Cod. 244. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека
Данный текст является компиляцией ранее нами переведенных отрывков «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского. Текст сверен по французскому варианту кодекса, фрагменты, отсутствующие или отличные в английском переводе Диодора здесь выделены курсивом. Ссылки на соответствующие места в Диодоре даны в квадратных скобках. Примечания к данным фрагментам смотрите в нашем переводе Диодора.
Прочитал несколько книг из библиотеки Диодора, а именно книги XXXIV, XL, XXXI, XXXII, XXXVI, XXXVII, XXXVIII, из которых я извлек следующее.
Много разных людей, которые оставили ряд воспоминаний, рассказывали, что люди, которые, как казалось бы, принимались за женщин, имели сексуальные сношения вопреки человеческой природе и Диодор продолжает говорить об этих замечательных вещах, которые произошли при Александре, царе Келесирии и Антиохии.
Вот что он рассказал. [32.9d.10] Александр, разбитый в битве, бежал с пятью сотнями своих людей в Абы в Аравии, чтобы укрыться у Диокла, местного шейха, попечению которого он ранее оставил своего малолетнего сына Антиоха. Вслед за тем Гелиад и Касий, два офицера при Александре, вступили в тайные переговоры о своей безопасности и добровольно предложились убить Александра. Когда Деметрий принял их условия, они сделались не только предателями своего царя, но и его убийцами. Вот так Александр был убит своими друзьями.
Будет ошибкой упустить странное происшествие, имевшее место перед смертью Александра, хотя оно настолько удивительное, что, вероятно, не будет имеет доверия. Незадолго до времени нашего повествования Александр, советуясь с оракулом в Киликии (где говорят находится святилище Аполлона–Сарпедония), бог ответил ему, что он должен остерегаться места, которое породило «некто в двух формах». В то время оракул показался загадочным, но позже после смерти царя, смысл был пояснен посредством следующего случая.
Жил в Абах в Аравии один человек по имени Диофант, македонянин по происхождению. Он женился на арабской женщине и родил сына, названного в свою честь, и дочь по имени Гераис. Сына он увидел мертвым не достигшего расцвета, но когда дочь достигла брачного возраста, он дал ей приданное и отдал человеку по имени Самиад. Он, прожив в супружестве с ней примерно год, отправился в длительное путешествие. Гераис, говорят, заболела странным и совершенно невероятным недугом. Сильная опухоль появилась у нее под животом, и эта так как область все больше и больше набухала и сильный жар охватил ее, врачи подозревали, что изъязвление имеет место в устье матки. Они применили такие средства, которые, как они думали, снимут воспаление, но, тем не менее, на седьмой день поверхность опухоли прорвалась, и выступив из ее паха, явились мужской половой орган с яичками в придачу. Когда этот разрыв произошел с его последствиями, никто из врачей или других посетителей не присутствовал, но только мать и две служанки. Огорошенные этим чрезвычайным событием, они заботились о Гераис так хорошо, как могли, и никому не сказали о случившемся. Она, оправившись от болезни, носила женские платья и продолжала вести себя как домоседка и как собственность своего мужа. Однако, те кто был посвящен в ее тайну допускали, что она была гермафродитом, и что в своей жизни с мужем, поскольку естественные сношения были невозможны, сочеталась с ним как мужчина с мужчиной. Тогда как ее состояние все еще не было разоблачено, Самиад вернулся и когда как полагалось, к великому стыду, не смог добиться от нее предстать в свое присутствие, он, говорят, сильно разгневался. Так как он непрерывно настаивал и требовал свою жену, а ее отец между тем отрицал его требования, но пребывал в растерянности, скрывая причину, их разногласия переросли в ссору. В результате Самиад подал ходатайство за свою жену против ее отца, ибо Фортуна делает реальностью то, что она обычно делает в пьесах и сделала странную перемену предметом обвинения. После того как судьи заняли свои места и были представлены доводы, человек изза которого шел спор предстал перед трибуналом и присяжные обсуждали имеет ли муж больше власти над своей женой или отец над дочерью. Однако, когда суд нашел, что жена должна оказывать уважение мужу, она наконец открыла истину. Набравшись мужества, она спустила платье, что закрывало ее, выставив на показ мужские признаки, и воскликнула с горечью, потребует ли ктонибудь, чтобы мужчина сожительствовал с мужчиной. Все присутствующие были потрясены увиденным и закричали от изумления такому чуду. Гераис, теперь, когда ее срам был публично разоблачен, сменила женские наряды на одежду юноши; и врачи, будучи призваны для показаний, заключили, что ее мужской орган был спрятан в яйцевидной части женского органа, и что поскольку мембрана неправильно облегала орган, отверстие имело форму, через которую удалялись выделения. В заключение они нашли, что необходимо подрезать продырявленную область и стимулировать заживление: имея таким образом вышедший мужской орган подобающей формы, он получили уверенность, применяя такое лечение в допустимых случаях. Гераис, сменив имя на Диофант, был зачислен в кавалерию, и после сражения в царских войсках, сопровождая его, отступил в Абы. Вот так оракул, который первоначально был непонятен, прояснился, когда царь был убит в Абах, месте рождения «некого в двух формах». Что касается Самиада, говорят, что он все еще любил его и их прежние соития, но смущенный стыдом за свое неестественное супружество, назначил Диофанта своим наследником и ушел из жизни. Вот так она, кто была рождена женщиной, приобрела мужскую отвагу и славу, тогда как мужчина показал самообладания меньше чем женщина.
[32.11] Изменение пола в похожих обстоятельствах произошло тридцатью годами позже в городе Эпидавр. Жила в Эпидавре Калло, круглая сирота, которую считали девочкой. Так вывод, которым снабжены женщины в ее случае не имел отверстия, но вблизи так называемого лобка она имела от рождения дырочку, через которую выделялись жидкие отходы. По достижении зрелости она стала женой одного из сограждан. Она прожила с ним два года, и поскольку была неспособна к сношениям как женщина, то была вынуждена подчиниться неестественным объятьям. Позднее опухоль появилась на ее гениталиях, и поскольку она причиняла сильную боль, было позвано большое число лекарей. Ни один из них не взял на себя ответственность за ее лечение, но один аптекарь взялся вылечить ее и разрезал воспаленную область, вследствие чего были извлечены мужские органы, а именно яички и непрободенный пенис. Тогда как все прочие застыли, пораженные необычным событием, аптекарь предпринял шаги по исправлению оставшихся недостатков. Прежде всего, проколов головку, он сделал проход в мочеиспускательном канале, и вставив серебряный катетер, удалил остатки жидкости. Затем, подровняв разорванную область, он соединил части вместе. После завершения лечения таким способом он потребовал двойную плату, сказав, что приняв больную женщину, он сделал из нее здорового мужчину. Калло отбросила ткацкий станок и все прочие орудия женских работ, приняв гардероб и статус мужчины, изменила свое имя (добавив только букву Н в конец) на Каллона. Некоторые утверждают, что до превращения в мужчину, будучи женщиной, она была жрицей Деметры, и поэтому она была свидетелем вещей, неположенных видеть мужчинам, и была привлечена к суду за непочтительность.
[32.12] Точно также в Неаполе и в порядочном количестве многих других мест, говорят, случились неожиданные изменения такого рода. Не то чтобы мужская и женская натура были объединены, образуя истинный двуполый образец, ибо это невозможно, но Природа, пугая и мистифицируя род людской, посредством частей тела ложно дает такое ощущение. И это причина, почему мы рассматриваем эти перемены пола, достойные упоминания, вовсе не для развлечения, но для развития большинства наших читателей. Ибо многие люди, рассматривая такие явления как знамения, впадают в суеверия, и не только отдельные личности, но даже нации и города. В начале марсийской войны, по некоторым оценкам, жил, как сообщается, в Италии недалеко от Рима некто, кто женился на гермафродите, похожем на описанных выше; он изложил сведения перед сенатом, который в приступе суеверного страха и покорности этрусским прорицателям, приказал сжечь человека заживо. Таким образом тот, чья природа походила на нашу и кто не был, в действительности, монстром, встретил неподобающий конец изза неправильного понимания его болезни. Вскоре после этого был другой такой же случай в Афинах, и снова изза неправильного понимания недуга, человек был сожжен заживо. И даже, на поверку, причудливые рассказы создают впечатление, что животные, называемые гиены, одновременно и самцы и самки, и что ежегодно чередуясь они покрывают друг друга. Это просто–напросто не правда. И самцы и самки имеют свои собственные половые признаки, явные и очевидные, но имеются также в каждом случае придатки, которыми животное ложно представляется и обманывает случайного наблюдателя: самки со своей стороны имеют привесок, напоминающий мужской орган, и самцы, опятьтаки, имеют некое подобие во внешности, что это самки. Эти же самые рассуждения применимы ко всем живым созданиям, и хотя истина в том, что чудовища разного рода рождаются часто, они не развиваются и неспособны достигнуть полной зрелости. Сказано достаточно, чтобы исправить наши суеверия.
