2. АЭДЫ И РАПСОДЫ

В гомеровских поэмах не раз упоминаются эпические песни и их творцы. Среди этих песен особого внимания заслуживают исторические или героические. Так следует понимать песни, темой которых являются славные подвиги витязей, исполняемые под аккомпанемент струнного инструмента в "Илиаде" Ахиллесом у себя в палатке (по одному пониманию ст. 191 песни IX "Илиады"- в антифонном чередовании с пением Патрокла). Ахиллес, вождь мирмидонян, не является специалистом сказителем былин, как те аэды, которых Гомер называет δημιοεργοί. Очевидно, песни, подобные песне Ахиллеса, мог исполнять всякий из народа при известной музыкальной подготовке.
Новейшее сравнительное изучение развития эпоса у разных европейских народов намечает следующие его ступени: а) импровизацию в среде народа (образчик - эпос у каракиргизов, по описанию В. В. Радлова), где нет никаких постоянных форм: песни все время меняются в устах каждого нового певца; б) возникновение определенной табулатуры (термин средневекового западноевропейского эпоса), т. е. появление запаса повторяющихся отдельных песен в определенном складе; в) сосредоточение песни вокруг одной фабулы, подготовку больших национальных эпических поэм. "Славословие героев" (κλέα ἀνδρῶν) в устах Ахиллеса скорее всего следует сблизить с первой ступенью - с импровизацией. Но скоро, однако, наступает момент, когда песня в ее определенной форме становится неизменной, когда авторы смотрят на эту форму как на средство сохранять в памяти потомства подвиги героев, увековеченные преданием. Любопытно, что неграмотный певец новой Греции, слагавший в XIII веке на Крите песнь (τραγούδι) в честь героя национальной борьбы за независимость, видел в ее стихотворной форме залог сохранения в памяти потомства.[1]
Такому закреплению в памяти потомства устного исполнения эпоса способствовало и чрезвычайно живое отношение слушателей к содержанию песни. О силе впечатления такой песни говорят и наблюдения над исполнением в Грузии поэмы Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре". Поэма исполняется иногда при молотьбе; слушатели восклицают: "Верно! Согласен! Я был при этом!" Настолько сильно их воображение.
Ученые XIX-XX веков в большинстве своем предполагают, что отдельные песни или части поэм, позже вошедшие в составе гомеровских поэм, более или менее долгое время жили в устной традиции специалистов-сказителей - аэдов, гомеридов, рапсодов.
Существование сказителей эпоса, как особой группы мастеров своего дела, в среде которых из поколения в поколение бытовал эпос и которые одни владели определенной техникой искусства исполнения его, является одним из основных тезисов "Введения к Гомеру" Вольфа (1795). Это "Введение" и положило начало обширной ученой литературе, посвященной так называемому гомеровскому вопросу. В "Одиссее" (XVII, 382 сл ) аэд называется в числе других мастеров разных знаний и ремесл: "Станет ли кто, посетив чужие края, приглашать оттуда к себе на родину иного какого гостя, кроме мастера, гадателя, врача, плотника или божественного певца, который будет услаждать его пением? Вот кто только является званым гостем на широком просторе земли". Искусство эпического певца, вернее сказителя, есть такое же ремесло, профессия, как занятие плотника, целителя недугов, гадателя, - ремесло, требующее специальных знаний, сноровки и, конечно, таланта. "Я самоучка (αὐτοδίδακτος), - говорит о себе певец в Одиссее (XXII, 347), - но бог вложил мне в душу дар ко всяким порядкам [или рядам] песен". "Муза возлюбила певца" (Од. VIII, 63). Это выражение "самоучка" указывает на легкость, с какою сказителю дается исполнение былины. Он уже сам не отдает себе отчета в своем искусстве, оно кажется ему каким-то даром природы. Певец, добывая себе своим ремеслом пропитание, странствует из одной области в другую, распевая свои песни на пирах знати и среди народа. "Пошли мне, благостная, за песнь хлеба в изобилии", - молит певец богиню Деметру в "Гомеровском гимне" (ст. 494). Обыкновенно длинная былина начинается обращением к божеству: так и у Гомера певец "начинает с бога" (θεοῦ ῆρχενο. Од. VIII, ст. 499). Малые гомеровские гимны к богам, дошедшие до нас в сборниках, приписываемых Гомеру, могли быть такими вступлениями к былинам (они так и называются προοίμια). Незатейливый музыкальный инструмент, вроде тех, которые употребляют наши кобзари, служил для музыкальной интродукции, а также в минуты отдыха певца. Постоянное музыкальное сопровождение не было свойственно исполнению былин.
