3. ТИРТЕЙ

После Каллина древнейшим элегиком является Тиртей, сын Эхемброта. Поэтическая деятельность его развилась в Спарте в связи с тревогами тяжелой для спартанцев Мессенской войны. Евсевий относит расцвет таланта Тиртея к 37-й олимпиаде (632-629 гг. до н. э.), а Аполлодор (у Гесихия)-к 35-й олимпиаде(640-637 гг.). По распространенному среди греков преданию, Тиртей был афинский гражданин, происходивший из дема Афидна. Относительно переселения Тиртея в Спарту существовало следующее предание. Во время второй Мессенской войны (в половине VII в. до н. э.) спартанцы, не надеясь собственными силами победить врагов, отправили послов в Дельфы спросить оракула, что им делать, чтобы одержать победу. Оракул посоветовал им обратиться к афинянам, просить у них вождя. Когда спартанцы обратились к афинянам с этой просьбой, афиняне послали не выдающегося военными талантами полководца, а хромого школьного учителя Тиртея. Однако Тиртей своими песнями так воодушевил спартанцев, .что они наголову разбили врагов. Но это предание, сообщенное Павсанием (IV, 15, 6) и многими другими древними авторами, недостоверно. Это - вымысел афинян, нередко прибегавших к различным выдумкам для прославления своего отечества. У Свиды сохранилось иное предание, заслуживающее большего доверия. Свида сообщает, что Тиртей происходил из Лаконии или из Милета. По всей вероятности, более достоверно указание, что он происходил из Лаконии. Поводом к появлению легенды о происхождении Тиртея из Аттики послужило то обстоятельство, что в Греции было два селения, носивших название Афидна: одно - в Аттике, другое - в Лаконии.[1] Следует обратить внимание и на то, что Тиртей был назначен вождем спартанского войска, а такое назначение едва ли было бы возможно, если бы он не был спартанским гражданином. Известно, что спартанцы очень строго охраняла права своего гражданства.
По вопросу о времени жизни и подлинности стихотворения Тиртея можно отметить два с виду остроумных, но в сущности парадоксальных суждения - Верроля и Шварца.[2]
Первый, опираясь на речь Ликурга против Леократа (гл. 101), но не приняв во внимание всего контекста в целом, относил деятельность Тиртея ко второй, а не к третьей Мессенской войне (о которой говорит Фукидид (I, 101), т. е. к середине V века до н. в. Шварц думает даже, что эти элегии были сочинены афинскими лакономанами в конца V века до н. э. и стали известны спартанцам не раньше 369 г. Опорой (весьма ненадежной) для него служат совпадения элегий Тиртея в отдельных выражениях и мотивах с элегиями Солона, в подражание которым будто бы и написаны псевдо-тиртеевские элегии. Но сходство в выражениях зависело от общего источника (языка эпической поэзия), а сходство в мотивах подсказывалось сходством событий, в связи с которыми писали Солон и Тиртей.
Подлинность дошедших до нас стихов Тиртея и их глубокая древность были убедительно доказаны французским ученым А. Вейлем (см. библиографию). Вейль старался найти в самых стихотворениях Тиртея такие черты, которые служили бы указанием на исторические факты, современные Тиртею. Он указывает, что в произведениях Тиртея все типично, все относится к определенному месту и времени. Зевс, по словам Тиртея, дал Лаконию Гераклидам; царь Феопомп покорил мессенцев на двадцатом году военных действий; на них было наложено тяжелое иго рабства, и они должны были отдавать победителям половину всего, что доставляла им земля; когда же царь умирал, они должны были с женами и детьми оплакивать его. У Тиртея упоминается об одном характерном обстоятельстве: вследствие продолжительной войны спартанцы так пали духом, что приходилось проводить рвы в тылу войска, чтобы воины не могли бежать.[3] Кроме того, в некоторых отрывках Тиртея встречаются намеки на аграрные волнения. Об этих стихотворениях Тиртея упоминает Аристотель в "Политике" (V, 6, 2, р. 1306bЬ). Он не выражает сомнения в их принадлежности Тиртею и относит их ко времени Мессенской войны. Восстания происходят, - говорит Аристотель, - когда одна часть населения государства находится в чрезмерно угнетенном материальном положении, а другая слишком благоденствует. Это бывает чаще всего в военное время. Так случилось в Лакедемоне во время Мессенской войны, что известно из стихотворения Тиртея "Эвномия" ("Благозаконность"): некоторые граждане, угнетенные войной, требовали передела земли.
Все эти черты указывают на те исторические события, которые связаны с поэтическим творчеством Тиртея и. дают основание относить его жизнь ко времени второй Мессенской войны, а не третьей.[4] Возникает вопрос, почему элегии Тиртея были написаны не на лаконском наречии, а на ионийском. Вейль объясняет это тем, что язык элегии был общий для всей Греции - язык гомеровского эпоса. Его хорошо понимали лаконяне в VII веке до н. э., потому что рапсоды пронесли стихотворения, составленные на ионийском диалекте, от одного края Греции до другого. Кроме того, нужно заметить, что у Тиртея находятся и доризмы, например δημότας, δέσποτας и др. В некоторых местах, когда позволял сделать это метр, дорийские формы могли быть изменены переписчиками на ионийские. По всей вероятности, в стихах Тиртея было больше доризмов, чем в сохранившихся до настоящего времени фрагментах.
Предание о назначении Тиртея спартанским полководцем во время Мессенской войны Вейль толкует в том смысле, что он только давал советы спартанцам, но не распоряжался военными действиями. Аналогичный пример Вейль находит в рассказе Геродота (II, 33 сл.). Геродот говорит, что во время нашествия Ксеркса спартанцы, по указанию оракула, пригласили элидского предсказателя Тисамена и дали ему, так же как и Тиртею, права гражданства.
Поэтическая деятельность Тиртея была широка и охватывала различные стороны жизни спартанцев. Прежде всего он, призванный вести спартанцев к победе, должен был создать песни, которые могли бы пробудить в воинах мужество и решимость смело итти в бой для защиты отечества. И вот Тиртей в своих "Советах" проводит контраст между славной судьбой героя, который не страшится пасть на поле битвы, и позорным положением труса, бежавшего от врагов. Тиртей говорит:

Сладко ведь жизнь потерять, среди воинов доблестных павши.
Храброму мужу в бою ради отчизны своей!
Город покинув родной и цветущие нивы, быть нищим -
Это, напротив, удел всех тяжелее других!
С матерью милой, с отцом-стариком на чужбине блуждает
С милыми детками трус, с юной женою своей.
Будет он жить ненавистным для тех, у кого приютится,
Тяжкой гонимый нуждой и роковой нищетой;
Род свой позорит он, вид свой цветущий стыдом покрывает,
Беды, бесчестье за ним всюду летят по следам!
(Перев. В. В. Латышева)[5]

Стихотворение заканчивается призывом к юношам защищать свою родину и напоминанием о славе героев. Эта элегия сохранилась до настоящего времени благодаря оратору Ликургу, который приводит ее в речи против Леократа (гл. 107). Другой значительный по размерам фрагмент из "Советов" Тиртея сохранен Стобеем.[6] Основной мотив этого фрагмента тот же; военные подвиги, защита отечества - выше гсего. Тиртей говорит:

Я не считаю ни памяти доброй, ни чести достойным
Мужа за ног быстроту или за силу в борьбе,
Хоть бы он даже был равен циклопам и ростом, и силой,
Или фракийский Борей в беге ему уступал,
Хоть бы он даже был видом прелестней красавца Тифона,
Или богатством своим Мида с Киниром затмил,
Хоть бы он царственней был Танталова сына Пелопса,
Или Адрастов язык сладкоречивый имел.
Хоть бы он всякую славу стяжал кроме доблестной силы!
Ибо не будет никто доблестным мужем в войне.
Если не будет отважно стоять в виду сечи кровавой
Или стремиться вперед, в бой рукопашный с врагом:
Эта лишь доблесть и этот лишь подвиг для юного мужа
Лучше, прекраснее всех прочих похвал средь людей!
(Перев. В. В. Латышева)

