Перечень исторических событий будет предметом исторического комментария, но изучение текста Мемнона по необходимости будет сопровождаться изучением основных повторяющихся тем его труда. Эти темы отражают видение Истории Мемнона и подчеркивают его исторический метод, то есть его манеру изложения истории. Но перед изучением труда Гераклейского историка мы должны особое внимание обратить на Фотия, благодаря которому эта местная хроника дошла до нас.
Краткий обзор Фотия и его Библиотеки необходим, прежде чем мы сосредоточимся на анализе текста Мемнона. Действительно, прежде чем понять всю полноту труда историка–гераклеота, мы должны сначала понять место его летописи в Библиотеке сокращений, в труде, который сохранил одну из многих местных хроник греческой истории. Однако, вмешательство Фотия в оригинальную работу Мемнона имело непоправимые последствия, которые привели к безвозвратной потере ценной информации.
Фотий — византийский патриарх — родился около 820-27 г. и умер в 891 или 897 г.[1] Первый раз патриархом он был избран в 858 г. Он был смещен и изгнан императором Василием I в 867 г., который ненадолго его возвратил. Он взошел на патриарший трон в 877 г., прежде чем последний раз подвергся преследованию императором Львом VI. Умер он в изгнании и в свое время был ответственен за раскол между Востоком и Западом.
Он жил во времена больших политических успехов Империи, что безусловно способствовало возрождению византийской интеллектуальной жизни того времени, одним из творцов которой был Фотий. Если его церковная карьера известна, то его интеллектуальная жизнь, с другой стороны, весьма лаконична. Этот период отмечен возвратом к древним трудам, и, в частности, к греческим текстам. После возвращения из ссылки Фотий стал наставником детей императора Василия I. О содержании его учения известно мало, но, кажется, помимо богословских знаний он преподавал грамматику.
Библиотека была написана Фотием во время — или вскоре после — поездки на Восток в 855 г., следовательно, до его первого патриархата в 858 г.[2] Согласно письму, предваряющему Библиотеку, Фотий по просьбе брата Тарасия писал заметки о произведениях, прочитанных во время поездки с помощью секретаря. По словам патриарха, большая часть этой работы проделана по памяти, но очевидно, что он делал заметки и во время чтения. Однако следует проявлять осторожность при использовании деталей, которые иногда могут быть неточны.
Название «Библиотека» дано не Фотием, поскольку оно появляется в двух рукописях в XVI веке. Труд включает 280 заметок или «кодексов» большей или меньшей длины, которые содержат отрывки или резюме произведений от Геродота до патриарха Никифора.
Темы, к которым Фотий проявлял особое внимание, и которые явно заметны при чтении Библиотеки, должны быть предметом особого внимания, поскольку в свете его собственных интересов необходимо изучить вопрос, что именно осталось от труда Мемнона.
Интерес патриарха к трудам, к которым он обращается, показывает то, как он сообщает об их содержании. Итак, если он резюмирует в нескольких предложениях содержание каких–то сочинений или их части, то это указывает на то, что у него нет особого любопытства к периоду, охватываемому повествованием, иногда потому, что рассматриваемые события сообщались в другом документе, ранее рассмотренном Фотием. Мендель приводит в пример Римскую Историю Арриана (кодекс 57) и ее трактовку в Библиотеке Фотия. Сочинение греческого историка, в частности, книги, которые он посвятил мифологии и основанию Рима, обобщены в нескольких предложениях. Такой способ действия показывает, что патриарх не был очарован этим разделом римской истории[3]. Ввиду этого замечания понятно, что отступление которое Мемнон посвящает римскому господству, Фотием сокращается в несколько пассажей (F 18.1-5). Более того, в Аппиане (cod. 57), упомянув римских царей, патриарх пишет: «После этого монархия была упразднена и ее полномочия переданы консулам» (εξ ού της βασιλείας καταλυθείσης εις τους ύπάτους τα της άρχης μετετέθη, Appien, codex. 57). Краткое изложение этого периода истории римлян аналогично его заметкам в Мемноне.
Другие аспекты трудов, к которым он обращается, не вызывали энтузиазма византийского патриарха. Тредголд в анализе литературных интересов Фотия считает, что последнего мало интересовали авторы, которые сообщают подробности о первоисточниках, к которым они обращались для составления исторического рассказа, потому что он их считает скучными[4]. Таким образом, если Мемнон предоставил такие сведения, они не пережили вмешательства Фотия, так как в заметке нет данных об источниках гераклейского историка, и даже того, как он намеревался построить свой рассказ.
Так же патриарх кажется довольно равнодушным к чрезмерному использованию отступлений. Он к тому же позитивно оценивает Арриана, полагая, что он не вредит непрерывности рассказа слишком длинными отступлениями[5]. В своем заключении о сочинении и стиле Мемнона патриарх отмечает, что гераклейский историк пишет «разумно и сжато, избегая отступлений, кроме как если где–либо какая–нибудь необходимость не заставляла автора присоединить к рассказу и нечто, находящееся вне задуманной темы» (Codex 224, 240a). Таким образом, кроме тех, которые посвящены Вифинии (F 12) и возникновению Рима (F 18) Фотий о других не сообщает, и согласно заключению патриарха о его сочинении, маловероятно, чтобы Мемнон испещрял ними свой рассказ. В этом отношении Ярроу считает, что заключение Фотия ошибочно, поскольку, по его мнению, отступления были частью подхода Мемнона к истории. Гераклейский историк делал большие введения в ситуации и поэтому Ярроу считает вероятным, что в оригинальном тексте отступления были гораздо более многочисленными[6].
Согласно Менделю Фотий не интересовался историями городов–государств[7] и это подтверждается чтением Мемноновой Истории Гераклеи, поскольку большинство подробностей местной истории и, в частности, функционирование институтов — допуская, что историк–гераклеот посвятил им часть своего рассказа, — не сообщается в заметке, которую патриарх посвятил этому произведению.
И наоборот, сочинения, которые были предметом его заметок в Библиотеке, показывают особый интерес Фотия к событиям, связанным с историей Малой Азии. В этом отношении греческая мифология и истоки греческой культуры в Восточном Средиземноморье, кажется, больше привлекают патриарха, который жил во времена, когда Византия воспринималась как новая культурная столица, подобие древних греков и римлян[8]. Его интерес к греческим городам Востока заметен в заметке о Мемноне, в которой он рассказывает легенды, посвященные Астаку и Никее.
Рассказ о противостоянии империи персов и греков с V века до начала IV является предметом особого внимания Фотия, о чем свидетельствует обширное резюме из книг 7-23 Персики Ктесия (cod. 72). Мендель полагает, что такое любопытство византийского патриарха объясняется интересом к наследию, оставленному на Востоке последовательностью империй, поскольку Византийская империя наследовала этим великим державам. Несомненно, по этой причине он сообщает об упоминании Мемноном дипломатических отношений между Клеархом, тираном Гераклеи, и персидскими царями (F 1.4).
Точно так же Фотий интересуется Александром, который представляется наследником ахеменидов. Согласно Менделю, Фотий посвящает значительную часть своего резюме Анабасиса Арриана бракосочетанию в Сузах, поскольку этот союз позволил объединить персидскую и македонскую династии, обеспечивая тем самым непрерывность империи Дария через замену его Александром. Патриарх также пытается изложить первые годы правления приемников Александра до Трипарадиса, период, который он считал достаточным, чтобы показать конец Персидской империи и замену ее на власть македонян[9]. Анализ Менделя проясняет интерес Фотия к частям Мемнонова текста. Действительно, в отрывке, посвященном браку Амастриды с Дионисием, тираном Гераклеи, Фотий сохранил упоминание Мемнона о свадьбе в Сузах. Кроме того, интерес патриарха к периоду после смерти Александра объясняет почему родство между тираном гераклеотов и диадохами было сохранено в резюме этой части рассказа Мемнона (F 4.1-6).
Фотий проявляет большой интерес к истории завоевания Римом Востока, чем к римской республике, о которой он сообщает только некоторые события, особенно о гражданских войнах, поскольку они привели к завоеванию восточных территорий, впоследствии ставшими территориями Византийской империи. Он собрал сведения о падении империи македонян и союзнической войне в Италии, которая вылилась в установление римского правления в Греции и в первые этапы политического объединения Италии. Его интерес к этим событиям можно найти в заметке, которую он посвятил Мемнону[10]. Действительно, обобщая первые отрывки отступления, которое гераклейский историк посвятил Риму (F 18.1), о сообщает об упоминании поражения Персея от Павла Эмилия. Он также кратко излагает в F 21 помощь, которую гераклеоты оказали римлянам в марсийской войне. Впрочем, отрывок не лишен ошибок.
Мендель считает, что интерес Фотия к истории Малой Азии от персидского периода до завоевания римлянами, оправдывает обращение к труду Мемнона, который, по–видимому, был единственным источником информации по этому периоду. Более того, митридатовы войны составляют половину его сокращения истории Гераклеи. Кажется, что местные династии были предметом особого внимания со стороны патриарха и, в частности, список вифинских царей, составленный историком–гераклеотом (F 12), также он записывает сделанный Диодором список правителей Каппадокии (cod. 244). С другой стороны, труд Арриана о Вифинии (Bithynica, cod. 93), похоже, не представлял интереса для Фотия, и Мендель объясняет это тем, что Фотия мало интересовало сохранение подробного отчета о внутренних событиях в Вифинии[11].
Ввиду сбора сведений о наследии, оставленном разными империями, которые друг друга сменяли на Востоке, Фотий, похоже, имеет особый интерес к истории столицы Византийской империи. Действительно, он несколько раз сообщает о событиях, которые в истории Мемнона подразумевают византийцев, тогда как контекст, в котором происходят эти факты, являясь предметом краткого резюме, на самом деле полностью скрыт. Итак, патриарх сохраняет только события, не всегда принимая во внимание причины и следствия сообщаемых им фактов. Похоже, он больше интересуется занятностью рассказа, чем созданием логического повествования. Во многом это связано с тем, что он не историк.
Как служитель церкви, и в частности как христианин, Фотий сосредоточил свое внимание на истории Иудеи, для которой он в основном пользуется Иудейскими древностями Иосифа Флавия. Его интерес к этому региону двоякий. С одной стороны он интересуется историческим контекстом Иисуса Христа, но так же и теми годами, которые отмечают переход независимой Иудеи под римское господство[12]. В своем резюме труда Мемнона патриарх дважды сообщает об Иудее, как регионе, в котором правят цари селевкиды (F 18.5 ; 18.9); что, по–видимому, соответствует точке зрения Менделя об особом внимании Фотия к этому региону.
Портреты, похоже, также привлекают его внимание, особенно «плохих» персонажей. Страшная судьба, заготовленная для этих персонажей, частый объект резюме Фотия, особенно в свете его обращения к рассказу Мемнона о смерти тирана Сатира. Мучительная смерть того, кто изображен как жестокий человек, описывается историком Гераклеи, и, кажется, Фотий сохранил все подробности. Симптомы, перенесенные тираном Гераклеи, несомненно, вызывали любопытство патриарха с медицинской точки зрения, поскольку, по–видимому, у последнего были знания в этой области, и, похоже, он сам практиковался в медицине[13]. Кроме того Фотий позаботился указать на связь, установленную историком гераклеотов между деяниями, совершенными протагонистами Истории Гераклеи, и теми бедствиями, которые они претерпевают, и даже смерть, полная страданий, прерывает их жизнь. Взгляд на смерть, как на наказание за жизнь, посвященную жестокостям, подобно тому как описано Мемноном, по–видимому, находит отклик у Фотия, вероятно, из–за его религиозных убеждений с доминирующей идеей божественного возмездия.
Судьба гераклеотов–изгнанников, похоже, вызывала интерес у Фотия, но нельзя связать его любопытство к этим скитальцам с его собственным опытом изгнания, поскольку сведения для своей библиотеки он собирал еще до своего первого изгнания. С другой стороны, возможно, для священника эти граждане, бежавшие из родного города, чтобы избежать уготованной им роковой судьбы во время правления тирана, напомнили ему о тяжелом положении тех, кого преследовали не за политические убеждения, но за религиозные.
Таким образом, различные темы, которые вызывали интерес Фотия, по–видимому, преобладали в труде Мемнона, поскольку она дошла до нас. Тем не менее это отнюдь не исключает анализа трактовки этих тематик в Истории Гераклеи. Фотий только сообщил сведения, которые находились в тексте Мемнона, и то, как гераклейский историк упоминает эти факты и место, которое он определяет им в своей истории, будет предметом данного исследования, в частности, в следующей главе.
Существует несколько рукописей Библиотеки Фотия, которые послужили основой для текста, а различия, которые могут присутствовать в разных изданиях, объясняются главным образом тем фактом, что он не сверялись с другими группами рукописей. Анри во вступлении к первому тому Библиотеки[1], перечисляет рукописи, которые он использовал для установления своего текста.
Э. Мартини собрал в общей сложности 25 рукописей Библиотеки Фотия, которые содержат полный текст или часть, к которым надо добавить 28 других рукописей, которые предлагают более короткие выдержки или «изолированные» кодексы. Двумя самыми старыми рукописями являются Marcianus 450, которая относится к X веку, и Marcianus 451 - к началу XII, и, согласно исследованию Мартини, принятому Анри, они независимы друг от друга, поскольку они представляют разный порядок кодексов и имеют свои собственные лакуны. Что касается других манускриптов, то все они зависят от одного или другого Marciani. Marcianus gr. 450 был названный Беккером A датируется второй половиной X века. Есть пять копий, которые вносят поправки в текст и первая называется A7. Marcianus gr. 451, названная Мартини M имеет три копии и пять исправлений. Существует третья рукопись, датируемая XIII веком, которая по словам Анри, имеет важное значение – Parisinus gr. 1266, названная Беккером B. Однако кодекс 224, который содержит хронику Мемнона, присутствует только в обеих Marciani.
Из редакций текста Мемнона я в основном использовала издания Анри и Якоби, сверяя проблемные места с Мюллером и Беккером. Анри предпочитал рукопись A, которая не больше чем на век отстоит от времени Фотия, и сохранил порядок глав, пагинацию и нумерацию строк Беккера. Он считал, что рукопись A точнее всего сохранила исходный текст Фотия, и следовал за M там, где в рукописи A были пробелы. С другой стороны Якоби, по словам Анри, «остается в зависимости от Беккера для Фотия A», и «не упоминает семейство M»[2]. Причем Анри старался упоминать о различиях своего текста от текста Якоби.
Я сохранила нумерацию фрагментов Якоби в той мере, в которой его издание остается образцом для большинства современных ученых, цитирующих текст Мемнона, используя систему Якоби. Тем не менее некоторые исследования ссылаются на историю Гераклеи с использованием разделения Мюллера, немного отличающегося, и я не буду воспроизводить это в своих комментариях.
Я сопроводила текст Мемнона французским переводом Анри, в который я внесла различные поправки[3]. В самом деле, в тех случаях, когда я решила следовать изданию Якоби, необходимо было адаптировать перевод, который больше не имел смысла. Я также исправила те отрывки, которые предлагали интерпретацию, противоречащую исходному тексту. Перевод Анри, который по его собственным словам оказался трудным, показывает изъяны, особенно в отрывках, где возникает проблема перевода греческого термина, который в оригинале упоминался в римском понятии.
История Гераклеи Мемнона изначально была разбита, по меньшей мере на шестнадцать книг, но Фотий обработал только книги IX-XVI. Если Анри организует содержание этих книг со ссылкой на разбиение Беккера, то я предпочла использовать Якоби. Итак, каждая книга Мемнона содержит группу фрагментов, более или менее последовательных; организованы они в хронологическом порядке.
Книги IX-X заключены во фрагменты 1-3 и посвящены установлению тирании Клеарха в 364/3, правлению его брата Сатира и сына Тимофея, который вносит большие перемены в способ правления, поскольку в отличие от своих предшественников положил конец царству страха и насилия. Книги XI-XII (F 4-5) содержат историю правления Дионисия, второго сына Клеарха, и падение тиранов Клеарха II и Оксатра, сыновей Дионисия. По этому случаю город переходит под контроль Лисимаха и находится под властью Гераклида из Кимы, который управлял городом при помощи гарнизона. Начиная с одиннадцатой книги географические границы расширяются по причине вовлечения Гераклеи в войны против диадохов. Двенадцатая книга заканчивается смертью Лисимаха. Книги XIII-XIV (F 7-18) сообщают каким образом гераклеоты вновь обретают свободу, избавившись от Гераклида. Город попадает под угрозы Зипойта, царя Вифинии, и Селевка I, и снова участвует в войнах ведомых наследниками Александра за македонский престол. Рассказ посвящен в основном коалиции греческих городов и некоторых государей, прежде всего Никомеда I, против селевкидской угрозы. Период охватывает появление галатов в Азии, а конец XIV книги посвящен смерти Никомеда, тогда как F 17 завершается эту часть повествования пожертвованиями Птолемея II городу Гераклея. F 18 отмечает перерыв, поскольку содержит отступление о Риме и сообщает о первых контактах между Гераклеей и римлянами. Фотий не указывает момент с которого начинается XIV книга, но вполне возможно она начиналась с фрагмента 12, посвященному отступления о Вифинии.
Книга XV (F 19-31) содержит много тем, а фрагменты 19-21 образуют группу без логической связи, но сфокусированных на событиях, связанных с Гераклеей. Мемнон последовательно сообщает об осаде города Прусием I (F 19), а затем галатами (F 20). Почти столетие отделяет события, о которых идет речь во фрагменте 21, от сообщаемых в предыдущих отрывках, поскольку автор упоминает военную помощь, оказанную городом римлянам во время союзнической войны, что еще раз подчеркивает отношения между Гераклеей и Римом. Книга XV продолжается с причин войны между Митридатом и Римом (F 22.1-22.5). Остальная часть пятнадцатой книги посвящена первой и второй митридатовой войне (F 22-26). Второй конфликт очень короткий, поскольку о нем сообщается во фрагментах 26.1-26.4. Наконец начало третьей войны между Римом и царем Понта относится к фрагментам 27-31.
Книга XVI, знаменующая конец Истории Гераклеи в том виде, как она дошла до нас, в большей степени посвящена городу. Рассказ о последней митридатовой войне возобновляется после упоминания осады Гераклеи римлянами (F 32-35), а Мемнон завершает историю этого конфликта поражением Тиграна Армянского против римлян в битве при Тигранокерте. Точнее, история заканчивается упоминанием посольств, присланных соответственно армянским царем и римлянами к царю парфян. Последние два фрагмента сосредоточены на Гераклее и Мемнон сообщает о суде над Коттой в Риме (F 39) и усилиях знаменитого гераклеота Бритагора, который отправился к Цезарю с целью добиться восстановления свободы, утраченной после осады (F 40). В последнем отрывке говорится о смерти Бритагора в 47 г. до н. э. — на этой немного грустной ноте завершается история, поскольку преданный гражданин умер, так и не добившись желанного статуса.
Я пришла к новому разделению текста, сохранив организацию фрагментов, и следуя тому, что, по–видимому, является основными темами Истории Гераклеи.
При этой организации я не буду ссылаться на книги Мемнона, поскольку повествование может быть запутанным, особенно в случае с тринадцатой и четырнадцатой книгой, которые содержать фрагменты разной тематики. Итак, я решила организовать комментарии, выделив две части текста, соответствующие фрагментам 1-17 и 18-40. В каждой из двух частей я перешла к делению на разделы, которые в основном соответствуют хронологической группировке. Затем я выделила третий уровень текста, объединив фрагменты, составляющие на мой взгляд, единую тему. Эта реорганизация рассказа Мемнона позволяет, например, во второй части четко различать три митридатовых войны.
Воспроизведем ниже план текста, как он будет отражаться в историческом комментарии:
Часть 1: Гераклея и ее участие в конфликтах великих эллинистических держав (фрагменты 1-17)
Подраздел 1: От тирании Клеарха до правления Гераклида из Кимы
1.1-5: правление Клеарха
2.1-2.5: регентство Сатира
3.1-3: правление Тимофея
4.1-4.8: царствование Дионисия и расширение географического контекста рассказа
4.9-5.7: от регентства Амастриды до смерти Лисимаха
Подраздел 2: Гераклея во времена независимости
6.1-8.8: вмешательство Гераклеи в конфликт за контроль над Македонией
9.1-10.2: Борьба с Селевкидами
11.1-12.1: Приход галатов в Азию
12.2-12.6: Отступление о Вифинии
13-17: От войны между Византией и Каллатисом до даров Птолемея II Гераклее
Часть 2: Римляне и их вмешательство в греческие дела (F 18-40)
Подраздел 1: Римляне и греческие дела перед войнами с Митридатом
18.1-5: Отступление об истории Рима до третьей македонской войны
18.6-10: Первые знаки дружбы между Римом и Гераклеей
19-21: Гераклея, Вифиния, Галаты и Союзническая война
Подраздел 2: Митридат перед первой войной против Рима (F 22.1-22.5)
Подраздел 3: Первая Митридатова война
22,6-22,9: Начальный этап войны в Азии
22.10-22.13: Кампания в Греции
23.1-23.2: Дела на Хиосе
24.1-24.5: Флакк и Фимбрия
25.1-25.3: Дардан и межвоенный период
Подраздел 4: Вторая Митридатова война (F 26.1-26.4)
Подраздел 5: Третья Митридатова война
27.1-28.4: от начала войны до победы римлян в Кизике
28.5-29.5: Подчинение городов Азии римлянами
29.6-31.3: Действия римлян в Понте и бегство Митридата в Армению
32.1-36: осада Гераклеи и битва при Тенедосе
37.1-37.8: Осады Синопы и капитуляция Амасии
38.1-38.8: Кампания в Армении
Подраздел 6: Гераклея теряет независимость
39: Суд на Коттой
40: Гераклея во времена Цезаря
У Фотия есть привычка включать биографические сведения об историках, которые стали предметом заметок в его Библиотеке. Однако заметки о Мемноне относятся только к стилю письма и к качеству сочинения, и следует предположить, что у него не было доступа к каким–либо сведениям о гераклейском историке. Анализ, который предлагаю сделать по общим характеристикам работы, направлен на то, чтобы в отсутствие лучших знаний о человеке, предложить портрет историка через способ представления Истории, и, в частности, Гераклеи Понтийской.
Власть римлян над регионами Черного моря, которые были включены в провинциальную систему, поставил местные элиты в сложную ситуацию. Им приходилось соединять свою культурную и политическую идентичность с идентичностью новых правителей. Дуек считает, что члены элиты, к которой безусловно относились историки, такие как Мемнон и Арриан из Никомедии, заявляли о своей принадлежности к эллинской культуре, тем более, что жили она в регионе на окраинах империи[1]. Ярроу отмечает, что эти авторы развились в то время, когда римская политическая элита привыкла дружить с чужестранцами, в особенности с греками, и этот ученый считает, что такое взаимодействие между двумя мирами было особенно деятельным в интеллектуальной сфере[2]. Интеллектуалы, как члены местных элит, имели некоторое влияние на свою общину и должны были принадлежать к самой богатой социальной группе, что позволяло им посвящать себя своей деятельности[3]. Таким образом, биография Мемнона нам не известна, но вполне возможно, что он принадлежал к этой части общества Гераклеи; как многие историки, он, вероятно, совершил несколько поездок в центры научной деятельности в Малой Азии.
Мемнон написал местную историю, а именно Гераклеи Понтийской. Цель состояла в передаче наследия своего города, но историк обращается не только к гераклеотам. Изучение различных тем, затронутых в его повествовании, в определенной степени освещает цели его сочинения и дает представление о публике, к которой хотел обратиться историк. В первой части его труда (F 1-17) Гераклея занимает центральное место в повествовании. В основном разрабатываются связи города с Вифинским царством. Такая трактовка, безусловно, связана с близостью, существовавшей между двумя государствами. Гераклея была союзницей царя Никомеда, но его царствование становится исключением, и Мемнон делает упор на войны, которые вели против Гераклеи правители Вифинии Зипойт и Прусий.
Однако, Мемнон посвящает Вифинии отступление, в котором он сообщает легенду об основании Астака, на месте которого, после уничтожения его Лисимахом, была основана Никомедия (F 12.1). Точно также он посвящает несколько отрывков значительной длины легенде об основании Никеи (F 28.9-28.11). Интерес к Никее и Никомедии велик, так как во II они были главными городами Вифинии. Их соперничество выражается в последующих митридатовых войнах, тем более, что по словам H. — L. Fernoux, Никея «не получила немедленной политической выгоды от создания провинции Вифиния; ее соперница Никомедия стала местонахождением провинциального правительства»[1]. L. Robert говорит, что Никомедия и Никея состязались за почетные титулы, которые появляются в надписях и монетах имперского периода[2]. Никейцы оспаривали у Никомедии титул «первого города провинции, титул, который оба города делили начиная с Траяна до Андриана». Примерно в середине II в. н. э. появились первые изображения нимфы Никеи на монетах одноименного города. Но именно этой легенде основания города Мемнон посвящает отступление (28.9) [3].
Этот интерес к Вифинии, и особенно к Никее, доказывает мне, что Мемнон обращался к вифинской публике. Его читатели также должны были понимать хронологические ссылки, которые размечают текст, и что я упоминала ранее, в частности сообщают о переправе в Азию македонских и римских завоевателей. Более того, интерес Мемнона к истории этих городов, еще один аргумент датировать жизнь Мемнона II в. н. э.[4] Следовательно, Мемнон использовал предубеждения населения этой части Малой Азии, добавив их в свою Историю Гераклеи.
История Гераклеи кажется несколько потерянной среди очень важного рассказа Мемнона о Митридатовых войнах. В первом конфликте между Митридатом и римлянами Гераклея лишь кратко упоминается во фрагменте 23.2, где она помогла жителям Хиоса, изгнанным царем Понта. Во второй Митридатовой войне Мемнон упоминает город и попытки римского полководца и царя Понта добиться поддержки гераклеотов. В ходе последней Митридатовой войны Гераклея вернула свое место в повествовании, так как Мемнон рассказывает как город навлек ненависть римлян, которые обложили город податью (27.5-6). Затем историк описывает стратагему, с помощью которой город попал в руки понтийцев (29.3-4), и упоминает принятое римлянами решение послать Котту против гераклеотов (29.5). Большая часть его рассказа посвящена осаде Гераклеи (32-36). Наконец в последних фрагментах Мемнон сообщает о судебном процессе над Коттой в Риме и том как Бритагор, один из пленных гераклеотов, сумел освободить своих сограждан (F 39). Наконец история заканчивается смертью Бритагора. Мемнон упоминает неудачное ходатайство последнего перед Цезарем о восстановлении свободы Гераклеи (F 40).
Если смена источников частично объясняет особенности композиции текста фрагментов 22-38, при этом очевидно, что вмешательство Фотия создает ошибочное впечатление, что гераклейский историк изменил объект своего сочинения: Гераклею. Действительно, город больше не является главным героем этой части повествования, но его положение связано с контекстом. Город, напоминает Мемнон в F 20.3, потерял свою силу, а конфликт между Митридатом и римлянами мог только усугубить его положение. Несмотря на выгодное стратегическое положение, Гераклея утратила роль необходимого союзника в конфликте, который простирался значительно шире пределов северной Анатолии. Кроме того римляне уничтожили власть македонских царей в Греции и селевкидов в Азии, и хотя им нужны были союзники для борьбы с последним царем, который выступил против их власти, Гераклея могла только притворяться, что последовательно поддерживает сторону римлян. В лучшем случае она могла присоединиться к Риму, с тем чтобы тот защитил ее от катастрофических последствий поражения понтийского царя; у нее также был выбор не становится в ряды пришедших в Азию армий, как они до этого сделали в случае с Александром. Если во времена Дионисия город защищался и отстоял свою независимость от македонского царя, то во времена римлян у него была совсем другая судьба. Действительно, приняв без их ведома понтийский гарнизон, город решил свою судьбу.
Во второй части истории, которая претендует на то, чтобы быть историей Гераклеи, а не Митридатовых войн, может показаться удивительным, что Мемнон проявлял столько же интереса в военным столкновениям римлян и понтийцев, и не дал никаких четких указаний о жизни города, кроме событий, о которых я только что упомянула. Если события, рассказанные им о первой Митридатовой войне, были своего рода отступлением, чтобы прояснить контекст, в котором Гераклея потеряла независимость, то сообщать факты, содержащиеся после фрагмента 36, в частности кампания в Армении, не было причин, поскольку они напрямую не касались Гераклеи. С другой стороны мне кажется странным, что история Митридатовых войн заканчивается армянским походом и нет никакого упоминания об окончании войны и поражении Митридата. Видим ли мы в этом случае руку Фотия? Несомненно Патриарх сделал бы краткий обзор событий, если бы они были сообщены Мемноном, и поэтому очень вероятно, что гераклейский историк их не упомянул. Он должен был зависеть от источника, связавшего историю Митридатовых войн с этим пунктом повествования, в противном случае зачем заключении надо было упоминать о посольстве к царю парфян?
Таким образом следует признать, что Мемнон не довольствовался написанием истории своего города. Понятно, что автор особый интерес уделил истории Митридатовых войн, а резюме Фотия уничтожило подробности жизни города, которые, вероятно, не интересовали патриарха. Некоторые читатели, к которым обращался Мемнон, несомненно, были римлянами, в частности, живущими в провинции. Более того, Ярроу считает, трактовка Мемноном событий, связанных с Римом, показывает, что он жил далеко от центра Римской власти и что он в первую очередь говорил с местной аудиторией. Таким образом, он бы не чувствовал себя в безопасности, если бы позволил себе критические суждения о господствующей власти своего времени [5].
Патриотизм Мемнона явно присутствует в его рассказе и выражается по–разному. Историк с восторгом восхваляет храбрость гераклеотов в битве и никогда не забывает показать, насколько его город был богат и могуществен. Даже во времена упадка он пытается поддерживать позитивный образ своего родного города, подчеркивая его посредническую роль. Его история также пытается продемонстрировать римлянам, что город подвергся жестокой судьбе и что обращение с гераклеотами было несправедливым ввиду их прошлых связей с римлянами[6].
Мужество гераклеотов проявляется во всем повествовании и не ограничивается только воинскими подвигами. По Мемнону это качество, которое гераклеоты проявляли во многих случаях, тесно связано с их желанием защитить свою свободу. Первый замечательный подвиг, сообщенным Мемноном, — это подвиг Хиона, сына Матрия, который вместе в двумя другими гераклеотами, Леонтом и Евксеноном, вступил в сговор с целью свержения тирана Клеарха (F 1.3-5). Хион представлен как человек большой отваги (άνδρος μεγαλόφρονος), который нанес удар мечом Клеарху. Мемнон посвящает фрагмент (1.5) рассказу о бое, в котором они сражались с телохранителями жертвы, и настаивает на мужестве, выказанном ими против своих противников, прежде чем окончательно были убиты (ούκ άγεννως άνδρισάμενοι). Гераклейский историк также упоминает о некоем Малаконе, гераклеоте, который сражался в армии Селевка в битве при Курупедионе (F 5.7) и который нанес смертельный удар Лисимаху. Его героическое деяние открыло путь свободы для гераклеотов, которые в этом мужественном поступке увидели знак, призывающий их избавиться от Гераклита из Кимы, доверенного человека Арсинои, жены Лисимаха (F 6.1-2). Малакон положил конец царствованию Лисимаха, а его соотечественники, следуя его примеру, свергли представителя царской власти в своем городе. Эти два примера показывают мужество гераклеотов в их борьбе за свободу. Хион и его сообщники пожертвовали жизнью, чтобы избавиться от тирана, гераклеоты, на примере Малакона, выступили против власти иностранцев в своих стенах, чтобы вернуть себе независимость.
Гераклеоты показаны в разных ситуациях во время войн, ведомых союзниками. Так во фрагменте 8.6 они участвуют в морской битве вместе с Керавном против флота Гоната. Мемнон настойчив в решительной роли гераклеотов. Он не дает подробностей тяжелой битвы, но в значительной мере приписывает заслугу в победе своим землякам. По его словам, «команды кораблей из Гераклеи сражались храбрее остальных; аристократы из Гераклеи даже взошли на «Несущего Льва» с восемью рядами весел»: άνδρειότερον των άλλων άγωνισαμένων αι ησαν εξ Ήρακλεώτιδος· αύτων δε των Ήρακλεωτίδων το έξαίρετον εφερον ή Λεοντοφόρος όκτήρης. В войне против Зипойта Вифинского, брата своего союзника Никомеда (F 9.5), с еще большим мужеством народ Гераклеи сражается против вражеских войск, причем Мемнон не скрывает их поражение: έν φ πολέμφ πολλοί των Ήρακλεωτων γενναίως άνδρισάμενοι κατεκόπησαν («в этой войне многие гераклеоты погибли, доблестно сражаясь»). Мемнон также подчеркивает их уважение к павшим и сообщает, что в соответствии с правилами войны они собрали погибших и сожгли. Историк подчеркивает уважение гераклеотов к павшим в битве бойцам, ибо они «забрали останки убитых солдат в город, где торжественно их похоронили в монументе, воздвигнутом своим героям»: καί τα όστα των άνηρημένων άνακομίσαντες εις την πόλιν, έπιφανως έν τω των άριστέων εθαψαν μνήματι. В войне за вифинское наследство (F 14.1-2) гераклеоты играли важную роль как в военном, так и в дипломатическом плане. Город был среди опекунов, назначенных Никомедом для его малолетних детей. Они принимали участие в войне, и, согласно Мемнону, «отличились в битвах»: Ήρακλεωτων έν ταις μάχαις άριστευόντων. Наконец во фрагменте 21 Мемнон сообщает, что гераклеоты пришли на помощь римлянам во время союзнической войны, отправив им корабли. Он подчеркивает важную роль, которую они сыграли в ходе этой кампании, то насколько им был благодарен Рим, поскольку они получили много отличий за свою доблесть в бою: καί συγκατορθώσαντες τον πόλεμον καί πολλων άριστείων άξιωθέντες («они способствовали успеху кампании, заслужив много почестей за храбрость»).
По поводу войн, которые велись против гераклеотов, Мемнон составляет портреты людей, полных решимости. Он не умалчивает об их поражениях и потерях, ими перенесенных, но не упускает случая упомянуть, что они сами нанесли врагу серьезный ущерб. Так о войне, развязанной Зипойтом, царем Вифинии (F 6.3), Мемнон сообщает о столкновении в таких словах: ού μήν ούδέ το αύτού στράτευμα κακών απαθείς επραττον απερ επραττον, επασχον δέ και αύτοί ών εδρων ού κατά πολύ άνεκτότερα : «Все–таки его войска вышли из дела не без потерь, они подверглись бедам не меньшим, чем причинили сами».
Рассказ об осаде Гераклеи (F 32-36) заканчивается трагически, поскольку город взят войсками Триария и Котты, а жители вырезаны. Однако Мемнон не забывает подчеркнуть ожесточенность сражения, которое Гераклея вела ради спасения города и своей свободы. Во фрагменте 34.1 он рассказывает о начатом Коттой приступе стен города и подчеркивает как гераклеоты смогли отбиться от римлян, не сумевших захватить крепостные стены: ώς δέ άπαξ καί δεύτερον πληγείς ού μόνον παρά δόξαν διεκαρτέρει, άλλά καί ό κριος της άλλης εμβολής προαπεκλάσθη, εύθυμίαν μέν τοις Ήρακλεώταις. Этот короткий эпизод показывает гераклеотов как людей, готовых сражаться до конца, одухотворенных стремлением сохранить свою свободу и не удрученных невзгодами. Во время морской битвы, данной ими флоту Триария, победоносного полководца, который пользовался поддержкой грозных родосцев (34.7), гераклеоты проявляют не меньший энтузиазм. Мемнон приводит сцену, результат которой кажется задуман заранее. Он сообщает как граждане, страдающие от явной нехватки живой силы, выводили свои корабли на бой против людей, репутация моряков которых была хорошо известна. Хотя римляне выиграли битву, Мемнон не преминул указать, что гераклеоты сумели нанести ущерб родосцам и римлянам.
