Глава 1: Сирийские войны

Династии Селевкидов и Птолемеев, прямые потомки Александра Македонского, были двумя великими державами эллинистического мира. Селевкиды правили большей частью бывшей территории Ахеменидов к западу от Малой Азии, а Птолемеи базировались в Египте и властвовали в Эгейском регионе Малой Азии. Сирийские войны — это общее название серии войн, которые велись между этими двумя империями.
Хайнен анализирует первые четыре сирийские войны в основном с точки зрения Птолемеев. По его словам, Птолемеи создали свое правление в Египте, ведя войны против Селевкидов в Сирии. Хайнен также подчеркивает, что галатское вторжение, совпавшее с Первой сирийской войной, стало серьезным ударом по господству Селевкидов в Малой Азии. Поскольку Антиох I, только что вступивший на престол, сосредоточился на войне в Сирии, коренные власти Малой Азии были вынуждены разбираться с галатами самостоятельно. Именно Антиох I, наконец, остановил галатское наступление, но тем временем он дал этим малоазийским князькам возможность закрепиться на троне.
Исследование Хайнена охватывает широкий круг важных вопросов не только по Сирии, но и по Малой Азии, но он не упоминает селевкидскую сторону. Также не рассматривается, как на царскую власть влияли конфликты с другими эллинистическими государствами, учитывая, что Птолемеи имели обширную территорию за пределами Египта. Остин утверждает, что сражаться хотели обе стороны, хотя часто указывается на агрессивную позицию Птолемеев.
Грейнджер, который опубликовал много работ о Селевкидах, считает отношения между Селевкидами и Птолемеями краеугольным камнем дипломатических усилий в эллинистическом мире между 301 и 128 гг. до н. э. С другой стороны, Грейнджер отмечает, что военные конфликты между двумя сторонами имели ограниченные масштабы, с небольшим количеством крупных сражений, исключая решающую битву при Рафии во время Четвертой сирийской войны.
Грейнджер разделяет многие мои взгляды, но он уделяет меньше внимания взаимосвязи между сирийскими войнами и царской властью. Другими словами, у него не рассматривается вопрос о том, влияла ли победа или поражение (особенно поражение) в сирийских войнах на легитимность глав двух династий. В Третьей сирийской войне Селевкиды вторглись в Вавилонию, а в Четвертой сирийской войне потерпели поражение в решающей битве при Рафии. В этой главе мы рассмотрим, ослабили ли эти военные неудачи царскую власть Селевкидов. Нижней границей анализа является Пятая Сирийская война (202-200 гг. до н. э.).

Первая и вторая сирийские войны

Прежде всего, давайте посмотрим на первые две сирийские войны с целью обнаружить, что в них было общего. Первое столкновение между двумя династиями произошло около 274 года до н. э., после смены Птолемея I на Птолемея II у Лагидов и Селевка I на Антиоха I у Селевкидов. Ранее у Селевка I, который приобрел Сирию после битвы при Ипсе, были трения с Птолемеем I из–за владения Сирией, но они не привели к войне. Однако разногласия между двумя царствами предвещали будущие брани.
Подробности первой сирийской войны неизвестны, но подтверждено, что Птолемеи сперва наступали, однако, после отступили, и обе стороны заключили мир. Вторая сирийская война произошла около 260 года до н. э. и продолжалась до 253 года до н. э., когда Селевкиды окончательно одержали верх и захватили Ионию, Киликию и Памфилию. После этой второй войны Береника, дочь Птолемея II, стала супругой Антиоха II (Appian. Syr.65).
Это краткий очерк первой и второй сирийских войн, но первая общая черта заключается в том, что обе войны в Сирии произошли сразу после смены царей. После этого между двумя династиями не было прямого военного конфликта до смены царей в одной из них. Ни Птолемеи, ни Селевкиды не завоевали всю территорию противника ни в одной из войн. Исходя из вышесказанного, можно предположить, что характер сирийских войн заключался в заключении соглашения о пределах власти каждой из сторон, и соглашение истекало после смены царей. Подтвердив этот момент, мы перейдем к Третьей сирийской войне, о которой сохранилось относительно немного документов.

Третья сирийская война

В Третьей сирийской войне, в отличие от предыдущих сирийских войн, мы можем проследить события и причины начала войны, но большинство сохранившихся документов предвзято относятся к стороне Птолемеев. Поэтому большинство исследований этой войны были посвящены стороне Птолемеев. Задача данного раздела — проанализировать эту войну в основном со стороны Селевкидов. Далее будет описан ход войны, кратко изложены обстоятельства, приведшие к ее началу, а затем будет рассмотрен фактический характер войны.
Как упоминалось выше, после окончания Второй Сирийской войны дочь Птолемея II Береника вышла замуж за Антиоха II, а его первая жена, Лаодика II, была отослана в Малую Азию. У Береники и Антиоха II родился сын, после чего Лаодика II вновь стала царицей (Porphyry, FGrH 260 F 43).
В то же время Птолемеи вернули в свое лоно Кирену. После смерти Птолемея I Кирена отделилась от Египта и при пасынке Птолемея, Магасе, сохраняла независимость (Paus. 1.7.1). Антиох I из династии Селевкидов выдал свою дочь Апаму замуж за Магаса и вбил клин между Киреной и Птолемеями (Paus. 1.7.1). Магас хотел воссоединиться с династией Птолемеев, но после его смерти около 250 года до н. э. его вдова Апама пригласила Деметрия Красивого, брата Антигона II, царя Македонии, стать мужем ее дочери, Береники Киренской. Юстин рассказывает, что из–за незаконной связи Апамы с Деметрием Прекрасным, Береника убила Деметрия и взяла в мужья Птолемея III (Justin, 26.3.3-8). Так, Египет и Кирена снова объединились.
После того, как Птолемей III сменил своего отца на троне в 246 году до н. э., он получил просьбу о помощи от своей сестры Береники (Justin.27.1.3). В это время у Селевкидов возникли внутренние неурядицы. Лаодика II и Береника каждая хотела видеть на престоле своего сына, и Береника обратилась за помощью к Птолемею III, который только что взошел на трон.
Птолемей III согласился и отправился в Сирию, но к тому времени, когда он прибыл в Селевкию Пиерию, Береника и Антиох уже были убиты (Justin.27.1.3). Однако Птолемей III не остановил свой поход и продвинулся до Вавилонии, где столкнулся с новым царем Селевкидов, Селевком II, сыном Лаодики. Затем Птолемей отступил в Египет, а Селевк II вернул большую часть территории, принадлежавшей Птолемею III, но даже после окончания войны около 241 года до н. э. Селевкия Пиерия оставалась под властью Птолемеев (Justin,27,1). Таков очерк Третьей сирийской войны. В следующем разделе будут рассмотрены события, приведшие к окончанию этой «войны».

Смерть Антиоха II и возможность появления молодого царя

После смерти Антиоха II перед династией Селевкидов встал вопрос о том, кто станет его преемником — старший сын предыдущего царя, достигший совершеннолетия, или младший сын. Это было связано с тем, что Антиох II не назначил царя–соправителя на протяжении всего своего правления. До этого момента династия Селевкидов пыталась облегчить наследование престола, назначая преемника в качестве соправителя. Селевк I, основатель империи Селевкидов, дал своему старшему сыну Антиоху I вторую жену, царицу Стратонику, а также титул царя и поручил ему управление верхними провинциями (Appian, Syr. 59-61; Plut. Demet.38). Антиох I также сделал своего старшего сына Селевка соправителем, а после его казни — второго сына, Антиоха II. Однако нет никаких свидетельств того, что у Антиоха II были цари–соправители, когда он правил.
Астрономический журнал сообщает нам, что Антиох II был единственным царем на протяжении всего своего правления.
Буа указывает, что действия Антиоха II были разрывом с традиционной практикой Селевкидов. Огден утверждает, что причиной было то, что когда Береника была отдана в царицы Антиоху II, ей было обещано, что ее сын станет его преемником на троне. Почему Антиоху II не удалось утвердить Антиоха, сына Береники, соправителем? Другими словами, были ли эллинистические царства достаточно зрелыми на этом этапе, чтобы терпеть присутствие молодого царя? Я хотел бы немного отвлечься и подвести итоги престолонаследия эллинистических царств после смерти Александра Македонского.
После того, как царский дом Александра Македонского прекратил свое существование, у диадохов не было молодого царя вплоть до Третьей Сирийской войны. Падение царского дома после смерти Александра было связано с тем, что на момент смерти Великого Царя в 323 году до н. э. не было подходящего царского наследника мужского пола. Единственными наследниками трона в то время были его сводный брат Аридей, которого считали психически больным, и нерожденный ребенок, которого носила одна из супругов царя, Роксана (Plut. Alex. 77; Justin, 13.2-3). Аридей был провозглашен царем под именем Филиппа III, а сын Роксаны стал Александром IV, но обоим не хватало политических и военных навыков, и последние два Аргеада сгинули в горниле диадоховых войн.
Диадохи Кассандр и Лисимах не смогли выбрать преемника и все погубили. В случае с Кассандром, правителем Македонии, после его смерти в 297 году до н. э. его сыновья начали драку, и Деметрий I Полиоркет вмешался и отобрал у них страну (Justin, 16.1; Plut. Demet. 36-7). Лисимах, свергнувший Деметрия I, был побежден Селевком I в битве при Курупедии в 281 г. до н. э. Его дети были малышами, поэтому его жена Арсиноя, чтобы обеспечить беспрепятственную преемственность, вышла замуж за своего сводного брата Птолемея Керавна. Однако, дети были убиты Керавном, а сама Арсиноя была изгнана и потерпела крах (Justin, 24.2-3). Поэтому назначение у Селевкидов соправителя было эффективной и необходимой мерой, чтобы краха не произошло.
Первым примером юного царя в так называемом эллинистическом триумвирате Селевкидов, Лагидов и Антигонидов является Птолемей V, который взошел на престол в 205 году до н. э. Его отец, Птолемей IV, был убит, и, судя по всему, в царстве не было никого другого из мужской линии (Polyb.34.1-2). Первым селевкидским царем, взошедшим на престол ребенком, был Антиох V в 164 году до н. э. (Appian. Syr.46; Justin, 34.3). Антигониды же не имели юных царей до конца своего правления. Когда Деметрий II умер в 229 году до н. э., Антигон Досон, который был назначен регентом для младенца принца Филиппа (позже V), женился на матери Филиппа V и взошел на трон как Антигон III (Justin, 28.3.9-16). После смерти Досона престол унаследовал Филипп V (Polyb.2.70.8; 4.2.5).
Эти примеры показывают, что, по крайней мере, до конца третьего века до нашей эры эллинистические царства не находились на той стадии, когда можно было иметь царя–ребенка. Как видно из Суды, от царя ожидали, что он будет человеком, способным самостоятельно вести военные и политические дела (Suda, s. v. Basileia). Поэтому на данном этапе, в середине третьего века до нашей эры, обязательным условием для царя являлось быть достаточно взрослым, чтобы руководить армией, и маловероятно, что молодой царевич Антиох смог бы занять престол. Однако неспособность Антиоха II править до конца своего царствования стала серьезным камнем преткновения для его преемника Селевка II. В Сирии Береника провозгласила Антиоха царем и попросила помощи у своего брата Птолемея III (Polyaen.8.50; Justin, 27.1.3-7). В ответ Птолемей III оставил свою новую жену, Беренику II, в Египте и отправился в Сирию. За пределами Сирии, в Малой Азии есть случаи, когда Антиоха провозглашали царем из сочувствия к Беренике (SEG 42.994).
Молодой Антиох нуждался в помощи Птолемея III, чтобы утвердить свою власть в качестве царя. В какой степени Птолемей III намеревался участвовать во внутренних делах Селевкидов? Ллевеллин–Джонс и Уиндер отмечают, что Птолемей III должен был жениться на Беренике и передать бразды правления ее сыну, Антиоху «царю».
Тот факт, что в Селевкии, где находились Беренике и Антиох, были силы, поддерживающие Антиоха, говорит о том, что там были те, которые приветствовали связь с династией Птолемеев. Неудивительно, что Селевк II поспешил устранить мать и ребенка. Однако устранение Антиоха и Береники не остановило Птолемея III от вторжения. Напротив, Птолемей III вторгся на территорию Селевкидов еще глубже.

Вторжение Птолемея III и окончание Третьей Сирийской войны

Одной из особенностей Третьей Сирийской войны было то, что Птолемей III вторгся глубоко на территорию Селевкидов почти без боев. Другими словами, города под властью Селевкидов один за другим открывали свои ворота перед армией Птолемеев, практически не встречая сопротивления. Не следует игнорировать тот факт, что маршрут вторжения начался в Селевкии Пиерии. Этот район являлся самым важным районом империи Селевкидов, поскольку Селевкиды построили четыре важных города, в совокупности Тетраполис (Strabo 16, 2.4). В это время Селевк II все еще находился в Малой Азии, и можно представить, что к такой ситуации в регионе привело отсутствие нового селевкидского царя.
Для эллинистических царей вступление на престол нового царя, еще не добившегося военного успеха, вероятно, было моментом, когда их царствам угрожала наибольшая опасность. Войдя в Селевкию, единственную базу поддержки Береники, Птолемей III действовал сначала как агент ребенка и ее матери Береники, а затем после получения известия об их смерти взял на себя роль мстителя. Эта хитрость Птолемея III, по–видимому, способствовала волнениям в Селевкии в отсутствие нового царя и беспрепятственному вторжению армии Птолемеев.
Однако стремительный марш Птолемея III остановился в Вавилонии, где Селевк II перехватил инициативу. Хербл указывает, что даже если бы Птолемей III захватил Вавилонию, он не смог бы удержать ее надолго. Его мнение обоснованно, но следует принимать во внимание и другие факторы. Птолемей III смог вторгнуться вглубь вражеской территории, потому что, прежде всего, новый селевкидский царь еще не утвердился.
Тем временем Птолемей III получил известие о восстании в Египте, что привело к быстрому отступлению из Вавилонии. Масштабы восстания неизвестны, но Грейнджер предполагает, что оно не было серьезным, поскольку Птолемей III не спешил возвращаться домой. Другими словами, восстание в Египте было лишь удобным поводом для Птолемея III отступить, но об обоснованности точки зрения Грейнджера трудно судить из–за скудости документов о последующей деятельности Птолемея III. После правления Птолемея III многие из его завоеваний были возвращены Селевком II, но Селевкию Пиерию, один из городов Тетраполиса, отвоевать у Птолемея ему так и не удалось(Polyb.5.58-61.2). Юстин рассказывает, что преследование отступающего Птолемея III не увенчалось успехом (Justin, 27.2.4-5).
Из вышеизложенного обсуждения Третьей сирийской войны можно сделать два вывода. Во–первых, как и в случае с итогами Первой и Второй Сирийских войн, мы видим, что царская власть побежденного Селевка II избежала смертельно удара. Во–вторых, неспособность принца Антиоха занять трон говорит о том, что эллинистические государства на данном этапе не были достаточно зрелыми, чтобы короновать царя–ребенка.

Четвертая сирийская война

До начала Четвертой Сирийской войны династии Селевкидов и Птолемеев сменили своих царей почти одновременно. У Селевкидов, после недолгого правления Селевка II, а затем Селевка III на трон взошел в 223 году до н. э. Антиох III, а у Лагидов в 221 году до н. э. Птолемея III сменил Птолемей IV (Polyb. II.71.3-6; 5.43.1-3). Условия для начала войны между Селевкидами и Птолемеями, о которых говорилось ранее, теперь сложились.
Прежде всего, селевкидский визирь Гермей призвал молодого царя к борьбе против Птолемеев, и Антиох III собрал армию и приготовился к войне против Птолемеев (Polyb.5.43. 1-3). Однако, как только он начал свой поход в южную Сирию, ему сообщили о восстании мидийского сатрапа Молона и об оккупации Вавилонии, и Антиох III отозвал армию (Polyb.5.45). Затем Антиох III преодолел неоднократные настойчивые требования Гермея о войне с Птолемеями и во главе собственной армии разгромил Молона, а затем направился в Мидию Атропатену, чтобы подчинить ее правителя Артабазана и стабилизировать ее границы (Polyb.5.49-55). Тем временем в Малой Азии восстал Ахей, но Антиох III оставил восстание без внимания и в 219 году до н. э. начал войну против Птолемеев (Polyb.5.57).
После захвата своей первой цели, Селевкии Пиерии, Антиох III постепенно продвигался на юг (Polyb.5.40.1-3; 58-61). Птолемеи теряли один город за другим, но, отправили к Антиоху III, послов, чтобы задержать его натиск, а сами тем временем сформировали армию (Polyb.5.66-7). В 217 году до н. э. два царя столкнулись при Рафии в южной Сирии, и Птолемей IV одержал победу. Поверженный Антиох III, которого победил Птолемей IV, смог удержать свои позиции против Птолемея III (Polyb.5.79-85). Потерпев поражение, Антиох III бежал обратно в Антиохию и умолял Птолемея IV о мире.
Птолемей IV согласился, и между двумя царствами был заключен мирный договор (Polyb.5.87.1-3). Антиох III получил Селевкию Пиерию, но большинство городов, завоеванных им на первом этапе войны, были возвращены Птолемеям (Polyb.5.87.3-7). Так выглядит четвертая сирийская война.

Анализ четвертой сирийской войны

Первое, что мы рассмотрим, это позиция Гермея, визиря Антиоха III. Сразу же после начала восстания Молона Антиох III, еще не отправивший свою армию в поход, попытался сам подавить его, отменив войну против Птолемеев. Однако Гермей настаивал на войне против Птолемеев на том основании, что он уже назначил и разослал генералов, и что Ахей, которому принадлежала Малая Азия, был в союзе с Птолемеями (Polyb.5.45.6). Даже после того, как Молон завоевал всю Месопотамию, Гермей все еще противился тому, чтобы царь сам покорил восставших (Polyb.5.49.3-5).
Он логично утверждал, что царь должен сражаться только с теми иностранными врагами, которые представляют угрозу для царя или царства в целом, а разбираться с мятежниками — дело подчиненных. Гермей не изменил эту точку зрения ни в начале восстания Молона, ни после падения Вавилонии. Мы видим, что его аргументы были убедительны, так как Антиох III вначале им следовал.
Однако в конце концов Антиох III отверг доводы Гермея и решил сам победить Молона (Polyb.5.49). Когда Антиох III решил вторгнуться в Мидию Атропатену, Гермей настаивал на борьбе против Птолемеев (Polyb.5.55.3), и только после известия о рождении ребенка у Антиоха III Гермей передумал и согласился на вторжение в Мидию Атропатену. Полибий указывает на злонамеренность Гермея (Polyb.5.49.3-5; 55.4-5), но мы должны скорее вписать в его аргумент признание того, что первым проектом селевкидского царя было ограничение территории Птолемея в Сирии.
Далее мы рассмотрим мирные переговоры между Антиохом III и Птолемеями накануне битвы при Рафии. Как мы уже видели, Птолемеи отправили посланника к Антиоху III для заключения мирного договора, чтобы выиграть время для подготовки собственной армии (Polyb.5.66-7). Эти переговоры примечательны тем, что это был первый случай, когда Птолемеи отправили к Антиоху III посла. Примечательно в этих переговорах то, что обе стороны претендовали на легитимность владения территорией в момент инаугурации династии.
Антиох (III) утверждал, что эти земли были захвачены сначала Антигоном (I)Монофтальмом, а затем Селевком, и поэтому право на правление и законное владение Келесирией принадлежало ему, а не Птолемею. Территория Антигона (I) была разделена между присутствовавшими на конференции Кассандром, Лисимахом и Селевком, а доля (отсутствовавшего) Селевка пришлась на всю землю Сирии. С другой стороны, посланцы со стороны Птолемея пытались доказать обратное: Птолемей (I), сын Лага, передал Селевку в дар всю Азию, а себе взял земли южнее, Келесирию и Финикию» (Polyb. 5.67.6-10).
Антиох III утверждал, что сирийские земли, принадлежавшие Антигону I до битвы при Ипсе в 301 году до н. э., перешли во владение Селевка I в силу его победы, и что он, как его преемник, имеет право править всей Сирией (Polyb.5.67.6-8). Птолемеи же утверждали, что вся Азия, за исключением Сирии и Финикии, принадлежала Селевку I (Polyb.5.67.10).
Другим источником конфликта между двумя сторонами была проблема с Ахеем, который действовал в Малой Азии. Ахей, который был селевкидским монархом, вступил в войну в Малой Азии после убийства Селевка III и пытался завоевать северную Сирию, когда Антиох III отсутствовал из–за своей экспедиции в Мидию. Ахей потерпел неудачу из–за непослушания своих солдат (Polyb. IV.48; 5.57.5-8). Однако его власть все еще была сильна в Малой Азии, и он представлял угрозу для Антиоха III. Утверждается, что восстание Ахея было спровоцировано Птолемеями, поскольку его отец Андромах в это время находился в руках Птолемеев. Более поздняя ситуация предполагает, что за восстание Ахея были ответственны Птолемеи (Polyb.5.67.12). Из последующих событий ясно, что между Птолемеем и Ахеем существовали контакты, и Птолемей предложил включить Ахея в мирный договор, но Антиох III противился. Срыв переговоров был очевиден.
О том, что Антиох III считал Ахея угрозой, можно судить по очень медленному темпу его завоевания Келесирии, а также по тому факту, что его переговоры с Птолемеем проходили в Селевкии Пиерии, которая находилась на задворках Келесирии (Polyb.5.66). Согласно Полибию, Антиох III первоначально планировал отправиться побеждать Ахея, как только завоюет Селевкию Пиерию. Однако по совету предателя Теодота, который при Птолемеях управлял Келесирией, он изменил свой план и продолжил завоевание Келесирии (Polyb.5.61.3-10). Этот случай подтверждает, что Птолемеи не были застрахованы от Третьей сирийской войны и неразберихи, которая следовала за воцарением нового царя. Помимо этого случая, Птолемей IV при вступлении на престол провел чистку царской семьи, а также подавил восстание Клеомена III, перебежавшего из Спарты, и ко времени битвы при Рафии подавил волнения во внутренних районах страны (Polyb.5.34-39). По сравнению с его противником Антиохом III, его положение было относительно стабильным.
Для Антиоха III Четвертая сирийская война была рискованным делом, которое он предпринял в самом начале своего правления, имея за спиной могущественного соперника. Антиох III потерпел поражение в решающей битве при Рафии и быстро отступил. Это показывает, с какими трудностями пришлось столкнуться Антиоху III, поскольку он должен был постоянно быть в курсе передвижений Ахея. Некоторые исследования предполагают, что Ахей не собирался снова поднимать восстание. Однако, как неоднократно указывает Полибий, не стоит игнорировать тот факт, что Антиоху III приходилось следить за тылом.
В период мира между двумя странами после окончания Четвертой сирийской войны нет никаких свидетельств того, что проблема с Ахеем когда–либо обсуждалась. Полибий критикует Птолемея IV за то, что тот не добил Антиоха III, что, по–видимому, свидетельствует о существовании между Селевкидами и Птолемеями «принципа взаимного сохранения». После этого Антиох III не предпринимал никаких военных действий в Сирии до смерти Птолемея IV. Это еще раз подтверждает, что сирийские войны были упражнением в демаркации владений, процесс, который происходил при каждой смене двух династий.