Это Диодор сообщает в конце тридцать второй книги своей истории, и многие другие авторы сообщали об изменениях такого рода.
[34/35.1] Когда царь Антиох, говорит Диодор, осадил Иерусалим, евреи держались какоето время, но когда все запасы были исчерпаны, они оказались вынуждены делать попытки примирения для прекращения боевых действий. Тогда большинство друзей советовали царю взять город штурмом и уничтожить полностью народ евреев, так как они одни из всех народов избегали отношений с другими народами и смотрели на всех людей как на своих врагов. Они отмечали также, что предки евреев были изгнаны из всего Египта, как люди нечестивые и ненавидимые богами. Для очищения страны, все люди, которые имели на своих телах белые отметины или знаки проказы, были собраны и изгнаны за границу, как находящиеся под проклятием; беженцы заняли территорию вокруг Иерусалима, и учредили еврейскую нацию, сделав свою ненависть к человечеству традицией, и на этот счет введя совершенно диковинные законы: не ломать хлеб с любым другим народом, не проявлять к ним никакой доброты. Друзья напомнили Антиоху и о вражде, которую в былые времена его предки испытывали к этому народу. Антиох, прозванный Епифан, разгромив евреев вступил во внутреннее святилище храма бога, куда по закону может входить только священник. Найдя там мраморную статую очень бородатого человека, с книгой в руках, сидящего на осле, он предположил, что это изображение Моисея, основателя Иерусалима и создателя нации, человека, кроме того, предписавшего для евреев их человеконенавистнические и беззаконные обычаи. А так как Епифан был потрясен такой ненавистью, направленной против всего человечества, он поставил перед собой цель уничтожить их традиционный уклад. Соответственно, перед изображением основателя и перед алтарем бога под открытым небом он принес в жертву большую свинью и вылил кровь на них. Затем, подготовив тушу, он приказал священные книги, содержащие ксенофобские законы, окропить мясным отваром, лампу, которую они называют бессмертной и которая постоянно горит в храме, погасить, а первосвященник и остальные евреи были принуждены отведать мясо.
Пересказывая все эти события, друзья настоятельно советовали Антиоху положить конец этой расе, либо, в противном случае, отменить их законы и заставить изменить свое поведение. Но царь, будучи великодушным и кротким человеком, взял заложников, но отклонил обвинения против евреев как только он взыскал обусловленную дань и разобрал стены Иерусалима.
Вот ложь, что Диодор возводит на обычаи и законы еврейского народа, а также на основателя Иерусалима а также на исход евреев из Египта, и предвидя доказательства, что могли бы выявить его ложь, как если бы он не хотел разоблачать сам себя, он возложил на других разоблачение лжи, им рассказанной, добавляя ложь о дружбе Антиоха с евреями.
В XL–й книге Библиотеки он также писал о евреях.
[40.3] Теперь, когда мы собираемся изложить войну против евреев, мы считаем целесообразным дать сначала краткий отчет о возникновении нации, от ее истоков, и обычаи, наблюдаемые среди них. Когда в древние времена мор возник в Египте, простонародье приписывало свои беды действию божественной силы; ибо в самом деле изза множества чужеземцев всех видов, обитающих в их среде и исповедующих разные религии и жертвоприношения, свои традиционные обряды в честь богов вышли из употребления. Таким образом местные уроженцы предположили, что если они не удалят иностранцев, их проблемы никогда не будут решены. Поэтому немедленно чужаки были изгнаны из страны, а наиболее выдающиеся и деятельные из них объединились и, как говорят некоторые, были выброшены на берег в Греции и некоторых других областях; их вождями были знаменитые люди, главные из них Данай и Кадм. Но большинство были изгнаны туда, что сейчас называется Иудей, что недалеко от Египта и в то время было совершенно безлюдно. Переселенцев возглавлял человек по имени Моисей, выдающийся как своей мудростью, так и мужеством. На захваченной земле он основал, кроме других городов, один в настоящее время самый известный из всех, называемый Иерусалим. Кроме того, он учредил храм, который они почитают главным в благоговении, ввел в употребление порядок поклонения и ритуалы, составил законы и упорядочил политические учреждения. Кроме того, он разделил их на двенадцать колен, так как это считается самым совершенным числом и соответствует количеству месяцев, которые составляют год. Но он не имел какого бы ни было изображения богов, сделанного для них, считая, что Бог не имеет человеческого вида, скорее Небеса, которые окружают землю сами являются божеством и управляют Вселенной. Жертвы, которые он учредил, отличаются от других народов, равно как и их образ жизни, ибо, как результат их собственного изгнания из Египта, он ввел замкнутый и нетерпимый образ жизни. Он выбрал людей самых возвышенных и с величайшими способностями, чтобы возглавить весь народ, и назначил их священниками; и он рукоположил, что они сами должны заниматься в храме почитанием и жертвоприношениями своему богу. Этих же людей он назначил на должность судей во всех крупных спорах, а также возложил на них охрану законов и обычаев. По этой причине евреи никогда не имели царя, и власть над народом обычно принадлежала священнику, известному как превосходящих своих коллег в мудрости и добродетели. Они называют этого человека первосвященник, и считают, что он действует как посланник Божий. Это он, как нам говорят, кто на собраниях и других мероприятиях объявляет предписания, а евреи настолько послушны в таких вопросах, что тотчас они падают на землю и выражают почтение к первосвященнику, когда он излагает заповеди для них. А в конце их законов есть даже приложение гласящее: "Эти заповеди Моисей слышал от Бога и провозгласил их евреям". Их законодатель позаботился также о обеспечении военного дела, и обязал молодых людей развивать мужество, стойкость, и, в общем, способность переносить всякие трудности. Он вел военные походы против соседних племен, а после присоединения многих земель, распределил их, назначая равные наделы для частных лиц и большие оных для священников, чтобы они, в силу получения более обильных доходов, могли не отвлекаться и применять себя для постоянного поклонения Богу. Простым гражданам было запрещено продавать свои отдельные участки, чтобы не было тех, кто бы в своих интересах скупал их, и посредством угнетения бедных классов вызвать нехватку рабочих сил. Он требовал от тех, кто поселился на земле воспитывать своих детей и о потомстве заботиться при небольших затратах; евреи с самого начала были многочисленным народом. Что касается брака и погребения мертвых, он следил за тем, чтобы их обычаи сильно отличались от других людей. Но позже, когда они стали объектом иноземного управления, в результате их смешения с людьми других национальностей (как под правлением персов, так и македонян, которые свергли персов), многие из их традиционных обычаев были расстроены.
Вот что здесь говорит Диодор об обычаях и законах евреев и об исходе из Египта и божественном Моисее; он врет большую часть времени и новых нападок критики, которую заслуживает своим искажением истины, он избегает, находя выход в том, что приписывает авторство рассказа, что он излагает, другому, добавляя в итоге: "Вот что сказал Гекатей из Абдеры в отношении евреев".
Несчастный случай, который, рассказывают, произошел с императором Иовианом и стал причиной его смерти, потому что он спал в только что побеленном доме, где развел огонь, чтобы бороться с влажностью и чем вызвал сильные пары извести, как сообщает Диодор, Катул сделал так добровольно и в гораздо более древние времена. Он говорит, по сути, в своей начале своей XXXVIII книги, что [38/39.4] Цинна и Марий встретились с самыми выдающимися вождями обсудить как установить мир на прочной основе. Решением, на котором они наконец остановились, были преданы смерти самые известные их противники, все те, кто были способны оспорить их власть. Таким образом, когда их собственная партия и фракция были очищены, они и их друзья могли впредь проводить свое руководство без страха и по–своему умыслу. Таким образом, они незамедлительно пренебрегли своими клятвенными договорами и обязательствами, а люди, отмеченные к смерти, убивались направо и налево без огласки. Квинт Лутаций Катул, бесспорный победитель кимвров, имеющий частичную поддержку своих сограждан, оказался обвинен перед народом некоторыми трибунами за тяжкое преступление. Опасаясь риска, связанного с этой показной законностью, он обратился к Марию с просьбой о помощи. Марий, хотя в былые времена был его другом, теперь, потому что чтото вызвало подозрение, отвернулся от него, и дал единственный ответ: "Ты должен умереть". Катул, потерял всякую надежду на спасение, но желая до конца своих дней не подвергаясь себя подлым унижениям, сделал свой уход из жизни довольно оригинальным и удивительным образом. Заперев себя в только что оштукатуренной комнате, он усилил испарения от негашеной извести огнем и дымом и, задохнувшись от вредных паров, закончил свои дни.
