3. Воительница

В этой главе будет показано, что Семирамида, сопоставимая в военных успехах и способностях с Александром Великим, является продуктом постэллинистических источников вроде «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского. Однако у последнего она продолжает ассоциироваться с деспотизмом, проявляющимся в ее честолюбии и алчности на войне. В период с конца античности до средневековья воинственные амбиции Семирамиды переходят в жажду крови и сексуальную распущенность.

Источники: Клитарх и Диодор

Упомянутая у Диодора версия легенды о Семирамиде является наиболее сохранившейся в древней литературной традиции. Диодор составил свою историю в первом веке до нашей эры, скорее всего, между 60 и 30 гг.. Целью его книги Bibliotheca Historica было изучение нравственной природы человечества. Последние научные исследования показали, что Диодор не просто придерживался одного источника или лениво копировал тексты. Вместо этого он отбирал и манипулировал различными текстами, чтобы они соответствовали его моральному дискурсу. Это очевидно в его версии Семирамиды. Ктесий из Книда, греческий врач Ахеменидов, был главным источником Диодора о Семирамиде как о строительнице. Однако, можно видеть, что Диодор расходится с вульгатой ассирийской истории у Ктесия касательно военных деяний Семирамиды. Здесь он консультируется с одним из историков Александра, Клитархом.
Информация о Клитархе является скудной и в значительной степени предположительной. Известно лишь, что он был сыном Динона из Колофона–автора истории Персии. Клитарх является главным источником вульгаты о жизни Александра и передается через произведения Квинта Курция Руфа, Диодора Сицилийского, Юстина, Мецской эпитомы и, отчасти, Плутарха. Считается, что он писал труд в согласии со свидетельствами Каллисфена, Онесикрита, Неарха и Аристобула. Несмотря на отсутствие дословных фрагментов, он был хорошо известным писателем, особенно для римских авторов вроде Цицерона и Квинтилиана. Однако их мнение о нем не было особенно лестным, поскольку его считали недостойным доверия историком. [1] Греческие писатели еще более критичны. Например, Деметрий описывает его стиль как «отталкивающий и холодный». [2]Эти колкие замечания не были беспричинными, поскольку очевидно, что он был склонен к романтизации событий. [3] Поэтому неудивительно, что Клитарх пользовался дурной славой среди древних ученых из–за неточности своей истории и все же достиг большой популярности у литературной публики за занимательные рассказы.
Как уже говорилось ранее, работа Клитарха сохранилась до некоторой степени в книге Диодора Сицилийского, и в частности в рассказе о Семирамиде. Современные ученые установили, что элементы рассказа Клитарха о походах Александра Македонского на Восток послужили источником вдохновения для описания военных подвигов Семирамиды для Диодора. Об этом будет подробнее сказано ниже. Но прежде чем сравнивать и обсуждать военные фигуры Семирамиды и Александра, необходимо дать краткий обзор военных деяний Семирамиды в Bibliotheca Historica.

Рассказ Диодора Сицилийского

Диодор начинает историю Азии с первого известного царя, Нина. Нин завоевывает много земель и в конечном итоге женится на Семирамиде после того, как он заметил ее во время кампании в Бактрии. Во время осады Бактры Семирамида ведет небольшой отряд скалолазов вверх к акрополю города и захватывает его. [4] Именно во время этого события мы впервые познакомились с Семирамидой, а также с ее военной изобретательностью. После смерти Нина Семирамида восходит на трон и следует по стопам своего покойного мужа. Она посещает Мидию, Экбатану, Персиду и Египет, присоединяет к империи Ливию и Эфиопию и в качестве своего следующего завоевания рассматривает Индию. Для борьбы с большой индийской армией во главе с царем Стабробатом Семирамида собирает чрезмерно большую армию, в том числе чучела слонов. После первоначального успеха в морском сражении ассирийцы были завлечены в создание понтонного моста, чтобы пересечь реку Инд. Опять же, войска изначально имеют успех, но затем битва принимает поворот к худшему. «Слоны» не срабатывают, и ее армия вынуждена отступать через реку. Большие потери ассирийских войск были вызваны тем, что большая часть войск на мосту была зажата в бутылочное горло. [5] Это поражение знаменует конец военной карьеры Семирамиды, и она возвращается в Бактру.

Амбиции и алчность Семирамиды

В классический период существует сильное ассоциирование амбиций и алчности как основной мотивации Семирамиды к войне. Здесь она брала пример у мужа, царя Нина, который считался ее предшественником. Согласно Диодору, царь Нин был первым ассирийским правителем, достойным упоминания. За время своего двенадцатилетнего правления он покорил ряд территорий, создав Ассирийскую империю, которая простиралась от Египта до Каспийских ворот. [6] После смерти Нина его преемница Семирамида описывалась как «честолюбивая по натуре и стремящаяся превзойти» славу и деяния своего покойного мужа. [7] Семирамида, как и ее муж, имела желание присоединить к Ассирийской империи непокоренные области. Будучи царицей и командующим ассирийской армией, Семирамида «попрала» Ливию и Эфиопию, присоединив их к своей территории. [8] Для ряда источников эти завоевания являются значительным достижением. Одним из них является Плиний, который по части завоеваний ставит Семирамиду наравне с Гераклом, Дионисом, Киром и Александром. [9] Однако эти успехи, по–видимому, не удовлетворили ассирийскую царицу, и поэтому она решила начать войну с Индией.
Именно в рассказе о кампании против Индии амбиции и алчность царицы–воительницы вышли на первый план. Согласно Диодору, Семирамида была мотивирована напасть на Индию из–за своего φιλοτίμως или амбициозного характера, а также бездействием ее армии вследствие мира в ее империи. Поэтому «она стремилась совершить какой–нибудь замечательный подвиг на поле боя». [10] Едва узнав, что «инды были самым большим народом в населенном мире и что они жили в самой большой и самой прекрасной стране», Семирамида решила возглавить экспедицию против них. [11] Кроме того, читателю вновь напоминаются мотивы царицы–воина в переписке между Семирамидой и индийским царем Стабробатом. В письме от индийского царя Семирамида обвиняется в том, что она начала войну без провокации, и Стабробат угрожает распять ее, как только он победит. Тем не менее Семирамида проигнорировала эти предупреждения. [12] Именно ее честолюбие и жадность побуждают Семирамиду начать войну с Индией. Диодор представляет эту позицию как безнравственную, и тем самым Семирамида от роскоши и потворства своим желаниям становится прародительницей упадка Ассирии. В этом рассказе Семирамида начинает тенденцию, которая достигнет кульминации при Сарданапале, чей испорченный и упадочный образ жизни приводит к падению Ассирийской империи.
