Введение

Введение
Третье столетие Римской империи было особенно бурным периодом. Роль императора сместилась, чтобы в первую очередь основываться на его правлении. Третье столетие характеризовалось хроническими войнами и бедствиями. Это был период правления солдатских императоров, и современные ученые обычно называют его ‘кризисом’.
В разгар этого периода правил П. Лициний Эгнатий Галлиен (Gallienus) в 253-268 годах. Этот период, как признают, включал в себя самые мрачные дни Империи.
Время от смерти Марка Аврелия до воцарения Гордиана III отражают историки Кассий Дион и Геродиан. Дион жил с 163 по 229 год и был свидетелем многих описываемых им событий. Дион был консулом в 205 году и служил у Александра Севера. Работы Диона написаны с сенатским уклоном, например, в его обращении с Коммодом. Некоторые из его писаний переданы в виде эпитом монахами Зонарой и Ксифилином в XI-XII веках. Геродиан пишет с несенатских позиций, что иногда приводит к игнорированию фактов. Его «анекдотический стиль» иногда вызывает сомнения в надежности. Геродиан является ценным источником, но охватывает только первые три года «кризиса империи».
От Гордиана III до Карина (283 г.), мы вынуждены в основном опираться на императорские биографии Аврелия Виктора, Евтропия и Феста, написанные в четвертом веке. Считается, что все они взяты из утраченного произведения Kaisergeschichte (KG). Теория была выдвинута Александром Энманном в 1883 году. Энманн заметил сходство между текстами и использование схожих формулировок и фразеологий. Виктор и Евтропий пересказывали одни и те же события практически в одинаковом порядке. У них, например, общая ошибка в хронологии узурпации и смерти Непотиана (Vict. 42.6-8, Eutr. 10.11.2). Оба эпитоматора относят это событие к 351 году, хотя на самом деле оно произошло в 350 году. Теория Энманна получила широкое признание. Аммиан Марцеллин и автор «Истории Августов» могли консультироваться с КG.
«Тринадцатый Сивиллин оракул» — единственный современный источник, описывающий политические события Римской империи между 238 годом и правлением Константина. Греческий текст оракула основан на предполагаемых пророчествах. Упоминание о гонениях на христиан заставляет некоторых историков полагать, что текст был написан христианином или подвергся христианской интерполяции.
Historia Augusta (HA) является основным историческим источником для периода с Адриана до Нумериана. HA известна своими вымыслами и неточностями, что делает ее ненадежной. HA, сборник биографий императоров и узурпаторов, считалась принадлежащей нескольким авторам. В настоящее время принято считать, что HA — работа одного автора конца IV в. В тексте HA часто используются идиосинкразии одного автора, например, использование синонимов interficio и occido. Биографии императоров между 244 и 253 годами утеряны, биографии Валерианов фрагментарны. НА написана с точки зрения нехристианской сенаторской аристократии Рима. Императоры оцениваются с точки зрения их поведения по отношению к этому классу. Большая часть содержания в биографиях (включая документы, события и имена) является вымыслом. Некоторые жизнеописания содержат полезную информацию из ранних первоисточников. Для подтверждения достоверности информация должна быть сопоставлена с другими, более надежными литературными или археологическими источниками. Историкам приходится полагаться на авторов, таких как Аврелий Виктор, Евтропий, Зосим, Зонара, Дексипп и Евсевий.
Сомнительный характер литературных источников заставляет современного историка широко опираться на другие формы свидетельств. Эпиграфика издавна была очень полезна для получения сведений о социальной, политической и военной истории. К сожалению, в III веке по неизвестным причинам (возможно, из–за экономического спада) надписи стали делаться все реже. Некоторые неримские надписи оказались особенно полезными; яркий пример — сасанидский рельеф в Накш–и–Рустаме, изображающий пленение Валериана Шапуром I. Нумизматические исследования важны, особенно для конца III века, когда увеличился выпуск императорских монет и число монетных дворов. Идентификация таких монетных дворов и анализ их продукции помогают установить имена, титулы и хронологии императоров и узурпаторов, а также их политику и военные кампании. Другой формой материальных свидетельств, к которой следует обратиться, являются папирусы, найденные в основном в Египте, которые вносят ценный вклад в обеспечение надежной хронологии событий. Археологические данные по–прежнему позволяют получить новые знания и подтвердить другие находки. Например, стены Аврелиана сохранились до наших дней, и необходимость такой оборонительной меры вокруг Рима дает нам представление о тревожном росте числа и агрессивности нападений «варваров» на восточных и западных границах империи в III веке.
Проблема ресурсов для изучения III века затрудняет анализ этого периода истории. Теории III века всегда будут обсуждаться историками. III век традиционно упускался из виду по сравнению с более задокументированными этапами развития Римской империи. Но с начала 1900‑х годов опубликовано много материалов, посвященных III веку. Отсутствие убедительных свидетельств приводит к разногласиям во взглядах на Галлиена и на состояние империи в его правление.
Перед анализом правления Галлиена и более детальным рассмотрением его характера и политики, необходимо провести краткий обзор периода, в котором он правил. Ниже представлена попытка обобщить состояние дел во время правления Галлиена и уточнить хронологию основных событий с 253 по 268 год н. э., хотя порядок и даже достоверность некоторых событий запутаны, а иногда противоречат друг другу в различных источниках.
Прежняя традиция, согласно которой императоры всегда происходили из сенатского класса, была отменена. Теперь они избираются армией, а не сенатом. Сенат подтверждает назначение нового императора под угрозой насилия. Императоров часто объявляют сами солдаты, а прежних правителей убивают. Военная победа пограничного командира доказывала его ценность для его людей и становилась причиной для возвышения до пурпура. Фронтовые войска пытаются возвести своего командующего на престол. Неустойчивость такого положения парализует систему обороны империи. Германские племена и персы замечают эту ситуацию и используют ее в своих интересах.
Набеги через границы извне не были для империи в новинку, но в этот период частота и ярость атак достигли беспрецедентного уровня. На западе германские племена начали формировать более крепкие коалиции уже со II века, что давало им большое численное превосходство над римскими войсками. Внешнее давление и внутренние распри в конечном итоге привели к ухудшению финансового и экономического положения империи. На востоке Сасаниды низвергли Парфянскую империю (224 г.) и возродили персидские традиции. Дальнейшее существование империи зависело от хорошо функционирующей армии, а безопасность трона — от преданности солдат, что стоило немалых денег и ложилось тяжелым бременем на финансы империи. К моменту правления Галлиена жалованье солдат неуклонно росло, а крупные пожертвования золотом, или donativa, стали обычным делом и важной частью их доходов. Высокие расходы на содержание армий замедляли экономическое развитие. Это негативно сказалось на производстве и торговле, а сокращение населения (вызванное чумой) привело к обесцениванию монет и инфляции. Вот в центре какого хаоса оказался Галлиен.
Отец Галлиена, П. Лициний Валериан, впервые появляется в источниках в 238 г. н. э. как экс–консул и princeps senatus (ведущий член сената), который вел переговоры с посольством, направленным в Рим африканскими легионами Гордиана I, чтобы заручиться сенатским одобрением восстания Гордиана против императора Максимина Фракийца. Восстание было инициировано отказом африканских граждан платить высокие налоги Максимину и поддержано сенатом из–за неодобрения им низкого происхождения «фракийского» императора, а также из–за его безразличия к сенату в целом. Валериан, в отличие от большинства солдатских императоров этого периода, происходил из старинной сенаторской семьи. Валериан и его сын Галлиен были последними императорами III в., которые определенно принадлежали к традиционной сенаторской аристократии, что, несомненно, означало, что в глазах римского сената его восшествие на престол было желанной переменой. Валериан сразу же назначил Галлиена цезарем, конкретно в 253 г., а в следующем году возвел его в соправители. Я попытаюсь расположить основные события между 253 и 268 гг. в свободном хронологическом порядке, рассмотрев сначала события на Востоке, а затем на Западе, однако путаница и часто сомнительность источников по этому периоду делают некоторые утверждения скорее предположительными, чем фактическими.
В это время Империя испытывала внешнее давление со стороны персидского царя Сапора I, который в 252-253 гг. развернул масштабную кампанию против Рима и его союзников, поэтому, когда Валериан в 254 г. отправился защищать римские территории на Востоке, он поручил Галлиену управление западной половиной империи. Валериан смог восстановить порядок на Востоке и вернулся в Рим, но мир был недолгим: в 256 г. Дура–Европос и Антиохия пали под ударами персов, и императору пришлось спешно возвращаться в Сирию (Зосим 1.31-37). В 257 г. Валериан смог вернуть Антиохию и остался там, чтобы восстановить город и защитить его от дальнейших нападений.
Однако в это время Малая Азия страдала от пиратских набегов готов и боранов, соседних племен Причерноморья. Бораны переправились через Черное море и напали на римский форпост Питий, который отлично защищал его наместник Суккесиан. Валериан, не опасаясь повторного нападения в этом районе, послал за Суккесианом и назначил его префектом своей гвардии. Однако бораны снова перешли Понт, чтобы напасть на Питий, на этот раз успешно. Затем они захватили Трапезунт и вернулись домой с добычей. Вскоре готы, подражая своим соседям, совершили походы на Халкедон, Никомедию, Никею, Апамею и Прусу, захватили их все без особого сопротивления и вернулиись домой с добычей.
Валериан, услышав о вторжениях, послал одного из своих офицеров, Феликса, принять командование в Византии, поскольку сам он продвигался в Каппадокию, чтобы укрепить Вифинию. Однако его экспедиция была прервана, поскольку чума опустошила его армию, и пришло известие, что Сапор снова наступает на Антиохию. С истощенными силами и, скорее всего, солдатами, которых не вдохновляла слабость их императора, Валериан вступил в бой с персами под Эдессой в 259 году. Именно в это время катастрофа обрушилась не только на Валериана и его армию, но и на саму Империю. Валериан был захвачен Сасанидами. Это был беспрецедентный позор; никогда прежде римский император не попадал в плен к вражеским силам, и унижение ощущалось по всей империи.
Существует множество историй о том, как именно Валериан попал в руки персов. Некоторые древние источники свидетельствуют, что он был захвачен в плен в бою, в то время как в других говорится, что Валериан пытался вести переговоры с Сапором или добровольно сдался врагу, опасаясь мятежа среди своих солдат. Находясь под стражей, Валериан подвергался унижениям, а его тело позже было осквернено, возможно, даже содрали кожу и набили чучело. Однако эта зловещая подробность, вероятно, была добавлена Лактанцием и впоследствии скопирована Евсевием: это легко объяснить тем, что оба были христианскими писателями и рассматривали судьбу Валериана как возмездие за его прежние преследования христиан. Валериан, по–видимому, умер/был казнен примерно через год после своего пленения, либо в 259, либо в 260 году, оставив Галлиена единоличным правителем империи.
Галлиен, которому его отец, отправившись защищать восточную границу, доверил западную половину Империи, бездействовал недолго, поскольку его присутствие на Рейнской и дунайской границах было необходимо для защиты от германских вторжений еще в 254 г. Первые несколько лет соимператорства Галлиена были потрачены на подавление нашествий северных соседей Империи, которые стали повсеместными. С момента своего восшествия на престол в 254 по 259 год Галлиен постоянно участвовал в ‘тушении пожаров’ для защиты границ Рейна и Дуная. Хотя точная хронология того, какое именно варварское племя атаковало и когда, неоднократно оспаривалась и переосмысливалась, я буду следовать хронологии Пэта Саузерна.
Первая кампания Галлиена была в Паннонии против маркоманнов в 254 году; она завершилась успешно. Вскоре он покинул границы с Дунаем, чтобы встретиться с франками в Галлии. После своего ухода он назначил цезарем своего сына П. Лициния Корнелия Валериана (Валериана Младшего). Достигнув со своей армией границы по Рейну, Галлиен разместил свою штаб–квартиру в Кельне, а также перенес туда из Виминация императорский монетный двор, чтобы облегчить выплату жалованья рейнским войскам, которые временно подавили заваруху на границе. В 256 году Галлиен снова привел свои армии к победе над франками в Галлии; в этом году также готы совершили набег на поселения вокруг Черного моря. Вскоре после этого, в 258 году, угроза нового вторжения маркоманнов вдохновила узурпацию Ингенуя, губернатора Паннонии. Узурпаторы не были чем–то новым для императоров третьего века, но Ингенуй был первым из претендентов на трон, с которым Галлиену пришлось иметь дело, одновременно защищая границы.
Вполне вероятно, что Валериан Младший был убит во время восстания Ингенуя, и после того, как Галлиен подавил восстание, он пришел к соглашению с Атталом, вождем маркоманнов, которое позволило маркоманнам владеть землями в Паннонии в обмен на охрану римской границы. Кроме того, дочь Аттала, Пипа, была отдана Галлиену, предположительно в качестве наложницы. Это соглашение о призыве варварского племени для защиты римской территории говорит об отчаянном положении, в котором в то время оказался Галлиен.
Хотя он успешно защищал границы империи в первые несколько лет, что отмечено на монетах с такими титулами как restitutor Galliarum (восстановитель Галлии), ситуация на границе быстро ухудшалась. В 258 году Римской империи угрожали на четырех фронтах. В то время как Валериан был занят персами на Востоке, а Галлиен восстанавливал власть над Иллирией, аламанны начали угрожать границам Германии и Реции, тогда как готы нападали на прибрежные поселения Черного моря.
Невозможность защитить все западные провинции означала, что некоторые регионы будут брошены на произвол судьбы. После смерти Валериана Младшего Галлиен назначил цезарем своего младшего сына П. Лициния Корнелия Салонина. Салонин был оставлен в Кельне, в то время как Галлиен вернулся в северную Италию, разместил новую штаб–квартиру в Милане и приготовился к битве с алеманнами. Шел 260 год, год, казалось бы, безжалостных бедствий, которые Алфёлди называет «одной из катастроф, не имевших аналогов в римской истории». Захват императора Валериана Шапуром позволил персам впервые беспрепятственно установить контроль над Востоком. То ли это было из–за захвата одного из императоров, то ли это было решение помочь самим себе против огромного количества угроз на границе, узурпаторы появились в нескольких местах в 260 году. Те же войска, которые провозгласили недолговечного Ингенуя императором, теперь возвели Регалиана, губернатора Паннонии, в пурпур в Карнунте для борьбы с различными варварскими племенами, хотя он занимал эту должность не более нескольких недель, прежде чем был разгромлен Галлиеном. Тем временем остатки восточной армии, оставленные Валерианом, выбрали возглавить их двух генералов, Каллиста (в некоторых источниках упоминается как Баллиста) и Макриана; следует отметить, что ни один из них не объявил себя императором, но Макриан быстро возвел двух своих сыновей, Тита Флувия Юния Макриана и Тита Флувия Юния Квиета, в Августы.