[31.5.1] Как раз в это время посланники родосцев прибыли в Рим, чтобы снять с себя обвинения, выдвинутые против них, ибо считалось, что во время войны с Персеем их симпатии были на стороне царя и, что они были вероломны по отношению к своей дружбе с Римом. Не достигнув целей своего посольства, послы пали духом, и дали волю слезам, когда они подавали свои ходатайства. Представленный перед Сенатом Антонием, одним из трибунов, Филофрон сначала говорил от имени делегации, а затем Астимед. Очень долго они обращались к суду за милосердием и прощением, и, наконец, после того, как говорится, спели свою лебединую песнь, они наконец сумели вынудить ответ. Этим, воистину, они избавились от худших опасений, хотя их с горечью упрекали в предполагаемых преступлениях.
[31.6] Следовательно, то, что среди римлян самых выдающихся мужей следует рассматривать как соперничающих друг с другом за славу, именно их усилия, по практически всем вопросам, — основной вклад в то, что народ доведен до преуспевания. В других государствах люди завидуют друг другу, но римляне хвалят своих сограждан. Результатом является то, что римляне, соперничая друг с другом в содействии общему благу, достигают самых славных успехов, в то время как другие люди, стремясь к незаслуженной славе и срывая замыслы друг друга, наносят ущерб своей родине.
[31.9] Персей, последний царь Македонии, чьи отношения с римлянами были зачастую дружественны, но который также неоднократно воевал против них с не такой уж маленькой армией, был наконец побежден и взят в плен Эмилием, который за эту победу отпраздновал великолепный триумф. Несчастья, которые постигли Персея были настолько велики, что его страдания похожи на выдумки литераторов, но даже в этом случае он не хотел расставаться с жизнью. Так как прежде сенат принял решение, что он должен страдать в наказание, один из городских преторов бросил его с детьми в тюрьму на Альбе. Эта тюрьма представляла глубокое подземелье, не больше, чем комната на девять лож, темное, и нездоровое изза большого числа помешенных в это место людей, осужденных на смертную казнь, ибо большинство заключенных из этой категории были там в этот период. Поскольку слишком много заключенных было в такой тесноте, несчастные были доведены до скотского состояния, и поскольку их пища и все относящиеся к ним другие потребности — всё были отвратительно смешано, жуткое зловоние нападало на всякого приближающегося, так что он едва мог это перенести. Там в течение семи дней оставался Персей, в таком плачевном состоянии, что он просил помощи даже у людей подлейших, чей пищей был тюремный паек. Они, действительно, пораженные величием его несчастья, которому они сопереживали, плакали и великодушно дали ему часть того, что они получили. Меч, чтобы убить себя, был подброшен ему, и петля, чтобы повеситься, с полной свободой пользования, как только он пожелает. Ничто, однако, не кажется мило тем, кто переносит несчастья как саму жизнь, если даже их страдания — смертный приговор. И, наконец, он бы умер от этих лишений, если бы не Марк Эмилий, глава сената, который чтобы сохранить как свои принципы, так и кодекс справедливости своей родины, с негодованием предостерегал сенат, что даже если они совершенно не боятся людей, по крайней мере следует уважать Немезиду, и что собаки те, кто нагло злоупотребляет своею властью. В результате, Персей был помещен в более подходящее заключение, и, благодаря милости сената, поддерживал себя напрасными надеждами, только для того, чтобы встретить в итоге конец, который соответствовал его предшествующим несчастьям. Ибо цепляясь за жизнь в течение двух лет, он оскорбил варваров, которые его охраняли, и те запрещали ему спать, пока он не умер.
[31.19] Цари Каппадокии говорят, что они ведут свою родословную от Кира Персидского, а также утверждают, что они являются потомками одного из семи персов, которые убили Мага. Ныне свою связь с Киром, они рассчитывают следующим образом. У Камбиза отца Кира, была законнорожденная сестра Атосса. От нее и Фарнака, царя Каппадокии, родился сын Галл (Gallus), его сыном был Смердис, а его — Артамн (Artamnes), а его Анаф (Anaphas), человек выдающегося мужества и смелости, который был одним из семи персов. Такова родословная, отслеживающая их родство с Киром и Анафом, которому, говорят они, ввиду его доблести была предоставлен сатрапия Каппадокия, с тем соглашением, чтобы не выплачивать дань персам. После его смерти правил сын такого же имени. Когда он умер, оставив двух сыновей, Датама и Аримнея, Датам вступил на престол, как человек, который как на войне, так и в других сферах царских обязанностей заслужил похвалу, и который, вступив с персами в битву, бился великолепно и погиб в бою. Царство перешло к его сыну Ариамну, у которого были сыновья Ариарат и Голоферн; Ариамн правил пятьдесят лет и умер, не свершив ничего достойного упоминания. Престол перешел к Ариарату (I), старшему из сыновей, который, как говорят, любил брата с исключительной привязанностью, и выдвигал его на самые выдающиеся должности: так, он был отправлен на помощь персам в их войне против египтян и вернулся домой обремененный наградами, которые Ох, персидский царь, даровал за храбрость; он умер на своей родине, оставив двух сыновей, Ариарата и Арисеса. Тогда его брат, царь Каппадокии, не имея своих законных потомков, усыновил Ариарата, старшего сына своего брата. Примерно в это же время Александр Македонский победил и ниспроверг персов, а затем умер; Пердикка, которому в этот момент принадлежало верховное командование, направил Евмена, чтобы стать военным правителем Каппадокии. Ариарат (I) был разбит и пал в бою, а сама Каппадокия и соседние области попали под власть македонян. Ариарат (II), сын покойного царя, рассматривая текущую ситуацию как безнадежную, отступил с несколькими последователями в Армению. Вскоре после этого Евмен и Пердикка погибли, а Антигон и Селевк были заняты в других местах, он получил армию от Ардоата, царя Армении, убил Аминту, македонского стратега, изгнал македонян со своих земель в короткие сроки, и восстановил свои первоначальные владения. Из трех его сыновей Ариамн, старший, унаследовал царство; он устроил брачный союз с Антиохом (прозванным Теосом), на дочери которого Стратонике он женил своего старшего сына Ариарата (III). И будучи человеком необычайно преданным своим детям, он поместил диадему на голову своего сына, сделав его соправителем, и разделил с ним на равных условиях все привилегии царского сана. После смерти своего отца, Ариарат стал единственным правителем, и когда он ушел из жизни, то оставил царство сыну Ариарату (IV), который тогда был еще младенцем. Он в свою очередь женился на дочери Антиоха (прозванного Великим), по имени Антиохия, совершенно беспринципной женщине. Будучи не в состоянии иметь детей, она подсунула своему недовольному супругу двух подложных сыновей, Ариарата и Голоферна. Через некоторое время, однако, она перестала быть бесплодной и неожиданно родила двух дочерей и одного сына, названного Митридат. Затем, после выявления мужем истины, она устроила старшего из подмененных сыновей, отправив в Рим с соответствующим содержанием, а младшего в Ионию, для того, чтобы избежать споров с законным сыном на царство. Он, говорят, изменил свое имя на Ариарата (V) по достижению совершеннолетия, получил греческое образование, и добился похвалы также за другие заслуги. Тогда, так как он был такой родной сын, отец его шаг за шагом передавал родительское влияние, и их отношения друг к другу достигли такого состояния, что отец целиком устранился от престола в пользу своего сына, а сын заявлял, что не может принять такую благосклонность, пока родители живы. Но когда неизбежный день пришел к отцу, он унаследовал царство, и весь его образ жизни, и особенно его преданность философии, выказали его достойным самых высоких похвал, и, таким образом, Каппадокия, так долго неизвестная грекам, является в настоящее время местом проживания культурных людей. Этот царь также обновил договор о союзе и дружбе с Римом. Столькото в итоге, произошедшая от Кира династия, в данный момент правит Каппадокией.
ИЗ ТОЙ ЖЕ КНИГИ
[31.25.2] Диодор, в своем рассказе о похоронах Луция Эмилия, победителя Персея, утверждает, что они было проведены с особой пышностью, и добавляет следующие слова: "Тем римлянам, которые на основании благородного происхождения и славы своих предков, превосходят других, когда они умирают, делают портретные изображения, которые не только жизненны в деталях, но показывают целиком всю их телесную наружность. Ибо они нанимают актеров, которые наставляются человеком всю жизнь близко наблюдавших поведение и некоторые особенности внешности покойного. Подобным же образом каждый из предков покойника занимает свое место в похоронной процессии, с такой одеждой и знаками отличия, как позволяют зрителям понять по портретам, насколько каждый из них преуспел в cursus honorum и имел участие в государственных должностях".
