Книга девятая


IX.1

(1) В растениях есть своя влага, [1] которую некоторые называют общим именем "сок". Ясно, что каждая влага обладает своими особыми свойствами: у одной вкус определеннее, у другой нет; бывает влага, которая кажется вовсе безвкусной; до такой степени вкус ее слаб и водянист. У всех растений больше всего влаги бывает во время распускания; сильнее всего проявляются ее свойства тогда, когда растение перестало и распускаться и плодоносить. У некоторых растений их влага имеет свою особую окраску: у одних она белая, как, например, у растения с млечным соком, у других, например у василька и у сафлора шерстистого, именуемого "колючкой", - кроваво-красная; у некоторых зеленая, у иных еще какой-нибудь другой окраски. Все это особенно заметно на растениях однолетних или с однолетним стеблем, а не на деревьях.
(2) У некоторых растений влага эта бывает только густа, как, например, у растений с млечным соком; у других, например, у пихты, сосны, теребинта, алеппской сосны, миндаля, черешни, тернослива, [2] финикийского можжевельника, "кедра", египетской акации, вяза, она клейкая. У вяза тоже ведь есть клейкая жидкость, но только она содержится не в коре, а в мешочках на листьях. [3] Сок растений, дающий ладан и смирну, так же клеек, равно как бальзам, гальбан [4] и тому подобные жидкости, например сок индийской акации, [5] дающей, как говорят, нечто похожее на смирну. Натекает он и на фисташковом дереве и на том колючем растении, которое именуется ixine; из этого сока приготовляют мастику.
(3) Все эти соки и вообще те, которые обладают известной клейкостью и маслянистостью, ароматны. Те соки, в которых маслянистости нет, например гумми и сок миндального дерева, запаха не имеют. Клейкий сок есть и у ixia, растущей на Крите, [6] и у так называемого "козьего аканфа": раньше думали, что он растет только на Крите, но теперь его нашли и в Ахее в Пелопоннесе, и по другим местам в Элладе, и в Азии, в Мидии. [7] У всех этих растений сок выступает на стебле, на стволе и на ветвях; у некоторых, например у "конского сельдерея", скаммонии и множества других лекарственных растений, он появляется на корнях; у других - и на стебле и на корне; есть растения, например сильфий, у которых сок вытекает как из стебля, так и из корней.
(4) Сок "конского сельдерея" [8] напоминает смирну. Некоторые, слыша, что из него получается смирна, думают, что сельдерей этот может из нее вырасти. [9] Его сажают, как было сказано, его собственными "слезами", так же как лилии и прочие растения сажают их "слезами". [10] У сильфия сок на "вкус острый, так же как и сам сильфий. Так называемый сок сильфия не что иное, как клейкая влага. Скаммония и другие такие же растения имеют, как было сказано, лекарственную силу.
(5) У одних из названных растений сок выступает сам собой, у других - от надреза, у третьих - и сам собой, и от надреза. Надрезают, конечно, растения, сок которых идет в употребление и составляет предмет торговли. Сок миндального дерева, например, ни на что не годен; поэтому его и не гонят. Ясно, что больше вытекает влаги у тех растений, у которых она свертывается сама собой. (6) И надрезывание деревьев и свертывание сока приходится не у всех растений на одно и. то же время. У виноградной лозы, говорят, сок скорее всего отвердевает, если ее надрезать незадолго до того, как она начнет распускаться; он свернется хуже, если лозу надрезать осенью или в начале зимы, несмотря на то, что для большинства лоз - это самая пора для плодоношения. У теребинта, у сосны и у некоторых других деревьев смола появляется после того, как они распустились; надрезают же их вообще не каждый год, а через большой промежуток времени. Деревья, дающие ладан и смирну, говорят, надрезают перед восходом Пса и в самые жаркие дни. Так же обстоит и с сирийским бальзамом.
(7) У этих растений надрез делают и тщательнее, и меньше: тогда и жидкости вытечет меньше. У растений, у которых надрезают и стебель, и корень, например у сильфия, надрезают раньше стебель; сок из стебля называется "стеблевкой", а сок из корня - "кореневкой". Последний лучше: он чистый, прозрачный и более густой; "стеблевка" водянистее. Поэтому в нее, чтобы она свернулась, подсыпают пшеничной муки. Время, когда сильфий следует надрезать, известно ливийцам: они занимаются сбором этого растения. [11] Так же поступают собиратели корней и лекарственных соков: и они сначала добывают сок из стебля. Вообще же все, кто собирает корни и соки, соблюдают свои сроки для каждого растения.
Таковы общие замечания.


[1] Определяя сок растений сначала общим словом «влага», Феофраст дает дальше ряд названий, из которых каждое характеризует особый сок. Слово οπός, которым некоторые обозначали всякий сок, он применяет для млечного сока; словом δάκρυον — «слеза» пользуется для обозначения клейкого сока, а также смолы, вытекающей каплями, как слезы.
[2] Προύμνη: Феофраст называет это дерево тем именем, которым его называли в греческих городах Малой Азии. Выше мы уже отмечали наличие в его словаре названий растений, заимствованных из местных диалектов: ср. примеч. 38 к кн. III. Не указывают ли эти названия (пусть самым общим образом) на источник, из которого Феофраст черпал свои сведения о данном растении?
[3] Ср. III.7.3; 14.1 и 15.4. На основании этих мест н перевода Плиния («Естественная история», ΧΙΙΙ.67), где сохранилось греческое слово κωρύκω в латинской транскрипции (хотя Плиний истолковал его совершенно бессмысленно, как название горы в Килнкии), Шнейдер восстановил правильное чтение, которое в Η и P2Ald заменено пояснительной глоссой τχγγείω (κωρυκος — «круглый мешок»: этим словом Феофраст обозначал галлы на листьях вяза; άγγείον — «сосуд», «кувшин» — слово более понятное и употребительное, которое переписчики и употребили для пояснения текста).
[4] Гальбан обладает запахом неприятным и скорее лекарственным. У восточных народов рекомендовалось употреблять гальбан для курений, так как прибавка его к другим ароматическим веществам делает их запах особенно приятным. Плиний (ук. соч., ΧΙΙ.56) называет растение, дающее эту смолу, ферулой (зонтичное) и говорит, что оно растет на горе Амане, разделяющей Сирию и Киликию. Лобелий вывел из семян, обнаруженных им в гальбановой смоле, растение, которое он определил как Ferula ferulago (Stirp. observ., p. 451). П. Герман (Parad., p. 163) и Коммелин (Hort. amstelod., 2 p., 115, t. 58) описали два совершенно разных растения, которым они, однако, дали одно и то же название — Ferula .galbanifera, потому что оба они дают одинаково пахнущую камедь.
[5] См. IV.4.12 и примечание к этому месту. Ср. 6.4. в этой книге.
[6] Критская ixia называлась иначе «белым хамелеоном». Растение это выделяет клейкий сок, похожий на птичий клей. Ср. VI.4.9.
[7] «Козий аканф» — Astragalus creticus — подробно описывает Турнефор («Путешествие», 1,22). Он отличается серыми листьями, цветочным стеблем такой же длины, как листья, и яйцевидными цветочными лепестками. И посейчас растение это называется «козьей колючкой», и сок его еще в первой половине XIX в. вывозили через Патрас в Италию. Оно растет по всей Морее (Пелопоннес древних), на Парнасе и в горах Македонии. Замечание Феофраста: «... раньше думали... теперь его нашли» чрезвычайно интересно: оно свидетельствует о ботанических экскурсиях и розысках, которые производились и на материковой Греции, и в сердце Азии — Мидии. Почин исходил, конечно, от самого Феофраста.
[8] О «конском сельдерее» см. VII.6.3.
[9] Прекрасным комментарием к этому месту служит Плиний («Естественная история», XIX.162): «Феофраст рассказывает, что если посадить мирру [=смирну], то вырастет „конский сельдерей"». О перерождении семян мы читаем у Феофраста неоднократно.
[10] Слово δάκρυον обозначает здесь дочерние луковинки. См. примеч. 7 к кн. II.
[11] Подробно о сильфий и его сборе см. VI.3.

IX.2

(1) Смолу получают таким образом: сосну надрезают, [1] вынимают кусок смолистой древесины, и тогда в эту рану натекает множество сока; у пихты и у алеппской сосны пробуют древесину на вкус [2] и затем надрезают деревья. Выпускание смолы происходит не у всех деревьев одинаково; у теребинта, например, надрезают и ствол и ветви, но смолы из ствола [3] всегда и больше и она лучше, чем смола из ветвей.
(2) Различные деревья дают и разную смолу. Самая лучшая смола у теребинта: она твердая, с очень приятным и нежным запахом, но ее бывает немного. На втором месте стоит смола от пихты и алеппской сосны: у этих смол запах нежнее, чем у сосновой. Сосна дает самое большое количество смолы; сосновая смола обладает тяжелым смолистым запахом, потому что у сосны смолистой древесины очень много. Смолу эту уносят совершенно жидкой, в мешках; [4] уже потом она в них загустевает.
Говорят, что в Сирии смолу из теребинта выжигают: там есть, как мы уже говорили раньше, [5] большая гора, сплошь заросшая большими теребинтами.
(3) Некоторые говорят, что также выжигают смолу из алеппской сосны и финикийского можжевельника. Это, конечно, возможно, но вряд ли это делают, так как смолы у этих деревьев немного. [6] В Македонии не выжигают смолы даже из сосен, разве что из "мужских". [7] "Мужскими" там называют бесплодные сосны. У "женских" смолу гонят только из корней, да и то по выбору, хотя у всякой ведь сосны корни смолисты. Самую лучшую и самую чистую смолу получают с мест, залитых солнцем и обращенных к северу; смола из тенистых мест мутна и более горька: на очень тенистых местах сосна вообще и не растет.
(4) На смолу бывает урожай и неурожай; бывает она плоха, бывает хороша. Если зима умеренна, смолы будет много и она будет хорошей и более светлой; если зима сурова, ее мало и она хуже. Вот что определяет количество и качество смолы, а .никак не урожай на сосновые шишки.
(5) Жители Иды, говорят, различают между соснами и одну сосну называют "идейской", а другую "приморской". Из идейской, по их словам, смолы получается больше; она чернее, слаще и в сыром виде ароматнее; при варке она несколько уваривается, так как в ней много водянистого отстоя, почему она и жиже. Смола от приморской сосны желтее и гуще в сыром виде; уваривается она меньше, но в идейской сосне смолистой древесины больше. Вообще же из равного количества смолистой древесины смолы получается в дождливую погоду больше, чем в засуху, но она будет водянистее. То же можно сказать относительно холодных и тенистых мест по сравнению с солнечными и теплыми. Так говорят и македоняне, и жители Иды. [8]
(6) Углубления, из которых опять можно вынимать смолу, у хороших деревьев заполняются через год, у средних - через два, а у слабых - через три. Заполняются они не сросшейся древесиной, а смолой: древесина срастись вновь и соединиться не может, а выработать соответственное количество смолы за указанный срок дерево может. Кое-что, разумеется, обязательно нарастет и на древесине, так как по выемке смолистой. древесины и по выжигании смолы [9] она опять начинает точить смолу. Так следует объяснять это явление. [10]
(7) Жители Иды говорят, что когда они обдерут ствол, - а они обдирают его с солнечной стороны, на два-три локтя от земли, - то сторона эта, после того как смола вытечет, самое большое за год вся пропитывается смолистым веществом. Когда они вынут топором эту. смолистую древесину, то оставшаяся древесина пропитывается смолистым веществом в следующем году, и то же происходит и в третьем с оставшейся частью дерева. После этого дерево валится наземь, так как оно уже подрублено снизу и подгнило от ветров. Тогда у него извлекают ядро - оно особенно смолисто - и также извлекают смолу из корней: корни, как мы говорили, полны смолистого вещества у всех сосен. [11]
(8) Естественно, разумеется, что сильные деревья, как уже сказано, можно подвергать такой операции подряд из года в год, а более слабые - через длительный промежуток времени. Если с деревом обращаться по-хозяйски, оно продержится дольше; если забирать всю смолу, то меньше. Оно может выдержать, по-видимому, самое большее, три таких выемки. Сосны плодоносят и дают смолу не одно временно: плодоносят они совсем молодыми, смолу дают значительно позже, уже войдя в возраст.


[1] У нас собирают смолу, подвешивая под разрез, сделанный на дереве, особой формы кувшинчик или жестяной сосуд. Судя по описанию Феофраста, роль кувшинчиков выполняли углубления в самих деревьях, оставшиеся после выреза куска древесины и наполнявшиеся смолой, проступавшей и сверху, и снизу, и с боков.
[2] Зачем? Чтобы определить, какую смолу дает дерево? Шпренгель, который, вообще говоря, был больше ботаником, чем филологом, можег быть, прав в своем объяснении этого места: глагол γεύομαι имеет значение не только «пробовать», но и «трогать» в значении «испытывать», У сосны вынимают кусок древесины, приготовляя таким образом внутренний резервуар для смолы; у пихты же и у алеппской сосны (которые вообще бедны смолой) только «касаются» древесины, т. е. только разрезают ее.
[3] Считалось, что чем ниже на стволе сделать надрез, тем лучше будет смола.
[4] Конечно, кожаных, такого же типа, как винные меха.
[5] См. III.15.3.4.
[6] И не стоит, следовательно, губить дерево. Замечание интересное:, источником Феофраста по вопросам, касающимся леса, были преимущественно лесопромышленники и лесорубы. Феофраст получил от них не только ряд фактических данных, но — меткий наблюдатель — познакомился и с их психологией: рассчетливые, осторожные люди, тщательно взвешивавшие все возможности, сулящие наибольшую выгоду. Может быть, не будет опрометчивостью утверждать, что Феофраст собирал нужные ему сведения не только через учеников и доверенных людей, но и сам непосредственно входил в соприкосновение со своими «лесными источниками».
[7] О «мужских» и «женских» деревьях см. примеч. 46 к кн. III.
[8] Об «идейской» и «приморской» сосне см. III. 9.1 — 3 и примечания к этому месту. Характеристика смолы, получаемой из «идейской» сосны, целиком совпадает с ΙΙΙ.9.2. О македонянах и греках с троадской Иды как главном источнике знакомства Феофраста с лесными породами-см. главным образом III.8 и 9 и соответственные примечания.
[9] Выжигание смолы производилось, разумеется, не на самом дереве (ср. эту же книгу, 3.4) и к образованию новой смолы не имело никакого-отношения. Наличие этого замечания, здъсь можно объяснить только тем, что в представлении Феофраста мелькнул весь процесс добывания смолы-как нечто цельное.
[10] В этом описании Феофраста следует отметить два момента:. 1) вырубленное отверстие постепенно заполняется смолой и 2) до некоторой степени («кое-что нарастет...») наплывами, образовавшимися по-краям раны. Феофраст совершенно правильно указывает, что зарасти целиком такая большая рана не может. Ή εργασία δ\α τοσούτου χρόνου γι νεται της πιττης. Шнейдер переводит: «Вырезка же смолистой древесины для добывания смолы происходит именно через этот промежуток времени», и тот же смысл дает и перевод Шпренгеля. Оба ошибаются: речь идет не о выемке смолы (о ней речь будет дальше), а о том, что происходиг с деревом после того, как в нем вырубили первое углубление. То обстоягельство, что слово εργασία применяется обычно к человеческому труду в смысле «выработка», «производство», вряд ли может служить достаточным основанием для оправдания шнейдеровского перевода: мы неоднократно встречаемся у Феофраста с новым, чисто техническим смыслом слова — тем, который вкладывали в него в ремесленной и рабочей среде, откуда Феофраст черпал свои сведения.
[11] Любопытную параллель к этому месту представляет рассказ о томг как добывали смолу в XVIII в. в Остерботнии: в мае, в новолуние, в ясную погоду с сосен обдирали кору до высоты человеческого роста;, с северной стороны оставляли полосу коры шириной пальца в три. Деревья выбирали взрослые и высокие; чем дольше простоят они, тем больше, считалось, наберется в ннх смолы. Через три-четыре года сдирали и оставленную полосу коры, и глубокой осенью того же года деревья валили и разрубали их на чурбаки, которые и складывали в кучу для выкуривания смолы. Греческие смолокуры поступали почти таким же образом, с той только разницей, что они ежегодно вынимали какую-то-часть дерева, из которой потом смолу выжигали. Смола, следовательно, добывалась двумя способами: нли она натекала сама в вырубленное углубление, или же ее выжигали из дерева, ею пропитанного. Несомненно, что в сосне с ободранной корой поме выемки пропитанного смолой куска (он был, вероятно, в 1 м самое меньшее: кора была снята на высоте около Р/г м> но до самой земли кусок, разумеется, не. вырубали, чтобы не лишить дерева устойчивости) в образовавшееся углубление натекало много смолы: часть ее, вероятно, вынимали, а часть оставляли, чтобы она, отвердев, образовала как бы пробку, задерживающую новый, приток смолы в самом дереве.

