Среди федеративных государств периода Беотийская конфедерация занимает уникальное положение. Насколько известно, это была первая конфедерация, организованная или реорганизованная после Царского мира. Во–вторых, она явственно свидетельствует о переменах, которые произошли с теоретическим признанием по всей Греции демократии с её акцентом на первичные собрания. Прежнее развитие федеративных государств с представительным правлением было прервано роспуском Беотийской и Халкидской конфедераций и это произошло так рано, что не было ещё разработано никакой теории представительного правления. Вместо этого, со времени восстановления демократии в Афинах после правления Тридцати тиранов, завоевала всеобщее признание демократия. Но, однако ж, то была победа меньшая, чем то кажется на первый взгляд, ведь «демократия» постепенно становилось одобрительным обозначением для любой формы республиканского правления в противоположность монархии и многие так называемые демократические государства, в действительности были олигархиями [1]. Но однако ж, и демократическая форма правления, с властью опирающейся на народное собрание, была превосходным орудием для гегемонии крупного города над федеративным государством. Так, пока беотийцы пользовались первичным собранием, собиравшимся в Фивах, с поголовным подсчётом голосов, то конфедерация почти полностью контролировалась Фивами. Одновременно, сохранение беотархов в качестве глав государства давало Фивам ещё и другое преимущество. Здесь, как кажется, большую часть времени было семь беотархов и из них по крайней мере три избирались фиванцами. Такова именно была конфедерация, восстановленная в 378 году. А когда система изменилась так, что один город поставлял не больше одного беотарха и голосование в собрании стало производиться по городам, то доминирование Фив сильно сократилось. Вот это- то всё развитие мы изложим сейчас в кратком очерке [2].
Восстановление Беотийской конфедерации произошло в результате освобождения Фив, путём изгнания в 379 г. спартанцев из Кадмеи. Фиванские лидеры тотчас же стали прилагать усилия обеспечить контроль над всей Беотией, но природа созданного ими государства остаётся спорной. Некоторые полагают, что это было просто «расширение» Фив, путём инкорпорирования всей Беотии в город–государство Фивы. Другие думают, что это с самого начала было федеративное государство, но такое, в котором преобладало влияние столицы [3]. Проблема вероятно в том, что положение Фив не было ещё в то время вполне определённым. Фивы как город присоединились в 378 г. ко Второй афинской лиге и в 373-372 гг. всё ещё были её членами [4]. Кроме того, фиванцы применяли силу против городов, которые не желали присоединяться к ним. В то же самое время, фиванцы не раньше освободили город, чем избрали беотархов, числом возможно четырёх [5]. Именно таким было число беотархов, поставлявшихся Фивами в конфедерацию до Царского мира и таким образом выборы беотархов — признак того, что фиванцы намеревались восстановить конфедерацию [6], но из этого следовало, что они вновь намерены властвовать в Беотии. Впрочем, цели фиванских лидеров, может быть, были не вполне ясны и им самим. Целью их могло было сделать Фивы столь могущественными, сколь возможно или через прямой контроль над Беотией или через руководство федеративным государством. Как уже указывалось, федеративное государство с первичным собранием было удобно для контроля над ним столицы.
Но каков бы ни был первоначальный план фиванских лидеров, к 365 г., если не раньше, федеративное государство было создано. Что до сообщений об этом периоде современников, то Ксенофонт склонен говорить скорее о фиванцах, чем о беотийцах.; Исократ, другой современник, обвиняет фиванцев в том, что они подчинили себе Беотию. И даже знаменитый инцидент с мирной конференцией в Спарте в 371 году, когда фиванцы, после того как дали клятву на верность условиям мира, попросили изменить в списке поклявшихся слово «фиванцы» на «беотийцы» может быть интерпретирован как в пользу унитарного государства или синойкизма Беотии под властью фиванцев, так и как федеративное государство [7]. Однако, если мы склонны доверять сообщениям источников, что при Левктре было семь беотархов, то конфедерация должна была быть создана около этого времени. Доказательством этому может послужить рассказ о том, как Эпаминонд и два других беотарха подали голоса за то, чтоб вступить в сражение, в то время как трое других голосовали против. Равенство было нарушено, когда седьмой беотарх, исполнявший какое–то особое задание, прибыл и подал свой голос за Эпаминонда [8]. Дальнейшее доказательство существования федеративного государства можно найти в двух постановлениях конфедерации о проксении 364-363 гг. или около того [9]. Оба — постановления принятые демосом; одно, а может быть и оба, обозначено по архонту, вероятно номинальному главе конфедерации, как эпонимному магистрату; в обоих перечислено семь беотархов и притом двое из них одинаковы в обеих списках, что указывает на принадлежность их к одному периоду. Одно из них — знаменитое постановление в честь Ноба из Карфагена, почти несомненно связанное с морской политикой Эпаминонда. Эти постановления являются, таким образом, свидетельством существования федеративного государства с первичным собранием, архонтом в качестве главы и коллегией из 7 беотархов. Данные по битве при Левктрах показывают, что реальное руководство лежало на беотархах. Архонт в качестве эпонима появляется так же и в документе, перечисляющем взносы на покрытие расходов в Священной войне [10]. Это вся имеющаяся информация относительно учреждений конфедерации до Херонеи и разрушения Фив Александром. Это разрушение Фив и последующее их восстановление, датируемое примерно 316 годом [11], должно было привести к некоторым переменам, по крайней мере в положении Фив внутри конфедерации. Перемены эти были большей частью связаны с коллегией беотархов. Изменилось также место собраний. С другой стороны, кажется не произошло перемен в положении архонта или в функционировании собраний. Архонт и до и после Херонеи упоминается главным образом как эпонимный магистрат [12].
Собрание крайне важно для того ещё, чтоб продемонстрировать различие между новой организацией и той, что была распущена во время Царского мира. Более ранняя организация не имела федерального первичного собрания, в то время как формулы, употребляемые в постановлениях более позднего периода, и до и после Херонеи, показывают, что за постановления эти проголосовал damos [13]. Это должно означать первичное собрание, в котором все активные граждане имели право голоса. Кажется, к тому же, что голоса подсчитывались по головам, так что город в котором проводились собрания имел большое преимущество. Так как до 338 г. этим городом были Фивы, это означает, что собрание в то время должно было контролироваться Фивами. Но к несчастью, нет записей дающих прямые доказательства по этому вопросу. Поэтому вывод основывается лишь на общих обстоятельствах времени, в сочетании с тем фактом, что все записи о подаче голосов в федеральных собраниях по городам были относительно поздними. Прямые данные для Беотии по этому пункту имеются со 197 года. Отсутствие упоминаний о буле указывает на то, что старый федеральный совет просто прекратил существование и был заменён первичным собранием [14]. Таким образом, ведение дел падало на собрание и на беотархов, что конечно означало, что за исключением тех случаев, когда было возбуждено общественное мнение, беотархи были всемогущими. Возможно, что федеральное собрание созывалось в Беотии чаще, чем в других, более обширных государствах. Здесь можно добавить кое–что в предостережение. Да, язык постановлений указывает на демократическое правление. И тем не менее, самое большое, что могут доказать ссылки на дамос то, что все активные граждане имели право голоса в собрании. Но это не доказывает, что старый имущественный ценз для активного гражданства был отменён.
Пунктом в котором, возможно, перемены произошли относительно рано, был состав коллегии беотархов. Постановления середины IV столетия показывают группу из 7 человек. Письменная традиция сходным образом указывает на 7 беотархов при Левктрах. Однако, ссылки не указывают на происхождение беотархов, они не дают дальнейшей информации о составе их совета. Единственная информация по этому вопросу — сообщение о выборах в Фивах нескольких беотархов после освобождения города. Это породило теорию, что из 7 беотархов четыре были фиванскими [15]. Такое распределение могло быть следствием модификации старой системы из 11 беотархов, путём ликвидации представительства городов, оппозиционных Фивам. Такое распределение мест в коллегии вполне вероятно и может помочь объяснить явное преобладание Фив. Похоже, что оно продолжалось до Херонеи.
Все данные позднейшего периода свидетельствуют о системе, при которой никогда не было более одного беотарха от каждого города. Собственно говоря, от этого периода имеется лишь один–единственный список беотархов, впервые опубликованный в 1955 году [16]. Список содержит восемь беотархов и секретаря, таким образом показывая, что коллегия выросла на одного или если считать секретаря за члена, на двух добавочных членов. Этот документ помог подтвердить выводы, полученные ранее на основании списков должностных лиц, называвшихся афедриатеуонты (aphedriateuontes), которые были либо другим названием беотархов, либо коллегией, параллельной беотархам. Эти списки содержать семь или иногда восемь членов из такого же числа городов. Все списки включают Фивы, Орхомен, Танагру и Феспии, которые так же встречаются и в упомянутом выше списке беотархов [17]. Добавочным подтверждением может послужить список беотийских заложников, почтённых (honoured) ахейцами вероятно около 225 г. [18]. Этот список так же включает 8 человек из 8 различных городов, включая те же самые четыре главных города, перечисленные выше. Маловероятно, что сами беотархи отправились в Ахайю в качестве заложников, но выглядит всё так возложена была на орган, параллельный беотархам. Таким образом, что до беотархов, то ясно, что количество их было семь, но в какие–то периоды возрастало до восьми и возможно даже до девяти. Порядок распределения мест между четырьмя ведущими городами варьировался, что указывает на то, что выборы проводились не в городах, а в федеральном собрании. Возможно, что представительство Фив, Орхомена, Танагры и Феспий было предписано законом и этим городам позволено было выбирать своих представителей заблаговременно.
Следует отметить две другие перемены. В какое–то неустановленное время бесцветный архонт заменён был стратегом, более всего сходным с полководцами, стоявшими во главе Ахейской и Этолийской конфедераций. Имеется несомненное доказательство его существования в 177- 176 гг. и должность эта может восходить к середине III столетия [19]. Второй переменой было введение практики голосования в собрании по городам. Использование этой процедуры зафиксировано под 197 годом, когда беотийцев на собрании побудили вступить в союз с римлянами [20]. Обычно это понимается так, что на один город приходился один голос, а заявление о единогласном голосовании, может, как представляется, поддержать такое толкование. С другой стороны, ход развития институтов федерализма предполагает голосование в соответствии с силой городов или величиной их населения. При таком новом способе голосования в сочетании с практикой, когда ни один город не может выставлять более одного беотарха, не должно было более быть никакого господствующего над другими города. И тем не менее, интриги и происки в ходе римского вторжения в Грецию кажется показывают, что политическое лидерство и политические интриги всё ещё концентрировались в Фивах [21].
Аркадская конфедерация была порождением антиспартанского восстания, последовавшего за поражением Спарты при Левктрах в 371 г. По форме правления она была демократией, с высшей властью, принадлежащей первичному собранию. Сколь демократической она была на практике сказать затруднительно, но её определённо можно счесть демократической по сравнению с более олигархическими, проспартанскими элементами в Пелопоннесе. Это ясно видно из событий, непосредственно предшествовавших формированию конфедерации и гражданских войн, связанных с её основанием. Для того, чтобы проследить за этими событиями, надо бросить беглый взгляд на некоторые особенности географии и ранней истории Аркадии.
Лучшими землями этого гористого региона является долина восточной Аркадии, относительно узкая с востока на запад, но простирающаяся на 40 миль к северу и к югу. Близ её южной оконечности лежит город Тегея; дальше на север, за самой узкой частью долины, лежит Мантинея. Через территории этих двух городов пролегал обычный путь сообщения из Спарты к Коринфскому заливу и к Истму. Таким образом очевидно, что если б оба эти города были бы враждебны Спарте, они могли бы вызвать у неё значительные затруднения. Столь же очевидно, что если бы с одним она испытывала затруднения, то для неё было бы естественно настраивать против него другой. К северу от этих двух городов находился Орхомен. Этот город так же находился на пути к заливу, но занимал менее стратегическую позицию, так как здесь был обходной путь, сворачивающий на востоке дальше на юг.
Аркадяне рано появляются как этническая группа. В «Каталоге кораблей» в «Илиаде» их земля приблизительно та же самая, что позднее была известна как Аркадия. Может быть лучшим доказательством древности их имени является то, аркадяне и Аркадия были так же и на Крите [1]. Представляется важным доказать, что это имя существовало до того, как Крит был оккупирован дорийцами. Употребление имени так же предполагает определённое чувство единства или родства. Более конкретным доказательством является ряд монет с легендой ΑΡΚΑΔΙΚΟΝ полной или сокращённой. Относительно их политического единства в это время данных так мало, что обычно считают, что монеты эти отчеканены были аркадской религиозной организацией [2]. Это возможно верно. Ведь пример Эвбеи подтверждает, что монеты с легендами такого рода не могут сами по себе служить доказательством существования федеративного государства. Было доказано, однако, что монеты скорее указывают на политическую организацию и что спартанский царь Клеомен, будучи около 490 г. в изгнании «почти несомненно организовал антиспартанскую Аркадскую лигу» [3]. Царь, действовавший в Аркадии в то время, мог сорганизовать аркадян для поддержки против собственных врагов в Спарте и возможно так же как шаг на пути создания Спартой организации из своих союзников. Если первое верно, то организация эта должна была распасться с возвращением его в Спарту. Несомненно, никакого действенного союза не существовало в ходе военной кампании 480 и 479 гг., когда контингенты аркадских городов действовали независимо друг от друга.
История отношений Мантинеи и Тегеи друг с другом и со Спартой любопытна и сложна, хоть известны лишь немногие детали [4].Тегейцы долгое время в VI столетии противостояли распространению спартанской власти, но после того как пришли к соглашению со Спартой, стали её верными союзниками, а позже, много времени спустя, самыми доверенными членами Пелопоннесской лиги. Ничего не известно об отношении отдельных городов к проискам и козням Клеомена, но десять лет спустя тегейцы отличились в Персидской войне. Они, так же как и мантинейцы с орхоменянами, были представлены сначала под Фермопилами, а на следующий год и тегейцы и орхоменяне приняли участие в Битве при Платее и включены были в число победителей на змеиной колонне в Дельфах. Мантинейцы же явились на битву слишком поздно и потому в число победителей на змеиной колонне не включены [5]. Но всего через несколько лет Тегея стала лидером антиспартанского движения и в двух битвах противостояла Спарте: в первой — как союзник Аргоса, во второй — со всеми аркадянами за исключением мантинейцев. О последних сообщается, что они помогали Спарте в подавлении восстания илотов [6].
В ходе следующего антиспартанского движения, кульминацией которого стала битва при Мантинее 418 г., роли поменялись. Какое–то время мантинейцы активно стремились подчинить себе соседей. Зимой 423- 422 гг. мантинейцы и тегейцы с союзниками сошлись меж собой в битве не давшей никому решительного перевеса, но приведшей к тяжёлым потерям с обеих сторон. В последующие годы мантинейцы оказались на стороне проигравших, лишились многого из завоёванного, но и даже так спартанцы оказались не в состоянии сокрушить их силы в той мере, в какой они желали. Вместо этого им пришлось заключить с ними договор о перемирии на 30 лет, очевидно мешавший их дальнейшим действиям против мантинейцев, что, как кажется, переполняло их сдавленным негодованием, побуждавшим их быть готовыми к действию по истечении срока договора [7].
Срок договора истёк около времени Царского мира, после чего спартанцы осадили Мантинею и вынудили её граждан уничтожить городское устройство и образовать четыре деревни. Управлялись они олигархически и легко поверить Ксенофонту, что богатые землевладельцы, когда создалась такая ситуация, были рады ей, живя теперь близ своих владений, имея тот род правительства, какой они желали и будучи избавлены от демагогов. В то же время, лидерам народной партии было позволено уйти в изгнание и таким образом, ситуация созрела для интриги [8],с проспартанскими олигархами, контролирующими деревни и антиспартанской народной или же демократической партией, на какое–то время отстранённой от власти, с лидерами ушедшими в изгнание, ожидавшей удобного случая действовать. Тегея так же управлялась олигархами, тесно связанными со Спартой, но и здесь был демократический элемент, готовый объединиться с демократами в других городах в их противостоянии Спарте.
Детали последовавших событий, так же как и их хронология, установлены не слишком хорошо [9]. Мирная конференция в Спарте и битва при Левктре имели место в начале лета 371 года. Мантинейские деревни поначалу оставались лояльными к Спарте, но возможно уже осенью того же года мантинейцы решили восстановить свой город. Он восстановлен был на демократических началах, хоть подробности и неизвестны. Спартанцы запротестовали, но когда протест их был проигнорирован, не вмешались. Вероятно на следующий год зародилось движение за дальнейшее единство и какое–то время успешно развивалось, хоть и сопровождалось гражданской войной, насилием, резнёй — обычными спутниками греческой политической борьбы. Несомненно, возглавляла это движение Мантинея и вождём его, кажется, с самого начала был Ликомед из Мантинеи.; но однако ж, первые подробности сообщаются относительно Тегеи [10]. В этом городе два вождя, Каллибий и Проксен, выступили с предложением объединить всю Аркадию в единое государство или скорее с предложением, что Тегея должна поддержать движение в этом направлении, предложенное Мантинеей. Когда их предложение было отвергнуто коллегией магистратов, называемой феары [11], возможно небольшим по численности органом из пяти членов и которые являлись высшими должностными лицами города, сторонники федерализма обратились к народу. На деле это означало призыв к оружию и гражданской войне. В последовавшем столкновении поначалу верх взяли находившиеся у власти олигархи и один из вождей демократов — Проксен с некоторыми из своих приверженцев был убит, в то время как другие бежали в северную часть города к воротам, от которых шла дорога к Мантинее. Когда к народной партии подошла из Мантинеи помощь, столкновение возобновилось и теперь уже в бегство обратились олигархи и бежали через ворота, расположенные на дороге к Паллантию и в Спарту. Резня, как кажется, была немалой и Ксенофонт, конечно, возлагает вину за неё на демократическо–федеративную партию. По его данным, число противников демократов бежавших в Спарту достигало 800 [12]. Когда он вспоминает о том, что равнодушные и менее идейные медлили и выжидали, это даёт некоторое понятие о силе проспартанской олигархической группы. Таким–то образом Тегея вступила в новую конфедерацию.
Спартанцы теперь нашли необходимым вмешаться, «чтобы отомстить за погибших и изгнанных тегейцев». Их план состоял в том, чтоб ударить одновременно с севера и с юга, пока конфедерация всё еще состояла лишь из Мантинеи, Тегеи и нескольких мелких городков. Политроп, личность в других отношениях неизвестная, набрал в Коринфе наёмное войско, к которому также могли присоединиться аргосские и беотийские изгнанники и с ним пришёл на помощь Орхомену, в то время как Агесилай вторгся в Аркадию с юга. Соответственно расположили и аркадяне свои войска. Мантинейцы во главе с Ликомедом встали против войск Орхомена и Политропа, видимо рассматривавшихся как главная угроза, в то время как остальные войска конфедерации собрались в Асее, к юго–западу от Тегеи, близ спартанской границы. Войска Гереи (в западной Аркадии) и Лепрея (близ западного побережья Пелопоннеса) присоединились к спартанцам. Армия последних под командованием Агесилая вступила в Аркадию и завладела приграничным городком Евтеей. Эту позицию он укрепил и здесь остался ожидать войска Политропа. Тем временем, Ликомед безуспешно пытался атаковать Орхомен, но потерпел поражение от орхоменян и наёмников Политропа, которые стали преследовать отступавших мантинейцев. Те повернули фронт и вступили с нападающими в рукопашный бой. Потери наёмников оказались велики, сам Политроп пал и только вмешательство флиунтской конницы предотвратило ещё большую резню. Узнав об этом, Агесилай двинулся на север и занял позицию к западу от Мантинеи, где к нему присоединились орхоменские войска и флиунтская конница, которая в предыдущем сражении спасла положение. На его стороне так же были два будущих члена Аркадской конфедерации — Герея и Лепрей. Таким образом, оба войска, как кажется, были сформированы и готовы к битве близ Мантинеи, но битвы не последовало. Агесилай, вероятно, не чувствовал себя достаточно сильным, чтоб рискнуть, вступив в сражение и отступил без боя, в то время как аркадяне решили дожидаться помощи из Беотии [13].
Новая конфедерация выдержала первую бурю, но очевидно, кроме Тегеи, не склонила ещё к присоединению ни один другой из упорствующих городов. После того как спартанская армия удалилась, аркадяне осадили Герею в западной Аркадии, но хотя они и подожгли дома и вырубили деревья [14] им совершенно очевидно не удалось взять город. Орхомен также, несомненно, оставался в стороне от федерации, но зато к ней присоединился Клитор, старый враг Орхомена, с которым тот воевал в конце 378 г. [15]. Возможно так же, что к союзу присоединилась какая–либо меньшая община или даже общины к западу от Орхомена, так что здесь было прямое сообщение между этим отдалённым северным городом и остальной конфедерацией. Так же в это время, кажется, конфедерация предприняла шаги по созданию своей новой столицы — Мегалополя. Несомненно это было лучшее решение в ситуации когда в конфедерации состояло только два значительных города и было ясно, что сделать один из них столицей, значит породить разного рода неприятности. Кроме того, разве мантинейцы, постройкой в ходе Пелопоннесской войны укрепления в Паррасии [16] не продемонстрировали уже, что они сознают важность постройки укрепления на пути из Спарты в Аркадию и что лучшего времени для этого, чем теперь, когда спартанцы удалились из Аркадии без сражения, не найти? В качестве комиссии для основания города были выбраны по два представителя от Тегеи, Мантинеи, Меналии, расположенной непосредственно к западу от Мантинеи и от Паррасии — района, который должен был быть поглощён территорией новой столицы. Территория всех четверых в совокупности составляла компактный блок в южной Аркадии, захватывавший целиком границу между Аркадией и Лаконией. Вдобавок, здесь было два представителя от Клитора из далёких северных гор Аркадии, города готового присоединиться к другим ради того, чтоб ослабить давление своего старого врага — Орхомена. Таким образом, планы по основанию Мегалополя должны были относиться ко времени между уходом Агесилая и приходом беотийцев с их союзниками осенью этого года [17]. Естественно видеть в этом проекте инициативу Ликомеда. Говорят, что это под его влиянием аркадяне начали похваляться тем, что они единственные коренные жители Пелопоннеса, что они самые многочисленные из греческих племён, первейшие по телесной силе и по храбрости, так что без их помощи ни спартанцы никогда не вторгались в Аттику, ни фиванцы не шли б теперь походом на Лакедемон [18].
Конфедерация и по своей инициативе смело продвигалась вперёд в своём развитии, но её расширению несомненно сильно способствовала пелопоннесская экспедиция беотийцев и их союзников под командованием Эпаминонда. Эта экспедиция зимы 370 -369 гг. хорошо известна во всей истории Греции и нет надобности здесь её описывать. Несомненно, она помогла привести в конфедерацию много новых членов. Кроме того, Эпаминонду и фиванцам приписывают восстановление Мессены и освобождение всей Мессении от Спарты [19]. Сами по себе, аркадяне были конечно недостаточно сильны, чтобы привести такой план в исполнение. Много более вероятно, что они должны были сконцентрироваться на расширении своего собственного государства, чем на создании чужого, угрожающего, на своей собственной границе. Этот план, однако, вполне устраивал фиванцев, намеревавшихся сокрушить власть и силу Спарты.
Новая конфедерация одна из самых интересных в греческой истории, но о ней недостаёт точной информации так как наш главный информатор — Ксенофонт многое опускает. Аркадская конфедерация, подобно восстановленной беотийской, была основана в период, когда демократия, если можно так выразиться, была повальным увлечением и в её рамках государственные деятели обычно опирались на теорию, что коллективное мнение масс выше мнения специалистов. Потому, окончательное решение по важнейшим вопросам оставалось за первичным собранием – Myrioi или Десять тысяч, в котором имели право участвовать все активные граждане конфедерации. К сожалению как часто оно собиралось — неизвестно. То немногое, что известно о беспокойной истории конфедерации в ходе недолгих лет её существования указывает на то, что когда возникали проблемы, собрание могло быть созвано по первому требованию в кратчайшие сроки. Сделать это было достаточно легко, когда Мегалополь, Тегея и Мантинея были крупнейшими городами конфедерации. Несомненно, собрания регулярно проводились в огромном доме совета, Ферсилионе в новой столице, Мегалополе [20], хотя, похоже, время от времени собрания проводились и в других городах. Но, конечно же, здесь так же был федеральный совет или буле, в котором города были представлены в приблизительной пропорции к их населению. Лучший источник информации на эту тему — постановление 369 -367 гг. в котором записано в истинно демократическом стиле, что «оно было принято буле аркадян и Десятью тысячам»; оно воздавало определённые почести некоему афинянину [21]. После заголовка постановления следует список из 50 дамиургов от отдельных городов. Большинство из них — семь, включая Тегею, Мантинею и Орхомен, имели по пять представителей каждый; один город имел двух, а другой — трёх, в то время как Мегалополь имел 10 представителей. Эти 50 составляли комитет, соответствующий пританам или председательствующему комитету совета города–государства [22]. 50 — слишком маленькая цифра, чтоб включать в себя всех членов совета достаточно большого федеративного государства и слишком большая для того, чтобы быть коллегией магистратов, подобной 11 беотархам. Они гораздо лучше соответствуют апоклетам этолийцев — также своего рода комитету совета. Подобно последним, дамиурги так же могли обладать значительной властью и могли быть магистратами (archontes), которые, согласно Ксенофонту, играли ведущую роль в руководстве политикой государства.
При взгляде на состав буле естественно возникает вопрос голосовало ли собрание Десяти тысяч так же по городам, как и в некоторых других позднейших конфедерациях или по головам как, например, в афинской экклесии. По этому пункту нет прямых данных и будет мало толку приводить мнения различных учёных. Достаточно сказать, что впечатление, создаваемое тем малым, что известно о работе собрания, указывает на то, что голосование производилось по головам. Кроме того, если взять пример Афин, демократичным в то время считалось пропорциональное представительство в совете, но голосование в первичном собрании по головам. Та же процедура в том, что касается собрания, кажется, была принята в современной Беотийской конфедерации, а в Этолии сохранялась даже много позже.
Аркадская конфедерация так же обладала сильной исполнительной властью во главе с полководцем (strategos), вероятно избираемым на год и имеющим право быть переизбранным [23]. Кроме того, существовала ещё какая–то коллегия магистратов. Они были могущественны и открыты для доступа в любое время. Они не боялись принимать важные решения собственной властью и арестовывать тех, кто им противодействовал. Их решения, однако, могли быть отменены Десятью тысячами и их от них возможно было потребовать отчёта и привлечь к суду после окончания срока службы. Доказательства можно найти ниже в рассказе о событиях, приведших к распаду конфедерации всего несколько лет спустя после её создания. Сила федеральных властей увеличивалась тем, что они имели в своём распоряжении регулярную армию — эпаритов. Она могла быть использована не только против внешнего врага, но и для несения полицейской службы внутри конфедерации. Так как о ней упоминается в самый первый год существования конфедерации, то она должна была быть создана, одновременно с созданием самой конфедерации [24]. Лишь однажды сообщается общая цифра её численности — 5000. Для постоянной армии она кажется большой, но её всё же принимают [25]. Если, как то вероятно, эти солдаты были бывшими наёмниками или же людьми, готовыми служить в качестве наёмников, то они скорее сохраняли верность своим казначеям, чем государству. С помощью этого войска магистраты были в состоянии бросить вызов большинству собрания. Плата этому войску поначалу производилась из постоянных федеральных фондов, создаваемых взносами от городов — членов конфедерации. Позже, в какой–то момент, аркадское правительство стало распоряжаться храмовой казной храма Зевса в Олимпии и выдавать из неё жалование эпаритам. Первыми против этого возразили мантинейцы; они были первыми, вынесшими постановление, запрещающее пользоваться храмовой казной; причитающуюся на их долю сумму для уплаты эпаритам они пополнили из ресурсов своего государства и отослали назад союзному правительству. Вслед за этим общее собрание решило впредь не расходовать священной казны; это привело к отмене жалования и замене её системой добровольцев [26].
Одного этого случая достаточно, чтобы доказать, что здесь не было налогов, прямо собираемых федеральными властями, а вместо этого города должны были вносить свой вклад в федеральную казну, как только возникала в том необходимость. Так как представительство в федеральном совете соответствовало размерам населения городов, то с уверенностью можно заключить, что размер взносов был пропорционален представительству — система бесспорно засвидетельствованная для ранней Беотийской конфедерации и Этолийской конфедерации. Сокращение их после присвоения денег из Олимпии свидетельствует о том, что здесь не было фиксированных выплат, одних и тех же каждый год, но размер взносов варьировался в соответствии с необходимостью. Это напоминает позднейшие упования ахейцев на то, что добыча сделает возможным сократить размеры взносов городов в федеральную казну [27]. Впрочем, мог существовать и фиксированный постоянный взнос для текущих дел, дополняемый добавочными взносами когда возникала в том необходимость.
Таким образом, Аркадская конфедерация имела сильную исполнительную власть с вооружёнными силами в её распоряжении, подчинённую в решении важных вопросов первичному собранию Десяти тысяч. Эта организация могла бы оказаться успешной, если бы не старый антагонизм между Мантинеей и Тегеей, доведший конфедерацию до раскола перед мантинейской кампанией 362 года. В событиях того времени трудно на кого–либо возложить вину и даже узнать который из двух городов был более олигархическим, а который более демократическим. Два момента представляются совершенно ясными: во–первых то, что тегейцы доминировали в федеральной администрации, в то время как мантинейцы имели большинство в федеральном собрании, во–вторых, что фиванцы, когда обе партии обратились к ним, предпочли поддержать Тегею и администрацию против Мантинеи и собрания. Ситуацию ещё более осложнил конфликт с Элидой за контроль над пограничными территориями.
Такой конфликт не был чем–то особенно новым. Вовлечённые в него общины могли находить претензии аркадян несколько более приемлемыми, чем претензии соперников. Ведь аркадяне предлагали членство в конфедерации, а элейцы — только подчинение. Элида долгое время претендовала на значительные территории к востоку и к югу от неё самой. В 399 г. Спарта вынудила её отказаться от этих претензий. При данных обстоятельствах, было естественно, что после поражения Спарты при Левктре, Элида должна была бы попытаться вернуть утраченное, но Аркадская конфедерация встала на её пути. Вероятно, именно в то время зародился миф, что трифиляне с побережья к югу от Элиды, происходят от Трифила, сына Аркада [28]. Когда элейцы подступили к Ласиону, городу прежде подчинённому им, но теперь члену Аркадской конфедерации, это привело к длительной вражде, которую мы здесь не станем обсуждать, кроме замечаний на пару пунктов. Когда война осложнилась для элейцев так же и гражданской смутой, демократическая партия замысла сдать город аркадянам, дав таким образом доказательство того, что Аркадская конфедерация считалась демократической [29]. Когда давление аркадян на элейцев стало слишком сильным, последние обратились к старым врагам аркадян — спартанцам, которые вторглись в Аркадию, чтоб отвлечь силы аркадян от Элиды [30]. Таким образом, два старых врага сошлись вместе на почве общей враждебности к аркадянам и сходного желания покорить их прежних подданных — элейцы, Трифилию и т. п, спартанцы — Мессению. В то же самое время Ликомед преуспел в заключении союза аркадян с афинянами. Сам Ликомед на обратном пути был убит, но заключённый им союз был ратифицирован [31]. Таким образом, был подготовлен новый расклад сил. Националистическая политика Ликомеда привела к разрыву с Фивами и союзу с Афинами. Этой линии впоследствии придерживалась та группировка аркадян, которой руководила Мантинея.
Серьёзные события произошли тогда, когда какое–то время спустя после олимпийских игр 364 года, аркадские федеральные должностные лица начали покушаться на сокровища в Олимпии, чтоб из них выплачивать жалование эпаритам. Это, конечно, побуждало должностных лиц, присваивавших деньги и солдат, получавших жалование, опираться друг на друга. Любые изменения в этой системе вызывали возмущение должностных лиц, во–первых потому, что подразумевали порицание их действий, во–вторых, приводили к потере контроля над войсками. Отмена платы, когда она в конце концов произошла, полностью изменила состав эпаритов. Первый шаг был сделан мантинейцами, которые проголосовали за осуждение действий членов правительства и отослали назад федеральному правительству причитающуюся на их долю сумму для уплаты эпаритам. Это было равносильно предложению, чтобы все члены конфедерации сделали то же самое и чтоб войскам впредь платили аркадскими деньгами. Члены правительства нанесли ответный удар, утверждая, что их оклеветали и приказали вождям мантинейцев явиться и предстать перед судом Десяти тысяч. Когда они не явились, то были осуждены in absentia и эпариты были посланы арестовать их как осуждённых преступников, но мантинейцы закрыли ворота и отказались впустить войска. Теоретически, такое осуждение было обязанностью Десяти тысяч, показывая таким образом, что магистраты требовали для этого органа юрисдикции в делах о преступлениях против федеральных властей и он мог быть созван при необходимости по первому требованию.
До сих пор членам правительства удавалось вести собрание за собой и Мантинея считалась фактически мятежной, но вскоре мнение изменилось и на собрании Десяти тысяч раздались голоса и других общин, осуждавшие присвоение денег из священной казны. И вновь этот созыв собрания выглядит как экстраординарный или же, по крайней мере очень своевременный. Вскоре это собрание проголосовало за отмену жалования эпаритам, вследствие чего те солдаты, которые не могли служить бесплатно служить перестали, в то время как солдаты из более обеспеченных семей в армии остались. Из–за этого, те члены правительства, которые распоряжались деньгами и возможно кое–что присвоили себе, осознали, что если им придётся дать отчёт после окончания срока службы, то им угрожает опасность быть осуждёнными на смерть, отправили послов в Фивы, которые сказали фиванцам, что если они не пойдут походом на аркадян, то можно опасаться, что последние снова перейдут на сторону лакедемонян. Их противникам удалось устроить отправку послов, официально представлявших Аркадскую конфедерацию, с заявлением, чтоб фиванцы не вступали в Аркадию вооружённые, пока их не позовут. Эта акция совершена была Десятью тысячами, которые, таким образом, во второй раз отменили решение членов федерального правительства. Фиванцы, очевидно, предпочли откликнуться на призыв правительства и послали в Тегею фиванского командира с 300 гоплитами. Отсюда нам становится ясно, что те члены федерального правительства, которым противостояли мантинейцы и собрание, были тесно связаны с Тегеей [32].
