Произведения Ювенала его сатиры (или сатуры) дошли до нас в списках, из которых древнейший, заключающий лишь восемь последних стихов сатиры 14 и 43 начальных стиха сатиры 15 вместе со схолиями, датируется IV в. Это палимпсест, находящийся в настоящее время в ватиканской библиотеке. Древнейшая полная рукопись относится к IX в.; это Codex Pithoeanus, названный так по имени его прежнего владельца французского ученого XVI в. Пьера Питу. В настоящее время этот манускрипт находится в Монпелье, почему и называется также Codex Montepessulanus. Сохранились и древние комментарии (схолии) к Ювеналу [1].
Шестнадцать сатир Ювенала были в древности объединены в сборник, разделенный на пять книг (1 книга - сатиры 1-5; II - сатира 6; III - сатиры 7-9; IV- сатиры 10-12; V - сатиры 13-16). По такому счету цитирует их, между прочим, грамматик Присциан (491-518 гг.).
Время сочинения отдельных сатир Ювенала можно определить лишь очень приблизительно, а общераспространенное мнение буржуазных ученых о том, что сатиры Ювенала (или по крайней мере, книги, в которых они распределены) следуют в сборнике в хронологическом порядке, ни на каких веских данных не основано.
1-я сатира написана не ранее 100 г. н. э. (при Траяне), что устанавливается по стиху 49-му, в котором упоминается как изгнанник Марий Приск, осуждение которого произошло в январе 100 г.[2]
2-я сатира, судя по стихам 29 и 160, написана вскоре после смерти императора Домициана (в 96 г.), так как в первом из этих стихов Ювенал намекает на связь Домициана с его племянницей Юлией, а во втором говорит о завоевании римскими войсками Оркад (т. е. нынешних Оркнейских островов, к северу от Шотландии), что произошло в 84 г. н. э. (см. Тацит, "Агрикола", 10). И о связи Домициана с Юлией, и о завоевании Оркад Ювенал говорит как о событиях недавних [3].
В 3-й сатире, по-видимому, нет указаний на время ее сочинения.
4-я сатира, очевидно, написана после 1-й, так как ее начальные слова "Снова Криспин" (Ecce iterum Crispinus) можно отнести только к стиху 26 1-й сатиры. Но даже и это весьма неопределенное хронологическое указание нельзя считать безусловным: имя Криспин, которое встречается и в сатирах Горация, и у Персия, и у Марциала, вполне могло быть не столько собственным, сколько нарицательным именем. По упоминанию Домициана как "последнего Флавия" (laceraret Flavius... ultimus) в стихах 37-38 ясно, что сатира написана после смерти Домициана.
По тексту 5-й сатиры определить время ее сочинения не представляется возможным.
6-я сатира. Время сочинения этой самой длинной из сатир Ювенала, занимающей в его сборнике всю книгу II, обычно определяют по следующим данным.
1. В указании стиха 555, что "Дельфийский оракул умолк" (Delphis oracula cessant) видят доказательство издания 6-й сатиры при Траяне, так как дельфийское прорицалище было восстановлено императором Адрианом; а следовательно, этот оракул снова заговорил.
2. В стихе 205 упомянуты золотые монеты, названные Dacicus и Germanicus - титулами, относящимися (по данным нумизматики) к Траяну.
3. В стихах 407-411 говорится о сильном землетрясении в Антиохии. Считается несомненным, что имеется ввиду землетрясение 115г. (или ближайших лет). Так же определяется и время появления упомянутой в этих стихах кометы.
На основании этих данных полагают, что сатира 6 написана при Траяне.
Но данные эти очень неопределенны.
1. Указание на молчание Дельфийского оракула вполне могло быть сделано и при Адриане, так как заботы этого императора о возобновлении дельфийских прорицаний были в достаточной мере тщетны. В этом указании можно было бы видеть и доказательство того, что 6-я сатира написана и до правления Траяна, поскольку этот император тоже старался восстановить пришедшее в упадок дельфийское прорицалище [4].
2. Золотые монеты времен Траяна были в обращении и после его смерти.
3. Указание на комету и землетрясение в связи с контекстом, изображающим женскую болтовню и сплетни, не может иметь никакого хронологического значения. Кроме того, такие астрономические феномены, как кометы, в отличие, например, от затмений Луны, никоим образом не могут служить достоверным опорным пунктом для восстановления хронологии.
Ясно поэтому, что время сочинения 6-й сатиры из ее текста сколько-нибудь точно не определяется. В этой сатире нет никакого стройного плана: она как бы составлена из отдельных кусков. Скорее всего можно думать, что отдельные ее части написаны в разное время, а датировать окончательное ее составление более чем затруднительно.
7-я сатира тоже не поддается датировке. Начальный стих этой сатиры:

Только в Цезаре смысл и надежда словесной науки

Адольф [5] считает относящимся несомненно к Траяну; Вейднер [6] осторожно говорит, что, если сатиры в сборнике Ювенала расположены в хронологическом порядке, Цезарь, к которому относится начальный стих, должен быть Адриан; Фридлендер [7] полагает, что большая часть 7-й сатиры (начиная со стиха 22 или 36) написана при Траяне, а начало ее сочинено при Адриане. Можно добавить еще, что автор приведенного выше жизнеописания Ювенала указывает на то, что некоторые стихи 7-й сатиры принадлежат к самым ранним поэтическим опытам Ювенала.
Доводы указанных нами ученых настолько шатки, что приходится считать время сочинения 7-й сатиры тоже неопределимым.
8-я сатира дает единственное точное хронологическое указание на современные Ювеналу события в стихе 120:

Раз так недавно Марий раздел догола африканцев.
Cum tenuis nuper Marius discinxerit Afros.

Процесс Мария Приска (как уже указано выше при разборе датировки первой сатиры) происходил в 100 г. н. э. Но наречие nuper (недавно) здесь так же неопределенно, как в сатирах 2, 29; 4, 9; 15, 20 и как modo в сатирах 2, 160 и 4, 77. Можно, таким образом, установить только то, что 8-я сатира написана после 100 г. н. э.
В 9-й сатире никаких хронологических указаний на время ее сочинения нет.
10-я сатира. "В сатире, - говорит Адольф[8], - не встречается никаких хронологических указаний, но, несомненно, что она, как и следующие за ней сатиры, написана в преклонных летах поэта, когда едкость сатиры сменилась спокойным размышлением старца, наученного житейским опытом относиться более снисходительно к человеческим заблуждениям". Совершенно очевидно, что подобные рассуждения не имеют никакой доказательности, а других доводов в пользу сочинения этой сатиры Ювеналом в старости нет.
По сатирам 11-й и 12-й установить время их написания невозможно [9].
В сатире 13-й есть, на первый взгляд, определенное хронологическое указание:

Изумляться тебе ль, что несешь за плечами
Шесть десятков годов, что рожден в консулат Фонтея?
(ст. 16-17)