[31.42] Диодор также называет иберов лузитанами. Ибо он говорит, что претор Муммий был послан с армией в Иберию, и что лузитаны, собрали войско и захватили его врасплох, когда он пришел в страну, разбили его в сражении и уничтожили большую часть армии. Когда стала известна новость о победе иберов, авераки, считающие себя гораздо сильнее иберов, легкомысленно отнеслись к врагу, и народ на собрании постановил вступить в войну против римлян, действуя, главным образом, по этой причине.
[32.14] Он говорит, что стены Карфагена сорок локтей в высоту и двадцать два в ширину. Несмотря на это осадные машины римлян и их воинские навыки оказались сильнее чем защитные средства карфагенян, они захватили и сровняли его с землей.
[32.16] Масинисса, покойный царь Ливии, который всегда поддерживал дружеские отношения с римлянами, прожил до девяноста лет, сохранив твердость ума и крепость тела, и умер, оставив десять сыновей, которых поручил опеке римлян. Это был человек замечательной физической силы, привыкший с детских лет к невзгодам и напряженной деятельности: в самом деле, останавливаясь по дороге, он мог оставаться без движения целый день, или сидеть не вставая до самых сумерек, занимаясь своими делами, или верхом на лошади он мог скакать безостановочно день и ночь, не чувствуя усталости. Следующее простое обстоятельство доказывает его отличное здоровье и жизнестойкость: будучи под девяносто лет, он на момент смерти имел сына четырех лет, который был исключительно здоровым малышом. Заботою о своих полях Масинисса был настолько знаменит, что оставил каждому сыну поместья в десять тысяч плетров, снабженные всеми необходимыми строениями. Его выдающаяся деятельность в качестве царя продолжалась 60 лет.
[32.21] Никомед, разбив своего отца Прусия в битве, убил его, когда тот искал убежища в храме Зевса. Вот так он овладел троном Вифинии, добившись высокого положения путем свершения наиболее кощунственного убийства.
[33.1] Лузитаны, говорит Диодор, по первости изза отсутствия подходящего вождя были легкой добычей в своей войне с Римом, но позже, после того как они нашли Вириата, причинили тяжелый урон римлянам. Это Вириат был из тех лузитан, которые обитают у океана, и будучи с раннего детства пастухом, был умелым горноходцем; при таком образе жизни его физические данные весьма пригодились ему; поскольку силой рук и быстротою ног, проворством и находчивостью, он превосходил прочих иберов. Приучив себя к скудной пищей, множеству физических упражнений, и довольствуясь только минимумом сна, и, короче говоря, живя все время с оружием и в постоянных схватках с дикими зверями и разбойниками, он стал любимцем народа, был избран вождем, и в короткое время собрал вокруг себя банды лихих людей. Своими успехами на поле боя он не только прославился как воин, но и приобрел репутацию незаурядного организатора. Кроме того он был щепетилен при дележе добычи и в соответствии с их достоинствами чествовал дарами людей, выдающихся своею храбростью. Через время, провозгласив себя вождем, и уже не разбойником, и взявшись за оружие против римлян, он бил их во многих сражениях: например, римского полководца Ветилия и его армию он разгромил наголову, взяв самого командующего в плен и предав его смерти. (4) Кроме того он добился многих военных успехов, пока Фабий не был избран вести войну против него. Поэтому его удачи стали уменьшаться в не малой мере. Затем, оправившись, он завоевал новые лавры за счет Фабия и вынудил того подписать позорный для римлян договор. Но Цепион, будучи отобран командовать войсками против Вириата, отменил договор, и сперва причинив Вириату многократные неудачи, затем довел его до полного разгрома — так что тот был вынужден искать перемирия — добился его убийства человеком из его родни. Затем, запугав Тавтама, который принял командование, и его армию, и учредив договор на желаемых условиях, он даровал им землю и город для поселения.
[34/35.2.1-24] Когда Сицилия после падения карфагенян наслаждалась шестьюдесятью годами процветания во всех отношениях война с рабами разразилась по следующей причине. Сицилийцы, быстро разбогатев и приобретя огромные богатства, стали покупать большое количество рабов, на чьи тела, как только их доставляли толпами с невольничьих рынков, они сразу же ставили отметки и клейма. Молодых людей они использовали в качестве пастухов, остальных такими способами, чтобы они оказались полезными. Но они обращались с ними жестоко и выдавали самое скудное содержание, только самый необходимый минимум еды и одежды. В результате, большинство из них добывали средства к существованию разбоем, и повсеместно случались кровопролития, так как разбойники были подобны рассеянным шайкам солдат. Наместники (преторы) пытались подавить их, но так как они не решались наказать их, изза власти и престижа землевладельцев, владевших разбойниками, они были вынуждены смотреть сквозь пальцы на разграбление провинции. Ибо большинство помещиков были римскими всадниками, а так как это были всадники, которые выступали в качестве судей, когда обвинения, связанные с делами провинции, предъявлялись наместниками, магистраты пребывали в страхе перед ними.
Рабы, задавленные своими лишениями, часто терпящие произвол и битые сверх всякой меры, не могли вынести их обращения. Собравшись вместе, когда представлялся случай, они обсуждали возможность восстания, пока, наконец, они не претворили планы в действие. Был некий сирийский раб, принадлежащий Антигену из Энны, апамеец по происхождению, имевший склонность к магии и творящий чудеса. Он утверждал, что предсказывает будущее по божественному внушению во сне, и поэтому такая черта его таланта обманула многих. Исходя из этого, он не только давал оракулы с помощью сновидений, но даже утверждал, что божество являлось ему во время бодрствования и слышал будущее из их собственных уст. Из его многочисленных импровизаций некоторые случайно оказались правдой, и поскольку неудачные не подверглись сомнению, те, которые исполнились, обратили на себя внимание, и его слава быстро разрослась. Наконец, при помощи некого устройства, находясь в состоянии одержимости божеством, он извлекал огонь и искры изо рта, и, таким образом в бреду давал оракулы о грядущих событиях. Он помещал огонь и топливо для его поддержания в орех — или чтото подобное, — что было проколото с обеих сторон, а затем, поместив это в рот и дуя в него, он иногда зажигал искры, а иной раз пламя. Еще до восстания он говорил, что сирийская богиня явилась ему, говоря, что он будет царем, и он повторял это, и не только другим, но даже своему хозяину. Так как его притязания воспринимались как чудачество, Антиген подхватил его фокусы и представил Эвна (таково было имя чудотворца) на званом обеде, и устроил перекрестный допрос о его царствования и о том, как он будет относиться к каждому из присутствующих людей. А так как он дал полный отчет обо всем, не задумываясь, объясняя, что с умеренностью будет относиться к хозяевам и в общем рассказывал красочные басни о своем знахарстве, гости все время покатывались со смеху, а некоторые, взяв из тарелки лакомый кусочек, угощали его, добавив, что делают это для того, чтобы, когда он станет царем, он помнил их доброту. Но, как это бывает, его шарлатанство и в самом деле привело на царство, и за любезность, полученную в насмешку на пиру, он воздал благодарностью на полном серьезе. Началось же общее восстание следующим образом.
Был некто Дамофил из Энны, человек очень богатый, но с жестоким нравом; он чрезвычайно плохо относился к своим рабам, а его жена Мегалла даже соперничала с мужем в наказаниях рабов и в обычном бесчеловечном отношении к ним. Рабы, доведенные таким унижающим достоинство обращением до уровня животных, составили заговор с целью бунта и убийства своих хозяев. Придя к Эвну они спросили его, является ли их решимость угодной богам. Он, обратившись к своим обычным ритуалам, обещал им милость богов, а вскоре уговорил их действовать немедленно. Тотчас они собрали вместе четыреста своих товарищей–рабов и, вооружившись как попало, что подвернулось под руку, обрушились на город Энна с Эвном во главе, извергающим чудесное пламя ради своей выгоды. Когда они заходили в дома на своем пути, они проливали много крови, не щадя даже грудных младенцев. Чаще всего, их отрывали от груди и бросали наземь, в то время как женщин, на глазах их мужей — но не могу найти слов рассказать о степени их бесчинств и актах разврата! К этому времени к ним присоединилось великое множество рабов из города, которые сначала с полной беспощадностью выразили свои чувства против хозяев, а потом обратились к избиению остальных. Когда Эвн и его люди узнали, что Дамофил и его жена были в саду, который лежал недалеко от города, они послали за ними группу и притащили их обоих, мужа и жену, скованных и со связанными руками за спиной, подвергая их многочисленным оскорблениям по пути. Только в случае их дочери рабы проявили уважением во всех отношениях в следствие ее природной доброты и потому, что в меру своих сил она всегда проявляла сострадание и готовность помочь рабам. Таким образом это показало, что обращение с остальными было вовсе не результатом «естественной жестокости рабов», а мщением за ранее перенесенные обиды. Люди, назначенные на это задание, притащили Дамофила и Мегаллу в город, как мы уже говорили, и привели их в театр, где собралась толпа повстанцев. Но когда Дамофил пытался мольбами добиться от них пощады и своими словами привлек многих из толпы, Гермеас и Зевксис, люди ожесточенные против него, осудили его как обманщика, и, не дожидаясь формального судебного разбирательства со стороны собрания, один пронзил ему грудь мечом, другой отрубил голову топором. В след за тем Эвн был избран царем, но не за свою отвагу и не за способности полководца, но исключительно за свои чудеса и побуждения восстания к действию, и потому, что его имя, казалось, содержало благоприятное предзнаменование, намекающее на доброе отношению к своим подданным.