Решимость города в моменты ослабления его власти выражается, в частности, в другом случае. После победы над галатами, которые пытались осадить город, Мемнон сообщает, что «в результате этого успеха гераклеоты возымели надежду восстановить прежнюю славу и процветание»: εκ δέ τού κατορθώματος πάλιν εις τήν προτέραν εύκλειαν καί εύδαιμονίαν ελπίδας ελάμβανον άναβήναι (F 20).
Гераклеоты несколько раз выступали в поддержку союзников или народов, которым требовалась их помощь, и Мемнон не забывает упомянуть благородство, проявленное ими в этих случаях. Так во время первой Митридатовой войны гераклеоты пришли на помощь хиосцам, которых царь Понта хотел депортировать. Они напали на понтийские корабли и освободили невольников (F 23.2). Мемнон напирает не только на героическое деяние гераклеотов, но и на хорошее обхождение горожан со своими гостями, которых доставили в Гераклею дожидаться возвращения в родной город. Согласно Мемнону в тот момент «они предоставили в изобилии все необходимое хиосским пленникам и помогли им вернуться. Позже они завалили их щедрыми дарами»: και παραυτίκα τα προς την χρείαν χορηγοΰντες άφθόνως τοις Χιώταις, τούτους άνελάμβανον, καί ύστερον μεγαλοπρεπως δωρησάμενοι. С другой стороны он умалчивает о договоре с дарданами, о котором сообщает Аппиан, согласно которому возвращение хиосцев в свой город связано с вмешательством римлян. Очевидно гераклейский историк стремился отдать должное гераклеотам, представив их спасителями жителей Хиоса.
Поддержка гераклеотами города терпящего бедствие также упоминается в 16.2, где они посылают зерно Амису, который страдал от голода по случаю разграбления их территории галатами. Таким образом город вызвал враждебность варваров, которые напали на его земли, и Гераклея сумела избавиться от захватчиков только после уплаты целого состояния вождям галатов. Действительно, во фрагменте 16.3 Мемнон сообщает, что Нимфид, который возглавлял посольство, «предоставил армии дар в 5000 золотых монет, кроме того по 200 каждому начальнику, и решил покинуть страну»: ος τον μεν στρατόν εν τω κοινω χρυσοις πεντακισχιλίοις, τους δε ήγεμόνας ιδία διακοσίοις ύποθεραπεύσας, της χώρας άπαναστηναι παρεσκεύασεν. Большая сумма в 4000 золотых монет была отправлена византийским союзникам (F 11.1), когда тем угрожали галаты.
Эти примеры показывают не только великодушие Гераклеи, но и ее богатство, которым она владела и распоряжалась в облике могущественного города. Во фрагменте 9.4 Мемнон говорит, что город в состоянии был выкупить со значительными затратами свои владения, завоеванные вифинянином Зипойтом: εν τούτφ δε Ήρακλεωται τήν τε Κίερον καί την Τιον άνεσώσαντο καί την Θυνίδα γην, πολλα των χρημάτων δαπανήσαντες. Даже во времена упадка Мемнон упоминает о множестве сокровищ, заполнявших храмы и захваченных Коттой (F 35.6). В частности он выделяет великолепную статую Геракла: «Он взял с агоры статую Геракла и его вооружение с пирамиды, которое по роскоши, величию, стройности, изяществу и искусству, с каким оно было сделано, не уступало ничему, что хвалили. Там была булава, выкованная молотом, сделанная из чистого золота; на нем была надета большая львиная шкура и колчан из того же материала со стрелами и луком». (F 35.7).
Этот эпизод — возможность выставить гераклеотов людьми богобоязненными, почитающими богов великолепными подношениями.
Мощь Гераклеи в значительной степени основывалась на ее флоте, который неоднократно выступал на стороне союзников (F 10.2 ; 21). В F 15 Мемнон сообщает, что город послал триеры византийцам в войне против Антиоха II и по его словам «конфликт так и остался угрозой» благодаря всего лишь появлению флота гераклеотов: και τον πόλεμον παρεσκεύασαν μέχρις απειλών προκόψαι. Роль, возложенная на город в предотвращении военных действий, несомненно, преувеличена, но эпизод доказывает, что Гераклея имела выдающийся флот. Еще более впечатляющим является эпизод, в котором гераклеоты сражаются в союзе с Керавном в битве упомянутой мною ранее (F 8.6). Здесь я просто укажу, что Мемнон пытался подробно описать суда, которыми располагали гераклеоты и, в частности, о Леонтофоре, огромные размеры которой восхваляет историк. Это описание мощного военного флота является частью образа могущественного города, и, несомненно, этот морской козырь, позволял ему вступать в союз с многими правителями.
Действительно, влиятельная позиция, которою Гераклея, похоже, пользовалась на Понте, также выражается в дипломатической роли, которую она сыграла в определенных конфликтах и основа союзов, которые город мог заключить с великими державами своего времени. Уже в то время, когда городом управляли тираны, Мемнон вкратце упоминает, что Клеарх во время своего правления направлял посольства к персидским царям (F 1.4). Информация, хотя и отрывистая, предполагает, что тирану удалось наладить хорошие отношения с властью царей, которые на то время являлись самой влиятельной властью региона. Главным образом во время правления его сына Дионисия город вошел в сферу великих держав. Действительно, тиран через брак к Амастридой, персидской принцессой, племянницей Дария III, был связан с Кратером (F 4.4). Затем он признал власть Антигона Одноглазого когда тот был повелителем Азии, и союз между двумя династиями был скреплен браком дочери Дионисия и Полемона, племянника Антигона (F 4.6). Наконец, после его смерти, его жена оказала городу важную услугу, отдав предпочтение Лисимаху, а не Антигону (F 4.9). Действительно, выйдя замуж за Лисимаха, повелительница Гераклеи увела гераклеотов в лагерь победителей, так как ее муж победил Антигона и стал новой властью в Азии.
Когда Гераклея вернула независимость, она смогла завязать союзы по своему выбору. Во фрагменте 7.2 Мемнон сообщает, что город, чтобы противостоять угрозе селевкидов, отправил посольство к царю Понта Митридату, в Халкидон и Византий. Именно в это время была создана «Северная лига», а союз с Византием обозначил внешнюю политику Гераклеи в отношении множества случаев, когда гераклеоты выступали на стороне византийцев. Сближение с Никомедом Вифинским также было важным элементом дипломатии гераклеотов, в частности в 280‑е года (F 9.3). Город был включен в договор, заключенный царем Вифинии с галатами (F 11.2). Его влияние прослеживается, в частности, во время войны за престол, которая вспыхнула после смерти Никомеда. Мемнон сообщает (14.1), что город был выбран опекуном, наряду с городами Византием и Хиосом, и Гонатом и Птолемеем II, двумя самыми могущественными правителями того времени. Более того, Мемнон настаивает на хороших отношениях с царем Египта в F 17, где историк рассказывает о получении щедрых даров от Лагида, который финансировал строительство храма в честь Геракла.
Дипломатия Гераклеи выражается, в частности, в посредничестве — роль, которую ей отводит Мемнон. Так, ее союзник Византий и ее колония Каллатис призывают Гераклею вмешаться в войну за факторию Томы (F 13). Тем не менее гераклеоты не вмешиваются, предпочитая, по–видимому, не принимать сторону могущественного союзника в ущерб своей колонии. С другой стороны историк приписывает им решающую роль в переговорах, которые состоялись в момент кризиса вифинского престолонаследия. Гераклея, как опекун сыновей Никомеда, которым царь завещал престол, отправила войска против сына, лишенного наследства, Зиела. В конечном итоге последний взошел на трон после переговоров, а по слова Мемнона «после многих битв с переменчивой удачей обе стороны пришли к переговорам. Гераклеоты отличились в битвах и получили выгоды по договору» (F 14.2). В кратком замечании Мемнона, по–видимому, подразумевается, что город оказал влияние на окончание военных действий.
Даже во времена, когда город потерял свою мощь, он, похоже, продолжал играть важную роль в великих конфликтах. Так Мемнон сообщает, что гераклеоты участвовали в войне между Антиохом III и римлянами. Историк представляет город в качестве посредника по выбору, и по его словам, город сделал все, чтобы обе стороны остановили войну, и «написали декрет к царю Антиоху, убеждая его прекратить вражду с римлянами»: και ψήφισμα προς αύτον έγραψαν, παραινοΰντες αύτον την προς 'Ρωμαίους διαλύσασθαι εχθαν. Посредническая роль, которую Мемнон приписывает гераклеотам, безусловно, преувеличена, равно как и его замечания о добром расположении римлян в отношении Гераклеи. В самом деле, во фрагментах 18.6-10 Мемнон настаивает на интенсивной дипломатической деятельности города с различными римскими полководцами и, в частности, с Сципионами. Он сообщает о знаках благорасположения, полученными первыми послами гераклеотов к римским полководцам (F 18.6: ασμένως τε άπεδέχθησαν). По словам гераклейского историка город получил несколько писем от римлян. Первое, посланное неким Публием Эмилием, который обещал им «дружбу сената и ручался, что не будут они лишены заботы, если понадобится». Это обещание дружбы, согласно Мемнону, получило официальное подтверждение в договоре с Римом, предусматривающим взаимный военный союз (F 18.10): και τέλος συνθηκαι προηλθον 'Ρωμαίοις τε καί Ήρακλεώταις, μή φίλους είναι μόνον άλλα καί συμμάχους άλλήλοις, καθ’ ών τε καί ύπέρ ών δεηθειεν έκάτεροι. Я объясню в историческом комментарии почему существование такого договора маловероятно. Тем не менее замечания Мемнона, как правило, подчеркивают хорошие отношения города с римлянами, которые нарушились во время третьей митридатовой войны.
Уже во время второй митридатовой войны отношения между Гераклеей и Римом оказались натянутыми. Действительно, по словам Мемнона (F 26.2), Мурена и царь Понта просили гераклеотов о помощи, но те отказались вмешиваться в конфликт, оправдываясь тем, что они не в состоянии оказать кому–либо помощь: δότι αποκρίνονται τοις παρ’ αύτων πρέσβεσιν, ώς τοσούτων πολέμων άναρραγέντων μόλις αν τήν ιδίαν τηρειν δύνασθαι, μήτι γε έτέροις έπικουρειν. Мемнон прибавляет, что город опасался сражаться с одной из двух держав, потому что боялся мести той, которой будет отказано в поддержке. Итак, несмотря на то, что Гераклея якобы заключила договор с Римом, город отказался поддержать римлян в этом сложном конфликте. По словам Ярроу, отказ Гераклеи объясняется тем, что город также заключил союз с Митридатом. Этот ученый сомневается, что в оригинальном тексте Мемнон позаботился сообщить о договоре гераклеотов с царем Понта с теми же подробностями, которые он описал в F 18 в отношении между городом и Римом. Более того, он считает, что люди, которые советовали Мурене идти на Синопу, на самом деле были гераклеотами, пытавшимися загладить свой официальный нейтралитет, предложив римскому полководцу стратегический совет[7]. Однако я не могу принять этой точки зрения, поскольку «люди», о которых сообщает Мемнон, были, на мой взгляд, из тех римлян, которые только что присоединились к Мурене в Азии, и среди которых был некий Калидий[8]. Такое представление гераклеотов во фрагменте 26.2, в частности, есть возможность для Мемнона показать, насколько они были привержены к статусу союзника с каждой из двух сторон. К сожалению для города, отказ от нейтралитета во время третьей митридатовой войны вызвал гнев римлян.
Отношения с римлянами приняли катастрофический оборот во время последней митридатовой войны. В двух случаях гераклеоты навлекают враждебность римлян и Мемнон пытается оправдать свой город, осуждая действия отдельных лиц. Так в F 27.5-6 он сообщает, что Архелай, понтийский адмирал, добился поддержки от нескольких гераклейских триб в войне против Рима после пленения двух аристократов города. Мемнон полагает, что именно эта стратагема привела откупщиков в город. Решение римлян наложить на город подать резко критикуется гераклеотами и косвенно историком. Последний показывает, что такой способ действия противоречил законам Гераклеи, ибо город столько сражался за свою свободу, что не мог смириться с таким способом порабощения иностранной державой (F 27.6: αρχήν τινα δουλείας τούτο νομίζοντας). Кроме того Мемнон сообщает, что граждане «позволили увлечь себя безрассудному гражданину и скрытно убили откупщиков, так что их смерть осталась незамеченной» (άναπεισθέντες ύπό τινος θρασυτάτου των εν τή πόλει, τους τελώνας αφανείς εποίησαν, ώς καί τον θάνατον αύτων άγνοεισθαι). Не скрывая убийства откупщиков, автор настаивает на том, что на гераклеотов повлияло решение неразумного гражданина, ответственность которого он подчеркивает. Как заметил Ярроу, Мемнон не показывает личного отношения к этому эпизоду. Однако манера подачи этого события дает основание думать, что историк до некоторой степени гордится этим фактом восстания против вмешательства иноземной власти в городские дела[9].
Последствия стали еще серьезнее для города, когда Митридату удалось проникнуть в его стены благодаря предательству тогдашнего лидера города Ламаха (F 29.3-4). Мемнон представляет его как продажного человека, который ради денег, уплаченных ему царем Понта, устраивает хитрость, позволяющую царю занять город. Так он устраивает пир для граждан, которые настолько напиваются, что не замечают прибытия Евпатора. Последний оставил в городе гарнизон, и именно эта измена Гераклеи заставила римлян осадить город. Фактически, согласно Мемнону (F 29.5), «когда они узнали о захвате Гераклеи и потому, что они не знали об измене, они посчитали это общим желанием города, и решили, что Котта должен идти на Гераклею», έπεί δε αύτοις ή της Ήρακλείας κατάληψις ήγγέλθη, ή δε προδοσία ούκ έγνώσθη, άλλα της πόλεως όλης ή άπόστασις ένομίσθη (…) Κότταν δε έπΐ Ήρακλείας.
После почти двухлетней осады город был взят благодаря новой измене. (F 35.1-4). Мемнон сообщает, что начальник понтийского гарнизона, Коннакорикс, которому помогал гераклеот Дамофел, сторонник Ламаха, вступил в сношения с Триарием, чтобы отдать город в обмен на сохранение жизни. Споры, затеянные перед народным собранием, представляют гераклеотов как легковерных людей. Действительно, несмотря на советы именитого Бритагора начать переговоры о возможной капитуляции, граждане предпочитали верить речам командира гарнизона, который, желая сохранить выгодное для себя соглашение с римлянами, убедил гераклеотов продолжать сопротивление. Мемнон писал об этом: άλλ’ έκείνοις μεν ταυτα ό Κοννακόρηξ έσκηνικεύετο· οί δε Ήρακλεωται τούτοις τοις λόγοις έξηπατημένοι (άεΐ γαρ αιρετόν το έράσμιον) ώς άληθέσι τοις τερατευθεισιν έπίστευον («такую комедию разыграл для них Коннакорикс, и жители Гераклеи, обманутые такими речами — всегда веришь тому, что нравится — поверили в правдивость его россказней»). Таким образом Мемнон снова представляет гераклеотов как очень доверчивых людей, для которых отсутствие проницательности привело к гибели. Историк пытается оправдать народ Гераклеи в переходе родного города в понтийский лагерь, всего лишь высказывая легкую критику в адрес чрезмерной наивности своих соотечественников. Возможно, что, перенеся ответственности за предательство Гераклеей римской стороны на нескольких злоумышленников, Мемнон пытается доказать, что дружба, которая существовала между двумя государствами, не была нарушена законной властью Гераклеи. Вот слова Фразимеда, одного из пленных гераклеотов, которые он произнес перед римскими властями во время суда над Коттой: «Фразимед (…) рассказывал о расположении города к римлянам, добавив, что если в чем–нибудь они отклонились от этого, то это произошло не по желанию города, но или из–за обмана кого–либо из правителей, или из–за насилия противников» (F 39.2).
Во фрагментах 40.3-4 Мемнон сообщает о посольстве, присланном Цезарю Фразимедом, Пропилом и Бритагором. По его словам, последнему удалось добиться обещания от Цезаря, что городу будет возвращена свобода. Эта έλευθερία, ради которой граждане сражались во времена Клеарха и завоевали после смерти Лисимаха, по–видимому, является любимой темой Мемнона. Вероятно, гераклеоты получили ее на следующий день после мира с Апамеей, который освободил их от подати, и сохраняли ее до третьей митридатовой войны. После осады города и суда над Коттой они ее вновь лишились, но собирались получить ее, потому что Цезарь, согласно тому, что излагает Мемнон, дал согласие Бритагору сделать это по возвращении в Рим (F 40.3). К сожалению для Гераклеи, Бритагор умер в то время, когда римский полководец рассматривал свое возвращение (F 40.4).
История Гераклеи, особенно последние фрагменты, на мой взгляд представляют собой пропаганду, при помощи которой Мемнон пытался продемонстрировать верность родного города римской власти. Речь Фразимеда перед римскими властями могла быть речью историка–гераклеота, обращенная к читателям–римлянам. Он осуждает разграбление города и акцептирует внимание на его драматической стороне, сообщая о слухах, ходящих в Риме, что «ради личной выгоды Котта уничтожил такой древний город» (διαβολης δε εις την 'Ρώμην άφικνουμένης, ώς οικείων κερδών ενεκα τηλικαύτην πόλιν έξαφανίσειε, μισός τε δημόσιον έλάμβανε). Портрет Гераклеи, который рисует Мемнон, — это сильный, богатый и влиятельный город, в общем — один из самых важных городов понтийского побережья. Упоминая древность Гераклеи, он пытается подчеркнуть драматизм обращения уготованного для города такого ранга, — судьба, которой он не заслуживал. Наконец, напоминая об обещании Цезаря Бритагору, он показывает, что город не получил свободы из–за неудачного стечения обстоятельств.
Мемнон как грек и тем более как гераклеот рисует критический портрет галатов. Историк впервые упоминает их в F 8.8 и сообщает что они убили Керавна в битве, которую они дали новому правителю Македонии. Царь был растерзан нападающими. Если автор устанавливает связь между ужасной смертью, уготованной Лагиду, и жестокостями, которые он проявлял в течение своей жизни, то он также преподносит негативный образ этих племен, настаивая на их жестокости.
В F 11.3, Мемнон сообщает, что переход галатов в Азию был к выгоде греков, несмотря на страх, который они испытали при появлении этих племен: αυτη τοίνυν τών Γαλατών ή έπΙ την Ασίαν διάβασις κατ’ άρχάς μεν έπΙ κακω τών οικητόρων προελθεΐν ένομίσθη, το δε τέλος εδειξεν άποκριθεν προς το συμφέρον. Это замечание показывает, что репутация этих народов предшествовала им и что они напугали греков. Однако, несмотря на положительный отзыв о первых временах их пребывания в Азии, в остальной части своей истории он показывает галатов как агрессивный народ, постоянно нападающий на греческие города, и особенно на Гераклею.
Упоминание об их различных нападениях на греков поясняет специфику их наступлений. В F 11.1 он рассказывает, что византийцы обязались заплатить галатам, разорившим их земли (Έπεί δε Γαλάται προς το Βυζάντιον ήκον και την πλείστην αύτης έδήωσαν). Они упомянуты в F 14.3, где, сражаясь вместе Зиелом Вифинским, они решили напасть на Гераклею. После того как они опустошили поля и захватили большую добычу, галаты ушли домой: διο Γαλάται ώς έχθράν την Ήράκλειαν κατέδραμον εως Κάλλητος ποταμού, καί πολλης κύριοι γεγονότες λείας οικαδε άνεχώρησαν. Набеги галатов снова упоминаются во фрагментах 16.1-2. Воспользовавшись ослаблением Понтийского царства, возглавляемого только что вошедшим на престол Митридатом, они разорили его территорию, и город Амиса получил помощь от Гераклеи, которая отправила зерно жителям, утратившим посевы в результате галатских грабежей. Гераклея вновь подвергается нападению и откупается огромной суммой от захватчиков (F 16.3). Галатские племена использовали тот же прием, что и в случае Византия: они пообещали покинуть захваченные земли в обмен на большой выкуп золотом. В обоих случаях Мемнон устанавливает связь между вторжениями галатов и участием города в боевых действиях, которые, похоже, противоречат интересам захватчиков. Эти различные примеры таким образом показывают, что нападения галатов заключались в основном в опустошении и разграблении греческих городов, и что иногда захватчики требовали плату в обмен на уход. Если греки вынуждены были покупать свое спокойствие, то в тексте Мемнона есть пример, когда золото отвлекало галатов от их миссии. Так в F 30.1 он сообщает, что царь Митридат смог убежать из Кабиры, осажденных римлянами, и что во время бегства он был захвачен галатами, которые быстро потеряли интерес к царской особе, а накинулись на золотые монеты, разбросанные царем во время бегства.
Мемнон приводит еще один пример выступления галатов против Гераклеи. В F 20.1 он сообщает, что город был осажден галатами и что жители смогли избавиться от врагов, сделав удачную вылазку. По словам гераклейского историка галаты не привыкли к такому способу войны, и именно поэтому они были легко побеждены: έπολιορκεΐτο μεν ούν αυτη, καί χρόνος έτρίβετο, ος τους Γαλάτας εις ενδειαν των άναγκαίων συνήλαυνε· θυμω γάρ καί ού παρασκευή τη δεούση Γαλάτης άνήρ τον πόλεμον διαφέρειν οιδε («Она была осаждена и со временем галаты стали испытывать недостаток в жизненных припасах; ибо галаты ведут войну с пылом, а не с помощью необходимых приготовлений»). Термин «θυμω» ставит ударение на традиционной жестокости их нашествий, еще больше усиливая отрицательный образ, присущий повествованию Мемнона, а более обще — в умах греков. Эта жестокость выражена в F 11.5, где автор сообщает, что одна из первых миссий, порученных галатам во время переправы в Азию, заключалась в том, чтобы избавиться от Зипойта, брата вифинского царя Никомеда: Νικομήδης δε κατά Βιθυνών πρώτον, συμμαχούντων αύτω και των εξ Ήρακλείας, τους βαρβάρους έξοπλίσας, της τε χώρας έκράτησε καί τους ένοικοΰντας κατέκοψε, τήν άλλην λείαν των Γαλατών έαυτοΐς διανειμαμένων («Никомед сперва вооружил варваров против вифинов, в то время как союзниками его были и жители Гераклеи. Он овладел страной и истребил ее жителей, а галаты разделили между собой остальную добычу»). Мемнон в очередной раз настаивает на жестокости галатов, его антипатия к ним еще сильнее, потому что он называет их «βάρβαροι». Это определение во второй раз используется к галатам в F 11.2, где Мемнон сообщает о заключении договора между Никомедом и этими «варварами».
Галаты не единственные, кого можно так квалифицировать в повествовании Мемнона, поскольку несколько раз понтийцы называются βάρβαροι. Использование этого термина всегда связано с поражениями царской армии: в F 24.4 это войска во главе с сыном Митридата и лучших стратегов его отца — Таксила, Диофанта и Менандра, которые потерпели поражения от Фимбрии; в F 29.2 люди, которыми командовали Диофант и Таксил, описываются как варвары и разбиты войском Лукулла под Кабирами (F 29.2). Наконец, в F 30.2 войска, которые защищали Кабиры, захваченные римлянами, тоже обозначаются этим термином. Однако, несмотря на мрачный портрет Митридата, нарисованный Мемноном, Митридат никогда лично не описывается как варвар, но эта «странность» может быть связана с вмешательством Фотия в произведение гераклейского историка.
Таким образом, для Мемнона галаты, главные враги Гераклеи, являются жестокими людьми, грабителями, которые вели войну, руководствуясь животной яростью, а не каким–либо стратегическим расчетом. Однако племена галатов не единственные, кого можно назвать «варварами», потому что Мемнон использует этот термин для обозначения понтийцев, в отношении которых Мемнон должен испытывать настоящее отвращение, по крайней мере потому, что царь и его подданные захватив город, навлекли на него гнев римлян. Эти последние обошлись с городом еще хуже, и мне остается показать, как Мемнон воспринимал владычество римлян на протяжении всей своей истории.
Первые отрывки, посвященные римлянам в Истории Гераклеи не враждебны к римлянам, но лишены лести. F 18.2 он в частности не замалчивает трудностей, с которыми римляне столкнулись в войне против Пирра и тарентинцев, представляя их так: «иногда претерпев, а иногда нанеся ущерб своим врагам». Многочисленные военные столкновения, о которых сообщается в контексте митридатовых войн, предлагают одинаково нечеткую картину: Мемнон сообщает о победах и поражениях обеих сторон.
Однако F 18.2 сообщает эпизод славный для Рима, поскольку, согласно историку–гераклеоту, «когда Александр переправился в Азию, он написал им письмо, в котором предлагал или победить, если они могут властвовать, или покориться более могущественному», и «римляне послали ему золотой венок значительного веса»: όπως τε έπί την Ασίαν Άλεξάνδρφ διαβαίνοντι, καί γράψαντι η κρατειν, εάν αρχειν δύνωνται, η τοις κρείττοσιν ύπείκειν, στέφανον χρυσοΰν άπο ικανών ταλάντων 'Ρωμαίοι εξέπεμψαν[1]. Событие примечательное, тем более что сообщается в отступлении, посвященном истории римского господства. Другими словами, Мемнон дополняет победоносные войны римлян, которые сделали Рим доминирующей силой в Азии в I в. до н. э., вставляя это отступление, упоминает, что три века назад Рим склонился перед Александром, признав его мощь. Если источник этой информации не может быть установлен с уверенностью, то следует предположить, что Мемнон зависел от греческого источника. Историк Гераклеи, который никогда не забывает упомянуть о важности родного города в регионе Понта в IV в. до н. э., не упускает случая напомнить, что греки, в лице македонского царя Александра, положили конец империи Ахеменидов и преобладали в Малой Азии. Возможно, должны ли мы видеть в этом замечании своего рода предупреждение римлянам, напоминание, что власть эфемерна и что доминирующие государства сменяют друг друга? Возможно я ошибаюсь в такой интерпретации намерений Мемнона, но я не могу не видеть Историю Гераклеи как возможность для азиатского грека возродить память о прошлом величии своей родины, которой угрожали цари, властвующие в этом регионе, прежде чем она была окончательно осаждена и разграблена иностранной державой.
Тем не менее я не воспринимаю как реальные антиримские чувства в сочинении Мемнона. Мне кажется это будет неверно делать Историю Гераклеи враждебной Риму.
Автор не забывает вспомнить о качествах римских полководцев, когда это ему кажется уместным. Во многих случаях историк формулирует критические замечания, но они всегда направлены против личностей, а не против суверенной власти Рима. Возможно, это способ очистить Рим от ответственности за действия его представителей на востоке. Я бы сделала параллель с его способом представления измены Гераклеи римлянам по время последней митридатовой войны: город нельзя признать виновным в измене из–за поведения некоторых отдельных лиц, хотя они (в частности, Ламах и Дамофел) занимали официальные должности: в то же самое время Рим не мог нести ответственности за предосудительные действия полководцев, которых он отправил в Азию, и особенно за Котту.
Список источников Мемнона, составленный Якоби, очень мал, поскольку можно идентифицировать только Нимфида и Домиция Каллистрата, двух историков из Гераклеи. Этот ученый провел анализ текста нашего историка и пришел к выводу, что в первой части сочинения, т. е. фрагменты 1-17, Мемнон в значительной степени зависел от Нимфида, в то время как фрагментов 18-40 был Домиций Каллистрат.
Нимфид упоминается дважды в тексте Мемнона, и он появляется в качестве главы изгнанных гераклеотов, которым разрешено было вернуться в город в 281 г. после смерти Лисимаха (cf. F 7.3). Он снова называется в F 16.3 главой делегации, отправленной к вождям галатов, которые вторглись на территории гераклеотов. По словам Якоби, то, что Нимфид был среди изгнанников, вероятно, свидетельствует о принадлежности к богатой семье[1]. Кроме того, в «Письмах Хиона»[2] (13.3) упоминается некий Нимфид, родич тирана Клеарха, который, несомненно, был предком историка из Гераклеи, что делает этого последнего потомком первых гераклейских изгнанников. Якоби считает, что историк из Гераклеи, строго говоря, не был политиком. Так, причина, по которой он входил в делегацию, отправленную для переговоров с галатами, определялась не его положением во власти, но скорее его славою: он был выбран соотечественниками за свои дипломатические качества, которые он проявил, когда добился возвращения изгнанников в город.
По словам Якоби, Нимфид начал писать свой труд вскоре после возвращения в родной город в 281 г. Он написал местную историю Περί Ήρακλείας[3] и книгу об Александре и его приемниках (Περί Ασίας)[4], вероятно до 246 г., то есть до правления Птолемея III, период когда Гераклея наиболее активно участвовала в международной политике[5]. Его местная история была разбита на книги и Якоби дает следующее содержание[6]: Книга I была посвящена «археологии»; в книгах II-IX рассказывалось история от основания города до тирании; книги X-XI сообщали о событиях правления тиранов от Клеарха до Тимофея; затем, книги XII-XIII посвящены правлению приемников Тимофея и их падению. Наконец, летопись доводила историю города до 247/6 г.
Фотий в своем вступительном слове сообщил, что имел дело с книгами Мемнона с 9‑й по 16‑ю, посвященных событиям от 364/3 до 47 гг. до н. э. , и завершив конспект указывает, что не имел возможности познакомиться с первыми восьмью книгами. По мнению Якоби, первые книги «Истории Гераклеи» несомненно содержали факты, подобные изложенным Нимфидом в его первых девяти книгах. Согласно этому ученому, сходство между этими двумя авторами в организации их истории доказывает, что Мемнон, с точки зрения его метода, был гораздо ближе к Нимфиду, чем к Каллистрату[7].
Очень неприязненный портрет первых двух тиранов имеющийся у Мемнона (F 12), без сомнения, берет начало от негативного изображения, переданного Нимфидом, что не удивительно, если помнить о его изгнании в прошлом. Якоби тем не менее считает, что враждебность к тиранам не запятнала его историческое суждение[8]. Трактовка тирании ограничена Мемноновым описанием портретов трех первых тиранов. Однако, говоря о Клеархе, историк упоминает посольства, которые тот посылал к персидским царям. Это единственный след, оставшийся от политического аспекта правления Клеарха, и как отмечает Якоби, текст дошедший до нас, безусловно, является результатом переработки Фотия, удалившего все детали политической жизни Гераклеи, которая, по–видимому, его не интересовала[9]. В F 4 (книга XI) Мемнон помещает историю города в контекст вторжения Александра в Азию. До книги XIV историк представляет деяния приемников Александра и Эпигонов с точки зрения Гераклеи. История этих персонажей иногда напрямую связана с Гераклеей, а с другой стороны, влияет на жизнь города. Этот период истории города связывает всемирную историю и местной историей до царствования Птолемея II, о котором говорится в F 17. Поэтому Якоби считает, что ткань событий Истории Гераклеи Мемнона во многом сходна с хроникой Нимфида. Также он безоговорочно приписывает ему отступление о Вифинии в F 12[10]. Мемнон дважды цитирует Нимфида в своем тексте во фрагменте 7.3 и во фрагменте 16.3, в котором от также называет Нимфида «ιστορικός», что является еще одним доказательством того, что Нимфид был источником Мемнона.
С другой стороны Якоби считает маловероятным, что Нимфид является источником фрагмента 19 относительно осады Гераклеи Прусием Вифинским. Этот эпизод, возможно, происходит из другого идентифицированного источника Мемнона Каллистрата[11]. F 17 отмечает конец зависимости Мемнона от Нимфида, так как по его словам, история Нимфида заканчивалась правлением Птолемея III[12]. Действительно, Якоби указывает, что F 18, который вводит римлян в историю Гераклеи и во всемирную историю греков, говорит о том, что Мемнон пользуется источником отличным от Нимфида[13]. Фрагменты 18.1 и 18.5 сообщают историю происхождения Рима до вмешательства римлян в греческие дела, затем F 18.6 возвращается к главной заботе Мемнона — судьбе Гераклеи — в примечательном эпизоде истории греческого мира: приходе римлян в Азию. До F 18.10 повествование сосредоточено на отношениях между городом и римлянами за исключением F 18.9 в котором упоминается конец войны против Антиоха III в ходе которой произошли первые контакты гераклеотов с римской властью. Затем F 19 и 20 сообщают об войнах Гераклеи с царем Вифинии Прусием I и галатами. В F 21 упоминается участие гераклеотов на стороне римлян в Союзнической войне (91/88). Наконец в F 22 Мемнон начинает долгий рассказ о Митридатовых войнах. Эти первые фрагменты смещены с точки зрения хронологии и выявляют ошибки в географии (F 21). Несмотря на то, что вмешательство Фотия имело негативные последствия для этой части текста, мы должны рассказать о работе Мемнона в этом месте повествования.
По словам Якоби, эта очевидная дезорганизация событий во многом связана с тем, что Мемнон, до сих пор зависящий от Нимфида, должен был сменить изложение, поскольку его источник заканчивался 247/6 г. — началом правления Птолемея III Евергета[14]. Это означает, что организация повествования Мемнона каким–то образом была смоделирована под его источник. Якоби кроме того отвергает замечание Лакура о том, что Нимфид не может нести ответственности за организацию повествования Мемнона[15]. Дезидери [16] считает, что смена источника поучительно сказалась на хронологии событий в F 18-21. Мне кажется, что на тот момент Мемнон, несомненно, следовал хронологии Нимфида, особенно в первых книгах, но начиная с F 9 построил свое повествование по театру военных действий или по главному действующему лицу, отклоняясь в этом от метода Нимфида. Итак, это означает, что Мемнон извлекал информацию из своего источника, но план построения истории был его собственный. Основная проблема связана с хронологией и изложением истории начиная с F 18. Остается определить, был ли источник Мемнона единственным для все второй части, или он использовал несколько источников.
Якоби идентифицировал Домиция Каллистрата, местного историка Гераклеи, как источник Мемнона для второй части текста[17]. Очень мало известно о построении труда Каллистрата. По словам этого ученого историк был автором Περί Ήρακλείας[18], состоящей из семи книг, но отличающейся от Нимфида способом организации повествования. По его словам, это различие можно объяснить тем, что два эти человека писали в разное время: интересы Каллистрата отличаются от интересов Нимфида, отчасти из–за контекста, в котором он творил. Действительно, город больше не был вовлечен в мировую историю так, как это было во времена Нимфида. Каллистрат, который также написал Περί Σαμοθράικης, был продолжателем истории Гераклеи, написанной Нимфидом. Его сочинение известно Дионисию Галикарнасскому, а согласно Якоби, вполне правдоподобно, что Каллистрат был среди пленных гераклеотов, которые были увезены в Рим после осады города, что объясняет подробности, сообщенные Мемноном в F 39 о прениях, которые происходили во время судебного процесса над Коттой[19]. По словам Якоби, очень вероятно, что они вернулся на родину после того, как провел в Риме некоторое время, как предполагается в F 40.1 в отношении некоторых гераклеотов. Итак, этот ученый считает, что авторство F 18-40 должно быть приписано Каллистрату[20].