IX.3

(1) Выкуривают смолу таким образом. Приготовив место, выровняв и устроив его, как ток, со скатом к середине, [1] смолокуры утрамбовывают его и затем, наколов поленьев, укладывают их такой кучей, как угольщики, но только не в яму. [2] Наколотые поленья ставят стоймя, полено к полену; чем больше дров, тем выше подымается куча. Рассказывают, что она бывает или в 180 локтей окружностью, а высотой в 60, реже в 50 локтей, или же, если дерево богато смолой, то в 100 локтей и по окружности, и в высоту. (2) Сложив таким образом эту кучу и прикрыв ее хворостом, смолокуры совсем засыпают ее зймлей, чтобы огонь никоим образом не мог пробиться наружу: если это случится, то вся смола погибла. Кучу поджигают снизу, в проходе, для этого оставленном; затем, заложив его деревом и засыпав землей, взбираются наверх по лестницам, смотрят, не пробивается ли где дым, и все время набрасывают земли, чтобы не вспыхнуло огня. Через кучу устроен проход для смолы, которая и стекает в яму, отстоящую локтей на 15 от кучи. Вытекшая смола оказывается наощупь холодной. (3) Куча горит самое большее два дня и две ночи; бывает, что и на следующий день, перед заходом солнца, костер этот вспыхивает и рушится: происходит это в том случае, если смола уже не течет. Все это время смолокуры не спят, следя за тем, чтобы не показалось огня; приносят жертвы и молятся, чтобы смолы было много и она была бы хороша. Так выкуривают смолу в Македонии. [3]
(4) В Азии сирийцы, говорят, не вырубают смолистой древесины, а выжигают смолу прямо из дерева с помощью особого прибора, [4] который они приносят с собой и с помощью которого зажигают дерево. Вытопив смолу из одного дерева, смолокуры переносят свой прибор к другому.
Вытопке этой ставится предел, и смолокуры знают по определенным признакам, когда ее надо прекратить: самое ясное указание, если смола перестает течь. Выжигают они ее, как уже было сказано раньше, из теребинта: [5] сосны в тех местах нет.
Так обстоит с камедью и со смолой.


[1] Греческий ток отличался, следовательно, от италийского, который представлял собой широко расползшийся приплюснутый конус, верхушка которого и была серединой тока.
[2] О том, что дрова, пережигаемые на угли, укладывали в яму* Феофрастом в соответственном месте ничего сказано не было. См. V.9.
[3] Размеры складываемых куч поражают своей величиной: в XIX в. в Германии складывали для выжигания смолы кучи, меньшие раза в четыре, а то и в шесть. Соотношение между окружностью кучи и ее высотой дано совершенно правильно: если дерево не очень смолисто, то высота кучи никоим образом не должна превышать ее окружности, потому что сила огня по мере подъема ослабевает. Если куча слишком высока, то смола будет вытапливаться из нижних слоев кучи и в гораздо меньшем количестве из верхних. Если дерево очень смолисто, то правила этого можно не соблюдать, так как в этом случае сильного жара для верхних слоев кучн не требуется. Как угольщики (V.9), так и смолокуры закрывают свою кучу хворостом — он горит легким, жарким огнем — и землей: такая покрышка обеспечивает медленное и равномерное горение. Куда, однако, выходил дым и разные газы, образующиеся при горении? Прохода, о котором говорит Феофраст, для них слишком мало, да к тому же, по его словам, этот проход и закрывали после того, как огонь был подложен. При таком устройстве куча должна была разлететься по воздуху: ее неминуемо должно было разорвать. Описание Феофраста, очевидно, неполно: не представляя себе тех процессов, которые происходят при горении, он не задал соответственных вопросов сведущим людям, а те пропустили этот пункт.
Если рассказ Феофраста страдает технической неточностью, то в другом отношении он совершенно замечателен. Греческие пахари нашли человека, который рассказал об их жизни и об их труде, об их радостях « горестях; у греческих ремесленников не оказалось своего Гесиода. Величайшей заслугой Феофраста является его внимательный и сочувственный интерес к работе именно ремесленного люда. Македонские смолокуры, иочи напролет ие смыкающие глаз, работающие и молящиеся об успешном завершении своей работы, — это маленькое полотно, но оно жизненно и живо.
[4] Относительно этого прибора (если ои вообще существовал) современные читатели Феофраста находятся совершенно в том же положении, что и он: ии у них нет, ни. у него не было никакого представления об этом предмете.
[5] См. IX.2.2.

IX.4

(1) Что касается ладана, мирры, бальзама и тому подобных смол, то их, говорят, выпускают, надрезая деревья, но они вытекают и сами собой. Попытаемся рассказать о природе этих деревьев, об особенностях в образовании этих смол и способе их сбора и т. д., а также и об остальных благовонных растениях: большинство их происходит из стран южных и восточных.
(2) Ладан, мирра, кассия, а также кинамон имеются на полуострове арабов около Сабы, Адрамита, Китибайна и Мамали. [1] Деревья, дающие ладан и мирру, растут одни на горе, другие по частным владениям, расположенным под горой. Поэтому за одними есть уход, а за другими нет. Гора эта, по рассказам, высокая, снежная, густо заросшая лесом; в долину с нее текут реки. Дерево, дающее ладан, не высоко, локтей в пять, со множеством ветвей; листья у него напоминают грушевые, только гораздо меньше, и яркого травянистого цвета, такого, как у руты. Кора на всем дереве гладкая, как у лавра.
(3) Мирру дает растение, еще меньшее по величине и скорее похожее на куст; ствол у него крепкий, изогнутый при самой земле, толщиной в человеческую ногу; кора гладкая, как у земляничного дерева. Другие люди, утверждавшие, что они видели оба растения, согласны между собой относительно их величины: оба дерева невысоки, но то, которое дает мирру, меньше и ниже; на дереве, дающем ладан, листья похожи на лавровые, а кора гладкая; на дереве же, дающем мирру, она в колючках и не гладкая, а листья напоминают вязовые, только они курчавы и заканчиваются колючкой, как у кермесного дуба. [2]
(4) Они же рассказывали, как во время переезда из Залива Героев [3] они высадились на берег и пошли в гору за водой и, таким образом, увидели и эти деревья, и сбор смолы: и у тех и у других надрезаны были и стволы и ветви, только первые, казалось, были надрублены топором, надрезы же на ветвях были менее глубоки. Смола скатывалась частью вниз, а частью приставала к дереву. Кое-где под деревьями были разостланы плетенки из листьев финиковой пальмы; а кое-где землю только утрамбовали и чисто подмели. Ладан на плетенках был чист и прозрачен; стекший прямо на землю был хуже. Смолу, приставшую к дереву, обдирают железными инструментами; поэтому в ней иногда оказывается и кора. (5) Вся эта гора отошла к Сабеям, которые и являются ее хозяевами. Люди эти справедливы в своих взаимных отношениях: поэтому ни одного сторожа там не стояло. Моряки щедро нагрузили свои суда ладаном и миррой и отплыли, не повстречав ни одного человека. Рассказывали они еще, будто слышали, что мирру и ладан отовсюду свозят в храм солнца. [4] Это величайшая местная святыня сабеев, охраняемая вооруженными арабами. (6) Привозят ладан, каждый ссыпает его в свою особую кучку и то же самое делает и с миррой. Кучки эти остаются под охраной стражи; в кучку втыкается дощечка с обозначением числа имеющихся здесь мер и цены, по какой следует продавать каждую меру. Купцы, явившись, рассматривают эти надписи и, перемеряв понравившуюся им кучку, кладут указанную-плату на то же самое место, откуда взяли кучку. Жрец, придя на место, забирает третью часть этой платы в пользу бога, остальное же оставляет на месте, и деньги лежат в полной сохранности, пока за ними не приедут и не заберут их хозяева..
(7) Другие говорят, что дерево, дающее ладан, похоже на фисташковое дерево, а плоды его на фисташки и что листья у него красноватые, что ладан с молодых деревьев белее и менее ароматен, а со стареющих желтее и ароматнее. Дерево же, дающее мирру, похоже, по их словам, на. теребинт, только шершавее и с большим числом колючек; листья у него немного круглее, а вкусом, если их разжевать, они похожи на теребинтовые. И мирра с деревьев стареющих более ароматна.
(8) И то и другое дерево, по их словам, растет в одном и том же месте: почва там глинистая и слоистая; [5] источников мало. Это противоречит рассказам о снегопадах, дождях и вытекающих из этого места реках. Что дерево, дающее ладан, похоже на теребинт, об этом говорят и другие; некоторые же утверждают, что это и есть теребинт. Арабы, привозившие ладан, доставили Антигону [6] бревна из этого дерева; они ничем не отличались от теребинтовых. Эти же рассказчики не заметили и другой своей, еще более грубой ошибки: они считали, что и ладан и мирру дает одно и, то же дерево. (9) Достовернее поэтому рассказ моряков, отплывших из Города Героев. [7] У дерева, дающего ладанг и растущего за Сардами [8] на священном участке, листья, напоминают лавровые (если эту подробность следует принимать в расчет); ладан, добытый из его ствола и ветвей, похож. по виду и по запаху, если его зажечь, на всякий другой ладан. Это единственное дерево, которое не нуждается ни в каком уходе.
(10) Некоторые говорят, что Аравия богаче ладаном, но лучше он на соседних с ней островах, которыми правят арабы. [9] Там ему, будто бы, даже придают любую форму на дереве. Это, пожалуй, вполне вероятно: смола вытекает из дерева, следуя очертаниям любого надреза. Зерно смолы, бывает иногда так велико, что заполняет собой всю горсть и весит больше одной трети мины. Ладан вывозят всегда в необработанном виде; по виду он напоминает кору. Мирра бывает жидкая и твердая. Лучшую по качеству мирру определяют на вкус; из этой мирры выбирают одноцветную.
Вот что слышали мы до сих пор о ладане и мирре.


[1] Полуостров арабов — правый берег Нила и Арабский полуостров. Страна сабеев (ныне Йемен) считалась отечеством благовоний уже в глубокой древности. Торговлю ими вели финикияне и мидианиты. Диодор рассказывает (Ш.46), что от берегов сабейской земли шел такой аромат, что мореплаватели уже издалека узнавали эти места. Адрамита — теперешний Гадрамаут; Китибайиа — вероятно, Каттабаиия Эратосфена (Страбон, XVI.393), которую Птолемей помещает на восточном берегу Аравии при входе в Персидский залив. Мамали — иначе Мамала на Красном море, на границе между Геджасом и Йеменом.
[2] Феофраст со свойственной ему беспристрастной добросовестностью собирал разные версии: проверить их, никогда не видав деревьев, о которых здесь идет речь, ои, конечно, не мог. Опорным пунктом в выборе более достоверного варианта является для него внутреннее единство рассказа и отсутствие в нем противоречий. По этому признаку ои предпочел другим рассказам рассказ моряков Александра (см. § 9). Насколько не согласны между собой его источники относительно этих заморских растений, можно судить хотя бы по описаниям Balsamodendron" myrrha, оказавшимся в его распоряжении: 1) дерево невысоко, похоже скорее иа куст, ствол изогнут при земле, не толст; кора гладкая; 2) кора шершавая и в колючках; листья похожи на листья вяза, ио изрезаны и с колючкой на конце; 3) дерево похоже на теребинт, но с листьями более круглыми (листья вяза назвать круглыми никак нельзя); 4) ладан и мирру дает одно и то же дерево. Что касается дерева, дающего ладан, Boswellia Carteri, то вот какими сведениями располагал Феофраст: 1) дерево невысоко, ветвисто, с листьями, похожими на грушевые; 2) листья похожи на лавровые; 3) дерево похоже на фисташковое, с красноватыми листьями; 4) похоже на теребинт; S) это и есть теребинт; 6) ладан и мирру дает одно и то же дерево. Ср. § 7 этой же главы.
[3] Залив Героев — см. примеч. 108 к кн. IV.
[4] Ср. Плиния («Естественная история», XII,58 — 63): «... собрав ладан, они везут его в Саботу [столица Хадрамитов] на верблюдах: только одни-ворота открыты для этого каравана. Сойти с дороги считается, по закону, преступлением. В городе жрецы отбирают для бога, которого они зовут Сабисом, десятую часть, только не по весу, а мерой: до этого продажа не разрешается».
[5] Πλακώδης: слово πλαξ обозначает «ровная поверхность», «плоскость», «корка», «слой», «доска». Скалигер объяснял это место как «образующая, корку»; другие переводили это слово как «плоская». Шнейдер указывает, что слово πλακώδης не встречается в этом смысле ни у одного писателя;., у Аристотеля оно имеет значение «слоистый».
[6] См. примеч. 130 к кн. IV и 93 к кн. V.
[7] См. примеч. 108 к кн. IV.
[8] Сарды — главный город Лидии.
[9] Это острова, которые теперь называются Барейновыми. См. примеч. 121 к кн. IV.

IX.5

(1) О дикой корице и о благородной рассказывают следующее. Оба растения представляют собой кусты, небольшие, [1] высотой с лапчатник, с большим числом ветвей и деревянистые. Срубив куст дикой корицы, делят его на пять частей; первая и самая лучшая находится возле молодых побегов; [2] ее режут кусками в ладонь или немного больше. За ней следует вторая, которую режут на куски еще меньшие, затем третья и четвертая. Последняя и -самая худшая находится при корне; коры на ней очень мало, а в употребление идет как раз кора, а не древесина. Верхняя часть и считается наилучшей потому, что на ней больше всего коры.
Так рассказывают о дикой корице.
(2) Другие говорят, что дикая корица напоминает куст, а вернее маленький кустик. Есть два вида ее, черный и белый. О ней рассказывают следующую сказку: говорят, что она растет в горных ущельях, где водится множество змей, укус которых смертелен. Люди, спускающиеся туда, закутывают себе руки и ноги. Набрав дикой корицы и вынеся ее наверх, они делят свою добычу на три части и бросают относительно них жребий между собой и солнцем. Часть, которая досталась солнцу, они оставляют на месте и тут же, уходя, видят, как она загорается. Это, конечно, самая настоящая сказка. [3]
(3) У благородной корицы, говорят, ветви более толстые, но очень волокнистые; ободрать с них кору невозможно, а у этой корицы тоже в употребление идет кора. Срезанные ветви ее разрубают на куски длиной пальца в два или немного больше и зашивают эти куски в только что содранную шкуру. В шкуре и в гниющем дереве заводятся червячки, которые съедают древесину, но не трогают коры вследствие ее горечи и острого запаха.
Вот что рассказывают о благородной и о дикой корице.


[1] Замечание это совершенно верное, на объясняется это не столько» риродой самих растений, сколько тем, что их постоянно подрезают.
[2] Лучшим сортом корицы считается кора, снятая с молодых побегов.
[3] Ср.: Геродот, III.107: «... ладаиные деревья охраняются крылатыми змеями, маленькими и пестрыми на вид, которые в большом числе сидят на каждом дереве ...». О добывании корицы Геродот рассказывает также удивительную историю (ШЛИ): «...большие птицы носят те полоски коры, которые мы от финикиян научились называть корицей; птицы несут эти полоски в свои гнезда, сделанные из глины и прикрепленные к горам, куда человеку нет доступа. Поэтому арабы придумали следующую хитрость: павших волов, ослов и других животных разрубают на очень большие куски и отвозят их в эти места; там кладут куски мяса подле гнезд, а сами отходят подальше от них. Налетающие с высот птицы уносят куски с собой в гнезда; некоторые из тиц не могут поднять такую тяжесть и стремительно падают на землю; тогда арабы нападают на гнезда и таким способом собирают корнцу» (пер. Мищенко).

