2. СЕНЕКА СТАРШИЙ
а) Биография
Луций Анней Сенека (L. Annaeus Seneca), называемый обыкновенно Сепека-отец (Сенека Старший) или Сенека-ритор, в отличие от своего сына, Сенеки-философа, воспитателя Нерона, был родом из Испании, но получил свое образование в Риме. Биографические сведения о нем довольно скудны; он родился, по-видимому, не позже 59-58 гг. до н. э., что следует из его собственного сообщения о том, что не его возраст, а безумие гражданских войн, бушевавших в то время повсюду, удерживало его в те годы в провинции и помешало ему слышать "живой голос Цицерона" ("Контроверсии", введ. к. кн. I, 11); так как последние выступления Цицерона относятся к 44-43 гг., то, очевидно, Сенека в это время был уже юношей или подростком, способным интересоваться ораторскими выступлениями. Прожил он более 90 лет; в своем сочинении "Свазории" он упоминает о смерти последнего представителя рода Скавров, умершего, по свидетельству Тацита, в 34 г. н. э. До 41 г., первой ссылки своего сына-философа, Сенека-отец не дожил.
Учителем его в ораторском искусстве был некий ритор Марулл, "человек довольно-таки сухой, говоривший совсем некрасиво, но не в шаблонном стиле" (non vulgato genere; там же, §22); в его школе Сенека познакомился со всеми видными ораторами своего времени, слушая старших и учась вместе с младшими. В дальнейшем Сенека провел большую часть своей жизни на родине, но время от времени посещал Рим; это видно из его слов, что некоторых ораторов он слыхал и юными, и в расцвете их сил, и на закате.
Сыновья Сенеки получили, как и отец, риторическое образование в Риме и остались там на всю жизнь; сын его, Луций Анней, стал известным философом; сын его Мела был отцом поэта Лукана.
б) Сочинения Сенеки
До нас дошли два сочинения Сенеки Старшего: "Контроверсии" (Controversiae; буквально "споры, противоречия"), и "Свазории" (Suasoriae; буквально "убеждающие речи"). "Контроверсии" состоят из 10 книг, из которых каждая заключает в себе от 6 до 10 тем с их обсуждением; сами темы иногда повторяются, но по поводу их приводятся каждый раз различные высказывания разных лиц. По-видимому, не все 10 книг дошли до нас в полном виде; в IV в. н. э. из них было сделано извлечение (эпитома), и некоторые книги сохранились именно в этой сокращенной форме.
Другое сочинение Сенеки - "Свазории" - в настоящем виде заключает в себе только семь речей, причем начало первой речи утеряно. В рукописях и изданиях "Свазории" помещены перед "Контроверсиями", но написаны после них, на что указывает сам автор, говоря по поводу одного вопроса в "Контроверсиях", что ответит на него в другой книге, в "Свазориях", которую он еще напишет.
Оба свои сочинения Сенека написал по просьбе своих сыновей, которые просили отца познакомить их с прежним курсом обучения и дать характеристику всех ораторов, которых он знал лично. Сенека исполнил желание сыновей с такой полнотой и дал такое множество подробностей, что можно поверить его сообщению о том, будто он обладал необычайной памятью: она, по его словам, позволяла ему в молодости не только запоминать с одного раза список в 2000 имен, но и воспроизводить его от конца к началу; он оговаривается, что теперь, когда он уже постарел, в его памяти осталось свежим все, что он слышал в детстве и юности, но "то, что он поручал своей памяти в дальнейшие годы, она настолько растеряла и растратила, что даже если ему повторят одно и то же несколько раз, он каждый раз воспринимает это, как нечто новое", и заканчивает шуткой: "Будь по-вашему; пусть старик снова идет в школу" ("Контроверсии", введ. к кн. I, 3-4). Действительно, даже если Сенека пользовался какими-нибудь старыми школьными записями, можно только удивиться тому неисчерпаемому разнообразию деталей, которыми изобилует это своеобразное произведение, одновременно и утомительное, и увлекательное.
