Глава 3. ПРИНЦИПЫ РИТОРИКИ И ЗАКОНЫ ИСТОРИИ

...природа слова такова, что одно и то же можно изложить разными способами: великое представить незначительным, а малое возвеличить, старое представить новым, о недавних событиях рассказать так, что они покажутся древними.
Исократ. Панегирик, 8
Исократ не был оратором в прямом значении этого слова, так ; как никогда не произносил своих речей с трибуны, а практика оратора предполагает непосредственное общение с аудиторией. . Кроме того, он, как правило, долго и тщательно отделывал свои произведения, что исключало быструю реакцию на происходившие события. Тем не менее форма и содержание речей сближают Исократа с политическими ораторами, поэтому в исследовательской литературе он фигурирует как оратор. Мы принимаем этот традиционный термин и будем пользоваться им в работе, хотя считаем необходимым подчеркнуть, что условность определения имеет более принципиальное значение, чем может показаться на первый взгляд.
Речи Исократа не были обычной апелляцией к Народному собранию, с самого начала они предназначались для чтения, что способствовало уменьшению в них эмоциональной и увеличению логической аргументации: Речи его современников - Демосфена, Эсхина, Гиперида, Ликурга - существенно отличаются от того, что написал Исократ. Их тематика гораздо более узкая и не конкретная, анализ ситуации, как правило, не выходит за рамки непосредственных причин события, предлагаемые меры носят сиюминутный характер. Причина столь резкого различия, видимо, в том, что устная коммуникация более ориентирована на эмоциональное воздействие, в распоряжении оратора, выступающего с трибуны, находятся такие действенные средства влияния на чувства, как мимика, жесты, интонация (недаром некоторые мастера красноречия брали уроки у профессиональных актеров). Всего этого лишен публицист, вынужденный компенсировать их отсутствие другим способом.
Чтобы достичь желаемого эффекта, написанная речь должна увеличить число и внутреннюю интенсивность рациональных доводов, апеллировать к разуму в большей степени, чем к чувствам. Это обстоятельство и некоторая замедленность отклика Исократа на политические изменения, возможность тщательно отделывать и обдумывать свои речи привели к тому, что теоретический план в его произведениях выступил более отчетливо, нежели у других ораторов, оказался менее связанным с конкретной ситуацией.
Одним из условий хорошо составленной речи сам Исократ считал степень важности затронутых в ней проблем, видя в этом принципиальное отличие политического красноречия, посвященного "государственным делам, делам эллинов и царей", от пустых тем, частных сделок и прочих сюжетов, о которых несут вздор другие, желающие болтать понапрасну (Isocr. Panath., 11; Paneg, 4; Phil, 3). Конкретизируя свой тезис, он включает в круг интересов политического оратора вопросы внутренней и внешней политики Афин и других полисов, проблемы, стоящие перед единовластными правителями, и определение позиции греческих городов по отношению к соседним "варварским" государствам (Isocr. Paneg, 17; Phil, 4, 13, 28, 94). Это подчеркнутое внимание Исократа к значительности темы речи представляется нам одной из его особенностей, которая стала важным компонентом в жанре политической публицистики.
Необходимо отметить и явную склонность оратора обращаться к конкретным фактам в основном как материалу для теоретических построений, видеть за отдельными акциями определенные политические и социальные тенденции - явление довольно редкое в ораторской практике. Теоретические взгляды выдающихся представителей искусства убеждения во многом остаются для нас загадкой; хотя неоднократно предпринимались попытки их реконструкции, полученные результаты выглядят ненадежными. Замыслы и концепция оратора как политического деятеля обычно не полностью адекватны мыслям, высказываемым им в речах. Чтобы убедить слушателей и иметь у них успех, выступающий должен говорить на доступном им языке, ориентироваться на их психологию и восприятие мира, использовать укоренившиеся стереотипы, манипулировать общеизвестными фактами, иначе он просто не будет понят. Афинское народное собрание ("люди на площади") состояло отнюдь не из интеллектуалов, обращаясь к нему, было бесполезно ссылаться на философские постулаты или разворачивать стройную программу. Поэтому взгляды любого политического оратора всегда будут сложнее и глубже, чем те, которые высказаны в речи. Однако выявить их нелегко, проблема соотнесения пропаганды и теории государства или его политики остается, по существу, неразработанной.
Исократ составляет здесь исключение, хотя и его концепция таит в себе много неясностей и возможностей различного толкования. Все же не столь очевидная, как у других ораторов, ориентация на вкусы и желания слушателей, отсутствие боязни утомить их пространными рассуждениями дают о себе знать. Это можно видеть на примере описания Ареопага, которое используется для изложения взглядов на принципы государственного устройства. Другой конкретный сюжет - вопрос о необходимости окончания Союзнической войны - интерпретируется как проблема "правильной" и "неправильной" внешней политики. Характеристика отношений, сложившихся у полисов с Персией и Македонией, превращается в трактат о критериях отбора врагов и союзников, об оппозиции эллинов и варваров. Констатируя факты, Исократ стремится проследить их причинно-следственную связь. Так, тяжелое социально-экономическое положение Афин, их неудачную внешнюю политику он считал закономерным порождением неверных принципов взаимоотношений с другими полисами (Isocr. Areopag., 6-7, 10-12, 16-17, 51-52, 65, 68-69; 81; De Расе, 3-5, 9, 12, 14, 38, 53, 59, 95-100, 126-128; Paneg, 18, 64, 115-117, 123, 125-126; Phil., 30, 40,43-55; 60-61, 87, 90, 95, 97, 148), причем обе проблемы рассматриваются во взаимосвязи[1]. Аналогичный подход наблюдается, когда автор предлагает избавиться от всех бед настоящего путем завоевания Азии и, тщательно разрабатывая эту концепцию, выстраивает свои доводы в стройную и логичную систему (Isocr. Areopag., 6; Paneg., 17, .34, 119, 132-137, 139, 150-151, 155, 174, 185; Phil., 9-10, 42, 86-92, 95-127, 130, 133-143, 153-154).
С этих же позиций решает Исократ и экономические вопросы, трактуя их как соотношение частного и всеобщего. В речах проводится сопоставление и даже идентификация индивидуального и государственного владений, автор исходит из посылки, ?что первое служит уменьшенным прототипом второго, поэтому за неустойчивостью состояний афинских граждан он видит общее неблагополучие социально-экономической политики полиса[2] (Isocr. Areopag., 6, 14, 24, 31, 36, 53, 73; De Расе, 4, 13, 23, 26, 30, 52, 55, 63, 84-85, 130, 133).
Повышенный интерес оратора к теории отразился и на его Терминологии. Э. Миккола отметил недогматичность Исократа в данной области и сделал вывод о необходимости не только изучения первоначального значения слова, но и его исследования в контексте [Mikkola, 1954, с. 194]. Анализ некоторых терминов в речах оратора показывает неоднозначность их содержания. Выражение πάτριος πολιτεία употребляется для обозначения комплекса понятий, в который входят самые разнообразные проблемы - религии, морали, политики, экономики, воспитания. Слово αρχή ("власть", "начало"), примененное для обозначения власти на море (αρχή την κατά θαλατταν), Исократ трактует как начало несчастий полиса, полагая, что установление морского могущества стало началом бед для Афин[3]. Морская держава, оцениваемая резко отрицательно, противопоставлена гегемонии на суше (ηγεμονία κατα γην) - типично спартанскому преимуществу, так как Лакедемон славился боеспособностью и дисциплиной именно армии. Отличительными чертами сухопутного преимущества признаются дисциплина и выносливость, контрастирующие с наглостью и бесшабашностью, характерными для морской державы (Isocr. De Расе, 48, 66, 86, 93; Phil, 60). Эти два варианта межполисных отношений существуют в двух видах - как конкретные союзы и как абстрактные принципы, положенные в основу государственных альянсов. Власть на море служит воплощением несправедливого начала, проявляющегося в подавлении полисом-гегемоном более слабых греческих государств, гегемония на суше признается справедливым объединением, основанным на признании независимости всех эллинских полисов (De Расе, 30,42,96, 101, 138). Доминирующей для своего времени Исократ считал политику типа αρχή την κατά θαλατταν.
Термины έὔνοια и όμονοια, содержание которых будет рассмотрено далее, применяются оратором при рассмотрении как практических, так и теоретических проблем.