IX.6

(1) Бальзам растет в сирийской долине и, по рассказам, только в двух парках, из которых один занимает пространство плетров в двадцать, а другой гораздо меньшее. [1] Дерево это высотой с большой гранатник и очень ветвисто. Листья у него похожи на рутовые, только беловаты; они не осыпаются. Плоды напоминают и величиной, и формой, и окраской теребинтовые и очень душисты, душистее камеди.
(2) Камедь собирают из надрезов, а надрезы делают железной кошкой [2] на стволе и на верхушке дерева перед восходом Пса, когда стоят удушливые жары. Собирают же камедь все лето. Она течет тонкой струйкой, но за день один человек может набрать ее с раковину. Запах у нее замечательный и сильный: маленькое количество ее наполняет своим ароматом большое пространство. К нам в чистом виде она не доходит: после сбора ее тут же на месте смешивают: она хорошо смешивается со многими веществами; камедь, которую продают обычно в Элладе, с чем-нибудь смешана. Ветви этого дерева очень душисты,
(3) ... дерево обрезают и по этой причине [3] и выгоды ради: срезанные ветви продаются по хорошей цене, Ухаживают за этими деревьями и поливают их именно по этой самой причине. [4] Поливают, их все время. Обрезка ветвей, по-видимому, является одной из причин, почему деревья эти не идут в вышину. Так как ветви часто срезают, то дерево вынуждено пускать новые и новые побеги и не может устремиться вверх, в одном направлении.
(4) Дикого бальзама нет нигде. Из большего парка набирают камеди двенадцать кувшинчиков, каждый мерой около полухуса, из другого же только два. Чистая камедь ценится вдвое дороже серебра; смешанная - в зависимости от количества подмеси. По своему аромату она замечательна.


[1] Места эти находились в долине Иерихона, которую греки называли просто αυλών. См. примеч. 50 к кн. II. Страбон (XVI.367) также рассказывает, что это дерево растет в иерихонской долине н что смолу из него получают из надрезов на коре. Собирают ее в раковины. Она ценится очень дорого, потому что долина Иерихона — единственное место, где растет бальзамовое дерево. Это же подтверждают Диодор (11.48) и Флавий Иосиф («Иудейские древности», XIV.4.688 и XV.4.749). Другие писатели (Гален, Иероним, Аристид) называют еще некоторые места в Палестине, где водится бальзамовое дерево. В средине века культура его перекочевала из Палестины в Египет: арабские писатели называют Гелиополь как место, где его выращивают. Там его нашли, между прочим, крестоносцы.
[2] Дословно: «железными когтями». Этим инструментом пользовались потому, что он разрывал кору, но не ранил древесины. Флавий Иосиф [3] Какова была эта причина, об этом ничего не говорится. Ясно, что в нашем тексте имеется лакуна.
[4] Т. е. за деревом ухаживают, стремясь к тому, чтобы оно дало по-больше ветвей.

IX.7

(1) Тростник и schoinos растут за Ливаном, между Ливаном и какой-то другой невысокой горой, в маленькой долинке, а не между Ливаном и Антилйваном, как утверждают некоторые. Антиливан далеко отстоит от Ливана, и между ними находится большая прекрасная равнина, которую зовут "Долиной". [1] Там же, где водится тростник и schoinos, находится большое озеро, [2] и они растут возле него на высохшем болоте, на пространстве большем, чем в тридцать стадий. Зеленые, они ничем не пахнут и становятся душисты, только высохнув. На вид они ничем не отличаются от обычного тростника и ситника, но человека, забравшегося, в это место, сразу обдает их запахом. (2) Далеко, впрочем, запах этот не разносится; неправы те, кто говорит, будто его слышно на кораблях, причаливших к этой земле: место это ведь отстоит от моря больше чем на полтораста стадий. [3] Около же Аравии, говорят, ветер, дующий с этой земли, дышит благоуханием.
Таковы растения, свойственные Сирии и отличающиеся своим ароматом. У гальбана запах тяжелее, и это скорее лекарственное средство: его тоже достают в Сирии из растения, которое называется панаком. Все остальные душистые растения, употребляемые для благовоний, доставляются или из Индии, откуда их переправляют к морю, или из Аравии, например корица, дикая и благородная, и komakon. Есть еще один плод, который называется komakon. [4] Komakon, о котором мы говорим, подмешивают к самым высоким сортам благовоний. Кардамон и амом [5] привозят, по словам одних, из Мидии, а по словам других - из Индии, так же как и нард и остальные ароматы, или по крайней мере большинство из них.
(3) Вот примерно список растений, употребляемых для благовоний: дикая и благородная корица, кардамон, нард, nairon, бальзам, аспалаф, стиракс, ирис, narte, costos, панак, шафран, мирра, сыть, ситник, тростник, майоран, "лотос", укроп. [6] У одних растений берут корни, у других кору, у третьих ветви, у четвертых древесину, у пятых семена, у некоторых камедь или цветы. Некоторые из этих растений водятся повсюду; самые же лучшие и наиболее душистые происходят все из Азии и солнечных стран. В Европе растет только ирис.
(4) Самый лучший ирис [7] растет в Иллирии, но не на побережье, а в области, удаленной от моря и расположенной больше к северу. И здесь в одном месте он лучше, а в другом хуже. Никакой обработке ирис не подвергают: нужно только очистить его корни и высушить их.
Корешки, растущие во Фракии, хотя и напоминают по запаху нард и некоторые другие растения, но аромат от них исходит небольшой и слабый. [8]
Сочтем, что о благовонных растениях сказано достаточно. [9]


[1] Это долина Иерихона (см. выше, примеч. 40).
[2] Это Тивериадское или Генисаретское озеро в Палестине. Кроме Палестины ароматный ситник, по словам Диодора (11.49), растет еще в Аравии. Диоскорид (1.16) считал, что лучший ситник этого вида растет у набатейцев (народ, живший в Каменистой Аравии). Он довольно подробно его описывает: части этого растения окрашены в красноватый цвет, оно обильно цветет, и запах его напоминает запах роз. Линней определял это растение как Andropogon schoenanthus.
[3] Расстояние между Генисаретским озером и морем дано приблизительно верно. Кроме того, между ними лежат горы Кармил и Табор.
[4] Плиний пишет, что это орех, из которого выжимают ароматную эссенцию. Шпренгель высказывал предположение, что это мускатный орех. В тексте здесь лакуна: έτερον δειναι τό κώμακον καρπον; нет слова, от которого зависело бы είναι. Сравнивая параллельное место у Плиния {«Естественная история», ΧΙΙ.135), можно предполагать, что у Феофраста -было нечто в таком роде: «κώμακον отличается от них: это плод, из которого выжимают сок......
[5] По словам Диоскорида (1.14), это был небольшой кустарник с цветами, похожими на цветы левкоя. Линней определил его как Cissus vitiginea.
[6] Аспалаф: Феофраст («О запахах») говорит о «благовонном аспалафе», который употребляют для изготовления ароматов. Диоскорид (1.19) повторяет то же самое: «изготовители благовоний пользуются им при составлении мирры...». По его словам, врачи и парфюмеры берут для своих снадобий красноватую кору аспалафа. Из вышеприведенных слов Феофраста следует, что кроме душистого аспалафа был еще и другой, лишенный всякого запаха, который упоминает и Диоскорид. Стиракс упоминается у Феофраста только здесь. Диоскорид (1.79) пишет, что это дерево с листьями, похожими на листья гранатника, которое растет ъ Писидии и Киликии. По словам Страбона (ΧΙΙ.197), стираксовое дерево (Storax officinalis) растет на самой вершине Тавра. Черви истачивают его кору, и смолистая жидкость вытекает нз этих ранок. Плутарх (Лисандр, 28) рассказывает, что оно встречается и на Крите, и в Беотии в окрестностях Галиарта. Сибторп н Смит (Prodr. fl. Graec, 1.275) находили его довольно часто и в Греции, и в Малой Азии. Ναιρον и νάρτη — совершенно не известны. Costos: Феофраст («О запахах») говорит, что это корень. Диоскорид (1.15) различал три его вида: самый лучший арабский, белый с очень приятным запахом; индийский, черноватого цвета; сирийский, цвета самшитового дерева, отвратительно пахнущий. Сыть: Шпренгель думает, что. это сыть круглая — Cyperus rotundus L, луковицы которой, по словам Смита, клали на Паросе и Наксосе между одеждой, чтобы сообщить ей приятный запах (Prodr. fl. Graec, 1.30).
[7] Ирис — см. IV.5.2.
[8] Шпренгель полагал, что это Valeriana celtica L.
[9] Брецль приводит результаты своей неопубликованной работы, касающейся, между прочим, и кн. IX Феофраста: главы 1 — 7 представляют собой самостоятельное исследование, написанное Феофрастом, во всяком случае, раньше кн. IV (см. IV.4.14), где он ссылается на свою прежнюю монографию об ароматах: это и есть 4 — 7 главы кн. IX; следующие главы (начиная с 8-й) представляют собой произведение какого-то неизвестного собирателя лекарственных трав, резко отличающееся от всего написанного Феофрастом: тут и множество всяких чудесных историй, и ненужные повторения, и совершенно иной смысл, который вложен в слово ρίζα, означающее в этих главах не «корень», как всюду у Феофраста, а «лекарственное растение». Вряд ли этот последний аргумент может считаться убедительным. Употребление «части вместо целого» (pars pro toto) и обычно н в данном случае вполне понятно, так как во многих случаях лекарственными свойствами обладает именно корень растения. Кроме того, терминология Феофраста очень гибка, и термины его, как мы уже неоднократио видели, имеют много значений. Приведем еще несколько примеров: V.4.7: ξυλον — «бревно» означает здесь «дерево». Кроме того, оно-неоднократно употребляется в смысле «древесины»; φύλλον — «лист» может обозначать целое растение, для которого листья особенно характерны; άκανθα — «колючка» употребляется как название целого ряда колючих растений, например акации, чертополоха и т. д. Примеры эти можно еще умножить. В § 1 гл. 8, подлинность которой заподозрена Брецлем,. слово «трава» употреблено в смысле «лекарственного растения» (ср. такое же употребление слова «трава» в нашем обиходном языке: «его лечат травами»). В 7.4 (т. е. в той главе, принадлежность которой Феофрасту Брецль не оспаривает) ριζία — «корешки» означают, конечно, целое растение, корни которого обладают ароматом.

IX.8

(1) Постараемся таким же образом рассказать о тех соках, о которых раньше не было упомянуто, я разумею те, в которых есть лекарственные или какие-нибудь другие свойства, - а также о корнях, о том, какие соки содержатся в них, - корни сами по себе обладают множеством разнообразных свойств - и вообще обо всем, что наделено лекарственной силой: о плодах, извлеченном соке, листьях, корнях- и "травах": некоторые лекарства собиратели растений называют "травами".
Растения [1] обладают многими свойствами, полезными во многих отношениях. Предметом поисков являются лекарственные как наиболее полезные; они различаются между собой тем, что помогают в разных случаях, и тем, что лекарственная сила содержится у них не в одних и тех же частях. У большинства, говоря вообще, она содержится в корнях, плодах и в соке; у некоторых и в листьях.
Лекарства, добытые из листьев, собиратели растений, как только что было сказано, в большинстве случаев называют "травами".
(2) Собирают сок из растений обычно летом: у одних в начале лета, у других значительно позже. Некоторые корни выкапывают перед уборкой пшеницы [2] или немного раньше, но самый разгар этого сбора приходится на середину осени, после восхода Арктура, когда осыпаются листья, а у тех растений, у которых целебны плоды, опадают эти плоды. Сок собирают или из стеблей, как, например, у молочая, дикого латука и вообще у большинства растений, или из корней, или - третий случай - из головки, как, например, у мака: это, правда, является особенностью только одного этого растения.
У одних растений, например у "козьего аканфа", камедь набегает сама собой: его и надрезать не нужно. У большинства же сок вытекает из надрезов: у некоторых растений, например у молочая или "маковика" [3] (растение это имеет два названия) и вообще у растений, обильных соком, его собирают прямо в кувшинчики. У тех, у которых сока мало, например у дикого латука, сок снимают на овечью шерсть.
(3) У некоторых растений сок не течет вовсе: его приходится извлекать. Такие растения толкут, растирают, подливают воды и, процедив, берут осадок: [4] ясно, что сока у них немного и он отнюдь не водянист. [5] У некоторых растений сок, извлеченный таким образом, действует слабее сока из их плодов; у болиголова наоборот: он оказывается более сильным. Если его дать в самом незначительном количестве, он вызывает легкую и быструю смерть. Действителен он и в других случаях. Сильно действует и сок thapsia; все остальные части у этого растения действия не имеют.
Такими, в общем, способами добывается у растений их сок.
(4) В собирании корней нет такой разницы: [6] здесь различно бывает только время сбора - это может быть лето или осень - и различны собираемые корни. У чемерицы, например, берут нижние тонкие корни; верхнюю, часть корня, толстую, похожую на голову, [7] считают бесполезной; ее дают только собакам для прочистки. Указывают на подобные же различия и у других растений.
(5) Рассказы продавцов лекарств и собирателей лекарственных трав в какой-то части своей может быть и соответствуют истине, но есть в них и преувеличение и выдумка. Они велят, например, собирать некоторые травы, в том числе и thapsia, став против ветра и жирно умастившись; если стать иначе, то человек распухнет. Ягоды "собачьей ежевики" надо собирать, тоже стоя против ветра; в противном случае заболят глаза. Одни растения надо рвать ночью, другие днем; некоторые, например так называемую жимолость, [8] раньше,..чем на нее упадет луч солнца.
(6) Эти замечания и подобные им, может быть, и не следует считать неуместными: некоторые растения обладают ведь свойствами вредными: случается, говорят, что они вспыхивают и обжигают, как огнем. От чемерицы скоро тяжелеет голова и копать ее в течение долгого времени люди не могут: прежде чем приступить к выкапыванию ее корней, едят чеснок и запивают его несмешанным вином. [9] Некоторые рассказы, однако, представляют собой сущие басни, совсем не относящиеся к делу: пион, например, который называется glykyside, [10] велят выкапывать ночью: если человек делает это днем и дятел увидит, как он собирает семена пиона, то собирающий рискует зрением; если он будет застигнут за срезыванием корня этого растения, то у него выпадет прямая кишка.
(7) Говорят, что человек, собирающий золототысячник, должен остерегаться, чтобы не увидеть коршуна: иначе он поранит себя. Приводят и другие причины. Совет собирать растения с молитвой не заключает в себе ничего странного, но сопровождается он иногда бессмысленными добавлениями: советуют, например, положить на землю взамен вырванного панака, который называют асклепиевым, приношение из разных плодов и медовую лепешку, а за срезанный касатик [11] в качестве платы несколько медовых лепешек из яровой пшеницы; срезать его надо обоюдоострым мечом, трижды очертив кругом; срезав первое растение, поднять его вверх и так держать его, пока срезаешь другое.
(8) Существует множество и других подобных предписаний: вокруг первой мандрагоры надо трижды очертить мечом круг и срезать ее, глядя на запад; вокруг следующей - плясать, приговаривая как можно больше любовных речей (это напоминает советы сеять кмин с проклятиями); черную чемерицу тоже очерчивать кругом и срезать ее, обратившись лицом на восток и молясь. Надо остерегаться при этом, чтобы ни справа, ни слева не появился орел: если орел окажется поблизости, то сборщикам грозит смерть в этом же году. [12] Все это, как уже сказано, представляет собой сплошные выдумки. [13] Способов же собирания, кроме названных нами, нет.