Самому Сенеке его работа к концу надоела: во введении к последней, X книге он пишет сыновьям, по-видимому, в ответ на их извинения за то, что они его утруждают: "Что вы меня слрппком обременяете, - не в этом. дело; спрашивайте, что хотите, но позвольте мне вернуться от этих юношеских упражнений к моей стариковской жизни. Скажу вам, мне само это дело уже приелось. Сперва я охотно взялся за пего, как бы вновь воскрешая лучшую часть моей жизни; а сейчас мне уже совестно, что я так долго занимаюсь пустяками. В этом особенность таких школьных упражнений: если ими заниматься слегка, они доставляют удовольствие, в большем же количестве и слишком подробно изучаемые, они надоедают" ("Контроверсии", введ. к кн. X, 1).
в) Политические воззрения Сенеки
О своих политических воззрениях Сенека не говорит нигде открыто, но по целому ряду косвенных признаков (из отзывов о римских деятелях, из советов сыновьям) можно видеть, что он был критически настроен по отношению к принципату и принадлежал к той, довольно пассивной оппозиции, которая долго продолжала существовать в Риме еще и после Августа и Тиберия.
О самом Августе Сенека упоминает редко; однако и он, как это было принято в то время, восхищается снисходительностью и мягкостью Августа, но делает это в связи с упоминаниями об оппозиционных настроениях нобилитета. Рассказав, как оратор Порций Латрон, декламируя перед Августом, Меценатом и Агриппой, упомянул о низком происхождении своего вымышленного героя и о его выдвижении в знать, Сенека прибавляет: "Ведь Агриппа был не из родовой знати, а был сделан знатным... Но при божественном Августе была разрешена такая свобода мнений (tanta liberalitas), что находились люди, которые попрекали всемогущего Агриппу его незнатным происхождением..." ("Контроверсии", кн. II, 5, 13). Такой формы оппозиции Сенека не одобряет, считая ее бессмысленной: "Мне кажется достойным удивления божественный Август, при котором можно было позволять себе такие поступки, и я не могу сожалеть о тех, кто предпочитает скорее расстаться с головой, чем с красным словцом" (там же). Однако Латрона, которого, очевидно, постигла какая-то кара (какая, Сенека не говорит), Сенека все же жалеет: "Латрона можно особенно пожалеть потому, что он даже не мог извиняться в своей ошибке: нет более неприятного положения, чем то, когда самим извинением ты оскорбляешь еще больше" (там же).
Его хвалам милосердию Августа противоречат его же рассказы о мстительности Августа; особенно интересен рассказ о гибели оратора Лабиена, который не расстался с помпеянскими настроениями даже во время вполне установившегося мира (Pompeianos spiritus nondum in tanta pace posuisset; "Контроверсии", кн. X, вв. 4). Сенека возмущается карой, постигшей Лабиена, и пишет: "Против него был изобретен новый вид кары: его враги добились того, что были сожжены все его книги... Не стерпел такого оскорбления Лабиен и не захотел пережить плодов своего таланта, ио велел снести себя в семейный склеп и замуровать, очевидно, опасаясь, как бы в том огне, который пожрал его книги, не было отказано его телу[1], поэтому он не только убил себя сам, но и похоронил. Помню также, как, читая нам свое историческое сочинение, он опускал многое, - говорят-то, что я пропускаю, прочтут после моей смерти; как дерзки, должно быть, были те мысли, которых боялся даже Лабиен!" (там же, § 7). Кара, постигшая книги Лабиена, вызывает негодование Сенеки: "Новое и необычное дело - карать ученые труды! К счастию для людей, это жестокое наказание для талантов изобретено после Цицерона; что было бы, если бы трибунам вздумалось проскрибировать и плоды таланта Цицерона?.. Поднести факел к научным трудам, направить его на памятники учености - какое ужасное и ненасытное безумие! Слава богам, что эта кара талантов была введена в тот век, когда таланты стали исчезать!" Кто именно был тот враг Лабиена, который погубил его труды, Сенека не говорит, но та то судьба постигла и произведения этого врага, из чего Сенека делает вывод: "Боги бессмертные - отмстители медленные, но верные... и справедливейшим чередом тот, кто изобрел кару для другого, часто искупает это своей собственной" (там же, § 6). Может быть, этим врагом Лабиена был грек Тимаген, о котором Сенека рассказывает: "Из пленника он стал поваром, из повара - постельничим, из постельничего - счастливым любимцем Цезаря [Августа], но настолько мало был заинтересован в своем благополучии, что Цезарь, не раз рассерженный им, выгнал его из дома и сжег все книги, которые о нем говорили" ("Контроверсии", кн. X, 5, 22).
К современному ему обществу Сенека относится отрицательно, резко осуждает молодежь, в среде которой должны расти его сыновья: "Умы юношества коснеют в безделье, нет заботы ни о чем порядочном; сон, вялость или - что хуже - стремление к дурному владеют умами, все охвачены жаждой непристойных песен и плясок; нашим юношам свойственно завивать волосы... и изнеженностью тела спорить с женщинами" ("Контроверсии", введ. к кн. I, 8).
Слова Катона Старшего - "оратор - честный человек, умеющий говорить" (vir bonus dicendi peritus) - для Сенеки - слова не человека, а оракула: "Ибо что такое оракул? Это - воля богов, возвещенная устами человека; а какого же более возвышенного (sanctiorem) представителя могло для себя избрать божество, нежели М. Катона?" (там же, § 9). О государственной карьере Сенека выражается отрицательно и своего любимого младшего сына Мелу отговаривает от нее: "Ты одареннее твоих братьев и более склонен к прекрасным наукам (ingenium... bonarum artium capacsissimum)... твои два брата честолюбивы, они готовятся к форуму и к почестям, а при этом ведь следует бояться даже того, на что возлагаешь надежды... пусть два сына пускаются в плавание, тебя я удерживаю в гавани" ("Контроверсии", кн. II, вв. 4).
Если вспомнить, что именно в этой "гавани" получил свое образование ярый молодой помпеянец Лукан, то становится ясным, что и дед его, не будучи политическим деятелем, тем не менее сочувствовал сенатской оппозиции [2].
г) Композиция и содержание "Контроверсии" и "Свазорий"
Из 10 книг, на которые разделено сочинение Сенеки "Контроверсии", 7 (I-IV, VII, IX, X) снабжены введениями, представляющими собой наиболее интересную часть всего произведения. Помимо автобиографических сведений и интересных бытовых набросков, в них заключается ряд прекрасно написанных характеристик ораторов, современников Сенеки, - Асиния Поллиона (введ. в кн. IV), Гатерия (там же), Фабиана (введ. к кн. II), Монтана (введ. к кн. IX), Албуция (введ. к кн. VII), Скавра[3] и Лабиена (введ. к кн. X), ближайшего друга Сенеки Кассия Севера (введ. к кн. III), Порция Латрона (введ. к кн. I) и многих других, более мелких ораторов (введ. к кн. X). Сенека характеризует круг их интересов, их стиль, их манеру говорить, давая цельные живые портреты, свидетельствующие о наблюдательности и уме этого провинциального ритора. Порой Сенека включает беглые характеристики и в изложение самих ораторских выступлений, но каждый раз просит извинения за то, что отвлекся от основной темы; порой он скрашивает однообразие ораторских высказываний остроумными анекдотами.
Каждая "Контроверсия" построена следующим образом: сперва вкратце изложена тема - содержание "казуса", подлежащего обсуждению; далее идут высказывания отдельных ораторов (sententiae), говорящих якобы от имени заинтересованных спорящих лиц: приводит ли Сенека подлинные слова того или иного оратора или излагает содержание сказанного им, решить едва ли возможно; однако некоторая разница в языке и стиле высказываний заметна. Вторую часть составляют "подразделения" (divisiones), нередко интересные для историков права; Сенека излагает здесь, под какие юридические положения подходит данный случай, как можно построить судебный процесс (quaestio). Наконец, в третьей части, носящей своеобразное название colores (т. е. различные способы "освещения" или "расцветки" данного случая), ритор должен был особенно показать свое искусство и хитроумие, иногда доказывая недоказуемое. В "Свазориях" эта последняя часть отпадает, так как случаи, разбираемые в них, не носят судебного характера, да и "подразделения" не всегда служат толька юридическому обоснованию казуса, а приводят философские и психологические доводы в пользу различных возможных решений.
Темы, которым посвящены "Свазории" и "Контроверсии", можно разделить на несколько основпых групп:
1. Темы из греческой мифологии и из истории Греции, например: "Агамемнон обдумывает, следует ли принести в жертву Ифигению, повинуясь предсказаниям Калхаса" (Свазория 3); "Афиняне совещаются о том, не лучше ли убрать трофеи персидских войн, ввиду того, что Ксеркс грозит новой войной, если они этого не сделают" (Свазория 5); "Афинский художник Паррасий купил старика-пленника после разрушения Олинфа Филиппом Македонским, чтобы написать с него прикованного Прометея; он изранил и замучил его до смерти, а картину пожертвовал в храм Минервы [именно Минервы, а не Афины]; афиняне возбудили дело против художника за оскорбление богини, а тем самым и государства таким нечестивым даром" ("Контроверсии", X, кн. 5). Несколько свазорий посвящены Александру Македонскому. Однако эти темы, не имеющие непосредственной связи с современностью, немногочисленны.
2. Господствующее место занимают темы уголовного характера: убийство и грабеж, отравление, самоубийство, похищение детей и юношей пиратами и выкуп их из плена, лишение наследства, усыновление, назначение жрецов и жриц (в особенности именно избрание жриц, связанное с вопросом об их нравственности) - таковы темы, сменяющие одна другую в десяти книгах "Контроверсий". Некоторые из них могли бы послужить материалом для целой повести, например: "Отец лишил сына наследства и выгнал его; изгнанный сын стал жить с гетерой, которая родила ему сына; тяжело заболев, он пришел с женой и ребенком к отцу, поручил ему ребенка и умер; дед принял и усыновил внука, за что другой сын подал на него в суд, как на потерявшего рассудок" ("Контроверсии", кн. II, 4); "Юношу, захваченного пиратами, отец не захотел выкупать; его спасла дочь вождя пиратов и бежала с ним на его родину; отец хотел заставить его жениться на богатой сироте, сын отказался, желая остаться верным своей спасительнице; тогда отец лишил его наследства ("Контроверсии", кн. I, 6).
В трудах по истории литературы общепринятым является взгляд на подобные темы, как на исключительно фантастические, вымышленные, не имеющие никакой связи с реальной жизнью. Такой взгляд едва ли верен. Как мы знаем, риторические школы готовили не одних декламаторов, а и судей, и судебных ораторов; трудно предположить, чтобы система образования, существовавшая в течение нескольких веков, служила только пустой забаве. Вернее, что содержание казусов давала реальная жизнь, а в риторической школе они типизировались, и им придавалась литературная форма. Уголовными делами, постоянно встречающимися в числе тем и бесконечно варьируемыми, были переполнены все римские суды. Едва ли какая-либо контроверсия Сенеки превосходит по количеству ужасов и сложности положений те реальные процессы Росция Америйского, Клуенция и Целия, в которых в свое время выступал Цицерон; а исторические сочинения Саллюстия и Тацита рисуют характеры и ситуации много более страшные и яркие, чем казусы Сенеки. Мачеха-отравительница, скупой старик, похищенные дети - все эти образы вошли в литературу через Горация и Овидия, но почерпнуты, несомненно, из реальной жизни. Часто встречающаяся тема пиратства и выкупа из плена - тоже не чисто литературная фикция; в молодости Сенеки еще хорошо помнили то время, когда Помпей стяжал лавры в войне с пиратами, а Цицерон с горечью вспоминал об их дерзких набегах, доходивших до Остии. Вопросы наследственного права и усыновления, брачных и имущественных отношений разбирались в судах ежедневно. Наконец, вопрос о достойных кандидатах на жреческие должности никогда не терял значения, а ввиду забот Августа о возрождении "древней доблести" мог приобрести особую важность, так как окружающая жизнь не способствовала [4] возрождению доблести. Таким образом, материал для многих декламаций давала сама жизнь, литературную форму ему придавала школа.
3. Наиболее характерны для взглядов самого Сенеки, - а вероятно, и лиц его круга - темы, касающиеся исторических лиц, римских деятелей недавнего прошлого. Первое место среди них занимает Цицерон; ему по-священы две чрезвычайно интересные и яркие "Свазории" (6 и 7).
В них ставится вопрос, что должен был предпочесть Цицерон - примирение с Марком Антонием или смерть; все выступающие высказываются за добровольную смерть; Цицерон изображен в идеальных красках, и Сенека пользуется этим случаем, чтобы привести отрывки из поэм Корнелия Севера и Секстилия Эны, горячо восхваляющих Цицерона. В том же тоне выдержана вторая контроверсия VII книги; в ней обвиняется некий Попилий, которого Цицерон когда-то спас от обвинения в отцеубийстве и который по приказу Марка Антония заколол Цицерона и привез Антонию его голову и правую руку; в этом случае, как полагалось в контроверсии, некоторые выступавшие должны были оправдывать Попилия: "Не меня, а государство судите за испорченность, - говорил Попилий. - Мог ли я ослушаться того, кого не смело ослушаться государство?".
Упоминания о других римских деятелях иногда используются как примеры для моральных сентенций; например, имя Мария стало символом ненадежности человеческих судеб ("Контроверсии", I, 3, 5, VII, 2, 6).
Несомненно, имеет политическую подкладку разработка темы о тираннии, борьбе с ней и тиранноубийстве, которое всегда расценивается положительно, в какие бы различные ситуации оно ни вводилось. Для того времени, к которому относятся воспоминания Сенеки, вопрос о законности и о средствах тиранноубийства отнюдь не был теоретическим и фиктивным: смерть Цезаря, роль Брута и Кассия и проскрипции триумвиров были еще живы в памяти; да и в правление Августа был раскрыт не один заговор (особенно опасен был заговор Пизона), и вопросы о тайне и предательстве, о признаниях, вымогаемых путем пыток, а также общий вопрос о преимуществах того или иного государственного строя не могли не волновать умы. Именно они и нашли свое косвенное, но иногда даже довольно слабо замаскированное отражение в большом числе контроверсий.
Отголоски восстаний рабов слышны в некоторых контроверсиях, трактующих вопросы об отношениях между рабами и хозяевами, о пытках рабов и т. п. Встречаются даже сентенции совсем не древнеримского характера, напоминающие стоические тирады о равенстве людей: "Природа никого не сделала ни господином, ни рабом; только судьба дала впоследствии различным людям эти названия" ("Эксцерпты контроверсий", кн. VII, 6).
Известную ценность представляет сочинение Сенеки и для расширения наших сведений о малоизвестных писателях, из которых он приводит некоторые цитаты. Интересны также упоминания о том, как обсуждались в риторических школах отдельные стихи известных поэтов - Вергилия ("Свазории" 3, 5, "Контроверсии" VII, 5, 9, и много других мест) и Овидия, а также сведения о тщательной риторической выучке Овидия, так сильно отразившейся в его поэтических произведениях ("Контроверсии", II, 2, 2). Даже при беглом чтении сочинений Сенеки можно заметить, что они хранят в себе немало еще не использованного исторически ценного материала.
[1] Т. е. он опасался, что будет запрещено почетное сожжение его тела на костре.
[2] Его сын–философ дополняет эту характеристику, несколько критически отзываясь о нем: «Было бы лучше, если бы этот лучший из людей, отец мой, был менее предан заветам предков» («Утешение к Гельвии», 17, 3).
[3] Речи Скавра, как и «История» Лабиена, были сожжены.
[4] Особенно много забот уделялось нравственности весталок; от несколько более позднего времени, от правления Домициана, сохранилось известие о том, что весталку закопали живой в землю по подозрению в нарушении обета девственности (Письма Плиния Младшего, IV, 11, 6).