В более поздних текстах амбиции Семирамиды переходят в демонстрацию превосходства Востока как в войне, так и в сексе. В эпитоме Помпея Трога, составленной Юстином, говорится, что обычай царей состоял в том, чтобы защищать, а не расширять свою империю. Нин, а позже и Семирамида были первыми правителями, которые порвали с этой традицией и эгоистично навязали «экстравагантное желание править». [13] Затем, в поздний античный период, эта пара приобретает коварный готический характер. В пятом веке нашей эры Святой Августин в книге «Град Божий» называет этих двух правителей образцами бесчестия. [14] Согласно христианским авторам Августину и Орозию, Семирамида, обладая «духом своего мужа», поддалась своим языческим обычаям и, по словам этих авторов, не только завоевала Эфиопию, но и «сокрушила» ее и «залила кровью». [15] Эта крайность также связана с сексуальными излишествами, с обвинениями в инцесте и с резней ее сексуальных партнеров, появляющимися наряду с ее ненасытной жаждой крови.[16]

Военное мастерство Семирамиды

Для достижения военного успеха требуется нечто большее, чем амбиции, и в дополнение к ее неженскому желанию завоевать мир авторы также восхищаются военными навыками царицы. Одним из ранних примеров этого является рассказ о том, как Семирамида взобралась на акрополь в Бактре. Это было значительным достижением, так как первый муж Семирамиды Оннес не смог захватить город несколько раз. Согласно Диодору, успех Семирамиды был результатом «интеллекта, смелости и всех других качеств, которые делают человека исключительной фигурой».[17]
После этого Семирамида стала единоличным правителем Ассирии и командующим армией, что дало ей больше возможностей проявить свою изобретательность на войне. Это было продемонстрировано с помощью слоноподобных кукол во время ее кампании против индийского царя Стабробата. Пытаясь выровнять игровое поле и вселить страх в индийского царя, Семирамида создала иллюзию наличия слонов, поскольку у самого Стабробата было много слонов и он считал, что их нет за пределами Индии. Эти мнимые слоны были изготовлены из шкур 300 000 черных коров, которые были сшиты и набиты соломой. [18] Они управлялись изнутри человеком и перемещались верблюдами. Кроме того, для обеспечения успеха были приняты дополнительные меры путем обучения лошадей привыкать к запаху чужих верблюдов, чтобы они не пугались в бою. Согласно Диодору, это было позднее воспроизведено Персеем, македонским царем, в третьей Македонской войне против римлян (171-167 гг. до н. э.). Полиэн и Зонара описывают этих слонов как деревянных манекенов, покрытых мазью, «чтобы они источали ужасный запах», и что человек внутри них трубой подражал их реву. [19] Кони македонян также привыкли к запаху, звуку и внешнему виду этих манекенов.
Диодор подчеркивает, что Семирамида пошла на многое, чтобы сохранить этот хитрый план в тайне. Слоны изготавливались ремесленниками в обнесенном стеной загоне, и за воротами загона тщательно следили, чтобы ни один ремесленник не ушел и чтобы кто–нибудь нежелательный не вошел. [20] Однако этот план пошел наперекосяк, когда некоторое число солдат пренебрегли своим караульным долгом и, опасаясь наказания, перешли на сторону индов. Узнав о мнимых слонах, Стабробат непрестанно атаковал слонов на передовой и заставил ассирийцев отступить. Однако Диодор подразумевает, что план Семирамиды сработал бы, если бы врагу не сообщили о подлоге, поскольку индийская армия была обманута видом «живых» слонами и озадачена их огромным количеством. [21] Отсюда версия Семирамиды, которую мы имеем здесь, создает ее как выдающегося военного лидера с изобретательностью и мастерством в войне.

Семирамида и Александр

Последняя важная тема, которая будет отмечена в представлении Семирамиды как военачальника — это ее роль предшественника Александра. Квинт Курций утверждает, что Александр считал, что «не было других людей, которыми он восхищался бы больше, чем [Киром] и Семирамидой, которые, по его мнению, намного превосходили всех других в величии их мужества и славе их деяний». [22] Согласно Арриану, Страбону и Мегасфену, восхищение Александра Семирамидой также побудило его вторгнуться в Индию, чтобы превзойти ее неудавшуюся попытку. [23] Однако эти настроения, по–видимому, являются продуктом эллинистических и римских авторов, писавших после смерти Александра. Эти авторы позиционировали Семирамиду как предшественницу Александра, предоставив ему материал для подражания и превосходства. Следовательно, эти сходства между ними очевидны только в рассказах о мифе Семирамиды, написанном после смерти Александра.
Поскольку Семирамида рассматривалась как предшественница Александра, очевидно, что ассирийская царица была для него привлекательной моделью. Но что делало ее более жизнеспособным вариантом, чем другие? Маловероятно, что репутация Семирамиды как царицы–воительницы была причиной этой связи, поскольку наши современные источники указывают, что этот аспект ее легенды был развит только в ранний эллинистический период. Однако, как уже отмечалось во второй главе, ассирийская царица была неразрывно связана с Востоком в тех же областях, которые пытался завоевать Александр. Более того, Семирамида была синонимом города Вавилона, и Вавилон тоже имел для Александра особое значение. Источники предполагают, что Александр намеревался сделать этот город новой столицей своей империи, и Вавилон стал местом смерти царя. [24] Поэтому именно ее связь с той же географической областью, в которой проводил кампанию Александр, можно рассматривать как основную мотивацию поставить их в пару. Об этом свидетельствуют многие источники. Например, Семирамида специально вызвана Курцием в речи Александра к его близким друзьям в Индии после того, как он был ранен в бою:
«Молю вас, думайте, что вы пришли в земли, где имя женщины прославлено благодаря ее доблести. Какие города построила Семирамида! Какие народы она низвела до покорности! Какие великие дела она совершила! Мы еще не сравнялись с этой женщиной в славе».[25]
В этом отрывке Семирамида особенно связана с Индией, и Александр стремится превзойти ее деяния.