Некоторые современные ученые[2] особенно резко противопоставляют в последнее время ступени стиха, распеваемого аэдом, и стиха, говоримого рапсодом. Образчиком первого рода, особенно характерным, по Бете, является ссора вождей в первой части первой песни "Илиады". Бете сопоставляет ее по стилю с 4-й пифийской одой Пиндара и Вакхилидовой балладой "Минос и Тезей", которую он считает как бы продолжением в том же стиле.
Мы знакомимся, таким образом, из указаний в гомеровских поэмах с двумя ступенями литературной обработки народного сказания о героях: 1) с той - где песнь доступна исполнению любого из народа (Ахиллес в песни IX "Илиады") и где она, очевидно, поется, а не сказывается, как былина, и 2) с тою ступенью, где та же песнь в новой форме исполняется профессиональными певцами-сказителями (ἀοιδοί, δημιοεργοί).[3] Как же совершалось дальнейшее развитие таких отдельных песен-былин в более сложное целое - в эпопею?
На этот вопрос отвечает анализ обеих гомеровских поэм, но некоторые намеки мы видим и в самом их тексте.
В "Одиссее" (I, 351) мы находим указание на то, что больше всего влекло слушателей к аэду: "Ведь охотнее всего люди слушают ту песнь, которая представляет для них самую свежую новинку". Призвание аэда выделяло его из толпы. В немом молчании слушает певца публика. Он, как колдун, чарует ее, приковывает ее внимание своим искусством на долгие часы: Фемий в первой песни "Одиссеи" поет свою песнь о возвращении ахейцев из-под Трои до позднего вечера. "Ты умело, как певец, изложил свой рассказ", - говорит Одиссею Алкиной (Од. XI, 368), находя сравнение с певцом лучшей похвалой "прелести речей" (μορφή ἐπέων) своего гостя. В это "умение" (ἐπιστήμη) эпического певца входило все, начиная с языка эпоса, отличного от разговорного (см. выше, главу II, § 3), стихотворного метра, модуляций голоса, в которых сказывалась былина, до усвоения обширного запаса установленных формул для описания актов бытовой и религиозной жизни (описания приемов пищи и питья, пробуждения утром и укладывания спать, жертвоприношений), сравнений кратких и детализованных, постоянных эпитетов, приемов композиции, искусства характеристики действующих лиц рассказа. Средством последнего является обычно у аэда разнообразие речевых приемов героев.
Конечно, все это искусство развивалось постепенно. Сперва это· были так называемые "порядки" или "вереницы" песен (οἶμαι). Этот термин три раза встречается в "Одиссее" (VIII, 74, 481, XXII, 347). Только тематическим стержнем, вокруг которого складывается целый "ряд" песен, является в первой песни "Одиссеи" тема возвращения ахейцев из-под Трои (сюжет киклической поэмы Νόστοι) в исполнении певца Демодока. Такой же "ряд" песен, "слава которого восходит до небес", представляет (Од. VIII, 74) ссора Одиссея с Ахиллесом, сюжет, точнее нам неизвестный. Одиссей хвалит Демодока за исполнение такой οἶμη (VIII, 489): "Ты в чрезвычайном порядке (λίην γάρ κατὰ κόσμον) поёшь о гибели ахейцев о всём, что они свершили, что вынесли, и сколько выстрадали". Здесь κόσμος скорее всего следует отнести к композиции поэмы.