Продолжая мысль Э. Миккола, мы считаем необходимым отметить полифункциональность политической терминологии Исократа. Оратор обычно использует слово в трех вариантах - его первоначальном значении, значении, определенном актуальной речевой ситуацией, и теоретическом значении. Последний вариант будет наиболее емким и сложным, связанным не только с двумя первыми употреблениями, но и с общими положениями полисной идеологии, что позволяет проследить некоторые аспекты политической пропаганды и соотнести теоретические догмы с практической политикой.
Следующая характерная черта творчества Исократа - активное использование этических категорий, зачастую применяемых при анализе политических и экономических событий[4]. Они придают его положениям эмоциональную окраску, особенно заметную в негативных аргументах. Оратор порицает аморальность сограждан в "Ареопагитике", считая ее одной из причин неправильного управления городом (Isocr. Areopag., 39-43). С этих же позиций он осуждает внешнюю политику Афин, объясняя, что стремление к господству над другими полисами несправедливо, подобные действия приравниваются им к тирании (Isocr. De Расе, 26, 58, 91, 108). Поэтому неудачи, постигшие город, закономерны для него не только в политическом, но и в моральном плане: как тиран карается несчастливой личной жизнью за беды, причиняемые другим, так и государство, построившее свою политику на подавлении эллинов, должно понести наказание (Isocr. De Расе, 110-115). Аналогичный прием используется оратором, когда он убеждает Филиппа Македонского не покорять силой греческие города (Isocr. Phil., 105-108).
Применение Исократом оценок с точки зрения морали прослеживается не только в доводах, направленных на осуждение какой-либо тенденции, они могут выступать и побудительным мотивом. Помимо аргументов экономической целесообразности завоевания Персии оратор подчеркнул несовместимость морали эллинов и варваров, установив прямую зависимость между конфликтом моральных ценностей и политическим конфликтом (Isocr. Paneg, 151-152; Phil, 76, 90, 100-104, 124-125, 137, 139). Это позволило Исократу по мере необходимости придавать одному и тому же понятию и положительное и отрицательное значение; например, так он подходит к решению вопроса о доходах, полученных путем присвоения чужого имущества, эксплуатации других государств. Оратор категорически отвергает такой подход внутри полисного коллектива (Isocr. Areopag, 30, 35; De Расе, 20, 128, 130), считает ошибкой экономическое преимущество, полученное одним греческим государством за счет другого, находящегося в пределах Эллады (Isocr. De Расе, 26, 29-30, 58, 66, 70, 74), но всячески приветствует грабеж негреческих этносов, провозглашает добычу, которую можно захватить в Персии, единственным средством спасения Эллады (Isocr. Paneg, 17, 34, 119, 134; Phil, 9, 130, 132). Интерпретация антитезы "свое-чужое" зависит у него от того, распространяются или нет на обладателей чужого имущества этические нормы эллинов. В тех случаях, когда речь идет о соотечественниках, присваивать чужое постыдно, захватить же имущество "варваров" не только возможно, но и почетно.
Морализирующий тон произведений Исократа соответствует общему направлению греческой публицистики IV в. [Romilly, 1954], значительную роль сыграл также подход оратора к политике и экономике не только как теоретика, но и как ритора, которому для воздействия на аудиторию необходима апелляция к ее моральным ценностям. Но даже среди других ораторов Исократ выделяется своим пристрастием к этической характеристике фактов. Дж. Кеннеди отмечает, например, что ни у одного из них не развит до такой степени моральный синтез аргументов [Kennedy, 1963, с. 83). Высокая концентрация моральных определений порой даже маскирует у него политическую направленность речей. Так, "Ареопагитик" долгое время расценивался как трактат, посвященный вопросам морали и воспитания, и новая точка зрения, предложенная В. Йегером [Jaeger, 1940], до сих пор разделяется не всеми учеными [Bringmann, 1965; Gillis, 1970; Momigliano, 1934; Romilly, 1954].
Три обстоятельства, на наш взгляд, имели решающее влияние на возрастание роли моральной аргументации в речах Исократа. О первом из них мы уже упоминали - общая тенденция времени, вызванная, очевидно, невозможностью оценивать происходящие события только в классических полисных нормах. Так как была настоятельная необходимость объяснения политических и социальных явлений, которыми так богат IV в., а традиционная полисная модель не соответствовала целому ряду фактов и тенденций, на сцену выступили моральные категории в качестве замещающих компонентов политических, юридических, философских дефиниций, как определенный регулятор общественных отношений в период кризисных ситуаций.
Два последующих обстоятельства связаны с первым и имеют более локальное значение, они определяются проблематикой речей. Из тем, затронутых в произведениях Исократа, особенно интенсивной морализирующей окраской выделяются сюжеты, относящиеся к прошлому государства, и вопросы, касающиеся межполисных отношений.
Восхваление высоконравственной жизни предков противопоставлено аморальности современного оратору общества и выступает в роли недосягаемого утраченного" идеала; изменение привычных норм полисной жизни содействовало их идеализации как попытке бороться с инновациями при помощи традиционных представлений. Специфика подхода Исократа к решению данной проблемы состоит в том, что он переносит моральные нормы индивида на государство[5] и расценивает неверные политические действия как нарушение этических правил, обязательных для полиса в такой же степени, как и для частных лиц.
В. Йегер считает оратора создателем нового морального кодекса и видит в "Ареопагитике" гениальную попытку связать изменение человека с изменением структуры государства. Данное определение представляется правильным, но смещающим акценты с широкой проблемы на более узкую, так как особенность "Ареопагитика" состоит прежде всего в тесном слиянии политических и моральных категорий при оценке полисной организации. Использование этических оценок, выработанных полисной идеологией для индивида, и постоянное соотнесение моральных качеств гражданина и государства вызваны отсутствием в традиционной системе нужных Исократу дефиниций, поэтому он приспосабливает для своих целей тс, которые имеются в его распоряжении.
Синтез моральных и политических принципов при характеристике политики государства отчетливо проявился в проблеме межполисных отношений - интерпретация се оратором заслуживает особого внимания. Ею взгляды обусловлены одним из существенных изменений в политической истории Греции IV в. - увеличением числа полисов, претендующих на роль лидеров. Если в конце V в. межгосударственная политика определялась в основном двумя государствами-гегемонами, Афинами и Спартой, то в первой половине IV в. конфронтация расширилась. В борьбу за первенство включались уже не отдельные полисы, а целые союзы, они и определили важнейшие проблемы политической жизни Эллады: принципы взаимоотношений союзников внутри коалиций и отношение коалиций друг к другу.
Исократ разрабатывает основы политической морали именно для крупных объединений, интерпретируя силу и могущество государства (δύναμις) не только как военно-политический потенциал, но и как моральный авторитет. Слово δύναμις приобретает положительное или отрицательное значение в зависимости от политики полиса-гегемона по отношению к союзникам и другим греческим государствам. Рассматривая роль Афин сначала в Архэ, потом во Втором афинском морском союзе, оратор приходит к выводу, что полис поступал несправедливо. Несправедливость (ἀδικία) выразилась в том, что он "захватил в свои руки право из многочисленных существующих государств одни разрушить, другие возвеличить, третьи устраивать по своему усмотрению" (άλλα μην οὐδ᾽ ὄτι πόλλῶν πόλεῶν ἐξονσίαν ἔλαβε τας μέν αναστάτους ποίῆσαι, τάς δ αὐξῆσαι, τάς δ ὄπως ἠβονλήθηδιοικῆσαι - Phil., 146. См. также Isocr. De Расе, 16, 62-69, 79, 83, 96).
Преобладание лидирующего полиса в межполисном объединении оказалось тесно связанным с конфликтом между моралью и успехом, правом и силой, или, в интерпретации Исократа, между справедливостью (δίκαιον) и пользой (συμφέρον, ὠφέλεια). Его непосредственным предшественником в этой области был Фукидид, впервые выдвинувший тезис о моральных нормах в политике больших полисных коалиций, в частности в афинской Архэ. Вряд ли такое совпадение случайно, скорее можно предположить, что речь идет о необходимости объяснения и легализации какой-то общей тенденции, одинаково важной для конца V и середины IV в. Мы считаем этой тенденцией настойчивые поиски греческими государствами основ, на которых могли бы строиться межполисные отношения, регулируемые уже не только "всеобщими законами" (κοινοί νόμοι) и определенными правилами ведения войны. Полисы нуждались в правовой разработке своей внешней политики, ее фиксации в уставал коалиций было недостаточно, требовалась теория, подобная теории внутреннего устройства государства, которая при разнообразии вариантов имела бы свой понятийный и фразеологический аппарат.
