Аристобул Кассандрийский. Фрагменты

Aristobulo di Cassandrea

Автор: 
Moretti A.
Переводчик: 
Исихаст
Источник текста: 

Aristobulo di Cassandrea, tesi di dottorato in Scienze storiche, Università degli Studi di Padova

Testimonia

T 1. Arr., An. VI 28, 2:

᾽Αριστόβουλος ὁ ᾽Αριστοβούλου.

Аристобул, сын Аристобула.

T 2. Plut., Dem. 23, 6:

᾽Αριστόβουλος ὁ Κασσανδρεύς.

Аристобул из Кассандрии.

T 3. [Lucian.], Macrob. 22:

Ἀριστόβουλος δὲ ὁ Κασανδρεὺς ὑπὲρ τὰ ἐνενήκοντα ἔτη λέγεται βεβιωκέναι, τὴν ἱστορίαν δὲ τέταρτον καὶ ὀγδοη κοστὸν ἔτος γεγονὼς ἤρξατο συγγράφειν, ὡς αὐτὸς ἐν ἀρχῇ τῆς πραγματείας λέγει.

Говорят, что Аристобул из Кассандрии жил до девяноста лет. Он начал писать свою историческую работу, когда ему было восемьдесят четыре года, как он сам говорит в начале своей работы.

T 4. Lucian., Quom. hist. conscr. 12:

Ὥσπερ Ἀλέξανδρος Ἀριστοβούλου μονομαχίαν γράψαντος Ἀλεξάνδρου καὶ Πώρου, καὶ ἀναγνόντος αὐτῷ τοῦτο μάλιστα τὸ χωρίον τῆς γραφῆς — ᾤετο γὰρ χαριεῖσθαι τὰ μέγιστα τῷ βασιλεῖ ἐπιψευδόμενος ἀριστείας τινὰς αὐτῷ (…) — λαβὼν τὸ βιβλίον — πλέοντες δὲ ἐτύγχανον ἐν τῷ ποταμῷ τῷ Ὑδάσπῃ — ἔρριψεν ἐπὶ κεφαλὴν ἐς τὸ ὕδωρ ἐπειπών, ‘Καὶ σὲ δὲ οὕτως ἐχρῆν, ὦ Ἀριστόβουλε, τοιαῦτα ὑπὲρ ἐμοῦ μονομαχοῦντα καὶ ἐλέφαντας ἑνὶ ἀκοντίῳ φονεύοντα’.

Например, Аристобул описал поединок между Александром и Пором, и, читая свою историю царю, он выбрал именно этот отрывок, так как рассчитывал особенно угодить ему, придумав великие достижения и героические действия. Но Александр взял книгу и бросил ее в реку (они как раз плыли по Гидаспу), сказав: «Той же участи заслуживаешь и ты, Аристобул, за то, что заставляешь меня сражаться в столь нелепых поединках и приписываешь мне убийство слонов одним дротиком!»

T 5. [Anon.], Epit. Rhet. III 610, 18 W:

πέμπτη (sc. ῥητορική) ἡ κολακευτική, ἧς ἡγήσατο Ιημάδης καὶ ᾽Αριστόβουλος.

В-пятых, искусство лести, о чем свидетельствуют примеры Демада и Аристобула.

T 6. Arr., An. pro. 1-2:

Πτολεμαῖος ὁ Λάγου καὶ Ἀριστόβουλος ὁ Ἀριστοβούλου ὅσα μὲν ταὐτὰ ἄμφω περὶ Ἀλεξάνδρου τοῦ Φιλίππου συνέγραψαν, ταῦτα ἐγὼ ὡς πάντῃ ἀληθῆ ἀναγράφω, ὅσα δὲ οὐ ταὐτά, τούτων τὰ πιστότερα ἐμοὶ φαινόμενα καὶ ἅμα ἀξιαφηγητότερα ἐπιλεξάμενος (…)· ἀλλ’ ἐμοὶ Πτολεμαῖός τε καὶ Ἀριστόβουλος πιστότεροι ἔδοξαν ἐς τὴν ἀφήγησιν, ὁ μὲν ὅτι συνεστράτευσε βασιλεῖ Ἀλεξάνδρῳ, Ἀριστόβουλος (…)· ἄμφω δέ, ὅτι τετελευτηκότος ἤδη Ἀλεξάνδρου ξυγγράφουσιν ὅτε αὐτοῖς ἥ τε ἀνάγκη καὶ ὁ μισθὸς τοῦ ἄλλως τι ἢ ὡς συνηνέχθη ξυγγράψαι ἀπῆν.

Все, что Птолемей, сын Лага, и Аристобул, сын Аристобула, писали об Александре, не расходясь между собою, я сообщаю как абсолютную правду. Но когда они не согласны друг с другом, я выберу версию, которая, по моему мнению, более достоверна и достойна того, чтобы ее рассказывали. (…) Однако мне кажется, что Аристобул и Птолемей более достойны веры в изложении фактов: Аристобул, потому что он сопровождал Александра в экспедиции (…) Оба они также писали, когда Александр был уже мертв, поэтому не принуждались необходимостью и не руководствовались прибылью, чтобы рассказывать о событиях иначе, чем они происходили на самом деле.

При большом количестве фрагментов источники передают об Аристобуле очень мало биографической информации: даже шесть свидетельств, собранных Якоби, как будет видно, не особенно полезны для точного определения фигуры этого историка. Из T 1, взятого из работы Арриана, главного источника историка, мы узнаем что он был сыном тоже Аристобула, но Арриан не добавляет других подробностей о его происхождении или дате рождения [1]. К сожалению, для идентификации историка или его отца следует отметить, что имя Аристобула было довольно ходячим: лексикон греческих личных имен показывает, что оно было широко распространено от Сицилии до Афин, и от Македонии до Эгейских островов. В той же Кассандрии, с которой связан историк, как мы увидим, есть свидетельство о другом его омониме, который появляется в посвящении на осколке амфоры, вероятно, относящейся к четвертому столетию, в котором говорится: Ἀριστόβουλος / Εὐβουλίδου / [ἅρ]ματι / [τελ]ε̣ίω̣[ι].
Зато из второго свидетельства (T 2) мы получаем этническую принадлежность историка: как у Плутарха, так и в других источниках Аристобул идентифицируется как кассандриец [2]. Однако это происхождение создает ряд проблем. Фактически Кассандрия, расположенная в южной части полуострова Халкидики, была основана Кассандром после его возвращения в Македонию, поэтому после смерти Александра и возвращения участников из экспедиции она не могла быть родным городом одного из тех, кто следовал за македонским царем в Азию. Отсюда источники не дают точной информации о пребывании историка в городе, так что трудно реконструировать, постоянно ли оставался там Аристобул, или получил гражданство, находясь где–то в другом месте, или вскоре уехал из города.
Более того, пребывание Аристобула в Кассандрии связывает историка с одноименным основателем города Кассандром. Поэтому стоит подвести итог тому, что говорят источники об основании Кассандрии.
Диодор, сообщив о надеждах сына Антипатра на господство в Македонии, в том числе через брак с дочерью Филиппа II, Фессалоникой, сообщает [3]:
"[Кассандр] также основал город в Паллене, который по его имени был назван Кассандрией; в нем воссоединились города полуострова и Потидея, а также большое количество соседних деревень. Вдобавок он поселил там спасшихся жителей Олинфа, которых было немало. Поскольку жители Кассандрии были наделены большим количеством плодородной земли и поскольку Кассандр был очень заинтересован в развитии города, последний вскоре достиг больших успехов и стал самым крупным в Македонии".
События, сообщаемые Диодором, датируются 316 г.; эта дата подтверждается Паросским Мрамором, в котором основание Кассандрии помещается в 316/5 аттическом году [4]. Все древние источники, которые указывают на основание Кассандрии, соглашаются рассматривать Кассандра как ойкиста города и подчеркивают важность Кассандрии в территориальном контексте [5].
Местоположение города, которое, вероятно, должно было быть около древней Потидеи, завоеванной Филиппом в 356 году [6], точно еще не идентифицировано. Город играл видную роль и в последующие периоды, пока в VI веке нашей эры он не был разрушен гуннами [7]. По мнению некоторых современных ученых, Аристобул активно участвовал в основании города, как архитектор [8]. Источники, однако, ничего не передают об участии историка в основании, и кажется странным, что столь важное обстоятельство, если оно верно, было обойдено молчанием.
Однако, несмотря на то, что он не участвовал в строительстве Кассандрии, выбор Аристобула для поселения в новом городе, основанном сыном Антипатра, является значимым и, по крайней мере, допускает присоединение Аристобула к политике Кассандра, который противостоял великому македонскому царю. Древние источники, по сути, подчеркивают отвращение Кассандра к Александру и часто объясняют его политический выбор мотивированным желанием отличать себя от него. Эпизод прибытия Кассандра в Вавилон ко двору Александра, чтобы защитить своего отца, Антипатра, очень известен: рассмеявшись при сцене проскинесиса, он вызвал гнев македонского царя. В другой раз Александр разбранил Кассандра за то, что он слишком сурово обошелся с человеком, который был дорог флейтисту Эвию. Отсюда он испытывал большой страх перед царем, так что, много лет спустя, хотя Александр был давно мертв, Кассандр был напуган статуей царя в Дельфах. Это отвращение связано с легендой, которая распространилась вскоре после смерти Александра: что он был отравлен Кассандром по инициативе Антипатра и при поддержке его брата Иолая [9].
Еще одним из примеров является восстановление Фив, уничтоженных Александром в 335 г., и отстроенных Кассандром почти одновременно с Кассандрией, вероятно, в 316/5 г. [10]. Более того, именно Кассандр убил мать Александра, Олимпиаду, а также жену македонского царя Роксану и его единственного законного сына Александра IV, долгое время удерживая их в плену [11]. Сын Антипатра сконцентрировал свои действия и амбиции на Македонии и Греции, изображая из себя прежде всего царя македонцев, словно он хотел дистанцироваться от восточной политики Александра.
Понятно поэтому, что выбор Аристобула для переезда в Кассандрию, если он был, не должен был быть случайным, но мог бы, по крайней мере, означать поддержку политики сына Антипатра. Более того, этот выбор, возможно, также повлиял на состав работы о подвигах Александра и был бы противоположным изображению Аристобула как рабского льстеца македонского царя, представленному некоторыми древними источниками [12] и многими современными учеными. Следует, однако, подчеркнуть, что в собрании аристобуловых фрагментов нет указаний ни на Кассандра, ни на его отца Антипатра. Однако факт, который мог бы косвенно быть в пользу Кассандра, — это неупоминание среди причин смерти Александра гипотезы об отравлении. Несмотря на это, мы не можем проследить мотивы, побудившие Аристобула поселиться в Кассандрии, а также не обнаружили в фрагментах явных признаков его склонности к политике Кассандра, однако, чтобы дать как можно более полную оценку его работы, следует учитывать данные об этнической принадлежности историка.
Факт, что Аристобул определен как Κασ[σ]ανδρεύς, не обязательно означает, что он родился в этом месте также потому, что город, как уже упоминалось, был основан в 316 г., когда историк, участвовавший в кампании Александра в Азии, уже давно жил на белом свете. Возможно, он переехал в город после своего возвращения из азиатской экспедиции, то есть после 323 г. Остается нелегким делом идентифицировать родной город историка, поскольку источники в этом отношении не упоминают другие населенные пункты. Было выдвинуто несколько гипотез.
Собираясь описать Индию, Страбон предостерегает читателя от других авторов, которые описывали регион до него, потому что многие не посещали территорию лично или видели только ее часть, и описывают то, что они слышали о нем от других [13]. Даже те, кто следовал за Александром, предлагают противоречивые сообщения, и поэтому трудно понять, кому доверять [14]. Географ явно критикует Аполлодора, поскольку тот сообщает о преувеличенном количестве (тысячах) городов, подчиняющихся правителю Бактрии, Евкратиду [15]. По словам Страбона, Аполлодора и других писателей, они также сообщают, что "племен, которые жили между Гидаспом и Гипанисом, было девять, и они контролировали пять тысяч городов, ни один из которых не был меньше, чем Кос в Меропиде». Тарн на основе наличия в аристобуловом фрагменте (F 35, 19) другого преувеличенного числа городов и на основе использования формы Ὕπανις, указывающей на индийскую реку, вместо Ὕφασις (как это подтверждается другими историками Александра и более поздними авторами), приписывает вышеупомянутый отрывок историку из Кассандрии [16]. Это заставляет Тарна утверждать, что использование сравнения с Косом свидетельствует о происхождении Аристобула с этого острова. Его тезис, однако, основан на довольно слабых аргументах, главным образом потому, что нет других свидетельств, что Аристобул родился на Косе.
Другая гипотеза предложена Пирсоном, который приводит довольно значительную надпись из Дельф, в которой появляется Софокл, сын Аристобула:
"Жители Дельф предоставили Софоклу, сыну Аристобула, фокейцу, который живет в Кассандрии, Филону … из Пеллы, Александру … из Эдессы, Антигону, сыну Асандра из Икны, Политарху … из Мелибеи, Матрикету, сыну Пантея из Перинфа, Мелисикрату, сыну Аристомена, Диодору, сыну Митра из Кизика, Гиерону, сыну Аполлодора из Каллатиса, Сокриту, сыну Кратона из Херсонеса, Дионисию, сыну Дионисия с Борисфена, Никию, сыну Гераклида с Боспора, Главкону, сыну Сима из Кифна, Гиероклу и Артемидору из Баргилии, Махону из Самофракии и их потомкам проксению, промантейю, продикию, проэдрию, асилию, теородокию, освобождение от всех налогов и остальное, что положено другим проксенам и эвергетам. В архонтство Хариксена по совету Харета, Тимократа, Каллифана".
Надпись представляет собой список людей, которые получили почести и признание от сообщества Дельф, и датируется, прежде всего по архонту 252/1 г. Для каждого из упомянутых людей указывается его родной город. Из упомянутых проксенов, только один, Главкон, по–видимому, в другом месте не засвидетельствован.
По мнению Пирсона, Софокл, приведенный в начале этой надписи, вполне может быть сыном историка Александра. В дополнение к ономастическому соответствию (хотя имя Аристобула, как мы видели, довольно распространено), Пирсон также подчеркивает, что сын историка, родившийся вскоре после возвращения Аристобула в Грецию из азиатской экспедиции, в середине III века мог иметь подходящий возраст для получения почестей от Дельф. Если следовать этой гипотезе, Аристобул был фокейцем, и это, по словам Пирсона, объясняло бы неразговорчивость источников в отношении его места рождения: «Филипп в значительной степени виновен в гибели Фокиды в 346 году, и вполне понятно, что фокеец на службе у македонского царя мог скрывать свое происхождение. В самом деле, если он был фокейцем, то наиболее вероятным объяснением его нахождения в штате Александра является то, что его семья выступала против политических лидеров Фокиды в Священной войне и покинула страну до 346 года, чтобы найти убежище в Македонии».
Гипотеза Пирсона, несомненно, наводит на размышления, даже если, как отмечает тот же ученый, в источниках нет никаких дополнительных свидетельств, подтверждающих происхождение Аристобула. Этот тезис, однако, поставлен под сомнение Александером в его комментарии к эпиграфическим свидетельствам, относящимся к Кассандрии во время македонского периода. В частности, аргумент о недостатке цитат о месте рождения Аристобула считается слабым: по мнению Александера, Александр и его спутники не могли не знать о происхождении историка, и это не создало никаких проблем. Поэтому было бы более вероятно, что Аристобул был первоначально из одного из городов, которые согласно Диодору позднее слились, в результате синойкизма, в территорию Кассандрии. Ученый предлагает Олинф как родной город историка, основываясь на эпиграфических свидетельствах, так как имя Аристобула появляется в тамошних надписях до 348 г. Олинф, с середины пятого века столица Халкидской лиги, фактически был последним городом северной Греции, попавшим в руки Филиппа II, который завоевал его и уничтожил в 348/7 г.
Александер предполагает, что Аристобул, сын Калликрата, который появляется в трех надписях из Олинфа, является отцом историка с тем же именем, тогда как Софокл, сын Аристобула, упомянутый в надписи из Дельф, является лишь дальним родственником. После кампания Филиппа в этом районе Аристобул пошел бы в Афины или другой город и, по возвращении из экспедиции в Азию немедленно воспользовался возможностью вернуться на свою родину.
Последний тезис кажется убедительным, даже если он не может быть продемонстрирован в свете существующих знаний. Однако необходимо, в подтверждение этого происхождения, вспомнить, что и другие спутники и историки Александра происходили из Олинфа, например, Каллисфен или Эфипп, а также Офелла. Поэтому город, возможно, дал рождение и Аристобулу, который позже запомнится как житель города, чье гражданство он вероятно, принял.
T 3 вместо этого указывает на хронологию работы Аристобула: по словам автора «Макробиев», историк из Кассандрии жил до девяноста лет и начал писать только в возрасте восьмидесяти четырех лет. В фрагментах есть только одно свидетельство, подтверждающее тот факт, что Аристобул писал после своего возвращения из Азии: в фрагменте 54, в самом деле, есть неявное указание на битву при Ипсе (301 г.), которое может быть ринято как terminus post quem публикации труда. Данные о поздней публикации также подтверждены Аррианом (T 6), у которого говорится, что Аристобул писал, когда Александр уже был мертв.
Несмотря на несколько биографических данных, можно попытаться разместить Аристобула в хронологическом порядке. Из Арриана и Страбона мы обнаруживаем, что в 325 году историк участвовал в переходе через пустыню Гедросию [17]. Это был один из самых трудных моментов азиатской экспедиции: вынужденный марш, нехватка еды и воды, суровый климат вызвал многочисленные потери, как для людей, так и для животных. Было выдвинуто предположение, что Аристобул, которому удалось пережить марш, в то время был в расцвете сил, и поэтому его дата рождения фиксируется во второй четверти четвертого века [18]. Это датирование представляется приемлемым, особенно на основе сравнения с хронологией Птолемея, к которому часто обращается Аристобул [19].
Исходя из этого, благодаря данным, предоставленным T 3, можно поставить его смерть примерно в конце первой четверти 3‑го века [20].
Что касается хронологии работы, то информация в "Макробиях", похоже, противоречит содержанию T 4. Пассаж из «Quomodo historia conscribenda» Лукиана говорит, что Аристобул читал часть своей работы Александру, когда они спускались по индийской реки Гидасп, но царь выбросил книгу в воду, потому что описанные в ней подвиги были преувеличены. Следует подчеркнуть, что нет никаких известий об описании Аристобулом поединка между Александром и Пором, и, прежде всего, источники о битве между македонским и индийским царями не упоминают о прямом столкновении между ними [21]. Из этого отрывка мы видим, прежде всего, что Аристобул был с Александром, когда тот спускался по Гидаспу, и что в то время он уже окончил свой труд или, по крайней мере, его часть [22]. Спуск по Гидаспу, одной из главных рек индийского региона Пенджаб, и битва против Пора помещаются в 326 году [23].
В дополнение к информации в T 3, пассаж Лукиана также противоречит другому показанию (T 6) Арриана, который в Анабасисе утверждает, что в качестве своих основных источников он выбирает Птолемея и Аристобула, «потому что оба они писали, когда Александр был уже мертв, поэтому не принуждались необходимостью и не руководствовались прибылью, чтобы рассказывать о событиях иначе, чем они происходили на самом деле» [24].
Анекдот Лукиана не имеет исторической ценности, а служит лишь для того, чтобы представить примеры лести к царю и презрения Александра к Аристобулу. С другой стороны, неудивительно, что последний, чтобы сочинить свою работу, богатую указаниями на местности, названия рек, растения и другие любопытные подробности, использовал записи, собранные в экспедиции Александра [25]. Самое интересное в нашем анализе то, что во времена Лукиана Аристобул был известен как льстец и выбирался в качестве примера льстивой тенденции среди историков Александра.
Последнее утверждение, похоже, противоречит T 5, которое, на наш взгляд, должно быть исключено из свидетельств об историке. Это отрывок из анонимного трактата по риторике (ΑΝΟΝΥΜΟΥ ΕΠΙΤΟΜΗ ΡΗΤΟΡΙΚΗΣ), где Аристобул включен в число примеров искусства лести. В этой эпитоме, после краткого экскурса о происхождении риторики, мы переходим к списку пяти типологий, за которыми стоят имена двух или трех представительных фигур: философов (Пифагор и Платон), политиков (Кимон, Мильтиад и Фемистокл), ораторов (Демосфен и Ликург), клеветников (Аристогитон и Гегемон) и льстецов (Демад и Аристобула). Причина, по которой Аристобула следует отнести к представителю пятой типологии, не указывается в тексте. Брунт отметил, что присутствие историка Александра в этом списке уникально, так как все другие упоминаемые имена — философы, политики или ораторы в основном афиняне. По мнению Брунта, вместо Аристобула должен стоять Аристодем, принимавший участие в переговорах, которые привели к Филократову миру.
Наконец, последнее свидетельство, о котором мы уже упоминали, взято из предисловия к Анабасису Арриана (T 6). Историк, представив два своих основных источника, Птолемея и Аристобула, объясняет причины, по которым он их выбрал.
В T 6 Якоби не включает отчество македонского царя ("сын Филиппа"), указание на метод Арриана в случае разногласий между Птолемеем и Аристобулом ("я выбирал то, что мне казалось более достоверным и заслуживающим упоминания"), краткое отступление о работах об Александре ("другие рассказывали о нем иначе; нет вообще человека, о котором писали бы больше и противоречивее") и фразу, относящуюся только к Птолемею ("Птолемей тоже сопровождал его, а кроме того, он сам был царем, и ему лгать стыднее, чем кому другому") — все эти высказывания не относятся непосредственно к Аристобулу. Можно заметить, что Якоби не включает также суждение о работах Аристобула и Птолемея ("Птолемей и Аристобул кажутся мне более достоверными"), которое повторяет то, что было объявлено в зачине, и не включает заключительную часть, в которой Арриан заявляет, что надежность Птолемея и Аристобула также обусловлена тем, что оба они не были ни вынуждаемы, ни побуждаемы интересом к описанию фактов, противоречащих тому, что происходило в действительности: "ничто не заставляло их искажать события и никакой награды им за то не было бы". Последние слова вставлены Якоби среди свидетельств о Птолемее (Arr., An. Pro 2 = Ptol., FGrHist 138 T 1) [26].
Свидетельство Арриана о доверии Аристобулу и об отсутствии у него материальной заинтересованности в писательстве проливает новый свет на фигуру кассандрийского историка, который не будет тогда считаться льстецом, ни даже просто компилятором, ограниченным опираться на работы своих предшественников.
В частности, стоит сравнить это свидетельство Арриана с тем, что приводит нам Лукиан (T 4), поскольку они представляют две противоположные тенденции: с одной стороны, Аристобул представлен как льстец, работа которого была отвергнута самим Александром; с другой стороны, кассандрийский историк выбран в качестве основного источника для работы о македонском царе именно потому, что, взявшись за перо, когда царь уже был мертв, он не интересовался изменениями событий. Невозможно установить, писал ли Арриан до или после Лукиана, и являются ли эти два свидетельства ответом от одного другому. Более того, если Арриан читал работу Аристобула, то Лукиан вряд ли, поскольку он никогда не упоминает об этом. Безусловно, в то время, когда писали два автора, были распространены две противоположные тенденции. К сожалению, фрагментарное состояние работы не позволяет нам уточнить, какая тенденция была основана на более прочных фундаментах. В самом деле, несмотря на то, что изображение Александра в фрагментах в основном положительно, там нет никаких чисто льстивых высказываний или признаков. Поэтому, если Лукиан приписывает работе Аристобула чрезмерно лестный характер, традиция оставила этот след почти невидимым.
В конце этого анализа свидетельств о жизни Аристобула следует отметить, что нет никаких ссылок на конкретное занятие историка, за исключением указаний Арриана, который сообщает, что Аристобул участвовал (συνεστράτευσε) в экспедиции Александра. Современная критика кажется соглашается с тем, что Аристобул следовал за Александром в качестве архитектора или инженера. Это утверждение в основном основано на эпизоде реставрации гробницы Кира в Пасаргадах. Согласно сообщениям Арриана, Александр был очень опечален осквернением могилы Кира, которая находилась в царском парке Пасаргад. Сам царь дал Аристобулу задание устроить гробницу, какой она была раньше. Кроме того, Александр арестовал и запытал волхвов, охранявших гробницу, но не смог получить имен исполнителей кощунственного акта [27]. Этот визит Александра в царскую гробницу датируется 324 годом и подтверждается Страбоном [28]. Географ также ссылается на предыдущий визит Аристобула в гробницу в 331/30 г. В первом случае гробница была по–прежнему неповрежденной, а во втором, как и записано Аррианом, от мародерства уцелели только ложе и саркофаг. И Арриан, и Страбон не объясняют мотивов, которые побудили бы Александра выбрать Аристобула ответственным за восстановление гробницы. Следует также подчеркнуть, что нет указаний на конкретные технические навыки, которыми обладал историк, или на его другие обязанности в области строительства или архитектуры. Наконец, как уже отмечалось, источники не указывают на более конкретную роль историка, кроме как компаньона македонского царя [29]. Многие ученые указали, как Аристобул уделяет большое внимание общественным работам и произведениям, построенным Александром во время его экспедиции: этот аспект также использовался, чтобы доказать, что он был инженером или архитектором. В свете дошедших фрагментов, однако, не кажется, что внимание к общественным работам может быть убедительным в этом смысле, также потому, что гораздо большее внимание уделяется, например, геоэтнографическим аспектам или характеристикам флоры и фауны, или даже описаниям посещенных ареалов [30].
В заключение, если никто не может отрицать, в свете нынешних знаний, что Аристобул следовал за Александром в качестве инженера или архитектора, кажется более уместным предположить, что он был более чем обычным в рядах его товарищей, и что за определенные навыки или за то, что он уже посетил гробницу Кира, ему было поручено Александром устроить там мавзолей.


[1] Отчество находится также у Arr., An. pro. I (= T 6).
[2] См. также [Lucian.], Macr. 22 (= T 3); Ath. II 19, 43d (= F 6); VI 57, 251a (= F 47).
[3] Diod. XIX 52, 2-3. О браке Кассандра со сводной сестрой Александра сообщает Diod. XIX 52, 1 (см. также Just., Epit. XIV 6, 13, где Фессалоника ошибочно названа дочерью царя Арридея; Euseb., Chron. I col. 231, rr. 14-15).
[4] См. Marmor Parium, FGrHist 239 F 14b: ἀφ᾽ οὗ Κάσσανδρος εἰς Μακεδονίαν κατῆλθεν, καὶ Θῆβαι οἰκίσθησαν, καὶ ᾽Ολυμπιὰς ἐτελεύτησεν, καὶ Κασσάνδρεια ἐκτίσθη, (…) ἔτη πεντήκοντα δύο, ἄρχοντος ᾽Αθήνησι /ημοκλείδ[ου, «с тех пор как Кассандр вернулся в Македонию, и Фивы были отстроены, и Олимпиада умерла, и Кассандрия была основана (…) через пятьдесят два года, когда в Афинах был архонтом Демоклид».
[5] См. Strab. VII fr. 25; Liv. XI 2; Paus. V 23, 3; Ath. III 54, 98e; St. Byz. s.v. Κασσάνδρεια.
[6] Потидея была расположена в Палленском заливе. Филипп II, покорив ее и, вытеснив оттуда афинский гарнизон, отдал ее Олинфу (ср. Demosth. I 14; I 6, 20; II 7; XIX 343; Diod. XVI 8, 3-5; 53, 3; Plut., Alex. 3; Liv. XLIV 11).
[7] См. Procop., De aedific. IV 3; De bello Pers. II 4; Кассандрия стала римской колонией, вероятно, с 43 или 42 г.
[8] Первым, кто указал на Аристобула как на дизайнера городской планировки Кассандрии, был Мюллер: «Аристобул (…) проживал старцем в Кассандрии (…), которую в Ol. 116, 2 = 315 г. основал Кассандр, возможно, использовав труд нашего Аристобула, которому сходно Александр поручил реставрировать гробницу Кира»
[9] Об упомянутых эпизодах см. Diod. XVII 118, 2; Plut., Alex. 74; Apopht. 180f; Demetr. 37; Just., Epit. XII 14; XV 2, 5; XVI 1, 15-17; 2, 5.
[10] Ср. Diod. XIX 53-54; Marmor Parium, FGrHist 239 F 14b; Paus. IX 7, 1-4. Однако источником, благоприятным для Кассандра, является так называемое «завещание Александра» ([Callisth.], I 47), где уже Александру приписывается желание восстановить Фивы. В тот же период, кроме того, с целью укрепления своего господства в Македонии Кассандр также основал город в том месте, где когда–то стояла Терма, которая в честь его жены была названа Фессалоникой (см. Strab. VII frr. 21; 24; Dion. Hal. I 49; St. Byz., s.v. Θεσσαλονίκη).
[11] О казни Олимпиады, помещаемой в 316 г., см. Diod. XIX 49-51; Just., Epit. XIV 6, 1-4; Paus. IX 7, 2; Oros. III 23, 31-32; Polyaen. IV 11, 3; Euseb., Chron. I col. 23, rr. 5-12. Ландуччи Гаттинони предлагает снизить дату смерти Олимпиады с весны 316 года до летнего солнцестояния 316 года. Александр IV и его мать Роксана были изолированы Кассандром в Амфиполе вскоре после убийства Олимпиады (см. Diod. XIX 52, 1-6). Однако, они не были устранены сразу, так как они, вероятно, не представляли для власти Кассандра непосредственной угрозы. Когда, однако, по договору 311 года Кассандр назначался стратегом Европы до совершеннолетия Александра IV (см. Diod. XIX, 105, 1), последний стал серьезной опасностью для сына Антипатра, который вскоре убил его вместе с его матерью Роксаной руками Главкия, ответственного за их содержание под стражей (см. Marmor Parium, FGrHist 239 F 18b; Diod. XIX 105, 1-3; Paus. IX, 7, 2; Just., Epit. XV 2, 3; Euseb., Chron. I col. 23, rr. 1-12). Кроме того, источники упоминают еще одного сына Александра, Геракла, рожденного от незаконного союза с Барсиной, который также был убит по приказу Кассандра. См. Diod. XX 19-20; 28, 1-3: Полисперхонт, изолированный на полуострове Пелопоннес, призывает из Пергама, где он жил, Геракла, чтобы вернуть его на родину в качестве претендента на трон, но Кассандр, обещая Полисперхонту назначение стратегом Пелопоннеса и возвращение δωρεα, полученных в прошлом в Пелопоннесе, убедил его избавиться от молодого человека; Paus. IX 7, 2: и Александр IV, и Геракл были бы отравлены; Marmor Parium, FGrHist 239 F 18b: смерть двух сыновей Александра помещена в аттическом 310/9 году; Just., Epit. XV 2, 4-5: сообщается о двойном убийстве, но не говорит о способе исполнения; см. также: Pomp. Trog. Prol. 15; Euseb., Arm. p. 109, 8—113, 32 Karst (= Porphyr., FGrHist 260 F 3, 3); APP., Syr. 54; Plut., De vit. pud. 4; Euseb., Chron. I col. 23, rr. 1-3; LYC., Alex. 801-804.
[12] Ср. Lucian., Hist. conscr. 12 (= T 4); Anon.., Epit. Rhet. III 610, 18 W (= T 5).
[13] Ср. Strab. XV 1, 2.
[14] Strab. XV 1, 2: «и поэтому они рассказывают об этом каждый по–своему, даже те, кто писал эти вещи после их тщательного изучения. Некоторые из них участвовали в одной и той же военной экспедиции и путешествовали вместе, как те, кто следовал за Александром в экспедиции в Азию».
[15] См. Strab. XV 1, 3.
[16] В F 35 (= Strab. XV, 1, 17-19) Аристобул сообщает, что он посетил район с более чем тысячей городов, которые были заброшены в результате отклонения течения Инда. Гифасис является самой восточной и самой большой среди рек, которые омывают индийский регион Пенджаб. Он упоминается древними с разными названиями: Ὕπασις (Plin., HN VII 17, 21; Curt. Ruf. IX, 1); Ὕφασις (Arr., An. VI, 8; Ind. 2; 3; 4; Diod. VII 93); Ὕπανις (Strab. II 4, 6; VII, 3, 17; XV, 1, 27; XV, 1, 32; Diod. II 37; Solin. 52; Dionys. Per. V 1145); Βιβάσις (Ptol. VII 1, 26-27).
[17] См. Arr., An. VI 22, 4-8; 24, 1-2; 24, 4 - 26,5 (= F 49a); Strab. XV 2, 5-7 (=F 49b).
[18] Якоби помещает рождение историка после 375 г. По мнению Александера, Аристобул родился между 385 и 375 гг.; Педеш фиксирует рождение Аристобула между 370 и 365 г. Целесообразно также провести сравнение с главными гетайрами Александра. Птолемей является одним из сподвижников Александра, изгнанных Филиппом II и отозванных обратно сыном после его смерти в 336 г. (см. Plut., Alex. 10, 5; Arr., An. III 6, 5). Поэтому можно предположить, что он был ровесником Александра, и, следовательно, родился около 356 г. Неарх также появляется среди друзей Александра, изгнанных Филиппом II и возвращенных после смерти последнего, а затем, возможно, был ровесником Александра. Ученые ставят рождение Каллисфена Олинфского около 370 г., исходя из его связей с Аристотелем и его пребывания при дворе Филиппа II. Нельзя, наконец, принимая во внимание полученные данные, точно установить дату рождения Онесикрита (Педеш помещает ее около 365 г. только на основе того факта, что для того, чтобы принять участие в экспедиции Александра, он должен был находиться в расцвете лет).
[19] Арриан подчеркивает, что оба писали после смерти Александра (Arr., An. pro. 1-2). Кроме того, оба жили долго (об Аристобуле, ср. также [Lucian.], Macr. 22 [=T 3], где говорится, что историк жил до девяноста лет).
[20] [Lucian.], Macr. 22 (= T 3); ср. также Arr., An. pro. 2 (= T 5). Якоби устанавливает время смерти историка не прежде 291 г. (Педеш, приведя истинное свидетельство псевдо-Лукиана, фиксирует смерть Аристобула между 286 и 281 гг., который промежуток кажется слишком узким в свете текущих источников и знаний. К сожалению, как видно, нельзя точно датировать даже рождение и смерть других товарищей Александра, а затем сравнить данные.
[21] Ср. Arr., An. V 8-21; Diod. VII 87-88; Curt. Ruf. VIII 13, 5 – 14; Plut., Alex. 60, 1-11; Just., Epit. XII 8, 1-4; Polyaen. IV 3, 9; Front., Str. I 4, 9.
[22] Lucian., Hist. conscr. 12 (= T 4). Среди историков Александра в приведенном отрывке Лукиан называет только Аристобула и Онесикрита, но не как историка, а как адресата шутки Александра (Lucian., Hist. conscr. 40).
[23] Ср. Arr., An. V 8, 5 - 20, 2. О битве Александра против Пора см. также комментарий к F 43.
[24] Arr., An. pro. 2.
[25] «Я воздерживаюсь от догадок о том времени, когда писал Аристобул, или о связи его работы с трудом Птолемея, но не может быть никаких сомнений в том, что в своей окончательной и опубликованной форме она была составлена через много лет после событий и Аристобул, должно быть, опирался на личные и, возможно, тусклые воспоминания, или на заметки из походного дневника, или на сочинения других, или на комбинации этих источников» (Брунт)
[26] Также подчеркивается, что Якоби вставляет в testimonia и ту часть, в которой Арриан заявляет, что выбирает Птолемея в качестве царя и поэтому как человека, который как царь не лжет ("ему как царю лгать стыднее, чем кому–то еще"). Концепция, едва ли приемлемая как критерий правдивости в наши дни, была широко распространена в эллинистическом и римском мире. «Нет никаких причин, по которым сам Арриан не должен был приводить царственный статус Птолемея в качестве основания для принятия его сообщения. Он не утверждает прямо, что в истории Птолемея нет лжи; он просто предполагает, что он хотел бы избежать позора, если бы ложь обнаружили» (Босуорт). Как уже отмечали критики, Якоби очень скупо и сжато излагал методологические принципы при составлении своей монументальной работы «Fragmente der griechischen Historiker» (см., например, Чавес Рено: «Человек, опасающийся теорий, [Якоби] в качестве редактора фрагментов довольно сдержанно относился к методологическим вопросам, связанным с его работой, не оставляя в своих высказываниях рамок общего и строго необходимого для обоснования организации своей коллекции". Якоби фокусируется на мотивации и обосновании выбора классификации авторов в соответствии с историографическим жанром в ущерб алфавитному или хронологическому порядку; основное внимание всегда уделяется мотивации тематического порядка и реакции на получаемые критические замечания. Поэтому очень сложно выдвинуть гипотезу о критерии, объясняющим исключение вышеупомянутых отрывков, также в свете сравнения с фрагментами других историков. Анализ свидетельств Каллисфена (FGrHist 124), Харета (FGrHist 125), Эфиппа (FGrHist 126), Неарха (FGrHist 133), Онесикрита (FGrHist 134) и Клитарха Александрийского ( FGrhist 137) не выявил аналогичных примеров ссылок на фрагменты других историков или пропусков Якоби значительных частей в целях восстановления биографии или работы отдельных авторов. Более того, согласно методологическому принципу (которому следовал тот же Якоби и который затем стал нормой), по которому в редакции фрагментов должны быть вставлены все свидетельства, в которых появляется имя автора, отрывок Арриана должен быть включен полностью, за исключением лишь частей, связанных только с Птолемеем, и короткого экскурса об историографии Александра и о сложности выбора источников.
[27] См. Arr., An. VI 29, 4-11 (= F 51a).
[28] См. Strab. XV 3, 7 (= F 51b).
[29] Arr., An. pro. 2. Один и тот же глагол используется сразу же и для Птолемея: "Птолемей также сопровождал его …" Также важно, что тот же глагол используется и для Онесикрита (ср. Diog. Laert. VI 84 [= Onesicr., FGrHist 134 T 1]), даже если другие источники уделяют ему роль кормчего (κυβερνήτης) во флоте Александра (см. Arr., Ind. XVIII 9 [=Onesicr., FGrHist 134 T 4]; Arr., An. VII 5, 6 [= Onesicr., FGrHist 134 T 5]; Plut., De fort. Alex. I 10, 331e [=Onesicr., FGrHist 134 T 5a]; Plut. De fort. Alex. I 10 331e [=Onesicr., FGrHist 134 T 5b], и также главного кормчего (ἀρχικυβερνήτης), как у Strab. XV 2, 4; XV 1, 28 [= Onesicr., FGrHist 134 T 5c; T 10]). Что касается других соратников и историков Александра, то один Харет указывается источниками в роли письмоводителя, εἰσαγγελεύς (см. Plut., Alex. 46 [= Chares, FGrHist 125 T 2]). Эфипп выбран среди гетайров (ἑταῖροι) царя инспектором наемников, ἐπίσκοπος (Arr., An. III 5, 2-3 [= Ephipp., FGrHist 126 T 2]). Каллисфена из Олинфа помнят как того, кто имел задачу описать экспедицию, даже если внимание источников в основном направлено на его отношения с Аристотелем и на трагические обстоятельства его смерти (см. Callisth., FGrhist 124, T 1-36). О Неархе Суда сообщает, что он ξυνεστράτευσεν (был в походе) с Александром, но затем, как и во всех других источниках, подчеркивается его роль наварха (ср. Nearchus, FGrHist 133, T 1; T 3; T 4, где он записан как сатрап Ликии; T 5; T 5; T 5b). Источники, однако, не указывают какую–либо роль Клитарха в свите Александра (см. Clitarchus, FGrHist 137 T 1-14). Представленные здесь данные свидетельствуют, по крайней мере, о том, что если бы Аристобул сыграл определенную роль во время экспедиции, источники упомянули бы об этом, как и о других товарищах македонского царя.
[30] См. например, Arr., An. III 3-4 (= F 13-15); Arr., An. VI 11, 5 (= F 16); Strab. XI 7, 2 (= F 19); Strab. XI 7, 3 (=F 20); Arr., An. III 28, 5-7 (= F 23); Strab. XI 11, 5 (= F 28a); Strab. XV 1, 17-19 (= F 35); Strab. XV 1, 21 (= F 36); Strab. XV 1, 21 (= F 37); Strab. XV 1, 45 (= F 38); Strab. XVII 2, 5 (= F 39); Strab. XV 1, 62 (= F 42); Arr., An. VI 22, 4 (= F 49); Arr., An. VII 15, 6 (= F 54); Strab. XVI 1, 9-11 (= F 56).

F 1: Биографическая справка

[Lucian.], Macrob. 22

Ἀριστόβουλος δὲ ὁ Κασανδρεὺς ὑπὲρ τὰ ἐνενήκοντα ἔτη λέγεται βεβιωκέναι, τὴν ἱστορίαν δὲ τέταρτον καὶ ὀγδοη κοστὸν ἔτος γεγονὼς ἤρξατο συγγράφειν, ὡς αὐτὸς ἐν ἀρχῇ τῆς πραγματείας λέγει.

Говорят, что Аристобул из Кассандрии жил до девяноста лет. Он начал писать свою историческую работу, когда ему было восемьдесят четыре года, как он сам говорит в начале своей работы.

F 2: История Тимоклеи

a) Plut., Non posse suaviter vivi secundum Epicurum X 1093c

Τίς δ’ ἂν ἡσθείη συναναπαυσάμενος τῇ καλλίστῃ γυναικὶ μᾶλλον ἢ προσαγρυπνήσας οἷς γέγραφε περὶ Πανθείας Ξενοφῶν ἢ περὶ Τιμοκλείας Ἀριστόβουλος ἢ Θήβης Θεόπομπος;

Кто предпочел бы переспать с прекраснейшей женщиной, а не бодрствовать за чтением о том, что Ксенофонт написал о Панфее, или Аристобул о Тимоклее, или Феопомп о Фебе?

b) Plut., Mul. virt. 259d – 260d

ΤΙΜΟΚΛΕΙΑ. Θεαγένης ὁ Θηβαῖος, ᾽Επαμεινώνδαι καὶ Πελοπίδαι καὶ τοῖς ἀρίστοις ἀνδράσι τὴν αὐτὴν ὑπὲρ τῆς πόλεως λαβὼν διάνοιαν, ἔπταισε περὶ τὴν κοινὴν τύχην τῆς ῾Ελλάδος ἐν Χαιρωνείαι, κρατῶν ἤδη καὶ διώκων τοὺς κατ᾽ αὐτὸν ἀντιτεταγμένους – ἐκεῖνος γὰρ ἦν ὁ πρὸς τὸν ἐμβοήσαντα ‘μέχρι ποῦ διώκεις;’ ἀποκρινάμενος ‘μέχρι Μακεδονίας’. ἀποθανόντι δ᾽ αὐτῶι περιῆν ἀδελφὴ μαρτυροῦσα κἀκείνη ἀρετῆι γένους καὶ φύσει μέγαν ἄνδρα καὶ λαμπρὸν γενέσθαι· πλὴν ταύτηι γε καὶ χρηστὸν ἀπολαῦσαί τι τῆς ἀρετῆς ὑπῆρξεν, ὥστε κουφότερον ὅσον τῶν κοινῶν ἀτυχημάτων εἰς αὐτὴν ἦλθεν ἐνεγκεῖν. ἐπεὶ γὰρ ἐκράτησε Θηβαίων ᾽Αλέξανδρος, ἄλλοι δ᾽ ἄλλα τῆς πόλεως ἐπόρθουν ἐπιόντες, ἔτυχε τὴν Τιμοκλείας οἰκίαν καταλαβὼν ἄνθρωπος οὐκ ἐπιεικὴς οὐδ᾽ ἥμερος ἀλλ᾽ ὑβριστὴς καὶ ἀνόητος· ἦρχε δὲ Θραικίου τινὸς ἴλης καὶ ὁμώνυμος ἦν τοῦ βασιλέως, οὐδὲν δ᾽ ὅμοιος· οὐτε γὰρ τὸ γένος οὐτε τὸν βίον αἰδεσθεὶς τῆς γυναικός, ὡς ἐνέπλησεν ἑαυτὸν οἴνου, μετὰ δεῖπνον ἐκάλει συναναπαυσομένην. καὶ τοῦτο πέρας οὐκ ἦν· ἀλλὰ καὶ χρυσὸν ἐζήτει καὶ ἄργυρον, εἴ τις εἴη κεκρυμμένος ὑπ᾽ αὐτῆς, τὰ μὲν ὡς ἀπολὼν τὰ δὲ ὡς ἕξων διὰ παντὸς ἐν τάξει γυναικός. ἡ δὲ δεξαμένη λαβὴν αὐτοῦ διδόντος ‘ὤφελον μέν’, εἶπε, ‘τεθνάναι πρὸ ταύτης ἐγὼ τῆς νυκτὸς ἢ ζῆν· τὸ γοῦν σῶμα πάντων ἀπολλυμένων ἀπείρατον ὕβρεως διεφύλαξα. πεπραγμένων δ᾽ οὕτως, εἴ σε κηδεμόνα καὶ δεσπότην καὶ ἄνδρα δεῖ νομίζειν, τοῦ δαίμονος διδόντος, οὐκ ἀποστερήσω σε τῶν σῶν· ἐμαυτὴν γάρ, ὅ τι βουλήσηι, ὁρῶ γεγενημένην. ἐμοὶ περὶ σῶμα κόσμος ἦν καὶ ἄργυρος ἐν ἐκπώμασιν, ἦν τι καὶ χρυσοῦ καὶ νομίσματος . ὡς δ᾽ ἡ πόλις ἡλίσκετο, πάντα συλλαβεῖν κελεύσασα τὰς θεραπαινίδας ἔρριψα, μᾶλλον δὲ κατεθέμην εἰς φρέαρ ὕδωρ οὐκ ἔχον. οὐδ᾽ ἴσασιν αὐτὸ πολλοί· πῶμα γὰρ ἔπεστι καὶ κύκλωι περιπέφυκεν ὕλη σύσκιος. ταῦτα σὺ μὲν εὐτυχοίης λαβών, ἐμοὶ δ᾽ ἔσται πρός σε μαρτύρια καὶ γνωρίσματα τῆς περὶ τὸν οἶκον εὐτυχίας καὶ λαμπρότητος.’ ἀκούσας οὖν ὁ Μακεδὼν οὐ περιέμεινε τὴν ἡμέραν, ἀλλ᾽ εὐθὺς ἐβάδιζεν ἐπὶ τὸν τόπον ἡγουμένης τῆς Τιμοκλείας· καὶ τὸν κῆπον ἀποκλεῖσαι κελεύσας, ὅπως αἴσθοιτο μηδείς, κατέβαινεν ἐν τῶι χιτῶνι. στυγερὰ δ᾽ ἡγεῖτο Κλωθὼ τιμωρὸς ὑπὸ τῆς Τιμοκλείας ἐφεστώσης ἄνωθεν. ὡς δ᾽ ἤισθετο τῆι φωνῆι κάτω γεγονότος, πολλοὺς μὲν αὐτὴ τῶν λίθων ἐπέφερε, πολλοὺς δὲ καὶ μεγάλους αἱ θεραπαινίδες ἐπεκυλίνδουν, ἄχρι οὗ κατέκοψαν αὐτὸν καὶ κατέχωσαν. ὡς δ᾽ ἔγνωσαν οἱ Μακεδόνες καὶ τὸν νεκρὸν ἀνείλοντο, κηρύγματος ἤδη γεγονότος μηδένα κτείνειν Θηβαίων, ἦγον αὐτὴν συλλαβόντες ἐπὶ τὸν βασιλέα καὶ προσήγγειλαν τὸ τετολμημένον. ὁ δὲ καὶ τῆι καταστάσει τοῦ προσώπου καὶ τῶι σχολαίωι τοῦ βαδίσματος ἀξιωματικόν τι καὶ γενναῖον ἐνιδὼν πρῶτον ἀνέκρινεν αὐτὴν τις εἴη γυναικῶν. ἡ δ᾽ ἀνεκπλήκτως πάνυ καὶ τεθαρρηκότως εἶπεν· ‘ἐμοὶ Θεαγένης ἦν ἀδελφός, ὃς ἐν Χαιρωνείαι στρατηγῶν καὶ μαχόμενος πρὸς ὑμᾶς ὑπὲρ τῆς τῶν ῾Ελλήνων ἐλευθερίας ἔπεσεν, ὅπως ἡμεῖς μηδὲν τοιοῦτον πάθωμεν. ἐπεὶ δὲ πεπόνθαμεν ἀνάξια τοῦ γένους, ἀποθανεῖν οὐ φεύγομεν· οὐδὲ γὰρ ἄμεινον ἴσως ζῶσαν ἐτέρας πειρᾶσθαι νυκτός, εἰ σὺ τοῦτο μὴ κωλύσεις.’ οἱ μὲν οὖν ἐπιεικέστατοι τῶν παρόντων ἐδάκρυσαν, ᾽Αλεξάνδρωι δ᾽ οἰκτίρειν μὲν οὐκ ἐπήιει τὴν ἄνθρωπον ὡς μείζονα, θαυμάσας δὲ τὴν ἀρετὴν καὶ τὸν λόγον εὖ μάλα καθαψάμενον αὐτοῦ, τοῖς μὲν ἡγεμόσι παρήγγειλε προσέχειν καὶ φυλάττειν, μὴ πάλιν ὕβρισμα τοιοῦτον εἰς οἰκίαν ἔνδοξον γένηται, τὴν δὲ Τιμόκλειαν ἀφῆκεν αὐτήν τε καὶ πάντας, ὅσοι κατὰ γένος αὐτῆι προσήκοντες εὑρέθησαν.

ТИМОКЛЕЯ. Фиванец Теаген, который питал к своему городу столь же страстную любовь, как Эпаминонд, Пелопид и самые благородные мужи, пал в общей греческой катастрофе при Херонее, хотя он уже одолел и разбил вражеские силы, которые стояли против него. В самом деле, это он, когда один из врагов прокричал ему: "как далеко вы будете преследовать нас?", ответил: "до самой Македонии". Его сестра пережила его, и она свидетельствовала о добродетели их семьи и о характере ее брата как великого и прославленного человека. Кроме того, она извлекла дополнительную пользу из своей добродетели, с большей легкостью перенеся то, что выпало ей из общих несчастий. Ибо когда Александр завоевал Фивы, и его войска грабили по всему городу, один человек, который не был ни порядочным, ни вежливым, но жестоким и глупым, случайно наткнулся на дом Тимоклеи. Он командовал фракийским отрядом и был тезкой царя, но на этом его сходство с ним завершалось, потому что он не уважил ни происхождение, ни имущество женщины. Напившись вина, он после обеда приказал ей переспать с ним. И даже на этом дело не кончилось, ибо он также стал искать золото и серебро на случай, если она что–то спрятала, иногда угрожая убить ее, а иногда предлагая сохранить за ней на все время звание жены. Она, пользуясь возможностью, которую он ей предложил, сказала: "Лучше бы я умерла до этой ночи, чем пережила ее, и я могла бы, по крайней мере, сохранить свое тело свободным от бесчестного насилия, хотя все остальное потеряно. Но если я буду считать тебя своим защитником, господином и мужем, как того пожелают боги, то я не отниму у тебя твоего имущества, ибо я вижу, что я стала твоей, поступая так, как тебе угодно. У меня есть украшения и немного серебра в виде чаш, а также золото и монеты. Когда город был захвачен, я приказала своим служанкам собрать их, и бросила, вернее, сложила в колодец без воды. И многие не знают об этом, потому что над ним есть крышка, а вокруг него растет густо затененное дерево. Пусть тебе сопутствует удача в обладании этими вещами, и они останутся для меня свидетелями и знаками твоего счастья и блеска моего дома". Услышав ее речи, македонец не стал дожидаться рассвета, но сразу же отправился к месту с Тимоклеей, показывающей ему путь. И он приказал запереть сад, чтобы никто не знал, что он задумал, и спустился вниз в одном хитоне. Ужасная мстительница Клото вела его в лице Тимоклеи, которая стояла наверху. Когда она поняла по его голосу, что он достиг дна, она сбросила на него много камней, и немало еще валунов закатили ее служанки, пока не завалили и не погребли его. Когда македонцы узнали об этом и вытащили труп, то несмотря на то, что уже было объявлено, что никто из фиванцев не будет убит, они задержали ее, привели к царю и объявили ему о ее зверстве. Он, однако, увидя в спокойствии ее лица и в торжественной походке нечто чинное и благородное, сначала спросил, кто она. Совершенно неустрашимая и уверенная в себе, она сказала: "Моим братом был Теаген, который командовал при Херонее и пал, сражаясь против вас за свободу греков, чтобы мы не страдали от столь жестокого обхождения. Но так как я пострадала от вещей, недостойных моего рода, я не колеблясь умру, потому что, возможно, было бы лучше, чем прожить еще одну ночь вроде последней, если ты не предотвратишь это". Самые порядочные из присутствующих расплакалась, но Александру не пришло в голову пожалеть женщину — ведь она была слишком велика для этого; поражаясь ее смелости и красноречию, которые произвели на него огромное впечатление, он приказал своим командирам быть к ней внимательными и охранять ее, так чтобы насилие не обрушилось на ее дом снова, и он отпустил саму Тимоклею и всех связанных с ней родством.

Плутарх прямо цитирует Аристобула в отрывке из трактата Non posse suaviter vivi secundum Epicurum ("О невозможности жить счастливо, следуя Эпикуру"), где он сравнивает возлежание с красивой женщиной и чтение рассказов о некоторых женских фигурах (F 2a). Этот отрывок является частью более широкого дискурса, с которым Плутарх, выступая против тех, кто отрицает чувствительность мертвых, утверждает, что жизнь и бытие не ограничиваются земной сферой [1]. Более того, херонейский биограф заявляет, что когда история не содержит ничего вредного и болезненного и имеет стиль, полный очарования, это вызывает большое удовольствие. Писатель задается вопросом, а не предпочтительнее ли следить за увлекательным рассказом Одиссея о его странствиях, нежели с удовольствием отведать изысканных блюд у феаков [2], да и начитавшийся историй о знаменитых женщинах наверняка раздумает переспать со смазливой девкой. Приведенные женские фигуры — Тимоклея у Аристобула, Панфея у Ксенофонта и Феба у Феопомпа.
Феба, дочь Ясона, жена Александра из Фер, с помощью братьев убила тирана, ненавидимого также за жестокое обращение с генералом Пелопидом, его узником [3]. Панфея, жена царя Сусы, Абрадата, плененная Киром, оставалась верной мужу и, когда тот пал в бою, убила себя на его теле [4]. Поэтому речь идет о двух положительных фигурах, чье поведение восхваляется. Несмотря на то, что в Non posse suaviter vivi secundum Epicurum лишь кратко упоминаются по именам главные герои, можно вполне безопасно утверждать, что даже повествование Аристобула рассматривается в позитивном свете: историк цитируется, в самом деле, не только за то, что он оказал честь добродетельной женщине, но и за стиль, который, как и у двоих других упомянутых авторов, настолько богат очарованием, что заставляет читателя предпочесть письменное слово непосредственному контакту с красивой женщиной [5].
На основе пассажа из Non posse suaviter vivi secundum Epicurum можно предположить, что Аристобул является источником Плутарха и для пассажа из Mulierum virtutes, в котором рассказывается расширенная история Тимоклеи (F 2b), несмотря на то, что он не упоминается там явно. Этот эпизод, должно быть, особенно поразил херонейского биографа, который также упоминает его в двух других пассажах, которые могут, в свою очередь, восходить к тому же источнику [6].
История происходит сразу после захвата Фив Александром [7]. В то время как македонский государь был вовлечен в кампанию против трибаллов и иллирийцев, некоторые антимакедонские эмигранты, изгнанные Филиппом II после битвы при Херонее, снова вошли в Фивы и подбили население к мятежу, оперируя слухами, что Александр пал в битве с иллирийцами.
Экспедиция Александра против трибаллов и иллирийцев происходит весной 335 года [8]. Долгое время считалось, что источником Арриана и Страбона для этой военной кампании был только Птолемей, цитируемый обоими авторами, и, как показали некоторые описательные подробности, бывший очевидцем битвы [9]. Хаммонд, однако, предположил, что Арриан и Страбон также использовали Аристобула. В описании ран Александра, в самом деле, Плутарх заставляет говорить македонского царя: "во–первых, у иллирийцев я был поражен камнем в голову и булавой в шею" [10]. Использование слова ὕπερος (булава), довольно редкого, в другом плутарховом отрывке, явно восходящем к Аристобулу [11], может предполагать, что последний также является источником эпизода ранения у иллирийцев, и, значит, он также рассматривал в своей работе кампанию Александра на Балканах. Чтобы поддержать эту гипотезу, мы можем добавить, что Арриан прямо цитирует Птолемея только по техническим данным (количество убитых македонцев в столкновении с трибаллами), которые он, вероятно, нашел только в труде последнего, а не в работе Аристобула [12]. Поэтому на основе этой цитаты не представляется возможным исключить использование Аррианом также рассказа Аристобула о повествовании об экспедиции против иллирийцев и трибаллов.
Восставшие фиванцы попросили поддержки у близлежащих городов, а также у Афин [13]. Узнав о восстании, Александр сразу же направился в Беотию.
Помощь от Пелопоннеса, однако, не прибыла в Фивы, потому что она была заблокированы македонскими гарнизонами в Коринфе и Сикионе [14]. Афиняне тоже задержались, и Фивы, оставшись одни, капитулировали после трех дней осады [15]. Город был разрушен и жители стали рабами. Древние источники, как правило, в основном, приписывают решение сровнять с землей город не Александру, а к союзникам или федеральному Совету Лиги в Коринфе, возможно, именно для того, чтобы очистить македонского царя от любой ответственности в отношении судьбы города, которая произвела большое впечатление на греческий мир [16]. Тот факт, что сам Арриан выбирает эту версию, побуждает, по крайней мере, предположить, что она также найдена в его двух основных источниках, Аристобуле и Птолемее.
Несомненно, что благодаря антифиванской пропаганде распространилось мнение, согласно которому наказание Фив было актом, долженствующим покарать давнюю опору врагов–персов; тем не менее, не представляется возможным приписать авторство этой идеи Аристобулу, также потому, что дошедшие источники и, в частности, Арриан, не упоминают Аристобула прямо [17]. В этом контексте записан эпизод с Тимоклеей, сестрой фиванца Теагена, сражавшегося против Филиппа II и павшего при Херонее. Ее фигура положительно обозначена Плутархом, который подчеркивает грубость и глупость фракийца, который занял дом и хочет ограбить его и совершить насилие [18]. Более того, подчеркивается, что солдат, хотя и был тезкой Александра, больше ничем его не напоминал [19]. Когда женщина, виновная в убийстве фракийца, предстает перед македонским владыкой для суда, он спрашивает ее, кто она, и, пораженный гордым ответом женщины, любуясь ее добродетелью и мужеством, он не только спасает ее от осуждения, но также предоставляет ей эскорт, чтобы ее опять не обидели. Поэтому Александр кажется строгим, но справедливым судьей, готовым признать доблесть даже у политических противников: он представлен как абсолютно позитивная фигура [20]. Более того, Тимоклея — не единственная из женщин, к которым Александр проявляет себя доброжелательно: например, другие подобные эпизоды можно найти в рассказе об обхождении с женой и дочерями Дария [21].
Трудно установить, насколько в рассказе Плутарха сохранился стиль работы Аристобула; однако длительность пассажа и изобилие подробностей могут указывать на верную передачу херонейцем источника, что не должно требовать существенных сокращений [22]. Одно подробное знание этого эпизода может указывать на то, что херонейский биограф читал работу Аристобула непосредственно, без использования компендиумов или косвенных источников.


[1] См. Plut., Non posse X 1093a.
[2] См. Plut., Non posse X 1093c. Od. IX, 2-11: Одиссей, переодетый, находится во дворце феаков и предлагает рассказать свою историю: "могучему Алкиною, выдающемуся среди всех народов, конечно, приятно слушать певца, так как это похоже на голос богов. Потому что я думаю, что нет более приятного наслаждения, чем когда радость пронизывает всех людей; приглашенные слушают в зале барда, сидя по порядку; рядом доски полны хлеба и мяса; из кратера пенится вино и виночерпий разносит его и разливает в чаши: это, кажется мне в душе, красивая вещь».
[3] См. Theopomp., FGrHist 115 F 337. История также рассказывается у Xen., Hell. VI 4, 35-36; Plut., Reg. et imp. apopht. 194d; Mul. virt. 256a; Pel. 28.
[4] См. Xen., Cyr. IV 6, 11; V 1, 2-18; VI 1, 31-49; VI 4, 2-11; VII 3, 4-14.
[5] «Предпочитает ли Плутарх литературную выдумку прозе жизни? Женщины, воссозданные на страницах, прекраснее, чем настоящие, и изображения, которые мы рисуем в уме, безошибочно выигрывают на фоне повседневности. Возможно, заявление Плутарха, немного озадачивающее обычного человека, не так парадоксально (…). В отличие от Перикла (Thuc. II, 45, 2), который считал большой честью для женщин, если о ней говорили как можно меньше, Плутарх считал, что слава "добродетельной" женщины должна быть известна всем» (Альбини)
[6] См. Plut., Alex. 12 (где рассказывается весь эпизод, хотя и в более краткой форме); Coniug. praec. 145e (где Тимоклея упоминается в списке женщин, которым надо подражать). Ни в одной из двух цитат Аристобул не указывается как источник, поэтому, похоже, не нужно вставлять их в корпус фрагментов.
[7] Основные источники о восстании в Фивах и о последующих репрессиях со стороны Александра: Plut., Alex. 11-13; Dem. 23, 1-2; Diod. VIII 2-14; Polyaen. IV 3, 12; Just., Epit. XI 3, 6-4.
[8] См. Arr., An. I 1, 4 - 6, 11; Strab. VII 3-8. Краткие намеки на экспедицию находятся также у Diod. VIII 1; Plut., Alex. 11, 5; De Alex. Fort. 327a; Curt. Ruf. VI 3, 2; Polyaen. IV 3, 11. О распространении ложной информации о смерти Александра см. Arr., An. I 7, 3; Just., Epit. XI 4, 1-2; Ael., VH XII 57.
[9] См. Arr., An. I 2, 7; Strab. VII 4, 8.
[10] Plut., De Alex. fort. 327a.
[11] Булава появляется еще в повествовании о предприятиях Александра против маллов (см. Plut., De Alex. fort. 344d; Alex. 63, 9).
[12] См. Arr., An. I 2, 7
[13] См. Diod. VIII 5; Din. I 18-20; Demosth. XVI, 4, 7; Plut., Dem. 23, 1. Фивы обратились за помощью к аркадянам, аргосцам и элейцам. Из Афин, по словам Юстина (XI 2, 7), Демосфен направил оружие, оплаченное великим царем, поддерживающим восстание.
[14] См. Diod. VIII 5.
[15] См. Arr., An. I 7, 7 - 8, 8. Многие источники подчеркивают попытки Александра урегулировать конфликт миром, но, однако, без успеха (см. Arr., An. I 7, 10 - 11; Diod. XVII 9, 2-4; Plut., Alex. 11, 7).
[16] См. Arr., An. I 9, 9: «Союзники, принимавшие участие в этом деле, которым Александр поручил распорядиться судьбой Фив, решили поставить в Кадмее гарнизон, город же срыть до основания». См. также Diod. XIV 1, где есть ссылка на κοινὸν συνέδριον; Just., Epit. XI 3, 8: "когда на совете обсуждали решение о разрушении Фив …". Однако существует также традиция, согласно которой сам Александр одобрил уничтожение города: см. Polyb. XXXVIII 2, 13; Plut., Alex. 11, 11; Phot., Bibl. 250 p. 445 b 39 (= Hegesias, FGrHist 142 T 3); Agatharch., De m. r. V (= Hegesias, FGrHist 142 F 9; F 11; F 12); Ath. IV 30, 148d (= Clitarchus, FGrHist 137 F 1). «Он [Александр] сознательно решил поставить войну и решение в общий греческий контекст и рассматривать Фивы как нарушителя общего мира греков и македонцев против Персии» (Хаммонд–Уолбэнк). «Пропагандистский характер этой версии, созданной, видимо, филомакедонцами Птолемеем и/или Аристобулом и представленной Полибием, Плутархом и Аррианом, прямо указывает на необходимость держать в страхе греков в ходе предстоящего похода в Азию и запугать их примерным наказанием одного из самых могущественных городов Греции. Несмотря на то, что была необходимость примерно наказать фиванцев (…) однако Александр, даже (или особенно) в этом случае, стремится освободить себя от всякой ответственности в уничтожении полиса и защитить свой имидж» (Сквиллаче).
[17] "Оживил их (причины антифиванской пропаганды), возможно, Аристобул, один из источников Арриана. Фактически Аристобул, так как он был назван ведущим ритором в искусстве лести вместе с Демадом, обязательно должен был знать работы Исократа, величайшего ритора того времени. Поскольку, по словам Лукиана, он не пренебрегал лестью для искажения фактов на благо государя, приспосабливая темы к ситуации 335 г., он мог тем самым оправдать разрушение Фив. В частности, для того, чтобы снискать благосклонность афинян, он снова принимает мотив враждебности к фиванцам, который сложился из их предложения уничтожить афинский полис после Эгоспотам». Однако нельзя продемонстрировать риторическую подготовку историка, который, скорее всего, ограничился написанием работы о подвигах Александра, опираясь на свой личный опыт и самые популярные традиции (Сквиллаче).
[18] См. Plut., Mul. virt. 24. Фракиец изображен как "человек, который не был ни порядочным, ни вежливым, но был жестоким и глупым", и который "не уважил ни происхождение, ни имущество женщины". Интересно отметить, что в рассказе о Тимоклее представлены особенности, общие для других событий, в которых женские фигуры убивают тиранов или угнетателей: жертва (в данном случае грубиян и глупец); у убийцы есть сообщники (в данном случае брат, чаще отец или муж); угнетатель требует плотской связи с женщиной; он убит обманом в ситуации, при которой он не может защитить себя (в этом случае ограниченный внутри колодца). Тем самым, даже фигура Тимоклеи во многих отношениях может быть отнесена к актуальной модели тираноубийцы.
[19] Plut., Mul. virt. 24: "был тезкой царя, но на этом его сходство с ним заканчивалось". Интересно отметить, что с самого начала есть стремление четко отличить фигуру Александра от его подчиненного, и, следовательно, представить македонского царя положительно.
[20] См. Plut., Mul. virt. 24. Величественность фигуры возникает из серьезного и благородного взгляда и от торжественной походки. Великодушие возникает из–за того, что Александр прощает женщину не из сострадания, а потому, что он восхищается ее добродетелью и мужеством в разговоре с ним. См. Педеш: «Затем Аристобул похвалил его умеренность в том, что он воздержался от использования права завоевателя не только в этой ситуации, но и в отношении всех пленных независимо от их красоты».
[21] См. F 10 (= Arr., An. II 12, 3-5).
[22] При этом нельзя сказать, что плутархов отрывок точно отражает стиль Аристобула, как кажется Штадтеру: «В то время как в "Александре" Плутарх интегрировал историю и стиль Аристобула в биографию, в Mul. Virt. 24 он ближе к самому рассказу Аристобула, чем к рассказу в Alexander 12, но нельзя утверждать, что Mulierum Virtutes должен был быть написан раньше "Александра"». Кроме того, некоторые критики считают, что в Mulierum Virtutes Плутарх в значительной степени переработал данные своих источников.

F 3: Анекдот Демосфена

Plut., Dem. 23, 4-6

Εὐθὺς δ᾽ ὁ ᾽Αλέξανδρος ἐξήιτει πέμπων τῶν δημαγωγῶν δέκα μέν, ὡς ᾽Ιδομενεὺς καὶ Ιοῦρις εἰρήκασιν, ὀκτὼ δ᾽, ὡς οἱ πλεῖστοι καὶ δοκιμώτατοι τῶν συγγραφέων, τούσδε· Ιημοσθένην Πολύευκτον ᾽Εφιάλτην Λυκοῦργον Μοιροκλέα Ιήμωνα Καλλισθένην Χαρίδημον. ῞Οτε καὶ τὸν περὶ τῶν προβάτων λόγον ὁ Ιημοσθένης ὡς τοῖς λύκοις τοὺς κύνας ἐξέδωκε διηγησάμενος, αὑτὸν μὲν εἴκασε καὶ τοὺς σὺν αὑτῶι κυσὶν ὑπὲρ τοῦ δήμου μαχομένοις, ᾽Αλέξανδρον δὲ τὸν Μακεδόνα μονόλυκον προσηγόρευσεν. ἔτι δ᾽ ‘ὥσπερ’ ἔφη ‘τοὺς ἐμπόρους ὁρῶμεν ὅταν ἐν τρυβλίωι δεῖγμα περιφέρωσι, δι’ ὀλίγων πυρῶν τοὺς πολλοὺς πιπράσκοντας, οὕτως ἐν ἡμῖν λανθάνετε πάντας αὑτοὺς συνεκδιδόντες. Ταῦτα μὲν οὖν ᾽Αριστόβουλος ὁ Κασσανδρεὺς ἱστόρηκε.

Александр сразу же потребовал выдачи демагогов, по Идоменею и Дуриду восьмерых, согласно же большинству и наиболее достоверных историков, десятерых, а именно Демосфена, Полиевкта, Эфиальта, Ликурга, Мерокла, Демона, Каллисфена, Харидема. Это был случай, когда Демосфен рассказал историю о стаде овец, выдавших охранявших их собак волкам, и представил себя и своих товарищей собаками, сражающимися за народ, а Александра назвал ”македонским волчищем". Он также сказал: "как торговцы, когда они носят образец своих товаров в тарелке, могут, показывая небольшое количество зерна, продать крупную партию, так и вы вместе с нами выдаете всех себя". Так рассказывал Аристобул Кассандрийский.

Этот эпизод записан в контексте событий сразу после завоевания Фив Александром. В Жизни Демосфена Плутарх умещает военные события в несколько строк, уделяя больше внимания деяниям, совершенным Демосфеном: по словам биографа, после разгрома Фив Демосфен был отправлен в качестве посла Афин к Александру, но, боясь гнева правителя, почти сразу вернулся [1].
Македонский правитель потребовал, чтобы Афины выдали демагогов: в ответ на это Демосфен рассказал историю об овцах, которые выдали собак волкам, и о торговцах, которые носят с собой только небольшой образец своих товаров, но продают их в больших количествах. Оба примера служат для того, чтобы осудить возможность того, чтобы афиняне выдали Александру демагогов, потому что, сделав это, они отказались бы от свободы всего полиса.
Из сообщения Плутарха можно сделать вывод, что Аристобул является источником двух анекдотов, упомянутых Демосфеном, но не обязательно также для части, касающейся взятия Фив и последующего требования Александра. Плутарх, по сути, указывая число демагогов, которые должны были быть выданы, сказал, что их было десять согласно Идоменею и Дуриду, и восемь в соответствии с тем, что передали «большинство и самые достоверные историки» [2]. Неизвестно, кто эти историки, но мы можем предположить, что Аристобула среди них не было. Фактически Плутарх не единственный, кто передал список демагогов, запрошенных Александром.
В Таблице 1 сопоставляются различные источники, которые передают список демагогов, требуемых Александром. Персонажи по большей части известны. Демосфен, оратор и афинский политик, был главным архитектором антимакедонской политики города. Он сам, в своей речи, вспоминает о включении своего имени в список политиков, запрошенных Александром [3]. Полиевкт из Сфетт был другом Демосфена. ходил вместе с ним послом в Пелопоннес и исполнял важные дипломатические поручения даже в Ламийскую войну. Позже он был обвинен в получении денег от Гарпала [4]. Эфиальт был последователем Демосфена. Он перешел на службу к персам и умер во время осады Галикарнаса в 334 г. [5].

Таблица 1: Список десяти ораторов

Plut., Dem. 23, 4

Plut., Foc. 17, 2

Suda, s.v. Ἀντίπατρος

Arr., An. I 10, 4-5

Демосфен

Демосфен

Демосфен

Демосфен

Полиевкт

Полиевкт

Полиевкт

Эфиальт

Эфиальт

Эфиальт

Ликург

Ликург

Ликург

Ликург

Мерокл

Мерокл

Демон

Каллисфен

Харидем

Харидем

Харидем

Харидем

Гиперид

Гиперид

Гиперид

Фрасибул

Харет

Харет

Диотим

Диотим

Патрокл

Кассандр

Всего: 8

Всего: 4

Всего: 11

Всего: 9

Что касается Ликурга, то известие о его включении в список также было получено из других источников и упоминается еще в постановлении Стратокла в его честь [6]. Мерокл был выдающийся политический деятель, но ничего не известно о его антимакедонской деятельности [7]. Демон, родственник Демосфена, был инициатором указа о его возвращении из изгнания [8]. Считается, что его имя было введено в список Плутархом именно из–за его родства с известным оратором, без требования со стороны Александра.
Каллисфен — малоизвестный персонаж за исключением его предложения эвакуировать Аттику в 346 году [9]. Харидем, первоначально из Орея, в Эвбее, был капитаном наемных войск и стал афинским гражданином за услуги, предлагаемые городу. Он выступил против Филиппа II во Фракии и укрылся в Персии, где он служил царским советником и был убит в 333 году [10]. Харидемом заканчивается список из восьми ораторов у Плутарха в Жизни Демосфена.
В Жизни Фокиона херонейский биограф предлагает гораздо более короткий список, в котором, в дополнение к уже упомянутым Демосфену, Ликургу и Харидему появляется еще Гиперид. Последний сыграл важную роль в Ламийской войне [11]. По мнению Систи, едва ли его имя действительно было включено в запрос Александра, тем более, что у Пс–Плутарха (848e) утверждается, что он выступал против выдачи Александру. Участвовавший в Ламийской войне, он был включен в список Антипатра и убит в 322 году. О путанице между этими двумя списками, свидетельствует тот факт, что в Суде имена тех, кого якобы требовал Александр, находятся под заголовком Ἀντίπατρος.
Арриан перечисляет девять ораторов, больше, чем упоминаемых Плутархом в Жизни Демосфена. Два списка не совсем совпадают: в обоих оказываются Демосфен, Полиевкт, Эфиальт, Ликург, Мерокл и Харидем, но у Арриана (вместо Демона и Каллисфена) упоминаются еще Гиперид (присутствует в списке плутарховой Жизни Фокиона), Харет и Диотим. Харет был командиром при Херонее в 338 году. После падения Фив он укрылся на Сигее, где у него были владения. В 332 году он передал Митилену македонцу Гегелоху [12]. Диотим был стратегом в 338/7 г., а в 335/4 г. он возглавлял флот против пиратов [13]. Его помнит Демосфен, потому что он получил венок после пожертвования щитов после битвы [14]. По мнению Босуорта, он, возможно, был включен в фиктивный список из–за своей роли в годы битвы при Херонее и своих связей с Демосфеном. Наконец, в списке из лексикона Суды под заголовком, посвященным Антипатру, сообщается одиннадцать имен: Демосфен, Пoлиевкт, Эфиальт, Ликург, Харидем (как у Плутарха в Жизни Демосфена, так и у Арриана), Гиперид, Харет, Диотим ( которые находятся в списке Арриана), Фрасибул, Патрокл и Кассандр, которые появляются ex novo.
Фрасибул сыграл решающую роль в защите персами Галикарнаса [15]. Патрокл не известен и, возможно, что он "подменяет" Мерокла. Трудно разъяснить присутствие в списке Кассандра. Он определенно не вписывается в контекст ораторов, требуемых Александром, хотя и не было выдвинуто убедительных предположений, объясняющих его включение в список.
Как можно легко заметить, среди источников существует большая разноголосица касательно не только политиков, требуемых Александром, но и их числа [16].
Существует пять имен, общих для трех наиболее полных списков (Демосфен, Ликург, Полиевкт, Харидем, Эфиальт), которые вполне могут принадлежать политикам, фактически включенным в список Александра [17]. Список Суды отличается несколькими именами от того, о котором сообщает Арриан, поэтому мы можем предположить если не прямую зависимость, то по крайней мере, общность источников.
Список, представленный Плутархом в Жизни Фокиона, намного короче, чем в Жизни Демосфена, и выбор только некоторых из наиболее известных имен может указывать на цитату по памяти, без наличия источника [18]. Два наиболее полных списка, в том числе из Жизни Демосфена, считаются наиболее обоснованными, и предполагается, что Аристобул является одним из достоверных историков, о которых сообщает биограф, в отличие от Дурида и Идоменея.
Критерия близости к цитате из анекдота, представленного Демосфеном, источником которого прямо цитируется кассандрийский историк, однако не достаточно, чтобы приписать Аристобулу также список ораторов. Разница между этим списком и сообщением Арриана удивительна, тогда как источник неизвестен. Если бы источник Арриана и Плутарха был одинаковым, и в частности Аристобул, можно было бы ожидать или (если бы они считались верными) два очень похожих списка или, наоборот, дистанцирования от данных кассандрийского историка в пользу содержащихся в других работах.
Исходя из этих соображений, представляется целесообразным оставить как гипотезу тот факт, что Аристобул вписывается в ряд наиболее достоверных историков, приведенных Плутархом, так же как невозможно с уверенностью получить источник или источники Арриана. Наконец, следует рассмотреть еще одну возможность: Аристобул, учитывая его интерес к фигуре Демосфена, как видно из эпизода, сообщенного Плутархом, мог бы назвать только этого знаменитого афинского оратора, умолчав об остальных или назвав только самых важных. Анекдот о приведенном Демосфеном сравнении, безусловно, вытекает из Аристобула: афиняне будут похожи на овец, которые выдали собак (антимакедонских демагогов) матерому волчаре (Александру) [19].
Концепция подтверждается другой метафорой, где фигурируют торговцы и образцы товаров, посредством которых они могут продавать большие объемы продуктов. Эти сравнения, возможно, были приведены, как всегда у Плутарха, во время собрания, в котором обсуждается судьба людей, требуемых Александром [20]. По рассказу Диодора, Фокион обвинил в трусости внесенных в список политиков, , потому что они должны были быть готовы умереть за родину. С другой стороны, Демосфен произнес речь, которой ему удалось привлечь на свою сторону народ[21].
Помимо итогов собрания и роли Фокиона, по которым источники не согласны, собрание для обсуждения сложившегося положения возможно, стало поводом для Демосфена начать еще одно нападение на македонского правителя. Более того, цитата позволяет нам наблюдать определенный вкус Аристобула к анекдотам и прозорливым историям, да и к метафорам, используемым Демосфеном, которые выходят за рамки простого описания событий после поражения Фив.
Этот фрагмент и тот, который связан с историей Тимокла, являются единственными, которые можно проследить до той части работы Аристобула, которая должна была заниматься событиями, непосредственно предшествовавшими отъезду Александра в Азию (то есть, предположительно, от смерти Филиппа II до уничтожения Фив). Невозможно восстановить структуру этой части работы или определить, сколько места было отдано отдельным событиям. Тем не менее, только характер двух приведенных эпизодов, которые касаются не столько официальных событий, сколько отдельных моментов или событий, касающихся отдельных лиц, может привести к гипотезе о том, что кассандрийский историк не ограничился историей политики македонского царя и его военными победами, но он также сосредотачивался на второстепенных событиях, которые, однако, как в случае с Тимоклеей, могли бы стимулировать его любопытство.


[1] Plut., Dem. 23, 3. См. также Aeschin. III 161.
[2] Plut., Dem. 23,4.
[3] См. Demosth. XVIII 41; 322. См. также Aeschin. III 161; [Plut.], X Orat. 847c.
[4] См. Demosth. IX 72; [Plut.], X orat. 846c-d; Din. I 100.
[5] См. Din. I 32.
[6] См. IG II² 457 b, rr. 17-19; [Plut.], X orat. 841e; 852d; Demosth., Ep. III 4.
[7] См. HARP., s.v. Merokles
[8] См. Demosth. XXXII 31; Plut., Dem. 27, 6; [Plut.], X orat. 846d; Ath. VIII 27, 341f.
[9] См. Demosth. XVIII 37.
[10] См. Demosth. XXIII 149-150; Din. I 32; Diod. XXX 2-6; Curt. Ruf. III 2, 10-9; Ael., VH II, 41.
[11] См. [Plut.], X orat. 849a-b; Plut., Dem. 28, 4.
[12] См. Diod. XVI 85, 2; Arr., An. I 12, 1; III 2, 6; Curt. Ruf. IV 5, 22.
[13] См. IG II² 1628, rr. 396-397; IG II² 1629, rr. 915-916; IG II² 1631, rr. 10-11; IG II² 1623.
[14] Demosth. XVIII 114; IG II² 1496, rr. 22-25.
[15] См. Diod. XXV 6.
[16] Диодор (XVII, 15, 1) также указывает на запрос Александра, сообщая, что его требования предусматривали выдачу десяти риторов, вождями которых были Демосфен и Ликург. Других имен не указано. Невозможно с полной уверенностью восстановить, сопоставляя разные источники, «официальный» список, хотя в этом направлении были предприняты многочисленные попытки.
[17] Их становится шесть, если принять исправление Патрокла на Мерокла.
[18] С большой вероятностью херонеец перепутал запросы Александра и Антипатра, который в 322 г. требовал выдачи Гиперида (Phoc., 26).
[19] Аристотель (HA 594a) объясняет, что одинокий волк легко пожирает людей. Так что, изображение, используемое здесь, может быть аристотелевским. Более того, следует подчеркнуть, что Демосфен не был знаком с этими сравнениями между македонскими суверенами и отрицательными фигурами: источники указывают, что оратор называл Александра Маргитом, как комического героя одноименной псевдо–гомеровской поэмы(ср. Marsyas, FGrHist 135-6 F 3; Plut., Dem. 23, 2; Plut., Alex. 11, 6).
[20] См. Plut., Dem. 23, 5.
[21] См. Diod. XVII 15, 1-3. В Plut., Phoc. 17, 2-4 мы читаем вместо этого, что Фокион подтвердил необходимость умолять Александра о спасении демагогов. Также и в 23, 6 Фокион появляется в позитивном свете: афиняне, собравшись на экклесию, не нашли решения. Тогда Демад дал демагогам пять талантов и пообещал лично отправиться к царю, чтобы попросить его, но на самом деле Фокион убедил его дать свободу бедным политикам города. Согласно рассказу Арриана (An. I 10, 6), афиняне не доставляли запрошенных людей, но послали посольство к Александру, умоляя его успокоить свой гнев по отношению к ним, и македонский царь удовлетворил их просьбу. Поэтому нет указаний на собрание, на котором решили бы, что надо делать.

F 4: Ресурсы Александра перед походом в Азию

a) Plut., De Alex. fort. I 3, 327d-e

ἐθάρρησεν ἐλπίσαι Βαβυλῶνα καὶ Σοῦσα, μᾶλλον δὲ τὴν πάντων ἀνθρώπων ἀρχὴν εἰς νοῦν ἐμβαλέσθαι, τοῖς τρισμυρίοις, οἶμαι, πεζοῖς καὶ τετρακισχιλίοις ἱππεῦσι πιστεύσας·τοσοῦτοι γὰρ ἦσαν, ὡς Ἀριστόβουλός φησιν (…). Τὸ δὲ λαμπρὸν αὐτῷ καὶ μέγα παρασκευασθὲν ὑπὸ τῆς τύχης ἐφόδιον ἑβδομήκοντα τάλαντ’ἦν, ὥς φησιν Ἀριστόβουλος.

(Александр) имел смелость надеяться покорить Вавилон и Сусу, или, скорее, намеревался завоевать власть над всеми народами, полагаясь, подумайте только, на тридцать тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников; столько было, по сути, у него войск, как сообщает Аристобул. (…) Запасы же для похода, подготовленного для него судьбой, оценивались в семьдесят талантов, как говорит Аристобул.

b) Plut., Alex. 15, 2

ἐφόδιον δὲ τούτοις οὐ πλέον ἑβδομήκοντα ταλάντων ἔχειν αὐτὸν Ἀριστόβουλος ἱστορεῖ.

Для содержания этих войск, сообщает Аристобул, у Александра было не более семидесяти талантов.

c) Plut., De Alex. fort. II 11, 342d

ἐκ τούτου διέβαινεν, (…) ὡς δ’ Ἀριστόβουλος, ἑβδομήκοντα τάλαντα.

Затем он переправился, (…) как сообщает Аристобул, с семьюдесятью талантов.

Для большей ясности мы в отличие от Якоби решили привести все три пассажа с прямым цитированием Аристобула при разговоре о ресурсах и средствах, которыми обладал Александр, когда он в 334 году отправлялся в Азию.
Первый пассаж, взятый из De fortuna aut virtute Alexandri Magni Плутарха (F 4a), является наиболее полным, поскольку в нем представлены данные о македонской армии и о средствах ее жизнеобеспечения. Эта часть дискурса направлена на то, чтобы подчеркнуть, как Александр, даже с небольшим количеством средств, и, несмотря на свой юный возраст, преуспел в столь великом начинании, как завоевание Азии [1].
Из той же работы взят и F 4c: Плутарх рассказывает, как правитель, пройдя суровое испытание в виде мятежа Фив, не только собрался уезжать в Азию, несмотря на то, что у него мало ресурсов (из денег только семьдесят талантов, согласно рассказу Аристобула), но перед отъездом распределил среди своих товарищей большую часть богатств царского дома и доходов. Только Пердикка отказался от этих богатых даров и спросил Александра, что останется с ним. Когда тот ответил, что он оставляет себе одну надежду, Пердикка в свою очередь заявил, что, поскольку они тоже участвуют в экспедиции, они будут ждать, чтобы завладеть богатством Дария, тогда как от македонского царя им ничего не нужно [2]. Кроме того, во втором фрагменте наличие семидесяти талантов используется Плутархом, чтобы подчеркнуть ограниченные ресурсы Александра перед походом и его равнодушие к деньгам и материальным благам, учитывая, что он готов оставить богатства сопровождавшим его друзьям.
Наконец, фрагмент F 4b, из которого извлекаются данные о войсках Александра, берется из плутарховой Жизни Александра. Биограф описывает подготовку к экспедиции в Азию, подчеркивая также и в этом случае, что небольшие средства не только не мешали македонскому царю проводить военную кампанию, но также не остановили его щедрость по отношению к друзьям и товарищам [3].
Плутарх — не единственный автор, передающий данные об армии Александра во время его отъезда в Азию и о ресурсах, которыми он располагает, как видно из таблицы 2. Сам биограф упоминает еще данные Птолемея, Анаксимена, Онесикрита и Дурида. По Птолемею пехотинцев было тридцать тысяч, а всадников пять тысяч пятьсот [4]. Анаксимен упомянул сорок три тысячи пехотинцев и пять тысяч пятьсот всадников [5]; Онесикрит сказал, что Александр ушел с двести талантов долга, в то время как, согласно Дуриде, он имел продовольствия всего на тридцать дней [6].
Данные другого историка Александра, Каллисфена, переданы Полибием: Александр имел в своем распоряжении сорок тысяч пехотинцев и четыре тысячи пятьсот всадников [7]. Кроме того, Арриан указывает размер войск (чуть более тридцати тысяч пехотинцев и более пяти тысяч пятисот всадников), также ссылаясь на малые средства, доступные правителю [8]. Затем у нас есть данные Диодора о вооружениях и Курция Руфа о долгах и размерах денег, принадлежащих Александру [9]. Наконец, даже Юстин сообщает о количестве пехотинцев и всадников македонской армии, добавив, что у Александра были еще сто восемьдесят два корабля [10].
Следует отметить, то, что в таблицу 2 не вставлен Фронтин, потому что его показания не являются точными: "Александр Македонский с сорока тысячами человек, приученных к дисциплине еще его отцом Филиппом, атаковал весь мир и победил бесчисленное количество врагов" [11]. При сравнении данных о количестве пехоты можно отметить, что около тридцати тысяч засвидетельствовано Аристобулом, Птолемеем, Аррианом, Диодором и Юстином, и около сорока тысяч Анаксименом и Полибием [12].
Касательно же всадников переданы три цифры: четыре тысячи (Аристобул), четыре тысячи пятьсот (Диодор, Каллисфен, Юстин) и пять тысяч пятьсот (Птолемей, Анаксимен, Арриан). Кроме того, следует помнить, что Диодор единственным, кто передает национальности различных групп всадников [13].
Источники, которые сообщают, сравнивая их, разные числа, не занимают позицию в пользу той или иной цифры [14].
Кроме того, можно заметить общую тенденцию к минимизации размера Александровой армии, с тем чтобы увеличить масштабы его подвига: небольшие размеры армии Александра и нехватка средств станут топосом, который дожил до эпохи Константина. В панегирике в честь императора, в самом деле, приуроченном к 313 г. н. э., подчеркивается, что Константин в борьбе против Максенция имел даже меньше войск, чем Александр Македонского, у которого был не более сорока тысяч [15].
Чтобы объяснить это несоответствие между источниками, было высказано предположение, что оно зависит от того, учитывали ли разные авторы македонский контингент, посланный Филиппом II с Парменионом и Атталом еще в 336 году в Азию [16]. Если согласиться с этим тезисом, то расхождения между источниками значительно сокращаются, поскольку разница будет представлять собой количество солдат, уже находящихся на азиатской земле, и уже нет необходимости предполагать, что некоторые из них, в том числе Аристобул, сознательно сократили количество войск с целью возвысить предприятие царя Македонии. Следует, однако, подчеркнуть, что источники, которые упоминают о направлении войск в Азию Филиппом, не указывают на масштабы персонала и, следовательно, факт, что они соответствуют разнице в данных различных источников остается в поле гипотез.
Несмотря на то, что нельзя с уверенностью восстановить численность личного состава Александра во время его отъезда в Азию, можно смело утверждать, что это число не должно сильно отличаться от числа, передаваемого источниками, которые в общем имеют тенденцию свести размеры царской армии к минимуму.
Что касается денег, принадлежавших Александру во время его отъезда в Азию, Аристобул, который упоминает семьдесят талантов, кажется, не является источником Арриана и Курция Руфа, потому что они указывают примерно на шестьдесят талантов во владении царя, и предоставляют дополнительные данные, которые не могут стоять у Онесикрита, упоминавшего только двести талантов долга, унаследованного от Александром [17]. Факт, что у Александра были долги, заслуживает доверия, в то время как относительно приведенных цифр предпочтительнее придерживаться определенной осторожности, учитывая тенденцию к преувеличению, типичному для источников. Факт остается фактом: огромных доходов македонского царства, в частности, от рудников, вероятно, было недостаточно для финансирования реорганизации армии и военных кампаний, осуществляемых Филиппом, особенно в последние годы его правления[18].
Более того, даже в этом случае источники явно демонстрируют экономические трудности Александра, чтобы усилить его подвиг; однако следует отметить, что малые финансовые средства не мешали ему собрать пригодную для предприятия армию, и что вскоре после первых завоеваний, а затем с приобретением сокровищ Дария, Александр не только вернул понесенные расходы и тем самым погасил долги, но также накопил огромное богатство, что позволило ему не оказаться позже в экономических затруднениях. Поэтому даже в отношении финансовых ресурсов македонского царя мы можем сказать, что Аристобул, хотя и не сообщая о цифре, найденной в других источниках, не сильно отклоняется от нее и поэтому одобряет традицию о нехватке средств Александра, несоразмерных по сравнению с превосходными результатами, которые получит македонский царь от кампании, которую он собирается предпринять.
Таблица 2: Ресурсы Александра перед походом в Азию

Пехотинцы

Конные

ἐφόδιον

Аристобул

30.000

4.000

Не более 70 талантов

Птолемей

30.000

5.500

Онесикрит

200 талантов долга

Каллисфен

40.000

4.500

Анаксимен

43.000

5.500

Дурид

Провианта на 30 дней

Диодор

30.000

4.500

Плутарх

30.000/43.000

4.000/5.000

Арриан

Чуть более 30.000

Более 5.000

Немного золотых и серебряных чаш.

Менее 60 талантов.

500 талантов долга.

Курций Руф

Не более 60 талантов

500 талантов долга

Юстин

32.000

4.500


[1] Юный возраст Александра также упоминается у Liv. IX 19, 5.
[2] Обсуждение с Пердиккой передается также у Plut., Alex. 15, 4-5.
[3] См. также Plut., Alex. 15, 3. Леви подчеркивает, как эти данные о нехватке войск и средств должны были поразить римского читателя, привыкшего к гораздо более крупным армиям: «Фактически, сравнение потенциала Александра и римского имперства, как с точки зрения военного персонала, так и с точки зрения вероятия должно было вызывать изумление среди своих читателей, которые, приученные к другим цифрам, наверняка извлекли из этих данных серьезную причину для восхищения Александром».
[4] См. Plut., De Alex. fort. I 3, 327d-e (= Ptol., FGrHist 138 F 4).
[5] См. Plut., De Alex. fort. I 3, 327e (= Anaximenes, FGrHist 72 F 29).
[6] См. Plut., Alex. 15, 2 (= Onesicr., FGrHist 134 F 2); Plut., Alex. 15, 1; De Alex. Fort. I 3, 327e (= DURIS, FGrHist 76 F 40).
[7] См. Polyb. XII 19, 1 (= Callisth., FGrHist 124 F 35). Полибий также подчеркивает, что на момент вторжения в Киликию Александр получил подкрепление из 5000 македонских пехотинцев и 300 всадников. Следовательно, оценивая потери в предыдущих военных операциях в 3 000 пехотинцев и 300 всадников, у Александра по прибытии Дария в Киликию было 42 000 пехотинцев и 5000 всадников (см. Polyb. XII 19, 3).
[8] См. Arr., An. I 11, 3; VII 9, 6. В цифры Арриана также включены лучники и легковооруженные. См. Arr. An. I 11, 3: «ведя с собой чуть более тридцати тысяч пехотинцев, включая легковооруженных и лучников».
[9] См. Diod. XVII 17, 3-4; Curt. Ruf. X 2, 24. Следует отметить, что итоговая сумма, выданная Диодором, не соответствует сумме отдельных данных. В самом деле упоминаются 1800 фессалийских всадников, 1800 македонских, 600 греков, 900 фракийцев и пеонов, в общей сложности 5100 конных (Diod. XVII 17, 4). Эти данные соответствуют сообщениям Арриана, согласно которому было более пяти тысяч всадников (Arr., An. I 11, 3).
[10] См. Just., Epit. XI 6, 2.
[11] См. Frontin., Str. IV 2, 4.
[12] Было выдвинуто предположение, что источником Диодора является Анаксимен Лампсакский, упомянутый также Плутархом (ср. FGrHist 72 F 29. Согласно Tарну, Диодор взял свои данные из «рассказа наемника» и, следовательно, будет надежен только в отношении греческого контингента. Однако, по мнению других, источником Диодора будет Клитарх. Невозможно положиться на источник Юстина, который упоминает 32 000 пехотинцев (см. Just., Epit. XI 6, 2). Плутарх (Alex. 15, 1) упоминает обе цифры, как самые высокие, так и самые низкие, и это может быть признаком существования двойной традиции. Источник Арриана не засвечен, но это может быть Птолемей.
[13] См. Diod. XVII 17, 4.
[14] См. Plut., Alex. 15, 1; Plut., de Alex. fort. I 3, 327d-e.
[15] См. Pan. Lat. IX 5, 1-2.
[16] См. Diod. VII 10; XVI 91; XVII 2, 4; 7, 8-9; Just., Epit. IX 5, 8-9; Polyaen. V 44, 1-5. Результаты этой миссии неясны.
[17] См. Arr., An. VII 9, 6; Curt. Ruf. X 2, 24; Plut., Alex. 15, 2 (= Onesicrit., FGrHist 134 F 2). Арриан и Курций Руф упоминают долг в пятьсот талантов, унаследованный от Филиппа, хотя только второй упоминает дополнительные восемьсот талантов, ссуженных самим Александром. Кажется невозможным восстановить источник Aрриана и Курция Руфа для этого эпизода.
[18] По словам Диодора (XVI 8, 6), рудники на пике своей эксплуатации приносили доход в тысячу талантов в год.

F 5: Павшие в битве при Гранике

Plut., Alex. 16, 15

Λέγονται δὲ πεζοὶ μὲν δισμύριοι τῶν βαρβάρων, ἱππεῖς δὲ δισχίλιοι πεντακόσιοι πεσεῖν. Τῶν δὲ περὶ τὸν ᾽Αλέξανδρον ᾽Αριστόβουλός φησι τέσσαρας καὶ τριάκοντα νεκροὺς γενέσθαι τοὺς πάντας, ὧν ἐννέα πεζοὺς εἶναι.

Говорят, что у варваров погибло двадцать тысяч пехотинцев и две тысячи пятьсот всадников. Аристобул сообщает, что в армии Александра было убито тридцать четыре человека, девять из которых были пехотинцами.

Фрагмент относится к битве при Гранике, первом военном событии кампании в Азии. В нем обсуждаются основные источники, используемые Аррианом и Плутархом для военных событий первых лет экспедиции в Азию. Согласно Хэммонду и прочим, Арриан использовал, в частности, военно–технические аспекты информацию, взятые из работы Птолемея, а Плутарх, обращая более внимания на мотивы, побуждающие Александра к борьбе, и личности македонского царя, черпал из Аристобула, и это объясняло бы неточность каких–то строго военных подробностей. Как можно видеть, мы не можем отрицать важность Аристобула и Птолемея в повествовании Арриана и Плутарха как источников для азиатской кампании; однако представляется более целесообразным останавливаться на каждом конкретном случае, анализируя эпизод без поиска фиксированного правила атрибуции источника. Например, в фрагментах Аристобула трудно заметить, что особое внимание уделялось личности Александра или мотивам, которые привели его к войне в Азии, что побуждает Хэммонда считать его источником Плутарха, обращающим менее внимания, чем Арриан, на строго военные аспекты экспедиции [1].
В начале весны 334 года Александр, оставив правление в Македонии и Греции Антипатру, направился к Геллеспонту. Согласно Арриану, македонский царь, прежде чем пересечь пролив, сделал заход в Элеунт, чтобы принести жертвы на гробнице Протесилая, первого героя, высадившегося в Азии, и оттуда он отправился морем [2]. Армия же руководством Пармениона пересекла Геллеспонт от Сеста до Абидоса, откуда Ксеркс пересек его в противоположном направлении [3].
Из Элеунта Александр прибыл прямо в Ахейскую гавань, где он был первым из войска высадился в Азии и немедленно соорудил жертвенники Афине и Гераклу [4]. Затем он отправился в Илион, где принес жертву Афине и посвятил свои доспехи в храме [5]. Он также принес жертву на алтаре Зевса Эркея, чтобы устранить гнев Приама из рода Неоптолема, из которого, по его мнению, он происходил, и увенчал гробницу Ахилла, в то время как Гефестион увенчал гробницу Патрокла [6].
Арриан, который точно описывает переправу через пролив, не указывает свой источник, ограничиваясь сообщением, что, согласно самой распространенной традиции, македонский царь рулил флагманом, и совершив жертвоприношение посреди Геллеспонта, высадился прямо в Ахейской гавани. Выражение ὁ πλείων λόγος κατέχει ("чаще всего рассказывают") снова появляется в третьей книге Анабасиса, чтобы подтвердить версию Аристобула в ущерб Птолемею: историк из Кассандрии, согласно наиболее распространенному описанию, сообщил, что Александр имел проводниками в своем походе к оазису Аммона двух воронов, в то время как по Птолемею ему указывали путь две змеи [7]. Использование одного и того же выражения если и не доказывает, что пассаж взят у Аристобула, приводит к неисключению Аристобула из возможных источников Арриана для пересечения Геллеспонта.
Из Илиона Александр движется на северо–восток, чтобы воссоединиться с армией Пармениона в Арисбе [8]. Затем марш продолжается на север до Лампсака, а затем направляется внутрь к Гермоту, и кроме спонтанной капитуляции города Приапа никаких не сообщается о каких–либо военных событиях [9].
Тем временем персидская армия установила свой лагерь в Зелее, городе, расположенном на северных холмах Иды [10]. Источники сообщают о совещании между персидскими генералами, чтобы решить, как справиться с ситуацией. Родосец Мемнон предложил не противостоять македонцам напрямую, а использовать тактику выжженной земли, чтобы Александр был вынужден покинуть этот район. Aрсит, однако, возражал, и его поддерживали все остальные генералы. Персидская армия была затем развернута на берегу реки Граник [11]. Древние источники предлагают разные объяснения выбора персов для развертывания армии на восточном берегу Граника. Арриан косвенно связывает его с трудностью пересечения реки [12]; Диодор сообщает, что персы использовали Граник как линию обороны [13]. По словам Плутарха, наконец, река была воротами для доступа в Азию [14].
О битве при Гранике существуют две традиции с важными различиями [15].
Первый вариант, самый подробный, передан Аррианом [16]. Согласно никомедийскому историку, Александр добрался до берега Граника со своей армией, когда разведчики объявили ему, что по другую сторону реки персы выстроились в боевом порядке. Парменион предложил расположиться лагерем вдоль реки и дождаться рассвета следующего дня, чтобы пересечь ее и застать врагов врасплох [17]. Александр, однако, отказался и решил провести немедленную атаку, которая, несмотря на первоначальные трудности, связанные с пересечением реки, и наиболее благоприятное положение персидской армии, имела успех [18]. Тактика, используемая македонским царем, заключалась в том, чтобы сохранять косую линию во время переправы через реку, чтобы персы не могли нападать на них сбоку, когда они выходили из реки, и чтобы вступить в бой как можно более сомкнутым строем [19]. Во время ближнего боя Александр сломал копье, и Демарат Коринфский отдал ему свое. Царь атаковал Митридата, зятя Дария, и сбросил его на землю. Ресак бросился против Александра, но не смог убить его. Когда Спитридат уже поднял меч, чтобы ударить его, Клит упредил перса и спас Александра [20]. Когда центр персов подался, вся армия обратилась в бегство [21]. Очень похожая версия оказывается у Плутарха, хотя различные этапы битвы очень обобщены, и херонейский биограф не описывает противоположные стороны [22]. Рассказы Плутарха и Арриана представляют предложение Пармениона и отказ Александра [23], страх перед глубиной реки [24], пересечение реки Александром и его кавалерией [25], жаркую битву вокруг Александра [26], атаку на греческих наемников [27], посвящение вражеских доспехов с надписью [28]. История Плутарха представляет, однако, и некоторые подробности, отличные от Арриана, например, поздний час как мотивацию для Пармениона отложить нападение и страх перед многими опасностями, связанными с пересеченной местностью и глубиной реки.
Ученые не согласны между собой с мотивами, лежащими в основе этих различий [29]. По мнению некоторых, их следует отнести к другому выбору одного и того же материала (Аристобула и Птолемея или одного Аристобула). Однако, по мнению Хэммонда, различия объясняются использованием разных источников: в частности, Плутарх следовал Аристобулу, который писал на основе своих личных воспоминаний, в то время как Арриан использовал Птолемея, который имел доступ к так называемым царским журналам и, следовательно, владел более подробными сведениями о действиях Александра, а также о числе погибших в битве. Однако различия между этими двумя рассказами не обосновывают использование двух разных источников, и поэтому предположение о разном выборе одного и того же материала представляется предпочтительным.
Другая версия представлена Диодором [30]. Александр, узнав, что вражеская армия развернута, быстрым маршем добрался до Граника и разместил там лагерь. Персы остановились, ожидая напасть на врагов, когда они будут переходить реку [31].Однако македонский царь отдал приказ пересечь реку на рассвете следующего дня, чтобы застать врага врасплох. Пересечение реки не представляло особых проблем, и македонская армия смогла развернуться в боевом порядке: следовательно, сражение происходило на персидской территории. Персы выстроились перед своей многочисленной конницей (более десяти тысяч человек). Пехотинцы, которые составляли не менее ста тысяч, были выстроены во второй линии, так как генералы считали, что кавалерии было достаточно, чтобы уничтожить македонцев. Фессалийские всадники во главе с Парменионом, тем не менее, и сам Александр, возглавлявший лучших всадников на правом крыле, устроили резню врагов [32]. Рассказ Диодора продолжается поединком между Александром и Спитробатом, сатрапом Ионии и зятем царя Дария, которому не поздоровилось, и ранением македонским царем Росака, брата Спитробата, который был обезоружен Клитом [33]. Следует схватка вокруг Александра, окруженного родственниками убитых, жаждущих отомстить. Царь сопротивлялся, и вскоре враг отступил: Диодор подчеркивает, что заслуга в этой победе принадлежит в первую очередь Александру и во–вторых фессалийской коннице [34].
Можно легко заметить, что основное различие между источниками относится к моменту, когда произошло сражение: сразу ли, по рассказу Арриана, или на рассвете следующего дня по прибытии к Гранику, как утверждает Диодор [35].
Эта существенная разница интерпретировалась по–разному. По мнению большей части критиков Арриан представил самую точную историю, в то время как Диодор фальсифицировал события: в частности, маловероятно, что македонская армия могла врасплох захватить персов, не заметивших переправы. Некоторые предполагают, что Диодор построил рассказ о битве на Гранике, следуя топосу, который находится в других его описаниях боевых столкновений македонского царя, в частности, битвы при Иссе [36]. Другие, наоборот, считают, что Диодор говорит правду, и они предполагают, что рассказ о немедленном нападении был придуман задним числом, чтобы подчеркнуть смелость, мужество и доблесть Александра. Невозможно с уверенностью реконструировать ход битвы на Гранике, даже если версия Aрриана кажется более правдоподобной, так как версия Диодора, по–видимому, является переделкой предложения Пармениона Александру. Поэтому можно предположить, что Диодор или его источники исказили предложение македонского генерала, интерпретируя его как повествование о самой битве. Трудно проследить источники, используемые Аррианом, Плутархом и Диодором. Арриан скорее всего брал у Каллисфена, который был свидетелем битвы и написал свой отчет по горячим следам.
Использование Каллисфена, однако, если бы оно было доказано, не подразумевает отказа от Птолемея и Аристобула, двух авторов, которым больше следует историк из Никомедии. Кроме того, следует подчеркнуть, что и рассказ Арриана не совсем точен, о чем свидетельствует тот факт, что, иллюстрируя македонскую линию, он дважды упоминает батальон Филиппа, на правом крыле и на левом [37]. Эти неточности объяснялись обобщающим характером рассказа Арриана, который будет содержать только самые важные события битвы, предоставляя о ней гораздо более краткое сообщение, чем рассказы его источников.
Источником Диодора, особенно для самых сенсационных аспектов его повествования, часто считается Клитарх. Аристобул прямо цитируется Плутархом для данных о павших в бою солдатах Александра. Другие источники также передают число погибших персов и македонцев во время боя, как видно из Таблицы 3. Можно заметить, что источники довольно противоречивы, хотя все они склонны преувеличивать количество убитых персов и приводить очень небольшое количество потерь среди македонцев.
Было много споров о том, какие данные самые достоверные. Согласно наиболее распространенному мнению, Плутарх неправильно переписал свой источник, Юстин смешал различные источники, и поэтому самым правдоподобным рассказом был бы Aрриан, хотя все источники преувеличивали число персидских павших. Однако число убитых у Плутарха может быть адекватным по сравнению с другими цифрами, если предположить, что биограф сообщил только о павших во время первого нападения и тем самым исказил свой источник, Аристобула, выдав частичные потери за общие.
Таблица 3: Павшие в битве при Гранике

Источники

Павшие македонцы

Павшие персы

Аристобул

34 (из них 9 пехотинцев)

Плутарх

20.000 пехотинцев

2.500 всадников

= 22.500 человек

Арриан

25 гетайров (в первой атаке)

Более 60 всадников

30 пехотинцев

= 115 человек

Диодор

Более 10.000 пехотинцев

Не менее 2000 всадников

= 12.000 человек

Юстин

120 всадников

9 пехотинцев

= 129 человек


[1] Хэммонд утверждает, что Аристобул «больше, чем Птолемей интересовался личностью Александра», и поэтому он должен идентифицироваться как источник Плутарха для первых битв в Азии.
[2] Arr., An. I 11, 3–7.
[3] Hdt. VII 33-34.
[4] О жертвоприношениях в Илионе см. также Diod. XVII 18, 1; Plut., Alex. 15, 7-8.
[5] Ксеркс также посетил храм Афины и принес там жертвы (Hdt. VII 43, 1-2).
[6] Arr., An. I 11, 8 – 12, 1. Плутарх добавляет, что Александр, натеревшись маслом, обежал голым вокруг гробницы Ахилла вместе с товарищами (Alex. 15, 8).
[7] Arr., An. III 3, 6. Следует также подчеркнуть, что выражение ὁ πλείων λόγος κατέχει встречается также в Arr., An. VII 16, 3, в отрывке, который восходит к Аристобулу (F 54).
[8] Arr., An. I 12, 6.
[9] Arr., An. I 12, 6-7.
[10] Arr., An. I 12, 8. О Зелее см. Strab. XIII 1, 10.
[11] Arr., An. I 12, 8-10; Diod. XVII 18, 2-4.
[12] Arr., An. I 13, 2; 14, 4.
[13] Diod. XVII 18, 4.
[14] Plut., Alex. 16, 1.
[15] Столкновение при Гранике упоминается, в очень краткой форме, также Юстином (Epit. XI 6, 8-13), Полиэном (IV 3, 16) и Курцием Руфом (IV 9, 22). Реконструкция битвы при Гранике представляет для современных историков множество проблем, которые суммируются Хэммондом: «Во–первых, древние источники расходятся во времени и цели пересечения реки Александром. Во–вторых, не были удовлетворительно объяснены цель и эффект косого движения Александра в русле реки. В-третьих, топографические указания в источнике не полностью соответствуют нынешней местности».
[16] Arr., An. I 13-16.
[17] Arr., An. I 13, 2-5. О реке Гранике см. Strab. XIII 1, 11.
[18] Об ответе Александра Пармениону ср. Arr., An. I 13, 6.
[19] Arr., An. I 14, 7.
[20] Arr., An. I 15, 6-8.
[21] Arr., An. I 16, 1.
[22] Plut., Alex. 16.
[23] Arr., An. I 13, 3; Plut., Alex. 16, 3. Арриан и Плутарх единственные упомянули об этом разговоре между Александром и его генералом.
[24] Arr., An. I 13, 4; Plut., Alex. 16, 2.
[25] Arr., An. I 16, 2; Plut., Alex. 16, 3.
[26] Arr., An. I 15, 6-8; Plut., Alex. 16, 7-11. И у Плутарха Клит спас жизнь македонскому царю.
[27] Arr., An. I 16, 2; Plut., Alex. 16, 13.
[28] Arr., An. I 16, 7; Plut., Alex. 16, 18.
[29] «Вполне вероятно, что Арриан и Плутарх опирались на Аристобула, эксцерпируя оригинал несколько различными способами (…). Можно также утверждать, что две версии исходят из разных источников, и в этом случае именно Арриан опирался на Аристобула — источник, который он использует последовательно между I 12. 8 и 14. 4» (Босуорт).
[30] Diod. XVII 19-21.
[31] Diod. XVII 19, 1-2.
[32] Diod. XVII 19, 3-6.
[33] Diod. XVII 20.
[34] Diod. XVII 21.
[35] Среди других различий выделяется путаница имен тех, кто сражался непосредственно с Александром и пытался ему навредить. О поединке сообщается из всех источников. По словам Арриана, Александр напал на Митридата и сбросил его наземь. Ресак, тем временем, ударил царя мечом, разбив шлем, но был свален. Наконец, Спитридат был заблокирован Клитом, когда он собирался нанести Александру смертельный удар. У Диодора Спитробат поражен Александром, в то время как Росак попал в голову царя, но когда он собирался ударить его снова, его остановил Клит, который отрубил ему руку.
[36] Diod. XVII 33-34.
[37] Arr., An. I 14, 2-3.

F 6: Источник Ахиллеса

Athen. II 19, 43d

᾽Αριστόβουλος δ᾽ ὁ Κασανδρεύς φησιν ἐν Μιλήτωι κρήνην εἶναι ᾽Αχίλλειον καλουμένην, ἧς τὸ μὲν ῥεῦμα εἶναι γλυκύτατον, τὸ δ᾽ ἐφεστηκὸς ἁλμυρόν· ἀφ᾽ ἧς οἱ Μιλήσιοι περιρράνασθαί φασι τὸν ἥρωα, ὅτε ἀπέκτεινε Τράμβηλον τὸν τῶν Λελέγων βασιλέα.

Аристобул из Кассандрии рассказывает, что в Милете был так называемый источник Ахиллеса, чья проточная вода была очень сладкой, а на поверхности — соленой. Жители Милета сообщают, что этой водой герой окропил себя после того, как убил Трамбела, царя лелегов.

Фрагмент Афинея, вероятно, взят из части труда Аристобула, посвященной осаде Александром Милета в 334 году. К сожалению, лишь один фрагмент Аристобула касается событий, последовавших сразу после битвы при Гранике. Они включали поход Александра к Сардам, оккупацию города и восстановление демократии в Эфесе [1]. Поэтому невозможно реконструировать повествование Аристобула об этих событиях, хотя можно предположить, что Арриан, который использует его в качестве основного источника вместе с Птолемеем, при передаче был точен.
Об осаде Милета Арриан рассказывает, что Александр во время первого штурма занял так называемый внешний город, где он разбил лагерь и решил заблокировать внутренний город с помощью укрепленной линии [2]. Тем временем флот под командованием Никанора упредил персидский флот и встал на якорь у Лады. Персы же пришвартовались у мыса Mикале [3].
В этот момент Парменион призвал Александра немедленно дать бой персидскому флоту, но Александр отказался, так как персы по количеству и опыту намного превосходили македонцев [4]. На следующий день македонский царь прорвался за городские стены, а флот закрыл доступ персам к гавани. Вскоре город капитулировал. Милетцы, которые избежали смерти, были оставлены на свободе, как и греческие наемники, при условии, что они пойдут сражаться на стороне Александра [5].
Диодор, который более кратко сообщает об этих событиях, подчеркивает, что осада длилась несколько дней, и македонцы сражались как на суше, так и на море. По словам агирийского историка, кроме того, Мемнон Родосский и персы, спасшиеся от битвы при Гранике, нашли убежище в Милете. Наконец, Диодор также отмечает великодушие и милосердие Александра по отношению к милетцам, которым он возвратил свободу [6].
Фрагмент Аристобула сообщает о роднике, связанном с фигурой Ахиллеса. Следующая информация, объясняющая название источника связью с Ахиллесом, который омылся здесь после убийства Трамбела, не имеет отношения к корпусу фрагментов историка, потому что Афиней, вероятно, взял ее у самих милетцев или из сочинений о Милете [7].
В источниках нет других указаний на этот родник, хотя в греческом мире встречаются многочисленные случаи водотоков, фонтанов или природных источников, связанных с культами героев. В случае с родником Ахиллеса подчеркивается особенность различного состава воды, соли на поверхности и сладости в текущем потоке. Это не единственный пример источников с особыми характеристиками, которые объясняют их специфику и соединение с божествами или героическими фигурами [8].
Не говоря явно, можно разумно предположить, что Александр лично ходил к источнику, и именно поэтому Аристобул упомянул этот эпизод в своей работе. Визит царя Македонии к источнику важен, поскольку он представляет собой этап путешествия Александра по стопам героя Гомера, путешествие, которое началось на азиатской земле посещением гробницы Ахиллеса и посвящением оружия [9]. Ахиллес представляет для Александра модель, которой он следует на протяжении всей жизни, на которой он строит многие свои действия и на которую источники часто ссылаются в работах, посвященных его предприятиям [10].
Просто для того, чтобы привести несколько примеров в дополнение к уже упомянутым, скажем, что Александр считался потомком Ахиллеса через Неоптолема со стороны матери [11]; как Ахиллес страдает от смерти Патрокла, так и Александр становится жертвой отчаяния после смерти Гефестиона и организует погребальные игры в его честь [12]; когда Буцефал умирает, царь не воевал двадцать дней, рискуя поражением своих войск, как Ахиллес, когда он теряет свою рабыню [13]; как и у Ахиллеса, согласно некоторым источникам, у Александра была любовная связь с царицей амазонок [14]; как Ахиллес мстит Гектору, волоча его тело вокруг стен Трои, так и Александр расправляется с Батом, евнухом–губернатором Газы [15]. Существует множество других примеров этого подражания, поскольку Ахиллес вместе с Гераклом является одной из героических моделей, которая служит лейтмотивом биографических событий и дел македонского царя [16].
Фрагмент об источнике Ахиллеса важен поэтому потому, что он демонстрирует, что Аристобул также отслеживает и повторно использует в составе своей работы героическую модель, которая, сознательно использованная македонским царем, была тут же принята пропагандой и потом большинством источников.


[1] Arr., An. I 17, 3-12. Плутарх кратко резюмирует эти события и осады Милета и Галикарнаса, не предлагая новых подробностей (Plut., Alex. 17, 1-2). Диодор сообщает лишь, что Александр завоевал Сарды, захватив огромные богатства города (Diod. XVII 21, 7).
[2] Arr., An. I 18, 2.
[3] Arr., An. I 18, 4-5.
[4] Arr., An. I 18, 6-9. Здесь мы видим второй пример дискуссии между Александром и Парменионом, который в этом случае также представляет диалектического антагониста царя. О споре, предшествовавшем битве при Гранике, см. комментарий к F 5.
[5] Arr., An. I 19, 1-4. История продолжается осадой укрывшихся на соседнем острове и защитой македонских кораблей от персидских.
[6] Diod. XVII 22.
[7] Трамбел, сын нимфы Гесионы и Теламона, был убит Ахиллом, когда тот напал на Милета во время Троянской войны. Ср. Schol. Lycophron., Alex. 467 (p. 170 Scheer). Согласно Эвфориону Халкидскому, битва произошла на Лесбосе.
[8] Например, Афиней упоминает родник Тильфоссу в Беотии, чья холодная вода вызвала гибель Тиресия (II 41e), или воды Трезена, обладающие свойством насыщать тех, кто ее пьет (II 41a). Диодор упоминает так называемый солнечный источник поблизости от храма Зевса Аммона: его воды охлаждались в течение дня, зато нагревались ночью (Diod. XVII 50, 4-5).
[9] Arr., An. I 11, 7 – 12, 1; Diod. XVII 17, 3 – 18, 1; Plut., Alex. 15, 7-9. Мы также должны помнить, что, по словам Плутарха, Александр всегда держал под подушкой издание «Илиады» (Plut., Alex. 8, 2).
[10] «В «Илиаде» Ахиллес, сильно озабоченный собой и признанием сообществом его статуса, является парадигмой стремления человека быть героической личности. Возможно, по этой причине он должен был стать героем, наиболее близким амбициям Александра. И Александр, и Ахиллес, похоже, стремились к личному величию (ἀρετή) и славе» (Коэн).
[11] Plut., Alex. 2, 1; Curt. Ruf. IV 6, 29.
[12] Plut., Alex. 72.
[13] Arr., An. VII 14.
[14] Diod. XVII 77.
[15] Arr., An. II 26.
[16] Сравнение с Ахиллесом важно для Александра также в отношении его связей с македонским миром.

F 7: Александр и Гордиев узел

a) Arr., An. II 3

Ἀλέξανδρος δὲ ὡς ἐς Γόρδιον παρῆλθε, πόθος λαμβάνει αὐτὸν ἀνελθόντα ἐς τὴν ἄκραν, ἵνα καὶ τὰ βασίλεια ἦν τὰ Γορδίου καὶ τοῦ παιδὸς αὐτοῦ Μίδου, τὴν ἅμαξαν ἰδεῖν τὴν Γορδίου καὶ τοῦ ζυγοῦ τῆς ἁμάξης τὸν δεσμόν. Λόγος δὲ περὶ τῆς ἁμάξης ἐκείνης παρὰ τοῖς προσχώροις πολὺς κατεῖχε, Γόρδιον εἶναι τῶν πάλαι Φρυγῶν ἄνδρα πένητα καὶ ὀλίγην εἶναι αὐτῷ γῆν ἐργάζεσθαι καὶ ζεύγη βοῶν δύο· καὶ τῷ μὲν ἀροτριᾶν, τῷ δὲ ἁμαξεύειν τὸν Γόρδιον. καί ποτε ἀροῦντος αὐτοῦ ἐπιστῆναι ἐπὶ τὸν ζυγὸν ἀετὸν καὶ ἐπιμεῖναι ἔστε ἐπὶ βουλυτὸν καθήμενον· τὸν δὲ ἐκπλαγέντα τῇ ὄψει ἰέναι κοινώσοντα ὑπὲρ τοῦ θείου παρὰ τοὺς Τελμισσέας τοὺς μάντεις· εἶναι γὰρ τοὺς Τελμισσέας σοφοὺς τὰ θεῖα ἐξηγεῖσθαι καί σφισιν ἀπὸ γένους δεδόσθαι αὐτοῖς καὶ γυναιξὶν καὶ παισὶ τὴν μαντείαν. Προσάγοντα δὲ κώμῃ τινὶ τῶν Τελμισσέων ἐντυχεῖν παρθένῳ ὑδρευομένῃ καὶ πρὸς ταύτην εἰπεῖν ὅπως οἱ τὸ τοῦ ἀετοῦ ἔσχε· τὴν δέ, εἶναι γὰρ καὶ αὐτὴν τοῦ μαντικοῦ γένους, θύειν κελεῦσαι τῷ Ιιὶ τῷ βασιλεῖ, ἐπανελθόντα ἐς τὸν τόπον αὐτόν. καὶ, δεηθῆναι γὰρ αὐτῆς Γόρδιον τὴν θυσίαν ξυνεπισπομένην οἱ αὐτὴν ἐξηγήσασθαι, θῦσαί τε ὅπως ἐκείνη ὑπετίθετο τὸν Γόρδιον καὶ ξυγγενέσθαι ἐπὶ γάμῳ τῇ παιδὶ καὶ γενέσθαι αὐτοῖν παῖδα Μίδαν ὄνομα. ἤδη τε ἄνδρα εἶναι τὸν Μίδαν καλὸν καὶ γενναῖον καὶ ἐν τούτῳ στάσει πιέζεσθαι ἐν σφίσι τοὺς Φρύγας, καὶ γενέσθαι αὐτοῖς χρησμὸν, ὅτι ἅμαξα ἄξει αὐτοῖς βασιλέα καὶ ὅτι οὗτος αὐτοῖς καταπαύσει τὴν στάσιν. ἔτι δὲ περὶ αὐτῶν τούτων βουλευομένοις ἐλθεῖν τὸν Μίδαν ὁμοῦ τῷ πατρὶ καὶ τῇ μητρὶ καὶ ἐπιστῆναι τῇ ἐκκλησίᾳ αὐτῇ ἁμάξῃ. τοὺς δὲ ξυμβαλόντας τὸ μαντεῖον τοῦτον ἐκεῖνον γνῶναι ὄντα, ὅντινα ὁ θεὸς αὐτοῖς ἔφραζεν, ὅτι ἄξει ἡ ἅμαξα· καὶ καταστῆσαι μὲν αὐτοὺς βασιλέα τὸν Μίδαν, Μίδαν δὲ αὐτοῖς τὴν στάσιν καταπαῦσαι, καὶ τὴν ἅμαξαν τοῦ πατρὸς ἐν τῇ ἄκρᾳ ἀναθεῖναι χαριστήρια τῷ Ιιὶ τῷ βασιλεῖ ἐπὶ τοῦ ἀετοῦ τῇ πομπῇ. Πρὸς δὲ δὴ τούτοις καὶ τόδε περὶ τῆς ἁμάξης ἐμυθεύετο, ὅστις λύσειε τοῦ ζυγοῦ τῆς ἁμάξης τὸν δεσμόν, τοῦτον χρῆναι ἄρξαι τῆς Ἀσίας. ἦν δὲ ὁ δεσμὸς ἐκ φλοιοῦ κρανίας καὶ τούτου οὔτε τέλος οὔτε ἀρχὴ ἐφαίνετο. Ἀλέξανδρος δὲ ὡς ἀπόρως μὲν εἶχεν ἐξευρεῖν λύσιν τοῦ δεσμοῦ, ἄλυτον δὲ περιιδεῖν οὐκ ἤθελε, μή τινα καὶ τοῦτο ἐς τοὺς πολλοὺς κίνησιν ἐργάσηται, οἱ μὲν λέγουσιν, ὅτι παίσας τῷ ξίφει διέκοψε τὸν δεσμὸν καὶ λελύσθαι ἔφη· Ἀριστόβουλος δὲ λέγει ἐξελόντα τὸν ἕστορα τοῦ ῥυμοῦ, ὃς ἦν τύλος διαβεβλημένος διὰ τοῦ ῥυμοῦ διαμπάξ, ξυνέχων τὸν δεσμόν, ἐξελκύσαι ἔξω τοῦ ῥυμοῦ τὸ<ν> ζυγόν. ὅπως μὲν δὴ ἐπράχθη τὰ ἀμφὶ τῷ δεσμῷ τούτῳ Ἀλεξάνδρῳ οὐκ ἔχω ἰσχυρίσασθαι. ἀπηλλάγη δ’ οὖν ἀπὸ τῆς ἁμάξης αὐτός τε καὶ οἱ ἀμφ’ αὐτὸν ὡς τοῦ λογίου τοῦ ἐπὶ τῇ λύσει τοῦ δεσμοῦ ξυμβεβηκότος. Καὶ γὰρ καὶ τῆς νυκτὸς ἐκείνης βρονταί τε καὶ σέλας ἐξ οὐρανοῦ ἐπεσήμηναν· καὶ ἐπὶ τούτοις ἔθυε τῇ ὑστεραίᾳ Ἀλέξανδρος τοῖς φήνασι θεοῖς τά τε σημεῖα καὶ τοῦ δεσμοῦ τὴν λύσιν.