[1] Начиная с этого слова и до IX.19.4, текст в лучшей рукописи повторяется (но со значительными изменениями) как «десятая книга». Альдина дает 8.1 как отрывок из этой «десятой книги». Обе медицейские-рукописи дают ΙΧ.8.1 от слов των δὲ ριζών и до IX.10.3, кончая βέλτιστοι, δέ και οΐς, как часть «десятой книги».
[2] Пшеницу в Греции убирали в июне.
[3] Это Euphorbia peplus L. — молочай бутериаковый; «маковик» — попытка передать по-русски греческое μηκώνιον.
[4] Очень любопытные сведения относительно техники изготовления: лекарств в древней Греции.
[5] В подлиннике ξηρός — «сухой».
[6] Какая имеется при добывании сока из лекарственных растений, который: 1) натекает сам; 2) натекает из надрезов, причем его собирают или в посудинку, или снимают на клок овечьей шерсти, который потом, отжимают; 3) получается в результате сложных манипуляций.
[7] Говорится, по-видимому, о чемерице белой — Veratrum album L. «Толстая, похожая на голову часть корня» — это корневище.
[8] Сибторп (Prodr. fl. Graec, 1,123) считал, что это Convolvolus sepium L., вьюнок заборный. Теперь, принимая во внимание описание Диоскорида (IV.13) и Плиния («Естественная история», XXV.33), это растение отожествляют с Lonicera etrusca Santi.
[9] То же самое рассказывает Диоскорид (IV.152): «Чемерицу надо выкапывать быстро, потому что добывание ее сопровождается тяжестью в голове. Поэтому люди, которые занимаются ее выкапыванием, едят чеснок и пьют вино: это делает их менее расположенными к такому заболеванию».
[10] Это Paeonia officinalis L., пион обыкновенный. Второе название-этого растения состоит из слов γλυκύ — «сладкий» и σίδη — «водяная лилия».
[11] Диоскорид (IV.22) описывает его как растение с более широкими, чем у ириса, листьями и с пурпурно-красными цветками. По его словам, для лекарств брали корень и семена этого растения. Это Iris foetidissima L.
[12] Диоскорид (IV.151) рассказывает о собирании черной чемерицы: «Люди, которые выкапывают ее, молятся Аполлону и Асклепию и остерегаются орла. Говорят, что если он пролетит в это время, то быть беде: птица эта, увидя, как выкапывают чемерицу, насылает смерть».
[13] Рассказ Феофраста приоткрывает нам страницу из жизни древнегреческих «аптекарей» с ее трудами, страхами н суевериями. Для фольклориста, занимающегося народной медициной и поверьями, которые с нею-связаны, рассказ этот драгоценен, тем более, что это единственный подлинный источник для античной Греции. Дело специалистов по фольклору объяснить, как и почему в среде собирателей лекарственных трав возникли те «выдумки», о которых рассказывает Феофраст, и подобные им. Какую-то роль здесь, несомненно, играло самолюбивое желание окружить свое ремесло ореолом исключительного положения и таинственных опасностей. К этому, вероятно, присоединялся и корыстный расчет: нельзя было, разумеется, продавать лекарства, добытые с такими трудами и опасностями, за дешевую цену, а кроме того, число конкурентов, которые пожелали бы вступить на «тернистый» путь «ризотомов» (буквально «реза--тели корней»: так назывались собиратели лекарственных растений в древней Греции), под влиянием всех этих страшных рассказов должно было, конечно, значительно сократиться.
Любопытно отношение Феофраста к этим «преувеличениям и выдумкам». Не забудем, что при всем уме и философской выучке он оставался человеком своего времени: не следует представлять себе его чем-то вроде вольнодумца XVIII в. Он вполне допускает, что есть растения, которые могут вспыхнуть и обжечь, как огонь; подготовка к собиранию чемерицы, заключающаяся в том, что собиратели едят чеснок и пьют чистое вино-обычно греки пили вино с водой), представляется ему вполне рациональной. Большинство страшных рассказов он, однако, решительно отвергает, как отверг раньше рассказ о голодающей земле (VIII.6.2) или рассказ о том, что случается с искателями корицы (IX.5.2).

IX.9

(1) У одних растений, между прочим и у панака, как уже было сказано, [1] в употребление идет все: и корень, и плод, и сок; у других, например у скаммонии, цикламена, thapsia и прочих, как и у мандрагоры, - только корень и сок. Листья мандрагоры полезно, говорят, прикладывать вместе с пшеничной мукой к ранам; корень, натертый и вымоченный в уксусе, помогает от рожи, подагры и бессонницы [2] и употребляется для любовного напитка. Его дают с вином или с уксусом; нарезают кружочками, как редьку, и, нанизав, подвешивают в дыму над свежим виноградным соком. [3]
(2) У чемерицы от тех же болезней помогают корень и плод; жители Антикиры, говорят, пользуются ее плодами как слабительным. Это лекарство называется "кунжуто-образным". [4]
У панака еще больше частей идет в употребление, причем не все они помогают от одного и того же: плоды пользуют при выкидышах и при трудном мочеиспускании; сок, называемый гальбаном, - при выкидышах, судорогах и тому подобных болезнях, а также при ушных болезнях; он укрепляет и голос; корень помогает при родах, женских болезнях и при вздутиях у вьючного скота. Употребляют его, так как он душист, и при изготовлении благовоний из ириса. Семя действует сильнее, чем корень. Растет панак в Сирии: собирают его перед уборкой пшеницы.
(3) Корень цикламена хорош при нарывах, для прикладывания к женским частям и с медом к ранам; сок его смешивают с медом и вливают в нос, чтобы прочистить голову; если его положить в вино и затем дать это вино выпить, человек сразу пьянеет. Корень его надевают, чтобы ускорить роды, и употребляют для любовного напитка: [5] его выкапывают, сжигают, разводят пепел вином и делают из него такие же шарики, как из винного отстоя, которыми мы моемся. [6]
(4) Корень бешеного огурца помогает от выпадения шерсти и чесотки у овец. Сок, извлеченный из его семян, служит слабительным. [7] Собирают их поздней осенью: они тогда всего лучше.
(5) Листья дубровника, растертые с оливковым маслом, помогают при переломах, ранах и ползучих язвах; плоды очищают желчь; хороши и для глаз; к бельмам прикладывают его листья, растертые с оливковым маслом. Листья дубровника похожи на дубовые: ростом же он весь с ладонь, душист и сладок на вкус. [8]
Что не все части одного и того же растения помогают при одних и тех же болезнях, в этом, пожалуй, нет ничего странного. Гораздо удивительнее, что одна часть того же самого растения вызывает рвоту, а другая понос. Так бывает с thapsia, молочаем (некоторые называют это растение apios) и libanotis. Что то же самое средство, например слабительное из семян бешеного огурца, может вызвать и понос и рвоту, в этом нет ничего странного.
(6) У thapsia листья похожи на листья фенхеля, только шире, стебель, как у ферулы, а корень белый. [9]
У молочая листья короткие, похожие на рутовые, три-четыре стебля стелются по земле; корень похож на асфоделевый, только чешуйчатый. Растение это любит места гористые, покрытые галькой. Собирают его весной. [10] Все сказанное относится только к упомянутым растениям.


[1] Ср. IX.8.1.
[2] Ср.: Диоскорид (IV.76): «Свежие листья ее црикладывают к глазам при воспалении их, а к воспалившимся ранам — пластырь, приготовленный из этих листьев с пшеничной мукой. Корнем ее вместе с уксусом излечивают рожу, а вместе с пшеничной мукой — боли в суставах... Некоторые варят корни ее в вине, пока вино не выкипит до одной трети, и дают этот напиток страдающим бессонницей. С корня сдирают кожицу, нанизывают на веревочку и хранят, подвесив».
[3] Древние — и греки, и римляне — любили окуривать вино.
[4] См. дальше, примеч. 121.
[5] Диоскорид (11.194) пишет о корне этого растения: «Оно вызывает месячные, если его пить и прикладывать». Ср. его же (11.164): «Сок его, смешанный с медом, вливают в ноздри, чтобы очистить голову». Очевидно, это было средство от насморка. Диоскорид тоже говорит об опьяняющем действии этого растения, «смешанного с вином». Он же: «Корень его, будучи надет, способствует скорым родам... рассказывают, что его употребляют и для любовного напитка: с этой целью его толкут и приготовляют из этого порошка шарики [т. е. пилюли]».
[6] Ср. Плиния («Естественная история», ΧΧΙΙΙ.65): «Когда винный отстой потеряет на воздухе всю свою силу [т. е. утратит всякую крепость], то им можно хорошо мыться и стирать одежду».
[7] Ср. ΙΧ.14.1 — 2.
[8] Диоскорид так описывает это растение: «Это кустик в ладонь высотой, с маленькими листьями, похожими по форме и по вырезам на дубовые, горькими».
[9] Это Thapsia garganica из сем. зонтичных. Диоскорид (IV. 157) так описывает ее: «Растение это в общем похоже на ферулу, но стебель у него тоньше, а листья похожи на укропные. На верхушке на отдельных веточках сидят зонтички, похожие на зонтички укропа. Цветок желтоватого цвета, семена широковатые, похожие на семена ферулы, но, конечно, более мелкие; корень внутри белый, крупный, снаружи черный, с толстой кожицей и острым соком...».
[10] Euphorbia apios. Вот описание Диоскорида (IV.177): «Он пускает из земли две-три похожих на ситник веточки, тонких, красного цвета,
едва подымающихся от земли; листья у него похожи на листья руты, но длиннее и уже. Плоды маленькие; корень сходен с асфоделевым, а по -формес грушей, но круглее и полон сока; кора на нем снаружи черная, а внутри белая. Если принять верхнюю часть этого корня, то она вызовет рвоту и выведет из организма желчь и слизь; если нижнюю, то она прочистит, вызвав расстройство желудка». Феофраст ошибается, называя, корень этого растения чешуйчатым.

IX.10

(1) У чемерицы, белой и черной, общее только имя; видом они различны. Одни, правда, говорят, что обе сходны и различаются только цветом корня, белого у одной и черного у другой. Другие утверждают, что у черной чемерицы листья похожи на лавровые, а у белой на пореевые, а корни, за исключением окраски, сходны. Те, кто говорит, что обе чемерицы сходны, так описывают ее вид: стебель похож на асфоделевый, но очень короток; листья с широкими разрезами, очень похожие на листья ферулы, но длинные, идущие прямо от корня и стелющиеся по земле; корней очень много; они тонки и употребляются как лекарство. [1]
(2) От черной чемерицы, говорят, гибнут и лошади, и крупный рогатый скот, и свиньи; поэтому ни одно из этих животных ее и не ест. Белую едят овцы, [2] и на них впервые заметили ее очищающую силу. Готова она осенью; весной еще не готова. Жители Эты рвут ее тем не менее перед собранием амфиктионов. [3] На Эте в изобилии растет прекрасная чемерица, но растет только в одном месте, а именно около Пиры. [4] В питье из чемерицы, чтобы облегчить рвоту, подмешивают семя грыжника, [5] который представляет собой маленькую травку.
(3) Черная чемерица растет повсюду: и в Беотии, и на Эвбее, и во многих других местах. Лучше- всего она с Геликона: [6] гора эта вообще богата хорошими лекарственными растениями. Белая чемерица встречается редко. Самую лучшую, которая преимущественно и идет в употребление, получают из четырех мест: с Эты, с Понта, из Элей [7] и с Малеи. [8] В Элее, говорят, она растет по виноградникам и делает вино таким мочегонным, что люди, которые его пьют, худеют до такой степени, что у них втягивает живот.
(4) Самой лучшей из всех чемериц - и только что названных и прочих - оказывается этейская. Парнасскую и этолийскую [9] - она растет и в тех местах - многие продают и многие по незнанию покупают: она тверда и очень жестка. Эти растения, схожие с виду, различаются по своим свойствам.
Черную чемерицу [10] некоторые называют меламповой, потому что Меламп [11] будто бы первый нашел ее и стал собирать. Ею очищают и дома и овец, причем поют некое заклинание. Употребляют ее и во многих других случаях..


[1] Весь текст этого описания представляет собой безнадежную путаницу, в которой, вероятно, повинны не одни переписчики, но и сам Феофраст, писавший о двух чемерицах явно с чужих слов и не видавший своими глазами нн того, ни другого растения. Вот вкратце те затруднения, которые делают текст Феофраста в том виде, в каком он дошел до нас, совершенно неприемлемым: 1) белая и черная чемерица отнюдь не похожи одна на другую, поэтому Шнейдер отверг общепринятое чтение и предложил читать: «Те, кто говорит, что обе чемерицы несходны...»; 2) признав, таким образом, версию, настаивающую на несходстве обоих растений, Шнейдер исправляет текст, строя это исправление на тексте Диоскорида: а) стебель: «стебель [у черной чемерицы] короткий» (IV.151); у белой чемерицы «стебель пальца в четыре, полый; когда ои начинает высыхать, кора с него сходит слоями» (IV.150); б) листья: у черной чемерицы «листья зеленые, похожие на листья платана, но меньше их и более изрезаны» (IV.151); у белой чемерицы «листья похожи на листья „ягнячьего языка" или дикой свеклы, но короче, более темного цвета, с красной жилкой посредине» (IV.150). В результате им предложено следующее чтение: «Те же, кто утверждает, что они не одинаковы, товорят, что у белой чемернцы листья похожи на листья „ягнячьего языка", а стебель, как у асфодели, похож на феруловый; у черной же чемерицы <тебель очень короткий; лист сильно изрезанный и длинный». Сравнивать листья чемерицы с феруловыми никак невозможно, так как листья ферулы, по описанию Феофраста же, совершенно иного вида (VI.2.8: «крупные, мягкие, настолько изрезанные, что напоминают волосы»). Ничего общего нет у них также и с листьями лавра. Замечание о корнях может относиться к корням и белой чемерицы, и черной. Диоскорид пишет (IV.150): у белой чемерицы «под маленькой и продолговатой головкой виснт множество тонких корешков, как у лука». У черной чемерицы «из головки, похожей на луковичную, выходят тонкие черные корешки, которые и идут в употребление» (ср. Феофраст, IX.8.4). В заключение следует заметить, что древние называли одним и тем же словом «he)eboros» два совсем разных растения: морозник («черная чемерица») и чемерицу белую "(Veratrum album).
[2] Можно ли этому поверить? Паллас («Путешествие по югу России», 1773, I, стр. 34) пишет, что ягнята, поев молодых нежных листьев белой чемерицы, неизбежно погибают; у лошадей, поевших ее в сене, начинаются рези в животе и бежит пена изо рта.
[3] Собрание это происходило два раза в год — регулярно осенью л иногда весной (здесь имеется в виду как раз весеннее собрание: на это указывает αλλά, переведенное «тем не менее»), причем сходились не только амфиктионы — представители греческих государств, объединенных политическим и религиозным союзом, — но и множество разного народа, который, между прочим, привлекала и ярмарка, обычно сопровождавшая шодобные собрания. Собрание, которое имеет в виду Феофраст, называлось «пилейским» (от πύλαι — «ворота»), потому Что происходило у «Ворот», т. е. около Фермопил, знаменитого горного прохода между Этой и морем.
[4] Эта — гора в Фессалии. Пиры (πυρά — «костер») — место на Эте, тде, по преданию, Геракл, будучи не в силах вынести мучения, которые причиняла ему одежда, пропитанная ядом и сжигавшая его, как огнем (ее, по неведению, прислала ему его жена Деянира), сложил себе костер и взошел на него.
[5] Это Herniaria glabra L, грыжник гладкий. Диоскорид описывает его» так (IV.109): «Это маленький кустик с крохотными листочками». Стебель грыжника (5 — 15 см) распростерт на земле, листья действительно маленькие.
[6] Беотия — см. примеч. 164 к кн. IV. Геликон — гора в Беотии.
[7] Понт — см. примеч. 66 к кн. IV. Элея — греческая колония на берегу моря в южной Италии (южнее Пестума).
[8] Альдина дает Μασσαλιώτης из Массилин (теперь Марсель). Так как массилийская чемерица нигде не упоминается, то Шнейдер, а за ним», и остальные приняли конъектуру Ганемана: Μαλιώτης — «с Малеи». Малея — юго-восточная оконечность Пелопоннеса.
[9] Парнас — см. примеч. 16 к кн. III. Этолия — область в средней Греции, граничившая иа севере с Эпиром и Фессалией, на юге со входом в Коринфский залив, на западе с Акарнанией и на востоке с ЛокридойЧ и Доридой. Равнинная и плодородная по побережью, внутри она представляла собой горную и суровую страну.
[10] Для обозначения «черной чемерицы» здесь употреблено не обычное название ее, а слово εκτομον (буквально «вырезок»): вероятно, техническое обозначение чемерицы в медицинском, а может быть, жреческом языке.
[11] Меламп былзнаменитым прорицателем, занимавшимся и врачеванием. О нем был сложен ряд сказаний, повествовавших о чудесном излечении им многочисленных случаев безумия.