Когда весть о кончине Валериана достигла Галлии, солдаты и там провозгласили императором своего наместника Постума. Постум при поддержке рейнской армии осадил молодого цезаря Салонина и его наставника Сильвана в Кельне, в конце концов захватил город и казнил их обоих. Галлиен был занят ликвидацией продвижения алеманнов в Италию, что означало, что он не мог ни попытаться спасти своего отца на Востоке, ни выступить против Постума. Отсюда Постум укрепил свои позиции, в конечном итоге завоевав Галлию, Британию и значительную часть Испании, из которых сложилась Imperium Galliarum (Галльскую империю), которая просуществовала до 273 года. Пока Галлиен был зажат в Милане, сражаясь с алеманнами, Макриан со старшим сыном с тем же именем двинулся на Рим, оставив другого сына, Квиета, и Каллиста во главе восточных провинций. Галлиен послал своего полководца Авреола вступить в бой с двумя Макрианами, что он успешно сделал, разгромив их в Паннонии.
Тем временем Галлиен нуждался в помощи, чтобы справиться не только с двумя оставшимися узурпаторами на Востоке, но и с Сасанидами. Эта помощь пришла в виде видного лидера Пальмиры, Одената. Пальмира оставалась верной римской юрисдикции, а Оденат успешно преследовал Шапура и напал на него, когда персидская армия возвращалась за Евфрат. Затем Оденат от имени Рима устранил Каллиста и Квиета, помощь, от которой Галлиен не мог позволить себе отказаться, и победа Одената дала ему фактическое господство над восточными провинциями вместе с командованием восточной армией. Хотя Галлиен практически не контролировал Пальмиру, Оденат подчеркивал свою преданность Риму вплоть до своей смерти в 267 году, когда его жена Зенобия захватила власть и вознамерилась добиться независимости Пальмиры.
В 262 году Галлиен вернулся в Рим, чтобы отпраздновать десятый год пребывания на посту императора, что в третьем веке является заметным достижением. Это было также время относительного мира, поскольку Галлиен передумал нападать на Постума, который, казалось, довольствовался Галльской империей и не предпринимал никаких попыток двинуться на Рим. Между 262 и 265 годами Галлиен посвятил свое время литературе и искусствам, в первую очередь философии. Этот мирный период снова не одобряется многими древними авторами, которые обвиняют Галлиена в халатности из–за того, что он не проводил активной кампании по воссоединению Империи. Кроме того, все еще существовала готская угроза дунайской границе.
В 265 году, подготовив свои войска, Галлиен, наконец, начал поход на Галльскую империю, но в 266 году был призван на Дунай, чтобы изгнать готов. Эта кампания не принесла ощутимых результатов, и в 267 году Империя снова оказалась во власти так называемых ‘скифов’, теснивших границы (Zos. I. 32). Галлиен решил сосредоточиться на Иллирии и сначала одержал несколько побед над герулами, прежде чем снова разгромить их соплеменников при Несте, когда пришло известие, что его доверенный генерал Авреол поднял восстание в Милане. Галлиен оставил другого полководца отвечать за кампанию против скифов, а сам поспешил в Милан, чтобы осадить Авреола. Был составлен заговор, возглавляемый одним из его генералов, Гераклианом, с целью убийства Галлиена во время осады Милана. Опять же, существуют противоречивые сведения о том, как произошло это событие, но очевидное соучастие генералов Галлиена, включая будущих императоров Клавдия II и Аврелиана, указывает на общее разочарование в нем и в его политике. Галлиен был убит в июле или августе 268 года.
Следующее изложение переоценивает значение основной политики Галлиена и влияние, которое его правление оказало на последующую империю. Первая глава будет посвящена анализу военной и административной политики, проводимой Галлиеном. На протяжении всего третьего столетия, и особенно во время правления Галлиена, самым важным аспектом империи были легионы. Постоянные войны преследовали Галлиена на протяжении всего его правления, поскольку он сталкивался как с внутренними, так и с внешними врагами, часто одновременно. Это означало, что судьба Империи будет зависеть от успеха его легионов и эффективности проводимой им политики.
Во второй главе рассматривается концепция Галлиена своего императорстве. Нумизматические свидетельства его правления раскрывают послания, которые Галлиен считал важным распространять в Империи. Галлиен также способствовал развитию культуры при своем дворе в такой степени, какой не видел ни один из его непосредственных предшественников. Возрождение искусства и философии и изображения, отчеканенные на его монетах и медальонах, свидетельствуют о духовности, которую поддерживал Галлиен, что окажет большое влияние на его преемников и Позднюю Империю.
Третья глава определяет, что делает типичного солдата императором, и, что более важно, почему Галлиен не соответствует архетипическому образцу. В главе также будут рассмотрены предубеждения латинских авторов против Галлиена и высказано предположение, почему Галлиена, далеко не того неумелого императора, которого они изображают, следовало помнить точно так же, как и ‘хороших’ императоров золотого века Рима. Достижения Галлиена даже сегодня недооцениваются с точки зрения роли, которую они сыграли в спасении Империи, казалось бы, от неминуемого краха, и его политика заложила фундамент, который позволил бы его преемникам восстановиться и вновь обрести стабильность, управляя ведущей державой Западного мира.

Глава 1. Военная и административная политика Галлиена

Галлиен внес некоторые существенные изменения в военные и административные структуры Римской империи. Реорганизация армии и административных должностей часто была не полностью оригинальными реформами, инициированными самим Галлиеном, а скорее продолжением или возрождением мер, начатых предыдущими членами римского принципата. Однако масштабы и долгосрочные последствия реформ Галлиена более существенны, чем у почти всех его предшественников. Из его военных реформ наиболее значительной и, следовательно, наиболее обсуждаемой как древними, так и современными авторами является формирование самостоятельной мобильной кавалерии. В этой главе будет подробно рассмотрен этот аспект вооруженных сил Галлиена, а также другие важные нововведения, касающиеся оборонительной стратегии Империи и командной структуры легионов. Административные реформы, проведенные Галлиеном, не только столь же важны, как и его военная политика, но и очень тесно переплетены с ними. При Галлиене произошел очень важный сдвиг, который привел к росту класса всадников за счет сената как на военных должностях, так и в управлении провинциями. Вот откуда взялось, что многие древние историки оклеветали Галлиена.
Во время правления Галлиена Империя находилась в состоянии постоянной войны. Современные ученые все еще спорят, был ли период между 235 и 284 годами на самом деле «кризисом» или нет, но никто не может не утверждать, что правление Галлиена пришлось на один из самых бурных периодов, которые когда–либо видела Империя. Войны, как внешние, так и гражданские, не прекращались, и поэтому неудивительно, что реформы Галлиена касались в основном армии, с которой он был так хорошо знаком. Финансовая, социальная, политическая и военная политика Галлиена была подчинена потребностям армии.
Самостоятельное кавалерийское подразделение является одной из наиболее обсуждаемых тем правления Галлиена. Именно благодаря этой силе Галлиен мог одолевать шквал противников на протяжении всего своего правления. Некоторые историки сомневаются, была ли мобильная кавалерия на самом деле стратегической реформой или просто специальным ответом на тяжелые ситуации. Хотя на эту тему существуют разные точки зрения, как и в случае со многими событиями этого периода, отсутствие надежных источников делает невозможным однозначный ответ. Самые ранние упоминания о мобильной кавалерии под командованием Галлиена встречаются у Зосима и Зонара, но источники не упоминают дату создания мобильного подразделения (Zos. 1.40; Zon. 12.24). Де Блуа считает, что Галлиен создал свою кавалерию около 255 года или вскоре после этого, поскольку Галлия в то время находилась под постоянным давлением со стороны алеманнов и франков, и необходимость быстрого реагирования была первостепенной задачей. К 259 году мобильное кавалерийское подразделение прочно вошло в состав римской армии и дислоцировалось в Милане, о чем свидетельствуют отчеканенные там в 260 году монеты, прославляющие лояльность кавалерийских войск. Предназначалось ли независимому мобильному кавалерийскому отряду стать постоянной частью армии или нет, эффективность подразделения помогла удержать Империю от полного краха и повлияла бы на преемников Галлиена.
Состав мобильных кавалерийских сил не совсем ясен, но маловероятно, что Галлиен мог создать эффективную кавалерию из необученных рекрутов и недрессированных лошадей. Всадник и скакун должны пройти достаточную подготовку, чтобы стать грозным ансамблем. Этот процесс требует времени, а время вряд ли было товаром, который Галлиен мог позволить себе тратить впустую. Вероятно, Галлиен выбирал их из корпуса вспомогательной конницы, состоявшего в основном из мавританских и далматинских всадников, предположительно из–за их навыков в верховой езде, а также из подразделений легионерской кавалерии. Эти всадники, как обозначалась кавалерия на монетах, скорее всего, были относительно малочисленны, чтобы сохранить мобильность на высоком уровне и не перегружать границы слишком большим количеством войск. Мобильные кавалерийские силы оказались ценным приобретением для Галлиена; они могли быть развернуты независимо от легионов в любой области, которая нуждалась в помощи.
Мобильная кавалерия была создана как ударная сила, которая могла быстро перемещаться из одной области в другую. Вообще, подвижность вооруженных сил была их главным достоинством, и они могли компенсировать меньшую численность, имея возможность быстро доставлять хорошо обученных солдат в самые слабые места границы (Зосим 1.30). Учитывая давление со стороны стольких различных врагов, внешних и внутренних, во время правления Галлиена, силы, которые могли бы быстро перемещаться с одного фронта на другой, оказались бы неоценимы. Кроме того, некоторые племена, такие как алеманны, считались отличными наездниками, и именно с алеманнами Галлиен сражался в Верхней Германии и Реции около 255 года, что является еще одной причиной, по которой создание мобильной кавалерии в то время казалось необходимым (Aurelius Victor De Caesaribus, 21.2).
Из–за растущего значения кавалерии для Империи генерал, который руководил войсками, обладал бы большим авторитетом. Зосим и Зонара рассказывают нам, что Галлиен выбрал Авреола командующим после того, как тот проявил себя в качестве слуги императорских конюшен, и он занимал эту должность до 267 года (Зосим 1.40; Зонара 12.25). Роль мобильной кавалерии стала для Авреола не менее значимой, а возможно даже более влиятельной, чем роль префекта претория.
Установлено, что Галлиен был ответственен за вывод кавалерии на передний план римской армии. Конные войска уже были развернуты и даже приобрели некоторую известность при предыдущих императорах, в частности, всадники у Максимина Фракийца, но только в правление Галлиена они составили, пожалуй, самый важный контингент римских войск. Однако Галлиен не был первым, кто использовал мобильные полевые силы: vexillationes использовались в дакийских войнах Траяна и маркоманнских войнах Марка Аврелия и были созданы Септимием Севером для его II Парфянского легиона. Эти мобильные полевые армии, казалось, выполняли ту же функцию’ что и кавалерийские силы Галлиена. Большинство современных историков (Де Блуа и Феррилл) относят мобильную кавалерию Галлиена к категории предыдущих мобильных полевых армий, по сути, к чрезвычайным силам ad hoc, но есть несколько явных различий между силами Галлиена и его предшественников.
Во время войн ранней Империи было обычной практикой собирать войска из одной провинции и временно перебрасывать их в другую, будь то для наступательных или оборонительных целей. Эти vexillationes действовали за пределами своих регулярных подразделений с намерением вернуться к ним в какой–то момент, и поэтому им не могли быть присвоены названия legio, ala или cohors (подразделения, приписанные к определенному району). Название, данное кавалерийскому корпусу Галлиена, было equites. Это название отличается от термина vexillatio, который обычно присваивается подразделению на короткий срок. По мнению Пэта Саутерна (ILS 569), датируемая правлением Клавдия Готского (268-270) надпись указывает на различие между временными отрядами и независимой кавалерией и подтверждает то, что кавалерийские войска не рассматривались как часть vexillatio.
Кавалерийские силы действовали отдельно от основных сил армии и имели свою независимую структуру командования, что является еще одним отличием от предыдущих vexillationes. Они были прикреплены к личной персоне императора во время его присутствия, что характерно как для постоянных comitatenses Диоклетиана и Константина. Кроме того, огромная важность мобильной кавалерии отличает ее от более ранних vexillationеs; Авреол, первый командующий, как упоминалось выше, занимал второе после Галлиена место у руля кавалерийских сил, а после него этот пост занимали Клавдий Готский и Аврелиан, которые использовали его как платформу для достижения императорской власти (Зосим 1.40; HА Аврелиан, 18.1).
Было высказано предположение, что у Галлиена не было намерений делать свое независимое мобильное кавалерийское подразделение постоянным, так как нет подтверждения присутствия кавалерии в Милане после 283 года, и, более того, кавалерийское подразделение было расформировано и передислоцировано в другие места. Де Блуа утверждает, что, поскольку к тому времени Галльская империя кончилась и больше не представляла угрозы, кавалерия была расформирована, как и любая другая вексилляция. Однако неподтверждение присутствия кавалерии в Милане могло просто означать, что она постоянно находились на поле боя с действующим императором (Саузерн). Частые военные кампании Проба (276-282) и Кара с его сыновьями (282-285) могли быть причиной отсутствия кавалерии в Милане. Кроме того, только потому, что самостоятельное кавалерийское подразделение не было размещено в Милане, не обязательно означает его полное расформирование.
Как обсуждалось ранее, эпиграфические свидетельства (ILS, 569) и отрывок из HA (Claudius 11.9) подтверждают, что кавалерия все еще использовалась при Клавдии Готском. Кроме того, Зосим упоминает кавалерию, использовавшуюся Клавдием, а также Аврелианом (270-275, Zos. 1.43.2 и 1.52.3). Отсутствие подтверждений не позволяет с уверенностью связать мобильную кавалерию Галлиена с более поздними комитатами, но это также не опровергает возможности такой связи. Учитывая важность, придаваемую кавалерийскому подразделению, и центральную роль, которую оно играло в армии Галлиена, маловероятно, что император не видел важности постоянных мобильных сил.
Многие современные ученые слишком охотно отвергают возможность того, что Галлиен рассматривал мобильную кавалерию как постоянное подразделение. Вероятно, что первоначально она была создана для решения чрезвычайных ситуаций вдоль Рейна, но учитывая ее первоначальные и дальнейшие успехи, зачем Галлиену планировать ее расформирование? В течение всего правления Галлиена Империя оставалась в состоянии постоянной войны, за исключением относительно мирного периода в 265-266 годах. Во многих случаях сразу несколько фронтов находились под угрозой, что делало независимую мобильную силу бесценной. Также очевидно, что его кавалерия использовалась его непосредственными преемниками и предвосхитила более поздние мобильные полевые армии, независимо от того, оставалось ли мобильное кавалерийское подразделение в постоянной дислокации после 283 года или нет. Независимо от намерений Галлиена, самостоятельное мобильное кавалерийское подразделение было важным стратегическим развертыванием; оно оказалось решающим для выживания Империи и использовалось его преемниками.
Размещение штаба мобильной кавалерии в Милане было еще одним стратегическим ходом для защиты на нескольких фронтах. База в северной Италии находилась в оптимальном положении для того, чтобы кавалерийские силы могли быстро достичь провинций на Дунае и Рейне, а также охранять альпийские перевалы от вторжения. Кроме того, и это, возможно, самое важное для Галлиена, после 259 года Милан был в состоянии защищать западные перевалы от войск Постума, который к тому времени успешно создал свою Галльскую империю.
