В основной части данной диссертации будут разобраны сложные события, приведшие к началу Первой Пунической войны, обработаны главные вопросы, вытекающие из противоречий и несоответствий исторической традиции, и представлены возможные выводы. Я исследую, «сполз» ли Рим в войну с Карфагеном, поддержав мамертинцев, или же Карфаген являлся врагом с самого начала. В конце концов, нельзя игнорировать тот факт, что военно–морская мощь Карфагена все больше окружала Италию и, следовательно, представляла потенциальную угрозу сфере власти Рима, поэтому важной частью расследования будут также причины вмешательства Рима в дела Сицилии.
Сперва я хотела бы начать с более детального рассмотрения двух держав, особенно их географического положения, экономики и политической структуры.
Карфагенская держава являлась морской империей со столицей в Карфагене, основанном жителями финикийского города Тир на месте пригорода Карфагена, ныне столицы Туниса — Туниса. Город был основан в 9/8 веке в ходе финикийской колонизации. В мировой истории она находит свои параллели в греческой колонизации, а также в арабской и европейской экспансии.
Финикийцы имели контакты, офисы или колонии в Ассирии, Кипре, Анатолии, Сицилии, Сардинии, Италии, на Пиренейском полуострове и Балеарских островах. Исходным регионом финикийцев были страны Леванта. Кроме того, существовали колонии в Алжире и Марокко, а финикийских торговцев можно было встретить и в Риме.
Название финикийцев/пунийцев/карфагенян имеет греческое происхождение. Греки называли жителей городов–царств на побережье Ливана финикийцами. Это название связано с греческим словом «пурпур», что может быть намеком на базировавшуюся там пурпурную промышленность. На Востоке их называли ханаанеями, что можно перевести как «пурпурные». С приходом римлян это слово мутировало в Poeni (пунийцы). Финикийцы, однако, чувствовали свою принадлежность к городу и часто называли себя тирийцами, сидонянами и т. д. Тирийцы, эмигрировавшие на североафриканское побережье, назвали свой новый город Карт–Хадаштом, новым городом. Латинское название - Carthago.
Карфаген, вероятно, был основан по следующим причинам: город должен был стать промежуточным звеном между Левантом на востоке Средиземноморья и западом. Карфаген довольно быстро достиг размера 55 гектаров, что для древности было немало. Кроме того, через Карфаген можно было расширить торговлю с Африкой. Топографические условия также были очень благоприятны для развития гавани и укреплений, а также для городского планирования.
В Карфагене было как минимум три района: Бирса, Нижний город и Средний город. Городской пейзаж характеризовался многоэтажными зданиями и узкими улочками. Кстати, первыми жителями города были финикийцы, то есть переселенцы из Леванта. Начиная с VII века, можно определенно говорить о пунийцах, то есть о новом народе.
Экономика была ориентирована на мореплавание и торговлю. В начале V века пунийцы завладели внутренними районами своей столицы и создали там сельскохозяйственную базу. Таким образом, вместе с сельским хозяйством у города появилась вторая экономическая база.
В целом город переживал стремительный подъем. Об этом свидетельствует создание фабрик и захват колоний. Сравнительно быстро город начал отделяться от метрополии (Тира) и в отличие от нее смог избежать упадка.
В III веке сердце Карфагена приблизительно включало северную часть современного Туниса, так что это была прибрежная страна, но относительно небольшая. Она была бы больше, если бы к ней добавились портовые пункты на побережье северо–западной Африки, Сардинии, южной Испании и западной Сицилии. В этих странах карфагенская культура распространилась и на внутренние районы. Каким было политическое влияние и как далеко оно простиралось, сегодня трудно понять. Остров Сицилия, с другой стороны, может считаться провинцией Карфагена в его западной части. Однако сила и влияние карфагенян заключались не в роли сухопутной державы, а в положении морской и торговой державы.
В целом карфагеняне не были заинтересованы в завоеваниях или военных авантюрах, особенно если они считались небезопасными и рискованными предприятиями. Карфагеняне были в основном купцами, а войны стоили дорого — особенно если из–за низких людских ресурсов приходилось привлекать наемников. Война была для них бизнесом с точки зрения затрат и выгод. В этом они отличались от римлян, которые стремились к победе любой ценой, невзирая на потери. Этот контраст стал очевиден в более поздних войнах против римлян. Однако на Сицилии карфагеняне показали себя эффективной военной силой в длительных сражениях с греками, которые также появились в качестве колонистов. Таким образом они отнимали у греков землю на Сицилии, начиная с 550 года.
Кстати, следует отметить, что возвышение Карфагена шло параллельно с упадком финикийских городов в Леванте; здесь, прежде всего, следует упомянуть Сидон и бывшую метрополию Тир. Экономический акцент Пунической империи по–прежнему делался не только на торговле. Части Ливии и Сардинии были завоеваны и эксплуатировались для того, чтобы иметь возможность торговать сырьем этих стран. Из–за упадка финикийцев и метрополии Тир они больше не могли защищать свои бывшие колонии и сферы влияния. Поэтому, начиная с V века Карфаген занял эту позицию и, благодаря торговле, сам стал колониальной державой и заключал торговые союзы. Так было на Сицилии, Сардинии, Корсике, в Италии, на юге Франции, на Канарах, на Азорских островах и в Мадейре. Аналогичное влияние испытали Марокко, Алжир, Ливия и Тунис. Собственная карфагенская экспансия была направлена в первую очередь на создание колоний после установления торговых контактов и формирования офисов. В их владения включались и западнофиникийские города. Причиной колониальной экспансии было стремление принести в Карфаген богатства. Карфагенская экспансия опиралась на армию и флот и достигла своего пика в 5 и 6 веках. Часто в Карфаген поступали призывы о помощи со стороны враждебных держав как к «непричастному» третьему лицу. В результате между карфагенянами и греками неоднократно вспыхивали конфликты и войны, особенно на Сицилии и с Сиракузами.
В начале Пунической войны карфагеняне обладали военно–морской мощью в западном Средиземноморье. Их государство или зона влияния включала южную Испанию, Тунис, Ливию, Балеарские острова, Сардинию, западную Сицилию и североафриканское побережье. Таким образом, они имели замкнутое пространство и Карфаген доминировал в западном Средиземноморье как монополист.
Как уже упоминалось, Карфаген был городом торговли, но также и ремесел. Многие товары, которыми торговали на кораблях, производились и в самом Карфагене. Там были мясники, ткачи, канатчики, плотники, каменщики, литейщики, ремесленники и строители.
В Карфагене торговали солью, льном, золотом, железом, слоновой костью и т. д. Помимо торговли, в экономике преобладало сельское хозяйство, откуда появились крупные сельскохозяйственные поместья. Отдельного внимания заслуживает рыболовство.
Керамические изделия, такие как статуи, горшки и бюсты, ценились и за пределами города. Для торговли была важна и текстильная продукция.
Пунические ремесленники были лидерами в обработке золота и серебра. Обработка слоновой кости также была частью их повседневной деятельности.
Однако, как уже говорилось, могущество Карфагена основывалось не на ремеслах или на сельском хозяйстве, а на торговле, которая находилась в руках олигархов. Это были банкиры и судовладельцы. Их деятельность была направлена на открытие рынков импорта и экспорта. С помощью государства они, вероятно, утверждались и политически. Государство обеспечивало торговлю. К сожалению, источники о политической структуре Карфагена очень скудны.
Карфагеняне имели торговые точки в различных странах Средиземноморского региона. В свою очередь, в Карфагене также существовали фактории иностранных купцов. Однако торговые пути вели пунийцев даже к Атлантическому побережью и во внутренние районы Африки.
Импортируемые товары включали металлы, папирус, зерно, масло, вино, рыбу и предметы роскоши, такие как духи, амулеты и статуэтки.
Из внутренних районов Африки привозили рабов, слонов, шкуры, слоновую кость, золото и драгоценные камни, и это только самые важные товары.
Эти товары предназначались для собственного использования или для дальнейшего экспорта.
В пуническом мире Карфаген контролировал всю торговлю благодаря своему гегемонистскому положению. Карфагенское государство оставляло за собой право координировать торговую политику, определять налогообложение и обеспечивать снабжение армии, а также населения.
Карфаген был самым богатым городом западного Средиземноморья. и для ведения войны всегда мог набирать наемные армии.
Государственные доходы Карфагена намного превышали римские, но они также быстрее иссякали. Это было особенно актуально во время войны, когда они были необходимы. Ведь доходы Карфагена складывались из торговли, таможенных пошлин и дани, которые грозили оскудеть во время войны из–за вызванного ею упадка торговли. Наемные армии также обходились дороже, чем римские ополченцы. Карфагенская армия состояла почти исключительно из наемников и почти не имела граждан Карфагена, в то время как римская армия состояла из римлян.
В социальном плане население Карфагена делилось на высший и низший классы, причем разграничение не было строгим, но пробиться из низов в верхи было трудно. Доминирующее влияние высшего класса основывалось на предках, должностях и богатстве. Представители высшего класса могли покупать голоса, обладали лидерскими качествами и занимали необходимые должности для реализации своих политических планов.
Эта диктатура высшего класса отличала карфагенян от их первого великого противника на Сицилии — от греков.
Низший класс состоял из мелких фермеров, рабочих, торговцев, ремесленников и моряков. Кроме того, существовала довольно большая группа рабов, численность которых могла сильно варьироваться в зависимости от военного или мирного времени.
Другая часть населения состояла из группы мигрантов, среди которых была и греческая колония в Карфагене.
Полибий описал карфагенскую политию как «гибридную». Она была похоже на римскую. Как и в Риме, в Карфагене было народное собрание, два избираемых на год должностных лица и сенат. В сенате заседало более ста сенаторов. Временами сенат также осуществлял исполнительную власть. Кроме того, в качестве дополнительного фактора власти существовал суд. К сожалению, из–за отсутствия источников внутренняя политика карфагенян и предыстории политических решений остаются в тумане.
Карфагенский государственный строй был высоко оценен греческими мыслителями, но в греческой и римской историографии карфагенский народ представлен в негативном свете. Таким образом, римляне были склонны порочить своих противников как демонов, чтобы оправдать свои войны. Греки не любили карфагенян как бывших противников в битве за Сицилию и проявляли склонность описывать все негреческое как варварство.
Рим объединился в один город в конце VII века, поскольку до этого времени он состоял из изолированных поселений, расположенных на холмах вблизи устья Тибра. Географически город расположен примерно в середине италийского полуострова. В последующие века город на Тибре занял прочное положение в центральной Италии в конфликтах с их соседями, конкретно латинами, этрусками, самнитами, а также кельтами. После того как была предотвращена угроза собственному существованию, особенно со стороны кельтов, Рим также смог противостоять угрозе вражеских набегов и захвата земель. Таким образом, примерно между 500 годом возник политический порядок с республиканской формой города Рима и с системой италийских союзников. Таким образом Рим закрепил за собой право распоряжаться оборонным потенциалом италийского полуострова. Это создало основу для восхождения Рима к мировой владычеству.
Уже в VI веке Рим был одним из политически и культурно важных городов в центральной Италии и особенно в Лации, области расселения латинов, в которую входил Рим. В целом можно предположить, что площадь города Рима и контролируемых им окрестностей составляла 850 м², а население — 35 000 человек.
В 6 веке город расширился. Были построены новая гавань на Тибре и храм на скотном рынке, а также расширен римский форум.
Рим был основан как город в ходе этрусской экспансии. Моделью правления был город–царство во главе с этрусским царем. Согласно традиции, уже около 509 года, но, возможно, только после поражения этрусков в битве при Киме в 474 году царство Тарквиния было ликвидировано, а последний царь изгнан. Рим обрел независимость от этрусков. После борьбы между знатью и народом, в ходе которой также происходило замещение военных и политических должностей, во второй трети четвертого века было найдено решение. Командование и управление осуществлялось в течение одного года одновременно двумя консулами с равными правами. Высшие должности теперь также чаще занимали плебеи, то есть представители неаристократических кругов. После оборонительных сражений с соседями, в которых город выдерживал удары, с середины 5 века он перешел в наступление. Этому способствовал и первый союз с латинами, так называемая Латинская лига. Вновь приобретенные территории или земли теперь колонизировались поселенцами. Свою первую крупную войну римляне вели против соседнего города Вейи, которая длилась примерно с 406 по 396 год до н. э. Спустя более чем 400 лет после основания города Рим, таким образом, начал подчинять себе соседние народы. Это стало прелюдией к серии военных конфликтов, в которые теперь вступил Рим. Для финансирования армии население с этого момента должно было платить налоги.
Карта наглядно показывает, насколько мал был Рим как государство в самом начале своего существования и как ему угрожали многочисленные враждебные соседи. Отсюда были и неудачи. Например, кельты, пришедшие из Галлии, победили римлян при Аллии в 387 году и разграбили город прежде чем уйти. Соседние города латинян и этрусков страдали не меньше. Кроме того, «галльская буря» оставила свой след на римской психике. Страх перед галлами и германскими племенами на века закрепились в сознании римлян.
В результате у Рима появилась городская стена. В военном отношении римляне оправились и в последующие десятилетия завоевали господство над центральной Италией. Таким образом они постепенно становились интересными партнерами для альянсов с другими городами или странами. Именно здесь укоренилось римское представление о том, что римляне завоевали свою мировую империю, защищая собственных союзников. Поскольку это завоевание не всегда шло на пользу новым союзникам, большинство латинских городов восстали против Рима в 341 - 338 гг. Союз с латинами, вероятно, был выгоден римлянам, в то время как латины должны были нести бремя, например, предоставлять солдат. После своей победы римляне ликвидировали систему федерализма. На смену ей пришла система союзников. Здесь Рим заключал индивидуальные договоры с каждым партнером или союзником. Не было никакой всеобъемлющей организации. Не должно было быть никакой интеграции или участия части населения, живущей дальше от Рима.
Из–за римской политики колонизации такие народы, как самниты, чувствовали давление и, возможно, испытывали трудности. Это привело к Самнитской войне, которая длилась с 326 по 304 год. Умбры и этруски также участвовали в сражениях против Рима. Несмотря на то, что эта война закончилась победой, мир был недолгим, так как в 298 году началось новое наступление на Рим. Самниты, этруски и умбры снова взяли римлян в клещи и вынудили их воевать на несколько фронтов. После восьмилетней войны римляне смогли победоносно завершить этот конфликт. Вместе с завоеваниями, которые тем временем принесли Риму господство над центральной Италией, система союзников усилила римское правление, а также мощь армии. Здесь более половины солдатских контингентов теперь обеспечивали войска союзников. Эта система союзников была, кроме того, системой для войны. В мирное время система бездействовала, так что это была система, которая жила за счет войны. Внутренняя политика Рима также определялась войнами. Волна солидарности, порожденная войнами, использовалась и применялась для сдерживания разногласий внутри Рима. Войны были призваны привязать народ к государству и держать его в повиновении. Впоследствии центром внимания со стороны Рима стала нижняя Италия. Рим как географический термин имел два значения. С одной стороны, он означал город Рим, а с другой — территорию, которая была присоединена Римом и к настоящему времени должно быть охватывала всю центральную Италию. Теперь Рим больше не был озабочен борьбой с нападающими горными племенами и соперничающими соседними городами. Завоевание «предбанника» также было завершено. Теперь Рим начал соперничать с другими державами и втягиваться в их конфликты.
В начале III века город Рим был еще далек от размеров и архитектуры имперского периода. Однако это был один из крупнейших городов Италии и Средиземноморья; в начале Пирровой войны население составляло, вероятно, 90 000 человек. В экономическом плане Рим мог похвастаться искусствами и ремеслами, которые в Италии имели определенное значение. Кроме того, в городе Риме был широкий круг ремесленников с профессиями всех видов для нужд такого города. В основном это были ремесленные предприятия с одним работником. Первые государственные сословия или ремесла работали на государство, особенно на армию, флот и бюрократию. Кроме того, римляне за пределами Рима в большинстве своем были земледельцами. Возделывая собственную землю, они зарабатывали себе на жизнь с частичной самообеспеченностью. С примитивным деревянным плугом только лучшие почвы приносили прибыль, в других случаях работа и обработка полей были каторжным трудом. Кроме того, имело место животноводство, в основном для собственного потребления. Римский крестьянин вел жизнь на грани выживания.
Кроме того, существовали крупные землевладельцы. Они вели свои хозяйства с помощью рабов и наемных рабочих. Образ жизни крестьян и их образ мышления определяли самовосприятие римских граждан в III веке. Экономическая основа многих сенаторов также лежала в сельском хозяйстве.
Рим имел валюту с III века, поскольку с этого времени там расплачивались медными деньгами.
Какова была структура Римской республики? После окончания классовой борьбы патриции больше не имели исключительного права на священство. Кроме того, римский гражданин имел право отвергнуть решение римского чиновника и вынести свое дело на рассмотрение народного собрания. Поэтому возможности исполнительной власти по отношению к гражданину были ограничены, но уверенность в себе и гордость римских граждан как части общины была велика. Законы принимались народными решениями, так называемыми плебисцитами.
В Риме в основном было две группы населения. Одна группа состояла из патрициев, которые делились на глав семей и их родственников, а также клиентов, находящихся в зависимости от патрициев на условиях взаимопомощи. Второй группой была гораздо более многочисленная группа плебеев, к которой принадлежали все, кто не был патрицием. К ним относился почти весь народ, а также большая часть сенаторов.