Пятая сирийская война

Смерть Птолемея IV в 205 году до н. э. и восшествие на престол молодого Птолемея V вызвали волнения в Сирии, и Птолемеи отправили Скопаса взять регион под контроль. С другой стороны, Антиох III, который вернулся в Средиземноморье после завершения своей экспедиции во внутренние районы Азии, в 202 году до н. э. начал войну против Птолемеев. Опять же, это соответствует схеме четырех предыдущих сирийских войн. После победы над Скопасом в битве при Панионе, Антиох III завоевал Келесирию и принял покорность иудеев (Polyb. XVI.18-19; Joseph. A. J.12.131-3).

Анализ пятой сирийской войны

Первое, что можно отметить в этой войне, это стабильность положения Антиоха III по сравнению с Четвертой войной. Во–первых, Антиох III уже избавился от Ахея, который был главной причиной его беспокойства в предыдущей войне (Polyb.8.15-20). Во–вторых, Антиох III смог выиграть войну с помощью своих экспедиций на восток. Успех его последующих экспедиций на Восток также способствовал утверждению его авторитета (Polyb.11.34.15-6). Более того, перед началом войны Антиох III, получив известие о смерти Птолемея IV, заключил союз с Филиппом V из династии Антигонидов, чтобы подготовиться к войне (Polyb.15.20).
Как будет показано позже, во время Пятой сирийской войны Филипп V вторгся в Малую Азию для борьбы с Атталом I Пергамским.
Ранее, воюя с Ахеем, Антиох III заключил союз с Атталом I (Polyb.5.107.4). После подавления восстания он поставил Зевксиса, влиятельного придворного, в Сардах, оплоте Ахея, и взял под контроль Малую Азию. Во время и после экспедиции Антиоха III на восток Зевксис оставался в Сардах, и его правление, похоже, было стабильным. Союз с Атталом I, заключенный во время покорения Ахея, все еще оставался в силе, и с Пергамом не было крупных ссор, поэтому Антиоху III ничто не мешало воевать с Птолемеем V.
У Птолемеев, с другой стороны, не было взрослой родни из–за чистки во время воцарения Птолемея IV. Сестра и царица Птолемея IV, Арсиноя III, могла стать регентшей при молодом царе, но она была убита примерно во время смерти Птолемея IV (Polyb.15.25.1-2). Это было время волнений в царской семье. Ситуацию в начале войны Грейнджер называет «крахом династии Птолемеев». Молодой Птолемей V не был достаточно взрослым, чтобы возглавить армию в начале войны, и в битве при Панионе командование птолемеевской армией принял Скопас. Полибий сурово осудил действия Антиоха III (Polyb.15.20), но, учитывая предыдущие ситуации перед началом Сирийских войн, было неизбежно, что со смертью Птолемея IV должна была начаться очередная Сирийская война. В разгар внутренних раздоров династия Птолемеев в стала бы легким противником для Антиоха III, которому не нужно было беспокоиться о своем будущем и у которого был хороший послужной список.
Интересны и меры, принятые после войны. После ее окончания Антиох III перебрался из Малой Азии во Фракию, где в 196 году до н. э. принял в Лисимахии римских послов. На этой встрече, когда посланник потребовал вывода Птолемеев из Фракии, Антиох III отказался вмешаться, заявив, что он уже решил установить дружеские отношения с Птолемеем V посредством брака (Polyb. XVIII.51.10; Appian. Syr.3). Позже, в 195 году до н. э., Антиох III фактически отдал свою дочь Клеопатру в жены Птолемею V, вернув Птолемеям Келесирию (Appian. Syr.5).
Вскоре после этого брака Антиох III начал войну против Рима, поэтому можно рассматривать эту брачную политику как попытку Антиоха III привлечь перед войной с Римом на свою сторону Птолемеев. Аппиан ясно говорит, что встреча в Лисимахии сделала войну между Селевкидами и римлянами неизбежной (Appian. Syr.5).
Учитывая результаты, аргумент Аппиана кажется разумным. Однако следует отметить, что высказывания Антиоха III в адрес римских послов относятся к периоду до начала войны между двумя странами. Неразумно предполагать, что в тот момент война между Селевкидами и Римом была неизбежна. С другой стороны, браки по окончании войн имели прецеденты еще до Антиоха III, во время Второй Сирийской войны. Кажется разумным предположить, что Антиох III следовал той же практике, которую он использовал в других случаях, например, в Бактрии в главе 3. В целом, послевоенные меры Антиоха III в Пятой Сирийской войне были умеренными, и здесь подтверждается принцип взаимного сохранения.

Заключение

Результаты этой главы можно обобщить следующим образом. Прежде всего, можно отметить, что соглашения между Селевкидами и Птолемеями о территориальных границах и т. д. истекали со смертью одного из царей, и новые соглашения должны были заключаться через «процедуру» войны. Предполагалось, что война не обязательно должна уничтожать врага. Здесь мы находим принцип взаимного сохранения, основанный на логике легитимности правления на территории, приобретенной основателем царства. Из анализа Третьей Сирийской войны можно сделать вывод, что до середины третьего века до нашей эры эллинистические царства не были достаточно стабильными, чтобы иметь царей–младенцев. Цари эллинистических царств должны были быть вполне взрослыми, чтобы участвовать в военных делах.
Примечательно, что цари Селевкидов продолжали удерживать трон, несмотря на поражения в Третьей и Четвертой Сирийских войнах. Другими словами, в приведенном выше обсуждении сирийских войн Птолемей не представлял угрозы для существования династии Селевкидов. Этот анализ позволяет предположить, что царствование Селевкидов не зависело от войн с эллинистическими государствами.
Еще один ключ к этой картине дает Ахей, который поднял восстание во время Четвертой сирийской войны. В следующей главе мы проследим падение этой могущественной царской семьи и условия, необходимые для воцарения на троне Селевкидов.

Глава 2: Восстание Ахея

В 220 году до н. э. селевкидский правитель Малой Азии Ахей провозгласил себя царем и начал поход на восток. В это время селевкидский царь Антиох III находился с армией на востоке, и оплот династии в северной Сирии пустовал. Целью Ахея был захват сердца империи Селевкидов. Однако эта попытка была пресечена противодействием его собственной армии, и он был вынужден ограничить свою деятельность Малой Азией (Polyb.5.57), хотя тремя годами ранее, когда Селевк III был убит во время экспедиции, Ахею, служившему в армии, предложили трон, но он отказался (Polyb.4.48). Так необычно поступать для человека, который однажды отказался короноваться, чтобы впоследствии стать коронованным царем, и ни одно подобное событие нельзя найти во всем эллинистическом периоде. Следует ли искать здесь птолемеевские махинации (Уолбэнк), убил ли Ахей Селевка III (Биван), не собирался ли он узурпировать трон (Грейнджер), путаница во мнениях по поводу притязаний Ахея на престол усугубляется Полибием, который сперва хвалит верность Ахея царской линии, но потом резко критикует его за последующее восстание.
Когда на сцене появился Ахей, Селевкиды оказались в сложной ситуации. Со времен Третьей сирийской войны Селевкия Пиерия, один из сирийских «тетраполисов», находилась под контролем Птолемеев. После этой войны Антиох Гиеракс, младший брат царя, утвердился в качестве царя в Сардах в Малой Азии, и между ним и Селевком II развернулась так называемая «война братьев». Гражданская война Селевкидов привела к возникновению нового Пергамского царства, которое воспользовалось открывшимися возможностями (Polyb.4.48.7). Такова была ситуация на западе, в то время как на востоке стала независимой Бактрия, а парфяне, вторгшиеся с востока Каспийского моря, начали посягать на территорию Селевкидов. Селевк II умер около 225 года до н. э., а его преемник, Селевк III, был убит в 223 году до н. э. во время кампании в Малой Азии (Polyb.4.48.6-9). Именно Ахей урегулировал ситуацию в этой суматохе.

Происхождение и семейная история Ахея

Полибий называет Ахея Селевкидом, но не уточняет его связи с царской семьей (Polyb.4.48.5). Белох полагает, что дед Ахея, Ахей Старший, был сыном Селевка I, и Уолбэнк с ним согласен. Некоторое время Грейнджер утверждал, что линия Ахея не относилась к Селевкидам, но позже он вернулся к традиционному мнению о принадлежности Ахея к семье Селевкидов. Эта семья поддерживала тесные связи с Малой Азией после того, как там обосновался Ахей Старший. Дочь Ахея Старшего, Лаодика I, жена Антиоха II, жила в Эфесе в Малой Азии, получив от своего мужа Антиоха II поместье во Фригии, когда она временно утратила свое царствование. Брат Лаодики I, Александр, играл роль в правлении Селевкидов в Малой Азии, включая правление Сардами во время «Войны братьев».
В дополнение к Лаодике I семья произвела на свет Селевка II и Лаодику II, царицу династии Селевкидов, и продолжила род Селевкидов. Страбон рассказывает, что Антиохида, другая дочь Ахея Великого, вышла замуж за Аттала, члена семьи пергамского правителя Эвмена II, и что его сын Аттал I стал преемником Эвмена, сыграв таким образом в брачной политике Селевкидов в Малой Азии определенную роль (Strabo 13.4.2).
Говорят, что он также был военачальником. Во время правления Селевка II, Ахей вместе со своим отцом Андромахом преследовал Антиоха Гиеракса (Polyaen.4.17).
Эти факты указывают на то, что с начала правления династии Селевкидов семья Ахея отчасти управляла Малой Азией и утвердилась там. Это пример разделения царских обязанностей, которое Шервин–Уайт и Харт отмечают как особенность династии Селевкидов с первых дней ее существования. Одним из наиболее известных примеров разделения царских обязанностей является размещение влиятельных царских семей, включая наследников престола, в верхних провинциях, или на восточных территориях (Appian. Syr. 61: отправка Селевком I «соправителя» Антиоха I на Восток, и Polyb. 5.40.5: Антиох III во время правления Селевка III). Малая Азия, перешедшая под контроль Селевка I в конце его правления, также была подвержена волнениям, поскольку галатские вторжения 270‑х годов до н. э. позволили туземным державам обрести независимость. Селевкидские цари часто оставались в Малой Азии, как видно из того, что там умерли Антиох I и Антиох II и там правил брат Селевка II, Антиох Гиеракс.
Однако, как показывает тот факт, что Антиох Гиеракс восстал против Селевка II, такая система управления с могущественной царской семьей была не только необходимой мерой для контроля огромной территории Селевкидов, но и опасной. Это контрастирует с династией Птолемеев, которая при воцарении Птолемея IV зачистила всех членов царской семьи мужского и женского пола, за исключением царя и его жены (Polyb.5.34.1-2). В этом контексте семья Ахея оставалась неизменно лояльной династии Селевкидов, что видно из его деятельности в качестве военачальника Селевка II в войне братьев.
Итак, род Ахеев был основан в Малой Азии родоначальником династии Селевкидов и играл определенную роль в политических и военных делах. Система правления Селевкидов была необходима для контроля над огромными территориями, но она также создавала риск отпадения, как это было видно в случае восстания Антиоха Гиеракса. Несмотря на это, Ахеи оставались верны Селевкидам. Браки Ахеев с законными семьями Селевкидов и другими царскими семьями в этом районе, возможно, увеличили вес его семьи в династии Селевкидов. Поэтому вполне естественно, что Ахей сопровождал Селевка III в его экспедиции в Малую Азию.
После убийства Селевка III, Ахея выдвинули в цари находившиеся под его командованием войска, но он отказался, однако был провозглашен царем впоследствии (Polyb.5.57). Что касается восстания Ахея, то Полибий считает поводом для него экспедицию Антиоха III против Артабазана в Мидии Атропатене. Вопрос, который следует рассмотреть, заключается в том, был ли это подходящий момент для Ахея, чтобы претендовать на трон. До этой экспедиции Антиох III подавил восстание Молона и отправился в поход против Артабазана, закрепив за собой отколовшиеся от него территории, включая Мидию, Вавилонию и Персиду, которым правил брат Молона Александр. Другими словами, Ахей пытался восстать против молодого царя, который укрепил свою власть.
Почему Ахей выразил свое стремление к трону во время экспедиции Антиоха III в Мидию Атропатену, а не во время убийства Селевка III, когда он заслужил военную репутацию? Что стояло за переменой мнения Ахея, которую критикует Полибий? Чтобы ответить на этот вопрос, полезно начать наш анализ с того времени, когда Ахей был предложен в качестве преемника Селевка III, а затем отвергнут. В следующем разделе я проанализирую передвижения Ахея от убийства Селевка III до Четвертой сирийской войны и рассмотрю предпосылки его стремления к трону Селевкидов.

Ситуация в момент убийства Селевка III

После смерти Селевка II его сменил Селевк III, и первой задачей которого после вступления на престол стала экспедиция в Пергам. Его целью было вернуть позиции, утраченные в Малой Азии во время правления его отца. Однако эта кампания была сорвана, когда Селевк III был убит в своем лагере Апатурием и Никанором (Polyb.4.48.7-8). Затем Ахей казнил убийц, как мы уже видели. Полибий подчеркивает, что Ахей был родственником царя (Polyb.48.9), что говорит о том, что его статус Селевкида помог прояснить путаницу. Сразу же после смуты Ахея провозгласили царем, но он отказался, и его брат Антиох из верхневосточных провинций взошел на трон как Антиох III.

Предыстория избрания Ахея и отречения от престола

Предыдущие исследования показали, что для эллинистических царей было очень важно иметь поддержку военных. Практика чествования царей военными аккламациями сохраняется в эллинистический период со времен Антигона I Монофтальма. Цари эллинистических царств, начиная с момента их возникновения, прилагали все усилия, чтобы получить это царское признание. С другой стороны, случаев отказа от престола очень мало. Насколько мы можем судить, можно привести лишь пример македонского «полководца» Сосфена, который предотвратил галатское вторжение в эллинистический мир в начале 270‑х годов после смерти македонского царя Птолемея Керавна (D. S.22.4; Justin, 24.5).
Почему Ахею отдали предпочтение, несмотря на то, что он был селевкидом по женской линии? В дополнение к опыту правления его семьи в Малой Азии и его сети контактов в сельской местности, одним из факторов возможно, был богатый военный опыт самого Ахея. Как мы видели в предыдущей главе, деятельность Ахея как полководца можно проследить в кампании против Антиоха Гиеракса в «войне братьев» во время правления Селевка II. О том, какое важное место он занимал в армии Селевка III, свидетельствует ведущая роль, которую он сыграл после убийства царя.

Рис. 1. Портрет Ахея. Справа изображена другая сторона монеты с надписью «Царь Ахей».

Военная карьера Ахея и сохранившийся его портрет на рисунке 1 выше, позволяют предположить, что он был старше Антиоха III. Это могло стать весомой причиной для выдвижения Ахея на престол. Ранее, после смерти отца Антиоха III, Селевк II соперничал за трон с Антиохом, сыном второй жены своего отца, Береники (Justin.27.1.3; Polyaen.8.50). Антиох пользовался сильной поддержкой династии Птолемеев, но престол занял Селевк II, потому что Антиох был еще молодым человеком. Антиох III, кажется, был почти совершеннолетним, согласно Аппиану, но Полибий говорит, что он был «так молод, что был ребенком», а Юстин подчеркивает его юность (Polyb.5.34.2; Justin, 29.1). Уолбэнк помещает год рождения этого царя в 242 или 241 г. до н. э., основываясь на утверждении Полибия (Polyb.20.8.1), что в 191 г. до н. э. Антиоху III было 50 лет. Что касается правления Антиоха III в это время, то мы можем подтвердить лишь краткий период практического опыта, который он имел в верхних провинциях после воцарения своего брата Селевка III. Другими словами, Антиох III был далеким и неизвестным молодым человеком для офицеров, которые следовали за ним в момент его смерти. Можно предположить, что генералы Селевка III ожидали, что Ахей будет играть роль, подобную роли Антигона III в Македонии, и поэтому рекомендовали его в качестве царя. Почему же Ахей отказался от своей кандидатуры на престол? Ситуация в то время была такова, что ближайший родственник предыдущего царя, его брат Антиох (позднее III), находился в восточных сатрапиях Селевкидов, в так называемых Верхних провинциях. Тот факт, что Антиох в это время был «правителем верхних провинций», признается Бенгтсоном и другими учеными. Кроме того, следует отметить, что Селевк III был первым царем, получившим титул «правителя верхних провинций». Визирь Гермей, которого Селевк III оставил на хозяйстве, был еще жив, и если бы Ахей стал царем, конфликт с ним был бы неизбежен.
В этом свете отказ Ахея занять трон во время убийства Селевка III, похоже, был продиктован желанием избежать повторения «войны братьев», от которой Селевк II страдал на протяжении всего своего правления и от которой господство Селевкидов в Малой Азии было поколеблено войной братьев. Ахей, который был тесно связан с Малой Азией, тщательно изучил обстановку и, вероятно, отказался объявить себя царем, чтобы избежать подобной ситуации.
На данном этапе неясно, были ли у Ахея амбиции на селевкидский трон или нет. Необходимы дальнейшие исследования.

Ахей после воцарения Антиоха III

После вступления Антиоха III на престол Ахей продолжал руководить кампанией против Пергама (Polyb.4.48.5-10). Грейнджер утверждает, что Ахей пересек горы Тавра в 222 году до н. э., после убийства Селевка III, но рассказ Полибия предполагает, что он продолжал оставаться к северу от Тавра. Некоторое количество войск Селевка III было возвращено Антиоху III Эпигеном, поэтому неясно, сколько их осталось под командованием Ахея (Polyb.5.41.4). Возможно, что пергамцы смогли удержать свои позиции на севере Таврских гор. Однако его последующее превосходство в войне против Пергама говорит о том, что в его распоряжении были значительные силы.
Этому, возможно, более старшему родственнику Антиох III передал большую власть в Малой Азии. С другой стороны, Полибий рассказывает, что молодой царь постоянно проявлял внимание к Ахею. Когда Молон, которому Антиох III доверил управление Мидией, восстал вскоре после его восшествия на престол, Антиох III организовал собрание в Селевкии Зевгме (Polyb.5.43.1). По этому случаю предыдущий визирь, Гермей, представил Антиоху III письмо, в котором содержались доказательства попыток Птолемея связаться с Ахеем (Polyb.5.42.7). В письме Птолемеи предлагают Ахею восстать. Полибий объявляет его выдумкой, хотя Уолбэнк допускает, что оно может быть подлинным. Однако Антиох III, который к этому моменту, должно быть, «полностью поверил» содержанию письма, отправился в Келесирию, чтобы сразиться против Птолемеев (Polyb. 5.42.9).
Перед отправлением в Келесирию, во время своего пребывания в Селевкии Зевгме, Антиох III взял себе в царицы Лаодику III, дочь Митридата II Понтийского (Polyb.5.43.1-5). Митридат II взял в жены дочь Антиоха II, так что это был брак между двоюродными братьями.
Ахей также взял в жены сестру Лаодики III, тоже Лаодику. Грейнджер предполагает, что Ахей взял Лаодику в жены не позднее 223 года до н. э., когда он продвигал свою армию в Малую Азию. С другой стороны, из рассказа Полибия ясно, что он был женат к 218 году до н. э. (Polyb.5.74.4-6).
Грейнджер утверждает, что брак Антиоха III укрепил связи между Антиохом III и Ахеем. Но его предположение имеет вес, пока отсутствуют подробности о дате женитьбы Ахея, которую мы никак не можем определить, но она, несомненно, состоялась примерно в то же время. Независимо от того, состоялся ли этот брак до или после правления Антиоха III, он, несомненно, повысил престиж Ахея в царской семье.