Выбор Галлиеном Милана для штаб–квартиры мобильной кавалерии также может свидетельствовать о долгосрочном планировании. Некоторые современные исследователи рассматривают Милан не только как пограничный форпост, имеющий значение лишь до тех пор, пока Постум представлял угрозу. Если Галлиен действительно намеревался сделать свои мобильные кавалерийские силы постоянными, то выбор Милана в качестве штаб–квартиры имел другие обоснованные причины. Как упоминалось ранее, Милан занимал стратегическое положение в северной Италии, с относительно легким доступом к Рейну, Дунаю и Галлии. Милан также находился на плодородной местности, что (как отмечают Саутерн и Диксон) в сочетании с удобством получения и доставки товаров в центр города делало его идеальной базой для вооруженных сил, зависящих от лошадей. Следует отметить, что это остается фактом независимо от наличия или отсутствия угрозы со стороны Галлии. Важность Милана для Империи еще больше подтверждается проживанием там более поздних императоров. Тетрархи выбрали Милан в качестве одной из своих императорских резиденций, и Гонорий основал там свой двор в 4 веке. Милан, возможно, был центром власти империи Галлиена, возможно, не по его собственному выбору, а из–за стратегического значения этого города для обороны Империи.
Галлиен также принимал активное участие в разработке новых укреплений и стратегий обороны, а также заключал союзы, помогающие защищать многочисленные границы от возможных угроз. Наряду с Миланом, другие стратегические пункты, расположенные далеко за границами, также использовались в качестве перевалочных пунктов для римских войск. Алфёлди называет Аквилею и Верону другими пунктами в Италии, где были размещены мобильные подразделения; их дополняли Сирмий и Патавий в Паннонии, которые контролировали основные пути на юг от Дуная; Лихнида в Верхней Македонии охраняла Эгнатиевую дорогу через Балканский полуостров. Все вексилляционеры, дислоцированные в этих стратегических точках, делают упор на мобильность для защиты от нападений на границе. Эта система углубленной обороны была предназначена для сдерживания постоянных волн варварских захватчиков, угрожавших различным местам границы. В результате она стала основой римской стратегии, заменив старую жесткую систему пограничной обороны. Эта новая «эластичная» форма обороны закрепилась и доказала свою эффективность. Новые военные центры обычно включали монетные дворы и оружейные заводы, что делало их самодостаточными и, таким образом, облегчало желаемую мобильность находящихся поблизости войск. Галлиен проявил умение эффективно реагировать на чрезвычайные ситуации, с которыми он столкнулся. Эта гибкая форма обороны не была полностью новой стратегией, но она оказалась успешной в противостоянии постоянным вторжениям. Более того, эта стратегия предшествовала окончательной системе обороны, разработанной Константином.
Диоклетиан имел более благоприятные условия для реорганизации Империи, включая систему обороны на границах. Увеличение армии при тетрархах позволило Диоклетиану укрепить оборону, но Константин столкнулся с более сложной ситуацией и многочисленными угрозами Империи. Константин, столкнувшись с похожей у Галлиена ситуацией, восстановил гибкую систему обороны. Это подчеркивает эффективность глубокой обороны и влияние реформ Галлиена на Империю.
Во время правления Галлиена защита границ Империи становилась все сложнее из–за давления и угроз со стороны врагов. Чума, начавшаяся в 251 году, привела к сокращению численности военных сил Империи. В ответ Галлиен заключал союзы с другими способными командирами для защиты определенных границ. Это мало чем отличается от того, что пытался сделать Валериан, решая проблемы на Востоке, в то время как Галлиену было поручено защищать Запад, и эта политика также использовалась Марком Аврелием, когда он поручил Луцию Веру (161-166) справиться с угрозой Сирии в 161-162 годах. Это делегирование ответственности можно даже рассматривать в качестве предшественника системы тетрархов, которая официально закрепила разделение Империи между четырьмя императорами. Зосим сообщает, что Галлиен заключил союз с вождем германского племени около 256 года, чтобы помешать другим племенам перейти Рейн, но подробных условий этого конкретного союза практически не существует (Зосим 1.30). Однако два года спустя Галлиен заключил договор с Атталом, вождем маркоманнов, уступив ему часть Паннонии в обмен на его дочь Пипу, которая якобы стала его наложницей. Этот союз доказал, что у Галлиена хватало умения вести переговоры в своих интересах, и это соглашение значительно ослабило давление на римские войска в регионе. Тем не менее, это вызвало критику со стороны древних авторов, таких как Виктор, которые использовали «позорные» отношения между императором и наложницей, чтобы еще больше дискредитировать правление Галлиена (Виктор 33). Напротив, Виктор часто восхваляет императора Константина (306-337), который, кстати, достиг аналогичного соглашения с сарматами (334), в результате чего это племя вошло в состав Империи. Это демонстрирует очевидную предвзятость Виктора к Галлиену, которая будет более подробно рассмотрена в следующих главах.
Галлиен заключал подобные союзы и в других частях Империи: его соглашение с Оденатом Пальмирским предоставило последнему номинальное командование над Востоком. Хотя Оденат пользовался свободой правления на Востоке, он всегда подчеркивал свою преданность Риму. Этот конкретный союз оказался бы очень ценным для Галлиена, поскольку Оденат был весьма способным командиром. Возглавляя пальмирские войска, Оденат смог нанести сокрушительное поражение империи Сасанидов в 260 году, а затем начал собственное наступление на Персию в 262 году, отвоевав Месопотамию и Армению и вынудив персов отступить к Ктесифону, прежде чем они смогли дать ему отпор. Оденат также подавил восстания на Востоке, победив узурпаторов Каллиста и Квиета в 262 году. Макриан и его старший сын были в союзе с Каллистом и Квиетом, но были уничтожены Авреолом и мобильной кавалерией, в результате чего Галлиену пришлось пригласить Одената победить Каллиста и Квиета. Оденат принял предложение императора, успешно разгромил узурпаторов при Эмесе и был награжден Галлиеном титулом corrector totius orientis («защитник всего Востока»). За свои победы над Сапором и персами Оденат принял титул «Царь царей», который Поттер интерпретирует как прямой вызов другому обладателю этого титула, Сапору, и что также символизирует лояльность Риму.
Соглашение между Галлиеном и Оденатом принесло плоды; оно обеспечило безопасность Востока от имени Империи без необходимости Галлиену выводить какие–либо дополнительные войска с Запада. Когда Оденат был убит в 268 году, его титулы перешли к его сыну Вабаллату, но фактически новым правителем стала его жена Зенобия в качестве регента сына. Зенобия окажется проблемой для Империи, поскольку она боролась за независимость от Рима и попытается создать свою собственную империю, включающую Малую Азию, Египет, Сирию, Палестину, Аравию и Месопотамию. Из–за вторжения готов в 267 году Галлиену, однако, было не до нее, поэтому она была предоставлена самой себе до своего поражения от Аврелиана.
Галлиен осознавал ограниченность своей армии и был готов договориться, как в случае с Оденатом, чтобы обезопасить границы Империи. Однако его союз с Оденатом на Востоке сильно отличался от ситуации на Западе, где в 259 году узурпатор Постум создал свою собственную Галльскую империю. Галлиен будет воевать с бывшим губернатором Нижней Германии до конца своего правления. Постум смог сохранять свою Галльскую империю так долго, потому что и он, и Галлиен часто были заняты сражениями с германскими племенами. Когда Галлиен, наконец, начал кампанию против Постума в 265 году, он не смог устранить узурпатора, несмотря на первоначальный успех на поле боя, из–за ранения стрелой, когда он осаждал Постума в неназванном галльском городе (Зонара 12. 24). Важно отметить, что, хотя Галлиен хотел победить Постума и вновь присоединить раздробленную западную территорию, Постум никогда не угрожал вторжением в Италию, и поэтому Галлиен всегда рассматривал в качестве приоритета другие угрозы для Империи.
Реформы Галлиена в структуре военного командования и администрации провинций окажут глубокое влияние на армию и взаимоотношения между различными элитными группами, а его решения относительно Сената будут негативно отражены древними латинскими авторами, особенно теми писателями, которые близко представляли традиционную консервативную римскую сенаторскую традицию.
Возвышение всадников началось задолго до правления Галлиена; провинции были переданы в руки всадников еще при первом императоре Августе. Марк Аврелий назначал офицеров всадников на важные посты вроде прокуратора Дакии, когда сам сталкивался со многими из тех же проблем, что и Галлиен. Септимий Север продолжил тенденцию, назначив префекта всадников управлять северной провинцией Месопотамии, приобретенной во время его правления в 190‑х годах. Начиная с северанского периода число всадников, заменяющих губернаторов–сенаторов, увеличилось, и Галлиен воспринял эту модель. Аврелий Виктор, как известно, заявил, что Галлиен запретил эдиктом право сенаторов на военную карьеру; он утверждал, что из–за собственной лени император боялся, что императорская власть перейдет к лучшим представителям знати (Виктор, 33). Виктор, однако, единственный автор, упомянувший этот эдикт, так что, возможно, его на самом деле не существовало; он был не совсем неправ, когда говорил об исключении сенаторов из военных должностей, которые они занимали в прошлом, но мотив, который он приписывает Галлиену, иллюстрирует предвзятое отношение Виктора к императору, тем более что Сенат больше не был самой большой угрозой его трону. Более того, это разделение гражданской и военной власти будет продолжено преемниками Галлиена и полностью включено в политику Диоклетиана.
Высокие командные должности, которые класс всадников получил от Галлиена, не были прямым нападением на сенаторов, а скорее еще одним ответом на внешние и внутренние проблемы, с которыми столкнулась Империя. Многие сенаторы просто не обладали соответствующим военным опытом, которого требовал период хаоса. Военная карьера сенатора пошла на убыль еще до правления Галлиена. Всегда существовало значительное число сенаторов, которые не были заинтересованы в достижении военных или даже политических почестей, а скорее довольствовались сенаторским званием и престижем. Тем, кто стремился к большему, обычно приходилось чередовать административные и военные должности, чтобы получить почетную должность консула или даже командующего важными провинциями. Как указывает Саутерн, сенаторы ранней империи, которые стремились к этим целям, обычно совмещали гражданские должности со службой в армии в качестве трибунов, а затем легатов легиона, но эти должности были всего лишь ступеньками к лучшей политической карьере, и они не обязательно доставляли большой военный опыт.
Во время совместного правления Валериана и Галлиена впервые появляется титул протектора. Офицеры, получившие этот титул, были выходцами из разных подразделений и имели разный опыт работы, поэтому он не обозначал отдельную группу людей. Сенаторы были исключены из титула, но это неудивительно, поскольку это кажется чисто военной честью. Титул протектора также не обозначал ранг, но, возможно, отмечал людей как верных императору, служа общим знаком отличия. Была выдвинута гипотеза, что титул протектора присваивался офицерам конной армии, которые принадлежали к штабу мобильной армии и оказались в окружении Галлиена. Неудивительно, что Галлиен даровал этот почетный титул избранным офицерам в надежде приблизить их к себе. Во времена постоянных войн и узурпации лояльность армии и любой шанс заручиться этой лояльностью оказались бы бесценными. Более поздние достижения известных протекторов, таких как Петроний Тавр Волузиан, который продвинулся по службе в армии, получил титул протектора около 258 года и в конечном итоге стал префектом претория, показывают, что они переходили на более высокие должности. Ясно, что, когда Галлиен присваивал этот титул, он отмечал таких людей за блестящую карьеру. Это было еще одно нововведение, которому подражала поздняя империя. При Диоклетиане, который был командующим протекторов во время своего восшествия на престол, их корпус, по–видимому, взял на себя роль телохранителей императора, но состоял из младших офицеров и других людей, которые, как считалось, все еще могли в будущем подняться по служебной лестнице. Протекторы присутствуют и при Константине, они прикреплены к особе императора, и титул, похоже, все еще означает лояльность и надежду произвести будущих офицеров.
При Галлиене Империя находилась в состоянии постоянного на нее давления, и акцент на военном мастерстве был необходим. Отстранение сенаторов от военного командования, включая исчезновение legati legionis (легаты легиона) и tribuni laticlavii (сенаторские трибуны), было решающим шагом для обеспечения того, чтобы имперские армии получили самых лучших командиров, представителей класса всадников, которые поднялись по служебной лестнице и доказали свою компетентность в бою. Галлиен, безусловно, предпринял шаги, чтобы убедиться, что большинство провинций и армий возглавлялись всадниками; однако те провинции, которые не были затронуты какой–либо военной угрозой или долгосрочными проблемами, такие как Африка и Азия, были оставлены в руках губернаторов–сенаторов. В Риме и Италии были также невоенные, но важные должности, которые продолжали принадлежать традиционной элите. Этот факт показывает, что Галлиен не пытался намеренно пренебречь Сенатом и не пытался слепо лишить его власти, скорее военные интересы Империи диктовали его политику.
В военной политике и администрировании Галлиена есть общая тема — реагирование на чрезвычайные ситуации. Хотя общепризнанно, что таким ответом была мобильная кавалерия, многие современные историки не учитывают возможность того, что Галлиен осознал ее ценность и сделал частью своей долгосрочной стратегии, однако, учитывая его военные успехи, кажется невероятным, что он отказался бы от таких сил. Невозможно доказать, что любая из других реформ была намеренно задумана как постоянная; тем не менее, они демонстрируют способность Галлиена быстро реагировать на любое количество сложных ситуаций и делать это компетентно. Его реформы почти всегда шли на пользу солдатам, и Галлиен значительно ускорил им социальный лифт, предоставив им больше должностей и более быстрые пути к ним. Высокопоставленные офицеры теперь пользовались социальным статусом, который, возможно, считался равным статусу сенатора, и в любом случае, людям скромного происхождения не нужно было избираться в Сенат, чтобы сделать успешную карьеру.
Антисенатский уклон, в котором обвиняли Галлиена латинские авторы, неточен. Сенат, безусловно, пострадал от некоторых его действий, но в этом не было вины ни Сената, ни Галлиена; эти меры были просто необходимы, чтобы обеспечить армию надежными и проверенными командирами для защиты Империи. Поскольку многие военные карьеры стали недоступны для сенаторской элиты, а многие военные стали способны достигать высоких целей без какой–либо гражданской карьеры, реформы Галлиена непреднамеренно привели к профессионализму и специализации армии. Хотя многие реформы Галлиена уходят корнями в предыдущие периоды, Галлиен предпринял много шагов, которые, если и не были прямо повторены его преемниками, то, безусловно, представляют собой важный подготовительный период к тому, чему предстояло произойти.

Глава 2. Галлиен и императорская власть

Концепция императорства Галлиена может быть изучена через изображения, развитие философии и искусств. Нумизматические свидетельства и портреты дополняют информацию о его правлении. В отличие от нехватки современных письменных источников за период 253-268 гг., нумизматика предоставляет множество свидетельств о Галлиене и его империи. Портретные скульптуры дают представление об имидже Галлиена, или, по крайней мере, о том, как он хотел, чтобы имидж этот воспринимался его народом. Возрождение философии и искусств при дворе Галлиена отражает его идеалы.
