IV. ПРОСТОЙ СТИЛЬ

190. Что касается простого (ischnos) стиля, то здесь и содержание должно быть незначительным и подходящим данному стилю, примерно такое, как мы имеем у Лисия: "Дом у меня двойной, и верх точно соответствует низу"[1]. Все слова должны быть обыденными и в прямом смысле, ведь незначительное - это то, что является самым обычным, а необычное - метафорично и величаво.
191. Не следует, кроме того, употреблять ни слов сложных (они принадлежат противоположному стилю), ни новообразований, да и вообще ничего из того, что напоминает о величественном стиле. Но главное для простого стиля - это ясность. Ясность же зависит от многого.
192. Прежде всего следует употреблять слова в прямом смысле (cyrios), а кроме того, они должны быть соединены союзами. Бессоюзное отрывистое построение приводит к полной неясности: вследствие отсутствия связи нельзя будет и различить начало каждого следующего колона. Это особенно видно на примере Гераклита, у которого темнота выражения связана, в основном, с отсутствием союзов (lysis)[2].
193. Прерывистая манера (he dialelymmene lexis) подходит больше для споров, ее называют также и сценической (hypocritice), поскольку она сообщает движение сценической игре.
Что же касается письменной речи, то ее прежде всего должно быть легко прочесть, а такой будет только речь связная, как бы скрепленная союзами. Именно поэтому Менандра с его прерывистостью по большей части ставят на сцене, а Филемона читают[3].
194. Обратимся к примеру сценической прерывистой манеры: "Я принял, вынянчил, вскормил' тебя, мой милый"[4]. При такой отрывистости речь непременно будет иметь характер сценический, пусть даже это и не входило в намерения писателя. Если же вставить союзы и сказать так: "Я ведь принял, вынянчил и вскормил тебя" - это сделает речь совершенно вялой, а вялое не может быть сценическим.
195. Есть и другие стороны актерского искусства, что заслуживают внимания. Вот, к примеру, Еврипидов Ион хватает лук и грозит лебедю, пятнающему пометом статую храма[5]. Здесь у актера множество движений - ведь он и бросается за луком, и поворачивается лицом к небу, разговаривая с лебедем, тут и вообще все [приемы], создающие образ на сцене. Однако сейчас наша речь не об актерском мастерстве.
В ясной письменной речи (saphes graphё) следует избегать также двусмысленностей (amphibolia), а из фигур лучше всего употреблять так называемый эпаналепсис. Эпаналепсис - это повторение одного и того же связующего союзного слова в длинном высказывании, например: "Все то, что сделал Филипп - и то, как он разрушил Фракию, и как захватил Херсонес, и как осадил Византии, и как отказался вернуть Амфиполь, - все это я опускаю"[6]. Здесь повторенные в конце слова "все это" как бы напоминают нам о введении и возвращают к началу речи.
197. Для ясности довольно часто требуется повторить одно и то же, ибо краткость скорее делает речь приятной (hedys), чем ясной. И подобно тому как не замечаешь бегущих мимо людей, так можно не расслышать и быструю речь.
198. Желательно также избегать и нанизывания косвенных падежей, так как это лишает речь ясности. Примером может служить стиль речи Филиста[7]. И у Ксенофонта мы найдем построение с косвенными падежами, затемняющее смысл сказанного. Так, он пишет: "Ему сообщили о триерах спартанцев и Кира, плывущих из Ионии в Киликию и имеющих на борту Тамоса"[8]. А ведь избежав нанизывания косвенных падежей, можно было бы изложить это более простым образом: "В Киликии ожидалось много спартанских триер, и столь же много персидских. Последние были построены для самого Кира. Триеры отправились из Ионии. Командовал ими Тамос из Египта". Конечно, такая фраза стала бы длиннее, но зато [настолько же] и понятнее.
199. И вообще лучше придерживаться естественного порядка слов, как, например, в таком предложении: "Эпидамы - это город, находящийся по правую руку, если плыть в Ионийский залив"[9]. Здесь сначала просто названо то, о чем идет речь в предложении, затем определено, что это город, а уже далее в должном порядке следует остальное.
200. Однако порядок слов может быть и обратным, как, например, в предложении: "Есть город Эфира"[10]. Предлагая только придерживаться естественного порядка слов, мы не всегда настаиваем на нем одном и не совсем отвергаем другой.