Лакур предполагает, что Мемнон, начиная с F 21, принял организацию книги по митридатовым войнам и выделял замечания о Гераклее, следуя его истории[21]. Таким образом, историк использовал два типа источников и увязывал информацию из них. Такой тезис предполагает, что фрагменты 23, 26.2, 27.5-6, 29.3-4, 32-35, 39-40 происходят из источника, отличного от используемого для остальной части митридатовых войн. Согласно Лакуру, такой метод Мемнона проистекает из того факта, что он не имел в своем распоряжении основного источника истории Гераклеи на период I в. до н. э. Якоби отвергает эту точку зрения Лакура[22] и задает вопрос, что могло побудить Мемнона использовать труды «по общей истории», признав, что сочинение Каллистрата не предоставляло данных для повествования о событиях F 21, а скорее это были истории Деметрия из Каллатиса, Гераклида Лембосского, Агатархида, Посидония или Тимагена.
Согласно Якоби, Мемнон должен был дать причины таковой организации материала, но Фотий удалил их из своего резюме. Он считает, что сочинение Каллистрата отчасти было посвящено Риму, но Фотий сохранил только те отрывки, которые изредка подразумевали Гераклею, таким образом уничтожая детали жизни города в эллинистический период, не заинтересовавшие его[23]. По мнению этого ученого, Каллистрат подробно рассказывал о митридатовых войнах и их последствиях для Малой Азии и Понта, полагая, что это соответствует методу местной хроники. Его концепция местной истории в этом отношении отличается от концепции Лакура.
Дезидери[24] поднимает вопрос о Каллистрате. Либо мы должны признать, что историк жил во второй половине II в., тогда, вероятно, он был источником Мемнона для отступления о Риме и событий, связанных с первыми контактами Гераклеи и Рима. Однако, он не отвергает гипотезу Якоби о том, что Каллистрат является источником Мемнона для истории митридатовых войн, и в этом случае, мы должны признать, что он жил в I в. до н. э.[25] Исследования, проведенные этим ученым, показывают трудности, связанные с текстом Мемнона. Должны ли мы признать, что историк использовал единый источник для второй части и приписать путаницу, которая царит в F 18-21 Фотию, или мы должны предположить, что Мемнон использовал несколько источников? Возможно, что Каллистрат является источником ко всей второй части и что Мемнонова организация текста по протагонистам и театральность действия изменили хронологию. Вмешательство Фотия, который сохранил лишь часть повествования, только акцентируют кажущуюся дезорганизацию изложения.
С моей стороны, предположения Якоби о том, что Каллистрат является источником Мемнона для рассказа о митридатовых войнах, мне кажется весьма убедительным. Рассказ хорошо построен в отличие от F 18-21, который, на мой взгляд, не полностью вытекает из Домиция Каллистрата. Начиная с F 18 Мемнон не мог пользоваться хроникой Нимфида и композиция его Истории, вероятно, расстроилась из–за нехватки источников в его распоряжении, как это было предложено Лакуром. Мемнону пришлось заполнить хронологические лакуны и реорганизовать историю, которая больше не могла быть сосредоточена главным образом на Гераклее, поскольку город все меньше был вовлечен в мировую историю. Для этого он мог делать извлечения из других типов документов, как предполагает Мэттингли, чтобы заполнить лакуны своего основного источника, несомненно Каллистрата[26]. Дезидери считает, что источник Мемнона для F 18.1- 21, независимо от того, идентифицировать его с Каллистратом или нет, сообщал о нападении Манлия Вульсона на галатов и событиях до 168 г. до н. э. — то есть поражения Персея[27]. Однако F 21 об осаде Гераклеи Прусием I Вифинским, F 18.10 о договоре между городом и Римом, и F 21, в котором говорится об участие некоторых греков в союзнической войне в Италии, являются очень запутанными, и, возможно, Мемнон для этих отрывков сверялся с другими источниками. Анализ, проведенный в исторических комментариях к этим эпизодам, в частности к F 18.10 и 21, предполагает, что Мемнон, определенно, перепутал различные сведения, сделав свое повествование несвязным и даже ошибочным.
Лакур предполагает, что первые книги Мемнона, касающиеся царствования Клеарха, Сатира и Тимофея (IX-X = F 1-3) принадлежат не Нимфиду, а Феопомпу[28]. Он считает, что этой группе фрагментов присущ морализаторский подход, подобный тому, который мы находим у Феопомпа[29]. Последний был историком второй половины IV в. из Хиоса. Изгнанный из города, он осел в Афинах, где присоединился к ученикам Исократа. Он часто посещал Филиппа и Александра в Македонии, был сторонником Спарты. В частности он написал историю Филиппа II (Φιλιππικά) в 58 книгах о событиях 359-336 гг.[30] Якоби рассудил, что такая смена источника для истории тирании маловероятна. По его мнению столь же малообоснованна гипотеза, что Мемнон использовал историю Александра, написанную Нимфидом, для сведений об участии тирана Дионисия в азиатских делах во времена правления этого македонского царя. По его словам, местный более поздний историк, такой как Мемнон, скорее всего использовал бы сочинение «Περί Ήρακλείας» в качестве источника[31]. Однако этот ученый не отвергает возможность того, что сам Нимфид следовал Феопомпу, чтобы написать свою историю о первых тиранах Гераклеи. Однако он подчеркнул, что Нимфид, несомненно, скорее пользовался работами своих предшественников–гераклеотов, и историей тирании так, как она передавалась в кругу гераклейских изгнанников, а не Филиппикой Феопомпа[32]. Мне кажется, что использование последнего Нимфидом не стоит недооценивать, поскольку он, несомненно, знал о Клеархе, бывшем ученике своего учителя Исократа. Более того, влияние Феопомпа на историю первых тиранов может объяснить, учитывая его симпатии к Спарте, синхронизм, употребленный в F 2.5, который датирует правление Сатира со временем царствования Архидама в Спарте.
Некоторые новейшие историки предположили использование Мемноном «Романа об Александре» для F 18.2, в котором упоминается первый контакт между Римом и Александром, но эта гипотеза была опровергнута Янке[33]. Мне кажется, что сходства между версиями этих двух авторов недостаточно, чтобы наверняка утверждать, что Псевдо–Каллисфен был источником Мемнона. Идентификация источников, используемых историком Гераклеи, проведенная Якоби и Лакуром, по сей день, по моему мнению, остается наиболее убедительной. Итак, Нимфид, который несомненно извлек из сочинения Феопомпа какую–то информацию, касающуюся первых трех тиранов, и Домиций Каллистрат составляют основные источники Мемнона. Не исключено, что последний прибегал к вторичным источникам, в частности для повествования F 18-21, но в настоящий момент они не могут быть идентифицированы.
Фотий не дает указания на общее количество книг, написанных Мемноном. Его ремарка заключается лишь в том, что он не держал в руках последующие главы, и нет никаких оснований предполагать, что эти последующие книги существовали. Мы ничего не знаем о Мемноне, даже когда он жил. Р. Лакур считает, что XVI книга была последней в Мемноновой Истории Гераклеи и предполагает, что последний жил во времена Цезаря[34]. Он обосновывает свою датировку на личной интерпретации последнего фрагмента, так как он считает, что Мемнон рисует пылкий портрет Бритагора, из чего предполагает, что эти два человека жили в одно время[35].
Но вот цитат из Мемнона нет в схолиях Аполлония Родосского, из чего следует, что он должен был жить позднее Августа. Предполагая, что историк написал много других книг, в этом случае необходимо предположить, что он продолжил историю родного города до своего времени. По этому пункту Ярроу отвергает предположения некоторых современных ученых, что последний фрагмент Мемнона был фактическим концом XVI книги. Мемнон как и другие использовал традиционный прием историков, когда в заключении книги помещалось ее краткое содержание и предварялись события следующей книги[36]. Признавая, что Мемнон жил после эпохи Цезаря, этот ученый предполагает, что XVI книга гераклейского историка, вероятно, не была последней в его сочинении. Исходя из этого постулата, она предполагает, что Мемнон, без сомнения, ссылался на события, изложенные Страбоном (XII, 3, 6). Последний уведомляет, что римские колонисты поселились в Гераклее. Марк Антоний утвердил создание этой колонии, которая не была плодом официальных решений Рима. Затем он подарил часть города, занятого гераклеотами, Адиоториксу, тетрарху Галатии, который напал на римских колонистов незадолго до битвы при Акции. Галата привезли в Рим на триумф Августа и казнили. По словам Ярроу, Август пересмотрел статус Гераклеи и включил город, как сообщил Страбон, в провинцию Понт–Вифиния[37].
Я не могу выдвигать датировки на основе чисто филологического анализа, области в которой я не специалист. Однако, анализ стиля Мемнона, по–видимому, предполагает что в его словарном запасе есть сильное влияние аттицизма, что датирует его текст периодом Второй Софистики[38]. По словам Ярроу, использование термина λυσιτέλεια (35.6) в смысле «преимущество» или «прибыль» отвергается словарем аттических слов, составленным грамматиками II в. н. э. Поллуксом и Моэрисом. Однако, по мнению этого ученого, вполне возможно, что историк, живущий в Азии, и, следовательно, живущий на периферии главных интеллектуальных центров, пользовался словарем, несколько отличным от господствующей традиции, но тем не менее принадлежал к движению Второй Софистики. Но все–таки, основываясь на анализе использования Мемноном термина αύτοκράτωρ, Ярроу предполагает, что последний жил в первые дни империи. Этот ученый считает, что историк, писавший в имперский период, не пользовался бы этим термином для обозначения римлян республиканской эпохи, за исключением случая, когда он переводит титул императора, по той причине, что времена империи этот титул был связан императором. Но кажется, что Мемнон употреблял это слово в нескольких значениях. Действительно, кажется, что историк употреблял слово αύτοκράτωρ в греческом смысле этого термина. Исходя из этой «особенности», Ярроу считает, что историк Гераклеи, вероятно, жил в начале эпохи Августа[39]. Дуек также высказывается в пользу датировки I в. н. э.[40] Однако, согласно статистическому анализу текста Мемнона, некоторые исследователи следуя Майстеру, например Орелли, помещают Мемнона в эпоху Антонинов[41]. Но как указала Янке, трудно описать историю Гераклеи на основе исключительно лингвистических наблюдений, поскольку Фотий мог изменить исходный текст[42].
Якоби выступает за датировку II в. н. э., а также опровергает предположения некоторых исследователей, которые, основываясь на литературном стиле Мемнона, считают, что историк жил во времена Адриана[43]. Он выдвигает осторожную гипотезу о том, что Мемнон, вероятно, был современником Плутарха и Арриана[44].
Это правда, что интерес Мемнона к характерам персонажей сближает его Плутархом. Он мог быть современником Аппиана, с которым его объединяет обильная информация о митридатовых войнах, и он также разделяет метод организации повествования по театру военных действий[45]. Янке поднял интересный вопрос, который тем не менее отказывается выставлять в качестве аргумента датировки. Действительно, F 5.2, в котором Мемнон рассказывает об обстоятельствах смерти Амастриды, имеет сходство с эпизодом из биографии Нерона, сообщенном Тацитом (Ann. XIV-3-5). Император якобы подстроил убийство своей матери Агриппины, утонувшей в море. Этот эпизод напоминает рассказ Мемнона, в котором он сообщает, что Клеарх II и Оксатр устроили заговор с целью убить свою мать, которую и лишили жизни во время морской поездки. Янке считает, что сходство между этими событиями не означает, что Мемнон консультировался с Тацитом или наоборот[46]. Однако, даже если сходство между этими двумя событиями само по себе не является достаточным основанием для датировки времени жизни Мемнона, я думаю — это еще один элемент в досье для датировки историка Гераклеи II в. н. э.
Наконец, я считаю, что интерес Мемнона к событиям, связанным с Никеей и Никомедией, является не случайным, и, вполне вероятно, что его рассказ отражает озабоченность этой части Малой Азии во второй половине II в. н. э. С моей точки зрения, вторая половина II в. н. э. как период работы Мемнона мне представляется наиболее предпочтительной, особенно потому, что его метод и его интересы имеют много общего с Плутархом, Аррианом и Аппианом.
Думаю, нам не следует путать «сюжеты» и «темы», обсуждаемые Мемноном. В самом деле, первая категория относится ко всему, что содержится в событиях, собственно исторический рассказ. Сюжеты не повторяются, поскольку они относятся к конкретным фактам.
С другой стороны, кроме этих исторических сюжетов есть более или менее повторяющиеся «темы», либо в той же части, либо далее в тексте. Эти темы сообщают факты, которые являются не просто историческими событиями: они помогают лучше понять эту историю. Например, повторяющаяся тема «образа тирана» может быть взята только в том случает, если вы попытаетесь понять точку зрения Мемнона на таких персонажей. Характеры и поступки политических деятелей описываются в соответствии с критериями, установленными источниками Мемнона, но которых также придерживается автор. Плутарх (Гальба 2,2) дает определение биографии, а не прагматичной истории: «рассказать подробно и обстоятельно — задача истории, описывающей событие за событием, но мимо достопамятных обстоятельств в жизни Цезарей нельзя пройти и мне. История — это рассказ об общественных делах, политике и войне. Биография обращается к изучению частной жизни и характера». (Цитата не совсем точная). Эти две тенденции обнаруживаются у Мемнона. У него есть биографический подход к событиям, так как он сообщает о случившемся с персонажем не забывая упомянуть о наказании, понесенном виновниками злодеяний. Он также высказывает своем мнение об их деяниях, представляя их или хорошими, или плохими, и он подробно останавливается на описании характеров.
Вопросы датировки являются центральным моментом комментария к тексту. Датировка событий представляет собой множество трудностей, особенно, когда факты, о которых сообщает Мемнон, неизвестны ни по одному другому источнику. Поэтому необходимо попытаться понять метод историка Гераклеи, чтобы как можно больше разъяснить трудности связанные с хронологией и вытекающие из его труда — или, по крайней мере, того, что от нее осталось. Для этого я выделила три системы, используемые в тексте.
Систем датировки в тексте Мемнона три типа. Историк Гераклеи иногда берет даты, используемые его источником, особенно это касается системы олимпиад и синхронизмов. Однако, большая часть его повествования должна датироваться в соответствии с последовательностью событий, а точнее — после с последовательностью фрагментов. Работа по датировке очень деликатная, так как Фотий многократно вмешивается в исходный текст, и информация, необходимая для нашего понимания, пропадает. Эти пробелы усложняют датировку событий, особенно когда элементы повествования не позволяют выяснить географическую ситуацию, относящуюся к фактам. Вмешательство Патриарха в текст Мемнона иногда имеет более неблагоприятные последствия, поскольку из него следует неправильная хронология. Наконец, организация повествования по желанию Мемнона не всегда принимает во внимание хронологический порядок, в котором происходят события, и поэтому в первую очередь необходимо понять, является ли это нарушение хронологического порядка плодом ошибки или, наоборот, следствием метода Мемнона, главная задача которого в этом случае заключалась не только в том, чтобы представить исторические события.
Система олимпиад используется в тексте только один раз, во фрагменте 12.2: την Αστακόν δε Μεγαρέων φικισαν αποικοι, όλυμπιάδος ίσταμένης ιζ': Астак был основан колонистами мегарян в начале семнадцатой олимпиады». В этом отрывке речь идет об основании колонии, и довольно часто, следуя Эратосфену, использовалась система олимпиад для таких далеких событий. Однако, если бы эта система была частью метода Мемнона, мне кажется, она появлялась бы более регулярно. Таким образом, с меня довольно приписать эту датировку источнику Мемнона. Более того, мне кажется, что в исходном тексте эта система датировки, связанная с историей основания города, использовалась неоднократно, поскольку в свете интереса, проявленного Фотием к легенде об основании города, он, конечно, не преминул сообщить об этом событии.
Напротив, датировка по синхронизмам появляется в тексте неоднократно. Она состоит в датировании факта через упоминание другого события, происходящего одновременно. Историк в этом случае ссылается на исторический эпизод, который должен быть всем известен, в частности, его читателям. Однако, в случае Мемнона, для большинства событий, служащих хронологической ссылкой, синхронизмы также могут быть неправильными.
Первый синхронизм, используемый в тексте, заключается в том, что Мемнон датирует правление Клеарха, первого тирана Гераклеи. F 1.4 : είχε δε την Περσων άρχην Άρταξέρξης τότε, είτα και Ώχος ό ταύτην εκ πατρος έκδεξάμενος. «У персов тогда правил Артаксеркс, а затем Ох, который унаследовал власть отца». Царствование тирана датируется синхронизмом, но Мемнон также пользуется в равной степени расчетом датировки, о чем я расскажу позже. Поскольку речь идет не о датировании определенного события, а о периоде правления, Мемнон или его источник пользуется для этого другим правителем. Он упоминает царствование Артаксеркса II и его сына Артаксеркса III. Выбор этого синхронизма, сделанный автором, является не случайным; таким способом он подчеркивает существующие отношения между Клеархом и этими персидскими царями. Действительно, Мемнон сообщает, что «при жизни Клеарх часто отправлял к ним послов»: προς ους και πολλάκις ετι ζών ό Κλέαρχος διεπρεσβεύσατο. Это замечание таким образом относится к внешней политике и к дипломатическим отношениям, поддерживаемым последним с величайшей державой того времени. Итак, мне кажется, что такая датировка была взята из его источника, который стремился не столько к точному определению царствования Клеарха, сколько к выделению аспекта его политики.
Царствование Сатира, брата Клеарха, датируется по тому же принципу и сочетает синхронизм и подсчет: F 2.5: ετη μεν βιώσαντα πέντε καί έξήκοντα, ών ή τυραννίς είχεν ζ'. Άρξίδαμος δε τηνικαΰτα Λακεδαιμονίων έβασίλευεν : «Он прожил шестьдесят пять лет, из которых тирания занимает семь. В это время у лакедемонян царствовал Архидам». Вероятно эта датировка перенесена из источника Мемнона, но разница от царствования Клеарха заключается в том, что нет никакого упоминания о какой–либо дипломатической связи между Сатиром и царем лакедемонян. Несмотря на молчание Мемнона по этому вопросу, весьма вероятно, что Гераклея имела дипломатические сношения со Спартой во время правления Сатира. Я не думаю, что нужно приписывать отсутствие таких сведений Фотию, потому что было бы странно, что он сообщил о дипломатических отношениях, поддерживаемых Клеархом, но не его брата. Царствования Тимофея и Дионисия не датируются синхронизмами, а в случае первого вообще никак не датируется.
Фрагмент 12.3, который является частью отступления Мемнона о Вифинии, предлагает новый пример синхронизма: он рассказывает о том, как город Астак «пребывал в большой силе и славе» после прибытия афинских колонистов. Датировка этого периода процветания помещается в царствование Дедалса, повелителя вифинов: Αθηναίων αύτήν μετά Μεγαρέας έπφκηκότων, εληξέ τε των συμφορών καί έπί μέγα δόξης καί ισχύος έγένετο, Δοιδαλσοΰ τηνικαΰτα τήν Βιθυνών αρχήν εχοντος : «Когда после мегарян в него выслали колонию афиняне, город освободился от несчастий и пребывал в большой славе и силе. В то время у вифинов находился у власти Дедалс». Ссылка на царствование этого малоизвестного правителя, безусловно, выбрана источником Мемнона, в котором была описана история Вифинии. Царствование Дедалса, разумеется, было известно автору, но, к сожалению, история этого правителя и даты его правления совершенно неизвестны нам.
Система синхронизмов используется для датировки конкретных событий. Тем не менее бывает, что упомянутое событие не происходило «в то же самое время», что факты, сообщаемые Мемноном, и что Мемнон излагает эпизод своей истории до или после более знаменитого события, которое я назову «эталонное событие». Иногда датировка бывает очень запутанная. В первой части текста македоняне и их деяния служат хронологической ссылкой на события, сообщаемые Мемноном. Три из них упоминаются в период правления Дионисия, а Мемнон ссылается на политическую ситуацию, то есть, когда каждый из них представлял собою власть, самую могущественную в Азии.
Во фрагменте 4.1 Мемнон ссылается на Александра. Он датирует посольство отправленное гераклейскими изгнанниками временем когда Александр уже был хозяином Азии: ύστερον δε ποικίλας ύπέστη περιστάσεις, μάλιστά γε των της Ήρακλείας φυγάδων προς Αλέξανδρον περιφανως ήδη της Ασίας κρατούντα διαπρεσβευομένων («впоследствии он [Дионисий] перенес различные превратности, больше же всего, когда гераклейские изгнанники отправили послов к Александру, уже явно завладевшему Азией»). Во фрагменте 4.3 Пердикка и его убийство служат ссылкой на попытку гераклейских изгнанников вернуться в родной город: Περδίκκα δε των όλων έπιστάντος. Во фрагменте 4.6 это Антигон, который в свою очередь выбран в качестве ссылки: καί Αντιγόνφ δε την Ασίαν κατέχοντι λαμπρως συμμαχήσας, οπότε την Κύπρον έπολιόρκει : «Дионисий блестяще сражался вместе с Антигоном, владевшим Азией, когда тот осаждал Кипр». Мемнон датирует брак дочери Дионисия Гераклейского с племянником Антигона временем, когда тот доминировал в Азии.
Для современников источника Мемнона такие ссылки, вероятно, были понятны, но сегодня эти датировки зависят от интерпретации лексики, используемой автором этих синхронизмов. Что понимает историк Гераклеи или его источник под словом «Ασία»? Какое значение он придает глаголам «κρατέω», «έφίστημι» и «κατέχω»? Наречию «περιφανής»?
Во фрагменте 8.2 Мемнон датирует прибытие Керавна ко двору Селевка временем после смерти Лисимаха: Πτολεμαίος δε ο Κεραυνός, των Λυσιμάχου πραγμάτων ύπό Σελεύκφ γεγενημένων, καί αύτός ύπ’ αύτόν έτέλει (когда владения Лисимаха оказались во власти Селевка, Птолемей Керавн сам предался ему). Таким образом это «эталонное событие» позволяет нам определить даты прибытия Керавна после 281 г., но я вернусь к этой датировке в историческом комментарии, так как она оказывается неверной.
Во второй части текста одно события упоминается и три раза и служит хронологической ссылкой. Это переход власти над Азией в руки иноземцев. Во фрагменте 18.2 Мемнон сообщает, что Александр писал римлянам, когда переправился в Азию: όπως τε έπί την Ασίαν Αλεξάνδρφ διαβαίνοντι («Александру, перешедшему в Азию»). Во фрагменте 18.6 первое посольство гераклеотов к римлянам относится ко времени, когда римские полководцы вошли в Азию: όπως Ήρακλεωται διαπρεσβευσάμενοι προς τους των 'Ρωμαίων στρατηγούς επί την Ασίαν διαβεβηκότα (гераклеоты отправились посольством к стратегам римлян, переправившимся в Азию). Наконец, во фрагменте 20.1 Мемнон датирует нападение галатов на Гераклею временем до переправы римлян в Азию: οί δε ύπέρ τον Πόντον Γαλάται, ουπω των Ρωμαίων εις τήν Ασίαν διαβεβηκότων, πόθον εχοντες πείραν λαβειν της θαλάσσης (жившие близ Понта галаты в то время, когда римляне еще не переправились в Азию, желая овладеть выходом к морю). В этих трех отрывках используется глагол «διαβαίνω» и переправа в Азию двух держав, Александра и римлян, воспринимались автором этой ссылки как важный момент завоевания региона иноземцами.
Также Мемнон использует определенные события в истории римлян для датировки событий в Азии. Во фрагменте 22.6 Мемнон упоминает битву при Амнии, которая означает начало первой Митридатовой войны, а его рассказ предваряется следующим образом: ύστερον δέ Σύλλα καί Μαρίου περί τήν Ρωμαϊκήν πολιτείαν άναρριπισάντων τήν στάσιν (Позднее в Римской республике вспыхнули раздоры между Суллой и Марием). Согласно Мемнону битва при Амнии происходила одновременно с гражданской войной в Риме между Суллой и Марием. Я более подробно изложу в историческом комментарии аргументы, опровергающие такую датировку и выясню причины, по которым этот синхронизм, используемый Мемноном, является ошибочным. Однако, здесь я остановлюсь на одном выводе, сформулированном в комментарии, поскольку, как мне кажется, эта ошибка результат работы Мемнона, а не следствие вмешательства Фотия.
Во фрагменте 25.1 Мемнон ссылается на возвращение Мария из изгнания в Рим, чтобы объяснить почему Сулла заключил мир с Митридатом, тем самым завершая первую Митридатову войну: Μαρίου δέ άπο την φυγης άνασωθέντος εις τήν Ρώμην («Когда Марий вернулся из изгнания в Рим»). Во фрагменте 27.1 отправка Лукулла и Котты в Азию, которая знаменует начало рассказа о третьей митридатовой войне, приходится на смерть Суллы в Риме: μετ’ ού πολύν δέ χρόνον Σύλλας εν Ρώμη τελευτά («вскоре после этого Сулла умирает в Риме»).
В последнем фрагменте текста (F 40.4), смерть гераклеота Бритагора, которым завершается рассказ Мемнона, датируется моментом «когда Цезарь рассматривал возвращение в Рим»: καί περί της εις Ρώμην επανόδου τού Καίσαρος διανοουμένου. Ссылка на Цезаря, это не только элемент датировки, кроме того она подчеркивает драматическую сторону смерти Бритагора для Гераклеи. В самом деле, по словам Мемнона, римский полководец обещал гераклеоту предоставить свободу его городу, но обещание не могло стать официальным, до тех пор пока Цезарь не вернется в Рим. Таким образом Мемнон напоминает некоторым читателям, что смерть Бритагора произошла незадолго до возвращения Цезаря в Рим, возвращения, которое позволило бы городу вернуть статус свободного города. Таким образом историк связывает судьбу города с тем, кто много лет работал на благо родного города.
Некоторые из упомянутых выше событий служат не только ссылками для датировки событий, о которых сообщается в соответствующих фрагментах, но и сами датируются в соответствии с фактами, о которых сообщалось ранее. Я вернусь к выражениям, которыми вводятся эти отрывки в моем анализе организации по фрагментам. Датировка по синхронизму или по ссылке на известное событие должна была быть понятна читателям, для которых предназначалась «История Гераклеи». Если Мемнон принял установки, данные в его источниках, то, конечно, потому, что сам их понимал. Типы событий, используемых в качестве ссылок эволюционируют по ходу повествования. Эталонные события выбираются не только по их известности, но также потому, что они привносят дополнительную информацию к фактам, сообщаемым Мемноном. Так, датировка правления двух первых тиранов дает детали дипломатических отношений, которые они поддерживали во время своего правления. Ссылка на царствование правителя Вифинии первоначально была адресована по–преимуществу местной аудитории. Господство македонян в Азии и переправа в Азию Александр и римских полководцев были заметными событиями для азиатских народов. Наконец, упоминание о событиях, происходящих в Риме, или с участием римлян, безусловно, были адресованы читателям–римлянам.
Расчетная датировка неоднократно используется в разделе посвященном тирании в Гераклее. Царствование двух первых тиранов, Клеарха и Сатира, датируется синхронизмами и подсчетом годов, в течение которых они удерживали власть. Система подсчета используется для определения возраста обоих тиранов. Так, в F 1.4 : ζήσας μεν ετη η' και ν', τούτων δε τυραννήσας δυοκαίδεκα (он прожил пятьдесят восемь лет, из которых держал власть двенадцать лет») и в F 2.5 : ετη μεν βιώσαντα πέντε καί έξήκοντα, ών ή τυραννίς είχεν ζ' (он прожил шестьдесят пять лет и правил семь лет).
Правление Дионисия не датируется синхронизмом, но только подсчетом лет царствования (F 4.8): βιους μεν ετη ε' και ν', ών έπί της αρχής † λ' έγνωρίζετο («он прожил пятьдесят пять лет, из которых тридцать царствовал»). Мемнон не приводит никаких элементов датировки для царствования Тимофея и наследников Дионисия. С другой стороны, он считает годы, в течение которых Гераклея была лишена «свободы». Так в F 6.1 он пишет: καί προς τον τής έλευθερίας άνδραγαθίζεσθαι πόθον, ήν δ' καί π' ετεσιν ύπό τε των έμφυλίων τυράννων καί μετ’ έκείνους ύπο Λυσιμάχου άφήρηντο : «(гераклеоты) собираются с духом и стараются показать себя доблестными в стремлении к свободе, которой они были лишены в течение 84 лет собственными тиранами, а после них Лисимахом».
Подсчет годов жизни и правления суверенов используется в отступлении, которое Мемнон посвящает суверенам Вифинии: F 12.4 : ού τελευτήσαντος άρχει Βοτείρας, ζήσας ς' καί ο' ετη : «после его смерти правил Ботир, проживший 75 лет»; F 12.4 : τούτου βίος μεν έγεγόνει έτων α' καί ο', ών έβασίλευσε ν' : «жил он (Бас) 71 год из которых царствовал 50»; F 12.5 : ούτος βιους μεν ετη ς' καί ο', κρατήσας δε τής άρχής η' καί μ' : «Прожил он (Зипойт) 76 лет, обладая властью из них 48». С другой стороны Мемнон упоминает царствование Дедалса в F 12.3, но не дает никаких сведений о продолжительности его правления. Что касается Никомеда, который сыграл важную роль в истории Гераклеи, в частности, заключивший с городом договор, то Мемнон не называет количество лет его правления. Почти наверняка эти даты происходят из источника Мемнона, скорей всего, Нимфида.
Наконец, подсчет лет используется в других случаях. В F 1.1 Мемнон сообщает, что Клеарх был учеником Исократа в течение четырех лет, что относится к продолжительности пребывания тирана в Афинах: άλλά καί Πλάτωνος των άκροατων ενα γεγονέναι, καί Ίσοκράτους δε τού ρήτορος τετραετίαν άκροάσασθαι («он был одним из слушателей Платона и четыре года слушал ретора Исократа»). В F 21 по поводу гераклеотов, которые были отправлены на помощь римлянам во время союзнической войны, историк пишет, что «они вернулись домой через одиннадцать лет»: ια’ ετει προς τήν πατρίδα άνεκομίσθησαν. В F 35.9 он дает продолжительность осады Гераклеи: έάλω δε ή πόλις έπί δύο ετη τή πολιορκία άντιθχοΰσα : «так был взят город, который в течение двух лет выдерживал осаду». В 40.4 Мемнон сообщает, что Бритагор 12 лет отсутствовал в Гераклее, в течение которых он сопровождал Цезаря: δωδεκαετίας δε τήν παρεδρίαν διαμετρούσης («двенадцать лет длилась эта близость»). Иногда используется число дней для датировки продолжительности упомянутого события: в F 1.4 : ουτω δευτεραιος τον βίον κατέστρεψε («Клеарх умер через два дня); F 2.5 : άλλα συχναις ήμέραις τη πικρά και βαρεία καταδαπανώμενον νόσφ ουτως άποτισαι το χρεών («но, много дней сряду истощаемый жестокой и тяжелой болезнью, таким образом выплатил долг»). Расчетная датировка имеет смысл только в том случае, если отсчитывается от эталонного события. В случае с Вифинией, хронология зависит в основном от даты правления Никомеда I, которая в целом оспаривается.
Текст Мемнона содержит хронологические ссылки, вокруг которых строится повествование. План текста не лишен хронологичности, поскольку, как я попытаюсь показать, разделение, которому я следую, организованное по подразделам, раскрывает основную нить повествования. Однако, порядок событий в этих «подразделах» иногда проблематичен. Очевидно, что вмешательство Фотия сказалось на организации, заданной Мемноном. Мне кажется при этом, что метод гераклейского историка с самого начала исказил хронологический порядок сообщаемых им фактов. Его метод по существу заключается в организации изложения по крупным театрам военных действий. Такая конструкция, вероятно, навязана цепью событий, происходящих в ходе одного периода. Этот метод не нов, так им пользовался Аппиан[1]. Итак, временами Мемнон следует за разными протагонистами своего повествования и сообщает об их деяниях и последствиях оных. Когда он интересуется следующим персонажем, он иногда пересказывает события, изложенные им несколькими фрагментами ранее.
Трудности, созданные этой организацией, заключаются в том, что Мемнон не определяет свой метод и не указывает допустимую дату для связанных событий по отношению к тем, которые упомянуты в предыдущей «тематике». Он почти не использует «эталонных событий», как я уже отмечала ранее. Изучение словаря, используемого Мемноном в начале каждого фрагмента, показывает, что некоторые из них не включают какой–нибудь термин, позволяющий поместить событие в нить очерченных предшествующих событий, и чаще всего эти отрывки создают трудности для датировки. С другой стороны Мемнон использует термины, которые вводят фрагмент, как следствие ранее сообщенного эпизода или в качестве причины происходящих событий. Эти выражения повторяются регулярно и помещают сообщенные факты после упомянутых в предыдущем отрывке, через более или менее короткий период времени, который по-прежнему сложно определить, поскольку используемый лексикон лишен точности. Наконец, случается так, что фрагмент вводится указательным местоимением, относящимся в вышеупомянутому персонажу, а вмешательство Фотия чаще всего обнаруживается на этом уровне, поскольку так получается, что сообщаемые факты не относятся к предполагаемому протагонисту. В этом случае, похоже, Патриарх не сообщил весь текст Мемнона и поэтому потерял информацию, необходимую для связи двух фрагментов. По ходу комментирования я продолжу, где необходимо восстановить ткань событий, так, как это должно было быть у Мемнона, чтобы лучше объяснить хронологические проблемы. Однако, я повторю здесь некоторые из своих замечаний, чтобы схематично предложить интерпретацию того, что мне кажется методом Мемнона. Я попытаюсь предложить причины, которые оправдывают организацию повествования так, как она проявляется в том, что осталось от труда Мемнона.
Мемнон написал историю Гераклеи и город остается путеводителем его повествования. Я ранее пыталась подчеркнуть цели гераклейского историка, которые, безусловно, повлияли на организацию его повествования, которае в свою очередь находится в зависимости от его источников. Итак, историк Гераклеи должен был смешивать доступную ему информацию со своими личными интересами, со своими целями. В первой части текста (F 1-17) Гераклея является главным героем, которая причастна к большим конфликтам с конца IV в. до первой половины следующего столетия.
Фрагменты 1-5 следуют хронологии, заданной последовательностью тиранов Гераклеи. Политика, ведомая Дионисием, и, в частности, союзы, заключенные с диадохами его времени, вовлекает город в борьбу, которую вели наследники Александра, и эти конфликты являются фоном повествования, тогда как история тиранов составляет его суть. После смерти последних тиранов Мемнон интересуется судьбой города, попавшего под контроль Лисимаха, который вскоре отдает город своей жене Арсиное. Царица ставит во главе города одного из своих доверенных людей, Гераклида из Кимы. Смерть Лисимаха тем не менее становится поворотным моментом истории Гераклеи, которая вскоре восстанавливает свою свободу — повторяющаяся тема повествования. Таким образом, содержание фрагментов 1-5, на мой взгляд, посвящено истории Гераклеи того времени, когда она была лишена свободы, то есть периоду, в течение которого она последовательно управлялась тиранами и властью иноземцев.
Фрагменты 6-7 по существу рассказывают историю внешней политики Гераклеи во времена независимости. Мемнон устанавливает связь между внутренними событиями и теми, которые происходят за стенами города. Так он сообщает, как городу удалось восстановить свободу, избавившись от Гераклида из Кимы. Гераклеоты смогла вернуть контроль над городом в контексте войны Селевка с Лисимахом, кратко упомянутой в F 5.7. Однако, вернув себе свободу, город вступил в конфликт с Селевком, который намеревался включить Гераклею с сферу своего влияния. Одновременно городу угрожал другой правитель, Зипойт из Вифинии. Именно в таком контексте внешней угрозы Гераклея признала возвращение изгнанников и заключила союзы с государствами, поделавшими противостоять Селевку, заложив основы так называемого «Северного Союза». Итак, фрагменты 6-7 объясняют причины конфликта, который доминирует в остальной части повествования, то есть противостояния Селевка и «Северного Союза».