Восстал ли Ахей до экспедиции против Молона

Во время совета в Зевгме Антиох III, вероятно, не рассматривал сговор между Ахеем и Птолемеями как реальность. Другими словами, он не считал, что Птолемеи имели возможность вмешиваться в дела Селевкидов. Как мы увидим позже, когда измена Ахея стала очевидной, первой задачей Антиоха III и его штаба стало возвращение Селевкии Пиерии, которая находилась под властью Птолемеев с тех пор, как она была захвачена у отца Антиоха, Селевка II, в Третьей Сирийской войне (Polyb.5.58-60). В Третьей Сирийской войне Птолемей III высадился в Селевкии Пиерии и вторгся вглубь территории Селевкидов (Justin 27.1; Polyaen.8.50). Этому прецеденту последовал Антиох, который отнял Селевкию Пиерию у Птолемея. Этот прецедент предполагает, что если бы Антиох III уловил связь между Птолемеями и Ахеем, то самой тревожной ситуацией стало бы скоординированное вторжение на территорию Селевкидов. Отсутствие мер предосторожности на этот случай может быть признаком того, что Птолемеи не были готовы к агрессивному наступлению.
Это предположение может быть подкреплено внутренней ситуацией Птолемеев в то время. Сразу же после смерти Птолемея III и вступления на престол Птолемея IV в 221 году до н. э. большинство ведущих членов царской семьи были казнены, в результате чего остались только Птолемей IV и его сестра Арсиноя III в качестве его супруги (Polyb.5.34.1, 15.25.1-2; Plut. Cleom. 33.3) Из–за внутренних конфликтов в царской семье сразу после смены трона Птолемеи не могли позволить себе протянуть руку помощи Малой Азии.
Исходя из вышеизложенных соображений, можно сделать вывод, что у Ахея не было никаких признаков шашней с Птолемеями или измены до того, как Антиох III приостановил кампанию против Птолемея. Ситуация изменилась после того, как Антиох III повернул свою армию на Восток против Молона.

Провозглашение Ахея на престол и провал вторжения в Сирию

Провозглашение Ахея на трон было прямым следствием экспедиции Антиоха III против Артабазана. На этом фоне Полибий делает следующие наблюдения:
«Однако когда дела Ахея лучше, чем ожидалось, и Аттал был заперт в своей крепости Пергам, а всю остальную страну потерял, Ахей настолько окрылился успехом, что вышел за рамки разумного. Он надел диадему и провозгласил себя царем, и среди царей и князей, правивших по эту сторону Тавра, он имел наибольший престиж и могущество» (Polyb.4.48.11).
Полибий говорит, что Ахей настолько упивался своими военными успехами, что в эйфории залез на трон. Этот военный успех, возможно, привел к сокращению сферы влияния Аттала I до области вокруг его первоначального владения Пергам и возвращению большей части Малой Азии под власть Селевкидов.
Аллен предполагает, что к 220 году до н. э. Ахей и Аттал I договорились о перемирии. Основанием для этого послужило одновременное обращение Византия за поддержкой к Ахею и Атталу I в том же году, а также восстание Ахея (Polyb.4.48.1-4; 12-13). Аллен утверждает, что если бы Ахей и Аттал I открыто враждовали, то вряд ли Византий обратился бы с просьбой к ним обоим одновременно. Кроме того, Аллен считает, что причиной того, что он смог пойти спиной к Пергаму в Сирию, было перемирие с Атталом I.
Аллену вторит Грейнджер. Представляется вероятным, что Ахей окончил свою кампанию против Пергама примерно в то же время, когда Антиох III разгромил Молона.
Затем в отсутствие Антиоха III Ахей попытался вторгнуться в Сирию. После инаугурации в Лаодикее во Фригии Ахей издал царские указы городам (Polyb.5.57.5). Однако в Ликаонии, у Таврских гор, против него выступили его солдаты, и он вернулся в Сарды (Polyb.5.57).

Предыстория разногласий между Ахеем и его генералами

Почему Ахей, который в свое время отказался от трона, на этом этапе передумал? И почему солдаты, которые раньше охотно выдвигали его на трон, теперь возражали против его стремления стать царем всей империи Селевкидов? Мы рассмотрим изменения, произошедшие в этот период.
Возможно, самым большим достижением Ахея был его успех в доказательстве своей состоятельности как полководца. Получив в управление всю Малую Азию, Ахей стал гораздо круче, чем во время правления Селевка II и во время убийства Селевка III. Способности Ахея были таковы, что Полибий назвал его «самым могущественным из царей по эту сторону Тавра».
С другой стороны, Антиох III также отличился в ряде военных кампаний, от подавления восстания Молона до экспедиции в Мидию Атропатену. Тот факт, что в решающей битве армия Молона распалась при виде царя, является основанием для объяснения Уолбэнка, что армия была в основном предана царю. Следует также отметить, что Эпиген, который был казнен до покорения Молона, на ранних стадиях восстания указал, что присутствие самого царя поспособствует подавлению восстания (Polyb.41.7-9). Эти факты о восстании Молона, а также действия Ахея против беспорядков в момент убийства Селевка III, свидетельствуют о легитимности эллинистических династий к концу III века до н. э. Этот факт, однако, не означает абсолютного верховенства законной линии царской семьи в наследовании престола. Ахей и Антигон III были не единственными, кто имел возможность занять трон.
Именно последующая экспедиция в Мидию Атропатену область, по–видимому, дала Ахею решающее преимущество над Антиохом III. Еще раз хочу подтвердить тезис предыдущих исследований о том, что второе и последующие поколения эллинистических царей постоянно призывались к обретению окончательной легитимности путем ведения войны против варваров, или варварских этносов. И Антиох III этой военной кампанией на севере показал себя достойным продолжателем династии Селевкидов. С другой стороны, в деятельности Ахея не найдешь военных подвигов против галатов и других групп варваров. Интересно отметить, что когда Ахей услышал об отъезде Антиоха III в Мидию Атропатену, он ожидал, что царю будет причинен вред (Polyb.5.57.3). Неудача этой экспедиции означала бы не только физический ущерб, но и потерю его власти как царя. Однако экспедиция Антиоха III против Мидии Атропатены немало способствовала укреплению репутации молодого царя. Его военных достижений было достаточно, чтобы убедить генералов Ахея признать легитимность молодого царя и противостоять мятежным действиям своего командира. С другой стороны, с целью умиротворить их, Ахей был вынужден позволить им разграбить Писидику (Polyb.5.57.7-8).
В то же время следует отметить, что генералы Ахея могли считаться верными сподвижниками своего командира до тех пор, пока он ограничивал свои действия Малой Азией и не изменяли ему даже когда Антиох III блокировал его в Сардах.
Давайте подведем итоги того, что мы рассмотрели в этом разделе. Ахей, справившийся с хаосом, последовавшим за убийством Селевка III, был выдвинут на трон возглавленной им армией и мог претендовать на трон Селевкидов. Однако в этот момент Ахей передал трон своему брату Антиоху III, чтобы соседние страны не извлекли выгоды от конфликтов внутри династии Селевкидов. Однако его стремление к трону сохранялось с самого начала, и можно предположить, что он посвятил себя пополнению военного послужного списка, чтобы показать, что он этого достоин.
Следует считать, что Ахей решил объявить себя царем и предпринять военные действия в Сирии во время кампании Антиоха III в Мидии и далее на севере, так как считал, что это его последний шанс занять трон. Однако битвой с Молоном и экспедицией в Атропатену Антиох III показал, что у него есть мужество и военные способности, чтобы быть царем. По этой причине войска под командованием Ахея были расстроены и проявили неповиновение действиям своего командира. Они подчинялись Ахею до тех пор, пока он оставался в Малой Азии. Такое поведение не одобрялось Антиохом III. Он послал письмо Ахею, чтобы сдержать его действия. В этом порицательном письме Антиох III обвиняет Ахея в сговоре с Птолемеями. Мы вернемся к этому вопросу позже.

Сотрудничество между Ахеем и династией Птолемеев

Ахей и Птолемеи поддерживали контакт по поводу освобождения Андромаха, отца Ахея, который был захвачен Птолемеями. Неизвестно, когда Андромах попал в руки Птолемеев. Грейнджер предполагает, что Селевк III отправил Андромаха впереди своей собственной экспедиции, но тот был захвачен Атталом I и переправлен в Египет. По другой версии, он был похищен, но подробности неизвестны.
Контакты между Ахеем и династией Птолемеев стали очевидны во время Четвертой Сирийской войны. Антиох III, который неуклонно продвигался через Келесирию на юг, принял предложение Птолемея IV о перемирии и заключил мирный договор. На этот раз Антиох III остался в Селевкии Пиерии, вдали от линии фронта, для ведения переговоров (Polyb.5.66.6-68.1). Во время мирных переговоров Птолемей IV настаивал на включении Ахея в мирный договор, но Антиох III отказался, и мирные переговоры сорвались.
После возобновления войны Антиох III продолжил свой поход, но когда он был разбит Птолемеем IV в битве при Рафии в 217 году до н. э., он быстро отступил в Антиохию в Сирии и поспешил заключить мир. И снова Полибий говорит нам, что Антиох III опасался нападения со стороны Ахея (Polyb.5.87.2). Птолемей IV принял предложение мира, и обе стороны заключили мирный договор.

Действия Ахея в Четвертой Сирийской войне

Во время этой войны Ахея активно действовал в Малой Азии, но, похоже, Сирия его не волновала. По мнению Ма, не известно ни одного письма, отправленного под именем «царя Ахея». Можно утверждать, что эти факты подтверждают отрицание Грейнджером амбиций Ахея на трон.
Однако действия его современников в рассказе Полибия опровергают мнение Грейнджера. В 218 году до н. э. ахеев полководец Гарсиерис, посланный в Писидию, попросил помощи у окрестных городов. В ответ город Сида из лояльности к Антиоху III отклонил просьбу (Polyb.5.73.4). Это свидетельство того, что Ахея все еще считали мятежником против Антиоха III. Наличие монеты с изображением Ахея с диадемой на голове, как показано на рисунке 1, делает маловероятным, что Ахей отказался от своих притязаний на престол.
Возможно, Птолемей IV пытался переубедить Антиоха III, настаивая на том, чтобы Ахей был включен в мир. У Птолемея IV было мало намерений заключать мирный договор, и оценка Полибия, что переговоры были попыткой затянуть время, вполне обоснована (Polyb.5.63.2-6). Быстрое отступление Антиоха III после битвы при Рафии и его скорое предложение мира показывают, что он был обеспокоен ситуацией в тылу.

Ситуация после четвертой сирийской войны

Полибий ничего не говорит о проблеме с Ахеем при заключении мирного договора после войны. Судя по попыткам Птолемея IV спасти Ахея от осады Сард, похоже, он не терял с ним контакта (Polyb.8.15.2-8). В конце концов, Птолемей IV отправил делегацию в город, чтобы вывести Ахея. Однако Болид, посланный на помощь, тайно связался с Антиохом III и передал ему мятежника, положив тем самым восстанию конец (Polyb.8.15-21). Итак, восстание закончилось, когда Ахея передали Антиоху III. Критика Антиохом III ухищрений Птолемея не очевидна, по крайней мере, из Полибия. Антиоху III удалось свергнуть Ахея, не пойдя по стопам своего отца, воевавшего с братом. Он заменил Ахея своим могущественным другом Зевксисом и взял под контроль Малую Азию. Затем он отправился в собственную экспедицию на Восток.

Анализ действий против Ахея

Можно предположить, что условия мирного соглашения между Антиохом III и Птолемеем IV не включали Ахея. Это видно из хода кампании Антиоха III против Ахея в следующем году. В этот период Птолемей IV внешне не проявлял никакой поддержки Ахею.
Полибий рассказывает, что после четвертой сирийской войны Птолемей IV вернулся к своей привычной праздности (Polyb.5.87.3), и что сразу после битвы при Рафии в Египте вспыхнуло восстание (Polyb.5.107.1-3). Можно утверждать, что у Птолемеев не было времени или склонности к агрессивным военным действиям. Однако Юитиро Намбе отметил, что в правление Птолемея IV в Египте царило спокойствие, и кажется вероятным, что Птолемеи могли позволить себе предпринять военные действия против Селевкидов.
В этой связи я хотел бы повторить мысль, высказанную в одном из предыдущих исследований. Договоры, заключенные между Селевкидами и Птолемеями после сирийских войн, обычно длились до смерти главы одной из династий. Похоже, что так было не только в Сирии, но и в Малой Азии. Поэтому можно предположить, что Птолемей IV отдавал приоритет обеспечению безопасности птолемеевских территорий в Малой Азии, а также в Сирии, и согласился на мирный договор без упоминания Ахея. Последующее невмешательство Птолемея IV в ситуацию в Малой Азии и отсутствие военной помощи Ахею объясняется не его собственной апатией, как утверждает Полибий, а соблюдением мирного договора с Антиохом III.
Попытка Птолемея IV спасти Ахея от осады Сард говорит о том, что он не полностью разорвал отношения с Ахеем (Polyb.8.15.2-8). Однако спасательной операцией Болида руководила не армия. Здесь подтверждается принцип сирийских войн — сохранение мирного соглашения до смерти главы одной из противоборствующих сторон.

Хотел ли Ахей заполучить трон Селевкидов?

Действительно ли Ахей хотел захватить трон Селевкидов? Наконец, я хотел бы прояснить этот момент.
В Четвертой сирийской войне Ахей в отсутствие Антиоха III не проявлял интереса к царству Селевкидов. Однако его вторжение в Сирию во время первого восстания против Антиоха III показывает, что он хотел быть государем всей династии Селевкидов. После Четвертой сирийской войны Ахей не отказался от сопротивления наступлению Антиоха III, который расположился между ним и Атталом I Пергамским. Антиох III осадил Ахея в Сардах, но он выбрался с помощью династии Птолемеев и попытался добраться до Сирии. Другими словами, Ахей не терял своих амбиций на трон всей империи Селевкидов до конца своего правления. Поэтому оценка Грейнджера, что Ахей держался в Малой Азии и не ставил своей целью свержение трона Антиоха III, труднопостижима.
Теперь мы рассмотрели связи между Ахеем и династией Птолемеев. Из этого следует, что сговор между Ахеем и Птолемеем IV помешал Антиоху III посвятить себя сирийскому фронту в Четвертой сирийской войне. Это беспокойство можно увидеть в том, что мирные переговоры с Птолемеями проходили в Селевкии Пиерии, далеко от линии фронта, и в том, что Антиох III быстро отступил после битвы при Рафии, решающего сражения Четвертой сирийской войны, и предложил мирный договор.
Однако этот поворот в сторону Сирии закончился с окончанием Четвертой сирийской войны. Птолемей IV согласился на мирный договор, отказавшись от Ахея. В результате Ахей столкнулся с атакой Антиоха III без какой–либо помощи со стороны Птолемеев и потерпел поражение. Как пишет Полибий, амбиции Ахея на престол продолжались до конца его жизни, когда его вызов завершился.

Заключение

В заключение я хотел бы подвести итоги обсуждения в этой главе.
Восстания самых могущественных царских семей в Малой Азии, таких как Антиох Гиеракс и Ахей, выявили недостатки системы разделенного правления Селевкидов. В обоих случаях селевкидским правителям пришлось потратить много времени на то, чтобы справиться с ситуацией. Власть семьи, которая уже давно обосновалась в Малой Азии, даже такой партеногенетической, как ахеева, могла вырасти в нечто, с чем нужно было считаться.
Ахей проявил свои военные способности еще во времена правления Селевка II, настолько, что когда Селевка III убили, он был провозглашен царем своими генералами. Однако Ахей отказался. Причиной этого была не его лояльность к законной линии Селевкидов, как утверждал Полибий и с чем согласны другие ученые. Ахей, который уже давно вел активную деятельность в Малой Азии, отказался от престола, так как опасался, что принятие предложения генералами трона спровоцирует внутренние конфликты внутри династии Селевкидов и принесет пользу его противникам в Малой Азии.
Его последующие действия показывают, что Ахей с самого начал хотел получить трон. Результаты его войн с Пергамом в Малой Азии дали ему опыт, который позволил ему реализовать свои амбиции. Это должно было стать достаточным доказательством его способности вести войну против Пергама и уменьшить власть Аттала I в его царстве. На фоне этих военных достижений Ахей провозгласил себя царем. Однако накопленных им достижений было недостаточно, чтобы переломить его положение в отношениях с Антиохом III. Авторитет и достижения экспедиции Антиоха III в Мидию Атропатену после покорения Молона были достаточны, чтобы изменить отношение к нему со стороны тех, кто когда–то продвигал его на трон. Ситуация заставила Ахея отказаться от амбиций на селевкидский трон.
После подавления восстания Ахея Антиох III поставил в Малой Азии не члена царской семьи или кровного родственника, а влиятельного священнослужителя Зевксиса. С этого момента отступничество в царской семье в его правление больше не повторялось. Размещение могущественного покровителя, а также реорганизация правления Селевкидов в Малой Азии не позволили царской семье обрести власть в регионе и не угрожали внутренним владениям царя во время его походов на восток.
Полибий описал Ахея как самого авторитетного и могущественного князя Малой Азии своего времени. Однако он не называет его «царем Ахеем». Как царю, ему не хватало некоторых качеств. Помимо его легитимности, другим фактором, который привел к его окончательному падению, была его победа над варварами. Каких людей эллинистический мир считал варварами? В следующей главе я попытаюсь ответить на этот вопрос, исследуя сочинения Полибия.

Глава 3: Взгляды на «варваров» и царская власть

Какую группу людей эллинистического мира воспринимали как «варваров»? И какую группу они признали как barbaroi? В этом отношении мы нашли некоторые подсказки в предыдущих главах. Например, противодействие Гермея походу Антиоха III на северных варваров в главе 1 показывает, что эллинистический мир рассматривал варваров как опасную группу (Polyb.5.55.3-4).
Эрскин указывает на то, что из трудов Аристотеля следует, что греки осознавали свое превосходство над варварами, и что память о победе в Персидских войнах способствовала их чувству превосходства над варварами. В этой связи афинский оратор Исократ утверждал, что демократические рамки дали его предкам воспитание, достаточное для победы над варварами (Isocrates 16.26-27). Холл, Картледж, Харрисон, Л. Митчелл и другие в целом разделяли позицию Эрскина. В то же время Флауэр и Л. Митчелл отмечают, что Персидские войны, войны с варварами, привели к объединению греков, т. е. к панэллинизму или «пангрецизму». Эрскин утверждает, что это понятие «греческого превосходства» еще более усилилось в эллинистический период завоеванием Персидской империи.
В этой главе сначала рассматривается вопрос об эволюции этого взгляда на варваров. Затем, взяв в качестве примера экспедицию Антиоха III Селевкида на Восток, я обсужу эллинистический взгляд на варваров через Полибия.

Классический взгляд на варваров

Мы уже видели, что идея о превосходстве греков и неполноценности варваров появляется в трудах Аристотеля. Он утверждал, что грекам было разумно править варварами на основании их неспособности к правлению и рабской природы (Politics (I) 1252a 25 - 1252b). Этот философ широко известен как наставник Александра Великого (Plut. Alex. 7.2-8.5), и, учитывая период, в который он работал, можно сказать, что аргументы Аристотеля донесли до нас представление поздней классической Греции о варварах, то есть о его презрении к варварам и оправдании господства греков над Персидской империей.
Классический период, особенно пятый век до нашей эры, известен как период расцвета Афин. Когда афиняне перевезли казну Делосской лиги в Афины, Перикл, афинский лидер того времени, отклонил возражения, сославшись на опасность вторжения варваров (Plutarch, Perikles, 12. 1-2). Поскольку Делосская лига изначально была основана как военный союз для предотвращения нового персидского вторжения после Персидских войн, аргумент Перикла мог быть убедительным.
Еще один пример можно найти в трудах Геродота. Во время Персидских войн Александр I Македонский пытался заключить мирный договор между греками и персами. Однако это не принесло плодов, так как спартанские послы посоветовали Афинам не доверять македонскому царю. По мнению спартанцев, Александр I «сам был тираном, и поэтому, естественно, помогал тирану» (Hdt.8.142.3-5). Более того, спартанский посланник утверждает, что «не следует ни доверять варварам, ни уважать их» (Ibid.). Это можно рассматривать как категорическое заявление о ненадежности варваров и важности коалиции греков для подготовки к вторжению со стороны варваров.
Из вышеприведенного обсуждения видно, что для классической Греции Персидская империя была ведущей варварской державой. Однако, как отмечает Холл, «признание того, что панэллинизм и все вытекающие из него негреки были коллективным атрибутом, было уникальным для Афин элементом, и это стало идеей, которая легла в основу сначала Делосской лиги, альянса, созданного для противостояния империи после войны с Персией, а затем и Афинской империи. Дихотомия между греками и варварами была создана в конкретном политическом контексте после Персидских войн. В этом контексте было естественно, что их дебаты были сосредоточены на мерах, которые необходимо предпринять против Персидской империи, а дебаты о варварах были произвольными, в зависимости от удобства афинян.
С другой стороны, греки были озабочены не только тем, чтобы предотвратить вторжение варваров. Как указывает Флауэр, они обсуждали также вторжение в Персию. Фукидид рассказывает, что после отражения атаки персов, начались попытки вторжения в Персию (1.96). Это агрессивное мышление усилилось в четвертом веке до нашей эры, и самым известным его выразителем является Исократ. Этот афинский оратор указывал на инертность Персии и призывал Филиппа II возглавить греческую коалицию против Персидской империи (Isocrates 16.26-27). Можно считать, что Аристотель унаследовал аргументы Исократа и обосновал его агрессивную политику в отношении Персии. Аристотель также обсуждает «трусливые и гедонистические» наклонности азиатских варваров. Это утверждение о трусости также послужило основанием для вторжения на Восток.
Как мы видели, существует множество доказательств в поддержку идеи греческой конфедерации и дихотомии «Греция — варвары», но важно отметить, что эта концепция не была постоянной и не оказывала решающего влияния на процесс принятия решений в классических греческих государствах. Это подтверждается тем, что во время Персидских войн лишь небольшое число полисов сражалось против вторжения этой великой державы. Даже во время этой войны, как сообщается, Фивы покинули греческую коалицию сразу после битвы при Фермопилах и сдались Персии (Hdt. 7.233; Polyb. 4.31.5).
Другой пример — Фукидид. Чампион отмечает, что в трудах этого историка мало греко–варварского соперничества. Причина этого, утверждает Чампион, заключается в том, что главной заботой Фукидида был конфликт между Афинами и Спартой, и он не уделял внимания конфликту с варварской Персией. Этот факт красноречиво иллюстрирует произвольное использование выражения «угроза от варваров всей Греции».
Наконец, для рассмотрения этого вопроса будет также полезен мониторинг политической ситуации в Греции во времена экспедиции Александра Македонского на Восток. Агис, спартанский царь, сражался с Антипатром при финансовой поддержке персов (Arrian, 2.13). Эти факты показывают, что, хотя есть много свидетельств существования дихотомии между греками и варварами в классический период, эта концепция имела лишь ограниченное влияние на реальное формирование политики.
Первое, что необходимо подтвердить относительно образа варваров, это то, что их представителем в классический период была Персидская империя. Идея угрозы со стороны этого «представительного игрока» варваров была универсальной в пятом веке до нашей эры. Это утверждение об «упадке» варваров часто звучало в четвертом веке до нашей эры. Утверждение о нападении на варваров было реализовано в завоевании Персидской империи Александром Македонским. Но преемники Александра продолжили этот дискурс против варваров и после падения империи Ахеменидов. Как эллинистический мир унаследовал этот дискурс?
По каким критериям в эллинистические времена делили «эллинов» и «варваров»? Чампион отмечает, что этот критерий был основан на наличии или отсутствии разума, а не на этническом происхождении, и что Полибий, например, иногда называл тех, кого считал неразумными, «варварами», даже если это были города на территории Греции. Так было, например, с полисом, который попал в тиски народного идиотизма. Рим, с другой стороны, имел рациональную политическую систему и не воспринимался Полибием как безусловный «варвар». Различие между «эллинами» и «варварами» с точки зрения наличия или отсутствия разума является характерной чертой эллинистической эпохи, на что также указывает Сумио Такахата. Другими словами, в традиционных теориях существует тенденция считать, что в эллинистический период «эллины» и «варвары» не обязательно были географическими категориями.
Эта тенденция часто подвергается сомнению, когда читаешь рассказ Полибия о Востоке. Кто были варвары, которых Полибий выделил на Востоке? В качестве конкретного примера мы попытаемся понять их с точки зрения экспедиции Антиоха III на Восток.