Александр, когда он прибыл в Гордий, был охвачен желанием подняться на Акрополь, где находилась царская резиденция Гордия и его сына Мидаса, чтобы увидеть телегу Гордия и узел, соединявший телегу с ярмом. Относительно этой телеги легенда местных жителей сообщала, что Гордий был одним из древних фригийцев; он был беден, и у него было мало земли для возделывания и было две пары волов: одной он пахал, другой буксировал телегу. И однажды, когда он пахал, орел уселся на хомуте и стал ждать, пока не пришло время распрячь волов. Ошеломленный увиденным, Гордий отправился к телмесским предсказателям, чтобы рассказать о чуде. Телмесцы, на самом деле, были экспертами в объяснении божественных знамений, и им самим, а также женщинам и детям с рождения был дан дар гадания. Подходя к деревне Телмес, он натолкнулся на девушку, которая набирала воду, и рассказал ей, что случилось с орлом. И та — а она ​​также была пророчицей — посоветовала ему принести жертву Зевсу–царю, вернувшись в то самое место, где произошло чудо. Гордий попросил ее следовать за ним и объяснить, как принести жертву, и он принес ее, как она указала. Затем он женился на девушке, и у них родился сын по имени Мидас. Мидас был уже красивым и благородным мужем, когда фригийцы были вовлечены в гражданскую войну; они получили оракул, согласно которому телега привезет к ним царя, и он положит конец внутренней борьбе между ними. Пока они еще обсуждали эти вещи, Мидас пришел с отцом и матерью и встал перед собранием прямо на телеге. Толкуя оракул, фригийцы признали, что Мидас был тем, о ком бог сказал, что его привезет телега, и провозгласили его царем; Мидас положил конец гражданской войне и поместил телегу отца в крепости в качестве благодарности Зевсу–царю, который послал орла. В дополнение к этим легендам, о телеге также было сказано, что тот, кто сумеет развязать узел, прикреплявший ярмо к телеге, будет править Азией. Узел был сделан из коры кизила, и у него не было видно ни конца, ни начала. Александр, пребывая в затруднении в поиске способа развязать узел, но не желая оставлять дело нерешенным, потому что это могло вызвать волнения среди населения, разрубил его мечом, и сказал, как говорят некоторые, что он развязал его. Аристобул, с другой стороны, рассказывает, что он вынул из дышла загвоздку — это колышек, который проходит через дышло насквозь и на котором держится узел, и снял ярмо. Я не могу с уверенностью утверждать, что точно было у Александра с узлом. Затем он отошел от телеги со своими спутниками, будто оракул о развязывании узла сбылся. И действительно, в ту ночь на небе были громы и молнии. Вот почему на следующий день Александр принес жертву богам, которые показали ему чудеса и способ развязать узел.

b) Plut., Alex. 18, 2-4

Καὶ Γόρδιον πόλιν, ἑστίαν Μίδου τοῦ παλαιοῦ γενέσθαι λεγομένην, παραλαβών, τὴν θρυλουμένην ἅμαξαν εἶδε, φλοιῷ κρανείας ἐνδεδεμένην, καὶ λόγον ἐπ’ αὐτῇ πιστευόμενον ὑπὸ τῶν βαρβάρων ἤκουσεν, ὡς τῷ λύσαντι τὸν δεσμὸν εἵμαρται βασιλεῖ γενέσθαι τῆς οἰκουμένης. Οἱ μὲν οὖν πολλοί φασι, τῶν δεσμῶν τυφλὰς ἐχόντων τὰς ἀρχὰς καὶ δι’ ἀλλήλων πολλάκις σκολιοῖς ἑλιγμοῖς ὑποφερομένων, τὸν Ἀλέξανδρον ἀμηχανοῦντα λῦσαι, διατεμεῖν τῇ μαχαίρᾳ τὸ σύναμμα, καὶ πολλὰς ἐξ αὐτοῦ κοπέντος ἀρχὰς φανῆναι. Ἀριστόβουλος δὲ καὶ πάνυ λέγει ῥᾳδίαν αὐτῷ γενέσθαι τὴν λύσιν, ἐξελόντι τοῦ ῥυμοῦ τὸν ἕστορα καλούμενον, ᾧ συνείχετο τὸ ζυγόδεσμον, εἶθ’ οὕτως ὑφελκύσαντι τὸν ζυγόν.

Взяв город Гордий, который, как говорят, являлся резиденцией древнего Мидаса, он увидел знаменитую повозку, которая была соединена с корой из кизила, и в связи с этим он выслушал рассказ, который варвары считали правдивым и согласно которому тому, кто разорвет узел, суждено было стать царем мира. Многие говорят, что Александр, не найдя способа его разорвать, поскольку волокна были трудно различимы и переплетались друг с другом, разрубил узел мечом и тем самым разрубленный узел обнаружил множество концов. Аристобул, с другой стороны, сообщает, что Александру удалось легко распутать узел после того как он извлек из дышла крюк, которым была скреплена веревка: и так он снял ярмо.

Два фрагмента относятся к эпизоду знаменитого гордиева узла. Ничего не уцелело от части работы Аристобула о событиях, которые последовали за осадой Милета до прибытия армии в Гордий [1]. В истории Арриана мы находим, что Александр, покорив Милет и демобилизовав флот, отправился в Карию, покоряя города, которые он находил на своем пути, и тот же Галикарнас после осады [2]. Оттуда он спустился в Ликию и двинулся вдоль побережья в сторону Сиде, открыв между тем, благодаря некоторым информаторам, заговор против него Александра, сына Оропа, одного из гетайров [3]. После завоевания Аспенда в Памфилии, согласно сообщениям Арриана, Александр двинулся к Фригии, заняв по пути Сагалас [4]. Оттуда он прибыл в Келены, где он оставил гарнизон из полутора тысяч человек и отправился в Гордий, приказав Пармениону присоединиться к нему там вместе с остальной армией [5].
После отступления о военно–морских операциях и об успехах персов в Эгейском море и о смерти Мемнона Родосского в начале второй книги «Анабасиса Александра» Арриан возвращается, чтобы сосредоточиться на прибытии Александра в Гордий [6]. В дополнение к Арриану и Плутарху эпизод о гордиевом узле также встречается у Марсия, Курция Руфа и Юстина [7].
Важно отметить, что у Диодора нет никаких следов пребывания Александра в Гордии. Согласно сицилийцу, Александр фактически пошел по другому пути: после уничтожения Галикарнаса, царь отправил часть армии внутрь страны, и она покорила весь регион до Фригии. Александр тем временем покорил все побережье до Киликии [8]. Оттуда, по словам Диодора, он отправил Пармениона и его войска к Сирийским воротам, а затем последовал за ним, чтобы попытаться добраться до Дария [9]. Более того, эпизода с узлом нет и в романтической традиции, приписываемой Псевдо–Каллисфену, и он не вошел в так называемый роман об Александре. Чтобы объяснить это отсутствие, предполагалось, что эпизода не было у Клитарха и в александрийской традиции, также признанной Диодором: по мнению Гуковски, египетский грек Клитарх предпочел не создавать дубликат с оракулом, произнесенным Александру в Сиве, в святилище Зевса Аммона. Пранди, исходя из предположения, что Диодор в книге XVII Исторической библиотеки зависит от двух источников различного характера, полагает, что для первой части экспедиции агирийский историк использует не историка Александра, а автора всемирной истории вроде Дурида, который будет уделять особое внимание той части греков, которые боролись вместе с персами против македонского завоевания. Поэтому, по мнению Пранди, невозможно отрицать, что Клитарх включил эпизод о Гордии в свою работу. Пирсон, однако, считает, что это упущение зависит от привычки Диодора обобщать и сокращать, иногда радикально, свои источники. Хотя невозможно с уверенностью установить, виновата ли в данном случае «забывчивость» или Диодора или его источника, гипотеза Пирсона представляется предпочтительной также в свете умолчания об эпизоде александрийской традицией, объединившейся с романом об Александре.
Принимая тезис Пирсона, можно сказать, что Диодор использовал иные источники, нежели другие авторы, которые указывают на взятие Гордия и развязывание узла, конкретно Арриан, Юстин, Курций Руф, Марсий и Плутарх [10].
Арриан и Юстин — единственные, кто приводит легенду о Гордии, который из простого и бедного крестьянина стал владыкой, в то время как другие лишь упоминают об этом, и сосредотачиваются только на истории Александра. Однако версии, представленные различными источниками, не полностью совпадают, как видно из таблицы 4. Авторы, которые представляют наиболее полную историю, также рассказывающую о событиях в Гордии, различаются в отношении чуда: в истории Арриана это орел, а у Юстина — птицы разных пород [11]. Однако в обоих источниках оракул растолковывает девушка (хотя Юстин не уточняет его происхождение), которая становится женой Гордия. У Арриана девушка из города Телмеса, жители которого обладали даром истолковывать божественные знамения, советует Гордию вернуться в то же место и принести жертву Зевсу–царю [12]. Однако, согласно Юстину, Гордий идет в соседний город, чтобы попросить ответа, и встречает девушку, которая дает ему толкование чуда, раскрыв ему, что ему суждено стать царем [13].
Наконец, по словам Юстина, именно Гордий становится царем фригийцев, потому что он первый, кто встретился едущим на повозке в храм Юпитера [14]. Арриан не совсем ясен по этому вопросу. Фактически, в начале своего повествования он сообщает, что Александр стремился подняться на акрополь, чтобы увидеть дворец Гордия и его сына Мидаса, и τὴν ἅμαξαν (…) τὴν Γορδίου, «повозку Гордия». Когда, однако, рассказывается история Гордия, версия меняется: от брака с девушкой рождается Мидас, который становится красивым и благородным мужчиной. Между фригийцами началась гражданская война, и они получили оракул, согласно которому царь, который положит конец раздорам, предстанет перед ними в повозке. Как они утверждали, Мидас прибыл на повозке с отцом и матерью и остановился прямо перед собранием. Фригийцы, истолковав оракул, назвали Мидаса царем [15]. Очевидно, что разница между двумя версиями налицо: у Юстина царем фригийцев становится Гордий, а у Арриана — его сын Мидас. Также в версии Марсия из Пеллы повозка идентифицируется как та, которая привезла во Фригию Мидаса (а не Гордия), а Курций Руф сообщает, что это телега перевозила Гордия, отца Мидаса [16]. Ясно, что в его рассказе было две разные версии, которые Арриан искажает: одна приписала Гордию царскую власть над Фригией и, следовательно, владение повозкой, а другая утверждала, что именно Мидас был первым правителем. Фредриксмейер, которому следуют Роллер и другие, утверждает, что этот второй вариант, согласно которому повозка доставила Мидаса во Фригию, будет создан самим Александром или его окружением сразу после прибытия в Гордий; здесь использовалась традиция, которая через Геродота соединила Мидаса с Македонией, откуда он переехал во Фригию. Пранди, основываясь на FGrHist 124 F 54, считает, что присутствие Мидаса (а не Гордия) в мифе о повозке следует отнести к Каллисфену, который действительно знал, возможно, через Геродота, традицию, упомянутую выше, которая связывала Мидаса с Македонией. Роллер добавляет, что вместо этого Юстин следовал типично греческому использованию создания одноименного героя, основателя города, и поэтому назвал бы этого персонажа Гордием, именем, также связанным ранее с Мидасом и Фригией. Гипотеза впечатляет, хотя в источниках нет явных свидетельств, подтверждающих ее.
Другое различие касается оракула, связанного с повозкой: развязывание узла будет гарантировать господство над Азией, за исключением версии Плутарха, согласно которой тот, кто его развяжет, станет царем τῆς οἰκουμένης, «известного мира».
Есть также различия в событиях, в которых лично участвует Александр. Во–первых, согласно Арриану и Юстину, македонский царь узнал оракул еще до своего прибытия в город, в то время как по Плутарху и Курцию Руфу царь был проинформирован о нем местными жителями [17]. Если бы Александр знал оракула заранее, это объяснило бы желание царя идти в город и сразу в акрополь. Не кажется невызывающей возражений гипотеза Фредриксмейера, согласно которой Александр, который прибыл в Гордий и ознакомился с оракулом, решил приступить к завоеванию всей Азии. Это, фактически, означало бы, что проект завоевания Персидской империи родился только в 333 году, а не в момент отъезда в Азию. Источники, однако, похоже, согласны мотивировать отъезд Александра в Азию намерением подчинить персидского врага, и в противном случае решение пересечь Геллеспонт и всю первую часть кампании в Малой Азии не будет объяснено.
Наконец, у Аристобула отличается и способ, с помощью которого Александр развязывает узел. Все источники сообщают, что Александр, поломав голову, решает проблему, открыто разрубив веревки [18]. Арриан и Плутарх, сообщив наиболее распространенную версию, добавляют и аристобулов вариант: царь Македонии обошел препятствие, удалив стержень, который держался в узле [19]. В обоих случаях Александр не исполняет, чего требовал оракул, потому что он использует трюк, не сумев сообразить, как можно было развязать узел. Однако существует два различных способа: во–первых подчеркивается стремительность характера правителя, который не позволяет остановить себя препятствию, но совершает решительный, почти насильственный акт; второй способ, на который указывает Аристобул, подчеркивает изобретательность царя, который выходит из положения, по–видимому, используя хитрость.
Спрашивается, какое из двух решений было действительно принято Александром, и большинство критиков считают, что предложенное Аристобулом является более надежным, в то время как другое было бы построено на очернении македонского правителя, виновного в совершении нечестивого поступка, искажающего оракул и разрубившего узел мечом [20]. Однако необходимо указать, что, даже удалив стержень, который скреплял веревки, Александр не исполнил всего, чего требовал оракул, и здесь налицо тоже хитрость [21]. Поэтому более уместно выделить пропагандистские мотивы акта о развязывании узла, безусловно, понятные Александру и тем, кто был рядом с ним: "желая ухватиться за пророчество о царской власти и вынужденный довести дело до конца, раз он начал его, Александр, пребывая в затруднении, решил разрубить узел без промедления и лично создал версию, которая приписывает ему развязывание узла. Эта версия должна была найти своевременный повторный запуск в работе Аристобула — вероятно, очевидца того факта, учитывая его близость к царю — и, следовательно, у Арриана и Плутарха, которые, по их прямому признанию, лишь черпают у историка" (Сквиллаче).
Помимо решения, принятого в этой ситуации Александром, представляется уместным подчеркнуть, что Аристобул — единственный источник, прямо процитированный для эпизода, возможно, потому что он один, кто передает другую версию в отличие от традиционной. Многие полагают, что анекдот о развязывании узла полностью отсутствовал в повествовании Птолемея, и по этой причине Арриан не упомянул о нем, но в пользу этого тезиса нет никаких свидетельств, и нельзя исключать, что эпизод был представлен историком также в сокращенном виде.
Однако, что кажется общим для всех источников, так это желание подчеркнуть, что основная цель Александра состояла в том, чтобы продемонстрировать, что оракул был исполнен (независимо каким способом) и что поэтому ему было предопределено оказаться на высоте перед его армией и местным населением [22].
Таблица 4: Источники о Гордиевом узле

Арриан

Плутарх

Юстин

Курций Руф

Марсий из Пеллы

Оракул

Известен Александру до прибытия в Гордий

Раскрыт Александру местными жителями

Известен Александру до прибытия в Гордий

Раскрыт Александру местными жителями

Повозка

Хранится в крепости

Хранится в храме Юпитера

Хранится в храме Юпитера

Птицы

Орел

Разные птицы

Толкователь оракула

Девушка

Девушка

Хозяин повозки

Мидас

Гордий

Гордий

Мидас

Материалы для узла

Кора кизила

Кора кизила

Побеги винограда

Награда за развязывание узла

Стать царем Азии

Стать царем ойкумены

Стать царем Азии

Стать царем Азии

Стать царем Азии

Способ развязать узел

По некоторым данным: разрублен ударом меча; по Аристобулу: удалена загвоздка из дышла.

Большинство источников: разрублен ударом меча; по Аристобулу: вытянут стержень.

Разрублен ударом меча

Разрублен ударом меча


[1] Вообще в источниках очень много информации о марше армии Александра от Граника до Исса. См. Arr., An. I 17, 3 – II 7, 3; Plut., Alex. 17-19; Diod. XVII 21, 7 – 31; Curt. Ruf. III 1; 4-7.
[2] Arr., An. I 20, 1-23, 6. Плутарх лишь кратко упоминает осаду Галикарнаса (Alex. 17, 2). Диодор сообщает о тех, кто, по некоторым данным, побудил Александра распустить флот, то есть лишить македонцев возможности уйти морем, чтобы тем самым заставить их полностью выложиться в сухопутном бою (Diod. XVII 23, 1). Агирийский сторик подробно описывает осаду Галикарнаса (Diod. XVII 23, 4 -27, 6).
[3] Arr., An. I 23,6 - 26,5. Диодор рассказывает только, что Александр покорил все города побережья вплоть до Киликии, сосредоточившись, в частности, на взятии крепости мармаров, о которой Арриан не упоминает (Diod. XVII 27,7 – 28,5).
[4] Arr., An. I 27-28. Высказывалось предположение, что выбор Александра направиться в центральные районы Анатолийского полуострова также был сделан для того, чтобы обезопасить северный маршрут к Геллеспонту и тем самым облегчить прибытие подкреплений или возвращение войск.
[5] Arr., An. I 29. О Гордии, расположенном на холме на правом берегу реки Сангарий, см. Strab. XII 5, 3; Xen., HG I 4, 1; Plin., HN V 146; St. Byz. s.v. Юстин (Epit. XI 7, 3) сообщает, что Гордий «расположен между Великой и Малой Фригией», в то время как, согласно Курцию Руфу, «Гордием называется город, омываемый рекой Сангарий, которая находится на равном расстоянии от Понта Эвксинского и от Киликийского моря». Согласно Aткинсону, Курций Руф основывается на мифе, который сделал Гордий центральной точкой Малой Азии. Смотрите также Liv. XXXVIII 18, 12, где описана геометрическая форма Анатолии.
[6] О персидских военно–морских операциях и смерти Мемнона см. Arr., An. II 1-2; Diod. XVII 29, 1-4; 31, 3-4; Curt. Ruf. III 1, 19-21. По словам Диодора, смерть Мемнона произошла после взятия Митилены, но трудно точно определить дату события, хотя можно предположить, что это было летом 333 года.
[7] Schol. in Eur. Hipp. 671 (= Marsyas, FGrHist 135-6 F 4); Curt. Ruf. III 1, 14-18; Just., Epit. XI 7, 3. Миф о Гордии также находится у Элиана (NA XIII 1), где, однако, мы читаем только то, что орел раскрыл Гордию, который пахал, что его сын Мидас станет царем. Раскрыв это ему, он уселся на ярмо плуга и оставался там целый день, пока вечером Гордий не закончил пахать.
[8] Diod. XVII 27, 6-7.
[9] Diod. XVII 32.
[10] Очень краткие указания на легенду о Гордиевом узле находятся также у Strab. XII 5, 3; Ael., NA XIII, 1; Tz., Chil. VI 72, 690.
[11] Орел появляется также у Элиана (NA XIII, 1). Роллер указывает, что орел был для фригийцев священным животным и часто был связан с Зевсом и культом Кибелы. Гордий также упоминается Геродотом, который помнит его как отца Мидаса (Hdt. I 14, 2; VIII 138-3-4).
[12] Arr., An. II 3, 4.
[13] Just., Epit. XI 7, 6-7.
[14] Just., Epit. XI 7, 9-12.
[15] Arr., An. II 3, 1-6.
[16] Schol. in Eur. Hipp. 671 (= Marsyas, FGrHist 135-6 F 4); Curt. Ruf. III 1, 14. Плутарх очень кратко резюмирует историю, он не упоминает Гордия, а лишь сообщает, что о городе говорилось, что там была резиденция древнего Мидаса (Plut., Alex. 18, 2).
[17] У Юстина оракул является причиной, по которой Александр добирается до Гордия (см. Epit. XI 7, 4: «Он намеревался занять город не из–за желания сделать его своим, а потому, что он слышал, что в храме Юпитера этого города сохранилось ярмо Гордия, и древние оракулы предсказывали, что тот, кто разорвет узел, будет править всей Азией»). См. также Arr., An. II 3, 1.
[18] Curt. Ruf. III 1, 18; Just., Epit. XI 7, 16.
[19] Plut., Alex. 16, 3-4.
[20] Согласно Tарну, этот эпизод происходит из стоической традиции, которая представляла Александра как злого человека, который, не колеблясь, исказил оракул для своих целей.
[21] Пирсон определяет версию, предложенную Аристобулом, как менее «драматическую». Лейн Фокс утверждает, что версия Аристобула была бы апологетической, потому что историк отказался бы описать акт высокомерия своего царя, и поэтому не должна приниматься во внимание.
[22] Curt. Ruf. III 1, 17, где сказано, что вокруг царя стояла толпа фригийцев и македонян.

F 8: Причина купания Александра в Кидне

Arr., An. II 4, 7

᾽Αλέξανδρος δέ, ὡς μὲν ᾽Αριστοβούλωι λέλεκται, ὑπὸ καμάτου ἐνόσησεν, οἱ δὲ ἐς τὸν Κύδνον τὸν ποταμὸν λέγουσι ῥίψαντα <ἑαυτὸν> νήξασθαι, πιθυμήσαντα τοῦ ὕδατος, ἱδρῶντα καὶ καύματι ἐχόμενον.

Александр, как утверждал Аристобул, заболел от усталости; другие говорят, что он заболел потому, что бросился в реку Кидн, чтобы поплавать, желая охладиться водой и поплавать, пока жарко.

Эпизод происходит в Тарсе. Согласно сообщению Арриана, после отъезда из Гордия Александр отправился в Анкиру, затем прошел в Каппадокию и покорил большую часть региона [1]. Затем он отправился к Киликийским воротам, важному транзитному маршруту через цепь Тавра [2]; он оставил большую часть армии позади, и с небольшими войсками подошел к воротам ночью, застав врасплох стражников, которые, увидев врага, покинули гарнизон. Это позволило Александру отправиться в Киликию. В то же время ему сказали, что Арсам подумывает о том, чтобы отказаться от Тарса после его разграбления [3]. Македонский царь привел в город кавалерию, так что Арсам бежал к Дарию, не имея возможности разграбить район [4]. Согласно Курцию Руфу Арсам будет использовать тактику выжженной земли, отступая после опустошения региона, однако он не мог поджечь Тарс, потому что македонские войска прибыли вовремя, чтобы предотвратить пожар [5]. В Тарсе Александр заболел. Эпизод приводится многими источниками и происходит из романтической традиции [6].
Эпизод можно разделить на отдельные разделы:
Купание Александра в Кидне, причина болезни [7].
Болезнь македонского правителя [8].
Врач Филипп Акарнанский предлагает Александру принять лекарство, которое может быстро вылечить его, но может и вызвать побочные эффекты. Царь соглашается, чтобы поскорее вернуться в строй [9].
Прибытие к царю письма, в котором ему предлагается не доверять Филиппу, потому что тот был подкуплен Дарием [10].
Полное исцеление Александра [11].
Филипп Акарнанский, врач, которому приписывают исцеление македонского правителя, является хорошо известной фигурой. Друг детства Александра, он следовал за ним в экспедиции в качестве врача: это объясняет доверие, которое Александр оказывает ему, несмотря на полученное предупреждение [12]. Согласно Курцию Руфу, он также вылечит раненого царя во время осада Газы, извлекши поразившую его стрелу [13].
С помощью описаний симптомов, предлагаемых различными источниками, трудно определить, какое заболевание поразило македонского царя: одни предполагают пневмонию, другие — приступ малярии. Согласно самым точным источникам на эту тему, болезнь проявляется в мышечных сокращениях и ригидности, очень высокой температуре и бессоннице [14].
Эпизод с письмом, отправленным Парменионом, был поставлен под сомнение, потому что он был расценен как дублирование предательства Александра Линкеста [15]. Однако факт, что о нем сообщили большинство источников, является значимым, и его можно считать свидетельством правдивости эпизода.
Не все фазы эпизода присутствуют у разных авторов [16]. Диодор, например, ограничивается сообщением о том, что Александр заболел (без указания на причины болезни), и что Филипп предложил вылечить его, используя рискованный, но быстрый метод; Александр стремится как можно скорее вернуться в строй, и лечение имеет успех [17]. Поэтому в рассказе Диодора эпизод с письмом опущен, и подчеркиваются только желание правителя как можно скорее вернуться к руководству армией и его мужество в решении проблемы с неясным исходом [18].
Самое обширное сообщение, несомненно, приводится Курцием Руфом, который усиливает различные разделы, указывая также на мысли Александра и опасения, связанные с продолжением экспедиции и судьбой армии [19]. Поскольку в нем не упоминается усталость как причина болезни государя, можно предположить, что он не следовал версии Аристобула.
Некоторые различия с историей Арриана навели на мысль, что она не основана на другом его источнике (согласно некоторым, Птолемею) и что оба автора следовали разным версиям [20]. Различия, упомянутые в качестве доказательств, однако, не кажутся настолько значительными, чтобы предполагать использование различных источников, потому что они могут быть отнесены к недостатку точности или разным географическим знаниям двух авторов (в отношении течения Кидна), да и пока нет другой интерпретации симптомов болезни Александра. Более того, рассказ Курция очень похож на рассказ Плутарха, и оба указывают (в отличие от Арриана, который не упоминает об этом) на предложение брака между женщиной из двора Дария (его дочери у Плутарха, одной из его сестер у Курция) и Филиппом, предложение, которое было бы приведено в письме в качестве доказательства предательства [21]. Другим аспектом, подчеркнутым двумя авторами, является реакция армии на болезнь, а затем на исцеление Александра, на котором Арриан не задерживается. Более того, только Курций упоминает о присутствии солдат во время купания в реке [22].
Исходя из приведенных соображений, представляется возможным, что у Курция, в отличие от Арриана и Плутарха, не было доступа к Аристобулу (что подтверждается отсутствием приведения усталости как причины заболевания), но нет достаточных свидетельств того, что даже там, где дело касается самой распространенной версии (то есть относительно купания государя в реке Кидн), он использовал источник, отличный от источника двух других авторов. По мнению некоторых, основным источником Курция Руфа был Трог–Юстин, но не все подробности совпадают, что будет в пользу гипотезы, согласно которой Курций Руф использовал, объединяя их, разные источники.
Что касается Плутарха, он единственный, вместе с Аррианом, передает две версии о причинах болезни (усталость и купание в ледяной воде), даже если он не уточняет, каковы его источники, не вдаваясь в ясность [23].
Несмотря на отсутствие явной ссылки, можно справедливо предположить, что Плутарх представил рассказ Аристобула и использовал его здесь, не цитируя его 306.
Анекдот вскоре отделился от повествования об экспедиции Александра в Азию. Затем Лукиан использует эпизод в качестве примера: когда Александр увидел чистые воды Кидна, он хотел окунуться и сделал бы это, даже если бы знал, что он болен (как это на самом деле и произошло), будто кто–то увидел прекрасную, хорошо украшенную комнату и не сопротивляется искушению стать частью этой красоты [24]. У Валерия Максима анекдот также иллюстрирует добродетель Александра — также признак того, что эта история уже имела свою собственную жизнь, отделенную от контекста азиатской экспедиции царя [25].
Эпизод во всей своей полноте служит для того, чтобы показать доверие, которое Александр оказывал своим друзьям, и подчеркнуть мужество царя, готового рискнуть чем угодно, чтобы поскорее вернуться в строй.
Невозможно установить, присутствовали ли все фазы события в повествовании Аристобула. По мнению некоторых, кассандрийский историк ограничился указанием на болезнь Александра и его последующее выздоровление, не вставляя эпизод с письмом [26]. Факт, что Арриан прямо называет Аристобула только когда он говорит о причине недомогания (подчеркивая, как его мотивация объяснения купания Александра в реке отличается от общего мнения), не обязательно означает, что историк опустил другие части истории, особенно если они полезны для освещения положительных качеств государя.
Поэтому представляется более вероятным, что Аристобул использовался Аррианом вместе с другими источниками для всего эпизода, и что автор Анабасиса хотел подчеркнуть, прямо назвав его, момент, в котором его повествование отличалось от других. Подчеркивалось, что вероятность того, что Александр заболел из–за усталости и неосторожного купания в реке, исчезнет в попытке Аристобула устранить дискредитацию фигуры государя и подчеркнуть его положительные качества.
Традиционные источники, однако, обычно изображают действие Александра не как безрассудный или небрежный жест, а только как реакцию на удручающую жару или усталость. Поэтому возможно, что две причины заболевания не представляли положительную и отрицательную версию поведения македонского царя [27].


[1] Arr., An. II 4, 1-2. Арриан помещает Анкиру в Галатии, однако галльское вторжение в Малую Азию произошло только в 277 г. См. Curt. Ruf. III 1, 22-24.
[2] Arr., An. II 4, 2-3; Curt. Ruf. III 4, 1-2. О Киликийских воротах см. Xen., An. I 2, 21.
[3] Arr., An. II 4, 3-5. Эпизод помещается в конце лета 333 г. Об Арсаме см. также Arr., An. I 12, 8; Diod. XVII 19, 4; Curt. Ruf. III 4-3.
[4] Arr., An. II 4, 6.
[5] Curt. Ruf. III 4, 3-5; 14-15.
[6] Arr., An. II 4, 7-11; Diod. XVII 31, 4-6; Curt. Ruf. III 5-6; Just., Epit. XI 8; Lucianus, Dom. I; Sen., De ira II 23, 2; Fragm. Sabb., FGrHist 151 F 1, 6; Val. Max. III 8, ext. 6; Iul. Val. II 8.
[7] Arr., An. II 4, 7; Plut., Alex. 19, 1-2; Curt. Ruf. III 5, 1-2 (где предлагаются еще более точные подробности о купании Александра, и подчеркивается, как царь погрузился в воду на глазах всей армии); Just., Epit. XI 8, 3; Lucianus, dom. 1. Диодор — единственный, кто не сообщает подробностей омовения, ограничиваясь замечанием, что Александр заболел (Diod. XVII 31, 4). О реке Кидн, сегодня Тарс, см. также Xen., An. I 2, 23; Strab. XIV 5, 12.
[8] Arr., An. II 4, 8; Plut., Alex. 19, 1-2; Curt. Ruf. III 5, 3-10; Just., Epit. XI 8; Lucianus, dom. I. Все источники подчеркивают неспособность консультируемых врачей найти подходящее лекарство. Только Валерий Максим сообщает, что все врачи участвовали в принятии решения о том, какое лекарство применять, и что именно Филипп приготовил его и подал царю (Val. Max. III 8 ext. 6).
[9] Arr., An. II 4, 8; Plut., Alex. 19, 3-4; Curt. Ruf. III 6, 1-3; Just., Epit. XI 8, 5. Подчеркивалась драматическая природа рассказа Плутарха (о приеме лекарства Александром), который очень похож на рассказ Арриана.
[10] Arr., An. II 4, 9; Plut., Alex. 19, 5-8; Curt. Ruf. III 6, 4-13; Just., Epit. XI 8, 5-6; Val. Max. III 8, ext. 6: во всех этих источниках отправителем письма является Парменион. У Курция Руфа, в отличие от Арриана и Плутарха, Александр сначала пьет лекарство и только потом показывает письмо, которое он получил, Филиппу. Диодор не говорит о письме. Следует подчеркнуть, что другая версия, о которой сообщил Сенека, приписывает письмо Олимпиаде (Sen., De ira II 23, 2). По мнению Аткинсона, возможен вариант путаницы Сенекой с письмом Олимпиады против Александра Линкеста или дублирование эпизода. Согласно Систи, версия, переданная Сенекой, будет изначальной версией, которая позже была заменена другой. Эпизод с письмом Пармениона к Александру также упоминается в папирусном фрагменте, из которого сохранилось только упоминание о письме и разъяснение, что Дарий предложил Филиппу руку своей сестры.
[11] Arr., An. II 4, 10-11; Plut., Alex. 19, 9-10 (там подчеркивается, что македонцы не переставали изводить себя, пока не увидели Александра выжившим); Curt. Ruf. III, 6, 14-17 (где подчеркивается признательность армии по отношению к врачу); Just., Epit. XI 8, 9.
[12] О Филиппе Акарнанском см. Curt. Ruf. III 6, 1; IV 6, 17;
[13] Curt. Ruf. IV 6, 17.
[14] Arr., An. II 4, 8; Just., Epit. XI 8, 4; Fragm. Sabb. 6 (= FGrHist 151 F 1, 6).
[15] О предательстве Александра Линкеста см. Arr., An. I 25.
[16] Особенно в латинской традиции эпизод часто не связан с историческим контекстом и используется только как пример мужества или верности Александра своим друзьям. Например, Сенека в De ira (II 23, 2) использует его, чтобы объяснить, что мы не должны допускать, чтобы на нас влияли подозрения или клевета, но, прежде чем рассердиться, оцените правдивость обвинений. Поведение Александра становится образцовым, и об эпизоде сообщается без какого–либо указания на причины заболевания или хронологический контекст.
[17] Diod. XVII 31, 4-6. История Диодора также разворачивается во Фригии.
[18] Другим примером краткого изложения истории является Fragmentum Sabbaiticum (FGrHist 151 F 1, 6), где кратко рассказывается о том, что Александр заболел из–за купания в реке Кидн, описываются симптомы болезни государя и заканчивается заявлением, что его спасли врачи (личность которых не указана).
[19] Curt. Ruf. III 4-6.
[20] Различия будут представлены Arr., An. II 4, 7 - Curt. Ruf. III 4, 9 (о течении Кидна) и Arr., An. II 4, 8 (о конвульсиях и бессоннице, жертвой которых из–за болезни является Александр и которые опущены Курцием Руфом). Согласно Бэдиану, Арриан признает «придворную версию» Птолемея и Аристобула, которая, однако, должна быть интегрирована в подробности вульгаты, представленной Курцием Руфом.
[21] Plut., Alex. 19, 5; Curt. Ruf. III 6, 4. Предложение руки сестры Дария Филиппу также находится у Iul. Val. II 8.
[22] Curt. Ruf. III 5, 2.
[23] Plut., Alex. 19, 2.
[24] Lucianus, dom. I.
[25] Val. Max. III 8, ext. 6.
[26] Систи утверждает, что версия Аристобула соответствует версии Диодора, так как она противоположна вульгате, в то время как Птолемей опустил весь эпизод.
[27] Педеш придерживается другого мнения, утверждая, что объяснение Аристобула ненадежно, поскольку описанные симптомы не могут быть следствием простой усталости.

F 9: Гробница Сарданапала

a) Athen. XII 39, 530b

᾽Αριστόβουλος δ᾽ «ἐν Ἀγχιάλῃ, ἣν ἐδείματο» φησί «Σαρδανάπαλλος, ᾽Αλέξανδρος ἀναβαίνων εἰς Πέρσας κατεστρατοπεδεύσατο». Καὶ ἦν οὐ πόρρω τὸ τοῦ Σαρδαναπάλλου μνημεῖον, ἐφ᾽ οὗ ἑστάναι τύπον λίθινον συμβεβληκότα τῆς δεξιᾶς χειρὸς τοὺς δακτύλους ὡς ἂν ἀποκροτοῦντα. ᾽Επιγεγράφθαι δ᾽ αὐτῷ ᾽Ασσυρίοις γράμμασι ῾Σαρδανάπαλλος ᾽Ανακυνδαράξου παῖς ᾽Αγχιάλην καὶ Ταρσὸν ἔδειμεν ἡμέρῃ μιῇ. ἔσθιε, πῖνε, παῖζε ὡς τἆλλα τούτου οὐκ ἄξια᾽, τοῦ ἀποκροτήματος ἔοικε λέγειν.

Аристобул рассказывает: «Александр, продвигаясь к Персии, разбил лагерь в Анхиале, который был построен Сарданапалом». Неподалеку была гробница Сарданапала, на которой была установлена мраморная статуя, соединяющая пальцы правой руки, как будто бы ими щелкали. На нем была надпись ассирийскими буквами: «Сарданапал, сын Анакиндаракса, основал Анхиал и Тарс за один день. Ешь, пей, веселись. Кажется, говорят, что все остальное не стоит даже щелчка пальцами».

b) Strab. XIV 5, 9

εἶτ’Ἀγχιάλη μικρὸν ὑπὲρ τῆς θαλάττης, κτίσμα Σαρδαναπάλλου, φησὶν Ἀριστόβουλος· ἐνταῦθα δ’ εἶναι μνῆμα τοῦ Σαρδαναπάλλου καὶ τύπον λίθινον συμβάλλοντα τοὺς τῆς δεξιᾶς χειρὸς δακτύλους ὡς ἂν ἀποκροτοῦντα, καὶ ἐπιγραφὴν εἶναι Ἀσσυρίοις γράμμασι τοιάνδε «Σαρδανάπαλλος ὁ Ἀνακυνδαράξεω παῖς Ἀγχιάλην καὶ Ταρσὸν ἔδειμεν ἡμέρῃ μιῇ. ἔσθιε πῖνε,παῖζε, ὡς τἆλλα τούτου οὐκ ἄξια,» τοῦ ἀποκροτήματος.

Затем Аристобул упоминает Анхиал, расположенный недалеко от моря и основанный Сарданапалом. Здесь была гробница Сарданапала и мраморная статуя, которая держала пальцы правой руки, как будто она ими щелкала. Существует также надпись ассирийскими буквами: «Сарданапал, сын Анакиндаракса, основал Анхиал и Тарс за один день. Ешь, пей, веселись, потому что другие вещи не стоят даже щелчка пальцами».

c) Arr., An. II 5, 2-4

ἐς ᾽Αγχίαλον πόλιν ἀφικνεῖται. ταύτην δὲ Σαρδανάπαλον κτίσαι τὸν ᾽Ασσύριον λόγος καὶ τῶι περιβόλωι δὲ καὶ τοῖς θεμελίοις τῶν τειχῶν δἡλη ἐστὶ μεγάλη τε πόλις κτισθεῖσα καὶ ἐπὶ μέγα ἐλθοῦσα δυνάμεως. καὶ τὸ μνῆμα τοῦ Σαρδαναπάλου ἐγγὺς ἦν τῶν τειχῶν τῆς ᾽Αγχιάλου· καὶ αὐτὀς ἐφειστήκει ἐπ᾽ αὐτῶι Σαρδανάπαλος συμβεβληκὼς τὰς χεῖρας ἀλλήλαις ὡς μάλιστα ἐς κρότον συμβάλλονται, καὶ ἐπίγραμμα ἐπεγέγραπτο αὐτῶι ᾽Ασσύρια γράμματα. οἱ μὲν ᾽Ασσύριοι καὶ μέτρον ἔφασκονἐπεῖναι τῶι ἐπιγράμματι. ὁ δὲ νοῦς ἦν αὐτῶι ὃν ἔφραζε τὰ ἔπη ὅτι ῾Σαρδανάπαλος ὁ ᾽Ανακυνδαράξου παῖς ᾽Αγχίαλον καὶ Ταρσὸν ἐν ἡμέραι μιᾶι ἐδείματο. σὺ δέ, ὦ ξένε, ἔσθιε καὶ πῖνε καὶ παῖζε, ὡς τἆλλα τὰ ἀνθρώπινα οὐκ ὄντα τούτου ἄξια᾽, τὸν ψόφον αἰνισσόμενος, ὅνπερ αἱ χεῖρες ἐπὶ τῶι κρότωι ποιοῦσι· καὶ τὸ ‘παῖζε’ ῥαιδιουργότερον ἐγγεγράφθαι ἔφασαν τῶι ᾽Ασσυρίωι ὀνόματι.

[Александр] прибыл в город Анхиал. Говорят, что он был основан Сарданапалом, и по периметру, фундаментам и стенам определялось, что город был великим с самого начала и набирал силу. Рядом со стенами Анхиала была гробница Сарданапала, и на ней стояла статуя Сарданапала, сложив руки, как будто аплодируя. Была также надпись ассирийскими буквами. Ассирийцы также утверждали, что надпись была стихотворной. Смысл стихов заключался в следующем: «Сарданапал, сын Анакиндаракса, основал Анхиал и Тарс за один день. Ты, иностранец, ешь, пей и развлекайся, потому что любая другая человеческая вещь не стоит и этого», то есть шума, производимого аплодисментами. И говорят, что ассирийское слово «развлекайся» было более соленым.

Фрагмент помещается сразу же после исцеления Александра от болезни, поразившей его в Киликии. Согласно рассказу Арриана, македонский царь послал Пармениона занять Ионийский перевал, который был границей между Киликией и Сирией [1].
Выздоровев, Александр покинул Тарс и за один день похода пришел к Анхиалу, городу, который стоял между мысом Зефирион и устьем Кидна, и разместил там лагерь. Фрагмент особенно интересен тем, что передается тремя источниками, два из которыхони прямо называют Аристобула [2]. Сарданапал был хорошо известен в греческом мире и упоминается многочисленными авторами.
Сарданапал, последний ассирийский правитель, впервые появляется у Геродота, который подчеркивает его огромное богатство [3]. Первый полный портрет этого царя, однако, нарисован Ктесием и передан Диодором [4]. Характеристика Ктесия–Диодора станет актуальной, и персонаж будет иметь большой успех в более поздние эпохи [5]. В Сарданапале выделяются негативные качества: лень, любовь к роскоши, жизнь в уединении, маниакальная забота о теле, бисексуальность, которые делают его парадигмой испорченности и аморальности, а следовательно, и неумелого правителя [6]. Более того, именно с Сарданапала, согласно греческим источникам, Ассирийская империя рушится от руки Арбака и при поддержке вавилонянина Белесиса [7]. Даже описание смерти Сарданапала в пламени его дворца станет известным и будет иметь большое количество последователей в жанре романа [8].
Возвращаясь к фрагменту, есть три пассажа, связанных с Сарданапалом, которые как мы уже видели, можно проследить к Аристобулу. Что касается Афинея, то его пассаж является частью обзора, посвященного знаменитостям, известным любовью к роскоши и удовольствиям. Список открывают ассирийские монархи Ниния и Сарданапал: последний становится царем, преданным похоти и изнеженности, и Афиней представляет некоторые примеры его негативного поведения [9].
Страбон цитирует Аристобула, потому что он находит полезную информацию для описания области, примыкающей к Анхиалу, и самого города [10].
Арриан прямо не упоминает Аристобула, но сходство с пассажами, упомянутыми выше, не оставляет большого сомнения относительно используемого источника. Существует мало расхождений между докладами троих авторов. Все утверждают, что Анхиал был основан Сарданапалом и что рядом стояла могила ассирийского царя, на которой была установлена мраморная статуя[11]
Описание положения рук статуи одинаково у Афинея и Страбона, в то время как Арриан сообщает, что руки словно аплодировали [12]. Разница была приписана непониманию Аррианом его источника [13]. Что касается надписи, то все три автора указывают, что она была написана ассирийскими буквами. Арриан также добавляет, что ассирийцы говорили, что надпись была метрической. Текст надписи разделен на две части: первая упоминает о строительстве Сарданапалом городов Анхиал и Тарс за один день; вторая является эпитафией, которая приглашает насладиться удовольствиями жизни. Если часть, которая может быть определена как «начальная», практически идентична в разных источниках, эпитафия представляет некоторые вариации.
Версия Aристобула (представленная согласованно Aфинеем и Страбоном и с небольшой вариацией Aррианом), возможно, была подслащена путем замены более вульгарного глагола на императив παῖζε, «развлекайся», с более мягким значением. Это объясняет уточнения Арриана, который добавляет: «И говорят, что ассирийское слово «развлекайся» было более соленым» [14]. Существуют и другие описания памятника Сарданапалу с цитатой из надписей, восходящей к двум другим спутникам Александра и переданной более поздними источниками.
Надпись фактически также восходит к фрагменту Каллисфена, переданному Фотием и Судой в двух совершенно одинаковых местах [15]:

ἐν βʹ Περσικῶν δύο φησὶ γεγονέναι Καλλισθένης, ἕνα μὲν δραστήριον καὶ γενναῖον, ἄλλον δὲ μαλακόν. ἐν Νίνῳ δ’ ἐπὶ τοῦ μνήματος αὐτοῦ τοῦτ’ ἐπιγέγραπται· Ἀνακυνδαράξου παῖς Ταρσόν τε καὶ Ἀγχιάλην ἔδειμεν ἡμέρῃ μιῇ. ἔσθιε, πίνε, ὄχευε, ὡς τά γε ἄλλα οὐδὲ τούτου ἐστὶν ἄξια. Τουτέστι τοῦ τῶν δακτύλων ἀποκροτήματος· τὸ γὰρ ἐφεστὼς τῷ μνήματι ἄγαλμα ὑπὲρ τῆς κεφαλῆς ἔχον τὰς χεῖρας πεποίηται, ὥστ’ ἂν ἀποληκοῦν τοῖς δακτύλοις. Ταυτὸ καὶ ἐν Ἀγχιάλῳ τῇ πρὸς Ταρσῷ ἐπιγέγραπται, ἥτις νῦν καλεῖται Ζεφύριον.

Во второй книге "Персики" Гелланик согласно тому, что сообщает Каллисфен, заявляет, что было два Сарданапала, один трудолюбивый и разумный, а другой женоподобный. На гробнице последнего в Ниневии была надпись: «Сын Анакиндаракса построил Тарс и Анхиал за один день. Ешь, пей и совокупляйся. Другие вещи не стоят даже этого, то есть щелчка пальцами. Статуя стояла на вершине грбницы, и руки над ней, словно щелкали пальцами. Та же самая надпись была также в Анхиале, недалеко от Тарса, который теперь называется Зефирионом.

Кроме того, памятник Сарданапалу упоминает также Аминта, входивший в группу так называемых бематистов, следовавших за Александром, и малоизвестный автор, который написал Σταθμοὶ. Отрывок передан Афинеем [16]:

Ἀμύντας δὲ ἐν τρίτῳ Σταθμῶν ἐν τῇ Νίνῳ φησὶν εἶναι χῶμα ὑψηλόν, ὅπερ κατασπάσαι Κῦρον ἐν τῇ πολιορκίᾳ ἀντιχωννύντα τῇ πόλει. Λέγεσθαι δὲ τὸ χῶμα τοῦτ’ εἶναι Σαρδαναπάλλου τοῦ βασιλεύσαντος Νίνου, ἐφ’ οὗ καὶ ἐπιγεγράφθαι ἐν στήλῃ λιθίνῃ Χαλδαικοῖς γράμμασιν ὃ μετενεγκεῖν Χοιρίλον ἔμμετρον ποιήσαντα. Εἶναι δὲ τοῦτο· ‘ἐγὼ δὲ ἐβασίλευσα καὶ ἄχρι ἑώρων τοῦ ἡλίου <τὸ> φῶς, ἔπιον, ἔφαγον, ἠφροδισίασα, εἰδὼς τόν τε χρόνον ὄντα βραχὺν ὃν ζῶσιν οἱ ἄνθρωποι καὶ τοῦτον πολλὰς ἔχοντα μεταβολὰς καὶ κακοπαθείας, καὶ ὧν ἂν καταλίπω ἀγαθῶν ἄλλοι ἕξουσι τὰς ἀπολαύσεις. Iιὸ κἀγὼ ἡμέραν οὐδεμίαν παρέλιπον τοῦτο ποιῶν.’

В третьей книге "Стоянок" Аминта упоминает о высоком кургане в Ниневии, который Кир срыл во время осады, чтобы возвести насыпь перед городом. Говорят, что это был курган Сарданапала, царя Ниневии, и что там на каменной стеле была выгравирована надпись халдейскими буквами, переведенная и переложенная на стихи Херилом: «Я был царем, и пока я видел свет солнца, я пил, я ел, я отдавал себя любви (зная, что времени, отведенного человеку на жизнь, мало, оно полно неудач и несчастий), а также тем благам, которые я оставляю другим. Вот почему я не упустил ни дня».

Эти два описания отличаются от аристобулова, как можно видеть в Таблице 5. Цитата Каллисфена проблематична, потому что лексиконы Фотия и Суды ссылаются на работу Περσικῶν, которая Каллисфену не принадлежит. Якоби предложил вставить поправку <Ελλάνικος, ὡσαύτως δὲ καὶ>: с Геллаником, автором Περσικῶν, согласен и Каллисфен. Как мы видим, глагол ὄχευε (совокупляйся), используемый Каллисфеном, имеет гораздо более крепкое значение, чем παῖζε, и используется, когда говорили о случках между животными [17]. Кроме того, конец надписи также немного другой [18].
Если это верно в отношении Арриана, то упоминающий, что в памятнике использовалось более крепкое словечко, приписывал Каллисфену, возможно, первоначальный текст надписи, в то время как версия Аристобула (которой следуют Афиней и Страбон и в целом Арриан) звучит помягче [19]. Следует также отметить, что у Каллисфена (а также у Аминты) памятник Сарданапалу находится в Ниневии, а не в Анхиале.
Что касается Аминты, то он упоминает курган, разрушенный Киром, где стояла каменная стела с надписью Сарданапала, переведенная Херилом [20]. В тексте нет упоминаний об основании двух городов, но присутствует только более широкий вариант моральных соображений Сарданапала о его жизни и человеческой природе.
Однако следует помнить, что сам Якоби в своем комментарии к FGrHist 124 F 34 указывает на свое недоумение в связи с тем фактом, что Каллисфен цитировал Гелланика. «Если кто–то хочет сохранить поправку Якоби, нужно подумать о заметке Фотия/Суды (или об ее источнике), которая подтвердила соответствие утверждений Гелланика и Каллисфена» (Ланфранки). Вместо этого Пранди принимает поправку, согласно которой эта интеграция является «прямолинейным и удовлетворительным решением для восстановления текста, который приписывается олинфскому историку со значительной правдоподобностью».
Таблица 5: Гробница Сарданапала

Аристобул

Каллисфен

Аминта

Типология памятника

μνῆμα ο μνημεῖον

μνῆμα

χῶμα

Локализация памятника

Анхиал

Ниневия

Ниневия

Иконография памятника

Каменный портрет Сарданапала в процессе щелканья пальцами правой руки

Статуя Сарданапала держит руки над головой, словно аплодируя

Не присутствует

Содержание надписи

Рассказ от первого лица об основании Тарса и Анхиала. Краткое приглашение в императиве второго лица насладиться удовольствиями жизни

Рассказ об основании. Краткое приглашение насладиться радостями жизни (более вульгарная форма)

Моральные соображения Сарданапала о его жизни и человеческой природе

Очевидно, что между версиями существует определенная несовместимость, восходящая к историкам, сопровождавшим Александра в его экспедиции. Мы долго пытались объяснить это противоречие. Вайсбах, начиная с наблюдения, что надпись Сарданапало, кажется, была написана на ионийском диалекте, в то время как авторы, которые передали ее, писали на аттическом, приписывают первое упоминание текста ионийскому автору, а точнее — Гелланику. Более того, Каллисфен, как и Гелланик, поверил бы в существование двух Сарданапалов, одного добродетельного, другого женоподобного и испорченного: первому можно было бы приписать основную надпись, а второму — приглашение наслаждаться удовольствиями жизни, даже если эта двойственность источника не указана в тексте.
Однако, чтобы объяснить различные местоположения памятника, Вайсбах заявляет, что тот, на который указывает Аристобул и помещенный в Анхиале, будет памятником Сеннахириму Ассирийскому, который в 696 году разрушил и восстановил этот город, восставший вместе с другими городами Киликии. По мнению ученого, историки Александра смешали Сеннахирима с более известным Сарданапалом и добавили эпитафию об удовольствиях жизни. Еще одно предложение было выдвинуто Фурлани, в соответствии с которым пассаж Фотия и лексикона Суды (которые цитируют Каллисфена) должны быть разделены на две части, и только первая (где упоминаются два Сарданапало) должна быть отнесена к Каллисфену (и следовательно к Гелланику), а вторая часть восходит к неопознанному источнику.
Наконец, Ланфранки предлагает «считать вторую часть отрывка из Фотия/Суды, в котором говорится о Каллисфене (или Гелланике), лишь «рассуждением» или «комментарием» (самого Фотия/Суды или источника, к которому он обратился), в котором сочетаются различные традиции о надписи, чтобы разрешить очевидные противоречия между различными версиями». Это также может объяснить другое положение рук статуи: «Если эта часть отрывка объясняется обоснованием противоречий между описаниями, то даже изображение Сарданапала, держащего руки над головой, можно считать интерпретацией лично Фотия/Суды (или его источника), который считает представление Аристобула невероятным».
Происхождение этой интерпретации, принятой, согласно гипотезе, Фотием и Судой, можно найти в пассаже Клеарха, цитируемом Афинеем, в котором говорится о звуке, производимом пальцами Сарданапала, как будто он исполняет танец [21].
Чтобы объяснить различную локализацию памятника, нужно учесть, что уже Аристотелю (и, следовательно, также Каллисфену, его родственнику) мог быть известен текст Сарданапала, написанный на стеле, сохранившейся в Ниневии, и содержащий нравоучительные соображения о его жизни и жизни человека [22]. Во время пребывания Александра в Анхиале, именно из–за того, что Сарданапал был также известен в греческом мире, он был признан на рельефе, на котором был изображен человек в акте щелканья пальцами. Получается, два источника (данные о надписи в Ниневии и о холме в Анхиале) слиты воедино из источников: Каллисфен и Аминта помещают гробницу в Ниневии, в то время как Аристобул относит уже известную надпись Сарданапала к царскому захоронению около Анхиала.
Следует отметить, наконец, как текст надписи также воспроизводится Плутархом, и даже в этом случае есть небольшая вариация: "Сарданапал, являясь мужчиной, ткал пурпур во дворце, лежа среди наложниц. Когда он умер, ему воздвигли мраморную статую, изображающего его танцующим соло по обычаю варваров и хлопающим в ладоши над головой, и написали: "Ешь, пей, занимайся любовью. Все остальное — ничто" [23]. Используемый глагол (ἀφροδισίαζε) имеет значение менее крепкое, чем у Каллисфена, но ближе к амурной области, чем παῖζε Аристобула.
В заключение, из представленного здесь краткого анализа источников о Сарданапале видно, что он был отрицательным персонажем, но очень известным в греческом мире: неудивительно поэтому, что Аристобул, сообщая, вероятно, о переходе Александра к Анхиалу, захотел упомянуть гробницу царя и статую с надписью [24]. Конечно, не сказано, что историк умел читать буквы ассирийцев, но более вероятно, что текст надписи был прочитан ему или объяснен кем–то или циркулировал уже в переводе.
Источники не сообщают о визите Александра к памятнику, но можно предположить, что это произошло, тем более, что он находился недалеко от городских стен [25]. Наличие этого описания в тексте Аристобула является примером его интереса к персидскому миру, который должен был найти много места в его работе [26].


[1] Arr., An. II 5, 1. О так называемых Ассирийских Воротах см. Xen., An. I 4, 4; Polyb. XII 17, 2; Strab. XIV 5, 19; Arr., An. II 6, 1. Экспедиция Пармениона упоминается также Курцием Руфом (III 7, 6-7), но с другими подробностями: по его словам, генерал овладел проходом, ведущим к Иссу, занял город и затем двинулся на юг, чтобы выслеживать врагов и оккупировать весь регион.
[2] «Тройное свидетельство по существу с одним содержанием не оставляет сомнений в фактическом происхождении всего эпизода из Аристобула, доказывая существование в тексте Аристобула определенного интереса к анекдотам, как и то, что его повествование было широким и всеобъемлющим, а не специализированным» (Леви).
[3] Hdt. II 150, 3. «Первые сохранившиеся записи о Сарданапале датируются пятым веком до нашей эры, но их аллюзивный характер доказывает, что уже тогда это была известная фигура: Геродот упоминает его как обладателя несметных богатств, и Аристофан в 414 г. использует его имя как прозвище. В городе птиц в тот момент, когда туда прибывает инспектор (ἐπίσκοπος) из Афин, Писфетер восклицает: τίς ὁ Σαρδανάπαλλος οὑτοσί; «Это что за Сарданапал?» (Ar. Av. 1021). Это говорит о том, что для большинства афинских зрителей имя звучало довольно красноречиво» (Ланфан). «Имя может происходить от Ашшур–данин–аплу, сына Салманассара III, или царя Ашшурбанипала, но логос о Сарданапале, несмотря на некоторые исторические упоминания, относится главным образом к области фольклора» (Ллойд).
[4] Diod. II, 23-27 (= Ktesias, FGrHist 688 F 1)
[5] Athen. XII 38 p. 528f-529a (который представляет историю смерти Сарданапала даже более подробно, чем Диодор); Arist., Pol. V 10, 22 p. 1311 b 40-1312a4; Nic. Dam., Exc. de virt. p. 329, 16 Büttner–Wobst (= FGrHist 90 F 2); Just., Epit. I 3, 2; Dion. Chrys. IV, 113; LXII, 6; Clem. Al., Paed. III, 11, 3.
[6] См., например, Diod. II 23, 1: «Сарданапал превзошел всех своих предшественников роскошью и праздностью; скрываясь от чужих глаз, он вел женоподобную жизнь в обществе своих наложниц».
[7] Diod. II 24-27 (=Ktesias, FGrHist 688 F 1; F 1b, 24-27). Имя Арбак, вероятно, в иранском написании, может быть приближено к эламскому har–baa[k] — qa и аккадскому ar–ba–ku, что будет означать «маленький». Это было имя мидийского командующего во времена Саргона II (721-705). Есть еще Арбак, генерал Артаксеркса II при Кунаксе (см. Xen., I 7, 12) и мидиец Арбак, который предал царя в той же битве (см. Plut., Art. 14, 3). Имя Белесис, с другой стороны, вероятно происходит от аккадского Ba–la–su, «как и в случае с Арбаком, это имя скорее перекликается с именем современника Ктесия, вавилонянина Бельшуну, известного из вавилонских табличек в качестве управляющего вавилонской коммерческой фирмой и «губернатора Эбир–Нари» и упоминаемого Ксенофонтом (Anabase, I, 4, 10) в должности сатрапа Сирии» (Ланфан). Mакгиннис считает, что имя могло быть искажением Набу–апла–ушура (Набополасара), союзного с мидянами вавилонского царя.
[8] О смерти Сарданапала ср. Diod. II 27, 2. О падении Ниневии, о котором Геродот хотел рассказать в возможно неопубликованной работе (см. Hdt, I 106, I 184) появился очень важный клинописный источник, так называемая «Хроника падения Ниневии», составленная в позднюю вавилонскую эпоху, на которой невозможно подробно остановиться в этом эссе, но которая подтверждает в своей общей канве данные, переданные Ктесием–Диодором, также с различными именами и хронологическими изветвлениями.
[9] Athen. XII 38-39, 528f-530c. Стереотип Сарданапала в виде примера похотливого царя канонизирован также Аристотелем (Pol. V 10 1312a; EN I 1095b 22; EE I 1216b 16).
[10] Strab. XIV 5, 9.
[11] Согласно другой традиции, переданной Стефаном Византийским (s.v. Αγχιάλη) и восходящей к грамматику Диодору, город был основан Анхиалой, дочерью титана Япета, брошенного Зевсом в Тартар.
[12] Следует также подчеркнуть лексическое соответствие историй Афинея и Страбона: оба автора фактически используют одни и те же слова и выражения. Положение рук при акте щелчка пальцами находит параллели на ассирийских рельефах.
[13] Согласно Босуорту, вместо этого можно предположить, что источником Арриана для этого эпизода был Птолемей.
[14] Arr., An. II 5, 4 (= F 9c).
[15] Phot., s.v. Σαρδαναπάλους; Suda, s.v. Σαρδαναπάλους [Σ 122 Adler] (= Callisth., FGrHist 124 F 34).
[16] Athen. XII 39, 529e-f (= AMYNTAS, FGrHist 122 F 2).
[17] См., например, Hdt. III 85, 3; PL., R. 454.
[18] Согласно Босуорту, мы могли бы приписать Каллисфену первую попытку интерпретации надписи в Анхиале греком.
[19] Arr., An. II 5, 4.
[20] Это мог быть Херил из Исса, который следовал за Александром, согласно тому, что сообщает в своем комментарии к Ars poetica Порфирион (к ст. 357). Согласно другой гипотезе, это мог бы быть одноименный эпический поэт пятого века.
[21] Athen. XII 39, 529d-e.
[22] Cic., Tusc. V 101: «Что у меня есть, — это то, что я съел, и то, что удовлетворяло мою страсть, но многие и другие замечательные вещи остались здесь. Только это нужно было бы написать на могиле быка, а не на гробнице, говорит Аристотель».
[23] Plut., De Alex. fort. 336c. Плутарх в первой речи упоминает Сарданапала среди царей, которым фортуна подарила царскую корону (Plut., De Alex. fort. 326f), и вскоре после этого вспоминает другую надпись, выгравированную на его могиле, со словами, которые подчеркивают похоть ассирийского царя (Plut., De Alex. fort. 330f).
[24] Интерес Аристобула к царским погребениям также проявляется в подробном описании гробницы Кира, к которой мы вернемся позже (см. F 51).
[25] Arr., An. II 5, 3: «"И гробница Сарданапала была возле стен Анхиала».
[26] Другие фрагменты, имеющие отношение к персидскому миру: F 10; F 51; F 55.

F 10: Александр и царственные пленницы

Arr., An. II 12, 3-6

ὁ δὲ οὐδὲ τῆς μητρὸς τῆς Δαρείου οὐδὲ τῆς γυναικὸς ἢ τῶν παίδων ἠμέλησεν. ἀλλὰ λέγουσί τινες τῶν τὰ ᾽Αλεξάνδρου γραψάντων τῆς νυκτὸς αὐτῆς, ἧι ἀπὸ τῆς διώξεως τῆς Δαρείου ἐπανῆκεν, ἐς τὴν σκηνὴν παρελθόντα αὐτὸν τὴν Δαρείου, ἥτις αὐτῶι ἐξηιρημένη ἦν, ἀκοῦσαι γυναικῶν οἰμωγὴν καὶ ἄλλον τοιοῦτον θόρυβον οὐ πόρρω τῆς σκηνῆς. (4) πυθέσθαι οὖν αἵτινες γυναῖκες καὶ ἀνθ᾽ ὅτου οὕτως ἐγγὺς παρασκηνοῦσι· καί τινα ἐξαγγεῖλαι ὅτι ‘ὦ βασιλεῦ, ἡ μήτηρ τε καὶ ἡ γυνὴ Δαρείου καὶ οἱ παῖδες, ὡς ἐξηγγέλθη αὐταῖς ὅτι τὸ τόξον τε τοῦ Δαρείου ἔχεις καὶ τὸν κάνδυν τὸν βασιλικόν, καὶ ἡ ἀσπὶς ὅτι κεκόμισται ὀπίσω ἡ Δαρείου, ὡς ἐπὶ τεθνεῶτι Δαρείωι ἀνοιμώζουσιν’. (5) ταῦτα ἀκούσαντα ᾽Αλέξανδρον πέμψαι πρὸς αὐτὰς Λεοννάτον, ἕνα τῶν ἑταίρων, ἐντειλάμενον φράσαι ὅτι ζῆι Δαρεῖος, τὰ δὲ ὅπλα καὶ τὸν κάνδυν ὅτι φεύγων ἀπέλιπεν ἐπὶ τῶι ἅρματι καὶ ταῦτα ὅτι μόνα ἔχει ᾽Αλέξανδρος. καὶ Λεοννάτον παρελθόντα ἐς τὴν σκηνὴν τά τε περὶ Δαρείου εἰπεῖν καὶ ὅτι τὴν θεραπείαν αὐταῖς ξυγχωρεῖ ᾽Αλέξανδρος τὴν βασιλικήν, καὶ τὸν ἄλλον κόσμον καὶ καλεῖσθαι βασιλίσσας, ἐπεὶ οὐδὲ κατὰ ἔχθραν οἱ γενέσθαι τὸν πόλεμον πρὸς Δαρεῖον, ἀλλ᾽ ὑπὲρ τῆς ἀρχῆς τῆς ᾽Ασίας διαπεπολεμῆσθαι ἐννόμως. (6) ταῦτα μὲν Πτολεμαῖος καὶ ᾽Αριστόβουλος λέγουσι· λόγος δὲ ἔχει καὶ αύτὸν ᾽Αλέξανδρον τῆι ύστεραίαι ἐλθεῖν …

Александр не пренебрег ни матерью Дария, ни его женой и детьми. Некоторые историки Александра указывают, что в ту же ночь, когда он вернулся из погони за Дарием, он, войдя в шатер последнего, который был ему назначен, услышал вопли женщин и шум недалеко от шатра. Он, следовательно, спросил, кто были те женщины и почему у них шатер так близко. И кто–то сказал ему: "Это, о царь, мать, жена и дети Дария. Когда им было объявлено, что у тебя лук и плащ Дария, и что щит тоже привезен, начался плач о смерти Дария". Услышав все это, Александр послал к ним Леонната, одного из товарищей, приказав доложить им, что Дарий жив, но в бегстве он оставил на повозке оружие и мантию, и что у Александра есть только эти вещи. Войдя в шатер, Леоннат сообщил новость о Дарии и сказал, что Александр окажет им уважение и прочие почести из–за их царского статуса, и что их будут называть царицами, потому что война, которую он вел с Дарием, не была продиктована личной ненавистью, но они честно боролись за господство над Азией. Эти события сообщаются Птолемеем и Аристобулом. Существует традиция, согласно которой на следующий день Александр пошел лично …

Фрагмент помещается сразу же после рассказа о битве при Иссе, произошедшей в октябре 333 года. Арриан широко и очень подробно описывает это военное событие, однако не ссылается на источник, который он использовал. По мнению многих ученых, за историей Арриана стоит Птолемей, упомянутый в отрывке о бегстве Дария, но не исключено, что рассказ произошел из Каллисфена, который мог быть первоначальным источником [1]. В любом случае, ни один из источников о битве при Иссе прямо не цитирует Аристобула, и поэтому невозможно определить, какой была его версия события [2].
Согласно тому, что сообщает Арриан, Дарий, понимая, что и левое крыло уступит македонцам, бежал с несколькими людьми, оставив на пути колесницу, плащ, лук и щит, и сумел, также в начале ночи, оторваться от преследователей, в первую очередь от Александра, который, с наступлением темноты, вернулся в лагерь, принеся с собой личные вещи, которые персидский государь бросил в бегстве [3]. Лагерь Дария был захвачен при первом нападении, но добыча была невелика, так как большую часть денег и драгоценной утвари Великий Царь отправил в Дамаск [4]. Однако, согласно рассказу Арриана, "мать и жена Дария, которая также была его сестрой, и маленький сын оставались в лагере. И были также взяты в плен две дочери, и другие женщины свиты, жены персидских сановников, но не многие: фактически, другие персы отправили своих жен вместе с их багажом в Дамаск» [5].
Плутарх и Юстин не упоминают о сыне, которого, по словам Курция Руфа, звали Ох и которому еще не было семи лет [6]. По словам Диодора и Квинта Руфа, мать звали Σισύγαμβρις или Sisigambis [7]. Однако, по словам Плутарха, жену звали Статирой [8].
Затем Арриан сообщил об обращении, которое Александр оказал этим женщинам, прямо упомянув два своих источника, Птолемея и Аристобула: царь послал к ним Леонната, чтобы сказать, что Дарий не умер, и что, кроме того, Александр сохранит для них все почести, которые соответствовали их царскому положению [9]; затем Арриан сообщает о другой традиции из анонимного источника, согласно которому на следующий день Александр лично в сопровождении Гефестиона ходил в палатку пленниц. Мать Великого Царя, не узнав Александра, простерлась перед Гефестионом, и когда, осознав ошибку, от стыда попятилась, государь воспрепятствовал ей, сказав, что его спутник тоже Александр [10].
Что касается других источников, то Плутарх согласен с версией, приписываемой Птолемею и Аристобулу [11]. Это может заставить подумать, учитывая использование херонейским биографом Аристобула, что именно он является его источником для эпизода, даже если он прямо не цитируется. Однако у Диодора, похоже, произошло слияние двух версий, о которых позже сообщил Арриан: Леоннат, фактически, идет к персидским женщинам, чтобы объявить о визите Александра, запланированном на следующий день [12]. Также у Курция Руфа, который представляет очень подробную историю, именно Леоннат сперва пришел утешить женщин, но на следующий день его визита к ним явились Александр и Гефестион, как описано Аррианом [13]. Наконец, Юстин рассказывают о визите одного Александра: невозможно определить, была ли это оригинальная версия Tрога, или же эпитоматор объединил две версии [14].
Итак, можно сделать вывод, что у Птолемея и Аристобула эпизод с визитом Александра к пленницам не присутствовал, а был лишь эпизод с вторжением Леонната. В любом случае из обеих версий явствует великодушие Александра, который с величайшим уважением относится к важным пленницам. Кроме того, это отношение контрастирует с поведением его врага. Фактически, перед битвой, как сообщают источники, Дарий, заняв Исс, пытал и убивал македонцев, которые остались в городе из–за болезней [15].
Поэтому существует сильная противоположность между различными видами поведения: Дарий и персы, как только они военным путем оккупируют город, уничтожают раненых противников; Александр и македонцы, напротив, выиграв важную битву, заботятся о том, чтобы похоронить павших и с должным уважением относятся к женщинам персов. Поэтому положительный образ возникает из эпизода с македонским правителем, который не допускает насилие, но чтит побежденного врага, поскольку он борется не из личной вражды против персов, а за завоевание Азии.
Символическое значение узниц Александра также следует подчеркнуть. Греческие источники часто подчеркивали роль ахеменидских цариц и их влияние на политику детей или мужей [16]. Александр, кажется, сразу понимает роль этих женских фигур, а также тот вклад, который они могут внести в его легитимность как суверенного государя Азии: даже с этой точки зрения мы можем объяснить его великодушие по отношению к ним. В речи, которую Курций Руф вкладывает в уста Сисигамбис, царица сообщает, что, хотя Александр назвал ее матерью, она объявила себя его рабыней [17]; эпизод может продемонстрировать, как Александр, чтобы узаконить свое господство над Азией, будет готов «принять» семью Дария как свою собственную [18]. Так же можно интерпретировать историю Курция о встрече Александра с сыном Дария, который совсем не испугался незнакомца и обнял его [19]. Приведенные эпизоды, возможно, не имеют исторической ценности, но были созданы пропагандой на более позднем этапе, вероятно, для того, чтобы ответить на необходимость со стороны Александра быть признанным законным наследником империи Ахеменидов, но подчеркивают в каждом случае важность о захвате женщин царской семьи [20].
Что касается судьбы женщин в последующий период, то источники не особо точны. Они передают только то, что жена Великого царя умерла в плену, по некоторым данным, весной 331 года, по словам Курция Руфа, родив сына, из–за тяжести путешествия [21]. Сисигамбис, царица–мать, была позже оставлена ​​Александром в Сузах [22]; Арриан сообщает о ее заступничестве перед македонским правителем за уксиев, что может быть признаком почтения и уважения, которые Александр питал к ней [23]. Наконец, это первый случай, когда Арриан прямо цитирует Птолемея и Аристобула в качестве источника для эпизода экспедиции Александра. Невозможно восстановить, сколько эпизодов Арриан извлекает из одного или другого источника: можно разумно предположить, что версии двух авторов совпадают, и что для этого Арриану не было необходимости вставлять дополнительные спецификации.


[1] Арриан сообщает, что, по словам Птолемея, который был с Александром, павших персов было так много, что гнавшиеся Дария пересекли ущелье, следуя по трупам (Arr., An. II 11, 8).
[2] В дополнение к Арриану и Каллисфену о битве сообщают также Diod. XVII 32, 2-36; Plut., Alex. 20; Curt. Ruf. III 8-11; Just., Epit. XI 9; POxy 1748, fr. 44 (FGrHist 148 F 44).
[3] Arr., An. II 11, 4-6.
[4] Arr., An. II 11, 12.
[5] Arr., An. II 11, 9. См. также Diod. XVII 36, 2; Plut., Alex. 21, 1; Curt. Ruf. III 11, 24-25; Just., Epit. XI 9, 12; Fragm. Sabb. 5 (= FGrHist 151 F 1, 5).
[6] Curt. Ruf. III 11, 24; IV 11, 6. Имя подтверждается также в Fragm. Sabb. 5 (= FGrHist 151 F 1, 5).
[7] Diod. XVII 37, 3; Curt. Ruf. III 3, 22..
[8] Plut., Alex. 30, 5; 8. Дочерей звали Дрипетида и Статира. Ср. Fragm. Sabb. 5 (= FGrHist 151 F 1, 5).
[9] Следует отметить, что Аристобул и Птолемей упоминаются только в первой версии эпизода. Арриан фактически представляет историю царских пленниц, ссылаясь на то, что передали «некоторые из историков Александра». Вероятно, все источники, с которыми он консультировался, представляли визит Леонната к женщинам, и что историк из Никомедии хотел подчеркнуть, что это была версия Аристобула и Птолемея: два источника, которые были для него наиболее верными свидетелями, не упоминали о визите Александра к персидским женщинам. Леоннат был телохранителем Филиппа, и он участвовал в убийстве Павсания, убийцы царя (Diod. XVI 94, 4). Уроженец или житель Пеллы (Arr., An. VI 28, 4; Ind. XVIII 3), он согласно Курцию Руфу был царской крови (X 7, 8), и согласно лексикону Суды являлся родственником Эвридики, матери Филиппа II (Suda, s.v. Λεοννάτος [E 249 Adler]). В битве при Иссе он был одним из гетайров, но зимой 332/1 г. был принят в число соматофилаков царя (Arr., An. III 5, 5). Его не следует путать с его тезкой, который высмеивал Александра за провал введения проскинесиса при македонскм дворе в 327 году (Arr., An. VI 12, 2). Его визит к персидским женщинам ставится под сомнение Геккелем, выдвинувшим гипотезу об ошибке в источниках, которые упомянули Леонната вместо Лаомедонта, другого гетайра, говорящего по–персидски.
[10] Arr., An. II 12, 6-8. По мнению Гамильтона, источником этой версии будет Клитарх.
[11] Plut., Alex. 21, 1-7.
[12] Diod. XVII 37, 3-38.
[13] Curt. Ruf. III 12, 3-17.
[14] Just., Epit. XI 9, 12-16.
[15] Arr., An. II 7, 1. Курций Руф также сообщает о пытках, применных Дарием и его людьми против македонцев–инвалидов и раненых (Curt. Ruf. III 8, 14-15).
[16] Можно вспомнить Атоссу, сестру и жену Камбиса, которая после его смерти вышла замуж за Дария I и стала матерью Ксеркса (см. Hdt, III 88, 2-3), или ее тезку, которая играла важную роль в кровавых династических событиях царствования Артаксеркса II (Plut., Art. 23, 26).
[17] Источники также свидетельствуют о том, что после Исса среди солдат распространился слух, согласно которому евнуху жены Дария удалось бежать и добраться до Великого царя, и он рассказал ему об уважительном обращении Александра с его родственниками. Тогда Дарий попросил Зевса сделать македонца правителем Азии на случай, если он потеряет власть. См. Arr., An. IV 20, 1-3; Plut., Alex. 30; De Alex. fort. 338e-f; Curt. Ruf. IV 10, 2534; Ath. XIII 603c.
[18] См. также Diod. XVII 37, 6.
[19] Curt. Ruf. III 12, 26. Можно также упомянуть обещание Александра дать богатые дары дочерям Великого царя (Diod. XVII 38, 1).
[20] Тема пропаганды будет использоваться еще сильнее после убийства Дария Бессом, когда Александр предстанет как мститель за Великого царя, убитого обманом.
[21] Curt. Ruf. IV 10, 19: «измученная усталостью от продолжительного марша и болью в душе, она рухнула в объятия своей свекрови и молодых дочерей, а затем внезапно умерла". Ниже приводится рассказ о скорби Александра, как если бы он потерял родственника. Рассказывают еще, что царица погибла, родив ребенка Plut., Alex. 30, 1; Just., Epit. XI 12, 6.
[22] Diod. XVII 67, 1; Curt. Ruf. V 2, 17.
[23] Arr., An. III 17, 6. Источник, приведенный Аррианом — Птолемей.

F 11: Александр и Барсина

Plut., Alex. 21

ἀλλ᾽ ᾽Αλέξανδρος (…) οὐτε τούτων ἔθιγεν οὐτε ἄλλην ἔγνω γυναῖκα πρὸ γάμου πλὴν Βαρσίνης. αὕτη δὲ μετὰ τὴν Μέμνονος τελευτὴν χήρα γενομένη περὶ Iαμασκὸν ἐλήφθη. Πεπαιδευμένη δὲ παιδείαν ῾Ελληνικὴν καὶ τὸν τρόπον ἐπιεικὴς οὖσα καὶ πατρὸς ᾽Αρταβάζου γεγονότος ἐκ βασιλέως θυγατρὸς ἐγνώσθη, Παρμενίωνος προτρεψαμένου τὸν ᾽Αλέξανδρον, ὥς φησιν ᾽Αριστόβουλος, καλῆς καὶ γενναίας [καὶ τὸ κάλλος] ἅψασθαι γυναικός.

Однако Александр не коснулся ни жены Дария, ни его дочерей, и не встречался с другими женщинами до брака, кроме Барсины. Последняя, которая стала вдовой после смерти Мемнона, была захвачена в Дамаске. Воспитанная по–гречески, дочь Артабаза, который в свою очередь был сыном дочери царя, она понравилась Александру, как говорит Аристобул, поэтому Парменион побудил его сойтись со столь красивой и благородной женщиной

Фрагмент, как и предыдущий, касается отношений Александра с женщинами. Плутарх сообщает об уважительном отношении македонского царя к женщинам персидской царской семьи, и эпизодом с Барсиной начинается экскурс об аскетизме Александра [1]. По словам херонейского биографа, Барсина была захвачена в Дамаске, и поэтому ее пленение можно поместить в конце 333 года [2]. Плутарх не единственный источник, который называет Барсину [3]. Мы знаем, что она была дочерью Артабаза и женой Ментора и Мемнона [4]. От первого брака, по данным источников, у нее было три дочери, а от второго сын, с которым она была послана в заложники к Дарию после смерти Мемнона в 333 году до битвы при Иссе [5]. Из фрагмента видно, что она вступила в контакт с Александром в Дамаске. Это подтверждают Курций Руф и Юстин, которые сообщают, что Парменион взял ее в плен [6].
Аристобул, похоже, заинтересован в том, чтобы подчеркнуть, что Александр связал себя с Барсиной по настоянию Пармениона, и потому, что она была женщиной необычайной красоты и благородства [7]. Как мы видели из фрагмента 10, Аристобул не только демонстрирует внимание к превратностям в жизни женщин, но также подчеркивает уважение, которое Александр проявлял к женщинам [8]. Поэтому можно предположить, что, подобно Плутарху, Аристобул уже хотел подчеркнуть умеренность Александра, и тот факт, что он обычно не теряет голову в страстных делах [9].
В последующих фрагментах Барсина не появляется, поэтому невозможно узнать, говорил ли о ней Аристобул и в каких выражениях.
Для полноты картины мы кратко сообщим, что о судьбе этой женщины сообщают другие источники. Многие источники, кроме Арриана, сообщают, что Барсина подарила Александру ребенка мужского пола, которого звали Геракл [10]. Молчание Арриана об этом сыне македонского государя могло быть признаком того факта, что даже его основные источники, Птолемей и Аристобул, не называли Геракла. После смерти Александра, по словам Курция Руфа, Неарх безуспешно предлагал назначить правителем Геракла [11]. Барсина и его сын были переведены в Пергам, где они оставались до 309 года, когда Кассандр убедил Полисперхонта избавиться от него [12]. Ученые долго обсуждали реальное существование Геракла [13]. Помимо этой проблемы, следует подчеркнуть молчание Арриана (и, скорее всего, его источников) об этом незаконнорожденном сыне Александра. У нас мало информации, чтобы объяснить его отсутствие, и мы можем работать только в области гипотез.
Что касается Аристобула, то его молчание о Геракле (если он действительно не говорил о нем в своей работе) неудивительно: для историка с этническим определителем Κασσανδρεύς, который вероятно, имел какую–то связь с Кассандром, было бы целесообразно молчать о наследнике Александра, который, согласно источникам, был устранен сыном Антипатра.


[1] Plut., Alex. 22.
[2] Данные подтверждаются Курцием Руфом (III 13, 14), где говорится, что вдова Мемнона была захвачена в Дамаске Парменионом. Арриан также упоминает о присутствии в городе знатных персидских женщин, хотя он не приводит их имен (An. II. 11, 9).
[3] Плутарх называет ее еще раз, именуя ее дочерью Артабаза (Eum. 1, 7). Другие источники: Diod. XVII 22, 20; Arr., An. VII 4, 6; Paus. IX 7, 2.
[4] Артабаз, по данным источников, имел 21 ребенка. В своем первом браке она была замужем за Ментором, который умер до 336 года. Ср. Plut., Eum. 1, 7; Diod. XVI 52, 4; Demosth. XXIII 154; 157; Curt. Ruf. III 13.
[5] Diod. XVII 23, 5-6; 32, 3; Arr., An. II 11, 9; VII 4, 6; Curt. Ruf. III 8, 12; 13, 14.
[6] Curt. Ruf. III 13, 14; Just., Epit. XI 10, 2.
[7] Красоту Барсины подчеркивает также Юстин, согласно которому Александр был поражен прекрасной внешностью женщины (Epit. XI 10, 2-3).
[8] Смотрите также эпизод c Тимоклеей, описанный в F 2.
[9] См. также комментарий к фрагменту 52 о царской свадьбе в Сузах, где названа другая Барсина, дочь Дария III.
[10] Plut., Eum. 1, 7; Diod. XX 20, 1; Just., Epit. XI 10, 3; XIII 2, 7; XV 2, 3; Paus. IX 7, 2; Curt. Ruf. X 6, 11-13. Диодор помещает рождение Геракла в 327/6 г. (XX 20, 1), в то время как в 325/4 г. (Epit. XV 2, 3).
[11] Curt. Ruf. X 6, 10-12; см. также Just., Epit. XIII 2, 7.
[12] Just., Epit. XIII 2, 7; XV 2, 3; Diod. XX 28, 1; Paus. IX 7, 2 (где говорится о том, что Геракл был отравлен).
[13] Тарн отрицал существование Геракла, в первую очередь на хронологической основе. Ему возражал Берве.

F 12: Осада Тира

Menand., π. ἐπιδεικτ. II 1 (III 345 Sp)

εἰ δὲ νῆσον ἐπαινοίης, καὶ πρὸς ἡδονὴν καὶ πρὸς ὠφέλειαν, ὥσπερ Ἀριστείδης ἐν τῷ Νησιωτικῷ. εἰ δὲ νήσῳ ἐοικυῖαν, ἅ τε περὶ Τύρου Ἀριστόβουλος ἱστόρησε καὶ περὶ Κυζίκου Ἀριστείδης ἐν τῷ πρὸς Κυζικηνούς…

Если ты хвалишь остров и за его красоту, и за его выгоды, как Аристид в своей работе «Об островитянах»; если бы я похвалил тот факт, что он напоминает остров, как Аристобул рассказывал о Тире, а Аристид о Кизике …

Фрагмент взят из риторического трактата Менандра из Лаодикеи. Мало что известно о Meнандре. Уроженец лаодикейского Лика во Фригии, он, вероятно, жил в третьем веке нашей эры. В лексиконе Суды он обозначен как σοφιστής. Под его именем дошли два риторических трактата, из одного из которых взята цитата из Аристобула.
Трудно сформулировать очень краткое упоминание о Менандре в труде Аристобула. Этот фрагмент, однако, ясно указывает на то, что историк из Кассандрии в своей работе указывал на Тир и поэтому вполне вероятно, что он описывает осаду этого города Александром в феврале 332 г. [1]. Источники, рассказывающие об осаде, не сообщают об Аристобуле или других историках его современниках, но мы можем предположить, что по крайней мере Арриан использовал работу Аристобула вместе с работой Птолемея, учитывая, что эти двое являются его основными источниками.
Согласно наиболее исчерпывающему докладу Арриана, Александр, заняв Библ и Сидон, направился к Тиру [2]. Во время путешествия послы Тира пришли сказать ему, что город решил выполнить указания Александра. Он приказал им вернуться в город и объявил, что хочет принести жертву Гераклу, как только он прибудет в город [3]. Жители Тира, однако, не хотели принимать в городе македонцев или персов, что вызвало гнев правителя [4]. Александр в своей речи убедил гетайров и генералов армии в необходимости нападения на Тир, чтобы все финикийцы со своими кораблями были вынуждены перейти к македонцам, что поставило бы персов в большое затруднение [5].
После речи Александра Арриан вставляет повествование о чуде, которое подтолкнуло македонского царя к действию: во сне, когда он атаковал город Тир, Геракл протянул руку и ввел его в город. Затем начинается описание фактической осады. Чтобы устранить трудности, связанные с местоположением города, Александр решил построить пирс, который с материка достиг бы стен; на оконечности пирса были построены две башни, где были установлены военные машины. В ответ тирийцам удалось поджечь башни и уничтожить все македонские машины. Тогда Александр отдал приказ построить гораздо больший пирс, начиная с материка. Тем временем он отправился в Сидон, чтобы забрать готовые триремы [6]. Царь Арада Герострат, царь Библа Энил и цари Кипра поддержали Александра, который после вторжения в Аравию приступил к осаде Тира.
Затем Арриан приступает к подробному описанию фактической осады, которая длилась долгие месяцы и в которой погибли восемь тысяч тирийцев и четыреста македонян [7].
Описание осады Тира Плутархом, помимо того, что оно короче и не так многословно, представляет некоторые подробности, отличные от информации у Арриана [8]. По словам херонейского биографа, цари добровольно передали в руки Александра Кипр и Финикию за исключением Тира, который осаждался затем в течение семи месяцев с помощью военных машин, траншей и двухсот трирем [9]. У херонейца нет никаких упоминаний о речи Александра войску или свите. В рассказе Плутарха отмечается вкус к анекдотам и к чудесам: биограф не только рассказывает о видении во сне Геракла, который звал Александра с городских стен и протягивал ему правую руку, но и утверждает, что многим жителям Тира во сне бог Аполлон якобы сказал, что он переезжает к Александру, потому что он был недоволен тем, что происходило в городе. Поэтому тирийцы связали монументальную статую бога веревками, назвав его приверженцем Александра. Плутарх затем сообщает о другом видении Александра и упоминает, что во время осады он также совершил вылазку против арабов, и что он поставил под угрозу свою жизнь, чтобы спасти своего старого педагога, Лисимаха [10].
Даже описание конца осады у обоих авторов разное, потому что у Арриана нет упоминания о заявлении предсказателя Аристандра о завершении войны, присутствующем в повествовании Плутарха, и, в свою очередь, херонейский биограф не останавливается на подробностях окончательного штурма македонцами Тира [11]. Арриан и Плутарх, следовательно, не опирались на одни и те же источники, и, если мы не можем исключить, что эпизод с Гераклом, появляющимся во сне Александру (переданный обоими), на самом деле был у Птолемея и Аристобула, то относительно остальной части повествования можно утверждать, что Плутарх не опирался на двух историков.
Однако из фрагмента 12 следует, что Аристобул также изучил географические особенности Тира и особенно подчеркнул его близость к морю, и именно поэтому он был упомянут Менандром в его риторическом трактате. Очень короткая цитата не позволяет понять, действительно ли Менандр имел перед собой Аристобула или, по крайней мере, читал часть его работы, которая была связана с Тиром, или же он просто привел цитату из вторых рук. Свидетельство, однако, важно потому, что оно показывает, что Аристобул, который ни разу не упомянут латинскими авторами, был известен в третьем столетии нашей эры в восточных регионах. Кроме того, цитата в работе не исторического, а риторического характера может указывать на то, что части его произведения, независимо от всей исторической работы, приобрели собственную репутацию и являли для культурной аудитории узнаваемый и знакомый пример.


[1] Основными источниками осады Тира являются Diod. XVII 40, 2-46; Plut., Alex. 24; Arr., An. II 18-24; Curt. Ruf. IV 2-4.
[2] Arr., An. II 15, 6. Только Курций Руф (IV 1, 34-40) упоминает, помещая ее в этот момент, попытку персов вернуть Лидию и побережье Геллеспонта, но эта попытка не удалась.
[3] Arr., An. II 15, 7.
[4] Arr., An. II 16, 7-8. Арриан также делает отступление о храме Геракла в Тире, а также о генеалогии и хронологии этого героя (An. II 16, 1-6).
[5] Arr., An. II 17. И у Курция Руфа (IV 2, 16-18) представлена речь Александра «командирам с задачей вдохновить войска», но используемые темы не совпадают с присутствующими у Арриана (например, не делается никаких ссылок на опасность наступления персидских войск в Европе в результате неудавшегося завоевания Тира). Ученые обсуждают, произнесена ли эта речь просто по случаю, или Арриан приспособил к эпизоду речь, которую он нашел в своих источниках в другом контексте. Можно предположить, что Аристобул и Птолемей в своих работах верно сообщали о некоторых речах македонского правителя и поэтому Арриан использовал их в качестве источников для описания осады Тира.
[6] Arr., An. II 18-19.
[7] Arr., An. II 20-24.
[8] Plut., Alex. 24, 4 – 25, 3.
[9] Plut., Alex. 24, 4-5. Диодор (XVII 46, 5) и Курций Руф (IV 4, 19) также сообщают, что осада Тира длилась семь месяцев. Согласно Арриану (Аn. II 24, 6) город был взят в месяце гекатомбеоне (июль/август) 332 года, так что, сопоставив различные источники, можно предположить, что осада началась в январе.
[10] Plut., Alex. 24, 6-14.
[11] Plut., Alex. 25, 1-3; Arr., An. II 23-24.

F 13-15: Александр и оракул Аммона

Arr., An. III 3-4

Ἐπὶ τούτοις δὲ πόθος λαμβάνει αὐτὸν ἐλθεῖν παρ’Ἄμμωνα ἐς Λιβύην, τὸ μέν τι τῷ θεῷ χρησόμενον, ὅτι ἀτρεκὲς ἐλέγετο εἶναι τὸ μαντεῖον τοῦ Ἄμμωνος καὶ χρήσασθαι αὐτῷ Περσέα καὶ Ἡρακλέα, τὸν μὲν ἐπὶ τὴν Γοργόνα ὅτε πρὸς Πολυδέκτου ἐστέλλετο, τὸν δὲ ὅτε παρ’ Ἀνταῖον ᾔει εἰς Λιβύην καὶ παρὰ Βούσιριν εἰς Αἴγυπτον. Ἀλεξάνδρῳ δὲ φιλοτιμία ἦν πρὸς Περσέα καὶ Ἡρακλέα, ἀπὸ γένους τε ὄντι τοῦ ἀμφοῖν καί τι καὶ αὐτὸς τῆς γενέσεως τῆς ἑαυτοῦ ἐς Ἄμμωνα ἀνέφερε, καθάπερ οἱ μῦθοι τὴν Ἡρακλέους τε καὶ Περσέως ἐς Iία. καὶ οὖν παρ’ Ἄμμωνα ταύτῃ τῇ γνώμῃ ἐστέλλετο, ὡς καὶ τὰ αὑτοῦ ἀτρεκέστερον εἰσόμενος ἢ φήσων γε ἐγνωκέναι. Μέχρι μὲν δὴ Παραιτονίου παρὰ θάλασσαν ᾔει δι’ἐρήμου, οὐ μέντοι δι’ ἀνύδρου τῆς χώρας, σταδίους ἐς καὶ ἑξακοσίους, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος. ἐντεῦθεν δὲ ἐς τὴν μεσόγαιαν ἐτράπετο, ἵνα τὸ μαντεῖον ἦν τοῦ Ἄμμωνος. ἔστι δὲ ἐρήμη τε ἡ ὁδὸς καὶ ψάμμος ἡ πολλὴ αὐτῆς καὶ ἄνυδρος. ὕδωρ δὲ ἐξ οὐρανοῦ πολὺ ᾽Αλεξάνδρωι ἐγένετο, καὶ τοῦτο ἐς τὸ θεῖον ἀνηνέχθη. ἀνηνέχθη δὲ ἐς τὸ θεῖον καὶ τόδε· ἄνεμος νότος ἐπὰν πνεύσηι ἐν ἐκείνωι τῶι χώρωι, τῆς ψάμμου ἐπιφορεῖ κατὰ τῆς ὁδοῦ ἐπὶ μἐγα, καὶ ἀφανίζεται τῆς ὁδοῦ τὰ σημεῖα οὐδὲ ἔστιν εἰδέναι ἵνα χρὴ πορεύεσθαι καθάπερ ἐν πελάγει τῆι ψάμμωι, ὅτι σημεῖα οὐκ ἔστι κατὰ τὴν ὁδὸν οὐτε που ὄρος οὐτε δένδρον οὐτε γήλοφοι βέβαιοι ἀνεστηκότες, οἷστισιν οἱ ὁδῖται τεκμαίροιντο ἂν τὴν πορείαν, καθάπερ οἱ ναῦται τοῖς ἄστροις, ἀλλὰ ἐπλανᾶτο γὰρ ἡ στρατιὰ ᾽Αλεξάνδρωι καὶ οἱ ἡγεμόνες τῆς ὁδοῦ ἀμφίβολοι ἦσαν. Πτολεμαῖος μὲν δὴ ὁ Λάγου λέγει δράκοντας δύο ἰέναι πρὸ τοῦ στρατεύματος (…) Ἀριστόβουλος δέ, καὶ ὁ πλείων λόγος ταύτῃ κατέχει, κόρακας δύο προπετομένους πρὸ τῆς στρατιᾶς, τούτους γενέσθαι Ἀλεξάνδρῳ τοὺς ἡγεμόνας. Ὁ δὲ χῶρος, ἵναπερ τοῦ Ἄμμωνος τὸ ἱερόν ἐστι, τὰ μὲν κύκλῳ πάντα ἔρημα καὶ ψάμμον τὸ πᾶν ἔχει καὶ ἄνυδρον, αὐτὸς δὲ ἐν μέσῳ ὀλίγος ὢν (ὅσον γὰρ πλεῖστον αὐτοῦ ἐς πλάτος διέχει ἐς τεσσαράκοντα μάλιστα σταδίους ἔρχεται) κατάπλεώς ἐστιν ἡμέρων δένδρων, ἐλαιῶν καὶ φοινίκων, καὶ ἔνδροσος μόνος τῶν πέριξ. καὶ πηγὴ ἐξ αὐτοῦ ἀνίσχει οὐδέν τι ἐοικυῖα ταῖς πηγαῖς, ὅσαι ἄλλαι ἐκ γῆς ἀνίσχουσιν. ἐν μὲν γὰρ μεσημβρίᾳ ψυχρὸν τὸ ὕδωρ γευσαμένῳ τε καὶ ἔτι μᾶλλον ἁψαμένῳ οἷον ψυχρότατον· ἐγκλίναντος δὲ τοῦ ἡλίου ἐς ἑσπέραν θερμότερον, καὶ ἀπὸ τῆς ἑσπέρας ἔτι θερμότερον ἔστε ἐπὶ μέσας τὰς νύκτας, μέσων δὲ νυκτῶν ἑαυτοῦ θερμότατον· ἀπὸ δὲ μέσων νυκτῶν ψύχεται ἐν τάξει, καὶ ἕωθεν ψυχρὸν ἤδη ἐστί, ψυχρότατον δὲ μεσημβρίας· καὶ τοῦτο ἀμείβει ἐν τάξει ἐπὶ ἑκάστῃ [τῇ] ἡμέρᾳ. γίγνονται δὲ καὶ ἅλες αὐτόματοι ἐν τῷ χωρίῳ τούτῳ ὀρυκτοί· καὶ τούτων ἔστιν οὓς ἐς Αἴγυπτον φέρουσι τῶν ἱερέων τινὲς τοῦ Ἄμμωνος. ἐπειδὰν γὰρ ἐπ’ Αἰγύπτου στέλλωνται, ἐς κοιτίδας πλεκτὰς ἐκ φοίνικος ἐσβαλόντες δῶρον τῷ βασιλεῖ ἀποφέρουσιν ἢ εἴ τῳ ἄλλῳ. ἔστι δὲ μακρός τε ὁ χόνδρος (ἤδη <δέ> τινες αὐτῶν καὶ ὑπὲρ τρεῖς δακτύλους) καὶ καθαρὸς ὥσπερ κρύσταλλος· καὶ τούτῳ ἐπὶ ταῖς θυσίαις χρῶνται, ὡς καθαρωτέρῳ τῶν ἀπὸ θαλάσσης ἁλῶν, Αἰγύπτιοί τε καὶ ὅσοι ἄλλοι τοῦ θείου οὐκ ἀμελῶς ἔχουσιν. ἐνταῦθα Ἀλέξανδρος τόν τε χῶρον ἐθαύμασε καὶ τῷ θεῷ ἐχρήσατο· καὶ ἀκούσας ὅσα αὐτῷ πρὸς θυμοῦ ἦν, ὡς ἔλεγεν, ἀνέζευξεν ἐπ’ Αἰγύπτου, ὡς μὲν Ἀριστόβουλος λέγει, τὴν αὐτὴν ὀπίσω ὁδόν, ὡς δὲ Πτολεμαῖος ὁ Λάγου, ἄλλην εὐθεῖαν ὡς ἐπὶ Μέμφιν.

После этих событий Александр захотел пойти к Аммону в Ливию, чтобы вопросить Бога, потому что говорили, что оракул Аммона не лжет, и Персей и Геракл просили его ответа, первый, когда его отправил в Египет Полидект против Горгоны, второй, когда он отправился к Антею в Ливию и к Бузириду. Александр хотел подражать Персею и Гераклу, так как он происходил от обоих, и он сам говорил, что он также произошел от Аммона, так же, как истории связывают происхождение Геракла и Персея с Зевсом. Итак, он пошел с этим желанием к Аммону, чтобы узнать события, которые касались его, в точности, или, по крайней мере, говорить потом, что он узнал их. До Паретония дорога шла вдоль побережья через пустынную территорию, но не без воды, на тысячу шестьсот стадий, как сообщает Аристобул. Оттуда он обратился внутрь, где находился оракул Амона. Существует пустынная дорога, по большей части песчаная и безводная. Над Александром пролился сильный дождь, и здесь было усмотрено вмешательство Бога. И с Богом было связано следующее: когда южный ветер дует в этом регионе, он накапливает песок в большом количестве на дороге, и скрывает следы пути, и вы не можете знать, куда пойти в море песка, так как нет никаких ориентиров ни на дороге, ни где–нибудь еще. Армия Александра блуждала, и проводники не были уверены в пути. Птолемей, сын Лага, сообщает, что две змеи предшествовали армии (…). Аристобул, с другой стороны — и это также самая распространенная версия — утверждает, что два ворона, летевшие перед армией, действовали в качестве проводников для Александра. (…) Область, в которой находится святилище Аммона, имеет вокруг одни пустыни и области, полностью покрытые песком и без воды, но центр, хотя и небольшой — в максимальном расширении достигающий сорока стадий — полон фруктовых деревьев, оливковых деревьев и пальм, и, только в окрестностях сыро. Оттуда льется источник, совсем не похожий на другие источники, выходящие из земли. В полдень, в самом деле, вода свежа для тех, кто ее пробует, а для тех, кто ее трогает, очень свежая. Когда солнце садится ближе к вечеру, вода становится теплее. А с вечера становится еще жарче до полуночи, когда она достигает максимальной температуры. С полуночи источник постепенно охлаждается, а на рассвете он уже свежий, а в полдень достигает максимальной свежести. И это повторяется циклически каждый день. В этом регионе есть природные соли, которые можно выкопать из земли. Некоторые из них привезены в Египет жрецами Аммона. Когда они отправляются в Египет, то кладут соли в плетеные пальмовые корзины и предлагают их в качестве подарка царю или кому–то еще. Есть крупные зерна — некоторые даже больше трех пальцев — и чистые, как кристалл. Египтяне и те, кто очень внимателен к божественному поклонению, используют их для жертвоприношений, поскольку они чище морской соли. Александр восхищался этим местом и просил у бога ответов. Выслушав вещи, которые по его словам были близки его сердцу, он вернулся в Египет по той же дороге, как сообщает Аристобул, или по другому маршруту, который вел прямо к Мемфису согласно Птолемею, сыну Лага

Фрагмент касается визита Александра в святилище Зевса Аммона в 331 году. Этот храм был известен задолго до прибытия Александра. Фактически для греков ливийский бог Аммон представлял одно из проявлений Зевса: об этом свидетельствует Пиндар, который первым связывает двух божеств (Pyth. IV 16). Источники свидетельствуют о частом посещении храма спартанцами, элейцами, афинянами, фиванцами и другими греками [1].
Что касается событий, предшествовавших этому визиту, то после покорения Тира Александр согласно Арриану «решил отправиться в экспедицию в Египет» [2]. Следуя на юг, македонский царь осадил и захватил город Газу [3]. Покинув Газу, царь с армией через шесть дней достиг Пелусия, где его с энтузиазмом встретили египтяне. Затем Александр поднялся по Нилу до Гелиополя и отправился в Мемфис, где он принес жертву Апису. Позже он вернулся к морю и основал Александрию [4].
Затем Арриан рассказывает о посещении святилища Зевса Аммона, цитируя и сопоставляя два своих главных источника, Птолемея и Аристобула. Последний упоминается трижды: в связи с длиной прибрежного участка, пройденного армией до Паретония, по поводу чудесного события (два ворона в качестве проводников), которое не позволило людям Александра заблудиться в пустыне; и по случаю обратного пути из святилища. Птолемей, с другой стороны, упоминается в этом эпизоде дважды, и в обоих случаях его версия не согласуется с версией Аристобула, как видно из таблицы 6.
Таблица 6: Аристобул и Птолемей и посещение Сивы

Аристобул

Птолемей

Проводники в пустыне

Два ворона

Две змеи

Обратный маршрут

Той же самой дорогой

Другим путем, прямо на Мемфис

В дополнение к упомянутым замечаниям, которые касаются очень конкретных деталей, Арриан не раскрывает, какой источник он выбирает для остальной части эпизода. Однако, если можно смело сказать, что он следовал Аристобулу и Птолемею, нельзя легко отличить, какую информацию он получил от того или другого по отдельности. С другой стороны, мы не должны забывать или недооценивать работу по переработке Аррианом находящегося в его распоряжении материала, время от времени выбирая то, что казалось для его повествования наиболее полезным. История Арриана будет проанализирована, чтобы попытаться подчеркнуть, где это возможно, точку зрения Аристобула.
Прежде всего необходимо остановиться на основании Александрии. Арриан говорит об этом в начале третьей книги, а затем, прежде чем рассматривать визит к Аммону, он вставляет отступление о военно–морских операциях в Эгейском море [5]. Интересно отметить, что в отношении этой информации, большинство источников (как видно из Таблицы 7), за исключением Арриана и Плутарха, помещает основание Александрии после визита Александра в оазис Сиву [6]. О хронологии основания города было много дискуссий. Долгое время считалось, что версия Арриана, основанная на Птолемее, является верной. Этот тезис был подвергнут сомнению Уэллсом. Последний, в самом деле, принимает во внимание свидетельство псевдо-Каллисфена в романе об Александре. Согласно этой версии, македонский царь, прибывший в Египет, посадил большинство солдат на корабли и приказал ждать его на острове. Тем временем он пошел принести жертву Аммону, «потому что он верил, что родился от Аммона» [7]. Когда он задавал вопрос богу, у Александра было видение: он увидел Аммона в объятиях своей матери и услышал, как тот объявил, что он был его сыном. Затем царь восстановил святилище и статую бога и поместил надпись в память о событии. Кроме того, он также спросил бога, где он должен был основать город со своим именем, который имел бы нетленную славу. Оракул ответил, что он должен был основать его за островом Протея. Так началось сообщение о походе Александра на север (во время которого он основал Паретоний) к месту, где он построил Александрию. Псевдо–Каллисфен затем предлагает подробное описание основания города, его структуры, размеров и значимых мест [8]. Его свидетельство никогда не принималось во внимание, прежде всего из–за романического характера произведения, из которого оно взято; исключением является Уэллс, потому что по его мнению оно по крайней мере частично согласуется с тем, что сообщали Диодор, Курций Руф и Юстин [9].
Таблица 7: Источники и хронология основания Александрии

Арриан

Мемфис — Каноп — Основание Александрии — Сива

Плутарх

Завоевание Египта — Вещий сон — Фарос — Основание Александрии

Диодор

Завоевание Египта — Сива — Основание Александрии

Курций Руф

Пелусий — Мемфис — Сива — Оснвание Александрии

Юстин

Завоевание Египта (без борьбы) — Сива — Основание Александрии

Псевдо–Каллисфен

Фарос — Сива — Основание Александрии

Itinerarium Alexandri

Пелусий — Мемфис — Каноп — Основание Александрии — Сива

Согласно рассуждениям Уэллса, в самом деле, Александр должен был проконсультироваться с оракулом, прежде чем основывать город, как это было традиционно в греческом мире. Кроме того, по мнению Уэллса, некоторые несоответствия в тексте Арриана можно объяснить, если предположить, что Птолемей, который считается основным источником для этого эпизода, не был в составе группы, сопровождавшей Александра в оазис [10]. Наконец, Уэллс также принимает дату, предложенную для основания города псевдо-Каллисфеном, т. е. 25 Τύβι 331 г. (что соответствует 7 апреля юлианского календаря) [11].
Однако следует подчеркнуть, что только Псевдо–Каллисфен связывает посещение оракула с основанием Александрии, и что в других случаях Александр, готовясь создать новый город, не использует оракул, по крайней мере, в соответствии с сообщениями источников. Кто сообщает о содержании оракула, тот не упоминает о приглашении основать новый город. Более того, до сих пор трудно найти объяснение этой ошибке Птолемея, и нелегко прояснить роль Аристобула как источника Арриана для основания Александрии. Что же касается фактического присутствия Птолемея в Сиве, факт, что Птолемей указывает другой путь возвращения, не представляется достаточной причиной для исключения его присутствия в святилище.
Вскоре после этого Арриан дважды цитирует историка из Кассандрии, в отличие от Птолемея: поэтому весьма вероятно, что перед ним был текст Аристобула для всего эпизода. Более того, если бы он заметил отличия от Птолемея, о них можно было бы сообщить, как в следующем пассаже это делается в связи с животными, которые ведут Александра в пустыне, и при рассказе об обратном пути.
Поэтому представляется необходимым отдельно проанализировать два эпизода (основание Александрии и посещение храма Зевса Аммона), которые у Арриана и его источников, Птолемея и Аристобула, не были связаны. Основание города считается лишь этапом экспедиции македонского государя, хотя Арриан (и его источники) подчеркивают его размеры и стратегическое значение. Факт, что эти два эпизода были отсоединены друг от друга, может быть подтвержден другим фактом, что Арриан между повествованием о создании города и посещением святилища вставляет (следуя хронологическому порядку событий) экскурс о морских операциях в Эгейском море [12]. Что касается эпизода посещения святилища Зевса Аммона, следует отметить, что о нем сообщают все основные источники об Александре и его экспедиции ​​[13].
Самый древний рассказ приводится Каллисфеном (о котором сообщает Страбон), от которого, по общему мнению, зависят и другие [14]. Согласно его истории, Александр посетил оракул, движимый любовью к славе и желанием подражать Персею и Гераклу, которые в свою очередь консультировались с ним [15]. Во время путешествия он столкнулся с серьезными трудностями из–за ветра и песчаных бурь, но сумел справиться с ним благодаря предопределенному появлению дождя и ворон, которые указали ему путь. Когда он прибыл в храм, ему разрешили войти туда без переодевания. Оракул выражался не словами, а кивками и жестами, и в сообщении четко указывалось, что Александр был сыном Зевса. Как видно из Таблицы 8, версии более поздних авторов не отличаются от версии Каллисфена.
История Арриана, который трижды цитирует Аристобула (III 3, 3; 6; 4, 5), представляет, однако, некоторые особенности. Историк из Никомедии рассказывает о мотивах, которые побудили Александра отправиться в оазис Сиву: репутация правдивости оракула, факт, что и Персей, и Геракл, от которых по его утверждению он происходил, советовались с богом, и, наконец, обстоятельство, что македонский царь пытался связать свое происхождение от Аммона, включая желание приписать двойное происхождение от Филиппа и также от Зевса Аммона [16]. Арриан не приводит своего источника для этих данных прямо, хотя они могли быть взяты непосредственно из Каллисфена. Это, однако, не исключает того факта, что они также присутствовали у Птолемея и Аристобула, основных источников Арриана для этого эпизода. Во всяком случае, нет никаких признаков того, что они могут указывать на авторство того или иного историка, хотя цитата Аристобула для эпизода c Гордием (еще один случай пророчества с участием Александра) может быть признаком интереса кассандрийского историка к оракулам и божественным знамениям: оракул Аммона тоже, следовательно, был удостоен внимания в его исторической работе.
Вскоре после этого Аристобул также прямо упоминается в связи с конкретным маршрутом, которому следует Александр: «Как сообщает Аристобул, до Паретонио путь проходил вдоль побережья через пустынную территорию, но не без воды, на тысячу шестьсот стадий» [17]. Этот пассаж позволяет реконструировать маршрут, который проходит через Паретоний, сегодняшний Мерса–Матрух, охватывая расстояние в тысячу шестьсот стадий, что соответствует примерно двумстам восьмидесяти километрам [18]. Эти данные подтверждают то, о чем сообщает Каллисфен, и показывают внимание Аристобула к топографическим подробностям [19].
История Арриана продолжается рассказом о чудесных вмешательствах, которые сопровождают поход Александра. Первое, присутствующее во всех источниках, представлено исключительными дождями, которые увлажняют этот район и спасают Александра и его спутников от последствий сильной засухи [20]. Еще одну опасность представляют южные ветры, которые заносят песком указывающие дорогу ориентиры: в описании же песчаных бурь Аррианом и его источниками возобновляется традиционная история, приписываемая Каллисфену [21].
Тем не менее, описание божественного вмешательства, которое позволяет македонскому царю и его людям заново открыть дорогу, меняется. Фактически сообщается как о версии Птолемея, так и Аристобула. Согласно Птолемею, людей через пустыню ведут две змеи, согласно Аристобулу, два ворона [22]. Версия Птолемея уникальна, потому что вся традиция, начиная с Каллисфена, говорит о воронах. Отсюда, кажется, что вариация — работа самого Птолемея, который, возможно, вдохновился тем фактом, что змея была священным животным для Зевса Аммона [23]. Согласно Арриану, однако, Аристобул следовал наиболее распространенной версии, сообщая, что путь Александру и его людям показывали два ворона. И в этом случае в эпизоде ​​посещения святилища Зевса Аммона кассандрийский историк не отклоняется от Каллисфена. Однако и предпочтение воронов не случайно: как и предполагалось, эта птица была тесно связана с Аполлоном. Гесиод и Геродот упоминали его как посланника божества, участвовавшего в событиях об основании Кирены: ее ойкист Батт в поисках подходящего места для основания будет иметь проводником в путешествии через Ливию Аполлона в виде ворона [24]. Кроме того, по нашему мнению, следует помнить, что две черные птицы (в частности, два голубя) из египетских Фив вылетели и достигли одна Ливии, где был основан оракул Аммона, и другая Додоны, где возникло еще одно очень важное место оракула Зевса [25]. Поэтому предпочтение воронов в качестве проводников приняло важное символическое значение и ввело Александра в устоявшуюся традицию.
В истории Арриана следует затем подробное описание оазиса Сивы [26]. Неудивительно, что Арриан берет это описание у Аристобула: последний, в самом деле, часто цитируется при описании населенных пунктов и кажется проявляющим внимание к географическим, ландшафтным и топографическим аспектам [27]. В частности, описание источника с водой напоминает указание кассандрийского историка на другой источник — Ахиллеса в Милете [28]. Довольно кратко, однако, описывается консультация Александра у бога. Арриан ограничивается сообщением о том, что македонский царь искал ответа у божества и, услышав то, что было близко его сердцу, вернулся в Египет [29]. Недоработка ли здесь самого Арриана или Птолемея и Аристобула, о содержании ответа не упоминается. Кажется очевидным, что история Арриана основана на двух основных источниках: версии других авторов представлены лишь для подкрепления предположения Аристобула в отношении животных–гидов в пустыне [30]; с другой стороны, различия между двумя авторами выделяются, и это говорит о том, что там, где нет спецификаций, Птолемей и Аристобул не расходятся.
Фактически историк выдвигает на первый план в качестве мотивации только желание македонского царя связать свое происхождение с Зевсом Аммоном: здесь, по сути, налицо элемент новизны этой консультации по сравнению с другими предыдущими эпизодами, и поэтому он заслуживает особого внимания. Следовательно, Арриан, похоже, хочет подчеркнуть желание Александра вновь подтвердить свое божественное происхождение именно на египетской земле в преддверии решающей битвы против Дария [31]. Поэтому просьба к Зевсу Аммону объясняется желанием подражать его прославленным предшественникам, Гераклу и Персею, что обретает своего рода легитимность для продолжения завоевания всей Азии. Посетив оракул, известный и уважаемый в греческом мире, и получив от них благоприятные ответы, Александр доказывает, что к нему благосклонно божество: пропагандистская цель путешествия в Сиву — это то, что Арриан и его источники, которые часто демонстрируют некоторый скептицизм в отношении ответов оракулов, решили выделить.
Тем не менее необходимо подчеркнуть еще один аспект: источники сообщают, что Александр отправился в Сиву с небольшим количеством людей и что только он один получил доступ в храм [32]. Это подтверждается тем фактом, что Каллисфен, Птолемей и Аристобул, прямые источники об экспедиции, не вдаются в подробнсти ответа оракула. Поэтому мы можем думать, что македонский государь был единственным, кто узнал божественное послание и затем дал просочиться его содержанию в наиболее приемлемые для него времена или в угодных ему условиях. Наконец, Арриан упоминает Аристобула, противоречившего Птолемею, в связи с маршрутом, выбранным Александром для возвращения: согласно Аристобулу, царь должен был вернуться тем же путем (то есть, пройдя через Паретоний), в то время как, согласно Птолемею, он проследовал другой дорогой, прямо в Мемфис [33]. Опять же, версия Птолемея представляется уникальной, а версия Аристобула согласуется с традицией.
При обсуждении, какой путь предположительно был выбран македонским царем. Уэллс считает ошибкой свидетельство Птолемея, так как путь через Котторскую котловину был бы нецелесообразным. Фрейзер, однако, показывает, что возвращение было возможно по обеим дорогам. Кажется, однако, приемлемым тезис Босуорта, согласно которому, если бы Александр выбрал путь, упомянутый Птолемеем, в источниках сохранилось бы, например, сравнение Александра с Камбисом, чья армия была уничтожена в этом районе.
Тем самым по мнению Босуорта, Птолемей кратко сообщил, что Александр, оставив Сиву, отправился в Мемфис, Арриан же исказил текст Птолемея, интерпретируя его как указание на весь пройденный путь. Что касается цитаты Аристобула, то она показывает, с одной стороны, внимание историка к маршрутам Александра в его экспедиции, с другой — его приверженность в этом эпизоде традиционной версии, приписываемой Каллисфену.

Таблица 8: Александр в Сиве

Путь

следования Александра

Цель визита

Возникшие трудности

Божественная помощь

Разъяснения оракула

Содержание оракула

Обратный путь

Каллисфен

Старт из Паретония

Подражание Гераклу и Персею

Песчаная буря, вызванная южными ветрами

Обильные осадки. Два ворона ведут армию

Кивками и знаками

Александр сын Зевса

Плутарх

Обильные дожди выпадают в пустыне. Стаи воронов ведут армию

Словами пророка

Убийство Филиппа вполне отомщен. Он станет повелителем всех людей. Указание на другие тайные пророчества

Диодор

Много дождей в пустыне. Два ворона как проводники

Старший пророк обращается к нему, называя его своим сыном

Александр сын Зевса. Александр получит власть над всем миром. Убийство Филиппа отомщено

Арриан

Вдоль побережья до Паретония

Проверка правдивости оракула. Подражание Персею и Гераклу

Пустынный и песчаный путь без воды

Обильные осадки. По Птолемею две змеи ведут армию; по Аристобулу два ворона

По Аристобулу тем же маршрутом. По Птолемею прямым путем в Мемфис

Курций Руф

Александр спускается к Мареотийскому болоту

Посетить Юпитера, которого он считал своим прародителем, или хотел, чтобы его им считали

Недостаток воды. Невыносимая жара

Облака закрыли солнце. Разразилась буря

Словами жреца

Александр сын Зевса. Филипп отомщен. Александр станет повелителем мира и будет непобедим до смерти

Александр подходит к Мареотидской равнине

Юстин

Узнать свое происхождение и будущее

Жрецы приветствуют его как сына Амона. Убийство Филиппа отомщен. Александр выиграет все войны и получит власть над миром. Оракул приказывает товарищам почтить Александра как Бога.