Первое сходство, которое возникает в Bibliotheca Historica между этими двумя фигурами, — это осада Бактры. По рассказу Диодора Семирамида захватывает Бактру с небольшим отрядом людей, взобравшись на акрополь города, и в этом процессе она показывает себя способным военачальником. Этот военный успех явно имитирует успех осады Александром Согдийской Скалы или скалы Аримаза. [26] Бейнхэм утверждает, что в рассказе Курция эта история также подчеркивает амбиции Александра. Согласно нашим источникам, скалистый выступ в Согдиане удерживали восставшие вражеские войска. Этот оплот считался непроходимым из–за его большой высоты и опасного рельефа местности. Курций писал, что Александр, увидев необозримость скалы, был «охвачен желанием поставить на колени даже природу». [27] Когда Александр попросил защитников сдаться, они отказались, сказав ему, что ему понадобятся «крылатые люди», чтобы захватить его. [28] Подкупив своих солдат, Александр убедил их подняться на вершину скалы, используя железные колышки и веревки. Используя этот трудный метод, они поднялись по каменистой местности и смогли победить мятежников и просигнализировать о победе македонцев. [29] Мы видим ту же самую риторику, раскрашивающую рассказ об осаде Семирамиды. Диодор рассказывает, что Семирамида также возглавила небольшую атаку на Бактру к югу от Согдианы, поднявшись тем же способом по крутому склону акрополя и затем просигнализировав о своем завоевании.[30]
В следующий раз мы видим сходство между Семирамидой и Александром в описании Диодором завоеваний Семирамиды в качестве царицы Ассирии. Города, которые Семирамида должна была посетить или покорить, как видно, прослеживают маршруты, пройденные персидскими царями, Селевкидами и прежде всего Александром Великим в их походах на Восток. К ним относятся Вавилон, Экбатана, Египет, Ливия, оракул Зевса Аммона, Бактра и Эфиопия. Сулимани отмечает, что существует также сходство между языком, используемым для описания путешествий Семирамиды, и изложением об Александре. После того как Семирамида посетила Персиду, она, как говорят, отправилась «во все другие земли Азии, находящиеся под ее контролем» (ἐπῆλθε … τὴν χώραν ἄλλην ἅπασαν ἧς ἐπῆρχε κατὰ τὴν Ἀσίαν). [31] Весьма схоже формулируется шествие Александра по большей части Азии, ἐπῆλθε πολλήν χώραν. [32]Сулимани предполагает, что эти сходства были целенаправленными, и показывает, что Диодор имел в виду экспедиции Александра, когда он сочинял о своей мифической героине, Семирамиде.
Это подтверждается позже в повествовании, где Семирамида, как видно, делает ошибки, которые не делает Александр. В рассказе Диодора Семирамида и ее войска первоначально одержали победу в битве, и многие люди были взяты в плен. [33]Однако после этого Стабробат тактически отступил на территорию Индии, чтобы заманить ассирийскую армию через реку. В результате Семирамида построила «большой и дорогостоящий» понтонный мост. [34] После переправы они снова вступили в бой. И снова Семирамиде удалось одержать верх своими поддельными слонами, а незнакомый запах верблюдов привел в смятение индийских коней, но вскоре благосклонность перешла к Стабробату с его настоящими слонами, что привело к значительной резне ассирийских войск. Как только ассирийцы отступили к понтонному мосту, войска попытались пересечь реку через бутылочное горло. Семирамиду и ее войска постигла ужасная участь, с большим количеством жертв; многие утонули или были растоптаны. [35]Как только они достигли другой стороны, Семирамида перерубила крепления моста, убивая индов, которые преследовали их. После этого поражения Семирамида обменялась пленными и вернулась в Бактру, потеряв две трети своих сил.[36]
Это выглядит как противоположность кампании Александра в том же регионе. Используя вместо дерзости интеллект, Александр смог безопасно переправиться через реку и вступить в бой с индийской армией. Арриан пишет, что, чтобы пересечь большую и опасную реку Гидасп, Александр приказал своим войскам найти более безопасный путь вверх по течению. Когда это место было найдено, войска использовали плавучие устройства, сделанные из набитых палаток для переправы. [37] После этого Александр создал приманку, чтобы меньший эскадрон мог пересечь реку и совершить внезапную атаку. [38] Для сравнения, именно Александр обманул индов, чтобы получить преимущество, в отличие от Семирамиды, которая стала жертвой обмана Стабробата. Более того, в рассказе Арриана Александр предвидел, что лошади испугаются незнакомых слонов, поэтому он планировал свое нападение в округе. [39] В результате инды были растоптаны своими собственными слонами, когда они в суматохе битвы обратились вспять. [40] Кроме того, по словам Курция, македонцы смогли одолеть боевых слонов с помощью топоров и серповидных мечей, отбросив их назад в ряды индов. [41] При сравнении этих двух кампаний очевидно, что кампании Александра были использованы в качестве вдохновения для описания кампании Семирамиды в том же регионе. Кроме того, очевидно, что Александру удалось превзойти военные подвиги Семирамиды, поскольку он провел в Индии более успешную кампанию, чем она. Впрочем, поход Александра в этом регионе не обошелся без осложнений. Арриан рассказывает о путешествии македонского царя через Гедросийскую пустыню — об экспедиции, которая считалась более трудной, чем все походы Александра за последние десять лет вместе взятые. [42] Арриан подробно описывает, как люди и животные Александра постепенно гибли от истощения, голода, обезвоживания и воздействия различных факторов в течение шестидесятидневного путешествия по негостеприимной местности. [43] Согласно Неарху, Александр был вдохновлен этим маршрутом, потому что Семирамида (во время своего отступления из Индии) и Кир были единственными людьми, которые пересекли пустыню. [44] Тем не менее, армии обоих были уничтожены, и выжили только двадцать и семь солдат соответственно. Следуя по пути этих правителей, Александр также, как сообщается, потерял опустошительно большое количество людей и животных. Однако, в отличие от рассказов о Кире и Семирамиде, в повествовании Арриана Александр демонстрирует поведение, которое считается «свидетельством его выносливости и лидерства». [45] Как и его люди, Александр идет пешком вместо того, чтобы ехать на лошади, и ему даже удается провести армию к океану и найти воду, когда проводники теряются. [46] Но самое известное, что Александр отказывается пить воду, принесенную ему солдатами, опрокинув ее перед своей армией. [47] В вульгате говорится, что этот инцидент произошел в Согдиане. [48] Байхнам объясняет, что, вставляя рассказ о пересечении Гедросийской пустыни, Неарх и Арриан выделяют героические и квази–божественные аспекты лидерства Александра и подчеркивают превосходство его достижений над достижениями Кира и Семирамиды. Как видно, Александр выбрал именно этот путь, чтобы доказать непревзойденность в качестве армейского вождя и превосходство над слабостями смертных. Однако, как мы уже видели, Александру это удалось лишь отчасти. Подобно Семирамиде и Киру Александр понес неустановленное число жертв, причем выжившие, прибывшие в Пуру, были еще больше измождены. Однако вскоре они их подлечили, и царствование Александра продолжалось без каких–либо заметных потрясений. Подобно его вторжению в Индию, этот эпизод демонстрирует гомеровское стремление Александра к славе и его притязания на непобедимость. Подобно Киру, Персею, Диоскурам, Гераклу и Дионису, Семирамида была еще одним именем в списке фигур, которым он стремился подражать и превзойти.

Родогуна и Семирамида

Образ женщины, брошенной от домашнего очага в битву, по–видимому, был популярен в древности. Мы находим тематически похожее изображение, описанное писателем–путешественником II века Павсанием. В «Путеводителе по Греции» Павсаний описывает каменный рельеф поэтессы Телесиллы перед святилищем Афродиты в Коринфе. По словам Павсания, на рельефе Телесилла запечатлена в середине действия со своими книгами, которые она читала только мгновение назад, теперь отброшенными в сторону к ее ногам. Оставив эти домашние занятия, она теперь смотрит на шлем в своих руках, который она собирается надеть. [49] Битва, в которую она собирается вступить, происходит против спартанцев, возглавляемых Клеоменом, который убил и захватил в плен многих ее собратьев–аргивян. Момент, запечатленный на рельефе, — это когда она получает известие о приближении врага и приказывает всем домашним рабам, старикам, мальчикам и женщинам взять в руки оружие для защиты города. Так, рельеф четко фиксирует двойственность момента (женская домовитость в противовес мужскому милитаризму, интеллект — мускулам), сопоставляя книги и шлем. Именно эта двойственность будет представлена не только в описаниях ее мемориальной статуи в анонимном трактате и у Полиэна, но и в ее физическом описании, столь же ярко детализированном в «Картинах» Филострата. Однако у Семирамиды эта двойственность проявляется в ее женском убранстве во время туалета и мужском милитаризме, когда она получает слово восстания.