Окончательный разрыв был ускорен мирным договором. Вероятно зимой 363-362 гг. или в начале 362 года был заключён мирный договор с Элидой. Детали переговоров неизвестны, но ясно, что с аркадской стороны инициаторами мирных переговоров были те же, кто добился принятия постановления против пользования священной казной, а именно мантинейцы и их сторонники и что они вновь одержали победу в федеральном собрании, в то время как та же самая группа членов федерального правительства, которая противилась и более ранним мерам, так же противостояла и мирным переговорам. Тем не менее, договор был должным образом заключён и скреплен клятвой представителями всех городов конфедерации, включая Тегею. Принёс клятву даже фиванский командир беотийских войск в Тегее. Завершающая церемония ратификации прошла в Тегее. Не ясно, явились ли в Тегею представители всех городов, чтобы принести клятву от имени своих общин или только сами тегейцы поклялись в своём городе [33]. Если имело место последнее, то представители других городов присутствовали как свидетели. По завершении церемонии началось общее веселье и празднование, которое длилось до тех пор, пока фиванский командир по сговору с теми членами аркадского федерального правительства, которые страшились дать отчёт в своих действиях и некоторыми из эпаритов не заперли ворота городской стены и не захватили видных лиц из других городов, которые здесь присутствовали [34]. Вскоре тюрьма и другие помещения, пригодные для содержания пленников были переполнены. Но, однако, замысел, направленный главным образом против мантинейцев, не удался, ведь Мантинея была так близко, что вследствие близости их города почти все мантинейцы ушли уже на родину и так избежали пленения. Естественно, мантинейцы отправили послов в Тегею с протестом и требованием освободить тех из их сограждан, которые были здесь задержаны. В то же время они заявили, что считают беззаконным, чтобы кто бы то ни было из жителей других аркадских городов был арестован или казнён без суда. Они так же обещали выдать федеральным властям [35] тех, против кого последние выдвинут обвинения. После этого фиванский командир отпустил всех, кто им был задержан. Местные власти позволили этому сойти с рук, но отправили послов в Фивы, выдвинув против этого командира обвинения, заслуживающие смертной казни. В Фивах реакция Эпаминонда была следующей: он заявил, что обвиняемый гораздо более прав в том, что он арестовал указанных людей, чем в том, что он их выпустил. Аркадян, заключивших сепаратный договор с Элидой, он обвинил в предательстве по отношению к беотийцам. Затем он объявил о предстоящей экспедиции в Аркадию [36]. Когда об этом сообщили аркадскому правительству и отдельным входящим в союз городам, то мантинейцы и их сторонники собрались вместе с элейцами и ахейцами и заключили союзы с афинянами и спартанцами. К беотийцам, вдобавок к Тегее, присоединились так же Мегалополь, Асея и Паллантий, а из–за пределов Аркадии Аргос и Мессена, два города на которые можно было рассчитывать, что они останутся тверды в своей ненависти к Спарте [37]. Такова была расстановка сил перед мантинейской кампанией, которую мы здесь описывать не будем.
Аркадская конфедерация распалась теперь на две части. Первая, помимо Тегеи и столицы, Мегалополя, включала два маленьких городка — Асею и Паллантий; вторая — большую часть прежней конфедерации [38]. На стороне первой группы были те члены федерального правительства, которые некоторое время назад состояли в оппозиции к большинству собрания. Вторая группа контролировала большинство в собрании и таким образом, как кажется, должна рассматриваться как законная конфедерация, в то время как группа возглавляемая Тегеей, хоть она и контролировала федеральную столицу, должна рассматриваться как сепаратистская. Фактически, та часть федерального правительства, которая апеллировала к Фивам действовала, как кажется, без необходимых полномочий, просто чтобы сохранить свои собственные шкуры.
После битвы при Мантинее, каждая из двух частей, вероятно, продолжала претендовать на то, что она является Аркадской конфедерацией. Во главе одной из них несомненно стояла Мантинея, заключившая официальный союз с Афинами, Ахайей, Элидой и Флиунтом [39]. Относительно второй группы нам известно, что города, слившиеся прежде с Мегалополем, начали отделяться и обращаться за поддержкой к Мантинее, в то время как Мегалополь обратился за поддержкой к Фивам. На этом основании, Фиванцы послали войско в 3000 гоплитов и 300 всадников обуздать сепаратистское движение. В других отношениях о позднейшей истории известно мало, за исключением того, что две части, вероятно, оставались разделёнными [40].
В заключение ещё несколько замечаний об Аркадской конфедерации. Её краткую и бурную историю можно понять только приняв как должное наличие сильной федеральной исполнительной власти к которой можно было обратиться в любое время, которая управляла делами государства между собраниями и могла созывать чрезвычайные собрания. Эти должностные лица, к несчастью безымянные, если только их основу не составляли дамиурги, представлявшие собой руководящий комитет совета конфедерации, предназначены были, подобно беотийским беотархам, для того, чтоб планировать, руководить и строить козни. Термином для обозначения федерального правительства было koinon, слово имеющее множество значений, но в ряде случаев совершенно определённо означающее общинную или государственную власть. Яркий тому пример — факт, что ответ Эпаминонда сообщили «koinon аркадян и отдельным городам», где koinon несомненно означает федеральное правительство. Сходным образом, когда несколько раньше мантинейцы предложили выдать виновных koinon аркадян, это означало федеральным властям [41]. Здесь даже была построена новая столица для федерального правительства. Но эта столица, хоть ей и была выделена столь же большая территория, как и территории городов–государств, как кажется не стала господствующей над федерацией столицей, такой как были Фивы в Беотии. Вполне возможно., что федеральное правительство, во время распрей между Тегеей и Мантинеей, имело свою штаб–квартиру в Тегее и связи с ним в это время осуществлялись здесь вместо Мегалополя.
Насколько демократической была Аркадская конфедерация? Установлено, что она была построена по демократической модели с федеральным советом и федеральным первичным собранием [42], но должностные лица, совет и собрание настолько же чувствовали себя как дома в умеренной олигархии, как и в демократии. Таким образом, ответ на этот вопрос упирается в состав Десяти тысяч. Допускались ли в этот орган все взрослые мужчины — граждане или здесь были определённые требования, исключавшие иных из них? Невозможно в данном случае с точностью установить, означало ли myrioi неопределённо большое число или было числительным, означавшим орган приблизительно в десять тысяч человек. Если это так, то здесь должен был быть какой–то ценз для членства, наиболее вероятно гоплитский [43]. В одном из источников есть место, в котором в планы конфедерации, по–видимому, входит собрание «состоящее из десяти тысяч человек» [44], но это краткое утверждение одного из поздних историков мало что объясняет. Более важен тот факт, что такие цифры как 5 и 10 тысяч, упоминаемые в связи с государственным устройством, ассоциируются с умеренной олигархией. Впервые правление Пяти тысяч было установлено в Афинах после свержения тирании Четырёхсот. Затем, через полвека после основания нашей конфедерации, в Кирене были приняты постановления, заменявшие «Тысячу» «Десятью тысячами». В этом случае имел место переход от крайней олигархии к умеренной. «Десять тысяч» были особым органом активных граждан (politeuma), избранным на основе имущественного ценза из большего числа граждан [45]. Но даже если бы и не было имущественного ценза для активного гражданства, всё равно в государстве, вовлечённом в почти постоянные войны и ведущем эти войны большей частью при помощи гоплитов, управление, в чисто практических целях, должно было быть в руках среднего и высшего классов. Но даже если это и так, своим выдающимся положением собрание могло быть обязано принятию демократической доктрины, что коллективное суждение масс выше мнения специалистов. Наконец, так как это было время, когда demokratia стало модным словом и в которое некоторые «демократии» проводили консервативные реформы, может быть и Аркадская конфедерация, несмотря на наличие имущественного ценза для активного гражданства, именовала себя демократией. Но, к несчастью, прямые данные отсутствуют.
Этолийская конфедерация развивалась в направлении почти прямо противоположном развитию Ахейской конфедерации. Если Ахейская конфедерация была одной из первых, если не первой, введшей у себя представительное правление, после его отмены, в частности в Беотии, после Царского мира, то Этолийская конфедерация была важнейшей конфедерацией, сохранившей очень активное первичное собрание до самого позднего времени. Однако параллельно с ним она обладала сильным центральным правительством со значительной инициативой и свободой действия. Особой её чертой было использование исополитии, для того, чтобы привязать к конфедерации государства, не имевшие полного гражданства. Это учреждение требует особого внимания. Прочие её учреждения относительно хорошо известны, в то время как сама конфедерация со времени Ламийской войны до установления римского господства над Грецией, была так тесно вовлечена во все основные распри и конфликты, что её историю следует рассматривать как важную часть общей истории периода. Поэтому, помимо её устройства и учреждений, в настоящей главе рассмотрены будут только некоторые особые аспекты её истории.
Обзор надписей из Этолии как племенного государства сделан был выше в статье об Этолии до Царского мира. Трансформацию этноса в симполитию, основными территориальными подразделениями в которой были города или сельские общины, рассматриваемые как эквивалент городов, невозможно ни датировать, ни сколь–нибудь подробно описать. Может быть уже и не имеет смысла делать, как выше, акцент на подобных трансформациях и теперь уже вполне понятно, что государство с племенной организацией может обладать энергичной исполнительной властью и центральным правительством, деятельным по крайней мере в ведении иностранных дел; тому примеры — сама Этолийская конфедерация времени Пелопоннесской войны и Эпиротская конфедерация несколько более позднего времени. Но вот трансформация произошла и в этом изменённом государстве, как и в других симполитиях, этолийские должностные лица именуются по городам, из которых они происходят. Теперь известно, что трансформация эта произошла несколько раньше, чем предполагалось. Так, ещё не так давно считали, что поскольку послы, отправленные этолийцами к Александру в начале его правления были выбраны племенами (ethne), то значит старая племенная организация ещё оставалась неизменной. С другой стороны, упоминание koinon этолийцев в связи с событиями 314 года показывает, что симполития к этому времени уже была организована [1]. Следовательно, трансформация имела место между 335 и 314 годами. Но в этот довод вкрались две ошибки. Даже после того как конфедерация организована была на основе городов, всё равно старым племенным подразделениям выказывалось уважение, например, при выборе послов. Во–вторых, термин koinon можно приложить почти к любому виду корпорации, ассоциации или государства. Таким образом, его употребление не доказывает, что этолийское государство было организовано в то время скорее как симполития, чем как племенное государство. Однако, доказательство относительно ранней организации на основе городов нам предоставляет надпись, содержащая афинское постановление от 367 года об отправке послов к koinon этолийцев с протестом по поводу ареста афинских религиозных послов одним из городов Этолии [2]. Здесь трансформация засвидетельствована ясно и не потому, что организация именуется koinon, а во первых потому, что сама эта отправка послов предполагает наличие центрального правительства, правомочного заключать соглашения от имени всего государства и которое в состоянии выступить против нарушителей соглашения, а во–вторых, потому что обидчик — один из городов — членов конфедерации. Было уже отмечено, что дата этой надписи падает на период, когда Фивы были на вершине своего могущества, и отсюда сделан был казавшийся неизбежным вывод, что своим развитием этолийское государство обязано было влиянию Эпаминонда, хотя в действительности очень мало данных о каком–либо влиянии Беотии на Этолию в это время [3]. Более вероятно, что перемены имели место раньше и связаны были с тем движением, которое вызвало развитие Акарнанской и Ахейской конфедераций. Ко времени экспедиции Агесилая против Акарнанцев в 389 году, этолийцы обладали правительством, с которым Агесилай мог вести переговоры о безопасном проходе через этолийскую территорию [4].
Этолийское государство, как кажется, обладало необычной чертой — системой районов, промежуточных между центральным правительством и городами и основанных в какой–то мере на старых племенных подразделениях. Такие районы назывались telos. Два таких района известны из надписей. От 234-233 гг. или около того имеется надпись из телоса Стратий относительно спора о границах двух городов этого района — Эниад и Метрополиса, разрешаемого третейскими судьями из Тиррея [5]. Район этот, и впоследствии именуемый Стратий, бывшая столица Акарнанской конфедерации, а так же и другие три города, был первоначально акарнанским. Таким образом, этот район должен был включать ту часть Акарнании, которая была аннексирована Этолией и составляла длинную узкую полосу вдоль западного берега Ахелоя. Другой район о котором сохранилась запись — это локрийский телос, состоявший из западной Локриды. Надпись 189-188 гг. из Дельф о манумиссии некоего жителя Амфиссы, датируется по буларху локрийского телоса и по архонту Дельф. Другая надпись о манумиссии того же времени датируется по тем же самым двум официальным лицам, хоть и не указано, что буларх — официальное лицо локрийского телоса. Из этих данных делается вывод, что вся Этолия была разделена на районы и что в каждом районе был свой собственный совет, возглавляемый булархом [6]. Это допустимо, но не абсолютно несомненно, так как только два упомянутых района представляют собой племенные единицы, аннексированные этолийцами. Но, если данные из этих двух районов совместить с данными о продолжающемся употреблении трёх старых этолийских племенных названий и с тенденцией говорить о позднее присоединённых этнических группах как об этолийских племенах, то кажется, что три этолийских племени, упомянутые Фукидидом, сохранились в качестве районов после того, как была организована конфедерация и что аннексированные позднее территории были преобразованы в районы на племенной основе [7]. Уже отмечено было, что в 335 году, после того как была создана конфедерация в форме симполитии, послы к Александру отправлены были племенами. В этой связи названия племён не даются, но они даются Фукидидом — аподоты, офионеи и евританы. Появляются они и в сочинениях других авторов, которые так же говорят как об этолийских племенах об агреанах и амфилохийцах [8]. Таким образом, племенам, когда они бывали аннексированы этолийцами, как кажется, предоставлялась значительная доля местной автономии и возможность сохранять лояльность к своему прежнему объединению. Большие по размерам и более отдалённые государства были связаны с конфедерацией более слабыми узами исополитии. Это будет обсуждаться ниже.
Выше отмечалось, что этолийские учреждения хорошо известны. В целом это верно, но источники порождают много трудностей интерпретации, которые, в свою очередь, вызывают многочисленные споры. Главными письменными источниками являются Полибий и Ливий и когда заходит речь о греческих учреждениях, то Ливий обычно пересказывает Полибия. Сохранилось так же довольно много надписей, часто проясняющих предмет, но подчас вызывающих затруднения. Больше всего бросается в глаза тот факт, что хотя известно то, что этолийцы имели совет (буле, синедрион) и первичное собрание, эти два органа никогда не упоминаются вместе в записях о принятии постановлений. В других государствах было обычным пользоваться такой формулой как «постановили совет и собрание»; в Этолии же обычная формула постановлений «постановили этолийцы», без какого–либо упоминания совета. Этому можно противопоставить постановления одних синедров. О существовании совета так же свидетельствует упоминание в документах секретаря синедров или буле и распоряжения и поручения, отдаваемые синедрам в постановлениях. Видное положение синедриона и в самом деле приводит некоторых учёных к выводу, что все постановления этолийцев были постановлениями синедриона и что в этолийской конфедерации отсутствовало первичное собрание. Эта теория, такая привлекательная, особенно для тех, кто интересуется развитием представительного правления, к сожалению должна быть отвергнута. Ряд надписей содержит постановления синедриона, написанные в таких выражениях, что понятно — они должны были исходить от более обширного органа с высшей властью, делегировавшего некоторую часть своей власти меньшему органу. Более того, письменные источники содержат данные о собраниях, которые совершенно очевидно были массовыми первичными собраниями. Изучение данных об этих собраниях помогает объяснить отсутствие упоминаний совета в постановлениях собрания. Принятые постановления были сформулированы прямо на собраниях и не были предварительно составлены советом [9]. Таким образом, совет был не столько комитетом собрания, сколько представительным собранием, контролирующим правительство между заседаниями более крупного органа и обладающим компетенцией принимать окончательные решения по большому кругу вопросов. Первичное собрание созывалось дважды в год и притом таким образом, чтобы подчеркнуть военный характер конфедерации. Весеннее собрание «Панэтолика» проходило каждый год в различных местах и временами так, чтобы совместить само собрание с призывом в армию для текущей военной кампании. Так в 197 г. весеннее собрание проходило в Гераклее, на пути, которым римляне продвигались на север, в Фессалию. Этолийское войско, которое должно было присоединиться к римлянам в Ксинии, два дня спустя после того как собрание вынесло решение, проследовало туда прямо с собрания в Гераклее. Осенью, после того как завершалась военная кампания, собрание постоянно собиралось в Терме, в месте, которое было более святилищем, чем городом, но в определённом смысле представляло собой столицу конфедерации. Вдобавок к этим двум ординарным собраниям, в случае нужды созывались и экстраординарные [10].
Города — члены в совете были представлены в пропорции к населению. Доказательства этому происходят из надписи, содержащей данные об арбитраже федеральных судей между городом Мелитея во Фтиотийской Ахайе и соседним маленьким городком Перея. Некоторое время назад они слились путём симполитии в один город. Установлена была граница между их территориями и определены отношения перейцев с большей общиной и их права на всё время, пока союз будет продолжать существовать. Но закреплены были и условия возможного будущего разделения двух общин. В этом случае Перея, крохотный городок, сохраняла за собой одного булевта в федеральном совете и вносила пропорциональную долю в этолийскую казну. Сходная статья принята была так же и по поводу того, что перейцы должны будут взять на себя долю долга объединённой общины. Из этих статей, как кажется, видно, что Мелитея с Переей, будучи объединены, посылали несколько представителей в федеральный совет. Если два города разрывали отношения, то меньший посылал одного представителя, больший — остальных. Из этого ясно следует, что города выбирали своих представителей в федеральный совет и что они были представлены в пропорции к их населению [11]. Надпись датируется концом III в. до н. э, но условия представительства установлены были, надо полагать ещё когда впервые, в виде симполитии, создана была конфедерация. Надо заметить, что Перея, со своим единственным представителем, должна была быть очень маленькой, почти микроскопической. Федеральный совет был так велик, что в 167 г. двое этолийских вождей с помощью римских солдат, окружив «сенат», перебили 550 его членов и разогнали остальных [12]. Это предполагает совет с тысячей или более членов.
Такой большой совет должен был передавать значительную часть своих обязанностей и трудов меньшему по размерам органу. Этот меньший орган в сохранившихся надписях не упоминается, но занимает заметное место в данных литературных источников о событиях этого периода. Этот меньший орган состоял из apokletoi (apocleti у Ливия), людей специально отобранных, как о том свидетельствует их название. Из Ливия, несомненно опиравшегося на Полибия, мы узнаём, что они составляли совет, меньший по сравнению с большим советом, что они были избираемы и что их собрания были тайными. Из одного случая в связи с военной кампанией Антиоха III в Греции в 192 году явствует, что сами по себе апоклеты были столь многочисленны, что могли отрядить тридцать своих членов для услуг в штаб–квартиру Антиоха [13]. Члены федерального совета (буле, синедрион), подобно прочим должностным лицам конфедерации и членам большинства греческих советов несомненно избирались на один год; апоклеты, в свою очередь, избираемы были из членов совета. Они представляли собой орган с которым глава конфедерации и другие должностные лица консультировались по вопросам, которые не могли решить самостоятельно. Как следствие этого, апоклеты часто упоминаются в связи с дипломатическими переговорами. С другой стороны, зафиксированные в надписях постановления требовали решения всего собрания или по крайней мере всего синедриона и апоклеты в них не упоминаются. Тем не менее, они выполняли, вероятно, во много раз больше работы, чем остальные члены совета и принимали за него большинство решений. И тем не менее невозможно установить насколько далеко они могли заходить по своей собственной инициативе, потому что многократно, когда в наших источниках упоминаются только апоклеты, их решения могли быть утверждены советом или даже собранием.
Отделить власть первичного собрания от компетенции совета и апоклетов много проще. Ясно, что важнейшие решения по вопросам войны и мира оставались за первичным собранием, но после того как решение было принято, проведение его в жизнь могло оставаться за апоклетами. Так в 192 г., после того как собрание решило призвать Антиоха освободить Грецию и рассудить этолийцев с римлянами, апоклетам поручено было распространить по Греции смуту [14]. Она включала в себя намерения захватить города Деметриаду и Халкиду и козни с целью убийства Набиса Спартанского. Эти начинания были достаточно воинственны, и всё же на собрании, решившем пригласить Антиоха, постановления о войне с Римом удалось избежать. Поэтому, когда Антиох прибыл в Грецию, было созвано новое собрание, чтоб поднять этот вопрос. Это было экстраординарное собрание, созванное в Ламии некоторое время спустя после ординарного осеннего собрания. Антиох присутствовал и обратился с речью к собранию. После того как он удалился здесь, как кажется, завязался спор, в котором одна партия, возглавляемая главой конфедерации Фенеем, выступала за то, чтоб призвать Антиоха только в качестве посредника. Если б эта линия взяла верх, это означало бы полный поворот от политики, принятой весной. Но взяла верх более воинственная партия и Антиох избран был главнокомандующим, вероятно со званием стратега–автократора. Так как осенью было уже слишком поздно для большого похода, то собрание было распущено и его участники разошлись по домам, оставив дальнейшие детали апоклетам. На следующий день после того, как собрание было распущено, у них состоялось совещание с царём. На этом совещании решено было захватить город Халкида; в нём позднее, осенью царь устроил свою штаб–квартиру. Для дальнейших консультаций с царём, собрание решило направить тридцать апоклетов в его штаб [15].
Разделение труда между различными органами правительства иллюстрируется дальнейшими событиями 191 и 190 гг. Так в 191 году этолийцы решили сдаться на милость римлян путём безоговорочной капитуляции. Когда их полководец и послы прибыли в штаб–квартиру Глабриона, римского главнокомандующего и этолийцы отвергли некоторые из римских требований, Глабрион стал угрожать заковать Фенея и послов в цепи и надеть на них железные ошейники, чтоб продемонстрировать, что означает deditio. На этот достаточно жестокий урок семантики Феней ответил, что он и апоклеты сознают, что надобно делать, как им велят, но чтоб решение об этом возымело силу, надо получить санкцию «многих». Очевидно, до сих пор переговоры велись полководцем и апоклетами и они чувствовали себя лично связанными договорённостями, но окончательное утверждение мирного договора требовало одобрения собрания. В этом деле гнев, вызванный обращением с их полководцем и послами, побудил этолийцев отвергнуть договор. Наконец, чтобы показать, как далеко простиралась власть апоклетов, следует отметить, что шестимесячное перемирие, заключённое со Сципионом в 190 г., как кажется, было заключено одними апоклетами, без консультаций с народным собранием. Таким образом, они могли своей властью даже заключить шестимесячное перемирие, но для решения объявить войну или заключить мир требовалась санкция собрания [16].
Этолийское федеральное собрание, кажется, функционировало во многом сходно с экклесией демократических городов–государств, с голосами подсчитываемыми по головам. а не по городам или иным избирательным единицам [17]. Тесная связь собрания и войска позволяет допускать, что молодые люди тоже голосовали и что здесь не было тридцатилетнего возрастного ценза как в Ахейской конфедерации. Нет никаких указаний и на то, что существовал имущественный ценз для голосования. Таким образом, кажется любой взрослый мужчина–гражданин, если он явился на собрание, мог голосовать. И хотя иные из участников собрания и происходили из общин, которые первоначально не были этолийскими, всё равно конфедерация и её собрание оставались всегда по духу этолийскими. Видимо, природные этолийцы являлись на собрание в таких количествах, даже когда оно происходило за пределами первоначальной Этолии, что новые граждане не могли взять над ними верх. Вероятно, следует так же воздать этолийцам должное за успешное абсорбирование и ассимиляцию завоёванных и присоединённых групп.
Этолийцы, однако, не присоединяли к себе подряд все общины, попадавшие под их влияние. Многим предоставлен был статус исополитии. Общины с этим статусом не посылали представителей в совет этолийцев и их граждане не голосовали в собрании, но они пользовались в Этолии привилегированным положением и отдельные их граждане, меняя местожительство, могли быть внесены в списки граждан в любой этолийской общине и таким образом получить активное этолийское гражданство [18]. Но, вероятно были разные степени абсорбирования и подчинения. Каков был реальный статус города, который обладал этолийским гражданством или потенциальным гражданством, возможно в форме исополитии, но который был осчастливлен присутствием этолийского командира и соответственно какого–то рода гарнизоном? [19] Не были ли такие города в действительности скорее подданными, чем союзниками или членами конфедерации?
Трудности ответа на такие вопросы порождаются тем фактом, что Полибий время от времени пользуется выражениями, которые подразумевают симполитию или полное членство в конфедерации, в то время как в действительности связи города с ней были слабыми, такими как исополития. Легко обвинять его в небрежности, но это может быть не вполне справедливым, так как термин «симполития» применим к любому виду соучастия в гражданстве. Что касается исополитии, то в сохранившихся частях своей «Истории», Полибий просто избегает применять этот термин к этолийцам, хотя он был ему известен [20]. Слово это стало техническим термином для взаимного предоставления друг другу государствами прав гражданства, но сначала развилось само учреждение, а название оно получило впоследствии. Ранние её примеры — два договора начала IV века Кеоса с Эретрией и Гистиэей [21].Ни в том, ни в другом договоре термин «исополития» не употребляется. Самое раннее известное его употребление для взаимного обмена привилегиями обнаруживается в мессенском постановлении примерно 240 года до н. э относительно договора заключённого между Фигалией и Мессеной по совету этолийцев. В этом случае два города находились по соседству друг с другом. Договор этот предоставлял исополитию и право взаимных браков и устанавливал, что должен быть заключён другой, особый договор, для того чтобы гарантировать право ведения судебных процессов между гражданами двух государств. Ко времени когда этот документ был составлен, условия вероятно были так хорошо известны, что не было необходимости вдаваться в подробности относительно регистрации любого кто пожелает переменить гражданство одного города на другой. То, что эти договорённости были плодом усилий этолийской дипломатии свидетельствует статья, что если фигалийцы не останутся верны дружбе с мессенянами и этолийцами, то всё соглашение будет считаться недействительным [22]. Из этих городов Фигалия уже была связана с этолийцами, а Мессена ближе вошла в этолийскую сферу влияния с помощью договора.
Одного этого примера достаточно, чтобы сделать ясным, что этолийцы пользовались исополитией и иногда именовали её этим именем. Было, как кажется, по крайней мере два способа, которым они ею пользовались. Если договор заключался между иностранным государством и этолийским городом, то право получения этолийского гражданства вероятно было ограничено одним этим городом. Если ж привилегия даровалась федеральным правительством, то новый гражданин вероятно мог обосноваться в любой общине конфедерации.
Дарование гражданства этолийским городом иллюстрируется дарованием его Навпактом Кеосу. Постановление Навпакта не сохранилось, но из кеосского постановления известно, что жители Навпакта даровали кеосцам гражданство и право приобретения недвижимости. В свою очередь кеосцы даровали этолийцам сходные права, тем самым показав, что они рассматривают дар навпактян как дарование им статуса этолийцев. Этот статус так же признаётся в этолийском постановлении, гарантирующем кеосцам иммунитет от ареста их имущества этолийцами и иными жителями Этолии. И однако, кажется, что отдельный город не мог исключительно по своей собственной воле связывать конфедерацию дарованием исополитии зарубежному городу. Постановление кеосцев показывает, что их послы были приняты как Навпактом, так и советом (synedroi) этолийцев. Очевидно, одобрение федерального правительства было необходимо [23].
Более обычное дарование федеральным правительством иллюстрируется этолийским постановлением в честь граждан Гераклеи (вероятно Гераклеи на Латме, в юго–западной Малой Азии) примерно от середины III столетия. Хотя сохранилось только этолийское постановление, необходимы были взаимные действия со стороны Гераклеи, чтобы гарантировать факт исополитии. Взаимное дарование привилегий этолийцами и городом Трикка в Фессалии зафиксировано в несколько более поздней надписи [24]. Ещё более позднее этолийское постановление, принятое в ответ на послание из Ваксоса на Крите. В своём послании ваксосцы сообщали, что гражданин их города служил в качестве наёмного солдата на Кипре, там женился и вырастил детей. После его смерти его сын Эпикл с матерью были взяты в плен и проданы в рабство в Амфиссу. Здесь Эпикл получил освобождение и жил с двумя сыновьями и дочерью. И он и дети всё еще считались гражданами Ваксоса и в силу этого ваксосцы просили этолийцев, чтоб они не страдали от несправедливости и чтобы им даровано было федеральное гражданство (koinopoliteia). В ответ этолийцы постановили, чтобы копии этого письма были установлены в виде надписей в Дельфах и в Ферме. Та копия, которая была установлена в Дельфах сохранилась, хотя и в повреждённом виде. Ссылка на исополитию с Ваксосом в другой фрагментарной надписи показывает, что Эпикл мог претендовать на этолийское гражданство в силу долгое время уже существовавшей исополитии между Этолией и Ваксосом [25]. Очень сложная проблема возникает от того, что в одном месте упоминается этолийский буларх, а в другом — полководец, которых принимают за граждан критского Ваксоса. На основании этого делают вывод, что граждане отдалённых городов, связанных исополитией, могли быть выбраны в Этолии на высшие должности. Это почти невероятно. Много более вероятно, что оба эти должностных лица происходят из локрийского города со сходным именем [26]. Следовательно, здесь нет данных в пользу теории, что граждане отдалённых городов, связанных исополитией, могли быть избраны на федеральные должности в Этолийской конфедерации.
Всё это, однако, не позволяет разгадать загадку койнополитии. Почему поднялась такая суета из–за дарования Эпиклу койнополитии, если она не давала ему дополнительных привилегий? Койнополития должна была подразумевать федеральное гражданство и возможно, что иные из тех, кто происходя из общин с исополитией, были, меняя своё местожительство, сначала зарегистрированы как граждане федерации, не будучи зарегистрированы в качестве граждан отдельной общины. Это могло подразумевать, что некоторые права оставались для них недоступными. Вряд ли было бы корректно делать какие–то предположения относительно природы этих прав, за исключением того, чтоб отметить одну возможность. Если б, например, город Амфисса, где жил Эпикл, отказался признать в качестве гражданина бывшего раба родом с Кипра, то это могло бы помочь федеральным властям публично признать его в качестве гражданина, особенно когда об этом было письменно объявлено в Ферме и Дельфах.
Следующие несколько шагов в расширении этолийской власти мы рассмотрим кратко. Напрямую аннексированная территория была весьма значительной. Так из вышеупомянутых городов ни Мелитея с Переей, ни Навпакт, ни Амфисса не были первоначально этолийскими. Этапы экспансии можно проследить с помощью исследования количества гиеромнемонов, представителей в совете Амфиктионийской лиги, которые обозначены как этолийские. Считается, что этолицы никогда не приобретали членства там под своим собственным именем. Представители, записанные как этолийские, были представителями районов, которые были поглощены конфедерацией [27]. Но политика, вероятно, значительно колебалась. Так, заключая договор о союзе и исополитии (последний термин в документе не употребляется) с акарнанцами незадолго до середины III столетия [28], этолийцы, вероятно, предпочли более слабые связи даже в отношениях с более обширными государствами из числа своих непосредственных соседей. Другим крупным и в чём то даже более сильным государством, которое этолийцы некоторое время фактически контролировали без аннексии, была Беотия. Кажется, что ахейцы и беотийцы некоторое время, как долго не ясно, были союзниками против Этолии. В 245 г. Арат, в ходе своего первого срока в качестве полководца Ахейской конфедерации, совершал походы на побережья Локриды. Когда этолийцы вторглись в Беотию, Арат мобилизовал ахейскую армию в количестве 10 000 человек, двинулся на помощь беотийцам, но ещё до его прибытия произошла битва при Херонее, в которой беотийцы потерпели поражение, понеся тяжёлые потери. После этого поражения беотийцы разорвали союз с ахейцами и примкнули к этолийцам, но остались свободными [29]. Иногда в этот период, когда этолийцы были фактически господами Амфиктионийской лиги, у фокейцев появлялось в ней три гиеромнемона. Это возможно означает, что в то время этолийцы аннексировали Восточную Локриду и получили дополнительного представителя от этого района [30]. Это должно означать, что в то время фокейцы были в милости у этолийцев, но не были полноправными членами конфедерации. Договор между акарнанцами и этолийцами свидетельствует о том, что более крупные государства — Акарнания, Фокида, Беотия в периоды их тесной связи с этолийцами пользовались статусом исополитии. И едва ли это было всё. Несомненно, что подобно акарнанцам и другие были так же и союзниками. Что касается других государств, помимо этих трёх, то кажется, что побеждённые конфедерацией государства центральной и северной Греции были аннексированы. Позже эта участь так же постигла и Акарнанию.
Более отдалённые связи этолийцев распадаются на две группы: одна из них связана с Эгейским морем, а другая — с государствами Пелопоннеса. Последняя, в свою очередь, так же распадается на две группы. К югу от Элиды, долгое время тесно связанной с этолийцами, города Фигалея и Мессена — свидетели попыток этолийцев распространить своё влияние на юг вдоль западного побережья полуострова. Связи с ними были уже давними, когда они и 220 г. ввязались в интриги, предшествовавшие Союзнической войне. Связанное с этим продвижение на юг захватило так же остров Кефаллению, который в те годы был представлен в совете Амфиктионийской лиги — признак независимости, но и так же тесных связей с Этолией, возможно исополитии и союза [31]. Аркадская же группа, включавшая по крайней мере Тегею, Мантинею и Орхомен, связана была с этолийцами всего несколько лет и хотя Полибий говорит о союзе и симполитии, ясно, что их связи с Этолией были очень слабыми [32].