Псевдо–Каллисфен

Посредством сна

Александр сын Зевса. Место, где можно основать город


[1] Paus. III 18, 3; V 15, 11; IX 16, 1; Arist., Ath. 61, 7; PL., Alc. II 148d-149a; Plut., Cim. 18, 6.
[2] Arr., An. II 25, 4.
[3] Arr., An. II 25, 4 – 27, 7.
[4] Arr., An. III 1, 1- 2, 2. Об осаде Газы и марше в Египет см. также Diod. XVII 49, 2; Curt. Ruf. IV 7, 1-3. Об основании Александрии рассказывают также Plut., Alex. 26, 3-10; Strab. XVII 1, 6; Diod. XVII 52; Curt. Ruf. IV 8, 1-6; Just., Epit. XI 11, 13; It. Al. 48-49; [Callisth.] I 31-32.
[5] Arr., An. III 2, 3-7.
[6] Arr., An. III 1, 5; Plut., Alex. 26, 3-10; It. Al. 48-49. Другие источники, которые вместо этого утверждают, что Александрия была основана после визита македонского царя в оазис Зевса Аммона: Diod. XVII 52; Curt. Ruf. IV 8, 1-6; Just., Epit. XI 11, 13; [Callisth.] I 29-31. Страбон (XVII 1, 6) описывает только основание города, не останавливаясь на хронологии.
[7] [Callisth.] I 30, 3.
[8] [Callisth.] I 30, 5 – 33, 12.
[9] См. Diod. XVII 52, который ставит основание города после визита к Аммону (хотя царь не просит у оракула указаний, ср. Diod. XVII 51) и в свою очередь предлагает описание Александрии, подчеркивая ее последующее разрастание; Курций Руф (IV 8, 1-6) не останавливается на Александрии, но говорят, что местом, выбранным вначале, был остров Фарос, который, однако, оказался слишком мал; Юстин (Epit. XI 11, 13) еще более краток относительно создания Александрии: «Вернувшись из святилища Аммона, он основал Александрию и приказал, чтобы эта колония стала столицей Египта».
[10] Кроме того, Уэллс добавляет, что Александрия не сразу стала столицей Птолемея, и это может свидетельствовать о том, что Птолемей не считал ее своим собственным городом, и по этой причине даже в своем сочинении он не обращал на нее особого внимания.
[11] [Callisth.] I 32, 10.
[12] О военных действиях в Эгейском море см. Arr., An. III 2, 3-7. События также рассказаны у Curt. Ruf. IV 5, 14- 22 и датируются осенью 322 года.
[13] Strab. XVII 1, 43 (= Callisth., FGrHist 124 F 14a); Plut., Alex. 26, 11-28; Diod. XVII 49-51; Curt. Ruf. IV 7, 5-30; Just., Epit. XI 11, 2-12; [Callisth.] I, 30; Iul. Val. I, 23; It. Al. 49.
[14] Strab. XVII 1, 43 (= Callisth., FGrHist 124 F 14a).
[15] В источниках нет упоминаний о консультации Персея и Геракла с оракулом. О родстве Александра с Гераклом см. Arr., An. II 5, 9; Plut., Аlex. 2, 1. Однако нет никаких предыдущих следов происхождения от Персея, и о родстве последнего с Александром говорится только в этом случае. В данном случае речь идет о желании узаконить себя перед персами: фактически Персей, соединившись с Андромедой, породил Персея, одноименника и праотца персов; более того, через свою мать Данаю Персей также связан с Египтом, и это объясняет призыв к предку в контексте посещения храма Зевса Аммона.
[16] Arr., An. III 3, 1-2. Согласно У. Вилькену, Каллисфен был источником Арриана для первых двух мотивов, а Клитарх для третьей. Тарн раскритиковал эту гипотезу, поскольку Арриан не использовал Клитарха в своей работе. Следовательно, согласно Тарну, источником Арриана будет Аристобул. По мнению Страсбургера, Арриан, наконец, использовал одного Птолемея. Мотивы, приводимые Аррианом, сообщаются и другими источниками. Псевдо–Каллисфен (30, 5) также сообщает о готовности Александра узнать от Бога, где было лучшее место для создания нового города, Александрии.
[17] Arr., An. III 3, 3.
[18] О Паретонии см. также Diod. I 31, 1.
[19] Strab. XVII 1, 43 (= Callisth., FGrHist 124 F 14a).
[20] Plut., Alex. 27, 1; Diod. XVII 49, 4.
[21] Strab. XVII 1, 43 (= Callisth., FGrHist 124 F 14a); Plut., Alex. 26, 11; Curt. Ruf. IV 7, 9; «Второе препятствие, преобладающие южные ветры, также встречалось у Каллисфена. Ясно, что его рассказ о путешествии стал каноническим, и Птолемей и Аристобул пересказали основные подробности» (Босуорт).
[22] Arr., An. III 3, 5-6.
[23] О связи между Зевсом Аммоном и змеем ср. Anth. Pal. IX 24, 1; Hesych. s.v. Ἄμμων.
[24] Es., fr. 60 MW (= Schol. Pind. Pyth. III 52b); Hdt. IV 13-15 (логос об Аристее); CALL., Hymn. III 66 (об ойкисте, которого ведет ворон).
[25] Hdt. II 54-55.
[26] Arr., An. III 4, 1-4.
[27] См. только в качестве пример, F 19; F 20; F 25; F 28.
[28] F 6. Источник в оазисе описывается также Hdt. IV 181, 3-4; Diod. XVII 50, 4-5; Curt. Ruf. IV 7, 22; Plin., HN II 228; Lucr. VI 848; Ov., Met. XV 309-310; Sil., Pun. II 669-672.
[29] Arr., An. III 4, 5.
[30] Arr., An. III 3, 6.
[31] Это не означает, что Александр с завоеванием Египта автоматически принимает на себя роль фараона и, следовательно, сына Аммона, что часто не отрицается современниками. Следует подчеркнуть, однако, что только Псевдо–Каллисфен (I 34) сообщает об официальной и торжественной коронации Александра в Мемфисе.
[32] Strab. XVII 1, 43c 814 (= Callisth., FGrHist 124 F 14a); Plut., Alex. 27 (= Callisth., FGrHist 124 F 14b); Arr., An. III 4, 5.
[33] Arr., An. III 4, 5 (= Ptol., FGrHist 138 F 9).

F 16 -17: Битва при Гавгамеле

F 16. Arr., An. VI 11, 5

῎Αρβηλα δὲ τοῦ χώρου, ἐν ὧι τὴν ἐσχάτην μάχην Δαρεῖός τε καὶ ᾽Αλέξανδρος ἐμαχέσαντο, οἱ μὲν τὰ πλεῖστα ξυγγράψαντες λέγουσιν ὅτι ἑξακοσίους σταδίους ἀπέχει, οἱ δὲ τὰ ἐλάχιστα ὅτι ἐς πεντακοσίους. ἀλλὰ ἐν Γαυγαμήλοις γὰρ γενέσθαι τὴν μάχην πρὸς ποταμῶι Βουμήλωι λέγει Πτολεμαῖος καὶ ᾽Αριστόβουλος. πόλις δὲ οὐκ ἦν τὰ Γαυγάμηλα, ἀλλὰ κώμη μεγάλη, οὐδὲ ὀνομαστὸς ὁ χῶρος oὐδὲ ἐς ἀκοὴν ἡδὺ τὸ ὄνομα· ἔνθεν δή μοι δοκεῖ πόλις οὖσα τὰ ῎Αρβηλα ἀπηνέγκατο τὴν δόξαν τῆς μεγάλης μάχης.

Арбела находится в шестистах стадиях от места, где Дарий и Александр сражались в своей последней битве, как говорят историки, которые записывают наибольшее расстояние; те, кто записывает наименьшее, размещают ее в пятистах. Но Птолемей и Аристобул утверждают, что битва состоялась при Гавгамеле, недалеко от реки Бумел. Гавгамела был не городом, а большой деревней, и это место не было знаменитым, а его название не радовало слух. Поэтому мне кажется, что Арбела как город похитила славу великой битвы [у Гавгамел]

F 17. Arr., An. III 11, 3-7

ἐτάχθη δὲ αὐτῶι ἡ στρατιὰ ὧδε· ἑάλω γὰρ ὕστερον ἡ τάξις, ἥντινα ἔταξε Δαρεῖος, γεγραμμένη, ὡς λέγει ᾽Αριστόβουλος. τὸ μὲν εὐώνυμον αὐτῶι κέρας οἵ τε Βάκτριοι ἱππεῖς εἶχον καὶ ξὺν τούτοις Δάαι καὶ ᾽Αραχωτοί· ἐπὶ δὲ τούτοις Πέρσαι ἐτετάχατο, ἱππεῖς τε ὁμοῦ καὶ πεζοὶ ἀναμεμιγμένοι· καὶ Σούσιοι ἐπὶ Πέρσαις, ἐπὶ δὲ Σουσίοις Καδούσιοι. (4) αὕτη μὲν ἡ τοῦ εὐωνύμου κέρως ἔστε ἐπὶ τὸ μέσον τῆς πάσης φάλαγγος τάξις ἦν. κατὰ δὲ τὸ δεξιὸν οἵ τε ἐκ Κοίλης Συρίας καὶ οἱ ἐκ τῆς μέσης τῶν ποταμῶν ἐτετάχατο· καὶ Μῆδοι ἔτι κατὰ τὸ δεξιόν· ἐπὶ δὲ Παρθυαῖοι καὶ Σάκαι· ἐπὶ δὲ Τόπειροι καὶ ῾Υρκάνιοι· ἐπὶ δὲ ᾽Αλβανοὶ καὶ Σακεσῖναι· οὗτοι μὲν ἔστε ἐπὶ τὸ μέσον τῆς πάσης φάλαγγος. (5) κατὰ τὸ μέσον δέ, ἵνα ἦν βασιλεὺς Δαρεῖος, οἵ τε συγγενεῖς οἱ βασιλέως ἐτετάχατο καὶ οἱ μηλοφόροι Πέρσαι καὶ ᾽Ινδοὶ καὶ Κᾶρες οἱ ἀνάσπαστοι καλούμενοι καὶ οἱ Μάρδοι τοξόται· Οὐξιοι δὲ καὶ Βαβυλώνιοι καὶ οἱ πρὸς τῆι ᾽Ερυθρᾶι θαλάσσηι καὶ Σιττακηνοὶ εἰς βάθος ἐπιτεταγμένοι ἦσαν. (6) προετετάχατο δὲ ἐπὶ μὲν τοῦ εὐωνύμου κατὰ τὸ δεξιὸν τοῦ ᾽Αλεξάνδρου οἵ τε Σκύθαι ἱππεῖς καὶ τῶν Βακτριανῶν ἐς χιλίους καὶ ἅρματα δρεπανηφόρα ἑκατόν. οἱ δὲ ἐλέφαντες ἔστησαν κατὰ τὴν Δαρείου ᾽ίλην τὴν βασιλικὴν καὶ ἅρματα ἐς πεντήκοντα. (7) τοῦ δὲ δεξιοῦ οἵ τε ᾽Αρμενίων καὶ Καππαδοκῶν ἱππεῖς προετετάχατο καὶ ἅρματα δρεπανηφόρα πεντήκοντα. οἱ δὲ ῞Ελληνες οἱ μισθοφόροι παρὰ Δαρεῖόν τε αὐτὸν ἑκατέρωθεν καὶ τοὺς ἅμα αὐτῶι Πέρσας κατὰ τὴν φάλαγγα αὐτὴν τῶν Μακεδόνων ὡς μόνοι δὴ ἀντίρροποι τῆι φάλαγγι ἐτάχθησαν.

Армия Дария была выстроена следующим образом, ибо, согласно утверждению Аристобула, письменная схема боевого порядка, составленная Дарием, была впоследствии захвачена. Его левое крыло удерживалось бактрийской кавалерией совместно с даями и арахотами; рядом с ними были размещены персы, конные и пешие, смешанные вместе; за ними сузианы, а потом кадусии. Так было устроено левое крыло вплоть до середины всей фаланги. Справа были размещены люди из Келе–Сирии и Месопотамии. Справа опять были мидяне, рядом с ними парфяне и саки, затем тапуры и гирканы, и наконец албаны и сакесины — до середины всей фаланги. В центре, где находился царь Дарий, были размещены царские родственники, персидские гвардейцы, носящие копья с золотыми яблоками на острие, инды, карийцы, которые были насильственно выселены в Среднюю Азию, и лучники–марды. Уксии, вавилоняне, люди, живущие у Красного моря, и ситакены также были выстроены в глубокую колонну. Слева напротив Александра стояли скифская конница, около 1000 бактрийцев и 100 колесниц с косами. Перед царским кавалерийским эскадроном Дария стояли слоны и 50 колесниц. Перед правым крылом стояла армянская и каппадокийская кавалерия с 50 колесницами, несущими косы. Греческие наемники как единственные, способные справиться с македонцами, были размещены прямо напротив их фаланги, в двух подразделениях рядом с самим Дарием и его персидскими присными, по подразделению с каждой стороны

В рассказе о битве при Гавгамеле, произошедшей осенью 331 года, Арриан упоминает Аристобула дважды в двух разных контекстах [1]. Источники не ссылаются на историка из Кассандрии в изложении событий, последовавших за посещением святилища Зевса Аммона в Египте до прибытия к Гавгамеле [2].
Арриан приводит наиболее подробное описание этой битвы [3]. Во–первых, представлена персидская армия: для каждого контингента указан командующий, а в конце представлен общий подсчет войск, которые состояли из сорока тысяч всадников и миллиона пехотинцев [4]. Затем историк описывает маневры сближения двух армий и ободряющие речи Александра своим солдатам [5]. Именно в этот момент Арриан вставляет цитату Аристобула, касающуюся персидского развертывания войск [6]. Аристобул, согласно сообщениям, извлек свою информацию из документа (τάξις), в котором описывалось устройство войск Дария. Как нашелся этот документ, не уточняется.
Согласно этому источнику, в центре лагеря находились Дарий в окружении "родственников царя", корпус элитной кавалерии, вероятно, состоящий из десяти тысяч человек, выбранных за их преданность государю; персидские мелофоры — тысяча пехотинцев, избранных из охранников–бессмертных; индийцы, карийцы, выселенные на восток от Тигра, и лучники–марды, которые жили между Персеполем и Персидским заливом [7].
Эта группировка была окружена греческими наемниками, которых должно быть было около двух тысяч и которые находились напротив македонской фаланги, потому что, согласно Арриану, они считались единственными, способными противостоять ей [8]. В непосредственной близости от эскадрона Дария были размещены слоны и пятьдесят колесниц.
В левое крыло входили бактрийские всадники, даи, арахосии, контингент персидских пехотинцев и всадников, сузианы и кадусии [9]. Было отмечено, что, если полагаться на то, что сообщает Диодор, а именно что Дарий определил порядок битвы в соответствии с фактическим характером каждого народа, кадусии должны быть между албанами и сакесинами [10]. Фактически, Курций Руф помещает их справа, и это также, кажется, подтверждается Диодором, который называет две тысячи кадусиев, посланных с правого крыла, чтобы напасть на лагерь македонцев [11]. По мнению Босуорта, это ошибка Арриана, в то время как Аткинсон предполагает, что конница сражалась на правом крыле вместе с мидянами, тогда как пехота была помещена на левом фланге, учитывая, что этот народ был известен мастерством в наземном бою и в метании копья. Однако следует отметить, что у Арриана нет упоминания о кадусиях или войсках, которые лучше не указаны на правом крыле.
В правое крыло вошли войска еще более многочисленных народов: келесирийцы, месопотамцы, мидяне, парфы, саки, тапиры, гирканы, албаны, сакесины [12]. Не указано, являются ли они пехотинцами или также всадниками.
Тапиры и гирканы размещались вдоль южного побережья Каспийского моря (Arr., An. III 23, 1-7; 24, 3; IV 18, 2; VII 23, 1; Strab. XI 8, 8; XI 9, 1; 13, 3). Албаны «были дальше на север, на равнине Аракса, между иберийцами на западе и Каспийским морем». См. Strab. XI 4, 1-2; XI 14, 4. Сакесины также жили в том же районе (Strab. XI 8, 4, 14, 4). Албаны и сакесины называются вместе с кадусиями Arr., An. III 8, 4.
Затем напоминается о подразделениях, развернутых в арьергарде, в состав которых входили уксии, вавилоняне, народы Красного моря и ситтакены [13].
Наконец, слоны и пятьдесят колесниц упоминается рядом с царскими войсками, соответственно армянскими и каппадокийскими всадниками с пятьюдесятью другими колесницами перед правым крылом и скифскими всадниками, тысячей бактрийцев и сотней колесниц перед левым крылом.
В общей сложности, согласно сообщениям Арриана–Аристобула было развернуто двести колесниц. Следует отметить, что командующие войсками не упоминаются, вероятно потому, что Арриан перечисляет их непосредственно перед тем, как он рассматривает армию Великого царя [14].
Кроме Арриана, который сообщает о составе персидских порядков, единственным источником является Курций Руф, который, тем не менее, не упоминает о письменном документе [15]. Две версии, хотя и отличаются в некоторых подробностях, могут зависеть от одного и того же источника. Можно видеть, как они оба начинают описывать левое крыло от конца к центру, и через секунду, в том же порядке, они представляют правое крыло; у обоих авторов поразительно упомянуты тысяча бактрийцев, которые открывают левое крыло персидской армии, даи в начале того же крыла, отряд бактрийцев (которых у Курция восемь тысяч под руководством Бесса), мидяне на правом крыле, сто колесниц в начале и перед левым крылом и еще пятьдесят в самом центре.
Следует подчеркнуть, что Курций Руф, однако, не описывает в подробностях правое крыло, поэтому трудно определить, перечислены ли войска в порядке их развертывания или нет. Более того, латинский историк не упоминает в этом отрывке ни местоположения Дария и его воинства, ни греческих наемников [16]. Поэтому можно предположить, что его источник был неполным в этом отношении, тогда как Аристобул, которому следует Арриан, представляет более полную картину развертывания войск [17].
Следовательно, также на основе этого сравнения версия Аристобула представляется приемлемой, и скептицизм некоторых в отношении документа, упоминаемого Аррианом, и версии историка из Кассандрии, не представляется оправданным.
Важно также отметить, что используемый Аристобулом и переданный Аррианом документ является персидским источником. Невозможно, как мы уже говорили, узнать, как Аристобул получил его, ни тем более (как в случае с надписью Сарданапала), мог ли он читать по–персидски или использовал переводчика. В любом случае, факт, что это персидский документ, не обязательно означает, что указанные цифры преувеличены.
Арриан не уточняет, что его источник для описания македонской армии [18]. Однако мы можем с полным основанием предположить, что он и здесь использовал Аристобула, который, вероятно, мог также представить фронт македонцев в противопоставление персидскому. Кроме того, нельзя исключать, что историк из Кассандрии был прямым свидетелем этого события вместе с Птолемеем [19].
Арриан упоминает Аристобула (вместе с Птолемеем) при описании битвы при Гавгамеле и позднее в кратком экскурсе о широко распространенных мнениях, которые не всегда соответствуют действительности фактов [20]. Историк напоминает, как часто источники идентифицируют с Арбелой место, где состоялась решающая битва между Александром и Дарием, тогда как она произошла, как упоминают Птолемей и Аристобул, в небольшом местечке неподалеку, в Гавгамеле.
Арриан и Курций Руф — единственные, кто приводит топографические данные о месте сражения, и их информация позволяет нам точно определить егo локализацию.
В дополнение к информации из фрагмента 16 Арриан сообщает, что «Дарий остановился в Гавгамеле, недалеко от реки Бумел, примерно в шести сотнях стадий от города Арбела, на равнинной местности» [21].
Чуть дальше мы читаем, что Александр, чтобы дать отдых лошадям, пересек реку Лик и разбил там лагерь [22]. Курций Руф также упоминает две реки, сообщая, что Дарий прибыл в Арбелу, где он оставил большую часть запасов и продовольствия, затем пересек с армией реку Лик и, продвинувшись на восемьдесят стадий, разместил лагерь у реки Бумел [23].
Лик отождествлялся с Большим Забом (притоком Тигра), в то время как Бумел идентифицируется с Хазир Су, притоком Заба. Название Гавгамела было связано с поселением Телль Гомель.
Аристобул не единственный, кто упоминает о замене Гавгамелы более известной Арбелой в качестве места битвы: Страбон пишет, что именно македонцы объявили, что битва произошла в Арбеле, месте, которое запомнилось в отличие от неизвестной Гавгамелы [24]. Плутарх также подчеркивает, что местом столкновения была Гавгамела, а не Арбела, как пишет большинство, но не мотивирует обмен между двумя местами [25]. Однако для Диодора битва произошла при Арбеле [26].
Этот второй фрагмент также важен, потому что он свидетельствует о точности Аристобула в описании этого военного события. Поэтому разумно предположить, что историк из Кассандрии в своей работе предоставил достаточно места битве при Гавгамеле, уделив внимание также подробностям, например, той местности, в которой происходило сражение. Поэтому он мог быть использован в качестве источника Aрриана для эпизода.
Кроме того, эти два фрагмента, как и другие отмеченные ранее в связи с военными событиями, показывают, что внимание Аристобула касалось и военных аспектов (в частности, состава армии), а не только маршрута македонской армии, пересекаемых ею стран или градостроительной деятельности Александра.

Схема 1: Построение персов при Гавгамеле по Аристобулу

Схема 2: Построение персов при Гавгамеле по Курцию Руфу


[1] Битва датируется, на основании Плутарха (Alex. 31, 4), первым октября. Арриан (An. III 7; 9), Плутарх, Курций Руф (IV 10, 1) сообщают, что она состоялась сразу после полного затмения Луны.
[2] О реорганизации Египта Александром и его марше в сторону Тигра см. Arr., An. III 5-8; Curt. Ruf. IV 8; Plut., Alex. 29-30.
[3] Другие источники: Plut., Alex. 32-33; Curt. Ruf. IV 13-16; Diod. XVII 57-61.
[4] Arr., An. III 8, 3-7. Было отмечено, что этот каталог персидской армии составлен по образцу описания Геродотом армии Ксеркса (Hdt, VII, 61 и далее). Согласно Курцию Руфу (IV, 12, 13), в состав персидской армии входило сорок пять тысяч всадников и шестьсот тысяч пехотинцев. Диодор сообщает о количестве двухсот тысяч всадников и восьмисот тысяч пехотинцев (XVII 53, 3). Юстин выставляет в общей сложности шестьсот тысяч воинов (Epit. XI 12, 5), в то время как согласно Плутарху их было миллион (Аlex. 31, 1).
[5] Arr., An. III 9-10.
[6] Arr., An. III 11, 3-7 (= F 17).
[7] О «родственниках царя» см. Diod. XVII 59, 2; Curt. Ruf. III 3, 14; о персидских мелофорах см. Ath. XII 8, 514b (= Heraklid. Cum., FGrHist 689 F 1); Hdt. VII 41, 2; Arr., An. VII 29, 4. О "пересаженных" карийцах см. Diod. XVII 110, 3; XIX 12, 1. О персидских мардах см. Aesch., Pers. 993; Hdt. I 125, 4; Strab. XI 13, 3.
[8] Берве также выдвигает гипотезу, что их возглавляли фокеец Патрон и этолиец Главкон.
[9] Бактриана "является восточным регионом империи (включена Дарием I после 522/1 г.), территория которой простирается до верхнего и среднего бассейна Окса (сегодняшняя Амударья) к северу от парапамисадов, что соответствует Северному Афганистану» (Систи). Арриан сообщает, что даи жили «по ту сторону реки Танаис» (An. III 28, 8), то есть между древней рекой Окс (Амударья) и Яксартом (Сырдарья). Согласно Гарматте, их следует отождествлять с массагетами (Arr., IV, 16, 4), которые жили на той же территории, и "массагет" происходит от бактрийского daha, что означает «человек». Арахозия соответствует нынешнему восточному Афганистану (Arr., An. III, 21, 1). Словом Πέρσαι обозначаются войска сатрапии Персиды. Сузианы (здесь Σούσιοι) жили в регионе к востоку от Вавилона. Кадусии названы среди людей, поселившихся в горах к северу от Мидии и к юго–западу от Каспийского моря (Arr., An. III 8, 20; 19, 7; Strab. XI 7, 1; 8, 8; 13, 3; 13, 6).
[10] Diod. XVII 68, 1.
[11] Curt. Ruf. IV 12, 12; Diod. XVII 59, 5. См. также Plut., Alex. 32, 5; Curt. Ruf. IV 15, 12.
[12] Мидяне занимали большой регион империи, к западу от Парфии и к югу от Армении. Парфия «регион к юго–востоку от Каспийского моря в Иране (сегодня Хорассан), был ограничен с севера Гирканией, с юга Карманией, на востоке Ареей и Дрангианой и на западе Мидией». Геродот сообщает, что персы называли саками всех скифов (VII, 64, 2), даже если этот термин конкретно мог обозначать кочевые племена, расположенные к востоку от Каспия. В пятом веке они были подчинены Великому царю (см. Hdt III, III, 3), тогда как в это время они сражаются вместе с ним как союзники.
[13] Наличие большого контингента пехоты в арьергарде запомнилось и в битве при Иссе (Arr., An. II 8, 8).
[14] Arr., An. III 8, 3-7.
[15] Curt. Ruf. IV 12, 6-13.
[16] Согласно тому, что сообщает Курций Руф позже, Дарий находился на левом крыле, где была сосредоточена большая часть его войск в окружении отборных всадников и пехотинцев (IV 14, 8).
[17] «Возможно, что первоначальный персидский документ был намного полнее, чем список у Арриана или Курция, и что в обоих случаях он был передан с ошибками» (Босуорт).
[18] Об описании македонской армии ср. Arr., An. III 11, 8 - 12, 5. Фронт Александра также упоминают Diod. XVII 57, 1-5; Curt. Ruf. IV 13, 26-32.
[19] Тезис, возможно, вытекающий из предубеждения, что Аристобул не имел отношения к военным событиям, кажется неприемлемым, поскольку не следует упускать из виду, что в своем повествовании Арриан прямо упоминает историка из Кассандрии.
[20] Речь идет о ранении Александра индами. Арриан упоминает, что, согласно общепринятой традиции, ранение было делом оксидраков, в то время как царь был ранен маллами.
[21] Arr., An. III 8, 7.
[22] Arr., An. III 15, 4.
[23] Curt. Ruf. IV 9, 9-10. См. также IV 16, 8 (Дарий убегает к реке Лик); IV 16, 16 (Александр преследует убегающих врагов, которые пытаются пересечь Лик).
[24] Strab. XVI 1, 3: «Сами македонцы видели, что Гавгамела была маленькой деревней, а Арбела была знаменитым городом, основанной, как говорят, Арбелом, сыном Атмонея, и объявляли, что в окрестностях Арбелы они сражались и победили, и так передали свой рассказ историкам».
[25] Plut., Alex. 31, 6. В следующем пассаже херонейский биограф указывает, что Гавгамела означает «дом верблюда».
[26] Diod. XVII 62, 1; 64, 1. В самом деле, по прочтении описания маршрута армии к месту сражения становится ясно, что это место находилось не в непосредственной близости от Арбелы, а на значительном расстоянии (см. также Diod. XVII 53, 4).

F 18: Сузы

Athen. XII 8, 513f

Κληθῆναι δὲ τὰ Σοῦσά φησιν Ἀριστόβουλος καὶ Χάρης διὰ τὴν ὡραιότητα τοῦ τόπουσοῦσον γὰρ εἶναι τῇ Ἑλλήνων φωνῇ τὸ κρίνον.

Аристобул и Харет утверждают, что Сузы были названы в честь пышной растительности. В самом деле σοῦσον по–гречески означает «лилия»

Фрагмент представляет собой пояснительное указание в экскурсе Афинея о народах, которые характеризуются своим стилем жизни, посвященной роскоши и удовольствиям [1]. Фактически, их правители меняли города в течение года в поисках самого благоприятного климата.
Вместе с Аристобулем Афиней также упоминает о Харете из Митилен. Якоби собрал лишь три свидетельства о его жизни: Афиней и Плиний указывают на его этническую принадлежность, а Плутарх сообщает, что он следовал за Александром как εἰσαγγελεύς [2]. Он был автором работы Περὶ Ἀλέξανδρον ἱστορίαι по крайней мере в десяти книгах, из которых сохранились только фрагменты. Роль исангелия, введенная в македонском дворе, возможно, Александром по образцу персидской модели, скорее всего, привела его в тесный контакт с правителем, за подвигами которого он мог внимательно следить [3]. В оставшихся фрагментах виден определенный вкус к анекдотам, любопытным эпизодам и к подробностям повседневной жизни Александра [4]. Небольшое количество оставшихся фрагментов не позволяет понять, является ли это вниманием к отдельным любопытным эпизодам или, как утверждает часть критики, сплетни в целом являются характерной чертой всего произведения и стиля Харета или зависят от вкуса и интереса авторов, которые передали его и которые в основном являются не историками, а авторами работ разного рода [5].
Спарринг двух историков интересен тем, что он повторяется, как вы увидите, в двух других фрагментах. В одном говорится о недостоверном союзе Александра с царицей амазонок [6]. В другом рассказывается анекдот о кубке вина, предлагаемом Александром Каллисфену [7]. В самом деле, в первом фрагменте упоминаются и другие историки Александра, в том числе Птолемей и Дурид, но следует подчеркнуть, что в ограниченном количестве цитат из Харета (девятнадцать фрагментов, собранных Якоби), три примыкают к Аристобулу. К сожалению, из фрагментов невозможно проследить хронологию работы Харета, хотя, предположив, что он был современником Аристобула (поскольку оба участвовали в экспедиции), можно сделать вывод, что его работа предшествует работе историка из Кассандрии, который, как мы видели, писал после смерти Александра, вероятно, когда ему было за восемьдесят. Следовательно, гипотеза о том, что Аристобул читал хотя бы некоторые части работы Харета и что он разделяет его точки зрения, не исключается.
Фрагмент относится к городу Сузы. Александр совершил два визита в Сузы, первый сразу после победы при Гавгамеле, второй позже, в 324 году. После победы Александр, вынудив Дария бежать, двинулся к Арбеле, чтобы попытаться захватить Великого царя, который уже ушел в направлении Мидии [8]. Затем царь Македонии достиг Вавилона, жители которого сдали город без сопротивления [9]. Приказав восстановить разрушенные Ксерксом храмы и реорганизовать область, Александр отправился в Сузы [10]. Согласно Арриану, который не приводит свой источник, в пути он получил письмо от Филоксена, в котором было написано, что жители Суз сдали город со всеми сокровищами; по прибытии македонский царь овладел богатствами, принес жертвы и учредил агоны, прежде чем вернуться в Персеполь [11].
Если фрагмент был взят из части работы, касающейся событий 330 и 329 гг., он свидетельствовал бы, что Аристобул упомянул в своей работе о пребывании Александра в Сузах.
Однако следует также учитывать возможность того, что цитата взята из повествования о событиях 324 года. В этом году в Сузах Александр праздновал свой брак с Барсиной, старшей дочерью Дария, и браки своих спутников с персидскими дворянками. Эпизод хорошо известен и передается разными источниками [12]. Следует помнить, что Арриан в этой связи упоминает Аристобула: согласно историку из Кассандрии, Александр, помимо Барсины, также женился на Парисатиде, дочери Oха [13]. Поэтому очевидно, что Аристобул в своей работе также сообщал о втором пребывании Александра в Сузах.
Помимо цитаты об этимологии Суз Aфиней цитирует Харета в двух других случаях. В первом, говоря о персидском великолепии, он указывает на пассаж из пятой книги его труда об Александре, в которой описывается роскошь персидских царей и несметные богатства царского дворца [14]. Второй фрагмент, с другой стороны, содержится в части книги, которая включает в себя отдельных персонажей, преданных удовольствиям [15]. Что касается Александра, то Афиней среди других эпизодов приводит описание Харета в десятой книге его истории Александра, уже упомянутую коллективную свадьбу Александра и его товарищей с благородными персиянками в Сузах [16].
Совместное цитирование Афинеем Аристобула и Харета об этимологии Суз и одного Харета о коллективных свадьбах, состоявшихся в тех же Сузах, по крайней мере, не исключает того, что F 18 взят из разделов трудов двух историков, в которых речь идет о втором пребывании Александра в Сузах.
В частности, фрагмент касается этимологии названия города, который связан с лилией, что указывает на тесную связь с пышной растительностью, которая его отличает. Следует отметить, что среди источников, указывающих на пребывание Александра в Сузах (Арриан, Плутарх, Курций Руф, Диодор), нет указаний ни на природные особенности района, ни на его растительность [17]. Поэтому в работе Аристобула собраны ландшафтные и натуралистические сведения о городе Сузы, которые не были переданы более поздними источниками об экспедиции Александра, но о которых есть известия в работах более общего и анекдотического характера, вроде сочинения Афинея [18].
Существительное σοῦσον не засвидетельствовано ранее в греческом языке, в котором лилия обозначается словом κρίνον [19]. В последующем отрывке Aфиней сообщает о благовонии σούσινον, тут же указывая, что «оно производится из лилий» [20]. "Производимые из лилий" будет использоваться прежде всего применительно к духам и позже, в частности, в области медицины [21].
Фактически σοῦσον относится к эламскому çūšā, к персидскому (h)ūža и к еврейскому shushan, которые обозначают лилию, и, следовательно, этимология верна. Кроме того, следует помнить, что город, называемый греками Сузами, был широко известен как Шушим.


[1] Ath. XII 7, 513e. Книга XII посвящена персонажам, которые прославились своей любовью к роскоши и удовольствиям.
[2] Ath. XII 9, 514e (= Chares, FGrHist 125 T 1); Plin. HN I 12-13; 37 (= Chares, FGrHist 125 T 3); Plut., Alex. 46 (= Chares, FGrHist 125 T 2).
[3] «εἰσαγγελεύς, то есть царский камергер (…), из которой должности он получил лучшее представление о жизни придворного лагеря, тем более что он, очевидно, занимал ее — мы ничего не знаем о его жизни — до смерти царя» (Берве).
[4] Чтобы привести несколько примеров, в работе Харета была история любви между Зариадром и Одатидой (Ath. XIII 35, 575a-f = Chares, FGrHist 125 F 5); затем историк цитируется при сообщении о вещих снах Александру во время осады Тира и в эпизоде с педагогом Лисимахом, которого Александр спас в трудную минуту (Plut., Alex. 24 = Chares, FGrHist 125 F 7); кроме того, в его фрагменты включены многие эпизоды, связанные с пирами Александра и его сподвижников. См. Ath. X 44, 434d (= Chares, FGrHist 125 F 13); Plut., Alex. 54 (=Chares, FGrHist 125 F 14a); Ath. X 49, 437a-b (= Chares, FGrHist 125 F 19a).
[5] В самом деле, из девятнадцати фрагментов у Якоби одиннадцать взяты из Афинея, шесть из Плутарха, один из Плиния и один из Геллия.
[6] Plut., Alex. 46, 2. Пассаж соответствует F 21 Аристобула и F 12 Харета.
[7] Ath., X 44, 434d. Пассаж соответствует F 32 Аристобула и F 13 Харета.
[8] Arr., An. III 15, 5; Diod. XVII 64, 1-3; Curt. Ruf. V 1, 3-10.
[9] Arr., An. III 16, 3; Diod. XVII 64, 4-6; Curt. Ruf. V 1, 11-45 (более подробно о маршруте Александра до Вавилона); Strab. XVI 1, 4.
[10] Arr., An. III 16, 6; Diod. XVII 65, 1-4; Curt. Ruf. V 2, 1-10.
[11] Пребывание Александра в Сузах описывается Arr., An. III 16, 6-9. Другие источники: Diod. XVII 65, 5 – 66, 6; Curt. Ruf. V 2, 11-22; Plut., Alex. 36-37.
[12] Arr., An. VII 4, 4-8; Diod. XVII 107, 6; Plut., Alex. 70, 3; De Alex. virt. 329d-e.
[13] См. F 52.
[14] Ath. XII 9, 514e-f (= Chares, FGrHist 125 F 2). Не указано, что это за царский дворец.
[15] Ath. XII 54, 538b-539a. Книга XII "Дипнософистов" Афинея разделена на две части. В первой (XII 1, 510a - 37, 528e) описываются народы, которые выделяются любовью к роскоши и удовольствиям, во второй (XII 38, 528e – 81, 554e) отдельные личности.
[16] Ath. XII 54, 538b-539a (= Chares, FGrHist 125 F 4).
[17] Отчасти исключением является Курций Руф, который, однако, указывая на весь регион, а не только на город Сузы, пишет: «[Ситтакена], плодородная земля, которая изобилует продуктами и всяким продовольствием» (V, 2, 1).
[18] Обратите внимание, что даже Страбон в своем описании Суз не указывает на этимологию названия или на присутствие пышной растительности (XV 3, 2-5).
[19] Термин находится также у поздних лексикографов и грамматиков. См. Hdn., de pros. Cath., III 1, 378, 24: «Сузы — важный персидский город, основанный Мемноном. Он берет свое название от лилий, которые растут в этой области, и которые варвары называют souson»; [Zon.], Lex. s.v. Σοῦσα: «и souson есть лилия у фригийцев». См. также Plut., fr. Sandbach 214, 4; St. Byz., Ethn. 583, 3; Em s.v. Σούσινον μύρον; Tz., Chil. I 29, 816; Eust., in Dion. Per. 1073, 12.
[20] Ath. XV 39, 689d.
[21] См. в качестве примера Gal., Hipp. Expl. XIX 119, 3; Clem. Alex., Paed. II 8, 76; Dsc. I 19, 2.

F 19 - 20: Гиркания

F 19. Strab. XI 7, 2

φησὶ δ᾽ ᾽Αριστόβουλος ὑλώδη οὖσαν τὴν ῾Υρκανίαν δρῦν ἔχειν, πεύκην δὲ καὶ ἐλάτην καὶ πίτυν μὴ φύειν, τὴν δ᾽ ᾽Ινδικὴν πληθύειν τούτοις. Τῆς δὲ ῾Υρκανίας ἐστὶ καὶ ἡ Νησαία· τινὲς δὲ καὶ καθ᾽ αὑτὴν τιθέασι τὴν Νησαίαν.

Аристобул утверждает, что в Гиркании, очень лесистой местности, были дубы, в то время как сосны, ели и лиственницы там не росли; Индия, с другой стороны, была полна этих деревьев. Нисея находится в Гиркании, но некоторые считают ее отдельной областью

F 20. Strab. XI 7, 3

Ιιαρρεῖται δὲ καὶ ποταμοῖς ἡ Ὑρκανία τῷ τε Ὤχῳ καὶ Ὤξῳ μέχρι τῆς εἰς θάλατταν ἐκβολῆς, ὧν ὁ Ὦχος καὶ διὰ τῆς Νησαίας ῥεῖ· ἔνιοι δὲ τὸν Ὦχον εἰς τὸν Ὦξον ἐμβάλλειν φασίν. Ἀριστόβουλος δὲ καὶ μέγιστον ἀποφαίνει τὸν Ὦξον τῶν ἑωραμένων ὑφ’ ἑαυτοῦ κατὰ τὴν Ἀσίαν πλὴν τῶν Ἰνδικῶν· φησὶ δὲ καὶ εὔπλουν εἶναι καὶ οὗτος καὶ Ἐρατοσθένης παρὰ Πατροκλέους λαβών, καὶ πολλὰ τῶν Ἰνδικῶν φορτίων κατάγειν εἰς τὴν Ὑρκανίαν θάλατταν, ἐντεῦθεν δ’ εἰς τὴν Ἀλβανίαν περαιοῦσθαι καὶ διὰ τοῦ Κύρου καὶ τῶν ἑξῆς τόπων εἰς τὸν Εὔξεινον καταφέρεσθαι. οὐ πάνυ δὲ ὑπὸ τῶν παλαιῶν ὁ Ὦχος ὀνομάζεται.

Гиркания омывается реками Ох и Окс, пока они не впадают в море. Ох течет и через Нисею. Некоторые утверждают, что Ох впадает в Окс. Аристобул утверждает, что Окс является крупнейшей рекой среди тех, что он видел в Азии, за исключением индийских. Как и Эратосфен, он сообщает, что он судоходен (оба черпают у Патрокла) и что многие товары, поступающие из Индии, спускаются к Гирканскому морю. Оттуда они транспортируются в Албанию, и через Кир и соседние места их доставляют в Эвксинский Понт. Древние никогда не упоминают Ох

Две цитаты Аристобула взяты из географической работы Страбона. После долгого периода, посвященного Греции, XI книга Географии предпринимает описание Азии, начиная с Понтийского региона и районов Кавказа. В частности, седьмая глава книги посвящена Гиркании, а внутри есть цитаты из Аристобула. Фактически, в предыдущем пассаже Страбон указывает в качестве своего источника для Гиркании и Бактрианы Аполлодора Артемитского: «От Аполлодора Артемитского и авторов, которые писали по его шаблону "Парфики", мы получили гораздо более точную информацию о Гиркании и Бактриане» [1]. Другим ответом на этот вопрос является предположение Никонорова, в котором акцент делается на определенный круг историков Парфии, зародившихся вокруг Аполлодора: «группа вокруг Аполлодора Артемитского, написавшего парфянские истории». Другой вариант предложен Aуйаком: «Мы получили от авторов «Парфянских историй», Аполлодора Артемитского и других, более точную информацию о Гиркании и Бактрии, чем до сих пор в целом». К сожалению, нет полезных сравнений для определения наиболее верного смысла этого выражения, и очень мало известно об этом авторе и других, кто написал Парфики.
Аполлодор из Артемиты был автором Парфики, работы по истории Парфии, возможно, датируемой серединой первого века, от которой дошло восемь фрагментов, и почти все они (кроме двух, переданных Афинеем и Стефаном Византийским), переданы прямо Страбоном. Способ цитирования последнего представляет большую проблему: цитирует ли Страбон Аристобула из первых рук, или через работу Аполлодора [2]. Для автора вроде Страбона трудно применить фиксированное правило в отношении цитат, и, кажется, вместо этого более уместно проанализировать каждый отдельный случай. Следует также напомнить, что Страбон не имеет положительного мнения об историках Александра, виновных в искажении географии из лести к македонскому царю и описывающих предприятия, которых никогда не было, с целью воспеть его подвиги [3]. Однако в этих двух цитатах из Аристобула его данные не ставятся под сомнение, и так во всей Географии: Страбон, по–видимому, считает историка из Кассандрии правдивым в отличие от многих из тех, кто сообщал о деяниях Александра [4].
Это доверие может проистекать из одной из характеристик работы Аристобула, то есть из внимания к географии, гидрографии и орографии: из его истории Страбон мог извлекать ценную информацию о доселе неисследованных территориях. Более того, Аристобул не интересуется чудесными или фантастическими аспектами, и это тоже могло повлиять на выбор Страбона.
Гиркания была регионом, граничившим на севере с Каспийским морем (которое называлось также Гирканским), в то время как на юге и западе она была окружена Мидийскими и Армянскими горами, между современным Ираном и Туркменистаном [5]. Страбон свидетельствует о плодородии региона и о наличии в нем многих равнин [6]. Цитата Аристобула, содержащаяся в F 19, подтверждает этот факт и отражает любопытство историка к ботанике уже в F 18, где делается ссылка на присутствие в Сузах лилии.
Вторая часть фрагмента 19, с другой стороны, касается отнесения территории Нисеи к Гиркании. Нисея была областью, окружавшей город Нису, которая станет столицей Парфянского царства; она простиралась к востоку от Каспийского моря и Гиркании в современном Туркменистане [7]. Район был известен лошадями [8]. Якоби также вставляет в фрагмент Аристобула второе утверждение ("Нисея находится в Гиркании, но некоторые считают ее отдельной областью"), хотя даже с синтаксической точки зрения между этими двумя утверждениями нет никакой связи.
Поэтому актуальность этого географического указания в работе Аристобула не должна восприниматься как должное не только на основании вышеизложенных соображений, но и с учетом резкого изменения темы (от флоры региона к указанию о принадлежности области к более широкому региону); сюжет второй части фрагмента, по сути, менее похож на другие, найденные во фрагментах историка из Кассандрии. Более того, можно предположить, что Аристобул, рассмотрев в своей работе флору региона, продолжил описывать его ландшафтные и морфологические характеристики, что также видно из F 20.
Следует также помнить, что Якоби, комментируя фрагмент Птолемея, посвященный амазонкам (FGrHist 138 F 28), утверждает, что Аристобул и Клитарх поместили бы Нисею в Гиркании именно в противоположность Птолемею, который делает ее отдельным регионом. Однако, по нашему мнению, просто из–за вышеизложенного невозможно с уверенностью сказать, что Аристобул поместил Нисею в Гиркании: примечание может быть аннотацией самого Арриана.
Фрагмент 20 посвящен двум рекам, которые омывают Гирканию, Оху и Оксу. Ох не идентифицируется с уверенностью, хотя, вероятно, это река Атрек, впадающая в Каспийское море[9]
Окс, нынешняя Амударья, является самой длинной рекой в Центральной Азии, и его основная ветвь впадает в Аральское море [10]. До экспедиции Александра он был известен как Аракс [11]. Он также служил границей между Бактрианой и Согдианой [12]. Он широко упоминался в древности за свою величину, потому что он был судоходным на протяжении всего своего пути и потому что по нему перевозилось много товаров [13].
В связи с Аристобулом в фрагменте упоминаются два других автора.
Патрокл упоминается Страбоном и Эратосфеном как автор, который впервые описал внутренние районы Азии за пределами Каспийского моря [14]. Македонец по происхождению, он был "стратегом Вавилонии" в армии Селевка I и участвовал в обороне Вавилона и в военных операциях Селевка в Эгейском море [15]. Позже он был назначен губернатором неуказанного восточного региона империи Селевкидов [16]. Около 285/4 г. Селевк поручил ему исследовать Каспийское море, чтобы выяснить, существуют ли какие–либо морские маршруты, связывающие Эвксинский Понт с Индийским океаном через Каспийское море и реку Окс. Он написал отчет об этой экспедиции, от которого сохранилось только восемь фрагментов. Его работа долгое время оставалась единственным описанием этих областей и использовалась более поздними авторами вроде Эратосфена и Страбона [17].
Второй цитируемый автор — это именно Эратосфен Киренский. Данные, приведенные в фрагменте, неверны: русла двух рек, по сути, не пересекаются, и Oкс не впадает в Каспийское море; различные гипотезы, которые были сформулированы для объяснения несоответствия (древнее русло реки уже исчезло, путаница у Страбона между двумя различными традициями, наличие оросительных каналов) не особенно убедительны. С другой стороны, что касается второй проблемы, а именно, устья Окса, то следует подчеркнуть, что в древние времена считалось, что река впадает не в Аральское море (еще неизвестное), а в Каспий, который считался заливом Северного океана. Поэтому вероятно, что Страбон и его источники сообщают о широко распространенном мнении, хотя это не подтверждается никакими свидетельствами [18]. Кроме того, очевидно, что интерес Страбона к двум рекам не является строго географическим, а скорее должен быть отражен в связи с тем, что они являются средствами связи и, в частности, в отношении Окса, местами прохождения товаров напрямую или из Индии [19].
Фрагмент важен, потому что он позволяет нам идентифицировать в Аристобуле источник другого отрывка Арриана, в котором историк Кассандрии не назван прямо. Действительно, описывая прибытие Александра и его экспедиции в Бактрию, Арриан пишет: «Александр отправился к реке Окс. Окс течет с горы Кавказ. Это самая большая из рек Азии, которых достиг Александр, за исключением индийских рек. Окс впадает в большое море вдоль Гиркании» [20]. Из цитаты о величине Окса в сравнении с величинами других рек Азии и Индии, видно, что, как и для Страбона, первоисточником Арриана является Аристобул.
Остается определить, цитирует ли Страбон касаемо Гиркании Аристобула из первых рук, или через работы более поздних авторов. По мнению Амбальо, которому следуют и другие ученые, маловероятно, что у Страбона были перед глазами у произведения современников Александра, с одной стороны, из–за толщи времени, которая их разделяла, с другой — из–за принципа, согласно которому чем отдаленнее в историческом тексте географические источники, тем выше степень грамотности цитирования [21]. В этом случае следует подчеркнуть, что в связи с историком из Кассандрии в обоих фрагментах упоминаются и другие авторы.
В случае с фрагментом 19, как мы видели, Аполлодор Артемитский и другие авторы "Парфик" не упоминаются прямо, но Страбон заявляет в другом отрывке, что он ссылается на них при обсуждении Гиркании. Для фрагмента 20 цитируются Патрокл и Эратосфен, писавшие позже Аристобула. С другой стороны, сравнение мнений и информаций нескольких авторов является обычной практикой в географии. Поэтому, если мы не можем с уверенностью отрицать, что Страбон находит упоминание об известиях Аристобула и в трудах более поздних авторов, то, наоборот, невозможно утверждать, что у Страбона не было перед глазами работы Аристобула, когда речь шла о Кавказе и Малой Азии. Качество информации, которую автор Географии получает от Аристобула, а также объем фрагментов в других географических областях, как будет видно, предполагают сделать вывод, что Страбон хорошо знал труд историка из Кассандрии и часто использовал его именно потому, что он считался достойным доверия.


[1] Strab. II 5, 12.
[2] «Из каких источников черпал Аполлодор? Несомненно, он знал историков Александра и более ранних географов. Но он, возможно, также посетил некоторые из стран, которые он описал; ибо, в отличие от большинства писателей Парфянской истории, он был подданным Aрсакидов и, следовательно, находился в благоприятном положении, чтобы получать полезную информацию. Он мог бы даже использовать документы, хранящиеся в архивах греко–парфянских городов, вроде Артемиты и Селевкии на Тигре. Он мог брать географические данные у греческих соотечественников, купцов и путешественников» (Шомон).
[3] Strab. XI 5, 5: «То, что было рассказано о славе Александра, было принято не всеми, и в конце концов историки, которые придумывали подвиги, были заинтересованы в том, чтобы льстить, а не сообщать правду; например, они перемещают Кавказ в Индию»; XI 6, 4: «Трудно поверить многим историкам Александра. Фактически они сфабриковали факты как во славу Александра, так и потому, что экспедиция достигла границ Азии, мест для нас далеких, а опровергнуть отдаленные вещи нелегко»; XI 7, 4: «Есть много неверных представлений о Гирканском море в угоду амбициям Александра. Действительно, все согласны с тем, что река Танаис отделяет Азию от Европы и что земля между морем и Танаисом в значительной степени является частью Азии и не была подчинена македонцами. Истории об экспедиции распространили слух, что Александр правил этими районами. Поэтому они объединили Меотийское озеро, куда впадает Танаис, с Каспийским морем (которое также называют озером), заявляя, что они соединены каналом и каждое является частью другого».
[4] Например, Страбон критикует Клитарха в XI 1, 5; 5, 3-5 как фантазера; Каллисфен называется льстецом (XVII 1, 43); Oнесикрит и Неарх не считаются серьезными и надежными (II 1, 9). Только Птолемей и Аристобул не критиковались Страбоном.
[5] Strab. XI 11, 7, 1.
[6] Strab. XI 7, 2.
[7] Strab. XI 11, 7-8; Hsch., s.v. Νησαίας ἵππους.
[8] Arr., An. VII 13, 1; Philostr., Im. II 5, 2; Hsch., s.v. Νησαίας ἵππους.
[9] Plut., Alex. 69, 2; Art. 26, 4; 28, 3-5; 30, 3-9; Diod. XVII 5, 3. M. F. Williams, «Страбон явно объединил две разные реки (F 6a=Strabo 11.11.5, c518; F 6b=Strabo 11.7.4, c510; F 5a=Strab. 11.7.3-4, c509-10): Атрек, впадающий в Каспийское море, и Ох, находящийся в Бактрии». Согласно Птолемею (VI 11, 2, 4), в самом деле Ох впадает в Бактрию. См. также Plin., HN VI 16, 18; Amm. Marc. XXIII 6.
[10] Также пишется Ὄξος. См. Arr., An. III 29, 2; PLB. X 48, 2.
[11] Hdt. I 202, 1; Strab. XI 14, 13 (= Callisth, FGrHist 124 F 38). «Название Окс, по–видимому, первоначально относилось к западному притоку, берущему начало в Гиндукуше, который со времен Аббасидов называют Вахш (современная Шахдарья); (…) Люди Александра применили название ко всему течению Амударьи» (Босуорт)
[12] Strab. II 1, 15; Curt. Ruf. VII 4, 5 – 6, 21.
[13] Arist., Mir. 833b; Strab. II 1, 15; Plut., Alex. 57; Ptol., Geog. VI 10-12.
[14] Strab. II 1, 2; 1, 6; 1, 9; 1, 5.
[15] Diod. XIX 58-68.
[16] Strab. II 1, 17. Это может быть Бактриана или Согдиана.
[17] См. например Strab. II 1, 6; Strab. XI 7, 3; Strab. XV 1, 11.
[18] Основным источником, возможно, был Патрокл. Кроме Страбона и Арриана (An. III, 29, 2, см. еще ниже) географ Птолемей (VI 11-12), историк Полибий (X 8, 48) и географ Помпоний Мела впадают в одну и ту же ошибку (III 52, 42).
[19] «В соответствии с принципом, прямо приводимым Страбоном (II, V, 18) и разделяемым всеми древними географами, интерес вызывают населенные пункты, а не горные и пустынные районы. Горные хребты особенно интересны как естественные границы, которые четко обозначают территорию. Реки также выполняют ту же функцию и в то же время упоминаются потому, что на их протяжении находятся города и села, или потому что они позволяют перевозить лесоматериалы и товары. Страбон в основном интересуется населенными пунктами с историей и экономические ресурсами» (Николаи–Трайна).
[20] Arr., An. III 29, 2.
[21] С другой стороны, не представляется возможным полагать, что единственным источником Страбона для Кавказского района является Аполлодор из Артемиты. «Аполлодору Артемитскому, который в книге XI цитируется пять раз, приписывается историческая информация о конкретном царстве и различных народах, которые ему подчиняются. Действительно, во многих случаях Аполлодор (первая половина первого века) работал над тем же материалом, который даже Страбон несколько десятилетий спустя все еще имел в наличии. Присвоение Аполлодору анонимной информации не только бездоказательно, но и бесполезно, поскольку, в отличие от Страбона, сам Аполлодор может быть лишь промежуточным звеном, которое к тому же мы знаем косвенно и частично» (Николаи–Трайна)

F 21: Александр и амазонки

a) Plut., Alex. 46

Ἐνταῦθα δὲ πρὸς αὐτὸν ἀφικέσθαι τὴν Ἀμαζόνα οἱ πολλοὶ λέγουσιν (…). Ἀριστόβουλος δὲ καὶ Χάρης (…) καὶ Πτολεμαῖος (…) πλάσμα φασὶ γεγονέναι τοῦτο.

Здесь к нему пришла амазонка, как сообщают многие (…). Аристобул же, Харет (…) и Птолемей (…) считают это выдумкой

b) Arr., An. VII 13, 1-2

Ἐνταῦθα λέγουσιν ὅτι Ἀτροπάτης ὁ τῆς Μηδίας σατράπης γυναῖκας ἑκατὸν αὐτῷ ἔδωκεν, ταύτας φάσκων εἶναι τῶν Ἀμαζόνων (…). ταύτας μὲν δὴ ἀπαλλάξαι τῆς στρατιᾶς Ἀλέξανδρον (…)κελεῦσαι δὲ ἀπαγγεῖλαι πρὸς τὴν βασίλισσαν σφῶν ὅτι αὐτὸς ἥξει πρὸς αὐτὴν παιδοποιησόμενος. ταῦτα δὲ οὔτε Ἀριστόβουλος οὔτε Πτολεμαῖος οὔτε τις ἄλλος ἀνέγραψεν ὅστις ἱκανὸς ὑπὲρ τῶν τηλικούτων τεκμηριῶσαι.

Говорят, там Атропат, сатрап Мидии, доставил ему сто женщин со словами, что они амазонки. ( … ) Александр удалил их от армии ( … ), но приказал объявить их царице, что он отправится к ней, чтобы родить сына. На этот эпизод не указал ни Аристобул, ни Птолемей, чьи показания заслуживают доверия

Фрагмент, переданный как Плутархом, так и Аррианом, представляет собой первый случай, когда историк из Кассандрии упоминается за то, что он не сообщил об определенном эпизоде, потому что он считался лживым. Еще более важно, в данном случае, согласие между Плутархом и Аррианом, чьи работы об Александре преследуют совершенно разные задачи: с одной стороны, биография, целью которой является раскрытие характера и личности македонского правителя через, казалось бы незначительные эпизоды и анекдоты, с другой стороны, историческая работа, направленная на максимально точную реконструкцию экспедиции Александра [1].
У Плутарха эпизод следует за описанием убийства Дария Бессом и похищением Буцефала гирканскими варварами [2]. От Каспийского моря, по словам Плутарха, Александр и его армия двинулись к земле парфов, где царь впервые надел варварское платье [3]. В этот контекст вставлен эпизод с амазонкама. Ясно, что местом, где разворачивается история, является Скифия: Плутарх, по сути, вводит отрывок словом "здесь", которое указывает на то, о чем сообщалось незадолго до этого: «пересек реку Орексарт, думая, что это был Танаис, и обратил в бегство скифов, которых преследовал на протяжении ста стадий» [4]. Несмотря на некоторые проблемы с идентификацией реки Орексарт, указанная область, по–видимому, находится непосредственно к востоку от Аральского моря и, следовательно, к востоку от территории Гиркании [5].
Именно здесь, по мнению некоторых историков, Александр мог добраться до амазонок. Плутарх не сообщает каких–либо подробностей встречи между царем и царицей женщин–воинов, и поэтому невозможно узнать, какую версию легендарного эпизода он выбрал. Биограф, однако, предоставляет подробный список историков, которые считали или не считали эпизод правдоподобным, как видно из Таблицы 9.
Таблица 9 — Историки и достоверность эпизода с амазонками (Plut., Alex. 46)

Историки, которые считают этот эпизод заслуживающим доверия

Историки, которые считают этот эпизод выдумкой

Клитарх

Поликлит

Онесикрит

Антиген

Истр

Аристобул

Харет

Птолемей

Антиклид

Филон Фиванский

Филипп из Фeaнгел

Гекатей Эретрийский

Филипп Халкидский

Дурид Самосский

Давайте проанализируем имена, приведенные Плутархом. Клитарх хорошо известен. — Поликлит из Лариссы сопровождал Александра в экспедиции и написал работу по меньшей мере из восьми книг, от которых осталось одиннадцать фрагментов, и пять из них переданы Страбоном. Из них виден интерес к географическим аспектам, к ландшафту пересекаемых регионов и к градостроительным и архитектурным работам. — Сочинение Онесикрита из Астипалеи дошло в фрагментарной форме. Он сопровождал Александра в экспедиции в Азию и написал работу о македонском государе, получившую два названия: Πῶς ᾽Αλέξανδρος ἥχθη или Τὰ περὶ Αλεξάνδρου [6]. Он, вероятно, был единственным, кто описал детство и воспитание Александра, представленного царем–философом и цивилизатором [7]. — Антигена кроме Плутарха упоминают только Плиний, который, однако, сообщает только имя, и Геродиан, который называет его в цитате о реке в Македонии [8]. — Гораздо более многочисленными являются сохранившиеся фрагменты Истра из Кирены: семьдесят семь отрывков, собранных Якоби, который включает его в число аттидографов. Эти фрагменты из весьма разных работ крышуются научной матрицей и вниманием к антикварным и этиологическим аспектам, прежде всего связанным с Афинами. О биографии Истра дошло мало информации, но можно сделать вывод, что он вращался в окружении Каллимаха и жил, следовательно, скорее всего, во второй трети третьего века. Согласно посвященной ему лемме в лексиконе Суды, Истр написал множество произведений как в прозе, так и в поэзии [9]. Названия всех этих произведений не дошли, но многие были на афинские темы, в то время как другие обсуждали различные области знаний. Однако ни одно из дошедших названий, похоже, не связано с македонским правителем и его экспедицией. Отрывок о встрече Александра и амазонок (FGrHist 334 F 26) Якоби поместил среди фрагментов неизвестного происхождения. — Среди историков, которые, напротив, считают встречу с амазонками выдумкой, в дополнение к упомянутым Харету и Птолемею называется Aнтиклид из Афин, еще один автор, чья работа не дошла. Источники приписывают ему разнообразную продукцию, из которой мы знаем следующие названия: Περὶ Νόστων в лексиконе Суды, Περὶ Αλεξάνδρου у Диогена Лаэрция, Περὶ τῶν Iηλιακῶν в схолиях к Аполлонию Родосскому, ᾽Εξηγητικός у Афинея [10]. Из двадцати трех его фрагментов, собранных Якоби, немногие относятся к работе об Александре, и поэтому трудно восстановить ее структуру и содержание. — Ничего не известно о Филоне Фиванском, имя которого встречается только в этом отрывке. Мюллер отождествляет его с Филоном Библским, хотя в фрагментах произведений последнего, похоже, нет связи с темами, касающимися жизни и экспедиции Александра Великого. Филон Библский фактически жил между I и II веками н. э. и принадлежал к кругу консула Геренния Севера 594. Человек с большой эрудицией и огромными интересами, он написал много работ на самые разные темы, известных только через фрагменты. Среди наиболее известных — «История Финикии», переданная в основном Евсевием, и тридцать томов «О городах и их знаменитых гражданах». В древние времена его обвиняли в неточности и смешивании реальных данных со своими выдумками. — О Филиппе из Феангел, уроженце Карии, как предполагает его этническая принадлежность, мы знаем только то, что он написал, скорее всего, в III веке историю Карии, ходившую разными названиями: τὰ Καρικά, Περὶ Καρῶν καὶ Λελέγων σύγγραμμα, Περὶ Καρῶν σύγγραμμα, из которой дошли только пять фрагментов [11]. — Ничего не известно о Гекатее Эретрийском, которого Мюллер определяет как географа и отождествляет с одноименником у Арриана в Анабасисе (II 16, 5). Гекатей, упомянутый в этом отрывке Арриана, однако, начиная с Якоби идентифицировался с Гекатеем Милетским, и, следовательно, то, что предоставлено Плутархом, остается единственным подтверждением существования этого персонажа. — О Филиппе Халкидском никакой информации нет. Согласно Мюллеру, он может отождествляться с уже названным Филиппом из Феангел, но неясно, откуда, если принять эту гипотезу, могла возникнуть путаница между ними у Плутарха [12]. — Дурид Самосский, с другой стороны, известен, хотя о нем существует немного биографической информации. Фрагмент с цитатой Плутарха может быть включен в число тех, которые имеют отношение к дуридову историческому труду о Македонии (FGrHist 76 F 46). Ландуччи Гаттинони приписывает этот фрагмент восьмой книге исторической работы Дурида, и считает, вместе с Кебриком, что источником историка является Харет еще и потому, что в двух других фрагментах Плутарх присоединяет Дурида к камергеру Александра [13]. Поэтому цитируемых Плутархом историков, которые отрицают правдивость встречи Александра и амазонок, можно разделить на сосредоточившихся на македонском правителе и его экспедиции, и на авторов более общих произведений или описывающих конкретные географические области.
Кроме того, херонейский биограф также сообщает, что Онесикрит читал Лисимаху ту часть своей работы, в которой он говорил об амазонках, и тот, высмеивая его, спросил, где сам он, Лисимах, находился во время события, так как он ничего не помнил [14]. Арриан, с другой стороны, не указывает подтверждающих или отрицающих правдивость этого эпизода авторов, ограничиваясь тем, что среди последних числятся Птолемей, Аристобул и «те, чье свидетельство по этому вопросу достоверно» [15].
История встречи с амазонкой сообщается как правдивая тремя другими источниками об Александре: Диодором, Курцием Руфом и Юстином [16]. Рассказы этих авторов в основном согласны: встреча произошла в Гиркании после столкновения с мардами; за царицей Фалестрис следовало триста женщин, и они остановились у Александра на тринадцать дней; сама она собиралась сойтись с Александром, потому что хотела от него ребенка [17]. Поэтому можно заметить, как варьируется эпизод в разных источниках: согласно Арриану, сатрап Мидии, Атропат, доставил Александру сотню женщин со словами, что они амазонки, но царь отослал их из армии, опасаясь изнасилований, и приказал объявить их царице, что он придет к ней, чтобы родить сына [18]; согласно Диодору, Курцию Руфу и Юстину, наоборот царица амазонок пришла к Александру, чтобы иметь от него сына; наконец, Плутарх ограничивается утверждением, что правительница пришла к македонскому царю, и он не указывает мотивов, побудивших ее прийти [19].
Поэтому можно утверждать, что из столь важного события, как доставка Александру ста женщин–наездниц мидийским сатрапом, в кругу македонского государя была тут же создана особая история встречи с царицей амазонок, которая, однако, была немедленно отвергнута как лживая некоторыми историками Александра, в том числе Аристобулом.
Невозможно с уверенностью проследить происхождение этого эпизода. Что касается историков, которые утверждали, что встреча не состоялась, то по мнению Ландуччи, первым поддержал этот тезис Харет. Тем не менее, трудно с уверенностью установить хронологические и зависимые связи между работами Харета, Птолемея и Аристобула, и поэтому в выявлении отсутствия надежности встречи Александра и царицы амазонок невозможно исключить также роль двух других. Можно также задаться вопросом, был ли ход мыслей, отрицающий подлинность эпизода, широко распространен еще при жизни Александра, или он развился позже, когда большинство историков завершили свои работы об экспедиции в Азию. Эта вторая гипотеза представляется предпочтительной, что также объясняется наличием в более поздних источниках вроде Арриана, Плутарха и Страбона размышлений о достоверности события и различными мнениями более древних авторов. С другой стороны, исследователь Дома считает, что этот эпизод является поздней выдумкой возможно конца четвертого века, потому что ближайшие источники Харет, Птолемей и Аристобул его не упоминают. Однако последнее соображение в свете недостатка фрагментов цитируемых авторов не служит надежным свидетельством (тем более что источники сообщают, что эти авторы оспаривали достоверность эпизода), и кажется более вероятным предусмотреть, что появление этого логоса с самого начала не всеми воспринималось как правда.
Факт, что встреча Александра и легендарной царицей амазонок была выдумкой, неудивителен. С этими мифическим женщинами–воинами уже сталкивались другие героические фигуры, и среди них некоторые персонажи, которые вдохновляли Александра: амазонка Пентесилея была убита Ахиллесом, который, однако, тут же влюбился в нее; девятый подвиг Геракла состоял в том, чтобы украсть пояс Ипполиты, царицы амазонок, которая была убита им [20]; Тесей сражался вместе с Гераклом против амазонок, победил их и имел сына от их царицы [21]. Отсюда, эпизод, в котором в качестве главных героев выступают Александр и Фалестрис, позволяет связать царя с этими мифическими примерами и еще больше усилить его героический характер.
Страбон также сообщает о встрече Александра с царицей амазонок, когда говорит об этом женском этносе, который, по мнению некоторых, проживал в горах над Албанией [22]. По словам географа, в истории об амазонках смешиваются исторический и мифологический аспекты, и никто из тех, кто выступает за их существование, не может доказать, где они находятся в настоящее время. В связи с этим он добавляет [23]:
"Это также относится и к Фалестрис, владычице амазонок, которая. говорят, сошлась с Александром в Гиркании, чтобы родить с ним ребенка. В самом деле, по этому поводу существуют разногласия. Однако среди большинства существующих историков те, кто больше всего заботился об истине, не говорили об этом, а более правдивые не сообщали ничего подобного; и те, кто говорил об этом, придерживаются разных мнений. Клатарх говорит, что Фалестрис пришла к Александру от Каспийских ворот и Термодонта, но от Каспийских ворот до Термодонта более шести тысяч стадий".
Этот отрывок Страбона имеет большое значение, поскольку он включает географа в число тех, кто считал визит царицы амазонок к Александру выдумкой. Более того, этот отрывок относится к XI книге, где Аристобул цитируется трижды [24]. Поэтому можно предположить, что Страбон или его источник непосредственно восходит к историку из Кассандрии также для истории Александра и Фалестрис. Наконец, следует отметить, что в разных версиях этой истории существуют различия в отношении места визита, что показывает, как противоречивые данные сосуществовали в повествованиях одного и того же эпизода. Как можно видеть, все источники помещают эпизод в Гиркании, как те, кто считает это правдой (Диодор, Курций Руф, Юстин), так и те, кто считает это выдумкой (Aрриан и Страбон), за исключением Плутарха, который помещает его в Скифии [25].
В этом случае можно предположить либо ошибку Плутарха, либо принятие биографом последующей традиции, которая перемещает племя амазонок в более восточную область [26].
Таблица 10 — Локализация эпизода с амазонками

Диодор

XVII 77, 1

Ἐπανελθόντος δ’ αὐτοῦ πάλιν εἰς τὴν Ὑρκανίαν…, «Когда Александр возвратился в Гирканию…»

Курций Руф

VI 5, 22

Ad urbem Hyrcaniae, in qua regia Dareus habuerat ei, «в городе Гиркании, где был дворец Дария»

Юстин

Epit. XII 3, 4

Hyrcaniam, «в Гиркании»

Страбон

XI 5, 4

ἐν τῇ Ὑρκανίᾳ, «в Гиркании»

Плутарх

Alex. 45

τὸν Ὀρεξάρτην διαβὰς ποταμόν, (…), καὶ τοὺς Σκύθας τρεψάμενος…, «перейдя реку Орексарт, (…), и обратив в бегство скифов…»

Арриан

An. VII 13, 1

Πεδίον Νησαῖον, «в Нисейской долине»

В заключение Плутарх и Арриан, два источника, которые сообщают имя Аристобула об эпизоде с амазонками, подчеркивают, что историк из Кассандрии считает его выдумкой (Арриан подчеркивает, что рассказ не нашел места в его работе), и, следовательно, можно утверждать, что последующая традиция не отвечает за подробности этой встречи. Оба автора затем связывают Аристобула с Птолемеем (Плутарх также с Харетом), тем самым помещая их в группу честных историков, которые не склонны вводить в свои сообщения выдуманные эпизоды. Наконец, фрагмент важен для того, что касается Арриана и использования им его основных источников, Птолемея и Аристобула, потому что он показывает, как историк из Никомедии имеет тенденцию подчеркивать также эпизоды жизни Александра, которые, несмотря на определенный фарт в рассказах о предприятиях македонского царя, не рассматриваются в работах слывущих наиболее достоверными авторов; следовательно, эти эпизоды, которые не обсуждались или не были опровергнуты Птолемеем и Аристобулом, для Арриана должны считаться выдумкой.


[1] Plut., Alex. 1; Arr., An. pro. 1-2.
[2] Plut., Alex. 43-44.
[3] Plut., Alex. 45.
[4] Plut., Alex. 46.
[5] Не представляется возможным выявить источник Плутарха для этого списка, так как нет никаких параллелей или указаний на других авторов. Э. Байнхам на основе сравнения с пассажем Страбона (XI 5, 4) предполагает Эратосфена, но аргументы из–за фрагментарности более древних источников об экспедиции довольно слабы.
[6] О названиях труда Онесикрита см. Diog. Laert. VI 84; [Lucian.], Macrob. 14.
[7] «В какой–то момент до 330 года он присоединился к экспедиции Александра и начал составлять историю, которая прославляла действия царя и включала в себя определенное количество информации о встречавшихся людях и местах, с особым вниманием к необычным особенностям, вроде баньянового дерева или отсутствия знакомых греческих звезд в Индии, а также к чудесам вроде громадных змей и прекрасных островов. Онесикрит приобрел репутацию неточного автора и фантазера, и его принятие истории о царице амазонок является тому стандартным подтверждением (…), но Страбон также признал, что он действительно сохранил некоторую полезную информацию».
[8] Plin., HN I 5 (= Antigenes, FGrHist 141 T 1); Hdn., π. μον. λέξ., s.v. ἀσκός (II 947, 10 Lentz).
[9] Suda, s.v. Ἵστρος [I 706 Adler](= Istrus, FGrHist 334 T 1).
[10] Suda s.v. ᾽Αντικλείδης [A 2671 Adler] (= ANTIKLEIDES, FGrHist 140 T 1); Diog. Laert. VIII 11 (=ANTIKLEIDES, FGrHist 140 F 1); Schol. ad A. R.. I 1289 (= ANTIKLEIDES, FGrHist 140 F 2); Ath. XI 46, 473b (=ANTIKLEIDES, FGrHist 140 F 22). Название Περὶ Νόστων находится также у Ath. IV 46, 157f; XI 15, 466c—781c; IX 33, 384d-e; XIII 89, 609c-d (= ANTIKLEIDES, FGrHist 140 F 3-F 4-F 5-F 6); Clem. Al., Protr. III 42, 5 (= ANTIKLEIDES, FGrHist 140 F 7); Schol. ad Ar., Nu. 144 (= ANTIKLEIDES, FGrHist 140 F 7).
[11] Strab. XIV 2, 28 (= PHIL., FGrHist 741 F 1); Ath. VI 101, 271b (= PHIL., FGrHist 741 F 2); Schol. ad E, Rh. 509, 2, 339 Schwartz (= PHIL., FGrHist 741 F 1). Якоби обставил имя Филиппа крестами († Φίλιππος ὁ εἰσαγγελεὺς †). Возможно, он, как и Харет, был исангелием, а не из Феангел.
[12] FHG IV p. 475, n. 4: «Филипп Халкидский не упоминается где–либо еще. Некий историк Филипп приводится у Плутарха (Defectu oracul. р. 418 A). Он говорит о себе, что был слушателем ритора Эмилиана (процветавшего при Тиберии), сына грамматика Эпитерса, которого он называет своим согражданином (p. 419 A). Эпитерс был вифинцем из Никеи (…). Если же Филипп идентичен с Филиппом Халкидским, можно заподозрить, что он являлся вифинцем из Халкедона, и Плутарх перепутал между халкедонцем и халкидцем».
[13] Можно добавить свидетельство Афинея, согласно которому также Линкей, брат Дурида, использовал историографическую работу камергера Александра.
[14] Plut., Alex. 46, 4. Невероятность истории не тревожит Плутарха, который так комментирует этот эпизод: «Верит ли кто в это, или не верит, он, тем не менее, не будет восхищаться Александром меньше».
[15] Arr.. An. VII 13, 3. Следует подчеркнуть, что Арриан не просто отрицает существование амазонок: по словам историка, они вымерли задолго до рождения Александра (свидетельством тому молчание Ксенофонта), и если Атропат действительно показал Александру каких–то женщин, то он показал ему тех, кто был способен ездить верхом и одеваться, как амазонки (см. An. VII 13, 4-6). О другом косвенном контакте Александра с амазонками см. Arr.. An. IV 3.
[16] Diod. XVII 77, 1-3; Curt. Ruf. VI 5, 24-32; Just., Epit. XII 3, 5-7.
[17] Юстин добавляет, что царице потребовалось тридцать пять дней, чтобы добраться до Александра, и что другое ее имя было Минития. Кроме того, следует подчеркнуть, что ни один из источников не указывает на возможного ребенка, рожденного в результате союза Александра и царицы.
[18] Arr.. An. VII 13, 1-2. Атропат упоминается и в других случаях, потому что его дочь во время царских свадеб в Сузах вышла замуж за Пердикку (Arr. An. VII 4, 5), а также потому, что он сам поймал и привел к Александру мидянина Бариакса, который провозгласил себя царем (Arr.. An. VI 29, 3).
[19] Diod. XVII 77, 1-3; Curt. Ruf. VI 5, 24-32; Just., Epit. XII 3 5-7.
[20] Apollod. II 5, 9 (98-102).
[21] Apollod., Epit. 16
[22] Strab. XI 5, 1-4.
[23] Strab. XI 5, 4.
[24] Strab. XI 7, 2 (= F 19); 7, 3 (= F 20); 11, 5 (= F 28).
[25] «Арриан вдохновлен версией, отличной от версии авторов, упомянутых выше [Диодор, Курций Руф, Юстин], которые находят встречу Александра с некоторыми амазонками в Мидии вместо Гиркании или за рекой Яксарт (…). Возможно (…) что Арриан использует позднюю версию «вульгаты», написанную после того, как амазонки были перенесены в юго–восточную часть Каспия с южного побережья Черного моря (в районе реки Термодонт со столицей Темискира), где они локализованы уже Онесикритом и Клитархом» (Систи–Зембрини). Действительно, указание на Нисейскую долину в качестве места встречи, по–видимому, не является достаточной причиной для выдвижения гипотезы о другом источнике, используемом Аррианом, тем более что Нисея часто считалась древней частью Гиркании.
[26] Длинное отступление об амазонках встречается у Геродота, где также рассказывается о миграции этих женщин из района Меотийской равнины в регион за пределами Танаиса (Hdt. IV 110 -117).

F 22: Заговор Филоты

Arr., An. III 26, 1

Ἐνταῦθα καὶ τὴν Φιλώτα ἐπιβουλὴν τοῦ Παρμενίωνος ἔμαθεν Ἀλέξανδρος, καὶ λέγει Πτολεμαῖος καὶ Ἀριστόβουλος, ὅτι προσηγγελμένη <μὲν ἦν> ἤδη οἱ καὶ πρότερον ἐν Αἰγύπτῳ, οὐ μέντοι πιστή γε ἐφάνη τῆς τε φιλίας τῆς πάλαι ἕνεκα καὶ τῆς ἐξ αὐτοῦ ἐς Παρμενίωνά τε τὸν πατέρα τὸν Φιλώτα τιμῆς καὶ ἐς αὐτὸν Φιλώταν πίστεως.

Именно там Александр узнал о заговоре Филоты. И Птолемей, и Аристобул утверждают, что заговор был раскрыт ему ранее в Египте, но тогда он не показался ему вероятным по крайней мере потому, что он давно дружил с Филотой, оказывал почет его отцу Пармениону и доверял самому Филоте.

Фрагмент сопутствует повествованию о прибытии Александра в Гирканию [1]. Государь преследует Бесса, убийцу Дария, бежавшего на восток. Остановившись на две недели в Зараканде, самом важном городе региона, Александр перешел к парфам, а оттуда в Арию, где он сохранил сатрапом Сатибарзана, но приставил к нему одного из этеров, Анаксиппа. Тем временем он узнал, что Бесс назвался Артаксерксом и провозгласил себя царем Азии; царь македонцев отправился в Бактрию, но по дороге получил сообщение о восстании Сатибарзана и переместился к Артакоане, в Арии, где он заставил сатрапа бежать. Также, согласно истории Арриана, Александр затем отправился в регион Зарангеи (Зарангия или Дрангиана, в современном Афганистане) и занял их столицу, Фраду [2].
Именно в этот момент вписывается история о ἐπιβουλή (заговоре) Филоты.
Филота, сын Пармениона, впервые появляется в сообщении Арриана о столкновении с трибаллами: Александр приказывает ему взять с собой всадников из Верхней Македонии и атаковать варваров на правом крыле [3]. Так что он сопровождал македонского царя еще до его экспедиции в Азию. В битве при Гранике Филота стоял на правом крыле с кавалерией этеров, лучниками и агрианами [4]; во время осады Милета его отправили к Микале вместе с всадниками и тремя батальонами пехотинцев, чтобы не допустить высадки противника с кораблей [5]. Затем он обнаруживается при Гавгамеле во главе всей кавалерии этеров, которая занимала правое крыло [6] Следовательно, на нем лежит большая ответственность, демонстрирующая доверие к нему со стороны Александра.
Что касается заговора Филоты, то Аристобул цитирует Арриана вместе с Птолемеем: оба историка сообщают, что заговор был раскрыт Александру уже в Египте, то есть более года назад, но царь не верил слухам из–за доверия и дружбы, которые он питал к Филоте и Пармениону. Однако следует отметить, что сразу же после этого говоря о процессе и осуждении Филоты, Арриан цитирует одного Птолемея и молчит об Аристобуле. Это поднимает ряд проблем: прежде всего, почему историк из Никомедии упоминает только Птолемея? А у Аристобула о заговоре Филоты не было ничего?
Чтобы попытаться ответить на поставленные вопросы, необходимо провести сравнение с другими эпизодами, в которых Арриан цитирует Птолемея и Аристобула, когда они представляют одну и ту же версию данного события [7]. Согласны они и в том, что оба не упоминают известный эпизод, как в Кармании Александр двигался, лежа в окружении этеров среди звуков флейт, Арриан подчеркивает, что его источники не упоминают об этом "номере" македонского царя, и поэтому анекдот является невероятным [8].
Сразу после этого Арриан утверждает, что он пишет о его пребывании в Кармании «следуя Аристобулу» [9]. Эти два отдельных случая (цитата Птолемея о заговоре Филоты и Аристобула о Кармании) заставляют нас думать, что Арриан хочет подчеркнуть, что информация из второй части составлена одним автором, возможно, потому что другой источник ее не упоминает или упоминает в двух словах.
Поэтому мы можем предположить, что то же самое произошло и с заговором Филоты: не найдя информации об обхождении с сыном Пармениона и о судебном процессе над ним у Аристобула, Арриан указывает читателю, что он будет следовать тому, что сообщает только Птолемей. Поэтому мы должны учитывать, что Аристобул не останавливается ни на характере заговора, ни на результатах расследования, но упоминает только о том, что Филота обвинялся в подготовке заговора против правителя уже в Египте.
Стоит посмотреть, как трактуют этот заговор источники.
Заговор Филоты (который помещают в 330 г.) является первой попыткой подорвать власть правителя в окружении Александра [10]. Действительно, до сих пор македонский царь должен был остерегаться в основном мятежных сатрапов или греческих городов, которые пытались использовать удаленность царя, но ему никогда не приходилось сталкиваться с «внутренними» атаками [11]. Тем самым попыткой Филоты открывается первая трещина в крепком до тех пор, по крайней мере, на вид, македонском антураже.
Как мы уже видели, Арриан ограничивается сообщением о том, что, согласно Аристобулу и Птолемею, заговор был раскрыт Александру уже в Египте, то есть почти два года назад, но царь не придал значения слухам [12]. Затем историк, вслед за Птолемеем, говорит, что Филоте был предъявлен иск перед македонянами, и что сам Александр сурово обвинял его. Сын Пармениона защищался, но его обвинители опровергли его и его сообщников «очевидными обвинениями» и, прежде всего, «сам Филота признался, что ему сообщили, что против Александра готовился заговор и что он ничего не сказал об этом Александру, несмотря на то, что имел доступ к царской палатке, по крайней мере, два раза в день» [13].
Итак, для Арриана и его источника Филота виновен не столько в том, что он готовил заговор против правителя сам (хотя эта возможность не исключена), сколько в том, что он не раскрыл царю махинации, способные нанести ему ущерб.
Далее Птолемей сообщает, что Филота был казнен вместе с другими заговорщиками (чьи имена не указаны); затем Александр отправил одного из этеров с письмом к генералам в Мидии, которые позаботились о ликвидации Пармениона [14].
История Плутарха намного более подробна. Биограф описывает Филоту как человека, который, хотя и проявлял щедрость и верность к своим друзьям, также был надменным, любил богатство и роскошь, и своими манерами вызывал неприязнь среди македонцев. Также Плутарх сообщает, что Филота уже давно обвинялся перед Александром, но здесь заканчиваются общие моменты с писаниями Арриана. Плутарх в свою очередь представляет фигуру Антигоны, которую Филота захватил как добычу из собственности Дария в Дамаске. Наедине с ней Филота свободно злословил об Александре, возвеличивая свои собственные деяния и отца. Женщина рассказывала об этих признаниях повсюду, и ее болтовня дошла до Кратера, который привел ее к Александру; тот выслушал ее, а затем приказал ей продолжить отношения с Филотой и сообщать о его речах против него. Связь между любовниками не прерывалась, но Александр бездействовал, возможно, с одной стороны, потому что он верил в преданность Пармениона и Филоты, с другой, потому что он боялся их силы и авторитета среди македонцев.
Чтобы объяснить, что привело к конфликту между Филотой и македонским правителем, Плутарх вводит второе ядро повествования, которое не имеет ничего общего с историей Антигоны. Некто по имени Лимн из Халестры, рассказывает Плутарх, организовал заговор против Александра и попытался привлечь к нему некоего Никомаха, в которого он был влюблен. Однако тот не согласился и вместе со своим братом отправился к Филоте с просьбой устроить им встречу с Александром, чтобы сообщить ему о серьезных и неотложных проблемах. Филота, однако, дважды отказывал им и вынудил их найти другого посредника для встречи с царем, которому они сообщили о заговоре, как и об отказе Филоты представить их ему. Только тогда Александр собрал обвинения у всех тех, кто выступил против Филоты, и решил действовать. Филота был приговорен к смертной казни, и вскоре Александр убил Пармениона в Мидии [15].
Оставив в стороне часть о Парменионе, где Плутарх и Арриан соглашаются, можно сделать вывод, что первое ядро Плутарха, или история Антигоны, неизвестно Арриану, и поэтому происходит из источника, которого последний не имел в наличии или который был намеренно опущен [16].
Что касается второй части, заговора Лимна из Халестры, то можно предположить, что Плутарх очень подробно описывает историю, едва различаемую у Арриана, который либо решил пропустить ее, либо не имел о ней в своих источниках (Птолемея в первую очередь) более точных данных.
Об Антигоне нет никаких следов и у Диодора. Последний, однако, в отличие от Арриана, представляет подробный отчет о заговоре, который частично совпадает с сообщением Плутарха [17]. Есть, однако, некоторые различия, например, касательно имени организатора заговора, Лимна, который у Диодора становится Димном, и другие, более значимые [18]: два брата раскрыли заговор Филоте, прося сообщить все Александру, в то время как Плутарх ограничивается тем, что говорит, что они просили приема у государя, чтобы раскрыть серьезные и срочные факты [19]; в другом раскладе Кебалину, брату Никомаха, удается поговорить с Александром (он остается спрятанным в одной из личных комнат Александра); наконец, у Плутарха Лимна убивают до того, как допросить, а у Диодора Димн совершает самоубийство [20].
Повествование о процессе Филоты также отличается. По словам Диодора, он отверг обвинения, а затем Александр предоставил решение о его судьбе македонцам [21]. Они признали его виновным и под пытками заставили признаться [22]. Однако у Плутарха, как уже упоминалось, Филота был допрошен в присутствии этеров, в то время как Александр слушал за кулисами [23]. Хотя, следовательно, между этими двумя историями есть совпадения, не представляется возможным с уверенностью сказать, что Плутарх и Диодор следуют здесь одному и тому же источнику.
Наконец, мы должны рассмотреть, что сообщает об эпизоде Курций Руф. Его, по сути, несомненно, самый длинный и подробный рассказ занимает более трети шестой книги "Истории Александра Македонского" [24]. Однако сразу следует указать на полное отсутствие у него Антигоны и ее связи с Филотой: это первое ядро истории известно только Плутарху.
Курций много рассказывает о диалоге между Димном (как у Диодора, а не Лимном, как его зовет Плутарх) и его любовником Никомахом, а также о попытках заставить его молчать. Никомах, обманывая его и обещая свое молчание, заставляет его произнести имена заговорщиков: Деметрия, Певколая, Никанора, Афобета, Иолая, Диоксена, Архепола, Аминты. Так что Курций Руф — единственный, кто представляет имена всех участников заговора. Следует подчеркнуть, что Филота не упоминается. Также у Курция Руфа рупором является брат Никомаха, который дважды обращается к Филоте, но не получает того, о чем просил. Тогда, как и в истории Диодора, брат обращается к другому посреднику, и ему удается предстать перед Александром и открыть ему то, что он знал. Затем царь зовет Димна, который, однако, серьезно ранен и доставлен к нему умирающим. Филота также предстал перед ним, прося у него позволения оправдать свое поведение; он заявил, что не воспринимал всерьез представленные ему откровения, считая их следствием ссоры между двумя любовниками, и умоляет Александра о прощении. Александр милует его, предлагая ему в знак вновь дарванной благосклонности правую руку [25]. И о мгновенном примирении между Филотой и Александром сообщает только Курций Руф. Ситуацию усугубляет речь Кратера перед царем на совете этеров, куда Филота не допускается. Кратер, враждебный сыну Пармениона, убеждает царя в его вине, а затем отправляется допрашивать Филоту, чтобы заставить его признаться. Итак, Филота после пиршества с царем и его спутниками схвачен сонным и в цепях приводится в царский шатер [26].
Примечательно, что Кратер также является тем, кто в рассказе Плутарха приводит Антигона к правителю с целью осудить неправильное поведение Филоты: очевидно между ними была какая–то вражда, и Кратер сумел воспользоваться ситуацией, чтобы выставить противника в невыгодном свете.
Далее в сообщении Курция Руфа следует длинный и подробный рассказ о появлении Филоты перед македонским собранием, где Александр выступил с серьезными обвинениями, атаковав также его отца Пармениона [27]. Стоит отметить, что Курций Руф сообщает, что Александр также упрекал Филоту за его критику ответа Аммона: эти данные весьма важны, поскольку они переносят начало вражды между Филотой и Александром в Египет, что также подчеркивается Аррианом [28].
Филота защищался, но приговор уже витал в воздухе, и его проникновенные слова не помогли [29]. Подвергнутый пыткам, он признался и выдал имена других сообщников. Все заговорщики были побиты камнями [30].
Опять же, один Арриан говорит о заговоре и выдвинутых против Филоты обвинениях расплывчато. Из его рассказа видно лишь, что слухи о заговоре распространились уже в Египте (эхо, возможно, полемики о предполагаемом божественном отчестве Александра, которое упомянул Курций Руф), и Филота был осужден, а вскоре после этого был также убит его отец Парменион. Что касается других трех версий, то версия Плутарха, вероятно, взята из других источников, потому что она единственная, которая представляет историю Антигоны, любовницы Филоты. Диодор и Курций, с другой стороны, не имеют существенных различий, хотя последний предлагает гораздо более подробное описание с драматическими и патетическими чертами [31].
Для полноты картины следует сказать, что заговор упоминается еще Страбоном и Юстином. В пятнадцатой книге Географии Страбон пишет [32]:
"(Александр) достиг Арии и затем дрангов, где он, узнав о заговоре (ἐπιβουλήν), уничтожил Филоту, сына Пармениона; он также послал людей в Эктабану, чтобы убить его отца, потому что тот был вовлечен в заговор (ἐπιβουλῆς)".
Будет интересно отметить у Страбона использование ἐπιβουλή в прямом указании на Филоту: только Арриан использует его и выражение «заговор Филоты», потому что другие авторы упоминают заговор Димна/Лимна. Поэтому вполне вероятно, что Страбон и Арриан следуют тем же источникам и особенно Аристобулу и Птолемею.
Кратко высказывается и Юстин: Парменион и Филота были убиты, потому что они выступали против Александра и обвиняли его в подрыве македонских традиций и обычаев [33].
Сравнивая различные источники, мы понимаем, что есть некоторые общие элементы: похоже, что Филота оказался причастен к этим событиям не столько из–за непосредственного участия в заговоре (ни один из источников не указывает на явную жалобу на него или на признание, полученное без орудий пыток), сколько потому, что он или был виновен в оставшемся без внимания доносе, или Александр и его окружение пытались оправдать его устранение; в самом деле большинство источников подчеркивают, что македонцы давно чувствовали антипатию к Филоте за его слишком царское поведение; они подчеркивают его дерзость и высокомерие, а также плохо скрываемое стремление к власти; наконец, у Курция Филота выглядит как противник признания божественной природы Александра. Поэтому ликвидация Филоты в основном представляется как политический шаг, направленный на устранение инакомыслящих элементов в македонской команде, а также на то, чтобы положить конец амбициям Филоты и, следовательно, Пармениона, который угрожал завоевать симпатии и пользу большей части армии.
В свете этих соображений скрытность Арриана и его источников еще более удивительна. Нельзя не видеть в пассаже Арриана попытку оправдать действия Александра: не ставится под сомнение вина Филоты, нет ни Димна, ни развития событий и не сообщается о защите Филоты. С другой стороны, подчеркивается, что царь изначально не верил слухам из–за дружбы и доверия, которые он питал к Пармениону и его сыну. Поэтому Александр у Арриана представлен жертвой и пострадавшим от самых близких ему людей, в то время как в других источниках всегда есть подозрение, что невинного Филоту подставили, потому что он стал неудобной фигурой. Арриан выбирает версию, наиболее благоприятную для Александра, и заговор Филоты выглядит как несправедливая и коварная попытка захватить власть, пользуясь доверием царя. Можно предположить, что этот вариант заговора Арриан обнаружил в своих источниках, в первую очередь у Птолемея, но, возможно, у того же Aристобула.


[1] О прибытии Александра в Гирканию см. Arr., An. III 23-24.
[2] Arr., An. III 25.
[3] Arr., An. I 2, 5. Перед пересечением Геллеспонта Филота упоминается в свите Александра также во время завоевания города Пелия (Arr., An. I 5, 9-11).
[4] Arr., An. I 14, 1.
[5] Arr., An. I 19, 8.
[6] Arr., An. III 11, 8.
[7] Arr., An. pro. 1 - 2; II 12, 5; III 26, 1; IV 14, 1; VI 11, 5; VII 26, 3.
[8] Arr., An. VI 28, 2.
[9] Arr., An. VI 28, 3 (= F 50).
[10] Заговор с целью убийства Александра замыслил ранее Александр по прозвищу Линкест (участвовавший и в убийстве Филиппа), но он закончился неудачей. Хронология заговора неясна, так же как неизвестна и точная дата казни заговорщиков, но она может быть помещена приблизительно в 334/3 г. См. Arr., An. I 25.
[11] О попытках восстаний в Греции, особенно под эгидой Спарты см. Arr., An. II 15, 2; III 6, 2-3; 24, 4; Diod. XVII 48, 1-2; 62-73; Aeschin., contra Ctesif. 162-167; Plut., Dem. 24; Curt. Ruf. VI 1; Just., Epit. XII 1, 6-11.
[12] Arr., An. III 26, 1.
[13] Arr., An. III 26, 2.
[14] Arr., An. III 26, 3-4.
[15] Plut., Alex. 48-49.
[16] Указание на Антигону присутствует также в другой работе Плутарха, De Alexandri fortuna aut virtute (II 339).
[17] Diod. XVII 79.
[18] Diod. XVII 79, 1.
[19] Diod. XVII 79, 1-3; Plut., Alex. 49, 4.
[20] Diod. XVII 79, 6; Plut., Alex. 49, 7.
[21] Diod. XVII 79, 6.
[22] Diod. XVII 80, 1-2.
[23] Plut., Alex. 49, 11-12.
[24] Curt. Ruf. VI 7-11.
[25] Curt. Ruf. VI 7.
[26] Curt. Ruf. VI 8.
[27] Curt. Ruf. VI 9.
[28] Arr., An. III 26, 1.
[29] Curt. Ruf. VI 10.
[30] Curt. Ruf. VI 11. Конец Пармениона описан Курцием Руфом позднее (VI 10).
[31] См. в связи с этим вышеупомянутые речи Александра и, в ответ, Филоты (Curt. Ruf. VI 9-10).
[32] Strab. XV 2, 10.
[33] Just., Epit. XII 5, 1-3.

F 23: Кавказ

Arr., An. III 28, 5-7

Τὸ δὲ ὄρος ὁ Καύκασος ὑψηλὸν μέν ἐστιν ὥσπερ τι ἄλλο τῆς Ἀσίας, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος, ψιλὸν δὲ τὸ πολὺ αὐτοῦ τό γε ταύτῃ. μακρὸν γὰρ ὄρος παρατέταται ὁ Καύκασος, ὥστε καὶ τὸν Ταῦρον τὸ ὄρος, ὃς δὴ τὴν Κιλικίαν τε καὶ Παμφυλίαν ἀπείργει, ἀπὸ τοῦ Καυκάσου εἶναι λέγουσι καὶ ἄλλα ὄρη μεγάλα, ἀπὸ τοῦ Καυκάσου διακεκριμένα ἄλλῃ καὶ ἄλλῃ ἐπωνυμίᾳ κατὰ ἤθη τὰ ἑκάστων. ἀλλὰ ἔν γε τούτῳ τῷ Καυκάσῳ οὐδὲν ἄλλο ὅτι μὴ τέρμινθοι πεφύκασι καὶ σίλφιον, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος· ἀλλὰ καὶ ὣς ἐπῳκεῖτο πολλοῖς ἀνθρώποις καὶ πρόβατα πολλὰ καὶ κτήνη ἐνέμοντο, ὅτι καὶ χαίρουσι τῷ σιλφίῳ τὰ πρόβατα, καὶ εἰ ἐκ πολλοῦ πρόβατον σιλφίου αἴσθοιτο, καὶ θεῖ ἐπ’ αὐτὸ καὶ τό τε ἄνθος ἐπινέμεται καὶ τὴν ῥίζαν ἀνορύττον καὶ ταύτην κατεσθίει. ἐπὶ τῷδε ἐν Κυρήνῃ ὡς μακροτάτω ἀπελαύνουσι τὰς ποίμνας τῶν χωρίων, ἵνα αὐτοῖς τὸ σίλφιον φύεται. οἱ δὲ καὶ περιφράσσουσι τὸν χῶρον, τοῦ μηδὲ εἰ πελάσειεν αὐτῷ πρόβατα, δυνατὰ γενέσθαι εἴσω παρελθεῖν, ὅτι πολλοῦ ἄξιον Κυρηναίοις τὸ σίλφιον.

Согласно Аристобулу, Кавказ — это гора, которая поднимается высоко, как и любая другая в Азии, но в этой части она в основном лишена растительности. Кавказ, на самом деле, включает в себя большой горный хребет, так что говорят, что и гора Тавр, которая разделяет Киликию и Панфилию, является частью Кавказа, как и многие другие горы, отделяющиеся от Кавказа и называемые по–разному народами, которые там живут. На этом Кавказе, как утверждает Аристобул, ничего не растет, кроме теребинта и сильфия. Эта часть была заселена многими этносами, и там паслись многие отары и стада, потому что овцы любят сильфий, и если издали овца почует его запах, она бежит к нему, срывает цветок и, извлекая корень, съедает и его. Поэтому в Кирене максимально удаляют стада с земли, где растет сильфий. Некоторые ограждают поля, так что если стада приближаются к ним, они не могут войти, поскольку сильфий для киренцев очень ценен.

Этот отрывок Арриана можно поместить среди фрагментов Аристобула строго географического содержания. В самом деле Арриан описывает особенности и растительность Кавказа, цитируя историка из Кассандрии дважды. Контекст, в который вставлен фрагмент, следующий: рассказав о заговоре Филоты и смерти Пармениона, Арриан сообщает, что Александр, поставив во главе этеров Гефестиона и Клита, пришел к ариаспам, которые жили около нижнего бассейна реки Этимандр [1]. Почтив последних за их прежние связи с Киром, Александр, преследуя Бесса, отправился в Бактрию, покорив дрангов, гедросов и арахотов и подавив восстания других граничивших с ними народов [2].
Прибыв к горе Кавказ согласно истории Арриана в начале 329 года Александр основал город под названием Александрия и, принеся обычные жертвы, пересек гору, назначив сатрапом региона перса Проекса и оставив командовать охранным войском одного из этеров, Нилоксена [3]. Новая Александрия еще не идентифицирована с уверенностью, хотя, вероятно, она находилась поблизости от сегодняшнего Беграма в Афганистане [4].
Здесь Арриан вставляет описание Кавказа, прямо называя своим источником Аристобула. Основным вопросом, который ставит фрагмент, является местонахождение названного здесь Кавказа.
В разъяснении, которое может быть того же Арриана, говорится, что Кавказ включал в себя большую горную цепь, так что некоторые полагали, что даже Тавр был частью Кавказа, как и многие другие горы. Поэтому необходимо попытаться понять, что именно различные источники называют Кавказом, и где разместить этот горный массив.
Геродот описывает Кавказ как самую большую и самую высокую горную цепь в мире, которая простирается к западу от Каспийского моря и населена массой различных народов [5].
В нижеследующем отрывке Арриан приводит эратосфенову критику македонцев, виновных в том, что с целью прославить Александра они дали Парапамису название Кавказа [6]:
"(Эратосфен) сообщает, что во славу Александра македонцы в своих рассказах перенесли гору Кавказ из Понта в восточные регионы и в регион парапамисадов, к индам, назвав Кавказом то, что на самом деле является горой Парапамисом, чтобы доказать, что Александр действительно прошел через Кавказ".
Арриан, следовательно, на основании Эратосфена, сообщает, что македонцы называют Парапамис Кавказом, и объясняет это желанием возвеличить славу Александра и его предприятия [7]. Не указано, кто эти македонцы в более узком смысле, но можно предположить, что это были те, кто следовал за Александром в его экспедиции.
Вскоре Арриан возвращается к проблеме горных хребтов Азии, заявляя, что гора Тавр граничит с Азией, начинаясь от мыса Микале, и, пересекая Памфилию и Киликию, достигает Армении; отсюда Тавр продолжается в направлении Мидии; в Бактрии он соединяется с Парапамисом, «который те, кто участвовал в экспедиции Александра, назвали Кавказом, потому что, говорят, они хотели превознести его действия и утверждать, что Александр достиг другой стороны Кавказа, всегда побеждая оружием» [8]. Затем он добавляет еще одно уточнение: возможно, Парапамис связан со скифским Кавказом, «и поэтому я ранее назвал эту гору Кавказом, и назову тем же именем позже». Последний пассаж мог быть просто фрагментом Аристобула (F 23), и это указывало бы на то, что названный там Кавказ — это Парапамис. Кроме того, следует подчеркнуть, что Арриан пытается объяснить это несоответствие, приписывая его убеждению, что Парапамис является продолжением самого Кавказа.
Кроме того, из лексического исследования видно, что термины Παραπάμισος и Παραπαμισάδες (парапамисады проживали в этом районе), упоминаются только Аррианом и гораздо более поздними авторами, которые ссылаются на никомедийца [9]. В противном случае, используется написание Παροπάμισος, которое в основном встречается у Страбона или у более поздних авторов [10].
То же самое относится и к другим названиям, под которыми был известен Гиндукуш (Эмод или Имаон): все источники, которые их передают, относятся ко времени после экспедиции Александра. Это может указывать на то, что эти районы и этот горный массив были ранее известны под другими именами.
Кавказ называется и Страбоном. В своей географической работе тот утверждает, что эта гора расположена между двумя морями, Понтийским и Каспийским [11]. Страбон знает, что названием Кавказ можно обозначить две разные горные цепи [12]:
"Греки называют эти горы Кавказом, хотя они находятся на расстоянии более трех тысяч стадий от Индии, и именно там помещается история Прометея и его оков. Фактически эллины знали Кавказ как крайнюю восточную границу. Кроме того, экспедиция Диониса и Геракла против индов показывает, что этот миф родился позже, поскольку Геракл освободил Прометея тысячу лет спустя. Однако для Александра было больше славы покорить Азию до индийских гор, чем до оконечности Эвксина и Кавказа. Слава о горе была, однако, велика, и она была известна, потому, что кажется, товарищи Ясона совершили большую экспедицию на ближний Кавказ, да и Прометей был прикован цепью на Кавказе, на краю земли, и это привело к предположению, что перенос названия горы в Индию было бы приятно царю".
Поэтому здесь, как и в случае с анекдотом о встрече с амазонками, речь идет о фальсификации, появившейся с большой вероятностью уже во время экспедиции и призванного подчеркнуть, что Александр первым достиг «истинного» Кавказа или горного массива, который действительно представлял восточную границу известного мира. В другом отрывке Страбон упоминает Кавказ и Парапамис [13]:
"Северная граница Индии от Арианы до Восточного океана состоит из оконечности Тавра, который местные жители называют по частям Паропамисом или Эмодом или Имаоном или другими именами, в то время как македонцы называют его Кавказом".
Этот пассаж интересен по двум причинам. Прежде всего, как и Арриан, Страбон также приписывает македонцам ошибку в присвоении имени Кавказ Парапамису. Кроме того, вскоре после этого, говоря о границах Индии, географ цитирует Эратосфена и Мегасфена [14].
Поэтому следует отметить, что как Арриан, так и Страбон при разговоре о Кавказе упоминают Эратосфена: поэтому исправление ошибки при идентификации горы, кажется, принадлежит киренцу.
Что касается Мегасфена, то пассаж Страбона в более расширенной форме включен Якоби в число приписываемых ему фрагментов [15]. О Мегасфене есть известия в период сразу после смерти Александра. О месте его рождения ничего не известно; было высказано предположение, что он следовал за македонским царем в Азию [16]. Его послали к индийскому царю Чандрагупте, при дворе которого он провел некоторое время, и, вероятно, был первым греком, спустившимся по Гангу [17]. Из этого приключения он собрал информацию для своей работы по Индии в четырех книгах, сохранившихся в фрагментах, которая часто критиковалась за недостоверность и склонность считать фантастику правдой [18].
Из оставшихся фрагментов Индики невозможно с надежностью установить, знал ли Мегасфен о дублирующих названиях горного хребта или следовал ли он среди спутников Александра и поэтому назвал Кавказ Парапамисом [19]. Однако можно опираться на вторую гипотезу на основании пассажа Страбона, который описывает индийское население Кавказа, явно ссылаясь на Мегасфена [20]. Если бы это было так, Мегасфен не был бы первым, кто «разоблачил» македонскую ошибку идентификации Кавказа, и, «первенство» перешло бы к Эратосфену.
Следовательно, термином Кавказ можно было бы обозначить как азиатский горный массив, который до сих пор носит это название, так и сегодняшний Гиндукуш.
Остается выяснить, принял ли Аристобул как истину отождествление Кавказа с Гиндукушем, следуя этому распространенному среди участников азиатской экспедиции мнению, и если принял, то считал ли он его очень обширной горной цепью, к которой также принадлежит Тавр, отделяющий Киликию от Памфилии [21].
При ответе на эти вопросы интересен включенный в фрагмент экскурс о редкой растительности этой горы.
Теребинт — кустарник, известный и Страбону [22]. Важно, в частности, что он приводит его, говоря о Парапамисе [23]:
"Южная сторона Паропамиса принадлежит индам и арианам, в то время как западная часть северной стороны принадлежит бактрийцам, восточная же часть — граничащим с ними варварам. Проведя там зиму и основав город, где справа от него находилась Индия, Александр отправился в Бактрию по трассам, лишенным всего, за исключением теребинта".
Замечая голую и пустынную природу этих горных перевалов и упоминание о теребинте, можно предположить, что и Аристобул говорил о сегодняшней цепи Гиндукуша. Кроме того, следует добавить слова Страбона о том, что из–за нехватки продовольствия и дров македонцы были вынуждены есть сырое мясо животных, которые были с ними, и переварить его помогал им сильфий [24]. Это сравнение, вместе с упомянутым выше пассажем Арриана, позволяет нам распознать названный здесь Кавказ и восстановить по тексту Арриана путь македонской армии: спустившись через Арию и Дрангиану, она поднимается вверх по течению Этимандра (нынешнего Гильменда), который течет прямо из Гиндукуша. Сильфий не идентифицирован ни с одним из известных сегодня растений, так что была выдвинута гипотеза, что он вымер [25].
Нелегко определить границы цитаты Аристобула в пределах пассажа Арриана, и, в частности, невозможно установить, было ли краткое отступление о Кирене также взято у историка из Кассандрии хотя бы потому, что сильфий связывался с городом ливийского побережья и другими древними авторами: уже Геродот говорит об области с сильфием на побережье вокруг Кирены, и растение появилось также на монетах города [26]. Согласно Страбону, сок мидийского сильфия уступает соку киренского [27].
Можно предположить, что и информацию о сильфии Страбон получил из Аристобула. Последний, хотя он и не посещал Кирену и ее окрестности во время экспедиции Александра, мог знать о важности сильфия в регионе, который, как мы видели, был известен уже Геродоту.


[1] О назначении Гефестиона и Клита гиппархами и о пребывании Александра у ариаспов см. Arr., An. III 27, 4-5. О локализации ариаспов см. также Diod. XVII 81, 2.
[2] Находясь у ариаспов, Александр арестовал одного из телохранителей, Деметрия, подозреваемого в участии в заговоре Филоты, и назначил на его место Птолемея Лага (Arr., An. III 27, 5). О событиях, которые произошли во время марша, и о столкновениях с ариями см. Arr., An. III 28, 1-3. Территория, пересекаемая македонской армией, соответствует нынешнему юго–востоку Афганистана. См. также Strab. XV 2, 8-9; Plin., HN VI 92.
[3] Arr., An. III 28, 4. Македонская армия пересекла Кавказ за пятнадцать (Strab. XV 2, 10) или шестнадцать дней (Diod. XVII 83, 1; Curt. Ruf. VII 3, 22). Александр вернется в кавказскую Александрию в 327 году и заменит Проекса Тириеспом, а Нилоксена этером Никанором (Arr., An. IV 22, 4-5).
[4] Другие источники, которые упоминают об основании Александрии на Кавказе: Strab. XV 2, 10; Diod. XVII 83, 1; Curt. Ruf. VII 3, 23.
[5] Hdt. I 203, 1-2; другие указания о Кавказе см. также в I 104, 2; III 97, 4 (где упоминается, что персы не господствуют над населением, живущим к северу от Каспия); IV 12, 3.
[6] Arr., An. V 3, 3.
[7] Арриан сообщает оба названия горы в Аn. V 4, 1. В более позднем отрывке он еще раз успоминает, что македонцы, которые следовали за Александром, назвали Парапамис Кавказом: «В Бактрии (гора Тавр) соединяется с Парапамисом, который македонцы, воевавшие вместе с Александром, назвали Кавказом, желая, так сказать, превознести его подвиги и привести в утверждение, что Александр покорил страны и по ту сторону Кавказа». Та же информация сообщается в Индике» (II 1-4): «Северная граница Индии — Тавр. В этом регионе, однако, он еще не называется Тавром: Тавр фактически начинается от моря около Памфилии, Ликии и Киликии и простирается до восточного моря, разрезая всю Азию. Он называется по–разному в зависимости от регионов: в одном Парапамисом, в другом Эмодом, в третьем — Имаоном, и, возможно, имеет и другие имена. Следовавшие за Александром македонцы называли его Кавказом, но это другой Кавказ, а не скифский: так распространился слух, что Александр вышел за пределы Кавказа ". То же мнение повторяется и в Ind. V 10.
[8] Arr., An. V 5, 3.
[9] О цитатах о Парапамисе и парапамисадах у Арриана см. An. IV 22, 4-5; V 3, 2-3; 4, 1; 5, 3; 11, 3; VI 15, 3; 26, 1; Ind. II 3; V 10-11; VI 4). О гораздо более поздних, чем историк из Никомедии, авторах, которые ссылаются на его работы см. Phot., Bibl. 92, 71b; Constantinus VII Porphyrogenitus, De sententiis 62; Gemistus, Consilium ad despotam Theodorum de Peloponneso 114.
[10] См., например, Strab. II 5, 32; XI 8, 1; 8, 8; XV 1, 11; 1, 26; 2, 8; 2, 10; St. Byz. 507, 4; Hdn., de pros. cath. III 1, 274; Eust., Comm. in Dion., 1096, 6; 1153, 54; Th. Gazes, Ep. 25, 77; 152.
[11] Strab. XI 2, 14-15; см. также: I 11, 5; II 1, 17; 1, 18; 5, 12; 5, 31; XI 2, 2; 3, 2; 4, 1; 14, 4. В других пассажах, однако, названием Кавказ обозначаются горы, которые служат северной границей с Индией (II 1, 2; 1, 33; 5, 39; XV 1, 56; 2, 9).
[12] Strab. XI 5, 5.
[13] Strab. XV 1, 11. Кроме того, непосредственно перед приведенным отрывком Страбон критикует убеждение, согласно которому предприятие Геракла и заключение Прометея имели место на Кавказе, в Индии, и он считает эти истории выдумками льстецов Александра (XV 1, 8-11). Ср. также XI 8, 1: «Македонцы называют Кавказом все горы, которые идут за территорией Арии, в то время как варвары дали название каждой из частей».
[14] Strab. XV 1, 11.
[15] Strab. XV 1, 11-12 (=Megasthenes, FGrHist 715 F 6c).
[16] Мегасфен упоминается в свите Сибиртия, который с 324 года был сатрапом Гедрозии и Арахозии. См. Arr., An. V 6, 2 (= Megasthenes, FGrHist 715 T 2a).
[17] Strab. II 1, 9 (= Megasthenes, FGrHist 715 T 2c); Plin., HN VI 58 (= Megasthenes, FGrHist 715 T 8). О миссии Мегасфена к индийскому царю (вероятно, от Селевка Никатора) см. Arr., An. V 6, 2; Ind. 5, 3;
[18] Strab. II 1, 9 (= Megasthenes, FGrHist 715 T 4). Работа Мегасфена цитируется Аррианом среди его источников для Индики, и она использовалась Диодором во второй книге. См. Arr., An. V 5, 1 (= Megasthenes, FGrHist 715 T 5a).
[19] Из работы Мегасфена дошли тридцать четыре фрагмента. Приписывать Мегасфену целиком пассаж из Strab. XV 1, 11-12 (=Megasthenes, FGrHist 715 F 6c) не кажется приемлемым, так как сам Страбон прямо заявляет, что он сообщает то, что пишет Эратосфен (Strab. XV 1, 10).
[20] Strab. XV 1, 56-57 (= Megasthenes, FGrHist 715 F 27b).
[21] Аналогично и соответствует древним географическим знаниям описание Курция Руфа(VII 3, 19-21).
[22] Strab. XVI 2, 41. О засвидетельствовании теребинта в древности см. также Arist., Mir. 837a; Dsc. I 71; Gal. VI 351; Plin., HN I 43, 12; XI 77; XII 121; XIII 12 (где есть широкое описание растения); XVI 76; 98; 106; 231; Verg., Aen. X 136.
[23] Strab. XV 2, 10.
[24] Strab. XV 2, 10.
[25] Плиний утверждает, что в его время сильфий в Киренаике полностью вымер (см. HN XX 48, 100). Недавно некоторые ботаники идентифицировали сильфий древних времен с Сachrys ferulacea, кустарником, который растет главным образом в средиземноморских областях.
[26] Hdt. IV 169. Киренский сильфий упоминается также Ar., Pl. 925; Thphr., HP VI 3, 3-7. О терапевтических свойствах этого растения см. Plin., HN XXII 100-106.
[27] Strab. XI 13, 7. Сок киренского сильфия упоминается также в XVII 3, 20; 22; 23; о сильфии во взаимосвязи с Киренаикой см. также в II 5, 33.

F 24: Захват Бесса

Arr., An. III 30, 5

Ἀριστόβουλος δὲ τοὺς ἀμφὶ Σπιταμένην τε καὶ Δαταφέρνην Πτολεμαίῳ ἀγαγεῖν Βῆσσον καὶ παραδοῦναι Ἀλεξάνδρῳ γυμνὸν ἐν κλοιῷ δήσαντας.

Аристобул, с другой стороны, утверждает, что Спитамен и Датаферн привели Бесса к Птолемею и вручили его Александру голым и прикованным к цепи

Фрагмент взят из Арриана и описывает завершение долгой погони Александра за Бессом. После победы македонцев при Гавгамеле в октябре 331 года Дарий бежит в самые отдаленные уголки своей империи, и наступление Александра принимает форму реального преследования через территорию Мидии [1]. Действительно, согласно рассказу Арриана, он узнал, что Дарий ждет его, готовый встретиться с ним в открытом поле. Однако, когда он прибыл, то обнаружил, что Дарий снова бежал, потому что союзники не добрались к нему и поэтому он не был в состоянии дать бой. Затем Александр отправился в Экбатану, где он реорганизовал свои войска. Потом он снова пустился по следу Великого царя, но тому удалось пройти через Каспийские ворота до его прибытия. Этот факт заставил Александра остановиться на несколько дней, чтобы армия отдохнула от форсированного марша. Именно здесь до него дошло известие о том, что Дарий был свергнут собственными генералами и командование было принято Бессом, сатрапом Бактрии. Этот факт побудил Александра продолжить преследование с усиленным темпом, не обращая внимания на усталость и нехватку провизии, одолевавшие армию [2]. Дария везли в открытой повозке, но когда стало известно, что Александр рядом, он был смертельно ранен и брошен на месте: когда прибыл македонский царь, он уже скончался [3].
В этот момент концепция кардинально меняется: Дарий больше не побежденный враг, а законный царь, у которого узурпатор забрал жизнь и который поэтому должен быть отомщен. Взяв на себя задачу наказания убийц Великого царя, Александр представляет себя его законным наследником, готовым сражаться, чтобы вернуть то, что по праву принадлежит ему, тогда как власть теперь в руках узурпатора. Преследование Великого царя становится охотой на того, кто его уничтожил, войной мести против нового врага.
Признаком этого поворотного момента является царское погребение, устроенное Дарию: все источники сходятся в мнении, что Александр отправил тело покойного царя в Персеполис, приказав положить его среди царских гробниц [4].
Смерть Дария датируется июлем 330 года [5]. Потом Александр отправился по следу Бесса, который тем временем сумел найти убежище в своей сатрапии Бактрии. В пути македонская армия покорила Гирканию и территорию мардов и дошла до границ с Арией [6]. Здесь Александр узнал, что Бесс стал носить тиару, надел персидскую столу и провозгласил себя царем под именем Артаксеркса [7]. Продолжая преследование, он изгнал Сатибарзана, сатрапа Арии, который намеревался привести подкрепление к Бессу, и других, которые напали на Дария в его бегстве [8].
Охота на Бесса была на мгновение прервана, потому что Александр столкнулся с некоторыми внутренними беспорядками: заговором Филоты и судом над Аминтой и его братьями, которых также обвиняли в нахождении в союзе с Филотой [9]. После этого он был арестован на территории ариаспов; был арестован также Деметрий, один из его телохранителей, также подозреваемый в участии в заговоре Филоты [10].
После принятия этих мер он возобновил погоню, направляясь в Бактрию, где нашел убежище Бесс [11].
В этот момент Арриан сообщает историю Птолемея о захвате Бесса: после того, как Александр пересек реку Окс, к нему пришли посланцы Спитамена и Датаферна и сообщили, что последние были готовы доставить Бесса, если им направят небольшой контингент; поэтому Александр замедлил поход и отправил Птолемея с отрядом [12]. Птолемей, прибыв через четыре дня в лагерь, в котором накануне находился Спитамен, узнал, что решение о выдаче Бесса не было принято окончательно. Затем он двинулся к деревне, где находился Бесс с несколькими солдатами, оставленными Спитаменом и его людьми, окружил деревню и забрал сатрапа; в этот момент он послал спросить Александра, как он хотел, чтобы Бесс был доставлен, и тот ответил, чтобы его привели обнаженным и прикованным к цепи и поставили у дороги, где он должен был пройти со своей армией. Птолемей подчинился, и Александр, проходя мимо пленника, остановился, чтобы спросить, что заставило его предать своего царя и родственника. Когда Бесс ответил, что он действовал не один, Александр приказал бичевать его, пока перечислялись обвинения против него, и отвезти его в Бактру, чтобы казнить.
Сюда же Арриан, который следовал рассказу Птолемея, добавляет цитату Аристобула, чтобы уточнить, что, согласно последнему, Спитамен и Датаферн непосредственно привели Бесса к Птолемею, и доставили его Александру голым и прикованным к цепи [13].
Прежде чем останавливаться на данных, предложенных Аррианом, стоит оценить, как эпизод с захватом Бесса сообщают другие источники.
Плутарх не задерживается на долгом преследовании: он подчеркивает лишь трудности и лишения, которым подвергались македонские солдаты и сам правитель [14]. Что касается смерти Дария, Плутарх сообщает, что в агонии Великий царь попросил воды, и в разговоре с солдатом, который утолил его жажду, он сожалел о том, что не мог вознаградить его за услугу, но добавил, что его вознаградит Александр, а тот, в свою очередь, будет вознагражден богами за доброжелательность, которую он проявил к его семье [15]. Плутарх ничего не сообщает о способе захвата Бесса. Биограф ограничивается тем, что говорит, что его привязали к двум согнутым деревьям и отпустили [16]. Поэтому внимание Плутарха направлено, с одной стороны, на то, что можно почти назвать операцией «преемник», с другой — на образцовое наказание, назначенное македонским правителем узурпатору, и, следовательно, на роль Александра как мстителя за законного государя, чьим наследником он автоматически становится.
История Арриана не совпадает с рассказом Диодора, который происходит из другого источника. У Диодора Бесс, провозглашенный Великим царем, устроил пир со своими друзьями, во время которого он поссорился с одним из своих компаньонов, Багодаром; Бесс хочет убить его, но другие гости убеждают его одуматься. Однако ночью Багодар укрылся у Александра, который предоставил ему защиту. Взамен Багодар предложил собрать других персидских генералов и организовать заговор против Бесса с последующей выдачей. Александр соглашается и обещает большие награды. Затем он поручил брату Дария и другим его родственникам покарать Бесса, и те, подвергнув его всяческим пыткам, растерзали его на куски [17]. К сожалению, сразу после этого описания в тексте Диодора есть большой пробел, и поэтому невозможно установить, были ли другие указания на дело Бесса, но, несмотря на это, эпизод кажется сам по себе завершенным. Очевидно, что Диодор отличается от Арриана и что он не следует версиям Птолемея и Аристобула, даже если факт, что Бесс передан Александру его компаньонами, а не захвачен непосредственно македонцами, приближает историю автора Исторической библиотеки к рассказу Аристобула.
У Курция Руфа Бесс не захвачен тоже [18]:
"Туда был приведен Бесс, не только скованным, но и совершенно голым. Спитамен держал его за цепь, прикрепленную к его шее, — зрелище, радующее как варваров, так и македонцев".
Совпадения с версией Аристобула очевидны: подробность с цепью, нагота заключенного, присутствие Спитамена (у Аристобула присутствует Датаферн) [19]. Затем рассказ продолжается речью Спитамена Александру, обвинениями последнего Бессу, отчаянной защитой осужденного [20].
Чтобы наказать его, Александр зовет Оксатра, брата Дария: Бесс подвешен к кресту с отрезанными ушами и носом и пронзен стрелами. Однако казнь была отложена, потому что Александр хотел убить его в том месте, где тот убил Дария [21].
Интересно отметить, что у Курция Руфа, как и у Диодора, на сцену выступает брат Дария. Следовательно, версия Курция Руфа совпадает с версией Аристобула, но также содержит подробности о брате Дария, упомянутого Диодором. История Юстина более расплывчата; из нее следует, что один из друзей Бесса привел его в цепях к Александру, а затем осужденный был оставлен брату Дария для наказания [22].
Этот разнобой в источниках приводит к выводу, что о захвате Бесса были в основном две версии: одна, которая происходит непосредственно от Птолемея и о которой сообщает только Арриан, согласно которой Бесс был захвачен самим Птолемеем, когда он был с немногими спутниками в деревне; согласно другой, с которой согласны все другие источники, Бесс был передан Александру непосредственно его бывшими союзниками. Последняя версия, хотя и с некоторыми отличиями, похоже, сообщалась Аристобулом, и не исключено, что более поздние авторы переработали его версию.
Версия Птолемея, очевидно, направлена на то, чтобы подчеркнуть активную и главную роль самого себя в захвате. Птолемей, тем самым, представляет себя тем, кто, наделенный Александром этой важной задачей, сумел поймать убийцу Дария после того, как тот долго избегал плена. Только самоутверждающий характер истории Птолемея заставляет поверить, что наиболее достоверную версию приводят Аристобул и остальная часть традиции, согласно которой Бесс подвергся тому же обращению, которое он применил к Дарию, и был выдан Александру теми, кого он считал своими самыми надежными союзниками и сподвижниками.


[1] Arr., An. III 19-30; IV 7, 3; Diod. XVII 81, 274-83; Plut., Alex. 42-43; Curt. Ruf. VI 2-6.
[2] Arr., An. III 19-21. Наряду с Бессом руководителем восстания против Дария, по словам Арриана, был также Барзаент, сатрап Арахосии и Дрангианы.
[3] Arr., An. III 21, 10.
[4] Arr., An. III 22, 1; Diod. XVII 73, 3; Just., Epit. XI 15, 15; Plin., HN XXXVI 132. Plut., Alex. 43, 7 также добавляет, что Александр послал матери Дария тело богато прибранного сына.
[5] Arr., An. III 22, 2.
[6] Arr., An. III 23-24.
[7] Arr., An. III 25, 3. Также Diod. XVII 83, 3 упоминает, что Бесс носил диадему и собирал армию
[8] Arr., An. III 25, 5-8.
[9] О суде над Аминтой, сыном Андромена, и его братьями см. Arr., An. III 27, 1-3.
[10] Arr., An. III 27, 5.
[11] О последней фазе похода в Бактрию см. Arr., An. III 28-29.
[12] Arr., An. III 29, 6 – 30, 5 (= Ptol., FGrHist 138 F 14).
[13] Arr., An. III 30, 5.
[14] Plut., Alex. 42, 5-10. Здесь вставлен знаменитый эпизод со шлемом, полным воды, от которой Александр отказался, чтобы терпеть жажду вместе со своей армией.
[15] Plut., Alex. 43, 3-4.
[16] Plut., Alex. 43, 6.
[17] Diod. XVII 83, 7-9.
[18] Curt. Ruf. VII 5, 36.
[19] Arr., An. III 30, 5.
[20] Curt. Ruf. VII 5, 37-39.
[21] Curt. Ruf. VII 5, 40-43.
[22] Just., Epit. XII 5, 10-11.

