I. ФАЛЕКИИ
* * *
(I, 2)
Ты что-то пьешь одну лишь воду,
И только взрыв насмешек мог
Тебя заставить, нам в угоду,
Хлебнуть фалернского глоток.
Ужель у Невии румяной
Тебя и впрямь застанет ночь,
И хочешь ты для страсти пьяной
Вина соблазны превозмочь?
Молчишь, краснеешь, долу взоры?
Одежду мнешь? Так был отказ!
Ну, можешь смело взять амфоры
С вином - и догоняй-ка нас!
Перев. В. Владиславлев
ПОСТУМУ
(I, 3)
Не об убийствах, яде и разбоях,
Всего о трех веду я козах спор.
Сосед мой, говорю, увел с собой их,
Но ждет улик судейский приговор.
А ты гремишь о Каннах, Митридате...
Рукой махая, с пеной на устах,
О Сулле вспомнил, Марие-солдате!
Скажи-ка, Постум, о козах.
Перев. В. Владиславлев
* * *
(I,6)
He пальм изнеженных, не сада,
Ветвистых сосен ты, Приап,
Поставлен сторожем, и надо
От воровских беречь их лап.
Ведь роща матерью твоею
Была и может вновь быть ею,
А к очагу не хватит дров,
Так сам быть ими будь готов.
Перев. В. Владиславлев
* * *
(I, 8)
Как! три динария в итоге?
И из-за них-то в атрий твой
С утра являться в светлой тоге
Поклон отвесить пред тобой?
Тебя поддерживать смиренно,
Пред креслом шествовать твоим,
Когда ты тронешься надменно
К суду, клиентами просим?
О Басс! на мне плохая тога,
Она - истертое тряпье,
Но три динария - немного,
Поверь мне, даже за нее.
Перев. В. Владиславлев
* * *
(I, 40)
Шестьдесят вторую жатву
Видит Котта, а досель
Принужден ни разу не был
Злой болезнью слечь в постель,
И с насмешкой дерзкой кажет
Кукиш всем он докторам...
Марциал! А если точно
Счесть бы наши годы нам
И те дни, когда лежали
Мы, болезнями томясь,
Исключить совсем из счета, -
Стали б мы детьми как раз.
Оттого-то Нестор может
Долговечным ложно слыть:
Жизнь ведь в том, чтоб быть здоровым,
А не в том, чтоб долго жить.
Перев. П.Краснов
ЛИЦИНИАНУ, УЕЗЖАЮЩЕМУ В ИСПАНИЮ
(I, 49)
Средь кельтиберов муж незабываемый
И нашей честь Испании,
Лициниан, увидишь выси Бильбилы,
Конями, сталью славные;
И Кай седой в снегах, и средь распавшихся
Вершин Вадаверон святой;
И лес отрадный у Ботерда милого -
Благой Помоны детище.
Конгеда поплывешь ты гладью теплого
И тихих нимф озерами;
Потом в Салоне освежишься мелком ты,
Железо закаляющим.
Набьешь в Воберке дичи ты поблизости,
Не прерывая завтрака;
В тени деревьев Тага златоносного
От зноя ты укроешься;
Деркейтой жажду утолишь ты жгучую
И Нуты снежным холодом.
Когда ж Декабрь седой в морозы лютые
Завоет бурей хриплою,
Ты к Тарраконе на припек воротишься,
В родную Лалетанию.
Ловить там будешь ланей сетью мягкою,
На кабанов охотиться;
На скакуне загонишь зайца верткого,
Отдав оленей старосте.
В соседстве будет лес для очага тебе
С ребятами чумазыми.
К себе обедать позовешь охотника,
И гость твой тут же под боком.
Ни туфель с пряжкой нет, ни тоги там нигде,
Ни пурпура вонючего;
Ни приставов судебных, ни просителей,
Ни власти вдов докучливых;
Ответчик бледный сна не потревожит там:
Всё утро спи без просыпу.
Пускай другим впустую аплодируют,
А ты жалей удачников
И скромно счастьем настоящим пользуйся,
Пока твой Сура чванится.
Ведь жизнь своей законной доли требует,
Коль слава уж насыщена.
Перев. Ф. Петровский
ФУСКУ
(I, 54)
Если, Фуск, у тебя есть место в сердце, -
Ведь друзья там оттуда и отсюда, -
Мне, прошу, уступи ты это место
И меня, хоть я новый, не гони ты!
Ведь и старые все такими были.
Ты за тем лишь смотри, чтоб каждый новый
В состоянии стать был старым другом.
Перев. Ф. Петровский
ДАЛЕКИЙ СОСЕД
(I, 86)
По соседству со мной - рукой подать мне
До него из окон - живет мой Новий.