Упоминания о Родогуне в классической традиции скудны, поэтому о ней мало что известно. Тем не менее Родогуна, по–видимому, является популярным именем в персидской царской семье, поскольку многочисленные источники называют ее как дочь или жену видного перса. [50] Короткая биография Родогуны представлена в анонимной работе, которая, как считается, датируется вторым веком до н. э., трактате De mulieribus claris in bello. В тексте представлены четырнадцать коротких биографий выдающихся женщин, часто воинственных правительниц, включая Родогуну. [51] Биография Родогуны гласит следующее:
«Родогуна, царица персов, как говорит философ Эсхин, сделала персидское царство самым могущественным. Ибо она была, говорит он, настолько отважна в своих деяниях и настолько страшна, что однажды, приводя в порядок свои волосы, она услышала, что несколько племен взбунтовались. Она оставила свои волосы наполовину заплетенными и не заплетала их до тех пор, пока не захватила и не покорила вышеупомянутые племена. Вот почему ей была посвящена золотая статуя, причем половина ее волос была заплетена вокруг головы, а другая свободно развевалась».[52]
Этот отчет подчеркивает милитаризм Родогуны. Именно благодаря своей военной доблести, воплощенной в рассказе о восстании, Родогуне удалось укрепить политические позиции Персидской империи. По словам анонимного автора, персидская царица бросает все, что делает, даже свои женские занятия, а также бросает прическу и храбро устремляется в бой. Эти деяния считались особенно похвальными, и в память о ней был воздвигнут прочный памятник — медная статуя. Источником, на который ссылается эта биография, является Эсхин из Сфетта, оратор и ученик Сократа. Родогуна упоминается в его диалоге об Аспазии, который был составлен в 393-384 гг. до н. э. В диалоге обсуждаются достоинства Аспазии и ее отношения с Периклом, которые были предметом комедий. Генри утверждает, что Эсхин — первый древний писатель, создавший общую позитивную Аспазию, «в которой сливаются Эрос и поиски аретэ». Диалог населен сильными и сексуальными женщинами, которые отражают природу Аспазии. Чтобы продемонстрировать этот момент, Родогуна упоминается рядом с Таргелией Милетской, гетерой. Обе эти фигуры демонстрируют политические способности, а также крайнюю степень Эроса. Родогуна, как персидская царица, избегает Эроса и вместо этого сосредотачивается исключительно на своей позиции в отличие от Таргелии, которая использует Эрос для получения политической власти, якобы убедив многих греков присоединиться к Ксерксу, и в свою очередь, получив часть Фессалии в управление. [53] Обе женщины используются для изучения различных аспектов Аспазии, положительно или отрицательно, неизвестно из–за фрагментарного характера текста.
Взаимозаменяемость Родогуны и Семирамиды видна в разных текстах. Они имеют много общего. Обе женщины происходят из восточных регионов, Персиды и Вавилона соответственно. Обе ассоциируются с великими военными подвигами и агрессивной экспансией. Наконец, обе женщины демонстрируют двойственное отношение к мужчинам и имеют аномальную сексуальную жизнь—Родогуна, ненавидящая мужчин девственница, вообще не интересуется мужчинами, и Семирамида, похотливая вдова, очень сексуальна. Поэтому неудивительно, что в наших источниках эти две женщины сочетаются и сливаются воедино. У Валерия Максима история восстания приписывается Семирамиде, у Полиэн обеим женщинам, в «Картинах» Филострата Родогуне.
В классический период существует только один источник, который связывает Семирамиду, индивидуально, с историей восстания. Эта ссылка содержится в «Памятных высказываниях и делах» Валерия Максима. Эта дошедшая до нас работа была написана во времена правления Тиберия и состоит из исторических анекдотов, сгруппированных в тематические очерки. Эти эссе варьировались от очень широких тем вроде «о снах», «о мужестве» и «о благодарности», до более конкретных примеров типа «о поражениях на выборах» и «об известных людях, которые позволяли себе больше свободы в одежде или внешнем виде, чем это было традиционно приемлемо». В прошлом ученые отвергали эти эссе как незначительный сборник источников, которые были предназначены для растаскивания риторами и студентами. Однако в более поздних ревизионистских исследованиях утверждается, что эта работа имеет гораздо больше нюансов. Например, Скидмор и Мюллер предположили, что анекдоты в работе сформировали парадигму для морального руководства, elementa virtutis. Отсюда непрерывное историческое повествование не имело первостепенного значения. Вместо этого внимание было сосредоточено на подборе конкретных анекдотов о людях, которые можно было интерпретировать в соответствии с моралистической темой каждого эссе. В рамках этих очерков сперва рассматривались римские примеры (domestica), за которыми следовали неримские (externa), которые были в основном греческими. В сборнике уделяется внимание как позитивным, так и негативным exempla. В большинстве случаев отрицательные примеры относятся к прошлому, внешним или внутренним опасностям, и используются для создания исторического фона нестабильности и беспорядка, предшествующего принципату. Так, Валерий расценивает переход к принцепсу как позитивный сдвиг в истории Рима. Кроме того, exempla используются как напоминание о возможных проблемах, с которыми Тиберий может столкнуться во время своего правления, и поэтому они должны были стать дидактическим руководством для успешного принципата. Отсюда мы видим, что Валерий Максим становится все более важным источником о Семирамиде в работах этих периодов.
Первые восемь книг этого труда содержат примеры добродетельного поведения (virtus). На протяжении всех этих глав моральное поведение вознаграждается общественным одобрением (laus), типичным для римского общества. Напротив, в ситуациях, когда аморальные действия индивида угрожают самой структуре общества, они встречают осуждение или критику. Пороки (vitia) являются главным направлением заключительной книги. Представляя примеры пороков, имевших негативные последствия, книга стремится побудить читателей покаяться и исправиться. Поэтому примеры пороков столь же важны, как и примеры хорошего нравственного поведения. Это видно из эссе «О гневе и ненависти», содержащего историю о восстании, приписываемую Семирамиде.