В эгейской группе возникает новая проблема — дарование асилии, т. е гарантии от произвольного захвата людей и имущества. В деле об исополитии с Кеосом, обсуждавшемся выше, хоть и ясно, что здесь имело место взаимное дарование потенциального гражданства, эолийское постановление — это постановление об асилии [33]; дарование гражданства было включено так же в постановление города Навпакта. Асилия, как кажется, около 250 г. дарована была Делосу [34], но от этого постановления так мало сохранилось, что невозможно сказать, включало ли оно так же исополитию. В постановление примерно того же самого времени о даровании асилии Хиосу, исополития была включена [35]. Дар этот упомянут в хиосском постановлении примерно от 243 г., воздающем хвалу этолийцам за дарование городу места в Амфиктионийском совете. Во введении сделана ссылка на более раннее этолийское постановление, дарующее хиосцам гражданство и воспрещающее захват хиосцев и их имущества. В ответ хиосцы даровали гражданство и другие привилегии этолийцам. К несколько более позднему времени относится дарование хиосцам права голоса в амфиктионии. В обоих случаях инициатива исходила от этолийцев, которые, очевидно, стремились завязать связи с портом, который мог бы быть использован в качестве базы для этолийских кораблей в Эгеиде. Это должно относиться к самому началу расширения этолийского влияния в этих водах. Дарование привилегий жителям Кеоса и другим, кто сам проявил инициативу, обратившись к этолийцам, похоже относится к более позднему периоду, после того как этолийский флот начал уже выказывать своё влияние в Эгеиде. Но хотя и то и другое часто шло в одной связке, дарование асилии не всегда влекло за собой исополитию [36].
Тремя городами с собственным статусом были Лисимахия на полуострове Галлиполи, Халкедон на Боспоре и Кий на Пропонтиде. Информация о них происходит из рассказа Полибия о взятии этих городов Филиппом V Македонским и в данном месте он более склонен осуждать Филиппа, чем этолийцев. Разумеется он сначала порицает жителей Кия и даёт понять, что им следует винить самих себя в своих несчастьях [37]. Но затем, в следующих двух главах, он в суровейших выражениях осуждает обращение Филиппа с ними и свою критику основывает главным образом на нарушении Филиппом прав этолийцев. Он ведь заключил с ними мир и предлагал им свою дружбу. Но, хотя Лисимахия, Халкедон и Кий стали недавно друзьями и союзниками этолийцев, он сначала присвоил себе Лисимахию, отторгнув её от союза с этолийцами, затем проделал то же самое с Халкедоном и наконец, продал в рабство кианов, несмотря на то, что в их городе во главе управления стоял этолийский военачальник (strategos) [38]. Таким образом, в связи со статусом этих городов Полибий говорит о союзе, но похоже, что все три города, в том числе и Кий были в действительности подчинёнными союзниками под контролем этолийского командира и гарнизона. Ведь фактически, присутствие этолийского командира засвидетельствовано и для Лисимахии [39].
Того, что до сих пор было сказано о функционировании Этолийской конфедерации достаточно, чтобы показать, что её центральные органы были заняты в первую очередь иностранными делами. Признак роста общего количества дел — то, что в ранние времена конфедерация имела только одного писца, а теперь возникла надобность во втором, который стал персонально писцом совета. Самое раннее бесспорное упоминание двух писцов встречается в одном постановлении примерно 207 г.[40]. Вероятно, должность первого писца была более важной и он именуется союзным писцом [41]. Подтверждением его значимости служит то, что договор 189 года с Римом оговаривает, что лишь трёх должностных лиц — полководца, гиппарха и его нельзя брать в заложники. Некоторые аспекты деятельности федерального правительства отражены в постановлении 182 г. в честь Евмена Пергамского, его братьев и царицы, утвердивших праздник Никефорий и объявивших святилище Афины Никефорос неприкосновенным. В нём содержится распоряжение, чтобы этолийцы и иные жители Этолии, осквернившие святилище были бы подсудны федеральному совету (synedroi) и чтоб лицо кем–либо обиженное или тот, кто действует в его интересах мог подать в суд в соответствии с особой процедурой, доступной для неграждан. Так же в это постановление включены были пункты об отправке на праздник этолийских эфоров и приёме прибывающих эфоров, объявляющих о празднике. Союзному полководцу и другим официальным лицам было поручено проследить за тем, чтобы все эти распоряжения были внесены в законы. Это должно было означать, что во время следующего исправления законов в более ранние постановления внесены были изменения. Копии постановления записаны были на каменных столбах и установлены в Ферме и Дельфах Средства на необходимые расходы были выделены федеральным казначеем [42]. Таким образом, в этом постановлении полководец действует как глава исполнительной власти, контролирующий даже достаточно рутинные, будничные дела, а совет — как суд по делам этолийцев и неграждан, совершивших преступления в нарушение неприкосновенности, гарантированной конфедерацией; федеральному казначею предписано было заботиться о расходах, хотя и местные власти должны были брать на себя значительные расходы по приёму иностранных религиозных посольств. Особый интерес представляет статья, направленная на обеспечения постоянства принятия постановлений путём включения их в свод законов конфедерации. Несколько более раннее постановление по поводу асилии Теосу показывает, что существовал орган под названием номографы (nomographoi), заведовавший законами и что здесь имели место периодические исправления законов. Номографам предписывалось вставлять в свод новые статьи во время очередного исправления законов. Периодическое исправление должно было означать, что официальная копия свода законов не была более, как то часто бывало в ранней Греции, выставлена в виде надписи или надписей. Вряд ли можно представить себе свод законов переписываемый на камне после каждого исправления или же поправки, добавляемые в конце длинного документа на камне к старому тексту или в специально запасённое для этого место. Более того, статья о включении новых пунктов в законодательство подразумевает и изменения в контексте, к которому они относятся, т. е и в других статьях. Постановления из этолийских городов показывают, что так же и отдельные города (или некоторые из них) проводили сходные исправления законов ([43]. Это должно было означать, что оригинал свода общегосударственных законов должен был находиться в каком–то государственном архиве или архивном бюро. А это в свою очередь означает, что здесь должна была быть того или иного рода федеральная столица.
Другим видом деятельности федерального правительства, который, как представляется, требовал столицы была компетенция федерального совета как суда. Совет, как кажется, единственный федеральный судебный орган, упомянутый в наших документах. Так когда три судьи выступали в качестве третейских судей между Мелитеей и Переей или между Мелитеей и Ксиниями, они должны были быть представителями, выбранными для этого советом. Более того, как представляется, федеральное правительство обычно в таких случаях не обладало юрисдикцией, но действовало по приглашению заинтересованных сторон [44]. Юрисдикция синедров упоминается обычно в постановлениях, дарующих асилию. Из незаконно присвоенного имущества то, которое было легко доступно подлежало конфискации военачальником в порядке упрощённого производства, тогда как остальное находилось в юрисдикции синедров. В этой связи «военачальником» должно было означать, «военачальником и его штабом», т. е федеральной исполнительной властью. Такого рода статьи обнаруживаются в шести постановлениях, в трёх из которых речь идёт о государствах, которым дарована была исополития [45]. Таким образом, хотя на граждан государств с исополитией в некоторой степени смотрели как на этолийцев, но когда речь шла о покровительстве от злоупотреблений, совершаемых против них этолийцами, они были предметом той же самой судебной процедуры, что и граждане иностранных государств, которым была дарована асилия. Иными словами, они так же были по существу иностранцами. Это так же подтверждается тем фактом, что в постановления о проксении часто включался пункт о неприкосновенности и когда она не была специально оговорена, то возможно подразумевалась [46]. Несомненно, преступления против подобных лиц, если они совершались за границей, подпадали под юрисдикцию синедров. Это, как кажется, главным образом касается преступлений, совершённых за пределами этолийской территории. Юрисдикция в других вопросах, как кажется, была возложена на суды городов. Если, как уже было сказано выше, граждане федеративных государств обычно обладали гражданскими правами, включая право владеть собственностью и подавать иски в суды во всех городах конфедерации, то гражданские процессы между жителями разных городов не должны были вызывать особых затруднений.
Очевидно, есть какая–то связь между судебной деятельностью совета и вопросом о «пиратстве» этолийцев. Вероятно, захваты, признаваемые законными этолийскими властями, рассматривались как гнусные акты пиратства другими государствами. Но и этолийцы понимали, что были времена, когда разумнее было сохранять мир. Так со времени, когда Антигон Досон в 224 г. восстановил Эллинскую лигу и таким образом водворил мир во всей Греции, этолийцы прекратили свои пиратские рейды. Они были, как утверждают, недовольны миром, который лишил их источника дохода. Относительно одного из их вождей, Доримаха, пребывавшего в то время в Фигалии, Полибий сообщает, что «когда пираты начали стекаться в Фигалию и являлись к нему, Доримах не мог доставить им добычи законным путем, так как общеэллинский мир, возобновленный Антигоном, в то время еще продолжался; наконец, не зная, как быть, он дозволил пиратам похитить скот у мессенян, друзей и союзников этолийцев»[47]. Таким образом, они сохраняли мир на протяжении ряда лет, но их долгое течение было многим из них слишком тягостно. Результатом стал ряд бесчинств, которые, в конце концов, привели к Союзнической войне 220 – 217 гг. Так как её обычно рассматривают как соперничество в котором все средства были хороши, интересно было бы отметить как по–джентльменски и порядочно вели себя этолийцы и Филипп, когда пришло время заключить мир, но этой истории мы не можем здесь касаться.
Их пиратство было не прямым пиратством, но захватом имущества как ответной мерой против мнимых обид и каперством и отличие между этолийцами и остальными греками состояло в том, что этолийцы, были ли они сами воюющей стороной или нет, занимались каперством в любой войне против любой из воюющих сторон и без какого–либо каперского свидетельства или иного позволения. Можно выделить два типа рейдов, совершавшихся частными лицами. Во–первых, не было ничего необычного в том, чтоб во времена мира заявить о праве на репрессалии против государства, по поводу которого были действительные или мнимые поводы для недовольства. Это могло привести или не привести к войне. Хороший пример — действия критского города Элевферна в 220 г. Когда он почувствовал, что у него есть претензии к Родосу, он сначала заявил о праве на репрессалии, а потом вступил в войну. Во–вторых, во время войн, сами правительства санкционировали каперство, как это сделали, например, ахейцы в отношении этолийцев в том же самом году [48]. Но прочие греки, по крайней мере когда они вели себя наилучшим образом, не пользовались правом на репрессалии, за исключением тех случаев, когда это было им позволено [49] и не занимались каперством кроме как против тех, с кем они вели войну. Этолийцы, напротив, какие бы государства меж собой не воевали, даже если сами они в войне и не участвовали, чувствовали себя в праве заниматься каперством против любой из воюющих сторон и делали это без какой–либо санкции правительства, своего или чужого. Если верить Филиппу V, которого цитирует Полибий «много раз и я, и прочие эллины обращались к вам через послов с требованием отменить закон, дающий вам право громоздить добычу на добычу, а вы отвечали, что из Этолии скорее будет изъята Этолия, чем этот закон». [50] Ведь в таких делах даже их собственные друзья и союзники становились жертвами по обвинениям их врагов. Эти практики вероятно объясняют многие связи с городами в Эгеиде. Ведь в период роста римского могущества и Пунических войн не могло быть слишком много возможностей для грабежа в водах к западу от Греции. С другой стороны, в Эгеиде, если всё, что требовалось — это война, редко выпадал длительный период, когда не было возможности грабить. Корабли, действующие далеко от родины нуждаются в гаванях, куда они могли бы заходить для ремонта, снабжения и т. д, но вряд ли можно было б ожидать, что города будут приветствовать такие корабли, если не будут уверены, что посетители не устроят внезапного набега на их гавань или территорию. Отсюда дарование многочисленных привилегий и гарантий.
В дополнение к своему неразборчивому каперству, этолийцы, вероятно, когда не было войны, более свободно помогали себе сами, чем другие греки и не только в том случае когда правительство провозглашало право репрессалий против другого государства. К репрессалиям и самопомощи так же прибегали и отдельные лица, если чувствовали себя обиженными гражданином другого государства. В ранней Греции такое возмездие за подлинные или мнимые обиды было делом обычным. Асилия в сущности была обещанием не прибегать к подобной самопомощи, заменив её юридическими процедурами. Когда она предоставляется отдельному лицу это означает, что в то время как его сограждане всё ещё могут служить законной добычей, он лично от этого избавлен. Вероятно наиболее распространённой заменой были symbola — договоры об урегулировании споров между гражданами разных государств или одного государства и гражданами другого. Но как бы ни поступали другие, этолицы обычно не заключали таких договоров. Фрагментарный договор с Афинами упоминает о подобном соглашении [51], но он был составлен афинянами и лишь одобрен этолийцами. В обычных случаях, последние, как кажется, полагались на дарование асилии и исополитии. Как уже отмечалось, этолийцы и проживавшие в ней чужестранцы, нарушавшие дарованную неприкосновенность. Обработка корреспонденции, связанной с этим и другими делами совета должна была превратить канцелярию писца синедриона в беспокойное место.
Другим видом деятельности, который некоторым образом должен был быть сконцентрирован в столице, были федеральные финансы. Что касается государственных доходов, то задача федерального казначейства состояла в том, чтобы получать платежи, посылаемые городами в конфедерацию. Данные по этому пункту происходят из неоднократно уже упомянутой надписи о третейском суде между Мелитеей и Переей [52].В этом отношении договор устанавливал, что если оба города пожелают разорвать их отношения, то у Переи, меньшего из двух, останется один представитель в федеральном совете и она должна будет вносить в федеральную казну сумму, соответствующую взносу за одного представителя. Этого достаточно, чтобы показать, что в Этолийской конфедерации государства–члены делали взносы в федеральную казну в соответствии с количеством представителей в федеральном совете. Размер этих взносов вероятно варьировался в соответствии с необходимостью, но казна, вероятно, рассчитывала обычно иметь на руках достаточно денег на мелкие расходы. Так постановление о празднике Никефорий и храме Афины Никефории в Пергаме включало статью, предписывавшую казначею позаботиться о расходах на установку копий постановления в Ферме и в Дельфах [53]. Это единственный сохранившийся документ, в котором федеральному казначею (tamias) отведено так много места. Другое упоминание этолийских казначеев содержится в надписи, представляющей собой договор III в. с Акарнанией, который осложняет дело перечислением семи казначеев [54]. Невозможно с уверенностью объяснить расхождение с первой надписью. Существовал ли здесь некогда орган из 7 человек, заменённый позднее единственным казначеем? Или он и далее продолжал существовать, а единственный tamias первого документа — это его председатель?
Казна возможно так же заведовала чеканкой денег. Этолийцы чеканили деньги по двум стандартам. Тетрадрахмы чеканились по аттическому стандарту, а золотые статеры тесно связаны с македонским стандартом. Тетрадрахмы, как кажется, предназначены были для внешней торговли и хорошо увязываются с торговлей и другими предприятиями в Эгеиде. Для местного употребления серебро чеканилось по облегчённому стандарту, бывшему в общем употреблении в северо–западной Греции [55]. Это указывает на более продвинутую экономическую политику, чем обычно ассоциируется с этолийцами. Но имеется мало данных, что этолийские деньги сколько–нибудь широко распространялись [56]. С другой стороны, тот факт, что чеканились золотые монеты указывает на богатство. Подтверждением его служит и большая добыча, привезённая в Рим в 187 г. до н. э Фульвием Нобилиором, после того как он победил этолийцев и покорил Кефаллению. По подсчётам Ливия добыча всё ещё превышала 8 000 000 денариев, после того как ещё около 1 000 000 было им истрачено на раздачу солдатам. Это была самая большая добыча, привезённая с Балкан до того как привезена была добыча в 50 000 000 денариев после Третьей Македонской войны [57]. Список добычи Фульвия Нобилиора включал 118 000 аттических тетрадрахм. Объяснение этому может быть то, что другие чеканки того же самого стандарта были записаны как аттические, так что многие или большинство из этих «аттических» тетрадрахм в действительности могли быть этолийскими [58]. Сходным образом, филиппеи несомненно включали золотые монеты как этолийской, так и македонской чеканки.
Подводя итог, можно сказать, что Этолийская конфедерация представляла собой в какой–то мере парадокс. Здесь крайне развита была местная независимость, включавшая в себя не только большую долю свободы для городов, но так же и районную организацию на этнических началах. Когда в состав конфедерации включены были не только западные локрийцы и акарнанцы, но вероятно так же агреаны и амфилохийцы, то им позволено было сохранить не только городские власти, но и некоторый род племенной организации. Федеральное правительство занималось только внешними делами и даже юрисдикция его над гражданами кажется касалась большей частью правонарушений, совершённых против иностранцев в нарушение привилегий, дарованных им конфедерацией. Потому–то здесь, как кажется и не было другого федерального суда, кроме синедриона — органа, игравшего важную роль в переговорах с другими государствами и в управлении в целом. Эти его занятия были столь обширны, что необходимо было во всякое время сноситься с каким–либо представителем или должностным лицом совета. Это могло бы наиболее удобно осуществляться, если бы писец имел постоянное местопребывание в определённом месте и самым подходящим местом был бы город, где бы находилось хранилище документов или же архив. Есть также и другие соображения, указывающие на то, что этолийцы должны были иметь что–то вроде столицы. Ссылки на законы намекают на существование архива, где хранился свод законов, в то время как федеральное государственное казначейство должно было иметь сокровищницу и помещение для хранения документов. Разумеется, штаб–квартиры различных ветвей власти не обязательно должны были находиться в одном и том же месте.
Если здесь была столица, где ж она могла находиться? Самыми подходящими местами для обнародования документов в виде надписей были Дельфы и Ферм. Из них Дельфы были удобно расположены для связей с внешним миром, но едва ли могли служить столицей этолийцам. Обнародование документов здесь было в чём–то сходно с обнародованием документов в Олимпии для ознакомления с ними общеэллинской аудитории. Ферм, с другой стороны, как место ежегодной ярмарки и праздника, с которыми сочеталось осеннее федеральное собрание и выборы федеральных должностных лиц, в том числе военачальника, представляется наилучшим кандидатом. Также и обнародование здесь столь многих документов намекает на то, что он был часто посещаем гражданами, которые могли видеть эти документы. Если правда, что Филипп V обнаружил здесь свыше 15 000 различных вооружений или экипировки [59], то должен был быть построен какой–то арсенал. Но, данные о походе Филиппа, как и другие данные, показывают, что между осенними собраниями, место это было почти заброшенным [60]. И всё же, как подсказывают чувства, Ферм ближе любого другого города конфедерации к тому, чтобы быть столицей. Но, однако же, там негде было разместиться обычной государственной администрации. Здесь мог находиться архив, но вряд ли — различные административные здания. Где они могли бы здесь находиться, сказать невозможно. Кроме того, ради важных переговоров с зарубежными государствами и решений этолийской политики, столица конфедерации могла перемещаться туда, где решали обосноваться военачальник и апоклеты. Так, после поражения Антиоха при Фермопилах в 191 г., остаток этого и весь 190 г., до достижения перемирия с римлянами, столицей, фактически, был Гипат в долине Сперхея. Здесь велись переговоры с врагом и сюда же было созвано собрание этолийцев, когда решение этого органа стало необходимым [61].
Ахейская конфедерация — наиболее, во многих отношениях, важное из всех федеративных государств этого периода. Она лучше известна и явилась предметом большего количества исследований [1], чем Аркадская и Этолийская, но последние несколько ранее достигли выдающегося положения. В начале III в. она практически распалась и была восстановлена в 281-280 гг., но выдающегося положения достигла несколько позже. Выше уже высказано было утверждение, что возрождённая или вновь основанная, она воспринималась как продолжение более ранней организации. Период распада или скорее комы или обморока продлился недолго. Ахейская конфедерация ещё существовала в 302 г., когда ахейцы перечисляются среди членов Эллинской лиги во время её возрождения Деметрием Полиоркетом [2]. После этого наступил период, когда в некоторых городах Деметрием были поставлены гарнизоны, а другим его сыном Антигоном Гонатом были навязаны тираны. Начало этого периода, может быть, следует связывать с изменением политики Деметрия, свидетельством которой является захват им Афин в 294 г. и установление там гарнизона. Установление гарнизонов в ахейских городах должно было иметь место несколько позже. Известие Полибия о восстановлении конфедерации содержит упоминание о тиранах в Керинее и Буре и о гарнизоне в Эгии, но маловероятно, что это исчерпывающий список городов, над которыми цари установили контроль такими методами. Однако, как кажется, официально конфедерация не была распущена. Произошло только то, что многие города стали управляться из–за рубежа, так что федеральное правительство перестало функционировать. Впоследствии оно вновь смогло возобновить свою деятельность без какого–либо заранее обдуманного плана восстановления, хотя некоторый род взаимопонимания и должен был быть достигнут между городами, которые, если так можно выразиться, сверили и запустили часы.
В 281-280 гг. инициатива восстановления исходила от Дим и Патр — двух главных морских портов западной Ахайи за пределами Коринфского залива. К ним присоединились два внутренних, удалённых от моря города — Тритея и Фера, которые из–за их местоположения совершенно естественно присоединились к морским портам. Пять лет спустя Эгий присоединился к конфедерации, изгнав македонский гарнизон. В том же самом году или несколько позже ахейцы под предводительством Марга из Керинеи, возможно некогда изгнанного из своего родного города,, захватили Буру и убили тирана, после чего город присоединился к конфедерации. Это первая письменно зафиксированная военная акция восстановленного федерального правительства. Тиран Керинеи, видя что произошло в Эгии и Буре, отказался от власти и его город также присоединился к конфедерации [3]. Первоначальный союз четырёх городов объединил западную часть Ахайи; добавление Эгия, Буры и Керинеи дало конфедерации контроль над центральной частью; восточная часть должна была присоединиться до того, как Арат в 251-250 гг. присоединил к конфедерации Сикион.
Конституционное развитие этого периода обрисовано Полибием в двух кратких утверждениях. В первые двадцать пять лет (280-255) города выбирали федерального секретаря и двух стратегов по какой–то системе ротации: вероятно город, который в свою очередь должен был их выставить избирал их и его выбор подтверждался федеральным собранием. Детали этой системы неизвестны. Возможно также, дамиурги, засвидетельствованные в надписях конфедерации до её роспуска, вновь функционировали с началом её восстановления. Далее, Страбон добавляет, что со времени присоединения Эгия к конфедерации собрания (что возможно означает совет и первичное собрание) собирались в Гамарионе близ Эгия [4]. Место это несомненно стало местом собраний конфедерации вплоть до её роспуска. Какое место его замещало в течение пяти лет до присоединения Эгия — неизвестно.
В только что обсуждавшемся месте, Полибий так же сообщает о важной перемене, происшедшей в 255 году. Было решено выбирать одного стратега и вручить ему всё руководство; первым стратегом, выбранным таким образом, был Марг из Керинеи. Это ясное указание того, что в том, что касается выборов стратега, система ротации была отставлена и заменена свободным выбором наилучшего кандидата. Вторая перемена так же имела место в это время или несколько позже. Место собрания было перенесено из святилища в город Эгий. Сообщение Ливия относительно позднейших притязаний Эгия на монополию — свидетельство того, что собрания там проводились уже давно [5]. Перенос собраний в город не означал, что Зевс Гамарий перестал быть богом — покровителем конфедерации, но лишь то, что для удобства политические собрания перенесены были в город.
Подробный отчёт о расширении Ахейской конфедерации здесь неуместен. Расширение затруднено было тем, что в него втянуты были великие державы своего времени, как то иллюстрируют взаимоотношения Арата не только с македонскими царями от Антигона Гоната до Филиппа V, но и с Птолемеем Филадельфом. Немалая часть этой важной информации содержится в плутарховских жизнеописаниях Арата и его спартанских оппонентов — Агиса и Клеомена. Полибий так же нам немало сообщает, но его рассказ окрашен его привязанностью не только ко всем ахейцам, но и лично к Арату. Значительная часть его сведений происходит, в конечном счёте, из мемуаров самого Арата. В связи со всем этим, привязанность Полибия к Ахейской конфедерации окрашивает всю его историю. Он так упирает на величие и важность достижений ахейцев, что рассматривает их возвышение как второе по важности после возвышения Рима. Это также побуждает его обратиться к вопросу причинности и роли Тихэ (фортуны, случая, судьбы и т. д) в человеческих делах. В первых двух книгах Тихэ выглядит великой и грозной, но когда он переходит к вопросу о том, как маленькому ахейскому народу удалось преуспеть в том, чтобы навязать свою форму правления и имя всему Пелопоннесу, он замечает, что это не следует приписывать Тихэ, т. е это не является делом случая. Считать так – phaulon, т. е трусость или глупость. Причина возвышения в превосходных качествах ахейцев и их приверженности демократии. Таким образом возвышение ахейцев ставится в один ряд с римским как великое достижение, побуждающее к тщательному изучению причинности [6]. Всё это очевидно написано было до падения Коринфа и роспуска Ахейской конфедерации. Естественно, детальное изучение событий показало бы, что Тихэ удаётся время от времени влиять на события. Так ахейский полководец Филопемен был не ниже никого в мужских качествах, но лишь в тихэ, хоть она и благоволила ему большую часть его жизни [7].
Первый шаг в экспансии за пределы собственно Ахайи сделан был когда Арат в 251 г. освободил город Сикион от власти тирана и вслед за тем побудил его вступить в конфедерацию [8]. Из этого рассказа и связанного с ней материала можно многое узнать о состоянии дед а Греции в ту пору. Города в этой части Греции большей частью управлялись тиранами, хорошими, дурными и ни то ни сё, которые были ставленниками кого–либо из царей и обращались к ним за помощью. С этого момента история ахейской экспансии и ахейских злоключений тесно связаны были с основными трендами греческой межгосударственной политики. Так освобождение Коринфа Аратом в 243 г. определённо связывает ахейцев с антимакедонскими силами. В это же примерно время ахейцы занимались тем, что руководствуясь своими интересами, одни города освобождали от тиранов, а в других оставляли за то, что города их присоединялись к Ахейской конфедерации. Это движение достигло высшей точки в 229 г., с принятием в конфедерацию Аргоса. Это было величайшим достижением ахейцев и притом достигнутым их собственными силами. Вскоре после этого они сочли. что Спарта при Клеомене слишком уж усилилась и потому перешли на сторону Македонии. Это позволило конфедерации стать ведущим членом Эллинской лиги (симмахии), организованной или реорганизованной в 224-223 гг. Антигоном Досоном. Думаю, не будет несправедливым сказать, что именно ахейцы, т. е Арат в своих попытках использовать лигу против этолийцев, разжёг Союзническую войну 220-217 гг., таким образом не сделав ничего хорошего ни себе, ни кому–либо ещё. Когда римляне со своими силами появились в Греции, ахейцы в 198 г. перешли на их сторону и таким образом их дальнейшая история оказалась тесно связанной с историей римского вторжения в Грецию.
Что касается учреждений Ахейской конфедерации, то не сохранилось ни одного первоклассного их античного описания. Сам Полибий возможно считал знание об ахейских учреждениях чем–то само собой разумеющимся и потому не оставил их описания. Во всяком случае, оно не сохранилось. Однако из осколков всё же можно собрать более многосторонний вид Ахейской конфедерации, чем более древних федеративных государств, хотя их интерпретация и порождает несколько спорных проблем. Самой очевидной из них является проблема природы и состава ахейских собраний. Самым прочным их достижением было объединение Пелопоннеса и мы можем отчасти разделить восхищение Полибия тем фактом, что лакодемоняне, аркадяне и прочие, кто были включены в состав их государства и притом под именем ахейцев («имя ахейцев распространилось на всех пелопоннесцев») были удовлетворены таким порядком. Разные племена и народности Пелопоннеса слиты были в один народ [9]. Такое единство могло бы показаться искусственным и неестественным, но истинно так же то, что «Ахайя» стало именем не только Пелопоннеса, но и главной римской провинции в Греции, так что, например, можно говорить о Никополе, как о городе Ахайи [10]. Позже, в средние века, имя это возродилось как имя франкского княжества. Очевидно, Полибий написал эту похвалу достижениям ахейцев до Ахейской и после Третьей Македонской войны. Немного ниже он пишет об Арате как зачинателе и руководителе всего этого дела, о Филопемене — как о борце и завершителе и о Ликорте как хранителе единства [11]. Если тот, кто так хорошо знал Рим как Полибий, считал Ахейскую конфедерацию действенным предприятием, то усилия ахейских лидеров проводить независимую политику не кажутся столь абсурдными, как их часто считают.
Говоря о единстве Пелопоннеса, Полибий упоминает употребление одних и тех же законов, весов, мер и монеты, а вдобавок единых магистратов, членов совета (bouleutai) и дикастов [12]. Фактически, конфедерация отличалась от города–государства только тем, что не имела единого центрального укрепления для всех её жителей [13]. Как ни ценно это утверждение, вряд ли стоит говорить, что оно преувеличено. Несомненно здесь была единообразная система весов, мер и монеты, но это не мешало городам время от времени чеканить ту же монету безо всяких федеральных символов. Да, здесь были федеральные законы и магистраты, но здесь так же были и городские магистраты и в тех же самых городах местные законы. Упоминание федеральных законов и дикастов свидетельствует, что система федерального правосудия была более высокоразвитой, чем в ряде других федеративных государств, а упоминание общих булевтов свидетельствует о существовании федерального буле или совета.
Обратимся теперь к более детальному разбору учреждений и начнём с магистратов. После перехода в 245 г. от двух стратегов к одному, во главе конфедерации встал стратег (Ливием переводится как «претор»), избираемый ежегодно. До начала Союзнической войны в 220 г. он был избираем и вступал в должность в какое–то время весной, но так поздно, что в случае войны военные действия могли начаться прежде, чем новый стратег вступит в должность [14]. Вскоре после этой войны выборы были перенесены на осень. Перемена эта произошла к 208 году, а может быть в действительности произошла осенью 217 года, в конце Союзнической войны. Это должно было означать, что Арат, занимавший должность стратега в это время, сложил её и позволил занять её Тимоксену, одному из своих заместителей [15]. Прочие федеральные должностные лица перечислены в постановлении примерно 234 г. относительно принятия Орхомена в конфедерацию. В нём оговорено было в качестве условия, что со стороны ахейцев соглашение скрепят клятвой стратег, гиппарх и наварх. Из них гиппарх был вторым высшим должностным лицом конфедерации. Меньше известно о навархе или флотоводце, но и он, как кажется, был постоянным членом правительства. Но, до этих трёх должностных лиц в тексте имеется лакуна, в которой должен был быть ещё какой–то титул. Почти несомненно, что это были дамиурги [16], важный орган, который часто будет упоминаться ниже. Время от времени упоминается также и другая важная военная должность, гиппостратег — командующий войсками отдельного района (synteleia). Известно, что одним таким районом были Патры, кроме самих Патр, включавшие также Диму, Фары и Тритею. Должность гиппостратега известна с Союзнической войны и принимал участие так же и в военной кампании 146 г. [17]. Так как это единственная засвидетельствованная синтелия, возможно, что она и вовсе была единственной. Четыре упомянутых города были теми, кто возродил конфедерацию в 281-280 гг. и возможно, что синтелия — пережиток того первоначального объединения. Впрочем, не было ничего неестественного в том, чтоб иметь отдельный военный район, включавший в себя города на границе с Элидой.
Судя по тому как Полибий в своём кратком обзоре управления в период 280 – 255 гг. ставит впереди двух стратегов секретаря, можно сделать вывод, что в то время секретарь был важным должностным лицом. Из отсутствия сколь–нибудь значительной информации о нём в более поздний период делают вывод, что после 255 г. он во многом утратил свою значимость. Этим он отличается от главного этолийского писца, который сохранил своё политическое влияние и много позже [18].
Органом управления, стоявшим, как кажется, следующим по значимости после стратега была коллегия из 10 дамиургов. Она упоминается ещё во фрагменте договора IV века, которым также засвидетельствовано существование в то время федерального буле, но этот документ не даёт возможности определить число членов коллегии. Не является твёрдо установленным, что число их всегда было 10 [19]. Данные о связи дамиургов с иностранными делами достаточно обширны. Было уже замечено, что они упомянуты впереди стратега в числе тех должностных лиц, которые скрепили клятвой соглашение, по которому Орхомен был принят в конфедерацию. В 224 г. они присоединились к Арату, тогда стратегу, в том, чтобы скрепить клятвой отношение с Антигоном Досоном. В 183 г. Фламиний, пожелав созвать внеочередное собрание ахейской экклесии, написал стратегу и дамиургам. Вероятно, именно они назначали даты и места собраний. Так в 188 г. дамиурги решили провести собрание в Эгии; стратег Филопемен — в Аргосе [20]. Их роль в проведении собраний будет рассмотрена в связи с самими собраниями.
Случаи, в связи с которыми дамиурги были упомянуты показывают, что они были до того значимы, что включены были в состав органа, называемого synarchiai. Этот орган, представлявший собой род кабинета, собирался на секретные заседания и подчас принимал решения большой важности. Так осенью 172 года римские послы условились со стратегом и синархами послать 1000 ахейских солдат захватить Халкиду [21]. Несомненно, они играли важную роль во многих решениях, но далеко от несомненного, что синархи всегда включали в себя 10 дамиургов и стратега, не более и не менее. Ведь возможно так же в их состав входили и гиппарх с навархом. С другой стороны важные решения принимались и меньшими органами или органами иными по составу. Так когда зимой 219-218 гг. был захвачен элейский город Псофида, то ахейские должностные лица, находившиеся с армией, вели переговоры с гарнизоном как цитадели, так и города. В 182 г., для окончательных переговоров с мессенянами, Ликорт, тогдашний стратег, созвал вместе с собой своих приближённых должностных лиц или приближённых офицеров, возможно главным образом последних. В 219 г. три города три города — Дима, Фары и Тритея, ощутив что они недостаточно защищены, направив сначала вестника к стратегу, а затем послов к федеральному правительству, вынесли на обсуждение эту тему [22].Отправка послов (presbeutai) «к ахейцам» была обычным способом постановки городами вопросов перед федеральным правительством [23]. В данном случае послы трёх городов отправлены были для того, чтоб пожаловаться на некомпетентность или нерадивость стратега — Арата–младшего. Здесь должно было иметь место множество сношений, как между членами, так и с заграницей. Эти сношения, как мы только что продемонстрировали, показывают, что они имели место не только лишь между официальными лицами. Так пример писем Фламиния указывает на то, что по крайней мере важнейшие отношения и связи в большой мере касались и дамиургов. Эти последние, как кажется, были более связаны с постоянной администрацией в Эгии, чем с полевой армией. Таким образом, это не может быть случайным, что один из двух документов, в которых они выступают в качестве эпонимов — постановление, дарующее проксению [24]. Второе — это упомянутый выше договор IV столетия.