IX.11

(1) Панак, молочай и некоторые другие травы имеют много видов. Панаком называют, во-первых, сирийское растение, о котором говорилось немного выше. [1] Есть три других вида его: так называемый хиронов, асклепиев и гераклов. [2] У хиронова листья похожи на щавелевые, но крупнее и мохнатее, цветок золотистый и корень маленький. Он чрезвычайно любит жирную почву. Его дают пить с вином от укусов змей, скорпионов, ехидны и прочих пресмыкающихся, а вдобавок еще натирают им с оливковым маслом. [3]. При змеином укусе прикладывают из него пластырь и дают его пить с кислым вином. Говорят, что он хорош с вином и оливковым маслом от нарывов, а с медом от опухолей.
(2).У асклепиева панака корень длиной в ладонь, белый и очень толстый; кора толстая, солоноватая на вкус; стебель в узлах; листья окружают его со всех сторон и похожи на листья thapsia, только толще. Говорят, он помогает от укусов всяких пресмыкающихся, если его натереть и выпить; если вокруг селезенки соберется кровь, его дают пить со смесью из воды и меда; от головных болей и разных непонятных болезней смазывают оливковым маслом, в котором он растерт; от рези в животе пьют натертый с вином. Он может предупредить длительные немощи. Кроме того, сухим панаком присыпают мокнущие язвы, предварительно обмыв их теплым вином; к сухим прикладывают пластырь из него, намоченный в вине. [4]
(3) У гераклова панака листья большие, широкие длиной и шириной в три ладони; корень толщиной в палец, с двойной или тройной развилкой, на вкус горьковатый, по запаху напоминающий чистый ладан. Его хорошо принимать от падучей, подмешав с четвертую часть к тюленьему молозиву, а от рези в животе пить со сладким вином. Мокнущие язвы присыпают сухим корнем, а к сухим прикладывают его с медом. [5]
Такова разница между различными видами панака и таковы их свойства.
(4) Есть еще другие панаки; [6] листья у одного тонкие, у другого нет. Лекарственные силы обоих одинаковы: из них вместе с пшеничной мукой делают пластыри, которые прикладывают к женским частям, к нарывам и к ползучим язвам.
(5) Strychnoi и молочаи включают в себя много видов, объединенных только названием. [7] Один вид strychnos вызывает сон, другой безумие. У первого корень, когда он высохнет, становится красным, как кровь, а когда его выкапывают, он белый; плоды краснее шафрана, а листья похожи на листья молочая или сладкой яблони, [8] при этом мохнатые и величиной с хороший кулак. Корень этого растения толкут в мелкий порошок, поливают несмешанным вином [9] и дают выпить: человек засыпает. Растет это растение в пропастях и на могилах. [10]
(6) Strychnos, вызывающий безумие, одни зовут thryoron, а другие peritton. Корень у него белый, величиной в локоть и пустой внутри. От одной его драхмы человек придет в прекрасное настроение и покажется себе первым человеком в мире; от двух обезумеет и ему станут чудится видения-; от трех, с прибавкой, говорят, еще василькового сока, он обезумеет неизлечимо; от четырех умрет. Листья этого растения похожи на листья индау, только больше; стебель с оргию; головка, как у gethyon, но больше и мохнатее. Она напоминает плод платана. [11]
(7) У молочая, который называется приморским, листья круглые, яркокрасные; весь стебель величиной в ладонь, а плоды белые. Собирают его, когда виноград только что начинает чернеть; плоды его сушат, растирают и дают пить в количестве около трети оксибафа.
(8) У так называемого мужского молочая листья похожи на маслинные; все растение величиной в локоть. Сок его собирают во время сбора винограда и, приготовив, как требуется, пьют. Он очищает, вызывая преимущественно понос.
(9) Есть белый молочай, который называют миртовым; листья у него похожи на миртовые, но только .с колючкой на конце. Он пускает при земле веточки, длиной с ладонь; плоды они приносят не одновременно, хотя и растут от одного корня, а поочередно, через год; одни в этом году, другие в следующем. Этот молочай любит места гористые. Плоды его называются "орехами". Его собирают, когда ячмень уже наливается, сушат и очищают ...плоды моют в воде и, опять высушив, дают пить, смешав с двумя частями, черного мака: вся доза целиком будет с оксибаф. Они очищают тело от слизи, выводя ее вон. Если дают только "орехи", то их растирают и дают в сладком вине, или же предлагают грызть, поджарив их вместе с кунжутом. [12]
Таковы растения, чьи листья, соки и плоды имеют лекарственную силу.
(10) Есть два растения, которые называются libanotis: из них одно дает плоды, а другое нет; у одного в употребление идут плоды и листья, а у другого только корень. Плоды называются kachry. Листья у этого растения похожи на листья болотного сельдерея, но значительно больше их; стебель величиной в локоть или больше; корень большой, толстый, белый, пахнущий ладаном; плоды белые, шершавые, продолговатые. Растет эта трава преимущественно в местах засушливых и каменистых. Корнем его лечатся от нарывов и женских болезней: его дают с крепким красным вином. Плоды помогают при трудном мочеиспускании, при ушных болезнях, бельмах, офталмии и содействуют появлению у женщин молока. [13]
(11) У бесплодной libanotis листья похожи на листья дикого горького латука, но шершавее и белее; корень короткий. Растет она по вересковым пустошам. Корень ее может прочистить, вызвав и рвоту, и расстройство желудка: рвоту вызывают верхние части корня, близкие к росткам; понос - нижние, уходящие в землю. Если это растение положить в одежду, то моль в ней не заведется. Собирают его во время уборки пшеницы.


[1] См. ΙΧ.9.2.
[2] Три вида «всеисцеляющего» растения названы по имени трех виднейших фигур греческой мифологии: кентавра Хирона, обучившего искусству лечить Асклепия и Ахилла; Асклепия, бога, покровителя врачей и медицины, и Геракла, одного из знаменитейших и любимейших мифических героев древней Греции.
Непонятно, рочему Горт перевел χειρώνειον как «херонейское» (от города Херонеи в Беотии). Плиний («Естественная история», ΙΙ.5.13) говорит об этом панаке, что он «получил свое имя от того, кто его нашел». Диоскорид описывает его так (Ш.57): «Листья похожи на листья душицы [обыкновенной], цветки золотистого цвета, корень тонкий, уходящий неглубоко, острый на вкус».
[3] «дают пить»: очевидно, настой корня на вине, а растирают настоем, того же корня на оливковом масле.
[4] Об асклепиевом панаке Диоскорид пишет так (IIL56): «У аскле-ниева панака стебель тонкий, высотой в локоть, разделенный узлами; вокруг него сидят листья, похожие на листья фенхеля, но более крупные и мохнатые, душистые... корень маленький, тонкий» (λεπτή Диоскорида «тонкий» исправляют в λευκή — «белый»: тогда описание Феофраста и Диоскорида почти совпадают). Листья этого панака Феофраст сравнивает с листьями Thapsia, которые в свою очередь сравнивает с листьями фенхеля (IX.9.6), так что и в этом пункте разногласия между ним и Диоскоридом нет. В тексте дальше πανταχόθεν — «со всех сторон», которое Горт относит к стеблю: смысл непонятен. Шнейдер предлагал перенести запятую и читать «листья со всех сторон», что вполне соответствовало бы замечанию Диоскорида: «листья вокруг стебля». В переводе принята эта поправка. О лекарственных свойствах этого растения .Диоскорид говорит (там же): «От ран, нарывов и язв прикладывают пластырь из него с медом; от змеиных укусов пьют с вином и натираются настоем на оливковом масле». «Асклепиев панак» Далешамп отожествлял с Thapsia asclepium L, а Баугин — с Laserpitium hirsutum.
[5] Диоскорид (111.55) описывает это растение так: «Листья, лежащие при земле, яркозеленого цвета, похожие на смоковничные, с пятью вырезами по окружности; стебель, как у ферулы, очень высокий, покрытый белым пухом, с мелкими листьями вокруг; цветок желтый; семена душистые. .. из одной точки выходит много корней, белых, одуряюще пахнущих, покрытых толстой кожицей, горьковатой на вкус». Шнейдер, на основании этого описания, предлагал исправить πανταχή — «длиной и шириной» в πενταχή έπεσχισμένον — «с пятью вырезами», доказывая возможность такого исправления таким образом: один переписчик пропустил -έπεσχισμενον — «с вырезами»; другой, заметив, что в тексте нет смысла, исправил πεντακη — «с пятью», «пятикратно» в πανταχη — «со всех сторон», т. е. в длину и в ширину. Тюленье молозиво считалось в древности прекрасным средством от падучей.
[6] Диоскорид (Ш.56 и 58) называет еще гераклейскнй панак и Лигурийский.
[7] Перевод дан по смыслу. Буквальный перевод звучит так: «Стрихны я молочаи синонимны»; это означает, по смыслу слова συνώνυμος, что оба растения входят в один и тот же род; все дальнейшее противоречит такому утверждению. Ср. VII.15.3 — 4, где Феофраст говорит о «стрихне», что имя это дано совсем разным растениям и что они только «односменный (ομωνυμία τινι ει̃λημμένος — «охвачены одинаковым именем»). Шнейдер считал место испорченным.
[8] См. IV.13.2.
[9] Несмешанным, т. е. чистым, без примеси воды.
[10] Диоскорид сравнивает снотворное действие этого растения (ои говорит только о коре, а не корне) с действием опия. Ботаники XVIII в. отожествляли «снотворный стрихн» с Withania somnifera (L).
[11] Ср. у Диоскорида (IV.74): «Стрихн, вызывающий безумие, одни называют πέρσιον, а другие θρυον. Корень у него белый, толстый, полый, с локоть. Если дать драхму этого корня с вином [драхма = 4.32 г], то у человека появятся приятные видения; после двух он дня на три сойдет с ума; от четырех умрет. Растение это дает от корня десять-двена-дцать стеблей, высотой в оргию [оргия = 1.776 м]; головка с маслину, но колючая, похожая на шарики платана, но более крупная и широкая; цветок черный, после которого появляется плод." круглая черная гроздь с десятью-двенадцатью ягодами...». Уже Бодей, издавший Феофраста в 1644 г. (в Амстердаме), указывал, что Диоскорид смешал два растения: Solanum insanum и мандрагору. Описание Феофраста при всей своей неполноте гораздо последовательнее. «Стрихн, вызывающий безумие», отожествляли с Datura fastuosa L, теперь — с D. stramonium L, дурманом вонючим.
[12] Описание Диоскорида совершенно совпадает с феофрастовым, на Диоскорид пишет, что в качестве лекарственных снадобий употребляются и сок, и листья, и плоды этого молочая. В тексте Феофраста явный пропуск.
[13] Ср. описание Диоскорида (III.87): «Есть два растения с этим, именем, одно дает плоды (онн называются κάχρυς), листья у него, как у фенхеля, но толще и шире, расположенные кругом по земле, душистые; стебель в локоть и больше; корень белый, крупный, пахнущий ладаном, плоды обильные, белые, похожие на позвонки, круглые [у Феофраста продолговатые], граненые, острые на вкус, клейкие». Оба описания совпадают во всем, кроме одного пункта; Шпренгель считал, что это Cachrys cretica Lam.

IX.12

(1) Хамелеон есть белый и черный. Свойства их корней и сами корни у разных видов различны. У одного корень белый, толстый, сладкий, с тяжелым запахом. Он, говорят, хорош при сильном расстройстве: его варят, нарезают, как редьку, и нанизывают на веревочку из holoschoinos. Дают его и от широких глистов: больной съедает сначала изюму, а затем выпивает с оксибаф этого корня, наскобленного в крепкое вино. Он смертелен для собак и свиней: чтобы приготовить собачью отраву, делают смесь из этого корня и пшеничной муки и разводят ее оливковым маслом и водой; свиней травят, смешав этот корень с "горной капустой". Женщинам его дают в сладком винном отстое или в сладком вине. Если хотят узнать, выживет ли больной, то его три дня моют отваром этого корня: если он это перенесет, то значит выживет. Растение это также растет повсюду; листья у него похожи на листья сколимуса, но крупнее; крупная головка его, напоминающая чертополоховую, лежит при земле: некоторые поэтому и называют его чертополохом. [1]
(2) Черный хамелеон похож на белый листьями: они у него тоже напоминают листья сколимуса, но меньше и глаже. Растение по общему виду своему напоминает зонтик; корень у него толстый, черный; если разломать, то внутри он красноватого цвета. Места он любит холодные и невозделанные; может излечить проказу, а также белые лишаи на коже: его растирают с уксусом или наскабливают туда и натирают им больного. Для собак он смертелен. [2]
(3) Диких маков много: есть так называемый рогатый, черный, с листьями, как у черного коровяка, но не такими темными. Стебель у него высотой в локоть, корень толстый, .поверхностный, плоды изогнутые и напоминают рожки. Собирают его перед уборкой пшеницы. Им можно очищать желудок; листьями его сводят у овец бельма. Он растет у моря, по каменистым местам. [3]
(4) Другой мак, именуемый "текучкой", похож на дикий цикорий, почему его и едят. Он растет по нивам, преимущественно в ячмене. Цветок у него красный, головка величиной с ноготь на пальце. Собирают его перед уборкой ячменя, еще наотзелень. Он прочищает, вызывая расстройство. [4]
(5) Другой мак называется "геракловым"; листья у него "как у мыльнянки, которой белят полотно; корень тонкий, поверхностный, плоды белые. Корень его прочищает, вызывая рвоту. Некоторые дают его вместе с медом и вином больным падучей. [5]
Эти растения соединяют вместе только потому, что у них одинаковые названия. [6]


[1] Ср. описание Диоскорида (III.10). «Корень у него, если он растет на холмах с хорошей почвой, толстый; если же на горах, то более тонкий, белый, уходящий вглубь, с легким, но одуряющим запахом, сладкий». «... нанизывают на веревочку...» — ср. IX.9.1, где говорится о таком же способе сохранения мандрагоровых корней — «широких глистов», т. е.. лентеца. «Изюму»: Диоскорид рекомендовал предварительно поесть не изюму, а выпить отвару душицы зеленой. Диоскорид (там же) дает такой же рецепт для собачьи и свиной отравы, но прибавляет, что это отрава и для мышей. «Женщинам...»: странно, что нет упоминания, при какой болезни дается это лекарство. Шнейдер предполагал, что текст перепутан, и предлагал такую перестановку: «В вареном виде он, говорят, помогает при сильном расстройстве: женщинам его дают... в сладком вине. Его сохраняют, нарезав...» и т. д. «Головка»: ср. Диоскорида (там же): «Стебля у него нет: из середины его выходит колючая головка, похожая на морского ежа...».
[2] То же говорит и Диоскорид, описание которого в общем совпадает с описанием «черного хамелеона» у Феофраста. Он также говорит, что корнем его излечивают белые лишаи, но ничего не говорит ни о проказе, ни о том, что растение это — яд для собак. Плиний («Естественная история», XXII.47) пишет, что соком «черного хамелеона» излечивают паршу у животных-и что он убивает собачьих клещей. Рейнезий поэтому предлагал чтение, αναιρεί" δε και τους κυνορραιστας вместо имеющегося в тексте: т. е. «убивает. собачьих клещей» (а не «собак»).
[3] Ср.: Диоскорид (IV.66): «Листья у него белые, мохнатые, как у коровяка, зубчатые по окружности, как у дикого мака. Стебель тоже похож на стебель дикого мака. Корень поверхностный, черный, толстый... Растет в каменистых приморских местах. Плод крупный, изогнутый в виде рога. Если выпить оксибаф его семени с медом и вином, то это питье хорошо прочистит желудок. Пластырь из его листьев и цветов, приложенный с оливковым маслом, заставляет трескаться корки, образующиеся на ранах; мазь из них сводит бельма и небольшие наросты на глазу».
[4] Ср.: Диоскорид (IV.64): «Он растет весной по полям, где его и собирают. Листья у него похожи на цикориевые; они разрезанные, жесткие,... но более крупные: цветок красный, головка продолговатая и меньше, чем у ветреницы. Если выпить с оксибаф его семян вместе с вином . и медом, то это снадобье легко прослабит».
[5] Диоскорид (IV.67): «Семена его, если принять оксибаф их с медом., и вином, вызывают рвоту и прочищают. Такая прочистка особенно хороша для больных падучей».
[6] Следует отметить в данном случае у Феофраста (и, очевидно, вообще у лиц, имевших дело с этими растениями) чутье в отношении., систематической близости мака (Papaver) и длиннострючника (Glaucium),. несмотря на резкое различие их плодов.

