XLIX Против Тимофея о долге

Переводчик: 
Ботвинник М. Н.
Переводчик: 
Зайцев А.И.

Содержание

Аполлодор требует, чтобы афинянин Тимофей, прославленный муж, который в свое время занимал должность стратега, уплатил ему долги. Он заявляет, что будучи другом Пасиона, Тимофей взял у него в долг деньги, и его записали как должника в книгах трапедзы. Аполлодор перечисляет все четыре долга Тимофея, указывая точно время и причины, по которым Тимофей взял в долг каждую из упомянутых сумм. Большинство доказательств ли представил, пользуясь так называемыми "прямыми доводами", то есть свидетельствами и официальными вызовами, но некоторые искусно построенные доказательства основываются из соображениях правдоподобия и вероятности. Аполлодор утверждает, что заемщиком был Тимофей, и деньги из трапедзы были выданы людям, направленным Тимофеем. Тот же заявляет, что должен не он, а эти люди.

Речь

(1) Пусть никому из нас, граждане судьи, не покажется невероятным, что задолжавший деньги моему отцу Тимофей теперь привлекается мной за это к суду. Когда я напомню вам, в какой момент была совершена эта сделка, что произошло с Тимофеем в то время и в какое он попал безвыходное положение, вы поймете, что мой отец вел себя с Тимофеем благороднейшим образом, а тот показал себя не только неблагодарным, но и самым беззаконным из людей. (2) Ведь получив от моего отца то, о чем он просил, и взяв из трапедзы деньги, когда он находился в великой нужде и подвергался величайшей опасности для жизни[1], он не только не проявил благодарности, но даже пытается теперь лишить меня того, что было ему дано. Правда, если бы он погиб, деньги моего отца тоже пропали бы: ведь отец ссудил их без обеспечения и без свидетелей[2]. Заем был предоставлен на том условии, что если Тимофей уцелеет, то, вернув свое состояние, он отдаст наши деньги, когда пожелает. (3) Все же, граждане судьи, мой отец не ставил сохранность своих денег выше возможности услужить попросившему его о том Тимофею, оказавшемуся в трудном положении. Отец, граждане судьи, предполагает, что, если Тимофей сумеет избавиться от тогдашних бедствий и вернется от Царя домой[3], он станет богаче, чем был раньше. Тогда он не только вернет отцу деньги, но тот может рассчитывать добиться от него еще чего-либо, если возникнет у него необходимость. (4) Получилось, однако, не так, как рассчитывал мой отец: взяв с благодарностью то, что он попросил у отца из трапедзы, Тимофей после того, как Пасион умер, довел дело до вражды и суда. Тимофей рассчитывает, что если он и будет изобличен как должник, то ему только придется отдать деньги; если же он, обманув своими речами, сумеет убедить вас в том, что долга на нем нет, то у него возникнет возможность присвоить себе наши деньги. Поэтому мне кажется необходимым изложить все с самого начала: и его долги, и на что он тратил каждый раз взятые деньги[4], и время, когда было заключено каждое соглашение. (5) Пусть никто из вас не удивляется, что мы все это точно знаем: ведь трапедзиты имеют обыкновение делать записи и о выдаче денег, и о назначении займа, и о вкладах в трапедзу, чтобы знать для подведения итогов о выданных и вложенных суммах.
(6) В год архонства Сократида[5] в месяц Мунихион вот этот самый Тимофей должен был отправиться во второе плавание[6] и находился уже в Пирее, собираясь отчалить. Нуждаясь в деньгах, он явился к моему отцу в гавани и попросил ссудить ему 1351 драхму и 2 обола. Он говорил, что именно этой суммы ему не хватает, и приказал передать ее своему казначею Антимаху, который у него тогда всем распоряжался. (7) Занявшим у моего отца в долг деньги был Тимофей, и именно он распорядился выдать их своему казначею Антимаху, а получил эти деньги от Формиона из трапедзы Автоном, который всегда был писцом Антимаха. (8) Когда эти деньги были выплачены, то в трапедзе записали должником Тимофея, который распорядился взять деньги в долг, и был составлен документ, где был назван также Антимах, которому Тимофей распорядился выдать деньги, и Автоном, которого Антимах послал в трапедзу для получения денег - 1351 драхмы и 2 оболов. Эту сумму Тимофей задолжал, сделав свой первый заем. Он получил его, отправляясь в морской поход, когда во второй раз был избран стратегом.
(9) Когда он был вами смещен с должности стратега[7], потому что не совершил плаванье вокруг Пелопоннеса[8], и был передан на суд народа по тягчайшему обвинению[9], против него выступили Каллистрат и Ификрат[10], влиятельные политические деятели и ораторы. Эти обвинители, а также выступавшие в их поддержку так повлияли на вас, (10) что казначей Тимофея Антимах, которому он больше всего доверял, по приговору народа был казнен и его имущество конфисковано. Самого же Тимофея, за которого просили все его близкие и родные, а также ваши союзники Алкет и Ясон[11], вы с трудом согласились оправдать, но сместили с должности стратега. (И) Подвергаясь таким нападкам, Тимофей оказался в большой денежной нужде. Все его имущество было заложено: на нем стояли закладные камни[12], его земля была в чужих руках[13]. Земли на равнине были отданы в залог сыну Евмелида[14], остальное же имущество было заложено участвовавшим вместе с ним в походе шестидесяти триерархам, так как он задолжал каждому из них по семь мин, заставив их раздать деньги матросам на пропитание. (12) Когда его сместили с должности, он указал в своем отчете, будто сам выдавал на корабли эти семь мин, взяв их из военной казны. Опасаясь теперь, что триерархи будут свидетельствовать против него и он будет изобличен во лжи, Тимофей договаривается частным образом и не берет взаймы у каждого из них по семь мин, а закладывает свою землю (сейчас он присвоил их деньги и убрал залоговые камни).