F 25: Танаис

Arr., An. III 30, 7

ἔνθεν δὲ ἐπὶ τὸν Τάναϊν ποταμὸν προῄει. τῷ δὲ Τανάϊδι τούτῳ, ὃν δὴ καὶ Ὀρξάντην ἄλλῳ ὀνόματι πρὸς τῶν ἐπιχωρίων βαρβάρων καλεῖσθαι λέγει Ἀριστόβουλος, αἱ πηγαὶ μὲν ἐκ τοῦ Καυκάσου ὄρους καὶ αὐτῷ εἰσιν· ἐξίησι δὲ καὶ οὗτος ὁ ποταμὸς εἰς τὴν Ὑρκανίαν θάλασσαν.

Оттуда он направился к реке Танаис. Эта река, которую, по словам Аристобула, живущие там варвары называют еще Орксантом, также имеет истоки на Кавказе. И эта река впадает в Гирканское море

Как только Бесс был схвачен и отправлен в Бактру для казни, Александр, конфисковав лошадиный парк региона, чтобы восполнить потери кавалерии, привел армию в Мараканду, «которая была царской резиденцией Согдианы» [1]. На дворе по–прежнему стоял 329 год.
Наречие «оттуда» в цитате Арриана относится к Мараканде. Мараканда стала сегодняшним Самаркандом, который расположен в восточной части Узбекистана.
Именем Танаис (или Танай) древние обычно обозначали реку Дон. Вскоре вместе с Меотийской равниной он принял на себя роль границы между Европой и Азией, часто во взаимосвязи с Нилом, южной границей азиатского континента.
Невозможно с уверенностью установить появление этого отождествления между Танаисом и северо–восточной границей Европы. Если верить анонимному автору "Перипла Эвксинского Понта", это убеждение приписывается уже Гекатею, хотя нелегко понять, что за река называется словом Танаис [2].
Конечно, это разделение европейского континента было известно Геродоту, который в четвертой книге жалуется, что три разных названия были даны одной земле, Азии, и невозможно выяснить, кто установил границы. В связи с этим Геродот передает две наиболее распространенные версии о границах, а именно: Нил и колхидская река Фасис, или тот же Нил и Танаис [3].
Последняя граница, которая набрала наибольшее количество баллов, была принята Страбоном [4]. Действительно, границы между Европой и Азией, по его мнению, должны быть найдены в Танаисе (Дон), в Меотийском озере (Азовское море) и в районе киммерийского Боспора (Керченский пролив) [5].
Что касается конкретно Танаиса (или Таная), то первым его описал Геродот. В книге, посвященной Скифии, галикарнасский историк успоминает судоходные реки Скифии: Истр, Тиру, Гипанис, Борисфен, Пантикап, Гипакирис, Герр и, наконец, Танаис [6]. Затем он продолжает описывать их одну за другой, и говорит о Танаисе [7]:
"Восьмая река — Танаис, берущая свое начало из большого озера, и впадающая в еще большее озеро, Меотийское, которое служит границей между царскими скифами и сарматами. В Танаис втекает другая река, Сиргис".
Как можно видеть, точное местоположение истоков Танаиса Геродоту неизвестно, зато известно устье: он утверждает, что река впадает в Меотийское озеро. Сиргис, с другой стороны, отождествляется с сегодняшним Донцом.
Данные о слиянии Танаиса с Меотийским озером подтверждаются также Страбоном [8]:
"Отделяют Азию от Европы Киммерийский Боспор и река Танаис, которая прямо противоположна ему и которая течет с севера до озера, а затем в его устье. Река имеет две ветви, которые впадают в озеро и находятся в шестидесяти стадиях друг от друга".
Позже, в отрывке из книги XI Страбон рассказывает о Танаисе, говоря, что он берет начало из северных районов и что, несмотря на communis opinio, он не течет диаметрально противоположно Нилу. Его истоки неизвестны, и известно только его устье, которое состоит из двух ветвей. Остальная территория, пересекаемая рекой, не исследована из–за холода и непродуктивной местности [9]. Затем сообщается о предположениях касательно истоков реки [10]:
"Некоторые предполагали, что река имеет истоки в горах Кавказа, и, пройдя долгий путь в направлении северных районов, отклоняется в Меотиду. Феофан Митиленский также согласен с этими авторами. Другие, однако, полагают, что она начинается в верховьях Истра, но не приводят никаких свидетельств о столь дальних истоках из других широт, потому что они не считают возможным ее прибытие из ближайших районов и северных округов".
Интересно отметить, что, несмотря на разделяющие их века, и Геродот, и Страбон обладают весьма частичными и неточными знаниями об истоках Танаиса, которые не исследовались ни во время, ни после экспедиции Александра.
Однако в пассаже Арриана, где упоминается Аристобул, есть определенная путаница: описанная здесь река, по сути, является не сегодняшним Доном, а Сырдарьей, впадающей в Аральское озеро (а не как у Аристобула, в Каспий, то есть в Гирканское море). С другой стороны, Аристобул показывает, что знает, что местные жители назвали реку другим именем, Орксант.
Здесь будет интересно сравнение с отрывком из "Жизни Александра" Плутарха».
По словам биографа, Александр, покинув Гирканию, отвел армию в регион парфов, где он впервые надел варварский костюм [11]. Это, однако, не подорвало его сил и храбрости, и он "не переставал подвергаться опасности, не щадя себя, но пересек реку Орексарт, которую он считал Танаисом, и обратив в бегство скифов, преследовал их на расстоянии ста стадий, несмотря на страдания от дизентерии» [12]. Можно предположить, что во времена Александра считалось, что Дон и Сырдарья были одной и той же рекой, и это могло бы объяснить цитирование Аристобула.
Другая гипотеза состоит в том, что путаница должна быть приписана самому Арриану: вскоре после этого он показывает, что знает другой Танаис, прямо приведя отрывок Геродота, упомянутый выше [13]; кроме того, в седьмой книге в отрывке, в котором цитируется Аристобул, Арриан упоминает Яксарт, имя, которым другие источники называют сегодняшнюю Сырдарью [14].
Путаница была вызвана ограниченным знанием местности и двух рек, истоки которых, в частности, были неизвестны.
Фрагмент указывает на интерес Аристобула к географическим деталям и к гидронимам, а также к особенностям (вроде местных названий) областей, пересекаемых экспедицией.


[1] Arr., An. III 30, 6.
[2] [Anon..], Peripl. Pont. Eux. 49 = [Skymn.] 865 (= Hecataeus, FGrHist 1 F 195).
[3] Hdt. IV 45, 2. Меотийское болото (или озеро) обозначено как граница между Европой и Азией в анонимном трактате De aeribus aquis locis (13). Фасис соответствует нынешней Кубани.
[4] О Танаисе как границе между Европой и Азией у Страбона, часто в связи с Нилом: I 4, 6; II 5, 26; 5, 31; VII 1, 1; XI 1, 1; 1, 5; 3, 27; 7, 4.
[5] См. особенно Strab. II 5, 26; 5, 31; VII 4, 5.
[6] Hdt. IV 47 1.
[7] Hdt. IV 57.
[8] Strab. VII 4, 5. См. также II 4, 6.
[9] Strab. XI 2. 2
[10] Strab. XI 2. 2
[11] Plut., Alex. 45, 1-4.
[12] Plut., Alex. 45, 6.
[13] Об отрывке, в котором Арриан упоминает описание Геродота Таная, см. Arr., An. III 30, 8-9. Что касается других отрывков, в которых историк Никомедии называет Танай Сырдарьей, см. Arr., An. IV 1, 3; 3, 6; V 25,5; VII 10, 6. Исключением является Arr., An. VII 16, 3.
[14] См. Arr., An. VII 16, 3. Об источниках, которые называют Яксарт, см. Strab. XI 6, 1; Plin., HN VI 49.

F 26-27: Александр в Скифии и в Согдиане

F 26. Arr., An. IV 3, 5

Τὴν δὲ ἑβδόμην πόλιν ἐξ ἐφόδου ἔλαβε, Πτολεμαῖος μὲν λέγει, ὅτι αὐτοὺς σφᾶς ἐνδόντας, Ἀριστόβουλος δέ, ὅτι βίᾳ καὶ ταύτην ἐξεῖλεν καὶ ὅτι πάντας τοὺς καταληφθέντας ἐν αὐτῇ ἀπέκτεινε.

Он покорил седьмой город первым штурмом. Птолемей утверждает, что он сам сдался ему, в то время как, согласно Аристобулу, он был взят силой, и все, кто находился в нем, были перебиты.

F 27. Arr., An. IV 6, 1-2

Ἀριστόβουλος δὲ ἐνέδρᾳ τὸ πολὺ τῆς στρατιᾶς διαφθαρῆναι λέγει, τῶν Σκυθῶν ἐν παραδείσῳ κρυφθέντων, οἳ ἐκ τοῦ ἀφανοῦς ἐπεγένοντο τοῖς Μακεδόσιν ἐν αὐτῷ τῷ ἔργῳ· ἵνα τὸν μὲν Φαρνούχην παραχωρεῖν τῆς ἡγεμονίας τοῖς ξυμπεμφθεῖσι Μακεδόσιν, ὡς οὐκ ἐμπείρως ἔχοντα ἔργων πολεμικῶν, ἀλλ’ ἐπὶ τῷ καθομιλῆσαι τοὺς βαρβάρους μᾶλλόν τι πρὸς Ἀλεξάνδρου ἢ ἐπὶ τῷ ἐν ταῖς μάχαις ἐξηγεῖσθαι ἐσταλμένον, τοὺς δὲ Μακεδόνας τε εἶναι καὶ ἑταίρους βασιλέως. Ἀνδρόμαχον δὲ καὶ Κάρανον καὶ Μενέδημον οὐ δέξασθαι τὴν ἡγεμονίαν, τὸ μέν τι ὡς μὴ δοκεῖν παρὰ τὰ ἐπηγγελμένα ὑπὸ Ἀλεξάνδρου αὐτούς τι κατὰ σφᾶς νεωτερίζειν, τὸ δὲ καὶ ἐν αὐτῷ τῷ δεινῷ οὐκ ἐθελήσαντας, εἰ δή τι πταίσειαν, μὴ ὅσον κατ’ ἄνδρα μόνον μετέχειν αὐτοῦ, ἀλλὰ καὶ ὡς τὸ πᾶν αὐτοὺς κακῶς ἐξηγησαμένους. ἐν τούτῳ δὴ τῷ θορύβῳ τε καὶ τῇ ἀταξίᾳ ἐπιθεμένους αὐτοῖς τοὺς βαρβάρους κατακόψαι πάντας, ὥστε ἱππέας μὲν μὴ πλείονας τῶν τεσσαράκοντα ἀποσωθῆναι, πεζοὺς δὲ ἐς τριακοσίους.

Аристобул говорит, что большая часть армии погибла в засаде, поскольку скифы спрятались в зарослях и из своего укрытия напали на македонцев в разгар схватки. В этот момент Фарнух уступил командование отправленным вместе с ним македонцам, заявив, что он не разбирался в военной тактике, но что Александр послал его, чтобы иметь дело с варварами, а не вести армию в бой; они же были македонцами и спутниками царя. Однако, Андромах, Каран и Менедем не согласились на командование, чтобы не показалось, что они предприняли инициативу против приказа Александра, с другой стороны, потому что они не хотели командовать в этой опасной ситуации: если бы их действия не имели успеха, им пришлось бы отвечать не только каждый за себя, но также и за то, что они все вместе ошибочно провели операцию. В обстановке беспорядка и растерянности варвары напали и уничтожили их всех, так что спаслось не более сорока всадников и около трехсот пехотинцев

Мы решили объединить два фрагмента из Арриана, связанных географическим и хронологическим контекстом. Александр достиг Сырдарьи и совершил набег на варваров, которые жили в близлежащих горах [1]. Этими событиями Арриан завершает третью книгу Анабазиса Александра. Четвертая начинается с прибытия к Александру послов от скифов–абиев: отсюда начинается серия интервенций македонского царя в области [2]. Действительно, македонцам пришлось сперва подавить восстание Согдианы, завоевав семь городов, в которых укрылись мятежники [3].
Александр сам отправился к первому городу, называемому Газой, и отправил Кратера в Кирополь, самый большой город региона [4]. В тот же день Александр захватил второй город, название которого Арриан не упоминает. На следующий день он завоевал третий город с первого штурма. Тем временем он отправил кавалерию в два других соседних города, чтобы блокировать тех, кто, увидев, что случилось с соседними городами, попытался бы бежать. За два дня Александру удалось занять первые пять городов [5].
Опять же, в соответствии с тем, что передал Арриан, македонский царь двинулся к самому большому из этих городов, Кирополю, называемому так, потому что он был основан Киром. Завоевание этого города оказалось более трудным, потому что он имел более высокие и прочные стены и был хорошо защищен, настолько, что и Александр и Кратер были ранены. Однако им удалось одолеть его, и они заняли Кирополь за один день [6]. Оставался последний, седьмой город. И именно в связи с завоеванием последнего Арриан в противоположность Птолемею цитирует Аристобула. Действительно, сразу после упоминания об Аристобуле Арриан добавляет [7]:
"Птолемей, с другой стороны, утверждает, что он распределил людей среди своих воинов и приказал держать их в цепях, пока он не покинет регион, чтобы никто из тех, кто организовал восстание, не остался позади".
Итак, и Аристобул, и Птолемей сообщают, что седьмой город был взят сходу. Однако, по словам Птолемея, жители сдались добровольно и были разделены между людьми Александра с приказом держать их в цепях до тех пор, пока он не покинет регион; однако, согласно Аристобулу, македонский правитель занял город силой, перебив всех, кто находился внутри, как он поступил с другими местностями.
Из текста Арриана не видно никаких существенных элементов, предпочитающих ту или иную версию. К сожалению, невозможно сравнить эти события с данными из других источников, хотя краткая аннотация в «Итинерарии Александра», по–видимому, подтверждает данные Птолемея [8].
Между тем даже армия азиатских скифов была готова поддержать восстание вместе со Спитаменом и его войсками, которые осаждали Мараканду [9]. Тогда Александр послал против Спитамена конный отряд и полторы тысячи пехотинцев, в то время как сам он занялся основанием нового города [10]. Последний, известный как Ἀλεξάνδρεια Ἐσχάτη (Александрия Крайняя) должен был служить защитой района от вторжений скифов и форпостом для будущих экспедиций в область [11].
Македонский царь также был вынужден противостоять скифам, переправившись через реку и разгромив их прямо на их территории. Погоня оказалась тяжелой и мучительной, настолько, что царь, пьющий грязную воду, заболел и был вынужден прекратить преследование уцелевших [12].
Вскоре после этого к нему пришли послы от царя скифов, чтобы принести извинения за то, что произошло, и объявить, что это была инициатива отдельных групп, которые избежали царского контроля. Царь, с другой стороны, был готов поддержать пожелания Александра, который дал ему дружелюбный ответ [13].
Однако, чтобы ввести фрагмент 27 Аристобула, который описывает поражение, нанесенное македонцам Спитаменом, мы должны вернуться в Мараканду, где осажденные в цитадели македонцы ожидали подкреплений [14]. Согласно рассказу Арриана, когда Спитамену стало известно, что македонские войска идут на помощь осажденным, он прервал осаду города и удалился в царскую резиденцию Согдианы [15]. Так началось преследование Спитамена македонским контингентом во главе с Андромахом, Менедемом и Караном (командующим кавалерией) и Фарнухом (командиром пяти тысяч пятисот наемных пехотинцев) [16].
В целом силы македонцев, по словам Арриана (который не указывает свой источник), состояли из двух тысяч трехсот шестидесяти человек, из которых восемьсот шестьдесят были всадниками [17]. Спитамен прибавил к своим войскам около шестисот скифских всадников, и с их помощью начал атаковать македонскую армию, легко избегая наскоков кавалерии Андромаха, потому что его лошади были быстрее и свежее [18].
Именно в этот момент Арриан представляет версию, альтернативную той, которую он вскоре представит, приписав ее Аристобулу. Источник этой первой версии не указан. Согласно сообщениям в этой первой части, македонские командиры развернули солдат квадратом и отступили в направлении реки Политимет, где была лесистая долина, в которой они были защищены от вражеских дротиков и могли лучше использовать пехоту. Каран, возглавлявший кавалерию, без ведома Андромаха стал переходить реку вброд, чтобы отвести своих людей в более безопасное место. Пехота, не получив никакого приказа, последовала за ними в беспорядке и в замешательстве, и варвары, заметив это, воспользовались преимуществом, с одной стороны, чтобы сбрасывать в реку тех, кто проходил, с другой, чтобы поражать стрелами тех, кто готовился ее перейти. В затруднении македонцы отступили на небольшой остров в реке, где они были поражены вражескими стрелами [19].
На данный момент Арриан приводит версию Аристобула, которая сильно отличается от этой: скифы организовали засаду, спрятавшись в зарослях; они обрушились на македонцев в кульминационный момент, когда Фарнух, сославшись в качестве предлога на то, что он невоенный, сдал командование другим македонским генералам. Андромах, Каран и Менедем, однако, его не приняли, либо потому, что не хотели выступать с инициативами без приказа Александра, либо потому, что боялись, с учетом критического момента, что их обвинят в поражении. Воспользовавшись смятением, варвары устроили массовую резню, так что, согласно Аристобулу, уцелело не более сорока конных и около трехсот пехотинцев [20].
Итак, в первом варианте македонцы страдают от последствий неправильного решения своих командиров, и в частности Фарнуха, пересечь реку, и недоразумения среди генералов, что вызывает нерешительность и растерянность в армии. Поэтому варвары пользуются неожиданно благоприятной для них ситуацией, а в истории Аристобула они устраивают засаду против македонцев. Однако две истории объединяет недопонимание между македонскими генералами, которое в обоих случаях приводит к гибели контингента. Не похоже, что Аристобул решает возложить вину на конкретного командира, потому что даже если Фарнух, похоже, стремится покинуть командование, другие отказываются брать на себя ответственность, не в состоянии исполнить свои прямые обязанности.
Если мы примем данные об уцелевших у Аристобула и вычтем их из числа всего личного состава, приведенного Аррианом, потери среди македонцев составят около двух тысяч человек, что, даже если не соответствует действительности, дает представление о понесенном поражении.
Стоит также упомянуть рассказ Курция Руфа, согласно которому Александр отправил в Мараканду контингент из трех тысяч пехотинцев и восьмисот всадников во главе с Менедемом, чтобы противостоять Спитамену, который заперся внутри стен [21]. Спитамен, однако, информированный о прибытии македонцев, отправился с даями через лес по тропе, по которой, как он знал, они пойдут. Устроили засаду, они окружили македонцев сзади и спереди. Менедем сопротивлялся до конца и погиб с большей частью своих войск: согласно Курцию Руфу, две тысячи пехотинцев и триста всадников пали [22]. Следовательно, потери в процентах были менее серьезными, чем те, о которых сообщил Аристобул.
Ясно, что Курций Руф следует источнику, отличному от источника Арриана, хотя, как и у Аристобула, у Курция Руфа македонцы становятся жертвами засады. Даже цифры по числу погибших не совпадают, хотя оба заявления дают представление о поражении македонских войск.
В заключение источники, по–видимому, подчеркивают, с одной стороны, тот факт, что македонцы попали в засаду, а с другой — халатность командиров, посланных Александром, и этеров, и самого Фарнуха.
Что касается источника первой версии, предложенной Аррианом, казалось бы, почти очевидно будет думать о Птолемее. Тем не менее следует подчеркнуть, что странно, что Арриан не пользуется возможностью, чтобы высветить разногласия между его двумя основными источниками, как он это делал ранее в связи с захватом Бесса. По этой причине представляется необходимым рассмотреть гипотезу о том, что здесь историк из Никомедии, возможно, использовал анонимный источник, не обнаружив никаких следов этого македонского поражения у Птолемея. Реакция Александра на поражение, понесенное его войсками, еще неизвестна. Арриан не указывает свой источник о событиях, которые следуют сразу за поражением под Маракандой, но кажется весьма вероятным, что он все еще следует Аристобулу, как он продемонстрировал вскоре после упоминания реки Политимета, также упомянутой Страбоном именно в связи с Аристобулом.
Александр, узнав о случившемся, быстро двинулся на Спитамена, который вернулся в Мараканду. Он взял с собой половину кавалерии этеров, всех гипаспистов и лучников, агриан и легковооруженных, и после трехдневного марша подошел к городу. Спитамен, однако, узнав о прибытии Александра, бежал, преследуемый македонским царем. Когда последний прибыл в место, где было побеждено его войско, он похоронил убитых и продолжал преследовать своих врагов в пустыне. Вернувшись назад, он опустошил регион и перебил варваров, укрывшихся в крепостях [23].
Курций Руф также сообщает, что Александр направился к Мараканде и достиг ее через четыре дня похода, после того, как приказал Кратеру следовать за ним короткими переходами с большей частью армии. Спитамен, по словам Курция, бежал в Бактру, как только узнал о прибытии Александра. Прибыв на место битвы, он приказал похоронить павших и оказал им погребальные почести. Затем он сжег поля и перебил всех взрослых людей [24]. Поэтому две истории — Арриана–Аристобула и Курция Руфа — в основном схожи, и это говорит о том, что о завоевании Мараканды с самого начала существовала единственная версия.


[1] Arr., An. III 30, 10-11.
[2] Arr., An. IV 1, 1-2.
[3] Согдиана представляет сегодняшний Узбекистан. О восстании в Согдиане также говорит Курций Руф, который повторяет, что среди нарушителей спокойствия были те, кто выдал Бесса (VII 6, 13).
[4] Arr., An. IV 2, 1. Газа идентифицировалась с Нау, расположенным в 27 км от Ходжента (в настоящее время также известного как Худжанд) в современном Таджикистане. В 530 году Кир Великий, чтобы защитить восточные границы империи, построил вдоль Яксарта ряд крепостей, крупнейшей из которых был Кирополь.
[5] Arr., An. IV 2, 3-6.
[6] Arr., An. IV 3, 1-4. Кирополь называется другими источниками: Curt. Ruf. VII 6, 16; Ael., NA XVI 3; Amm. Marc. XXIII 6, 39; Strab. XI 11, 4; Nonn., D. XXVI 48; Ptol. VI 12, 5.
[7] Arr., An. IV 3, 5.
[8] It. Al. 83, 4.
[9] Arr., An. IV 3, 6. Согласно истории Курция Руфа Александр, который прибыл в Мараканду и оставил там гарнизон, разграбил и сжег соседние деревни (VII 6, 9).
[10] Arr., An. IV 3, 7.
[11] О названии города см. Ptol. VI 12, 6; VIII 23, 14; APP., Syr. 57; Plin., HN VI 49. Арриан упомянул о желании Александра основать этот город также в Аn. IV 1, 3-4. Курций Руф также указывает на желание Александра основать город в этом районе, но этот проект, был отложен из–за восстания Согдианы и Бактрианы (см. VII 6, 13) и возобновлен позже, во время осады Мараканды (VII 6, 25-27). Кроме того, мы находим известия об этом основании также в Marmor Parium, где оно датируется 328/7 г. (FGrHist 239, B7).
[12] Arr., An. IV 4. Поразившая Александра дизентерия упоминается также Plut., Alex. 45, 6.
[13] Arr., An. IV 5, 1.
[14] Arr., An. IV 3, 6-7. Краткое упоминание об уничтожении Мараканды и других городов Бактрии находится также у Strab. XI 11, 4.
[15] Arr., An. IV 5, 2-3.
[16] Андромах, сын Гиерона, появляется во главе кавалерии иностранных наемников при Гавгамеле (Arr., An. III 12, 5); после остановки в Мидии он догнал Александра на пути в Бактру (Arr., An. III 25, 4). Каран был послан против ариев вместе с Эригием и персом Артабазом (Arr., An. III 28, 2). Менедем называется здесь впервые, и в этой военной операции он также нашел смерть и был погребен Александром (Curt. Ruf. VII 9, 21; Epit. rerum gest. Alex. 13). Существует дискуссия о роли Фарнуха в македонской армии, потому что поражает то, что иностранцу доверено руководство крупнейшим контингентом.
[17] Arr., An. IV 3, 7.
[18] Arr., An. IV 5, 4-5. См. также Curt. Ruf. VII 7, 1, где говорится, что скифский царь обосновался за пределами Таная, считаясь с угрозой основания Александром нового города, и послал большое количество всадников во главе со своим братом, чтобы уничтожить Александрию и удалить македонцев.
[19] Arr., An. IV 5, 6-9.
[20] Arr., An. IV 6, 1-2.
[21] Curt. Ruf. VII 6, 24. Следует помнить, что из–за серьезного пробела в тексте невозможно провести сравнение с тем, что сообщил Диодор. Фактически в книге XVII Исторической библиотеки отсутствует вся часть, касающаяся завоевания Бактрии, Согдианы и северной части Индии.
[22] Curt. Ruf. VII 7, 31-39.
[23] Arr., An. IV 6, 3-5.
[24] Curt. Ruf. VII 9, 20-22.

F 28: Река Политимет

a) Strab. XI 11, 5

Τὸν δὲ διὰ τῆς Σογδιανῆς ῥέοντα ποταμὸν † καὶ … Πολυτίμητον Ἀριστόβουλος, τῶν Μακεδόνων [τοὔνομα] θεμένων, καθάπερ καὶ ἄλλα πολλὰ τὰ μὲν καινὰ ἔθεσαν τὰ δὲ παρωνόμασαν· ἄρδοντα δὲ τὴν χώραν ἐκπίπτειν εἰς ἔρημον καὶ ἀμμώδη γῆν καταπίνεσθαί τε εἰς τὴν ἄμμον, ὡς καὶ τὸν Ἄριον τὸν δι’ Ἀρίων ῥέοντα. τοῦ δὲ Ὤχου ποταμοῦ πλησίον ὀρύττοντας εὑρεῖν ἐλαίου πηγὴν λέγουσιν· εἰκὸς δέ, ὥσπερ νιτρώδη τινὰ καὶ στύφοντα ὑγρὰ καὶ ἀσφαλτώδη καὶ θειώδη διαρρεῖ τὴν γῆν, οὕτω καὶ λιπαρὰ εὑρίσκεσθαι, τὸ δὲ σπάνιον ποιεῖ τὴν παραδοξίαν.

Протекающую через Согдиану реку Аристобул называет Политиметом, и так ее назвали македонцы — так же, как они дали новые имена многим другим местам и изменили имена других. Она орошает регион и устремляется в необитаемую и песчаную землю, где поглощается песком, как и река Арий, протекающая по территории ариев. Говорят, что те, кто копал возле реки Окс, обнаружили нефтяной источник. Разумно предположить, что подобно тому, как через землю текут азотистые, вяжущие, битумные и серные воды, также обнаруживаются и масляные жидкости, но из–за редкости этого явления оно выглядит странным

b) Arr., An. IV 6, 6

ἵνα δὲ ἀφανίζεται τῷ ποταμῷ τὸ ὕδωρ, ἐντεῦθεν ἤδη τὸ ἐπέκεινα ἔρημος ἡχώρα ἐστίν· ἀφανίζεται δὲ καίπερ πολλοῦ ὢν ὕδατος ἐς τὴν ψάμμον. καὶ ἄλλοι ποταμοὶ ὡσαύτως ἐκεῖ ἀφανίζονται μεγάλοι καὶ ἀέ[ν]ναοι, ὅ τε Ἔπαρδος, ὃς ῥέει διὰ Μάρδων τῆς χώρας, καὶ Ἄρειος, ὅτου ἐπώνυμος ἡ τῶν Ἀρείων γῆ ἐστιν, καὶ Ἑτύμανδρος, ὃς δι’ Εὐεργετῶν ῥέει. καὶ εἰσὶ ξύμπαντες οὗτοι τηλικοῦτοι ποταμοὶ ὥστε οὐδεὶς αὐτῶν μείων ἐστὶ τοῦ Πηνειοῦ τοῦ Θεσσαλικοῦ ποταμοῦ, ὃς διὰ τῶν Τεμπῶν ῥέων ἐκδιδοῖ ἐς θάλασσαν· ὁ δὲ Πολυτίμητος πολὺ ἔτι μείζων ἢ κατὰ τὸν Πηνειὸν ποταμόν ἐστι.

Там, где вода в реке исчезает, начинается пустынная область. Несмотря на большое количество воды, река исчезает в песке. Точно так же исчезают и другие реки, хотя они большие и непересыхающие: Эпард, протекающий по земле мардов; Арий, давший свое название области ариев, и Этимандр, который устремляется в область эвергетов. И все же все эти реки настолько велики, что не уступают Пенею, реке Фессалии, которая течет через Темпе в море. По сравнению с Пенеем Политимет намного больше

Этот фрагмент также демонстрирует географические интересы Аристобула. Страбон, по сути, описывает Бактриану, останавливаясь на границах, на населяющих ее народах, на их обычаях, на завоеваниях и градостроительстве Александра [1].
Согласно древним источникам, территория Бактрии включала очень большую территорию к северу от Паропамиса (нынешний Гиндукуш), который служил границей с Арианой; на севере Окс отделял ее от Согдианы, в то время как на западе пустынный район отгораживал ее от Маргианы [2]. Бактрия славилась лошадями [3].
Незадолго до упомянутого фрагмента Страбон упоминает уничтожение Мараканды и Киры (еще одно имя Кирополя), и о том, как Александр благодаря предательству овладел крепостями в Бактриане (где он женился на Роксане) и в Согдиане. Кроме того, рассказывается также о разрушении цитадели Бранхидов [4]. Именно сюда вставлена цитата Аристобула о реке Политимет, названной так македонцами. Страбон не уточняет, кем являются эти македонцы, то есть хочет ли он указать на участников экспедиции Александра, в смысле, на более узкий круг, или на македонскую традицию вообще. Следует отметить, что Аристобул упоминает македонцев для трех других ономастических случаев: Кавказа, евфратовских мигдонов и Пеллы [5]. В последнем случае он указывает, что Апамея называлась ее первыми поселенцами Пеллой, потому что большинство из тех, кто поселились там, участвовали в экспедиции Александра.
Поэтому это заставляет нас думать, что Страбон при использовании этнонима οἱ Μακεδόνες в качестве источника информации конкретно указывает на тех, кто следовал за царем в азиатской экспедиции, но когда прилагательное "македонский" указывает на македонский народ и его подвиги, оно используется как для македонцев Филиппа и Александра, так и для македонцев эллинистических царств [6].
Фрагмент интересен тем, что еще раз показывает интерес Аристобула к топонимике, что уже было отмечено в отношении этимологии Сузы и двойного имени Танаис [7].
Политимет — это греческое название сегодняшнего Зеравшана, реки, берущей начало на склонах Памира в Таджикистане и протекающей на запад около трехсот километров до прибытия в Узбекистан. Затем она делает еще один обходной путь и прибывает к Самарканду, прежде чем рассеять свои воды в пустыне за Каракулем, примерно в сорока пяти километрах от течения Амударьи. Название, которое буквально означает «весьма ценный», было введено в связи с орошающим воздействием его вод в пустынной местности.
Якоби вставляет в фрагмент Аристобула замечание об источнике нефти недалеко от реки Ох. Следует, однако, подчеркнуть, что в тексте Страбона происходит смена субъекта: действительно, в этой второй части управляющим глаголом является λέγουσιν, «говорят», что предполагает обобщенный субъект множественного числа. Поэтому лучше не приписывать эту информацию Аристобулу, поскольку можно подумать, что Страбон использовал здесь другой источник.
Источник нефти также упоминается Аррианом, но в другом контексте. Александр возле реки Окс планировал наступление на Согдиану; в то время как он находился в лагере, два источника, один из воды и один из масла, забили из–под земли возле его палатки. О чуде было доложено Птолемею (вероятный источник для этого эпизода), который сообщил об этом Александру, и тот расспросил гадателей. Аристандр предсказал, что источник нефти предвещает испытания, но и победы после трудов [8]. Плутарх также локализует сцену обнаружения маслянистого источника рядом с Оксом, когда готовили место для царской палатки [9]. Вероятно, что здесь случай путаницы между двумя реками, Охом и Оксом, хотя нелегко определить, кто виновник ошибки: источники Арриана и Плутарха, Аристобул или сам Страбон.
Цитата Страбона, как уже заметил Якоби, позволяет назначить Аристобулу и пассаж о Политимете у Арриана. Сразу же после сообщения о преследовании Спитамена в пустыне и последующем разграблении этой территории Александром Арриан сообщает, что македонский государь пересек «весь регион, который орошается рекой Политиметом» [10]. Доказательством того факта, что Арриан ссылается здесь непосредственно на Аристобула, хотя он не цитируется прямо, является последующее указание на исчезновение Политимета (как и у Страбона) и других рек в пустыне [11]. И Страбон, и Арриан сообщают об Арее/Арии, от которого берет свое название соседний регион (снова можно подчеркнуть интерес Аристобула к топонимам), но историк из Никомедии также указывает на другие реки: Эпард, протекающий через регион мардов, и Этимандр, который омывает область эвергетов [12].
Этимандр следует отождествлять с сегодняшним Гильмендом, который происходит из Гиндукуша и протекает около тысячи километров через Арахозию и Дрангиану в современном Афганистане, чтобы умчаться в район Систанских озер. Арий соответствует сегодняшней реке Герируд, которая протекает чуть больше тысячи километров из гор центрального Афганистана до Туркменистана. Эпард, однако, еще не идентифицирован надежно.
Факт, что Арриан не упоминает источник нефти, упомянутый Страбоном, может служить свидетельством того, что автор Географии не взял эту информацию из Аристобула.


[1] Strab. XI 11, 1-4.
[2] Strab. XI 11; Curt. Ruf. VI 6; VII 4; Ptol. VI 11, 1; Plin., HN VI 16.
[3] Arr., An. III 2, 3; 13, 3; 21, 1, 4.
[4] Strab. XI 11, 4. О предательстве Бранхидов, произошедшем в 494 году при Дарии (а не при Ксерксе, как утверждает Страбон), см. Hdt. VI 19, 3. См. также Strab. XIV 1, 5. О разгроме Бранхидов рассказывает также Curt. Ruf. VII 5, 28-35.
[5] Strab. XV 1, 11; XVI 1, 23; 2, 10.
[6] См. в связи с этим в качестве примера Strab. VII 7, 3 (указание на битву при Пидне); IX 5, 20 (указание на Кинокефалы); XIV 2, 25 (указание на основание Стратоникеи).
[7] F 18 e F 25.
[8] Arr., An. IV 15, 7-8.
[9] Plut., Alex. 57, 5-6. Курций Руф упоминает об открытии источника воды в царской палатке у реки Окс (VII 10, 14).
[10] Arr., An. IV 6, 5.
[11] Согласно Curt. Ruf. VII 10, 2-3, река течет стремительно, сужаясь, и затем входит в полость (пещеру), и наконец исчезает из поля зрения, хотя все еще слышится шум. Река не упоминается другими латинскими авторами.
[12] Об ариаспах, которых называют эвергетами, потому что они помогли Киру завоевать Скифию, см. также Arr., An. III 27, 4; Diod. XVII 81, 1; Curt. Ruf. VII 3, 1; Just., Epit. XII 5, 9; Strab. XV 2, 10.

F 29: Клит

Arr., An. IV 8, 9

Ἀριστόβουλος δὲ ὅθεν μὲν ἡ παροινία ὡρμήθη οὐ λέγει, Κλείτου δὲ γενέσθαι μόνου τὴν ἁμαρτίαν, ὅν γε ὠργισμένου Ἀλεξάνδρου καὶ ἀναπηδήσαντος ἐπ’ αὐτὸν ὡς διαχρησομένου ἀπαχθῆναι μὲν διὰ θυρῶν ἔξω ὑπὲρ τὸ τεῖχός τε καὶ τὴν τάφρον τῆς ἄκρας, ἵνα ἐγίνετο, πρὸς Πτολεμαίου τοῦ Λάγου τοῦ σωματοφύλακος· οὐ καρτερήσαντα δὲ ἀναστρέψαι αὖθις καὶ περιπετῆ Ἀλεξάνδρῳ γενέσθαι Κλεῖτον ἀνακαλοῦντι, καὶ φάναι ὅτι· οὗτός τοι ἐγὼ ὁ Κλεῖτος, ὦ Ἀλέξανδρε· καὶ ἐν τούτῳ πληγέντα τῇ σαρίσσῃ ἀποθανεῖν.

Аристобул не говорит, что послужило причиной пьяного бесчинства, но утверждает, что виноват был только Клит: когда Александр в гневе бросился на него, чтобы убить, Птолемей сын Лага, телохранитель, утащил его через ворота, за стены и ров крепости, где проходил симпосий. Но Клит, не контролируя себя, снова вернулся и наткнулся на Александра, который звал его громким голосом. На что он ответил: "Это я Клит, Александр", и в тот же момент, пораженный сариссой, он умер

Фрагмент сообщает об убийстве Клита Александром. Арриан покидает хронологический порядок, которому он до сих пор всегда тщательно следовал, чтобы ввести это событие в свое отступление о принятии персидских обычаев Александром.
В самом деле, историк рассказывал о событиях зимы 329/8 г., в частности, останавливаясь на наказании Бесса, которому отрезали нос и кончики ушей, прежде чем отправить в Экбатану для казни перед собранием мидян и персов [1]. Эта мысль используется Аррианом, чтобы выразить свое неодобрение решения Александра: приговор изуродовать Бесса считается чрезмерным и «варварским» [2]. Точно так же с использованием персидской одежды и тиары: по словам Арриана, Александр был вынужден использовать их, чтобы подражать великолепию персов и обычаю варварских царей, которые практиковали неравноправные отношения со своими подданными.
Это первое нападение Арриана на македонского царя, вскоре после этого обвиненного в неспособности контролировать себя [3]. На самом деле, эти утверждения впоследствии смягчаются, когда Арриан говорит, что, по его мнению, принятие варварского костюма было способом выглядеть менее чужим для варваров и вместе инструментом отдалиться от суровости и заносчивости македонцев [4]. Трудно согласовать эти два представленных историком противоположных мнения, которые могут возникнуть в результате его личных размышлений или, возможно, зависят от используемых источников [5]. Прагматическое объяснение решения Александра по Бессу также дает Плутарх, согласно которому царь носил варварское платье только для того, чтобы примирить новые завоеванные народы или постепенно ввести среди македонцев проскинесис; кроме того, биограф подчеркивает, что он выбрал самое скромное платье, смесь мидийской и персидской одежды [6]. Далее, затем Плутарх утверждает, что Александр принял персидский modus vivendi потому что он думал, что это укрепило бы его власть благодаря согласию и слиянию двух народов [7]. Очевидно, в этом случае Плутарх следует источникам, благоприятствующим македонскому царю, что, чего нельзя исключить, также делает Арриан, когда он смягчает свое суждение о решении Александра.
Отступление о принятии Александром персидского костюма открывает путь к повествованию об эпизоде с Клитом, который Арриан называет πάθημα, "трагедия" [8]. Эпизод датируется обычно осенью 328 г.
Клит, сын Дропида, по прозвищу "Черный", чтобы отличить его от Клита командира пехоты, был братом Ланики, кормилицы Александра [9]. Он впервые упоминается Аррианом при Гранике, когда, убив Спитридата, он спас жизнь македонского царя [10]. Он находился при Гавгамеле во главе "царского эскадрона", затем больной в Сусах, и после в Экбатане и Парфии [11]. Когда армия находилась в Дрангиане, он был назначен командиром гиппархии вместе с Гефестионом, сыном Аминтора [12].
Арриан, не уточняя своих источников, говорит, что у македонцев был день, посвященный Дионису, и в этот день Александр приносил жертвы богу. В тот год, однако, никто не знает почему, он решил принести жертвы Диоскурам. Попойка после жертвоприношения длилась долгое время, и некоторые из присутствовавших, чтобы польстить Александру, стали говорить, что подвиги Кастора и Поллукса и Геракла не могут сравниться с подвигами македонского царя [13]. Арриан сообщает, что Клит уже давно выступал против новых привычек Александра, и этот момент также был возбужден вином: поэтому он набросился на льстецов, заявив, что предприятия Александра не сравнимы с подвигами богов, и что кроме того, его заслуга принадлежит, по большей части, македонцам. Кроме того, когда некоторые из них высмеяли дела Филиппа, Клит стал прославлять подвиги покойного царя и наоборот чернить Александра; наконец, он также высказал македонскому правителю, что он спас ему жизнь при Гранике. Александр же в ярости, бросился на него, но был удержан друзьями; Клит, однако, не успокоился, и царь, больше не сдерживаясь, вырвал копье у одного из охранников и уложил друга [14]. Это версия о смерти Клита Арриана из неуказанных источников [15].
Сразу после этого представлена версия Аристобула: по словам Арриана, последний не сообщает причину чрезмерной выпивки (надо, следовательно, думать, что он не упомянул жертвоприношения Диоскурам), но приписывает всю вину Клиту, которого, когда Александр кинулся на него, увел Птолемей, но тот вскоре вернулся и наткнулся на Александра [16]. Следовательно, по сравнению с предыдущей версией различия очевидны: во–первых, в роли Птолемея, который удалил Клита, спасая его от гнева царя, и вывел его из цитадели в безопасное место; затем в факте, что вина лежит на одном лишь Клите, который не только продолжал оскорблять царя (как в ранее упомянутой версии), но даже вернулся, не в состоянии контролировать себя, оказавшись в безопасности. Итак, в контексте чрезмерного употребления алкоголя (παροινία) Клит представляется как тот, кто полностью теряет рассудок и самообладание и, следовательно, погибает. Поэтому общее опьянение не отрицается, но критикуется неспособность владеть собой, жертвой которой является Клит.
Стоит остановиться на других источниках, связанных с убийством Клита.
У нас нет версии Диодора из–за пробела, который лишает нас части XVII книги Исторической библиотеки. Плутарх вставляет повествование об этом эпизоде сразу после пересказа заговора Филоты. Интересно отметить, что биограф также пытается освободить царя от ответственности, приписывая происшествие не преднамеренному действию, а злому року царя, который из–за гнева и опьянения дал Клиту повод наброситься против него.
После жертвоприношения Клит пошел на обед к Александру, который, в свою очередь, принес жертву Диоскурам (подробность, которая есть и у Арриана). Во время пира стали петь стихи, которые высмеивали генералов, побежденных варварами, и это вызвало гнев старших, в то время как Александр веселился [17]. Пьяный Клит разозлился больше, чем остальные, взялся за Александра и упрекнул его в том, что спас ему жизнь, убив Спитридата при Гранике [18]. В результате между обоими произошла ожесточенная ссора, и Крит бросил Александру обвинение в принятии персидского костюма, а царь в ярости запустил в него яблоком и был остановлен телохранителем до того, как смог заколоть своего друга. Затем товарищи с трудом вывели Клита из зала, но он вернуться с другого входа и продекламировал стих Еврипида с критикой эллинских нравов [19]. Тогда Александр вырвал копье у одного из оруженосцев и пронзил Клита. Понимая, что произошло, он попытался направить оружие на себя, но ему помешали присутствующие друзья [20]. Затем в повествовании Плутарха следует отдельная глава о скорби царя из–за этого инцидента и о словах утешения и оправдания, с которыми сначала обратился к нему Каллисфен, а затем к Анасарх из Абдеры [21].
Итак, повествование Плутарха содержит больше подробностей, чем рассказ Арриана, даже без упоминания о вмешательстве Птолемея; есть некоторые общие аспекты, вроде факта, что Клит выведен наружу, но затем возвращается. Версия Плутарха, как и версия Арриана, подчеркивает случайность этого события и невиновность правителя, давно провоцируемого пьяным Клитом.
Плутарх рассматривает эпизод с Клитом также в одной из Моралий, в которой проводится различие между льстецом и другом, Quomodo adulator ab amico internoscatur. В главе, посвященной важности быть осмотрительным в дружеских отношениях, Плутарх собирает ряд известных примеров с Сократом, Платоном и Пифагором [22]. Он также очень кратко упоминает эпизод с Александром и Клитом: «Я думаю, что Клит разозлил Александра не из–за опьянения, а потому что казалось, что он принизил Александра перед многими присутствующими» [23]. Даже в этом случае акцент делается не на опьянение Александра, а на бесстыдство Клита, виновного в том, что он жестоко упрекал царя перед многими присутствующими.
История также рассказана Курцием Руфом [24]. В Мараканде Клит, которому назначили правление провинцией, был приглашен царем на пир. Здесь царь, «разгоряченный большим количеством вина и безмерно почитая себя, начал превозносить совершенные им дела невыносимым образом даже для ушей тех, кто считал, что он говорит правду» [25]. Александр продолжал хвалиться, утверждая, что это ему, а не Филиппу принадлежит слава победы при Херонее, и что его отец как полководец полный ноль. Тогда Клит, "тоже не совсем трезвый", продекламировал стихи Еврипида, в которых указывалось, что неправильно принято ставить на трофеях только имена царей, потому что они присваивают себе славу, достигнутую кровью других [26]. Интересно, что у Курция Руфа, как и у Плутарха, Клит читает стихи Еврипида; стихи, перефразированные Курцием, также взяты из "Андромаки", и, следовательно, вполне вероятно, что два автора для этой подробности (не упомянутой Аррианом), опирались на те же источники [27].
Кроме того, Клит вспомнил о славных делах Филиппа в Греции, сопоставив их с нынешними; между тем раздражение Александра усилилось, отчасти потому, что у Клита не было признаков успокоения, и, уступая вину, он также принялся защищать Пармениона и прославлять победу Филиппа над Афинами, умаляя победу Александра над Фивами. Более того, он обвинил Александра в том, что тот поручил ему дикую Согдиану, и в том, что он презирал старых солдат Филиппа. Александру удается сдержать свой гнев, и он приказывает только убрать Клита с пира. Пока его уводили, Клит, однако, укорял Александра в спасении его жизни и в убийстве Аттала. Царь больше не сдерживал себя, частично из–за алкоголя, и, вскочив с ложа, схватил копье, чтобы поразить своего друга, но был удержан Птолемеем и Пердиккой, которые умоляли его не поддаваться гневу. Царь не слушал ничего, и он пошел прямо в вестибюль царского павильона, взял копье у одного из охранников и стал ждать. Все гости удалились, и, наконец, Клит вышел без факела. Царь спросил его, кто он, и когда тот назвался, пронзил его копьем, приглашая его пойти туда, где его ожидают Филипп, Парменион и Аттал [28].
Также у Курция Руфа следует длинное отступление о попытке самоубийства Александра и его отчаянии за то, что он убил своего друга и сподвижника во многих сражениях [29].
Итак, повествование Курция очевиднее, чем рассказ Арриана и Плутарха, подчеркивает степень опьянения и неспособности Александра и Клита контролировать себя и представляет македонского царя в более негативной роли.
Юстин, повествуя об этом эпизоде, не упоминает о жертвоприношениях, но шире говорит о пире, предложенном Александром, во время которого царь хвастался своим превосходством над отцом. Тогда Клит встал как защитник Филиппа и его подвигов, и Александр, охваченный гневом, схватил копье у охранника и убил его, оправдавшись словами, что он поразил адвоката Филиппа. Затем следует история Юстина о покаянии Александра и его отчаянии из–за смерти друга [30].
Интересно отметить, что Юстин уделяет гораздо больше места этой второй части, чем повествованию об убийстве Клита, и не упоминает об опьянении главных героев этой истории.
Для полноты картины можно привести пассаж из Сенеки. В одном из писем к Луцилию, в котором содержатся соображения о пьянстве, этот эпизод приводится в качестве примера ущерба, который причиняется увлечением пьянством: Александр Великий во время пира убил Клита, одного из самых верных друзей, и когда осознал преступление, хотел убить себя [31]. Намек на эпизод содержится также в De ira, где упоминаются варварские обычаи Александра [32].
В таблице 11 обобщены элементы, присутствующие в основных версиях эпизода.
Таблица 11 — Убийство Клита

Арриан (версия из анонимного источника)

Арриан (версия Аристобула)

Плутарх

Курций Руф

Юстин

Жертвоприношение Александра Диоскурам

Опьянение Александра

Опьянение Клита

Александр по сравнению с богами

Упоминание о кампаниях Филиппа

Клит упоминает, как он спас жизнь Александра

Клит обвиняет Александра в усвоении восточных обычаев

Александр удержан своими спутниками

Клит уведен из зала

Клит цитирует стихи Еврипида

Александр зовет Клита

Как можно видеть, упомянутые авторы трактуют эпизод по–разному и в некоторых случаях представляют противоречивые версии. Поэтому трудно проследить общий источник для разных авторов. Существенной разницей между источниками, по–видимому, является желание подчеркнуть опьянение Клита, его неспособность контролировать себя и его безрассудство, поставив на задний план роль Александра, как это делает, например, Плутарх, представив его равно виновным, как и Курций Руф.
Версия Аристобула вписывается в первую группу и может быть определена как апологетическая: вина будет за Клитом, который себя не контролирует и не спасается, но возвращается, чтобы спровоцировать Александра. Поэтому историк освобождает Александра от его вины, выставляя вместо него в плохом свете Клита.
Для первой части эпизода Арриан не указывает своих источников, вводя его расплывчатым λέγουσι (говорят). Однако можно подумать, что он не следует здесь Птолемею: в самом деле, поздняя версия Аристобула дает активную роль сыну Лага (сопровождавшего Клита с пира), эпизод, который не может быть пропущен в сочинении Птолемея, если в своем сочинении он также отражал эти события.


[1] Arr., An. IV 7, 1-3.
[2] Arr., An. IV 7, 4.
[3] Arr., An. IV 7, 4-5.
[4] Arr., An. VII 29, 4.
[5] Следует упомянуть, что Арриан не четко указывает дату начала этой «ориентализации» Александра, в то время как по словам Диодора, Курция Руфа и Юстина она началось уже в Гиркании (Diod. XVII 77, 4-7; Curt. Ruf. VI 6, 1-8; Just., Epit. XII 3, 8 -12). Плутарх (Alex. 45, 1) сообщает, что впервые он надел варварский костюм в Парфии.
[6] Plut., Alex. 45, 2-3.
[7] Plut., Alex. 47, 5.
[8] Arr., An. IV 8, 1.
[9] Arr., An. IV 9, 3; Curt. Ruf. VIII 1, 21. О прозвище см. Plut., Alex. 16, 11; Diod. XVII 20, 7; 57, 1.
[10] Arr., An. I 15, 8.
[11] Arr., An. III 11, 8; 19, 8.
[12] Arr., An. III 27, 4.
[13] Arr., An. IV 8, 1-3.
[14] Arr., An. IV 8, 5-8. Арриан также указывает на другую версию, согласно которой Александр взял сариссу у одного из охранников.
[15] Эпизод, фактически, вводится глаголами без субъекта или безличными выражениями: λέγουσι (Arr., An. IV 8, 2; 8, 8); δῆλον εἶναι (Arr., An. IV 8, 4).
[16] Arr., An. IV 8, 9.
[17] Plut., Alex. 50, 1-9. О поражении македонцев от Спитамена в Мараканде в 329 году см. Arr., An. IV 5, 2 – 6, 2; Curt. Ruf. VII 7, 30.
[18] Plut., Alex. 50, 10-11.
[19] Plut., Alex. 51, 8 (= EUR., Andr. 693): οἴμοι, καθ’ Ἑλλάδ’ ὡς κακῶς νομίζεται, «Увы, какие дурные обычаи есть у эллинов!»
[20] Plut., Alex. 51, 1-11.
[21] Plut., Alex. 52, 1-6.
[22] Plut., Quomodo adulator ab amico internoscatur 32 (70e).
[23] Plut., Quomodo adulator ab amico internoscatur 32 (71c).
[24] Curt. Ruf. VIII 1, 19-52.
[25] Curt. Ruf. VIII 1, 22.
[26] Curt. Ruf. VIII 1, 22-29.
[27] В тексте Плутарха (Alex. 51, 8) упоминается только стих 693. Курций же цитирует, хотя и не буквально, стихи 693-698.
[28] Curt. Ruf. VIII 1, 30-52.
[29] Curt. Ruf. VIII 2, 1-12.
[30] Just., Epit. XII 6, 1-17.
[31] Sen., Ep. 83, 19.
[32] Sen., De ira III 17, 1: «Так свирепствовали в своем гневе варварские цари, не облагороженные какой–либо культурой или грамотой: а вот царь Александр, вышедший из школы Аристотеля, пронзил во время пира собственной рукой своего дорогого друга Клита, который вырос вместе с ним и который не льстил ему в достаточной мере, неохотно переставал быть македонцем и был свободен от типичного рабства персов».

F 30-33: Каллисфен и заговор пажей

F 30. Arr., An. IV 13, 5

Ξυμβῆναι δὲ οἱ μὲν αὐτομάτως λέγουσιν ἔστε <ἐφ’> ἡμέραν πίνειν Ἀλέξανδρον, Ἀριστόβουλος δὲ ὧδε ἀνέγραψε. Σύραν γυναῖκα ἐφομαρτεῖν Ἀλεξάνδρῳ κάτοχον ἐκ τοῦ θείου γιγνομένην καὶ ταύτην τὸ μὲν πρῶτον γέλωτα εἶναι Ἀλεξάνδρῳ τε καὶ τοῖς ἀμφ’αὐτόν· ὡς δὲ τὰ πάντα ἐν τῇ κατοχῇ ἀληθεύουσα ἐφαίνετο, οὐκέτι ἀμελεῖσθαι ὑπ’ Ἀλεξάνδρου, ἀλλ’ εἶναι γὰρ τῇ Σύρᾳ πρόσοδον πρὸς τὸν βασιλέα καὶ νύκτωρ καὶ μεθ’ ἡμέραν, καὶ καθεύδοντι πολλάκις ἤδη ἐπιστῆναι. καὶ δὴ καὶ τότε ἀπαλλασσομένου ἐκ τοῦ πότου κατεχομένην ἐκ τοῦ θείου ἐντυχεῖν, καὶ δεῖσθαι ἐπανελθόντα πίνειν ὅλην τὴν νύκτα· καὶ Ἀλέξανδρον θεῖόν τι εἶναι νομίσαντα ἐπανελθεῖν τε καὶ πίνειν, καὶ οὕτως τοῖς παισὶ διαπεσεῖν τὸ ἔργον.

Некоторые утверждают, что Александр по своему хотению остался пить до рассвета. Аристобул вместо этого рассказывает следующую историю. Одна сирийская женщина, управляемая богом, следовала за Александром, и сначала была объектом смеха для Александра и его товарищей. Когда же стало очевидно, что во время приступов она говорила правду, Александр больше не презирал ее, и у нее был доступ к царю как днем, так и ночью, и она часто стояла рядом с ним, пока он спал. Так и на этот раз, после того, как Александр ушел с пира, он наткнулся на женщину, когда она была одержима богом, и она пригласила его вернуться, чтобы пить всю ночь. Александр, считая, что это божественное послание, вернулся к застолью, и поэтому заговор пажей потерпел неудачу

F 31. Arr., An. IV 14, 1

᾽Αριστόβουλος μὲν λέγει ὅτι καὶ Καλλισθένην ἐπᾶραι σφᾶς ἔφασαν (sc. οἱ παῖδες) ἐς τὸ τόλμημα. καὶ Πτολεμαῖος ὡσαύτως λέγει.

Аристобул утверждает, что они [пажи] сообщили, что Каллисфен призывал их действовать. И Птолемей заявляет то же самое

F 32. Ath. X 44, 434d

Καλλισθένης δὲ ὁ σοφιστής, ὡς Λυγκεὺς ὁ Σάμιός φησιν ἐν τοῖς ἀπομνημονεύμασι καὶ Ἀριστόβουλος καὶ Χάρης ἐν ταῖς ἱστορίαις, ἐν τῷ συμποσίῳ τοῦ Ἀλεξάνδρου τῆς τοῦ ἀκράτου κύλικος εἰς αὐτὸν ἐλθούσης ὡς διωθεῖτο, εἰπόντος τέ τινος αὐτῷ ‘διὰ τί οὐ πίνεις;’ ‘οὐδὲν δέομαι, ἔφη, Ἀλεξάνδρου πιὼν τοῦ Ἀσκληπιοῦ δεῖσθαι’.

Линкей Самосский в «Памятных вещах» и Аристобул и Харет в «Историях» рассказывают, что когда софист Каллисфен на пиру Александра получил чашу с чистым вином, он отклонил ее, и на вопрос «почему ты не пьешь?», ответил: «Если я выпью из чаши Александра, мне не понадобится чаша Асклепия»

F 33. Arr., An. IV 14, 3

Καλλισθένην δὲ Ἀριστόβουλος μὲν λέγει δεδεμένον ἐν πέδαις ξυμπεριάγεσθαι τῇ στρατιᾷ, ἔπειτα νόσῳ τελευτῆσαι.

Аристобул утверждает, что Каллисфена в оковах возили за армией, и позже он умер от болезни

Фрагменты касаются Каллисфена и так называемого заговора пажей 327 г., в котором был замешан философ. В фрагментах Аристобула это третье скорбное событие в македонском кругу за короткое время после заговора Филоты и смерти Клита.
Арриан снова подключается к эпизоду с Клитом, чтобы представить историю Каллисфена и тесно связанный с ней заговор пажей, оставляя в стороне хронологический порядок, которому он всегда следовал [1]. Поэтому историк, кажется, хочет связать эти два эпизода с обсуждением фигуры Александра, вставляя многочисленные и обширные личные замечания, что нечасто встречается в остальной части его работы [2]. Интересно отметить, что в связи с этими комментариями Арриана к двум событиям все они, кажется, оправдывают действия Александра или, по крайней мере, смягчают суровые суждения о его поведении. Сотрапезников, которые льстили Александру на пиру, ставя его выше Кастора, Поллукса и Геракла, Арриан определяет как «людей, которые всегда наносили ущерб и никогда не перестают вредить интересам правителей всех времен», словно обвиняя их в последующей ссоре между царем и Клитом [3]; Арриан заявляет, что он не одобряет Клита, когда тот заявляет, что подвиги Александра были не так велики, как у упомянутых героев, полагая, что в определенных ситуациях более уместно удерживать свои убеждения при себе [4]. Поэтому историк из Никомедии, хотя он не может избежать упоминания этих двух столь важных эпизодов, в то же время обеспокоен тем, чтобы не навредить образу Александра, который постепенно появляется в его повествовании как великий вождь, своими завоеваниями превзошедший тех, кто предшествовал ему.
После смерти Клита, согласно тому, что рассказывает Арриан, Александр был охвачен отчаянием по поводу судьбы своего друга: согласно некоторым он даже хотел убить себя, в то время как у большинства историков он бросился на ложе, рыдая и зовя по имени Клита и его сестру, которая была его кормилицей; в течение трех дней царь отказывался от еды и питья, пренебрегая любым другим уходом за своим телом [5].
Некоторые предсказатели приписали несчастье гневу Диониса, которому царь в нарушение традиции не принес жертву, предпочтя Диоскуров; этеры убедили царя поесть, и он принес жертву Дионису [6].
В этот момент Арриан вставляет сообщение о прибытии к Александру софиста Анаксарха, призванного утешить царя. Историк не раскрывает своих источников, ссылаясь лишь на то, что некоторые из них рассказали эту историю [7]. Персонаж Анаксарха появляется здесь впервые. Из других источников мы знаем, что он родом из Абдеры, ученик Диогена из Смирны или Демокрита, и что он процветал между 340 и 337 гг. [8]. Он был убит, согласно Диогену Лаэрцию, киприйским тираном Никокреонтом; Диоген также упоминает, что за безразличие к страстям и безупречное моральное поведение его прозвали εὐδαιμονικός, «счастливый» [9]. Диоген также упоминает его в двух эпизодах вместе с Александром: во время симпосия, когда Александр спросил его мнения по поводу обеда, Анаксарх ответил, что все было роскошно, но среди блюд отсутствовала голова известного сатрапа, намекая на Никокреонта [10]. Кроме того, он заставил Александра перестать считать себя божеством, заявив, что то, что вытекло из его раны, было кровью, а не ихором [11]. Следует отметить, что многие древние источники считали его льстецом [12]. Поэтому очевидно, что источники представляли этого персонажа в нескольких аспектах, иногда противоречивых: с одной стороны, человеком безупречного поведения, с другой любящим радости жизни [13], с одной стороны, открывающим Александру, что у него кровь, а не ихор, а с другой — льстецом царя. Поэтому вероятно, об Анаксархе существовали две различные традиции, одна благоприятная, а другая неблагоприятная, и что разные авторы время от времени выбирали, какую из них использовать.
Анаксарх в основном представлен Аррианом и Плутархом в оппозиции к Каллисфену, в частности, в связи с событиями, предшествовавшими смерти последнего [14]. Согласно истории Плутарха друзья привели к Александру, убитому горем из–за смерти друга, Каллисфена и Анаксарха. Первый пытался успокоить боль царя, взывая к разуму, второй упрекал его за то, что он страдал из страха перед законом и порицанием от людей, хотя он сам должен был быть законом и повелением для других [15]. В более краткой истории Плутарха ожидается столкновение двух философов, и сразу же будут представлены некоторые основные темы диатрибы, которые, как мы увидим, Арриан рассматривает позже. Поэтому не представляется необходимым предполагать использование различных источников для этой части, но различия могут быть приписаны краткости истории Плутарха, а также другой цели, которую он преследовал в своей работе и которая не была подробной историей экспедиции, но стремилась дать представление о характере и поведении Александра [16]. Действительно, даже в этом случае Плутарх предпочитает апофтегму и добавляет анекдот, который отсутствует у Арриана и в котором Каллисфен и Анаксарх обсуждают тему климата, причем первый тонко обвиняет последнего в роскошной жизни, которую он вел с тех пор, как следовал за македонским царем [17].
В повествовании о заговоре пажей есть два тематических ядра.
Первое касается совета, данного Анаксархом Александру, который был убит горем из–за смерти Клита. Философ напоминает царю о тесной связи между Зевсом и Справедливостью и убеждает его в том, что как поступки Зевса всегда правильны, так и царь всегда действует по справедливости [18]. Затем Анаксарх говорит Александру о тождестве царя с законом, и неудивителен комментарий Арриана, который сожалеет о факте, что, несмотря на то, что эти слова, очевидно, оказали некоторое немедленное утешение македонскому государю, они на самом деле обострили негативное поведение Александра, который был убежден, что царь имеет право распоряжаться, не задумываясь о легитимности своих действий [19]. Итак, это еще один шаг вперед в процессе «ориентализации» македонского правителя, и аррианов Анаксарх принимает характер отрицательного персонажа (именно он, а не македонский правитель несет ответственность за изменение в поведении царя); это также демонстрируется ссылкой на геродотов пассаж, который Арриан и его источники наверняка имели в виду при написании этого эпизода. Действительно, объясняя в третьей книге «Истории» происхождение безумия Камбиза, Геродот вставляет краткое отступление о браке персидского владыки с его сестрой: поскольку брак между кровными родственниками был чем–то необычным, Камбис проконсультировался с царскими судьями и спросил их, есть ли закон, запрещающий жениться на сестре [20]; они дали ответ, не влекущий совершения ими должностного преступления и неприятностей для них самих, заявив, что они не нашли никакого закона, разрешающего персам жениться на его сестре, но что «они обнаружили другой закон, согласно которому для царя персов было законно делать то, что он хотел [21].
Поэтому интересно отметить, что концепция, выражаемая Анаксархом и царскими судьями, одинакова, и геродотовский принцип применительно к персидскому царю помещается в уста Анаксарха в экскурсе, в котором критикуется "ориентализация" Александра [22].
Это отступление дает Арриану случай представить дискурс о проскинесисе. Александр, рассказывает нам историк, претендовал, чтобы перед ним преклонялись ниц, поскольку он считал себя сыном Аммона, и в этом его поддержали софисты из его свиты Анаксарх и Агис из Аргоса, трагический поэт [23]. Против выступал Каллисфен из Олинфа.
Арриан изображает Каллисфена неоднозначно: с одной стороны, никомедиец утверждает, что одобряет его отрицательное отношение к проскинесису, с другой — характеризует его как «несколько простоватого человека» и критикует за заявление, что слава Александра и его предприятия зависели от него и его исторической работы: поэтому и причастность Александра к божественной природе обеспечит ему не его рождение, а то, что Каллисфен напишет и распространит [24]. Философ, поэтому, не против обожествления Александра tout court — тем более, что он подчеркивает его родство с Аммоном в своей работе — он против того, чтобы его обожествляли в соответствии с персидскими канонами. Поэтому очевидно, что описанию Каллисфена, которое представляет Арриан, присуще внутреннее противоречие: тот, кто выступает против проскинесиса, является также и тем, кто верит в божественность Александра благодаря славе, которую запечатлеет его работа. Персонаж не представлен в абсолютно позитивном свете, возможно, из стремления Арриана оправдать решение Александра.
Следует отметить, что другие источники также представляют двойственное суждение о персонаже, недипломатичный, импульсивный и злой характер которого часто подчеркивается [25]. Единственный, кто предлагает абсолютно позитивное изложение, — это Курций Руф, как мы увидим позже [26].
Дискуссия между Анаксархом и Каллисфеном о проскинесисе произошла, по словам Арриана, во время пира [27]. Историк представляет один за другим два дискурса.
Анаксарх поддерживает необходимость считать Александра богом, приводя в качестве аргумента тот факт, что в отличие от Диониса и Геракла Александр был македонцем, и поэтому его подданные будут еще больше почитать его как бога. Более того, несомненно, он будет обожествлен мертвым, поэтому будет справедливым и более полезным оказывать Александру те же почести и при жизни [28].
Речь Каллисфена намного длиннее и яснее: он начинает с заявления, что Александр заслуживает всех почестей, причитающихся людям, но есть существенная разница между почестями, положенными людям, и теми, которые оказывают богам [29]. Люди могут получить поцелуй, в то время как боги только потому, что они наверху и прикасаться к ним недопустимо, восхваляются через проскинесис. Поэтому неправильно поднимать людей до уровня, который им не принадлежит, и принижать богов, точно так же как сам Александр не допустит, чтобы кто–то выдавал себя за царя. Более того, Анаксарху напоминается, что он следует не за персидским царем (которому эти варварские обычаи бузусловно приписывают), но находится рядом с сыном Филиппа, который принадлежит к династии, повелевающей не силой, но законом. Нельзя навязывать грекам, самым свободным людям на земле, подчинение проскинесису. Дискурс заканчивается упоминанием варварских царей, которые были побеждены и унижены греками, словно чтобы напомнить, под конец речи, первостепенную цель экспедиции, месть против древнего врага греков, персов [30].
Эти две диатрибы, несомненно, отражают полемику в македонском дворе, полемику, главными протагонистами в которой видели Анаксарха и Каллисфена. В речи последнего интересно отметить, среди прочего, ссылку на Филиппа, который часто упоминается в заявлениях и претензиях тех, кто выступал против введения персидских обычаев при дворе [31].
Слова Каллисфена задели Александра, но они выражали мнение македонцев: поэтому царь запретил им отныне упоминать о проскинесисе [32].
Арриан передал еще один эпизод, главным героем которого является Каллисфен, прежде чем сосредоточиться на заговоре пажей. Даже в этом случае хронология не ясна, поскольку историк и его источники, похоже, больше заинтересованы представить персонажа в целом, а затем объяснить шаги, которые привели к его осуждению, нежели соблюдать хронологический порядок событий.
Этот второй эпизод также происходит во время пира. Александр поднял тост, пустив золотой кубок среди гостей. Те, кто отпивал, простирались ниц и получали поцелуй от Александра [33]. Когда настала очередь Каллисфена, он встал, отпил из чаши и подошел, чтобы получить поцелуй, но не простерся. Один из этеров указал на это Александру, который не позволил поцеловать себя. Тогда Каллисфен объявил, что ему задолжали поцелуй [34].
Арриан прокомментировал как высокомерие Александра, так и грубость Каллисфена, заявив, что враждебность Александра по отношению к Каллисфену была оправданной из–за его несвоевременной свободы слова и глупой спеси [35]. Еще раз Арриан, хотя он не мог полностью замолчать вину Александра, не упустил возможность выставить Каллисфена в дурном свете.
Следует подчеркнуть, что этот анекдот также упоминается Плутархом, который приписывает его Харету из Митилены [36].
Интересно отметить, как фрагмент 32 Аристобула, переданный Афинеем (единственный фрагмент, относящийся к этому эпизоду, не взятый из Арриана), представляет анекдот о Каллисфене с чашей. Внимание во фрагменте из Афинея сосредоточено не на проскинесисе, а больше на склонности правителя к употреблению алкоголя и на конфликте между Каллисфеном и Александром. Философ, фактически отвергнув чашу, которую царь передает ему (полную чистого вина), потому что иначе он боится, что ему нужно принять лекарство, четко выражает, насколько его отношения с правителем теперь испорчены [37].
Очевидно, что Афинея интересует сам анекдот и поэтому он не дает более точной информации ни о контексте, из которого он взят, ни о хронологии. Фактически, он вставляет его в обширную беседу о пьянстве и, в частности, в раздел, который касается этики македонского царя и который открывается цитатой из другого историка Александра, Эфиппа Олинфского [38]. Вместе с Аристобулом Афиней также упоминают о двух других источниках: Линкея Самосского, брата Дурида, и Харета Митиленского, о котором уже упоминалось в компании с историком из Кассандрии и который, возможно, также использовался последним [39]. Поэтому Афиней, который, возможно, нашел этот эпизод непосредственно у Линкея, использует его, чтобы подчеркнуть отношения между Александром и пьянством, и поэтому не заинтересован в том, что происходило между правителем и Каллисфеном.
В любом случае, этот отрывок показывает, как вокруг фигуры Каллисфена, представленной источниками в качестве катализатора инакомыслия против Александра, родилась серия анекдотов, которые источники повторяют и не раз используют различными способами. Тот же Аристобул, как свидетельствует Афиней, использует эти анекдоты, хотя невозможно проследить контекст и суждение историка из Кассандрии о Каллисфене.
Интересно отметить, как эпизод повторяется в отрывке Плутарха из De cohibenda ira. Мы говорим о том факте, что гнев не всегда вызывается жестоким поступком, но он также может быть спровоцирован шуткой или намеком [40]. Два примера приведены для лучшего объяснения этой концепции. Первый — это вопрос Елены и ответ Электры относительно девственности последней, второй — как раз упомянутый выше эпизод [41]:
"И Каллисфен, когда большая чаша ходила по кругу, спровоцировал Александра, сказав: «Я не хочу, выпив чашу Александра, нуждаться в чаше Асклепия»".
Также выпирает, с лексической точки зрения, сходство этого плутархова пассажа с афинеевым, и можно предположить, что источником Плутарха здесь является один из трех авторов, цитируемых Афинеем (Харет, Аристобул и Линкей). В этой связи не следует забывать, что Харет упоминается в "Жизни Александра" как источник эпизода с поцелуем: поэтому митиленский историк, возможно, использовался Плутархом в качестве источника и для этого пассажа [42].
Факт, что Плутарх имел в виду этот эпизод, также может быть выведен из отрывка из «Quaestiones convivales» в главе «О склонности Александра к винопитию» [43]:
"Также кажется, что Каллисфен впал у него в немилость, потому что он не хотел участвовать в его пирах из–за бражничества, а также потому, что он отверг предложенный ему большой кубок, названный «Александровым», сказав, что он не хотел после того, как выпьет чашу Александра, нуждаться в чаше Асклепия".
Этот отрывок важен, потому что эпизод используется в качестве примера одной из причин вражды между Каллисфеном и Александром, а именно неприятия первым организуемых при дворе симпосиев, и нельзя исключать, что это был первоначальный контекст, в который эпизод был вставлен Харетом и Аристобулом.
Кульминация вражды между философом и Александром наступила после заговора пажей, который привел к осуждению Каллисфена [44].
Вот история Арриана [45]. Среди молодых людей македонского дворянства, служивших непосредственно царю, был Гермолай, посвятивший себя философии, и по этой причине он являлся другом Каллисфена [46]. Во время охоты Гермолай поразил дикого кабана, в которого целил Александр, чем вызвал гнев царя, который приказал высечь молодого человека и отнять у него лошадь [47]. С этого момента Гермолай жаждал мести и втянул в свое предприятие своего любовника, Сократа, сына Аминты. Затем им удалось привлечь на свою сторону и других македонцев: Антипатра, сына Асклепиодора, Эпимена, сына Арсея, Антикла, сына Феокрита и Филоту, сына фракийца Карсида. Было решено, что в ночное дежурство Антипатра они нападут на Александра, пока он будет спать. По словам некоторых, заговор провалился, потому что Александр по собственной инициативе продолжал пить до рассвета.
В этот момент Арриан вставляет версию Аристобула, которая при ближайшем рассмотрении является не более чем разъяснением вышесказанного: историк из Кассандрии, по сути, предлагает объяснение того факта, что Александр перестал пить до рассвета, введя фигуру юродивой сириянки, которая, однако, не появляется у Плутарха [48]. Давно указывалось, что версия Аристобула служит для защиты Александра от обвинения в чрезмерном употреблении алкоголя [49]. В действительности даже то, что сообщает Аристобул, не отменяет факта, что македонский царь провел ночь за выпивкой. Однако то, что кажется очень важным и вытекает из этого эпизода, — это удача правителя и доброжелательность к нему божества, если верно, что за ним всегда следовала эта женщина, одержимая богом, чьи пророчества оказывались правдивыми. Поэтому Александр представлен как человек, сопровождаемый божественной милостью, а также как тот, кто знает, как распознать знамения, которые посылает божество, и решает повиноваться пророчице.
Следовательно, версия Аристобула не только отвлекает внимание от чрезмерного пьянства Александра, но и представляет его как человека, неравнодушного к божественным способностям. На этом этапе стоит также остановиться на версии, предложенной Курцием Руфом и Юстином, чтобы выделить различия и общие моменты с сообщениями Арриана и Плутарха.
Связь в повествовании Курция происходит через упоминание о желании Александра получить божественные почести: для этого царь постановил, чтобы македонцы приветствовали его земным поклоном, как и персы [50]. Интересно отметить, как македонский государь представлен в негативном свете: его желание получить божественные почести определяется как следствие поврежденного ума, и вскоре после этого он подчеркивает, что лесть царям разрушает их власть больше усилий врагов. По словам Курция, льстецами были Агид из Аргоса, посредственный поэт, Клеон из Сицилии и другие, готовые утверждать, что Александр превосходил Геракла, Диоскуров и отца Либера [51]; поэтому не упоминается об Анаксархе, что указывает на то, что источники Курция не соответствуют, по крайней мере в этой первой части, источникам Плутарха и Арриана. Кульминация эпизода также в этом случае приходится на время пира, на который были приглашены македонские и персидские дворяне, и дебаты развязались после того, как Александр покинул зал. Клеон берет слово и излагает причины, по которым царь должен быть обожествлен и следует принять проскинесис [52]. Отвечает Каллисфен, который, как уже упоминалось, всегда представлен как позитивная фигура: его речь, на самом деле, направлена на защиту нравов и обычаев родины, а также на поддержку необходимости посмертного обожествления, и которая отвечает интересам аудитории. Царь, который слушал за занавесом, приказал, чтобы простирались только варвары [53].
Затем следует история заговора пажей, которая довольно точно отражает то, что сообщал и Арриан: эпизод охоты; Гермолай жалуется своему любовнику Соклу; подготовку заговора и вовлечение в него других молодых людей [54]. Чтобы осуществить свой план, заговорщики ждали, когда они будут дежурить все вместе, и прождали тридцать два дня. Пир длился долго, и уже наступил день, когда царь вышел. Казалось, настал подходящий момент, чтобы поразить его, однако, женщина с пророческим умом, которая раньше ходила по дворцу, предстала перед Александром и убедила его вернуться в пиршественный зал, что помешало исполнению замысла молодых македонцев [55]. Сходство с версией Аристобула сразу бросается в глаза: не только по содержанию, но и в подрбностях: даже у Курция женщина (чье происхождение не указано, а у Аристобула — сириянка) имеет пророческий дар, и указывается на то, что она часто посещала царский дворец, как и у Аристобула. Более того, особую позицию занимает Александр, которого, кажется, скорее забавляли, чем убеждали реальные способности женщины. Можно отметить, что эпизод у Курция Руфа является менее обширным, и это может быть причиной некоторых пропусков, но следует отметить, что в отрывке латинского писателя есть влияние работы Аристобула, хотя нет достаточно данных, чтобы понять, мог ли Курций напрямую читать историка из Кассандрии или он нашел информацию в своих источниках. Присутствие у Курция Руфа этой информации, которая также встречается в Аристобуле, поражает еще больше, потому что обычно Курций сообщает о версиях, отличных от арриановых. Однако этот эпизод является примером того, насколько упрощен слишком схематичный подход к источникам об Александре, и хотя мы можем различать тенденции и характеристики, общие для разных групп, есть также явления контаминации (соединение разных редакций). Поэтому текст Аристобула пользовался определенным успехом даже в рамках другой традиции, не той, которой следовал Арриан.
Юстин также задержался на боли Александра в связи с кончиной Клита, сообщая, что перед ним представали образы тех, кто умер от его руки: Пармениона и Филоты, Аминты, Аттала, Эврилоха, Павсания и других македонцев [56]. В конце концов, царь отреагировал на просьбы армии, особенно на утешение Каллисфена, и вернулся к битвам [57]. Как типично для обобщающего характера его работы, Юстин описывает введение Александром проскинесиса в следующей главе, которая показала, что он «хотел, чтобы его не приветствовали, но обожествляли» [58]. Оппозиция Каллисфена и заговор пажей уточняется в нескольких словах: "Среди тех, кто выступал против, самым неистовым был Каллисфен. Это стоило жизни ему и многим знатным македонцам, которые все были казнены как изменники" [59]. Несмотря на краткость рассказа Юстина, можно заметить тесную связь между спорами о проскинесисе и заговором, который приведет к смерти Каллисфена и других македонцев, выступавших против этого обычая. Эпитоматор представляет Александра в негативном свете как того, кто, желая, чтобы с ним обращались, как с богом, под этим предлогом предает смерти противников.
Согласно источникам, которые занимаются этим шире, заговору, кажется, было суждено остаться нераскрытым [60]. Однако, по словам Арриана, как и в случае с заговором Филоты, комплот обнаруживают слухи, которые переходят от одного к другому, и доверие, оказанное влюбленным: один из заговорщиков, Эпимен, фактически раскрыл заговор своему возлюбленному, Кариклу, сыну Менандра, который, в свою очередь, уведомил о нем Эврилоха, брата Эпимена. Последний пришел в палатку Александра и рассказал обо всем Птолемею, который сообщил об этом царю. Александр немедленно приказал арестовать тех, кто был назван Эврилохом, которые, подвергшись пыткам, назвали имена других участников [61]. Активная роль Птолемея (он сразу же раскрывает то, что ему доверили, в отличие от Филоты) и упоминание Аррианом причастности Каллисфена заставляют думать, что он также является источником информации, касающейся раскрытия заговора. История Курция Руфа мало чем отличается: Эпимен или из–за дружелюбия, проявленного к нему правителем, или потому что он полагал, что боги были против предприятия, раскрыл заговор своему брату Эврилоху (а не любовнику Кариклу, как у Арриана), который, думая о том, что случилось с Филотой незадолго до этого, немедленно привел своего брата в царский шатер и сообщил все [62]. Здесь двое нашли телохранителей Птолемея и Леонната, которые сразу впустили их к Александру: после того, как они раскрыли заговор и имена заговорщиков, они получили взамен помилование и денежное вознаграждение [63].
Итак, заговор пажей, как и Филоты никак не навредил правителю, поскольку обстоятельства не позволили провести его в жизнь. Он, однако, включает в себя множество людей, в том числе молодых людей македонского дворянства, которым поручались забота и уход за царем. Это может показать, что недовольство и оппозиция касались не только старой гвардии или солдат, воевавших еще с Филиппом, но и младших. Кроме того, важно подчеркнуть, что заговор представлен источниками в отступлении о проскинесисе и что он, в конце концов, является одной из реакций на введение обычаев, считающихся варварскими в македонском дворе.
Теперь мы остановимся на том, как был втянут в заговор Каллисфен.
Арриан сразу после упоминания о раскрытии заговора сообщает версию Аристобула, заявляя, что это была также версия Птолемея. Согласно его двум основным источникам, пажи указали на Каллисфена как на того, кто подтолкнул их к предприятию [64].
Однако Арриан также указывает, что большинство источников не говорят об этом, но говорят, что Александр, движимый ненавистью, которую он теперь испытывал к Каллисфену и используя в качестве предлога его дружбу с Гермолаем, обвинил его в том, что он входил в число заговорщиков [65]. Гермолай, представший перед македонцами, признался, что готовил заговор, заявив, что для свободного человека более невыносимо терпеть высокомерие Александра и перечислив все дурные поступки царя: несправедливую смерть Филоты и Пармениона; убийство Клита; принятие персидского одеяния; введение проскинесиса; невоздержанность в питье и беспробудный сон [66].
Следовательно, в версии Аристобула и Птолемея заговорщики лично называют имя Каллисфена, который, по–видимому, непосредственно вовлечен в заговор. В более распространенной версии подчеркивается личная месть Александра, который ищет оправдание, чтобы избавиться от Каллисфена. Эта вторая версия выставляет македонского царя в дурном свете, поскольку, по мнению Птолемея и Аристобула, ему только и надо, чтобы уничтожить тех, кто покушался на его жизнь, и среди них был сам Каллисфен. Это оправдательная версия, которая освобождает Александра от ответственности.
Плутарх, с другой стороны, сообщает, что сообщники Гермолая, хотя и подвергались самым жестоким пыткам, так и не назвали Каллисфена. Вдобавок биограф приводит письмо, которое сам Александр написал Кратеру, Атталу и Алкете, где он сказал, что молодые люди, подвергшиеся пыткам, заявили, что они действовали самостоятельно, и второе письмо Антипатру, в котором он сообщил, что мальчишки были побиты камнями от македонцев, но он намеревался наказать Каллисфена и тех, кто послал его, как и тех, кто принимал в своих городах его противников [67]. Налицо готовность выявить вину Александра в отношении Каллисфена: несмотря на то, что он признал, что против него не было никаких доказательств, царь решает избавиться от него, потому что он выступал против его новой политики. Излишне повторять, что здесь Александр появляется в негативном свете, в отличие от происходящего в версии Аристобула и Птолемея.
Курций Руф также утверждает, что Каллисфен не был назван в числе заговорщиков, но он также заявляет, что философ общался с ними и одобрял их речи против македонского правителя. Еще и по этой причине Александр решает заключить Каллисфена в тюрьму [68].
Только Аристобул и Птолемей утверждают, что именно заговорщики назвали имя Каллисфена, объявив его виновным: другие источники, с другой стороны, подчеркивают, что имя философа не всплыло даже под пытками. Поэтому у двух историков, на которых ссылается Арриан, очевидно желание дискредитировать Каллисфена, чтобы выгородить Александра.
Теперь мы сосредоточимся на том, как умерли Каллисфен и заговорщики.
По словам Арриана, присутствовавшие забили камнями Гермолая и тех, кто был арестован вместе с ним; однако, что касается Каллисфена, то, по словам Аристобула, он был брошен в оковы и позже умер от болезни, тогда как, согласно Птолемею, его пытали и повесили [69].
Это приводит к утверждению, что Арриан при описании заговора пажей и конца Каллисфена, всегда имел перед собой Птолемея и Аристобула, а также другие источники, потому что он цитирует их и когда они согласны и когда не согласны друг с другом. Кроме того, он, вероятно, выбирает материал, находящийся в его распоряжении, опуская анекдоты, например, о чаше Асклепия, которые присутствовали в его источниках.
Наказание, наложенное на Каллисфена у Аристобула, будет казаться более легким, чем у Птолемея, и это может подпадать под желание защитить македонского царя, не приписывая вину в смерти историка непосредственно Александру.
Уже Арриан, однако, указывает, что даже писатели, достойные веры и которые в то время были с Александром, предлагали несогласующиеся версии этих фактов, и что были и другие варианты, которые он решил не сообщать [70].
Вполне вероятно, что сразу после этих событий в македонском дворе родились несколько версий этого события, в зависимости от более или менее благоприятного отношения к правителю и его политике. Каллисфен становится примером для тех, кто выступает против изменения поведения и имиджа Александра и кто защищает идею войны против персов, а не следует за царем, который считает себя законным преемником Дария.
Версии о смерти Каллисфена у Аристобула и Птолемея отражают две основные традиции, в которые можно включить и других информаторов о событии.
Они утверждают, что Каллисфен был подвергнут пыткам и убит: Курций Руф подчеркивает невиновность философа [71]; согласно Сенеке Старшему и Фаворину Александр убил философа лично [72]; по сообщению Валерия Максима Каллисфен получил приказ совершить самоубийство [73]. Наконец, в эту группу можно включить также версию, приведенную в схолиях к Лукиану, согласно которой Александр, подвергнув философа пытке, бросил его зверям [74].
Первым, однако, кто поддержал версию смерти Каллисфена в тюрьме, был Харет, источник Плутарха, из которого, возможно, взял информацию и Аристобул. Биограф, по сути, в Жизни Александра сообщает, что по мнению некоторых Каллисфен был повешен по приказу Александра, по другим данным он умер в тюрьме от болезни, в то время как по словам Харета он провел в тюрьме семь месяцев, ожидая суда в пленарном совете в присутствии Аристотеля, но в те же дни, когда Александр был ранен в Индии, он умер от ожирения и фтириаза [75].
Плутарх сообщает те же данные, что и в Жизни Суллы, и та же версия оказывается у Суды [76]. Наконец, традиция заключения Каллисфена также имеет свой вариант, согласно которому философ был заперт в клетке: Овидий упоминает, что он нашел смерть в пещере [77]; по словам же Юстина жестокость Александра была настолько велика, что он отрезал Каллисфену уши, губы и нос, а затем запер его в клетке с собакой. Лисимах из жалости предложил ему яд, чтобы он убил себя [78].
Апологет Taтиан подхватывает информацию Юстина и утверждает, что Каллисфена возили в клетке, как медведя или гепарда [79]. Наконец, интересным является свидетельство Диогена Лаэрция, который объединяет несколько версий и сообщает, что Каллисфена транспортировали в железной клетке, что он заболел фтириазом и его не лечили, и что он был брошен льву (подробность, которая, как мы видели, встречается в схолиях к Лукиану) [80].
Эти последние версии имеют тенденцию подчеркивать жестокость Александра, который применяет бесчеловечные и варварские наказания. Поэтому самая древняя история о тюремном заключении Каллисфена, которая, похоже, принадлежит Харету и повторена Аристобулом, и которая, похоже, подчеркивает другое и менее импульсивное поведение Александра к Каллисфену (который не сразу подвергается пыткам и казни, как это происходит с другими заговорщиками), принимает в своих последующих проявлениях негативный характер благодаря традиции, в которой с одной стороны кристаллизуется невиновность Каллисфена, а с другой подчеркивается дурное поведение царя. Интересно отметить, что Тимей представляет голос вне хора: согласно тому, что сообщает Полибий, историк из Тавромения считал Каллисфена виновным:
"(Tимей) также говорит, что Каллисфен понес справедливое наказание от Александра, потому что он развратил его душу, насколько мог" [81].
В результате из фрагментов Аристобула о деле Каллисфена и заговоре пажей можно воссоздать тенденцию скрывать недостатки Александра и подчеркивать вину Каллисфена: в самом деле, он остался пить до утра, потому что ему приказала пророчица; он осудил Каллисфена, потому что те же самые пажи указали на философа как на организатора заговора; он был обижен Каллисфеном, который не хотел пить из его чаши; он не приговорил к смерти философа, но посадил его в тюрьму. Этот апологетический характер рассказа Аристобула может заставить считать, что версия, которой он следовал, была широко распространена в македонском окружении с целью защитить образ царя после этих скорбных событий.


[1] См. Arr., An. IV 14, 4, где историк замыкает два эпизода, утверждая, что, даже если эти факты произошли позже, то из–за близости по времени он решил рассказать их один за другим.
[2] О собственных замечаниях Арриана по убийству Клита см. An. IV 8, 3; 8, 5; 9, 1-2; 9, 6; 9, 8. Об эпизоде с Каллисфеном см. An. IV 10, 1; 12, 6-7; 14, 4.
[3] Arr., An. IV 8, 3.
[4] Arr., An. IV 8, 5.
[5] Arr., An. IV 9, 2-4. Все источники пишут об отчаянии Александра: см. Plut., Alex. 52, 1-2; Curt. Ruf. VIII 2, 5-9; Just., Epit. XII 5, 8-16.
[6] Arr., An. IV 9, 5-6. Указания на почести, не оказанные Дионису, найдены также у Curt. Ruf. VIII 2, 6. О «пропущенной» жертве богу ср. F 29. По словам Плутарха, прорицатель Аристандр напомнил ему о своем сне о Клите и предзнаменовании, объяснив ему, что все уже предопределено судьбой ( Plut., Alex. 52, 2).
[7] Arr., An. IV 9, 7.
[8] Diog. Laert. IX 58. Анаксарх включен в список абдеритской школы, основанной Демокритом ( Diels–Kranz, n. 72, II, pp. 235-240).
[9] Diog. Laert. IX 58-60. О прозвище см. также Ael., VH IX 37; Ath. XII 70, 548b. Смерть Анаксарха упоминает также Clem., Strom. IV 57 (II 274, 13 St.).
[10] Diog. Laert. IX 58. Эпизод приводит также Plut., Alex. 28. Можно предположить, основываясь на Plut., Alex. 29 и de Alex. fort. 334e, что он следовал за правителем еще в 331 году, когда македонская экспедиция, возвращаясь из Египта, остановилась в Финикии.
[11] Diog. Laert. IX 60. Эпизод упоминается также Ael., VH IX 37.
[12] Diog. Laert. IX 63; Plut., Alex. 28; Philodem., de vitiis IV (Gomperz, Comment. Mommsen. S. 471).
[13] О любви Анаксарха к удовольствиям см. Plut., Alex. 28; Timon. fr. 58 Diels.
[14] Исключением является отрывок из Страбона, где говорится об издании Гомера, которое Александр редактировал вместе с Каллисфеном и Анаксархом (XIII 594). О конфликте между Александром и Каллисфеном упоминает также Диоген Лаэрций (V 10).
[15] Plut., Alex. 52, 3-7.
[16] Plut., Alex. 1.
[17] Plut., Alex. 52, 8-9.
[18] Arr., An. IV 9, 7. Связь между Зевсом и Дике обнаруживается также в речи Анаксарха, о которой сообщил Плутарх (Alex. 52, 6). О связи между Зевсом и справедливостью ср. Hes., Op. 255-260; Pind., Ol. VIII 22; Aesch., fr. 530 Mette; Soph., Ant. 798; Orph., H. 62, 1-3; Plot. V 8, 4.
[19] Arr., An. IV 9, 8. Следует отметить, что Плутарх также подчеркивает негативное влияние слов Анаксарха на Александра, который во многих обстоятельствах не только не уважал закон, но и был тесно связан с философом из Абдеры, презирая компанию Каллисфена: здесь, следовательно, согласно биографу, лежит начало конфликта между обоими ( Plut., Alex. 52, 7).
[20] Hdt. III 31, 2-3.
[21] Hdt. III 31, 4.
[22] См. также, что касается связи "закон–правитель", мысль Кира у Ксенофонта: «Он, казалось, мог наблюдать, что даже письменные законы делают людей лучше; и он понял, что добрый государь представляет закон в глазах людей, потому что он способен как отдавать приказы, так и замечать тех, кто их не уважает, и накладывать соответствующие санкции» (Cyr. VIII 1, 21).
[23] Arr., An. IV 9, 9. Об Агиде из Аргоса ничего не известно, и его поэтические труды не сохранились. См. также Curt. Ruf. VIII 5, 8.
[24] Arr., An. IV 10, 1-2. О силе поэзии сделать своих субъектов бессмертными см. Pind., Isth. III/IV 55-60; Nem. VII 20-23, но ср. Arr., An. I 12, 2-4. Уже древние источники обвиняли Каллисфена в том, что он льстит царю Македонии и желает его обожествить. См. Polyb. XII 12b (= Timaios, FGrHist 566 F 155); Phld., π. κολακ. I 2 4.
[25] См., например: Plut., Alex. 52, 7 – 54, 2; Diog. Laert. V 4-5; 39; Lyd., Mens. IV, 77; Phld., π. κολακ. I² 4.
[26] Пранди вставляет образ Каллисфена, предложенный нам Курцием Руфом, в рамки стоической традиции, в которые попадает и Сенека, категорически заявляющий, что никакая слава Александра не может уравновесить убийство Каллисфена (Quaest. Nat. VI 23).
[27] О фактическом присутствии Александра при дебатах Арриан говорит расплывчато, в то время как у Курция Руфа царь не присутствует, но слушает речи за занавеской (Curt. Ruf. VIII 5, 21; см. также Plut., Alex. 49, 1).
[28] Arr., An. IV 10, 6-7.
[29] О непреодолимом различии между богами и людьми см. также Pind., Pith. X 27; Nem. XI 15-16.
[30] Arr., An. IV 11.
[31] Например, Plut., Alex. 50, 11; Curt. Ruf. VIII 1, 42; Just., Epit. XII 5, 2-5.
[32] Arr., An. IV 12, 1. С тем, что слова Каллисфена выражали мнение старой македонской гвардии, согласны также Plut., Alex. 54, 3 и Curt. Ruf. VIII 5, 20.
[33] Поцелуй как форма приветствия станет обычным явлением в Риме (см. Plin., HN XXVI 3), но он не был замечен в перикловых Афинах (см. Plut., Per. 24, 9, где говорится, что Перикл обычно целовал Аспазию публично, из Ar., Rа. 754-755; 788, с другой стороны, выясняется, что у тех, кто снова виделся после долгой разлуки, было принято приветствовать друг друга поцелуем). Напротив, он был типичен для персов и вызывал смущение у греков (Hdt. I 134, 1; Xen., Cyr. I 4, 27-28; Ages. V 4).
[34] Arr., An. IV 12, 3-5.
[35] Arr., An. IV 12, 6-7.
[36] Plut., Alex. 54, 4-6.
[37] Вино у греков в основном пили смешанным с водой. В чистом виде оно считалось типичным напитком народов севера (македонцев, фракийцев, скифов), опасным для здоровья. Чистое вино, однако, не обязательно имело отрицательный характер, и действительно иногда подавалось между блюдами за обедом. Среди источников см. например: Il. IX 203-204; Hes., Op. 591-596; Paus. III 4, 5; Plut., Quaest. conv. I 7; III 3; III 9; V 4.
[38] Ath. X 44, 434a-435a; 436e-437b.
[39] Callisth., FGrHist 124 T 12; Chares, FGrHist 125 F 13; Lynceus, fr. 34 Dalby.
[40] Plut., De cohib. ira 3 454d.
[41] Plut., De cohib. ira 3 454d-e.
[42] Plut., Alex. 54, 4.
[43] Plut., Quaest. conv. I 3, 623f-624a. Тарн утверждает, что Александр и его люди пили чистое вино, потому что вода в этом регионе не была пригодна для питья, и что анекдот был поздним творчеством, потому что самые древние источники его не упоминают.
[44] Интересно отметить, что структура «принятие проскинесиса — противодействие Каллисфена — ненависть Александра — участие философа в заговоре пажей» соблюдается также Плутархом и Курцием Руфом ( Plut., Alex. 55; Curt. Ruf. VIII 6, 1-8).
[45] Arr., An. IV 13.
[46] Арриан сообщает, что Гермолай был сыном Сополида. Последний был отправлен зимой 328/7 г. привести новобранцев из Македонии (ARR, An IV, 18, 3). Вначале он числится командиром боттиейских и амфипольских конников в кампании против трибаллов (Arr., An. I 2, 5; см. также III 11, 8).
[47] Обычай оставлять первый выстрел в зверя за царем является персидским (Ktesias, FGrHist 688 F 40, 14, 43; Xen., Cyr. I 4, 14; Plut., Reg. et imp. apopht. 173d), но это была и древняя македонская традиция ( Curt. Ruf. VIII 8, 3).
[48] Биограф не занимается развитием заговора и его провалом и переходит непосредственно к описанию процесса над Гермолаем и его сообщниками (чьи имена не упоминаются). Plut., Alex. 55, 1-3.
[49] Arr., An. VII 29, 4 (= F 62).
[50] Curt. Ruf. VIII 5, 5-6: «Когда все приготовления были готовы, то, считая, что пришло время осуществить то, что давно замыслил поврежденный ум, он начал думать о том, как получить божественные почести. Он не просто хотел, чтобы его называли сыном Юпитера, но и верили в это, словно он мог управлять не только языками, но и душами, и приказал македонцам простираться перед ним на земле, чтобы поклоняться ему согласно персидскому обычаю».
[51] Агид из Аргоса также упоминается Аррианом, который характеризует его как эпического поэта: вместе с Анаксархом он указан как тот, кто простирался перед царем из лести. См. Arr., An. 9, 9. Следует упомянуть, даже если это выходит за рамки обсуждаемых здесь тем, что Curt. Ruf. VIII 5, 8 связан с Hor., Ep. II 1, 5-6.
[52] Curt. Ruf. VIII 5, 5-12.
[53] Curt. Ruf. VIII 5, 12-24. Курций Руф также вставляет эпизод с оскорблением Полисперхонта, виновного в том, что он издевался над одним из персидских сановников, который простерся на земле: Александр излил на него давно подавляемый гнев и заключил его в тюрьму.
[54] Curt. Ruf. VIII 6, 1-9.
[55] Curt. Ruf. VIII 6, 10-19.
[56] Just., Epit. XII 6, 14.
[57] Just., Epit. XII 6, 15-18.
[58] Just., Epit. XII 7, 1.
[59] Just., Epit. XII 7, 2.
[60] Как видно, Юстин очень кратко говорит о заговоре. Плутарх также не сообщает о проведении и провале плана, ни о том, как это дошло до ушей Александра (Plut., Alex. 55, 4).
[61] Arr., An. IV 13, 7.
[62] Curt. Ruf. VIII 6, 20-21.
[63] Curt. Ruf. VIII 6, 22-26.
[64] Arr., An. IV 14, 1.
[65] Arr., An. IV 14, 1
[66] Arr., An. IV 14, 2.
[67] Plut., Alex. 55, 6-7.
[68] Curt. Ruf. VIII 6, 24-27.
[69] Arr., An. IV 14, 3.
[70] Arr., An. IV 14, 3-4.
[71] Curt. Ruf. VIII 8, 21: «После пыток также умер Каллисфен, который не был виновен в заговоре против жизни царя, но не мог приспособиться к придворным обычаям и льстецам».
[72] Sen., Suas. I 5; Favorin., De fort. 20.
[73] Val. Max. VII 2 ext. 11.
[74] Schol. in Lucianus, Cal. 18. Эта традиция, возможно, родилась из второй группы свидетельств, в которых появляются звери.
[75] Plut., Alex. 55, 9. О смерти от фтириаза см. Plut., Syll. 36, 5, где биограф составляет список известных людей, которые являются жертвами этой болезни. Помимо того же Суллы, Плутарх называет Акаста, сына Пелия (царя Иолка, одного из аргонавтов), лирического поэта Алкмана, теолога Ферекида, Каллисфена и юриста Муция, а также раба Евна, который развязал рабскую войну на Сицилии. Т. Африка перечисляет всех умерших от фтириаза (не только в древности), и отмечает, что болезнь вызывает мучительную и унизительную смерть, и что нередко источники интерпретируют ее в качестве наказания в частности тиранам или врагам богов
[76] Plut., Sull. 36, 5; Suda, s.v. Καλλισθένης [K 240 Adler].
[77] Ov., Ib. 519.
[78] Just., Epit. XV 3, 3-7.
[79] Tatianus, Ad Gr. 2.
[80] Diog. Laert. V 5.
[81] Polyb. XII 12b, 2-3.

F 34: Мост на Инде

Arr., An. V 7, 1

Τὸ δὲ ζεῦγμα τὸ ἐπὶ τοῦ Ἰνδοῦ ποταμοῦ ὅπως μὲν ἐποιήθη Ἀλεξάνδρῳ οὔτε Ἀριστόβουλος οὔτε Πτολεμαῖος, οἷς μάλιστα ἐγὼ ἕπομαι, λέγουσιν.

Ни Аристобул, ни Птолемей, которым я в основном следую, не указывают, как Александр организовал переправу через реку Инд

После фрагментов, относящихся к заговору пажей и смерти Каллисфена, Аристобул цитируется при описании событий, которые происходят, когда Александр уже находится в Индии. Поэтому рассказ кассандрийского историка о продвижении македонской армии в индийский регион невозможно реконструировать.
После длительного перерыва, посвященного заговорам в македонских рядах, Арриан возвращается к хронологическому порядку событий, среди которых перечислены прибытие к Александру посольств от скифов и царя хорасмиев, марш в Согдиану для подавления восстания в регионе, вылазка Спитамена против македонского контингента в Бактрии и героический конец Аристоника, столкновения между македонцами и скифами и реорганизации Бактрии, другие бои в Бактрии и смерть Спитамена [1].
Зимой 328/7 г., по словам Арриана, Александр и его армии перешли в Навтаку, где македонский правитель собирался реорганизовать свои азиатские домены [2]. В начале следующей весны он подошел к Согдийской скале, которую захватил. Здесь он влюбился в Роксану, одну из дочерей Оксиарта, сатрапа бактриан, который восстал против македонцев, и решил жениться на ней. Эта история вдохновляет Арриана похвалить поведение Александра в отношении женщин, что еще раз напоминает о доброжелательном и уважительном обращении македонского правителя к жене, матери и дочерям Дария [3]. Благоволение царя к женским фигурам, как видно, является дорогой темой также для Аристобула [4].
Александр, затем, после того, как он также завоевал крепость паретаков, отправился в Бактру, где произошел заговор пажей, о котором Арриан сообщал ранее [5].
Наконец, когда весна подошла к концу, то, оставив в Бактрии Аминту с тремя тысячами пятистами всадников и десятью тысячами пехотинцев, Александр двинулся в Индию, следуя по дороге, которую он проложил, когда основал Александрию на Кавказе, где он остановился и на этот раз. Затем он отправился в Никею, где он разделил армию: он отправил часть ее под командованием Гефестиона и Пердикки в область Певкелаотиду, к Инду, приказав покорять все укрепленные места на своем пути, и, добравшись до реки, готовить все для переправы; сам он с остальными войсками подошел к территории аспасиев, гуреев и ассакенов. Во время нападения на один из городов Александр был ранен стрелой в плечо; ранения получили также Птолемей и Леоннат.
Это единственное примечательное событие марша, который Арриан описывает, следуя почти неизменному шаблону: армия движется и покоряет твердыни или города, с которыми она сталкивается на своем пути, побеждая противостоящим ей варваров. Так пали столица аспасиев, город Аригей, страна гуреев, область ассакенов. В этой части мы должны упомянуть ранение Александра в лодыжку во время завоевания Массаги [6] и покорение крепости Аорн, важной тем, что ее якобы не смог покорить даже Геракл [7]. Кроме того, следует подчеркнуть роль, которую в повествовании Арриана берет на себя Птолемей, который также упоминается в качестве источника [8].
Пятая книга Анабасиса Александра открывается рассказом о прибытии Александра к Нисе и его обхождении с городом [9]. В македонских завоеваниях Ниса принимает особое значение, потому что, как говорят, она была основана Дионисом при возвращении из похода в Индию: Александр, тем самым, согласно тому, что сообщает Арриан, превзошел достижения бога, выйдя за рамки того, что было исследовано до тех пор.
Затем Арриан возвращается к хронологическому порядку, сообщая, что, достигнув реки Инд, Александр нашел там наведенный Гефестионом «мост» и множество небольших лодок; кроме того, были и дары, которые ему прислала индийская Таксила. Александр тогда принес жертвы, которые были благоприятны для переправы, и учредил игры [10]. Термин, используемый здесь Аррианом для конструкции Гефестиона, — это γέφυρα (а не ζεῦγμα, как во фрагменте Аристобула), что означает либо мост, либо плотину, либо дамбу. Затем Арриан посвящает две главы описанию Индии, также ссылаясь на свое будущее сочинение, полностью посвященное этому региону [11].
Сразу после этого общего описания вставляется фрагмент 34, в котором Аристобул и Птолемей в согласии друг с другом не указывают, как Александр действовал, чтобы пересечь реку [12]. Арриан продолжает [13]:
"Также я не могу знать, был ли переход осуществлен на судах, как поступили Ксеркс в Геллеспонте и Дарий в Боспоре и на Истре, или же был построен постоянный мост; мне кажется более вероятным, что его наводили на судах [14]. Действительно, глубина воды не позволила бы перебросить мост, и за столь короткое время столь необычная работа не могла быть выполнена".
Следовательно, Арриан не находит в своих основных источниках информации о том, как Александр и армия пересекли Инд [15]. Однако, можно предположить, что если бы македонский правитель действительно построил мост, это было бы упомянуто источниками, которые не могли бы умолчать о столь значительных инженерных работах. Поэтому, вероятно, можно предположить, что македонцы использовали здесь, как и везде, мост из судов, и именно потому, что это не было необычным событием, Аристобул и Птолемей не чувствовали необходимости упоминать об этом очень подробно [16].
О мосте из судов также, похоже, упоминает более поздний пассаж Арриана. Пор со своей армией находится на другой стороне реки Гидасп, готовый сделать все, чтобы помешать македонцам перейти брод: «Когда Александр узнал об этом, он отправил обратно к реке Инд Кена, сына Полемократа, и приказал ему разобрать и перевезти к Гидаспу корабли, которые были готовы для переправы через Инд» [17].
Информация из других источников, похоже, подтверждает, что переправа произошла через понтонный мост.
Так, у Диодора [18]:
"Александр, достигнув реки Инд, обнаружил приготовленные тридцативесельные корабли и наведенный через реку мост. Предоставив своим войскам тридцать дней отдыха и принеся великолепные жертвы в честь богов, он переправил армию".
Еще яснее у Курция Руфа [19]:
"Александр послал вперед Гефестиона и Пердикку с частью войск, чтобы покорить тех, кто отвергал его власть, и приказал им добраться до реки Инд и построить суда, с помощью которых армия могла быть переправлена на другую сторону. Поскольку предстояло преодолеть немало рек, корабли проектировали так, чтобы в разобранном виде их можно было перевозить в повозках, а затем собирать снова".
Получается, два вышеупомянутых свидетельства подтверждают тезис о том, что македонская армия пересекла Инд с помощью понтонного моста. Молчание Аристобула и Птолемея о способе переправы может объясняться тем, что они считали ее рутинной операцией, и поэтому не считали необходимым останавливаться на этом подробнее.


[1] Arr., An. IV 15-17.
[2] Arr., An. IV 18, 1-4. По мнению Босуорта, Аристобул мог быть источником Arr., An. IV 18, 2.
[3] Arr., An. IV 18, 5 – 20, 4.
[4] F 2; F 10; F 11.
[5] Arr., An. IV 20, 5 – 22, 1.
[6] Arr., An. IV 22,2 - 26, 1-4.
[7] Arr., An. IV 28, 1 – 30, 4. Об этой скале см. также Strab. XV 1, 8; Diod. XVII 85, 1; Lucianus, Dial. Mort. 14, 6; Dionys. Per. 11151; Curt. Ruf. VIII 11, 2. Связь между крепостью Аорн и Гераклом находится во всех источниках. Strab. XV 1, 8; Diod. XVII 85, 2; Curt. Ruf. VIII 11, 2; Just., Epit. XII 7, 12.
[8] Arr., An. IV 24, 8 (= Ptol., FGrHist 138 F 24).
[9] Arr., An. V 1, 1 – 3, 4. Об эпизоде с Нисой см. также: Thphr., HP IV 4, 1; Curt. Ruf. VIII 10, 7-18; Plut., Alex. 58, 4-9; Just., Epit. XII 7, 6-7; Plin., HN VI 79; Pompon. III 66; Schol. ad A. R. II 904 (= Clitarchus, FGrHist 137 F 17).
[10] Arr., An. V 3, 5-6.
[11] Arr., An. V 4-6.
[12] Арриан выражается расплывчато и в других местах, в которых он приводит этот мост: см. An. IV 22, 7; 28, 5; 30, 9; V 3, 5.
[13] Arr., An. V 7, 1.
[14] О мосте из судов на Геллеспонте см. Hdt. VII 36. Был ли он был построен с использованием той же техники, что и Дарием в Боспоре и на Истре, Геродот не разъясняет, хотя это легко можно предположить из его рассказа. См. Hdt. IV 88, 1; 89, 1-3; 97, 1; 98, 3. См. также: VII 36, 4; VIII 97, 1.
[15] Следует упомянуть, что Арриан вставляет экскурс о различных способах, которыми греки и римляне строят мосты ( Arr., An. V 7, 2 – 8, 1).
[16] См. еще о мостах через Евфрат, на которых Арриан не заостряет внимания ( Arr., An. III 7, 1-2).
[17] Arr., An. V 8, 4.
[18] Diod. XVII 86, 3.
[19] Curt. Ruf. VIII 10, 2-3.

F 35: Индия

Strab. XV 1, 17-19

Ἀριστόβουλος δὲ μόνα καὶ ὕεσθαι καὶ νίφεσθαι τὰ ὄρη καὶ τὰς ὑπωρείας φησί, τὰ πεδία δὲ καὶ ὄμβρων ὁμοίως ἀπηλλάχθαι καὶ νιφετῶν, ἐπικλύζεσθαι δὲ μόνον κατὰ τὰς ἀναβάσεις τῶν ποταμῶν· νίφεσθαι μὲν οὖν τὰ ὄρη κατὰ χειμῶνα, τοῦ δὲ ἔαρος ἀρχομένου καὶ τοὺς ὄμβρους ἐνάρχεσθαι καὶ ἀεὶ καὶ μᾶλλον λαμβάνειν ἐπίδοσιν· τοῖς δ’ ἐτησίαις καὶ ἀδιαλείπτως νύκτωρ καὶ μεθ’ ἡμέραν ἐκχεῖσθαι καὶ λάβρους ἕως ἐπιτολῆς ἀρκτούρου· ἔκ τε δὴ τῶν χιόνων καὶ τῶν ὑετῶν πληρουμένους [ποταμοὺς] ποτίζειν τὰ πεδία. κατανοηθῆναι δὲ ταῦτα καὶ ὑφ’ ἑαυτοῦ καὶ ὑπὸ τῶν ἄλλων φησίν, ὡρμηκότων μὲν εἰς τὴν Ἰνδικὴν ἀπὸ Παροπαμισαδῶν, μετὰ δὲ δυσμὰς Πληιάδων, καὶ διατριψάντων κατὰ τὴν ὀρεινὴν ἔν τε τῇ Ὑπασίων καὶ τῇ Ἀσσακανοῦ γῇ τὸν χειμῶνα, τοῦ δ’ ἔαρος ἀρχομένου καταβεβηκότων εἰς τὰ πεδία καὶ πόλιν Τάξιλα εὐμεγέθη, ἐντεῦθεν δ’ ἐπὶ Ὑδάσπην καὶ τὴν Πώρου χώραν· τοῦ μὲν οὖν χειμῶνος ὕδωρ οὐκ ἰδεῖν ἀλλὰ χιόνας μόνον· ἐν δὲ τοῖς Ταξίλοις πρῶτον ὑσθῆναι, καὶ ἐπειδὴ καταβᾶσιν ἐπὶ τὸν Ὑδάσπην καὶ νικήσασι Πῶρον ὁδὸς ἦν ἐπὶ τὸν Ὕπανιν πρὸς ἕω κἀκεῖθεν ἐπὶ τὸν Ὑδάσπην πάλιν, ὕεσθαι συνεχῶς καὶ μάλιστα τοῖς ἐτησίαις, ἐπιτείλαντος δὲ ἀρκτούρου γενέσθαι παῦλαν· διατρίψαντας δὲ περὶ τὴν ναυπηγίαν ἐπὶ τῷ Ὑδάσπῃ καὶ πλεῖν ἀρξαμένους πρὸ δύσεως πληιάδος οὐ πολλαῖς ἡμέραις, καὶ τὸ φθινόπωρον πᾶν καὶ τὸν χειμῶνα καὶ τὸ ἐπιὸν ἔαρ καὶ θέρος ἐν τῷ κατάπλῳ πραγματευθέντας ἐλθεῖν εἰς τὴν Παταληνὴν περὶ κυνὸς ἐπιτολήν· δέκα μὲν δὴ τοῦ κατάπλου γενέσθαι μῆνας, οὐδαμοῦ δ’ ὑετῶν αἰσθέσθαι οὐδ’ ὅτε ἐπήκμασαν οἱ ἐτησίαι, τῶν δὲ ποταμῶν πληρουμένων τὰ πεδία κλύζεσθαι· τὴν δὲ θάλατταν ἄπλουν εἶναι τῶν ἀνέμων ἀντιπνεόντων, ἀπογαίας δὲ μηδεμιᾶς πνοῆς ἐκδεξαμένης. Τοῦτο μὲν οὖν αὐτὸ καὶ ὁ Νέαρχος λέγει, περὶ δὲ τῶν θερινῶν ὄμβρων οὐχ ὁμολογεῖ, ἀλλά φησιν ὕεσθαι τὰ πεδία θέρους, χειμῶνος δ’ ἄνομβρα εἶναι. λέγουσι δ’ ἀμφότεροι καὶ τὰς ἀναβάσεις τῶν ποταμῶν. ὁ μέν γε Νέαρχος τοῦ Ἀκεσίνου πλησίον στρατοπεδεύοντάς φησιν ἀναγκασθῆναι μεταλαβεῖν τόπον ἄλλον ὑπερδέξιον κατὰ τὴν ἀνάβασιν, γενέσθαι δὲ τοῦτο κατὰ θερινὰς τροπάς. ὁ δ’ Ἀριστόβουλος καὶ μέτρα τῆς ἀναβάσεως ἐκτίθεται τετταράκοντα πήχεις, ὧν τοὺς μὲν εἴκοσιν ὑπὲρ τὸ προϋπάρχον βάθος πληροῦν μέχρι χείλους τὸ ῥεῖθρον, τοῖς δ’ εἴκοσιν ὑπέρχυσιν εἶναι εἰς τὰ πεδία. ὁμολογοῦσι δὲ καὶ διότι συμβαίνει νησίζειν τὰς πόλεις ἐπάνω χωμάτων ἱδρυμένας, καθάπερ καὶ ἐν Αἰγύπτῳ καὶ Αἰθιοπίᾳ· μετὰ δὲ ἀρκτοῦρον παύεσθαι τὴν πλήμμυραν ἀποβαίνοντος τοῦ ὕδατος· ἔτι δ’ ἡμίψυκτον σπείρεσθαι τὴν γῆν ὑπὸ τοῦ τυχόντος ὀρύκτου χαραχθεῖσαν, καὶ ὅμως φύεσθαι τὸν καρπὸν τέλειον καὶ καλόν. τὴν δ’ ὄρυζάν φησιν ὁ Ἀριστόβουλος ἑστάναι ἐν ὕδατι κλειστῷ, πρασιὰς δ’ εἶναι τὰς ἐχούσας αὐτήν· ὕψος δὲ τοῦ φυτοῦ τετράπηχυ πολύσταχύ τε καὶ πολύκαρπον· θερίζεσθαι δὲ περὶ δύσιν πληιάδος καὶ πτίσσεσθαι ὡς τὰς ζειάς· φύεσθαι δὲ καὶ ἐν τῇ Βακτριανῇ καὶ Βαβυλωνίᾳ καὶ Σουσίδι· καὶ ἡ κάτω δὲ Συρία φύει. (…) Τὴν δ’ ὁμοιότητα τῆς χώρας ταύτης πρός τε τὴν Αἴγυπτον καὶ τὴν Αἰθιοπίαν καὶ πάλιν τὴν ἐναντιότητα παραθεὶς ὁ Ἀριστόβουλος, διότι τῷ Νείλῳ μὲν ἐκ τῶν νοτίων ὄμβρων ἐστὶν ἡ πλήρωσις τοῖς Ἰνδικοῖς δὲ ποταμοῖς ἀπὸ τῶν ἀρκτικῶν, ζητεῖ πῶς οἱ μεταξὺ τόποι οὐ κατομβροῦνται· οὔτε γὰρ ἡ Θηβαῒς μέχρι Συήνης καὶ τῶν ἐγγὺς Μερόης οὔτε τῆς Ἰνδικῆς τὰ ἀπὸ τῆς Παταληνῆς μέχρι τοῦ Ὑδάσπου· τὴν δ’ ὑπὲρ ταῦτα τὰ μέρη χώραν ἐν ᾗ καὶ ὄμβροι καὶ νιφετοί, παραπλησίως ἔφη γεωργεῖσθαι τῇ ἄλλῃ τῇ ἔξω τῆς Ἰνδικῆς χώρᾳ· ποτίζεσθαι γὰρ ἐκ τῶν ὄμβρων καὶ χιόνων. εἰκὸς δ’ οἷς εἴρηκεν οὗτος καὶ εὔσειστον εἶναι τὴν γῆν, χαυνουμένην ὑπὸ τῆς πολλῆς ὑγρασίας καὶ ἐκρήγματα λαμβάνουσαν ὥστε καὶ ῥεῖθρα ποταμῶν ἀλλάττεσθαι. πεμφθεὶς γοῦν ἐπί τινα χρείαν ἰδεῖν φησιν ἐρημωθεῖσαν χώραν πλειόνων ἢ χιλίων πόλεων σὺν κώμαις, ἐκλιπόντος τοῦ Ἰνδοῦ τὸ οἰκεῖον ῥεῖθρον ἐκτραπομένου δ’ εἰς τὸ ἕτερον ἐν ἀριστερᾷ κοιλότερον πολύ, καὶ οἷον καταρράξαντος, ὡς τὴν ἀπολειφθεῖσαν ἐν δεξιᾷ χώραν μηκέτι ποτίζεσθαι ταῖς ὑπερχύσεσι, μετεωροτέραν οὖσαν οὐ τοῦ ῥείθρου τοῦ καινοῦ μόνον ἀλλὰ καὶ τῶν ὑπερχύσεων.