Вероятнее всего [10], Ювенал указывает на консулат 67 г. н. э. Прибавив 60 лет, мы получим год написания сатиры 127-й. Но беда в том, как правильно указывает С. К. Апт [11], что sexaginta вовсе не указывает точно на шестьдесят лет, так как число 60 употреблялось римлянами для неточного обозначения большого числа. Кроме того, доказать, что Ювенал имеет ввиду именно консулат 67-го, а не 59-го (или даже 12-го) года н. э., безусловно, невозможно [12].
Упоминание в стихе 98 Архигена, известного врача времен Домициана, Нервы и Траяна, также не дает никакой хронологической опоры.
В 14-й сатире нет опорных пунктов для ее датировки.
Сатира 15-я считается оконченной, безусловно, не ранее 128 г. на основании указания в стихе 27, что случай каннибализма, описанный в этой сатире, произошел в недавнее консульство Юнка (nuper consule Iunco). Но доказательства такой датировки далеко не безусловны.
1. Чтение Iunco в стихе 128, принимаемое новейшими издателями Ювенала [13], отнюдь не является единственным рукописным чтением. Хотя оно и засвидетельствовано палимпсестом из Боббио, датируемым концом IV в. (Во. 5750 в библиотеке Ватикана), Мюнхенскою рукописью XI в. (А) и некоторыми другими, но лучший список Ювенала -Codex Pithoe-anus (Ρ) дает чтение iunpo, а списки класса ψ (за исключением OU, дающих nino-iunio, которое К. Ф. Гейнрих [14] считает единственно правильным (добавим: и труднейшим - lectio difficilior, то есть по закону критики текста предпочтительным) [15].
Во времена Ювенала, говорит Гейнрих, было два консула Юния; один в 119 г., одновременно с Адрианом -Quintus Iunius Rusticus, другой - при Домициане.
2. Ссылка на то, что случай каннибализма указывается Ювеиалом как происшедший недавно (nuper), совершенно не годится для хронологических комбинаций, так как Ювенал, как и другие римские писатели, не придает этому наречию определенного временного значения с указанием на ближайшее время [16].
3. Если принимать в стихе 27 чтение Iunco и полагать, что под этим именем разумеется консул Л. Эмилий Юнк, то почему же не считать возможным, что для обозначения года Ювенал мог здесь указать имя консула не только первого по упоминанию в консульских фастах, а даже совсем в них не упомянутого, а известного в качестве консула 127 г. лишь по другим источникам? [17] Ведь в доказательство того, что в сатире 13-й указывается консул 67-го, а не другого года, исследователи Ювенала ссылаются как раз на то, что в хронологических указаниях древних авторов год указывается непременно по имени первого из консулов (так сказать, консула-эпонима).
Надо сказать, что затруднения возникают и при чтении Iunio (о чтениях iunio и uino нечего и говорить, т. е. Iunio-Junjo (в два слога). Консула 119 г. как можно считать установленным [18], звали не Юний, а Мессий Рустик; что же до консула времен правления Домициана (unter Domitian), то для нас совершенно неясно, кого имеет в виду Гейнрих. Единственно возможным предположением представляется нам то, что под именем консула Юния (если принимать чтение Р) разумеется консул 53 г. н. э. (при Клавдии, на третий год рождения Домициана) Децим Юний Силан (Decimus Iunius Silanus), имя которого в консульских фастах стоит на первом месте. Но при таком предположении никаких точных данных о времени сочинения 15-й сатиры не получается.
Принимая во внимание все сказанное, мы можем заключить только то, что данные текста 15-й сатиры не дают никаких твердых оснований для ее датировки.
Что касается 16-й сатиры, которую, по словам схолиаста, многие не одобряют и считают не принадлежащей Ювеналу (Ista a plerisque exploditur et dicitiir non esse Iuvenalis), то в настоящее время она признается несомненно подлинной. Что же до времении ее сочинения, то данных для определения этого не имеется.
При перечислении сатир Ювенала мы нарочно остановились на многих вопросах о датировке их, чтобы показать, насколько критерии этой датировки неопределенны и во многих случаях очень шатки. Основной ошибкой аргументации при определении времени сочинения или издания отдельных сатир Ювенала (если только такие отдельные издания были при его жизни) следует считать общераспространенное, но совершенна априорное убеждение в том, что сатиры в дошедшем до нас их сборнике расположены в хронологическом порядке. Против этого убеждения очень основательно выступил С. К. Апт в уже упомянутой нами выше диссертант.