Первые шаги в данном направлении были сделаны не философами, а историком и публицистом, причем Фукидид и Исократ подходили к проблеме с разных позиций и ставили разные цели ее разрешения, но тем не менее оба выдвинули одну и ту же антитезу. На наш взгляд, такая унификация объясняется одной общей причиной - недостаточной расчлененностью морального и правового сознания в мсжполисных нормах, что не мешало им справляться со своей функцией регулятора на более ранних этапах истории Эллады. Пелопоннесская война изменила положение, показав насущную необходимость более четких правовых дефиниций. В процессе становления категории права несли на себе немалую долю признаков, свойственных моральным категориям, зачастую их даже трудно разделить. В. В.Оранский убедительно показал это на примере "Истории" Фукидида, хотя трудно согласиться с его конечным выводом о том, что δίκαιον в V в. "превращается в право со всеми характерными его чертами" [Оранский, 1942, с. 85]. Возникновение антитезы "польза - справедливость", равно как и оценка внешней политики полисов в терминах морали, были закономерным начальным этапом в становлении теории мсжполисных отношений (которая так и не получила завершения).
Фукидид и Исократ по-разному решают антитезу. Если у Фукидида внимание направлено на то, чтобы подчеркнуть несовместимость двух понятий (особенно отчетливо эта тенденция проявилась в "Мелийском диалоге" - Thuc. V, 85-112), то Исократ пошел по другому пути - уничтожения противоречия. Стремление сиять антитезу диктовалось конкретной политической ситуацией. Оратор неоднократно подчеркивал, что попытка Афин получить длительное политическое преобладание в Элладе путем насильственного подчинения полисов успеха не имела, более того, удачи в предприятиях подобного рода не могли добиться и соперничающие государства, их лидерство было кратковременным. Исократ противопоставляет господство и справедливость в критический для города момент, когда стало ясно, что Союзническая война проиграна. Критикуя сторонников ее продолжения, он выдвинул тезис о конфликте пользы и справедливости в политике, приведшей государство к плачевному результату (Isocr. De Расе, 31-34). Затем оратор объясняет, что конфликт мнимый и вызван неверной трактовкой понятий: по-настоящему несправедливость не может быть выгодна, так как ведет к получению преимущества на короткое время, а справедливость гарантирует длительный период благоденствия (Isocr. De Расе, 31-35, 63, 66). Он сурово осуждает людей, которые не понимают, что "ничто не соответствует материальной выгоде, доброй славе, правильному образу действий и вообще благополучию в такой степени, как добродетель со всем, что в нес входит" (Isocr. De Расе, 32. Пер. Л. М. Глускиной).
Исократ использует антитезу "сила - справедливость" лишь в тех случаях, когда она ему выгодна, его мораль тесно связана с политической ситуацией и меняется в зависимости от нее. В речи "О мире" он возмущается афинской политикой угнетения союзников и стремлением города к господству над Элладой как факторами, послужившими причиной поражения государства в войне (Isocr. De Расе, 19-22, 28-29, 64-66, 79-80). В "Панегирике", произведении, написанном при другой политической обстановке, автор утверждает, что действия города по отношению к союзникам были справедливы, они процветали, а пострадали лишь враги (Isocr. Paneg., 20, 80-81, 100-103, 115). Это опосредование морали политическими и экономическими нуждами делает ее подвижной, нестабильной. К. Брингман удачно определил мораль Исократа как утилитаристскую и подчеркнул, что она у него - средство для успеха [Bringmann, 1965, с. 69 и сл.].
Влияние ситуации на моральную оценку характерно для оратора при любых сюжетах, он применяет этот подход не только при решении внутри греческих дел, но и при взаимодействии моральных систем эллинов и варваров. Если пропаганда антиперсидского похода побуждает его подчеркивать их несовместимость, то угроза македонского завоевания приводит к тому, что он убеждает Филиппа действовать в нормах эллинской морали, при помощи которой доказывает ему несправедливость насильственного подчинения полисов[6].
Наряду с подвижной шкалой моральных ценностей, предоставляющей в распоряжение оратора гибкую систему доказательств, в его произведениях виден и другой, теоретический уровень морали, на нем было выработано понятие о посредничестве, благодаря которому оказалось возможным уничтожение оппозиции. Идея посредничества предполагала примирение и сосуществование слабого и сильного объектов, их объединение на разумных и справедливых началах, одинаково выгодных для двух сторон. Исократ обозначает посредничество как "благорасположенность" (εὔνοια) и "заботу" (επιμέλεια), а состояние согласия называет ὁμόνοια. Эти понятия, сохраняя свою стабильность, применяются им при решении конфликтов различных типов, их значение будет рассмотрено далее.
Еще одна характерная черта творчества Исократа - влияние риторических положений на политические, социальные и экономические категории, в которых он оценивает изменения в жизни Эллады. Сложный конгломерат риторики, политики и ситуации был блестяще проанализирован Дж. Джиллисом на двух конкретных примерах - разборе речей "Панегирик" и "О мире". Подобный подход, как мы постараемся показать, заслуживает самого пристального внимания и может быть применен не только при исследовании отдельных произведений, но и интерпретации речей оратора в целом.
Удачное соединение Исократом положений ораторской теории с политической реальностью наглядно выступает в использовании им термина καιρός, который имеет свою историю. При упорядочении софистами языковых средств для словесного искусства ими были установлены формальные критерии ορττυτης "правильности" на грамматическом уровне и καιρός "своевременности" на стилистическом; применительно к ораторской речи второй термин означал, очевидно, использование доводов, уместных в данном произведении [Миллер, 1975, с. 41]. Καιρός может быть трактован и как адаптация речи к изменчивости жизни, психологии говорящего и слушающего [Kennedy, 1963, с. 67][7].
В. Штайдле обратил внимание на καιρός как на центральный пункт учения Исократа, но понятие учения ограничено у него рамками педагогики [Steidle, 1952, с. 264). Нам представляется целесообразным подчеркнуть многозначность термина, что позволяет использовать его одновременно и в риторической концепции, и в политической теории, причем оба аспекта тесно связаны. Καιρός у Исократа превратился в инструмент, помогающий оратору приспособить свою речь к сложившейся ситуации, при его посредстве автор определяет способ оформления идеи, структуру аргументации, отбирает и оценивает факты. В то же время καιρός отражает неустойчивость и резкие колебания в политической жизни Эллады, ориентацию на удачные обстоятельства, которые могут изменить существующее положение в благоприятную сторону. В качестве комплекса удачного момента и удачных методов для оправдания курса действий καιρός у Исократа становится одной из основных установок его политической концепции, приемом пропаганды и методом построения речей. Вероятно, это понятие имеет большое значение не только для творчества Исократа, но и для изучения и понимания особенностей политического красноречия в целом, так как объясняет механизм интерпретации фактов и тенденций в ораторской речи.
Не меньшее значение для публицистики Исократа имеет другое понятие - δόγματα τῶν πολλῶν - "мнение большинства", также связанное с риторикой. Установление контакта с аудиторией, приспосабливание к ее настроению, желание снискать одобрение слушателей и читателей были важной и необходимой чертой ораторской практики. Исократ не ограничивается обращением к читателю как к конечному арбитру в искусстве слова, а переносит этот принцип в область политики [Bringmann, 1965, с. 67; Gillis, 1971, с. 54 и сл.]. Так, он делает важным критерием "правильности" внешней политики государства ее одобрение или неодобрение большинством греческих полисов (Isocr, Antid, 124; Panath, 24, 35, 48, 57, 62, 67-68, 105; Paneg, 26, 75; Phil, 49, 148; Plat, 40,43). Пренебрежение общественным мнением он считает опасной тенденцией, которая неизбежно должна привести полис к катастрофе. Свою точку зрения он иллюстрирует примерами действий Афин в Архэ и во Втором афинском морском союзе: когда город навлек на себя ненависть эллинов, его внешнеполитическое положение ухудшилось (Isocr. Areopag, 8, 10, 17, 80-81; De Расе, 42, 78, 125). Закономерность такого явления подтверждается, по мнению Исократа, и изменением внешнеполитического статуса Спарты, чье тяжелое положение он объясняет враждебностью полисов к Лакедемону (De Расе, 100): Хорошую репутацию оратор определяет как залог удачи политики единовластных правителей и полководцев (Isocr. Antid, 121, 133, 138; Euag, 17, 37; 45, 54; Nic, 15; Phil, 68-78). В "Филиппе" Исократ упоминает об Алкивиаде, который хотя и вернулся в Афины с большой славой (μεγάλη δοξα), однако не получил всеобщего одобрения (υφ απαντων), что в глазах автора явно снижает достижения Алкивиада и придает его успехам оттенок авантюризма (Phil, 6).