Учрежденный главнокомандующим повстанцев, он созвал собрание и предал смерти всех граждан в Эннах, за исключением оружейников: их он закован в цепи и раздал им задания. Он отдал Мегаллу служанкам как те просили; они подвергли ее пыткам и сбросили в пропасть. Он сам убил своих собственных хозяев: Антигена и Пифона. Водрузив диадему на голову, и облачившись в пышное царское одеяние, он провозгласил свою жену царицей (она была землячкой–сирийкой и из того же города), и назначил в царский совет таких людей, как казалось, одаренных высоким умом, среди них некто Ахей (Ахей и по имени и по происхождению ахеец), человек, преуспевший как в составлении планов, так и действии. В три дня Эвн вооружил, как мог, более шести тысяч человек, кроме того, остальные из его последователей имели только топоры и секачи, или пращи, или серпы, или закаленные на огне колья, или даже кухонные вертела; и пошел по округе, разоряя местность. Тогда, поскольку он пополнился огромным числом рабов, он решался даже на бой с римскими полководцами, и по вступлении в бой неоднократно преодолевал их за счет своего превосходства в численности, ибо теперь у него было более десяти тысяч солдат.
Тем временем, человек по имени Клеон, киликиец, также поднял восстание других рабов. И хотя повсеместно были сильные надежды на то, что повстанческие группы вступят в противоречие друг с другом, и мятежники уничтожат себя, освободив Сицилию от раздоров, вопреки ожиданиям, обе группы объединили свои силы, Клеон подчинил себя Эвну в качестве простого командира, исполняя, так сказать, обязанности стратега, служащего царю; его отдельный отряд был численностью пять тысяч человек. Это случилось примерно на тридцатый день с момента возмущения.
(18) Вскоре после этого, вступив в сражение с полководцем, прибывшим из Рима, Люцием Гипсеем, который имел восемь тысяч сицилийских войск, повстанцы одержали победу, так как они тогда насчитывали 20 000. Вскоре их отряды достигли численности в 200 000, а в многочисленных боях с римлянами, они зарекомендовали себя хорошо и редко терпели неудачу. Когда известия об этом разлетелись повсюду, в Риме вспыхнуло восстание ста пятидесяти рабов, объединенных в группу, более тысячи восстали в Аттике, и еще на Делосе и во многих других местах. Но благодаря скорости, с которой были стянуты войска и тяжести карательных мер, магистраты этих общин сразу избавились от повстанцев и привели в чувство всякого, кто колебался на грани восстания. В Сицилии, однако, проблемы нарастали. Города были захвачены со всеми их жителями, и многие армии были разбиты в пух и прах повстанцами, пока Рупилий, римский полководец, возвращая Тавромений римлянам, не обложил его строгой осадой и не заточил повстанцев в условия невыразимой нужды и голода: в условия, когда они, начав поедать детей, приступили к женщинам, и даже не совсем воздерживались от поедания друг друга. Именно по этому поводу Рупилий захватил Комана, брата Клеона, когда тот пытался сбежать из осажденного города. Наконец, после того как Сарапион, сириец, предал крепость, полководец наложил руки на всех беглых рабов в городе, которых, после пыток, он сбросил со скалы. Оттуда он двинулся в Энну, которую он обложил осадой, во многом таким же образом, в результате чего повстанцы оказались в затруднительном положении и потерпели крушение своих надежд. Клеон вышел из города с малым числом людей, но после героической борьбы, покрытый ранами, он оказался мертв, а Рупилий захватил и этот город предательством, так как его укрепления были слишком неприступны, чтобы взять его силой оружия. Эвн, прихватив с собой телохранителей, тысячу человек, бежал образом недостойным мужчины в горную область. Однако, его люди, зная, что им уготована неизбежная страшная участь, так как Рупилий уже выступил против них, поубивали друг друга мечом через обезглавливание. Эвна, чудотворца и царя, который по трусости нашел убежище в какойто пещере, вытащили с четырьмя другими: поваром, пекарем, человеком, который делал ему массаж в бане, и четвертым, в чьи обязанности входило развлекать его на пиршествах. Возвращенный в тюрьму, где его сожрали вши, он встретил такой конец, какой полагался за его мошенничество, и умер в Моргантине. Вслед за тем Рупилий прошел всю Сицилию с небольшим отборным войском, и раньше, чем можно было ожидать, избавил ее от всех без исключения разбойничьих гнезд.
Эвн, царь мятежников, называл себя Антиохом, а орды повстанцев — сирийцами.
[36.1-10] В Риме, приблизительно в то же время, когда Марий победил ливийских царей Бокха и Югурту в большом сражении и убил многие десятки тысяч ливийцев, и затем взял в плен самого Югурту (после того как тот был схвачен Бокхом, который тем самым получил прощение римлян за деяния, совершенные во время войны против них), в это время, кроме того, римляне будучи в состоянии войны с кимврами, были обескуражены, столкнувшись с очень серьезными неудачами в Галлии, — примерно в это время, я повторяю, прибыли люди в Рим из Сицилии, доставив известие о восстании рабов, чья численность достигала много десятков тысяч. С получением этой новости римское государство обнаружило себя в кризисе, в виду того, что примерно 60 000 союзных войск погибли в Галлии в войне против кимвров, и не было легионных войск, чтобы послать туда.
Еще незадолго перед известием о возмущении рабов на Сицилии было несколько скоротечных и мелких мятежей, как будто сверхъестественные силы заблаговременно показывали величину грядущего Сицилийского восстания. Первое было в Нуцерии, где 30 рабов организовали заговор, но были быстро наказаны; второе в Капуе, где 200 рабов подняли мятеж и были немедленно убиты. Третье было неожиданного характера. Был некто Тит Минуций, римский всадник и сын очень богатого отца. Это человек сильно влюбился в очень красивую служанку, которая принадлежала другому. Возлежав с ней и охваченный невероятной страстью, он купил ей свободу за семь аттических талантов (его влюбленность была столь необорима, и хозяин девушки согласился продать с явной неохотой) и установил время, когда он выплатит долг, ибо отцовские богатства были средством получения кредита. Когда пришел назначенный день и он не смог расплатиться, он назначил отсрочку в 30 дней. Когда это день был уже близок и продавцы потребовали уплаты, тем не менее, хотя его страстнось была на подъеме, он по прежнему не мог исполнить обязательства, и тогда он пустился в рискованное предприятие, которое превосходит всякое понимание: он устроил заговор на жизнь тех, кто надоедал ему требованием долга, и посягнул на единоличную власть. Он скупил пять сотен комплектов брони, и договорившись об отсрочке оплаты, которую он гарантировал, скрытно доставил их на какоето поле, и взбудоражил своих рабов, числом в четыре сотни, поднять восстание. Затем, приняв диадему и пурпурное одеяние, вместе с ликторами и другими принадлежностями власти, и имея товарищами рабов, он объявил себя царем, сек и обезглавил лиц, требующих деньги за его возлюбленную. Вооружив своих рабов, он прошел окрестные имения, и выдавал оружие тем, кто жаждал присоединиться к его восстанию, но убивал всякого, кто перечил ему. Вскоре он имел более 700 солдат, и разбив их на центурии, он построил палисад и приветствовал всех восставших. Когда известие о бунте достигло Рима, сенат принял благоразумные меры и исправил положение. Из преторов в городе они назначили одного, Луция Лукулла схватить беглецов. Так что в тот же день в Риме он сам отобрал 600 солдат, и ко времени достижения Капуи он призвал 4000 пехотинцев и 400 всадников. Веттий, узнав, что Лукулл идет на него, занял сильный холм с армией общей численностью более 3500 человек. Завязалось сражение и сперва беглецы имели преимущество, поскольку они дрались с более высокой позиции; но затем Лукулл, подкупив Аполлония, командующего Веттия, и гарантировав ему от имени государства освобождение от наказания, убедил его изменить своим товарищам–повстанцам. Поскольку он теперь сотрудничал с римлянами и обратил свои силы против Веттия, последний, боясь наказаний, которые его ждали в случае пленения, покончил с собой, и лично добавил свою смерть к тем, кто принял участие в его мятеже. Спасся только предатель Аполлоний. Итак, эти события, служили как бы прелюдией, предшествуя крупному восстанию на Сицилии, которое началось следующим образом.