Аристобул утверждает, что только горы и их склоны увлажняются дождем и покрыты снегом, в то время как равнины не знают дождя и снега, а омываются только затоплением рек. Горы зимой покрыты снегом, и в начале весны начинаются дожди, которые всегда усиливаются, и когда дуют периодические ветры, они сильно и непрерывно льются ночью и днем, и так до подъема Арктура. Реки разбухают от снега и дождя и орошают равнину. Аристобул сообщает, что явление это видели он и другие, когда они из страны Паропамисадов отправились в Индию, и после заката Плеяд, когда они остановились на зиму возле горного района в земле гипасиев и Ассакана. Ранней весной они спустились на равнины к городу Таксиле, который очень велик, и оттуда направились к Гидаспу и в землю Пора. Так что зимой не видно воды, а только снег. Впервые дождь пошел в Таксиле, а после спуска к реке Гидаспу и победы над Пором путешествие продолжалось на восток вдоль Гипаниса, а затем снова к Гидаспу. Непрерывно шел дождь, особенно в период этесиев. Когда Арктур поднялся, дождь прекратился. После того, как они потрудились над постройкой других кораблей возле Гидаспа, они начали путешествие за несколько дней до заката Плеяд и, после того, как оно заняло всю осень, зиму, весну и лето, они пришли в Паталену [1], когда поднялась Собака. Путешествие длилось около десяти месяцев, и они так и не обнаружили дождя, даже когда этесии усилились. Реки заполнились, и равнины были затоплены, в то время как море не было судоходным, потому что ветры дули в противоположном направлении, а с суши ветер не дул. Неарх сообщает о том же. Однако, он не согласен на счет летних дождей, но говорит, что на равнинах летом идут дожди, а зимой — засуха. Оба упоминают наводнения рек. Неарх сообщает, что после того, как они разбили лагерь возле Акесина, они из–за наводнения были вынуждены занять другое место, повыше, и это произошло во время летнего солнцестояния. Аристобул упоминает и размеры наводнения: сорок локтей воды, из которых двадцать вылились на предыдущую воду, полностью заполнив русло реки, в то время как другие двадцать затопили равнину. Оба они также согласны с тем, что города, расположенные над берегами, стали островами, как в Египте и Эфиопии. После восхода Арктура потоп исчезает, потому что воды отступают. Кроме того, они добавляют, что после вспашки высушенная почва засевается любым плугом и дает зрелые и красивые плоды. По словам Аристобула, рис растет в стоячей воде на грядках в огороженных местах. Растение высотой в четыре локтя и богато колосьями и семенами. Он собирается в период заката Плеяд и обрабатывается как овес. Он также растет в Бактрии, в Вавилоне и Сузах. (…) Аристобул приводит сходство этого региона с Египтом и Эфиопией, а также подчеркивает различия, так как Нил заполняется дождями, идущими на юге, в то время как индийские реки увелииваются от северных осадков. Интересно, почему области посередине не увлажняются дождем. Так обстоит дело в районе Фив до Сиены и около Мероэ [2], а также в Индии от Паталены до Гидаспа. Аристобул сообщил, что регион за пределами, где есть как дожди, так и снегопады, возделывается так же, как и регионы за пределами Индии. Там действительно влажно от дождя и снега. И вполне вероятно, что эта земля подвержена землетрясениям, так как она пориста из–за высокой влажности и имеет много трещин, из–за которых русло реки отклоняется. Направленный с какой–то миссией, Аристобул сказал, что он видел регион с более чем тысячью городов с деревнями, которые были заброшены, потому что Инд оставил свое прежнее русло, повернул налево в другое гораздо более глубокое русло и внезапно низвергается в водопад, так что заброшенная область справа не долго орошалась своими наводнениями, оказавшись не только выше нового русла реки, но и уровня наводнений

Продолжительный фрагмент взят из пятнадцатой книги, которая посвящена в основном Индии [3].
В начале книги Страбон заявляет, что он брал информацию об Индии в первую очередь у тех, кто следовал за Александром в его экспедиции, но также предупреждает читателей о достоверности этих источников [4]:
"Мы должны с осторожностью принимать то, что говорится об Индии. Действительно, она очень далека, и не многие из наших исследовали ее. Даже те, кто ее посетил, видели только ее часть, и большинство говорили о ней по слухам. Кроме того, то, с чем они ознакомились, они узнали во время военной экспедиции и марша; поэтому они не сообщают об одних и тех же предметах одни и те же вещи, даже если они записали их по порядку, словно тщательно изучили их, и хотя некоторые из них принимали участие в экспедиции и посещали эти места вместе, как в случае с теми, кто пришел в Азию с Александром, часто каждый говорит противоположно другому. И если они не согласны с тем, что они видели, что мы должны думать о том, что они слышали?"
Та же самая критика адресована тем, кто писал об Индии после экспедиции Александра, а также купцам, исследовавшим ее в его время и виновным в том, что ничего не объясняли толком [5].
Что касается экспедиции Александра, то Страбон не одобряет, в частности, факт, что македонский царь считал экспедиции Семирамиды и Кира в регионе достоверными, и заявляет, что знаменитые путешествия Геракла и Диониса также могут быть легендарными [6].
Теперь мы должны сосредоточиться на историках Александра, цитируемых Страбоном для описания Индия. Это Неарх, Онесикрит и Аристобул. Неарх цитируется двенадцать раз, Онесикрит семнадцать и Аристобул одиннадцать [7]. Следует подчеркнуть, что, если Страбон обращается к ожесточенной критике, особенно Онесикрита, и в некоторых случаях также Неарха, надежность Аристобула, однако, никогда не ставится им под сомнение [8]. Это указывает на доверие Страбона к рассказу Аристобула и объясняет наличие большого количества цитат, которые автор Географии черпает из его работы.
Фрагмент 35 посвящен климату, осадкам и урожаям Индии. Очевидно, что Страбон получает эту информацию из той части работы Аристобула, которая касалась пересечения Гидаспа и Инда, а также исследования Индии македонской армией. Автор «Географии», однако, извлекает из работы Аристобула то, что является практичным для его цели, то есть собираясь предложить наиболее подробное описание индийской земли. Поэтому его рассказ не позволяет точно реконструировать историческое повествование Аристобула, и, следовательно, различные этапы экспедиции, именно из–за отбора материала, сделанного Страбоном для составления географии.
Первая часть фрагмента Аристобула соответствует семнадцатому абзацу Страбона [9]. Этот абзац, в свою очередь, разделен на разделы, одни чисто географические, другие посвящены ходу македонской экспедиции. Первый, строго географический, включает информацию об осадках в этом районе: согласно Аристобулу, дождь и снег выпадают только на высотах, в то время как равнины будут орошаться только наводнениями рек. Получается, дожди начинаются весной и усиливаются до осени [10].
Вся эта первая часть фрагмента 35 упоминает то, что было также подтверждено Аррианом, когда он говорит о подготовке к столкновению между Александром и Пором [11]:
"В это время года (весна) все индийские реки текут с большим количеством прозрачной воды, и течение было стремительным: это был сезон, когда солнце поворачивает, вступая в летнее солнцестояние. В этом сезоне в Индии с неба выпадают проливные дожди, а таяние снега на Кавказе, где берут начало многочисленные реки, значительно увеличивает поток водных путей. Зимой, однако, реки возвращаются небольшими: у них мало воды, они прозрачны, и в некоторых местах переходимы вброд, за исключением Инда, Ганга и, возможно, некоторых других. Гидасп, однако, проходим".
Между Аррианом и Аристобулом нет значительных лексических соответствий, но есть некоторые общие данные: с одной стороны, совпадение сезона дождей и весны, с другой — снег, который тает в реках. Вскоре после этого во фрагменте Аристобула мы читаем, что зимой дожди не выпадают, и это может быть связано с уменьшением потока рек, отмеченным Аррианом. Кроме того, даже упоминание о Кавказе у Арриана может заставить нас задуматься об Аристобуле, вспоминая описание этого горного хребта, которое историк из Никомедии берет из его работы (F 23).
Следует также отметить, что и в "Индике" Арриана приводятся те же выводы, сообщающие, что в Индии летом идут дожди, особенно в горах, из которых вытекают крупные и прозрачные реки, но также и на равнинах, которые становятся болотистыми. Он также сообщает, что именно из–за переполнения Акесина на равнинах армия Александра была вынуждена отступить из района реки [12].
Очевидно, что нет конкретных доказательств того, что Арриан для этого эпизода и известий об осадках в Индии имел перед собой Аристобула, хотя совпадения, приведенные выше, приводят к предположению о некоторой близости между пассажами Арриана и Страбона, в которых историк из Кассандрии назван прямо.
Затем фрагмент Аристобула объясняет, что эта информация об осадках была получена в результате личного наблюдения, когда покинув с армией Александра страну паропамисадов, он отправился в Индию и провел зиму в горной части стран гипасиев и Ассакана.
Этот пассаж был принят во внимание для восстановления хронологии событий, которые последовали за пересечением Гидаспа македонской армией, разгромом Пора и маршем в самые внутренние районы Индии.
Согласно наиболее распространенному толкованию текста Страбона, Аристобул отложил отъезд из страны паропамисадов до первой половины ноября, т. е. после заката Плеяд и зимовки в горах на территории гипасиев и Ассакана; однако, в начале весны 326 г. македонская армия прибыла бы на равнину Таксилы [13].
Стоит сравнить эти данные с данными из других источников.
По словам Диодора, Александр, прибыв к Инду, остановился там на тридцать дней, чтобы дать отдых армии, а затем перешел его. Примерно в сорока стадиях от берега реки произошла встреча с Мофисом, сыном покойного царя Таксила, с которым Александр заключил союз: этими событиями заканчивается повествование о 327/6 г. [14]. Поэтому можно предположить что высадка армии и встреча с сыном Таксила состоялись в конце весны.
Об этой остановке нет никаких следов в рассказе Арриана, который описывает поход к Инду и прокладку дороги, потому что регион не был доступен иным образом [15]. Кроме того, согласно рассказу Арриана, Александр нашел дары от Таксилы, когда он достиг Инда, а не после переправы [16]. Арриан, как мы уже говорили, не упоминает о длительной остановке армии перед пересечением Инда и не указывает время года, в которое эти события произошли [17]. Единственное хронологическое указание историка на эти события касается отъезда Александра из Бактры, который произошел в начале лета 327 г. [18] Поэтому следует отметить, что данные Арриана отличаются от данных Аристобула, у которого говорится, что македонцы покинули территорию паропамисадов на закате Плеяд, то есть в первой половине ноября: поэтому останется хронологическая дыра в пять месяцев, в течение которых неизвестно, что произошло.
Курций Руф, с другой стороны, заявляет, что Александр, открыв путь остальной армии, преодолел расстояние между Экболиной и рекой Инд за шестнадцать дней. Прибыв к Инду, как и в рассказе Диодора, он встретил царя (Омфиса у Курция Руфа), сына Таксилы [19].
Поскольку истории Диодора и Курция Руфа имеют много общего, так же как и различия с Аррианом, можно подумать об использовании различных источников.
Бэдиан на основании некоторых сравнений с отрывком Страбона предположил, что источником Диодора был Аристобул: хотя может быть некоторая симметрия в описании этапов приближения к Инду и встречи с сыном Таксилы, однако, нет точных текстовых свидетельств, подтверждающих этот тезис, который поэтому остается в области гипотез.
Босуорт, с другой стороны, из согласия сообщения Аристобула с данными, представленными Аррианом, связывает временной ориентир «после заката Плеяд» с зимовкой, а не с отъездом из районов паропамисадов (то есть, после заката Плеяд зимовали, а не уехали).
В начале восемнадцатого абзаца Страбон цитирует Неарха, сообщая, что последний согласился с Аристобулом о наводнениях рек и ветрах, которые мешали морской навигации, в то время как расходился с ним в мнении в отношении дождей; по данным Неарха, равнины увлажняются дождями летом, а зимой остаются сухими [20].
Далее Страбон сравнивает данные Неарха и Аристобула о наводнениях рек. По словам Неарха, когда армия расположилась лагерем вдоль Акесина, ей пришлось занять место повыше, и было это во время летнего солнцестояния, когда объем реки возрос [21]; Аристобул представляет размеры этого наводнения: сорок локтей воды, из которых двадцать остаются в русле реки, в то время как ветры затопляют равнину. Упомянутые здесь события происходят в 326 году, когда Александр готовился пересечь Акесин [22]. Арриан говорит об этой переправе, прямо ссылаясь на Птолемея как на источник, и, подчеркивая бурное речное течение в месте, выбранном Александром для переправы, он использует свидетельство Птолемея, чтобы выводить предположения о ширине Инда, исходя из данных по Aкесину [23].
Арриан, следовательно, не следует тому, что сообщал Аристобул: он выбрал Птолемея, потому что последний остановился на ширине Акесина (тридцать стадий), и эта информация была подходящей в отношении того, что он сам утверждал о ширине Инда. Интересно отметить, что Арриан задержался на ширине Акесина и в "Индике", где он сообщает, что, по его мнению, Акесин больше Истра и Нила, и что там, где, после получения вод от Гидаспа, Гидраота и Гифасиса, он впадает в Инд, его ширина достигает тридцати стадий [24]. На следующем этапе этой работы упоминается, что летом дожди идут и на равнинах Индии, которые, следовательно, превращаются в болота, и что армия Александра в середине лета должна была бежать от Акесина, который разлился на равнине [25]. Этот второй пассаж имеет много общего со Страбоном (XV 18) и, в частности, с тем, что утверждает Неарх (о равнинах, увлажняемых летними дождями), даже если мы не можем исключить, что Арриан имел в виду то, что было также подтверждено Аристобулом, особенно касательно наводнений.
Затем Страбон снова цитирует Аристобула и Неарха, которые утверждают, что во время наводнений города, расположенные выше течения, стали похожи на острова (как в Египте и в Эфиопии), и что наводнение прекратилось с восходом Арктура [26]. После вспашки земля засеивалась, и спелые плоды были хорошего качества.
Образ, вызываемый глаголом νησίζειν (превращаться в остров), довольно редок. У Страбона он встречается в отношении некоторых гор Этолии [27], городов Египта и разливов Нила [28], Цирцее [29], в другой цитате Аристобула о наводнениях Евфрата в Аравии [30]. Мало кто из авторов, подобно Страбону, использует этот образ: Полибий употребляет этот глагол, говоря о Тигре [31]; затем его можно найти в более поздних работах, в основном в тех же контекстах [32].
Поэтому невозможно исключить возможность того, что изображение прибывает к Страбону от историков Александра и в том числе от Аристобула, если учесть, что глагол присутствует в двух цитатах историка из Кассандрии.
Затем Страбон цитирует единственно Аристобула для информации о рисе: о выращивании, о высоте растения, о заготовке и обработке, и о регионах, в которых его можно найти. Неудивительно, что Аристобул упоминается в этих подробностях, если учитывать его интерес к ботанике и особые характеристики территорий, пересекаемых экспедицией [33].
Восемнадцатый абзац Страбона завершается цитатой Мегилла (снова о выращивании риса) и Онисикрита (о босоморе, другом злаке) [34]. Эти отрывки как не содержащие имени Аристобула не вставляются Якоби в фрагмент.
Но в начале девятнадцатого абзаца Страбон снова цитирует Аристобула. Из этого отрывка выводится, что историк из Кассандрии организовал противопоставление между Индией, Египтом и Эфиопией, наблюдая, какие дожди вызывает затопление рек в различных регионах [35]. Это указание Страбона интересно тем, что оно дает представление о стиле и методе работы историка: в самом деле мы можем предположить, что в другом месте Аристобул использовал сравнение между различными местами, наблюдаемыми во время экспедиции, выделяя различия и общие черты [36]. Эта цитата из Страбона также позволяет нам предположить, что Аристобул является также источником Арриана для пассажа в "Индике" с попытками объяснить наводнения в Ниле [37].
Кроме того, в повествовании Страбона очень интересно следующее. Аристобул, по сути, представлен пытающимся ответить на некоторые вопросы, вытекающие из личных наблюдений за природными явлениями (в данном случае за осадками). Поэтому он не останавливается на простом описании того, что он видит, но изучает природные явления, анализирует информацию, которой владеет, и выдвигает гипотезы: в этом случае он выдвигает гипотезу о существовании теллурических токов, что объясняет некоторые несоответствия в осадках и речных потоках. Наконец, последняя часть восемнадцатого абзаца также относится к Аристобулу. По словам Страбона, историк из Кассандрии, «отправленный для какой–то миссии», сообщает, что видел страну тысячи деревень, заброшенных из–за отклонения течения Инда, который больше не орошал эту область. С одной стороны, следует отметить заявление об аутопсии, с другой — тот факт, что, вероятно, Александр поручил Аристобулу особую задачу, которая, к сожалению, не указана Страбоном.
Знание того, что было задачей Аристобула в случае, когда он находился в Индии следуя за македонской экспедицией, пролило бы новый свет на проблему роли историка из Кассандрии в свите Александра, о которой источники молчат. Однако из этой цитаты из Страбона можно сделать вывод, что Аристобул должно быть играл некую ответственную роль или, по крайней мере, пользоваться доверием Александра, если ему поручались конкретные задачи.
Было выдвинуто предположение, что упомянутая здесь миссия была той, в которой историк был занят в Таксиле, когда он встречался с местными мудрецами, как упомянул в последующем отрывке сам Страбон [38]. Однако, если это так, то у Страбона не было бы никаких причин не упомянуть эпизод прямо, без расплывчатых выражений. Следовательно, эта гипотеза не имеет большого основания.
Наконец, представляется целесообразным включить во фрагмент, возможно, в качестве добавления к F 35, также следующий пассаж Страбона, в котором Аристобул цитируется прямо. Это начало параграфа 24. Страбон сообщает данные Аристотеля о воде Нила, которая будет кипеть при половине обычно необходимого тепла. Более того, согласно философу, Нил будет течь по прямой линии на длинной и узкой территории, пересекая многие климатические зоны, и поэтому он превосходит питательной силой своих вод другие, в то время как индийские реки текут в более широких равнинах и поэтому больше времени остаются в одних и тех же климатических зонах. Это означает, что животные Нила крупнее и многочисленнее животных индийских рек. Более того, согласно Аристотелю, дожди в Египте выпадают из облаков уже теплыми [39].
Сразу после этого цитируется Аристобул [40]:
"Те, кто следуют за Аристобулом, не согласны с этим, и сообщают, что на равнинах не идет дождь. Однако Онесикрит считает, что дождевая вода является причиной различий между видами животных …"
Этот отрывок не включен Якоби в число фрагментов Аристобула. Однако он появляется внутри фрагмента 22 Онесикрита со ссылкой на фрагмент 35 Аристобула.
Тем не менее, представляется целесообразным поставить этот отрывок сразу после F 35, не только потому, что Аристобул назван в нем прямо и это утверждение подтверждает данные об осадках в индийских равнинах, но также из–за интересного указания на последователей Аристобула, οἱ περὶ Ἀριστόβουλον. Это единственное свидетельство этого типа в Страбоне и в других источниках, и поэтому трудно идентифицировать авторов, которые подтверждали и использовали данные Аристобула [41]. Цитата, однако, интересна потому, что она раскрывает определенную судьбу работы Аристобула, и, в частности, в этом случае, известия, касающиеся климата и осадков на индийской земле.


[1] Паталена, обозначаемая некоторыми источниками также как Патала, от названия главного города, является районом дельты Инда. См. также: Strab. XV 1, 13; 32; 33; Arr., An. VI 18, 2; 20, 1; 5; 21, 3.
[2] О Сиене и Мероэ см. также Strab. II 1, 20.
[3] В самом деле, XV книга Географии состоит из трех разделов, посвященных соответственно Индии, Ариане и Персии. Первый раздел, однако, гораздо объемнее, чем два других, потому что он включает в себя шестьдесят четыре абзаца (1, 11-73) против четырнадцати об Ариане (2, 1-14) и двадцати четырех о Персии (3, 2-24).
[4] Strab. XV 1, 2.
[5] Strab. XV 1, 3-4.
[6] Strab. XV 1, 5-8. Арриан также предостерегает насчет известий об Индии, даже если, по его мнению, экспедиция Александра позволила опровергнуть многие из предыдущих теорий, хотя среди александрографов были лгуны (Arr., An. V 4, 3-4).
[7] О Неархе см. Strab. XV 1, 5; 12; 16; 18; 20; 25; 33; 43; 44; 45; 66; 67. Об Онесикрите см. XV 1, 12; 13; 15; 18; 20; 21; 24; 28; 30; 33; 34; 43; 45; 55; 63; 64; 65. Об Аристобуле см. XV 1, 17; 18; 19; 20; 21; 22; 24; 33; 45; 61; 62.
[8] О критике Онесикрита см. Strab. XV 1, 12; 21; 24; 28; 33. О Неархе см. XV 1, 12 и комментарий к F 38.
[9] Strab. XV 1, 17.
[10] О роли сезонных ветров упоминают и латинские источники. См. например: Plin., HN VI 58; Solin. 51, 1; Mart. Cap. 6, 694.
[11] Arr., An. V 9, 4.
[12] Arr., Ind. VI 4-5.
[13] Arr., An. V 3, 5.
[14] Diod. XVII 86.
[15] Arr., An. IV 30, 7.
[16] Arr., An. V 3, 5-7.
[17] По поводу пересечения Инда Арриан просто замечает, что это произошло на рассвете (Arr., An. V 4, 3).
[18] Arr., An. IV 22, 3.
[19] Curt. Ruf. VIII 12.
[20] Strab. XV 1, 18, 692c.
[21] О продвижении к Акесину см. также Arr., An. V 20, 8.
[22] Александр во второй раз перейдет Акесин, когда он, победив Пора, вернется и приготовится к спуску по Гидаспу к океану. Arr., An. V 29, 5.
[23] Arr., An. V 20, 8-10. Вероятно, что из Птолемея происходит еще одно утверждение о бурном течении Акесина в месте его слияния с Гидаспом (Arr., An. VI 4, 4).
[24] Arr., Ind. 3, 10.
[25] Arr., Ind. 6, 5.
[26] Strab. XV 1, 18. Подобная метафора также используется Геродотом для Египта: он говорит, что когда Нил наводняет регион, над уровнем воды можно увидеть города, в некотором роде похожие на Эгейские острова. Hdt. II 97, 1. См. также Diod. I 36.
[27] Strab. I 3, 18, где упоминается Посидоний (FGrHist 87 F 77).
[28] Strab. V 1, 5; XVII 1, 4.
[29] Strab. V 3, 6.
[30] Strab. XVI 1, 11.
[31] V 46, 9.
[32] Eust. Thess., Comm. in Dion. Perieg. 226, 40 (о Египте); 692, 6 (о Цирцее); 1143, 10 (о мысе Колиада); Comm. Ad Homeri Iliadem I 530 (о Пелопоннесе); Sud., s.v. Ἀποσταυροῦντες. Анонимный автор "Перипла Эвксинского Понта" использует его для описания самой высокой части Taмирака (58, 5).
[33] F 18; F 23; F 28; F 36; F 37.
[34] Мегилл иначе неизвестный автор. В § 53 о рисе говорит Мегасфен.
[35] Каллисфен доказал, что Нил вздувался от летних дождей, выпадавших в глуби Эфиопии. Johann. Lyd. De mens. IV 107 p. 146, 16 Wü (= FGrHist 124 F 12a); Strab. XVII 1, 5 (= FGrHist 124 F 12b); Anon. Flor. Περὶ τῆς τ. Ν. ἀναβ. (Athen. I 130, 30 Mein) (=FGrHist 124 F 12c).
[36] О небольшом количестве осадков между Сиеной и Мероэ см. Hdt. III 10, 3; Sen., NQ IVa 2, 1; 18; Ammian. XXII 15, 6.
[37] Arr., Ind. VI 6-8.
[38] Strab. XV 1, 61 (= F 41).
[39] Strab. XV 1, 23. Другой перевод, предложенный Джонсом, гласит: «Но, по его словам, поскольку вода Нила течет по прямому пути по длинному и узкому участку страны и проходит через множество «климатов» и многие атмосферы, тогда как реки Индии распространяются в больших и более широких равнинах, долгое время задерживаясь в тех же «климатах», воды в Индии более питательны, чем в Ниле; и по этой причине речные животные также крупнее и многочисленнее; и далее, говорит он, вода уже нагревается, когда льется из облаков».
[40] Strab. XV 1, 24.
[41] Выражение οἱ περὶ для обозначения тех, кто следует мнениям кого–либо, также используется Страбоном для других историков: Кадма Милетского, Ферекида Афинского, Гекатея Милетского (I 2, 6); Онесикрита (XI 11,3); Эратосфена (I 2, 37).

F 36-37: Фрагменты о деревьях

F 36. Strab. XV 1, 21

κατὰ δὲ τὸν Ἀκεσίνην καὶ τὴν συμβολὴν τὴν πρὸς Ὑάρωτιν καὶ Ἀριστόβουλος εἴρηκε περὶ τῶν κατακαμπτομένους ἐχόντων τοὺς κλάδους καὶ περὶ τοῦ μεγέθους ὥσθ’ ὑφ’ἑνὶ δένδρῳ μεσημβρίζειν σκιαζομένους ἱππέας πεντήκοντα· οὗτος δὲ τετρακοσίους.

И Аристобул при обсуждении Акесина и его слияния с Гиаротисом говорил о деревьях, чьи ветви изгибались к земле. Размеры же их настолько велики, что в тени одного дерева могут отдохнуть пятьдесят всадников, согласно же Онесикриту, четыреста

F 37. Strab. XV 1, 21

λέγει δὲ ὁ Ἀριστόβουλος καὶ ἄλλο δένδρον οὐ μέγα, λοποὺς ἔχον ὡς ὁ κύαμος δεκαδακτύλους τὸ μῆκος πλήρεις μέλιτος, τοὺς δὲ φαγόντας οὐ ῥᾳδίως σώζεσθαι.

Аристобул упоминает также о другом, не очень большом дереве, которое имеет стручки, похожие на бобы, высотой в десять пальцев и наполненные медом. Кто их поест, вряд ли спасется

Два фрагмента взяты из пятнадцатой книги Географии Страбона, где они стоят один за другим. Это объясняет выбор Мюллера считать их одним фрагментом, однако Якоби предпочитает разделять их. Можно предположить, что решение Якоби связано с тем, что Аристобул не только два раза назван Страбоном, но и сообщил о двух разных видах дерева.
После трех абзацев, включенных во фрагмент 35, Страбон в § 20 продолжает анализировать климат и количество осадков в Индии, ссылаясь на Онесикрита, Мегасфена, Эратосфена и Неарха. После жары и дождя у него идут плоды, которые производит Индия, и § 21 открывается упоминанием некоторых странных деревьев, для которых источником Страбона все еще является Онесикрит.
Для возможного размещения фрагмента 36 в рамки работы Аристобула интересно указание на слияние двух рек, Акесина и Гиаротиса. Акесин известен из других источников и соответствует нынешнему Чинабу. Гиаротис, представленный различными названиями, и, в частности, как Гидраот [1], соответствует теперешнему Рави. Можно предположить, что фрагмент 36 взят из части труда Аристобула, посвященной пересечению Акесина в 326 году. Арриан, по сути, прямо упоминает, что Александру предстояло встретиться со всей своей армией, которую он разделил на три части, прямо в месте слияния Акесина и Гидраота [2]. Неоднократное упоминание Аррианом здесь Птолемея предполагает, что именно Птолемей был источником, который не преминет указать, что Александр доверил ему часть армии.
Относительно написания Ὑάρωτις в фрагменте Аристобула у Страбона следует подчеркнуть, что у Курция Руфа мы находим идеальную транслитерацию греческого термина: Hyarotis [3], и совпадение может указывать на связь между текстами Аристобула и Курция Руфа, хотя не наверняка.
Возвращаясь к конкретному содержанию фрагмента 36 Аристобула, мы отметим, что упомянутое дерево является тем же, что представленное в начале абзаца, когда Страбон сообщает информацию об Онесикрите: последний также описывает дерево с ветвями, направленными вниз, и листьями более крупными, чем щит.
Затем Онесикрит добавляет об этих деревьях другие подробности: некоторые вырастают даже до двенадцати локтей в высоту, а затем распространяются вниз, пока не достигнут земли, в которую проникают, образуя корни, и цикл начинается снова, так что от одного дерева рождается что–то похожее на большой зонт. Есть деревья, достигающие ширины, которую не могут охватить даже пять человек [4].
Страбон называет Аристобула только чтобы указать на характеристику отклоняющихся ветвей этих деревьев, а также на число людей, которые могут найти убежище в его тени: пятьдесят, согласно историку из Кассандрии, в то время как согласно Онисикриту их будет даже четыреста. Страбон не комментирует данные последнего, хотя, похоже, приводит примеры онесикритовой склонности преувеличивать.
Из "Индики" Арриана мы также получаем данные, которые передал об этом дереве (хотя описание сводится к минимуму) Неарх: летом индийские мудрецы укрывались под большими деревьями, тень от которых простиралась на пять плефров, и под которыми могло отдохнуть бесчисленное количество людей [5].
Диодор также сообщает, вероятно, о том же дереве, когда в рассказе об Индии он говорит, что есть редкие, очень высокие деревья (в шестьдесят саженей), настолько широкие, что четыре человека не могут обнять их и тень от которых простирается на три плефра [6]. Диодор, однако, не сообщает об особой характеристике этого дерева, а именно о наличии ветвей, которые растут вниз, пока не проникают в землю и не становятся корнями для нового растения. Поэтому, вероятно, раз он указывает другие размеры, здесь Диодор не следует Онесикриту и Аристобулу или даже Неарху, а представляет другой источник, не особо заинтересованный в специфических характеристиках растений.
Деревья этого типа во внутренней части Индии упоминает также Курций Руф:
«Там были растянувшиеся почти на бесконечное пространство леса с громадными деревьями, выросшими на большую высоту. Большинство ветвей, похожих на толстые стволы, сгибались до земли и выпрямлялись снова, так что казалось, что это не ветвь идет вверх, а дерево от своего корня» [7].
Параллелизм с тем, о чем сообщил Страбон, очевиден, хотя Курций Руф не останавливается ни на размерах этого дерева, ни на тени, которая отбрасывается от него. Именно потому, что нам не хватает самых конкретных данных, мы не можем исключить из вероятных источников Курция для этого пассажа ни Аристобула, ни Онесикрита, и, действительно, мы должны найти точки соприкосновения, которые позволяют нам определить тесную связь между тем, что Страбон приписал двум историки и тем, о чем сообщил Курций.
Описание Онесикритом и Аристобулом этого дерева также напоминает то, что Плиний сообщил об инжире, который растет в Индии. Кроме того, интересно отметить, что латинский писатель вставляет это описание сразу после того, как объявил о своем намерении изучить растения, вызвавшие удивление Александра [8]. Вот как описывает это растение Плиний [9]:
"В Индии растет инжир, который всегда воспроизводится самопроизвольно, с превосходными плодами. Он далеко раскидывает свои ветви, и нижние из них настолько сгибаются к земле, что в течение года они укореняются в ней и окружают свою родительницу новой посадкой, словно там поработал опытный садовник. Пастухи проводят лето в этой ограде, тенистой и вместе защищенной деревом, которое своей листвой предлагает прекрасное зрелище тем, кто под ним, и тем, кто смотрит издалека. Самые высокие ветви поднимаются густой растительностью из огромного ствола матери, так что большая часть их простирается на пятьдесят шагов в окружности, а отбрасываемая ими тень покрывает расстояние в две стадии. Ширина листьев не уступает ширине щита амазонки: по этой причине они препятствуют росту плодов, которые за ними хоронятся. Плоды немногочисленны и размером не больше боба, но созревают на солнце, которое проникает через листья; они приобретают сладкий вкус и вполне достойны этого потрясающего дерева. Этот инжир растет прежде всего возле реки Акесин".
Очевидны точки соприкосновения с тем, что сообщил Страбон: ветви растут вниз и укореняются в почве; большая тень; величина листьев сравнима с размером щитов; факт, что это дерево растет рядом с Акесином [10].
Поэтому, если мы рассмотрим сходство с пассажем Плиния, растение, описанное у Страбона, будет идентифицировано с Ficus benghalensis.
Следует отметить, что также из–за факта, что Страбон приводит это дерево, особенно данные Онесикрита, мы не можем проводить строгие сравнения с тем, что упоминает Аристобул. Затем следует подчеркнуть, что Онесикрит назван Плинием среди иностранных источников, использованных им для двенадцатой книги, хотя ни в этой книге, ни где–либо еще он не цитирует Аристобула. Поэтому вероятно, здесь источник Плиния должен быть идентифицирован с Онесикритом.
Во фрагменте 37, который, как мы уже говорили, в тексте Страбона сразу следует за предыдущим, Аристобул назвал другое дерево, которое производит плоды, похожие на бобы, полные меда и очень ядовитые для людей. Других свидетельств об этом растении нет, поэтому сложно отследить его вид.
Как частично выяснилось из предыдущего обсуждения, у Страбона (XV 1, 21) есть дополнительное использование Онесикрита и Аристобула. Трудно распознать, на кого ссылается Страбон, чтобы уверенно присвоить определенную информацию тому или другому.
Отсутствие прямой ссылки Страбона на источник, использованный для второй части абзаца, означало, что редакторы приписали утверждение о шерстяном дереве и последующий § 22 кто Аристобулу, кто Онесикриту.


[1] Написание Ῥουάδιος находится у Птолемея (VII 1, 26), в то время как вариант Ὑδραώτης найден у Арриана (см. например, An. V 4, 2; Ind. 3, 10), Филострата (v. Apoll. 2, 9) и Фотия (Bibl. 91, 68a).
[2] Arr., An. VI 5, 7. Другая информация об Акесине у Арриана: An. VI 4, 4 (о турбулентности в месте слияния с Гидаспом), VI 14,5 (о течении реки).
[3] Curt. Ruf. IX 1, 13.
[4] Strab. XV 1, 21.
[5] Arr., Ind. 11, 7 (= Nearchus, FGrHist 33 F 6).
[6] Diod. XVII 90, 5.
[7] Curt. Ruf. IX 1, 9-10.
[8] Plin., HN XII 21: «Теперь рассмотрим растения, которым удивлялся Александр Великий, когда он открыл эту часть света».
[9] Plin., HN XII 22-23.
[10] Другие указания на расширяемость индийских деревьев см. у Plin., HN VII 21.

F 38-39: Фрагменты о животных

F 38. Strab. XV 1, 45

Ἀριστόβουλος δὲ τῶν θρυλουμένων μεγεθῶν οὐδὲν ἰδεῖν φησιν, ἔχιδναν δὲ μόνον ἐννέα πηχῶν καὶ σπιθαμῆς. (…) ἔχεις δὲ πολλούς φησι πολὺ ἐλάττους καὶ ἀσπίδας, σκορπίους δὲ μεγάλους. οὐδὲν δὲ τούτων οὕτως ὀχλεῖν ὡς τὰ λεπτὰ ὀφείδια οὐ μείζω σπιθαμιαίων· εὑρίσκεσθαι γὰρ ἐν σκηναῖς, ἐν σκεύεσιν, ἐν θριγγοῖς ἐγκεκρυμμένα· τοὺς δὲ πληγέντας αἱμορροεῖν ἐκ παντὸς πόρου μετὰ ἐπωδυνίας, ἔπειτα ἀποθνήσκειν, εἰ μὴ βοηθήσει τις εὐθύς· τὴν δὲ βοήθειαν ῥᾳδίαν εἶναι διὰ τὴν ἀρετὴν τῶν Ἰνδικῶν ῥιζῶν καὶ φαρμάκων. κροκοδείλους τε οὔτε πολλοὺς οὔτε βλαπτικοὺς ἀνθρώπων ἐν τῷ Ἰνδῷ φησιν εὑρίσκεσθαι, καὶ τὰ ἄλλα δὲ ζῷα τὰ πλεῖστα τὰ αὐτὰ ἅπερ ἐν τῷ Νείλῳ γεννᾶσθαι πλὴν ἵππου ποταμίου· Ὀνησίκριτος δὲ καὶ τοῦτόν φησι γεννᾶσθαι. τῶν δ’ ἐκ θαλάττης φησὶν ὁ Ἀριστόβουλος εἰς μὲν τὸν Νεῖλον ἀνατρέχειν μηδὲν ἔξω θρίσσης καὶ κεστρέως καὶ δελφῖνος διὰ τοὺς κροκοδείλους, ἐν δὲ τῷ Ἰνδῷ πλῆθος· τῶν δὲ καρίδων τὰς μὲν μικρὰς μέχρι † ἀναθεῖν, τὰς δὲ μεγάλας μέχρι τῶν συμβολῶν τοῦ τε Ἰνδοῦ καὶ τοῦ Ἀκεσίνου.

Аристобул говорит, что он не видел ни одного животного столь большого размера за исключением гадюки длиной в девять локтей и одну пядь. (…) Он упоминает немало намного меньших гадюк, аспидов и больших скорпионов. Ни одна из этих тварей не вредит так, как тонкие змеи длиной не более одной пяди. Они прячутся в палатках, горшках и стенах. Кто бы ни был укушен, у него льется кровь из всех пор, он испытывает сильную боль и умирает, если не помочь ему сразу. Однако вылечить его несложно благодаря свойствам индийских корней и лекарств. Аристобул также говорит, что в Инде есть крокодилы, но их немного, и они не опасны для человека; другие животные те же, что и в Ниле, кроме бегемота. Согласно Онесикриту, однако, последнего можно найти и в Инде. Если исключить фриссу, кефаль и дельфина, то по Аристобулу в Ниле нет других морских рыб из–за крокодилов, в то время как в Инде обитает большое количество разных рыб. Мелкие крабы заплывают по Инду до гор, самые крупные — до слияния Инда и Акесина.

F 39. Strab. XVII 2, 5

φησὶ δ’ Ἀριστόβουλος ἐκ τῆς θαλάττης μηδὲν ἀνατρέχειν ὄψον εἰς τὸν Νεῖλον πλὴν κεστρέως καὶ θρίσσης καὶ δελφῖνος διὰ τοὺς κροκοδείλους, τοὺς μὲν δελφῖνας διὰ τὸ κρείττους εἶναι, τοὺς δὲ κεστρέας τῷ παραπέμπεσθαι ὑπὸ τῶν χοίρων παρὰ γῆν κατά τινα οἰκείωσιν φυσικήν· τῶν δὲ χοίρων ἀπέχεσθαι τοὺς κροκοδείλους στρογγύλων ὄντων καὶ ἐχόντων ἀκάνθας ἐπὶ τῇ κεφαλῇ φερούσας κίνδυνον τοῖς θηρίοις· ἀναθεῖν μὲν οὖν ἔαρος τοὺς κεστρέας γόνον ἔχοντας, μικρὸν δὲ πρὸ δύσεως πλειάδος καταβαίνειν τεξομένους ἀθρόους, ὅτε καὶ ἡ ἅλωσις αὐτῶν γίνεται περιπιπτόντων τοῖς φράγμασιν ἀθρόων· τοιαύτην δέ τινα εἰκάζειν ἔστι καὶ περὶ τῆς θρίσσης αἰτίαν.

Аристобул говорит, что из–за присутствия крокодилов ни одна морская рыба не идет в Нил, кроме кефали, фриссы и дельфина, последний, потому что он сильнее, а фриссы, потому что они сопровождаются вдоль берега хойрами, потому что они связаны неким естественным сродством. Крокодилы держатся подальше от хойров, потому что они круглые и имеют опасные шипы на головах. Кефали возвращаются к реке весной, когда они мечут икру, но затем, перед закатом Плеяд, родители и маленькие спускаются вместе, и в этот момент они попадаются в сети. И мы должны предположить то же самое и для фриссы

Два фрагмента Аристобула, касающиеся животных, анализируются вместе. Фрагмент 38 взят из пятнадцатой книги Географии Страбона. В частности, он включен в параграф, посвященный змеям. На самом деле Страбон сначала цитирует Неарха, когда он говорит о большом количестве змей в Индии, о мерах предосторожности, предпринимаемых людьми, чтобы избежать укуса, и о том, что существуют также гадюки длиной в шестнадцать локтей. О размере этих рептилий также упоминает Аристобул: последний, фактически, никогда не видел гадюк столь больших размеров, тогда как Неарх свидетельствует, что видел. Аристобул же видел змею длиной до девяти локтей и одной пяди, и в этом отношении Страбон соглашается с ним: «и мы в Египте видели примерно ту же тварь, привезенную из Индии» [1]. Это пример доверия Страбона к Аристобулу: автор Географии часто использует его для информации об Индии, подкрепляя то, что он читает, своим личным опытом.
Аристобул в Индии видел более мелких самцов гадюки, аспидов и больших скорпионов [2]. Однако наиболее опасными были маленькие змейки, живущие в шатрах, горшках и живых изгородях, и чьи укусы очень ядовиты [3]. Историк из Кассандрии описывает последствия их укуса, но также добавляет, что в Индии много лекарственных растений, и поэтому его легко лечить [4].
Вторая часть фрагмента 38, напротив, посвящена водной фауне. Согласно Аристобулу, в Инде найдешь тех же животных, что и в Ниле, в том числе крокодилов, за исключением бегемота. В фрагментах Аристобула это не первый случай сравнения между Египтом и Индией, что может быть одной из характеристик работы историка из Кассандрии.
Страбон сообщает, что согласно Онесикриту, бегемот в Инде тоже был обнаружен, но не встревает между его версией и версией Аристобула. Затем возвращаясь, чтобы следовать последнему, Страбон говорит, что в Инде плавает любая тварь, а вот в Ниле из–за крокодилов мало кто, за исключением фриссы, кефали и дельфина; Инд, с другой стороны, содержит крабов, самые мелкие из которых доплывают до места слияния с Aкесином. В этом последнем пункте текст поврежден, и в частности трудно понять слово, следующее за μέχρι ("до"):
τῶν δὲ καρίδων τὰς μὲν μικρὰς μέχρι † ὄρους † ἀναθεῖν, "мелкие крабы заплывают по Инду до † гор †,"
Было предложено несколько гипотез. Гуарино Веронезе предложил читать ὀρῶν, обозначающее горные районы; Кораис вставляет Οὄρων, имея в виду население, упомянутое Плинием [5]; наконец, Якоби предлагает Οροστρῶν, всегда на основе отрывка Плиния: «оростры, граничащие с островом Патала» [6]. О них нет никаких следов в другом месте. Радт полагает, что топоним утерян, и отвергает вставку ὀρῶν потому что горные районы будут слишком далеки для крабов и лежат слишком далеко на север от индо–акесинского слияния, названного максимальным расстоянием, достигаемым этими животными. Поэтому вслед за Радтом кажется уместным оставить вопрос открытым.
Кроме того, фрагмент 38 важен, потому что его можно сопоставить с пассажем из "Индики" Арриана: в этом отрывке также фигурируют крокодилы [7]:
"Что там идут дожди, как и в Индии, не выходит за пределы вероятности; поскольку и в других отношениях Индия похожа на Эфиопию, и индийские реки имеют крокодилов как эфиопский и египетский Нил; и в некоторых индийских реках водятся рыбы и другие крупные водные животные, подобные нильским, за исключением гиппопотама, хотя у Онесикрита говорится, что есть и гиппопотам".
Непосредственно перед приведенным отрывком есть описание климата и индийских дождях, что, как уже подчеркивалось, напоминает то, что сообщил Страбон в пассаже, который явно принадлежит Аристобулу [8]. Поэтому, вероятно, Страбон и Арриан следуют здесь одному и тому же источнику, в частности, именно Аристобулу. Если это так, то можно задаться вопросом, цитирует ли сам Аристобул тезис Онесикрита о крокодилах, чтобы оспорить его (или наоборот), или же перед глазами Страбона и Арриана были оба историка Александра. Первая гипотеза более вероятна, но она открывает важные точки зрения на взаимосвязь между Онесикритом и Аристобулом. Проблема, насколько нам известно, никогда не рассматривался тщательно и будет вновь рассмотрена в общих размышлениях о цитатах Аристобула в части «Географии Страбона», посвященной Индии.
Фрагмент 39, взятый полностью из Страбона, представляет многочисленные точки соприкосновения с предыдущим фрагментом 38. Он вставлен в семнадцатую книгу, которую Страбон посвящает региону, граничащему с Нилом [9]. В частности, во второй части, Страбон предлагает описание Эфиопии и проживающего там населения, часто сравнивая их с Египтом [10].
Автор Географии приводит некоторые особенности Египта и цитирует Аристобула по теме о крокодилах и животных, обитающих в Ниле [11].
Очевидны тесные, даже формальные совпадения с предыдущим фрагментом: Страбон не только приводит одни и те же виды животных, но также использует те же глаголы и те же выражения.
Поэтому очевидно, что перед ним был тот же пассаж, что и перед Аристобулом, с той разницей, что для фрагмента 38 он решает использовать данные о животных Нила, чтобы сравнить их с зоологией Инда. Этот способ работы Страбона позволяет нам понять, что Аристобул сообщал о животных видах как Нила, так и Египта, и что он, скорее всего, сравнивал их сам; с другой стороны, трудно определить, к какой части произведения этот фрагмент принадлежит, т. е. приводил ли Аристобул, рассказывая об Инде, данные о Ниле впервые, или он уже говорил об этих аспектах, когда сообщал о пребывании Александра в египетской земле. Учитывая большое внимание Аристобула к природным особенностям посещаемых им районов, кажется более вероятно, что он сделал экскурс о достопримечательностях, флоре и фауне Нила, когда он говорил о прибытии в Египет македонской армии.


[1] Strab. XV 1, 45. Эта часть не вставлена Якоби во фрагмент, именно потому, что речь идет о выдержке из Страбона. Размер, на который указывает Аристобул, соответствует примерно 4,5 метра.
[2] Мегасфен также говорил о скорпионах, но он описал их с крыльями. См. Strab. XV 1, 37 (= Megasthenes, FGrHist 715 F 12a).
[3] Arist., HA VIII 29, 607a.
[4] Ктесий также подчеркнул наличие многочисленных лекарственных растений в Индии и, следовательно, многих лекарств от самых разных заболеваний (см. Ael., NA V 3 = Ktesias, FGrHist 688 F 45, ed. Lenfant F 45r). И Арриан сообщает, что греческие врачи не нашли никакого средства против укуса индийских змей, в то время как инды могли вылечить укушенных (Ind. XV 11).
[5] Это ораты, известные только из Плиния, согласно которому они населяли горные районы Индии. См. Plin., HN VI 23 (20), 75; 31, 17.
[6] Plin., HN VI 23 (20), 76.
[7] Arr., Ind. VI 8.
[8] Strab. XV 1, 17-19.
[9] Strab. XVII 1, 1.
[10] Strab. XVII 2, 1.
[11] Гораздо более полный список рыб Нила предлагается также Афинеем (VII 88), который упоминает и речных свиней. Плиний также упоминает эту рыбу, поясняя, что она хрюкает, когда ее поймают (HN XXXII 19).

F 40: Александр и индийские собаки

[Plut.], pro nob. 19

᾽Ινδικοὺς κύνας δῶρον πεμφθέντας Ἀλεξάνδρῳ φησὶν ᾽Αριστόβουλος πρὸς μὲν τοὺς ἀγρίους ταύρους καὶ ὀρεῖς ἀδμήτους προβαλλομένους ἀκινήτους κατακεῖσθαι, πρὸς δὲ τὸν εἰσηγμένον λέοντα ἐκθορήσαντας εἰς μάχην ἐπερρῖφθαι.

Canes Indicos dono Alexandro datos refert Aristobulos, dum obiicerentur tauri ferocientes mulique, indomitos (l. immotus) iacuisse, at mox, exhibito leone, excitatos in pugnam ruisse.

Аристобул говорит, что индийские собаки, посланные в дар Александру, лежали и не шевелились перед дикими быками и неукрощенными мулами, но когда приводили льва, они вскакивали и бросались в драку.

Первой проблемой, возникшей от этого фрагмента, является текст, из которого он взят. Плутархово произведение Περὶ εὐγενείας занесено в Ламприев перечень (№ 203). Греческий текст трактата был обнаружен в Копенгагене в начале восемнадцатого века богословом Мосхаймом, который отправил переписанную своей рукой копию Кристофу Вольфу, профессору восточных языков в Гамбурге (1722). Последний, который в то же время получил оригинал, в 1724 году опубликовал трактат "О благородстве" в четвертом томе Anecdota Graeca, считая его подлинным сочинением Плутарха. К греческому тексту (неполному и с пробелами) он добавил латинский перевод Арно де Феррона шестнадцатого века, который, как полагают, был сделан с неполного греческого текста. Однако и в латинском тексте отсутствует заключение.
В девятнадцатом веке Треу был первым, который сказал, что Pro nobilitate написал один гуманист, с чем согласился Циглер. Бернардакис, однако, полагал, что это была подделка древних времен, что объясняет ее включение в корпус Моралий, который он издал.
Следует также упомянуть, что Бочерини обнаружил рукопись (считающуюся утерянной), принадлежащую библиотеке Томаса Филиппса в Англии в Челтенхеме, где она хранилась с маркировкой 4326 и была записана в каталоге как Plutarchus de nobilitate, saec. XV. Эта рукопись, которая, согласно Треу и Циглеру, могла быть той, из которой были взяты копенгагенский текст и латинский перевод Феррона, была приобретена Государственной библиотекой прусского культурного наследия в Берлине. Бочерини, обнаруживший ее, утверждает, что в кодексе нет текста Плутарха, но есть текст с тем же названием Буонаккорсо да Монтеманьо Младшего, тосканского поэта, жившего в конце четырнадцатого и начале пятнадцатого века.
Наконец, к истории этого текста следует добавить, что копенгагенский кодекс, пришедший к Вольфу, копия, сделанная Мосхаймом, и другая копия, сделанная Йенсом Грамом, профессором греческой литературы в копенгагенском университете, также в начале восемнадцатого века, были затем собраны в одном кодексе, хранящемся в Гамбурге, и были потеряны во время Второй мировой войны.
Более того, в поддержку позднего составления опуса говорит то, что в греческом тексте были обнаружены латинизмы, так что большинство ученых признали зависимость греческого текста от латинского. Согласно Бочерини, рассматриваемый латинский текст был именно тем, который у нас есть, переписанным Арно Ферроном, а работа была коллажем цитат, в частности, из Стобея.
Трактат состоит из длинной череды анекдотов и примеров, предназначенных для описания характеристик морального благородства. Среди этих примеров, которые касаются как мифологических, так и исторических персонажей, это единственный пример, где фигурирует Александр Македонского. В качестве источников часто упоминаются Гомер, Геродот и Аристотель. Эпизод с Александром служит для объяснения того, что не стоит нападать на плебеев или софистов, которые ставят под сомнение благородные поступки, но лучше драться только против врагов известного уровня.
Давайте разберем теперь фактическое содержание фрагмента, ориентированного на Александра и индийских собак.
Собаки Индии были известны еще до экспедиции Александра. Геродот сообщает, что Великий царь в Вавилоне вырастил столько индийских собак, что четыре деревни в равнине, освобожденные от других налогов, должны были кормить этих собак [1]. Кроме того, историк из Галикарнаса называет индийских собак даже когда он описывает армию Ксеркса [2].
Ксенофонт упоминает их использование на охоте на оленей и кабанов [3].
Неоднократно называет их Аристотель, который упоминает, что они считаются помесью собаки и тигра [4].
Затем о них упоминает Ктесий: «Об индийских собаках, которые настолько велики, что могут сражаться со львом» [5].
Связь между этими собаками и львами муссируется во всей следующей традиции.
Это не единственный пример в источниках дарения собак Александру. Говорят об этом, размещая историю в Индии, также Страбон и Диодор.
Страбон в пятнадцатой книге Географии указывает на царство Софита, сообщая, что источники не сошлись во мнении касательно его географического положения: одни поместили его между Гидаспом и Акесином, другие за пределами Акесина и Гидраота [6].
Страбон добавляет, что собаки этого царства славились бойцовскими качествами, и Софит подарил их Александру сто пятьдесят. Две из них были натравлены на льва, и когда они уже погибали, были доставлены еще две. Ситуация изменилась, и тогда Софит приказал одному из слуг оттащить одну из собак за лапу, а в случае сопротивления отрезать ее. Сначала Александр возражал, но поскольку Софит пообещал дать ему еще четырех взамен, он согласился. Собака, прежде чем ослабить хватку, испытала медленную ампутацию [7].
Диодор также рассказывает историю о царстве Софита, сообщая, что, помимо многочисленных других ценных подарков Александр получил сто пятьдесят собак (столько же у Страбона), выдающихся силой и величиной. Эти собаки, добавляет Диодор, были гибридом собаки и тигра. Желая показать их ценность Александру, в загон был введен взрослый лев и выставлен двум собакам, а затем двум другим. Следующее также в основном соответствует страбоновскому описанию: лапу одной из собак стали резать, но она не ослабляет хватку и умирает, не отпустив свою жертву [8].
Между текстами Страбона и Диодора и псевдо-Плутарха нет лексических совпадений, и с точки зрения содержания во фрагменте Аристобула не говорится об ампутации лапы собаки и ее упорства в растерзании льва.
Курций Руф также излагает историю индийских собак в царстве Софита, хотя в его рассказе они не дарятся Александру, а только показываются. Курций Руф, в свою очередь, утверждает, что эти собаки отличные охотники и агрессивны, особенно со львами. Чтобы показать Александру их силу, Софит приказал выпустить четырех из этих собак и одного льва в загон. Затем история совпадает с историей Страбона и Диодора: собаки сразу же бросились на зверя. Служитель начал тянуть одну из собак за лапу, но она не оставила свою жертву; он стал лезвием резать ногу, но не остановил ее; затем он начал рубить тело животного, которое, однако, даже умирая, сохраняло свою хватку [9]. Между текстом Курция и латинским переводом Pro nobilitate нет лексических совпадений, хотя следует отметить, что Курций подчеркивает, что агрессивность этих собак была направлена, в частности, против львов, что напоминает анекдот Аристобула, в котором собаки остаются неподвижными перед быками и мулами, но немедленно нападают на льва.
В связи с этим очень интересны показания Элиана. В своей работе о животных он дважды останавливается на индийских собаках, подчеркивая в первую очередь их силу и выносливость. Не называя контекст, Элиан говорит, что эти собаки способны погубить льва, и даже если резать им лапу, они не оставят свою жертву [10]. Во втором случае Элиан упоминает, что индийцы (без указания на какого–либо государя или народ в частности) показали Александру силу этих животных с помощью следующего испытания: сначала перед ним поставили оленя, и собака не двигалась; затем кабана, и собака осталась неподвижной, как и перед медведем; но когда перед ней оказался лев, она бросилась на него со стремительным натиском. Затем, как и в других источниках, следует ампутация лапы [11].
Пассаж Элиана интересен тем, что он представляет из себя сравнение между собаками и разными животными, чтобы показать, как их агрессия выражается особенно против львов. Следует отметить, однако, что животные, упомянутые Элианом, не соответствуют животным из фрагмента Аристобула.
История, очень похожая на историю Элиана, находится также у Плиния, который упоминает тех же животных [12]. Однако есть некоторые отличия: собаку Александру показывал царь албанцев, а македонский государь направлялся в Индию. Этот тип собаки выставлялся против львов и слонов, и Плиний описывает борьбу собаки против пахидерма.
Однако даже в текстах Элиана и Плиния, несмотря на некоторое сходство между историями, нет лексических соответствий с латинской и греческой версиями фрагмента Аристобула.
Наконец, среди свидетельств этого эпизода следует также упомянуть Epitoma rerum gestarum Alexandri, которая помещает дело у Софита и следует Страбону, Диодору и Курцию с той лишь разницей, что собак, натравленных против льва, только две, и не указано, сколько животных было подарено Александру [13].
Выходит, анекдот об Александре и индийских собаках имел определенное распространение, о чем свидетельствуют многочисленные случаи, в которых они упоминаются. Источники предлагают две версии: с одной стороны, говорится о стойкости этих собак, когда им отрубали лапы; с другой стороны, подчеркивается их склонность атаковать львов.
Может ли Аристобул быть основой этого последнего анекдота? Фрагмент Pro nobilitate, по–видимому, указывает на это, хотя история текста и многочисленные сомнения в его подлинности приводят, по крайней мере, к мнению считать этот факт спорным. Если бы на самом деле это было произведение поздней античности или даже эпохи гуманизма, имя Аристобула, упомянутое Плутархом несколько раз, могло быть также связано с анекдотом, который теперь стал одним из самых известных среди касающихся македонского царя.


[1] Hdt. I 192, 4.
[2] Hdt. VII 187.
[3] Xen., Cyn. 9, 1; 10, 1.
[4] Arist., HA VII 28, 607a; Gen. An. 2, 7, 346; Part. An. 1, 3, 643b; [Arist.], Probl. 10, 45, 895b.
[5] Phot., Bibl. 45b 13 (= Ktesias, FGrHist 688 F 45, 10; éd. Lenfant F 45, 10).
[6] Strab. XV 1, 30. О царстве Софита см. также Curt. Ruf. IX 1, 24-28; Plin., HN XXXI 77.
[7] Strab. XV 1, 31.
[8] Diod. XVII 92. О прибытии Александра в царство Софита см. также Diod. XVII 91, 4-8.
[9] Curt. Ruf. IX 1, 31-33.
[10] Ael., NA IV 21.
[11] Ael., NA VIII 1.
[12] Plin., HN VIII 61, 6-7.
[13] Epit. rer. Gest. 66.

F 41: Брахманы

Strab. XV 1, 61

Ἀριστόβουλος δὲ τῶν ἐν Ταξίλοις σοφιστῶν ἰδεῖν δύο φησί, Βραχμᾶνας ἀμφοτέρους, τὸν μὲν πρεσβύτερον ἐξυρημένον τὸν δὲ νεώτερον κομήτην, ἀμφοτέροις δ’ ἀκολουθεῖν μαθητάς· τὸν μὲν οὖν ἄλλον χρόνον κατ’ ἀγορὰν διατρίβειν, τιμωμένους ἀντὶ συμβούλων, ἐξουσίαν ἔχοντας ὅ τι βούλονται τῶν ὠνίων φέρεσθαι δωρεάν· ὅτῳ δ’ ἂν προσίωσι, καταχεῖν αὐτῶν τοῦ σησαμίνου λίπους ὥστε καὶ κατὰ τῶν ὀμμάτων ῥεῖν· τοῦ τε μέλιτος πολλοῦ προκειμένου καὶ τοῦ σησάμου μάζας ποιουμένους τρέφεσθαι δωρεάν· παρερχομένους δὲ καὶ πρὸς τὴν Ἀλεξάνδρου τράπεζαν, παραστάντας δειπνεῖν [καὶ] καρτερίαν διδάσκειν, παραχωροῦντας εἴς τινα τόπον πλησίον, ὅπου τὸν μὲν πρεσβύτερον πεσόντα ὕπτιον ἀνέχεσθαι τῶν ἡλίων καὶ τῶν ὄμβρων (ἤδη γὰρ ὕειν ἀρχομένου τοῦ ἔαρος), τὸν δ’ ἑστάναι μονοσκελῆ ξύλον ἐπηρμένον ἀμφοτέραις ταῖς χερσὶν ὅσον τρίπηχυ, κάμνοντος δὲ τοῦ σκέλους ἐπὶ θάτερον μεταφέρειν τὴν βάσιν καὶ διατελεῖν οὕτως τὴν ἡμέραν ὅλην· φανῆναι δ’ ἐγκρατέστερον μακρῷ τὸν νεώτερον· συνακολουθήσαντα γὰρ μικρὰ τῷ βασιλεῖ ταχὺ ἀναστρέψαι πάλιν ἐπ’ οἴκου, μετιόντος τε αὐτὸν κελεῦσαι ἥκειν εἴτου βούλεται τυγχάνειν· τὸν δὲ συναπᾶραι μέχρι τέλους καὶ μεταμφιάσασθαι καὶ μεταθέσθαι τὴν δίαιταν συνόντα τῷ βασιλεῖ· ἐπιτιμώμενον δ’ ὑπό τινων λέγειν ὡς ἐκπληρώσειε τὰ τετταράκοντα ἔτη τῆς ἀσκήσεως, ἃ ὑπέσχετο, Ἀλέξανδρον δὲ τοῖς παισὶν αὐτοῦ δοῦναι δωρεάν.

Аристобул сообщает, что видел двух софистов в Таксиле, и тот, и другой были брахманы, старший бритый, молодой с длинными волосами, и за ними следуют ученики. Они проводят свое время на площади, почитаются как советники и имеют право принимать в дар любые какие они хотят товары. Тех, кто приближается к ним, они умащают кунжутным маслом, заливая глаза. А так как там выбрасывается много меда и кунжута, они безвозмездно питаются, готовя лепешки. Они подошли к столу Александра, поужинали, стоя рядом с ним, и дали ему урок стойкости, удалившись в место поблизости, где самый старый лежал на земле, во власти солнечного света и дождя (в самом деле уже шел дождь, так как началась весна); младший же стоял на одной ноге, держа в руках бревно размером в три локтя. И когда одна нога уставала, он опирался на другую, и провел так весь день. Молодой выглядел намного крепче. Проводив царя на короткое расстояние, он вернулся домой. И когда государь приказал ему вернуться, он ответил ему, чтобы он сам пришел, если хочет что–то получить. С другой стороны, старший следовал за Александром до конца, сменив платье и образ действий, пока он был с правителем. И когда он получил выговор от некоторых за свое поведение, он ответил, что он прожил уже сорок лет в аскетизме, которому он обещал следовать. И Александр одарил его сыновей.

Фрагмент 42 также взят из пятнадцатой книги Географии Страбона, именно из части, посвященной Индии. Страбон рассматривает различные роды индийских мудрецов и ученых и вводит повествование встречу Аристобула и двух софистов, принадлежащих к группе Βραχμᾶνες. Кто они были, Страбон объяснил еще при цитировании Мегасфена: индийские философы разделялись на две группы, непосредственно брахманов, и гарманов. Первые были более авторитетны, потому что в их догмах было больше гармонии. С момента рождения с ними занимались разные учителя, и они жили в лесу за пределами города как аскеты и отказывались от мяса, проводя дни в слушаниях различных дебатов. Прожив так в течение 37 лет, каждый может вернуться к своему имуществу и жить с большей свободой, жениться на многих женщинах и иметь детей [1].
Встреча Аристобула и этих мудрецов состоялась в Таксиле. На последнюю Страбон уже обратил внимание, заявив, что она находилась между Индом и Гидаспом и была большим и хорошо управляемым городом с очень плодородной территорией; жители и царь, Таксила, очень любезно приветствовали Александра и его друзей, и поэтому македонский царь широко вознаградил их [2].
Прибытие Александра в Таксилу произошло летом 326 г. и упоминается другими источниками [3].
Об этих двух софистах Аристобул сообщает, что они жили на то, что им подавали, и они могли брать все, что хотели, с рыночных прилавков. Оба они немного развлекли македонского государя, но только самый старший вошел в его окружение и следовал за ним до конца [4].
Аристобул не единственный источник, который сообщает нам о встрече с индийскими софистами и о том, что конкретно касается смерти Калана, одного из софистов.
Сам Страбон представляет нам разные версии, ссылаясь, помимо Аристобула, на двух других историков Александра, Неарха и Онесикрита, а также на работу Мегасфена.
Вскоре после сообщения о том, что он нашел у Аристобула, Страбон утверждает, что и Онесикриту приходилось иметь дело с софистами, потому что он был послан к ним лично Александром для получения информации, поскольку сами они ни к кому не ходили; они жили голыми и практиковали физическую выносливость. Кроме того, Онесикрит сообщает, что они жили за счет даров, которые им делались, что, если они получали масло, они умащались им (приблизительно как у Аристобула) и участвовали в трапезах и беседах в домах богатых. Oнесикрит разговаривал с двоими из них, сначала с Каланом, который повелевает ему обнажиться, чтобы он мог говорить с ним, и предлагает ему видение истории мира; Калана, однако, упрекает за надменность Манданий, старейший и мудрейший из них, который затем обращается к Онесикриту, восхваляя желание македонского царя обрести мудрость и объясняет его философию, которая заключалась в освобождении человека от удовольствия и боли [5]. Повествование Онесикрита может быть объединено с сообщением Плутарха, который, в свою очередь, прямо цитирует историка в рассказе о Калане и приводит приведенный ими пример с шкурой вола, чтобы объяснить, как следует управлять империей [6]. Однако ни Страбон, ни Плутарх не указывают, как по мнению Онесикрита Калан умер. Информацию, однако, можно получить от Лукиана, который, описывая самоубийство Перегрина в Олимпии, утверждает, что тот следовал практике брахманов, бросившись в огонь, и что Онесикрит ошибочно полагал, что у них в обычае было лежать неподвижно на костре, когда их охватывало пламя [7].
После сообщения Онесикрита Страбон переходит к Неарху, сообщая, что, по словам последнего, Калан был среди тех философов, которые занимались исследованием природных явлений, без уточнений, следовал ли он за Александром или как он умер [8].
Наконец, Страбон фокусируется на смерти Калана, приводя его как «пример разногласий среди историков» [9]. Автор «Географии», однако, не уточняет, о каких историках идет речь, ограничиваясь заявлением, что, по некоторым данным, по прибытии в Пасаргады Калан заболел и решил покончить жизнь самоубийством, несмотря на просьбы Александра; устроив костер, он поставил на него золотое ложе, лег и, закрыв лицо, сгорел. По словам других, вместо этого была построена деревянная хижина, заполненная листьями, и костер был воздвигнут на крыше. Калан закрылся внутри и сжег себя вместе с хижиной. Сюда вставляется и свидетельство Мегасфена, согласно которому существовали разные способы самоубийства, а тот, который выбрал Калан, был типичным для людей темпераментной природы [10].
О кончине Калана у нас также есть версия Харета, о которой сообщил Афиней: Калан якобы бросился в костер, предписав Александру учредить игры и музыкальные состязания в его память [11].
История Калана сообщается также Аррианом, который не указывает свой источник, хотя в описании смерти он упоминает Неарха, согласно которому, когда был зажжен костер, по приказу Александра зазвучали трубы, и вся армия подняла боевой клич, затрубили и слоны [12]. Следует подчеркнуть, что Арриан связывает историю Калана с историей Диогена, чья встреча с Александром предшествует эпизоду с индийским мудрецом [13]. Диодор также представляет фигуру Калана, но только чтобы сообщить о его смерти. Поэтому невозможно установить его происхождение или по какому поводу он последовал за Александром [14]. Наконец, Элиан также сообщает лишь о конце Калана, который он помещает (уникальный случай) в Вавилоне. Его история, вероятно, происходит из другого источника, который до нас не дошел, потому что он представляет много вариаций (начиная с позы софиста, стоящего на костре) [15].
Как можно увидеть, истории об индийских философах, переданные различными источниками, представляют многочисленные точки соприкосновения, но также и существенные различия.
Стоит остановиться на подробностях, общих между версией Аристобула и другими, прежде всего, историями других его современников.
Общие привычки и образ жизни говорят, что мудрецы, которых встречали Аристобул и Онесикрит, хотя они не были одинаковыми, несомненно, принадлежали к одной группе. Очевидно, что Аристобул не упомянул имен двух мудрецов, которых он встретил, иначе Страбон передал бы их, как он это делает для тех, кого упомянул Онесикрит. Поэтому, исходя из имеющихся источников, представляется невозможным с уверенностью утверждать, что это те же самые философы и что старейшим был Калан, который затем последовал за Александром в Аравию и Персию, где он умер. С другой стороны, весьма вероятно, что во время своего пребывания в Таксиле Александр и его окружение вступили в контакт с большим количеством групп этих ученых. В поддержку тезиса о непересекаемости историй Аристобула и Онесикрита выступает также факт, что Страбон не сообщает ничего о том, что, по мнению Аристобула, произошло с философом, последовавшим за Александром (которого также называют самым старым, в то время как другие источники указывают, что Калан был моложе других), ограничиваясь утверждением, что он следовал за Александром до конца.
Поэтому следует предположить, что Аристобул не знал о событиях, связанных со смертью софиста, или не знал эпизода с Каланом [16]. Среди подробностей, которые отличают индийского мудреца, названного Аристобулом, от Калана, существует факт, что первый, когда он последовал за Александром, изменил свои привычки, а Калан не изменил. Следует выделить еще одну деталь этого фрагмента Аристобула. Это данные об осадках: тот факт, что в Таксиле весной идет дождь, фактически подтверждает тезис Аристобула, о котором сообщил Страбон в предыдущем пассаже, что противоречило тому, что утверждал Неарх. Эта информация интересна, потому что она показывает определенную внутреннюю согласованность с работой Аристобула, который должен был иметь полную картину индийских осадков и климата в этой области.


[1] Strab. XV 1, 59 (= Megasthenes, FGrHist 715 F 33).
[2] Strab. XV 1, 28. По словам Курция Руфа, царь дал Александру пятьдесят шесть слонов, много овец и около трех тысяч быков (cfr. VIII 12, 11).
[3] Arr., An. IV 22, 6-7; V 3, 5; Curt. Ruf. VIII 12, 6-7 (согласно которому, однако, царь звался Oмфидом и лишь позже принял имя своего отца).
[4] Босуорт интерпретирует μέχρι τέλους (до конца) как "до смерти Александра" на основе сопоставления со Strab. XII 3, 29. Но если это так, то софист, упомянутый Аристобулом, не умер бы самоубийцей.
[5] Strab. XV 1, 63-65 (= Onesicr., FGrHist 134 F 17a). Страбон добавляет, что Онесикрит, когда Манданий спросил его, есть ли в Греции кто–нибудь, кто проповедовал ту же теорию, назвал Пифагора, Сократа и Диогена. Однако версия о смерти Калана не сообщается.
[6] Plut., Alex. 65 (=Onesicr., FGrHist 134 F 17b).
[7] Lucian.., Peregr. 25 (=Onesicr., FGrHist 134 F 18).
[8] Strab. XV 1, 66 (= Nearchus, FGrHist 133 F 23).
[9] Strab. XV 1, 68.
[10] Strab. XV 1, 68 (=Megasthenes, FGrHist 715 F 34a).
[11] Ath. X 49, 437a-b (= Chares, FGrHist 124 F 19a).
[12] Arr., An. VII 3, 6 (= Nearchus, FGrHist 133 F 4). Также напоминается, что приготовление костра, по словам Арриана, было поручено Птолемею, который, следовательно, мог быть одним из его источников вместе с Неархом.
[13] Arr., An VII 2-3.
[14] Diod. XVII 107.
[15] Ael., VH V 6. См. также II 41 (где рассказывается о погребальных играх в честь Калана). Следует отметить, что один индийский софист упоминается во времена Августа: царь Пор отправляет послов к Августу, чтобы просить его дружбы, и среди них был индийский софист, Зармар, который сжег себя на костре в Афинах перед Августом. См. Strab. XV 1, 73 (= Nic. Dam., FGrHist 90 F 100); DIO. CASS. 54, 9.
[16] Strab. XV 1, 17-18 и комментарий к F 35.

F 42: Обычаи жителей Таксилы

Strab. XV 1, 62

Τῶν δ’ ἐν Ταξίλοις νομίμων καινὰ καὶ ἀήθη λέγει τό τε τοὺς μὴ δυναμένους ἐκδιδόναι τὰς παῖδας ὑπὸ πενίας προάγειν εἰς ἀγορὰν ἐν ἀκμῇ τῆς ὥρας, κόχλῳ τε καὶ τυμπάνοις οἷσπερ καὶ τὸ πολεμικὸν σημαίνουσιν ὄχλου προσκληθέντος, τῷ δὲ προσελθόντι τὰ ὀπίσθια πρῶτον ἀνασύρεσθαι μέχρι τῶν ὤμων εἶτα τὰ πρόσθεν, ἀρέσασαν δὲ καὶ συμπεισθεῖσαν ἐφ’ οἷς ἂν δοκῇ συνοικεῖν· καὶ τὸ γυψὶ ῥίπτεσθαι τὸν τετελευτηκότα. τὸ δὲ πλείους ἔχειν γυναῖκας κοινὸν καὶ ἄλλων. παρά τισι δ’ ἀκούειν φησὶ καὶ συγκατακαιομένας τὰς γυναῖκας τοῖς ἀνδράσιν ἀσμένας, τὰς δὲ μὴ ὑπομενούσας ἀδοξεῖν. εἴρηται καὶ ἄλλοις ταῦτα.

[Аристобул] говорит о странных и необыкновенных обычаях жителей Таксилы. Например, те, кто из бедности не в состоянии выдать замуж своих дочерей, выводят их, когда они приходят в брачный возраст, на площадь, куда звуками труб и литавр (которыми также подают сигнал для боя) созывается народ. Мужчины подходят, и девушка, обнажившись до плеч, показывается сперва лицом, затем спиной. Если девушка понравится, и она тоже согласна на предложенные условия, то в соответствующее время они вступают в брак. Еще одна странность заключается в том, что они бросают тела умерших на съедение стервятникам и у них больше общих женщин, чем у других. Аристобул также говорит, что слышал, что у некоторых народов женщины сжигают себя на костре вместе с умершим мужем, и они счастливы: те, кто этого не делает, впадают в позор. Упоминание об этих обычаях встречается и у других писателей

Фрагмент, взятый из пятнадцатой книги Географии Страбона, не содержит имени Аристобула. Однако, если последний является подразумеваемым субъектом λέγει ("говорит"), он угадывается из непосредственно предшествующего пассажа, который соответствует фрагменту 41, где Аристобул упоминается прямо. Якоби решил сделать два фрагмента, вероятно, потому, что, несмотря на то, что оба из них привязаны к Таксиле, они рассматривают разные вопросы; Мюллер же сделал одну цитату.
Страбон не раз говорит о Таксиле и индийских мудрецах, и перед тем, как изложить, что об этом писал Онесикрит, он вставляет это краткое отступление о нравах жителей Таксилы, следуя Аристобулу.
Историка из Кассандрии особенно интересуют странные и оригинальные обычаи: это важно для оценки работы Аристобула, потому что позволяет еще раз утверждать, что она была не просто летописью азиатской экспедиции Александра, но работой, которая должна была содержать большое количество курьезов, маргинальной информации, этнографических подробностей. В этом фрагменте упоминаются четыре индийских обычая:
выставление на площади бедных девушек брачного возраста;
тела умерших бросаются в пищу стервятникам;
у них больше, чем у других, общих женщин;
смерть вдовы на костре мужа.
Фрагмент заканчивается утверждением Страбона о том, что об этих обычаях сообщали и другие авторы. Поэтому стоит посмотреть, есть ли какие–либо свидетельства в источниках. Данные о выставлении на площади самых бедных девушек уникальны. На брачных обрядах, однако, останавливается в "Индике" Арриан [1]:
"Они вступают в брак, не давая и не получая ничего, но когда девушки достигают брачного возраста, отцы ведут их на публику и предлагают тому, кто победит в борьбе, в кулачном бою или в беге, или тем, кто отличится в какой–либо другой мужской доблести".
Общим с тем, что сообщал Аристобул, является только публичное выставление девушек, в то время как остальные описанные обычаи другие: следовательно, Аристобул не является источником Арриана.
Данные о кремации вдов также можно найти в отрывке Диодора, в котором говорится о рождении этого обычая: в Индии в древние времена в брак вступали не по решению родителей, а по взаимному выбору, и это привело к разрыву многих союзов. Более того, многие недовольные жены стали любовницами других мужчин, и, не имея возможности избавиться от своих мужей, травили их. Чтобы положить конец этой широко распространенной практике, было постановлено, что вдовы должны гореть на костре своего мужа, за исключением беременных или детных [2]. Это объяснение подтверждается самим Страбоном, который в пассаже, предшествующем нашему фрагменту и происходящем, скорее всего, из Онесикрита, рассказывает, что у кафиев (племени, которое проживало между Акесином и Гиаротисом) невеста и жених выбирают друг друга, и в случае смерти мужчины женщины кремируются вместе с мужем, — это делается для того, чтобы женщины не убивали своих мужей: пугаемые перспективой быть умерщвленной, жены не испытывают соблазна отравить своего супруга во время семейной жизни [3].
Элиан в отрывке из «Varia Historia» подтверждает данные о смерти вдов на костре и многоженстве мужа (однако, не уточняя, были ли женщины общими для других мужчин); он утверждает, что вдовы (в множественном числе, что указывает на то, что мужчина может иметь больше жен) боролись за привилегию быть сожженной с телом умершего мужа [4].
О телах мертвых, бросаемых стервятникам, в источниках нет никаких полезных сравнений [5].
Хотя Страбон утверждает, что данные Аристобула находят подтверждение и в других источниках, описанные здесь обычаи, не находят места в последующих источниках, даже в работах, касающихся Индии, вроде Naturalis Historia Плиния. Следовательно, данным Аристобула, хотя, вероятно, и представляющим новинку для читателей, не сильно повезло в последующие эпохи [6].


[1] Arr., Ind. 17, 4.
[2] Diod. XIX 33.
[3] Strab. XV 1, 30 (= Onesicr., FGrHist 134 F 21).
[4] Ael., VH VII 18: «У индов женщины умирают одновременно с мужьями. За это соревнуются жены умершего, и ту, на которую выпадет жребий, сжигают вместе с мужем».
[5] В более позднем отрывке Страбон, ссылаясь на Мегасфена, сообщает, что у индейцев были маленькие и простые могилы, утверждение, которое можно было бы противопоставить тому, что было сказано Аристобулом (см. XV 1, 54 = Megasthenes, FGrHist 715 F 32). Однако следует также учитывать, что Аристобул говорит не об индийских обычаях в целом, а о таксильских.
[6] Что касается более древних, чем Аристобул, авторов, то в фрагментах Ктесия, например, обычаи жителей Таксилы не упоминаются.

F 43: Александр и сын Пора

Arr., An. V 14, 3

Ἀριστόβουλος δὲ λέγει τὸν Πώρου παῖδα φθάσαι ἀφικόμενον σὺν ἅρμασιν ὡς ἑξήκοντα πρὶν τὸ ὕστερον ἐκ τῆς νήσου τῆς μικρᾶς περᾶσαι Ἀλέξανδρον· καὶ τοῦτον δυνηθῆναι ἂν εἶρξαι Ἀλέξανδρον τῆς διαβάσεως χαλεπῶς καὶ μηδενὸς εἴργοντος περαιωθέντα, εἴπερ οὖν καταπηδήσαντες οἱ Ἰνδοὶ ἐκ τῶν ἁρμάτων προσέκειντο τοῖς πρώτοις τῶν ἐκβαινόντων· ἀλλὰ παραλλάξαι γὰρ ξὺν τοῖς ἅρμασι καὶ ἀκίνδυνον ποιῆσαι Ἀλεξάνδρῳ τὴν διάβασιν· καὶ ἐπὶ τούτους ἀφεῖναι Ἀλέξανδρον τοὺς ἱπποτοξότας, καὶ τραπῆναι αὐτοὺς οὐ χαλεπῶς, πληγὰς λαμβάνοντας. οἱ δὲ καὶ μάχην λέγουσιν ἐν τῇ ἐκβάσει γενέσθαι…

Аристобул сообщает, что сын Пора прибыл с шестьюдесятью колесницами прежде чем Александр завершил последний переход с маленького острова. И он мог бы помешать переправе Александра, которому было трудно пройти (хотя никто не мешал ему), если бы инды, соскочив с колесниц, напали на первых македонян, выходящих из реки. Но принц проехал мимо, и Александр совершил переход, не встретив препятствий. Против индийских войск Александр послал конных лучников и легко обратил их в бегство, после того как они получили много ран. Другие сообщают, что битва произошла в месте высадки

Цитата из Арриана следует сразу за описанием перехода Гидаспа Александром и македонскими войсками.
Согласно рассказу Арриана, с македонским правителем находились на трентареме Пердикка, Лисимах и Селевк. Видя наступление македонских войск, часовые Пора поспешили донести эту новость царю. Высадившись первым, Александр двинулся с конницей, но не заметил, что он не на материке, а на другом острове реки [1]. Дождь ухудшил условия, но Александру удалось нащупать брод и завершить переправу. Прибыв на материк, он развернул войска и, взяв с собой всадников, быстро продвигался, рассчитывая в случае контратаки удерживать удар до прибытия пехоты, или, напугав врагов своей отвагой, преследовать их без остановки [2].
Здесь Арриан вставляет цитату Аристобула, которая касается именно этого предварительного столкновения между македонцами и индами. Интересно, что, по словам Аристобула, сын Пора прибыл с шестьюдесятью колесницами прежде, чем Александр завершил переправу с маленького острова. Незадолго до этого, однако, Арриан описал остров как очень обширный («не зная места, он не заметил, что он высадился не на материке, а на очень обширном острове") [3]. Можно поэтому предположить, что Аристобул не является источником Арриана для переправы через Гидасп: историк из Никомедии, возможно, использовал здесь Птолемея, который также упоминается среди телохранителей, сопровождавших Александра на трентареме [4].
Согласно версии Аристобула, сын Пора смог бы предотвратить переправу попавшего в затруднение Александра, если бы атаковал первых вышедших из реки, но он проследовал со своими шестьюдесятью колесницами мимо, не доставив македонцам проблем. Македонский царь сумел с первой высадки бросить против индов конных лучников, и легко обратил врагов в бегство.
Затем Арриан сообщает еще две версии событий: согласно первой, анонимной, в момент высадки произошло столкновение между силами сына Пора (который имел не только шестьдесят аристобуловых колесниц) и конницей Александра. В битве Александр был ранен сыном Пора, и Буцефал, любимый конь, тоже был ранен индийским царем [5]. Тут, похоже, нет полезных данных для определения источника, используемого здесь Aррианом.
Вторая версия, с которой Арриан по его словам согласен, прямо приписывается Птолемею [6]. Это очень подробная история: по словам Птолемея Пор послал своего сына, но не с шестьюдесятью, а со сто двадцатью колесницами и двумя тысячами всадников [7]. Однако Александр опередил его, успев перейти вброд, и послал против него верховых лучников, став во главе кавалерии. Однако, когда он понял фактическое число вражеских войск, он быстро напал на них с кавалерией и обратил в бегство: погибли четыреста вражеских всадников, в том числе сын Пора, и были захвачены все колесницы.
Три версии разноречат как в количестве войск и колесниц, так и в роли, которую играет Александр.
Аристобул, кажется, хочет подчеркнуть удачу царя, избежавшего в сложной ситуации нападения со стороны врага, который по неуказанным причинам не использует предоставленную ему возможность. Эта подразумеваемая характеристика Александра как счастливчика, обласканного удачей, похоже, используется Аристобулом и в других случаях (например, в эпизоде с сирийской пророчицей, которая спасает его от заговора пажей), и, возможно, может представлять один из лейтмотивов его работы.
В анонимной же версии Александр, ухитрившись обратить в бегство врага, не только ранен, но и теряет любимого коня: действия македонского царя поэтому представлены в дурном свете.
Наконец, Птолемей, кажется, проводит военную и стратегическую экспертизу действий Александра, которому не только удается опередить врага, но и у которого, когда он сразу угадал размер индийских войск, не возникает много проблем, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу и добиться лучших результатов, убив также вражеского полководца, сына Пора.
Эпизод со столкновением македонцев и индов после пересечения Гидаспа представлен и другими источниками [8].
Плутарх не сообщает о первом острове, встреченном Александром при переходе вброд, но сообщает о втором, небольшом, подтверждая данные Аристобула и подчеркивая неблагоприятные погодные условия, как и Арриан. Биограф, однако, не упоминает сына Пора. Согласно его рассказу, взятому из писем Александра («события кампании против Пора были рассказаны самим Александром в письмах» [9]), македонский царь, переправившись через реку, вывел кавалерию на двадцать стадий перед пехотой; это решение объясняется Плутархом с приведением тех же соображений, о которых сообщал Арриан [10]. Они двинулись против тысячи всадников и шестидесяти колесниц, и им удалось обратить их вспять, захватить все колесницы и убить четыреста всадников. Точки соприкосновения между версиями Плутарха и Птолемея–Арриана очевидны, хотя они различаются по количеству индийских колесниц и всадников. Вероятно, что Птолемей и письма Александра сообщали официальную версию, одобренную самим правителем и его окружением.
История Курция, с другой стороны, радикально отличается от рассказов Арриана и Плутарха. Прежде всего, у Курция нет упоминания о двух островах, поэтому армия пересекает реку прямо с одного берега на другой [11]; более того, тут же выходит на сцену Пор, и он посылает своего брата Спитака с сотней квадриг и четырьмя тысячами всадников [12]. Затем следует длинный и подробный рассказ о великой битве между Александром и Пором, которая в вышеупомянутых источниках происходит позднее [13].
Касаясь индийского контингента, источники существенно разноречат; в то время как Птолемей (и с ним Арриан) и Плутарх сходятся в количестве павших, Аристобул числа убитых индов не упоминает. Кроме того, следует подчеркнуть, что как Аристобул, так и Плутарх (который также, похоже, следует Птолемею) сообщают, что индийских колесниц был шестьдесят, что может свидетельствовать о том, что Плутарх включил в свой текст и данные историка из Кассандрии.
Наконец, говоря об этом эпизоде, необходимо сосредоточиться на следующем отрывке Арриана:
"Но Птолемей, сын Лага, которому я следую, сообщает другую версию. В самом деле, он также утверждает, что Пор послал своего сына, но не с одними шестьюдесятью колесницами. Похоже маловероятно, что Пор, услышав от часовых, что сам Александр или часть его армии пересекли Гидасп, послал своего сына лишь с шестьюдесятью колесницами. В самом деле, если бы эти колесницы были отправлены на разведку, их было бы много, и им было бы нелегко маневрировать в случае отступления; если же их послали, чтобы воспрепятствовать врагам, которые еще не завершили переправу, и уничтожать тех, кто выходил из реки, их ни в коем случае не было бы достаточно для ведения боя. Однако (Птолемей) сообщает, что сын Пора прибыл с двумя тысячами всадников и со ста двадцатью колесницами, но Александр опередил его, завершив последнюю переправу с острова" [14].
Если замечания о размере индийского контингента принадлежат не Арриану, а Птолемею, то предоставление авторства последнему имело бы важное значение для взаимосвязи между его работой и работой Аристобула: фактически Птолемей, комментируя данные историка из Кассандрии, должен был прочитать его работу и затем составить свой труд позднее.
Это предположение, однако, было подвергнуто сомнению прежде всего на основе анализа стиля Арриана. Скорее всего Арриан использовал данные Птолемея для обоснования своего личного комментария. Следовательно, если, как представляется, комментарий принадлежит не Птолемею, а Арриану, мы не можем приводить этот отрывок как свидетельство того, что Птолемей писал позже Аристобула, как предполагалось в течение длительного времени.


[1] Речь идет о втором острове, встреченном македонцами во время переправы через Гидасп. О первом см. Arr., An. V 11.
[2] Arr., An. V 13, 1-14, 2.
[3] Arr., An. V 13, 2.
[4] Arr., An. V 13, 1. Шмидер предложил исправить "маленький" на "большой", которая коррекция кажется притянутой за уши, если только не предположить, что Арриан следует двум различным источникам.
[5] Arr., An. V 14, 4.
[6] Arr., An. V 14, 4 – 15, 2.
[7] Арриан стремится указать, что шестьдесят колесниц, о которых сообщал Аристобул, не заслуживают доверия, потому что их слишком много для простой разведки и слишком мало, чтобы помешать переправе вброд. См. Arr., An. V 14, 6.
[8] У Диодора и Юстина не представлен.
[9] Plut., Alex. 60, 1.
[10] Plut., Alex. 60, 7 = Arr., An. V 14, 2.
[11] Curt. Ruf. VIII 13, 26-27.
[12] Curt. Ruf. VIII 14, 2.
[13] Curt. Ruf. VIII 14.
[14] Arr., An. V 14, 4-6 (= Ptol., FGrHist 138 F 20).

F 44: Аристобул и Александр

Lucian., Quom. hist. conscr. 12

Ὥσπερ Ἀλέξανδρος Ἀριστοβούλου μονομαχίαν γράψαντος Ἀλεξάνδρου καὶ Πώρου, καὶ ἀναγνόντος αὐτῷ τοῦτο μάλιστα τὸ χωρίον τῆς γραφῆς — ᾤετο γὰρ χαριεῖσθαι τὰ μέγιστα τῷ βασιλεῖ ἐπιψευδόμενος ἀριστείας τινὰς αὐτῷ (…) — λαβὼν τὸ βιβλίον — πλέοντες δὲ ἐτύγχανον ἐν τῷ ποταμῷ τῷ Ὑδάσπῃ — ἔρριψεν ἐπὶ κεφαλὴν ἐς τὸ ὕδωρ ἐπειπών, ‘Καὶ σὲ δὲ οὕτως ἐχρῆν, ὦ Ἀριστόβουλε, τοιαῦτα ὑπὲρ ἐμοῦ μονομαχοῦντα καὶ ἐλέφαντας ἑνὶ ἀκοντίῳ φονεύοντα’.

Как случилось с Аристобулом, который описал поединок между Александром и Пором и, читая царю именно этот отрывок из своего произведения, — он думал сделать что–то приятное государю, ложно приписывая ему великие достижения и героические действия — Александр взял книгу (в это время они плыли по Гидаспу), и бросил ее в реку, сказав: «И с тобой надо поступить так, Аристобул, за то, что ты заставил меня сражаться в столь нелепых поединках и приписал мне убийство слонов единственной стрелой!»

F 45: Главганики

Arr., An. V 20, 2

αὐτὸς δὲ ἤλαυνεν ὡς ἐπὶ τοὺς προσχώρους τῇ Πώρου ἀρχῇ Ἰνδούς. ὄνομα δὲ ἦν τῷ ἔθνει Γλαυγανῖκαι, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος, ὡς δὲ Πτολεμαῖος, Γλαῦσαι.

Александр двинулся против индов, которые граничили с царством Пора. Назывались они главганиками согласно Аристобулу, или главсами по Птолемею

Фрагмент следует сразу за рассказом о сражении между Александром и Пором [1].
Воздав честь павшим в сражении, принеся жертвы и учредив агоны, Александр оставил Кратера с частью армии в окрестностях Гидаспа, чтобы укрепить города, которые он основал там, и двинулся вперед по индийскому региону [2]. Именно сюда вставляется цитата Аристобула, противоречащего Птолемею, касательно названия этого народа, граничившего с царством Пора.
Этот фрагмент ономастического характера еще раз показывает интерес Аристобула к схожим подробностям.
Фрагмент Арриана кажется прежде всего эрудированным отступлением, также потому, что он не использует эту информацию позже и прямо заявляет, что ему неинтересно знать правильное название («какое из двух имен настоящее, мне безразлично») [3].
Кроме того, оба названия уникальны, поэтому невозможно реконструировать, какая версия была принята другими источниками.


[1] О битве между Александром и Пором см. Arr., An. V 16-19. Арриан датирует ее архонтством Гегемона в Афинах, в месяце Мунихионе, что соответствует апрелю/маю 327/6 г.
[2] Arr., An. V 20, 1. Об экспедиции в северную зону между Гидаспом и Акесином см. Diod. XVII 89, 4-5; Strab. XV 1, 29; Curt. Ruf. IX 1, 4.
[3] Arr., An. V 20, 2.

F 46: Ранение Александра у маллов

Plut., De Alex. fort. II 9 p. 341 C:

ἐν Μαλλοῖς τοξεύματι διπήχει διὰ τοῦ θώρακος εἰς τὸ στῆθος (sc. ἐτρώθη ᾽Αλέξανδρος)· ὑπελάσας <δὲ πρὸς τὸ τεῖχος πληγὴν ὑπέρου> ἔλαβε κατὰ τοῦ αὐχένος, ὡς ᾽Αριστόβουλος ἱστόρηκε.

У маллов он был пронзен в грудь через панцирь стрелой длиною в два локтя <a href="#_ftn1" name="_ftnref1" title="">[1]</a> . В то время как он скакал к стенам <a href="#_ftn2" name="_ftnref2" title="">[2]</a> , он получил удар дубиной в шею, как передал Аристобул

Фрагмент 46 Аристобула, взятый из второй речи De Alexandri fortuna aut virtue, включен в список ранений, полученных Александром в течение всей его жизни, и направлен на то, чтобы доказать, что все успехи, достигнутые им, не были достоянием везения, но были оплачены кровью, в отличие от других правителей, которые были коронованы отцом и поэтому им не нужно было завоевывать власть [3]. Плутарх воображает, что на суде в защиту Александра говорит Παρρησία (свободоречие), выступая против Τύχη (судьбы).
Список ран, о которых сообщил Александр, также можно найти в первой речи De Alexandri fortuna aut virtue [4]. Здесь Плутарх заставляет Александра говорить от первого лица, воображая, что македонский правитель сказал бы Фортуне, которой приписываются его достижения. Александр начинает свою речь с заявления о том, что он не хочет, чтобы его сравнивали с правителями вроде Дария или Сарданапала, которые взошли на трон благодаря рождению: он же обрел владычество своей империей с помощью военной силы не щадя себя: его тело, по сути, «несет множество отметин не благоприятной, а враждебной судьбы» [5].
Здесь царь начинает перечисление ран, которое стоит сравнить со списком из второй речи, откуда взят фрагмент Аристобула [6]:

De Alexandri fortuna aut virtute

Первая речь

De Alexandri fortuna aut virtute

Вторая речь

У иллирийцев ранен в голову камнем и в шею дубиной

При Гранике ранен варварской саблей в голову

При Гранике меч разрубил ему шлем до волос

При Иссе ранен мечом в бедро

При Иссе ранен мечом в бедро (Харет)

Под Газой ранен в лодыжку стрелой; вывихнул плечо после падения с лошади

Под Газой ранен дротиком в плечо

Под Маракандой вражеская стрела повредила берцовую кость

Под Маракандой ранен стрелой в ногу, так что из раны выступила расколотая кость

В Гиркании ранен камнем в затылок, так что ухудшилось зрение

Ранения в Индии

У ассакенов ранен в затылок дротиком

У аспасиев ранен стрелой в плечо

У гандаридов ранен стрелой в ногу

У маллов ранен в грудь стрелой; получил удар в шею дубиной; упал, когда сломалась лестница

У маллов ранен в грудь стрелой длиною в два локтя; получил удар в шею булавой (Аристобул)

Перешел Танаис и преследовал скифов, страдая от дизентерии

Как можно сразу отметить, в первой речи Плутарх не называет источников, в то время как во второй помимо Аристобула упоминается Харет [7]. В остальном оба списка очень похожи, хотя первый кажется немного более подробным.
Что касается упомянутого ранения у маллов, то в первой речи, хотя в ней и не упоминается имя Аристобула, добавляются подробность падения с лестницы и способ, которым македонский царь был спасен [8]. Эти слова вложены в уста Александра [9]:
"У маллов стрела из лука пронзила мою грудь, оставив в ней наконечник, и я был ранен дубиной; затем, когда лестницы у стен сломались, меня защитила сама Судьба, сделав столь дорогой подарок не прославленным противникам, а неизвестным варварам. Если бы Птолемей не поднял надо мной свой щит, если бы Лимней не упал, подвергшись вместо меня бесчисленным ударам, и если бы у македонцев не хватило смелости и силы обрушить стену, то эта варварская и неизвестная деревня стала бы могилой Александра".
Так, к информации фрагмента Аристобула (Александр, раненный через панцирь в грудь стрелой в два локтя и пораженный в шею дубиной при приближении к стенам), добавляются данные, когда из–за поломки лестницы Александр обнаруживает себя в одиночку и в окружении врагов.
Ни в одной из двух речей, однако Плутарх не дает никаких указаний на историю события, на его размещение в диахронической последовательности экспедиции Александра и на обстоятельства, вызвавшее поражение македонского правителя. Более точные данные однако можно получить из биографии Александра, где Плутарх останавливается на произошедшем более исчерпывающим образом [10].
После отказа армии пересечь Ганг Александр движется, чтобы увидеть океан и построить корабли, плыть по реке, высаживаясь, чтобы нападать на города, которые он встречал, и подчинить регион. Он едва не был убит у маллов, которые "считались самыми воинственными среди индов" [11]: во–первых, фактически он поднялся по лестнице на стену, но лестница сломалась, и варвары, которые столпились у основания стены, нацелились на него снизу. Оставшись один, Александр бросился в гущу врагов, упав на ноги. Когда он размахивал своим оружием, варвары вроде бы увидели перед собой светящийся призрак, и убежали; однако, заметив, что он один с двумя оруженосцами, они вернулись и напали на него: один поразил его стрелой, которая вонзилась в кость у соска. Когда царю уже наступал конец, к нему бросились Певкеста и Лимней, и первый был ранен, а второй умер [12]. Александр также был поражен в шею пестом, но македонцы, наконец, пришли и забрали его.
Рассказ, взятый из Жизни Александра, добавляет подробности, но имеет и некоторые расхождения.
Прежде чем сравнивать эти пассажи, следует также упомянуть, что эти события упоминаются в другом отрывке из второй речи De Alexandri fortuna aut virtute. В этом случае доблесть Александра сравнивается с доблестью других известных людей: Брасид отличился пробегом вражеский лагерь, расположенный у моря около Метоны; Александр, однако, прославился тем, что у оксидраков прыгнул со стен в гущу врагов, которые встретили его с копьями, мечами и дротиками. Затем он рассказывает историю о том, как Александр был спасен, но имена троих, которые первыми пришли на помощь государю, не названы [13]. Интересно отметить, что Плутарх помещает этот эпизод не у маллов, как в пассажах, проанализированных выше, а среди оксидраков.
Это наиболее важные различия между анализируемыми пассажами: прежде всего, локация ранения, у маллов или у оксидраков. Затем следует подчеркнуть, что видение светящегося призрака обнаружено только в биографии, но не в двух других свидетельствах [14].
Кроме того, в пассаже первой речи Александр подчеркивает, что он оказался один среди врагов, в то время как в биографии говорится о двух оруженосцах, которые были с македонским правителем. Это несоответствие может быть объяснено риторическим характером речи. Плутарх, описывая самому правителю нанесенные раны, указывает на то, что судьба не только не помогла македонскому правителю, но и затруднила его, заставляя его оказаться в одиночку среди варваров. Поэтому вполне вероятно, что Плутарх изменил повествование своего источника, чтобы подчеркнуть риск, которому подвергался Александр.
В заключение надо сказать о главных героях спасения македонского государя: во фрагменте Аристобула не упоминается о спасении Александра после ранения; в цитате из первой речи заслуги приписываются Птолемею и Лимнею, которые попали под удары врага. В биографии македонского правителя, с другой стороны, спасителем царя вместе с Лимнеем, отдавшим свою жизнь за Александра, был Певкеста.
Это заставляет нас думать, что Плутарх, хотя и следует, как он сам признает во второй речи, истории Аристобула, имел перед собой по эпизоду с маллами другие источники. Это представляет проблему для реконструкции аристобуловых данных по эпизоду: если точно известно, что историк из Кассандрии поместил его у маллов (а не у оксидраков) и что согласно его рассказу Александр был ранен в грудь стрелой и в шею дубиной, невозможно восстановить его версию борьбы царя с его врагами или спасения Александра. Важный факт, однако, может быть получен из другого фрагмента историка из Кассандрии: во фрагменте 50, посвященном переходу Александра в Кармании, говорится, что Певкеста был назначен телохранителем, а затем сатрапом Персии в знак доверия и за действия против маллов (ἐπὶ τῷ ἐν Μαλλοῖς ἔργῳ) [15]. На основе этого сравнения можно утверждать, что Певкеста в повествовании Аристобула играл первостепенную роль в событиях, происходящих у маллов.
Стоит сделать краткий обзор других источников, которые обсуждают этот эпизод. Диодор широко рассказывает о кампании против маллов, а также о ранении Александра. Вот основные черты его рассказа [16]:
Маллы и сидраки — воинственные народы и многолетние враги, которые по прибытии Александра объединились против македонцев.
При подготовке к нападению на первый город прорицатель Демофонт объявляет Александру, что он подвергнется большой опасности во время осады из–за ранения. Александр упрекнул его за то, что он понижает боевой дух войск, и пошел на стены.
Александр первым входит в город и направляется к стенам цитадели.
Александр поднимается по лестнице, и сверху поражает врагов в цитадели.
Враги, вначале растерявшиcь, реагируют, направляя на царя стрелы и копья. Македонцы несут две лестницы, чтобы помочь Александру, но лестницы ломаются.
Затем македонский государь оказывается один за стенами и, опираясь на дерево, умудряется противостоять натиску врагов.
Стрела попадает Александру в грудь, и он опускается на колено. Александру удается убить ударом меча инда, ранившего его.
Певкеста, поднявшись по другой лестнице, приходит на помощь государю.
Другие македонцы подоспели к нему, спасли Александра и устроили резню варваров.
Так, по словам Диодора, Александр был ранен только стрелой, его лестница не ломалась, но он сам проявил мужество и прыгнул в гущу врагов, стоящих перед ним, в одиночку. Только Певкеста назван среди тех, кто пришел ему на помощь и отвел его в безопасное место. Наконец, следует подчеркнуть, что историк остается расплывчатым в отношении местоположения эпизода, не уточняя, принадлежал ли атакованный город маллам или сидракам (другое название оксидраков).
Краткое упоминание в этом эпизоде находится и у Страбона, который сообщает, что у маллов Александр чуть не умер из–за раны, полученной во время осады небольшого города [17]. Aрриан также представляет свою версию, рассказывая о кампании против маллов [18]. Описаны все этапы осады от восхождения Александра на вражеские стены до прыжка в гущу противников. К царю немедленно присоединились Певкеста, Леоннат и Абрея, который вскоре после этого пал от стрелы [19]. Александр также был поражен дротиком в грудь и потерял много крови. К счастью, когда все трое оставшихся в живых были на последнем издыхании, македонцы смогли войти в цитадель, чтобы устроить массовое убийство врагов и забрать тяжело раненого царя.
Интересно отметить, что историк из Никомедии, рассказав историю, представляет другие версии и заявляет [20]:
"Об этом случае историки написали много других вещей, и молва, подхватив их от первых, кто послал их, сохранила их нам и не преминет передать эти версии и дальше, если они не будут остановлены нашей работой. Прежде всего, существует общее мнение, что это ранение произошло у оксидраков, тогда как на самом деле оно имело место у маллов, отдельного племени Индии, и город принадлежал маллам, и именно маллы его ранили".
Полемические намерения Арриана очевидны, хотя историк не указывает прямо, против кого адресовано его обвинение и кто является авторами, распространяющими неверную версию.
Фрагмент 46 позволяет нам сказать, что Аристобул был среди тех, кто утверждал, что эпизод произошел у маллов, которую версию Арриан считал правдивой. Последний также прямо ссылается на историка из Кассандрии при поиске местоположения битвы при Гавгамеле (фрагмент 16), поэтому очевидно, что Аристобула по мнению Арриана и здесь следует включить в число надежныхисториков.
Какие историки считали, что этот эпизод произошел у оксидраков? Как уже было сказано, Страбон поместил его среди маллов, и это заставляет нас думать, что он имел перед собой Аристобула, хотя он не задерживается на эпизоде, лишив нас дальнейших элементов для идентификации своего источника. Диодор остается расплывчатым, и поэтому невозможно с уверенностью получить его мнение. Курций Руф помещает ранение Александра у судраков, следуя тем самым традиции, отличной от традиции Аристобула [21]. Юстин помещает его у мандров и судраков, не указывая ничего другого, но эти два этнонима указывают, что источник здесь не Аристобул [22].
Эпизод повторяется в других источниках. Павсаний утверждает, что, по мнению македонцев Птолемей был сыном Филиппа, в свою очередь, сына Аминта, и совершил великолепные дела в Азии, принеся пользы Александру больше, чем кто–либо другой, когда царь подвергся серьезной опасности в стране оксидраков [23].
Лукиан в воображаемом диалоге между Филиппом и Александром в подземном мире напоминает Александру о его пренебрежении опасностью, когда он первым прыгнул за стены оксидраков [24]. Также Аппиан упоминает эпизод с македонским царем у оксидраков, когда, во время подъема на стену лестница сломалась, и он застрял на вершине; он бросился в гущу врагов и получил серьезные ранения в грудь и удар дубиной по шее; он был спасен македонянами, которые бросились через ворота [25].
Наконец, Стефан Византийский упоминает о ранении Александра оксидраками, заявив, что македонский царь был спасен Птолемеем [26].
C определенной точки зрения версия о ранении Александра у оксидраков берет верх, особенно не в строго историографических работах, например, Лукиана или Павсания, с которыми, возможно, полемизирует Арриан.
Затем Арриан выделяет две другие ошибки источников в этом эпизоде: в первую очередь, количество ранений; некоторые полагают, что Александр получил удар по шлему бревном, в то время как Арриан говорит, что согласно Птолемею, он получил только рану в грудь [27]. Кроме того, самая серьезная ошибка — что Птолемей поднялся по лестнице с Певкестой и затем защитил царя щитом, получив за это прозвище Сотер [28]. Вместо этого, говорит Арриан, сам Птолемей утверждает, что не принимал участия в этих военных действиях, потому что он был занят со своими войсками против других варваров [29].
Что касается количества ранений, то краткий анализ источников показывает, что один Аристобул упоминает ранение в шею дубиной [30]. Очень интересно отметить вывод Аппиана, который, однако, помещает ранение у оксидраков, и это не позволяет возвести его цитату к Аристобулу [31].
Факт, что Арриан использует авторство Птолемея против тех, кто утверждал, что Александр был ранен дважды, не обязательно означает, что в своей работе Птолемей прямо полемизировал с Аристобулом, тем более что Арриан не упоминает историка из Кассандрии в этом эпизоде, и, следовательно, не подчеркивает, как он делает иногда, его несогласие с версией Птолемея.
Что касается тех, кто спас Александра, то и в этом случае традиция представляет много вариаций. Как мы уже говорили, из фрагмента 50 можно сделать вывод, что Аристобул приписал эту заслугу Певкесте, хотя это не исключает того, что он упомянул и других товарищей Александра, которые могли бы участвовать в спасении. В этом случае можно заметить, что Аристобул, Птолемей и Диодор не упоминают будущего царя Египта как главного героя истории. Кроме того, Арриан еще раз молчит об адресате своей полемики, и, следовательно, не предлагает указаний на то, какие источники распространяют версию активной роли Птолемея в спасении Александра от варваров. Однако нам на помощь приходит пассаж Курция Руфа, который, после того, как он подробно рассказал об этом эпизоде обычно драматичным тоном, заявляет: «Клитарх и Тимаген сообщают, что Птолемей, будущий царь, присутствовал в этой битве; но сам он, у которого не было причин умалять свою славу, говорит, что он не участвовал в ней, потому что его послали на другое задание» [32].
Следовательно, к этим двум авторам следует отнести первое упоминание о присутствии Птолемея в этой битве, даже если из цитаты из Курция невозможно подтвердить, что они приписали будущему царю Египта спасение Александра. Впоследствии эта версия была взята на вооружение более поздними авторами вроде Павсания, а также включена в состав романа об Александре, и эта широко распространенная тенденция, призванная приписать заслуги Птолемею, является объектом критики со стороны Арриана [33].
В заключение скажем: версия Аристобула особенна двумя ранениями, в то время как от остальных, по–видимому, по мнению Арриана следует самая надежная традиция: ранение произошло у маллов, и, прежде всего, спас царя Певкеста, а не будущий царь Египта, как указывают источники птолемеевской среды.
Таблица 12. Источники о ранении Александра у маллов



Источники

Локализация

Тип ранения

Оружие, которым он ранен

Спасители Александра

Аристобул (F 46; F 50)

Маллы

Рана в грудь

Удар по шее

Стрела в два локтя длиной

Дубина

Певкеста

Птолемей (F 26)

Рана в грудь

De Alexandri Magni Fortuna aut virtute,

Первая речь

Маллы

Рана в грудь

Удар по шее

Стрела

Булава

Текст, похоже, подразумевает, что Александр был ранен еще до падения с лестницы.

Птолемей

Лимней

De Alexandri Magni Fortuna aut virtute,

Вторая речь

Оксидраки

Рана в грудь

Три анонима

Плутарх,

Жизнь Александра

Маллы

Рана в грудь

Стрела

Александр ранен в стенах врага

Певкеста

Лимней

Диодор

Не указано

Рана в грудь

Удары по шлему и щиту

Стрела

Александр ранен в стенах врага

Певкеста

Страбон

Маллы

Арриан

Маллы

Рана в грудь

Дротик

Певкеста

Леоннат

Абрея

Курций Руф

Сидраки

Рана в грудь

Стрела в два локтя длиной

Ранен после прыжка за стену

Певкеста

Тимей

Леоннат

Аристон

Юстин

Не указано

Рана в грудь

Стрела

Лукиан

Оксидраки

Павсаний

Оксидраки

Птолемей

Аппиан

Оксидраки

Рана в грудь

Удар по шее

Дубина (ранен в грудь)

Ранен после прыжка за стену

Стефан Византийский

Оксидраки

Птолемей


[1] Около 44 сантиметров. См. Curt. Ruf. IX 5, 9, который сообщает, что инды использовали стрелы аналогичной длины.
[2] Фрагмент представляет собой выражение, в котором предполагается пробел. Ни один из многочисленных источников, приводящих этот эпизод, как мы увидим, не намекает на факт, что Александр был верхом на лошади: описывается македонский царь, который бросается на лестницу, а затем в гущу врагов.
[3] Plut., de Alex. fort. II 9, 341a.
[4] Plut., de Alex. fort. I 2, 327a-b.
[5] Plut., de Alex. fort. I 2, 327a.
[6] Еще один список ранений Александра (без указания, в каких случаях), можно найти у Арриана в речи македонского царя армии, которая восстала у Описа (Arr., An. VII 10, 2).
[7] Chares, FGrHist 125 F 6 .
[8] Маллы были воинственным племенем Пенджаба, которое населяло область между Гидраотом и Гифасисом, притоками Инда. Кампания Александра против маллов и оксидраков (другого племени области) помещается в 326/5 г. См. Diod. XVII 98-100; Strab. XV 1, 33; Curt. Ruf. IX 4, 5 ; Arr., An. VI 9-11; Just., Epit. XII 9.
[9] Plut., De Alex. fort. I 2, 327b.
[10] Plut., Alex. 63.
[11] Plut., Alex. 63, 2.
[12] Певкеста, сын Александра из Миезы, принадлежал к группе гипаспистов. Согласно некоторым источникам, после спасения царя он получил звание восьмого телохранителя и был назначен сатрапом Персии вместо Орксина. После смерти Александра он оказывается телохранителем Филиппа III Арридея в 320 году; в 316 г. был с Эвменом в битве против Антигона в Габиене; после поражения кардийца он переходит на сторону Антигона, который отнял у него сатрапию Персии. Ничего не известно о его конце. См. Arr., An. VI 28, 4; VII 5, 4; 23, 1; 30, 2; Ind. 18, 6; Diod. XVII 99, 4; 110, 2; Curt. Ruf. IX 5, 14; Plut., Eum. 14. Лимней упоминается только Плутархом и Курцием Руфом (IX 5, 15-16) и только в этом эпизоде.
[13] Plut., de Alex. fort. II 343d – 344a.
[14] «Чудо» и страх, которые вызвали падение Александра в гущу врагов, также упоминаются в другом отрывке второй речи (Plut., de Alex. fort. II 343d – 344a).
[15] F 50 (= Arr., An. VI 28, 3).
[16] Diod. XVII 98-99.
[17] Strab. XV 1, 33.
[18] Рассказы Арриана и Курция Руфа (см. IX 4, 26 - 5, 20), являются наиболее обширными и подробными описаниями осады (Arr., An. VI 9-11).
[19] Биографию Леонната см. в комментарии к F 10. Абрея, обозначенный эпитетом διμοιρίτης, «на двойной оплате», упоминается только Аррианом для этой осады, во время которой он погиб (Arr., An. VI 9, 3; 10, 1; 11, 7).
[20] Arr., An. VI 11, 2-3.
[21] Curt. Ruf. IX 4, 26.
[22] Just., Epit. XII 9, 4.
[23] Paus. I 6, 2.
[24] Lucian.., Dial. Mort. 14.
[25] APP., Bell. Civ. II 152.
[26] STEPH. BYZ., s.v. Ὀξυδράκαι.
[27] Arr., An. VI 11, 7 (= Ptol., FGrHist 138 F 26).
[28] Прозвище было присвоено ему только в 304 году родосцами за его помощь им во время осады Деметрия; в Египте он получил его только после смерти (Paus. I 8, 6; о вмешательстве Птолемея в пользу Родоса см. Diod. XX 92-100).
[29] Arr., An. VI 11, 8 (= Ptol., FGrHist 138 F 26).О действиях, в которых был занят Птолемей, см. Arr., An. VI 5, 6-7; 13, 1.
[30] К Аристобулу восходит также пассаж из первой плутарховой речи (Plut., De Alex. fort. I 327a-b). Диодор также упоминает о многочисленных ударах по шлему и щиту Александра перед ранением в грудь (Diod. XVII 99, 3).
[31] APP., Bell. civ. II 152.
[32] Curt. Ruf. IX 5, 21 (= Clitarchus, FGrHist 137 F 24; Timagenes, FGrHist 88 F 3). Согласно сообщению Курция, первым, кто прыгнул за стену, чтобы спасти государя, был Певкеста, за которым следуют Тимей, Леоннат и Аристон (IX 5, 14-15).
[33] [Callisth.] III 4, 14, 5.

F 47: Диоксипп и ихор

Ath. VI 57, 251a

᾽Αριστόβουλος δέ φησιν ὁ Κασσανδρεὺς Διώξιππον τὸν ᾽Αθηναῖον παγκρατιαστὴν τρωθέντος ποτὲ τοῦ ᾽Αλεξάνδρου καὶ αἵματος ῥέοντος εἰπεῖν "ἰχὼρ οἷόσπερ τε ῥέει μακάρεσσι θεοῖσι".

Аристобул из Кассандрии сообщает, что когда Александр был ранен и у него текла кровь, панкратиаст Диоксипп из Афин сказал: "Ихор, который течет в венах бессмертных богов

Фрагмент 47 взят из шестой книги "Дипнософистов" Афинея. После параситов автор описывает льстецов, обращая особое внимание на тех, кто был при дворе царей. В разделе, посвященном Александру, главный герой одного из эпизодов, Анаксарх, услышав сильный гром, повернулся к царю и спросил, его ли это работа; правитель Македонии, смеясь, отрицал, утверждая, что он не так ужасен, как сам Анаксарх, который во время обедов пытался убедить его уничтожать сатрапов и царей.
Сразу после этого Афиней вставляет фрагмент Аристобула.
Диоксипп был спортсменом, известным своими многочисленными победами в панэллинских играх [1]; он также победил на 100‑й Олимпиаде (336 г.). Плиний рассказывает, что художник Алкимах нарисовал его портрет [2]. Его сестра была вовлечена в серьезный скандал с адюльтером Ликофрона (обвиняемого Ликургом и защищаемого Гиперидом), и это, возможно, заставило спортсмена покинуть Афины [3]. Более того, у Плутарха и Элиана есть анекдот, согласно которому Диоген, видя, что Диоксипп, который въехал в город на колеснице после олимпийской победы, не мог оторвать глаз от красивой девушки и то и дело поворачивался, чтобы полюбоваться ею, воскликнул, что девчонка свернула шею здоровяку [4].
Из фрагмента Аристобула и из других источников, которые будут проанализированы, мы обнаружим, что Диоксипп следовал за Александром в его экспедиции, хотя невозможно понять, с какого времени или какой срок. О его смерти есть сведения из некоторых источников. По словам Диодора и Курция Руфа, Диоксипп во время пира в присутствии Александра был вызван на поединок одним македонцем. Во время боя, пока македонец представился полностью вооруженным, Диоксипп оказался голым и вооруженным одной дубиной, но, несмотря на это, легко одержал победу. Успех против македонца навлек на него антипатии спутников Александра и самого правителя. Поэтому было решено подставить афинского спортсмена, подложив в его вещи золотой кубок, чтобы обвинить его в краже. Диоксипп, однако, не выдержал унижения за то, что его приняли за вора и покончил с собой, написав письмо царю. Прочитав письмо, Александр был очень опечален смертью афинского спортсмена, признав его доблесть и честность [5].
В этом отрывке Афиней, не уточняя повода, представляет Диоксиппа в качестве льстеца Александра: перед раненым царем, терявшим кровь, спортсмен воскликнул, приведя стих из «Илиады», что то, что текло, было кровью богов. Стих взят из пятой книги гомеровской поэмы и в нем говорится о крови Афродиты, раненной Диомедом при ее попытке спасти сына, Энея.
Афиней не сообщает о реакции Александра, и поэтому из его истории невозможно понять, был ли царь недоволен или вместо этого польщен прославленным сравнением. Кроме того, нельзя даже выяснить контекст эпизода, потому что не представлены ни пространственные, ни временные указания.
Прежде чем пытаться вставить это событие в экспедицию Александра, стоит проанализировать другие источники, которые упоминают об этом. Об ихоре касательно Александра говорит Плутарх, не указывая при этом на Диоксиппа [6]:
"Раненный стрелой и терзаясь болью, он сказал: «Друзья, это кровь, а не ихор, который течет в венах благословенных богов».
Интересно заметить, что после этого эпизода, по словам Плутарха, последовал анекдот об Анаксархе и громе, который также был обнаружен у Афинея. Конечно, биограф не раскрывает здесь свои источники, и он не упоминает Диоксиппа при цитате об ихоре, и в самом деле цитата помещена в уста самого Александра и перевернута, чтобы отрицать общность с божествами; тем не менее можно предположить, что Аристобул является источником обоих этих авторов, и что и Афиней, и Плутарх слегка изменили цитату, чтобы приспособить ее к своей цели: представить льстеца, во–первых, и подтвердить, что среди греков Александр отрицал свою божественность, во–вторых. То, что это было целью Плутарха, показывает еще одно свидетельство: среди апофтегм, приписываемых Александру, мы читаем [7]:
"Когда он был поражен стрелой, и вокруг него столпились многие из тех, кто называл его богом, он сказал им, с безмятежным выражением лица: «То, что вы видите, это кровь, а не «ихор, который течет в жилах благословенных богов»"
К тому, что сообщается в «Жизни», добавляется еще подробность: стрела попадает в ногу Александра. Характер работы, которая является сборником известных высказываний, объясняет, почему о контексте рассказываемого события нет более точной информации. Этого, однако, также не хватает в Жизни Александра: эпизод с ихором фактически вставлен в отступление о том, что Александр трактовал вопрос о своей божественной природе среди варваров по–другому, чем среди греков, и поэтому биограф не считает необходимым контекстуализировать эпизод в рамках македонской экспедиции.
Тем не менее есть точная ссылка на контекст цитаты в другой плутарховой работе, второй речи De Alexandri fortuna aut virtute, откуда извлечен фрагмент 46 [8]:
"У ассакенов он был ранен в лодыжку индийским дротиком, и в этом случае он, улыбаясь, сказал льстецам: «Это кровь, а не ихор, который течет у блаженных»".
Здесь важны локализация ассасенов и упоминание о льстецах, которое приближают цитату к тексту Аристобула у Афинея среди его примеров о лести.
Анекдот находится еще у Диогена Лаэрция в месте, посвященном Анаксарху. Утверждается, что он стремился лишить Александра убежденности в том, что он является божеством; когда царь был ранен, то увидев поток крови, философ указал на жидкость, восклицая, что это кровь, а не ихор, который течет в венах небесных жителей. Диоген Лаэрций добавляет, что по словам Плутарха Александр сам сказал это своим спутникам [9]. Это показывает, что Диоген Лаэрций, зная данные Плутарха, знал о существовании различных версий этого эпизода.
Ритор Сенека приписывает шутку Каллисфену: видя, как кровь текла из раны Александра, философ сказал, что это кровь, а не ихор [10].
Более поздним источником является Зонара, который в свою очередь ссылается на то, что Александр, пораженный стрелой, воскликнул, что то, что вышло из раны, было кровью, а не ихором богов [11].
Есть также источники, в которых стих Гомера не упоминается, но которые также представляют отрицание Александром его божественной природы по случаю ранения. По словам Курция Руфа, пытаясь покорить город ассакенов, Александр был поражен дротиком в икру; рана причиняла ему сильную боль, и он объявил, что хотя и носит имя Юпитер, он чувствовал страдания больного тела [12]. Тот же самый эпизод обнаружен у Сенеки, который в общих чертах помещает его в Индии: пораженный стрелой Александр не прерывает разведку стен, но когда боль усиливается, он восклицает, что, хотя многие называют его сыном Юпитера, боль показывает ему, что он смертный [13].
Как видно из этого краткого изучения источников, только у Диогена Лаэрция и у ритора Сенеки эпизод вращается в отрицательном ключе, потому что остроумие вложено в уста противников македонского царя, тогда как в других версиях иронизирует над собой Александр, подчеркивая свою человеческую природу, в отличие от тех, кто, чтобы польстить ему, называли его божеством.
Из фрагмента, переданного Афинеем, невозможно с уверенностью установить содержание версии Аристобула, и реакция Александра на восклицание Диоксиппа не уточняется [14].
Стоит попытаться предположить обстоятельства, при которых эта шутка была произнесена. Интересно отметить, что большинство источников, которые упоминают цитату из гомеровского стиха, не конкретизируют времени, когда она была сказана: единственным исключением является отрывок из второй речи De Alexandri fortuna aut virtute, где говорится, что ранение произошло у ассакенов.
И Курций Руф, и Сенека имеют географические указания: среди ассакенов у первого и в Индии у второго [15].
Другая информация, позволяющая определить причину ранения, может быть дана по типу раны: Плутарх, Курций Руф, Сенека и Зонара единодушны в сообщении, что Александр был поражен стрелой в ногу.
Фактически также другие источники упоминают ранение Александра, когда он сражался против ассакенов, и они в основном согласны с тем, что он был поражен дротиком в ногу [16]. Тот же Арриан, который не ссылается на эпизод с ихором, говорит, что во время осады Массаги, города ассакенов, царь Македонии был ранен в лодыжку пущенной со стен стрелой [17].
Это не единственный случай, когда Александр ранен в ногу, но совпадение между тем, о чем сообщал Плутарх, и текстом Курция наводит на мысль, что одной из возможных локализаций этого эпизода была борьба против ассакенов. Они занимали нынешнюю долину Сват, к востоку от Инда, и их самый важный город был именно Массага [18]. Нападение македонской армии на города ассакенов датируется 327/6 г., временем похода в Индию.
Поэтому, если поместить ранение Александра и эпизод с Диоксиппом в этот контекст, то, следуя хронологическому порядку истории, мы должны вставить фрагмент 47 сразу после фрагментов о заговоре пажей и конце Каллисфена, и перед тем фрагментом, в котором указывается на строительство моста через реку Инд. С другой стороны, абсолютная изолированность пассажа Афинея и состояние эпизода с ихором, представленного источниками в разных контекстах и ​​с разными главными героями, заставляет сохранять определенную осторожность относительно ее хронологического и географического размещения в повествовании об азиатской экспедиции Александра.
В заключение скажем, что фрагмент Аристобула представляет эпизод, который будет иметь большой успех в последующих источниках, даже с некоторыми изменениями. Можно с уверенностью предположить, что он также включился, как и у Плутарха, в традицию, благоприятную для македонского царя, который, вопреки общему мнению, хочет подчеркнуть свою человеческую и небожественную природу перед македонцами; также вероятно, что в образе Диоксиппа Аристобул также хотел критиковать тех, кто некритично обожал царя, вызывая насмешки.


[1] См. также Diod. XVII 100-101; Curt. Ruf. IX 7, 16; Plin., HN XXXV 138.
[2] Plin., HN XXXV 138.
[3] P. Oxy 1607, fr. 13.
[4] Plut., de curios. 12, 521b; Ael., VH XII 58. Диоксипп является жертвой провокаций Диогена и в "Жизни философов" Диогена Лаэрция: когда глашатай в Олимпии провозглашает Диоксиппа победителем над всеми людьми, Диоген отвечает, что тот победил рабов, а людей побеждает он (VI 43).
[5] Diod. XVII 100-101; Curt. Ruf. IX 7, 16-26.
[6] Plut., Alex. 28, 3.
[7] Plut., Apopht. Alex. 16, 180e.
[8] Plut., De Alex. fort. II 9, 341b.
[9] Diog. Laert. IX 60.
[10] Sen., Suas. I 5.
[11] ZON. IV 10, 188b.
[12] Curt. Ruf. VIII 10, 29.
[13] Sen., Ep. VI 59, 12.
[14] Тарн утверждает, что версия Аристобула была изначальной, и что на восклицание Диоксиппа Александр ответил бы, что это кровь, а не ихор.
[15] Curt. Ruf. VIII 10, 29; Sen., Ep. VI 59, 12.
[16] Plut., de Alex. fort. II 9, 341b; Arr., An. IV 26, 4; Curt. Ruf. VIII 10.
[17] Arr., An. IV 26, 4.
[18] Arr., An. IV 27, 4; 30, 5; V 20, 7; Ind. 1, 1; Strab. XV 1, 17; Curt. Ruf. VIII 20, 22.

F 48: Рукава Инда

Strab. XV 1, 33

… τῆς Παταληνῆς ἣν ὁ Ἰνδὸς ποιεῖ σχισθεὶς εἰς δύο προχοάς. Ἀριστόβουλος μὲν οὖν εἰς χιλίους σταδίους διέχειν ἀλλήλων φησὶν αὐτάς…

.. Паталена, область, которую Инд создает, когда он разделяется на два рукава. Аристобул говорит, что между ними тысяча стадий …

Очень короткий фрагмент взят из пятнадцатой книги Географии Страбона, а именно из части, посвященной Индии.
Параграф 33 посвящен описанию Пенджаба путем списка населения, проживающего среди различных рек: между Гипанисом и Гидаспом девять народов; к югу от места слияния Инда и Гидаспа сибы, маллы и сидраки (первые обозначены как те, у которых Александр рискует жизнью, остальные, согласно мифу, произошли от Диониса); наконец, страна Мусикана, страна Саба, страна Портикана и речной район Инда, населенный другими народами: все они, говорит Страбон, были подчинены Александром [1].
Сюда вставлено упоминание о Паталене, области, образованной разделением Инда на два рукава, которые, согласно Аристобулу, отстоят друг от друга на тысячу стадий. Страбон подтверждает разделение Инда на две ветви и в других случаях, и эти данные подтверждаются другими источниками [2]; однако Птолемей (VII 1, 2) и Перипл Эритрейского моря (38) говорят о семи устьях, что больше соответствует современной реальности [3]. Было высказано предположение, что Страбон и Арриан, даже если они знали о других данных, следуют наиболее авторитетным источникам, то есть Эратосфену и историкам Александра.
Страбон продолжает свое повествование, включив данные Неарха (восемнадцать сотен стадий) и Онесикрита, согласно которому остров, образованный рукавами Инда, будет треугольным, а сторона будет измеряться в две тысячи стадий [4]. Затем Онесикрит называет Дельту островом и сравнивает ее с египетской Дельтой, но исправляет это Страбон, который упоминает, что основание последней измеряется в тысячу триста стадий, а две стороны меньше основания. Наконец, следует отметить, что в Паталене расположен важный город Патала, от которого берет название остров [5].
Интересно отметить, что даже в этом случае Страбон сравнивает данные Аристобула, Неарха и Онесикрита, хотя и не занимает позицию в пользу той или иной версии: это свидетельствует о важности этих трех источников для части География, посвященная Индии. В источниках нет других указаний на расстояние между рукавами реки, поэтому невозможно оценить, какое из трех измерений было признано наиболее достоверным.
Осталось попытаться контекстуализировать фрагмент в рамках экспедиции Александра. Сопоставляя с источниками, среди которых сам Аристобул, можно утверждать, что Александр прибыл в Паталу летом 325 года [6]. Поэтому мы можем выдвинуть гипотезу, что Аристобул также сосредоточил внимание на событиях, связанных с прибытием македонской армии в район дельты Инда, вероятно, остановившись на географических аспектах, гидрографии, структуре и особенностях территории.