IX.13

(1) Корни разнятся между собой и вкусом и запахом: есть среди них и острые, и горькие, и сладкие; есть душистые и зловонные. Сладок корень у так называемой "желтой кубышки": она растет в озерах и по болотам, например под Орхоменом, Марафоном [1] и на Крите. Беотяне, которые едят ее плоды, называют ее madonais. У нее крупные листья, которые лежат на воде. Говорят, что если ее натереть и приложить к ране, то она останавливает кровь.. Дают ее пить и от дизентерии. [2]
(2) Сладок и "скифский корень": некоторые и называют его просто "сладким корнем". Растет он около Меотиды. [3] Его сушат и употребляют против астмы, кашля и вообще против грудных заболеваний; смешивают с медом и прикладывают к нарывам. Он обладает свойством утолять жажду, если его держать во рту. Скифы, говорят, живут по одиннадцать-двенадцать дней только на сыре из кобыльего молока и на этом корне. [4]
(3) Аристолохия обладает приятным запахом, но на вкус очень горька; цветом она черна. Самая лучшая растет на горах. Листья у нее похожи на листья постенницы, но круглее. Ее употребляют от многих болезней; лучше всего помогает она от нарывов на голове, но хороша и от других нарывов; помогает она также от змеиных укусов, от бессонницы и: болезней матки. В одних случаях ее советуют, вымочив в воде, прикладывать как пластырь; в других - наскоблить и давать с медом и оливковым маслом. При змеином укусе ее следует пить с кислым вином и приложить из нее пластырь к укушенному месту; от бессонницы ее следует нарезать в крепкое красное вино и пить. При выпадении матки, следует делать обмывания из ее отвара. [5]
(4) У этих растений корни сладкие; у других корни горьки, и неприятны на вкус. Некоторые сладкие корни вызывают безумие, например корень растения, похожего на сколимус и растущего около Тегеи. Скульптор Пандей, работая в храме, поел его и сошел с ума. [6] Есть корни смертоносные; таковы,. например, те, которые растут около рудников во Фракии: [7] они очень приятного сладкого вкуса, и человек умирает от них легко, словно засыпая. Различаются корни и окраской: они бывают не только белые, черные и желтые, но бывают и винного цвета, бывают и красного, как, например, у марены.
(5) У "пятилистника" или "пятилепестника" (растение это зовут и так, и так) - корень, когда его только что вырыли, красного цвета; высохши, он становится черным и четырехугольным. Листья у этого растения похожи на виноградные, маленькие и такого же цвета: оно растет и увядает одновременно с лозой. Листьев у него только пять: откуда и его название. Он пускает при земле тонкие узловатые стебли. [8]
(6) У марены листья похожи на листья плюща, только они круглее; она растет при земле, как свинорой, любит, места тенистые. Она гонит мочу, и поэтому ею пользуются, при болях в пояснице и в бедрах. [9]
Некоторые корни имеют своеобразный вид: таковы, например, корни так называемого "скорпиона" и "полипа". У первого корень похож на скорпиона и помогает от укуса скорпиона и от укусов других подобных ему существ... У "полипа" корень мохнатый, с присосками, напоминающими щупальца полипа. Он прочищает, вызывая расстройство. Если его носить как амулет, то, говорят, не вырастет полипа. Листья у него похожи на крупные папоротниковые;. растет он по скалам. [10]


[1] Орхомен — см. примеч. 164 к кн. IV. Марафон — деревня на юго-западной стороне Аттики. Павсаний (1.32.6) пишет, что там было «большое, заболоченное озеро».
[2] Что беотяне ели плоды желтой кубышки, нисколько не удивительно: в России XVIII в., особенно в Финляндии, ели корни и стебли этой кубышки и находили их очень питательными и сытными. Диоскорид (1.178) называет желтую кубышку «мадон» и говорит, что кожевники-: употребляли ее для выделки кож. О кровоостанавливающем свойстве, этого растения он не упоминает, но говорит, что от дизентерии помогает настой ее сухого корня на вине. Кубышку эту Сибторп находил во множестве по озерам и прудам Фессалии, Пелопоннеса и Закинфа (Prodr. fl — Graec, I, 336).
[3] Меотида — это Азовское море.
[4] О сыре из кобыльего молока впервые упоминает Гиппократ -в своем известном сочинении «О климате, водах и местах», Диоскорид говорит, что сок, извлеченный из лакрицы, помогает от болей в груди и в печени и также упоминает об его свойстве утолять жажду.
[5] Весь третий параграф этой главы повторяется в IX.20.4; сюда он попал не на свое место, что заметил уже Скалигер (издатель Феофраста, живший в XVI в.); следующий параграф начинается со слов:
«У этих растений корни сладкие...», — аристолохия же горька.
[6] Ср. Феофраста («Причины растений», VI.4.5): «Не все сладкие на вкус корни могут быть употребляемы нами в пищу. Среди них есть такие, которые вызывают безумие, как, например, корень растения, похожего на σκόλυμος. Есть и другие, обладающие снотворной силой, которые, если их принять в большей дозе, приносят смерть, как, например, мандрагора». Тегея — город в Аркадии, к югу от Мантинеи; теперь обширные развалины -около Триполицы. Пандей: рукописное чтение именно таково, но скульптора Пандея мы не знаем. Может быть, это был Пантия (в Альдине и стоит πάντιος), о котором неоднократно упоминает Павсаний (VI.3,4; 9,1; 14.5), хиосец, сын скульптора Сострата и сам скульптор; жил в IV в. .до, н. э.
[7] Об этих ядовитых корнях не упоминает больше ни один из древних писателей.
[8] Это Potentilla reptans L., лапчатка ползучая, описанная очень точно. В тексте имеется, вероятно, пропуск, так как о лекарственных свойствах этого растения ничего не сказано.
[9] Данное описание никак не подходит к Rubia tinctorum L, с которой отожествляется это растение и в «Указателе» Горта. Шпренгель -считал, что это Rubia lucida L.
[10] По убеждению народной медицины, растение, сходное с каким-нибудь животным, послужит действительным лекарством от укусов этого животного. Ср. у Диоскорида (IV. 188): «Он растет по мшистым скалам и на старых дубовых стволах; высотой он в ладонь, похож на папоротник, несколько мохнат, изрезан, но не такими мелкими вырезами. Корень у него мохнатый и словно весь в щупальцах полипа, толщиной в мизинец».

IX.14

(1) Одни лекарственные растения сохраняются дольше, другие портятся скорее. Чемерица годится для употребления в течение тридцати лет, аристолохия - в течение пяти-шести; "черный хамелеон" - в течение сорока; золототысячник - в течение десяти или двенадцати (корень у него жирный и плотный). Горичник сохраняется пять-шесть лет; корень брионии - один год, если он лежит в тени и .никто его не трогает; [1] в противном случае он начинает гнить и становится губчатым. У каждого растения есть свой срок. Вообще же из всех лекарственных растений дольше всего может храниться слабительное из бешеного огурца: чем оно старше, тем оно лучше. Один врач - не лжец и не хвастун [2] - рассказывал, что у него есть такое слабительное, которому двести лет, превосходнейшее по качеству. Он получил его в подарок. (2) Причиной этой долговечности является обилие влаги. Поэтому лекарство это, истолокши, ставят еще совсем свежим в золу, но и так оно не высыхает, и пока ему не исполнится пятидесяти лет, оно гасит светильник, если его поднести к нему. [3] Говорят, что это: единственное или почти единственное очень сильное средство, которое прочищает, вызывая рвоту: в этом особенность его действия.
(3) Корни, в которых есть некоторая сладость, полежав, становятся добычей червей; с теми, которые остры на вкус, этого не случается, но действие их слабеет, они становятся рыхлыми и сморщенными. Ни один червяк со стороны [4] не тронет корня, острого на вкус, но sphondyle [5] ест их все:, это характерная особенность данного животного.
(4) Всякий корень станет хуже, если дать возможность плодам данного растения налиться и дозреть. То же будет !" с плодами, если из корня извлечь его сок. Обычно, впрочем, из растений, у которых корни обладают лекарственными свойствами, сока не берут; берут сок из тех растений, у которых лекарственными свойствами обладают семена. Некоторые говорят, что они предпочитают пользоваться корнями, потому что действие плодов настолько сильно, что человеческий организм не может его выдержать. Это, по-видимому, не является абсолютной истиной: дают же жители Антикиры лекарство, изготовленное из плодов чемерицы и названное "кунжутообразным" (потому что плоды эти похожи на кунжутные). [6]


[1] Т. е. не точат черви.
[2] Примечание очень уместное ввиду невероятности рассказа.
[3] Вот как рассказывает Диоскорид (IV.158) о приготовлении элате-рия: «Некоторые, чтобы влага в нем поскорее усохла, насыпают на землю просеянную золу, делают посредине углубление, расстилают втрое сложенный кусок полотна и выливают на него элатерий со всей жидкостью. Когда он высохнет, его толкут в ступке». Текст Феофраста или безнадежно испорчен, или он, сам не врач, не разобрался в сообщаемых ему сведениях.
[4] Т. е. кроме тех червей, которые заведутся в самих корнях.
[5] Sphondyle: Аристотель («История животных», IX.122) называет sphondyle вместе с мышами и ящерицами добычей, за которой охотятся совы и прочие ночные птицы.
[6] Ср. IX.9.2. Антикира — город в Фокиде к юго-востоку от Дельф.
Была и другая Антикира, у подножия Эты, на берегу Малийского. залива, несколько к северу от Фермопил. Страбон (ΙΧ.497) пишет, что именно здесь росла самая хорошая чемерица, но лучше всего приготовляли из нее лекарство в Антикире фокидской, почему многие и ездили туда лечиться. В Фокнде росло лекарственное растение, похожее на кунжут, и его-то и смешивали с чемерицей. Плиний («Естественная история», XXV.52) говорит, что это «кунжутообразное» растение подмешивали в определенных пропорциях к белой чемерице и этим лекарством излечивали безумие, меланхолию, падучую болезнь и подагру. Диоскорид говорит иначе (IV.151): по его словам, «кунжутовидным» называли плод черной чемерицы. Это находится в полном согласии с нашим местом у Феофраста, «Потому что кунжутные» — позднейшая добавка.

IX.15

(1) Местами, которые особенно богаты лекарственными растениями, являются, по-видимому, за пределами Эллады, Тиррения и Лаций (где, говорят, живет и Кирка) [1] и еще, в большей степени, по словам Гомера, Египет, где:
... соком чудесным
Щедро в Египте ее [Елену] Полидамна, супруга Фоона,
Так наделила. Земля там богатообильная много
Злаков рождает и добрых, целебных, и злых, ядовитых. [2]
В числе их, говорят, находится и знаменитое утишающее гнев растение nepenthes, заставляющее забывать печали и не чувствовать горя. Об этих странах говорили поэты. Эсхил [3] в своих элегиях говорит о Тиррении как о стране, богатой лекарствами:
Родом тирренец: лекарств знают науку они. [4]
(2) На долю каждой страны, по-видимому, приходятся Свои лекарственные растения; разница только в их количестве. В северных, южных и восточных областях растут травы, обладающие изумительными свойствами. В Эфиопии есть смертоносный корень, которым жители натирают свои стрелы. В Скифии есть и этот корень и множество других: одни убивают человека, их отведавшего, сразу, другие постепенно, при этом одни в короткий срок, а другие заставляют его чахнуть в течение длительного периода. [5] В Индии имеется еще много и других видов, но самыми замечательными растениями, если только рассказывают правду, являются два, из которых одно заставляет кровь вытечь и как бы убежать, а другое вновь собирает и притягивает ее к себе. Говорят, что в этих растениях нашли лекарство от смертельных змеиных укусов. [6]
(3) Во Фракии есть немало и других трав, но самой "большой силой обладает та, которая останавливает кровь и о которой одни говорят, что она может остановить ее и не дать ей вытечь только в том случае, если жила только проколота, а другие, что и в том, если она сильно разрезана. [7]
Вот те места за пределами Эллады, которые наиболее богаты лекарственными растениями.
(4) В Элладе богаче всего лекарственными растениями Пелион в Фессалии, [8] Телетрий на Эвбее и Парнас, а также Аркадия и Лаконика: [9] обе страны эти богаты лекарственными растениями. Поэтому аркадяне имеют обыкновение весной пить вместо лекарств молоко: в это время сок таких трав особенно действен, и молоко тогда обладает самой большой лекарственной силой. [10] Пьют они молоко коровье, потому что корова ест больше других животных и наименее разборчива в еде.
(5) У них растут оба вида чемерицы: и белая, и черная; морковь ... растение шафранного цвета с листьями, похожими на лавровые; [11] растение, которое они называют "дикой капустой", а некоторые врачи kerais; растение, которое зовется некоторыми алтейной травой, а у них дикой мальвой, затем аристолохия, seseli, [12] "конский сельдерей", горичник, "гераклова трава" [13] и оба вида "стрихна": один с пурпурными, а другой с черными плодами.
(6) Растет и бешеный огурец, из которого составляют слабительное, и молочай, из которого приготовляют hippophaes. [14] Лучше всего этот молочай около Тегеи; где особенно хорошо умеют приготовить это средство. Растет его там много, особенно около Клейтории, [15] где он и всего лучше.
(7) Самая лучшая понакея [16] водится по каменистым местам около Псофиды; [17] там ее и всего больше. Moly [18] растет около Фенея и на Киллене. [19] Рассказывают, что он: похож на растение, о котором говорил Гомер: с круглым корнем, напоминающим луковицу, и с листьями, похожими, на листья "морского лука". Ими пользуются как противоядием и как средством против колдовства; выкапывать его, однако., вовсе не трудно, как говорил Гомер.
(8) Лучший болиголов растет около Суз [20] и в местах наиболее холодных. Многие из этих трав водятся и в Лаконике: область эта очень богата лекарственными травами. В Ахайе много "козьего аканфа", и считается, что он ничуть не уступает критскому, [21] а на вид даже красивее. Превосходный daukon растет около Патр: [22] растение это обладает горячительными свойствами; корень у него черный. Многие из этих трав водятся на Парнасе и около Телетрия. Растения эти свойственны очень многим странам.