В первой части главы рассматриваются монеты и медальоны времен правления Галлиена. Полезно отметить различия в монетах, отчеканенных во время совместного правления Галлиена и Валериана по сравнению с периодом его единоличного правления. Начиная с 260 года императорские решения принимались исключительно Галлиеном, и мы видим преднамеренную попытку с его стороны отстраниться от управления своего отца. Следовательно, пытаясь дистанцироваться от Валериана, Галлиен положил конец гонениям своего отца на христиан, и в сочетании с изображениями на его монетах мы получаем представление о религиозной политике Галлиена и его духовных убеждениях.
Вторая часть этой главы связывает духовную философию Галлиена с культурным и художественным возрождением его двора. Плотин, греческий философ, сыграл центральную роль в филэллинских взглядах Галлиена на культуру. Эти культурные элементы были привиты Галлиеном и привели к тому, что современные историки назвали ‘галлиеновским ренессансом’. Вопрос о том, по праву ли это время называется ренессансом, широко обсуждался, но что важно, так это влияние, которое оно оказало на искусство того периода, особенно на портретные скульптуры Галлиена. Во время его правления искусство и философия совершили переход между классическим и постклассическим миром, который наложил свой отпечаток на более позднюю Империю. Изображения, будь то на монетах, медальонах или в скульптурах, обеспечивали средство связи императора с Империей, и на грани краха было как никогда важно заверить людей в безопасности империи и заслугах их императора. Содействие возрождению философии и искусств при императорском дворе было еще одним способом, которым Галлиен продемонстрировал то, что, по его мнению, было необходимо для замечательного администрирования. Растущее чувство духовности, отображаемое на монетах и портретах, отражает отчаянное желание Галлиена связать себя с богами и распространять свое правление по божественному праву. Этот шаблон повлиял на стиль его преемников и более поздней империи.
Образы, проецируемые императором на своих подданных, отражают ценности его администрации и государства. Хедлунд утверждает, что общение с помощью образов было попыткой узаконить позиции солдатских императоров. Образы служили для передачи общих ценностей, таких как ссылки на армию и Рим. «Язык изображений», представленный на монетах, предназначался для распространения по всей Империи.
Хедлунд также поднимает вопрос о том, говорят ли монеты о реальности или об идеалах. Например, Галлиен в значительной степени зависел от своих кавалерийских сил и выпустил монету, обозначающую новообразованное подразделение (на реверсе изображена Конкордия на глобусе с патерой и рулем с надписью CONCORD EQVIT, «единство кавалерии»). Можно было бы интерпретировать это изображение как ссылку на тот факт, что Галлиен основывал свою власть на кавалерии, или для поддержания лояльности кавалерии; однако другие могли бы утверждать, что целью монеты было убедить Империю в том, что кавалерия поддерживала Галлиена. Было ли намерение монеты повлиять на общественное мнение или на реальность государства, все, что известно наверняка, это то, что в империи Галлиена кавалерия играла значительную роль. Точное содержание монет может быть трудно различить, но какими бы ни были изображения, они были выбраны специально и отражали ценности и/или группы, связанные с Империей в то время, когда они были отчеканены.

Последний нумизматический вопрос, который следует обсудить, заключается в том, кто на самом деле отвечал за выбор изображений? Было высказано предположение, что выбор изображений был сделан мастерами монетного двора либо в попытке установить связь с императором, либо в стремлении просто отчеканить те изображения, которые, по их мнению, лучше всего подходят для их покровителя. Эта точка зрения крайне маловероятна, особенно в период нестабильности, подобный периоду правления Галлиена. Изображения императора, нанесенные на монеты и медальоны, сыграли важную роль в том, как воспринимался император, и поэтому, вероятно, были бы, по крайней мере, выбраны по согласованию с императором. Геродиан, например, упоминает эпизод, когда Септимий Север (193-211), назвав Клавдия Альбина цезарем (193), приказал отчеканить изображение Альбина на монетах (Геродиан. 2.15.5). Рассказ Геродиана показывает, что император напрямую диктовал Сенату содержание следующих чеканящихся монет.
На самих монетах были изображения на лицевой и оборотной сторонах, состоящие из различных знаков отличия и надписей. Наиболее часто использовавшимся изображением был императорский портрет. Большая часть населения Империи никогда бы не увидела императора воочию, поэтому его портрет на монетах и скульптурах был единственным способом для людей познакомиться со своим правителем. Что еще более важно, по мере развития имперской эпохи портреты императора на монетах, как правило, фокусировались на роли императора, а не на императоре как личности, что достигалось с помощью изображения знаков императорской власти, таких как император, держащий скипетр или глобус и носящий корону.
Изображение на реверсе показано с немного большей художественной вольностью, и его целью было донести послание императора. Изображение использовалось в сочетании с портретом на лицевой стороне для обозначения власти императора: если бюст императора является символом центральной власти государства, то изображение на обратной стороне служит для того, чтобы показать, почему он занимает такое положение и заслуживает уважения, с подчеркиванием достоинства или дани уважения императору или особой связи с богами.
Надписи на лицевой и оборотной сторонах придают портрету ясность, а порой и глубину. Легенды монет представляют собой письменный текст императорских титулов, отражающих события, обычно политические, по всей Империи. Часто эти надписи представлены в сокращенной форме, чтобы влезать в монету или в медальоны. Все эти различные особенности создают чрезвычайно разнообразное количество комбинаций, с помощью которых император мог передать свое послание. Идеологическая важность монет как средства коммуникации становится очевидной благодаря неоднократному введению новых типов на протяжении всего правления императора, независимо от того, как долго он находился у власти. Значимость монет также очевидна, поскольку они были выпущены сразу после любых притязаний на власть, будь то от императора, узурпатора или вассального правителя, поэтому приоритетом было как можно скорее отобразить на монетах свою власть.
Подавляющее большинство монет и медальонов можно разделить на четыре основные категории: из 8000 монет в базе данных за третий век 22,5% относятся к военной области, 19,2% пропагандируют ‘золотой век’, 17,4% прославляют ‘добродетели’ и 21,8% представляют «приобщение к богам».
Самая большая категория — военная область, что неудивительно, если учесть хаотичные условия, с которыми Империя часто сталкивалась под постоянной угрозой войны. Следовательно, поскольку Галлиен правил, возможно, в разгар «кризиса», вполне естественно, что военные темы доминировали на большинстве и его монет. На протяжении всего его правления, 253-268 гг., монеты, подпадающие под категорию «военная область», составляли 26,5% от общего объема его чеканки (примерно 1154 монеты), что превышает норму, если рассматривать третье столетие в целом.
Монеты Галлиена дают нам один из лучших источников для анализа характера его политики, которая, как обсуждалось ранее, сосредоточена на армии. Монеты, отчеканенные для вооруженных сил, выполняли различные функции; в первую очередь монеты были платежным средством, и, прежде всего, император должен был регулярно выплачивать своим войскам компенсацию. Необходимость содержать солдат во время экономических потрясений привела к постоянному ухудшению качества чеканки монет, что было начато во времена династии Северов. Де Блуа отмечает, что это было проблемой для всех императоров третьего века, которые продолжали обесценивать валюту и совершать другие манипуляции, чтобы поддерживать выплаты армии на высоком уровне, но он обвиняет Галлиена в том, что он дал слабеющей денежной системе дополнительный толчок, который «погрузил всю систему в хаос раз и навсегда». Галлиен, конечно, ничего не сделал, чтобы уменьшить унаследованные им экономические трудности, но в разгар хаоса третьего века, когда Империя больше всего зависела от армии, у него не оставалось выбора.
Чтобы дополнительно гарантировать, что его войска получат причитающуюся им компенсацию, Галлиен учредил монетные дворы в районах, где были расположены его вооруженные силы, двумя примерами которых являются Милан и Лугдун (Лион). Это способствовало децентрализации имперского монетного двора, но служит еще одним примером преданности Галлиена своим войскам в виде оперативных выплат. Какой бы пагубной ни была финансовая политика Галлиена, он всего лишь продолжал заданную им тенденцию, которая была увековечена Кассием Дионом, когда он записал знаменитый совет, данный Септимием Севером (193-211) своим сыновьям: «живите в согласии, обогащайте солдат и презирайте всех остальных» (Cassius Dio 77.15.2).
Многочисленные монеты и медальоны времен правления Галлиена, посвященные военным, говорили об общей важности вооруженных сил, о лояльности и связи армии с Галлиеном, а также о заявленных или обещанных победах во имя Империи. В военной категории чаще всего монеты трех типов: FIDES MILITUM (верность армии), VICTORIA (E) AUG. (победа императора) и VIRTUS (воинская доблесть). Это распространенные надписи на наиболее важных военных монетах, но все три типа имеют дополнительные варианты названий к перечисленным.
Лояльность армии имела первостепенное значение, поскольку с течением третьего столетия она все больше приобретала власть создателя царей. Соответствующие нумизматические изображения изображали уважение между Галлиеном и его армией, в то же время информируя остальную часть Империи о том, что Галлиен пользовался поддержкой своих войск, что еще больше узаконивало его правление. Наиболее распространенным изображением, украшающим монеты с легендой Fides Militum, была Фидес (богиня верности), либо стоящая между двумя штандартами, либо держащая штандарт и скипетр, или трофеи.

Монеты и медальоны с легендой VICTORIA (E) AUG. обычно присутствует изображение Виктории (богини победы) с пальмовой или лавровой ветвью, а иногда и с пленниками у ее ног. Сообщение могло быть воспринято по–разному: либо как уведомление об успешной кампании, начатой Галлиеном, либо как успешная кампания, дарованная Галлиену Викторией (что означает, что Галлиен был у нее в фаворе), либо как обещание успешной кампании в будущем. Объявление о победах над вражескими войсками говорило о военной компетентности императора, а также о благосклонности богов. Некоторые современные историки намекают, что Галлиен сфабриковал некоторые победы, о которых заявлял на монетах, в пропагандистских целях, или чтобы он мог получить aurum coronarium (золотую корону), которая была призом, полагающимся ему после одержания военной победы, и таким образом обеспечивающим еще один способ взимания налогов. Однако, если эти победы были надуманными, это не может быть доказано, и тот факт, что он действительно руководил многочисленными успешными кампаниями, хорошо задокументирован. Послание от Империи с помощью этих монет призвано придать уверенности солдатам и народу. Уверенность в благополучии и успехе Империи в такое хаотичное время была важна для дальнейшей поддержки Галлиена.
Виртус была неотъемлемой добродетелью, которой должен был обладать любой римский император, и император, правивший в третьем веке, не мог добиться успеха без него. Наряду со своей связью с войной, virtus могла также обозначать действие или подвиги от имени государства. Кроме того, без virtus император не мог одержать победу и не был достоин ее. Чтобы пользоваться уважением и лояльностью как военных, так и подданных, император должен был демонстрировать виртус. VIRTUS на монете обычно сопровождалась изображениями кампании, такими как император в вооружении верхом на лошади, или Геркулес, одетый как солдат. Фрагмент из «Продолжателя Диона» рассказывает о случае, когда Галлиен доказал свою доблесть, вызвав Постума на поединок с целью уладить войну и избежать ненужного кровопролития среди солдат. Такие истории и изображения показали, что император обладал качествами, которые давали ему право на трон. Эти послания virtus демонстрировали компетентного лидера, что в середине третьего века имело первостепенное значение.
Помимо трех основных типов военных монет, Галлиен был известен чеканкой большого количества монет в честь определенных легионов. Серия легионерских монет, в которой было представлено шестьдесят типов монет, была отчеканена между 257 и 259 годами. Одна из гипотез для этой серии состоит в том, что она посвящена реальным победам; Де Блуа, однако, высказывает мнение, что это была просто очередная попытка Галлиена пропиарить свою связь с солдатами, привязывая их к себе с целью обеспечить их постоянную лояльность и поддержку. Это был необходимый маневр, особенно после пленения Валериана, когда лояльность солдата была жизненно важна для власти Галлиена. Присвоение названия конкретным легионам представляет связь между императором и солдатами на более личном уровне и, предположительно, укрепляет связь между ними. Существует множество примеров легионерской серии, включая отчеканенную в Милане монету с изображением летящего пегаса, которая еще больше подчеркивает тесную связь Галлиена с мобильной кавалерией.
Категория монет «saeculum aureum» несла важное послание империи. Представления о том, чем именно характеризовался Золотой век, различались у авторов, писавших о нем до или во времена Августа, например у Вергилия, и у тех, кто писал гораздо позже, например у Кориппа (VI в.). Однако в целом он рассматривался как время мира и процветания империи. Saeculum также интерпретируется по–разному, но часто считается «поколением» от тридцати до ста лет. Однако к третьему веку оно чаще всего совпадало с эпохой или династией. Это объясняет, почему почти каждый император в третьем веке отмечал на своих монетах золотой век. Хотя очевидно, что условия Империи были далеки от идеальных, эта пропаганда должна была отражать усилия скрыть реальность с ее серьезными проблемами. Август провел Столетние игры в 17 году до н. э., знаменуя свой золотой век; Филипп Араб поддержал традицию, когда в 247 году он объединил Столетние игры с празднованием тысячелетия основания Рима. В Антиохии была отчеканена монета с надписью Saeculares Aug., что, возможно, означало, что Галлиен планировал проводить свои собственные Столетние игры, хотя нет никаких дополнительных свидетельств того, что он действительно удосужился это сделать.
Галлиену приходилось продолжать заверять свой народ, что он в конечном итоге установит pax (мир). Провозглашая наступление ‘золотого века’, Галлиен не только давал понять, что его военные кампании будут успешными, но и намеренно намекал на связь с прошлыми славными годами Августа, Адриана и Марка Аврелия. Мир и процветание, которыми Рим наслаждался во время «золотого века» Августа, всегда были эталоном для императоров, которые следовали за ним в имперскую эпоху, и Галлиен ничем не отличался в попытках достичь такого же уровня достижений для своего собственного правления. Возможно, Галлиен отчаянно пытался напомнить своему народу о том, за что он боролся во имя государства: процветание и мирное время в сильном контрасте с нынешней ситуацией в Риме.
Галлиен пытался рекламировать свои личные заслуги с помощью монет ‘добродетели’. Опять же, эту практику он разделял со своими предшественниками, хотя у Галлиена, возможно, была более веская причина прославлять качества, которые сделали его достойным быть императором. Достигнув своего положения благодаря династическому наследованию, Галлиену нужно было показать народу, что он заслуживает трона своими собственными заслугами, что помогло бы ему дистанцироваться от позорного пленения его отца. Добродетели были постоянным атрибутом императорской чеканки и медальонов, и хотя некоторые полагают, что их изображение, возможно, первоначально произошло от подаренного Сенатом Августу щита, провозглашающего мужество, милосердие, справедливость и благочестие, определенного канона добродетелей, похоже, не существует, но есть несколько, которые традиционно прославляются императорами. Среди добродетелей, которые пропагандировал Галлиен, были вышеупомянутые virtus, а также pietas (долг), clementia (милосердие), iustitia (справедливость), aequitas (честность), liberalitas (великодушие), providentia (предусмотрительность) и indulgentia (терпимость). Претендуя в основном на традиционные добродетели, Галлиен пытался подтвердить свое законное правление, а также уподобить себя более ранним императорам, а именно Августу. Эти монеты также можно рассматривать как еще один способ убедить своих подданных в том, что он способен их защитить; компетентный император демонстрировал не только военную доблесть, но и все достоинства, которых требовал титул.