Наиболее полным переводом сатир Ювенала на русский язык в XIX в. является перевод Фета (1885). Перевод А. Адольфа, напечатанный вместе с латинским текстом, вышел в 1888 г. Перевод этот снабжен обширным комментарием, но некоторые части отдельных сатир не переведены, а сатира 9-я совсем выпущена. Полный перевод сатир Ювенала со включением и стихов, сохранившихся только в Оксфордской рукописи XI в. и обнаруженных в 1899 г. Винстедтом (34 стиха между стихами 365 и 366 и два стиха после стиха 373 сатиры 6-й), сделан Д. С. Недовичем и Ф. А. Петровским и вышел в 1937 г.
Несмотря на недостаточность и недостоверность сведений о жизни Ювенала и на отсутствие данных в его собственных произведениях, за исключением всего нескольких отдельных указаний, которые могут быть автобиографичны [19], мы тем не менее можем с полною несомненностью заключить, во-первых, что Ювенал был современником Марциала, Стация, Тацита и Плиния Младшего, а во-вторых, что основная тематика его сатир возникла из наблюдений современного ему римского общества, главным образом времен Домициана.
Хотя на основании каких-либо документальных данных невозможно определить общественное положение Ювенала с достаточной степенью достоверности, но общая направленность и тон его сатир довольно ясно указывают, что Ювенал занимал в римском обществе далеко не высокое положение. Если мы и не имеем права безусловно отождествлять сатирика Ювенала с Ювеналом, другом Марциала, у нас есть, однако, данные для заключения, что оба эти поэта -эпиграмматист и сатирик -принадлежали к одному и тому же слою римского общества. Очень вероятно, что Ювенал, как и Марциал, был в Риме клиентом [20]. Благодаря этому Ювенал мог быть хорошо знаком с бытом и нравами господствующих слоев римского общества, наблюдать его разложение. Доказательств такого знакомства в сатирах Ювенала сколько угодно, а наиболее яркие примеры дают сатиры 1-я и 6-я.
Дошедший до нас сборник сатир Ювенала, несомненно, представляет собой не простой свод его произведений, а книгу, в которой отдельные части распределены по возможности систематически. Очень хорошо это видно по 1-й сатире сборника, которая представляет собой не только отдельное самостоятельное произведение, но и введение ко всем остальным сатирам. В этой сатире Ювенал излагает свое писательское credo.
Содержание этой сатиры таково.
Вступление (1-21). Протестуя против бесплодной и мертвой мифологической поэзии и публичных декламаций современных ему поэтов (1-14), Ювенал говорит, что ввиду общего увлечения сочинительством он и сам решает сделаться поэтом, но последовать примеру не современных "певцов" (vates), а избрать поприще Луцилия, т. е. писать сатиры (15-21).
Основная часть (22-146). - Обратиться к сатире Ювенала побуждает крайний упадок нравов в Риме, упадок, дошедший до степени настоящего общественного бедствия. С искусством подлинного художника Ювенал, не тратя лишних слов и в исключительно ярких красках, описывает разврат, обманы, грабеж, подлоги, зазнайство безродных выскочек и всевозможные другие пороки, захватившие римское общество, потерявшее всякий стыд, совесть и чувство собственного достоинства. Ювенал негодует на упадок и разложение родовой римской знати, на разбогатевших вольноотпущенников, вышедших из среды иноземных рабов, на победившую все и вся власть денег. Картины живописуемого им бедствия Ювенал как бы обрамляет восклицаниями о том, что все это неизбежно вызывает обличения в сатире: "Трудно сатир не писать..." (30 сл.), "Ясно, каким раздраженьем пылает иссохшая печень..." (45), "Это ли мне не считать венузийской лампады достойным[21], Этим ли мне не заняться?" [22] (51 сл.), "Разве не хочется груду страниц на самом перекрестке враз исписать..." (63 сл.). И эти замечания заключаются знаменитым изречением (79):