Экспедиция Антиоха III в Мидию Атропатену

Как уже говорилось в главе 2, Антиох III временно приостановил войну против династии Птолемеев, которую он планировал сразу после восшествия на престол, подавил восстание Молона, а затем, воспользовавшись моментом, предпринял экспедицию против Артабазана, правителя Атропатены (Polyb.5.40-55). Мы уже упоминали о противостоянии Гермея царю по этому поводу.
Тогда Гермею стало страшно от опасности идти с армией на север, и он продолжал предлагать первоначальный (запланированный) поход на Птолемея (Polyb.5.55.3).
Его настойчивость в том, что первой задачей нового селевкидского царя была демаркация его территории от территории Птолемея, вполне логична, но еще более поразительно то, что он выступил против похода на Артабазана «из–за опасности». В самом деле, до этого момента в трех сирийских войнах против Птолемеев селевкидские цари никогда не сражались лично. Так было и в третьей войне, когда Селевкиды проникли глубоко на территорию Лагидов. Из этого можно сделать вывод, что Гермей знал, что в войне против Птолемеев жизнь царя не будет в опасности.
С другой стороны, мы можем прочитать мнение о том, что такой «варвар», как Артабазан, был опасным противником. До Александра Македонского Атропатена находилась под властью коренной иранской династии, а после его смерти регент Пердикка назначил ее в качестве резиденции Атропату. Страбон говорит нам, что Атропат позже стал независимым (11.13.1). Из утверждений Гермея видно, что она также считалась землей варваров.
В конце концов, узнав о рождении у Антиоха III принца, Гермей согласился на экспедицию царя, и Антиох III подчинил себе Артабазана (Polyb.5.55.4-10). Упрочение царской власти Антиоха III в результате этой победы видно в провале попытки Ахея взять Сирию штурмом в отсутствие Антиоха III, а также в неудаче вторгнуться в Сирию во время Четвертой Сирийской войны (Polyb.5.57.3-8; 59-87).

Экспедиция Антиоха III в Парфию

После Четвертой сирийской войны Антиох III вступил в союз с Атталом I Пергамским, уничтожил Ахея и стабилизировал обстановку в Малой Азии, а затем начал экспедицию в Парфию на востоке (Polyb.5.107; 7.15-18; 8.15-23). Парфия, ставшая независимой около 250 года до н. э., укрепилась, выиграв войну с Селевком II (Justin. 41.3). Для Антиоха III, который закрепил за собой территории вдоль побережья Средиземного моря, она была врагом, которого он не мог оставить без присмотра.
Парфяне отступили без боя против армии Антиоха III, которая пришла из Сирии через Экбатану в Мидии (Polyb.10.27-29.1). Антиох III занял Гекатомпил, парфянскую столицу, а затем вторгся в Гирканию (Polyb.10.29.2). Оказавшись там, армия Антиоха III столкнулась с ожесточенным сопротивлением «варваров» (Polyb.10.29-30). «Варвары» здесь, в контексте предшествующих и последующих событий, вполне могут быть отнесены к Парфии.
В этом отрывке Полибий описывает «варваров» как храбрых бойцов. Однако в более позднем отрывке он описывает, как «варвары», попавшие в ловушку в городе Сиринк, убили всех греков в городе, забрали их деньги и бежали (Polyb.10,31.5-12). Здесь ясное представление о «варварах» как об опасных дикарях, которые причиняют вред «грекам». Это согласуется с образом «варваров» в аргументации Гермея, как я указывал в предыдущем разделе.
До этого инцидента «варвары», несмотря на то, что собрали большие силы, были «напуганы» мерами Антиоха III и отброшены назад в Сиринк (Polyb.10.31.3-6). Здесь Полибий изображает «варваров» одновременно трусливыми, опасными и угрожающими «грекам».
Как царям эллинистических стран предстояло справиться с этими «варварами»? Следующие переговоры между Селевкидами и Бактрией дают нам подсказку.

Антиох III и Бактрийская экспедиция

После своей экспедиции в Парфию Антиох III вошел из Гиркании в Бактрию(Polyb.10.48). Там правил Евтидем, уроженец Магнесии в Малой Азии, который победил и занял место Диодота и его сына, правивших там ранее. Военная кампания Антиоха III в Бактрии, возможно, была задумана как акт наказания Евтидема, поскольку в правление Селевка II селевкидская принцесса вышла замуж за Диодота.
Бои в Бактрии были ожесточенными и продолжительными, но Антиох III, похоже, не собирался уничтожать Евтидема (Polyb.11.39.1). Чувствуя это, Евтидем попросил мира, но потребовал «имя царя и должность начальника» (Polyb.11.39.4), немалые запросы для человека, на чью территорию вторглись. В ходе мирных переговоров он подчеркнул два момента: отсутствие оппозиции Антиоху III и угрозу со стороны barbaroi.
«Если бы царь не согласился на то, чего хотел он (Евтидем), ни один из них не смог бы избежать опасности, которая возникла бы. Он (Евтидем) говорит, что приближается немало орд кочевников, которые подвергнут опасности их обоих и, очевидно, превратят страну в варварскую землю» (Polyb.11.39.5).
Несмотря на угрожающий тон, Антиох III принял это мирное предложение. Он обещал выдать свою принцессу замуж за Деметрия, сына Евтидема, и позволил отцу и сыну принять титул царя (Polyb.11.39.9). Однако этот договор не уменьшил мощи Антиоха III. Следующий отрывок показывает, что принятие претензий Бактрии не привело к потере власти для Антиоха III.
«Успех экспедиции Антиоха во внутренние районы страны привел к тому, что под его контролем оказались не только сатрапы внутренних областей, но и прибрежные города и владыки верхнего Тавра. В общем, своей храбростью и усердием он обеспечил безопасность царства и возвысил всех своих клевретов» (Polyb.11.39.14-16).
Несмотря на уступку царского титула Евтидему, человеку, который когда–то воевал с Антиохом III, экспедиция Антиоха III считалась успешной, и утвердилась его власть. Можно сказать, что фоном является существование внешних врагов, которые, по словам Евтидема, «сделают страну варварской землей». Как и в случае с Парфией, было желательно предотвратить вторжение «варваров» в царство, отбросив силы, считавшихся «варварами», или стабилизировав отношения с окружающими странами, и для этого не обязательно было уничтожать враждебные силы внутри эллинистического мира.
Исходя из вышеизложенных соображений, кажется разумным предположить, что даже в эллинистические времена «варвары» были понятием с географическим компонентом. Но что послужило основанием для такого разделения?

Эллинистический взгляд на варваров

Как мы уже видели, после падения Персидской империи роль представителя «варваров» взяли на себя галаты. Полибий утверждал, что долг историка — рассказать о нападениях персов и галатов на Дельфы (Polyb.2.35.5-7). Факт, что Полибий трактует персидские войны начала V века до н. э. и галатские набеги на Дельфы в 270‑х годах до н. э. как нашествия варваров, впечатляет нас неизменностью взглядов на варваров с классического периода. В то же время он показывает, что галлы сменили персов на посту варваров. В связи с этим утверждением, надпись благодарственной резолюции за отражение галльского вторжения в Дельфы, изданная в Косе в 278 году до н. э., является важным историческим документом, поскольку она сообщает нам о событии смены представителя barbaroi со старого на новый (Syll. 3 398).
Среди варваров должно быть различие между варварами, граничащими с Селевкидами на востоке, и варварами на севере Греции и Македонии, которое Полибий не принимает во внимание. Это показывает, что этот историк эллинистического периода был настолько озабочен бить тревогу по поводу угрозы со стороны варваров, что не обратил внимания на внутренние разногласия.
Давайте теперь рассмотрим наличие или отсутствие осведомленности о классификации варваров. Эрскин указывает на то, что Аристотель сравнивал характеристики азиатских и европейских варваров. В своей «Политике» философ противопоставляет «племенных», «воинственных и неразумных» европейских варваров «упадочным» азиатским варварам (Aristot. Pol. 7.1327b, 23-33; Hippocr. Aer. 16-18). Следующий отрывок из Полибия показывает, что такая картина существовала и в эллинистические времена.
«Хотя воины под предводительством Ксенофонта прошли через все враждебные земли Азии, ни один из варваров не осмелился противостоять им» (Polyb.3.6.10).
Полибий считает «Анабасис» Ксенофонта и нападение спартанского царя Агесилая на Малую Азию доказательством трусости персов. По его словам, именно эти два события подтолкнули Филиппа II к плану вторжения в Персию (Polyb. 3.6.10-12). Этот отрывок также показывает, что Полибий знал об уязвимости персов.
Однако, как уже говорилось в начале этого раздела, следует повторить, что, хотя Полибий негативно относился к варварам как и все греки еще с классического периода, его главной задачей было изобразить их универсальные качества. По этому вопросу Чампион утверждает, что определение варваров у Полибия было обусловлено отсутствием у них разума. Далее он указывает, что именно этот иррациональный аспект делает barbaroi плохо влияющим на «цивилизованных» греков, и в этом отношении barbaroi имеют нечто общее с «массами, молодежью и женщинами», которые также иррациональны. Полибий явно унаследовал предрассудки Аристотеля. Однако в процессе наследования он отбросил контраст между европейскими и азиатскими варварами, существовавший в изложении Аристотеля, и сделал больший акцент на описании их общности.
В качестве характерной черты варваров Полибий упоминает, что их военные успехи не могли сохраняться долго (Polyb.2.35.5-7). Кроме того, случай с Силинком рассматривался как доказательство трусости barbaroi, особенно в трудной ситуации. С другой стороны, как отмечает Чампион, barbaroi считались угрозой рациональной греческой системе из–за своей иррациональной природы. Это объясняет, почему Полибий не уделял внимания характеристикам каждой группы предполагаемых варваров, а сосредоточил свое внимание исключительно на описании их общих элементов.
Как эллинистические царства идентифицировали варваров и как они использовали свои победы в войнах против них? Основное различие между классическим и эллинистическим периодами заключается, конечно же, в существовании империи Ахеменидов. Хотя Селевкидам принадлежала значительная часть бывшей территории Персидской империи, Полибий не называл эту область варварской в период Селевкидов. В свете этого Остин утверждает, что «классическое противостояние греков «варварам Азии» уже не имело смысла, особенно для Селевкидов». С другой стороны, Остин заявляет, что утверждение о защите от вторжений варваров из–за пределов территории Селевкидов было обоснованным.
В этом отношении поучительны слова Евтидема. Полибий рассказывает, что этот бактрийский правитель утверждал, что вторжение кочевников, воспользовавшихся конфликтом между Антиохом III и Евтидемом, поставит под угрозу обе эллинистические державы и приведет к варваризации их владений (Polyb.11.39.5). Критерий для дифференциации этого утверждения, т. е. вопрос о том, следует ли относить бывшую персидскую территорию к варварщине, можно найти в утверждении Полибия о том, что Александр Македонский построил много городов для обороны Мидии (Polyb.10.27.3).
Антиох III выдал свою сестру замуж за Ксеркса из Армении, а свою дочь — за Деметрия, сына Евтидема из Бактрии, по случаю подписания мира (Polyb.8.23; 11.34.9). С другой стороны, с Артабазаном и Парфией так не поступили. В этой связи примечательно, что Полибий называет Артабазана и парфян «варварами».
Сам Антиох III женился на Лаодике, дочери и двоюродной сестре Митридата II Понтийского (Polyb.5.43.1-4). Интересно, что понтийские цари ведут свою родословную от одного из семи вельмож, которые вместе с персидским царем Дарием I замыслили переворот против «узурпатора» Бардии (Polyb.5.43.2). Тем не менее, Полибий не называет Митридата II варваром. Что касается Мидии Атропатены, Биллоуз указывает, что эта область находилась за пределами завоеванных территорий Александра Македонского, и что после смерти Македонского регент Пердикка передал ее персу Атропату. Парфия была государством, основанным в результате продвижения кочевников–парнов с севера (Justin, 41.3). Все это говорит о том, что разделение между эллинистическим миром и варварами было основано на завоеваниях Александра Македонского. Люди эллинистического периода следовали этим рамкам, и преемники Александра Македонского продолжали утверждать свою легитимность, сражаясь против варваров — «чужаков», в соответствии с этим критерием.
В то же время из рассказа Полибия можно сделать вывод, что характеристики варваров, принятые эллинистами, были теми же, что и у Аристотеля для европейских варваров. Полибий, говоря о варварах Азии, не упоминает об упадке, который Аристотель назвал характерной чертой азиатских варваров. С походом Александра Македонского сверхдержава азиатских или южных «варваров» исчезла и была захвачена эллинистическим миром. Оставались только племена севера, которые, как и их европейские собратья, находились в состоянии племенной зависимости. Именно в этом контексте Евтидему удалось донести свою позицию до Антиоха III.
Таким образом, варвары в представлении Полибия были интегрированы в образ тех, кого Аристотель относил к северянам, то есть к числу угрожавших эллинистическому миру дикарей.

Заключение

Подведем итоги проведенного в этой главе анализа. Мы видели, что в доэллинистической классической Греции дискриминационные настроения против «варваров» установились с победой греческой стороны в Персидских войнах. Однако труды Полибия подтверждают, что это чувство различия между «эллинами» и «варварами» сохранялось даже в эллинистический период. Была выдвинута гипотеза, что после падения Персидской империи эллинистические царства приняли критерий того, была ли Варвария регионом, который находился под властью Александра Македонского или управлялся линией преемников Александра.
С другой стороны, в результате уничтожения персидского врага, который был главным врагом в классический период, мы читаем, что дикарство, которое подчеркивалось как характеристика северной греческой державы, стала главной характеристикой варваров. Этот аспект, похоже, широко распространился в эллинистическом мире, когда второе поколение эллинистических царей утвердило свое царствование, победив вторгшихся с севера галатов.
Ранее мы проанализировали взаимосвязь между войной и царской властью в эллинистических царствах и структуру международных отношений в этот период, уделив особое внимание событиям эпохи Селевкидов. При этом я предположил различный характер войн между эллинистическими царствами и войн против варварских групп и проанализировал их отдельно.
В главах 1 и 2 обсуждались последствия войн против эллинистических государств для царствования Селевкидов. Войны между эллинистическими государствами показали, что, вопреки впечатлению, создаваемому их частотой, они имели ограниченный масштаб. Войны между эллинистическими державами, сирийские войны, мало повлияли на легитимность царей с обеих сторон. Селевк II, проигравший Третью Сирийскую войну, Антиох III, проигравший Четвертую Сирийскую войну, и Птолемей V, проигравший Пятую Сирийскую войну, все усидели на троне. Случай с Ахеем, рассмотренный в главе 2, подкрепляет этот вывод. До его прихода над территориями Селевкидов в Малой Азии в основном господствовал Пергам. Однако военные успехи Ахея, остановившего пергамскую экспансию, не позволили ему создать независимое государство в Малой Азии, не говоря уже о завладении троном Селевкидов.
Напротив, многого можно было добиться, сражаясь с группами в областях, считавшихся вне эллинистического мира, а именно с группами варваров, как показали две экспедиции Антиоха III на Восток. Экспедиция против Атропатской Мидии в первой половине его правления была достаточной, чтобы замедлить планы Ахея по вторжению в Сирию, а анабасис, начатый в 212 году до н. э., позволил ему принять титул «Великого царя» и продемонстрировать свою силу на западе.
Провал восстания Молона ознаменовал появление династической легитимности. «Царь» и «воин» были неразрывно связаны как необходимый элемент демонстрации своей пригодности в качестве хранителя династии. С точки зрения военных действий, войны между эллинистическими царствами сводились к ограниченному уровню, такому как определение масштабов их власти, и было важно утвердить царскую власть, чтобы получить легитимность в войнах против других варварских групп. Другими словами, не будет преувеличением сказать, что эллинистическое царствование в значительной степени зависело от системы самосознания. И эта схема была основана на работе Александра Македонского.
Как должен был выглядеть Александр в эллинистические времена? В главе 4 прослеживается эллинистический образ Александра Македонского в сочинениях Полибия.

Глава 4: Александр Македонский в «Истории» Полибия

Цель этой главы — изучить эллинистическое восприятие Александра через рассмотрение рассказа Полибия, акцентируя внимание на его описании и оценке разрушения Фив. Насколько мне известно, проанализировать весь образ Александра у Полибия пытались только Эллингтон и Биллоуз.
Эллингтон предположил, что описание Александра у Полибия основано на работе Каллисфена, племянника Аристотеля и историка царской армии. Затем Эллингтон указал на сложность построения общей дискуссии на основе «Истории» Полибия, поскольку его рассказ об Александре скуден и неконкретен, и он упоминает лишь ограниченное количество событий. Можно предположить, что другие историки, как и Эллингтон, считали Полибия более сложным источником, чем другие биографии великого царя.
Это мнение было оспорено Биллоузом. Он подчеркивает тот факт, что работа Полибия является единственным существующим эллинистическим источником, то есть она дает прямое изображение Александра до римского периода.
Затем Биллоуз делит описание Александра в произведении Полибия на пять тем. Прежде всего, он упоминает о разрушении отделившихся от Коринфской лиги Фив, деяние, которое Полибий называет неоправданным и варварским, одобряя только пощаду святилищ города. Во–вторых, сравнение между Александром и другими царями. Как мы видели выше, эллинистическое царствование берет свое начало от Александра, и цари эллинистических царств всегда помнили о нем и утверждали легитимность своих тронов, сравнивая себя с ним. Полибий, как отмечает Биллоуз, тоже оценивал качества царей, сравнивая их с современниками. В-третьих, оценка характера Александра и его способностей как полководца. Он говорит, что греческие философы эллинистического периода критиковали правление Александра как принуждение силой, тогда как от царей ожидалось, что они будут действовать как спасители, Сотеры. Полибий критикует насильственные аспекты правления Александра как выходящие за рамки идеала эллинистического монарха Сотера. В отличие от других биографий Александра, которые приписывают все его военные успехи только ему, Полибий больше говорит об успехах его людей, особенно гетайров (друзей государя), которые перешли на службу к Александру от его отца Филиппа II. Последняя тема — это описание удачи Александра, где говорится, что его успех был обусловлен скорее везением, чем способностями.
Из приведенных выше пяти сюжетов видно, что Полибий осознавал стиль «всеобщей истории», и поэтому, по сравнению с биографиями царя, которые, как правило, фокусировались на достижениях Александра, он высоко оценивал достижения подчиненных ему генералов. Следует отметить, что «варварские акты», такие как разрушение Фив, подвергаются жесткой критике без какой–либо защиты Александра ( исключая Арриана). Так, Биллоуз отмечает, что Полибий, говоря об Александре, уравновешен.
Более того, Биллоуз утверждает, что Полибий опирался не на Каллисфена, как утверждает Эллингтон, а на труд Гиеронима Кардийского. Разница между Гиеронимом и Каллисфеном заключается в том, что работа Гиеронима — это «всеобщая история», стандарт греческого историописания. Он утверждает, что сбалансированный взгляд Полибия на Александра объясняется тем, что он унаследовал первоначальный рассказ Гиеронима.
Отсюда я разделил статьи об Александре в трудах Полибия на две группы. Исследование Полибия показывает, что Александр не является идеальным царем, потому что он не соответствует стандартам Сотера из–за своей жестокой стороны, представленной разрушением Фив. Можно резюмировать, что успех Александра был обусловлен не его собственными заслугами, а компетентностью группы людей из его окружения, влиянием его отца Филиппа II и удачей. Поэтому первой задачей является изучение взглядов Полибия на разрушение Фив. Это позволит нам судить о достоверности того, что Биллоуз считает основой взглядов Полибия на Александра.