[1] Strab. XV 1, 33.
[2] Strab. XV 1, 13; 32; Arr., An. V 4, 1; VI 18, 2; VII 10, 7; Ind. 2, 5; Pomp. Mel., Chor. III 59; Avien., Descriptio orbis Terrae, 1282.
[3] Ptol. VII 1, 2; Periplus Maris Erythraei 38.
[4] Nearchus, FGrHist 133 F 21; Onesicr., FGrHist 134 F 26. См. Plin., HN VI 80.
[5] Следует отметить, что Арриан, в отличие от Страбона, термином Патала обозначает как город (см. An. VI 18, 2; 20, 1; 5; 21, 3), так и дельту (см. An. VI. 17, 2; 5; 18, 3), вероятно, следуя источникам, отличным от источников автора Географии. Патала отождествлялась с Бахманабадом, городом к северо–востоку от Хайдарабада.
[6] См. F 35; Arr., An. VI 17-18; Curt. Ruf. IX 8, 28.

F 49: Марш в пустыне Гедросии

a) Arr., An. VI 22, 4. Первая часть (VI 22, 4-8)

Καὶ ἐν τῇ ἐρήμῳ ταύτῃ λέγει Ἀριστόβουλος σμύρνης πολλὰ δένδρα πεφυκέναι μείζονα ἢ κατὰ τὴν ἄλλην σμύρναν, καὶ τοὺς Φοίνικας τοὺς κατ’ ἐμπορ[ε]ίαν τῇ στρατιᾷ ξυνεπομένους ξυλλέγοντας τὸ δάκρυον τῆς σμύρνης (πολὺ γὰρ εἶναι, οἷα δὴ ἐκ μεγάλων τε τῶν πρέμνων καὶ οὔπω πρόσθεν ξυλλελεγμένον) ἐμπλήσαντας τὰ ὑποζύγια ἄγειν. ἔχειν δὲ τὴν ἔρημον ταύτην καὶ νάρδου ῥίζαν πολλήν τε καὶ εὔοδμον καὶ ταύτην ξυλλέγειν τοὺς Φοίνικας· πολὺ δὲ εἶναι αὐτῆς τὸ καταπατούμενον πρὸς τῆς στρατιᾶς, καὶ ἀπὸ τοῦ πατουμένου ὀδμὴν ἡδεῖαν κατέχειν ἐπὶ πολὺ τῆς χώρας. τοσόνδε εἶναι τὸ πλῆθος· εἶναι δὲ καὶ ἄλλα δένδρα ἐν τῇ ἐρήμῳ, τὸ μέν τι δάφνῃ ἐοικὸς τὸ φύλλον, καὶ τοῦτο ἐν τοῖς προσκλυζομένοις τῇ θαλάσσῃ χωρίοις πεφυκέναι· καὶ ἀπολείπεσθαι μὲν τὰ δένδρα πρὸς τῆς ἀμπώτεως ἐπὶ ξηροῦ, ἐπελθόντος δὲ τοῦ ὕδατος ἐν τῇ θαλάσσῃ πεφυκότα φαίνεσθαι· τῶν δὲ καὶ ἀεὶ τὰς ῥίζας τῇ θαλάσσῃ ἐπικλύζεσθαι, ὅσα ἐν κοίλοις χωρίοις ἐπεφύκει, ἔνθενπερ οὐχ ὑπενόστει τὸ ὕδωρ, καὶ ὅμως οὐ διαφθείρεσθαι τὸ δένδρον πρὸς τῆς θαλάσσης. εἶναι δὲ τὰ δένδρα ταύτῃ πήχεων καὶ τριάκοντα ἔστιν ἃ αὐτῶν, τυχεῖν τε ἀνθοῦντα ἐκείνῃ τῇ ὥρᾳ, καὶ τὸ ἄνθος εἶναι τῷ λευκῷ μάλιστα ἴῳ προσφερές, τὴν ὀδμὴν δὲ πολύ τι ὑπερφέρον. καὶ ἄλλον εἶναι καυλὸν ἐκ γῆς πεφυκότα ἀκάνθης, καὶ τούτῳ ἐπεῖναι ἰσχυρὰν τὴν ἄκανθαν, ὥστε ἤδη τινῶν καὶ παριππευόντων ἐμπλακεῖσαν τῇ ἐσθῆτι κατασπάσαι ἀπὸ τοῦ ἵππου μᾶλλόν τι τὸν ἱππέα ἢ αὐτὴν ἀποσχισθῆναι ἀπὸ τοῦ καυλοῦ. καὶ τῶν λαγῶν λέγεται ὅτι παραθεόντων εἴχοντο ἐν ταῖς θριξὶν αἱ ἄκανθαι καὶ ὅτι οὕτως ἡλίσκοντο οἱ λαγῶ, καθάπερ ὑπὸ ἰξοῦ αἱ ὄρνιθες ἢ τοῖς ἀγκίστροις οἱ ἰχθύες, σιδήρῳ δὲ ὅτι διακοπῆναι οὐ χαλεπὴ ἦν· καὶ ὀπὸν ὅτι ἀνίει πολὺν ὁ καυλὸς τῆς ἀκάνθης τεμνομένης, ἔτι πλείονα ἢ αἱ συκαῖ τοῦ ἦρος καὶ δριμύτερον.

Аристобул говорит, что в этой пустыне росло много мирровых деревьев крупнее обычных и что финикийцы, сопровождавшие армию для торговли, собирали смолу и, нагружая вьючных животных, увозили ее. Потому что ее было очень много, поскольку она истекала из больших стеблей и никогда прежде не собиралась. Он также говорит, что в этой пустыне произрастает много пахучих корней нарда, которые финикийцы также собирали, но большая их часть была растоптана армией, и сладкий аромат распространялся повсюду по земле от топтания; настолько велико было их количество. В пустыне были и другие виды деревьев, одно из которых имело листву как у лаврового дерева, и росло в местах, омываемых морскими волнами. Эти деревья росли на земле, которая оставалась сухой от прилива; но когда вода поднималась, они выглядели так, как будто выросли в море. У других корни всегда омывались морем, потому что они росли в пустотах, из которых вода не могла выйти, и все же деревья не уничтожались морем. Некоторые из этих деревьев в этом регионе достигали даже тридцати локтей в высоту. В это время года они были в цвету, и цветок был очень похож на белую фиалку, но аромат был намного душистей, чем у последней. Из земли рос и другой колючий стебель, настолько крепкий, что, зацепившись за одежду проезжавших мимо людей, он скорее стащит всадника с лошади, чем сам оторвется от стебля. Говорят также, что, когда зайцы пробегают мимо этих кустов, шипы цепляются за их шерсть, и эти животные ловятся как птицы липой или рыба — крючками. Однако они легко срезаются серпом, и когда тернии срезаны, стебель дает много сока, еще более густого, чем от смоковницы весной, и более острого.

Вторая часть (VI 24, 1-2)

(…) καὶ λέγουσιν οἱ πολλοὶ τῶν ξυγγραψάντων τὰ ἀμφ’Ἀλέξανδρον οὐδὲ τὰ ξύμπαντα ὅσα ἐταλαιπώρησεν αὐτῷ κατὰ τὴν Ἀσίαν ἡ στρατιὰ ξυμβληθῆναι ἄξια εἶναι τοῖς τῇδε πονηθεῖσι πόνοις. [οὐ μὴν ἀγνοήσαντα Ἀλέξανδρον τῆς ὁδοῦ τὴν χαλεπότητα ταύτῃ ἐλθεῖν, τοῦτο μὲν μόνος Νέαρχος λέγει ὧδε, ἀλλὰ ἀκούσαντα…]

(…) Большинство историков Александра сообщают, что все страдания армии в Азии нельзя и сравнить с мытарствами, перенесенными в этой области [Александр пошел туда не потому, что игнорировал трудности дороги — это утверждает один Неарх — но, услышав…]

Третья часть (VI 24, 4 – 26, 5)

τό τε οὖν καῦμα ἐπιφλέγον καὶ τοῦ ὕδατος τὴν ἀπορίαν πολλὴν τῆς στρατιᾶς διαφθεῖραι καὶ μάλιστα δὴ τὰ ὑποζύγια· ταῦτα μὲν πρὸς τοῦ βάθους τε τῆς ψάμμου καὶ τῆς θέρμης, ὅτι κεκαυμένη ἦν, τὰ πολλὰ δὲ καὶ δίψει ἀπόλλυσθαι· καὶ γὰρ καὶ γηλόφοις ἐπιτυγχάνειν ὑψηλοῖς ψάμμου βαθείας, οὐ νεναγμένης, ἀλλ’ οἵας δέχεσθαι καθάπερ ἐς πηλὸν ἢ ἔτι μᾶλλον ἐς χιόνα ἀπάτητον ἐπιβαίνοντας. καὶ ἅμα ἐν ταῖς προσβάσεσί τε καὶ καταβαίνοντας τούς τε ἵππους καὶ τοὺς ἡμιόνους ἔτι μᾶλλον κακοπαθεῖν τῷ ἀνωμάλῳ τῆς ὁδοῦ καὶ ἅμα οὐ βεβαίῳ, τῶν τε σταθμῶν τὰ μήκη πιέσαι οὐχ ἥκιστα τὴν στρατιάν· ἀπορία γὰρ ὕδατος οὐ ξύμμετρος οὖσα μᾶλλόν τι ἦγε πρὸς ἀνάγκην τὰς πορείας ποιεῖσθαι. ὁπότε μὲν δὴ τῆς νυκτὸς ἐπελθόντες τὴν ὁδὸν ἥντινα ἀνύσαι ἐχρῆν ἕωθεν πρὸς ὕδωρ ἔλθοιεν, οὐ πάντῃ ἐταλαιπωροῦντο· προχωρούσης δὲ τῆς ἡμέρας ὑπὸ μήκους τῆς ὁδοῦ, εἰ ὁδοιποροῦντες ἔτι ἐγκαταληφθεῖεν, ἐνταῦθα ἂν ἐταλαιπώρουν πρὸς τοῦ καύματός τε καὶ ἅμα δίψει ἀπαύστῳ συνεχόμενοι. Τῶν δὲ δὴ ὑποζυγίων πολὺς ὁ φθόρος καὶ ἑκούσιος τῇ στρατιᾷ ἐγίγνετο· ξυνιόντες γάρ, ὁπότε ἐπιλίποι σφᾶς τὰ σιτία, καὶ τῶν ἵππων τοὺς πολλοὺς ἀποσφάζοντες καὶ τῶν ἡμιόνων τὰ κρέα ἐσιτοῦντο καὶ ἔλεγον δίψει ἀποθανεῖν αὐτοὺς ἢ ὑπὸ καμάτου ἐκλιπόντας· καὶ ὁ τὴν ἀτρέκειαν τοῦ ἔργου ἐξελέγξων ὑπό τε τοῦ πόνου οὐδεὶς ἦν καὶ ὅτι ξύμπαντες τὰ αὐτὰ ἡμάρτανον. καὶ Ἀλέξανδρον μὲν οὐκ ἐλελήθει τὰ γιγνόμενα, ἴασιν δὲ τῶν παρόντων ἑώρα τὴν τῆς ἀγνοίας προσποίησιν μᾶλλόν τι ἢ τὴν ὡς γιγνωσκομένων ἐπιχώρησιν. οὔκουν οὐδὲ τοὺς νόσῳ κάμνοντας τῆς στρατιᾶς οὐδὲ τοὺς διὰ κάματον ὑπολειπομένους ἐν ταῖς ὁδοῖς ἄγειν ἔτι ἦν εὐμαρῶς ἀπορίᾳ τε τῶν ὑποζυγίων καὶ ὅτι τὰς ἁμάξας αὐτοὶ κατέκοπτον, ἀπόρους οὔσας αὐτοῖς ὑπὸ βάθους τῆς ψάμμου ἄγεσθαι καὶ ὅτι ἐν τοῖς πρώτοις σταθμοῖς διὰ ταῦτα ἐξηναγκάζοντο οὐ τὰς βραχυτάτας ἰέναι τῶν ὁδῶν, ἀλλὰ τὰς εὐπορωτάτας τοῖς ζεύγεσι. καὶ οὕτως οἱ μὲν νόσῳ κατὰ τὰς ὁδοὺς ὑπελείποντο, οἱ δὲ ὑπὸ καμάτου ἢ καύματος ἢ τῷ δίψει οὐκ ἀντέχοντες, καὶ οὔτε οἱ ἄξοντες ἦσαν οὔτε οἱ μένοντες θεραπεύσοντες· σπουδῇ γὰρ πολλῇ ἐγίγνετο ὁ στόλος, καὶ ἐν τῷ ὑπὲρ τοῦ παντὸς προθύμῳ τὸ καθ’ ἑκάστους ξὺν ἀνάγκῃ ἠμελεῖτο· οἱ δὲ καὶ ὕπνῳ κάτοχοι κατὰ τὰς ὁδοὺς γενόμενοι οἷα δὴ νυκτὸς τὸ πολὺ τὰς πορείας ποιούμενοι, ἔπειτα ἐξαναστάντες, οἷς μὲν δύναμις ἔτι ἦν κατὰ τὰ ἴχνη τῆς στρατιᾶς ἐφομαρτήσαντες ὀλίγοι ἀπὸ πολλῶν ἐσώθησαν, οἱ πολλοὶ δὲ ὥσπερ ἐν πελάγει ἐκπεσόντες ἐν τῇ ψάμμῳ ἀπώλλυντο. Ξυνηνέχθη δὲ τῇ στρατιᾷ καὶ ἄλλο πάθημα, ὃ δὴ οὐχ ἥκιστα ἐπίεσεν αὐτούς τε καὶ τοὺς ἵππους καὶ τὰ ὑποζύγια. ὕεται γὰρ ἡ Γαδρωσίων γῆ ὑπ’ ἀνέμων τῶν ἐτησίων, καθάπερ οὖν καὶ ἡ Ἰνδῶν γῆ, οὐ τὰ πεδία τῶν Γαδρωσίων, ἀλλὰ τὰ ὄρη, ἵναπερ προσφέρονταί τε αἱ νεφέλαι ἐκ τοῦ πνεύματος καὶ ἀναχέονται, οὐχ ὑπερβάλλουσαι τῶν ὀρῶν τὰς κορυφάς. ὡς δὲ ηὐλίσθη ἡ στρατιὰ πρὸς χειμάρρῳ ὀλίγου ὕδατος, αὐτοῦ δὴ ἕνεκα τοῦ ὕδατος, ἀμφὶ δευτέραν φυλακὴν τῆς νυκτὸς ἐμπλησθεὶς ὑπὸ τῶν ὄμβρων ὁ χειμάρρους ὁ ταύτῃ ῥέων ἀφανῶν τῇ στρατιᾷ γεγενημένων τῶν ὄμβρων τοσούτῳ ἐπῆλθε τῷ ὕδατι, ὡς γύναια καὶ παιδάρια τὰ πολλὰ τῶν ἑπομένων τῇ στρατιᾷ διαφθεῖραι καὶ τὴν κατασκευὴν τὴν βασιλικὴν ξύμπασαν ἀφανίσαι καὶ τῶν ὑποζυγίων ὅσα ἀπελείπετο, αὐτοὺς δὲ μόλις καὶ χαλεπῶς ξὺν τοῖς ὅπλοις οὐδὲ τούτοις πᾶσιν ἀποσωθῆναι. οἱ πολλοὶ δὲ καὶ πίνοντες, ὁπότε ἐκ καύματός τε καὶ δίψους ὕδατι ἀθρόῳ ἐπιτύχοιεν, πρὸς αὐτοῦ τοῦ ἀπαύστου ποτοῦ ἀπώλλυντο. καὶ τούτων ἕνεκα Ἀλέξανδρος τὰς στρατοπεδείας οὐ πρὸς τοῖς ὕδασιν αὐτοῖς τὸ πολὺ ἐποιεῖτο, ἀλλὰ ἀπέχων ὅσον εἴκοσι σταδίους μάλιστα, ὡς μὴ ἀθρόους ἐμπίπτοντας τῷ ὕδατι αὐτούς τε καὶ κτήνη ἀπόλλυσθαι καὶ ἅμα τοὺς μάλιστα ἀκράτορας σφῶν ἐπεμβαίνοντας ἐς τὰς πηγὰς ἢ τὰ ῥεύματα διαφθείρειν καὶ τῇ ἄλλῃ στρατιᾷ τὸ ὕδωρ. Ἔνθα δὴ ἔργον καλὸν εἴπερ τι ἄλλο τῶν Ἀλεξάνδρου οὐκ ἔδοξέ μοι ἀφανίσαι, ἢ ἐν τῇδε τῇ χώρᾳ πραχθὲν ἢ ἔτι ἔμπροσθεν ἐν Παραπαμισάδαις, ὡς μετεξέτεροι ἀνέγραψαν. ἰέναι μὲν τὴν στρατιὰν διὰ ψάμμου τε καὶ τοῦ καύματος ἤδη ἐπιφλέγοντος, ὅτι πρὸς ὕδωρ ἐχρῆν ἐξανύσαι· τὸ δὲ ἦν πρόσθεν τῆς ὁδοῦ· καὶ αὐτόν τε Ἀλέξανδρον δίψει κατεχόμενον μόλις μὲν καὶ χαλεπῶς, πεζὸν δὲ ὅμως ἡγεῖσθαι· ὣς δὲ καὶ τοὺς ἄλλους στρατιώτας, οἷάπερ φιλεῖ ἐν τῷ τοιῷδε, κουφοτέρως φέρειν τοὺς πόνους ἐν ἰσότητι τῆς ταλαιπωρήσεως. ἐν δὲ τούτῳ τῶν ψιλῶν τινας κατὰ ζήτησιν ὕδατος ἀποτραπέντας ἀπὸ τῆς στρατιᾶς εὑρεῖν ὕδωρ συλλελεγμένον ἔν τινι χαράδρᾳ οὐ βαθείᾳ, ὀλίγην καὶ φαύλην πίδακα· καὶ τοῦτο οὐ χαλεπῶς συλλέξαντας σπουδῇ ἰέναι παρ’ Ἀλέξανδρον, ὡς μέγα δή τι ἀγαθὸν φέροντας· ὡς δὲ ἐπέλαζον ἤδη, ἐμβαλόντας ἐς κράνος τὸ ὕδωρ προσενεγκεῖν τῷ βασιλεῖ. τας ἐς κράνος τὸ ὕδωρ προσενεγκεῖν τῷ βασιλεῖ. τὸν δὲ λαβεῖν μὲν καὶ ἐπαινέσαι τοὺς κομίσαντας, λαβόντα δὲ ἐν ὄψει πάντων ἐκχέαι· καὶ ἐπὶ τῷδε τῷ ἔργῳ ἐς τοσόνδε ἐπιρρωσθῆναι τὴν στρατιὰν ξύμπασαν ὥστε εἰκάσαι ἄν τινα πότον γενέσθαι πᾶσιν ἐκεῖνο τὸ ὕδωρ τὸ πρὸς Ἀλεξάνδρου ἐκχυθέν (…). Ξυνηνέχθη δέ τι καὶ τοιόνδε τῇ στρατιᾷ ἐν τῇ γῇ ἐκείνῃ. οἱ γὰρ ἡγεμόνες τῆς ὁδοῦ τελευτῶντες οὐκέτι μεμνῆσθαι ἔφασκον τὴν ὁδὸν, ἀλλ’ ἀφανισθῆναι τὰ σημεῖα αὐτῆς πρὸς τοῦ ἀνέμου ἐπιπνεύσαντος· καὶ - οὐ γὰρ εἶναι ἐν τῇ ψάμμῳ πολλῇ τε καὶ ὁμοίᾳ πάντῃ νενημένῃ ὅτῳ τεκμηριώσονται τὴν ὁδόν, οὔτ’ οὖν δένδρα ξυνήθη παρ’ αὐτὴν πεφυκότα, οὔτε τινὰ γήλοφον βέβαιον ἀνεστηκότα· οὐδὲ πρὸς τὰ ἄστρα ἐν νυκτὶ ἢ μεθ’ ἡμέραν πρὸς τὸν ἥλιον μεμελετῆσθαί σφισι τὰς πορείας, καθάπερ τοῖς ναύταις πρὸς τῶν ἄρκτων τὴν μὲν Φοίνιξι, τὴν ὀλίγην, τὴν δὲ τοῖς ἄλλοις ἀνθρώποις, τὴν μείζονα· - ἔνθα δὴ Ἀλέξανδρον ξυνέντα ὅτι ἐν ἀριστερᾷ <δεῖ> ἀποκλίναντα ἄγειν, ἀναλαβόντα ὀλίγους ἅμα οἷ ἱππέας <προχωρῆσαι>· ὡς δὲ καὶ τούτων οἱ ἵπποι ἐξέκαμνον ὑπὸ τοῦ καύματος, ἀπολιπεῖν καὶ τούτων τοὺς πολλούς, αὐτὸν δὲ ξὺν πέντε τοῖς πᾶσιν ἀφιππάσασθαι καὶ εὑρεῖν τὴν θάλασσαν, διαμησάμενόν τε αὐτὸν ἐπὶ τοῦ αἰγιαλοῦ τὸν κάχληκα ἐπιτυχεῖν ὕδατι γλυκεῖ καὶ καθαρῷ καὶ οὕτω μετελθεῖν τὴν στρατιὰν πᾶσαν· καὶ ἐς ἑπτὰ ἡμέρας ἰέναι παρὰ τὴν θάλασσαν ὑδρευομένους ἐκ τῆς ἠϊόνος. ἔνθεν δέ, ἤδη γὰρ γιγνώσκειν τὴν ὁδὸν τοὺς ἡγεμόνας, ἐπὶ τῆς μεσογαίας ποιεῖσθαι τὸν στόλον.

Жгучая жара и нехватка воды уничтожили большую часть армии, и особенно вьючных животных, большинство из которых погибло от жажды и некоторые из них даже от глубины и жара песка, потому что он был основательно выжжен солнцем. Ибо они встречались с высокими гребнями глубокого и незатвердевшего песка, так что шедшие по нему как будто ступали в грязь или, вернее, в непротоптанный снег. В то же время лошади и мулы еще больше страдали при подъеме и спуске с холмов от неровностей дороги, а также от ее ненадежности. Протяженность маршей между стоянками также чрезвычайно угнетала армию; из–за недостатка воды часто приходилось совершать марши необычной длины. Когда они совершали ночью переход и на рассвете выходили к воде, они не испытывали никаких трудностей; но если еще на марше, из–за протяженности пути, их застигала жара, то они испытывали лишения от палящего солнца, угнетаемые в то же время невыносимой жаждой. Солдаты убили многих вьючных животных по собственной воле, потому что, когда провизии не хватало, они собрались вместе и убили большую часть лошадей и мулов. Они съели мясо и сказали, что животные умерли от жажды или погибли от жары. Никто не разглашал истинную правду об их поведении, как из–за страданий людей, так и потому, что все они были замешаны в одном и том же преступлении. То, что было сделано, не ускользнуло от внимания Александра; но он видел, что лучшим лекарством от нынешнего положения дел было бы притвориться, что он ничего не знает об этом, а не делать вид, что все это известно ему самому. Следствием этого стало то, что уже было нелегко перевозить солдат, которые страдали от болезни, или тех, кто остался позади на дорогах из–за жары, отчасти из–за недостатка вьючных животных, а отчасти из–за того, что они сами разбивали повозки на куски, не имея возможности вытащить их из песка. Они делали это еще и потому, что на первых этапах они были вынуждены по этой причине идти не по кратчайшим маршрутам, а по тем, которые были наиболее легкими для перевозки. Поэтому некоторые из них остались на дорогах из–за болезни, другие из–за усталости или последствий жары, или из–за неспособности выдержать засуху; и не было никого, кто мог бы указать им путь или остаться и ухаживать за ними в их болезни. Ибо экспедиция совершалась с большой поспешностью, и забота об отдельных личностях обязательно пренебрегалась из–за рвения, проявляемого относительно безопасности армии в целом. Когда они обычно совершали марши по ночам, некоторые из людей были одолеваемы сном на дороге; после этого они снова просыпались — те, у кого еще были силы, следовала по следам армии, но лишь немногие безопасно настигли главную колонну. Большинство из них погибло в песке как люди, потерпевшие кораблекрушение в море. Другая беда, которая сильно угнетала людей, лошадей и зверей, постигла армию. Земля гедросиев, как и земля индов, омывается дождями, приносимыми этесиями; но дождь идет не на равнинах, а в горах, куда облака переносятся ветром и тают в дожде, не выходя за пределы горных вершин. Только из–за воды армия разбила лагерь у ручья. Около второй ночной стражи ручей наполнился дождями; на армию обрушился поток — солдаты не услышали прихода дождя — и вылил столько воды, что утопил большинство женщин и детей, которые следовали за войсками, и уничтожил весь царский обоз и всех оставшихся в живых животных, в то время как люди с оружием спаслись с трудом, хотя часть его потеряли. Многие также умерли от перепития: когда они сталкивались с большим количеством воды, то, истощенные усталостью и жаждой, гибли именно потому, что не могли прекратить пить. По этой причине Александр располагал лагерь не рядом с этими источниками, но, по крайней мере, на расстоянии двадцати стадий, чтобы, бросившись все скопом в воду, они не сгинули вместе со скотом, и чтобы в то же время самые несдержанные не испортили воду для остальной армии, входя в родники и ручьи. В этот момент мне показалось целесообразным не пропустить еще один благородный жест Александра, который был совершен в этом регионе или даже раньше среди парапамисадов, как писали другие. Армия шла в пустыне под палящим жаром, так как необходимо было завершить этап, чтобы добраться до воды. Даже сам Александр был охвачен жаждой, и едва и с огромным усилием, но шел впереди армии пешком. Следовательно, и другие солдаты, как это происходит в схожих обстоятельствах, легче переносили трудности, поскольку испытания были одинаковыми для всех. В то же время некоторые из легковооруженных, которые отошли от армии в поисках воды, обнаружили, что она скопилась в неглубокой яме, в бассейне с ограниченными размерами и малого объема. Нацедив ее немного не без труда, они сразу же доставили ее к Александру, как будто несли что–то ценное. Когда они прибыли, они налили воду в шлем и преподнесли царю. Он взял его и похвалил тех, которые принесли воду, но сразу же вылил ее на землю на глазах у всех. И из–за этого жеста армия настолько воспрянула духом, что можно было бы подумать, что вода, которую вылил Александр, была выпита каждым солдатом. (…) В регионе также произошло с армией следующее. Проводники наконец сказали, что они больше не помнят дорогу и ориентиры были стерты ветром. В самом деле, на широких песчаных просторах по всем сторонам не было знака, позволяющего распознать дорогу, ни растений вдоль пути, ни устойчивых возвышенностей. И проводники не умели вести по звездам ночью и по солнцу днем, как это делают финикийские моряки по Малой Медведице и другие по Большой. Затем Александр, поняв, что ему придется отклониться влево, взял с собой несколько всадников и двинулся в том направлении. Когда их лошади истощились от жары, он оставил позади большинство наездников, и с пятерыми уехал верхом и прибыл к морю. Покопавшись на гравии на пляже, он нашел пресную и чистую воду и привел туда всю армию. И семь дней они ходили у моря, черпая воду на берегу. А затем — поскольку проводники снова начали узнавать маршрут — они продолжили свой путь вглубь страны.

b) Strab. XV 2, 5-7

πολλὰ δ’ ἐταλαιπώρει ὁ Ἀλέξανδρος καθ’ ὅλην τὴν ὁδὸν διὰ λυπρᾶς ἰών· πόρρωθεν δ’ ὁμοίως ἐπεχορηγεῖτο μικρὰ καὶ σπάνια ὥστε λιμώττειν τὸ στράτευμα· καὶ τὰ ὑποζύγια ἐπέλιπε, καὶ τὰ σκεύη κατελείπετο ἐν ταῖς ὁδοῖς καὶ τοῖς στρατοπέδοις· ἀπὸ δὲ τῶν φοινίκων ἦν ἡ σωτηρία τοῦ τε καρποῦ καὶ τοῦ ἐγκεφάλου. φασὶ δὲ φιλονεικῆσαι τὸν Ἀλέξανδρον καίπερ εἰδότα τὰς ἀπορίας πρὸς τὴν κατέχουσαν δόξαν, ὡς Σεμίραμις μὲν ἐξ Ἰνδῶν φεύγουσα σωθείη μετὰ ἀνδρῶν ὡς εἴκοσι, Κῦρος δὲ ἑπτά, εἰ δύναιτο αὐτὸς τοσοῦτο στράτευμα διασῶσαι διὰ τῆς αὐτῆς χώρας, νικῶν καὶ ταῦτα. Πρὸς δὲ τῇ ἀπορίᾳ χαλεπὸν ἦν καὶ τὸ καῦμα καὶ τὸ βάθος τῆς ψάμμου καὶ ἡ θερμότης, ἔστι δ’ ὅπου καὶ θῖνες ὑψηλοὶ ὥστε πρὸς τῷ δυσχερῶς ἀναφέρειν τὰ σκέλη καθάπερ ἐκ βυθοῦ καὶ ἀναβάσεις εἶναι καὶ καταβάσεις· ἀνάγκη δ’ ἦν καὶ σταθμοὺς ποιεῖσθαι μακροὺς διὰ τὰ ὑδρεῖα διακοσίων καὶ τετρακοσίων σταδίων, ἔστι δ’ ὅτε καὶ ἑξακοσίων, νυκτοποροῦντας τὸ πλέον. πόρρω δὲ τῶν ὑδρείων ἐστρατοπεδεύοντο ἐν τριάκοντα σταδίοις πολλάκις τοῦ μὴ ἐμφορεῖσθαι κατὰ δίψος· πολλοὶ γὰρ ἐμπίπτοντες σὺν ὅπλοις ἔπινον ὡς ἂν ὑποβρύχιοι, φυσώμενοι δ’ ἐπέπλεον ἐκπεπνευκότες καὶ τὰ ὑδρεῖα βραχέα ὄντα διέφθειρον· οἱ δ’ ἐν τῷ ἡλίῳ κατὰ μέσην τὴν ὁδὸν ἀπηγορευκότες ἔκειντο ὑπὸ δίψους· ἔπειτα τρομώδεις μετὰ παλμοῦ χειρῶν καὶ σκελῶν ἔθνησκον παραπλησίως ὡς ἂν [ὑπὸ] ῥίγους καὶ φρίκης ἐχόμενοι. συνέβαινε δέ τισι καὶ ἐκτραπομένοις τὴν ὁδὸν καταδαρθεῖν κρατουμένοις ὑπὸ ὕπνου καὶ κόπου, ὑστερήσαντες δ’ οἱ μὲν ἀπώλοντο πλάνῃ τῶν ὁδῶν καὶ ὑπὸ ἀπορίας ἁπάντων καὶ καύματος, οἱ δ’ ἐσώθησαν πολλὰ ταλαιπωρήσαντες· πολλὰ δὲ κατέκλυσε καὶ τῶν σωμάτων καὶ τῶν χρηστηρίων ἐπιπεσὼν χειμάρρους νύκτωρ· καὶ τῆς βασιλικῆς δὲ κατασκευῆς ἐξηλείφθη πολλή· καὶ τῶν καθοδηγῶν δὲ κατ’ ἄγνοιαν πολὺ εἰς τὴν μεσόγαιαν ἐκτραπομένων ὥστε μηκέτι ὁρᾶν τὴν θάλατταν, συνεὶς ὁ βασιλεὺς ἐξαυτῆς ὥρμησε ζητήσων τὴν ᾐόνα, καὶ ἐπειδὴ εὗρε καὶ ὀρύξας εἶδεν ὕδωρ πότιμον, μεταπέμπεται τὸ στρατόπεδον, καὶ λοιπὸν μέχρι ἡμερῶν ἑπτὰ πλησίον ᾔει τῆς ᾐόνος εὐπορῶν ὑδρείας· ἔπειτ’ αὖθις εἰς τὴν μεσόγαιαν ἀνεχώρησεν. Ἦν δέ τι ὅμοιον τῇ δάφνῃ φυτόν, οὗ τὸ γευσάμενον τῶν ὑποζυγίων ἀπέθνησκε μετὰ ἐπιληψίας καὶ ἀφροῦ· ἄκανθα δὲ τοὺς καρποὺς ἐπὶ γῆς κεχυμένη, καθάπερ οἱ σίκυοι, πλήρης ἦν ὀποῦ· τούτου δὲ ῥανίδες εἰς ὀφθαλμὸν ἐμπεσοῦσαι πᾶν ἀπετύφλουν ζῷον·οἵ τε ὠμοὶ φοίνικες ἔπνιγον πολλούς. ἦν δὲ κίνδυνος καὶ ἀπὸ τῶν ὄφεων· ἐν γὰρ τοῖς θισὶν ἐπεφύκει βοτάνη, ταύτῃ δ’ ὑποδεδυκότες ἐλάνθανον τοὺς δὲ πληγέντας ἀπέκτεινον. ἐν δὲ τοῖς Ὠρίταις τὰ τοξεύματα χρίεσθαι θανασίμοις φαρμάκοις ἔφασαν, ξύλινα ὄντα καὶ πεπυρακτωμένα· τρωθέντα δὲ Πτολεμαῖον κινδυνεύειν· ἐν ὕπνῳ δὲ παραστάντα τινὰ τῷ Ἀλεξάνδρῳ δεῖξαι ῥίζαν αὐτόπρεμνον, ἣν κελεῦσαι τρίβοντα ἐπιτιθέναι τῷ τρωθέντι· ἐκ δὲ τοῦ ὕπνου γενόμενον, μεμνημένον τῆς ὄψεως εὑρεῖν ζητοῦντα τὴν ῥίζαν πολλὴν πεφυκυῖαν καὶ χρήσασθαι καὶ αὐτὸν καὶ τοὺς ἄλλους· ἰδόντας δὲ τοὺς βαρβάρους εὑρημένον τὸ ἀλέξημα ὑπηκόους γενέσθαι τῷ βασιλεῖ. εἰκὸς δέ τινα μηνῦσαι τῶν εἰδότων, τὸ δὲ μυθῶδες προσετέθη κολακείας χάριν. ἐλθὼν δ’ εἰς τὸ βασίλειον τῶν Γεδρωσίων ἑξηκοσταῖος ἀπὸ Ὠρῶν, διαναπαύσας τὰ πλήθη μικρόν, ἀπῆρεν εἰς τὴν Καρμανίαν

Но Александру пришлось много пострадать, так как везде он находил самую бедную и засушливую почву. Его запасы, доставляемые издалека, были нерегулярными и недостаточными, и армия часто чувствовала ужасы голода. Кроме того, вьючные животные закончились, и пришлось оставить значительную часть обоза на дорогах и в разных лагерях. Армию спасли финиковые пальмы, чьими плодами и сердцевиной она питалась. Нет сомнений в том, что упрямство Александра в этом направлении объяснялось чувством амбициозного соперничества, хотя он прекрасно знал, чего ожидать от трудностей, которые он себе представлял: он хотел доказать миру, что в тех же пустынях, где молва показывает нам Семирамиду и Кира, после их катастрофических походов в Индию, с большим трудом спасшихся, Семирамиду с двадцатью, Кира только с семью спутниками, он, Александр, сможет провести бесчисленную армию и преодолеть во главе ее все препятствия и одержать победу. Помимо недостатка ресурсов, трудно было переносить сильную жару, глубину и высокую температуру песка. Там, где были высокие песчаные холмы, в дополнение к усилиям шевелить ногами, как в морской воде, также необходимо было подниматься и опускаться. Чтобы набрать воды, необходимо было совершать длинные марши В двести, в триста, а иногда даже в шестьсот стадий, идя в основном ночью. Они разбивали лагерь вдали от источников воды, по крайней мере, в тридцати стадиях, чтобы жаждущие солдаты не пили слишком много воды. Фактически, многие бросались с оружием в руках и пили, оставаясь погруженными. Задохнувшись, они опухали и всплывали на поверхность, загрязняя источники воды, которые были мелкими. Другие, измученные жаждой, ложились посреди дороги на солнце, трясясь руками и ногами и умирали, как будто страдали от холода и дрожи. Некоторые выходили с дороги и засыпали, одолеваемые сонливостью и истощением. Когда они отставали, некоторые погибли в результате схождения с дороги, из–за отсутствия каких–либо условий и жары, в то время как другие спаслись, хотя сильно пострадали. Проливной дождь обрушился ночью и затопил многих солдат и их снаряжение; также большая часть царского багажа была унесена. Проводники из–за незнакомства с регионами зашли далеко вглубь, поэтому они больше не могли видеть море. Царь, осознав это, немедленно отправился к берегу. Как только он нашел его, он покопал и обнаружил питьевую воду, а затем вызвал армию. Почти семь дней он ходил к берегу, который был хорошо снабжен источниками воды, а затем снова повернул вглубь страны. Там было дерево, похожее на лавровое, отведав которого вьючные животные умирали от эпилепсии, в результате чего из пасти у них выходила пена. А потом было колючее растение, плоды которого падали на землю, как огурцы, и они были полны сока. Если капли этого сока попадали в глаза, они ослепляли любое существо. Многих погубили незрелые финики. Опасность также исходила от змей. В самом деле они прятались в траве, которая растет в песчаных отмелях, и убивали тех, кто на них наступал. Говорят, что у оритов стрелы, сделанные из дерева и обожженные огнем, погружались в смертельные яды. Птолемей, который был ранен, избежал опасности для жизни. Во сне Александру явился тот, кто указал на целый корень и велел ему порезать и приложить его к ране. Проснувшись, он вспомнил видение, стал искать корень, нашел его в огромных количествах и использовал и сам, и другие. Говорят, что варвары, увидев, что он нашел это лекарство, покорились царю. Более вероятно, что кто–то, кто знал противоядие, сообщил царю, в то время как фантастический элемент был добавлен для лести. Прибыв в царство гедросиев на шестидесятый день после ухода от оров и отдохнув некоторое время, он отправился в Карманию.

Фрагмент 49 касается Гедросии, области к западу от Инда и к югу от Арахосии, которая обращена к Оманскому заливу [1]. Александр прибывает туда с армией после того, как он покинул Паталу, переправился через реку Арабий и вторгся на территорию оритов [2]. Длинный фрагмент 49a взят из Арриана.
В первой части (Arrian, Anabasis VI 22, 4-8) Аристобул цитируется прямо, а затем текст продолжается в косвенной речи, которая указывает, что источником остается историк из Кассандрии. Незадолго до этого Арриан очень кратко изложил переход через Гедросию, который затем занял последующие главы [3]. Цитата Аристобула, однако, касается флоры этого пустынного региона и полна любопытных подробностей. Она также представляет вставку совсем другого звучания по сравнению с собщением о марше в пустынном регионе, который характеризуется драматическими тонами и описанием страданий и опасностей, которым подвергается македонская армия.
Первое названное растение — мирра, особенно вид крупнее обычного; она использовалась финикийцами, которые следовали за экспедицией в торговых целях. Это типичный для Белуджистана сорт (Balsamodendron Muckul Stocks), который приводится в других источниках [4]. Что касается Гедросии и экспедиции Александра, то Страбон также упоминает, что македоняне использовали мирру и нард для покрытия палаток и для подстилок [5].
Сразу после этого упоминаются очень многочисленные ароматные корни нарда, которые, растоптанные солдатами, источали приятный запах; они также продавались финикийцами. Сложно определить, на основании источаемого аромата, что это может быть сладкий тростник (Cymbopogon schoenantus). Кроме того, Страбон приводит нард вместе с миррой, и он, как и фрагмент Аристобула, упоминает их огромное количество в Гедросии, так что он может служить для македонцев в качестве укрытия или ложа [6].
Затем следует более краткий список других видов растений в Гедросии: один, похожий на лавр, обитавший в местах, омываемых морскими волнами; другой, который рос в пещерах, всегда заполненных морской водой; и, наконец, растение, достигающее тридцати локтей в высоту [7] и дающее цветы, похожие на фиалки: считается, что здесь Аристобул перечисляет три различных вида мангровых деревьев, которые произрастают в прибрежных районах Аравийского залива, а также в болотистых и лагунных районах дельты Инда [8]. Это растение не имеет отношения (как и другие) к описанию флоры пустынной местности; однако мы должны учитывать, что Аристобул, вероятно, описал весь регион, вплоть до побережья Оманского залива: поэтому очевидное несоответствие могло быть связано с самим Аррианом, который суммировал данные Аристобула, выбрав наиболее любопытное и достойное упоминания. Наконец, последнее упомянутое растение — это дикий чертополох с колючками, настолько прочными, что они сваливают человека с лошади, а его шипы запутывают и ловят зайцев, которые не могут от них избавиться; эти шипы, однако, легко режутся серпом и выделяют обильный сок, более кислый, чем у сосен. Это Euphorbia antiquorum, которая производит липкое вещество и имеет высоту от 1 до 2 м [9].
На этом растении обзор Аристобула заканчивается. Другие авторы, в дополнение к Арриану, фокусируются на флоре Гедросии, указывая в основном на те же виды: это свидетельствует о том, что с точкт зрения ботаники этот район был хорошо известен древним, которые получили информацию от тех, кто участвовал в экспедиции Александра [10]. Хотя упомянутые растения в основном одинаковы, тем не менее, древние авторы отличаются в других подробностях, и нельзя сказать, что источником для этих ботанических отступлений является Аристобул: более вероятно, однако, что другие историки Александра рассматривали растения и что более поздние авторы опирались на различные работы.
Было выдвинуто предположение, что Аристобул следует здесь Неарху. Тезис основан на том факте, что последний лучше знал регион, и на гипотезе, что пассаж Страбона, в котором упоминается мангровая роща, может восходить к самому Неарху [11].
В действительности, в поддержку этого тезиса достаточных свидетельств не существует: с одной стороны, Арриан, который также знает работу Неарха, цитирует только Аристобула; с другой точные совпадения между пассажем Страбона и фрагментом Аристобула отсутствуют. Более того, Аристобула часто цитируют касательно флоры областей, пересекаемых македонской экспедицией: это показывает не только внимание историка к этим подробностям, но также и уверенность, что последующие авторы представили переданные им сведения, которые считались достоверными. Не отрицая того, что другие историки Александра останавливались на растениях и цветах Гедросии, представляется целесообразным приписать единственно Аристобулу авторство данных о флоре Гедросии, переданных от его имени Аррианом: более того, историк из Никомедии, который имел в своем распоряжении или знал другие работы о македонской экспедиции (например, труд Неарха), предпочитает данные Аристобула, свидетельствуя еще раз о доверии, которое он оказывал его работе [12].
Параграф 23 не содержит имени Аристобула и не включен Якоби во фрагмент. Историк из Никомедии, не упоминая ни одного источника, начинает рассказ о походе армии в Гедросию (именно от земли оритов до Пуры), подчеркивая, что Александр выбрал трудный и лишенный снабжения путь, желая следовать по прибрежной зоне, чтобы посмотреть на гавани и подготовить необходимое для флота. Затем описывается, что солдаты, охваченные голодом, напали на припасы, предназначенные для флота, и Александр не стал наказывать их, понимая мотивы и необходимость, побудившие их действовать.
Можно легко заметить разрыв между цитатой Аристобула и той частью, в которой описана первая половина марша: мы начинаем видеть великие страдания, испытываемые армией, больше нет упоминаний о флоре региона, но подчеркивается только засуха, а повествование сосредоточено на нравах Александра. Это резкое изменение регистра и тематики заставляет поверить, вместе с Якоби, что в этом отрывке Арриан не следует Аристобулу. По мнению большинства критиков, здесь перед историком из Никомедии была работа Птолемея [13].
Начало параграфа 24 также не вставлено Якоби во фрагмент Аристобула: утверждается, что Александр подошел к царской резиденции Гедросии, к Пуре, и что он прибыл туда через шестьдесят дней после того, как покинул регион оров [14]. Эта информация также приписывается Птолемею [15].
Далее следует то, что мы назвали второй частью фрагмента Аристобула (Arrian, Anabasis VI 24, 1): Якоби сообщает об этом мелким шрифтом, потому что имя историка там не фигурирует. Тем не менее упоминаются «большинство историков Александра», и Аристобул также может быть включен в их число. С другой стороны, это упоминание, по–видимому, не противоречит сказанному ранее, но служит введением в подробное описание страданий, пережитых македонцами во время пересечения пустыни Гедросии, "сообщение о мытарствах", согласно удачному определению Страсбургера. В этом разделе Арриан полагается не только на свои источники для экспедиции Александра, но, готовясь описать столь трудный для македонцев момент, он должен также принять во внимание другие описания форсированных маршей или предприятий на сложных территориях; здесь представлены образцы классической греческой историографии, конкретно Геродот, Фукидид, Ксенофонт, и, как уже отмечалось, некоторые лексические намеки на этих авторитетов можно найти уже в этом разделе, который затем станет моделью для всего повествование о марше в Гедросии [16].
Вскоре Арриан называет Неарха (часть, которую Якоби вставляет в квадратные скобки), рассказывая о том, что Александр выбрал этот путь не потому, что игнорировал трудности, но потому что он слышал, что никто из тех, кто шел по этому пути с армией, не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов с двадцатью своими солдатами, как сказали местные жители, в то время как только семь оставшихся в живых спаслись вместе с Киром, сыном Камбиза [17]: и еще Александр, согласно Неарху, предпочел этот маршрут, чтобы быть рядом с флотом и снабжать его необходимыми вещами [18]. Итак, по мнению Неарха, две причины заставили Александра выбрать этот путь: идеологический драйв, чтобы совершить то, чего он не совершал раньше, и с другой стороны, мотивация более практического характера: чтобы снабжать флот, что было весьма понятно для Неарха, учитывая его роль триерарха.
С концом фрагмента 3 Неарха открывается третья часть фрагмента 49a Аристобула, как представлено в издании Якоби (Arrian, Anabasis VI 24, 4 - 26, 5). И в этом случае, поскольку Аристобул не упоминается прямо, в издании Якоби текст представлен мелким шрифтом. Прежде чем заняться проблемой источника этой части, остановимся на содержании текста Арриана.
Это правдивая история о трудном походе в пустынном регионе [19]. Действительно, параграф 24 начинается с описания массовых смертей людей и вьючных животных из–за жары и недостатка воды, а также из–за глубины песчаных дюн, по которым было очень утомительно ходить. Кроме того, другой дискомфорт был представлен длиной переходов и тем фактом, что встречались не все места, где можно было добывать воду [20].
Точное число жертв не уточняется: однако, по словам Плутарха, из ста двадцати тысяч пехотинцев и пятнадцати тысяч всадников при отправлении выжило менее четверти [21]. Хотя нет свидетельств того, что начальные цифры Плутарха достоверны, факт, что погибло более половины армии, свидетельствует о том, что переход через Гедросию был пережит и воспринят как трагедия.
Параграф 25 можно разделить на два раздела: в первом нам описывают гибель вьючных животных и приводится факт, что многие солдаты падали вдоль дороги и не спаслись; во втором рассказывается о потопе, захлестнувшем лагерь, и о том, сколько человек погибло, выпив слишком много, в те редкие времена, когда они встречали источник.
Вьючные животные падали не только от усталости или лишений, но и потому, что их убивали голодные солдаты [22]; Александр, понимая, что происходит, не предпринял никаких действий, учитывая, что в сложившейся ситуации лучше будет притвориться незнающим и не усугублять наказанием и без того тяжелое положение армии: поэтому возникает положительный образ Александра, потому что он, кажется, понимает трудное состояние своей армии и готов отступить от своих принципов, чтобы не ухудшать условий своим людям [23].
Затем сообщается, что те, кто оставался позади либо из–за усталости, либо из–за болезни, либо из–за голода, не получали помощи, потому что экспедиция проходила в быстром темпе, и ради общих интересов, говорит Арриан, игнорировались индивидуальные нужды [24]. Более того, поскольку большинство маршей проходило ночью, некоторые засыпали на трассе, и лишь немногие, проснувшись, имели силы следовать за армией: большинство «погибло в песках, словно они утонули в море» [25].
Метафора пустыни как моря также появляется в предыдущем пассаже Арриана при указании на пустыню, окружающую оазис Сива в Египте, в отрывке, восходящем к Аристобулу [26]. Это изображение также встречается в других источниках и, вероятно, представляет собой литературный топос: именно эти повторения не позволяют нам с уверенностью приписать авторство этого сравнения Аристобулу [27].
Затем описывается наводнение, уничтожившее македонский лагерь. Арриан утверждает, что тропический режим Гедросии похож на индийский: обе территории омываются дождями, вызываемыми ежегодными ветрами; дожди идут не на равнинах, а в горах. Из–за наличия источника воды македонцы разбили лагерь возле ручья, но ночью его затопила дождевая вода, спустившаяся с гор и накрывшая лагерь; потоп истребил женщин и детей и унес царский багаж с оставшимися вьючными животными.
Интересно указание на плювиальный режим региона: и Аристобул, и Неарх, как мы видели, говорили о нем в своих работах [28]. Оба подчеркивают влияние сезонных ветров на осадки, хотя Неарх, кстати, не согласен с Аристобулом по поводу летних дождей, потому что он считает, что равнины остаются сухими зимой, в то время как они мокрые от дождя летом.
Об осадках Индии есть также пассаж Арриана, который следует Мегасфену, хотя эта часть не включена в состав фрагментов последнего [29]. Говорят, что в Индии летом идут дожди, особенно в горах, и с гор текут крупные и прозрачные потоки [30]. К сожалению, трудно определить источник Арриана для этой информации.
Кроме того, следует подчеркнуть, что Страбон останавливается еще на одном моменте, связанном с выпадением осадков в Гедросии: в регионе мало воды, за исключением лета, когда идет дождь; кроме того, дожди выпадают в горах, и реки, заполняясь дождями, затопляют равнины [31].
И для этого пассажа невозможно определить источник с уверенностью.
Фрагмент 49a Аристобула заканчивается параграфом 26, в котором он описывает Александра, отказавшегося от воды, которую разведчики принесли ему в шлеме: этот жест македонского царя укрепил всю армию, так что Арриан подтверждает похвалу этому действию Александра, указывая на «его твердость и способность руководить армией» [32]. Арриан также заявляет, что, согласно другим авторам, эпизод произошел у паропамисадов [33].
Этот анекдот также сообщается из других источников и локализуется по–разному. Плутарх помещает его во время погони за Бессом: пить предложили царю случайно повстречавшиеся македонцы, которые везли мехи с водой на мулах; они сказали Александру, что вода предназначена для их детей, но они с радостью отдадут ее ему, потому что, если он выживет, у них будут другие дети; но царь, увидев всадников в своем окружении, смотрящих на него, отказался пить [34].
По словам Курция Руфа этот эпизод произошел в пустыне Согдианы: Александру предлагается вода в чаше, и, как и у Плутарха, есть упоминание о детях как о первоначальных получателях питья [35].
Затем анекдот появляется у Фронтина, который помещает его в пустыне Африки, не упоминая о сыновьях возчиков [36]; он также находится у Полиэна, который не сообщает, где это произошло, но вообще указывая на пустыню [37].
Наконец, Зонара помещает эпизод во время преследования Дария: и в этом случае Александр отказывается пить, заявив, что тогда он обескуражит своих людей [38].
Итак, как можно видеть, этот анекдот, который положительно представляет фигуру Александра, был хорошо распространен и вскоре оторвался от своего первоначального контекста настолько, что последний уже не мог быть определен. Место, выбранное Аррианом — в пустыне Гедросии — является уникальным, и, как мы увидим, это представляет проблему для определения его источника.
Как уже отмечалось, этот эпизод отличается по звучанию и климату от описания страданий македонской армии в предыдущем параграфе; однако, как предположил Шепенс, предпочтение Арриана имеет смысл, потому что в контексте трудностей и страданий стойкость и великодушие Александра проявляются еще больше.
Наконец, фрагмент заканчивается рассказом об инциденте, произошедшем с проводниками, которые больше не помнили путь, потому что ориентиры были снесены ветром, и не могли двигаться вслед за звездами ночью или за солнцем днем: затем Александр, почувствовав необходимость отвести армию влево, пошел вперед с несколькими наездниками и достиг моря, так что армия могла продвигаться вдоль побережья в поисках питьевой воды в течение семи дней, пока проводники не нашли путь. Этот отрывок напоминает то, что Арриан рассказывал о походе к святилищу Зевса Аммона: в этом случае песок, переносимый ветром, стер контрольные следы для проводников, и армия не знала, куда идти: по словам Птолемея, однако, две змеи взяли на себя руководство войском (согласно Аристобулу два ворона), что позволило македонцам выйти к оракулу [39]. Однако, в случае с пустыней Гедросии божественного вмешательства не происходит: еще раз, как и в эпизоде с водой подчеркивается величие Александра, который, не обескураженный трудностями, берет на себя груз решений и уводит свою армию в безопасное место [40].
Этим эпизодом заканчивается параграф 26 Арриана и фрагмент 49а Аристобула. Есть многочисленные точки соприкосновения между третьей частью фрагмента Аристобула и отрывком из Страбона, описывающего марш в пустыне Гедросии, так что Якоби вставляет этот отрывок как фрагмент 49b [41].Также в этом случае следует подчеркнуть, что Страбон не раскрывает свой источник, хотя незадолго прежде упоминается цитата Неарха о движениях флота: по словам флотоводца, он начал плавание, когда Александр уже завершил переход, осенью [42].
Здесь стоит еще раз перечислить точки соприкосновения между текстом Страбона и текстом Арриана:
Упоминание о бесплодности территории.
Гибель вьючных животных и отказ от снаряжения, которое стало трудно перевозить.
Факт, что Александр, хотя и осознавал трудности, двигался в этом направлении для подражания Семирамиде и Киру.
Упоминание о глубине песка и дюнах, по которым было трудно ступать, словно ходить по морскому дну.
Длина этапов и тот факт, что они часто проходили ночью.
Необходимость размещать лагеря подальше от источников воды, чтобы солдаты не злоупотребляли ею из–за жажды.
Гибель солдат, которые уснули и больше не могли присоединиться к остальной армии.
Эпизод с наводнением.
Растерянность проводников и вмешательство Александра, чтобы найти дорогу.
Упомянутые сравнения, которые касаются параграфов 5 и 6 текста Страбона, показывают, что Арриан и автор Географии имеют перед собой один и тот же источник, несмотря на некоторые незначительные различия, связанные с их собственным вмешательством; Страбон представляет события в более обобщенной форме, но его рассказ не теряет драматизма.
Якоби также вставляет параграф 7 Страбона во фрагмент 49b, который касается опасностей, с которыми сталкиваются македонцы в Гедросии и в котором упоминаются некоторые ядовитые и опасные растения, присутствие змей и факт, что Птолемей чуть не умер от отравленной стрелы, прилетевшей от оритов: только вмешательство Александра, который во сне увидел растение, способное воздействовать как лекарство, избавило его от смерти. Сами же варвары, поскольку он нашел противоядие, покорились ему: Страбон заявляет, что история о сне была придумана из лести к македонскому правителю. Нет совпадений между информацией в последнем параграфе и фрагментом 49а. Даже ботаническая информация первой части, в которой прямо упоминается Аристобул, имеет совершенно иной смысл, прежде всего потому, что названные виды не кажутся одинаковыми, а затем потому, что историк из Кассандрии не упоминает никаких ядовитых видов, а скорее приводит те, которые могут быть использованы людьми в качестве пищи. Поэтому последняя часть текста Страбона, которая даже с синтаксической точки зрения не связана с предыдущей, не должна быть связана с текстом Арриана, поскольку, похоже, она не зависит от общего источника.
Теперь необходимо больше сосредоточиться на источниках этих пассаей, в частности на второй и третьей частях фрагмента 49a и фрагмента 49b.
Два тезиса предложены критиками: согласно первому, источником является Аристобул; однако, согласно второму, за этой историей стоит Неарх.
В пользу приписывания этого пассажа Неарху говорит прямое упоминание Аррианом причин, побудивших Александра выбрать именно этот путь, и затем ряд инфинитивов, которые, кажется, зависят именно от λεγει Νέαρχος ("Неарх говорит") [43]. Кроме того, подчеркивается то, насколько драматический тон истории похода контрастирует с отступлением о флоре Гедросии, где Аристобул прямо цитируется Аррианом.
С другой стороны, следует помнить, что Неарх не участвовал в пустынной эпопее, потому что он командовал флотом, и, следовательно, трудно приписать ему столь подробное описание событий, при которых он не присутствовал. Более того, несомненно, следует приписать Аристобулу или Птолемею эпизод с проводниками, заблудившимися в песчаной пустыне, потому что есть много общего с тем, что они сообщили о Сиве. Поэтому очень трудно с уверенностью приписать Аристобулу вторую и третью части фрагмента 49a, а следовательно, и пассаж Страбона, который Якоби включил в 49b. Данные в пользу приписывания Аристобулу, в самом деле, не кажутся столь убедительными, хотя нельзя исключить, что Арриан получил некоторую информацию от историка из Кассандрии. Для этого эпизода мы должны выдвинуть гипотезу о большой работе самого Арриана с источниками: он использует их более одного, но приспосабливает все к своему личному видению события, желая вставить свою историю этого адского марша, соперничая с Геродотом, Фукидидом и Ксенофонтом.
Вероятно, что эпизод воды в шлеме также присутствовал в работе Аристобула, потому что он хорошо подходит для положительного имиджа Александра, который выглядит не начальником над своими солдатами, а первым среди равных.
Итак, если первая часть фрагмента 49а несомненно относится к Аристобулу, в этом откажешь последующим пассажам, и представляется предпочтительным выдвинуть гипотезу об использовании Аррианом различных источников, включая, в первую очередь, Неарха, который, хотя лично и не участвовал в марше, был о нем информирован настолько, чтобы иметь возможность сообщить о мотивах, побудивших Александра выбрать самый сложный маршрут, который также станет катастрофическим для всей армии.


[1] Arr., Ind. 26, 1-2.
[2] Arr., An. VI 20-21. Согласно сообщениям Арриана, Александр покинул Паталу в конце августа или в начале сентября 325 года и прибыл в Пуру, столицу Гедросии, в конце ноября или начале декабря. См. также Arr., Ind. 21, 1 (о задержке отъезда флота, руководимого Неархом); Strab. XV 2, 5. Другими источниками, которые касаются завершения операций у оритов и входа в пустыню Гедросии, являются: Diod. XVII 104, 4 – 105, 2; Curt. Ruf. IX 10, 4-7; Plut., Alex. 66, 4-5; Just., Epit. XII 10, 7.
[3] Arr., An. VI 22, 3.
[4] Thphr., HP IV 4, 12; IX 1, 2; Plin., HN XII 33 (но они не упоминают ни размера этого растения, ни его коммерческого использование финикийцами).
[5] Strab. XV 2, 3.
[6] Strab. XV 2, 3. Упомянутые растения можно также отождествить с нардом Thphr., HP IX 7, 2; Plin., HN XII 26.
[7] Примерно 16 м.
[8] Thphr., HP IV 7, 4; Plin., HN XIII 141.
[9] Это может быть то же растение, которое описал Strab. XV 2, 7 и Thphr., HP IV 7, 4, хотя Аристобул не сообщает о том, что этот сок ядовит.
[10] В дополнение к Арриану флору Гедросии также упоминают Strab. XV 2, 3; 7; Thphr., HP IV 4, 12-13; Plin., HN XII 33.
[11] Strab. XV 2, 3.
[12] Неарх является одним из основных источников арриановой "Индики" (Arr., Ind. 17, 6 – 42, 10).
[13] Страсбургер думает, что Арриан разделил историю Птолемея на три части: VI 21, 3 – 22, 3; 23, 1 – 24, 1; 27, 1).
[14] См. также Arr., An. VI 27, 1; Strab. XV 2, 7 (где, однако, Пура как столица Гедросии не упоминается прямо).
[15] Plin., HN XII 21: «Теперь рассмотрим растения, которыми восхищался Александр Великий, когда он открыл эту часть света».
[16] Фукидид упоминает παθαματα, вызванные Пелопоннесской войной (см. I 23, 1); Геродот — лингвистические ссылки, относящиеся к III 125, 2 (имеется в виду Поликрат Самосский), Ксенофонт — страдания десяти тысяч на территории кардухов (An. IV 3, 2).
[17] Представляется целесообразным интерпретировать фразу τοῦτο μὲν μόνος Νέαρχος λέγει ὧδε ("это утверждает один Неарх") как относящуюся ко всему параграфу: Неарх — единственный, кто говорит, что Александр пересек пустыню, несмотря на то, что знал о трудностях маршрута, и объясняет причины, побудившие царя выбрать этот путь; эта интерпретация также подтверждается сравнением со Strab. XV 2, 5 (что может подразумевать общий с Аррианом источник), где подчеркивается, что Александр знал о трудностях выбранного пути. По другой интерпретации, однако, согласно единственно Неарху, Александр пересекал пустыню, не зная о сложностях маршрута.
[18] Arr., An. VI 24, 1-3 (= Nearchus, FGrHist 133 F 3a). Об экспедиции Семирамиды в Индию см. Diod. II 16, 9 (который цитирует Ктесия). Однако, по словам Мегасфена, Семирамида готовилась к экспедиции против индов, но умерла, прежде чем приступить к ней (см. Arr., Ind. 5, 7 = Megasthenes, FGrHist 715 F 11b). Интересно отметить, что источники не сообщают о каких–либо попытках вторжения Кира в Индию: поэтому это упоминание было истолковано как выдумка македонцев, чтобы польстить Александру. Более того, в "Индике" Арриана утверждается, что, по мнению индов, кроме Диониса и Геракла никто не вторгся в Индию, даже Кир (см. 9, 10). Также следует упомянуть тезис Маццарино, согласно которому Александр и его спутники находились под влиянием повествований о Семирамиде и Кире Ктесия и Динона.
[19] Другие источники о переправе через Гедросию: Diod. XVII 105, 3-8; Curt. Ruf. IX 10, 8-18; Plut., Alex. 66, 4-7; Just., Epit. XII 10, 7.
[20] Страбон (XV 2, 6) сообщает о ночных маршах в двести, в четыреста и даже в шестьсот стадий. По словам Шепенса, длина, указанная Страбоном, была реалистичной и свидетельствовала о том, что Александр недооценил размер региона и трудности, с которыми пришлось столкнуться.
[21] Plut., Al. 66, 4-5. Плутарх не указывает свой источник для этого эпизода. Данные о количестве македонской армии в Индии также предоставлены Arr., Ind. 19, 5 (в начала спуска по Гидаспу); Curt. Ruf. VIII, 5, 4 (в начале индийской кампании).
[22] У Курция Руфа солдаты начали убивать вьючных животных, когда они больше не могли найти корни пальм для питания, и, не зная, как транспортировать скарб, они жгли добычу, захваченную у врагов (см. IX 10, 12). Страбон в отрывке, который можно проследить к Неарху, сообщает, что вьючные животные погибли и солдаты спаслись, питаясь не только фруктами, но и листвой (см. Strab XV, 5). Пальмы упоминаются как пища для солдат также в Анабасисе Ксенофонта, хотя и не в драматическом контексте (II 3, 15-16).
[23] О других актах недисциплинированности, которые отражают трудности, с которыми столкнулась армия в этом случае, ср. Arr., An. VI 23 4-5; Strab. XV 2, 6.
[24] Болезни, от которых страдали солдаты, упоминают также Plut., Alex. 66, 6; Curt. Ruf. IX 10, 13 (который даже говорит о чуме).
[25] Arr., An. VI 25, 3. 28, 1 – 30, 4.
[26] Arr., An. III 3, 3-4 (= F 13).
[27] См., например, Curt. Ruf. IV 7, 11; VII 4, 28. Использование же ἐκπίπτω в смысле утопления или кораблекрушения имеет давнюю традицию: см. Od. VII 283; Hdt. III 138.
[28] Об Аристобуле см. Strab. XV 1, 17 (= F 35); о Неархе см. Strab. XV 1, 18 (= FGrHist 133 F 18).
[29] FGrHist 715 F 10a.
[30] Arr., Ind. VI 4. В следующем параграфе говорится, что летом на равнинах также идут дожди, так что большинство из них заболочены, и армия Александра вынуждена была бежать от затопления Акесина.
[31] Strab. XV 2, 3.
[32] Arr., An. VI 26, 3. Это личное вмешательство Арриана, как это логично, не включено Якоби во фрагмент Аристобула.
[33] Александр прошел бы территорию паропамисадов дважды, весной 329 г. ( Arr., An. VI 26, 3) и три года спустя ( Arr., An. IV 22, 4), но ни один из источников не упоминает о трудном марше в этих двух случаях.
[34] Plut., Alex. 42, 6-10.
[35] Curt. Ruf. VII 5, 10-12.
[36] Front., Str. I 7, 7.
[37] Polyaen., Str. IV 3, 25.
[38] Zon. IV 12, WI 136c.
[39] Arr., An. III 3, 5-6 (= F 14; Ptol., FGrHist 138 F 7).
[40] По словам Хатцеля, Арриан сам представил некоторые элементы эпизода с Сивой. У Страбона (XV 2, 6) в самом деле, мы читаем, что проводники зашли слишком далеко вглубь страны, пока Александр не заметил ошибку и не заставил армию отклониться: поэтому нет никакого упоминания о песчаной буре. Арриан, однако, не упоминая ошибку проводников, по словам Хатцеля, хочет подчеркнуть интуицию македонского царя.
[41] Strab. XV 2, 5-7.
[42] Strab. XV 2, 5 (= Nearchus, FGrHist 133 F 1a = F 24). Пределы фрагмента Неарха определены Якоби с помощью косвенной речи: когда предложение с инфинитивом больше не используется, но субъектом становится Кратер, триерарх больше не будет источником. Другие источники об уходе флота Arr., An. VI 21, 1-3; Ind. 21, 1.
[43] Arr., An. VI 24, 3 (= Nearchus, FGrHist 133 F 3a).

F 50: Александр в Кармании

Arr., An. VI 28, 2-4

ταῦτα δὲ οὔτε Πτολεμαῖος ὁ Λάγου οὔτε Ἀριστόβουλος ὁ Ἀριστοβούλου ἀνέγραψαν οὐδέ τις ἄλλος ὅντινα ἱκανὸν ἄν τις ποιήσαιτο τεκμηριῶσαι ὑπὲρ τῶν τοιῶνδε, καί μοι ὡς οὐ πιστὰ ἀναγεγράφθαι ἐξήρκεσαν. ἀλλὰ ἐκεῖνα ἤδη Ἀριστοβούλῳ ἑπόμενος ξυγγράφω, θῦσαι ἐν Καρμανίᾳ Ἀλέξανδρον χαριστήρια τῆς κατ’ Ἰνδῶν νίκης καὶ ὑπὲρ τῆς στρατιᾶς, ὅτι ἀπεσώθη ἐκ Γαδρωσίων, καὶ ἀγῶνα διαθεῖναι μουσικόν τε καὶ γυμνικόν· καταλέξαι δὲ καὶ Πευκέσταν ἐς τοὺς σωματοφύλακας, ἤδη μὲν ἐγνωκότα σατράπην καταστῆσαι τῆς Περσίδος, ἐθέλοντα δὲ πρὸ τῆς σατραπείας μηδὲ ταύτης τῆς τιμῆς καὶ πίστεως ἀπείρατον εἶναι ἐπὶ τῷ ἐν Μαλλοῖς ἔργῳ· εἶναι δὲ αὐτῷ ἑπτὰ εἰς τότε σωματοφύλακας, Λεοννάτον Ἀντέου, Ἡφαιστίωνα τὸν Ἀμύντορος, Λυσίμαχον Ἀγαθοκλέους, Ἀριστόνουν Πεισαίου, τούτους μὲν Πελλαίους, Περδίκκαν δὲ Ὀρόντου ἐκ τῆς Ὀρεστίδος, Πτολεμαῖον δὲ Λάγου καὶ Πείθωνα Κρατεύα Ἐορδαίους· ὄγδοον δὲ προσγενέσθαι αὐτοῖς Πευκέσταν τὸν Ἀλεξάνδρου ὑπερασπίσαντα.

Ни Птолемей, сын Лага, ни Аристобул, сын Аристобула, не зарегистрировали [вакхического шествия через Карманию], да и нет никакого другого источника, которого я мог бы считать здесь надежным свидетелем; поэтому для меня достаточно будет записать событие, хотя оно не заслуживает доверия. Но сейчас я приведу материал, следуя Аристобулу. Александр принес жертву в Кармании в благодарность за победу над индами и за спасение своей армии в Гедросии, а также отпраздновал музыкальное и спортивное состязания. Он записал Певкесту в число царских телохранителей, хотя уже решил назначить его сатрапом Персии, потому что хотел, чтобы тот принял этот знак почести и жест доброй воли в качестве награды за свой героический поступок у маллов, прежде чем он получил сатрапию. До этого момента у него было семь царских телохранителей: Леоннат, сын Антея, Гефестион, сын Аминтора, Лисимах, сын Агафокла, Аристоной, сын Писея (эти люди были из Пеллы), Пердикка, сын Оронта, из Орестиды, Птолемей, сын Лага, и Пифон, сын Кратевы, оба из Эордеи. К ним он добавил восьмым Певкесту, который прикрывал его своим щитом

Фрагмент относится к 325 году, когда Александр и его армия в ходе обратного пути из Индии переправившись через пустыню Гедросии, прибыли в Карманию [1]. Кратер также присоединился к ним здесь, прибыв со своими войсками из Арахосии [2].
В этом фрагменте Арриана Аристобул упоминается дважды, сперва в связи с Птолемеем: Арриан подчеркивает, что оба автора не сообщают о некоторых эпизодах, связанных с пребыванием Александра в Кармании. Что это были за эпизоды, Арриан объяснил чуть раньше: по словам авторов, которые не уточняются, Александр пересекал Карманию, возлежа с этерами на двух крытых и соединенных вместе повозках, в сопровождении звуков флейт; солдаты, перешучиваясь, следовали с венками на головах и ели то, что карманы приготовили для них на обочине дороги. По мнению этих авторов, которых Арриан не упоминает, этот праздник был задуман самим Александром в подражание Дионису, который, как гласит история, после покорения индов пересек в шествии большую часть Азии; Дионис по этому случаю получил эпитет "триамб", и поэтому торжественные процессии после победы на войне называются триумфами.
Эпизод повторяется в других источниках. Плутарх утверждает, что из Гедросии Александр "двигался в вакхической процессии в течение семи дней через Карманию" [3]. Затем биограф продолжает описывать пиры, которые задавались ночью и днем на платформе, запряженной восьмеркой лошадей, музыку и песни, сопровождающие процессию, и кутежи солдат, которые носили венки. Рассказ Плутарха более подробен, чем сообщение Арриана, хотя желание Александра брать пример с Диониса прямо не упоминается. Кроме того, биограф не указывает свой источник [4].
В более краткой форме эпизод появляется также у Диодора, который, подобно Плутарху, утверждает, что праздничная процессия пересекала регион в течение семи дней [5].
Подробно останавливается на эпизоде Курций Руф, который, как и Арриан, подчеркивает желание Александра подражать Либеру и его триумфу [6]. И снова процессия, богатая и роскошная, длилась семь дней. Более того, Курций прямо осуждает эти праздники, которые по его мнению не к лицу армии, которая еще не полностью подчинила встречавшееся на ее пути население [7].
Ни Плутарх, ни Диодор, ни Курций Руф не указывают, откуда они узнают об этих событиях. Наличие эпизода с дионисийским кортежом в этих трех источниках позволяет предположить, что он был взят из работы Клитарха.
Эпизод с вакхическим кортежом также упоминается в двух других источниках, в которых, однако, не говорится прямо о пребывании македонской армии в Кармании. Афиней в вышеупомянутой части Дейпнософистов, посвященной алкоголизму, останавливается на употреблении вина на востоке [8]. Так он говорит [9]:
"Пьянство Александра, как говорит Каристий Пергамский в "Исторических записках", заходило настолько далеко, что он бражничал в повозке, влекомой ослами".
Имеется очень мало информации о Каристии Пергамском, который, вероятно, жил в конце второго века, как и о его историографической работе, основным передатчиком которой является Афиней [10]. Приведенный здесь эпизод относится к пребыванию Александра в Кармании на основе его нахождения в повозке, запряженной ослами, которые, согласно сообщениям Страбона, были наиболее часто используемыми жителями региона буксирными животными [11]. Во фрагменте нет упоминания о Дионисе, а только о κωμάζειν, «пьяном разгуле» Александра.
Еще одним свидетельством является место у Феофраста. И в этом случае нет точных указаний на контекст: говорится, что также Александр, возвращаясь из экспедиции, был увенчан плющом вместе со своими солдатами [12]. Эти данные подтверждаются Плинием, который привел отрывок из Феофраста, и подтвердил, что Александр вернулся из Индии, увенчанный плющом "в подражание Отцу Либеру" [13].
Также Арриан, как мы видели, хотя и считает это событие выдумкой, поскольку оно не подтверждается свидетельствами Аристобула и Птолемея, упоминает об этом дионисийском шествии, чтобы завершить тему, что свидетельствует о том, что этой версии событий в Кармании повезло гораздо больше, чем версии, приписываемой Аррианом Аристобулу и содержащейся во второй части фрагмента 50.
Согласно Аристобулу, действительно, Александр, прибыв в Карманию, принес жертвы богам и организовал гимнастические и музыкальные соревнования (ἀγῶνα … μουσικόν τε καὶ γυμνικόν).
Празднование с жертвоприношениями и, в то же время, учреждение игр по случаю побед, если взглянуть на то, что говорят источники, не является одной из наиболее распространенных практик, которым следовал Александр во время азиатской экспедиции. Другое упоминание об этой практике встречается после победы над Пором: Арриан сообщает, что Александр, победив индийского царя, воздал почести павшим и принес богам обычные жертвы за победу, устроив гимнастические и конные игры на берегу Гидаспа [14]. Отрывок, однако, мало совпадает с тем, что сообщал Аристобул, и поэтому невозможно сопоставить точнее.
Следует отметить, что о создании игр упоминают и другие источники: Диодор сообщает, что в городе Салмунт, также в Кармании, Александр организовал театральные фестивали [15]; Плутарх рассказывает о хоровых конкурсах и победе Багоя, любовника Александра, в танцевальном состязании [16].
Наконец, в "Индике", в пассаже, который восходит к Неарху, Арриан упоминает жертвы, которые Александр принес в благодарность за спасение армии после прибытия флота; эти жертвы были принесены Зевсу Спасителю, Аполлону–Защитнику, Посейдону и всем морским божествам, и, кроме того, были организованы гимнастический и музыкальный агоны и процессия [17].
Очевидно, что все источники, даже с отмеченными различиями, упоминают праздники в Кармании, вероятно, по поводу выхода из пустыни Гедросии и воссоединения всей армии. Источники упоминают об одном или нескольких из следующих эпизодов: семидневная вакхическая процессия, желание Александра подражать Дионису и его триумфу, благодарственные жертвы и учреждение агонов по этому случаю. Аристобул сообщает лишь о жертвах и агонах, и можно утверждать, что остальное из перечисленного в его работе отсутствовало.
В сравнении с анонимной версией, взятой у Плутарха, Диодора и Курция Руфа, в рассказе Аристобула дионисийский компонент полностью отсутствует, как и любые упоминания об излишествах или кутежах Александра и его людей. Это может быть связано с желанием не выставлять правителя в плохом свете и, в частности, не подчеркивать его склонность к пьянству.
Следовательно, если, как указали критики, прямая ссылка на Диониса и триумф может быть более поздней выдумкой (раз они не упоминаются ни у цитируемых историков Александра, ни у Диодора), вероятно, что великолепная процессия, в которой царь и армия превзошли себя даже в пьянстве, то если это действительно произошло, об этом не сообщали Аристобул и Птолемей, потому что это не отвечало образу македонского правителя, который должен был выйти из их работ.
Наконец, есть третья часть фрагмента, относящаяся к Аристобулу, потому что Арриан продолжает использовать косвенную речь. Эта часть касается включения Певкесты в число телохранителей Александра и решения назначить его сатрапом Персии. Интересно отметить, что Аристобул сообщает, что решение царя оказать эту честь Певкесте вытекает из поведения этого последнего в деле против маллов: на это, очевидно, указывает факт, что Певкеста спас Александра, прикрыв его своим щитом, когда царь оказался в окружении врагов во время нападения на один из городов маллов.
Следовательно, можно утверждать, что Аристобул, чья частичная версия этого эпизода содержится в отрывке из книги Плутарха «De fortuna aut virtute Alexandri Magni», назвал Певесту спасителем Александра. Термин σωματοφύλαξ, «телохранитель», указывает здесь на «группу из семи дворян, которые формировали окружение царя и заботились о его личности не только на войне, но и при дворе». Арриан использует этот термин также для обозначения группы гипаспистов, но это не относилось к Аристобулу [18].
Историк из Кассандрии приводит единственный полный список телохранителей, хотя он конкретно принадлежит 325 году. Вот имена, переданные Аристобулом: Леоннат, сын Антея; Гефестион, сын Аминты; Лисимах, сын Агафокла; Аристоной, сын Писея: все они, согласно Аристобулу, происходит из Пеллы; затем следуют: Пердикка, сын Оронта, из Орестиды; Птолемей, сын Лага, и Пифон, сын Кратевы, из Эордеи.
Леоннат появляется в другом фрагменте Аристобула как посланный Александром к матери и жене Дария, чтобы объявить, что персидский царь не умер. Поэтому вероятно, что он был человеком, хорошо известным историку из Кассандрии. Известны Гефестион и Лисимах, а также Пердикка [19]. Пифон менее известен: он был триерархом флота, плывшего по Гидаспу. После смерти Александра он поддерживал Пердикку и стал сатрапом Мидии. Он был убит Антигоном в 315 г. [20] Все персонажи, упомянутые Аристобулом, из–за роли, которую они сыграли в экспедиции Александра или в жизни государя, заслужили должности соматофилака.
Поэтому Певкеста будет восьмым телохранителем, хотя его должность будет только почетной и временной, потому что Александр уже решил поручить ему персидскую сатрапию, а обе должности не могли совмещаться.
Факт, что, по словам Аристобула, уже в Кармании Александр намеревался назначить Певкесту сатрапом Персии, приводит к убеждению, что царь уже услышал о смерти Фрасаорта и о самопровозглашении сатрапом Орксина [21]. В более позднем отрывке, однако, Арриан сообщает, что Александр, достигнув границ Персии, обнаружил, что Фрасаорт умер от болезни, когда македонская армия еще находилась в Индии, и что к власти пришел Орксин [22]. Фрагмент Аристобула указывает, что еще до прибытия в Персию Александр решил назначить Певкесту сатрапом региона: поскольку Арриан позже заявляет, что македонский царь узнал о кончине предыдущего сатрапа только тогда, когда он вошел в регион, мы можем думать, что Александр был готов свергнуть Фрасаорта, чтобы назначить важную сатрапию Певкесте [23].
Эта вторая часть фрагмента 50 важна, потому что она демонстрирует внимание Аристобула к подробностям военного устройства, и историк из Кассандрии остается единственным источником, который приводит полный и заслуживающий доверия список телохранителей, сопровождавших Александра.


[1] Кармания соответствует нынешнему Керману, региону Южного Ирана. По словам Страбона, Кармания граничит на востоке с Гедросией, на юге с Персидским заливом, на Западе с Персией и на севере с Парфией. Автор Географии также подчеркивает ее плодородие и сообщает о некоторых обычаях населения, указывая на то, что кармании были воинственным народом (XV 2, 14). Арриан также говорит о Кармании в Индике, упоминая, в свою очередь, о плодовитости и многоводности региона (32, 4).
[2] Arr., An. VI 28, 5. анахронизм этого этиологического объяснения подчеркивался критиками. П. Гуковский утверждает, что Александр–Дионис, представленный прежде всего Курцием Руфусом и Плутархом, возможно, был последующей перепевкой на основе некоторых триумфов, вроде Птолемея Филадельфа в 271/0 г. и подражавшего Дионису Антония.
[3] Plut., Alex. 67, 1.
[4] Plut., Alex. 67.
[5] Diod. XVII 106, 1.
[6] Было выдвинуто предположение, что связь между Александром и Дионисом — Отцом Либером (который не появляется у Диодора) является более поздней переработкой (вероятно, императорского периода) клитархова материала.
[7] Curt. Ruf. IX 10, 24-29.
[8] Ath. X 44, 434.
[9] Ath. X 45, 434f.
[10] FHG IV F 4.
[11] Strab. XV 2, 14.
[12] Thphr., HP IV 4, 1: «Говорят, что плющ и оливковое дерево не растут в Азии в той части Сирии, которая находится на расстоянии более пяти дней от моря. Однако в Индии плющ появляется на горе под названием Мер, куда, по их словам, прибыл Дионис. Поэтому говорят, что и Александр, возвращаясь из экспедиции, был увенчан плющом, он сам и его армия». Отрывок представляет небольшую текстовую проблему. Здесь мы решили перевести "из экспедиции", следуя чтению большинства рукописей, а не "из Индии", как стоит в альдинской редакции (1495-1498) и в издании Виммера (1842).
[13] Plin., HN XVI 144: «Говорят, что плющ родом из Азии. В 440 году от основания Рима Теофраст сказал обратное. По его словам, его нет в Индии, кроме как на горе Мер, и Гарпал в любом случае пытался посадить его в Мидии, но безрезультатно; Александр вернулся победителем из Индии с войском, увенчанным плющом из–за его редкости, по примеру Отца Либера».
[14] Arr., An. V 20, 1. Другие упоминания у Diod. XVII 40, 1; 72, 1; Curt. Ruf. III 12, 27. Кроме того, согласно Диодору и Курцию, Александр принес жертву Гелиосу за победы над востоком (Diod. XVII 89, 3; Curt. Ruf. IX 1, 1).
[15] Diod. XVII 106, 4.
[16] Plut., Alex. 67, 8. Эпизод с Багоем находится также в фрагменте Дикеарха у Афинея (Ath. XIII 80, 603a-b = Dicaearchus FHG II 241).
[17] Arr., Ind. 36, 3 (= Nearchus, FGrHist 133 F 1). Следует отметить, что только в этом пассаже игры организуются после прибытия Неарха и его флота, и это, вероятно, связано с тем, что источником Арриана является только Неарх.
[18] Arr., An. III 17, 2; IV 3, 2; 30, 3. См. также Diod. XVII 65, 1.
[19] О Лисимахе см. Arr., An. V 13, 1; VII 18, 5; Ind. 18, 3; Curt. Ruf. VIII 1, 13-17; X 10, 4; Diod. XVIII 3, 2; XX 37, 4; Just., Epit. XVII 1, 10. О Пердикке см. Arr., An. I 6, 9; 14, 2; II 8, 3; III 11, 9; VII 18, 5; Curt. Ruf. X 5, 4; 7, 8; Diod. XVI 94, 4; XVII 57, 2; 117, 3; XVIII 23, 2; 33-37.
[20] Arr., Ind. 18, 6; An. VII 5, 6; VII 26, 2; Curt. Ruf. X 7, 4-9; 10, 4; Diod. XVIII 3, 1; XIX 46, 1-3.
[21] Фрасаорт, сын Реомитра, был назначен сатрапом Персии Александром в 330 году (см. Arr., An. III 18, 11).
[22] Arr., An. VI 29, 2.
[23] Систи–Замбрини утверждает, что Александр с самого начала знал о смерти сатрапа, и что разнобой у Арриана связан с использованием различных источников.

F 51: Реставрация гробницы Кира

a) Arr., An. VI 29, 4-11

Ἐλύπησε δὲ αὐτὸν ἡ παρανομία ἡ ἐς τὸν Κύρου τοῦ Καμβύσου τάφον, ὅτι διορωρυγμένον τε καὶ σεσυλημένον κατέλαβε τοῦ Κύρου τὸν τάφον, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος. εἶναι γὰρ ἐν Πασαργάδαις ἐν τῷ παραδείσῳ τῷ βασιλικῷ Κύρου ἐκείνου τάφον καὶ περὶ αὐτὸν ἄλσος πεφυτεῦσθαι δένδρων παντοίων καὶ ὕδατι εἶναι κατάρρυτον καὶ πόαν βαθεῖαν πεφυκέναι ἐν τῷ λειμῶνι, καὶ αὐτὸν δὲ τὸν τάφον τὰ κάτω λίθου τετραπέδου ἐς τετράγωνον σχῆμα πεποιῆσθαι, ἄνωθεν δὲ οἴκημα ἐπεῖναι λίθινον ἐστεγασμένον, θυρίδα ἔχον φέρουσαν ἔσω στενήν, ὡς μόλις ἂν <εἶναι> ἑνὶ ἀνδρὶ οὐ μεγάλῳ πολλὰ κακοπαθοῦντι παρελθεῖν. ἐν δὲ τῷ οἰκήματι πύελον χρυσῆν κεῖσθαι, ἵνα τὸ σῶμα τοῦ Κύρου ἐτέθαπτο, καὶ κλίνην παρὰ τῇ πυέλῳ· πόδας δὲ εἶναι τῇ κλίνῃ χρυσοῦς σφυρηλάτους καὶ τάπητα ἐπίβλημα τῶν Βαβυλωνίων καὶ καυνάκας πορφυροῦς ὑποστρώματα. ἐπεῖναι δὲ καὶ κάνδυς καὶ ἄλλους χιτῶνας τῆς Βαβυλωνίου ἐργασίας. καὶ ἀναξυρίδες Μηδικαὶ καὶ στολαὶ ὑακινθινοβαφεῖς λέγει ὅτι ἔκειντο, αἱ δὲ πορφύρας αἱ δὲ ἄλλης καὶ ἄλλης χρόας, καὶ στρεπτοὶ καὶ ἀκινάκαι καὶ ἐνώτια χρυσοῦ τε καὶ λίθων κολλητά, καὶ τράπεζα ἔκειτο. ἐν μέσῳ δὲ τῆς κλίνης ἡ πύελος ἔκειτο ἡ τὸ σῶμα τὸ Κύρου ἔχουσα. εἶναι δὲ ἐντὸς τοῦ περιβόλου πρὸς τῇ ἀναβάσει τῇ ἐπὶ τὸν τάφον φερούσῃ οἴκημα σμικρὸν τοῖς Μάγοις πεποιημένον, οἳ δὴ ἐφύλασσον τὸν Κύρου τάφον ἔτι ἀπὸ Καμβύσου τοῦ Κύρου, παῖς παρὰ πατρὸς ἐκδεχόμενος τὴν φυλακήν. καὶ τούτοις πρόβατόν τε ἐς ἡμέραν ἐδίδοτο ἐκ βασιλέως καὶ ἀλεύρων τε καὶ οἴνου τεταγμένα καὶ ἵππος κατὰ μῆνα ἐς θυσίαν τῷ Κύρῳ. ἐπεγέγραπτο δὲ ὁ τάφος Περσικοῖς γράμμασι· καὶ ἐδήλου Περσιστὶ τάδε· ὦ ἄνθρωπε, ἐγὼ Κῦρός εἰμι ὁ Καμβύσου ὁ τὴν ἀρχὴν Πέρσαις καταστησάμενος καὶ τῆς Ἀσίας βασιλεύσας. μὴ οὖν φθονήσῃς μοι τοῦ μνήματος. Ἀλέξανδρος δὲ (ἐπιμελὲς γὰρ ἦν αὐτῷ, ὁπότε ἕλοι Πέρσας, παριέναι ἐς τοῦ Κύρου τὸν τάφον) τὰ μὲν ἄλλα καταλαμβάνει ἐκπεφορημένα πλὴν τῆς πυέλου καὶ τῆς κλίνης· οἱ δὲ καὶ τὸ σῶμα τοῦ Κύρου ἐλωβήσαντο ἀφελόντες τὸ πῶμα τῆς πυέλου καὶ τὸν νεκρὸν ἐξέβαλον· αὐτὴν δὲ τὴν πύελον ἐπειρῶντο εὔογκόν σφισι ποιήσασθαι καὶ ταύτῃ εὔφορον τὰ μὲν παρακόπτοντες, τὰ δὲ ξυνθλῶντες αὐτῆς. ὡς δὲ οὐ προ<ὐ>χώρει αὐτοῖς τοῦτο τὸ ἔργον, οὕτω δὴ ἐάσαντες τὴν πύελον ἀπῆλθον. καὶ λέγει Ἀριστόβουλος αὐτὸς ταχθῆναι πρὸς Ἀλεξάνδρου κοσμῆσαι ἐξ ὑπαρχῆς τῷ Κύρῳ τὸν τάφον. καὶ τοῦ μὲν σώματος ὅσαπερ ἔτι σῶα ἦν καταθεῖναι ἐς τὴν πύελον καὶ τὸ πῶμα ἐπιθεῖναι, ὅσα δὲ λελώβητο αὐτῆς κατορθῶσαι· καὶ τὴν κλίνην ἐντεῖναι ταινίαις καὶ τἆλλα ὅσα ἐς κόσμον ἔκειτο κατὰ ἀριθμόν τε καὶ τοῖς πάλαι ὅμοια ἀποθεῖναι καὶ τὴν θυρίδα δὲ ἀφανίσαι τὰ μὲν αὐτῆς λίθῳ ἐνοικοδομήσαντα, τὰ δὲ πηλῷ ἐμπλάσαντα, καὶ ἐπιβαλεῖν τῷ πηλῷ τὸ σημεῖον τὸ βασιλικόν. Ἀλέξανδρος δὲ ξυλλαβὼν τοὺς Μάγους τοὺς φύλακας τοῦ τάφου ἐστρέβλωσεν, ὡς κατειπεῖν τοὺς δράσαντας, οἱ δὲ οὐδὲν οὔτε σφῶν οὔτε ἄλλου κατεῖπον στρεβλούμενοι, οὐδὲ ἄλλῃ πῃ ἐξηλέγχοντο ξυνειδότες τῷ ἔργῳ· καὶ ἐπὶ τῷδε ἀφείθησαν ἐξ Ἀλεξάνδρου.

Осквернение гробницы Кира, сына Камбиса, сильно огорчило Александра: он обнаружил, что она повреждена и разграблена, как сообщает Аристобул. Гробница этого знаменитого Кира, на самом деле, была в Пасаргадах, в царском саду; вокруг него был посажен лесной массив с множеством видов деревьев, и он был орошаем родником; на лугу росла трава. Сама гробница в нижней части была прямоугольной формы с квадратными валунами. Наверху была комната с каменным потолком, внутри которой была маленькая дверь, настолько узкая, что в нее мог протиснуться человек небольшого роста, все равно причинив себе боль. В комнате, где лежало тело Кира, помещался золотой саркофаг, а рядом с ним стояло ложе. У ложа были ножки из кованого золота, и на нем лежали ковер вавилонского производства и пурпурные меха, похожие на матрацы. На ложе были также персидский сюртук и вавилонские хитоны. Аристобул говорит, что были также штаны мидийского покроя, платья, окрашенные одни в фиолетовый, другие в пурпурный цвет, третьи самых разных цветов, а затем ожерелья, ятаганы, золотые серьги и набор с драгоценными камнями. Был также стол. Посередине между столом и кроватью стоял саркофаг с телом Кира. Внутри ограждения, возле склона, ведущего к гробнице, было построено небольшое здание для магов, которые охраняли гробницу Кира со времен сына Камбиса, передавая должность надзирателя от отца к сыну. Они получали от царя овцу в день, определенное количество муки и вина и каждый месяц лошадь для жертвоприношения Киру. Гробница представляла надпись персидскими буквами, которая на персидском языке означала: «О человек, я Кир, сын Камбиса, который основал персидское царство и управлял Азией. Поэтому не завидуй моему памятнику». Александр — покорив Персию, он посетил гробницу Кира — обнаружил, что все вещи кроме саркофага и ложа были украдены. Воры также осквернили тело Кира: сняв крышку с саркофага, они выбросили труп. Они также пытались управиться с саркофагом и вынести его, удалив некоторые его части и обломав другие. Поскольку они не преуспели, они оставили саркофаг и ушли. Сам Аристобул сообщает, что получил от Александра задание восстановить гробницу Кира, какой она была раньше: поместить в саркофаг то, что осталось от тела, и накрыть его крышкой, отремонтировать саркофаг там, где он был поврежден, покрыть ложе тканями, воссоздать все другие вещи, которые лежали в качестве украшений в том же количестве, что и прежде, и закрыть маленькую дверь, огородив ее камнями и облепив глиной, и наложить на нее царскую печать. Затем Александр арестовал хранителей гробницы и пытал их, чтобы узнать о виновных в осквернении. Несмотря на пытки, они ничего не сказали ни о себе, ни о ком–либо еще — и никоим образом не удалось доказать, что они были соучастниками преступления, поэтому они были освобождены Александром

b) Strab. XV 3, 7

Εἶτ’ εἰς Πασαργάδας ἧκε· καὶ τοῦτο δ’ ἦν βασίλειον ἀρχαῖον. ἐνταῦθα δὲ καὶ τὸν Κύρου τάφον εἶδεν ἐν παραδείσῳ, πύργον οὐ μέγαν, τῷ δάσει τῶν δένδρων ἐναποκεκρυμμένον, κάτω μὲν στερεὸν ἄνω δὲ στέγην ἔχοντα καὶ σηκὸν στενὴν τελέως ἔχοντα τὴν εἴσοδον, δι’ ἧς παρελθεῖν εἴσω φησὶν Ἀριστόβουλος κελεύσαντος τοῦ βασιλέως καὶ κοσμῆσαι τὸν τάφον· ἰδεῖν δὲ κλίνην τε χρυσῆν καὶ τράπεζαν σὺν ἐκπώμασι καὶ πύελον χρυσῆν καὶ ἐσθῆτα πολλὴν κόσμον τε λιθοκόλλητον· κατὰ μὲν οὖν τὴν πρώτην ἐπιδημίαν ταῦτ’ ἰδεῖν, ὕστερον δὲ συληθῆναι, καὶ τὰ μὲν ἄλλα ἐκκομισθῆναι τὴν δὲ κλίνην θραυσθῆναι μόνον καὶ τὴν πύελον, μεταθέντων τὸν νεκρόν, δι’ οὗ δῆλον γενέσθαι διότι προνομευτῶν ἔργον ἦν, οὐχὶ τοῦ σατράπου, καταλιπόντων ἃ μὴ δυνατὸν ἦν ῥᾳδίως ἐκκομίσαι· συμβῆναι δὲ ταῦτα, καίπερ φυλακῆς περικειμένης Μάγων, σίτισιν λαμβανόντων καθ’ ἡμέραν πρόβατον, διὰ μηνὸς δ’ ἵππον. ἀλλ’ ὁ ἐκτοπισμὸς τῆς Ἀλεξάνδρου στρατιᾶς εἰς Βάκτρα καὶ Ἰνδοὺς πολλά τε ἄλλα νεωτερισθῆναι παρεσκεύασε, καὶ δὴ καὶ τοῦθ’ ἓν τῶν νεωτερισθέντων ὑπῆρξεν. οὕτω μὲν οὖν Ἀριστόβουλος εἴρηκε, καὶ τὸ ἐπίγραμμα δὲ ἀπομνημονεύει τοῦτο «ὦ ἄνθρωπε, ἐγὼ Κῦρός εἰμι, ὁ τὴν ἀρχὴν τοῖς Πέρσαις κτησάμενος καὶ τῆς Ἀσίας βασιλεύς· μὴ οὖν φθονήσῃς μοι τοῦ μνήματος».

Александр прибыл в Пасаргады. Здесь была древняя царская резиденция. В саду он также увидел гробницу Кира, небольшую башню, скрытую густым лесом деревьев. Строение было кубической формы, с крышей над ней, забором вокруг и очень узким входом. Аристобул сообщает, что он вошел туда, так как царь приказал ему восстановить гробницу. Он увидел золотое ложе, стол с глиняной посудой, позолоченный саркофаг, множество одежд и ювелирные изделия, украшенные драгоценными камнями. Он видел эти вещи во время первого визита. Затем гробницу разграбили, и все вещи забрали, кроме ложа и саркофага, которые были сломаны только тогда, когда забрали покойника, что доказывает, что это была работа мародеров, а не сатрапа, потому что они оставили вещи, которые не могли быть легко унесены. Разграбление имело место, несмотря на то, что рядом находились охранники–маги, получая овцу в день и лошадь каждый месяц для своего существования. Во время долгого пути армии в Бактру и Индию произошло много других событий, в том числе и это осквернение. Поэтому Аристобул указывал на эти вещи, а также упомянул следующую эпиграмму: «О человек, я Кир, который завоевал власть для персов и был царем Азии. Не завидуй поэтому моей гробнице»

Фрагмент посвящен визиту македонцев в гробницу Кира в Пасаргадах и его последующей реставрации. Аристобул прямо цитируется Аррианом и Страбоном, хотя две версии показывают некоторые различия.
Александр прибыл в Пасаргады с легковооруженными пехотинцами, этерами и частью лучников в начале 324 года [1].
Фрагмент Аристобула, переданный Аррианом, начинается с описания боли, которую испытал Александр, когда он узнал, что могила Кира была осквернена, особенно у Страбона. Горечь Александра понятна, если он думал о том, что он сам был признан законным преемником Дария и, следовательно, наследником династии, основанной Киром [2].
Затем следует подробное описание гробницы: сначала здание, как оно выглядело снаружи, — и окружающие деревья, затем интерьер, с мебелью, обстановкой и одеждой, оставленной там в честь умершего. Интересно отметить, что описания Арриана и Страбона почти полностью совпадают, хотя у второго, который приводит более короткое описание, некоторые детали отсутствуют, зато оба упоминают сад и рощу вокруг гробницы, оба согласны с формой гробницы: двухэтажное квадратное здание с довольно узким входом наверху. Это подробное описание позволило идентифицировать гробницу с руинами так называемой "гробницы матери Соломона", которая лежит в деревне Мургаб, между притоком реки Пулвар и каналом, берущимся из той же реки.
Как можно видеть, Арриан и Страбон описывают одни и те же предметы внутри гробницы, — и это показывает, что у обоих был текст Аристобула [3]. Затем Арриан описывает здание, в котором жили маги, которые должны были охранять гробницу: их поместил туда Камбис, сын Кира, и должность переходила от отца к сыну [4].
И Арриан, и Страбон также сообщают о вознаграждении, которую эти маги получали за свою работу: одну овцу в день и одну лошадь в месяц: последняя по указанию Арриана предназначалась для жертвоприношений Киру [5]; кроме того, добавляет историк из Никомедии, маги также имели определенное количество муки и вина.
Наконец, оба автора сообщают, что в гробнице была надпись, по словам Арриана, персидскими буквами, в то время как Страбон о ней не упоминает. Если посмотреть на тексты, переданные двумя источниками со ссылкой на Аристобула, то увидишь, что различия действительно минимальны, а содержание одинаково.
Надпись упоминается и другими источниками. Страбон, приведя сообщения Аристобула, сообщает версию Онесикрита, согласно которой гробница была высотой в десять этажей, а тело Кира хранилось на верхнем этаже, и была короткая надпись, упоминающая о его царствовании [6]. Плутарх также записывает надпись, сообщая, что Александр скопировал ее греческими буквами: содержание отличается и говорит о мимолетности существования на земле [7].
Наконец, Страбон также цитирует Ариста Саламинского, согласно которому башня была высотой в два этажа, и она была построена во время прихода персов к власти, находилась под охраной, и надпись была по–гречески, а по–персидски была еще одна похожая надпись [8].
Таблица 13 — Надпись на гробнице Кира

Аристобул (у Арриана)

ὦ ἄνθρωπε, ἐγὼ Κῦρός εἰμι ὁ Καμβύσου ὁ τὴν ἀρχὴν Πέρσαις καταστησάμενος καὶ τῆς Ἀσίας βασιλεύσας. μὴ οὖν φθονήσῃς μοι τοῦ μνήματος,

о человек, я Кир, сын Камбиса, установивший власть персов и царь Азии; не завидуй моему памятнику

Аристобул (у Страбона)

ὦ ἄνθρωπε, ἐγὼ Κῦρός εἰμι, ὁ τὴν ἀρχὴν τοῖς Πέρσαις κτησάμενος καὶ τῆς Ἀσίας βασιλεύς· μὴ οὖν φθονήσῃς μοι τοῦ μνήματος,

о человек, я Кир, добывший власть для персов, и царь Азии; не завидуй моему памятнику

Онесикрит

ἐνθάδ’ ἐγὼ κεῖμαι Κῦρος βασιλεὺς βασιλήων,

здесь лежу я, Кир, царь царей

Плутарх

ὦ ἄνθρωπε, ὅστις εἶ καὶ ὁπόθεν ἥκεις, ὅτι μὲν γὰρ ἥξεις οἶδα, ἐγὼ Κῦρός εἰμι ὁ Πέρσαις κτησάμενος τὴν ἀρχήν. μὴ οὖν τῆς ὀλίγης <μοι>. ταύτης γῆς φθονήσῃς ἣ τοὐμὸν σῶμα περικαλύπτει,

о человек, кто бы ты ни был и откуда бы ты ни пришел, ибо я знаю, что ты придешь, я Кир, добывший власть для персов; не лишай меня горсти земли, которая покрывает мое тело.

Как видно, две версии, приписываемые Аристобулу, практически идентичны, а две последние совпадают. Версия Онесикрита очень короткая, но следует подчеркнуть, что историк не присутствовал в Пасаргадах, потому что, согласно источникам, он снова был в море с Неархом после его встречи с Александром в Кармании: он, следовательно, мог подобрать информацию у других и поэтому не мог точно сказать ни о надписи, ни о размерах гробницы [9].
Что касается Плутарха, то, вероятно, он предоставляет собственную переработку оригинального текста, нацеленную на то, чтобы подчеркнуть, что Александр настолько был впечатлен прочитанным, что призадумался о неопределенности и изменчивости судьбы (ταῦτα μὲν οὖν ἐμπαθῆ σφόδρα τὸν Ἀλέξανδρον ἐποίησεν, ἐν νῷ λαβόντα <τῶν πραγμάτων> τὴν ἀδηλότητα καὶ μεταβολήν) [10].
Отрывок Арриана продолжает описывать условия, в которых Александр нашел гробницу, оказавшуюся оскверненной. Следовательно, хотя Арриан что–то не уточняет, очевидно, что предыдущее описание оборудования и оснащения погребальной камеры следует отнести к моменту, предшествующему ее осквернению неизвестными лицами. С этой точки зрения на помощь приходит Страбон, который прямо упоминает о двух посещениях гробницы: при первом Аристобул входил в гробницу и украсил ее по приказу Александра; второе, напротив, состоялось по случаю возвращения в Пасаргады из Индии. Если согласиться с версией Страбона, Аристобул впервые вошел в гробницу в 331/330 году, а во второй раз — через шесть лет. Арриан не упоминает этот первый визит, когда речь идет о прохождении через город македонской армии, идущей в Азию, но следует отметить, что он очень кратко обрисовал эпизод: «Александр также овладел богатствами Пасаргад, которые принадлежали к сокровищам Кира Великого» [11]. Факт, что Арриан не упоминает о первом посещении гробницы Кира, не означает, что это первое посещение не произошло, но более вероятно, что историк следовал другому источнику (вероятно, Птолемею, цитируемому ранее), который не сообщал об эпизоде, но бегло сказал о прохождении армии через древнюю столицу; другая гипотеза состоит в том, что Арриан рассказал о царском захоронении только один раз. С другой стороны, обилие подробностей о погребальном оборудовании персидского государя, подтвержденных Аррианом и Страбоном, по–видимому, указывает на то, что Аристобул видел гробницу лично, когда на нее еще не совершили налет [12].
И Страбон, и Арриан сообщают, что из гробницы было унесено все, кроме саркофага и ложа, хотя они были частично разбиты на куски: поскольку они оказались нетранспортируемыми, их оставили там. По словам Страбона, это доказывало, что мародерство совершил не сатрап, на которого, вероятно, пали подозрения, а налетчики, которые забрали только мелкие предметы.
Что касается тела государя, то из текста Арриана видно, что мародеры осквернили саркофаг и выбросили труп, в то время как у Страбона тело забрали. Отрывок Страбона заканчивается размышлением о том, что многие беспорядки были связаны с тем, что армия ушла далеко в сторону Бактрии и Индии, и, следовательно, осквернение гробницы могло быть включено в список этих беспорядков из–за отсутствия македонского контроля в этих областях империи.
Арриан, с другой стороны, сообщает, что Аристобул получил от Александра приказ восстановить гробницу: поместить в должным образом реставрированный саркофаг то, что осталось от тела государя, накрыть тканями ложе, возвратить предметы, которые были там, огородить ведущую в комнату маленькую дверь и наложить царскую печать. Кроме того, Арриан также сообщает, что Александр арестовал магов, которые охраняли гробницу, и пытал их, чтобы они назвали мародеров, но от них ничего не добились и затем отпустили.
Имя преступника сообщается Плутархом: согласно тому, что пишет биограф, Александр казнил человека из македонской знати, родом из Пеллы, по имени Полимах [13]. Факт, что Плутарх приводит личность расхитителя, указывает на то, что он следовал не рассказу Аристобула, а другому источнику, из которого он также извлекает переработку эпиграммы. Имя Полимаха не встречается где–либо еще, и поэтому невозможно получить дополнительную информацию об этом персонаже.
Другую версию сообщил Курций Руф, согласно которому за разграбление гробницы Кира был осужден Орсин, сатрап Персии, но он был невиновен и стал жертвой зависти со стороны евнуха Багоя, фаворита Александра [14]. Следовательно, и в этом случае можно сказать, что Аристобул не использовался в качестве источника для этого эпизода. Основное различие между пассажами Арриана и Страбона заключается в упоминании о двойном посещении, которое, тем не менее, подразумевается у историка из Никомедии, описавшего гробницу до акта мародерства. Последний также останавливается на мерах, принятых Александром против магов, что не заинтересовало Страбона, который вместо этого предпочитает включить два других свидетельства (Онесикрита и Ариста из Саламина) о здании гробницы Кира и ее надписи.
Наконец, следует подчеркнуть, что только Арриан сообщает, что, по словам самого Аристобула, Александр поручил ему восстановить гробницу; в самом деле Страбон ограничивается словами, что во время первого визита Александр послал Аристобула с украшениями, которые нужно было положить в гробницу. И в этом случае показания Страбона не приводят автоматически к исключению активной роли историка из Кассандрии в восстановлении царского захоронения, также потому что Страбон не упоминает никаких мер, принятых Александром по этому поводу: его единственная цель состоит в том, чтобы описать погребальный памятник, и поэтому его не интересуют решения, принятые македонцами.
Это восстановление гробницы Кира заставило многих поверить, что Аристобул следовал за Александром как архитектор или инженер [15]. Тем не менее следует подчеркнуть, что другие фрагменты не раскрывают полезных данных для подтверждения этого тезиса: нет упоминаний о строительстве городов, реставрациях, созданиях новых инфраструктур (за исключением восстановления каналов на Евфрате). Кроме того, как мы видели, Арриан утверждает, что в его работе не был описан переход через реку Инд, и это контрастирует с возможной квалификацией инженера или архитектора. Поэтому более вероятно, что Александр поручил Аристобулу задачу восстановления потому, что последний лично видел гробницу до грабежа, и поэтому он вполне подходил, чтобы давать указания, как ее восстановить. Кроме того, чтобы использовать этот фрагмент для идентификации предполагаемой профессии историка из Кассандрии, представляется целесообразным подчеркнуть, что из этого эпизода возникает определенная доверительная связь между Аристобулом и Александром, так что царь выбрал его для столь важной задачи, как обустройство гробницы основателя империи, законным наследником которого он себя считал.
Наконец, этот фрагмент также свидетельствует об интересе Аристобула к событиям, связанным с Персидской империей, что также может быть характерной чертой его работы.


[1] Arr., An. VI 29, 1.
[2] Об Александре как наследнике персидского престола см. комментарий к F 24. О внимании Александра к Киру см. Arr., An. III 27, 4-5 (Александр почтил ариаспов за помощь, которую они предложили Киру в экспедиции против скифов); Strab. XV 2, 5 (Александр предпочитает пересечь Гедросию чтобы превзойти Кира, который выжил, и спаслось только семь человек). По мнению Э. Бэдиана, Александр посетил гробницу Кира в ожидании торжественной церемонии коронации в Пасаргадах, которая не удалась из–за состояния, в котором было найдено царское захоронение: отсюда и его беспокойство. Однако, источники не подтверждают предположение Бэдиана.
[3] Согласно Бадиану, предметы, присутствующие в гробнице, могут быть связаны с мистическим обрядом коронации. Гипотеза, однако, не находит подтверждения где–то еще.
[4] О магах, представляющих в империи Ахеменидов священнический класс, который отвечал за жертвоприношения, толкование снов и охрану могил царей, см. Hdt. I 132, 3; Strab. XV 3, 13-14.
[5] Что касается жертвоприношения Киру лошади, Якоби считает, что это неправильное понимание Арриана, но, как отмечает Систи–Замбрини, жертвоприношения лошадей солнцу также были засвидетельствованы Ксенофонтом (IV, 5, 35) и Страбоном (XI 8, 6). См. также Curt. Ruf. III 3, 11; Plut., Art. 1, 3.
[6] Strab. XV 3, 7 (= Onesicr., FGrHist 134 F 34).
[7] Plut., Alex. 69, 4.
[8] Strab. XV 3, 8 (= Aristos, FGrHist 143 F 1).
[9] Arr., An. VI 28, 5-6; Ind. 38-39.
[10] Plut., Alex. 69, 5.
[11] Arr., An. III 18, 10.
[12] Босуорт утверждает, что двойное посещение является ошибкой Страбона, и что состояние, в котором находится гробница, происходит от грабежей, произошедших за несколько поколений прежде, или из–за естественного разрушения.
[13] Plut., Alex. 69, 3.
[14] Curt. Ruf. X 1, 22-38. Обвинения в адрес Орсина (Орксина) также встречаются у Арриана, но без упоминания ни о Багое, ни о предполагаемой невиновности сатрапа, который действительно выглядит как жадный и испорченный человек. Арриан сообщает, что Орксин был признан виновным в разграблении храмов и царских гробниц и в несправедливом убийстве многих персов, и за это его повесили, а на его место был назначен сатрапом Певкеста (An. VI 30, 1-2).
[15] Пирсон подчеркивает «молчание» Аристобула о строительстве моста через Инд (Arr., An. V 7).

F 52: Царские свадьбы в Сузах

Arr., An. VII 4, 4

Ὁ δὲ καὶ γάμους ἐποίησεν ἐν Σούσοις αὑτοῦ τε καὶ τῶν ἑταίρων· αὐτὸς μὲν τῶν Δαρείου θυγατέρων τὴν πρεσβυτάτην Βαρσίνην ἠγάγετο, ὡς δὲ λέγει Ἀριστόβουλος, καὶ ἄλλην πρὸς ταύτῃ, τῶν Ὤχου θυγατέρων τὴν νεωτάτην Παρύσατιν.

В Сузах он отпраздновал свою свадьбу и свадьбы своих спутников. Как сообщает Аристобул, он женился на старшей дочери Дария, Барсине, и, кроме того, взял в жены другую женщину, Парисатиду, самую младшую из дочерей Оха

Александр прибыл в Сузы весной 324 года и, согласно рассказу Арриана, после наказания сатрапа Сусианы он организовал эти царские свадьбы между знатными македонцами и благородными персиянками [1]. Арриан также называет невест других этеров и подробно рассказывает о свадебной церемонии. Тем не менее представляется целесообразным следовать Якоби, который расширяет фрагмент Аристобула: за фрагментом фактически не следует косвенная речь, и в следующей части историк из Кассандрии не назван. Однако это не означает, что Арриан не сообщал о данных, которые он обнаружил также у Аристобула: по–видимому, из текста вытекает желание подчеркнуть двойной брак Александра: в самом деле здесь информация, которая встречается только здесь, а не в других источниках, сообщающих известия о торжественных свадьбах.
Следует подчеркнуть, что история Арриана является наиболее подробной и единственной, в которой также указаны имена невест этеров.
Древнейший источник, кроме Аристобула, прямо упоминающий коллективные свадьбы — это Харет, на которого ссылается Aфиней [2]. Первое отличие состоит в том, что Харет датирует свадьбу поражением Дария, следовательно 330 годом: это может быть ошибкой Афинея при цитировании историка из Митилены, хотя это невозможно доказать. Сценография свадьбы описывается Афинеем: девяносто два ложа в одном здании, покрытые драгоценными тканями и роскошными полотнами. Банкет и все торжества, которые длятся пять дней, с театральными, магическими и музыкальными представлениями, также великолепны. Этот эпизод является частью афинеева отступления о tryphé (роскоши) Александра, и это объясняет большее внимание к церемониальному аспекту, нежели к главным героям свадьбы [3].
История Харета–Афинея, вероятно, опять рассматривается Элианом, который, в свою очередь, ставит свадьбу после взятия Дария (и, следовательно, на шесть лет раньше, чем фиксирует самая распространенная версия). Имена супругов не указываются, но описывается пышность приготовлений и торжеств, которые в этом случае, подчеркивая существование общего источника, длятся пять дней [4].
Диодор также приводит эпизод, хотя очень кратко: он сообщает, что Александр, придя в Сузы, женился на Статире, старшей дочери Дария, и дал Гефестиону младшую дочь, Дрипетиду, и убедил знатных этеров жениться, предложив им самых благородных персидских девиц [5].
Плутарх упоминает о браках в Сузах как в Жизни Александра, так и в первой речи трактата De Alexandri fortuna aut virtute. В биографии сказано, что Александр организовал свадьбы, предложив лучших персидских женщин лучшим среди своих людей. Сам он женился на Статире, дочери Дария. Затем описывается пир, предложенный уже женатым македонцам, во время которого каждому был вручен золотой кубок [6].
В речи упоминается, что сто персидских девушек и сто македонян и греков вступили в брак, собравшись под одним навесом с золотой крышей. Александр, увенчанный венком, сперва произнес гименей. Очевидно стремление подчеркнуть цель этой инициативы, направленной именно на то, чтобы объединить два компонента империи — греко–македонский и персидский [7]. Это подчеркивание, однако, отсутствует и в тексте Арриана, и в тексте Диодора, и, следовательно, вероятно, что это было более поздним творчеством, и что Александр прежде всего стремился к достижению определенной политической стабильности в Азии путем брачной политики, в которой приняли участие наиболее важные семьи коренного дворянства [8].
Стоит остановиться на двух женщинах, которые, согласно версии Аристобула, стали женами Александра. Следует упомянуть, что, согласно источникам, Александр ранее взял Роксану, дочь бактрийского аристократа, которая вскоре после смерти Александра также родила его единственного законного наследника [9].
Однако во время свадеб в Сузах, по словам историка из Кассандрии, Александр женился на старшей дочери Дария III, Барсине, и младшей дочери Оха, Парисатиде. Имя Барсины появляется только здесь, потому что в других источниках старшая дочь Дария зовется Статирой, как и ее мать [10]. Вероятно, что это ошибка, учитывая согласие других источников, хотя мы не должны забывать, что Аристобул отличается от остальной традиции также тем, что он называет третью невесту. Другая гипотеза состоит в том, что Аристобул здесь путает ее с другой Барсиной, женой Мемнона и дочерью Артабаза, племянника Великого царя, которая во фрагменте 11 определяется как единственная женщина, с которой у Александра были отношения до брака.
Что касается Барсины–Статиры, то согласно тому, что сообщает Плутарх, вскоре после смерти Александра Роксана, которая ревновала ее, ложным письмом заманила ее к себе и убила вместе с сестрой, затем бросила трупы в колодец и засыпала его землей при соучастии Пердикки [11].
Парисатида, третья жена Александра, была, по словам Аристобула, младшей дочерью Артаксеркса III Оха, царя Персидской империи с 358 по 338 гг.[11]. Только из этого отрывка мы знаем ее имя, потому что другие источники говорят о дочерях Артаксеркса в общих чертах. По словам Курция Руфа, три сестры были захвачены в Дамаске Парменионом в 333 году [12]. Источники ничего не говорят о том, что с ними произошло позже, и невозможно узнать, что случилось с Парисатидой после свадьбы с Александром.
Вероятно, что этим двойным браком Александр хотел официально стать связанным с двумя основными ветвями персидской царской семьи, получив еще большую легитимность в качестве наследника Великого царя [13]; тем не менее молчание других источников о Парисатиде необъяснимо, даже если кажется невозможным усомниться в известиях Аристобула, который, как мы видели, представляет собой древнейший источник среди тех, кто сообщал имена невест Александра. Следует отметить, однако, что более поздние источники больше всего подчеркивают роскошь и великолепие этих бракосочетаний или готовность Александра укреплять отношения между двумя народами: важность, придаваемая личности невест, также этеровых, поэтому уменьшается, так что ни один из источников, кроме Арриана, не говорит об этом, и относительно Александра достаточно упомянуть о браке со старшей дочерью последнего персидского царя, Дария III.
Аристобул, однако, внимательный к подробностям и интересовавшийся, как мы уже отмечали, событиями при персидском дворе и в восточном царстве в целом, не преминул назвать обоих невест и подчеркнуть, что они были дочерьми двух самых важных личностей царства [14]. Более того, фрагмент еще раз свидетельствует о внимании историка к женским фигурам и показывает, что его работа не была сосредоточена только на военных событиях или геоэтнографических подробностях, но представляла всестороннее описание экспедиции и жизни македонского передвижного двора [15].


[1] О прибытии в Сузы и мерах, принятых Александром см. Arr., An. VII 4, 1-3.
[2] Cfr. Ath. XII 54, 538b-539a (= Chares, FGrHist 125 F 4).
[3] О разделе о tryphé Александра см. Ath. XII 53-55, 537d-539b
[4] Ael., VH VIII 7.
[5] Diod. XVII 107, 6.
[6] Plut., Alex. 70, 3.
[7] Plut., de Alex. fort. I 7, 329e.
[8] Коппола указывает, что вместо признания интеграции между двумя народами браки санкционировали македонское господство над персами, так как македонцы женились на персиянках, но не персы на македонках.
[9] Plut., Alex. 47, 7-8; 77, 6; Just., Epit. XIII 2, 5; Curt. Ruf. X 6, 9.
[10] Curt. Ruf. IV 5, 1; Diod. XVII 107, 6; Just., Epit. XII 10, 9; Plut., Alex. 70, 3; 77, 6; de Alex. fort. II 6, 338d.
11 Plut., Alex. 77, 6.
[11] Ох было также имя сына Дария III и Статиры (и, следовательно, брата Барсины), как сообщалось Курцием (IV 11, 6, 14, 22) и Fragmentum Sabbaiticum (FGrHist 151 F 1, 5). Когда он был захвачен Александром вместе с его матерью и сестрами при Иссе, ему было шесть лет (Arr., An. II 11, 9; Diod. XVII 36, 2; Curt. Ruf. III 11, 24 – 12, 26).
[12] Curt. Ruf. III 13, 12.
[13] Следует упомянуть, что Дарий III принадлежал к младшей ветви персидской династии.
[14] Внимание Аристобула к «персидским» темам видно из фрагментов 9, 10, 24, 51.
[15] Другие фрагменты с женскими фигурами в качестве главных героев: F 2, F 10, F 11, F 21, F 30.

F 53: Римское посольство к Александру

Arr., An. VII 15, 6

οὐτε τῶν τὰ ᾽Αλεξάνδρου γραψάντων, οἷστισι μᾶλλον ἐγὼ ξυμφέρομαι, Πτολεμαῖος ὁ Λάγου καὶ ᾽Αριστόβουλος.

И об этом не говорили историки Александра, которым я больше доверяю, Птолемей, сын Лага, и Аристобул.