Прежде самой активно обсуждавшейся проблемой ахейских учреждений был вопрос о том, как устроены были ахейские собрания. Вердикт относительно того пользовались ил древние представительным правлением опирался главным образом на интерпретацию ахейских собраний. Теперь, когда точно установлен представительный характер правления Ликийской и Фессалийской конфедераций и четырёх македонских республик, вопрос об ахейских собраниях уже не является жизненно важным, но всё ещё продолжает иметь значение [25]. В связи с собранием часто возникает термин synodos; syncletos означает, как кажется, особо созываемое или экстраординарное собрание, такое которое, например, упоминается у Полибия и в надписи, относящейся к событиям примерно 155 г. [26]. В обоих случаях synodos следует за synkletos и у Полибия (XXIX, 24,6) оно описано как собрание «в котором участвовали не только члены буле, но все ахейцы, начиная с тридцатилетнего возраста». Это, с добавлением ещё некоторых данных, породило теорию, что synodoi были регулярными собраниями, посещаемыми только членами федерального буле, в то время как synkletoi были экстраординарными первичными собраниями. Это должно означать, что большая часть работы правительства исполнялась этим представительным органом. А использование synkletoi сходно было на представление важных вопросов избирателям в форме референдума. Эта точка зрения была широко распространена в первой половине нашего столетия. Затем, в 1938 г. появилось очень эрудированное и сильное исследование покойного Андре Аймара, в котором он доказывал, что также и synodos теоретически мог быть первичным собранием. Это, однако, оказалось в значительной степени ошибочным. Теперь доказано, что в период до 220 г. ахейцы постоянно опирались на первичные собрания. Позже, начиная по крайней мере с 200 г., а может быть уже и с 217 они начали опираться главным образом на представительное буле, а экклесию, первичное собрание созывали только время от времени в экстраординарных случаях. Изменения, происшедшие в то время, были настолько радикальными, что фактически сводились к принятию представительного правления. Ключом к решению стало осознание того, что когда Полибий использует термины «буле» и «экклесия» в сообщениях по поводу ахейских дел, то он употребляет их в обычном смысле, т. е «буле» означает у него «совет», а «экклесия» — «первичное собрание», в котором позволено принимать участие всем взрослым мужчинам, начиная с определённого возраста. Synodos, с другой стороны, означал собрание (широко используемый термин) и мог быть как собранием буле, так и экклесии или их обоих, в то время как sybkletos означало специально созываемое, экстраординарное собрание. В 220 г., как кажется, прошло четыре ординарных собрания или synodoi и насколько мы знаем, это было вполне обычным делом [27]. В более ранний период имеются свидетельства того, что эти собрания, по крайней мере часто, включали первичное собрание и на них проводились дела такого рода, которые позже приберегались для внеочередных собраний экклесии. Иными словами, первичные собрания, регулярно собиравшиеся несколько раз в году, компетентны были принимать решения по всем возникающим вопросам.
Перемены произошли, когда был принят закон о том, что «многие» не созываются на собрание экклесии, за исключением тех случаев, когда речь идёт о вопросах союза или же войны. Это конечно означало, что решение по этим последним вопросам оставалось за экклесией. Позже была ещё добавлена статья, что экклесия может быть созвана, если прибудет римский представитель с письменными полномочиями от сената. Наиболее полная информация по этому пункту имеется в связи с визитом Цецилия Метелла в 185 г. Он потребовал, чтобы должностные лица созвали «многих» на экклесию. Потому должностные лица потребовали от него письменные полномочия от сената, а когда их у него не оказалось, отказались созвать собрание, так как их законы запрещают им делать это, если не было представлено письменных полномочий от сената. Позже, перед римским сенатом, ахейские послы защищали действия своих официальных лиц на том основании, что законы их запрещают им созывать такие собрания, кроме как по вопросам союза или войны или если из Рима прибудет представитель с письменными полномочиями от сената [28]. Статья относительно письменных полномочий от сената должна была содержаться в поправках, добавленных к более старому закону. Описания собраний, как будет показано ниже, свидетельствуют, что этот закон должен был быть принят до 200 г. Ту же самую дату можно принять и для переноса выборов с весны на осень.
Различие в процедуре до и после этих изменений можно видеть в описаниях собраний. В 229 г., когда Арат и другие должностные лица почувствовали, что спартанская агрессия стала заходить слишком далеко, они созвали ахейцев и совместно с буле решили вступить в войну с лакедемонянами. Это должно было быть экстраординарное собрание, в котором участвовали и буле и экклесия и буле на нём выступало в качестве пробулевтического органа [29]. Решение принятое на этом собрании, в более поздние времена было бы оставлено для synkletos экклесии. Так же и о другом synodoi этого периода известно, что он принимал решения по вопросам войны, мира и союзов. Это был синод в Эгии, признавший Антигона Досона гегемоном союзников, т. е главой восстановленной Эллинской лиги. Наилучшее объяснение состоит в том, что это было устроено на учредительном собрании, проведённом совместно с ахейским синодом [30]. Так же по крайней мере два из синодов 220 г. принимали решения того рода, которые позже оставлялись за экстраординарным собранием экклесии. На первом ахейцы, собравшись на экклесию в Эгии, проголосовали за оказание помощи мессенянам. Стратег созвал ахейцев в собрание вооружёнными, с тем чтобы какое бы решение после совещания ни было постановлено, оно должно было войти в силу. Таким образом, решения впоследствии принятые вооружёнными, должны были быть действительными в силу этого предыдущего прецедента [31]. На следующем синоде, третьем в году, массы (plethos) проголосовали за набор 5000 аркадских пехотинцев и 500 всадников [32]. Это можно было б счесть административной мерой. Не так, однако, обстоит дело с ратификацией объявления Эллинской лигой войны этолийцам, за которую проголосовал четвёртый и последний синод года. Отсюда происходит так же разрешение каперства против этолийцев [33]. Во всех этих решениях должно было принимать участие первичное собрание. Но и буле так же, как кажется, имело важное значение. В связи с последним из упомянутых синодов даже сообщается, что Филипп V предстал перед буле и обратился к нему с речью.
С переменами, устранившими применение первичного собрания кроме нескольких особых случаев, значение буле естественно возросло. Кажется даже, что оно взяло на себя выборы магистратов. Выборы эти были перенесены с весеннего синода на осенний и они продолжали проводиться несмотря на то, что лишь буле присутствовало на заседаниях. Часто в качестве своего рода самоочевидного закона утверждается, что выборы должны были проводиться первичным собранием. Эту точку зрения следует уже теперь отставить ибо ведь теперь известно, что выборное собрание Ликийской конфедерации было представительным. Но хотя и было несколько ординарных собраний буле, само собой разумеется, что оно могло время от времени созываться и на внеочередные заседания. Имеются сведения об одном таком собрании, которое было созвано в 170 г. для встречи с прибывшими римскими послами [34].
Ахейское буле, очевидно, было органом значительным по своей величине. Это мнение опирается как на сообщения о собраниях, как и на примеры других федеральных советов. Так у этолийцев во время Третьей Македонской войны число членов совета превышало 550; у фессалийцев в правление Тиберия их было 334. Такие большие советы составлялись из делегаций, присылаемых различными по размеру городами, в соответствии с количеством населения города. Можно с уверенностью сделать вывод, что и ахейцы следовали этому правилу представительства в пропорции к населению. Система эта широко применялась в советах городов–государств и в ранней беотийской, этолийской, ликийской и фессалийской конфедерациях. Однако, самый весомый аргумент для её употребления ахейцами обнаруживается в системе федеральных финансов. Ниже мы покажем, что ахейская федеральная казна опиралась на выплачиваемые городами взносы. В случаях когда нам доступны прямые данные об использовании этой системы, размер взносов городов находится в пропорции к числу его представителей в федеральном совете. Так было в ранней беотийской, этолийской и ликийской конфедерациях.
Невозможно более точно определить размер буле. В 185 г. Евмен Пергамский предложил конфедерации 120 талантов, при условии, что они положат эти деньги в рост и из получаемых процентов будут платить жалование членам буле во время проведения собраний. Были предприняты попытки установить число членов буле подсчитав, какое можно было выплачивать жалование из полученных таким образом процентов, но это безнадёжная задача. Никому не известно ни число дней, проведённых в собрании, ни предполагаемой ставки оплаты. Кроме того, раздаваемые суммы вероятно более походили бы на милости, распределяемые по особым случаям, чем на действительное жалование. Сделанное предложение было отвергнуто синодом; крик собравшейся толпы указывает, что буле в самом деле было немаленьким, но цифра в 8640 членов, предлагаемая одним учёным фантастична и явно слишком велика [35]. Члены буле несомненно жалования не получали и так оно и осталось впредь. Истории конфедерации с её страхом перед социальной революцией вполне достаточно, чтобы показать, что в ней господствовали люди со средствами. Евмен предложил не освободить федеральную казну от бремени, а ввести нечто новое [36].
Так же буле предполагает булархов или же проэдров, председательствующих над советом, но здесь, как кажется, нет записей о таких официальных лицах. Вместо этого данные о собраниях создают впечатление, что те же самые федеральные должностные лица, которые председательствовали над synkletoi первичного собрания, так же руководили и собраниями буле. Такой порядок мог быть принят достаточно рано. Собрания распознаются как собрания буле по процедуре и характеру рассматриваемых вопросов. Если взято несколько несвязанных между собой предметов — это буле; если ни один из предметов не откладывается для экклесии — это буле; если не последовало процедуры synkletos экклесии, созываемой для трёхдневного рассмотрения вопроса — это буле, т. е если собрание происходило после великой реформы. В 218 г. было экстраординарное собрание, на котором порядок, применявшийся после реформы, не использовался. Вообще, когда дела шли не слишком хорошо, собрание переносилось из одного города в другой. Так случилось и в этом году, году в котором в результате македонского влияния стратегом избран был Эперат, а кандидатура Арата потерпела поражение. Филипп, нуждаясь в съестных припасах и в деньгах для войска, устроил созыв ахейцев на собрание в Эгии. Но здесь он ничего не смог добиться из–за противодействия Арата и его сторонников. Потому он сменил тактику и побудив должностных лиц перенести собрание в Сикион, родной город Арата, добился публичного примирения с Аратом и его одноимённым сыном и таким образом получил, что хотел [37]. Здесь имела место неустойчивость процедуры, которая не могла быть основана на synkletos после реформы.
Возможно лучший пример регулярных собраний буле после реформы — синод Мегалополя, в который было представлено и отвергнуто предложение Евмена. Сюда являлись послы не только от Евмена, но и от дворов Птолемеев и Селевкидов, а так же здесь давали отчёт возвратившиеся из Рима ахейские посольства. Так довольно важным вопросом было предложение возобновить договор о союзе с Птолемеем, защищавшееся как птолемеевским послом, так и ахейским посольством во главе с Ликортом, только что возвратившимся из Александрии. Вероятно, правило передавать вопросы о союзе на рассмотрение экклесии, не относи лось к возобновлению уже существующих договоров. В данном случае стратегу, Аристену, удалось помешать его возобновлению под тем предлогом, что существовало уже много прежних договоров и никто не может сказать какой из них следует возобновлять [38]. Действия его скорее имели отношение к политике, чем к конституционному законодательству. Ликорт принадлежал к группе, выступавшей за сколь возможно независимую внешнюю политику; Аристен же был сторонником подчинения всей внешней политики римлянам и избегания связей с другими государствами.
О почти равно трудном для понимании собрании сообщается под 169 годом. На нём Архон, стратег того года, предложил всеобщую мобилизацию ахейских военных сил с тем, чтобы послать их в Фессалию для соединения с римской армией. Когда решение об этом было принято, было постановлено так же, чтобы Архон руководил мобилизацией, а Полибий — гиппарх этого года, возглавил посольство к римскому командующему в Фессалию. То же самое собрание так же направляло послов к Евмену Пергамскому и в Египет. Полибий не называет, что это было за собрание, но по количеству и разнообразию обсуждаемых вопросов видно, что это был синод — регулярное собрание буле. Вопрос о задуманной экспедиции в Фессалию мог бы показаться слишком важным для синклета, но поскольку конфедерация уже находилась в состоянии войны с Македонией, то синод несомненно был уполномочен разрабатывать детальные планы [39].
Основную помощь в различении между двумя видами собраний во II веке нам оказывают данные о синоде в Коринфе и синклете в Сикионе, оба 168 г. Послы от Птолемея предстали перед синодом, прося о том, чтобы ахейцы послали 1000 пехотинцев и 200 всадников под командованием Ликорта и Полибия. Против этого плана выступил Калликрат, который призвал воздержаться от этого на том основании, что рассматривать вопрос о военной помощи на собрании — противозаконно. Результатом стал созыв в Сикионе синклета, который был открыт не только для членов буле, но и для всех граждан старше 30 лет. Это единственное место в сохранившихся частях истории Полибия, в котором он прилагает термин synkletos к ахейскому собранию или сходке [40]. Это место — источник нашей информации о возрастном ограничении для голосования и о составе первичного собрания. Это место также помогает подтвердить информацию, полученную из других источников о порядке, которому следовала экклесия, когда она устанавливала, что на второй день любой, кто пожелает мог предложить постановление. На этом собрании внесено было два противоположных предложения, Ликортом и Калликратом.
Лучший источник информации относительно процедуры экстраординарных собраний экклесии — данные о собрании в Сикионе в 198 г., на котором ахейцы постановили порвать с Македонией и Эллинской лигой и перейти на сторону Рима. Так же данные эти в некоторой мере дополняются более кратким сообщением о собрании в Аргосе в 200 г. Для обоих мы имеем только данные Ливия, но они определённо основаны на Полибии. Вопросы, разбираемые на таких собраниях, объявлялись заранее и не могло разбираться никаких иных вопросов, кроме заранее объявленных. Это демонстрируют данные обеих собраний [41]. Обыкновенно, такое собрание продолжалось три дня. Первый день был посвящён дебатам относительно поставленного вопроса, так же в этот день к собранию обращались прибывшие иностранные послы, второй — формулировке постановления, а на третий происходило голосование. Так в Сикионе в 198 г. присутствовали римские, пергамские, родосские, македонские и афинские послы и целый день посвящён был их речам [42]. Там же в 168 г. присутствовала лишь одна группа иностранных послов. Хотя птолемеевские послы уже представляли своё дело на собрании буле в Коринфе и хотя об их присутствии в Сикионе особых упоминаний нет, мы должны практически принимать его как должное. Вероятно, значительная часть первого дня посвящена была выступлениям высокопоставленных и авторитетных ахейцев. На второй день собрания 198 г. призваны были те, кто желал внести свои предложения и они, согласно сообщению Ливия, были объявлены через глашатая, как то было в обычае у греков [43]. Таким образом, здесь не было формальной пробулевмы. Выдвигаемые предложения могли быть сформулированы прямо на собрании после обсуждения. Так в Сикионе в 168 г. было внесено два предложения: одно Ликортом — послать Птолемею просимую им помощь, второе Калликратом — направить послов с тем, чтобы примирить Птолемея с Антиохом. Вероятно, ни один из внесших эти предложения не был в том году стратегом. Ликорт им точно не был [44], но большинство присутствовавших склонялось к его предложению и Калликрат одержал победу только с помощью письма от римского проконсула в Македонии. Но отсутствие формальной пробулевмы не означает, что всё было пущено на волю случая. Должностные лица и знатные ахейцы с самого начала знали, какие меры они хотели предпринять. Так на только что упомянутом собрании обсуждались предложения Ликорта и Калликрата, первое вероятно представлявшее то, что можно назвать правительственной политикой, а второе — точкой зрения оппозиции.
На решения обычно сильно влияли советы стратега. Так в 181 г., когда ахейцы, казалось, решили мессенский вопрос, а римляне, казалось, поддались им, ахейские вожди попытались проявить независимую политику так же и к Спарте. Спартанские изгнанники представили синоду письма от римского сената по поводу из восстановления в правах. Ахейцы ничего не предприняли до того, как вернулись их собственные послы. Когда это случилось, ахейцы на синклете решили ничего не менять, т. е ничего не делать для изгнанников. Стратегом тогда был и вёл свою политику Ликорт. Осенью того же года новый стратег, Гипербат, созвал другой синклет в надежде изменить политику, но в этом деле престиж должности, как кажется, ему не помог. Ликорт всё ещё господствовал и решено было отправить посольство в Рим, чтоб представить свою точку зрения. Но в таких обстоятельствах, Гипербат всё же победил. Калликрат был отправлен в качестве одного из трёх послов [45]. Самое важное решение, принятое синклетом 198 г. — перейти на сторону римлян, было принято по совету стратега, Аристена.
От этого собрания дошло до нас также наилучшее из имеющихся в наличии сообщений относительно голосования на третий день. На второй день Аристен убеждал собрание стать союзниками римлян. Уже в тот день, в то время как пять дамиургов склонялись проголосовать за это предложение, пять других заявили, что они не позволят это сделать, так как для магистратов было противозаконным ставить на голосование, а для собрания постановлять что–либо противное союзу с Филиппом. Решение должно основываться на обязательствах, данных при вступлении в Эллинскую лигу. Выход из тупика найден был когда отец одного из тех дамиургов, которые противодействовали принятию решения, пригрозил наложить руки на своего сына, если он будет противиться решению. Таким образом, стало ясным, что большинство городов (а голосовали города) благоволит такому решению. Видя это, представители Димы и Мегалополя и некоторые из представителей Аргоса удалились до того, как началось голосование. Все, кто остались, проголосовали за решение. Результатом стал союз с Атталом и Родосом и в конечном счёте с Римом. О голосовании городов сообщается так же и в связи с объявлением войны Спарте в 189 г. Хоть это в наших источниках и не зафиксировано, очевидно, что число голосов городов обычно было пропорционально числу их представителей в буле [46]. Но вместо упоминания об этом данные Ливия (из Полибия) о голосовании в двух случаях подчёркивают единодушие голосующих городов. Очевидно, оно считалось весьма желательным и возможно отчасти по этой причине представители Димы и Мегалополя отказались от голосования. Из данных собрания 198 г. можно извлечь и другую деталь. Когда возникали вопросы по порядку ведения собрания, их решали только дамиурги. Когда сообщается, что стратег счёл: та или иная мера не может быть поставлена на голосование, это вполне возможно означало, что его решение не было оспорено, а если и было, то поддерживалось дамиургами. Это не означает с неизбежностью, что стратег, обычно председательствовавший на собраниях, лично выносил окончательное решение [47].
Ради полноты следует упомянуть также два других совета — герусию и номографов. Герусия упомянута лишь однажды. В Коринфе в 146 г., когда стратег Критолай, противостоявший остальным магистратам, стал вести себя так оскорбительно по отношению к римским послам, что члены герусии попытались обуздать его, наложив на него руки [48] Хоть им это и не удалось, но рассказ подразумевает действия органа, ощущавшего себя вправе контролировать поведение оратора, даже стратега. Это вряд ли могли быть кто–либо кроме дамиургов. Из различных теорий по поводу герусии, наиболее правдоподобна та, что это слово означает коллегию дамиургов [49].
Номографы известны большей частью по надписи, перечисляющей 24 члена из 17 городов и секретаря. Большинство из этих городов имели по одному представителю каждый, 2 — по три каждый и 3 — по 2 каждый. Вскоре после публикации этого документа Генрих Свобода выдвинул теорию, что состав этого органа основывался на представительстве в пропорции к населению. Эта теория получила широкое признание. Однако, впоследствии Аймар продемонстрировал, что представляется невозможным указать время когда представительство городов в соответствии с населением могло дать такое распределение мест, какое показано в надписи [50]. Другое упоминание номографов обнаруживается в постановлении из Мегалополя конца III в., сохранившемся в Магнесии на Меандре [51], но оно даёт очень мало или даже вовсе не помогает в определении состава этого совета. Их связь с законами и законотворчеством будет рассмотрена ниже.
Буле и экклесия ахейцев — признаки демократии. Вдобавок, Полибий горд ахейской демократией [52]. Но это не означает, что ахейцы имели столь же демократическое правительство, как афиняне V столетия. Не нуждается более в особых доказательствах довод, что значение термина «демократия» со временем менялось, так что в эпоху эллинизма города, которые некогда можно было бы назвать олигархическими, теперь могли быть названы демократическими. В Ахейской конфедерации право голосования было ограничено мужчинами от 30 лет [53]. Этого возрастного ограничения, в сочетании с отсутствием платы за отправление магистратур и за посещение собраний могло быть вполне достаточно для того, чтобы удержать контроль над государством в руках людей состоятельных. Но это, возможно, ещё не всё. Общее число вооружённых, которое могла одновременно выставить конфедерация было от 30 до 40 тысяч, в то время когда оно включала в себя практически весь Пелопоннес, но это был теоретический максимум, никогда в действительности не был мобилизован. Так как и это — не предел для всего полуострова, то возможно, что существовал имущественный ценз для активного гражданства [54]. Кроме тех случаев, когда он побуждаем был такими вождями как Филопемен, ахейский состоятельный класс не особенно рвался к военной службе, а лёгкость с какой могли быть набраны наёмники показывает, что здесь была масса более бедных, готовых служить, если им платили деньги.
Федеральные финансы — предмет особой важности для деятельности правительства, но для учёных это сложная, трудноразрешимая проблема. Здесь был федеральный казначей, но он крайне редко упоминается [55] и как кажется, был относительно малозначителен. В казне обычно находились небольшие суммы на текущие расходы — фонд для мелких расходов, составляемый из сумм, направляемых в сокровищницу городами — членами. У нас нет доказательств, что здесь существовал какой–либо налог, собираемый непосредственно федеральным правительством [56]. С большей вероятностью здесь могли быть налоги или сборы, предназначенные для федеральной казны, собираемые городами, а всего вероятнее, что города просто посылали разные суммы в зависимости от обстоятельств. Судя по примерам ранней Беотийской, Этолийской и Ликийской конфедераций, они так же вносили определённую сумму за каждого представителя в федеральном буле. Сумма эта могла возрастать, когда в них была большая надобность и снижаться, когда особой надобности не было. В случае появления непредвиденных доходов, выплаты могли прекратиться полностью. Такие выплаты назывались eisphorai — термин вызывающий ассоциацию с экстраординарными взносами и который несомненно указывает на выплату единовременных сумм городами. В 219 г. три города — Дима, Фары и Тритея, ощутив, что они федеральным стратегом в полной мере не защищены, решили не платить свой eisphorai, но сами набирать наёмников. Полибий одобряет эту инициативу, но порицает их неспособность сохранять веру в федеральное правительство, особенно потому что их право на возмещение издержек было бесспорным [57]. Это подразумевает то, что если члены брали на себя расходы, относившиеся к федеральному правительству, они имели право на возмещение. Несомненно так же, что федеральное правительство теоретически имело право принуждать города к уплате взносов. Так было, например, во времена стратегии Арата–младшего.
На следующий год, при Эперате, обстоятельства складывались не лучше. Поэтому, отказ платить взносы принял более обширные масштабы. Как итог, возник дефицит средств для выплаты солдатам, так что наёмные силы ахейцев оказались серьёзно деморализованы. И обстоятельства всё ещё были таковы к весне 217 г., когда Арат–старший снова стал стратегом. Дальнейшие события показали, что обстоятельства эти вызваны были нерадивостью и дезорганизацией. Арат, должно быть на чрезвычайном собрании, обеспечил принятие постановления о наборе наёмного войска в 8000 пехоты и 500 человек конницы, а так же войска из ахейских граждан, числом в 3000 пехоты и 300 человек всадников. Так же решено было снарядить полдюжины судов для службы вдоль побережья. Это должно было означать, что города смогли сейчас, когда появилась перспектива действий, добровольно платить eisphorai на содержание военных сил. Позже, когда морские рейды обеспечили значительную добычу, солдаты возликовали, потому, что почувствовали — жалование им обеспечено, а города потому что надеялись снять с себя груз eisphorai [58]. Ясно, что имели место сборы на особые нужды, когда в том возникала необходимость. Так когда стратегом был Эперат, города особенно отказывались вносить деньги на армию. И тем не менее ахейцы проголосовали за то, чтобы выдать македонянам в качестве платы за три месяца их действующей армии 40 талантов, обеспечить их хлебом и в случае необходимости выплачивать по 17 талантов в месяц за всё то время, на которое они останутся в Пелопоннесе сверх трёх месяцев. Разумеется, это требовало особого сбора [59]. Этот способ финансирования федеральных предприятий был вполне эффективен, когда имелось компетентное руководство, пользовавшееся доверием граждан. При некомпетентном руководстве система рушилась.
Ахейская система чеканки хорошо сочеталась с системой налогообложения. Благодаря Полибию стал известен тот факт, что члены конфедерации пользовались одной и той же монетой, т. е что они имели единообразную монетную систему. Да, здесь не было федерального монетного двора, но города–члены чеканили монету, которая несла на реверсе ахейскую монограмму (буквенное обозначение) и монограмму или символ города, отчеканившего её. За образец серебряной монеты был взят эгинский триобол, который, который, вероятно, был главной монетой в употреблении во всём Пелопоннесе. Многие города так же чеканили автономные триоболы, т. е монеты без федеральных знаков. Некоторые из них могли быть отчеканены до того, как города присоединились к конфедерации, но ясно, что некоторые города продолжали, наряду с федеральными, чеканить автономные монеты и после того, как они к ней присоединились. Такую демонстрацию местной гордости нельзя считать ни предательской, ни вообще предосудительной. Наиболее замечателен случай с Мегалополем, который вдобавок к федеральным и автономным монетам чеканил так же монеты, обозначаемые как аркадские. Этот город, одновременно с тем, что его граждане принимали активное участие в руководстве Ахейской конфедерацией, стремился поддерживать впечатление, что является главным городом Аркадии. Наконец, следует отметить, что употребление эгинского стандарта и триобола в качестве главного монетного номинала делало Пелопоннес в некоторой мере обособленной территорией в пределах Греции [60].
Система налогообложения и чеканка свидетельствуют, что большинство элементов управления контролировалось местными властями. Вряд ли нужно говорить о том, что города имели собственные законы и законотворческий аппарат. Здесь были как городские, так и федеральные номографы [61]. Это должно означать, что здесь были различия в деталях между законами городов. Потому, когда Полибий (II, 37,10) говорит, что ахейцы пользовались одними и теми же законами или имели единообразные законы, то это, строго говоря, верно только в отношении федеральных законов, но не местных. Первые большей частью имели отношение к конституционному праву, например, это часто уже упоминавшийся закон, устанавливавший новый порядок функционирования экклесии. Это пример закона, изменяющего устройство конфедерации. Это не обязательно означало, что конституционное право и остальное законодательство чётко различались, но законы и постановления различались чётко. Другая конституционная перемена произошла в 188 г., когда старый обычай проведения регулярного синода в Эгии был отставлен и принятый закон устанавливал, что теперь собрания чередовались между городами [62]. Собрание, синод или постоянное собрание буле, несомненно принимали постановления, которые номографам было поручено вносить в число законов. Подобные детали в наших письменных источниках не сообщаются, но их можно вывести из законодательной практики того времени, так же как и из самого факта существования номографов в конфедерации. Другим важным, хоть и менее далеко идущим, был закон о запрете принимать дары от царей как частным, так и должностным лицам. Он упоминается в связи с предложением 120 талантов Евменом. Он, вероятно, не был ещё принят тогда, когда Арат получал ежегодную субсидию в 6 талантов от Птолемея [63]. Можно предположить, что здесь существовали законы, регулирующие eisphorai и чеканку монеты. Законы о военной службе доходили до того, что стратег вправе был приказать объявить полную мобилизацию без объявления её целей или намерений. Примером является мобилизация, которую Филопемен объявил таким образом, что никто не знал, где она произойдёт, до последнего дня, когда все собрались а Тегее [64].
Относительно законодательства следует отметить, что Ахейская конфедерация — одно из тех федеральных государств для которых имеются данные о коллегии номографов, проводившей периодические ревизии законов. Указания этому совету о придании отдельным постановлениям статуса законов были делом обычным. Об этом имеются данные от конца III века, как для самой конфедерации, так и для входивших в неё городов [65]. Таким образом, орган этот мог существовать когда изменилось время выборов, когда были приняты новые правила созыва экклесии и вне всякого сомнения он существовал в 188 г., когда был принят закон о чередовании места проведения собраний буле. Можно с уверенностью сделать вывод, что по крайней мере последняя реформа воплотилась в постановлении, которое номографы повелели включить в число законов [66].
Федеральные суды естественно обладали юрисдикцией в делах о государственной измене и тому подобных. Иногда так же на отдельные города, вступавшие в конфедерацию, налагались особые предписания. Пример — условие, на котором был принят Орхомен. Оно предусматривало ведение ряда дел перед федеральным судом, который был вправе не только налагать штрафы, но и выносить смертные приговоры [67]. Федеральное собрание или совет иногда брали на себя обвинение отдельных лиц, но обычно судопроизводство было в руках особых федеральных судей. Сколько их было и как их выбирали — неизвестно, хотя есть причина думать, что любой отдельный суд включал лишь небольшое число судей. Что сфера деятельности федеральных судов была обширной. Указывает тот факт, что ахейцы время от времени прибегали к услугам зарубежных судей. Это известно из случая, связанного с постановлением, предписывавшим отмену чрезмерных почестей Евмену Пергамскому. Задача установить, какие почести были чрезмерными возложена была на суд, в котором судьями были родосцы, имевшие свою причину недовольства Евменом. Результатом стало то, что все почести ему были аннулированы. Издатели и переводчики обычно отказываются поверить, что судьями были родосцы, но рассказ выглядит абсолютно верным. Иностранные судьи вновь появляются в связи с решением римлян 183 года о том, что ахейцы обладают юрисдикцией над спартанцами, кроме тяжких преступлений, которые находились в ведении иностранных судей [68]. На то, что использование ахейцами иностранных судей было достаточно обширным, указывает тот факт, что родосские судьи, разбиравшие вопрос о почестях Евмену не были призваны для решения этого отдельного вопроса, но уже были под рукой, когда вопрос этот возник [69]. Дело, вероятно, разбиралось коллегией, состоявшей только из двух судей, названных Полибием. Фактически, когда использовали иностранных судей, мелкие коллегии были обычным делом [70]. Есть причина верить, что эта тенденция использовать малые коллегии судей применялась так же и в отношении местных ахейских судей. Так когда стратег Диэй, во время агонии конфедерации, организовал осуждение гиппостратега Сосикрата, он озаботился организовать для вынесения приговора коллегию дикастов. Это указывает на существование группы федеральных судей, из которых могли создаваться коллегии для отдельных дел [71].
Такова была обычная система федерального управления правосудием. Также много данных и о приговорах, выносимых собранием. В этой связи термин «собрание» может быть употребляем независимо от того является ли орган на который делается ссылка старым буле–экклесией ранней конфедерации или буле или экклесии более позднего периода. В целом приговоры, выносимые собранием, кажется имели больше отношения к политике. Собрание не заседало в качестве суда, но когда считало это целесообразным издавало постановления, предусматривавшие смертную казнь или высылку какого–либо лица. Иногда его постановления трудно отличить от решения суда. Но однако, когда в 183 г. в Рим прибыли послы, представлявшие спартанцев, приговорённых к смерти или изгнанных в соответствии с указами ахейцев, то вполне вероятно, что постановления собрания устанавливали только общие правила, а решали каких конкретных лиц эти постановления коснутся, судьи или другие официальные лица [72]. Вероятно, собрание в таких делах скорее законодательствовало, чем действовало в качестве суда. Так с одной стороны, когда бывший стратег Киклиад изгнан был за свои промакедонские симпатии, можно заключить с большой уверенностью, что он изгнан был собранием и что действие это было главным образом политическим [73]. Но с другой, когда некий Леонид, характеризуемый как exul, damnatus frequenti concilio Achaeorum litteris ad Persea deprensis, это более похоже на то, как если бы собрание претендовало действовать в качестве суда и рассматривало доказательства перед тем, как вынести вердикт, хотя оно возможно сделало немногим более чем выслушало донесение о вменяемой в вину переписке с Персеем [74].
В процессе разделения труда между федеральным и местными правительствами ведение иностранных дел выпадало естественно федеральному правительству, хотя даже здесь можно заметить видную роль и влияние отдельных городов. Так враждебность между Мегалополем и Спартой на долгие годы окрасила ахейскую политику. Твёрдым правилом было то, что имевшие политическое значение посольства должны были посылаться или по крайней мере одобряться федеральным правительством, хотя одобрение это могло даваться и отдельными должностными лицами. Но к религиозным делам это правило, возможно, и не применялось. Так за признание праздника Артемиды Ликофрены в Магнесии на Меандре проголосовала не только Ахейская конфедерация в целом, но и многие из принадлежавших к ней городов [75]. По таким делам, города, контролирующие святилище, гордились тем, что издавали столько постановлений, сколько было возможно и нет данных, что какое–либо федеральное правительство возражало против таких постановлений, издаваемых городами. Так в постановлении города Эгира (одном из ряда постановлений 242 г.), признающих неприкосновенность святилища Асклепия на Косе, указывается, что городское постановление предшествовало федеральному [76].