Оценка разрушения Фив

Сразу же после вступления на престол Александр Македонский разгромил и до основания разрушил отложившиеся от Коринфской лиги Фивы. Частые и повсеместные ссылки на разрушение Фив в «Истории» показывают степень интереса Полибия к этой теме. Сперва рассмотрим дебаты между этолийским и акарнанским послами в Спарте в 209 году до н. э.
Вот аргументы Хленея, этолийского посла:
«Мужи Лакедемона, я не думаю, что кто–то осмелится отрицать, что греческое рабское состояние берет свое начало от македонских царей, но именно Александр полностью уничтожил то немногое, что осталось от греческой свободы в фиванском полисе, как вы все знаете, мы считаем» (Polyb.9.28.1-29.1).
Здесь Хленей очень четко выражает свое негативное мнение о том, что разрушение Александром Фив стало полным угасанием славы Греции и отправной точкой для последующего ее покорения Македонией.
Хленею возражает акарнанский посол Ликиск:
«Но ты не упоминаешь, что он наказал персов за их насилие над всеми греками, и не упоминаешь, что с целью избавить всех нас от худшего, он поработил варваров и уменьшил их богатство — а этим богатством они разорили Грецию, уничтожая в одно время предков афинян, а в другое время фиванцев — до такой степени, что греки остались ни с чем. И он подчинил грекам Азию» (Polyb.9.34.1-3).
Ликиск не вдается в вопрос о правомерности разрушения Александром Фив. С другой стороны, он выступает против обвинений Хленея в адрес Александра, утверждая, что Александра следует похвалить за то, что своей экспедицией он наказал и устранил угрозу от Персии.
Интересно отметить, что споры о достоинствах оценки Александром разрушения Фив происходят в Спарте. В персидских войнах V века до н. э. Спарта, наряду с Афинами, сыграла центральную роль в отражении персидского вторжения. С другой стороны, во время восточного похода Александра Спарта соединилась с Персией и угрожала его тылу. По этому случаю спартанская армия под командованием царя Агиса IV была разбита Антипатром, который руководил Македонией. Как мы увидим позже, незадолго до воцарения Филиппа V Спарта расширила свою власть при Клеомене III, но Клеомен III был смещен вмешательством Антигона III Досона по просьбе Арата из Ахейского содружества, и некоторое время в Спарте не было царя (Polyb. 2.45-70).
Учитывая вышесказанное, маловероятно, что Спарта благосклонно относилась к Александру и династии Антигонидов, оккупировавшей Спарту. Поэтому для спартанцев был бы более приемлем аргумент Хленея. Но Ликиск осмелился привести доводы в пользу Александра. То, что достижения Александра в разрушении Персидской империи не могли быть проигнорированы, и то, что он критически относился к отрицанию достижений Александра на основании одного только разрушения Фив, находит подтверждение.
Рассмотренные здесь отрывки показывают, что в оценке современниками разрушения Фив не преобладало ни негативное, ни позитивное предубеждение. Какова же была точка зрения самого Полибия, который информировал об обеих сторонах дебатов? Мы увидим это в следующем разделе.

Оценка Полибием разрушения Фив

Полибий очень критически отнесся к разрушению Фив, отмечая как единственный положительный факт, что уважили богов.
«Собираясь в Азию, Александр лишил родины фиванцев с целью наказать Фивы за их грехи, а также для того, чтобы устрашить остальных греков. Но в то время все жалели фиванцев, считая их пострадавшими от несправедливого и ужасного бедствия, и никто не называл действия Александра справедливыми» (Polyb.38.2.13-14).
Однако действительно ли разрушение Фив считалось «несправедливым» и ужасным бедствием? В этой связи примечательно, что существуют ссылки на неблагоприятное мнение Полибия о Фивах.
«В прошлом, во время персидского вторжения, фиванцы из страха перед войной бросили Грецию в разгар кризиса и встали на сторону персов, но из–за этого мы не доверяем фиванцам» (Polyb.4.31.5).
Из приведенной выше цитаты ясно, что основой неблагоприятного мнения Полибия о Фивах является тот факт, что они предали другие греческие города в пользу персидской империи Ахеменидов. В свете этого, следующий отрывок заслуживает внимания для дальнейшего изучения взгляда Полибия на разрушение Александром Фив.
«Он был настолько разгневан на Фивы, что продал их жителей в рабство и разрушил город до основания, но он не пренебрег поклонением богам, когда напал на город, и, обладая большой проницательностью, не допустил даже случайного кощунства в отношении храмов или святилищ. И когда он пришел в Азию, он наказал персов, но не тронул того, что принадлежало богам, тогда как персы совершали акты святотатства по всей Греции» (Polyb.5.10.6-10).
Полибий указывает, что Александр сохранил неприкосновенность святилищ, когда напал на Фивы, и что эта неприкосновенность сохранялась не только против греков, но и при завоевании Персидской империи. Критика посягательств на священное пространство часто появляется в трудах Полибия, и мы можем видеть его положительную оценку того, что Александр избегал посягательств на священное пространство даже во время войны. Как я уже отмечал, Полибий критически относился к Фивам из–за их позиции во персидских войн, и в этом отношении мнение Биллоуза, что «Полибий одобряет в Александре только уважение к богам», вероятно не очень греет.
Однако Полибий сознает, что критиковать Александра за разрушение Фив полезно. Это понимание можно увидеть в его рассказе о завоевании Газы. На ранних этапах своей экспедиции на восток, после битвы при Иссе в 333 году до н. э., Александр завоевал Сирию и Египет и удерживал восточное побережье Средиземного моря, блокируя пути снабжения персидского флота. Самым известным городом, оказавшим сопротивление, был Тир, который пал и был разрушен македонцами после семимесячной осады, но и Газу, также расположенную в Палестине, после ожесточенного сопротивления Александру постигла та же участь. Полибий описывает Газу следующим образом:
«Жители Газы не равны жителям Келесирии в смелости на войне, но они сохранили свои традиции и многие из своих принципов, и не утратили храбрости. Во времена Александра не только другие народы, но и народ Кира сдался в рабство, и было мало надежды для тех, кто противостоял насилию и мощи Александра, но только сирийцы встали и решили если умереть, то с музыкой» (Polyb.16.22a)
Биллоуз утверждает, что в этом отрывке Полибий критикует силовое завоевание Александром Газы как недостойное идеала эллинистического царя, сотера, или спасителя. Я согласен с его оценкой, что Полибий негативно относился к жесткой позиции Александра в завоевании Газы и Фив. Однако я считаю, что тому причина неприятие Полибия разрушения городов как акта варварства. Осознавая это, мы должны видеть у Полибия защиту действий Александра и одновременно критический настрой по отношению к царю. Таким образом, мы можем сделать вывод, что Полибий пытался сбалансировать свою критику разрушения Фив, указывая на пощаду святилищ Александром.
Почему это осознание баланса между двумя сторонами аргумента против Александра нарушается в рассказе о разрушении Газы? Это может иметь отношение к дате написания труда Полибия. Известно, что первоначально «Истории» должны были охватывать период с 220 г. до н. э. по 168 г. до н. э., но в итоге он вышел за рамки этого периода, и добавил книги с 30 по 39, которые охватывают период после 168 г. до н. э. Уолбэнк и Чампион предполагают, что 15‑я и более ранние книги были написаны до 146 года до н. э., что говорит об изменении взглядов Полибия до и после падения Карфагена. Такаси Фудзии также предполагает, что отношение Полибия к Риму изменилось на критическое, когда он написал «десять дополнительных свитков». Всесторонняя критика разрушения Фив, которую мы видели в начале второго параграфа этого раздела, содержится в 38‑й книге «Истории», и мы можем видеть изменение в стиле письма Полибия после того, как он так старательно придерживался сдержанной или нейтральной позиции в отношении разрушения Фив. В основном, однако, я считаю, что Полибий пытался передать разрушение Александром Фив с нейтральной точки зрения, и был осторожен, чтобы не быть излишне критичным или слишком оправдывающим.
Когда речь идет о разрушении города и, в частности, Фив, биографии великого царя, как отмечает Биллоуз, демонстрируют более четкую тенденцию к защите Александра Диодор, например, ясно выражает свое намерение приписать разрушение Фив самим Фивам (D. S.17.6.5), обвиняя в этом, с одной стороны, предложения тех, кто был враждебен Фивам, а с другой факт, что в персидских войнах Фивы заняли сторону персов(D. S.17.14.2-3). Самым выдающимся защитником Александра в отношении разрушения Фив является Арриан, который считается главным биографом «великого царя». В этой биографии он критикует позицию Фив в персидских войнах и описывает жалость, которую Александр проявил к Фивам во время восточной кампании (Anab. 1.9.7). Та же тенденция критиковать Фивы и оправдывать разрушительные действия Александра, основанная на памяти о персидских войнах, была унаследована от эллинистического периода до Римской империи (Plut. Alex. 11).
Как говорит Биллоуз, Полибий, безусловно, критиковал разрушение городов, например, разрушение Фив. Однако нельзя недооценивать важность его оправдания этого инцидента. Трудно следовать аргументации Биллоуза, который подчеркивает негативные аспекты отношения Полибия к Александру, не исследуя этот момент глубже.
В свете вышесказанного, акцент на деятельности окружения Александра должен оцениваться с иной точки зрения, чем у Биллоуза. Прежде чем перейти к решению этой задачи, важно отметить существование сугубо положительного взгляда на действия Александра — со стороны эллинистических царей.

Разрушение Фив с точки зрения эллинистических царей.

О том, что оценка разрушения Фив Александром различалась в зависимости от позиции человека, рассказывающего историю, можно судить по высказываниям окружения македонского царя о Спарте сразу после воцарения Филиппа V. Как мы уже видели, со времени изгнания Клеомена III Спарта была без царя (Polyb.2.70), и государственное управление было в беспорядке, что привело к убийству одного из эфоров, Адиманта (Polyb.4.22.5-12). Филипп V, только что взошедший на престол, по просьбе ахейского государственного секретаря Арата созвал собрание всей Эллинской лиги, но Спарта отказалась принять в нем участие. Это побудило Филиппа V посоветоваться со своими придворными по вопросу вмешательства в дела Спарты, и один из них предложил уничтожить Спарту.
Затем выступил каждый из присутствующих, но мнения разделились. Некоторые помнили о мерзком нраве спартанцев и были убеждены, что Адимант и его люди были убиты за пропаганду дружбы с Македонией, и что лакедемоняне, должно быть, хотели присоединиться к Этолии, и поэтому советовали Филиппу поступить с Лакедемоном так же, как поступил с Фивами Александр (Polyb.4.23.7-8).
Намерение оратора ясно: он рассматривает разрушение Фив Александром как урок, который должен быть преподан греческому полису. Другими словами, с точки зрения македонского царства, уничтожение Фив было не чем–то запретным, а политикой, которая, можно утверждать, была положительной. Но Филипп V отклонил это предложение и занял выжидательную позицию. Полибий считает это мудрым решением и приписывает его совету Арата (Polyb.4.24.2-4).
Положительная оценка Полибием решения Филиппа V не уничтожать Спарту может быть объяснена его любовью к помощи, оказанной царем ахейскому содружеству. Анализ рассказа Полибия о разрушении Фив показывает, что существовало ощущение, что достижения Александра были прецедентом для будущих царей. Разрушение Фив, с другой стороны, показывает, что позиция человека, упоминающего имя Александра, различается в плане того, чему конкретно следует подражать.
Что в Александре Полибий считал образцом для будущих царей? Далее мы рассмотрим оценку Александра Полибием в сравнении его с другими царями, такими как диадохи и их преемники, в контекстах, где имя Александра используется не только в связи с разрушением Фив. Первыми будут рассмотрены Селевкиды.

Сравнение с Антиохом III Селевкидом

Связь между Селевкидами, унаследовавшими самую большую территорию завоеваний Александра, и Александром подробно обсуждается в главе 3, и результаты этого обсуждения будут представлены здесь в той мере, в какой они необходимы для обсуждения данной статьи.
Во–первых, между Александром и Селевкидами нет прямой связи или преемственности, как в случае с Антигонидами, о которых речь впереди. Есть также несколько упоминаний об Александре. Исходя из этой предпосылки, в предыдущей статье указывалось, что имя Александра упоминается там, где Селевкиды граничили и воевали с barbaroi или варварскими группами. Различие между Селевкидами и «варварами» с их огромными территориями на востоке основано на том, были ли они завоеваны Александром и впоследствии подчинены правителю из линии великого царя. Можно сделать вывод, что эллинистические цари, и особенно цари Селевкидов, смогли утвердить легитимность своего царствования, предотвратив вторжение этих «варварских» групп.
Это позволяет предположить, что Александр был концептуальным приемом для признания разделения между «эллинами» и «варварами» после падения персидской империи Ахеменидов. В результате имя Александра не появляется таким образом, чтобы создать впечатление о прямой связи с Селевкидами. Однако присутствие имени Александра в процессе утверждения царской власти Антиоха III имеет значение, которое не следует упускать из виду. Было показано, что Антиох III стабилизировал свой трон, подчинив себе Артабазана из Мидии Атропатены, который не принадлежал к линии Александра (Polyb.5.55). Из–за этого военного успеха против «варваров» в начале его правления, Полибий был благосклонен к Антиоху III, по мнению Биллоуза, и я с ним согласен.
Однако важно отметить, что благоприятное мнение об Антиохе III не может быть принято без присутствия Александра. Согласно предыдущим исследованиям, в частности, Митчелла, эллинистические цари обеспечивали свои троны, доказывая свою состоятельность «сотеров» путем отражения вторжений чужеземных групп barbaroi. Эта теория хорошо согласуется с процессом восхождения Антиоха III на престол. Граница с barbaroi разделялась в зависимости от того, принадлежали ли они к завоеванной территории Александра или к территории, управляемой его преемниками, о чем говорилось в главе III.
В целом, мы видим, что присутствие Александра было важным фактором в процессе установления на троне, даже вдали от его родной Македонии. Тогда какова была ситуация в династии Антигонидов, которая унаследовала Македонию, родину Александра?

Сравнение с Филиппом V Антигонидом

В случае династии Антигонидов, правившей Македонией, родиной Александра, в отличие от Селевкидов есть явные признаки прямой преемственности с Александром, . Во время войны против Этолийской конфедерации Филипп V поджег полис Ферм и разграбил не только город, но и святилище (Polyb.5.9). Этот инцидент был раскритикован Полибием следующим образом:
«Он должен был показать, что он унаследовал и перенял от этих предыдущих царей не одну только власть, а еще хорошее поведению и великодушие. С одной стороны, он всю жизнь стремился доказать, что он из рода Александра (Великого) и Филиппа (II), но с другой не был заинтересован в подражании им» (Polyb.5.10.9-10).
Как известно, линия Александра угасла со следующим поколением, то есть с его сводным братом Филиппом III Арридеем, с Александром IV от одной из его законных жен, Роксаны, и с его внебрачным сыном Гераклом от его любовницы Барсины. Династия Антигонидов, основателем которой был Антигон I Монофтальм, не имела прямого кровного родства с великим царем. Однако, как отметил Уолбэнк, Полибий признавал Филиппа V наследником и связующим звеном в александровой линии. Также очевидно, что Филипп V рассматривал Александра и Филиппа II как своих предков и прилагал усилия, чтобы показать, что он является наследником их рода.
С другой стороны, Полибий критикует Филиппа V за то, что тот не следовал примеру Александра и Филиппа II. Очевидно, что Полибий считал правление Филиппа II и Александра примером для будущих царей, тогда как Филипп V по его мнению царствовал совсем по–другому.
Подводя итог, можно сказать, что в случае Селевкидов имя Александра было критерием для отделения «эллинов» от «варваров», и борьба с «варварами» под жупелом Александра имела большую значимость при восшествии на престол нового царя, говоря о том, что присутствие Александра сильно ощущалось даже вдали от его родной Македонии. На примере династии Антигонидов, правившей в Македонии, на родине Александра, мы видим, что связь с Александром отчетливее воспринималась как окружавшими царя людьми, так и теми, кто, подобно Полибию, находился в стороне от эллинистических царств. Предыдущее обсуждение этолийской и акарнанской миссий в Спарту во время Первой Македонской войны подкрепляет существование осознания династии Антигонов как преемников Александра. А критика Полибием Филиппа V за то, что он не следовал примеру Филиппа II и Александра, показывает, что он признавал Александра идеальным типом царя.
Какой пример Полибий видел в идеале царствования Александра для подражания его современникам? Прежде всего, как мы уже видели, какой большой интерес проявлял Полибий к защите святилищ. Какие еще аспекты деятельности Александра Полибий считает достойными подражания для будущих царей? Мы обсудим это далее.

Репутация Александра Македонского и его полководцев

Большая часть трудов Полибия об Александре содержится в 12‑й книге его «Истории», где он критикует историка Тимея. Именно в этом томе он подробно анализирует реалии военных кампаний Александра и критикует незрелость или неточность военных трудов предшествующих историков. Это хорошо видно из следующего отрывка.
«Было бы нелепо критиковать действия Александра на поле битвы, учитывая то. что воевать он учился с детства. Многие из тех, кто описывает его, некомпетентны в военных вопросах, а что касается Эфора и Каллисфена, то они такие же профаны» (Polyb.12.22.5-6).
Как уже упоминалось выше, рассказ Полибия эвфемистичен, а его оценка Александра завуалирована. Однако, исходя из оценок великого царя другими историками и критики их Полибием, мы можем сделать вывод о его мнении об Александре.
«Если Каллисфен, вероятно, заслужил смертную казнь, то не следует ли ее применить и к Тимею? Он оскорбил бы богов больше, чем Каллисфен, и был бы осужден за это более сурово. Ведь если Каллисфен хотел обожествить Александра, то Тимей обожествил Тимолеона. Но если Каллисфен хотел создать апофеоз общепризнанному сверхчеловеку, то воспеваемый Тимеем Тимолеон не только не совершил ничего великого, но даже не ставил перед собой такой цели, а лишь переплыл из Коринфа в Сиракузы» (Polyb.12. 23.3-4)
Тимолеон, о котором упоминает Полибий, был претендентом на трон Сиракуз в Сицилии примерно в то же время, что и Александр. Согласно Плутарху, деятельность Тимолеона не выходила за пределы Сицилии и поэтому не могла повлиять на остальной мир. Александр, с другой стороны, по общему признанию был великим человеком. по сравнению с которым Тимолеон согласно Полибию был никто. Это явное свидетельство высокого уважения, с которым Полибий относился к Александру, а завоевания его восточных экспедиций еще более наглядно показаны в сравнении с Тимолеоном.
В то же время нельзя обойти вниманием критику предшествующими историками обожествления определенных личностей из–за их достижений. Полибий критикует апофеоз Тимолеона у Тимея, но он не совсем отвергает обожествление Александра у Каллисфена как «заслуживающее наказания смертью». На чем основана критика обожествления героев своего времени? Мы можем видеть это в следующих отрывках.
«О Филиппе и его друзьях следует помнить то, что (помимо всего прочего) они своим усердием и смелостью превратили Македонское государство из очень маленького царства в великое и уважаемое. Подвиги, совершенные Александром после правления Филиппа, дошли до потомков вкупе с бесспорной оценкой достоинств его друзей. Поскольку Александр был выбран как идеальный лидер, несмотря на свою молодость, следует признать, что значительная часть достижений может быть приписана ему, но в любом случае я не хочу также недооценивать друзей, которые ему помогали. Именно их царственность, величие души, самообладание, мужество и смелость прославили их вместе с Филиппом и Александром» (Polyb.8.10.5-10).
Это заявление показывает, что Полибий высоко ценил достижения Александра, а также Филиппа II, который заложил основы для его достижений, и «друзей» (philoi), которые поддерживали их. Как видно на примере Арата в главе I, Полибий подчеркивает роль свиты царя и его друзей. Подчеркивая, что достижения Александра были основаны на фундаменте, заложенном его отцом, Филиппом II, и на сотрудничестве группы воинов, которых он унаследовал от своего отца, Полибий утверждает, что даже великий царь не достигал своих успехов собственными силами.
Если мы рассмотрим вопрос о природе царской власти в эллинистический период, мы не можем игнорировать важность аргумента Полибия. Как уже упоминалось выше, в эллинистический период царю приписывались военные достижения, что придавало легитимность царской власти. В рамки этой тенденции должен быть помещен также эллинистический культ царя. Трудно согласиться с Биллоузом, что похвала Филиппу II является обратной стороной критической оценки Александра. На мой взгляд, это отражение того высокого уважения, с которым Полибий относился к передаче достижений отца сыну. Полибий указывает, что Александр не полагался только на свои силы, но он унаследовал наследие отца и добился великих свершений с помощью друзей, которые смогли разделить его наследие.
Это отношение, по–видимому, тесно связано с идеей Полибия о том, что индивидуальные достижения зависят от tyche, то есть от судьбы. Власть индивида подвержена условному элементу tyche. Достижения Александра также во многом были обусловлены его tyche. Однако Александр не полагался только на свои силы, а с помощью друзей смог избежать опасности непредвиденных обстоятельств, которые часто встречаются при опоре на собственные силы. Мнение Полибия об Александре показывает баланс, характерный для творчества Полибия: высокое уважение к Александру, но избегание чрезмерной идеализации.
Мне кажется, что такое отношение может объяснить постепенное ужесточение его мнения о Филиппе V. В глазах Полибия Филипп V, наделенный прекрасными качествами царя, но отказавшийся от способных сотрудников и становившийся все более самовластным, не был достойным преемником Александра (Polyb. 8.12).
Идеальный царь, которого Полибий видел в Александре, обладал великими качествами, но не зацикливался на себе, не забывал воздавать почести богам и использовал силу окружавших его друзей для выполнения великих задач. Напротив, эллинистические царства, похоже, не обращали внимания на этот момент, но положительно оценивали разрушение Фив, которое в глазах Полибия подлежало критике.
Критика Полибием актов насилия Александра, при одновременном представлении аргументов в защиту его действий, была унаследована более поздними биографами великого царя, такими как Диодор и Арриан.
С другой стороны, важность помощников Александра, подчеркнутая Полибием, была подорвана акцентом на подвигах Александра, и героический образ Александра еще больше укрепился. Некоторые историки, например, римский историк Ливий, критически оценивали автократический аспект правления Александра, но в целом образ Александра как героя поддерживался и укреплялся на протяжении всего римского периода.