В органах государственного управления самый низкий ранг занимали квесторы, которые избирались народом. Два квестора сопровождали высших должностных лиц, они также обладали судебной властью на войне и выполняли правовые предписания. Два других квестора управляли государственной казной в Риме. Незадолго до начала Первой Пунической войны число квесторов значительно увеличилось, но задачи, возложенные на дополнительных квесторов, доподлинно неизвестны.
Следующей должностью была должность народного трибуна или эдила. Только плебей мог быть избран народным трибуном. Народный трибун контролировал законность решений магистратов и сената. Они могли созывать заседания сената и вносить предложения. Также были четыре эдила, которые выполняли полицейские функции в городе и отвечали за общественные здания и мониторинг рынка.
Другим лицом, принимающим решения, был претор. Он осуществлял надзор за отправлением правосудия.
В целом римляне придерживались принципа, согласно которому государственные органы не должны были заботиться о повседневных делах больше, чем это было необходимо для сохранения их власти. Два консула выступали в качестве глав государств. Они председательствовали на народных собраниях и заседаниях сената. На войне они были верховными главнокомандующими. Когда оба консула находились в Риме, они ежемесячно чередовались в руководстве государством. Срок их полномочий длился, как и у большинства других магистратов — один год.
Цензор избирался каждые пять лет сроком на полтора года, и его основной задачей было редактирование списка граждан.
В Риме сенат занимал важное место в управлении государством. Там сидели члены патрицианских семей и представители плебейской знати. На вершине политической иерархии находилось «дворянство». Оно состояло из семей, которые на протяжении многих поколений неоднократно поставляло консулов. Политическое влияние сената основывалось на том, что ни один магистрат не мог управлять против воли сената. Республика функционировала в основном благодаря воле к сотрудничеству, в меньшей степени на основе четко проработанных конституционных положений.
После окончания войны с Тарентом Рим обладал властью над италийским полуостровом, но имел структуры города–государства. Большинство муниципалитетов Италии имели статус союзников. Они были связаны с Римом и больше не имели никакой независимости во внешней политике. Основной задачей союзников было предоставление контингентов войск. В результате Рим становился сильнее в военном отношении с каждой завоеванной территорией. Кроме того, в центральной Италии существовали гражданские общины. Их члены были римскими подданными.
Началу Первой Пунической войны предшествовали три карфагенско–римских договора, которые точно определили пространственные сферы влияния и власти между двумя великими державами в Средиземноморье. Если необходимо детально изучить причины и развитие Первой Пунической войны, эти договоры составляют главную основу моего исследования. Поэтому они будут проверены на предмет их правдивости. Особенно и изначально оставляет нас в неведении так называемый «договор Филина» 306 года (?), о котором нам сообщает в основном римский историк Ливий. Согласно договору карфагеняне должны были держаться подальше от Нижней Италии, а римляне — от Сицилии.
В отличие от Ливия, нашего самого важного источника по Первой Пунической войне, историк Полибий, который также выступал на стороне Рима, не имеет копии этого договора. Однако мы не можем отрицать его существование у Полибия. В ходе работы мне хотелось бы более подробно рассмотреть историчность и проблематичность «Фрагмента Филина».
Это уже открывает вопрос о вмешательстве Рима в дела Сицилии на стороне мамертинцев: незначительный спор в Мессане приводит к судьбоносному конфликту между двумя великими державами — Римом и Карфагеном в Средиземноморье. Мамертинцы почувствовали притеснения со стороны тирана Гиерона II Сиракузского и обратились за помощью к карфагенянам и римлянам. В этот момент, конечно, мы также более подробно рассмотрим, какая из двух держав первой прибыла в Мессану или когда и почему мамертинцы обратились за помощью к карфагенянам или к римлянам.
Существование или несуществование «Филинова договора» имеет большое значение для выяснения ответственности за войну римлян. Почему римляне фактически вмешались в дела Сицилии? Кто был противником: Гиерон II Сиракузский или Карфаген?
После достижения римлянами побережья Средиземного моря и включения Кампании в систему их союзников в середине IV века, это привело к первым контактам с Карфагеном и государствами и колониями Нижней Италии и Сицилии, находившимися под влиянием эллинизма. После того как Карфаген в значительной степени одержал верх в карфагенско–греческом противостоянии, которое привело к военным конфликтам, особенно на Сицилии, Карфагенская империя властвовала в западном Средиземноморье.
Рим и Карфаген поддерживали хорошие отношения на протяжении более двух с половиной веков с начала их первых контактов в V веке. Здесь Рим был более слабой договаривающейся стороной, так как город в Лации до этого времени был лишь незначительной региональной державой. Карфаген, с другой стороны, был зарождающейся империей.
Отношения между Римом и Карфагеном регулировались договорами. Историк Полибий упоминает о четырех договорах предвоенного периода, т. е. времени до Первой Пунической войны. Однако третий он считает неисторичным. Кроме того, существует мирный договор, заключенный после Первой Пунической войны. Полибий, должно быть, сам читал первые два договора, поскольку он объясняет, что текст трудно понять из–за древнего языка, так как договор датируется 508/07 годом. [1] Он также предостерегает от ошибок при переводе с латинского на греческий (Polybius 3,22,4-13). Таким образом, два договора сохранились во времена историка Полибия, третий договор не сохранился и, возможно, вообще не существовал.
Согласно Полибию первый карфагенско–римский договор имеет примерно следующую формулировку:
На следующих условиях будет существовать дружба между римлянами и союзниками римлян и карфагенянами и союзниками карфагенян. Римляне и их союзники не должны заходить на кораблях за Красивый мыс, если только их не вынудит к этому шторм или враги. Если же кто будет взят туда силой, то ему не позволяется покупать или брать ничего, кроме того, что необходимо для починки корабля или для жертвоприношений, и он должен снова уйти в течение пяти дней. Но те, кто пришел для торговли, не должны заключать никаких сделок без присутствия глашатая или писца. Однако за то, что продается в их присутствии, государство ручается за продавца во всех сделках в Ливии или на Сардинии. Если какой римлянин придет в карфагенскую часть Сицилии, то римляне должны иметь равные права во всем. Но карфагеняне не должны делать зла ардеатам, антиатам, лаврентам, киркаитам, тарракинитам, ни другим латинянам, пока они подчинены (римлянам). От городов, неподвластных римлянам, они должны держаться подальше. Но если они возьмут один, то должны передать его римлянам целым и невредимым. Они не должны основывать базу в Лации. И если они придут в землю как враги, то не будут на ней селиться (Polybius 3,22).
В первом договоре римлянам и их союзникам было запрещено передвигаться на юг за мыс Бон, который находится на территории современного Туниса, т. е. тогдашней родины карфагенян. Этот мыс называли «Прекрасным мысом». Если римскому кораблю все же случалось оказаться там из–за форс–мажорных обстоятельств, экипажу разрешалось сойти на берег для пополнения запасов провизии, после чего он должен был как можно быстрее повернуть обратно.
В соответствии с договором карфагеняне, с другой стороны, должны были держаться подальше от приморских городов и союзников в Лации, которые подчинялись Риму, и не имели права заключать с ними союзы. Неподчиненные города должны были предотвратить поселение в них пиратов из Карфагена.
Здесь возникает вопрос, как и почему Полибий датировал договор 508/07 годом. Мнения по этому поводу разделились: некоторые исследователи предполагают, что Полибий датирует его освящением храма в Риме в 508/07 году неким М. Горацием. Однако это означает, что договор должен был быть заключен под властью царя, поскольку царская власть сменилась, вероятно, только после битвы при Киме в 474 году и поражения этрусков. По этой причине договор с Карфагеном, заключенный около 508/07 года, лучше вписывается в картину, поскольку в это время в царской семье царил порядок, а значит, могли существовать и внешнеполитические связи. Начало действия договора около 470 года, предполагаемое некоторыми учеными, относится к фазе потрясений, угроз и оборонительной борьбы Рима. Это скорее говорит о более раннем начале действия договора.
Однако время около 470 года также возможно, поскольку договор соответствует традиции карфагенско–этрусских договоров и, следовательно, должен был появиться после этрусского царствования. После изгнания этрусского царя карфагеняне не хотели, чтобы в системе двусторонних договоров появился пробел, поэтому вскоре после создания римского свободного государства они оговорили новые условия договора. Договор показывает, насколько велик был тогда политический вес в пользу Карфагена и какую большую роль играли здесь их желания. Рим был явно заинтересован в борьбе с иностранным влиянием в Лации, в то время как Карфаген был обеспокоен сохранением своих торговых интересов и безопасности.
В содержательном плане очерчены сферы влияния двух держав. Рим получил латинское побережье, а Карфаген — Сардинию, западную Сицилию и часть Северной Африки. Здесь необходимо уточнить, чем на самом деле являлся «Прекрасный мыс»: согласно Полибию он лежит прямо перед Карфагеном на севере города. Таким образом он является мысом на побережье Средиземного моря. Это положение было призвано удержать римлян подальше от Северной Африки. Поэтому «Прекрасный мыс» наверняка был мысом Бон. Корабли, идущие из центральной Италии через Сардинию, должны были проходить здесь, если они хотели достичь Карфагена и затем продолжить путь вдоль тунисского побережья.
Этот пункт договора долгое время вызывал споры. Вероятно он повлиял на торговое судоходство, поскольку в то время у Рима еще не было серьезного флота. Однако он означал бы, что Карфаген отказал римским купцам в доступе в свой город. Для торговой метрополии это было бы довольно необычным действием. Поэтому, вероятно, можно предположить, что римлянам было запрещено заходить в эти воды с военными кораблями.
С другой стороны, карфагенянам было разрешено в любое время подплывать к латинским берегам. Однако договор предоставляет некоторую защиту латинским городам, находящимся под властью Рима. Таким образом Карфагену не разрешалось выходить на берег с враждебными намерениями или строить укрепленные места. Если города все же были разграблены, например, карфагенскими пиратами, Рим настаивал на том, чтобы они были переданы им в целости и сохранности. Жителям было разрешено забирать пиратов с собой в качестве рабов. Это означает, что римляне и их единомышленники имели определенную защиту от набегов, а другие города Лация ее не имели. Им даже приходилось опасаться присоединения к Риму после набега. Это был выгодный бизнес для обеих сторон.
В целом, договор, вероятно, был разработан для защиты от пиратства собственного побережья, а также побережья союзников.
Второй договор также передан Полибием. Этот договор рисует иную картину отношений между Римом и Карфагеном. Теперь римляне получили от карфагенян две границы, которые были действительны для каперства, торговли и основания колоний. Одной границей был «Прекрасный мыс», другой — Мастия Тарсейон на южном побережье Испании. С другой стороны, карфагенянам и их союзникам по договору была гарантирована полная свобода в военных действиях на латинском побережье.
В период между первым и вторым договорами Карфаген обрел в своей политической и торговой деятельности новый простор: в южной Испании, на Сардинии и в Северной Африке появились новые области, представляющие политический интерес. Это также объясняет появление новых сфер влияния, которые теперь должны были определяться договором. Этот договор также передан Полибием:
На следующих условиях будет существовать дружба между римлянами и союзниками римлян и народом карфагенян, тирийцев и утикийцев и их союзниками. За Прекрасным мысом и Мастией Тарсейон римляне не должны ни брать добычу, ни торговать, ни основывать города. Если же карфагеняне возьмут город в Лации, который не подчиняется римлянам, то они не должны губить движимое имущество и людей, а город обязаны передать римлянам. А если карфагеняне возьмут в плен тех, кто имеет письменный мирный договор с римлянами, но не подчиняется им, они не должны приводить их в римские порты. Если же римлянин наложит руку на приведенного туда узника, то последний будет освобожден. Точно так же и римляне не должны делать ничего подобного. Если римлянин берет воду или провизию из страны, находящейся под властью Карфагена, он не должен посредством этой провизии причинять зло никому, с кем карфагеняне находятся в мире и дружбе. Точно так же и карфагенянин не должен делать ничего подобного. Если такое все же происходит, то заинтересованное лицо не должно самостоятельно добиваться удовлетворения. В Сардинии и Ливии ни один римлянин не должен ни торговать, ни основывать города, ни сходить на берег, пока не возьмет провизии и не починит корабль. Если буря заставила его высадиться на берег, он должен снова отплыть в течение пяти дней. В карфагенской части Сицилии и в Карфагене ему будет разрешено делать и продавать все, что разрешено карфагенскому гражданину То же карфагенянину будет разрешено делать в Риме (Polybius, 3,24, 3-13).
В этом договоре римлянам было запрещено селиться на Сардинии и в Испании. Аналогично им была запрещена колонизация Северной Африки. Риму также не разрешалось заниматься пиратством. С другой стороны, карфагенянам было разрешено нападать на те города в Лации, которые не подчинялись римлянам. Если город был завоеван, Карфагену разрешалось оставить себе рабов (население), а Рим забирал соответствующий город. Полибий не называет конкретной даты заключения этого договора. Он лишь говорит, что за первым договором последовал второй. Текст, должно быть, был написан до Латинской войны 340-338 годов, поскольку в нем говорится о свободных латинских общинах. После войны они были присоединены к римской территории. Два историка, Ливий и Диодор, упоминают о заключении карфагенско–римского договора, который они датируют 348 годом до нашей эры. Однако они не дают никаких указаний относительно его содержания; этот договор, однако, некоторые ученые приравнивают ко второму договору Полибия.
Первый карфагенско–римский договор разделен на две основные части, каждая из которых посвящена обязательствам одной из договаривающихся сторон.
Структура второго контракта более сложная. Он разделен на три основные части в соответствии с тематическими рубриками. Первая основная часть содержит общие правила дорожного движения. Речь идет о разграничении сфер влияния для римлян и правил поведения для карфагенян в отношении латинских городов.
Вторая основная часть содержит положения, направленные на предотвращение или наказание нарушений, противоречащих интересам договаривающихся сторон.
Третья часть договора регулирует вопросы транспорта и торговли.
Однако римлянам больше не разрешалось плавать вдоль южного побережья Испании. Рим продолжал ограничивать свои интересы сушей, особенно в Лации.
Однако в отношении этих сфер влияния действовали новые правила. Запреты на путешествия теперь распространяются не только на каперов и тому подобное, но и на торговцев и поселенческую деятельность. Теперь римлянам и союзникам больше не разрешалось селиться за пределами двух навигационных границ. Это касалось также остальной части Северной Африки и Сардинии. В принципе, им даже не разрешалось сходить на берег без веской причины. Карфагеняне, вероятно, хотели закрыть иностранным торговым державам доступ на свою территорию и сосредоточить торговлю в своей торговой метрополии — Карфагене.
Рим еще не был нацией мореплавателей, да и ситуация в центральной Италии была не очень благоприятной; вторжение кельтов в 387 году повлияло на положение Рима по отношению к его союзникам.
Что изменилось во втором договоре, так это регулирование карфагенской каперской деятельности. Теперь каждый город, который не находился под властью Рима, был освобожден от разграбления. Это было сделано в интересах обеих сторон. Каперы получили добычу, включая рабов, Рим получал город. Аналогичные положения распространялись и на римлян, но побережье Карфагена и так было для них закрыто.
Первый договор был направлен на предотвращение нанесения взаимного ущерба обеим сторонам. Второй договор, вероятно, был задуман Римом, чтобы использовать «партнера» в качестве военного ресурса или передового отряда в битве за центральную Италию, поскольку разграбленные города становились собственностью Рима. Инициатива заключения этого договора, вероятно, также исходила из Рима. Второй договор не знает римских подданных. Однако римляне считали частью своей сферы влияния также города Лация, которые не состояли с ними в договорных отношениях. Как уже упоминалось, Рим смог включить в свою территорию все города, разграбленные Карфагеном. В этот момент все латинские города были связаны с Римом договором. Таким образом, это соглашение, вероятно, затронуло все города на периферии Лация. Поэтому нападения карфагенян были в интересах Рима.
Третьим договором между Римом и Карфагеном является так называемый Филиновский договор. Этот договор был назван в честь историка Филина из Акраганта, [2] который в своем труде упоминает договор между Римом и Карфагеном. Считается, что в этом договоре Рим заверил Карфаген, что он не будет переходить границу Сицилии, которая была заселена и востребована карфагенянами. Взамен Карфаген, как говорят, обязался держаться подальше от материковой Италии. Договор Филина сегодня оспаривается историками. Нет никаких доказательств его существования. Формулировка также неизвестна. Копии также не существует. О нем упоминается только в литературной традиции. Среди современных ученых она также не нашла ни внимания, ни упоминания. Полибий из Мегалополя, например, не упоминает о договоре. Это также может быть связано с тем, что Полибий, который был дружественно настроен к Риму, хотел обвинить в войне карфагенян. Поэтому возможно, что договор был нарушен римлянами, а Полибий в интересах римской пропаганды умолчал о договоре, который нарушили римляне (своим вмешательством в Мессане, как будет показано ниже).