(13) Итак, Тимофей находился в совершенно безвыходном положении, и жизни его угрожала величайшая опасность из-за бедствий, постигших государство: войско в Калаврии[15] разбежалось, не получая платы, а наши пелопоннесские союзники были осаждены лакедемонянами. Ификрат и Каллистрат возлагали на Тимофея вину в постигшем государство несчастье. Из войска прибывали люди, рассказывавшие в народном собрании о наступившей нужде и безвыходном положении; о многих других несчастных событиях узнавали из писем от родных и близких. Вспомните теперь, что тогда каждый из вас, слыша все это, думал о Тимофее. (14) Вы ведь хорошо знаете, о чем тогда говорили. Собираясь отплыть на суд, Тимофей взял в Калаврии в долг у Антифана ламптрейца[16], который в качестве казначея плавал с судовладельцем Филиппом, тысячу драхм, чтобы раздать беотийским триерархам. Он хотел, чтобы они остались на месте, пока не завершится суд над ним, чтобы вы не прогневились на него еще больше из-за того, что эти триерархи уйдут, а воины разойдутся по домам. (15) Ведь наши граждане выдерживали все эти бедствия, оставаясь на месте, беотийцы же заявили, что не останутся, если им не будут ежедневно выдавать пропитание. Тогда-то, находясь в трудном положении, Тимофей берет тысячу драхм в долг у Антифана, который плавал казначеем у судовладельца Филиппа, и передает их беотийцу, начальствовавшему над кораблями.
(16) Когда он прибыл сюда, Филипп и Антифан стали требовать от него эту тысячу драхм, которую он занял у них в Калаврии, и были недовольны тем, что не могли их получить быстро. Тимофей опасался, как бы не узнали, что тысяча драхм, о которых он сообщил в отчете, что они были взяты из военной казны, на самом деле занята им у Филиппа, который сейчас не может получить ее обратно. (17) В то же время он боялся, что Филипп будет свидетельствовать против него во время суда. Поэтому Тимофей, обратившись к моему отцу, попросил его, чтобы умиротворить заимодавца, дать ему в долг тысячу драхм с тем, чтобы он, Тимофей, отдал их Филиппу. Видя, какому тяжелому испытанию подвергается Тимофей и в каком трудном положении он находится, мой отец пожалел его, привел в трапедзу и распорядился, чтобы возглавлявший ее Формион отдал Филиппу тысячу драхм, а должником записал Тимофея.
(18) В доказательство того, что это правда, я представлю свидетелем выдавшего деньги Формиона[17], но сделаю это после того, как расскажу вам еще об одной сделке, чтобы, узнав из одного и того же свидетельства обо всем долге, вы поняли, что я говорю правду. Я вызываю в суд также и Антифана[18], который дал эти деньги, тысячу драхм, взаймы в Калаврии и присутствовал здесь, когда Филипп получил эти деньги от моего отца. (19) В том же, что я не представил этого свидетельства диэтету, виноват сам Антифан, который не раз обещал мне дать свидетельство в день окончательного разбирательства. Когда же этот день наступил, и дело разбиралось у диэтета, он, хотя и был вызван из дома[19], не явился в суд, подговоренный Тимофеем, и так и не принес свидетельства. После того, как я согласно закону внес драхму[20] и опротестовал его отказ дать свидетельские показания, диэтет вынес решение не против Тимофея, а наоборот, в его пользу и, так как был уже вечер, он удалился. (20) Сейчас я в частном порядке вчинил Антифану иск об ущербе за то, что он не принес свидетельства по моему требованию, но и не отказался клятвенно, как того требует закон[21]. Я требую, чтобы, взойдя на возвышение, он рассказал вам, принеся клятву, во-первых, дал ли он в долг Тимофею в Калаврии тысячу драхм, а во-вторых, получил ли здесь Филипп деньги от моего отца. (21) Тимофей и сам чуть было не признал перед диэтетом, что мой отец отдал Филиппу тысячу драхм, однако он утверждает, что эти деньги были даны в долг не ему, а беотийскому наварху и заявляет, что последний дал в залог за эти деньги свою бронзу! То, что он говорил неправду и что он сам взял деньги в долг, а теперь пытается их присвоить, я докажу вам после того, как рассказу по отдельности об остальных долгах, которые мне с него причитаются.
(22) Когда Алкет и Ясон прибыли к Тимофею в месяце Мемактерионе в архонство Астея[22], чтобы поддержать его на процессе, они остановились в его доме в Пирее на Гипподамовой агоре[23];
был уже вечер, и Тимофей, которому нелегко было должным образом принять гостей, послал своего служителя Эсхриона к моему отцу и велел попросить покрывала, гиматии, две серебряных чаши и одну мину деньгами в долг. (23) Отец, услышав от служителя Эсхриона о том, кто прибыл и для какой надобности Тимофею нужны эти вещи, предоставил Эсхриону то, зачем тот пришел, и дал ему в долг мину серебром, которую он хотел занять. Когда же Тимофей оправдался от обвинения, у него возникла снова большая нужда в деньгах - и на собственные надобности и для уплаты эйсфоры государству[24]. Видя это, мой отец не решался тотчас потребовать с него деньги назад. (24) Ведь он считал, что когда Тимофей сумеет поправить свои дела, он не обидит его; сейчас же с находившегося в трудном положении Тимофея отец не видел возможности взыскать что-либо. Когда же Алкет и Ясон отбыли, служитель Тимофея Эсхрион принес обратно покрывала и гиматии, а две чаши, которые тот просил одолжить ему тогда же, когда по случаю прибытия Алкета и Ясона он просил покрывала и взял в долг мину серебром - эти две чаши он не вернул.