Фрагмент 8 в основном посвящен борьбе за Македонию. По пути в Македонию Селевк убит Керавном, который провозглашает себя царем. Мемнон сообщает, что гераклейский флот сражался на стороне принца Лагида, который победил своего противника, Гоната, домогавшегося македонского трона. Этот фрагмент вводит еще один аспект борьбы с Селевкидами, о котором сообщается во фрагменте 9. Связь между содержанием фрагментов 8 и 9 утрачена, вероятно, из–за вмешательства Фотия, но, похоже, что битва за македонский трон, начатая Керавном и Гонатом, после смерти Лагида продолжилась между Антигонидом и Антиохом, сыном Селевка. Кроме того смерть Керавна вводит в повествование галатов, главных героев начиная с фрагмента 11.1.
Начиная с фрагмента 9 история Мемнона посвящена борьбе с Селевкидами, в которой активное участие принимает Гераклея, а историк кратко представляет различных главных героев этой борьбы: Никомед, царь Вифинии, Гонат, и конечно же Гераклея. Фрагмент 9.1 сообщает об экспедиции, посланной Антиохом I против Гераклеи и Вифинии, двух государств, которые отказались подчиниться покойному Селевку. Этот фрагмент наглядно показывает один из первых эффектов хронологического метода Мемнона, поскольку, как я попытаюсь более подробно продемонстрировать в комментарии, факты, сообщенные в F 9.1 произошли раньше, чем упомянутые в F 8.8. Таким образом сирийское наступление на север Малой Азии относится к периоду между смертью Селевка (F 8.3) и гибелью Керавна (F 8.8). Более того, в F 8.8 Мемнон сообщает, что Керавн совершил многочисленные злодеяния «в течение двух лет». Этот двухлетний период занят событиями, которые Мемнон относит к фрагментам 9.1-9.2, посвященным не событиям в Македонии, а тем, что имели место в Азии, тогда как факты, представленные во фрагментах 9.3-10.1 происходили одновременно.
Повествование Мемнона во фрагментах 9.1-9.5 сосредоточено на Гераклее и рассказывает о причинах союза с Никомедом, царем Вифинии, а именно угрозе со стороны Селевкидов (F 9.1-3). Затем Мемнон представляет благотворные последствия этого союза для Гераклеи, поскольку город восстанавливает свои прежние владения (F 9.4), а участие города в войне против Зипойта, брата Никомеда, о чем сообщается в F 9.5, представляет собой одну из статей договора: военная помощь Гераклеи в Вифинской войне.
F 9.4, в котором историк сообщает о восстановление Гераклеей контроля на Киеросом, Тиосом и территорией Финиса — отрывок сложный для датировки. В самом деле, как мне кажется, Мемнон сообщает положительные последствия союза, заключенного с Никомедом, в долгосрочной перспективе, а не непосредственные выгоды от соглашения. Итак, возвращение этих территорий в сферу влияния гераклеотов вполне могла быть отсрочено по времени и произошло уже после событий, изложенных в следующих фрагментах. В этом случае очевидно, что хронология, навязанная организацией фрагментов, не является абсолютной. Этот отрывок является примером другого важного пункта метода Мемнона: причинно–следственные связи. Действительно, Мемнон стремится сообщать о причинах и последствиях событий — в данном случае о союзе с Никомедом — и не может принимать во внимание хронологический порядок. Он не ставит вопрос составить список различных событий, но он пытается установить связь между разными эпизодами в рамках одной и той же темы, а Гераклея является основным субъектом F 9.
Война между Антиохом и Гонатом, упомянутая в F 10.1, происходит вслед за событиями такими, какими Мемнон их оставил после гибели Керавна (F 8.8), но должна датироваться до того как Гонат овладел Македонией, о чем также упомянуто в F 8.8. Причины войны Мемнон не сообщает, но конфликт можно объяснить в свете фрагментов F 8.1-8.8. Действительно, Антиох хотел овладеть Македонией, замысел, который ставил перед собой его отец, но жестокая кончина помешала ему его исполнить. Интерес Антиоха к царству предков возрос со смертью Керавна, так как Гонат еще не захватил власть и трон был вакантным. В F 10.1 Мемнон сообщает, что Гонат объединился с Никомедом из Вифинии, а в F 10.2 он устанавливает связь между этим союзом и войной, предпринятой Антиохом против царя Вифинии.
Никомед — третье главное действующее лицо в борьбе против Антиоха. Мемнон раскрывает две причины войны, которую Селевкид вознамерился вести против Вифинии. Первая упоминается в F 9.3 : Антиох хотел «отомстить» за поражение, нанесенное его генералу Гермогену из Аспенда, убитого вифинами (F 9.2). Вторая причина — это союз, заключенный между Гонатом и Никомедом (F 10.1). В F 10.2, где упоминается встреча флотов селевкидов и вифинян, Мемнон сообщает, что гераклеоты послали корабли Никомеду. В этом отрывке, таким образом, излагается еще один пункт договора между Никомедом и Гераклеей, который предусматривал военную помощь в боевых действиях против Антиоха.
Итак, метод, используемый Мемноном, заключается в изложении событий с точки зрения трех объявленных противников Антиоха — Гераклеи, Гоната и Никомеда, — несомненно, отчасти навязывает сам себя настолько, насколько та часть событий, о которых сообщается в этих отрывках, происходила параллельно.
Фрагмент 11.1 вводит новый элемент борьбы против Селевкидов. Действительно, F 11 посвящен прибытию галатов в Азию и их обоснованию. Никомед, заключая договор с галатами, получал нового союзника, который во множестве случаев оказался угрозой для народов Азии, в частности для Гераклеи. Мемнон повторяет участников союза против Антиоха, перечисляя города и государей, включенных в договор с галатами. Вмешательство этих новых протагонистов в войну против Антиоха не упоминается Мемноном. С другой стороны он показывает помощь, которую они оказали Никомеду против его брата Зипойта. Рассказ Мемнона также не упускает случая упомянуть помощь, которую гераклеоты оказали своим союзникам в F 11.1 и 11.5. Что касается F 12.1, он сообщает, что Никомед «достигши блестящего благополучия, воздвиг напротив Астака город, назвав его своим именем». Это короткий пассаж завершает царствование Никомеда и служит введением к отступлению, которое Мемнон посвятил Вифинии.
Мне кажется, что F 12.1 не является эпизодом отступления о Вифинии, поскольку он служит отправной точкой для отступления в повествовании (F 12.2-6), которое завершается новым упоминанием об сновании Никомедом Никомедии. Итак, в F 12.6 он возвращается к тому месту, где оставил рассказ в F 12.1. Это событие является эталонным для последующих событий.
Интерес к этому отступлению, помимо того факта, что должен быть интересен читателям Мемнона из Вифинии, в частности, упоминанием об основании Астака, заключается в том, что он сосредоточен на действиях, предпринимаемых вифинскими правителями для защиты своей независимости. С этой целью Мемнон, вероятно в значительной степени сокращенный Фотием, рассказывает о решающих этапах борьбы вифинов против врагов, особенно против правителей, которые пытались включить Вифинию в сферу своего влияния: Александра, Лисимаха и Антиоха. Это отступление подчеркивает упадок Вифинии после смерти Никомеда, поскольку в нем подчеркивается, как предшественники покойного суверена преуспели в превращении своего царства в значимую силу в Малой Азии. Кончина вифинского царя инициирует кризис престолонаследия, усложнившего борьбу против Селевкидов, которыми теперь правит Антиох II. События, описанные в F 13-17, относятся к числу самых сложных для датировки, поскольку хронологический порядок, в котором они связаны друг с другом, довольно запутан. Союз Никомеда с галатами показывает свою ограниченность, поскольку Мемнон сообщает, что Гераклея стала жертвой галатских набегов (14.3 ; 16.2-3). Итак, похоже, что смерть Никомеда разрушила договор, который оговаривал, что галаты не будут нападать на союзников царя, в том числе на Гераклею. Более того, последовавшая война в Вифинии после смерти царя провозгласила о разрыве союза Гераклеи с Вифинским царем. Эти два аспекта рассказа имеют особое значение, поскольку в F 19-20 Мемнон сообщает о войнах, ведомых последовательно вифинским царем и галатами против Гераклеи, истоки которых, как кажется, историк показывает здесь. Эта группа фрагментов также вводит нового союзника Гераклеи и «Северного союза» — Птолемея II (F 14.1 ; 17), первые действия которого в рядах врагов Селевкидов, несомненно, исчезли в резюме, составленном Фотием.
После сообщения об основании Никомедии в F 12.6 Мемнон интересуется различными театрами военных действий с участием противников Антиоха II. F 13 показывает столкновение между Византием, членом «Северного Союза», с Каллатисом и Истром. В оставшейся части истории Мемнона, в том виде как она до нас дошла, нет никаких указаний, чтобы связать этот эпизод с другими, но в комментарии я попытаюсь продемонстрировать, что эти два города были в союзе с Антиохом и что война на левом берегу Понта представляет собой еще один аспект борьбы с Селевкидами, в частности конфликт между Птолемеем II и Антиохом II. F 14 посвящен войне за престолонаследие в Вифинии, F 15 показывает действия Антиоха в проливах и, в частности, в Византии. В F 16 сообщается об участии Гераклеи в делах Понта. Из–за такой организации по регионам краткие хронологические элементы, содержащиеся в некоторых их этих фрагментов, следует тщательно обследовать. Так, выражение «ού πολλω δε ύστερον χρόνφ», которым вводится F 13, на мой взгляд, относится к F 12.6. Поэтому следует предположить, что война за факторию Тому между Византием и Томой с Каллатисом, началась после основания Никомедии. С другой стороны, хотя Мемнон рассказывает об этом конфликте и его последствиях в одном пассаже в соответствии со своим «методом», об окончании войны сообщает в конце F 13 и предваряет словом «ύστερον», конфликт имел место после начала вифинской войны, о которой сообщается в следующем отрывке (F 14.1), но до окончательного утверждения Зиела на троне (F 13.2).
F 14.1 вводится выражением «ού πολλοΰ δε πάνυ ρυέντος χρόνου»: оно относится, по моему мнению, к смерти Никомеда, которая по Мемнону началась «вскоре после» начала войны за Тому. Что касается ссылки на бегство в Армению Зиела, старшего сына Никомеда, то это на мой взгляд, представляет собой напоминание о причинах войны за наследство в Вифинии, которая вспыхнула после смерти государя и может быть поставлена до вспышки войны за факторию Тому
F 15, в котором Мемнон упоминает войну между Византием и Антиохом II, не вводится ни одной хронологической ссылкой. Я не буду повторять аргументы, которые будут развиты в историческом комментарии, но многие исследования, посвященные этому отрывку, как правило, ставят его в одно время с войной за Тому. Царь Селевкидов напал на византийцев после начала войны, которую они начали против Каллатиса и Истра, но еще до ее окончания. Схематически, я бы сказала, что F 15 должен быть расположен между вводным выражением в F 13 «ού πολλω δε ύστερον χρόνφ» и выражением в середине фразы этого же фрагмента «ύστερον». Вмешательство Фотия на этом уровне повествования является просто вопиющим, так как связь между F 15, F 14.3 и 16.1 отсутствует. Патриарх, подводы итог этой части текста, сохранил только факты, а не причины войны, которую Антиох вел против Византия.
F 16 вводится выражением столь же неточным, как и в F 13 и 14: «συνέβη δε μετ’ ού πολύ», которое, на мой взгляд, относится к событиям, указанным в F 14.2 и 14.3, то есть восшествием на вифинский престол Зиела и набег галатов на гераклеотов. Кроме того, F 16.1 вводится упоминаем о смерти царя Понта Ариобарзана, событием, нужным для установления хронологических пределов фактов, сообщаемых позже. С другой стороны, F 17 не содержит ссылок такого типа. Он упоминает о дарах Птолемея II Гераклее, когда, согласно Мемнону, царь «достиг вершины благополучия». Выражение можно интерпретировать по–разному, но мне кажется, что этот эпизод упоминается в этом пункте истории, чтобы на позитиве закончить рассказ F 13-16. Действительно, в качестве основы для повествования этих фрагментов мы находим еще одну тему Мемнона: влиятельность его родного города в регионе. В F 14-16 упоминается о помощи, оказанной городом Вифинии, Византия и Амиса, а в F 17 служит не только для того, чтобы подчеркнуть важные отношения с великими монархами того времени, но и показывает, как Гераклея, которая проявляла щедрость в свое время, получала вознаграждение.
Во второй части текста Гераклея остается в центре повествования, которое представляет нового героя: Рим (18-21). Мемнон посвящает римлянам отступление, чтобы объяснить их присутствие в Азии. Эта история римского могущества, рассказанная с самого начала, резко обрывается Фотием (F 18.1-18.5). Патриарх кратко рассказывает об основных войнах римлян на западе, в частности о тех, что они вели против Македонии. Он упоминает поражение Персея, которое с хронологической точки зрения располагается после войны с Антиохом III неявно упомянутой во фрагменте F 18.6 и о последствиях которой Мемнон сообщает в F 18.9. Эта «хронологическая» странность может быть объяснена в той мере, в которой отступление посвящено событиям на западе, а в F 18.6 рассказывается о войнах на Востоке и в Малой Азии.
Во фрагментах 18.6-10 Мемнон подчеркивает хорошие отношения, существующие между римлянами и гераклеотами. Именно в контексте борьбы с царем Селевкидом, Антиохом III, город вступает в отношения римлянами. Гераклейский историк подчеркивает вовлечение родного города в войну в качестве посредника. Положение, которое он приписывает гераклеотам в антиохийской войне, принадлежит к теме, преобладающей в F 9-17, а именно, борьбе с Селевкидами, а Рим таким образом представлен как новый союзник Гераклеи против этого потомка ряда государей, которые начиная с Селевка, были традиционными врагами Гераклеи. Более того, Мемнон настаивает на связи Гераклеи и римлянами, чтобы напомнить (своим читателям?), что город был верным союзником Рима. Единственная причина, по которой город потерял дружбу римлян на самом деле случилась по причине предательства определенных лиц, а не по воле народа.
Следующие фрагменты, посвященные войнам ведомым Прусием I (F 19) и галатами (F 20) против гераклеотов, повторяют темы, обсуждавшиеся до F 18. Действительно, в F 14 и 16 Мемнон набрасывает основы конфликта между городом и племенами галатов, тогда как F 14 показывает, на мой взгляд, ухудшение отношений между гераклеотами и Вифинским царством. Смерть Никомеда и участие города на стороне противников Зиела, старшего сына царя, лишенного наследства в интересах его малолетних сводных братьев, положила начало новому конфликту с правителями вифинян.
Разумеется, Мемнон ничего не говорит о войне между Гераклеей и Зиелом после воцарения последнего. Но плохие отношения между городом и Вифинией вернулись ко времени Зипойта I, а союз между двумя государствами, по–видимому, существовал только во время правления Никомеда. Мемнон организовал рассказ в F 18-21 по разным протагонистам. Так, хронология событий, описанных в F 19-20, не зависит от того, что находится в F 18.6-10, тем более, что согласно Фотию, F 19 относится к пятнадцатой книге истории Мемнона, тогда как события, о которых сообщается в F 18, изложены в предыдущих книгах. Факты, описанные в F 19.1, то есть завоевание владений гераклеотов — Киерос и Тиоса — Прусием, вероятно, расположены до событий, изложенных в F 18.6, то есть до прибытия римлян в Азию в 190 г. Однако, такая датировка — это только предположение, полученное в результате исследований, проведенных по этому вопросу, поскольку текст Мемнона не содержит хронологической информации. В F 19.2 Мемнон сообщает об осаде Гераклеи Прусием, и этот отрывок вводится выражением «εφ’ αίς κάκείνην κραταιως επολιόρκει», что помещает военные действия вифинян против города после взятия Киерос и Киоса. Однако выражение слишком неопределенное, чтобы узнать сколько времени отделяет два эпизода. Согласно выводам, которые я смогла сформулировать в комментарии, и толкованию, которое может быть сделано исходя из F 19.3, получается, что царь умер через несколько лет после нападения на Гераклею (κάκει βιους ετη ού πολλά), и как мне кажется, осада происходила после Апамейского мира, упомянутого в F 18.9.
F 20 предваряется «эталонным событием», о котором упоминалось ранее: появление римлян в Азии. Итак, признав, что этот эпизод относится к прибытию римских полководцев в 190 г., мы должны поставить нападение галатов на Гераклею до фактов, о которых говорится в F 18.6. Наконец Мемнон напоминает о Союзнической войне в Италии в F 21, и хотя в этом отрывке содержится много несоответствий, которые здесь не будут обсуждаться, она поставлена после фактов, сообщенных в F 20.
Начиная с F 22 Гераклея все меньше присутствует в рассказе, посвященном митридатовым войнам (F 22-38) и больше не составляет центрального элемента[2]. История этого конфликта состоит из четырех этапов. Первый посвящен причинам войны между Римом и Митридатом VI Евпатором (F 22.1-22.5). F 22.1, введенный выражением «μετά ταΰτα», таким образом помещает митридатову войну после событий, о которых сообщалось ранее, и, в частности, после начала Союзнической войны в Италии. Он начинает свою историю с оккупации Каппадокии в 100/99 г., которую он явно представляет в качестве очевидной причины: φαινομένην αιτίαν. Хронологический порядок событий наблюдается в F 22.4 и 22.5, которые хронологически следуют за F 22.1. Напротив, F 22.2 и 22.3 относятся к событиям, предшествующим тем, о которых сообщается в F 22.1, поскольку Мемнон, который обязуется установить истинную причину конфликта, а именно характер царя, касается важных эпизодов начала царствования повелителя Понта.
Фрагменты 22.6-25.3 посвящены первой Митридатовой войне. Мемнон организует свой рассказ в соответствии с различными театрами военных действий. F 22.6-22.9 посвящены военных действий в Азии. Последовательность фрагментов не согласуется с хронологической последовательностью, поскольку резня италийцев в Азии (22.9) излагается после осады Родоса (22.8). Мемнон пытается установить связь между различными эпизодами, и для этой цели представляет причины и следствия сообщаемых им фактов. Эта причинная связь идет раньше абсолютной хронологии событий. Так, после рассказа об успехах понтийцев в Азии, следует рассказ, что Родос остался единственным союзником Рима и раскрываются последствия этой верности: нападение Митридата на город. Что касается «эфесской вечерни», то она представляет пример верности греческих городов царю. Таким образом, весьма вероятно, что выражение «μετά δε ταΰτα», которым предваряется F 22.9, относится к вторжению в Вифинию, упомянутому в начале F 22.8, а не к осаде Родоса, упомянутой в конце этого пассажа. Итак, F 22.8 сообщает о последствиях (об осаде Родоса) связанных с нею фактов (верность Родоса), которые не обязательно наступили немедленно с хронологической точки зрения. Эта процедура уже использовалась Мемноном в F 9.4 и F 13, и в этом случае следует признать, что историк Гераклеи не допускает ошибок. Однако, в той мере, где порядок событий не обоснован автором, последовательность событий в F 22.8 и 22.9, как представляется сегодня, является неточной.
Фрагменты 22.10-22.13 выделены под военные действия в Греции и каждый отрывок посвящен отдельному протагонисту. В 22.10 упоминает о действиях понтийцев и включает прибытие Суллы в Грецию, действия которого излагаются в следующем фрагменте. F 22.12, как кажется, сильно ужат Фотием, и, вероятно, путает действия, выполняемые двумя понтийскими армиями. Организация повествования, которая следует за разными римскими и понтийскими протагонистами, подчеркивает проблему хронологии, поскольку захват Амфиполя, упомянутый в F 22.12, имел место до захвата Афин, упомянутого в предыдущем отрывке. Наконец, F 22.13 сообщает о столкновении двух вражеских армий.
Мемнон сообщает о высылке жителей Хиоса в F 23 и сообщает как к ним на помощь пришли Гераклеоты. Это первое и единственное упоминание об участии города в первой митридатовой войне. Историк сообщает, что гераклеоты помогли хиосцам восстановиться в своем городе, и этот эпизод вводится термином «ύστερον»; но, кажется, что это возвращение произошло после первой митридатовой войны. Использование этого хронологического элемента — еще один пример метода Мемнона, который связывает последствия после фактов, упомянутых в следующем отрывке. Новые протагонисты, римляне Флакк и Фимбрия представлены во фрагменте 24. Факты, сообщаемые в F 24.1-24.4 посвящены событиям в Азии, связанным с этими двумя людьми. Наконец, окончание войны упоминается в F 25 и повествование снова фокусируется на Сулле. Мемнон излагает причины и условия заключения мира в Дардане и сообщает, как Сулла и Митридат возвращаются к своим занятиям после заключения договора.
Фрагменты F 26.1-26.4 посвящены второй митридатовой войне, кратко изложенной Мемноном и не представляют хронологической проблемы. Последняя война Рима с царем Понта рассказана довольно подробно. Во фрагментах 27.1-28.4 гераклейский историк сообщает о военных действиях, ведомых римлянами и понтийцами, которые постоянно сталкивались в боях. Эти отрывки примечательны битвами при Халкедоне и Кизике, выигранные Митридатом и Лукуллом. Фрагмент 27.1, который извещает об отправке Лукулла и Котты против Митридата, вводится выражением «μετ’ ού πολυν δε χρόνον Σύλλας εν 'Ρώμη τελευτά». Хронологический порядок соблюдается, но представление событий создает впечатление, что Сулла умер вскоре после окончания второй митридатовой войны и что Лукулл и Котта получили назначение на следующий день после его кончины. Но период, в течение которого происходят эти три события, длиннее чем кажется, так как конец войны между Муреной и Митридатом приходится на весну 81 г., Сулла умирает в 78, а римские войска во главе с Лукуллом и Коттой были отправлены в Азию только в 73 г.
Во фрагментах 27.2-3 Мемнон сообщает об организации понтийских армий, а в F 27.4 он говорит о разделении римской армии, поскольку Лукулл покидает Котту и флот в Халкидоне, между тем вновь он упоминается в F 27.8, стоящего лагерем на (реке) Сангарии. Гераклея находится в центре событий, изложенных в F 27.5-6 и историк сообщает, как город подвергся выплате дани римлянам. Первая большая битва, упомянутая в F 27.7 произошла на Халкедоне и победу одержал Митридат. F 28.1-4 посвящены осаде Кизика Митридатом, которая закончилась победой Лукулла и бегством царя Понта.
Группа фрагментов 28.5-29.6 является поучительным примером метода Мемнона, поскольку повествование о событиях после осады Кизика следует за каждым римским протагонистом, тогда как упоминаемые в этих отрывках факты иногда происходят одновременно. Фрагменты 28.5-28.8 описывает действия Триария, Барба, Котты в Апамее, в Прусе на Олимпе и Прусиаде Приморской, Никее. Завоевание последней — повод для Мемнона пересказать легенду об основании (F 28.9-11). Триарий и Котта соединяются в Никомедеи, откуда бежал царь (F 29.2). Одновременно с отвоевыванием вифинских городов Лукулл ведет борьбу на море против понтийских стратегов, причем Мемнон упоминает только победы. Во время бегства в Понт царю удалось взять под контроль Гераклею (F 29.3-4). Фрагменты 29.5 и 29.6 относятся к приготовлениям, сделанными обеими сторонами. Итак, Мемнон сообщает, как царь организовал свою армию и попытался собрать союзников, чтобы противостоять своим врагам, в то время как главные римские протагонисты собирают свои силы в Никомедии (F 29.5). Этот отрывок является отдельным эпизодом повествования, поскольку начиная с этого эпизода Мемнон четко сообщает о военных действиях, проводимых Лукуллом, Коттой и Триарием на различных театрах военных действий.
Итак, Мемнон последовательно сообщает о преследовании Митридата Лукуллом, бегстве царя в Армению и завоевание главных городов Понта римлянами (F 29.731.3), а также об осаде Гераклеи Коттой, к которой вскоре присоединился Триарий (F 32 ; 34-36), после того как последний победил понтийцев у Тенедоса (33). Фрагмент 37 в основном посвящен осаде Лукуллом Синопы, и с хронологической точки зрения это продолжение событий, о которых сообщалось в F 36. Рассказ о третьей митридатовой войне заканчивается в F 38 представлением армянской кампании, в ходе которой Лукулл противостоял войскам Тиграна, и заканчивается битвой при Тигранокерте, в которой победили Римляне. Последний упомянутый факт — отправка армянского и римского посольстве царю Парфии.
Последние два фрагмента посвящены судьбе Гераклеи, события начинаются с процесса над Коттой в Риме. В F 39 Мемнон упоминает факты, которые произошли до изложенных во фрагменте 38.8, поскольку возвращение Котты произошло в 71 г., а битва при Тигранокерте — осенью 69 г. F 40.4, которым заканчивается рассказ Мемнона, в том виде как он дошел до нас, рассказывает о смерти Бритагора, которая датируется 47 г., то есть тогда, когда согласно историку гераклеоту, Цезарь готовился вернуться в Рим. Мемнон сообщает, что гераклеоты, которые попали в плен и были привезены в Рим завоевателями, получили разрешение вернуться в родной город после суда над Коттой (F 39.4). Более двадцати лет отделяют судебный процесс над Коттой от смерти Бритагора. Рассказ о событиях, происходящих между двумя этими эпизодами, очень лаконичен и ограничивается упоминанием реконструкции Гераклеи. Автор сообщает, что гераклейский аристократ остался в Риме после суда и что «прошло несколько лет» (καί τινων ετών άνυσθέντων) до его возвращения в Гераклею (F 40.1). Бритагор добился обещания вернуть «свободу» родному городу, «в тот момент, когда власть в Риме была сосредоточена в руках Юлия Цезаря (ήδη δε της 'Ρωμαίων ήγεμονίας εις ενα περιϊσταμένης ανδρα Γάϊον Ιούλιον Καίσαρα). Мемнон рассказывает, что прошло несколько лет между возвращением Бритагора в Гераклею и возглавляемым им посольством к Цезарю: διαγεγονότων μεν πολλών ετών. Наконец, последний фрагмент сообщает, что Бритагор умер после двенадцатилетнего пребывания в свите Цезаря (δωδεκαετίας), — ошибочная датировка, поскольку признав, что первое посольство гераклеотов к Цезарю было послано летом 48 г.[3], это помещает смерь Бритагора в 36 г., когда римлянин был уже мертв и не мог в это время собираться в Рим.
1. Словарь тирании
Я отметила пятнадцать терминов, связанных с тиранией, два из которых относятся к преступлениям, совершенных сторонниками Клеохара, одного из вождей понтийского гарнизона в Синопе по время третьей митридатовой войны (37.1 ; 37.3). Два других термина используются в отношении Дионисия Старшего Сицилийского (4.5) и тиранов, предшествующих Клеарху (1.2). Остальная часть списка относится к гераклейским тиранам:
τυραννήσαντος : 4.5 (Дионисий Сицилийский): του Διονυσίου πάσαν επισκευήν τού Σικελίας τυραννήσαντος.
τυραννήσας : 1.4 (Клеарх): τούτων δε τυραννήσας δυοκαίδεκα.
τυραννίδι : 1.1 (Клеарх): Κλέαρχον μεν ούν επιθέσθαι πρώτον τυραννίδι κατά της πόλεως.
τυραννικώ : 37.1 (Клеохар): τυραννικώς ήρχον, ταύτη νομίζοντες διαφυγειν της επί Λεονίππφ μιαιφονίας τήν δίκην.
τυρραννικώτερον : 37.3 (Клеохар): καί τυρραννικώτερον ετι της πόλεως.
τυραννίς : 1.2 (тираны, предшествующие Клеарху): προ τών αλλων οΰς ή τυραννίς άπέδειξεν όνομάζεσθαι.
τυραννίς : 2.5 (Сатир): ών ή τυραννίς είχεν ζ*.
τυραννίς : 5.3 (Клеарх и Оксатр): ών ή τυραννίς ηθροίκει χρημάτων.
τύραννον : 1.5 (Клеарх): οί μέντοι γε άνηρηκότες τον τύραννον.
τύραννον : 3.1 (Тимофей): ώς μηκέτι τύραννον άλλ’ εύεργέτην αύτόν, οίς επραττε καί σωτηρα.
τύραννον : 4.6 (Дионисий): καί τον τύραννον άπαξιώσας, το βασιλέως άντέλαβεν ονομα. τύραννος : 1.4 (Клеарх): εθυε μεν γάρ δημοτελη θυσίαν ό τύραννος.
τυράννου : 2.1 (Сатир): Σάτυρος δε ό του τυράννου άδελφός.
τυράννους : 2.1 (Клеарх): Κλέαρχον άλλά καί πάντας τυράννους ύπερέβαλεν.
τυράννων : 6.1 (тирания в Гераклее): ετεσιν ύπό τε των εμφυλίων τυράννων καί μετ’ εκείνους ύπο Λυσιμάχου άφήιρηντο.
2. Характеры и поведение тиранов и тиранических персонажей
Мемнон посвящает большую часть своего рассказа тиранам, и, в частности, их портретам, которые весьма стереотипичны. В реальности мало что осталось от их конкретных деяний в экономической, военной и политической сферах. Признав, что Мемнон рассказывал об их политике, Фотий ничего из этого не сохранил, кроме Тимофея и Дионисия. Описание, которое Мемнон дал о царствовании Тимофея, старшего из двух братьев, ограничивается несколькими упоминаниями об его экономической политике и намеками на ведомые им войны. Однако его портрет остается стереотипным, вероятно, немного больше, чем у Дионисия. Последний описан в положительных выражениях, но рассказ Мемнона, обобщенный Фотием, предлагает более подробную информацию о внешней политике тирана, и, в частности, о том, что влияние Гераклеи усилилось и что Дионисий присоединил новые территории, отныне подчиненные власти гераклеотов. С другой стороны, следует признать, что текст Мемнона ничего не сообщает нам о функционировании институтов при тирании.
В этой части я не буду заниматься какими–либо деяниями тиранов в экономических вопросах и даже их военными кампаниями, которые будут рассмотрены в историческом комментарии. С другой стороны, я предлагаю провести сравнительное исследование портретов разных тиранов: от Клеарха, до смерти его внуков, Клеарха II и Оксатра, чтобы пролить свет на то, как этих персонажей воспринимал историк Гераклеи. Несомненно, этот последний зависел от тех портретов, которые уже были нарисованы его источниками. Однако, мне кажется, что общие черты, связывающие эти портреты и, в частности, используемый словарь, указывают на Мемнона, особенно те, что мы находим во второй части труда, для которого гераклейский историк пользовался другими источниками.
Действительно, во время третьей митридатовой войны, когда Гераклея была осаждена римлянами, те, кто исполнял власть в городе, были представлены не только как предатели, но и как тираны, не только их характеры, но их действия. Фактически это не была тирания, какая существовала в Гераклее во времена династии Клеарха. Тем не менее Мемнон описывает правление Леохара и его сторонников как «тиранию». Используемый словарь имеет сходство с тем, который присутствует при описании первых тиранов. Итак, хотя классические и эллинистические источники дают портреты с использованием одних и тех же стереотипов, вполне вероятно, что восприятие Мемноном этого типа правления и таких вождей отразилось на его работе, чего не было бы, ограничься он простым воспроизведением своих источников.
Лексическое поле жестокости зарезервировано для первых двух тиранов: Клеарха и Сатира, а также последних двух правителей династии, Клеарха II и Оксатра. Оно также присутствует в изображении Мемноном «предателей» во время осады Гераклеи. Наиболее часто встречаются два термина: μιαιφονία и ώμος и их производные[1]. Я перечислила девять случаев употребления слова μιαιφονία и его вариантов, пять из которых применены к Клеарху и Сатиру. Что касается термина ώμος, из девяти выявленных случаев четыре относятся к описанию двух братьев.
Так Мемнон сообщает, что Клеарх был жесток и кровожаден по отношению к своим подданным (F 1.1 : ώμον δε τοις ύπηκόοις και μιαιφόνον) и каким образом его жестокость провоцировала заговоры против его личности (F 1.3 : διά το μιαιφόνον καί μισάνθρωπον καί ύβριστικον). Термин μιαιφόνως Мемнон снова использует, когда сообщает как при смерти тирана мучили те, «кого он жестоко убил» (F 1.4 : είδωλα δε τά φαντάσματα ην ών εκείνος μιαιφόνως άνηιρήκει). Портрет его брата ничуть не лучше, поскольку последний представлен как человек, имеющий «разум, склонный к убийству» (F 2.1 :προς τάς μιαιφονίας μόνον όξύρροπον εχοντα) и который «своей жестокостью превзошел не только Клеарха, но и всех других тиранов» (F 2.1 : ος ώμότητι μεν ού Κλέαρχον άλλά καί πάντας τυράννους ύπερέβαλεν), хотя временами «пресыщался кровью соплеменников и преступлениями» (F 2.1 : εί καί χρόνος αύτωι κόρον λαβειν των εμφυλίων αιμάτων καί της μιαιφονίας ύπεξέλυεν). Мемнон завершает жизнь этого тирана так же, как и жизнь Клеарха, напоминая, что он «жестоко и противозаконно обращался с гражданами» (F 2.5 : τελευτών τοις όρώσιν έννοειν δίκας αναιτεισθαι ών ώμώς τε και παρανόμως τους πολίτας διέθεσαν).
Мемнон особо выделяет отсутствие гуманности у этих двух тиранов. Он отмечает злобный характер Клеарха (F 1.3 : μισάνθρωπον καί ύβριστικον) и что Сатир «не желал научиться чему–либо человеколюбивому или кроткому и был неспособен к этому» (F 2.2 : καί νουν δε προς τάς μιαιφονίας μόνον όξύρροπον εχοντα φιλάνθρωπον μηδέν μηδέ ήμερον μήτε μαθειν έθελησαι μήτε φυναι έπιτήδειον). Представление Сатира как личность не склонную к изучению искусства и философии, безусловно, является способом отличить его от брата, который слушал Платона и Исократа (см. 1.1). Таким образом, возможно в этом нужно видеть причину, по которой его жестокость превосходила всех других тиранов. Клеарх должен был отвергнуть уроки своего учителя, но во время пребывания в Афинах, как утверждает Исократ, был добрым человеком, тогда как Сатир был негодяем от природы. Другой момент, в котором отличаются эти братья, является тот факт, что основатель тирании в Гераклее насаждал божественную родословную, провозглашая себя сыном Зевса. Эти притязания и способ появления на публике, чтобы внушить страх и сделать себя более привлекательным (F 1.1 καί τους χιτώνας έπί το φοβερόν τε καί άβρότερον : «он менял одежду, чтобы внушить страх или сделаться более привлекательным») являются доказательством его чрезмерной гордости (F 1.1 : καί εις ακρον αλαζονείας έλάσαι ; см. F 22.3 в отношении Митридата), что несомненно осуждается термином ύβριστικόν (F 1.3). Мемнон также выставляет его высокомерие как источник недовольства его противников, которые устроили заговор против Клеарха (F.1 3).
Мемнон описывает преступления, устроенные двумя первыми тиранами Гераклеи и есть заметная разница в том как эти последние воспринимали и сами воспринимались гераклеотами. Действительно, историк, по–видимому, проводит различие между поступками Клеарха до его прихода к власти и теми, которые он совершил во время своего правления. Преступления Клеарха, совершенные во время государственного переворота, также дали Мемнону возможность составить список отрицательных качеств тирана, представляя его как человека извращенного (κακός), неблагодарного (αχάριστος), жестокого (βίαιος), дерзкого (τολμηρός): ού ταυτα δέ μόνον γενέσθαι κακόν αλλά καί προς τους εύεργέτας αχάριστον καί πάντα βίαιόν τε καί τά ατοπα τολμηρόν (F 1.2). Согласно Мемнону, к этим порокам добавилась наглость Клеарха (F 1.2 : δραστήριος) посмевшего напасть на своих благодетелей (τους εύεργέτας) и на своих сограждан (των ομοφύλων)[2] . С другой стороны, в предыдущем отрывке Мемнон упоминает о его жестокости по отношении к подданным (F 1.1 : τοις ύπηκόοις). Мне кажется, что это различие между подданными и согражданами ясно указывает периоды, во время которых совершались преступления Клеарха.