В ходе военных действий Мария против кимвров сенат даровал Марию право призывать военную помощь от заморских наций. Соответственно Марий послал к Никомеду, царю Вифинии, запрашивая содействия. Царь ответил, что большинство вифинян схвачены сборщиками налогов и ныне находятся в рабстве римских провинциях. Тогда сенат издал декрет, что граждане союзных государств не должны быть в рабстве в римских провинциях, а преторы должны обеспечить их освобождение. Исполняя декрет Лициний Нерва, который в то время был наместником в Сицилии, назначил слушания и выпустил на свободу много рабов, в результате чего за несколько дней восемьсот человек обрели свободу. Рабы по всему острову пришли в возбуждение от надежды на свободу. Знать однако, собралась в спешке и стала упрашивать претора воздержаться от своей деятельности. Он, или расположенный к ним взяткой, или из малодушия уступивший их желаниям, благоволил к ним, в любом случае он прекратил проявлять интерес к таким трибуналам, и когда люди приходили к нему добиваться свободы, он бранил их и приказывал возвращаться к хозяевам. Рабы, собравшись в шайки, покинули Сиракузы и нашли убежище в святилище Паликов, обсуждая возможность восстания. С этого момента дерзость рабов обнаруживала себя во многих местах, но первыми заявили о свободе тридцать рабов двух очень богатых братьев из района Галикии, возглавлял которых человек по имени Варий. Первым делом они убили своих господ ночью, когда те спали, затем обошли соседние виллы и призвали рабов к свободе. В эту ночь вместе собралось более 120 человек. Захватив позицию, укрепленную от природы, они усилили ее еще больше, и приняли тем временем подкрепление в 80 вооруженных рабов. Лициний Нерва, наместник провинции, в спешке выступил пров них, их хотя он взял место в осаду, его усилия были тщетны. Когда он увидел, что укрепление нельзя взять силой, он возложил свои надежды на предательство. Орудием своих замыслов он имел некого Гая Титиния, прозванного Гадей, которого он подкупил обещаниями безнаказанности. Это человек был приговорен к смерти два года назад, но избежал наказания, и, промышляя разбоем, убил много свободных людей в этой области, тогда как воздерживался от насилия в отношении рабов. Итак, имея при себе достаточный отряд верных рабов, он явился в крепость повстанцев, якобы намереваясь присоединиться к ним в войне против римлян. Принятый с распростертыми объятиями как друг, он даже, по причине своей доблести, был избран стратегом, в следствие чего сдал крепость. Некоторые повстанцы были убиты в сражении, другие, опасаясь наказания, которое последует после их пленения, бросились вниз со скалы. Так был подавлен первый бунт беглых рабов.
После того как солдаты были распущены и вернулись к своим обычным местам пребывания, пришло известие, что 80 рабов взбунтовались и убили Публия Клония, римского всадника, и кроме того, сейчас они были заняты сбором большой шайки. Претор, сбитый с толку советами от других и в связи с тем, что фактически большая часть войска была распущена, упустил действовать решительно, чем предоставил восставшим возможность еще больше укрепить свою позицию. Но он выступил с теми солдатами, что были в наличии, и после того как переправился через реку Альба, прошел мимо мятежников, которые стояли на горе Каприан, и достиг города Гераклея. Распространяя известие, что претор струсил, поскольку он не атаковал их, они возбудили большое число рабов к мятежу и привлекли много новобранцев, которые были снаряжены к бою в той мере, как было возможно, в первые семь дней они имели более 800 вооруженных людей, но очень скоро их численность достигла двух тысяч. Когда претор в Гераклее узнал об их растущей численности, он назначил командиром Марка Титиния, дав ему войско в 600 человек из гарнизона Энны. Титиний предпринял атаку на мятежников, но поскольку они имели преимущество как в численности, так и по причине трудности позиции, он и его люди были отброшены, многие из них были убиты, тогда как остальные бросили свое оружие и едва спаслись бегством. Мятежники, добившись победы и получив так много оружия сразу, защищали свое дело более дерзко, и все рабы повсеместно теперь были настроены на восстание. Поскольку было много тех, кто восставал ежедневно, их численность получила внезапное и удивительное увеличение и через несколько дней их стало больше 6000. Поэтому они устроили собрание, и когда вопросы были представлены им, первым делом они выбрали царем человека по имени Сильвий, который имел славу умелого предсказателя и был флейтистом неистовой музыки на представлениях для женщин. Когда он стал царем, он избегал городов, считая их источником праздности и греховности, и разделил восставших на три отряда, отдав их равному числу командиров, он приказал им рыскать по стране и затем созвал все войско в означенное время и место. Снабдив себя посредством набегов обилием лошадей и других животных, вскоре они имели более 2000 кавалеристов и не меньше чем 20 000 пехоты, хорошо подготовленных посредством военных упражнений. Итак, внезапно обрушившись на укрепленный город Моргантины, они подвергли его энергичному и непрерывному штурму. Претор с 10 000 италийских и сицилийских войск выступил на помощь городу, совершив ночной марш; обнаружив по прибытию, что мятежники заняты осадой, он напал на лагерь, и найдя, что защищала его лишь горстка людей, но лагерь заполнен пленными женщинами и другой добычей, он захватил его с легкостью. После разграбления лагеря он двинулся на Моргантины. Мятежники внезапно контратаковали, и поскольку они удерживали командные высоты и ударили мощно и главными силами, то немедленно получили превосходство и войско претора было отброшено. Когда царь восставших провозгласил, что тот кто не бросит оружия, должен быть убит, большинство бросили его и побежали. Перехитрив врагов таким способом, Сальвий вернул свой лагерь, а своею потрясающей победой приобрел много оружия. Не более 600 италийцев и сицилийцев погибли в сражении благодаря человеколюбивому приказу царя, но 4000 попали в плен. Удвоив свои силы, поскольку много народа стекалось к нему в результате его успеха, Сальвий теперь бесспорно владел открытой местностью, и он снова предпринял осаду Моргантины. Своим указом он объявил рабов в городе свободными, но когда хозяева ответили таким же обещанием, если они присоединятся к ним в защите города, они выбрали сторону своих хозяев и отважно отражали осаду. Позже, однако, претор, аннулировав их освобождение, стал причиной перехода большинства из них к восставшим.
На территории Сегесты и Лилибея и в других соседних городах огонь восстания также свирепствовал среди массы рабов. Здесь вождем был некто Афенион, человек выдающейся храбрости, родом из Киликии. Он был управляющим у двух богатых братьев, и имея великие познания в астрологии, сначала склонил на свою сторону тех рабов, которые подчинялись ему, примерно двести, а затем тех, что были по–соседству, так что за пять дней он собрал более тысячи человек. Когда он был избран царем и надел диадему, он принял позицию прямо противоположную тому, что имели все повстанцы: он не принимал всех восставших, но отбирал наилучших солдат и приказывал остальным оставаться на своих прежних работах и самим заниматься делами по хозяйству и выполнять свои обязанности; таким образом Афенион в изобилии обеспечил пищей своих солдат. Кроме того, он притворялся, что боги посредством звезд предсказали ему, что он будет царем всей Сицилии; следовательно, он должен беречь страну и все ее стада и посевы, свое собственное имущество. Наконец, когда он собрал войско больше чем 10 000 человек, он отважился обложить осадой неприступный город Лилибей. Не добившись какоголибо успеха, он отступил, сказав, что получил приказ от богов и, что если они будут упорствовать в осаде, то их постигнет несчастье. Уже когда он готовился к отступлению от города, в гавань прибыли корабли с отрядами мавританских вспомогательных войск, которые были посланы укрепить город Лилибей, а их командиром был Гомон. Он и его люди ночью внезапно атаковали войско Афениона, когда оно было на марше, и после того как многих убили и немалое число других ранили, отступили в город. В результате мятежники изумлялись предсказанному событию, прочитанному по звездам.