Что же известно о третьем римско–карфагенском договоре? Под 306 годом Ливий сообщает, что союз с карфагенянами был возобновлен в третий раз. Однако кроме даты Ливий не сообщает ничего существенного. Но Полибий сообщает о другом соглашении, которое он сам считает неисторичным и для которого поэтому не указывает дату. В своем рассказе о первой Пунической войне историк Филин, писавший с карфагенской точки зрения, упоминает договор, согласно которому карфагеняне должны были держаться подальше от Нижней Италии, а римляне — от Сицилии. Следовательно вмешательство римлян в дела Сицилии в пользу мамертинцев стало бы нарушением этого договора.
По мнению Полибия, такого договора не существует. Однако в своем рассказе он ссылается на Филина:
Поскольку […] договоры и сегодня сохранились на медных табличках у Капитолийского Юпитера в эрарии эдилов, кто не должен справедливо удивляться историку Филину […] Как он мог осмелиться написать то, что противоречит этому, а именно, что между Римом и Карфагеном существовали договоры, согласно которым римляне должны были держаться подальше от всей Сицилии, а карфагеняне — от Италии, и что римляне нарушили договоры и клятвы, когда впервые переправились на Сицилию, тогда как такого документа никогда не было и нет. Он прямо говорит об этом во второй книге (Polybius 3,26,1-5).
Единственным аргументом Полибия в пользу несуществования этого договора является тот факт, что он не смог найти копию этого документа в эрарии. Возможно, документ был уничтожен, поскольку в нем указывалось на военный долг со стороны Рима. Полибий как историк, дружественный Риму, вероятно, счел небытие документа удобным обстоятельством. В любом случае он без колебаний отмахнулся от аргументов Филина. Как историк Полибий был убежден, что в развязывании Пунических войн виноваты карфагеняне. Поэтому, вероятно, его беспокоил договор, подобный тому, о котором упоминает Филин, поскольку он ставил вопрос о вине за войну в ином свете, чем хотел Полибий. Поэтому Полибий мог только исправить свой взгляд на историю или проигнорировать договор, что он и сделал.
Как уже упоминалось, историк Филин был современником Первой Пунической войны и сообщал о соглашениях о сферах интересов между Римом и Карфагеном до первой войны.
Как уже упоминалось, фрагмент из Филина не содержит существенных положений договора от 306 года у Ливия, однако можно предположить, что здесь имеется в виду один и тот же документ. Они совпадает и по содержанию. Таким образом Рим претендует на всю Италию, а Карфаген, напротив, пытается отстоять свои притязания на главенство над Сицилией. То, что Карфаген, в отличие от первых двух договоров, должен держаться подальше от побережья Италии, в этом договоре самоочевидно. Поэтому можно предположить, что сейчас Рим находился в более выгодном положении, чем несколькими десятилетиями ранее.
Что касается содержания, то Полибий упомянул один аспект, который имел решающее значение для прояснения вопроса об ответственности за войну. Как и предыдущие договора, этот договор также разграничивал сферы интересов. Со времени заключения последнего договора обе державы стали крупнее и могущественнее. Так, Рим теперь претендовал на владычество над всей Италией, а не над Лацием; Карфаген, в свою очередь, включил в свои владения Сицилию. Инициатива заключения этого договора, вероятно, исходила от Карфагена. В 306 году карфагеняне смогли закончить долгую войну с тираном Агафоклом Сиракузским и еще прочнее закрепиться на Сицилии. Этим договором они хотели держать Рим подальше от острова как потенциального противника.
Изменения во внешней политике и продвижение Рима на юг показали карфагенянам, что они должны принять меры предосторожности против римского наступления.
Четвертым карфагенско–римским договором был так называемый Пирров договор. Он был заключен между карфагенянами и римлянами, когда последние уже находились в состоянии войны с Пирром и карфагенянам приходилось считаться с возможностью нападения Пирра. С точки зрения карфагенян целью договора было связать римлян договором и тем самым предотвратить заключение договора между римлянами и Пирром. Кроме того, Пирр должен был держаться подальше от Сицилии, а война должна была ограничиться Нижней Италией. Договор, детали которого в исследованиях оспариваются, был заключен в период 279/278 гг. В то время Рим уже был гегемоном Италии.
По содержанию обе договаривающиеся стороны обязались заключать союз с царем Пирром только совместно и оказывать друг другу помощь оружием на территории договаривающейся стороны, подвергшейся нападению Пирра. Транспортные возможности должны были быть обеспечены Карфагеном как морской державой, независимо от того, кто нуждался в поддержке. Содержанием своих войск каждый должен был заниматься сам. Карфагеняне также должны были поддерживать римлян на море, но моряки не должны были воевать на суше против своей воли. Буквально это звучит так:
Если они заключат письменный союз с Пирром, то только оба вместе, чтобы они могли свободно оказывать друг другу помощь в стране тех, против которых ведется война (Пирром). Кто бы из них ни нуждался в помощи, карфагеняне должны предоставить корабли, как для ввоза, так и для вывоза, а припасы — каждый для своего войска. Карфагеняне также должны оказывать римлянам помощь на море, если возникнет необходимость. Однако никто не должен заставлять экипажи кораблей сходить на берег против их воли (Polybius 3,25,3-5).
По словам Полибия этот договор был дополнением к уже существующим соглашениям. Выражение «в стране друг друга», вероятно, трудно понять неправильно даже без предыдущего определения, закрепленного в другом договоре. Поскольку театр военных действий находился ниже Италии и грозил распространиться на Сицилию, понятно, что должно было подразумеваться под чужой страной. Здесь должно было быть предварительное определение интересующей нас границы, которое, вероятно, имело место в договоре Филина. Таким образом Пирров договор является еще одним доказательством существования договора.
По содержанию этот договор, вероятно, означал для обеих сторон скорее альтернативу, нежели договор о помощи. Римляне не вмешивались в сражения между Карфагеном и Пирром на Сицилии. Обе договаривающиеся стороны, вероятно, были обеспокоены тем, что одну из них Пирр убедит оставаться нейтральной или заключить с ним союз. Однако союза между Пирром и Карфагеном как традиционным противником западных греков, а Пирр был именно таким противником, ожидать, вероятно, не стоило. Таким образом, следует исключить возможность того, что Рим придет к соглашению с Пирром в какой бы то ни было форме. Поэтому предложение о союзе со стороны посланника царя Пирра было отвергнуто римлянами; посланник был вынужден снова покинуть Рим, не добившись каких–либо результатов.
Что поражает в договоре, так это чрезмерные обязательства со стороны Карфагена, особенно на море. Карфагенский флот берет на себя все перевозки, а также оказывает поддержку на суше. Они также сами несут расходы на эту материально–техническую поддержку. Чтобы продемонстрировать римлянам военно–морскую мощь, которая вскоре могла послужить им поддержкой, Карфаген во время переговоров о заключении договора пустил свой флот из 130 кораблей продефилировать перед римским портом Остией. Таким образом после двух поражений в Нижней Италии Рим смог эффективно бороться с царем Пирром с помощью карфагенян. Однако расчеты карфагенян не оправдались. Царь Пирр высадился на Сицилии в 278 году и сумел почти полностью вытеснить карфагенян с острова.
Однако этот союз был также призван показать границы дружбы между восходящей державой Римом и борющейся державой Карфагеном. Ни одна из сторон не проявляла особого желания помогать союзнику больше, чем это было бы выгодно ей самой. Таким образом совместные военные действия обоих партнеров не состоялись. Такие действия, вероятно, позволили бы быстрее закончить войну. С другой стороны, карфагеняне не обратились за помощью к римлянам, когда испытывали на Сицилии серьезные трудности из–за наступления Пирра и союзных ему греков.
Одной из причин такого поведения, безусловно, было то, что Рим и Карфаген в своем договоре четко разграничили сферы своих интересов. Греки на Сицилии были оставлены карфагенянам, а греки в южной Италии входили в сферу интересов Рима. Римляне стояли в Италии твердой ногой и поэтому начали фазу консолидации, прерванную лишь захватом Тарента и Регия в 272 и 269 годах до н. э. С другой стороны, карфагеняне вели переговоры с Пирром о сепаратном мире, который, однако, не сложился.
Это уже означало нарушение договора, поскольку Рим и Карфаген ранее заверили друг друга, что не будут заключать сепаратный мир. Возникает вопрос, насколько Рим теперь все еще чувствовал себя связанным какими–либо договорами.
В 272 году римляне собирались закончить войну взятием Тарента. Здесь же, по преданию, находились карфагеняне. Говорят, что незадолго до смерти Пирра карфагеняне появились в порту Тарента с флотом, чтобы помочь тарентинцам против Рима. Однако комендант города предпочел передать город римлянам. Такова римская традиция этих событий. Этот эпизод не требует исторического подтверждения, но он показывает, насколько хрупкими были в то время союзы.
После того, как римляне одержали верх в войнах 290‑х годов против самнитов и кельтов, они стали хозяевами и явно ведущей силой Италии. Таким образом, греческие города на юге Италии также рассматривали Рим как точку соприкосновения в решении проблем с италийскими народами на юге. Оказав помощь в конфликте, римляне поставили гарнизоны в нескольких греческих городах. Греческий город Тарент отнесся к этому с недовольством, так как на самом деле это была их вотчина. До этого момента Рим уважал гарантированный договором суверенитет Тарента в этом районе. В 282 году Рим нарушил этот договор, когда римский флот из десяти кораблей бросил якорь у Тарента.
Эта, по мнению тарентинцев, провокация, вероятно, послужила поводом для насильственных действий. Четыре корабля были потоплены и один захвачен, а римский гарнизон соседнего города был вынужден бежать. В это время Рим проводил силовую политику и делал это, не обращая внимания на соседние народы. В целом у римлян были амбивалентные отношения с греками. Греческие народные собрания всегда вызывали у них подозрение как предостерегающий пример передачи общества в руки манипулируемой массы. С другой стороны римляне восхищались греческим искусством и культурой как непревзойденными достижениями.
Война между Римом и Тарентом была неизбежна. Поэтому у тарентинцев возникла мысль обратиться за поддержкой к царю Пирру из Эпира, области на северо–западе Греции. Царь увидел возможность завоевать новое царство в регионе, где не было особых споров, и обещал свою помощь.
В лице этого нового противника римляне столкнулись с полководцем, который владел военным ремеслом на самом высоком уровне эллинистической техники и тактики. Кроме того, с этого момента римляне столкнулись с греческой сетью союзов, поскольку греческие города имели контакты во всех регионах, населенных греками. Поэтому они также могли привлечь помощь извне, то есть из–за пределов Италии.
Армия Пирра соответствовала качеству эллинистического военного искусства. Она формировалась как у Александра Македонского. Ядро составляли 20 000 тяжеловооруженных бойцов фаланги. Кроме того, было 2 000 лучников, 500 легковооруженных, 3 000 всадников и 20 боевых слонов.
Римляне вскоре почувствовали эффективность нового врага. В 280 году римляне потерпели поражение при Гераклее с большими потерями с обеих сторон, хотя они вышли на поле боя с армией в 30 000 солдат. Предыдущие мирные переговоры, проведенные незадолго до битвы, не увенчались успехом из–за отказа римлян. Причиной тому было мнение, что мир, достигнутый путем переговоров перед лицом вражеской армии, может быть истолкован как слабость римлян. Битва стала испытанием на прочность между римской крестьянской армией новобранцев и профессиональными воинами греков. Римляне хорошо сражались и заставили кавалерию отступить. Тогда против римской пехоты двинулась фаланга, каре глубиной в шестнадцать шеренг, солдаты которой с пятиметровыми копьями пытались отбросить противника с поля боя или, по сути, задавить его. Римляне выдержали натиск фаланги и контратаковали. Завязалась рукопашная схватка. Дело решилось, когда были развернуты слоны. Вид боевых, дико трубящих гигантских животных поверг римскую армию в панику, и солдаты бежали. Военных слонов римляне доселе не видали.
В общей сложности римляне потеряли 7 000 человек убитыми и ранеными. Греки также понесли большие потери — 4 000 погибших. Следствием поражения римлян стало то, что территории южной Италии, которые только что были покорены, присоединились к победителю. Пирр хотел быстро закончить войну, продвигаясь на север. Однако он столкнулся с большими проблемами раньше, чем, возможно, ожидал. Ворота Капуи и Неаполя оставались закрытыми для его армии. Другие города также не присоединялись к его войску. Тем не менее Пирр начал продвижение по Via Latina в сторону Рима, центра Римской империи. Однако римляне перевели город в режим обороны и привели на помощь северную армию из Этрурии. Теперь Пирр оказался в опасности оказаться зажатым между этой армией и реорганизованной римской армией, которую он разбил, но не уничтожил. Избегая этой реорганизованной армии, он отступил на юг для зимовки в Таренте, осознав, что эта война не будет решена сражением и что Рим не собирался сдаваться.
Однако Рим, ослабленный предыдущими войнами, нуждался в передышке. Но во время последовавших затем мирных переговоров посланникам царя Пирра было объяснено, что война будет вестись до тех пор, пока их царь не покинет Италию. Пирр, с другой стороны, требовал свободы греческих городов в южной Италии и независимости своих новых союзников, например, самнитов. Это означало бы отказ от всего того, чего римляне достигли в Южной Италии за несколько десятилетий прежде.
За первым поражением римлян последовало второе в 279 году при Аускуле. Царь Пирр двинулся в поход на Апулию с 40 000 солдат. Римляне поджидали его в неровной лесистой местности, поэтому для всадников, фаланги и слонов не было места для боя. На второй день битвы Пирр смог перенести сражение на простор, где он использовал фалангу и слонов с решающим эффектом. Римляне организованно отступили в лагерь. Они потеряли 6 000 человек, победоносный Пирр — 3 500, и снова обе стороны понесли большие потери. Однако по царю Пирру они ударили сильнее, чем по римлянам, поскольку его ресурсов и подкреплений было намного меньше. Хотя римляне потерпели поражение, они смогли остановить Пирра от похода на Рим.
И снова состоялись мирные переговоры, [1] поскольку тупиковая ситуация не принесла ни одной из сторон никакого пространственного выигрыша. Пирр показал себя готовым предложить свою дружбу и поддержку римлянам против всех других противников в обмен на независимость Тарента. Но римляне отвергли мирное предложение и заключили союз с Карфагеном. Это положило конец всем мирным усилиям Пирра.
Теперь Пирр пошел на Карфаген как на нового противника в Сицилии, а Сиракузы стали его союзником. В Италии в Таренте остался только гарнизон для защиты этого города и других греческих городов. Таким образом, римляне смогли воспользоваться ситуацией, чтобы разгромить и вновь подчинить себе самнитов, бруттиев, луканцев и тарентинцев, которые заключили союз с Пирром и отпали от Рима.
После поездки на Сицилию, где он возглавил греков в войне против карфагенян, Пирр вернулся в Нижнюю Италию в 276 году. Там он был разбит римлянами в битве при Малевенте в 275 году. Это был первый случай, когда римляне смогли выиграть полевое сражение против Пирра. Это стало возможным потому, что римляне напали на слонов, и те настолько запаниковали, что обратились против своих собственных рядов. После этого поражения царь Пирр ушел в Грецию. Рим смог взять под свой контроль всю южную Италию и расширить свои позиции к 267 году.
В этой войне проявилась характерная черта римской войны — отказ признать военное поражение как таковое. Больше не было мирных договоров и переговоров. Аналогично не было охоты считаться с потерями. Рим должен был победить, все остальное было второстепенно и отодвинуто в сторону.
После ухода Пирра Рим получил свободу действий в южной Италии, и отступнические области могли быть окончательно покорены. Теперь речь шла прежде всего о покорении оскских народов в южной Италии. Как и в 278-276 годах, римляне пытались сломить сопротивление противника с помощью опустошительных кампаний. В 273 году они праздновали триумф над луканами, самнитами и бруттиями. Однако поворотным моментом в этом конфликте, безусловно, стала смерть Пирра в 272 г. Таким образом город Тарент вскоре после этого капитулировал перед наступающей армией двух римских консулов. Воинам из Эпира был предоставлен свободный выход, и город был пощажен. Впоследствии Рим принял его в систему римских союзников.
В том же году другие народы, обескураженные смертью Пирра и не надеясь на поддержку, прекратили борьбу против Рима. Самнитский народ был разделен, а его племенная федерация распалась на составные части. Остальным народам было позволено сохранить свои территории, и они были включены в систему римской федерации. Возможно, греческие города также подчинились римлянам в этот момент.
Однако город Регий все еще находился под властью кампанцев, которые отпали от римлян после битвы при Гераклее. Они вели ожесточенную борьбу с римлянами, но были вынуждены капитулировать в 270 году. Армия римлян во главе с консулом долгое время осаждала город, а затем взяла его штурмом. Триста оставшихся в живых кампанцев были казнены в Риме, а сам город возвращен гражданам.
Кампанский полк, переведенный в Регий в 282 году для защиты города, установил террор в городе и его окрестностях. В этих битвах римлян поддерживал Гиерон из Сиракуз, который снабжал римские войска зерном. Пока мамертинцы не позвали на помощь, между этими двумя сторонами были хорошие отношения. Гиерон начал войну против мамертинцев главным образом потому, что они стояли на его пути для запланированной битвы против Карфагена. В течение 270‑х годов римлянам удалось интегрировать этрусские города–государства в свою систему правления. Последняя вспышка сопротивления самнитов произошла в 269/268 году, когда пицены, которые были в союзе с Римом в течение 30 лет и жили на верхнем побережье Адриатики, восстали против римлян. Восстание было подавлено с трудом, многочисленные племена из мести были переселены в Южную Италию, а остальные вошли в состав римского государства.