Заключение

В этой главе я показал, что можно изучить Полибия по современным источникам эллинистического периода. Наконец, я подведу итог предыдущему обсуждению и кратко изложу взгляд Полибия на Александра Македонского.
Прежде всего, я проанализировал рассуждения об инциденте разрушения Фив, который является наиболее частым событием в рассказе Полибия об Александре, и изучил впечатление Полибия от поведения царя в этом инциденте. Отсюда видно, что Полибий критически относится к разрушению Фив, но в то же время он оправдывает Александра, критикуя Фивы и ссылаясь на пощаду святилищ. Ссылка на защиту святынь и деятельность его друзей учит нас идеальному типу царя, который Полибий видел в Александре и в его отце Филиппе II. Это было сочетание великих качеств и уважения к богам, при поддержке philoi.
В то же время анализ разрушения Фив показывает нам, что в этот период все больше утверждалась положительная оценка персидских войн и негативное восприятие barbaroi, и что в этом процессе Александр был путеводной звездой. Другими словами, позитивные настроения греков по отношению к персидским войнам, которые ранее считались в порядке вещей, усилились в эллинистический период в результате их включения в процесс установления царской власти в царствах и переданы потомкам через Рим, водоразделом чего стал Александр.
За рамками «эллинистического мира» находился Рим. Если бы этим новичком были варвары, то их победа над эллинистическими царствами нанесла бы удар по легитимности этих царей. Как эллинистические народы отреагировали на продвижение римлян? Мы рассмотрим этот вопрос ниже.

Глава 5: Война между эллинистическими царствами и Римом

Именно войны между Римом и Антигонидами и Селевкидами определили отношения превосходства Рима над эллинистическими царствами. Победы Рима в этих войнах определили его господство над эллинистическим миром.
Что означало это поражение для проигравшей стороны? Во многих исследованиях недооценивается влияние поражения как на Филиппа V, так и на Селевкидов, которые продолжали активную деятельность и в последующие годы, только Филипп V оставался на троне еще долго после своего поражения, в то время как Антиох III умер вскоре после этого. С другой стороны, династия Антигонов пала вскоре после смерти Филиппа V, тогда как Селевкиды смогли сохранить свою династию на долгое время. Мы можем предположить, что каждая из этих династий в той или иной степени испытала шок от поражения в борьбе с Римом. Поэтому можно изучить эллинистический взгляд на новоявленный Рим, рассмотрев этот вопрос. Следует отметить, что эта глава будет немного короткой, потому что рассуждения о Риме и Македонии будут обсуждаться вместе в следующей главе.
Из двух войн между Филиппом V и Римом, так называемых Первой и Второй Македонских войн, первая война не привела к решающей победе, а окончательно победитель определился во второй войне. В этом разделе мы рассмотрим ход всей войны и последствия такого исхода для Филиппа V.

Первая Македонская война

Филипп V завершил войну с Лигой городов, начатую в начале его правления, Навпактским миром в 217 году до н. э. и вступил в войну с Римом в 215 году до н. э. В это время Рим боролся с Ганнибалом, карфагенским полководцем, и Филипп V, услышав известие о катастрофическом поражении Рима на берегу Тразименского озера, решил начать войну против Рима (Polyb.5.101.6-102.1). Он вступил в союз с Ганнибалом в надежде победить римлян в их продвижении к Иллирии (Polyb.7.9). В ответ Рим послал претора Левина замедлить македонское движение (Livy 23.38.10-11).
В этот момент Филипп V имел в Греции крепкую опору, Эллинскую лигу, оставленную его предшественником Антигоном III Досоном, и Арат из Сикиона, лидер Ахейского содружества, поддерживал этот союз в качестве верного союзника молодого македонского царя. В этих условиях в 212/1 году до н. э. Рим объединился с Этолией, которая выступала против Филиппа V в предшествующий период (Livy 26.24.7-15; IG 9 2nd.1.241). Поначалу этот альянс процветал, но недолго. Этолия заключила мирный договор с Македонией в 206 году до н. э., а Рим заключил мирный договор с Македонией в 205 году до н. э., завершив тем самым Первую Македонскую войну (Appian. Mac. 4).
Однако, по по мнению Дероу Полибий не считал этот мир окончанием войны между Македонией и Римом. По его мнению, Полибий считал, что война между Римом и Македонией была лишь временно приостановлена Фениковым миром, и что на самом деле она продолжалась до битвы при Киноскефалах. Согласно Груэну, этот мирный договор далеко не удовлетворил римский сенат, который пошел на мир, чтобы сосредоточить все усилия на Ганнибале. Но как только Карфаген был побежден, для возобновления войны между Римом и Филиппом V больше не было никаких препятствий.

Вторая Македонская война

Поводом для войны послужила осада Абидоса Филиппом V в 200 году до н. э. Прибывший туда с посольством Лепид потребовал, чтобы Филипп V не вел войну ни с кем из греков и не трогал ничего, что принадлежало Птолемею V. Он сообщил Филиппу V о намерении римского сената возобновить войну в случае, если он откажется (Polyb.16.34.3-5). В ответ Филипп V потребовал, чтобы римляне продолжали соблюдать Феников мир (Polyb.16.34.7).
Вопрос в том, какой из двух аргументов был на тот момент более весомым. Масаюки Ито указывает, что римская претензия вообще не опирается на Феников мир и не ссылается на него. Другими словами, требования Рима о недопущении войны с греками и ненападении на территорию Птолемея V — это новая логика, которую Рим создал в этой войне. С другой стороны, действия Филиппа V вписывались в рамки, установленные Первой македонской войной, поскольку он требовал от Рима соблюдения Феникова мира.
Если посмотреть на тон двух сторон, то именно Лепид ведет себя более провокационно, намекая на применение военной силы против другой стороны. Напротив, Филипп V не собирался активно применять силу, и только при необходимости. Другими словами, начиная с Феникова мира и далее, Филипп V неуклонно избегал тотального военного конфликта с Римом.
Его основная позиция заключалась в том, чтобы сохранить выгодное положение, которое он получил в результате Феникова мира, но воздерживаться от любых действий, которые могли бы дать римлянам предлог для возобновления войны, и постараться избежать любой интервенции. Его меры, однако, оказались бесплодными, и война с Римом в конечном итоге возобновилась. В этой войне Риму удалось завоевать два федеративных государства, Этолию и Ахайю. Ситуация дипломатической изоляции, в которую Рим попал во время Первой Македонской войны, теперь была навязана Македонии.
Однако греческие державы не обязательно были настроены против Македонии. Как уже упоминалось, Ахейское содружество отказалось от своего старого союзника Филиппа V и в этой войне выступило на стороне римлян, но оно не смогло объединить волю внутри содружества, и произошли выходы. Например, Рой указывает, что Аргос, ведущий полис Конфедерации, выступил против и вышел из Конфедерации, сохранив союз с Македонией. Этот инцидент показал неожиданную хрупкость федеративного государства, которое в то время превратилось в главную силу на греческом материке.
Несмотря на эти инциденты, общая ситуация складывалась в пользу Рима, и Филипп V был вынужден отступить из Малой Азии в Грецию, где потерпел поражение при Киноскефалах. Какое влияние это поражение оказало на царскую власть Филиппа V? Мы рассмотрим это еще раз в следующем разделе.

Филипп V после поражения

После битвы при Киноскефалах Филипп V попросил мира, и римляне согласились, посоветовавшись со своими союзниками и подписав мирный договор, который положил конец войне. Как мы уже видели, Полибий говорит нам, что этолийцы, в частности, требовали для заключения мирного договора жестких мер (Polyb.18.36.7). Однако Фламинин, римский командующий, подавил эти мнения и заключил мир при условии, что он выплатит в общей сложности 1000 талантов, оставит свой флот и отдаст заложником Риму своего сына Деметрия (Polyb.18.44.7; Appian. Mac.9.3).
Размер репараций можно сравнить со случаем Карфагена и Селевкидов, которые воевали против Рима примерно в это время. После Второй Пунийской войны Рим наложил на Карфаген контрибуцию в 10 000 талантов в рассрочку на 50 лет (Polyb.15.18.7), а в войне против Антиоха Рим потребовал 12 000 талантов в рассрочку на 12 лет (Polyb.21.43.19). С другой стороны, Филиппу V было предложено заплатить 1 000 талантов, половина из которых должна была быть выплачена сразу, а остальная часть — в рассрочку на десять лет. Римские меры против Македонии можно считать относительно умеренными. Более того, в то время как Филиппу V было предложено отказаться от флота, нет никаких упоминаний о каких–либо ограничениях в отношении сухопутной армии. В качестве причины таких скидок Полибий рассказывает, что римляне опасались продвижения Антиоха III в Европу и спешили заключить перемирие с Македонией (Polyb.18.39.4).
После окончания Второй Македонской войны Филипп V оставался союзником Рима. В более поздней войне между Римом и Антиохом III Филипп V приказал своим войскам провести римлян через Фракию (Appian. Mac. 9.5). Взамен Рим вернул Македонии принца Деметрия. После окончания войны между Римом и Антиохом III в династии Антигонов разразилась гражданская война. В конце войны, когда Филипп V был обвинен греческими городами, он послал Деметрия в качестве своего представителя в Рим, чтобы оправдаться, и Рим прислушался к словам молодого царевича (Appian. Mac.9.6). Аппиан рассказывает, что Филипп V был недоволен послевоенными мерами Рима против Селевкидов и в конце концов решил снова с ним воевать (Appian. Mac.9.6). При этом македонский царь, вняв клевете другого царевича, Персея, обвинил Деметрия в измене и убил его (Livy 40.24).
Здесь следует отметить, что до этого инцидента о внутренних конфликтах по поводу престолонаследия в династии Антигонидов не сообщалось. Домашние беспорядки часто наблюдаются в других крупных эллинистических царствах, например, у Селевкидов и Птолемеев, но подобных случаев нельзя увидеть в династии Антигонидов. Деметрий Красивый, сводный брат Антигона II Гоната, был приглашен в Кирену после смерти Магаса примерно в 250 году до н. э. и умер в качестве гостя в споре о наследстве (Justin. 26.3.3-8), но нет никаких свидетельств того, что он находился в конфликте со своим братом. Что касается Антигона III, сына Красивого, то его восшествие на македонский престол не было результатом внутренних раздоров. На момент смерти Деметрия II его преемник Филипп V был еще молодым человеком, поэтому он назначил царственного Антигона его опекуном. Позже Антигон женился на матери Филиппа V и стал царем (Justin. 28.3.9-16).
Антигон III обручил свою дочь с молодым Филиппом V, и когда Филипп V сменил его на посту царя, не было никаких свидетельств о каких–либо трениях. Хотя Антигон III погиб в битве против вторжения варваров с севера, незадолго до этого он участвовал в Клеоменовой войне в Греции, и, похоже, династия Антигонидов, вынужденная вести череду войн, не могла позволить себе иметь молодого царя (Polyb.2.51-70). Учитывая эти обстоятельства, нельзя утверждать, что за возвышением Антигона III стояла внутрисемейная борьба. С другой стороны, казнь Деметрия в конце правления Филиппа V и чистка царской семьи сразу после вступления на престол Персея, преемника Филиппа V (Livy 54.4-58.8), позволяют предположить, что поражение в борьбе с Римом подорвало царскую власть Филиппа V и спровоцировало в династии Антигонидов внутренний конфликт.
Шок от поражения не заметен на поверхности, так как после поражения от Рима Филипп V продолжал занимать трон, причем в течение относительно длительного периода времени. Однако из этого можно сделать вывод, что потрясение от войны с Римом могло проявиться в виде внутреннего разлада в царской семье. В результате Персей сместил проримски настроенного Деметрия и стал царем Македонии, сменив Филиппа V, который вскоре после этого умер. Рим был недоволен такой преемственностью, и третья Македонская война в конце концов привела к падению династии Антигонидов.
Мы видели, что поражение Рима оказало влияние на Филиппа V в последние годы его правления из–за конфликтов в царской семье. В эллинистических странах были могущественные цари, которые были побеждены Римом в то же время, что и он. Это был Антиох III из династии Селевкидов. В следующем разделе мы рассмотрим влияние этого поражения на Антиоха III.

Война между Антиохом III Селевкидом и Римом

Война между Антиохом III из династии Селевкидов и Римом стала решающим событием в завоевании Римом господства в Средиземноморье. Источники об этой войне рассказывают, что после окончания Второй Македонской войны обе стороны провели несколько консультаций перед началом войны с Антиохом. Они также показывают, что послевоенные меры Рима против Антиоха III были более жесткими, чем против Филиппа V.
Как мы видели ранее, Антиох III установил и укрепил свое царствование в основном благодаря серии побед над варварскими племенами на Востоке. В частности, его военные подвиги после битвы при Рафии дали ему право называться «Великим». Однако в результате поражения от римлян в битве при Магнезии он потерял большую часть территорий в Малой Азии, на восстановление которых он потратил столько усилий. Как повлияло это поражение на его авторитет?
В данном разделе эти вопросы рассматриваются в хронологическом порядке. Сначала мы рассмотрим первую встречу между двумя сторонами в Лисимахии. Затем последует анализ событий, приведших к началу войны. Серия переговоров между Антиохом III и Римом, предшествовавших началу войны, позволит нам изучить представление Селевкидов о своем противнике. Затем следует обзор войны между ними. Наконец, мы рассмотрим последствия войны, находясь на стороне Антиоха III.

Переговоры в Лисимахии

Первая встреча Антиоха III с Римом произошла в Лисимахии в 196 году до н. э., вскоре после окончания войны между Филиппом V и Римом. Ранее, в 203/2 году до н. э., Антиох III, как говорят, заключил тайный договор с Филиппом V, после чего начал пятую сирийскую войну (Polyb.15.20). В 202 году до н. э., после победы над Птолемеем V при Панионе, решающем сражении войны (Polyb.16.18-20), Антиох III отправился умиротворять Малую Азию (Polyb.16.22a; Appian. Syr. 1; SEG 29. 1613). Затем он пересек Геллеспонт из Абидоса и оккупировал Лисимахию, которую Филипп V покинул во время войны с Римом (Polyb.18.3.11).
Консультации между Антиохом III и римскими посланниками доведены до нашего сведения Полибием и Аппианом. Римские послы требовали, чтобы во–первых Антиох III ушел из городов, которые ранее принадлежали Филиппу V и Птолемею V, во–вторых, чтобы Антиох III воздержался от вторжения в автономные города и области, принадлежащие Птолемею V. Наконец, римский посланник выразил подозрение, что причиной присутствия Антиоха III в Европе было намерение напасть на римлян (Polyb.18.50.5-9).
Первое, что сказал в ответ Антиох III, было его удивление, что Рим вмешался в дела городов Малой Азии, не имея на это никакого права. Затем он объяснил причины своего присутствия в Лисимахии. Антиох III приписывал законность своего захвата города победе Селевка I, основателя династии, над Лисимахом при Курупедионе. Он также объявил о своих планах сделать Лисимахию резиденцией своего второго сына Селевка, а не базой для нападения на Рим. Наконец, селевкидский царь отказался позволить Риму вмешиваться в дела Малой Азии или бывших птолемеевских городов, и, в частности, в отношении Птолемея V он объявил римским посланникам о своем плане выдать за него свою дочь Клеопатру (Polyb.18.51). Переговоры закончились ничем, и римские посланники покинули место событий. Антиох III, конечно же, не покинул лагерь, а остался в Лисимахии.
Полибий повторяет, что римляне неоднократно были обеспокоены продвижением армий Селевкидов (Polyb.18.39.4; 45.10). Аппиан прямо утверждает, что причиной вражды между Селевкидами и римлянами стала оккупация Лисимахии Антиохом III (Appian. Syr.1.2). Грейнджер, однако, сомневается в этой точке зрения Аппиана. Он утверждает, что Антиох III был больше заинтересован в заключении договора с Римом. Насколько я могу судить, так же и по мнению Груэна в его в обширной и всесторонней работе о римской экспансии в эллинистический мир отношения между Римом и Селевкидами в третьем и втором веках до нашей эры были в целом «открытыми, дружественными и далеко идущими».
В более раннем споре с Птолемеем IV во время Четвертой Сирийской войны Антиох III выдвинул аналогичные претензии на легитимность в отношении контроля над территориями. В этих дебатах и селевкид, и лагид отстаивали легитимность правления в Сирии, опираясь каждый на основателя своей династии (Polyb.5.66.6-9). Принимая во внимание аргументы Уолбэнка и Остина, мы можем предположить, что этот пункт о родовой территории был главным обоснованием территориальных претензий эллинистических царств. С учетом этой легитимности, удержание Лисимахии было естественной обязанностью Антиоха III.
С другой стороны, аргумент, использованный римлянами для осуждения действий Антиоха III, можно рассматривать как принятие логики, использованной против Филиппа V во Второй Македонской войне, с той лишь разницей, что «греки» были заменены на «автономные города». Однако точно так же, как аргумент Лепида был совершенно бесполезен для сдерживания македонского царя в Абидосе, аргумент римского посланника был совершенно неэффективен против Антиоха III.
Важно отметить, что Полибий и Аппиан различались в своих взглядах на Лисимахийскую конференцию. Полибий, как и Аппиан, рассказывает о жестокой перепалке в Лисимахии, но по–другому объясняет причины начала войны между Антиохом III и Римом. Он упоминает высадку Антиоха III в Деметриаде, которая спровоцировала войну, но не упоминает об оккупации Антиохом III Лисимахии (Polyb.3.7.1-3). По моему мнению, это говорит о том, что Полибий не считал оккупацию Антиохом III Лисимахии и его переговоры с Римом в ней непосредственной причиной войны. Важно отметить, что Полибий был современным историком эллинистического периода, хотя мы должны быть осторожны, чтобы убедиться, что его рассказ отражает преобладающий взгляд на эллинистический период, что он говорил за всех. Проримские тенденции Полибия вызывают много споров, но в отношении причин этой войны между ним и императорским Аппианом существует четкая разница.
Трудно сказать, была ли Лисимахийская конференция непосредственным поводом для войны между Селевкидами и римлянами. Грейнджер утверждает, что рассказ Полибия о конференции был пропагандой, использованной Римом во время последующей войны против Антиоха III. Трудно сказать, прав он или нет. Заметим лишь, что позиция Антиоха III, который следовал предыдущей логике, и позиция Рима, который принял логику возобновления войны с Филиппом V, не были несовместимы.

