Противопоставлять ему Плутарха нельзя, потому что Плутарх писал для греков, которые Тацита не читали и соответствующего ему историка римской империи на греческом языке в то время не имели.
Наконец, могло иметь влияние и то обстоятельство, что Светоний желал сделать свое сочинение занимательным для массы читателей, в его время уже в значительной степени утратившей интерес к государственным делам и настроенной оппозиционно к императорам. Этого он надеялся достичь, представив ей не серьезный труд, посвященный обзору государственной деятельности каждого императора, а нечто вроде собрания анекдотов о них, часто пикантных и скандалезных. Поэтому он касался событий государственной жизни и участия в них императоров лишь настолько, насколько это было неизбежно, и избавлял себя от труда устанавливать хронологическую связь между событиями, а читателей - следить за этой связью. Что Светоний при этом не ошибся в своих расчетах угодить читателям, видно из большого уважения, которым он пользовался в древности и в средние века, и многочисленности его подражателей и компиляторов, а также и из того, что его биографии цезарей сохранились до нас в полном виде (за исключением случайной утраты начала), тогда как исторические сочинения Тацита дошли до нас с огромными потерями.
Более справедлив другой упрек, который делают Светонию ученые нового времени. Указывают на то, что он даже как биограф имеет много недостатков: старательно выбирая из источников различных направлений примеры для характеристики описываемых лиц, он вовсе не заботится о том, насколько эти примеры находятся во внутреннем согласии друг с другом. Вследствие этого читатель нередко приходит в недоумение относительно возможности существования у одного и того же лица, и притом одновременно, столь противоположных и исключающих друг друга свойств и совершения им столь противоположных действий. Так, например, отзыв Светония о чрезвычайной обходительности Тиберия (гл. 26) и гуманности даже к людям незначительным (гл. 32) резко противоречит рассказу о его жестокостях (гл. 57). Поэтому из сочинения Светония трудно вынести определенное представление об общем нравственном облике изображаемых им лиц, которые часто выставляются то чуть ли не образцами людей и правителей, то чудовищными тираннами и позором человеческого рода [3].
Некоторые критики могут даже указать причины таких недостатков Светония. По их мнению, у него не было природного исторического таланта и способности к психологическому анализу; он не владел историческим методом; кроме того, он не знал государственной жизни; жизнь его была посвящена исключительно кабинетным занятиям историко-литературного, археологического, преимущественно же грамматического и риторического характера.
Слабость этих аргументов бросается в глаза. Мы почти ничего не знаем о жизни Светония; как же можем мы так решительно судить о его способностях или неспособностях? Быть может, правильнее было бы объяснять эти особенности Светония не его неспособностью писать историю, а тем, что он не находит нужным это делать: он поставил себе целью описать частную жизнь императоров; для ясности он описывал их достоинства и недостатки по известным рубрикам; хронологический порядок сильно затемнял бы эти рубрики: пришлось бы, например, говорить, какие черты характера были у императоров в молодости, какие в средние годы, какие в старости; может быть, для таких характеристик у него и не было материала. Ему важно было под одной рубрикой собрать примеры для той или другой черты характера, хотя бы эти факты относились к разным периодам жизни.
Вероятно, Светоний смотрел на своих "Цезарей" не как на историческое в строгом смысле, но как на художественное произведение, позволяя себе те же вольности по отношению к истории, какие позволяли себе авторы романов и эпопей. Как известно[4], от романа древние не требовали верных описаний характеров и страстей и вообще точных описаний повседневной жизни. Непристойность и безнравственность стали, так сказать, необходимым условием в этом роде литературы. На заботу Светония о художественности указывает также то обстоятельство, что он оканчивает фразы не любыми сочетаниями слогов, а лишь известными; таким образом, его изложение представляет собой сильно ритмизированную прозу[5].
Наконец, исторические неточности были свойственны всем древним историкам, потому что на историю смотрели вообще как на произведение ораторского искусства и предоставляли историку те же привилегии, что и оратору, а для оратора считалось позволительным не только группировать факты по своей фантазии и представлять их в том виде, в каком ему хотелось, но и выдумывать заведомые небылицы. Некоторые неточности в подробностях находятся даже у Тацита[6].
Свое сочинение Светоний мыслил как единое целое, а не как ряд отдельных биографий, какими представляются, например, биографии Плутарха. На это указывает, во-первых, то обстоятельство, что нередко о событиях, рассказанных в одной биографии, в последующих говорится уже как об известных, и иногда настолько кратко, что понимание их без знакомства с предыдущими биографиями бывает невозможно. Особенно наблюдается это в сообщениях, относящихся к смутам после смерти Нерона, игравшим большую или меньшую роль в жизни шести последних императоров, о которых рассказывает Светоний. Так, в биографии Отона (гл. 4) сказано, что он "первый присоединился к попыткам Гальбы"; какие это были попытки, не сказано, потому что о них говорилось в биографии Гальбы (гл. 9 и сл.). Во-вторых, из начальных слов Светония в биографиях Гальбы и Веспасиана видно, что он ставит их в непосредственную связь с предшествующими: так, биография Гальбы начинается словами: "род цезарей прекратился с Нероном".

---

[1] Отрывки без указания переводчика переведены в этой главе С. И. Соболевским.
[2] Таким образом, сочинение Светония в этом отношении совершенно отличается от Тацитовой биографии Агриколы: у Тацита центр тяжести лежит на описании государственной деятельности его героя.
[3] Сам Светоний так отзывается о Калигуле (гл. 22): «До сих пор мы говорили о нем как о принцепсе; остальное надо рассказывать как о чудовище».
[4] Гастон Буассье. Картины римской жизни времен цезарей. Перевод Н. Н. Спиридонова. М., 1913, стр. 200 и сл.
[5] А. Macé. Essai sur Suétone. Paris, 1900, стр. 379 и сл.
[6] Гастон Буассье. Картины римской жизни, стр. 251 и сл.