Случай с Сатиром отличается, поскольку Мемнон упоминает о преступлениях, совершенных пришедшим к власти братом Клеарха против убийц своего брата (F 2.1: τω αδελφω ετιμωρήσατο) и против сограждан (F 2. 2: κόρον λαβειν των εμφυλίων αιμάτων). Когда он упоминает призраков, которые явились мучить Сатира на смертном одре[3], он указывает, что это были граждане (F 2.5 : τελευτών τοις ορωσιν εννοειν δίκας αναιτεισθαι ών ώμως τε και παρανόμως τους πολίτας διέθεσαν). Таким образом, термин «подданные» никогда не применяется Мемноном в отношениях между Сатиром и гераклеотами. Очень возможно, что Фотий стер это различие, составляя резюме Мемнона, но я сильно сомневаюсь. На самом деле мне кажется, что это различие связано с тем, что Сатир был назначен опекуном своих племянников и что гераклеоты были подданными Тимофея и Дионисия, а не Сатира (F 2.1 : Σάτυρος δε ο τού τυράννου αδελφός, οία δή επίτροπος καταλειφθείς των παίδων Τιμοθέου καί Διονυσίου, τήν αρχήν ύποδέχεται и F 2.4 : ούτος ετι ζών καί γήραι βαρυνόμενος Τιμοθέωι τωι πρεσβυτέρωι των παίδων του αδελφού εγχειρίζει τήν αρχήν) [4] .
Тимофей отмечает поворотный момент в истории тирании в Гераклее, поскольку его поведение, как описывает Мемнон, было противоположно поведению его отца и дяди. Такое изменение в способе управления сделает для гераклеотов его власть более приемлемой, а режим правления постепенно изменится на царствование. Что касается тех, кто осуществлял эту власть, незаконно установленную в городе, то и манера правления больше походила на правление хорошего царя[5]. Лексическое поле, используемое Мемноном для описания этих «добрых тиранов», более разнообразно, чем у первых двух тиранов, но историк рисует все еще очень стереотипный портрет этих вождей, особенно в случае Тимофея.
Термины, используемые Мемноном для обозначения первых мероприятий Тимофея: ουτω ταύτην επί το πραότερον καί δημοκρατικώτερον μετερρύθμιζεν (F 3.1). Тот факт, что он реформировал власть, сделав ее «более мягкой» и «более демократичной», знаменует правление сына Клеарха. Я более подробно вернусь к термину δημοκρατικώτερος, но в случае с Тимофеем следует помнить, что молодой вождь сменил способ правления в Гераклее. Он объявил об амнистии и освободил всех заключенных, в частности тех, кого его предшественники бросили в цепи, потому что подозревали их во враждебности к власти. В этих отрывках, посвященных Тимофею, выявляется, что последний, по–видимому, не преследовал противников власти и не осуществлял «политику чисток», подобную той, что проводили его отец и дядя. Конечно, во времена его предшественников противники тирании были либо убиты, либо заключены в тюрьму, либо изгнаны. Но факт остается фактом: Тимофей смог навязать свою власть мягкими манерами и еще прочнее укрепить режим.
Нужно отметить, что Мемнон использует термин «тиран» только два раз в портретах Тимофея и Дионисия, но они не квалифицируются как «τύραννοι». Действительно, он рассказывает о том, как деяния Тимофея, и в частности, манера правления, «заработали ему имя не тирана, а благодетеля и спасителя (F 3.1 : ώς μηκέτι τύραννον άλλ’ εύεργέτην αύτόν, οίς επραττε, και σωτηρα όνομάζεσθαι). Что касается Дионисия, презирая имя тирана, он взял имя царя (F 4.6 : καί τον τύραννον άπαξιώσας, το βασιλέως άντέλαβεν ονομα). Итак, первый трансформировал власть по способу управления, сделав ее более терпимой и более приемлемой, тогда как последний узаконил ее, провозгласив себя царем. Разумеется, Дионисий мог утвердить себя таковым в той мере, в какой он поддерживался подданными, о чем Мемнон упоминает несколько раз (F 4.1 : εί μή συνέσει πολλή καί άγχινοία καί τη των ύπηκόων εύνοία ; F 4.6 : άλλα καί εύπραγία καί εύνοια των ύπηκόων).
Отношения двух братьев с гераклеотами Мемнон постоянно описывает на базисе управляемый–правитель. Действительно, термин «сограждане» больше не используется, а граждане Гераклеи всегда называются «подданными». Другой пример с Тимофеем показывает эти отношения через термин άρχομένοι. Мемнон сообщает (F 3.2), что «в отношении своих подданных он был мягок и кроток»: τοις δ’ άρχομένοις γλυκύς τε καί ήμερος. Выбор термина на мой взгляд показывает несколько иные отношения. Это не только те, кто подчиняется, но и те, кто управляется. Возможно, что в этом контексте термин δημοκρατικώτερος, упомянутый в F 1.1 приобретает полный смысл. По мысли Мемнона граждане не могут быть подчиненными, послушными незаконной власти. Выставляя свою власть «более демократичной», Тимофей вел себя скорее как магистрат, осуществляющий άρχή, и с тех пор превратил гераклеотов в граждан, управляемых законной властью.
Сыновья Клеарха проявляют разные качества, и прежде всего в своих отношениях с подданными они отличаются от страшных предшественников. Согласно Мемнону Тимофей был справедливым и гуманным судьей (F 3.1 : και δικαστής ακριβής ήν όμοΰ και φιλάνθρωπος). Эти качества судьи, несомненно, подчеркивают, что лидер Гераклеи не сажал в тюрьму и не убивал своих подданных по произволу, в отличие от Клеарха и Сатира. Термин «φιλάνθρωπος» используется во второй раз, когда Мемнон перечисляет его военные качества (F 3.2 : καί τηι μεν εύτολμίαι δεινως απότομος, τηι δε μετριότητι φιλάνθρωπος τε καί μειλίχιος) и это имеет смысл при чтении портретов, нарисованных Мемноном для первых двух тиранов, поскольку он еще раз подчеркивает поразительную разницу между Тимофеем и его предшественниками. Действительно, «φιλάνθρωπος» используется для Сатира, но к нему не применяется. Напротив, Мемнон уверяет, что он был не способен научиться человеколюбию (F.2.2). Что касается Клеарха, его характер обозначается как «μισάνθρωπος» (F 1.3).
Мемнон также сообщает, что старший сын Клеарха вел себя как благодетель и спаситель (F 3.1 : ώς μηκέτι τύραννον άλλ’ εύεργέτην αύτόν, οίς επραττε, καί σωτηρα όνομάζεσθαι) и упоминает качества обоих братьев. Итак, их характеры описываются как «мягкий» (F 3.1 : πραότερον ; F 4.8 : πραότερος) и Мемнон восхваляет их доброту: тогда как Тимофей проявил это качество на поле боя (F 3.2 : οίκτίρμων τε το ήθος καί χρηστός), Дионисий получил прозвище «Доброго» (F 4.8 : εν αύτή (ώς εϊρηται) γεγονώς καί το Χρηστός έπίκλησιν εκ των ήθων ένεγκάμενος). Однако, в случае Дионисия необходимо отметить выражение ώς εϊρηται, которое вызывает небольшую проблему. Действительно, оно предполагает, что в предыдущих отрывках уже упоминался характер Дионисия. Между тем, в рассказе дважды упоминается, что правитель гераклеотов пользовался поддержкой подданных, но описания характера, в отличие от Тимофея, нет. Итак, почему Фотий ссылался на замечания, которые отсутствуют в его резюме? Я думаю, что выражение Мемнона, и это, на мой взгляд, свидетельствует о вмешательстве Фотия в портрет Дионисия, поскольку он сохранил только события царствования, связанные с военными действиями. Передача слов Мемнона «ώς εϊρηται» дает основание полагать, что в резюме изменен оригинальный рассказ историка–гераклеота.
Эта последовательность эпитетов предлагает положительный портрет Тимофея и Дионисия, отличный от портретов Клеарха и Сатира. Принятие власти, незаконно установленной, поясняется способом правления сыновей Клеарха, сумевших создать новые связи со своими подданными на основе доброжелательности, качества, которое хороший царь проявляет к своим подданным. Другая причина поясняет характер связей, объединяющих Тимофея и Дионисия со своими подданными. Через свои реформы и свою внешнюю политику они сумели утвердиться в качестве сильных монархов, своими успехами укрепив легитимность правления[6].
Мемнон намекает на войны, ведомые Тимофеем, но не дает никаких указаний на место, период и даже на врагов, с которыми пришлось столкнуться правителю гераклеотов. Возможно это Фотий опустил подробности, но также возможно, что Мемнон, или даже его источник, не дал таких указаний. Более того, портрет Тимофея на войне, который историк рисует историк, остается весьма стереотипным и ограничивается последовательностью превосходных эпитетов, подчеркивающих качества монарха–главнокомандующего. Итак, Тимофей представлен как отважный воин (F 3.2 : ού μήν άλλα γάρ και προς τάς πολεμικάς των πράξεων άνδρείως εφέρετο) и «kalos kagathos» (F 3.2 : μεγαλόφρων δε ην καί γενναίος σωμα καί ψυχήν : «он был велик духом и благороден телом и духом». Удивительно видеть эти же качества в Хионе, убийце Клеарха. Действительно, тот кто нанес смертельный удар Клеарху описан в терминах, близким к тем, что Мемнон использовал для Тимофея: Χίωνος του Μάτριος, άνδρος μεγαλόφρονος (F 1.3 : «Хион, сын Матрия, человек великий духом»). Мемнон также подчеркивает смелость заговорщиков, в момент когда они были перебиты телохранителями тирана: ούκ άγεννως άνδρισάμενοι (F 1.5). Несомненно, в этих вопросах необходимо видеть благосклонность Мемнона (или его источника?) к тем, кто пытался своими действиями восстановить законную власть.
Как я указывала ранее, Мемнон подчеркивает человеколюбие Тимофея (φιλάνθρωπος), к которому добавляет умеренность (F 3.1 : καί τή μεν εύτολμία δεινως άπότομος, τή δε μετριότητι φιλάνθρωπος τε καί μειλίχιος «опасность делала его резким и грозным, но умеренность делала его человеколюбивым и доброжелательным»). Поведение Тимофея в части военных действий, по–видимому, снова противопоставляет его поведению отца, который согласно Мемнону, тоже вел внешние войны: καί ει τι εν άλλοφύλοις εφρόνει πολέμιον (F 1.2)[7].
И наоборот, Мемнон рисует гораздо менее стереотипный портрет Дионисия и не довольствуется перечислением разных качеств монарха. Он помешает кампании Дионисия в контекст, выделяет врагов Дионисия — Александра и Пердикку, — и связи, установленные Дионисием, с главнейшими диадохами того времени — Кратером и Антигоном. Однако, несомненно, что Фотий обобщил подробности завоеваний, проведенных братом Тимофея, признав, что Мемнон представил их в своем рассказе. Историк Гераклеи напирает на преимущества брака Дионисия с Амастридой, племянницей Дария III. Рассказ Мемнона о военных кампаниях двоякий и показывает, на мой взгляд, два решающих этапа, которые позволили тиранам заставить гераклеотов признать себя их подданными. Походы Тимофея позволили ему заложить основу легитимности своей власти. Признание подданными его качеств вождя и военачальника укрепило его власть. Что касается Дионисия, сеть союзов с державами того времени и территориальная экспансия дали ему признание как независимого и законного вождя со стороны диадохов.
Портрет Дионисия содержит черты менее позитивные, чем портрет его брата. Мемнон сообщает, что правитель Гераклеи страдал тучностью и, похоже, связывал физический облик тирана с его образом жизни (F 4.7). По–видимому, брак с Амастридой дал ему доступ к большому богатству, благодаря которому он скупил движимое имущество Дионисия Сицилийского (F 4.5). Таким образом, кажется, что Дионисий, в отличие от своего брата, жил в роскоши. Это, по крайней мере, следует из термина τρυφαί. Вероятно, следует представить правителя Гераклеи, живущего в роскошном дворце и потребляющего чрезмерное количество яств. Затем он принял имя монарха и предался праздности (F 4.7 : φόβων δε και φροντίδων έλευθεριάσας και ταις καθημεριναις τρυφαις έκδιαιτηθείς έξωγκώθη τε το σώμα καί του κατά φύσιν πολύ πλέον έλιπάνθη). Более подробное изображение Дионисия, несомненно, происходит из источника Мемнона, Нимфида, и, несомненно, необходимо установить связь между этим более критическим портретом Дионисия и политикой, которую тиран Гераклеи вел по отношению к изгнанникам (F 4.1 ; 4.3). Действительно, источник Мемнона, признавая, что Нимфид был сыном тех, кто был изгнан при Клеархе и Сатире, несомненно, менее благожелательным взглядом смотрел на того, кто выступал против возвращения своих предков. Однако это не помещало ему признать качества Дионисия, которые привлекали к нему симпатии подданных.
Я решила обсудить портреты Клеарха II и Оксатра отдельно от Клеарха и Сатира, поскольку они унаследовали власть легитимированную их отцом, который трансформировал тиранию и монархию. Однако по характеру и поведению они больше напоминают плохих тиранов. Клеарх II и Оксатр отличались от отца манерой правления, поскольку, по словам Мемнона, в отношении кротости и добродетели оказались гораздо хуже отца: ήμερότητα και χρηστότητα πολύ του πατρός έλάττους τοις ύπηκόοις άπέβησαν (F 5.2). Мне кажется, выбор терминов не случайный — именно так Мемнон отмечает отсутствие χρηστότης у сыновей того, кого прозвали Χρηστός. Более того, братья превзошли своего отца не особенным царствованием, но и убийством матери. Как я уже ранее отмечала, оба термина, в частности, используются Мемноном для портретов «плохих тиранов». Оба они появляются в описании историком убийства, совершенного Клеархом II и Оксатром. Мемнон в очень резких терминах описывает убийство вдовы Дионисия. Таким образом, мы находим термины «ώμός» и «μιαρώτατός» когда Мемнон описывает убийство матери (F 5.3 : καί το μυσαρόν καί ώμον της πράξεως). Гераклейский историк добавляет новые определения, такие же отрицательные, чтобы описать деяние, совершенное Клеархом II и Оксатром (F 5.2 : εις εκθεσμον δε καί μιαρώτατον εργον έξέπεσον : «они опустились до вероломного и отвратительного поступка»), представляя утопление Амастриды как ужасный и преступный замысел, считающийся недопустимым, тем более, что согласно Мемнону, вдова Дионисия не вмешивалась в дела сыновей (F 5.2 : μέγα πλημμελήσασαν μηχανη δεινή καί κακουργία έπιβασαν). Описание их преступления помещено в лексическое поле заговора (πλημμελήσασαν), который встречается в случае смерти Клеарха (F 1.3 : συσκευασθηναι πληγήν καιρίαν ένεγκειν : «сговорились нанести ему смертельный удар»).
3. Смерть тиранов
Мемнон описывает смерть «плохих тиранов» более или менее подробно, но всегда связывает ее с поступками, которые они совершили в прошлом. Итак, первый из них, Клеарх, после бегства многих заговорщиков, был убит заговорщиками во главе с Хионом, сыном Матрия (F 1.3). Согласно Мемнону, рана, нанесенная клинком, вызвала жестокую смерть Клеарха (F 1.3 : καί τελευτησαι πικρως άπό του τραύματος : «рана, которую он получил, причинила мучительную смерть»). Термин πικρός используется во второй раз в F 1.4, чтобы подчеркнуть заслуженные страдания тирана, которые не ограничивались теми, что были вызваны мечом. Действительно, упоминая об ущербе телу, Мемнон сообщает, что Клеарха терзали призрак замученных им жертв (F 1.4). Эти призраки были тем более ужасными, потому что они мучили его во время агонии, которая продолжалась два дня.
Смерть его брата была естественной, но была не менее ужасной. Мемнон подробно рассказывает как Сатир умирал от болезни, вероятно, рака яичек. Он сообщает, что гниение плоти причиняло страшные страдания (F 2.4)[8] : και συνεχείς δε οδύναι και δριμειαι ολον το σώμα κατέτεινον, υφ’ ων αγρυπνίαις τε και σπασμοις εξεδίδοτο, εως προκόψασα μέχρις αύτών τών σπλάγχνων του πάθους ή νομή του βίου απέρρηξεν. Мемнон описывает его агонию в терминах, близких к тем, которыми он изображал смерть Клеарха, используя, в частности, термин πικρά (F 2.5). Рассказ Мемнона представляет эту мучительную смерть как наказание Сатиру за преступления, совершенные во время правления: δίκας άναιτεισθαι ων ώμώς τε καί παρανόμως τούς πολίτας διέθεσαν (F 2.5).
Источник Мемнона, несомненно, сообщал как современники тирана интерпретировали его смерть, поскольку наш историк сообщает: εδίδου μεν καί ούτος, ώσπερ καί Κλέαρχος, τελευτών τοις όρώσιν εννοειν (F 2.4). Таким образом бедствие Сатира, несомненно, воспринималось как воздаяние, как наказание богов. Согласно Мемнону, Сатир умер, снедаемый болезнью и после жестоких страданий, и историк–гераклеот делает вывод: ούτως άποτισαι το χρεών (F 2.5). Идея возмездия также присутствует в отчете Мемнона о смерти двух последних тиранов, Клеарха II и Оксатра. По его словам Лисимах убил матереубийц, чтобы заставить их искупить убийство своей матери (F 5.3).
Рассказ Мемнона, в том виде, как он до нас дошел, не содержит подробностей смерти Тимофея, но вполне возможно, что тиран умер естественной смертью. С другой стороны, Мемнон сообщает, что его смерть вызвала большую скорбь (F 3.2 : ενθεν καί τελευτών πότον αύτου κατέλιπε πολύν, καί πένθος ήγειρε τω πόθφ ενάμιλλιον). Мемнон рисует портрет доброжелательного правителя, которого любили подданные. Он посвятил часть своего рассказа описанию пышных похорон, устроенных его братом, тем самым подчеркивая манеру его правления, которое знаменует поворотный момент в истории тирании. Тимофей чествуется не как тиран, а как царь. Его брат Дионисий, похоже, также оплакивался и Мемнон сообщает, что подданные были глубоко опечалены его смертью: 4. 8 : και πολυν πόθον τοις ύπό χειρα και πένθος λιπών. Есть все–таки небольшая разница между рассказами Мемнона о смерти Дионисия и о смерти Тимофея. Действительно, историк–гераклеот сообщает о кончине Дионисия после упоминания об ожирении, которым тот страдал. Итак, похоже, что правитель умер своею смертью, но ее причиной была чрезмерная тучность.
Способ представления смерти двух братьев и, в частности, траур, который она вызвала, аналогичен. Мемнон сообщает, что Тимофей и Дионисий были хорошими правителями для своих подданных прежде чем упомянуть об их смерти: в случае Тимофея он написал: τοις δ’ άρχομένοις γλυκύς τε καί ήμερος (F 3.2), а в случае Дионисия: εν αύτή (ώς εϊρηται) γεγονώς καί τό Χρηστός έπίκλησιν εκ των ηθών ένεγκάμενος (F 4.8). Таким образом он устанавливает связь между трауром, вызванным смертью каждого из братьев, и их характером, способ подчеркнуть и обобщить качества этих «хороших тиранов»: это прежде всего их манера правления, при помощи которой они смогли удержать и укрепить власть, навязанную их отцом и поддерживаемую самыми крутыми мерами их дядей.
4. Семейные отношения внутри тирании
Еще один момент в портретах гераклейских тиранов следует подчеркнуть. Действительно, Мемнон неоднократно напирает на хороших отношениях между членами этой семьи, что, безусловно, объясняет долговечность этой династии. Сатир, хотя и представлен как наихудший из тиранов, тем не менее показывает такое качество как любовь к семье. Мемнон сообщает, что из любви к брату (F 2.2 : έπί δε τη φιλαδελφία τό πρώτον ηνέγκατο) он защищал наследство своих племянников. Итак, он никому не позволил завладеть властью, принадлежащей сыновьям Клеарха (F 2.3 : την γάρ άρχην τοις τού άδελφοΰ παισίν άνεπηρέαστον συντηρών) и согласно Мемнону, несмотря на сильную любовь к своей жене (F 2.3 : ώς καί γυναικί συνών καί τότε λίαν στεργομένη), решил не иметь детей из привязанности к племянникам (F 2.3 : έπί τοσοΰτον της αύτών κηδεμονίας λόγον έτίθετο), чтобы тем не пришлось столкнуться с притязаниями двоюродных братьев на престол. Мимоходом историк–гераклеот добавляет, что тиран принял решение противоречащее его чувствам, которые он испытывал к своей жене и в которую он был сильно влюблен. Термины, используемые Мемноном являются отражением не такого уж отрицательного портрета Сатира. Итак, термины φιλαδελφία, κηδεμονία, στεργομένη последовательно используемые, очевидно противоречат тому, что до сих пор Сатир изображался как человек неспособный к человеческим чувствам.
Мы находим такую же братскую любовь между Тимофеем и Дионисием. Рассказ Мемнона сообщает как старший брат по–отечески заботился о младшем (F 3.1 : έφ’ οίς και τον αδελφόν Διονύσιον τά τε άλλα πατρικως περιειπε, και κοινωνον μεν είχεν αύτίκα της αρχής, έχομένως δε καί διάδοχον, «он отечески любил своего брата Дионисия и, в частности, сразу сделал его соучастником власти и назначил наследником») и сообщает о слезах и скорби Дионисия по поводу смерть Тимофея (F 3.3).
Хорошие отношения, которые царили между братьями, и привязанность дяди к племянникам, позволяли этим тиранам беспрепятственно достичь власти. Не удивительно, что Сатир, охарактеризованный как человек бессердечный, прельстился узурпацией власти своих племянников, чтобы сохранить ее для себя. Тем не менее ему удалось обеспечить переход и обеспечить наследство Клеарха, используя для этого самые преступные методы. С другой стороны, последние представители тирании нарушают эту семейную традицию и подписывают свой смертный приговор, а также тирании в Гераклее.
Еще во времена Клеарха Хион, представленный как кровный родственник Клеарха, пытался положить конец тирании (F.1.3: καί κοινωναα προς αύτον την έξ αίματος). Но такой распад родственной связи между матерью и сыновьями положил конец этому режиму в Гераклее. Действительно, Клеарх и Оксатр насиловали законы природы, убив свою мать (F 5.2). Их обращение с подданными, казалось, уже испортило их имидж, но смерть Амастриды спровоцировала гнев ее бывшего мужа Лисимаха, который решил убить матереубийц (F 5.3 : αναιρεί μεν τους μητροκτόνους). Мемнон объясняет вмешательство царя Македонии привязанностью, которые он всегда испытывал к своей первой любви: αλλ’ ούν τού τε προτέρου πόθου φέρων έν έαυτω το έμπύρευμα (F 5.3), хотя менее романтичная и более прагматичная причина может объяснить его вмешательство в гераклейские дела[9].
1. Демократия
Демократия упоминается в разных случаях и чаще всего отражает идеал. Во фрагменте 3.1 Мемнон, рисуя положительный портрет гераклейского тирана Тимофея, сообщает, что последний отошел от жестокого правления своих предшественников. Он пишет: ό δε Τιμόθεος παραλαβών την αρχήν ουτω ταύτην έπί το πραότερον καί δημοκρατικώτερον μετερρύθμιζεν, «Взявши власть, Тимофей изменил ее в сторону смягчения и демократизации». Использование термина δημοκρατικώτερος не означает, что тиран утвердил демократию, но только то, что сделал свой способ правления более терпимым и более приемлемым для своих подданных.
Согласно Мемнону, гераклейские изгнанники отправили послов к Александру и «просили его о возвращении на родину и восстановлении в городе исконной демократии» (F 4.1: και κάθοδον και την της πόλεως πάτριον δημοκρατίαν εξαιτουμένων). Не исключено, что гераклейские изгнанники, то есть граждане, изгнанные из города тиранами, в действительности не стремились к восстановлению демократии. На самом деле они отчасти были сторонниками буле, которым удалось бежать из Гераклеи во время захвата власти Клеархом. Но эти последние ранее находились у власти и являлись сторонниками не демократии, а олигархии. В понимании Мемнона или его источника изгнанники часто ассоциировались с демократией, тем более, что во времена Александра, города, которым царь Македонии приказал вернуть изгнанников, в большинстве своем восстанавливали демократическое правление. Мемнон, сообщая о возвращении изгнанников в Гераклею (F 7.4) просто пишет: καί οί Ήρακλεωται τον είρημένον τρόπον της παλαιάς εύγενείας τε καί πολιτείας επελαμβάνοντο. Как я уже отмечала ранее, это остается предметом толкования, но Мемнон явно говорит не об установлении демократического правления.
Напротив, в F 5.3 он сообщает, что Лисимах, взяв город под свой контроль, «оставил гражданам свободу, установив желаемую ими демократию», прежде чем вернуться в свое царство: άδειάν τε δους δημοκρατεΐσθαι τους πολίτας, ού εφίεντο. Вероятно царь позволил гераклеотам установить политический режим по своему выбору. Использование термина «демократия» вместо «πολιτεία», несомненно, показывает политические устремления Мемнона, для которого свобода идет рука об руку с демократией. Наконец во фрагменте 11.3 Мемнон сообщает, что приход галатов в Азию оказался на пользу греческим городам, потому что, «в то время, как цари, старались уничтожить демократию в городах, варвары еще более усиливали ее, противостоя нападающим»: των γάρ βασιλέων την των πόλεων δημοκρατίαν άφελεΐν σπουδαζόντων, αύτοί μάλλον ταύτην εβεβαίουν, άντικαθιστάμενοι τοΐς επιτιθεμένοις. Этот отрывок, на мой взгляд, является одним из признаков политической идеологии Мемнона. Историк говорит о демократии как о власти наиболее предпочтительной между образом правления города и царской властью. Термин демократия используется здесь для оппозиции власти селевкидов. Селевк и Антиох пытались привести к послушанию греческие города и, в частности, Гераклею. Но такое стремление царской власти интегрировать город в сферу своего влияния противоречило свободе города. Таким образом Мемнон, по–видимому, связывает свободу с демократией и выступает против царской власти, символу утраты свободы городом.
Из того, что осталось от сочинения Мемнона, кажется, что последний в отличие от демократии представлял монархию законной в случае царской власти и незаконной в случае тирании. Использование термина «демократический» в его труде в большинстве случаев используется как идеологическая концепция, а не как политический режим. Царская власть — сила, ограничивающая свободу городов, а демократия — символ свободных и независимых городов.
2. Политическая власть в Гераклее
Мемнон посвящает большую часть своего рассказа описанию тирании, а точнее, портретам тиранов. С другой стороны, он менее многословен о политической власти в Гераклее после смерти тиранов. Он дает некоторые указания на институты Гераклеи, но нет никаких сведений об их функционировании. После смерти Клеарха II и Оксатра город переходит под контроль Лисимаха, и, согласно Мемнону, «он оставил гражданам свободу, установив желаемую ими демократию»: αδειάν τε δούς δημοκρατεισθαι τους πολίτας, ού έφίεντο, προς την ιδίαν βασιλείαν έστέλλετο (F 5.3). На самом деле город попал под власть Гераклида из Кимы (F 5.5). Мемнон не уточняет его статус, но просто пишет: δεξαμένη δ’ ούν ή Αρσινόη της Ήρακλείας την αρχήν, πέμπει τον Κυμαιον Ήρακλείδην, ανδρα μεν ευνουν αύτή («получив власть над Гераклеей, Арсиноя посылает в Гераклею преданного ей кимейца Гераклида»). С другой стороны, он использует глагол «έξηγέομαι» для описания функций Гераклида: ό δε της Ήρακλείας έπιβάς τά τε αλλα σφόδρα έπιστρόφως των πραγμάτων έξηγειτο («достигнув Гераклеи, этот человек начал вести дела с большим вниманием»). Похоже, что он руководил только городскими делами и его полномочия распространялись на судопроизводство: και πολλούς αιτίαις ύποβάλλων των πολιτών ούκ έλάττους έτιμωρειτο («но он судил многих граждан и не меньшее число наказал»). Его полномочия больше походили на тиранию, и гераклеоты воспользовались смертью Лисимаха, чтобы от него избавиться. С этой целью жители Гераклеи заручились поддержкой φρούραρχοι (F 6.2). В этом случае горожане предлагали гражданское равенство (ισοπολιτεία) начальникам гарнизона.
Итак, Мемнон дает краткое представление о политической организации Гераклеи на время нахождения города под иноземным господством, в данном случае под Лисимахом. Представитель царской власти, Гераклид из Кимы, руководит делами города (των πραγμάτων εξηγείτο), а гарнизон, возглавляемый φρούραρχοι, обеспечивает военный контроль над Гераклеей.
Мемнон сообщает, что гераклеоты были лишены свободы со времени установления тирании и до управления Лисимахом (F 6.1): και προς τον της ελευθερίας άνδραγαθίζεσθαι πόθον, ήν δ' καί π' ετεσιν ύπό τε των εμφυλίων τυράννων και μετ’ εκείνους ύπο Λυσιμάχου άφήρηντο («(гераклеоты) собираются с духом и стараются показать себя доблестными в стремлении к свободе, которой они были лишены в течение 84 лет собственными тиранами, а после них Лисимахом»). Итак, конец правления Гераклида знаменует возвращение полной свободы. После того как им удалось избавиться от Гераклида, гераклеоты вернули свободу и выбрали Фокрита эпимететом города: της πόλεως επιμελετήν προστησάμενοι Φώκριτον. Мемнон не дает подробностей о функциях этого «губернатора». Вполне вероятно, что Фокриту было поручено привести в порядок институты и его функции были временными, знаменуя переходный период от тирании к правовому политическому режиму, который еще предстояло определить.
Некоторое время спустя гераклеоты согласились на возвращение изгнанников, группы гераклеотов, которая занимала особое место в первой части рассказа Мемнона. Если их изгнание символизирует время, когда Гераклея потеряла свою свободу (ελευθερία), их возвращение наряду с низложением Гераклида дает начало возвращению свободы и независимости.
Они упоминаются в тексте три раза и впервые появляются в описании Мемноном первых лет правления Дионисия (F 4.1). Они показаны как опасность для власти Тирана, тем более что они пользовались поддержкой Александра. Ύστερον δε ποικίλας ύπέστη περιστάσεις, μάλιστά γε των της Ήρακλείας φυγάδων προς Αλέξανδρον περιφανως ήδη της Ασίας κρατούντα διαπρεσβευομένων, καί κάθοδον καί τήν της πόλεως πάτριον δημοκρατίαν εξαιτουμένων. Мемнон изображает их как символ возможного возвращения в Гераклею демократического правления. Изгнанники, по описанию Мемнона, кажется, представляли политическую силу, способную уравновесить власть тирана. Действительно, Александр поддерживал демократии и обязал многие города вернуть изгнанников. Однако эта группа гераклеотов частично состояла из булевтов, изгнанных Клеархом. Но в момент государственного переворота, устроенного первым тираном, город управлялся олигархией и эта группа состояла не только из демократов. После смерти Александра изгнанники возлагали свои надежды на Пердикку (F 4.3): Περδίκκα δε των όλων επιστάντος, οί μεν της Ήρακλείας φυγάδες προς τα αύτά καί τούτον παρώξυνον («Когда во главе всего стал Пердикка, изгнанники из Гераклеи стали и его побуждать к тому же»). Однако, в свою очередь этот диадох умер, а вместе с ним и надежды изгнанников на возвращение в родной город.
Мемнон больше не упоминает о судьбе изгнанников до фрагмента 7.3. Более 84 лет прошло со времени первых изгнаний и поэтому состав изгнанников сильно отличался от того, который ходатайствовал перед Александром. Мемнон ничего не говорит об их составе, что выглядит удивительный в той связи, что их лидер (ύπάρχων), Нимфид, был ни много ни мало источником Мемнона для того периода. Претензии изгнанников были ограничены, поскольку они просто просили о возвращении в город (κάθοδος). Фактически, по совету Нимфида, они отказались от требований восстановления имущества своих предков, что вызвало бы массу трудностей, поскольку оно было распределено между пособниками тиранов. Тот факт, что изгнанники отказались от этих требований, вероятно, был связан с тем, что от первых изгнаний до возвращения изгнанников в Гераклею миновало несколько десятилетий, и по сути они были потомками первых изгнанников. Вполне вероятно, что соглашение между ними и городом подразумевало их политическую интеграцию. Мемнон завершает эпизод о возвращении следующим образом: και οί Ήρακλεωται τον είρημένον τρόπον της παλαιας εύγενείας τε και πολιτείας επελαμβάνοντο (F 7.4 : «таким образом, гераклеоты вернули себе древнюю знать и политию»). Историк не уточняет какова была форма правления в городе до установления тирании. Были ли это демократический режим или олигархический?[10] Мемнон не указывает на это, если не интерпретировать выражение της παλαιας εύγενείας как намек на возвращение аристократии к власти. Однако состав изгнанников был неоднородным, поскольку они состояли из потомков первых изгнанников и, вероятно, бежавших из города во времена правления Гераклида из Кимы. Несомненно, были и изгнанные во время тирании, хотя по этому вопросу Мемнон не дает ясности. Итак, на момент реинтеграции изгнанники, разумеется, представляли различные политические направления. Невозможно утверждать наверняка только с точки зрения F 4.1, в котором упоминается желание изгнанников восстановить πάτριος δημοκρατία, что возвращение изгнанников подразумевает формальное восстановление демократического правления в Гераклее.
Вероятно, что в городе был демократический режим во время войны против Антиоха III. Действительно, во фрагменте 18.8 Мемнон связывает содержание письма Сципиона с Гераклеей: Σκιπίων στρατηγός, ανθύπατος 'Ρωμαίων, Ήρακλεωτων τη βουλή καί τω δήμφ χαίρειν. Тот факт, что римлянин обращается к буле и народу Гераклеи, несомненно, доказывает, что власть в городе была разделена между этими двумя институтами. В этом же отрывке историк ссылается на официальное решение города: καί ψήφισμα προς αύτόν έγραψαν, παραινουντες αύτόν την προς Ρωμαίους διαλύσασθαι εχθαν («они написали этому правителю (Антиоху), убеждая его прекратить вражду с римлянами»). Признав, что тогдашний режим был демократическим, следует предположить, что документ был представлен на голосование собранием, суверенной власти города.