После ‘военного представительства’ второй по величине категорией монет за все время правления Галлиена была ‘ассоциация с богами’. Представление себя богом, героем, спасителем или посредником, через которого божественная сила принесла мир и процветание, было стандартной частью пропаганды среди императоров. Геркулес — единственный бог, к которому Галлиен испытывает особую симпатию, и много раз он изображался в облике Геркулеса, однажды с гривой немейского льва. Геркулес был образцом для Марка Аврелия и Коммода, а также был популярен среди Северов, и Галлиен возродил эту традицию в 261-262 и снова в 265 годах. Похоже, что с 235 года Геркулес впал в немилость у императоров, и это намеренное возрождение Галлиеном было не только очередной попыткой установить связь с прошлыми императорами, но, вероятно, пропагандой, направленной против солдат Галлии, где Геркулес был особенно популярен из–за его легендарных способностей храброго воина, главного атрибута, востребованного среди галлов (Тацит, Германия 9.1). Возможно, это также была уловка, чтобы достучаться до солдат Постума в ‘Галльской империи’. Геракл был героем, который выполнял отважные задачи на благо других, и поэтому, изображая себя полубогом, Галлиен представлял себя искупителем римского мира.
Помимо традиционных богов, Галлиен отождествлял себя с Genius populi Romani, древним богом–покровителем Рима, который поддерживал римлян во времена опасности. Одна подобная монета была отчеканена в 265/6 году и может представлять попытку Галлиена восстановить свои отношения с городом и еще больше узаконить свое правление, изображая, что он должен защищать свой народ перед лицом любой опасности. Еще более уникальной была серия Gallienae Augustae, отчеканенная в Риме во время его единоличного правления. Эта серия была резким исключением из нормы, поскольку на аверсе был изображен портрет Галлиена с женскими чертами лица. Эта причудливая монета была попыткой Галлиена привлечь внимание своих восточных провинций. Женская богиня, которую он изображает, — это Аллат, которая считалась дарительницей мира и защитницей прав на убежище и мстительницей за своих почитателей в регионе Пальмира. Это была пропаганда, направленная на сирийский мир, где Аллат в образе Галлиена даровала победу Оденату. Поскольку Оденат был царем–вассалом Римской империи, следовательно, монета также является символом Аллат, дарующей победу Галлиену. Возможно, эта монета также была попыткой Галлиена заявить о своих особых отношениях с богами, показывая, что он вышел за пределы пола, и в нем мог проявляться любой пол божеств.
Взгляд на различия между монетами, отчеканенными во время совместного правления Галлиена с его отцом, и монетами его единоличного правления может дать нам представление о личной идеологии Галлиена, поскольку мы не можем быть уверены, какое влияние оказал Валериан. После 260 г. категория военного представительства уменьшается и становится второй по численности категорией после ‘ассоциации с богами’. На военных монетах по–прежнему преобладала символика победы, но произошел сдвиг от конкретных побед к одной общей победе в целом. Вероятно, это потому, что Галлиен одержал больше побед в течение первых семи лет своего правления с отцом, хотя некоторые из них все еще были у него во время его единоличного правления. Что еще более важно, после катастрофы с пленением его отца в 260 году и последовавшего за этим хаоса первостепенной задачей стало восстановление лояльности его армии. Было важно провозгласить победу как общую концепцию, которая завоевала доверие Империи, а также отражала эффективность руководства Галлиена, что, в свою очередь, могло также укрепить лояльность легионов.
Тип saeculum aureum продолжал оставаться одной из четырех основных категорий после 260 года; однако во время своего единоличного правления Галлиен выпустил гораздо более широкий ассортимент монет, намекающих на Золотой век. Кроме того, было выпущено больше ссылок на libertas Галлиена, включая серию с OB перед легендами, например, OB REDDIT LIBERT (о возвращении свободы). Считается, что эта форма является намеренной отсылкой к Августу, который был первым, кто использовал такую легенду. После пленения Валериана количество угроз Империи, внешних и внутренних, быстро возросло, что сделало обещание мира и безмятежности Золотого века еще более важным для передачи Империи. Категория ‘добродетели’ также сохраняла важность после перехода Галлиена к единоличному императору.
Виртус по–прежнему была доминирующей добродетелью, как и ожидалось от солдата–императора, но после того, как Галлиен стал единоличным императором, он добавил к своим монетам еще три добродетели, indulgentia, clementia и pudicitia, увеличив их с пяти до восьми. Опять же, поскольку Галлиен столкнулся с потенциально катастрофическими последствиями пленения своего отца, ему отчаянно нужно было напомнить людям о своих качествах праведного правителя, и он попытался сделать это, приписав своей персоне еще больше достоинств.
Наконец, категория ‘объединения с богами’ сместилась по важности с совместного правления на единоличное. В него включено наибольшее количество монет времен единоличного правления Галлиена, составляющее 24,1% от общего количества. Эти ‘религиозные’ типы монет также приветствуют появление еще десяти римских божеств; Нептун, Минерва, Либер, Эскулап, Серапис, Геркулес, Меркурий, Янус и Вулкан присоединяются к божествам, изображенным на монетах во время совместного правления, более чем удваивая их число. В то время как Галлиен пытался справиться с рядом проблем во время своего единоличного правления, он, очевидно, пытался задействовать на своих монетах весь римский пантеон. Одиннадцать божеств теперь фигурируют как хранители (защитники императора), в отличие от всего лишь двух до 260 года. Многие из этих хранителей принадлежат к ‘звериной серии’, выпущенной в 267/8 году. На этих монетах изображены всевозможные боги в сопровождении символических животных, а время их чеканки совпало с очередным периодом многочисленных угроз трону Галлиена от варварских вторжений в Грецию и на Балканы, захвата Зенобией контроля над Пальмирой и узурпации Авреола. ‘Звериная серия’ и провозглашение такого количества богов, защищающих Галлиена, вероятно, были попыткой одновременно произвести впечатление и успокоить все его войска, которые выбрали отдельных божеств для молитв и жертвоприношений.
Наряду с расширением выпуска монет Галлиен предпринял попытку установить связь со своими армиями на Востоке и вдоль границы по Дунаю, идентифицируя себя с Солом, популярным богом солнца в восточных армиях, а также с помощью своего трансгендерного портрета в облике богини Аллат. Этот переход многое говорит нам о Галлиене и его религиозных взглядах; он, безусловно, знал о других богах, которым поклонялись по всей Империи, и открыто пытался ассоциироваться с ними, а также с традиционными римскими богами. С помощью этих монет он пытался установить связь со всеми возможными божествами, какими только мог, и тем самым попытаться установить связь с каждым человеком в Империи.
Изменения в основных категориях монет, возможно, были вызваны изменившимся имперским ландшафтом, с которым Галлиен теперь столкнулся в качестве единоличного правителя, но, что более важно, они символизировали отчаянную необходимость Галлиена дистанцироваться от наследия своего отца. Сообщение через монеты о том, что он пользовался поддержкой богов, возможно, было способом Галлиена отказаться от титула, просто переданного ему от отца, и сделать его титулом, присвоенным ему божественным промыслом, что предвещает практику более поздних императоров, в частности Константина. Пытаясь найти религиозную основу для своего императорства с помощью чеканки монет, Галлиен добивался признания своего императорства, достигнутого милостью богов, точно так же, как Константин получил свой трон с помощью Христа.
Из монет, отчеканенных во время его правления, видно, что Галлиен пытался придать своему правлению религиозную основу, апеллируя к широкому кругу божеств, которым поклонялись по всей Империи. Хотя его поклонение уходило корнями в традиционный греко–римский пантеон, Галлиен не чурался ассоциировать себя с любыми богами или богинями, которые были популярны в любом регионе его империи, например, в случае с ранее рассмотренными монетами с изображением Аллат и Сола, и его причастностью к мистическим религиям. Кроме того, Галлиен принял меры, которые способствовали распространению христианства по всей Империи, отменив указ о преследовании, изданный его отцом Валерианом. Это изменение судьбы христиан совпадает с новой зарождающейся в Империи духовностью, которая проявляется не только в чеканке монет в период единоличного правления Галлиена, но и в искусстве и культуре, которые он поощрял при своем дворе.
В начале своего правления Валериан, по–видимому, был слишком занят восстаниями на Востоке и на Дунае, чтобы уделять много внимания христианам. Однако в 257 году он издал свой первый эдикт, который ввел политику преследований. Этот первый эдикт, как мы знаем из трудов христианских авторов Киприана и Евсевия, был адресован духовенству и предписывал им участвовать в жертвоприношении римским богам. Невыполнение этого требования приведет к изгнанию, как, по сообщениям, произошло с Киприаном Карфагенским и Дионисием Александрийским. Эдикт от 257 года также запрещал христианам проводить собрания и посещать свои кладбища. Второй эдикт, который лучше называть рескриптом первого, последовал год спустя и был гораздо более суровым: в нем содержался призыв к конфискации имущества и даже казни всех тех, кто не подчинился, а также тех, кто ранее признался, но взялся за прежнее. Предыдущие эдикты, такие как изданный Децием в 249 году, негативно влияли на последователей христианства, но конкретно христиан не упоминали. Валериан стал первым со времен Нерона инициатором прямого нападения на христианскую церковь со стороны императорской власти.
Причина преследования христиан Валерианом неясна; Алфёлди предполагает, что император перевел на них стрелки как на виновных во всех траблах; было также высказано предположение, что эдикт был нацелен на собственность имущих христиан, поскольку Валериан остро нуждался в деньгах и выбрал конфискацию христианского богатства в качестве средства решения своих финансовых проблем. Однако, если преследование христиан было выгодно Империи, было бы разумно полагать, что Галлиен, который не был христианином, также увидел бы выгоду в продолжении религиозной политики своего отца, вместо того чтобы менять ее. Третье объяснение мотивов Валериана заключается в том, что его преследование было просто политикой, направленной на то, чтобы помешать христианам попирать традиционных богов. Эта строго религиозная интерпретация приемлема, учитывая тяжелую ситуацию, в которой находилась Римская империя во второй половине 250‑х годов. Кроме того, это имело бы смысл в первом эдикте, который, согласно письмам Евсевия, предписывал христианам публично поклоняться традиционным богам, причем наказанием за неповиновение было изгнание. Только после того, как первый эдикт был в значительной степени проигнорирован и Валериан получал жалобы от сената, который, возможно, рассматривал неповиновение христиан как невыполнение гражданского долга, он издал следующий рескрипт, предусматривавший гораздо более суровые наказания. Какими бы ни были мотивы Валериана, преследование закончилось его пленением на Востоке.
Действия Галлиена по отношению к христианской церкви во многом способствовали распространению религии по всей Империи, но сам он ни в коем случае не был христианином. Кроме того, Галлиен, безусловно, мог бы использовать другой источник дохода для финансирования бесконечных войн, которые велись во время его единоличного правления. Если Галлиену так же срочно, как и его отцу, требовалась дополнительная финансовая помощь, а он не был христианином, то почему он отменил указ отца?
Как упоминалось ранее, затруднительное положение, вызванное пленением его отца Сасанидами, сделало для Галлиена первоочередной задачей дистанцироваться от правления Валериана, и частичный разрыв с политикой отца мог бы помочь в этом отношении. Считается, что Галлиен положил конец гонениям на христиан около 260 года, что означает, что он, не теряя времени, предпринял эту меру после получения единоличного правления Империей. Это совпадает с внезапной сменой чеканки, начавшейся с его единоличного правления; Галлиен подчеркивал свою индивидуальность и прилагал очевидные усилия, чтобы отделить себя от памяти о своем отце. Более того, поскольку единоличное правление Галлиена продолжалось, он без колебаний включал богов из других религий в пределах Империи, особенно в провинциях, где часто происходили боевые действия. Возможно, он и не поклонялся христианскому богу, но все же считал более безопасным избегать риска навлечь на себя гнев христианского бога, одновременно завоевывая расположение христианского населения Империи и в то же время избавляя себя от ненужных усилий и затрат на приведение в исполнение эдикта своего отца.
Другая теория о снисходительности Галлиена к христианам связана с его собственными духовными взглядами; Галлиен и его жена Салонина были известными сторонниками неоплатонической философии и покровителями философа–неоплатоника Плотина.
Плотин был воспитан в греческой традиции и его образование и мышление были основаны на ней. Его интеллектуальные взгляды привлекли единомышленников Галлиена, ценивших эллинскую культуру, искусство и философию. Современные ученые утверждают, что Плотин боролся с христианством, но нет записей о его прямом нападении на христиан. Напротив, кажется, что Плотин был весьма равнодушен к христианству и презирал организованное поклонение и жертвоприношения. Многие взгляды Плотина были схожи с христианскими, включая метафизический идеализм, спиритуализм и трезвый мистицизм. Философия Плотина была основана на связи всего существующего и стремлении найти единство внутри себя. Его метафизическая доктрина была основана на тройственной иерархии: Единое (или Благо), Интеллект и Душа. Плотин считал, что если жить нравственной жизнью, мы можем заглянуть внутрь себя и объединиться с Единым.
Если Галлиен был сторонником учения Плотина, то вполне возможно, что он проявлял такое же безразличие к христианским методам, которого, по–видимому, придерживался Плотин. Более того, влияние Плотина, возможно, также непосредственно привело к прекращению преследований христиан из–за его презрения к организованным богослужениям, что противоречило эдикту Валериана, поскольку тот предписывал христианам участвовать в организованном поклонении традиционным богам.
Плотин и его неоплатоническая философия охватывали нечто большее, чем просто религиозные взгляды, и его влияние, возможно, сыграло определенную роль в вступлении Империи в новую эру духовного искусства и культуры, период, который был назван «галлиеновским Ренессансом».