Это были последние волнения в центральной Италии. В южной Италии саллентинцы были покорены в 266 г. Они потеряли свою независимость в двух римских кампаниях и были вынуждены вступить в римскую систему союзников. После того, как 80 лет назад римляне пересекли южную границу Лация, завоевание италийского полуострова было завершено. Теперь к югу от линии Пиза–Римини не было ни одного участка земли, который прямо или косвенно не находился бы под властью Рима. В северной Италии, то есть в долине реки По, кельты, венеты и лигуры все еще жили относительно неконтролируемые римлянами, а Корсика, Сардиния и Сицилия еще не были под властью Рима.
Таким образом римская территория занимала 126 000 км² с населением в 4 миллиона человек. Она не была необычайно большой по сравнению с великими империями Востока, однако римляне обладали доселе необычной военной мощью, поскольку имели необычайно высокую степень способности использовать в военных целях ресурсы контролируемых ими территорий.
Грекам никогда не удавалось установить гегемонию на такой большой территории со своими городами–государствами. Только Карфаген приблизился к величию Рима. Но в 264 году Рим был новичком в концерте великих держав.
Прежде чем подробно рассказать о событиях в начале войны между Римом и Карфагеном за Сицилию, сначала будет представлено соответствующее содержание рассказов Полибия, Диодора и Кассия Диона. Затем будут рассмотрены проблемы, возникающие из–за противоречий между этими источниками и из–за несоответствий и упущений в сообщениях древних историков, а также ответы, предлагаемые современными исследователями.
Полибий
Первая Пуническая война началась в сицилийском городе Мессане/Мессене/Мессине, который был занят мамертинцами. Поскольку события в Мессане тесно связаны с городом Регием, расположенным напротив Мессаны на италийском полуострове, Полибий начинает с изложения судьбы Регия. Жители Регия, столкнувшись с переходом Пирра в Италию и опасаясь доминирования морской мощи Карфагена, попросили римлян прислать гарнизон. Сначала четыре тысячи человек под командованием кампанца Деция честно исполняли свою миссию, но затем, соблазненные примером кампанских наемников, мамертинцев, которые установили тиранию в Мессане, обратились против регийцев, стали грабить, убивать и силой овладели городом. Римляне, однако, взяли Регий и отвели оставшихся в живых оккупантов на казнь (Polyb. 1,7). Потеря союзников на материке имела серьезные последствия для мамертинцев, которые также нападали на соседние с Мессаной карфагенские и сиракузские территории и обложили данью значительную часть Сицилии. Ведь, по словам Полибия, после того, как мамертинцы лишились поддержки регийских мятежников, сиракузяне под командованием молодого полководца Гиерона перешли в контрнаступление и оттеснили мамертинцев в Мессану (Polyb. 1,8). В битве на реке Лонган Гиерон нанес мамертинцам сокрушительное поражение [они сделали вылазку? — Исихаст]. По возвращении в Сиракузы победоносный полководец был «единогласно провозглашен царем» (Polyb. 1,9).
Мамертинцы, существование которых оказалось под большой угрозой, теперь искали помощи как у карфагенян, так и у римлян. «Одни из них хотели укрыться у карфагенян и передать себя и замок в их руки, но другие отправили посланников в Рим, предлагая сдать город и прося поддержать их как соплеменников». В Риме просьба мамертинцев о помощи вызвала бурные дебаты. Ввиду решительных действий против оккупации Регия, поддержка столь же преступных мамертинцев была некстати; с другой стороны, существовала опасность, что карфагеняне, если они также получат контроль над Сицилией, будут «угрожать Италии со всех сторон» (Polyb. 1, 10).
Поскольку сенат не смог прийти к решению, оно было передано на волю народа. Народ решил, что мамертинцев следует поддержать, и отправил в Мессану консула Аппия Клавдия. Тем временем мамертинцы с помощью хитрости и угроз изгнали карфагенского полководца, занимавшего крепость Мессаны, и передали город Аппию. После этого, когда незадачливый карфагенский полководец был распят, карфагенская армия напала на Мессану. Положение мамертинцев еще более усугублялось тем, что союз с карфагенянами заключил Гиерон. Римский консул Аппий сначала напал на армию сиракузян, а затем разбил ее после продолжительной битвы (Polybius 1, 11). На следующий день Аппий разбил и карфагенскую армию, так что доступ к Мессане был свободен, а римляне, в свою очередь, осадили Сиракузы (Polyb. 1, 12).
Новоизбранные консулы Маний Отацилий и Маний Валерий появились в Сицилии в следующем году с четырьмя легионами и вызвали отступление большинства городов Карфагена и Сиракуз, как раз когда Гиерон заключил договор о мире и дружбе с римлянами (Polyb. 1,16). Поскольку Гиерон теперь был их союзником, римляне убавили свои легионы на Сицилии, а карфагеняне усилили вооружения, чтобы иметь возможность утвердить свое господство над островом. Город Агригент стал главной карфагенской базой на Сицилии. Таким образом новоизбранные консулы Л. Постумий и Г. Максим сосредоточили свои легионы вокруг Агригента и вступили с окруженной карфагенской армией в ожесточенные бои (Polyb. 1,17). После более чем шестимесячной осады Агригента, после постоянных стычек и победоносного сражения с карфагенскими подкреплениями, Агригент окончательно перешел в руки римлян в 262 году (Polyb. 1,18f.). Согласно Полибию, падение Агригента стало поворотным пунктом в намерениях Рима: теперь римляне уже не довольствовались спасением мамертинцев, но «надеялись полностью изгнать карфагенян с острова и тем самым значительно увеличить свою власть» (Polyb. 1,20).
Диодор
Из рассказа Диодора о событиях, приведших к Первой Пунической войне, существуют только отрывки, которые, к тому же сохранились лишь в виде фрагментов без какого–либо внутреннего контекста. Так, из двадцать второй книги сохранилось довольно подробное описание битвы у реки Лонган (Diod. 22,13,1-6), также во фрагментах сохранилось сообщение о пристрастном отношении карфагенян к мамертинцам и сопутствующем «спасении» ими мамертинцев (Diod. 22,13,7), о чем также свидетельствует тот факт, что после того, как потеря Мессаны (что она уйдет к римлянам? — Исихаст) стала очевидной, карфагеняне и Гиерон заключили договор о союзе с целью совместных военных действий против Мессаны (Diod. 22,13,9). Во фрагментах следующей книги Диодор говорит о союзе карфагенян и Гиерона, который был направлен против римлян и имел целью их скорейший уход из Сицилии, в противном случае с римлянами должна была начаться война (Diod. 23,1,2). Однако то, что наиболее важно для вопроса о данной работе, отсутствует: рассказ Диодора о начале контактов между мамертинцами и Римом, а также об изгнании карфагенян из Мессаны не сохранился.
Кассий Дион и Зонара
Кассий Дион видит истинные причины войны между Римом и Карфагеном в глубоком недоверии, существовавшем между устоявшейся великой державой Карфагеном и Римом, который стремительно поднимался и становился великой державой. Карфагеняне и римляне позволили втянуть себя в войну в своем стремлении получить все больше и больше владений, но также и из взаимного страха перед соперником. Согласно Кассию Диону, неизбежная война между Римом и Карфагеном началась «вот по какому случаю» (Fragm. 43, 1-4), но следующие отрывки Кассия Диона отсутствуют, однако соответствующие выдержки из дионова отчета содержатся у Зонары.
Мамертинцы в Мессане, которым угрожал Гиерон, обратились за помощью к родственным по крови римлянам, которые удовлетворили эту просьбу по стратегическим соображениям. Отказ в поддержке привел бы мамертинцев в объятия карфагенян, которые затем легко смогли бы установить контроль над всей Сицилией, а также посягнуть на материковую часть Италии. Кроме того, контроль над Мессаной связан с контролем над проливами.
Поскольку немедленная помощь от римлян была невозможна, а давление Гиерона на мамертинцев усиливалось, они обратились за помощью к карфагенянам. Карфагеняне же, по словам Зонары, «чтобы римляне не переправились на остров, заключили мир с Гиероном для себя и своих подданных и охраняли пролив и город под командованием Ганнона». Затем консул Аппий Клавдий направил в Мессану римского военного трибуна Гая Клавдия для переговоров с мамертинцами — пока римский флот оставался у Регия — но эти переговоры не увенчались успехом из–за противодействия Карфагена (Zonaras 8,8). Спор между мамертинцами, которые не хотели ни римлян, ни карфагенян, снова привел Гая Клавдия в Мессану для переговоров. Он объяснил собравшимся мамертинцам, что римляне не заинтересованы в Мессане и что он снова отплывет немедленно, когда в Мессане будет восстановлен порядок. Военный трибун потребовал от карфагенян решения: они должны либо уйти, либо, если необходимо, представить аргументированные возражения (Fragm. 43,5). Мамертинцы из страха не дали Гаю Клавдию ответа, а карфагеняне проигнорировали трибуна. Для Гая Клавдия молчание с обеих сторон внесло «достаточную ясность». Молчание карфагенян он расценил как подтверждение их несправедливости, «иначе они оправдались бы, если бы были правы», но он истолковал молчание мамертинцев как их стремление к свободе. Он заверил мамертинцев в своей помощи, так как они были италийского происхождения и просили помощи у Рима (Fragm. 43,6). После этого, как сообщает Зонара, среди мамертинцев начались бурные аплодисменты. Гай Клавдий вернулся в Регий и повел римский флот к Мессане. Переправа закончилась катастрофой из–за численного превосходства и маневренности карфагенского флота, но прежде всего из–за внезапной бури, вынудившей оставшихся в живых римлян вернуться в Регий (Zonaras 8,8).
Ганнон, командующий карфагенским гарнизоном в Мессане, попытался деэскалировать ситуацию и отправил захваченные корабли и пленных обратно к Гаю Клавдию, одновременно обратившись к трибуну с призывом о мире, на что тот не отреагировал. Тем временем Гай Клавдий снова вступил с мамертинцами в переговоры и попросил их привести Ганнона, который закрепился в крепости Мессаны. Ганнон, однако, отказался покинуть крепость (Fragm. 43, 8-10). Зонара сообщает, что Ганнон, опасаясь восстания мамертинцев, в конце концов присоединился к их собранию. Однако переговоры не привели ни к какому результату, пока, наконец, римлянин не схватил карфагенского полководца и не бросил его в тюрьму под одобрительные возгласы мамертинцев. Впоследствии Ганнон был вынужден полностью эвакуироваться из города. Затем карфагеняне наказали Ганнона, потребовали от римлян освободить Мессану и предъявили им ультиматум покинуть Сицилию к определенному сроку. Поскольку римляне не подчинились требованиям карфагенян, пунийцы напали на Мессану при поддержке Гиерона. С помощью обманного маневра римскому консулу удалось незаметно высадить свою армию на Сицилии и нанести Гиерону поражение, так что тот отступил в Сиракузы. Упорная осада Сиракуз римлянами заставила Гиерона пойти на мир и заключить с римлянами договор против карфагенян (Zonaras 8,9).
Хронология предыстории Первой Пунической войны обязательно зависит от датировки битвы у реки Лонган, но, возможно, и от вопроса о том, состоялась ли эта битва прежде мамертинской просьбы о помощи или же имело место второе, более позднее поражение мамертинцев от Гиерона. Однако рассказу Полибия о событиях, вызвавших Первую Пуническую войну, не хватает точности, которая обычно характерна для его исторических работ. Гофман описывает эти отрывки в рассказе Полибия как «краткое введение», в котором Полибий «в отличие от более поздних частей его труда довольно словоохотлив». Согласно ему завоевание Регия и казнь оставшихся в живых кампанцев римлянами привели к тому, что потерявшие своих союзников мамертинцы были немедленно изгнаны сиракузянами в Мессану (Polyb. 1,8). Последующее сражение у реки Лонган принесло полное поражение мамертинцам, после чего сиракузяне провозгласили своего победоносного полководца, Гиерона царем (Polyb. 1,9). Хотя Диодор приводит подробное описание битвы при Лонгане, еще до сражения называя Гиерона царем, здесь нет подсказок, которые позволили бы установить точную датировку (Diod. 22,13,1-6). Что касается хронологии предыстории Первой Пунической войны Полибия, то Гофман утверждает: «Если смотреть точно, то он дает только две зарубки: во–первых, как своего рода terminus post переход Пирра в Италию (I,6,5), и, во–вторых, как terminus ante переход Рима в Сицилию, который датируется 129‑й Олимпиадой, которая соответствует периоду с лета 264 года до н. э. по весну 260 года до н. э. (I,5,1). Все, что происходит в промежутке, в принципе может быть лишь приблизительно зафиксировано из общего контекста […]».
Помимо двух фиксаций, упомянутых Гофманом в рассказе Полибия о предыстории Первой Пунической войны, у Полибия можно выделить еще одну зарубку: штурм Регия, который можно отнести к 270 году. Поскольку Полибий устанавливает прямую хронологическую связь между действиями Гиерона против мамертинцев и падением Регия, очевидно, что битву при Лонгане следует поместить сразу после событий 270 года. Точную датировку можно установить по утверждению Полибия, что правление царя Гиерона длилось 54 года. Поскольку Гиерон умер в 215 году, он был провозглашен царем в 269 году, и, следовательно, битва при Лонгане должна быть датирована этим годом.
Однако теперь просьбу мамертинцев о помощи извне можно без сомнения отнести к 264 году или чуть раньше, а поскольку отчет Полибия, похоже, устанавливает причинно–следственную связь между битвой при Лонгане и просьбой о помощи, некоторые ученые помещают эту битву не ранее 265/64 года. По поводу предполагаемой связи между битвой при Лонгане и просьбой о помощи Гампл замечает, что связь (указанная без сомнения у Полибия в 1,8,2) между карательной экспедицией римлян против кампанцев в Регии в 270 году и победоносной кампанией Гиерона против мамертинцев, которая состоялась сразу после этого, показывает, «что впечатление о причинно–следственной и временной связи между битвой при Лонгане и просьбой о помощи к Риму, которое передается в отчете Полибия, обманчиво и что эта битва на самом деле относится ко времени около 270/69 года».
Исследователи, например, Рушенбуш, утверждают, что осада Регия и битва при Лонгане не синхронны, а между завоеванием Регия и битвой при Лонгане существует разрыв. Упрощая текст Полибия (1,10,1), можно сказать: «Мамертинцам, которые и раньше лишились поддержки Регия, теперь из–за поражение при Лонгане стало совсем туго». Поэтому Рушенбуш делает вывод, что для Полибия (как и для Диодора и Зонары, которые, однако, упоминают только осаду, начавшуюся сразу после битвы при Лонгане) просьба мамертинцев о помощи была прямым следствием поражения при Лонгане, и что для Полибия эта битва относится к 264 году. Отрывок Полибия 1,8,2, который служит основанием для синхронизма между падением Регия и битвой при Лонгане, не следует воспринимать совершенно буквально, поскольку сам Полибий помещает битву при Лонгане в 264 году: «Когда мамертинцы потеряли поддержку кампанцев в Регии, они были немедленно […] оттеснены назад в город сиракузянами». Однако уже за десять лет до Рушенбуша Гофман заявил, что Polybius 1,10 явно соответствует Polybius 1,8,2. В 1,10,1 еще раз подводится итог и делается явная ссылка на сказанное прежде в 8,2.
То, что победа Гиерона при Лонгане не была толчком к просьбе мамертинцев о помощи из–за границы, которая предшествовала римской интервенции в Сицилию, проясняется из рассказа Полибия, который сообщает о возвращении Гиерона в Сиракузы после битвы при Лонгане (Polyb. 1,9). Диодор называет причину возвращения Гиерона: его победа спровоцировала карфагенян, которые опасались перевеса Сиракуз и видели, что положение карфагенян на Сицилии в опасности. Карфагенский полководец Ганнибал, стоявший на якоре в Липаре, поставил Мессану под «защиту» карфагенского гарнизона и тем самым помешал сдаче города Гиерону и позволил спастись мамертинцам (Diodorus 22,13,7f.). Мольтхаген утверждает: «Вмешательство Ганнибала полностью соответствует традиционной карфагенской политике, которая стремилась предотвратить большую концентрацию власти на греческом востоке Сицилии. Ведь это легко могло поставить под угрозу карфагенские позиции на западе острова […]».
Если, по мнению Берве, карфагенская интервенция в 269 году была спонтанной, то в 265/4 году часть мамертинцев призвала карфагенян. Велвей также утверждает, что ввиду полного поражения мамертинцев при Лонгане времени для обращения за помощью к карфагенянам было явно недостаточно и требовалось быстрое вмешательство карфагенского офицера.
Просьба мамертинцев об иностранной помощи, упомянутая в Polybios 1,10, которая относится к началу Первой Пунической войны, следовательно, не является прямым следствием поражения в битве при Лонгане, которое можно четко отнести к 269 году, но может быть отнесена к более позднему притеснению мамертинцев в 264 году.