Мемнон снова упоминает политическую власть в городе в контексте третьей митридатовой войны. Он упоминает условия при которых римляне наложили откуп на Гераклею и при этом ссылается на демос (F 27.5). Архелай, командующий флотом Митридата, сумел захватить двух гераклейских аристократов, Силена и Сатира, и не отпускал их, пока не получил в помощь несколько триер для своих действий против римлян: Αρχέλαος ό του ναυτικού στρατηγός συνέλαβε Σιληνον καί Σάτυρον, έπιφανεις της Ήρακλείας ανδρας. Эти двое определенно были влиятельными людьми в городе, но выражение, используемое Мемноном, слишком расплывчатое, чтобы утверждать, что они занимали политические посты. По его словам, присутствие гераклейских кораблей в понтийском флоте «навлекла на народ Гераклеи враждебность римлян»: την Ρωμαίων απέχθειαν ό Ήρακλεώτης δημος έκτήσατο. Народ Гераклеи упоминается как высшая власть. Римляне, считая, что власть города Гераклея решила присоединиться к понтийцам, послали откупщиков для взимания налогов. Получатся, именно государство ранее получало выгоду от освобождения от налогов, но что была нацелена мера римлян. В следующем фрагменте Мемнон сообщает, что граждане озабочены были прибытием откупщиков, потому что это противоречило «обычаям их государства»: οί δέ δημοσιωναι πρός την πόλιν αφικόμενοι παρά τα έθη της πολιτείας καί αργύριον απαιτούντες τους πολίτας έλύπουν, αρχήν τινα δουλείας τούτο νομίζοντας. Дань означала утрату свободы, которая, как кажется, была признана и даже предоставлена римлянами после Апамейского мира.
Затем Мемнон рассказывает, как город перешел к Митридату благодаря предательству Ламаха, который «руководил городом» (F 29.3): αρχειν της πολιτείας. Ламах, несомненно, был магистратом. Мемнон использует глагол «αρχω», тогда как в случае с Гераклидом он использовал глагол «έξηγέομαι». Итак, вероятно у Ламаха были большие полномочия, но его обязанности были официальными и находились в соответствии с законами города, в отличие от должности, занимаемой Гераклидом и навязанной городу иностранным государством. Из портрета, нарисованного Мемноном, кажется, что правитель гераклеотов имел какое–то влияние на своих сограждан. Это был несомненно аристократ, обладающим богатством, необходимым для организации роскошного пира. Мемнон сообщает, что Ламах предал граждан, позволив Митридату войти в город. Последний «оставил четырехтысячный гарнизон под командованием Коннакорикса»: τετρακισχιλίους τε φρουρούς εγκαταστήσας και φρούραρχον Κοννακόρηκα (29.4). По словам гераклейского историка, Митридат «затем среди жителей города, а особенно среди магистратов, распределил деньги»: είτα δε καί χρήματα διανείμας τοις εν αύτη, μάλιστα δε τοις εν τέλει. Выражение «τοις εν τέλει» относится к «ответственным», что я решила перевести как «магистраты». Это показание Мемнона позволяет предположить, что Ламах был верховным магистратом. Возможно, он возглавлял город прежде всего благодаря своему политическому влиянию на сограждан, и, в частности, повлиял на решение, принятое собранием.
Во время осады города римлянами Ламах умер от чумы и его заменил один из его сторонников, Дамофел, который поддерживал Коннакорикса, начальника понтийского гарнизона (35.1): συνελαμβάνετο δε αύτω καί Ήρακλεώτης άνήρ, ζηλωτής της Λαμάχου προαιρέσεως, Δαμωφέλης ονομα, φρούραρχος καί αύτος τη πόλει μετά τήν Λαμάχου φθοράν καταστάς («ему способствовал в этом некий муж–гераклеот, ревнитель замыслов Ламаха, по имени Дамофел, ставший фрурархом в городе после гибели Ламаха»). Мемнон сообщает, что он был назначен начальником гарнизона. Как кажется, город был поставлен под власть нескольких комендантов гарнизона. Это подтверждается фрагментом 6.2 в котором Мемнон сообщает, что гераклеоты смогли захватить Гераклида при содействии «φρούραρχοι». Более того, в случае Синопы Мемнон упоминает нескольких начальников гарнизона: Леонипп, Клеохар и Селевк (F 37.1). Вероятно Ламах, а затем Дамофел представляли гражданскую власть в городе, а Коннакориксу Митридат предоставил военные функции.
После сообщения о сношениях Коннакорикса с Триарием, которые предусматривали сдачу города комендантом гарнизона в обмен на жизнь, и упоминания, что Дамофел принимал участие в сговоре, Мемнон описывает волнения гераклеотов (35.3). Сцена, описанная Мемноном, по–видимому, состоялась в эклессии: народ сошелся на собрание и призвал Коннакорикса (εις εκκλησίαν ού ή πόλις συνέδραμον, καί τον φρούραρχον εκάλουν). Нотабль (δήμφ άνήρ) Бритагор держал речь и обращался к начальнику гарнизона, пытаясь убедить его начать переговоры с римлянами, чтобы избежать худших последствий для города. Затем Коннакорикс вышел и обратился к гражданам. Желая сохранить в секрете отношения с Триарием, он убеждал гераклеотов сопротивляться и ждать подкреплений, посланных царем. Он был настолько убедителен, что гераклеоты поверили в правдивость его слов. Наличие гарнизона в Гераклее, похоже, не мешало функционированию традиционных институтов. Однако рассказ Мемнона не уточняет, могло ли собрание участвовать в переговорах с Триарием, если бы граждане решили не следовать рекомендациям Коннакорикса.
Конец Мемнонова рассказа посвящен Гераклее силою подчиненной римлянами, но Мемнон ничего не говорит о режиме в городе. С другой стороны, он рассказывает, что после суда над Коттой «Римляне вернули гераклеотам их страну, море и гавани и вынесли закон, что никто из них не должен порабощаться»: Ήρακλεώταις δε την τε χώραν και τήν θάλασσαν και τους λιμένας άποκατέστησαν, καί μηδένα δουλεύειν ψήφον εθεντο (F 39.4). Во фрагменте 40.3 историк упоминает меры, предпринятые Бритагором в отношениях с Цезарем, чтобы восстановить свободу родного города: ελπίδας έποιήσατο προς ελευθερίαν τον δήμον άνενεγκεΐν. Если город не пользовался «έλευθερία», это, безусловно, означало, что город облагается податью. Иными словами — он поставлен под власть Рима, иностранной державы. Мемнон в это время ничего не говорит о режиме в Гераклее и больше не интересуется ее статусом во взаимоотношениях с римлянами.
Цари занимают особое место в рассказе Мемнона, который делаем множество замечаний о царской власти и, в частности, о том как выражается власть этих монархов.
1. Определение царской власти у Мемнона: лексика и облик царской власти
Изучение словаря, используемого Мемноном для определения царской власти показывает периодическое использование терминов, образованных от корня «βασιλεύς». Однако, некоторые суверены, упомянутые Мемноном, не называются «βασιλείς». Это, в частности, относится к персидским царям в F 1.4 : είχε δε τήν Περσων άρχήν Άρταξέρξης τότε, είτα καί Ώχος ό ταύτην έκ πατρος έκδεξάμενος («У персов тогда правил Артаксеркс, а затем Ох, который унаследовал власть отца»). Мемнон использует глагол άρχω, а не βασιλεύω. Государи Вифинии квалифицируются как «βασιλείς» за исключением Дедалса, Ботира и Зипойта I. Зипойт был первым, кто взял себе титул царя, и поэтому кажется странным, что Мемнон или его источник не связали его имя с титулом басилевса. Действительно, во фрагменте 6.3 он называется «ό Βιθυνών έπάρχων». Отсутствие такого определения в отношении первых двух вифинских правителей, Дедалса и Ботира — названных в отступлении, которое Мемнон посвятил Вифинии — неудивительно, признав, что только с Зипойта правители Вифинии носят титул «царь». Что касается Баса, отца Зипойта, Мемнон пишет: ών έβασίλευσε ν'. Если глагол βασιλεύω, по–видимому, не предусмотрен для отдельных царей, однако удивительно, что он используется в отношении Баса, тогда как для Зипойта Мемнон использует выражение: κρατήσας δε της άρχης η' και μ'.
Царь распознается свою внешностью и рассказ Мемнона подчеркивает различные проявления царской власти. Так, первый яркий жест Керавна после убийства Селевка — увенчать себя диадемой (διάδημα περιθέμενος) и окружить себя «блестящей свитой» (λαμπρας δορυφορίας) — что бы предстать перед армией селевкидов и показать, что он их новый царь (F 8.3).
Во фрагменте 38.5 Мемнон сообщает, что «возложив на сына диадему и знаки власти, Тигран бежит в одну из своих крепостей». Τιγράνης δε το διάδημμα καί τα παράσημα της άρχης έπιθείς των παιδί, πρός τι των έρυμάτων διαφεύγει. Символы власти, вероятно, тиара и скипетр, которые вместе с диадемой образовывали знаки царской власти. Без таких регалий царя, несомненно, было трудно идентифицировать. Тот же Тигран немного позже представлен как поверженный правитель и Мемнон сообщает, что Митридат, стремясь ободрить царя, «облачил его в царскую одежду, не хуже той, которую тот носил обычно» F 38.7): καί βασιλικήν έσθητα περιετίθει της συνήθους ούκ έλαττουμένην. Итак, Тигран был подавлен не только военными неудачами, но он также потерял свое величие, поскольку у него не было царского достоинства. Именно по этой причине его зять первым делом облачил его в царские одежды. Отрицательный портрет Клеарха, тирана Гераклеи, содержит резкое осуждение того, как тиран появлялся на публике. По общему мнению слова Мемнона не слишком понятны, поскольку он не пишет, что царь носит одежды царского достоинства[11]. Однако он сообщает, что Клеарх «сменил одежду, чтобы выглядеть более страшным и более привлекательным»: έξαλλάττειν δε καί τους χιτώνας έπί το φοβερόν τε καί άβρότερον. Похоже, что тиран взял за образец персов, и поэтому интерес Мемнона к одежде, которую носили суверены, свидетельствует, как мне кажется, о связи между властью и внешним видом.
Царь также должен жить в особых условиях. Мемнон сообщает, что Керавн при дворе Селевка «жил не как пленный, но удостаивался почести и заботы как сын царя, окруженный почестями и предупредительностью» (F 8.2): ούχ ώς αιχμάλωτος παρορώμενος, άλλ’ οία δή παΐς βασιλέως τιμής τε και προνοίας άξιούμενος. Митридат также получил царское обращение, когда прибыл в Армению после бегства из Кабиры (31.1). Он получил охрану и «другие знаки внимания»: φρουράν δε του σώματος παρ’ αύτου λαμβάνει, καί της άλλης δεξιώσεως μετεΐχεν. Мемнон сообщает, что когда наконец несколько месяцев спустя он был принят зятем, Тигран «встретил его с великолепием и принимал по–царски»: μετά λαμπράς τε της πομπης άπήντα, καί βασιλικως έδεξιουτο, и «доказал свое расположение к нему блестящими пиршествами»: επειτα λαμπροτάταις έστιάσεσι φιλοφρονησάμενος (F 38.1).
Термин «λαμπρός» встречается дважды и используется в связи с содержанием Керавна (F 8.3) и по мнению Мемнона он наилучшим образом описывает условия жизни царей. Роскошь обязательный атрибут царского двора и Мемнон упоминает о сокровищах, которые хранились во дворцах Митридата и Тиграна. Мимоходом он подчеркивает характеристику понтийского и армянского дворов: гарем. Историк–гераклеот сообщает, что Митридат бежит из Кабиры, где убиты царские жены (των τε βασιλίδων γυναικών ή άναίρεσις έπεποίητο), а во время бегства он теряет сокровища, попавшие в руки галатов (F 30.1): ει μή περιτυχόντες ήμιόνφ χρυσόν καί άργυρον των Μιθριδατείων χρημάτων φερούση περί τήν άρπαγήν τούτων έσχόλασαν.
В отличие от своего тестя Тигран сохранил гарем и сокровища (F 38.2-3). По словам Мемнона Лукулл обложил город, «где, как он узнал, охранялись наложницы Тиграна и множество сокровищ»: έν η τάς τε Τιγράνου παλλακίδας φυλάττεσθαι μεμαθήκει, καί πολλά των σφόδρα τιμίων. Царь устроил спасательную экспедицию, чтобы войти в город и вызволить наложниц и казну: καί στρατόν δε περί τήν πόλιν, έν η τάς παλλακίδας εθετο. Царским войскам удалось спасти наложниц и часть сокровищ (τάς τε παλλακίδας καί τά τιμιώτατα των κειμηλίων διά νυκτος προεξέπεμψαν), и обоз благополучно добрался до Тиграна. Есть однако небольшая разница в терминологии, выбираемой Мемноном, поскольку в случае Митридата говорится о «царских женах» (βασιλίδων γυναικών), тогда как в случае Тиграна упоминаются «наложницы» (παλλακίδες).
2. Портреты царей
Первые суверены для которых Мемнон дает относительно подробный портрет — это Лисимах и Керавн. Первый описан неоднозначно, поскольку Мемнон подчеркивает его качества, но не стесняется показать его преступления. Как и Сатир, тиран Гераклеи, Лисимах показан как любящий муж. Его брак с Амастридой не был лишен чувств, поскольку согласно Мемнону «вначале он ее сильно любил»: καί κατ’ άρχάς μεν λίαν εστερξε. Историк прибавляет, что после того как он пригласил свою жену в Сарды «он любил ее по–прежнему»: εις Σάρδεις δε μετ’ ού πολυν χρόνον, μετεπέμψατο ταύτην, καί εστεργεν ομοίως (F 4.9). Мемнон представляет другой брак Лисимаха с Арсиноей как брак по любви: ύστερον δε προς την † θυγατέρα Πτολεμαίου του Φιλαδέλφου (Αρσινόη δε ην το όνομα) τον ερωτα μεταθείς («впоследствии Лисимах полюбил дочь Птолемея Филадельфа (имя же ей было Арсиноя»). Очевидно, что браки Лисимаха с Амастридой и Арсиноей были прежде всего политическими браками, скрепляющими выгодные союзы. Однако Мемнон рисует портрет правителя очень любящего своих жен, и, по его словам, именно из чувства, которое он всегда испытывал к своей бывшей жене, Лисимах убил Клеарха II и Оксатра, сыновей Амастриды и убийц своей матери. Царь был женат на Арсиное, но «хранил в сердце пламя прежней любви»: άλλ’ ούν του τε προτέρου πόθου φέρων εν έαυτω το εμπύρευμα (F 5.3). Потрясенный преступлением Клеарха и Оксатра, Лисимах уничтожил молодых правителей Гераклеи, чтобы отомстить за убийства Амастриды. И снова Мемнон игнорирует политические причины, побудившие Лисимаха устранить тиранов, поскольку этот поступок позволил ему взять город под контроль.
Чувства, которые связывали Лисимаха с принцессой лагидов имели не самые благоприятные последствия для Гераклеи и для самого царя. Действительно, город едва освободившись от ига тиранов вскоре был отдан под власть Гераклида из Кимы, доверенного последователя Арсинои. Как там ни было, Лисимах отдал город во власть своей молодой жене. Царь представлен как стареющий мужчина, которым манипулирует молодая женщина: ην γάρ δεινή περιελθεΐν ή Αρσινόη, καί το γήρας ήδη παρεΐχεν εύεπιχείρητον (F 5.4 : «Арсиноя была весьма способна обойти кого угодно, а старость уже сделала Лисимаха уступчивым»). Под влиянием Арсинои Лисимах убивает своего сына Агафокла: ό μέντοι Λυσίμαχος περιδρομη Αρσινόης τον αριστον των παίδων καί πρεσβύτερον Αγαθοκλέα (F 5.6). Такой портрет старого царя, обманутого клеветою молодой жены, противоречит тому, как Мемнон изображает Лисимаха до предыдущего фрагмента, в котором царю удается скрыть свои намерения от сыновей Амастриды благодаря своим качествам стратега: διά πολλών τε μηχανών καί των του λανθάνειν στρατηγημάτων (κρύψαι γάρ το βουλόμενον δεινότατος ανθρώπων γεγονέναι λέγεται) («благодаря многим уловкам и умению хитро скрывать свои замыслы (говорят, что в этом отношении он был способнейшим из людей) [он прибыл в Гераклею]»).
Суждение Мемнона о преступлении Лисимаха отражается в использовании термина «δίκαιος», который он использует для описания ненависти, которою навлек на себя царь смертью сына (F 5.7): ό τοίνυν Λυσίμαχος διά την παιδοκτονίαν μισός τε δίκαιον παρά των ύπηκόων ελάμβανε («убив сына, Лисимах по справедливости заслужил ненависть подданных»). Историк Гераклеи не устанавливает прямой связи между гибелью Лисимаха в битве при Курупедионе и злодеяниями против сына. И наоборот, такая связь между гибелью и прошлыми преступлениями устанавливается в случае Керавна.
Птолемей Керавн изображен как человек полный пороков. В описании его характера много общего с тем, как Мемнон это сделал для первых тиранов. Его рассказ, в том виде как он дошел до нас, представляет сына Птолемея I палачом Агафокла (F 5.6). Если его соучастие в этом преступлении оспаривается современными учеными[12], остальные его действия показывают его жестокость. За свой характер, изображенный в крайне негативных выражениях, он получил прозвище: καί επώνυμον διά την σκαιότητα καί απόνοιαν τον Κεραυνόν εφερεν («за свою грубость и резкость он носил прозвище Молния»). Подобно первому тирану Гераклеи Клеарху Керавн уготовил жестокую судьбу своему благодетелю Селевку (F 8.3). Действительно, Птолемей устроил заговор и убил того, кто был так заботлив с ним: αλλ’ ό μεν τοιαύτης κηδεμονίας ήξίωτο, κακόν δε αρα αί εύεργεσίαι ούδέν εβελτίουν. Επιβουλήν γάρ συστήσας, προσπεσών τόν εύεργέτην αναιρεί. Мемнон обличает его жестокость (σκαιότης) когда он женился на своей сестре и убил ее детей (F 8.7): αύτίκα γουν τήν οίκείαν μάλλον εκφαίνων σκαιότητα, Αρσινόην μέν, ώς πάτριον ταυτο τοΐς Αίγυπτίοις, τήν αδελφήν γαμεΐ, τους εκ Λυσιμάχου δέ παΐδας αύτη γεγενημένους αναιρεί· μεθ’ οΰς κακείνην τής βασιλείας εξεκήρυξε. Мемнон также упоминает «многочисленные нарушения закона», совершенных Керавном (F 8.8): και πολλά και παράνομα εν δυσί διαπραξάμενος ετεσι. Эта серия преступлений, о которых сообщает Мемнон, характеризует портрет Керавна. Его смерть стала отражением поведения: он был убит во время битвы с галатами и, согласно Мемнону, он «закончил свою жизнь достойно своей жестокости»: άξίως της ώμότητος καταστρέφει τον βίον. Описание пыток причиненных Керавну, свидетельствует о жестокой смерти, поскольку он был растерзан галатами. Мемнон связывает страдания в момент смерти и злоупотребления, совершенные им при жизни. В отличие от портрета Лисимаха, который подчеркивает качества царя, портрет Керавна сосредоточен на его негативных сторонах. Его характер и его деяния имеют много сходств с характерами первых тиранов Гераклеи, и как они, он заканчивает свою жизнь в ужасных мучениях.
Два других царя выделяются во второй части рассказа Мемнона и их портреты нелестны. Историк Гераклеи в очень критических терминах описывает характер и деяния Митридата VI Евпатора и его зятя Тиграна, царя Армении. Описание обоих суверенов следует схожей схеме, поскольку оба представлены как высокомерные люди, но конец Мемнонова рассказа подчеркивает падение их могущества. Митридат изображается как жестокий и заносчивый царь, а словарь, используемый Мемноном имеет большое сходство с тем, который он использует применительно к Клеарху и Сатиру. Царь Понта представлен как убийца, а его первые жертвы принадлежать семейному кругу. Согласно Мемнону «Митридат с детства был кровожаднейшим из людей»: φονικώτατος δ’ εκ παιδος ό Μιθριδάτης ην (F 22.2). Свои первые преступления, еще будучи мальчиком, он совершил против матери и брата: μετ’ ού πολύ την μητέρα, κοινωνον αύτω παρά τού πατρος της βασιλείας καταλειφθεισαν, δεσμωτηρίφ κατασχών βία καί χρόνφ εξανάλωσε, καί τον άδελφον άπέκτεινε. Его племянник Ариарат, царь Каппадокии, также стал жертвой интриг Митридата. Царь представлен не только как убийца, но и как человек подлый, способный скрывать свои тайные намерения: ταύτης γάρ δι’ άπάτης καί όρκων συμβατηρίων τον άδελφιδούν Άράθην συλλαβών ό Μιθριδάτης, αύτοχειρία άποσφάξας, εκράτησε («Митридат хитростью заманил и собственноручно убил своего племянника Арата[13] после клятв жить с ним в мире»).
Члены семьи были не единственными жертвами кровожадного характера царя Понта. Так, во фрагменте 22.9 Мемнон сообщает, что Митридат распорядился убивать италийцев, которые жили в Азии: γράφει προς πάσας ύπο μίαν ήμέραν τους παρ’ αύταΐς 'Ρωμαίους φονεύειν («он предписывает всем полисам, чтобы в один и тот же день были убиты все живущие там римляне»). Обоснование этих преступлений кратко изложено историком: εετά δε ταυτα μαθών Μιθριδάτης ώς οί κατά τάς πόλεις σποράδες Ρωμαίοι των παρ'αύτοΰ διανοουμένων έμποδών ϊστανται («Митридат понял, что рассеянные по городам римляне служат помехой его замыслам). Мемнон приводит оправдания преступлений, совершенных царем Понта. Первое — кровожадный характер (φονικός), второе — римляне мешали его планам. На самом деле убийство матери и брата устраняло потенциальных претендентов на трон, в то время как смерть племянника открывала его экспансионистским амбициям ворота в Каппадокийское царство. В своем рассказе о короткой встрече Тиграна с Аппием Клодием, посланным Лукуллом требовать выдачи Митридата, Мемнон сообщает, что Тигран стыдился своего тестя из–за его характера (F 31.2). Этот эпизод — хороший повод для Мемнона прибавить его одну характеристику Митридата: его порочность (μοχθηρός).
Историк Гераклеи сообщает о другой отрицательной черте личности Митридата. Во фрагменте 22.3 Мемнон устанавливает связь между завоеваниями царя и его характером: καί επί μέγα άλαζονείας έξώγκωτο («он чрезвычайно возгордился»). Термин «άλαζονεία» используется в другом месте только один раз, а именно при описании Мемноном тирана Клеарха. Высокомерие Митридата нашло выражение во второй раз в рассказе о третьей митридатовой войне (F 28.1): («переполненный гордостью Митридат обратился против Кизика и осадил город»). Царь решил осадить Кизик потому, что он был полностью уверен в своей победе после разгрома римлян в Халкедоне. Его высокомерие заключалось в том, что он поверил в свой успех, но последовательность событий показала, что царь переоценил шансы на победу. Рассказ Мемнона о последующих военных операциях сменяется чередой поражений царя и победами римлян. Одна из них является поворотным моментом в описании, которое историк дает о Митридате. Итак, во фрагменте 29.2 царь Понта, узнав о недавних морских победах Лукулла, счел себя неспособным бороться с римскими войсками и бежал из Никомедии: έπεί δε ό βασιλεύς έπυνθάνετο δυσί ναυμαχίαις, τηι μεν περί Τένεδον, τη δε κατά τον Αϊγαιον, Λευκόλλου πολεμούντος τους Ποντικούς νενικησθαι, και ούκ άξιόμαχον αύτον προς τήν παρούσαν δύναμιν 'Ρωμαίων ήγεΐτο («когда же царь узнал, что в двух морских сражениях, одном у Тенедоса, другом — в Эгейском море, понтийцы оказались разбитыми Лукуллом, он счел, что не в состоянии бороться с настоящими силами римлян»). Этот эпизод резко контрастирует с предыдущим описанием царя. Высокомерие Митридата уступает место тревоги, и даже страха перед римлянами. С этого места в рассказе положение царя только ухудшается. Во фрагменте 29.8 Мемнон подчеркивает нравственное состояние царя, который уже не является гордым и самоуверенным сувереном, но человеком, обескураженным непрерывной цепью поражений своих войск: ηθύμει μεν ό βασιλεύς. Крах его позиций происходит в Кабире (F 30.1). После очередного поражения свой армии царь вынужден бежать в Армению к своему зятю. Согласно Мемнону «судьба Митридата явно склонилась к несчастью — жены царские были умерщвлены, а самому царю пришлось тайно от подданных бежать из Кабиры, где он находился»: ουτω Μιθριδάτη των πραγμάτων περιφανως άποκεκλιμένων, των τε βασιλίδων γυναικών ή άναίρεσις επεποίητο, καί φεύγειν εκ των Καβήρων αύτω, εν οίς διέτριβε, λάθρα των άλλων ύπηκόων όρμή γέγονε. В продолжении рассказа сообщается, что царь чуть не был захвачен в плен галатами, что подчеркивает драматизм ситуации. Описание побега Митридата, которое дает Мемнон, предлагает образ слабого царя, вынужденного в одиночку покинуть свое царство и бросить казну, оставить подданных на произвол судьбы и искать спасения для себя лично.
Прибытие царя Понта в Армению и краткое описание его прибывания, которое предлагает Мемнон, показывают неважнецкие отношения между двумя людьми. Митридат оставался несколько месяцев в царстве своего зятя, прежде чем был допущен к нему. Во фрагменте 31.1 Мемнон пишет: Μιθριδάτης δε προς τον γαμβρόν παραγεγονώς, καί συνουσίας τυχεΐν άξιων, ταύτης μεν ού τυγχάνει, φρουράν δε τού σώματος παρ’ αύτού λαμβάνει, καί της άλλης δεξιώσεως μετεΐχεν («придя к зятю и желая побеседовать с ним, Митридат, однако, не достиг этого, но получил от него личную охрану и в остальном пользовался гостеприимством»). Царю были оказаны знаки внимания, соответствующие его статусу, но его не приняли так тепло, как он ожидал. Использование глагола άξιόω подчеркивает надежду царя быть принятым Тиграном. Он определенно был разочарован, поскольку, по словам Мемнона, встреча двух суверенов произошла только через год и восемь месяцев (F 38.1).
Согласно Мемнону, причина такого долгого ожидания объясняется отсутствием желания у Тиграна встречаться со своим царственным тестем. Наконец царь Армении согласился принять Митридата: έπεί δε Τιγράνης έδυσωπήθη εις θέαν αύτον καταστησαι (38) и именно благодаря знатности и почетности своего звания Митридат наконец встретился с Тиграном. Мемнон сообщает, что к нему отнеслись по–дружески (φιλοφρονησάμενος), но очевидно, что армянский царь был не откровенен. Тигран не ценил своего тестя из–за порочного характера и «стыдился родича»: άλλα μοχθηρος μεν ώς ειη Μιθριδάτης καί αύτον ειδέναι, δυσωπεισθαι δε την έπικηδείαν (F 31.2). При этом он отказался выдать царя Понта Аппию Клавдию, посланнику Лукулла: ό δε ούκ εδωκε, φήσας την ύπο πάντων άνθρώπων, ει της γαμετης πατέρα προδοίη, διευλαβεισθαι μομφήν («Тигран не выдал, заявивши, что он остерегается порицания от всех людей, если предаст отца своей жены»). Дочь Митридата, похоже, имела влияние на могущественного царя Армении. Действительно, в другом месте Мемнон сообщает, что по настоянию жены Тигран обещал свою союз царю Понта (29.6): Τιγράνης δε ύπο της Μιθριδάτου θυγατρος πολλάκις ένοχληθείς καί άναβαλλόμενος όμως ύπέστη την συμμαχίαν («лишь Тигран из–за частых просьб дочери Митридата обещал помочь союзнику»). Такой образ царя–подкаблучника контрастирует с изображением высокомерного царя, которое появляется в разных случаях.
Действительно, Мемнон рисует портрет царя самоуверенного и даже заносчивого. Описание армянского царя методологически несколько отличается от такового Митридата, поскольку оно не рисует список различных качеств, но больше построено на отношении царя с римлянами. Во фрагменте 31.3 сообщается, что Тигран оскорбил Лукулла письмом, в котором он обратился к римлянину без соблюдения формальных правил, согласно которым он должен был назвать его αύτοκράτωρ. Согласно рассказа, который историк приводит для этого эпизода, Тигран дал понять Лукуллу, что он сам ожидал обращения «βασιλεύς βασιλέων»: έγκαλών οτι μηδε αύτος έκεινον κατα τας έπιστολας βασιλέα βασιλέων προσηγόρευσεν («он упрекнул его в том, что он не приветствовал его в письме царем царей»). Самый очевидный пример высокомерия Тиграна — это слова, приписанные ему Мемноном накануне битвы при Тигранокерте (F 38.4): φθάσας δε καί ιδών το 'Ρωμαίων ολίγον στρατόπεδον, ύπεροπτικούς ήφίει λόγους, ώς «ει μεν πρεσβευταί παρειεν, πολλοί» φάμενος «συνηλθον, ει δε πολέμιοι, παντελώς ολίγοι» («Увидев небольшой лагерь римлян, он обратился к ним со спесивыми речами, говоря что если они прибыли как послы, то их пришло слишком много; если же как враги — очень мало»). Уверенный в своем численном превосходстве царь обращается к римлянам как будто они не представляют никакой опасности. Дерзость его вскоре уступает место смятению, поскольку враги одержали блестящую победу над его огромной армией.
Итак, образ Тиграна претерпевает эволюцию аналогичную облику Митридата. Как и его тесть армянский царь изображен высокомерным, могущественным сувереном, который в итоге теряет все свое великолепие, поскольку его армия разбита на поле боя.
После разгрома армянских войск при Тигранокерте Тигран вынужден передать сыну знаки власти. (F 38.5 : Τιγράνης δε το διάδημα και τα παράσημα της άρχης έπιθείς Τω παιδί, πρός τι των έρυμάτων διαφεύγει.). Мемнон сообщает, что он укрылся в одной из своих крепостей, куда вскоре явился Митридат (F 38.7): Ό μέντοι Μιθριδάτης προς Τιγράνην παραγεγονώς, άνελάμβανέ τε αύτον καί βασιλικήν έσθητα περιετίθει της συνήθους ούκ έλαττουμένην, καί λαον άθροίζειν συνεβούλευεν, εχων καί αύτος δύναμιν ούκ ολίγην, ώς πάλιν άναμαχούμενον τήν νίκην. («Придя к Тиграну, Митридат ободрял его. Он облачил его в царскую одежду, не хуже той, которую тот носил обычно, и советовал, имея и сам немалую силу, собрать народ, чтобы опять отвоевать победу»). Положение Тиграна напоминает таковое Митридата во время его бегства из Кабиры. Тигран кажется ослаб не только в военной силе, но и пал духом: обескураженный и лишенный царственного блеска — вот облик царя в упадке, очень далекий от образа высокомерного суверена, стоявшего во главе огромной армии при Тигранокерте. Отношение Мемнона к Митридату контрастирует со словами, оброненными царем относительно Митридата во время его встречи с Аппием Клодием. Действительно, армянский повелитель не постеснялся критиковать своего тестя перед римлянином; но он, кажется, к своему тестю обращался со льстивыми речами: Ό δε πάντα τω Μιθριδάτη έπέτρεπεν, εν τε τωι γενναίφ καί συνετω το πλέον νέμων αύτω, καί μάλλον άνέχειν εις τον προς 'Ρωμαίους πόλεμον δυνάμενον. Тигран, несмотря на свою неприязнь к Митридату из–за его порочности (31.2 : μοχθηρός), однако признает способности своего прославленного тестя, его благородство (γενναίος) и ум (συνετός). Согласно рассказу Мемнона Тигран таким образом признал превосходство царя Понта в военном деле и считал его более способным победить римлян. Это замечание удивляет тем, что сам Евпатор был побежден и вынужден покинуть свое царство. Но именно этим штрихом завершается мрачный портрет Митридата.
Резюме, которое дает Фотий для оригинального отступления Мемнона о Риме (F 18.118.5), показывает, что представление гераклейского историка о происхождении власти римлян следовало хронологическим порядком, начиная с легенды об основании Рима, последующим свержением монархии и замены ее консулатом. К этой части истории Рима обращаются многие греческие авторы, в частности Аппиан в Римской Истории, которого Фотий резюмировал в нескольких предложениях. Однако, восприятие Мемноном царской власти, вероятно, объясняет его интерес к свержению монархии римлянами в пользу консулата. В своем отступлении Мемнон представляет список римских завоеваний, которые привели к установлению римского господства на Западе с победой над Карфагеном, в Греции со свержением македонской монархии, и, наконец, на Востоке. Он упоминает победу над Антиохом III, которая позволила Риму закрепиться в Малой Азии
Ссылка на истоки Римской Республики и на увеличение ее могущества говорит, по словам Ярроу, о том, что Мемнон хорошо понимал государственное устройство Рима[14].
1. Власть Римлян
В рассказе Мемнона основное внимание уделяется римским протагонистам, особенно военачальникам, которые представлены облаченными законной властью. С другой стороны, в тексте нет ясности по латинским титулам и, по словам Ярроу, это, безусловно показывает, что Мемнон имел довольно ограниченное представление о структуре правительства в Риме[15].
Господство римлян много раз упоминается в повествовании Мемнона и выражается прежде всего через описание Мемноном его представителей. Некоторые специфические термины упоминаются в тексте для обозначения римских протагонистов, которые вмешиваются в греческие дела. Консульство (ύπατεία) используется один раз для Фимбрии (F 24.3): εφ’ οίς ή σύγκλητος κατά Φιμβρίου ήγανάκτησεν. Όμως ούν την άγανάκτησιν κρύπτουσα, ύπατείαν αύτω ψηφισθηναι διεπράξατο («Сенат негодовал на Фимбрию. Однако, скрыв свое негодование, он хлопотал об избрании его в консулы). В письме к народу Гераклеи Луций(?) Корнелий Сципион представляется проконсулом: ανθύπατος 'Ρωμαίων (F 18.8).
Термин αύτοκράτωρ используется неоднократно. В греческом городе стратег–автократор является магистратом с полной властью, которую он получает от большинства народа. Многие тираны, например Клеарх Гераклейский, до государственного переворота называются стратегом–автократором. По словам Ярроу, использование Мемноном термина αύτοκράτωρ, иллюстрирует отсутствие у историка понимания римской титулатуры. По словам ученого, этот термин используется для перевода двух римских титулов — диктатора и императора времен Республики, а авторы, живущие во времена империи, подобно Мемнону, использовали это слово для перевода одного из этих двух титулов. Однако Ярроу считает, что употребление Мемноном этого термина далеко от точности[16].
Во фрагменте 29.5 Лукулл, Котта и Триарий называются стратегами–автократорами, что я перевела как «генералы» с полной властью: Λεύκολλος δε καί Κόττας καί ό Τριάριος, οί Ρωμαίων αύτοκράτορες στρατηγοί. С другой стороны Ярроу переводит термин «αύτοκράτορες στρατηγοί» как «полномочные генералы», полагая, что слово αύτοκράτωρ используется здесь как имя прилагательное, что в греческом означает и звание и независимость в командовании. В случае Триария не может быть и речи об звании императора, поскольку последний, вероятно, был легатом, но не командующим, наделенным империем[17].
В F 31.3 Мемнон сообщает как письмо Тиграна рассердило Лукулла, ибо царь не обратился к нему как к αύτοκράτωρ. Римлянин еще раз назван αύτοκράτωρ в F 31.3. В этом случае, действительно, Мемнон ссылается на императорский титул Лукулла. С другой стороны, в F 37.5 термин αύτοκράτωρ, по–видимому, больше соответствует «генералу» или «командующему», поскольку, по мнению Ярроу, историк Гераклеи связывает его с родительным падежом Ρωμαίων (Λεύκολλος ό των Ρωμαίων αύτοκράτωρ)[18] .