Галлиен всегда проявлял склонность к греческой культуре и искусству, возможно, потому, что, в отличие от других солдатских императоров, он происходил из сенаторов и был хорошо образован. Он был покровителем искусств и искусным поэтом и оратором, что признали даже латинские авторы, которые дискредитировали его правление. В своих изображениях он тянулся к великим императорами прошлого и подражал им. Так, скульптура в Берлине является прекрасным примером того, как Галлиен продолжает традицию портретов Августа и Адриана; у нее гладкое овальное лицо, сужающееся к подбородку (основано на модели Августа), и более пышная пластиковая борода, непохожая на те, что были популярны в третьем веке, но напоминающая модель Адриана. В начале единоличного правления Галлиена в его портретах заметен небольшой сдвиг, как, например, в изображении, найденном на Римском форуме: форма головы по–прежнему августовская, и Галлиен по–прежнему носит адрианову бороду, но теперь у него длинные змеевидные локоны, более философский вид, который предпочитал Марк Аврелий. Несмотря на то, что этот портрет создан под влиянием классицизма, в нем уже преобладают более плоские абстрактные формы, а пластический натурализм уступает место духовному стилю, примером которого являются устремленные ввысь глаза Галлиена, возможно, общающиеся с небесами. Наконец, мы видим переход от классического стиля к позднеклассическому в колоссальной портретной скульптуре в Копенгагене конца правления Галлиена, новом стиле, который делает акцент на внутренней красоте вместо внешней. Пластический реализм ушел, его заменила абстрактная работа, возможно, не столько портрет человека, сколько идеальный портрет. Лицо имеет совершенный овал, с большими глазами, устремленными вдаль, как окно в душу. Этот стиль воспроизведен и в колоссальной статуе Константина, изготовленной около 315-330 гг.
Переход к формам искусства, которые станут заметными в четвертом веке, также можно увидеть в современных рельефах на саркофагах, которые претерпели изменения в тематике, а также в стиле. Такие сюжеты, как битва и охота, уступают место более мирным изображениям, как это видно на «саркофаге философа» времен единоличного правления Галлиена. Даже в этих рельефах очевиден переход от классических черт эпохи Августа к абстрактным, фронтальным и духовным характеристикам его позднего правления.
Галлиен хотел связать себя с великими императорами древности и любыми другими возможными способами, даже был посвящен в элевсинские мистерии и избран архонтом Афин, как до него Август и Адриан. Плотин тоже стремился почтить былое величие, продолжая учение Платона, но его собственные идеи слились с платонизмом, и именно этот новый духовный взгляд поднял и мысль, и искусство на другой уровень. При дворе Галлиена расцвел неоплатонизм, который в следующем столетии окажет влияние на философию и христианство, точно так же, как новые стили искусства стали мостом между классическим и постклассическим течениями и предшественником абстрактного линейного стиля тетрархов и династии Константина.
Что касается строительных проектов, то известно, что во времена правления Галлиена не было построено ни одного крупного памятника, вероятно, из–за постоянного состояния войны, в котором находилась Империя, и потребностью в средствах для поддержки его верных солдат. Арка с двойной надписью, посвященная Галлиену и его жене Салонине между 260 и 268 годами, ранее была посвящена Августу, что является еще одним признаком попытки Галлиена связать себя с любимым им правлением Августа.
Изображения были для Галлиена способом донести свою концепцию императорства по всей Империи; эти изображения служили газетами того времени. На монетах, медальонах, портретных скульптурах и рельефах Галлиен мог провозглашать военные победы, взаимную верность своей армии, свои добродетели, поддержку богов и свои духовные идеологии. Нумизматические и скульптурные остатки являются наиболее красноречивыми свидетельствами того, что именно Галлиен считал чрезвычайно важным в любой момент своего правления.
Монеты, отчеканенные во время его правления, отражают хаотичную ситуацию, в которой находилась Империя. Как и следовало ожидать, акцент делается на военной тематике, а также на темах золотого века, добродетелей и общения с богами. Галлиен отчаянно пытался удержать Империю, несмотря на многочисленные угрозы его трону, которые усилились после пленения его отца. Начиная с начала его единоличного правления, происходит сдвиг между четырьмя основными темами монет и медальонов Галлиена. Они по–прежнему остаются четырьмя наиболее заметными темами; однако теперь, когда Галлиен принимал решения без своего отца, произошли важные изменения. ‘Военная тема’ важна как никогда, но теперь акцент делается на лояльности вооруженных сил в целом — налицо попытка Галлиена укрепить тесную связь со всеми своими войсками, а не с отдельными подразделениями, как ранее во время его совместного правления. Тема «Золотого века» будет присутствовать в более широком разнообразии, поскольку Галлиен возвестит о наступлении нового Золотого века и своей роли миротворца, одновременно связывая себя с Августом. Темы ‘общения с богами’ и ‘добродетелей’ тоже будут расширяться, поскольку Галлиен пытался придать своему правлению религиозную основу. Это был важный шаг Галлиена, поскольку он пытался дистанцироваться от позора своего отца. Заручившись поддержкой почти всего римского пантеона и приписав своей персоне еще больше добродетелей, Галлиен заявлял о своем правлении по божественному праву и узаконивал свое положение своими собственными качествами, что предвосхищает практику четвертого века, когда императоры все чаще претендовали на трон по милости Божьей.
Его попытка дистанцироваться от Валериана также привела к изменению судьбы христианской общины в Империи. Хотя Галлиен, вероятно, не заботился о наилучших интересах христиан, его желание размежеваться со своим отцом, возможно, в сочетании с влиянием Плотина, привело к прекращению преследований христиан, начатых Валерианом. Терпимость Галлиена на самом деле только вернула христиан туда, где они были до эдиктов Валериана, но она изменила направление, в котором развивалось христианство в Империи, и положила начало примерно сорокалетнему периоду относительного мира для христиан, что значительно способствовало росту религии.
Собственные духовные и культурные взгляды Галлиена тесно связаны с неоплатоником Плотином. Галлиен получил ученое воспитание, поскольку родился в сенаторском сословии, а его уважение к Августу, Адриану и Марку Аврелию способствовало развитию его филэллинского характера, который он разделял с Плотином. Галлиен и Плотин разделяли любовь к учению Платона, а также к классическим формам искусства, прославляемым при дворах «добрых императоров», Галлиен даже сам был известным поэтом и оратором (НА VG 11.7). Точно так же, как философия Плотина была данью учению Платона, портретная скульптура и рельефы раннего правления Галлиена были данью пластическому, натуралистическому стилю раннего имперского периода, благодаря чему этот период был назван «галлиеновским ренессансом». Плотин, однако, не просто повторил учение Платона, но включил свои собственные взгляды и идеи, чтобы создать новую философию, которую теперь называют неоплатонизмом. Среди взглядов Плотина был акцент на внутренних качествах и концепциях, чувстве духовности, которое положило начало переходной фазе в искусстве, создаваемом по мере развития правления Галлиена. Художник сыграл важную роль в философии Плотина: видение художника было прекраснее природы, его искусство — возвышение, а не имитация духа. В отличие от раннего имперского стиля реализма, рельефы и портретные скульптуры теперь пытались передать дух фигуры более плоскими формами, что привело к ненатуралистичному, почти культовому виду. Этот этап является важным переходом в истории западного искусства, и его влияние можно увидеть в более поздней Тетрархии, а также в том, что он является предшественником средневекового христианского искусства.
Середина третьего века была отмечена чрезвычайными ситуациями, которые угрожали распадом Римской империи, и правление Галлиена было, пожалуй, самым бурным периодом из всех. Тем не менее, несмотря на трудности, с которыми сталкивалась его администрация, он придерживался своей концепции своего императорства. Римский народ нуждался в уверенности в безопасности своей империи и надежде на грядущее процветание. Галлиен знал, как важно заявлять о победах и военной доблести своих армий, поддержке богов и своих личных заслугах. Ему нужно было внушить доверие к своему руководству, чтобы обеспечить неизменную лояльность народа. Он также осознавал, что, несмотря на растущие угрозы его трону, возвращение культуры к его двору также было отличительной чертой хорошего императора, и, похоже, он настаивал на том, чтобы его правление было чем–то большим, чем просто непрерывная военная операция. Он был сторонником Плотина и его неоплатонизма, и духовность, которую передавала философия, была очевидна на монетах, рельефах и скульптурах времен правления Галлиена. Присутствие эллинской культуры и неоплатонической философии привело к переходному этапу в истории искусства, который будет воспринят более поздней империей и повлияет на христианское искусство в средневековый период. Галлиен всегда пытался вернуться в прошлое, к славным годам золотого века Империи, и при этом он также оставил свой собственный след, оказавший влияние на его преемников, которые постоянно строили на фундаменте, заложенном Галлиеном.

Глава 3. Галлиен как солдатский император

Третий век, включая период правления Галлиена, описывается в чрезмерно общих чертах. Период от падения династии Северов (235) до правления Диоклетиана (284) часто упоминается как «кризис», «крах и разрушение» или «эпоха солдатских императоров». Ученые спорят о точности термина «кризис», так как он охватывает значительный промежуток времени и разные регионы испытывали проблемы в разной степени, например, экономическая жизнь в Северной Африке продолжала процветать. Однако ученые единодушны в том, что Галлиен правил в худшие годы периода между Севером Александром и Диоклетианом. В экономическом, политическом, социальном и военном плане правление Галлиена можно считать периодом кризиса.
В первой части главы будет предпринята попытка кратко определить, что делает типичного «солдата–императора», и обсудить, подходит ли этот ярлык для Галлиена. Нет сомнений в том, что он был императором, который провел большую часть своей карьеры на фронте, но что, если вообще что–либо, отличает Галлиена от других императоров так называемого солдатско–императорского периода?
Во второй части этой главы будут рассмотрены достижения Галлиена как императора. Галлиен почти всегда известен тем, что правил в период «краха» третьего века, и поэтому его считали плохим императором, ответственным за шаткое положение Империи. Это особенно верно в работах современных латинских авторов, которые, озлобленные обращением Галлиена с Сенатом, целенаправленно искажали особенности его правления и, следовательно, недооценивали значение правления Галлиена. Хотя некоторые современные авторы работали над реабилитацией имени Галлиена, его роль в спасении Империи, а также его влияние на период «восстановления» и четвертый век не были освещены в той степени, в какой они того заслуживают. Предвзятое отношение к Галлиену в некоторых текстах уже обсуждалось, но, сравнивая его с другими ‘хорошими’ римскими императорами, как до, так и после его правления, я надеюсь показать, почему к Галлиену следовало относиться более благосклонно в тех же текстах, которые очернили его образ. Кроме того, я надеюсь продемонстрировать, что даже сейчас значение правления Галлиена недооценивается.
Пытаться найти все сходства между личностями, претендовавшими на трон в период правления солдат–императоров, нереально. Более шестидесяти человек претендовали на трон, как «законные» (признанные Сенатом), так и как «претенденты». Даже провести различие между узурпаторами и претендентами достаточно сложно: когда генерал был провозглашен своей армией, это не обязательно означало, что Сенат поддержал его, но если он выйдет победителем из неизбежной гражданской войны, у Сената не будет иного выбора, кроме как признать его после этого. В случае Максимина Фракийца, первого из императоров–солдат, Сенат поощрял восстание против него даже после узаконения его правления, а затем продолжил называть его врагом государства и узаконивать двух других кандидатов, пока Максимин все еще был у власти. Однако есть несколько ключевых характеристик типичного солдата–императора, которые разделяют большинство в этот период.
Первая общая черта почти всех императоров и узурпаторов заключается в том, что их побудила заявить права на трон армия. Армия в значительной степени определяла ход событий в третьем веке: она создавала императоров. Узурпация могла произойти по нескольким различным сценариям: если император проиграл битву; если он умер, а преемника не было или он считался слабым; или если войска на определенной границе чувствовали пренебрежение из–за длительного отсутствия императора и оказывали доверие одному из своих генералов, как более способному. Иногда генерал вел свою армию к великой победе, и этим проявлением военной компетентности его войска побуждали его бороться за трон, что также могло увеличить их шансы на благосклонность и финансовую выгоду. Даже простого заговора с целью убийства, организованного несколькими амбициозными солдатами, было достаточно, чтобы свергнуть императора и продолжить порочный круг, в котором оказалась римская администрация в третьем веке.
Путь Галлиена к трону был иным; он получил свою власть от Сената по просьбе своего отца, прежде чем завоевал доверие солдат. Галлиен был возведен в ранг Августа в 253 году и сразу получил задание защищать западную половину Империи. В период правления императоров–солдат несколько раз предпринимались попытки основать династии, но ни разу успешно до Валериана. Максимин Фракиец, Гордиан I (238), Филипп Араб (244-249), Деций (249-251), Требониан Галл (251-253) и Кар (282-283) пытались основать, назначив своих сыновей Августами или Цезарями, но ни один из их сыновей не прожил больше года после смерти отца, за исключением сына Кара, Карина. Попытку Валериана создать династию можно считать сравнительно успешной, поскольку Галлиен не только правил после него много лет, но и его правление было более продолжительным, чем у Валериана, чье собственное, около семи лет, было намного дольше среднего срока правления за этот период. Галлиен назначил двух своих сыновей цезарями, но оба погибли от рук узурпаторов еще в его правление.
Когда генералов поощряли претендовать на трон их собственные солдаты, было ясно, что те продемонстрировали военную доблесть. Не годится избирать недостойного лидера, зная, что война, будь то гражданская или внешняя, неизбежна. Предполагалось, что император лично возглавит армию во время кампании, что было новым аспектом третьего века: некоторые императоры предыдущих двух столетий присутствовали при сражениях, но это было не совсем обычным делом и от них этого не ожидали. Даже если они шли в поход с армией, они обычно уступали управление способному генералу. Антоний Пий (138-161), например, признан великим императором, но он занимал трон более двадцати лет, ни разу не покинув Италию, и поэтому он никогда не был принужден возглавлять армию во время беспорядков. Солдатские же императоры должны были не только сражаться, но и добиваться успеха. Галлиен получил свой трон не по заявке солдат, но он, безусловно, доказал свою храбрость, руководя армией на протяжении всего своего правления.
Второй общей чертой типичных солдат–императоров было то, что они обычно происходили из скромных провинциальных семей. По мере того как шел третий век, выходцы из сенаторских семей занимали трон все реже и реже. Это было результатом того, что легионы удерживали большую часть власти в Империи, и этот процесс также был ускорен собственными реформами Галлиена. Когда он начал отдавать все военные должности всадникам вместо сенаторов, это ознаменовало разделение военных и гражданских обязанностей между губернаторами провинций. Он также облегчил людям скромного происхождения продвижение в высшие эшелоны армии, вот почему мы видим череду иллирийских императоров (Иллирия один из наиболее ‘деревенских’ пограничных регионов Империи), унаследовавших трон после смерти Галлиена. Галлиену нужны были способные люди во главе его войск в разгар хронических бедствий, с которыми он сталкивался. В таком случае, по иронии судьбы, сам Галлиен происходил из знатной сенаторской семьи, видя, что его реформы в конечном итоге лишили сенаторов того, что раньше было важными военными должностями для продвижения по карьерной лестнице. Это предполагаемое оскорбление сенаторского достоинства также является главной причиной ненависти, которую латинские авторы выражали по отношению к карьере Галлиена.
Родившись в семье сенатора, Галлиен также имел преимущество в виде хорошего образования. Типичное образование римского аристократа включало уроки латинской грамматики, греческого языка и литературы, права, риторики и философии. Вероятно, именно его образование впервые познакомило Галлиена с греческой культурой и философией, сторонником которых он впоследствии стал, поскольку он пытался выстроить свое правление по образцу правления Марка Аврелия и Адриана.