Как и большинство других эссе, глава «О гневе и ненависти» начинается с предисловия, которое вводит тему и моральное послание. В этом разделе Валерий восклицает: «Как часто гнев побеждал победу!». [54] Здесь подразумевается, что успех римской власти был достигнут в обстановке спокойствия и умеренности в противовес иррациональности, вызываемой гневом и ненавистью. Это нравственное послание затем усиливается на протяжении всего эссе посредством exempla. В разделе «внешние примеры» Валерий приводит exempla, не относящиеся к римлянам, когда гнев и ненависть приводили к гибели некоторых людей. Первый — это Александр, чья яростная резня Лисимаха, Клита и Каллисфена, как говорят, «почти вырвала его с небес» и превратила «три великие победы в поражения». [55] Валерий также объясняет, что личная вендетта Ганнибала Барки против Рима была укоренена в нем его отцом Гамилькаром и вызвала разрушение Карфагена. В этих двух обстоятельствах и Александр, и Ганнибал действовали по собственной воле ради личной выгоды в ущерб своему обществу. Это никак не согласуется с моральным кодексом Валерия. Следовательно, они приравниваются к негативному образцу.
Следующий пример, Семирамиды, связан с предыдущим словами: «Вот какова была сила ненависти в сердце мальчика [Ганнибала], но и в сердце женщины она пылала не меньше». [56] Однако, потом сходств не наблюдается. В отличие от Александра и Ганнибала действия Семирамиды, похоже, не имеют непосредственных негативных последствий. На самом деле происходит обратное, и ее деяния увековечиваются статуей:
«Семирамида, царица Ассирии, причесывалась, когда пришло известие, что Вавилон восстал. Бросив свое занятие на середине, она тут же помчалась штурмовать город и привела свои волосы в надлежащий порядок лишь после возвращения его под свою власть. По этой причине в Вавилоне была установлена ее статуя, показывающая, как она двигалась в спешке, чтобы отомстить».[57]
В этих условиях Семирамида была мотивирована яростью, чтобы подчинить мятежные народы и восстановить статус–кво в империи, и ее действия воспринимаются как позитивные, согласуясь с моральным поведением Валерия Максима. В результате Семирамида получает памятную статую, пример laus. Позитивный пример Семирамиды завершает главу после многочисленных негативных примеров, как домашних, так и внешних, которые используются, чтобы разоблачить злое и ненавистное поведение. В результате у аудитории остается пример того, что представляют собой соответствующие ситуации и использование этих эмоций: месть Семирамиды для защиты спокойствия в обществе.
Этот тезис подкрепляется терминологией, используемой для описания действий Семирамиды. В других примерах эссе термин, используемый для описания эмоций, стоящих за действиями человека, происходит от слов odi, «ненависть», и ira, «гнев». Однако в случае Семирамиды используется термин ultio, мщение. В широком смысле этот термин означает принятие мер после причинения вреда. Однако в раннеимперский период этот термин имел более конкретное значение. Он широко используется в «Декламациях» или «Контроверсиях» Сенеки Старшего, работе, обсуждающей семьдесят четыре тематических и воображаемых судебных дела, современных самому Валерию Максиму. В этой работе ultio прочно ассоциировалось с женщинами, требующими отмщения, а также восстановления мира после гражданской войны. [58] Следовательно, ultio является подходящим термином для описания Семирамиды, подавляющей восстание, поскольку он несет в себе коннотации гражданских беспорядков, а также разграничивает ее пол. Отклоняясь от лексики, используемой в других местах эссе, устанавливается четкий разрыв между положительным представлением Семирамиды и отрицательным примером.
Кроме того, термин ultio особенно насыщен в раннем принципате. При Августе новый император должен был действовать как Ультор, мститель, после смерти своего приемного отца Юлия Цезаря. [59] Сменив Августа, Тиберий тоже продвигал ultio подобным образом. Во время своего правления Тиберий должен был занять место Ультора в двух случаях. Первой внутренней угрозой был Гней Кальпурний Пизон, который был отдан под суд за отравление наследника Августа, Германика. [60] Более того, в 31 году до н. э. Сеян, честолюбивый воин и правая рука императора, был приговорен к смерти после того, как преступил свои границы и угрожал принципату. Были приняты строгие меры, чтобы усмирить любого, кто принимал участие в этом деле. Кассий Дион использует термин τιμωρίας (возмездие или месть) для описания мстительных действий, предпринятых Тиберием. [61] Это означало, что сенат приговорил Сеяна к смерти посредством удушения, а его тело бесцеремонно сбросили на Гемонийскую лестницу, где «чернь [как говорят] издевалась над ним в течение целых трех дней, а затем бросила в реку». [62] После этого начались беспорядки, в ходе которых толпа преследовала и убивали всех, кого можно было связать с Сеяном. Сенат также издал указ о казни детей Сеяна и Ливиллы, а также объявил damnatio memoriae против его имени. [63] Эта крайняя мера была необходима для того, чтобы восстановить спокойствие и власть в империи и должна была послужить предостережением для любых других будущих узурпаторов. Поэтому, используя ultio, Тиберий устранил потенциальные угрозы своему положению в двух отдельных случаях. Это то же самое сообщение, которое продвигал Валерий Максим. Пример Семирамиды, ассирийской царицы, также восстановил спокойствие в обществе посредством акта мести. Следовательно, у Валерия Максима пол Семирамиды не особенно важен для истории. Вместо этого Семирамида изображается как авторитетная фигура, которая восстанавливает порядок в обществе.
В отличие от этого, другие источники используют рассказ, чтобы отразить восточную женственность, связанную с волосами и убранством. Об этом свидетельствует использование образа Родогуны Дионом Хрисостомом, греческим оратором I века, в его эссе о красоте.
Дион утверждает, что персы были настолько экстремальны, что кастрировали мужчин, чтобы они достигали женской привлекательности. Дискуссия о персах и их практике кастрации приводит затем Диона к разговору о Нероне и его сексуальном отклонении, особенно о кастрации им маленького мальчика и присвоении ему женского одеяния и женского имени. Собеседник, с которым он ведет беседу, спрашивает имя евнуха Нерона, на что Дион отвечает:
«Какое тебе до этого дело? Во всяком случае, не Родогуна. Но тот юноша Нерона действительно носил волосы на пробор, молодые женщины сопровождали его всякий раз, когда он отправлялся на прогулку, он носил женскую одежду и был вынужден делать все остальное, что делает женщина тем же образом».[64]
Описывая внешность евнуха с расчесанными на пробор волосами, как у Родогуны в рассказе о восстании, мы ясно связываем его с восточным декадансом и изнеженностью. Эта версия Родогуны резко контрастирует с ее представлением в другом месте в работе Диона Хрисостома, где она отмечена как великий воин. В другой работе Диона, «О судьбе», Родогуна и Семирамида связаны между собой как выдающиеся женщины; Родогуна как воин (Ῥοδογούνην πολεμικήν) и Семирамида как царица (Σεμίραμιν βασιλικήν). [65] Другие женщины, которые фигурируют в этом списке, включают Сафо за ее поэзию, Тимандру за ее красоту и Демонассу за ее государственную мудрость и законотворчество. [66] В творчестве Диона Хрисостома мы находим две различные версии Родогуны: одна связана с восточным декадансом и изнеженностью, а другая отмечена военной доблестью, которая обычно приписывается мужчинам.