201. В повествовании (diegema) предложение лучше начинать со слова в именительном падеже (как в примере "Эпидамы - это город...") или в винительном: "Эпидамы называют городом...". Прочие же падежи затемняют смысл речи и доставляют немало мук и говорящему, и слушающему.
202. При закругленном построении фразы (periagoge) надо постараться, чтобы она не оказалась слишком растянутой, как, например, следующая: "Ведь с горы Пинда начинает течение река Ахелой и, омывая неподалеку находящийся город Стратон, впоследствии вливается в море"[11]. При произнесении вслух следует сразу же приблизить конец фразы и дать слушателю передышку, представив предложение примерно в таком виде: "Ведь с горы Пинда начинает течение река Ахелой, вливаясь впоследствии в море". В этом отношении для слушателя с речью дело обстоит так же, как для путника с дорогой. Ведь на дороге, как и в речи, встречается множество указывающих знаков и мест для передышки в пути. И вот эти-то дорожные знаки подобны вожатым для путников, а лишенная их однообразная дорога как бы ни была она мала, покажется труднодоступной и полной неизвестности.
203. Сказанное нами - лишь немногое из того, что вообще можно сказать о ясности, которую прежде всего следует блюсти в простом стиле.
204. Также в этом стиле следует прежде всего избегать построения предложений длинными колонами, так как любимые длинноты напоминают о величавом стиле. Ведь и среди стихотворных размеров героическим назван гексаметр, потому что длина как раз и делает его пригодным для изображения героического. А вот комедию, в частности "новую"[12], заключают в короткие триметры.
205. Итак, большей частью мы будем пользоваться трехстопными колонами и некоторыми видами комм с частыми паузами, как, например, у Платона: "Вчера// вместе с Главконом// пришел я к Пирею"[13]. Частые паузы здесь как раз совпадают с концом каждой коммы. Подобное место мы находим и у Эсхина: "Ecathemetha men epi ton thacon en Lyceioi hoy hoi athlothetai ton agona diatitheasin"[14].
206. Пусть окончания колонов имеют надежное основание (hedra) и устойчивость (basis), как в приведенных выше примерах. Растянутые завершения больше тяготеют к величавому стилю, что [мы уже встречали] у Фукидида: "Дело в том, что река Ахелой, вытекающая из горы Пинда..."
207. В этом стиле следует избегать столкновения долгих гласных и дифтонгов. Ведь всякая протяженность отдает напыщенностью (onceron). Но при допущении зияния пусть, по крайней мере, краткие гласные сталкиваются с краткими (как в предложении "panta men ta nea cala estin"[15] или краткие с долгими (как в слове eelios[16]), а лучше всего вообще выбирать по возможности слова с краткими гласными.
Да и в целом этот стиль речи должен являть собой нечто малозаметное и обыденное, ведь для того он и предназначен.
208. Примечательных фигур (semeiode schemata) нужно избегать, ведь все особенное непривычно и непросто. Более же всего этот стиль проявляет себя в живости (enargeia) и убедительности (pithanon), так что теперь нам и следует поговорить о живости и убедительности.
209. Итак, сначала о живости: она достигается прежде всего точностью выражений (acribologia) и отсутствием каких-либо сокращений и пропусков. Вот, например, начало гомеровского сравнения: "Поток устремился, как человек" и далее все сравнение[17]. Наглядность (enargeia) его как раз и вызвана тем, что здесь названо все происходящее и ничто не обойдено молчанием.
210. Можно привести еще один пример такого же рода из Гомера - описание поминальных конных игр в честь Патрокла, где говорится, что жеребцы

и спину и шею ему согревали горячим дыханием
так, что, казалось, хотели вскочить в колесницу к Эмвелу[18].

Вся живость (enargeia) изображения заключается здесь в том, что ни один момент из происходящих событий не пропущен поэтом.
211. Часто и повторение способствует большей живости, чем сказанное однажды. Например, в предложении "О нем и живом ты зло говорил, а теперь и о мертвом пишешь зло"[19]. Дважды сказанное "зло" с большей живостью выражает злословие.
212. Однако Ктесия[20] как раз за его повторения упрекали в болтливости, порой, быть может, и справедливо, но порой оттого, что не чувствовали живости [стиля] этого мужа, ведь повторы употребляются для того, чтобы как можно чаще добиться большей выразительности (emphasis).
