4. VARIА

Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 

ПИРУШКА[1]
(27)
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик!
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Вы же, воды, прочь теките
И струей, вину враждебной,
Строгих постников поите:
Чистый нам любезен Бахус.
Перев. А. Пушкин

ВЕСНА[2]
(46)
Дышит вешним теплом, отходит холод,
Равноденствия бедственные грозы
Дуновенью Зефира уступили.
Разлучайся же, Фригия, с Катуллом,
И вы, пажити солнечной Никеи, -
Душу странника дрожью преддорожной
Пробирает и ноги как на крыльях:
В грады славные Азии лечу я.
О содружества милые, прощайте!
Издалёка отплыли мы совместно,
Но невесть как на родину вернетесь.
Перев. Я. Голосовкер

КОРАБЛЬ
(4)
Корабль, который здесь вы, гости, видите,
Хоть мал, а говорит, что был он всех быстрей,
Что ни одна громадина пловучая
Ни разу не могла опередить его,
На веслах ли несясь, под парусами ли;
Что это подтвердит и Адриатики
Бурливый брег, и острова Кикладские,
И Родос благородный с дикой Фракией,
И Пропонтида, и лука Понтийская,
Где - нынешний корабль - стоял он некогда
Косматым лесом. На киторском темени
Широко он шумел листвой глаголющей.
Понтийская Амастра, щедрый буками
Китор, всё это знали вы и знаете,
Так говорит корабль. С времен запамятных
Он возвышался у тебя на маковке,
В твоем он море весла в первый раз смочил
И через столько бурь с их злобой тщетною
Хозяина доправил, слева, справа ли
Юпитер кликал ветры иль, содействуя,
Дул с двух сторон и ходу прибавлял ему.
Обетов никаких береговым богам
Он не принес ни разу до прибытия
Морями всеми к озеру прозрачному.
Так было. А теперь он тихо старится
В укрытии, вам, братья, посвятив себя,
Двойничный Кастор и двойничный Кастора.
Перев. С. Шервинский

ГОРОДОК[3]
(17)
Городок мой! Желаешь ты на мосту веселиться.
В пляс пуститься готовы все. Одного только трусят -
Плох мостишка. Прогнил настил. Сваи стали трухлявы.
Тут держись! Полетишь стремглав! В топкой грязи увязнешь.
Пусть же крепкий получишь мост, как в мечтах тебе снится!
Лихо пусть по нему стучат ноги в пляске салийской!
А за это позволь и мне всласть потешиться смехом.
Разреши с твоего моста сбросить вниз головою,
Вверх тормашки, как сена куль, землячка дорогого!
В лужу пусть кувырком летит, в топь, вонючую жижу,
Где чернейшей трясины гниль, где пучина болота!
Это - страшный дурак! Умом он глупее ребенка
Двух годков, что уснул, отца убаюканный песней.
Этот увалень взял себе чудо-девочку в жены,
Нежной козочки прелесть в ней, резвость юности первой.
Баловать бы ее, беречь, гроздь сладчайшую сада.
Дурень женке гулять дает. Сам не двинет и пальцем,
Сам и с места не встанет. Нет! Он улегся колодой,
Что, подрублена топором, хлоп, в канаву упала.
Пестрой жизни веселый шум не дойдет до канавы.
Вот таков же и мой дурак! Он не слышит, не видит,
Кто таков, позабыл давно, жив ли, нет ли, не знает.
Вот его с твоего моста сковырнуть мне охота!
Может быть, от сонливых дум он проснется в трясине,
В грязной тине оставит нрав свой тупой и холодный.
Так подкову теряет мул в жидкой луже болота.
Перев. А. Пиотровский

НА СЕСТИЯ[4]
(44)
Сабинская моя, Тибурская земля,
Тибурская твоя... поддакивают, чтоб
Катулла не гневить. Ан нет - Сабинская,
Готовы на пари - кто враг мой - утверждать...
Но пусть Сабинская, точней, Тибурская,
Я в подгородном том дому охотно жил.
От кашля мерзкого себя освободив,
В чем и желудок мой бывал не без вины,
Когда попировать роскошно вздумал я...
Как раз был к Сестию я на пирушку зван.
А он речь, полную и яда, и бацилл,
Вдруг против Анция, истца, нам прочитал...
Тут лютым насморком и кашлем затяжным
Измученный, бежал сюда я, в твой уют,
Крапивой, тишиной лечила ты меня...
Поправившись, тебя за то благодарю,
Что за грехи мои не отомстила мне.
Но об одном молю: лишь я зов Сестия
Безбожный получу, чтоб кашель с насморком
Не на меня обрушились, на Сестия,
Кто нас зовет, чтоб дрянь свою нам прочитать.
Перев. Богоявленский


[1] «Пьяной горечью Фалерна…» — в подлиннике стихотворение написано фалекиями (11–сложником). 4–я строка оригинала у Пушкина опущена. Существует догадка, будто в последних строках отражается заговорная формула: воду, как пагубу вина, поэт предоставляет постникам и закрепляет заговор словами: «Здесь находится чистый Вакх».
[2] «Весна». Прощальная элегия. Уезжая из Вифинии (Никеи), поэт решил по пути посетить старинные города малоазиатского прибрежья. Посетив могилу брата в Троаде, он возвращается к себе на родину к озеру Гарда (№ 56). Там на полуострове Сирмио стоял его дом. Обыкновение Катулла сочетать трогательное (лиризм) со смешком остановило его выбор для стихотворения «Ты, полуостровов…» на холи–ямбическом размере. После плавания Катулл посвящает изображение корабля спасителям на водах — Диоскурам (см. стихотворение «Кораблик»). Надпись, как это полагается на посвятительном даре, говорит о прошлом судна — о его происхождении и о морском пути: Адриатика — Кикладские острова — Родос — Мраморное море — Черное море — Вифиния. Затем обратный путь: Киторский гребень и Амастрский холм Черноморья, поросший буками, из которых построен корабль. Впечатление от стихотворения — будто Катулл совершил путешествие на собственном корабле.
[3] «Городок». Осмеяние косности римского захолустья. Стихотворение написано приапеями — размером, применяемым для скабрезных песенок. В нем немало народного юмора. Салийская пляска — бурная пляска жрецов Марса, салиев, в честь бога.
[4] «На Сестия». Тибурское имение было расположено на границе Тибурского округа и Сабинского. Тибурский округ славился мягким климатом, и там строили себе дачи богачи. В Сабинском климат был суров. Поэтому доброжелатели называли имение Тибурским, барским, а недоброжелатели — Сабинским, плебейским (см. Фет). Катулл приобрел его на чужие деньги.