(25) Собираясь отправиться к Царю и добившись того, что он отплывет туда в качестве военачальника в войне против Египта, он, чтобы не давать отчета и не проходить проверки своей деятельности как стратега, вызвал моего отца в Паралий[25]. Поблагодарив его за прежние услуги, (26) Тимофей представил ему[26] метека Филонда, мегарца по рождению, жившего в Афинах, служившего у него в то время и преданного ему человека. Тимофей попросил у моего отца, чтобы когда Филонд, которого он ему представил, прибудет из Македонии, везя лес, подаренный Тимофею Аминтой[27], отец заплатил бы деньги за перевозку леса и разрешил бы доставить лес в свой дом в Пирее, так как этот лес принадлежит ему, Тимофею. (27) Одновременно с этой просьбой он произнес слова, которые не соответствуют его нынешнему поведению: а именно, он говорил, что даже если он и не получит от отца того, о чем просил, он не разгневается, как это сделал бы другой человек, не получивший желаемого, но, как только сможет, отблагодарит отца за все, что тот делал прежде по его просьбе.
Услышав это, отец обрадовался, похвалил его за то, что он не забывает оказанные ему услуги и обещал сделать все, о чем Тимофей его просил. (28) После этого Тимофей отплыл к военачальникам Царя; Филонд же, которому был представлен моей отец с тем, чтобы оплатить фрахт, когда тот прибудет с древесиной, отправился в Македонию. Это было примерно в месяце Фаргелионе в архонтство Астея[28]. (29) Когда же на следующий год Филонд прибыл с лесом из Македонии, а Тимофей отсутствовал, находясь у Царя, Филонд явился к моему отцу и потребовал от него, чтобы тот оплатил фрахт за лес и рассчитался с судовладельцем в соответствии с тем, как договорился Тимофей с отцом до отплытия, когда представлял ему Филонда. Приведя Филонда в трапедзу, отец велел Формиону выплатить за перевозку леса 1750 драхм. (30) Формион отсчитал деньги, а в качестве должника записал Тимофея (ведь это он просил отца оплатить фрахт за перевозку леса, да и лес принадлежал ему). Формион указал в записи и надобность, ради которой были взяты деньги, а также имя взявшего. Это произошло в архонтство Алкисфена[29], на второй год после того, как Тимофей отправился к Царю. (31) Примерно в то же время возвращается Тимосфен эгилиеец[30], уезжавший из Афин по своим торговым делам. Тимосфен, приятель Формиона, имевший с ним общие дела[31], собираясь отплыть, передал на хранение Формиону вместе с другими ценностями две чаши ликийской работы[32]. Когда служитель Тимофея Эсхрион был послан хозяином к моему отцу и просил покрывала, гиматии, чаши и взял в долг мину серебром из-за того, что к Тимофею прибыли Алкет и Ясон, раб при трапедзе перепутал и, не зная, что эти чаши чужие, случайно отдал их Эсхриону. (32) Когда же Тимосфен по прибытии стал требовать свои чаши от Формиона, находившийся у Царя Тимофей отсутствовал, и отец убедил Тимосфена взять за свои чаши деньгами согласно их весу, а именно 237 драхм. Отец отдал Тимосфену стоимость чаш, а к долгу Тимофея, который был сделан раньше, добавил те деньги, которые он уплатил за чаши.
(33) А в доказательство того, что все мною сказанное правда, вам прочтут свидетельства: во-первых, людей, которые тогда служили в трапедзе и выдали деньги тем, кому распорядился их дать Тимофей, а затем свидетельство того, кто получил стоимость чаши.
(Свидетельство)
Итак, о том, что я не солгал вам в моей речи, вы узнали из прочитанных свидетельств. Кроме того, и сам Тимофей признал[33], что лес, привезенный Филондом, был доставлен в его дом-в Пи-pee, об этом вам будет прочтено свидетельство.
(Свидетельство)
(34) Итак, сам Тимофей засвидетельствовал в мою пользу, что лес, который доставил Филонд, принадлежал ему: ведь он, как это засвидетельствовано слышавшими людьми, признал перед диэтетом, что этот лес был доставлен в его дом в Пирее. Кроме того, я попытаюсь привести и другие доводы в пользу того, что говорю правду. (35) Неужели вы, граждане судьи, думаете, что если бы этот лес не принадлежал Тимофею и если бы, отправляясь к военачальникам Царя, Тимофей не попросил бы моего отца, представив ему Филонда, оплатить фрахт, неужели отец разрешил бы Филонду забрать лес из гавани, зная, что этот лес служит для него обеспечением затрат[34]? Ведь если бы лес принадлежал Филонду и был доставлен для продажи, разве отец не приставил бы кого-нибудь из рабов стеречь его и не стал бы взыскивать при продаже деньги, пока не выручил бы причитающуюся ему сумму? (36) Кому из вас покажется правдоподобным, что, если бы не было распоряжения Тимофея оплатить фрахт подаренного ему Аминтой леса, отец поверил бы Филонду и разрешил ему доставить этот лес в дом Тимофея? Или как это возможно, чтобы Филонд доставил лес, как утверждает Тимофей, для продажи, а Тимофей, вернувшись, воспользовался им для собственного строительства. (37) Обратите внимание также и на то, что многие близкие Тимофею добропорядочные граждане заботились о его имуществе, пока он