213. Приведем еще пример такого же рода: "Один индийский воин, некто Стриангей, в схватке сбросил с лошади женщину-сакидянку - а надо сказать, что женщины в Сакии сражаются на скаку, подобно амазонкам. Пораженный красотой и юностью сакидянки, он дал ей возможность спастись. А после того как заключено было перемирие, влюбился в нее, но ответа на любовь свою не получил, и тогда он решил лишить себя жизни, но прежде написал письмо к этой женщине и так укорял ее: "Ведь это я спас тебя, ведь мною ты спасена, и вот теперь из-за тебя же погиб я"[21].
214. Здесь, пожалуй, кто-нибудь, почитающий свой стиль образцом краткости, может, конечно, поставить Ктесию в упрек, что повторять "я спас тебя" и "мною ты спасена" не имеет никакого смысла - веды то и другое выражает одну мысль. Однако попробуйте убрать один из повторов, и сразу же исчезнет впечатление живого чувства. Точно так же и то, что глагол поставлен в прошедшем времени ("погиб", а не "погибаю"), придает речи больше живости, и она заключается как раз в завершенности действия. Ведь то, что уже произошло, производит гораздо более сильное впечатление (deinoteron), чем то, что происходит или ему еще предстоит произойти.
215. Вообще же поэт этот (а Ктесия, по справедливости, можно назвать и поэтом) просто мастер в умении живо передать происходящее - и таковы все его творения.
216. В [добавление] ко всему [можно сказать], что нужно не прямо говорить о случившемся, что это произошло, но подготавливать читателя понемногу, как бы держа его в состоянии напряжения и заставляя постепенно проникаться тревогой. Это как раз и делает Ктесий, изображая известие о смерти Кира. Пришедший вестник, отвлекая Парисатиду, не говорит сразу же по прибытии, что Кир умер. Это было бы, что называется, по-скифски. Он же сначала сообщает ей о победе Кира, и она радостно ликует, а затем спрашивает: "А как царь?" "Он бежал", - отвечает на это вестник. "Да, и Тиссаферн - виновник", - подхватывает царица. И вновь спрашивает: "А где же Кир сейчас?" "Он там, где отдыхают храбрейшие", - отвечает вестник. Так, постепенно, мало-помалу движет свое повествование Ктесий, и только под конец у него, как говорится, "вырывается" главное. При этом очень естественно (ethicos) и живо (enargos) изображая нежелание вестника сообщать о несчастье, он заставляет и читателя разделить горе матери[22].
217. Живости может способствовать и [описание подобных обстоятельств], сопутствующих [главному] действию (pragma). Так, например, встречается следующее описание идущего крестьянина: "Когда он приближался, - топот его ног слышался еще издали"[23]. Здесь изображение не идущего, а как бы топочущего по земле человека.
218. А вот, как Платон описывает Гиппократа: "Он покраснел - уже занимался день, так что стало легко разглядеть его"[24]. Изображение здесь до крайности живо, это ясно каждому, и происходит это оттого, что, заботясь о впечатлении от всего рассказа, автор не забывает напомнить и о такой частности, что Гиппократ пришел к нему ночью.
219. Часто нестройное звучание слов (cacophonia) также способствует живости изображения, как, например, у Гомера: "copt', ec d' encephalos"[25] или "polla d' ananta, catanta"[26], где разбросанность звуков (cacophonia) подражает "разбросанной" местности (anomalia), а ведь всякое подражание имеет некоторую живость.
220. И новообразованные слова сообщают речи живость, ведь сама основа их - "подражание" (mimesis), например, слово laptontes "лакающие". Ведь если бы Гомер сказал просто "пьющие", то ему не удалось бы представить звук, производимый пьющей собакой[27], и никакой бы жизненности изображения не было. А добавив слово glossesi "языками" к слову "лакающие", Гомер добился еще большей живости стиля. Итак, о живости в этом стиле сказано достаточно.
221. [Что же касается] убедительности (pithanon), то [ее составляют] Два [качества]: ясность и привычность (synethes). Действительно, все неясное и непривычное не убеждает. А потому, если речь преследует цель быть убедительной, слова в ней должны подбираться не слишком высокие (peritte) и пышные (hyperoncon), а соединение должно быть устойчивым (bebaios) и лишенным ритма.