С термином δόγματα τῶν πολλῶν "мнение большинства" тесно связаны два понятия, характеристика которых важна для исследования политического мировоззрения Исократа: έὔνοια ("благорасположенность") и ἐπιμέλεια, εὐεργεσία ("забота", "благодеяние"). Под έὔνοια, как доказала Ж. де Ромили [Romilly, 1954, с. 96], оратор подразумевает вид посредничества, соединяющий справедливость и преимущество. На наш взгляд, εὔνοια у Исократа всегда противопоставлена κράτος ("силе"), слову, обозначающему синтез преимущества и несправедливости. Принцип κράτος оратор находит в основе построения крупных межполисных объединений V-IV вв. - афинской Архэ, Втором афинском морском союзе и "спартанской державе". Распадение перечисленных альянсов в результате недовольства союзников и остальных полисов наводит автора на мысль о необходимости более гибких, чем прежде, способов управления. Не отказываясь по существу от политики подавления, полис-гегемон, в его представлении, должен позаботиться о придании своим акциям видимости законности и справедливости. В действиях такого рода, политике типа έὔνοια и должно было помочь искусство слова, способное сформировать благоприятное общественное мнение.
Исократ делает политическую пропаганду важным и неотъемлемым компонентом любых межгосударственных систем, состоящих как из однородных, так и из разнородных элементов. К первым относятся межполисные союзы, ко вторым - альянсы полисов с "варварскими" государствами. Стремление убедить (πείθω) греческие государства в справедливости и разумности политики Афин, их уважении свободы и автономии других городов особенно настойчиво звучит в периоды ослабления их позиции, а военные неудачи побуждают автора поспешно и с готовностью признать ошибки полиса в прошлом и гарантировать их исправление в будущем. Аналогичный случай, т. е. желание изменить неблагоприятную политическую ситуацию при помощи слова, мы наблюдаем в "Филиппе", где оратор приводит многочисленные доводы в пользу мирной и доброжелательной политики Македонии по отношению к Элладе.
В представлении Исократа правильная внешняя политика должна быть основана на проявлении не только доброжелательности, но и заботы. С. Пелмен высказал интересную мысль об употреблении слова ἐπιμέλεια в политической сфере как показателя различия между хорошо организованной державой и тиранией (Perlman, 1967, с. 340 и сл.). Иными словами, это понятие - критерий, определяющий правильность или неправильность принципов межгосударственного союза. Если к методу убеждения государству следует прибегать скорее в моменты ослабления, то с ἐπιμέλεια мы сталкиваемся в случаях явного политического или экономического преобладания (Isocr. Antid., 13, 116; Archid., 64; Panath., 53, 56, 114-115; Paneg., 57, 104). Как вариант "заботы" в "Филиппе" применяется εὐεργσία ("благодеяние") - поведение, наиболее подходящее для македонского царя по отношению к эллинам (Phil., 20, 32, 36-37).
Таким образом, понятия έὔνοια, ἐπιμέλεια и εὐεργεσία используются Исократом для удачного и гибкого приспособления политической пропаганды к действительности - метод, пригодный для полисной политики в любой ситуации - и благоприятной и неблагоприятной.
К постулатам ораторского искусства относится необходимость блюсти "должное", "надлежащее" (πρέπον, δέον) в композиции речей. Исократ придерживается этого правила в области техники произведений и одновременно делает его своей центральной установкой, которая в значительной степени формирует содержание речей. Ради соблюдения "должного" оратор одни события ставил в центр речи, другие замалчивал, третьи искажал. Показательным примером может служить его отношение к внешнеполитическому положению Афин, теме, фигурирующей почти везде, постоянное внимание к которой несомненно.
Однако в разных речах данная проблема занимает различное место. В периоды, когда были написаны "Панегирик" и "О мире", вопрос о статусе Афин в Элладе стоял чрезвычайно остро, и принципы их взаимоотношений с другими полисами были предметом бурных политических дискуссий внутри города. Эта тема становится основной, все остальные проблемы затрагиваются только в связи с ней и решаются в одном аспекте - могут ли они способствовать или препятствовать ее решению. В произведениях, посвященных другим сюжетам, происходит обратное явление - внешняя политика Афин находится в зависимости от других центральных вопросов, играет подчиненную роль.
Интерпретация фактов у оратора также ориентирована на δέον: в "Панегирике" (380 г.), в речи, которую исследователи, несмотря на отдельные разногласия, все-таки считают прямо или косвенно связанной с образованием Второго афинского морского союза [Миллиор, 1939; Buchner, 1958; Jaeger, 1940, с. 142; Wendland, 1910, с. 135; Willamowitz, 1893, с. 380 и сл.], отчетливо звучит лейтмотив оправдания отношения Афин к союзникам в афинской державе (Архэ) и стремление доказать необходимость нового полисного объединения. Формально автор предлагает возглавить его двум государствам - Афинам и Спарте, но общий тон произведения - усиленное восхваление Афин и противопоставление их гегемонии господству Лакедемона, приведшего к разорению Эллады и усилению в ней противоречий (Isocr. Paneg, 23-72, 115-126), - не оставляет у читателя сомнения в явном предпочтении, оказываемом оратором родному городу[8]. Речь "О мире" (355 г.) написана в период, когда неминуемое военное поражение Афин диктовало целый комплекс проблем, нуждавшихся в скорейшем разрешении, - необходимо ли заключение мира на данном этапе, с кем и на каких условиях, какими принципами следует руководствоваться в дальнейших взаимоотношениях с полисами. Тон Исократа здесь совершенно иной, он резко обрушивается на политику Афин и в Архэ, и во Втором афинском морском союзе, упрекая их в угнетении союзников, вмешательстве в дела других государств и пренебрежении собственными (Isocr. De Расе, 16-35, 41 и сл.).
Об использовании Исократом принципа "надлежащего" универсально свидетельствует его метод исторических ссылок. Даже беглого взгляда на речи оратора достаточно, чтобы заметить, что обращение к прошлому полиса - одна из их отличительных черт. Особенно ясно она видна в "Ареопагитике", "Панегирике" и "Панафинейской речи". Тема эта исключительно важна в источниковедческом плане, так как речи нередко служат одним из основных источников информации об исторических событиях и свидетельства ораторов подчас имеют решающее значение. Поэтому, как и в отношении прочих исторических источников, проблема надежности сообщаемых сведений выступает здесь на первый план. Маятник доверия ученых к историческим ссылкам ораторов имел удивительно широкую амплитуду колебаний - от некритического использования любых сообщаемых сведений (предполагалось, что ораторы, зачастую выступавшие перед очевидцами событий или оперировавшие общеизвестными фактами, не могли искажать их) до категорического отрицания у них какого бы то ни было представления об истории (после "уличения" ораторов в многочисленных ошибках и неточностях).
История стала для красноречия прекрасным вспомогательным средством, облетающим достижение цели. О важности ее в этом качестве свидетельствует хорошо разработанная дифференцированная система примеров. Из событий прошлого отбиралось прежде всего то, что ассоциировалось с моральными ценностями, а это превращало историю в эталон, критерий для оценки настоящего. История связывалась не только с настоящим, но и с будущим, так как любая политическая речь была посвящена анализу сегодняшнего дня и прогнозированию завтрашнего. В результате этого прошлое проецировалось не только в настоящее, но и в будущее. Риторическая практика выработала серию приемов эффективной подачи примеров прошлого, умело сочетавших эмоциональность и рациональность. Особенно тщательно выбирались факты из истории Афин, образующие продуманную систему доказательств исключительности данного полиса [Nouhaud, 1982, с. 71-72, 87-88, 103-104].