Посольства политического характера, посылаемые за границу городами, требовали, как уже указывалось, одобрения федеральными властями. Разумеется, это правило позднее часто нарушалось городами, отправлявшими посольства в Рим без одобрения центрального правительства, но это на самом деле означало, что город открыто восстал или на грани восстания, или, наконец, а это почти что то же самое, обратился в Рим с жалобой на федеральное правительство. Во II столетии такое множество примеров этого, что нет надобности их все перечислять. Хороший пример — посольство Мегалополя к Антигону Досону в 227 г. Арат, стратег того года, почувствовал, что для ахейцев может стать необходимым призвать на помощь македонян против Клеомена Спартанского. Поэтому он сговорился с двумя друзьями из Мегалополя, что их город отправит послов – presbeutai (обычный термин для послов городов к федеральному правительству) к ахейцам, чтобы получить от них позволение направиться в Македонию, чтобы попросить македонян о вмешательстве. Позволение было быстро получено и послы продолжили свой путь [77]. Скорость, с которой оно было получено, показывает, что оно дано было федеральными должностными лицами и не было необходимости дожидаться для этого собрания. От Антигона послы получили обещание помощи в том случае, если и ахейцы пожелают её получить. Мегалополитяне сообщили этот ответ собранию ахейцев с просьбой, чтоб они как можно скорее пригласили Антигона. Арат, однако, добился от собрания решения ничего пока не предпринимать, но стараться вести войну собственными силами [78].
Превосходный пример того как федеральное правительство контролировало отношения ахейского города с зарубежным — дело об изгнанниках из Элатеи, получивших убежище в Стимфале в Аркадии. Когда элатейцы, возможно в 194 г., вынуждены были отправиться в изгнание, стимфалийцы приняли их, обеспечили припасами, дали землю для обработки и позволили им участвовать в религиозной жизни общины. Всё это известно из копии постановления, установленной элатейцами в Стимфале после из возвращения домой [79]. Начало документа утрачено, но ясно, что позволение принять элатейцев на ахейской территории должно было дать федеральное правительство. Позже, когда римляне установили контроль над Фокидой, стимфаляне, как то обычно поступали города, направили послов к ахейцам, которые в свою очередь направили послов к римскому командующему в Греции, относительно возвращения элатейцев на родину. Когда те уже приготовились вернуться, вдруг возникло затруднение. Из–за запрета вывоза зерна, элатейцы не могли забрать своё зерно. И вновь это стало предметом посольства, которое добивалось особого позволения. Оно несомненно было дано федеральным магистратом или группой должностных лиц. Этот случай показывает, что города отчасти сохраняли независимость и что для города было возможно, с позволения федерального правительства, иметь тесные связи с городами за пределами конфедерации.
В Ахейской конфедерации, несмотря на заметную обособленность иных из городов, граждане обладали гражданскими правами во всех городах конфедерации. Есть данные, что Арат из Сикиона владел собственностью в Коринфе и что некто Гиерон из Эгерии владел домом в Аргосе [80]. Но это, однако, не является решающим доказательством всеобщего обладания гражданскими правами, ведь право обладать недвижимостью могло быть даровано отдельным лицам в качестве особой привилегии. Более доказателен список эпидаврян, убитых и раненых в битве при Истме в 146 г. Список содержит 156 имён, из которых 53 — имена эпидаврских граждан и 103 — ахейцев и «других лиц, проживавших в Эпидавре». Эти «другие лица» могли включать и неахейских метеков, но эти 103 должны были быть большей частью ахейцами из других городов. Трудно представить себе так много лиц, переехавших в Эпидавр и настолько тесно связавших себя с общиной, чтоб служить в её войске, если они не обладали гражданскими правами [81].
Остаётся ещё вопрос о столице конфедерации. Бенгтсон отрицает, что ахейцы или этолийцы обладали столицей [82], но он имеет в виду отсутствие города, доминирующего над конфедерацией, как Фивы в Беотии. Но это не то, что подразумевается под столицей в настоящей дискуссии и поэтому наши взгляды друг от друга не так уж далеки. Столица скорее означает административный центр, прежде всего место, где послы из Мегалополя, Стимфала и других мест могли вступать в контакты с федеральными властями. Наиболее вероятно, что архивы и казна также находились в этом городе. То, что здесь должно было быть место, в котором в любое время можно было связаться с федеральными властями — это очевидно. В этой связи может быть уместным напомнить афинский обычай, что одна треть пританов должна была беспрерывно, день и ночь, находиться в толосе и что в Эллинской лиге конца IV в. проэдры исполняли роль комиссии между собраниями [83]. Федеральные государства может быть и не имели постоянного дежурства, подобного афинским пританам, но они должны были иметь должностное лицо или группу лиц, по крайней мере столь же доступных как проэдры Эллинской лиги. То, что ахейцам служил для подобных целей Эгий показывает рассказ о переговорах между Аратом и Клеоменом. Когда переговоры провалились, Клеомен послал вестника объявить о возобновлении враждебных действий не в Аргос, где в то время находились Арат и другие официальные лица, но в Эгий. Это, как Арат замечает в своих мемуарах, явно было попыткой выиграть время [84], но Клеомен мог бы оправдать это тем, что поступил совершенно правильно, ведь он послал вестника в столицу. Дальнейшее доказательство обнаруживается в законе 188 г., устанавливавшем, что с этого времени регулярные синоды должны проводиться в различных городах по очереди. До того все регулярные собрания проводились в Эгии. Эта перемена не означала, что Эгий перестал быть столицей. Ведь всё еще была нужда в административном центре.
В гористой, и помимо морских связей, достаточно изолированной небольшой стране, расположенной близ западной оконечности южного побережья Малой Азии, развилось к 200 г. до н. э федеративное государство, которое, самое позднее к 100 г. до н. э обладало федеральным первичным собранием и таким образом приняло представительное правление [1]. Оно принято было негреческим народом, который до позднейшего времени сохранил родной язык [2], и развил, хоть и под влиянием греков, культуру с чем — то вроде собственного аромата, известную всем исследователям греческого искусства. Может быть этот–то негреческий фон и ответствен отчасти за то, что Ликийская конфедерация обычно опускается в обзорах греческих политических учреждений [3]. Кроме того, в этой части Малой Азии были такие местные особенности, которые могли бы указать кропотливому исследователю на то, что Ликийская конфедерация была скорей анатолийской, чем греческой. И всё же очевидно, что Ликия в конце концов стала полностью эллинизированной и что её политические учреждения очень близко соответствовали греческим, даже если первоначальный импульс к федерализму был негреческим. Короче, Ликийская конфедерация столь же тесно связана с греческим федерализмом как Ахейская и Фессалийская. В качестве примера поразительного терминологического сходства отметим термин apoteleios, обозначающий командира местного контингента в ахейской федеральной армии и употребляемый в том же самом значении в постановлении ликийского города Аракса начала II в. до н. э [4].
Двумя организациями, которые могли иметь некоторое влияние на развитие ликийского федерализма были Хрисаорийская конфедерация в Карии, к северо–западу от Ликии и Кибиратский тетраполис на её северной границе [5]. Главным письменным источником по этим двум организациям, так же как и по самой Ликийской конфедерации является Страбон, который, как установлено, опирался на Артемидора Эфесского, писавшего ок. 100 г. до н. э или немного позже. Данные Страбона большей частью описывают условия начала I в. до н. э, хотя имеются и некоторые упоминания более поздних событий. Хрисаорийская конфедерация важна в качестве примера того, каким образом могло развиваться представительство в пропорции к населению. История федерализма или подступов к федерализму в Карии весьма сложна и не может разбираться здесь в деталях. Кажется, что самая ранняя карийская организация создана была в греческих или эллинизированных городах, в то время как племя (этнос) хрисаорийцев первоначально проживало в местных карийских деревнях. Другая характерная особенность, зародившаяся в Карии, и ставшая обычной в этой части Малой Азии — связь этого рода конституционного правления и могущественной личности, часто позднее именуемой тираном или династом. Ранний пример — Мавсол, который был «сатрапом» и упоминается в постановлении города Миласа [6]. В Карии, которая была урбанизирована лишь частично, города возможно рано создали некоторый род федеративного государства. Несколько позже карийские деревни создали на своей сельской территории свою собственную конфедерацию. Далее, когда сельские территории поглощены были городскими, две организации более или менее слились. Согласно Страбону, сельчане проводили свои собрания в храме Зевса Хрисаорея на территории (но не в пределах городской черты) Стратоникеи. Вероятно, деревни имели каждая по одному голосу и как говорит Страбон города контролировавшие наибольшее число деревень имели наибольший вес в организации. Таким образом, здесь развилась система представительства городов в пропорции к числу приобретённых деревень. Стратоникея, македонская колония, хоть её граждане и не были карийцами, обладала членством, контролируя карийские деревни [7].
Кибиратский тетраполис, вероятно, пошёл немного дальше в направлении представительства в пропорции к населению. Согласно Страбону, он состоял из четырёх городов — Кибиры, Бубона, Бальбулы и Эноанды. Из них Кибира имела два голоса (psephoi), а все остальные — по одному. Для наших целей этого общего обзора вполне достаточно. Нет нужды входить в проблему других городов, которые, как кажется, к нему принадлежали и были поглощены или слились с каким–либо другим. Важнее отметить странное сочетание конституционализма с тиранией, засвидетельствованное Страбоном, который хвалит совершенство его законов, но отмечает, что тетраполис всегда был под властью тирана, хоть и управлявшего с умеренностью. Последний тиран, Моагет, был лишён власти Муреной, одним из командиров Суллы, в 84 г. до н. э. С этого времени Кибира была присоединена к провинции Азия, а Бальбула, Бубон и несомненно Эноанда были отданы Ликийцам [8]. Во время экспедиции Мания Вульсона в Азию в 189 г. до н. э, в Кибире правил другой Моагет и похоже, что он и его потомки беспрерывно правили с этого времени и до 84 г. [9]. К этому периоду относится договор о союзе с Римом, в котором двумя договаривающимися сторонами были народ (demos) Рима и народ Кибиры. О династе или тиране в нём упоминаний нет [10]. Таким образом, здесь вновь возникает сочетание республиканского правления с контролем династом или тираном. По вопросу представительства, единственный прочный вывод можно сделать из того заявления, что Кибира имела два голоса, а остальные три — по одному и что Кибира имела двойную долю в управлении тетраполисом по сравнению с тремя остальными. Страбон, как я уже отметил выше, использовал то же самое слово, утверждая, что города Ликии имели каждый трёх, двух или одного psephos в синедрионе конфедерации. В Ликии с её 23 городами, можно представить себе совет в котором каждый город имел одного, двух или трёх представителей, но едва ли можно говорить о синедрионе с пятью членами. Таким образом ясно, что эти утверждения показывают скорее пропорцию, чем точное число представителей.
Возникновение и раннее развитие Ликийской конфедерации проследить невозможно, хотя имеются данные, что стремление к единству и совместным действиям существовало уже тогда, когда Ликия последовательно была под властью Птолемеев, Антиоха III и Родоса. Данные были весьма скудными [11] до публикации в 1949 г. почётного постановления города Аракса в честь одного из его граждан, Ортагора, который был весьма деятелен в борьбе с местным династом ок. 200 г. [12]. Документ этот свидетельствует, что ликийцы обладали деятельным федеральным правительством, готовым вмешаться, когда желательна и необходима была дипломатическая и военная поддержка членов, на которых совершено было нападение, хотя немалая доля в защите границ оставлена была приграничным городам. Иногда военные действия были таковы, что достигали размера небольших войн. Они происходили большей частью по вине крупных землевладельцев или баронов, обладавших обширными земельными владениями и время от времени набиравшими большие отряды из вассалов. Иногда один из таких магнатов желал властвовать над соседним городом и стать его правителем, несмотря на то, что в этом городе были свои магистраты и собрания. Как вариант, он мог стать бароном–грабителем и совершать нападения на соседей. Одним из самых могущественных из таких правителей был, конечно тиран Кибирского тетраполиса. Вероятно и Птолемей, сын Лисимаха, контролировавший Телмесс в Карии, в значительной мере принадлежал к тому же разряду. Можно заметить мимоходом, что в этом районе оставалось много крупных поместий в римские [13] и не будет ошибки добавить, в византийские времена.
Аракса занимала стратегически важное, подвергавшее её постоянным опасностям положение близ северной оконечности долины реки Ксанфа, у подножия горной цепи, идущей с запада на восток. По ту сторону этой горной цепи, лишь в нескольких милях от неё, лежали города, некоторое время объединённые в Кибирский тетраполис. Так Бубон был всего в дюжине миль оттуда. Около 200 г. этот город был под властью некоего Моагета, по всей вероятности того, который вскоре установил контроль над всем Кибирским тетраполисом. В тот момент он, по всей видимости, был тираном Бубона, хотя город этот обладал достаточным самоуправлением, так что в своих прежних предприятиях эти двое выступали в качестве партнёров. Так они совершили совместный набег на территорию Араксы, что в итоге привело к войне. В этой войне Ортагор избран был командовать войсками своего города. Он также направлен был в качестве посла в Кибиру, чтоб пожаловаться на поведение Моагета и бубонян, которые в то время были ещё, каким–то образом, подчинены Кибире. В данный момент, совершенно очевидно под давлением Кибиры, войну удалось предотвратить, но военные действия всё равно вскоре разгорелись.
И когда Моагет возобновил свои нападения, город Аракса отправил Ортагора в качестве посла (presbeutes) к федеральному правительству. Результатом стало то, что федеральное правительство в свою очередь направило его своим послом к Моагету, выдвинуть свои жалобы и попытаться договориться с ним относительно того имущества, которым он успел завладеть и преступлений, которые совершил. Тот факт, что была предпринята попытка переговоров с Моагетом предполагает, что он возможно заявлял, что у него есть какие–то претензии, оправдывавшие его самостоятельные действия по получению возмещения. Тот факт, что жалоба была принесена в Кибиру показывает, что Моагет всё ещё считался подданным этого города. Результатом жалобы, однако стало то, что жители Кибиры встали в этой войне на сторону Моагета. В последовавших и какое–то время длившихся военных действиях, Ортагор попеременно то служил в кавалерии, то возобновлял посольства к федеральному правительству в своих усилиях побудить его вмешаться, оказав военную помощь; но усилия эти оказались тщетными. Федеральное правительство продолжало считать эти военные действия приграничными конфликтами, относившимися к ведению местных властей. В конце концов, конфликт как–то удалось урегулировать. Во всяком случае, когда позже вспыхнула война в другой части конфедерации, Аракса оказалась в состоянии послать свой контингент в федеральную армию.
Некие два лица, в иных отношениях неизвестные, Лисандр и Евдем, захватили город Ксанф, устроили резню и установили там тиранию. Но конфедерация вмешалась и Ортагор во всех этих событиях командовал контингентом Араксы. Поначалу федеральные войска успеха не имели. Заговорщикам удалось захватить так же Тлос, расположенный дальше в долине Ксанфа. Этот успех претендентов в тираны побудил ликийцев продолжать войну до тех пор, пока тирания не будет ниспровергнута. Если в то время как династ контролировал Телмесс, а тиран — Кибиру, другие тираны завладели бы двумя из главных городов в центре Ликии, это стало бы злосчастным днём для конфедерации и ликийской свободы. Позже упоминается война конфедерации против Термесса, вероятно Термесса Великого в Писидии [14]. Относительно этой войны не сообщается ни о значительных успехах, ни о крупных поражениях. Но в целом, после изгнания тиранов из Ксанфа и Тлоса, для конфедерации настали лучшие дни. По крайней мере, о военных мерах сообщается уже гораздо меньше. Так Ортагор, после службы в войне против Термесса, сыграл видную роль в том чтоб добиться от федерального правительства благоприятного для Араксы решения в споре с другим членом конфедерации за участок земли, а так же в том, чтоб добиться вступления близлежащего города Орлоанда в конфедерацию. Так как это последнее действие повлекло за собой освобождение Орлоанды, то возможно имело место изгнание тирана или какое–либо другое решительное действие, но сведения о каких–либо серьёзных военных действиях отсутствуют.
Серьёзная ситуация возникла несколько лет спустя, в результате поражения Антиоха III от римлян. После того как этот селевкидский царь распространил своё влияние на юг Малой Азии, он установил гарнизон в ликийском порту Патара, где царские войска находились, как сообщается, в 190 г. до н. э. В этом году они были атакованы совместным римско–родосским флотом. Запланирована была и вторая, более крупная атака, но от неё отказались. Следующей зимой Поликсенид, командующий флотом Антиоха, узнав о поражении при Магнесии, бросил здесь свои корабли и отправился в Сирию сушей. Эти корабли, оставленные здесь в количестве 50 палубных судов, были уничтожены римлянами в 188 г. [15].
Единожды приняв решение, ликийцы начали стремиться добиться расположения римлян так скоро, как только это возможно. Несомненно, они были в числе массы городов, апеллировавших к Риму с помощью посольств, но то что они, вольно или невольно, были втянуты в войну, делало для них желанным найти какой–то особый способ добиться расположения Рима. Этот особый способ найден был в обожествлении Ромы. Этот способ заслужить расположение римлян был использован впервые Смирной, где, как сообщается, храм Ромы был воздвигнут в 195 г. [16], за пять лет до того, как римские войска вступили в Азию. Примеру, поданному Смирной, последовал еще ряд государств. Ликийцами установлен был культ Rhome Thea Epiphanes (Рома Богиня Славная) [17], в честь которой были учреждены пентаэтерийские игры. Ортагор из Араксы присутствовал в качестве посла на двух первых таких празднествах. Эпитет «Epiphanes» должен был напоминать о вступлении римлян в Азию и это свидетельство того, что культ учреждён был после битвы при Магнесии. Ясно, что он не мог быть основан тогда, когда Ликия находилась ещё под властью Антиоха. С другой стороны, он почти несомненно относится ко времени до того, как Ликия передана была римлянами Родосу. Это делает почти несомненно датой его основания почти несомненно 189 г., а годами когда Ортагор присутствовал на празднике 189 и 185 [18].
Если обожествление и учреждение культов применялись в политических целях, то этот культ — из этого разряда. В эллинистических монархиях города при перемене власти выказывали лояльность новому царю через отправление их культов. В случае с Римом, так как в Риме не было царя, найден был другой способ — создана богиня Рома. Это сочеталось с практикой применения культа в качестве выражения признательности за прежние услуги или просьбы о будущих услугах. Государства, знакомые с римским обычаем deditio (сдача, капитуляция), часто искали милости Рима предложением сдачи в сочетании с апелляцией к fides (милосердию, better nature) римлян. В Малой Азии, как кажется, учреждение культа Ромы применялось в качестве запасного способа просить помощи или благоволения Рима. С точки зрения государств, учреждавших такие культы, это, как кажется, давало надежду не опускаться до такой унизительной сдачи, как deditio.
Но, как способ добиться благоволения Рима культ, как кажется, был не слишком эффективен. При разборе азиатских дел в 188 г., критерием на котором основывались решения вышеупомянутой римской комиссии десяти легатов было то стоял ли город на стороне Рима до битвы при Магнесии или нет [19]. Так Смирна, которая не только учредила в 195 г. упомянутый культ, но и даже раньше уже была связана и интриговала заодно с римскими властями, противостоя открыто Антиоху, не только была провозглашена свободной, но и пользовалась самым благосклонным обхождением. Ликия, с другой стороны, была передана Родосу. После беспорядков и дипломатических переговоров, которые затем последовали, статус её был в 177 г. несколько улучшен: сенат провозгласил, что решения, вынесенные десятью римскими легатами передают Ликию родосцам не во владение, но в качестве друга и союзника [20]. Надо полагать, что это было не столько истолкование того, что было сделано в 188 г., сколько новая политика, но так как Рим стремился сохранять однажды принятое решение, то новая политика подавалась как простое истолкование старой. Целью несомненно было сдерживание Родоса путём поддержки Ликии. Это произошло в 167 г., в год, ставший годом полного освобождения от власти родосцев [21]. Эта свобода сохранялась до 43 г. н. э, когда Ликия объединена была с Памфилией, чтоб составить единую провинцию [22]. Если после этого и была возвращена какая–то свобода, то она была эфемерной и вскоре вовсе прекратилась. Но конфедерация продолжала быть орудием местного управления и её главные должности продолжали оставаться предметами честолюбивых стремлений и соперничества.
Надпись из Араксы содержит значительную информацию о природе конфедерации ок. 200 г. до н. э. На первый взгляд выглядит она разочаровывающе из–за отсутствия информации о федеральных учреждениях и органах государственного управления. Нет упоминаний о федеральных собраниях и ни одно федеральное должностное лицо не упомянуто по имени или же по должности. И тем не менее документ создает вполне определённое впечатление живого и активного федерального правительства. Многочисленные связи между городом Аракса и федеральным правительством, обычно обозначаемым как koinon демонстрируют, что здесь существовала федеральная администрация, с которой можно было связаться почти в любое время и которая могла разрешать мелкие вопросы, да подчас не такие уж и мелкие, с помощью постановлений органов исполнительной власти, не созывая для этого собрание. Местные представители, направляемые ставить вопросы перед федеральными властями, назывались послами (presbeutes), как то было принято так же и в Ахейской конфедерации. Далее представляется, что федеральное правительство имело вполне определённые взгляды о том, что оно должно делать само и что следует оставить городам. Так Араксе была оказана дипломатическая поддержка против Моагета, но затем, даже после того, как в военные действия вовлечена была Кибира, ей было предоставлено самой, на свои средства, вести это дело, в качестве части местной пограничной обороны. С другой стороны, когда была предпринята попытка установить тиранию в самом центре Ликии, было сочтено, что это касается всей конфедерации. Следует заметить, что похоже Аракса не была возмущена отсутствием дальнейшей поддержки против Моагета и внесла свой вклад в позднейшие войны конфедерации. Вероятно, лучшее доказательство эффективности федерального правительства — тот факт, что когда Аракса оказалась втянута в спор за владение некоторой территорией, он был разрешён судебным процессом или третейским судом перед федеральными властями. На нём араксяне напомнили об услугах Ортагора в доведении дел до успешного завершения, но имели такт не называть имена его безуспешных соперников [23]. Может быть, интересно так же отметить, что надпись из Араксы, в связи с принятием Ороанды в конфедерацию, содержит самый ранний из известных примеров использования слова «симполития» как технического термина для федеративного государства или федерального гражданства [24].
Из учреждений наиболее интересным и значимым остаются федеральные собрания. Для римских времён имеются обильные данные о существовании федерального буле и федерального избирательного cобрания (archairesiake ekklesia), которое, несмотря на его название было представительным собранием, в котором голоса подавались представителями (archostatai), представлявшими различные города конфедерации. Страбон, с другой стороны, писавший в эпоху Августа, но вероятно, главным образом, обрисовывавший условия, какими они были в нач. I в. до н. э, упоминает лишь синедрион, в котором каждый из 23 городов располагал 1, 2 или 3 голосами (psephoi), таким образом, сообщая нам лишь об одном, вместо двух представительных собраний [25]. Потому возникает вопрос, произошли ли здесь перемены в учреждениях или всё оставалось как и прежде, но Страбон по той или иной причине не упомянул о двух собраниях. К сожалению, в надписях эпохи независимости очень мало данных о собрании или же собраниях. В одной почётной надписи этого периода имеется запись, что некое лицо кроме прочих услуг было ещё «ликиархом народа на трёх сессиях федерального собрания» [26] - это свидетельство того, что какого–то рода федеральное собрание собиралось трижды в год, но отсюда не ясно проводилось ли это собрание три раза в год или три сессии проводились сразу друг за другом. Другое почётное постановление может стать нам даже более полезным, если мы будем абсолютно уверены, что оно принадлежит к эпохе независимости. Поскольку в нём содержится упоминание архостатов — представителей, известных главным образом из надписей II в. н. э, то должно быть несомненным, что archairesiake ekklesia была представительным собранием уже в период независимости [27]. Однако, как бы ни хотелось иметь такое прямое и положительное доказательство, оно вряд ли необходимо. В рассматриваемый период управление федеративным государством становится менее, а не более сложным. В период независимости, Ликийская конфедерация, согласно Страбону, имела единственный синедрион, состоящий из представителей городов. Если в I в. до н. э ликийцы имели одно и только одно такое собрание, то почти невероятно, чтоб они позже добавили ещё другое. Если б позже здесь были два таких учреждения, то они должны были бы существовать и в более раннее время, несмотря на то, что Страбон, по той или иной причине упоминает лишь одно. Так как он сообщает, что на этом собрании выбирались должностные лица, то это должно было быть скорее archairesiake ekklesia, чем буле.
Название «archairesiake ekklesia» делает в какой–то мере возможным восстановить историю этого учреждения. «Ekklesia» свидетельствует, что собрание поначалу было первичным, а позже изменилось в представительное. Перемена имела место в начале I в. до н. э, как о том свидетельствуют данные Страбона (Артемидора), который говорит о синедрионе как о чём–то обычном, а не о каком–то новшестве. Можно к этому добавить, что важные дела разбирались федеральным представительным собранием веком раньше, когда в связи с присоединением Ороанды к конфедерации Ортагор послан был Араксой в качестве «посла» в города Ликии и к федеральным властям. Вероятно, он вначале излагал дело в городах, побуждая их направить представителей в поддержку собранию. Разумеется, органом, которому он его представил было федеральное буле. Что до термина «archairesiake ekklesia», то как кажется он обозначал сначала в той же мере как дату проведения, так и род собрания. Было вполне обычным делом использовать термин «kyria ekklesia» как обозначение важных сессий собрания [28]. Даже более важной была «archairesiake ekklesia», собрание, на котором избирались магистраты. Здесь, возможно, была лишь одна такая сессия в год. Из–за слабости государственных деятелей древности к звучным почестям, они явно получали особое удовольствие от почестей, предложенных на самой важной сессии года. И поскольку это так, то неудивительно, что немногие сохранившиеся постановления ликийской archairesiake ekklesia [29] все являются почётными. Практика принятия таких постановлений на этой сессии может восходить ко временам, когда собрания эти были массовыми собраниями всех ликийских граждан и она сохранилась и после трансформации его в собрание представителей городов. Если это так, то archairesiake ekklesia, должно было проводиться только раз в году.
Есть некоторые косвенные данные, что это так и было. Их можно найти в отчётах о денежных пожертвованиях, сделанных с целью использования процентов для распределения даров среди участников собраний, что подразумевает, что такая раздача имела место раз в году [30]. Кроме того, сохранились даты постановлений archairesiake ekklesia. Год обычно обозначается именем верховного жреца года. В некоторых случаях указывается так же месяц и даже день [31]. В тех немногих случаях, в которых датировка сохранилась, она падает на месяц лоос (октябрь), хотя и не на один и тот же день, кроме одного постановления, датируемого месяцем панемос (сентябрь, день не указан) [32]. Это вполне сочетается с системой выборов вскоре после осеннего равноденствия, но не в один и тот же день каждый год. Если, например, принимать во внимание фазы луны, то необходимо передвигать дату.
Одна из записей относительно распределения даров во время выборов, содержит утверждение, что их распределение имело место в koinoboulion [33]. Это вряд ли может означать что–либо иное кроме федерального буле или его четвертей, что указывает на то, что собрание по выборам магистратов рассматривалось как расширение или приложение к собранию буле; если на выборах голосовали члены буле, то выборное собрание было расширением этого органа, если ж нет, то это было особое мероприятие, тесно связанное с буле. То, что булевты были под руками во время выборов доказывает достаточно большое количество совместных постановлений буле и экклесии и тот факт, что они участвовали в распределении даров. Количество членов буле не может быть установлено с точностью. Не является невозможным, что города имели 1, 2 или 3 представителей каждый (psephoi Страбона), хотя возможно так же, что их делегации были гораздо многочисленнее. В любом случае буле было дополнено для выборов дополнительной группой представителей. Несомненно, archairesiake ekklesia была большей из двух органов.
В своём сообщении о деятельности синедриона, как он его называет, Страбон упоминает в первую очередь выборы ликиарха и других магистратов и надписи отдельных сановников подтверждают, что здесь был полный штат федеральных должностных лиц. Они были особенно деятельны в период независимости. Среди них были командиры воинских контингентов, которые либо исчезли, либо названия их должностей сменились после утраты независимости. Страбон говорит, что во главе конфедерации стоит ликиарх. Но раньше он упоминает стратега, который был главой нескольких греческих федеративных государств. Эти два титула могут означать одно и то же должностное лицо, один делает упор на гражданской, другой — на военной стороне деятельности. В любом случае, если не считать странного возрождения во II в. н. э., титул «стратег» исчезает до тех пор, пока позднейшие представители знати не начинают хвалиться рядом стратегов среди своих предков [34]. В то время как титул «стратег» исчезает, титул «ликиарх» всё еще продолжал существовать. Надо напомнить, что в 189 г. до н. э был установлен культ Ромы. Позже, в неизвестное время установлен был культ Себаста («священного» = лат. Augustus). Вполне естественно, что глава государства — ликиарх, отправлял этот культ в качестве верховного жреца. Что до датировки документов, то он был также эпонимным магистратом и в качестве такового обычно был верховным жрецом [35], хотя мог так же быть назван и ликиархом. Однако, если титул верховного жреца чаще всего употреблялся в то время как человек отправлял эту должность, то титул «ликиарх» сохранялся пожизненно. Так как бывшие верховные жрецы сохраняли влияние на государственные дела и продолжали носить титул «ликиарх», то здесь имеется ряд документов, датируемых именем годичного верховного жреца, но в которых однако же упоминается другой ликиарх [36]. Это побудило поначалу учёных рассматривать высшее жречество и ликиархат как отдельные должности и к такому выводу приходили почти все учёные, изучавшие вопрос. Но позже два учёных — Теодор Моммзен и Гюстав Фужер, который уже и в ранее опубликованных работах склонялся к этой точке зрения, обнаружили данные, указывающие на то, что эти два титула были различными обозначениями одной и той же должности и что титул «ликиарх» сохранялся пожизненно. Здесь не место разбирать детально доводы, обратим лишь внимание на утверждение юриста Модестина, приводимое в «Дигестах», определявшего такие должности как азиарх каппадокиарх и вифиниарх как священнослужители провинций, даровавшая их обладателю некоторые привилегии «пока он отправляет должность», таким образом подразумевая, во–первых, что титул жреческий, а во–вторых, что он сохранялся за своим обладателем после того, как он оставит службу. И хотя ликиархат им не упомянут, это утверждение в сочетании с другими данными является неопровержимым доказательством [37].
Среди предков позднейших ликийцев кроме стратегов упоминаются так же гиппархи и навархи. Они, как кажется, были реальными командирами, исчезнувшими после потери независимости. По аналогии с другими федеративными государствами, гиппарх должен был бы быть «вице–президентом» конфедерации, но нет данных, что это было так. С другой стороны, существование подчинённого командира конницы, засвидетельствованное примером из последних времён периода независимости [38], скорей указывает на то, что упор делался на действительное командование конницей. Несомненно, стратег–ликиарх был главнокомандующим всеми вооружёнными силами конфедерации. Под его началом, как мы можем судить на примере Ортагора из Араксы, контингентом каждого города командовал apoteleios. Аналогично гиппарху, здесь был и наварх — командующий флотом конфедерации. Титул этот встречается не только в списках предков позднейших знатных лиц. Сохранились памятники в честь заслуг некоего Айхмона из Ксанфа, который в качестве наварха одержал двойную победу на суше и на море при Хелидонских островах в юго–западной части Ликии [39]. Место битвы может указывать на действия против киликийских пиратов. Можно лишь гадать, относится ли эта победа к одной из войн Рима с пиратами или к войне, самостоятельно ведшейся ликийцами.
В надписях упоминается и множество других федеральных должностей. Должность писца (grammateus) была тесно связана с верховным жрецом или ликиархом. Фактически, должности эти совмещались, хотя определённо оставались различными [40]. Объяснение, возможно, состоит в том, что верховный жрец, выступая в качестве писца, главным образом вёл переписку с римским наместником и при необходимости с императором, в то время как текущие дела вели его подчинённые. Один из таких подчинённых — гиппограмматей, несколько раз упоминается и по крайней мере однажды ему была оказана высокая почесть [41]. Служители в учреждениях и архивах несомненно были государственными рабами.
Информация относительно федеральной казны очень скудная. Сохранилось несколько, но очень немного записей о тех, кто служил в качестве казначеев конфедерации [42]. Или члены видных семей редко отправляли эту должность или если и обладали, не стремились сохранить об этом память. Никто, вероятно, не гордился тем, что среди его предков были федеральные казначеи. Объяснение этому вероятно в том, что обязанности казначея были не столь обширными. Здесь не было налогов, непосредственно собираемых федеральным правительством. Вместо того города делали взносы в федеральную казну, размеры которых вероятно варьировались в соответствии с необходимостью — некоторые суммы регулярно на мелкие расходы, а более крупные — по мере надобности. Единственное прямое указание на этот счёт — сообщение Страбона, что города делают денежные взносы и несут прочие государственные повинности в пропорции к их представительству в федеральном собрании [43]; но если всё это рассматривать в сравнении с данными из других федеративных государств, таких как Беотийская и Этолийская конфедерации, то этого вполне достаточно. Ведь и в них прямые сборы налогов федеральным правительством были исключением, а не правилом. Так же государственное казначейство, несомненно занималось управлением государственным имуществом. Существовало несколько фондов, капиталы которых инвестировались, а проценты употреблялись на определённые цели. В двух таких случаях, капитал инвестировался для раздачи процентов в качестве даров на федеральных выборах и Опрамоас даровал на это 55 000 денариев, а Лициний Лонг — 110 000, оба в начале II в. н. э [44]. Записи об этих дарах не сохранились, но из того, что известно о других пожертвованиях [45] вполне очевидно, что деньги должны были быть помещены под хорошее обеспечение по ставке процента, указанной в договоре. Прибыль, таким образом полученная, использовалась для раздачи даров. Таким образом, деньги из этих фондов не могли быть использованы для повседневных расходов правительства. Для этого должны были быть под рукой небольшие суммы, полученные из других источников. Иногда даже накапливался небольшой излишек. Однажды Веспасиан приказал скопленные таким образом деньги направить на бани в Патаре [46]. Согласно надписи, зафиксировавшей сделку, Веспасиан построил бани через посредство наместника, но деньги взял из федеральной и городской казны. Тот факт, что федеральные деньги были направлены на городские бани, указывает на особое значение этого города, фактически, что Патара была федеральной столицей, но подробнее об этом позже. Другим родом деятельности, который прямо или косвенно касался федеральной казны, была денежная чеканка. Здесь были серебряные деньги, отчеканенные как ликийские, а особенно в III в. бронзовые деньги с инициалами названий городов и с (или без) именем ликийцев. Вникнуть в детали и попытаться точно определить, какие города чеканили монету, требует специального исследования, которое ничего не добавит к нашим знаниям о ликийких федеральных учреждениях [47].