Третья характеристика типичного солдата–императора является побочным продуктом первых двух: императоры и претенденты почти всегда были генералами. Постоянная война и важность армии для положения императора и безопасности Империи означали, что солдаты–императоры должны были быть отличными генералами, и большинство из них никем другим не были. Возможно, именно из–за постоянных военных действий ни один император до Галлиена не вносил существенных изменений в армию, администрацию или экономику Империи, но можно утверждать, что Галлиен был более занят, чем все они, столкнувшись с большим количеством противников, чем любой император периода до него, и часто одновременно. Быстрая реорганизация армии Галлиена способствовала созданию мобильной системы обороны, которая могла противостоять неоднократным нападениям и восстаниям, происходившим по всей огромной Империи. В сочетании с его острым взглядом на способных полководцев и осознанием того, что союзы были необходимостью, он не позволил Римской империи рухнуть, что считалось «…одним из чудес истории» (Грант). Его усилия по улучшению своего двора распространялись и на сферу культуры (обсуждалось выше и в третьей главе), поскольку он поощрял искусство и позволил неоплатонизму занять центральное место в развитии. Аврелиан (270-275) также известен своими реформами, особенно в области экономики и управления, что делает этих двух императоров исключениями в этом отношении за весь период.
Четвертой характеристикой солдата–императора было типично короткое правление. Постоянная смена императоров привела к очень нестабильной администрации и порочному кругу, из которого Империя не выходила до правления Диоклетиана, когда его организация системы тетрархов придала некоторую стабильность процессу наследования. Из всех претендентов на трон в 235-284 годах современные ученые признают, что «законных» императоров было чуть более двадцати, и средняя продолжительность их правления составляла примерно 2,3 года, что является наименьшей средней продолжительностью правления за любой период со времен Августа. Возможно, это одно из самых замечательных отличий правления Галлиена. Это были не только впечатляющие пятнадцать лет, из них восемь в качестве единоличного императора, но и пришедшиеся на разгар ‘кризиса’, свидетельствующие о его способностях и устойчивости как императора.
Последней общей чертой типичных солдат–императоров был способ их смерти. Поскольку они были быстро подняты мечом, все они умерли от меча, и быстрая смена императоров была отличительной чертой периода солдатских императоров. Из всех императоров и претендентов только трое умерли естественной смертью. Гостилиан (251) и Клавдий Готский (270) оба погибли от чумы, находясь у власти, а в официальном сообщении о смерти Кара (283) говорилось, что в него ударила молния: однако это могло быть прикрытием, сфабрикованным одним из бенефициаров от его смерти. Остальные солдаты–императоры либо погибли в бою, либо были убиты собственными войсками еще до начала сражения, либо, как в случае с Валерианом, находясь в плену.
Галлиен не избежал той же участи; он был убит своими доверенными офицерами, осаждая узурпатора Авреола в Милане. Однако случай Галлиена является исключительным по сравнению с тем, что мы знаем из древних источников о других императорах, которые были убиты собственными войсками. Требониан Галл (251-253), Эмилиан (253), Квинтилл (270), Тацит (275-276), Флориан (276) и Проб (276-282), по–видимому, были убиты своими собственными людьми, которые были недовольны его руководством или просто подумали, что присоединиться к генералу противника — лучший вариант, чем сражаться за своего императора. Галлиен был убит, когда несколько человек организовали против него заговор, но вся армия была возмущена известием о кончине их любимого императора. Виктор сообщает, что Клавдий заставил Сенат обожествить Галлиена, но это, вероятно, ложное сообщение, сделанное в попытке представить Клавдия в выгодном свете, что Виктор и НА делают неоднократно. Возможно, что Галлиена обожествили, чтобы усмирить разъяренную армию, и Клавдий продолжил атаки на Авреола в знак того, что он намеревался продолжить политику Галлиена. Гнев, проявленный армией после известия о кончине их императора, и последующие действия, предпринятые для их умиротворения, показывают, что Галлиен был очень любим в своих войсках, даже после правления, наполненного беспрецедентным количеством восстаний и военных проблем. Продолжительность его правления сама по себе экстраординарна по сравнению с другими императорами за этот период и говорит о его способностях как императора. Галлиена помнят за то, что он был частью этой ‘военной анархии’ третьего века, когда для того, чтобы быть императором, требовалось также быть солдатом, и в этом качестве, учитывая количество военных испытаний, с которыми он столкнулся, он оказался более способным, чем многие другие «солдаты–императоры».
Ненадежность древних источников для этого периода является повторяющейся темой в этой работе. Материал для всей середине третьего века сомнителен, и биографии императоров часто окрашены либо в благоприятную, либо в неблагоприятную сторону, в зависимости от предпочтений автора, но в отношении Галлиена, в частности, они чрезмерно негативны. Латинские авторы искажают его эффективность как императора и намеренно пытаются найти недостатки в его характере с помощью искажений и измышлений. Некоторые современные ученые добились успехов в переоценке важности роли Галлиена в третьем веке, но все еще не могут признать значимость того, чего он смог достичь.
Три основных латинских источника за III век настроены по отношению к Галлиену особенно враждебно: Аврелий Виктор, Евтропий и особенно автор НА. Анализ негативной гиперболы в отношении Галлиена в их работах показывает, что Галлиен был не только гораздо лучшим императором, чем они предполагают, но и что у него были характеристики, которые сами авторы считали необходимыми для того, чтобы быть «хорошим» императором.
Общепринято, что все три вышеупомянутых латинских источника, среди прочих, скопировали один источник первой половины четвертого века, так называемую Kaisergeschichte (KG). KG — утерянный труд, но считается, что это был набор кратких императорских биографий, стилизованных под работу Евтропия. Кроме того, KG почти наверняка была написана кем–то из сенаторской аристократии, поэтому неудивительно, что в тексте на Галлиена распространялся несправедливый взгляд, который только еще больше преувеличивался латинскими авторами, использовавшими KG в качестве основы для своих собственных историй.
В НА неоднократно утверждается, что Галлиен применял чрезмерную жестокость, когда имел дело с узурпаторами и легионами, которые за ними шли (НА Gall. 6.8, 7.4; ТТ. 9.5, 10.1). Согласно древним источникам, жестокость — атрибут плохого императора, поэтому легко понять, почему НА обвиняла в ней Галлиена. Другие источники, однако, не фиксируют эти акты жестокости, а Зонара и Аммиан Марцеллин утверждают обратное, а именно, что Галлиен проявлял милосердие даже к тем, кто этого не заслуживал: «[Галлиен] был целью многих подлинных заговоров мятежников … однако в некоторых случаях он наказывал за караемые смертной казнью преступления мягче, чем они того заслуживали» (Amm. Marc. XXI 16.10; Zon. XII.25).
Все три латинских автора обвиняют Галлиена в самопотворстве и бездеятельности. Обвинение, должно быть, взято из КG, но в чем заключались самопотворство, неясно. Евтропий говорит, что Галлиен «предавался всевозможной распущенности», а Виктор пошел дальше, заявив, что Галлиен водился с сутенерами и пьяницами, а также проводил слишком много времени со своей женой и Пипой, которую он взял в рамках сделки с маркоманнами в 258 году (Eutropius, 9.8; Vict. 33). Эти обвинения не встречаются у Зосима и Зонары, а Пипа (глава вторая), скорее всего, была заложницей, а не наложницей (Aurelius Victor De Caes. 138). Описание пороков Галлиена следует той же традиции, что и описание других «плохих» императоров, таких как Вер (161-169) и Нерон (HA Ver. 4.4; Tac. Ann. 12.25). Автор НА возражает против ораторских способностей Галлиена («Но одно дело, чего хотят от императора, и другое — от оратора или поэта»), однако, по словам того же автора, такая образованность была одной из тех вещей, которые сделали Марка Аврелия великим. Кроме того, когда Виктор говорит о достоинствах Септимия Севера, он упоминает его преданность ораторскому искусству и всем свободным искусствам (HA Gall. 11.9; HA Mar. Ant. 2; Vict. 20). Предвзятость авторов очевидна, поскольку ораторское мастерство является достоинством для любимого императора, в то время как для Галлиена это недостаток.
Все три латинских автора упоминают его лень или бездействие, и, учитывая, что Галлиен постоянно вел войны на границе в течение первых десяти лет своего правления, можно предположить, что они имели в виду единственные три года относительного мира, которые были предоставлены Галлиену (262-265). Их презрение могло исходить от императора, который находился в Риме в тот период, когда Оденат управлял Востоком, а Постум — Западом. Следует, однако, отметить, что Постум ни разу не предпринял попыток вторгнуться в Италию, пока удерживал Запад, по этой причине Галлиен всегда считал другие восстания по всей Империи важнее, чем борьбу с Постумом. Несмотря на то, что Галлиен не хотел разделения империи, Постум все еще защищал северную границу от имени Рима, и тем самым дал Галлиену повод хоть за одну область не волноваться. Оденат, с другой стороны, действовал от имени Галлиена, даже если на практике он придерживался автократии и демонстрировал непоколебимую лояльность римскому императору. Оденат был чрезвычайно полезен Галлиену в разгар военного кризиса, сражаясь не только с узурпаторами, но и добившись успеха против Сасанидов. Пальмира никогда не представляла угрозы Римской империи до смерти Одената, и Галлиен так и не удосужился разобраться с его преемником до своего убийства в том же году. Более того, в то время как Галлиен находился в Риме в течение этих нескольких мирных лет, вполне вероятно, что он давал своим людям отдохнуть после десяти лет непрерывных сражений, и, возможно, он пытался пополнить истощенную армию людскими ресурсами. Однако это военное бездействие длилось недолго, поскольку Галлиен снова выступил против Постума в 265 году.
Для автора НА обвинение в лени, возможно, касалось неспособности Галлиена спасти своего отца или отомстить за него. Как это обычно бывает с другими императорами в НА, автор пытается выставить Галлиена недостойным править, подчеркивая достоинства тех, кто его окружает, включая Валериана, Постума, Одената, Зенобию и даже некоторых претендентов. HA — единственный источник, в котором постоянно содержатся комплиментарные ссылки на Валериана, и он идет дальше, проецируя позор отца на сына за то, что тот его не спас. Бедствия 260 года, однако, не позволили Галлиену бежать спасать своего отца или отомстить за его смерть, не подвергнув риску остальную часть Империи, а после того, как боевые действия временно утихли в 262 году, было слишком поздно.
То, что преемник Галлиена выглядел лучше, несмотря на предполагаемые недостатки первого, возможно, было еще одной движущей силой предвзятого изображения Галлиена Виктором. Виктор писал во времена Констанция II, и лесть нынешнему императору, который, возможно, был покровителем Виктора или даже продвигал его во время своего правления, является красноречивым мотивом. Если бы преемник Галлиена Клавдий II выглядел более компетентным, это хорошо отразилось бы на Констанции II, который считал Клавдия II своим предком. Виктор даже зашел настолько далеко, что исключил Клавдия из заговора с целью убийства Галлиена, хотя и Зосим, и Зонара считают Клавдия ключевым участником заговора (Зонара 7.25. Зосим 1.40.2).
Многие слабости, приписываемые Галлиену тремя латинскими авторами, кажутся необоснованными и могут быть расценены как сильно преувеличенные или чисто сфабрикованные. Невозможно с уверенностью сказать, соответствует ли какое–либо из утверждений этих авторов действительности, но портрет Галлиена, который они рисуют, противоречит всему, что мы знаем о большей части его правления. Факты правления Галлиена свидетельствуют о том, что он проявил многие из добродетелей, которыми должен был обладать «хороший» император. Для более близкого сравнения вернемся к Марку Аврелию, признанному античными авторами одним из лучших, если не лучшим из императоров. Среди качеств, которые сделали Марка Аврелия великим, были его благородство, любовь к философии и ее применение на практике, его военный склад ума, обширная образованность, правление вместе с братом и расцвет изящных искусств во время его царствования (Vict. 16). Аналогичным образом Евтропий отмечает благородное происхождение Марка, то, что он делил власть со своим братом, его преданность философии, его образование и его милосердие (Евтропий 7. 11-13). У HA есть много наград, которыми можно поощрить Марка Аврелия: среди них его преданность философии и культуре, его благородное происхождение, хорошее образование и доброта (HA Marc. Aur. 1-15).
Если убрать негативную гиперболу, которую эти латинские авторы используют при обсуждении Галлиена и его правления, остается большинство тех же добродетелей, которые сделали Марка Аврелия «хорошим» императором. Галлиен происходил из знатной семьи, он был хорошо образован, более чем способен на войне и был поклонником философии и культуры. Даже Аммиан Марцеллин, который не был сторонником Галлиена, засвидетельствовал его милосердие и доброту, как отмечалось выше. Правление двух императоров имеет больше общего: они оба имели дело с ‘варварскими’ племенами, которые оказались гораздо более способными, чем те, с которыми сталкивались их предшественники; они оба разделили власть с коллегой, которого пережили, и продолжали успешно править самостоятельно, и им обоим пришлось иметь дело со вспышкой чумы, что еще больше усложнило проблему нехватки военной силы.
Латинские авторы, писавшие во второй половине четвертого века, могли оглянуться назад на плохое состояние империи во время правления Галлиена и слишком легко возложить вину на императора, который «держал руль государства», но вполне возможно, что их изображение Галлиена значительно улучшилось, если бы они были беспристрастны в своих работах. Основное различие между Марком Аврелием и Галлиеном заключалось в их обращении с Сенатом; Марк, казалось, проявлял уважение к Сенату и сотрудничал с ним, в то время как Галлиен, казалось, оскорблял сенаторов, лишая их древних прав. Марку посчастливилось прийти к власти в период расцвета Римской империи, в то время как Галлиен занимал трон в ее самые темные времена. Однако, при их существовавшей ранее предвзятости, латинским авторам не составило труда сделать из Галлиена козла отпущения в ответ на его обращение с Сенатом. При сравнении и изучении их собственных определений «хорошего» императора становится очевидным, что Галлиен должен был заслужить свое место среди других способных императоров, таких как великий Марк Аврелий.
Современные историки многое сделали для исправления искаженного представления о Галлиене и его правлении, оставленного латинскими авторами и теми, кто принимал их взгляды. Де Блуа, отмечая влияние, которое реорганизация армии Галлиена оказала на удержание Империи от распада, возражает против применения термина ‘реформа’ к его стратегии. По его мнению, реформа должна была быть преднамеренным и продуманным процессом, и то, что сделал Галлиен, создав свое мобильное кавалерийское подразделение, свою стратегию углубленной обороны и милитаризацию правительства, было просто прагматичной реакцией на проблемы и простым шагом вперед в защите внутренних районов. Мысль о том, что реформы были реакционной мерой, приемлема, но вряд ли должна умалять то, чего достиг Галлиен; напротив, тот факт, что Галлиен смог придумать такой эффективный способ борьбы с хроническими восстаниями, не тратя времени на тщательное планирование, впечатляет еще больше. Реорганизация вооруженных сил и их командной структуры была спасительной милостью для Империи, находящейся на грани разрушения. Тот факт, что преемники Галлиена, которые рассматриваются как часть фазы ‘восстановления’ того периода, использовали и расширили его план, говорит об эффективности его стратегии и о долгу, в котором его преемники были перед ним.