Одновременная просьба мамертинцев о помощи к Риму и Карфагену (Polyb. 1,10), которую явно можно отнести к 264 году, ставит перед исследователями немалые проблемы, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Ибо прямая связь у Полибия между битвой при Лонгане в 269 году и просьбой мамертинцев, игнорирует факт, что между этими двумя фиксациями лежит период в пять лет. Поэтому эти два события не могут быть приведены в причинно–следственную связь, и реальная причина просьбы мамертинцев о помощи предстает в ином свете. Петцольд отмечает, что хотя Polybius 1,10,1 устанавливает причинно–следственную связь между битвой при Лонгане и просьбой мамертинцев о помощи, интерпретация этой причинно–следственной связи как временной связи между двумя событиями противоречит намерениям Полибия.
В свою очередь Зонара сообщает, что Гиерон осадил Мессану, после чего мамертинцы обратились за помощью к Риму. Когда обещанная римлянами помощь затянулась и давление Гиерона на мамертинцев усилилось, они также призвали на помощь Карфаген (Zonaras 8,8).
Диодор упоминает карфагенского полководца Ганнибала, который присутствовал «случайно», но пришел «помочь» мамертинцам сразу после поражения при Лонгане. Таким образом, вмешательство карфагенянина произошло по его собственной инициативе (Diodorus 22,13,7). Если по примеру Хефтнера предположить, что присутствие карфагенского полководца, описанное Диодором как «случайное», было не таким уж случайным, то можно предположить, что мамертинцы обратились за помощью к Карфагену после поражения при Лонгане и последующей осады Мессаны Гиероном. Таким образом размещение карфагенского гарнизона в Мессане было реакцией на просьбу мамертинцев о помощи. [1] Итак, во фрагменте Диодора между 22,13,8 (о вынужденном возвращении Гиерона из Мессаны в Сиракузы в 269 году) и 22,13,9 (о договоре карфагенян с Гиероном, заключенным после потери Мессаны в 264 году) по мнению Гампла содержалась просьба мамертинцев о помощи к римлянам.
Рассказ Полибия об одновременном обращении за помощью и связанное с ним хронологическое противоречие становятся понятными, если по примеру Гофмана предположить, что Полибий ставит вмешательство (по собственной инициативе) Карфагена после битвы при Лонгане в прямую временную и фактическую связь с обращением мамертинцев за помощью к Риму.
У Полибия и Зонары мамертинцы просили защиты и помощи у Гиерона. Тогда карфагенский гарнизон, размещенный в Мессане с 269 года, должен был быть выведен в это время, потому что иначе Гиерон не смог бы решиться снова начать борьбу с мамертинцами через пять лет после битвы при Лонгане. Гиерон снова осадил Мессану, после чего, как сообщают Полибий и Зонара, часть мамертинцев обратилась за помощью к римлянам, а другая часть — к карфагенянам. [2]
Но реален ли вообще предполагаемый вывод карфагенского гарнизона из Мессаны? В источниках нет свидетельств, что карфагенский гарнизон, размещенный в Мессане в 269 году, действительно покинул город к 264 году, и также маловероятно, что карфагеняне оставили бы Мессану по собственной воле без необходимости, тем более что расходы на содержание небольшого карфагенского гарнизона не были бы особенно тяжелым бременем для богатого Карфагена, а политический эффект был весьма существенным. Карфагеняне также должны были знать, что их уход снова приведет к появлению Гиерона и что в восточной Сицилии неминуемо произойдет новая концентрация власти — как в 269 году после битвы при Лонгане.
Таким образом, если карфагенский гарнизон все еще находился в Мессане в 264 году, просьба мамертинцев к римлянам о помощи была направлена не против Гиерона, а против карфагенских оккупационных сил.
Полибий сообщает, что доставленная мамертинским легатом просьба о помощи, в которой также содержалось предложение сдать Мессану, надолго оставила римлян в нерешительности: хотя мамертинцы были их родственниками по крови и прямо ссылались на это родство, когда передавали свою просьбу о помощи, они, как кампанцы в Регии, совершили серьезные преступления, и не только против жителей Мессаны.
С другой стороны, римляне осознавали стратегическую важность Сицилии и опасались могущества карфагенян, если бы те получили контроль над всей Сицилией. С этой точки зрения Сицилия представлялась карфагенянам плацдармом для перехода в Италию, так что поддержка мамертинцам казалась неизбежной (Polyb. 1,10).
Несмотря на эти стратегические соображения, сенат не пришел к окончательному решению даже после долгих и интенсивных обсуждений. Народ же, по словам Полибия, не испытывал подобных моральных опасений и, надеясь на материальное улучшение за счет трофеев этой военной кампании, решил поддержать мамертинцев.
Далее Полибий сообщает, что после того как народ принял решение о помощи, консул Аппий Клавдий был назначен главнокомандующим и получил приказ переправиться в Мессану и помочь мамертинцам (Polyb. 1,11).
Кассий Дион ничего не сообщает о сомнениях и долгих обсуждениях в сенате. Война между Римом и Карфагеном предстает здесь как нечто неизбежное и становится необходимостью — недоверие между двумя великими державами было слишком велико. Во фрагментах Кассия Диона также нет упоминания о просьбе мамертинцев о помощи, но мы узнаем, что римляне заключили договор о дружбе с Гиероном. Согласно Кассию Диону (Fragm. 43,1-4) и Рим, и Карфаген знали, что невозможно было избежать не только конфликта из–за Мессаны и Сицилии, но и полномасштабной войны [3].
Зонара также сообщает, что римляне, как кровно родственный мамертинцам народ, с радостью согласились им помочь, так как знали, что в противном случае мамертинцев поддержат карфагеняне, а те впоследствии возьмут под контроль всю Сицилию, и таким образом опасность вторжения Карфагена на материк была неминуема.
Поскольку из–за различных неблагоприятных обстоятельств римляне не могли оказать всестороннюю помощь сразу, консул Аппий Клавдий отправил в Регий военного трибуна Гая Клавдия с несколькими кораблями. Тем временем в результате растущего давления со стороны Гиерона и отсутствия помощи со стороны Рима мамертинцы обратились к карфагенянам. Поскольку карфагеняне, заключившие мир с Гиероном и помирившие Гиерона и мамертинцев, охраняли пролив, Гай Клавдий сел в ялик, переправился в Мессану и вступил в переговоры с мамертинцами, однако был отослан карфагенянами, но снова вернулся в Мессану, когда узнал о споре между мамертинцами, которые не хотели зависеть ни от Рима, ни от Карфагена (Zonar. 8,8).
Из рассказа Полибия неясно, знали ли римляне, что мессанский замок был уже в руках карфагенян, он лишь сообщает, что часть мамертинцев обратилась за помощью к карфагенянам и «хотела отдать себя и замок в их руки» (Polyb. 1,10), также может быть, что во время консультации с римлянами цитадель была занята карфагенянами. Во всяком случае, из Полибия ясно, что когда римляне решили поддержать мамертинцев, мессанский замок был в руках карфагенян (Polyb. 1,11). Знали ли римляне, что действия мамертинцев направлены против Гиерона, или они предполагали, что главным противником будет Карфаген?
Основываясь на исторической традиции, Хойс приходит к выводу, что мамертинцы обратились за помощью к римлянам «против тех, кто и так постоянно досаждал им, а не только сейчас». Это были исключительно сиракузяне или Гиерон из Сиракуз — о конфликте с карфагенянами не могло быть и речи. В конце концов, они даже призвали на помощь карфагенян, о чем свидетельствует карфагенский гарнизон, размещенный в Мессане. Кроме того, как сообщает Полибий, карфагенский офицер уступил мамертинцам почти без сопротивления, когда те отказались от карфагенской помощи. Поэтому, по мнению Хойса, вооруженного конфликта против Гиерона римляне могли ожидать только при соединении с Мессаной.
Поэтому неудивительно, продолжает Хойс, что «человек с римской улицы» предполагал легкую прогулку и связывал интервенцию в богатую Сицилию прежде всего с быстрой и обильной добычей. Поскольку отношения между Римом и Карфагеном всегда характеризовались лояльностью, и поскольку Рим намеревался вмешаться только против Сиракуз, традиционного противника Карфагена, и не преследовал на Сицилии никаких далеко идущих целей, римляне не опасались конфликта с Карфагеном. Хойс парирует обвинения в том, что эта точка зрения приписывает римлянам поверхностный образ мышления и наивность, говоря, что в истории всегда делались неверные расчеты, и наивность также всегда определяет ход истории, тем более что римляне в 264 году еще не имели ни наития, ни достаточного опыта в большой политике: «Понятно, что римляне в то время еще не были мастерами большой политики, до недавнего времени ограничиваясь внутренне–италийской областью, да и там лишь центральной частью».
Мольтхаген соглашается с этими соображениями и категорически заявляет, что в 264 году «мысль об антагонизме между Римом и Карфагеном [должна быть] исключена с самого начала». По мнению Мольтхагена, который ссылается на Polybius 1,11 о выводе из Мессаны поставленного там в 269 году карфагенского гарнизона, союз между Гиероном и Карфагеном против мамертинцев, был заключен до того, как римляне приняли решение о вмешательстве. Этим союзом Гиерон хотел предотвратить повторную поддержку карфагенянами мамертинцев. Осада Мессаны Гиероном и карфагенянами послужила поводом для обращения мамертинцев за помощью к римлянам. Поскольку движущей силой этого союза был Гиерон, римская интервенция была направлена против Гиерона, а не против Карфагена. Опираясь на эту аргументацию, Мольтхаген пытается раскрыть более глубокие причины перехода Рима в Мессану: Рим опасался дальнейшего усиления Гиерона и считал возможным посягательство сиракузского царства на греческую Нижнюю Италию, которая лишь недавно перешла под власть Рима. По мнению Мольтхагена союз между Гиероном и Карфагеном придал бы опасениям Рима новый импульс, поскольку экспансионистская политика Гиерона в Сицилии, которая была бы направлена против Карфагена, теперь была остановлена. Для Мольтхагена эти соображения являются истинной причиной того, что римляне приняли просьбу о помощи. Он подводит итог: «Согласно римской концепции, речь шла о защите Мессаны от Гиерона, следовательно, здесь была война против Сиракуз, а не действия против Карфагена. Этот шаг, по–видимому, был в их собственных интересах, чтобы закрепить свое недавно завоеванное господство над Нижней Италией». В качестве доказательства этого тезиса Мольтхаген ссылается на ход первых лет войны, в которой карфагеняне играли настолько незначительную роль, что в «Периохах» Ливия сначала говорится только о сражениях против Гиерона, хотя Ливий указывает, что помощь Мессане была направлена против карфагенян и сиракузян. Только после заключения мирного договора с Гиероном предания сообщают о римских начинаниях против карфагенян. Численность войск, отправленных Римом на Сицилию, также указывает, по мнению Мольтхагена, на то, что война против великой державы Карфагена не рассматривалась.
Флах и Шравен опровергают тезис, выдвинутый Мольтхагеном (что римляне еще до принятия решения о вмешательстве знали, что Гиерон был союзником Карфагена и разграбление Мессаны неизбежно привело бы к войне с Карфагеном), утверждая, что во время рассмотрения мамертинской просьбы о помощи еще не было возможности предвидеть, что Гиерон вступит в союз со своим естественным врагом: «Военная цель — не дать Карфагену превратить этот экономически и стратегически важный портовый город в военно–морскую базу и в плацдарм — могла преследоваться римским главнокомандующим, консулом Аппием Клавдием Каудексом, только тогда, когда он с удивлением обнаружил, что столкнулся не с одним, а с двумя врагами».
Однако если предположить, что карфагенский гарнизон находился в Мессане с 269 года и что с этого времени мамертинцы были в безопасности от Гиерона, то просьба мамертинцев о помощи была направлена против карфагенского гарнизона, и не Гиерон предстает как возможный противник римлян, а Карфаген. Этот тезис подтверждается сообщением Диодора (Diod. 22,13,9), которое ясно показывает, что Гиерон вступил в союз с Карфагеном только после изгнания карфагенского гарнизона из Мессаны. Велвей отвергает вышеприведенные тезисы, согласно которым Гиерон был реальным противником в начале войны, и считает «маловероятным, что Рим в то время не думал о конфликте с великой державой Карфагеном и рассматривал Гиерона II как реального противника […]».
Однако дебаты в Риме выглядят совершенно иначе, если допустить существование Филиновского договора, поскольку тогда римляне прекрасно понимали неизбежность войны с Карфагеном. Так как подробное рассмотрение проблем Филиновского договора вышло бы за рамки данной работы, он не будет здесь обсуждаться подробно. Одно, однако, несомненно, как отмечает Берве: «Тем не менее будет считаться совершенно невероятным, что Гиерон и Карфаген могли объединить усилия для совместной защиты от Рима».
Независимо от того, считали ли римляне Гиерона или карфагенян своими главными противниками, исследователи единодушны в том, что информативная ценность рассказов Полибия о римских дебатах после обращения мамертинцев за помощью ограничена, поскольку они содержат много замечаний, которые можно отнести к более позднему периоду.
Хойс, например, считает аргументы в сенатских дебатах, переданные Полибием, в которых приводились веские геополитические доводы и резко обозначался страх перед господствующим над всем Средиземноморьем Карфагеном «не чем иным, как обоснованием ex eventu, а ясность и внушающая сила, с которой они и сегодня захватывают нас при первом впечатлении, является лишь одним из примеров рациональности, присущей ретроспективному наблюдению, основанному на историческом опыте». Хойс отмечает, что сенатские дебаты, изображенные Полибием, не могли состояться в 264 году, представляя собой «анахронизм». По мнению Хойса, в то время между Римом и Карфагеном не было элементарного противостояния, как и острого осознания угрозы для Италии, исходящей от карфагенских владений на Сицилии, Сардинии и в Испании. То, что карфагеняне уже сидели в Мессане в 269 году без соответствующей реакции Рима, по мнению Петцольда также говорит о том, что накануне Первой Пунической войны римляне еще не вынашивали более поздних властно–политических идей и их «взор еще не был направлен на внеиталийские территории».
Для Хойса этот рассказ о сенатских дебатах является доказательством того, «что Полибий пишет здесь не как бесстрастный историк, а как поклонник экспансионистской римской политики». Более того, Полибий в определенной степени зависел от римского анналиста Пиктора, в записях которого прослеживается доримская тенденция.
С другой стороны, Полибий отвечает на обвинения в антиримской пропаганде, объясняя решение народного собрания удовлетворить просьбу мамертинцев о помощи перспективой богатой добычи. В этом контексте Флах и Шравен выдвигают обоснованное возражение, что если бы уже в этот момент было известно, что для того, чтобы иметь возможность завоевать Мессану, не только Гиерон, но и карфагеняне должны быть побеждены, «римский народ вряд ли ожидал бы надежной победы, обещавшей богатую добычу каждому участнику войны».
Что касается захвата карфагенянами Мессанского акрополя, то рассказы историков допускают различные толкования. Полибий сообщает, что мамертинцы, под давлением Гиерона, отправили делегацию в Рим и делегацию к карфагенянам и «хотели отдать себя и замок в их руки». (Polyb. 1,11), поэтому крепость все еще оставалась бы без гарнизона, так же как угроза со стороны Гиерона была возможна только при отсутствии карфагенского гарнизона в Мессане.
Когда замок Мессаны был фактически занят карфагенянами (до, во время или после решения о римской интервенции) из рассказа Полибия невозможно определить, но несомненно, что теперь он находился в руках карфагенян (Polyb. 1,11).
Зонара, в свою очередь, сообщает, что римляне обещали мамертинцам поддержку, но помощь задерживалась, и мамертинцы, находясь в бедственном положении, теперь обратились за помощью и к карфагенянам. Карфагеняне заключили мир между собой и Гиероном, а также устроили согласие между мамертинцами и Гиероном и охраняли пролив и город (Zonaras 8,8).
Но как насчет карфагенского гарнизона, который, согласно Диодору (22,13,7), вошел в Мессану сразу после битвы при Лонгане? Как уже объяснялось выше, по мнению Гофмана фактически маловероятно, что карфагеняне, как предполагают некоторые авторы, [4] покинули Мессану в это время. Более того, ни Полибий, ни другие традиции ничего не знают о втором нападении Гиерона на Мессану.
Циммерман предлагает решение противоречий, предполагая два независимых события: одновременная просьба мамертинцев о помощи к римлянам и Карфагену у Полибия смешивается с просьбой о помощи к карфагенянам против Гиерона в 269 году (что привело к переброске карфагенского гарнизона в Мессану) и со второй просьбой мамертинцев о помощи к римлянам против карфагенской оккупации в 264 году. В то время как Пиктор, чтобы скрыть истинные цели Рима, намеренно смешивал эти два события, Полибий некритично следовал рассказу Пиктора. По мнению Циммермана римские лица, принимавших решения, думали совсем по–другому: «Римский сенат 264 года, тем не менее, должен был быть полностью осведомлен о ситуации».
По рассказу Полибия мамертинцы изгнали командира карфагенского гарнизона, разместившегося в крепости Мессаны, и передали город римскому консулу и главнокомандующему Аппию Клавдию. Затем карфагеняне разместили свой флот у мыса Пелория, а сухопутная армия карфагенян атаковала Мессану. Гиерон наконец увидел возможность полностью вытеснить мамертинцев с Сицилии и заключил союз с карфагенянами. В то же время армия Гиерона заняла позицию по другую сторону Мессаны, так что город был окружен со всех сторон (Polyb. 1,11).
