Город был хорошо укреплен и стратегически удачно расположен для обороны. Он располагался в конце равнины реки Сейбуз, занимал два небольших холма, а с запада его подпирал Джебель Эдоф, высокий гористый мыс. Его гавань была легко доступна из Сардинии, что делало возможным морское сообщение между Гиппоном и Портом для снабжения. Здесь Бонифаций занял свою позицию, как вспоминал очевидец Поссидий:
«По своей глубокой мудрости Августин ежедневно и обильно оплакивал все эти события. Его скорбь и печаль усиливались тем, что враг осадил Гиппон Регий, который до сих пор избегал сей чаши. Обороной города занимались бывший комит Бонифаций и армия союзных ему готов. Почти четырнадцать месяцев враги блокировали город, отрезав его даже от морского побережья».
Для жителей Гиппона осада должна была стать экстраординарным событием. Город не переживал военных действий со времен гражданской войны Юлия Цезаря в 46 году до н. э., когда в его водах произошло морское сражение (Caes. B. Afr. 96). Заявление Поссидия, что город был подвергнут морской блокаде, не обязательно означает, что Гейзерих поддерживал связь со своими кораблями, когда пересекал Гибралтарский пролив. Древний город Гиппон располагался на юге у левого берега реки Сейбуз. Северная сторона со стороны моря могла быть блокирована чисто сухопутными средствами. Более года Бонифаций вместе со своими готскими солдатами находился в ловушке в городе, как утверждает Поссидий. Здесь примечательны два момента. Тот факт, что вандалы оставались позади так долго, указывает на то, что либо они не овладели технологией осады, либо Бонифаций оказывал сильное сопротивление, если не то и другое. Возможно, на первом этапе осады вандалы действительно пытались штурмовать стены с помощью лестниц. Также могли быть предусмотрены внезапные попытки в ночные часы. Однако без поддержки соответствующих осадных машин готские дозорные легко отражали их. Гейзерих явно считал, что силы Бонифация остаются достаточной угрозой, учитывая, что он все это время поддерживал осаду. Однако через несколько месяцев моральный дух жителей получил серьезный удар. Они потеряли своего духовного лидера: «И вот, на третий месяц осады Августин умер от лихорадки, истощенный болезнью». Автор псевдо-Бонифация вложил в уста Августина следующие слова:
«Я не думаю, что от внимания твоего превосходительства ускользает то, что я лежу в постели; я страстно желаю, чтобы настал мой последний день. Я радуюсь твоей победе. Спаси римское государство, умоляю тебя. Командуй своими людьми, как подобает хорошему воину. Ни в коем случае не рассчитывай на свои силы. Гордись тем, кто породил твою храбрость, и тебе будет нипочем любой враг. Прощай!»
Августин не оставил свою резиденцию, когда началась осада. Он призвал епископов всей африканской епархии последовать его примеру, но в августе 430 года, в возрасте семидесяти шести лет, он скончался. Картина, нарисованная псевдо-Бонифацием, конечно, не является достоверной, но интересно подумать, мог ли Бонифаций посетить Августина.
Бонифаций мог посетить Августина перед его смертью. В течение последних десяти дней Августин допускал посетителей только тогда, когда ему приносили еду или его осматривал врач. Непосредственное присутствие Бонифация на стенах было бы необходимо только в том случае, если бы вандалы начали атаку на город. На данном этапе осады они были достаточно умны, чтобы воздержаться от штурма. Бонифаций мог бы посетить Августина, если бы пожелал. Правда, Августин отказался поддержать Бонифация, когда тот поднял восстание против Равенны, но даже в то время в нем еще сохранялись чувства старой дружбы, когда он сделал ему замечание. В конце концов, он написал Бонифацию:
«По велению любви я написал это тебе, мой дорогой возлюбленный сын; этой любовью я люблю тебя по Божьим меркам, а не по стандартам мира. Ибо, помня слова Писания: «Обличи мудреца, и он возлюбит тебя; обличи глупца, и он еще более возненавидит тебя», я, конечно, должен был считать тебя не глупцом, а мудрецом».
К тому времени эти два человека знали друг друга по меньшей мере тринадцать лет. Даже при всей своей ортодоксальной суровости Августин не отказался бы увидеться с Бонифацием в свой последний час. Однако посетил бы его Бонифаций или нет — это вопрос, который остается без ответа. Не исключено, что последнее известное письмо Августина, отправленное Бонифацию, когда его публичная карьера достигла дна, оскорбило его гордость. Епископ Гиппона умер 28 августа, прожив достаточно долго, чтобы стать свидетелем того, что называют «крахом дела всей его жизни». В то время как Гиппон находился в осаде, вандалы свирепствовали в Нумидии и в Проконсульской Африке. В отличие от континентальных провинций, мы слышим очень мало о признаках сопротивления. [1] Один ученый–марксист рассматривал вторжение вандалов как последнюю каплю, приведшую к дезинтеграции римской Африки, после десятилетий борьбы между донатистами и католиками, между угнетенным аграрным населением и аристократической верхушкой, между римско–пуническими провинциалами и маврами. Хотя социальная напряженность могла способствовать продвижению войск Гейзериха, мы не должны забывать, что римская Африка не имела опыта борьбы с варварскими нашествиями такого масштаба.