222. Вот в этом и состоит убедительность, и сюда же мы отнесем слова Феофраста о том, что не следует дотошно договаривать до конца все, но кое-что оставлять слушателю, чтобы он подумал и сам сделал вывод[28]. Ведь тот, кто понял недосказанное вами, тот уже не просто слушатель, но ваш свидетель, и притом доброжелательный. Ведь он самому себе кажется понятливым, потому что вы предоставили ему повод проявить свой ум. А если все втолковывать слушателю, как дураку, то будет похоже, что [вы] плохого мнения о нем.
223. Поскольку эпистолярный стиль (epistolicos character) тоже требует простоты (ischnotes), скажем и о нем. Так, Артемон[29], описывая письма Аристотеля, замечает, что письмо должно быть написано тем же слогом, что и диалоги. Ведь письмо - это как бы одна из сторон в диалоге.
224. Но если в мнении Артемона и есть доля истины, то все же это не вся истина. Письмо требует большей отделанности, чем диалог. Ведь диалог подражает импровизации, тогда как письмо заранее составляется письменно и бывает послано как некий подарок.
225. И правда, ну кто бы стал так беседовать с другом, как Аристотель с Антипатром, когда Аристотель пишет [в письме] о престарелом изгнаннике: "Если же изгнанник этот ушел в тот дальний край земли, откуда уже нет возврата, то ведь ясно, что не может быть осуждения людям, пожелавшим вернуться домой - в Аид"[30].
И конечно, если человек заговорит таким слогом, это больше будет походить на декламацию оратора, чем на разговорную речь.
226. Также и перебивы, часто встречающиеся в диалоге, не годятся для писем. Да и подражание разговорной свободе больше свойственно устной речи, чем письму. Вот пример из платоновского диалога "Эвтидем": "Кто это был, Сократ, с кем ты вчера разговаривал в Ликее? Вокруг вас собралась настоящая толпа", и немного далее Платон добавляет: "Он, мне кажется, чужеземец, тот, с кем ты разговаривал, не так ли?"[31]. Весь этот строй речи (hermeneia), подражающий [разговору], уместен более в [устах] актера [на сцене], чем в написанном письме.
227. В письме, однако, так же, как и в диалоге, проявляется человеческий характер. Почти каждый из нас запечатлевает в письмах свой образ. Конечно, и в других видах письменной речи проявляется характер пишущего, но нигде так очевидно, как в письмах.
228. В письме одинаково важны и слог (lexis) его, и длина (megethos). Письма слишком длинные и к тому же отягощенные пышным слогом настолько лишаются естественности, что из писем превращаются в трактаты, разве только начинаются они, как и письма, с приветствия, и как раз так написаны письма Платона, да и одно из писем Фукидида[32].
229. Письмо должно отличаться и свободой построения. Нелепо выстраивать в письме ряды периодов, будто вы пишете не письмо, а составляете речь для судебного процесса. Заниматься такими вещами в письмах не только смешно, но это и не по-дружески, ведь между друзьями принято, как говорит пословица, "называть смокву смоквой".
230. Следует хорошо знать, что письму присущ не только свой стиль (hermeneia), но и своя тематика (pragmata epistolica). Например, в одном письме Аристотеля - а он, по-видимому, обладал особенным даром к писанию писем - встречается следующее замечание: "Об этом я не пишу тебе, так как это [неподходящая тема] для письма (oy epistolicon)[33].
231. Поэтому, если кто-то изложит свои софизмы (sophismata) или рассуждения о природе (physiologia), то, хотя он все это и напишет, но напишет он никак не письмо: ведь письмо - это сжатое выражение дружеского расположения и рассказ о простых вещах простыми словами.
232. Однако красоту письма могут создать дружеские любезности, [особенно если] в них много пословиц. И пусть это будет единственным мудрствованием в письме - ведь пословицы общедоступны и общеупотребительны. [Когда] же кто-нибудь изрекает гномы и предается увещеваниям, то похоже, что он не беседует в письме, а вещает с театральной машины.
233. Правда, Аристотель иногда использует в письмах [логические] доказательства, делает это подходящим для письма образом. Например, желая дать поучение [своему воспитаннику], что следует оказывать благодеяния одинаково и большим и малым городам, он говорит: "Боги равны и в тех, и в других городах, а поскольку Хариты - богини, они будут благосклонны к тебе равным образом и в тех, и в других [городах][34]. Мысль, которую он здесь хочет доказать, уместна в письме так же, как и само доказательство.