Зонара сообщил о задержке римской военной помощи, поэтому Аппий Клавдий отправил военного трибуна Гая Клавдия вперед с несколькими кораблями в Регий. Тем временем карфагеняне, немедленно пришедшие на помощь мамертинцам, заключили мир между собой, мамертинцами и Гиероном. Чтобы предотвратить переправу римлян, пролив и город охранялись.
Чтобы подорвать карфагенскую морскую блокаду, Гай Клавдий переправился на лодке в Мессану для переговоров с мамертинцами, но был отослан карфагенянами обратно. Известие о споре между мамертинцами, не хотевшими склониться перед римлянами и одновременно желавшими избавиться от карфагенского гарнизона, побудило Гая Клавдия переправиться в Мессану во второй раз (Zonaras 8,8). В собрании мамертинцев трибун попытался привлечь мамертинцев на свою сторону, заверив их, что хочет освободить город, поскольку римляне не были заинтересованы в Мессане. Однако Гай Клавдий велел карфагенянам уйти или, если они возражают, принять решение о дальнейших действиях. В то время как мамертинцы молчали из страха, карфагеняне Гая Клавдия игнорили. Гай Клавдий истолковал молчание мамертинцев и карфагенян так: мамертинцы желали свободы, поскольку в противном случае они выступили бы в поддержку карфагенян, которые также присутствовали с военной силой, в то время как молчание карфагенян следовало рассматривать как признание вины, поскольку оно доказывало, что они были неправы, ведь если бы они думали справедливо, то могли бы оправдаться. Гай Клавдий обещал мамертинцам помощь, поскольку они были италийского происхождения и обратились с просьбой о помощи к Риму (Fragm. 43,5f.). Зонара сообщает, что после этого мамертинцы разразились бурными аплодисментами, и Гай Клавдий немедленно отправился обратно в Регий, чтобы форсировать переход в Сицилию со всем римским флотом. Численное превосходство более опытного карфагенского флота, бурное течение и внезапная буря помешали переправе и заставили повернуть обратно в Регий (Zonaras 8,8). После того как погода успокоилась, Гай Клавдий снова переправился на Сицилию и созвал мамертинцев на совещание, к которому позже присоединился карфагенский полководец Ганнон, закрепившийся в крепости. Поскольку эта дискуссия между Гаем Клавдием, мамертинцами и карфагенским командующим закончилась безрезультатно, Ганнон был схвачен римлянином и брошен в тюрьму под аплодисменты мамертинцев, так что карфагенскому командующему пришлось под давлением эвакуировать всю Мессану, за что он был наказан карфагенянами (Zonaras 8,9).
Отчет Зонары обсуждается в исследованиях неоднозначно. Хойс, например, считает рассказ Зонары об изгнании карфагенян из Мессаны «чистым продуктом фантазии» и утверждает, что отчет позволяет говорить «сам за себя» и делает критическое обсуждение излишним. Для Хойса деяния Гая Клавдия, широко приукрашенные Кассием Дионом и Зонарой, являются лишь литературным стилистическим приемом, «чтобы оформить начало войны, которое было не очень приемлемым для римских настроений, в римском понимании». В первый год войны еще нечего было сообщить о римских подвигах, но, по словам Хойса, «такая война, как Первая Пуническая, как она предстала в исторической памяти в своем окончательном виде, была невозможна без выдающихся римских достижений в начале. Поэтому была придумана специальная бравурная фигура римского центуриона, который, по преданию, вел римский авангард в Регий». С другой стороны, по мнению Хойса, рассказ Полибия (1,11,4), согласно которому карфагенский офицер дал себя засадить без сопротивления, более правдоподобен, поскольку надежды римлян на то, что теперь им удастся избежать конфликта с Карфагеном, похоже, оправдались. Отчеты Кассия Диона и Зонары противоречат этому, так как они передают впечатление, «что в смелом азарте римляне тут же набросились на карфагенян».
Липпольд, основываясь на других менее достоверных известиях, переданных Зонарой отмечает, что «ко всей истории с трибуном [следует] относиться, по меньшей мере, скептически». Рассказ Зонары об изгнании карфагенской группировки не выдерживает сравнения с гораздо более коротким рассказом Полибия: «Очевидно, что подробный рассказ Зонары, изобилующий анекдотами, предлагает меньше, чем краткое изложение Полибия, которого достаточно для (хотя и отрывочного) объяснения событий».
Гофман также считает достоверность подробного отчета Зонары «весьма спорной», однако он поднимает вопрос о том, не скрывается ли за причудливыми искажениями изначальное ядро, и, по мнению Гофмана, похоже, что так оно и есть. Поскольку Зонара в конечном итоге утверждает не что иное, как то, что римляне уже приложили руку к изгнанию карфагенян из Мессаны, то есть в то время, когда о войне еще и речи не было, нельзя считать, что римляне выдумали эти не очень лестные для них события. Не удивительно и то, что в те дни в Мессане находился посланник Рима. В конечном итоге, однако, Гофман считает неважным то, как римский представитель в Мессане выполнял свою задачу, поскольку, по мнению Гофмана, «важно лишь то, что изгнание карфагенян из Мессаны произошло с ведома и одобрения римлян».
Обещания, которые военный трибун дал мамертинцам, по словам Кассия Диона и Зонары, «похоже, не были взяты из воздуха». Договор, заключенный между римлянами и мамертинцами, обеспечивал Мессане максимальную свободу: Мессана не была оккупирована римлянами, ей разрешалось содержать собственные войска и собирать собственные таможенные пошлины, а также она имела право изгнания и свою юрисдикцию. Таким образом, в 264 году мамертинцы формально получили от римлян тот правовой статус, который они имели до вмешательства карфагенян. Не следует забывать, что окончательно не выяснено, каково было положение Мессаны во время карфагенской оккупации — даже если в крепости стоял карфагенский гарнизон, карфагеняне вполне могли предоставить мамертинцам такую же автономию, как позже римляне в других вопросах, таких как собственные войска, обычаи, юрисдикция.
Что касается функции эпизода с Клавдием, Мольтхаген советует проявлять осторожность в попытках найти «истинное ядро» этого эпизода: «Он служит мостом между принятием просьбы о помощи и появлением римской армии под командованием Ап. Клавдия. В целом, его следует рассматривать как летописное изобретение, в которое были включены отдельные исторически подлинные элементы из кампании Ап. Клавдия, но которое не имеет «подлинного ядра» в целом». Велвей подчеркивает, что эпизод с Клавдием не обязательно следует рассматривать как выдумку анналистов, и приводит фактические основания для своего тезиса: «Принятие просьбы мамертинцев о помощи требовало в Риме немедленных мер, которые сделали обещание римлян исполнимым, так что по фактическим причинам отправка Г. Клавдия кажется вполне вероятной, хотя остается в тумане, действительно ли трибун сыграл в изгнании карфагенян значительную роль».
Мольтхаген возражает против тезиса Гофмана о том, что изгнание карфагенского гарнизона из Мессаны, зафиксированное Полибием, естественно, произошло только после возвращения мамертинской делегации из Рима, поскольку без обязательных гарантий из Рима такой шаг мамертинцев был бы немыслим, что четкое заявление Полибия, согласно которому мамертинцы изгнали карфагенский гарнизон самостоятельно и до прибытия римлян, «безусловно, должно восприниматься серьезно». За это время мамертинцы оправились от поражения при Лонгане, так что в 264 годуи они не были так беспомощны, как во время карфагенской интервенции. Вельвей, однако, считает аргументацию Мольтагена неубедительной, поскольку в действительности мамертинцы все еще зависели от группировки держав в сицилийско–нижнеиталийской области.
Согласно рассказу Полибия, консул Аппий Клавдий был назначен главнокомандующим сразу после того, как народ решил поддержать мамертинцев, и отправлен в Мессану. Тем временем мамертинцы изгнали карфагенский гарнизон, призвали Аппия и передали ему город (Polyb. 1,11).
Этой немедленной отправке главной римской армии к Мессанскому проливу, как сообщает Полибий, противоречит рассказ Диодора, в котором консул Аппий Клавдий был послан народом к проливу с достаточными силами только тогда, когда в Риме стало известно, что Гиерон и Карфаген заключили союз после изгнания карфагенского гарнизона из Мессаны и теперь вместе осаждали Мессану (Diod. 23,1,4).
Однако, как можно прочитать у Зонары и как было объяснено в предыдущем разделе, отправка основной римской армии задержалась, поэтому морем был отправлен авангард под командованием Гая Клавдия. Это сообщение Зонары становится более правдоподобным, если учесть время, затраченное римлянами на подготовку к войне. Ведь даже если Аппий Клавдий действительно готовился к походу, как утверждает Полибий, то после того, как ему поручили помочь Мессане, прошло еще несколько месяцев, прежде чем он смог прибыть в Регий с основной римской армией. Как убедительно объясняет Берве, консул мог достичь Регия не ранее конца 264 года.
То, что римский авангард действительно высадился на Сицилии до прибытия основной римской армии, видно из рассказа Диодора, согласно которому Гиерон и карфагеняне заключили союз с целью развязать войну с римлянами, если те немедленно не покинут Сицилию (Diod. 23,1,2). Как убедительно доказывает Липпольд, официально этот союз был направлен только против Мессаны, «поскольку даже при наличии римских сил в Мессане вряд ли можно было бы совершить дипломатическую ошибку, говоря о союзе против Рима, когда теоретически еще царил мир и конфликт оставался внутренним сицилийским делом». Липпольд, однако, признает, что на самом деле союз был направлен против Рима, «потому что, вероятно, кто–то хотел попытаться взять Мессану до того, как помощь Рима начнет действовать, и можно было надеяться заставить Рим колебаться в своем решении, когда он столкнется с сильной коалицией».
В конце концов, этот расчет не оправдался, поскольку союз между Гиероном и Карфагеном в конечном итоге привел к отправке главной римской армии, как записано у Диодора в 23,1,4. Гофман справедливо отмечает, что только в этот момент Рим оказался перед альтернативой войны или мира.
Рассказ Полибия создает впечатление, что сразу после потери Мессаны карфагеняне предприняли широкие военные контрмеры, чтобы восстановить контроль над Мессаной. Согласно рассказу Полибия, Гиерон не стал раздумывать и вступил в союз с карфагенянами против мамертинцев и немедленно осадил Мессану (Polyb. 1,11).
Сообщение Зонары также предполагает быстрое соглашение между Гиероном и карфагенянами, так же как и стремительное начало военных действий против Мессаны (Zonar. 8,9).
Диодор также сообщает о быстрых и целенаправленных совместных действиях Гиерона и Карфагена против Мессаны (Diodorus 22,13,9).
Поскольку описанные выше действия были в высшей степени политическими событиями огромной взрывной силы, для них были необходимы решения правительства в Карфагене, и они, конечно, не были обусловлены инициативой карфагенского полководца в западной Сицилии. Поэтому Гофман указывает, что описанная выше реакция представляет собой «заключительную фазу действий карфагенян».
Таким образом союз между карфагенским полководцем Ганноном и Гиероном, о котором сообщает Диодор и в котором оба решили начать войну с римлянами, если те не покинут Сицилию как можно скорее (Diodorus 23,1,2), следует рассматривать в более широком контексте. Поскольку Карфаген и Гиерон не могли быть заинтересованы в войне против Рима, им пришлось постараться, чтобы высшие лица Рима узнали об этом ультиматуме: «Недостаточно было послать сообщение одному из офицеров, находящихся в Мессане или в Регии, но нужно было обратиться непосредственно к сенату, который один мог дать окончательный ответ» (Гофман). Поскольку реакция Рима на этот ультиматум, по–видимому, не устраивала, карфагеняне и Гиерон начали осаду Мессаны, а карфагенский флот отправился вверх по проливу (Diodorus 23,1,3).
Ультиматум Карфагена и Гиерона Риму, записанный Диодором, ясно показывает, что римляне уже были размещены в Сицилии. Кажется разумным предположить, что это был римский авангард, который участвовал в изгнании карфагенского гарнизона из Мессаны, как записано у Зонары. Берве утверждает: «Поскольку не следовало ожидать, что они [карфагеняне] легкомысленно отдадут Мессану, Г. Клавдий остался там со своими войсками и кораблями, несмотря на требование пунийцев, чтобы римляне оставили город и убрались со всей Сицилии». Соответственно, римский авангард под командованием Гая Клавдия также оказался в ловушке в Мессане.
Но когда был заключен союз между Гиероном и карфагенянами?
Согласно Полибию Гиерон заключил союз с Карфагеном только после того, как карфагеняне уже предприняли военные действия против Мессаны, так как теперь он видел возможность «полностью изгнать занявших Мессану варваров из Сицилии» (Polyb. 1,11).
В сообщении Диодора о союзе между Гиероном и Карфагеном сначала можно прочитать только то, что после потери Мессаны они заключили союзный договор, чтобы вместе вести войну против Мессаны (Diod. 22,13,9). В следующем отрывке Диодор немного уточняет: союз между Гиероном и карфагенянами был заключен с целью изгнания римлян из Сицилии и, при необходимости, для ведения войны против них, если римляне отвергнут ультиматум (Diod. 23,1,2). Что касается точного времени заключения альянса, то эти два сообщения противоречат друг другу. После детального филологического анализа Гоф приходит к выводу, что отчет Диодора должен использоваться как дополнение к Полибию, чтобы иметь возможность точно классифицировать договор по времени. Последовательность событий после изгнания карфагенян из Мессаны такова: «Карфагеняне предъявляют римлянам ультиматум (покинуть Мессану и Сицилию), который римляне не выполняют. После этого Ганнон, сын Ганнибала, достигает Сицилии […] После его возвращения к армии из вояжа в Акрагант […] прибывают посланцы от Гиерона. Они заключают союз для борьбы с римлянами, если те не покинут Сицилию как можно скорее. После того, как оба привели свои войска в Мессану, карфагеняне размещают свою сухопутную армию вокруг Сол и свой флот у мыса Пелория, а Гиерон разбивает лагерь у Халкидской горы. Они осадили Мессану».
Из рассказов Полибия и Диодора ясно, что инициатива этого союза исходила от Гиерона. Из обоих рассказов также ясно, что карфагеняне уже собирались самостоятельно атаковать Мессану в то время, когда Гиерон обратился к ним с предложением о союзе. Союз между двумя давними противниками кажется удивительным только на первый взгляд, но и Гиерон, и карфагеняне знали, что мамертинцев прикрывает Рим и что Рим теперь заинтересован в Мессане. «Если бы дело было только в мамертинцах, карфагенянам и Гиерону II было бы трудно поддерживать друг друга», — говорит Велвей о подоплеке союза между Гиероном и Карфагеном. Хотя Карфаген рассчитывал, что союз с Гиероном укрепит его позиции против Рима, и надеялся, что ему удастся убедить римский сенат уступить, Гиерон отказался от своего давнего плана овладеть Мессаной. Для Гиерона была слишком велика опасность, что новая ситуация на северо–востоке Сицилии поставит под угрозу и его собственные интересы в этом регионе.
Если предположить, что решение римского народа о мамертинцах было принято в середине лета 264 года, то развертывание карфагенских войск и союз с Гиероном приходятся на осень или зиму, так что Гиерон «не мог в свою очередь начать блокаду города до конца 264 года».
Когда Аппий Клавдий прибыл в Регий с основной римской армией зимой 264/3 года, осада Мессаны карфагенянами и Гиероном была в самом разгаре.
В этой критической ситуации консул вступил в переговоры с Гиероном и карфагенянами. Полибий сообщает, что Аппий Клавдий ночью переправился в Мессану и, учитывая вездесущность врага, решил сначала договориться с обоими осаждающими, прежде чем начинать рискованные сражения, чтобы таким образом облегчить положение мамертинцев. Соответственно, Аппий Клавдий уже был в Мессане, когда начал переговоры. Полибий ничего не сообщает о содержании переговоров, которые закончились безрезультатно (Polyb. 1,11).
Диодор также сообщает о переговорах Аппия Клавдия с Гиероном и карфагенянами, с той разницей, что консул остался в Регии и оттуда послал к осаждающим переговорщиков, чтобы добиться снятия осады. Аппий Клавдий попытался освободить Гиерона от союза с карфагенянами, пообещав ему, что не будет вести против него войну. Гиерон ответил консулу, что мамертинцы справедливо осаждены из–за своих преступлений, и римляне, ценящие добрую волю, не должны защищать этих коварных убийц. Однако если бы римляне начали войну из–за этих святотатцев, то всем стало бы ясно, что на самом деле они были озабочены не мамертинцами, а завоеванием господства над Сицилией. Об ответе карфагенян у Диодора ничего не сохранилось (Diod. 23,1,4).