История о восстании чисто связана с военным мастерством в следующем источнике, в Strategemata Полиэна. Он был македонским ритором, писавшим во II веке н. э. Strategеmata — одно из двух сохранившихся собраний стратегем от эллинистического до римского периодов, наряду с Фронтином. Основной темой этой работы была дидактика, представляющая примеры военных действий из широкого круга народов и периодов времени. Примеры включают богов, героев и знаменитых мужей и женщин, сгруппированных вместе этнографически и просопографически. В этой работе Полиэн пишет о Семирамиде и Родогуне в двух отдельных поочередных отрывках и приписывает историю о восстании им обоим. Рассказы о двух царицах–воительницах особенно интересны, потому что эти два отдельных рассказа практически одинаковы.
История о восстании сведена к одной строке: «Принимая ванну, Семирамида услышала о восстании сираков и немедленно, босиком и даже не заплетя косу, отправилась на войну» [67]. После этого краткого изложения истории о восстании Полиэн вспоминает надпись на ее стеле, увековечивающей многие ее деяния в течение всего царствования. Сразу же за этим следует другая интерпретация истории о восстании, но на этот раз приписываемая Родогуне. Эта версия гораздо более сложна и детализирована, чем предыдущая:
«Родогуна мыла голову, принимая ванну. Кто–то пришел с сообщением, что «подвластный народ восстал». Не закончив мыться, а просто подвязав волосы, она села на коня, вывела армию и поклялась не мыть голову, пока не справится с мятежниками. И вот она одержала верх в долгой кампании. После победы она искупалась и тщательно вымыла голову. Персидские цари имеют в качестве своей царской печати изображение Родогуны с подвязанными волосами».[68]
Сходство между этими двумя пассажами очевидно, особенно учитывая непосредственную близость разделов. Однако существуют также различные аспекты, которые могут указывать на различные устные традиции. Одним из примечательных вариантов является то, как подвиги царицы были увековечены ее собратьями–персами. В более ранней традиции царица получает медную статую, демонстрирующую ее быстрые действия, которая изображает ее волосы наполовину неубранными. В мифологии Родогуны Полиэн утверждает, что она упоминается на царской печати с подвязанными волосами. Хотя печати могли принадлежать элитным женщинам, они не часто изображали членов царской семьи. Вместо этого для обозначения персидской царской власти и доблести использовались изображения львов, грифонов, религиозных ритуалов и героических сцен охоты. Тем не менее как печать, так и статуя царицы, упомянутые в наших источниках, провозглашают одно и то же послание, ее военную доблесть и временный отказ от женственности. Другие различия в традиции Полиэна включают идентификацию мятежного народа в рассказе о Семирамиде как сираков, в то время как те, кто восстал против Родогуны, не названы. Более того, Семирамида вступила в бой с распущенными волосами, в то время как волосы Родогуны были влажными, мыльными и поспешно подвязанными. Следовательно, кажется, что Полиэн, возможно, разделил историю, чтобы распространить ее на двух женщин, или был сбит с толку теми, кто этой истории поверил.
Расхождения внутри самих Strategemata могут быть объяснены методологией Полиэна. Свое сочинение Полиэн посвятил императорам Марку Антонию и Луцию Веру, заявив, что он надеется, что трактат будет полезен императорам Римской империи и грекам во время войны и мира. Война, о которой он говорит, может быть Парфянской кампанией, проводимой около 162 года н. э. В преддверии войны в 161 году парфяне вторглись в Армению и свергли римских номинантов на армянский престол. В Каппадокии наместник М. Седатий Севериан попал в засаду и был убит вместе со всем своим легионом в армянской Элегии, что означало, что римская провинция Сирия также находилась под угрозой. Восточный фронт, который был умиротворен при Траяне, теперь был неспокойным и нуждался в военном ответе. Именно под этим давлением Полиэн получил прекрасную возможность посвятить свой военный трактат. Кренц и Уилер предполагают, что вполне вероятно, что трактат уже был начат к этому моменту, но должен был быть завершен до того, как императоры отправились в поход. Более того, высказывается предположение, что если первая книга появилась в середине или конце осени 161 года, то Полиэн за девять месяцев выпустил шесть книг, то есть три четверти всего произведения. В соответствии с этим предельным сроком вполне разумно, что Полиэн мог бы объединить записи о Родогуне и Семирамиде. Кроме того, это укрепило бы его работу, включив как можно больше соответствующих примеров стратегем из районов вблизи Парфянской империи, которые граничили с Ближним Востоком, где императоры проводили военные кампании. Отсюда Александр Македонский, великий стратег и завоеватель Востока, широко представлен в работе, и его дела даже совершенствуются в некоторых областях, чтобы сделать стратегему более эффективной или поразительной. Тем не менее как Семирамида, так и Родогуна являются образцами военной доблести, которых следует опасаться во время кампании на восточной границе.
Наш следующий источник в классической традиции — это «Картины» Филострата, в которых многогранная природа личности Родогуны выводится на первый план через историю о восстании. Филострат писал философские диалоги в начале III века н. э. [69] Наряду с «Картинами» Филострат создал крупные произведения, «Жизнь софистов» и «Жизнь Аполлония». Он был членом интеллектуального и художественного кружка Юлии Домны, второй жены Септимия Севера и верной покровительницы искусств в Риме. [70] Именно в этих благоприятных условиях процветали интеллектуальные произведения, вроде «Картин» Филострата.
«Картины» являются наиболее сохранившимся примером экфрасиса. Экфрасис, буквально означающий «высказывание», — это процесс, в котором яркие словесные описания превращаются в видение в уме, в форму видения через слух. [71] «Картины» состоят из сорока восьми ярких описаний мифологических и эпических сцен, которые изображались как картины, висящие в портиках неаполитанской галереи, однако они были чисто вымышленными. [72] Эти картины описываются рассказчиком, воспринимаемым аудиторией в качестве софиста, посещающего город, который после того, как ему досаждают молодые люди города, соглашается сделать дискурс, epideixis, для молодых людей, чтобы «они могли научиться интерпретировать картины и ценить то, что в них ценится». [73] В тексте описан целый ряд драматических и богатых визуальных сцен, касающихся любви, войны, смерти, рождения и воспитания, вроде смерти Аякса и рождения Венеры. В соответствии с эстетическими ценностями второй софистики, превосходство этих картин заключалось в их способности очертить характер в пафосе ситуации или в игре эмоций, которые они представляли. Поэтому эти вымышленные картины были использованы для показа художественной критики, чтобы продемонстрировать правильный способ просмотра и интерпретации изображений, а также продемонстрировать, как изображения могут быть использованы для софистических декламаций. Это видно из описания «Родогуны Победоносной» во второй книге «Картин».