Цезарь назван αύτοκράτωρ во фрагменте 40.3. Было бы заманчиво перевести термин как «диктатор», поскольку Цезарь в то время исправлял должность диктатора. Действительно, Мемнон сообщает, что Бритагор, именитый гераклеот, отправился к Цезарю «когда власть у римлян сосредоточилась в руках Юлия Цезаря»: ήδη δε της Ρωμαίων ήγεμονίας εις ενα περιϊσταμένης ανδρα Γάϊον Ιούλιον Καίσαρα. Однако, Мемнон употребил бы термин диктатор, δικτάτωρ[19], и поэтому предпочтительнее выбрать тот перевод, который использовался до сих пор и обозначить Цезаря как «император». Согласно Ярроу, титул император здесь можно отнести к Цезарю, но в свете употребления Мемноном термина αύτοκράτωρ в остальной части рассказа, здесь этот термин следует понимать как намек на природу власти Цезаря[20].
Последний случай употребления термина αύτοκράτωρ связан с Коттой. Согласно Мемнону, последний получил от Сената титул императора Понтийского за покорение Гераклеи: ό δε δή Κόττας ώς εις την 'Ρώμην άφίκετο, τιμής παρά της συγκλήτου τυγχάνει Ποντικός αύτοκράτωρ καλεΐσθαι (F 39.1). Ярроу считает этот отрывок ошибочным, потому что привилегия предоставления этого титула принадлежала армии, а не Сенату. Фактически, считает Ярроу, прозвище Понтийского Котте дал не Сенат, а армия[21].
Итак, использование Мемноном термина автократор предполагает, что он не имел полного понимания различных значений термина применимо к римскому контексту. Ярроу полагает, что это неудивительно для автора, живущего на окраине римского мира, главной заботой которого является документирование местных событий, и который обращается к римскому господству в соответствие с тем, как оно касается гераклеотов в истории, выходящей за рамки городской[22].
С другой стороны термин «στρατηγός» используется как для римлян, так и для греков и понтийцев. Римские стратеги иногда упоминаются без их имен. Во фрагментах 18.6 и 18.10, в которых Мемнон обращается к посольствам, посланных Гераклеей к «римским стратегам, отправленным в Азию»: τους των Ρωμαίων στρατηγούς έπΐ τήν Ασίαν διαβεβηκότας, затем «к приемникам вышеназванных римских полководцев»: τούς έκπεμπομένους παρά των Ρωμαίων των στρατηγών διαδόχους. Луций(?) Корнелий Сципион назвал себя «στρατηγός» в письме к гераклеотам (F 18.8) и Мемнон использует этот термин в отношении Марка Помпея, римского военачальника, посланного Лукуллом в погоню за Митридатом (F 30.2).
Мемнон использует выражение ήγεμών της δυνάμεως в отношении Фимбрии, который стал «главнокомандующим всех сил» после убийства Флакка (F 24.3). Термин ήγεμών снова используется в отношении Мурены во фрагменте 26.3 : παρά της συγκλήτου δε Μουρήνας ήγεμών πέμπεται. Наконец, два римлянина указаны как ответственные за флот. Первый, Публий Корнелий Сципион назван «στρατηγός τού ναυτικού», то есть «командующий флотом» в F 18.8, тогда как римлянин Цензорин, который дал морское сражение при Синопе, называется ναύαρχος («адмирал») (F 37.2).
Мемнон неоднократно упоминает «власть римлян» в разных формах в своем рассказе. Так Мемнон намекает на период в течение которого «власть» (ήγεμονία) была сосредоточена в руках Цезаря (F 40.3). Во фрагменте 39.3 во время суда над Коттой, гераклеоту Фразимеду удалось растрогать тех, кого историк называет «των ήγεμόνων έπικλασθέντων», что переводится как «римские правители». Вероятно, в этом случае он обращался к членам комиций. Действительно, в предыдущем отрывке историк Гераклеи сообщает, как Фразимед осуждает преступления Котты перед «έκκλησίαι»: Θρασυμήδης δε των εξ Ήρακλείας είς κατηγόρησεν έπ’ εκκλησίας τού Κόττα (F 39.2). Комиции являются не единственным римским институтом, упомянутым Мемноном, поскольку сенат, «σύγκλητος», упоминается в нескольких случаях в тексте Мемнона во фрагменте 22.11.
Функционирование римских институтов редко присутствует в тексте. Это относится прежде всего к тому, как военные чины отправлялись в Азию, чтобы возглавить войну против Митридата. Итак, трижды Мемнон сообщает о появлении новых римских полководцев,, назначенных решением высшей власти Рима.
— Во фрагменте 22.10 гераклейский историк сообщает, что «римляне отправили против него (Митридата) Суллу, послав с ним надлежащее войско»: Σύλλαν έκπέμπουσιν οί 'Ρωμαίοι, ίκανήν αύτω συνεκπέμψαντες στρατιάν. В этом случае выражение «οί Ρωμαίοι» весьма туманно, но, похоже, относится к официальному решению римского государства. С другой стороны, в остальных случаях отправка римских полководцев представляется решением σύγκλητος римлян.
— 24,1 F: ή δε σύγκλητος Φλάκκον Ούαλέριον και Φιμβρίαν πέμπει πολεμεΐν Μιθριδάτη, έπιτρέψασα καί Σύλλα συλλαμβάνειν τού πολέμου, ομοια φρονοΰντι τη συγκλήτφ · ει δε μή, τήν προς αύτον πρότερον συνάψαι μάχην. «Между тем сенат отправляет на войну с Митридатом Флакка Валерия и Фимбрию, предписав им действовать в войне совместно с Суллой, если тот окажется в согласии с сенатом; если же нет, то с ним первым вступить в борьбу».
— F 26.1 : Παρά της συγκλήτου δε Μουρήνας ήγεμών πέμπεται «Сенат послал Мурену принять командование».
— F 27.1 : πέμπουσιν ή σύγκλητος έπί μεν τήν Βιθυνίαν Αύρήλιον Κότταν, έπί δε τήν Ασίαν Λεύκιον Λεύκολλον, οίς ή έντολή πολεμεΐν Μιθριδάτη : «сенат посылает в Вифинию Аврелия Котту, а в Азию Луция Лукулла с поручением вести войну с Митридатом».
В некоторых из этих случаев реальность отличается от ситуации, представленной Мемноном, что я продемонстрирую в комментарии. Например, Мурена был оставлен Суллой, а не отправлен Сенатом. По словам Ярроу эти ошибки раскрывают концепцию римской власти, как ее понимали греки, которые рассматривали Рим как олигархию, поскольку большинство решений, касающихся внешней политики, принималось Сенатом (см. Polybe, VI, 13, 9)[23] . Таким образом, для грека, такого как Мемнон, было более логичным, если римский полководец назначался верховной властью в Риме, чем представить вмешательство в дела в Азии как плод личного решения полководца, хотя последний был носителем законной власти.
Мемнон примешивает Сенат в других контекстах. В F 18.6 письмо Эмилия написано от имени Сената, но в последующем обмене послами между Гераклеей и Сципионом, приведшем к заключению договора, Сенат больше не упоминается (F 18.10). Кажется удивительным, что Мемнон не привлекает этот институт к такому важному решению как заключение договора. Однако этот отрывок получается проблемным по нескольким причинам[24]. По словам гераклейского историка, в F 22.5 Сенат решает, кто должен править в Вифинии. Этот отрывок является свидетельством того, что суждение римлян считалось законным решением, в противоположность пожеланию Митридата, который действовал исключительно в личных целях. Этот фрагмент, без сомнения, является примером политического видения Мемнона. Сенат, законная и суверенная власть, действует в рамках закона регулирующего престолонаследие в Вифинии, вопреки желанию царя, который удерживает власть, как часто представляет Мемнон, в противоречии с интересами города или независимого государства.
Сенат также, согласно Мемнону, не позволяет Сулле разграбить Афины (F 22.11), или назначает в качестве правомочной власти выплату Гераклеей налога, и, наконец, награждает Котту титулом императора Понтийского после победоносной осады Гераклеи. В F 24.3 именно Сенат организует выборы Фимбрии консулом после смерти Флакка. В этом последнем отрывке говорится, что именно голосование Сената разрешает Фимбрии принять командование над войсками, другими словами, вести оставшуюся часть кампании, имея законные полномочия. Однако нет никаких доказательств, что такое голосование имело место[25].
— F 18.6 : και επιστολής φιλοφρονούμενοι ετυχον, Ποπλίου † Αίμιλίου ταύτην άποστείλαντος, εν ή φιλίαν τε προς αύτούς της συγκλήτου βουλής ύπισχνεΐτο, καί τα άλλα προνοίας τε καί έπιμελείας, έπειδάν τινος αύτων δέοιντο μηδεμιας ύστερεΐσθαι : «они получили письмо, которое послал Публий Эмилий и в котором он заверял их в дружественном отношении к ним сената, а также, что и остальных делах они не будут лишены ни опеки, ни заботы, когда им что–либо понадобится».
— F 22.5 : της γαρ έν τη 'Ρώμη συγκλήτου Νικομήδην τον έκ Νικομήδους καί Νύσης βασιλέα Βιθυνίας καθιστώσης, Μιθριδάτης <Σωκράτην> τον Χρηστόν έπικληθέντα Νικομήδει άντεκαθίστη· έπεκράτει δ’ όμως ή Ρωμαίων κρίσις καί άκοντος Μιθριδάτου: «Находящийся в Риме сенат утвердил царем Вифинии Никомеда, сына Никомеда и Нисы, а Митридат противопоставил Никомеду Сократа, по прозвищу Хреста. Однако против воли Митридата возымело силу решение римлян».
— F 22.11 : είλε δε καί τας Αθήνας· καί κατέσκαπτο αν ή πόλις, εί μή θαττον ή σύγκλητος Ρωμαίων τήν του Σύλλα γνώμην άνέκοψε : «Он взял и Афины, и город был бы разрушен до основания, если бы сенат римлян не задержал поспешно намерения Суллы».
— F 24.3 : έφ’ οίς ή σύγκλητος κατα Φιμβρίου ήγανάκτησεν. Όμως ούν τήν άγανάκτησιν κρύπτουσα, ύπατείαν αύτω ψηφισθηναι διεπράξατο : «Сенат из–за убийства негодовал на Фимбрию. Однако, скрыв свое негодование, он хлопотал об избрании его в консулы».
— F 27.6 : οί δε διαπρεσβεύσασθαι δέον προς τήν σύγκλητον ώστε της δημοσιωνίας άπολυθηναι : «тогда они отправили посольство к сенату с требованием отмены откупов».
— F 39.1 : ό δε δή Κόττας ώς είς τήν Ρώμην άφίκετο, τιμης παρα της συγκλήτου τυγχάνει Ποντικός αύτοκράτωρ καλεΐσθαι : «Котта, как только прибыл в Рим, был почтен сенатом именем понтийского императора за то, что он взял Гераклею».
Наконец, последние фрагменты текста предлагаю описание процесса над Коттой, и в этом случае историк из Гераклеи упоминает комиции. Он прослеживает различные стадии от обвинения римского полководца до вынесения приговора.
— выдвижение обвинений перед комициями Фразимедом (39.2);
— короткая речь Котты: άντιπαρελθών ό Κόττας βραχέα τη πατρίφ διελέχθη γλώττη, είτα έκαθέσθη ;
— речь Карбона: καί Κάρβων άναστας 'ήμεΐς, ώ Κόττα’ φησί 'πόλιν έλεΐν άλλ’ ούχί καθελεΐν έπετρέψαμεν ;
— обвинения других ораторов: μετ’ αύτόν δε καί άλλοι όμοίως Κότταν ήιτιάσαντο ;
— осуждение Котты (F 39.4): πολλοΐς μεν ούν άξιος ό Κόττας έδόκει φυγης· μετριάσαντες δ’ όμως άπεψηφίσαντο τήν πλατύσημον αύτου.
Мемнон ошибочно приписывает Фразимеду выдвижение обвинения против Котты, поскольку все–таки Г. Папирий Карбон произнес обвинение перед комициями[26]. По мнению Дьюка Мемнон ошибается, поскольку такой вид судебного процесса должен разбирать Сенат[27]. В этом отрывке Мемнон подчеркивает власть Сената, поскольку он мог изгнать Котту, но в конце концов ограничился меньшим наказанием, лишив его звания[28].
Мемнон ошибочно приписывает некоторые решения римскому Сенату. Признавая, что эти ошибки следует приписать Мемнону, должны ли мы признать его сторонником демократии, потому что он приписывает важные решения верховной власти Рима, той самой, что символизирует Римскую республику? По словам Ярроу, рассказ Мемнона и описание функционирования римского правительства демонстрируют, что он не имел верного и точного понимания функций Сената или его отношений с магистратами, но считал его высшей властью[29].
2. Портреты римских полководцев
Некоторые римляне упоминаются лишь вскользь, их имена появляются по случаю описания сражения. С другой стороны, некоторые занимают более важное место в рассказе, и Мемнон отпускает различные замечания о них по ходу событий, что позволяет нарисовать более или менее лестные портреты этих персонажей.
Лукулл представлен достаточно позитивно и многие его качества выделены Мемноном. Он описан как превосходный стратег в рассказе об осаде Евпатории (F 30.3). Стратегия, при помощи которой он смог захватить врасплох гарнизон и захватить город, является важным пунктом отрывка. Сначала он притворился (προσποιέω), что ведет военные действия вяло. Согласно Мемнону, цель Лукулла была в том, чтобы понтийцы расслабились. Когда римлянин убедился, что его стратегия сработала, он приступил ко второму этапу своего плана и предпринял атаку, неожиданную для гарнизона, и поэтому римские солдаты добились успеха, поднялись на стены и вошли в город. Мемнон сообщает, что город был взят благодаря этой уловке: ο και γέγονε, και την πόλιν ούτως είλε τω στρατηγήματι. Лукулл представлен как прекрасный стратег, как и его предшественники, Сулла и Фимбрия, которым удалось победить понтийские армии при помощи хитрости (cf. F 22.13 ; 24.4). Лукулл также представлен как опытный военачальник в описании битвы при Тигранокерте (F 38.5). Мемнон описывает сцену, когда Лукулл готовится противостоять огромной армии во главе с Тиграном. По словам историка, именно благодаря «опыты и смекалке» он выстраивает свою армию в боевой порядок: Λεύκολλος δε τέχνη και μελέτη προς την μάχην παραταξάμενος. Полководец проявляет качества, достойные лидера, поощряя своих людей, напуганных численным превосходством армян (καί θαρρύνας τους ύπ’ αύτόν) и полон мужества, что римляне выиграют битву.
Лукулл также представлен как человек, способный на проявление жалости и доброты. Действительно, Мемнон сообщает, что полководец положил конец резне жителей Амасии и Синопы после захвата этих двух городов римскими солдатами: ύστερον δέ τον όλεθρον Λεύκολλος έπέσχε (F 30.4 : Лукулл прекратил избиение») и άλλα το πάθος Λεύκολλος οίκτείρας, την σφαγήν έπέσχεν (F 38.8 : «из чувства жалости Лукулл прекратил убийства»). В случае Амасии Мемнон даже прибавляет, что Лукулл «возвратил город и область тем, кто успел спастись, и обращался с ними милостиво»).
И наоборот, портрет Котты, нарисованный Мемноном, очень критичен, но его негативные замечания в значительной степени объясняются бесчинствами, совершенными римлянами в Гераклее после двухлетней осады. Тогда как Лукулл представлен как хороший полководец, Котта выступает сурового вождя для своих солдат (34.2). Согласно Мемнону, Котта, раздосадованный на неудачу своих войск при штурме стен, «сжег машину, а делавшим ее отрубает головы»: κατακαίει μέν το μηχάνημα, άποτέμνει δέ καί τας των μηξανοποιων κεφαλάς. Полководец представлен как человек с тяжелым характером, в отличие от своего коллеги Триария, и именно поэтому Коннакорикс предпочитает вести переговоры с последним: ό τοίνυν Κοννακόρηξ τον Κότταν μέν ώς βαρυν το ήθος καί άπιστον έφυλάττετο, προς Τριάριον δέ συνετίθετο (35.2 : «Коннакорикс, правда, остерегался Котты, как человека с тяжелым характером и не внушающего доверия, но с Триарием он сговорился»). Котта воспылал гневом, когда узнал, что город занят войсками Триария (F 35.6). Разгневанному Котте Мемнон противопоставляет хладнокровного Триария, которому удалось погасить конфликт, разгоревшийся между двумя римскими армиями. По словам Мемнона римские солдаты готовы были убивать друг друга, «если бы Триарий не понял их намерения и не умолил и Котту и войско многими речами: доказав, что выгода приобретается в согласии»: εἰ μὴ ὁ Τριάριος ἐπιγνοὺς τὴν ὁρμὴν αὐτῶν, πολλοῖς ἐκμειλίξας λόγοις τόν τε Κότταν καὶ τὸν στρατόν, καὶ εἰς τὸ κοινὸν τὰ κέρδη καταθεῖναι βεβαιωσάμενος, τὸν ἐμφύλιον ἀνεχαίτισε πόλεμον.
Негативные стороны характера Котты выражаются не только в отношении к своим солдатам, но и к гераклеотам, которые стали жертвой его жестокости (F 35.7): αύτος δε τούς τε προσκεχωρηκότας ανδρας λαβών καί τούς έκ της αιχμαλωσίας άνθρώπους, τα λοιπα μετα πάσης διειπεν ώμότητος («захватив тех, кто пришел к нему, и людей, взятых в плен, распорядился в остальном с крайней жестокостью»). Термин ώμότης, как мне кажется, используется не для красного словца, поскольку Мемнон использовал его в значительной мере для гераклейских тиранов, чьи преступления он осуждал. Одновременно с убийствами Котта разграбил богатства города, и Мемнон перечисляет культовые предметы, украденные римским полководцем. Таким образом, он приписывает Котте захват посвятительных жертв в храмах и снос статуи Геракла с постамента (35,7-8). За кощунством в отношении богов последовал приказ сжечь город: καί το τελευταιον πυρ ένειναι τοις στρατιώταις κελεύσας τή πόλει, κατα πολλα ταύτην ύπέπρησε μέρη (35.8 : «наконец, он приказал солдатам поджечь город, и он был зажжен во многих частях»).
Сокровища, захваченные после взятия Гераклеи, заработали Котте плохую репутацию, и Мемнон изображает человека, презираемого в Риме. По его словам, жадность римского полководца подталкивала его к демонстрации богатства (τοσουτος πλούτος), что вскоре вызвало зависть сограждан (F 39.1). Более того, Котту обвинили в намеренном уничтожении Гераклеи ради личной выгоды: ώς οικείων κερδων ένεκα τηλικαύτην πόλιν έξαφανίσειε.
Похоже, Котта переживает судьбу персонажей, которые, как в данном примере, отличались жестокостью. Действительно, первые два тирана, Клеарх и Сатир, а также Лисимах и Керавн, умирают в ужасных обстоятельствах, и их смерть представлена как расплата за прошлые преступления. В случае Котты наказание за резню гераклеотов, но особенно за разграбление имущества богов, заключалось в том, что он во время шторма потерял добычу, нагруженную на корабли (F 36).
Наряду с этими портретами римских полководцев Мемнон использует другой аспект их личности через конфронтации. Фактически, он несколько раз представляет конфликты, в которые были вовлечены римские протагонисты, будь то в самом Риме во время гражданских войн, или в Азии, куда они отправлялись вести войну против Митридата. Первое из этих столкновений — столкновение между Суллой и Марием (F 22.6). Конфликт между ними снова упоминается для оправдания причин, побудивших Суллу как можно скорее заключить договор с Митридатом (F 25). Напомню однако, что эта причинно–следственная связь между событиями, происходящими в Риме, и событиями, происходящими в Азии, сохранена Фотием в той мере, в которой последний интересовался эпизодами внутренней истории Рима, имеющими последствия для завоевания Востока. Другой принципиальный конфликт, упомянутый Мемноном — противостояние consul suffectus Флакка и его легата Фимбрии. Кажется он оправдывает убийство Флакка из–за его жестокого и высокомерного характера, который заставил его собственных солдат избавиться от него в пользу Фимбрии, показавшего себя лучшим лидером, чем его начальник (F 24.3).
Похоже, что Мемнон также ссылается на отсутствие согласованности, которая проявлялась во внешней политике Рима, и приписывает ее личности каждого из полководцев, что вторгались в Азию[30]. Итак, он выделяет конфликт между Коттой и Триарием после взятия Гераклеи. Эта несогласованность высвечивает личные амбиции двух полководцев, столкнувшихся не только из–за добычи, но и из–за славы, которая достанется тому, кто первый войдет в пределы такого города как Гераклея (F. 35.6). Мемнон также объясняет отказ Мурены твердить договор, заключенный его предшественником Суллой с Митридатом (26.1). Его рассказ показывает явное отсутствие согласия во внешней политике Рима, которая привела ко второй войне между Римом и царем Понта. Как отметил Ярроу, соглашение между Суллой и Митридатом у Аппиана представлено иначе (Mithr. 55. 223). Фактически, хотя последний считает, что контрибуция, выплаченная Митридатом, была использована для покрытия расходов на войну, Мемнон, со своей стороны, представляет ее в качестве платы на личные потребности Суллы (F 25.2)[31]. Кроме того, Мемнон упоминает одно положение Дарданского договора, согласно которого города, присоединившиеся в понтийцам во время войны, получили от Суллы амнистию. Заявив, что это положение не соблюдалось, он вспомнил о судьбе впоследствии постигшей эти города, жестоко наказанных римлянами, за то, что они перешли в лагерь царя, хотя их преданность Риму была нарушена не суверенной властью, а некоторыми злонамеренными лицами (F 24.2). По словам Ярроу, такое замечание историка о неуважении этого пункта Дарданского договора является резкой критикой римской политики[32]. Возможно, это способ осудить обращение с Гераклеей, которая, по словам Мемнона, заключила договор о дружбе и союзе с Римом. Осадив древний союзный город, Рим вновь продемонстрировал отсутствие согласованной политики. Таким образом Котта разрушил узы, созданные его предшественниками с городом после Апамеи.
Каждый из этих полководцев, действующих в личных интересах, в рассказе Мемнона выглядит противоречащим политике римлян. Историк, похоже, сурово критикует отсутствие согласованности в отношении установлений такой власти как Рим с миром греков. Несомненно, римский империализм осуждается через эти двусмысленные портреты и представлен больше как результат личных амбиций полководцев, чем плод реальной внешней политики, возглавляемой верховной властью Рима.
Сочинение Мемнона характеризуется его биографическим подходом, под которым подаются события. Более того, Фотий в своем введении подчеркивает этот аспект истории Гераклеи Понтийской[33]. Дьюк предполагает, что Мемнон представлял моралистический подход[34]. Разумеется, суждение историка заключалось в том, что он считал правильным или неправильным. Но вполне вероятно, что критика тиранов, так как она присутствует в Мемнона, проистекает из того, что уже было сформулировано до него в источниках.
Тирания в Гераклее Понтийской подробно рассмотрена в этой перспективе. Что касается второй части произведения, она более богата подробностями и более динамична, поскольку автор сообщает о многих военных событиях, и в них всегда есть ключевой персонаж, будь то монарх или римский полководец. Следовательно, история Мемнона в некотором роде есть история событий, которые являются следствием действий этих различных персонажей.
В первой части текста сражения отсутствуют, но они составляют основу структуры повествования в части митридатовых войн. Действительно, во второй части Мемнон сообщает об операциях римских армий и понтийских войск, их соответствующих завоеваниях, о столкновениях между двумя лагерями в ходе битв или различных стычек.
Представление битв и военных операций у Мемнона, как правило, идет по одной и той же схеме. Возможно именно вмешательство Фотия дает такое стереотипное представление, иногда об очень неопределенных событиях. Но также вероятно, что Мемнон не сообщал подробностей о различных столкновениях. Действительно, надо иметь в виду, что историк ведет рассказ о своем родном городе и сообщает контекст, в котором находятся гераклеоты. Тема его истории — Гераклея — безусловно во второй части текста присутствует меньше, но ее цель не является рассказ о митридатовых войнах. Резюме патриарха сочинения Мемнона дает представление о методе историка–гераклеота, и эти остатки его рассказа я предлагаю проанализировать, хотя в нашем распоряжении осталась только часть первоначально сделанных описаний битв.
Цель этого краткого обзора описаний сражений в тексте Мемнона — не прояснить его замечания и не подчеркнуть противоречия, которые могут присутствовать в параллельных источниках о тех событиях, поскольку такой анализ будет сделан в историческом комментарии. Моя цель — осветить способы описания, которые отыскиваются в разных тематиках, в данном случае — в войнах, и идентифицировать выражения, применяемые историком. Я расскажу о трех типах военных операций в рассказе Мемнона, для которых историк использует одни и те же наборы стереотипов: 1) сухопутные сражения, 2) морские сражения, 3) осады.
Наземные противостояния между двумя армиями у Мемнона принимают несколько форм, поскольку он сообщает о сражениях, то есть встрече двух армий, выстроенных в боевом порядке, а также о многочисленных засадах, когда отдельные отряды подвергаются неожиданному нападению врагов, о стычках.
Я идентифицировала двадцать одно наземное столкновение, и в одиннадцати случаях для идентификации Мемнон использует термин «μάχη».
Первое идентифицированное столкновение армий, о котором сообщает Мемнон, — битва при Гранике, упомянутая в F 4.1. Мемнон вскользь упоминает ее, сообщая о победе Александра, чтобы объяснить благотворные последствия разгрома персов (Πέρσας έπί Γρανικω του Αλεξάνδρου μάχη καταγωνισαμένου) для территориальной экспансии, осуществленной Дионисием, тираном Гераклеи. Точно также он сообщает, даже не указав места, о битве при Курупедионе (F 5.7), в которой сошлись Лисимах и Селевк (μάχην συνάπτει προς αύτόν). Мемнон упоминает обстоятельства, при которых Лисимах находит смерть (καί πίπτει έν τωι πολέμφ Λυσίμαχος παλτω βληθείς, ό δε βαλών άνήρ Ήρακλεώτης ην, ονομα Μαλάκων, ύπο Σελεύκφ ταττόμενος. Πεσόντος δέ, ή τούτου άρχή προσχωρήσασα τη του Σελεύκου μέρος κατέστη), поскольку македонский царь был убит гераклеотом, и поэтому его смерть означала для Гераклеи восстановление независимости. Таким образом, эти два сражения представляют интерес для Мемнона — и его источника — по той простой причине, что их исход имел благотворные последствия для Гераклеи.
Битва между Птолемеем Керавном и галатами упомянута Мемноном в F 8.8 (και εις μάχην αύτω συναψάντων). И опять Мемнон сообщает только об исходе боя. Повелитель Македонии, убийца Селевка, погибает в страшных мучениях от руки галатов (άξίως της ώμότητος καταστέφει τον βίον, διασπαραχθείς ύπο των Γαλατων· ζων γάρ ελήφθη, του ελέφαντος, εν φ ώχεΐτο, τρωθέντος καί καταβαλόντος αύτόν). Это событие важно потому, что оно инициирует возобновление борьбы за Македонию между Гонатом и Антиохом и вводит новых протагонистов в рассказе Мемнона — галатов. Таким образом, одно следствие битвы, то есть смерть Керавна, привлекает внимание Мемнона, и даже Фотия, допуская, что оригинальный рассказ историка Гераклеи был более подробен, в чем я, однако, сомневаюсь.
Мемнон кратко намекает на победу при Магнесии–на–Сипиле, и просто упоминает, что римляне «одержали верх» над Антиохом III (18.9 : μετ’ ού πολύ δε πάλιν εις μάχην Άντίοχος 'Ρωμαίοις κατέστη, καί άνά κράτος ήττηθείς). Последствия этой битвы, хотя они явно не развиты в тексте Мемнона, в том виде как он дошел до нас, оправдывают упоминание об этом столкновении, поскольку оно вводит римлян в малоазиатские дела. Неверно думать, что Мемнон не останавливался на деталях битвы, поскольку Гераклея в ней не участвовала. С другой стороны, последствия битвы, и, в частности, Апамейский мир, гораздо важнее для будущего Гераклеи и ее отношений с победителями.
Эти четыре битвы вскользь упоминаются Мемноном и сводятся к победе одной из сторон. Только результат противостояния важен для Фотия, и возможно для Мемнона, поскольку он позволяет предварить продолжение повествования и объяснить его причины.
Рассказ о первом вооруженном столкновении первой митридатовой войны очень короткий (22.6). Речь идет о битве при Амние в которой понтийские войска под командой Архелая и войска Никомеда, царя Вифинии, противостояли друг другу. Из резюме Фотия представляется, что битва была начата и выиграна Архелаем (καί κρατεί της μάχης συμβαλών Αρχέλαος), и в итоге кончилась бегством Никомеда и его людей (φεύγει δε καί Νικομήδης μετ’ ολίγων). Во фрагменте 22.11 Мемнон упоминает победу Сулла над понтийской армией в Греции, не указав ни имени военачальника, ни даже места боя (ούκ ολίγον στράτευμα των Ποντικών μάχη τρεψάμενος).
Третья митридатова война, которой Мемнон посвящает большую часть рассказа, начинается с битвы при Халкедоне (27.7). В то время как римская армия Котты противостояла царским войскам на море, одновременно шли боевые действия на суше. В битве одержали верх войска Митридата, в частности, благодаря вступлению в бой бастарнов, сражавшихся на стороне царя. Столкновение закончилось бегством и резней италийцев (καί πεζής δε δυνάμεως της τε βασιλικής καί τής 'Ρωμαϊκής είς μάχην άλλήλαις συρραγείσης (εστρατήγει δε τής μεν Κόττας, τής δε Μιθριδάτης), «сошлись на битву друг с другом и сухопутные силы царские и римские (одними командовал Котта, другими — Митридат)», τρέπουσιν οί Βαστέρναι κατά το πεζόν τους Ιταλούς, καί πολυν αύτών φόνον είργάσαντο. «В этом сражении бастарны обращают в бегство пехоту италийцев и учиняют великую резню среди них».
Во фрагменте 29.9 Мемнон сообщает о двух последовательных столкновениях между войсками Митридата и Лукулла близ Кабиры[1]. В этом рассказе создается ощущение движения, которое до сих пор отсутствовало в его рассказах о боевых действиях на суше. Сначала он пытается сообщить о повторяющихся этапах войны, когда боевые действия затягиваются — о поиске пропитания. Римляне, посланные Лукуллом на поиски провизии, подвергаются нападению понтийцев. Эта первая фаза завершается словами, которые Мемнон употребляет регулярно, поскольку историк Гераклеи пишет, что «начался бой и победили римляне» (καί συμβαλόντων άλλήλοις, επικρατέστεροι γεγόνασιν οί Ρωμαίοι). Однако в продолжение рассказа представляет новый этап по сравнению с предыдущими описаниями и показывает последовательность действий, последовавших за этим поражением. Мемнон сообщает, что Лукулл послал подкрепление отряду фуражиров, что понтийцы преследовались до лагеря, где находились стратеги Диофант и Таксил. Началось второе сражение (καί καρτεράς προς αύτους τής μάχης γενομένης) и понтийцы недолго сопротивлялись римскому нападению и вскоре последовали за своими командирами, которые покинули поле боя, чтобы сообщить царю о поражении (επ’ ολίγον μεν άντέσχον οί Ποντικοί, είτα των στρατηγών πρώτον άποχωρούντων, πάντες ενέκλιναν). Мемнон в завершение рассказа не называет римлян победителями, но с другой стороны, подчеркивает поражение понтийцев, которое проявляется в отступлении стратегов и гибели многих бойцов (πολύ πλήθος τότε των βαρβάρων άπώλετο).
Наиболее подробно описана битва при Тигранокерте во фрагменте 38.5, в ходе которой Лукулл разбил армии Тиграна. Мемнон описывает войска в распоряжении армянского царя и его самонадеянную речь в отношении малочисленных римских войск. Он довольно позитивно оценивает руководящие качества Лукулла, который умело подготовил свои войска к битве (Λεύκολλος δε τέχνη και μελέτη προς την μάχην παραταξάμενος) и сообщает как римляне одержали блестящую победу. В описании упоминается не только непосредственно сражение, но и первые движения римской армии и последствия наступления. Итак, Мемнон сообщает, что Лукулл «обращает в бегство правый фланг, за ним дрогнули ближайшие ряды, а потом и все остальные» (τρέπει τε το δεξιον εύθύς κέρας, είτα τούτφ συναπέκλινε το πλησίον, έξης δέ σύμπαντες). Гераклейский историк вновь говорит о поражении, завершая свой рассказ о битве, так как он пишет, что атака римлян привела к ужасному разгрому и что армяне понесли огромные потери (καί δεινή τις καί ανεπίσχετος τοΐς Άρμενίοις έπέσχε τροπή, καί κατά λόγον ή των άνθρώπων εϊπετο φθορά). Что касается царя, он бежит перед лицом катастрофы. Это описание битвы при Тигранокерте отличается от предыдущих, поскольку в первый и в последний раз Мемнон освещает движения войск, а именно атаку на правый фланг.
Второй митридатовой войне посвящено всего четыре фрагмента, и только один сражению между войсками Митридата Евпатора и Мурены (26.4). Точное место столкновения не указано, которое, по–видимому, произошло недалеко от Синопы. Описание битвы довольно отрывочно. Мемнон опять сообщает, что царские войска одерживали победы во время первых стычек (καί πείραις μέν ταΐς κατ’ άρχάς έπικρατέστερα ήν τά τού βασιλέως), но столкновение не закончилось победой какой–то одной стороны из–за усталости противников (καί πείραις μέν ταΐς κατ’ άρχάς έπικρατέστερα ήν τά τού βασιλέως, είτα εις άγχώμαλον ή μάχη συνεστράφη, καί εις οκνον ή μάχη το πρόθυμον περιέστησε των πολεμίων).
Рассказ Мемнона о сражении иногда сопровождается стереотипным и повторяющимся описанием, принятым у древних, устройства лагеря перед лицом вражеской армии. Так в 22.13 гераклейский историк сообщает, что царская армия под командованием Архелая стала лагерем против Суллы (καί στρατοπεδεύονται κατά την Φωκίδα χώραν, ύπαντιάσοντες τω Σύλλα et άπο συχνού διαστήματος άντεστρατοπεδεύετο). Последующая стычка принимает форму не сражения, а нападения на лагерь. Сулла воспользовался уходом некоторых сил Архелая на поиски продовольствия (έπί σιτολογίαν δε παρά το πρέπον των περί τον Αρχέλαον τραπέντω) и неожиданно напал на лагерь противника (άπροόπτως Σύλλας έπιτίθεται τω των πολεμίων στρατοπέδφ). Далее Мемнон сообщает о стратегии римского полководца, при помощи которой он добивается победы. Сулла расставляет пленных, захваченных во время нападения, вокруг лагеря и приказывает им зажечь огни, чтобы принять солдат, возвращающихся с фуражировки (τούτους περιίστησι τω χωρίφ καί πυρά κελεύει καίειν, ώς τους άπο της σιτολογίας άφικνουμένους δέχοιντο μηδεμίαν ύπόνοιαν παρεχόμενοι του πάθους). Мемнон завершает рассказ следующими словами: «все произошло, как было задумано и армия Суллы одержала блестящую победу».
Бой такого же рода, противостояние Фимбрии понтийским войскам под командой Митридата Евпатора, излагается во фрагменте 24.4. Понтийского царевича сопровождали Таксил, Диофант и Менандр, лучшие полководцы царя. Мемнон не умалчивает, что армия Понта побеждала в первых боях (τά μεν ούν πρωτα το έπικρατέστερον οί βάρβαροι εφερον). Тем не менее о заключительной фазе боя рассказывается более подробно. Когда армии стояли друг напротив друга разделенные рекой, римский полководец внезапно напал на вражеский лагерь на рассвете и перебил спящих солдат (άπροσδόκητος ό των 'Ρωμαίων στρατηγός διαβαίνει τον ποταμόν καί υπνφ των πολεμίων έν ταις σκηναις κατεχομένων έπιπεσών μήθ’ αίσθανομένους κατέκτεινεν).