Следовательно, можно говорить не об оригинальности приема, а о своеобразии его применения у Исократа. Оно отразилось в гораздо более широком по сравнению с речами современников привлечении исторического материала [Blass, 1892, с. 49 и сл.] и в том, что метод параллелей с прошлым приобрел в творчестве оратора принципиально новое качество: из фона, оттеняющего основные положения, он превратился в один из приемов построения речи, прошлое и настоящее стали одинаково активно использоваться для воздействия на читателя. Этому способствовал ряд факторов как общего, так и частного характера. К первой группе можно отнести повышенное внимание к истории, характерное для IV в. Мы уже упоминали о частых исторических ссылках в речах ораторов, превратившихся в общие места, необходимо отметить также активное использование лозунга πάτριος πολιτεία ("конституция предков") в борьбе политических группировок, не случайно и появление в данный период "Афинской политии" Аристотеля с его вниманием к политической стороне истории города.
В то же время у оратора отсутствует главное условие исторического сочинения - последовательность в изложении; трактовка одних и тех же событий порой бывает противоречива, он подходит к прошлому как ритор, который занимается не описанием, а объяснением. Поэтому Исократ обращается только к хорошо известным читателям фактам, по определению Дж. Джиллиса, суммирует опыт аудитории [Gillis, 1971, с. 59]. Историческое описание для него не самоцель, а средство, подчиненное основной. идее, которая и привлекает его внимание к определенным событиям прошлого, объясняемым в нужном аспекте, отобранным по принципу δέον. Позиция, занятая Исократом, ставит его посередине между историком и ритором как создателя нового, историко-публицистического жанра, в котором переплелись элементы истории и политической пропаганды. М. Нуо [Nouhaud, 1982, с. 87-88] отмечает, что Исократ ближе, чем другие ораторы, подошел к концепции истории. Его познания о предшествующем времени были более глубокими, а использование и интерпретация им исторических фактов выводят последние за рамки вспомогательного материала красноречия.
Взаимодействие истории и риторики в политическом красноречии оказало влияние на исторические труды, способствуя усилению в них тенденциозности и морализаторского тона. Поскольку новый подход, продемонстрированный Исократом, воздействовал не только на его современников, но и на более ; поздних авторов[9], имеет смысл несколько подробнее остановиться на его приемах использования исторических ссылок.
Охарактеризовав историю как общее наследство, которым можно воспользоваться в нужный момент (Isocr. Paneg, 9), оратор на практике часто прибегает к возможности обращения к прошлому. В "Ареопагитике", когда он излагает свои взгляды на основы полисной организации, исторические ссылки применяются для критики радикальной демократии при построении идеальной модели. Соединение этого приема с политическим лозунгом привело к изложению credo оратора в форме социально-политической утопии. В "Панегирике" Исократ постоянно упоминает о подвигах, совершенных афинянами в греко-персидских войнах, об их выдающихся заслугах перед Элладой (Isocr. Paneg, 52, 57, 63, 68-70, 75, 81, 85, 103 и сл. См. также De Расе, 30, 38, 41-43; Panath, 24, 48, 52, 54); здесь история служит для обоснования права Афин на гегемонию в Греции, читатель подводится автором к выводу по идентичности в отличие от вывода по контрасту, использованного в "Ареопагитике". К аналогичному выводу по идентичности Исократ прибегает в "Филиппе", когда разворачивает перед македонским царем картину дружеских отношений между предками Филиппа и греками и обращает его внимание на многочисленные услуги, оказанные в прошлом Афинами Македонии. Здесь цель исторических экскурсов - отвести угрозу завоевания (Phil., 32-34, 106-108). При обосновании необходимости похода в Азию Исократ ставит историю на службу будущему, напоминая об обидах, причиненных персами эллинам во время греко-персидских войн, и об отваге предков, воевавших с варварами и одержавших много славных побед (Isocr. Paneg., 118, 155, 185; Areopag., 6, 80; De Расе, 43).
И наконец, в ряде случаев прошлое становится причиной, а настоящее - следствием. По такой схеме Исократ строит выпады против внешней политики Афин в речи "О мире", когда утверждает, что эллины возненавидели полис из-за наглости предков (τὴν ασέλγειαν τῶν πάτερων - Isocr. De Расе, 79). Данный прием используется также для критики внутренней политики группировки радикальной демократии: порча политии (хорошей конституции) объявлена прямым результатом действия лиц, отнявших у Ареопага его права (Isocr. Arcepag., 50-51).
Исократ торжественно провозгласил принцип точности и правдивости в ораторском описании (Isocr. Euag., 10), но направленность риторской практики делает этот тезис одним из штампов пропаганды, цель которой - завоевать доверие аудитории. Использовались как умолчания, так и искажение событий прошлого и настоящего: например, для доказательства положения о том, что внешняя политика демократии лучше политики Тридцати тиранов, победу Конона при Книде (394 г.) оратор переносит в 361-60 г. (Isocr. Areopag., 65). Заключение Анталкидова мира приписано Ксерксу, а не Артаксерксу с целью создать впечатление о моральном падении греческих полисов (Isocr. Phil., 42). Для обоснования дуалистической гегемонии Афин и Спарты в "Панегирике" Исократ, исказив широко известные исторические факты, пишет о единодушии афинян и спартанцев во время греко-персидских войн (Isocr. Paneg., 86 и сл.); чтобы показать легкость завоевания Востока, оратор дает заведомо неверную картину военно-экономического потенциала Персии (Isocr. Paneg., 138-164; Phil., 99-104).
К числу специфических особенностей Исократа можно отнести значительное влияние экономических факторов на его политическую и социальную концепцию. В речах постоянно встречаются ссылки на выгоду, пользу, доход (συμφέρον, πρόσοδος, ὠφέλεια, πλεονεξία), эти понятия становятся определяющими при решении любого вопроса, польза или вред политических акций рассматриваются в зависимости от их влияния на уровень жизни и благосостояния полисного коллектива.
В ораторской практике Исократ придает большое значение пользе как конечной цели хорошо составленной речи (Isocr. Antid., 78-79; Paneg., 4; Phil., 13, 24)[10], в сфере политики польза для него - задача, поставленная перед государством, и одновременно показатель правильности выбранного им пути. Здесь истоки прагматизма оратора, позволившего ему уловить тенденцию времени и выразить ее в виде четко сформулированных проблем, поставленных перед полисами: объединение и поход на Восток. Его программа направлена на стабилизацию полисной - системы, устои которой подверглись смертельной опасности из- за социальных смут, изменения соотношения между богатством и бедностью, взаимного соперничества греческих государств (Isocr. Antid, 65, 142-160; Areopag, 10, 24; De Расе, 20, 79, 99-100, 128, 130; Paneg, 17, 34, 119, 132, 174; Phil, 9).
Исократ ясно определяет причины ожесточенной борьбы за гегемонию в Элладе - недостаток земли и хлеба. Нужда (απορία), пишет он, разрушает дружбу, обращает родство во вражду (ἐχθρός), и вовлекает всех людей в войны и смуты (πόλεμος, στάσις) (Isocr. Paneg, 17, 34, 119, 132, 174; Phil, 9). Захват земель и богатств "великого царя" и вывод в Персию греческих колоний должны были помочь в устранении и причины, и ее следствий (Isocr. Paneg, 17, 132-133; Phil, 9, 89, 120-122, 132). Путь внешней экспансии избран оратором не случайно, бесконечные военные столкновения в Греции первой половины IV в, которые привели к резким изменениям в экономическом и политическом статусе полисов, подсказывали его в качестве наиболее быстрого и эффективного способа восстановления равновесия внутри греческих государств и между ними.
Исократ строит свои речи на убежденности в полезности ; предлагаемых им действий. Тема пользы звучит в его произведениях решающим аргументом, подкрепляющим приведенные ранее доводы. Оратор уверен, что государства в политических действиях руководствуются не ненавистью и клятвами (μητ ἕχθρας μήθ᾽ὄρκων), а только соображениями пользы {ωφελεία - Phil, 45), поэтому наряду с традиционной аргументацией - моральной и политической - он вводит еще один вид доказательств - экономический.