Тон этой сцены сразу же задается в первой строке описания Родогуны. Ландшафт описан в состоянии хаоса; поле боя загрязнено кровью и павшими людьми, усеяно медным оружием, а лошади убегают со сцены–откуда устанавливается, что битва уже произошла, в то же время вызывая интерес молодых людей. Далее приводится историческое объяснение этой сцены. Как видно из других отрывков в книге, рассказчик использует художественные тексты, чтобы преодолеть thauma, мощный эстетический эффект, который картины могут иметь на зрителей, чтобы ученики могли критически анализировать и интеллектуально взаимодействовать с картиной. В этом обстоятельстве непосредственные thauma сцены являются графическими подробностями сцены, которые угрожают доминировать, в интересах зрителя. Чтобы преодолеть это, Филострат использует и переосмысливает прошлые литературные тексты, связанные со сценой. Тем самым он предоставил дополнительную информацию для рассмотрения наряду с картиной, а также выступил в качестве экспоната, чтобы раскрыть интеллектуальные полномочия автора.
Современная наука установила, что «Картины» были чисто риторическим текстом, и поэтому описывала вымышленные картины, опираясь на вымышленные источники. Наиболее часто цитируемые и упоминаемые авторы, встречающиеся в работе, — это Гомер, Еврипид и Пиндар. Учитывая характер текста, неясно, какие источники использует Филострат для своей сцены с Родогуной. Как объясняет рассказчик, подвиги Родогуны прославляются «с лирой и флейтами везде, где есть греки», создавая иллюзию, что источники для этой сцены находятся в форме эпической поэзии или тому подобного. [74] Однако подлинным источником, с которым Филострат мог бы взаимодействовать для этой сцены, является «Аспазия» Эсхина. Согласно письму к императрице Юлии Домне, Филострат был знаком с этим произведением. [75] Отсюда не без оснований можно предположить, что Эсхин мог быть источником, с которым консультировались. Более того, это повторение истории, по–видимому, основывается на уже существовавшей истории, найденной у Эсхина, с небольшими изменениями. Эти сходства включают в себя ее биографическую информацию, например, этническую принадлежность, ранг и имя, и особенно сюжетную линию наполовину заплетенных волос. Кроме того, в описании картины Филострата есть много подробностей, которые не упоминаются в дошедших до нас текстах. Являются ли они выдумками Филострата или принадлежат к более ранней традиции, остается неясным. Например, Филострат определяет мятежный народ как армян, восставших против империи и тем самым нарушивших заключенный между ними договор. [76] Это уникально для данного источника.
После того, как сцена была описана, публика знакомится с Родогуной. Командир персидскую армию, и фактически, единственный перс, упомянутый или описанный в отрывке, — это Родогуна. После представления восточной царицы обнаруживается, что она «не позволила себе задержаться слишком долго, чтобы убрать волосы на правой стороне». [77] В данном случае Родогуна отбрасывает свою женственность в кризисное время, когда необходима мужественность. Это затем подкрепляется и уточняется описанием внешнего вида царицы и ее взаимодействия в той сцене, в которой на первый план выдвигается ее ориентализм. На это прежде всего указывает описание излишней орнаментации и красоты ее боевого коня. Когда рассказчик наконец начинает описывать царицу, он обращает внимание только на ее наряд. Как и кобыла, пояс Родогуны, хитон и шаровары в равной степени богато украшены; они узорчатые, сделаны из дорогой ткани и украшены драгоценными камнями. [78] Рассказчик четко различает, что короткий хитон Родогуны не следует путать с одеждой амазонок. Хитон ставит ее на грань между цивилизованной и амазонской «инаковостью». Из этих описательных очередей ясно, что мы имеем дело с восточной царицей. Восточный характер этой сцены не вызывает удивления, поскольку это был общий культурный стереотип персов, обнаруженный в греческой культуре. Поэтому это описание царицы усиливает двойственную природу ее характера. Она одновременно свирепый воин, готовый к бою в любой момент, и женщина, но не просто любая женщина. Она — восточная царица из расы, известной своей мягкостью и изнеженностью.
Восточная «инаковость» царицы усиливается ее действиями внутри сцены. Объясняется это тем, что художник изобразил персидскую царицу в разгар молитвы и возлияния за ее победу над Арменией. Дитмар предположил, что это отклонение от наших дошедших до нас источников происходит из собственного воображения Филострата. В своей экзегезе рассказчик объясняет значение этого поступка: «она молится, чтобы впредь побеждать врагов точно так же, как она победила их теперь; ибо я не думаю, что она хочет любви». [79] Здесь сочетаются любовь, желание и завоевание. Это мощное «кондитерское» изделие, в котором эротизм сочетается с гендерной двусмысленностью — воинственная, не совсем амазонка, все еще частично одетая, с ниспадающими вниз волосами, приносящая жертву любви и войне, окруженная мертвыми телами тех, кто осмелился восстать против ее власти.
В отличие от других источников, Филострат придерживается современных убеждений о волосах, которые, помимо других частей головы женщины (рот, глаза и уши), воспринимались как потенциально разрушительные и опасные области женского загрязнения или миазма. То, как женщина носила свои волосы–открытые или завуалированные, подвязанные или распущенные–отражалось на ее социальном положении (например, жена, гетера, проститутка), временном статусе (например, невеста, участница культа, посетительница фестиваля) или местоположении (например, дома или в общественных местах). В случае с персидской царицей ее волосы описаны следующим образом: «Та часть ее волос, что подвязана наверх, уложена со скромностью, которая закаляет ее высокий дух, а та, что распущена, придает ей бодрость и вид вакханки». Подвязанные волосы означали сдержанность в характере и (до некоторой степени) aidōs, в то время как распущенные волосы означали ее дикую, неукротимую и опасную женскую сексуальность подобно менадам, которые поклонялись Дионису, предаваясь танцам и винам, пока не впадали в состояние экстатического безумия. [80] Эта двойственность характера, соответствующая различным физическим свойствам, отражена также в цвете ее волос: «желтые, даже желтее золота, ее растрепанные волосы; в то время как волосы с другой стороны также несколько отличаются по оттенку из–за их упорядоченного состояния».[81]
Эти физические описания особенно насыщены в этом тексте, поскольку Филострат явно находится под влиянием современного дискурса физиогномики, метода определения характеристик человека по его внешнему виду. Эта псевдонаука особенно вызвала интерес во II веке, когда софист Полемон выпустил трактат о физиогномике, в котором основное внимание уделялось изучению глаз. В «Картинах» сам Филострат предполагает, что художник был знаком с физиогномикой из–за лечения глаз в картинах. [82] Это относится к Родогуне, чьи глаза описываются как изменяющиеся от светло–голубого до черного, что еще больше выражает ее многогранную природу. Это также выражает ее сексуальность, поскольку глаза женщин, а точнее их пристальный взгляд, воспринимались как эротически заряженные и угрожающие мужчинам. Если мы будем использовать эту форму интерпретации, как того хотят и рассказчик, и художник, мы придем к выводу, что фигура олицетворяет два различных характера: сдержанный и дикий, мужской и женский.