Позавидует всякий мне, подумав,
Что могу ежечасно наслаждаться
Я общеньем с таким мне близким другом?
Да он дальше еще Теренциана,
Что на Ниле теперь Сиеной правит!
С ним ни выпить нельзя, ни повидаться,
Ни услышать его: во всей столице
Он мне ближе всего и самый дальний.
Надо мне иль ему переселиться:
Пусть сосед ему будет иль сожитель
Тот, кто Новия видеть не желает!
Перев. Ф. Петровский
СОБАЧКА ИССА
(I,109)
Исса впрямь воробья резвей Катулла,
Исса чем поцелуй голубки чище,
Исса ласковее, чем все красотки,
Исса Индии всех камней дороже,
Исса - Публия прелесть-собачонка!
Заскулит она - словно слово скажет;
Чует горе твое и радость тоже.
Спит и сны, подвернувши шейку, видит,
И дыханья ее совсем не слышно.
А когда у нее позыв желудка,
Каплей даже подстилки не замочит,
Но легко тронет лапкой и с постельки
Просит снять себя - дать ей облегчиться.
Так чиста и невинна эта сучка,
Что Венеры не знает, и не сыщем
Мужа ей, чтоб достойным был красотке.
Чтоб ее не бесследно смерть умчала,
На картине ее представил Публий;
Там такой ты ее увидишь истой,
Что с самою собой не схожа Исса!
Иссу рядом поставь-ка ты с картиной:
Иль обеих сочтешь за настоящих,
Иль обеих сочтешь ты за портреты.
Перев. Ф. Петровский
РИМСКАЯ УСАДЬБА ЮЛИЯ МАРЦИАЛА
(IV, 64)
Малый Юлия садик Марциала,
Что садов Гесперидских благодатней,
На Яникуле длинном расположен.
Смотрят вниз уголки его на горы,
И вершину его с отлогим склоном
Осеняет покровом чистым небо.
А когда затуманятся долины,
Лишь она освещенной остается.
Мягко к чистым возносится созвездьям
Стройной дачи изысканная кровля.
Здесь все семеро гор державных видно,
И весь Рим обозреть отсюда можно,
И нагорья все Тускула и Альбы,
Уголки все прохладные под Римом:
Рубры малые, древние Фидены
И счастливую девичьею кровью
Анны рощицу плодную Перенны.
Там, хоть шума не слышно, видишь, едут
Соляной иль Фламиньевой дорогой:
Сладких снов колесо не потревожит,
И не в силах ни оклик корабельный,
Ни бурлацкая ругань их нарушить,
Хоть и Мульвиев рядом мост, и быстро
Вдоль по Тибру суда скользят святому.
Эту, можно сказать, усадьбу в Риме
Украшает хозяин. Ты как дома:
Так он искренен, так он хлебосолен,
Так радушно гостей он принимает,
Точно сам Алкиной благочестивый
Иль Молорх, что недавно стал богатым.
Ну а вы, для которых всё ничтожно,
Ройте сотней мотыг прохладный Тибур
Иль Пренесту, и Сетию крутую
Одному нанимателю отдайте.
А по-моему, всех угодий лучше
Малый Юлия садик Марциала.
Перев. Ф. Петровский
ЮЛИЮ МАРЦИАЛУ
(V, 20)
Если б нам, Марциал мой, можно было
Коротать свой досуг вдвоем беспечно,
Проводя свое время как угодно,
И зажить настоящей жизнью вместе,
То ни атриев, ни домов магнатов,
Ни докучливых тяжб, ни скучных сделок
Мы не знали б, ни гордых ликов предков.
Но прогулки, рассказы, книжки, поле,
Портик, Девы родник, аллеи, термы
Развлекали бы нас и занимали.
А теперь нет нам жизни, и мы видим,
Как хорошие дни бегут, уходят,
И хоть гибнут они, а в счет идут нам!
Разве кто-нибудь, жить умея, медлит?
Перев. Ф. Петровский
ПРИГЛАШЕНИЕ К ОБЕДУ
(V, 78)
Если скучно тебе обедать дома,
У меня голодать, Тараний, можешь.
Если пьешь пред едой - закусок вдоволь:
И дешевый латук, и лук пахучий,
И соленый тунец в крошеных яйцах.
Предложу я потом - сожжешь ты пальцы
И капусты зеленой в черной плошке,
Что я только что снял со свежей грядки,
И колбасок, лежащих в белой каше,
И бобов желтоватых с ветчиною.
На десерт подадут, коль хочешь знать ты,
Виноград тебе вяленый и груши,
Что известны под именем сирийских,
И Неаполя мудрого каштаны,
Что на угольях медленно пекутся;
А вино станет славным, как ты выпьешь.