По мнению Дж. Джиллиса, доказательства в речи "О мире" делятся на два типа - юридические доводы и доводы с точки зрения целесообразности, причем они настолько переплетены, что зачастую их невозможно разделить [Gillis, 1970, с. 199, 204 и сл.]. Это интересное и верное наблюдение нуждается в некотором дополнении и расширении. Прежде всего в данную схему следует включить моральные аргументы, так как моральные категории неотделимы от мировоззрения оратора. Доводы, которые Дж. Джиллис называет юридическими, чаще всего связаны с политикой, а доводы с точки зрения целесообразности - с экономикой. Таким образом, трехмерная система аргументации соответствует у Исократа универсальной оценочной единице, составленной из политических, моральных и экономических категорий. Роль этих частей неодинакова, два первых вида более традиционны, что доказывается их широким использованием в "Ареопагитике", произведении, наиболее тесно связанном с положениями, которые выработаны предшественниками оратора, экономическая аргументация там почти не встречается. В речах, больше приближенных к конкретной политической ситуации и меньше к теории ("О мире", "Панегирик", "Филипп"), экономические доказательства встречаются гораздо чаще, ими опосредованы и моральные и политические доводы.
В речи "О мире" оратор доказывает афинянам, что мирная политика полезнее военной, что морское владычество не приносит пользы городу (Isocr. De Расе, 26, 66, 70, 72, 74). В понятие пользы у него входят богатство (εὐπορία, χρηματισμός), доходы (πρόσοδος), процветание (εὐδαιμονία - Isocr. De Расе, 19-21, 32, 63). Синоним πρόσοδος - слово πλεονεξια встречается обычно в отрицательном контексте и связано с несправедливостью, неправильным образом действий, обозначаемых как вмешательство· в чужие дела (πολυπραγμοσύνη - Isocr. De Расе, 26, 58, 108). В данном случае автор прибегает к той же терминологии, что и Фукидид, применяет уже установившийся стереотип[11]. Исократ расширяет его значение и переносит с политики Афин на политику полисов-гегемонов. Стремление к экономической выгоде, лежащее в основе межполисных отношений, он называет πλεονεξία и ставит своей целью доказать, что такой выгоде следует предпочесть пользу от согласия (ὠφελεία ὁμονόια - Isocr. Phil., 9, 40).
В "Филиппе" экономические аргументы явно преобладают над моральными и политическими. Здесь польза уже не комплекс понятий, обозначающий общее благополучие, она прямо связана с представлением даже не просто о походе, а о военной добыче, ожидающей Филиппа, если он согласится возглавить греко-македонский поход в Азию, хотя оратор и заботится о некотором камуфляже, обещая в придачу почет и немеркнущую славу (Isocr. Phil., 36, 111-119, 133, 143, 153).
В публицистике Исократа мы наблюдаем не только влияние экономики на политические и социальные воззрения, но и обратное воздействие. Одна экономическая аргументация при всей своей актуальности не могла служить побудительным мотивом для каких-либо действий, оратор должен был использовать весь имеющийся у него арсенал средств убеждения. Поэтому чисто экономические мотивы зачастую прикрыты ссылками на религию, историю, мораль, политику, оформлены в привычных для полисной идеологии стереотипах. Например, чрезвычайно разнообразны методы, к которым прибегает автор, чтобы обосновать необходимость завоевания Персии: здесь и призывы отомстить за обиды, причиненные во время греко-персидских войн (Isocr. Areopag., 6; Paneg., 155, 185; Phil., 42), и доказательства легкости покорения Азии (Isocr. Paneg., 151-152; Phil., 76, 90, 100-104, 107, 125, 137), и порицание трусости варваров, их неспособности к управлению, предрасположенности к рабству (Isocr. Paneg., 158; Phil., 111-112), ссылки на мифологию и Гомера и даже на дурное воспитание персидского царя (Isocr. Areopag., 34, 50, 54, 83; De Расе, 24, 128, 130; Phil, 139).
Сочетание риторических приемов с социально-экономическими событиями связано с очень существенным вопросом о достоверности сведений, сообщаемых Исократом о богатстве и бедности, о социальных конфликтах, о внутренних противоречиях в полисах. Прежде всего оговоримся, что, хотя оратор и приводит отдельные конкретные факты, речь может идти лишь о выявлении общего направления, так как преобладают суммарные характеристики. Исократ много пишет о бедствиях греческих государств, их тяжелом экономическом состоянии, обострении социальной борьбы. Оратор воспринимает обстановку в полисах как состояние всеобщего озлобления, у него очень высока концентрация слов, обозначающих зло (κακόν), смятение (ταραχή), опасности (κίνδυνος), перевороты (οτάσις), убийства и разрушения (ἀπόλλυμι, τέμνω, λυμαίνομαι, ἀποκτείνω). Все это производит сильное эмоциональное впечатление и на читателя, которому адресованы речи, и на исследователя, создавая довольно мрачную картину социально-экономического положения Эллады первой половины IV в.
Когда речь заходит об отдельных полисах, они описываются в том же духе. Характеризуя современные ему Афины, оратор недоволен существующим положением дел в любой затронутой им области, но экономика вызывает у него особенно острую реакцию. Исократ убежден, что государство находится на грани катастрофы-город наполнен стенаниями, никто не живет легко и радостно, хотя у разных слоев населения свои беды. Бедняки пребывают в постоянной нужде, ради пропитания тянут жребий в дикастерии (здании суда), мерзнут зимой в одежде, вид которой не поддается описанию, выпрашивают подаяние и скитаются по Элладе (Isocr. Areopag., 34, 50, 54, 83; De Расе, 24, 128, 130; Phil, 120). Положение состоятельных людей тоже плачевно, их жизнь невыносима из-за постоянных денежных вымогательств со стороны полиса, угроз и притеснений, полного отсутствия заботы об Их безопасности (Isocr. Antid, 159-164; De Расе, 20, 128, 130). Оратор пишет, что из-за постоянных военных действий многие занятия заброшены, государственная казна опустела (Isocr. Antid, 108; De Расе, 20, 22, 46-48, 68,82, 92, 130-131). Он подчеркивает, что подобные беды испытывают не только Афины, но И другие полисы Греции, число же скитающихся бедняков достигло таких размеров, что они превратились во всеобщую угрозу и опасность (κοινον φόβον και κίνδυνον ἄπασιν ἡμίν).
Сообщаемые Исократом факты и его комментарии к ним сводятся к критике и неприятию социально-экономических процессов, протекающих в современной ему Элладе, но истоки его оценок и сфера их применения различны, так что его позиция не может быть определена однозначно.
Когда Исократ описывает бедственное положение Эллады, он хочет доказать, что несчастья полисов одинаковы, поэтому в "Панегирике" и "Филиппе" происходит своего рода нивелирование характеристик, создание единой схемы. Такой подход связан с главной целью автора - обоснованием необходимости завоевания Востока, социально-экономическая характеристика играет здесь подчиненную роль и используется как доказательство. Одни и те же беды должны, по его мнению, как создать предпосылки для объединения, так и свидетельствовать об универсальности предложенного им средства избавления от нужды, в лозунг панэллинизма помимо этнических, культурных и политических стимулов для консолидации Исократ вводит негативный экономический фактор.
Сведения, сообщаемые оратором об общем направлении экономических процессов, протекающих в Греции, не лишены достоверности и имеют под собой реальное основание, но внимание автора направлено исключительно на отрицательные стороны явлений, что приводит к искажению картины в целом. Используя данные Исократа в этой области, необходимо помнить, что они отобраны и интерпретированы очень односторонне, находятся в зависимости от идеи завоевания Персии.
Изображение внутренней жизни полиса реже используется в качестве аргументации, и структура его гораздо более сложная, точка зрения оратора здесь тесно связана с его политическими и социальными воззрениями. Позиция, занятая Исократом в "Ареопагитике" и особенно в "Антидосисе", показывает его как убежденного сторонника и защитника той части граждан, которых он называет имущими (οἱ ἐχόμενοι, οἱ κεκτημένοι), оплакивая их несчастья.