находился у Царя. Но из них ни один не осмелился засвидетельствовать в пользу Тимофея ни того, будто он, получив эти деньги, возвратил их, ни то, что кто-либо из них оплатил фрахт подаренного Аминтой леса, который доставил Филонд. Ведь эти люди считают для себя более важным сохранить облик порядочных людей, чем оказать Тимофею услугу, пойдя на лжесвидетельство. (38) Однако они заявили, что не будут свидетельствовать правду против Тимофея[35]: ведь он близкий им человек[36]. Но если никто из его близких, заботившихся во время его пребывания у Царя о его делах, не решился свидетельствовать в его пользу, ни будто Филонд не получал из трапедзы денег за фрахт леса, ни того, что кто-либо из них сам заплатил эти деньги - разве не естественно для вас считать, что я говорю правду? (39) Ведь и Тимофей тоже решился сказать, будто кто-то другой оплатил фрахт за лес, который доставил Филонд, а не мой отец. Если же он попытается это заявить, потребуйте от него, чтобы он представил вам свидетельство того, кто оплатил фрахт за лес. Ведь он сам признает, что в это время находился у Царя, а вернувшись от Царя, застал Филонда, которого посылал за лесом и представлял моему отцу, уже умершим. (40) Из твоих родных и близких, которым ты, Тимофей, собираясь уехать, поручил совместно заботиться о твоем имуществе, хоть один обязательно должен был знать, откуда брал деньги Филонд, чтобы уплатить судовладельцу фрахт за лес, если уж ты отрицаешь, что познакомил моего отца с Филондом, и утверждаешь, что Филонд не получил от него денег на оплату провоза леса.
(41) Итак, ты не можешь представить свидетельство ни одного из твоих родственников, который бы подтвердил, что в твое отсутствие из трапедзы не были взяты деньги для оплаты фрахта леса; так что одно из двух: или ты не ведешь дел ни с одним из своих близких и не доверяешь никому из твоих людей, или прекрасно знаешь, что Филонд получил деньги за фрахт от моего отца, которому ты его представил, когда отправлялся в плаванье. Ты, стало быть думаешь, что тебе уместно будет обогатиться, если только ты сумеешь нас обобрать. (42) Так вот, граждане судьи, в дополнение к свидетельству, которое я вам уже представил, принесенному людьми, сидевшими тогда в трапедзе и выдавшими по распоряжению Тимофея деньги, я счел нужным представить также Тимофею заверение, которое будет вам зачтено.
( Клятва )[37]
Мой отец, граждане судьи, не только передал мне список причитавшихся ему с должников денег, записав их: пока он болел, он также назвал мне и моему брату[38] причитавшиеся ему долги и указал, кем были взяты деньги и для какой цели. А чтобы доказать, что это правда, пусть прочтут свидетельство брата.
(Свидетельство)
(43) Итак, вы слышали, что Тимофей остался нам должен деньги, из-за которых я с ним сужусь и доля которых причитается мне[39]. Это свидетельствовали мой брат и выдавший деньги Формион, а я намеревался добавить к этому и мое заверение. Когда же Тимофей вызвал меня к диэтету, потребовал принести записи из трапедзы и просил копии, он послал Фрасиерида в трапедзу. Я вынес все записи и дал Фрасиериду возможность искать и выписывать все долги Тимофея. О том же, что Тимофей признал, что получил копии, прочти мне свидетельство.
(Свидетельство)
(44) Когда я принес мои записи диэтету, присутствовавшие при этом Формион и Евфрей, выдавшие деньги тем, кому приказал Тимофей, стали уличать его, называя день, когда была выдана каждая сумма, кто получил деньги, и на что Тимофей их использовал. Он же заявил, что 1351 драхму и 2 обола, которые он взял в долг первый раз в архонтство Сократила, в месяце Мунихионе, собираясь отплыть в море, которые он распорядился выдать своему казначею Антимаху, - эти деньги были даны в долг лично Антимаху, и он, Тимофей, -их не получал. (45) А в доказательство того, что он говорит правду, он не представил никаких свидетелей. Тимофей извратил в своих речах дело, так что показалось, что не он сам присваивает деньги, а Антимах взял их в долг. Все-таки, граждане судьи, я представлю вам веский довод в пользу того, что отец дал эти деньги не Антимаху, а собиравшемуся отплыть Тимофею. Ведь как вы думаете, разве не было бы легче моему отцу, если бы он действительно одолжил деньги Антимаху, предъявить претензию в размере причитающегося ему долга, когда имущество Антимаха было конфисковано?[40] (46) Неужели он предпочел бы ждать, пока деньги будут ему возвращены разбогатевшим Тимофеем, который сам в то время мало надеялся на свое спасение? Если б он предъявил такую претензию, то у него не было бы никаких трудностей с уплатой залога в суд[41], и он не вызвал бы у вас недоверия: ведь вы все знаете, что мой отец никогда не посягал незаконно на государственные средства, но охотно тратил для вас из собственных денег столько, сколько требовалось. (47) Кроме того, Каллистрат, осуществлявший конфискацию имущества Антимаха, был другом отца и не стал бы препятствовать ему[42]. Так какая же причина могла заставить моего отца записать должником Тимофея, оставив нам в наследство этот долг, если бы Тимофей на самом деле не задолжал нам этих денег? Почему было не получить деньги, предъявив претензию на конфискованное имущество Антимаха?