[1] Тиррения = Этрурия, нынешняя Тоскана. Кирка — см. примеч. 97 к кн. V.
[2] Одиссея, 1V.221 сл.
[3] Эсхил — знаменитый греческий поэт-трагик V в. до н. э.
[4] Тирренцы — этруски. Их считали учителями римлян в искусстве гаданий, в умении заговаривать и лечить болезни.
[5] Эфиопия — нынешняя Нубия и Кордофан. Смертоносный корень, о котором идет речь, — это Acocanthera Schimperi. Об этом ядовитом растении, росшем в Эфиопии и в Скифии, нет сведений ни, у одного другого писателя. О другом скифском яде рассказывает неизвестный автор «Чудесных рассказов» (141), но его изготовляли особым образом из человеческой крови и змеиной сукровицы.
[6] Один из тех сказочных рассказов, которые принесли с собой в Грецию солдаты Александра Македонского. Упоминание об этих.чудесных травах как о лекарстве от змеиных укусов заставляет, однако, предполагать, что в этой басне есть какое-то зерно истины: одна трава, вызывающая сильное кровотечение, выводила из раны вместе с кровью и яд, другая останавливала кровотечение:
[7] Ср. Πлиния («Естественная история», XXV.83): «...во Фракии, говорят, есть трава, которая останавливает кровь не только, когда жила открыта, но и когда она перерезана». Других сведений об этой траве нет; Шпренгель полагает, что это Andropogon ischaemum L., бородач кровоостанавливающий.
[8] о множестве лекарственных растений на Пелионе (см. примеч. 66 к кн. IV) подробно рассказывает Дикеарх («О горе Пелионе», 30). Там росло какое-то деревцо темного цвета, из корня которого приготовляли знаменитое противоядие. Потомки Хирона (см. примеч. 88 к этой книге) владели секретом этого приготовления и передавали его от отца к сыну, причем лечить этим средством за деньги было воспрещено.
[9] Телетрий — примеч. 66 к кн. IV; Парнас — примеч. 16 к кн. III; Лаконика — примеч. 67 к кн. IV.
[10] Древние скотоводы заметили, следовательно, влияние корма на молоко и связь между свойствами последнего и свойствами корма.
[11] Текст этого параграфа дошел до нас, несомненно, с лакунами. Если моркови и можно приписать шафранный цвет, то листья ее сравнить с лавровыми, разумеется, нельзя. У Феофраста стояло название какого-то растения, пропущенное переписчиками.
[12] Феофраст упоминает это растение только один раз. Шпренгель предполагал, что это Ligusticum peloponnesiacum L.
[13] «Гераклова трава»: о ией ничего не известно. Может быть, эта «гераклов мак» (см. IX.12.5), может быть «каменное зерно» (λιθοσχερμον) растение, которое, по свидетельству Диоскорида (III. 158), называли вследствие твердости его семян «геракловым».
[14] ίπποφάες встречается как название растения у Диоскорида (IV.159). Ш ου («из которого») — или испорченное чтение, или же здесь в тексте лакуна.
[15] Тегея — см. примеч. 111 к этой же книге. Клейтория — область в Аркадии, получившая свое название от маленькой речушки Клейтора„ протекавшей по ней (Павсаний, VIII.21).
[16] Странно, почему Феофраст, называвший до сих пор это растение «панаком» и различавший три его вида (хиронов панак, асклепиев и: гераклов), теперь дает ему имя «панакеи», не сопровождая его никаким ближайшим определением.
[17] Псофида находилась в Аркадии между Клейторией и горой Эриманфом (Павсаний, VIII.24).
[18] μωλυ — см. Одиссея, Х.304:
Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною:
Моли его называют бессмертные; людям опасно
С корнем его вырызать из земли.
Этот чудесный корень Гермес дал Одиссею, чтобы избавить его от чар= Кирки. Феофраст подчеркивает, что это растение только похоже на описанное у Гомера. Уже Шпренгель отожествил его с Allium nigrum, которое во множестве растет по всем островам Средиземного моря.
[19] Феней — см. примеч. 3 к кн. III. Киллена — см. примеч. 2 к книге IV.
[20] Вряд ли можно думать о Сузах в Персии: о местах за пределами Греции, богатых лекарственными травами, Феофраст говорил в §§ 1 — 3 этой главы; начиная с § 4, он говорит только о Греции. Кроме того, болиголов пятнистый растет, по его же словам, в холодном климате, а климат Суз он сам («О ветрах», 25) называет знойным. Сомнительно^ чтобы мантинеец Фрасия ( X.16.8) получал эту траву из персидских Суз. Все это заставляет искать упомянутые здесь Сузы в самой Греции, но ни один древний писатель не зиает в Греции такого города. Шнейдер предложил поэтому читать «Лусы»: так назывался городок в Аркадии, километрах в четырех к северо-востоку от Мантинеи (Павсаний, VIII. 18).
[21] О критском «козьем аканфе» см. IX.1.3.
[22] Патры (теперь Патрасс) — город в Ахайе.

IX.16

(1) Критский диктамн растет только на Крите. Растение это обладает изумительными свойствами; его употребляют во многих случаях, преимущественно же при родах. Листья у него напоминают листья блошиной мяты; вкусом он тоже на нее несколько похож, но веточки у него тоньше. В употребление идут только листья, а не ветки и не плоды. Помогает он во многих случаях, но преимущественно, как уже было сказано, при трудных родах: все согласно утверждают, что он или делает роды легкими, или прекращает боли. Дают его пить с водой. Встречается он редко; и пространство, где он растет, не велико, да и здесь его выедают козы, которые очень его любят. Говорят, что рассказы об этом растении и о стрелах совершенная правда: если козы, которых подстрелили, поедят его, то стрела из них выходит.
Таков критский диктамн и таковы его свойства. [1]
(2) У "ложного диктамна" листья похожи на листья настоящего, но веточки у него меньше и силой своей он значительно уступает настоящему. Помогает и он в тех же самых случаях, но гораздо хуже, и действие его гораздо слабее. [2] Сила настоящего диктамна обнаруживается сразу же, стоит его только взять в рот: уже от маленького кусочка его становится горячо. Пучки диктамна помещают в полых стеблях ферулы или тростника, чтобы он не выдохся: выдохшийся действует слабее. Некоторые говорят, что и. настоящий диктамн и "ложный диктамн" представляют собой одно и то же растение, но последний оказывается хуже потому, что растет на лучшей земле: обстоятельство, меняющее к худшему многие лекарственные растения.. Критский же диктамн любит места суровые. (3) Есть и другой диктамн, одинаковый по имени, но. совсем другой и по виду, и по своему действию. Листья: у него похожи на листья мяты водяной, но веточки крупнее. В употребление они не идут и лекарственной силы в них нет. [3] Настоящий диктамн, как было сказано, растение изумительное и свойственное одному Криту. Некоторые говорят, что у растений с Крита листья, ветви и вообще все надземные части гораздо лучше, чем у растений из других мест; растения же с Парнаса превосходят большинство" остальных.
(4) Аконит водится на Крите и на Закинфе; самый лучший и в наибольшем количестве растет под Гераклеей Понтийской. [4] Листья у него, как у цикория; корень формой и окраской похож на креветку [5] и заключает в себе смертоносную силу. Листья же и плоды у него, говорят, совершенно безвредны. Плоды такие, какие бывают у травы, а не-у дерева или кустарника. Это низенькая трава, в которой нет ничего особенного: она напоминает хлебный злак, но только семена у нее сидят не в колосе. Она растет повсюду, а не только под Аконами, от которых аконит и получил свое имя. (Аконы - это деревня в области мариандинов). Он особенно любит скалистые места. Его не едят овцы из вообще ни одно животное.
(5) Яд из него, который бы действовал, составляют определенным способом, который известен не всем. Поэтому врачи, не знающие этого состава, и дают аконит как содействующее пищеварению, а также и в других .случаях. Если его выпить свином или с вином и медом, то вкус его совершенно не ощутим.
Яд из него составляют с расчетом на то, чтобы он подействовал: в положенный срок: через два месяца, через три, через шесть, через год, иногда через два года. Очень тяжело умирают люди, чахнущие от него в течение долгого времени; самая легкая смерть от него мгновенная. Растений, которые бы служили противоядием от него, какие, мы слышали, есть от других ядов, не найдено. Местные жители спасают, отравившихся иногда вином, медом и тому подобными средствами, но это бывает и редко и трудно. [6]
(6) От "однодневки" средство найдено: есть травка, уничтожающая действие этой травы. Листом она похожа на чемерицу или на белую лилию; ее все знают. Говорят, что рабы выведенные из себя, принимают этот яд, а затем прибегают к лечению этой травкой, так как от "однодневки" умирают не легко и быстро, а медленно и тяжело. [7] Травка эта действует превосходно в качестве противоядия, причем это противоядие не нуждается в приготовлении. Говорят, впрочем, что от "однодневки" умирают и сразу и спустя некоторое время, иногда даже через год, и что от доз, данных в последнем случае, нет спасения. Все это в точности известно тирренцам из Гераклеи. [8] (7) Нет ничего невероятного в том, что в некоторых случаях от этого яда нет спасения, а в других отравившемуся можно помочь; так ведь бывает и с другими ядами.
Аконит, как уже сказано, безвреден в руках людей, не знающих, как приготовлять из него яд. Покупать его не дозволено, и за такую покупку карают смертью. [9] Разница во времени смерти от аконита соответствует разнице во времени сбора: человек, принявший этот яд, умирает через столько же времени, сколько прошло с его сбора. [10]
(8) Фрасия мантинеец [11] нашел, говорят, такое средство, которое делает смерть легкой и безболезненной. Он брал сок болиголова, мака и других таких же трав и приготовлял крохотную пилюлю весом около драхмы. Противоядия от этого средства нет вовсе, и оно может стоять сколько угодно, ничуть не портясь. Болиголов он брал не откуда попало, а из Суз [12] и вообще из мест холодных и тенистых; то же соблюдал и с остальными травами. Составлял он множество и других ядов, пользуясь для этого многими растениями. Искусен был в этом деле и его ученик Алексия, не уступавший в знании учителю. Он был вообще сведущ в медицине.
(9) Все эти вопросы, по-видимому, исследованы теперь гораздо лучше, чем это было раньше. Что яды приготовляются теперь иначе, каждый видит на целом ряде примеров. Жители Коса употребляли раньше болиголов иначе: они растирали его, и также поступали и остальные. Теперь ни один человек не станет его тереть; его очищают, снимают с него шелуху (она и причиняла все затруднения, так как переваривается она с трудом), затем толкут в ступке, просеивают сквозь мелкое сито и пьют этот порошок с водой: смерть наступает легко и быстро. [13]


[1] Ср.: Энеида, X 11.412 сл.
Мать диктамн сорвала на высях Иды Кретейской [т. е. критской].
Стебель в созревших листах и пурпурным цветом махровый.
Не безызвестное то и диким козам растенье,
Как в затылке у них застрянут летучие стрелы.
(Перев. А. Фета).
Автор «Чудесных рассказов» (4) повторяет то же самое: «Когда коз на Крите подстрелят, они разыскивают диктамн, который там растет. Когда они его поедят, стрела из них сейчас же выходит».
[2] Диоскорид (111.38) пишет о «ложном диктамне»: «он похож [нз настоящий], но менее остер». Додоней определял это растение как Маг-rtibium pseudodictamnus.
[3] «Другой диктамн» Сибторп (Prodr. fl. Graec, I. 443) принимал за Marrubium acetabulosum L.
[4] Закинф (ныне Занте) — остров на Ионийском море, у западного берега Пелопоннеса. Гераклея Понтийская — город в Вифииии, в области народа мариандинов, обитавших в северо-западной части Вифинии (Вифиния — северо-западная область Малой Азии).
[5] Конъектура Виммера, предложенная им на основании текста Диоскорида (см. следующее примечание). Рукопись U дает καρία; Альдина — κάρυα — «орех».
[6] Аконит Феофраста доставил много хлопот и филологам, и особенно ботаникам. Начать с того, что его описание очень отличается от -описания у Диоскорида. Диоскорид (IV.76) пишет о двух видах аконита: у- одного имеются три-четыре листика, похожих на огуречные, но меньшего размера и несколько шероховатых; корень цвета белого алебастра, похожий на хвост скорпиона. У другого аконита листья похожи на платановые, с глубокими вырезами, но мельче и более темного цвета; корни похожи на клешни морского рака и черные. Схолиаст к Никандру («Противоядия», ст. 13) пишет, что «аконит — это корешок травки, похожей на свинорой». Все эти разноречивые сведения никак не удавалось примирить и свести в одно: возник целый ряд конъектур, с помощью которых пытались сгладить противоречия, но ничего не сгладили. Большинство старых ботаников отказалось отожествить аконит Феофраста с каким-нибудь растением, и только Шпренгель со свойственной ему смелостью, решил, что это Ranunculus Thora.
[7] Все место, где идет рассказ об этом растении, очень испорчено, тем не менее смысл слов, посвященных рабам, вполне понятен. Не выдерживая своей каторжной жизни, несчастные прибегали к яду, который оказывался у иих под рукой, но, не будучи в силах выдержать жестокие физические страдания, принимали противоядие.
[8] Феофраст только что упоминал Гераклею Понтийскую, в окрестностях которой рос превосходный аконит. Но что общего между этрусками (=тирренцами) и этой Гераклеей, лежавшей в области мариандинов (см. примеч. 147 к этой же книге)? Феофраст, вероятно, имел в виду Гераклею в Италии.
[9] Никто из древних авторов не подтверждает этого сообщения, тем более, невероятного, что набрать этой ядовитой травы, растущей по каменистым местам (а таких мест в Греции множество), ничего не стоило. Кроме того, аконит в руках человека, не умевшего приготовить из него яд, оказывался, по словам самого же Феофраста, совершенно безвредным. Текст, вероятно, испорчен.
[10] Все, что сообщает Феофраст об аконите и его действии, напоминает страшные сказки о волшебных зельях. Обычный скептицизм изменил ему на этот раз. Правда и то, что обычная для него формула «это нуждается в исследовании» прозвучала бы здесь как приглашение пойти на преступление, и Феофраст мог от нее воздержаться. Были, однако, и другие способы выразить свои сомнения. Трудно допустить, чтобы Феофраст безоговорочно принимал на веру все рассказы, ходившие об этом яде, который стал для античности синонимом всякого яда.
[11] Мантинея — значительный город в восточной Аркадии.. Фрасия, так же как и ученик его Алексия, ближе не известны. Фрасия был, насколько можно заключить из слов Феофраста, дельным и внимательным врачом, считавшим, что прежде всего нужно изучить природу данного человека.
[12] См. примеч. 141 к этой же книге.
[13] рассказ Феофраста о ядах и приготовлении их чрезвычайно интересен одной подробностью: из него совершенно ясно, что яды в его время приготовлялись совершенно открыто и, по-видимому, без всякого ограничения. Плиний, живший в такое время, когда в римском обществе самоубийство считалось единственным достойным выходом, писал, что природа сжалилась над человеком и послала ему различные яды для безболезненной смерти. Мы привыкли связывать «право на самоубийство» со стоиками и с Римом времеи империи; страницы Феофраста убедительно доказывают, что в Греции IV в. до н. э. самоубийство считалось совершенно естественным и простым. Гераклид Прнтийский (писатель IV в. до и. э., автор многочисленных сочинений, нз которых сохранились только выдержки у других писателей) рассказывает, например, что на Косе старики не ожидают естественной смерти, но кончают с собой, пока они еще сильны и не заболели тяжкой болезнью, с помощью какого-нибудь яда: опия или болиголова.