С точки зрения намерений, конечно, есть разница, вступил ли Аппий Клавдий в переговоры с Гиероном и карфагенянами из Регия или из Мессаны. Берве комментирует переговоры, записанные Диодором: «Поскольку теперь было ясно, что поддержка мамертинцев и занятие Мессаны будет означать для римлян войну с карфагенянами и Гиероном, если противники не уступят, Aпп. Клавдий, находясь в Регии, […] стремился добиться их ухода путем переговоров и таким образом избежать большой войны. По крайней мере, он хотел создать такое впечатление и, предвидя, что его требование освободить Мессану будет отвергнуто, хотел возложить ответственность за войну на другую сторону». В отличие от рассказа Диодора, в рассказе Полибия, как считает Липпольд, консул вел переговоры не ради мира, а с учетом своей сложной стратегической ситуации. Шварте не принимает эту интерпретацию и видит поведение консула у Полибия в другом свете. В то время как Диодор оставляет открытым вопрос о том, какие мотивы были решающими для усилий снять осаду, Полибий показывает римского полководца, который предпочел бы сдержать обещание, данное мамертинцам, путем переговоров, потому что он столкнулся с неожиданно трудной военной задачей в Мессане. Вопреки доминирующему сегодня мнению, которое объединяет сообщения Диодора и Полибия, [5] Диодор и Полибий, возможно, сообщают о двух разных событиях, Гофман указывает: «В первом случае обращение консула к Гиерону было связано с созданием более благоприятной стартовой позиции для римлян дипломатическими средствами. С другой стороны, послание, которое он отправил из Мессаны предводителям осаждающей армии, в отличие от обоснования, данного Полибием, следует понимать уже не как пожелание мира — это было уже невозможно — а как объявление войны в соответствии с древними формами, о которых Невий и Энний уже сообщили более подробно».
После провала переговоров Аппий Клавдий атаковал стоявшую перед Мессаной сиракузскую армию, которая после продолжительного сражения была окончательно разбита; затем Гиерон поспешно вернулся в Сиракузы (Polyb. 1,11). На следующий день консул разбил карфагенян, так что осадный пояс вокруг Мессаны был прорван, и карфагенянам пришлось бежать в соседние города. Затем Аппий начал осаду Сиракуз (Polyb. 1,12).
Зонара более подробно описывает сражения римлян с Гиероном и карфагенянами, сообщая, что Аппий Клавдий едва не попал в плен во время осады Сиракуз и спасся только благодаря хитрости, а также о прекращении осады, поскольку римляне страдали от нехватки продовольствия и болезней. Аппий Клавдий оставил гарнизон в Мессане и вернулся в Регий (Zonaras 8,9). [6]
Диодор сообщает, что консул удалился в Мессану только после неудачной осады Сегесты, которая принесла римлянам большие потери (Diod. 23,3).
В следующем году карфагеняне усилились, и поскольку ситуация в Италии снова успокоилась, римляне отправили обоих консулов на Сицилию; таким образом, сил было вдвое больше, чем в начале войны (Zonar. 8,9).
Поскольку кампания Аппия Клавдия, начавшаяся столь успешно, закончилась тяжелым поражением, ему отказали в триумфе и его имя не фигурирует в Триумфальных актах. Может быть, не отказали бы, если бы Гиерон заключил мир с Римом во время его консульства, а не несколько месяцев спустя. Однако положение Гиерона во время кампании Аппия было еще слишком стабильным, чтобы он мог воспринять мирные инициативы римлян. Гиерон верил, что карфагеняне оправятся от поражения, и полагался на фактор времени, ожидая, что первые успехи римлян не продлятся долго. Стратегия Гиерона поначалу была успешной и поставила крест на карьерных планах Аппия Клавдия: «Для честолюбивого Аппия это был тяжелый удар. Принятие Гиероном мирного предложения позволило бы ему завершить свою кампанию, которая также имела свои успешные стороны: удачный переход и подрыв карфагенско–сиракузского осадного кольца вокруг Мессаны. «Спасение» мамертинцев и «умиротворение» сиракузян обеспечило бы ему достаточное количество титулов, чтобы он мог требовать себе общепризнанного триумфа». Хефтнер возражает, что успехи Клавдия не имели решающего значения: «Хотя ему удалось закрепить плацдарм в Мессане и, кроме того, явить впечатляющую демонстрацию римской вооруженной мощи, с другой стороны он не смог нанести действительно прочного поражения ни Гиерону, ни карфагенянам. Как показали события следующего года, костяк их армий уцелел и они были способны в любой момент возобновить осаду Мессаны».
Поскольку имя Аппия Клавдия, в отличие от имени его коллеги М. Фульвия Флакка, завоевавшего и уничтожившего Вольсинии, не встречается в Триумфальных актах, возникло скрытое недоверие к источникам о военных успехах Аппия Клавдия. Однако, были ли военные заслуги Аппия Клавдия решающим фактором в отказе предоставить триумф на утверждение сената, нельзя сказать наверняка, поскольку отношения Аппия Клавдия с большинством сенаторов могли быть не самыми лучшими. Тем более что гораздо менее значительных военных достижений в ходе дальнейшей Первой Пунической войны также было достаточно для присвоения триумфа.
Что касается посмертной славы, то, независимо от оценки действительной важности его военных деяний, Аппий Клавдий гораздо более известен через века вплоть до наших дней, чем его коллега Фульвий Флакк, удостоившийся триумфа и канувший в Лету.
После того, как все дипломатические усилия не увенчались успехом, началась Первая Пуническая война (264-241 гг.), которую Рим объявил Карфагену.
На карте военных действий особенно четко видно, что война происходила на Сицилии и вокруг нее. Именно здесь проходили решающие сухопутные сражения. Также становится понятным значение военно–морского превосходства. Большинство сражений происходило в морской акватории вокруг Сицилии.
После того, как Рим закрепился на Сицилии и сумел найти там союзников, он предпринял попытку наступления на Сиракузы. Однако римляне одержали победу над карфагенянами и царем Гиероном только в 263 году. Затем сиракузянин заключил вышеупомянутый мирный договор и союз с Римом. Таким образом он обеспечил для своего государства мир, который продлился четыре десятилетия. Тем временем Карфаген перебросил солдат в Сардинию, чтобы оттуда угрожать близлежащему римскому центру. Но это не помешало римлянам начать в 262 году продвижение в западную Сицилию. Они захватили укрепленный город Акрагант. Город был разграблен, а жители проданы в рабство. Отсюда Рим окончательно отказался от оборонительного характера войны и перешел в наступление. Вопрос о простой помощи мамертинцам больше не стоял. Влияние на востоке Сицилии также уже было обеспечено. Теперь римляне взялись за полное вытеснение карфагенян с острова (Polyb. 1,20,1).
Полибий также сообщает, что Рим уже достиг первоначальной цели — спас мамертинцев и получил добычу. Кроме того, у Рима теперь был на Сицилии плацдарм в Мессане. По мнению Майера–Велькера в уже в этот момент можно было заключить мирный договор с Карфагеном, оставив ему западную Сицилию. Однако, побуждаемые первыми успехами, Рим нацелиться на завоевание всей Сицилии. Тем более что в 261 году карфагенский флот нанес большой урон побережью Италии. Поскольку Рим всегда ощущал над собой пресс скрытой угрозы, он ответил решением отвоевать у Карфагена все базы на Сицилии. Новой целью войны стало завоевание Сицилии.
Одним из последствий римских побед стало увольнение верхушки карфагенской армии. Предыдущего главнокомандующего Ганнона сменили командующие армией Гамилькар и Ганнибал. Они положили конец череде побед римлян. Кроме того, карфагенский флот мог опустошать прибрежные города Италии и тем самым наносить ущерб торговле. Карфагенский флот превосходил римский и представлял опасность для римских прибрежных городов. На суше дело не могло решиться, а на море Карфаген был сильнее.
Чтобы выиграть эту войну, Рим должен был одолеть военно–морскую мощь Карфагена. Тогда Рим стал бы контролировать западное Средиземноморье и отрезал бы карфагенским войскам обратный путь и снабжение на Сицилии. Поэтому Рим, до сих пор являвшийся исключительно сухопутной державой, решил построить флот, который мог бы победить карфагенский флот. Так, уже в 260 году 130 карфагенских кораблей встретились со 120 римскими военными кораблями. Крупное столкновение произошло в морском сражении при Милах на северо–восточном побережье Сицилии, которое закончилось полным поражением Карфагена. Большая часть кораблей, моряков и солдат была потеряна. Карфагенскому военно–морскому превосходству также был положен конец. Римляне добились этого благодаря не морскому мастерству, а тактике абордажа. С помощью захватных крючьев и абордажных мостиков их солдаты высаживались на вражеские корабли и брали их на абордаж. Бой был словно на суше. Римляне победили карфагенян их же оружием. Они строили отличные корабли, имели хорошо обученных гребцов, храбрых солдат, хороших капитанов и применяли отличную тактику.
Неожиданная победа над морской державой Карфагеном укрепила уверенность римлян в своей новой тактике и отходе от чисто сухопутной экспансионистской и наступательной политики. Однако главным полем битвы стала Сицилия. Поэтому теперь римляне в своей более агрессивной политике нацелились также на Сардинию и Корсику. Они хотели предотвратить угрожающее окружение со стороны пунийских войск. Теперь война приобрела иной масштаб, чем первоначально планировали обе стороны. Это был уже не локальный конфликт, а борьба за господство в западном Средиземноморье.
Остров Корсика был завоеван римлянами в 259 году. Римляне также одержали новые победы на море. Однако им не удалось закрепиться на Сардинии, а на Сицилии они потерпели неудачу. Там Гамилькар отвоевал для пунийцев города. Такое соотношение сил сохранялось в течение нескольких последующих лет, и в дальнейших сражениях ни одна из сторон не смогла добиться решающего преимущества.
В 256 году, стремясь положить конец войне, римляне попытались перенести ее в Африку, в карфагенское сердце. Римский флот вторжения из 330 кораблей вступил в бой с карфагенянами к югу от Сицилии. Несколько сотен кораблей столкнулись друг с другом с обеих сторон. Столкновение вылилось в одно из крупнейших морских сражений в истории, которое привело к победе римлян. Римляне смогли сойти на берег в Африке у мыса Бон и разбить лагерь. Однако часть армии была отозвана, за исключением 16 500 солдат, так как снабжение войск буксовало. Другая часть оставалась и должна была стремиться к решающей битве с Карфагеном в следующем году. До этого момента римлянам удавалось выигрывать все сражения в Африке.
Поэтому было логично, что римляне отвергли мирное предложение Карфагена. После этого произошла последняя решающая битва. Для этой битвы карфагеняне выставили не только свои войска, но и греческих наемников, нубийских всадников и боевых слонов. Превосходящая кавалерия и боевые слоны были использованы с умом, чтобы сокрушить римлян. Только 2 000 солдат спаслись в конце битвы. Их отступление обернулось еще одной катастрофой: римский флот попал в шторм у берегов Сицилии; по сообщениям погибло около 300 кораблей.
Это ознаменовало конец африканской экспедиции и ее неудачу, поскольку база в Африке также была оставлена после битвы.
После провала африканской кампании карфагеняне не смогли контратаковать. Это было вызвано, с одной стороны, восстаниями в карфагенской глубинке, а с другой — действиями против бывших союзников, которые до поры до времени удерживали пунийские войска в пределах их собственной сферы влияния. Тем не менее поражение поначалу стало шоком для римлян, привыкших к победам. В конце концов, экспедиция в Карфаген стоила 15 000 погибших солдат и моряков.
Однако Рим сравнительно быстро оправился от потерь. Римляне создали новый флот, и в течение трех месяцев было построено 220 новых кораблей. С помощью нового флота они одержали в 254 году несколько побед. Им также удалось захватить Панорм. Римляне теперь владели северной частью острова. С другой стороны, карфагеняне сильно сдали. Теперь они контролировали лишь юго–западную часть Сицилии. Однако в следующем 253 году римский флот снова потерял 150 кораблей во время осеннего шторма. Это вызвало критику в Риме по поводу дороговизны строительства флота. Следствием этого стало сокращение численности флота и перераспределение задач в сторону защиты побережья и сопровождения транспортов на Сицилию. Если соотнести число римских жертв с численностью населения Италии, управляемой римлянами, то можно предположить, что почти каждая семья в Риме и Италии потеряла родственника в этой войне, которая длилась уже десять лет.
Карфаген, очевидно, был не в состоянии провести решающее сражение на Сицилии, а римляне больше не могли поставить точку в войне на море. Таким образом пунические войска оказались скованными в нумидийской глубинке, а римляне не смогли закончить победой в Сицилии, тем более что неудачи сделали их осторожными.
Потери предыдущих лет заставили обе державы занять на Сицилии оборонительную позицию. В 251 и 252 годах там шла в основном позиционная война. Римляне смогли захватить несколько аванпостов ценой больших потерь, но избегали сражения в открытом поле, опасаясь карфагенских боевых слонов.
Преодолев внутренние проблемы, Карфаген снова искал решение на Сицилии. Полководец Гасдрубал прибыл на остров с сильным войском. С 30 000 солдат и 140 боевыми слонами Гасдрубал в 250 году при поддержке флота выступил в поход на город Панорм, нынешний Палермо. В это время у римлян также произошла смена войск в связи со сменой консулов. Один консул отправился с половиной войск обратно в Рим, а другой консул ждал со своими войсками освобождения. В этой ситуации римляне ждали за стенами города.
При нападении на город карфагеняне потерпели полное поражение из–за паники со стороны слонов и были полностью разбиты контратакой римлян. Лишь небольшая часть армии смогла перебраться на корабли, и более 20 000 солдат, как говорят, погибли. В знак триумфа римляне отвели несколько слонов в Рим. Последующие мирные переговоры провалились, так как Карфаген отказался немедленно освободить всю Сицилию.
Чтобы закончить войну, римляне возобновили строительство флота. Они хотели взять Лилибей, одну из последних крупных карфагенских баз на Сицилии. Но римляне были разбиты карфагенянами в морском сражении у Дрепаны. Это была единственная морская победа карфагенян над римлянами в этой войне.
В том же 249 году до н. э., в год консульства Аппия Клавдия Пульхра и Луция Юния Пуллия, другой великий враг нанес удар по римлянам. Во время шторма они потеряли интендантский флот. Это привело к повторному уходу Рима с моря. Уверенность в ведении морской войны исчезла, тем более что больше кораблей было потеряно из–за штормов, чем в боях. Поэтому Рим теперь хотел снова добиваться результата на суше.
Патовая ситуация сохранялась. Карфагеняне угрожали прибрежным участкам Италии, но не могли добиться успеха на Сицилии. Города и деревни завоевывались и снова терялись. Обе стороны оставались в позиционной войне. Такая ситуация продолжалась до 243 года, т. е. в течение шести лет.
В этом году Рим решил еще раз активизировать строительство флота, так как решение на суше, видимо, не было найдено. Карфагеняне же в это время пренебрегали флотом, будучи уверенными в своем военно–морском превосходстве. Они больше не считались с Римом как с морским противником (Polyb. 1,61,6). Однако карфагенский флот был обращен римлянами в бегство, порты городов Лилибей и Дрепана взяты, сами города осаждены. Другой карфагенский флот был перехвачен и уничтожен у Эгатских островов.
Эти неожиданные успехи Рима, в результате которых были потеряны последние базы на Сицилии, сломили карфагенян. После войны, длившейся более двадцати лет, Карфаген потерпел поражение и был вынужден склониться перед неуступчивостью римлян. Здесь проявилась решающая черта римлян на пути к мировому господству. Даже когда они катастрофически проигрывали сражения, они не сдавались и победоносно завершали свои войны.
Война продолжалась в общей сложности 23 года. Она не должна была длиться так долго. Дважды карфагеняне предлагали мир, прикрываясь Филиновским договором. Первое предложение о мире было сделано ими в 256 году. Оно было отвергнуто Римом, подозревавшим, что враг тянет время. То, что Карфаген, в отличие от римлян, не стремился к победе любой ценой, было показано ранее войнами карфагенян с греками на Сицилии. Здесь мирные соглашения часто достигались на основе переговоров. Карфагеняне также были готовы довольствоваться частичными целями или потерями.
Точное содержание мирного послания 256 года неизвестно, но карфагеняне могли предложить подтвердить существование римских завоеваний на Сицилии и существование империи царя Гиерона. Однако римский сенат еще в 263 году принял решение о полном изгнании карфагенян с острова, и благодаря своим военным успехам Рим хотел придерживаться этих целей и отклонил мирную инициативу.
Уже в следующем 255 году карфагенские переговорщики снова пришли к консулу Регулу. Однако здесь существует только один источник (Cassius Dio fr. 43,22-23), который, помимо сомнительных элементов, содержит и такие, которые можно отнести к исторически достоверному ядру традиции. Однако мирные предложения карфагенян провалились из–за их условий. Вскоре после этого последовала катастрофа в Африке и пленение консула. Отказ от мирного предложения был впоследствии истолкован как упущенная возможность избежать поражения.
Рим как победитель в войне выдвинул условия мира. Таким образом, Карфагену пришлось покинуть Сицилию и все острова между Италией и Сицилией. Обе стороны гарантировали безопасность своих союзников. Кроме того, обе стороны запрещали друг другу вербовать наемников на территории другой стороны, а союз с союзниками другой стороны запрещался. Кроме того, Карфаген должен был в течение десяти лет выплатить Риму 84 тонны серебра.
Баланс в западном Средиземноморье теперь был смещен от Карфагена в сторону Рима.