Если ж после всего, как то бывает,
Снова Вакх на еду тебя потянет,
То помогут отборные маслины,
Свежесобранные с лицейских веток,
И горячий горох с лупином теплым.
Невелик наш обед, - кто станет спорить?
Но ни льстить самому, ни слушать лести
Здесь не надо: лежи себе с улыбкой.
Здесь не будет хозяев с толстым свитком,
Ни гадесских девчонок непристойных,
Что, похабными бедрами виляя,
Похотливо трясут их ловкой дрожью.
Но - что ни надоедно, ни противно -
Кондил-крошка на флейте нам сыграет.
Вот обедик. За Клавдией ты сядешь:
Ведь желанней ее у нас не встретишь!
Перев. Ф. Петровский
ЧИТАЛЬНЯ ЮЛИЯ МАРЦИАЛА
(VII, 17)
О читальня в изящном сельском доме,
Из которой соседний Рим нам виден,
Если между стихов почтенных место
Резвым шуткам Талии ты нашла бы,
Помести ты хотя б на нижней полке
Эти семь подносимых нами книжек,
Что сам автор своей рукой исправил:
От помарок таких они ценнее.
Ты, изящная, малым этим даром
В мире целом прославишься повсюду,
Сохраняя залог любви сердечной,
Моего ты, читальня, Марциала.
Перев. Ф. Петровский
НА ОТЪЕЗД ФЛАВА В ИСПАНИЮ
(X, 104)
Флаву нашему спутницей будь, книжка,
В долгом плаваньи, но благоприятном,
И легко уходи с попутным ветром
К Тарракона испанского твердыням.
На колесах ты там поедешь быстро
И Салон свой и Бильбилы высоты,
Пять упряжек сменив, увидеть сможешь.
Спросишь, что поручаю я? Немногих,
Но старинных друзей моих, которых
Тридцать зим и четыре я не видел,
Тотчас, прямо с дороги ты приветствуй
И еще поторапливай ты Флава,
Чтоб приятное он и поудобней
Подыскал мне жилье недорогое,
Где бы мог твой отец отдаться лени.
Вот и всё. Капитан зовет уж грубый
И бранит задержавшихся, а ветер
Выход в море открыл. Прощай же, книжка:
Ожидать одного корабль не станет.
Перев. Ф. Петровский
О БАЙЯХ И ЮЛИИ МАРЦИАЛЕ
(XI, 80)
Благой Венеры берег золотой, Байи,
О Байи, вы природы гордой дар милый!
Пусть тысячью стихов хвалил бы я Байи,
Достойно, Флакк, не восхвалить бы мне Байи.
Но Марциал мой мне дороже, чем Байи.
Об них обоих было бы мечтать дерзко.
Но если боги в дар мне дали бы это,
То что за счастье: Марциал мой и Байи!
Перев. Ф. Петровский
ЮВЕНАЛУ В РИМ ИЗ ИСПАНИИ
(XII, 18)
Ты теперь, Ювенал, быть может, бродишь
Беспокойно по всей Субуре шумной,
Иль владычной Дианы холм ты топчешь,
И гоняет тебя к порогам знати
Потогонная тога, и томишься
Ты, всходя на Большой и Малый Целий.
Я ж опять, декабрей проживши много,
Принят сельскою Бильбилой родною,
Что горда своим золотом и сталью.
Здесь беспечно живем в трудах приятных
Мы в Ботерде, в Платее - Кельтиберских
То названия грубые местечек.
Сном глубоким и крепким сплю я, часто
Даже в третьем часу не пробуждаясь:
Отсыпаюсь теперь я всласть за время,
Что все тридцать годов не досыпал я.
Тоги нет и в помине: надеваю
Что попало, с поломанных взяв кресел.
Я встаю: уж очаг горит приветно
Кучей дров, в дубняке соседнем взятых;
Всё уставила ключница горшками.
Тут как тут и охотник. Ты такого
Сам не прочь бы иметь в укромной роще.
Оделяет рабов моих приказчик
Безбородый и с длинными кудрями.
Так и жить я хочу, и так скончаться.
Перев. Ф. Петровский
ЮЛИЮ МАРЦИАЛУ
(XII, 34)
Целых тридцать четыре жатвы прожил
Я, как помнится мне, с тобою, Юлий.
Было сладко нам вместе, было горько,
Но приятного всё же было больше;
И коль камешки мы с тобой разложим
На две кучки по разному их цвету,
Белых больше окажется, чем черных.
Если горечи хочешь ты избегнуть
И душевных не ведать угрызений,
То ни с кем не дружи ты слишком тесно:
Так хоть радости меньше, меньше горя.
Перев. Ф. Петровский