Клавдий II и Аврелиан содержали отдельный кавалерийский отряд Галлиена, основу которого составляли далматинские и мавританские войска, которые, по словам Зосима, сыграли важную роль в том, что помогли Аврелиану окончательно победить Зенобию (Зосим 1.50.3-4). При Диоклетиане пытались сохранить роль независимых полевых войск с большим количеством кавалерии. Константин также продолжил развертывание полевой армии, которая отличалась от пограничных войск, и восстановил политику Галлиена по созданию гибкой системы глубокой обороны, при которой войска размещались во внутренних районах Империи, чтобы остановить волны вторжений и обеспечить быстрое перемещение в проблемные районы на границе.
Де Блуа описывает финансовое управление Галлиена как самый мрачный аспект его правления, и Галлиен, конечно, не способствовал ухудшению ситуации, в которой находилась экономика, но он унаследовал Империю, которая уже выживала за счет обесценивания монет, и у него было мало возможностей улучшить положение. Его правление ознаменовалось беспрецедентным ростом военных конфликтов, как внутренних, так и внешних, и единственным способом обеспечить поддержку солдат было платить им любыми возможными способами, а это означало ускорение обесценивания монет. Аврелиану было поручено попытаться реформировать финансовую политику Империи, но только при Тетрархии была достигнута некоторая стабилизация.
Де Блуа также приходит к выводу, что слабостью Галлиена была его неспособность увидеть потенциальную опасность предательства в предоставлении своим иллирийским генералам такой большой власти. Он также считает, что часть политики Галлиена по разделению гражданского и военного командования и смещению сенаторов с военных постов возникла из его желания ограничить власть Сената и уменьшить вероятность того, что они могут организоваться против него. Маловероятно, что Галлиен, выросший в третьем веке и ранее вынужденный иметь дело с узурпаторами во время совместного правления со своим отцом, не осознавал возможного риска дальнейшего предательства со стороны своих людей. В качестве альтернативы, хорошо осознавая риск, император должен был бы сделать выбор; либо рискнуть безопасностью Империи, уполномочив младших по рангу руководить солдатами, либо рискнуть своей личной безопасностью, доверившись людям, достаточно способным защитить Империю и, следовательно, способным восстать против трона. Галлиен выбрал последнее, повысив в звании генералов, которые показали себя способными военачальниками. Не может быть секретом, что восстание от их рук было возможным, что и подтвердилось в некоторых случаях, но следует также отметить, что эти люди одержали многочисленные победы во имя Галлиена и Империи, и Галлиен был способен победить даже тех, кто восстал, пока не стал жертвой заговора с целью убийства. Идея помешать Сенату получить власть также не кажется правдоподобной, поскольку Сенат задолго до этого утратил право назначать императоров и теперь был просто формальностью в процессе легитимации: некоторые императоры даже не удосужились попросить об одобрении себя в римском сенате. Галлиен не питал недоброжелательства к Сенату, и он просто делал то, что было необходимо для выживания Империи. Во время его правления требовались способные люди, чтобы руководить армией и защищать провинции, и это означало людей с солидным военным опытом, а не сенаторов.
Недостаток источников о правлении Галлиена, имеющихся в нашем распоряжении, делает почти невозможной задачу собрать воедино всю картину, тем более что эти источники далеки от объективности. Предвзятые взгляды латинских авторов много обсуждались современными историками, и теперь мы можем лучше отличить то, что, скорее всего, является фактом, от вымысла. Сравнивая правление Галлиена с императором, который, согласно источникам, является общепризнанным «хорошим» императором (Марком Аврелием), мы находим слишком много сходства в их характере и правлении, чтобы игнорировать тот факт, что Галлиен должен быть включен в число «хороших» императоров. Даже современные авторы, которые многое сделали для более точного описания правления Галлиена, все еще слишком скромны в своих оценках его подвигов. Галлиен закрепился как фигура «краха» Римской империи, но без его реформ его преемники, возможно, никогда не достигли бы периода «восстановления».

Заключение

Достижения Галлиена легко упустить из виду, оглядываясь назад на состояние Империи во время его правления; как отметил Майкл Грант, «тот факт, что Римская империя не рухнула в 260-270‑х годах нашей эры, является одним из чудес истории». Империя некоторое время находилась в состоянии упадка, прежде чем Галлиен получил пурпур, и именно при его правлении кульминация катастроф достигла своего апогея. Однако империя не рухнула благодаря умелому руководству и изобретательности политики Галлиена.
Ни одному императору до Галлиена не приходилось иметь дело с внушительным количеством или силой угроз Империи, которые неустанно возникали в 253-268 годах. Германские племена сформировались в грозные коалиции (алеманны, готы, франки), которые переняли римское оружие и методы, позволяющие противостоять более оснащенному врагу, чем когда–либо прежде. Империя Сасанидов на Востоке была гораздо более агрессивной, чем парфяне, которых они завоевали в 224 году, и страстно желала вернуть римские земли, которые, по их мнению, принадлежали им по праву. Количество внутренних угроз само по себе вызывало тревогу, поскольку узурпаторы постоянно пытались воспользоваться бедствиями, с которыми столкнулся Галлиен. Ресурсов было мало, а войска, самое важное подразделение для императора в третьем веке, были лояльны только в том случае, если они регулярно получали вознаграждение за свои услуги. В дополнение к этой ужасной ситуации отец Галлиена, Валериан, который был императором вместе с ним и отвечал за Восток, был захвачен врагом, что стало беспрецедентным позором для Римской империи и одним из препятствий, которое Галлиену предстояло преодолеть.
Империя, несмотря ни на что, не рухнула; она выдержала шторм и в конечном итоге начала восстанавливать часть своей мощи и стабильности, и это было благодаря способностям Галлиена. В первую очередь Галлиен был успешным военачальником. Точное количество сражений, в которых он лично командовал против конкретных врагов, доподлинно неизвестно из–за ненадежности источников, но записано достаточно кампаний, чтобы знать, что он почти всегда побеждал. Его самой большой неудачей было не поражение в битве, а скорее неспособность покончить с Постумом и воссоединить Западную империю. В 265 году Галлиен получил преимущество над Постумом во время кампании и осаждал узурпатора в Галлии (город, о котором идет речь, доподлинно неизвестен), где его ранила стрела, когда он подъехал слишком близко к стенам, и поэтому он был вынужден прекратить осаду.
Что сделало Галлиена таким эффективным императором, когда дело дошло до защиты Империи, так это умение находить талантливых генералов, чувство слабостей имперской системы обороны и способность вести переговоры и делегировать командование, когда это соответствовало его целям. Постоянные и одновременные угрозы по всей Империи не позволяли Галлиену присутствовать при каждом конфликте, поэтому умение выбирать людей, достаточно талантливых и опытных, чтобы привести легионы к победе, было решающим навыком. Этим людям было доверено защищать Империю вместо императора, и они делали это превосходно, даже если их успех позже привел бы к восстанию против него. Галлиен сделал правильный выбор ради Империи, а не своей личной безопасности.
Создание независимого кавалерийского контингента было ключом к успешной защите границ. Галлиен понял, что быстро перемещающиеся отдельные силы были единственным способом борьбы с вторжениями, развернутыми вдоль границы. Эффективность мобильного кавалерийского подразделения была отмечена непосредственными преемниками Галлиена, и даже если оно было расформировано через некоторое время после смерти Галлиена, оно, тем не менее, послужило предшественником комитатов поздней империи Диоклетиана и Константина.
Галлиен также реорганизовал систему границ Империи. Понимая, что у него недостаточно войск для защиты старой статичной границы, он внедрил систему глубокой обороны, стратегию эластичной обороны, которая позволила бы стратегическим точкам во внутренних районах страны остановить волны вторжений варваров. Диоклетиан отказался от этой системы, но, опять же, гибкая система, которую использовал Галлиен, предвещала стратегию защиты, которую использовал Константин, столкнувшись с подобными угрозами.
В условиях нехватки ресурсов и рабочей силы для достаточного противодействия многочисленным вторжениям или восстаниям заключение союзов временами было лучшим вариантом защиты Империи, и Галлиен использовал его в своих интересах. Его соглашение с маркоманнами в 258 году позволило Галлиену отвести свои войска в другое место, в то время как германское племя защищало Паннонию от дальнейших вторжений, и его союз с Оденатом был особенно плодотворным. Оденат принял приглашение Галлиена заключить союз около 261 года и одержал важные победы на Востоке от имени Рима против узурпаторов и Сасанидов. Эти союзники ослабили давление на перезагруженные римские легионы и сыграли важную роль в сохранении Империи.
Военные нужды также диктовали административные изменения, которые Галлиен провел в жизнь. Сенаторы больше не избирались для командования армией. Эти должности были переданы мужам из класса всадников, людям, которым Галлиен доверял и которые поднялись по служебной лестнице, доказав, чтоони способны командовать легионами и защищать Империю. Поступая таким образом, Галлиен ускорил профессионализацию армии и социальную мобильность солдат. Это также было предшественником системы рангов позднего имперского периода, когда можно было начать с низших чинов армии и в конечном итоге достичь статуса сенатора.
Это воспринимаемое пренебрежение к амбициозным сенаторам, которые традиционно использовали высокие военные и провинциальные командные должности для продвижения по карьерной лестнице, стало основой предвзятого отношения латинских историков к Галлиену. Именно внутри этой группы развилась традиция, из которой черпали латинские авторы. Галлиен принял свои административные меры не для того, чтобы напрямую атаковать сенаторский класс, из которого он происходил, а скорее как необходимую меру для обеспечения безопасности Империи. Это было время острой потребности в военной компетентности, и только те, кто обладал достаточным опытом и умением, были пригодны для руководства.
Нумизматические свидетельства правления Галлиена отражают важность, придаваемую военным между 253 и 268 годами, поскольку большинство монет и медальонов, выпущенных в этот период, имеют милитаристскую тематику. Эти монеты говорят не только о постоянных войнах, от которых страдает Империя, но и о необходимости Галлиена привязать армию к себе. Лояльность армии была на первом месте для трона Галлиена, и он прилагал согласованные усилия, чтобы умиротворить отдельные подразделения (в частности, кавалерию), отмечая их на монетах, чтобы гарантировать их преданность.
Монеты, отчеканенные в правление Галлиена, также раскрывали его концепцию императорства. Галлиен изображал себя миротворцем, во многом в стиле Августа и Адриана, чтобы вселить уверенность в свое правление в граждан и солдат Рима. Подданные Империи должны были верить, что Галлиен пригоден для правления, и он пытался достичь этого с помощью монет, отчеканенных во время его правления, что видно по двум другим основным монетным тематикам, saeculum aureum и virtues. Последней крупной тематикой была «общение с богами». Эти монеты служили для демонстрации религиозных взглядов Галлиена. Он чеканил монеты, которые включали почти весь спектр традиционного греко–римского пантеона, а также нетрадиционных богов, таких как Аллат и Сол, что снова отразило отчаянные времена, с которыми столкнулся Рим, но также помогло отделить Галлиена от позорного пленения его отца. Показывая, что у него есть поддержка всех богов, Галлиен показывал, что его правление было по божественному праву, а не в результате милостей его отца. Религиозная основа его императорства, а точнее богоимператорства, была еще одним важным предзнаменованием религиозной политики, проводимой его преемниками, в данном случае Аврелианом и Константином.
Хотя Галлиен казался равнодушным к христианам, он положил конец преследованиям, начатым его отцом, поскольку не видел преимуществ в продолжении преследования. Фактически, прекращение преследований христиан было для Галлиена еще одним способом дистанцироваться от Валериана. Тем не менее, христианская вера теперь была признана, и пока ей было позволено процветать без притеснений.
Галлиен стремился вернуть культуру при императорском дворе; он был образованным императором и тем, кто увлекался философией и искусством. Его филэллинские взгляды разделял Плотин, философ–неоплатоник, пользовавшийся поддержкой и восхищением Галлиена и его жены Салонины. Попытка Галлиена воссоздать культурные дворы золотых лет Рима привела к кратковременному возрождению искусства. Ранние скульптуры императора выполнены по образцу Августа, Адриана и Марка Аврелия, возвращая ранний имперский стиль, который начал угасать в третьем веке. С течением его правления стал очевиден переход в искусстве, и весьма вероятно, что философские взгляды Плотина сыграли свою роль. Плотин проповедовал о внутренних качествах и концепциях души, и его философия распространилась на искусство, которое в последние годы правления Галлиена приобрело ярко выраженный характер, сосредоточившись не столько на реализме, сколько на спиритуализме предмета. Скульптурные портреты Галлиена перешли от пластического классического натурализма к более плоской, линейной форме, призванной подчеркнуть внутреннюю душу. Еще раз, эта важная переходная фаза в искусстве повлияла на наступление поздней империи; линейная форма доминировала в искусстве во время правления Константина и продолжалась в средневековый период. Учение Плотина также сыграло свою роль в развитии христианского канона, о чем свидетельствуют некоторые из наиболее важных фигур христианства, такие как св. Августин.
Работы латинских авторов очернили имя Галлиена в истории. Предвзятое отношение к нему сенаторов, возникшее из–за предполагаемого пренебрежения к их рангу, приукрасило его замечательное правление и возложило вину за распад империи на него. Более пристальный взгляд на его заслуги и достижения, особенно при сравнении его с другими «хорошими» императорами, должен стереть негатив, который был ошибочно приписан его имени. Недостаточно также просто назвать Галлиена ‘императором–солдатом’; он сильно отличался от того, кого можно было бы назвать типичным императором середины третьего века, и он был более успешным в защите Римской империи, чем его предшественники, и в условиях, которые можно с уверенностью назвать худшими, которые когда–либо видел Рим.
Его достижением было не просто удержание Империи от распада, но и заложение фундамента, на котором его преемники могли бы опираться и вернуть часть былой стабильности Рима. Его военная стратегия и управление были его лучшим вкладом в восстановление Империи, что было необходимо в период, отмеченный бесконечными войнами, как внутренними, так и внешними. Культура также была важна для Галлиена, и где–то посреди беспорядков он смог побороться за возрождение искусства и философии при своем дворе, что также оказало влияние на его преемников. Галлиен всегда был поклонником ушедшего золотого века Империи и делал все возможное, чтобы подражать былой славе Рима, но это было совершенно другое время, время отчаяния, и Галлиену приходилось оценивать постоянные потрясения, с которыми сталкивалась его империя, и приспосабливаться к ним.
Латинские авторы могли отрицать мастерство и эффективность Галлиена как императора, но это не осталось незамеченным для его преемников. Они использовали его методы и политику и благодаря фундаменту, заложенному Галлиеном, смогли вернуть Империи былую славу. Галлиен остается спорным императором среди историков, и хотя его правление отчасти восстановило то значение, которое отрицалось латинскими историками, ему все еще не оказывают полного уважения, которого он заслуживает. Галлиен был замечательным императором, его достижения сыграли важную роль в самом выживании государства, и его влияние на восстановление и успех более поздней империи было значительным.