(48) Что же касается тысячи драхм, которые Тимофей занял в Калаврии у Антифана для того, чтобы раздать, отплывая на суд, беотийским триерархам деньги, которые он затем отдал судовладельцу Филиппу, взяв их у моего отца - то Тимофей утверждает, что будто их взял в долг беотийский наварх, который передал за них в залог бронзу. Я приведу вам веский довод в пользу того, что он говорит неправду. (49) Во-первых, ясно, что в Калаврии тысячу драхм занял не беотийский наварх, а Тимофей, потому что Филипп требовал здесь тысячу драхм не с беотийского наварха, а с Тимофея, и отдал их Тимофей, а не беотийский наварх. Ведь беотийскому военачальнику причиталось получить с Тимофея деньги на пропитание моряков на кораблях. А плата для войска бралась из общих взносов[43], а ты, Тимофей, собрал все деньги с союзников, и тебе надлежало дать в них отчет. (50) Далее, если бы беотийские корабли ушли, а воины разбрелись, то беотийскому наварху ничего не грозило со стороны афинян, и он не должен был бы предстать перед судом. Ты же, Тимофей, был под судом и рисковал всем. В страхе ты считал, что тебе поможет защититься, если беотийские триеры будут оставаться на месте, пока не вынесут решение по твоему делу. И наконец, по какой такой дружбе одолжил бы мой отец тысячу драхм беотийскому наварху, которого он даже не знал?
(51) Тимофей утверждает, что наварх дал в залог бронзу. Но в каком количестве, и откуда эта бронза была доставлена? Откуда она взялась у беотийского наварха? Была она привезена торговцами или добыта у пленных, а затем, что за люди доставили эту бронзу к моему отцу? Были они нанятыми или рабами? Да и кто из наших рабов ее получил? (52) Если ее принесли рабы, то Тимофею следовало бы выдать принесших бронзу для допроса под пыткой. Если же это сделали нанятые работники, ему следовало потребовать для допроса того из наших рабов, который принял и взвесил бронзу. Во всяком случае, ни принимавший в залог не должен был делать этого, не взвесив металл, ни отдававший бронзу не должен был отдать ее без взвешивания. Мой отец не мог сам ни унести бронзу, ни взвесить ее, но у него были рабы, которые принимали в залог ценности[44]. (53) Удивляюсь я и тому, ради чего стал бы беотийский наварх отдавать моему отцу бронзу в залог, если он должен был тысячу драхм Филиппу. Или потому, что Филипп не согласился бы охотно получать проценты с надежно отданных им под обеспечение денег, или может быть потому, что у Филиппа не было денег?[45] Зачем бы беотийский наварх стал просить у моего отца в долг тысячу драхм и отдавать их Филиппу вместо того, чтобы отдать Филиппу в залог бронзу. (54) На самом деле, граждане судьи, ни бронза не была отдана в залог, ни беотийский наварх не брал у моего отца в долг тысячи драхм, но их взял, находясь в труднейшем положении, вот этот Тимофей, а на что он истратил эти деньги, об этом я вам уже сказал. Вместо того, чтобы поблагодарить за то, что ему оказали доверие, и за все то, что он получил от моего отца, Тимофей считает, что ему следует, если только он это сумеет, попытаться присвоить то, что ему было доверено.
(55) Что же касается чаш и мины серебром, которые он занял у моего отца в ту ночь, когда послал к нему своего служителя Эсхриона, то я перед диэтетом спросил Тимофея, продолжает ли тот оставаться его рабом, и в этом случае потребовал, чтобы Эсхрион подтвердил "собственной шкурой"[46] требуемые свидетельства. Когда же Тимофей мне ответил, что Эсхрион теперь стал свободным, я не настаивал на его выдаче, а потребовал, чтобы Тимофей приобщил к делу свидетельство Эсхриона, как человека свободного.
(56) Тимофей же и не представил свидетельства Эсхриона, как свободного, и не дал возможности получить доказательства "на теле Эсхриона", предав его суду как раба. Он боялся, что если представит свидетельство Эсхриона, как человека свободного, то я, возбудив дело о лжесвидетельстве и доказав лживость этих показаний, в соответствии с законом обвиню Тимофея в обмане суда[47]. Если же он передаст Эсхриона на пытку, то тот расскажет правду.
(57) А ведь для него было бы очень выгодно, раз уж он не смог представить свидетелей относительно получения им остальных денег, доказать при помощи Эсхриона свою правоту хотя бы в этом частном случае, а именно, что чаши и мина серебром не были взяты в долг, и он не посылал Эсхриона к моему отцу. Затем он мог бы воспользоваться этим в качестве довода, чтобы убедить вас, что я лгу, предъявляя ему и все остальные обвинения. В самом деле, в таком случае получилось бы, что тот, про которого я утверждаю, что он, будучи рабом Тимофея, получил чаши и мину серебром, под пыткой подтвердил бы, что ничего не брал.
(58) Так вот, раз Тимофею в поисках доводов своей правоты было бы выгодно выдать Эсхриона, про которого я утверждаю, что он был послан Тимофеем и получил от моего отца чаши и взял в долг мину серебром, то пусть перед вами доводом в мою пользу будет то, что, зная справедливость моих обвинений, он не решается выдать Эсхриона.