В ряде документов упомянуты должностные лица с титулами архифилакс, гиппофилакс и парафилакс. Титулы эти указывают на полицейские должности. Наиболее вероятно, что архифилакс возглавлял федеральную полицию, а гиппофилакс был одним из его подчинённых, в то время как парафилакс, несмотря на то, что был городским магистратом, взаимодействовал с ними [48]. Федеральные суды в Ликии были, как кажется, более активны, чем в большинстве других федеративных государств, так что не удивительно, если Ликия имела высокоразвитую полицейскую систему. Эти должности были достаточно престижны, так что их обладатели чтимы были впоследствии их семьями. Иногда служба в качестве архифилакса упоминалась и в федеральных почётных постановлениях, даже если чествуемое должностное лицо после того служило в качестве ликиарха [49].
Что до отправления правосудия, то как кажется федеральные суды были активны, обладали обширной юрисдикцией и вмешивались, как нечто само собой разумеющееся, в поры между городами и не только по приглашению. В своём кратком очерке ликийских учреждений, Страбон упоминает в числе задач синедриона назначение судов. Если к плюралис (множественному числу) dikasteria в этом тексте Страбона отнестись серьёзно и счесть, что он поставлен точно, то здесь был не один суд [50]. Самые ранние данные об их деятельности относятся примерно к 200 г. до н. э, когда Ортагор из Араксы успешно защищал интересы своего города перед федеральным судом в споре с другим городом о владении некоей территорией. Это вся доступная информация. Не сохранилось даже имени города–соперника. Несомненно, споры такого рода могли возникать в то время, когда здесь было много крупных земельных владений, которые могли быть тесно связаны с тем или иным из городов. В документе, в котором содержится история Ортагора, главным злодеем выступает Моагет, который, как кажется, связан был с Бубоном, но так же, каким–то образом подчинён Кибире. Если его земельное владение было присоединено к городу, то легко себе представить спор между ними. Другие сведения о ликийских федеральных судах происходят большей частью их сообщений относительно использования иностранных судей. Эллинистическая практика использования непредвзятых юристов, приглашённых из–за рубежа, вероятно активно применялась ликийцами. Этим заезжим судьям помогал ликийский магистрат или уполномоченный, называвшийся эпистат, который, несомненно будучи введённым в курс дел, был подчинён судьям и таким образом действовал в качестве офицера связи между ними и местными властями. В других государствах информация об иностранных судьях происходит из постановлений в честь судей и городов, которые их послали, но в Ликии нет подобных надписей. Вместо этого здесь имеются надписи о почестях, дарованных ликийским эпистатам. Сохранились три такие надписи. Из них две происходят от периода независимости и одна от начала II в. н. э, причём эпистатом в последнем случае был Аполлоний, отец Опрамоаса [51]. Иностранные судьи, вероятно, были приглашались часто и, возможно, даже регулярно в количествах столь значительных, чтобы составлять более, чем одну коллегию. Из имеющихся данных явствует, что эпистаты председательствовали в этих «приглашённых судах» (metapempta dikasteria). Один документ, к несчастью трудный для интерпретации, как кажется, показывает четыре коллегии. Так же активность федеральных судов подразумевает, что не только споры между городами, но и многие дела частных лиц подпадали под юрисдикцию федеральных судов и иностранных судей. Один документ показывает человека почтенного (не эпистата), одаряющего дарами иностранных судей и поручающегося, вероятно за сограждан, собиравшихся предстать перед этими судьями и впоследствии выступавшем в качестве их защитника. Практика использования иностранных судей несомненно восходит к периоду независимости. То, что эта практика продолжалась и в период Империи показывает надпись отца Опрамоаса, в то время как данные о том, что сам Опрамоас разбирал в качестве архифилакса некоторые дела, демонстрирует, что и сами ликийские должностные лица продолжали действовать.
Все описанные виды деятельности должны были где–то концентрироваться. Куда направлялся Ортагор со своими многочисленными поручениями от Араксы к федеральному правительству? Иными словами, где находился центральный офис исполнительной власти? Где хранился список ожидающих рассмотрения исков? Где находился государственный архив? Где — федеральная сокровищница? Короче, какой город был федеральной столицей? Та немногая информация, которой мы располагаем, указывает как на подходящее место на Патару, которую Ливий называет caput gentis [52]. К данным, приведённым ранее, можно добавить лишь один пункт, а именно отмеченный выше факт, что Веспасиан приказал израсходовать накопленные федеральные средства на бани в Патарах — поступок, указывающий на особый интерес к городу со стороны федеральных властей. В конечном счёте, обзор разного рода видов деятельности федерального правительства усиливает впечатление, что здесь должен был быть какой–то административный центр.
Самый важный вопрос, связанный с федеральным гражданством — это объём прав, которыми пользовались граждане одной общины в других городах конфедерации. Для Ликии данные, косвенные конечно, более полны, чем для большинства федеральных государств, но ситуация представляется немного пикантной из–за употребления во многих почётных надписях выражения которое, как кажется, подразумевает гражданство во всех городах Ликии. Однако то, что она не имеет такого значения, показывает тот факт, что почётное гражданство в городах Ликии могло быть даровано помимо статуса, описанного в этой фразе, которая, возможно, наилучшим образом может быть переведена как «оказывать общественные услуги во всех городах Ликии». Естественно, это вряд ли можно воспринимать в каждом случае как буквально верное [53]. Для дальнейшего установления того, какие права ликийцы в действительности имели в различных городах конфедерации имеются многочисленные надписи по поводу дел и собственности отдельных ликийцев, материал слишком обширный, чтоб его здесь обозреть. Что ясно — это то, что ликийцы обладали гражданскими правами — первом приобретения недвижимости (энктесис) и ведения дел и правом заключать браки (эпигамия) во всех городах конфедерации. Записи о людях владевших собственностью более, чем в одном городе не редки [54] Есть даже запись о собственности в одном городе, завещанной другому городу в качестве приносящего доход имущества. Что до эпигамии, то имеются многочисленные записи о браках между гражданами различных городов. Однако, что касается активного гражданства — права голосовать и отправлять должности, то это право можно было осуществить лишь в одном городе, обычно в городе отца мужчины. Это был patris человека, его Vaterland, в то время как Ликийская конфедерация была его ethnos или koinon. Вероятно, мог быть какой–то второстепенный интерес в городе матери, по крайней мере однажды и в самом деле названном patris с материнской стороны, но это не означает активного гражданства. Опрамоас зашёл так далеко, что служил гимнасиархом в Коридалле, городе его матери, а не отца. В других городах, которые даровали ему почётное гражданство, он не мог служить даже в качестве гимнасиарха. Дары и благодеяния были другим вопросом, не связанным с гражданством.
Интересная черта ликийского общества — видное положение в наших записях женщин, свидетельствующих о том, что по крайней мере владение женщинами собственностью не было чем–то необычным. Один из примеров этого — превосходно построенная гробница управляющей имением Клавдии Платонии. В надписи на другой гробнице, человек сам по себе видного положения, упоминает как высокую честь, что он был опекуном своей жены. Ясно, что Клавдия Платония была дамой высокого положения. Другой такой дамой была ликиархесса Марция Аврелия Хрисион или Немеско, вероятно родом из Патары, замужем была за человеком из Сидимы, а после смерти его и его сына, владела в Сидиме собственностью. Создаётся впечатление, что несмотря на наличие опекуна (kyrios), такие женщины владели собственностью самостоятельно [55]. То же самое верно для женщин, которые, хоть и будучи замужем, составляли акты о дарах и услугах от своего собственного имени. Это происходило, вероятно в силу того, что собственность была унаследована ими от своих родителей. Сходным образом, когда Опрамоас из Родиаполиса владел землёй в Коридалле, городе своей матери, он должен был унаследовать её от неё [56]. Недавно обнаружена информация о другой видной женщине. Женщина эта, Юния Теодора, была римской гражданкой жившей в Коринфе в последние годы ликийской независимости и принимавшей приезжавших в Коринф ликийцев, как частных лиц и изгнанников, так и послов и даровала в своём завещании конфедерации какого–то рода пожертвование [57]. Эта женщина, если и не была гражданкой Ликии, играла весьма заметную роль в делах конфедерации.
Марция Аврелия Немеско породила, если можно так выразиться, странную теорию. Не только она сама именовалась ликиархиссой, но и её менее благородный муж описывается как муж ликиархиссы. Это неизбежно породило теорию, что она служила в качестве ликиарха и следовательно, что женщина имела право быть избранной на эту должность [58]. Но конечно же титул её объясняется тем, что она дважды была замужем и что её первый муж занимал должность ликиарха. Тот факт, что семья её второго мужа занимала менее видное положение несомненно послужил причиной того, что она придавала своему титулу особое значение.
Что касается функционирования конфедерации, то здесь было очевидное различие между её задачами и деятельностью в период независимости и в период Римской империи. В дни борьбы между Селевкидами и Птолемеями за контроль над этой частью Малой Азии её политика должна была быть весьма сложной и она не стала проще когда в местные дела вмешался Рим. Одновременно здесь существовала проблема местных династов или тиранов. В это время федеральное правительство было очень деятельно и справлялось с вопросами войны и военных предприятий. Неопределённые отношения с Родосом не делали положение дел легче. Когда связи с ним оказались разорваны, наступил ещё более сложный период — война с киликийскими пиратами. Ликийцы должны были сталкиваться с ними почти постоянно. Мы уже упоминали о навархе Айхмоне, несомненно принимавшем участие в этих войнах. Немногие дошедшие до нас подробности очень мало говорят о том, что ликийцы делали и претерпевали. Римляне, не столь умелые в ведении морских войн, рано начали проникать на эллинистический восток за его моряками и морскими припасами. Фактически, не только войны против пиратов, но и другие морские войны этого периода велись большей частью людьми, кораблями и деньгами, полученными в Эгеиде и на прилегающих территориях [59]. План подавления пиратов и обеспечения контроля над морем с помощью подвластных, союзных и дружественных государств Востока определённо обнаруживается в римском законе 100 г. до н. э относительно пиратства и упоминания Ликии в документе вполне достаточно, чтобы показать, что ликийцы должны были внести свой вклад [60]. Некоторое понимание того, что в действительности происходило, даёт памятник из Пирея, содержащий записи о почестях, дарованных афинянину из знатной семьи Керикидов. Надпись включает сведения о его службе в качестве наварха и какие ему за это были возданы почести не только афинскими моряками, служившими под его началом, но и koinon ликийцев и несколькими ликийскими городами, включая Фаселиду и Миру [61]. Очевидно, что афинский контингент принимал участие в одной из военных кампаний против пиратов I в. до н. э и при этом действовал совместно с ликийцами или оказывал ликийцам некоторые особые услуги, такие как помощь в защите побережья от пиратских рейдов. Невозможно сообщить что–то более конкретное.
Более конкретная информация доступна от периода римских гражданских войн. Ход этих войн здесь нет необходимости прослеживать и надо только заметить, что когда вместо пиратских войн вспыхнули гражданские, положение скорей ухудшилось, нежели улучшилось. Ликийцы имели храбрость (или глупость) воспротивиться требованиям Брута в ходе денежных поборов Брута и Кассия в Малой Азии. Результатом стало то, что Брут вторгся в их страну, без труда нанёс поражение федеральной армии, встретившей его близ границы, но столкнулся с отчаянным сопротивлением у Ксанфа, который, как кажется, стал центром национального сопротивления. Но хотя защитники делали вылазки, сжигали осадные машины и причиняли осаждающим немалые хлопоты, город наконец был взят штурмом в таком ожесточённом сражении, что был сожжён и лишь немногие жители остались в живых. Как сообщают источники, кульминационным пунктом стало самосожжение жителей — мужчин, женщин и детей [62]. После этого Патара и Мира сдались без сопротивления и федеральное правительство пошло на уступки. Была наложена денежная контрибуция, а флоту конфедерации приказано плыть к Абидосу и там соединиться с флотом Брута и Кассия. После Филипп Антоний объявил ликийцев свободными от дани и убедил их восстановить Ксанф [63]. Когда и как это было сделано — неизвестно, но город имел некоторое значение ещё в период Империи.
Потеря свободы Ликией датируется 43 г. н. э., но ясно, что она была ограничена задолго до того. Начиная с поражения Антиоха III при Магнесии, объём свободы, которой пользовалась Ликия, так же как и многие другие государства, зависел от прихоти римлян, которые во многих случаях использовали свободу в качестве оружия. Так, когда после присоединения Ликии к Родосу, римляне в 167 г. до н. э объявили ликийцев свободными, они сделали это не столько для того, чтобы их освободить, сколько для того, чтоб лишить родосцев всякой власти над ними и всех выгод, из этой власти извлекаемых. В этот период ликийцы находились во многом в том же положении, в каком находились ахейцы после того, как в 198 г. до н. э перешли на сторону римлян. Они были свободны в деле самоуправления до тех пор, пока не совершали ничего вызывающего раздражение у римлян., Находясь дальше, чем ахейцы, они, вероятно, были более предоставлены себе. Из–за близости пиратов задача управления, должно быть, часто бывала трудной. Время от времени они платили им дань и терпели иные вымогательства, но попытаться проследить те события слишком затруднительно.
Поначалу вызывает удивление сообщение о том, что Клавдий лишил ликийцев их свободы из–за острой внутренней борьбы [64]. Объяснение, может быть, находится в концентрации земли в крупных земельных владениях. Можно напомнить, что некоторые из землевладельцев были так могущественны, что становились династами или тиранами. Вероятно немалая или даже большая часть земель многих городов контролировалась менее могущественными землевладельцами, которые составляли местную аристократию и управляли своими общинами. До тех пор пока этот социальный слой оставался господствующим и контролировал государство, римляне считали его хорошо управляемым и позволяли ему самостоятельно решать все текущие вопросы. Но пришло время, когда низшие классы стали возмущаться. Тенденция к социальной революции, всегда присутствовавшая в эллинистическом мире, проявила себя так же в Ликии. Когда это случилось, вмешались римские власти и лишили конфедерацию свободы. Свидетельство того, что это было так — информация о ликийских изгнанниках, которым оказывала помощь в Коринфе некая Юния Теодора, женщина достаточно богатая и влиятельная для того, чтобы принимать послов конфедерации и городов, так же как и отдельных ликийцев и влиять на римские власти в интересах Ликии [65]. В самой этой женщине есть что–то таинственное. Она описывается как римская гражданка, проживающая в Коринфе [66], но имеющая интересы в Ликии, а в своём завещании она сделала в пользу конфедерации какое–то дарение, но какое точно сказать невозможно [67]. Изгнанники, принимаемые подобной женщиной, не могли быть представителями пролетариата, но должны были быть представителями высших классов, отправившихся в изгнание в результате восстания низших классов. Для таких изгнанников естественно было обращаться к римским властям, требуя вмешательства и Юния Теодора могла помочь им добиться благосклонности римских властей, ибо ведь не трудно было побудить римлян выступить против поднимающихся низших классов. И поскольку ей воздаётся благодарность за оказанную изгнанникам поддержку, то ясно, что они были восстановлены в правах и что партия, к которой они принадлежали, возвратилась к власти до того, как эти постановления были изданы. Всё это, кажется, произошло ещё тогда, когда сами ликийцы были номинально свободными, ведь документы создают впечатление, что они издавали постановления и отправляли послов без какого–либо надзора римских должностных лиц. Позже эти последние воспрепятствовали повторению революции, ликийцы были лишены свободы и управление ими поставлено под жёсткий римский контроль.
Хотя вся эта реконструкция основана на довольно скудных данных, выглядит она вполне надёжной. Тот страх перед революцией, какой здесь постулируется, вполне достаточен чтобы объяснить ту строгость контроля, наложенного на ликийское правительство, какая обнаруживается в документах II в. н. э. Первое впечатление от постановлений этого периода состоит в том, что ликийцы мало чем занимались, кроме выборов друг друга на должности и голосования за почести друг другу. Но и даже эти почести, вносимые в федеральное собрание, представлялись наместнику провинции на одобрение. Ясно, что упоминания о его одобрениях в почётных записях не сохранились, но вполне достаточно, особенно в связи с обширной надписью о почестях Опрамоасу, допустить, что такого одобрения регулярно добивались и обычно получали, но что время от времени наместник накладывал вето на почести как чрезмерные. В таких случаях конфедерация могла апеллировать в Рим и по крайней мере в двух случаях император отменял вето наместника и одобрял почести [68]. Масса данных о почестях может ввести в заблуждение. Часто появление надписи было обязано тщеславию удостоенного почести. Возможно, более важные действия, так же требовавшие одобрения наместника не дошли до нас, так как не было никакого интереса предавать их гласности. Тем не менее, пару примеров можно привести. Так, когда Опрамоас даровал 55000 денариев, с тем, чтобы деньги эти раздавались во время федеральных выборов, наместник письмом одобрил их принятие, а фонд постоянно управлялся в соответствии с условиями, установленными дарителем [69]. Так же и городам конфедерации требовалось одобрение наместника для важных действий. Так, когда в Сидиме в конце II в. н. э. создана была герусия, орган, который был возможно клубом зрелых и почтенных граждан скорее, чем государственным органом, то искали и получили на него одобрение наместника [70]. Первая группа его членов состояла из примерно равного количества демотов и членов городского совета (булевтов), которые в то время служили пожизненно. Демоты так же, несомненно, происходили не из низших классов. Таким образом, это было объединение высших классов общины — род организации, которой римские власти охотно дали своё одобрение.
В одном ряду с этим стоит трансформация правительства, большей частью под римским влиянием. Мало сомнений в том, что в первоначальной Ликийской конфедерации срок службы булевтов был коротким, наиболее вероятно год, как в обычных греческих городах–государствах. Очевидно, что в Римской империи в большинстве городов членство это трансформировалось в пожизненное. В Ликии, вполне вероятно, та же самая перемена произошла и в федеральном правительстве. Это подтверждается списками тех, кто получал дары во время выборов. Во II в. н. э в списках этих бывшие магистраты никогда не упоминаются, хоть они и сохраняли в федеральных делах видное положение. Это означает, что они включались под каким–то другим обозначением и скорее всего были членами буле [71]. Неизвестно так же, служили ли архостаты год за годом или избирались ежегодно. Во всяком случае, выборы должностных лиц происходили, как кажется, регулярно, из старых, богатых семей. Вероятно, выборы homo novus на высшие должности в то время в Ликии были так же редки, как в Риме конца Республики.
Но несмотря на всё это, соискатели стремились к должностям и есть данные, что не всем удавалось их добиться. Совершенно очевидно, что отправление должности было финансовым бременем. По этому пункту будет достаточно напомнить, что отцы иногда удостаивались почестей за отправление должности от имени своих сыновей. — действие, очевидно означающее взятие на себя финансовой ноши, связанной с должностью. Обычным способом добиться должности, было выказать свою щедрость. Здесь имеются записи о видных ликийцах, которые выказали щедрость προ της Λυκιαρχιας, что совершенно ясно означает до обладания должностью ликиарха и ради того, чтобы быть избранным на эту должность. Но однако странно, что щедроты эти выказывались за несколько лет до выборов. Так щедротой Опрамоаса было дарение 55000 денариев конфедерации в 131 г. или около того, в то время как служба его в качестве ликиарха имела место в 136 г. Сходным образом Лициний Лонг представил публике травлю зверей и гладиаторские поединки в 116 г., а служил ликиархом в 133 [72]. Его младший брат, Лициний Фронтон, послужил за свой счёт послом к Траяну. Несомненно, это была часть его выборной кампании, но хотя он служил архифилаксом, жрецом культа Августа и секретарём конфедерации, он никогда не был избран ликиархом [73]. Таким образом, его можно считать проигравшим кандидатом. Так, несомненно, обстояла ситуация и в других случаях, когда людям были оказаны почести за должности меньшего достоинства. Так как они не добились успеха в достижении ликиархата, то представили лучшее из того, чего достигли. Фактически, манера в которой представлены заслуги даже на меньших федеральных должностях — лучшее доказательство того, что федеральные должности продолжали пользоваться популярностью.
Состязание за должность ликиарха, вероятно, можно объяснить сохранением в большой мере национальной гордости. Несмотря на то, что ликийцы были столь эллинизированы, похоже они всё ещё сознавали себя ликийцами, так что быть ликиархом означало быть главой ликийского народа. Вдобавок, несмотря на строгий контроль римских властей, административная деятельность правительства не могла быть совсем уже ничтожной и она была в руках богатой аристократии, не противившейся римскому контролю и поддержке. Ведь аристократы эти (по крайней мере многие из них), стремились получить римское гражданство. Но многих из них в этом постигло разочарование, ведь список ликиархов содержит несколько имён людей, которые не были римскими гражданами. Многие документы, связанные с Опрамоасом, показывают, что предпринимались усилия привлечь к нему внимание римских должностных лиц, очевидно в надежде получить для него римское гражданство, но они потерпели неудачу и Опрамоас до конца оставался не–римлянином. Те же, кто получили римское гражданство и даже те, кто достигли высоких должностей на службе Риму, не утратили интереса к ликийским делам и не пренебрегали возвращением в Ликию и службой ликиархом. Марк Тициан, тесть упомянутого выше, после службы примипилом в римском легионе, Гай Юлий Демосфен после достаточно впечатляющей всаднической карьеры и даже Тиберий Клавдий Агриппина после сенаторской карьеры все служили ликиархами [74]. Таким образом, ликийцы проявляли интерес к делам своего народа до самого конца.
Данные об этой конфедерации относительно федеральных учреждений, особенно судов и сбора таможенных пошлин, обычно городами, скорее чем федеральными властями, важны и в какой–то мере даже неожиданны. Первое впечатление от истории этого периода таково, что акарнанцы настолько были втянуты в борьбу с этолийцами, эпиротами и македонянами, что имели мало шансов для мирного развития. Кульминацией этого стал раздел Акарнании между этолийцами и Александром Эпирским ок. 250 г. и как следствие роспуск конфедерации. Она была вновь воссоздана ок. 230 г. Но, к более раннему периоду конфликтов относится замечательная попытка достичь прочного согласия с этолийцами на основе союза и исополитии, о которой мы уже упоминали выше в разделе об этолийской конфедерации. К более позднему периоду относится некоторая интересная информация относительно федеральных учреждений, большей частью происходящая из надписи, впервые опубликованной в 1957 г. Этот период был не намного более мирным, чем предыдущий. Что до политических учреждений, то как и на других этапах своего культурного развития, греки должны были научиться жить среди опасностей и продолжать свою деятельность между и во время войн.
Акарнанская федерация была одним из федеративных государств не распущенных во время Царского мира, вероятно потому, что в то время она была союзником Спарты. В 375 г., в результате военных операций Тимофея в северо–западной Греции, она была вынуждена присоединиться ко Второй афинской лиге [1]. Присоединилась конфедерация как целое, но в это время здесь, как кажется, не было полного единодушия. Три года спустя афиняне под командованием Ификрата вторглись в Акарнанию, чтобы поддержать дружественные себе города против фирийцев. Поскольку акарнанцы присоединились ко Второй афинской лиге в то время когда Фивы были союзником Афин, то не удивительно, что они поставили военный контингент в армию Эпаминонда в ходе его первой пелопоннесской экспедиции [2].
Со времени интервенции Филиппа II в Грецию [3] для акарнанцев начался новый период с новой политической ориентацией. До тех пор они в основном были втянуты в спор между Афинами и Коринфом. Теперь они стали объектом политики Этолии, Македонии и Эпира. Филипп, добившись прямого контроля над Фессалией став главой Фессалийской конфедерации и возведя своего зятя Александра Молосского на трон царей Эпира, продолжал расширять своё влияние в южном направлении по всему фронту. В центральной Греции он удовольствовался тем, чтобы передать Навпакт своим союзникам, этолийцам, но дальше к западу он уже стремился к прямому господству. В 341 г. Демосфен мог в своей «Третьей филиппике» заявить, что он предпринял поход на Амбракию и Левкаду и клятвенно обещал этолийцам передать им Навпакт [4]. При таких обстоятельствах не удивительно, что акарнанцы примкнули к антимакедонской коалиции и послали войска, чтоб принять участие в военной кампании при Херонее [5]. Меры Филиппа, принятые им после своей победы, включали установку гарнизона в Амбракии, передачу власти в Акарнании промакедонской группировке и изгнание из Этолии антимакедонских лидеров [6]. Это было начало периода сильного македонского влияния. Когда смерть Филиппа пробудила в греках надежды на освобождение от македонского владычества, этолийцы постарались расстроить сделанное им в Акарнании и вернуть изгнанных им в Акарнанию своих вождей. Позже они выступили и взяли Ойниады — самый южный порт в Акарнании [7]. Это послужило началом этолийского вторжения в Акарнанию и военных действий против Македонии. Но их вторжение в Акарнанию после смерти Филиппа должно было быть остановлено после того как Александр добился признания в Греции и их нападение на Эниады должно было иметь место после того, как он удалился в Азию. Результатом его стало то, что акарнанцы стали смотреть на Македонию как на защитницу от этолийцев.
В бытность Акарнании под покровительством Македонии, Кассандр в 314 г. побудил акарнанцев покинуть ряд более мелких поселений (деревень) и сконцентрировать население в немногих городах. Но, в действительности перемена в то время ограничилась, как кажется, лишь восточной Акарнанией, городами вовлечёнными в неё были Стратий, Ойниады и Агриний, а целью, очевидно, укрепить оборону против Этолии. Верность Левкады обеспечена была посредством посольства, но она не включена была в состав Акарнании. Вместо этого Кассандр установил в городе свой гарнизон [8]. После того, как Кассандр покинул Этолию, этолийцы напали на Агриний — акарнанский город к востоку от Ахелоя. В этот пункт этолийцы двинулись из плодородных районов вокруг Трихонидского озера. Окружённый город сдался на условиях, что жителям будет позволено его покинуть, но этолийцы нарушили своё обещание, напав и перерезав ничего не подозревавших его жителей [9]. После такого поступка удивительно, пол столетия спустя, обнаружить, что акарнанцы и этолийцы заключили договор и притом не только о союзе, но и об исополитии — взаимном обмене правами гражданства.
События, приведшие к этой удивительной перемене начались с воцарением в Эпире Пирра и перехода Акарнании из сферы влияния Македонии в сферу влияния Эпира [10]. Это выглядит так как если бы статус конфедерации изменился от союза с Македонией до подчинения власти Эпира. Но подчинение это не продлилось даже в течение всего правления Пирра. Вероятно, Акарнания вновь стала свободной в 283 г., когда Пирр потерпел поражение от Лисимаха. Вероятно, вскоре за этим последовал договор о союзе между Пирром и акарнанцами. В результате Пирр оказался в состоянии набрать в Акарнании наёмников для своей экспедиции в Италию и так как договор оставался нерушимым и после его смерти, то его сын Александр II, будучи изгнан из Эпира, смог найти убежище в Акарнании. Так как Пирр был в хороших отношениях так же с этолийцами, то похоже, что в числе союзников, которые помогли вернуть Александру его царство были обе эти конфедерации.
К этому периоду относится договор о союзе между акарнанцами и этолийцами. Так как обе конфедерации поклялись хранить вечную дружбу и защищать друг друга от нападений, мирное будущее для этих двух держав казалось обеспеченным, особенно с тех пор как Акарнания, в отличие от Этолии, достигла своих естественных границ, заполучив себе к тому времени Левку, единственную коринфскую колонию на своём побережье, которая долгое время оставалась независимой. Информация о времени и обстоятельствах, при которых та была приобретена отсутствует, но это могло иметь место в течение периода союза с Пирром. Сделав реку Ахелой границей между двумя конфедерациями, договор гарантировал этолийцам длительное обладание землями, которые они приобрели в 314 году. Акарнанцы, более слабый партнёр, возможно были готовы отказаться от своих притязаний в обмен на мир. В конце концов, если дружеские отношения сохранялись и граждане двух конфедераций обладали в каждой из них всеми гражданскими правами и даже правом переносить своё гражданство из одной из них в другую, то границы не имели слишком уж большого значения [11]. К несчастью это благоразумное соглашение действовало не долго.
Вместо этого царь, которого акарнанцы приняли когда он был изгнанником и конфедерация, с которой они были союзниками, около 250 года разделили Акарнанию [12]. Немного позже, ок. 239 г., этолийцы напали на ту часть Акарнании, которой владели эпироты и на какое–то время захватили Тирион [13]. Этот раздел конфедерации должен был означать её роспуск. Федеральное государство могло сохранять своё правительство относительно невредимым под властью более сильного государства, как это было с некоторыми государствами под властью Рима, но оно едва ли было в состоянии сохраниться после разделения и подчинения одновременно. Позже, когда из–за краха монархии в Эпире, та часть Акарнании, которая подчинена была этому царству, вновь обрела в 231 г. свою независимость, конфедерация организована была заново и хотя здесь имеются и признаки некоторого разрыва в развитии учреждений, всё же здесь кое–что и сохранилось. Между тем этолийцы, за исключением утраты в какое–то неизвестное время Тириона, не только сохранили ту часть Акарнании, которую аннексировали раньше, но и так же попытались присвоить остальное. Отсюда знаменитая осада Медеона в 231 г., когда город был спасён вмешательством Агрона Иллирийского [14]. Но случай этот — пример помощи городу, а не акарнанцам в целом. Конфедерация тогда, вероятно, не была ещё восстановлена. Этолийцы, хоть и побеждённые при Медеоне и понесшие большие потери, всё же не сдались. Когда в 221 г. умер Антигон Досон, этолийцы, очевидно в надежде, что власть Македонии и Эллинской лиги рухнет, нанесли удары на различных фронтах. Надо полагать, они включали в себя и очередное нападение на Тирион, вероятно провалившееся [15].
Таким образом, восстановленная Акарнанская конфедерация была много более сжатой по размерам, постоянно сталкивалась с угрозой нападения из Этолии и естественно сама стремилась возвратить утраченные территории. Многое, включая главный город Фойтии и порт Ойниады возвращено было в 219 г. с помощью Филиппа V Македонского [16]. Но и позже с территорией были некоторые колебания. Так Тирион в 216 г. был ещё акарнанским, но должен был быть уже этолийским, когда, самое раннее в 211 г. выставлена была копия договора о союзе между Римом и Этолией. Однако, к тому времени, когда этолийцы вновь заключили мир с Филиппом в 206 г., город был снова акарнанским. Возвращение его несомненно относится к последнему периоду войны., когда римляне отказали этолийцам в помощи и Филипп со своими союзниками имел над ними превосходство [17]. С другой стороны, Стратий — старая столица Акарнании, будучи однажды взят этолийцами, постоянно оставался под их контролем и был всё еще этолийским, когда послужил целью крупного рейда Персея в ходе Третьей македонской войны.
Учреждения конфедерации до её роспуска были уже описаны выше в связи с теорией, что собрание, совет и система семи стратегов уже существовали в V столетии. Добавить к этому можно лишь немногое. В договоре с Этолией, в добавление к гам и гиппарху, упомянуты так же секретарь и казначей. Это уже свидетельство развития государственного аппарата, но всё же не такого тщательно разработанного, как в более поздний период. Тот же самый договор — свидетельство того, что когда посылалась помощь этолийцам, это могли делать стратеги и совет не советуясь с первичным собранием. Таким образом, хотя первичное собрание сохранялось, стратеги и совет облечены были значительной властью. То, что секретарь и казначей включены в этом договоре в число эпонимных магистратов — свидетельство их относительной значимости. От этого периода дальнейшей информации о федеральных финансах нет, но в свете позднейших акарнанских учреждений и обычной практики греческих федеративных государств ясно, что прямых федеральных налогов не существовало, а федеральная сокровищница пополнялась взносами, собираемыми и вносимыми городами конфедерации.
Для периода до роспуска существуют данные о даровании гражданства как городами, так и федеральным правительством. Сохранились так же три постановления городов о проксении: одно от Тириона и два — от Стратия. Вдобавок, есть и федеральное постановление, так же выставленное в Стратие. Привилегии, дарованные в двух постановлениях из Стратия и в федеральном постановлении включали право гражданства, причём в федеральном постановлении в такой форме, что человек, удостоенный такой почести мог сам выбрать акарнанский город, гражданином которого он хотел бы стать [18]. Вдобавок, договор с Этолией включал взаимный обмен правами гражданства между двумя конфедерациями. Федеральное постановление, дарующее гражданство в любом городе, в каком новый гражданин пожелает необычно и возможно уникально. Несомненно, большая часть дарований гражданства оставалась лишь почётной и потенциальной.
В управлении восстановленной Акарнанской конфедерацией после 230 г. видны некоторые перемены. Так прежняя столица — Стратий была заброшена и была основана новая. До того как она была выведена из Акарнанской конфедерации в 167 г., по решению римлян после Третьей македонской войны, это была Левкада; после этого — Тирион [19]. В этот период конфедерация приобрела так же и религиозную столицу. Первоначально святилище Аполлона в Актии было под контролем города Анактория. В ходе Союзнической войны 220 -217 гг. город оказался не способным финансировать праздник. После того, как мир был восстановлен, вероятнее всего в 216 г., конфедерация решила сделать этот храм федеральным и восстановить праздник. Это было сделано после переговоров между конфедерацией и городом и заключения соглашения, почти что договора между ними. Это соглашение и федеральное постановление, его ратифицирующее, содержатся в надписи, найденной в Олимпии и лишь несколько лет назад опубликованной [20]. В соответствии с обычной греческой практикой обнародования важных документов так же и в панэллинских святилищах. документ был выставлен на стелах в Олимпии и Актии. Несомненно уже после того, как конфедерация взяла святилище в свои руки, акарнанцы начали датировать документы по гиераполису, верховному жрецу храма в Актии, ставя его во главе списка магистратов вместо стратега конфедерации. Судя по немногим сохранившимся документам эти двое никогда не упоминались вместе и не существовало твёрдо установленного правила, какой магистрат должен быть эпонимным [21].