Si natura negat, facit indignatio versum,
Коль дарования нет, порождается стих возмущеньем.

Эта формула имеет исключительно важное значение для суждения о взглядах Ювенала на поэзию, которая, по его мнению, должна иметь своим источником жизнь, а не выдуманную безжизненную тему. Жизнь во всех ее проявлениях и во взаимном их переплетении - вот истинная тематика поэзии и особенно поэзии сатирической, сатуры в ее исконном значении:

С самой потопа поры, когда при вздувшемся море
Девкалион на судне всплыл на гору, судьбы пытая,
И понемногу согрелись дыханьем размякшие камни,
И предложила мужам обнаженных девушек Пирра,
Все, что ни делают люди,- желания, страх, наслажденья,
Радости, гнев и раздор - все это начинка для книжки[23].
(ст. 81-86)

Заключение (147 -171). Заключительная часть 1-й сатиры посвящена Ювеналом вопросу об отношении сатирического жанра к современной поэту жизни Рима и о возможности сочинения сатир в тех общественно-политических условиях, какие создались в императорскую эпоху. Ювенал считает, что самый богатый материал для сатиры доставляет именно его время, когда (149)

Всякий порок до предела дошел,

и (147)

Нечего будет потомству прибавить к этаким нравам
Нашим.

Но для обличительной сатиры необходимы: "талант, равносильный предмету" (ingenium par materiae), безрассудная смелость, потому что за любой намек на живое лицо, достойное сатирического изображения, можно поплатиться жизнью. Древние (разумей: Луцилий) обладали возможностью говорить прямо о том, "что придет сгоряча им в голову" (150 сл.), ну а теперь гораздо безопаснее "сталкивать Энея с Рутулом диким", т. е. писать на мифологические темы).
Принимая все это во внимание, Ювенал решает попробовать

...что позволительно против
Тех, кого пепел покрыт на Фламиньевой или Латинской,
(ст. 170-171)

т. е. писать сатиры на умерших уже сильных мира. Формально Ювенал и нападает или только на умерших, или же на тех из живых лиц, какие не могут ему повредить, как, например, присужденный к вечному изгнанию Марий (Приск), о котором он говорит в 1-й сатире (49 сл.); но по существу он, разумеется, имеет в виду главным образом не мертвых (вроде Нерона, Мессалины и др.), а живых, которых он либо совсем не называет по имени, либо разумеет под другими именами, как это было общепринято в его время.
2-я сатира направлена против лицемеров, которые, наделяя личину блюстителей нравов и выдавая себя за философов-моралистов, предаются самым гнусным порокам. Ювенал обличает разврат и пороки мужчин, используя очень выразительно прием градации. Свое возмущение лицемерием он облекает в форму риторического вопроса:

Разве терпимо, когда мятежом возмущаются Гракхи? [24]
Кто не смешал бы небо с землей и моря с небесами,
Ежели Верресу вор не по нраву, Милону - убийца,
Если развратников Клодий винит, Катилина - Цетега,
А триумвиры не терпят проскрипций учителя-Суллы?
(ст. 24-28)

В заключительных стихах 2-й сатиры Ювенал, констатируя полное неверие своего века в загробный мир с его Хароном, Стиксом и во все прочие мифологические и суеверные бредни, требует от римлян, так сказать, гражданского религиозного сознания: уважения к доблестным римлянам славного прошлого - к манам Курия, Сципионов, Камилла и к душам воинов, погибших в битвах за Рим. А теперешний Рим учит покоренные им народы не строгости нравов, а только отвратительному разврату.
Во 2-й сатире имеются в виду главным образом времена Домициана, принявшего в 84 г. н. э. звание непременного цензора (censor perpetuus) (Дион Кассий, 67, 4; ср. Светоний, "Домициан", 8). В сатире трижды делается намек на Домициана: в стихах 29-33, 63 и 121.
В сатире 3-й как бы осуществляется то восклицание, с которого начинается сатира 2-я:

Лучше отсюда бежать - к ледяному хотя б Океану,
За савроматов...

Но Умбриций, от лица которого написана вся сатира, начиная со стиха 21, уезжает все-таки не так далеко: он переселяется из Рима всего только на юг Италии, в Кумы.
В Риме, говорит Умбриций, нельзя жить честным трудом (21 сл.); всякие иноземцы и главным образом греки, проникшие (72)