(59) Он будет оправдываться тем, что в записях трапедзы значится, что он, Тимофей, задолжал деньги за фрахт леса и цену чаш в архонство Алкисфена, что эти деньги отец заплатил за него Тимосфену, но в это время сам Тимофей, находясь у Царя, в Афинах отсутствовал. По этому поводу я хочу дать вам точное разъяснение, чтобы вы хорошо поняли, как ведутся записи в трапедзах. (60) В месяце Фаргелионе, в архонтство Астея, когда Тимофей собирался отправиться к Царю, он представил Филонда моему отцу. На следующий год в архонтство Алкисфена, привезя лес из Македонии, Филонд прибыл в Афины и получил от моего отца деньги за доставку леса по морю; Тимофей в это время отсутствовал, находясь у Царя. Поэтому его долг был записан тогда, когда были выданы деньги, а не тогда, когда Тимофей находился в Афинах и представил Филонда моему отцу. (61) Ведь когда он знакомил Филонда с отцом, лес еще не прибыл, и Филонд только должен был за ним отправиться. Когда же он прибыл, доставив лес, Тимофей в Афинах отсутствовал: Филонд же, получив деньги за фрахт леса по распоряжению Тимофея, отвез лес в его дом в Пирее. Вы сами знаете, в частности, те из вас, кому он заложил свою недвижимость и пытается сейчас не возвратить долг[48], что Тимофей отплыл отсюда, не имея достаточных средств. А чтобы вы вспомнили, что он брал у некоторых граждан в долг так же без обеспечения, не имя ничего стоящего, чтобы заложить, пусть будет прочтено свидетельство.
(Свидетельство)
(62) Теперь о чашах, которые просил одолжить в месяце Мемактерионе, в архонство Астея, служитель Тимофея Эсхрион в то время, как Тимофей был в Афинах и принимал у себя Алкета и Ясона. В книге записано, что Тимофей задолжал их стоимость в архонтство Антисфена. Это объясняется следующим: некоторое время отец думал, что Тимофей вернет чаши, которые он одолжил. Когда же Тимофей отплыл, не вернув чаши, так что эти чаши Тимосфена отсутствовали у Формиона, а отдавший их на сохранение Тимосфен явился и стал их требовать, отцу пришлось заплатить Тимосфену, а стоимость чаш вписать в долг Тимофея в дополнение ко всему остальному. (63) Так что, если Тимофей попытается воспользоваться отговоркой, утверждая, что его не было в Афинах, когда было записано, что он задолжал стоимость чаш, вы ему ответьте: "Взял ты их, когда был в Афинах, и не возвращал, а сам отсутствовал. Так как чаши не были на месте, когда их стал требовать владелец, отдавший их на сохранение, то за тобой был записан долг в размере выплаченной владельцу стоимости этих чаш". (64) Но, - пожалуй скажет он, - клянусь Зевсом, следовало, чтобы мой отец потребовал с него эти чаши. Но ведь отец видел, в каком стесненном положении ты находишься. Кроме того: если он не взыскивал с тебя остальной долг и рассчитывал получить его, когда ты вернешься разбогатевшим - неужели он должен был проявить к тебе недоверие из-за этих чаш? Когда ты отправлялся к Царю, отец по твоей просьбе обещал оплатить за тебя фрахт леса, неужели теперь он должен из-за этих двух чаш перестать тебе доверять? Видя, что ты без средств, он не требовал с тебя остальные долги: так неужели стал бы он требовать именно эти чаши?
(65) Я хочу сказать также о требовании принести клятву, которое я предъявил Тимофею, а он - мне. Когда я вложил мою клятву в урну для документов[49], Тимофей потребовал, чтобы ему позволили снять обвинение, также принеся клятву. Если бы я не знал, что он не один уже раз открыто давал ложные клятвы и разным городам, и частным лицам, то я бы предоставил ему эту возможность. Но теперь, когда у меня были свидетели того, что по его приказу люди брали деньги из трапедзы, и убедительные доводы в пользу того же самого, мне показалось чудовищным дать возможность решить дело клятвой тому, кого не только не заботит святость клятв, но кто ради выгоды не удержался даже посягать на святыни. (66) Для того чтобы перечислить по отдельности те случаи, когда он с легкостью нарушал клятвы, пришлось бы говорить долго, и я напомню вам только самые очевидные его клятвопреступления, которые вы все знаете. Вам известно, что Тимофей поклялся в народном собрании и призвал погибель на свою голову[50], если он не вчинит обвинение Ификрату в присвоении прав гражданства[51]; он даже посвятил богам свое имущество. Но дав эту клятву и обещание перед лицом народа, он лишь немного времени спустя ради собственной выгоды выдал дочь за сына Ификрата. (67) Этот человек не постыдился обманусь вас своим обещанием несмотря на то, что существуют законы о преследовании в порядке исангелии того, кто, дав обещание, обманет народ[52]. Он не побоялся богов, против которых совершил преступление, поклявшись их именем и призвав проклятье на свою голову. Разве непонятно теперь, почему я не хотел, чтобы дело было разрешено на основе его клятвы? Немного времени прошло с тех пор, и он снова поклялся в народном собрании, говоря, что у него на старости лет нет достаточных средств к существованию - и это в то время как он владеет столь большим имуществом. Вот насколько ненасытен и корыстолюбив он по своей натуре. (68) Уместно будет спросить, пожалуй, гневаетесь ли вы на трапедзитов, объявивших себя банкротами. Ведь если справедливо негодовать на них за то, что они нарушают ваши права, разве не столь же естественно, чтобы вы помогали тем, кто эти права соблюдает? Трапедзы прогорают именно из-за тех людей, которые, пребывая в затруднительном положении, берут взаймы, считая, что им должны верить в силу их репутации, а разбогатев, не отдают долги и присваивают чужие деньги.
(69) Граждане судьи, свидетели по тем обстоятельствам дела, по которым я мог их представить, выступили перед вами. Кроме того, я привел вам убедительные доводы в пользу того, что Тимофей должен моему отцу деньги. Я прошу вас поэтому помочь мне взыскать с должников те долги, права на которые оставил мне в наследство мой отец.