Фрагмент взят из Арриана и представляет собой один из тех случаев, в котором Аристобул упоминается вместе с Птолемеем, когда оба они не сообщили об определенном событии: это совпадение между его двумя основными источниками позволяет Арриану маркировать историю других источников как не очень достоверную [1].
Что касается контекста, в который вставлен этот фрагмент, то историк из Никомедии только что описал смерть Гефестиона, которая произошла осенью 324 года, и последующий траур Александра [2]. Проведя долгое время в скорби, македонский царь зимой 324/3 г. оправился, совершил экспедицию против коссеев, народности горы Загрос, и сумел одержать над ними верх [3].
Вернувшись в Вавилон воодушевленным от успеха, он принял поздравления и почести со стороны многочисленных послов: ливийцев, бруттиев, луканов и тирренов. Карфагеняне, эфиопы, европейские скифы, кельты и иберы просили его дружбы [4].
В этот момент Арриан сообщает, что, согласно историкам Александра Ариста и Асклепиада, отправили послов и римляне, и царь, встретившись с ними, пророчествовал о будущем величии римлян, заметив их дисциплину, выносливость в трудах, чувство свободы; он просил информацию об их способах управления [5].
Асклепиад неизвестен: он упоминается только в этом случае, и, следовательно, невозможно точно определить его личность. Арист отождествлялся с одноименным историком с Саламина на Кипре, цитируемым Страбоном при описании гробницы Кира. Страбон также сообщает, что «он жил намного позднее Онесикрита и Аристобула» [6]. Согласно Пирсону, его следует поместить около 150 г., именно на основании пророчества о величии Рима, которое «вряд ли можно ожидать от кипрского автора прежде второго века». Босуорт отказывается от идентификации с одноименным министром Антиоха II, с которым у него было общим только имя и чей срок жизни датируется серединой третьего века, при подчеркивании, что Страбон прямо определяет его как историка, не сообщая ни о каких других его должностях [7]. Поэтому до сих пор трудно датировать работы двух авторов, даже если подчеркнуть то, о чем сообщает Страбон, что они жили после Онесикрита и Аристобула.
О посольствах к Александру разных народов в 323 г. говорят и другие источники [8] г. Диодор сообщает, говоря о событиях 324/3 г., что со всего обитаемого мира пришли в Вавилон к Александру послы кто поздравить с достигнутыми победами, кто принести ему венки, кто вступить в договоры о дружбе или союзе, многие приносили дары, а некоторые защищались от обвинений [9]. Послов прислали города и народы Азии; из Африки карфагеняне, ливийцы и представители прибрежных городов; из Европы «города Греции и македонцев, а затем иллирийцы и те, кто населяет побережья Адриатического моря, племена Фракии и соседние с ними галаты, с которыми греки познакомились впервые» [10]. Есть совпадения с тем, о чем сообщил Арриан, хотя у Диодора отсутствуют упоминания о народах италийского полуострова и нет никаких упоминаний о посольстве римлян.
Также Юстин сообщает, что к Александру, когда он был в Вавилоне, прибыли послы от карфагенян и других городов Африки, из Испании, Сицилии, Галлии, Сардинии и некоторых городов Италии: опять Рим не упоминается прямо [11].
Из Плиния мы делаем вывод, что о римском посольстве к Александру упомянул Клитарх, хотя из его очень краткой цитаты невозможно установить дату или узнать его мотивы и содержание [12].
Клитарх, о времени писательства которого датировки противоречивы, будет первым, кто вместе с Асклепиадом и Аристом упоминал римское посольство к Александру; это известие, однако, не было признано Диодором или Трогом–Юстином [13].
Мемнон Гераклейский в передаче Фотия также говорил о контактах между Александром и римлянами: согласно его рассказу, римляне послали Александру драгоценный золотой венок, когда он собирался перейти в Азию, после того как царь написал им совет господствовать, если они в состоянии превзойти других или уступить тем, кто был сильнее их [14]. Интересно отметить, что в этом случае сообщается о двустороннем контакте: Александр написал римлянам, а они отправили венок [15]; кроме того, хронология отличается, потому что событие, очевидно, относится к переходу Александра в Азию, и, следовательно, к 334 г., за десять лет до пребывания в Вавилоне, во время которого Арриан и большинство источников размещают различные посольства. Также в этом случае налицо более позднее свидетельство, чем у Аристобула и Птолемея, и нет более точной информации о появлении этих сообщений [16].
Контакты между римлянами и Александром не фигурируют в работе Курция Руфа, хотя потеря первых двух книг не позволяет с уверенностью утверждать, что латинский историк не упомянул о них, как Мемнон, среди событий 334 г.; кроме того, нельзя исключать, что он говорил об этом в промежутке после X 4 [17].
Наконец, мы должны упомянуть уникальное сообщение, то есть упоминание Страбоном посольства Александра к римлянам, чтобы пожаловаться на Анций, который занимался пиратством ("Александр прежде отправлял послов с обвинением") [18]. Эпизод не вставляется в контекст, и поэтому трудно как проследить источник, так и разместить его хронологически [19].
Что касается сидетельства Ариста и Асклепиада, то Арриан по его словам сообщает о нем как не безусловно достоверном, но и не вовсе невероятном, добавляя, однако, что это римское посольство не упоминалось ни римлянами, ни самыми надежными историками, Птолемеем и Аристобулом; кроме того, по словам Арриана, вряд ли можно подумать, что римляне того периода, ненавидевшие монархов, отправляли посольства к царю на дальний восток без серьезной мотивации [20].
Поэтому очевидно, что Арриан не считал римское посольство к Александру вероятным и не мог найти о нем никаких следов у своих двух основных источниках, Птолемея и Аристобула.
Это соображение и факт, что самым ранним упоминанием о посольстве является упоминание Клитарха, и о нем не упоминает Диодор, заставляют усомниться в его существовании: это может быть, действительно, более позднее творчество, способное связать македонского государя с Римом. Критика разделилась по поводу достоверности этого посольства.
По мнению Берве, это известие заслуживает доверия и может быть объяснено желанием просить поддержки Александра в контексте второй войны с самнитами. По мнению Босуорта, у римлян было множество причин связаться с Александром: вторая Самнитская война, в которую Рим был вовлечен в 323 году, и необходимость приобрести могущественных союзников, намерения македонского царя расшириться и в восточном Средиземноморье, о чем должно было быть известно, упомянутые Страбоном (V 3, 5) пиратские акты Анция, на которые Александр жаловался Риму: вот причины, которые, по мнению ученого, приводят к тому, что контакты между городом Лация и македонским правителем вероятны.
Считает, что было римское посольство к Александру, и Браччези, который поместил его в 334 г.: Клитарх, источник Mемнона из Гераклеи, также указывал на него; Арист и Асклепиад, не найдя в источниках упоминания о римлянах среди западных народов, которые отправились в Вавилон в 323 году, ошибочно поместили в 323 г. дипломатический контакт, имевший место десятью годами ранее.
Однако, по словам Якоби, даже если между римлянами и Александром были дипломатические отношения, в 323 году никакого посольства в Вавилоне не было. Также, по мнению Тарна, известие о римском посольстве в Вавилоне не заслуживает доверия, потому что все они были бы зафиксированы в реальном Дневнике, к которому обращался Птолемей; эпизод был искусно создан в конце первого столетия, а имя Клитарха было бы вставлено Плинием, которому нужен был авторитетный источник. Хаммонд также отрицает возможность пребывания римского представительства в Вавилоне и отвергает показания Клитарха как ложные. Пирсон еще более категоричен и заявляет, что в то время римляне не имели интересов за пределами Италии. Не вызывает сомнений и то, что ни Птолемей, ни Аристобул не упомянули об этом посольстве. Из текста Арриана, однако, можно сделать вывод, что оба историка упоминали некоторые из этих посольств, за исключением римского. Историк из Никомедии, по сути, не заявляет, что Аристобул и Птолемей не сообщали об эпизоде с посольствами со всего света, а только об отсутствии римского. Поэтому стоит снова сделать паузу, чтобы обратить внимание на текст Арриана с целью попытаться определить, в какой части он использует свои два основных источника. Таблица 14 суммирует содержание эпизода с посольствами у Арриана по сравнению с данными Диодора, который предлагает наиболее подробный рассказ.
Таблица 14 — Посольства у Арриана и Диодора

Арриан

Диодор

Ливийцы

Ливиофиникийцы

Бруттии

Луканы

Тиррены

Карфагеняне

Карфагеняне

Эфиопы

Европейские скифы

Кельты

Иберы

Народы и династы Азии

Народности, живущие на побережье вплоть до Геракловых Столбов

Дельфы

Коринф

Эпидавр

Македонцы

Иллирийцы

Народы Адриатики

Фракийцы

Галаты

Как можно видеть, два списка представляют много различий, настолько, что трудно выдвинуть гипотезу об общем источнике. Однако мы не можем исключить гипотезу о том, что различия зависят также от выбора самих историков: Диодор включает также греческие города и народы, уже подчинившиеся Александру, в то время как Арриан перечисляет только народы, еще не завоеванные македонским правителем. Однако все источники, в том числе Юстин, подчеркивают "вселенский" характер этих визитов, чтобы подчеркнуть, что весь известный мир воздал должное Александру [21]. Тем самым эпизод приобретает характер фестиваля, и Александр представляется как правитель всего обитаемого мира.
Текст Арриана разделен на две части: в первой субъекты являются посланниками из разных стран, ливийцы из Африки и из Италии бруттии, луканы и тиррены [22]; вторая часть представлена общим и безличным λέγεται ("говорят"), за которым следует новый список народов, которые встретили Александра в Вавилоне. Переход к косвенной речи может указывать на переход к другому источнику или, в любом случае, к информации, которая не может быть полностью проверена.
Именно в свете этих наблюдений авторство первой группы посольств можно отнести к Аристобулу и Птолемею, в то время как для последней источник не может быть установлен [23].
Итак, в заключение, римское посольство к Александру не фигурировало в работах Аристобула и Птолемея, которые также очень вероятно упоминали другие посольства из Италии вроде бруттиев, тирренов и луканов. Поэтому, если мы не можем априорно отрицать существование контактов между Александром и римским миром, следует отметить, что эти следы не сохранились в двух самых древних источниках среди тех, авторы которых участвовали в македонской экспедиции. Известия о римском посольстве к Александру относятся к более позднему времени, и это заставляет задуматься, по крайней мере, о том, что среди посольств, появившихся в Вавилоне в 323 году, не было римского, и что это поздняя конструкция, которая имела целью связать македонского государя с новой властью.


[1] Соответствующий фрагмент Птолемея FGrHist 138 F 29. О других эпизодах, которые по Арриану не были рассказаны Аристобулом и Птолемеем: An. V 7, 1; VI 28, 2; VII 13, 3.
[2] Arr., An. VII 14.
[3] Arr., An. VII 15, 1-3. Другие источники кампании против коссеев: Diod. XVII 111, 4-6; Plut., Alex. 72, 4; Strab. XI 13, 6; Arr., Ind. 40, 6-8.
[4] Arr., An. VII 15, 4. Другое посольство европейских скифов упоминается в Arr., An. IV 1, 1-2. Об отношениях, также противоречивых, между Александром и Карфагеном см. Arr., An. II 24,5; Curt. Ruf. IV 3, 19. Это не единственный случай, когда Арриан указывает на посольства, пришедшие к Александру: историк, действительно, очень точен и сообщает о тридцати из них во время азиатской экспедиции.
[5] Arr., An. VII 15, 5.
[6] Strab. XV 3, 8 (= ARISTOS, FGrHist 143 T 2).
[7] Министр Антиоха II приводится Афинеем X 438d (= Aristos, FGrHist 143 T 3): «У него (Антиоха II) были двое, которые занимались делами царства, Арист и Фемисий, уроженцы Кипра и братья, оба любимцы Антиоха». О его статусе историка см. Strab. XIV 6, 3 (= Aristos, FGrHist 143 T 1).
[8] Эпизод отсутствует у Плутарха.
[9] На эту «общую аудиенцию», организованную в соответствии с очень точным ритуалом, который включал разделение посольств по категориям и порядок предпочтения в появлении перед царем, Александр, согласно Гуковски, был вдохновлен ежегодным персидским празднеством, во время которого Великий царь принимал «доставляющих дары», отправляемых «всеми странами».
[10] Diod. XVII 113, 2.
[11] Just., Epit. XII 13, 1.
[12] Plin., HN III 57 (= Clitarchus, FGrHist 137 F 31): «Феофраст, первый иностранец, который писал о римлянах с подробностями — действительно, Феопомп, до которого о них никто не упомянул, просто сказал, что Рим был завоеван галлами, и Клитарх, который пришел после него, сообщил только об отправке посольства к Александру — Феофраст, следовательно, полагаясь не только на слухи…».
[13] Трог–Юстин, однако, упоминает римское посольство к Птолемею II Филадельфу в 273 году, о чем также упоминают Ливий и Валерий Максим. Критики всегда разделялись касательно времени писательства Клитарха. Есть две основные тенденции: в 310-300 гг. и в 280-260 гг. Следует также упомянуть, что в 2007 году был опубликован папирус, содержащий список эллинистических историков (P. Oxy. 4808) и датируемый концом первого и началом второго веков нашей эры, в котором также появляется Клатарх в связи с Птолемеем IV Филопатором, который правил между 221 и 204 гг.
[14] Phot., Bibl. 224 (= Memnon, FGrHist 434 F 18). Фраза Александра римлянам, весьма загадочная, может быть объяснена, согласно Браччези, именно эпизодом с Анцием: «Римлянам или удастся навязать подчинение народу, следовательно анциатам, или смириться с тем, чтобы уступить гегемонию тому, кто сильнее их, значит, ему». По некоторым данным, также жители Тира отправили Александру большой золотой венок. См. Just., Epit. XI 10, 10; Curt. Ruf. IV 2, 2; Arr., An. II 13, 8; Diod. XVII 24, 3.
[15] Также у Орозия (III 20, 1-3; VI 21, 19-21) есть след этой взаимосвязи: почтение востока Августу представляется как возврат почтения Александру со стороны запада.
[16] По мнению Браччези, Мемнон взял известие у Клитарха. Обычно считается, что Мемнон жил между первым и вторым веками нашей эры; Фотий передал краткое изложение книг 9-16 его истории Гераклеи.
[17] Этот пробел не позволяет нам узнать версию латинского историка о некоторых очень важных событиях последнего периода жизни Александра: среди них смерть Гефестиона, посольства со всего света, вступление в Вавилон, болезнь Александра до визита солдат к умирающему царю.
[18] Strab. V 3, 5. Страбон говорит о городе Анций, подчеркивая, что в настоящее время это был центр отдыха и развлечений, где были построены роскошные виллы, тогда как когда–то его жители имели корабли и соучаствовали с тирренами в пиратстве, несмотря на то, что их уже покорили римляне. В дополнение к Александру Деметрий Полиоркет также жаловался на пиратские выходки, и его протесты положили конец этим злоупотреблениям.
[19] Этой информации не доверяет Ненчи, который основывается на факте, что в 338 году ростры флота Анция были привезены в Рим как трофеи, а жителям Анция было запрещено строить корабли, и этот запрет длился как минимум до 317 года.
[20] Arr., An. VII 15, 6.
[21] Arr., An. VII 15, 5: "тогда–то в особенности Александр и самому себе, и окружающим явился владыкой всей земли и моря"; Diod. XVII 113, 1: "в этот год почти со всех концов ойкумены пришли посольства"; Just., Epit. XII 13, 2: "настолько весь мир испытывал страх перед его именем, что все народы заискивали перед ним, словно считая его предназначенным себе в цари"
[22] Эти народности должны были быть хорошо известны, потому что в то время они сражались против дяди Александра, Александра Молосского, который прибыл в Италию для поддержки тарентинцев. См. Liv. VIII 24, 2; Just., Epit. XII 2, 1.
[23] По–другому думает Браччези, согласно которому «римляне не упоминаются в фиктивной универсалистской традиции о посольствах народов Запада, потому что их город все еще воспринимался историками Александра Македонского как πόλις Ἑλληνὶς (эллинский полис)». В связи с появлением эпизода с римским посольством представляется убедительной гипотеза, что оно имело место в правление Птолемея Филадельфа, чьи дипломатические отношения (обмен посольствами и декларации о взаимном уважении) с Римом зафиксированы в 273 году. См. Liv., Epit. Per. XIV 6; Dio Cass. X fr. 41; Zon. VIII 6, 11; Eutrop. II 15; Hieronym., Chron. 128b Helm.

F 54: Два пророчества о смерти Александра

Arr., An. VII 16, 1

Ἐκ τούτου δὴ Ἡρακλείδην τὸν Ἀργαίου ἐκπέμπει ἐς Ὑρκανίαν ναυπηγοὺς ἅμα οἷ ἄγοντα, κελεύσας ὕλην τεμόντα ἐκ τῶν ὀρῶν τῶν Ὑρκανίων ναυπηγεῖσθαι ναῦς μακρὰς ἀφράκτους τε καὶ πεφραγμένας ἐς τὸν κόσμον τὸν Ἑλληνικόν. πόθος γὰρ εἶχεν αὐτὸν καὶ ταύτην ἐκμαθεῖν τὴν θάλασσαν τὴν Κασπίαν τε καὶ Ὑρκανίαν καλουμένην ποίᾳ τινὶ ξυμβάλλει θαλάσσῃ, πότερα τῇ τοῦ πόντου τοῦ Εὐξείνου ἢ ἀπὸ τῆς ἑῴας τῆς κατ’ Ἰνδοὺς ἐκπεριερχομένη ἡ μεγάλη θάλασσα ἀναχεῖται εἰς κόλπον τὸν Ὑρκάνιον, καθάπερ οὖν καὶ τὸν Περσικὸν ἐξεῦρε, τὴν Ἐρυθρὰν δὴ καλουμένην θάλασσαν, κόλπον οὖσαν τῆς μεγάλης θαλάσσης. οὐ γάρ πω ἐξεύρηντο αἱ ἀρχαὶ τῆς Κασπίας θαλάσσης, καίτοι ἐθνῶν τε αὐτὴν <περι>οικούντων οὐκ ὀλίγων καὶ ποταμῶν πλοΐμων ἐμβαλλόντων ἐς αὐτήν· ἐκ Βάκτρων μὲν Ὄξος, μέγιστος τῶν Ἀσιανῶν ποταμῶν, πλήν γε δὴ τῶν Ἰνδῶν, ἐξίησιν ἐς ταύτην τὴν θάλασσαν, διὰ Σκυθῶν δὲ Ἰαξάρτης· καὶ τὸν Ἀράξην δὲ τὸν ἐξ Ἀρμενίων ῥέοντα ἐς ταύτην ἐσβάλλειν ὁ πλείων λόγος κατέχει. μέγιστοι μὲν οὗτοι· πολλοὶ δὲ δὴ καὶ ἄλλοι ἔς τε τούτους ἐμβάλλοντες καὶ αὐτοὶ ἐπὶ σφῶν ἐς τὴν θάλασσαν ταύτην ἐξιᾶσιν, οἱ μὲν καὶ γινωσκόμενοι πρὸς τῶν ἀμφ’ Ἀλέξανδρον ἐπελθόντων τὰ ἔθνη ταῦτα, οἱ δὲ κατὰ τὰ ἐπέκεινα τοῦ κόλπου, ὡς εἰκός, κατὰ τοὺς Σκύθας τοὺς Νομάδας, ὃ δὴ ἄγνωστον πάντῃ ἐστίν. Ἀλέξανδρος δὲ ὡς τὸν Τίγρητα ποταμὸν ξὺν τῇ στρατιᾷ διέβη ἐλαύνων ἐπὶ Βαβυλῶνος, ἐνταῦθα ἐντυγχάνουσιν αὐτῷ Χαλδαίων οἱ λόγιοι, καὶ ἀπαγαγόντες ἀπὸ τῶν ἑταίρων ἐδέοντο ἐπισχεῖν τὴν ἐπὶ Βαβυλῶνος ἔλασιν. λόγιον γὰρ γεγονέναι σφίσιν ἐκ τοῦ θεοῦ τοῦ Βήλου μὴ πρὸς ἀγαθοῦ οἱ εἶναι τὴν πάροδον τὴν ἐς Βαβυλῶνα ἐν τῷ τότε. τὸν δὲ ἀποκρίνασθαι αὐτοῖς λόγος τοῦ Εὐριπίδου τοῦ ποιητοῦ ἔπος· ἔχει δὲ τὸ ἔπος Εὐριπίδῃ ὧδε·Μάντις δ’ ἄριστος ὅστις εἰκάζει καλῶς. σὺ δέ, ὦ βασιλεῦ, ἔφασαν οἱ Χαλδαῖοι, μὴ πρὸς δυσμὰς ἀφορῶν αὐτὸς μηδὲ τὴν στρατιὰν ταύτῃ ἐπέχουσαν ἄγων παρελθεῖν, ἀλλὰ ἐκπεριελθὼν πρὸς ἕω μᾶλλον.’ τῷ δὲ οὐδὲ τοῦτο εὐμαρὲς διὰ δυσχωρίαν ξυνέβη· ἀλλὰ ἦγε γὰρ αὐτὸν ταύτῃ τὸ δαιμόνιον ᾗ παρελθόντα ἐχρῆν ἤδη τελευτῆσαι. (…) Ἦν δέ τι καὶ ὕποπτον αὐτῷ ἐς τοὺς Χαλδαίους, ὡς οὐ κατὰ μαντείαν τι μᾶλλον ἢ ἐς ὠφέλειαν τὴν αὑτῶν φέροι αὐτοῖς ἡ κώλυσις τῆς Ἀλεξάνδρου ἐς Βαβυλῶνα ἐν τῷ τότε ἐλάσεως. ὁ γὰρ τοῦ Βήλου νεὼς ἐν μέσῃ τῇ πόλει ἦν τῶν Βαβυλωνίων, μεγέθει τε μέγιστος καὶ ἐκ πλίνθου ὀπτῆς ἐν ἀσφάλτῳ ἡρμοσμένης. τοῦτον τὸν νεών, ὥσπερ καὶ τὰ ἄλλα ἱερὰ τὰ Βαβυλωνίων, Ξέρξης κατέσκαψεν, ὅτε ἐκ τῆς Ἑλλάδος ὀπίσω ἀπενόστησεν· Ἀλέξανδρος δὲ ἐν νῷ εἶχεν ἀνοικοδομεῖν οἱ μὲν λέγουσιν ὅτι ἐπὶ τοῖς θεμελίοις τοῖς πρόσθεν, καὶ τούτου ἕνεκα τὸν χοῦν ἐκφέρειν ἐκέλευε τοὺς Βαβυλωνίους, οἱ δέ, ὅτι καὶ μείζονα ἔτι τοῦ πάλαι ὄντος. ἐπεὶ δὲ ἀποστάντος αὐτοῦ μαλθακῶς ἀνθήψαντο τοῦ ἔργου οἷς ταῦτα ἐπετέτραπτο, ὁ δὲ τῇ στρατιᾷ πάσῃ ἐπενόει τὸ ἔργον ἐργάσασθαι. εἶναι δὲ τῷ θεῷ τῷ Βήλῳ πολλὴν μὲν τὴν χώραν ἀνειμένην ἐκ τῶν Ἀσσυρίων βασιλέων, πολὺν δὲ χρυσόν. καὶ ἀπὸ τούτου πάλαι μὲν τὸν νεὼν ἐπισκευάζεσθαι καὶ τὰς θυσίας τῷ θεῷ θύεσθαι, τότε δὲ τοὺς Χαλδαίους τὰ τοῦ θεοῦ νέμεσθαι, οὐκ ὄντος ἐς ὅ τι ἀναλωθήσεται τὰ περιγιγνόμενα. τούτων δὴ εἵνεκα ὕποπτοι Ἀλεξάνδρῳ ἦσαν οὐκ ἐθέλειν παρελθεῖν εἴσω Βαβυλῶνος Ἀλέξανδρον, ὡς μὴ δι’ὀλίγου τὸν νεὼν ἐπιτελεσθέντα ἀφελέσθαι αὐτοὺς τὰς ἐκ τῶν χρημάτων ὠφελείας. ὅμως δὲ τά γε τῆς ἐπιστροφῆς τῆς κατὰ τὴν εἴσοδον τὴν ἐς τὴν πόλιν ἐθελῆσαι αὐτοῖς πεισθῆναι λέγει Ἀριστόβουλος, καὶ τῇ πρώτῃ μὲν παρὰ τὸν ποταμὸν τὸν Εὐφράτην καταστρατοπεδεῦσαι, ἐς δὲ τὴν ὑστεραίαν ἐν δεξιᾷ ἔχοντα τὸν ποταμὸν παρ’ αὐτὸν πορεύεσθαι, θέλοντα ὑπερβάλλειν τῆς πόλεως τὸ μέρος τὸ ἐς δυσμὰς τετραμμένον, ὡς ταύτῃ ἐπιστρέψαντα πρὸς ἕω ἄγειν· ἀλλὰ οὐ γὰρ δυνηθῆναι ὑπὸ δυσχωρίας οὕτως ἐλάσαι ξὺν τῇ στρατιᾷ, ὅτι τὰ ἀπὸ δυσμῶν τῆς πόλεως εἰσιόντι, εἰ ταύτῃ πρὸς ἕω ἐπέστρεφεν, ἑλώδη τε καὶ τεναγώδη ἦν. καὶ οὕτω καὶ ἑκόντα καὶ ἄκοντα ἀπειθῆσαι τῷ θεῷ. Ἐπεὶ καὶ τοῖόνδε τινὰ λόγον Ἀριστόβουλος ἀναγέγραφεν, Ἀπολλόδωρον τὸν Ἀμφιπολίτην τῶν ἑταίρων τῶν Ἀλεξάνδρου, στρατηγὸν τῆς στρατιᾶς ἣν παρὰ Μαζαίῳ τῷ Βαβυλῶνος σατράπῃ ἀπέλιπεν Ἀλέξανδρος, ἐπειδὴ συνέμιξεν ἐπανιόντι αὐτῷ ἐξ Ἰνδῶν, ὁρῶντα πικρῶς τιμωρούμενον τοὺς σατράπας ὅσοι ἐπ’ ἄλλῃ καὶ ἄλλῃ χώρᾳ τεταγμένοι ἦσαν, ἐπιστεῖλαι Πειθαγόρᾳ τῷ ἀδελφῷ, μάντιν γὰρ εἶναι τὸν Πειθαγόραν τῆς ἀπὸ σπλάγχνων μαντείας, μαντεύσασθαι καὶ ὑπὲρ αὐτοῦ τῆς σωτηρίας. ἀντεπιστεῖλαι δὲ αὐτῷ Πειθαγόραν πυνθανόμενον τίνα μάλιστα φοβούμενος χρήσασθαι ἐθέλοι τῇ μαντείᾳ. τὸν δὲ γράψαι αὖθις ὅτι τόν τε βασιλέα αὐτὸν καὶ Ἡφαιστίωνα. θύεσθαι δὴ τὸν Πειθαγόραν πρῶτα μὲν ἐπὶ τῷ Ἡφαιστίωνι· ὡς δὲ ἐπὶ τοῦ ἥπατος τοῦ ἱερείου ὁ λοβὸς ἀφανὴς ἦν, οὕτω δὴ ἐγγράψαντα καὶ κατασημηνάμενον τὸ γραμμάτιον πέμψαι παρὰ τὸν Ἀπολλόδωρον ἐκ Βαβυλῶνος εἰς Ἐκβάτανα, δηλοῦντα μηδέν τι δεδιέναι Ἡφαιστίωνα· ἔσεσθαι γὰρ αὐτοῖς ὀλίγου χρόνου ἐκποδών. καὶ ταύτην τὴν ἐπιστολὴν λέγει Ἀριστόβουλος κομίσασθαι Ἀπολλόδωρον μιᾷ πρόσθεν ἡμέρᾳ ἢ τελευτῆσαι Ἡφαιστίωνα. αὖθις δὲ θύεσθαι τὸν Πειθαγόραν ἐπὶ τῷ Ἀλεξάνδρῳ <καὶ> γενέσθαι καὶ ἐπ’ Ἀλεξάνδρῳ ἄλοβον τὸ ἧπαρ τοῦ ἱερείου. καὶ Πειθαγόραν τὰ αὐτὰ καὶ ὑπὲρ Ἀλεξάνδρου γράψαι Ἀπολλοδώρῳ. Ἀπολλόδωρον δὲ οὐ κατασιωπῆσαι, ἀλλὰ φράσαι γὰρ πρὸς Ἀλέξανδρον τὰ ἐπεσταλμένα, ὡς εὔνοιαν μᾶλλόν τι ἐπιδειξόμενον τῷ βασιλεῖ, εἰ φυλάττεσθαι παραινέσειε μή τις αὐτῷ κίνδυνος ἐν τῷ τότε ξυμπέσοι. καὶ Ἀπολλόδωρόν τε λέγει ὅτι Ἀλέξανδρος ἐπῄνεσε καὶ τὸν Πειθαγόραν, ἐπειδὴ παρῆλθεν εἰς Βαβυλῶνα, ἤρετο ὅτου γενομένου αὐτῷ σημείου ταῦτα ἐπέστειλεν πρὸς τὸν ἀδελφόν·τὸν δὲ εἰπεῖν ὅτι ἄλοβόν οἱ τὸ ἧπαρ ἐγένετο τοῦ ἱερείου· ἐρομένου δὲ ὅ τι νοοῖ τὸ σημεῖον μέγα εἰπεῖν εἶναι χαλεπόν. Ἀλέξανδρον δὲ τοσούτου δεῆσαι χαλεπῆναι τῷ Πειθαγόρᾳ, ὡς καὶ δι’ ἐπιμελείας ἔχειν αὐτὸν πλείονος, ὅτι ἀδόλως τὴν ἀλήθειάν οἱ ἔφρασε. ταῦτα αὐτὸς Ἀριστόβουλος λέγει παρὰ Πειθαγόρου πυθέσθαι· καὶ Περδίκκᾳ δὲ μαντεύσασθαι αὐτὸν λέγει καὶ Ἀντιγόνῳ χρόνῳ ὕστερον· καὶ τοῦ αὐτοῦ σημείου ἀμφοῖν γενομένου Περδίκκαν τε ἐπὶ Πτολεμαῖον στρατεύσαντα ἀποθανεῖν καὶ Ἀντίγονον ἐν τῇ μάχῃ τῇ πρὸς Σέλευκον καὶ Λυσίμαχον τῇ ἐν Ἰψῷ γενομένῃ.

Позже Александр послал в Гирканию Гераклида, сына Аргея, с кораблестроителями, приказав ему рубить деревья в горах Гиркании и строить большие корабли без палуб, или с палубами как у эллинов. В самом деле он хотел узнать, с каким другим морем соединяется Каспийское море, также называемое Гирканским, с Понтом Эвксинским, или же Великое море, окружающее с востока Индию, впадает в Гирканский залив, точно так же, как он обнаружил, что Персидский залив, называемый Красным морем, является заливом Великого моря. Истоки Каспийского моря еще не были найдены, хотя вокруг него проживало немало населения, и в него вливались судоходные реки: из рек Бактрианы в это море впадает Окс, самая крупная из рек Азии, за исключением индийских, а также Яксарт, протекающий через Скифию. И наиболее популярным является мнение, что и Аракс, который течет по территориям армян, впадает в это море. И это крупнейшие: есть много других, которые, или притоки этих рек или они сами, впадают в это море, некоторые известны тем, кто пришел к этим народам с Александром, другие, на другой стороне залива, вероятно протекают через область скифских кочевников, которая совершенно неизвестна. Когда Александр пересек реку Тигр с армией и направлялся в Вавилон, перед ним предстали халдейские прорицатели и, отведя его в сторону от спутников, попросили его остановить марш к Вавилону. Действительно, они получили от бога Бела оракул, согласно которому для него не было бы благом войти в Вавилон в то время. И Александр ответил им стихом поэта Еврипида, который гласил: «Лучший предсказатель — это тот, который дает верные пророчества». Халдеи ответили: «Но ты, царь, не стремись на запад и не входи, ведя армию в этом направлении, а скорее обогни с восточной стороны». Однако это было нелегко из–за сложностей местности. В самом деле божественная воля привела его туда, где по прибытии он найдет смерть (…) Александр подозревал, что халдеи не из–за оракула, а ради личного интереса хотели помешать ему войти в Вавилон. Храм Бела находился в центре города Вавилона и имел огромные размеры; он был возведен из обожженного кирпича, скрепленного битумом. Ксеркс разрушил этот храм до основания, а также другие места поклонения вавилонян, когда он вернулся из Греции. Александр намеревался отстроить его, и, по некоторым сведениям, приказал вавилонянам вывезти кучу обломков, чтобы перестроить его на прежних фундаментах, тогда как другие утверждают, что он хотел построить его еще больше, чем предыдущий. Поскольку в его отсутствие те, кому была поручена задача, исполняли ее спустя рукава, Александр намеревался возложить завершение работы на всю армию. Большие участки земли, а также много золота были посвящены богу Белу царями Ассирии, и в древние времена храм содержался в хорошем состоянии, и приносились жертвы богу. Но в настоящее время халдеи присваивали собственность бога, так как некуда было тратить лишний доход. Александр подозревал, что именно по этой причине они не хотели, чтобы он входил в Вавилон, что они опасались, что в скором времени храм будет закончен, и они будут лишены выгод от прибыли. И все же, по словам Аристобула, он был готов поддаться их убеждениям и изменить направление своего входа в город. Для этого в первый день он разбил лагерь у реки Евфрат, и на следующий день следовал вдоль берега, имея реку справа, с намерением пройти за часть города, обращенную к западу, и там развернуться, чтобы вести армию в сторону востока. Но из–за сложности местности он не мог идти со своей армией в этом направлении, потому что, если человек, который входит в город с запада, меняет здесь свое направление на восток, он придет в землю, покрытую болотами и отмелями. Так, отчасти по собственной воле и отчасти против своей воли он не повиновался богу. Наконец, Аристобул рассказал следующую историю. Аполлодор Амфипольский, один из спутников Александра, стратег в армии, которую Александр оставил с Мазеем, сатрапом Вавилона, когда он встретился с Александром, который возвращался из Индии, и видя, что тот сурово наказал сатрапов, поставленных во главе различных регионов, написал своему брату Пифагору (который был прорицателем, гадавшим по внутренним частям жертв), чтобы тот предсказал его безопасность. Пифагор ответил ему, спросив его, кого он так боялся, что попросил у него предсказание, и Аполлодор написал ему, что он боялся самого царя и Гефестиона. Пифагор сперва принес жертву относительно Гефестиона. Поскольку в печени жертвы не было видно лопасти, он немедленно написал и запечатал письмо и отправил его Аполлодору из Вавилона в Экбатану, сообщая, что Гефестиона нечего бояться: через короткое время его заберут. Согласно Аристобулу, это письмо было получено Аполлодором за день до смерти Гефестиона. Затем Пифагор снова принес жертву, на этот раз касательно Александра, и для Александра в печени жертвы не было лопасти. И Пифагор также написал аналогичный ответ Аполлодору об Александре. Аполлодор, однако, не промолчал, но рассказал Александру о полученных известиях, считая, что он проявит к царю большую доброжелательность, если предупредит его, чтобы тот остерегался опасности, которая нависла над ним в то время. Он говорит, что Александр похвалил Аполлодора и спросил Пифагора, когда он прибыл в Вавилон, какой знак для него побудил его написать эту информацию своему брату. Тот ответил, что печень жертвы не имела лопасти. Когда Александр спросил, что означает этот знак, он сказал, что это что–то очень серьезное. Александр, однако, был настолько далек от того, чтобы злиться на Пифагора, что отнесся к нему с еще большим уважением, потому что тот говорил ему правду без обмана. Аристобул утверждает, что он узнал все это от Пифагора лично. И он говорит, что тот также предсказал будущее для Пердикки и Антигона в более позднее время. Для них обоих появился один и тот же знак, и действительно, Пердикка умрет, когда будет вести кампанию против Птолемея, а Антигон пал в битве против Селевка и Лисимаха при Ипсе.

Длинный фрагмент, взятый у Арриана, следует за описанием "вселенских" посольств к Александру и поэтому относится к событиям, которые произошли в Вавилоне в 324/3 гг. В самом деле Аристобул не упоминается в начальной части, а только ближе к концу главы 17: предпочтение Якоби вставить весь отрывок в корпус историка получит оценку после анализа содержания арриановского рассказа.
Фрагмент начинается с упоминания о миссии, порученной Александром Гераклиду, сыну Аргея: тот должен был рубить деревья в гирканских горах и строить военные корабли. Гераклид упоминается только в этом случае, и ничего не известно даже о результатах этой миссии, которая, возможно, могла бы быть непосредственно связана с тем, о чем сообщалось вскоре после этого, а именно с желанием Александра узнать, соединялся ли Каспий с каким–либо другим морем, и каковы были его границы.
Арриан подчеркивает, что Каспийское море также называют Гирканским [1]. В Анабасисе сосуществуют оба названия, но только в этом случае историк упоминает их синонимию [2]. Однако ни одна из цитат не встречается в фрагментах Аристобула, и, следовательно, невозможно извлечь из этих данных некие свидетельства, подтверждающие авторство пассажа [3].
Похоже, Александр был заинтересован в том, чтобы понять, соединялось ли Каспийское море с Черным морем, или же это был залив океана. Греческий мир давно задавался вопросом об этой проблеме. Согласно сообщениям Геродота, Каспий не соединялся ни с каким морем; согласно некоторым ученым, историк из Галикарнаса включился в спор с Гекатеем, который вместо этого представлял Каспийское море как залив океана [4]. Для Аристотеля Каспийское море было внутренним морем, которое соединялось подземным тоннелем с Эвксинским Понтом; философ также полагал, что существуют два изолированных моря, одно из которых называется Гирканским, а другое — Каспийским [5].
Поэтому, учитывая путаницу вокруг этого моря, неудивительно, что Александр решил организовать экспедицию, направленную на решение этих вопросов: экспедицию во время его пребывания в Гиркании в 330 году не удалось организовать из–за нехватки времени и в круговерти завоеваний; теперь ее снаряжение становится необходимым шагом для удовлетворения стремления (πόθος) царя узнать результаты, стремления, обусловленного также недавним открытием, что Персидский залив был океанским заливом [6].
Указание на новые известия о Персидском заливе присутствует в пассаже Арриана и, скорее всего, относится к путешествию Неарха и Андросфена Фасосского [7]. Согласно тому, что сообщает историк из Никомедии в своей работе об Индии, действительно Александр очень хотел пересечь море, которое вело из Индии в Персидский залив, хотя он знал о рисках, связанных с предприятием, и об опасности потери флота; Неарх намеревался возглавить экспедицию, начиная от устья Инда [8].
Затем Арриан сообщает о своем собственном наблюдении: во времена Александра истоки Каспия еще не были обнаружены, хотя на его берегах проживало большое количество народов, и в него текли судоходные реки [9]. В связи с этим упоминается река Окс, определяемая как самая большая река в Азии, за исключением индийских. Это определение Окса напоминает страбоновский фрагмент Аристобула о реках Гиркании, где именно Окс определяется как самая большая азиатская река за исключением индийских; кроме того, тот же самый Арриан ранее говорил об Оксе в тех же выражениях, а Аристобул упоминал также о другой реке, впадающей в Гирканское море, Орксанте [10]. Также учитывая интерес историка из Кассандрии к водным потокам, кажется очевидным, что здесь Арриан следует за Аристобулом, хотя, учитывая многочисленные личные вмешательства историка в этом отрывке, он мог здесь только упомянуть данные, которые Аристобул представил в другом контексте, то есть, когда он описывал Гирканию.
Армянская река Аракс, которая, согласно общему мнению, в свою очередь впадает в Каспийское море, не названа, однако, в другом месте, и поэтому невозможно с уверенностью установить, откуда Арриан берет это известие [11].
Историк из Никомедии продолжает, утверждая, что было множество других рек, некоторые из которых были известны участникам экспедиции Александра, другие же текли в неисследованном районе кочевых скифов и были неизвестны: в этом случае здесь тоже апостериорная реконструкция Арриана, который приводит ограниченные знания того исторического периода.
Этим утверждением завершается первое тематическое ядро этого фрагмента, касающееся изучения Каспия и знания гидрографии района. Очевидно, что Арриан здесь использует известия Аристобула, хотя этого недостаточно для подтверждения того, что те же связи между миссией Гераклида, формой Каспия и реками этого района были обнаружены в работах историка из Кассандрии: Арриан, вероятно, здесь соединяет свои прежние знания, полученные из источников, в первую очередь Аристобула и Птолемея, для личного размышления и для объяснения желания Александра исследовать этот район; по–видимому, также сообщаемая информация содержит различные хронологические слои [12]. Поэтому к Аристобулу следует отнести лишь информацию о размерах Окса. В подтверждение этой гипотезы говорит также факт, что Арриан не упоминает, было ли предприятие Гераклида успешным: была выдвинута гипотеза, что смерть Александра прекратила разведку; если бы это было так, Аристобул, который писал после смерти македонского государя, упомянул бы о неудаче этой экспедиции, и это может быть свидетельством того, что основным источником Арриана здесь не является историк из Кассандрии.
Второе тематическое ядро фрагмента представляет пророчество халдеев [13]. И в этой части Аристобул не упоминается прямо.
Как уже отмечалось, это один из первых предвестников скорой смерти македонского государя, что контрастирует с праздничной атмосферой вселенских посольств или с желанием Александра исследовать новые земли в виде экспедиции Гераклида.
Согласно рассказу Арриана, когда Александр подошел к Вавилону, его встретили халдейские предсказатели, которые попросили его прервать поход в Вавилон, поскольку оракул бога Бела это не рекомендовал [14].
Из–за отсутствия точной хронологии и указаний мест очевидно, что для событий, которые предшествуют реальному прибытию в Вавилон (вселенские посольства, экспедиция Гераклида, пророчество халдеев), Арриан не следует единственному источнику, и он не заинтересован в тщательном упорядочении фактов: он, кажется, предпочитает собственную обработку данных, которые он находил у разных авторов, чтобы подготовить, посредством описания наиболее значимых событий, повествование о последних днях правления македонского царя.
Александр отвечает халдеям стихом Еврипида из потерянной трагедии, согласно которому истинные предсказатели — это те, кто делает верные пророчества, и тем самым показывается недоверие македонского царя к словам вавилонских жрецов [15].
В связи с отказом остановить поход, халдеи пригласили Александра войти в город поворотом на восток, а не на запад, но это оказалось невозможным из–за условий местности: это божественная воля привела Александра туда, где была судьба, которая обернулась смертью. Это последнее утверждение, как и то, что следует далее, не помещенное Якоби во фрагменте, приписывается Арриану, который утверждает, что Александру лучше было умереть на вершине славы, чем узнать позор человеческого несчастья [16].
Эпизод с пророчеством халдеев Александру встречается и в других источниках. Плутарх в "Жизни Александра" кратко упоминает об этом эпизоде; также, по его версии, не Александр встретиться с халдеями, а Неарх: последний, вернувшись к Александру после путешествия вверх по Евфрату, сказал царю, что встретил каких–то халдеев, которые советовали держаться подальше от Вавилона; Александр, однако, не отказался от мысли о Вавилоне и продолжил свой марш [17]. Интересно поэтому отметить в коротком отрывке Плутарха тот факт, что, в отличие от сообщения Арриана, прорицателей встречает Неарх, а не Александр.
Однако этому эпизоду уделено много места Диодором, который, тем не менее, приводит много отличий от истории Арриана: во–первых, как и у Плутарха, халдеи не обращаются непосредственно к Александру; они посылают только одного из них, Белефанта, который, однако, из страха не осмелился обратиться к царю, но имел личный разговор с Неархом и попросил последнего раскрыть Александру опасность, с которой он столкнется. Также в отношении пророчества Диодор приводит другую версию: во–первых, это предсказание, основанное на наблюдении за звездами (а не на оракуле Бела, как у Арриана), а затем халдеи также предлагают царю альтернативу: если вместо входа в город он выйдет за его пределы и восстановит разрушенную персами гробницу Бела, с ним ничего не случится.
По–другому ведет себя и Александр: если в рассказе Арриана он, кажется, почти пренебрегает пророчеством, то по словам Диодора, царь испугался настолько, что отправил в город этеров, в то время как сам он отклонился на другую дорогу и разбил лагерь в двухстах стадиях от города; только тогда, когда Анаксарх и другие греки убедили его, с помощью философии, не верить в приметы халдеев, царь решил войти с армией в Вавилон [18].
Диодор, получается, следует источникам, отличным от источников Арриана. Роль, которую как у Плутарха, так и у Диодора, Неарх берет на себя в эпизоде, приводит к предположению, что именно он может быть источником двух рассказов [19].
В рассказе Трога–Юстина предсказывают не халдеи, а маги; как и у Диодора, вмешательство философа Анаксарха убеждает Александра не прислушиваться к предсказателям, но все равно войти в Вавилон [20].
История Арриана очень близка истории Аппиана: Цезаря перед тем, как он вошел в сенат в последний раз, жрецы предупреждают, что он подвергнется большому риску и что ауспиции также указывали на смерть среди надвигающихся опасностей: Цезарь, однако, не послушал предсказателей и пошел навстречу своему концу; то же самое, говорит Аппиан, произошло и с Александром [21]. Его история совпадает с историей Арриана: пророчество халдеев самому Александру, ответ царя стихом (не приписываемом прямо Еврипиду), совет войти в город другим путем, который, однако, оказывается неосуществимым: все эти совпадения привели к гипотезе, что источником Аппиана является именно историк из Никомедии.
Из просмотра источников вытекает существование двух разных версий эпизода; к сожалению, ни один автор, чьи сочинения дошли до нас, не упоминает об использованном источнике, хотя, в случае с Диодором и Плутархом, учитывая роль, которую берет на себя Неарх, мы можем предположить, что именно этот последний является автором эпизода.
Вместо этого нет никаких элементов, которые позволили бы с уверенностью идентифицировать в Аристобуле источник Арриана для этого пассажа [22].
За комментарием Арриана о скором конце Александра, который Якоби не включает в фрагмент Аристобула, следует отступление, посвященное храму Бела [23].
Прежде всего, Арриан говорит о подозрениях Александра в отношении халдеев: то есть они препятствовали ему войти не из уважения к оракулу, а потому, что боялись за свои личные интересы. Действительно, они пользовались богатством, припасенным для бога, и не хотели, чтобы Александр лишил их этих доходов [24]. Интересно отметить, что Арриан — единственный, кто упомянул о подозрениях македонского царя против халдеев: эти подозрения могут также служить оправданием выбора не следовать божественному совету, а войти в город напрямую.
Храм Бела описан и другими источниками. Уже Геродот уделил ему достаточно места в обзоре священных зданий Вавилона [25]. Историк из Галикарнаса описывает и так называемый зиккурат, и низкий храм (или Эсагилу), наверняка идентичный с упоминаемым Аррианом. К сожалению, последний подчеркивает только значительный размер храма, и поэтому описание не может сравниться с подробным описанием Геродота. Он, в свою очередь, упоминает о роскоши места поклонения и богатстве совершаемых там жертвоприношений, но не останавливается на его организации: поэтому Арриан не использует здесь Геродота в качестве своего источника. Историк из Галикарнаса, однако, также упоминает Ксеркса: он говорит, что тот не разрушил храм, как у Арриана, но завладел золотой статуей поклонения богу, убив жреца, который чинил препятствия [26]; поэтому он упоминает храм, все еще стоявший в его время года.
Страбон также рассказывает о священных зданиях Вавилона, но упоминает не столько храм, сколько гробницу (τάφος) Бела, которая теперь превратилась в руины: разрушил ее, как и у Арриана храм, Ксеркс. Что касается структуры здания, Страбон также упоминает обожженные кирпичи, но не ограничивается только размерами, сообщая, что это была квадратная пирамида, которая была размером в стадий как по высоте, так и по бокам: поэтому автор Географии, подтверждает геродотовские данные о размерах места поклонения, которое источники называют как храмом, так и гробницей Бела [27]. Кроме того, Страбон также подтверждает рассказ Арриана о разрушении места поклонения: Ксеркс разрушил его до основания, и во время Александра оно не было восстановлено, так что Александр хотел восстановить его, но это заняло много времени и усилий, тогда как внезапная смерть помешала ему завершить работу, и никто из его преемников не позаботился об этом. Так что Страбон тоже сообщает о желании Александра восстановить храм, но не упоминает, в отличие от Арриана, о желании его увеличить [28].
И в этом случае для проекта восстановления храма Бела невозможно установить источник Арриана; однако Птолемей и Аристобул, похоже, исключаются: Арриан, в самом деле, цитирует некоторых анонимов, которые считали, что проект Александра заключался лишь в том, чтобы восстановить храм, каким он был раньше, согласно же другим он хотел также увеличить его, и это предполагает, что историк сообщает информацию, авторства которой сам он не знал.
В параграфе 5 Аристобул упоминается прямо. Здесь мы наблюдаем резкую смену темы и возвращаемся к описанию продвижения Александра к Вавилону. Поэтому экскурс о храме Бела и желание царя его восстановить, кажется, вставлен Аррианом в скобки, чтобы мотивировать подозрения Александра в отношении магов, но далее в повествовании не рассматривается. Только смена темы, вместе с частицей δέ ("же") в начале абзаца, которая вводит цитату Аристобула, может свидетельствовать о факте, что в предыдущей части Арриан следовал не историку из Кассандрии, а другим своим источникам.
Теперь мы сосредоточимся конкретно на содержании фрагмента Аристобула, который можно разделить на две части: первая касается пути, выбранного Александром для въезда в Вавилон [29]. По словам историка из Кассандрии, Александр пытался, по крайней мере частично, уважить совет, который пришел к нему от оракула халдеев, а затем двинулся вдоль Евфрата, чтобы войти в город с восточной стороны, как ему и предлагалось. Однако с этой стороны земля была заболочена, и поэтому было невозможно продолжать путь, и поэтому Александр был «вынужден» ослушаться бога. Это, очевидно, попытка оправдать выбор Александра: македонский царь, который не мог избежать въезда в город, пытался сделать то, что просил бог, но ему помешали; неблагоприятные дорожные условия, следовательно, были виновны в его непослушании. В других источниках эта попытка не упоминается: у Диодора и Юстина, как мы видели, македонский царь, повинуясь оракулу, оставался за пределами города, пока философы не убедили его продолжить движение, невзирая на пророчество [30]. Для Аристобула, с другой стороны, важно подчеркнуть попытку, предпринятую Александром, чтобы не представить государя святотатцем и несклонным подчиняться воле божества.
Наконец, Аристобул упоминается во второй раз, для анекдота о прорицателе Пифагоре.
Связь между предыдущей частью и этим эпизодом, вероятно, носит тематический характер; в самом деле, с хронологической точки зрения, эта последняя часть является предыдущей: Аполлодор, в самом деле, написал брату, чтобы спросить его заключение о Гефестионе, который, следовательно, был еще жив [31]; действительно, Аристобул сообщает, что ответное письмо Пифагора пришло за день до смерти Гефестиона; с другой стороны, когда Александр встречает халдеев и входит в Вавилон, Гефестион уже мертв [32].
Это еще одно предзнаменование о смерти Александра после пророчества халдеев. Интересно отметить, что Аполлодор боится как Александра, учитывая его строгость к сатрапам, так и Гефестиона из–за его силы в македонском окружении [33]. С другой стороны, Гефестион умирает до того, как узнает ответ оракула, и, следовательно, не осознав опасности, с которой он столкнулся, в то время как подчеркивается оптимизм и великодушие Александра, потому что вместо того, чтобы наказать Пифагора, он хвалит его за то, что он не скрыл от него правду. Видно и самообладание македонского правителя перед лицом столь негативного предзнаменования [34].
Эпизод также встречается в других источниках.
Плутарх представляет его в другой форме: Александру была подана жалоба (без указания имени информатора) на Аполлодора, сатрапа Вавилона, виновного в том, что он принес жертву, чтобы узнать судьбу Александра. Последний вызвал прорицателя Пифагора, который подтвердил этот факт и заявил, что жертвы были без лопастей: Александр заявил, что это печальное предзнаменование, но не наказал Пифагора, скорее, он сожалел, что не послушал Неарха (о пророчестве халдеев), и проводил как можно меньше времени в городе [35]. Очевидно, что источником Плутарха является не Аристобул, не только потому, что отсутствуют многие подробности (вроде переписки между Пифагором и Аполлодором), но прежде всего потому, что в рассказе историка из Кассандрии именно Аполлодор сообщает о результате пророчества Александру [36].
Аппиан также приводит это предзнаменование [37]; историк сравнивает Цезаря и Александра, утверждая, что оба они дважды получили известие о том, что у жертвы не было лопасти в печени: Александр в первый раз у оксидраков, Цезарь, когда он был в Испании, сражаясь против Помпея; во второй раз Александр вследствие жертвоприношения Пифагора. Существует множество общих и лексических совпадений с историей Арриана, но есть и различия: не упоминается переписка между двумя братьями, да и реакция Александра, когда ему сообщают о результате жертвоприношения, совсем другая, потому что у Аппиана он улыбнулся. В обеих версиях царь не злится на братьев, но благодарит Аполлодора за заботливость и предсказателя за откровенность.
Несмотря на эти небольшие различия, которые могут быть связаны с необходимостью ужать эпизод, между этими двумя пассажами существует тесная связь, что приводит к гипотезе, что Аппиан черпал у Арриана.
Аристобул утверждает, что слышал об этих событиях непосредственно от Пифагора.
Невозможно установить, когда произошла эта встреча, в Вавилоне ли, или в более позднее время. Фактически фрагмент заканчивается упоминанием ответов, которые Пифагор дал Пердикке и Антигону и которые оказались отрицательными, и за ними последовала смерть обоих. Использование косвенной речи позволяет нам возвести это последнее утверждение к Аристобулу с интересными предположениями для хронологии работы историка из Кассандрии: действительно, Пердикка умер в 321 году в Мемфисе, убитый собственными войсками [38]; Антигон, с другой стороны, пал в битве при Ипсе летом 301 года [39]. Если это свидетельство принять, то 301 год станет termine post quem публикации исторического труда Аристобула об экспедиции Александра, и это подтвердит то, что сообщают источники, то есть, что он писал, когда прошло много времени после смерти македонского царя.
Глава 18 заканчивается еще одним пророчеством о смерти Александра, сделанным индийским софистом Каланом, когда он направлялся к костру, чтобы умереть [40]. И в этом случае историк из Никомедии не следует хронологическому порядку событий (Калан умирает в Персии), но объединяет серию пророчеств о смерти македонского царя, опираясь на разные источники. В частности, можно сказать, что анекдот не происходит из Аристобула, который, как мы видели, не называет Калана среди индийских софистов. Кроме того, тот же Арриан говорит "сохранился еще рассказ", что указывает на неизвестность его источника [41].
В заключение, фрагмент 54, представленный Якоби, имеет части, которые не могут быть прослежены к Аристобулу с достаточной уверенностью: ядро в экспедиции Гераклида, как мы видели, похоже, является арриановой обработкой данных, найденных в разных источниках; описание предзнаменования халдеев взято из другого источника, так как позднее Арриан уточнил, что, согласно Аристобулу, Александр пытался соблюдать указания оракула; также подозрения к вавилонским жрецам и описание храма не приближаются к повествованию Аристобула, согласно которому Александр сделал все возможное, чтобы не совершить богохульство. Поэтому границы цитаты Аристобула следует сократить до той части, в которой Арриан упоминает его прямо, касаясь попытки войти в Вавилон с востока и пророчества Пифагора[42].


[1] Первое свидетельство о Гирканском море находится у Гекатея (Ath. II 82, 70a = Hekataios, FGrHist 1 F 291). Название Каспийское море появляется у Геродота, который также приводит его размеры: пятнадцать дней плавания в длину и восемь в максимальную ширину (I 203; см. также I 204; IV 40).
[2] О Каспийском море см. Arr., An. VII 10, 6; 16, 3; о Гирканском море Arr., An. III 29, 2; V 5, 4; 26, 1.
[3] Синонимия между Каспийским морем и Гирканским морем также присутствует у Плутарха, когда речь идет о спуске Александра в Гирканию (Alex. 44, 1-2), и у Страбона (II 18), и, возможно, происходит из историков Александра. Тарн, с другой стороны, утверждал, что Александр и его люди называли Гирканским морем нынешний Каспий, а Каспийским морем Аральское, что, однако, было опровергнуто Л. Пирсоном, который также подчеркивает, что Каспийское море, само по себе изолированное, имело и символическое значение, поскольку оно расширяло масштабы македонского завоевания.
[4] Hdt. I 202, 4. Противоположное мнение высказал Маццарино, согласно которому уже Гекатей считал Гирканское море изолированным, на основе фрагмента 291, где мы читаем, что вокруг Гирканского моря были высокие горы, покрытые лесами (Ath. II 82, 70a = Hekataios, FGrHist 1 F 291).
[5] Arist., Meter. I 13, 351a, 9-16; II 1, 354a, 3-4; II 1, 10.
[6] Арриан утверждает, что Персидский залив также называют Красным морем; однако под этим названием мы имеем в виду не море, расположенное между египетским побережьем и Аравийским полуостровом, а нынешний Персидский залив (Hdt. I 1, 1; 180, 1; 189, 1; III 30, 3; 93, 2; IV 37; Xen., Cyr. VIII 6, 20; 8, 1; Arr., Ind. 43).
[7] Андросфен Фасосский (FGrHist 711) назван одним из триерархов флота, который плыл по Гидаспу в 326 году (Arr., Ind. 18, 4; 6). Впоследствии он сопровождал Неарха в его путешествии через океан (Strab. XVI 3, 2) и написал работу, которая также включала экспедицию в Аравию: действительно, в 324/3 г. Александр послал его вдоль Евфрата исследовать аравийское побережье (Arr., An. VII 20, 7; Ath. III 45, 93b).
[8] Arr., Ind. 20-21.
[9] Было замечено, что здесь Арриан не упоминает знаний, полученных в ходе экспедиции Патрокла, от которых будет зависеть теория Эратосфена (FGrHist 712 F 5-7) о Каспии как о заливе океана (см. также Arr., An. V 5, 4; 26, 1-2). Однако следует подчеркнуть, что здесь Арриан сообщает о данных, известных во время азиатской экспедиции, и поэтому он не интересуется последующими открытиями.
[10] Arr., An. III 29 2; F 25.
[11] Аракс отождествлялся с сегодняшней армянской рекой Арас, которая впадает в западный Каспий. И Страбон, и Плиний утверждают, что эта река впадала в Каспийское море, что является признаком того, что в их время это была известная информация (Strab. XI 14, 13; Plin., HN VI 26).
[12] Кроме Якоби приписывают этот пассаж Аристобулу Шварц, Пирсон, Хаммонд (который приписывает его ему на основе темы πόθος, которая была бы типичной для историка из Кассандрии, не говоря уже о других пассажах, взятых для сравнения). По мнению Тарна, из Аристобула происходит упоминание об экспедиции Гераклида и желании Александра исследовать Гирканское море, в то время как остальное представляет из себя набор собственных познаний Арриана. Что в пассаже смешаны Птолемей и Аристобул, считает Босуорт. Что источником является только Птолемей, думает Э. Корнеманн.
[13] Arr., An. VII 16, 5-7.
[14] Халдеи в греко–римском мире вскоре перестали быть этнонимом (имеются в виду племена, обосновавшиеся вокруг нижнего течения Евфрата) и стали означать вавилонских жрецов, известных своими астрологическими знаниями и способностями к искусству гадания (Hdt. I 181, 5; Diod. II 29-31; XV 50, 3; XIX 55, 7-8; XXI 3; Cic., de div. I 19, 36; Plin., HN VII 193). Александр принес жертву Белу, следуя указаниям халдейских жрецов, еще во время своего первого пребывания в Вавилоне (Arr., An. III 15, 5), и, согласно Плутарху, некоторые из этих жрецов следовали за ним в Индии (Alex. 57, 4).
[15] В других случаях Александр не верил тому, что твердили предсказатели. В Газе Аристандр предсказал, что город будет завоеван, но царю следовало быть осторожным в тот день; несмотря на это, Александр бросился в бой и добился успеха, но был ранен (Arr., An. II 26, 4 – 27, 2). Также в деле против скифов Аристандр советовал ему не пересекать реку Окс, но Александр не послушал его и был поражен жестокой формой диареи (Arr., An. IV 4, 3-9). Что касается упомянутого стиха, то он встречается в многочисленных источниках, но только Арриан и Плутарх (De def. Orac. 40, 432c) приписывают его Еврипиду: поэтому вскоре он стал поговоркой (Цицерон называет его общеизвестным греческим стихом, см. de div. II 5, 12).
[16] Часть, пропущенная Якоби, соответствует Arr., Аn. VII 16, 7-8. Считает, что это здесь только комментарии Арриана, также Хатцель.
[17] Plut., Alex. 73, 1-2.
[18] Diod. XVII 112. По словам Диодора, встреча Неарха и халдеев состоялась, когда македонская армия находилась в трехстах стадиях (чуть более 50 км) от Вавилона. Александр позже пожалел, что послушал греческих философов (Diod. XVII 116, 4).
[19] По словам Якоби, Диодор читал рассказ Неарха через посредничество Клитарха.
[20] Just., Epit. XII 13, 3-6.
[21] APP., Bell. civ. II 153.
[22] По мнению Брунта, основным источником Арриана здесь был бы Птолемей; что касается Аристобула, то на самом деле «настойчивое упоминание его (…) в 17, 5 предполагает, что он не является источником предыдущей истории». Согласно Хаммонду, история встречи халдеев и Александра происходит из Аристобула или Птолемея.
[23] Arr., An. VII 17, 1-4.
[24] По мнению Босуорта, причина, приведенная Аррианом, не будет достаточной, поскольку, хотя сам Александр не вошел в город, интересы халдеев могли оказаться под угрозой. По его мнению, реальной мотивацией может быть, с одной стороны, страх, что правитель, поселившийся в городе, поставит под сомнение их привилегии, с другой их сопротивление построению костра Гефестиона, который затмил бы другие храмы города.
[25] Hdt. I 181-183.
[26] Hdt. I 183, 3.
[27] Strab. XVI 1, 5; Hdt. I 181, 3.
[28] Strab. XVI 1, 5; Arr., An. VII 17, 2.
[29] Arr., An. VII 17, 5-6.
[30] Diod. XVII 112, 4-6; Just., Epit. XII 13, 4-5.
[31] Аполлодор Амфипольский был одним из спутников Александра (см. также Arr., An. III 16, 4; Diod. XVII 64, 5). В 331 году, после назначения Мазея сатрапом Вавилона, Александр оставил там и Аполлодора стратегом в войсках, дислоцированных в этом районе (Arr., An. III 16, 4; Plut., Alex. 73, 3). Согласно же Курцию, он был назначен губернатором Вавилона и Киликии вместе с Менесом, и у него осталось две тысячи человек и тысяча талантов, на которые можно было нанять других наемников (V 1, 43).
[32] Смерть Гефестиона происходит в конце лета 324 г. См. Arr., An. VII 14; Diod. XVII 110, 8; Plut., Alex. 72.
[33] Вернувшись из индийской экспедиции, Александр обнаружил в своей империи беспорядок с сатрапами, которые расширили свою власть, рассчитывая на то, что царь не вернется живым. Чтобы преодолеть эти проблемы, Александр занялся реорганизацией территорий. См. Arr., An. VII 4, 2; Plut., Alex. 68,3; Curt. Ruf. Х 1, 7; 39-42. О недовольстве части македонского двора против Гефестиона см. Arr., An. VII 14, 2.
[34] Древние источники очень серьезно относятся к отсутствию лопасти в печени жертвы. См. Eur., El. 827-829; Xen., Hell. III 4, 15; Plut., Ages. 9, 5; Pyrrh. 30, 5; Cic., de div. I 119; II 32.
[35] Plut., Alex. 73, 3-4.
[36] По мнению Хаммонда, источник Плутарха враждебен Александру, потому что он представлен в окружении шпионов, и, следовательно, это может быть Клитарх.
[37] APP., Bell. civ. II 152.
[38] Diod. XVIII 36, 1-5.
[39] APP., Syr. 55.
[40] О смерти Калана см. Arr., An. VII 3.
[41] Arr., An. VII 18, 6. По мнению Брунта, эпизод происходит из "вульгаты", в то время как для Хаммонда источником будет Клитарх.
[42] Arr., An. VII 17, 5 – 18, 5.

F 55: Александр в Вавилонии: подготовка нового флота и завоевания Аравии; еще одно предсказание о смерти

Arr., An. VII 19, 3 – 22, 5

κατέλαβε δὲ ἐν Βαβυλῶνι, ὡς λέγει ᾽Αριστόβουλος, καὶ τὸ ναυτικόν, τὸ μὲν κατὰ τὸν Εὐφράτην ποταμὸν ἀναπεπλευκὸς ἀπὸ θαλάσσης τῆς Περσικῆς, ὅ τι περ σὺν Νεάρχωι ἦν, τὸ δὲ ἐκ Φοινίκης ἀνακεκομισμένον, πεντήρεις μὲν δύο τῶν ἐκ Φοινίκων, τετρήρεις δὲ τρεῖς, τριήρεις δὲ δώδεκα, τριακοντόρους δὲ ἐς τριάκοντα. ταύτας ξυντμηθείσας κομισθῆναι ἐπὶ τὸν Εὐφράτην ποταμὸν ἐκ Φοινίκης ἐς Θάψακον πόλιν, ἐκεῖ δὲ ξυμπηχθείσας αὖθις καταπλεῦσαι ἐς Βαβυλῶνα. (4) λέγει δὲ ὅτι καὶ ἄλλος αὐτῶι ἐναυπηγεῖτο στόλος τέμνοντι τὰς κυπαρίσσους τὰς ἐν τῆι Βαβυλωνίαι – τούτων γὰρ μόνων τῶν δένδρων εὐπορίαν εἶναι ἐν τῆι χώραι τῶν ᾽Ασσυρίων, τῶν δὲ ἄλλων ὅσα ἐς ναυπηγίαν ἀπόρως ἔχειν τὴν γῆν ταύτην. πληρώματα δὲ ἐς τὰς ναῦς καὶ τὰς ἄλλας ὑπηρεσίας πορφυρέων τε πλῆθος καὶ τῶν ἄλλων ὅσοι ἐργάται τῆς θαλάσσης ἀφῖχθαι αὐτῶι ἐκ Φοινίκης τε καὶ τῆς ἄλλης παραλίας. λιμένα τε ὅτι πρὸς Βαβυλῶνι ἐποίει ὀρυκτὸν ὅσον χιλίαις ναυσὶ μακραῖς ὅρμον εἶναι καὶ νεωσοίκους ἐπὶ τοῦ λιμένος. (5) καὶ Μίκκαλος ὁ Κλαζομένιος μετὰ πεντακοσίων ταλάντων ἐπὶ Φοινίκης τε καὶ Συρίας ἐστέλλετο, τοὺς μὲν μισθῶι πείσων τοὺς δὲ καὶ ὠνησόμενος ὅσοι θαλάττιοι ἄνθρωποι. τήν τε γὰρ παραλίαν τὴν πρὸς τῶι κόλπωι τῶι Περσικῶι κατοικίζειν ἐπενόει καὶ τὰς νήσους τὰς ταύτηι. ἐδόκει γὰρ αὐτῶι οὐ μεῖον <ἄν> Φοινίκης εὐδαίμων ἡ χώρα αὕτη γενέσθαι. (6) ἦν δὲ αὐτῶι τοῦ ναυτικοῦ ἡ παρασκευὴ ὡς ἐπὶ ῎Αραβας τοὺς πολλούς, πρόφασιν μὲν ὅτι μόνοι τῶν ταύτηι βαρβάρων οὔτε πρεσβείαν ἀπέστειλαν οὔτε τι ἄλλο ἐπιεικὲς ἢ ἐπὶ τιμῆι ἐπέπρακτο ῎Αραψιν ἐς αὐτόν· τὸ δὲ ἀληθές, ὥς γέ μοι δοκεῖ, ἄπληστος ἦν τοῦ κτᾶσθαί τι ἀεὶ ᾽Αλέξανδρος. (20) λόγος δὲ κατέχει ὅτι ἤκουεν ῎Αραβας δύο μόνον τιμᾶν θεούς, τὸν Οὐρανόν τε καὶ τὸν Διόνυσον· τὸν μὲν Οὐρανὸν αὐτόν τε ὁρώμενον καὶ τὰ ἄστρα ἐν οἷ ἔχοντα τά τε ἄλλα καὶ τὸν ἥλιον, ἀφ᾽ ὅτου μεγίστη καὶ φανοτάτη ὠφέλεια ἐς πάντα ἥκει τὰ ἀνθρώπεια, Διόνυσον δὲ κατὰ δόξαν τῆς ἐς ᾽Ινδοὺς στρατιᾶς. οὔκουν ἀπαξιοῦν καὶ αὐτὸν τρίτον ἂν νομισθῆναι πρὸς ᾽Αράβων θεόν, οὐ φαυλότερα ἔργα Διονύσου ἀποδειξάμενον, εἴπερ οὖν καὶ ᾽Αράβων κρατήσας ἐπιτρέψειεν αὐτοῖς, καθάπερ ᾽Ινδοῖς, πολιτεύεν κατὰ τὰ σφῶν νόμιμα. (2) τῆς τε χώρας ἡ εὐδαιμονία ὑπεκίνει αὐτόν, ὅτι ἤκουεν ἐκ μὲν τῶν λιμνῶν τὴν κασίαν γίγνεσθαι αὐτοῖς, ἀπὸ δὲ τῶν δένδρων τὴν σμύρναν τε καὶ τὸν λιβανωτόν, ἐκ δὲ τῶν θάμνων τὸ κιννάμωμον τέμνεσθαι· οἱ λειμῶνες δὲ ὅτι νάρδον αὐτόματοι ἐκφέρουσι· τό <τε> μέγεθος τῆς χώρας, ὅτι οὐκ ἐλάττων ἡ παράλιος τῆς ᾽Αραβίας ἤπερ ἡ τῆς ᾽Ινδικῆς αὐτῶι ἐξηγγέλλετο, καὶ νῆσοι αὐτῆι προσκεῖσθαι πολλαί, καὶ λιμένες πανταχοῦ τῆς χώρας ἐνεῖναι, οἷοι παρασχεῖν μὲν ὅρμους τῶι ναυτικῶι, παρασχεῖν δὲ καὶ πόλεις ἐνοικισθῆναι καὶ ταύτας γενέσθαι εὐδαίμονας. (3) δύο δὲ νῆσοι κατὰ τὸ στόμα τοῦ Εὐφράτου πελάγιαι ἐξηγγέλλοντο αὐτῶι, ἡ μὲν πρώτη οὐ πρόσω τῶν ἐκβολῶν τοῦ Εὐφράτου, ἐς ἑκατὸν καὶ εἴκοσι σταδίους ἀπέχουσα ἀπὸ τοῦ αἰγιαλοῦ τε καὶ τοῦ στόματος τοῦ ποταμοῦ, μικροτέρα αὕτη καὶ δασεῖα ὕληι παντοίαι. εἶναι δὲ ἐν αὐτῆι καὶ ἱερὸν ᾽Αρτέμιδος καὶ τοὺς οἰκήτορας αὐτῆς ἀμφὶ τὸ ἱερὸν τὴν δίαιταν ποιεῖσθαι. (4) νέμεσθαί τε αὐτὴν αἰξί τε ἀγρίαις καὶ ἐλάφοις, καὶ ταύτας ἀνεῖσθαι ἀφέτους τῆι ᾽Αρτέμιδι, οὐδὲ εἶναι θέμις θήραν ποιεῖσθαι ἀπ᾽ αὐτῶν, ὅτι μὴ θῦσαί τινα τῆι θεῶι ἐθέλοντα ἐπὶ τῶιδε θηρᾶν μόνον· ἐπὶ τῶιδε γὰρ οὐκ εἶναι ἀθέμιτον. (5) καὶ ταύτην τὴν νῆσον λέγει ᾽Αριστόβουλος ὅτι ῎Ικαρον ἐκέλευσε καλεῖσθαι ᾽Αλέξανδρος ἐπὶ τῆς νήσου τῆς ᾽Ικάρου τῆς ἐν τῶι Αἰγαίωι πόντωι, ἐς ἥντινα ῎Ικαρον τὸν Δαιδάλου τακέντος τοῦ κηροῦ ὃτωι προσήρτητο τὰ πτερὰ πεσεῖν λόγος κατέχει, ὅτι οὐ κατὰ τὰς ἐντολὰς τοῦ πατρὸς πρὸς τῆι γῆι ἐφέρετο, ἀλλὰ μετέωρος γὰρ ὑπό ἀνοίας πετόμενος παρέσχε τῶι ἡλίωι θάλψαι τε καὶ ἀνεῖναι τὸν κηρόν, καὶ ἀπὸ ἑαυτοῦ τὸν ῎Ικαρον τῆι τε νήσωι καὶ τῶι πελάγει τὴν ἐπωνυμίαν ἐγκαταλιπεῖν τὴν μὲν ῎Ικαρον καλεῖσθαι, τὸ δὲ ᾽Ικάριον. (6) ἡ δὲ ἑτέρα νῆσος ἀπέχειν μὲν ἀπὸ τοῦ στόματος τοῦ Εὐφράτου ἐλέγετο ὅσον πλοῦν ἡμέρας καὶ νυκτὸς κατ᾽ οὖρον θεούσηι νηί· Τύλος δὲ αὐτῆι εἶναι ὄνομα. μεγάλη δὲ εἶναι καὶ οὐτε τραχεῖα ἡ πολλὴ οὐτε ὑλώδης, ἀλλ᾽ οἵα καρπούς τε ἡμέρους ἐκφέρειν καὶ πάντα ὡραῖα. (7) ταυτὶ ἀπηγγέλθη ᾽Αλεξάνδρωι τὰ μὲν πρὸς ᾽Αρχίου, ὃς ξὺν τριακοντόρωι ἐκπεμφθεὶς ἐπὶ κατασκοπὴν τοῦ παράπλου τοῦ ὡς ἐπὶ τοὺς ῎Αραβας μέχρι μὲν τῆς νήσου τῆς Τύλου ἦλθε, τὸ πρόσω δὲ οὐκέτι περαιωθῆναι ἐτόλμησεν. ᾽Ανδροσθένης δὲ ξὺν ἄλληι τριακοντόρωι σταλεὶς καὶ τῆς χερρονήσου τι τῶν ᾽Αράβων παρέπλευσε. μακροτάτω δὲ τῶν ἐκπεμφθέντων προὐχώρησεν ῾Ιέρων ὁ Σολεὺς ὁ κυβερνήτης, λαβὼν καὶ οὗτος παρ᾽ ᾽Αλεξάνδρου τριακόντορον. (8) ἦν μὲν γὰρ αὐτῶι προστεταγμένον περιπλεῦσαι τὴν χερρόνησον τὴν ᾽Αράβων πᾶσαν ἔστε ἐπὶ τὸν κόλπον τὸν πρὸς Αἰγύπτωι τὸν ᾽Αράβιον τὸν καθ᾽ ῾Ηρώων πόλιν· οὐ μὴν ἐτόλμησέ γε τὸ πρόσω ἐλθεῖν, καίτοι ἐπὶ τὸ πολὺ παραπλεύσας τὴν ᾽Αράβων γῆν, ἀλλ᾽ ἀναστρέψας γὰρ παρ᾽ ᾽Αλέξανδρον ἐξήγγειλεν τὸ μέγεθός τε τῆς χερρονήσου θαυμαστόν τι εἶναι καὶ ὅσον οὐ πολὺ ἀποδέον τῆς ᾽Ινδῶν γῆς, ἄκραν τε ἀνέχειν ἐπὶ πολὺ τῆς μεγάλης θαλάσσης, (9) ἣν δὴ καὶ τοὺς σὺν Νεάρχωι ἀπὸ τῆς ᾽Ινδικῆς πλέοντας, πρὶν ἐπικάμψαι ἐς τὸν κόλπον τὸν Περσικόν, οὐ πόρρω ἀνατείνουσαν ἰδεῖν. (21) ἐν ὧι δὲ αὐτῶι ἐναυπηγοῦντο μὲν αἱ τριήρεις, ὁ λιμὴν δὲ πρὸς Βαβυλῶνι ὠρύσσετο, ἐκπλεῖ ἐκ Βαβυλῶνος κατὰ τὸν Εὐφράτην ὡς ἐπὶ τὸν Πολλακόπαν καλούμενον ποταμόν. ἀπέχει δὲ οὗτος τῆς Βαβυλῶνος σταδίους ὅσον ὀκτακοσίους, καὶ ἔστι διῶρυξ αὕτη [ὁ Πολλακόπας] ἐκ τοῦ Εὐφράτου, οὐχὶ δὲ ἐκ πηγῶν τις ἀνίσχων ποταμός. (2) ὁ γὰρ Εὐφράτης ποταμὸς ῥέων ἐκ τῶν ᾽Αρμενίων ὀρῶν χειμῶνος μὲν ὥραι προχωρεῖ κατὰ τὰς ὄχθας, οἷα δὴ οὐ πολλοῦ ὄντος αὐτῶι τοῦ ὕδατος· ἦρος δὲ ὑποφαίνοντος καὶ πολὺ δὴ μάλιστα ὑπὸ τροπάς, ἅστινας τοῦ θέρους ὁ ἥλιος ἐπιστρέφει, μέγας τε ἐπέρχεται καὶ ὑπερβάλλει ὑπὲρ τὰς ὄχθας ἐς τὴν γῆν τὴν ᾽Ασσυρίαν. (3) τηνικαῦτα γὰρ αἱ χιόνες αἱ ἐπὶ τοῖς ὄρεσι τοῖς ᾽Αρμενίοις κατατηκόμεναι αὔξουσιν αὐτῶι τὸ ὕδωρ ἐπὶ μέγα. ὅτι δὲ ἐπιπολῆς ἐστιν αὐτῶι καὶ ὑψηλὸς ὁ ῥοῦς, ὑπερβάλλει ἐς τὴν χώραν, εἰ μή τις ἀναστομώσας αὐτὸν κατὰ τὸν Πολλακόπαν ἐς τὰ ἕλη τε ἐκτρέψειε καὶ τὰς λίμνας, αἵ δὴ ἀρχόμεναι ἀπὸ ταύτης τῆς διώρυχος <διήκουσιν> ἔστε ἐπὶ τὴν ξυνεχῆ τῆι ᾽Αράβων γῆι, καὶ ἔνθεν μὲν ἐς τέναγος ἐπὶ πολύ, ἐκ δὲ τοῦ ἐς θάλασσαν κατὰ πολλά τε καὶ ἀφανῆ στόματα ἐκδίδωσι. (4) τετηκυίας δὲ τῆς χιόνος ἀμφὶ Πλειάδων μάλιστα δύσιν ὀλίγος τε ὁ Εὐφράτης ῥέει καὶ οὐδὲν μεῖον τὸ πολὺ αὐτοῦ κατὰ τὸν Πολλακόπαν ἐκδιδοῖ ἐς τὰς λίμνας. εἰ δή τις μὴ ἀποφράξει<ε> τὸν Πολλακόπαν αὖθις, ὡς κατὰ τὰς ὄχθας ἐκτραπὲν φέρεσθαι τὸ ὕδωρ κατὰ πόρου, ἐκένωσεν ἄν τὸν Εὐφράτην ἐς αὑτόν, ὡς μηδ᾽ ἐπάρδεσθαι ἀπ᾽ αὐτοῦ τὴν ᾽Ασσυρίαν γῆν. (5) ἀλλὰ ἀπεφράσσοντο γὰρ αἱ ἐς τὸν Πολλακόπαν τοῦ Εὐφράτου ἐκβολαὶ πρὸς τοῦ σατράπου τῆς Βαβυλωνίας πολλῶι πόνωι, καίπερ οὐ χαλεπῶς ἀναστομούμεναι, ὅτι ἰλυώδης τε ἡ ταύτηι γῆ καὶ πηλὸς ἡ πολλὴ αὐτῆς, οἵα δεχομένη τὸ ὕδωρ τοῦ ποταμοῦ μὴ εὐμαρῆ τὴν ἀποστροφὴν αὐτοῦ παρέχειν· ἀλλὰ καὶ ἐς τρίτον μῆνα ᾽Ασσυρίων ἄνδρες ὑπὲρ τοὺς μυρίους ἐν τῶιδε τῶι πόνωι ξυνείχοντο. (6) ταῦτα ἀπαγγελθέντα ἐπήγαγεν ᾽Αλέξανδρον ὠφελῆσαί τι τὴν χώραν τὴν ᾽Ασσυρίαν. ἔνθεν μὲν δὴ ἐς τὸν Πολλακόπαν ἐτρέπετο τοῦ Εὐφράτου ὁ ῥοῦς, ταύτηι δὲ ἔγνω βεβαίως ἀποκλεῖσαι τὴν ἐκβολήν· προελθόντι δὲ ὅσον σταδίους τριάκοντα ὑπόπετρος ἡ γῆ ἐφαίνετο, οἷα διακοπεῖσα, εἰ ξυναφὴς ἐγένετο τῆι πάλαι διώρυχι τῆι κατὰ τὸν Πολλακόπαν, οὐτ᾽ ἂν διαχεῖσθαι παρέχειν τὸ ὕδωρ ὑπὸ στερρότητος τῆς γῆς, τήν τε ἀποστροφὴν αὐτοῦ τῆι τεταγμένηι ὥραι μὴ χαλεπῶς γίγνεσθαι. (7) τούτων ἕνεκα ἐπί τε τὸν Πολλακόπαν ἔπλευσε καὶ κατ᾽ αὐτὸν καταπλεῖ ἐς τὰς λίμνας ὡς ἐπὶ τὴν ᾽Αράβων γῆν. ἔνθα χῶρόν τινα ἐν καλῶι ἰδὼν πόλιν ἐξωικοδόμησέ τε καὶ ἐτείχισε, καὶ ἐν ταύτηι κατώικισε τῶν ῾Ελλήνων τινὰς τῶν μισθοφόρων, ὅσοι τε ἑκόντες καὶ ὅσοι ὑπὸ γήρως ἢ κατὰ πήρωσιν ἀπόλεμοι ἦσαν. (22) αὐτὸς δὲ ὡς ἐξελέγξας δὴ τῶν Χαλδαίων τὴν μαντείαν, ὅτι οὐδὲν πεπόνθοι ἐν Βαβυλῶνι ἄχαρι, καθάπερ ἐκεῖνοι ἐμαντεύσαντο, ἀλλὰ ἔφθη γὰρ ἐλάσας ἔξω Βαβυλῶνος πρίν τι παθεῖν, ἀνέπλει αὖθις κατὰ τὰ ἕλη θαρρῶν, ἐν ἀριστερᾶι ἔχων τὴν Βαβυλῶνα· ἵνα δὴ καὶ ἐπλανήθη αὐτῶι μέρος τοῦ ναυτικοῦ κατὰ τὰ στενὰ ἀπορίαι ἡγεμόνος, πρίν γε δὴ αὐτὸς πέμψας τὸν ἡγησόμενον ἐπανήγαγεν αὐτοὺς ἐς τὸν πόρον. (2) λόγος δὲ λέγεται τοῖόσδε. τῶν βασιλέων τῶν ᾽Ασσυρίων τοὺς τάφους ἐν ταῖς λίμναις τε εἶναι τοὺς πολλοὺς καὶ ἐν τοῖς ἕλεσι δεδομημένους. ὡς δὲ ἔπλει ᾽Αλέξανδρος κατὰ τὰ ἕλη – κυβερνᾶν γὰρ αὐτὸν λόγος τὴν τριήρη – πνεύματος μεγάλου ἐμπεσόντος αὐτῶι ἐς τὴν καυσίαν καὶ τὸ διάδημα αὐτῆι συνεχόμενον, τὴν μὲν δὴ οἷα βαρυτέραν πεσεῖν ἐς το ὕδωρ, τὸ διάδημα δὲ ἀπενεχθὲν πρὸς τῆς πνοῆς σχεθῆναι ἐν καλάμωι· τὸν κάλαμον δὲ τῶν ἐπιπεφυκότων εἶναι τάφωι τινὶ τῶν πάλαι βασιλέων. (3) τοῦτό τε οὖν αὐτὸ πρὸ τῶν μελλόντων σημῆναι καὶ ὅτι τῶν τις ναυτῶν ἐκνηξάμενος ὡς ἐπὶ τὸ διάδημα ἀφελὼν τοῦ καλάμου αὐτὸ μετὰ χεῖρας μὲν οὐκ ἤνεγκεν, ὅτι νηχομένου ἂν αὐτοῦ ἐβρέχετο, περιθεὶς δὲ τῆι κεφαλῆι τῆι αὐτοῦ οὕτω διήνεγκε. (4) καἱ οἰ μὲν πολλοὶ τῶν ὰναγραψάντων τὰ ᾽Αλεξάνδρου λέγουσιν ὅτι τάλαντον μὲν έδωρήσατο αὐτῶι ᾽Αλέξανδρος τῆς προθυμίας ἕνεκα, ἀποτεμεῖν δὲ ἐκέλευσε τὴν κεφαλήν, τῶν μάντεων ταύτηι ἐξηγησαμένων, μὴ περιιδεῖν σώαν ἐκείνην τὴν κεφαλὴν ἥτις τὸ διάδημα ἐφόρησε τὸ βασίλειον· ᾽Αριστόβουλος δὲ τάλαντον μὲν ὅτι ἔλαβε λέγει αὐτόν, ἀλλὰ πληγὰς λαβεῖν τῆς περιθέσεως ἕνεκα τοῦ διαδήματος. (5) ᾽Αριστόβουλος μὲν δὴ τῶν τινα Φοινίκων τῶν ναυτῶν λέγει ὅτι τὸ διάδημα τῶι ᾽Αλεξάνδρωι ἐκόμισεν· εἰσὶ δὲ οἳ Σέλευκον λέγουσιν. καὶ τοῦτο τῶι τε ᾽Αλεξάνδρωι σημῆναι τὴν τελευτὴν καὶ τῶι Σελεύκωι τὴν βασιλείαν τὴν μεγάλην. Σέλευκον γὰρ μέγιστον τῶν μετὰ ᾽Αλέξανδρον διαδεξαμένων τὴν ἀρχὴν βασιλέα γενέσθαι τῆν τε γνώμην βασιλικώτατον καὶ πλείστης γῆς ἐπάρξαι μετά γε αὐτὸν ᾽Αλέξανδρον οὐ μοι δοκεῖ ἰέναι ἐς ἀμφίλογον.

По словам Аристобула, по прибытии в Вавилон Александр также застал там флот, часть которого, находившаяся с Неархом, приплыла вверх по Евфрату от Персидского моря, а другая часть была доставлена из Финикии и состояла из двух финикийских квинкверем, трех квадрирем, двенадцати трирем и около тридцати тридцативесельных кораблей. Эти корабли были разобраны и переправлены по Евфрату из Финикии в город Фапсак, где они были снова собраны и отправлены в Вавилон. (4) Он также говорит, что у Александра был построен еще один флот, посредством вырубки кипарисов в Вавилоне, — ибо это единственные деревья, которыми территория ассирийцев располагает в достаточном количестве, но там не хватает других материалов, необходимых для судостроения. Из Финикии и других прибрежных областей к нему прибыло большое количество ловцов багрянок и прочих морских работников, которые должны были служить экипажами на кораблях и в других местах. Он выкопал в Вавилоне гавань, которая была местом стоянки для тысячи военных кораблей, и соорудил возле нее ангары. (5) Миккал Клазоменский был послан в Финикию и Сирию с 500 талантами, чтобы нанять или купить как можно больше людей, знакомых с морем. Александр намеревался заселить побережье Персидского залива и расположенные там острова, так как этот регион казался ему не менее процветающим, чем Финикия. (6) Его морские приготовления были направлены на то, чтобы напасть на большинство арабов под тем предлогом, что они единственные из варваров в этом регионе не прислали ему посольства и не показали каких–либо признаков доброжелательности со своей стороны. На самом же деле, как мне кажется, Александр был охвачен ненасытым желанием завоевывать. (20) Согласно распространенному мнению, Александр слышал, что арабы почитают только двух богов, Урана и Диониса, Урана, потому что он виден и содержит внутри себя другие звезды и солнце, от которого ко всем людям приходит самая большая и очевидная польза, а Диониса благодаря славе, которую он приобрел в результате своей кампании в Индии. Кроме того, он не считал себя недостойным того, чтобы арабы считали его третьим Богом, поскольку его собственные подвиги были не менее значительными, чем достижения Диониса; покорив арабов, он позволил бы им, как и индам, управлять собой в соответствии с их обычаями. (2) Процветание территории также привлекало его, потому что он слышал, что жители получали кассию с озер, а также мирру и ладан с деревьев, с кустов брали корицу, а на лугах самопроизвольно рос нард. Что касается размеров территории, то он получил сведения, что побережье Аравии не меньше, чем Индии, и рядом с ним много островов, и повсюду есть гавани, которые обеспечат как якорную стоянку для его флота, так и места для основания городов, которые станут процветать. (3) Он также получил информацию о том, что в море в устье Евфрата есть два острова, первый недалеко от дельты Евфрата, примерно в 120 стадиях от берега и устья реки, довольно маленький и лесистый со всеми видами деревьев. На нем располагалось святилище Артемиды, и его обитатели проживали вокруг храма. (4) На нем паслись дикие козы и олени, посвященные Артемиде, и им было разрешено свободно бегать, и никому не разрешалось охотиться на них, если только не с целью принести кого–нибудь из них в жертву богине; только при этом условии разрешалась охота. (5) Аристобул говорит, что Александр приказал назвать этот остров Икаром, в честь острова Икара в Эгейском море, на который, согласно распространенному мнению, упал Икар, сын Дедала, когда воск, которым он прикрепил свои крылья, растаял, потому что он не повиновался указаниям своего отца и не держался близко к земле, но в своей глупости взлетел высоко и позволил солнцу растопить воск. Именно Икар оставил свое имя острову и морю, которые назывались один Икаровым, другое Икарийским. (6) Говорили, что второй остров отстоял от устья Евфрата на день и ночь плавания при благоприятном ветре. Он назывался Тил. Он был крупным и не был ни горным, ни лесистым, но достаточно плодородным, чтобы выращивать урожай и многие сезонные продукты. (7) Эта информация была передана Александру, в том числе также Архием, который на тридцативесельном корабле был послан разведать морской путь в Аравию и достиг Тила, но не решился идти дальше. Андросфен тоже был послан с тридцативесельным судном и обогнул часть Аравийского полуострова. Кормчий Гиерон из Сол, зашел дальше тех, кто был послан, и он также получил от Александра тридцативесельный корабль. (8) Ему было приказано обогнуть весь Аравийский полуостров и дойти до залива, прилегающего к Египту, недалеко от Герополиса. Тем не менее он не осмелился выйти за пределы этого места, хотя обплыл большую часть Аравийского плуострова, но повернул назад и доложил Александру, что полуостров поразительно велик, что он немного меньше Индии и что его край простирается далеко в Великое море. (9) Когда Неарх и его люди плыли из Индии, они, прежде чем повернуть в сторону Персидского залива, увидели этот мыс, который простирался недалеко от них … Пока Александр строил триремы и копал Вавилонскую гавань, он отплыл из Вавилона по Евфрату к так называемой реке Паллакопе. Эта река находится примерно в 800 стадиях от Вавилона, и это канал Евфрата, а не река, вытекающая из истоков. (2) Река Евфрат течет с армянских гор и в зимнее время держится в пределах своих берегов, потому что количество воды невелико. Но когда приходит весна, и особенно во время летнего солнцестояния, ее поток увеличивается, и она затопляет земли Ассирии. (3) Действительно, в это время снег в армянских горах тает и значительно повышает уровень воды. Из–за того, что поток Евфрата высок и равен уровню суши, он затопил бы регион, если бы в нем не выкопали выход вдоль Паллакопы и не превратили его воды в болота и озера, которые начинаются от этого канала и простираются до территории соседней Аравии, а оттуда большей частью на мелководье, а затем впадают в море через множество невидимых устьев. (4) Когда снег растает, особенно около захода Плеяд, течение Евфрата становится небольшим, но тем не менее большая его часть стекает через Паллакопу в озера. Поэтому, если бы в Паллакопе не ставили запруд, так что вода отводится и течет внутри своих берегов, то Евфрат впадал бы в нее, и ассирийская земля не орошалась бы. (5) Выходы для Евфрата были перекрыты сатрапом Вавилона с большим трудом, тогда как открываются они легко, потому что земля в этой области грязная и большая часть ее илистая, и она впускает воды реки без помех, а отвести их обратно не так просто. Более двух месяцев этой работой занимались более двух тысяч ассирийских рабочих. (6) Узнав об этом, Александр решил принести пользу ассирийской земле. В том месте, где поток Евфрата направляется в Паллакопу, он решил надежно перекрыть выход. Пройдя около тридцати стадий, он обнаружил, что местность была каменистой и что если он прорубит ее и соединит с бывшим каналом вдоль Паллакопы, то жесткость местности помешает течению воды, и ее отвод в назначенное время пройдет без проблем. По этим причинам он приплыл к Паллакопе и спустился по ней к озерам, в сторону Аравии. Там он увидел подходящее место и построил и укрепил город, в котором поселил греческих наемников, добровольцев и тех, кто был непригоден к службе из–за старости или инвалидности. (22) Сам Александр, считая, что он опроверг пророчество халдеев, потому что он не испытал ничего неприятного в Вавилоне, как они предсказывали, но вышел из Вавилона прежде, чем что–либо могло случиться, уверенно поплыл вглубь страны через болота, имея Вавилон слева от себя. Там часть его флота заблудилась в узких проливах из–за отсутствия лоцмана, пока он сам не послал кого–то, чтобы вывести их обратно в пролив. (2) Рассказывают следующий анекдот. Многие из гробниц ассирийских царей были построены среди озер и болот. Когда Александр плыл по болотам–согласно легенде, он был рулевым на триреме, — сильный порыв ветра подхватил его шляпу и прикрепленную к ней диадему. Поскольку шляпа была тяжелее, она упала в воду, в то время как диадема была унесена ветром и застряла в тростниках, которые росли на одной из гробниц древних царей. (3) Этот случай сам по себе предвещал будущее, так же как и тот факт, что когда матрос, посланный за диадемой, снял ее с тростника, он не держал ее в руках, потому что она промокла бы, пока он плыл, но надел ее на голову. (4). Большинство историков Александра утверждают, что царь наградил его талантом за усердие, но приказал отрубить ему голову, так как предсказатели предписали не оставлять голову, которая носила царскую диадему, невредимой. Аристобул, однако, говорит, что он получил талант, но также был выпорот, потому что надел диадему. (5) В самом деле, Аристобул говорит, что это был один из финикийских моряков, который вернул диадему Александру. Но некоторые говорят, что это был Селевк, и это предвещало и смерть Александра, и великое царствование Селевка. Ибо Селевк был величайшим царем из тех, кто унаследовал империю после Александра, имел наиболее царственный ум и правил наибольшей территорией после самого Александра; это заявление, как мне кажется, не допускает никаких сомнений.

Длинный фрагмент взят из Арриана. После сообщения о пророчестве Калана историк из Никомедии продолжает рассказывать о вступлении Александра в Вавилон; здесь он принял посольства от греков, которых отправили домой с почестями и со всем добром, которое Ксеркс награбил во время персидских войн [1]. Именно в этот момент вставляется первое упоминание об Аристобуле.
Якоби решил объединить несколько цитат из Аристобула в один фрагмент, в котором отображаются разные темы.
Первая часть фрагмента касается увеличения флота: в Вавилоне Александр обнаружил как корабли, которые поднялись в Евфрат из Персидского моря с Неархом, так и те, которые были доставлены финикийцами [2]. По Аристобулу, это будет сорок семь кораблей. Страбон, всегда цитирующий Аристобула, сообщает, что путешествие кораблей из Фапсака в Вавилон длилось семь дней [3].
Кроме того, по словам Аристобула, у Александра также были построены другие суда с использованием вавилонского кипариса, который был единственным деревом в регионе [4].
Упоминание о подготовке Александром нового флота встречается не только у Арриана, как видно из таблицы 15.
Таблица 15: Подготовка нового флота

Место заготовки древесины

Место подготовки флота

Количество построенных кораблей

Цель

Аристобул

Финикия

Вавилония

Кипр

Фапсак

Не указано

(новая гавань в Вавилоне для 1000 судов)

Завоевать Аравию

Плутарх

Фапсак

Обогнуть Аравию и Африку; вернуться в Средиземное море через Геракловы Столпы

Диодор

Финикия

Сирия

Киликия

Кипр

1000 кораблей

Сразиться с карфагенянами и народами африканского, иберийского и италийского побережья; перейти Геракловы Столпы

Страбон

Финикия

Кипр

Завоевать Аравию

Курций Руф

Гора

Ливан

Фапсак

700 кораблей

Завоевать Аравию; подчинить карфагенян; направиться к Геракловым Столпам; пересечь Испанию и перейти Альпы; спуститься в Италию; добраться до Эпира

Юстин

1000 кораблей

Вести войну на Западе; уничтожить Афины

Страбон в отрывке, в котором также упоминается Аристобул, утверждает, что при подготовке к завоеванию Аравии Александр построил корабли в Финикии и на Кипре [5]. Согласно другим источникам, корабли планировалось использовать не только для оккупации Аравии, но и для гораздо более обширных завоевательных проектов.
Плутарх сообщает, что Александр обязал Фапсак оснастить суда всех видов, потому что он хотел плыть вдоль Аравии и Африки, а затем вернуться в Средиземное море через Геракловы Столпы. Проект, однако, потерпел крах из–за восстаний подвластных народов и "неправильного" поведения многих сатрапов и стратегов, которые не верили в возможность царя завершить предприятие [6].
Диодор сообщает, говоря о проектах Александра, что диадохи после его смерти должны были решить, осуществлять или нет строительство в Финикии, Сирии, Киликии и на Кипре тысячи военных кораблей для экспедиции против карфагенян и других народов, которые жили вдоль побережья Ливии и Иберии, а также в прилегающих морских районах вплоть до Сицилии [7].
По словам Курция Руфа, подчинив Аравийский полуостров, Александр собирался перебраться в Африку, покорить карфагенян, пройти к Геркулесовым Столбам, пересечь Испанию, а затем через Альпы спуститься в Италию, откуда было удобно добраться до Эпира. Для этого он заготовил пиломатериалы с горы Ливан, перевез их в Фапсак и приказал приделать кили к семистам кораблей, чтобы доставить их в Вавилон [8].
Юстин также сообщает, что Александр приказал союзникам вооружить тысячу длинных кораблей, «чтобы развязать войну на Западе», и уничтожить Афины [9]. Из источников же, которые передают Аристобула (Арриан и Страбон), напротив выясняется, что он не связывал строительство кораблей с проектами завоевания на Западе, как будет видно позднее. Есть некоторые подробности, которые повторяются в большинстве источников (вроде, например, места для поиска древесины и промежуточной остановки в Фапсаке) и которые заставляют думать о связи между увеличением флота и планами завоевания запада как о дополнении к проекту покорения Аравийского полуострова.
Наконец, касаясь морских проектов Александра, Аристобул сообщает, что он выкопал в Вавилоне гавань, которая могла вместить тысячу военных кораблей, и в этой гавани им также были построены арсеналы: очевидно, у Александра были большие планы на этот счет, и в гавани, вероятно, должен был разместиться большой флот для защиты как Персидского залива, так и морского пути в Индию.
Подтверждению факта, что Аристобул описывает здесь подготовку к оккупации Аравии, как мы видели, также помогает сравнение с текстом Страбона. Более того, в двух предыдущих абзацах текста Арриана, которые нельзя надежно приписать Аристобулу, говорится, что Миккал из Клазомен был отправлен в Финикию и Сирию, чтобы купить моряков именно с целью оккупации арабских побережий и островов в этом районе. Предлогом было то, что арабы не отправили послов и не оказали ему почестей, однако, по словам Арриана, реальной причиной была неиссякаемая жажда Александра к завоеваниям [10]. Личный комментарий Арриана ("как мне кажется") предполагает, что эти два абзаца были тщательно обработаны историком, который взял из текста Аристобула только начало.
Теперь стоит остановиться на фрагменте 56, взятом у Страбона, и в частности в XVI 11, где Аристобул назван прямо, и проанализировать точки соприкосновения с этой первой частью фрагмента 55 (Арриан затем меняет тему, говоря о божествах арабов) [11].
Страбон сообщает, беря известие у Аристобула, что Александр, поднимаясь по Евфрату, позаботился об очистке каналов и их восстановлении именно потому, что намеревался занять страну. С этой целью он уже создал флоты и оперативные базы: Страбон также сообщает, что корабли были построены в Финикии (а также на Кипре) и что они были перевезены в Фапсак, а затем оттуда в Вавилон; кроме того, также в этом отрывке упоминается о нехватке деревьев в регионе. Наконец, указана и цель этих приготовлений: завоевание Аравии, и предлог: отказ арабов отправить к Александру послов, хотя реальной мотивацией оставалось стремление македонского царя к захватам [12]. Очевидно, что Страбон концентрирует данные Аристобула, которые Арриан представляет в более полной форме, но совпадения между двумя отрывками позволяют приписать историку из Кассандрии упоминание о проекте Александра покорить Аравию, а также предлог, используемый для нападения на арабов. Более того, факт, что как Арриан (если это его размышления), так и Страбон указывают, что реальной мотивацией было неутолимое желание завоеваний, приводит к утверждению, что и это соображение присутствовало у Аристобула.
Кроме того, отрывок Страбона позволяет нам приписать историку из Кассандрии также последующие отрывки Арриана, вставленные Якоби внутри фрагмента 55: фактически, Страбон завершает свою цитату из Аристобула, сообщая, что когда Александр узнал, что арабы поклоняются только двум богам, он вообразил, что может стать третьим, если, подчинив их, предоставит им автономию, которой они всегда пользовались; наконец, упоминается и посещение царских гробниц [13].
То же самое можно найти у Арриана с упоминанием о возможности, предоставленной арабам "управлять собой в соответствии со своими обычаями" [14].
Затем во фрагменте, взятом из Арриана, упоминаются и другие причины, побудившие Александр к завоеванию региона:
Процветание Аравии и обильная растительность.
Размер области и длина берегов, а также наличие многочисленных островов.
Возможность создания гаваней для флота и процветающих городов.
Тем не менее тексты Страбона и Арриана представляют и отличия. Например, есть несколько имен божеств, которым поклоняются арабы: Уран и Дионис по Арриану, Зевс и Дионис по Страбону.
Первым, кто подтвердил, что арабы поклонялись двум богам, является Геродот, который говорит о Дионисе и Урании [15]. Поэтому в греческих источниках есть согласие относительно присутствия Диониса в арабском пантеоне, в то время как второе божество меняется. Гипотеза, которая могла бы объяснить присутствие у Арриана и Страбона двух разных божеств, заключается в использовании первым другого источника вместе с Аристобулом: Арриан VII 20, 1, фактически, открывается общим выражением Λόγος δὲ κατέχει ὅτι, «Согласно распространенному мнению …», которое указало бы на использование источника, не названного Аррианом, с которым Аристобул согласен также, по крайней мере частично (как показывает параллель со страбоновским отрывком).
Кроме того, следует подчеркнуть, что Страбон не упоминает экспедицию Диониса в Индию среди мотиваций культа, учрежденного в честь него арабами, и это отсутствие можно объяснить суммарным характером текста Страбона по сравнению с текстом Арриана [16].
Обобщив мотивы, побудившие Александра к желанию покорить Аравию, Арриан упоминает два острова, которые были расположены перед устьем Евфрата: первый, согласно сообщению Аристобула, был назван Александром Икаром по одноименному острову Эгейского моря, куда, по традиции, упал Икар. Присутствие острова с этим названием в этом районе засвидетельствовано также Страбоном, который, цитируя Эратосфена в качестве своего источника, сообщает об Андростене с Фасоса, который совершил путешествие не только с Неархом, но и со своим собственным флотом [17]; вскоре после Тередона он увидел бы остров Икара и в нем храм Аполлона и оракул Артемиды Тавпропольской, что подтвердило бы культ, справляемый богине на острове, также упомянутый Аррианом [18].
Невозможно с уверенностью установить, происходит ли отступление о мифе об Икаре в свою очередь от Аристобула или же является вставкой того же самого Арриана, хотя, возможно, вторая гипотеза предпочтительнее, поскольку из фрагментов Аристобула не видно его внимания к мифам или связанным с ними аспектам.
История Арриана продолжается кратким описанием второго острова, Тила, а затем перечисляет тех, кто сообщил об этом Александру: среди них Архий, которого послали исследовать побережье Аравии и который подошел к острову Тил [19]; Андросфен, который обогнул часть Аравийского полуострова, и кормчий Гиерон из Сол, который, согласно Арриану, зашел дальше всех и рассказал Александру о величине полуострова [20].
Арриан, возможно, нашел имена этих исследователей и краткий отчет об их подвигах в труде Аристобула, который, как мы видели, очень хорошо осведомлен об экспедициях, отправленных македонским царем для разведки Аравийского полуострова.
Якоби исключает из фрагмента Аристобула следующие два абзаца (Anabasis VII 20, 9-10), где в качестве источника о мысе Аравийского полуострова, который вдавался в Великое море, упоминается Неарх: вопреки желанию Онесикрита, Неарх не высадился там, и при этом он не поплыл в открытое море, потому что его цель состояла в том, чтобы исследовать побережья, и по этой причине флот уцелел [21].
Фрагмент Аристобула возобновляется в главе 21, в которой говорится о спуске Александра по Евфрату и работах на канале Паллакопе. Историк из Кассандрии не цитируется Аррианом, и приписывание пассажа и в этом случае происходит путем сравнения со Страбоном XVI 1, 11, где сообщается о чрезвычайных мерах, принятых по распоряжению Александра для ремонта некоторых каналов Евфрата, и в частности одного, который не назван, но чье описание соответствует описанию Паллакопы.
Интересно отметить, что Арриан представляет эти работы как локальные, проводимые из желания Александра доставить помощь ассирийской земле, в то время как у Страбона они включены в подготовку к экспедиции в Аравию. Факт, что Арриан в этом разделе обрабатывает и широко интегрирует данные своих источников, говорит о том, что именно Страбон сообщает этот эпизод в контексте, в котором он был обнаружен в работе Аристобула, то есть в контексте мер (в том числе, например, постройки кораблей), работающих для нового проекта экспансии македонского царя.
Наконец, следует упомянуть, что эти работы на канале Паллакопе также упоминаются Аппианом, который почти дословно повторяет рассказ Арриана [22].
"Говорят, что Александр однажды вошел в Вавилон и плыл по Евфрату к реке Паллакопе, которая, принимая воды Евфрата, переносит их в болота и пруды и не дает им вливаться в Ассирию и орошать ее. Размышляя о том, перегородить ли реку (для этого он и плыл), он подсмеивался над халдеями, потому что он благополучно вошел в Вавилон и вышел из него".
Сравнение с проанализированным выше текстом Арриана позволяет определить источник Аппиана для этого пассажа.
Наконец, фрагмент Аристобула завершается главой 22 Арриана, где рассказывается о том, что Александр потерял диадему и шляпу, когда он плыл по Евфрату. Историк сначала описывает этот эпизод, а затем в заключение представляет сперва версию большинства историков Александра (οἱ … πολλοὶ τῶν ἀναγραψάντων τὰ Ἀλεξάνδρου), а затем Аристобула.
Повествование начинается с того, что Александр поднимается в болотистой зоне Евфрата к Вавилону со спокойным духом, потому что он был убежден, что избежал пророчества халдеев. В действительности последующие события опровергнут эту уверенность, и в самом деле Арриан после длинного отступления возвращается, чтобы сообщить о пророчествах о смерти государя. Он не указывает на используемый источник, употребляя общее выражение ("рассказывают следующий анекдот"): как он часто делал в этой части, Арриан обработал историю, которую он нашел с небольшими вариациями в большинстве источников, и поэтому не считает необходимым называть используемого автора. Касательно спорной части эпизода, однако, о судьбе моряка, забравшего диадему (которая запутались в тростнике, когда царь направлял корабль по болотам, где находились гробницы ассирийских царей), то историк считает целесообразным сообщить о двух основных версиях: по мнению большинства историков Александра, царь дал моряку талант, но он также приказал отрубить ему голову, потому что предсказатели предлагали не оставлять ее на плечах, если она носила царскую диадему; по словам Аристобула, царь дал моряку талант, но он также приказал выпороть его, потому что он осмелился надеть диадему. Тем самым Александр, по версии Аристобула, выглядит более великодушным по отношению к человеку, бросившемуся в воду, чтобы забрать драгоценную повязку, и, прежде всего, на него не оказывают влияния мнение предсказателей или дурная примета в виде импульсивного жеста моряка. Кроме того, версия Аристобула исключает Александра из известного отрицательного прецедента: Ксеркс, удаляясь из Афин, прибыл в Эйон на Стримоне, и оттуда продолжил путь морем; однако, он был застигнут бурей: корабль был загружен людьми, и, казалось, не было никакого выхода. Царь спросил рулевого, что можно сделать, и тот ответил, что единственный способ спасти себя — это избавиться от пассажиров. Тогда Ксеркс попросил персов продемонстрировать, насколько они преданы царю, и те бросились в море, и поэтому корабль прибыл в Азию. Как только он вышел на берег, Ксеркс подарил рулевому золотой венок, потому что он спас его жизнь, но также приказал отрубить ему голову, потому что он стал причиной гибели многих персов. Эпизод сообщает Геродот, который, однако, считает его недостоверным, особенно потому, что Ксеркс вернулся в Азию по суше, а не по морю [23]. Однако очевидно, что это наказание, которое, согласно большинству источников, было наложено на моряка, нашедшего диадему Александра, поставила македонского правителя на один уровень с Ксерксом и поэтому представляла его как жестокого и неразумного врага: поэтому версия Аристобула также служит для освобождения Александра от неудобного сравнения [24].
Этот эпизод также описан Диодором, но его история имеет много отличий по сравнению с тем, что сообщает Арриан, что означает, что два историка также следуют в этом случае различным преданиям [25]. Во–первых, нет никакого намека о присутствие гробниц ассирийских царей в области, где Александр теряет диадему, и, кроме того, он говорит, что царь заблудился в этом районе, так что стал бояться за свою жизнь, и потребовалось три дня, чтобы снова найти маршрут. Кроме того, Диодор не сообщает о судьбе моряка, который доставил диадему, потому что он заинтересован только в том, чтобы привести другое знамение божества Александру о его царствовании ("вскоре бог подал ему еще один знак о его царстве") [26].
Версия Диодора не имеет ничего общего даже с версией Аристобула, потому что последний остановился на награде и наказании для моряка, и далее заявил, согласно тому, что сообщает Арриан, что моряк был финикийцем, в то время как у Диодора национальность не указана. Эта подробность важна, потому что Арриан сообщает, что другие (без указания имен) утверждали, что именно Селевк возвратил диадему царю, и это было предзнаменованием смерти для Александра и великого царствования для Селевка [27].
Здесь более поздняя обработка истории, вероятно, позднее 281 г., когда Селевку удалось, хотя и на короткое время, после битвы при Куропедии, собрать под собой большую часть империи Александра [28].
Итак, длинный фрагмент содержит в себе различные сюжетные ядра и эпизоды. История испытала значительную переработку Арриана, который в основном использует Аристобула, но интегрирует его с другими источниками и собственными вставками, что затрудняет определение границ цитат историка из Кассандрии.
Из фрагмента вытекает внимание историка к подготовке македонского флота и к работам, произведенным Александром в Вавилоне; подтверждается интерес к ономастике, как показывает, в частности, подробность об острове Икар; и, наконец, Аристобул сообщает еще одно пророчество о неизбежной смерти правителя, поэтому можно предположить, что оно было подготовлено в его произведении именно этими знаменательными эпизодами о неминуемой судьбе государя.


[1] Arr., An. VII 19, 1-2. Это повторение: еще в An. III 16, 7-8 Арриан отмечает, что Александр по прибытии в Сузы в 331 году, овладел царскими сокровищами и другими реликвиями, которые были отобраны у греков, в том числе статуями тираноубийц.
[2] О прибытии Неарха в Вавилонию см. Arr., Ind. 41, 8; Plut., Alex. 73, 1; о флоте из Финикии см. Strab. XVI 1, 11; Curt. Ruf. X 1, 10.
[3] Strab. XVI 1, 11 (= F 56).
[4] Дефицит деревьев в этом районе подчеркивается также Страбоном (Strab. XVI 1, 5; 11). См. также: Ael., NA V 3 = Ktesias, FGrHist 688 F 45, éd. Lenfant F 45r). О кипарисе (Cupressus sempervirens) см. Hdt. IV 75; Theocr. XI 45; Theophr., HP I 8, 2; Xen., An. V 3. Аристобул сообщает о вербовке финикийских моряков: Александр и ранее использовал людей из этого района (Arr., An. III 6, 3; V 1, 6).
[5] Strab. XVI 1, 11 (= F 56).
[6] Plut., Alex. 68, 1-3.
[7] Diod. XVIII 4, 4. Диодор также добавляет, что среди проектов Александра был переход к Геракловым Столпам с устройством гаваней и арсеналов в соответствующих местах.
[8] Curt. Ruf. X 1, 19. Курций также упоминает Кипр, но не касательно пиломатериалов: царям острова было предписано поставлять медь, пеньку и паруса.
[9] Just., Epit. XIII 5, 7.
[10] Arr., An. VII 19, 5-6.
[11] Якоби вставляет в F 56, как будет видно, также Strab. XVI 1, 9-10, где Аристобул не цитируется.
[12] Strab. XVI 1, 11 (= F 56).
[13] Strab. XVI 1, 11 (= F 56).
[14] Arr., An. VII 20, 1.
[15] Hdt. III 8, 1; 3.
[16] С другой стороны, Замбрини считает, что «Арриан обрабатывает Аристобула, смешивая его с данными других источников (возможно, Неархом?), которые подчеркивают связь Александра с Дионисом, используя тему индийской экспедиции». Тем не менее сравнение с другими эпизодами, в которых и Арриан, и Страбон упоминают Аристобула, показывает тенденцию со стороны автора Географии обобщать свой источник, в то время как Арриан обширнее.
[17] Андросфен Фасосский (FGrHist 711) упоминается среди триерархов на Гидаспе; он принял участие в экспедиции Неарха от Инда до Евфрата и, согласно Афинею, он был автором Παράπλους τῆς Ἰνδικῆς. См. Arr., Ind. 18, 4; Strab. XVI 3, 2; Ath. III 45, 93b.
[18] Strab. XVI 3, 2. Систи–Замбрини: «Икар отождествлялся с островом Файлакой у побережья Кувейта; была найдена надпись с греческим названием острова».
[19] Архий из Пеллы назван как один из триерархов на Гидаспе, а затем он тесно сотрудничал с Неархом во время плавания от Инда до Евфрата (Arr., Ind. 18, 3; 27-28; 34-35).
[20] Никакой другой информации о Гиероне из Сол нет.
[21] Nearchus, FGrHist 133 F 1e.
[22] APP., Bell. Civ. II 153.
[23] Hdt. VIII 118-119.
[24] Геродот рассказывает о похожем эпизоде, в котором фигурирует Камбис, безумный правитель: он приказал казнить Креза, но слуги, ответственные за исполнение приговора, зная, с какой легкостью царь меняет свои решения, спрятали его; когда Камбис попросил сообщить о Крезе, они привели его, и царь был рад, что тот жив, но осудил тех, кто спас его, на смерть (Hdt. III 36). Также в этом случае эпизод приобретает отрицательное значение и подчеркивает жестокость и безумие Камбиса.
[25] Diod. XVII 116, 5-7.
[26] Diod. XVII 116, 5.
[27] Также Аппиан, обсуждая пророчества о Селевке, и, вероятно, снова ссылаясь на историю Арриана, сообщает об эпизоде, а также о различных версиях о том, кто возвратил диадему, не высказываясь о надежности вариантов. См. APP., Syr. 56.
[28] Just., Epit. XVII 1-2; Paus. I 10 (столкновение между Лисимахом и Селевком); Phot., Bibl. 224, 8-10 (= Memnon, FGrHist 434 F 1); APP., Syr. 62; 64.

F 56: Тигр, Евфрат и работы по ремонту каналов

Strab. XVI 1, 9-11

Ιιαρρεῖται δ’ ὑπὸ πλειόνων μὲν ποταμῶν ἡ χώρα, μεγίστων δὲ τοῦ τε Εὐφράτου καὶ τοῦ Τίγριος· μετὰ γὰρ τοὺς Ἰνδικοὺς οὗτοι λέγονται δευτερεύειν κατὰ τὰ νότια μέρη τῆς Ἀσίας οἱ ποταμοί· ἔχουσι δ’ ἀνάπλους ὁ μὲν ἐπὶ τὴν Ὦπιν (…) ὁ δ’ ἐπὶ Βαβυλῶνα πλειόνων ἢ τρισχιλίων σταδίων. οἱ μὲν οὖν Πέρσαι τοὺς ἀνάπλους ἐπίτηδες κωλύειν θέλοντες φόβῳ τῶν ἔξωθεν ἐφόδων καταράκτας χειροποιήτους κατεσκευάκεισαν· ὁ δὲ Ἀλέξανδρος ἐπιὼν ὅσους οἷός τε ἦν ἀνεσκεύασε, καὶ μάλιστα τοὺς ἐπὶ τὴν Ὦπιν. ἐπεμελήθη δὲ καὶ τῶν διωρύγων· πλημμυρεῖ γὰρ ὁ Εὐφράτης κατὰ τὴν ἀρχὴν τοῦ θέρους ἀπὸ τοῦ ἔαρος ἀρξάμενος, ἡνίκα τήκονται αἱ χιόνες αἱ ἀπὸ τῆς Ἀρμενίας, ὥστ’ ἀνάγκη λιμνάζειν καὶ κατακλύζεσθαι τὰς ἀρούρας, εἰ μὴ διοχετεύει τις ταφρείαις καὶ διώρυξι τὸ ἐκπῖπτον τοῦ ῥοῦ καὶ ἐπιπολάζον ὕδωρ, καθάπερ καὶ ἐν Αἰγύπτῳ τὸ τοῦ Νείλου· ἐντεῦθεν μὲν οὖν αἱ διώρυγες γεγένηνται. χρεία δέ ἐστιν ὑπουργίας μεγάλας·βαθεῖα γὰρ ἡ γῆ καὶ μαλακὴ καὶ εὐένδοτος ὥστε καὶ ἐκσύρεται ῥᾳδίως ὑπὸ τῶν ῥευμάτων καὶ γυμνοῖ τὰ πεδία, πληροῖ δὲ τὰς διώρυγας καὶ τὰ στόματα αὐτῶν ἐμφράττει ῥᾳδίως ἡ χοῦς· οὕτω δὲ συμβαίνει πάλιν τὴν ὑπέρχυσιν τῶν ὑδάτων εἰς τὰ πρὸς τῇ θαλάττῃ πεδία ἐκπίπτουσαν λίμνας ἀποτελεῖν καὶ ἕλη καὶ καλαμῶνας, ἐξ ὧν καλάμινα πλέκεται παντοῖα σκεύη, τὰ μὲν ὑγροῦ δεκτικὰ τῇ ἀσφάλτῳ περιαλειφόντων, τοῖς δ’ ἄλλοις ψιλῶς χρωμένων· καὶ ἱστία δὲ ποιοῦνται καλάμινα ψιάθοις ἢ ῥιψὶ παραπλήσια. Τὸ μὲν οὖν παντάπασι κωλύειν τὴν τοιαύτην πλήμμυραν οὐχ οἷόν τε ἴσως, τὸ δὲ τὴν δυνατὴν προσφέρειν βοήθειαν ἡγεμόνων ἀγαθῶν ἐστιν. ἡ δὲ βοήθεια αὕτη, τὴν μὲν πολλὴν παρέκχυσιν ἐμφράξει κωλύειν, τὴν δὲ πλήρωσιν ἣν ἡ χοῦς ἐργάζεται, τοὐναντίον ἀνακαθάρσει τῶν διωρύγων καὶ ἐξανοίξει τῶν στομάτων. ἡ μὲν οὖν ἀνακάθαρσις ῥᾳδία ἡ δὲ ἔμφραξις πολυχειρίας δεῖται· εὐένδοτος γὰρ οὖσα ἡ γῆ καὶ μαλακὴ τὴν ἐπιφορηθεῖσαν οὐχ ὑπομένει χοῦν, ἀλλ’ εἴκουσα συνεφέλκεται κἀκείνην καὶ ποιεῖ δυσέγχωστον τὸ στόμα. καὶ γὰρ καὶ τάχους δεῖ πρὸς τὸ ταχέως κλεισθῆναι τὰς διώρυγας καὶ μὴ πᾶν ἐκπεσεῖν ἐξ αὐτῶν τὸ ὕδωρ. ξηρανθεῖσαι γὰρ τοῦ θέρους ξηραίνουσι καὶ τὸν ποταμόν· ταπεινωθεὶς δὲ τὰς ἐποχετείας οὐ δύναται παρέχεσθαι κατὰ καιρὸν ὧν δεῖται πλεῖστον τοῦ θέρους ἔμπυρος οὖσα ἡ χώρα καὶ καυματηρά· διαφέρει δ’ οὐδὲν ἢ τῷ πλήθει τῶν ὑδάτων κατακλύζεσθαι τοὺς καρπούς, ἢ τῇ λειψυδρίᾳ τῷ δίψει διαφθείρεσθαι· ἅμα δὲ καὶ τοὺς ἀνάπλους, πολὺ τὸ χρήσιμον ἔχοντας ἀεὶ [δὲ] λυμαινομένους ὑπ’ ἀμφοτέρων τῶν λεχθέντων παθῶν, οὐχ οἷόν τε ἐπανορθοῦν, εἰ μὴ ταχὺ μὲν ἐξανοίγοιτο τὰ στόμια τῶν διωρύγων, ταχὺ δὲ κλείοιτο, καὶ αἱ διώρυγες ἀεὶ μετριάζοιεν ὥστε μήτε πλεονάζειν ἐν αὐταῖς τὸ ὕδωρ μήτ’ ἐλλείπειν. Φησὶ δ’ Ἀριστόβουλος τὸν Ἀλέξανδρον αὐτὸν ἀναπλέοντα καὶ κυβερνῶντα τὸ σκάφος ἐπισκοπεῖν καὶ ἀνακαθαίρειν τὰς διώρυγας μετὰ τοῦ πλήθους τῶν συνακολουθησάντων· ὡς δ’ αὕτως καὶ τὰ στόμια ἐμφράττειν, τὰ δ’ ἀνοίγειν· κατανοήσαντα δὲ μίαν τὴν μάλιστα τείνουσαν ἐπὶ τὰ ἕλη καὶ τὰς λίμνας τὰς πρὸ τῆς Ἀραβίας, δυσμεταχείριστον ἔχουσαν τὸ στόμα καὶ μὴ ῥᾳδίως ἐμφράττεσθαι δυναμένην διὰ τὸ εὐένδοτον καὶ μαλακόγειον, ἄλλο ἀνοῖξαι καινὸν στόμα, ἀπὸ σταδίων τριάκοντα ὑπόπετρον λαβόντα χωρίον, κἀκεῖ μεταγαγεῖν τὸ ῥεῖθρον· ταῦτα δὲ ποιεῖν προνοοῦντα ἅμα καὶ τοῦ μὴ τὴν Ἀραβίαν δυσείσβολον τελέως ὑπὸ τῶν λιμνῶν ἢ καὶ τῶν ἑλῶν ἀποτελεσθῆναι, νησίζουσαν ἤδη διὰ τὸ πλῆθος τοῦ ὕδατος· διανοεῖσθαι γὰρ δὴ κατακτᾶσθαι τὴν χώραν ταύτην καὶ στόλους καὶ ὁρμητήρια ἤδη κατεσκευάσθαι, τὰ πλοῖα τὰ μὲν ἐν Φοινίκῃ τε καὶ Κύπρῳ ναυπηγησάμενον διάλυτά τε καὶ γομφωτά, ἃ κομισθέντα εἰς Θάψακον σταθμοῖς ἑπτὰ εἶτα τῷ ποταμῷ κατακομισθῆναι μέχρι Βαβυλῶνος, τὰ δ’ ἐν τῇ Βαβυλωνίᾳ συμπηξάμενον τῶν ἐν τοῖς ἄλσεσι καὶ τοῖς παραδείσοις κυπαρίττων· σπάνις γὰρ ὕλης ἐνταῦθα, ἐν δὲ Κοσσαίοις καὶ ἄλλοις τισὶ μετρία τίς ἐστιν εὐπορία. σκήψασθαι μὲν οὖν αἰτίαν τοῦ πολέμου φησίν, ἐπειδὴ μόνοι τῶν ἁπάντων οὐ πρεσβεύσαιντο οἱ Ἄραβες ὡς αὐτόν, τὸ δ’ ἀληθὲς ὀρεγόμενον πάντων εἶναι κύριον· καὶ ἐπεὶ δύο θεοὺς ἐπυνθάνετο τιμᾶσθαι μόνους ὑπ’ αὐτῶν, τόν τε Ιία καὶ τὸν Ιιόνυσον, τοὺς τὰ κυριώτατα πρὸς τὸ ζῆν παρέχοντας, τρίτον ὑπολαβεῖν ἑαυτὸν τιμήσεσθαι, κρατήσαντα καὶ ἐπιτρέψαντα τὴν πάτριον αὐτονομίαν ἔχειν ἣν εἶχον πρότερον. ταῦτά τε δὴ πραγματεύεσθαι περὶ τὰς διώρυγας τὸν Ἀλέξανδρον, καὶ τοὺς τάφους σκευωρεῖσθαι τοὺς τῶν βασιλέων καὶ δυναστῶν· τοὺς γὰρ πλείστους ἐν ταῖς λίμναις εἶναι.