В недра знатных домов, где будут они господами,

совершенно затерли природных римлян-клиентов (58 сл.); всем правят только деньги (126 сл); наконец, в Риме опасно жить из-за полного неблагоустройства города: обвалов домов, пожаров и т. д., а также из-за столкновений с ночными гуляками и грабителями (190 сл.).
В заключение Умбриций мечтает встретиться с Ювеналом не в Риме, а в родном Ювеналу Аквине, обещая помочь ему там в сочинении сатир.
4-я и 5-я сатиры посвящены гастрономическим темам: в 4-й сатире изображается заседание дворцового совета, созванного Домицианом (которого Ювенал никогда не называет по имени) для обсуждения того, как приготовить гигантскую рыбу, поднесенную цезарю. В 5-й сатире описывается обед у богатого патрона, который сам угощается великолепными яствами и вином, а клиентам подает всякую дрянь. Тема этой сатиры использована во многих эпиграммах Марциалом, а также в одном из писем Плиния Младшего (И, 6), но ни тот, ни другой не развивают ее в такую грандиозную сатирическую картину, какую мы находим у Ювенала.
Надо заметить, что 4-я сатира состоит из двух отдельных частей: начинается она с изображения распутного обжоры Криспина, но затем Ювенал как бы забывает об этом и посредством нескольких, довольно искусственно вставленных стихов (28-36), заключающихся пародическим воззванием к Каллиопе и Пиэридам, переходит к Домициану. Очень возможно, что начало этой сатиры представляет собой незаконченное самостоятельное произведение, присоединенное впоследствии к сатире на Домициана и его придворных.
6-я сатира - самая яркая и сильная из всех сатир Ювенала. Она обличает пороки женщин высшего римского общества и дает богатый материал для истории нравов (или, скорее, безнравственности) римлянок императорской эпохи. Поистине страшные картины этой сатиры усиливаются тем, что она крайне бесформенна по своей композиции. Эта бесформенность создает незабываемое впечатление невероятного хаоса, царящего в римском обществе; можно думать, что, если Ювенал и не намеренно придал 6-й сатире хаотический характер, то, во всяком случае, при обработке этой сатиры он сознательно не систематизировал частей этого, самого крупного своего произведения.
Следует отметить, что один из списков Ювенала (Оксфордская рукопись XI в.) дает более полный текст этой сатиры, чем все другие списки после стиха 365 в этом списке идут еще 34 дополнительных стиха, а после стиха 373 - два. Скорее всего, эти стихи относятся к особому редакционному варианту самого Ювенала.
7-я сатира изображает тяжелое положение римской интеллигенции, вся надежда которой, говорит Ювенал в начале сатиры, только на цезаря[25]. Поэты (стихи 1-97), историки (98-104), адвокаты (105-149), учителя красноречия - риторы (150-214), учителя словесности - грамматики (215-243),-все терпят тяжелую нужду. Место былых меценатов заняли вольноотпущенники и актеры, которые ничего не понимают в истинном даровании и не оказывают никакой поддержки талантливым людям. Спокойно заниматься поэзией могут только баловни судьбы, люди материально обеспеченные (вроде Лукана) [26], и такие риторы, каков разбогатевший Квинтилиан (188 сл.).
К первым семи сатирам сборника, в которых со всею едкостью и возмущением изображают римские нравы, примыкает и сатира 9-я, тема которой - обличение омерзительного мужского разврата в Риме.
Сатиры 8, 10, 11 и 13-15 имеют по преимуществу характер рассуждений.
В сатире 8-й Ювенал рассматривает вопрос об истинном благородстве и доказывает, что оно определяется не пышным родословным деревом, а личными заслугами и доблестью.
Сатира 10-я посвящена вопросу об истинном благе. Ювенал приходит к выводу, что истинное благо - это внутренняя независимость, которая дает возможность стать выше того, что посылается человеку случайной судьбой. Образцом достижения внутренней независимости Ювенал считает философа-моралиста Демокрита. Следует отметить, что в этой сатире имеется яркая картина народного гнева против временщика императора Тиберия - Сеяна (56 сл.).
Тема 11-й сатиры - восхваление умеренности. Первая часть этой сатиры (1-55) -обличение неразумной роскоши, разоряющей современных Ювеналу римлян. Во второй части (56-208) восхваляется патриархальное благополучие, дающее возможность жить простой и честной жизнью, находя удовольствие не в развратных столичных развлечениях, а в разумном препровождении времени, каково чтение творений истинных поэтов - Гомера и Вергилия (162-181).
13-я сатира посвящена рассуждению о спокойствии духа, которое следует сохранять при житейских невзгодах, и об угрызениях совести, неизбежно преследующих обманщиков и других преступников. Сатира эта написана в виде поучения Кальвину, потерявшему 10 тысяч сестерциев, доверенных приятелю.
В 14-й сатире Ювенал рассуждает о ложных и гибельных принципах воспитания.
Сатира 15-я посвящена обличению суеверия на примере африканских людоедов.
Из двух остальных сатир - 12-я - послание другу с выражением радостных чувств по случаю его возвращения из опасного морского путешествия; другая - 16-я - говорит о преимуществах военной службы.