* * *

Тимофей, сын Конона, против которого направлена речь, - известный военачальник, командовавший афинским флотом почти непрерывно со времени Анталкидова мира (387 г.) до начала Союзнической войны (358 г.). Хотя он и был богатым человеком, но временами испытывал нужду в деньгах и неоднократно обращался за займами в трапедзу Пасиона, в частности в 373 и 372 гг., незадолго до смерти Пасиона. Аполлодор, сын и наследник Пасиона, обнаружил в банковских книгах отца упоминание о четырех неоплаченных долгах Тимофея на общую сумму немного более 43 мин. Тимофей не признал этого долга, хотя легко мог бы вернуть эти деньги без суда, будучи достаточно богатым человеком (Плутарх. Демосфен. 15). Однако, надеясь на свое положение, он пренебрег претензиями Аполлодора. Кроме того, он был сердит на Аполлодора за то, что тот возбудил против него политический процесс (см. речь XXXVI. (За Формиона). 53).
Аполлодор подал жалобу. Процесс имел место в 362 г., до того как Аполлодор отправился в качестве триерарха в длительную экспедицию (см. § 9, 47; ср. L. 46 и след.), но после того как сын Пасиона Пасикл достиг совершеннолетия (см. XXXVI. 37), ибо он выступает в суде в качестве свидетеля. Таким образом, к этому времени прошло более десяти лет от того года, когда Тимофей занял деньги. Афинское законодательство разрешало предъявлять претензии лишь в течение пяти лет (XXXVI. 26 и след.), так что приходится предполагать какие-то особые обстоятельства, скорее всего особый закон, позволявший решать споры трапедзитов с их клиентами в суде и по истечении пятилетнего срока. Трудно объяснить и то обстоятельство, что Аполлодор нигде не ставит вопроса о взыскании с Тимофея процентов, которые должны были за десять лет составить немалые деньги: он требует только основную сумму долга.
Речь не обладает достоинством речей, принадлежащих Демосфену. Ее автором, так же как и автором "Второй речи против Стефана" (XLVI) и речей "Против Неэры" (LIX), "Против Поликла" (L) и "Против Каллиппа" (LII), возможно, был сам Аполлодор, неоднократно выступавший в народном собрании и в судах по политическим делам. Рень рисует несовершенство налоговой и военной системы Афин и показывает неустойчивость их международного положения. Стратегам приходилось самим добывать средства для оплаты команды и воинов и даже заключать договоры с персами, чтобы обеспечить военное господство Афин на море. Триерархи не обеспечивали корабли оснасткой (см. речь XLVII) и зачастую сдавали свои обязанности на подряд третьим лицам, вовсе не заинтересованным в добросовестном исполнении своих обязанностей.


[1] См. ниже § 10.

[2] Обычная практика трапедзитов требовала, чтобы деньги были переданы при свидетелях (Исократ. XVII. 2). Банковские книги в трапедзе, очевидно, считались документами, имеющими юридическую силу, и служили основанием для взыскания Долга, хотя при этом возникала необходимость в подкреплении их свидетельскими показаниями (см. ниже).

[3] После отстранения от должности стратега в 373 г. Тимофей отправился служить персидскому царю, чтобы сражаться с восставшими против царя египтянами.

[4] Рассказ Аполлодора о подробных записях в книгах трапедзы подтверждается фрагментом речи Гиперида (Против Демосфена. Фр. 2).

[5] Это архонтство датируют 374/373 г.

[6] Речь идет об экспедиции на Керкиру в 373 г. Первый морской поход Тимофея датируют 375 г.

[7]  Афинское народное собрание имело право 10 раз в году смещать открытым голосованием должностное лицо, в том числе и стратега (Аристотель. Афинская полития. 55, 4; 61. 2).

[8] Из-за недостатка средств Тимофей вынужден был ограничиться только экспедицией во Фракию.

[9]  Вплоть до 360 г. обвинения, выдвинутые в порядке исангелии, рассматривались не судом, а народным собранием. Тимофея судили за то, что он не смог снять осады Коркиры.

[10]  Каллистрат был известным оратором, а Ификрат — крупным военачальником.