Самые важные перемены в реорганизованной конфедерации произошли в исполнительной власти, во главе которой теперь встал единственный стратег вместо прежней коллегии семи. Это, в свою очередь делает практически несомненным, что гиппарх, названный здесь же, но после стратега, был вице–президентом. Так же регулярно упоминается promnamon и с ним иногда три symprmnamones. Эти вероятно были ежегодными магистратами, председательствовавшими в федеральном совете [22]. Секретарь совета, упомянутый в иных из надписей, несомненно вёл протоколы этого органа [23]. Наличие ещё одного секретаря, именуемого или секретарём стратега или магистратов [24] показывает, что федеральная исполнительная власть вела достаточно дел, чтобы нуждаться в особом секретаре. А присутствие наварха в соглашении по поводу святилища в Актии возможно означает, что когда Филипп попытался развивать свой флот, он потребовал от греческих союзников присоединиться к нему в его усилиях.
В добавление к упомянутому здесь совету, здесь было так же федеральное первичное собрание с голосованием по городам [25]. Может показаться странным, что федеративное государство, реорганизованное в такие поздние времена, ок. 230 г., пользовалось первичным собранием. Но однако, реорганизация эта имела место за несколько лет до великой перемены в Ахейской конфедерации, т. е во времена когда первичное собрание было ещё обычным делом в федеративных государствах. Неизвестно, сколько ординарных собраний проводилось в год, но ясно, что вдобавок к ним так же созывались экстраординарные собрания [26]. Федеральные финансы так же обеспечивают нас достоверной информацией относительно состава совета и способа подсчёта голосов в собрании. Федеральная казна, как будет показано ниже, обычно пополнялась вкладами или взносами, посылаемыми городами. В тех случаях, когда имеются прямые доказательства использования этой системы, а именно в ранней Беотийской, Этолийской и Ликийской конфедерациях размер взносов находился в пропорции к представительству в федеральном совете. Следовательно там, где эта система финансов была в употреблении, практически ясно, что представительство в федеральном совете было приблизительно в пропорции к населению или вероятно, скорее к числу граждан и точно так же и в Акарнании. Было бы естественным применить тот же самый принцип и к подсчёту голосов в собрании. Однако, есть данные, что в жизненно важных случаях, таких как вопрос разрыва с Македонией и перехода на сторону Рима, требовалось единогласное голосование городов.
До публикации постановления относительно святилища Аполлона в Актии, информация из надписей о федеральных финансах включала такие будничные вопросы как выделение денег на жертвоприношения или оплата расходов [27]. Это постановление так же содержит некоторое количество такого рода материала. Но более важны особые предписания относительно таможенных пошлин и других сборов, собираемых в течение Актийских игр. Предписания эти ясно показывают, что обычно федеральное правительство ничего из этого не собирало. Когда на федеральное правительство легла забота о содержании храма и ежегодных игр, оно взяло на себя расходы, которые прежде нёс город Анакторий. Следовательно, было вполне логичным, что некоторые из доходов, получаемых прежде городом, должны были быть обращены на эти цели. Потому условлено было, что половина pentekoste – 2% сбора на экспорт и импорт и все другие сборы, собираемые в ходе праздника, должны были идти одна половина федеральному правительству, а другая — городу Анакторию. Очевидно, panegyris было не только религиозным праздником, но включало так же действующий рынок. Вероятно, существовал и особый доход, разделяемый таким же образом, происходящий из пошлины за освобождение рабов (манумиссии), происходившее во время праздника [28]. Рынок проводился как совместное предприятие конфедерации и города, каждый из партнёров предоставлял четырёх сборщиков и четырёх писцов собирать налоги и вести их запись, в то время как по одному агораному (смотрителю рынка) с каждой стороны было достаточно для общего управления и руководства. Но заметим, что это была особая договорённость, исключительно для праздника и связанного с ним рынка. Особая статья оговаривала, что в других отношениях жители Анактория сохраняли полную власть над своими гаванями и всеми пошлинами [29]. Этого вполне достаточно, чтобы показать, что акарнанское федеральное правительство обычно не собирало никаких налогов в пределах территории любого города конфедерации. Здесь могли быть какие–то сборы на нужды управления и здесь могли быть какие–то доходы с собственности, которой владело государство, но помимо этого доходы федеральной казны состояли из сборов от городов или других составных частей государства, если они были. При таком состоянии дел с федеральными финансами не удивительно, что так де и чеканка монеты большей частью оставалась за городами. Начало федеральной чеканки датируется временем ок. 400 г. до н. э., но и города так же продолжали свою чеканку. После 167 г. до н. э. федеральная чеканка, кажется, была прекращена. Вместо этого появляются монеты с федеральными типами, отчеканенные в Тирионе как чеканка города [30].
Принятие предписаний относительно храма и праздника представляло собой законодательный акт, устанавливающий правила, обязательные для всех акарнанцев. Их нельзя было признать недействительными ни законом ни постановлением, предложенным городом или отдельным лицом. Такие запреты на будущие действия могли быть не слишком эффективными, но это показывает, что некоторые нормативные акты считались постоянно действующими законами. После всего этого удивительно узнать из самых последних строк документа, что священные законы, т. е законы касающиеся культов и святилищ, могли быть исправлены в ходе номофесии [31], т. е систематического пересмотра законов, при условии, что ничто не будет принято вопреки настоящему документу. Таким образом, одна короткая фраза даёт доказательство периодической проверки и пересмотра законов.
Если здесь были федеральные законы, то должны были быть и федеральный суд или суды для их исполнения и вновь тот же самый документ предоставляет нам об этом данные. Город, нарушавший постановление, должен был заплатить 500 мин (действительно крупная сумма для небольшого города), в то время как частное лицо каралось смертной казнью после осуждения dikasterion, что в данном контексте может означать только федеральный суд [32]. Строго говоря, ссылка на суд в данном месте относится только к процессам отдельных лиц, но суд этот должен был обладать юрисдикцией так же и над городами, если конечно её не брали на себя другие власти, как то федеральные должностные лица и совет. Случайное упоминание у Фукидида [33] показывает, что федеральный суд существовал уже по крайней мере в 426 г. до н. э. Таким образом, кажется надёжным заключить, что Акарнанская конфедерация в течение длительного периода своего существования, с конца V в. до н. э до самого своего конца обладала федеральным судом. Что касается периодической ревизии законов, то на сегодня нет данных, что она могла проводиться до восстановления конфедерации ок. 230 г.
Это любопытное государство, сочетавшее монархию, федерализм и племенную организацию, заслуживает некоторого внимания в любом общем обзоре греческого федерализма. Не имеет большого значения были ли эпироты греками или имевшими с ними тесные контакты племенами, которые были постепенно эллинизированы [1]. Все дошедшие от них надписи написаны на греческом и политические учреждения их были, как кажется, обычными греческими, но подобно македонянам и фессалийцам, они сохранили многое от старой племенной монархии. История Эпира, тесно связанная с историей как Македонии, так и Рима, изобилует трудностями. Большей части того, что связано с её нарративной историей нам нет необходимости касаться. То, что связано с политическими учреждениями, достаточно трудно. Источники состоят из нескольких упоминаний в античной литературе, главным образом у историков и удивительно большого количества надписей. Они достаточно кратки и сжаты и по крайней мере в некоторых случаях не воспроизводят всего текста документа, но лишь сообщают о принятых мерах. Это можно отчасти объяснить большим разнообразием способов выражения. Самая удобная и незаменимая их коллекция содержится во втором томе Sammlung der griechischen–Dialect–Inschriften (1899 г.) [2]. Они большей частью происходят из Додоны. Более поздние находки отсюда и из других мест опубликованы в работах не всегда легкодоступных. Некоторые из них являются крайне важными. До сих пор, как кажется, существует недостаток адекватных общих работ, рассматривающих весь этот материал [3]. Очерк, даваемый ниже, будет кратким и предварительным.
Эпир развился в то, что можно назвать этнической или племенной симполитией под управлением конституционной монархии. Отношения центрального правительства с членами конфедерации были во многом те же, что в обычном федеративном государстве, но большинство составлявших конфедерацию членов были скорее племенами, чем полисами в обычном смысле слова. Давно уже было отмечено, что самый факт того, что Эмилий Павел, как говорят, разрушил в Эпире 70 полисов, большинство из них молосские, доказывает, что эти многочисленные «полисы» не могли быть настоящими городами [4]. Эпирское государство состояло главным образом из трёх племён — молоссов, хаонов и феспротов, подразделявшихся, в свою очередь, на меньшие племена и деревни, скорее чем города. Недостаток городов был большей частью вызван природой страны с побережьем без гаваней и большинством обитаемых районов, состоящих из горных деревень. Наиболее плодородные из этих районов, с богатыми полями и превосходными пастбищами, находились на территории молоссов. Вдобавок они имели лёгкий доступ по долине реки Арахт к Амбракийскому заливу [5]. Эти преимущества до некоторой степени могут объяснить выдающееся положение молоссов.
Самое раннее описание эпирских учреждений даёт Фукидид в связи с сообщением о нападении амбракиотов, хаонов и других на Акарнанию в 429 г., сообщением которое не только даёт информацию об Эпире, но и так же указывает на типичный переход от монархии к республике. Хаоны в это время не имели царей и возглавлялись двумя простатами, избираемыми ежегодно из одной и той же семьи; так же и феспроты не имели царей, в то время как молоссами тогда командовал опекун их царя, Фарипса, который был малолетним [6]. Простаты специально упоминаются только для хаонов, но их можно постулировать с уверенностью и для не имевших царя феспротов. Для молоссов имеют большое значение позднейшие данные, что они имели простатов, которые существовали вместе с царём. Не имеет решающего значения, имели ли молоссы простатов в 429 г. (возможно имели) или нет. В любом случае кажется, что в Эпире процесс исчезновения царской власти начался с того, что рядом с царём поставлены были один или несколько избранных простатов. Процесс завершился тем, что царская власть была упразднена и во главе государства встали избранные магистраты. К 429 г. этот процесс уже завершился у хаонов и феспротов. У молоссов же он не завершился и почти два столетия спустя. Более того, молосские цари настолько расширили свою власть, что стали царями всего Эпира. С этим связано так же и развитие Эпирской конфедерации.
Своим развитием федеративное государство, охватившее весь Эпир, было обязано расширению власти и могущества молоссов. Возникшее федеративное государство было сначала известно как Молосская конфедерация, а позднее — как Эпирская конфедерация. Наше изложение значительно упрощает очень сложную историю. Одна из самых сложных проблем — это расширение Молосской конфедерации, которая возникла путём присоединения не–молоссов, без изменения при этом названия государства. Существование такой организации вытекает из того факта, что простаты молоссов не всегда были молоссами. По всей видимости, расширившаяся Молосская конфедерация какое–то время включала феспротов, но не включала хаонов, которые добавились позже, во время изменения названия организации. Все эти предположения опираются на идентификацию этнической принадлежности простатов и других должностных лиц. Трудность в том, что этнонимы, прибавляемые к именам большинства должностных лиц, относятся не к большим племенам, но к их подразделениям [7] и не всегда легко узнать к какому из больших племён это подразделение относится. Особенно важной этнической группой были омфалы. Согласно «Географии» Птолемея, Омфалион был городом внутренней Хаонии и потому учёные обычно считают омфалов хаонами. Поступая так, они игнорируют данные надписи, в которой омфалы определённо классифицируются как молоссы [8]. При таких обстоятельствах, данные современного событиям документа должны ставиться много выше, чем утверждение географа, писавшего несколькими столетиями позже; с отнесением омфалов к молоссам вопрос о наличии хаонийских магистратов в Молосской конфедерации исчезает. Самые важные данные происходят из документов, в которых простат молоссов упомянут наряду с царём в качестве эпонимного магистрата. От царствования Александра, вероятно Александра I (342 -330 гг. до н. э) до нас дошли четыре таких документа. В двух из них упоминаются простат и секретарь, в обоих омфалы, в одном простат — феспрот, а в последнем этноним утрачен [9]. Таким образом имеются данные, что феспроты могли обладать этой должностью, но нет таких данных о хаонах. Результаты, полученные в ходе исследования списка 10 дамиургов примерно от 370 г., обсуждавшиеся выше, те же самые: есть данные по крайней мере об одном феспроте, но нет данных о хаонах. И здесь так же, следует признать, вывод опирается на то, как классифицировать омфалов.
Обратимся к федеральным учреждениям. Здесь современные находки свидетельствуют о достаточно высоком развитии уже довольно рано. Фарипс, молосский царь, который в 429 г. был несовершеннолетним, послан был в Афины для получения образования и по возвращении первым составил для эпиротов законы, основал «сенат», установил ежегодных магистратов и в целом обустроил государство [10]. Далее, из афинской надписи известно, что Фарипсу было даровано афинское гражданство, что его сын и наследник Алект гражданство это унаследовал, а когда Аррибас, дед Пирра, изгнан был из своего царства Филиппом II Македонским, это гражданство было признано в качестве законного за ним и за его потомками специальным постановлением и постановление это даже возлагало на афинских полководцев невыполнимую задачу возвращения ему и его сыновьям владений его предков [11]. Алект, отец Ариббы, как говорят, перешёл на сторону Афин в 375 г. и он и его сын Неоптолем, старший брат Аррибаса стали членами Второй афинской лиги [12].
Чтоб развитие Эпира не показалось слишком удивительным, можно напомнить, что конец V — нач. IV вв. были периодом политических экспериментов и инноваций. В Афинах были олигархические революции и восстановление демократии. За пределами Афин это был период высочайшего расцвета Халкидской конфедерации, так же как важные, но менее известные достижения в Этолийской, Ахейской и Акарнанской конфедерациях. После временного расстройства восстановленной власти Афин и роспуска некоторых (не всех) федеративных государств в результате Царского мира, имело место создание Второй афинской лиги, так же как и многие внутренние реформы в Афинах. Лучшей обстановки для модернизации эпирских учреждений вряд ли можно себе представить. Вполне может быть правдой, что афиняне обучили Фарипса систематически реорганизовывать управление. Во всяком случае, два документа, которые датируются временем ок. 370 г., т. е периодом когда Неоптолем, старший брат Аррибаса, был единственным царём, показывают наличие высоко развитых учреждений.
Два документа содержатся в одной надписи, опубликованной несколько лет назад [13]. И та и другая, следуя друг за другом по времени, свидетельствуют, что стало вполне обычным делом датирование по именам царей и простатов молоссов и в обеих надписях простаты одни и те же, а царём — Неоптолем, сын Алекта. Таким образом, обе они относятся к одному и тому же году правления этого царя. В одной из них даруется гражданство женщине из неизвестного места по имени Арронос, которая вышла замуж за человека уже обладавшего гражданством. Второй документ с того же самого камня может содержать аналогичное дарование гражданства, но вопрос не вполне ясен [14]. Но это не имеет большого значения. Одного примера достаточно, чтобы показать, что молоссы в то время могли даровать гражданство женщине, вероятно для того, чтобы сделать её детей законнорождёнными. Название организации, дарующей гражданство не приводится, но ясно, что это должна была быть Молосская конфедерация, но такая, в которую уже принимали не–молоссов. Это вывод можно сделать на основании списка лиц, включающего простата молоссов, секретаря и 10 дамиургов [15], таким образом всего 12 должностных лиц. Большинство из них были молоссами. но был по крайней мере один феспрот и вероятно не было хаонов [16]. Таким образом, Молосская конфедерация уже в начале IV в. расширилась настолько, что включила в себя феспротов.
Трансформация из Молосской в Эпирскую конфедерацию произошла ок. 300 г. до н. э. Новое название, как кажется, появляется впервые в надписи о даровании ателии — освобождения от уплаты налогов, времени правления Неоптолема II, который некоторое время царствовал совместно с Пирром, но позднее был им устранён. В этом документе новая организация обозначается как симмахия [17]. В результате учёные попали в ловушку, сочтя её более рыхлой организацией, чем более ранняя Молосская конфедерация, хотя изучение этого самого документа, как бы короток он ни был, показывает противоположное. В нём эпироты даруют ателию в пределах Эпира некоему атинтану, человеку из соседнего племени. Так как ателия была дарована чужаку, то налогами от которых он получил освобождение должны были быть прежде всего пошлины на импорт и экспорт. Контроль федерального правительства над такими сборами был явлением столь редким, что, по–видимому, мог существовать только в государстве с достаточно сильным и централизованным правительством. Таким образом, можно сказать, что с точки зрения обычного греческого употребления термин «симмахия» здесь применён неправильно. Конфедерация была скорее симполитией [18]. Так же следует отметить: факт, что ателия была дарована Эпиром показывает, что «Эпир» было принято в качестве названия для нового государства. Эта перемена имени наиболее многозначительно если верна догадка, что она связана была с вхождением хаонов в состав федеративного государства. Обладающее таким устройством федеративное государство продолжало иметь царя примерно до 235 г. до н. э, когда пришло к власти республиканское правительство [19].
Обратившись к государственному аппарату можно отметить, что две надписи о даровании гражданства от примерно 370 г. обнаруживают высокоразвитое правительство уже в ранние времена существования расширившейся Молосской конфедерации. Самое удивительное из всех — дарование гражданства женщине, которое указывает на то, что молоссы скопировали закон о гражданстве Перикла, требовавший, для гражданства, чтобы оба родителя были гражданами. В рассуждениях по поводу рода занятий должностных лиц, упомянутых в документах, нет особой ценности. Простат, упомянутый в нескольких более поздних документах, очевидно, был следующим высшим магистратом после царя. По поводу дамиургов вряд ли можно сказать больше того, что их существование усиливает впечатление достаточно продвинутого и сложно устроенного правительства. Тем фактом, что они не появляются в позднейших документах, мы можем быть обязаны их краткостью, а не тем, что их коллегия была распущена. Характер правительства как ограниченной монархии символизируется ежегодным обменом клятвами между царём и народом в Пассароне в земле молоссов, когда царь клялся соблюдать законы, а народ — сохранять царскую власть. Это не мешало сильным личностям из числа царей, таким как Пирр, принимать все или большинство решений лично и практически править как абсолютный монарх [20].
Сама идея ограниченной монархии требует от совета или собрания выбирать должностных лиц и принимать решения от имени государства То, что здесь существовало какого–то рода первичное собрание засвидетельствовано двумя документами времени правления Александра I и от третьей четверти IV в., оба содержащие дарование гражданства. Хотя формулировки их значительно отличаются, то что упомянутый в них простат один и тот же, свидетельствует об их принадлежности к одному и тому же году [21]. Название «экклесия», прилагаемое к собранию, должно указывать на первичное собрание, но невозможно сказать, насколько широка была степень участия в нём народа. Возможно, собирались только самые богатые и влиятельные члены племени. Так же невозможно сказать, сколько ординарных собраний было в год. Ежегодный обмен клятвами в Пассароне свидетельствует, по крайней мере об одном таком собрании. Так же ясно, что могли созываться экстраординарные собрания. Когда Эакид, отец Пирра, во время своего отсутствия из–за пребывания в походе, изгнан был постановлением собрания [22], это должно было произойти на экстраординарном собрании, созванном для этой цели. Но созыв этого собрания мог быть актом мятежа и не доказывает, что любой избранный магистрат имел право созывать собрание без согласия царя. Материал, представляемый собранию, следовало предварительно подготовить. Не ясно, кем это делалось в период царей — федеральным советом или группой магистратов, но возможно последнее [23].
С переходом к республиканской форме правления, царь был заменён ежегодно избираемым полководцем (стратегом) или может быть коллегией из трёх стратегов, из которых один был председателем или главнокомандующим. Имя его использовалось в качестве эпонимного магистрата, одного или с простатом [24]. В одном случае простат был назван простатом молоссов. Невозможно определить значение этого. Был ли он простатом всей конфедерации или только племени (ethnos) молоссов. В целом имеется минимум полезной информации относительно магистратов республиканского периода. В паре документов упомянут секретарь синедриона [25], но это всё. Ясно, что поскольку велись дела, то должны были быть должностные лица, которые бы о них заботились. Так секретарь или писец, или какая–либо группа должностных лиц могли получать письменные указания относительно дел, которые должны были предлагаться на рассмотрение собрания эпиротов. В одном случае конкретно указывается, что жалоба была принесена перед экклесией, таким образом свидетельствуя, что первичное собрание продолжало функционировать [26]. Сходным образом, существование синедриона в республиканский период засвидетельствовано уже упомянутыми документами, упоминавшими секретаря синедриона.
Данные о территориальных подразделениях достаточно обширны. Многие из них происходят от периода царской власти, но вполне очевидно, что в этом отношении условия оставались теми же самыми и при республике. Начать надо с того, что здесь были три больших племени — молоссы, феспроты и хаоны. В битве при Акуле эпироты объединены были в племенные контингенты [27], напоминая то как, например, беотийцы объединены были в контингенты по городам в битве при Делии. Замечательный фрагмент информации о двух из этих племён — документ, в котором свидетели освобождения раба (манумиссии) разделены на две группы — молоссы и феспроты [28] Вдобавок к военной организации имеются другие данные, что три больших племени имели свою собственную федеральную организацию в меньшем масштабе [29]. В различных документах следующие за именами отдельных лиц этниконы свидетельствуют, что три племени разделялись на меньшие подразделения. Новые находки дают их новые названия. Так одна надпись содержит постановление атераргов, племени (или общины), неизвестного до обнаружения этого документа. Этим постановлением возобновляется дружба и взаимная проксения с пергамцами. Оно датируется по простату молоссов и самих атераргов, а вдобавок упоминаются два простата пергамцев [30]. Таким образом видно, что термин этот используется для обозначения магистратов в политических организациях всех размеров. Из документа явствует, что атерарги были молоссами, в то время как пергамцев можно, как кажется, локализовать близ Бутрота и таким образом они принадлежали к хаонам или возможно к феспротам. Таким образом, что бы не означал обмен проксенией между общинами, кажется было вполне возможным для общины в пределах одного из трёх племён пребывать в отношениях особой дружбы и близости с другой общиной, принадлежавшей к одному из двух других племён. Вопрос осложняется тем, что к послам пергамцев прилагаются два различных этникона, таким образом позволяя допускать, что последние сами состояли из двух или более меньших групп., соединённых в какую–то симполитию. Такие данные как эти указывают на то, что правительства меньших групп действовали достаточно активно и надо заметить, что приведённые данные далеко не исчерпывают полезный материал [31].
Но для механизма управления племён и меньших подразделений полезных данных мало. Вероятно, титул «простат» мог быть применим к магистрату в любой организации, большой или малой. В меньших объединениях он, возможно, был главой правительства. В расширившейся молосской конфедерации и позднейшей Эпирской конфедерации выше него был царь, а позже — стратег. Относительно прочих должностных лиц невозможно сказать больше того, что они существовали. И всё же возлагаемые на них задачи были весьма важными. Дарование гражданства женщине ок. 370 г. указывает на то, что закон о гражданстве требовал, чтобы оба родителя были гражданами. Если правило это распространялось на весь Эпир, то это должно подразумевать наличие тщательно составляемых и сохраняемых списков граждан, может быть хранившихся в местных подразделениях племён, но это точно не известно. Данные о сборе федеральным правительством таможенных пошлин более убедительны. Они включают сведения о даровании ателии — освобождения от уплаты налогов, даруемого федеральным правительством [32]. Тот факт, что их можно датировать всем периодом времени, начиная с IV в. до эпохи республики указывает на то, что цари собирали таможенные пошлины со времён существования Молосского царства, вероятно даже до создания конфедерации. Когда Молосская конфедерация разрослась и трансформировалась в Эпирскую, собирание таких пошлин должно было потребовать наличия некоторого персонала. Во всяком случае выглядит надёжным заключение, что Эпирскую конфедерацию можно поставить в один ряд с Халкидской и ранней Фессалийской в качестве примеров федеративных государств, в которых таможенные пошлины собираемы были для своих нужд самим федеральным правительством.
Фессалия, начиная со Второй македонской войны и в течение первых двух столетий нашей эры была обособленной страной. В течение периода македонского господства конфедерация сохраняла свою старую организацию с монархом во главе. После Второй македонской войны она была распущена и в 194 г. до н. э Фламинином были созданы новая организация и новое правительство [1]. Эта организация, хоть и обязанная своим возникновением римскому государственному деятелю, была чисто греческой. Территориально эта Фессалия была не вполне та же, что в более ранний период. Она утратила некоторую часть своей северной некогда покорённой периэкской территории, но сохранила территорию на юге. При провозглашении свободы, совершённом Фламинином на Истмийских играх 196 г., в числе тех, кто объявлен был свободными были «фтиотийские ахейцы, магнесийцы, фессалийцы и перребы». Кажется, что со всеми ними обошлись одинаково. Однако, при позднейшем устроении греческих дел, прочие остались свободными в качестве независимых государств, но большая часть Фтиотийской Ахайи присоединена была к Фессалии [2]. Позже территория конфедерации была расширена до Фермопил и горы Эта. Это расширение можно в некоторой мере проследить, большей частью делая выводы из документов датируемых именами полководцев Фессалийской конфедерации. Из таких надписей можно видеть, например, что Ламия была Фессалийской по крайней мере со 186 г. до н. э. Но до этого расширения фессалийцам пришлось претерпеть сокращение территории. Ведь большая часть территории, которую Филиппу V позволено было занять как награду за его помощь римлянам против Антиоха III, забрана была у них. Своего рода компенсацией могло быть то, что фессалийцам дана была Ламия, а возможно и другие территории, бывшие под властью этолийцев [3]. За Этолией, однако, остались энианы, восточные и западные локры и дорийцы центральной Греции, как показывает то факт, что представителями этих племён в Амфиктионийском совете в 178 г. до н. э были этолийцы [4]. Энианы же (когда точно неизвестно) получили независимость и создали своё собственное государство, в котором, однако, полностью доминировала Гипата. Постановление koinon в честь Лукулла, когда он служил квестором в Греции, показывает, что ок. 85 г. до н. э koinon эта ещё существовала. Интересным фактом о её правительстве является то, что главными её магистратами была коллегия из 5 эниархов [5]. Позже энианы вошли в состав Фессалийской конфедерации и одна из знатнейших семей Гипаты дала конфедерации нескольких полководцев.
Третья македонская война позволила Фессалийской конфедерации вернуть города, отобранные у неё Филиппом Vв ходе войны римлян против Антиоха III и этолийцев, но в целом это должен был быть неприятный период для молодого государства. Как и в ходе Второй македонской войны, Фессалия со 171 по 169 гг. вновь стала главным театром военных действий, до тех пор пока римляне, наконец, не вступили в Македонию. И сами фессалийцы принимали участие в военных действиях. Воинским контингентом, упомянутым как действовавший с римской армией был кавалерийский отряд в 300-400 человек, который, согласно Ливию, во взаимодействии с войсками Пергама, служившими резервом, спас положение в битве при Каллинике в 171 г., воспрепятствовав тому, чтобы поражение римлян стало еще больше, чем оно было [6]. Так как можно быть уверенным в том, что Ливий не преувеличивал вклад союзников, то их услуги должны были быть и в самом деле важными, несмотря на то, что он заявляет, что их контингент был меньше, чем должен был бы быть. Но для небольшого государства, на территории которого находилась вражеская армия и которое должно было оберегать собственные свои города, число это вовсе не было незначительным. Окончание войны дало несколько лет мира, но он был опять нарушен в 150 г. из–за восстания Андриска. Позже, в связи с Митридатовыми войнами и римскими гражданскими войнами военные действия стали почти беспрерывными, до тех пор пока не воцарился мир с правлением Августа. В этот период, с точки зрения победителя, фессалийцы не всегда были на правильной стороне, но в целом они всё выдержали, их свобода была признана Августом и конфедерация ещё долго существовала в качестве важного инструмента местного управления и вероятно с государственным устройством, данным в 194 г. Фактически, политика свободы, как кажется, действовала в Фессалии лучше, чем в большинстве греческих государств. В отличие от этолийцев, эпиротов и ахейцев, фессалийцы одни из числа наиболее выдающихся греческих государств, не навлекли на себя гнев Рима. В 173 г. римский представитель прибыл к ним, чтобы подавить в зародыше зарождавшуюся социальную революция, которая затронула Фессалию, как и большую часть тогдашней Греции. Хотя римский третейский судья вряд ли был слишком левым или даже чересчур демократичным, кажется достигнут был существенный компромисс. Ростовщики отказались требовать чрезмерные проценты и достигнуты были договорённости, чтобы основная часть долга выплачена была в десять ежегодных платежей [7].
Государственное устройство Фессалийской конфедерации, хоть и созданное под контролем Рима было чисто греческим, как уже замечено. Оно, однако, не копировало прямо ни одно из существовавших тогда федеральных государств, но имело свои собственные характерные черты, особенно большую независимость городов друг от друга. Этим она была, вероятно, обязана смешению старых фессалийских учреждений с чертами, позаимствованными у других греческих федеративных государств, большей частью у Ахейской конфедерации. Самой бросающейся в глаза чертой нового фессалийского государственного устройства было заимствование, вероятно из–за рубежа, представительного правления с умеренных размеров синедрионом и отсутствие федерального первичного собрания. Новое ахейское законодательство, сделавшее правление этой конфедерации представительным было принято незадолго до 200 г. до н. э. и переговоры с ахейцами должен был вести лично Тит Фламинин, хорошо знакомый с их учреждениями, хотя его брат Луций имел более прямые контакты с ахейцами чем консул. Он, подобно современным государственным деятелям, возможно имел помощника или эксперта, заботившегося о деталях государственного устройства. Было б интересно знать, был ли этот эксперт греком или римлянином. Он вполне мог быть римлянином. Если Сицилийская община (Commune Siciliae) создана была уже в 212 г. до н. э. [8], то это даёт повод верить, что римские государственные деятели того времени были хорошо знакомы с греческими политическими учреждениями. Кроме того устройство, данное Магнесийской конфедерации около того же самого времени показывает, что у них не было скроенного по единому лекалу образца, приложимого к любому государству. Ведь естественно, что было большое различие между этим крошечным государством и Фессалийской конфедерацией.
Для исследования фессалийского государственного устройства мы располагаем относительно большим количеством подходящих надписей и довольно частыми упоминаниями в письменных источниках. Этот материал не позволил ещё ответить на все вопросы, но он так обширен, что не было ещё предпринято попытки собрать его и обобщить [9]. Ясно одно: Фессалийская конфедерация была олигархическим или аристократическим государством. Ливий сообщает, что когда Фламинин в 194 г. вступил в Фессалию ему пришлось заняться не только дарованием свободы городам, но и наведением порядка в запутанной ситуации. Принятые им меры включали в себя выборы сената и судей или должностных лиц в городах на основе имущественного ценза и в целом укрепление положения имущих классов, в интересах которых поддерживались мир и порядок. Так как в этом месте Ливия специально упоминается имущественный ценз для занятия должностей и так как в надписях из различных городов упоминается демос, то это как бы подразумевает, что здесь не было имущественного ценза для голосования [10]. Это вряд ли верно. Упоминание демоса и его постановлений показывает только, что в городах этих было первичное собрание, открытое для всех активных граждан. Это ничего не говорит о необходимости имущественного ценза для активного гражданства. В любом случае верховенство имущих классов очевидно как из обсуждавшегося выше места Ливия, так и из упоминавшейся уже надписи относительно активного вмешательства римлян во внутренние дела Фессалии, когда они уладили волнения, возникшие из–за задолженностей и слишком высоких процентов. Так как гражданская община конфедерации состояла из граждан различных входивших неё государств, то, что сказано было о гражданстве городов приложимо так же и к гражданству федеральному. Интересная черта управления городов — применение титула «таг», некогда горделивого титула фессалийского царя, к членам органа, совершенно очевидно включавшего в себя высших муниципальных магистратов. Число tagoi варьировалось, но обычно их было 5. Всё, что можно сказать о времени введения в употребление этого титула, это то, что он был в употреблении до римского вторжения. Когда Филипп V писал к городу Ларисса в 220 и вновь в 215 г., побуждая его к увеличению числа граждан путём приёма в граждане фессалийцев и других греков, проживавших в городе, то в Лариссе тогда было 5 тагов; они упомянуты, но не в письмах царя, а в местных постановлениях, принятых после получения этих писем [11]. Тот факт, что граждане явно были не расположены на это соглашаться, свидетельствует о замкнутости местного гражданского общества, в то время как то обстоятельство, что трое из тагов 220 г. служили в качестве таковых и в 215 г. — явное свидетельство того, что внутри этого общества власть сосредоточивалась в руках небольшой группы лидеров или политиков. Сходным образом, когда Фламинин написал в Киретии, может быть ещё до римской реорганизации, то с письмом он обратился к тагам (число их неизвестно) и к полису [12]. Многочисленные надписи свидетельствуют о наличии тагов в различных городах. Таким образом, это была характерная черта местного управления, которую римляне не изменили. Фактически, они возможно вовсе не меняли управления в городах, но лишь поддержали высшие классы и потакали той замкнутости, какую мы, например, обнаружили в Лариссе. Кроме этого, мало что можно было бы сказать об управлении городами, разве что понятно то, что в них существовали первичные собрания, хотя они и не были открыты для всех представителей низших классов. О городских советах данных мало, за исключением того, что установления Фламинин предписывали, чтоб для членства в «сенате» города был необходим высший имущественный ценз [13]. Упоминания в документах о городских буле очень редки.
Самой замечательной чертой нового федерального правительства было то, что во главе конфедерации стоял теперь ежегодно избираемый полководец — стратег, титул, который на латынь передавался как «претор». Доказательством того, что должность эта была ежегодной был тот факт, что стратег был эпонимным магистратом конфедерации. Благодаря тому, что сохранилось большое число записей о сделках, особенно о манумиссиях (освобождении рабов) имена многих из них известны и немалое их число может быть датировано с большей или меньшей точностью [14]. К несчастью город, из которого происходит полководец установить не всегда возможно, но всё же можно видеть, что большинство полководцев происходит из городов старой Фессалии, а не из районов, присоединённых позже. Исключение — семья из энианского города Гипата, давшая несколько стратегов; самый ранний из них вероятно служил в 28-27 гг. до н. э. По крайней мере одна ветвь этой семьи, сохранившая выдающееся положение в III в. н. э., позднее получила римское гражданство [15]. Данных о первичном собрании нет, единственным засвидетельствованным совещательным органом является синедрион. Таким образом, конфедерация, как кажется, обладала представительным правлением со времени своей организации в 194 г. [16]. Из данных о споре между городами Киер и Метрополис времени правления Тиберия известно, что синедрион в то время состоял по крайней мере из 334 членов [17]. К этому времени конфедерация завершила своё расширение, а синедрион так же, вероятно, свой рост. Хотя точное число городов — членов конфедерации неизвестно, несомненно оно было значительно меньше, чем число представителей. Это может означать только представительство в пропорции к населению. По этому пункту вряд ли стоит напоминать о примерах ранней Беотийской, Этолийской и Ликийской конфедераций, Эллинской лиги времён Филиппа II и его преемников, так же как и о попытках Рима урегулировать представительство в Амфиктионийской лиге [18].