Филострат больше, чем любой другой источник, который мы видели до сих пор, способен эффективно и ярко объяснить характер Родогуны через ее внешний вид и поступки. Это достигается за счет контрастного характера, проявляющегося прежде всего в ее прическе и других чертах лица, и в меньшей степени в ее одежде и поступках. Эти черты добавляют Родогуне двойственности, которой способствует история о восстании, прежде всего ее восточная и женская расточительность и тщеславие в отличие от мужского, милитаристского характера. Как мы видели на других примерах из греко–римского периода, эта двойственность в источниках не всегда выдвигается на первый план, но скорее одна грань либо поощряется (например, военная доблесть), в то время как другая (например, восточное убранство) отклоняется, чтобы удовлетворить повестку дня автора.


[1] Quintil. Inst. Or. 10.1.74; Cic. De Legg. 1.7.
[2] Demetr. 304.
[3] Cр. Diod. 17.77; Plut. Alex. 46.
[4] Diod. 2.6.
[5] Diod. 2.16 -19.
[6] Diod. 2.1.4-2.4; Euseb. Chron. 53-65.
[7] Diod. 2.7.2.
[8] Diod. 2.14.3-4; Just. Epit. 1.2.
[9] Plin. HN. 6.18.
[10] Diod. 2.16.1.
[11] Diod. 2.16.2.
[12] Diod. 2.18.2.
[13] Just. Epit. 1.1.
[14] August. De civitate Dei. 18.2.
[15] Oros. 1.4.
[16] Oros. 1.4; Suet. Aug. 18.2; Just. 1.2.
[17] Diod. 2.6.5.
[18] Diod. 2.16.9. Стоунмен комментирует, что чучела слонов Семирамиды напоминают стратегему Александра с использованием раскаленных манекенов для борьбы со слонами.
[19] Polyaen. Strat. 4.21; Zonaras 9.22.
[20] Diod. 2.16.10.
[21] Diod. 2.17.
[22] Curt. 7.6.20.
[23] Arr. Anab. 6.24.2; Strab. 15.1.5.
[24] Curt. 10.2.7; Strab. 15.3.8-10.
[25] Curt. 9.6.23.
[26] Александр также связан с многочисленными осадами скал, где подобная тактика используется в Бактрийском регионе: среди них Согдийская Скала, Скала Хориена (Arr. 4. 21.1,6-10), Скала Аримаза (Curt. 7.11.1-19; Metz Epit. 15-18; Polyaen. 4.3.29; Diod. Sic. 17; Strab. 11.11.4) и Скала Сисимитра (Curt. 8.2.19-33; Plut. Alех. 58.3; Strabo. 11.11.4).
[27] Curt. 7.11.4. Рассказ Квинта Курция Руфа об этом событии считается более достоверным, чем Арриана.
[28] Curt. 7.11.6.
[29] Curt. 7.11.7-21.
[30] Diod. 2.6.1-10.
[31] Diod. 2.14.1.
[32] Diod. 17.104.4.
[33] Diod. 2.18.5.
[34] Diod. 2.18.6.
[35] Diod. 2.19.9. Как уже говорилось во второй главе, пересечение рек и попытка их укротить равносильны нарушению Закона и проявлению высокомерия, а также мотиву персидской экспансии против мирных народов. Нарушитель наказывается. См. Hdt. 1.208, 4.89, 7.34, 7.56.
[36] Diod. 2.19.10.
[37] Arr. Anab. 5.9.2.
[38] Arr. Anab. 5.12.1-4.
[39] Arr. Anab. 5.10.2.
[40] Arr. Anab. 5.17.4-6.
[41] Curt. 8.13.23-30.
[42] Arr. Anab. 6.24.1; Arr. Ind. 26.1.
[43] Arr. Anab. 6.23.4-6.
[44] Arr. Anab. 6.23.6; Strab 15.1.5, 15.2.5. Однако по традиции Мегасфена Семирамида, как говорят, умерла, не успев вторгнуться в Индию (Arr. Ind. 5.4-7.)
[45] Arr. Anab. 6.26.3.
[46] Arr. Anab. 6.26.4-5.
[47] Arr. Anab. 6.26.1-3.
[48] Curt. 7.4.9-12.
[49] Paus. 2.20.7
[50] См. Ctesias, Persica = FGrH 688 F13 24; Plut. Vit. Artax. 27.6-9; Xen. An. 2.4.1-2; Jer. Adv. Iovinian. 1.45; App. Syr. 67 ff.; Just. Epit. 38.9; AR. 2.12, 22. Родогуна также фигурирует как прекрасная персиянка в любовном романе Харитона «Херей и Каллироя», который датируется первым веком до нашей эры. В этом романе она проигрывает Каллирое в состязании в красоте. Однако в этих источниках Родогуна является пассивной фигурой, которая отделена от своей милитаристской личности.
[51] Семирамида, взятая из Ктесия, появляется в этой работе. Тем не менее история о восстании приписывается только Родогуне.
[52] ADM 8
[53] Plut. Vit. Per. 24.
[54] Val. Max. 9.3.5.
[55] Val. Max. 9.3.ext.2.
[56] Val. Max. 9.3.ext.4.
[57] Val. Max. 9.3.ext.4.
[58] См. ниже для других примеров в работе, где этот термин используется в отношении гражданских раздоров (Sen. Controv. 3.8; 7.12; 10.8) и связанных с женщинами (Sen. Controv.1.6; 1.7; 2.18; 9.6.18).
[59] См. Aug. RG. 21.
[60] Tac. Ann. 2.71;
[61] Cass. Dio. 58.12.
[62] Cass. Dio. 58.11.
[63] Tac. Ann. 6.2.
[64] Dio Chrys. Or. 21.7.
[65] Dio Chrys. Or. 64.2. Император Юлиан тоже объединяет этих двоих вместе с Томирис и Нитокрис как знаменитых строителей (Julian. Or. 3. 127)
[66] Dio Chrys. Or. 64.2.
[67] Polyaen. Strat. 8.26.
[68] Polyaen. Strat. 8.27.
[69] Suda, s. v. Φιλόστρατος 421-3.
[70] Philostr. VA 1.3. Кассий Дион сравнивает рожденную в Сирии Юлию Домну с Нитокрис и Семирамидой (Cass. Dio 78.23.3)
[71] Hermog. Prog. 10.47
[72] Philostr. Imag. Proem 4;
[73] Philostr. Imag. Preface 3.
[74] Philostr. Imag. 2.5.9.
[75] Philostratus, epist. 73 = Aeschines fr. 22 Dittmar.
[76] Philostr. Imag. 2.5.1.
[77] Philostr. Imag. 2.5.1.
[78] Philostr. Imag. 2.5.2.
[79] Philostr. Imag. 2.5.4.
[80] Philostr. Imag. 2.5.4.
[81] Philostr. Imag. 2.5.4.
[82] Philostr. Imag. Proem. 2.