Рассказ Мемнона, таким образом, проясняет еще один вид боя, который выигрывается внезапной атакой противоположной стороны. В обоих случаях Мемнон описывает состав понтийской армии и оказывается, что бой выигрывает малочисленная сторона. Как отмечает Гераклейский историк, что свою стратегий Фимбрия «намеревался хитростью восполнить потери, понесенные в сражении (вражеское войско имело превосходство в численности)» (Φιμβρίας δε άνασώσασθαι στρατηγήματι τάς έκ παρατάξεως έλαττώσεις διανοούμενος (το γάρ πολέμιον ύπερειχε πλήθει). В своем заключении о победе Суллы Мемнон полунамеком приветствует план, задуманный римским полководцем: καί συνέβη ώς έστρατηγήθη, καί λαμπράν την νίκην εσχον οί περί τον Σύλλαν.
На примере битвы, выигранной Фимбрием, Мемнон подчеркивает не только многочисленность сил понтийцев, но и опыт царских генералов, что делает победу римлян более яркой. Однако, это не столько их воинские способности, которыми Сулла и Фимбрия дают возможность своей стороне одолеть врагов, сколько их качества стратегов, обозначенные терминами εστρατηγήθη и στρατηγήματι.
К правильным сражениям и внезапным атакам вражеского лагеря мы должны добавить различные бои, совершаемые враждующими армиями не по правилам традиционного сражения. Идентификация столкновений, упомянутых Мемноном, становится более сложной, когда нет упоминания какого–либо элемента, позволяющего идентифицировать местоположение и силы противников. Особенно это относится к разделу 22.12. В этом случае Мемнон просто сообщает, что «в многочисленных схватках победы одерживали понтийцы» (συχνών δε παρατάξεων συνισταμένων, εν αίς το πλειον είχον οί Ποντικοί). Термин συμπλοκή здесь означает, что схватки также могут относиться к правильным сражениям. Он также используется Мемноном в F 24.4 и переводится как «правильное сражение»: по причине своей малочисленности Фимбрия воздерживается от правильной битвы с понтийцами (παράταξις). Однако, скудность информации об этих победах понтийцев и, в частности, молчание Мемнона об их врагах, не позволяет уверенно говорить, были ли это стычки, случавшиеся во время наступления в Греции, или же правильные сражения.
Термины συμπλοκή, άκροβόλισις и ίππομαχία относятся к различным столкновениям по ходу которых армии, находящиеся поблизости, сражаются друг с другом, тогда как осады растянуты по времени и в столкновениях участвуют отдельные отряды, а не вся армия. Так во фрагменте 29.7, когда Митридат находился в Кабире, упоминаются стычки между Лукуллом и полководцами Митридата: καί της συμπλοκής επιγενομένης, πολύτροποι μεν συνέβαινον αί μεταβολαί, εν τοις πλείστοις δε τα 'Ρωμαίων όμως κατώρθου. Мемнон просто сообщает, что Митридат посылал разных полководцев против Лукулла (Μιθριδάτης διαφόρους πέμπων κατα Λευκόλλου στρατηγούς), но не уточняет места боев. Непонятны также факты, сообщенные в следующем фрагменте (F 29.8). Мемнон приводит имена стратегов, посланных царем, но рассказ о военных действиях в очередной раз очень расплывчатый. Он сообщает, что враждующие стороны испытывали друг друга в ежедневных перестрелках (τών δε προλαβοΰσι συναφθέντων, κατ’ άρχας μεν άκροβολισμοις άλλήλων οί πολέμιοι καθ’ έκάστην σχεδον άπεπειρώντο), затем упоминает два кавалерийских боя, в одном победили римляне, в другом понтийцы (είτα ίππομαχίαι συνέστησαν β', ών την μεν ενίκων οι 'Ρωμαίοι, την δευτέραν δε οι Ποντικοί)[2]. Стычки, упомянутые во фрагментах 29.7 и 29.8, не лишены интереса, так как они показывают трудности, с которыми столкнулись понтийцы перед лицом римлян на этом этапе третьей митридатовой войны. Они представляют собой цепь неудач, которая завершается правильным сражением, выигранным римлянами, что вынудило Митридата бежать в Армению (F 30.1). Мемнон также упоминает серию боев, которые выглядят как атаки на более слабого противника. Действительно, очень часто бывает, что отряд солдат захватывает врасплох своего противника. Контекст, как правило, очень похож: войска подвергаются нападению на марше, когда они выдвигаются, чтобы встретиться с врагами, а иногда, чтобы покинуть поле боя. Часто это партии фуражиров, которые попадают в засаду, когда они готовятся покинуть лагерь, или вернуться в него. Такие столкновения постоянно повторяются во время длительных осад.
Жертвой первой «засады», о которой сообщает Мемнон, стал Гермоген из Аспенда (F 9.2). Последний был отправлен Антиохом I вести войну в Вифинии. Мемнон сообщает, что его армия была истреблена и мимоходом упоминает, что он проявил личную храбрость в бою (ενεδρευθείς δε ύπο των Βιθυνων, διεφθάρη τε αύτος καί ή συν αύτω στρατιά, άνδρος έργα το καθ’ έαυτον εις πολεμίους επιδειξάμενος). Мемнон сообщает о бое, поскольку он представлен в качестве причины войны, которую Антиох намеревался предпринять против Вифинии, а также оправдывает сближение между Никомедом, вифинским царем, и Гераклеей.
Аналогичная ситуация изложена во фрагменте 22.7, в котором историк–гераклеот рассказывает о столкновении Мания Аквиллия с понтийским стратегом Менофаном. Эта стычка произошла у Протон Пахион после поражения при Амние, и описание, данное историком, на самом деле очень краткое, поскольку он в целом говорит только о поражении римлянина, который бежал со своими людьми (Μάνιος μετά Ρωμαίων ολίγων άντιπαρατάσσεται Μηνοφάνει τω Μιθριδάτου στρατηγω, καί τραπείς φεύγει, πάσαν την δύναμιν άποβαλών).
Сообщение во фрагменте 28.1, без сомнения сокращенное Фотием и упоминающее о победе Лукулла на царской армией, помещено после поражения римлян в Халкедоне. Описание стычки не содержит никаких деталей для идентификации места боя. По словам Мемнона, Лукулл последовал за Митридатом, когда последний взял направление на Кизик, и атаковал вражеские войска: «Лукулл преследовал его, завязал бой с войсками Понта и разбил их» (Λεύκολλος επακολουθήσας και συμβαλών πολέμφ νικά τους Ποντικούς άνά κράτος). О похожем нападении сообщается во фрагменте 28.4. Лукулл применяет аналогичный подход, так как преследует понтийскую пехоту до реки и нападает врасплох. Краткое описание Мемнон заканчивается не столько сообщением о победе, сколько о резне понтийцев (Λεύκολλος δε διώξας επί τον Αϊσηπον ποταμόν το πεζόν απροσδόκητος καταλαμβάνει, καί φόρον πολύν των πολεμίων ποιείται).
Другой тип боя упомянут между армянами и римлянами (F 38.3). Согласно краткому описанию — это не правильное сражение. Пока римляне стояли возле цитадели, где находился гарем Тиграна, к городу прибыл отряд, посланный царем вызволить царских жен и казну. Первый этап боя заключался в том, чтобы прорваться в город и не дать врагам выйти из лагеря, сдерживая их нападения стрелками (καί τοξεία τού 'Ρωμαίων στρατοπέδου τάς εξόδους διακλείσαντες). Новый бой начался на рассвете, когда царские войска отступили и миссия прошла успешно, несмотря на потери. Мемнон отмечает мимоходом, что фракийцы, сражавшиеся на стороне армян, отличились мужеством (ημέρας δε άνασχούσης, καί των Ρωμαίων άμα των Θρακων άνδρείως άγωνιζομένων, φόνος τε πολύς των Αρμενίων γίνεται καί ζωγρίαι των άνηρημένων έάλωσαν ούκ ελάττους).
Рассказ Мемнона о битвах предлагает, по существу, описание понтийской армии. С другой стороны сами битвы в целом не отличаются подробностями, за некоторыми исключениями, и ограничиваются указанием победителя или проигравшего. Вмешательство Фотия в этой части рассказа было бы неудивительным, особенно когда описание сводится к столкновению двух войск, при котором не упоминается ни положение, ни перемещение армий. Однако то, что осталось от труда Мемнона, показывает, что историка интересовали как выдающиеся сражения, так и незначительные стычки. Эти краткие изложения показывают, что войне не ограничивалась масштабными сражениями и позволяют изображать вспомогательные бои, которые давали обе армии. Кроме того, в двух случаях Мемнон отмечает мужество бойцов в F 9.2 и 38.3, тогда как можно было бы ожидать, что это качество присуще только гераклеотам.
Описание морских сражений у Мемнона такие же краткие. Первое столкновение такого типа, упомянутое Мемноном, — это сражение между Птолемеем Керавном и Антигоном Гонатом (F 8.4-6). Мемнон посвящает отрывок описанию кораблей гераклеотов, отправленных на помощь Керавну, и подчеркивает их решительный вклад в сражение. С другой стороны, само по себе событие можно резюмировать двумя простыми предложениями об участии в бою и победе Керавна: ό δε Πτολεμαίος τάς Λυσιμάχου νηας εχων, άπήντα και άντιπαρετάττετο («Птолемей же двинулся против него и со своей стороны выстроил войско,
обладая кораблями Лисимаха») и της ούν συμβολής γενομένης, κρατεί Πτολεμαίος το ναυτικόν τρεψάμενος του Αντιγόνου («Когда произошло столкновение, Птолемей одержал верх и обратил в бегство флот Антигона»). Во фрагменте 10.2 Мемнон упоминает о посылке Гераклеей тринадцати триер своему союзнику Никомеду. Последний встретился с флотом Антиоха I, но битвы не произошло: καί λοιπον αντικαθίσταται τω του Αντιόχου στόλφ. ’Επί χρόνον δέ τινα άντικαταστάντες άλλήλοις, ούδέτεροι μάχης ήρξαν, άλλ’ άπρακτοι διελύθησαν («он берет себе у них в помощь тринадцать триер. И их и остальной флот он противопоставляет флоту Антиоха. В течение некоторого времени простояв друг против друга, ни тот, ни другой не начали битвы, но разошлись, ничего не совершив»). Основная причина, по которой историк–гераклеот сообщает об этих двух событиях — участие в них Гераклеи.
Мемнон сообщает как малозначительную деталь победу Лукулла в двух морских сражениях (F 29.2). Он сообщает только о месте и достигнутом римлянами успехе. Событие, представляющее интерес, освещено в начале предложения: επεί δε ό βασιλεύς επυνθάνετο δυσί ναυμαχίαις, τηι μεν περί Τένεδον, τη δε κατά τον Αϊγαιον, Λευκόλλου πολεμουντος τούς Ποντικούς νενικησθαι («когда же царь узнал, что в двух морских сражениях, в одном возле Тенедоса, в другом в Эгейском море, понтийцы оказались разбиты Лукуллом…»). На самом деле Мемнон представляет известие об этих двух победах как причину, по которой Митридат не решился противостоять сухопутным римским войскам и решил покинуть Никомедию морем. Здесь один из аспектов портрета царя, каким его рисует рассказ Мемнона — он должен показать менее блистательную и высокомерную грань его личности (см. Потрет Митридата). Слабость положения царских войск подчеркивается во фрагменте 33.1-2, в котором Мемнон сообщает как Митридат потерял свой флот. Рассказ говорит об уходе понтийских кораблей: προ βραχέος δε ό Τριάριος τον 'Ρωμαϊκόν στόλον εχων, ωρμησεν άπο της Νικομηδείας επί τάς Ποντικάς τριήρεις, ας προειπεν ό λόγος, περί τε Κρήτην καί Ίβηρίαν εξαποσταληναι (F 33.1 : «Триарий, командовавший римским флотом, напал из Никомедии на понтийские триеры, которые, как указывалось выше, были посланы на Крит и в Иберию») и об опасностях, которым эти корабли подверглись: Μαθών δε τάς ύπολοίπους ες τον Πόντον άνακεχωρηκέναι (πολλαί γάρ αύτών και χειμώνι και ταις κατά μέρος ναυμαχίαις εις διαφθοράν έδυσαν («он узнал, что понтийцы ушли в Понт, потеряв много кораблей во время штормов и небольших стычек»). Наконец рассказ упоминает о соотношении сил римлян и понтийцев, которые в очередной раз имели численное превосходство: καί την μάχην περί την Τένεδον συγκροτεί, ο' μεν έχων τριήρεις αύτός, των δε Ποντικών άγόντων βραχύ δεούσας των π' (" и завязал битву у Тенедоса. У него было семьдесят триер, а у понтийцев чуть меньше восьмидесяти»). Битва больше похожа на внезапное нападение римлян и заканчивается поражением понтийского флота. Описание морского боя построено по схеме сухопутных сражений. Так Мемнон сообщает о сопротивлении царских кораблей на начале сражения: επεί δε συνέστη ό πόλεμος, κατ’ άρχάς μεν άντειχον οί τού βασιλέως (32.2), а затем заканчивает их бегством: ύστερον δε τροπής αύτών λαμπρας γενομένης («когда началась битва, царские корабли сначала выдерживали натиск неприятеля, но затем произошло жестокое поражение их») и подводит итог римской победы: το 'Ρωμαίων άνά κράτος ενίκησε στράτευμα· καί ούτως άπας ό Μιθριδάτειος στόλος, όσος επί την Ασίαν αύτω συνεξέπλευσεν, έάλω. («Римляне добились победы. Таким образом, весь Митридатов флот, который выплыл вместе с ним в Азию, был захвачен»). Эта битва отмечает поворотный момент третьей митридатовой войны, то есть период, когда неудачи понтийцев вынудили царя бежать в Армению, но также вводит прибытие Триария в воды Гераклеи во время осады города Коттой.
Морские битвы — это повторяющийся процесс осадных операций, в частности, во время Митридатовых войн. Так Мемнон рассказывает о столкновении родосского флота с митридатовым (F 22.8) в тот момент, когда Митридат пытался осадить город. Осадные операции явно не упоминаются, но историк просто пишет: καί κατά γήν καί κατά θάλατταν εκίνει τον πόλεμον (F 22.8). Описание сражения сводится к простому упоминанию, поскольку родосцы владели явным преимуществом, и Мемнон намекает на инцидент, имевший место во время боя, в ходе которого Митридат «едва не попал в плен»: ει καί το πλέον Ρόδιοι έσχον, ώς καί αύτον Μιθριδάτην ναυμαχούντα εγγύς τού άλώναι ελθειν. Город Халкедон также был ареной сухопутных и морских сражений (F 27.7). В этот раз римляне выступили против царя Понта, который вышел победителем в обеих стихиях: Πολέμου δε ναυτικού κατά Καλκηδόνα πόλιν 'Ρωμαίοις τε και Ποντικοις συστάντος («у города Халхедона произошла морская битва между римлянами и понтийцами, сошлись на битву друг с другом и сухопутные силы»). Мемнон, упоминая о победе понтийцев, делает упор на потери, понесенные обеими сторонами: τα αύτά δε καί περί τάς ναυς εγένετο, καί ύπο μίαν ήμέραν γη τε καί θάλασσα τοις 'Ρωμαίων διελελύμαστο σώμασι, διαφθαρέντων εν μεν τη ναυμαχία όκτακισχιλίων, τετρακισχιλίων δε καί πεντακοσίων έαλωκότων («в один день и земля и море были опозорены трупами римлян. В морском сражении их пало восемь тысяч, четыре тысячи пятьсот были взяты в плен; из пешего войска италийцев пало пять тысяч триста»). Гераклейский историк сообщает исход этих двух сражений, к которым Фотий обнаруживает интерес по разным причинам. Первое подчеркивает превосходство родосцев и их верность Риму, два момента, которые объясняют присутствие этой морской битвы, так далеко происходящей от Гераклеи. Вторая показывает, как понтийцы преобладали на первых этапах третьей митридатовой войны, но также выявляет поражение римлянина Котты, того самого, который осаждал Гераклею, и чей портрет, нарисованный Мемноном, далеко не самый лестный.
Города Гераклея и Синопа во время морских сражений были осаждены римлянами. Первый столкнулся с наступлением Триария, у которого были родосские корабли (F 34.7). Город был ослаблен сухопутными операциями римлян и страдал от нехватки комбатантов. Гераклеотам, обеспечивая при этом защиту стен, пришлось столкнуться с родосскими кораблями и флотом триария, которые внезапно появился у Гераклеи: συνταραχθέντες ούν οί Ήρακλεώται προς το αίφνίδιον την των νεών εφόδου, ναυς μεν επί τήν θάλασσαν λ' καθειλκον, ούδε ταύτας ακριβώς πληρουντες, το δε λοιπον προς τήν πολιορκίαν άτρέποντο («взволнованные внезапным появлением кораблей, гераклеоты вывели в море тридцать своих, не снабдив их как следует экипажем. Остальных людей они предназначили для защиты города»). Бедствия города были тем больше, что они столкнулись с двумя грозными противниками, по поводу которых Мемнон уже сообщал об их успехах в такого рода сражениях. Итак, флот гераклеотов выступил против полководца, накануне победившего в морском сражении, и родосских кораблей, которые успешно противостояли нападению царя Понта во время первой митридатовой войны и чьего превосходства в бою было достаточно, чтобы отразить угрозу, которую Митридат представлял для города.
Описание морского боя, произошедшего возле Гераклеи, подчеркивает храбрость гераклеотов и Мемнон рассказывает, как перед лицом этих грозных и мощных вражеских флотов гераклеоты выступили им навстречу: άνήγετο μεν ό Ήρακλεωτικος στόλος προς τάς έπιπλεούσας των πολεμίων («Гераклейский флот отправился против подплывающих вражеских кораблей»). Мемнон упоминает две фазы этого боя; в первой родосцы и гераклеоты противостояли друг другу (πρωτοι γουν 'Ρόδιοι ένερράγησαν ταις έξ Ήρακλείας : «родосцы первые произвели нападение на корабли из Гераклеи»). Мемнон не упускает случая подчеркнуть превосходство родосцев в этом виде боя (καί γάρ έδόκουν έμπειρία τε καί ανδρεία των άλλων προέχειν : «известно, что по опытности и по храбрости они превосходили остальных»), без сомнения, чтобы показать храбрость гераклеотов, которым удалось потопить три вражеских корабля (καί παραχρημα μεν κατέδυσαν Ροδίων μεν γ', Ήρακλεώτιδες δε ε' : «и сейчас же потонули три родосских и пять гераклейских кораблей». Кроме того он обращает внимание на трудности, с которыми столкнулись римские корабли, чтобы показать с каким отчаянием гераклеоты защищали свой город. Потеряв половину своего флота, город был вынужден выйти из боя (έπιγενόμενοι δε τη ναυμαχία καί Ρωμαίοι, καί πολλά παθόντες καί ποιήσαντες τοις πολεμίοις, πλέον δε όμως κακώσαντες, έτρέψαντο τάς έξ Ήρακλείας καί φεύγειν ήνάγκασαν προς την πόλιν, δ' αποβαλούσας καί ι'. Αί τρεψάμεναι δε προς τον μέγαν ένωρμίζοντο λιμένα: «Затем вступили в бой и римляне. Испытав много и многое причинив врагу, больше же все–таки принеся вред, они разбили корабли из Гераклеи и заставили их бежать к городу, разбив четырнадцать кораблей. Корабли–победители зашли в большую гавань»).
Последнее морское сражение, упомянутое Мемноном, произошло возле Синопы, также осажденной римлянами (37.2). В отличие от случая Гераклеи, описание гораздо менее детализировано, так как римляне оказались побежденными. Мемнон кратко упоминает откуда шли суда под командой римлянина Цензорина и рассказывает, как один из полководцев Митридата Селевк, при поддержке Клеохара, одержал победу: καί οί περί Κλεοχάρην καί Σέλευκον ανταναχθέντες Σινωπικαις τριήρεσιν, ήγουμένου Σελεύκου, καθίστανται εις ναυμαχίαν· καί νικωσι τους Ιταλούς, καί τάς φορτηγους έπί τω σφων άφαιροΰνται κέρδει («Сторонники Клеохара и Селевка, выйдя навстречу неприятелю на синопских триерах под командованием Селевка, вступают в сражение. Они побеждают италийцев и отнимают у них себе в качестве добычи купеческие корабли»).
Третий тип военных действий, о которых сообщает Мемнон — это осада. Я упоминала сухопутные и морские сражения, которые представляют собой определенные фазы полиоркетических военных операций. Действительно, прежде чем подвергнуться нападению на стены, города должны быть окружены вражеской армией (F 32.1-2). Одна из стратегий, принимаемая врагами — подвергнуть голоду жителей города. Нападающие ставили лагерь вокруг стен города и грабили округу. Иногда, пользуясь отсутствием части вражеских сил, ушедших на поиски провианта, город посылал отряды для нападения на лагерь осаждающих. Осада Гераклеи галатами дает образец ситуации такого рода, упомянутой выше. Мемнон не сообщает о нападении на стены, но просто упоминает, что город был осажден (πολιορκειν) и что галаты страдали от нехватки провианта: έπολιορκειτο μεν ούν αυτη, και χρόνος έτρίβετο, ος τους Γαλάτας εις ενδειαν των αναγκαίων συνήλαυνε («шло время, и у галатов оказался недостаток в необходимом») (F 19.2). Нападение на лагерь галатов заставило варваров отказаться от приступа города. Иногда осажденные в отчаянии пытались делать вылазки для поисков провианта, и тогда они становились целью для противника, как например гераклеотов атаковали солдаты Котты (F 32.2 : ολον ετρεπε τον σκοπόν εις το τάς έπΐ ταις χρείαις έξόδους εϊργειν των πολιορκουμένων : «он обратил все внимание на закрытие для осажденных всех необходимых выходов»).
Города с бухтами также подвергались нападениям со стороны вражеского флота. Им приходилось выдерживать блокаду, затрудняющую поставки по морю, как например Гераклея (F 34.8). Мемнон рассказывает как корабли, доставившие в город припасы, были перехвачены римлянами: οί δε περί Τριάριον αναγόμενοι καθ’ έκάστην από του λιμένος, τους σιτηγείν ώρμημένους τοις πολιορκουμένοις άπεκώλυον («Корабли Триария по одному выходили из гавани и мешали тем, которые пытались доставить осажденным продовольствие»). Города часто вступали в морские сражения с вражеским флотом. Это относится к Родосу и Халкедону, но Мемнон особе не оговаривает, что они были осаждены, но говорит, что они подверглись нападению и с суши и с моря (22.8 ; 27.7). Для Гераклеи и Синопы, осажденных римлянами во время третьей митридатовой войны, морская битва является частью истории осады, так как Мемнон упоминает о нападении на стены, что представляет важный этап полиоркетики.
Первое упоминание об осаде появляется во фрагменте 19.2. Мемнон сообщает, что Гераклея была осаждена вифинским царем Прусием (πολιορκειν): εφ’ αίς κάκείνην κραταιως επολιόρκει, και πολλούς μεν των πολιορκουμένων άπέκτεινεν : «Затем он крепко осадил город и многих из осажденных убил»). Описание обстоятельств, при которых был ранен царь, содержит информацию о наступательных и защитных средствах, практикуемых во время осады: εγγύς δ’ αν καί ή πόλις του άλωναι κατέστη, εί μή επί της κλίμακος άναβαίνων Προυσίας, λίθφ βαλόντος ενός των άπο της έπάλξεως, συνετρίβη το σκέλος («город был бы уже близок от того, чтобы быть взятым, если бы Прусия не был ранен в голень камнем, брошенным кем–то из тех, кто находился на зубцах стен в то время, когда он взбирался по лестнице»). Действительно, Мемнон сообщает, что царь поднимался по лестнице (κλιμαξ), когда ему в ногу попал камень (λίθος), брошенный (βάλλειν) со крепостной стены (επαλξις). Описание очень краткое, но выявляющее применение лестниц атакующими в попытке захватить стены. Что касается осажденных, они защищали свой город, бросая со стен снаряды, чтобы сбить врагов прежде чем те достигнут вершины крепостных стен. Согласно Мемнону, рана вифинского царя вынудила его отказаться от осады города: καί τήν πολιορκίαν το πάθος διέλυσε («это несчастье заставило царя снять осаду»). С другой стороны, исход других осад, упомянутых историком Гераклеи, всегда обращался к выгоде осаждающих.
Во фрагменте 28.5 Мемнон сообщает, что город Апамея был осажден Триарием и Барбом (Άπαμεία πολιορκειν επέστη). Несмотря на сопротивление, апамейцы решили отворить (άνοίξαντες) ворота (πύλαι) своего города римлянам (οί Άπαμεις άντισχόντες οσα ήδύναντο, τέλος άνοίξαντες τάς πύλας τούτους είσεδέξαντο : «жители города сопротивлялись сколько могли, но наконец открыли ворота, впустив осаждающих»). В случае Тигранокерты, стратеги Митридата передают город Лукуллу в обмен на сохранение жизни (38.6 : ό δε Λεύκολλος επί τά Τιγρανόκερτα άναστρέψας, προθυμότερον επολιόρκει. Οί δε κατά τήν πόλιν Μιθριδάτου στρατηγοί, των όλων άπεγνωκότες, επί τη σφετέρα σωτηρία Λευκόλλφ παρέδοσαν τήν πόλιν. «Лукулл же пошел к Тигранокертам и еще более решительно стал осаждать их. Находившиеся в городе стратеги Митридата, отчаявшись во всем, передали город Лукуллу ради своего спасения»).
Другие города, осажденные римлянами, познали более драматическую судьбу, так как в итоге оказались захвачены вражескими войсками, сумевшими подняться на стены. Лукуллу удается захватить Евпаторию и Амис (F 30.3-4). Мемнон излагает стратегию, принятую римлянином при Евпатории. Лукулл «притворялся, что осаждает ее небрежно, чтобы вызвать у врагов такую же небрежность». Вторая часть плана заключалась в том, чтобы внезапно напасть на город, захватив гарнизон врасплох. Итак, его солдаты взобрались на стены по лестницам: ο και γέγονε, και τήν πόλιν ούτως είλε τω στρατηγήματν αφνω γάρ κλίμακας άρπάσαι κελεύσας τους στρατιώτας, των φυλάκων ούδέν τοιουτον προσδεδοκηκότων, άλλ’ εν ολιγωρία διακειμένων, διά των κλιμάκων το τείχος ύπερβαίνειν τους στρατιώτας επέτρεψε («благодаря хитрости, город был взят; в то время, как стража, ни о чем подобном не догадываясь, вела себя беззаботно, он приказал воинам взять лестницы и поручил им по лестницам взобраться на стены»). По словам Мемнона «так была взята Евпатория и тотчас разрушена» (καί ούτως ηλω Εύπατορία, καί αύτίκα κατέσκαπτο). Хотя историк из Гераклеи не сообщает таких сведений, мы должны предположить, что римлянам удалось обложить город. Лестницы снова были применены при осаде Амиса (F 30.4) и город был взят схожим способом: μετ’ ολίγον δέ καί Άμισος έάλω, διά των κλιμάκων καί αύτης ομοίως των πολεμίων επιβάντων τοις τείχεσι («Вскоре была взята Амиса благодаря тому, что враги опять–таки по лестницам взобрались на ее стены»). В то время как Евпатория была разрушена, жители Амиса были убиты (καί κατ 'άρχάς μέν φόνος των πολιτών ούκ ολίγος γέγονεν).
Две осады, которым Мемнон уделяет наибольшее внимание — это осады Гераклеи и Синопы. Действия римлян против Синопы упоминаются в F 37.8, где Мемнон рассказывает, как был взят город после того, как римляне приставили лестницы к стенам: καί κλίμακας κελεύει προσάγειν τω τείχει· οί δέ ύπερέβαινον. Как только в город вошли римские войска, горожан ожидала та же участь, что и жителей Амиса, но Мемнон сообщает, что в обоих случаях резня была прервана благодаря вмешательству Лукулла. В случае Гераклеи Мемнон дает больше подробностей и упоминает многочисленные нападения на стены города. Первые такие атаки упоминаются во фрагменте 32.2. Гераклеоты, уверенные в крепости своих стен (εθάρρουν μέν τη του χωρίου οί Ήρακλεωται οχυρότητι), защищали город при помощи понтийского гарнизона, поставленного в их городе (συν τοις φρουροις άντεμάχοντο). По рассказу Мемнона Котта «вел осаду со строгостью» (καί καρτερως του Κόττα πολιορκουντος). Он не обходит молчанием раны, получаемые гераклеотами от римских метательных снарядов, но подчеркивает, что и римляне понесли большие потери убитыми. Ссылка на стрелы (βέλη) намекает на один из приемов, используемых осаждающими для нанесения ущерба врагам. Атаки предпринимались из лагеря, который Котта поставил под крепостными стенами: Κόττας ούν ανακαλείται της τειχομαχίας το στράτευμα, και μικρόν στρατοπεδεύων αποθεν («Котта отозвал войско от штурма стен и разбил лагерь несколько дальше»). Описание Мемнона, использующее термин τειχομαχία, указывает на другой тип боя, при котором осаждающие пытаются захватить крепостные стены. Для этого римляне использовали осадные машины (F 34.1), а гераклейский историк описывает трудности, с которыми столкнулся Котта, когда пустил в действие одну из своих осадных машин: μηχανάς επενόει, ών εδόκει τοις πολιορκουμένοις ή χελώνη φοβερωτέρα. Έπάγει γουν ταύτην ολην την δύναμιν συγκινήσας πύργφ τινί ύπόπτως εχοντι προς το παθειν· ώς δε απαξ καί δεύτερον πληγείς ού μόνον παρά δόξαν διεκαρτέρει, αλλά καί ό κριος της αλλης εμβολής προαπεκλάσθη. Несмотря на первую неудачу, Котта опять пытается пустить в дело машины, но столкнувшись с прочностью стен, в гневе поджигает машины (F 34.2).
Атмосфера, которая царила внутри стен, в частности, бесчинства, совершаемые начальниками понтийского гарнизона, пользуются повышенным вниманием гераклейского историка. Мемнон сообщает, что начальники понтийского гарнизона, обороняющего Синопу, вступили в конфликт по поводу стратегии, которой следовало придерживаться. Один из них, Леонипп, хотел договориться о капитуляции с Лукуллом в обмен на сохранение жизни, что другие начальники, Селевк и Клеохар, пытались осудить, созвав собрание (εκκλησίαν αθροίσαντες κατηγόρουν αύτου). Горожане были убеждены в честности Леониппа и популярность последнего так раздражила его коллег, что они его убили (F 37.1). Мемнон, в частности, осуждает действия сторонников Клеохара (37.4), которые «стали править тиранически, убивая граждан без суда и с крайней жестокостью» (καί τυρραννικώτερον ετι τής πόλεως ήρχον, φόνους τε ακρίτους των πολιτών ποιουντε, καί τά αλλα τη ώμότητι αποχρώμενοι). Он сообщает о предательстве начальников гарнизона, которые бежали ночью, погрузив свои сокровища на корабли и пожегши город (37.7): πλούτον πολυν ταις ναυσίν ενθέμενοι, καί τήν πόλιν διαρπάσαι τοις στρατιώταις εφέντες (ύπο νύκτα δε ταυτα επράττετο) διά των πλοίων εφευγον οίς εσώτερα του Πόντου (…) ταις ύπολειφθείσαις των νεών πυρ ενέντες («нагрузили корабли многочисленными богатствами и, отдав город на разграбление солдатам (все это делалось под покровом ночи), на судах бежали во внутренние области Понта (…), а оставшиеся корабли сожгли)».
Аналогичная ситуация описана Мемноном для Гераклеи (35.1-3). Итак, Коннакорикс, начальник понтийского гарнизона, поддерживаемый во всем гераклеотом по имени Дамофел, пытается договориться о капитуляции с Триарием (και ό Κοννακόρηξ κακοπαθων ταις συμφοραις εγνω τοις 'Ρωμαίοις προδιδόναι την πόλιν καί τη των Ήρακλεωτων άπωλεία την ιδίαν σωτηρίαν άλλάξεσθαι. «Коннакорикс, утомленный несчастьями, решил предать город римлянам и гибелью гераклеотов обеспечить себе спасение»). По словам Мемнона, народное собрание призвало Коннакорикса, чьи темные дела вышли наружу (εις εκκλησίαν ού ή πόλις συνέδραμον, καί τον φρούραρχον έκάλουν). Бритагор, именитый гераклеот, хотел вступить в переговоры с Триарием, чтобы спасти город, но начальник гарнизона, стремясь обеспечить свои личные интересы, сумел убедить гераклеотом продолжить сопротивление. Как и народ Синопы, жители Гераклеи поверили в честность начальника гарнизона (άλλ’ έκείνοις μεν ταΰτα ό Κοννακόρηξ έσκηνικεύετο· οί δε Ήρακλεωται τούτοις τοις λόγοις έξηπατημένοι (άεί γάρ αίρετον το έράσμιον) ώς άληθέσι τοις τερατευθεισιν έπίστευον : «такую комедию разыграл перед ними Коннакорикс. Гераклеоты же, убежденные этими речами (ведь всегда выбирают то, что больше нравится), поверили в этот обман, как в истину»). Однако, в отличие от Леониппа Коннакорикс не был убит, — ночью он бежал на кораблях, так же как сторонники Клеохара, одного из начальников гарнизона в Синопе, а его друг Дамофел открыл ворота города римлянам (35.4). Город наполнился вражескими солдатами, некоторые поднялись на стены (Δαμωφέλης δε τάς πύλας άνοίξας, εισχεόμενον τον Ρωμαϊκόν στρατόν καί τον Τριάριον εισεδέχετο, τους μεν διά της πύλης, ένίους δε καί την στεφάνην ύπερβαίνοντας : «Дамофел, открыв ворота, принял ворвавшееся в город римское войско и Триария. Одни из них врываются через ворота, некоторые же перелезают через стену». Римляне пощадили только предателей, ибо Мемнон описывает сцены убийств и грабежей (35.5-8). Однако в Синопе вмешательство Лукулла положило конец резне, тогда как в Гераклее ни Котта, ни Триарий не встали таким же образом на защиту жителей. Голод и чума были катастрофическими последствиями долгих осад, и Гераклея не стала исключением (34.8-9). Краткое замечание Мемнона о предполагаемых причинах эпидемии είτε έκ τροπης άέρων είτε έκ της άσυνήθους διαίτης (или вследствие изменения климата, или из–за необычного питания), намекает на смятение гераклеотов, живущих среди трупов соотечественников, умерших от голода.
Осада города, передаваемая глаголом «πολιορκειν» или существительным «πολιορκία», относится к различным стратегиям, принимаемым осаждающими, чтобы вызвать голод среди осажденных. Последних окружали на суше, а иногда и на море в случае островных или прибрежных городов, чтобы воспрепятствовать поставкам. За стенами враждующие армии сходились в сухопутных или морских сражениях. Иногда они совершали внезапные нападения на обозы или лагеря противника. Наконец, осадные операции составляли особый вид боя: штурм стен (τειχομαχία). Мемнон использует технический словарь для описания средств при помощи которых нападающие пытались захватить стены и те, которые использовались осажденными, чтобы защитить город от атакующих действий противника: μηχανή (машина), χελώνη (черепаха), πύργος (башня), κριός (таран), κλιμαξ (лестница), λίθος (камень), επαλξις (крепостные стены), βέλη (стрелы), ύπερβαίνειν (приступ).