[11] Алкет — царь молосов в Эпире, Ясон — тиран фессилийского города Фер. О его возвышении см.: Ксенофонт. Греческая история. VI. 1 и след.

[12] Ср. речи «Против Онетора» (XXX и XXXI).

[13] Это не означает, что кредиторы получили в свои руки землю Тимофея, речь идет только об их правах на нее.

[14] Сын Евмелида остался сиротой, и в соответствии с законами опекуны должны были сдать его недвижимость в аренду. Арендатором оказался Тимофей, который по закону должен был представить в качестве залога собственную недвижимость и поставить на ней залоговые камни.

[15] Калаврия — остров у восточного побережья Пелопоннеса (современный Порос).

[16] Ламптры — дем филы Эрехтеиды.

[17]  Из этого места явствует, что Формион, став ныне свободным, мог свидетельствовать в суде о том, что происходило в трапедзе, когда он был еще рабом.

[18] Свидетелей редко допрашивали прямо в суде, обычно лишь в тех случаях, когда сомневались в их добросовестности.

[19] Такая формальность была принята в Афинах.

[20] Это было необходимо, чтобы начать судебное преследование Антифана за отказ от дачи свидетельских показаний.

[21] Ср.: Аристотель, Афинская полития. 55. 5, а также речи Демосфена: «Третья против Афоба» (XXIX. 20) и «Первая против Стефана» (XLV. 60).

[22] Мемактерион примерно соответствует нашему ноябрю, а архонтство Астея пришлось на 373 г.

[23] Агора, построенная знаменитым градостроителем и архитектором Гипподамом в V в.

[24] Об уплате эйсфоры см. выше, речь «Против Фениппа» (XLII) и вводную статью к примеч.

[25] Имеется в виду святилище героя Парала в Пирее.

[26] В подлиннике употреблен термин συνίστη, получивший в Афинах IV в. специальный смысл «предоставлять полномочия», «уполномочивать .

[27] Аминта — царь Македонии с 385 по 370 г. Тимофей способствовал заключению союза Афин с Аминтой, за что тот и послал ему в подарок лес.

[28] Это архонтство приходилось не только на конец 373 г. (см. выше примеч. 22), но и на часть 372 г. Фаргелион — конец мая — начало июня.

[29] Это архонтство приходилось на 372/371 г.

[30] Эгилия — один из демов филы Антиохиды.

[31] В подлиннике κοινωνός, т. е. связанный общими делами, по-видимому, торговыми.

[32] По-видимому, такого рода привозные чаши ценились особенно дорого. Ср. Афиней. XI. 486 С и след.

[33] Тимофей признал это, очевидно, во время разбирательства у третейского судьи.

[34] Человек, оплативший фрахт, имел право взять товар в залог, чтобы гарантировать возвращение затраченных им денег из выручки при продаже товара.

[35] Очевидно, Аполлодор потребовал от них свидетельства.

[36] В Афинах не было закона, освобождавшего от дачи свидетельских показаний против родственников. См.: «Третья речь против Афоба» (XXIX. 15, 20) и «Первая речь против Стефана» (XLV. 56).

[37] Аполлодор приводит текст клятвенного заверения, которое он предлагал дать у третейского судьи. Тимофей, как это часто случалось в афинской судебной практике, отказался принять эту клятву.

[38] Брату Аполлодора Пасиклу было к моменту смерти отца десять лет.

[39] Аполлодор взыскивает долги с Тимофея в свою пользу, и противопоставление здесь его доли доле Пасикла кажется весьма странным.

[40] Такого рода процедура получила отражение в одной из надписей. См.: Hesperia. 1941. X. Р. 14, n 1.

[41] Судебное разбирательство по делу о взыскании долга из конфискованного имущества требовало внесения залога в размере 20% искомой суммы.

[42] Каллистрат, потребовавший конфискации имущества Антимаха, если бы Пасион начал судебное дело, по закону выступал бы в качестве ответчика.

[43] Общими взносами (συντάξεις) называли, в отличие от фороса Первого Афинского морского союза, те взносы, которые вносили в общую денежную кассу члены Второго морского союза, организованного в 377 г. Эти деньги собирались не Афинами, а Синедрионом, и должны были идти только на общие нужды Союза. Из них, в частности, состояла военная казна, обеспечившая деньгами военную экспедицию Тимофея (см. § 12 и 16), и полководец был обязан дать в них отчет.

[44] Ср. речь LIII (Против Никострата). 9.

[45] Автор речи иронизирует: как это у Филиппа, известного богача, ссужавшего Тимофея, могло не быть денег? Зачем бы тогда он стал одалживать их Тимофею?

[46] речь идет о пытке раба, которая, видимо, осуществлялась в форме бичевания.

[47] Ср. речь XLVII (Против Еверга). 1.

[48] О том, при каких обстоятельствах Тимофей отплывал тогда, рассказано выше, см. § 12.

[49] Ср. «Первую речь против Беота» (XXXIX. 17) и «Первую речь против Стефана» (XLV. 57), а также: Аристотель. Афинская полития. 53. 3.

[50] Самая страшная клятва, именовавшаяся διωμοσία. См.: Эсхин. I. 114.

[51] Такого рода обвинения выдвигались нередко. Обвиняемому в случае осуждения грозила продажа в рабство.

[52] Этот закон цитируется в речи XX (Против Лептина). 100, 135. Наказанием была определена смертная казнь.