От Лисимахийской конференции до начала войны

После Лисимахийского конгресса Антиох III устроил браки с Птолемеем V и Ариаратом IV Вифинским, а также предложил брак с Эвменом II из Пергама, но получил отказ (Appian. Syr.5). Аппиан, который считает, что Лисимахийский конгресс настроил Антиоха III против Рима, говорит, что его брачная политика была направлена на подготовку к войне против Рима (Ibid.). Однако с этим мнением трудно согласиться, поскольку брак был постоянной чертой внешней политики Антиоха III. В начале своего правления он выдал свою сестру Антиохиду замуж за Ксеркса Армянского, а когда заключил мир с Евтидемом Бактрийским, обручил свою дочь с Деметрием, сыном Евтидема (Polyb.8.23). Как мы уже видели, после Пятой сирийской войны он организовал брак Птолемея V с Клеопатрой.
Интересно отметить, что в этих случаях Антиох III всегда соглашался на вассалитет другой стороны. Огден отмечает, что эта стратегия союза следовала практике Ахеменидов подтверждать собственное превосходство, выдавая дочерей замуж за царей, которые были его вассалами. Именно в этом контексте Антиох III женил своего старшего сына и соправителя Антиоха на его родной сестре Лаодике (Appian. Syr.5).
Брачное предложение Эвмену II имеет и другой контекст. Примерно в то же время, когда Антиох III начал свою деятельность во Фракии, умер Аттал I Пергамский. Можно предположить, что это вызвало необходимость возобновления дипломатических отношений между Селевкидским и Пергамским царствами. Аттал I был в союзе с Селевкидами после изгнания Ахея Антиохом III (Polyb.5.107.4). Однако, как мы видели при обсуждении Сирийских войн, дипломатические отношения в эллинистическом мире прекращались со смертью царя и их приходилось восстанавливать. Если принять во внимание эти факторы, то брачное предложение Антиоха III новому царю Пергама можно понять в контексте возобновления союза между двумя странами. Поэтому нет необходимости принимать утверждение Аппиана, что Антиох III хотел заручиться родством с Эвменом, поскольку собирался воевать с Римом.
Проблема здесь в том, что, если следовать Огдену и Грейнджеру, принятие Эвменом II брачного союза с Антиохом III означало бы риск признания верховенства Антиоха III. Тем не менее, когда Эвмен II отказался от предложения Селевкидов о браке, Аттал и Филетер, младшие братья царя Пергама, попытались отговорить его. Однако Эвмен II не передумал. Грейнджер утверждает, что решение Эвмена II имело решающие последствия для отношений между Антиохом III и Римом. Эвмен II предпочел встать на сторону Рима, а не стать монархом на службе Селевкидов.
Аппиан рассказывает, что Селевкиды и римляне затем отправили друг к другу посланников. Прежде всего, Антиох III отправил делегацию в составе Лисия, Гегесианакса и Мениппа в римский сенат примерно в 195 году до н. э. (Appian. Syr.6). С другой стороны, римляне отправили делегацию, включающую Сципиона Африканского, к Селевкидам примерно в 193 году до н. э. (Appian. Syr.9-12). В первом случае посланник Селевкидов просил римлян заключить союз и признать исконные территории Селевкидов во Фракии и Малой Азии. Римский сенат, однако, потребовал, чтобы Селевкиды отказались от своих планов проникновения в Европу и чтобы городам Малой Азии была предоставлена свобода (Appian. Syr.6). Римские аргументы в этом случае почти идентичны тем, что были выдвинуты в Лисимахии (Polyb.18.50.7). В последнем случае, с другой стороны, послы Антиоха III выразили частичное согласие с предложением римлян при условии, что они заключат с ним союз (Appian. Syr.12). Однако он отказал Риму в просьбе освободить ионийские города на том основании, что они привыкли быть в подчинении у «варварских царей» Азии.
Как мы уже видели, переговоры между Антиохом III и Римом не привели к соглашению. Однако Грейнджер подчеркивает тот факт, что стороны провели несколько раундов переговоров, в ходе которых они пытались создать союз. В ходе переговоров именно Антиох III идет на уступки, в то время как римская сторона стоит как каменная стена. Поэтому, как и в случае с Филиппом V, я вижу больше энтузиазма со стороны Антиоха III, чем со стороны Рима. Однако эти дипломатические усилия не принесли результатов, и в итоге стороны вступили в военный конфликт.

Война между Антиохом III и Римом

После последних неудачных переговоров с Римом Антиох III высадился на Эвбее с 10 000 человек (Appian. Syr.12). Аппиан утверждает, что он высадился по просьбе Этолийской конфедерации (Ibid). После того как Антиох III овладел островом Эвбея, его генерал Микитион напал на Делион, святилище Аполлона, убив часть римских войск и взяв остальных в плен, согласно Аппиану (Ibid.). Согласно Ливию, потери римских войск были невелики (Livy 41.1-5). В любом случае, этот военный конфликт послужил прекрасным предлогом для римского сената, чтобы принять решение о войне против Антиоха III.
Грейнджер утверждает, что Антиох III проявил большую осторожность, чтобы не провоцировать римлян. Основой его аргументации является количество войск, которые Антиох III привел с собой в Грецию. Как и Грейнджер, Сенки Одо обращает внимание на описание Ливием численности селевкидского контингента в это время как «недостаточной не только для вторжения в Рим, но и для обеспечения безопасности Греции» (Livy 35.43.6). Полезно сравнить численность войск с численностью войск в битве при Рафии, решающем сражении Четвертой сирийской войны, и в более поздней битве при Магнесии. Размер армии, возглавляемой самим Антиохом III при Рафии, составлял немногим менее 70 000 человек, как подробно рассмотрели Одо и Бар–Кохба. Также сообщается, что в битве при Магнесии, которая была заключительным сражением в войне против Рима, Антиох III возглавлял армию численностью более 70 000 человек (Appian. Syr.32-36). По сравнению с этими двумя примерами, количество войск, которые Антиох III привел в Грецию, было слишком мало. Учитывая эти примеры, теория о том, что Антиох III не хотел начинать войну против Рима, вполне правдоподобна.
С другой стороны, Рим немедленно направил войска, которые вдвое превышали армию Антиоха III (Appian. Syr.17). Римляне разбили армию Селевкидов при Фермопилах, и Антиох III бежал на свою собственную территорию (Appian. Syr.17-21). После этого Антиох III приготовился встретить наступающую римскую армию. Тем временем он отправил посланников в римскую армию и провел неофициальные переговоры со Сципионом Африканским, который находился в армии, а затем официальные переговоры со всем римским военным руководством (Polyb.21.15; Appian. Syr.29-30). Однако эти переговоры не принесли результатов из–за римской неуступчивости. Решающая битва между двумя сторонами произошла в 189 году до н. э. в Магнезии, на берегу реки Меандр в Малой Азии, и закончилась поражением Антиоха III (Appian Syr.33-6).
Аппиан рассказывает, что после битвы при Магнезии Антиох III подвергся критике со стороны своих друзей за свою стратегию против Рима (Appian. Syr.37). Другими словами, после битвы друзья Антиоха III критиковали царя за оставление Херсонеса, Лисимахии и Геллеспонта без вооруженного сопротивления. Другой критики Антиоха III со стороны друзей нет, кроме жесткого отношения визиря Гермея к царю в начале его правления, особенно после того, как он его отставил. Эта сцена в лагере Селевкидов, рассказанная Аппианом, напоминает нам о падении авторитета Антиоха III в результате его поражения.
Мы видели, что Антиох III был намерен избежать прямой конфронтации с Римом. Однако Аппиан рассказывает нам, что после поражения от Рима распространился слух, что «был да сплыл царь Антиох Великий» (Ibid.). Это было падением авторитета, не в последнюю очередь потому, что царя называли «великим». Это ослабление его власти не было замечено в Четвертой сирийской войне, когда он был разбит армией такой же численности.

После Апамейского мира

В 188 году до н. э., после битвы при Магнезии, Антиох III заключил мирный договор с Римом. Он называется Апамейским миром, по имени места, где он был заключен. В этом договоре Антиох III согласился выплатить компенсацию в размере 12 000 талантов в течение двенадцати лет (Polyb.21.43; Appian. Syr.38). Кроме того, Селевкиды потеряли все свои территории к северу от Таврских гор (Ibid.). Это был договор, который подтвердил, что условия поражения были более суровыми, чем для Карфагена или Филиппа V.
По поводу завершения войны Грейнджер утверждает, что Антиох III был еще достаточно силен, чтобы продолжать войну, и что потеря Малой Азии не была решающим ударом для Селевкидов. Что касается отношений с Римом, то отмечается, что Апамейский мир установил сферу влияния между Селевкидами и Римом и стабилизировал отношения между двумя странами.
Что касается значения потери Малой Азии для Селевкидов, мы находим аналогичный аргумент в работе Шервин–Уайта и Харта. Их исследование также склонно недооценивать масштабы потерь Селевкидов вследствие поражения при Магнезии, основываясь на действиях его третьего сына и преемника, Антиоха IV Эпифана, во время его правления. Он начал шестую сирийскую войну против Птолемеев в 170 году до н. э. (Polyb.28.18-22, 29.23-27, 30; D. S.30.14-18, 31.1-2), а после войны, в 166 году до н. э., организовал великолепное праздничное шествие в Дафне (Polyb.30.35-6; D. S.31.16.1). Те ученые, которые преуменьшают влияние поражения от Рима, подчеркивают военные действия в правление Антиоха IV как причину, по которой государство Селевкидов не умалилось.
Но не следует ли здесь отделять власть династии от власти царя? В этом отношении примечателен тот факт, что Антиох III умер вскоре после Апамейского мира, когда он предпринял неудачную попытку разграбить сокровища храма Бела в Сузах и погиб (D. S.29.15.1; Strabo, 16.1.18). Важно отметить, что Антиох III сделал нечто подобное ранее в своей кампании на Востоке. В 211 году до н. э., в начале анабасиса, Антиох III захватил имущество храма Анаиты в Экбатане для финансирования своей кампании (Polyb.10.27.12). Как мы видели в главе 2, Антиох III подавил восстание Ахея в Малой Азии до анабасиса. Тот факт, что Антиох III преуспел в анабасисе и потерпел неудачу после поражения от римлян, хотя его целью также было обеспечение финансовых ресурсов за счет захвата храмовой собственности, показывает, что его военные неудачи затмили его успехи.
Другим примером потери власти в результате поражения является Селевк II, отец Антиоха III. Согласно рассказу Юстина, этот царь «потерял свое царство и пал смертью» (Justin. 27.3.12). Однако он потерял не все свое царство или собственный трон, а лишь восточные провинции Бактрии и Парфии и Малую Азию. Следует отметить, что рассказ Юстина выпячивает военные неудачи Селевка II в конце его правления, а не Третью сирийскую войну. В частности, неудача в отражении парфянского проникновения незадолго до его смерти может рассматриваться как важный фактор (Justin.41.5.1-5). Двойная военная неудача — поражение от варваров и потеря Малой Азии — возможно, способствовала падению авторитета Селевка II.

Заключение

Позвольте мне подытожить анализ, проведенный в этой главе. Можно отметить, что цари эллинистических стран, которые стремились утвердить свою царскую власть путем накопления побед над варварами, серьезно пострадали от поражения против Рима. Переворот в царской семье привел к внутренним конфликтам внутри царской семьи, включая казнь царем Филиппом V принца Деметрия Македонского, который был заложником в Риме. В случае с Антиохом III из династии Селевкидов для него все закончилось собственной смертью. После этих поражений поражение против Рима рассматривалось как поражение против варваров. Поэтому здесь не просто случай, когда победитель подчиняется побежденному.
Какова же была реакция эллинистического мира на Рим в это время? В следующей главе я рассмотрю, как эллинистические народы относились к этой новой силе в период римской экспансии, и как эта оценка выражена в сочинениях Полибия.

Глава 6: Дебаты о «варварском» Риме

Глава 6: Дебаты о «варварском» Риме
В предыдущей главе мы отметили, что поражение в борьбе с Римом привело к перевороту в правлении Филиппа V и Антиоха III. Этот факт говорит о том, что в эллинистическом мире победа Рима воспринималась как капитуляция перед barbaroi. Другими словами, эллинистический мир относился к Риму как к варвару.
Однако Чампион говорит, что с другой стороны к Риму относились как к «почетному греку». Это неоднозначное отношение эллинистического мира к Риму особенно ярко проявляется в сочинениях Полибия. Почему Полибий был так двусмыслен в этом вопросе? В этой главе мы рассмотрим вопрос о том, воспринимали ли в изложении Полибия эллины римлян как варваров, и что думал об этом Полибий.

Являются ли римляне barbaroi?

В трудах Полибия рассуждения о Риме как о варварах представлены в виде высказываний послов, солдат и других деятелей, которые появляются в «Историях». Это указывает на то, что жители эллинистического мира во времена римской экспансии считали римлян варварами, но считал ли сам Полибий, записавший эти факты, римлян варварами или нет? Последней позиции придерживается Уолбэнк. В своем комментарии к «Истории» он утверждает, что Полибий не считал римлян варварами, и критикует тех, кто придерживается противоположной позиции. Эрскин и Чампион, напротив, утверждают, что Полибий признавал римлян варварами и в этом отношении ничем не отличался от своих современников. Однако Эрскин также отмечает, что этот варварский аспект Рима не занимает заметного места в рассказе Полибия.
Что очевидно из исследований, посвященных взгляду Полибия на Рим, так это туманность отношения этого историка к Риму. Ранее мы рассмотрели критерии определения варваров на Востоке, но в рассказе Полибия о Западе критерии оценки варваров более двусмысленны, и, в частности, его отношение к Риму менее ясно. Поэтому трудно сказать, считал ли он эту западную державу варварами или нет.
Эта трудность во многом связана с проблемой рассказа Полибия. В сочинениях Полибия очень мало мест, где эллинистический мир прямо называет Рим варваром, а большинство мест расплывчаты. В основном из речей и других записанных высказываний Полибия мы можем сделать вывод, что римляне были barbaroi.
В какой степени, таким образом, заявления и речи других людей, описанные в «Истории», передавали факты? Современные ученые изо всех сил пытались разобраться с этим вопросом. Первым долгом историка Полибия должно быть фиксирование того, что было сделано и сказано на самом деле, каким бы банальным это ни казалось(Polyb.2.56.10).
По мнению Уолбэнка эти речи не были сочинены Полибием. Хотя Чампион в основном согласен с Уолбэнком, он отмечает, что сам Полибий настаивает на важности «сделать все возможное, чтобы донести до читателя сердцевину и суть речи» (Polyb. 36.1-7). Другими словами, он утверждает, что Полибий подчеркивал общий замысел речи, когда записывал ее, и выбрал слова, которые, по его мнению, были ближе к фактам. В этом отношении мы также можем сослаться на замечания Одо о речах, написанных Фукидидом, который, как говорят, оказал большое влияние на Полибия. Одо утверждает, что Фукидид воспроизвел речи с собственными домыслами, не забывая при этом о точности фактов. Если принять во внимание оценку Одо, что Полибий был преемником Фукидида, можно сделать вывод, что в описании речей Полибий следовал методу Фукидида и что он записал их с намерением отредактировать их, чтобы они соответствовали фактам, если не являются полностью подлинными.
Чампион утверждает, что, особенно в описании Рима, Полибий смягчает прямолинейность тех, кто называл римлян barbaroi и заявлял о собственной враждебности к Риму.
Я думаю, что мнение Чампиона о том, что неясность речей, записанных Полибием, объясняется его редактированием, является обоснованным. Однако я не согласен с мнением Чампиона, что это объясняется намерением самого историка выступить против Рима. Я попытаюсь прояснить причины этого через анализ взглядов современников на Рим, переданных Полибием, и изучение намерений Полибия при их фиксации. В трудах Полибия дебаты со стороны эллинистических государств относительно Рима в основном встречаются в отрывках, связанных с военным конфликтом между Филиппом V и Римом, так называемой Македонской войной, начавшейся в 215 году до н. э. Далее мы рассмотрим взгляд греческого/эллинистического мира на Рим в контексте Первой и Второй Македонских войн.

Дебаты о «варварском» Риме: Греция во времена Первой Македонской войны

Мирная конференция в Навпакте (217 г. до н. э.)
Союзническая война, разразившаяся в 220 году до н. э., сразу после воцарения Филиппа V, закончилась мирными переговорами в Навпакте под руководством македонского царя. Полибий рассказывает, что это соглашение о прекращении войны было вдохновлено событиями Второй Пунической войны между Римом и Карфагеном (Polyb.5.101.6-102.2). Когда Филипп V узнал, что римская армия под командованием Фламинина была уничтожена карфагенским полководцем Ганнибалом на берегу Тразименского озера, он созвал конференцию, чтобы завершить войну в союзе с Ганнибалом.
На этой мирной конференции Агелай из Навпакта, этолийский посланник, произнес следующую речь:
«Прежде всего греки должны были бы благодарить богов, а не воевать друг с другом, потому что если бы они все говорили одно и то же и взялись за руки, как при переправе через реку, они могли бы остановить продвижение варваров и спасти себя и свои города» (Polyb.5.104.1-2).
Из–за двусмысленности формулировки в этом отрывке Уолбэнк не уточняет, кого Агелай называет здесь «варварами». Однако Чампион, основываясь на упоминании Агелаем римско–карфагенской войны, отмечает, что «варвары» здесь относятся и к Риму, и к Карфагену. Чампион подчеркивает мысль Агелая, что победившие варвары, будь то римляне или карфагеняне, никогда не будут удовлетворены тем, что они победители (Polyb.5.104.3-4). Этолийский посол подчеркивал роль Филиппа V как защитника Греции.
В приведенном выше отрывке Рим и Ганнибал описаны как barbaroi, и оба как угроза для Греции. Это также подтверждает мнение о том, что победитель в этой войне на западе, barbaroi, представлял угрозу для Греции. В то же время Агелай признает роль Филиппа V как лидера Греции и подчеркивает роль этого македонского царя как защитника Греции. А тот факт, что речь Агелая была произнесена на собрании, где присутствовал и Филипп V, говорит о том, что этолийский посланник знал, что македонский царь — грек, у которого с ними общий враг, а именно варварский Рим. Тот факт, что этот этолийский посланник был ведущим политиком, который неоднократно занимал высший пост в Содружестве, пост главнокомандующего, напоминает о широко распространенном мнении о Риме как о варварах.

Дебаты в Спарте между этолийским и акарнанским посланниками (209 г. до н. э.)

Учитывая вышеизложенные обстоятельства, вполне естественно, что союз Этолии с Римом в 215 году до н. э. подвергся критике. Это было связано с тем, что когда Ганнибал заключил союз с Македонией, Рим выбрал Этолию в качестве партнера для проведения совместной кампании по сдерживанию Македонии. Эта критика была в значительной степени подхвачена в дебатах в Спарте между этолийским посланником Хленеем и акарнанским посланником Ликиском, которые обсуждались в главе 4 (Polyb.9.28-39). В этих дебатах Хленей призвал Спарту присоединиться к союзу с Римом, а Ликиск выступил против него:
«С кем вы сейчас разделяете свою волю и к какому союзу призываете? Разве это не союз с варварами? Вы, кажется, думаете, что проблема сейчас такая же, как и раньше. Но это не так. Затем вы соперничали со своими ахейцами и македонянами за лидерство и престиж, и особенно с Филиппом за первенство. Но сейчас вы ведете борьбу против капитуляции греков перед чужеземцами. Вы хотите втянуть их в войну против Филиппа, но не понимаете, что скоро будете бороться против себя и против всех греков» (Polyb.9.37.4-10).
Первое, на что следует обратить внимание в этом обсуждении, это то, что Этолия называет римлян варварами, учитывая ее союз с Римом. И мы видим, что тесный союз с Римом, рассматриваемый как связь с варварами, рисковал подвергнуться критике со стороны других греческих/эллинистических государств.
Следует также отметить, что немного раньше цитируемого отрывка Ликиск указывает на оборонительную роль, которую сыграла Македония во время вторжения галатов в Дельфы (Polyb.9.35.1-4). Акарнанский посол относится к Македонии как к собрату Греции, наравне с ахейцами и другими. Кроме того, он напоминает спартанцам о славных днях персидских войн и призывает их не вступать в союз с римлянами, чьими предками были другие варвары и которые хотели поработить Грецию.
Как мы видели, предикат «варвары» используется по отношению к Риму в самых разных смыслах, но аргумент Ликиска ясно показывает, что союз с «варварской» сверхдержавой мог быть подвергнут критике со стороны других греческих/эллинистических народов. Кроме того, важно отметить, что Ликиск, как и Агелай из Этолии, считает Филиппа V своей семьей. С этой точки зрения можно сказать, что греки широко признавали Македонию щитом Греции от вторжения варваров.

Речь родосского посла Фрасикрата (207 г. до н. э.)

Аргумент о том, что римляне были варварами и намеревались поработить греков, встречается не только в речи одного Ликиска. Полибий рассказывает нам о другом примере — речи родосского посланника Фрасикрата в 207 году до н. э. (Polyb.11.4-6). Фрасикрат был послан в этолийский парламент с целью прекращения войны между Этолией и Македонией, и можно сказать, что он критиковал Рим перед его союзниками.
Следует отметить, что в мирных переговорах с энтузиазмом участвовал Птолемей IV. Ливий рассказывает, что во время второй Пунической и первой Македонской войн Рим предпринимал дипломатические усилия, чтобы привлечь Птолемея IV на свою сторону (Livy 27.4.10). С другой стороны, Хербл утверждает, что Птолемей IV занимал нейтральную позицию. Возможно, что высказывание Фрасикрата включает в себя восприятие Птолемеев, которые сохраняли нейтралитет во время войны. В этой речи Рим прямо назван варварами, а союз с Римом описан как унизительный. Причина, по его мнению, в том, что Рим хочет поработить греков (Polyb.11.5.1). В основном Фрасикрат повторяет речь Ликиска.
Как мы видели, дебаты о Риме в Первой Македонской войне, несомненно, привели к многочисленным негативным комментариям о союзе между Этолийской конфедерацией и Рима. Критики этого союза, такие как Ликиск из Акарнании и родосские послы, согласны с тем, что именно варвары обратили греков в рабство. Аргумент Ликиска показывает, что существовало мнение, что персидский царь Ксеркс, кельты и римляне были в равной степени варварами. Критика союза этого федерального государства с Римом, а не самой Этолии, является характерной чертой аргументации акарнанского посланника. Из этого можно сделать вывод, что союз с Римом был чреват критикой.