Во время так называемого кризиса III века африканские провинции были в основном избавлены от крупномасштабных военных действий, а на протяжении всего IV века и первых трех десятилетий V века здесь происходили лишь местные восстания и случайные набеги мавров. Более того, Африка также страдала от ключевой стратегической слабости: ее система обороны со второго века была сосредоточена в предсахарской зоне. Когда вандалы перешли в Мавританию, они вклинились прямо в незащищенный арьергард Африки. В отличие от таких провинций, как Галлия, Испания или Норик, здесь не было объединения епископов или аристократии, которые организовывали местную оборону. Когда имперская армия не могла оказать сопротивление, большинство жителей провинции предпочитали бежать, а не брать в руки оружие. Сам факт того, что только три крупных города были достаточно укреплены, как предполагает Поссидий, подчеркивает мирный характер прибрежных равнин: «Из бесчисленных церквей уцелели лишь три — в Карфагене, Гиппоне и Цирте. Только по милости Божьей они не были разрушены. Эти города также сохранились, поддерживаемые божественной и человеческой защитой, хотя после смерти Августина враги сожгли город Гиппон, который был покинут его жителями».
Более чем через год Гейзерих был вынужден снять осаду. К этому времени он был уверен, что не сможет взять Гиппон. Его попытки захватить город, отрезав его от снабжения, также не увенчались успехом, так как его воины к этому времени уже умирали от голода. То, что в Гиппоне было достаточно запасов, чтобы поддерживать сильный гарнизон в течение более чем года против численно превосходящей армии, показывает тщательную организацию со стороны Бонифация и еще раз подтверждает гипотезу о том, что Бонифаций не участвовал в сражении перед осадой, а закрепил свои войска на ключевых бастионах Магриба. Болезни, возможно, связанные с характерным для осадной войны голодом, также могли заставить вандалов отступить. [2] Однако голод и болезни были не единственными факторами, которые убедили вандалов оставить Гиппон и воссоединить свои разрозненные силы.
И восточный, и западный дворы, должно быть, с тревогой ждали известий с африканского фронта. Возможная потеря африканской епархии стала бы серьезным ударом для Равенны, в то время как Константинополь стремился избежать угрозы в водах Средиземного моря. Как только Плацидия узнала о поражении Бонифация под Гиппоном, она призвала на помощь своего племянника в Константинополе. Тот, как рассказывает Прокопий, отправил в Африку войска:
«Но после того, как прошло много времени, они, поскольку не смогли взять Гиппон Регий ни силой, ни сдачей, и в то же время их давил голод, сняли осаду. А немного позже Бонифаций и римляне в Ливии, поскольку из Рима и Византии прибыла многочисленная армия, а с ними в качестве генерала Аспар, решили возобновить борьбу, и произошло ожесточенное сражение, в котором они были крепко разбиты врагом, и поспешили бежать, кто как мог» (Proc. BV 3.3.34–35).
Августа, вероятно, обратилась к Феодосию в качестве последнего средства в 430 году, когда стало ясно, что Бонифаций не сможет дать отпор вандалам с теми силами, которые были в его распоряжении. Восточная экспедиция требовала значительного времени на организацию и подготовку. И снова сопротивление Бонифация в Гиппоне выиграло время, и снова Аспар был выбран командующим для непростой интервенции на западе. Армия Аспара и западные подкрепления прибыли в начале лета 431 года и, вероятно, высадились в Карфагене, который все еще находился в руках римлян. [3] В том же году состоялся Эфесский собор, и магистриан Эбагний даже сопровождал восточные римские войска, чтобы лично пригласить Августина присутствовать на соборе, но когда он прибыл в Африку, то обнаружил, что епископ уже скончался.
Войска Аспара соединились с Бонифацием и немедленно вступили в бой с вандалами. Таким образом, битва должна была произойти где–то между Карфагеном и Гиппоном, вероятно, на границе Нумидии и Проконсульской Африки. О том, что Гейзерих нанес им тяжелое поражение, можно судить по тому, что вандалу удалось захватить значительное количество заложников, в том числе одного из личных охранников Аспара, который в будущем стал императором Маркианом (Proc. BV. 3.4.1–2). Гейзерих мог выиграть битву, но он не выиграл войну. Аспар сохранил достаточно людей, чтобы остаться в Африке и продолжать сопротивление. Однако прежде чем Бонифаций смог принять решение о новой стратегии борьбы с захватчиками, он был отозван Плацидией в Италию, которая снова оказалась в политическом хаосе.