234. Когда же мы пишем, обращаясь к целому городу или к царям, то эти письма должны быть как бы немного приподнятыми. Ведь следует отдавать себе отчет, какому именно лицу письмо обращено, но и приподнятость не должна превращать письмо в трактат, подобно письмам Аристотеля к Александру и Платона к близким Диона[35].
235. Вообще же стиль (hermeneia) письма смешивает два стиля (character): изящный (charieis) и простой (ischnos). Вот и все, что можно сказать о стиле писем, да и, пожалуй, вообще о простом стиле.
236. Рядом с простым [стилем] существует его искажение - так называемый сухой (xeros) стиль. Как и остальные стили, он проявляется трояко: в содержании, например, кто-то так выразился о Ксерксе: "Явился Ксеркс вместе со всеми своими"[36]. Ведь здесь измельчили саму мысль [высказывания], сказав "вместе со всеми своими", вместо того, чтобы сказать "и с ним вся Азия".
237. В [подборе] слов (lexis) сухой стиль проявляется, когда о великом событии говорится мелкими словами, как это делает, например, Феодор из Гадары[37] в описании битвы при Саламине, а также некий автор, рассказывающий о тиране Фалариде: "Фаларид вроде как надоел акрагантцам"[38]. Ведь о столь знаменитой битве, и о жестокости тирана следует говорить не такими словами, как "надоел" или "вроде как", но словами значительными и уместными по отношению к предмету.
238. При соединении [слов] сухость получается, когда коммы идут плотно, например, в афоризмах: "жизнь коротка, искусство долго, удача мимолетна, опыт обманчив"[39]. Или когда при изложении важной темы встречается колон обрубленный и не [выражающий мысль] полно, например, некто, обвиняя Аристида в том, что он не вступил в морской бой при Саламине, сказал: "Но прийти по собственному зову - ведь и Деметра пришла и сражалась за нас, Аристид же - нет"[40]. Такая обрубленность здесь неуместна и несвоевременна. Подобного рода обрывистость следует использовать в других случаях.
239. Часто мысль, как таковая, представляет собой нечто выспренное и, как мы теперь говорим, дурного вкуса (cacodzelon), а изложение ее (synthesis) обрывисто и скрадывает отвратительность смысла. Например, некий автор говорит о соединившемся с мертвой женщиной: "Он соединяется с той, которая уже не человек"[41]. Мысль, в самом деле, ясна и слепому, однако сжатость [формы] · хотя и скрадывает мерзость содержания, но создает то, что теперь называют "сухобезвкусицей" (xerocacodzelia), состоящей из двух зол: содержания дурного вкуса и сухого соединения.


[1] Лисий. Об убийстве Эратосфена, 9. — 268.
[2] Философа Гераклита именовали Темным из-за его языка, насыщенного мифами, символами, метафорами, наподобие иератической речи мистерий, доступных только посвященным. Отсутствие союзов (asyndeton), о котором говорит Деметрий, вообще характерно для ранней греческой прозы, например, для первых историков-логографов. Ср. Аристотель, III 5, 1407 b 14-18.
[3] Менандр и Филемон (IV-III ее. до н.э.) - знаменитые драматурги, создатели новоаттической бытовой комедии.
От Менандра, кроме фрагментов, дошла единственная его юношеская комедия «Dyscolos» («Брюзга» или «Ненавистник»), найденная в 1956 г. и опубликованная В. Мартеном. От Филемона дошли только фрагменты. — 269.
[4] Менандр, фр. 685 Koerte. — 269.
[5] Еврипид. Ион, 161 сл. Ион — сын афинской царевны Креусы и Аполлона, подброшенный своей матерью и воспитанный прислужником в храме. — 269.
[6] Автор неизвестен. Близкий к этому пассаж есть в речи «В ответ на письмо Филиппа» (XI 1). — 269.
[7] о Филисте см.: Дионисий Г аликарнасский. Письмо к Помпею, прим. 14. — 269.
[8] Ксенофонт. Анабасис, I 2, 21. — 269.
[9] Фукидид, I 24. — 269.
[10] «Илиада», VI 152. — 269.
[11] Фукидид, н 102; см. также 45, — 270.
[12] «Новая», бытовая комедия Филемона и Менандра {III в. до н.э.) в противоположность «древней», политической комедии Аристофана (V в. до н.э.). — 270.