---

[1] Подробный разбор рукописного предания Ювенала см. в книге: D. Iunii Iuvenalis Saturae. Editorum in usu edidit А. E. Housman. Cambridge, 1938.
[2] О процессе Мария Приска см. Плиний Младший. Письма, II, 11 и 12.
[3] В ст. 29 стоит nuper, а в ст. 160 — modo. Относительно промежутка времени, обозначаемого наречием nuper, см. ниже, стр. 228.
[4] См. A. Bouché-Leclercq. Histoire de la divination dans l’antiquité, t. 3. Paris, 1880, p. 200 sqq.
[5] «Сатиры Д. Юния Ювенала», стр. 255.
[6] D. Iunii Iuvenalis Saturae. Erklärt von Andreas Weidner. Leipzig, 1873, S. 15, § 16.
[7] Friedländer. Sittengeschichte, III, 413, Приводим мнение Фрпдлендсра по ссылке на него Вейднера (там же, примечание 3).
[8] «Сатиры Д. Юния Ювенала», стр. 343.
[9] Только по стихам 201 сл. сатиры 11-й можно, да и то предположительно, заключить, что она написана Ювеналом в старости.
[10] См. А. Адольф. Сатиры Д. Юния Ювенала, стр. 423.
[11] «Сатира Ювенала» (диссертация). М., 1950.
[12] См. ниже, в разборе хронологии сатиры 15-й.
[13] См. Juvenal. Satires. Texte établi et traduit par P. de Labriolle et F. Villeneuve. 2-me éd., Paris, 1931; D. Iunii Iuvenalis Saturae... edidit A. E. Housman. Cantabrigiae, 1938.
[14] D. Iunii Iuvenalis Satirae. Ex emend, et c. comm. C. F. Heinrichii, vol. II. Bonnae, 1839, p. 501.
[15] О рукописях Ювенала см. предисловие к указанному выше изданию Хаусмана (Housman). Условные обозначения кодексов Ювенала даны по этому изданию.
[16] У Юлия Цезаря, например, nuper употребляется при рассказе о событиях, происшедших два года назад («Записки о Галльской войне», I, 6), несколько месяцев (там же, I, 37) и 13—15 лет тому назад (там же, I, 40).
[17] Об этих источниках см. в издании D. Iunii Iuvenalis Saturae. Erklärt von Andreas Wein der (Leipzig, 1873, S. 295). W. S. Τeuffel. Geschichte der Romischen Literatur, Bd. 3, § 331, 1 (Leipzig, 1913).
[18] См. А. Адольф. Сатиры Д. Юния Ювенала, стр. 476 со ссылкой на Боргези, а также в издании Вейднера (стр. 295) откуда, очевидно, и взял свое примечание Адольф.
[19] Считать даже такие стихи, каков, например, стих 203 сатиры 11-й с указанием на старческий возраст безусловно относящимися к действительному Ювеналу, а не к литературному «я», от лица которого написана та или другая сатира, никак нельзя.
[20] Указание на это в сатире 1-й, 95—108 можно считать достаточно автобиографичным.
[21] Имеются в виду сатиры Горация, который был родом из Венузии.
[22] Это замечание дополняется напоминанием о ничтожности мифологической тематики:

... А что еще более важно?
Путь Диомеда, Геракла, мычанье внутри Лабиринта,
Или летящий Дедал и падение в море Икара?
[23] Nostri farrago libel Ii est. Слово farrago вполне соответствует по значению исконному смыслу термина satura. См. «Историю римской литературы», т. I. М., Изд-во АН СССР, 1959, гл. XIV — «Ранняя римская сатура».
[24] Quis tulerit Gracchos de seditione querentes? Этот стих вошел в поговорку.
[25] Et spes et ratio studiorum in Caesare tantum. Какого именно цезаря имеет в виду Ювенал, решить вряд ли возможно. Обычно считается, что это либо Траян, либо Адриан.
[26] Упоминание Лукана в стихе 79 вряд ли может быть использовано для определения времени написания 7-й сатиры, но интересно тем, что Ювенал, очевидно, считает его истинным поэтом.