Из работ последних десятилетий видно, что положение имущих людей было далеко не так плачевно, как пытается представить его оратор, и полис, вопреки его утверждениям, отнюдь не находился на краю гибели из-за развала экономики. Л. М. Глускина показала, что жалобы собственников на эйсфору (чрезвычайный военный налог), литургии (государственные повинности, выполнявшиеся состоятельными гражданами) и триерархию (обязанность соорудить за свой счет триеру для флота Афин) в IV в. до н. э. обусловлены изменениями в финансовой сфере государства, большим разрывом между доходами частных лиц, зачастую скапливавших большие богатства, и казной полиса, постоянно испытывающей недостаток средств, что повлекло за собой необходимость увеличения доли доходов, поступающих в государство с налога на имущество [Глускина, 1975, с. 142 и сл.].
Произведения Исократа демонстрируют, как перемены в экономике полиса влияли на изменение взаимоотношений личности и государства, свидетельствуют о нарушении традиционных связей между полисом и гражданином. Кризисные явления в экономике вынуждали государство проводить политику прямого вмешательства в доходы частных лиц, так как существование полиса было построено на основе установленного распределения дохода его граждан. В речах оратора отразилась реакция части имущих афинян, воспринявших действия подобного рода как незаконное покушение на их имущество. Причем недовольство было вызвано не только размером взимаемой суммы, но и использованием ее для поддержания неимущих граждан. Раздраженному Исократу кажется, что толпы бедняков, не желающих заниматься производительным трудом, заполнили весь город, построив свое существование на эксплуатации состоятельных людей. По верному наблюдению А. Фукса, оратор говорит не о сравнительной, а о радикальной бедности, предпочитая вместо стандартных терминов οἱ πενητες, οἱ ἄπορος употреблять гораздо более сильные выражения типа οἱ καθ ἑκάστην ἡμέραν τῶν ἀναγκαίων ἐνδεετς, οἱ μαλιοτα βίου δεόμενοι, οἱ συνέχῶς πενομενοι [Fuks, 1972, с. 23 и сл.].
Абсолютизация Исократом отдельных процессов, имевших, бесспорно, место в жизни полиса, повлияла на тех исследователей, которые описывают состояние Афин в духе оратора, добавив значительную долю модернизации [Acosta, 1970-1971, с.24; Fuks, 1972, с. 26; 1974, с. 56; Mossé, 1962, с. 104 и сл.], забывая о ; том, что сведения, сообщаемые им, не могут служить прямым доказательством тех или иных экономических и социальных явлений и тем более их размеров. Ведь Исократ отмечает в данном случае не столько сами процессы, сколько их отражение в социальной психологии определенной части населения полиса, регистрирует измерение во взаимосвязи личности и государства в сфере идеологии. Иными словами, нельзя элементы идеологических дефиниций автоматически переносить на экономические. Не следует забывать также и о риторических эффектах, которые придают сообщаемым автором фактам интенсивную эмоциональную окраску, что еще больше способствует искажению их сущности.
При трактовке Исократом экономических вопросов можно наблюдать несоответствие между теоретическими нормами полиса и практикой IV в. Непосредственная реакция Исократа расходится с его концепцией, воспринятой от предшественников, о пагубности слишком большого богатства и необходимости делиться им с окружающими, об обязанности состоятельных людей помогать нуждающимся согражданам (Isocr. Areopag, 32- 35), При интерпретации внутренней политики Афин эти традиционные взгляды уступают место появившейся в IV в. тенденции к их пересмотру. Отстаивая старую концепцию в теории, на практике оратор выступает против нее, хотя уверен, что протестует только против экстремистской политики радикальной демократии.
Если в "Ареопагитике" этический аспект богатства и бедности остается в тени, то в речи "О мире" он получает новую, оригинальную разработку. Исократ обращается к хорошо известной читателям теме - о моральном осуждении несправедливо полученного богатства и наказании его обладателей (Isocr. De Расе, 6, 30-35). Классический тезис полисной идеологии применяется оратором в конкретной внешнеполитической ситуации для укрепления его точки зрения, доказательства ее соответствия традициям и этическим нормам. Мы имеем возможность наблюдать не только диспропорцию между сложившейся идеологией и практикой IV в., но и использование теории для легализации и упрочения новых, направленных против нее тенденций.
В реакции Исократа на экономические и социальные процессы своего времени чувствуется растерянность, его представления об общем упадке полиса не могут быть обусловлены только социальной позицией и стремлением воздействовать на аудиторию, причины данного явления гораздо более глубокие.
Современники оратора также воспринимали первую половину IV в. как период интенсивных сдвигов в экономике и глубоких социальных потрясений. Описывая их, проявляют поразительное единодушие такие разные авторы, как Платон, Аристотель, Лисий, Ксенофонт, Демосфен[12]. Все они испытывают своего рода эмоциональный шок, трактуя события как попрание установленных норм, всеобщую анархию и смятение. Сходную, очень острую и. бурную реакцию на социальные и экономические конфликты мы находим в литературе VI в., связанную с развитием товарно-денежных отношений, вторжением экономики в традиционные нормы предшествующей эпохи [Зельин, 1964, с. 161, 188 и сл.].
Указанные периоды, конечно, отличны друг от друга, но причины явлений одинаковы. В IV в. наблюдается интенсивное развитие экономики, связанное с ее переходом на новую ступень развития. Растущим товарно-денежным отношениям становилось тесно в рамках полиса, наступало несоответствие между потребностями экономического развития и принципами полисной системы. Новые тенденции, направленные против полиса как определенной системы социальных, экономических и политических отношений, воспринимались их современниками в виде катастрофы и разрушения государственных основ. Исократ не был исключением из этого правила.
Приспосабливаясь к изменениям на практике и предлагая пути выхода из создавшегося положения вполне в духе своего времени, определенная часть перечисленных авторов в теории ориентировалась на систему ценностей и установлений, выработанную для классического полиса, воспринимая все происходящее как отклонение от нее. А. Циммерн высказал верную мысль о существовании представления о "нормальном" греческом государстве - идеальной организации, которая была моделью для источников IV в. - произведений Платона, Аристотеля, Исократа. Он справедливо замечает, что прототипом этой модели могла служить определенная стадия в развитии государства, время стабилизации и расцвета. Для Афин он соотносит данную стадию с VI в. [Zimmern, 1961, с. 350 и сл.], что, на наш взгляд, неправомерно, здесь скорее можно говорить о периоде Пентеконтаэтии (пятидесятилетии между двумя войнами: греко-персидской и Пелопоннесской ) как наивысшем расцвете полиса.
В заключение нам хотелось бы обратить внимание на два уровня в концепции Исократа - теоретический и практический, которые порой бывают связанными между собой меньше, чем можно было бы ожидать, хотя имеют одни и те же цели. На теоретическом уровне анализа создавшегося положения автор ищет выход, ориентируясь на силы самого полиса, считая, что перегруппировка элементов вернет структуру государства к ее оптимальному варианту. Именно так решается вопрос в "Ареопагитике", который при всем своеобразии жанра и приемов стоит, пожалуй, ближе к произведениям Платона и Аристотеля, чем к ораторским речам и публицистике IV в.
Теоретизация межполисных отношений нашла отражение в выявлении и обозначении основных тенденций в политической жизни Эллады, стремлении выработать категории для их оценки. Речи Исократа отразили усиление роли политической пропаганды во внешней политике полисов и внесли значительный вклад в становление и развитие ряда лозунгов - справедливости, свободы, автономии, всеобщего мира. На практике все меры, предлагаемые оратором, сводятся к объединению полисов и завоеванию Персии. Для этого был абсолютизирован конфликт, существовавший между Элладой и Персией, на него переключены все конфликтные ситуации, возникшие внутри полиса, между полисами и даже между Грецией и Македонией.
Термины ἕυνοια и δμόνοια ("благорасположенность" и "согласие") служат связующим звеном между теоретическим и практическим уровнями, хотя они по-разному трактуются на каждом из них. В теории ими обозначаются принципы, составляющие основу жизни гражданского коллектива, т. е. благожелательность и единодушие у граждан, живущих в одном полисе, признание каждым своего места в государственной системе и добровольное исполнение связанных с ним обязанностей. Отклонение от подобного образа жизни приводит, по мнению оратора, к усилению нужды и социальным распрям.