Регион Вавилона пересекают несколько рек, но самыми крупными являются Евфрат и Тигр. Считается, что они, после индийских рек, занимают второе место в южной части Азии. Они судоходны: Тигр до Описа (…), Евфрат до Вавилона, до которого он течет более трех тысяч стадий дистанции [1]. Персы, желая сознательно предотвращать судоходство из–за опасения внешних нападений, строили искусственные шлюзы. Александр, когда он прибыл, уничтожил как можно больше шлюзов, особенно на пути к Опису. Он также обратил внимание на каналы. Фактически, Евфрат разливается в самом начале лета, но заполняться начинает весной, когда тают снега Армении, и поэтому он обязательно становится болотистым и покроет окружающие территории, если воду, которая выходит из берегов и затопляет землю, не выкачивать рытьем рвов и каналов, как это делается в Египте с Нилом. Именно по этой причине появились каналы. Однако для этого требуется много труда. В самом деле земля там глубокая, мягкая и податливая, поэтому она легко уносится течениями, обнажает равнины, заполняет каналы, а грязь легко засоряет устья. И вот опять происходит так, что при разливе воды, вытекающей на прибрежные равнины, образуются озера, болота и тростниковые заросли, из которых изготавливают всевозможные сосуды, некоторые из которых способны удерживать воду после того, как они вымазаны битумом, в то время как другие используются без обработки битумом. Паруса также сделаны из тростника, и они очень похожи на циновки или плетеные изделия. Следовательно, предотвратить наводнение этого рода в целом, вероятно, невозможно, но хорошие правители обязаны предоставить любую возможную помощь. Она состоит в следующем: блокировать большую часть перелива плотинами и, с другой стороны, предотвращать вызываемое грязью наводнение очисткой каналов и открытием устьев. Поддерживать чистоту просто, а строительство плотин требует много рабочей силы. Мягкая и податливая земля не переносит добавления другой почвы, но уступает ей, тянет ее вниз и затрудняет засорение устья. Фактически следует перекрывать каналы как можно скорее и не допускать, чтобы из них вытекала вся вода. Когда они высыхают летом, река тоже высыхает. Если уровень воды понизится, орошение не удастся выполнить надлежащим образом, в то время как орошать необходимо в первую очередь летом, когда земля сожжена и обожжена. И нет никакой разницы, затоплены ли посевы водой, или уничтожены засухой из–за нехватки воды. В то же время невозможно наладить дающую много выгод навигацию против течения, потому что она всегда нарушается упомянутыми выше проблемами, и исправить их невозможно, если устья каналов не открывать быстро и так же быстро не закрывать снова, и если не контролировать, чтобы вода в каналах не была ни чрезмерной, ни недостаточной. Аристобул сообщает, что Александр поднимался по реке, сам управляя судном, и множество людей, сопровождавших его, осмотрели и очистили каналы. Он также закрыл одни устья и открыл другие. Когда он заметил, что один канал, который наиболее тянулся к болотам и озерам на этой стороне Аравии, имел устье, которое было трудно преграждать и которое было нелегко перекрыть, потому что оно было податливым и заполнялось мягкой почвой, он открыл другое устье, новое, в тридцати стадиях от него, выбрав скалистый участок, и он направил поток туда. Он сделал это еще при мысли о том, что Аравию будет трудно завоевать из–за озер или болот, поскольку из–за большого количества воды она становится островом. Фактически он планировал покорить этот регион и уже готовил флот и военные базы, построив также суда на Кипре и в Финикии, которые можно было разобрать и собрать. Отвезенные в Фапсак в течение семи дней, корабли были затем препровождены вдоль реки в Вавилон, а другие он построил в Вавилоне из кипарисов в рощах и в парках для дичи, потому что там мало леса, но у коссеев и некоторых других народов его достаточно [2]. Аристобул утверждает, что Александр выдвинул в качестве предлога для ведения войны тот факт, что арабы одни среди всех не прислали ему послов; в действительности он стремился быть правителем всех народов. И когда он узнал, что они почитают только двух богов, Зевса и Диониса, которые обеспечивают самые важные жизненные потребности, он предположил, что он сам будет удостоен чести быть третьим, если он победит их и позволит им сохранить свою наследственную автономию, которой они ранее обладали. Александр позаботился о работе над каналами и тщательно осмотрел гробницы царей и правителей. Большинство из них, по сути, были расположены в болотистых районах.

В этом фрагменте Якоби собрал три параграфа из Географии Страбона, хотя имя Аристобула встречается только в последнем: приписывание основано, как уже указывалось, на сравнении с фрагментом 56, взятым из Анабасиса Арриана.
Фрагмент, взятый из работы Страбона, содержит информацию о Тигре и Евфрате и о работах, направленных на регулирование наводнений и течения; кроме того, приводятся, с прямым упоминанием Аристобула, меры, принятые Александром, чтобы наладить безопасное плавание к Аравийскому полуострову, его следующей цели для завоевания.
Этот отрывок начинается с упоминания о величине Инда и Ганга, о которых Страбон уже говорил ранее, и только они по размерам превосходят Тигр и Евфрат среди рек южной части Азии [3]. Затем внимание переходит непосредственно к двум месопотамским рекам, которые определяются как судоходные: Тигр до Описа, Евфрат до Вавилона [4].
История продолжается описанием работ, выполненных персами для управления течением реки Тигр: они построили шлюзы, чтобы не дать врагам напасть на них [5]; Александр, когда он пришел, уничтожил их как можно больше, особенно в направлении Описа.
Этот пассаж напоминает то, что сообщал Aрриан [6]:
"Во время подъема он уничтожил все шлюзы и сделал русло реки ровным; шлюзы были построены персами, чтобы никто с моря не напал на их регион и не покорил его посредством морской экспедиции. Эти уловки пришли на ум персам, потому что сами они не были моряками [7]. Поэтому шлюзы, построенные друг за другом, сделали невозможным плавание вверх по Тигру. Александр сказал, что эти средства не годятся для тех, кто получает власть оружием; поэтому он не принял во внимание эту защиту, которая на самом деле оказалась не заслуживающей упоминания, так как он без труда разрушил сооружения персов".
Арриан занимается событиями 324 года. Александр поднимался по Тигру, пока не достиг лагеря, где Гефестион собрал свои войска [8]; оттуда он отплыл в Опис, где произошел мятеж солдат. Многочисленные подробности, общие с пассажем Страбона (ссылка на Опис; тот факт, что шлюзы были построены персами в оборонительных целях; уничтожение Александром шлюзов) позволяют размещать последний внутри повествования о подъеме македонского царя по Тигру [9]. Страбон, в отличие от Арриана, следует не хронологическому, а тематическому порядку, рассматривая все меры по регулированию течения двух месопотамских рек.
С другой стороны, сходство между этим местом Страбона и фрагментом 55 Аристобула (переданного Аррианом) свидетельствует о том, что Аристобул также является источником Анабасиса VII 7, 7 [10].
Уничтожение шлюзов Тигра является частью стратегических планов Александра, который хотел облегчить сообщения по реке в регионе, но также сделать район доступным для военных кораблей, вероятно, уже ввиду запланированного завоевания Аравии. Эти необходимости отодвигают на второй план ирригационные потребности района, которые имели первостепенное значение для персов.
Фрагмент продолжается описанием каналов и разливов Евфрата [11]. И в этом случае можно провести сравнение с фрагментом 55, взятым из Арриана, где говорится, что таяние снегов Армении летом значительно увеличивает объем Евфрата, чья вода будет стекать в регион, если ею не управлять [12].
Кроме того, следует выделить сравнение с наводнениями Нила, что показывает тенденцию историка продолжать сравнения, которые уже наблюдались в других фрагментах [13].
Наконец, еще одной общей чертой этого фрагмента и фрагмента 55 является упоминание о превращении двух рек в болото до того, как достигнуть устья.
С другой стороны, у Арриана отсутствует указание на предметы, изготовляемые из материалов, найденных в этих болотах, и их использование, и это отсутствие связано с иной задачей Анабасиса, целью которого является описание не территории, а предприятий македонского государя.
Пассаж Страбона продолжается сугубо технической частью, в которой перечислены проблемы, связанные с системой каналов и рисками для сельского хозяйства, которые могут испытать ущерб как от наводнений, так и от нехватки воды, что влияет на регион, особенно в летнее время, при безводном и засушливом климате [14]. Чтобы преодолеть эти проблемы и держать реки под контролем, нужен хороший правитель (ἡγεμόνος ἀγαθός): это утверждение, похоже, готовит следующую часть, в которой, с цитированием Аристобула, упоминаются меры, принятые Александром для реструктуризации сложной системы; следовательно, македонский царь представлен в положительном свете как способный правитель, который заботится о потребностях территории, на которой он является владыкой [15].
Именно мероприятия Александра являются центральной темой прямо приписываемой Аристобулу части, подробный анализ которой см. в комментарии к фрагменту 55.
Следует также упомянуть, что фрагмент заканчивается упоминанием о посещении Александром царских гробниц, расположенных в болотистых районах. Именно здесь, согласно сообщениям Арриана и других источников, Александр потерял диадему: этот эпизод (описанный во фрагменте 55) не интересует Страбона, поскольку он выходит за рамки его цели, описания Аравии. Факт, что ни здесь, ни у Арриана нет более существенных подробностей об этих захоронениях, можно объяснить, если предположить, что эти данные отсутствовали и у Аристобула, возможно, лично не присутствовавшего при визите царя.
Итак, фрагмент 56, как и предыдущий, показывает большое внимание Аристобула к событиям последнего периода жизни Александра, когда он был в Вавилоне; более того, интересно еще раз отметить его интерес к территории, причем не только со строго географической точки зрения. Из фрагмента, взятого из Страбона, возникает положительный образ государя, представленного хорошим правителем, который прилагая все силы заботится о благосостоянии страны, так что военная цель, которая вероятно, является основным толчком для работ с каналами, уходит как в тексте Страбона, так и в тексте Арриана на второй план.
Представленный здесь анализ подчеркивает факт, что для понимания этого фрагмента и для его полного приписывания Аристобулу сравнение с фрагментом 55 является обязательным, и наоборот. Поэтому выбор Якоби представлять их по отдельности можно пересмотреть в свете множества общих пассажей и подробностей, которые имеют два общих текста.


[1] Примерно 550 км. Расстояние соответствует указанному Эратосфеном (II 1, 26c; 27c), которое, возможно, было взято у историков Александра. См. также Strab. XV 3,5; Plin., HN VI 124. Однако Арриан, вероятно, ссылаясь на Неарха, говорит о 3300 стадиях (см. Ind. 41, 8).
[2] Коссеи занимали гористый регион между Мидией, Персией и Каспийскими воротами. Cfr. Strab. XI 12, 4; 13, 6; Arr., Ind. 40, 6; Plin., HN VI 134.
[3] См. Strab. XV 1, 35 (где утверждается, что Ганг является крупнейшим среди рек трех континентов, за которым следуют по порядку Инд, Истр и Нил). Известия подтверждены также Аррианом (An. V 4, 1-2; 6, 7; Ind. 3, 9).
[4] Об Описе (месте восстания против Александра в 324 г. см. Arr., An. VII 8-10; Diod. XVII 108-109; Curt. Ruf. X 2; Just., Epit. XII 11, 4-9) см. также Hdt. I 189, 1 (где Опис на Тигре), Xen., An. II 4, 25 (где Опис на реке Фискон), Arr., An. VI 7, 6 (где Опис у Тигра). Затем Якоби опускает краткую заметку Страбона о том, что Тигр будет судоходным также и вблизи Селевкии, которая, очевидно, еще не была основана во время спуска Александра по Евфрату. Фактически, город был основан около 300 года Селевком Никатором и заменил Опис, став столицей царства.
[5] Другие упоминания о шлюзах, построенных персами, см. Strab. XV 3, 4 (об иранских реках).
[6] Arr., An. VII 7, 7.
[7] Представление о персах, неспособных к мореплаванию, находится уже у Геродота (I 143, 1).
[8] См. также Arr., Ind. 40, 8 – 42, 2.
[9] Что касается фактической функции этих шлюзов, Бриант отрицает, что они были построены в оборонительных целях, а скорее они были предназначены для регулирования наводнений реки.
[10] Так считает Брунт; Бриан предполагает Неарха, но не приводит никаких объяснений.
[11] Следует упомянуть, что по Hdt. I 193, 1-2 в Ассирии реки не переливались, и поэтому необходимо было орошать вручную или с помощью специальных машин. Страбон, с другой стороны, сообщает, что Евфрат разливался, когда таяли снега. Точнее о периоде говорят другие источники: согласно Полибию (IX 43, 4) при восходе Пса, в конце июля; согласно Арриану (An. VII 21, 2 = F 55) во время летнего солнцестояния; согласно Плинию (HN V 90) между серединой июля и концом сентября.
[12] Arr., An. VII 21, 2-3 (= F 55). Страбон неоднократно настаивал на том, что истоки Евфрата находятся в горах Армении. См. Strab. II 1, 26; XI 12, 3; 14, 2.
[13] О каналах Нила и их эксплуатации см. Hdt. I 193, 2; II 158; IV 47, 1; Arist., Meteor. I 14, 352b; Diod. I 33, 9; I 34, 2; Arr., Ind. 4, 14.
[14] О климате региона см. также Arr., An. III 7, 3; VII 7, 5; Curt. Ruf. X 10, 10-11.
[15] Curt. Ruf. IX 1, 13.

F 57: Герреи

Strab. XVI 3, 3

πεζέμποροι δ’ εἰσὶν οἱ Γερραῖοι τὸ πλέον τῶν Ἀραβίων φορτίων καὶ ἀρωμάτων. Ἀριστόβουλος δὲ τοὐναντίον φησὶ τοὺς Γερραίους τὰ πολλὰ σχεδίαις εἰς τὴν Βαβυλωνίαν ἐμπορεύεσθαι, ἐκεῖθεν δὲ τῷ Εὐφράτῃ τὰ φορτία ἀναπλεῖν εἰς Θάψακον, εἶτα πεζῇ κομίζεσθαι πάντῃ.

Герреи по большей части занимаются сухопутной торговлей аравийскими товарами и благовониями. Аристобул же сообщает, что они сплавляют многие товары на лодках в Вавилон, и оттуда поднимаются по Евфрату с товарами в Фапсак, а затем по суше развозят их повсюду

Фрагмент взят из третьей части шестнадцатой книги Географии Страбона, из раздела, посвященного Аравии. Незадолго до этого Страбон заявил, что после плавания в две тысячи четыреста стадий вдоль побережья Аравии в заливе можн найти город Герры, где живут халдейские беженцы из Вавилона [1]. Они строят соляные дома, так как в почве высокая концентрация соли: для сохранения прочности стен они часто увлажняют их, чтобы солнце не разрушило их [2]. Затем Страбон добавляет, что город находится в двухстах стадиях от моря, и что жители города перевозят большую часть аравийских товаров и благовоний по суше [3]. В этот момент поспевает цитата из Аристобула, который противоречит этому утверждению, заявляя, что в первой части маршрута, до Фапсака, товары перевозятся морским транспортом. Затем Страбон продолжает описывать острова вдоль побережья, не высказывая своей позиции и не опровергая то, о чем сообщил Аристобул.
К сожалению, в источниках недостаточно информации об этой местности, и поэтому невозможно получить подтверждение данных, приведенных Аристобулом.
Фрагмент еще раз свидетельствует о внимании Аристобула к местностям и географическим аспектам.
У нас нет свидетельств источников о визите в город Александра, поэтому более вероятно, что информация получена из одной из экспедиций, направленных македонским царем для исследования Аравийского полуострова. На нее указывает также Аристобул, который в ней не участвовал, и невозможно с уверенностью отследить имя исследователя.
Упоминание о Фапсаке, также упомянутом в качестве центра сбора кораблей, отправленных в Вавилон, раскрывает точное знание об этом центре историком из Кассандрии, который осознавал его стратегическую важность.
Наконец, следует подчеркнуть роль Евфрата как транспортного маршрута для товаров: учитывая внимание, уделяемое работам по техническому обслуживанию каналов, можно предположить, что Аристобул отвел много места месопотамским рекам и их эксплуатации, еще раз продемонстрировав свой интерес к гидрографии.
Что касается герреев, то среди свидетельств, о которых сообщал Страбон, нет предшествующих аристобуловым. Впоследствии они были известны благодаря торговле благовониями: в III веке, согласно Эратосфену, герреи конкурировали с минеями за перевозки из Южной Аравии в Средиземное море; первые следовали по восточному пути до Месопотамии и Палестины, вторые — по западному маршруту, который достигал Петры и Газы [4]. К сожалению, несколько оставшихся источников не позволяют провести более точное сравнение с текстом Аристобула.


[1] Город Герры еще не идентифицирован надежно, хотя большинство ученых склоняются к месту Аль–Джар'а. Он упоминается также Plin., HN VI 147-148; XXXI 78.
[2] Данные о засоленности почвы также подтверждаются Плинием (HN VI 147-148; XXXI 78). Полибий также утверждает, что поэтому область была бесплодной (см. XIII 9, 2).
[3] Strab. XVI 3, 3.
[4] Eratosth. fr. III B 48 Berger; Agatharch. 87; Artemid., apud Strab. XVI 4, 18-19.

F 58: Последняя примета

Arr., An. VII 24, 1-3

Ἀλλὰ γὰρ αὐτῷ ἤδη Ἀλεξάνδρῳ ἐγγὺς ἦν τὸ τέλος. καί τι καὶ τοῖόνδε πρὸ τῶν μελλόντων σημῆναι λέγει Ἀριστόβουλος· καταλοχίζειν μὲν αὐτὸν τὴν στρατιὰν τὴν σὺν Πευκέστᾳ τε ἐκ Περσῶν καὶ ἀπὸ θαλάσσης ξὺν Φιλοξένῳ καὶ Μενάνδρῳ ἥκουσαν ἐς τὰς Μακεδονικὰς τάξεις· διψήσαντα δὲ ἀποχωρῆσαι ἐκ τῆς ἕδρας καταλιπόντα ἔρημον τὸν θρόνον τὸν βασίλειον. εἶναι δὲ κλίνας ἑκατέρωθεν τοῦ θρόνου ἀργυρόποδας, ἐφ’ ὧν οἱ ἀμφ’ αὐτὸν ἑταῖροι ἐκάθηντο. τῶν τινα οὖν ἠμελημένων ἀνθρώπων, οἱ δὲ καὶ τῶν ἐν φυλακῇ ἀδέσμῳ ὄντα λέγουσιν, ἔρημον ἰδόντα τὸν θρόνον καὶ τὰς κλίνας, περὶ τῷ θρόνῳ δὲ ἑστηκότας τοὺς εὐνούχους, καὶ γὰρ καὶ οἱ ἑταῖροι ξυνανέστησαν τῷ βασιλεῖ ἀποχωροῦντι, διελθόντα διὰ τῶν εὐνούχων ἀναβῆναί τε ἐπὶ τὸν θρόνον καὶ καθέζεσθαι. τοὺς δὲ οὐκ ἀναστῆσαι μὲν αὐτὸν ἐκ τοῦ θρόνου κατὰ δή τινα νόμον Περσικόν, περιρρηξαμένους δὲ τύπτεσθαι τά τε στήθη καὶ τὰ πρόσωπα ὡς ἐπὶ μεγάλῳ κακῷ. ταῦτα ὡς ἐξηγγέλθη Ἀλεξάνδρῳ, κελεῦσαι στρεβλωθῆναι τὸν καθίσαντα, μήποτε ἐξ ἐπιβουλῆς ξυντεταγμένον τοῦτο ἔδρασε γνῶναι ἐθέλοντα. τὸν δὲ οὐδὲν ἄλλο κατειπεῖν ὅτι μὴ ἐπὶ νοῦν οἱ ἐλθὸν οὕτω πρᾶξαι· ᾗ δὴ καὶ μᾶλλον ἐπ’ οὐδενὶ ἀγαθῷ ξυμβῆναι αὐτῷ οἱ μάντεις ἐξηγοῦντο.

онец Александра был уже близок. Аристобул сообщает, что было также следующее предзнаменование того, что должно было произойти. Александр распределял среди македонских войск армию, пришедшую из Персии с Певкестой и с моря с Филоксеном и Менандром. Испытывая жажду, он оставил трон свободным. По обе стороны трона стояли ложа с серебряными ножками, на которых сидели окружавшие его товарищи. Некий незнакомец — некоторые даже говорят, что он был расконвоированным арестантом — увидев, что трон и ложа пусты и евнухи стоят вокруг трона (в самом деле, когда царь ушел, даже его спутники встали), проскользнул между евнухами, подошел к трону и сел. Евнухи, по персидскому обычаю, не подняли его с трона, а разорвали на себе одежды и стали ударять себя в грудь и в лицо, как будто случилось серьезное несчастье. Когда ему рассказали о случившемся, Александр приказал подвергнуть пыткам человека, сидевшего на троне, потому что хотел знать, не сделал ли он это по чьему–то приказу, чтобы устроить заговор. Но тот ничего не сказал, кроме того, что это пришло ему в голову. Вот почему прорицатели еще больше утверждали, что ничего хорошего с ним не случится.

Фрагмент представляет собой еще одно предзнаменование неминуемой смерти Александра. Этот отрывок взят из Арриана: описав, как мы видели, спуск Александра по евфратским каналам и ремонтные работы, историк из Никомедии сообщает, что царь, вернувшись в Вавилон, нашел там Певсесту с армией из двадцати тысяч персов, Филоксена с армией из Карии, Менандра из Лидии и Менида с кавалерийскими силами, и посвятил себя реорганизации войск [1]. После краткого отступления о почестях, оказанных покойному Гефестиону, Арриан перешел к описанию знамения. Это последний знак у Арриана перед его повествованием о событиях, приведших к смерти государя.
Интересно отметить, что Арриан уделяет большое внимание предупреждающим знакам о смерти Александра, в частности тем, которые произошли в Вавилоне, сообщая, в той части, где они представляют основное ядро, целых пять (один из которых произошел ранее, но интерпретирован ex post): пророчество халдейских предсказателей, ответ прорицателя Пифагора, оракул Калана, потеря диадемы и этот последний эпизод с узурпацией трона незнакомцем [2]. Для всех этих случаев, за исключением эпизода с Каланом, который, однако, отличается от других хронологией, в качестве источника цитируется Аристобул: это приводит к утверждению, что историк припас в своей работе достаточно места для наиболее значимых событий, предшествовавших смерти государя, сообщая о них с большой точностью и богатством подробностей [3].
Другие источники также говорят о негативных приметах, которые предшествовали смерти Александра, хотя они часто отличаются от Арриана, как видно из таблицы 16 [4].
Таблица 16 — Пророчества о смерти Александра

Приметы

Аристобул

Арриан

Плутарх

Диодор

Пророчество халдейских прорицателей

Ответ предсказателя Пифагора

[Пророчество Калана]

Потеря диадемы

Узурпация трона незнакомцем

Вороны дерутся друг с другом и упали к ногам Александра

Осел убил самого красивого льва Александра

Что касается Плутарха, то в «Жизни Александра» предзнаменованиям о смерти посвящен параграф. Как видно из таблицы, некоторые похожи на те, о которых сообщили Арриан и Аристобул, хотя и в более краткой форме и с некоторыми другими подробностями: например, совет халдеев держаться подальше от Вавилона передает Неарх, а не сами прорицатели [5]. Кроме того, представлены знаки, не появляющиеся у Арриана и касающиеся животных, воронов и осла, который убивает льва [6]. Еще одна вещь, которая отличает историю Плутарха и которая не встречается у Арриана, — это акцент на страхе Александра, который потерял веру в богов, подозревал друзей, и поддался суеверию настолько, что принимал как знаменательные любые факты, даже незначительные, и заполнил дворец людьми, которые приносили жертвы, совершали очищения и производили ауспиции [7]. Именно этот упор на страданиях Александра, которых нет в истории Аристобула, переданной Аррианом, вместе с различиями, связанными с предзнаменованиями, приводит нас к мысли, что Аристобул не является источником Плутарха для этих эпизодов. Прежде всего, биограф представляет предзнаменование в совершенно ином виде: Александр раздевался, чтобы играть в мяч, в то время как у Арриана–Аристобула царь распределял новые войска среди армии; кроме того, незнакомец не просто сидел на троне, но также носил царскую мантию и диадему, а затем обнаружили, что его зовут Дионис и он приехал из Мессении: он долго сидел в тюрьме, но потом ему явился Серапис, снял кандалы и отвел его в это место, приказав ему носить эту одежду и молчать на троне [8]. Это вмешательство божества не встречается в истории Аристобула, в которой этот факт объясняется личной инициативой человека, который, хотя и подвергается пыткам, не признает наличия сообщников или вдохновителей: поэтому очевидно, что источник Плутарха не историк из Кассандрии. Более того, ученые согласны с тем, что культ Сераписа вводится позже, и это является свидетельством того, что здесь переработка оригинальной истории [9].
Диодор также приводит серию предзнаменований j смерти Александра, которые, как видно из таблицы, представляют точки соприкосновения с тем, о чем сообщали Аристобул и Арриан [10]. Предостережение халдейских предсказателей представлено в очень сжатой форме; эпизод «узурпации» престола представляет много подробностей, которые совпадают с тем, что сообщает Арриан — Аристобул: местный арестант (у Аристобула факт, что он был арестантом, сообщается в гипотетической форме) использует кратковременное отсутствие царя (занимался умащением, а не смотром войск), чтобы надеть платье и диадему и сесть на трон. Когда Александр спрашивает его о причине его поступка, человек отвечает, что он не знает, что побудило его сделать это; затем, узнав мнение прорицателей, царь предает его смерти [11]. Поэтому у Диодора, в отличие от Плутарха, прямого вмешательства божества нет, и поэтому его история приближается к истории Аристобула и Арриана, хотя некоторые другие подробности, как можно видеть и из анекдота о потерянной диадеме, не позволяют с уверенностью приписать историю Диодора Аристобулу.
Итак, сравнительный анализ источников показывает, что Аристобул вместе с Аррианом, который его использует, является автором, который больше всего настаивает на приметах, предшествующих смерти Александра. Он, однако, представляет Александра не как суеверного человека, которого беспокоят предзнаменования, но как уверенного в себе и в своем будущем оптимиста: образ, который он нам приводит, является поэтому позитивным.
Что касается последнего предзнаменования, которое является центральной темой фрагмента, то надо подчеркнуть, что эпизод может происходить из связанного с новым годом вавилонского праздника, Акиту, во время которого царь снимал свои регалии, которые выставлялись на троне или их надевал "заместитель", которого затем казнили. Свидетельство происхождения от религиозного обряда можно найти в истории Плутарха, где явно выражено вмешательство Сераписа в действия арестанта [12]. Тем не менее в рассказе Аристобула, переданном Аррианом, похоже, осталось немного следов религиозного обряда, лежащего в основе эпизода: то, чего Александр, похоже, больше всего боится, на самом деле является организованным заговором, чтобы отнять его власть, и поэтому у Аристобула, наряду с негативным предзнаменованием, доминирует политическая интерпретация этого события. Однако ритуальный и традиционный аспект можно найти в реакции евнухов, которые не подняли узурпатора с трона, но разорвали свои одежды и избили себя «по персидскому обычаю» [13].
Интересно также отметить, что во фрагменте судьба нарушителя не разъяснена, в то время как у Плутарха его уничтожили, а у Диодора он приговорен к смертной казни [14]: можно предположить, что эта информация отсутствовала и у Аристобула, который не хотел выставлять македонского правителя в плохом свете и приписывать ему жестокое поведение. Также в этом случае, как и в других фрагментах, относящихся к предзнаменованиям о смерти, обнаруживается желание Аристобула представить Александра как умеренного человека, который не позволяет себе руководствоваться гневом и не применяет наказаний, типичных для варварских царей.


[1] Arr., An. VII 23, 1-4.
[2] Arr., An. VII 16, 5 – 24, 3. Два других указания на неизбежную смерть Александра, хотя они не могут считаться реальными предупреждающими знаками, стоят у Arr., An. VII 1, 5-6; 14, 10. Что касается Калана, то Арриан описал его смерть при изложении событий, которые произошли в Персии (Arr., An. VII 3), но только позже, в контексте предчувствий смерти Александра, он упоминает факт, что индийский мудрец, в свою очередь, предсказал смерть государя.
[3] Смерть Калана произошла в начале 324 года, когда Александр и македонская армия были еще в Персии.
[4] Курций Руф не упоминает какого–либо негативного предзнаменования, предшествовавшего смерти Александра, но следует помнить, что в тексте этого раздела есть пробелы.
[5] Plut., Alex. 73, 1.
[6] Plut., Alex. 73.
[7] Plut., Alex. 74, 1 – 75, 2.
[8] Plut., Alex. 73, 7-9.
[9] Серапис был греко–египетским божеством, культ которого возник в Египте, в первый век Птолемеев.
[10] Diod. XVII 116.
[11] Как у Диодора, так и у Плутарха Александр просит объяснений у человека без применения пыток, как это происходит у Аристобула–Арриана.
[12] Plut., Alex. 73.
[13] Arr., An. VII 24, 3.
[14] Plut., Alex. 74, 1; Diod. XVII 116, 4.

F 59 - 61: Фрагменты о смерти Александра

F 59. Plut., Alex. 75

ἑστιάσας δὲ λαμπρῶς τοὺς περὶ Νέαρχον, εἶτα λουσάμενος ὥσπερ εἰώθει μέλλων καθεύδειν, Μηδίου δεηθέντος ᾤχετο κωμασόμενος πρὸς αὐτόν·κἀκεῖ πιὼν ὅλην τὴν <νύκτα καὶ τὴν> ἐπιοῦσαν ἡμέραν, ἤρξατο πυρέττειν, οὔτε σκύφον Ἡρακλέους ἐκπιὼν οὔτ’ἄφνω διαλγὴς γενόμενος τὸ μετάφρενον ὥσπερ λόγχῃ πεπληγώς, ἀλλὰ ταῦτά τινες ᾤοντο δεῖν γράφειν, ὥσπερ δράματος μεγάλου τραγικὸν ἐξόδιον καὶ περιπαθὲς πλάσαντες. Ἀριστόβουλος δέ φησιν αὐτὸν πυρέττοντα νεανικῶς, διψήσαντα δὲ σφόδρα, πιεῖν οἶνον· ἐκ τούτου δὲ φρενιτιᾶσαι καὶ τελευτῆσαι τριακάδι Δαισίου μηνός.

Александр устроил роскошный пир в честь Неарха, а затем, по своему обыкновению, принял ванну; собираясь лечь, он по приглашению Медия отправился с ним на вечеринку. После того как он пил весь следующий день, у него началась лихорадка, но не потому, что он выпил из чаши Геракла и не потому, что у него сильно заболела спина, как от удара копья, — некоторые считали, что именно это должно быть написано, будто они намеревались выдумать трагическое и жалкое завершение великой драмы. Аристобул, с другой стороны, сообщает, что Александр, несмотря на лихорадку, из–за жажды безрассудно выпил много вина. По этой причине он впал в безумие и умер на тридцатый день месяца десия

F 60. Arr., An. VII 26, 3

οὐ πόρρω δὲ τούτων οὔτε Ἀριστοβούλῳ οὔτε Πτολεμαίῳ ἀναγέγραπται.

Ни Аристобул, ни Птолемей не отклонились далеко [от Эфемерид]

F 61. Arr., An. VII 28, 1

Ἐτελεύτα μὲν δὴ Ἀλέξανδρος τῇ τετάρτῃ καὶ δεκάτῃ καὶ ἑκατοστῇ Ὀλυμπιάδι ἐπὶ Ἡγησίου ἄρχοντος Ἀθήνησιν· ἐβίω δὲ δύο καὶ τριάκοντα ἔτη καὶ τοῦ τρίτου μῆνας ἐπέλαβεν ὀκτώ, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος·

Александр умер в сто четырнадцатую олимпиаду, когда в Афинах архонтом был Гегесий [1] . Он прожил тридцать два года и восемь месяцев, как сообщает Аристобул

Есть три фрагмента Аристобула о смерти Александра: один взят из Жизни Александра Плутарха и два из Анабазиса Арриана.
Самый большой пассаж — Плутарха (F 59), хотя Аристобул упоминается только в конце отрывка и, в частности, касательно безрассудного выбора царя пить вино, хотя у него уже была лихорадка.
Две цитаты из Арриана, с другой стороны, явно короткие. Во фрагменте 60 историк ограничивается словами, что и Аристобул, и Птолемей не отклонились далеко от того, что он только что упомянул, в то время как во фрагменте 61 Аристобул приводит год смерти Александра и его возраст на момент смерти. Эта подробность вместе с тем, что сообщал Плутарх, позволяет нам утверждать, что Аристобул объяснил эти данные с большой точностью, а также считался надежным источником по дате смерти македонского царя.
Для более полного анализа трех фрагментов необходимо суммировать то, что источники указывают на смерть Александра. Прежде всего, следует подчеркнуть, что все они говорят о приглашении Медия на вечеринку [2].
Родом из Лариссы, Медий участвовал в экспедиции Александра, хотя о его конкретных задачах не сообщается [3]. В Индике Арриана он назван в числе триерархов на Гидаспе, но о других его военных обязанностях не говорится [4]. После смерти Гефестиона он представлен Аррианом как один из самых доверенных среди этеров [5]; эта близость к Александру и последствия пира означают, что негативный образ персонажа распространяется настолько, что Плутарх помещает его среди льстецов и клеветников в Quo modo adulator ab amico internoscatur [6]. Согласно другой традиции, Медий был заговорщиком, который привлекает Александра на пир, где дворецкий Иолла, сын Антипатра и любовник того же Медия, дает Александру отравленную чашу, которая стала причиной его смерти [7]. Его также помнят как автора литературного произведения, из которого, однако, сохранился единственный фрагмент, что затрудняет реконструкцию его характеристики [8]. Показательно, что все источники помещают пир Медия в начале повествования о смерти Александра, не приписывая персонажу отрицательный характер. Это наводит нас на мысль, что Аристобул также сообщил обо всем эпизоде пира и что его размышления о печально известном выборе Александра пьянствовать несмотря на лихорадку, вписываются в этот контекст.
История Плутарха позволяет исключить из сочинения Аристобула по крайней мере одну из версий о роковой болезни Александра: ссылаясь на чашу Геракла, Плутарх фактически отвергает версию, переданную Диодором, согласно которой Александр выпил большое количество чистого вина в память о смерти Геракла, а затем, наполнив большую чашу (называемую именно чашей Геракла) и выпив ее одним глотком, начал жаловаться на боль, как будто его ударили копьем [9]. По версии Аристобула, Александр заболел не от избытка чистого вина, а оттого, что выпил его, несмотря на лихорадку. Из его рассказа следует, что Александр был ослаблен лихорадкой еще до того, как отправился на пир. Следует также подчеркнуть, что Аристобул сообщает, что Александр испытывал жажду (возможно, из–за усилившейся лихорадки): это разъяснение оправдывает, по крайней мере частично, порочное поведение Александра, которого Аристобул не хочет представлять как алкоголика или как человека, пристрастившегося к кутежам [10].
Наконец, Плутарх в 59‑м фрагменте также сообщает нам то, что, согласно Аристобулу, было датой смерти Александра: тридцатый день месяца десия. Месяц десий соответствует аттическому месяцу таргелиону, то есть нашему маю–июню [11]. Точнее, Александр умер между 10 и 11 июня 323 года [12].
Сразу после этого биограф сообщает историю болезни Александра в более подробной форме, ссылаясь на эфемериды как на источник [13]; через эти рассказы биограф ежедневно представляет ход болезни, а также ежедневные действия правителя [14], начиная с 18 десия. Согласно истории эфемеридов, Александр умер 28‑го числа, а не 30‑го, как у Аристобула: Плутарх не обращает внимания на несоответствие между своими источниками. Отсюда то, что следует из рассказа Плутарха (в дополнение к вышеупомянутой причине смерти Александра), является противоречием между Аристобулем и Эфемеридами в отношении дня смерти македонского правителя.
Это несоответствие может быть исправлено, согласно Сэмюэлю, если предположить, что в месяце десии был на один день меньше и, следовательно, только двадцать девять дней: термин τριακάδι обычно обозначал последний день месяца. Поэтому Аристобул указывал бы 29‑е число месяца, согласно календарю, для которого день начнется вечером, в то время как Эфемериды, приняв календарь, в котором дни не начинаются вечером, предлагают 28 [15]. Полученная тем самым дата будет соответствовать указанной в вавилонской табличке, и смерть Александра должна быть помещена вечером 10 июня 323 г.
Вместо этого фрагмент 60 взят у Арриана и позволяет нам принять во внимание также его версию о смерти Александра. Арриан не использует Птолемея и Аристобула в качестве своих источников, но ограничивается тем, что говорит, что они излагали события οὐ πόρρω по сравнению с тем, что он рассказал немного раньше. Выражению οὐ πόρρω могут быть даны два разных значения: «не дальше» или «недалеко» [16]. Если мы примем первое значение, то в утверждении Арриана будет указано, что историк принял предыдущее повествование, которое, как будет видно, взято из Эфемерид Птолемеем и Аристобулом: следовательно, история Эфемерид пришла бы к Арриану через посредничество двух его основных источников.
Если, с другой стороны, принять второе значение, то смыслом утверждения станет то, что история Аристобула и Птолемея не вступала в конфликт с Эфемеридами. Анализ οὐ πόρρω у Арриана и у других современных ему авторов, однако, показывает, что в подавляющем большинстве случаев выражение используется в значении «недалеко» (в частности, у Арриана все восемнадцать раз): поэтому представляется целесообразным принять этот перевод.
Из чего же состоит история, представленная Аррианом? Кратко упомянув факт, что Медий убедил Александра продолжать праздновать вместе с ним, Арриан представляет историю болезни и смерти государя, прямо указав свой источник, βασίλειοι ἐφημερίδες [17]. История Арриана имеет много общего с историей Плутарха и еще более обширна, но в ней отсутствуют точные хронологические ссылки, позволяющие точно реконструировать течение болезни с 18 десия до смерти [18]. С другой стороны, следует также подчеркнуть, что во всей второй части Анабасиса VII, посвященной пребыванию в Вавилоне и предзнаменованиям о смерти Александра, нет точных временных отсылок, а также появляются предыдущие события или указания на то, что произойдет позже: цель Арриана состоит не в том, чтобы дать точное и упорядоченное описание событий, а скорее в том, чтобы создать драматический кульминационный момент, который достигает своего пика именно с близким повествованием о последних днях жизни царя [19]. Это помогает устранить несоответствие между различными датами, сообщаемыми эфемеридами и Аристобулом, и тем фактом, что, по словам Арриана, версия историка из Кассандрии не сильно отличалась от версии настоящих дневников: Арриан, по сути, не интересовался датами, он или не замечал их или не считал важным сообщать о различиях. Поэтому путем сравнения с текстом эфемерид, представленным Плутархом и Аррианом, версия Птолемея и Аристобула также может быть восстановлена.
В Таблице 17 приведена последовательность событий с 18 десия.
Таблица 17 — Болезнь и смерть Александра по Эфемеридам

Арриан (An. VII 25-26)

Плутарх (Alex. 76)

Второй пир у Медия.

Александр принимает ванну и остается спать там по причине лихорадки.

18 десия

Александр спит в бане, потому что его лихорадит.

Его выносят на ложе для жертвоприношения.

Он остается лежать до вечера в мужской комнате.

Он приказывает солдатам подготовиться к походу и отплытию.

19 десия

Он принимает ванну.

Переходит в спальню.

Играет в кости с Медием

Он переправляется в парк на другой стороне реки.

Он принимает ванну.

20 десия

Он принимает ванну.

Он приносит обычную жертву.

Беседует с Неархом в бане.

Он принимает ванну.

Приносит жертвы.

Проводит день, беседуя с Медием.

Приказывает командующим явиться на рассвете.

Поел немного.

У него лихорадка всю ночь.

21 десия

Он принимает ванну.

Он приносит обычную жертву.

Беседует с Неархом в бане.

Лихорадка усиливается.

Он принимает ванну.

Приносит жертвы.

Приказывает Неарху и командующим подготовить все для запланированного отбытия через два дня.

22 десия

У него сильная лихорадка.

Его отнесли в комнату возле бассейна.

Он разговаривает с генералами об отрядах, оставшихся без командира.

Он принимает ванну.

Приносит жертвы.

Лихорадка не дает ему передышки.

Он вызывает командиров и приказывает им быть готовыми к отплытию.

После вечерней ванны он очень болен.

23 десия

Его забирают в здание возле бассейна, и он приносят жертвы.

Он очень болен, но вызывает командиров и отдает приказы об отплытии.

24 десия

У него сильная лихорадка.

Его выносят для жертвоприношения.

Приказ, чтобы самые видные генералы провели ночь во дворце.

Ему плохо, но он приносит жертвы.

Приказ генералам ждать при дворе.

Его переносят из парка во дворец.

Он принимает генералов, но не может говорить.

У него очень сильная лихорадка.

25 десия

Его несут во дворец за рекой.

Он немного спит, но лихорадка не снижается.

У него нет голоса, чтобы говорить с генералами.

Как и в предыдущий день.

26 десия

Как и 25 десия.

Как и в предыдущий день.

27 десия

Македонцы считают, что он умер: они силой вошли во дворец и устроили парад у ложа царя.

Пифона и Селевка отправляют в Серапеум, чтобы спросить бога, должны ли они отвезти его туда, но бог ответил, чтобы его оставили там, где он был.

28 десия

Он умер к вечеру.

Очевидно, что эти два текста не совпадают полностью: история Арриана более обширна, и в ней отсутствуют точные хронологические указания, которые наоборот появляются в тексте Плутарха, и это может быть одной из причин различий между ними.
Прежде всего, у Арриана в доме Медия представлены два пира, перемежающиеся трапезой и сном, в то время как Плутарх упоминает только один, вечером 17 десия [20].
Что касается событий 19‑го десия, то Плутарх сообщает, что Александр провел весь день, играя в кости с Meдием [21]; и у Арриана упоминается день, проведенный с Медием, но в беседе [22]. Более того, перед этим Арриан также вставляет еще один день, в который Александр отдал приказ командующим об отъезде, и его самого доставили в сад в носилках [23].
Следует также упомянуть, что Арриан вырывает из "ежедневника" два эпизода и сообщает отдельно о поклонении солдат царю и посещении некоторыми этерами храма Сераписа [24]. Что касается последнего события, то Плутарх говорит, что 27‑го десия Пифон и Селевк были отправлены в Серапеум, чтобы спросить, должны ли они отнести туда Александра, но бог ответил, чтобы его оставили там, где он был [25]. У Арриана вместо этого день не указан, но есть гораздо больше спутников Александра: Пифон, Аттал, Демофонт, Певкеста, Клеомен, Менид и Селевк; кроме того, указано, что они легли спать в храме [26].
С другой стороны, у этих двух текстов есть много общего, начиная со стиля, почти дословного, до внимания к некоторым ключевым моментам дня македонского царя вроде ванны, ежедневной жертвы или отдыха.
Возможно ли на основании имеющегося у нас текста выдвинуть гипотезу об использовании двух разных источников или какой–то второй версии Эфемерид одним из двух авторов?
Чтобы попытаться дать ответы на эти вопросы, прежде всего следует упомянуть, что Плутарх прямо заявляет, что текст Эфемерид приведен почти буквально (κατά λέξιν), в то время как в косвенной речи Арриана используется серия инфинитивов [27]. Поэтому мы можем предположить вместе с Пирсоном, что различия связаны с фактом, что Арриан не повторяет Эфемериды слово в слово, а вмешивается в него с дополнениями или исправлениями, возможно, взятыми из текста Аристобула и Птолемея [28].
Важно задаться вопросом, знал ли Аристобул и использовал ли он текст Эфемерид [29]. В нашем распоряжении слишком мало элементов, чтобы дать верный ответ. Генезис самого текста, его хронология и состояние остаются неясными. С другой стороны, если эфемериды действительно были официальным документом при дворе Александра, то вполне возможно, что Аристобул знал об их существовании и имел возможность проконсультироваться с ними лично. Следует также отметить, однако, что точность, с которой Аристобул описывает пребывание Александра в Вавилоне, приводит к убеждению, что он присутствовал в городе в те дни, и, следовательно, был свидетелем событий; даже если Аристобул писал через много лет после смерти государя, ему не нужно было обращаться к ежедневному отчету о ходе болезни Александра, содержащемуся в Эфемеридах.
Как уже упоминалось, были и другие версии о смерти Александра. Сам Арриан сообщает о некоторых, не раскрывая источник, из которого он черпает сведения («О смерти Александра, я знаю, сообщалось много других известий») [30]. Согласно одной из них, Александр был отравлен: отправил яд якобы Антипатр, которому приготовил его Аристотель; привез яд в Вавилон Кассандр, и, по некоторым сведениям, он вставил его в копыто мула; наконец, подал яд царю Иолла, брат Кассандра. Третьи, говорит Арриан, также обвиняют Медия в том, что он пригласил Александра на роковой пир [31]. Кроме того, историк из Никомедии сообщает, что, по словам какого–то Александра, когда он понял, что у него больше нет надежд, он покинул дворец, чтобы броситься в Евфрат, но был остановлен женой Роксаной [32]. Важно, что Арриан хочет дистанцироваться от этих известий о смерти Александра [33]:
"Я сообщил все эти известия, чтобы не казалось, будто я не знаю, что они были сказаны, но не потому, что они заслуживают доверия слушателя".
Поэтому Арриан четко отличает официальную версию о смерти Александра, о которой сообщают Эфемериды и которая подтверждается его двумя основными источниками, Птолемеем и Аристобулом, которые, по его мнению, являются правдивыми, по сравнению с другими версиями, которые были сочтены недостоверными.
Четкое разделение между двумя версиями найдено и у Плутарха, который, в свою очередь, сообщает об эпизоде отравления. Текст Плутарха интересен тем, что он распространяет подозрение в отравлении на более позднее время, сообщая, что в момент смерти никто не принял эту гипотезу во внимание: только шесть лет спустя Олимпиада развеяла прах Иоллы, потому что она думала, что это он убил Александра. Также у Плутарха есть причастность Антипатра и Аристотеля, который, по словам Антигона, сам добыл яд [34].
Следует подчеркнуть, что и Плутарх, подобно Арриану, дистанцируется от этой версии, подчеркивая ее неправдоподобность [35]:
"Большинство считает всю эту историю о яде выдумкой, и немаловажным доказательством этого является факт, что, пока генералы ссорились в течение нескольких дней, тело оставалось в жарком и влажном месте без всякого ухода, однако, не показало никаких признаков отравления, но оставалось нетленным и свежим".
Итак, согласно Плутарху, кроме официальной версии, версии эфемерид, о которой сообщал, например, Аристобул, цитируемый биографом, через несколько лет после смерти македонского царя появились и другие, включая, в частности, версию об отравлении, в которой участвовали, кто как виновные, кто как обвинители, ведущие лица царства: не только Антипатр и его сыновья, наряду с Аристотелем, но также Олимпиада и Антигон. Как уже упоминалось, Диодор представляет другую версию пира у Медия: Александр выпил много чистого вина, а затем наполнил большую чашу, называемую геракловой, и выпил ее до последней капли; внезапно, как будто получив сильный удар, он закричал и начал стонать так сильно, что его пришлось унести. Поскольку его состояние ухудшилось, были вызваны врачи, но они не смогли найти лекарство. Потеряв надежду на выздоровление, Александр отдал свое кольцо Пердикке, а своим спутникам, которые спрашивали его, кому он оставляет царство, ответил "наилучшему", предсказав также состязания, которые его друзья устроят во время погребения [36].
Вот, следовательно, по словам Диодора, причина смерти Александра. Однако, продолжает историк, поскольку некоторые историки предлагают другую версию, необходимо сообщить и ее. Затем приводится версия отравления, начиная с конфликта между Олимпиадой и Антипатром, который по этой самой причине становится ненавистным царю и который затем его убивает. Согласно Диодору, большинство историков не включили эту версию о смерти Александра из страха перед реакцией Антипатра и его сына Кассандра, который стал могущественным после смерти царя [37].
В результате Диодор также четко различает две версии смерти царя, одна из которых гласит, что причиной смерти было чрезмерное употребление алкоголя, а другая говорит об отравлении, и она не отвергается как ложная.
Источники, использованные им, не совпадают с источниками Арриана и Плутарха, как показывает описание пира у Медия.
Курций Руф также согласен с Диодором в некоторых важных моментах. К сожалению, пробел, который затрагивает только эту последнюю часть «Истории», не позволяет нам узнать ее версию о причинах и ходе болезни, и история возобновляется, когда Александр уже находится в агонии в окружении своих людей [38]. Мы находим, однако, передачу кольца Пердикке, а также тот же ответ на вопрос, кто получит царство после его смерти. Кроме того, Александр также добавил, что из–за конкуренции за правопреемство готовятся великолепные погребальные игры: это то же самое предсказание, которое мы находим у Диодора. Кроме того, у Курция мы находим желание Александра быть погребенным в Египте и еще один короткий вопрос и ответ между Пердиккой и Александром [39]:
"Когда Пердикка снова спросил его, когда он хочет, чтобы божественные почести были ему присуждены, он ответил, что хочет, чтобы это произошло, когда они тоже будут счастливы".
Это указание на обожествление не отражено ни в каком другом источнике и может быть вставкой самого Курция, который делает культ правителя одним из повторяющихся мотивов десятой книги.
История Юстина во многом напоминает историю Диодора, хотя отравление сразу представляется как истинная причина смерти [40]:
"Друзья сообщили, что причиной болезни было злоупотребление пьянством, но на самом деле это было покушение, бесчестие которого могущественные преемники скрыли".
Поэтому известие об отравлении приводится наверняка. Виновником был Антипатр, и мотивацией, с одной стороны, была неприязнь к Олимпиаде, с другой тот факт, что многие из друзей царя, в том числе его зять Александр Линкест были преданы смерти. Непосредственными исполнителями стали его сыновья Кассандр, Филипп и Иолла [41].
Тезис о том, что Александр умер от последствий злоупотребления алкоголем, подтвержден Эфиппом в передаче Афинея [42]. В разделе «Дейпнософистов», посвященном пьянству Александра, сообщается, что Эфипп упоминает в работе "О погребении Александра и Гефестиона" об обмене тостами между Александром и македонцем Протеем [43]. Александр взял чашу вместимостью в два хоя (что соответствует примерно 6,5 л) и, выпив, предложил тост за Протея, который взял чашу, похвалил царя и осушил ее. Вскоре после этого он предложил тост за Александра, который, в свою очередь, выпил содержимое, но внезапно почувствовал себя плохо, откинулся на подушки и уронил чашу. После этого эпизода он заболел и умер: согласно Эфиппу, это была месть Диониса, который был зол на царя, потому что тот уничтожил его родину, Фивы [44]. Свидетельство Эфиппа интересно тем, что, связывая смерть Александра с его неумеренной склонностью к выпивке, он не упоминает пир у Медия, но называет Протея, который не упоминается в других сообщениях о последних днях Александра. Конечно, небольшие размеры цитаты Афинея не позволяют исключать, что выпивка с Протеем предшествует пирушке у Медия, которая могла бы появиться в работе Эфиппа [45]. Кроме того, Эфипп является единственным, кто приписывает смерть Александра мести божества, в частности, Диониса, связанного с Фивами [46].
В том же разделе работы Афинея упоминается версия Никобулы, согласно которой во время пира у фессалийца Медия Александр выпил за здоровье всех двадцати участников симпосия и, в свою очередь, ответил на их тосты: затем он покинул симпосий и вскоре умер [47].
Из анализа основных источников о смерти Александра становится ясно, что для некоторых из них (Арриана и Плутарха) история об отравлении — не что иное, как слух, которому нельзя доверять, в то время как большинство других сообщают об этом, не исключая это априори. Более того, все, кто сообщает о версии отравления, сообщают о причастности Антипатра и его детей [48].
Источники, однако, также упоминают, что сам Александр незадолго до своей смерти вызвал Антипатра в Вавилон: царь приказал Кратеру и Полиперхонту увести около десяти тысяч ветеранов, которые были уволены, в Македонию, в то время как новые войска должны были быть доставлены в Азию именно Антипатром, который должен был оставить правление Македонией Кратеру и прийти к правителю [49]. Источники не знают, как объяснить точные причины, побудившие Александра вспомнить старого генерала, хотя Арриан пытается развеять тезис о том, что решение было вызвано растущей враждой и готовностью царя ликвидировать правителя Македонии. Хотя мы не могли исключить, что причиной были какие–то конфликты между ними или любая цель Александра (возможно, просто иметь рядом опытного человека, когда он собирался реорганизовать свою империю), только известие об этом приказе Александра могло тогда стать основой рассказов об активном участии Антипатра в отравлении Александра.
Из остатков рассказов Эфемерид, Аристобула и Птолемея вытекает, что тезис об отравлении не рассматривался и что смерть государя была вызвана естественными причинами[50]
Версия об отравлении, которая вытекает из проанализированных источников, родилась позже и была распространена Олимпиадой и Антигоном. Цель состояла в том, чтобы очернить Антипатра и, прежде всего, после его смерти в 319 году, его сына Кассандра, против которого Антигон и его сын, Деметрий Полиоркет, долгое время сражались [51].
Аристобул, как мы видели, писал много позже смерти Александра. Поэтому можно предположить, что он знал о различных версиях о смерти Александра, начиная с отравления, о которой, однако, согласно источникам, находящимся в нашем распоряжении, он не упомянул. Если этих соображений недостаточно для подтверждения того, что Аристобул поддерживал политику Кассандра, они, безусловно, указывают на то, что он не занимал позицию и в пользу антигонидов. Этот выбор, направленный на то, чтобы не раздражать Кассандра, хорошо подходит историку, который писал после смерти Александра и который, как видно из этнонима, провел по крайней мере один период своей жизни, по возвращении из азиатской экспедиции, в Кассандрии.
Итак, из анализа фрагментов Аристобула о смерти Александра и из сравнения с другими источниками следует, что тезис об отравлении в действительности не присутствовал в его работе или был отвергнут; что касается причин смерти Александра, то, согласно Аристобулу, она должна была быть отнесена ни к пьянству на пиру Медия (что в любом случае нельзя упускать), ни к избытку кутежей, но к уже существующей болезни: Аристобул действительно единственный источник, указывающий на то, что на пиру у Медия у Александра уже была лихорадка и что он ухудшил свое состояние, пытаясь утолить жажду вином. Поэтому ясно, что желание отвлечь внимание от питья, сосредоточив внимание на лихорадке, которая уже терзала Александра до пира, возможно, имело целью ответить на обвинения в том, что Александр пристрастился к порокам, и в частности к выпивке [52].
Что касается течения болезни, то в заключение, следуя Арриану, мы можем сказать, что история Аристобула не сильно отличалась от истории Эфемерид. В связи с этим упоминание о посещении некоторыми из товарищей Александра храма Сераписа в Вавилоне как у Плутарха, так и у Арриана, является проблемой. Как мы видели, это представляет собой анахронизм, поскольку культ этого божества распространился лишь позже, во времена правления Птолемея I, и поэтому храм Сераписа не мог существовать в городе так рано. Поэтому здесь, по всей вероятности, налицо позднее добавление; птолемеевская пропаганда использовала этот трюк для продвижения нового культа и создания связи между Александром и богом. Другая гипотеза, предложенная Чаггом, заключается в том, что посещение было, но не храма Сераписа, а вавилонского бога Бела–Мардука, которого греко–македонцы отождествляли с божеством, более близким к их пантеону [53]. Кроме того, следует также упомянуть, что все названные лица могли присутствовать в Вавилоне в 323 году. Если исключить двух прорицателей, то мы также можем увидеть, что после смерти Александра все персонажи, участвовавшие в визите в храм, воевали с Антигоном. Аттал был побежден Антигоном под Кретополем [54]; Певкеста как сатрап Персии встал на сторону Эвмена против Антигона и был свергнут последним [55]; Менид также не принял сторону Антигона, от которого он, однако, потерпел поражение во время атаки против мидийского сатрапа Оронтобата [56]. Что касается Селевка, то его столкновение с Антигоном выражено в нескольких моментах: в 316 году он, не участвуя лично в конфликте, встал на сторону Пифона и Эвмена против Антигона [57]; после поражения Эвмена Антигон потребовал от Селевка отчета в управлении Вавилоном, желая отнять у него должность; чтобы избежать мести Антигона, Селевк бежал в Египет к Птолемею [58]. Позднее Селевк и Антигон были противниками в битве при Ипсе [59].
Поэтому невозможно установить, сообщал ли Аристобул и об этом эпизоде, хотя факт, что его рассказ, по словам Арриана, не отличался от рассказа Эфемерид, может свидетельствовать о том, что Аристобул рассказывал также о посещении храма Семирамиды. Кроме того, упоминание ряда персонажей, противостоящих Антигону, хорошо подходит историку, известному под этнонимом Кασσανδρεὺς.


[1] Сто четырнадцатая олимпиада была проведена летом 323 г. Архонтат Гегесия длился с июля 324 года по июнь 323 года.
[2] Plut., Alex. 75, 4; Diod. 117, 1; Just., Epit. XII 13, 7.
[3] Strab. XI 14, 12 (= Medeios, FGrHist 129 T 1).
[4] Arr., Ind. 18, 7 (= Medeios, FGrHist 129 T 2).
[5] Arr., An. VII 24, 4 (= Medeios, FGrHist 129 T 3).
[6] Plut, Quom. adulat. 24, 65c-d (= Medeios, FGrHist 129 T 5).
[7] [Callisth.] III 31; Арриан, An. 27, 2 (= Medeios, FGrHist 129 T 4) сообщает об этой версии, но не считает ее заслуживающей доверия.
[8] Strab. XI 14, 12-14 (= Medeios, FGrHist 129 F 1). После смерти Александра Медий упоминается в свите Пердикки, а затем как наварх Антигона. См. Plut., Dem. 19; Diod. XIX 69, 3; 75, 7; 77, 5; XX 50, 3 (= Medeios, FGrHist 129 T 5).
[9] Diod. XVII 117, 1-5.
[10] Замбрини относит к этому фрагменту 59 фрагмент 58, где Александр покидает трон именно потому, что он хотел пить: по его мнению, в этом отрывке Аристобул намекает на проявление первых симптомов болезни (которая затем приведет Александра к смерти), чтобы отрицать мнение о том, что смерть Александра была следствием его недостатка умеренности. Если нет никаких сомнений в желании Аристобула "спасти" образ македонского царя, то жажда в фрагменте 58, скорее всего, представляет собой лишь способ удалить Александра с трона, который затем будет занят незнакомцем.
[11] Из Plut., Alex. 16, 2, мы узнаем, что в этом месяце македонским царям не разрешалось выводить свою армию из своей родины: по этой причине, в связи с битвой при Гранике, Александр приказал назвать десий вторым артемизием.
[12] Данные также будут подтверждены клинописной табличкой, найденной в Вавилоне, в которой содержится точная дата смерти Александра.
[13] FGrHist 117 F 3b. Сохранилось только шесть фрагментов так называемых эфемерид. Самые длинные фрагменты касаются болезни и смерти македонского царя. Ученые давно ставят под сомнение эту работу, и в частности ее хронологию, допытываясь, является ли она канцелярским документом, составленным одновременно с рассказанными событиями, или более поздней редакцией.
[14] 18 десия соответствует 31 мая.
[15] "Был сделан вывод, что Аристобул имел в виду 29‑е число и что он датировал по календарной системе, в которой день начинался вечером, в то время как Эфемериды, датируемые по другой системе, не начинали новый день вечером, и поэтому назначили в качестве даты события 28‑е число" (Сэмюэль)
[16] Вот несколько примеров переводов отрывка: Пирсон: «не добавляют к этому никаких подробностей»; Брунт: «Аристобул и Птолемей записали только это» и «Они не представили никаких подробностей; это лишь показывает, что их, возможно, краткие записи не противоречат записям в “эфемеридах”. Очевидно, они остановились на смерти Александра и проигнорировали следующую историю»; по мнению Хаммонда Арриан «имел в виду, что рассказ Аристобула и рассказ Птолемея были недалеки от этой версии».
[17] FGrHist 117 F 3a.
[18] Соответствия между версией Плутарха и Арриана выделены самим Якоби в издании Эфемерид. См. FGrHist 117 F 3.
[19] Некоторые примеры родовых выражений указывают на временную последовательность событий в заключительной части VII книги Анабасиса: Arr., An. VII 16, 1: ἐκ τούτου (отсюда); 23, 5: ἐν τούτῳ (в это время); 24, 4: Ἡμέραι τε οὐ πολλαὶ ἐπὶ τούτῳ (несколько дней спустя после этого). О вставках хронологически отдаленных эпизодов см. Arr., An. VII 18, 1-5 (прорицатель Пифагор); 18, 6 (Калан).
[20] Plut., Alex. 75, 4-5; Arr., An. VII 25, 1.
[21] Plut., Alex. 76, 2.
[22] Arr., An. VII 25, 3.
[23] Arr., An. VII 25, 2.
[24] Arr., An. VII 26, 1-2.
[25] Plut., Alex. 76, 9. О Пифоне, телохранителе Александра, см. комментарий к F 50.
[26] Аттал — персонаж, которого нелегко идентифицировать: это может быть сын Андромена, который, начиная с 328 года, имел множество назначений как командир пехоты. После смерти Александра он сначала присоединился к Мелеагру, но затем перешел на сторону Пердикки, который пообещал ему в жены свою сестру Аталанту. После смерти Пердикки и Аталанты он отправился в Тир. Затем он отплыл в Карию с 10 000 пехотинцев и 800 всадников, чтобы атаковать Книд, Кавн и Родос при поддержке Алкеты. Однако эти двое были побеждены в Писидии Антигоном и заключены в тюрьму. Обстоятельства смерти Аттала не известны (Diod. XVI 94, 4; XVIII 37, 2-3; 44-50; XIX 16, 1-5; Arr., An. IV 16, 1; 22, 1; 24, 1; 27, 5; V 12, 1; VI 17, 3; Succ. I 33-41; Plut., Alex. 55, 6). Демофонт мог быть прорицателем на службе Александра, и предсказал царю ранение против маллов (Diod. XVII 98, 3-4; Curt. Ruf. IX 4, 27-29). Клеомена можно отождествить с прорицателем на службе Александра, которого расспрашивали о неблагоприятном предзнаменовании для Клита незадолго до смерти последнего (Plut., Alex. 50, 4-5). Менид в битве при Гавгамеле командовал наемниками на правом крыле; в 330 году он участвовал в убийстве Пармениона, а в 328/7 г. его отправили в Македонию для вербовки новых войск, с которыми он вернулся в Вавилон именно в 323 году (Arr., An. III 12-13; 26, 3-4; IV 18, 3; VII 23, 1).
[27] Plut., Alex. 77, 1.
[28] «Если Арриан, как это вероятно, взял свою версию у Птолемея, то египетский царь либо добавил свои собственные прикрасы, либо использовал более полный текст» (Пирсон). Этот тезис немного позже был изменен: «Мы имеем дело с некомпетентным комбинированием Арриана. Оба его первоисточника сообщили об усилении болезни, а он объединил их, и у него живут две версии одной и той же операции» (Босуорт). Бадиан считает, что Арриан и Плутарх читали Эфемериды непосредственно, но не одну и ту же версию текста. «Арриан, очевидно, считал эти три сообщения независимыми друг от друга» (Хаммонд). Энсон говорит, что различия связаны с тем, что Арриан и Плутарх цитировали оригинальный текст по памяти.
[29] Критика уже давно ставит под сомнение использование Эфемерид Птолемеем, не делая однозначных выводов: две основные позиции придерживаются одна того, что текст царских дневников имел свое распространение и успех, другая, что текст был взят Птолемеем и использован для его работы, и что поэтому он цитируется более поздними источниками при его посредничестве. Посредничество Птолемея Пирсон отвергает. Другого мнения Босуорт: «Арриан называет их [Эфемериды], потому что они были названы Птолемеем, и этот отрывок основан в первую очередь на Птолемее и дополнен Аристобулом». По словам Хаммонда, сразу после смерти Александра дневник был реквизирован Птолемеем, который отвез его в Египет и сдал на хранение в Александрийскую библиотеку, где с ним можно было свободно консультироваться.
[30] Arr., An. VII 27, 1.
[31] Arr., An. VII 27, 1-2.
[32] Arr., An. VII 27, 3.
[33] Arr., An. VII 27, 3.
[34] Plut., Alex. 77, 1-4. И у Плутарха появляется подробность с копытом мула, в котором содержался яд, и также указывается, что он вытекает из скалы в Нонакриде.
[35] Plut., Alex. 77, 5.
[36] Diod. XVII 117.
[37] Diod. XVII 118.
[38] Curt. Ruf. X 5, 1-6.
[39] Curt. Ruf. X 5 6.
[40] Just., Epit. XII 13, 10. См. также XII 13, 7-9, о пире у Медия и внезапной боли после того, как он выпил чашу вина.
[41] Just., Epit. XII 14.
[42] Ath. X 44, 434a-b (=Ephipp., FGrHist 126 F 3).
[43] Об этом персонаже известно только, что он был алкголиком. Плутарх (Alex. 39, 6) называет его приятным человеком в беседах и на пирах. Афиней (IV 2, 129) и Элиан (VH XII 26) подчеркивают его способность пить, причем последний сравнивает с ним здесь Александра.
[44] Об осаде и разрушении Фив см. комментарий к F 2. Источники сообщают, что Александр пощадил только дом Пиндара и потомков поэта (Plut., Alex. 11, 12; Arr., An. I 9, 9-10). Фивы упоминается как родина Диониса, потому что Семела, мать бога, была дочерью Гармонии и Кадма, основателя города.
[45] Берве ставит состязание с Протеем в последний месяц жизни Александра.
[46] Об указаниях в источниках на подражание Александра Дионису см. например: Arr., An. V 1-2; Plut., Alex. 58, 6-9; Just., Epit. XII 7, 6. Есть и другие примеры оскорблений Александра по отношению к Дионису: к Мараканде, до того, как был убит Клит, Александр пренебрег жертвой богу (Arr., An. IV 8, 1-2; см. также комментарий к F 29); царь приписал гневу Диониса также отказ солдат продолжать поход за пределы Индии (Plut., Alex. 13, 4). Кроме того, по мнению некоторых, человека, который сел на престол Александра в Вавилоне, звали Дионисом (Plut., Alex. 73, 7).
[47] Ath. X 44, 434c (= FGrHist 127 T 1=F 1). Сохранились только два фрагмента Никобулы, оба в передаче Афинея, которые касаются участия Александра в пирах и его пьянства. От них невозможно получить данные о биографии историка. Каньяцци переводит καθεύδειν у Афинея как «спать», а не в более распространенном значении «умирать», тем самым связывая историю Никобулы с историей Эфемерид. В самом деле, как самые многочисленные обстоятельства второго плана, так и близость к только что упомянутому фрагменту Эфиппа позволяют предположить, что Никобула видела в пирушке у Медия причину болезни, которая приведет Александра к смерти.
[48] Diod. XVII 118, 1-4; Arr., An. VII 12; 27, 1-3; Plut. Alex. 74, 4; 77, 1-3; Curt. Ruf. X 10, 14-20; Just., Epit. XII 13, 10.
[49] Arr., An. VII 12, 4; Curt. Ruf. X 10, 15; Just., Epit. XII 12, 9. Diod. XVIII 4, 1; 12, 1; 16, 4, сообщает, что Кратер был сначала отправлен в Киликию для организации строительства флота, и только позже он должен был занять место Антипатра.
[50] Среди попыток современных ученых дать название болезни Александра с помощью анализа симптомов, описанных источниками, следует упомянуть, что по мнению Энгельса Александр умер от разновидности малярии, которая проявляется в виде прерывистых приступов лихорадки, что может привести к смерти в течение нескольких недель.
[51] О смерти Антипатра и о периоде борьбы, которая следует сразу же, см. Diod. XVIII 37-50; Arr., FGrHist 156 F 11; Plut., Eum. 8-11. О столкновениях между Кассандром и Антигоном и Деметрием до битвы при Ипсе см. Diod. XIX 56-110; XX; Plut., Dem. 5-30. По мнению Ландуччи Гаттинони, проантигонидский источник, лежащий в основе клеветы против Антипатра, должен был быть идентифицирован с Гиеронимом Кардийским, "который был самым искусным и умным пропагандистом политики Антигонидов".
[52] Показательным в этом отношении является также фрагмент 62.
[53] «Поэтому вполне естественно, что переписчик эфемерид в Александрии заменил упоминание о вавилонском верховном божестве, исцеляющем боге–быке Беле–Мардуке, именем Сераписа, исцеляющего бога–быка его собственного города» (Чагг).
[54] Diod. XVIII 44-50.
[55] Diod. XIX 44, 1.
[56] Diod. XIX 46-47.
[57] Diod. XIX 13, 5.
[58] Diod. XIX 55, 3-6.
[59] Diod. XX 112-113; Plut., Dem. 28

F 62: Александр и алкоголь

Arr., An. VII 29, 4

καὶ οἱ πότοι δέ, ὡς λέγει Ἀριστόβουλος, οὐ τοῦ οἴνου ἕνεκα μακροὶ αὐτῷ ἐγίγνοντο, οὐ γὰρ πίνειν πολὺν οἶνον Ἀλέξανδρον, ἀλλὰ φιλοφροσύνης τῆς ἐς τοὺς ἑταίρους.

По словам Аристобула, его застолья были продолжительными, но не ради вина — Александр пил мало — а ради дружбы со спутниками

Фрагмент касается отношения Александра к алкоголю. Арриан, сообщив о смерти Александра, начинает восхвалять македонского царя своего рода эпитафией, призванной сделать очевидными его выдающиеся в каждой сфере качества [1]. Последние два параграфа "Анабасиса", следовательно, направлены на то, чтобы защитить Александра от обвинений, которые обычно ему предъявлялись: гнев и высокомерие, желание подражать обычаям варваров, притязание на рождение от бога, принятие персидской одежды и, действительно, пристрастие к выпивке [2].
Именно в этой связи упоминается цитата Аристобула, согласно которому продолжительность застолий должна была объясняться не столько страстью Александра к вину (царь мало пил), сколько дружбой с этерами.
Ясно, что Аристобул хотел защитить Александра от обвинения в чрезмерном употреблении алкоголя, которое приписано ему из многочисленных источников. Поэтому стоит попытаться обобщить, что эти источники утверждают.
Арриан рассматривает отношение Александра к выпивке в двух других случаях, обоих в эпизоде с убийством Клита: в первом упоминаются «новые привычки» Александра, которые включали также длительное присутствие на пирах и на попойках [3].
Второй случай, напротив, отражает размышления Арриана об этом эпизоде, и очень важно, что историк жалеет Александра, потому что он стал жертвой двух пороков, гнева и пьянства, однако, никомедиец перевертывает роли, потому что причиной убийства становится высокомерие Клита [4]. Следовательно, Арриан не может молчать о склонности Александра к многопитию и о вредных последствиях его застолий, но он всегда стремится оправдать правителя, занимая позицию, которая, исходя из анализа фрагмента, должна была подходить и Аристобулу.
Есть многочисленные упоминания об отношении Александра к выпивке и в корпусе произведений Плутарха. Он говорит об этом несколько раз в биографии: в начале, описывая внешность и характер Александра, Плутарх говорит об особом тепле, которое исходило от его тела и которое делала его ποτικὸς «склонным к выпивке» [5]: разговор о тепле тела, причине запаха Александра, а также его вспыльчивости будет возобновлен в Quaestiones conviviales, хотя вне связи с выпивкой [6].
В другом отрывке из "Жизни" Плутарх делает акцент на том, что Александр был менее предан вину, чем казалось, потому что он провел много времени за чашей, беседуя со своими друзьями: источник этого пассажа должен отождествляться с Аристобулом [7].
Также начало параграфа Quaestiones convivales, посвященного склонности Александра к пьянству, подтверждает то, о чем говорил Аристобул: Александр мало пил, но много времени проводил на симпосиях и беседах со своими друзьями [8]. Однако сразу же один из присутствующих при беседе ответил со ссылкой на Эфемериды, что после симпосия Александр весь день спал. В дополнение к этому упоминанию, однако, в этом параграфе приводятся некоторые анекдоты об аромате, исходящем от царя, или о Каллисфене, который не хотел пить из чаши Александра, и поэтому упоминаний об эпизодах, связанных с пьянством Александром, нет. Поэтому в разделе о πολυποσία (многопитии) царя изображение последнего не особенно пострадало.
Поразительно, что Диодор почти не упоминает о склонности Александра к пьянству. Сцена коллективного питья — та, что следует за захватом Персеполя, но как пьяными описываются этеры, а Александр появляется на сцене только тогда, когда он решает поджечь дворец [9]. Выпивающий Александр встречается только на пирушке у Медия, которая как раз предшествует смерти государя [10]. Поэтому очевидно, что у Диодора и в его источниках владыка Македонии не был представлен как пристрастившийся вину и вообще склонным к пьянству, даже если не найдены апологетические утверждения, которые можно проследить к Аристобулу.
Курций Руф упоминает о склонности Александра к выпивке в частности три раза: в первом случае македонский царь обвиняется в том, что он запятнал своей страстью к вину все необыкновенные добродетели, которыми он обладал и которые делали его исключительным человеком [11]. Второй вставлен в описание перемены Александра, которая произошла, по словам Курция, после битвы при Гавгамеле и разгрома Агиса: царь уступил привычкам и порокам варваров, обрекая себя тем самым на непопулярность у своего народа, македонцев. Страсть к вину и к долгим пирам связана с этой варваризацией Александра и становится одной из причин морального упадка македонского царя [12]. Весьма критическое суждение Курция Руфа о склонности Александра к излишнему винопитию и, в более общем плане, о его неспособности контролировать себя, в конце сочинения смягчается: предлагая читателю суждение о своей работе, Курций выставляет обвинением недостатки молодости царя, заявляя, что его внезапная и безвременная смерть не позволила ему узнать, утихнет ли с возрастом это излишество. Поэтому Курций Руф, хотя и жестко обвиняет Александра в его склонности к питью, является единственным источником, который обвиняет в этом дефекте возраст, почти делая его грехом юности, которому, возможно, суждено было исчезнуть.
Суждение Трога–Юстина гораздо более сурово: пьянство было «семейным дефектом», который был общим для Филиппа и Александра, но у последнего этот дефект был хуже, потому что от его пьянства страдали друзья [13]; вполне вероятно, что и в этом случае делается указание на убийство Клита.
Афиней также посвящает небольшую часть своей работы пьянству Александра, цитируя разные источники, но не предоставляя новых эпизодов: Эфипп и Никобула связывают смерть Александра с чрезмерным употреблением алкоголя; Линкей Самосский, Харет и Аристобул упоминают об отказе Каллисфена отпить из чаши, которую вручил ему Александр; как и у Плутарха, сообщается, что в Эфемеридах сказано, что, выпив, Александр весь день спал. Кроме того, есть фрагмент Менандра, из которого мы можем сделать вывод, что способность Александра выпивать большое количество вина вскоре стала общеизвестной [14].
Страсть Александра к вину зафиксирована и Элианом, который включил его в число крупнейших выпивох, упомянув его также как организатора соревнования среди тех, кто выпьет больше во время погребения Калана [15]. Затем Элиан, как и Афиней, цитирует Эфемериды, чтобы отметить многочисленные похмелья царя за один месяц, однако также поставив под сомнение это известие именно потому, что количество похмелий показалось ему преувеличенным [16]. Наконец, Александр признан чемпионом среди людей в выпивке, говорит Элиан, показывая, что образ царя как пьяницы стал топосом [17].
Итак, в заключение, образ пьющего Александра становится в какой–то момент актуальным. Тот факт, что многие авторы, которые описывают застолья царя, упоминают Эфемериды как источник, заставляет нас думать, что, возможно, именно эти сообщения были источником этой характеристики. Что касается Аристобула, то его текст также может быть основой Plut., Alex. 23, 1 и цитаты из Quaestiones Conviviales. Кроме того, желание защитить Александра от обвинения в чрезмерном употреблении алкоголя можно увидеть в других фрагментах:
Во фрагменте 29 об убийстве Клита, Арриан сообщает, что Аристобул не сказал о причине опьянения, но обвинял только Клита, виновного в том, что он не покинул зал симпосия [18].
Во фрагменте 30 о провале заговора пажей говорится, что, согласно Аристобулу, Александр не прекратил пира и пил всю ночь, потому, что ему приказала сирийская пророчица [19].
Во фрагменте 59 о причине смерти Александра Аристобул старается указать, что Александр пил только потому, что у него уже была лихорадка, и он испытывал сильную жажду [20].
Поэтому можно сказать, что уже во времена Аристобула некоторые описывали Александра как настолько большого пьяницу, что историк считает своим долгом защищать правителя от этих обвинений. Александр, зависимый от вина и неспособный контролировать себя, не соответствовал положительному образу государя, который Аристобул хотел наметить в своей работе.


[1] Arr., An. VII 28.
[2] Arr., An. VII 29.
[3] Arr., An. IV 8, 2.
[4] Arr., An. IV 9, 1.
[5] Plut., Alex. 4, 1.
[6] Plut., Quaest. conv. I 623e.
[7] Plut., Alex. 23, 1.
[8] Plut., Quaest. conv. I, 623d-624a.
[9] Diod. XVII 72.
[10] Diod. XVII 117.
[11] Curt. Ruf. V 7, 1.
[12] Curt. Ruf. VI 2, 2.
[13] Curt. Ruf. IX 1, 9-10.
[14] Ath. X 44, 434a-d (= Ephippos, FGrHist 126 F 3; Ephemerides, FGrHist 117 F 2b; Menand., fr. 2 Arnott; Nikobule, FGrHist 127 F 1; Callisth., FGrHist 124 T 12; Aristobulos, FGrHist 139 F 32; Chares, FGrHist 125 F 13; Lync., fr. 34 Dalby).
[15] Ael., HV II 41.
[16] Ael., HV III 23.
[17] Ael., HV XII 26. Также в рамках известной критики Александра Ливием упоминается его пьянство и, в частности, убийство друзей, когда царь находился под воздействием алкоголя. См. Liv., ab urbe condita IX 18, 1.
[18] Arr., An. IV 8, 9.
[19] Arr., An. IV 13, 5.
[20] Plut., Alex. 75.

F 63-64: Ложные фрагменты

F 63. [Plut.], De fluv. 14, 3

Γεννᾶται δ’ ἐν αὐτῷ καὶ λίθος κρυστάλλῳ παραπλήσιος, ὢν ἀνθρωπόμιμος, ἐστεμμένος. Ὅταν δὲ ἀποθάνῃ βασιλεὺς, ἀρχαιρεσίας παρὰ τὸν ποταμὸν τελοῦσι· καὶ ὃς ἂν εὑρεθῇ τὸν λίθον ἐκεῖνον ἔχων, παραχρῆμα βασιλεὺς γίνεται, καὶ τὰ σκῆπτρα παραλαμβάνει τοῦ τελευτήσαντος, καθὼς ἱστορεῖ Κτησιφῶν ἐν γʹ περὶ Φυτῶν· μέμνηται δὲ τούτων καὶ Ἀριστόβουλος ἐν αʹ περὶ Λίθων.

Существует там камень, очень похожий на кристалл, который по форме напоминает человека в венке. Когда царь умирает, около реки проводится собрание, чтобы назначить нового государя. Тот, у кого обнаружится этот камень, немедленно становится царем и забирает скипетр умершего. Ктесифон отражает это в третьей книге «О растениях». Аристобул также упоминает об этом в первой книге «О камнях».

F 64. Plut., Parall. 32b, 313d

Διὰ τοὺς ἀστυγείτονας πολέμους ἡ σύγκλητος τῶν Ῥωμαίων τοῦ δήμου τὸ σιτόμετρον ἦρε· Ῥωμύλος δ’ ὁ βασιλεὺς βαρέως ἐνεγκὼν τῷ δήμῳ ἀπέδωκε· πολλοὺς δὲ τῶν μειζόνων ἐκόλαζεν. οἱ δὲ φονεύσαντες αὐτὸν ἐν τῇ συγκλήτῳ βουλῇ καὶ διακόψαντες εἰς τοὺς κόλπους ἔβαλον. Ῥωμαῖοι δὲ μετὰ πυρὸς εἰς τὴν σύγκλητον ἔδραμον. Αἴλιος δὲ Πρᾶος τῶν ἐπισήμων ἀνὴρ εἶπε τὸν Ῥωμύλον ἐν ὄρει ἑωρακέναι μείζονα παντὸς ἀνθρώπου θεὸν γεγενῆσθαι. Ῥωμαῖοι δὲ πιστεύσαντες ἀνεχώρησαν· ὡς Ἀριστόβουλος ἐν τρίτῳ Ἰταλικῶν.

Из–за войн с соседями римский сенат приостановил выдачу зерна населению; царь Ромул, однако, не терпя его, отдал его народу, наказав многих из знатных. В ответ они убили его во время заседания сената, разорвали на части и бросили в ущелье. Тогда римляне побежали с огнем к сенату, но Элий Прокул, человек благородного происхождения, сказал, что видел Ромула на горе превращенным в бога, тело которого было больше, чем у любого человека. Римляне отступили и удалились: так Аристобул рассказывает в третьей книге «Италийских рассказов».

В этом разделе собраны два фрагмента, в которых фигурирует имя Аристобула, но его происхождение остается неопределенным. Фрагмент 63 вставлен Якоби в конце корпуса Аристобула под заголовком «Unechtes» и мелкими буквами, что подтверждает, что немецкий ученый не считает его относящимся к фрагментам историка из Кассандрии. Следовательно, в комментарии к фрагменту 63 Якоби связывает Аристобула автора работы Περὶ λίθων с одноименным автором "Италики", цитируемым в «Параллельной миноре» Плутарха: эта цитата, которую мы вставили как F 64, не включена в фрагменты Якоби, несмотря на то, что в своей личной копии FGrHists он указал именно на этот отрывок непосредственно под фрагментом 63. Однако ученый вставляет Аристобула, процитированного в двух плутарховых отрывках, в третий том FGrHists, среди авторов Geschichte von Städten und Volkern.
Стоит остановиться на двух фрагментах, чтобы проанализировать, на основании чего их можно исключить из корпуса нашего историка.
Фрагмент 63 передан в трактате De fluviorum et montium nominibus et de iis quae in illis inveniuntur, из корпуса Моралий Плутарха, но в целом он считается ложным.
Работа Плутарха разделена на двадцать пять глав, каждая из которых посвящена реке. Цитата из Аристобула вписывается в раздел, посвященный Танаису. Об этой реке Аристобул рассказывал в своей работе, как показано во фрагменте 25, в котором говорится, что, по словам историка, местные жители назвали эту реку Орксартом. Однако в De fluviis эти данные не приводятся, но сообщается другое название, под которым был известен Танаис, конкретно Амазоний, потому что в этой реке раньше купались амазонки [1]. Факт, что Аристобул не упоминает альтернативного названия, казалось бы, указывает на то, что этот пассаж не следует прослеживать к историку из Кассандрии.
С другой стороны в отношении того, что касается амазонок, Аристобул был скептичен настолько, что, по словам и Арриана, и Плутарха он не сообщал встрече Александра и царицы мифических воительниц (F 21).
Затем глава, посвященная Танаису, продолжается ботанической заметкой, в которой рассказывается о растении с характерными свойствами, поскольку его сок, растекаясь по коже, защищает от холода. В фрагментах Аристобула упоминания об этом растении нет.
Историк, однако, прямо упоминается в третьей части раздела, посвященного Танаису, в которой в качестве темы использованы камни. Упоминается камень, похожий на кристалл, по форме напоминающий человека в венке. После смерти царя тот, у кого найдется этот камень, становится его преемником. В источниках нет упоминания о другом камне с этими характеристиками, поэтому невозможно провести сравнение с историей других авторов. Кроме того, следует также упомянуть, что в фрагментах Аристобула отсутствуют ссылки на конкретные камни или скалы.
Вместе с Аристобулом также в качестве источника для этого раздела упоминается Ктесифон, который сообщил об этом растении в третьей книге Περὶ φυτῶν. Ктесифон, чья этническая принадлежность неизвестна, упоминается в книге De fluviis как автор двух других работ: Пερὶ δένδρων и Περσικὰ [2]. Кроме того, он всегда упоминается Плутархом в Parallela minora как автор "Беотики" [3]. Других цитат этого автора в источниках нет. Однако из названий его работ виден интерес к различным предметам, от местной истории до ботаники.
Этот многогранный круг интересов характеризует большинство из сорока шести авторов, упомянутых в De fluviis. Кроме того, многие из них появляются только в этой работе и в Parallela minora и не упоминаются в других местах. Наконец, мы также можем отметить, что в списке нет историков Александра, за исключением Каллисфена, который упоминается в одном пассаже с этнонимом сибарита и поэтому не может быть идентифицирован с историком Александра [4].
Затем, читая весь трактат, мы видим, что нет никаких известий, которые можно проследить к фрагментам Аристобула, хотя последний демонстрирует большое внимание к гидрографии и хорографии территорий, пересекаемых македонской экспедицией. Наконец, есть только одно упоминание об азиатской кампании Александра: в примере с горой Элефант в Индии, получившей свое название от слона Пора, который с вершины горы человеческим голосом приказал индийскому царю не воевать против Александра [5]. Этот образный анекдот не упоминается в других источниках. В De fluviis он приписывается Деркиллу, автору работы Περὶ ὅρων. Кроме того, из псевдоплутархова трактата выводится, что этот автор также написал Περὶ λίθων, Σατυρικὰ, Αἰτωλικὰ, в то время как он упоминается в Parallela minora как автор Ἰταλικὰ и Κτίσεις [6]. Поэтому он не упоминается в связи с Александром, и поэтому вероятно, что это парадоксограф более позднего времени. Это также говорит о том, что автор De fluviis не получал свои известия от историков Александра или от исторических работ об экспедиции, но в основном использовал собрания анекдотов и парадоксографические работы, посвященные конкретным темам, которые были широко распространены в эллинистический и римский периоды.
Итак, существует множество причин, по которым нельзя идентифицировать Аристобула, упомянутого в De fluviis, с историком из Кассандрии: интерес к камням не проявляется в дошедших фрагментах; известия о Танаисе, о которых сообщает Аристобул, не найдены в De fluviis; нет другого упоминания о камне, который дает царскую власть, и то же самое описание «силы» камня кажется чуждым историческому рассказу, который, кажется, не дает простора фантастическим или чудесным эпизодам. Кроме того, источники, упомянутые в De fluviis, не являются историческими работами в строгом смысле слова, а скорее касаются разнородных сюжетов или местных историй, из которых берутся самые любопытные эпизоды; между ними нет упоминаний об историках Александра, и это заставляет нас полагать, что упомянутый здесь Аристобул, в свою очередь, является интеллектуалом, который писал трактаты на различные темы [7].
F 64 также поддерживает этот тезис. Как уже упоминалось, многие источники, упомянутые в De fluviis, также появляются (и очень часто) в Parallelа minora, другом трактате, вставленном в корпус Моралии Плутарха. Цель этой работы, представленная в начале, состоит в том, чтобы сравнить древние эпизоды, считающиеся выдумками, с другими современными со схожими характеристиками, четко указав источник, который на них ссылается [8].
Аристобул также появляется в этой плутарховой брошюре (F 64), где он представлен как автор "Италики", в отрывке, в котором речь идет о смерти Ромула, и о том, как, чтобы успокоить народ, было сказано, что царь появился на горе, превращенный в бога и с телом больше обычного [9]. И в этом случае нет дополнительной информации, полезной для идентификации этого Аристобула. Однако следует подчеркнуть, что в труде Аристобула из Кассандрии нет упоминаний о римском или италийском мире, и, действительно, Арриан подчеркивает, что историк не передает известий о предполагаемом римском посольстве к Александру: поэтому трудно приписать ему работу на эту тему. Стоит также задуматься о названии работы. Авторы, которые писали «Италики» или, по крайней мере, работы по истории, этнографии и мифам полуострова, являются греками с запада. Хотя истинная родина Аристобула остается неизвестной, нет никаких доказательств его западного происхождения, которое, по–видимому, исключено именно из–за отсутствия какого–либо указания с его стороны на эту часть ойкумены.
Наконец, следует отметить, что также в Parallela minora не упоминаются историки Александра, и македонский царь или связанные с ним события не появляются в работе.
Итак, эти соображения побуждают нас рассматривать два фрагмента как ложные и не отождествлять двух Аристобулов, упомянутых в плутарховых брошюрах, с историком Александра, которому мы можем с уверенностью приписать, основываясь на имеющейся у нас информации, только произведение о македонском царе и его экспедиции.


[1] [Plut.], De fluv. 14, 1, 1158a.
[2] [Plut.], De fluv. 18, 11, 1161e; 23, 1, 1164d;.
[3] Plut., Parall. 12a, 308e.
[4] [Plut.], De fluv. 4, 2, 1152a; 6, 3, 1153d (= Callisthenes, FGrHist 291 F 1-4). Каллисфен из De fluviis мог быть назван в Parallela minora как автор Thrakikà, Makedonikà и Metamorphoseis. См. Plut., Parall. 31a, 313b; 8a, 307d; 5a, 306f. Якоби вставляет эти отрывки также среди ложных фрагментов Каллисфена Олинфского (FGrHist 124 F 56-59).
[5] [Plut.], De fluv. 1, 4, 1150b-c.
[6] [Plut.], De fluv. 10, 3, 1156c; 19, 4, 1162d; 22, 5, 1164c (= Derkillos, FGrHist 288 F 7; F 4; F 1); Parall. 38b, 315c; 17a, 309f (=Derkillos, FGrHist 288 F 2; F 3). Якоби отличает его от Деркилла, историка из Аргоса (FGrHist 305).
[7] Для датировки этого Аристобула нет полезных элементов. Если бы это не было придуманное имя, и если мы примем отождествление с автором "Италики" из Parallela minora, то именно из–за затронутых тем, возможно, следует поместить его среди авторов эллинистического или более позднего времени, отличавшихся своими обширными интересами в области знаний.
[8] Plut., Parall. 305a-b.
[9] Другие источники об этом событии: Plut., Num. 60c; Rom. 35a; Dion. Hal., Ant. Rom. II 43, 3; Cic., Leg. I 1, 3; Liv. I 16, 5.

Заключение

Несмотря на большое количество дошедших фрагментов, нам очень мало известно о работе Аристобула: мы не знаем ни ее названия, ни объема, ни возможного разделения на книги.
Из T 3 выводится, что в начале работы историк объявил, что он начал писать поздно, когда он был уже в преклонном возрасте. На основании этих данных можно предположить, что в самом начале также были представлены некоторые автобиографические известия и презентация работы, о чем, однако, источники ничего не сообщали.
Фрагменты охватывают весь период экспедиции Александра от завоевания Фив до смерти правителя: что заставляет думать, что это были хронологические границы работы Аристобула, которые включали повествование обо всех событиях после вступления на престол Александра. Тем не менее есть эпизоды, о которых у нас есть многочисленные фрагменты, в то время как о других значимых событиях не упоминается.
Факт, что фрагменты касаются всех основных этапов экспедиции Александра, показывает, с одной стороны, благосклонность, которую Аристобул встретил у последующих авторов, занимавшихся этим историческим периодом, с другой стороны, то, что его работа была целым и ровным повествованием, изложенным, вероятно, в хронологическом порядке, поскольку она не затрагивала только одну фазу или отдельные события, как в случае с другими работами по македонскому царю [1].
Однако есть и несколько важных событий, для которых Аристобул не упоминается ни в одном источнике, например, битва при Иссе, осада Газы, уничтожение Персеполя. Это не означает, что эти события не рассматривались Аристобулом, а скорее указывает на выбор источников, которые, похоже, не предпочитают Аристобул для военных вопросов. Фактически есть только четыре фрагмента, посвященные сражениям или военным столкновениям: во фрагменте 5 Плутарх упоминает Аристобула для числа погибших в битве при Гранике; что касается Гавгамелы, Арриан упоминает Аристобула для точного местоположения поля битвы и потому, что историк из Кассандрии сообщил из персидского документа о развертывании персидских войск (F 16; F 17); наконец, Аристобул цитируется Плутархом по поводу ранения Александра во время осады маллов (F 46).
С другой стороны, фрагменты иллюстрируют внимание историка к любопытным подробностям: персидский документ, в котором представлено построение персидского войска, например, упоминается только Аристобулом и является уникальным в древней историографии об Александре. Информация о павших при Гавгамеле показывает определенное внимание к цифрам и конкретным данным, которые также можно увидеть, например, во фрагменте, посвященном войскам Александра перед переправой в Азию (F 4). Внимание к подробностям также проявляется в уточнении местонахождения поля битвы возле маленькой деревни Гавгамелы, а не в более известной Арбеле: внимание к топонимике (F 18; F 25; F 28; F 45) является еще одной характеристикой, которая проявляется в фрагментах Аристобула. Поэтому после этих предварительных рассуждений целесообразно выделить основные тематические ядра во фрагментах, чтобы проследить общие черты, характеризующие работу Аристобула.
Фрагментов о событиях, предшествующих азиатской кампании, очень мало: во фрагменте 2 делается ссылка на историю о фиванке Тимоклее, а во фрагменте 3 упоминается анекдот, приписываемый Демосфену. Аристобул, следовательно, также освещал период, предшествующий высадке в Азии, обращая внимание также на события второстепенного характера вроде истории о Тимоклее или анекдота о Демосфене. Это типичная характеристика, как мы увидим, Аристобула, которого часто цитируют из–за любопытных подробностей или из–за данных, которых многие другие источники не указали (F 6; F 9; F 28; F 36; F 37).
Кроме того, фрагмент 2 является первым, посвященным женским фигурам, которые должны были найти достаточно места в творчестве Аристобула. Фрагмент 10 подчеркивает великодушие Александра к родственницам Дария, фрагмент 11 посвящен Барсине; во фрагменте 30 сирийская пророчица спасает государя от заговора пажей; во фрагменте 52 упоминается свадьба в Сузах, и Аристобул — единственный, кто упомянул двух жен Александра. Наконец, косвенным образом в эту группу может быть включен и фрагмент 21, в котором Аристобул отрицал правдивость встречи Александра и царицы амазонок.
Это повторяющееся присутствие женских фигур говорит о том, что в творчестве Аристобула были не только этеры, вражеские владыки или полководцы, но и второстепенные фигуры вроде гречанок, варварок и персиянок.
Македонский царь выглядит великодушным и милосердным, потому что он принимает близко к сердцу судьбу матери и жены Дария (F 10); кроме того, он уважительно относится к знатным персиянкам, и до свадьбы не сошелся ни с одной женщиной, кроме Барсины (вдовы Мемнона), которую он взял только по совету Пармениона (F 11). Образ Александра, который вытекает из этих фрагментов, является поэтому положительным. Кроме того, из фрагментов Aристобула вытекают нотации, в которых критически оцениваются союзы с негреческими женщинами: что касается свадеб в Сузах, то нам только сообщают, что, по словам Аристобула, Александр взял в жены помимо Барсины (старшей дочери Дария), также Парисатиду, младшую дочь Оха. Это указывает на то, что Аристобул обращал внимание на персидский мир и на преобразования, которые там произошли с приходом македонян: историк, в самом деле, проявляет интерес к империи Великого царя и к ее следам, встречавшимся во время похода. В этом отношении значимыми являются фрагмент 9 о гробнице Сарданапала и фрагмент 51, в котором Аристобул заявляет, что ему поручили восстановить гробницу Кира после ее разграбления. Кроме того, он также знал о функционировании системы каналов Евфрата (F 55). Трудно понять, была ли точность Аристобула по этим темам основана на каких–то предыдущих знаниях или он получил информацию на месте, что представляется более вероятным. Кроме того, нет никаких элементов, позволяющих установить, знал ли он персидский язык: если правда, что он сообщает греческий текст некоторых надписей, это не означает, что он является автором переводов. Гораздо более вероятно, что это были известные и широко распространенные тексты: в самом деле они упоминаются и в других источниках.
Как уже упоминалось, Аристобул не часто упоминается для военных эпизодов. Гораздо более многочисленны фрагменты о событиях, касающихся Александра и его двора. В частности упоминаются почти все заговоры и конфликты между правителем и ближайшими к нему людьми: заговор Филоты (F 22); смерть Клита (F 29); заговор пажей и конец Каллисфена [2]. Что касается заговора Филоты, Аристобул и Птолемей сообщают, что царь уже знал о нем некоторое время, но не верил слухам из почтения к Пармениону и доверия к Филоте: и это увеличивает ответственность предателя. Что касается убийства Клита, то Арриан недвусмысленно сообщает, что для Аристобула виновен был только Клит, потому что он не покинул симпосий после первого жаркого спора с царем. Что касается заговора пажей, то прежде всего следует упомянуть, что, согласно источникам, заговор провалился потому, что Александр пьянствовал по своей собственной инициативе, в то время как согласно Аристобулу сирийская пророчица пригласила его вернуться на пир: поэтому внешнее вмешательство, приписываемое божеству, спасает Александра от смерти. Кроме того, из Афинея мы узнаем, что Аристобул сообщал об эпизоде с чашей Асклепия, когда Каллисфен оскорбил царя (F 32). Поэтому очевидно, что, описывая конфликты в кругу Александра, Аристобул освобождает от ответственности правителя, подчеркивая вместо этого неправильное поведение других. В фрагментах фигурирует Александр, который реагирует только в том случае, если он спровоцирован предательством со стороны своих подданных. Следовательно, и из этих фрагментов, как и в случае с женскими фигурами, возникает существенно позитивный образ македонского государя.
Многочисленные фрагменты Аристобула посвящены геоэтнографической тематике. Историк очень интересуется топонимами и гидронимами: источник в Милете, называемый Ахиллесовым, описан во фрагменте 6; названа Гавгамела, большая деревня, неизвестная большинству, где произошла битва, которую многие ошибочно поместили в более известную Арбелу (F 16); представлена этимология Суз (F 18); сообщается имя, которым местные жители называют Танаис (F 25), упоминается название реки, протекающей через Согдиану, Политимет (F 28a). Некоторые из этих имен приходят к нам только через цитату из Аристобула, потому что они не упоминаются другими источниками. Эти аннотации важны, потому что они подчеркивают точность Аристобула и его интерес к истории, характеристикам и известиям, касающимся посещенных мест. Внимание к этим вопросам подтверждают также фрагменты, посвященные растениям или животным, и те, которые содержат описания населенных пунктов или гор [3]. Также в этом случае важно подчеркнуть оригинальность известий, предоставленных Аристобулом, и доверие, оказываемое источниками его данным, которым повезло даже в более поздние периоды, и они упоминаются авторами, которые не упоминают источник [4].
Следовательно, работа Аристобула была сосредоточена не только на описании территорий, пересекаемых экспедицией, но в повествовании нашлось достаточно места и для географии. Аристобул, наряду с другими историками Александра, способствовал улучшению географических знаний, в частности, касающихся Востока, что стало важным следствием македонской экспедиции.
В связи с этим следует подчеркнуть, что значительное количество фрагментов Аристобула относится к индийскому региону [5]. Из них только четыре относятся к событиям, в которых участвуют македонцы, и это очень короткие пассажи [6]. Другие же являются описаниями местностей, племен, заметками о флоре и фауне, и все они переданы Страбоном и, в частности, в пятнадцатой книге Географии. Поэтому Аристобул наверняка подробно описал индийскую фазу македонской экспедиции и заслужил доверие со стороны Страбона, который вообще заявил, что он не слишком доверяет тем, кто писал об Индии. Следует подчеркнуть, что на самом деле мы не находим ни в одном фрагменте Аристобула упоминания о фантастических существах, воображаемых растениях и мифологических эпизодах, которые обнаруживаются у других авторов [7].Что касается индийских деревьев, то, чтобы привести пример, Аристобул сообщает о растении (банановом дереве), в тени которого могут отдыхать пятьдесят человек, в то время как согласно Онесикриту даже четыреста: данные Аристобула, вероятно, правдоподобны, в то время как онесикритовы определенно преувеличены (F 36).
Работа историка из Кассандрии, по крайней мере из фрагментов, дошедших до нас, кажется, характеризуется определенной рациональностью, а также подбором материала, нацеленного на исключение тех эпизодов, которые распространялись уже вскоре после смерти Александра, но которые считались результатом выдумки. Взять, например, случай предполагаемой встречи между Александром и царицей амазонок: и Плутарх, и Арриан утверждают, что Аристобул считал ее лживой и не включил в свою работу (F 21).
Анализируя содержание фрагментов Аристобула, мы видим, что большое место в его работе уделяется пребыванию Александра в Вавилоне и событиям, связанным со смертью государя: четыре фрагмента о Вавилоне и четыре, связанных со смертью Александра, что делает этот период лучше всего представленным в его труде [8]. Также в этом случае нельзя упускать из виду роль источников, цитирующих Аристобула, в частности Арриана, но они, вероятно, выбрали его, потому что его история, помимо того, что была подробной, считалась еще и надежной. Объем этих фрагментов и множество подробностей, которые они содержат (в частности, о системе каналов, которые отличали этот участок Евфрата), по–видимому, являются результатом личного наблюдения, и это приводит к мысли, что Аристобул был близок к Александру также в Вавилоне, и поэтому он был свидетелем событий, связанных со смертью царя.
Следовательно, из анализа фрагментов Аристобула можно проследить некоторые аспекты, которые характеризовали его работу: внимание к событиям, касающимся Александра и ближайших к нему людей, интерес к ботанике и гидрографии, любопытство к персидским реалиям и индийскому региону, немало текста, уделяемого событиям 323 года в Вавилоне. Кроме того, следует подчеркнуть, что историка не интересует мифы или известия и эпизоды, которые можно включить в число θαυμάσια, чудес [9].
Образ македонского царя, выявляемый из фрагментов, по существу положителен: Аристобул, похоже, хочет принизить вину Александра, как в случае с убийством Клита, или выставить его противников в дурном свете, как в заговоре пажей [10]. В подтверждение этого тезиса следует упомянуть фрагмент 62, в котором говорится, что долгое время царь устраивал застолья не ради вина — Александр мало пил — но ради дружбы со своими товарищами: здесь очевидно налицо готовность ответить на обвинение в чрезмерном употреблении алкоголя, которое уже вменялось Александру и которое затем будет рассмотрено различными источниками [11].
Авторы, которые передают работу Аристобула, также должны быть приняты во внимание.
Количество источников, в которых упоминается Аристобул, явно ограничено. Большинство фрагментов переданы Аррианом, который, как мы видели, указывает в Анабасисе на Птолемея и Аристобула как на свои основные источники, в частности потому, что они писали после смерти Александра, и поэтому не имели никакого интереса искажать реальность фактов [12]. Образ Александра, выявляемый из работ Арриана, положителен: историк восхищается македонским царем и считает его исключительным человеком, недостатки которого компенсировались гораздо более великими качествами [13]. Поэтому можно предположить, что Арриан по большей части использовал источники, благоприятные для македонского царя, анонимно цитируя противоречащие версии, стремящиеся их оспорить. Кроме того, можно отметить использование Птолемея и Аристобула в качестве авторитетов: тот факт, что в двух его основных источниках не упоминаются определенные эпизоды, сам по себе, по мнению Арриана, является критерием исключения априорной правдивости. С другой стороны, совпадение версий Аристобула и Птолемея принимается как доказательство достоверности сообщаемых известий.
Кроме того, следует также отметить, что, хотя Арриан утверждает, что он следовал и Аристобулу, и Птолемею, прямые цитаты последнего как источника гораздо более многочисленны, что с одной стороны свидетельствует об оказываемом ему доверии, и с другой о готовности Арриана указать версию историка из Кассандрии, который, вероятно, для многих эпизодов не нашел сопоставления в работе Птолемея [14].
По–прежнему трудно распознать Аристобула или Птолемея в качестве источников для тех частей Анабазиса, в которых Арриан не указывает происхождение своих известий прямо. Учитывая также вышеизложенное, невозможно приписать Птолемею части, касающиеся военных событий, а Аристобулу описания мест [15]. Скорее следует подчеркнуть работу Арриана, который не ограничивается тем, что рабски копирует то из одного источника, то из другого, но перерабатывает находящийся в его распоряжении материал, давая жизнь сюжету, нити которого зачастую невозможно распутать.
Другой автор, который часто использует работу Аристобула — Страбон. В частности, Аристобул является одним из основных источников Страбона для пятнадцатой книги Географии, посвященной в основном индийскому региону. В начале книги Страбон выражает свое недоумение в связи с историями об Индии, которые есть в наличии: большинство не было результатом личных наблюдений, и даже те, которые были получены из непосредственного видения описанных мест, часто были результатом поверхностных посещений в урывках между боями, или, если о них сообщали большинство авторов (как в случае с участниками александровой экспедиции), то часто их версии были противоречивыми [16]. Критика Страбона касается не только александрографов, но и всех тех, кто писал об Индии позднее, а также современных ему путешественников [17].
Еще более туманной и ненадежной является информация, которую можно извлечь из работ, предшествовавших македонскому завоеванию, и которой Александр, по мнению Страбона верил [18]. С другой стороны, именно потому, что этот регион долгое время оставался неизвестным, и известия о нем столь противоречивы, Страбон, несмотря на недоумение, выбирает трех историков Александра из своих основных источников для этой книги: Аристобула, Неарха и Онесикрита [19]. Иногда автор Географии подчеркивает различия между тремя источниками: это, например, случай летних дождей в регионе, с которым не согласны Аристобул и Неарх [20]. В этом случае Страбон не выступает за ту или иную версию, возможно, потому, что у него нет других данных, доступных для проверки их достоверности. Кроме того, следует упомянуть, что Страбон дает жестокое определение Онесикрита, называя его главным лжецом, хотя (Страбон признает это) иногда и он также описывает реальные факты, достойные того, чтобы их упоминали [21]. В отношении Аристобула, напротив, Страбон не выражает никакой критики, действительно, он часто выбирает его версию в ущерб другим историям.
Это показывает, что он считал его заслуживающим доверия и его описания правдивыми, в отличие от большинства других историй об этом регионе. Кроме того, интерес Страбона к работе Аристобула заставляет думать, что историк уделил достаточно места темам, которые интересовали автора Географии конкретно хорографии, гидрографии, известиям о растениях и животных, характеристикам народов, которые жили в районах, пересекаемых экспедицией.
Цитаты, которые Страбон берет из работы Аристобула, довольно большие и очень подробные. В случаях, когда Аристобул также упоминается другим автором, можно наблюдать, как версия последнего и версия Страбона представляют многочисленные точки соприкосновения, даже если автор Географии часто вставляет большее количество подробностей. Все эти соображения, а также большое количество ссылок, о которых мы уже говорили, могут служить доказательством в поддержку тезиса о том, что Страбон читал произведение Аристобула непосредственно.
Плутархом Аристобул упоминается девять раз. Большинство этих цитат взято из Жизни Александра, но также из Жизни Демосфена, из Non posse suaviter vivi secundum Epicurum и из речи De Alexandri fortune aut virtue.
Интересно отметить, что Плутарх является единственным, кто упоминает Аристобула в эпизодах, предшествующих пересечению Геллеспонта македонской армией (в частности, в эпизоде с Тимоклеей и в анекдоте Демосфена). Возможно, это также связано со структурой биографии о македонском государе, которая не фокусируется только на азиатской экспедиции, но охватывает всю жизнь Александра.
Глядя на биографию, можно сразу заметить, что Плутарх приводит многочисленные источники, но часто коротко: фактически из двадцати четырех названных авторов только семь упоминаются более одного раза; наибольшее количество случаев относится к Аристобулу, Харету и Онесикриту, из которых последние двое упоминаются по шесть раз [22]. Наоборот, более многочисленными являются родовые и безличные выражения, с помощью которых биограф вводит эпизоды, источник которых не указан.
С другой стороны, автор заинтересован не столько в написании исторической работы, сколько в сообщении более любопытных или конкретных эпизодов, которые полезны для реконструкции личности македонского правителя [23]. Поэтому источники называются только тогда, когда они имеют совершенно оригинальные версии по сравнению с наиболее распространенными, или если есть значительные расхождения между двумя историками. Так, например, обстоит в F 4b: Плутарх хочет подчеркнуть, что Александр уехал в Азию с небольшим количеством запасов и ресурсов, и для этого он цитирует как Аристобула, так и Дурида и Онесикрита [24]. Последние известия не противоречат друг другу, но они представляют доказательства того, что сказал Плутарх. В F 7b, с другой стороны, Аристобул упоминается, потому что его версия о распутывании гордиевого узла отличается от того, что утверждается большинством историков.
Есть также в биографии, посвященной Александру, два случая, в которых Аристобул цитируется один, не в компании с другими историками: речь идет о Барсине, с которой Александр сошелся по инициативе Пармениона (F 11) и о павших в битве при Гранике македонцах (F 5). Поэтому, если мы рассмотрим, как сказано выше, количество прямых ссылок на источники Плутарха, становится очевидным, что Аристобул (также упоминаемый в других работах как биографического характера, так и в корпусе Моралий) играет важную роль в информации об Александре.
Если невозможно доказать, что Плутарх читал Аристобула непосредственно (очень мало случаев, когда можно сделать сравнение с другими источниками), с другой стороны, эту возможность нельзя исключать, в том числе и потому, что Плутарх сообщает цитаты нашего историка, отсутствующие в других источниках и относящиеся к периоду (предшествующему азиатской экспедиции), который не рассматривается другими свидетельствами [25].
Стоит также остановиться на цитатах Аристобула у Афинея Навкратийского, которых пять. Темы этих фрагментов очень разные: два относятся к Персидской империи (F 9a о надписи на гробнице Сарданапала; F 18 об этимологии Суз), что еще раз демонстрирует интерес Аристобула к царствованию Дария [26]. К геоэтнографической теме относится фрагмент 6, где упоминается источник Ахиллеса.
Только одна цитата взята из раздела десятой книги Дейпнософистов, посвященной склонности Александра к чрезмерному употреблению вина, и речь идет не столько о македонском царе, сколько о Каллисфене, который отказывается отпить из кубка царя [27]. Это наводит на мысль, что Аристобул не был среди источников, представляющих Александра как человека, зависимого от алкоголя. С другой стороны, фрагмент 47 взят из части Дейпнософистов, посвященной царским льстецам, и представляет фигуру панкратиаста Диоксиппа.
Трудно использовать афинеевы цитаты, чтобы восстановить характеристики работы Аристобула, в частности из–за краткости фрагментов и того факта, что они представлены без какой–либо ссылки на оригинальный контекст. Кроме того, интересно отметить, что ни одна из них не фокусируется на фигуре Александра: они являются или фрагментами на географическую тему, или сосредоточены на фигурах второстепенной важности. Этот выбор, очевидно, частично вытекает из выбора Афинея, но он также демонстрирует, что, вероятно, последний не нашел переданных под именем Аристобула эпизодов или анекдотов об Александре, которые имели отношение к его случаю и которые обсуждали темы, которые присутствуют в Дейпнософистах и часто касаются пороков различных упомянутых лиц [28].
Нет никаких цитат из Аристобула у латинских и византийских авторов [29]. Также авторы, которые ссылаются на других историков Александра, от которых дошло очень небольшое количество фрагментов, никогда не упоминают историка из Кассандрии. Удивительно, например, молчание Плиния, который в списке источников Naturalis Historia упоминает Неарха, Онесикрита, Птолемея, Эфиппа, но не Аристобула [30]. Это молчание очень трудно объяснить, особенно если учесть использование этого автора Плутархом и Страбоном, которые имели тесные контакты с Римом и пребывали в городе. Следует добавить, однако, что некоторые традиции, приписываемые Аристобулу, также были удачливы у авторов, которые не ссылались на него прямо (Курций, Плиний, Аппиан): поэтому молчание, которое пало на историка, не полностью охватывало и содержание его исторического труда, который имел определенное везение.
Следовательно, из общего анализа фрагментов Аристобула можно сделать вывод, что работа историка из Кассандрии охватывала все царствование Александра и давала простор с одной стороны истории македонского двора, с другой — географическим аспектам территорий, пересекаемых экспедицией. Источники, цитирующие Аристобула, считают ее надежной и достоверной. Наконец, образ Александра, который появляется из фрагментов, кажется по существу положительным: Аристобул не пропускает и не отрицает негативные эпизоды, но стремится найти оправдание действиям Александра, чтобы удалить пятна, которые могли омрачить нетленную славу государя.
Остается спросить, какие мотивы побудили Аристобула написать историческую работу об Александре через много лет после его возвращения из Азии, с кем он мог общаться и в какой среде работал историк.
К сожалению, отсутствие биографической информации об Аристобуле очень затрудняет поиск ответа на поставленные выше вопросы. Источники, по сути, не указывают на его роль в свите Александра, и при этом они не предоставляют информацию о периоде после его возвращения из Азии.
Поэтому, если его биография остается неясной, мы можем тем не менее на основе имеющихся фрагментов и сравнения с другими источниками выдвигать гипотезы о цели работы.
Прежде всего, можно видеть, что Аристобул предлагает версии некоторых событий или информаций, которые не сообщаются никаким другим источником или также другими историками Александра, с которыми он часто сопоставляется (в частности, Плутархом и Страбоном) [31]. Время от времени источники подчеркивают несоответствие между версией Аристобула и версией других историков Александра (в частности, Птолемея и Онесикрита), хотя они не указывают, цитировал ли сам Аристобул в своей работе других авторов, чтобы оспорить предоставленные ими известия.
Поэтому, если Аристобул писал много лет спустя после смерти Александра, когда должны были распространиться другие сообщения о македонской экспедиции, можно сказать, что он знал об этих других работах и что он хотел навести порядок в различных известиях о событиях, которым он был очевидцем. Кроме того, если, как было показано, в его работе было уделено достаточно места геоэтнографической информации, вполне вероятно, что это предпочтение вытекает не только из личного интереса, но и из–за отсутствия внимания к этим аспектам, которые или не нашли места или были поверхностно и ошибочно рассмотрены в других сообщениях.


[1] По словам Арриана, Неарх написал сообщение о плавании по Инду (Arr., Ind.17, 6). Согласно Диогену Лаэрцию (VI 84), Онисикрит написал работу под названием Πῶς Ἀλέξανδρος ἤχθη. Из произведений, описывающих только одно конкретное событие, упоминается, например, Эфипп, автор Περὶ τῆς Ἀλεξάνδρου καὶ Ἡφαιστίωνος ταφῆς (Ath. III 91, 120c-d).
[2] F 30-31-32-33. Аристобул не упоминается в источниках о заговоре Александра Линкеста. См. Diod. XVII 32; Curt. Ruf. VIII 1; Just., Epit. XII 14.
[3] Фрагменты о растениях см. F 36; F 37; о животных см. F 38 и F 39. Описания местностей, гор, рек в F 19; F 20; F 23; F 25; F 26; F 27; F 28; F 35; F 48; F 49; F 55; F 56.
[4] Фрагмент 42, касающийся обычаев жителей Таксилы, также свидетельствует об интересе к обычаям народов, встречавшихся во время экспедиции.
[5] F 34; F 35; F 36; F 37; F 38; F 39; F 41; F 42; F 43; F 41; F 42; F 43; F 44; F 45; F 46; F 48.
[6] F 34; F 43; F 44; F 46. Эти фрагменты переданы Плутархом, Аррианом и Лукианом.
[7] См. например: Plin., NH II 184-185 (= Onesicr., FGrHist 134 F 10); NH VII 28 (Onesicr., FGrHist 134 F 11); Strab. XV 1, 28 (Onesicr., FGrHist 134 F 16a).
[8] Фрагменты о прибытии и пребывании в Вавилоне см. F 54; F 55; F 56; F 57. К ним можно добавить F 53, где говорится, что Аристобул не сообщал о римском посольстве к Александру. О смерти македонского государя см. F 58; F 59; F 60; F 61.
[9] Исключением является «чудо» с двумя воронами, которые ведут македонскую армию к святилищу Аммона (F 13-15).
[10] См. F 29 (убийство Клита); F 30; F 31; F 32; F 33 (заговор пажей).
[11] См. например Curt. Ruf. V 7, 1; Ael., VH III 23; IX 3; Liv. IX 18, 5.
[12] Arr., An. pro. 1-2.
[13] Толковым в этом смысле является общее суждение об Александре в эпилоге Анабасиса, в котором Арриан выступает в защиту македонского царя, подчеркивая уникальность его фигуры как лучшего из всех правителей и владык, наблюдаемых до тех пор. См. Arr., An. VII 28-30.
[14] Птолемей приводится в Анабасисе восемьдесят один раз, из которых сорок девять раз он упоминается как военачальник и тридцать два раза как историк. Цитаты о Птолемее как о спутнике Александра в экспедиции см. Arr., An. III 6, 5; 6, 6;18, 9; 27, 5; 29, 7 (bis); 30, 1; 30, 2 (bis); 30, 3 (bis); 30, 5 (bis); IV 8, 9 13, 7; 15, 8; 16, 2; 21, 4; 24, 3; 24, 4 (ter); 24, 8; 24, 10; 25, 2 (bis); 29, 1; 29, 2; 29, 3 (bis); 29, 4; 29, 5 (bis); 29, 6; V 13, 1; 23, 7; 24, 1; 24, 2; 24, 3; VI 5, 6 (bis); 5, 7; 11, 8 (bis); 28, 4; VII 3, 2; 4, 6; 15, 3; 18,5. Из тридцати двух раз, в которых Птолемей упоминается как историк, тринадцать раз он упоминается один (Arr., An. I 2, 7; 8, 1; II 11, 8; III 17, 6; 26, 2; IV 25, 4; 20, 8; 20, 9; V 28, 4; VI 2, 4; 10, 1; 11, 7; 11, 8), двадцать один раз вместе с Аристобулом: четыре раза оба историка упоминаются как не написавшие о конкретном эпизоде (Arr., An. V 7, 1; VI 28, 2; VII 13, 3; 15, 6), десять раз как передавшие разные версии одного и того же эпизода (Arr., An. III 3, 5; 4, 5; 30, 5; IV 3, 5; 3, 5; 14, 3; V 14, 4; 14, 6; 15, 1; 20, 2), пять раз как согласные друг с другом (Arr., An. Praef. 1; Praef. 2; II 12, 5 III 26, 1; IV 14, 1; VI 11, 5; VII 26, 3). Аристобул, напротив, называется исключительно как историк, и из сорока пяти цитат в двадцати семи он упоминается один.
[15] Исходя из вышеизложенного, тезис Тарна, в котором утверждается, что Арриан использует Аристобула только для дополнения текста Птолемея, неприемлем.
[16] Strab. XV 1, 2.
[17] Strab. XV 1, 3-4.
[18] Strab. XV 1, 5.
[19] Другими неоднократно цитируемыми источниками являются Эратосфен и Мегасфен.
[20] Strab. XV 1, 17-18.
[21] Strab. XV 1, 28.
[22] Цитаты из Харета: Plut., Alex. 20, 9; 24, 14; 46, 2; 54, 4; 55, 9; 70, 2. Цитаты из Онесикрита: Plut., Alex. 8, 2; 15, 2; 46, 1; 60, 6; 61, 1; 65, 2. Каллисфен цитируется три раза (Plut., Alex. 27, 4; 33, 1; 33, 10), в то время как Дурид дважды (Plut., Alex. 15, 2; 46, 2) как и Эфемериды (Plut., Alex. 23, 4; 76, 1). Упоминаются по одному разу: Антиген, Антиклид и Аристоксен (Plut., Alex. 4, 4), Клитарх и Динон (Plut., Alex. 36, 4), Гегесий (Plut., Alex. 1 3, 6), Гекатей Эретрийский (Plut., Alex. 26, 3), Гермипп (Plut., Alex. 26, 3), Истр, Филипп Халкидский, Филипп из Теангелы, Филон, Поликлит, Птолемей, Сотион (Plut., Alex. 61, 3) и Феофраст (Plut., Alex. 4, 5).
[23] Plut., Alex. 1.
[24] Plut., Alex. 15, 2-3 (= DURIS, FGrHist 76 F 40; Onesicr., FGrHist 134 F 2).
[25] Пассаж, в котором можно провести сравнение, F 21: и Плутарх (F 21a), и Арриан (F 21b) сообщают, что Аристобул отрицал правдивость встречи Александра и царицы амазонок.
[26] F 9a взят из части двенадцатой книги Дейпнософистов о сладострастных варварах, а F 18, опять же из той же книги, из экскурса о персах как людях, увлекающихся удовольствиями.
[27] См. F 32. Среди источников, которые указывали вместо этого на склонность Александра к выпивке, Афиней упоминает Эфемериды (которые он приписывает Эвмену Кардийскому и Диодоту Эритрейскому), Менандра и Никобулу. См. Ath. X 44, 434b-d.
[28] Фигура Александра в Дейпнософистах не всегда представлена в позитивном ключе. Афиней подчеркивает склонность македонского царя к пьянству (X 434a-f); любовь к роскоши (IV 146c-d; XII 537d-540a), расточительность государя и его двора (I 3d; IV 42, 155c-d). Однако следует подчеркнуть, что очень часто обвинения направлены не на самого царя, а на его окружение, как и в случае с льстецами (VI 57, 250f-251a).
[29] В лексиконе Суды статьи об Аристобуле также нет.
[30] Ссылка делается конкретно на список источников в книге XII Naturalis Historia, где среди иностранных источников названы историки Александра Каллисфен, Клитарх, Неарх, Онесикрит, Никобула, Харет, Эфипп, Птолемей, Марсий. Те же авторы цитируются как находящиеся среди источников книги XIII. Обе книги об экзотических растениях. См. Plin., NH I 1, p. 42; p. 45.
[31] См., например, F 8; F 32; F 36; F 52; F 56.