Но победа над Карфагеном и завоевание морского превосходства в западном Средиземноморье достались римлянам ценой огромных человеческих и материальных жертв, в том числе из–за неопытности в мореплавании, поскольку именно здесь пришлось оплакивать большинство жертв. Почти 300 000 италийцев погибли во время штормов и морских сражений. Перепись населения в 240 году показала 260 000 римлян призывного возраста по сравнению с 292 000 в начале войны. Однако Рим был способен и готов пойти на такие затраты, что, в свою очередь, могло послужить предупреждением для других государств.
В итоге Карфаген столкнулся с восстанием наемников. Таким образом, Сардиния и часть африканской территории были потеряны. Завоевание острова Карфагеном в 237 году было предотращено Римом, который в таком случае грозил объявить войну. В результате Карфаген теперь вынужден был уступить Риму Сардинию, которую сам оккупировал в ходе войны. Значимось Карфагена в этом регионе снизилось параллельно с ростом Рима.
Договор был заключен между карфагенским полководцем Гамилькаром и консулом Лутацием.
Существует краткое изложение мирного договора, переданное Полибием (Polyb. 1,62,8-9):
На следующих условиях между карфагенянами и римлянами будет царить дружба, если римский народ также согласится. Карфагеняне должны освободить всю Сицилию и не вести войну против Гиерона, не браться за оружие против сиракузян или их союзников. Карфагеняне должны вернуть римлянам всех военнопленных без выкупа. Карфагеняне должны выплатить римлянам 2 200 эвбейских талантов серебром за 20 лет.
Каковы были результаты для обеих держав по окончании войны? После поражения при Эгатских островах у Карфагена больше не было выбора между войной и миром. Ослабление флота означало, что войска на Сицилии больше не могли снабжаться. Но будущее покажет, что Карфаген по–прежнему сохранял могущество. Репарации были выплачены быстро, а восстание наемников подавлено вновь набранными войсками. При определенных обстоятельствах можно было построить новый флот и вывести на поле боя против римлян более сильную армию. Но карфагеняне были также купцами, а война стоила дорого. Более того, существованию Карфагена ничего не угрожало, хотя он и был измотан долгой войной.
Рим был также деморализован и разорен; расходы на строительство последнего флота пришлось предварительно финансировать за счет частных лиц. Принятие мирного предложения также имело смысл для Рима по экономическим причинам. Сразу же после окончания войны Рим поправил первоначальный мирный договор и попытался продать мир дороже. Таким образом, Карфаген должен был выплатить 1 000 талантов немедленно и погасить остальные репарации в течение десяти лет. Эти новые требования также свидетельствуют о шаткости финансового положении Рима.
Полибий также дает указание на эту «поправку» к договору (1,63,1-3):
Когда этот договор был доставлен в Рим, народ не принял его, но послал десять человек для расследования этого дела. Когда они прибыли, то не внесли более существенных изменений, но ужесточили условия для карфагенян. Они сократили срок выплат до половины, добавили еще 1 000 талантов и приказали карфагенянам освободить все острова, лежащие между Италией и Сицилией».
Полибий сообщает об этом в другом месте (3,27,1-6):
Теперь, когда война за Сицилию была закончена, они заключили еще один договор, основные пункты которого были следующие: карфагеняне должны освободить всю Сицилию и все острова между Италией и Сицилией. Обе стороны гарантируют безопасность союзникам обеих сторон. Ни один из них не должен заключать на территории другого никаких соглашений, создавать государство, вербовать наемников или принимать в друзья союзников другого. Карфагеняне должны выплатить 2 200 талантов в течение десяти лет, но 1 000 — немедленно. Карфагеняне должны вернуть римлянам всех военнопленных без выкупа.
В результате войны Карфаген потерял Сицилию. Это стало неудачей для Карфагена и его экономики. Однако Карфаген по–прежнему контролировал Сардинию (по крайней мере, до 238 года) и Северную Африку, которая была чрезвычайно важна для его поставок. Однако пострадал престиж великой державы. Кроме того, Карфаген потерял свое положение верховной державы в западном Средиземноморье. Кроме того, теперь существовал страх перед Римом. Многие политики задавались вопросом, как долго Рим, будучи растущей и расширяющейся державой, будет довольствоваться достигнутым.
Рим, с другой стороны, полностью достиг своих целей. За исключением союзных Сиракуз Сицилия полностью находилась под властью Рима. Рим смог покрыть остров своими строениями и, благодаря репарациям от Карфагена, восстановить его экономически. Благодаря новому флоту Рим поднялся в военном отношении и стал главной державой в западном Средиземноморье. Эта война была полным успехом для италийского военного сообщества под руководством Рима.
Однако внутренние раны Рима также заживали медленно. Во время кризиса 249 года среди граждан было много недовольства против руководства своего государства, и это продолжало сказываться даже после окончания войны. Народный гнев вылился в судебные иски против неудачливых генералов. Подсознательная неприязнь значительной части населения к правящей знати также сохранялась. Вскоре они стали важным политическим фактором.
В экономическом плане война разделила людей на два класса. Таким образом, богатые люди смогли за счет карфагенских репараций вернуть свои вложения, сделанные во время войны, в частности, в кораблестроение. Для класса бизнесменов открывались новые возможности в зарубежной торговле. С другой стороны мелкие крестьяне, тысячами обнищавшие под бременем войны, стекались в город Рим, увеличивая там бедственное положение. Таким образом, политический кризис доверия был усугублен серьезной социальной напряженностью.
Первая Пуническая война породила между двумя народами вражду, которой предстояло тяготить и определять жизнь карфагенян и римлян на протяжении более века. Снова возникает первоначальный вопрос о том, как мог возникнуть этот конфликт.
Был ли конфликт неизбежен? Если неизбежен, то Рим уже после овладения Нижней Италией должен был почувствовать угрозу со стороны карфагенского мореходного народа и должен был проявить свои интересы в направлении военно–морской мощи. Для этого Карфаген должен был считаться конкурентом в Средиземноморье. Существует также вопрос о том, находился ли Рим в обороне из–за действий карфагенян на Сицилии. Это было не так, поскольку военные действия римлян в 264 году были направлены в основном против Сиракуз. Не может быть и речи о преднамеренной экспансии против Карфагена. Об этом свидетельствует и тот факт, что Рим не имел флота, который мог бы соперничать с военно–морской мощью Карфагена. Флот пришлось строить во время войны. Целью римлян, вероятно, было обезопасить свои недавно приобретенные территории в Нижней Италии и защититься от Сиракуз. Следует отметить, что царь Гиерон проводил агрессивный курс экспансии, доминируя на восточном побережье Сицилии и готовясь расширить сферу своего влияния путем захвата Мессаны. Рим, вероятно, опасался перебежки Сиракуз на материковую часть Италии. Это предположение более правдоподобно, чем преднамеренное соперничество с Карфагеном, которого до этого не существовало. Скорее, обе державы были связаны договором на протяжении многих лет. Агрессивная политика Карфагена по отношению к Риму также не может быть установлена, поскольку во время осады Мессаны Карфаген снова отступил, чего не сделал Рим. Основная причина римского вмешательства была устранена с окончанием осады, и первоначальная ситуация на острове была восстановлена.
Тот факт, что Рим после заключения мирного договора с царем Гиероном основал базу на острове, мог стать провокацией для Карфагена.
В целом ситуация, вероятно, была неверно оценена обеими сторонами. Рим надеялся на усиление власти и не ожидал на Сицилии больших проблем. С другой стороны карфагеняне, вероятно, сначала недооценили мощь Рима, но они не хотели мириться с вмешательством римлян в зону своего расселения, которая была их исконной территорией на протяжении веков. Война, вероятно, планировалась как короткая кампания, но вылилась в многовековую борьбу за власть в Средиземноморье. Как уже говорилось, война эта, вероятно, не планировалась. Каждый шаг римлян по созданию своей мировой империи был единственным выходом из положения. Это проходит красной нитью через всю историю. Никакого грандиозного плана не было. Каждое решение о нападении было реакцией на то или иное событие. В третьем веке речь шла о защите Италии от Карфагена и от других соседних народов.
Война между Карфагеном и Римом задумывалась как короткая кампания за господство над Сицилией, но вылилась в более чем двадцатилетнюю борьбу за господство в западном Средиземноморье. Обе стороны вели войну, не уступая друг другу. Таким образом, нагрузка на местное население также росла с продолжительностью этой войны. Число погибших с обеих сторон достигало десятков тысяч; только в битве при Панорме, как говорят, насчитали 20 000 убитых карфагенян. Экономически последствия для населения на родине и в Сицилии были очень тяжелыми, в том числе и потому, что эта война была очень дорогостоящей в финансовом отношении. Но каковы были последствия для двух сторон конфликта? И как они выглядели для двух союзников, которые, по сути, спровоцировали войну? В военном отношении Гиерон Сиракузский и мамертинцы сыграли свою роль только в начале войны. В ходе войны оба были в основном незначительными фигурами, и историки не упоминают о них вообще или почти не упоминают. В любом случае, можно констатировать, что они утратили относительно независимое положение, которое у них было в начале войны, и стали вассалами Рима, а точнее союзниками под управлением внешнеполитического руководства Рима.
Последствия войны с точки зрения римлян в основном положительны. Перед войной Рим укрепил свое господство на материке и достиг на нем своих географических пределов. То, что захват Сицилии был теперь очевиден, начиная с завоевания Мессаны, утверждают некоторые историки, но это не очень вероятно. Рим хотел помочь мамертинцам, потому что они считались родственным италийским народом. Римляне задумали короткую войну с сиракузским царем Гиероном. Если бы римляне планировали войну с Карфагеном, они, вероятно, пришли бы на Сицилию с большим количеством солдат, чем около 10 000, разделенных на два легиона. Также вероятно, что в то время Рим уже собрал значительный флот, чтобы противостоять морской мощи Карфагена.
Карфаген тоже не хотел войны, о чем свидетельствует деэскалация в начале конфликта. Однако, как только война началась, фронты быстро ожесточились. Вскоре уже не было пути назад, который не был бы похож на сдачу.
С 262 года, через два года после начала войны, Рим уточнил свою стратегию и цели. Морская держава Карфагена должна была быть уничтожена и полностью изгнана из Сицилии.
Однако это показывает, что Рим не мог желать войны. Таким образом сначала нужно было построить флот. Это был большой вызов для страны, которая никогда не участвовала в морских сражениях и не имела флота. Но римляне блестяще справились с этим в борьбе с морской мощью пунийцев. Однако римляне также совершали ошибки. В битве при Карфагене, например, завершение войны затянулось, когда, верная, казалось бы, победа обернулась катастрофическим поражением. Карфаген, в свою очередь, не смог воспользоваться этой возможностью в последующие годы, так как сам был связан своими внутренними делами и поэтому не мог действовать. Однако римляне были настолько запуганы поражениями, что не смогли использовать свое преимущество, чтобы решить исход войны.
Почему война длилась так долго? Одна из главных причин, вероятно, заключалась в том, что у Карфагена не было ресурсов для окончательного поражения Рима, а Риму как восходящей державе еще предстояло укрепиться в этом качестве. До сих пор Рим вел войны только против небольших держав, и такого мощного противника, как Карфаген, среди них не было. Рим еще не был могущественной империей, масштабы войны и ее логистика перегружали растущую державу. Рим построил много кораблей и смог победить Карфаген в морской битве, но потерял огромное количество кораблей и людей из–за штормов, морской, стратегической и тактической некомпетентности. Таким образом, адмиралы были бесполезны из–за отсутствия опыта, а генералы также не обладали калибром более поздних римских генералов, таких как Цезарь. Кроме того, еще не было разработано долгосрочное военное мышление для длительной кампании на Сицилии.
Римлянам также не хватало военного руководства. Здесь Карфагену лучше было иметь такого полководца, как Гасдрубал (в период после 480 года). В Риме в течение года правили два консула, оба из которых одновременно являлись главнокомандующими армией. Это означает, что каждый год появлялся новый главнокомандующий, который не обязательно был военным гением и приносил с собой собственную стратегию. Это весьма неблагоприятно для длительной войны. Римляне не были подготовлены в своей военной ориентации и организации к такой войне против такого противника. Им была предопределена короткая кампания. Удивительно, что они все же выиграли эту войну.
Карфагеняне и их империя были необычным образованием. О Карфагене известно только то, что передано из внешних источников. Документы из Карфагена были утеряны, когда город был стерт с лица земли римлянами после Третьей Пунической войны. И здесь историю писали победители.
До конца Первой Пунической войны город был морской державой, доминирующей в западном Средиземноморье. Она торговала и разбогатела благодаря торговле. Карфаген не имел ориентации на войну, потому что войны противоречат принципу свободной и беспрепятственной торговли. Карфаген держал торговые посты по всему Средиземноморью. Как военная держава Карфаген удерживал свои позиции на Сицилии в течение трехсот лет, а также успешно противостоял Риму. Однако даже Карфаген не смог воспользоваться слабостями своего противника. Если бы Карфаген действовал против Рима более целенаправленно, этот конфликт также мог бы закончиться поражением Рима. Это привело бы к тому, что Карфаген утвердился бы в качестве мировой державы, а Рим был бы отброшен назад. Однако карфагеняне также совершали ошибки, например, не смогли использовать превосходство на море.
Потеря Сицилии и поражение возвестили о начале конца Карфагена. Одним из главных вопросов этой войны является вопрос о причине войны. Как это могло произойти?
На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Рассказы современных историков и ученых слишком разнообразны, отчасти они очень тонки и, кроме того, не написаны с независимой точки зрения.
Причина войны также не всегда является действительной причиной войны, а часто лишь предлогом, алиби для поддержания видимости.
Город Карфаген, вероятно, не та держава, которую можно считать главным виновником этого конфликта. Это ясно из ее оборонительной позиции в начале войны. Карфаген также не был виновен в каком–либо проступке или нарушении договора. Тот факт, что в преддверии первого столкновения у Мессанского пролива карфагеняне вернули захваченные корабли Риму, также показывает, что Карфаген стремился сохранить мир.
Часть вины за войну лежит на мамертинцах в Мессане. Своими просьбами о помощи они допустили столкновение между двумя державами. Было ли это сделано намеренно и в неведении относительно их собственной слабой позиции, не совсем ясно.
Был ли Рим движущей силой в этом конфликте? Вероятнее, чем Карфаген. В конце концов, именно римляне привели свои легионы на Сицилию. В то время остров входил в карфагенскую сферу влияния и был частично заселен пунийцами уже более трехсот лет. Более того, римляне отвергли мирные предложения Карфагена и в итоге оккупировали весь остров.
Гиерон Сиракузский также несет значительную вину за войну, поскольку его экспансионистская политика послужила толчком к развитию событий и призыву мамертинцев о помощи.
Интересно также отметить, что этот конфликт перерос в очень упорную войну, и ни одна из сторон не была готова к мирным переговорам. Для Карфагена владение Сицилией было важно для мореплавания, торговли и для их экономики. С другой стороны, для Рима Сицилия не имела такого значения до войны. Во время войны завоевание острова стало самой важной задачей. Победа на острове и в войне еще больше укрепила бы позиции Рима среди союзников, а также значительно повысила бы его престиж и вес как новой державы. Поэтому обе державы не могли отдать остров. Этот конфликт также показывает упорство, которое римляне всегда проявляли в своих войнах в республиканские времена. Они никогда не сдаются. Важным фактором в оценке войны, вероятно, является осознание того, что ни одна из сторон не сдалась и ни одна из сторон не была готова к длительной войне. Что здесь действительно поражает, так это внезапное окончание войны, когда до этого война длилась 23 года. Вероятно, римлянам потребовалось лишь последнее усилие, чтобы свергнуть Карфаген. Примечательно также, что в ходе войны фактическая причина конфликта полностью отошла на второй план. Кроме того, в ходе противостояния ненависть и воля к победе усилились с обеих сторон. Мирный договор не положил конец конфликту, а лишь прервал его. Затем должны были последовать еще две войны, которые привели бы к полному разрушению Карфагена. Война велась непрерывно, с большими усилиями и страданиями со стороны солдат и населения. Тем не менее ни одна из сторон не была готова желать мира любой ценой. Нельзя судить о том, кто был виноват в войне, но Рим, вероятно, допустил эскалацию конфликта. Гиерон Сиракузский и мамертинцы, вероятно, также в значительной степени виноваты в ней. За продолжительность войны отвечают и римляне, и карфагеняне.
Главным вопросом работы был Филиновский договор. Нарушил ли Рим договор? На этот вопрос нельзя ответить однозначно, поскольку существуют некоторые аргументы в пользу существования договора, но также и некоторые против него. Исследователи сталкиваются с проблемой, существовал ли этот договор на самом деле или нет — в любом случае, договора сегодня не существует, и надежных современных свидетелей тоже нет. Единственный историк, который подробно рассказывал об этом времени, а именно Полибий, был пристрастен — поэтому документов с карфагенской точки зрения также нет. В результате остается лишь место для догадок о договоре и о причинах вступления Рима в войну. Существует несколько мотивов для вмешательства Рима в дела Сицилии, наиболее актуальным из которых, вероятно, был экспансионизм. Римляне не планировали войну против Карфагена заранее, но когда она разразилась из–за спора за Мессану, они охотно взялись за нее и поставили перед собой весьма амбициозные экспансионистские военные цели уже на второй год войны. В любом случае, не было никаких признаков готовности к компромиссу.