В межполисных отношениях лозунгом ἕυνοια Исократ определяет политику лидирующих полисов по отношению к остальным. Термин δμόνοια тесно связан с идеей панэллинизма, выдвинутой в литературе V в. до н. э. и получившей у оратора дальнейшую разработку и завершение. Он понимает панэллинизм как общность культурных, политических и социальных воззрений, системы жизни, противопоставленной варварам и создающей предпосылки для объединения греческих государств, а также разнородных социальных групп. Последнее исключает интерпретацию δμόνοια у оратора как "единство интересов крупных собственников, рабовладельцев и уже не только одного полиса" [Борухович, 1967, с. 11].
Практический уровень ἕυνοια и δμόνοια используется Исократом в межгосударственных отношениях. Термины связаны с консолидацией полисов для военного похода в Азию, с единством и доброжелательством союзников (σύμμαχος), сплоченных перед лицом общего врага, так как военная кампания (στρατεία) невозможна без согласия. Вариантом такой трактовки служит и предполагаемый альянс между Элладой и Македонией против Персии, хотя здесь акценты несколько смещены, на первом плане стоит ἕυνοια, что обусловлено неравенством сил партнеров.
Заканчивая главу, посвященную некоторым особенностям политической публицистики Исократа, мы считаем необходимым отметить следующее.
Речи оратора дают интересный образец применения риторических приемов при анализе процессов, характерных для жизни полисов первой половины IV в. Такой подход позволил автору использовать достижения греческой мысли в области философии, этики, политики в практической деятельности, перевести их на язык политической пропаганды, доступный и понятный всем слоям населения полиса. Сочетание риторических положений с политическими, экономическими и моральными категориями позволяет понять такие важные для Исократа черты, как интенсивная морализирующая окраска его речей, разноречивость в оценке одних и тех же событий, ориентация на ситуацию, повышенный интерес к истории. Это обстоятельство определяет возможности использования произведений оратора в исторических исследованиях, способствуя увеличению их ценности как источника в сфере идеологии, особенно в политике, ораторском искусстве, социальной психологии, но создает очень серьезные затруднения при попытке привлечь те же свидетельства как показатель масштабности и величины социально-экономических процессов.
Влияние риторики не только на форму, но и на содержание суждений приводит к образованию новых критериев при теоретизации конкретных исторических фактов, особенно в оценке внешней политики полисов и позиции греческих государств по отношению к Персии и Македонии. Соединение постулатов ораторского искусства с системой понятий, выработанных предшественниками Исократа, и насущными нуждами греческого общества способствовало становлению понятийного аппарата теории межполисных отношений, дальнейшей разработке и окончательному завершению идеи панэллинизма в IV в.
Взаимодействие разнородных элементов обогатило политическую речь оратора и расширило ее функции, позволило использовать при аргументации и решении проблем разные степени обобщенности, а также создать два уровня в постановке и решении проблем- теоретический и практический. Эти уровни определяют специфику и своеобразие жанра политической публицистики Исократа, они различаются типами связи между теорией и практикой. В первом варианте доминирует теория, обобщения служат логическим развитием традиционной полисной концепции, они соотносятся с практикой не прямо, а косвенно, опосредованно. Характерным примером здесь может служить решение проблемы внутренней организации государства в "Ареопагитике". Во втором варианте главенствующее положение занимает практика, которая по-разному взаимодействует с теорией. В одном случае она способствует ее дальнейшему развитию и окончательному определению, как это произошло с интерпретацией идеи панэллинизма. В другом новые факторы, обозначившиеся в жизни Эллады IV в., приводят к становлению оценок, включающих как теоретические, так и практические компоненты, при помощи которых начинает развиваться новый аспект теории. Так подходит Исократ к принципам межполисных отношений. В третьем случае практика выдвигает задачи, способствующие постановке и теоретизации новых вопросов, не имевших аналогий в предшествующем развитии: основ сотрудничества двух разных типов государственных организаций - греческого полиса и македонского царства.
Применительно к особенностям восприятия оратором действительности теоретический уровень его концепции создается ярко выраженной склонностью к переводу конкретных примеров в абстракцию, стремлением осмыслить новые веяния в экономической, политической и социальной жизни в рамках политической теории, постоянным интересом к наиболее важным из проблем, стоявших перед греческими полисами. На формирование практического уровня влияет чуткая реакция на происходящие события, подчинение постановки и решения любого рассматриваемого автором вопроса политическому моменту, гибкая и универсальная система доказательств, всегда адекватная сложившейся ситуации.
Совмещение двух уровней позволяет не только лучше понять и объяснить мировоззрение оратора, но и проследить взаимодействие теории и практики. Расхождение в интерпретации одной и той же темы на разных уровнях демонстрирует механизмы действия политической пропаганды. Это расхождение свидетельствует также об определенном несоответствии между классическими полисными нормами и мировоззрением общества IV в, о кризисных явлениях в полисной идеологии, об изменении соотношений между личностью и государством. Подход автора к проблемам его времени показывает, что социальные, политические и экономические нужды полисов диктовали пути выхода из создавшегося положения, которые противоречили устоявшимся представлениям. Исократ на практическом уровне решает проблемы в духе эпохи, используя для обоснования решений представления, способ аргументации, фразеологию полисных норм, применяя для разрушения теории ее собственные принципы и дефиниции.


[1] Тезис о связи взглядов Исократа на внутреннюю и внешнюю политику Полиса был выдвинут В. Йегером (Jaeger, 1940, с. 425 и сл.] и поддержан К. Брингманом [Bringmann, 1965, с. 62 и сл.).
[2] Интерес автора к политической и социальной теории достаточно убедительно демонстрирует «Кипрский цикл» (речи, посвященные «делам Царей»), имеющий важное значение для понимания его. взглядов на государственную организацию, поисков оптимального управления полисом. ЭД. Фролов (Фролов, 1969] выдвинул интересный и, безусловно, верный тезис о связи «Кипрского цикла» с внутренними проблемами полиса. Следует также отметить прослеженную Т. А. Миллер [Миллер, 1967] связь между Представлениями Исократа о благе единовластия и конкретными Политическими задачами, перечисленными в его письмах различным правителям.
[3] Этот прием отмечен в «Риторике» Аристотеля (Arist. Rhet., 111,11» 35) как удачный образец обыгрывания значения слова. Следует отметить, что αρχη выступает в двух качествах — как понятие и как название Афинской морской державы.
[4] На эту особенность Исократа одним из первых обратил внимание Э. Миккола [Mikkola, 1954, с. 251], подчеркнув, что к решению политических вопросов оратор подходит с этических позиций.
[5] Эта особенность Исократа была отмечена Ж. Матье [Mathieu, 1925, с. 13], а также Т. А. Миллер (Миллер, 1975, с. 33).
[6] Хотя отношение к македонянам было несколько иным, чем к персам, они в глазах греков все же не стояли на одном уровне развития с эллинами [Bacon, 1961, с. 6; Mathieu, 1925, с. 11). Демосфен акцентирует внимание на противопоставлении морали эллинов и македонян (Dem. II, 6—10, 18—20; III, 16; IV, 8—9, 49). Сам Исократ, даже желая всячески польстить Филиппу и называя его причастным к философии, не удержался от намеков на неравенство между греками и македонянами (Phil., 154).
[7] Характерно, что καιρός в значении счастливого случая был персонифицирован — известна статуя Лисиппа под названием Καιρός [Webster, 1956, с. 103].
[8] В общей оценке «Панегирика» мы разделяем точку зрения П. Клоше [Cloché, 1933, с. 132].
[9] Исократ оказал воздействие не только на историков, бывших его учениками, —Эфора и Феопомпа, но и на последующую историографию ран неэллинистического периода—на труды Каллисфена, Тимея, Онесикрита, Клитарха [Зельин, 1960, с. 84 и сл.].
[10] Так же трактует назначение политической речи и Демосфен (I, 1, 46; III, 36; VIII, 32; IX, 4).
[11] Значение термина πολυπραγμοσύνη в политике исследовано в интересной статье В. Эренберга [Ehrenberg, 1947]. На активное использование этого термина Исократом указал К. Брингман [Bringmann, 1965, с. 68 и сл.].
[12] Мы сознательно оставляем в стороне другие данные и ограничиваемся только основными литературными источниками с четко обозначенной суммарной тенденцией.