Беспорядки и целая череда несчастий и бедствий охватили Сицилию. Не только рабы, но и обездоленные свободные были виновны в разного рода грабежах и беззакониях, и безжалостно убивали всякого встречного, раба или свободного, с тем чтобы никто не мог сообщить об их безумном поведении. В результате все городские жители считали, что их собственность только внутри стен, а все что бы ни было за их пределами утрачено ими и захвачено по беззаконному праву силы. И сверх того много чуждых деяний свершилось в Сицилии, и много было злоумышленников.
После осады Моргантины Сальвий опустошил страну вплоть до равнины Леонтин, где созвал все войско, не меньше 30 000 отборных войск, и после принесения жертв героям, Паликам, посвятив их в благодарность за победу одеяние, окаймленное по краям полосами, окрашенными в пурпур. В это самое время он провозгласил себя царем и этого времени обращался к мятежникам как Трифон. Так как он задумал осадить Триокалу и построить там дворец, он послал к Афениону, призывая его, как царь призывает своего полководца. Всякий воображал, что Афенион будет оспаривать первенство и в результате разгорится соперничество между восставшими и война легко будет завершена. Но Фортуна, как будто с умыслом увеличила силы беглых рабов, заставив вождей быть заодно. Трифон спешно пришел со своей армией к Триокале, с другой стороны явился Афенион с тремя тысячами бойцов, покорившись Трифону, как полководец покоряется царю; остаток армии он послал обойти округу и призвать рабов к восстанию. Позднее, заподозрив, что Афенион собирается напасть на него, выжидая удобного случая, Трифон поместил его под стражу. Укрепление, которое всегда было очень сильным, он оснастил богатыми постройками и укрепил еще больше. Это место, Триокала, говорят, называется так, потому что обладает тремя важными преимуществами: первое, обилие источников, вода которых исключительно сладкая; второе, расположенное рядом производство вина и олив, превосходно поддающихся культивации; и третье, превосходная сила позиции, ибо это большой и неприступный хребет скалы. Это место, которое он окружил городской стеной в восемь стадий длины и глубоким рвом, он использовал как царскую столицу, видя, что оно обильно снабжается всем необходимым для жизни. Он построил также царский дворец и рыночную площадь, способную вместить огромную толпу. Кроме того он отобрал достаточное число людей, одаренных выдающимся умом, которых назначил советниками и использовал их как правительство. Устраивая приемы, он надевал тогу, окаймленную пурпуром, носил тунику с широкой каймой, и имел ликторов, следующих перед ним: в общем, он перенимал все внешние признаки, чтобы устроить и приукрасить царское достоинство.
Бороться с повстанцами римский сенат назначил Луция Лициния Лукулла с армией в 14 000 римлян и италийцев, 800 вифинцев, фессалийцев и акарнанцев, 600 луканцев (под командой Клептия, умелого военачальника и человека прославленной храбрости), и кроме того еще 600 других, всего 17 000: с этими силами он занял Сицилию. Итак Трифон, отвергнув обвинения против Афениона, составил план неминуемой войны с римлянами. Он избрал для борьбы Триокалу, но Афенион настаивал, что они не должны запирать себя в осаде, но должны сражаться открыто. Этот план победил и они стали лагерем у Скирфеи силами не менее 40 000 человек; римский лагерь отстоял на 12 стадиев. Сначала, как водится, завязалась перестрелка, затем две армии сошлись лицом лицу. Сражение склонялось то на одну, то на другую сторону, сопровождаясь большими потерями для обеих сторон. Афенион, который имел боевой отряд в 200 всадников, был победоносен и целиком усеял трупами пространство вокруг себя, но после ранения в оба колена и получив третий удар, он больше не мог вести бой, поэтому беглые рабы утратили дух и были сломлены. Афенион притворился мертвым и поэтому не был найден. Благодаря такому притворству он спасся, дождавшись наступления ночи. Римляне одержали блестящую победу, так как армия Трифона и сам Трифон обратились в бегство. Много было изрублено при бегстве, и не меньше чем 20 000 в конечном итоге были убиты. Под покровом ночи остальные спаслись в Триокале, хотя было совсем нетрудно уничтожить и их, если бы претор продолжил погоню. Отряды рабов сейчас были настолько подавлены, что обдумывали возвращение к своим хозяевам и передачу самих себя к ним в руки; но мнение тех, кто клялся себе бороться до конца и не уступать презренно врагу, в конце концов победило. На девятый день прибыл претор, чтобы осадить Триокалу. Причинив и понеся потери, он отступил побежденный, и восставшие тотчас гордо подняли головы. Претор, то ли из нерасторопности, то ли потому, что был подкуплен, не исполнил ничего из того, что нужно было сделать, и следствие этого позже римляне судили его и наказали.
Гай Сервилий, посланный как претор на смену Лукуллу, точно также не совершил ничего достойного упоминания. Поэтому он, подобно Лукуллу, был осужден и отправлен в изгнание. После смерти Трифона, Афенион принял командование, и, поскольку Сервилий ни в чем не препятствовал ему, он подвергал города осаде, с безнаказанностью опустошал страну, и привел многие города под свою власть.
По завершении этого года Гай Марий был избран консулом в Риме в пятый раз, Гай Аквиллий — его коллегой. Этот Аквиллий был послан против восставших, и будучи человеком отважным, добился громкой победы над ними. Встретив лицом к лицу Афениона, царя повстанцев, он устроил героический поединок; он убил Афениона и сам был ранен в голову, но восстановился после лечения. Затем он продолжил действия против выживших мятежников, которых тогда насчитывалось 10 000. Когда они не стали ждать его появления, но искали убежища в своих крепостях, Аквиллий неукоснительно принимал все средства, пока не захватил все крепости. Но была еще тысяча, которых возглавлял Сатир. Аквиллий сперва намеревался покорить их силой оружия, но потом, после обмена посольствами, он освободил их от незамедлительного наказания и отправил их в Рим сражаться с дикими зверями. Здесь, как сообщают некоторые, они привели свои жизни к наиболее славному концу; ибо они уклонились от сражения со зверями и перерезали один другого у общественного алтаря, сам Сатир убил последнего человека. Затем он, как последний выживший, героически погиб от своей собственной руки. Таков был драматический исход Рабской Сицилийской войны, которая длилась примерно четыре года.
[36.13] Некий человек по имени Баттацес, жрец Великой Матери богов, прибыл, говорит Диодор, из Пессинус во Фригии. Провозгласив, что он пришел по приказу богини, он добился свидания с консулами и с сенатом, на которых он утверждал, что храм богини осквернен и, что обряды очищения должны быть проведены в Риме от имени государства. Платье его, точно также остальной его костюм, было диковинным и не допускалось римскими нормами, ибо он носил огромную золотую корону и цветастую накидку, переливающуюся золотом, со знаками царского достоинства. Обратившись к народу с ростр, и вызвав в толпе чувства религиозного трепета, он был обеспечен жильем и гостеприимством за счет государства, но одним из трибунов, Авлом Помпеем, ему было запрещено носить корону. Приведенный к рострам другим трибуном, и расспрашиваемый о том, какие ритуалы очищения нужны храму, он давал свои ответы словами, вызывающими благоговейный страх. Когда вслед за тем он был браним сторонниками Помпея и с презрением отослан в свое жилище, он избегал повторно появляться на публике, говоря, что не только он, но и богиня в равной мере была нечестиво подвергнута непочтительности. Помпей немедленно был поражен мучительной лихорадкой, затем потерял голос, страдая болезнью горла, и умер на третий день. Человеку с улицы казалось, что смерть была актом Божественного Проведения в воздаяние за оскорбления, нанесенные богине и ее священнослужителю, ибо римляне были весьма склонны бояться религиозных материй. Соответственно Баттацес получил особое разрешение в отношении своего костюма и священного платья, почтенный замечательными дарами, и когда он пустился в путь домой из Рима, на всем пути его сопровождала огромная толпа, как мужчин, так и женщин.
[36.14] Римские солдаты имеют обычай, когда их полководец, который вместе с ними вступил в битву с врагом, убивает шесть тысяч врагов, они приветствуют и провозглашают его императором, то есть "царем".