Дебаты о «варварском» Риме: от второй Македонской войны

Как мы видели в предыдущем разделе, многие аргументы в пользу того, что римляне являются barbaroi, можно найти в Первой Македонской войне. Однако следует отметить, что эти аргументы были выдвинуты в отсутствие Рима. С другой стороны, во Второй македонской войне Полибий рассказывает о переговорах между эллинистическими государствами и Римом в ситуации «лицом к лицу». Прежде всего, именно в битве при Киноскефалах, решающем сражении Второй македонской войны, мы находим единственный случай в «Истории» Полибия, когда эллины прямо называют римлян варварами. В связи с этим крайне необходимо изучить и эту войну. Каково было отношение эллинистических государств к Риму, когда они столкнулись с ним напрямую? Давайте рассмотрим их по очереди.
Прежде всего, мы рассмотрим дебаты между македонским царем и римской стороной в 201 году до н. э. во время осады Филиппом V Абидоса, которая положила начало Второй Македонской войне. После начала осады Рим послал Лепида просить Филиппа V прекратить войну и остановить вторжение на территорию Птолемеев (Polyb.16.34.3-7). Эти переговоры сорвались, и Филипп V захватил Абидос, а Македония и Рим снова скрестили оружие. Скорее, как мы увидим ниже, он пытался сохранить спокойствие перед лицом жесткой и запугивающей позиции Лепида и попросил Лепида сохранить Феников мир. Можно считать само собой разумеющимся, что Филипп V избегал называть римлян варварами, потому что хотел избежать новой войны с ними, но стоит отметить, что он был неизменно сдержан по отношению к ним. Однако, несмотря на его усилия, Македония и Рим возобновили войну. Даже Ахейское содружество, правящая партия со времен его отца Антигона III, выступило против него, и он отступил из Малой Азии в Грецию.
Зимой 198 года до н. э., незадолго до битвы при Киноскефалах, решающего сражения между двумя лагерями, Филипп V провел переговоры с римским полководцем Фламинином и представителями его союзников у Никеи. На этой встрече Александр Исский, один из представителей Этолийской конфедерации, критиковал Филиппа V за разрушение городов, что Александр Македонский редко совершал в Персии.
«Однако прежние македонские цари не имели таких намерений, даже по отношению к своим противникам. Они сражались друг с другом в открытом поле и редко разрушали или уничтожали города. Это видно из войн, которые вел Александр Македонский против Дария III, а также из войн, которые вели все его преемники против Антигона Азиатского» (Polyb. 18.3.4-5).
Ссылка на «приличное» поведение Александра Великого в Азии напоминает нам замечание Полибия, что он проявлял уважение к святилищам завоеванных земель (Polyb. 5.6-10). Как отмечает Уолбэнк, наследуя родину Александра Великого, Антигониды ощущали свою легитимность. Полибий говорит нам, что Филипп V, будучи царем Македонии, очень хорошо осознавал свое положение наследника трона Александра Великого (Polyb.5.9-10). Поэтому контраст с Александром Македонским, похоже, послужил сильной критикой в адрес македонского царя.
В ответ Филипп V выступает против Рима и его союзников, но примечательно, что он называет Этолию, с которой Рим был в союзе, «негреческой» (Polyb.18.5.5-8). Как объясняет Уолбэнк, это, вероятно, заявление в ответ на характеристику Еврипидом этолийцев как полуварваров (Eurip. Phoen. 138). Важно отметить, что это утверждение было сделано Филиппом V, который в Навпакте считался «родственником» этолийцев. Нет нужды говорить, что Этолия была могущественной греческой конфедерацией, однако он назвал их варварами в присутствии их представителей.
Такого пренебрежительного отношения нет к Фламинину, римскому полководцу. Скорее, как и в случае с Лепидом в Абидосе, Филипп V остается вежливым с этим римским генералом. Но в Македонии, как и в греческих городах во время Первой Македонской войны, римляне повсеместно считались barbaroi, о чем ясно свидетельствуют слова македонских вестников, призывавших царя открыть огонь в битве при Киноскефалах, которая решила исход Второй Македонской войны:
«Враг отступает, царь. Мы не должны упустить такую возможность. Варвары бегут перед твоей армией. Сегодня день царя, час царя» (Polyb. 18.22.9).
Как мы видели, до сих пор упоминание римлян как barbaroi было неоднозначным. Однако такого заявления не могло бы быть, если бы македонские монархи и вассалы не считали римлян варварами. Кажется, что здесь нарушено описание Полибия, который избегал прямо называть римлян barbaroi.

Послевоенные меры

Если предположить, что тенденция считать Рим варварами была широко распространена в эллинистическом мире, то можно представить, что при вхождении Рима в эллинистический мир возник конфликт. В самом деле, римляне, похоже, знали, что эллинистические народы считали их варварами. Эрскин указывает, на основании отрывка из трактата «О государстве» Цицерона, что римские ораторы знали, что греки считали Рим варварским (Rep. 1.58). Далее он говорит, что римлянам было известно это мнение греков о них «от Катона до Ливия».
Преодолевая эту трудность, Рим не просто ждал, пока греки/эллины изменят свое мнение. Напротив, он хотел показать свое родство с эллинистическими странами, как мы можем видеть из дискуссий при подписании мирного договора во время Второй Македонской войны. После битвы при Киноскефалах победившая римская сторона должна была обсудить вопрос об отношении к Македонии. На этой встрече римский полководец Фламинин стремился к скорейшему заключению мира с Филиппом V. Эта позиция подверглась критике со стороны его союзников. Полибий сообщает нам, что Александр Этолийский настоял на отречении Филиппа V (Polyb.18.36.7). Согласно Аппиану, Александр предложил Фламинину распустить Македонское царство (Appian. Mac. 9.1). До этого предложения этолийцев другой римский союзник, царь Афамании Аминандр описал ущерб, нанесенный ему соседней Македонией, и потребовал надлежащего обращения с проигравшими (Polyb.18.36.3-5). Фламинин, однако, отверг эти претензии.
Полибий рассказывает, что победоносный римский полководец напомнил своим союзникам о роли Македонии как щита против вторжения беззаконных галлов и фракийцев (Polyb.18.37.8-9). Обратите внимание на сходство этого аргумента с аргументом акарнанского посланника Ликиска, рассмотренным ранее (Polyb.9.35.1-4). Фламинин повторяет аргумент Ликиска в той мере, в какой barbaroi является нарушителем закона.
По иронии судьбы, тот же самый главный тезис мы находим у римлян, которых Ликиск сделал варварами. Другими словами, галлы были варварами, иноземными врагами Рима, и, утверждая, что галлы являются иноземными врагами, Фламиний надеялся произвести впечатление на греческих союзников близостью Рима. В намерения Фламинина входило утверждение, что Рим не был barbaroi, а был соседом, у которого был общий враг с эллинистическими народами.
Для Полибия было важно показать, что победоносный римский полководец был разумным мужем, способным следовать логике эллинистического мира. До сих пор в этом эссе я подчеркивал географические рамки восприятия эллинистическим миром себя и других, но предыдущие исследования, особенно исследования Чампиона, подчеркивали важность разума. Принимая это во внимание, попытка Фламинина убедить своих союзников с помощью разума впечатляет нас своей интеллектуальностью и отказом от принудительных методов к эллинистическому миру.
Для Полибия, чьей главной задачей было отобразить восхождение Рима к власти и его экспансию в эллинистический мир, было необходимо зафиксировать взгляды эллинистического мира на Рим в этот период. При этом, однако, он должен был быть максимально осторожным, чтобы не подчеркнуть свое презрение к Риму. Поэтому Полибий избегал прямолинейно излагать мнения тех, кто считал Рим barbaroi, чтобы не провоцировать как эллинскую, так и римскую стороны. Таким образом, Полибий хотел передать отношение Рима к эллинистическому миру, одновременно передавая восприятие современниками римлян как barbaroi.

Заключение

В этой главе мы рассмотрели эллинистический взгляд на Рим через сочинения Полибия. Я указал на то, что римляне считались barbaroi, и поэтому союз с Римом обсуждался в негативном контексте. Именно на этой основе поражение эллинистических царей от Рима нанесло такой ущерб авторитету побежденной стороны.
Римляне, с другой стороны, знали об этой точке зрения эллинистического мира и пытались смягчить негативные чувства. Утверждение Фламинина, что у эллинистических народов был общий враг — галлы, является примером попытки Рима смягчить враждебные чувства при контакте с эллинистическим миром.
Несомненно, большинство современников Полибия воспринимали Рим как варварский. Поэтому Полибий был осторожен, записывая утверждения эллинистического мира о Риме. Для того чтобы передать как эллинистический взгляд на Рим как на варваров, так и рациональную сторону Рима, Полибий избегает прямого представления эллинистической стороны. Кропотливая работа Полибия, похоже, была направлена на снижение эмоциональных трений в то время, когда зарождающаяся мощь Рима регулярно подавляла эллинистический мир.
Считал ли Полибий, записавший эти римские претензии, римлян варварами — это вопрос, к которому мы вернемся в эпилоге, после того, как все обсуждение будет упорядочено.

Эпилог

В данной работе мы предположили, что царская власть в эллинистическом мире была установлена в тесной связи с восприятием себя и других в этот период, и рассмотрели, как эта картина представлена в трудах современного историка Полибия. Здесь обобщены результаты этого исследования и представлены перспективы.
В первой части я обсудил рамки международных отношений в эллинистическом мире с точки зрения различного характера войны в эллинистический период. Цари эллинистических государств обеспечивали свою власть с помощью войны. Однако войны между эллинистическими государствами, как мы видели на примере Сирийских войн, не прекращались, они возникали при смене царей, и когда определялась степень могущества каждой из сторон, противоречие утихало, и война между граничащими государствами не повторялась до следующей смены царей. Это подтвердило принцип взаимного сохранения между эллинистическими государствами.
По своей природе войны между эллинистическими государствами не влияли на легитимность монархии, но предположительно были процессом установления степени мощи друг друга при каждой перемене. Поэтому необходимо было искать за пределами эллинистического мира противника, который стремился бы к военным результатам, необходимым для царствования. Экспедиции на Восток, предпринятые Антиохом III до и после Четвертой сирийской войны, дают нам представление об этом противнике. Именно его экспедиция в Мидию Атропатену, на варваров, дала царю решающее преимущество перед его потенциальным соперником, могущественным Ахеем. Тот факт, что экспедиция Антиоха III на восток после подавления восстания ахейцев укрепила царскую власть и дала ему титул «Великого царя», является еще одним доказательством важности его военных подвигов против варваров. Тот факт, что в ходе этой экспедиции Евтидем Бактрийский убедил Антиоха III, что он должен остаться у власти из–за угрозы вторжения варваров, и что Антиох III принял это, является еще одним доказательством того, что существование варваров было неотделимо от установления эллинистической царской власти.
Следует также отметить, что это взаимное сохранение эллинистических государств и акцент на угрозе варваров и их военных достижениях в ответ на эту угрозу начали проявляться только во втором поколении государств диадохов. Митчелл указывает, что до этого этапа, то есть до основания государств диадохов, они не смогли установить легитимность своего правления и царской власти. Однако это не так, и схема установления царской власти в эллинистических странах на этом этапе изменилась по сравнению с периодом диадохов.
После кровопролитной борьбы, в которой слугам Александра Македонского пришлось сражаться друг с другом, у эллинистических царств появился внешний враг — галаты. Эллинистический мир обрел относительную стабильность и единство, имея цель для военных подвигов за пределами завоеванной Александром Македонским территории.
Это сооружение было основано на фундаменте завоевания Александром Македонским Персидской империи. Что значил Александр Македонский для людей эллинистического периода? Во второй части книги этот вопрос рассматривается на основе трудов Полибия, которые редко использовались в исследованиях об Александре. В результате мы видим из Полюбия, что Александр Македонский считался образцом царствования, и что он был защищен от критики.
Вышеизложенное обсуждение поднимает вопрос о том, какое влияние оказала военная капитуляция перед зарождающейся державой Рима на эллинистический мир.
Македонский царь Филипп V, уступивший римлянам в начале римской кампании, казнил принца Деметрия, которого римляне держали в качестве заложника, по подозрению в том, что он был римским информатором. Во времена Персея, преемника Филиппа V, также сообщалось о казни ведущих членов царской семьи, а после поражения в царской власти начались волнения. В случае Антиоха III из династии Селевкидов, потерпевшего тяжелое поражение в войне против Рима, авторитет, установленный в первые годы его правления благодаря войне с варварами на севере и последующим походам на восток, был внезапно разрушен войной против Рима.
Эти события показывают, что поражения против Рима нужно было приравнивать не к поражениям в войнах между эллинистическими государствами, а к поражениям против варваров, т. е. Рим воспринимался как варвар. Это может быть связано с тем, что Рим не унаследовал генеалогию преемников Александра. Поэтому Рим должен был рассматриваться как варвар вне эллинистического мира. Из рассказа Полибия видно, что эллинистический мир считал римлян варварами, и что римская сторона была осведомлена об этом факте. Полибий, похоже, сыграл свою роль в документировании этого факта, в максимальном смягчении враждебности, содержащейся в его пренебрежительных замечаниях о Риме, и в содействии обмену этой новой структурой между эллинистическим миром и Римом.
В результате обсуждения в данной статье мы подтвердили, что единство эллинистического мира, которое в последних исследованиях рассматривалось с критической и негативной тенденцией, является действительным в том смысле, что существует разделение между собой и другим, основанное на существовании Александра Македонского. Прежде всего, царствование в эллинистических царствах было определено этими рамками. Хотя войны между эллинистическими царствами случались часто, в действительности они имели ограниченный масштаб, например, в формулировке сферы влияния при смене царей. Правление царей не могло быть полностью установлено войнами против эллинистических царств, но должно было основываться на военных подвигах против варварских групп за их пределами. Полибий, который не принадлежал к эллинскому царскому роду, был эллинистом на основе этих рамок. Эти рамки были установлены после того, как ушло из жизни первое поколение диадохов, и сохранялись до поражения двух эллинистических царств от Рима.
Сравнение использования описания варваров Полибия на Востоке и на Западе эллинистического мира показывает разное использование стандарта на Востоке и на Западе. В главе 3 мы указали на существование географического деления, основанного на Александре Македонском, которое не встречается в явном виде на Западе. С другой стороны, акцент на рациональном аспекте, который был критерием различия в эллинистический период, встречается в основном в римских сочинениях на Западе и в меньшей степени на Востоке. Это двойной стандарт взгляда на варваров является результатом кропотливой работы Полибия. С этой точки зрения, кажется разумным предположить, что Полибий, как и его современники, воспринимал римлян как варваров.
Причина, по которой в данной работе было решено проанализировать период до этого момента, заключается в том, что, помимо рассмотрения ситуации, пережитой Полибием, она ставит своей целью определить ситуацию во время появления Рима и его влияние. Как эллинистические государства решали проблему установления лидерства Рима? И каково было отношение Рима к эллинистическим народам в решении этой проблемы? Вот некоторые из вопросов, на которые мы постараемся ответить.
В качестве примера реакции эллинистических царств мы рассмотрим случай Антиоха IV, сына Антиоха III. На последних этапах Шестой сирийской войны Антиох IV под давлением римского сената был вынужден отступить из Египта (Polyb.29.27). После ухода из Египта Антиох IV устроил праздник в Дафне и провел грандиозную процессию. Для фона следует отметить высказывания Полибия и Диодора. Диодор говорит нам, что хотя многие царства пытались скрыть свое богатство и власть от глаз Рима, только Антиох IV пошел противоположным путем (D. S.31.16.1). Рассказ Полибия, цитируемый Афинеем, более подробен. Полибий указывает, что это событие стало ответом на празднование победы в Македонии римского полководца Павла, который победил македонского царя Персея и уничтожил династию Антигонидов (Polyb.30.25.1).
Точка зрения Полибия очень убедительна, но более важным мотивом является то, что Антиох IV хотел получить возможность быстро восстановить позор, постигший его в Шестой сирийской войне. Другими словами, праздник в Дафне можно интерпретировать как демонстрацию власти селевкидского царя, который поддался дипломатическому давлению Рима.
Следует также отметить, что этот царь был отправлен в качестве заложника в Рим еще молодым человеком после поражения его отца от Рима. Подобно Деметрию, македонскому принцу, которого казнил его отец Филипп V, Антиох IV был монархом, которого подозревали в проримской ориентации. В отличие от своего старшего брата Селевка IV, чьи военные кампании были менее заметными, правление Антиоха IV было отмечено военной активностью после Шестой сирийской войны. Шестая сирийская война началась с вмешательства в конфликт между Птолемеем VI и Птолемеем VIII, но она отличается от предыдущих пяти сирийских войн тем, что и Антиох IV, и его противник Птолемей VI уже некоторое время находились на троне. По крайней мере, структура подтверждения сферы влияния обеих сторон, начинавшаяся одновременно с восхождением царя, похоже, была нарушена. Таким образом, мы можем увидеть некоторые изменения в эллинистическом мире после римского наступления.
Подобно Антиоху IV, другим эллином, который воочию увидел могущество Рима, был историк Полибий. Значительную часть своих трудов Полибий посвятил анализу и представлению римской политической системы. Эллинистический мир считал Рим варварским, и сам Полибий, по сути, считал Рим варварским. Уолбэнк утверждает, что Полибий не считал римлян варварами, но более поздние исследования отвергли эту точку зрения. Результаты этого исследования также противоречат мнению Уолбэнка. Как мы можем принять существование римлян как варваров? Антиох IV как царь, и Полибий как историк и политик, имевший тесные связи с Римом, нашли пути решения этой проблемы.
Римляне тоже знали о том, как их воспринимал эллинистический мир, и, продвигаясь на восток, подчеркивали, что они не варвары, а имели общего врага в северной Кельтике/Галлии. Послеапамейская реакция как проигравших, эллинистического мира, так и победителей, Рима, особенно после смерти Филиппа V, является одной из задач на будущее.
А как эллинистические царства, которые были не врагами Рима, а союзниками в его военных операциях против эллинистического мира, платили за свою долю плодов победы? По соображениям экономии места мы не смогли рассмотреть этот вопрос в данной работе. Это также вопрос на будущее.
Причина перечисления проблем, которые необходимо решить в конце данной работы, заключается в том, что мне кажется, что проблема пересмотра единства эллинистического мира через перечитывание Полибия была бы неуместной. Прежде всего, необходимо пересмотреть статью, чтобы рассмотреть следующее поколение после Филиппа V и Антиоха III, которое является основным фокусом данной статьи.
В заключение данной работы подтверждается, что единство и баланс сил эллинистического мира, несмотря на недавнюю критику, не утратил своей актуальности в определении международных отношений в этот период.

*****

Начиная с Дройзена и вплоть до Ростовцева в исследованиях о международных отношениях в эллинистический период подчеркивались слияние восточной и западной культур, концепция братства народов на громадных просторах, а также единство эллинистического мира и баланс сил между государствами. Однако, реальность эпохи с ее постоянными войнами заставила многих ученых усомниться в доктрине баланса сил, и в центре оказались внимание к тесной связи между войной и царской властью и возрастание интереса к зависимости эллинистического царствования от военного успеха. Проясняется, что эллинистическая царская власть основывалась не на происхождении или легитимности, а на состоятельности претендента как полководца. Цари эллинистических стран не могли претендовать на легитимность по кровному родству, поскольку не принадлежали к роду Александра Македонского, но они могли претендовать на звание царей, демонстрируя своими военными подвигами, что являются достойными его преемниками, и из поколения в поколение должны были проявлять свою военную доблесть.
В главах 1 и 2 рассматривается характер военных действий между эллинистическими народами. Первая из них анализирует серию войн между Селевкидами и Птолемеями, известную под общим названием Сирийские войны. Войны между этими двумя царствами, которые оставались великими державами до середины второго века до нашей эры, являются хорошим примером основной структуры военных действий между эллинистическими государствами. Именно во время четвертой из этих войн восстала селевкидская царская семья Ахея. В свое время он был описан Полибием как самый могущественный из царей и монархов Малой Азии. Карьера этого человека дает важный ключ к разгадке того, способствовали ли войны между эллинистическими государствами установлению царской власти. Поэтому в главе 2 мы анализируем это восстание Ахея.
Далее я рассмотрел основу разделения между различными группами в трудах Полибия, которую я назову самосознанием. В качестве ключа к расшифровке этой структуры я сосредоточусь на использовании в рассказе Полибия слова «barbaroi». Какое существо Полибий считает варваром, и как определяются эти рамки? Глава 3 рассказывает о последствиях войн с группами за пределами эллинистического мира. Из–за ограниченного объема уцелевших трудов Полибия эта глава посвящена первой половине правления Антиоха III, начиная с его первой экспедиции в Мидию Атропатену (220 г. до н. э.) и заканчивая восточной экспедицией, известной как «Анабасис» (212-205 гг. до н. э.). Анализ этих войн сосредоточен, в частности, на группе, которую Полибий определил как barbaroi на востоке эллинистического мира. Это связано с тем, что многие отрывки, обсуждающие отношения между Селевкидами и варварами, используются в связи с эллинистическим царствованием. В сохранившихся «Историях» использование Полибием слова barbaroi выявлено в 85 случаях в авторском поиске и в 93 случаях в исследовании Чампиона. Из них около 40% относятся к отношениям между Римом и Ганнибалом на западе и группами варваров в Европе, а около 20% - к Селевкидам. Цель главы — проанализировать географическое деление варваров (barbaroi), как оно было задумано эллином Полибием, и их общий характер. Этими тремя главами мы завершаем первую часть, обсуждая основные рамки эллинистического царствования и международных отношений.
За рамками эллинистического мира, определенного Александром Великим, находился Рим. Вступление Рима в эллинистический мир совпало с правлением Антиоха III из династии Селевкидов, основного объекта анализа в главах 1-3. Что увидел эллинистический мир в этом новичке в начале римской экспансии? А как относился к Риму Полибий, летописец этого процесса? Влияние римской экспансии на царскую власть в эллинистических царствах анализируется в главе 5, а восприятие Рима со стороны эллинистического мира — в главе 6, которые вместе образуют третью часть.