[13] Платон. Государство, I Х. — 270.
[14] «Мы сидели на скамьях в Ликее, где распорядители игр устраивают состязания».
Эсхин из С ф err а с о крат и к (не путать с оратором!), фр. 2, 1 Dittmar (Aischines von Sphettos. Untersuchungen und Fragmente, von H. Dittrnar. Berlin, 1912). — 270
[15] См. выше, прим. 77. — 270.
[16] «Солнце». — 270.
[17] Из родника черноводного путь пролагает теченью
И очищает лопатой канаву от всякого сора;
В ров набегает вода, по дну за собой увлекая
Мелкие камни, журчит и бежит по наклонному ложу
Быстрым потоком, того обогнав, кто ее направляет.
Так Ахиллеса все время волна настигала потока.
(«Илиада», XXI 257-263). — 271.
[18] И вынеслись быстро
Перед другими вперед кобылицы лихие Евмела,
Тросовы следом за ними неслись жеребцы Диомеда, —
Очень за этими близко бежали, совсем недалеко,
Так что, казалось, хотели вскочить в колесницу к Евмелу.
Спину и шею ему согревали горячим дыханьем
И, положив на него свои головы, сзади летели.
(«Илиада», XXIII 375-381). — 271.
[19] См. выше, прим. 34. — 271.
[20] О Ктесии см.: Дионисий Галикарнасский. О соединении слов, прим. 56. — 271.
[21] Ктесий, фр. 8а (FgH, Teil III С). — 271.
[22] Там же, фр. 24.
Кир Младший, победив своего брата, царя Артаксеркса, погиб в битве при Кунаксе (Ксенофонт. Анабасис, I 8), о чем и сообщают его матери, царице Парисатиде, вдове Дария. — 272.
[23] Автор неизвестен. — 272.
[24] Платон. Протагор, 312 а. — 272.
[25] «По полу мозг заструился» («Одиссея», IX 290 — о киклопе, уничтожившем товарищей Одиссея). — 272.
[26] Вся строка полностью звучит так: «Много и кверху и книзу и вправо и влево ходили». («Илиада», XXIII 116, о рубке леса для погребального костра Патроклу). — 272.
[27] «Илиада», XVI, 161 (о волках, а не о собаках) — 272.
[28] Феофраст, фр. 96 Wimrner. — 273.
[29] Артемон из Магнесии (годы жизни неизвестны, возможно, III в.) считался собирателем писем Аристотеля, существование которых бралось под сомнение. Симплиций (пролегомены к «Категориям») Аристотеля пишет (р. 2), что видел это собрание писем. Возможно, однако, что автором этого собрания был сам Артемон, о котором говорил Атеней (XII 515 е). — 273.
[30] Аристотель, фр. 625, 1583 b 19.
Антипатр — полководец и один из преемников Александра Македонского, бывший одно время после смерти царя правителем государства (Диодор Сицилийский, XVIII 25-39). Имеется в виду письмо изгнанного Аристотеля. — 223.
[31] Платон. Эвтидем, 271а. — 273.
[32] Имеется в виду скорее всего седьмое письмо Платона. См. Платон. Соч. в трех томах, т. 3, ч. 2.
Имеется в виду письмо полководца Никия афинянам о ходе Сицилийской кампании (Фукидид, VII 11-15). — 274.
[33] Аристотель, фр. 620, 1582 b 39. — 274.
[34] Аристотель, фр. 609, 1580 b 37. — 274.
[35] Аристотель был наставником юного Александра Македонского.
О Лионе см.: Аристотель. Риторика, кн. I, прим. 81. — 274.
[36] Автор неизвестен. — 275.
[37] Феодор из Гадары в Палестине (I в. н.э.) -ритор, учитель римского императора Тиберия во время его изгнания на о. Родос. — 275.
[38] Автор неизвестен.
Фаларид из Агригента (VI в. до н.э.) — сицилийский тиран, известный своей жестокостью. — 275.
[39] См. выше, прим. 4. — 275.
[40] Неизвестный автор несколько ошибается. Аристид участвовал в сражении при Саламине. Геродот (VIII 95) рассказывает, что он очистил от персов о-в Пситалея. Правда, это был бой конницы Аристида на суше, а не на море. — 275.
[41] Автор неизвестен. — 275.