КНИГИ XXXVII , XXXXVIII И СЛЕДУЮЩИЕ
[37.2] Диодор утверждает, что так называемая Марсийская война, которая выпала на годы его жизни, была более великой, чем любая война прошлого. Он говорит, что она была названа Марсийской в честь тех, кто возглавил восстание, ибо, конечно, это было объединение италийцев, которые вели войну против Рима. Основная причина войны, говорит он, была в том, что римляне отбросили дисциплину, бережливость и строгий образ жизни и впали в пагубную погоню за роскошью и вседозволенностью. Плебс и сенат будучи в разногласии в результате такой порчи, позднее призвали италийцев себе в помощь, обещая допустить их до многожеланного римского гражданства и подтвердить пожалование законом; но когда ничего из обещанного италийцам не было исполнено, вспыхнула война между ними и римлянами. Это случилось когда Луций Марций Филипп и Секст Юлий были консулами в Риме, в ходе 172 Олимпиады. В этом столкновении все виды и способы страданий, включая штурмы городов, отдельно выпадали обеим воюющим сторонам, поскольку Победа склоняла весы то в одну, то в другую сторону, и никому не давалась во владение надолго, тем не менее после неисчислимых потерь с обеих сторон, с запозданием и трудностями вышло так, что власть Рима была твердо установлена.
Вступили в войну с римлянами самниты, народ Аскула, луканцы, питентинцы, народ Нолы, и другие города и нации. Наиболее значимым и важным городом был Корфиний, вновь учрежденная союзная столица италийцев, где они воздвигли, среди других символов политической и верховной власти, вместительный форум и зал совета, богатые запасы денег и других военных запасов, и обильные съестные припасы. Они также учредили союзный сенат из пятисот членов, из числа которых выбрали для повышения людей, заслуживающих управлять страной и способных обеспечить общественную безопасность. Им они поручили ведение войны, дав сенаторам все полномочия. Позже они соответственно предписали ежегодно избирать двух консулов и двенадцать преторов.
Мужами вступившими в должность консулов были Квинт Помпедий Силон, марсиец родом и первый из этого народа, и во–вторых, из рода самнитов, Гай Апоний Мотилий, таким же образом человек выдающейся репутации и достижений в своем народе. Разделив всю Италию на две части, они назначили здесь консульские провинции и районы. Помпедию они предписали область, известную как Геркола, на Адриатическом море, а именно северо–западную часть, и шесть преторов, подчиненных ему; остальную Италию, то есть юго–восток, они предписали Гаю Мотилу, также обеспечив шестью преторами. Когда они так умело распределили свои дела и организовали правительство, в котором они в большей части скопировали освященные веками римские образцы, они посвятили себя с этого времени деятельному ведению войны, дав своему союзному городу новое имя Италия.
Их борьба с римлянами шла, по большей части, успешно до того времени, когда Гней Помпей был избран консулом и принял командование на войне, и он вместе с Суллой, легатом при другом консуле Катоне, добился замечательных побед, и не раз, а многократно, над италийцами, и разбил их надежды вдребезги. Но они продолжали борьбу. Но после того как Гай Косконий был отправлен принять командование в Япигии, они были разбиты снова и снова. Вслед за этим, сокращенные в силах и оставшись не более чем в остатках от первоначальной численности, по общему согласию они покинули свою союзную столицу Корфиний, поскольку марсы и все соседние народы покорились римлянам. Они, однако, закрепились в самнитском городе Эсерния, и поставили над собой пятерых преторов, одному их которых, в частности, Квинту Помпедию Силону, они доверили верховное командование в связи с его способностями и репутацией полководца. Он с общего согласия преторов создал большую армию, так что, включая людей, которых они уже имели, ее общая численность составила примерно тридцать тысяч человек. Кроме того, он освободил рабов, и при случае снабжая их оружием, он собрал немногим меньше двадцати тысяч человек и тысячу всадников. Встретив в сражении под (командованием) Мамерка римские силы, римлян он убил немного, а сам потерял свыше шести тысяч человек. Примерно в тоже самое время Метелл взял осадой Венузию в Апулии, важный город с многочисленным гарнизоном и захватил более трех тысяч пленных. Поскольку римляне все больше и больше брали верх, италийцы послали к царю Митридату Понтийскому, чьи военные силы и средства были на тот момент на пике, прося его послать в Италию армию против римлян; ибо если бы они объединили силы, то могли бы с легкостью свергнуть Рим. Митритдат ответил, что отправит свою армию в Италию, когда приведет Азию под свое господство, так как он сейчас занят именно этим. В следствие этого повстанцы были подавлены, ибо у них остались только самниты и сабелы, которые были в Ноле, и помимо того остатки луканцев под командой Лампония и Клепития.
Но теперь, поскольку Марсийская война была в сущности закончена, междоусобная борьба, которая ранее имела место в Риме, обрела новое дыхание, ввиду того, что многие видные люди претендовали на командование против Митридата, усматривая богатый приз в этом назначении. Гай Юлий и Гай Марий (человек, который шесть раз был консулом) боролись друг против друга и народ был разделен в сочувствии к одному и другому. Консул Сулла, однако, покинул Рим и присоединился к армии, собранной у Нолы, и нагнав страха на соседние народы, вынудил их выдать своих влиятельных персон и свои города. Но как только Сулла выступил в Азию для войны с Митридатом, поскольку Рим теперь был расстроен большими беспорядками и междоусобными кровопролитиями, Марк Апоний и Тиберий Клепитий, а также Помпей, военачальники оставшихся италийцев, которые тогда были в Бруттии, надолго обложили осадой Исий, сильно укрепленный город. Они не добились его капитуляции, но оставив часть армии продолжать осаду, с остальною решительно окружили Регий, ожидая, что если получат его в свои руки, то с легкостью переправят свою армию на Сицилию и получат контроль над богатейшим островом под солнцем. Но Гай Норбан, наместник Сицилии, незамедлительно воспользовался своей большой армией и военными ресурсами, поразил страхом италийцев величиной своих приготовлений и спас народ Регия. Затем, когда разгорелась гражданская распря между Суллой и Марием, некоторые сражались за Суллу, другие за Мария. Большинство из них погибли в столкновениях, а выжившие перешли на сторону победителя Суллы. Таким образом огонь гражданской войны был подавлен, и в тоже самое время величайшая из войн, Марсийская, наконецто подошла к концу.
[38/39.15] Как раз когда Марсийская война подошла к концу, разразилась большая гражданская война, во главе с Суллой и Гаем Марием, младшим сыном Мария, который много раз (на самом деле, семь) был консулом. В этой борьбе многие десятки тысяч людей погибли, но Сулла возобладал, и став диктатором, он принял имя Епафродита, хвастовство, которое не оправдались, так как он одержал победу на войне и умер естественной смертью. Марий доблестно сражался против Суллы, но тем не менее, потерпел поражение и нашел убежище в Пренесте с пятнадцатью тысячами человек. Окруженный и подвергнутый длительной осаде, наконец, когда все покинули его, и не найдя путей спасения, он был вынужден обратиться к помощи одного верного раба, чтобы освободить себя от неприятностей. Раб согласился, и одним ударом покончил со своим хозяином, а затем убил себя. Таким образом гражданская война закончилась, хотя немногие остатки партии Мария, пережив войну, продолжали борьбу с Суллой еще некоторое время, пока они не погибли как и все остальные.
Но едва она была потушена, поднялась другая между Помпеем и Цезарем. Она была начата первым, имеющим прозвище Великий, в уважение заслуг, которые он уже свершил или по приказу Суллы, или сам будучи главнокомандующим. Но в конце концов римляне оказались ввергнуты в новые беспорядки и новые убийства. Помпей был разбит, потерял все имеющиеся войска, и нашел погибель в гавани Александрии, где был зарезан, и это был удар, который железом сократил огромную власть консулов до крайнего предела, передав, фактически, всю полноту (власти) лично Цезарю: он, казалось, стремился закончить междоусобную гражданскую войну.
Но после того как он был убит сам, поднялась, против его убийц Брута и Кассия, новая гражданская война, которая была объявлена им двумя консулами: Антонием и Лепидом вместе с Октавианом Августом. Эта война, казалось, закончилась с поражением и гибелью Кассия и Брута, когда из неё возникла война открытая и провозглашающая взаимные претензии Августа и Антония на суверенную власть, которая после долгих кровопролитий с обеих сторон осталась полностью за Августом. Он спокойно прожил остальную часть своей жизни и навсегда положил конец авторитету консуляров, лишив его былого блеск из-за случившихся беспорядков, которые, очевидно, грозили общей погибелью.
Достоинство знаменитых является третьим чином после патрициев; говорит автор.
Прежде монархии Августа, вот имена магистратов, что знали римляне: патриции, также назывались Советом или Сенатом, трибуны, которые были во главе народа, эдилы, консулы, наделенные суверенными полномочиями и диктаторы, которые имели тоже самое, но не подотчетные и с более обширными полномочиями, пропреторы, преторы, проконсулы и другие звания того же рода. Знаками власти проконсула были двенадцать ликторов и платье с латиклавой, у диктаторов ликторы…