Сведения о действиях синедриона в споре между Киером и Метрополисом предоставляют нам ту немногую информацию, которой мы располагаем о порядке его действий. Дело было представлено совету римским наместником и стратег конфедерации и секретарь синедриона написали отдельные письма наместнику, сообщая о предпринятых действиях. В обоих письмах сообщается, что собрание проведено было в месяце Тисии, по всем правилам, по которым полагается проводить ежемесячные собрания. Сообщения о голосовании далее показывают, что по крайней мере по важнейшим вопросам голосование было тайным под присягой или вероятно, скорее, жетонами по жребию.
Сведения о государственном аппарате показывают, что федеральное правительство подготовлено было вести дела весьма значительные, что в свою очередь указывает на сильное федеральное правительство. Но с другой стороны, фессалийские города были, кажется, более независимы в отношении друг друга и к федеральному правительству, чем то было в большинстве федеративных государств. Вопреки греческому обычному порядку, граждане одного города обычно не обладали правом энктесиса (владения недвижимостью) в других городах конфедерации. В пользу этого свидетельствует тот факт, что когда города выносили почётные постановления гражданам других общин конфедерации, они иногда включали эту привилегию. Так Ларисса даровала энктесис гражданину соседней Скотуссы и даже отправила туда послов, чтоб об этом сообщить [19]. Так как здесь была, как кажется, прямая преемственность в местных учреждениях между позднемакедонскими и раннеримскими временами, то письма Филиппа V в Лариссу от 220 и 215 гг. могут быть использованы для информации об условиях в столице. В то время в Лариссе проживали многочисленные метеки, как фессалийцы, так и другие греки. В своём первом письме Филипп советовал внести их в списки граждан; во втором, он почти что угрожал прибегнуть к принуждению. В результате все они внесены были в списки. Сохранили ли они своё гражданство с прекращением власти Филиппа над Фессалией — другой вопрос. Список новых граждан сохранился лишь частично; эта сохранившаяся часть содержит имена многочисленных бывших граждан фессалийских городов Краннона и Гортины, а так же одного лица из Самофракии. Остальная часть надписи несомненно содержала имена тех, кто переехал из ряда других городов. Ларисса как столица могла быть особо притягательной, а в других городах могло быть много меньше метеков, но представляется ясным, что гражданство в одном городе не давало гражданских прав в других городах конфедерации. Таким образом, когда конфедерация даровала чужестранным судьям из Милета и их писцу гражданство, энктесис и другие привилегии во всех городах конфедерации, это могло означать только потенциальное гражданство во всех городах, так что если они решали стать гражданами какого–то одного города, этот город не мог отказаться их принять [20]. Но конечно, они не смогли бы осуществить права гражданства ни в одном городе без предварительной регистрации.
Другой характерной чертой, которая, как кажется, свидетельствует о большой свободе городов в отношении центрального правительства — это их обыкновение разрешать пограничные споры с помощью арбитража иностранных государств и посылки собственных послов за границу, чтоб вести свои дела. Во все их дела, однако, были прямо или косвенно вовлечены Рим или римляне, так что то, что получалось в результате этого, насколько это можно проследить, проливает столько же света на «свободу» греков под римским «покровительством», сколько и на фессалийские учреждения. Самым важным и самым сложным является дело с участием двух городов из двух небольших племенных объединений к югу от собственно Фессалии — Мелитеи во Фтиотийской Ахайе и Нарфакия в Малиде. Они отделены были друг от друга горами и спорная территория являлась, отчасти, пустынной горной местностью. Спор был разрешён в 140 г. до н. э. или около того постановлением римского сената, принятым в согласии с законами фессалийцев, данными им Титом Квинкцием, т. е Фламинином. Текст этого сенатусконульта обнаружен был в Нарфакии — городе, в пользу которого было принято решение. Надпись сильно повреждена, но главные этапы тяжбы можно проследить [21]. Спор этот, как и множество других, решавшихся третейскими судьями, в прошлом несколько уже раз разбирался разными третейскими судьями. На эти более ранние соглашения ссылались мелитяне в своих показаниях сенату, упирая на тот факт, что более поздние решения в пользу Нарфакии основаны были на законах, данных фессалийцам Фламинином, намекая на то, что более ранние решения были в пользу Мелитеи и что некоторые решения Фламинина ответственны за отмену прежних решений. Таким образом, уже решения Фламинина вмешивались в то, что должно бы было быть внутренним делом конфедерации. В ином роде решение сената по делу Птелея во Фтиотийской Ахайе. Граждане его донимаемые обвинениями, выдвигаемыми против них соседним городом Ларисса во Фтиотиде и когда эти обвинения дошли до Рима, птелейцам оказал помощь гражданин более известной Лариссы в северной Фессалии, вызвавшись отправиться в Рим в качестве посла [22]. Иной порядок действий явствует из пограничного конфликта между Киером и Метрополисом в правление Тиберия. Дело было передано наместником в синедрион для вынесения решения. Вероятно, в эпоху Принципата римское правительство поначалу делало больше, чтобы поддержать успешное функционирование местных правительств, чем в эпоху Республики. Иная тенденция вызвала к жизни решение спора между Ламией и Гипатой, вынесенное в правление Адриана наместником, по указаниям от императора [23]. Оно иллюстрирует тот факт, что наряду с поддержкой императором эллинского духа, правление Адриана характеризуется усилением бюрократии.
Несмотря на то, что римское правительство вмешивалось в решение этих споров, в них нет ничего, что опровергало бы факт существования в Фессалии сильного и активного центрального правительства. Один редкий фрагмент данных указывает на преемственность между более ранней административной системой и конфедерацией в римские времена. Выше было доказано, что система тетрад введена была в ранней Фессалии как административная мера в связи с военными реформами, так что тетрархи были федеральными должностными лицами, а не местноизбранными. До нас могло б и не дойти никаких данных о существовании тетрад в римский период, но один анекдот засвидетельствовал существование тетрад а это время в качестве административных единиц. В своих «Наставлениях по управлению государством» Плутарх рассказывает, что когда некий Гермон отказался быть избранным на должность (вероятно полководца) из–за бедности, фессалийцы проголосовали, чтобы каждая тетрада помогала ему каждый месяц лагином (мера неизвестной величины) вина и медимном муки [24]. Таким образом, старые административные единицы продолжали существовать, хоть они и редко упоминаются в документах. Есть, однако, ряд случаев, когда человек обозначается как происходящий из Лариссы в Пеласгиотиде, вероятно чтобы подчеркнуть разницу между этим городом и Лариссой во Фтиотийской Ахайе [25]. Обычно о принадлежности гражданина свидетельствует только этникон его общины.
Деятельность синедриона была большей частью судебной. Греческие федеративные государства делятся на две группы: те, у кого имелся особый федеральный суд или суды и те, в которых единственным федеральным судом был совет. Фессалия, как кажется, принадлежала ко второй группе. Так синедрион разбирал спор между Киером и Метрополисом и он же, кажется, был тем органом, который выступал в качестве суда между Нарфакией и Мелитеей, когда он возник сразу после того как эти города стали членами Фессалийской конфедерации. Ещё одним свидетельством его судебной деятельности являются два постановления в честь иностранных судей, одна группа которых происходила из Миласы в Карии, а другая — из Милета. Из них первая предположительно датируется временем ок. 130 г. н. э [26]. В обеих группах число судей было небольшим, так в группе из Милета было два судьи и писец. В постановлении о судьях из Миласы имеется статья, воздающая им хвалу за то, что они примирили большинство тяжущихся без формальных судов — умение, которое, как кажется, всегда ценилось высоко. Дела, разбираемые этими судьями, до того вероятно разбирались уже местными судами в различных городах, но это федеральное правительство приглашало иностранных судей, а позже воздавало им почести. Другой источник данных о судебной деятельности — императорский рескрипт II в. н. э. обращённый к koinon фессалийцев и предписывавший, чтобы если дело идёт о насильственном отобрании чужого имущества и о владении, то вопрос о насилии должен быть разобран раньше, чем вопрос о собственности [27]. Это, как кажется, указывает на то, что фессалийким властям позволено было самим решать вопросы, которые в других провинциях разбирались наместником. В любом случае кажется странным обнаружить в «Дигестах» рескрипт, переведённый с греческого на латынь, процитированный для принятия решения о судебном разбирательстве. Как итог, можно утверждать с уверенностью, что поскольку нет сомнений в том, что большинство обычных тяжб разбирались в местных судах, то синедрион с его ежемесячными собраниями в состоянии был участвовать во всех судебных делах, которые проходили перед федеральными властями.
Городом, в котором обычно велись государственные дела и где собирался синедрион, короче столицей, совершенно очевидно была Ларисса в Пеласгиотиде. Здесь обнародованы были несколько фессалийских постановлений из тех, что сохранились. Но даже более многозначительно то, что о проводимых здесь собраниях сообщается таким образом, что подразумевается — Ларисса была обычным местом для собраний. Так в 191 г. до н. э Антиох III направил послов в Лариссу, чтоб они предстали перед собранием фессалийцев. Так же и в 172 г. до н. э, когда римские послы направились в Грецию и Македонию в рамках подготовки к Третьей македонской войне, они предстали перед собранием в Лариссе [28]. Город был местом собрания и тогда, когда разбиралось дело Киера и Метрополя. Равно важное впечатление, получаемое от исследования истории Фессалии состоит в том, что за исключением таких интерлюдий как правление Ясона из Фер, Ларисса была центром, фокусом почти всякой деятельности.
В отношении финансовой администрации и экономической жизни, значительный интерес представляют фессалийские монеты [29]. Конфедерация чеканила серебряные монеты двух стандартов — аттического и другого, согласно которому драхма весила ок. ¾ аттической драхмы, так что тетрадрахма весила только три аттических драхмы или три римских денария. Вероятно серебро аттического стандарта чеканилось для целей внешней торговли, в то время как облегчённый стандарт использовался в пределах государства и как показывают записи, расчёты в нём велись в статерах (дидрахмах) и оболах. Нумизматы полагают, что чеканка серебра прекратилась в 146 г. до н. э. Этот вывод основан на произвольном предположении, что в то время пресеклась всякая свобода и все привилегии исчезли. В любом случае, старое серебро продолжало оставаться в обороте и пошлины за освобождаемых рабов продолжали выплачиваться в статерах. Таким образом, прекращение чеканки серебра не было внезапным. В эпоху Принципата Фессалия, подобно многим другим объединениям в восточных провинциях, продолжала чеканить бронзу. Фактически, большая часть мелких денег происходила из местных монетных дворов [30]. Иногда позже, когда расчеты производились в денариях, местная бронза использовалась в качестве разменной монеты. В таком случае денарий естественно считался равным восьми оболам, а полденария — четырём. С тех пор, как бронзовая монета стала оцениваться выше стоимости своего металла, появилась прибыль от чеканки бронзы и в Фессалии, как кажется, эта прибыль доставалась федеральному правительству.
Отпуск рабов на волю повсеместно в городах происходил в соответствии с фессалийскими законами и он отражён в документах, фиксирующих пошлину за отпуск в 15 статеров, которая выплачивалась городу в котором освобождение имело место. Ок. 27 г. н. э в закон была внесена поправка или изменение, согласно которому 22½ денария равнялись 15 статерам [31]. Упоминание статеров ещё в 131 – 132 гг. н. э показывает, что пошлина, возможно, официально сохранялась в размере 15 статеров [32]. Таким образом, римский денарий рассматривался как иностранная валюта, которой фессалийские власти милостиво позволяли служить законным платёжным средством. Другая интересная деталь та, что иногда уплаченная пошлина записана была как 22 статера и 4 обола [33], что даёт доказательство того, что мелкой монетой была мелкая бронза.
Таким образом, пока чеканка и процедура отпуска рабов на волю были связаны, Фессалия продолжала идти своим собственным путём. Тот факт, что в правление Адриана она включена была вместе со свободными городами в группу государств в которые император посылал особого рода посланника, обычно называемого корректор, показывает, что Фессалия всё ещё рассматривалась как свободная, настолько свободная, насколько вообще могло быть государство, находившееся под римским влиянием [34]. Это делает возможным, что конфедерация была свободной так же и в обладании собственной системой таможенных пошлин. Следует напомнить, что в более ранней Фессалийской конфедерации развилась система, по которой эти пошлины собирало федеральное правительство и одним из обвинений в адрес Филиппа II Македонского было то, что он обратил их в свою собственную пользу; сделал он это, несомненно, в качестве главы конфедерации. После освобождения Фессалии от власти Македонии, было естественно, что система эта продолжила своё существование, но уже под контролем избранных республиканских должностных лиц конфедерации. Нет никакой причины думать, что римляне с их показным акцентом на свободу Фессалии, прекратили существование этой системы, заменив её своей собственной portoria. Разумеется, по этому пункту никаких прямых данных нет, лишь полное отсутствие упоминаний в документах о каких–либо римских должностных лицах, уполномоченных собирать portoria в Фессалии [35]. С другой стороны, Греция была так рано объявлена свободной и была такой единственной в своём роде, что неудивительно, если некоторым греческим государствам было позволено сохранить контроль над своими таможенными пошлинами.
В заключение следует сказать, что Фессалийская конфедерация, организованная в 194 г. до н. э под римским покровительством, продолжала существовать как некая особая территория вплоть до III в. христианской эры. Её устройство и система управления сохранили многое или от древнего фессалийского государства или по крайней мере черты, развившиеся до римского владычества, такие как правительства городов с советом и первичным собранием и коллегией тагов во главе администрации. Четыре старых фессалийских территориальных подразделения, известные как тетрады, сохранились в качестве административных подразделений. Города сохранили в большой мере местный патриотизм и неохотно даровали прочим фессалийцам своё гражданство или даже право владения недвижимостью на своей территории. В то же самое время федеральное правительство было сильным и устанавливало нормы, применимые во всех городах конфедерации, такие как те, что применялись к освобождению рабов. В целом федеральное правительство следовало модели наиболее развитых федеративных государств, с внутренним суверенитетом государства, осуществляемым представительным синедрионом и с полководцем (стратегом) во главе государства — должность вовсе не пустая и формальная.
Едва конфедерация была основана, как она подверглась нападению Филиппа V, в связи с его поддержкой Рима против Антиоха III. И вновь он здесь активно действовал во время Третьей македонской войны. Опуская множество других событий скажем, что Фессалия вновь приобрела особое значение во время римских гражданских войн. В ходе войны между Цезарем и Помпеем фессалийцы раскололись, но однако ж большинство, вероятно, поддержало Помпея и тогдашний фессалийский стратег в состоянии был выставить значительное войско, чтобы попытаться задержать Цезаря при Гомфах до подхода Помпея [36]. В войне Октавиана и Антония против Брута и Кассия фессалийцы, добровольно или по принуждению, в большинстве своём поддержали Брута и Кассия. Сообщают, что в дополнение к пехоте им служили 2000 фессалийких всадников [37], число большее, чем знаменитое подразделение фессалийской кавалерии, сопровождавшее Александра Великого в Азию. Но возможно, они скорее были завербованы на службу римскими вербовщиками, чем мобилизованы фессалийскими магистратами.
Но Фессалия не была наказана за свою поддержку проигравшей стороны; Цезарь, после Фарсала, до того как начал преследовать Помпея, провозгласил Фессалию свободной [38]; это несомненно означало, что её правительству позволено было продолжить или возобновить свою деятельность. Август позднее заключил более официальное соглашение с конфедерацией, когда позволил внести себя в её списки в качестве стратега на 27-26 гг. до н. э [39] Разумеется для императора или для кого–нибудь из членов его семьи не было таким уж необычным позволять вносить себя в списки в качестве местных должностных лиц, но начиная с этого времени должность стратега должна была служить частью общего соглашения 27 г. до н. э. Это должно было символизировать признание им Фессалийской конфедерации и его примирение с ней после её довольно сомнительной позиции во время гражданских войн. И Август сделал даже больше. Наряду с Никополем и Македонией, Фессалия стала одной из трёх областей, которым позволено было иметь шесть голосов в Амфиктионийской лиге [40]. На деле это могло означать сокращение представительства племён, принадлежавших к Фессалийской конфедерации [41], но это должно было давать то преимущество, что все места в лиге были теперь консолидированы и считались фессалийскими.
Таким образом, Август не только позволил Фессалийской конфедерации продолжать своё существование как греческой организации, но и даже предоставил ей особое, привилегированное положение в той особой Греции, в которой сам он был под покровительством Аполлона — Аполлона Акция и Дельф. Но греческий дух Фессалии так же выказал себя и в иных отношениях. Да, среди фессалийцев были те, кто добивался римского гражданства и среди стратегов конфедерации были римские граждане, но большинство стратегов I-II вв. н. э., имена которых сохранились, не были римскими гражданами. Далее, надписи показывают, что должность эта пользовалась популярностью и высоко ценилась. Кроме того, когда фессалийцы возвысились, они, как то свойственно грекам, отправляли разные должности в Амфиктионийской лиге и начиная с Адриана — в Панэллинской лиге. Участие в амфиктионийских делах было старой привычкой фессалийцев и могло быть совершенно естественным то, что они склонились к участию и в Панэллинской лиге. Так семья из Гипаты, историю которой можно приблизительно реконструировать по надписям, дала нескольких стратегов Фессалийской конфедерации, более чем одного эпимелета Амфиктионийской лиге и архонта Панэллинской. Женщина из этой семьи, которая к тому времени уже имела римское гражданство, вышла замуж за человека (вероятно фессалийца по происхождению), занимавшего видное положение в Афинах. Их сын стал эпонимным архонтом в Афинах и позднее, в какое–то время в III в. — консулом; интересно отметить, что путь из Фессалии к консульству шёл через Афины. Таким образом, служба в Амфиктионийской и Панэллинской лигах была вполне естественной для фессалийцев, но было столь же естественным быть привлечённым панэллинской аристократией Афин [42].
Те магнесийцы, о которых здесь идёт речь, жили на Магнесийском полуострове, отделённом от Фессалии и вдоль побережья к северу от полуострова. Их конфедерацию мы рассмотрим очень кратко, несмотря на то, что сохранилось большое количество документов, происходящих из неё и из её главного города — Деметриады. Сами по себе эти документы интересны, но имеют мало значимости для исследования федерализма. Две её самые характерные черты, это во–первых то, что это было государство с одним доминирующим городом и во–вторых то, что она имела федеральное первичное собрание, хотя основана была тогда, когда другие государства начали избавляться от таких собраний. Конфедерация была основана в конце Второй македонской войны, но Деметриада вскоре была захвачена, сначала этолийцами, а затем в 191 г. — Филиппом V Македонским. После окончания Третьей македонской войны конфедерация была восстановлена или вновь основана. Она пользовалась благоволением Клавдия (а может быть и какого–то другого императора), дозволившего внести себя в списки в качестве полководца или главы конфедерации. Последний дошедший от неё документ — постановление 283 г. н. э. в честь императора Карина [1].
Правительство конфедерации включало в себя полководца, синедрион и экклесию [2]. В краткий период существования в девяностые годы II в. до н. э. глава конфедерации именовался магнетархом [3]. Из сообщения Ливия, который, конечно, получил свою информацию от Полибия, ясно, что так обозначался один единственный магистрат, а не член какой–либо коллегии или комиссии. Экклесия, очевидно первичное собрание, регулярно упоминается в федеральных постановлениях, но таким образом, что становится понятным — большую часть её работы в действительности исполнял синедрион. Кажется, что только этот орган упоминается упоминается в статье, обозначающей переход собственно к началу постановления [4], в то время как в конце документа резолюция синедриона указана первой и за ней уже, почти небрежно, следует запись о резолюции экклесии [5].
О создании четырёх македонских республик в 167 г. до н. э. как о части урегулирования ситуации после Третьей македонской войны, обычно сообщается в истории Рима. Такой подход к вопросу естественно побуждает смотреть на ситуацию с точки зрения римской иностранной политики и иногда замечают, что это означало «начало разложения libertas и immunitas» [1] ибо Рим объявил эти государства свободными, но всё ещё требовал уплаты податей. Но, однако, авторы, смотрящие на дело с этой точки зрения мало или ничего не говорят нам о навязанной им Римом форме правления [2]. С другой стороны, авторы справочников и исследований греческих политических учреждений их обычно совершенно опускают. Исключение — недавнее исследование греческих государств Эренбергом, который приводит четыре республики в качестве примера «представительного правления в форме федеративного государства» [3]. Это пренебрежение македонскими республиками достойно сожаления. Они были столь же греческими или эллинскими как большинство федеративных государств того времени и если поставить их в один ряд с современными им учреждениями Ахейской, Фессалийской и Ликийской конфедераций, то они помогут нам продемонстрировать тенденцию того времени расставаться с первичными собраниями и вместо них учреждать представительное правление. Они важны так же для иллюстрации гибкости римской политики и наложенные на них обязательства отличаются от соглашения заключённого с Фессалийской и Магнесийской конфедерациями. Главным новым элементом, подтверждаемым налогами и ограничениями, здесь была более жёсткая и более деспотичная позиция, возобладавшая в римской политике после Пидны.
Информация о формировании и учреждениях четырёх республик извлекается из данных Ливия, которые тот, в свою очередь, получил от Полибия. Так как последний в 167 году был уже зрелым человеком, принимавшим активное участие в делах Ахейской конфедерации, а позже в Риме входил в круг Сципиона, то его данные — это данные современника, который был близок с рядом действующих лиц. Вопрос о том, в какой мере Ливий дополнял данные Полибия материалом, взятым из римских архивов, остаётся открытым. Согласно Ливию, сенат решил, чтобы Македония была свободной, но чтобы избежать опасностей, вязанных с крупным государством, она разделена была на четыре части, каждая со своим собственным собранием. Термин, употреблённый Ливием для обозначения этого собрания в единственной сохранившейся рукописи этой части труда Ливия – consilium. Если в этом senatus consultum был действительно употреблён термин consilium, а не cconcilium и если он был использован в том значении, в каком он обычно применяется к греческим учреждениям, тогда в постановлении сената содержалось распоряжение о том, чтобы каждое из четырёх государств имело представительное собрание в качестве главного органа управления [4]. То что эта форма правления была заимствованной, а не местной, доказывается более поздним правилом, что избирались сенаторы, «которых они называют synedroi», и государство управлялось в соответствии с их решениями [5]. Это правило, очевидно, применимо во всех четырёх республиках. Это в сочетании с снисходительным замечанием Полибия в отношении македонян, как непривычных к «демократическому и представительному правлению» [6] делает ясным, что правление в четырёх республиках было представительным. Отметим, однако, что слова Полибия не означают, что их строй был демократическим в том смысле, в каком демократия понималась в V в. до н. э., но только, что эти государства были республиками и не находились под царской властью.
Четыре республики не имели своих собственных названий, но были просто известны как части Македонии. Разделились они приблизительно следующим образом [7]. Первая мерида включала земли между реками Нест и Стримон с небольшой территорией к востоку от Неста и очень небольшой к западу от более низменного Стримона. Вероятно, эта часть состояла из земель, приобретённых Филиппом II и включала Филиппы и примыкающие рудники. Столицей был Амфиполь. Вторая мерида включала земли между Стримоном и Аксием за исключением района, упомянутого как принадлежащий первой мериде. Столицей его была Фессалоника. Третья мерида простиралась от Аксия до Пенея; это означало, что она включала остальное побережье Македонии от устья Аксия в нескольких милях к западу от Фессалоники до Темпейской долины. Столицей её была Пелла. Четвёртая мерида представляла собой территорию к северу от третьей; столицей её была Пелагония. Несмотря на наличие в них городов, есть основания думать, что некоторые из подразделений этих республик были скорее племенными районами, чем городами. Это особенно верно в отношении четвёртой мериды, известной при Империи как Свободная Македония [8].
Для того, чтоб понять проблемы этих государств, надо держать в уме их отношение к Риму и друг к другу. Хоть они и были провозглашены свободными, они обязаны были выплачивать Риму половину того, что они прежде платили царю. Это было установлено сенатусконсультом относительно устроения Македонии и объявлено было Эмилием Павлом в Амфиполе [9]. Это разумеется означало, что македоняне должны были не только платить дань, но и быть готовы выслушивать указания из Рима и любое их враждебное действие должно было рассматриваться как мятеж. Не похоже, чтобы сокращение дани принесло какое–нибудь облегчение. Ведь это, по всей видимости, означало, что половина налогов, прежде использовавшихся внутри страны отправлялась в Рим и лишь половина оставалась на местные нужды, включая оборону страны от её достаточно воинственных соседей. Эта задача отнюдь не облегчилась тем фактом, что римляне уничтожили или присвоили себе военные резервы царя. Однако, государствам, граничившим с варварами позволено было иметь вооружённые отряды на границах. Это относится ко всем республикам, за исключением третьей. Чтобы здесь не было соблазна строить линейные корабли или пиратские суда, вырубка корабельного леса была запрещена. Другие экономические и социальные ограничения нисколько не способствовали облегчению ситуации. Хотя добыча железа и меди и была позволена, золотые и серебряные рудники были закрыты и оставались таковыми до 158 г. до н. э. [10]. Никому не позволено было обладать собственностью более, чем в одной республике из четырёх и браки между гражданами различных республик запрещались. С другой стороны, торговля между ними не была запрещена за исключением соли и даже относительно неё существовали специальные положения о ввозе соли в четвёртую республику [11]. Тем не менее ясно, что четыре государства должны были в значительной степени пойти каждое своим путём.
О правительственном аппарате известно мало за иключением уже упомянутых представительных собраний. Во главе каждой из четырёх республик стоял один высший магистрат, соответствовавший тому полководцу, который был главой столь многих федеративных государств [12]. Сообщения, что деньги собирались или дань доставлялась в четыре столицы [13] делает ясным, что города или другие подразделения государств собирали деньги на местах и отправляли требуемые суммы в столицы. Это становится практически бесспорным благодаря сравнению с деталями организации, примерно в то же время навязанной Иллирии Римом. Иллирийцы были точно так же объявлены свободными, но на них была наложена дань в половину той, что они прежде платили своему царю. Иллирия, так же как и Македония была разделена на части (в её случае три) и внутри этих частей некоторые области были провозглашены свободными от податей, в то время как на остальные наложена была дань [14]. Так же точно несомненно, что и в Македонии на каждый город или другую административную единицу в пределах мерид налагалась дань и требовалось доставлять её в столицу. Различие состояло в том, что в Македонии, вероятно, не было свободных от уплаты общин. Общие черты этой системы несомненно заимствованы от той, что существовала при царях. Самая важная перемена заключалась в том, что общины направляли свои выплаты не в центральную сокровищницу всей Македонии, но в столицу их особой мериды. Нет информации относительно того кем и как дань переправлялась в Рим [15].
Информация о дани ничего не говорит нам о финансах республик за исключением того, что как и других федеративных государствах, они зависели от сборов, делаемых местными общинами и отправляемых в федеральную сокровищницу. Вероятно, общины продолжали посылать те же самые суммы, что они посылали царю и половина этих денег отсылалась в Рим, в то время как другая половина оставалась правительствам мерид. Деньги и иные сокровища, обнаруженные римлянами и вывезенные ими демонстрируют, что цари скапливали то, что доставлялось общинами и хранили излишки в царских сокровищницах. Так как новые правительства начали свою деятельность при пустых сокровищницах, то им непросто было финансировать свою администрацию с половиной тех прямых налогов, что собирались прежде в пользу царя. Ведь и иные доходы государства резко сократились. Рудники и царские поместья были конфискованы и стали собственностью римского государства. Сенат постановил сначала не позволять заключать никаких контрактов на эксплуатацию рудников и поместий. Позже, однако, когда дело дошло до детального урегулирования, запрет на разработку золотых и серебряных рудников остался, но добыча железа и меди была позволена. Отмечалось, что их эксплуатанты платили vectigal в размере половины того, что они платили царю. Это вряд ли верно. Право эксплуатировать рудники и поместья обычно основывается на контрактах и здесь по временам должна была иметь место разница в уплате. Поэтому самой правдоподобной догадкой представляется та, что арендаторы одну половину vectigal отправляли в Рим, а другую — правительству того государства, в котором находились рудники или поместья. Если когда были вновь открыты для разработки в 158 г. золотые и серебряные рудники применена была та же самая система, то особенно в Первой Македонии доходы сильно выросли и этим объясняется обильная серебряная чеканка этого государства [16]. Это должно было зайти так далеко, что возвратило процветание как государствам, так и отдельным лицам. Так же, как кажется, возобновилась торговля с племенами севера Македонии и это так же должно было означать дополнительные доходы.
Здесь не место описывать раздоры, от которых страдали новые государства в первый период их существования или следить за военными действиями, явившимися следствием восстания Андриска или Псевдо–Филиппа. В результате всех этих событий Македония реорганизована была в римскую провинцию. В списке её наместников, составленном учёными, Квинт Цецилий Метелл, вновь покоривший Македонию в 148 г., ставится в качестве первого наместника [17]. Создание провинции не стало, однако, концом четырёх республик, которые продолжали существовать в качестве единиц местного управления по крайней мере до времени династии Флавиев. В какое–то время к ним добавилась ещё Македонская лига. Она существовала уже в правление Клавдия, а возможно даже и Августа [18]. Может быть она была ещё и более ранней, но события, связанные с восстанием Андриска, показывают, что такой организации в то время не существовало.
Для фокейцев величайший кризис наступил с Третьей священной войной и устройством дел Фокиды Амфиктионийской лигой в 346 г. до н. э после Филократова мира. Его условия были, конечно, продиктованы в действительности Филиппом II. Они включали запрет иметь кавалерию или гоплитов, разрушить все города кроме Аб близ Гиамполя и эта ослабленная организация должна была выплачивать 60 талантов в год в качестве контрибуции Аполлону Дельфийскому [1]. Три года спустя они действительно начали её выплачивать и выплаты эти сделаны были ими как объединением, что показывает: даже в таких условиях им позволено было сохранить какую–то организацию. Вскоре условия улучшились до такой степени, что в 338 г. ежегодная контрибуция сокращена была с 60 до 10 талантов, города были восстановлены и укреплены стенами, а фокейцы представлены как объединение с тремя представителями в синедрионе Эллинской лиги, организованной Филиппом [2].
Попытки исследовать учреждения конфедерации этого времени были не особенно успешными, но всё же несколько пунктов можно отметить [3]. Главы правительства время от времени упоминаются, но их число и титулы разнятся и до нас дошло мало информации об их обязанностях и функциях. Так из числа записей о платежах, отправленных фокейцами в Элатею, одна запись датируется единственным архонтом, а другая — четырьмя [4]. Возможно это означает группу из четырёх архонтов, из которых в документе упомянут был только их глава. В каждом случае указан родной город этих должностных лиц. В документе, где упомянут был единственный архонт, он из Медеона; из четырёх в другом, два были из Элатеи. Позднее появляются три фокарха [5]. То немногое, что известно об этих должностных лицах, указывает на их ежегодные выборы первичным собранием. Сведений о меньшем по размерам федеральном совете нет и возможно его не существовало. Фокида была достаточно невелика для того, чтоб первичное собрание функционировало эффективно. Есть, однако, данные, что фокейцы имели коллегию номографов и что собрание могло приказывать им внести то или иное своё постановление в число законов [6]. Это указывает на периодические изменения в федеральных законах и деятельное федеральное правительство.
Это было то правительство, которое правило Фокидой с восстановления конфедерации ок. 338 г. до поглощения Фокиды Этолией после Второй македонской войны. Подчинение Фокиды Этолии продолжалось до поражения Антиоха и этолийцев в 191 г. Доказательства этолийского господства обнаруживаются в записях об освобождении рабов в Дельфах, в которых освобождения, совершаемые фокейцами, датируются по этолийским полководцам [7]. После реорганизации конфедерация, как кажется, последовала господствующему стилю времени и имела во главе стратега. Этот магистрат многократно упоминается в записях об освобождении рабов в Дельфах несколько позже 146 г. до н. э [8]. Это свидетельство того, что по крайней мере в том, что касается главы конфедерации, система периода до 146 г. сохранилась и после этой даты. Возникает вопрос, так ли это и для других органов правительства и в особенности восходит ли синедрион, прямо засвидетельствованный только для эпохи Империи к этому более раннему периоду [9]. Вероятно, предположение не худшее любого другого заключается в том, что он был учреждён во время реорганизации ок. 190 г. Так же несомненно, что когда–то, когда точно сказать невозможно, старое первичное собрание прекратило своё существование.
Для II в. до н. э. проявление независимости со стороны городов в пределах конфедерации засвидетельствовано надписью о союзе путём симполитии двух городов — Стириса и Медеона. Договор, заключённый навечно, предусматривал объединение экклесий двух городов, совместные выборы магистратов; он подробно входит в детали местного самоуправления, но даёт мало информации о федеральном правительстве. И тем не менее, членство этих двух городов в конфедерации доказывается датировкой документа по стратегу фокейцев. Договор этот не был, как кажется, контролируем федеральными властями, но был засвидетельствован двумя гражданами Лилеи и одним Титореи. Вдобавок, скреплённая печатью копия документа хранились из свидетелей из Лилеи [10]. Вовлечённые в это дело города не были ближайшими соседями. Медеон находился на побережье близ Антикиры, а Стирис на несколько миль внутрь от побережья, Лилея и Титорея — в долине Кефисса. Безусловно, наши два города были в хороших отношениях с прочими городами конфедерации, хоть они и договаривались друг с другом почти как иностранные государства и только призвали некоторых из своих собратьев фокейцев в качестве свидетелей.