IX.17

(1) Все лекарства действуют на людей, к ним привыкших, слабее, а на некоторых и вовсе не оказывают никакого действия. [1] С теми, кто поглощал чемерицу целыми пучками, ничего от нее не случается. Так поступал Фрасия, прекрасно, по-видимому, знавший лекарственные растения. Это же, кажется, делают и некоторые пастухи. Был один продавец лекарств, которому все удивлялись, потому что он мог без вреда для себя съесть один-два ядовитых корешка. Случившийся тут пастух уничтожил целую связку их и лишил продавца его славы. Про этого пастуха рассказывали, что и он и его товарищи ежедневно съедают по такой связке.
(2) Некоторые ядовитые средства, могут стать ядом по непривычке к ним, хотя, пожалуй, вернее сказать, что от привычки они перестают быть ядами. [2] Если природа человека принимает я а, и справляется с ним, то для него это уже не яд, как говаривал и Фрасия. Он же утверждал, что одно и то же средство является ядом для одних и вовсе не ядовито для других: он различал между природой разных людей; считал, что это нужно делать, и сам был силен в таком распознавании. К природным данным прибавляется, конечно, еще и привычка. Эвдем, продавец лекарств, очень известный своим искусством в деле их составления, побившись об заклад, что с ним ничего не случится до солнечного захода, принял очень небольшую дозу, но не смог ее переварить: его вырвало. (3) Хиосец же Эвдем пил чемерицу, и его не прочищало. Он сказал однажды, что выпьет за день двадцать две ее порции, сидя на агоре, около своего товара, и не встанет до самого вечера. [3] Когда вечер наступил, он ушел, вымылся, пообедал, как обычно, и рвоты у него не было. Возможно, впрочем, что он предотвратил ее каким-нибудь заранее приготовленным средством: он рассказывал, что после седьмой порции он выпил порошок пемзы в крепком уксусе и позднее еще другой с вином. Пемза же обладает такой силой, что если ее бросить в горшок с кипящим вином, то она останавливает кипение, причем не только на эту минуту, но и вообще. Она, очевидно, обладает свойством высушивать, так как впитывает воздух и пропускает его. [4] Эвдем смог переварить такое большое количество чемерицы с помощью пемзы.
(4) Что большое значение имеет и привычка, это видно из многого: говорят, например, что здешние овцы не едят полыни, а на Понте они ее едят, жиреют на ней, становятся красивее и, по словам некоторых, утрачивают желчь. [5] Это, впрочем, должно составить предмет особого исследования.


[1] Верное замечание.
[2] Рассказывают, что понтийский царь Мифрадат VI постепенно приучил себя к разным ядам, начав с малых доз и постепенно их увеличивая. Поэтому, когда, окончательно разбитый римлянами (64 г. до и. э.), он решил покончить с собой, то отравиться ему не удалось: яды на него не действовали.
[3] Ни один, ни другой ближе не известны. Стоит заметить бытовые подробности из жизни античного «аптекаря»: как всякий торговец, он выносит свой товар на «площадь» — агору и сидит возле него, пока торг не кончится. по-видимому, такой «аптекарь» является и своего рода медицинским советником: покупатель спрашивал у него, какое лекарство ему лучше приобрести от его болезней.
[4] <> Уже Линк указывал (Шнейдер, ук. соч., III, стр. 813), что речь здесь идет не о вулканической пемзе, но о пористом известняке.
[5] О понтийских овцах, отъедающихся на полыни, рассказывали многие античные собиратели анекдотов: Элиаи («О животных», V.27; ХТ.29), Плиний («Естественная история», XXVII.45), Стефан Византийский под словом άψινθος (полынь).

IX.18

(1) Травы и кусты, [1] как сказано, могут различно действовать на существа не только одушевленные, но и на неодушевленные. Рассказывают, что есть акация, [2] от которой, если ее бросить в воду, вода загустевает. Загустевает она и от корня алтейной травы, если в нее всыпать порошок из этого корня и поставить ее под открытым небом. У алтейной травы листья похожи на хатьмовые, только крупнее и мохнатее; стебли мягкие; цветок желтый; плоды похожи на хатьмовые; корень волокнистый, белый, такого вкуса, как хатьмовый стебель. Его дают от переломов и от кашля со сладким вином и прикладывают к нарывам вместе с оливковым маслом. [3]
(2) Рассказывают, что есть и другая трава: если ее сварить с мясом, то они соединятся и как бы склеятся вместе. Некоторые предметы она притягивает к себе, как магнит или янтарь. Таково бывает воздействие на предметы неодушевленные. [4]
Аконит (растение это некоторые называют "скорпионом", потому что у него корень похож на скорпиона), говорят, убивает скорпиона, если скорпиона им посыпать; если же скорпиона посыпать белой чемерицей, то он опять оживет. И быки, и овцы, и вьючные животные, и вообще все четвероногие гибнут в тот же день, если им положить на половые части его корень или листья. Аконит хорошо пить от укусов скорпиона. Листья у него похожи на листья цикламена, а корень, как сказано, на скорпиона. Растет оно, как свинорой; имеются на нем узлы. Любит тенистые места. Если правда то, что рассказывают про скорпиона, то можно поверить и прочим таким же рассказам. И сказки ведь слагают не без смысла. (3) Говорят, что .травы в нашем организме оказывают влияние не только на здоровье, болезнь и смерть, но действуют помимо телесного состояния еще и на душевное. [5]


[1] В подлиннике ύλήματα — слово, которым Феофраст обозначает обычно кустарник, крупный и мелкий.
[2] Речь, вероятно, идет о гуммиарабике.
[3] в корне алтейной травы очень много клейкой слизи; если ее влить в воду, вода загустевает. Описание алтейной травы сделано правильно: у нее мохнатые трех- и пятилопастные, очень похожие на листья мальвы (хатьмы), листья, красноватые цветы и плоды почти такие же, как у хатьмы. Отвар ее корня и посейчас употребляется при грудных болезнях (от кашля и хрипоты).
[4] Автор «Чудесных рассказов» пишет (41): «Феофраст в своей работе о растениях рассказывает о корне тапсии, который употребляют врачи, что если его сварить с мясом, то несколько кусков соединятся все вместе, так что вынуть их из посуды невозможно». В «Ветеринарном лечебнике» (Hippiatr, 181) упоминается растение Apsyrtus, которое у македонян называлось «склеивающим кости»: «говорят, что если сварить его с кусками мяса, то они все соединятся». Диоскорид (IV.9) пишет о растении, которое называлось συμφυτον, что «оно затягивает [буквально: «склеивает»] свежие раны и соединяет куски, мяса, если его нарезать и сварить с ним вместе». Шнейдер считает, что речь идет о Symphytum officinale, сок которого гораздо более клеек, чем сок алтейной травы; если мясо сварить с его корнем,. то получится своего рода студень.
[5] Рассказ о «скорпионе» имеется и у Элйана («О животных», IX.27), и у автора «Чудесных рассказов» (41): оба ссылаются на Феофраста. Диоскорид (IV.76) пишет об аконите: «Говорят, что если корень его поднести к скорпиону, то он обмирает и оживает вновь, если на него положить чемерицы»,

IX.19

(1) Стрихн, как было уже сказано раньше, возбуждает человека и делает его безумным; корень же дикого лавра, данный с вином, наоборот, успокаивает и приводит в веселое настроение. Листья у дикого лавра похожи на миндальные, но мельче; цветки красные, как роза, а сам он представляет собой большой куст. Корень у него красный и большой; высыхая, он издает винный запах. Места дикий лавр любит гористые. Это не кажется странным: растение, имеющее свойства вина, имеет и его запах.
(2) Бессмысленнее и невероятнее рассказы относительно амулетов и вообще растений, отвращающих волшебные чары от человека и его дома. Вслед за Гесиодом и Мусеем утверждают, что астра помогает во всяком хорошем деле. [1] Ее выкапывают ночью, разбив на месте палатку. Также нелепо и даже нелепее то, что говорится о значении растений в вопросах славы и доброго имени: славу, говорят, приносит растение, которое называется львиный зев. [2] Он похож на подмаренник, но не имеет корня. Плоды его напоминают телячьи ноздри. Человек, умастившийся им, прославится. (3) Прославится и тот, кто наденет на себя венок из бессмертников, окропив его миррой из сосуда, выкованного из золотого самородка. У бессмертника цветы напоминают цветом золото, листья белые, стебель тонкий и твердый, корни поверхностные и тонкие. Его дают с вином от змеиных укусов и прикладывают к ожогам его пепел, смешанный с медом. Такие рассказы, как было уже сказано и раньше, идут от тех, кто желает возвеличить свое искусство.
(4) Корни растений, их плоды и соки обладают множеством разнообразных свойств. Одни из них действуют одинаково и вызывают одни и те же явления; другие - наоборот. Можно недоумевать по этому поводу так же, может быть, как и по другому: зависит ли причина тех же самих явлений от какого-то одного свойства, или же то же самое может произойти и от действия других свойств? Оставим это недоумение неразрешенным и расскажем о свойствах и силах других растений.


[1] Гесиод — поэт VIII в., автор крестьянского эпоса «Труды и дни»^ Мусей — мифический певец, прорицатель и жрец, о котором рассказывали, что он жил в Аттике во времена еще догомеровские и написал ряд гимнов и предсказаний. Все произведения, приписываемые Мусею, являются позднейшими подделками.
[2] По-гречески τριπόλιον; слово, которое никак ие подходит к гекса-метру (этим размером писал Гесиод, и в нем же составлены псевдо-мусеевы произведения).. У Плииия («Естественная история», ΧΧΙ.44) назван «роНоп, трава, прославленная Гесиодом и Мусеем». Весь дальнейший рассказ, приправленный характерным для Феофраста скептицизмом, чрезвычайно интересен для истории «волшебных трав» и связанных с ними суеверийГ

IX.20

(1) Перец - это плод, который бывает двух видов: - есть круглый, как горькая вика-, с кожурой и мясом, как у лавровых ягод, красноватый. Другой продолговатый, черный, с зернышками, похожими на маковые, гораздо более едкий, чем первый. Горячительными свойствами обладают оба. Поэтому перец, так же как и ладан, помогает против отравления болиголовом. [1]
(2) "Книдская ягода" - круглая, красного цвета, крупнее перечного зернышка - обладает значительно большими горячительными свойствами. Поэтому, давая ее на прием (ее дают, чтобы вызвать действие кишок), ее заделывают в хлеб или в жир: иначе она обожжет глотку. [2]
Горячительными свойствами обладает и корень горинника: поэтому из него делают мазь, вызывающую потение. Дают его корень и от болезней селезенки. Ни семена, ни сок этого горичника лекарственной силой не обладают. [3] Водится он в Аркадии.
Прекрасный daukon растет в Ахайе, около Патр. Растение это обладает горячительными свойствами. Корень у него черный. [4]
(3) Горячительными свойствами и едкостью обладает и корень брионии: поэтому им сводят волосы и уничтожают веснушки. Плодами брионии уничтожают шерсть на шкурах. Ее собирают круглый год, особенно же осенью. [5]
Корень "змеевика" вместе с медом прекращает кашель. Стебель у этого растения .пестрый, напоминающий змею. Семя лекарственной силой не обладает. [6]
Корень thapsia вызывает рвоту. Если человек не извергнет его сразу, то его вырвет и пронесет. Он уничтожает также кровоподтеки и заставляет бледнеть синяки под глазами. [7] Сок этой травы прочищает еще сильнее, вызывая и рвоту, и понос. Семена лекарственной силы не имеют. Водится она и по другим местам и в Аттике. Местные овцы ее не трогают; привозные - едят и гибнут от поноса.
(4) "Полип" всходит после дождей; семян у него нет. [8]
Древесина черного дерева с виду похожа на самшит, но если снять кору, то она становится черной. Она помогает от офталмии, если ее потереть о точильный камень. [9]
Аристолохия [10] представляет собой толстое растение, горькое на вкус, черного цвета и душистое, с круглыми листьями, не высоко подымающееся от земли. Растет она преимущественно в горах и там она всего лучше. Случаев употребления ее насчитывают очень много. Если у человека разбита голова, то это лучшее средство; хороша она и от разных нарывов, от змеиных укусов, от бессонницы, для маточных тампонов. В одних случаях ее мочат в воде.и делают из нее пластырь, в других - наскабливают и употребляют с медом и оливковым маслом. От змеиных укусов ее дают пить с кислым вином и присыпают ею укушенное место. От бессонницы дают порошки из нее с крепким красным вином. При выпадении матки обмываются ее настоем. Растение это выделяется своей полезностью во многих случаях.
(5) У скаммонии, словно по противоположности, лекарственной силой обладает только сок и ничего больше.
У папоротника годится только корень, сладкого и терпкого вкуса. Им выгоняют плоских глистов. [11] У папоротника нет ни сока, ни семян. Временем его сбора считают середину осени.
(Глисты свойственны некоторым народам. Они бывают обычно у египтян, арабов, армян, мататидов, сирийцев и киликийцев. Их нет ни у фракийцев, ни у фригийцев. Из эллинов они есть у фиванцев, посещающих гимнасии, и вообще у беотийцев. У афинян их нет). [12]
Все вообще лекарственные растения лучше из мест холодных, расположенных к северу, и сухих. Поэтому из эвбейских трав лучше, говорят, травы из. Эги с Телетрия: [13] места эти суше, а на Телетрии еще и много тени.
(6) Рассказано о лекарственных растениях, о свойствах, имеющихся в их корнях, в соке или в какой-либо другой части, "вообще о мелких кустах и о травах, обладающих подобными свойствами, об их вкусе, наличии или отсутствии запаха и о различиях между ними, так как последние являются также признаками их природы. [14]


[1] Q таком же действии перца говорит и Никандр («Противоядия», 201).
[2] «Книдская ягода» — это плоды растения, которое называлось θυμελαια (волчеягодник): ср. Диоскорида (1.173), который тоже пишет, что эта «ягода обжигает глотку и что ее надо давать в яичиой или пшеничной каше или же с медом, причем в малых дозах. Шпренгель отожествил это растение с Daphne gnidium L., которая часто встречается в Греции иа горах (Prodr. fl. Graec, 1.259).
[3] Диоскорид (Ш.92) при болезнях селезенки рекомендовал именно сок горичника. Врачи XVIII в. весьма рекомендовали его как очень хорошее средство; семена они действительно никогда не употребляли.
[4] Ср. IX.15.5 и 8.
[5] Ср. у Диоскорида (IV.183): «Плоды у нее яркокрасные, свисающие гроздью; ими очищают шкуры от шерсти... Корень делает кожу гладкой и чистой, сводит веснушки, прыщи и красные пятна. Сок из него извлекают весной».
[6] Ср. VII.12.2; Диоскорид (11.167): «Корень ее обладает горячительными свойствами: сваренный и стушенный с медом, ои помогает от кашля».
[7] Плиний («Естественная история», XIII.125 — 126): «Император Нерон. .. после ночных похождений смазывал свое избитое лицо мазью из этой травы, воска и ладана. На следующий день он выходил с лицом совершенно чистым, вопреки молве, которая шла о нем».
[8] Рассказ о лекарственных свойствах этого растения, очевидно; выпал.
[9] Ср. у Диоскорида (1.129): дерево это «. ..обладает силой сводить бельма. Если же приготовить из него особое лекарство [άκονιον] и сделать с ним глазную мазь, то оио подействует еще лучше... надо вымочить стружки или опилки черного дерева в хиосском виие, тщательно их истолочь и приготовить с ними глазную мазь. Некоторые натирают его, процеживают, а в остальном поступают, как сказано». Употребление древесины черного дерева при глазных болезнях из этого рассказа становится вполне ясным. Слова Феофраста совершенно непонятны. Следует ли предполагать здесь порчу текста и лакуну, или же автор этих строчек до такой степени был несведущ в том, о чем говорил, что перепутал два слова: άκόνιον (лекарство, о котором пишет Диоскорид) и άκόνη — «точильный камень».
[10] Ср. ΙΧ.13.3.
[11] Корневище папоротника Dryopteris filix mas (L.) Schott считается сильным глистогонным средством.
[12] Причины этого явления автор не приводит. Мататиды — народ совершенно неизвестный.
[13] Эги — город на Эвбее (ныне Лимны); Телетрий — гора в северной части этого острова.
[14] Заканчивая эту книгу, естественно поставить вопрос, действительно принадлежала она Феофрасту или ее только приписали ему? Мы приводили выше (см. примеч. 52 к этой же книге) мнение Брецля. Если большинство ученых и не принимает его в форме столь категорической, то во всяком случае сомнения в подлинности этой книги звучат довольно отчетливо и не без основания. Думается, что этот пестрый конгломерат здравых мыслей и голого суеверия, точных описаний и нелепостей можно рассматривать как некую компиляцию, автор которой черпал и из Феофраста, и из различных, устных и письменных, недостоверных теточников.