В песни XIX "Илиады" Ахиллес говорит Агамемнону (ст. 63 сл.), что ахейцы "долго еще будут вспоминать о моей ссоре с тобой". Елена говорит о Парисе (Ил. VI, 355-359), обращаясь к деверю своему Гектору: "Твою душу объяло больше всего страдание из-за меня, суки, и из-за поздрачнения Александра, кому Зевс положил злую гибель, так что и впредь мы останемся предметом воспевания грядущих поколений". Можно полагать, что в обоих этих случаях мы имеем дело с "пророчеством по его исполнении" (vaticinium post eventum). Поэт дает нам ясно понять, что в его время уже существовала некоторая поэма на основной сюжет "Илиады".
М. Чадвик в своей книге "Героический век" (1912) путем аналогии между древнегерманским и древнегреческим эпосами прочно установил, что между отдельной песнью и большим эпосом лежит длительное развитие.
Такой период развития должен падать в Греции на время между позднемикенской и гомеровской культурой. Здесь должны быть выяснены конкретные ступени развития. Это в применении к гомеровскому эпосу пока стоит еще как задача.
В VII-V веках до н. э. певцов-аэдов сменяют рапсоды, которые с запасом заученных ими эпических песен странствуют по греческим городам. О них мы имеем сведения у Геродота (V, 67), который говорит о мероприятиях сикионского тиранна Клисфена против рапсодов, исполнявших гомеровские поэмы. Фукидид (III, 104) из "гомеровского" гимна к Аполлону Делосскому заключает, что у ионийцев и островитян было некогда в обычае собираться на острове Делосе в праздники Аполлона для устройства состязаний певцов. И если Фукидид воздеражался здесь от самого слова "рапсод", то потому, что был уверен в том, что и сам Гомер являлся участником таких агонов ("слепец, живший на утесистом Хиосе"). Пиндар, во 2-й немейской оде, говорит о рапсодах, называя их вместе с тем гомеридами.
Схолии же к 2-й немейской оде Пиндара делают важное примечание к этому месту: "Прежде называли Гомеридами людей, которые происходили от рода Гомера и пели его поэмы, передавая их друг другу из поколения в поколение, а потом стали так называться и рапсоды, не происходившие от Гомера".
Из истории эпоса разных народов мы знаем о существовании таких же певцов - специалистов своего дела. В истории старофранцузского эпоса различаются труверы-сочинители и жонглеры-исполнители (латинск. jaculatores). У южных сланян в некоторых областях развилось сословие странствующих певцов, которые назывались "слепачами", даже если и не были слепыми. Перенос названия на зрячих народных певцов объясняется тем, что слепые, которых природа лишила возможности заниматься другими ремеслами, чаще всего берутся за ремесло певца. У финнов такими были lauläjä, или tieläjä (певец, или вещий). У исследованных В. В. Радловым севернотюркских племен (абаканских татар и каракиргизов) образовалось особое сословие певцов, именуемое акынами.
Придворные певцы феодалов выдвинулись в эпоху, предшествовавшую завоеваниям киргизов русскими. Поэзия киргизов напоена тоской по этой отжившей поре.[4]


[1] Fauriel, Chants populaires de la Grèce moderne, т. II. стр. 358, — песнь во славу Георгия Скатоверги.
[2] Например, Э. Бете, в начале т. I своего сочинения „Homer, Dichtung und Sage“ (1914), противопоставляет термины „Singvers“ и „Sprechvers“.
[3] Указания на первую ступень у германских племен мы находим и у готского историка Иордана (Getica, гл. 5), где он говорит, что сами готские князья gesta maiorum modulationibus cytharisque canebant (воспевали подвиги предков).
[4] О характере народного эпоса тюркских народов в сопоставлении с гомеровским эпосом см. § 9 данной главы.