Элегия заканчивается прославлением павших в боях за родную страну и оставшихся в живых героев, стяжавших ратную славу на поле битвы.
Другие сохранившиеся до настоящего времени отрывки "Советов" Тиртея незначительны, некоторые из них - не более одной строки (фр. 13, 14).
Тиртей не только призывал к отваге, храбрости, смелости в бою, он составил также маршевые песни - эмбатерии, с пением которых спартанцы шли в бой. Невольно является сравнение их с "Марсельезой", с которой у них есть даже сходство в начальных словах, обусловленное одинаковым положением и той же целью творчества. Эта песни имели не элегический, а анапестический размер (⌣⌣-), соответствующий мерному шагу, и составлены были не на ионийском, а на дорийском, родном для спартанских воинов диалекте. Ср. Например:

Вперед, о сыны отцов-граждан,
Мужами прославленной Спарты!
Щит левой рукой выставляйте,
Мечите с отвагою копья
И жизни своей не щадите:
Ведь то не в обычаях Спарты!
(Перев. В. В. Латышева)

Некоторые ученые высказывали сомнение в принадлежности этих песен Тиртею: ссылались на то, что Дион Хрисостом и Гефестион приводят их без указания имени автора; указывали также такие формы, которые были не свойственны дорийскому диалекту. Но византийский автор Иоанн Цец определенно утверждает, что маршевая песнь, приводимая Дионом, принадлежит Тиртею.[7]
Такой знаток греческой лирики, как Бергк, считал их подлинными и внес в свое издание "Poëtae lyrici graeci" без пометки "spuria" или "suspecta".
Тиртей был отзывчив и к современной ему политической жизни в Спарте. Длительная война с мессенцами, неравномерное распределение земель среди спартанских граждан и развивавшаяся в Спарте любовь к деньгам (φιλοχρηματία) - все это привлекало его внимание. Вопросам государственной жизни были посвящены стихотворения Тиртея, объединенные общим названием "Благозаконность" (Εὐνομία). От них дошли только отрывки. Довольно значительный отрывок из "Эвномии" приводит Плутарх в биографии Ликурга (гл. 6). Здесь Тиртей говорит, что государственный строй Спарты был организован согласно указанию дельфийского оракула и поэтому граждане должны соблюдать законы, действовать справедливо и не замышлять против, государства никакого зла (фр. 4).[8] В другом фрагменте (фр. 5) Тиртей говорит о покорении Мессены царем Феопомпом после длительной войны. Отрывки остальных фрагментов из "Эвномии" Тиртея незначительны. Александрийские ученые разделили собранные ими стихотворения Тиртея на пять книг, но возможно, что в это собрание попали и неподлинные стихи этого поэта.
Стихотворения Тиртея пользовались в Спарте большим уважением. Спартанцы постановили исполнять их на походах во время общих обедов, после молитвы богам. Лучший певец получал в награду от полемархов кусок мяса. Песни Тиртея распространились по всей Греции. Они были неизвестны на Крите и в Аттике. Оратор Ликург (IV век до н. э.) говорит о них как о таких произведениях, которые могут пробуждать в сердцах людей любовь к отечеству и его славе. Увлекались Тиртеем и римские поэты. Гораций в своей "Поэтике" (ст. 401 сл.) говорит о том влиянии, какое Тиртей и Гомер имели на развитие храбрости у людей; а начальные слова той элегии, в которой Тиртей призывает молодежь к защите родины (фр. 10), прозвучали в стихах Горация в известной фразе, получившей широкое распространение:

Dulce et decorum est pro patria mori.[9]


[1] Стефан Византийский, под словом Ἂφιόνα.
[2] A. Verrall — Class. Rev. 1896, стр. 269 сл ; E. Schwartz, Tyrtaios, Hermes, т. 34, (1899), стр. 427—469.
[3] Фр. 9. Ср. Аристотель, Никомахова этика, III, 8, 5.
[4] Ср. Павсаний IV, 18, 1.
[5] В. В. Латышев. На досуге, стр. 1. СПб., 1898.
[6] Фр. 12.
[7] Τzetzes. Chiliad. I, 692.
[8] У Диодора Сицилийского (III, р. 3) этот отрывок приведен полнее, чем у Павсания.
[9] Сладко и почетно умереть за родину.
Ссылки на другие материалы: