Валерия Максима изречений и дел достопамятных книг девять

Valerius Maximus. Factorum et dictorum memorabilium libri novem

Автор: 
Валерий Максим
Переводчик: 
Алексеев И.
Источник текста: 

САНКТПЕТЕРБУРГ, Императорская Академии наук, 1772 г.

Переведены

с латинского языка Иваном Алексеевым.

 В САНКТПЕТЕРБУРЕ

при Императорской Академии наук 1772 году.

 (Стилистика автора сохранена. Орфография, где это представлялось возможным, приведена к современной. Для понимания некоторых предложений читателю придется приложить определенные умственные усилия, однако это скорее достоинство, чем недостаток данного текста. Agnostik)

Предуведомление к Читателю

Свойства, законы, учреждая и обыкновения народов и целых государств многими веками нас предваряющих так с нынешними не сходны, что ежели только взять в пример одних древних Римлян, единственно в рассуждении бывших у них разных степеней и видов чести, власти и правительстве, то, сказать можно, что ныне найти соответственных оным, как и наименований равносильных трудно или и совсем не можно. А потому многие читая дела римлян переведенные на другие языки, не зная древностей оных и не имея от переводивших изъяснений в недоумении о многих словах принуждены оставаться. С какою же то соединено скукою и досадою бывает, а особливо читающих какую–либо книгу охотно [чего и я по доброте сей книги могу надеяться, тем наипаче, есть–ли притом перевод мой читателям сколько–нибудь покажется] когда такие слова попадаются, а притом часто, всяк собственным искусством более то знает. Но таковых негодование и справедливо: особливо как весьма случается часто, что за недознанием одного слова лишаемся мы удовольствия знать целый какой–либо знаменитый случай. Я не говорю о нетерпеливых и к гневу склонных людях, которые за одно такое слово рассердятся, почитают недостойною больше своего чтения всю книгу; а притом и другим не советуют за нее приниматься, не стыдясь иногда крайне несправедливо охуждать оную. Чего ради, дабы освободить читателя таковой скуки, и труда приискивания в лексиконах слов незнакомых, за нужное почел я положить напереди книги Изъяснение и Знаменование. Из которых первое подаст сведение о словах римских обретающихся в сей книге, и за вышеобъявленными причинами непереведенными оставленных. Из другого же знать будет можно точное знаменование литер и слогов на переди имен и прозваний находящихся. Когда же за всем тем, благосклонный читатель, найдете что в моем переводе темно, а, по–видимому, и недостаточно, то не вдруг спешите хулить оной: но примите прежде в рассуждение то, что как сия книга писана на Латинском, а не на–французском языке, а притом примеры собраны из писателей разных, то сколько вообще искусившимся в переводах известно, как то трудно свойственным выражениям другого. языка у сохраняя оных силу, приискивать равнозначащие на своем природном, а особливо переводящим с Латинского языка. Не меньше также труда причинить может и разнота в писателях штиля. И тогда–то уже подайте справедливое свое мнение: которое хотя с желанием переводившего будет и не сходно, однако он должен остаться тем доволен. Между прочим знаю я, что сыщутся и такие, которые спрошены будучи о доброте какой–либо Латинской книги, которой им не только читать, но может быть видеть и слышать о ней никогда не случалось, по предосудительному для них самих предрассуждению, изъясняются в таких словах, а притом с некоторою важностью и уверительным видом: что тут доброго ничего найти не можно; а тем самим стараются отнять честь и достоинство от всех писателей Латинских, хотя впрочем бесплодно. Молчу уже о тех, которые в переводе оных трудятся, какое они у сих глубоконесмысленных людей мнение о себе заслуживают. Но я не знаю, не более ли они на таких ценовщиков походят, которые не зная доброты вещи принимаются определять ей цену; а что всего удивительнее, не дая притом другим, сведущим о ней довольно, выговорить слова. Почему и мнения таковым о моем переводе я не уважаю ни мало. Хвалишь сочинителя по примеру других, у которых то целое предисловие занимает, я ненамерен; опасайся в случае не достатка моего в похвале затмить наипаче его славу. Однако ежели б кто похотел спросить меня о доброте его сочинения, то бы я, отдая должную справедливость, ответствовал в коротких словах такому: что им всякого звания и состояния, всякого возраста и обоего пола любителям чтения книг пользоваться можно; с таким притом уверением, что они читая его не потеряют времени напрасно.

Жизнь Валерия Максима изданная сочинителем неизвестным

Валерии Максим гражданин Римской, производившей от благородной крови, весь отроческий и немалую часть юношеского своего возраста препроводил в познании учения и наук полезных. Потом вошед в мужеской возраст вступил в военную службу и продолжал ее несколько времени, в которое он с Секстом Помпеем и в Асию ездил. Откуда возвратясь, и видя себя, что он изданием к славе отечества сочинений хороших мог быть, оному не меньше полезен, от которого начатого им упражнения отвлекала его военная слава, вступив в оное обратно, положил города Рима и других внешних народов дела вместе и изречения достопамятные, как сам изъясняется, собрав оставить на письме потомству: что счастливо и славно и исправил. Жил во время Цесаря Тиверия; во владение которого писал и сию Историю, и которого потому божество призывает. Ибо Римские Императоры, когда они добродетельно, правосудно и свято народом управляли, божескою честью почтены, и в число богов включены были; откуда и доныне Императоров божественными именуем. Поколение же свое, как объявляют, вел с отцовской стороны от Валериева, с матерней от Фабиева рода; по чему от обоих сих и прозывается Валерием Максимом. О смерти его ничего достоверного объявить не можно.
**
Что принадлежит до типографических погрешностей: важных и делающих смысл или темным или обоюдным и разнотолковитым не примечено: За такие же ошибки как напр: когда т превращено ш, или п поставлен на обороте и другие сим подобные, что они не вынесены мною особливо, надеюсь, что благосклонной читатель строго взыскивать на мне того не будете. Есть правда ошибка в Изъяснении на стр.8 и 17, где поставлено вместо Цибелы Зибела, которую внести особливо для мнительных людей за нужно почитаю. Дабы они не подумали, что матерей богов две было; а сие для них довольно важно. Не меньше также во второй части на стр.410 вместо Додонин читать Додонский. Между прочим ежели предуведомлении моем слово глубоконесмысленных покажется чьему слуху противно, таковой не переменяя со всем оного может его сделать приятным мысленно, выкинув только не из средины.

Знаменование

Начальных литер и целых слогов от имен отделенных
А. Авл
Ап. Аппий
Африк. Африканской
В. Великий
Д. Децим
Дикт. Диктатор
К. Каий
Квест. Квестор
Кв. Квинкт
Кн. Кней
Конс. Конслул
Конс. II, III, IV, V, VI Консул во второй, третий, четвертый, пятый, шестой раз.
Л. Луций
Мам. Маммерк
М. Марк
Прет. Претор
Проксет. Проквестор
Проконс. Проконсул
Пропрет. Пропретор
П. Публий
Р. Римский
Секс. Секст
С. и Н. Р. Сенат и Народ Римский
Сер. Сервий
Сп. Спурий
Ти. Тиверий
Т. Тит
Триб. Трибун
Ценс. Ценсор
Ценс. II. Цензор во второй раз

Изъяснение

имен разные власти, звания и места означающих, собственно у римлян в употреблении бывших; так же некоторых имен собственных, игр и знаков по алфавиту.
А
АЛЛИЕНСКИЙ ДЕНЬ между несчастливыми от римлян был почитаем; потоку что в оной в двух местах они разбиты были. Назван же от реки Аллии, при которой римское войско от Галлов побито, и городе взят был.
АНЦИЛЬСКОЁ ОРУЖИЕ было щит, имевшей края наподобие губ. Объявляют, что во время владения Нуны Помпилия спал с неба небольшой щит круглый; и гадатели вопрошены будучи о сем приключении ответствовали: что то место обладает всем светом, где он сохранен будет. По получении такого ответа, сколько для почтения, не меньше для большей безопасности от похищения недоброхотов Нума приказав сделать двенадцать щитов во всем ему подобных, положил все оные в Марсовом храме. Потом выбрав двенадцать человек молодых в служение Марсу Градиву, уставил, чтоб они повеся на себя по одному такому щиту, которые назвал Небесным или Анцильским оружием, ходя по городу в положенное время, скакали с ними и пели стихи сочиненные к тому нарочно.
АПОЛЛИНАРИА или АПОЛЛОНОВЫ ИГРЫ. См. слово Игры.
АСС. Слово сие происходит от Латинского же другого Aes, что значит медь. Ибо Асс был не что иное у Римлян как фунт меди. У них как и у других народов с начала были деньги без клейм, но просто медь, или серебро или золото весом.
АТТАЛИЧЕСКИЕ ОБОИ потому называются, что у первого Царя Аттала Асийского во дворце показались. Они были тканые из цветов разных с золотом.
Б
БЛАГОРОДНЫХ ДЕТЕЙ ЗНАКИ. См. Знаки.
БРАККАТЫ. Некоторый род был Галлов, которые сим наименованием от других отличались. Происходит же сие имя от Латинского слова braccae, которое значит штаны широкие.
БУЛЛА была украшение отроков благородных, которая спускаясь с шеи на груди у них висела. Сей знак был золотой и наподобие маленького сосудца делаем, которой так же и отправлявшие триумф на груди у себя имели, наполнен таким составом, которой почитали быть действительным против вреда или чародейства, делаемого от зависти. Буллою же прозвана от сходства с тем пузырем, которой на воде делается, а особливо кипящей.
В
ВЕЛИТАМИ назывались легковооруженные пешие воины, о учреждении и употреблении которых упоминается в кн. II, гл.3, § 3.
ВЕРХ ШАПКИ. На верху шапки жреческой, которая представляла коническую фигуру, была шерстяная длинноватая кисточка; что служило собственным жрецов знаком.
ВЗРОСЛЫМ у римлян назывался у кто имел от роду за четырнадцать лет.
ВЕСТА была Богиня огня божественного.
ВЕСТАЛЬНЫЕ ДЕВИЦЫ были её священницы, которых уставил первой Нума Помпилий. Их должность была в капище сея богини хранить огонь негасимый или вечный, употребляемы же были в сие звание такие девицы, который клялися девство свое соблюсти вечно. По чему оные в весьма отменном были и почтении, сколько и по древнему сей богини почитанию. Ибо еще до начала Рима она исстари в Италии была почитаема.
ВЕКОВЫЕ ИГРЫ. См. игры.
ВЕНЕЦ ГРАЖДАНСКИЙ давался тому, который в случае сражения соблюдет жизнь римского гражданина от явной смерти, и сплетен был из ветвей дубовых.
ОСАДНЫЙ получал тот, кто отменною своею храбростью освободит от осады войско.
ПОЛИСАДНЫЙ заслуживал тот, кто первой за полисад врывался в неприятельской лагерь.
СТЕННЫМ дарен был тот, которой первый всходил на неприятельскую стену.
ВЕНКИ, древние напаяли мастиками, а особливо Нардом, и употребляли оные в банкетах, чтоб не быть пьяным. Ими мазали также и ноги.
Г
ГЕМОНИЕВОЮ ЛЕСТНИЦЕЮ назывался крутое место в темнице, с которого преступников тела вбрасываемы были; а в озлоблении величества за веревку влекомы. Имя же сие получило от изобретателя Гемония.
ГОРОД. Сие слово когда за Рим приемлется, то часто разумеется под ним целое римское гражданство.
ГРАЖДАНСКИЙ ВЕНЕЦ. См. венец,
Д
ДИКТАТОР. Сие достоинство было более Консульского; и Диктаторы имели полную власть в рассуждении войны и мира. Сей власти определенное было время полугодичное; хотя в трудных республики обстоятельствах Диктаторы, и по году были, не отдая отчета в делах своих. Знаков также чести Диктаторы имели вдвое Консула, или против обоих, т. е. двадцать четыре. Причиною установления Диктаторов была опасность соединенной войны от всех союзников и внутренние смятения, к прекращению которых Сената и Консулов власть была недовольна. А хотя сия власть была и ограничена, однако употребляли оную имевшие порядочно до самого Суллы, которой первый превратил ее в тиранию злоупотребляя оную. Последним был Диктатором Юлий Цесарь, с такою притом отменою, что был уже бессменный. Некоторые писатели потону его и почитают первым Императором римским.
ДИКТАТОРСКОГО ДОСТОИНСТВА ЗНАКИ. См. знаки.
ДУУМВИРАМИ назывались имевшие в смотрениии у себя священные книги. Ибо с начала двое только определены были к хранению книге Сивилл, и избраны из патрициев. Потом вместо двух десять к тому приставлено было; после пятнадцать, а наконец до пятидесяти количество сих простиралось. При всем том они всегда Дуумвирами назывались.
Е
ЕДИЛАМИ назывались, по свидетельству Варрона, которые имели смотрение над священными храмами и простыми домами. Их было три рода, а именно:
КУРУЛЬНЫЕ, которых между прочим была должность распоряжать священные и торжественные игры, и иметь смотрение за ними.
ПРОСТОНАРОДНЫЕ, или избираемые из простого народа, имели вообще ту же должность; а притом для облегчения труда своих трибунов маловажные дела судили.
ЦЕРЕАЛЬНЫЕ назывались, которые наблюдали дороговизну хлеба.
ЕДИЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ. См. собрание.
ЕПТАХОРДОМ Л. Валерий потому прозван, что имел на лице своем семь больших линий или морщин.
Ж
ЖЕЗЛ или ПАЛИЦА РУМОЛОВА была кривая палка, которую прорицатели употребляли для означения расстояний на воздухе, которые называли храмами. Сей жезл хранился на холме Палатнском до приходу Галлов, которые взяли Рим и выжгли. Но по прогнании оных от Камилла сей жезле невредим был найден между великими кучами пепла.
ЖЕНСКАЯ ФОРТУНА. См. фортуна.
З
ЗАКОН.
МЕММИЕВ издан был Меммием в рассуждении тех, которые от народа посылаемы были в провинции для исправления деле общенародных; чтоб когда в отсутствие их кто на них доносить или челобитовать будет, и похочет производить суд, таких судьям не допускать до того, доколе ответчики исправив свое дело возвратятся.
ОППИЕВ возбранял женщинам носить разноцветное платье, ни золота белее полуунца, ни парою ездить, ближе тысячи шагов от города, кроме жертвоприношения.
ПАПИЕВЫМ законом изгоняемы были пришельцы из города.
СЕРВИЛИЕВ закон касался до наказания за казенные недоимки и взятки.
ЦЕЦИЛИЕВ, которой издан был К, Цецилием в рассуждении ущерба казны и взятков.
ЗИБЕЛЕ называется Великою Материю, также Материю богов. Игры в честь оной отправляемые именовались Мегалесиа; а жрецы её самопроизвольные скопцы были и назывались Галлами.
ЗНАКИ ДОСТОИНСТВА ВЕРХОВНЫХ ВЛАСТЕЙ, как то Консулов, Диктаторов и Преторов, именуемые по Латыни faces, состояли из пучков лоз, в средине которых топоры находились, которые вместе запутаны были ремнями так, что не скоро их развязать было можно, и носили их ликторы по положенному числу пред каждою властью, а именно пред Консулом по двенадцати, Пред Диктатором по двадцати четыре, Пред Претором по два, а иногда и по шести. Что такие знаки употребляемы были у Римлян; помянутые власти иногда идучи по городу и приметя мимоходом какие беспорядки, наказывали шут же винных: а что оные опутываемы были ремнями, то служило к воздержанию властей в случае их запальчивости и сердца, дабы оные, доколе не развязываемы будут, имели время одуматься в рассуждении наказания.
И
ИБРИДАМИ называемы были в различных случаях: как то, кто рожден был от отца благородного и матери рабыни, или от рабыни и отпущенника; также у кого отец и мать были разных наций. Наконец Ибридами именуемы были и те, которые в разговоре своем много чужестранных слове вмешивали.
ИГРЫ. Причина установления оных была, умилостивление богов в случае великих бедствий, как то морового поветрия и других зол, римляне имели их многие роды; из которых здесь некоторые представлю,
АПОЛЛИНАРИА или АПОЛЛОНОВЫ ИГРЫ, в честь Аполлона отправляемы были.
ВЕКОВЫЕ, которые по прошествии целого века т. е. ста лете возобновляемы были.
КРУГОВЫЕ ИГРЫ по тому названы, что представляемы в кругах были, обведенных стенами; в которых лошадей обучали разным поворотам, как и самые ездоки обучались.
ЛУПЕРКАЛЫ от Ромула и Рема в честь бога Пана уставлены были. Имя сие происходит от двух слове Латинских, а именно Lupis arcendis, т. е. укрощения волков. Ибо сими жертвами надеялись они отвратить ту гибель, которую волки их стадам причиняли.
ШПАЖНИКОВ, Л которых двое бились на шпагах до того, что или один убьет другого, или которой либо из них принужден будет признаться побежденным от другого.
ФЛОРАЛЬНЫЕ, которые уставлены были в честь богини Флоры.
ИМЕНОВАТЕЛЯМИ назывались, которые всех граждан имена зная, в случае, когда Консул или другая власть верховная шла по городу, им сказывали, как кого встретившегося гражданина назвать именем при поздравлении. Ибо сим средством начальники входили в любовь у граждан своих и подчиненных, а особливо Полководцы у своих воинов.
К
КАВДИНСКИМИ ВИСЕЛИЦАМИ назван узкий проход, меж горами, имеющей вид виселице. Наименование же сие место получило от близлежащего города Кавдия.
КАВАЛЕРОВ РИМСКИХ был второй класс в Риме. Ибо по изгнании Царей, народ разделен был на три Класса или статьи, а именно Сенаторской, Кавалерской и простой народ. Кавалерский чин произошел от тех 300 человек, которых Ромул выбрал из всего народа и назвал Целерами, от имени, как некоторые думают, Целера убийцы Ремова, и которых число Тарквиний до 600 умножил. Им давалась лошадь при собрании народа от Ценсора, также золотой перстень для отличия от простого народа;
КАНДИДАТ слово происходит от Латинского прилагательного candidus, т. е белый, потому что обычай был у римлян Кандидатам выходить в собрата народа в белой одежде.
КАНФАР, есть, маленькой червячок, о котором утверждают, якобы он такое имеет свойство, что в каком случае и действии кого укусит, в том виде должно тому по смерть остаться. Например ежели он укусит кого в случае смеха, тому надобно будет и умереть смеючися.
КАПИТОЛИУМ назывался храм Иовишев, построенной на горе Тарпейской. Именуется ж потому, что как для того храма землю на фундаменте рыли, то голова человеческая была найдена. И так от Латинского слова caput, что значит голову, происходит Капитолиум.
КВЕСТОРЫ были разного рода, я именно городские или государственные казначеи, другие дел уголовных, и напоследок провинциальные. Были также Квесторы и в войске, как Кригскомиссары. И союзники своих Квесторов имели.
КВЕСТОРСКОЕ СОБРАНИЕ, См. Собрание.
КВИРИНОМ Ромул прозван был от слова curus, которое у Сабинян копье значило, потону что он употреблял его обыкновенно; а римляне уже от него. Названы Квиритами. Некоторые же думают, что Ромул получил сие имя от пребогатого Сабинского города Курес, с которым мнением и Варрон согласен, Ибо он заключив мир с Тицием, владетелем Сабинским, и приняв в сообщество Сабинян, чтоб тем более снискать себе любовь от новых жителей, соединившихся римлян и Сабинян, назвал общим именем Квиритами. Третье мнение об имени Квирина есть следующее; что якобы Ромул по смерти своей виденной от некоторого повелел себе воздавать божеское почтение под именем Квирина.
КЛИЕНТ. Ромул, чтоб тем большая была взаимность между простым народом и дворянством, позволил низкого состояния людям избирать себе по воле знатных, которые бы им впомоществовали и защищали во всяких случаях; а они бы взаимно в знак благодарности свои им оказывали услуги. Таковые под покровительством других находившийся люди Клиентами назывались, а самые покровители Патронами.
КОГОРТА состояла из трех родов войска, считая по Манипулу из каждого, и заключала в себе 450 человеке под особенным своим значком. Когорты были разного рода. Преторская Когорта в отменном была почтении. В Легионе было десять Когорт. Союзников Когорты из 336 человек состояли.
КОЛЕНО Ромул первый римской народ разделил на три колена; потом по времени с умножением народа и число колен умножилось. Ибо уже при Сервие Туллие их было девятнадцать, а напоследск количество оных возросло до тридцати пяти. Значило же сие имя и часть города, которую занимало какое колено и известное число людей. Всякое же колено разделялось на сотни. По времени вообще все колена разделены были на две части, а именно на городские и сельские. Городскими те назывались, которые жили внутри Города; а сельскими, которые по деревням жили. Каждое колено имело особенное свое имя или от места, как Крустинское от Крустина города Тусского, Веиентское от Веиев, или от какого знатного рода, которым за честь почиталось называться, как то от Папириева, Поллиева и других многих. Сие разделение на колена весьма было полезно, сколько, что как у римлян обычай был всему народу давать голоса свои, для избежания замешательств и затруднений от каждого колена голосе общей был отбираем. Не меньше также что и наборы в солдаты удобнее происходили.
КОЛОНИЯМИ назывались те места, куда из умножившегося безмерно гражданства для жительства частью люди посылаемы были. Воинские же Колонии те разумеются, в которые римляне старых и заслуженных солдат отправляли для жилища, уступая им имения мятежников.
КОНСУЛ. По отменении Царского правления римляне за благо рассудили учредить двух Консулов, которые бы верховную класть во всем имели. Сии Консулы прежде избираемы были до дворянства; но напоследок, по настоянию и усилию простого народа, один из благородных, а другой из оного избираемы были. Им подлежали все прочие власти, кроме трибунов простого народа. Время их правления было годичное; и в консулы избираемы были люди благоразумные, честные и постоянные не моложе сорока двух лет.
КОНСУЛЬСКИЕ ЗНАКИ. См. знаки.
КРОВОСМЕШЕНИЕМ также назывался в уважение и блуд, учиненной кем либо с Вестальною девицею.
КРУГОВЫЕ ИГРЫ. См. Игры.
КУРУЛЬНЫЕ ЕДИЛЫ. См. Едилы.
КУРУЛЬНЫЕ КРЕСЛА были сделаны из слоновой кости. Назывались же сим именем, или от Сабинского Города Курес, или что они были на колесах, так что всюду их обращать и двигать было можно. Их употребляли власти, как в публике, так и домовно, для отменного почтения.
Л
ЛЕГАТ Под сим именем разумеется первой начальник по главнокомандующем в войске, которой в случае смерти, отзыва или другой какой отлучки оного принимал главную команду над войском.
ЛЕГИОНЫ учреждены были еще от Ромула, и состояли из 3000 воинов. По изгнании Царей по 1000 еще к каждому прибавлено было. Во время войны с Аннибалом по 5000 были сделаны, а наконец возросли до 6000; и состояли из различного рода войска. Легионы вообще от порядка наименование имели, как–то первой, второй, третий и далее. Сии же имена получили от времени и по старшинству, которой прежде другого учрежден был; именовались также некоторые от имен Императоров, как–то Августов, Клавдиев, Флавиев. Также от квартир непременных, а именно: Галльский, Киринейский, Скифский, Македонский, Египетский, Германский, Итальянский, и пр.
ЛЕКТИСТЕРНИУМ здесь принимается за пир, который в почесть Иовиша или других богов был приуготовляем. Ибо римляне обычай имели для умилостивления какого–либо божества представлять пир в его храме, и как бы для принятия самих богов постилать ложа. От которого постлания лож происходит и имя Лектистерииум. См. пир Иовишев.
ЛИБИТИНА. Сие имя означает должность тех, которые употреблялись при погребении и сожжении трупов.
ЛИКТОРАМИ назывались те слуги народные, которые носили знаки достоинств пред Консулами, Диктаторами и Преторами. Они же в случае, но повелению их, когда те проходя город усматривали в некоторых непорядки, и судили достойных быть наказания, таковых секли розгами и рубили головы.
ЛУПЕРКАЛОВ ИГРЫ. См. Игры.
ЛУСТРУМ, произходит от Латинского слова lustrare, что значит в сем случае, смотр делать или перепись, т. е. сколько числом граждан выло, и кто сколько имел пожитка. Сей смотр чинен бывал чрез пять лет обыкновенно. Откуда Луструм берется и за пятилетнее время. Луструм принимается также и в другом образе; о чем см. слово ЦЕНЗОР.
ЛЕСТНИЦА ГЕМОНИЕВА. См. Гемониева Лестница.
М
МАГИ или ВОЛХВЫ, назывались премудрые люди, которые особенно будущее предузнавали, и о том предсказывали.
МАЛЫЙ ТРИУМФ. См. Триумф.
МАНИПУЛ составляли 100 человек воинов, под одним значком служивших.
МАРСОВО ПОЛЕ потому называлось, что оно посвящено было Марсу, которого Римляне отцом своим почитали. На нем властей избирали; также находилось на оном великое множество знаков побед и статуй.
МАТЬ БОГОВ. См. Зибеле.
МЕГАЛЕСИА. См Зибеле.
МЕММИЕВ ЗАКОН См. Закон.
МЕНИАН было судебное место, в котором по криминальным делам судили; получило же имя от того, что было в Доме Мениевом.
МИРМИЛОНОМ назывался один из поединщиков потому, что он на шишаке имел изображенную рыбу. Сей род убора происходил от Галлов; по чему оные и именуемы были Мирмилонами.
МОСТ СУБЛИЦКИЙ. См. Сублицкий
МЕСТО ОРАТОРСКОЕ. См. ростра.
Н
НАЗНАЧАТЬ В ССЫЛКУ; давать знать письменно на площади всему народу о именах на то осужденных, чтоб каждой старался убивать таковых; за что положено было убийцам награждение, а укрывателям наказание.
НЕ ИМЕТЬ ЧИНА значит не то, чтоб кто никогда не имел оного: но как у римлян для всех званий и должностей положено было известное время; то по окончании оного отправлявший их оставались только то, что были прежде. Напр. Сенаторы или дворяне просто. Знать однако ж надобно, что они после, той же только не имели власти, но почтение особливо к тем, которые свое звание добропорядочно исправляли, навсегда и от всех сохраняемо было, так, что народ иногда одного такого уважал мнение более, нежели всего Сената. Да и самые Сенаторы в отменном почтении таковых имели. Почему оные неоднократно, но по нескольку разе в те звания, иногда же и высшие избираемы были.
НЕПРАВИЛЬНО ЗАНЯТЬ ШАТЕР значило, когда кто имея делать наблюдения в рассуждении птиц полета, не наблюдал того, что до самого шатра, из которого смотреть должно, принадлежало. Как то: ежели кто начав делать наблюдения, и каким–либо случаем оторван будучи, для окончания оного в тот же шатер войдет, а не переменит оного, в таком случае говорили; Что неправильно шатер занят. И хотя кто таким образом наблюдение и исправить, но оно недействительно было; а потому и власть или должность полученная по оному.
НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК. См. человек новый.
НУММ часто принимается и за сестерций. Однако, ведать должно, что они были серебряные и свинцовые; из которых как первые подходили к ефимкам, так последние к шелехам. Наконец делаемы были и золотые, и имели на себе изображенные портреты Императоров. Но и на первых представлены были лица.
О
ОБВЯЗКА, здесь разумеется та, которую употребляли древние Цари Персидские на голове, и берется за самой венец Царский. Она была или полотняная, или из мягкой шерсти сделанная, сверх которой венец надевали, римляне употребляла ее на икрах для щегольства; жены их для украшения под грудьми, а девицы перепоясывались, чтоб тончее казаться.
ОБОИ АТТАЛИЧЕСКИЕ. См. Атталические обои.
ОБЕТ был двоякий: а именно, Мысленный и Словесный. Мысленным назывался тот, когда только в разуме обедоние богам чинимо было. Словесным же, когда словами при всех произносим был.
ОППИЕВ ЗАКОН См. Закон.
ОРАТОРСКОЕ МЕСТО См. ростра.
ОРЕЛ означает римское знамя, который делан был из золота и утверждаем на древке. Таких знамен было по одному в каждом легионе, и по них считались легионы. Сверх оного римляне имели в войске своем других значков много, которые были в когортах и других родов командах.
ОСАДНОЙ ВЕНЕЦ. См. венец
ОТКАЗАТЬСЯ ОТ СЫНА значило выкинуть из роду, лишить наследства, и не дозволять пользоваться своим имением, при жизни. Лишать же наследства собственно знаменовало после Смерти.
ОТКУПЩИКИ были у римлян и такие, которые наложенную подать в завоеванных провинциях откупали.
ОТЦЕУБИЙСТВОМ также именовалось учиненное убийство начальнику отечества.
П
ПАЛУДАМЕНТ была верхняя одежда Главнокомандующих войском
ПАЛМОВУЮ ОДЕЖДУ употребляли победители во время отправления ими триумфов.
ПАПИЕВ ЗАКОН. См. закон.
ПЕНАМИ называются Карфагеняне, как бы Фенами. Ибо те были выходцы из Тира Финикийского города, которые построил Карфагену. Откуда и прилагательное Пунический берется за Карфагенский.
ПИР ИОВИШЕВ делаем был в Капитолии. Ибо обычай был у римлян всякий год отправлять оной. На сей пир собиралося знатнейшее гражданство; а готовлен он был из приношений Иовишевых. См. Лектистерниум.
ПЛОЩАДЬ здесь берется за то место, на котором суды производимы были и дела народные исправляемы.
ПОЛЕ МАРСОВО. См. Марсово поле.
ПОЛИСАДНЫЙ ВЕНЕЦ. См. венец.
ПОРТРЕТЫ прославившихся великими своими делами предков римляне обычай имели становить в прихожем покое, на которые бы все взирая, тем наипаче потомки оных к храбрости возбуждалися, дабы последуя им столь же славными учиниться. И в которой фамилии оных числом было больше, та и знатнее других почиталася.
ПРЕТЕКСТА была одежда обшитая пурпуровою материею, и служила знаком благородства, употребляли ее Консулы, Преторы и другие власти, а в случае, когда надобно осудить кого на смерть, снимали с себя оную.
ПРЕТОР в атпсутсгпвие Консулов по случаю войны, отправлял их должность с равною властью, Прежде один только был в Риме, Но как он не в состоянии был рассматривать всех прошений, особливо в великом множеств приходящим чужестранцев, желавших получить право римского гражданства, то другой претор учрежден был для сих последних дел особливо, которой потому и назывался Иностранным, а первый Городским. Потом к сим двум придано было еще четыре, а Сулла к тем четырех прибавил, И так числом было уже десять.
ПРЕТОРИУМ называлась главная ставка предводительская. Однако сие слово принимается и за самые собрания. в ней бываемые, Отсюда получаемы были все приказы в рассуждении войска.
ПРЕФЕКТА. имя берется обширно. Вообще же Префекты были Военные и Гражданские, из которых. как Первые, так и вторые по, различию своих званий отличались другими прилагательными к имени Префекта придаемыми. Напр. Префект или начальник Обозной, флотской, Легионный, Когортный, Городской и проч. Также были Префекты союзников, которые равнялись властью Трибунам,
ПРИМИПИЛОМ назывался первой сотник какого легиона, и имел в охранения у себя главное знамя орла представляющее. При нем находилось 100 человек воинов отменно вооруженных. Но в первом строю в походе имел у себя под командою четыре ста человеке, и за ним следовал весь легион, из 60 сотен состоявшей. Чрез него все шли приказы от Главнокомандующего или Трибунов к легиону и особо в рассуждении караулов. На него смотря как в строю, так и в походе весь легион останавливался или шел далее. Сей чин сколько был в почтении отменном, столько прибыточен, а потому и завистен.
ПРИСТАВЫ была при Преторах неотлучно.
ПРОВОДНИКИ употребляемы были в посылки за город, как то созывать из деревень Сенаторов, также призывать для принятия какой власти. Ходили они и по городу за Консулами, и отправляли в рассуждении внезапного наказания равную с Ликторами должность.
ПРОКВЕСТОРАМИ назывались, которые по случаю смерти Квесторов, правителями провинции, а не от Сената или народа как Квесторы, на места их набираемы были, и отправляли их должность.
ПРОКОНСУЛОВ было четыре рода.
1) Составляли те Консулы, которые сверх положенного годового времени оставляемы были в Провинциях для правления оных. 2) Которые давно уже быв Консулами с властью Консульскою посылаемы были в провинции в военное время, для принятия главной команды над войском. 3) Которые окончив время Консульства своею в городе, непосредственно в провинции посылаемы были. Напоследок, 4) которые по утверждении Монархии от Сената в провинции римского народа отправляемы были.
ПРОПРЕТОРОМ назывался тот, ежели кто в провинции уреченное время в преторском достоинстве добропорядочно выживет, а потом оставлен в ней же еще будет, для управления ее с тою же властью, и заступал место Консула.
ПРОСТОНАРОДНЫЙ ЕДИЛ. См. Едил,
ПРОСТОНАРОДНЫЙ ТРИБУН. См. Трибун.
Р
РАТУША обыкновенно за Сенат принимается.
РЕЦИАРИЙ называется потому, что имел под щитом сеть, которою хотел поймать Мирмилона. Почему они и говорил: что не его он ловит, но рыбу. Потому что Мирмилон имел на шишаке своем изображенную рыбу. См. Мирмилон.
РОБОР значит места в темнице, с которого злодеи стремглав сбрасываемы были.
РОСТРАМИ именуется то возвышенное на площади место, с которого законы объявляемы, суды говорены были и речи к народу. Происходит же сие имя от Латинского слова rostrum, которое значит птичий нос; потому что оно убрано было носами кораблей завоеванных, имевшими вид носов птичьих. Над сим то местом Антоний приказал прибить голову Цицеронову, которой будучи Консулом, и после, как и в тот самый год, с оного говорил речь против Антония, неподражаемого красноречия.
С
САЛИЙСКИХ ЖРЕЦОВ наименование происходит от Латинского слова falio, что значит скачу, как свидетельствует Ливий. Они отправляли служение Марсу Градиву, прозванному так от хождения на войны, нося Анцильское оружие по городу в положенное время, скача и поя стихи, сочиненные к тому нарочно.
САЛИНАТОРОМ Ливий прозван был от изданного собою строжайшего и народу досадительного закона о продаже соли, которая на Латинском языке fal называется.
СЕЛЕНИЕ. См. Колония.
СЕРВИЛИЕВ ЗАКОН См. закон
СЕСТЕРЦИЙ была серебряная монета и содержала в себе два Асса с половиною. Сокращенно Сестерций означаем был следующим знаком H. S.
СИВИЛЛАМИ называемы были от древних все жены, прорицавшие и открывавшие богов волю, как и Варрон утверждает. Ибо на Еолическом языке Σίους значит богов, а ϐυλὴ, волю, откуда и выходит сложное имя Сивиллы. И так не должно думать, что книги Сивиллинские все одною были написаны; а было их в разных местах десять. Некоторые полагают число оных девять, а другие еще меньше.
СИВИЛЛ книг девять поднесены были Сивиллою Куманскою Царю Тарквинию, которые содержали в себе будущее в рассуждении римлян. И оные хранились в тайне, напротив того других Сивилл показуемы были.
СКЕВОЛОЮ Муций прозван, потому что он сжегши себе правую руку за то, что она ошиблась убить Порсену. владел одною левою. Откуда все левою рукою владевшие назывались Скевы от Греческого слова σϰάιαν, что значит левшу.
СОБРАНИЯ или КОМИЦИА, comitia.
ЕДИЛЬНЫЕ те назывались, в которых избираемы были Едилы.
КВЕСТОРСКИЕ, в которых Квесторы.
КОНСУЛЬСКИЕ, в которых Консулы.
ПРЕТОРСКИЕ, в которых Преторы.
СОТЕННЫЕ, т, е, производимые по сотням,
ТРИБУНСКИЕ в которых Трибуны избираемы были,
СРУБ. римляне умерших трупы на срубе сжигали, облив прежде и намазав оные благовониями, Все же сие происходило при многих других церемониях с великою помпою. Но сию честь имел не всякий, а единственно благородные и вольные люди. Ибо на рабкие тела благовонии употреблять законом возбранено было. Для продолжения обрядов. См. слово Урна.
СТЕННОЙ ВЕНЕЦ. См. венец.
СУБЛИЦКИЙ мост был деревянный сделан чрез Тибр реку. Сублицким же называется от Латинского слова fublicium или fublicia, что значит свая потому что он сделан был на сваях.
СУД СТА СУДЕЙ потому назывался, Что с тридцати пяти колен от каждого в оной выбираемо было по три человека. А хотя их и больше бывало, однако всегда сим именем назывался. Из сих держал один копье, как отменный знак сего судебного места.
СЦИПИОНОВ проименование сей род получил от Корнелия, которой отца своего водя по городу слепого проименован был Жезлом Отцовским, называемым по Латыни fcipio.
Т
ТАРПЕЙСКИЙ КАМЕНЬ был высок безмерно и утесист, с которого стремглав бросаемы были обличенные особливо в лжесвидетельстве.
ТИРАННОМ называется тот, которой в рассуждении высочайшей власти правления собственную только пользу наблюдает у или как Греки определяют, ежели кто над равными себе Царскую класть присвояет, или которой владеет мучительски.
ТРИБУНЫ или НАЧАЛЬНИКИ были двоякого рода, а именно Военные, которых было много видов; особливо же примечаются те, коих власть равнялась Консульской. Сие достоинство истребовали себе и Трибуны простого народа. Ибо как они много уже от дворянства исторгнули, то наконец домогались, чтоб один такой и Трибуне был из простого народа. Почему дворянство и должно было на введение сего достоинства согласится; однако то продолжалось не более 87 лет.
ТРИБУНЫ ПРОСТОГО НАРОДА учреждены были по случаю. Как простой народ от дворянства и заимодавцев крайне был утесняем, и по многократной просьбе не мог испросить себе облегчения, то напоследок отложася явно, выбрался на Священную гору; и не хотел по–прежнему и одно общество соединишься, доколе не истпребовал себе собственных начальников, которые бы избираемы были из оного, а не из дворянства. В следствие него Сенате и дворянство и дозволили им иметь своих Трибунов, которые бы оной защищали от обид, чинимых от Консулов или других властей, и вообще от дворянства. И сия власть Трибунов названа Священною. Таких Трибунов с начала пять было сделано; а потом число их до десяти умножено. Они были весьма сильны, и великие деле производили, но более возмущая народ ко вреду республики.
ТРИБУНСКИЕ СОБРАНИЯ. См. собрания.
ТРИУМВИРОВ было родов много. Но мы здесь только о трех упомянем, а именно о:
УГОЛОВНЫХ, которых была должность брать под караул по делам криминальным, сажать в темницу и производить казнь.
НОЧНЫЕ ТРИУМВИРЫ смотрели за пожарами, и в случае оных старались о скорейшем погашении.
ТРИУМВИРАМИ также называемы были и те сильные в республике люди, которые между собою все владение римское на три части делили и предследовали Монархическому правлению. Откуда и правление их названо Триумвиратом.
ТРИУМФОВ было два рода. Один
МАЛЫЙ, которой отправлять дозволяемо было за малые победы. Торжествующей победитель пеш входил в городе или верхом в провожании до Капитолии кавалеров. Напротив того в
БОЛЬШЕМ ТРИУМФЕ, за знаменитые победы отправляемом, победители на великолепной сидя колеснице запряженной четырью лошадьми белыми в предследовании Сената провождаемы были в храме Иовишей. Откуда они по заклании белого вола домой возвращалися.
ТРОЙНИЧНЫЯ ВОРОТА назывались, что из них вышли тройничные братья Горации против тройничных же Куриациев, для решения спора о первенстве власти оружием, как между Главнокомандующими положено было.
ТРОФЕИ. Поде сим именем собственно у римлян разумелся мраморный столп, поставляемый от победителя в память полученной им победы, на томе месте, где побежден неприятель.
У
УРНОЮ назывался сосуд, в которой по сожжении трупа остававшиеся кости или пепел собираемы были. Они делались из золота, серебра и других металлов: были также и каменные.
УРНА значите также и тот ящичек, из которого билетцы вынимались, на коих имена написаны были, в случае, когда надобно было решишь дело жребием.
Ф
ФАСТАМИ назывались ежегодные летописи, в которые вносимо было, что в каждом году отменного сделано в республике, также имена Консулов и прочих властей, всякого года, вписываемы были.
ФАСТАМИ также именовались и книги, содержащие в себе дни, в которые с народом дело иметь позволялось и в которые не можно было. В первом случае и самые дни назывались Фастальными или как бы деловыми, во втором Нефастными или недельными.
ФЕБРИС или лихорадка, богиня, которой приносимы были жертвы, чтоб она не много вредила.
ФЕЦИАЛАМИ назывались жрецы, которые при заключении мира и объявлении войны законной наблюдение имели.
ФЛОРАЛЬНЫЕ ИГРЫ. См. игры.
ФОРТУНА ЖЕНСКАЯ, о которой утверждали, что она благоприятствует женскому полу.
Ц
ЦЕНСОРОВ особливая была должность делать Ценс и Лустр исправлять. Ценс делать значило чинить поголовную перепись народу и разделишь на статьи по каждого достатку; Лустр же исправлять знаменовало в каждые пять лет приносить некоторые очистительные за все гражданство жертвы.
ЦЕРЕАЛЬНЫЕ ЕДИЛЫ. См. Едилы.
ЦЫПЛЯТНИКИ. Под сим именем разумеются прорицатели, которые по движению и действию цыплят предсказывали; и на тот конец оных держа у себя, за ними ходили.
Ч
ЧЕЛОВЕКОМ НОВЫМ у римлян тот назывался, которой первый из своего рода получал какой чин знатный.
Ш
ШАПКА была знаком вольности, и носили ее отпущенные рабы на волю.
ШПАЖНИКОВ ИГРЫ См. игры.
ШИПЫ ЖЕЛЕЗНЫЕ римляне употребляли, бросая по пути, особливо в песок, чтобы вредить коннице неприятельской в быстром и нечаянном ее устремлении.

Книга Первая

К Тиверию Цесарю Августу предисловие

Народа Римского и других внешних народов достопамятные дела и изречения, которые у других пространнее описаны нежели в кратце познать их можно, выбранные от знатных писателей предложить я намерение принял сокращенно; дабы желающих брать доказательства из оных освободить труда могущего последовать от продолжительного моего желания не было все вместить оные; ибо кто б возмог дела всех веков заключить в числе книг толь малом? или ктоб разумной надеялся весь порядок истории своего отечества и других государств, от древних писателей щастливо и красноречиво, или исправнее, или еще красивее в свет выдать? И так Тебя, которому общим согласием люди и боги поручили правление земли и моря, известнейшее благополучие отечества Цесарь, к сему началу моего дела призываю, которого вышним смотрением добродетели, о которых говорить имею, весьма снисходимо подкрепляются, а пороки наистрожайше наказуются. Ибо ежели древние Ораторы дела свои с помощью великого Юпитера счастливо начинали, ежели изящные Витии от божества начало делу полагали, то моя малость тем справедливее к милости Твоей прибегает. По тому что о прочих богах по мнению народному мы обыкновенно заключаем; Твоя же божественность настоящею верою отца и деда Твоего созвездию равна быть кажется; от которого отменного блистания много наши священные обряды знатности и славы получили. Ибо прочих богов мы от других заимствовали, а Цесарей сами другим дали. А как начало положить от богопочитания я намерение принял, то во–первых, о состоянии оного кратко говорит имею.

Глава Первая. О Богопочитании

О наблюдении оного
Предки наши положили об уставленных торжественных церемониях по знанию Первосвященников, о счастливых дел начинаниях по примечаниям прорицателей, о предсказаниях Аполлоновых по книгам пророческим, об отвращении худых прознаменований толковать по учению Етрусскому. И по древнему установлению должное божеству рачительно исправляемо было, как то: когда что оному препоручать было надобно, то прощение употребляли; когда о чем молить надлежало, то делали обеты; когда воздавать, то благодарение приносили; когда случай требовал разбирать что, или смотря по внутренностям животных или жребием, тогда торжественным образом приносили жертвы, которыми и в случае видения страшилищ и молний богов умилостивляли.
Таковое же древние рачение не только в наблюдении, но и распространении богопочитания прилагали; что уже из бывшего тогда в самом цветущем состоянии и во всем изобильного гражданства, по определению сената по десяти человек из детей людей начальнейших, отдаваемы были для научения священному служению в Етрусские народы.
1) Для Цереры так же, которую богиню уставлено было почитать по обычаю Греков, жрицу Калцитану из Велии, особливо когда еще сей город не имел имени гражданства, к себе просили; чтоб в служении сей богине, иметь главную священницу сведущую древние обряды. И хотя её наипрекраснейшее капище в городе имели, при всем том во время Граханского бунта, по извещению книг Сивилл, чтоб римляне наидревнейшую Цереру молили, отправлены были десять человек в Енну (ибо почитали, что в сем месте служение её начало свое возымело) для её умилостивления. Так же матери богов, по часту наши полководцы по получении побед принятые на себя обеты в Пессинунт ездя исправляли.
2) Метелл же В. Первосвященник Постфумию Консулу и жрецу Марсову, который просил об отпуске себя на войну в Африку, под штрафом, чтоб он не отлучался от служения, запретил выезжать из города: и верховная власть богослужению уступила; тем наипаче, что Посфумий не надеялся и в войне успеха, оставив священное Марсово служение.
3) Похвально сие набожное повиновение Консула, а еще похвальнее в подобном случае двух Консулов послушание. Ибо от Тиверия Граха в собрание прорицателей письмо из провинции было прислано, в котором он изъяснялся: что читая книги, к служению народному принадлежащие, усмотрев у что в рассуждении собрания для избрания Консулов или назначенного учинена была против обыкновения в занятии шатра ошибка. И как о томе от прорицателей донесено было сенату, то по повелению оного К. Фигул из Галлии, Сципион же Насика из Корсики в Рим возвратяся от Консульства отказались добровольно.
4) Подобным образом К. Клелий Сицилийской, М Корнелий Цетег и К. Клавдий за неосторожно возложенные внутренние части животных на жертвенники богов бессмертных, в разные времена и различные войны должны были лишаться жрецов звания, а при том и принужденно: Сулпиций же за то, что во время жертвоприношения по случаю спал верх с жреческой его шапки, лишился сего сана.
5) Слышанной напротив писк полевой мыши Фабию Максиму к сложению с себя Диктаторства, а К. Фламинию чина Главного начальника конницы был виною.
6) К сему придать надобно и то, что П. Лициний В. Первосвященник судил Вестальную девицу достойною наказания розгами за то, что в одну ночь несмотрением её погас соблюдаемой огонь вечный.
7) Напротив того ученицу старшей Вестальной девицы Емилии богиня Веста за погашение огня от всякого выговора освободила. Как она делая поклонение преизрядное тонкое полотно на ней бывшее, на очажок положила, то нечаянно на нем огонь показался.
8) И так не удивительно, что о распространении и сохранении того владения всегда пеклися боги, в котором столь тщательно и маловажные приключения касающиеся да богопочитания следуемы были. Ибо о нашем гражданстве думать того не должно, чтоб оно не строго назирало изящнейшее почитание вещей священных. Как Марцелл во время пятого своего Консульства овладев прежде Кастидием, а по том Сиракусами в исполнение своего словесного обета хотел посвятить храм Чести и Храбрости, то собранием Первосвященников в том ему возбранено было; которое утверждало, что одного храма двум богам справедливо посвятить не можно. Ибо из того следовать может, что ежели какое в нем явление случится, то узнать будет не можно, которому из них божественная отправлять должно: и двум богам, разве известным, вместе жертв никогда не приносили. А по тому мнению Первосвященников сделалося, что Марцелл в особенных капищах Чести и Храбрости истуканы поставил. И как не воспрепятсвовала важность знаменитейшего мужа собранию Первосвященников, так ниже Марцеллу двойной убыток, чтоб богопочитанию не отдать своей силы и должного наблюдения.
9) Хотя не дозволяет великое число толь знаменитых мужей Консулами бывших, после Марцелла поместить Фурия Бибакула, однако в рассуждении послушания и набожности оного без похвалы оставить не можно. Он будучи Претором по приказанию отца своего, которой был Первосвященником собрания Салийского, в преследовании шести Ликторов (знаконосцев) нес оружие, как Салиец, именуемое Анцильским; хотя: он по чести своей мог быть от той должности и свободен. Ибо в нашем гражданстве богослужение всему предпочитаемо было; хотя бы где случилось быть и власти верховной. По чему не отказывались и власти от служения священного, и думали, что они таким образом делами человеческими благоуспешно управлять будут, когда божескому величеству тщательно и постоянно служить станут.
10) Таковое рассуждение и в сердцах простых людей обращалось. Ибо как Галлы городом овладели, и жреце Квиринов с девицами Вестальными разделив по себе священные вещи перешли мост Сублицкой, и с холма, которой ведет прямо к Яникулу, спускаться стали, тогда увидев их Л. Албаний, которой вез в телеге жену и детей, своих, наблюдая наипаче народное богопочитание, нежели. любовь к своим, приказал им сойти с телеги, посадив на оную девиц с вещами священными, и оставив путь свой, отвез их в город Цере; где оные с великою честью приняты были, и приятным напоминанием благоприятство в странноприимстве оказанное свидетельствует доселе. Ибо оттуда уставлено священное служение называть Церемониями, по тому что Церетане оное как во время упадка, так и цветущего состояния республики наблюдали. По чему и деревенская та гнусная телега, вместившая в себе в нужном том случае девиц и священные вещи, столь же пребыла славною, как бы самая великолепная торжественная колесница, или еще более была почитаема.
11) В тож самое несчастное республики время К. Фабий Дорсон достопамятный подал пример богопочитания. Как Галлы Капитолиум в осаде держали, то чтоб не пропустить жертвоприношения, которое в уреченный день исправлял род Фабиев, опоясавшись по обыкновению Габиниеву, в руках и на плечах неся принадлежащее к жертвоприношению, сквозь неприятельский лагерь прошел к холму Квиривову, где все торжественно исправив, по учинении божественной чести победоносному оружию не инако, как победитель в Капитолиум возвратился.
12) Весьма тщательно соблюдаемо было богопочитание от предков наших, и во время Консульства П. Корнелия Бебия Тамфила. Как пахари на поле Л. Петилия писца под Яникулом глубоко резали землю, то нечаянное нашли два ящика, из которых в одном по бывшей на верху надписи находилось тело Нумы Помпиляя Помпониева сына, а в другом Латинские книги числом семь, о праве Первосвященников, и столько же Греческих, об учении премудрости. Из сих Латинские с великим соблюдены тщанием, Греческие же, как о них заключили, что оные по некоторой части к испровержению богопочитания служили, Л. Петилий городской Претор, по повелению Сената разложив огонь чрез служителей жертвенных сжег пред народом. Ибо древние мужи ни чему такому в гражданстве быть не позволяли, чем бы люди от почитания богов могли удаляться.
13) Царь же Тарквиний М. Туллия Дуумвира приказал зашив в куль бросить в море за то, что он подкуплен будучи он Петрония Сабинянина, книгу содержавшую в себе таинства богослужения народного, и порученную себе в хранение дал переписать ему. Сей род казни вскоре после того отцеубийцам положен был, и весьма справедливо по тому что равным наказанием злодейство учиненное родителям, и богам должно быть очищаемо.
14) Но в том, что принадлежит. до богопочитания, едва ли не всех превосходил М. Аттилий Регул, которой хитростью Асдрубаловой и Ксанфиппа вождя Лакедемонского из славнейшего победителя несчастнейшим пленником учинившись, а по том отправлен будучи депутатом к Сенату и Римскому народу с тем, чтоб согласить их за одного, впрочем уже престарелого человека, возвратить из плена несколько молодых воинов Пенских, по приезде своем в Рим первой подал противной от себя голос, ведая, впрочем, что сколько то он к лютым и раздраженным неприятелям возвратится. Однако он дал им в том клятву: что хотя и пленные их отпущены не будут, но он к ним возвратится конечно. Могли по истине бессмертные боги укротить зверскую варваров лютость. Впрочем, чтоб тем более была Аттилиева слава, попустили Карфагенянам поступить с ним по обыкновенному своему бесчеловечию, положив праведно требовать очистительной жертвы за лютое мучение того, богопочитания исполненного мужа, истреблением их города в третью войну Пуническую.
15) Сколь великое имел к богам почтение Сенате наш! которой по воспоследовавшем поражении римлян при Каннах определил; чтоб знатные женщины далее тридцати дней вида печали на себе не имели; дабы могли отправлять служение Церере; особливо что тогда большая половина на той ненавистной и жестокой земле легла римского войска, то ни одного почти не оставалось без печали дома. Вследствие чего матери и дочери, жены и сестры недавно побитых отерши слезы, и сложив с себя знаки печали, принуждены были в белое одеться платье, и на жертвенники возлагать благовония. От сего непоколебимого наблюдения богопочитания устыдилися сами боги, чтоб далее поступать жестоко с тем народом, которой и горестью несчастий не мог отведен быть от их почитания.
О пренебрежения богопочитания
16) утверждают, что Варрон Консул для того при Каннах несчастливое с Карфагенянами имел сражение, что раздражил Юнону; когда он будучи Едилом, и отправляя круговые игры в капище В. Юпитера, поставил стражем одного прекрасного лицом мальчика из числа комедиантов: которой его поступок по нескольких летах был вспамятован, и жертвоприношением очищен.
17) Объявляют равномерно, что и Геркулес за умаление чести в попирании себя наказал жестоко, а притом и явно. Ибо как Потиции чин служения (которой они в дар своему роду от него данной, как бы по наследству при себе имели) по совету Аппия Ценсора рабам поручили, то все Потиции, которых более тридцати было взрослых, в один год померли, и имя их, разделившееся на двенадцать семей почти в конец погибло, Аппий же зрения лишился.
18) Жестоко также отмстил честь божества своего Аполлон, который, как Карфагена от всюду римлянами была угнетаема, обнажен будучи златой одежды, то сделал, что между её обломками найдены были святотатские отсеченные руки. Бренн вождь Галлов, вошед в Делфский храме Аполлонов, его хотением сам на себя возложил руки.
19) Не меньше наказал строго за презрение богопочитания и сын его Ескулапий, который пришед в сожаление о посвященной капищу своему роще, Туруллием начальником Антониевым для делания судов, от большей части вырубленной, в самое то время, как он ту нечестивую продолжал ему делать услугу, по побеждении от Цесаря Антониева войска, когда по повелению оного и Турулл назначен был к смерти, явною божества своего силою отвел его в ту рощу, которую он рубить дерзнул, чтоб в ней наипаче он от воинов Цесаревых лишен был жизни: и тою же погибелью наказал и за вырубку дерев, и оставшиеся учинил свободными от подобной наглости; а при том и почитание себя у обитавших в тех местах людей умножил.
20) К. же Фулвию Флакку не прошло без наказания, что он будучи Ценсором мраморные доски из капища Юноны Лацинской перенес в храм Фортуны кавалеров, собою построенный в Риме. Ибо он после того сделался безумным, а наконец от великой печали умер; услышав, что один из сыновей его на войне Иллирийской находившихся скончался, а другой крайне сделался болен. Сим приключением сенат побужден будучи, приказал из Рима отвезти доски те к Локрам и благоразумными своим определением нечестивое то Ценсора уничтожил дело.
21) Сколь благоразумно сенат уничтожил сие дело, столь праведно наказал за беззаконное сребролюбие К. Племиния, Легата Сципионова, в похищении сокровище Просерпины. Ибо как он по повелению сената скованный в Рим привезен был, то в самой скорости, не имея времени и в суде оправдаться, в темнице гнуснейшею болезнью умер; а богиня свою казну, по повелению того же сената возвратила сугубо.
Внешние примеры наблюдения или пренебрежения Богопочитания
1) Что касалося до Племиниева злодейства, то сенат наказал довольно. В рассуждении же Пиррова скверного сребролюбия, сама себя уже богиня собственною своею силою и могуществом защитила. Как он с великою добычею, полученною от Локров (которые принуждены были взяв из сокровищ богини Просерпины дать ему великую сумму денег) на судах ехал, тогда силою вдруг, восставшей бури со всем своим флотом о берега по близости её капища разбит был; на которых после все найдены и деньги в целости, и возвращены в священнейшие её сокровища для хранения.
2) Масинисса же поступил со всем тому противно. Как начальник его флота пристав к Мальте, и взятые насилием из капища богини Юноны слоновые зубы, величины отменной, принес в дар оному, то Масинисса сведав, откуда те взяты были, приказав на судне обратно оные отвезти в Мальту, и положить их по прежнему в Юнонином храме, вырезав на них слова своего народа значащие, что он взял их по неведению, и что охотно желает возвратить их богине. Сей поступок Масиниссы более изъявляет дух римский, нежели кровь Пуническую: хотя впрочем, что принадлежит до нравов, заключают по происхождению обыкновенно; и рожденной посреди Варварии опорочил святотатство чужое.
3) Напротив того Дионисий рожденной и в Сиракусах, столь много святотатских дел своих почитал вместо забавы. Ибо по разграблении в Локрах храма Просерпинина, как он при благополучном ветре ехал флотом, то смеяся сказал друзьям своим: видите ли вы, что сколь благополучное плавание дают бессмертные боги святотатцами. По том обнажив Иовиша Олимпийского, из золота сделанной одежды великой тяжести, которою украсил его Иерон Тиранн Сицилийский, сделав оную из добыч Карфагенских, а вместо той надев шерстяной плащ сказал: что летом тяжел плащ золотой, а зимою холожен: напротив того шерстяной как к тому, так и другому времени больше годится. Он же будучи в Епидавре отнял от Ескулапия золотую бороду, говоря, что не пристало ему быть с бородою, когда отец его Аполлон был безбородым. Он жэ брал из капищ столы серебряные и золотые. А как на них изображено было по обычаю греков, что оные суть имения божеские, то Дионисии против сего говаривал; что он пользуется их благостью. Так же грабил доски золотые изъявляющие победы, сосуды и венцы, которые истуканы в протяженных руках держали, и как бы подавали говоря: что он то приемлет, а не отъемлет. Выводя доказательство таким образом: что весьма было глупо, когда б мы, от которых благ просим, от тех самих подающих принимать не хотели. Но хотя Дионисий должного наказания и избыл, однако бесчестием сына получил наказание по смерти, которого избегнул в жизни. Ибо божеской гнев в мщении поступает тихо; но медлительность свою в наказании вящею жестокостью награждает.
4) Чтоб не подпасть таковому мщению, то Фимасифей владетель Липаританский благоразумным примером сколько себе, не меньше и своему отечеству сделал пользы. Как подданные его, упражнявшиеся в разбоях по проливу, по случаю нападения достали золотой сосуд великого веса. И как народе хотел по себе разделить оной, тогда Фимасифей узнав, что тот был посвящен от римлян Ливийскому Аполлону, под именем Десятины; и отняв из рук продававших сосуд тот, немедленно отослал оной к богу в Дельфы.
5) Церера Милетская, как Милет взят был Александром, и воины его ворвавшись в её капище хотели оное разграбить, метнув на них пламя ослепила.
6) Персы в тысяче кораблей пристав к острову Делу, в рассуждении храма Аполлонова на сем острове бывшего более богопочитания нежели грабительства оказали.
7) Афиняне Философа Диагора за то из города выгнали, что он написать осмелился, во–первых: Есть ли в самой вещи боги, и ежели они есть, то какие? Те же Сократа за то осудили, что он казался новую вводить веру, Они же напротив того терпеливо слушали Фидия, пока он говорил: что лучше Минервину статую сделать из мрамора, нежели из слоновой кости; особливо что блеск будет долговременнее. Но как скоро он же придал: что притом и дешевле статуя станет, тогда молчать ему приказали.
8) Диомедон, один из тех десяти вождей, которые Афинянам доставили победу, а себе смерть снискали, как уже вели его на место казни, не говорил ничего другого, кроме того: чтоб за сохранение войска обет им положенной был исправлен.

Глава Вторая. О притворном богопочитании

1) Нума Помпилий, чтоб обязать народ римский богопочитанием, уверял о себе: что с ним ночью беседует богиня Егеря, и что он по её совету приятное богам бессмертным уставляет служение.
2) Сципион Африканской не прежде ходил для отправления дел народных или частных, как несколько времени побуден в капище Иовиша Капитолинского: по чему он и почитаем был за Иовишева сына.
3) Сулла, когда надобно было ему вступать в сражение, то обыкновенно в виду всего войска обняв значок Аполлонов в Дельфах похищенный молил его, о даровании обещанной победы скорее.
4) Серторий по непроходным холмам Луситанским всегда с собою водил лань белую, сказуя: что он по её поступает совету, что делать и чего убегать ему должно.
Внешние примеры
1) Минос Царь Критский в каждые девять лет однажды отходил обыкновенно в некоторую преглубокую и издревле за священную почитаемую пещеру, в которой пробыв несколько времени, и как бы приемля от Иовиша, которого отцом своим славил, законы, издавал с великим уважением народа.
2) Писистрат в возвращении тиранической власти, которой было лишился, употребил хитрость такую: как бы его сама Минерва ввела в Крепость, представив народу в виде её одну незнаемую женщину, именем Фию, и тем самим обманул Афинян.
3) Ликург уверял, что он по наставлению Аполлонову сочинив законы, дал оные наизнаменитому Спартанскому гражданству.
4) Залевк под именем Минервы за премудрейшего почитаем был от Локров

Глава Третья. Об отвержении чужестранного богопочитания.

Обычай праздновать Бахусу введен был новый. Но как многие доходили до пагубного безумия, то вовсе был уничтожен.
1) Лутаций, приведший к окончанию первую войну Пуническую, возбранен был от сената, ехать к фортуне Пренестинской. Ибо римляне почитали, что по прорицаниям отечественным, а не чужеземным республике надлежало быть управляемой.
2) К. Корнелий Испалл, Претор, будучи впрочем сам чужестранец, во время правления Консулов М. Попилия Лената и Кн. Калпурния, указом повелел Халдеям в десять дней выехать из Рима и всей Италии; которые малосмысленный простой народ ложным звезд толкованием обманывая и обирая деньги весьма темные давали прорицания.
Он же приказал в свои возвратиться домы тем, которые притворным почитанием Иовиша Сабасийского старались повредишь обычаи римлян.
3) Л. Емилий Павел Консул, как сенат положил разорить капища богини Исиды и Серапида, и никто из работников не смел приступать к оным, сняв с себя претексту (одежду значащую благородство и достоинство) и взяв топор, вонзил оной первый в двери капища.

Глава Четвертая. О прорицаниях от птиц взимаемых

1) Царь Л. Тарквиний Приск желая умножить число сотен конных, которые Ромул установил по прорицанию, но не допущен до того будучи Аппием Навом Прорицателем, разгневавшись спросил его: что может ли то сделаться, о чем он думает? А как он ответствовал, что может: тогда Тарквиний приказал ему бритвою разрезать оселок. Аппий принесши оной, хотя дело казалось и невозможным, и рассекши его, показал силу своего звания пред его глазами.
2) Как Ти. Грах предприял новое дело, то на самом рассвете в доме своем ожидал от полета птиц прознаменования, которое для него крайне было несчастливо. Ибо он вышед только из дверей так зашиб себе ногу, что вышиб из места палец. По том три ворона против его закаркали, и отломок от черепицы пред ним на землю опустили. А как он презрел все то, то воспоследовало, что он от Сципиона Насики извержен будучи из Капитолии на землю и обломком от скамьи ударен пал полумертвой.
3) П. Клавдий во время первой войны Пунической, как прежде вступления своего в морскую баталию по обычаю предков требовал прорицания, и приставленный к цыплятам Прорицатель уведомил его, что цыплята из клетки не выходят, приказал их бросить в море, говоря: что когда они есть не хотят, пусть пьют. И Л. Юний, товарищ П. Клавдия, презрев прорицание потерял флот от бури: из которых первый за то осужден был от народа, а последний, предупреждая бесчестие осуждения, сам себя лишил жизни.
4) Как было Метелл Первосвященник в Тускулан отправился, то случилось на дороге, что два ворона прилетев пред лице ему, как бы удерживали в пути его, и тем едва принудили оного домой возвратишься. В следующую ночь сгорело капище богини Весты, во время которого пожара Метелл из самого пламени вынес статую Палладину невредиму.
5) Приближающаяся смерть М. Туллию Цицерону от птиц возвещена была. Ибо как он находился в деревне Каетанской, тогда ворон в виду его вырвав из места с часов железный указательный прутик положил пред оным, и клюя край его одежды до тех пор держал во рту своем, как слуга оного пришел сказать ему: что воины пришли умертвить его.
6) Как М. Брут вывел остатки войска своего против Цесаря и Антония, то два орла из обоих лагерей слетевшись начали между собою биться, и которой был от стороны Брутовой, одолен будучи от другого в бег обратился.
Внешние
1) Как Александр В. принял намерение построить город в Египте, и Димократ архитекторе по недостатку мела означал линии будущего города яшною крупою, то вдруг прилешев к тому месту великое множество птиц с близ лежащего озера оную поклевали. Сие жрецы Египетские так истолковали: что будущий город в состоянии будет удовольствовать великое множество пришельцев.
Королю же Деиоnару, которsй все почти делаk по прорицанию, спасительно было орла видение. Ибо он усмотря его удержался войти в тот дом, который в следовавшую ночь разрушился до основания.

Глава Пятая. О добрых или худых знаках

Равным образом наблюдение добрых или худых знаков соединено некоторым с богопочитанием союзом. По тому что не по случайному движению, но по божественному смотрению оные бывают.
1) Сие наблюдение причиною было, что как город от Галлов разорен был до основания, и Сенаторы рассуждали, к Веям ли переселяться, или восстановлять свои стены; в то самое время из шедших по случаю сменившихся когорт один сотник остановясь на площади закричал: Знаменоносец ставь знамя, здесь мы останемся гораздо лучше. Ибо сенан услышав голос ответствовал: что они за знак его почитает благоприятный, и тогда же отменил свое намерение в рассуждении переселения к Веям. Сколь в кратких словах соглашенось о селении имевшей учиниться преславной Империи. Думать надобно, что боги почли за недостойно имя римлян, происшедшее от счастливого прознаменования, переменить на название Веев, и таковым соединением победителей и побежденных, славу презнаменитой победы погребсти в развалинах недавно завоеванного города.
2) Как Камилл, который первый римлянам то советовал, просил богов, что ежели которому из них счастие римского народа безмерно быть покажемся, тот бы зависть свою его каким–либо несчастьем удовольствовал; и в самое то время внезапно пал на землю. Сей знак кажется относился к тому суждению, которое после того Камилл на себе чувствовал. И справедливо о похвале между собою спорили победа и ревностное моление того презнаменитого мужа. Ибо столько же его показывает добродетельным, что он желал умножить благополучие отечества, как то, что хотел на себя перенять несчастье оного.
3) Сколь же то достопамятно, что с Л. Павлом Консулом случилось. Как ему по жребию досталось отправлять войну против Царя Персея, и как он по возвращении своем домой из ратуши поцеловав дочь свою именем Терцию, которая тогда очень была малолетня, приметил, что она печалится, то спросил ее; о чем она грустит столько? Которая ему ответствовала: Что Перс умер, умерла же у ней тогда любимая собачка, которую звали Персом. Сии слова дочерния по случаю сказанные Павел принял за знак добрый, и получил от того как бы известную уже надежду к победе.
4) Цецилия же Метеллова супруга как в одну ночь, когда уже все покоились люди, желала знать о будущем замужетве своей племянницы, дочери сестриной, то подала ей знак сама собою. Ибо как она в божнице некоторой на тот конец несколько времени сидела, и никакого гласа с намерением её сходственного не слыхала, а девица устав стоя долго просила свою тетку, чтобы она несколько присесть ей позволила; тогда Цецилия ей сказала: что я охотно тебе уступаю мое место. Сии слова от ласки происшедшие служили следствием неложного знака; по тому что Метелл немного спустя после смерти Цецилиной, девицу, о которой я говорю, за себя взял.
5) К. же Марию наблюдение знака конечно к спасению служило, когда он объявлен будучи неприятелем от сената, в доме Фаннии в городе Минтурны под караул отведен был. Ибо приметил, что как ослику дали корму, то он оставив его к воде побежал. Сей, случай Марий почет за ниспосланной себе от богов в рассуждении будущего, и будучи сам наискуснейший истолкователь, испросил от стекшегося к нему на помощь множества, чтоб его провели к морю. По том немедленно сев на судно и приплыв в Африку, избыл от победителя Суллы смерти.
6) Напротив того Помпей В. побежден будучи от Цесаря в сражении на полях фарсальских, и бегством ища себе спасения, предприял путь флотом к острову Кипру, чтоб там несколько собрать войска, и приближаяся к городу Пафу, усмотрев на берегу казистое здание спросил кормщика, как оно называется? Который ему ответствовал, что имя ему ϰαϰοϐασιλέα, т. е. злой Царь. Сии слова остававшуюся в Помпее надежду умалили крайне: да и не мог он скрыть того. Ибо отвратил взор свой от того здания, и печаль свою, которую он получил от худого знака, изъявил воздыханием.
7) Достойный так же конец за учиненное отцеубийство М. Бруту знаком предъизображен был. Ибо по произведении в действо того беззаконного предприятия он празднуя день своего рождения, как хотел сказать стих Греческий, то пред прочими показался ему следующий Омиров. Αλλὰ με μοιῤ ὀλοὴ ϰαὶ Λητοὺς, т. е.
Но меня рок губительный и сыне Латонин лишил жизни
Которой бог в сражении Филиппинском (ибо его Цесарь и Антоний на знаменах своих имели) обратил на Брута стрелы.
8) Подобно и К. Кассию фортуна соответствующим концу его ответом о погибели возвестила. Ибо как Родяне его просили, чтоб он не лишал их всех идолов, фортуна хотела, чтоб он им ответствовал, что оставляет им солнце: дабы тем более гордость победителя надменностью увеличить слова, и по побеждении в сражении происходившем в Македонии, не идол солнца, которого одного по прошению родян уступил им, но истинное солнце самым делом оставить принудить.
9) Примечания достоин я тот знак, по которому Петилий Консул, отправляя войну в Лигурии, лишился жизни. Ибо как он осадил гору, именуемую, Летум, и ободряя воинов сказал: что я конечно сего дня возьму Летум; и вступив в сражение, безрассудно выговоренное собою слово подтвердил о своей смерти. Ибо Летуме и смерть знаменует.
Внешние.
1) Не непристойно к нашим придать можно и два посторонних примера. Самосцы просящим помощи Приеннянам против Каров единственно от гордости вместо флота и войска на смех послали лодочку, которую они почет не инако, как за ниспосланную себе от богов помощь, и за неложное предвещание о будущем, имели ее себе вождем к победе.
2) Не раскаивались ни мало после и Аполлониты, что как во время войны Иллирийской они утесняемы будучи просили помощи от Епидамнян, и они им ответствовали: что посылают им на помощь реку протекающую по близости их города именем Еант. Аполлониты напротив того сказали: Мы берем, что дают нам; и ей назначили как Предводителю первое в строю своем место. Ибо сверх чаяния победив неприятеля успех свой сему благоприятному знаку приписали и тогда же Еанту как богу принесли жертвы, а наконец и во всех сражениях за вождя своего имели.

Глава Шестая. О Прознаменованиях

О прознаменованиях также, которые бывают или счастливы или несчастливы, в соответствование намерению нашему объявить должно.
1) Как еще Сервий Туллий был малолетен, то в одно время приметили при нем бывшие, что у сонного его от головы блеснуло пламя. Которому прознаменованию Танаквиль, супруга Тарквиния Приска, удивяся, Сервия рожденного впрочем от служанки, как сына своего воспитала, и возвела его в Царское достоинство.
2) Равномерно счастливый успех прознаменовало и то пламя, которое в продолжение речи к войску Л. Марием Предводителем ослабевших двух войск в Испании от утраты П. и Кн. Сципионов, из головы его показалося. Ибо воины пришедший в робость, усмотрев оное прежнюю возвратили храбрость, и побив тридцать восемь тысяч из неприятельского войска также вели, кое число пленив оных, сверх того двумя лагерями, исполненными богатств Пенов, овладели.
3) Так же как Веев жестокою и долговременною войною от римлян в стенах своих заключенных взять было не можно, и сия медленность не меньше осадившим, как и осажденным несносною казалась, наконец бессмертные боги удивительным прознаменованием путь к желаемой победе показали. Ибо в Албанском озере не от дождей, ниже от впадающих рек столько вода умножилась, что из берегов выступила. Тогда отправленные в Дельфы для испрошения божеского ответа возвестили: что Аполлон ответом своим повелел, чтоб они воде той озерной из недр вышедшей по полям разливаться давали свободно. Ибо таким, образом Вейи от Римлян побеждены будут: что самое до получения еще ответа от посланных в Дельфы, предсказал Прорицатель Вейской, (по тому что тогда своих не было) перехваченный нашими воинами, и приведенный в лагерь. Ошкуда сенат по сугубому предсказанию в одно время и повеление божеское исполнил и неприятельской взял город.
4). Не меньше счастлив успех был и в следующем. Как Л. Сулла во время войны с союзниками римскими на поле Ноланском пред ставкою Преторскою приносил жертву, то нечаянно из под жертвенника уж вышел. Увидев оного Сулла, по совету Постума Прорицателя тотчас выступил в поход с войском, и крепким Самнитским овладел лагерем. Сия победа была случаем и основанием неограниченной его власти.
5) Особливо удивляют те прознаменования, которые во время Консульства П. Волумния и Сербия Сульпиция в нашем городе при начале и в продолжение войны междоусобной были. Ибо корова переменив обыкновенной рык свой на речь человеческую, новостью необычного прознаменования слышащих в великой привела ужас. Потом мясо наподобие дождя сильного мелкими кусочками выпало, которое от большей часта предвозвещающие птицы слетевшись поклевали; оставшееся же без всякого дурного запаха, и не переменив ни мало вида чрез несколько дней на земле лежало.
Утверждают, что такого ж рода прознаменования были и во время другого бунта. Что якобы шестимесячной младенец на воловьем рынке громогласно предсказал о Триумфе; другой же со слоновою головою родился.
На Пикенском поле каменный дождь шел. В Галлии волк у караульного из ножен меч выняв, унес с собою. В Сицилии из двух щитов шел пот кровавой. Так же, как некоторые близ Анция жали, то в кузовы жателей нападали кровавые волосы. В городе Цере протекли воды смешенные с кровью. Известно так же, что во время второй войны Пунической Кн Домицию, бык сказал: Рим опасайся.
6) К. же Фламиний, учинившийся Консулом без прорицания от полета птиц, как надобно ему было вступать в сражение с Аннибалом близ озера Тразименского, и как он приказал поднимать знамена, вдруг упав чрез голову споткнувшейся лошади на земле растянулся! Но он на сие прознамевование невзирая, как знаменоносцы ему представляли, что они знамен из земли выдернуть не могут, угрожал им наказанием, ежели они не вынут тотчас. Но за сие безрассудное дерзновение не только своею, но ужасною погибелью римского заплатил народа. Ибо в том сражении пятнадцать тысяч римлян было побито, шесть в полон взято, и двадцать обращено в бегство. Аннибал со своей стороны приказал отыскивать безглавый труп Консульский для учинения ему погребения; который, сказать можно, сколько от него зависело, погреб римское государство.
7) Фламинию в безрассудной дерзости последовал К. Гостилий Манцин своим упорством, которому при отправлении, его в Консульском достоинстве в Испанию многие прознаменования были. Когда он в Лавиние хотел приносить жертву, то цыплята из клетки выпущены будучи в лес убежали, и сколько сыскать их ни старалась, не могли однако же. По том, как он в Геркулесовом порте, до которого сухим путем шел, на корабль сел, тогда услышал следующей глас произнесенной не человеком. Манцин останься: которого гласа он устрашася, как обратным путем пришел в Геную и там вошел на малое судно, то вдруг превеликого ужа увидел, который ушел из виду. И так Фламиний сколько имел прознаменований, столько несчастий, а именно: в неудачном сражении, в поносном мирном договоре и в пагубной сдаче.
8) Не столько делает удивительною дерзость в человеке малорассудном бедственный конец Ти. Граха, весьма мудрого гражданина возвещенной прознаменованием, которого он не мог и благоразумием своим избегнуть. Ибо как он будучи Проконсулом в Луканах приносил жертву, то два ужа незнаемо откуда взявшись у жертвы им приносимой отъев печень опять ушли в прежние свои норы. А как для сего рассудил он вновь принести жертву, то и в другой раз тож прознаменование воспоследовало. Наконец в третий разе заклал жертву, и уже прилежнее наблюдал потрох, однако не мог воспрепятствовать, чтоб ужи не пришли, и не ушли по–прежнему в норы. Сие прознаменование хотя прорицатели и так истолковали: что оно в пользу предводителя служит; однако Грах не мог остеречься, чтоб коварством вероломного Флавия, у которого он стоял в доме, не зайти в то место, где Магон, вождь Пунической, с некоторым числом вооруженных находился в засаде, и его безоружного лишил жизни.
9) И товарищество в Консульстве, и сходство ошибки, и подобная смерть от Ти. Граха ведут меня к Марцеллу. Он возгордяся славою, что взял Сиракусы, и что он первый Аннибала пред Ноланскими стенами обратил в бегство, наконец всевозможное прилагал старание, чтоб или Пуническое в Италии бывшее в конец истребить войско, или по меньшей мере из Италии выйти принудить, и торжественным жертвоприношением хотел узнать богов волю, тогда случилось, что у первой жертвы, которая заклана пред жертвенником лежала, у печени не нашлось самой лучшей части, а у другой две таких сыскалось. Усмотрев сие прорицатель печальным ответствовал видом: что ему внутренние не кажутся; по тому что первое великую печаль, а другое безмерную показует радость. От сего М. Марцелл получил наставление поступать всегда осмотрительно. Но как он в следующую ночь пошел с немногими для соглядания неприятеля, то оной в Брутиях находяся во множестве, окружив его лишил жизни; и смерть оного сколь великое сожаление, не меньше и ущербе отечеству причинила.
10) И Консул Октавий сколько худого прознаменования боялся, столько не мог избежать оного. Ибо от идола Аполлонова, с которого сама собою голова спадши так воткнулась землю, что выдернуть ее было не можно. Октавий же имея междоусобную войну с товарищем своим Цинною, взял себе в голову, что тем означается его погибель, которой он от страха прорицания подпал бедственным окончанием жизни. И тогда неподвижная прежде глава божеская, могла от земли быть оторвана.
11) Не позволяешь мне М. Красс, (которого в числе важнейших уронов нашей империи почитать должно) умолчать о себе в сем месте, которой пред толиким падением республики многими и действительными чудес знаками был предостерегаем.
Как надобно было ему от города Карров вести против Парфян войско, то, во–первых, дан ему был палудамент черный; обыкновенно же при отправлении на войну дается полководцам белый или пурпуровый. Во–вторых, к главному месту лагеря воины собрались печальны и все молчали, которые по–древнему обыкновению должны были с веселым собираться криком. Наконец из двух знамен орлов представляющих одно едва из земли выдернуть мог первенствующий сотник, а другое с нуждою вынуто будучи само собою на прошивную, нежели несли его, обращалося сторону. Великие сии прознаменования, но поражения еще более их были. Толь наипрекраенейших легионов погибель! такое множество знамен отнятых неприятелем, толикая красота римского войска подавленная от варварской конницы! Окропленные родительские очи кровью столь преизящного сына, и труп предводителя между непрерывными шел кучами на терзание птицам и зверям поверженный! Хотел бы я сие поражение римлян с уменьшением представить, но истинна понуждает так объявить, как происходило. Так презренные раздражаются боги! Так человеческие наказуются предприятия, когда оные предпочитаются божеским советам.
12) Так же и Кн. Помпею В. Юпитер знать давал довольно чтоб он не искал отведать решительного счастия войны с К. Цесарем. Как войско его выступило из Диррахия, то на оное метал молнии; роями пчел закрывал знамена; нечаянное уныние влагал в сердца воинов. В ночи наводил страх на все его войско; приводимые на жертву животные от алтарей в бег обращались. Но непреоборимые судьбы законы Помпею, которой впрочем был муж благоразумный, о тех прознаменованиях рассуждать так, как должно было, не допустили. И так он желая умалить власть верховную, и имения свои превосходящие богатство простого гражданина, и все знаки чести, которые он при вступлении еще своем в юношеском возрасте получил к зависти многих, потерял в один день, в которой, как известно, в капищах богов статуи сами собою обратились; слышан был крик воинской и гром оружия превеликий в Антиохии и Птолемаиде, так что жители тех городов на городские вбежали стены, в Пергаме во внутренних храмов звук тимпанов раздавался; в городе Траллах, в капище фортуны выросло пальмовое древо надлежащей величины под статуею Цесаревою между спаями в камнях Откуда явствует, что небесное божество с одной стороны Цесарю благоприятствовало в славе, а с другой Помпею в его заблуждения воспрепятствовать хотело.
13) Твои жертвенники и твои храмы божественный Юлий молю почитая; благоволи твоим милостивым и благодетельным божеством сокрыть толь великих мужей приключения под защитою и покровом твоего примера, Ибо мы знаем, что ты в тот день, в который в торжественной одежде на златых сел креслах, дабы не показать, что ты презрел, с крайним усердием к тебе предложенную величайшую честь от сената, прежде нежели все граждане, ожидавшие тебя нетерпеливо, увидят, приносил в честь богам жертвы, кототорая и тебе уже готовилась; и по заклании тучного вола не нашел во внутренних его сердца; что, по истолкованию Прорицателя Спуринны, изъявляло жизнь твою и намерения. По тому, что обе сии заключаются в сердце. Напоследок устремились на жизнь твою те, которые желая исключить тебя из числа смертных в собрание богов вселили.
Внешние.
Окончу сим примером повествование о таких и толиких прознаменованиях домашних, дабы в таком случае, когда еще буду исчислять римские примеры от небесного храма не сойти в приватные домы непристойно. И так коснусь теперь внешних, которые в Латинских находятся писателях, и чем меньше важности в себе имеют, тем несколько приятную перемену сделать могут.
1) В Ксерксовом войске, которое он собрал против Греков, кобылица родила зайца, и оное с великим трудом прошло Афонскую гору. Сие чудо изъявляло следствие толиких приготовлений к войне Ксерксовых, Ибо которой море судами, а землю покрыл войском, тот напоследок как пугливый зверь, бежать всегда готовой, в великом страхе отступая, в государство свое возвратиться принужден был.
Он же до разорения Афин, имея намерение на Лакедемон прежде учинить нападение, в продолжении вечернего стола удивительное имел прознаменование. Ибо в сосуде для него наполняемом не однажды, но в другой и третий раз вино в кровь превращалось. О сем приключении волхвы вопрошаемы будучи советовали ему свое предприятие оставить. И ежели бы сколько ни будь в нем было смысла, конечно бы мог он остеречься, особливо, что прежде от Леонида и Спартанцев довольно научен был.
2) Что принадлежит до Мидаса Царя фригийского: когда он был еще в младенчестве, то сонному ему муравьи в рот пшеничных зерен наносили. А как родители его знать хотели, к чему б сие прознаменование служило, тогда прорицатели ответствовали: что он из всех смертных богатее будет. И сие предсказание было не ложно. Ибо Мидас всех почти Царей превышал количеством денег, и детскую свою колыбель, которую боги полезнейшим обогатили даром, наградил безмерным своим богатством, в золоте и серебре состоявшим.
3) Я бы по достоинству и справедливости предпочел муравьям Мидовым пчел Платоновых. Ибо те непостоянного и преходящего, а сии нерушимого и всегда пребывающего счастия были знаком, которые Платону, спавшему в младенчестве своем в колыбели, наносили в губы меду, услышав о сем толкователи прознамевований предсказали: что со временем отменная красноречия сладость из его проистекать будет. По моему мнению те пчелы не с горы Имета благовонными цветами украшенной, но с холмов Геликонских всяким родом учения процветающих, побуждением Муз собравши, преизящный его разум сладчайшею пищею высочайшего красноречия насытили.

Глава Седьмая. О сновидениях

Но понеже я коснулся богатства Мидова и красноречие прознаменовавшего сна Платонова, то объявлю, сколь многие такие имели во сне представления, которые сбылися.
1) Сие о сновидениях повествование откуда пристойнее начать можно, как от божественного Августа священнейшей памяти. Его медику Арторию во сне ночью на тот день, в который на полях Фарсальских римские между собою сражались войска, представившейся образ Минервы повелел объявить Цесарю, которой одержим был тогда жестокою болезнью, чтоб он при всем том в будущем сражении сам был. Как о том Цесарь услышал, то приказал на постеле себя отнесши к месту сражения, где находяся, как забыв свою слабость помышлял единственно о получении победы. Брут между тем захватил его лагерь. И так что же мы другое о сем приключении думать можем, как что то учинилось собственно смотрением божеским, дабы назначенная уже глава его к бессмертию освободилась недостойного того небесного духа насилия фортуны.
2) Но Августа сверх глубокого его природного проницания во все вещи не меньше случившейся недавно домашней примере сновидению Арториеву заставил верить. Ибо он слышал, что Кальпурния, супруга божественного Юлия отца его, в ту ночь, которая ему на земли была последняя, во сне видела, что якобы он исколот будучи многими ранами лежал в её объятиях, и что она толь ужасным сном напугавшись, просила его неотступно, чтоб он в следующей день не ходил в ратушу. Но Юлий не хотя подать случая о себе думать, что опасаясь сбытие сна женского не пошел в ратушу, не послушав её совета, пошел в сенат нарочно, где отцеубицы свои на него возложили руки. Нет нужды в чем либо делать сравнение между отцом и сыном, особливо когда они оба равно высочайшую честь божества получили. В прочем один из них делами своими вход в небо себе уже устроил; а другому оставалось еще во многих на земли подвигах добродетели обращаться. Чего ради в рассуждении первого только знать о приближающейся перемене его состояния, а от другого иметь различие бессмертные боги до времени хотели и дабы один из них действительным был украшением неба, а другой со временем таковых мог учиниться.
3) Следующей также сон удивления достоин, и имел сбытие славное, которой в одну ночь два Консула: а именно П. Деций Мусс, и Т. Манлий Торкват, во время жестокой и опасной войны с Латинами в укрепленном собою недалеко от подошвы горы Везувия лагере видели. Ибо обоим им во сне предсказал некто: что с одной стороны предводителю, а с другой войску поражену быть надлежит; и которого войска предводитель вступая в сражение с неприятелем за оное принесет себя на жертву, та сторона одержит и победу; и как Консулы на другой день приняли намерение о том своем сновидении, или приношением жертве богов молить, ежели то отвратить было можно, или повиноваться их воле, когда усмотрят, что так они благоволили, то и внутренние части жертв тоже подтвердили. Вследствие чего они между собою согласилась, чтоб которого крыло ослабевать начнет, тот судьбу всего отечества заменил собой; которая, хотя, впрочем, и тот и другой готов был то исполнить, избрала Деция.
4) И сие сновидение равно к общему богопочитанию служил народа. Как во время отправления простонародных игре, до открытия еще оных, некоторый господин слугу своего бив прежде, около фламиния вел с виселицею на казнь оного, случилось, что Ти. Атинию простому человеку во сне приказывал Юпитер объявишь Консулам, что в прошедших круговых играх предначинатель ему не нравился: что, ежели тщательным игр возобновлением заглаждено не будет, то от сего немалая пагуба городу последовать может. Однако как он опасался своею набожностью сделать затруднение в остановку Консулам, молчал о том, то вдруг сын его от приключившейся нечаянной болезни умер. Потом сам во сне от того ж бога вопрошаем будучи, что довольно ли он почитает себя наказанным за непренебрежение его повеления, как не хотел объявить о оном, то вскоре почувствовал ослабление в членах. И тогда уже; наконец по совету своих приятелей на носилках прежде в заседание Консулов, а оттуда в сенате отнесен будучи, представил весь порядок своего приключения к великому всех удивлению, и возвратив прежнюю членов крепость на ногах домой пошел.
5) Не можно в молчании оставить и сего сновидения. Как М. Туллий Цицерон общим согласием своих недругов послан будучи в ссылку стоял на наслеге в одной деревне Атиннского поля, то отягчен сном будучи видел себя, якобы он по пустым местам и не проходным странам скитается, и встретясь с ним К. Марий, имея при себе все знаки Консульского достоинства его спрашивал: для чего он столь печальный вид имеет и не знакомым путем идет. Потом услышав от него о случае, с которым он боролся, и взяв оного за правую руку, приказал ближе других стоявшему ликтору отвести его в свой замок, сказав ему: что для его состояния там приятнейшая соблюдается надежда. Не инако и воспоследовало. Ибо о возвращение его в Рим Сенат сделал определение будучи в Иовишевом храме, построенном Марием.
6) К. же Граху свирепость приближающегося несчастья во сне возвещена была явно и откровенно. Ибо он глубоким сном погрузяся, видел образ Ти, Граха своего брата, которой ему говорил: что никаким способом не избегнет подобной его смерти, как он извержен будучи из Капитолии лишился жизни. О сем сновидении многие слышали от самого Граха до вступления его еще в Трибунское достоинство, в котром он будучи, сходный с братом своим имел конец жизни. Так пишет Целий, достоверной тот истории римской сочинитель, что том он сам слышал, как еще Грах жив был.
7) Следующий сон еще покажется страннее. По побеждении Антония при Акцие, Кассий державший его сторону ушел в Афины; где находясь, в одну глухую ночь, как он в печали и размышлениях углубяся лежал на постели, думал: что в самой вещи идет к нему человек превеликого роста, черный с нечесаною и длинною бородою. А как Кассий спросил его: кто он такой был? На сие ответствовала что он ϰακοδαίμον злой дух. Каcсий испугавшись гнусного его вида и страшного имени, кликнув слуг к себе, спрашивал их: не видели ли они такого приметами входившего в покои или выходившего? А как они говорили, что никого там не было; то Кассии опять спать лег, и в другой раз тот же представился ему в мыслях. Чего ради он оставив сон, приказал огонь внесши, и не велел слугам отходить от себя. Между сею ночью и Кассиевою казнью, учиненною ему по повелению Цесаря, было времени очень не много.
8) Еще скорее сбылся сон самим делом Атерия Руфа, римского Кавалера, который за день бывшего представления битвы двух шпажников в Сиракусах во сне видел, что его заколол рециарий, один из шпажников; который сон он на другой день будучи на позорище рассказал возле себя сидевшим. Потом случилось, что по близости места Кавалеров рециарий с Мирмиллоном введены были. Как Атерий рециария в лице увидел, то подтвердил, что он точно от него почитал себя во сне убитым, и тогда же хотел идти с позорища, но сидевшие с ним разговорами своими разогнав страх его, причиною сделались его несчастной смерти. Ибо как рециарий пригнав Мирмиллона к тому месту, и одолев оного хотел поразить лежащего, вместо того пронзив мечом Атерия лишил жизни.
Внешние
1) Аннибалово также сновидение сколько для римлян ненавистно, столько точно предсказано было; которого не только бдение, но и самой сон нашей империи был вреден. Ибо он видел намерению и желанию своему соответствующий образ, и почел за посланного себе от Иовиша в виде смертного высокого юношу вождем, для учинения нападения на Италию; повелевающего ему, чтоб за ним он шел, не испытуя следов оного и не озираясь ни мало. Но Аннибал по врожденному во всех любопытству желая знать, что ему возбранено было, назад оглянувшись усмотрел чрезмерной величины змия сильным своим стремлением все встречающееся ему попирающего. После змия следовал пресильный дождь при страшном громе; за тем великая тьма наступила. Аннибал ужаснувшись сего видения и вопрошал: чтоб сие чудо знаменовало? Тогда вождь тот сказал ему: видишь ты пространство Италии. И так молчи; и прочее оставь судьбе таинственной.
2.) Александр Царь Македонской сколь явно предостерегаем был от виденного собою во сне образа, чтоб он осторожнее наблюдал жизнь свою, ежели бы только он со своей стороны избегнуть погибели старался. Ибо он прежде во сне видел, что Кассандр подает ему яд правою рукою, нежели то еще с ним последовало. Но он думал, что как его тот убивает, которого он никогда не видывал. По прошествии некоторого времени он и увидел Кассандра. Однако уведав, что Кассандр был сын Антипатров, то сказав притом еще стишок Греческий, умаляющей веру сновидений опасаться того не хотел более, тогда, когда уже отрава на жизнь его была готова; как и уверяют, что он отравлен от Кассандра.
3) Далеко снисходительнее были боги к Симониду стихотворцу, утвердив бывшее ему спасительное сновидение здравым рассудком. Ибо как он пристав на корабле к берегу, и увидя лежавшее на оном непогребенное тело земли предать намерение принял, то услышал глас от оного тела в свою предосторожность, чтоб в будущей день он не пускался в море: что он и сделал; которые же отправились оттуда, те от волн и бури в глазах его погибли. Симонид видя до весьма радовался, что жизнь свою лучше сновидению, нежели кораблю вверил. Памятуя же полученное от тела благодеяние превосходными стихами посвятил оное вечности, соорудив ему гробницу лучше и долговременнее в памяти человеческой, нежели какую он на неизвестных берегах встроил ему прежде.
4) Произвел свое действие, и тот образ во сне явившейся, который Креса прежде страха, а потом и печали исполнил. Ибо он видел, что один из сынов его, именем Атис, который был и скор на вымыслы и телесными дарованиями превосходил другого, а притом объявлен был наследником государства, оружием убит был. И так, что только к избежанию горести возвещенной во сне погибели сына служило, Крес всевозможное отеческое употребил старание к отвращению оной. Его он прежде на войны посылал обыкновенно; но от того времени при себе удерживал. Имел он у себя арсенал всякого рода оружием наполненный; но отец приказал и от того удалить его. Как находившиеся при нем мечи имели, после того опасались подходить к нему близко, однако неизбежная судьба подала вход плачу. Ибо как чрезмерной величины кабан портил сады, находившийся на горе Олимпе часто работников убивая, и в сем необычном зле жители требовали от Царя помощи, тогда сын упросил отца своего, чтоб он позволил ему ехать убить его. Что отец на то легко согласился, потому что он опасался убитому быть своему сыну от оружия, а не от зуба. Но когда все бывшие с Атисом на убийство кабана всеми силами устремились, то неминуемый случай предстоящего рока, тем копием, которое пущено было в зверя, поразил Атиса, а притом так, чтоб он убит был от того, которого смотрению отец поручил его особливо. Но как то сделано было неумышленно, а при том учинившей нечаянно убийство сожалел о том и просил прощения, то Крес, опасался раздражить богов странноприимства жертвоприношением пролитую кровь очистил.
5) И Кир старший неизбежной судьбы немалым доказательством служит, коего рождение к обладанию всею Асиею клонящееся предвещающие два сновидения Астиаг дед его сбытия лишить тщетно покушался. Он Мандану дочь свою, [о которой во сне видел, что она мочою своею все Асийские потопила народы] не за знатнейшего какого из Мидян, дабы в его род не перешло царское достоинство, но за небогатого Перса выдал. Потом родившегося Кира приказал бросить на пустом месте. Ибо он подобно во сне видел, что из ложесн Манданы выросло такое дерево, которое тенью своею все части его владения покрывало. Но Астиаг обманывал тем сам себя, старался в назначенном советом богов внуку его счастии человеческими происками воспрепятствовать.
6) Как еще Дионисий Сиракусский не имел никакого достоинства, то некоторая знатная женщина, именем Имера, во сне видела, что она вошла на небо, и осмотрев там всех богов жилища приметила, что один человек пресильный, рыжий я весноватый железными цепями скован лежит у престола. Иовишена под ногами, Тогда спросила о нем юношу, который водил ее смотреть неба: кто бы он таков был? В ответ услышала, что он будет лютым роком для Сицилии и Италии, и погибелью городов многих, когда он оков освободится. Сей сон Имера в следовавшей день многим рассказала. Потом как фортуна враждовавшая вольности Сиракусов и свирепствовавшая на жизнь невинных, освободив от небесной стражи Дионисия, как некоторый гром в спокойствие и тишину пустила, и он в великом множестве вышедшего из домов для поздравления и собравшегося смотреть народа вход имел в Сиракусы, тогда та женщина взглянув на него только, громко сказала, что тот самый, которого она во сне видела. Тиран о всем том уведав, старался ту женщину лишить жизни.
7) Безопаснее был сон матери сего Дионисия. Как она им была беременна, то во сне видела, что она родила маленького сатира. Она спрашивала о том прознаменовании толкователя, который возвестил ей, что имеющей от не родиться будет славнейший и сильнейший из Греков; что и сбылося,
8) Как Карфагенский вождь Амилькар осаждал Сиракусы, то во сне слышал глас возвещавший, что он в следующей день будет ужинать в Сиракусах. Чем Амилькар обрадован будучи, почитая, что как бы свыше обещана ему победа, собрал свое войско в намерении вступить в сражение с Сиракусцами, как между тем в войске его между Сицилианами и Пенами произошло несогласие, а Сиракусцы напав нечаянно на его лагерь и захватив его самого связанного привели в город. И так Амилькар более в надежде, нежели сновидении обманувшись, самим делом ужинал в Сиракусах, будучи пленником, а не. победителем, как он думал.
9) Алцибиад также бедственную свою кончину в неложном образе во сне видел. Ибо какою одеждою видел он во сне себя покрытого от своей любовницы, тою самою лежа убитый и непогребенный покрыт был действительно.
10) Следующее сновидение хотя несколько и продолжительно, в прочем для примерной его ясности оставить не можно. Два приятеля Аркадянина пошед в один путь вместе пришли в Мегару. Один из них стал в доме знакомца своего без платы, а другой на постоялом дворе за деньги. Тот, который стоял у знакомого в доме, во сне видел, что товарищ оного просит его о учинении вспоможения против хозяина двора постоялого, где он находится в опасности, и ежели он поспешит прийти к нему, то от предстоящей ему погибели его избавит. От такого видения товарищ пробудяся и встав, немедленно хотел идти во двор тот, в котором другой стоял. Но потом немилосердною судьбою оного человеколюбнейшее свое предприятие, как излишнее оставил, и почет то видение за пустое, опять спать лег. Тогда во сне тот же предстал ему товарищ, но уже израненный и просил его, чтоб, когда он не хотел учинишь помощи в соблюдении его жизни, по меньшей мере отмстишь за смерть его не оставил. Ибо хозяине убив его, положив в телегу и покрыв навозом везет к воротам. Толь неотступным прошением своего товарища побужден будучи, немедленно он побежал к воротам, и застав телегу во сне ему сказанную, хозяина того довел до смертной казни.

Глава Восьмая. О чудесах

Много также днем и наяву некоторым случалось так, как бы они ночью сном погружены будучи видели. А как исследовать трудно, откуда то происходило, или каким образом случалося, то таковые приключения по достоинству называются чудесами.
1) Из сих великого множества первое встречается. Как А. Постумий Диктатор и Мамилий Октавий вождь Тускуланский в великих силах близ озера Регилла в сражение между собою вступили, и несколько времени, ни та ни другая сторона с места своего не уступала; тогда со стороны римлян видимы были защитниками Кастор и Поллукс, которые неприятельское войско в конец поразили.
Равным образом во время войны Македонской П. Ватиний один из Реатинских начальников едучи ночью в город видел, что два юноши превосходной красоты на лошадях белых с ним встретяся ему возвестили: что прошедшего дня Царь Персей взят в полон Павлом. Ватиний объявил о том Сенату: но Сенате почет, что он такими пустыми словами его величество и власть презирает, приказал оного заключить в темницу. А как после Сенате усмотрел из письма Павлова, что точно в тот день Персей в полон попался, тогда Ватиний по освобождении своем из темницы получил в дар поместье, притом от всех тяжестей народных учинен был свободным. Кастор же и Поллукс, и тогда со стороны римлян стояли, и видимы были, что они на озере Ютурне с себя и лошадей своих пот омывали и стоявшего близ источника их храма ни кто не мог отверсти.
2) Но чтоб знать, сколько и другие боги нашему гражданству споспешествовали. Моровое поветрие чрез целые три года непрестанно мучило наш город; и как конца толикому и толь долговременному злу ни в божеском милосердии, ни в человеческой помощи не усматривали, то жрецы прилежно испытав Сивилл книги нашли в них; что не инако прежнее здравое состояние возвращено быть может, как ежели из Епидавра Ескулапий позван будет. Вследствие чего римляне туда отправили нарочных, надеяся по своей силе, которая уже тогда была весьма велика, истребовать оставшуюся единственно судьбою назначенную помощь. И не обманулись в своем мнении. Ибо сколь прилежно они просили, столь охотно обещана им была помощь, и Епидавряне посланных римлян в капище, отстоявшее на пять тысяч шагов от города немедленно проводили, и предлагали им доброхотно, чтоб, что они там за полезное своему отечеству сочтут, по своему желанию с собою взяли. Сему охотному позволению самое божество соответствовало, и слова смертных небесным согласием подтвердило. Ибо тот змий, [которого Епидавряне хотя редко, однако обыкновенно к великому своему счастию видя, как Ескулапия почитали] чрез знатнейшие части города, имея вид кроткий пополз тихо, и чрез целые три дня к общему удивлению соединенному с почитанием был видим и показывая явно склонность свою к переселению в славнейшее жилище пошел прямо к римской галере. А как матросы необыкновенного сего зрелища устрашились, то он спустился в то место, где была главная каюта К. Огулния, посла римского, и в несколько раз свившись заснул весьма крепко. Тогда посланные равно, как бы получив желаемое, по засвидетельствовании благодарности я получив наставление от искусных, служащее к почитанию оного, в веселии от берега отвалили; и продолжая путь благополучно, как к Анцию пристали, то змий, которой до того из корабля не выходил ни мало, к преддверию капища Ескулапиева выполз, вкруг которого находились миртовые густые деревья, и обвившись около пальмы, которая всех дереве была выше, чрез целые три дня гостил в Атиенском капище не вкушая предлагаемой себе обыкновенной пищи к немалой посланных боязни и чтоб он тут не остался. Однако дал отвезти себя в наш город. И как посланные на берег Тибра вышли, то он переплыл на тот остров, на котором после посвящено ему было капище; и прибытием своим пресек моровое то поветрие, против которого помощи от него ожидали.
3) Столь же охотно и Юнона переселилась в наш город. По взятии Фурием Камиллом города Веиев, воины по повелению предводителя статую Юноны Монеты, которая там с отменным благоговением была Почитаема, в намерении перевести ее Рим, хотели снять с места. А как один из них в шутку спросил богиню, что хочет ли она в Рим переселиться, то она ответствовала, что желает. Сей слышанной глас шутку обратил в удивление. И воины уже думая, что они не статую, но самую Юнону с небес переносят, в великом веселии поставили ее на той частя горы Авентинской, где ныне капище её видим.
4) Равномерно и статуя фортуны женской, находящаяся на четвертой миле от города по Латинской дороге, посвященная вместе с храмом в то время, как Кориалана прошение матери его отвело от разорения города, не однажды, но двоекратно выговорила сии слова: достойно вы меня видели жены, достойно и посвятили.
5) При Валерие же Попликоле Консуле, по изгнании Царей ведшим войну с Веями и Етрусками, которые Тарквинию возвратить власть прежнюю, а римляне полученную вольность удержать хотели, случилось, что, как Етруски с Тарквинием на правом крыле, одолевали уже римлян, нечаянно такой напал на них ужас, что не только сами победители в бег обратились, но страхом своим и сообщников своих Веиев к тому же побудили. В доказательство сего случая прилагается чудо. Сказывают, что внезапно услышан был ужасной голос из близ лежащего Арсинского леса произнесенной Силваном, в таких почти словах; что хотя и одним только больше падет этрусков; однако Римляне победителями останутся. Удивительную справедливость слов разобранные тела показали.
6) Не должно ли прославлять ту Достопамятную Марсову помощь, которую он подал римлянам к одержанию победы. Как Брутии и Луканцы, возбуждаемы будучи сильнейшею ненавистью, превеликими силами хотели разорить город Фурину, который защищал с особенною ревностью К. Фабриций Лусцин; и по собрании обоих войск в одно место с сомнительною удачею дело происходило, и как римляне вступишь в сражение не отважились, тогда представ им один юноша росту отменного, сперва начал оных уговаривать, к принятию храбрости. Потом видя их в прежнем состоянии схватя лестницу и прошед неприятельское войско пришел к их лагерю, и приставив оную к палисаду, взошед на оной, кричал оттуда громко: что уже сделано начало к победе; и тем самим наших для занятия неприятельского лагеря, Луканцов и Брутиев для защищения своих привлёк к тому месту; где вступив в сражение римляне страшились следствия сомнительного боя. Но он же употребив свое оружие и поразив неприятеля отчасти на погубление, отчасти в плен римлянам предал в руки. Ибо 20000 у неприятеля было побито 5000 с вождем обоего народа Стацием Статилием и с 23 знаменами римляне в полон взяли. На другой день Консул во время раздачи награждений тем, которые отменную храбрость оказали, объявил между прочим; что он венец полисадный тому оставил, кто первый вошел в лагерь. Однако как не выискалось того юноши, которой бы требовал оного награждения, то все сочли и узнали, что Марс отец был со своим народом. Между прочими сего явного случая знаками подтверждением служил найденной шлем с двумя перьями, коим небесная та глава была покрыта. Чего ради по повелению Фабриция благодарение Марсу отправлено было, и воины лаврами увенчанные с великим веселием духа свидетельствовали поданную себе от него помощь.
7) Теперь объявлю о том, о чем в свое только знали время; однако дошло оно и до потомков. Сказывают, что Еней увезши с собою из Трои богов домашних в Лавинии поставил. Оттуда Асканий перенес их в Албу–лонгу собою построенной город, из которого они сами в прежнее возвратились место. А как можно было думать, что они и человеческими руками перенесены обратно, то они будучи опять взяты в Албу–лонгу вторичным прохождением истину доказали. Я знаю сколько–то некоторые о движении и гласе богов бессмертных, что люди очами видели и ушами слышали, сомневаются. Но как я не новое предлагаю, а преданное повторяю, то пусть вступаются за то самые писатели. Я же за долг почитаю не отвергать того, как пустого, что в достоверных повествованиях обретается.
8) Упомянув о городе, от которого происхождение свое имеет наше гражданство, божественный Юлий, счастливый плод оного нам себя являет, которого К. Кассий, заслужившей имя общенародного убийцы, во время сражения филиппинского, будучи в жару чрезмерном, видел в образе превосходящем смертного, в пурпуровой палудамент облеченного, имеющего лицо грозное, и понудив лошадь на него стремящегося. От сего видения Кассий устрашася в бег обратился, выговорив прежде: что ж делать больше, когда и того не довольно, что я убил Цесаря. Не убил ты Кассий Цесаря; ибо ни какого божества, убить не можно, но лишив его жизни тогда, когда еще он носил тело, заслужил праведно, чтоб он будучи богом, столь на тебя был злобен.
9) Что же сказать можно, о приключении бывшем Л. Лентулу, которой плывя мимо берега, на коем труп Кн. Помпея вероломством Царя Птоломея убитого на ощепках изрубленной лодки был сжигаем и не зная случая вовсе, увидев сруб тот, которого самой фортуне стыдиться надлежало, сказал своим товарищам: что мы знаем! Не Помпея ли жгут сим пламенем? Чудо свыше посланного гласа.
10) Но сие сказано было человеком и по случаю, а следующее произошло почти из уст самого Аполлона; в котором случае Аппиевой смерти предследовало сбывшееся Пифии пророчествовавшей уверение. Он во время войны междоусобной, в которую Кн. Помпей с намерением себе вредным и отечеству бесплодным пресек согласие с Цесарем, желая знать об окончании превеликого смятения властью своею [ибо он был главным в Ахайи] начальницу Дельфского Оракула принудил идти в самую внутренность священной пещеры, откуда как известные требующим подаются ответы, так не умеренное приятие божественного дыхания вредно бывает. Чего ради силою приятого божества побуждена будучи девица ужасным звуком голоса между тайными слов околичностями Аппиеву смерть возвестила, сказуя: что сия война Римлянин тебя не касается ни мало; ты получишь Евбейскую Целу. Аппий со своей стороны, почитая то за ответ от Аполлона данный, чтоб не быть в опасности, в ту страну удалился, которая находится между Рамнунтом знатною частью Аттики и Кариста, лежащего близ Халкидского пролива, и называется Целою Евбейскою; где находяся до сражения еще фарсальского от болезни скончавшись предсказанное от Бога место для могилы занял.
11) Можно почесть в числе чудес и следующие приключения: что по сожжении священного хранилища Салийского ничего в нем кроме жезла Ромулова не найдено, что статуя Сервия Туллия, как храм сгорел фортуны, осталася невредима; что К. Клавдии статуя в преддверии храма матери богов, когда два раза горел храм тот, во–первых, при Консулах П. Насике Сципионе и А. Бестии, а потом при М. Сервилие и А. Ламие, на своем основании от огня пребыла невредима.
12а) Несколько также удивления сделал нашему гражданству сруб Ацилия Авиолы, которой и от медиков и от домашних за мертвого сочтен будучи, как несколько лежа был вынесен, и как огонь тела его коснулся, тогда он вскричал, что жив; требовал помоги от своего дядьки: ибо он притом действии оставался. Но как уже он пламенем обнесен был отовсюду, то не можно его было освободить от смерти.
Известно также, что и от Л. Ламия, мужа Преторского достоинства на срубе голос был слышан.
Внешние
1) Сии последние чудеса не столь удивительными делает Ера Памфила случай. О нем Платон пишет, что он между убитыми сражении лежал целые десять дней, и чрез два дня, как оттуда взят и на сруб положен был, ожил; а при том нечто удивительное виденное собою во время смерти рассказывал.
2) Понеже мы перешли к внешним примерам, то объявлю что с одним в Афинах ученейшим случилось человеком. В одно время он по случаю получил удар камнем в голову, и от того сделалось, что он все прочее памятуя единственно забыл науки, в которых особливо упражнялся. Лютая и злобная рана в душе уязвленного как нарочно испытав чувства, в том наипаче месте, которыми он веселился, жестокостью вреда оказалась, отменную ученость в человеке, крайне завистливым образом погашая. Для которого, ежели ему до конца жизни такою ученостью наслаждаться было не должно; полезнее б несколько было, когда бы он не начинал учиться, нежели чувствуя уже наук приятность оной лишиться
3) Но удивительнее покажется следующего случая повествование. Как жена Навсимена Афинянина застала сына и дочь свою в кровосмешении, то вдруг видения необычного устрашася, как на то время, чтоб не сердиться, так и на впредь будущее, чтоб не говорить о том, вдруг онемела. Они же беззаконное свое соитие произвольною смертью заплатили. Таким образом свирепствующая фортуна ее речи, а тех Лизни лишила. Напротив того к сему, о котором говорить намерен, была благоприятна.
4) Еглес Самской поединщик нем будучи, как его в рассуждении одержанного им верха, чести и награждения лишить хотели, от сильного негодования говорить стал.
5) Горгия также Епирянина храброго мужа рождение было славно; который в то время, как мать его хоронить несли, вышед из её утробы нечаянным своим криком гроб несших остановиться принудил, и необычайное зрелище собою отечеству своему подал, получив от матери почти уже на срубе бывшей жизнь и колыбель. Ибо в то ж самое время одна родила, будучи уже мертвая, а другой был вынесен к погребению, прежде нежели родился.
6) Божественной фортуны дал рану Ферейскому Язону некто искавший его смерти. Ибо как он улучив время, мечом его ударил, то рассек ему собравшуюся внутрь его гнилость, которой не могли выгнать медики, и тем освободил его от зла вредительнейшего.
7) Равномерно приятен был богам бессмертным Симонид, которого жизнь соблюдена от предстоявшей погибели; также изъят был от подавления. Ибо как он ужинал у Скопы в Крайоне городе фессалийском, то сказано ему было, что два юноши у дверей стоя усиленно просят, чтоб он поскорее к ним вышел. Симонид на двор вышед никого не нашел там. Впрочем, в то самое время тот покой у в котором ужинал Скопа, обрушась подавил как его, так и всех гостей у него бывших. Что сего счастия обильнее, которого ни море, ни земля свирепствовавшие лишить были не сильны.
8) Охотно за Симонидом полагаю Дафида, дабы всяк знал, сколько–то пользует воспевать хвалы богов, и сколько вредно божеству ругаться. Он того рода был учения, которого учители Софистами называются; и по сумасбродству своему дерзкими словами спросил Аполлона Дельфского насмехаяся: Может ли он найти лошадь, которой не имел вовсе. В ответ от Аполлона получил следующее: что найдет, но с тем, чтоб она сбив его с себя, лишила жизни. Как он оттуда весел возвращался, как бы насмеявшись ответов вере, то попал на встречу Царю Атталу, которого он употребляя за очно поносительные для него слова, озлобил, и по повелению его с камня, который назывался Лошадью, стремглав будучи сброшен, за посмеяние богам чинимое по безумию своему достойное получил наказание.
9) От того ж Оракула Филиппу Царю Македонскому сказано было, чтоб он коляски четвернею заложенной берегся. Вследствие чего Филипп запретил во всем своем государстве, впрягать по четыре лошади, и опасался всегда того места в Виотии, которое называлось Квадригою [четвернею]. При всем том возвещенного себе рода смерти не избегнул. Ибо Павсаний на эфесе меча того, которым убил его, имел изображенную о четырех лошадях коляску.
10) Сию неизбежную судьбу как отец, так и сын его Александре на себе чувствовали подобно. Ибо как Калан Индиец добровольно положил на зажженном сгореть срубе, и Александр запретил ему ничего ни приказывать, ни говорить вовсе; тогда он сказал, что я с тобою увижусь вскоре. И то выговорил не без причины: по тому что за произвольным его от жизни исходом скоро последовала смерть Александрова.
11) Погибели Царей по великости чуда равняется приключение гребца некоторого. Как он при береге Тирском спускал нечистоту со своего судна, то вдруг вал подхватил его в море; но другой нашедши со стороны противной опять его на судно взбросил. И так несчастного и счастливого вместе со слезами смешана была благодарность.
12) Как же почитать те естества игралища, которые оно в человеческих телах являло. Хотя правда, что оные были сносны потому что от мучения были свободны, впрочем, к чудесам их причислишь должно. Ибо сын Прусия Царя Вифинского, того же с отцем имени, вместо зубов верхних имел одинокую кость и равную, которая не делала его ни безобразным, ни препятствовала ни мало в употреблении пищи.
13) Напротив того Дрипетина, дочь Царя Мифридата, рожденная от Лаодикеи Царицы, двойные зубы имея, была весьма безобразна, которая была вместе и в побеге с отцом своим побежденным от Помпея.
14) Немалого удивления достойны глаза Страбоновы, о котором известно, что он имел взор столь острый, что с Лилибейской пристани выходящие Карфагенские суда в море мог видеть.
15) Но еще удивительнее глаз его Арестомена Мессенианина чудесное сердце, которое Афиняне за превеликую его хитрость вынув нашли, что оно все в волосах было. Ибо они его уже по нескольких кратах, когда он у них всегда уходил обманом, поймали.
16) Антипатр же Сидонянин каждый год в один только день своего рождения одержим был лихорадкою. А как уже он пришел в старость, то в день рождения своего по известному тому обращению болезни и умер.
17) Здесь кстати включить можно о Полистрате и Иппоклиде философах, которые в один день родились, одного и того же учителя Епикура были секты; имениями отцов своих владели нераздельно, и вместе всегда ходили: в школу; напоследок в одно время в старости и скончались. Кто б мог подумать, чтоб толь равное сообщество состояния и дружбы не в недрах самого небесного согласия рождено, возросло и окончено было?
18) Чего ради все сие потому за чудное почитать должно что ни в рассуждении детей Царей сильных, и самого Царя преславного, ни стихотворца ума превосходного мужей ученейших, ни человека состояния подлого, самое естество вещей, изобильной вещества доброго и худого художник, не могло дать причины. Не больше, как для чего бы столько коз диких естество соблюдает, что стрелами узвленных к спасительной помощи травы Диктамена [Полей дикой] как бы своими руками отводит, и делает то, что как они сей травы наедятся, то как от ран оружия, так и от яда скоро исцеляются. Или на острове Кефалонии, как везде скот всегда пьет воду, стада большею частью года разинув рот глотать с верху ветер и тем утолять жажду естество научило. Или для чего особливо в Кротоне в капище Юноны Лацинской с жертвенника пепла никакой ветер сдуть не может. Или откуда в источниках, из которых один течет в Македонии, в другой на поле Каленском вода имеет вина свойство, и употребляющие ее люди делаются пьяны. Не удивляться сим, но памятовать должно, ведая, что естество праведно толь великую власть себе присвояет, которое бесконечный труд в произведении всего имеет.
19) А как мы предследовавшие примеры внесли, которые превосходят силы нашего понятия, то и о змие Т. Ливием тщательно и красноречиво описанном упомянем. Ибо он объявляет, в Африке близ реки Ваграда такой величины змий был, что войско Атилия Регула не допускал из той реки брать воду. Много поел воинов ужасным своим ртом хватая, и многим хвостом своим длинным из мест вышибал составы. И как никаким метательным оружием кожи его пробить было не можно, то из великих орудии пускать в него стали, и едва частыми тяжелых кремней ударами убит был, которой живой всем Когортам и Легионам страшнее самой Карфагены казался. Он кровью своею всю реку наполнил, а от лежавшего его тела в околичных местах воздух заразился. Что принудило Римлян далее оттуда отвести свой лагерь. Ливий пишет, что кожа его, в Рим присланная, длиною была во сто двадцать футов.

Книга Вторая

Глава Первая. Об обряде супружеств и должностях свойства

Рассмотрев богатое и сильнейшее естества царство, предложу в порядке как нашего гражданства, так и прочих народов древние достохвальные установления. Ибо знать нужно, какие были начала настоящей жизни, которую мы под толь превосходным Монархом препровождаем счастливо, дабы рассуждение о том несколько пользовало и нынешним обыкновениям.
1) Древние римляне не только народные, но и приватные дела производили по прорицаниям получаемым от птиц полета; которому следуя обыкновению даже доселе при браках прорицателей употребляют. А хотя ныне прорицаний требовать и перестали, однако в самом имени наблюдают следы древнего обыкновения.
2) Жены с возлежащими мужьями сидя едали, которое обыкновение от человеческого сожития вошло и в божественные обряды. Ибо на пир Иовишев, он на ложе, а Юнона и Минерва приглашаются на стулья. Который род строгости в наше время тщательнее наблюдается в Капитолии, нежели в домах: потому что полезнее кажется богинь, нежели жен наблюдать обряды.
3) Которые жены довольствовались одним только браком, те целомудреннейшими почиталися. Ибо древние думали, что те особливо жены верно чистоту свою сохраняли, которые после первого брака более замуж не посягали, почитая многократные бракосочетания за знак некоторой незаконной невоздержности.
4) Разводов между мужем и женою от построения Рима чрез целые пятьсот двадцать лет не было. И первый Сп. Карвилий отпустил жену за неплодие, которой хотя и имел причину то сделать, однако не избег нарекания. Ибо тогда почиталось, что и самое желание детей долженствовало уступить любви супружней.
5) А чтоб приличествующая женщинам стыдливость тем в большей была безопасности, то в случае позыва на суд не позволялось их касаться дабы и самая одежда от прикосновения чужой руки была непорочна, употребление вина в древности женщинам римским со всем было неизвестно, чтоб они не могли впадать в некоторую непристойность: потому что от неумеренного употребления вина часто до непозволенной любви дело доводит. А чтоб их целомудрие Не было соединено со скукою и отвратностью, но имело пристойное увеселение, то мужья им позволяли носить множество золота и пурпуровое платье; а дабы более придать красоты себе, то. они горячим пеплом волосы свои делать красными весьма тщились. Ибо тогда. мужья совместников не опасались; но как жены смотрели на других без соблазна, так взаимно и другие на них без вожделения.
6) Когда же между мужем я женою происходила ссора, то они приходили в божницу богини Вириплаки находившуюся в Палации, и там о всем говорили, что им было надобно: напоследок оставив всякую ссору в согласии домой возвращались. Сия богиня, как объявляют, имя свое получила от укрощения мужей, которую не только чтить, но ежели не первейшие, то отменные жертвы ей приносите было должно. Ибо она будучи как блюстительница всегдашнего домашнего согласия в подобном любви сопряжении сама своим именем должную мужей власти, и женам честь отдавала.
7) Таковая наблюдаемая между супругами благопристойность не приличествует ли и свойству прочему. Ибо, чтоб самим малым знаком показать великую её силу, чрез несколько времени ни отец с взрослым сыном, ни тесть со своим зятем вместе никогда не мывались. И так видно, что столько же почтения крови и свойству, сколько самим богам бессмертным было отдаваемо: потому что в сих священных союзах обнажать себя столько ж, как бы то в каком сделать освященном месте, почиталось за противно.
8) Предки также установили пир торжественной, именовав оной Харистиею, к которому единственно однокровные и ближние приглашаемы были; чтоб, ежели какая произошла между некоторыми ссора, при священных стола обрядах и в веселости, посредством миротворителей пресечь оную.
9) Молодые люди старым в толь полном виде, и с такою осторожностью честь отдавали, что как бы все случившиеся старики общие их отцы были. Откуда они во время собрания Сената у или какого престарелого из Сенаторов, или свойственника, или отцова друга в заседание провожали, и не отходя от дверей, пока исправят долг свой, отведя их домой обратно, дожидались. Сею добровольною стражею и тело и дух свои к неленостному исправлению народных званий приобучали и в короткое время навыкнув почтению добродетели и в трудах упражнению, сами способнейшими в свет вступали. Когда же приглашаемы к столу бывали, то домогались знать, кто к оному будет; чтоб не занять места старшего: и по окончании стола первые вставать и выходить должны были. Из чего заключить можно, что как то мало и учтиво в продолжение стола в присутствии стариков говорили они обыкновенно.
10) Старики в пирах по свирелям знаменитые дела предков на стихах положенные певали, что бы в молодых, к подражанию тем удобнее вселить охоту. Что великолепнее, и что полезнее сего подвига быть может! Молодые сединами украшенным почтение отдавали; ослабевшие же уже в своих силах входящих в многотрудную жизнь воспитывали благоприятно. Я бы предпочел домашнее сие обращение несравненным Афинам, всякому училищу и чужеземному учению. Оттуда–то происходили Камиллы, Сципионы, Фабриции, Марцеллы и Фабии: а чтоб исчислением всех светил нашей империи не показаться продолжительным; оттуда, говорю, славнейшие небес жители божественные Цесари просияли.

Глава Вторая. О должностях властей и чинов разных, также об установлениях

Все вообще крайнюю любовь к отечеству имели, так, что чрез многие веки ни одного из Сенаторов не сыскалося, которой бы о чем–либо происходившем в рассуждении тайных предприятий Сената вне оного открылся. Один К. Фабий Максим, да и то по неосторожности, едучи в деревню, и встретясь на дороге с П. Крассом, зная, что он уже тому три года как Квестором, был сделан, но не ведая, что еще от Ценсоров к Сенаторам он был не причислен, [которым единственно образом в чинах уже бывшим вступать в ратушу было можно] обЪявнл ему о третьей войне Пунической, о которой в Сенате тайно рассуждаемо было. Сия погрешность Фабиева хотя была и небесчестна, однако он от Консулов получил за то выговор. Ибо хотели, чтоб молчаливость, как преизящный и надежнейший правления дел союз никогда не была нарушаема. И потому–то, как Евмен Царь Асийский, имевший к нашему гражданству великую склонность, дал знать Сенату, что Персей к войне готовится против Римлян, прежде узнать было не можно ни о том, о чем он писал, ни о том, что Сенат ему ответствовал, как уже услышали, что Персей в полон взят. Верное было и весьма скрытое сердце республики ратуша, которое полезным молчанием укреплено и ограждено было отовсюду: и вступавший в ратушу при самом входе сложив с себя любовь к единственным лицам., в народную облачались. И так почел бы кто, что не говорю, один, но как бы никто не слыхал, что столь многих вверено было слуху.
2) Древние же власти, сколь ревностно свое и римского народа величество соблюсти тщалися, отсюда познать можно, что между прочими знаками важности, и то весьма твердо наблюдали, чтоб Грекам всегда единственно на Латинском языке давать ответы. Но и того было не довольно. Как Греки на своем языке весьма были речисты, то принуждали чрез толмачей говоришь их не только в нашем городе, но в самой Греция и Асиии, дабы тем более почитаем был Латинской язык во всех народах. Обращались они и в науках: но думали, что во всем должны иметь римляне верх над Греками, почитая за недостойно прелестью и приятностью учения силе и важности властей быть водимым.
3) Чего ради не должно тебя К. Марий осуждать за несколько грубую ту твердость, что ты в старости своей сугубыми лаврами увенчанной и прославленной Нумидийскими и Германскими трофеями, будучи победитель не хотел учиться языку побежденного тобою народа. Я думаю, что ты для того то делал, чтоб от упражнения в чужестранном языке наконец обычаи отечества и языке свой не оставить. И так кто же ввел то обыкновение чтоб дела на Греческом языке производимы были? Молон, как думаю, ритор, учитель М. Цицерона. Ибо известно, что он первый из всех чужестранных народов без толмача говорил в Сенате. Впрочем, они по справедливости получил честь ту, потому что он великой силе красноречия способствовал Цицерона. Одно ты отменно счастливое отечество Арпинум произвело и преславного учения ненавистника, и изобильнейший оного источник.
4) Весьма тщательно наблюдали предки наши и тот обычай, чтоб никто не вступал между Консулом и ближайшим Ликтором, хотя бы он для оказания почтения хотел идти вместе. Одному только сыну, но и то в отроческом возрасте ходить пред отцом Консулом позволялось. Сей обычай весьма твердо был наблюдаем, так, что К. Фабий Максим будучи пять раз Консулом, и муж издавна весьма почтенной, а тогда находившейся в Глубокой старости, как сын его будучи Консулом, просил, чтоб он шел между им и Ликтором, не хотел на то согласиться. То ж сделал другой Фабий, который от Сената Легашом к сыну своему бывшему Консулом в Суессу был отправлен. Ибо как он увидел, что сын из почтения к нему за город вышел, то Фабий негодуя, что из двенадцати Ликторов ни один не приказывал сойти ему с лошади, будучи в великом сердце не сходил с оной. А как то сын его приметил, то приказал ближнему из Ликторов объявишь Легату, чтоб он предстал пред него. Услышав приказ Консульской Фабий, и тотчас по повелению исполнив, я, говорил отец сыну, высокой твоей власти быль не ослушен; но изведать, знаешь ли ты, как Консулу постулат должно. Ведаю ж и то, что сколько ты почитать отца обязан; однако я народные установления больше усердия приватного поставляю.
5) Объявив о достохвальных Фабиев поступках представляются нам удивительной твердости мужи, которые от Сената в Тарент нарочно отправлены будучи требовать известных недоимок, и претерпев крайние там обиды, так, что один из них мочою был облит, как на феатр [по обычаю Греков] введены были, то посольство свое теми самыми словами, в каких они от Сената наставление получили, отправили. Но о том, что они претерпели, не жаловались ни мало, единственно для того, чтоб не говорить ничего сверх повеленного: и вкорененное в сердцах их о древнем обычае мнение ни самим огорчением, которое от обиды бывает весьма несносно и чувствительно, не могло истребиться. Поистине Тарентинское гражданство искало ты конца твоему богатству, которым изобиловало к зависти многих доселе. Ибо когда ты о непоколебимом основании строгой добродетели гордяся настоящим твоим счастием с презрением думает, в то самое время на сильнейшее острие Империи нашей в слепоте и безумии твоем попало.
6) Но чтоб от роскошью растленных нравов к строжайшим предков установлениям обратиться. Сенаторы прежде всегда стаивали на том месте, которое и доныне называется Сенакулом, и не дожидалися повестки, чтоб собираться; но оттуда позваны будучи, прямо шли в ратушу. Ибо думали, что тот гражданин едва похвалы достоин, которой должность свою не сам собою, но по приказанию исправляет. Потому что в случае понуждения власти, исполнение дела наипаче побуждающему, нежели исправляющему приписывается.
7) О том также упомянуть должно, что Трибунам простого народа входить в ратушу не позволялося, но сидя на стульях при дверях они определения Сената с крайним вниманием рассматривали, дабы, ежели, что они опорочат, того не производить в дело. И поэтому в древних Сенатских определениях литера Т. была подписываема, а тем означаемо было, что и Трибуны народные то подтвердили. Они хотя о пользах простого народа пеклися и защищали оный против властей прочих, однако не возбраняли им давать серебреных сосудов и золотых перстней, что производимо было пред народом; дабы употреблением таких вещей власти правительств более сияния имели.
8) И Как величество оных было умножаемо, так воздержность весьма строго была наблюдаема. Ибо принесенных от них жертве внутренние части к Квесторам относимы и продаемы были. И в жертвоприношениях римского народа как почитание богов бессмертных, так и воздержание людей было: а между тем при сих алтарях наши полководцы научалися, сколь чистые им руки иметь должно. Воздержание же столько почитаемо было, что многих долги за то, что они добросовестно провинциями управляли, платимы были от Сената. Ибо ежели усмотрено было, что которые в отдаленности от отечества наблюдали славу и честь оного, таковых допускать до упадка внутрь оного за недостойное и гадкое почиталось дело.
9) Кавалерского же чина молодые люди каждый год двоекратно представлением себя народу под предводительством вождей великих делали честь народу; а именно: в день Луперкалов и во время Кавалерского смотра. Луперкалов обычай начало получил при Ромуле и Реме в то время, как они обрадовавшись, что дед их Нумитор Царь Албанской на том месте, где они воспитаны были, позволил им строить город, под горою Палатинскою, которую Евандр Аркадянин посвятил Иовищу, по совету Фавстула своего воспитателя, учинив жертвоприношение, и заклав коз несколько, яствами и видом удовольствовавшись. веселились; и разделив пастухов на две части, одевшись в кожи жертв закланных, одни на других нападение делали. Сего увеселения память каждый год в обращении праздников обновляется. Которые же кавалеры по чести своей имели на себе сверх платья пурпурою обшитую одежду, в рассуждении таковых установил К. Фабий, чтоб они 15 дня Июля в Капитолиум ездили при собрании народа. Он же будучи Ценсором с П. Децием для пресечения мятежа, [который происходил от того, что всякой подлый давал свой голос при избрании властей правительства] собирающейся народ на площадь разделил на три колена, наименовав оные Городскими. За которое полезное для отечества дело, Фабий, будучи, впрочем, и в воинских делах муж превосходной прозван Максимом [величайшим].

Глава Третья. О воинских учреждениях

Похвалы также достойна стыдливость римского народа, которой вдавался трудам и опасностям воинским охотно, между прочим о том старался, чтоб полководцы не имели нужды присягою обязывать людей в оклад положенных. Ибо крайнюю их бедность почитал подозрительною; а по той причине не употреблял таковых и в войско.
1) Но сей от долговременного наблюдения утвердившейся обычай нарушил К. Марий, набирая воинов и из людей самых бедных. Однако и он будучи, впрочем, гражданин знатный, но по новости своей знати нелюбим старым дворянам, а притом ведая, что ежели нерадивые, впрочем, благородные воины подлостью гнушаться станут, то злонравные добродетелей толкователи и его как в окладе положенного предводителя поносить могут, за благо рассудил презрительной такой набор для римлян отменить вовсе, дабы сей подлости зараза не коснулась и его славы.
2) Как войнам обучаться оружию, наставление дал П. Рутилий Консул, товарищ Кн. Манлия. Ибо он от себя, не следуя никому из бывших прежде себя полководцев, взяв из школы шпажников, учрежденной Кн. Аврелием Скавром искуснейших, ввел правила, какими образом наиспособнее отвращать неприятельские удары, а самому ранить: и соединил храбрость с искусством, чтоб искусство стремлением храбрости было действительнее, а храбрость знанием искусства безопаснее.
3) Первое употребление Велитов изобретено было в ту войну, как Фулвий Флакк Капую держали в осаде. Ибо как частым набегам конницы Кампанской наши конные будучи числом меньше сопротивляться были не в силах, по К. Невий сотник, выбрав некоторое число воинов из пехоты проворных, и дав им по семи коротких и кривых копей и по щиту малому, приказал скорым скаком с сидящими конными соединяться и опять с их лошадей соскакивать: дабы удобнее в конном сражении приданные пехотные, как людей так и лошадей могли у неприятеля ранить. Сей новой вид сражения привел в бессилие неприятельскую конницу, которая была единственною помощью вероломным Кампанцам. По чему изобретателю оного честь отдается доселе.

Глава Четвертая. О представлениях театральных

1) От воинских учреждений по близости в домашней лагерь, то есть к театрам перейти должно. Потому что и на сих часто бои происходили с подобным жаром: и хотя выдуманы они были для изъявления богам почтения и для увеселения народного, однако не без некоторого нарушения покоя удовольствие народное и богопочитание, для показания сценических чудес, граждан кровью обагряли.
2) Хотя было Мессалла и Кассий Ценсоры и положили начало театрам, начав строить первый, однако по совету П. Сципиона Насики все служащие к оному приуготовления проданы были с публичного торгу. И определением Сената запрещено было, чтоб никто не только внутрь города, но ниже ближе тысячи шагов от оного мест не ставали, чтоб игры смотреть сидя: дабы и в отдохновении от дел всегда наблюдаема была твердость в стоянии, как собственной знак римского народа.
3) Чрез пятьсот пятьдесят лет Сенаторы на ряду с прочийми стоя игр смотрели. Но сей обычай отменил Атилий Серран и Л. Скрибоний Едилы во время отправления игр богов Матери, следуя мнению Сц. Африканского старшего, и отделив места Сенаторам от мест прочего народа. Сие отличие произвело отвращение в народе, и любовь оного к Сципиону умалило крайне.
4) Теперь объявлю причину игр установления от самого их начала. Во время Консульства К. Сулпиция Петика и К. Лициния Столона бывшее весьма сильное моровое поветрие наше гражданство удалив от дел военных изыскивать способы к отвращению зла домашнего и внутреннего принуждало; и уже более в отменном и новом богопочитании, нежели в каком человеческом совете помощи обрести надеялись. Вследствие чего для умилостивления божества небесного сочинены были стихи хвалы богов содержащие, которые народ со всяким вниманием слушал; довольствуясь до сего времени теми бываемыми в кругах играми, которые отправлял первый Ромул захватив девиц Сабинских под именем Консуалиев. Но как обычай есть в людях весьма малые начала производить с великим тщанием далее, то к стихам в честь богов сочиненным молодые люди простым прежде и нескладным движением тела, забавляяся придали телодвижение. А сие подало случай вызвать игрока из Етрурии, которого казистые обороты делаемые по древнему обычаю Критян и Лидян, [от которых произошли и Етруски] приятною новостью очи римлян усладили. И как игрок у них Гистрионом назывался, то по нем театральных действующих лиц Гистрионами называть стали. Потом по малу шуточная наука дошла до стихов Сатирических, от которых первый из всех стихотворцев Ливий преклонил зрителей к Комедиям. Он будучи своего сочинения и представлятель, как зрители часто его просили о повторении действий, то он от того охрипши, и употребляя мальчиков и флейты согласной голос, сам молча производил забавные движения. Аттелланы призваны были от Осков: Которой род увеселения Италианскою строгостью был ограничен, а по тому почитался и не бесчестен. Ибо таковых не выключали ни из колена, ни в военную службу вступать не возбраняли.
5) И как прочие игры по самым наименованиям известны, откуда свое ведут начало, то не противно кажется объявить о начале игр столетних, о котором роде не столько известно. Как город и селения от сильного морового поветрия опустошаемы были, тогда Валесий живший в деревне, будучи человек заживной, у которого также два сына и дочь с отчаянием уже врачей больны были, пришед к очагу, чтоб принести им воды теплой, и пав на колени просил богов домашних, чтоб они детей его опасность на него обратили; тогда услышал таковой глас: что дети его выздоровеют, ежели он в скорости рекою Тибром в Тарент привезет их, и там взяв с жертвенника Плутона и Просерпины воды теплой напоит оных. От сего предсказания Валесий весьма смутился, что и продолжительной и опасной путь ему повелевали боги: но как жизнь детей его была уже сомнительна, то одолевши страх представлявшейся немедленно, приказал их отнести к берегу Тибра, [ибо он жил в своей деревне близ села страны Сабинской Ерета] и едучи в судне к городу Остии в самую полночь пристал к Марсову полю. А как больные жаждою томимы были, то он желая облегчить оную, но не имея огня довольного в судне, от кормщика услышал, что неподалеку дым видим. Притом как ему кормщик приказывал, чтоб он в Тарента шел, [так то называлось место] тогда Валесий схватив сосуд поспешно, и почерпнув воды из реки понес туда, где дым казался, почитая, что как бы он получил некоторые следы по близости посланной помощи свыше: и на земли дымящейся только, а не имеющей никаких от огня остатки, твердо на знак тот добрый положася, собрав в скорости несколько щеп там случившихся, и дуя непрестанно огонь вывел, и нагрев дал ее пить своим детям. Они напившись воды и спав потом крепко и долго сверх чаяния от болезни освободились, и отцу своему рассказали, что они во сне видели богов им неизвестных, которые губкою тело их отирали и приказали, чтоб они на жертвеннике Плутона и Просерпины, с которого им питье принесено было, заклали черную жертву, а притом приготовили Лектистерниум и ночные отправили игры. А как отец их в том месте никакого не видал жертвенника, но думал, что боги требуют, чтоб он посвятил им, принял намерение для покупки жертвенника ехать в город; а между тем оставил несколько человек, для основания оного рыть до материка землю. И как они исполняя приказание своего господина на двадцать футов в глубину земли вынули, то увидели жертвенник Плутона и Просерпины с надписью. Услышав о сем Валесий от раба своего, оставив предприятие ехать покупать жертвенник, черные жертвы заклал в Таренте; отправлял ночные игры и готовил Лектистернии по три ночи, по числу освободившихся от смерти детей своих.
Следуя его примеру Валерий Поплкола, бывший первый Консулом, желая испросить помощь гражданам в случае подобном, пред тем же жертвенником учинив обет всенародно, и заклав несколько скотин черных, то есть Плутону волов, а коров Просерпине, готовя так же Лектинстернии и игры по три ночи, напоследок жертвенник по–прежнему землею засыпал.
6) За богопочитанием, для которого прежде отправляемы были игры, с умножением богатств от времени до времени более, последовали великолепные приуготовления к оным. Откуда К. Катулл, подражая Кампанцам, первый над великим множеством зрителей сделал полотняные крыши от солнца. Кн. Помпей всех прежде пустив ручьями воду по пристойным местам уменьшил зной летний. К. Пульхер шатер под которым представления производились различием цветов украсил, которой прежде на простых разбит был древцах. Оной наконец весь К. Антоний серебром, Петрей золотом, а К. Катулл слоновою убрал костью. Передвижным сделали Лукуллы; серебреными снабдил орудиями П. Лентул Спинфер: а статуи богов, которые на театр переносимы были имевшие прежде пурпуровые одежды, М. Скавр убрал одеянием высочайшего искусства.
7) Игры шпажников в первой раз при Консулах Ап. Клавдие и М. Фулвие, от М. и Д. детей Брутовых отправляемы были на воловьем рынке в память и честь умершего отца их. Поединщиков бои, произошли от чивости М. Скавра.

Глава Пятая. Об умеренности в содержании и простоте

1) Статуи позлащенной не только в нашем городе, но ниже в одной части Италии никто не видал прежде, как М. Ацилий Глабрион конную, поставил в честь отцу своему, в храме Благочестия, который при Консулах П. Корнелие Лентуле, и М. Бебие Тамфиле им посвящен был. Потому что отец его получил желаемое по обету, победив Царя Антиоха близ Фермопил.
2) Право гражданское, которое чрез многие веки во внутренности храмов божеских хранимо и одним Первосвященникам известно было, Кн. Флавий рожденный отцом отпущенником, и сделавшись с великим негодованием дворянства Едилом Курульным, сделал всем известным, и Фасты почти всем находившимся на площади читать позволил. Сей Флавий, как надобно ему было навестишь в болезни своего товарища, и дворяне множеством своим весь покой наполнивши не дали ему места, приказал принести Курульные кресла, и сколько в соблюдение своей чести, столько для отвращения от себя презрения сел на оных.
3) Следствие в рассуждении отравления ядом и нравам и законам римским неизвестное прежде, по открытии многих женщин в сем злодействе началось. Как оные мужей своих коварно и тайно ядом умерщвляли, наконец по доносу одной служанки на суд позваны были, из которых сто семьдесят на смерть осуждены были.
4) Игроки также на духовых инструментах собирался на рынке обращали на себя взор простого народа, которые в публичные и приватные праздники, кукольные игры, нарядив статуйки в разное платье и шапки, представляли, наигрывая пристойные песни. Отсюда они большую получив смелость, как в одно время запрещено им было есть в Иовишевом храме, что они по старому обыкновению делали, то осердяся ушли в Тибур. Сенат сожалея, что при жертвоприношениях их не было, чрез нарочных просил Тибуртян, чтоб они по благосклонности своей возвратили их храмам Римским; но игроки на то согласишься не хотели. По чему Тибуртяне такую употребили хитрость. Они сделав вид празднества, притворно пригласили и их к столу торжественному. И как музыканты наевшись и напившись вина безмерно заснули крепко, то Трибуртяне положив их на телеги в Рим отправили, где им и прежняя честь возвращена была, и право прежней игры отдано по старому.
5) Наблюдаемая от древних простота в кушанье была не ложным знаком благоприятства вместе и воздержания. Ибо знатные люди обедать и ужинать открыто не стыдились: и конечно они таких еств не имели, которые бы стыдно было показать народу. Они крайне были умеренны, так, что чаще употребляли простую кашу, нежели хлеб. А потому и в жертвоприношениях, что называлось молею, делалось из муки и соли: потрохи жертв мукою посыпали и цыплятам, по которым прорицания получали, ставили кашу. Ибо в старину приношениями своей пищи чем простее богов умилостивляли, теме действительнее.
6) И особливых также богов и богинь для благотворения почитали. Фебре [лихорадке] богине, чтобы она меньше вреда причиняла делали капища, из которых еще одно на горе Палацие, другое на месте Марианских монументов, третье на высоте той части, которая называется Долгою деревнею, стоят и доныне: и в оные относимы были те лекарства, которые больным прикладываемы были к телу. Сии лекарства изобретенье были для уменьшения жара в мыслях с некоторым способом употребления. В прочем же к выздоровлению их известнейшей и надежнейшей был знак старание: и доброго здравия оных, как бы некоторая мать была умеренность, которая роскошные ествы ненавидит, не употребляет вина с излишеством, отвращается также от неумеренного употребления похоти.

Глава Шестая. Об установлениях чужестранных

1) Такого же было мнения и подобившееся в важности нашим предкам Спартанское гражданство, которое повинуяся строжайшим Ликурговым законам чрез долгое время глаза граждан своих от того удерживало, чтоб они на Асию не взирали; дабы пленясь её прелестями не вдались в жизнь нежнейшую. Ибо они слыхали, что оттуда вышла роскошь, излишние расходы, и все те удовольствия роды, без которых обойтись можно. И первые Ионяне употребление благовонных мазей, в пирах венки и закуски к великому поощрению к роскоши изобрет ввели в обычай. Но и неудивительно, что таким людям, которые в трудах и терпении всегда обращались, и как бы наикрепчайшие были отечества жилы, от чужеземных нежностей приходить в слабость, и делаться неспособными не допускали. Ибо они примечали, что легче от храбрости к роскоши, нежели от роскоши к храбрости переходят люди. И что они не напрасно того опасались, вождь их Павсаний доказал собою; который произвед дела великие, как скоро в Асийские вдался обычаи, то ослабев в своей храбрости, и держася оных, нежить себя не стыдился.
2) Того же гражданства войско обыкновенно не прежде в сражение вступало, как от голоса флейты по стопам Анапестическим производимого жар приглашения почувствовав в сердце, живым и скорым ударением звука к храброму нападению на неприятеля побуждаемо было. Они же, чтоб утаить и скрыть текущую из ран кроя свою, в сражениях употребляли платье красноватого цвета. Делали же то не с тем, чтоб увидя кровь на платье не прийти в робость, но чтоб тем отнять надежду у неприятеля к одолению.
3) За Лакедемонянами имевши в войне дух отменно мужественный, следуют Афиняне, которые поступали с благоразумием отменным в мирное время. У них ленивцы от праздности истаевающие из своих убежищ на площадь. как преступники пред народ выводимы были, которых судили и наказывали столь же старого, как и оных.
4) В сем же городе находится святейший совет именуемый Ареопагом, в котором весьма прилежно смотрели, в чем всякой житель упражняется, и каким живет промыслом, дабы люди [памятуя то, что отчет в жизни, дать надобно] честно жить старались.
5) Здесь же прежде всех мест введено в обыкновение было добрым гражданам для чести венцы давать, которые сплетаемы были из двух масличных ветвей; и на первого такой венец возложен был Перикла, Похвальное учреждение, хотя смотреть на дело, хотя на лице самое. Ибо и честь есть весьма достаточная пища добродетели, и Перикл был достоин, чтоб начало даяния такого дара от него наипаче пошло в потомство.
6) Сколь же достопамятно и то учреждение Афинян? что отпущенник, когда узнает о нем господин его, что он к нему неблагодарен, лишаем был вольности права. Не хочу, говаривал господин, видеть тебя более гражданином, когда ты такого не чувствуешь дара; и не могу увериться, чтоб ты был городу полезен, когда к господину своему является столь неблагодарен. И так поди, будь раб по–прежнему, потому что ты не умел быть вольным.
7) По Афинянах Массилиенцы также до сего времени наблюдая древние обычаи употребляют важность установлении строго, которые особливо знамениты дружелюбием с римлянами. Они позволяют троекратно отпуск одного делать недействительным, когда он троекратно обманет своего господина. В четвертой ошибке помогать не рассуждали за благо: потому что уже тот сам своей обиды делался виною, которой допустил столько раз поступишь с собою худо. В сем же гражданстве крайне также наблюдалась строгость, и не позволялось входить в то место, где комедии отправлялись, мимам, которых содержания действий от большей части блудодеяния в себе заключали; дабы от привычки смотреть на то, не родилось поползновение им в том следовать. Всех же вообще, которые под притворным видом набожности трудов убегая пропитания лености искали, в свои земли вовсе не пускали, почитая за нужное истреблять ложную и притворную святость. Между прочим от самого начала города у них меч хранится, коим истребляют злодеев. Его хотя и ржа изъела, и едва он может отправлять свою должность, впрочем, и в самых малых вещах наблюдать во всем точно древние обычаи заставляет.
Два также обыкновенно у ворот их стоят гроба, один, в котором отпущенников, а другой, в котором рабов тела на одре к погребению отвозят, которое без слез и без рыдания домашним жертвоприношением и столом для ближних оканчивается. Ибо что пользует или плакать много, или божеству завидовать, что оно разделить с ними бессмертия не благоволило. Яд растворенный дурманом хранится в сем гражданстве публично, которой тому дается, кто представит причины шестистам [под сим именем Сенат их разумеется], по которым ему смерти желать должно, И судии выслушав от такого побудительные причины, по своему доброжелательству, которое не допускало безрассудно окончать жизни, и благоразумно умереть желающему подавало ближайший способ к смерти, как в несчастии, так и счастии жизнь препровождающим [ибо и то и другое первое, чтоб не продолжилось, другое, чтоб не оставило, равно бывает побуждением к пресечению жизни] похвальной иметь конец жизни позволяли.
8) Сие последнее, обыкновение, как я думаю, произошло не от Галлов, но перешло из Греции; в рассуждении которого я приметил, что оно еще наблюдалось на острове Цее, Когда я едучи с Секстом Помпеем в Асию, находился в городе Юлиде, то случилось, что одна весьма знатная женщина будучи в глубокой старости, представив причины гражданам, для чего они должна была жизнь оставить, приняла намерение умертвить себя ядом; при том почитала, что в присутствии Помпея смерть её гораздо будет славнее. Помпей будучи муж как всех других добродетелей, так и снисходительства преисполненной, не хотел прошения её отвергнуть В следствие чего пришед он к ней, словами тронуть каждого сильными [которые как бы от изобильного источника красноречия проистекали] долго отводить ее от предприятого намерения старался, но без всякого успеха, и напоследок допустил оное исполнить. И женщина та будучи девяноста лет от роду со всякою духа и тела чистотою легши на постелю, которая, сколько узнать было можно, убрана была обыкновенного лучше, и опершись на локоть говорила: Тебе Секст Помпей пусть наипаче воздадут самые те боги, которых я оставляю, а не те, к которым отхожу теперь, что ты ни увещателем мне в рассуждении жизни, ни зрителем смерти быть не погнушался. Что ж до меня принадлежит, продолжала, то я всегда благоприятную к себе имела фортуну. Но чтоб желая жить долее наконец принуждена была ее же самую увидеть противную, остатки моей жизни на счастливой конец променяю, двух дочерей и семерых внучат по оставляя. Потом сделав увещание своим, чтоб они пребыли в согласии, разделив им наследство, и препоручив домовое жертвоприношение старшей своей дочери, сосуд тот, в котором яд растворен был, бодрым видом приняла в правую руку. После сего вылив несколько из оного на землю в честь Меркурию, и призвав в помощь божество его, дабы он путем спокойным перевел ее в лучшую часть селения преисподнего, смертоносной яд тот выпила охотно, и сказывала, в которые части тела вступала хладность смерти: а как выговорила, что уже она к самым внутренностям и сердцу приближалась, то позвала к себе дочерей своих, что бы они глаза её затворили. Бывшие с нами римляне хотя от сего необыкновенного зрелища в изумлении были, однако не без слез оставили дом тот.
9) Но чтоб к Массильскому гражданству, от которого я сею повестью удалился, возвратиться. С оружием входить в их город никому не позволялось; и всегда человек стоял у ворот, которой отобранное для сбережения при выходе из города возвращал оружие пришельцу; дабы их странноприимство, сколько для пришельцев было благоприятно, столько и для них самих безопасно.
10) Когда я оставляю город Массилию, то встречается мне обычай Галлов, которые иногда в займ давали деньги, как гласят о них предания, с тем, чтоб оные возвращены им были у преисподних. Ибо они уверены были, что души человеческие бессмертны. Можно бы было их назвать глупыми, ежели бы не то же думали Браккаты, что утверждал и Пифагор Грек будучи природою.
11) Сколько философия Галлическая была сребролюбива и лихоимна, столько Цимбров и Целтиберян весела и мужественна, которые будучи в сражениях радовались о том, что славно и счастливо жизнь оканчивают. Напротив того в болезни плакали, что столь бесславно и бедно умереть им надобно было. Целтиберяне так же за противно почитали, после сражения в живых оставаться, когда тот убит бывал, за соблюдение которого они жизнь свою подвергали смерти. Вообще же похвально обоих народов постоянство, что они и целость отечества храбро защищали, и верность в дружестве соблюдали твердо.
12) Фракийской тот народ по достоинству похвалу премудрости себе присвоять может, у которого в обыкновении было, что при рождении всегда смешенно с плачем торжествовали, а погребение с веселием отправляли. Особливо что они так поступали не имея никаких от ученых людей наставлений, но единственно взирая на состояние нашей жизни то делали. И так надлежит удалить от себя общую всем животным приятность, которая заставляет и делать и терпеть гнусного много. Ибо по удалении её, и конец самой жизни блаженнее получить можем.
13) Чего ради справедливо Ликияне поступают: когда у них бывает случай плачевной, то они надевают женское платье, чтоб устыдяся того безобразного одеяния скорее безрассудную ту печаль оставить.
14) Но что я хвалю весьма мужественных в сем роде людей я благоразумных? Посмотрим на Индийских женщин, между которыми [как по обычаю их отечества многим за одного выходить позволяется] по смерти мужа великой, спор и суд о том происходит, которую он любил больше. Победительница в великой радости бывает, и провождаема будучи от родни своей, имея вид веселой кидается на огонь мужней и с ним как наисчастливейшая сжигается вместе. Побежденные же в великой горести и печали остаются в жизни. Поставь на среду Цимбрическую неустрашимость, придай Целтиберян верность, соедини мужественную фракиян мудрость и приложи хитро изобретенное Ликианами средство к удержанию себя от плача, однако всему тому предпочтет Индийской сруб вожженной, на которой жены от любви к мужьям своим, как бы на супружнее ложе, ищя и умереть вместе, восходят.
15) По такой славе жен Индийских представлю безобразие жен Пунических, дабы сравнением оное показать тем в гнуснейшем виде. В Сикке находится капище Венерино, в которое собирается женской пол, и оттуда выходя на промысл приданое собирали, отдая на ругательство свое тело, в намерении соединишь честное супружество с толь бесчестным союзом.
16) Весьма похвально обмановение было у Персов, что они детей своих не видели прежде, как семь лет им исполнится; дабы теми сноснее была смерть умирающих до семи лет.
17) Не можно осуждать и Царей Нумидийских, которые по обычаю своего народа ни с кем не целовались. Ибо что находится на самом верху достоинства и чести, тому, чтоб тем более к себе почтения имело, должно быть чужду обыкновения, которое низкого степени люди всегда употребляют.

Глава Седьмая. О воинской дисциплине, которую римляне наблюдали

Теперь приступаю к особливой красоте и утверждению Империи римской, [которая спасительным рачением до сего времени наблюдаются цело и нерушимо] наикрепчайшему союзу воинской дисциплины, в которой объятиях и защите веселое и тихое состояние блаженного пребывает мира.
1) П. Корнелий Сципион получивший проименование от разорения Карфагены, в Консульском достоинстве отправлен будучи в Испанию, дабы смирить. прегордых Нумантинян, в самое то время, как вступил в лагерь, отдал приказ, чтоб все то, что показывало роскошь, истребить и удалить из оного. Вследствие чего тогда, как известно, великое число маркитантов и слуг наемных с двумя тысячами непотребных женщин из оного вышло. Ош такой скверной и поносной мерзости наше войско очистяся, которое прежде умереть опасаяся утверждением предосудительного мирного договора себя обесславило, по восстановлении прежней храбрости, и по оживлении её, крепкую ту и сильную Нуманцию сжегши и разорив с землею сравняло. И так знаком нерадения о воинской дисциплине была бедственная Манцинова сдача, а наблюдения оной, награждения и великолепнейший Триумф Сципионов.
2) Ему во всем Метелл следуя, как будучи Консулом находившееся в Африке войско во время войны Югуртинской, застал от излишнего послабления Сп. Албина в великом беспорядке, то всю употребил к тому власть свою, чтоб по–прежнему восставить воинскую дисциплину, и не помалу стал за нее приниматься, но вдруг всю привел в надлежащее состояние. Ибо тотчас слуг наемных удалил из лагеря, и запретил маркитантам продавать вареное кушанье. В походе также не дозволил употреблять ни слуг, ни скот, чтоб нести оружие или везши провиант, но чтоб сами воины как оружие, так и провиант носили с собою. Переменил и место лагеря, и укрепил оное рвом и валом, как бы Югурта всегда стоял пред глазами. И так, что же возвращенное воздержание и восстановленный добрый порядок в войске принесли пользы? Частые родили победы и многие доставили трофеи от того неприятеля, которого до того римские воины, находясь под властью угождавшего им предводителя, и в тыл не видали.
3) Не меньше строго и те воинскую наблюдали дисциплину, которые на союз свойства не взирая, отмщение и наказание за нарушение оной с некоторым, впрочем, бесславием домов своих употреблять не опасались. Ибо П. Рупилий Консул в ту войну, которую он производил в Сицилии против беглых, Кв. Фабию своему зятю, что он от нерадения потерял Тавроминианскую крепость у приказал выехать из провинции.
4) К. Котта еще поступил строже: которой препоручив осаду Липаританскую П. Аврелию Пекуниоле своему зятю, сам отправился в Мессину, для повторения прорицания; и возвратяся оттуда высекши его розгами сделал рядовым воином в пехоте, за то, что его несмотрением палисад сожжен, и почти лагерь взят был неприятелем.
5) Кв. Также Фулвий Флакк Ценсор Фулвия своего брата, которой когорту из своего легиона без позволения Консульского домой отпустить осмелился, лишил Сенаторского достоинства. О сих примерах надлежало б говорить пространнее, если б я непонуждаем был еще важнейшими. Ибо чтоб труднее можно было сделать, как приказать союзом свойства соединенному и равно знатному происхождением с поношением домой возвратиться; или бесчестно сечь розгами того, которой общим именем и древним сродством сопряжен был; или употребить строгость Ценсорскую против брата. Хотя бы знатные гражданства по одному такому в себе имели примеру, то бы довольно славными воинскою дисциплиною быть казались.
6) Наш город наполнившей весь свет всякого рода чудных дел примерами, мечи собственною кровью предводителей обагренные, [чтоб нарушение порядка воинской дисциплины без наказания не оставалось] из лагерей, к славе республики, а к собственной предводителей печали, двояким принимал видом, будучи в недоумении, поздравлять ли прежде или утешать их надлежало. По чему и я в сомнении пребывая о вас, воинских порядков строжайшие наблюдатели, Постумий Туберт и Манлий Торкват, упоминаю и предлагаю, предусматривая особливо, что множеством похвал, которые вы заслужили, обременен будучи, покажу более ума моего слабость, нежели ваши совершенства представлю, как достоит. Ибо ты Постумий будучи Диктатором А. Постумия, которого родил с тем, чтоб он продолжил род твой, и заступил по тебе место в домовых жертвоприношениях, и которого ты младенческие ласки лобызал в твоих объятиях, которого в отрочестве наукам, а в юношестве обучил военному искусству, непорочного, храброго, горящего любовью как к тебе, так и отечеству, что он без твоего позволения, но сам собою вышед из лагеря побил неприятеля, приказал победителю отрубить голову: и то исполнить возмог он приказать отеческим твоим голосом. Ибо я знаю, что тогда глаза твои при яснейшем свете мраком покрывшися не могли взирать на великое духа твоего дело. Ты также Манлий Торкват, будучи при отправлении войны с Латинами Консулом, сына своего, которой побужден будучи от Геминия Меции вождя Тускуланского без ведома твоего вступил в сражение, при возвращении его со славною победою и со знаменитою добычею приказал схватить его Ликтору и заклать наподобие жертвы; почитая лучше отцу лишиться храброго сына, нежели отечеству воинской дисциплины.
7) Какой, мы думаем, имел Дух Л. Квинкцин Цинциниат Диктатор в то время, когда победив Еквов и покорив оных во власть совершенно, Л. Минуция Консульское достоинство сложить принудил за то, что неприятели в лагере его осадили. Ибо он почитал за несогласно с человеком толь великого достоинства, чтоб не храбростью, но валом и рвом от неприятеля защищаться, и которой не устыдился римское войско показать неприятелю боязливым заперши все входы в лагерь. Вследствие чего двенадцать верховной власти знаков, которые служили наивеличайшим украшением Сенату, Кавалерскому чину и всему прочему народу, и коими управлялося Лациум и целой Италии пространство, изорванные и изломанные повержены были к ногам Диктатора его осудившего. При том чтоб без наказания не осталася и обесчещенная военная слава, то Консул, которой прежде наказывал сам других за всякие преступления, довольно от Диктатора был наказан. Таковыми [ежели сказать можно] очистительными жертвами Марс отец Империи нашей, когда несколько от твоих установлений отступаемо было, божество твое умилостивляли: ближних, сродников и братьев бесчестием, сыновей смертью, и поносным Консулов сложением с себя чина.
8) Следующий пример по степени чести сходствует с прежним. Папирий Диктатор, как против его повеления К. Фабий Руллиан бывший Главным начальником над конницею, войско к сражению вывел, и поразив, впрочем, Самнитян в лагерь возвратился, не смотря ни на его храбрость, ни на успех счастливый, ни на знатность рода, приказал приготовить розги и раздеть оного. О удивления достойного зрелища! И Руллиан, и Главный начальник конницы и победитель по растерзании одежды и обнажении тела отдается на мучение Ликторам, дабы из полученных ран в сражении новыми ударами кроль произведши, окропить оною недавно полученные победительные и презнаменитые титла. И хотя войско сжалившись на Фабиево прошение и подало ему повод убежать в город, однако он и там просил защищения от Сената тщетно, потому что Папирий стоял в том твердо, чтоб он был наказан. По чему отец Фабиев, бывший Диктатором и Консулом троекратно, принужден был дело представить народу и просить униженно за сына Трибунов народных, чтоб они ему в том вспомоществовали. Но ни сим жестокость Папириева не могла смягчиться. И как уже все граждане и народные Трибуны усильно его просить стали, то Папирий следующим образом изъяснился: что он наказание не ради Фабия, но для Римского народа и Трибунов власти оставляет,
9) Подобно поступил и Л. Калпурний Писон Консул. Как он производил войну в Сицилии против слуг беглых и К. Тит начальник конницы окружен будучи множеством оных, сдался им со всеми бывшими в него команде и с оружием, то Калпурний в наказание показал над ним следующие ругательства роды. Приказал прежде надеть на него одежду обрезав подол у оной, и в распоясанном нижнем платье босыми ногами от утра до самой ночи стоять напереди всего войска, и то продолжать чрез все войны время. Запретил ему иметь с людьми сожитие и бань употребление; а конные эскадроны его команды отняв у них лошадей расписал по крыльям в пращники. Великое по истине бесчестие отечества Писон великою наградил славою. А что он так поступил в наказании, дабы таковые, которые желая соблюсти жизнь свою, дали торжествовать над собою беглецам наипоноснейшей достойным смерти, и не устыдилися принять на свою вольность беззаконнейшего ига от рук слуг беглых, горестную жизнь испытали, и желали бы лучше всегда умереть мужественно, нежели малодушно бояться смерти.
10) Не меньше поступил строго и Кв. Метелл, которой производя войну при Контребии поставил на одном месте пять когорт. А как оные силою неприятелей были прогнаны оттуда, то немедленно приказал им занять то же место: не для того, что он мог надеяться возвращения от них места, но чтоб вину прошедшего сражения наказать явною опасностью предлежащего подвига. Приказ так же отдал: что ежели кто из них убежит в лагерь, такого убивать за неприятеля. Сею строгостью стеснены будучи воины, хотя, впрочем, и в силах ослабели, и в отчаянии находились, при всем том и трудность места и множество неприятелей преодолели. И так нужда есть действительнейшее укрепление в человеческой слабости.
11) В той же провинции Кв. Фабий Максим находяся, и желая укротить и смягчить зверство того народа, будучи, впрочем, весьма тих, принужден был до времени отложить милосердие и употребишь строгости обыкновенного больше; приказав всем, которые из охранительного Римского войска к неприятелю бежали и пойманы были, рубить руки; дабы лишенные оных ходя пред войском страх вселяли в прочих бегать. Чего ради отрубленные у изменников руки разбросаны будучи по земле окровавленной, примером к тому служили, чтоб и другие того делать не отваживались.
12) Тише кажется, старшего Сципиона Африканского представить было не можно; однако и он для большего утверждения воинской дисциплины, несколько заимствовать от жестокости, к которой вовсе был несклонен, почел за нужно. Ибо по взятии Карфагены, и по возвращении тех, которые из наших войск предалися к Пенам, жестосточее поступил с римскими нежели с Латинскими переметчиками. Ибо римлян как беглецов отечества, ко крестам пригвождал, а Латинам как вероломным союзникам рубил головы. Распространять о сем поступке я более не намерен, сколько для того, что он Сципионов, не меньше так же, что ругаться рабской казни римлян, хотя они ту и заслужили, не пристойно. Особливо когда есть случай перейти к тому, о чем без домашнего порицания говорить можно.
13) Младший Сципион Африканской по истреблении Пунического владения, бывших переметчиков из других народов для представления позорищ народу, против лютых зверей ставил.
14) И Л. Павел по побеждена Царя Персея бывших в том же преступлении слонам повергал для потоптания, в пример в прочем преполезный, ежели однако ж о делах мужей превосходнейших низко думать без нарекания продерзности позволяется. Ибо воинская дисциплина требует жестокого и скорого наказания. Потому что сила войска состоит в оружии, которое ежели от должного порядка отступит, то против своих обратит оное, когда благовременно отвращено не будет.
15) Но время уже упомянуть и о том, что не от частных лиц, но от всего Сената в рассуждении содержания и наблюдения воинского доброго порядка сделано было. Как Марций Трибун военный удивительным тщанием собрал рассеянные остатки войск бывших под командою П. и Кн. Сципионов убитых в Испании от Пенов, и согласием воинов предводителем оных избран будучи, писал в Сенат о своих действиях, таким образом уведомление начиная: Л. МАРЦИЙ ПРОПР; Сенаторам то неугодно было, что он ту честь употребляет; для того, что предводители войск от народа, а не от воинов избираемы были. А хотя в то столь трудное и опасное по чрезмерному республики урону время надлежало ласкать и Трибуну военному, особливо что он один к поправлению состояния гражданства был доволен; в прочем никакое поражение и никакая заслуга важнее воинской дисциплины не почиталась от Сената. Ибо сенаторам на мысль приходило, что сколько то мужественно предки их во время войны Тареншинской строгость свою употребляли. В которую по сокрушении и истощения сил республики, как Царь Пиррг прислал великое множество граждан пленных, не требуя за них выкупа, то определи ли бывших из них конными сделать пешими, а пешими дополнить число пращников. Сверх того, чтоб они не имели палаток, и чтоб назначенных себе мест вне лагеря валом или рвом не обводили, ниже имели бы кибиток. из кож делаемых. Между прочим объявлено им было, что никаким другим образом никто из них прежнего своего не возвратит места, как ежели двойную от неприятеля принесет добычу. Таковыми наказаниями доведены они до того были, что из бесчестного Пирргова подарка, которой собою составляли, сделались жесточайшими неприятелями оному, равной гнев оказал Сенат и к тем, которые во время сражения происходившего при Каннах к неприятелю Предалися. Ибо как Сенат жестоким определением своим назначив им состояние горестнее самой смерти послал в ссылку, а между тем М. Марцелл, письменно требовал дозволения от Сената, чтоб приказано ему было употреблять при Сиракус осаде, Сенате на то ответствовал: что они недостойны приняты быть в лагерь. В прочем же дозволил, чтоб он то делал, что за полезно республике быть рассудит; только чтоб, никто из них не был празден, ни военного не получал подарка, ниже вступал в Италию, пока в ней неприятели будут. Так мужество ненавидит слабые духи. Поступим далее: Сколько Сенат за то ожесточился, что воины. во время войны с Лигурянами допустили убить неприятелю храбро бьющегося К. Петилия Консула? Ибо целый тот легион на другой год не получал жалованья, да и заслуженного ему не выдано было; понеже он, чтоб соблюсти своего предводителя, не хотел противостать неприятельскому оружию. И сие определение Сената было великолепною и вечною Петилию гробницею, под которою славной в сражении смертью, а в Сенате отмщением оной покоится его пепел. Подобным духом Сенат, как ему Аннибал дозволял содержавшихся в лагере своем шесть тысяч римских пленных воинов взять на выкуп, предложение отвергнул; думая, что ежели бы такое множество молодых людей вооруженных хотели умереть честно, конечно б не могли пленены быть бесчестно. Я не ведаю более ли бесславие их в том состояло, или что отечества надежда, или что страх неприятеля ничего не могли вселить в них, что они в первом случае за себя биться, а во втором, чтоб самим с собою не сражаться, почитали мало. Но как Сенат не однократно в рассуждении воинской дисциплины поступал строго, то не знаю не более ли он тогда оказал строгости, когда воинов, которые Региум незаконно заняли, и по смерти своего предводителя Юбеллия, М. Цесия его писаря самовольно сделали полководцем, заключил всех в темницу; и хотя М. Фулвий Флакк Трибун простого порода делал ему представление, чтоб он с римскими гражданами не поступал в наказании против обыкновения предков, при всем том свое предприятие произвел самим делом. Впрочем, чтобы то с меньшим негодованием соединено было, то каждой день пятидесяти человекам, прежде секти их розгами, головы рубили, и трупы их погребать, как плакать о них запрещено было.
Внешние
1) Сенаторы наши гораздо снисходительнее поступали, ежели желаем рассмотреть насилие в произвождении дел воинских Карфагенского Сената; который ко крестам пригвождал вождей своих за то, что они не столь благоразумно поступали, хотя, впрочем, и счастливой в войне успех имели: и где хорошо они поступали, то помощи богов бессмертных; а где худо, то их вине приписывал.
2) Клеарх же вождь Лакедемонский превосходным изречением содержал воинскую дисциплину, непрестанно твердя своему войску: что воины более своего полководца, нежели неприятеля должны бояться. Сим изречением он давал знать ясно, что ежели они в сражении бьючися, храбро не похотят потерять жизни, то в наказании ее лишатся, И что то им говорил предводитель, они не удивлялись ни мало, содержа особливо в памяти ласковые матерей своих увещания, которые отпуская их на воину наказывали: чтоб они или живы с оружием возвращались; или чтоб они о них услышали, что с оружием скончались. Но довольно, что мы внешние примеры видели только из далека, когда собственными больше достаточными и счастливыми хвалиться можно.

Глава Восьмая. О праве триумфа

Воинская дисциплина строго наблюдаемая доставила римлянам во владение Италию; многие города, великих Царей и сильнейшие народы покорила; открыла путь проливом в Черное мор, трудный и тесный проход чрез Альпийские и Таврические горы сделала удобным; и Рим восприявший начало от простого шалаша Ромулова обладателем света учинила. А понеже все триумфы произошли от римлян, то следует теперь объявить о праве триумфа.
1) Некоторые предводители за неважные сражения домогались, чтоб им дано было вход иметь торжественной в город. Чего ради дабы они и впредь того не надеялись, законом уставлено было не дозволять триумфа иметь никому, ежели кто пяти тысяч не убьет неприятелей. Ибо предки наши думали, что не число, но слава торжеств более чести городу сделать может. Впрочем, чтоб сей закон, по причине домогательства венца лаврового не подпал забвению, то другим подтвержден был изданным А. Марием и М. Катоном Трибувами простого народа, который полководцам угрожаем наказанием, ежели кто из них. или о числе неприятелей в сражении побитых, или потерянных граждан Римских донесет Сенату несправедливо; и повелевает, что как скоро кто вступит в город, тот должен был явиться городовым Квесторам, и учинить в том Клятву, что он и о толи и о другом писал в Сенате не ложно.
2) После сих законов тогда не напоминаемо было и о том суде, в котором о праве триумфа между двумя знатнейшими особами дело происходило и решено было. К. Лутаций Консул и Кв. Валерий Претор около Сицилии славный флот Карфагенский совершенно разбили. За что Сенат определил отправлять триумф Консулу Лутацию. А как и Валерий того ж себе требовал, то Лутаций говорил: что тому быть не должно для того, дабы в чести триумфа меньшая власть с большею не сравнялась. Но когда между ими далее распространялась ссора, то Валерий хотел с Лутацием об заклад биться в том, ежели не он разбил флот Пунической. Согласился со своей стороны на то и Лутаций. И так по общему их согласию избран был судиею Атилий Калатин, которому Валерий говорил таким образом: что Консул во время того сражения хром лежал на постели, а он всю должность отправлял Главнокомандующего. Тогда Калатин, прежде нежели Лутаций говорить начал: Спрошу я тебя Валерий, сказал, ежели б вы не могли в том согласиться, что надобно ль было вступать в сражение, или нет; то важнее ли бы почтено было приказание Консульское или Преторское? Ответствовал Валерий, что он в том не спорит, чтоб не должно было наипаче Консульскому приказанию повиноваться. По сем продолжал Калатин; ежели б вы различные от полета птиц получили прорицания, то на чьем бы из вас остаться надлежало? Ответствовал равно Валерий, что на Консульском. На что судия: И так когда я, говорил, о власти и прорицании спор между вами решить на себя принял, и ты как в том, так и в другом отдаешь первенство твоему сопернику, то теперь не о чем более сомневаться. Чего ради хотя ты Лутаций и молчал доселе, однако я верх даю тебе. Удивительно поступил судия, что в ясном деле не хотел тратить времени напрасно. Правее был Лутаций, что защитил право верховной власти; но и Валерий имел свои причины, по тому что он требовал ежели незаконного, по меньшей мере должного награждения за храброе и счастливое сражение.
3) Совсем противным образом поступил Кн. Фулвий Флакк, который столь много другими искомой чести триумфа, себе уже Сенатом за великие дела свои определенной не принял и отверг вовсе: то есть он и не предпринимал больше, как что с ним случилось. Ибо как только он вступил в город, то подпал народному следствию, и послан в ссылку: дабы, ежели он в чем поступил узаконениям противно, наказанием очистить.
4) По чему разумнее были Кв. Фулвий, который по взятии Капуи и Л. Опимий, который принудив Фрегелланов к сдаче, Сенат просили, чтоб он отправлять триумф им дозволил. Впрочем, хотя и тот и другой учиненными собою делами был славен, но ни который из них не получил просимого. И то не от зависти Сенаторов, которой вход в Сенат возбранен был вовсе, но от строжайшего наблюдения права воспоследовало; коим положено было, позволять торжество отправлять таким, которые владение умножали, а не бывшее прежде во власти Римского народа возвращали. Ибо такое находится различие между приумножением и возвращением отнятого, какое между началом благодеянии и окончанием обиды.
5) Сие право столь твердо наблюдаемо было, что П. Сципиону за возвращение Испании, а М. Марцеллу за взятие Сиракус торжествовать было не дозволено; по тому что они в те места отправлены были, не имея никаких степеней чести, рассмотрим же теперь тех славолюбивых, которые за занятие собою пустых гор и взятие небольших судов разбойнических, не заслужив хвалы истинной оторвать веточку от лавра спешили. Отнятая у Карфагенян Испания, и отсеченная глава от Сицилии Сиракусы не могли доставить торжественной колесницы; да и каким же мужам? Сципиону и Марцеллу, которых самые имена подобны вечному триумфу. А хотя сих преславных виновников непоколебимой и истинной храбрости Римлян, носящих на раменах своих спасение отечества, Сенат и желал видеть увенчанных, однако рассудил отложить то до времени, чтоб они справедливее венец заслужили.
6) К сему приложу и то, что обычай был предводителям имевшим отправлять триумф звать к столу Консулов, а потом отзывать, чтоб они ходили, дабы в тот день, в которой они торжествовали, не было за столом их честью более.
7) Но хотя бы кто преславные и преполезные дела для республики во время войны междоусобной сделал; однако в таковых случаях Главное командующим или Повелителем того не называли, ни благодарствия богам в храмах не исправляли, так же ни пешком, ни на колеснице торжественного входа иметь в город не позволялось. Потому что таковые победы сколько за нужные почитаемы были, не меньше за плачевные, как не стороннею, но своею снисканные кровью. И так, как Насика Ти. Грахом, так и Опимий К. Грахом всчиненные бунты с великою скорбью пресекали. Кв. Катулл по истреблении своего товарища М. Лепида со всем его мятежным войском, возвращался в город, умеренные только показывал радости знаки. К. так же Антоний по побеждении Катилины, с отертыми мечами возвратился в лагерь. Л. Цинна и К. Марий хотя с жадностью насыщались граждан кровью, однако не при самом вступлении в город в храмы богов входили и к жертвенникам приступали. Л. так же Сулла произвед многие войны междоусобные с успехом последуемым лютостью и гордостью, с полною властью имея входе торжественной в город приказал везти в оном изображенные города Греческие и Асийские, но ни одного из владения Римского.
Скучно исчислять раны республики более. Скажу вкратце, что Сенат никому не давал венца лаврового; да никто и не требовал в таком случае, когда одна часть республики проливала слезы. Щедрее же поступал в раздавши венцов из дубовых ветвей сплетаемых, потому что таковые за соблюдение граждан давались, которыми Августов дом прославляется и торжествует вечно.

Глава Девятая. О ценсорской строгости

Крепчайший союз воинской дисциплины и рачительное наблюдение военного порядка ведут меня к Ценсуре, как наставнице и блюстительнице покоя. Ибо как имения римского народа храбростью предводителей возрастая весьма умножались, так честность и воздержание по Ценсорской строгости судимы были. Сие действием своим равняется в похвалах воинскому делу. Ибо что пользует вне отечества быть храбрым, а внутрь оного жить не уметь. Хотя бы города браны были, народы порабощаемы и целые государства покоряемы, при всем том ежели судебные места и Сенат своего звания и благопристойности наблюдать не будут, то хотя бы снисканное богатство так было велико, что неба досязало, не возможет однако ж иметь твердого места. Почему знать полезно, и весьма нужно упомянуть о делах Ценсорской власти.
1) Камилл и Постумий будучи Ценсорами известную сумму денег в наказание таких, которые до старости прожили холостыми, в казну платить принуждали: другого же достойных быть наказания судили за то, ежели они осмеливались под каким–либо видом приносить жалобы на то справедливое установление. Ценсоры делали им выговоры таким образом. Естество вам закон предписывает, как рождаться, так и рождать и родители вас возрастив долг на вас тем самым наложили воспитать [ежели вы чувствуете] своих внучат. К тому ж вы по состоянию своему имели времени довольно сей долг исправить. Но вы между темь лета свои истощили, не имея имени супругов и родителей, И так подите, платите крепко хранимые вами деньги, которые будут служить в пользу многочисленному потомству.
2) Их строгости М, Валерий Макс, и К. Юний Бубулк Брут Ценсоры в подобном роде наказания последуя Л. Антония лишили места в Сенате за то, что он вступив в супружество с одною девицею по времени отпустил ее, не посоветовавшись ни с одним из приятелей. Но сие преступление не знаю, не более ли прежнего. Ибо в оном священной союз супружества презрен, а в сем с обидою оного поступлено. Вследствие чего весьма благоразумно Ценсоры сочли его недостойного иметь вход в ратушу.
3) Равным образом М Порций Катон Л. Фламиния исключил из числа Сенаторов за то, что он будучи в провинции осудив на смерть некоторого приказал отрубишь голову, положив время казни какое избрала для смотру женка, в которую он влюблен был. А хотя Фламиний и мог избегнуть ценсуры в рассуждении Консульского достоинства, в котором он тогда находился и знатности своего брата Т. Фламиния бывшего пять раз Консулом; но как судиею был и Ценсор и Катон вместе, сугубый пример строгости, то тем наипаче он положил учинить ему наказание, что он величество верховнейшей власти обесчестил, и почел за ни что между теми же портретами поместить и скверную женщину увеселяющуюся человеческою кровью, и Царя Филиппа простирающего с покорностью свои руки.
4)Что скажу о ценсуре Фабриция Лусцина? Всегда о том говорили и говорить не перестанут, что он Корнелия Руфина [который двоекратно было консулом и славно отправлял Диктаторское звание] за то, что он имел у себя десять пуд серебряной посуды, и как бы тем подавал пагубный пример к роскоши, лишил с Сенаторами заседания. Самые по истине, кажется мне, науки нашего века находятся в изумлении, когда принуждены бывают по долгу своему говорить о толикой строгости, и опасаются, чтоб не сочтено было, что они о делах не нашего города предлагают. Ибо едва вероятно быть кажется чтоб в том же городе десять пуд серебра и ненавидевшей того подпали ценсуре, и бедность была в крайнем презрении.
5) М. же Антоний и Л. Флакк Ценсоры за то Дурония из собрания Сената исключили, что он будучи Трибуном простого народа отменил закон изданный для пресечения излишних в пирах расходов. Преизрядная наказания причина. Ибо сколь бесстыдно Дуроний вошел на ораторское место, с тем, чтоб сказать. Узда на наложена Римляне, которой снести никак не можно. Связаны и стеснены вы горестными оковами рабства. Ибо изданный закон заставляет вас быть в иждивении воздержными. Чего ради отменяем мы то древнее установление, которое единственно сходствовало с грубостью того времени. Потому что какая будет вольность, ежели не позволено будет нам употреблять имение наше по произволению каждого.
6) Теперь мы двоих представим равных как в рассуждении оказанных дел славных, так честью и товариществом соединенных, но по причине взаимного ревнования между собою несогласных, а именно Клавдия Нерона и Л. Салинатора бывших во время второй воины Пунической сильнейшими защитниками республики, сколько–то строго они вместе вели ценсуру. Ибо во время смотра сошен конных, в которых и они еще по крепости лет своих находились, как дошла очередь до Поллиева колена, и выкликавшей при имени Салинатора остановяся, не знал что делать, выкликать ли, или нет его. Как скоро Нерон о том догадался, то приказал и выкликать своего товарища, и продать его лошадь, потому что он некогда народным судом осужден был. И Салинатор со своей стороны Нерона такому же наказанию подвергнул, счет за вину, что он не чистосердечно с ним помирился. Ежели бы сим мужам боги предвозвестили, что их кровь непрерывным порядком людей славных, от них произойти имевших простираться будет, до самого нашего полезнейшего обществу Государя, то бы конечно они оставив вражду в теснейший союз дружества вступили; дабы соблюденное собою отечество оставить в сохранение общему своему потомку. Салинатор же тридцать четыре сотни в денежной оклад вписать не усомнился за то, что они осудив его прежде, потом Консулом и Ценсором избрали; предъявив, причину, что они в том или другом преступление учинили: то есть, что или безрассудно или вероломно поступили. Одну только Мециеву сотню освободил от наказания, которая мнением своим его ни осуждала, ни за достойного чести почитала. Сколь, мы думаем, был он твердого и пресильного разума, которого ни осуждение принудить, ни великое чести достоинство не могли привести к тому, чтоб он снисходительнее поступал в правлении республики.
7) Терпеливо снесли со своей стороны ценсорское наказание лучшая и немалая честь Кавалеров римских четыреста молодых людей, которых М. Валерий и П. Семпроний за то, что они получив приказ следовать в Сицилию для продолжения строения укреплений, туда не отправились, отобрав от них лошадей платить оклад денежной принудили.
8) Весьма также строго наказывали Ценсоры за страх поносной. Ибо М. Атилий Регул и П. Фурий Фил Л. Метелла Квестора со многими конными римскими, которые по неудачном сражении происходившем при Каннах, клялися оставить с ним Италию вместе, отняв у них казенные лошади платить денежный оклад принудили. Да и тех не меньше жестоко наказали, которые попавшись в полон к Аннибалу, а от него депутатами в Сенат отправлены будучи требовать размены пленных, и не получив того в городе остались. Потому что и со стороны римлян надлежало наблюдать верность, и М. Атилий Регул вероломства не хотел без наказания оставить: которого отец лучше почитал от жестоких умереть мучений, нежели обмануть Карфагенян. Но сия ценсура из судебного места завела уже нас в лагерь, которая ни бояться неприятеля, ни обманывать его не позволяла.
9) Следуют два примера того же рода, которые придать довольно будет. К. Гета отлучен будучи от Сената А. Метеллом и Кн. Домицием, после того сам Ценсором учинился.
Также М. Валерий Мессала прежде осужден будучи от Ценсора, потом сам судил с ценсорскою властью. Которым обоим учиненное бесчестие более поощряло их к добродетели. Ибо они стыдом побуждаемы будучи всевозможное старание употребляли достойными себя показать гражданам, что им поручить наипаче долженствовало ценсорское звание, нежели попрекать прежним осуждением ценсорским.

Глава Десятая. О великости

Великость мужей славных есть как бы личная ценсура, которая без всякой суда власти, и без служителей месте судебных сама в себе довольно сильна быть может. Ибо она входит в сердца народа с благодарностью и веселием оного, облеченная в благородную одежду удивления: которую справедливо кто назвать может продолжительною и блаженною честью без чести.
1) Ибо можно ли оказать Консулу более чести, сколько отдано было на суд позванному Метеллу. Как он приносил оправдание в суде в рассуждении взыскания с него денег, и доношение на него поданное потребовано будучи доносителем, по всему присутствию было обносимо, чтоб видеть, сколько требуемо было на нем иску, то все собрание судей не хотело взглянуть на оное, дабы не показать, что оно о чем–либо в том доношении представляемом недоверку имеет. Особливо судьи были такого о Метелле мнения, что доказательств добросовестного его правления провинции не в доношении, но в жизни оного искать надлежало, почитая за недостойно честность толикого мужа судить по изображенным нескольким словам на навощенной доске толь малой.
2) Но нечему удивляться, когда должная честь от граждан отдана была Метеллу, которую и неприятель оказал старшему Сципиону Африканскому. Ибо Царь Антиох захваченного от своих воинов в продолжении войны с римлянами его сына с великою честью принял, и одарив царскими дарами, без всякой просьбы отправил его к отцу в самой скорости, хотя Антиох тогда им наипаче от границ римского владения был прогоняем. При всем том царь и озлоблен будучи, хотел лучше оказать почтение великости превосходнейшего мужа, нежели мстить за нанесенную себе обиду. К тому ж Сципиону, как он жил в Линтернской деревне, нечаянно в одно время собралось несколько разбойничьих начальников, желая его видеть. А как он думал, что они пришли к нему оказать свою наглость, то для обороны поставил своих домашних на кровле, и был занят как мыслями, так и приготовлением к отгнанию оных. Что приметив разбойники, отпустив свои шайки и бросив оружие, приближася к дверям, говорили ясно; что они пришли к нему не с тем, чтоб лишить его жизни, но удивляться его храбрости и видеть и говорить с таким мужем, как бы за некое небесное благодеяние почитали. Потом просили его, чтоб он ничего не опасаяся удостоил их себя видеть. А как о том домашние Сципиону объявили, то приказал он отпереть. двери, и впустить их в покой к себе. Они дверям его дома такое же оказав почтение, как бы какому священнейшему жертвеннику и святому храму, с жадностью хватали у Сципиона руку, и долго целуя, оставив при входе в его деревню дары, какие посвящаются обыкновенно богам бессмертным, в веселии, что возымели случай увидеть Сципиона, возвратились в свои жилища. Что может быть сего плода великости превосходнее? и что приятнее? Неприятеля умягчил злобу своим удивлением и представлением себя привел в изумление разбойников желавших ревностно его видеть. Ежели самые светилы спад с неба представятся человеческому взору, то и оные не более к себе почтения возымеют.
3) Но сие оказано было живому Сципиону, а следующее почтение уже мертвому Емилию Павлу. Ибо как великолепное ему погребение отправлялось, и по случаю тогда знатные Македоняне в посольстве находились в Риме, то они самопроизвольно подклоняся понесли одр его. Что самое тем важнее покажется, ежели знать будем, что перед одра того изображением Македонского триумфа был украшен. Ибо сколько они оказали почтения Емилию Павлу, для которого знаки поражений своего народа пред всем народом нести не устыдились? которое зрелище погребению подало вид другого триумфа. Потому что двоекратно тебя Павел Македония нашему городу показала славным, живого своими корыстьми, а мертвого раменами своими.
4) Да и сыну твоему Сципиону Емилиану, которого ты отдав в усыновление украсил им две фамилии, не меньше отдано чести. Ибо как он будучи еще весьма молод отправлен был от Лукулла Консула из Испании в Африку для испрошения помощи, тогда Карфагеняне и Царь Масинисса ему [которой тогда только был посредственником между ими в мире] как Консулу и Предводителю почтение делали. И Карфагена о будущей судьбе своей не знала. Ибо то украшение юношества, по особенному благоприятству богов и человек возрастало и воспитываемо было для её разорения; дабы от взятья её, старший Сципион прозвание Африканского, а младшей от разорения, приложил Корнелиеву роду.
5) Что осуждения, и что ссылки бедственнее быть может; однако и оные не могли лишить великости П. Рутилия, который происками откупщиков до того доведен был. Как ему надлежало ехать в Асию в ссылку, то все той провинции общества заранее на встречу ему от себя отправили депутатов с тем, чтоб они ожидали его отъезда. Кто справедливее сказать может, что в ссылку ля он отъезжал отсюда, или отправлял триумф на сем месте.
6) Марий также повержен будучи в бездну крайних бедствий от самой опасности жизни помощью великости своей освободился. Ибо посланный слуга народной Цимбр родом лишить его, содержавшегося в некотором доме в Минтурнах, жизни, и видя оного, впрочем, уже старого, безоружного и в гнусном образе, держа сам меч обнаженный не мог подойти к нему: но ослеплен будучи славою сего мужа, опустив меч из рук своих, и дрожа от страха ушел из покоя. Ибо бедствие Цимбров поразило глаза его, и погибель побежденного им своего народа вселила в него робость. Да и самые бессмертные боги почли за бесчестно убитому быть Марию от одного из того народа, который он истребил вовсе. Минтурняне же со своей стороны из великого к нему почтения стесненного уже и угнетенного лютою необходимостью рока из заключения освободили, не бояся жесточайшей Сулловой победы, чтоб он не отмстил им за соблюдение Мария. Особливо когда и сам Марий от учинения вспоможения себе своим состоянием их отвести мог.
7) Народное удивление постоянной и добросовестной в поступках жизни М. Порция Катона сделало его удивительным и Сенату, до того, что как он сверх воли К. Цесаря Консула, говоря против откупщиков в ратуше препроводил весь день, я за то по приказанию его от ликтора веден был в темницу, то и весь Сенат за ним пошел; который случай преклонил твердое намерение божественного Цезарева духа.
8) Также, как он смотрел игры в честь Флоры отправляемые от Мессия Едила, то народ постыдился просить, чтоб обнажить мимы. А как он о том узнал от Фавония, которой ему был весьма дружен, и сидел тогда с ним вместе, то вышел из театра, дабы присутствием своим не учинить помешательства в обыкновении позорища. Народ отсутствию его весьма обрадовался, и древней увеселений обычай возвратил представлению, признался таким образом: что он великости одного его отдает больше, нежели всему себе. При каком богатстве, какой власти, и в каком триумфе, то когда кому было отдано? Но сей муж имел малое отцовское наследное имение, обузданные воздержанием нравы, не много также имел клиентов, дом невеликолепный, один портрет отцовского рода, вида не имел приятного, но во всем представлял совершенную добродетель: которая то учинила, что ежели кто после хотел изобразить правдивого и доброго гражданина, то называл его Катоном.
Внешние
1) Дать надобно несколько места и посторонним примерам, дабы соединенно с домашними самая перемена оных увеселяла. Армодия и Аристогитона освободивших своим старанием Афины от тирании, медные изображения Ксеркс по взятии того города отвез в свое государство. Потом по прошествии многого времени, Селевк в прежнее место отвезти их намерение принял. И Родяне со своей стороны, как оные привезены были к их городу, предложив общенародно свое странноприимство на священные их возложили ложа. Сего воспоминания нет ничего блаженнее, что столько почтения столь малые медные изображения к себе имели.
2) Сколько также чести в Афинах Ксенократу премудростью и правотою прославившемуся отдано было? Как он принужден был свидетельствовать, и уже подошел к жертвеннику, дабы по обычаю гражданства учинить клятву в том, что он все объявил истинно, тогда все судии встав с мест своих, вскричали, чтоб он не клялся: и таковым своим поступком судии учинив как бы с своей стороны клятву в том, что они рассматривать дела нужды не имеют, правдивости его уступишь лучше хотели.

Книга Третья

Глава Первая. О природе.

Теперь я коснуся, как бы некоторого младенчества и начатков храбрости, и представлю имеющего со временем взойти на самой верх славы духа с несомненным опытом природы оказанные поступки.
1) Емилий Лепид будучи еще в отрочестве на войну отправяся убил неприятеля и соблюл гражданина. Которого толь достопамятного дела находится знак в Капитолии, статуя имеющая на себе буллу и пурпуровую по определению Сената одежду. Ибо Сенат почел за несправедливо, чтоб тому честь дать было рано, которой уже мог оказать успех в храбрости. И так Лепид упредил совершенной свой возраст преждевременным оказанием сего храброго поступка, и сугубую получил похвалу от сражения, на которое ему по летам своим едва еще и смотрения было можно. Ибо неприятельское оружие, обнаженные мечи, летающие с обеих стороне стрелы, приближающейся конницы ужасной топот и стремление войск сражающихся, и в самих взрослых страх производят. Однако презирая все то отрок Емилиева рода мог заслужишь служить венец лавровой и получить от неприятеля корысти.
2) Такой дух имел и М. Катон в своем отрочестве. Ибо как он воспитываем был в доме своего дяди по матери М. Друса, и в одно время собравшись к оному, которой тогда был трибун простого народа, Латины просили о принятии себя в римское гражданство, то Поппедий начальник Латинский имевшей знакомство с Друсом просил Катона, чтоб он за товарищей его попросил своего дядю: на что Катон постоянным ответствовал видом, что он того не сделает. Потом не однократно склоняем к тому будучи, в намерении своем стоял твердо. Наконец Поппедий взведши его на самой верх дома стращал, что ежели он его не послушает, то он сбросит его оттуда: но ни тем не мог принудить его переменить свое намерение. Откуда Поппедий выговорил о нем следующие слова: Мы Латины и союзники наши должны еще себя почитать счастливыми, что он отрок: а ежели бы он был Сенатором, то и вовсе не можно нам было надеяться получения гражданства. И так Катон нежным еще разумом своим понимал важность всего Сената, и пребывая непоколебим в своем намерении на просьбу Латин, желавших получить права нашего гражданства не согласился.
Он же будучи еще также в отрочестве у как пришед для поздравления. к Сулле, увидел у что принесены были в прихожую головы посланных им в ссылки, тронут будучи бесчеловечным поступком, спросил у своего учителя и дядьки именем Сарпедона: для чего б никто не сыскался, кто бы убил сего лютою тирана? А как он ему ответствовал: что хотя б и многие то сделать хотели, но не находят случая: потому что он для охранения себя великое множество воинов всегда при себе имеет. Тогда Катон просил его, чтоб он дал ему какое оружие, утверждая что он удобно его может лишить жизни, потому что обыкновенно на его садился постеле. Слыша сие Сарпедон узнал склонность Катонову и предложения ужаснулся; и после того всегда обыскав его прежде водил к Сулле. Что может быть сего удтвительнее! Отрок Видя в доме победителя Суллы такие лютости знаки его не убоялся, особливо тогда, когда он Консулов, мещан, легионы и большую часть Кавалерского чина предал смерти. Хотя бы сам Марий был на его месте, то скорее бы и ему что–либо возшло на ум к своему спасению, нежели к убийству Суллы.
3 Как Фавст сын Суллин в одно время в школе при К. Кассие, которой ему соученик был, хвалил, что отец его толикое множество знатных разослал в ссылки, и грозил, что ежели бы лета и ему не препятствовали, то б и он учинил тоже; то Кассий кулаком его ударил. Достойна была рука та, чтобы не осквернить себя потом народным отцеубийством.
Внешние
1) А чтоб несколько взять и от Греков. Как Алцибиад [которого дарования ли разума или пороки были пагубнее отечеству, не знаю: ибо первыми он обольстил граждан своих, а последними притеснил оных] будучи еще мальчиком пришел в одно время в дом Перикла, своего по матери дяди и застав, что он один сидит в своем кабинете печален, спросил его: какая бы была причина его скорби? А как он ответствовал: что ему приказано было от гражданства вход к Минервину храму, который был воротами её крепости, строить, и он на то строение издержал великую сумму денег, а теперь не знает, как отчет дать в той сумме, и о том беспокоится. Тогда Алцибиад: и так ты должен искать способа наипаче, чтоб не дать отчета. По чему тот муж, будучи, впрочем, весьма знатный и благоразумный не сыскав сам способа, употребил совет детский и делал то, чтоб Афиняне заняты будучи с соседями войною, считать его времени не имели. Но Афинянам смотреть было надобно; сожалеть ли о Алцибиаде или хвалиться им оставалось. Ибо доселе еще они между злословием и удивлением колеблются в своих мыслях.

Глава Вторая. О храбрости

Когда уже мы о началах и знаках врожденной добродетели объявили; то представим и самое действие у которого важнейшая сила и сильнейшая крепость состоит в храбрости. Я знаю, что мне должно отдашь тебе основатель нашего города Ромул первенство в похвале сего рода. Однако прошу принять терпеливо, что я один пример поставлю прежде, которому ты и сам несколько должен отдать чести, потому что помощью оного учинилось, что Рим толь славное твое дело не погиб вовсе.
1) Как Етруски чрез мост Сублицкой хотели ворваться в город, тогда Гораций Коклес, конец оного к неприятелю занял, и все неприятельское многолюдство удержал неутрудимым боем до тех пор, пока мост позади оного был испорчен. И как увидел отечество свое от предстоявшей опасности спасенным, то со всем оружием своим в Тибр бросился. Которого храбрости бессмертные удивясь боги, спасли его от погибели. Ибо он ни сбросясь с высоты не разбился, ни тяжестью оружия не погружен, никаким стремлением пучины не закружен, ни оружием, которое отовсюду в него неприятели бросали, невредим свободно к своим выплыл. И так один обратил на себя взор, толикого множества граждан и неприятелей, из которых последние от удивления в изумлении были, а первые между веселием находяся и страхом, не звали что делать. И один наижесточайшим боем сразившиеся развел два войска, одно прогоняя, а другое защищая. Напоследок один щитом своим оборонил наш город не меньше, как Тибр своим каналом. Вследствие чего отходя Етруски сказать могли, что римлян победили, а сами побеждены от Горация.
2) Позабыть почти данное мною обещание Клелия понуждает, которая в туже самую войну, против того же неприятеля и чрез тот же Тибр отважилась на знаменитое дело. Ибо она между прочими девицами в аманаты отдана будучи Порсене, ночным временем ушед из того места, где она с прочими содержалась, сев на лошадь и переплыв реку поспешно, не токмо от осады, но и от страха свое отечество освободила, преднося собою мужам свет храбрости.
3) Теперь к Ромулу обращаюсь, которой вызван будучи на поединок от Акрона владетеля Цениненского, хотя впрочем почитал себя и множеством и храбростью войска быть его превосходнее, а притом и безопаснее казалось со всем войском, нежели одному в бой вступишь, своею рукою наипаче предзнаменовал победу. Ибо убив Акрона и поразив его войско, полученную от него знаменитую добычу принес в дар Иовишу Феретрийскому. Довольно мною о нем сказано; особливо что народным почитанием посвященная его храбрость не требует никакой похвалы личной.
4) После Ромула следует Корнелий Косс, посвятившей свою добычу тому ж богу, которую он получил, убив, будучи Главным начальником конницы, в сражении полководца Фиденатского. Велик с начала был Ромул, что первой ввел славу того рода; однако и Коссу много то сделало чести, что он мог подражать Ромулу.
5) От сих примеров не должно удалять и М. Марцелла, которой имел такую неустрашимость, что при реке Паде с малым числом конных напал на владетеля Галлического, окруженного многочисленным своим войском, которого убив и отобрав от него оружие посвятил оное Иовишу Феретрийскому.
6)Подобную храбрость и род сражения имели Т. Манлий Торкват, Валерий Корвин и Емилиан Сципион. Ибо они сами вызывая вождей неприятельских на поединок убивали. Но как они под других начальством то делали, потому и не могли посвятить добычь своих Иовишу Феретрийскому. Тот же Емилиан Сципион слугжа в Испании под командою Лукулла во время осады Интеринации пресильного города первый взошел на стену. И не было в том войске никого из Римлян, которого бы жизнь как по благородству, так природными дарованиям, и делам будущим больше беречь и сохранят было должно. Однако тогда всякий знатный молодой человек для славы и защищения отечества сносил великие труды и опасности, почитая себе за бесчестие превзойдену быть в храбрости от того, кто достоинством его был меньше. И потому то Емилиан в такой хотел быть службе, которой другие за трудностию избывали,
7) Великий между сими пример храбрости древность представляет. Как Римляне прогнаны будучи от Галлов бежали в Капитолиум и крепость; и не могли на тех холмах поместиться усоветовали по нужде на ровном месте города стариков оставить, чтоб тем удобнее молодые люди могли защищать остатки владения. Впрочем и в то столь бедственное и столь плачевное время гражданство наше своей храбрости не позабыло. Ибо имевшие прежде великие достоинства, отворивши двери, на Курульных креслах со знаками власти и которые прежде имели и священства, которое отправляли, сели; дабы с сиянием и знаками чести прошедшей своей жизни, лишиться оной, и своею бодростью побудите простой народ быть, в таковых случаях мужественным. Вид оных при первом случае возбудил к ним в неприятелях почтение, которые и необычным случаем, и великолепием, и самою таковою смелостью тронуты были. В прочем кто б мог о том сомневаться, что б Галлы, а притом победители то свое удивление в смех и всякое ругательство не обратили. Чего ради К. Атилий предупреждая таковую могучую последовать от них обиду, одного Галла, которой в насмешку поглаживал свою бороду, жезлом своим жестоко по голове ударил; и как он за удар тот убить его стремился, то Атилий охотнее дал лишить себя жизни. По чему храбрости пленить не можно, и терпение бесчестия не знает. Всяк тот, кто так умирает, одолену быть от несчастья почитает прискорбнее всякой смерти, и новые, но славные изыскивает оной роды.
8) Теперь отдать должно честь и титло славы Римскому Юношеству, которое вовремя происходившего близ Верругины под командою Консула К. Семпрония Атратина с Волсками неудачного сражения, дабы наше войско уступать уже начинавшее не обращено было в бегство, спешась само собою и разделясь на сотни ворвалось в неприятельское войско; которое отступить понудив ближайшей холм заняло, и сделало то, что все Вольское войско на него стремление свое обратило, а тем самим нашим легионам к собранию сил своих подало спасительной отдых. И так, когда уже Волски думали воздвигать трофеи, ночь сражение пресекла: и они не зная, победителями ли или побежденными удалились.
9) Те же молодые Кавалеры и в другом случае отменно храбрыми себя оказали, которые удивительным своим мужеством то сделали, что Фабию Максиму Руллиану Главному над конницею, имевшему неудачное сражение во время войны с Самнитянами вина отпущена была. Ибо по отъезде Папирия Курсора в городе для получения вторичного прорицания от птиц полета ему лагерь отдан был в команду, с тем однако ж, что запрещено ему было выводить к сражению войска. Но он на то не смотря вступил в бой с неприятелем не столько неудачно, сколько безрассудно, и без сомнения бы побежден был. Впрочем юношество будучи превосходных качеств сняв с лошадей узды у и крепко ударив по них шпорами на противостоявших Самнитян пустилось, и непоколебимою своею храбростью исторгнув силою у неприятеля победу с оною вместе возвратило и надежду отечеству великого гражданина Руллиана,
10) Напоследок какую имели крепость те воины, которые, как флот Пунический сильным движением весел поспешно в бег обратился, плывущих неприятелей по жидкому морю, как пеших по твердому полю к берегу притащили.
11) В то ж время и такую ж заслужил славу тот воин, который в происходившее сражение при Каннах, коим Аннибал сокрушил силы римлян, но храбрости не умалил] не могши более за полученными ранами владеть оружием, пришедшему обдирать себя одному из Пенов обгрызши нос и уши сделал безобразным; грызя его таким образом в полном отмщении умер. Отложим в сторону несчасливое сражения окончание, то сколь убитый храбрее был своего убийцы. Ибо Пен будучи уже победитель одолен от умирающего, и был ему утешением в смерти; а римлянин при самом конце жизни сделался за себя мстителем.
12) Сей воин столь же превосходной и мужественной имел дух как и предводитель, о котором объявить имею. Ибо П. Красс производя войну в Асии с Аристоником и захвачен будучи в плен между Елеею к Смирною Фракианами, коих тот имел при себе великое множество, чтоб не достаться Аристонику в руки, бесчестия, снискав сам случай к своей смерти, избегнул. Ибо тростью, которою он понуждал лошадь, ударив в глаз прямо одного варвара, побудил его своим ударом к тому, что он в бок его пронзил кинжалом. И таким образом тот варвар за себя отмщевая освободил поругания римского Полководца, которое с ним могло последовать. А Красс доказал фортуне, что в какое было она толь великого мужа ругательство повергнуть хотела потому что благоразумно, а притом мужественно разорвал накинутую ею на свою вольность петлю, и предан будучи уже Аристонику у своего достоинства не утратил.
13) Таковое же употребил и Сципион предприятие. Ибо он неудачно защищая в Африке сторону Кн. Помпея своего зятя, и отправясь в Испанию флотом, как увидел, что корабль, на котором он находился, неприятелем взят был, пронзил себя мечем к сердцу. Потом на корме повергшись, как Цесаревы воины взбежав на корабль Главнокомандующего искали, ответствовал им: что Главнокомандующий находится благололучен. И столько выговорить был в силах, сколько требовалось к засвидетельствованию его храбрости в вечную славу.
14) Твоего так же Катон преславного конца жизни есть памятным знаком Утика, в которой из прехрабро полученных ран тобою более истекло славы, нежели крови. Ибо ты не робким видом на меч повергшися великое тем дал наставление людям; что сколько–то больше честные должны почитать достоинство без жизни, нежели жизнь без достоинства.
15) Его и дочь дух имела не женской, которая узнав о предприятии мужа своего Брута, касавшемся до убийства Цесарева, в ту ночь, за которою следовал день мерзостнейшего дела, как Брут вышел из покоя, потребовала себе ножечек, как бы обрезывать хотела ногти, и выронив его будто по случаю себя поколола. Брут на воспоследовавший крик от служанок в тот покой возвратяся стал ей выговаривать, что она принялась за должность бритовщика. Которому Порция но един изъяснялась говоря: Что я то сделала не без причины, но показала в тол опасном нашем стоянии истинный знак моей к тебе горячности. Ибо я испытать хотела, и что сколько–то я спокойно, ежели тебе твое предприятие не удастся, тем ножом могу лишить себя жизни.
16) Счастливее был племенем своим Катон старший, от коего произошел род Порциев. Который во время сражения в крайней опасности находяся, сверх того по случаю выронил из ножен меч свой. И как оный от множества неприятелей был затоптан, а притом многие его заступили ногами, Катон осмотревшись и увидя, что у него меча не было, весьма неустрашимым духом опять достал его, так что казалось, будто бы не было тут вовсе опасности ни малой, но как бы он поднимал его лежавшей просто. Сие видя неприятели были в изумлении, и на другой день пришли к нему с покорностью просишь мира.
17) Включишь должно между вонными храбрыми поступками и дела внутрь отечества мужественно производимые. Потому что таковые как в лагере, так и в судебном месте равную похвалу заслуживают. Как Ти. Грах будучи трибуном простого народа чрезмерною щедростью обязав к себе оный утеснил республику, и проговаривался явно; что как Сенат истреблен будет, то всему останется зависеть от простого народа; тогда Сенаторы по совещу Муция Скеволы Консула в капище Верности собравшись, рассуждали, что им в толь трудных обстоятельствах делать было надобно. И как все утверждали, что Консулу должно оружием защищать республику, но Скевола не хотел ничего силою делать. Тогда Сципион Насика вызвался таким образом: Понеже, говорил он, Консул порядок наблюдая права делает, чтоб со всеми законами Римская республика пала, то я будучи в прочем человек не чиновный себя предводителем по намерению вашему вам представляю: а потом при всех левую свою руку обернув одеждою, а правую подняв в верх сказал громко: Кто хочет республику видеть целу, тот бы за ним следовал. И тем своим голосом перервал недоумение граждан добрых и Граха с беззаконными сообщниками бунта наказал так, как он заслуживал быть наказан.
18) Подобным образом как Сатурний Трибун простого народа, Претор Главциа и Еквиций назначенный Трибуном народным весьма великие в гражданстве нашем произвели мятежи, и никто не отважился противостать возмущенному народу, то первой М. Емилий Скавр советовал К. Марию, которой тогда был Консулом в шестой раз, чтоб он вольность и законы защитил силою: и тогда же приказал принесши себе оружие. По принесении оного одев пристойным убором глубокою старостью истощенное и почти разрушившееся уже свое тело, и опершись о копье стал пред дверьми ратуши, и малыми остатками последней своей бодрости сделал то, что республика не погибла. Ибо мужеством своим Сенат и весь Кавалерской чин побудил к наказанию мятежников.
19) А как я прежде объявил о Храбрых делах в поле и внутрь отечества произведенных, теперь знаменитое звезд украшение божественного Юлия, как известнейшее изображение истинной храбрости представлю. Как он усмотрел, что наше войско от бесчисленного множества и зверовидного устремлении Нервиев в бег обратиться хотело, тогда сняв щит с одного воина, которой боязливее других сряжался, и надев на себя оной жесточайше биться начал. Которым своим поступком храбрость во все вселил войско, и упадающее войны счастие божественным духа жаром восставил. Он же в другом сражении, как один Орленосец Марсова легиона оборотяся бежать хотел, схватив его за рот и оборотив опять лицом к неприятелю, указывая на него правою, рукою сказал: Куда ты идешь? Вот где те стоят, с лотовыми мы сражение имеем: и руками только одного, а увещанием толь чувствительным всех легионов робость исправил, и сделал, что те победили, которые готовили неприятелю над собою победу.
20) Впрочем дабы исследовать действие человеческой храбрости, как Аннибал Капую, в которой находилось римское войско, держал в осаде, тогда Вибий Акцей, начальник Пелигновой когорты, знамя чрез полисад Пунический перебросил, заклиная себя и своих товарищей, ежели они допустят ему у неприятеля остаться: и на возвращение оного первый сам, а за ним и когорта его устремилася. А как то увидел Валерий Флакк начальник третьего легиона, то сказал. Конечно мы, как я примечаю, пришли смотреть чужой храбрости: но да не будет того от Римской крови, чтобы Римляне хотели уступить Латинам в славе. Я всемерно желал или славной смерти, или счастливого от смелости успеха. Чего ради хотя один наперед бежать готов к неприятелю. Сие услышав Педиан сотник выдернул из земли знамя и держа в руке правой сказал: Уже сие внутрь неприятельского палисада будет конечно. Чего ради чтоб немедленно за ним те следовали, которые не хотят, чтоб оно досталось неприятелю в руки: и с ним вбежал в Пунической лагерь, а с собою привлек и весь легион тот. Таким образом храброе трех мужей дерзновение сделало, что Аннибал, который почитал в надежде своей за взятую уже собою Капую, не силен был защитить и своего лагеря.
21) Сим в храбрости ни мало не уступал Кв. Котий, который по оной и прозван Ахиллесом. Ибо не касаясь других дел его, довольно из двух случаев, о которых объявить имею, узнать можно, какой–то он был воин. Он отправясь в Испанию к Консулу К. Метеллу Легатом, и производя под командою его войну Целтиберическую, как услышал, что один из того народа молодой человек вызывает его на поединок, тогда оставив стол свой, за которым сидел, приказал за полисад свое оружие вынести и лошадь вывести тайно, чтоб ему Метелл в том не воспрепятствовал. Как все приготовлено было, то он помянутого Целтиберянина, которой перед ним разъезжал весьма дерзко, нагнавши лишил жизни, и сняв с него весь убор, в великом веселии принес в лагерь. Потом вторично вызван будучи на поединок от Пиресия, которой знатностью и храбростью превосходил всех Целтиберян, принудил его просить о помиловании. И не постыдился тот весьма жаркий молодой человек ввиду обоих войск подать ему меч свой и военную одежду. Котий же притом со своей стороны просил, чтоб они впереди ему знаком был, когда между Римлянами и Целтиберянами мир воспоследует.
22) Не можно обойти и К. Атилия, которой служа в десятом легионе рядовым воином от стороны Цесаря во время морского сражения правой руки лишася, которою было за Массилиенское ухватился судно, схватил однако ж корму левою, и не прежде перестал чинить сопротивление бывшим на оном, как держимое собою затопил судно. Впрочем, сей поступок не столько вероятен. Однако Кинегира Афинянина, которой в достижении неприятелей подобную оказал крепость, Греция память во всех веках многими похвалами прославляет громко.
23) Какую Атилий получил славу на море, вскоре после его равную заслужил хвалу на сухом пути М. Цесий Скева сотник того ж предводителя. Ибо как он защищая часть укрепления себе порученную с неприятелем бился, и начальник со стороны Кн Помпея по его повелению с возможным старанием и с великим числом войска овладеть тем местом домогался, побивал всех тех, которые на него нападали, и не уступая ни мало во все время на ногах бьючися, наконец на превеликую пал кучу собою побитых. У него голова, плечи и ледвея были жестоко ранены, а на щите сто двадцать скважин от ударов нашлося. Такие воины от исправной дисциплины в лагере божественного Юлия находились, из которых один лишась руки правой, а другой глаза, биться не преставали: и первой по получении такой утраты победителем, да и последней при толиком уроне остался непобежденным.
Но твоему непобедимому духу Скева в обеих частях естества вещей, сколько должен я удивляться, не знаю. Потому что ты превосходною твоею храбростью в недоумение меня приводишь, мужественнее ли ты на воде сражался или на земле произнес слова? Ибо во время войны, в которую Цесарь тем не довольствуяся, чтоб действия его в берегах заключались Океана, на Британский остров небесные свои простер руки, ты с четырьмя сотоварищами на плоту переехав на камень находящейся по близости острова в море, которой великое множество неприятелей защищали, как море отливом своим расстояние бывшее между островом и камнем сделало бродом к переходу удобным, в приближения великого множества варваров, при всем том, что товарищи твои назад отплыли на плоту к берегу, один стоя неподвижно, когда отовсюду в тебя бросали стрелы, и со всех сторон напасть на тебя крайне старались, столько в неприятелей одною твоею рукою вонзил копей, сколько б довольно было пятерым в продолжительном сражении. Напоследок обнажив меч свой, которые отважнее на тебя устремлялись, то выпуклостью щита до себя не допуская, то мечом прогоняя, с одной стороны римлянам, а с другой Британцам на тебя смотрящим удивительным был зрелищем. А как потом негодование и стыд всего отведав ослабевших впрочем Британцев понуждали, и длинною стрелою бедра тебе была пробита, а притом тяжелым камнем в лицо ударен, когда уже шлем твой весь изстрелен, и щит частыми скважинами поврежден был, наконец бросился в море, и обременен будучи, впрочем, двойным панцирем из воды, кровью неприятельскою обагренной, выплыл. Потом увидя своего повелителя, когда ты за оружие неутраченное, но употребленное на поражение неприятеля похвалу заслуживал, просил от него прощения. Велик ты сражением; но еще больше,, что всегда помнил воинскую дисциплину, Вследствие чего как дела, так и слова твои от щедрого храбрости ценителя награждены были пожалованием тебя чином сотника.
24) Впрочем что принадлежит до оказавших превосходную в сражениях храбрость, то напоминанием о Л. Сициние Дентате все римские по достоинству окончать примеры можно: которого дела и за оные полученные им чести, подумать можно и превосходят веру, ежели бы о них достоверные писатели, и между ими М. Варрон особливо в своих сочинениях не свидетельствовали, О нем объявляют, что он сто двадцать раз был в сражении с такою неустрашимостью духа и крепостью тела, что казалось он большею частью участвовал в победах. Тридцать шесть получил добыч от неприятелей, из коих восемь таких было, с которыми он в виду обоих войск по вызову имел поединки. Соблюл четырнадцать граждан римских, исхитив оных от самой смерти; получил сорок пять ран, но в тыл ни одной. Следуя при вшествии в город за девятью торжественными Главнокомандовавших колесницами обращал на себя имевшего изобильные дары взор всего гражданства. Ибо пред ним несено было восемь венцов золотых, из дубовых ветвей сплетенных четырнадцать, стенных три, и осадный один: золотых цепей сто восемьдесят три, ожерельев сто шестьдесят, восемнадцать копей, двадцать пять уборов конных. Все сим украшения довольны были для целого легиона, не только для одного воина.
Внешние
1) И та кровь из многих тел изтекшая при Калах с великим удивлением соединилася воедино. Как Фулвий Флакк в сем городе судил казнить пред своим Трибуналом Кампанях за измену граждан начальнейших, и указом присланным себе от Сената, понуждаем был последнее свое о наказании положить мнение, тогда добровольно пред него представ один Кампанец из Тавреи Т. Юбеллий, и сколько мог громким выговорил голосом следующие слова: Понеже ты с толикою жадностью желаешь пролить кровь нашу, то чего ждешь, начни, с меня, и отри топор окровавленной, дыбы ты мог похвалиться, что несколько храбрее тебя по твоему приказу человек убит был? А как на то Флакк сказал ему, что он охотно бы то сделал, когда бы Сенат не мешал ему. Тогда Юбеллий: Но ты смотри на меня, которому Сенат ничего не приказывал, что я глазам твоим хотя и приятен, но дело оказываю больше нежели б ты мог поверить. И тогда же, убив жену и детей своих, потом сам себя пронзил мечом своим. За какого б мы почли сего мужа, которой своих и себя самого убийством хотел показать, что он наипаче бесчеловечию Фулвиеву ругается, нежели желал пользоваться милосердием Сената.
2) В сем месте должно упомянуть и о Леониде Спартанском, которого предприятия, дела и конца нет ничего мужественнее. Ибо он с тремястами Лакедемонян при Фермопилах делая сопротивление всей Асии, сильного того и на море и на сухом пути Ксеркса, и не только людям страшного, но угрожавшего и Нептуну оковами и небу мраком, непоколебимою храбростью в конечное привел отчаяние. Впрочем, изменою и злодейством жителей страны той, лишась выгодного своего места, которое особливо ему вспомоществовало, хотел лучше умереть в сражении, нежели назначенной себе от отечества пост оставить. И потому столь охотно своих уговаривал к бою, в котором им умереть надлежало, что сказал: Так обедайте сотоварищи, как бы вы ужинать имели у преисподних. Смерть возвещена была, а Лакедемоняне, как бы победа им была обещана, не представляя себе ни малого страха, предводителю своему повиновались.
3) По сем, сколько горяч был Гобрий, которой приняв намерение освободить Персов от презрительной и мучительной Волхвов тирании, и одного из них ввергнув в темное место, лежа на нем давил его. И как сообщник сего знаменитого дела волхву тому опасался дать удара, чтоб убивая его не поранить Гобрия, тогда Гобрий сказал ему: Нет ничего, ты опасаешься, чтоб меня не поранить: хотя обоих нас пронзи мечом своим, только бы чтоб сей погиб наискорее.
4) И поле Тирейское пространнее кажется славою сына Орифриева и казистее сражением его и смертью нежели обширностью места. Которой кровью своею изобразил на щите своем, что побежден неприятель, и пред самою своею смертью окровавленным знаком победы возвестил о ней отечеству.
5) За превосходнейшими Спартанской храбрости успехами следовало бедственное падение. Епаминонд первейшее Фив благополучие, а для Лакедемонян первая пагуба, как древнюю сего города славу и непобедимую доселе жителей храбрость при Левктрах и Мантинее благоуспешными сокрушил сражениями, наконец сам копьем поражен будучи, и испуская последнюю кровь и дух свой спросил утешавших себя приятелей, во–первых: Цел ли щит его, а потом, совершенно ли неприятели побиты. А как объявили ему с его желанием согласно, то сказал: Не конец сотоварищи, пришел моей жизни, но лучшее и славнее приблизилось начало. Ибо теперь–то ваш Епаминонд рождается, потому что так умирает. Вижу, что Фивы предводительством и счастием моим сделались главою Греции. Храброе и мужественное Спартанское лежит гражданство опроверженное нашим оружием. Греция освободилась несносной его власти. Хотя я к сир умираю, но не без детей однако ж. Потому что удивительных дочерей Левктры и Мантинею по себе оставляю. Потом приказав копьё из тела своего вынуть, от той раны скончался. Ежели бы бессмертные боги допустили ему пользоваться толь великими победами, то бы никто из остававшихся в живых после сражений славнее его не вошел в отечество.
6) Но и Фирамен Афинянин не малую имел духа крепость, которой принужден будучи умереть под народною стражею, принесенной себе по повелению тридцати тиранов яд не медля ни мало выпил, а сосуд с остатками оного шутя ударив о пол произвел стук тем, и смеяся сказал подавшему оный слуге народному: Что я пью за здоровье Крития. И так смотри, теперь же отнеси к нему сосуд сей. Критий же был из числа тридцати тиранов наилютейший. Столь спокойно терпеть наказание есть по истине то же, что освобождать себя от оного. И так Фирамен равно как бы в своем дохе лежа на постели умер. По мнению недоброхотов он был наказан, а по его собственному рассуждению он тем окончал все бедствия жизни.
7) Но Фирамен от наук и учения заимствовал такую бодрость, а Феогену Нумантийскому к приобретению подобного мужества наставницею была врожденная своего народа лютость, Как Нумантиняне дошли до самой крайности и бедности, а Феоген превосходил всех своею знатностью, богатством и достоинствами, то он дом свой, которого не было великолепнее в городе., собрав отовсюду подгнеты зажег сам; и тогда же обнажив меч свой и положив посреди двора своего у приказал, чтоб по два из граждан между собою бились, и побежденного бы, отрубив голову в горящее строение бросали. А как он положенным толь твердым законом смерти истребил всех жителей, напоследок и сам в огонь бросился.
8) А чтоб объявить и о погибели равно враждебного римскому народу города. По взятии Карфагены жена Асдрубалева, учинив ему прежде с поношением выговор, за то, что о забыв жену и детей своих довольствовался испрошением одному себе от Сципиона жизни, взяв обеими руками общих сыновей своих, которые также охотно умереть желали, бросилась в огонь горящего своего отечества с оными вместе.
9) К примеру храбрости женщины придам двух девиц не меньше мужественный случай. Как во время зловредного бывшего в Сиракусах бунта весь род Гелонов бес пощады истреблен был, и оставалась одна только Гармония девица, то и на нее один пред другим из мятежников устремлялся. Тогда кормилица её подобную ей девицу убрав в Царское платье неприятелям представила на жертву, которая и тогда не открылась, какого она была состояния, когда уже ей надлежало быть умерщвленной. Гармония удивясь её крепости, и не хотя соблюсти себя таким средством, закричала, и привлекши тем убийц её, объявив о себе, на себя их лютость обратила. Таким образом одной скрытой обман, другой открытая истинна были концом жизни.

Глава Третья. О терпении

Храбрость виденная нами в знаменитых делах мужей и жен заставляет вывести на среду и терпение, которое утверждается на столь же крепких корнях, и не меньше имеет в себе благородного духа, но соединено подобием так близко, что кажется или с оною вместе, или от неё родилось.
1) Ибо что сходственнее с объявленными выше примерами храбрости быть может, как поступок Муциев. Когда Порсена, владетель Етрусский, жестокою и долговременною войною наш угнетал город, то он не могши терпеть того, тайно в его лагерь вошел вооруженный, и во время отправления им жертвоприношения хотел убить его. Впрочем, в ревностном и храбром своем предприятии воспрепятсвован будучи не хотел и скрыть вину своего прихода, и сколько–то он презирал мучения, показал удивительным своим терпением. Ибо же желая более иметь, как думаю, руки правой, что она не могла услужить ему, чтоб убить Порсену, положив на огонь жертвенной сжег ее. Во истине ни на какие бессмертные боги возлагаемые на жертвенники свои приношения столь внимательно не взирали. Да и самого Порсену забыв опасность, мщение свое обратить на удивление принудил. Ибо он ему сказал: Возвратись к своим Муций, и объяви им, что когда ты моей искал жизни, то я тебе жизнь дарствую. Однако Муций за оказанную милость от Порсены не воздал хвалы ни малой; но скорбя о том более, что не убил оного, нежели радуясь, что сам жив остался, с прозванием Скеволы славным вечно возвратился в город.
2) Помпеева также крепость похвалы достойна, которой отправляя посла должность от Царя Генция посажден под караул будучи, как принуждаем был открыть намерение Сената, то навед на свечу свой палец, начал жечь оный. И тем своим терпением не только Царя лишил всей надежды посредством мучения допытаться от него о чем–либо, но вперил при том в него великое желание искать дружелюбия римского народа. А чтоб исследывая далее сего рода домашние примеры не принужден я был часто доходишь и до ненавистной памяти междоусобных браней, то сими двумя римскими довольствуясь примерами, которые сколько похвалы знатных фамилий, тем меньше народной в себе скорби заключают, придам внешние.
Внешние
1) По древнему Македонян обыкновению при Царе Александре во время его жертвоприношения находилось по нескольку мальчиков знатнейшей породы. Из сих один взяв поспешно кадильницу стал пред ним близко, которому на плечо упал горячий уголь: и хотя оный жег его так сильно, что все около стоявшие чувствовали запах горелого тела, однако он и боль свою терпел скрепяся, и плечом не трогал ни мало, чтоб или уронив кадильницу не сделать помешательства в жертвоприношении Александру, или изданием стона не озлобишь Царского слуха. И Александре на терпеливость мальчика смотря с удовольствием хотел иметь неложный опыте его твердости. Ибо он продолжительнее обыкновенного отправлял жертвоприношение, но и тем не мог преодолеть его терпения. Ежели бы Дарию случилось увидеть сие чудо, то бы он уверился конечно, что воины сего народа непобедимы, рассудя, что столь младой возраст такую имеет в себе крепость.
Есть великое и то твердое воинствование духа, сильное науками почитаемых учения служений начальница Философия, которая восприята будучи в сердца людей, отгнав поносные и вредные желания на крепком основании добродетели оные утверждает, делая непреоборимыми от страха и болезни.
2) Начну же от Зенона Елеатского, которой в испытании естества вещей превеликую имел мудрость, и весьма способен будучи к возбуждению в юношестве великого духа, справедливость правил примером своей добродетели показал свету. Он оставив свое отечество, в котором мог наслаждаться спокойною вольностью, пошел в Агригент [утесняемый сожалительною неволею], полагаясь на свой разум и нравы столько, что надеялся от зверства безумных мыслей Фаларида отвести скоро. Но когда приметил, что в нем более привычка к владычествованию, нежели здравые советы силы имели, тогда он возжег ревность. в знатнейших молодых людях того гражданства к освобождению своего отечества. А как о том тиран сведал, то собрав народ на площадь, приказал его различными терзать муками, желая допытаться, кого он имел сообщниками в своем умысле. Но Зенон ни одного из тех не показывая, сделал подозрительными ближайших и вернейших тирану, и понося Агригентян за нерадение и робость, произвел то, что они вдруг побуждением внутренним тронуты будучи Фаларида каменьями повергли на землю. И так одного старика лежащего в орудии мучительном не просительной голос и не жалкой крик, но мужественное увещание всего гражданства мысли и состояние переменило.
3) Того ж имени философ, как от Неарха тирана, которого было он убить намерение принял, был мучим сколько в наказание, не меньше для показания сообщников, и преодолевая не только болезнь свою, но желая за то отмстить тирану, сказал: что он имеет донести ему нечто для него полезное, о чем он на един объявить может, то Тиран приказал отрешить его от орудия мучительного. И как философ улучил способное время коварство свое произвести в действо, то схватил его за ухо зубами, и отпустил не прежде, как сам жизни, а тот части тела лишился.
4) Такого терпения был подражателем Анаксарх, когда он мучим был от Кипрского тирана Никокреонта, которой как ничем не мог ему в том воспрепятствовать, чтоб он наиязительнейшими злословий ударами не терзал его взаимно, наконец отрезанием грозил ему языка. Тогда Анаксарх сказал ему: Молодец сладострастный! не будет и сия часть моего тела в твоей власти; и тогда же отгрызши себе язык, и изжевав его выплюнул в рот ему, которой он в сердцах держал отверстый. Многих тот язык, и особливо Царя Александра слух восхищал в удивление, когда он о состоянии земли, обтечении морей, движении звезд, и наконец о естестве всего мира толковал весьма разумно и красноречиво. Однако он умер, можно сказать, славнее, нежели был в жизни. Потому что столь мужественною смертью знаменитое утвердил свое звания своего дело; и Анаксарх не токмо жить не престал, но смерть учинил славнее.
5) Над Феодором также весьма почтенным мужем Иероним тиран продолжал мучения тщетно. Ибо изорвал он бичи, избил плечи, расшатал мучительное орудие и раскаленная доска простыла прежде, нежели мог довести его до того, чтоб он показал сообщников тиранова убийства. Сверх того его драбанта, на котором вся сила юного власти, как бы на некотором держалась крюке, оговорив ложным оклеветанием, лишил верного его и неотлучного стража; и с помощью терпения не только ее открыл того, что прежде содержало было в тайне, но отплатил и за свои муки. Ибо когда Иероним ненасытно терзал врага своего, в то самое время потерял безрассудно своего друга.
6) Утверждают, что Индийцы столь непоколебимы в терпении своем бывают, что есть такие, которые чрез все время своей жизни не носят никакой одежды, укрепляя иногда свое тело несносным мразом горы Кавказа, то в огонь себя повергая без всякого стенания. И таковым презрением болезни немалую себе снискивают славу, получая мудрых титул.
7) А как все вышеобъявленные примеры терпения, от людей глубокой мудрости и ученых происходили, то однако ж не меньше удивительным покажется, что один слуга предприял учинить в своей мысли. Он был родом Варвар, и печалясь о том, что Асдрубал убил его господина, пришед к нему нечаянно самого лишил жизни. И хотя он пойман будучи всеми родами мучения был терзаем, однако веселие полученное собою из отмщения удержал на лице своем постоянно. И так добродетель не гнущаяся скорые и бодрые умы к себе допускает, и довольствоваться собою обильно или мало без лицеприятия позволяет. Но всем равно себя являя, взирает на то более, с каким кто требованием, нежели достоинством к ней приходит, и в получении благ своих тебе самому на рассуждение оставляет тяжесть, чтоб столько ты брал с собою, сколько понести будет в силах.

Глава Четвертая. О низкого происхождения знатными учинившихся

Часто случается, что родившиеся в низком состоянии люди, на высочайший степень достоинства восходят, а напротив того отрасли знатнейших фамилий вступив в бесчестные дела полученное от предков своих сияние затмевают. Что самое яснее покажется примерами; и я начну от тех, которых состояния на лучшее перемена приятную для всех подает материю к повествованию.
1) Тулл Гостилий малолетство свое препроводил в простой сельской хижине, а в юношеском возрасте пас стадо, в мужеском управлял римским владением и оное усугубил. Старость его удобренная наипревосходнейшими украшениями на высочайшем степени величества блистала.
2) Впрочем, хотя Тулл и велик был, и удивительную в состоянии своем имел перемену, однако он нам домашний пример собою представляет. Тарквиния же Приска для обладания нашим государством фортуна привела в наш город. Он был иностранец, потому что родился в Коринфе, презрителен, что рожден купцом Демаратом, постыден, что отец его был притом ссылошной. Впрочем, толь благополучным состояния своего случаем из бесчестного тщательных; а из ненавистного сделался славным. Ибо он распространил владения пределы, почитание богов новыми священства видами умножил, число Сенаторов увеличил, чин Кавалерский сделал количеством более прежнего: и что совершением похвале его служит, преславными своими добродетелями то сделал, что гражданство не раскаивалось после, что оно Царя себе наипаче заимствовало от соседственного народа нежели из своего избрало.
3) На Сервие же Туллие фортуна особенно свои силы изъявила, учинив его Царем, который рабом рожден был притом он весьма долго владел государством. Четыре раза перепись граждан делал, и триумф отправлял троекратно. Кратко сказать: откуда он происходил, и до какого дошел степени счастия довольно изображает надпись на его статуе положенная, которая рабское проименование соединяет с именем Царским.
4) Удивительным так же возвышением Варрон из съестной лавки отца своего достиг Консульского достоинства. Но фортуна и то еще сочла за мало, чтоб воспитанному промыслом смрадной торговли, дать двенадцать знаков чести, ежели не придаст ему в товарищи Л. Емилия Павла. И столько ему благоприятствовала, что, как он при Каннах от неразумия своего потерял великое множество римского войска, то Павлу, которой не хотел вступать в сражение допустила быть убитому, а его невредима привела назад в город. Но и того недовольно. вывела Сената пред вороты, которой приносил ему благодарность на его возвращение, и вынудила, что виновнику толикого поражения предложено было Диктаторское достоинство.
5) Немало причинил стыда Консульскому достоинству собою М. Перпенна, который не быв гражданином сделался Консулом. Однако он в произвождении войны несколько был полезнее для республики, нежели Варрон своим предводительством. Ибо он взял в полон Царя Аристоника, и наказал за убийство Красса. В прочем же в жизни отправлял триумфы, а на смерть Папиевым законом осужден был. Да и отец его, которой не могши пользоваться правами римского гражданина, употреблял оные однако ж, позван будучи на суд от Сабеллов, принужден был в свое отечество возвратиться. Таким образом имя Перпенны только начертанное, неправедно полученное Консульство, власть подобная тени, и увядающий триумф в чужом гражданстве странствовали беззаконно.
6) Возвышения же М. Порцию Катону всему народу желать было должно: которой бывшее в Тускуле не знатное свое имя, учинил знаменитейшим в Риме. Ибо он прославил Лациум своею историею, споспешествовал воинской дисциплине, умножил величество Сената; продолжил род свой, из которого произошел Катон последний бывший величайшим оному украшением.
Внешние.
1) Но чтоб с римскими соединишь и посторонние примеры. Сократ, которой не только общим людей согласием, но и ответом Аполлоновым за премудрого почтен был, рожден будучи материю повивальною бабкою, а отцом марморосечцем, именем Софрониском, дошел до блистательнейшего сияния славы, а притом и по достоинству. Ибо как ученейшие люди в прениях своих заблуждали, и величину солнца, луны и других светил более многословными, нежели ясными доказательствами толковать старались, также всего света пространство понимать силились, он первый удалив свой разум от таких, невеждам более приличествующих заблуждений, свойство состояния человеческого, и во внутренности сердца сокрытые страсти исследовать понудил: и ежели добродетель саму по себе ценить можно, то она изрядной есть наставник жизни.
2) Какую мать Еврипид, я какого отца Демосфен имели, и в их время не известно было. Ибо одного мать зелень, а другого отец продавал ножечки, как все ученые согласно объявляют. Однако что может быть славнее первого Трагических, а другого Ораторских движущих дух сочинений.

Глава Пятая. О детях на отцов своих непохожих

Следует теперь по порядку представить вторую чаешь того, что обещал я, которая касается до помрачения знаменитых мужей благородства. Потому что о таких детях говорить предлежит, которые себя от их славы отличили, и утопая в праздности и смраде беспутства сделались наигнуснейшими чудовищами благородства.
1) Ибо что более походит на чудовище, как Сципион сын старшего Сципиона Африканского, которой рожден будучи отцом столь славным допустил себя пленить толь малому числу охранительного войска Царя Антиоха. Конечно лучше б он сам себя лишил жизни, нежели отдался неприятелю в руки тогда, когда он имел в своем роде два славнейшие проименования отца и дяди, из которых первый по завоевании Африки уже получил оное, а другому, которой от большей части возвратил уже Асию, готовилось; и просить о соблюдении себе жизни, того неприятеля, которого вскоре победив Л. Сципион, имел представить взору богов и человек триумф наивеликолепнейший.
Он же требуя себе Преторского достоинства не устыдился показаться на поле пред собрание в белой одежде, которая пятнами скаредности крайне была вымарана, так, что ежели б не уступил ему того Цицерей бывшей отца его писарь, то бы он конечно не получил от народа. Но в том нет нужды, чтоб испросив ли он то достоинство, или с отказом домой возвратился, нежели как сродственники узнав, что он бесславие им наносит, то сделали, чтоб он не имел в собрании ни места, ни в суды входить не дерзал бы. Сверх того сняли с руки его перстень, на котором вырезана была голова Сципиона Африканского. Праведные боги, какому мраку от толикого света вы родиться попустили!
2) Сколь распустную вел жизнь и К. Фабий Максим сын К. Фабия Максима Аллоброгического и гражданина и полководца наизнаменитейшего? которого хотя прочие беззакония оставить, однако довольно его нравы и тем бесчестием открыты быть могут, что К. Помпей городовой Претор запретил ему пользоваться отеческим имением; и в толь многолюдном гражданстве ни одного не сыскалось, кто бы сие его определение опорочил. Потому что все с сожалением смотрели на Фабия, что он те деньги на беззаконные дела проматывал, которые должны были служить к сиянию Фабиева рода. И так, которого чрезмерная отеческая горячность наследником учинила, того народная строгость оного лишила.
3) Снискал любовь в простом народе Клодий Пулхер, но от великого пристрастия к Фулвие жене своей, будучи, впрочем, великий воин, хотел ей во всем повиноваться. Их сын Пульхер кроме того, что в неге и лености препроводил юношеской свой возраст, обесславил себя скверною любовью публичной непотребной женщине, а напоследок гнусною смертью умер. Ибо объевшись свиного вымя от гадкой и скаредной невоздержности лишился жизни.
4) Наконец и К. Гортенсия, который в превеликом множестве своих предков, граждан честных и знатных сам высокой получил степень почтения и красноречия, внук Гортенсий Корбион препроводил жизнь свою всех беспутных мотов и волочаг распутнее и скареднее; а наконец обращался в домах непотребных, языком своим столько же служил к сводничеству, сколько дед его употреблял оной на площади к благосостоянию гражданства.

Глава Шестая. О знатных, которые в употреблении одежды и других вещей поступали по своему произволу

Примечаю я, в какой–то опасный путь пустился, И так возвращусь, дабы продолжая исчислять несчастья не внести чего–либо с вредом собственным. Чего ради отступлю лучше, оставляя безобразные тени утопать в бездне их мерзостей. Ибо лучше о том. объявить, какие знатные мужи в одежде и прочих украшениях находя нечто новое по своему произволению поступали.
1) Как П. Сципион будучи в Сицилии, и изыскивая способ, каким бы образом умножив свое войско переправить оное в Африку, помышлял о разорении Карфагены, то находясь в таких размышлениях и предприятиях толь важного дела ходил в Гимназиум в одежде и башмаках высоких, как ходили Греческие философы. Однако та забава не препятствовала ему ни мало вступить в сражение с Пуническим войском, но напротив того не более ли придавала охоты. Потому что проворные и сильные умы, чем более имеют от дела свободы, тем важнейшие действия производят. Я думал бы, что он надеялся более возбудишь к себе склонности в союзниках, показывая тем, что жизнь их и торжественные упражнения ему нравятся. В которые он тогда ходил, когда уже плечи его от многого и продолжительного труда приходили в усталость, а прочие члены воинским движением показали свою крепость довольно. И в сих упражнениях состоял труд его, а в тех от труда отдохновение.
2) Л. же Сципиона видим статую в Капитолии изображенную в воинской одежде и башмаках высоких. А именно, он хотел, чтоб и статуя его в таком представлена была уборе, какой он употреблял в свое время.
3) Л. также Сулла будучи главным полководцем не почитал за непристойно ходить в воинской одежде и башмаках высоких в Неаполе.
4) К. же Дуилий первый отправлявший триумф одержанной на море над Карфагенянами победы, когда он бывал где на банкете, то при возвращении его домой от стола вечернего несли пред ним обыкновенно похоронной восковой факел и предследовали ему играя трубач и арфщик; представляя тем ночным своим торжеством войны успех знаменитый.
5) Папирий Масон, как за услуги свои оказанные республике не мог истребовать себе от Сената триумфа, то сам собою сделал начало торжествовать на горе Албанской, а после и другим пример подал. Вместо же венца лаврового, когда он бывал на позорищах, употреблял миртовой обыкновенно.
6) Поступок же К. Мария почти уже был своеволен. Ибо он после Югуртинского, Цимбрического и Тевтонического триумфов пивал всегда из сосуда, какой, сказывают, предки употребляли при отправлении служения Бахусу. Для того, что, как утверждают, сей род сосуда употреблял сам Бахус возвращался из Асии с триумфом; чтоб таким употреблением вина сравнишь свои с его победою.
7) М. Катон будучи Претром судил М. Скавра и других виновных, заседая не в судейской одежде но в обыкновенной дворянской.

Глава Седьмая. О надеянии на самого себя

Вышеобъявленные и сим подобные поступки сушь знаки добродетели в введении новизны несколько себе власти присвояющей. Из следующего же, о чем я говоришь имею, познать можем, сколько надеяния она на себя иметь обыкла.
1) Как П. и Кн. Сципионы в Испании с большею частью войска от Пенов были побиты, а притом все народы той провинции пристали в союз к Карфагенянам, и никто из вождей наших не смел туда отправишься, то П. Сципион на двадцать четвертом году от рождения своего вызвался туда ехать. Его на себя надеяние подало надежду римскому народу к восстановлению счастья и победе. С таковым же надеянием он поступал будучи и в Испании. Ибо как он осаждал город Бадию, то с пришедших к себе в трибунал приказал взять подписки, чтоб они на другой день в капище, находившееся в стенах неприятельских к суду явились. И скоро овладев городом, в то самое время и в том месте, которое он назначил, судил их. Нет ничего сего на деяния благороднее у предсказания неложнее, скорости действительнее и достоинства достойнее. Не меньше был смел и благополучен его переезд в Африку, в которую он сверх запрещения Сената из Сицилии переправил войско. Потому что ежели бы он в том случае не на свое благоразумие, но на Сенаторов мнение положился, то бы не было конца второй войне Пунической. С сим поступком сходствовало и то надеяние, что как он прибыл в Африку, то схвачены были лазутчики в его лагере посланные от Аннибала: и как они ему представлены были, то он не хотел ни казнить их ни расспрашивать о предприятиях и силах Пенов, но приказал обвести под охранением вкруг всего своего войска. Потом спросив их что довольно ли они приметили, что осмотреть посланы были, и угостив оных, а притом снабдив скотом отпустил невредимых. Сим толь исполненным надеяния поступком прежде сокрушил духи неприятелей, нежели оружие. Но дабы коснуться великого его на себя надеяния внутрь отечества оказанного. Как Л. Сципион потребован был в ратушу для отчета в сороке сестерциях казны Антиохийской, тогда П. Сципион представленный от него счет, содержавшей в себе приход и расход, которым изобличить было можно его недругов в ложном доносе, изорвал пред собранием, негодуя за то и что о том сомневаются, что производило тогда, когда он был его Легатом. Но того не довольно: он в оправдание себя и своего брата притом так изъяснился. Я не даю Сенаторы, в сороке сестерциях отчета, быв в команде другого, для того, что будучи сам главным предводителем умножил казну я двумя тысячами сестерциев. Ибо не думаю, чтоб вы дошли до такого степени злости, что меня в моей невинности вам следовать должно. Особливо когда я всю Африку покорил во власть вашу, то ничего из нее не вывез, кроме прозванья. И так ни во мне Пунические, ни в брате моем Асийские сокровища не могли возбудить жадности к сребролюбию, но напротив того, как он, так и я более имеем зависти нежели денег. Столь постоянное оправдание Сципионово и Сенат подтвердил, так, как и тот его поступок. Когда надобно было на нужные расходы республики несколько из казны вынуть денег, а Квесторы, потому что казалось противно законам, не хотели отпереть оной, то П. Сципион, не имея тогда, ни какого чина, ключей потребовал и отперши казну сделал, чтоб закон уступил пользе. Таковую смелость подала ему совесть. Особливо он ведал, что им все сохранены законы. Не обленюся я еще говорить о делах его, когда и он в подобном роде добродетели показал себя неутружденным. Ему от Невия Трибуна простого народа, или как другие объявляют, у от двух Петилиев день был назначен, к очищению себя пред народом, в который он в великом множестве пришед на площадь взошел на Ораторское место, и надел на голову свою венец торжественной, говорил таким образом. В сей день, Римляне, много замышлявшую Карфагену принудил я повинуться вашим законам. Чего ради надлежит вам идти вместе со мною в Капитолиум. благодарить богов. После сего изречения оного следовал случай не меньше знаменитый. Ибо и Сенат весь и чин Кавалерской и весь простой народ в храм Иовиша пошел за ним. Оставалось, чтоб Трибун пред народом, но без народа производил дело, и брошен будучи от всех на площади с великим осмеянием своей клеветы один стоял. Чего ради для прикрытия стыда своего принужден был и он идти в Капитолиум; и из доносителя Сципионова сделался его почитателем.
2) Дедовского духа изрядной был преемник Сципион Емилиан. Как он осаждал прекрепкий город, и некоторые ему советовали разбросать вкруг стен железные щипы небольшие, и по всем бродам опустишь мосты со свинцом гвоздями набитые, чтоб неприятель учинив нечаянную вылазку, не мог напасть на отводные караулы, тогда Сципион ответствовал: Не прилично полководцу и брать хотеть, а тех же самих бояться.
3) На которую сторону добропамятных примеров я ни обращаюсь, однако сверх хотения моего должен еще остаться на имени Сципиона. Ибо как можно здесь пропустить Насику, которой сколько был на себя надежен, не меньше произнес слова преславные. Во время умножающейся дороговизны хлеба К. Курций Трибун проста го народа введ Консулов в собрание народа, говорить стал, чтоб они о покупке хлеба, и о посылке для исправления сего дела предложили в Сенате нарочно. Для воспрепятствования в сем бесполезном предприятии Насика начал говорить тому противно. А как народ шумом своим делал ему в том помешательство, то он сказал: Молчите, прошу, Римляне: потому я больше знаю, нежели вы, что служит к пользе Республики. Услышав таковой его голос все с исполненным почтения молчанием больше приняли в рассуждение его повеление, нежели о своей помышляли пище.
4) Ливия также Салинатора великой дух вечной памяти предашь должно. Как он Асдрубала с Пуническим войском побил в Умбрии, и ему донесено было, что Галлы и Лигуряне отстав от неприятельского войска без предводителей и знамен шатаются порознь, и что их малым числом войска взять можно, тогда он ответствовал: Их пощадить должно для, чтоб неприятели о толиком своих поражении по меньшей мере из своих же хотя вестников имели.
5) Сие великодушие в войне показано, а следующее внутрь отечества, но не меньше похвалы достойно, которое изъявил П. Фурий Фил Консул будучи в Сенате. Ибо он К. Метелла и К. Помпея бывых Консулов, жесточайших своих неприятелей, которые его в том порицали, что ему по жребию досталось ехать в провинцию Испанию, которой он давно домогался, принудил туда ехать товарищами с собою. О надежды не только мужественной, но почти дерзновенной, чтоб иметь при себе двух таких, которые крайнюю к нему ненависть имели, и требовать исправления должности от недругов, которое и в друзьях едва надежно бывает.
6) Ежели кому сей Филов нравится поступок, то надобно, чтоб и Л. Красса, который у предков наших весьма славен был красноречием, предприятие показалось. Ибо как он по окончании Консульского своего правления получил провинцию Галлию, и в оную К. Карбон, которого от отца сослал в ссылку, для наблюдения дел его приехал, то Красс не только не удалил оного из своей провинции, но сверх того дозволил заседать с собою в трибунале и во всяком случае с ним советовался. И так Карбон, которой всеми мерами искал отмстить Крассу, живучи в Галлии не получил другого, кроме того, что уверился, что отец его по вине от правдивейшего того мужа сослан в ссылку.
7) Катон же старший часто от недругов своих на суд позываем и ни в какой вине не уличаем будучи, наконец столько на свою невинность сделался надежен, что как он от них пред народ приведен был для допроса, то потребовал себе в судьи Ти. Граха, с которым он в правлении республики всегда имел ссору и был им ненавидим. Такою непоколебимостью духа ожесточение своих недругов в гонении себя недействительным сделал.
8) Такое же имел М. Скавр счастье, равно продолжительную крепкую старость и дух тот же. Ибо. как он пред народом был обвиняем, что якобы получил от Мафридата несколько денег за то, чтоб изменить республике, говорил в оправдание свое таким образом. Хотя и несправедливо Римляне, что я живши с другими, теперь иным ответ дать должен. Однако осмелюсь спросить вас, из которых большей части не было тогда, когда я имел честь и отправлял дела мне порученные. Вария Сукронейский говорил, что Емилий Скавр от Царя подкуплен будучи предал ему владение Римского народа; Емилий же Скавр со своей стороны не винит его, что он к тому преступлению близок: кому вы из нас более верите? Удивлением сего изречения народ поражен будучи Вария криком своим принудил столь безумно предприятое дело оставить.
9) Противным образом поступил М. Антоний красноречивый тот Оратор. Потому что он не удалялся но требуя суда свидетельствовал сколько–то он был невинен. Он Квестором отъезжая в Асию в Брундусиум уже прибыл, где находясь из полученного собою письма уведомился, что А. Кассий Претор [которого судебное место по чрезмерной жестокости называлось Камнем находящимся в море, для судимых] осудил его на смерть за кровосмешение им учиненное. И хотя он того избыть мог по силе Меммиева закона, запрещавшего производить суд над такими, которые для республики в отсутствии находились, однако в Рим возвратился поспешно. И таковым исполненным доброй надежды поступком получил как скорую очистку, так и отъезд честнее.
10) И следующие народные примеры показывают честное надеяние довольно. Ибо как во время войны производимой против Пиррга Карфагеняне без всякой просьбы флот, во сто тридцати судах состоявший, для защищения Римлян в Остию прислали, Сенат рассудил за благо послать депутатов к главному начальнику того флота с таковым изъяснением. Что Римский народ войны предпринимает обыкновенно, которые бы мог производить своими силами; и чтобы он немедленно с флотом своим возвратился в Карфагену. Тот же Сенат по прошествии нескольких лет, как поражением воспоследовавшим при Каннах силы римского народа истощились, осмелился послать несколько людей в Испанию для пополнения тамошнего войска; и сделал то, чтоб не за меньшую цену продано было место неприятельского лагеря, особливо в такое время, когда Аннибал в Капуанские пробивался вороты, как, когда не занято было Пенами. Поступать таким образом в несчастье есть не что иное, как обращать свирепствующую фортуну стыдом одоленную себе в помощь.
11) Хотя и великим расстоянием отдален переход от Сената к стихотворцу Акцию, в прочем, чтоб тем пристойнее перейти к внешним примерам, о нем представлю. Когда Юлий Цесарь будучи муж высокопочтенный, и весьма сильный входил в собрание стихотворцев, то он никогда не вставал с места, не незная о его величестве, но думая, что в сравнении общего учения он его несколько больше. Чего ради за спесь ему того не вменяемо было потому что в сем собрании по числу книг, а не портретов преимущество отдавалось.
Внешние
1) И Еврипида в Афинах за гордого не почитали, что он, как народ просил его некоторую мысль выкинуть из трагедии вышед на театр сказал: что он сочиняет басни обыкновенно для того, чтобы учить народ, а не от него учиться. Похвально то поистине надеяние, которое мнение о себе вести справедливо, присвояя себе столько, сколько довольно к отдалению от себя презрения и гордости.
Чего ради не меньше и то похвалы достойно, что Еврипид в ответ сказал Алкестиду Трагическому стихотворцу. Как он ему жаловался, что в целые три дня больше трех стихов не мог сделать, а Алкестид хвастал, что он написал сто весьма легко, тогда Еврипид сказал: Однако между твоими и моими стихами есть та разность, что твоих на три дня, а моих на все время достанет. Ибо одного красноречивое и скорое сочинение при первом входе из памяти исчезает, а другого медленным стилем выработанное дело, навсегда и повсюду славимо будет.
2) Приложу еще пример того ж театра. Антигенид трубач ученику своему, которой в музыке имел великие успехи, но не имел счастья нравиться народу, сказал в слух всех. Играй для меня и для муз. Потому что совершенное искусство лишенное ласкательства фортуны, справедливого надеяния не лишается однако ж; и хотя и знает, что которую похвалу оно заслуживает, но не получая от других оной, при всем том во внутренности своего рассуждения приятное награждение чувствует.
3) Зевкс же живописью изобразив Елену, не хотел ожидать, какого о его искусстве будут мнения люди, но тотчас сам приложил стихи такого содержания.
(Илиад. 3).
Нестыдно Трояне и блистающие оружием
Ахеи за такую жену нести труды долговременные,
Которая образом своим бессмертным богиням весьма подобна.
Не весьма ли много приписал живописец своему искусству, когда думал о себе, что та картина столько красоты в себе заключала, сколько или Леда небесным своим произвести рождением или Омир божественным разумом изобразить мог.
4) Фидий также к стихам Омировым острым изречением подшутил кстати. Ибо по совершении работою статуи Иовиша Олимпийского, которой ничего превосходнее и удивительнее человеческие не производили руки, вопрошен будучи от своего друга, куда бы он устремлял мысль свою, что столь живо лице Иовишево, как бы с самого его черты снимая, изобразил на слоновой кости; Фидий ответствовал, что наставлением ему в том служили стихи следующие. Илиад. X.
И черными бровьми поводит сын Сатурнов,
И умащенные амвросиею Царя вечного власы cверху главы его спускались
А помаванием главы все стряс небо.
5) Не дозволяют мне более медлить в примерах не столько важных прехрабрые полководцы. Как граждане вознегодовав на Епаминонда в ругательство наложили на него должность смотреть за мощением в городе улиц [которая служба у них почиталась весьма презрительною], тогда он не отговаривался ни мало принял на себя оную, примолвил, что будет стараться город сделать прекрасным. И удивительным своим тщанием сделал, что презрительной той должности после, вместо высочайшей чести многие добиваться стали.
6) Как Аннибал у царя Прусия в изгнании находился, и советовал ему в одно время вступить в сражение, а он говорил ему, что внутренности животных не то ему предзнаменуют, сказал: Разве ты более телячьему потроху, нежели старому полководцу верить хочешь. Ежели считать слова его, то коротко и отрывчиво сказал Аннибал; ежели же разбирать смысл оных, то пространно ответствовал и сильно. Ибо он теми словами дал знать Прусию об отнятии собою Испании у римского народа, о покорении Галлии и Лигурии во власть свою и открытии нового прохода сквозь Алпийские горы, о Каннах преславном памятном знаке войны Пунической, об озере Трасименском бесчестною памятью известном, завладении Капуи и разграблении Италии: и не мог снести, что б печень одной жертвы предпочтена была свидетельствованной долговременными опытами своей славе. И поистине, что принадлежало до испытания воинских жертвоприношений и по оным заключения о военных успехах, то Аннибал всех горнов к всех жертвенников Вифинских жрецов, рассуждая по делам его военным, в рассуждениях о внутренностях животных искусством превзошел бы.
7) И следующее изречение цари Котиса произошло от высокого духа. Ибо он уведомясь, что Афиняне его в число граждан своих приняли, сказал: И я или дам право моего народа. Он равнял Афины с Фракиею, чтоб не подумали, что как ему взаимно нечем было услужить Афинянам, он меньше о своем думает народе.
8) Благородно и тот и другой ответствовал Спартанец. Один как некто выговорил ему, что он хромой в строй вышел, сказал, что он имеет намерение не бежать, но биться. Другой, как один рассказывал ему, что от множества стрел Персидских не видно бывает солнечного света, на то сказал ему: Очень хорошо говоришь ты, потому что под тенью биться гораздо лучше. Того ж города и духа один, как ему знакомой его у него жившей показывал, как то высоки и толсты стены его отечества, ответствовал: Ежели вы для женщин оные сделали, то не худо; а ежели для мужчин, то бесчестно.

Глава Восьмая. О постоянстве

Представив о откровенности и смелости честного надеяния, как бы долг предлежит мне говорить о постоянстве. Ибо от природы так устроено, чтоб, кто надеется, что он порядочно и хорошо что–либо положил в своей мысли, и ежели по произведении оного в действо охуждать его станут, защищать себя твердо, или когда еще не сделано, но ежели препятствовать в том будут, приводить к действию тем скорее.
1) Но когда я примеры предложенной материи собираю и рассматриваю, то прежде всех встречается мне постоянство Фулвия Флакка. Он Капую, которую Аннибал лестными обещаниями склонил беззаконно изменить римлянам, и вступить в договор с собою о владении своем в Италии, взял оружием. Потом будучи и неприятельской вины судия справедливый, как и славный победитель, положил Сенат Кампанский как начальника нечестивого предприятия истребить конечно. Чего ради оковав оной и разделив на две части разослал под караул в два места, а именно в Феану и Калену, в намерения предприятие свое произвести в действо после, пока то учинят прежде с теми, которых скорее захватить требовала нужда. А как слух пронесся, что Сенат римской сделал определение для них снисходительнее, тогда Флакк, чтоб сии преступники должного наказания не избегли, ночью верхом пустился в Феану, и казнив находившихся там под караулом, немедленно поскакав оттуда перебежал в Калену, желая твердое свое намерение исполнишь. И как уже преступники к столбам привязаны были, в то самое время получил он указ от Сената, который однако ж не мог спасти их. Ибо Флакк в левой руке как получил, держал оной, повелевая палачу поступать с ними по закону; и развернул его ужо тогда, когда не мог оказать своего повиновения. Сим постоянством он превышает славу самой победы: потому что ежели разделив похвалу в нем ценить оного, то больше наказанием Капуи, нежели приобретением победы его найдем.
2) И сие постоянство в рассуждении строгости, а следующее в рассуждении любви удивительно было, которое Кв. Фабий Максим неутружденно оказал отечеству. Он за пленных римлян заплатил Аннибалу своя деньги; но обманувшись в возврате оных от народа не жаловался ни мало, Молчал также будучи Диктатором, когда Сенате такую же дал власть главному над конницею начальнику Минуцию, какую он имел будучи Диктатором. Сверх сего премногими он озлобляем будучи обидами пребывал всегда в одинаковом состоянии духа, и никогда не позволял себе сердиться на республику. Столько он тверд был в любви к оной! В отправлении также войны не равное ли имел постоянство? Как он видел, что римская республика от бывшего сражения при Каннах подпала почти падению, и не в состоянии уже была набрать войско, по чему обманывать и отходить от сражения с Пенами, нежели всем своим войском вступать в бой с ними почитал за полезнее. Многими также угрожениями от Аннибала раздражаем будучи, и имея часто случай произвести дело с успехом, никогда однако ж не отступал от полезного своего предприятия, не хотя подвергнуть себя опасности и малой стычкою. И что всего наипаче труднее: он везде и всегда гневом и надеждою непобедим был. Чего ради равномерно, как Сципион сражением, так сей удалялся от оного величайшую республике учинил помощь. Ибо один поспешностью своею овладел Карфагеною, а другой медленьем своим то делал, чтоб не можно было неприятелю овладеть Римом.
3) Следующее повествование покажет сколько–то и Писон удивительно и постоянно в смутном республики состоянии отправлял Консула должность. Народ обольщен будучи вредительнейшими приманками Паликана весьма мятежного человека, хотел собранию, в котором Консулы избираемы были, нанесши крайнее бесчестие, желая дать оному власть высокопочтенную, которой за гнуснейшие дела свои достоин был отменной казни, нежели какой–либо чести. Не недоставало возмущенному многолюдству и факела ярости Трибунов, которые бы и последовали за стремящеюся его дерзостью, и ослабевающую возжигали своими делами. В таковом жалости достойном и предосудительном республики состояния, только что не руками Трибунов Писон на Ораторское возведен будучи место, когда с обеих сторон он окружен был народом, и спрашиван, что согласно ли с желанием народа объявит Консулом Паликана? ответствовал сперва таким образом: Он не думает, что столько Республика омрачилась, чтоб до такого безобразия. Потом как усильно все настояли и говорили; ужели ты объявляешь Консулом Паликана? сказал: Не объявляю. И сим столь отрывчивым ответом Писон прежде лишил Консульства Паликана, нежели еще он получил то достоинство. Писон презирал много и страшного не хотя отступить от своего благоразумного постоянства.
4) И Метелл Нумидийский подобным постоянством подверг себя несчастью, которое не соответствовало ни его великости, ни нравам. Ибо как он предузнал, куда клонились пагубные домогательства Сатурнина, Трибуна простого народа, и с коликим злом отечества, ежели воспрепятствовании не будут, оные откроются, лучше хотел ехать в ссылку, нежели на его закон согласиться. Можно ли представить постояннее сего мужа, которой, чтоб только устоять в своем мнении, снес лишение отечества, в коем он имел высочайший достоинства степень.
5) Впрочем как я не могу никого предпочесть оному, по меньшей мере могу по достоинству сравнять с ним Кв. Скеволу Авгура. Сулла рассыпав и поразив войска сторон себе противных и заняв город, Сенат силою принудил собраться, домогался крайне, чтоб Марий в возможной скорости неприятелем отечества был призван. И как его хотению никто не смел противиться, один Скевола вопрошен о сем будучи, не хотел подать своего мнения; а притом как ему Сулла угрожал лютостью, сказал: Хотя ты мне хвались всем войском, коим осадил Ратушу, и хотя непрестанно угрожай смертью, однако ты никогда того не сделаешь, чтоб я для соблюдения остатка престарелой моей жизни, Мария, которой спас город и всю Италию, судил быть неприятелем.
6) Какое женщине с собранием народа дело? Конечно нет ни малого, если только обыкновение отечества наблюдаемо будет: но когда внутреннее спокойствие колеблется от мятежей, то и важность древнего обычая нарушается: и больше то может, что нужда делать заставляет, нежели что советует благопристойность. И так о тебе Семпрония, сестра Ти. и К. Грахов, супруга Сципиона Емилиана, упомяну с почтением, не с тем, чтоб включая непристойно в дела мужей, наиважнейшие говорить о тебе с некоторым угрызением, но что ты Трибуном простого народа введена будучи в собрание народа, в крайнем замешательстве соответственно знатности твоего рода себя оказала. Ты принуждена была стать в том месте, где и первенствующие республики люди не редко в возмущение приходят. Наступала на тебя лицом суровым угрожающая власть верховная; и невежливое многолюдство, наполнявшее площадь своим криком с крайним желанием домогалось у чтоб ты Еквиция, которому искали дать ложно право Семпрониева рода, вместо сына брата своего Тиверия признала. Однако ты неизвестно из какого мрака извлеченное то чудовище, силившееся ненавистною дерзостью вступить в сродство чужое, от себя отогнала.
7) Не будут конечно негодовать первенствующие нашего гражданства люди, когда между их знатностью представлю и сотников добродетель. Ибо как низким должно почитать высоких, так и знатным сберегать наипаче, а не гнушаться надлежит вновь в знать входящими, которые одарены хорошими качествами особливо. И так должно ли удалить от собрания сих примеров Понция, которой держась стороны Цесаревой перехвачен будучи от Сципиона, как одним только способом он мог соблюсти жизнь свою, ежели согласится служишь в войске Кн. Помпея его зятя, не усомнился оному ответствовать таким образом: Тебе, Сципион, благодарю я: впрочем мне такое состояние жизни не нужно.
8) Происходя так же не от знатного рода имел дух благородный и равно твердые мысли К. Мевий сотник божественного Августа. Как он в продолжение войны с Антонием часто превосходные имел сражения, и наконец нечаянно хитростью неприятеля захвачен будучи и переслан к Антонию в Александрию, вопрошаем был от оного; что с ним делать надобно было? сказал: Убить прикажи меня: потому что ни дарованием, ни смертною казнью принудить меня к тому не можно, у чтоб я переставь быть воином Цесаревым, и твоим быть начал. Впрочем, чем он постояннее презирал жизнь свою, тем удобнее ходатайствовал оную. Ибо Антоний за его постоянство сохранил его жива.
Внешние
1) Хотя еще весьма много остается сего рода примеров римских, однако, чтоб не насытиться одними ими, для того я умеренность в них наблюдаю. И так по положенному мною порядку обращаюсь теперь к посторонним, между коими первое дам место Блассию, которого постоянства ничего не может быть тверже. Как Салапия его отечество занята была Пуническим гарнизоном, и он хотел сдать римлянам, но не в силах будучи своего намерения произвести в действо без Дасия, который в правлении республики крайне жил с ним не согласно, и все изыскивал способы оказать свои услуги и войти в любовь у Аннибала; чего ради Блассий при всем том больше от нетерпеливости желания, нежели усматривая какую надежду принял смелость сделать покушение, не согласится ли и он на его предприятие. Дасий выслушав оного, о тех словах его, прибавив притом от себя, что могло служить к приведению его у Аннибала в любовь большую, а недруга в вящшую ненависть, дал знать оному. Аннибал приказал им к себе быть, чтоб один доказывал тот умысел, и другой оправдал себя в оном. Впрочем, как дело то происходило в присутственном месте, и в следствие то все внимание свое устремили, а между тем по случаю другое дело производимо было, которое рое скорейшего решения требовало, то Блассий лицом скрытым и тихим голосом стал уговаривать Дасия, чтоб он Римской наипаче, нежели Карфагенской стороны держался. Тогда Дасий громким голосом вызвался, что Блассий его в глазах Предводителя против оного соглашает. А как то и невероятно всем показалось, и один он только слышал, а притом говорил его недруг, то ему в том не поверили. Но не много после того Блассий удивительным своим постоянством, склонив на свою сторону Дасия, Салапию сдал Марцеллу с пятьюстами Нумидян, которые гарнизон составляли.
2) Фокион же, как Афиняне таким образом, нежели он советовал, а притом с успехом в воинском поступали деле, весьма упорно стоя в своем мнении защищал оное, так, что в собрания парода изъяснился: что он радуется о их успехе, однако совет его несколько бы был лучше. Ибо они того не опорочивал, что видел справедливо: потому что так хорошо удавалось, что другой советовал худо; полагая, что когда бы они его следовали совету, то б еще счастливее дело вышло, а в том случае поступлено разумнее. Ибо безрассудной дерзости помогает случай, когда худым советом счастия достигаем ближе: а чтоб вред учинить чувствительнее, то большее отчаяние пользует. Такие склонные к соболезнованию, обходительные и всякою приятностью растворенные нравы Фокиона поистине весьма достойно общим согласием все титулом Непорочности украсить судили. И так постоянство, которое по свойству своему казалось быть жестоко, от кроткого сердца произошло тихое.
3) Сократов же силою мужества облеченной дух представляет пример постоянства несколько упорнее. Все гражданство Афинское подпав гнуснейшему и бесчеловечнейшему заблуждению, определило лишить жизни десять вождей своих, которые близ острова Аргинусов Лакедемонский флот разбили совершенно. По случаю тогда Сократ имел власть располагать по своему мнению народные определения, и почитая за несправедливо, что такому числу и столь много заслужившим людям без всякой почти вины, а по одному только стремлению зависти казненным быть надлежало, безрассудству множества противостал твердо; и ни ужасным шумом народа, ни сильнейшими оного угрозами не мог приведен быть к тому, чтоб утвердишь его безумие. При всем том народ, сколько Сократ ни противился оному, а притом и закон возбранял ему поступать столь жестоко, в неправедно пролитой крови вождей своих омочил руки. Однако Сократ не боялся, чтоб в возмущенном отечестве не умножишь собою число от ярости побитых.
4) Следующей пример хотя не столько славен, однако из оного весьма известной опыт твердости иметь можно, сколько в рассуждении действительного исправления должности в судебном месте, не меньше явственной верности. В Афинах Ефиалту именем народа приказано было открывать винных, между которыми принужден он был сказать и имя Демокрита имевшего сына именем Демохара превосходной красоты мальчика, которого Ефиалт любил страстно. Чего ради Ефиалт по долгу общего звания представляя себя несчастливым доносителем, а по состоянию внутренней страсти сожаления достойным защитником, подошедшего к себе мальчика, которой пад к ногам его просил, чтоб он поступил снисходительнее в осуждении отца своего, ни отогнать от себя, ни смотреть не мог на оного: но закрыв свою голову с плачем и воздыханием его прошение слушал. Однако не холя нарушить совести, обвинив Демокрита судил достойным быть казни. Таковую победу, не знаю с большею ли он получил похвалою или мучением: потому что прежде нежели он осудил виновного, победил самого себя.
5) Его Дион Сиракусский разностью примера превышает: которой как некоторые ему советовали, чтоб он с Ираклидом и Калиппом, коим доверял много, поступал как с готовящими ему напасть осторожнее, ответствовал: Что он лучше умереть хочет, нежели опасаяся насилия смерти, не различать друзей от недругов.
6) Пример следующий и удивлением самого дела, и славою учинившего оной знатен. Александр Царь Македонский по разбитии знаменитым сражением превосходнейших сил Дариевых, от солнечного зноя и от пути разгоречася, вознамерился облегчить жар свой прозрачными водами реки Кидна чрез Тарс протекающей; и в оном погрузяся, вдруг почувствовал, что от безмерного холоду окрепли в нем жилы и оцепенели члены; чего ради с превеликим ужасом войска отнесен был в городе не далеко от лагеря отстоявший. Он лежал болен в Тарсе, и при худом его состоянии здравия приближающаяся победа сомнительною быть казалась. И так собраны будучи врачи с возможным тщанием изыскивали способы к возвращению ему здравия. А и все согласились на один напиток, и Филиппе врач [который был друг Александру, и находился при нем во всех походах неотлучно] сделав оной своими руками подал Александру, между тем отправленное письмо от Пармениона подоспело, в котором он советовал Александру опасаться Филиппа, как подкупленного от Дария. Александр прочет оное и не мешкав ни мало принял лекарство, отдав тогда же читать письмо Филиппу. За которое толь твердое мнение о своем друге Александр весьма достойную от богов бессмертных получил награду: которые не попустили, чтоб соблюдение его здравия воспрепятствовано было ложным знаком.

Книга Четвертая

Глава Первая. О скромности

Перехожу к наиполезнейшей части, то есть скромности, которая не допускает, чтоб мысли наши необузданным безрассудной дерзости насилием, от пути правого удалялись. От чего бывает, что мы избываем язвительных порицаний, а приобретаем хвалу изобильнейшую. И так действия оной в мужах славных рассмотрим.
1) А дабы начать от самого введения высокопочтенного достоинства. Как П. Валерию получившему проименование от почитания величества народа Попликолы, по изгнании Царей вся власть оных и знаки под титулом Консульства вручены были, то он завистный тот степень власти скромностью своею сделал сносным. Ибо от знаков чести отняв топоры, в собраниях народа подвергал власти оного. Притом половину только тех оставил у себя знаков, и принял добровольно себе в товарищи Сп. Лукреция, к которому как он был старее его летами, послал старее и знаки. Сверх сего в собраниях сотенных издал закон, чтоб никакая власть против апелляции к народу не могла наказывать телесно, тем меньше лишать жизни Римского гражданина. Таким образом, чтоб состояние республики сделать свободнее, помалу власть свою умалил. Что же еще? Приказал сломать дом свой для того, что он стоял по месту других выше, и казался иметь вид замка. И так сколько он своим домом ниже, столько славою других сделался выше.
2) Хотя и не хочется оставить Попликолу, но не неприятно объявить и о Фурие Камилле, которого столь скромен от крайнего бесчестия к высокопочтенной власти переход был, что как Галлы городом овладели, и граждане требовали от него помощи, когда он в Ардее находился в ссылке, то Камилл не прежде отправился в Вейи для принятия команды над войском, доколе не уведомился, что он избран Диктатором обыкновенным торжественным образом. Великолепен был триумф Камиллов Вейский, превосходная над Галлами победа, но то медление удивительнее далеко. Ибо гораздо труднее одолеть себя, нежели победишь неприятеля. И Камилле как несчастья освободиться не столь спешил скоро, так и за счастие не с неумеренною радостью хватался.
3) Равную Камиллу имел скромность Марций Рутилий Ценсорин. Ибо он вторично Ценсором избран будучи, собравшемуся народу строжайшею у сколько мог выговаривал речью за то, что он ту власть поручил ему вторично; которой предки, что она была велика, судили сократить время. Оба поступили справедливо, и Ценсорин и народе: ибо один дал наставление, чтоб умеренно давать чести, а другой хотел вверить себя умеренному.
4) Теперь увидим, как вел себя Л. Квинкций Цинциннат в Консульском достоинстве. Как Сенаторы оное продолжишь ему судили не только за превосходные дела его, но также и для того что народ тех же Трибунов и на следовавшей год хотел оставить; из чего ни одного законно сделать было не можно, Цинциннат остановил и то и другое, воспрепятствовав в намерении Сенату, и принудив Трибунов следовать своей стыдливости. Таким образом один сделал, чтоб высокопочтенное собрание и народ от нарекания несправедливого поступка были свободны.
5) Фабий же Максим видя, что он пять раз был Консулом, так же отец его, дед и прадед часто Консулами бывали, в собрании народа, которое все согласно сына его Консулом сделать хотело, сколько мог, стал твердо против народа, чтоб по меньшей мере на время освободить род от той чести. И то делал, не не доверяя силам своего сына, [ибо он весьма славен был между гражданами] но чтоб высокопочтенная власть та не всегда продолжалась в одном роде. Что сей скромности сильнее или действительнее, которая и отцовскую сильнейшую любовь преодолела.
6) Предки наши имея благодарные мысли не оставили без награждения заслуг старшего Сц. Африканского; и сколько оные были велики, то равные и почести воздать хотели. Они судили его поставить статую в собрании, где избираемы были власти, на ораторском месте, в Сенате, и наконец во внутренности храма самого В. Иовиша: хотели портрет его украсить торжественною одеждою и присоединить к Капитольским ложам. Положили ему во всю жизнь его быть Консулом, и дать бессменное Диктаторство. Но Сципион не мог стерпеть того, чтоб что–либо из оного или народным согласием или определением Сената было сделано, и почти столько же он употребил времени отказываяся от тех честей, сколько в заслуживании оных.
С такою же твердостью защитил Аннибала в Сенате, когда Карфагеняне чрез отправленных от себя депутатов на него доносили, что якобы он делает у них возмущения. Сверх того придал, что Римскому Сенату не должно вступаться в дела республики Карфагенской; и высочайшею своею скромностью одного соблюл жизнь, а другого сохранил достоинство, тем довольствуяся, что он до победы и тому и другому был неприятель.
7) М. же Марцелл, которой первой доказал самим делом, что и Аннибала победить и Сиракусами овладеть было можно, как во время его Консульства Сицилиане с жалобами на него в Рим приехали, сделал то, чтоб Сенате ни для какого дела не сбирался, потому что по случаю тогда товарищ его Валерий Левин в отсутствия находился, дабы для того Сицилиане в предложении своих жалоб боязни не показала. А как его товарищ возвратился, то он сам предложил, чтоб допустишь их, и жалобы оных слушал терпеливо, Потом, как Валерий Левин приказанием выйти, принудил, чтоб они были и при его оправдании. Наконец, когда с обеих сторон доказательства представлены были, и челоботчики вышли, то и он пошел в след за ними, чтоб тем свободнее Сенат мог положить свое мнение. И как жалобы их опровержены были, то они с униженностью просили Марцелла, чтоб он их принял в свое покровительство; что он и учинил снисходительно. Сверх сего он получив по жребию в правление себе Сицилию, уступил сию провинцию своему товарищу. Марцелла столько разнообразно хвалишь можно, сколько крат он употреблял новые опыты скромности против своих товарищей.
8) Сколько удивительным себя оказал и Ти. Грах. Ибо как он будучи Трибуном простого народа явную имел ссору со Сципионами Африканским и Асийским, и Сц. Асийский не в состоянии был заплатить такой суммы денег, на какую осужден был, и для того Консул приказал его отвести в темницу, тогда он требовал апелляции к собранию Трибунов, но и в оном никто не хотел заступить оного, Грах отделяся от товарищей своих сочинил определение. И никто не сомневался, чтоб он в нем не употребил слов раздраженного неприятеля, против Сц. Асийского. Но Грах, во–первых, клялся, что он со Сципионом никогда не мирился: потом читал определение такое. Как Л. Корнелий Сципион в день триумфа ведя пред колесницею своею вождей неприятельских, заключив их потом в темницу, то неприлично и несходно с величеством Римского народа видеть самого его в ту же ведома темницу. Чего ради не вделается, чтоб он снес то терпеливо. Тогда без всякого, негодования узнал народ римской, что он в мнении своем о Грахе обманулся, и его скромность похвалил по достоинству.
9) К. также Клавдия Нерона между прочиими отменной скромности примерами счесть можно. Он в поражении Асдрубала участие имел в славе с Ливием Салинатором: однако во время отправления им триумфа лучше хотел на лошади за ним ехать, нежели иметь триумф, когда и ему Сенат равно определил оной; потому что дело происходило в провинции, которою управлял Салинатор. И так он торжество отправлял без колесницы, но тем славнее, потому что Салинатора за победу только похваляли, а его сверх того и за скромносшь.
10) Не терпит и Сц. Африканский старший, чтоб я умолчал о нем. Как он. будучи Ценсором смотр делал, и в бываемом при таких случаях жертвоприношении писец из народных книг торжественные прошения стихи наперед читать стал, в коих молили богов бессмертных, чтоб они владение и состояние римского народа, первое пространнейшим, а другое совершеннейшим учиняли, сказал: Довольно одно обширно, а другое счастливо: и так молю, чтоб таковыми их сохранили на веки. И тогда же приказал в книгах исправишь стихи так, как он сказал. Сию Скромность и после Ценсоры при смотрах наблюдали. Ибо Сципион мнил весьма благоразумно, что тогда нужда была просить богов римскому народу о распространении владения, когда оной в семи от города милях искал триумфов. А когда уже он большею частью обладает света, то сколько ненасытен, ежели более что желает, столько счастлив много, ежели он ничего из того не утратит, что имеет. Такую же он оказал скромность, когда сидя в присутственном своем месте делал смотр коннице по сотням. Ибо как он увидел, что К. Лициний выкликнут будучи вышел на средину, то сказал: Он знает, что Лициний торжественным образом сделал клятвопреступление. Чего ради кто хочет просить на него, тот употреби его свидетелем. Но как никого такого не сыскалось и тогда Сципион сказал: Проводи лошадь, Лициний, и пользуйся Ценсорским наказанием, чтоб я в рассуждения тебя не представлял собою доносителя, свидетеля и судьи.
11) Сия скромность и в Кн. Скеволе превосходнейшем муже примечена. Ибо он позван будучи для свидетельства против одного обвиняемого, как сказал то, что для человека, которого жизнь в опасности находилась, весьма казалось быть вредно, то отходя придал: Что в таком случае его свидетельству верить должно, когда подтвердят и другие: потому что верить одного свидетельству был бы пример весьма худой, В следствие чего он не лишил и себя того, чтоб, как он сказал добросовестно, ему не верили, и для общей пользы подал совет здравой.
12) Я ведаю о каких гражданах и о каких их делах говорю кратко. Но как о великих делах, а притом многих к славе мужей превосходных говорить надобно, то речь бесконечным лиц и дел количеством обремененная не может обоего исправить по долгу. Чего ради и намерение мое не то было, чтоб превозносить все похвалами, но делать напоминание. В следствие чего пусть извинят меня оба Метелла Македонский и Нумидийский величайшие отечества украшения, что я представлю о них вкратце. Македонский крайне жил несогласно с Сципионом Африканским; и ссора между ими происходила от ревнования о добродетели, которая простиралась до вражды явной. Но как по народному крику Метелл узнал о убийстве Сципионовом, тогда вышед в народ сказал лицом печальным и смущенным голосом: Стекайтесь, стекайтесь граждане, стены нашего города пали! Ибо Сципион, которому надлежало быть внутрь отечества безопасным, убит злодейски. О республика! Сколько ты смертью Сципионовою несчастна, столько сострадательным и искренним плачем Метелловым благополучна! Потому что она в одно время и сколь великого гражданина лишилась, и какого имела, узнала. Он же приказал своим детям нести одр Сципионов на своих плечах, а притом и какую он честь выносу придал изустно, показывают его следующие слова: Не достанется вам дети впредь отправлять такой должности при погребении, кто б его был больше. Где девались те толь великие происходившие в ратуше между Метеллом и Сципионом ссоры? где толь многие бываемые на Ораторском месте распри? где тех величайших полководцев и граждан толиких внутрь отечества словесные сражения? Все то отменного почтения достойная уничтожила скромность.
13) Метелл же Нумидийский народным возмущением из отечества изгнан будучи в Асию удалился: где находясь, как в одно время смотрел Триллские игры, тогда ему письмо отдано было, в котором изображалось, что единодушно Сенат и народ возвратиться ему в отечество дозволяют. Однако он не прежде сошел с театра, как представление окончилось: и возле себя сидевшим не показал ни мало своего веселия, но безмерную радость скрыл внутрь себя. Объявляют, что он имел вид такой же, когда был в ссылке, и по своем возвращении: и помощью скромности в благополучии и несчастий по твердости своего духа наблюдал средину.
14) Исчислив столько фамилий одинаковую похвалу заслуживших, могу ли умолчать о имени Порциевом как бы лишенном славы. Катон младший не дозволяет мне того сделать предъявляя не малый знак величайшей своей скромности. Он с крайним рачением и сохранностью привез в Рим казну Кипрскую: за которую его услугу Сенат приказал отложить считать его до времени, дабы в собрании для избрания Преторов сверх очереди, сделать за то честь ему. Но он не хотел допустить того сделать, утверждая быть несправедливо, чтоб миновав всех других он Претором был сделан. И чтоб в рассуждении его ничего нового не воспоследовало, рассудил лучше узнать народное мнение, нежели пользоваться благодеянием Сената.
15) Когда я хочу перейти к примерам посторонним, то М. Бибулк, муж и высокого достоинства и имевшей чины великие понуждает меня несколько от того удержаться. Он живучи в Сирии услышал, что два его сына хороших качеств, от Габиниевых воинов были убиты. Которых убийц Царица Клепатра к нему послала, Чтоб он за толь несносной для него урон наказал их по своему произволению. Но Бибулк по учинении себе от Клеопатры такого одолжения, какого более находившемуся ему в печали оказать было не можно, скорбь свою принудил уступить скромности, и убийц детей своих приказал немедленно отвезти к Клеопатре говоря: Что власть мстить за сие не ему принадлежит, но Сенату.
Внешние
1) Архит Тарентинец предавшись со всем в Метапонте учению Пифагорову с великим трудом и в продолжительное время окончал оное. Потом как он в отечество свое возвратился, и вознамерился осмотреть свои деревни, то увидел, что оные нерадением его приказчика крайне в худое пришли состояние; и смотря на виновного, сказал: Я бы наказал тебя, ежели б сердит на тебя не был. Ибо он лучше хотел его оставить без наказания, нежели по случаю сердца наказать больше, как он заслуживал.
2) Архит надмеру снисходителен был своею скромностью, а Платов не столько. Ибо как он за некоторой проступок на слугу своего крайне осердился, то опасался превзойти меру в наказании поручил оного для наказания Спевсиппу своему другу, почитая, что то будет для него бесчестно, когда он сделает, чтоб и вина слуги его, и его наказание равное заслужили порицание. По чему тем меньше я удивляюсь, что он в рассуждения Ксенократа ученика своего столь твердо наблюдал свою скромность. Он слыша, что Ксенократ о нем говорит весьма дурно, говоренных себе слов в его обвинение тогда ж не принял, А как сказавшей ему о том настоял уверительным видом, и требовал причины для чего б он ему не верил, Платон придал: Не вероятно, чтоб кого он столько любит, тот не любил его взаимно. Напоследок как тот желая по злобе своей их поссорить, в истине сказанного собою клялся, то Платон, чтоб не говорить более о его клятвопреступлении подтвердил: Что никогда бы Ксенократ не сказал того, ежели бы он не счел то для него полезным. Подумал бы каждый, что не в смертном теле, но в небесном граде притом ополченной дух его препровождал краткое время жизни; когда он устремления человеческих пороков отвращал от себя столь мужественно, и хранил совершенную добродетель содержащуюся в недрах высочайшей премудрости.
3) Дион Сиракусец не может никак равняться славою учения Платону. Однако, что принадлежит до его скромности, то гораздо сильнее его оказал опыт собою. Он Дионисием Тираном из отечества своего изгнан будучи удалился в Мегару: где находясь, как в одно, время хотел с Феодором начальником того города видеться в его доме, и был не допускаем, то долго у дверей стоя сказал своему товарищу; Терпеливо сие сносить должно. Может быть я мы в чести будучи тоже делали. Которым спокойным рассуждением сам себе состояние ссылки сделал сноснее.
4) Надобно поместите здесь и Фрасивула. Он народ Афинский, которой от лютости тридцати тиранов принужден был оставить свои жилища, и рассеявшись переходя с места на место вести жизнь наибеднейшую, ополчив как духом, так и оружием возвратил в отечество. Сию знаменитую возвращением вольности победу потом учинил он похвалою скромности еще славнее. Ибо он употребил народное согласное определение, чтоб не помнить обид прежних. Сие забвение, которое Греки амнистиею называют, возмущенному и упадающему состоянию республики прежней возвратило образ.
5) Не меньшего и то удивления достойно. Стасипп Тегеец, как приятели его ему советовали, чтоб несносного себе в правлении республики товарища, а впрочем доброго и честного мужа, или убил или удалил от себя, сказал на то: что он того не сделает, чтоб которое в соблюдении отечества добрый гражданин имеет место, оное худой в нечестной занял. И желал лучше, чтоб его жесточайший противник беспокоил, нежели отечество лишить изрядного попечителя.
6) Питтак также имел сердце исполненное скромности: ибо он Алкею стихотворцу [которой имел к нему жесточайшую ненависть, и все силы разума употреблял против оного] по восприятии предложенной себе от граждан тирании дал знать только, что как–то он удобно его погубить может.
7) Упомянув о сем муже за долг почитаю представить вообще о скромности семи мудрецов. В стране Милесской, некто у рыболовов, которые невод из воды тащили, откупил тоню. А как в оную попал великий из золота сделанный стол Дельфский, то произошел спор: рыболовы утверждали, что они продавали одну только рыбу, а откупившей тоню говорил, что он покупал все, что ни попадется на счастье. Чего ради, как по необыкновенности случая и по великости цены вещи дело дошло до собрания всего народа того гражданства, то положено было требовать наставление от Аполлона Дельфского: кому стол отдать было должно. Аполлон ответствовал: что тому отдать надлежит, кто премудрее прочих, сими словами.
Ὄς σοφίη πάντων, πρῶτων, τόυτῳ τρίποδ᾿ ἄν δῶ.
то есть
Кто премудростью от всех есть первый, тому треног присуждаю.
Тогда Милесцы отдали стол Фалесу: он уступил Виасу, Виас Питтаку, а тот другому, и наконец обошед тот стол кругом всех семерых мудрецов достался Солону. Которой как титул превосходной премудрости, так и награждение отдал самому Аполлону.
8) А чтоб не оставишь без свидетельства и скромности Феопомпа Царя Спартанского. Как он первой установил быть Ефорам в Лакедемоне, чтоб оные так противоположены были Царской власти, как в Риме Консульской Трибуны простого народа; и как ему жена в одно время сказала, что он то сделал, дабы оставить по себе сыновьям меньше власти. На то Феопомп: Хотя я оставлю власть и меньше, но прочнее. И подлинно он ответствовал весьма справедливо. Ибо то могущество безопасно, когда мы силам полагаем меру. Чего ради Феопомп власть Царскую обязав законными узами, чем более удалил от своевольства, тем ближе привел в любовь гражданства.
9) Антиох из границ владения своего от Л. Сципиона, будучи за гору Тавр выгнан, и лишась провинции Асийской, как и ближних к ней народов, за долг почел благодарить народ Римский, он освободясь надмеру великого смотрения, малым своим владением был доволен. И поистине нет ничего толь славного и толь знаменитого, где б не требовалось скромности.

Глава Вторая. О примирении

А как я скромность многими примерами славных писателей объяснил довольно, то перейду к препохвальной человеческого сердца склонности, которая приводит нас в любовь от ненависти, и представлю ее в приятном виде. Ибо ежели мы на воспоследовавшую после бури тишину на море, и на ясное небо после мрачной погоды с веселием взираем, и ежели война на мир переменившаяся великую нам причиняет радость, то равномерно и о оставленной жестокости обид с веселием объявить должно.
1) М. Емилий Лепид, которой был двоекратно Консулом, притом В. первосвященником, и высоким своим достоинствам соответствовал строгостью жизни, имел долговременные и великие ссоры с Фулвием Ффлакком, который так же имел чины высокие. А как они оба объявлены были Ценсорами, то Лепид на месте избрания оные оставил, думая, что не должно иметь тем ссор приватных, которые соединены величайшею властью в правлении народа. Сие рассуждение Лепидово и наш век похваляет, и древние летописатели прославляя подобные в великих мужах поступки нам предали.
2) Равномерно оставили для ведения потомству и об отменном благоразумии Ливия Салинатора в пресечении тайной ненависти. Ибо хотя он былая ею к Нерону, поехал в ссылку, потому что он своим свидетельством вверг его в несчастье; однако как по возвращении оного из ссылки граждане сделали его товарищем оному в Консульстве, то он имея, впрочем, сильную врожденную себе склонность к гневу, принудил себя забыть, нанесенную себе жесточайшую от него обиду. Потому что ежели бы он хотел в ссоре быть сообщником власти, то бы показывая себя врагом непримиримым худо мог исправить звание Консула. Таковая преклонность мыслей к примирению в трудных и нужных обстоятельствах времени весьма много пользовала нашему гражданству и всей Италии: потому что они равным стремлением добродетели между собою споря, страшные Пунические стерли силы.
3) Славный так же пример пресечения вражды видеть можно в Сц. Африканском старшем и Ти. Грахе. Ибо к которому столу жертвенному пришли они будучи в ссоре, от того самого пошли, сделавшись друзьями и сродниками. Потому что Сципион тем не довольствуйся, что посредством Сената в торжественном Пире Иовишевом в Капитолии с Грахом помирился, сверх того тогда же и тут же обручал за него дочь свою Корнелию.
4) Но сего рода миролюбие особливо усматривается в М. Цицером. Ибо он А. Габиния приличившагося во взятках с крайним защитил старанием, которой прежде во время своего Консульства изгнал его из города. Он же за П. Ватиния, который всегдашний ему был недоброжелатель, заступил в двух судах народных, как без всякого нарекания малодушие, так напротив того с некоторою своею похвалою. Потому что нередко обиды лучше побеждаются благодеяниями, нежели продолжением взаимной ненависти платятся.
5) Цицеронов поступок столько казался быть похвален, что последовать ему хотел в том и крайней его недруг П. Пулхер: который из доносивших на себя в кровосмешении трех Лентулов, одного защитил своим покровительством, в случае, когда его судили, что якобы он недозволенными средствами домогался власти. И принял намерение взирая на судью, Претора и храм Весты сделаться Лентулу другом; в котором он прежде доносом в скверном беззаконии, погубить его желая, неприятельским поступал против его образом.
6) Каниний же Галл представлял собою и ответчика и равно удивительного доносителя. Ибо К. Антония осужденного собою имел после дочь в супружестве, а М. Колония, от которого сам осужден был опекуном своего имения.
7) Целия же Руфа сколько жизнь была бесчестна, столько оказанное сожаление к Кв. Помпею похвально. Как Помпей от него в народном следствии осужден был, а в то же время Корнелия мать Грахов порученных себе в смотрение его отчин отдать ему не хотела, и Помпей письмом просил Руфа, чтоб он в том случае вспомоществовал ему, тогда Руф заочно за него сильно вступился. Читал и письмо его, как знак крайней нужды, которым и опроверг скверную Корнелии жадность к богатству. Сей поступок по отменному человеколюбию, хотя он и Целием учинен был, презирать однако ж не должно.

Глава Третья. О воздержании

С великим старанием и отменным рачением о том объявить должно, как–то славные мужи, похоти и сребролюбия, бешенству подобные стремления благоразумно от себя отвращали. Потому что тот дом, то гражданство и то государство удобно в надлежащем своем состоянии всегда пребыть может, в котором желание любви и богатства весьма малую имеет силу. Ибо где сии известнейшие рода человеческого язвы окажутся, там обида владычествует и бесславие пылает. Которые оставив далеко, о противных сим лютым порокам нравах предложить имею.
1) Как Сципион будучи на двадцать четвертом году от рождения, по взятии в Испании Карфагены счастливое получил начало к завоеванию и древней Карфагены, и захватил многих аманатов, которых Пены в том городе содержали, а между оными и одну отменной красоты девицу а притом взрослую, то будучи, впрочем, молод, холост и победитель, как сведал, что она. была Целтиберянка, знатного рода, и сговорена за Индибила знатного ж человека того народа, призвав её родителей возвратил им и жениху ее в чистоте всякой. Притом и деньги, которые принесены были для её выкупа приложил к приданому девицы. Которым благодеянием и щедростью Индибил обязан будучи, соглашением Целтиберян к стороне римлян достойную Сципиоца за его одолжение оказал благодарность.
2) Но как свидетелем сего воздержания была Испания, так Катонова Епир, Ахаия, Кикладские острова, приморская часть Асии и Кипрская провинция. Из которых мест как надобно ему было везти множество денег, то сколько он имел отвращения от похоти, столько от сребролюбия и находясь в чрезмерном изобилии и того и другого, от обоего воздержался. Ибо и царские сокровища имел в руках своих, и великое множество городов прекрасных изобиловавших всеми забав родами, к которым по необходимости пути морского ему приставать надобно было. О сем Минуций Руф бывший Катону в походе Кипрском неотлучный спутник в письмах своих упоминает, которого однако ж я свидетельства не приемлю. Ибо сия похвала на собственном утверждается доказательстве, потому что из той же естества утробы произошел и Катон и воздержание.
3) Известно также было, что и Друс Германский превосходная слава Клавдиева рода, и отечества отменное украшение; а что всего более, качеством дел и долговременностью жизни отчиму равно и брату своему Августам, двум божественным республики зракам удивительно соответствовавшей, удовольствие любви единственно заключал в Своей супруге. Но и супруга его Антония превзошедшая похвалами мужчин своего рода славу, любовь супруга верностью со своей стороны наградила. Которая по смерти его оставшись в цветущем состоянии красоты и лет своих, покой своей свекрови вместо нового замужества имела; и на одном ложе одна из жен Друсовых в цветущих летах скончалась, а другая во вдовстве состарилась. Сей покой пусть будет окончанием таких опытов воздержания.
4) Напоследок рассмотрим тех, которые во всю свою жизнь никогда не помышляли копить деньги. Как Кн. Марций происходившей от Сенаторского рода, молодой человек, знатный, потомок Царя Анка Марция, получивший проименование от взятого Вольского города Кориола, оказал дела отменной храбрости, и Консул Посфумий Коминий нарочитою речью говоренною к войску, приписав ему похвалы довольные предложил дары, какие только служащие на войне получают, притом сто десятин земли, на отбор десять пленников и столько ж лошадей в уборе, сто волов и серебра столько, сколько он поднять мог, ничего не хотел взять, кроме одного знакомого пленника и той лошади, которая во время сражения под ним была. Такою примерною умеренностью он то сделал, что знать было не можно, с большею ли он похвалою заслужил награждения или отринул.
5) М. же Курий весьма достаточное правило Римлян умеренности в содержании себя и совершеннейшей образец добродетели, дал себя видеть послам Самнитским в таком виде, как он на деревянной скамейке близ огня сидя ел из деревянной чашки, а какое кушанье, самой прибор показывает довольно. Ибо он презирал Самнитян богатство, а Самнитяне удивлялись бедному его содержанию. Потому что как они принесли к нему именем народа в великом количестве золота, прося его покорно принять оное, тогда Курий рассмеявшись сказал им: Излишнего, не говорю, непристойного посольства исполнители, скажите Самнитянам, что Ма. Курий лучше хочет повелевать богатыми, нежели сам таким сделаться, и отнесите обратно сей подарок сколько драгоценный, столько на погибель людей изобретенный; а притом знайте, что меня ни в сражении победить, ни деньгами обольстить вам не можно.
Он же выгнав Царя Пиррга из Италии, добычи Царской, которою войско и город обогатились не коснулся ни мало. Также из определенных Сенатом каждому из народа по семи десятин, а ему пятидесяти взял себе не больше прочих; почитая за негодного республики гражданина такого, которой бывает тем не доволен, что другие получают.
6) То же думал и Фабриций Лусцин, которой всех более был граждан в свое время честью и властью, а имением равен самому бедному. Он от Самнитян, которые все находились под его покровительством, получив десять ливр меди и пять серебра и столько же рабов к себе присланных, отослал назад к оным; и будучи доволен малым, без денег весьма богат был, и не употребляя слуг много, имел при себе людей довольно. Потому что богатым его делало, не владеть многим, но желать малого. Следовательно, как в доме его не было ни серебра, ни меди, ни невольников Самнитских, так от презрения тех исполнен был славы. Соответственны были отказу подарков и желания Фабрициевы. Ибо он отправясь в лице посла к Пирргу, и при нем находясь, как в одно время услыша от Кинея Фессалийца, которой говорил, что некоторой афинянин, человеке весьма мудрый советовал то единственно делать людям, только служить к удовольствию их сладострастия, то Фабриций почел сии слова за чудовище, и желал такой же премудрости Пирргу и Самнитянам. Хотя Афины учением своим тогда и славны были, однако муж благоразумный лучше последовал Фабрицию в омерзении от роскоши, нежели наставлениям Епикуровым, что и самое следствие показало. Ибо который город обращался в роскоши, тот весьма великой своей лишился власти, а который в трудах полагал свое увеселение, тот присвоил себе оную; и первой не силен был защитить своей вольности, а последней мог давать другим оную.
7) Кв. Елия Туберона прозванного Каптом, каждой справедливо назовет учеником Куриевым и Фабрициевым. Как во время его Консульства Етолийской народ всякого рода серебряные сосуды великого веса и отменной работы прислал к нему со своими депутатами, которые прежде приезжая к нему с поздравлением, видели на столе у него глиняную посуду, то Туберон, дав знать им, чтоб они не думали в умеренном содержании помогать так, как в бедности, приказал им со своими ношами домой возвратиться. Сколь хорошо он домашнее предпочитал Етолийскому, ежели бы примеру его умеренности в содержании себя хотело последовать потомство! Ныне же до чего дошло? Едва надеяться можно, чтоб рабы не погнушались таким прибором, какой тогда не стыдился употреблять Консул.
8) По побеждении Царя Персея Павел Македонскими сокровищами древнюю и наследственную бедность нашего гражданства до того удовольствовав, что в первые тогда народ римской тяжести подушного сбора освободился, свой дом ничем сделал не богаче; почитая себя довольно счастливым, что от той победы другие деньги, а он получил славу.
9) С сим его мнением согласны были Кв. Фабий Гургес и Кн. Фабий Пиктор, также Кв. Огульний, которые депутатами отправлены будучи к Царю Птоломею, и получив от него себе дары отдали в казну оные, не писав еще ничего в Сенат об исправлении порученного себе дела; рассуждая, что от народной службы, ничего кроме похвалы за хорошее её исправление никому получать не должно. Следующей же Сената поступок был знаком его удовольствия и рачительного наблюдения предков. Ибо помянутым депутатам отданы были внесенные ими в казну подарки, не только определением Сената, но согласием всего народа, которые Квесторы без всякого замедления каждому из них выдали. Таким образом в тех же дарах и Птолемеева щедрость, и послов воздержание, и справедливость римского народа надлежащее в рассуждении похвального дела участие имели.
10) Что Калпурний Писон воздержания Фабиев и Огульния в подобном похвалы роде был подражателем, доказывает самой случай. Он будучи Консулом по освобождении Сицилии от жестокой войны с беглыми дарил по обычаю главнокомандовавших всех, которые отменные свои заслуги в той войне оказали; между же сими был и сын его, которой во многих местах сражался храбро, и которого он на словах только объявил быть достойным венца златого весом в три ливры: говоря, что не должно главному начальнику из казны брать, чтоб вошло в дом его. И обещал столько же весом золота сыну своему отказать в своей духовной, дабы он честь, как от предводителя Всенародно, а награждение как от отца получил домовно.
11) Не сочтут ли ныне за удивительного человека, которой бы будучи, впрочем, знатен, вместо постели употреблял козьи кожи, и имея при себе только трех слуг управлял Испаниею, с пятьюстами ассов в заморскую отправился провинцию, и одинаковою с матросами довольствовался пищею, как и вином тем же. Однако то сносил старший Катон без нужды: потому что приятная к умеренному содержанию себя привычка в таком роде жизни с крайним удовольствием его удерживала.
12) Весьма отдален был временем от древнего воздержания Катон младший, потому что он жил уже в то время, когда гражданство было во всем изобильно и любило пышность. Однако он будучи в войне междоусобной и с сыном, не более имел при себе двенадцати слуг, числом правда больше, нежели старший, но в рассуждении обыкновения того времени весьма мало.
13) Радуется дух напоминанием мужей великих. Сципион Емилиан по двоекратном своем славном Консульстве и толиких же отменно знаменитых триумфах имея семь только слуг при себе отправлял посла должность. И думаю, что он из добыч Карфагенских и Нумантинских мог бы иметь больше, ежели бы не желал лучше, чтоб слава дел его к нему, а добычи к отечеству доходили. Чего ради как он проезжал союзников и, посторонних земли, то не слуг при нем находившихся, но победы его тамошние жители считали, и не на то смотрели, сколько, они серебра и золота вез с собою, но сколько имел в себе чести и славы.
14) Часто видимо было воздержание и в простом народе: но довольно будет из времен весьма пространных предложить два примера. Как Пиррг ужасом нападения своего не успел ни мало, и Епирские воины ослабевать начинали, тогда он желая благосклонность римского народа снискать куплею, потому что храбрости оного не мог умалить, почти весь прибор Царской ввез в наш город. Впрочем, хотя и великой цены и разных родов от посланных его, служащие к употреблению мужей и жен дары мимо домов по улицам носимы были, однако все на оные из домов только своих смотрели без жадности, И Пиррг будучи больше смелый нежели сильный защитник своевольства Тарентинцов, с большею ли славою нравами сего города, нежели оружием был прогнан, не знаю? Равномерно и в то смутное республики время, которого причиною были К. Марий и Л. Цинна удивительное в римском народе воздержание усмотрено было. Как они от себя домы назначенных в ссылки отдали на разграбление народу, то ни одного не нашлось, кто бы из падения граждан хотел корысть получишь себе. Ибо каждой от того воздерживался столько, как бы от священных храмов. Которое, впрочем, от жалости происходившее воздержание народное служило тайным порицанием жестокосердым победителям.
Внешние
1) А чтоб не лишить похвалы того же рода, умалчивая о посторонних Перикл начальник Афинский будучи вместе Претором с Софоклом сочинителем Трагическим, как Софокл обращался купно с оным в звании народном, в одно время мимошедшего мальчика пригожего хвалил излишне, то Перикл укоряя его за невоздержность, сказал: Претору не только должно иметь чистые руки от мздоимства, но и глаза от страстного воззрения удерживать надлежит.
2) Софокл же будучи уже в старости, как некто спросил его, еще ли он обращается в делах любовных, сказал: Прощу, чтоб боги к лучшему меня направляли: ибо я от оных как бы от некоей лютой власти желал освободиться.
3) Сказывают, что и Ксенократ в старости столь же был воздержен, в котором мнении утвердить нас может довольно следующая повесть. Фрине бывшая славная в Афинах непотребная женщина с ним пьяным всю ночь пролежала, ударясь об заклад с некоторыми молодцами, что может ли она поколебать его воздержность. Ксенократ допустил себя обнимать ей, и говорить сколько ей хотелось: при всем том она в своей надежде обманулась. Поступок воздержной исполненного премудрости духа, но и оказанное непотребною тою женщиною весьма забавно. Ибо как молодые люди ей смеялись, что она будучи столь прекрасна, и так убрана, не могла пьяного старика своими прелестями тронуть, и требовали от нее тех денег, о чем об заклад бились, то ответствовала: что о человеке, а не о истукане с ними об заклад билась, Может ли кто сие Ксенократово воздержание доказать справедливее и ближе, как сама та непотребная женщина изъяснилась? Фрине красотою своею ни по которой части не могла его весьма твердой воздержности опровергнуть.
Что же Царь Александр? мог ли его прельстить и богатством? Подумал бы кто, что и он искушал истукана, и равно тщетно. Он к нему отправил нарочных с несколькими талантами, которых Ксенократ приведши в Академию, обыкновенным, то есть весьма небогатым столом своим угостил их. На другой день, как посланные спрашивали, кому он прикажет принять от них деньги? сказал: Разве вы из вчерашнего стола не могли видеть, что я в них нужды не имею. Таким образом Царь старался купить дружбу у Философа, а Философ не хотел продать Царю ее.
4) Александр же получив имя непобедимого, не мог однако ж победить воздержания Диогена Киника. Ибо как он подошед к нему сидевшему тогда против солнца, спрашивал его, чтоб он изъяснился, что от него получить желает: Диоген же сидел на земли низко, и хотя гнусное имел прозвание, но отменную крепость духа, то сказал: О прочем нужном я скажу тотчас: а между тем не застеняй мне солнца. Из которых слов вышла следующая поговорка: Александр Диогена богатством оставить предприятую жизнь принудить хочет; однако скорее Дария оружием к тому привести может. Он же будучи в Сиракусах, как обмывал овощи огородные, и Аристипп сказал ему: Ежели бы ты хотел ласкательствовать Дионисию, конечно бы не ел того; на оборот ответствовал: А ежели бы ты хотел есть их, то бы не угождал и ты Дионисию.

Глава Четвертая. О нищете похвальной

Что дети знатным женам служат украшением отменным, у Помпония Руфа в собранных повествованиях читаем пак. «Корнелия мать Грахов, как некоторая Кампанская знатная женщина будучи в гостях у нее показывала ей свои уборы, которые тогда за превосходнейшие почитались удержала разговором своим до того времени, как дети её пришли домой из школы. А вот, сказала тогда Корнелия, мои украшения“. Изъявляя тем, что все тот имеет, кто больше не желает, а притом тем надежнее нежели кто все имеет. Потому что имение часто погибает; употребление же здравого смысла не подвержено нападению противной фортуны. Чего ради не следует ни богатство почитать за первую счастья степень, ни нищету за последнюю несчастья; когда и оного веселый вид многими внутрь печалями наполнен, и сея гнусное лице изобилует целыми и неотъемлемыми сокровищами. Что самое лучше в лицах нежели в словах представится.
1) По отменении Царской власти для безмерной гордости Тарквиниевой первым был Консулом Валерий Попликола с Юнием Брутом. Он же и после был троекратно Консулом с крайним удовольствием народа: и учинив весьма многие, а притом важные дела, умножил титул своего рода. Умер же тот столп Фастов в такой бедности, то нечем было похоронить его. Чего ради из народной суммы сделано было ему погребение; Нет нужды далее исследовать бедность толь великого мужа. Ибо довольно видно сколь он богат был в жизни, что по смерти не мог иметь ни гроба, ни сруба.
2) В каком почтении, думать надобно был Менений Агриппа, которого Сенат и простой народ избрал для примирения между собою? То есть сколь великому быть надлежало посредственнику общенародного благосостояния. Но ежели бы народ положив на каждого по секстансу не похоронил его, то он так умер беден, что нечем бы было погребсти его. Но для того то гражданство, по случаю пагубного раздора разделившееся, хотело им соединено быть во едино: потому что в нем усмотрело, что он при всей своей бедности не корыстолюбив был. У которого как в жизни нечего было описывать, так и по смерти доныне величайшее его наследственное имение состоит единственно в согласии Римском.
3) Что в доме К. Фабриция и Кв. Емилия Папа начальных людей своего века серебро было, признаться должно. Ибо и тот и другой имели по блюдцу священному и по солонице. Но Фабриций тем был богатее, что блюдце его на роговой утверждено было ножке. Да и Пап как те вещи получил по наследству, для того то и не хотел их лишиться.
4) Подобно и те избыточествовавшие богатством душевным поступали, которые от сохи призываемы будучи для принятия Консульского достоинства, вместо забавы неплодную и на весьма знойных местах лежащую Пупинианскую пахали землю: и не зная других увеселений огромные глыбы с великим потом разбивали. Сказать еще лучше: которых Республика в опасных своих обстоятельствах повелителями войск избирала, те по недостатку своему [по что я в правде имена их умалчиваю] принуждены были делаться волопасами.
5) Атилия же посланные от Сената звать его для принятия правления республики застали, что он семена сеет. Однако те сельскою работою истертые руки благоденствие народное утвердили: великие неприятельские войска низложили. И которые пред тем сохою орющих волов управляли, те самые торжественных колесниц держали вожжи. Им и не стыдно было оставив жезл сделанной из слоновой кости за сошник по–прежнему приниматься. Может бедных утешать Атилий, но тем самим подашь наставление и богатым, как то не нужно желающим истинной славы безмерно заботиться о снискании богатства.
6) Как того же имени и той же крови Атилий Регул, первой Пунической войны слава и урон для неприятеля наичувствительнейшей, в Африке частыми победами прегордых Карфагенян сокрушил силы, я сведал, что за хорошее его отправление дел, на следующей год оставлен он при прежней команде, то писал Консулам: Что в его поместье в Пупинии лежавшем, которого было семь десятин, приказчик умер, и наемной работник получив от того случай с деревенскою сбруей ушел оттуда. Чего ради он чтоб на его место другой был прислан: дабы по запустении земли жена его и дети без пропитания не остались. А как Сенат от Консулов о том услышал, то немедленно приказал нанять работников для делания земли Атилиевой; давать пристойное содержание жене его и детям, и искупить из общенародной суммы вещи, которых он лишился. Того–то нашей казне стоял пример Атилиевой храбрости, которым Римляне во все время хвалиться будут.
6) Столь же велики были дачи Л. Квинкция Цинцинната: ибо и он семь десятин имел так же. Из сих три десятины заложив в казну одного своего приятеля, за штраф их лишился. Из дохода, так же толь малого поля платил штраф за своего сына, что он к суду не явился. Однако он имея пашни четыре десятины не только содержал себя и дом свой пристойно, но притом Диктатором был избран. Ныне другой почитает дом свой тесным, которой равняется обширностью поместью Цинциннатову,
8) Что же род Елиев, сколько богат был? Шестнадцать человек в одно время Елиев было, которые все жили в одном домике стоявшем на том месте, где ныне находятся Мариевы монументы: и одно имели поместье на Веийском поле, для пахания которого гораздо меньше требовалось работников, нежели сколько было помещиков; так же в Максимовом и Фламиниевом круге для смотрения игр места: которые даны им были от народа за храбрость.
9) В сем же доме не было прежде серебра вовсе, доколе Павел победив Царя Персея, из добыч не подарил пяти ливр К. Елию Туберону своему зятю. Я не говорю о том, что первый гражданин дочь сваю за него выдал, зная, что дом был весьма скуден: потому что он и сам умер так беден, что ежели бы не продано было оставшееся по нем одно поместье, то бы жене его не откуда было возвратить приданаго. В гражданстве нашем тогда как мужья, так и жены изобиловали душевным богатством, и по достатку оного достоинство во всех случаях ценимо было. Оно чины доставляло, сродством соединяло; оно на площади, в Сенате и домах приватных великую имело силу. Ибо каждой прежде о умножении пользы отечества, нежели собственной старался: и лучше хотел бедным в богатом, нежели богатым в бедном жить гражданстве. И сие толь похвальное намерение тем награждалось, что ничего такого, что давалось за заслуги, за деньги достать было не можно; а в случае бедности мужей знаменитых делана, была помощь из народной суммы.
11) В следствие чего, как Кн. Сципион во время второй войны Пунической писал в Сенат, прося его, чтоб он на место его другого, потому что он имел дочь девицу уже взрослую, а без него ей некому приданого исправить; тогда Сенат, чтоб республика не лишилась хорошего полководца, принял на себя должность родителя: и с советом жены Сципионовой а притом сродников распорядив приданое, деньги на оное из казны выдал, и девицу отдал замуж. Приданого было на одиннадцать тысяч ливр меди. Из чего не только благоприятство Сенаторов, но и состояние древних наследных имений познать можно. Ибо оные весьма были не велики, так, что Тация дочь Цесониева, имевшая приданого на десять тысяч ливр меди, казалась тогда весьма богатою невестою: и Мегуллия, что пятьдесят тысяч ливр меди принесла с собою, прозвана была Дотатою [великое приданое имеющею]. Для того Сенат дочерей Фабриция Лусцина и Сципионову по щедрости своей не хотел без приданого выдать, потому что нечего б было им получить из отцовского имения, кроме достаточной славы.
11) М. же Скавр, сколь малое после отца своего получил наследство., сам в первой из тех книг, которые напирал о своей жизни, объявляет. Ибо он говорит, что ему только десять слуг и всего имения на тридцать пять тысяч нуммов осталось. В таком недостатке имевшей учиниться начальником Сената был воспитан.
И так на сии примеры взирать, и ими утешаться нам должно, которые непрестанно жалуемся на свою бедность. Видим мы, что некоторые или ничего, или весьма мало серебра имели; другие малое число слуг; иные по семи десятин земли на сухих местах; некоторые не имея чем похорониться, другие же не в состоянии будучи дочерей своих снабдить приданым, при всем том были хорошие Консулы, преизрядные Диктаторы и бесчисленные отправляли триумфы. Для чего ж мы посредственное наше состояние, как бы отменное зло человеческого рода клянем непрестанно? из которого произошли ежели не богатые, то вместо того верные граждане. Попликолы, Емилии, Фабриции, Курии, Сципионы, Скавры и сим равные в добродетелях великие мужи. И так пробудимся лучше духом, и воспоминанием древних времен подкрепим душевные наши силы, ослабевшие взирая на богатство. Ибо клянусь я. хижиною Ромуловою, простою древнею Капитолиею и вечными Весты огнями довольствующимися и доныне глиняными сосудами, что никакого богатства бедности мужей толиких предпочесть не Можно.

Глава Пятая. О стыдливости

От нищеты похвальной благовременно кажется перейти можем к стыдливости. Ибо она–то наисправедливейшим мужам заповедала не столько стараться о умножении собственного богатства, сколько общественных имений. Достойна, что бы ей как небесному божеству воздвигнуты были храмы и посвящены жертвенники: потому что она есть мать всех честных предприятий, предохранительница народных званий, наставница невинности, любима ближним и приятна посторонним; притом во всяком месте и во всякое время показывает вид благоприятный.
1) А чтоб от похвал её приступить к самым действиям. От построения Рима даже до Сц. Африканского и Ти. Лонга Консулов Сенаш на позорищах представляемых игр наравне с другими имел место: однако из простых никто не осмелился став на переди Сенаторов смотреть на театре. Весьма осмотрительны были наши граждане в рассуждении стыдливости. Они не ложное того доказательство и в самой тот день показали, как Л. Фламиний стал на конце театра. Потому что он М. Катоном и Л. Флакком Ценсорами исключен был из Сената, быв уже Консулом; а притом был брат, Т. Фламиния, победителя Македонии и Филиппа. Ибо все бывшие тогда на театре убедили его занять место достоинству его должное.
2) Правда, что Теренций Варрон безрассудным вступлением в сражение происходившее при Каннах привел республику в упадок: однако он поднесенное себе Диктаторское достоинство от всего Сената и народа принять отрекшись, стыдом своим вину величайшего поражения загладил. И сделал тем, что урон тот гневу богов, а стыдливость его нравам приписаны были. И так к вящей ему чести служить может положенная подпись на его портрете, что он Диктаторства не принял, нежели что другие оное имели.
3) Я же к больше славнейшему стыдливости перейду делу. С великою завистью фортуна в собрание назначенное для избрания Претора, Сц. Африканского старшего сына Кн. Сципиона и писца Цицерея вывела на Марсово поле; и за безмерную её дерзость народ упрекал, что кровь толь славного мужа от Клиента его пред собранием народа в споре не отличила. Однако преступление её Цицерей обратил в похвалу свою. Ибо как он видел, что все сотни его предпочитали Сципиону, то вышед из собрания, и сложив с себя белую одежду сотребователя своего держать сторону начал: а именно, чтоб Преторское достоинство наипаче уступить Сципиону за милость и честь отца его, нежели самому получить оное. Не малую же он за свою учтивость получил и награду. Ибо Сципион тогда сделан был Претором, а Цицерея все более хвалили.
4) Не оставлю, еще собрания. Как Л. Крассу, которой искал Консульского достоинства, по обычаю всех Кандидатов надобно было обходя площадь просишь народ о том, то не могли его никогда к тому принудишь, чтоб он в присутствии К. Скеволы весьма почтенного и премудрого мужа своего тестя то сделал. И так он просил его, чтоб когда он то делать будет, его тут не было: и имел более стыдливость в рассуждении его достоинства, нежели почитал Кандидатскую свою одежду.,
5) Как Помпей великий по побеждена своем от Цесаря в Фарсальском сражении на другой день приехал в Лариссу, и все жители того города вышли ему на встречу, тогда он сказал им: Подите, и сию честь победителю отдайте. Сказал бы я, что он недостоин был побежден быть, ежели бы побежден был не от Цесаря. Подлинно он наблюдал и в несчастье благопристойность. Ибо когда уже он не мог употребишь своего достоинства, то употребил стыдливость.
6) Что же и К. Цесарь отменно сохранял стыдливость, то не только в других случаях часто видеть было можно, но показал то и в последний день своей жизни. Ибо он многими от отцеубийц кинжалами изранен будучи, между тем самим времен, как божественной дух его разлучался с телом, полученные, впрочем, им двадцать три раны не воспрепятствовали ему оказать стыдливости. Потому что обеими руками опустил верхнюю свою одежду, чтоб упасть с закрытою нижнею частью тела. Таким образом не люди умирают, но бессмертные боги в свои селения преходят.
Внешние
1) Следующе примере я вмещу между внешними, потому что то происходило прежде, нежели Етрурия получила право римского гражданства. Превосходной красоты той страны юноша, именем Спурина, как удивительным благообразием своим многих жен знатных пленял очи, и узнав, что он тем как мужьям, так и родителям их подозрителен казался, красоту лица своего нарочно ранами обезобразил, желая лучше иметь безобразие невинности своей знаком, нежели красоту к возбуждению в других похоти.
2) Как некто в Афинах весьма стар будучи, пришел на театр игр смотреть, и никто из граждан не хотел уступить ему, чтоб сесть, места, то он прошел по случаю к послам Лакедемонским. Которые тронуты будучи его старостью, из почтения к сединам его, встав пред ним, дали между собою первейшее место. Народ увидев то, с превеликим плеском похвалил стыдливость чужого гражданства. Сказывают, что тогда сказал один из Лакедемонян: И так Афиняне, что есть справедливость, знают, но не хотят наблюдать оной.

Глава Шестая. О любви супружней

От тихой склонности поступлю к равно честной, но несколько жарчайшей и сильнейшей; и законной любви как бы некоторые изображения представлю читателя взору; чтоб он с великим почтением смотрел на оные, проходя дела постоянной верности супругов: которые хотя к подражанию трудны, впрочем, к знанию полезны. Потому что кто читает дела превосходнейшие, тому должно стыдиться, что он не делает и посредственных.
1) Ти, Грах поймав в доме своем двух ужей, самца и самку, и услышав от прорицателя, что ежели он самца пустит и, то его супруге, а ежели самку, то ему самому вскоре умереть будет надобно, спасительную для супруги, нежели для себя прорицания избрал долю, приказав пустить самку; и согласился убийством при себе самца сам лишиться жизни. И так я не знаю, счастливейшею ли назвать Корнелию, что она такого имела супруга, или несчастнейшею, что его лишилась. О ты Адмет Царь Фессалийский жестокосердой, за преступление свирепого твоего поступка от великого судий осужденный! который допустил умереть вместо себе своей супруге, и после добровольной её для соблюдения тебя смерти мог еще на свет смотреть. И подлинно прежде ты искушал любовь к тебе твоих родителей, а сам малодушнее женщины нашелся.
2) Меньшею пред Грахом был жертвою неправедной фортуны, хотя и Сенаторского чина М. Плавций Нумидянин, но в подобной любви пример равный. Ибо он услышав о кончине своей супруги, и не могши преодолеть печали пронзил мечом в грудь себя. Потом от домашних воспрепятствовав будучи в совершении своего предприятия и обвязан, как улучил только время, то оторвав обвязку, и отворив рану нетрепетною рукою дух с жестоким смешенной плачем из самого сердца и внутренностей восхитил. Толь насильственною смертью он свидетельствовал, коликое пламя любви супружней в том заключалось сердце.
3) Одинаковое имя и одинаковую любовь имел М. Плавций. Ибо как он по повелению Сената флот союзников из шестидесяти кораблей состоявшей вел в Асию и пристал к Таренту, случилось, что его супруга Орестилла, которая за ним следовала, от болезни скончалась. По отправлении ей погребения и по возложении её на сруб Плавций во время её помазания и целования на обнаженной свой меч повергся, которого приятели так, как он был, в платье и обуви подле тела его супруги, на сруб положили, и подложив огонь обоих сожгли вместе. Им устроенная в Таренте гробница видима доселе, которая называется τῶν Φιλούτων, то есть двух любовью сопряженным. И я не сомневаюсь, чтоб, ежели умершие имеют чувствование, Плавций и Орестилла не с веселым видом, что умерли вместе, сошли к преисподним. Поистине в которых великая и честная любовь бывает, тем несколько лучше смертью быть соединенным, нежели жизнью разлученным.
4) Подобная любовь примечена и в Юлие, дочери К. Цесаря, которая увидев, что платье Помпея В. её супруга из собрания бывшего для избрания Едилов принесено было обрызгано кровью, испугавшись того, что он не убит ли, мертвая пала на землю, и плод, который она имела в своем чреве, от нечаянного возмущения духа и от жестокой болезни тела выкинуть принуждена была, а потом сама скончалась к великому несчастью всего света: которого бы спокойствие наижесточайшею лютостью оказанною в толь многих войнах междоусобных, не подпало возмущению, ежели бы согласие между Помпеем и Цесарем сопряженное союзом общей крови, продолжилось.
5) Твоей так же невиннейшей любви Порция дщерь М. Катона все веки по достоинству удивляться будут. Ибо ты услышав, что Брут супруг твой при городе Филиппах побежден и убит был, и не имея оружия, которым бы могла лишить себя жизни, горячие уголья ртом хватала, последуя женским духом мужественной смерти отца твоего. Но не знаю, не мужественнее ли ты и его поступила, потому что он не необыкновенным, а ты новым родом смерти лишила себя жизни.
Внешние
1) Находятся и у посторонних примеры любви справедливой известные свету, из которых несколько представить довольно будет. Артемисия супруга Мавсола Царя Карийского лишась оного сколь много его любила, легко тем доказать можно, что она изыскивала ему отдать всякого рода почести и соорудила гробницу столь великолепную, что оная между семью чудесами почитается света. Но стоит ли чего или исчислять оные, или говорить о славной той гробнице пред тем, что она сама хотела Мавсоловым живым и дыхание имеющим сделаться гробом, по свидетельству тех, которые объявляют, что она кости умершего своего супруга истолокши в питье принимала.
2) Ификратия так же Царица Мифридата своего супруга бесконечно любила: для которого отменную красоту свою превратить в вид мужеской почла за удовольствие. Ибо она остригши себе волосы к верховой езде и оружию себя приобучала, чтоб тем удобнее быть во всех трудах его и опасностях с ним неразлучно. Но того недовольно. Как он побежден будучи от Кн. Помпея ежал чрез варварские народы, то и она неутомленным духом и телом за ним же следовала. Которой толикая верность в трудных и несчастных обстоятельствах Мифридату превеликим утешением и наиприятнейшим облегчением служила. Ибо он видя ее при себе, почитал, что со всем своим домом странствует.
3) Но что я Асию, неизмеримые варварские степи, и ущелья Понтийского исследываю пролива, когда славнейшее украшение всей Греции Лакедемон, отменной образец верности жен взору нашему представляет, которой удивлением своим премногие и превеликие похвалы отечеству своему доставляет.
Народ Минии. влекущие свое начало от славных союзников Леоновых, жителей острова Лемна, чрез несколько веков обитали на одном месте. Потом от Пеласгов изгнаны будучи, и не имея от стороны никакой помощи, испросили позволение на хребтах Тайгетских гор поселиться. Которых Спартанское гражданство приняло из почтения к Тиндаридам. Ибо в тот славный Аргонавтов поход и назначенные в созвездие два брата были. И отведши им те места сделало участниками в своих законах и выгодах. Но Минии за толикое благодеяние, обидою городу Спарте, которым они одолжены много, желая овладеть оным, заплатить вознамерились. Чего ради забраны под караул будучи, содержались на казнь смертную. А как оным по древнему установлению Лакедемонян ночью казненным быть надлежало, то жены их, бывшие из знатных фамилий Лакедемонских, желая как бы поговорить с назначенными к смерти своими мужьями, истребовав позволение от стражей, вошли в темницу, и обменявшись с ними платьем, также под видом печали обернув им головы и закрыв лица вместо себя выпустили оных. К сему что придать больше, как что они достойны быть мужьями Миниев.

Глава Седьмая. О союзе дружества

Теперь рассмотрим союз дружбы сильной и крепкой, и ни по которой части свойства не ниже. Которой притом тем известнее и изведаннее, что союз свойства рождения жребий, как случайное дело нам доставляет, а в сей каждой здравым рассудом и непринужденною волею вступает. Чего ради легче можно без нарекания свойственника оставить, нежели друга. Потому что разрыв в первом случае есть знак несправедливости, а в последнем легкомыслия. Ибо ежели человеку не имеющему защиты дружбы бедную жизнь препровождать надобно, то толь нужную оборону с рассуждением избирать должно: а избрав надлежащим образом однажды, оставлять непристойно. Истинно же верные друзья в несчастье узнаются: в котором все, что ни делается, от непоколебимого усердия происходит. Почтение же отдаемое счастью, по большей части от ласкательства, а не от усердия проистекает; и бывает подлинно подозрительно, равно, как бы оно больше всегда требовало, нежели само издерживало. К сему приложить и то должно, что люди в несчастье находящиеся ищут друзей старания в рассуждении помощи или утешения. Ибо в веселых и благополучных обстоятельствах, как оные особенно свыше подкрепляются, люди человеческой помощи не требуют. По чему крепче в памяти потомства соблюдаются имена тех, которые в несчастье друзей своих не оставляли, нежели которые в счастье были с ними неотлучно. Ни кто не упоминает о ближних Сарданапала: напротив того Орест почти более Пиладом другом, нежели Агамемноном отцом своим известен. Потому что тех дружба в сообществе забав и роскоши истлела, а сих последних будучи в трудных и несчастных случаях утешением, опытом самих бедствий прославилась. Но что я касаюсь примеров посторонних, когда прежде домашние представить можно.
1) Ти. Грах за неприятеля отечества был признан, да и справедливо, потому что власть свою предпочитал благополучию оного. Однако сколь твердой верности и в сем толь зловредном предприятии имел он другом К. Блосия Куманянина, знать полезно. Грах сочтен будучи за неприятеля отечества, казнен и лишен погребения чести, при всем том его усердия к себе не лишился. Ибо как Сенат приказал Рупилию и Ленату Консулам по обыкновению предков наказать и тех, которые с Грахом в согласии были; и к Лелию, которого совет в сем случае Консулы особливо принимали, пришел Блосий просить за себя, извинялся бывшим с Грахом знакомством, тогда он спросил его: Что, ежели бы Грах приказал тебе зажечь храм В. Иовиша, послушался ли бы ты его по тому знакомству, которым ты хвастаешь? Никогда бы того, ответствовал Блосий, не приказал Грах. Довольно и сего, или лучше с лишком. Потому что осмелился осужденного всем Сенатом защищать нравы. Но следующее еще отважнее и опаснее больше. Ибо как Лелий твердил вопрошая его то же, то и Блосий понуждаем, впрочем, будучи стоял в сказанном прежде собою твердо, а наконец выговорился: что бы он и то, ежели бы Грах был согласен, сделал. Кто б почел его за преступника, ежели б молчал он; и кто б также не счел за благоразумного, когда бы он говорил соображаясь с трудными обстоятельствами времени? Однако Блосий ни честным молчанием, ни благоразумными словами не хотел защищать своей жизни, дабы по которой либо части несчастная дружба из памяти его не вышла.
2) В том же доме равно сильные примеры твердого дружества представляются. Ибо по разрушении и падении намерений и дел К. Граха, как сообщников оного выискивали повсюду, то лишенного его всякой помощи, два только друга Помпоний и Леторий от опасных стремящихся на него ударов отовсюду, противопоставляя себя оным, защитили. Из которых Помпоний, чтоб тем удобнее высвободить оного, бежавших в след за ним в великом множестве остановив в Тройничных воротах, несколько времени не выпустил их из оных, сопротивлялся им наижесточайше. И как живого его прогнать было не можно, то уже весьма изранен будучи чрез труп свой [думаю что и мертвой принужденно] пройти допустил их. Леторий на мосту Сублицком остановился, и оной пока перешел Грах, оградил жаром своего духа; и уже силою многолюдства сдавлен будучи, обратив на себя меч свой соскочил в Тибр немедленно: и какую на том мосту Гораций Коклес оказал любовь ко всему отечеству, такую сей одному другу, лишась притом добровольно и своей жизни. Сколь добрых воинов Грахи, ежели бы они похотели подражать или отцу или деду своему по матери в жизни, иметь могли! Ибо с каким стремлением, или с какою твердостью духа Блосий, Помпоний и Леторий вспомоществовали бы им в получении трофеев и триумфов, будучи толь храбрыми сотоварищами в предприятии безумном! Хотя они и несчастливую для себя свели с Грахом дружбу, при всем том чем несчастнее они были, тем несомненнее содержанной твердо дружбы примеры собою показали.
3) Л. же Регин, ежели судить его по должной верности народной службе, то поношение заслуживает от потомства, а ежели разбирать союз верной дружбы, то за похвальную свою чувствительность должен быть от оного свободен. Ибо он будучи Трибуном простого народа, Цепиона содержавшегося в темнице, которого винили в том, что наше войско от Цимбров и Тевтонов на голову побито было, помня старую свою крайнюю с ним дружбу освободил из под народной стражи. Но и тем не довольствуясь, желая доказать ему более свою дружбу и в побеге оному был товарищем. О великого и непобедимого божества твоего дружество! когда с одной стороны республика заключила в темницу, с другой твоя извела десница, и первая требовала быть наивернейшим, а ты объявила ссылку. Весьма лестно ты власть свою употребляешь, так, что он казнь предпочел своей чести.
4) Удивительно сие твое дело, а следующее несколько похвальнее. Ибо рассмотри, до которых пор ты возвела твердую любовь Волумния к своему другу без всякой обиды обществу: которой будучи рожден в Кавалерском чине, и узнав, что М. Лукулла, с коим он жил дружелюбно, М. Антоний, что он пристал к стороне Брута и Кассия, лишил жизни, имея удобный случай удалиться, был однако ж при бездыханном его теле неотлучно. И до тех пор проливал о нем слезы и испускал воздыхания, что безмерною к нему любовью достал смерть себе. Потому что. он по причине неумеренного и непрестанного плача к Антонию приведен был; и как предстал пред оного, то сказал: Прикажи и меня Повелитель отвести к Лукуллову телу и при нем умертвить скорее. Ибо, когда он умер, в живых остаться не должен: потому что я советовал ему вступить в войну для него несчастную. Что сем искренности вернее? смерть друга своего облегчить хотел ненавистью неприятеля, а собственную жизнь преступлением данного ему совета подвергал оной: и чем более старался его сделать сожаления достойный, тем учинил себя ненавистнее. И не трудно было ему испросить того от Антония. Чего ради отведен будучи туда, куда желал, целовал с жадностью Лукуллову руку, так же и отрубленную его голову подняв с земли приложил к своему сердцу, а потом протянул свою шею под меч победителя. Теперь пусть возносит Греция Фесея, который сожалея о Пирифое, неистовою любовью палимом, сошел для него к преисподним. Пустое о том писать, а глупо верить. Видеть же смешавшуюся кровь друзей, соединенные раны умирающих вместе, то–то неложные знаки римского дружества. Напротив того первое есть ложь невозможная, выдуманная от народа к басням приобыкшего.
5) Л. так же Петроний в сей Самой похвале по справедливости участие имеет. Ибо в равном славном дружеском великодушном предприятии, равную и славу отдавать должно. Он будучи весьма низкого происхождения благодеянием К. Целия принят был в конницу и служил в войске. И как он ему в счастливом его состоянии возблагодарить за то не имел случая, то в несчастье с великою верностью исправил. Целию от Октавия Консула в главное смотрение препоручена была Плаценция;, а как оною Циннино овладело войско, то он будучи уже весьма и стар и дряхл, чтоб не достаться неприятелям в руки просил Петрония умертвить себя. И как Петроний отвести его от твердого предприятия старался тщетно, то по неотступному прошению лишил оного жизни, а к его убийству приложил и самого себя: дабы, когда тот умер, которого благодеянием он получил все степени достоинства, и самому в живых не остаться. Таким образом одного смерти мужество, а другого искренность причиною были.
6) С Петронием и Сер. Теренция вместе поставить должно, хотя ему, как он хотел, за друга умереть и не удалось. Ибо на доброе намерение, а не на удачу смотреть должно. Потому что, сколько от него зависело, то и он умер, и Д. Брут избыл опасности смерти. Которой бегучи от Мантинеи, как известился, что посланные от Антония убить его конные приехали, то старался сохранить жизнь свою от должного наказания в некотором темном месте. А как посланные и то сыскали место, то Теренций, особливо что к тому способствовала и самая темнота места, желая соблюсти своего друга притворился Брутом и предал себя на смерть воинам. Но узнан будучи Фурием, которому поручено было умертвить Брута, преданием, впрочем, себя на смерть, не мог избавить своего друга от казни. Таким образом по принуждению фортуны сверх хотения своего жив остался.
7) От сего ужасного и печального вида твердой дружбы перейдем к веселому и приятному, и вызвав оную из тех мест, которые наполнены были слезами, воздыханием и убийством, введем в достойнейшее её счастия жилище, блистающую милостью, честью и изобильнейшими богатствами. И так предстаньте нам из того селения, которое почитается быть посвящено святым теням с одной стороны Децим Делий, а с другой М. Агриппа, получивший один из мужей, а другой из богов надлежащим выбором к будущему благополучию жизни другов себе великих: и все множество тех, которые под вашим счастливым начальством за подвиг искренней верности изобильные хвалы и награды получили, с собою к нам введите. Ибо на ваши непоколебимые духи, ваши взаимные искренние услуги, вашу непреодолимую молчаливость, и о чести как и жизни друзей ваших всегдашнее бдение, известное всем доброжелательство и от сих произросшие изобильнейшие плоды позднее взирая потомство, о почитании права дружбы, сколь охотнее, тем ревностнее стараться будет.
Внешние
1) Не могу я оставить домашних примеров, однако независтливость римского народа и о чужих хороших делах объявить советует. Дамон и Пифий последователи Пифагоровой мудрости столь сходную между собою свели дружбу, что как одного из них Дионисий Тиран Сиракусский лишить хотел жизни, и он испросил несколько временя, чтоб позволено ему было прежде смерти домой съездить и сделать там последние распоряжения в рассуждении своего имения, то другой не усомнился дать себя порукою Тирану в его возвращении. Освободился тот опасности смерти, которому только что умерщвлену быть надлежало, а вместо его другой подвергнул себя оной, которому жить свободно было можно. Чего ради все, а особливо Дионисий на следствие нового и сомнительного случая смотрели. И как уже определенной день приближался, а отпущенной не являлся, то каждой видел глупость безрассудного поручителя. А он со своей стороны говорил: Что ни малой не имеет опасности в рассуждении постоянства своею друга. И в тот самой час или лучше минуту, назначенную Дионисием, предстал пред него домой уволенной. Тиран удивясь обоих великодушию за такую верность освободил осужденного от казни; а притом просил их, чтоб они его третьего приняли в сообщество дружбы. Таковые суть по истине силы дружества, которые вселить презрение к смерти, погасишь приятность жизни, умягчить лютость, ненависть превратить в любовь и наказание могли обратить на благодеяние. Которым почти столько же достоит почтения, сколько церемониям богов бессмертных. Ибо в сих общенародное благополучие, а в тех частное заключается: и как те в священных пребывают храмах, так сии в сердцах человеческих исполненных как бы неким святым духом.
2) Сие за истинно признал и Александр по взятии Дариева лагеря, в котором все ближние его находились, к коим он под единственным охранением наиприятнейшего себе друга Ефестиона пришел для утешения. Ибо как от его прихода мать Дариева пришед в себя подняла от земли свою голову и Ефестиона, потому что он, и казистее был видом и пригоже лицом Александра, по обычаю Персов лаская поздравила вместо Александра, а потом узнав о своей ошибке с крайним трепетом извинить себя старалась, тогда Александр сказал ей: Нет ничего, не беспокойся о сей ошибке; потому что и он Александр. Кого мы из них назовем счастливее, которой то сказать хотел, или которому услышать случилось? Ибо Царь будучи толь великого духа, а притом весь свет или победами, или надеждою объявшей в толь не многих словах разделил себя со своим товарищем неотлучным. О дара преславного гласа для дающего равно и взимающего великолепного! Которой я внутренне по достоинству почитаю, чувствуя и сам к себе преславного и красноречивейшего мужа крайне доброхотную милость. И не опасаюсь, чтоб неприлично мне было уподобить моего Помпея Александру, когда тот своего Ефестиона почитал за другого Александра. И я бы наивеличайшее преступление сделал, когда бы предлагая примеры твердого и благоприятного дружества умолчал о нем, в которого мысли, как бы в сердце дражайших родителей в счастье был я тверд, а в несчастье утешаем. От которого я все приращения в счастье получил без всяких заслуг моих: по нем я безопасен был в случаях несчастья: которой своим руководством и присмотром сделал, что в науках я яснее и охотнее обращался. Чего ради я опасался по некоторых зависти лишиться толь превосходного друга особливо что пользуйся его любовью их тем мучил, хотя не показывал к тому причины собою. Ибо делил его ту ко мне милость, какова она им была велика, с теми, которые ею пользоваться хотели. Впрочем, никакое счастье бывает столь умеренно, которое бы могло избегнуть угрызения злобы. Но куда бы ты ни скрылся и какими бы услугами укротить ее ни старался, не сделаешь однако ж, чтоб другие чужим несчастьем как бы своим благополучием не веселились и не радовались. Богатыми себя считают других падением, счастливыми бедствиями и бессмертными смертью. Но как они еще сами не искусясь чужим несчастьям смеются, то изрядною мстительницею такового их своевольства перемена состояния человеческого бывает.

Глава Восьмая. О щедрости

Как я от усердия моего оставив порядок к собственному чувствованию удалился, то теперь опять обратиться к оному должно, и представить примеры щедрости. Оной суть два особенно доказательные источника, а именно: справедливое рассуждение, и честное доброжелательство. Ибо когда она от сих проистекает, то тогда бывает причина ей известна. Милость же являемую в самом даре, сколько собственная его великость, но действительнее несколько благоприятствующей случай доставляет.
1) Потому что умножает цену вещи неоцененное случая время, которой Кв. Фабия Максима, употребившего не большую за столько веков сумму денег, доселе еще делает похвалы достойным. Он возвратил от Аннибала пленных римлян, обещав за них дать выкуп, на что как не мог истребовать денег от Сената, то послав в Город своего сына продал свое поместье, которое одно имел только, и взятые за оное деньги немедленно отослал к Аннибалу. Ежели считать ту сумму, то она была весьма не велика, потому что он продал только семь десятин и то в Пупинии лежавших; а ежели смотреть на намерение ее употребившего, то всякой суммы покажется больше. Ибо он лучше хотел вотчины лишиться, нежели отечество сделать лживым тем с большею похвалою, чем более усматривается знак его доброхотства предпринимать выше сил своих, нежели от достатка нечувствительную иметь трату. Потому что один из таковых дает то, что может, а другой больше, нежели в силах.
3) Чего ради бывшая в то же время в стране Апулийской пребогатая женщина, именем Буса, или по Ливию, Павла, по достоинству щедрою названа быть может, ежели только она великим своим имением не будет равняться с недостатками Фабиев. Ибо хотя она целые десять тысяч нашего войска оставшиеся после воспоследовавшего поражения при Каннах, в городе Канусие пищею снабжала, однако с нечувствительною почти для себя тратою щедрою оказала себя римскому народу. Напротив того Фабий за честь отечества бедность свою в нищету пременил охотно.
3) В Кв. так же Конфидие сколько для других служащая полезнейшим примером, как и для него самого не бесплодная примечается щедрость. Ибо он, как от лютых поступков Катилининых республика в такое пришла замешательство, что и богатые люди по причине уменьшения цены имений по случаю бывшего тогда смятения не в состоянии были платишь долгов своих заимодавцам, полтораста тысяч сестерциев имея в процентах, не хотел ни в собственных своих деньгах, тем меньше в процентах должников своих на суд требовать. И сколько в нем было силы, горесть общего смятения облегчал со своей стороны спокойствием, доказав ко времени и к общему всех удивлению, что он процент берет со своих денег, а не от крови гражданской платежа ищет, Теперь, которые сим промыслом пользуются, узнают, когда они домой приносят окропленные кровью должников своих деньги, сколько то беззаконно они о том радуются, ежели то определение Сената, которым он благодарность свою свидетельствует Конфидию, прочесть со вниманием на труд себе не сочтут.
4) Кажется, что уже давно народ Римский, неудовольствие свое оказывает, что я говоря о щедрости лиц единственных, о его молчу так долго. Ибо к величайшей его хвале служил, знать, как он поступал с Царями, городами и целыми народами: потому что всякого знаменитого дела слава частым воспоминанием сама в себе обновляется. Он по завоевании Асии уступил ее Атталу вместо подарка, почитая, что тем больше и славнее будет власть нашего гражданства, ежели он пребогатою и превеселою частью света благодетельствует другого, нежели сам пользоваться тем будет. Дар счастливее самого завоевания! Потому что иметь много подвержено зависти, а подарить так много остаться без славы не может.
5) Той же римлян щедрости небесного благодеяния, ни чье перо по достоинству похвалить не возможет. Ибо по побеждении Филиппа Царя Македонского, как на Исфмическое позорище вся Греция стеклась, Т. Квинкций Фламиний дав знак трубою к молчанию, приказал Герольду своему в слух всем сказать следующие слова: Сенат, Народ Римский и Главнокомандующий Т. Квинкций всем городам Греческим, находившимся во владении Филипповом повелевают быть впредь вольным и свободным от податей. Услышав сие народ, и безмерною, а притом неожиданною радостью восхитясь, как бы не доверяя себе в том, что он слышал, молчал прежде. Л как те же самые слова от Герольда повторены были, то благодарным восклицанием своим наполнил весь воздух, столько, что как подлинно известно, летевшие чрез то место птицы испугавшись, от страха попадали на землю. Довольно б великодушным оказал себя народ Римский, когда бы такое число людей освободил от неволи, коликим он городам презнатным и пребогатым дал вольность. К его Величеству принадлежит упомянуть как о том, что он другим дарил доброхотно, так и о том, что другие чувствовали его щедрость. Ибо как в первом случае благодеяние похвалу заслуживает, так в последнем приятие оную усугубляет.
Внешние
1) Иерон Царь Сиракусский, услышав о поражении римлян, которое они претерпели близ озера Фрасименского, триста тысяч мер пшеницы, двести тысяч ячменю и двести одиннадцать ливр золота прислал в дар нашему гражданству. А как он знал, чтоб предки наши, почет себе за стыд, назад не отослали, то из золота сделал статую Победы, дабы богослужением по меньшей мере принудить их к принятию дара. И прежде доброхотством своим в посылке, а потом осторожностью, чтоб не отослано назад было, оказал себя щедрым сугубо.
2) После Иерона поставлю Гиллия Агригентянина, который сколько известно, представлял в себе почти самую щедрость. Он имел превосходное богатство, но гораздо богатее был духом, нежели достатком, и всегда упражнялся в раздаянии наипаче, нежели собрании денег, так, что дом его как бы некоторым торжищем щедрости почитался. Ибо из оного строены были дома способные для общего жилища, приятные народу зрелища представлялись, великолепные столы приготовлялись, и в случае дороговизны хлеба облегчение чинилось. И сие для всех вообще делаемо было; часто же бедные питаемы, девицы снабдеваемы приданым и несчастные получали в нем себе утешение. Пришельцы так же, как в городе в его доме, так и по деревням оного весьма благоприятно приемлемы, и с различными дарами отпускаемы были. В некоторое же время вдруг пятьсот человек Гелинской конницы, которых погодою занесло к его деревням, довольствовал пищею и одеждою. Что более? его не смертным, но тихим приятелищем благоприятной фортуны назвать можно. И так имение Гиллиево было как бы всем наследственное. Откуда о сохранении оного и умножении благ его как Агригентское гражданство, так и окрестные страны непрестанно богов просили. Поставь с противной стороны сундуки накрепко запертые, которые ни на какое прошение не открываются: не превосходнее ли несколько почтет таковое Гиллиево расточение, нежели сие сбережение.

Книга Пятая

Глава Первая. О снисхождении и милосердии

С щедростью какие пристойнее добродетели соединить можно, как снисходительство и милосердие? Потому что и оные равной похвалы требуют: из которых первая в бедности, вторая в предупреждении, а третья в сомнительных оказывается обстоятельствах. Когда же неизвестно, которую из них больше хвалить надлежит, то кажется, что предпочтение отдать надобно той, которая имя от самого божества получила.
1) Прежде же всего наиснисходительные и милосердые дела Сената представлю. Как послы Карфагенские прибыли в Рим для искупления своих пленных, то Сенат в самой скорости отдал им молодых людей безденежно, которых числом две тысячи семьсот сорок три человека было. Но такому отпуску толикого числа неприятельских воинов, презрению толь немалых денег и забвению толиких обид Пунических, думаю что самые послы удивились, и сами в себе сказали: О щедрости Римского народа, равной богов милости! О счастливого нашего выше желании посольства! Ибо какого бы мы благодеяния никогда не сделали сами, то получили. Велик и следующей был знак снисхождения Сената. Потому что как Сифацес, бывшей в свое время пребогатой Царь Нумидийский, умер в Тибуре под караулом, то Сенат положил ему учинить приличное погребение из общенародной суммы, дабы к дару жизни приложить и честь погребения. Подобное и Персею оказал милосердие. Ибо как он в Албе, где содержался, умер, то Сенат послал Квестора, которой бы из казны народной сделал ему вынос, чтоб тело Царское бесчестно без погребения не осталось. Но сие по долгу человечества неприятелям в бедном их состоянии, а притом мертвым, и Государям учинено было, а следующее приятелям в благополучном их состоянии, а притом живым, оказано. По окончании войны в Македонии Мусикан сын Масиниссин со своими конными, которых он привел Римлянам на помощь, от главного Полководца Павла к отцу отпущен будучи, по разбитии погодою его флота больной с судном своим в Брундузиум прибит был. Как о сем Сенат известился, то немедленно приказал туда Квестору ехать, которой бы исправил и покои для Мусикана и все потребное к его выздоровлению доставил, а притом на содержание как оного, так и его свиты не жалел бы денег. Так же чтоб и корабли исправлены были, на которых бы он беспрепятственно и безопасно со своими мог приехать в Африку. Сверх сего каждому конному по ливре серебра и по пятисот сестерциев дашь приказано было. Которое столь доброхотное и отменное снисхождение Сената могло сделать, что хотя бы молодой Мусикан и умер, однако отец его не столько бы о лишении оного стал печалиться. Тот же Сенат услышав, что Прусий, Царь Вифинский едет с поздравлением к оному о побеждении Персея, отправил к нему на встречу в Капую П. Корнелия Сципиона Квестором, и положил для него нанять дом в Риме из самых лучших, также довольствовать его и оного свиту из народной суммы: и в приятии его весь народ представлял одного ласкового друга. И так которой любя нас много приехал, усугубив тем более любовь к нам в свое владение возвратился. И Египет чувствовал к себе благоприятство римлян. Потому что Птоломей Царь лишен будучи престола от меньшего своего брата, для испрошения помощи в весьма малом числе слуг своих, в простом виде в Рим приехал и стал в доме у Александра Пиктора. А как о том донесено было Сенату, то оной позвав к себе младого Птоломея, сколько мог, учтиво пред ним извинился в том, что от Квестора по обыкновению предков не послал к нему на встречу, не в казенной дом его принял, и что то учинилось, не небрежением, но по случаю нечаянного и тихого его приезда. И тогда же из ратуши провел в дом казенной, и предлагал ему, чтоб он сложив с себя простую одежду, назначил день, тогда ему в Сенате быть. Но того не довольно: Сенат каждый день чрез Квестора посылал к нему подарки. Таковыми степенями благоприятства низверженного возвратил в Царское высочайшее достоинство, и сделал то, что он в Римском народе более полагал надежды, нежели в своих обстоятельствах имел страха.
2) А чтоб от всех Сенаторов приступить к объявлению о некоторых порознь. Как Л. Корнелий Сципион в продолжение первой войны Пунической взял город Олбию, который весьма храбро защищая Аннон вождь Карфагенской убит был, тогда он телу его из главной своей ставки великолепной учинил к погребению вынос. Да и сам хотел быть при погребении неприятеля, думая, что победа тогда и у богов и у людей меньше зависти иметь будет, когда более в ней снисхождения окажется.
3) Что скажу о Квинкцие Криспе, которого кротости наисильнейшие страсти, как–то гнев и слава поколебать были не в состоянии. Он Бадия Кампанянина и содержал весьма благоприятно в своем доме, и в случившейся ему болезни возможное о нем прилагал старание. От которого после той беззаконной измены Кампанян из строю на поединок вызвав будучи, и превосходя оного как телесными силами у так и крепостью духа, лучше хотел усовестить неблагодарного, нежели одолеть на поединке. Ибо он говорил ему: Что ты делаешь безумный? и куда тебя влечет слабость желания превратного? Или тебе кажется мало у что ты в народном неистовстве безумствуешь, чтоб притом особо собою сделать Одного ты из Римлян выбрал Квинкция, против которого бы неистово употребить твое оружие, которого дому ты и воздаянием взаимной чести и здоровьем твоим должен. Мне же союз дружбы и боги странноприимства, святые для нашей крови, а для вас маловажные залоги неприятельским сражением биться с тобою возбраняют. Того не довольно: Ежели б я узнал, чтоб ты в сражении войске от понуждения щита моего упал на землю, то бы наложенный уже меч, на твою шею отнял. Итак ты останешься виновным, что хотел убить своего благоприятеля, а моей вины в том не будет, когда лишу жизни неблагодарного знакомца. Чего ради ищи от другого убит быть, я тебя соблюсти желаю. Вышнее божество подало обоим достойное окончание. Потому что Бадию в сражения голова отрублена, а Квинкций от того знаменитого сражения получил себе славу.
4) Сколь за славной и достопамятной пример милосердие М. Марцелла почитать должно, которой взяв Сиракусы взошел на крепость, чтоб видеть с высоты состояние бывшего за несколько пред тем великолепнейшего, а тогда опустошенного города. Впрочем, смотря на плачевный оного случай не мог сам от слез удержаться. На которого ежели б кто взглянул тогда, его не зная, конечно б подумал, что не он одержал победу. Чего ради ты Сиракуское гражданство, при толиком своем бедствии несколько счастья имеешь: потому что, когда устоять тебе было неможно, по крайней мере спокойно под толь кротким победителем падению подпало.
5) Кв. же Метелл производи войну Целтиберическую в Испании как осаждал город Центобрику, и уже приставив к одному месту городской стены махину, [которою с землею сравнять было можно] казалось, что он немедленно шел ее разрушишь, снисходительство предпочел скорейшей победе. Ибо как Центобрийцы детей Рефогеновых, который предался Метеллу под удары махины поставили, то, чтоб дети в глазах отца своего мучительною смертью не погибли (хотя сам Рефоген говорил, что не препятствует и с погибелью детей его продолжать осаду) оставил осаду. Которым толь милосердым поступком, когда не стенами одного города, то вместо того, всех городов Целтиберических жителей овладел сердцами, и сделал то, что для приведения оных во власть Римского народа не многие осуждать, имел нужду.
6) Сципиона так же Африканского младшего снисхождение весьма ясно видеть было можно. Ибо он взяв приступом Карфагену всем Сицилийским городам дал знать письменно, чтоб оные для возвращения разграбленных Пенами украшений храмом прислали от себя нарочных, и по прежним местам оные раздали. Благодеяние богам равно приятное и человекам.
7) Сему Сципионову поступку равняется снисхождение его деда. Как бывшей при нем Квестор продавал пленных с публичного торгу, то между ими нашелся один мальчик, которой имел лицо красивое и не простой вид тела, тогда он отослал его к Сципиону. А как Сципион узнал от мальчика, что он был родом Нумидянин, что после отца своего в сиротстве остался, и воспитываем будучи у дяди своего Масиниссы, без его ведома прежде времени вступил в службу против римлян. Тогда Сципион рассудил за благо и простить ему ту погрешность, и отдать должное почтение дружеству наивернейшего Царя римскому народу. Чего ради мальчика того подарив золотым перстнем и золотыми крючками, сверх того одеждою широко пурпуровою материею обшитою, какую носили у римлян Сенаторские дети, и притом воинское Испанское платье с убранною лошадью, и дав для провождения его несколько конных, отпустил оного к Масиниссе. Ибо римляне те за важнейшие плоды победы почитали, когда они богам украшения храмов, а Государям их кровь возвращали.
8) Надобно упомянуть и о Л. Павле которой в таковых случаях был похвален. Как он услышал, что ведут к нему Персея, которой в весьма короткое время из Царя пленником учинился, вышел ему на встречу в знаках чести римских. И как он хотел пред ним стать на колени, то он не допустив его до того правою рукою, утешал оного некоторыми на Греческом языке словами. Потом введши в главную свою ставку, дозволил ему возле себя сидеть в совете. Удостоил его так же и стола с собою. Представим себе строй тот, в котором Персей побежден был, и снесем поступки, о которых объявил я, то не будут знать зрители, на что с большим удовольствием смотреть надобно. Потому что ежели за великое почитается дело победишь неприятеля, не меньше однако ж похвально, и знать сожалеть о несчастном.
9) Сие Л. Павла снисхождение не дозволяет мне молчать о милосердии Кн. Помпея. Он Армянскому Царю Тиграну, который и сам собою вел великие войны с римлянами, и вспомоществовал войском своим злейшему нашего гражданства неприятелю Мифридату, изгнанному из Понта, не попустил с покорным прошением долго лежать пред собою; но ласковыми словами обнадежив оного, возложил на него венец по прежнему, которой он с себя свергнул; и дав ему некоторые приказания, в прежнее возвратил счастья состояние, почитая равно за знатное дело и побеждать Царей и делать.
10) Сколь славен был оказанием снисхождения Кн. Помпей, сколь сам сожаления достойным был примером, когда не мог от других получишь оного. Потому что который Тигранову голову покрыл венцом Царским, того голова обнаженная трех венцов торжественных, в недавно покоренном собою свете не имела для погребения места. Но отделена будучи от прочего тела, не имея сруба, на котором бы ей сожженной быть надлежало, в образе дара, но беззаконного по вероломству Египта отослана будучи к победителю, в нем самом произвела сожаление. Ибо как Цесарь ее увидел, то забыв, что он его был недруг, принял на себя вид его тестя; и сколько сам, столько дочь оного оплакивали Помпея: голову же его во многих драгоценнейших ароматах сжечь приказал. Ежели бы сей божественный начальник не столько мягкосерд был, но бы Помпей, почитаемой до того подпорою римского владения [как фортуна поступает в делах смертных] не погребен остался. Цесарь так же услышав о кончине Катоновой, сказал: Что я завидую его славе, да и он завидовал его взаимно; и наследство оного сохранил детям цело. И поистине ежели бы Катону жизнь соблюдена была, то бы он немалую часть Цесаревых божественных дел составил собою.
11) Употреблял снисхождение в таковых случаях и М. Антоний. Потому что он тело М. Брута отдал для погребения отпущеннику его. А чтоб тем с большею честью сожжено было оное, то приказал наложить на него палудамент, и оставив бывшую свою к нему ненависть, не почитал его мертвого более за врага своего, но за гражданина. А как проведал, что отпущенник тот захватил к себе палудамент оной, то разгневавшись на него, в тож самое время учинил ему наказание, выговорил наперед сии слова: Что? или ты не ведал, какого мужа погребение я препоручил тебе? На храбрую и справедливую его филиппическую победу боги взирали благосклонно; но и сии происшедшие от благородного сердца слова слышали не принужденно.
Внешние
1) Воспоминанием Римских примеров вступив я в Македонию, понуждаюсь воздать хвалу Александровым нравам, которой как бесконечную славу заслужил в войнах храбростью, так отменную любовь своим милосердием. Он осматривая неутружденным проездом все народы, и по случаю морской погоды к некоторому месту пристать принужден будучи, сидя на высоких т по близости огня стоявших креслах увидел одного престарелого Македонского воина, что он окреп от чрезмерной стужи. Тогда сравнивая не состояние, но лета свои и оного, сошед со своего места, теми самими руками, которыми он силы Дариевы привел в изнеможение, скорченное от стужи тело посадил на свое место говоря: Что то возвратит жизнь ему за что у Персов казнили, ежели б кто отважился сесть на Царском престоле. И так удивительно ли, что приятно было под таким предводителем служить лет по нескольку, которой предпочитал здоровье рядового воина своему высочайшему степени? Он же, которой ни одному не уступал из смертных, но должен будучи уступить природе и фортуне, хотя уже от сильной болезни в крайней слабости находился, положен будучи на постель, подавал всем желавшим целовать правую свою руку.: Но кто б и не спешил целовать оной, которая уже мертвости наполнясь, могла обнять все войско любовью наипаче, нежели сколько сил имела. 2) Хотя снисхождение Писистрата Афинского Тирана и не так было велико, однако ж заслуживает, чтоб упомянуть и об оном. Как один молодой человек влюбясь безмерно в дочь его девицу, и встретясь с оною при всех поцеловал ее; и жена Писистратова советовала казнить того предерзкого, тогда он ответствовал: Ежели тех, которые нас любят, лишать будем жизни, то как уже поступать будет надобно с теми, кои нас ненавидят? Сии слова не пристойно бы было сказать другому, но оные произошли из уст Тирановых.
Так поступил Писистрат в обиде своей дочери, но обиду себе учиненную снес еще похвальнее. Он во время стола терзаем будучи бесконечными ругательствами от Фрасиппа своего друга, так воздержал дух свой и голос от гнева, что как бы он сам бранил при себе служащего. И как Фрасипп из–за стола уйти хотел, то он прося его дружески удерживал, наблюдая, чтоб он опасался не ушел прежде времени с банкета. Фрасипп из ума выпившись заплевал лицо ему: однако не мог еще побудить его и тем к отмщению. Сверх того Писистрат отвел и детей своих, которые было за оскорбление величества отца своего вступиться хотели. И на другой день, как Фрасипп хотел просить его, чтоб он дозволил ему понести казнь добровольною смертью, Писистрат пришед к нему и дав ему клятву, что он в прежнем с ним дружестве пребудет, удержал его от своего предприятия. Хотя бы Писистрат ничего другого достойного чести и памяти не учинил в своей жизни, однако сими поступками довольно заслужил похвалы от потомства.
3) Столь же тих был Пиррг Царь. Он услышав, что некоторые из Тарентинян будучи в банкете, говорили о нем не с должным почтением. и призвав к себе нескольких в том пиру бывших спрашивал, говорили ли они то, что он слышал? Тогда один из них сказал: Ежели бы вино у нас не все вышло, то бы то, что ты слышал, безделицею или ничем пред тем показалось, что бы мы о тебе говорить стали. Такое учтивое извинение в пьянстве и толь простое признание в правде, гнев Царской в смех обратили. Подлинно что сим милосердием и снисхождением Пиррг получил то, что в трезвом состоянии Тарентинцы его любили, а пьяные всякого добра желали. От того же высокого снисхождения происходило, что, как римские послы ехали в его лагерь для выкупа своих пленных, Пиррг, чтоб тем безопаснее они прийти могли, послал к ним на встречу Ликона Молосского. А чтоб тем более показать им чести в приеме, сам с богатоубранною конницею за воротами их встретил. Успехи Пирргова. счастия не так его повредила, чтоб он должного почтения не сделал послам тех, которые особливо тогда с ним войну имели.
4) Сего толь снисходительного поступка и достойный плод получил Пиррг в своей смерти. Ибо как он попущением богов несчастливо учинил нападение на город Аргос и Алкионей сын Царя Антиоха отрубленную его голову принес к отцу своему, которой тогда храбро оборонял городе, в веселье, как бы он некоторый наисчастливеший принес знак победы, тогда Антиох учинив жестокой выговор своему сыну, что он внезапному несчастью толикого мужа, забыв то, что с людьми случиться может, радуется чрезмерно, и подняв с земли голову, сняв со своей обвязку, обвил оную, и приложив к телу Пирргову сжег по обычаю с великой честью. Но того же довольно, приказал его сыну Елену, который к нему приведен был пленным, носить Царское украшение и поступать сходственно с его происхождением: кости же Пиррговы положив в златую урну отдал ему отвезти в Эпир свое отечество к Александру брату.
5) Как Самнитяне наше войско с Консулами при местечке называемом Кавдинскими виселицами, сдаться себе принудили, тогда Кампанцы оное, которое не только не имело при себе никакого оружия, но совсем обнажено было, как бы с победою возвращающееся, и несущее с собою неприятельские корысти с великою честью приняли. И тогда же Консулов достоинства знаками, воинов одеждою, оружием, лошадьми и съестными припасами доброхотно удовольствовав, и бедность и бесчестие римского поражения пременили. Ежели бы они такую же склонность имели способствовать нам против Аннибала, то бы не подали случай поступишь с собою так жестоко.
6) Упомянув о жесточайшем неприятеле, в окончание сей главы объявлю и о его кротости, какую он оказал римлянам. Ибо Аннибал отыскав с возможным старанием тело Емилия Павла при Каннах убитого, без погребения не оставил. Аннибал Ти. Граха коварством Луканцев убитого погреб с превеликою честью, и кости его отдал нашим войнам отвезти в отечество. Аннибал М. Марцеллу, которой с большею нетерпеливостью нежели рассудком разведывая предприятия Пенов на поле Бруттиевом убит был, надлежащей учинил вынос и убрав тело его в военное Пуническое платье и венец лавровой, на срубе возложил оное. Следовательно снисхождения приятность и в зверские умы варваров входит, суровый и лютый взор их смягчает, и гордящихся победою безмерно преклоняет. Да ему и не трудно, между оружием противным, и обнаженными отовсюду мечами, найти себе путь беспрепятственной. Оно одолевает гнев, поражает ненависть и неприятельскую кровь с неприятельскими мешает слезами. Которое и из Аннибала удивительное исторгнуло произволение в рассуждении погребения римских полководцев. Чего ради несколько более ему принесли славы Павел, Грах и Марцелл им погребенные, нежели побежденные. Потому что он Пуническою хитростью обманул их, а почтил кротостью римскою. И вы храбрые и блаженные тени не сожаления достойное погребение получили. Ибо сколь желательнее в отечестве, тем славнее за отечество умерши, великолепия последнего долга несчастьем лишась, храбростью оное снискали.

Глава Вторая. О благодарности

Знаки и дела изъявляющие благодарность и неблагодарность представить я намерение принял, дабы добродетель и порок самим сравнением о них мнения получили достойную награду. Но как благодарность и неблагодарность противным намерением различаются, то и я по моему расположению разделю оные: и первое дам место таким делам, которые похвалу, а не порицание заслуживают.
1) И чтоб начать от дел народных. М. Кориолана, которой принял было намерение учинить нападение на отечество, и привед пред городские ворота великое Волское войско угрожал Римскому владению разорением и опустошением, Ветурия мать и Волумния жена его не допустили своим прошением произвести толь беззаконного предприятия в действо. В честь которых Сенат весьма щедро пол женский снабдил преимуществами. Потому что определил, чтоб мужчины встречаясь женщинами давали им дорогу, признавая, что более спасения в женском прощении, нежели в оружии тогда состояло: и к прежним ушей украшениям новое различие в головных повязках придал. Позволил так же носить пурпуровое платье и золотые ожерелья. Сверх сего построил храм Фортуны женской на том самом месте, на котором Кориолан был убежден прошением, свидетельствуя новоизобретенным богопочитанием свою за получение благодения благодарность.
Подобную оказал Сенат благодарность и во время второй войн Пунической. Ибо как Фулвий Капую держал в осаде, и две женщины того города, а именно Вестия Опидия одна хозяйка и Клувиа Факула непотребная женщина благоприятство свое Римлянам оказать всеми мерами старались, то первая из них каждый день за целость нашего войска жертву приносила, а другая пленным римским войнам непрестанно пищею служила. И как тот город приступом взят был, то Сенате не только свободу, но и имения возвратил оным изъясняясь, что ежели б они еще более в награждение себе потребовали, то бы он и в том не отказал им. Удивительно, что Сенаторы в толикой радости имели время двум подлым женщинам воздать свою благодарность, а притом в такой скорости.
2) Так же где можно более найти благодарности, как в тех молодых римлянах, которые при Консулах Навцие и Минуцие добровольно пошли в службу, дабы Тускуланам, коих границами Еквы овладели, учинить собою помощь. Потому что они за несколько пред тем месяцев весьма постоянно и мужественно владение римского народа защищали. Того ради, что со всем новое, дабы не показать отечество свое неблагодарным, сами из себя набрав составили войско.
3) Великой опыт благодарности народа на К. Фабие Максиме видеть можно. Ибо как он по пятикратном с великою пользою республики отправлении Консульского звано скончался, тогда народ один другого упреждая складывал деньги чтоб тем более и великолепнее была сделана помпа при его погребении Пусть кто осмелится умалять награждения добродетели, видя, что храбрые мужи счастливее погребаются, нежели ленивые жизнь препровождают
4) Но Фабию и в жизни его с великою славою воздана благодарность. Когда он был Диктатором, то простой народ своим мнением, чего никогда не бывало прежде, дали такую же власть над войском Главному начальнику над конницею Минуцию, который разделив войско со своею половиною особь в Самнитской земле с Аннибалом и сразился. Но как он безрассудно вступил в сражение и несчастнейшего должен был ожидать окончания, то Фабий приспев к нему на помощь сохранил оного от погибели. По которой причине как Минуций наименовал отцом Фабия, так хотел, чтоб и легионы его защитником своим признавали: и сложив с себя тяжесть равной власти, начальство свое над конницею, как долг велел, подвергнул Диктаторской власти, и безрассудного народа погрешность изъявлением своей благодарности исправил.
5) Столько же поступил похвально и Кв. Теренций Кулеон, которой происходил от рода Преторов, и между первейшими Сенаторами был знатен. Ибо он превосходным примером за колесницею Сц. Африканского старшего шел во время его триумфа. Потому что он пленен будучи Карфагенянами, им возвращен был оттуда, и имея и голове своей шапку следовал за оным. Ибо Кулеон виновнику своей свободы как Патрону в получении собою от него благодеяний по достоинству присутствии всего народа изъявил свое признание.
6) За Фламиниевою же колесницею, которой отправлял триумф полученной над Царем Филиппом победы не один, но две тысячи граждан римских шли в шапках, которых он в войны Пунические обманом захваченных и находившихся в Греции в неволе, старанием своим собрав в прежнее возвратил состояние. Сугубое в тот день Главнокомандующий имел украшен торжества своего, представляя вместе зрелищем народу и неприятелей собою побежденных, и граждан освобожденных. Которых свобода для всех сугубо была приятна, сколько потому, что толь многие спаслись, не меньше и для того, что столь благодарные желаемое состояние свободы получили.
7) Метелл же Пий [благочестный] твердою любовью изгнанному из отечества отцу своему столь же славное слезами, сколько другие победами получив проименование, не постыдился будучи Консулом просить народ за Кв. Калидия Кандидата Преторского чина, потому что он будучи Трибуном простого народа закон выдал для возвращения отца его в гражданство. Но того довольно: Он всегда называл его Патроном своего дома, и рода. Впрочем, таковым своим поступком первенству своему, которое он имел по общему всех мнению, ни малого не сделал ущерба. Потому что он не по униженности, но в знак благодарности далеко нижнему себя человеку превеликою услугою особенное свое подклонил достоинство.
8) К. же Мария не только отменное, но надмерное было стремление к оказанию благодарности. Он двум Камертинским Когортам которые с удивительною храбрстью против неприятелей Цибров стояли, во время самого сражения невзирая на содержание союза дал право Римского гражданства. В таковом своем поступке он извинил себя справедливо и изрядно говоря: Что в громе оружия не мог слышать слов права. И поистине время было такое, в которое более надлежало защищать, нежели наблюдать законы.
9) За Марием всюду последует Сулла о похвале споря: Ибо он будучи Диктатором перед Помпеем, которой когда и никакого не имел чина, снимал шапку, вставал со стула, и сходил с лошади у изъясняясь в собрании, что он то делает непринужденно; памятуя, что Помпей будучи еще восемнадцати лет войском отца своего вспомоществовал стороне его. Много знаменитого с Помпеем, но не знаю удивительнее сего случалось ли что–либо, когда он Важностью благодеяния принудил забыть о себе Суллу.
10) Между знатными можно поместить и подлых, когда они благодарны. Как М. Корнут Претор по повелению Сената делал распоряжения для погребения Гирция и Пансы, тогда исправлявший при погребении и сжигании тел разные должности люди предлагали без всякой платы и потребные к тому вещи и свой услуги. Потому что Гирций и Панса за республику воюя лишились жизни. И неотступным своим прошением истребовали, что приуготовление к погребению с платою одного сестерция на них положено было. Оных похвалу, придав к тому закон, состояние умножает более, нежели умаляет. Потому что они прибыток презрели живучи из прибытка.
Внешние
Пусть извинив позволят мне чужестранные цари объявить о себе после людей толь подлых, которых или не надлежало касаться, или неинако, как на последнем месте домашних примеров поставить было должно. Но как честные дела и самого нижнего степени людьми произведенные в забвении не остаются, то пусть оные хотя особенное занимают место, дабы с одними соединены, а другим предпочтены быть не казались.
1) Дарий, как еще Царем не был, полюбив платье бывшее на Силосонте Самосце, и смотря пристально на оное сделал то, что он предупреждая его прошение с охотою подарил ему оное. В рассуждении сего подарка сколь благодарная мысль. в Дария вселилась, показал то Царем учинившись. Ибо не только город, но весь остров по прошению Силосонта оставив невредимым, оному отдал. Потому, что не на цену вещи было смотрено, но случай чивости и почтен был; и более то в рассуждение принято было, от кого, я не к кому шел подарок.
2) Мифридат также Царь Понтийский весьма оказал себя благодарным: потому что за одного Леоника ревностнейшего защитника своего здравия, которой во время морской баталии хитростью Родян в полон захвачен был, на обмен всех неприятельских отдал пленных, почитая лучше в том от ненавистнейших себе людей быть обманутым, нежели много ему заслужившему не воздать благодарности.
3) Народ римской столь много щедр был, что Царю Атталу подарил Асию, Но и Аттал со своей стороны справедливостью духовной доказал свою благодарность, отказав ту же Асию Римскому народу. И так ни первого щедрости, ни последнего помнящего столько оказанное себе благодеяние толь малыми числом слов похвалить не можно, Ибо сколько величайших городов и подарено дружески, и возвращено добросовестно было.
4) Но не знаю, неотменно ли исполнено было благодарности залогами Масиниссино сердце. Потому что он благодеянием Сципиона и Римлян дружбою, также умножением и разширением границ своего владения усилясь, память знаменитого дара, снабден будучи от богов продолжительною старостью, соблюл твердо. До того, что не только Африка, но все народы, о нем знали, что он всегда более доброжелательствовал Корнелиеву роду и Риму, нежели самому себе. Ибо как Карфагеняне утесняли его войною, и он едва мог защищать свое владение; при всем том Сципиону Емилиану, что он был внук старшего Сц. Африканского великую часть хорошего Нумидийского войска отдал весьма охотно, чтоб отвел оное в Испанию к Консулу Лукуллу, от которого Емилиан послан был для испрошения помощи; и предпочел настоящей своей опасности давно оказанное себе благодеяние. Он же ослабевая уже в старости своей великое Царства своего богатство пятьдесят четыре сына по себе оставляя, и лежа на постели близ смерти просил письменно М. Манлия, чтоб он к нему прислал Сципиона Емилиана находившегося у него в команде, почитая за счастливую свою кончину, когда он в объятиях его отдаст последнее дыхание и завещание сделает. Однако как смерть предупредила приезд Сципионов, то Масинисса жене своей завещал и детям: Что на земли народ Римской, а из оного Сципионов сведом о его последнем произволении, и что он все, как есть оставляет до Сципионова приезда, чтоб при разделении Царства они его посредником имели: и что он положит, то бы они равно как завещанное духовною, ненарушимо и свято хранили. В таких и столь различных случаях Масинисса всегда постоянно свое усердие к Римскому народу и Сципионову дому соблюдая, продолжил жизнь свою до ста лет. Сами и сим подобными примерами благодетельство человеческого рода растет и умножается. Они возжигающие то факелы. Они побудительные шпоры, для которых оно горит желанием к вспомоществованию и услугам. И поистине за превеликое и достаточнейшее богатство то почесть можно, которое употреблено на раздаяние благодеяний. А как оные мы свято почитать положили, то теперь о нерадении об них в поношение, чтоб тем наблюдение их учинишь приятнее, представим.

Глава Третья. О неблагодарности

1) Сенат с построителем вашего города, будучи от оного на высочайший возведен достоинства степень поступил в ратуше недостойно, и не почел за беззаконие лишишь того жизни, которой Римской империи дал жить вечно. О грубом том и зверском веке, кровью основателя своего нечестиво оскверненном, сколько бы потомство ни оказывало почтения своим предкам, утаить однако ж не может.
2) За сим неблагодарным заблуждающей мысли погрешением последовало приличествующее раскаяние нашему гражданству. Камилл наиприятнейшее приращение силе римских и известнейшая оборона нашего гражданства, которого он утвердил спасение и благополучие умножил, не мог однако ж препроводить своей жизни счастливо. Потому что он от Л. Апулия Трибуна простого народа как обманщик в похищении Веиенской добычи на суде позван будучи, жестокими, или лучше сказать нечувствительнейшими мнениями в ссылку был Послан. А притом в такое время, когда он превосходного своего сына в юношеском его возрасте лишился, и когда наипаче надлежало утешать его печали, нежели умножать его несчастье, Однако отечество забыв его превеликие заслуги с погребением сына соединила отцову ссылку. Но скажут, что Трибун народный доносил в недоимке казны пятнадцати тысяч ливр: ибо в такой сумме дело состояло? Сумма крайне невелика в рассуждении того, что народ римской толикого начальника лишился. Не умолкли еще первые о неблагодарности жалобы, как другие оказались. Сц. Африканский старшей сотренную и сокрушенную Пуническою войною республику, или почти уже истощившую кровь свою и умирающую, учинил обладательницею Африки. Которому за преславные дела его граждане платя обидами, довели наконец до того, что он лучше хотел жить в простой деревне и при пустом болоте. И Сципион той добровольной ссылки горест возвестил преисподним, завещав изобразить на своей гробнице следующие слова: ТЫ НЕБЛАГОДАРНОЕ ОТЕЧЕСТВО И КОСТЕЙ МОИХ В СЕБЕ НЕ ИМЕЕШЬ. Что может быть сей нужды недостойнее или жалоба справедливее, или отмщения умереннее! Не хотел, чтоб в том отечестве сохранен был его пепел, которое он не допустил обращену быть в пепел. И так город Рим сие чувствовал мщение за свою неблагодарность, которое подлинно было больше нежели нападение Кориоланово. Тот страхом, а сей стыдом отечества привел в чувство, на которое он по великой своей твердости в истинном к нему усердии не хотел произносить и жалоб, как по своей смерти. Ежели Сципион претерпел много, то думаю я, чтобы он мог тем утешаться, что случилось с его братом, которого несчастья были виною Антиох им побежденный и Асия покоренная во власть римского народа, так же триумф великолепнейший, что он в похищении казны осужден будучи веден был в темницу.
Ни чем не меньше был добродетелен и Сципион младший, да и в смерти несчастлив столько же. Ибо он два города Нуманцию и Карфагену опасные империи Римской истребив вовсе нашел в доме своем похитителя жизни, а на площади не мог сыскать кто б отомстил смерть его. Кому неизвестно что Сципион Насика столько заслужил похвалы внутрь отечества, сколько на войне вне оного, приобрели оба Сципионы Африканские храбростью? Который исхитив из смертоносных рук Ти. Граха гражданство, не допустил оному погибнуть. Однако и он по несправедливейшему о своих заслугах граждан мнению под именем посольства в Пергам удалился: и остатки своей жизни препроводил в оном, не имея ни малейшего желания свое отечество видеть.
В том же еще имени обращаюсь; ибо еще не все Корнелиева рода жалобы представил. Как П. Лентул преславной гражданин республики собранной на горе Авентинской К. Грахом с Злочестивым предприятием строй ревностным и храбрым сражением, получив великие раны обратил в бегство, то за сражение оное, которым Лентул закон, спокойствие и вольность в прежнем удержал состоянии, получил такую награду, что должен был немедленно оставить город. Ибо он от зависти и поношения принужден был испросив от Сената отъезд свободный и в речи своей говоренной к народу прося богов бессмертных, дабы ему никогда к неблагодарному отечеству не возвращаться, отправился в Сицилию, и там препроводив все время жизни получил просимое собою. И так пять Корнелиев столько ж представляют собою известнейших примеров неблагодарного отечества. Однако они добровольно оное оставляли. Агала же, который будучи главным начальником над конницею Сп. Мелия домогавшегося Царем учиниться лишил жизни, за. соблюдение граждан вольности ссылкою наказан.
3) Впрочем сколь умеренно на Сенат и народ, которые поступили наподобие бури, негодовать должно, столь частных людей неблагодарные поступки больше поносить надлежит. Потому что они в полном своем разуме, когда можно им было рассуждать как о том, так и о другом свободно, беззаконие предпочли добродетели. Ибо сколь жестоко я много нечестивого Секстилия поносишь должно? что он К. Цесаря, которой его сколь ревностно, столь счастливо оправдал в величайшем преступлении, и которой во время бывших от Цинны гонений бегая, в случае общего бедствия искал убежища себе в поместье Тарквиниевом, и принужден был просить его чтоб он взаимно оказал ему благодеяние, от вероломного стола своего и домашних алтарей скверных повлекши бесчеловечному победителю предать на смерть не убоялся. Представим, что хотя бы он был на него и доносителем, но когда в общенародном бедствии сделался его униженным просителем и пад на колени молил его о столь плачевной себе помощи, то и тогда показалось бы бесчеловечно от себя отогнать оного. Но Секстилий не доносчика своего, а защитника лютейшей неприятеля наглости своими руками представил на жертву. И когда он то учинил опасаясь сам смерти, то недостоин жизни, когда же в надежде награждения, то смерти весьма достоин.
4) Но чтоб перейти к другому делу сходному с сим неблагодарностью; М. Цицерон К. Попилия родом Пикенца, по прошению М. Целия защитил толиким же старанием как и красноречием, и бывшего в опасности по весьма сомнительному своему делу отправил в его отечество благополучно. Сей Попилий, которому Цицерон ни делом, ниже словом никакой не учинил обиды, после того сам просил М. Антония, употребить его к тому, чтоб посланного Цицерона в ссылку нагнав лишить жизни. И как истребовал себе от оного ту ненавистнейшую службу, то в великом веселии поспешно отправился в, Каиету, и мужу, которому, я оставляю то, что он был высочайшего достоинства, особливо был виновник его спасения, и которого за оказанное благодеяние отменно ему почитать надлежало, приказал протянуть шею: потом не медля ни мало главу римского красноречия и мирного времени преславную десницу отрубил с крайним его спокойствием. И с тою ношею, как бы с превеликою добычею в город возвратился поспешно. Как он вез с собою то беззаконное бремя, то не пришло ему на ум, что он везет ту голову, которая о соблюдении некогда его головы народ просила. Чтоб сему чудовищу учинишь достойное поругание, то науки не сильны. Потому что кто бы мог толь плачевной сей случай описать по достоинству, другого нет Цицерона.
5) Каким образом я приступлю к тебе Помпей В. недоумеваю. Ибо и на великость твоего счастья, которое в свое время все земли и моря блистанием своим наполняло, взираю, и знаю, что падение его было больше, нежели я могу представить. Но хотя и молчать буду, однако смерть Кн. Карбона [который защитил тебя тогда, когда ты будучи еще весьма молод об имении отца твоего пред народом имел дело] по повелению твоему убитого, в мыслях народа всегда представляться будет, не без некоторого твоего нарекания, Потому что ты тем своим неблагодарным поступком более угодил Сулле, который тогда был весьма силен, нежели поступил по сродной тебе стыдливости.
Внешние
1) А как я об]явил о своих неблагодарности, то чтоб сторонние нас в том не упрекали: Карфагеняне Аннибала, которой доставляя им целость и победу столько полководцев и войск побил наших, что хотя бы он столько числом побил рядовых воинов, то бы и тем великую заслужил славу, из отечества своего изгнали.
2) Не произвел в свет Лакедемон ни более, ни полезнее мужа, как Ликург был; которому, сказывают, и Аполлон Пифийский в ответе сказал: Что он не знает, к смертным ли его, или к богам причислить. Однако его ни непорочность жизни, ни весьма твердая любовь к отечеству, ни полезнейшие изданные им законы не могли освободить от злобы граждан своих. Ибо часто в него каменьями бросали, в одно время от разъяренного народа был извержен, так же лишен глаза, а наконец из отечества своего был изгнан. Как же могут поступать другие города, когда уже Лакедемон, которой постоянством у скромностью и важностью своею отменную похвалу заслуживает, сделался неблагодарным к толь много заслужившему себе мужу.
3) Ежели отнять от Афинян Фесея, то или не будут более Афины, или не столь славны. Он рассеянных по деревням и полям жителей собрал в одно общество, и жившему порознь, а притом по сельски народу дал вид и образ наивеличайшего гражданства. Он же будучи еще весьма молод, уничтожил бесчеловечные повеления Царя Миноса. Пресек необузданную Фиванцев гордость. Вспомоществовал детям Ираклиевым; и храбростью соединенною с крепостью сил телесных всех чудовищ и злодеев число умалил. Однако, как он изгнан был от Афинян, кости его мертвого остров Сцирос, которой недостоин был его и изгнанного, иметь в себе удостоился. Что же Солон! которой столь славными и столь полезными Афинян снабдил законами, что ежели бы они всегда по них поступать хотели, то бы владение их было вечно: который Саламину как неприятельскую крепость, бывшую по близости своей Афинянам опасною, возвратил им: который первый приметил тиранию Писистратову в самом её начале, и один говорить осмелился явно, что надобно для уничтожения её принять оружие. Он ушед из Афин, препроводил старость свою в Кипре: и ему так же в отечестве своем, которому он оказал услуг много, погребену быть не случилось. Приятнее бы Афиняне сделали Милтиаду, когда б по одержании им победы над тремястами тысяч Персов на поле Марафонском, тогда же послали в ссылку, а не в темнице и в оковах умереть принудили. Но Афинянам, как думать надобно, то казалось недовольно, чтоб тем окончат свою лютость над весьма заслужившим мужем. Они тело его, столь поносно умереть принужденного до тех пор хоронить не хотели, как на сына его Кимона те оковы наложили. Что сие только наследство, то есть темницу и оковы, получил сын великого полководца, и имевший сам таковым учиниться по времени, Кимон тем мог хвалишься. Аристиду так же, почитавшемуся примером правоты всей Греции, и отменным образцом постоянства, велено было из отечества выехать. Счастливы Афины, что по его изгнании могли еще найти или доброго мужа или любящего отечество гражданина, потому что с Аристидом тогда вся святость удалилась. Фемистокл из числа тех, к которым отечество неблагодарно было, пример знаменитейший, соблюд оное и учинив славным, изобильным и всей Греции главою, столько чувствовал к себе его ненависть, что имел нужду прибегнуть к милосердию Ксерксову, которого он от него не заслуживал; потому что разбил его пред тем незадолго. Фокион же теми дарованиями, которые почитаются сильнейшими к смягчению человеческого сердца, а именно красноречием и невинностью снабден будучи изобильно, не только на мучительное орудие от Афинян возложен был, но по смерти своей в стране Аттической не нашел ни малой частицы земли для прикрытия своего тела, брошен будучи по повелению вне тех пределов, в которых он был гражданин превосходнейший. И так ничто не препятствует приписать то народному безумию, когда общим согласием величайшие добродетели наказуются как бы жесточайшие преступления, и благодеяния платятся обидами. Что самое хотя и везде, но тем более в Афинах терпимо быть не может, в которых против неблагодарных суд уставлен. И праведно: потому что тот взаимный договор, благодетельствовать и получать благодеяния, без которого едва в жизни обойтись можно, нарушает и уничтожает, кто своему благодетелю должной благодарности воздать не хочет. Следовательно, какое заслуживают поношение те, которые имея справедливейшие права, но нечестивейшие умы, лучше по своим злым нравам, нежели законам поступать хотели. Ежели бы благоволением богов могло то учиниться, чтоб превосходнейшие мужи, которых приключения я теперь представил, держась закона неблагодарных наказателя, отечество свое на суд пред другое гражданство позвали, конечно бы тот народ разумный и многоречивый таковым челобитьем своим сделали немым и безответным. Огни твои, разделенные, и рассеянные по полям хижины сделались столпом Греции. Сияет Марафон Персидскими трофеями: Саламина и Артемисии возвещают о погибели Ксерксова флота: наисильнейшими руками разрушенные стены восставляются с большею красотою: Виновники же сих дел где жили и где мертвые покоятся, ответствуй! Ты Фесею на малом морском камне быть погребену, Милтиаду умереть в темнице, а Кимона надеть на себя отцовские оковы; Фемистокла же победителя объять побежденного колени, а Солона с Аристидом и Фокионом оставив свои домы бежать неблагодарное принудило. Напротив того, как ты наш пепел бесчестно и бедно рассеяло, Едиповы кости убийством отца, и супружеством с матерью своею оскверненные, в самом Ареопаге почтенном судилище божеских и человеческих прений, и высочайшей защитницы Минервы крепости, посвятив им в честь жертвенники как бы наисвятейшие почитаешь. Или тебе приятнее чужих беззакония, нежели своих добродетели. И так рассмотри закон, которой ты под клятвою наблюдать обязано; и когда заслужившим тебе много не хотело дать должного награждения, то обиженных удовольствуй справедливо. Молчат безгласные их тени связанные необходимостью смерти, но не молчит язык всякого, и в поношение забывающих благодеяние Афин говорить всегда будет свободно.

Глава Четвертая. О любви и почтении к родителям

Но оставив неблагодарных о благочестных говорить будем. Ибо несколько больше мы удовольствия получить можем, упражнялся в делах приятных, нежели ненавистных. И так теките в объятия к нам благоуспешные родителей чаяния, счастливо распространившиеся отрасли, которые то делаете, что как вас в свет произведшие после не сожалели, так и других производить в свет детей заохачиваете.
1) Кориолан муж великого духа, весьма благоразумный и много республике услуг оказавший неправеднейшим осуждением доведен будучи прибегнул к Вольскам, которые тогда римлянам неприятели были. Добродетель везде в великом почтении бывает. И так куда он пришел укрыться, там в скором времени получил власть верховную. И вышло, что которого для спасения своего граждане своим предводителем иметь не хотели, того погибелью угрожавшим вождем против себя имели. Потому что он часто поражая наши войска, простирая далее свои победы, наконец подвел сильное войско под самые наши стены. Чего ради народ, горделивый тот ценитель добра своего, которой не простил винному, принужден был изгнанного просить с покорностью. Отправленные к нему послы никакого успеха не имели. Посланные потом жрецы в своем уборе равномерно без всякого действия возвратились. Сенат не знал что делать; народ трепетал; мужчины равно и женщины оплакивали наступающую свою погибель. Тогда Ветурия мать Кориоланова взяв с собою Волумнию жену его и детей пошла в Вольской лагерь. Как сын усмотрел ее, то сказал: Одолело и победило гнев мой отечество употребив её прошение; которой, что она меня родила, тебя дарствую, хотя ненавижу справедливо: и тогда же Римское поле от неприятельского войска очистил. Следовательно, сердце горестью нанесенной себе обиды, надеждою получения победы, благопристойностью, чтоб не отказаться от принятия должности и страхом смерти наполненное, любовь к родившей испразднила: и вид одной матери жестокую войну превратил на мир спасительный.
2) Та же любовь воспалив Сц. Африканского старшего, которой едва из отрочества лет вышел, к учинению помощи отцу своему мужественною силою ополчила. Ибо как он будучи Консулом близ реки Тицина несчастливое имея сражение с Аннибалом жестоко был ранен, то Сципион став между им и неприятелем соблюл тем жизнь отца своего. И ему ни молодость лет, ни новость службы, ни несчастливого сражения окончание, ужасающее и старого воина, воспрепятствовать были не сильны заслужить венец сугубо славной освобождением Главного полководца, а притом отца своего от самой смерти.
3) О помянутых преславных примерах римское гражданство слышало, а следующей видело своими главами. Л. Манлия строгого в повелениях, Помпоний Трибун простого народа на суд пред народ позвал, за то, что он побуждаем будучи благоуспешным случаем ко вступлению с неприятелем в сражение сверх законом положенного времени продолжил свою команду. И что сына своего отменных качестве юношу употребляя в сельскую работу не допускал до народной службы. А как о том молодой Манлий сведал, то не медля ни мало поехал в город, и по утру пошел прямо в дом Помпониев: которой думая, что он пришел к нему для того, чтоб донести в чем–либо на отца своего поступавшего с ним суровее, нежели должно было, приказал всем выйти из покоя, чтоб тем свободнее он без посторонних говорить мог. Молодой Манлий получив удобный случай к произведению своего предприятия в действо, обнажив меч, которой он принес скрыто, принудил Помпония клясться, что он от дела отца его отстанет. И от того воспоследовало, что Манлий суда освободился. Похвальна любовь оказываемая кротким родителям. Но Манлий чем имел отца жестокосерднее, тем похвальнее помог ему в беде сей: потому что к люблению его кроме любви врожденной никакого он не имел от него ласкового побуждения.
4) Сей любви подражая М. Котта, в тот самой день, в который он надел на себя совершенный возраст означающую одежду, как только из Капитолия вышел, К. Карбона, который некогда осудил отца его, самого на суд позвал: и обвинив оного довел самого до осуждения, оказав свой разум и начав счастливо юношеской возраст преизящным делом.
5) К. так же Фламиний повеления отца своего почитал много. Ибо как он будучи Трибуном простого народа закон о разделения поля Галлического поголовно издал, чего Сенат не хотел сделать, и стоял упорно, однако он не только прошению и угрозам его противился сильно, но не убоялся и собранного войска, которое Сенат хотел употребить против его, ежели он того не оставит. Впрочем, как уже Фламиний на Ораторском месте в собрании народа объявил оной, и отец не дозволил ему того делать, тогда он повинуясь приказанию отца своего, который впрочем тогда никакого в гражданстве не имел звания, сошел с места, не слыша ни малейшего шума к своему поношению, что он собрание народное оставил.
6) Великие сии действия сильной любви к родителям, но не знаю не по всему ли сильнее и мужественнее Клавдии Вестальной девицы был поступок. Которая увидя, что отца её во время отправления им триумфа Трибун простого народа ухватя нагло тащил с колесницы, с удивительною поспешностью став посреди их удержала оного от нанесения отцу своему обиды. И так в одном триумфе следовал отец в Капитолиум, а в другом дочь его в храм богини Весты. И разобрать было не можно, кому из них больше похвалы отдавать надлежало, тому ли которой шел с победою, или которой любовь спутешествовала.
7) Простите мне наидревнейшие горны и отпустите огни вечные, когда я от вашего священнейшего храма отойду по порядку моего сочинения в место более нужное нежели знаменитое нашего города. Особливо что ни в каком несчастье и никакою подлостью цена любви к родителям не умаляется; но напротив того тем истиннее оказывается, чем беднее предмет бывает. Некоторую вольную женщину Претор осудив в уголовном деле поручил Триумвиру в темнице лишишь ее жизни. По отведении оной в темницу главной над стражею, тронут будучи жалостью не лишил ее тогда же жизни; а притом дозволил ходить к ней дочери, осматривай накрепко, чтоб она не пронесла чего есть к ней, думая, что она и сама умрет с голоду. И как уже прошло дней, несколько, то он сам в себе рассуждая, какая бы тому была причина, что она жива так долго, и надзирая прилежнее над дочерью, увидел, что она выняв грудь свою молоком голод матери своей облегчала. О сей толь удивительной новости он объявил Триумвиру, Триумвир Претору, а Претор собранию судей представил, и тем испросил прощение той женщине. Куда не проходит и чего не изыскивает любовь к родителям, которая для сохранения жизни матери новое нашла средство? Ибо что может быть необыкновеннее и что неслыханнее как матери сосцами своей дочери быть питаемой? Подумал бы может быть кто, что то против естества вещей сделано; ежели бы не первый закон естества был любить родителей.
Внешние.
1) То же и о любви к родителям девицы Перо думать должно. Которая отца своего Конона в подобном несчастий и равномерно содержавшегося в заключении, бывшего уже в глубочайшей старости, как младенца приложив к своей груди кормила. Останавливаются и в изумление приходят люди смотря на картину сие представляющую и удивлением своим настоящему изображению состояние давно случившегося приключения возобновляют; думая у что они в тех нечувственных членов начертаниях видят тела живые и дыхание имеющие. Чему надобно произойти и в мыслях тронутых описанием несколько сильнейшим живописи у чтоб вспомнить о давно прошедших, как о случившихся недавно.
2) Не умолчу и о тебе Кимон, что ты погребение отцу твоему добровольными хотел купить узами. Особливо что хотя ты после был и гражданин и полководец, однако несколько более получил похвалы, в темнице, нежели в Сенате. Потому что ты прочими твоими добродетелями единственно великое удивление, любовью же к родителю сверх того общей любви заслуживает весьма много.
3) Упомяну также и о вас братья, которые имели дух благороднее своего происхождения. Ибо вы рождены будучи в Испании в весьма низком состоянии, для пропитания родителей дух свой истощевая знатною прославились смертью. Потому что вы договорясь с Пациеями, что когда убийцу отца их Епаста Тирана своего народа истребите, то бы в случае смерти вашей двенадцать тысяч нуммов отдано было родителям вашим, не только отважились на славное дело, но великодушным и храбрым концом совершили. Ибо теми же руками Пациеям отмщение, Епасту наказание, родителям пропитание, а для себе славную смерть снискали. Чего ради вы в гробницах ваших и ныне живете, потому что сочли лучше продолжишь старость родителей, нежели своей дожидаться.
4) Известнее всем следующие две пары братьев, Клеов и Витон, Амфином и Анап: первые, что сами везли мать свою для отправления священного служения Юноне: другие что отца и мать несли на себе сквозь пламя горы Етны. Однако из вас ни те ни другие не имели намерения за родителей лишиться жизни.
5) И так я не оставляю без похвалы и Аргивян, и не лишаю славы заслуживших оную поступком своим при горе Етне, но вывожу в свет и не столько всем известную за подлостью любовь к родителям помянутых братьев Испанцев, так, как и о Скифов любви к родителям свидетельствую охотно. Ибо как Дарий некогда со всеми своими силами вступил в страны их и то они помалу от оного отступая дошли до последних степей Асии. Потом чрез посланных от него спрашиваны будучи; когда они остановятся, или какое начало сражения сделают? ответствовали: Что они ни городов ни полей пахотны не имеют, за которые бы им надобно было биться. Впрочем, как они до кладбища своих однокровных дойдут, то он узнает, каким образом сражаются Скифы обыкновенно, Сим одним ревностным ответом лютый и варварский народ от всякого в зверстве своем поношения себя очищает. И так щедрое вещей естество есть первой к таковой любви наставник, которое не требуя слов и наук собственными тайными силами любви к родителям сердца детей исполняет. Следовательно, к чему ж учение потребно? Чтоб умы просвещеннее, а не лучше делать; потому что истинная добродетель более рождается с нами, нежели науками насаждается.
6) Ибо кто скитающихся на своих телегах, прикрывающих тела свои листвием, и на подобие зверей сырым питающихся мясом научил так ответствовать Дарию? Конечно то самое естество, которое и немого сына Кресова для соблюдения отца своего жизни внезапно снабдило речью. Как по взятии Киром Сардов один из Персов не зная его стремился спешно убить оного, тогда сын его как бы забыв о том, что ему при рождении его судьба не дала речи, и закричав, чтоб он не убил Царя Креса, удержал тем нанесенной уже меч над его выю. Таким образом который до времени для себя нем был, тот проговорил для спасения отца своего.
7) Та же любовь во время войны Италианской Пинкенского Юношу именуемого Пултоном силою духа и тела ополчила, столько, что как он осажденного своего города охранял против неприятеля проход в вороты, и римской полководец плененного отца его пред глазами оного поставив приказал обступить воинам с обнаженными мечами, угрожая, что он убьет его, ежели он не пропустит его в город, сам собою старика из рук римлян вырвал, изъявив тем любовь сугубую, а именно, что сохранил и отца своего и не сделался предателем отечества.

Глава Пятая. О любви братней

За любовью к родителям ближайшим степенем следует любовь братняя. Особливо как по достоинству за первой залог любви почитается, когда мы премногие и превеликие благодеяния получаем, то за ближайшей полагать должно, когда мы получаем оные с другими купно. Ибо сколь приятно для всякого то воспоминание! Что я жил в том же доме, когда еще не родился: в той же колыбели препроводил время младенчества: тех же самих называл родителями, и такие же за меня всегда от них воссылаемы были обеты: равную от знатности предков получил славу, любезна жена, милы дети, друзья приятны и ближние дороги: однако любовь к оным не должна истощевать любви к первым.
1) И сие говорю, свидетельствуясь Сципионом Африканским, которой хотя был и крайней друг Лелию, однако просил Сенат с покорностью, чтоб отнятую жребием провинцию от своего брата не отдавал оному, обещав ехать Легатом в Асию к Л. Сципиону, будучи старший брат к младшему, храбрейший к несильному, преславный к не имевшему еще ни какой славы, и что всего более, получившей уже проименование Африканского, к незаслужившему еще прозвания Асийкого. И так он из славнейших тех проименований одно сам получил, а другое доставил брату. Одного триумфа торжественную одежду сам надел, а другого отдал брату: и служа под командою, был больше, нежели брат его с оною.
2) М. же Фабий Консуле по побеждении в славном сражении Етрусков и Веиев предложенного себе с великим удовольствием от Сената и народа не принял триумфа: потому что в том сражении К. Фабий брат его бывший Консул храбро бьючися убит был. Коликая, думать надобно, горячность любви к своему брату обитала в том сердце, для которой он мог отказаться от толь великой делаемой себе чести?
3) Сим примером древность, а следующим наш век славится: в котором случилось видеть союз любви братней прежде в Клавдиевом, а потом в Юлиевом роде, служившей красотою оным. Ибо толикую любовь начальник и отец нашего гражданства имел в сердце своем к Друсу своему брату, что, как он будучи в Тицине, куда по побеждении неприятелей проехал, дабы объять своих родителей, услышал, что брат его в Германии находится в жестокой болезни и опасности жизни, в самой скорости и великом страхе оттуда уехал. Путь же с каким продолжал поспешением и опасностью, из того усмотреть можно, что он перескакав Алпийские горы и переправяся чрез Реин едучи днем и ночью на переменных лошадях двести тысяч шагов сквозь недавно завоеванную варварскую землю, имея только при себе одного Антабагия проехал. Но ему тогда в превеликой труд и опасность вдавшемуся и людей при себе неимевшему святейшее божество любви братней, боги споспешествующие превосходным его добродетелям и наивернейший хранитель Империи римской Юпитер спутешествовали. И Друс со своей стороны, хотя он уже был ближе к смерти, нежели чтоб изъявишь ему долг свой, когда уже бодрость духа и телесные силы в нем погасли, в ту самую минуту, которая жизнь и смерть разделяет, повелел легионам со своими знаменами идти на встречу, чтоб они его предводителем своим поздравили. Приказал также на правой стороне поставить Преторскую ставку, хотя тем показать что он был и Консул и Главнокомандующий. И в одно время отдал место и величеству своего брата, и лишился жизни. Хотя я и знаю, что после их никакого другого, кроме особливого примера любви двойничных братьев Кастора и Поллукса пристойнее положить не можно.
4) Впрочем, не всегда преславным полководцам по истине не будет противно, когда я в сей главе вмещу случай безмерной любви одного воина к своему брату. Ибо он служа под командою Кн. Помпея, как один воин из Серториева войска в сражении весьма жестоко с ним бился, то он убив его напоследок, лежащего начале грабить. Но как узнал, что то был родной брат его, то много и долго богов укоряя за дарование несчастной победы, перенес тело его в свой лагерь, и покрыв драгоценною одеждою, возложил на сруб для сожжения. А потом подложив огонь, тогда же и тем же мечем, которым убил своего брата пронзил и самого себя: и пад на труп его отдал и себя на сожжение с ним вместе. Можно было жить по неведению то учинившему: однако он, чтоб наипаче оказать любовь свою, нежели пользоваться извинением посторонних, не хотел по смерти братней и сам в живых оставаться.

Глава Шестая. О любви к отечеству

Ближайшие союзы крови повествованием о любви детей к родителям и братней удовольствованы. Остается теперь предложить примеры любви к отечеству: которой величеству и власть родителей равняющаяся богов власти, повинуется, и любовь братняя спокойно и охотно уступает по важной причине. Потому что по истреблении одного дома общество невредимо остаться может; с падением же города надобно неминуемо и всем домам погибнуть. Но что нам о том говорить? Любовь к отечеству некоторые столь великую имели, что с потерянием своей жизни свидетельствовали оную.
1) Брут первый Консул с Арунтом, сыном лишенного царства Тарквиния гордого, в сражении так на лошади сразился, что по ударении с равно сильным стремление друг друга копьем, оба получи смертельные раны полумертвые пали. Приложу к сему достойно, что вольность римскому народу великого стояла.
2) Как в самой средине площади земля внезапным и велики зевом разверзлася, и от прорицателей в ответ получено было: что тот провал тем наполнен быть может, чем Римский народ особливо силен. Тогда Курций будучи и духом и родом наиблагороднейший юноша истолковав, что гражданство наше храбростью и оружием особливо прочие превосходит, и убравшись в воинской убор сел на лошадь: потом ударив шпорами крепко стремглав бросился в ту пропасть. На него все граждане, один пред другим в почесть плоды бросали, и вскоре то место прежней свой вид возвратило. Великие после и славные на площади римской мужи были; однако до ныне нет ни одного примера, которой бы славнее был сего по любви к отечеству. Итак отдая ему первенство в славе подобной пример теперь представлю.
3) Как Генуций Ципп Претор будучи одет палудаментом из городских ворот вышел, то случилось с ним новое и неслыханное чудо. Ибо на голове его внезапу как бы роги показались: и ответ он получил от прорицателей следующей: Что он Царем будет, ежели в городе возвратится. Но Ципп чтоб того не последовало, добровольно и навсегда от отечества своего удалился. Достойна таковая любовь к отечеству, что принадлежит до истинной славы, седьми Царям предпочтена быть. В знак сего приключения, лицо медное в те ворота, из которых он вышел было, вставлено было, иг названо Равдусхуланским: потому что римляне прежде зеленую медь называли randum.
4) Генуций похвалы сея, которой более едва снискать можно, делает преемником Елия Претора. Ибо как он суд производил сидя в своем месте, то на голову ему сел дятел, и прорицатели утверждали, что ежели он сохранит его, то дом оного будет в наисчастливейшем состоянии, а Республика в наибеднейшем; а ежели убьет, то противное последовать имеет, Генуций тогда же при Сенаторах загрыз его. Вследствие чего он вдруг семнадцати воинов из своего рода, мужей отменной храбрости в происходившем сражении при Каннах лишился, а республику по времени взошла на высочайший степень силы и славы. Сим примерам Сулла, Марий и Цинна без сомнения как глупым смеялись.
5) Как Деций, которой первый был Консулом из своего рода, во время войны с Латинами увидел, что строй римской пришел в слабость и почти совсем разбит был, то он обет сделал торжественно, чтоб за соблюдение республики положить свою голову. И не медля ни мало понудив свою лошадь в средину неприятельского войска, ища отечеству спасения, а себе смерти ворвался; и побив многих, потом сам заметан будучи оружием пал сверх оных. От которого ран и крови воспоследовала нечаянная победа.
6) Один бы был образец такого предводителя, ежели бы он не имел сына соответствовавшего себе духом. Потому что он в четвертом своем Консульстве следуя примеру отца своего подобным обетом равно жестоким боем и сходственным концом жизни упадающие, и почти погибшие силы нашего гражданства восставил. Чего ради распознать трудно, полезнее ли для себя римское гражданство Дециев полководцев живых имело, или их потеряло. Особливо что жизнь оных, не допустила ему быть побеждену, а смерть сделала, что оно неприятелей победило.
7) Сципион Африканской старшей хотя за республику и не умер, однако удивительною бодростью сделал, что она не погибла. Ибо как ваше гражданство поражением воспоследовавшим при Каннах пришло в крайнее бессилие, и казалось быть добычею победителю, чего ради остатки разбитого войска помышляли с Л. Метеллом Италию оставишь, тогда Сципион будучи начальником некоторого числа войска, притом весьма молод, обнажив меч свой, и угрожая всем смертью, принудил клясться, что они отечества своего никогда не оставят: и ревность к отечеству не только сам показал в полном виде, но удалившуюся от сердец прочих возвратил по прежнему.
8) Доселе я говорил о каждом порознь, а теперь о всех вообще представлю, коликою и коль равною гражданство наше к отечеству любовью пылало. Как во вторую войну Пуническую казна до того истощилась, что оной не доставало для исправления богам служения, и откупщики пришед сами к Ценсорам советовали, чтоб они все к войне потребное так располагали, как бы Республика деньгами была изобильна, а они с своей стороны все становить будут, с тем, что до окончания войны не потребуют денег; то и господа за слуг тех, которых Семпроний Грах по случаю бывшего при Беневенте сражения отпустил на волю, не хотели от полководца требовать платы: В лагере же ни конный ни сотник не просил жалованья. Мужчины и женщины сколько золота и серебра ни имели, так же и дети знаки благородства, все снесли для облегчения времени нужды. Не хотел никто пользоваться благодеянием Сената, которой бывших в службе прежде уволил от податей, но все оные с крайнею охотою исправляли. Ибо знали, что по покорении Веиев, как под именем десятины, которую обещал Камилл, надобно было посылать золото к Аполлону Дельфскому, а достать оного столько было не можно, то женщины снесли в казну свои уборы. Подобно также слышали, что как во время осады Капиполии обещано было заплатить Галлам сто ливр золота, то те же женщины складкою своих украшений дополнили количество оного. И так сколько собственным благоразумием, столько примером древности наставляемы будучи почитали, что ничего для отечества жалеть не должно.
Внешние
1) Теперь внешних примеров такого ж свойства коснусь. Кодр Царь Афинский, как Аттическая страна многочисленным неприятельским войском приведена будучи в бессилие, огнем и оружием была опустошаема, не надеясь более на человеческую помощь прибегнул к Оракулу Аполлона Дельфского, желая знать чрез посланных, каким способом он той жестокой войны освободится? Аполлон ответствовал: что она так кончится, когда он приятельскою рукою убит будет. О сем ответе не только в Афинах, но и в неприятельском лагере слух разнесся. По чему приказе был отдан и в неприятельском войске, чтоб всяк ранить Кадра опасался. А как Кодр о сем приказании проведал, то сложив с себя Царские знаки и надев обыкновенное рядового воина платье, с намерением попал на неприятельскую команду, посланную доставать лошадям корму: и, одного на оной ударив косою, понудил тем убить себя. Которого смертью Афины спаслись от погибели совершенной.
3) От того же источника усердия к отечеству проистекал и дух Фрасивулов. Как он город Афины желал освободить от ненавистнейшей власти тридцати тиранов, и с малым числом людей предпринимал толикой важности дело, а между тем некто знав о его намерении сказал ему: Сколько Афины получив тобою вольность благодарить тебе будут! Ответствовал: О когда бы споспешествовали мне в том боги, чтоб, сколько я им благодарностью обязан, казался воздать оную. Которым своим желанием испроверженной тирании дело тем более учинил похвальным.
3) Фемистокл же, которого храбрость победителем, а обида отечества главным полководцем Персидским учинила, чтоб не допустишь себя воевать прошив отечества, принесши жертву и взяв наполненной сосуд кровью воловьею выпил: и пред самим жертвенником как некоторая любви к отечеству преславная жертва мертв пал. Сим достопамятным своим окончанием жизни то сделал, что Греция не имела нужды в другом Фемистокле.
4) Следует пример того же рода. Как между Карфагеною и Киринеею произошел превеликий спор о межах посреди лежащей земли, то напоследок положено было с обоих сторон, в одно время послать молодых людей, и место, на котором они сойдутся, почитать за границу обоим народам. Но сей договор со стороны Карфагенян два брата Филены вероломством своим нарушили. Они пошед с места прежде положенного часа, а притом скорым ходом ушли далеко. А как выбранные со стороны Киринеан молодые люди о том дознались, то долго жаловались на обман их, а напоследок трудностью договора решить вознамерились обиду. Ибо говорили, что тогда они то место почтут за границы, гжели Филены зарыть себя на оном согласятся. Но следствие намерению их не соответствовало. Потому что они тогда же отдали им свои тела зарыть в землю. Которые как пределы своего отечества, нежели жизнь продолжить лучше хотели, то покоятся счастливо распространив руками и костьми своими владение Пенов, Но где теперь гордой Карфагены высокие стены? где морская слава, знатные гавани? где флот для всех берегов страшный? где толикие пешие войска? где толикая конница? где те духи, которые безмерным Африки пространством были не довольны? Все сие фортуна на двух Сципионов разделила. Но Филенов знаменитого дела память ниже погибель самого отечества истребила, И так нет ничего, исключая добродетели, чтоб мы умом и трудом нашим могли приобрести бессмертного.
$) Но сия любовь исполнена младости жара. Аристотель же последние остатки своей жизни в престарелых и морщливых своих членах, в глубочайшем учения спокойствии едва соблюдая, весьма сильно о сохранении своего отечества старался; так, что когда уже оно неприятельским оружием с землею было сравняно, лежа на постели Афинской исторгнул из рук Македонских оное разоривших. Таким образом не столько о том известно, что Александр взял и разорил Стагиру, как то, что возвратил оную Аристотель. Откуда явствует, сколь ревностную и сколь безмерную любовь к отечеству всякого состояния и всякого возраста люди имели, и со святейшими естества законами множество удивительных и сложных согласовалось примеров.

Глава Седьмая. О любви и снисхождении родителей к детям

Пусть снисхождение отеческой любви, даст свободу детям, чтоб они с помощью их доброжелательства принесли плоды приятные.
1) Фабий Руллиан бывший пять крат Консулом, и как всеми добродетелями, так и оказанными заслугами муж удивления достойной, не отказался ехать Легатом к Фабию Гургету своему сыну, для приведения к окончанию войны трудной и опасной; имея воевать почти одним духом без тела. Потому что он по глубокой старости своей способнее был лежать на постели, нежели воевать. Он же за превеликое почел удовольствие за торжественною колесницею своего сына верхом ехать, которого он маленького во время своих триумфов на руках имел: и на него смотрели не как участника той помпы, но как на усугубителя.
2) Хотя Цесеций по состоянию своему и не столько был знатен, но равную имел любовь к сыну. Как Цесарь одолев всех своих внешних и внутренних неприятелей принуждал его отказаться от своего сына, что он будучи Трибуном простого народа с Маруллом своим товарищем приводил его в ненависть у народа, якобы он хочет учиниться самовластным, тогда Цесеций ответствовал ему таким образом. Скорее ты Цесарь всех детей от меня отнимешь, нежели я сам отгоню от себя одно из оных. Имел же он сверх его двух сыновей изрядных, которых охотно обещал Цесарь в степенях достоинства возвысить. Сего отца хотя высочайшая милость божественного начальника и обнадеживала, однако кто скажет, чтоб таковое его дерзновение не было выше человеческого разума, когда он тому противился, которому весь свет повиновался.
3) Но не знаю, Октавий Балб не нежнее ли и не горячее ли был к своему сыну. Он будучи от Триумвиров назначен в ссылку, как в задние двери ушел тайно из своего дому, и уже удачное имел начало в своем побеге, но обманувшись услышанным по близости криком, и почет, что внутрь его дома убивают его сына, сам пришел на ту смерть, которой было избегнул, предав себя на убийство войнам. Без сомнения он более почитал ту минуту, в которую ему случилось увидеть сына своего живого, нежели соблюдение своей жизни. Несчастные же глаза сыновни, коими надобно было видеть испускающего дух отца своего, которой любя его безмерно, добровольно сам на смерть возвратился.
Внешние
1) Впрочем чтоб представить приятнее для сведения примеры. Антиох, сын Царя Селевка влюбясь безмерно в мачеху свою Стратонику, но зная, сколь гнусною он пылал любовью, беззаконную ту бывшую в сердце своем любовную рану закрывал молчанием. Таким образом два различные страдания в одной внутренности его заключившиеся, безмерная страсть любви и в высочайшем степени наблюдаемая им должность и почтение причинили ему опасную чахотку. Он лежал на постели умирающему подобен: плакали кровные и ближние: отец повергши себя от печали на землю размышлял о смерти одного своего сына, и о беднейшем чрез лишение детей своем состоянии: и вид всего двора был печальный, а не Царский. Но сию печаль проницанием своим разогнал Лептин астролог, или как другие пишут, Ерасистрат медик. Ибо он сидя близ Антиоха приметил, что, как Стратоника вошла в покой тот, то показался у него в лице румянец, и дыхание стало порядочнее, а как она вышла, то бледностью лице его покрылось, и помалу опять задыхаться начал, тогда Лептин прилежнейшим наблюдением проник в самую истину. Особливо как Стратоника вводила и опять выходила, то он брал его руку, и щупая ему неприметно, из биения знал, которое то делалось сильнее, то слабее, узнал, какою болезнью он одержим был, и не медля открыл то отцу его. Селевк любезнейшую свою супругу уступил своему сыну. Что же он в любовь впал, то думал, что фортуне так было угодно: а что он таить ее готов был до самой смерти, то стыдливости его приписывал. Представим себе в мыслях, старика, Царя и любовника, то увидим, сколь много трудности снисхождение любви отеческой преодолело.
2) Но Селевк свою супругу, а Ариобарсан уступил сыну своему Каппадокийское Царство в присутствии Кн. Помпея. Как он вошел к нему в трибунал, и прошен им был сесть в Курульные кресла, то усмотрев, что сын его по сторону с писарем, не по чести своей занимал место, не мог того видеть, чтоб он сидел на нижнем, как он месте; но тотчас встал с кресел и наложил на него венец свой, говоря ему, чтоб он туда перешел, откуда он встал. Потекли у сына его из очей слезы, задрожали от страха члены; спал венец с головы его: и он не мог идти туда, куда ему отец приказывал. Но что почти превосходит веру: Отец, который отдавал Царство, был Весел, а сын, который принимал, был печален. И сей толь приятной спор конца не имел бы, ежели бы к отцовскому хотению Помпей не употребил своей власти. Потому что он сына и Царем нарек, и приказал венец принять, и на отцовском том месте сесть принудил.

Глава Восьмая. Которые жестоко со своими детьми поступали

1) Вышепомянутые отцы были Комической приятности, а следующие Трагической суровости. Л. Брут равен был славою Ромулу, потому что сей город, а он вольность римлян создал. Он детей своих, которые испроверженную. и гордую власть Тарквиниеву восстановить хотели, имея власть верховную, поймав, и пред Трибуналом высекши розгами, потом привязав к столбу приказал им отрубить головы. И так он оставил отеческую любовь, чтоб поступить, как Консулу было должно; и лучше хотел без детей жить, нежели чтоб не наказать за преступление учиненное против всего народа.
2) Его последуя примеру Кассий сына своего, которой будучи Трибуном простого народа первый о разделении полей закон издал, и многими другими делами в угождение народу учиненными имел его себе обязанным, как он ту власть сложил с себя, пригласив в совет ближних и друзей своих, домовно осудил его, что он домогался Царской власти. И секши оного приказал лишить жизни, а имение его собственное посвятил Церере.
3) Т. же Манлий Торкват, которой кроме многих изящных дел редкого своего достоинства, в праве гражданском и первосвященников звании весьма был искусен, в подобном случае думал, что нет нужды и в совете ближних. Особливо как Македоняне на сына его Д. Силана, управлявшего их провинциею, чрез посланных Сенату жалобы приносили, то он просил Сенаторов, чтоб они никакого о том определения не делали, пока он сам Македонян и сына своего дело рассмотрит. А как на то Сенат и приехавшие с жалобами согласились весьма охотно, то он принявшись за дело рассматривал его дома, и целые два дни разбирал обе стороны; а на третьи весьма обстоятельно и прилежно выслушав, такое положил мнение: Как я уверен точно, что сын мой Силан брал с союзников деньги, то я сужу его недостойным Республики и моего дома, и в самой скорости удалиться глаз моих повелеваю. Толь прискорбным для себя мнением отца своего Силан поражен будучи не хотел на свет смотреть более и в следующую ночь удавился. Исполнил уже Торкват строгого и справедливого судии должность, удовольствована республика, и Македония отмщение получила и могла, казалось, смягчиться смертью сыновнею, которой не терпя стыда сад себя лишил жизни, отцовская жестокость: однако он и при погребении не был. Когда особливо везли сыновнее тело, и некоторые уговорить его хотели, то он слов их как бы не слышал. Потому что сидел в прихожем покое, в котором стоял портрет имеющей вид свирепый того жестокого в повелениях Торквата. Притом разумнейшему мужу на ум и то приходило, что портреты предков с титлами на тот конец в прихожем становятся покое, чтоб их добродетели потомки не только читали, но и подражали оным.
4) М. же Скавр сияние и красота отечества, как близ реки Афесы римские конные сильным устремлением Цимбров в бег обращены будучи и оставив Проконсула Катула в Рим в чрезмерном страхе прибежали, послал сказать своему сыну, которой в том побеге так же нашелся: что он желательнее убитого его в сражении встретит кости, нежели оказавшегося в толь гнусном побеге увидит. И так ежели еще в нем сколько–нибудь стыда осталось, то чтоб он сделавшись со всем на него непохожим убегал взора отца своего. Ибо он напоминанием своей молодости, какого ему сына или любить или ненавидеть было должно, к тому приводим был. По получении такого известия молодой Скавр мужественнее против себя нежели против неприятеля употребил меч свой.
5) Не с меньшим мужеством А. Фулвий муж Сенаторского чина отвлек шедшего на сражение сына, как Скавр поносил своего бежавшего со сражения. Потому что он его, которой будучи молод, разумом, учением и видом превосходил многих своих сверстников, но злым советом вступив с Катилиною в дружбу, по безрассудному своему стремлению спешил в его лагерь, возвратив с половины дороги казнил смертью, выговорив прежде такие слова. Что он родил его не для Катилины против отечества, но для отечества против Катилины. Можно было до окончания войны междоусобной в заперти содержать его. Впрочем, в таком случае писали бы о нем, что то дело было отца осторожного, нежели строгого, как теперь объявляется.

Глава Девятая. Которые умерено поступали с оказавшимися в преступлениях детьми своими

Но дабы сию непреклонную и жестокую суровость тишайшие отеческие нравы сожаления своего смешением растворили, то я с наказанием соединю прощение.
1) Л. Геллий, прошедшей все степени достоинств кроме Ценсуры, в чрезвычайных преступлениях своего сына, как то, что он имел кровосмешение с мачехою своею, и помышлял убить самого его, почти узнав достоверно, не хотел однако ж наказать его тогда же, но употребив в совет себе почти весь Сенат, и представив бывшие в том подозрения, позволил сыну своему от них очищать себя. И по прилежнейшем разобрании дела, по мнению собрания и своему собственному простил оного. Ежели бы он безмерною яростью побуждаем будучи поспешил употребить против него свою жестокость, то бы сам учинил беззаконие, нежели наказал его за нанесенную себе обиду.
2) Кв. же Гортенсий, которой в свое время был украшением римского красноречия, удивительное в рассуждении сына своего оказал терпение. Ибо как ему неистовство оного столько подозрительно, и скверная жизнь до него была ненавистна, что желал лучше иметь наследником по себе Мессалу сына сестры своей, и защищая оного в преступлении, что он обольстил судей в некотором деле, сказал судившим: Ежели бы они его осудили, то бы оставалось ему единственно внучатами утешаться. Сим мнением, которое он употребил и в своей речи, изъявил он что сын ему служил более, мучением, нежели увеселением. Однако, чтоб не нарушишь естества порядка, не внучат, но сына наследником по себе оставил. Поистине умерен он был в страстях своих, потому что и живой поступкам его неложное свидетельство, и мертвой надлежащую честь отдал крови.
3) Так же поступил и Фулвий человек знатного рода и великих достоинств со своим сыном, которой был еще прежнего скареднее. Потому что как он просил помощи от Сената, чтоб намерившейся убить его и для того скрывавшейся сын оного чрез Триумвира был сыскан, и по повелению Сенаторов он был пойман, то Фулвий не только не допустил его сделать бесчестным, но умирая все отказал оному, учинив наследником, на то невзирая, каков он к нему был, но какова он родил для себя.
4) К милосердым поступкам мужей великих придам подлого отца новый и необыкновенный вымысел. Как он услышал, что сын его хотел убить оного, и не мог себя в том уверить, чтоб истинный сын его мог дойти до такого степени злодеяния, то отведши жену свою, наедине просил ее усильно, чтоб она не таилась более, но сказала, что или тот малой подложный, или она с другим прижила его. А как она в том стояла и клялась, что он не должен в том подозревать ни мало, тогда отец тем уверясь, отвел сына в отдаленное пустое место, и дав ему меч, которой он принес с собою скрыто, протянул свою шею говоря: Что ни в отраве ни в кинжале, чтоб отца своего лишить жизни, теперь он не имеет нужды, От сего отцова поступка, не помалу, но с великим стремлением правая мысль в сердце молодого сына вступила, и он тогда же бросив меч, Ты, сказал, живи родитель: и ежели столько еще великодушен, что позволяешь желать твоему сыну, то живи и меня долее. Но только прошу не считать моей к тебе любви малою, что она от раскаяния происходит. О пустыня, которая сильнее была крови, леса! спокойнее отеческого дома, меч! которой действительнее мог возбудить любовь к отцу в сыне, нежели самое нежное воспитание, и благодеяние счастливее, что отец на смерть подклонил голову, нежели, что сын жизнь получил от оного.

Глава Десятая. Которые смерть детей своих мужественно сносили

Упомянув о отцах, которые причиняемые себе от детей своих обиды терпеливо сносили, теперь объявлю о таких, которые смерти сынов своих спокойно сносили.
1) Как Гораций Пулвилл будучи Первосвященником посвящал храм на горе Капитолинской великому Иовишу, и во время произношения собою торжественных слов держа верею рукою услышал, что сын его умер, не отнял ни руки своей от оной, дабы не учинить остановки в посвящении толикого храма, ниже вид свой от народного богопочитания склонил к своей печали, чтоб не показать, что он исправлял долг отца, а не Первосвященника: но, вынеси, сказал вестнику, тело; и не придав ничего более, окончал порядочно молитвы.
2) Пример знатный, но не меньше славен и следующий. Емилий Павел в одно время счастливейшего, а в другое беднейшего отца представлял собою весьма ясно. Ибо он из четверых сынов своих прекрасных и превосходных качестве, двух по праву усыновления уступив в род Корнелиев и Фабиев, сам себя лишил их, других двух фортуна его лишила: из которых один четырьмя днями упредил триумф отца своего смертью, а другой видим будучи на торжественной колеснице чрез три дня умер. И так, которой прежде сыновьями до того богат был, что дарить мог, вдруг остался бездетен. Сей случай с какою Павел снес твердостью, в речи своей, которую он о делах собою учиненных говорил к народу, придав такое заключение, изъяснился, Когда я, Римляне, в великом успехе нашего счастия опасался, чтоб фортуна какого зла не умыслила, то молил В. Иовиша, Царицу Юнону и Минерву, чтоб они, ежели какое несчастье Рижкому народу претерпеть было должно, на мой дом оное обратили: что и воспоследовало самим делом. Ибо они вняв моему прошению, то сделали, чтоб вы о моем случае сожалели, а не я воздыхал о вашем.
3) Придав еще один пример домашний в чужих слезах обращаться буду. Марций Рекс старший, бывшей консулом вместе с Катоном лишился сына, которой его любил много, и подавал о себе надежду; и что печаль его умножало не мало, один он у него был. И как он чувствовал в себе, что смерть его крайне оного терзает, и снедает конечно, то печаль свою великим рассудком удержал так, что по сожжении его трупа пошел в Сенат прямо, и Сенаторов, которым по закону в тот день присутствовать надлежало, созвал. Но ежели бы он не умел печали своей снести мужественно, то бы в один день не мог разделиться и на отца печального, и ревностного Консула, исправляя обе должности беспрепятственно.
Внешние
1) Перикл начальник Афинский в четыре дня преизрядных двух сыновей своих в младом их возрасте лишился. В те самые дни он не переменив ни мало обыкновенного своего вида, говорил речь в собрании столь же твердым голосом, как и всегда. Сверх того по обыкновению своему имел венец на голове своей, дабы по причине домашней своей печали не показать никакой в себе отмены против прежнего. И так не без причины толикой крепости дух дошел до того, что проименован был Иовишем Олимпийским.
2) Ксенофонт же, что принадлежит до Сократова учения, второй будучи по Платоне высочайшим красноречием, услышав вовремя торжественного жертвоприношения, что из двух сыновей его один именем Грилл убит в происходившем сражении при Мантинее, для того уставленного богам почитания не оставил, но тем довольствовался единственно, что сложил венец с себя. А как он знать хотел, каким образом сын его умер, и услышал что бьючися храбро лишился жизни, тогда и венец надел на себя; свидетельствуясь тем самим божеством, которому приносил жертвы, что он больше от храбрости сыновней веселия, нежели от смерти чувствует печали. Другой бы оставил жертву, опроверг жертвенники, и оросив слезами благовония рассыпал. Но Ксенофонт в богослужении и телом неподвижим и благоразумием духа непоколебим был. Ибо он думал, что о том, который в печаль вдается, более сожалеть должно, нежели о умершем уже.
3) И Анаксагора не можно в молчании оставить. Потому что он услышав о смерти своего сына, сказал возвестившему: Ты мне не новое и не неожиданное сказываешь: особливо что я произвел его в свет, знал, что он смертен. Такие слова добродетельные мужи от младых лет наполняся весьма здравых наставлений произносят: которые ежели кто действительно слухом своим понял, то знать будет, что с тем детей родить должно, дабы помнить, что естество вещей и приять и отдать дух жизни в ту же минуту повелеть может. И как никто не умирает, кто не родился, равным образом никто и жить не может, чтоб не умереть со временем.

Книга Шестая

Глава Первая. О целомудрии

Откуда тебя воззову мужей равно и жен особенное укрепление целомудрие. Ибо ты обитаешь в храме древним богопочитанием посвященном богини Весты. Ты возлежишь на ложах Юноны Капитолинской. Ты будучи столп палаты, счастливый дом и чистейшее Юлии детородное ложе неусыпным бдением прославляешь. Под твоею защитою знаки отроческого возраста хранятся. На твое божество взирая цвет юношества непорочен пребывает. По твоей страже достоинство жен почитается. И так приди и познай твои действия.
1) Предводительница римского целомудрия Лукреция, которой дух фортуна ошибкою в женское облекла тело, принуждена будучи от сына, Царя Секс. Тарквиния гордого претерпеть насилие, по оплакании нанесенной себе обиды в собрании свойственников своих в словах чувствительнейших, кинжалом, который она принесла под платьем, лишила себя жизни. И толь мужественною своею кончиною подала случай римскому народу к отменению Царского правления и введению Консульского.
2) Таковой обиды не снес и Виргиний, человек в прочем низкого происхождения, но благородного духа; и чтоб дом свой освободить от поношения не пощадил своей крови. Ибо как один из Децемвиров Ап. Клавдий надеяся на свое могущество всеми силами домогался девицы его дочери, то он отведши ее на площадь умертвил своими руками; и хотел быть лучше убийцею невинной, нежели отцом обруганной дочери.
3) Равную имел духа крепость Порций Авфидиан, Кавалер Римский, которой сведав, что предательством провожавшего слуги в школу дочь его лишена была девства от Фанния Сатурнина, не довольствуясь казнью скверного слуги своего, убил и младую девицу. И так, чтоб не торжествовать её поносного брака, горестное погребение отправил.
4) Что же П. Мений, сколь строгой был страж целомудрия. Ибо он казнил отпущенника своего, которого любил крайне, проведав, что он поцеловал дочь его, которая по летам была уже невеста, когда особливо можно было о нем думать, что он то сделал не с мыслью похоти, но по глупости, или по дурной привычке. Впрочем, отец почел за велико, жестокостью наказания вселить в нежные еще молодой девицы чувства, сколько то чистоту хранить должно. И ей толь строгим примером дал наставление не только непорочное девство, но и самые поцелуи невинные принести к будущему своему мужу.
5) К. же Фабий Максим Сервилиан, с великою хвалою и славою отправлявший разные степени власти, совершив оные Ценсорскою, наказал сына своего за то, что он в рассуждении своей чистоты был сомнителен. Наказание же он имел такое, что должен был добровольно удалясь, лишаться взора своего родителя.
Внешние
1) А чтоб к домашним примерам присоединить и посторонние. Одна Гречанка именем Иппо пленена будучи от неприятельского флота, чтоб сохранить чистоту свою, бросилась в море. Её тело к Ерихтейскому берегу прибило, и погребено при крае моря: на котором месте до сего времени видима гробница. Чистоты же её славу преданную вечной памяти Греция вознося своими похвальными песнями всегда обновляет.
2) Но сей жестокой, а следующей терпеливее был пример целомудрия. Как Кн. Манлий Консул Галлогреческое войско на горе Олимп побил отчасти, а отчасти учинил пленным, тогда удивительной красоты жене владельца Оргиагонта один сотник римский, у которого она содержалась под стражею, учинил насилие. А как пришли в то место, где сотник по приказанию Консула дав знать о ней её сродникам, приказал принести за нее выкуп, и на принесенное золото устремил взор свой и мысли, то обруганная от него женщина Галлогрекам на своем языке велела убить его. Потом с отрубленною его головою пришла к своему мужу, и повергши оную пред его ногами, рассказала ему обстоятельно, как о своей обиде, так и отмщении. Кто скажет, чтоб сей жены не одно тело находилось у неприятелей во власти? Ибо ни духа одолеть, ни целомудрия пленить было не можно.
3) Тевтонические же жены победителя Мария просили, чтоб он их послал в дар Вестальным девицам, утверждая, что они равномерно как и те без мужей жить охотно будут. А как того испросишь не могли они, то в следующую ночь сами себя умертвили. Снисходительно с римлянами поступили боги, что мужьям их не дали в войне такого духа. Потому что, когда бы они храбрости жен своих подражать хотели, то бы сомнительными оставили трофеи полученные от Тевтонической победы.

Глава Вторая. В каких делах и словах поступлено вольно

Вольность свидетельствованную делами и изречениями великого духа хотя я и не приглашал сюда, однако, как она сама предстала, то не могу не включить ее. Она занимая место между добродетелью и пороком, ежели надлежащим образом будет управляема, то похвалу, а ежели там употреблена будет, где употреблять ее не должно, то охуждение заслуживает. И потому для простых она бывает приятнее, нежели от разумнейших людей похваляется. Потому что она чаще избывает худых следствий по снисхождению других, нежели по собственному предусмотрена. Но как я положил говорить о всех частях человеческой жизни, то с должною справедливостью объявлю и о ней, так, как она есть сама в себе.
1) По взятии Приверна и по истреблении тех, которые его взбунтовать подущали, Сенат в великом своем негодовании рассуждал, как поступить и с прочими его жителями. По чему их спасение весьма сомнительно было, находясь во власти победителей, а притом раздраженных. Впрочем, как они не усматривали более для себя помощи как в прошении, не могли однако ж позабыть врожденной себе благородной Италианской крови. Ибо главнейший из них в сенате вопрошен будучи, какое бы они наказание заслуживали? ответствовал: Какое заслуживают те, которые достойными себя почитают быт вольными. Словами предпринимал оружие и в огорченных уже Сенаторах возжигал гнев более. Однако Плавтиан Консул склонен будучи к стороне Привернян, дозволил ему в том великодушном своем ответе изъясниться, и спросил его: Ежели оставят их без наказания, то какого мира с ними ожидать могут? На сие депутат постоянным видом: Ежели дадите хорошей, то вечного, а ежели худой, то непродолжительного. Сими словами он произвел то, что побежденным не только прощение, но право и выгоды нашего гражданства даны были.
2) Так Привернянин осмелился говорить в Сенате: Л. же Филиппе Консул против того ж Сената говорить вольно не усомнился. Потому что он стоя на ораторском месте и упрекая Сенаторов за нерадение сказал: Что для него другой Сенат потребен. Да и не жалел о том ни мало, так, что как Красс муж высочайшего достоинства и красноречия негодовал за то в Сенате, то приказал было сковать его; однако он отогнав от себя ликтора, сказал: я тебя Филипп за Консула не почитаю, что ты не признаешь меня Сенатором.
3) Что народ к отвращению от себя нападения вооружило, как не вольность, и в случае оного сделало терпеливым, как не она же. К. Карбон Трибун простого народа недавно успокоенного Грахова бунта мятежнейший мститель и начинающихся зол гражданских сильной возжигатель, П. Африканского, который по разорения Нуманции с великою славою возвращался, почти от самых ворот городских провед на место собрания народного спрашивал его, что он думает о смерти Ти. Граха? которого он имел сестру в супружестве: дабы могуществом преславного мужа начавшемуся уже возмущению придашь великую силу. Особливо, что он не сомневался, чтоб Сципион по толь близкому сродству об убийстве Граховом не сказал чего с сожалением. Однако он ответствовал: Что ему кажется убит он праведно: а как после сих слов собрание народа наущенного неистовством Трибуновым нагло закричало, то Сципион сказал: Молчи, которые Италию мачехою почитаете. Потом как произошло роптание в народе, придал: Не сделаете того, чтоб я опасался освобожденных, которых привел связанных. Что самое опять один выговорил с обидою всего народа. Какое почтение добродетели! Народ замолкал тотчас. Недавно одержанная им победа Нумантинская, отца его Македонская, и деда Карфагенские добычи, также два Царя Сифацес и Персей веденные пред торжественными их колесницами всего ропщущего на Площади собрания народного уста заградили. И молчание то воспоследовало не от страха; но как благодеянием Емилиева и Корнелиева рода гражданство и Италия от многих опасностей была освобождаема, то простой народ Римский, смотря на вольность Сципионову, не имел сам смелости более.
4) Чего ради не должно тому удивляться, что Кн. Помпей будучи толь высокого достоинства столько крат с вольностью других боролся, имея притом к великой своей славе вид спокойный. Ибо в противном случае подверг бы себя всякого рода людей посмеянии? Как Кн. Писон доносил на Манилия Криспа, и видел, что хотя уже он виноват был явно, однако в угодность Помпея его оправдывают, тогда жаром молодости своей и желанием обвинить оного побуждаем будучи, во многих и великих преступлениях уличал в глаза пресильного его заступника. Потом вопрошен будучи от Помпея, чего он на него не доносит? ответствовал: Дай за себя поручителей Республике, что когда ты на суд позван будешь, то не произведешь войны междоусобной; и я еще скорее на тебя судей соберу, нежели на Манилия. Таким образом в одном суде сделал двух виноватыми, Манилия доносом, а Помпея вольностью и доказал первого, по законам, а другого своим вызовом, особливо что иного не оставалось способа к его обвинению.
5) И так, что могла учинить вольность без Катона? Не более конечно, как сам Катон без оной. Потому что когда он судил одного Сенатора виновного и бесчестного, и то ж время принесено было письмо от Кн. Помпея в его одобрение, которое без сомнения великое действие возымело бы в его оправдании, то Катон тогда же отрешил оное от следствия, предложив закон, которым не позволялось Сенаторам употреблять такой помощи. От сего дела удивление самое лице Катоново отъемлет. Ибо что в другом казалось вольностью, то в нем за надеяние на самого себя почитается.
6) Как Кн. Лентул Марцеллин будучи Консулом в собрании народа произносил жалобы на не умеренную власть В. Помпея, и народ явно мнением своим был с ним согласен, тогда Лентул говорил: Соглашайтесь Римляне, соглашайтесь, доколе еще есть время. Потому что после вам без наказания делать того будет не можно. Крайне тогда терзаема была власть превосходного гражданина, с одной стороны от зависши произносимою жалобою, а с другой жалостным плачем.
7) Как тот же Помпей имели икру у ноги своей перевязанную белою обвязкою, то Фавоний сказал: Нет нужды, на которой бы части тела ни был знак Царский; и взяв от той не большей обвязки случай к клевете укорял его, что он имеет власть Царю приличествующую. Но, Помпей, имея вид лица всегда одинаковый, остерегался, чтоб или веселым не подашь, причины думать, что, он таковую власть имеет, или не изъявить свое смущение. С таким же терпением дозволял и каждого состояния людям себе выговаривать, из которых не малого числа довольно будет, что о двух объявлю я только.
8) Гелвий Манциа Формианец, сын одного отпущенника, будучи в глубокой старости бил челом на Л. Либона Ценсорам. И как Помпей В. в той тяжбе упрекая его подлостью рода и старостью, сказал: Что конечно он бить челом отпущен из ада. На то ответствовал Гелвий: Ты Помпей не обманываешься: я подлинно пришел из ада просить на Л. Либона; где будучи видел я окровавленного Кн. Домиция Агенобарба: который оплакивал, что он будучи знатного происхождения, весьма добродетельный и крайне любящий отечество, в самом цветущем своем возрасте убит по твоему повелению. Видел также не меньше знатного рода Брута истерзанного: которой произносил жалобы, что ты сколько по своему вероломству, столько по лютости поступил с ним так бесчеловечно. Видел Кн. Карбона ревностнейшего отрочества твоею и имения отца твоею защитника, во время третичною его Консульства от тебя скованного: который свидетельствовался богами, что он в противность законов и справедливости будучи в толь высоком достоинстве убит от тебя, когда ты был только Кавалером Римским. Видел в том же образе бывшего Римскою гражданина и Претора Перпенну: которой проклинал твою лютость; и всех их вообще скорбящих, что без всякого осуждения от тебя молодого палача лишены они жизни. Можно было уже тогда и простому гражданину живущему в вольном городе, которой особливо столько же подл был, как и отец его, с необузданною дерзостью, несносным жаром и не опасаясь наказания возобновлять о тех превеликих войны междоусобной ранах, которые уже давно струпами покрылись. По чему в то время можно было и весьма вольно и весьма безопасно злословишь Кн. Помпея. Но не позволяет мне более продолжать таковых Гелвиевых попреков следующий человек, хотя он был несколько еще и его подлее.
9) Дифил Трагик, как в одно время представления игр в честь Аполлону уставленных в действии дошел до того стиха, которой содержал в себе сии слова: Бедностью нашею Велик учинился, то простерши руки свои к Помпею выговорил оные. И сколько народ от того его ни удерживал, однако он без всякой боязни продолжая указывать на оного, в чрезмерной и несносной власти обличал его. С такою же вольностью поступил и в том месте: Придет время, что ты от сей власти жестоко стенать будешь.
10) М. так же Кастриций воспламенясь вольностью, как он был Претором в Плаценции, и Кн. Карбон Консул придавал ему сделать своим именем определение в такой силе, чтоб несколько из Плаценции дать ему анаманатов; ни высокой его не повинулся власти, ни величайшей уступил силе. Притом кик Карбон сказал: что он много мечей имеет, тогда Кастриций ответствовал: а я лет много. Удивились столько легионов, смотря на толь крепкие старости остатки. Но и Карбон, как не имел важной причины с ним поступить жестоко, то по малом времени гнев его утишился.
11) Теперь представлю прошение Сер. Гальбы исполненное дерзости. Он божественного Юлия, которой по совершении побед своих на площади производил суды, таким образом остановил в деле: К. Юлий Цезарь! Я за Кн. Помпея В. бывшего твоего зятя во время третичного его Консульства был порукою в некоторой сумме, по которой меня теперь к суду требуют. Что мне делать? разве от себя платить оную? И укоряя его в Собрании явно, что он имение Помпеево продал, заслуживал, чтоб из того присудственного места был выгнав. Однако Цесарь будучи кротче самой кротости, приказал долг Помпеев заплатить из собственных денег.
12) А. же Цеселлий человек искуснейшей в гражданском праве, с какою опасностью своею был упорен! Ибо его никакою милостью и никакою властью к тому привести было не можно, чтоб он чему либо, что дали ему Триумвиры, сочинил форму. По сему упорству заслуги побед их положил вне законов. Он же, как много о стороне Цесаревой говорил вольно, и приятели ему советовали от того удерживаться, ответствовал: Что ему две вещи, которые другим кажутся весьма несносны, великую подают смелость, а именно старость и бездетство.
Внешние
1) Между толь великими мужами входит чужестранная женщина, которая неправедно осуждена будучи от пьяного Царя Филиппа, сказала: Хотела бы я на сие решение искать суда у Филиппа, но у трезвого. Сими словами она то учинила, что Филипп вдруг из пьяного сделался трезвым, и пришед в себя, рассмотрев прилежнее дело положил мнение правосуднее. Вследствие чего какой справедливости она испросить не могла, ту силою исторгнула, заимствуя более защищения от вольности, нежели от правости своей.
2) Другая не только мужественно, но притом приятно оказала свою вольность. Как все вообще Сиракусяне нетерпеливо желали смерти Дионисию Тирану, сколько для жестоких его нравов, не меньше для несносных тяжестей, одна женщина будучи в глубокой старости, каждой день по утру богов просила, чтоб они его жива и здрава для нее сохранили. А как он о сем проведал, то удивлялся её усердию к которому она отменно от него не была обязана; и призвав ее пред себя, спрашивал: По чему б она столь ревностно о нем молилась? И за какие бы его к ней услуги то делала? ответствовала на то старуха: Основательная есть причина сего моего предприятия. Ибо я будучи в малолетстве, как мы жестокого Тирана имели, желала ему смерти. А как он убит был, то овладел крепостью другой, которой быль того жесточе. Я за велико почитала конец и его владения, то третий ты нам достался обоих первых несноснее. И так опасаюсь, чтоб ежели и ты умрешь, еще злее тебя не заступил твоего места; жизнь мою за твое здравие посвящаю. И Дионисию за толь забавную ее вольность наказать оную было стыдно.
3) Между сими и Феодором Киринейским мог бы быть союз великого духа равной по мужеству, но несходен по счастью. Потому что он, как Царь Лисимах угрожал ему смертью, сказал: Весьма ты можешь хвалиться тем, Что имеешь Канфарову силу. А как Лисимах от сих сказанных слов яростью воспалясь, приказал к кресту пригвоздить оного, тогда Феодор напоследок промолвил: Таковая смерть должна устрашать твоих придворных: а для меня все равно, в земле ли, или на возвышенном месте сгнить мне.

Глава Третья. О строгости

Надобно крепостью ополчиться, когда ужасные и плачевные действия предлагаются, чтоб оставив человеколюбивые мысли, слушать о делах неприятных. Ибо таким образом жестокие и неумолимые мщения и разные роды наказаний представятся полезные впрочем для законов охранения; однако не с таким спокойствием духа о них писать можно.
1) Откуда М. Манлий выгнал Галлов, оттуда сам стремглав был сброшен; потому что которую сам храбро защищал вольность, ту самую беззаконно низложишь намерение принял. Которое праведное наказание производя республика без сомнения так говорила: Тогда ты был для меня Манлием, когда низложил Сенонцов; а как начал изменяться, то сам сделался Сенонцем. В вечную память поношения сей казни знак бесчестия таковой употреблен был. Ибо для него законом запрещено было никому из дворян не жить в крепости Капитолинской; потому что он там имел дом свой, на котором месте теперь видим капище Юноны Монеты.
Равное негодование республика оказала против Сп. Кассия, которому более вреда причинило одно подозрение желания владычества, нежели три отправленные им добропорядочно Консульства и два великолепнейшие триумфа пользовали. Ибо Сенат и Народ Римский довольствуясь его казнью, по истреблении оного сравнял с землею дом его, дабы он испровержением богов своих домашних был наказам. На том же месте Храм Земли был построен. И так что прежде было жилищем властолюбивого человека, то ныне служит памятным знаком законной строгости.
То. же отечество подобным образом Сп. Мелия наказало. Пустое же место, на котором стоял дом его, чтоб о справедливости той казни знали и потомки, названо Еквимелиум.
И так сколько имели предки ненависти к врагам вольности, довольно свидетельствовать может разорение домов, в которых они жили. Вследствие того после казни М. Флакка и Л. Сатурнина граждан беспокойнейших, также домы и их совсем срыты. Впрочем пустое место Флакково, на котором долго не было никакого строения, от К. Катулла из добыч Цимбрических выстроено.
Знамениты были высоким благородством в нашем гражданстве Ти и Л. Грахи, и весьма великую о себе подавали надежду: но как они спокойствием республики поколебать намерение приняли, то и тела их не удостоены погребения, и последнего по человечеству не отдано было долгу детям Граховым, а внучатам Сц. Африканского. Сверх того и ближние оных, чтоб кто из них не похотел оказать дружества знаков врагам Республики, с Робора стремглав были сброшены.
2) П. Муций Трибун простого народа думая, что он такую же, как Сенат власть имеет, товарищей своих, которые по наущению Сп. Кассия то сделать хотели, чтоб не производишь на места тех, кои время власти своей, окончили, а, тем самым вольность общенародную сделать не действительною, живых сжег. Не можно представить, чтоб кто осмелился при таковых обстоятельствах такую употребишь строгость. Ибо один Трибун девяти своим товарищам такое учинил наказание, которого б девять одному сделать не отважились.
3) Что принадлежит до вольности народной, то всегда блюстительницею и мстительницею её была строгость: да и для содержания достоинства и воинской дисциплины не меньше была употребляема. Сенат Римский М. Клодия, что он поносной мир утвердил с Корсиканцами, отдал им в руки. А как неприятели принять его не хотели, то приказал содержавшегося оного под народною стражею лишишь жизни. За одно преступление против величества империи сколько наказаний определено было? Мирные договоры им утвержденные не приняты, лишен вольности, лишен и жизни; сверх того в поругание труп его по лестнице Гемониовой тащен был. В прочем сей заслуживал такое наказание от Сената; напротив того Кн. Корнелий Сципион сын Испаллов, прежде нежели мог заслужить оное, на себе чувствовал. Ибо, как ему по жребию Испанская провинция досталась, то Сенат сделал определение, чтоб ему туда не ехать, придав причину, что он справедливо поступать не умеет. Чего ради Квестор Корнелий единственно за порочную жизнь свою, не исправляя еще в провинции никакого звания, только что не за взятки осужден был. Не избыл строгости и К. Веттиен, который, чтоб не идти на воину Италианскую, у левой руки своей отрубил пальцы. Потому что Сенат описав его имение осудил на вечное заключение; и сделал то, что, которой он жизни не хотел потеряшь в сражении честно, той бы в оковах лишился бесчестно.
4) В сем следовал Сенату Ман. Курий Консул. Как требовала нужда, чтоб он вдруг набор объявил, и никто из молодых не хотел записываться в службу, тогда он положив в жеребей все Колена, из Поллиева, которого первой из урны вынул, первое выкликнул имя, и званный не ответствовал, то приказал его имение продать с публичного торгу. А как тот о сем проведал, то тотчас кинулся в трибунал Консульской также просил о защищении себя Трибунов. Тогда М. Курий сказал: Что Республике ненадобны такие люди, которые ей не повинуются; и не только имение, но и его самого продал.
5) Столько же тверд в своем предприятии был и Л. Домиций. Ибо как он будучи Пропретором управлял Сицилиею, и в в одно время принесли к нему кабана величины отменной, то приказал привести себе того охотника, который убил его. По представлении же его спросил: Каким оружием убил он того зверя? А как тот сказал, что рогатиною, тогда Домиций к кресту пригвоздил его. Потому что он сам для искоренения разбоев, которыми опустошаема была провинция, запретил иметь всякое оружие. Может быть кто скажет, что сей поступок надобно поместишь между строгостью и лютостью, особливо, что ежели разбирать его, то он и к той и другой стороне клонится. Впрочем, свойство народной власти не позволяет утверждать, что он в сем случае поступил надмеру сурово.
6) Так строго с мужчинами поступаемо было, но и в рассуждения женщин заслуживавших наказание равномерно облегчения не было чинимо. Гораций один из тройничных братьев одолев Куриациев и учинившись по силе договора победителем всех Албанцев, после толь преславной битвы домой возвратясь увидел, что сестра его, будучи одного из Курианциев невестою, более нежели летам ее приличествовало, о смерти жениха своего плакала, тем самим мечем, которым отечеству своему оказал услугу, лишил ее жизни: почитая за не столь невинные те слезы, которые от преждевременной любви проливаемы были. А как он за сей поступок для ответа пред народ предстать был должен, то отец оного защитил его. Таким образом девица с большею печалью, нежели должно было, воспоминая о имевшем быть своим мужем, имела и брата жестоким наказателем, и отца ревностным наказания защитником.
7) Подобную строгость употребил и Сенат после, поручив Консулам Сп. Постумию Албину и К. Марцию Филиппу выискивать тех женщин, которые во время отправления торжества Бахусова не позволенное смешение имели. А как много таких сыскалось, то все оные в домах своих от своих же кровных наказаны были: и распространившееся безобразие мерзости строгостью казни исправлено было. И сколько стыда те непотребные женщины нашему гражданству причинили, столько похвалы женским своим наказанием принесли оному.
8) Публия же, которая Постумия Албина Консула, и Лициния, которая Клавдия Аселла мужей своих отравили, по приговору ближних своих задавлены были. Потому что строжайшие мужи в толь явном злодеянии, не почитали за нужно продолжать время в публичных допросах. И так, которые в случае их невинности были б защитниками, те самые в злодействе оных скорыми мстителями учинились.
9) Но сих великое злодейство побудило к строгости наказания, Егнаций же Метелл за меньшую вину, а именно, что жена его вино пила, тростью убил до смерти. Однако и за сей поступок не только никто не хотел доносить на него, но ниже укорять оного. А всякой почитал, что наказание им учиненное изрядным примером служить будет другим женщинам к наблюдению трезвости. И поистине, которая женщина неумеренно вино употребляет, та вход себе всем добродетелям возбраняет, а порокам делает свободный.
10) Ужасно поступил строго К. Сулпиций Галл со своею женою. Ибо он проведав, что она в одно время открытою головою была на улице, то ее бросил. Строгой поступок, однако имеет свою причину. Ибо закон, говорил он ей, мне на тебя смотреть позволяет, а ты должна одному мне нравиться. Вследствие чего для меня ты изыскивай разные украшения, для меня будь красива и мне должна быть открыта. А ежели ты и другим казаться будешь, то можешь иных привести в искушение, и подать конечно случай подозревать о себе и думать худо.
11) Неинако думал и К. Антистий Вет разводясь со своею женою, которую он увидел в одно время, что она шепталась на улице с одною непотребною отпущенницею. Потому что он, [ежели так сказать можно] самым началом и случаем к пороку, а не самим пороком побужден будучи предупредил беззаконие наказанием дабы не допустить себя до обиды, нежели мстить уже нанесенную.
12) Можно к сим присоединить П. Семпрония Софа, который разводом своим жену обесчестил за то единственно, что она без его ведома игр смотреть осмелилась. И так, ежели столь строго в старину с женами поступаемо было, то конечно не входило им на мысль, чтоб преступить супружества законы.
Внешние
1) Хотя, впрочем, довольно и одних примеров строгости римлян, к наставлению всего света, однако не должно презирать и посторонних, а знать о них хотя кратко. Лакедемоняне книги стихотворца Архилоха в своем отечестве истребили, почитая их чтение целомудрию и стыдливости противно. Ибо они не хотели, чтоб дети их прежде всего тем напоили свои мысли, что может более развращать нравы, нежели острить разум. Чего ради великого того стихотворца, или лучше почти первого по Омире, что он ненавистный себе некоторый дом, скверности наполненными злословил стихами, запрещением его стихотворческих сочинений в своем отечестве, наказали.
2) Афиняне же Тимагора за то казнили, что он во время поздравления Царя Дария, по обычаю того народа употребил и со своей стороны ласкательство: негодуя за то, что один гражданин подлым своим угождением все их знаменитое гражданство подклонял властолюбию Персов.
3) Но Камвиз необычную уже употребил строгость. Он за преступление одного судьи приказав содрать с него кожу, и обив стул оною посадил на нем присутствовать его сына. Впрочем, хотя он и Царь был, и варвар, однако с тем намерением употребил толь жестокое и новое наказание над судьею, чтоб другие взирая на то, не могли чем поползнуться.

Глава Четвертая. Которые в делах и словах своих употребляли важность

В мужах славных и то великую часть похвал составляет, когда они в делах и словах своих важность употребляли, что во всегдашней памяти у людей обращается и обращаться будет вечно. Из великого ж числа оных возьмем мы ни очень много, ни очень мало, чтоб любопытство читателей удовольствовать, нежели излишеством произвести отвращение.
1) Как от поражения воспоследовавшего при Каннах гражданство пришло в великой ужас, и весьма малая к спасению Республики оставалась надежда в верности союзников, то чтоб они постояннее и крепче Римское владение защищали, большая часть из Сенаторов за благо рассудили начальнейших Латин принять в чин свой. И как Анний некогда, так Кампаняне утверждали, что и Консула другого из Кампанян сделать должно. В такой крайности и бессилии римляне были! Тогда Манлий Торкват сын того Торквата, который в преславном сражении побил Латин близ реки Везера, сказал, сколько мог громко: Ежели кто из союзников между Сенаторами осмелится занять место, такого он убьет тогда же. Сии одного угрозы и в унывших Римлян прежнюю бодрость вселили, и не допустили, чтоб Италия равное с нами могла иметь право гражданства. Ибо как она некогда отцовым оружием, так тогда сыновними словами поражена будучи уступила.
Тот же Манлий равную употребил важность и в то время, как все согласно ему Консульское достоинство поручали, а он по причине болезни глаз своих от того отказывался, и как все ему в том настояли, тогда он сказал: Ищите другого Римляне, на кого б возложить честь сию. Потому что ежели меня отправлять сие звание принудите, то ни я снести ваших поступков, ни вы моей власти не в состоянии будете. Ежели столь силен был его голос, когда еще он не имел чина, то сколько бы сильнее была его власть Консульская.
2) Не меньше оказал важности как в Сенате, так и собрании народном Сципион Емилиан: которой имея товарищем себе в Ценсорстве Муммия человека впрочем благородного, но развратной жизни, сказал пред всем народом: Что он наложенное на себя звание от Республики исправлять будет, хотя бы ему граждане дали товарища или не дали.
Он же, как Сер. Сулпиций Гальба и Аврелий Котта Консулы в Сенате между собою спорили, кому из них ехать в Испанию против Вириафа, а Сенаторы так же между собою в том весьма несогласны были, и все ожидали, на которую сторону его мнение клониться будет, сказал: Я ни того ни другого посылать не советую, потому что один у себя ничего не имеет, а другой ничем доволен быть не может: почитая, что равно заставляет поступать своевольно как бедность, так и сребролюбие. И сими словами сделал то, что ни тот, ни другой не был послан.
3) К. же Попилий будучи отправлен послом от Сената к Антиоху с тем, чтоб он войну оставил, которою беспокоил Птоломея: и представ пред него, как он ласково и дружеским видом подавал ему свою руку, не хотел взаимно своей подашь оному, но отдал грамоту содержавшую в себе Сенатское определение. А как Антиох прочет оную сказал ему: что он будет о том говорить с приятелями, Попилий негодуя, что он тем хочет несколько промедлить, очертив тростью то место, на котором стоял Антиох, сказал ему: Прежде нежели ты выступит из сего круга, дай ответ, с которым мне должно явиться Сенату. Можно б почесть было, что то не посол говорил, но Сенат самолично. Потому что Антиох подтвердил тогда же: Что Птоломей жалоб приносить больше не будет. И тогда то уже Попилий взял его руку, как союзника. Сколь действительна была мысли и слов важность. Ибо в ту же минуту Сирийского Царя привел в робость, а Египетского оборонил от оного.
4) П. же Рутилия дела или слова хвалить прежде, не знаю. Потому что в обоих равно удивительная заключается сила. Как он по несправедливому прошению некоторого своего приятеля не хотел сделать удовольствия, и тот в крайнем своем негодовании сказал ему: Итак какая же мне польза в твоей дружбе, ежели ты того не делаешь, о чем я прощу тебя: тогда Рутилий ответствовал: Да и мне взаимно, когда я для тебя что–либо учиню с моим бесчестием. С сими словами сходствуют следующие его поступки. Как он более чинов несогласием, нежели по какой вине своей на суд был позван, то не надел худого платья, и не сложил с себя Сенаторских знаков, ниже простирал рук своих покорность изъявляющих к судей коленам, и не сказал ничего, чтоб заслуги прошедших лет его могло умалить. И сделал, что то бедствие, не только не препятствовало его важности, но наипаче было опытом оной. Потом хотя ему победа Суллина возвращение в отечество делала, однако он, чтоб не сделать ничего противно законам, остался в ссылке. Чего ради справедливее бы кто мог отдать проименование Счастливого поступкам почтеннейшего мужа, нежели домогавшегося того оружию. Ибо Сулла силою себе присвоил, а Рутилий заслужил оное.
5) М. Брут прежде добродетелей своих нежели отца отечества учинившись нечестивым убийцею [ибо он одним своим поступком поверг в глубину забвения и оные, и всю память своего имени немогущего никогда очистишься поношения исполнил] имея вступишь в последнее сражение, как некоторые приятели ему то делать отсоветовали, сказал: Я смело в строй вступаю; особливо что сего дня, или хорошо последует со мною, или я более ни о чем помышлять не буду. Чем самим знать давал, что он ни жить без победы не может, ни умереть в беспокойствии.
Внешние
1) Воспоминание о нем учиненное понуждает меня объявить о тех словах важных, которые в Испании сказаны были Д. Бруту. Ибо как вся почти Луситания ему поддалась, а один только город Цинниния упорно оружием защищался; и Брут отведал потребовать с его жителей контрибуции, то все они единогласно посланным от него ответствовали: Что предки их оружие им на защищение городя оставили, я не золото для искупления своей вольности от толь сребролюбивого предводителя. Сии слова более бы приличествовало сказать самим Римлянам, нежели от других слышать.
2) Но в них природа сии следы важности вселила. Сократ же будучи преславным украшением Греческого учения, как надобно было ему в суде защищать себя, и Лисиас сочиненное собою для него оправдание прочел ему, которое было униженно, покорно и относилось к настоявшей погибели, сказал ему: Возьми его к себе. Ибо ежели бы я доведен был говорить оное и в отдаленнейших пустых местам Скифии, то и тогда бы лучше сам себя умертвить дал. Презирал жизнь, чтоб важности, только ре лишиться, и лучше хотел умереть Сократом, нежели жить Лисиеме.
3) Сколько сей в премудрости, столько Александр в оружии силен будучи произнес следующие слова благородные. Как Дарий испытав уже его храбрость в двух сражениях, обещал уступить ему часть своего владения по Тавр гору притом отдать дочь в супружество с миллионом талантов, и Парменион вызвался: что ежели бы был Александром, то бы такой договор принял: на то Александр, и я бы ответствовал, не отвергнул, ежели бы был Парменионом. Слова соответствующие обоим сражениям, и достойны получить третье, как я воспоследовало.
4) Но сии от величественного духа и в счастливом состоянии были сказаны, а те, которыми изъявляли Македонские депутаты пред отцом его бедное свое состояние, были более благородны, нежели желательны. Потому что как Филипп наложил на их гражданство несносные тяжести, то они говорили: Что ежели он еще что смерти жесточае на них налагать будет, то они предпочтут смерть самую.
5) Не меньше важно было сказанное некоторым Спартанцем. Ибо как он благородством и честною жизнью превосходя прочих обойден был чином, то изъяснился: Что он весьма о том радуется, что в отечестве есть некоторые его лучшие. Которыми словами из отказа он столько же получал славы, как и из самой чести.

Глава Пятая. О правосудии

Время также вступить во внутренность священного храма правосудия, где всегда справедливые и честные дела с рассмотрением имеют отмену, где наблюдается стыдливость, и желание уступаешь рассудку, и ничто за полезное не почитается, что не столько честно казаться может. Оного же особливым и истиннейшим примером между всеми народами есть наше гражданство.
1) Как Камилл Консул держал в осаде Фалисков, то один учитель того народа в великом числе знатных детей, как бы для прогулки вывед из города привел в римской лагерь. По взятии оных не было бы сомнения, чтоб Фалиски оставив в продолжении войны свое упорство, не сдались во власть нашего народа. .Однако в сем случае Сенат так поступил: Что детей отпустил в их отечество, которые бы идучи путем обратно связанного своего учителя розгами секли. Сия оказанная Сенатом справедливость овладела тех духом, которых стен одолеть было не можно. Ибо Фалиски благодеянием наипаче, нежели оружием побеждены будучи, Римлянам вороты отворили. То же гражданство несколько раз отлагаясь, но несчастливое всегда имея сражение, напоследок К. Лутацию Консулу сдаться принуждено было. С которым народ римской хотя поступить жестоко, но узнав от Папирия, [которого рукою по повелению Консула писаны были договоры их сдачи], что оно не во власть Римлян, но в покровительство отдалось, укротил весь гнев свой, одолев равно и силу своей ненависти, которую победить трудно, и силу успехов победы, которая весьма удобно делает нас своевольными; дабы ненарушить свойственного себе правосудия. Тот же народ Римский, как П. Клавдий своим предводительством и счастием пленив Камеринцов продавал с публичного торгу, хотя и видел, что казна деньгами, а владению землями умножалось, однако, понеже казалось, что полководец поступал в том не столь добросовестно, с крайним старанием собрав проданных, выкупил оных, и назначив для жилища им место на горе Авентинской, возвратил им поместья. Да и самые их деньги не в Сенат отдал, но употребил на строение священных хранилищ и на жертвоприношение: и доброхотно всегда справедливость наблюдая, то сделал, чтоб они о погибели своей радовались, что так возродились.
Но о чем я говорил доселе, о том знало наше гражданство и окрестные страны, а следующей случай по всему разнесся свету. Тимохар Амбракийский обещал Фабрицию Консулу, что он Пиррга посредством сына своего, которой растворял для него налитки, отравит ядом. А как о том донесено было Сенату, то он отправил от себя нарочных к Пирргу, советуя ему против таких злодейств быть осторожнее; ведая, что город Рим построен сыном Марсовым, и что оружием, а не отравою войны производить должно. Впрочем, умолчал об имени Тимохара, и тем самим с обеих сторон исполнял правду. Потому что ни неприятеля худым примером лишишь жизни, ни того, которой, надеялся тем оказать свои услуги, предать хотел.
2) Крайняя справедливость в то же время в четырех Трибунах простого народа была усмотрена. Потому что как К. Атратину [под предводительством которого они находясь, наш строй близ Верругины от Волсков понуждаемой к бегу, с прочею конницею от того удержали]. Гортенсий их товарищ назначил день, в которой он должен был предстать суду народному, они стоя тред Ораторским местом клялись, что до тех пор будут в худой одежде, пока их предводитель окажется виновным. Ибо не могли те благородные молодые люди, в знаках чести смотреть на крайнее бедствие внутрь отечества того которого они на войне в опасности ранами я кровью своею защищали. Сею их справедливостью собрание тронуто будучи принудило Гортенсия оставишь то дело.
3) Не инако. собрание и в следующем случае поступило. Как Ти. Грах и К. Клавдий отправляя надмеру жестоко Ценсорское звание, большую часть граждан озлобили, тогда П. Рутилий Трибун простого народа в ослушности день им явиться к суду назначил, кроме негодования народного сам на них сердясь, что они родственнику его Рутилию приказали с улицы разобрать стену его дома до подошвы. В сем суде премногие начальнейшие люди явно мнениями своими Клавдия осуждали, а в рассуждении Граха все казались быть в том согласны, чтоб простить его. Но он ясно пред всеми клялся: Что ежели товарищ его жесточае судим будет, то бы и он как в тех же делах находясь равное принял наказание ссылкою добровольно. И сею справедливостью все то волнование народное отвел от лишения обоих имения и жизни. Ибо Клавдия простил народ, а Граха Рутилий Трибун простого народа не допустил до того, чтоб он приносил оправдание пред народом.
4) Великую похвалу получило и то собрание Трибунов, которое, как один из них Л. Котта, наделся на власть священную не хотел заимодавцам своим платишь долгу, определило: Что ежели он или не заплатит денег, или не даст по себе поручителей, и заимодавцы будут просить на него, то в таком случае они им вспомоществовать будут; почитая за несправедливо, чтоб под народным величеством укрывалось частное вероломство. Чего ради Котту, которой Трибунским достоинством, как бы некоторым храмом защищал себя, Трибунское правосудие извлекло оттуда.
5) А чтоб перейти к другому равно знатному человеку того собрания. К. Домиций Трибун простого народа М. Скавра первейшего гражданина на суд пред народ позвал с тем, что ежели ему удастся, то б осудишь оного, а ежели того сделать не случится, по меньшей мере самим доносом на толь сильного мужа снискать себе больше славы. И как Домиций не терпеливо желал его несчастья, под тот случай слуга Скавров пришел к нему ночью обещая дополнить его доношение многими и важными преступлениями своего господина, Обращались тогда в сердце Домициевом недруг и господин, различные подая мысли о беззаконном доносе. Но справедливость над ненавистью верх одержала. Потому что тогда же он не хотя слушать доносчика слуги его, и запретив говорить оному, приказал отвести его к Скавру. И Домиций будучи, впрочем, доносителем заставил себя тем не только любить, но везде хвалить Скавра; а народ сколько за другие его заслуги столько за сей поступок, тем охотнее Консулом, Ценсором, и В. Первосвященником оного сделал.
6) Не инако поступил и Л. Красс, имея подобный случай к оказанию справедливости. Он учинил доносе на К. Карбона, желая вредить оному, как крайнему своему недругу, однако ящичек слугою его к себе принесенный, содержавшей в себе много такого, что к его обличению служило, как он был запечатан, окованным отослал к нему слугою. Сколько мы думаем тогда процветала справедливость между друзьями, когда видим, что между доносителями и ответчиками такую имела силу.
7) Л. же Сулла будучи Трибунскою надменностью Сулпиция Руфа непрестанно беспокоен, не столько соблюсти себя, как его погубить старался. При всем том как сведал, что по изгнании его из отечества слуга оного изменив ему объявил, что он укрывается в своей деревне, то сделал, впрочем, его свободным, чтоб свое обещание исполнить, но вместе с шапкою изъявлявшею его свободу и снисканною беззаконно приказал тогда же как отцеубийцу с Тарпейкого камня стремглав сбросить. Он будучи победителем в других делах своих поступал неумеренно, но в сем повелении был весьма правосуден.
Внешние
1) Но чтоб не показать, что я забыл о правосудии посторонних. Питтак Митиленянин, которого или заслугам граждане столько должны были, или нравам доверяли, что сами собою полную власть над собою поручили, до тех пор имел оную, пока война с Афинами за Сигей продолжалась. А как мир победою одержанною Митиленянами воспоследовал, то сколько они ни противились, сложил с себя оную, дабы не быть властителем граждан долее, нежели требовала нужда. Так, как и из возвращенной земли половина ему дана была, не хотел принять того Дара; почитая за безобразно умалишь славу добродетели великостью корысти.
2) Теперь мне должно объявить о благоразумии одного, дабы показать справедливость другого. Как весьма здравым своим советом Фемистокл принудил на флот выбраться Афинян, и по прогнании Ксеркса с его силами из Греции развалинам отечества возвратил вид прежней; и в тайных своих размышлениях хотел доставить отечеству верх над всею Грециею, наконец в речи свой говоренной к народу изъяснился: Что он имеет в своей мысли дело такое, которое ежели счастие допустит произвести в действо, то ничего долее и сильнее для Афинского народа быть не может: но должно содержать оное в тайне. И требовал, чтоб один ему дань был, которому бы он наедине мог в том открыться. Употреблен был к толу Аристид. А как тот узнал от него, что он имеет намерение сжечь флот Лакедемонский, находившийся на берегу в пристани Гитенской, чтоб по истреблении оного овладеть морем, то тогда же пошед к гражданам, предложил оным: Что Фемистокл сколько полезное, столько несправедливое предприятие имеет в мысли. Тогда и все собрание сказало. Ежели что быть кажется несправедливо, то и для него неполезно; и тогда же велело Фемистоклу предприятие свое оставить.
3) Не может ничего быть следующего правосудия мужественнее. Залевк оградив город Локров весьма здравыми и полезными законами, как сын его обличен будучи в прелюбодеянии по закону от него уставленному должен был глаз лишен быть, но все гражданство yа честь отца его хотело оному отпустишь то преступление, несколько времени тому противился: и наконец прошением народа убежден будучи выколов глаз себе прежде, а потом сыну, обоим пользоваться зрением оставил. Таким образом должную казнь отдал законам, удивительным размером справедливости разделив себя на отца милосердого и правосудного законодавца.
4) Но правосудие Харунды Фурия несколько было суровее и опромешнее. Он привел в порядок собрания народные, в которых раздоры до насилия и кровопролития доходили, положив закон: Что ежели кто в оное войдет с оружием, такого убивать тут же. По прошествии некоторого времени Фурий из отдаленной деревни домой возвращался имея при себе меч, в назначенное внезапно собрание пошел прямо так, как он был. И как возле его стоявшей сказал ему: что конечно он отменил закон собою установленный, то Фурий ответствовал, что я же его и подтвержу собою. И тогда же обнажив меч свой пронзил себя оным. Хотя, можно было ему не признать себя виновным или ошибкою извиниться; однако он лучше хотел наказать себя пред народом, чтоб тем соблюсти правосудие в своей силе.

Глава Шестая. О верности народной

Представив взору нашему образ правосудия, почитаемое божество Верности простирает свою десницу, как известнейший залог человеческого общежительства. А что она всегда имела силу в нашем гражданстве, и все народы дознали, то я несколько представлю примеров.
1) Как Птоломей Царь, оставил попечение малолетнего своего сына Римскому народу, то Сенате М. Емилия Лепида В. Первосвященника, бывшего Консулом двоекратно отправил в Александрию, поручив смотрение оному над отроком. И которой по знатности и добродетельнейшей своей жизни надобен был для республики и священнослужения, того употребил к наблюдению пользы посторонней; дабы не сочтено было, что Птоломей тщетно надеялся верности от нашего гражданства. Таким образом Емилий соблюв сына его в младости и возрастив пристойно, оставил младого Птоломея в сомнении, оставленным ли от отца своего Царским достоинством, или величеством попечителя более хвалиться ему надлежало.
2) Знаменита была и следующая верность римлян. По побеждении ими близ Сицилия Пунического флота, начальники оного пришед в страх советовали между собою просить мира. Из сих Амилькар изъяснился: Что он не смеет идти к Консулам, чтоб таким же образом его не сковали, как от них скован был Корнелий Асина Консул. Аннон же более сведом будучи о великодушие Римлян не опасаясь ничего такого с великою надеждою отправился к ним для переговора. Как он о пресечении войны говорил с ними, один Трибун воинский сказал ему; что можно с ним по справедливости поступить так же, как Пены с Корнелием поступили; тогда оба Консула приказали молчать ему. От сего страха, говорили они, тебя верность нашего гражданства освобождает. Славными их делало, что они могли сковать толикого неприятельского полководца, но более славными учинило, что они того сделать не хотели.
3) В рассуждении тех же неприятелей равную верность Сенат наш оказал в наблюдении права посольства. Ибо при Консулах М. Емилие Лепиде и К. Фламиние Претор чрез Фециалов по определению Сената, М. Минуция и Л. Манлия отдал послам Карфагенским в руки за то, что они их нагло били. И Сенат наблюдал в сем случае долг свой, на то не взирая, кому он то делал.
4) Сим примерам следовал Сц. Африканской старший. Он захватив корабль, на котором было множество знатных Карфагенян, отпустил честно, когда они сказали; что послами к нему отправлены. А хотя и видно было, что они избывая предстоящей опасности ложно на себя приняли имя посольства, однако лучше почтено было, чтоб римской полководец им в том поверив обманулся, нежели чтоб они в верности римлян.
5) Представлю и тот Сенатский поступок, которого никак оставить не можно. Присланных в Рим послов из Аполлонии К. Фабий и Кн. Апроний Едилы поссорясь с ними били. А как скоро о том Сенат сведал, то тогда же их чрез Фециалов послам отдал, повелев вместе с ними ехать в Брундусиум Квестору, дабы оные на пути от сродников выданных не претерпели какой–либо обиды. И так кто Сенат назовет собранием смертных, а не храмом верности, которую как всегда наше гражданство охотою наблюдало, так и в союзниках своих постоянною дознало.
Внешние
1) Ибо прежде еще несчастного поражения двух Сципионов и толиких же войск римских, Сагунтяне победоносным оружием Аннибала вогнаны будучи в город, как не могли более отвращать Пунической силы, то собрав все на площадь, кто что имел драгоценного, обложив вкруг скоро загораемою материею, и зажегши со всех сторон, дабы не отступить от нашего союза, на общей тот костер и самих себя повергли. Я думаю, что самая богиня Верность взирая на дела смертных печальной тогда вид имела, когда постояннейшее её почитание по мнению несправедливой фортуны осуждено на конец толь плачевный.
2) Равномерно поступив Петеллиняне, такую же честь похвалы наслужили. Они не хотя оставить союза с нами, и для того от Аннибала осаждены будучи в Сенат отправили нарочных, требуя помощи. А как по причине воспоследовавшего пред тем поражения Римлян при Каннах учинишь им помощи было не можно, то позволено им было то делать, что они почтут для сохранения себя за полезнее. И так вольно им было предашься Карфагенянам: однако жен и детей малолетних удалив из города, дабы тем долее могли сносить голод, весьма храбро защищали свои стены; и прежде истощила дух свой все их гражданство, нежели по какой–либо части от римлян отступило. Вследствие чего Аннибал не город Петеллию, но верности Петеллинской гроб занял.

Глава Седьмая. О верности жен к мужьям

1) А что бы коснуться и жен верности. Терция Емилия жена П. Африканского старшего, Мать Корнелии матери Грахов столько была тиха и терпелива, что зная о любви своего мужа к одной из своих служанок, казалась, что она вовсе о том не ведает, дабы победителя света не обличить в прелюбодеянии. Сверх сего она нимало не помышляла и об отмщении. Ибо по смерти своего супруга отпустив ту служанку на волю за отпущенника своего выдала за муж.
2) К. Лукреция назначенного от Триумвиров в ссылку жена Фурия скрыв под кровлею, с одною сведущею о том служанкою от предстоявшей погибели с великою своею опасностью сохранила. Она отменною своею верностью то сделала, что другие в ссылки сосланные живучи в чужих землях и неприятельских, претерпев великие горести и мучения домой возвратились, а Лукреций в покое у своей супруги сохранил свое здравие.
3) Сулпиция же, как мать ее крепко наблюдала, чтоб она за сосланным в ссылку Лентулом своим мужем не уехала в Сицилию, при всем том переодевшись в простое платье с двумя служанками и толиким же числом слуг бежала к нему тайно. И хотела сама ехать в ссылку, чтоб испытать свою верность к сосланному в ссылку своему супругу.

Глава Восьмая. О верности слуг к господам своим

Остается объявить о слуг верности к господам своим сколь мало ожидаемой, тем больше похвальной.
1) На М. Антония, которой во времена дедов наших был преславный Оратор, доносили в кровосмешении с Вестальною девицею. В суде доносители неотступно требовали слугу его к допросу, утверждая и что он нес фонарь пред ним, как он шел на то беззаконие. Слуга тот был тогда так же молод и стоя пред судиями видел, что хотя дело доходит и до пытки, однако согласен был себя ей подвергнуть. Он, как и домой пришли, сам советовал Антонию, которой о сем весьма беспокоился, и заботился, чтоб он отдал его судьям на мучение, утверждая, что ни одного из уст его не выйдет такого слова, которое бы испортило его дело. Такое свое обещание удивительною верностью исполнил; Потому что он терпя многие раны и на орудие мучительное возлагаем, так же горячими жегом будучи железными плитами весь донос, не повинясь в деле, уничтожил. Справедливо в том фортуну винить можно, что столь усердный и мужественный дух в раба вселила.
2) К. же Мария Консула, который от Пренестинской осады получив конец бедственный тщетно в подземной кроясь пещере избегнуть оного старался, как Фелесин, с которым он положил умереть вместе, дал ему легкую рану, слуга оного желая освободить его от мучительства Суллина, пронзив мечем лишил жизни, имея впрочем обещанное себе великое награждение, ежели бы он живого его победителям отдал в руки. Оказанная им ко времени услуга ни мало усердию тех не уступает, которые жизнь своих господ сохраняли: потому что Марий тогда не жизнь, но смерть почитал за благодеяние.
3) Столько же знаменит пример и следующей. К. Грах, чтоб не достаться во власть своих неприятелей, Филократу слуге своему дал отрубить себе голову. А как он немедленно то сделал, по тем обагренным мечем своего господина пронзил и сам себя в сердце. Некорые думают, что сей слуга назывался Евпором. Но я в имени его не спорю, а единственно непоколебимой верности служней удивляюсь. Которого превосходству духа ежели бы подражал тот благородной молодой человек, то бы сам собою, а не слуги помощью избег настоявшей казни: а теперь сделал то, что более Филократ, нежели Грах славится,
4) Следует другое благородство и другое безумие, но равной пример верности. Пиндар К. Кассия на Филиппинском сражении побежденного, будучи от него отпущен недавно, по повелению его лишив оного жизни освободил от неприятельских гонений. Да и себя от взора людей добровольною смертью исхитил, так, что и тела его мертвого не найдено. Которое божество мстя беззаконнейшее злодейство, стремившуюся с великим жаром на убийство отца отечеств руку привело в такое бессилие, чтобы пасть к Пиндаровым коленам, дабы избыть наказания от правосудного победителя, которое он заслуживал за убийство отца народа! Ты воистину, ты божественный Юлий за небесные твои раны отмстил достойно, принудя вероломную к тебе голову просить подлой помощи, доведенную таким терзанием духа, что ни жить не хотела, ни умертвишь себя своею рукою не смела.
5) Вмещает себя в числе помянутых убийств К. Плоций Планк брат Минуция Планка бывшего Консула и Ценсора: который послан будучи от Триумвиров в ссылку и в стране Салернитанской укрывался, нежною жизнью и употреблением благовоний подал случай дознаться о своем убежище. Ибо по сим знакам гнавшиеся за ним проворством своим обыскали покой, в котором он скрыт был. Перехватанные от них его слуги, жестоко и долго мучимы будучи стояли в том крепко, что они не знают, где господин их. Не стерпел на конец Планк, чтоб толь верные и примерные рабы более терзаемы были, но вышед сам подклонил свою голову под мечи воинов. Сей подвиг взаимного усердия то делает, что распознать трудно, достойнее ли господин был иметь слуг столь твердых и верных, или слуги сожалением толь справедливого господина жестокого мучения освободиться.
6) Не удивительной ли верности был слуга Урбиния Анапиона: которой сведав, что воины по объявлению домашних пришли в Реатинскую деревню умертвишь посланного в ссылку его господина, переменив с ним платье и поменявшись перстнем, выпустил его тихо в задние двери, а сам пошед в покой его, и легши на постелю допустил себя убить вместо оного. Краткая сего случая повесть, но не малая к похвале материя. Потому что ежели кто похочет представить себе, нечаянный приход воинов вломление в двери, грозной голосе, лютый вид, сверкающее оружие, тот справедливое подаст мнение о сем случае, и признается, что не так легко могло произойти самим делом, как скоро на словах говорится, что один хотел умереть за другого. Анапион сколько слуге своему был должен, то великолепную сделав гробницу благодарною надписью свидетельствовал о его к себе верности.
7) Довольно бы было сего рода примеров, когда бы об одном объявить меня собственное удивление не побуждало. Анций Рестион от Триумвиров будучи назначен в ссылку, и видя, что все домашние его в граблении упражнялись, не показывая ни мало вида к побегу, ушел из дому своего в полночь. Сей побег его тайный примечая прилежно один из слуг оного, которой пред тем от него был скован, и к крайнему обруганию на лице вечными пятнами заклеймен был, по стопам за ним следуя сделался ему товарищем добровольно. Он сею своею отменою и неожиданною услугою показал пример совершеннейшего усердия. Потому что те, которых в доме состояние было его лучшее обратились к снисканию беззаконной корысти; напротив того он будучи нечто иное как тень и образец по своим карам, жизнь того, от которого был наказан, почел за корысть величайшую. И когда довольно было оставить только сердце, он придал еще к тому и любовь отменную. Доброжелательство его не тем окончилось, но к соблюдении его употребил он удивительную хитрость. Ибо как он услышал о приходе воинов жаждавших крови его господина, тогда удалив его сделал сруб и возложил на оной убитого собою старика нищего. А как потом пришед воины спрашивали его о господине, тогда он показывая на сруб ответствовал: Вот где он за учиненное ему бесчеловечие очищается. И как он говорил по видимому правду, то они в том ему и поверили. Откуда воспоследовало, что Анций получил случай соблюсти жизнь свою побегом.

Глава Девятая. О перемене нравов состояния

Познание перемены нравов и состояния в мужах славных много придать может надеяния, и свободить печали, хотя на состояние наше, хотя пред нами живших посмотрим. Ибо когда разбирая других состояние видим, что многие из низкого и презренного вышли в знаменитое, то что ж препятствует и нам о себе думать лучше? и ведая, что весьма безумно осуждать самих себя на вечное несчастье; и надежду, которую мы иногда в себе питаем наконец неизвестный, переменять на известное мучение.
1) Манлий Торкват в молодых своих летех почитаем был столько за тупого и глупого, что отец его Л. Манлий будучи человек знатный, видя его неспособным ни к делам гражданским, ни домашним послал в деревню, чтоб он там упражнялся в сельском деле. Но он по времени освободил отца своего от суда опасности, к сыну своему, что он будучи в прочем победителем, против приказания его вступил в сражение с неприятелем, отрубил голову. Отечество утомленное возмущением Латинским ободрил великолепнейшим триумфом. Я думаю, что фортуна для того хотела, чтоб он препроводил молодость свою незнатно, чтоб тем славнее учинить его старость.
2) Объявляют, что и Сц. Африканский старшей, которого бессмертные боги произвели в свет на тот конец, чтоб показать в нем действительно во всем совершенную добродетель, препроводил молодость свою невоздержно. Хотя он жил и нероскошно, однако по покорении Карфагены поступил в Пунических трофеях великолепнее, нежели должно было.
3) К. так же Валерий Флакк в продолжение вторичной войны Пунической начал юношеский свой возраст роскошною жизнью. Впрочем, от П. Валерия В. Первосвященника жрецом сделан будучи, чтоб тем удобнее отвратить его от пороков, устремил свои мысли в священное служение и обряды, имея наставником себе к воздержанию богопочитание; и сколько он прежде был примером роскоши, столько посл сделался образцом умеренности и невинности.
4) Сколько Кв. Фабий Максим доставивший Галлическою победою себе и своим потомкам проименование Аллоброгического примерно бесчестную вел жизнь свою в молодости, столько наконец под старость не было в гражданстве нашем никого в то время его больше ни достоинствами, ни знатностью.
5) Кому не известно, что Кв. Катул между превеликим множеством мужей славных почтением своим высокое занимает место. Но ежели прежнюю жизнь его рассмотрим, то многие роды роскоши и забав в ней найдем. Однако оные ему не воспрепятствовали начальником отечества учиниться, оставить сияющее свое имя на самом верху Капитолии, и храбростью своею утушить загорающуюся войну междоусобную с великим жаром.
6) Л, же Сулла даже до избрания своего Квестором препроводил жизнь в похоти, пьянстве и шутках. По чему, сказывают, К, Марий Консул весьма был не доволен, что в продолжение им в Африке войны наитруднейшей столь нежный ему жребием Квестор достался. Его же храбрость, как бы разорвав и разметав оковы, которыми была держима, наложила оные на руки Югуртины, Мафридата усмирила, волнения войны союзной успокоила и низложила надмерную власть Цинны; того, которой будучи в Африке гнушался его иметь Квестором, принудила в ту ж самую провинцию ехать в ссылку. Ежели бы кто похотел в мыслях своих сравнить толь различные дела его и между собою несходные, то бы почел, что в одном человеке было два Суллы, гнусный юноша и муж храбрый, ежели бы он сам не хотел лучше слыть Счастливым.
7) Как я говорил, что благородные помощью раскаяния исправляются, то теперь объявлю о тех, которые по мере своего состояния возвыситься надеялись. Т. Авфидий будучи прежде откупщиком весьма малой частицы сборов Асийских, после всю Асию, будучи Проконсулом имел в своей власти. И союзники не были тем недовольны, что повинуются, того власти, которого прежде видели, что он у других был ласкателем. Жил же весьма добропорядочно и великолепию; а тем самим доказал, что прежней его промысл должно приписать фортуне, а настоящее возвышение в достоинстве нравам.
8) П. же Рупилий и откупщиком не был в Сицилии, но у откупщиков служил из платы. Он же находясь в крайнем убожестве содержал себя служа из найму за других у союзников. По времени он Консулом сделавшись давал Сицилианам законы, и освободил их от войны с разбойниками и беглыми. Ежели нечувственные вещи могут иметь какое чувствование, то думаю, что самые пристани удивлялись толь различному состоянию одного человека. Ибо которого прежде видели, что он работою дневного искал себе пропитания, на того ж самого потом взирали дающего законы и повелевающего флотами и войском.
9) К сему толикому возвышению состояния придам еще более. По взятии Аскула Кн. Помпей отец В. Помпея П. Вентидия в его малолетство в виду всего народа вел в триумфе. Сей Вентидий был тот самый, которой получив прежде над Парфянами, а потом перешед их земли над Крассом, которого труп лежал на земли неприятельской непогребенным, одержав победу отправлял сам триумф в Риме. И так, который прежде в плен попавшись ужасался темницы, тот самый сделавшись победителем, Капитолиум счастием своим прославил. В нем же и то отменно, что он в один год был и Претором и Консулом.
10) Теперь обратим взор наш на различие случаев. Л. Лентул бывший Консул прежде, по закону Цецилиеву за взятки осужден будучи, потом вскоре вместе с Л. Ценсорином, Ценсором был сделан. Его фортуна между достоинствами и бесчестиями попеременно обращала; соединяя с Консульским достоинством осуждение, а с осуждением честь Ценсорскую: не хотя, чтоб он ни счастием всегдашним наслаждался, ни стенал в бедствиях непрестанных.
11) Равномерные фортуна силы оказала и над Кн. Корнелием Сципионом Асиною, который Консулом будучи близ Липера попался в плен К Пенам; и как он по праву войны всего лишался, то она же благоприятнейшей вид показала. Потому что он возвратив все по прежнему Консулом сделался. Кто б думал, чтоб он имея при себе двенадцать топоров мог дойти до того, что скован был от Карфагенян, и кто б опять надеялся, чтоб от оков Пунических освободясь восшел на высочайший власти степень. Однако он из Консула был невольником и из невольника Консулом.
11) Что же Красс? не от множества ли денег получил название Богача. Но он же после в бедности в поношение прослыл Мотом. Ибо как он заимодавцев своих деньгами не мог удовольствовать, то имение его от них было продано. Таким образом он не мог избыть огорчительных насмехательств. Потому что как от уже был в бедности, то встречающиеся с ним в поздравлении Богачом называли.
13) Горестью случая К. Цепион превышает Красса. Ибо он достоинством Преторским, славою триумфа, Консульства степенем высоким и званием В. Первосвященника получив то, что, Защитником Сената был называем, напоследок окончил жизнь свою в народных узах; и тело его смертоносными ранами палача истерзанное лежа на лестнице Гемониевой с великим отвращением всего бывшего на площади римского народа смотрено было.
14) С К. Марием сама фортуна прежестокую брань имела. Потому что он все её устремления крепостью тела и духа выдержал весьма мужественно. В Арпине сочтен будучи за недостойного к получению чинов, осмелился просишь Квестуры в Риме. Напоследок терпя частые отказы ворвался, лучше сказать, в Сенат, нежели вошел в оный. В требовании также Трибунского и Едильского достоинства подобное имел счастье. Будучи Кандидатом Преторства, едва последнее получил место, да и то не без опасности. Ибо обвинен будучи в том, что якобы подарками достал оное, едва пред судьями оправдался. Из сего Мария толь подлого в Арпине, толь не знатного в Риме и толь презрительного Кандидата, вышел тот Марий, которой покорил Африку, Царя Югурту вел пред торжественною колесницею, которой побил на голову Тевтонические и Цимбрические войска, которого трофеи видимы в городе, и о котором чтем в летописях, что он семь раз был Консулом. Кому после ссылки случилось быть Консулом, и бывшему в ссылке посылать других в ссылки? Что может быть сего состояния непостояннее и переменчивее? Которого ежели счесть между несчастными, то увидим, что он был несчастливейший, а между счастливыми наисчастливейший.
15) К. же Юлий Цесарь, которой добродетелями своими вход уготовал в небо, в начале юношества своего не имея еще никакого чина в Асию отправясь, около острова Фармакусы от разбойников полонен будучи пятьдесят талантов дал за себя выкупу. По чему фортуна хотела, чтоб толь пресветлая звезда мира на разбойническом судне толь мало оценен был. И так нам ли остается жаловаться на фортуну, которая и сопричастникам божества своего не уступает. Однако сие божество небесное свою обиду отмстило. Ибо Цесарь всегда пойманных разбойников ко крестам пригвождал.
Внешние
1) Представив домашние примеры рачительно, теперь говорить буду о посторонних с меньшим впрочем тщанием. В Афинах был Полемон молодой человек, которой вел жизнь свою в чрезмерной роскоши, и которой не только имел на себе её прелести, но и бесславие. Он в одно время оставил банкет не по захождении солнца, но по восхождении оного, и идучи домой увидев, что двери отворены были у дома Ксенократа философа, пьяной, умащенный, в венке и в тончайшем платье вошел в его школу, которая наполнена была людьми учеными. Но не довольствуясь таким безобразным входом, сел притом, чтоб преславное его красноречие и благоразумнейшие правила пересмехать по своевольству пьянства. А как все слушатели за то, как и должно было, негодовали Ксенократ непеременив лица своего, но оставив то, о чем говорил прежде, начал говоришь о благопристойности и умеренности. Важный разговор его произвел то, что Полемод пришед в себя, прежде венок с себя скинул, потом вскоре плащом закрыл плечо свое по прошествии малого времени веселость пиршественного лица оставил, а наконец и всю роскошь уничтожил. И полезнейшим лекарством одной речи исцелись из бесчестного мота превеликой вышел философ. Он духом своим странствовал только в беспутстве, а не жил.
2) Не охотно говорить о юношеском возрасте Фемистокла. Потому что ежели возьму отца его, то он лишив его наследства совсем от него отрекся. Ежели мать представлю, она скаредною жизнью своего сына доведена была до того, что удавилась. Но потом Фемистокл учинился преславнее всех мужей Греческих, и был залогом надежды или отчаяния между Асиею и Европою. Ибо сия имела его своим защитником, а та поручителем в победе.
3) Кимона во время его малолетства все почитали за глупого. Но происходившая от той глупости власть его для Афинян была преполезна. И так он принудил их самих себя осуждать в том, что кого они за глупого почитали прежде, тому после удивлялись.
4.) Алцибиада как бы две фортуны по себе разделили. Потому что одна ему отменное благородство, изобильное богатство, особливые могущества силы и острейшей даровала разум. Другая осуждение, ссылку, продажу имений, бедность, ненависть отечества, и насильственную смерть доставила. Но ни та, ни другая вдруг всего не делала, а наподобие прилива и отлива морского в том с ним поступали.
5) Поликрат Тиран Самский безмерным богатством своим знатен и славен даже до зависти; но и не без причины. Ибо все его предприятия были благоуспешны, надежда всегда желаемые плоды получала, обеты чинимы были вместе и исправляемы, хотение и возможность у него были равны между собою. Однажды только случилось ему быть печальным, но и то на короткое время, когда он любимой свой перстень бросил в море, чтоб совсем несчастлив не был. Однако и оный возвратил вскоре, потому что та рыба, которая его проглотила, была поймана. Но сего непрестанного и стремительного течения счастия он удержать был не в силах. Потому что поймав его Оронт начальник Царя Дария, пригвоздил к кресту на самой вершине горы Микаленской. На которого изветревшие составы, и смрадною кровью обагренные члены, так же на ту иссохшую левую руку, на которую Нептун посредством рыболова возвратил перстень, жители Самские освободясь ига рабства с жадностью и веселием взирали.
6) Дионисий же получив от отца своего под образом наследства незаконную власть над Сиракусцами, и всею почти Сицилиею, будучи богат безмерно, имея великие войска, управляя флотами и повелевая сильною конницею, наконец для облегчения своей бедности принужден был учить детей в Коринфе. Такою переменою состояния, то есть из Тирана сделавшись учителем Дионисий, в то время давал старикам наставление, чтоб они на фортуну не полагались излишне.
7) За ним следует Царь Сифацес испытавшей на себе равной фортуны поступок, которого ищя дружбы с одной стороны римляне чрез Сципиона, а с другой Карфагеняне чрез Асдрубала ко двору его приезжали. Впрочем, он восшед на такой степень славы, что был почти посредственником победы между толь сильными народами, чрез короткое время от Лелия Легата Сципионова скованный приведен был к оному. И которому прежде сидя на Царском престоле гордым образом подавал руку, к того коленам с униженностью пасть был должен. Весьма ненадежно и нетвердо, и на детские похоже игрушки, что мы называем силою и богатством. Приходят оные к нам внезапу, и вдруг удаляются. Ни на каком месте и ни в ком оные основаны на твердом корне не бывают; но непостояннейшим образом от фортуны всюду обращаемы будучи, коих на верх счастия возводят, тех самих внезапу оставляя в бездну бедствий погружают. Чего ради и не должно добром называть того, что, дабы горестью причиненных зол усугубить по себе сожаление, обольстив прежде своим благоприятством, потом вдруг множеством бед угнетает обыкновенно.

Книга Седьмая

Глава Первая. О Благополучии

Непостоянной фортуны много я предложил примеров; постоянно же благоприятствующей весьма мало могу представить. Откуда явствует, что она охотнее нам несчастья причиняет, напротив того счастия подает умеренно. Когда же оставит свою зависть, то не только премногим и превеликим, по притом всегдашним добром нас обогащает.
1) И так посмотрим, какими степенями благодеяний К. Метеллу с первого дня его рождения до самой кончины благоприятствуя непрестанно, возвела его на самой верх блаженной жизни. Хотела чтоб он в начальствующем в свете городе родился, родителей дала благороднейших, снабдила наиредкими душевными дарованиями и телесными силами к понесению трудов достаточными, сочетала его с супругою целомудренною и плодородием знаменитою: достоинство Консульское, власть главного полководца, и торжественную дарствовала одежду. Сделала, что он в одно время видел трех сынов, которые были Консулами, а один из них и Ценсором, четвертого же, бывшего Претором. Трех дочерей имел в замужетве, и их детей у себя в объятиях видел. Столько рождений, столько внучат малолетных, столько взрослых, столько браков, чинов, властей! Словом во всяком благополучии изобиловал, не между тем ни одних похорон, и никакого случая к воздыханию и печали. Воззрим на небо, едва и там найдем такое состояние. Потому что из великих стихотворцев видим, что и самые боги не вовсе чужды плача и печали. Такой же его блаженной жизни соответствовала и кончина. Ибо он находясь в глубочайшей старости спокойною смертью в лобызаниях и объятиях дражайших своих залогов скончался; и тело его сыновья с зятьями на плечах своих неся чрез город на сруб возложили.
2) Сие счастие знаменито, а следующее хотя по наружности и не столько знатно, но предпочтеннее в божества славе. Потому что как Гиг Царь Лидийский гордясь силою и богатством безмерным пришед к Аполлону Пифийскому вопрошал его: Есть ли кто из смертных его счастливее? Аполлон из сокровенной священного хранилища пещеры изданным гласом предпочел ему Аглая Софидия. Он был беднейший Аркадянин, но летами стар гораздо: которой кроме своей небольшой деревни нигде не бывал, довольствуясь плодами своих угодий. Но Аполлон точно истинной конец блаженной жизни разумел в божественном своем премудром ответе. По чему гордящемуся блистанием своего счастия, ответствовал: Что он блаженнее почитает веселящуюся спокойствием хижину, нежели дворец исполненной печали, забот, и попечений; и небольшую земли частицу, в которой безопасно жить можно, нежели плодоноснейшие Лидийские поля подлежащие страху, также, одною или двумя парами волов довольствоваться надежнее, нежели иметь пешие войска, оружия и конницу, на держание которых безмерная требуется, сумма; для поклажи нужного незавидную, житенку, нежели сокровища похищению и зависти всех подлежащие. Таким образом Гиг желая, чnоб Аполлон подтвердил ложное его мнение, научился знать от оного, где безопасное счастие пребывает.

Глава Вторая. О делах и изречениях мудрых

Теперь объясню я тот род счастия, которой весь состоит в способности разума; и не обетами испрашивается, но в мудрых сердцах рождаясь, в словах и делах благоразумных сияет.
1) Сказывают, что Ап. Клавдий говаривал обыкновенно: Что лучше народу Римскому быть в деле, нежели без дела. Ведая, сколько спокойное состояние приятно, но вместе и примечая, что сильнейшие государства упражнением возбуждаются к храбрости, а излишним покоем приходят в леность. И подлинно дело, по имени своему впрочем неприятное, нравы нашего гражданства содержало в надлежащем состоянии, а приятный названием покой премногие ввел пороки.
2) Сципион же Африканский говаривал: Что в воинских делах весьма непристойно так отзываться: Что я не думал. То есть он мнил, что когда дело оружием производит, тогда должно рассмотря и разобрав прежде свое предприятие производить оное в действо. Да и великую он тому имел причину. Ибо неисправима та погрешность, которая во время жара войны бывает. Он же утверждал: Что инаким образом вступать в сражение с неприятелем не должно, как, или когда случай подается, или заставляет нужда. И сие говорено им было с равным благоразумием. Потому что и опускать благовременной случай, великое есть безумие, и доведену будучи неминуемо вступить в сражение, избывать оного бывает пагубнейшим следствием небрежения. И из тех, которые то делают, один употреблять благодеяния Фортуны, а другой отвращать обид не знает.
3) Кв. также Метелла, сколько важно, столько притом высокое было мнение в Сенате; которой по завоевании Карфагены изъяснился: Что он не знает, более ли тем добра сделал Республике или худа. Потому что он сколько возвращением покоя принес пользы, так удалением Аннибала причинил вреда несколько. Ибо от его вступления в Италию спавшие Римляне пробудились и храбростью ополчились. Чего ради опасаться должно, чтоб они освободясь толь сильного соперника тем же сном не погрузились. И так он почитал за зло равное сожигаемым быть домам от неприятеля, полям опустошаемым, казне истощеваемой, и ослабевать своим в прежней храбрости.
4) Что же Л. Фимбрия бывший Консул, сколь поступил мудро! Он будучи избран посредственником от Лутация Пифии знатного Кавалера римского в том, что он об заклад бился со своим противником, что его все почитают за доброго человека, не хотел подать своего мнения, дабы, ежели он скажет противно, не обесславить честного человека, или не почесть его за доброго несправедливо! потому что к составлению такого человека бесчисленных похвал требуется.
5) Сии примеры благоразумия в гражданских делах оказаны были, а следующей принадлежит до воинской службы. Как Консулу Папирию Курсору при осаде Аквилонии надобно было вступить в сражение, и гадатель, когда птицы хорошего не предвещали, солгав прорек ему великое благополучие, тогда он узнав от других о ложном его предсказании, почет при всем том оное для себя и войска добрым знаком вступил в сражение. Но обманщика оного на переди всего строя поставил пред неприятелем, дабы имели боги в случае прогневления своего удовлетворение в его смерти. И так пущенная первая с неприятельской стороны стрела, по случаю ли, или по соизволению богов, попав в самое сердце оного, бездыханным повергла на землю. Как о том Консул сведал, то надежно учинил нападение на неприятеля, и взял Аквилонию. Так скоро наказал оного, сколько за нанесенную обиду главному полководцу наказану ему быть надлежало, как нарушение богопочитания очищения требовало, и каким образом победы надеяться было можно Он был муж строгой, Консул набожный и полководец храбрый: который меру страха, род наказания и путь к надежде вдруг положил в своей мысли.
6) Теперь перейду к поступкам Сената. Как против Аннибала надобно было ему послать двух Консулов, а именно Клавдия Нерона и Ливия Салинатаора, то он видя, что сколько они равны были в совершенствах, столь жестокое между собою имели несогласие, возможные употребил меры к их примирению, дабы приватные ссоры не воспрепятствовали им с пользою всей республики исправить дело. Потому что ежели в подобной власти нет согласия, то больше желания бывает препятствовать в произвождении дел другому, тем меньше самому оказывать оные. Где ж входит всегдашняя ненависть, в таковых случаях один против другого известнее, нежели неприятель из своего лагеря, воевать идет. Их же самих Сенат, как Кн. Бебий Трибун простого народа за чрезмерно строгое правление Ценсуры на суд оных позвал, освободил посредством определения своего от оного; делая чуждым всякого судя то достоинство, которому от других отчет требовать, а не самому отдавать надлежало, равна была мудрость и в том Сената, что он казнил смертью Ти. Граха Трибуна простого народа, которой отважился обнародовать закон о полей разделении. Он же положил весьма благоразумно: Чтоб по закону чрез Триумвиров поля народу поголовно разделены были. И так в то же время истребил и начальника и вину жесточайшего бунта.
Сколь также благоразумно поступил Сенат с Царем Масиниссою: Ибо как он весьма охотно и верно служил римлянам против Карфагенян, и Сенат приметил, что он старался распространять свое владение, то манифест выдал, которым объявил быть Масиниссу со всем свободным и ни мало независящим от Римского народа. Чем как много заслужившего себе удержал в дружбе, так свободился Мавританцов, Нумидян и других тех стран никогда ненадежных, беспокойных и зверских народов, которые непрестанно за разными нуждами в Рим ездили.
Внешние
1) Не достанет времени, ежели б я хотел исчислять все домашние примеры. Особливо что наша Империя не столько телесными силами, сколько благоразумием возрастала и защищалась. Вследствие чего примеры римской мудрости от большей части в удивлении молчанием сохраняя, приступлю к посторонним сего рода примерам.
Сократ мудрости человеческой как бы некий земной Оракул думал, что ничего нам более от богов бессмертных просить не должно, как, чтоб они блага нам подавали. Потому что они уже знают, что каждому из нас полезно. Мы же от большей части то получать желаем, чего не получать было б для нас полезнее. Ибо ты разум смертных, густейшим мраком объять будучи в великом твоем заблуждении просишь слепо! Желаешь богатства, которое многим было причиною погибели; честей требуешь, которые низвергли; о царстве сам в себе размышляешь, которого конец часто мы видим бедственный;, знаменитого домогается супружества, но оное иногда нас возвышает, а иногда домы до основания искореняет. И так оставь глупый, и имеющих учиниться причинами зол твоих, как счастливейших вещей не домогайся; но всего себя поручи богов смотрению. Потому что которые охотно подают нам блага, те и избрать полезнейшая для нас могут.
Он же говорил, что те удобно и скоро достилают славы, которые так поступают, что какими они казаться желают, такими бы самим делом были. Сими словами он давал знать ясно, чтоб люди наипаче самую добродетель, а не тени её искали. Он же, как некоторый молодой человек просил от него совета, жениться ли оному, или вовсе от супружества воздержаться, ответствовал: что сделает ли он то или другое, после однако ж раскаиваться будет. С одной стороны, говорил он, одиночество, лишение потомства, погибель рода и чужой предстоит наследник: с другой непрестанное попечение, а за тем множество домашних жалоб, попреки приданом, свойственников вид неудовольствия, немолчаливая теща, мнимые совместники ложа, и неизвестность того, будут ли у и каковы дети. И Сократ не допустил, чтоб из такого порядка вещей трудных, молодой человек как бы приятной материи учинил выбор.
Он же, как Афиняне по непростительному своему безумию жалостной приговор сделали о лишении его жизни, мужественным духом и постоянным видом изготовленный яд от палача принял; и приложив уже сосуд к устам своим, как жена его Ксанфиппа в слезах и рыдании кричала, что он умирает невинно, сказал ей: Разве ты лучше желаешь, чтоб я за вину смерть принял. О безмерной мудрости! Сократ и при самом конце своей жизни поступил не инако, как прежде.
2) Сколь же и Солон думал благоразумно, что никто в жизни счастливым себя назвать не может; и что по самый час смерти подлежим мы неизвестности рока. И так название человеческого счастия смерть совершает, освобождающая нас от нападения всех зол. Он же увидев, что один из его приятелей весьма был печален, возвед оного на высочайшее здание города говорил, чтоб он обозрел все подлежащие в круг домы. А как он сделал, тогда Солон сказал: Измысли сам в себе, сколь много плача сих жилищах и прежде было, и ныне есть, и впредь будет, и оставь смертных несчастные приключения оплакивать, как собственные. Которым утешением доказал, что города суть жалости достойные бедствий человеческих ограды. Он же говаривал: что ежели бы все несчастья свои снесли в одно место, то бы конечно всяк свои взял с собою, нежели бы из той общей зол кучи похотел взять равную с прочими долю. Из чего выводил он, что мы не должны того, что с нами горестного случается, почитать за отменное и несносное несчастье.
3) Виас же, как неприятель на Приенну его отечество учинил нападение, и все жители спасая себя от войны лютости взяв с собою драгоценнейшие вещи бежали, вопрошен будучи, для чего бы он своего имения не нес ничего с собою? ответствовал: Что я все свое имение несу с собою. Ибо он нес оные в сердце, а не на плечах: и что их глазами видеть было не можно, но ценить разумом надлежало. Которые в жилище содержатся смысла, и ни смертных ни богов насилию не подвержены: и как оные на месте всегда при нас бывают, то и в случае бегства неотлучно следуют за нами.
4) Теперь Платоново сколь кратко словами, столь смыслом мнение превосходно было, которой говорил: Что тогда свет сей сделается благополучным, когда или мудрые владеть будут, или владетели начнут мудрствовать.
5) Тонкого был рассуждения и тот Царь, о котором объявляют, что он по поднесении себе диадемы прежде нежели наложил на голову себе, держа в руках размышлял долго и наконец изъяснился. О знатная обвязка более, нежели счастливая; которую ежели бы кто узнал точно, сколь многих попечений, опасностей и бедствий исполнена, то, хотя бы она на земле лежала, поднят не похотел бы.
6) Что же! ответ Ксенократов сколь был похвален, который слыша других злословные речи и не говоря ни слова, вопрошен будучи от одного из них; для чего бы он один молчал? ответствовал: В словах мною сказанных я иногда раскаивался, но в молчании никогда.
7) Аристофаново также наставление от глубокого благоразумия производило, который ввел в комедию Перикла Афинянина отпущенного от преисподних и предсказующего; что не должно льва вскармливать в городе, А когда он вскормлен будет, то надобно уже будет ему повиноваться. Ибо он увещевает знатных и предприимчивых людей воздерживать; а когда они вырастут в излишней ласке, и безмерной потачке, та не должно будет уже им противиться, когда они захотят усилиться, Потому что весьма б было глупо и бесполезно противиться тех силе, которым до того возрасти мы сами допустили.
8) Фалес не меньше удивительно. Ибо он вопрошен будучи, можем ли мы от богов скрыть дела наши? сказал: ни помышлений: Так, что. когда бы мы ведали, что боги и тайные наши мысли знают, то бы не только руки, но и мысли чистые иметь хотели.
Но и следующий ответ мудр столько же. Некоторый отец имевший у себя одну дочь, спрашивал Фемистокла; лучше ли ему отдать дочь свою за бедного, но добродетельного человека, или за богатого, до не столько хорошего? которому сей: Я лучше почитаю человека без денег, нежели деньги не у человека. Которыми словами знать давал глупому, чтоб он больше выбирал зятя, нежели его деньги.
Сколь также похвально письмо Филиппово писанное к Александру, в котором он, что Александр некоторых Лакедемонян дарами привлечь к себе старался, выговаривает ему таким образом: Какая тебя, сын! побудила причина толь пустою надеждою ласкаться, что ты надеется иметь себе тех верными, которых за деньги любить себя заставляешь? Любовь единственно то доставляет. Однако сам Филипп прежде от большей части был скупщик Греции, нежели победитель.
Аристотель же отпущая Каллисфена своего слушателя к Александру снабдил его таким наставлением; Чтоб он говорил с ним или весьма редко, или весьма приятно; то есть, чтоб он находясь при Государе, или молчанием мог быть безопаснее, или разговором любимее. Но как Каллисфен начал укорять в том Александра, что Македоняне поздравление ему делали по обычаю Персов, и хотел насильно привести его к тому, чтоб он наблюдал обыкновения своих предков, то по повелению его лишен будучи жизни в пренебрежении здравого совета хотя и раскаивался, но уже поздно.
Тот же Аристотель советовал другим о себе говорить ни на ту ни на другую сторону. Потому что хвалить его был бы знак пустого человека, а ругать глупого. Его же есть преполезное наставление: Чтоб мы рассуждали о приятностях, когда уже оные минуют: Которые в таком показывая виде, склонность нашу к ним умаляет. Ибо он представляет мыслям нашим их уже истощенными и исполненными раскаяния; дабы мы впредь не так охотно к ним возвращались.
9) Довольно благоразумно Анаксагор одному вопрошавшему его, кто бы блажен был? сказал: Ни кто из тех, которых ты почитаешь счастливыми. Но между теми ты найдешь такого, которых ставишь бедными. Он не будет иметь ни великих чинов, ни богатства, но будет или житель небольшой деревни, или не честолюбивый, но верный и тщательный художник, который более внутренне сам в себе, нежели по наружности будет благополучен.
10) Демад так же сказал мудро: Потому что как Афиняне не хотели отдать божеской чести Александру: Смотрите, говорил он, чтоб наблюдая небо, земли не потерять вам.
11) Анахарсис сколь тонко сравнивал с паутиною законы! Ибо как те бессильных животных задерживают, а сильные пропускают, так видим, что и сии простых и бедных людей содержат, а богатых и вольных не обязывают.
12) Не может ничто быть премудрее Агесилаева поступка. Как он сведал, что против республики Лакедемонской ночью заговор был сделан, то тогда же отменил Ликурговы законы, которые возбраняли наказывать не осужденных прежде. А как он поймав виновных казнил их, то немедленно по–прежнему возвратил оные; и тем обое исполнил: дабы касающееся до сохранения республики наказание или не было неправосудно или закон тому не препятствовал. И так чтоб навсегда оные оставить в своей силе, отменил на некоторое время.
13) Но не знаю, не еще ли благоразумнее был совет Аннонов. Как Магон возвестил Карфагенскому Сенату об окончании происходившего сражения при Каннах, и в подтверждение толь великого успеха высыпал пред оным около трех мер хлебных золотых перстней, которые с убитых граждан наших святы были; между тем Аннон спросил: Ужели кто из союзников отстал от Римлян? А как услышал, что ни одного к Аннибалу не передалось; то советовал немедленно послов в Рим отправить для переговоров о мире. И ежели бы его мнение принято было, то бы во вторую войну Пуническую не была побеждена Карфагена, а в третью не разорена до основания.
14) И Самнитяне за такое же заблуждение не меньше чувствовали наказания, что здравому совету Геренния Понция не повиновались. Как он властью и благоразумием превосходил прочих, то войско и предводитель оного сын его требовал от него наставления в том, как поступить с бывшими в руках у него при виселицах Кавдинских Римскими легионами? Геренний ответствовал: Что отпустить их должно. На другой день о том же вопрошаем будучи, сказал: Что надобно побить их без остатку: дабы или величайшим благодеянием заставить себя любить неприятеля, или наичувствительнейшим уроном его обессилить. Непредусмотрительное дерзновение победителей презрев и nу и другую пользу, оставив их в неволе, на собственную погибель подвигло.
15) Ко многим и великим мудрости примерам придам впрочем меньшего благоразумия. Критяне ежели кого ненавидели крайне, и хотели изобразить чувствительнейшее свое злословие, то обыкновенно желали, чтоб он злою своею привычкою веселился. И в таком скромном своем желании действительнейшей успех мщения находили. Ибо бесполезно желать чего, и в том быть долго, а приятность часто ведет к погибели.

Глава Третья. О делах и словах хитрых

Есть и другой род дел и изречений, который немного отходит от мудрости и называется хитростью. Оной, ежели обман не будет иметь столько силы, желаемого не достигает: и к похвале своей более потаенною стезею, нежели открытым путем стремится.
1) Во время владения Сервия Туллия у некоторого жителя Сабинского отменной величины и красоты родилась телка. В рассуждении которой неложные истолкователи божеских ответов сказали: Что бессмертные боги с тем в свет произвели оную, что кто ее Дианне принесет на жертву, того отечество обладает всем светом. Обрадовался услышав то ее хозяин, и с возможною поспешностью пригнав в Рим, поставил пред жертвенником Дианны на горе Авентинской, в намерении закланием её доставить Сабинянам власть над целым светом. Проведав о том главной жрец Дианнина храма, и остановив пришельца, рассказал ему обряд жертвоприношения, что он доколе не омоется в источнике близ текущем, не дерзал закалать жертвы. А как Сабинянин пошел к потоку реки Тибра, то главный жрец сам заклал оную: и наш город учиненною от ревности к отечеству кражею в жертвоприношении, толиких гражданств и толиких народов обладателем сделал.
2) В рассуждении сего рода остроты во первых о Юние Бруте объявить должно. Ибо как он видел, что Царь Тарквиний его дядя по матери, все дворянство искоренить намерение принял, а между прочими и брата его, что он был остр, лишил жизни, притворился безумным, и тою своею хитростью скрыл великие свои дарования. Отправясь в том же образе и в Делфы с сыновьями Тарквиниевыми для учинения почестей дарами и жертвоприношениями Аполлону Пифийскому, принес богу под именем дара несколько злата в трости пустой собою сокрытого тайно: Потому что опасался при них явно с такою щедростью делать божеству почтение. По исправлении приказаний отцовских вопрошали сыновья Тарквиниевы Аполлона. Кто из в Риме царствовать будет? Но он ответствовал: Что тот власть иметь будет в Риме, который прежде других мать поцелует. Тогда Брут, как бы по случаю упав на землю нарочно растянулся, и землю почитая быть общею всех матерью, поцеловал в то же время. Которым столь хитрым земли целованием народу доставил вольность, а свое имя первый вписал в годовые летописи именуемые Фастами.
3) Сципион также старший хитрость употребил себе в помощь. Ибо как он отправлялся из Сицилии в Африку, принял было намерение из самых лучших пеших римских воинов набрать триста человек конных, но вдруг не мог снабдить их всем потребным, то чего по скорости времени достать не мог, получил своим остроумием. Потому что он из тех молодых людей при нем находившихся, которые из всей Сицилии были знатнее и достаточнее, но не имели при себе оружия, приказал в самой скорости изготовить себе богатое оружие и лошадей отборных, как бы немедленно хотел с ними отправиться для осады Карфагены. А как они сколько в рассуждении повеления скоро, столь в рассуждении войны отдаленной, и притом опасной не охотно то исправляли, то Сципион дал знать им, что он уволит их от того похода, ежели они оружие и лошадей отдадут его воинам. Молодые те люди к войне не обыкшие и боязливые немедленно на то согласились, и с великою охотою весь прибор свой нашим войнам уступили. Вследствие чего Главнокомандующий своею хитростью и прозорливостью учинил то, дабы, что прежде по скорости приказания казалось быть тяжестно, то самое напоследок, по освобождении страха службы превеликим благодеянием служило.
4) Не должно оставить в безызвестности и следующего случая. Кв. Фабий Лабеон дан будучи посредственником от Сената для установления границ между Ноланами и Неаполитанцами как приступил к самому делу, то советовал обоим сторонам порознь, чтоб они оставив жадность в ссоры не входили, а удалялись бы оных. А как то обе стороны побуждаемы будучи почтенностью мужа наблюдали, между тем в средине несколько земли осталось за разделом. По размежевания границе так, как обеим сторонам было угодно, помянутые остатки земли Лабеон присудил римскому народу. Хотя, впрочем, Ноланы и Неаполитанцы и обмануты были, но жаловаться причины не имели, потому что и та и другая сторона в рассуждении своих требований была удовольствована: однако Лабеон бесчестным родом обмана новую нашему гражданству доставил подать. Объявляют также, что он по побеждении Царя Антиоха, как по силе утвержденного мирного договора должно ему было получишь от него кораблей половину, все пополам рубил, чтоб тем лишить Антиоха всего флота.
5) Теперь уже Антония порицать не должно, который сам говаривал: что он для того ни одной своих речей на письме не имеет: дабы, ежели что в прежнем суде сказано им было во вред тому, кого после защищать надлежало, сказать мог, что он того не говаривал. Впрочем, Антоний тагового своего бесстыдного поступка имел сносную причину. Ибо он в случае избавления на смерть осужденных не только употреблял все свое красноречие, но готов был поступить и против стыдливости.
6) Серторий не как крепостью тела, так и силою разума равно от природы изобилуя, по случаю гонения бывшего от Суллы вождем Луситанцев сделаться принужден будучи, как своею речью не мог преклонить их к тому, чтоб не вступали в бой со всем римским войском, то хитростью привел к тому, что они на его мнение согласились. Ибо он поставив в виду всех их две лошади, одну весьма сильную, а другую весьма слабую, потом у сильной лошади велел старику слабому рвать хвост по малу, а у слабой сильному молодому человеку весь вдруг вырвать, что по приказанию его и сделано было. Но как молодой человек то сделать силился тщетно, между тем старик порученное себе исправил, а как варварской народ знать хотел, к чему б то служило, тогда Серторий изъяснил им немедленно. Конскому хвосту подобно Римское войско, на которое ежели кто порознь нападение делать будет, то одолеть может; напротив того кто все вдруг разбить похочет, тот доставит неприятелю над собою одержать победу, а не сам получит. Таким образом народ варварский, суровый и к правлению неудобный, стремясь прежде на собственную погибель, о которой пользе не хотел слышать, в той самой очевидным примером утвердился.
7) Фабий же Максим, которой без сражения побеждал неприятеля, имея в войске своем одного из пехоты Ноланца отменно храброго, но не столь верного, а другого из конных Луканца исправного в своем деле, но страстно влюбленного в одну непотребную женщину, чтоб сделать обоих добрыми воинами, нежели поступить с ними как надлежало, в рассуждении первого не подавал ни малого знака, что он ему не доверяет, а с другим поступил несколько слабее, нежели воинская требовала дисциплина. Ибо одного он находясь на месте главного полководца как неподозрительного ни мало выхваляя и всякой чести достойным быть поставляя, привел к тому, что он совсем оставив Пенов к римлянам приложился, а для другого скупив тайно непотребную ту женщину сделал, что он в опаснейшие всегда готов был ехать посылки.
8) Теперь приступлю к тем, которые хитростью старались соблюсти жизнь свою. М. Волусий Едил простонародный назначен будучи в ссылку, надев на себя жреца богини Исиды одежду, и по большим улицам и дорогам прося милостыни, не допустил чтоб кто из встречающихся узнал его точно; и в сем ложном уборе дошел до лагеря Брутова. Что может быть бедственнее сей нужды, которая власть римского народа сложив с себя достоинства своего одежду под прикрытием чужестранного исповедании заставила идти по городу. Все же таковые или старались соблюсти жизнь свою, или искали других смерти, которые то или сами сносили, или других сносить принуждали.
9) Сенций Сатурнин Ветулион в подобном случае сохранил жизнь свою но несколько славнее. Который проведав, что и его имя от Триумвиров внесено в число назначенных в ссылку, не медля ни мало самовольно взяв знаки Преторского достоинства, и нарядив слуг своих, которые бы пред ним следовали наподобие Ликторов, приставов и слуг народных брал по дороге коляски, занимал постоялые дворы, встречающихся принуждал уступать себе дорогу, и толь смелым употреблением власти следуя по пути в отменном великолепии, помрачал глаза своих недругов. По прибытии своем в Путеолы, отправляя как бы народную службу, с великою властью взяв там суда, приплыл на них в Сицилию служившую тогда общим для изгоняемых убежищем.
10) К сим придав один еще пример подлее прежних обращусь к внешним. Некоторый отец любившей крайне своего сына пылавшего недозволенною и опасною любовью, желая отвести его от той безумной любовной страсти, при отеческой своей к нему горячности употребил хитрость здравого рассудка. Ибо он говорил сыну: чтоб прежде нежели он пойдет к любимой собою, сделал позволенное смешение с другою. Его совету сын повинуясь несчастное стремление страсти насыщением соединения позволенного умалив, и возымев к непозволенному меньше склонности и охоты, по малу отстал от оного.
Внешние
1) Как Александру Царю Македонскому предсказано было, чтоб он, как выдет из города, и кто ему первый попадется на встречу, приказал убить оного, то по случаю встретился с ним человек осла гнавший, которого он схватить приказал с тем, чтоб в исполнение предсказания, умертвить его. А как с хватанной спрашивал, какая бы была причина, что его невинного не осудив прежде казнить хотят? и Александр извиняя таковой свой поступок объявил ему повеление данное себе в божеском ответе. На сие сказал тот бедный; Ежели то так, Государь, то жребий назначил к сей смерти. Потому что осел, которого я гнал пред собою, прежде меня тебе попал на встречу. Александр довольствуйся и его толь хитрым отводом, и что сам недопущен был сделать ошибки, над несколько, впрочем, подлым животным исполнил долг богопочитания тогда же. Весьма велика оказана в сем примере кротость против хитрости, но ничем не меньше была хитрость и в конюхе Царя другого.
2) По истреблении ненавистной волхвов власти Дарий имея шестерых сообщников столько же знатных сделал договор с ними как участниками того преславного дела, чтоб при восхождении солнца сев на лошадей ехать на известное место, и что тот из них получит Царское достоинство, которого лошадь заржет прежде. Впрочем, как другие сотребователи ожидали благодеяния толикой награды от фортуны, один Дарий проворством своего конюха Евара получил желаемое счастливо. Которой пред назначенным днем ночью отведши на показанное место жеребца припустил его к кобылице, наделся от удовольствия припуска получить то, что и воспоследовало. Ибо как на другой день в положенной час все съехались, то бывшей под Дарием жеребец обознав то место и желая по прежнему кобылицы заржал первый. Услышав то шесть прочие сильные сотребователи немедленно сошед с лошадей своих [как обычай есть Персам] и пад на землю Дария Царем поздравили. Какое государство сколь простою у других перехвачено хитростью.
3) Виас же, которого мудрость долговременнее между людьми обращается, нежели было отечество его Приенна [особливо что та живет и доселе, я сего равно как умершего следы только усмотреть можно] говорил; что людям в употреблении дружества так поступать надлежит, чтоб они знали, что оно в наижесточайщую ненависть обратиться может. Которое наставление на первой взгляд может быть покажется лукаво, и уничтожает простодушие, которому особливо в дружеском обхождении быть должно; но ежели вступим в тончайшее рассуждение, то весьма оно полезно найдется.
4) Соблюдение города Лампсака сто́яло одной хитрой выдумки. Ибо как Александр разорить оной хотел нетерпеливо, и усмотрел вышедшего из него Анаксимена своего учителя, как видеть было можно, что он хотел своим прошением утолить гнев Александров, то он упреждая клялся, что того не сделает, о чем он просить его намерен. Тогда Анаксимен сказал, чтоб ты Лампсак разорил до основания. Сия скорость остроумия город знатный издревле спасла от погибели, к которой он был назначен.
5) Демосфен также хитростью своею удивительную одной рабе учинил помощь, которая взяла на сохранение деньги от двух прохожих с таким условием, чтоб оные отдать обоим им вместе. Из сих один по прошествии некоторого времени, приняв на себя вид печальный, якобы его товарищ умер, и обманув оную взял у нее все деньги. Пришел потом и другой, и стал требовать положенного в сохранение собою. Не знала, что делать та бедная, не имея, ни чем заплатить ему, ни защиты, и помышляла о том только, как бы удавишься. Но весьма ко времени Демосфен сделался ей защитником, которой пришед, чтоб оправдать оную, говорил: Что женщина готова заплатить столько, сколько ты положил ей на сбережение: но доколе не приведет своего товарища, то она сделать того не может. Особливо когда ты и сам говоришь, что между вами такой договор положен был, чтоб не отдавать денег одному без другого.
6) Да и следующей поступок не меньше был благоразумен. Некто в Афинах ненавидим будучи всем народом, желая оправдать себя пред оным в уголовном деле вдруг начал просить величайшей чести, не в том намерении, чтоб он надеялся получить ее, но чтоб имел народ, куда излить первое стремление гнева, которое бывает обыкновенно весьма сильно. В сем хитром своем предприятии он и не обманулся. Потому что сшедшееся собрание для раздаяния властей на него с досадою кричало, и весь народ насмехался и счел его за недостойного получения чести. Между тем несколько после от того же народа в рассуждении предстоявшей себе погибели получил наиснисходительные мнения. Но ежели бы он упомянул о своей опасности в то время, когда народ искал осудить его, то бы не похотел вовсе слушать оного оправдания.
7) Сей хитрости подобно и то лукавство. Старший Аннибал побежден будучи в морской баталии от Консула Дуиллия, и опасаясь наказания за погубление флота, гнев Карфагенян отвратил своим лукавством. Ибо прежде нежели еще весть дошла от куда–либо о несчастливом том сражении, он отправил от себя в Карфагену одного из своих приятелей человека скромного, снабдив его хитрыми наставлениями. Которой по вступлении своем в Сенат того гражданства, говорил таким образом: Аннибал требует вашего согласия на то, что, как Предводитель Римский пришел с великими силами морскими, надобно ли ему вступать с ними в сражение? А как Сенат весь сказал единогласно, что без сомнения надлежит ему вступить с ним в баталию, тогда посланный придал; Аннибал с ним и имел сражение, и побежден от оного. Таким образом не оставил им судить его за то, чему так быть они сами подтвердили.
8) Другой также Аннибал, как Фабий Максим, видя непобедимую его силу, преполезнейшими удалениями от сражений проводил оного, чтоб привести его в подозрение, что он войну проволакивает напрасно, опустошив все поля Италии огнем и оружием, одно его поместье оставил цело. Сие притворно оказанное благодеяние могло бы некоторую ему принести пользу ежели бы римлянам не известна была Фабиева любовь к отечеству, и Аннибаловы лукавые поступки.
9) Тускулане равно остроумием своим спаслись. Как они часто от римлян отпадая заслужили, что они приняли намерение истребить их город вовсе, и для произведений того в действо Фурий Камилл с сильнейшим приблизился войском, то все жители вышли к нему на встречу одетые в такое платье, которое было знаком мира и спокойствия, и как съестные припасы, так и прочие свои услуги как бы согласно с римлянами живущие с великою охотою ему предложили. Дозволили оному вооруженною рукою вступить в город, не переменив сами ни вида, ни одежды. Которым непоколебимым спокойствием, не только дружества нашего получили право, но чего до того времени всегда домогались, в сообщество гражданства приняты были. Остроумную поистине простоту употребили. Понеже они знали, что удобнее исполнением дружелюбия должности скрыть страх свой можно, нежели оружием избавить себя от оного.
10) Но Тулла Вольского военанальника ненавистное предприятие было: который войну иметь с римлянами желая, как приметил, что воины его по нескольких неудачных сражениях не столько в войне оказывали охоты, а более склонны были к миру, хитростью своею, к чему только хотел, приводил их. Ибо как для смотрения игр великое множество Вольсков в Рим собралось, то Тулл объявил Консулам: Что он опасается крайне, чтоб Вольски какого неприятельского намерения не предприяли; по чему советовал им быть осторожнее, а сам немедленно из города вышел. Консулы о том дали знать Сенату, которой хотя не имел никакого подозрения, побуждаем однако ж будучи честью Тулла приказал, чтоб Вольски не дожидаясь ночи из города вышли. Которою обидою огорчены могли они бунт сделать удобно. Таким образом лукавой предводитель ложью своею прикрытою видом доброжелательства обманул вдруг два народа, римлян заставил обидеть невинных, а Вольсков на обманутых сердиться.

Глава Четвертая. О хитростях воинских

Та же часть хитрости совсем отменна и свободна от всякого нарекания, которой действия, понеже на нашем языке изобразить не так удобно можно, на Греческом называются Стратагемами.
1) Как Тулл Гостилий со всеми силами подступил под город Фидены, [которой при начале возвышения нашего владения частыми своими возмущениями не попускал ослабевать римлянам, и возрастив полученными от соседей знаками побед и торжествами их храбрость, подал случай далее простирать свою надежду] тогда Меций Суффеций, вождь Албский, о которого верности союза Римляне сомневались, и всегда подозревали, нечаянно открыл то в строю самом. Ибо он отделением своим обнажив крыло Римского войска, стал на близ лежащем пригорке, имея быть вместо помощника зрителем сражения, чтоб или смеяться над побежденными, или учинить нападение на победителей утомленных. Не было сомнения, чтоб наши воины не пришли от того в робость, видя, что в одно время и настоит неприятель и помощь отходит. И так и чтоб того не воспоследовало, Тулл предупредил таким образом. Он понудив свою лошадь обскакал все бывшие. в сражении команды уверяя, что Меций по его приказанию отделился; и как он даст знак ему, то он учинит нападение на Фиденатов с тылу. Таковым благоразумным поступком предводителя страх переменился в надежду, и вместо робости исполнил охоты сердца воинов наших.
2) А чтоб не так скоро наших Царей оставить. Секст Тарквиний сын Царя Тарквиния гордого досадуя, что отец его силами своими не мог одолеть города Габиев, действительнее оружия изобрел способ, и хитростью взяв оной, покорил во власть Римлян. Ибо он внезапно ушел к Габианам, как бы избывая отцовской жестокости и побои, которые претерпел сам добровольно; и помалу каждого из них выдуманными лестными ласканиями привлекая, сникал в них к себе благоприятство. А как великую у всех возымел силу, то послал к отцу одного верного себе человека дать знать ему, что он все в руках своих имеет, и требовать наставления, что он прикажет делать? Сыновней хитрости соответствовало и отцовское лукавство. Он внутренне хотя и радовался о толь превосходном деле, однако не доверяя вестнику ничего на то не ответствовал, но отведши в сад оного, большие и выше прочих бывшие маковицы сбивал своею тростью. Сие молчание как и дело выразумев сын его проник в важнейшие причины, и узнал, что отец его тем знать дает ему, чтоб он знатнейших Габиан или послал в ссылки, или б умертвил оных. Вследствие чего он лишив добрых защитников гражданство, только что не со связанными руками отцу своему предал.
3) И в следующем случае сколь благоразумно не меньше и удачно предки наши поступили. Как Галлы по взятии города Капитолию осадили, и видели, что другой не оставалося надежды к овладению оною, как только голодом осажденных принудить к сдаче, тогда Римляне весьма хитрым образом лишили победителей и той надежды, которая к продолжению осады их побуждала. Они со многих мест хлебы к ним бросать стали. Сие видя неприятели, пришед в недоумение, и почет, что наши безмерное множество хлеба у себя имели, принуждены были на договор согласиться, чтоб оставить осаду. Сжалился тогда по истине Юпитер над мужеством Римлян, которые в то время заимствовали оборону от хитрости, видя, что в крайнем недостатке съестных припасов бросали последнее, чем несколько могли облегчить свой голод И так помощью сколь хитрого столь опасного способа осажденным счастливое окончание подал.
4) Тот же самой Юпитер вспомоществовал остроумным предприятиям превосходнейших наших полководцев. Ибо как с одного бока Аннибал опустошал Италию, а с другого учинил нападение Асдрубал, то чтоб войска обоих братьев от несносных трудов утомленных уже сил наших вместе не притеснили, с одной стороны бодрой дух Клавдия Нерона, а с другой отменная прозорливость Ливия Салинатора тому воспрепятствовали. Потому что Нерон притеснив в Луканах Аннибала и не подав ни малого знака об отсутствии своем [особливо что того случай войны требовал] неприятелю, для учинения помощи своему товарищу, чрез дальней путь с удивительною скоростью к нему прибыл. Салинатор находясь в Умбрии близ реки Метавра, и имея на другой день намерение вступишь в сражение с неприятелем, весьма скрыто Нерона принял. Ибо он приказал Трибунам своим его Трибунам, сотникам сотников, конным конных, а пешим провожать в стан пеших; и без всякого движения на месте, которое едва только довольно было для одного войска, поместил другое. От чего вышло, что Асдрубал узнал не прежде, что ему с двумя Консулами надобно было сражаться, как от обоих наголову побит был. Таким образом та во всем свете бесчестная хитрость Пуническая осталась недействительна, а римское благоразумие доставило, что Аннибал от Нерона, а Асдрубал от Салинатора обмануты были.
5) Достопамятно так же предприятие К. Метелла. Как он будучи Проконсулом вел войну в Испании против Целтиберян, и Контребии главного их города не мог взять силою, то по многом и долговременном размышлении сыскал путь к достижению своего намерения. Он с великим поспешением производил походы то в ту, то в другую сторону, и то те осаждал горы, то переходил к другим. Между тем как свои, так и неприятель не могли знать причины нечаянных и частых движений его войска. Да когда спросил его и крайней друг оного, для чего бы он в непрестанных и неизвестных всегда обращался походах, сказал ему: Не домогайся о том узнать от меня. Ибо ежели, я узнаю, что рубашка моя о сем моем предприятии сведома будет, то тотчас прикажу и ее сжечь. Чем же сие укрывание оказалось, и какой конец имело? Как его войско в неведении пребывало, и вся Целтиберия в мыслях о том заблуждала, и как он по видимому предприяв поход в другую сторону, вдруг поворошил к Контребии, наконец тою внезапностью привед в страх оную, взял без труда дальнего. Чего ради ежели бы он мыслей своих не обратил к обману, то бы во всю жизнь ему с войском под стенами Контребии стоять досталось.
Внешние
1) Агафокл же Царь Сиракусский отважно хитер был. Потому что как его городом Карфагеняне от большей части овладели, то он войско свое в Африку переправил, чтобы страх страхом и силу отвратишь силою; но и не без успеха. Ибо внезапным его прибытием Пены устрашены будучи охотно целость свою спасением неприятелей искупили, и договор такой положили, чтоб в то же время и Африка от Сиракусского, и Сицилия от Пунического оружия освобождены были. Но ежели бы Агафокл продолжал защищать стены города, то бы городе от войны претерпел убыток, а прибытками своими оставил бы безопасно пользоваться Карфагенянам. В сем же случае нанесши то же неприятелю, что сам претерпел от оного, и предприяв наипаче на чужие земли учинить нападение, нежели защищать собственные, чем равнодушнее свое владение оставил, тем спокойнее возвратил оное.
2) Что же сделал Аннибал в сражении происходившем при Каннах? Не прежде ли как вступил в оное, войско римского народа, расставив повсюду хитрости сети, привел к концу толь бедственному. Ибо прежде всего он о том старался, чтоб и солнце и пыль, которую в тех местах вихрь подымает сильно, были в лицо ему. Потом в самое сражение приказал части своего войска в бег обратиться нарочно: за которою, как она от войска отделилась, следуя в погоню легион Римской побит был на голову от поставленного в засаде войска. Напоследок научил четыреста конных, которые предавшись Римлянам притворно о принятии себя Консула просили. Консул повелел им по обычаю переметчиков оставив свое оружие в самый зад строя удалиться. Но они обнажив мечи свои, которые между платьем и панцирями скрытые имели, нечаянно сражавшихся римлян с тылу рубить начали по подколенкам. Такая была Пуническая храбрость, исполненная лести, лукавства и обмана: которые ныне справедливым служат оправданием римлянам, что они наипаче обмануты, нежели побеждены были.

Глава Пятая. Об отказах

Предлагаемое теперь сомнительное состояние Марсова поля честолюбивым полезное может подать наставление в том, чтоб они великодушно сносили бываемые не столь благополучные для них окончания в собраниях для избирания властей назначиваемых; Потому что они представляя себе отказы деланные мужам преславным, с толикою надеждою и большим благоразумием честей требовать имеют. Помнить при том надобно, что не бесчестно, когда все в чем отказывают согласно, особливо, когда часто видим, что за непристойно не почитает один противиться общей воле; ведая также, что то самое нам терпением снискивать должно, чего мы от любви народной получить не можем.
1) Как Кв. Фабий Максим имея по умершем дяде своем П. Африканском торжественный обед сделать, просил Кв. Елия Туберона, чтоб он убрал столовую, то Туберон Пунические гнусные ложа козьими покрыл кожами, а вместо серебряных сосудов поставил Самские глиняные. Сим безобразием Туберон так всех озлобил, что как он будучи, впрочем, человек изрядный и Кандидат Преторского достоинства, притом надеясь на заслуги Л. Павла своего деда и П. Африканского дядю вышел на Марсово поле, то должен был возвратиться оттуда с отказом. Ибо сколько домовно все умеренность хвалили, столько в собраниях народа крайне о великолепии старались. Вследствие чего город не почитая, что известное только тогда было число на обеде, но представляя, как бы все гражданство на тех шкурках возлежало, стыд стола того отмстил своими голосами.
2) П. же Сципион Насика отменная красота всего Сената [тот самой, который будучи Консулом объявил войну Югурте, который мать богов Идею [она ж Цибеле] при пренесении её из Фригии к нашим алтарям и жертвенникам принял невиннейшими руками, который многие опаснейшие возмущения усмирил силою своей власти, которого начальством Сенат чрез несколько лет хвалился] как еще будучи молодой человек просил себе чести Курульного Едила, а между тем по обычаю Кандидатов схватив крепко у некоторого руку, которая от сильной работы жеска была, спросил его в шутку, не на руках ли он ходит? то сии слова его услышали прежде стоявшие по близости, а потом и по всему народу раснеслись, и сделались причиною Сципиону отказа. Ибо все жители сельские почет, что он ругается их бедности, за его шутку, которая им была преобидна, озлобились на него крайне. Вследствие чего гражданство наше благородных молодых людей удерживая от превозношения, делало великими и полезными гражданами; и не терпя, чтоб они шутками честей искали, должную им придавали важность.
3) Таких проступков Л. Емилий Павел не имел вовсе; при всем том несколько крат искал Консульства тщетно. И как уже он отказами себе деланными поле Марсово обеспокоил, наконец будучи двоекратно Консулом и Ценсором достиг высочайшего степени достоинства. Его добродетели обиды не ослабили, но более поострили. Потому что он теми вожжен будучи, более начал домогаться от собрания народного высокого достоинства, так что не возмогши народ тронуть ни знатностью рода, ни своими дарованиями, убедил наконец прошением неотступным.
4) Кв. же Цецилия Метелла не многие друзья сожалея о том, что он получил отказ в Консульстве исполненного стыда и печали домой провожали: которого после во время отправления им триумфа в рассуждения одержанной победы над ложным Филиппом весь Сенат с веселым видом провожал в Капитолию. Ахаическая также война, которой А. Муммий великую придал силу, с всегдашним неприятелей поражением от большей части сим же мужем приведена к окончанию. И так тому ли народ мог отказать в Консульстве, которому он вскоре потом две славнейшие провинции или поручить имел, или был должен. В прочем сей народной поступок Метелла сделал лучшим гражданином. Ибо он познал, с каким рачением надлежало ему исправлять Консульское звание, которое он толиким трудом истребовал.
5) Можно ли представишь кого разумнее и сильнее Суллы? Он раздавал имения и власти, отменил древние законы и сделал новые. Однако и он на том же поле, которого после властителем учинился получил отказ в Преторском достоинстве: которой бы все места искомой собою чести получить мог, есть ли бы только кто из богов хотел представить народу вид и образ будущей его власти.
6) А чтоб объявить и о величайшем преступлении собрания. М. Порций Катон, имевшей нравами своими более придать чести Преторскому достоинству, нежели получить себе от оного, в свое время не мог однако ж испросить себе его от народа. Весьма близки к безумию были голоса народные, за которые он после довольно жестоко и был наказан. Потому что в которой чести он отказал Катону, ту принужден был дашь Ватинию. Следовательно, ежели мы хотим положить справедливо, то не Катон получил отказ в Преторском достоинстве, но оное в Катоне.

Глава Шестая. О нужде

Нестерпимой также нужды наинесноснейшие законы и жесточайшие повеления как наше гражданство, так и внешние народы, не токмо разуму, но слуху прошивное сносить заставляли.
1) Ибо как бывшие во вторую войну Пуническую несчастливые сражения истощили молодых воинов римских, то Сенат, по совету Ти. Граха, который Консулом был назначен, определил для удержания неприятельских устремлений покупать рабов из народной суммы. И по предложении о сем прошения народу чрез Трибунов народных избрано было три человека, которые двадцать четыре тысячи рабов набрали: и обязав их присягою, что они, доколе Пены в Италии будут, ревностно и храбро служить станут, снабдив оружием отправили к войску. В Апулии также и Фидикулах куплено двести семьдесят человек для дополнения конных. Какое насилие несчастного случая! Которое гражданство до того времени и свободных людей, но бедных, не хотело принимать в службу, то самое из служних изб рабов и пастушьих шалашей невольников взимая, как бы в особливое подкрепление своего войска употреблять принуждено было. Следовательно, уступает иногда благородный дух пользе, и силам повинуется фортуны. В котором случае ежели безопаснейшие меры приняты не будут, то следуя пышности погибнуть должно. Воспоследовавшее же поражение при Каннах наш город в толь великое привело замешательство, что по совету М. Юния, который в Диктаторском достоинстве управлял республикою, добычи от неприятелей полученные прежде, данные в храмы и богам посвященные отбирали, которые должны были на войне служишь оружием, и благородные дети оружием ополчались: также шесть тысяч таких было набрано, которые за долги отданы были заимодавцам в услуги, и по уголовным делам содержались. На что ежели смотреть просто, то несколько стыда делает, ежели же рассуждать по силам нужды, то соответствующей лютости времени обороною покажется. По случаю того же сражения Отацилию, который в Сицилии, и Корнелию Маммуле, который в Сардинии в должности Преторов находились, как они жалобы приносили, что ни жалованья, ни хлеба на содержание их флотов и войска не дают союзники; а притом изъяснялись, что и они не имеют, откуда давать то, Сенат ответствовал: Что суммы недостает на отдаленные расходы, и чтоб они сами изыскивали способы помогать себе в такой нужде. Таковым ответом Сенате изъявил не что иное, как что правление и власть свою оставил. И Сицилию с Сардиниею, богатые житницы нашего гражданства, надежду и подкрепление в военное время, столь многим трудом и кровью во власть покоренные, краткими словами; когда так требовала нужда, свободными делал.
2) Та же нужда Касилинатов осажденных от Аннибала и не имевших пищи довела до того, что они обрезывая ремня от обуви, также с щитов обдирая кожи и разваривая в воде есть принуждены были. Можно ли их, ежели рассмотреть жестокость случая, представить жалости достойнее, а ежели разобрать постоянство, вернее! Которые не хотя изменить Римлянам, такую пищу употреблять согласились, взирая особливо на тучнейшие свои нивы и плодоноснейшие поля около стен лежащие. И так по близости Капуи, которая зверство Пуническое в забавах своих возрастила, находящийся Касилин город редкою храбростью славящийся доселе, залогом постоянного дружества поразил нечестивые очи.
3) Как в той же осаде и верности триста Пренестинян находилось, то случилось, что один из них поймав мышь лучше хотел продать за двести денариев, нежели для облегчения голода сам съесть ее. Но думаю, что боги смотрением своим и продавцу и купцу достойный конец определили. Потому что сребролюбивому продавцу, которой от голода умер, мерзким тем своим прибытком пользоваться не удалось, а не пощадивший для сохранения своей жизни купец снисканною хотя дорого, но по нужде пищею в живых остался.
4) Как К. Марий и Кн. Карбон с Л. Суллою междоусобную войну имели [в которое время не о доставлении республике победы, но о награждении за победу народ старался] то по определению Сената золотые и серебренные украшения храмов на раздачу жалованья войску переделаны были. Ибо довольная тогда была причина бессмертных богов грабить, чтоб той или другой стороне удовольствовать свою лютость граждан ссылкою. Следовательно, не произволение Сенаторов, но твоя, беззаконнейшая нужда, злобная рука то определение Сенатское писала.
5) Божественного Юлия войско, или лучше непобедимого вождя непобедимая десница, как Мунда окружена была отовсюду и для сделания вала материи недоставало, неприятельскими трупами взвела оной до высоты желаемой: по недостатку же дубовых кольев Галлическими длинными стрелами и римскими метательными копьями оградила, наставляема будучи в том новом укреплении нуждою.
6) А чтоб объявив о переселившемся отце на небо, упомянуть и о божественном его сыне. Как казалось, что Фраорт Царь Парфянский имел намерение в наши провинции вступить с войском, и соседние с его владением страны внезапною сею вестью о войне неожиданной в страх приведены были, то такой около Босфора воспоследовал голод, что воины всякую тамошнюю меру хлеба и деревянного масла на невольника меняли. Но Август несносную ту дороговизну старанием своим, защищая тогда земли, пресек вскоре.
Внешние
1) Критяне не имели такой защиты: которые осадою от Метелла производимою доведены были терпеть такую, крайность, что своею и скота своего мочою жажду лучше сказать терзали нежели утоляли. Потому что оные опасаясь быть побежденными то сносили, чего бы терпеть и победитель их не принудил.
2) Нумантиняне же обнесены будучи от Сципиона рвом и валом как все, что только могло служить к утолению их голода поели без остатка, наконец человеческими питались мясами. Вследствие чего по взятии при всем том города, много таких найдено было, которые суставы и целые члены от трупов за пазухой у себя имели. Но сии не могут нуждою извиняться. Ибо которым умереть было можно, те не имели нужды таким образом соблюдать жизнь свою.
3) Сих жестокое упорство в подобном беззаконии Калагурритяне превзошли проклятым своим неистовством. Которые, чтоб тем тверже оказать себя в верности к убитому Серторию, снося осаду от Кн. Помпея, как уже никакого более в их городе животного не оставалось, то жен своих и детей в беззаконную пищу употребляли. А чтоб тем долее молодые военные люди могли питать плоть свою своею ж плотью, то несчастные тел остатки солили. Таких можно ли уговоришь в строю, чтоб они за соблюдение жен и детей своих бились храбро. Сего неприятеля толикому полководцу поистине больше наказать желать было должно, нежели победить оного. Потому что он более наказанием своим за нарушение общенародной безопасности, нежели одержанием над собою победы, победителю мог принесши славы: когда сравнением в лютости превзошел змиев и зверей все роды. Ибо что оные любезными залогами и больше собственной почитают жизни, то составляло обеды и ужины Калагурритян.

Глава Седьмая. О духовных за недействительные сочтенных

Теперь вступим в дело, которое от прочих дел человеческих особенного рачения требует, и бывает от большей части последнее в жизни; и рассмотрим, которые духовные хотя и законно сделанные были опорочены, и которые по достоинству опровергнуть было можно, остались действительными: и которые честь наследства другим, а не тем, кои ожидали, доставили.
1) А чтоб по проложенному мною порядку оные представить. Некоторый отец получив ложное о смерти сына своего находившегося в военной службе известие, написав других по себе наследниками умер. По окончании службы сын его возвратясь, что ошибкою отцовскою и бесстыдством друзей его дом для него был заперт. Ибо можно ли представить их бесстыднее! Он молодые свои лета потратил за общество в службе, сносил величайшие труды и премногие опасности, полученные на переди от неприятеля показывал раны, и просил, чтоб дедовским его домом служащие в тяжесть самому гражданству праздные люди не владели. И так оставив оружие принужден был вступить в судебные хлопоты. Прискорбно! Особливо что он с негоднейшими наследниками об имении отцовском в присутствии ста судей спорил, которые по разобрании дела общим мнением ему наследство присудили.
2) Равномерно и М. Анней сын М. Карсеолана знатнейшего римского Кавалера, принят будучи в усыновление от дяди своего по матери, отцовскую духовную, которою он обойден был, в суде ста судей опорочил; особливо что в ней означен был наследником Туллиан сродственник В. Помпея, а Помпей сам ту духовную свидетельствовал. Чего ради более ему в суде было дела с милостью превосходнейшего муха, нежели с отцом своим умершим. Впрочем, хотя обои сии против его было, однако он получил отцовское имение. Ибо Л. Секстилий и П. Попилий, коих М. Анней как сродственников с той же стороны, как и Туллиана сделал по себе наследниками, присягою с ним разбираться не посмели. Хотя они надеясьна В. Помпея, которой тогда в отменной был силе, могли защищать ту духовную, притом помогало наследникам и то несколько, что М. Анней в род и священнослужение перешел Суфенатов: но ближайший между людьми союз рождения преодолел и отцовское завещание, и власть первого в гражданстве мужа.
3) К. же Терцию, который от отца своего в младенчестве лишен был наследства, а прижит с Петрониею, с которою отец его жил по смерть свою, божественный Юлий указом своим повелел отдать отцовское имение, соболезнуя о нем как отец отечества. Особливо что Терций родив его в законном супружестве весьма несправедливо не хотел по себе оставить законным сыном.
4) Септиция также мать Трахалов Ариминских рассердясь на сыновей своих, в досаду им, будучи уже детей родить не в состоянии, вышла замуж за Публиция, который был весьма стар, а притом и в духовной своей обошла сыновей обоих. Они просили божественного Августа, которой и замужество их матери и духовную опровергнул. Ибо матернее наследство приказал взять детям, да и приданое, потому что брак воспоследовал не с тем намерением, чтоб детей иметь от оного, повелел, чтоб муж отдал им же. Ежели бы самая справедливость о сем случае узнала, то не могла бы и она правосуднее и сильнее подать мнения? Презирает рожденным тобою, идет замуж, истощив уже семена детородные, нарушает порядок духовной нагло, не стыдишься всего наследства отказать тому, которого ты иссохшими от старости руками тело готовое к погребению обнимала! Чего ради когда так ты поступаешь, то к самым преисподним небесная молния тебя низвергает.
5) Изрядно также судил К. Калпурний Писон городской Претор. Потому что как ему Теренций предложил жалобы, в том, что один из восьми сыновей его, воспитанных им до совершенного возраста, отданный в другой род лишил его своего наследства, то он присудил ему имение сыновнее; и не допустил, чтоб наследники в сем случае законами себя защищали. Без сомнения Писона так поступить побудила власть отцовская, дарование жизни и долг воспитания. Несколько также склоняло оного к тому и число окружавших его детей, когда он видел, что умершей сын его отца с семерыми братьями неистово лишил наследства.
6) Сколь властно сделал определение Мамерк Емилий Лепид Консул! Некто Генуций жрец богов Матери истребовал от Кн. Ореста Претора городского, что он приказал ему отдать оставшееся после Невия имение, которое ему принадлежало по духовной оного. Потом Сурдин, коего отпущенник сделал Генуция по себе наследником, требовал апелляции от Мамерка, которой преторский суд опровергнул, говоря: Что Генуций произвольно скопцем сделавшись не должен быть почитаем ни в числе мужчин, ниже женщин. Достойное Мамерка, достойное начальнику Сената определение, коим он не допустил, чтоб Генуций гнусным своим присутствием и скверным голосом под видом защищения права обесчестил судебное место.
7) К. Метелл гораздо строже отправлял должность городского Претора, нежели Орест: который Вецилию своднику, отказанным от Ювенция имением владеть не дал. Потому, что сей знаменитейшей и почтеннейший муж за нужное почел отделить судебное место от непотребного дома; а притом не хотел утвердить и того поступка, который поверг свое имение в скверное место, ниже сему, как честному гражданину допустить пользоваться правами, который от всякого рода честной жизни удалился.

Глава Восьмая. О принятых за действительные духовных

Сими примерами опроверженных духовных довольствуясь, коснусь тех, которые действительными остались, имея при том причины, по коим их опорочить было можно.
1) Сколь известно, и сколь явно было безумие Тудитаново, который в народ бросая золотые деньги, и обыкновенное свое платье наподобие печального по улицам таская с крайним смехом от всех был видим, и много другого тому подобного делал. Он духовною своею оставил по себе наследником своего сына, которую Ти. Лонг ближайший его сродник в суде ста судей опорочить старался тщетно. Ибо судебное место наипаче на то смотрело, что в духовной изображено было, нежели в каком состоянии умерший писал оную.
2) Тудитан был безумен, а духовная Ебуции бывшей жены Менения Агриппы наполнена была бешенства. Потому что она имея двух дочерей равно добродетельных, а именно Плеторию и Афранию, движима будучи. к одной своею склонностью, Нежели доведена другой досаждениями или неисполнением дочерней должности, одну Плеторию наследницею назначила, сыновьям же Афрании из безмерного своего достатка двадцать тысяч нуммов отказала. Однако Афрания разбираться присягою со своею сестрою не хотела: и духовную матери своей желала лучше почтить терпением, нежели судом опорочить, а тем самим показала, что она не заслуживала от матери так быть обижена, чем то снесла спокойно.
3) Кв. Метелл доказал собою, что не так много удивляться должно погрешности женской. Ибо оно при всем том, что весьма много было очень знатных мужей в нашем городе одного с ним имени, а притом и род. Клавдиев, которому он по крови весьма был близок, оставил по себе наследником одного Каррината; однако никто не осмелился его духовной опорочить.
4) Равным образом как Помпей Регин родившейся по ту сторону гор Алпийских обойден был в духовной своего брата, и в обличение его несправедливости две духовные, которые были сделаны в его пользу, в собрании народном при великом множестве людей обоего чина представил, в которых от большей части он наследником был означен, и что в наследство ему брат его сто пятьдесят тысяч сестерциев оставил, то много и долго жаловался, а притом и и друзья его согласны были с его негодованием. Впрочем, что принадлежало до суда ста судей, не хотел тронуть пепла своего брага. Сверх сего умершим его братом сделаны были наследниками не сродники, но посторонние и подлые, так, что не только обойдение его казалось быть беззаконно, но предпочтение других крайне обидно.
5) Хотя равно в своей силе оставлены были следующие духовные, однако не знаю, не еще ли гнуснее был порок в них. Кв. Цецилий особенным старанием и крайнею милостью Л. Лукулла получив нетокмо не малой достоинства степень, во и весьма богатое после отца своего наследие, показывая обыкновенно всеми знаками, что он одного его по себе наследником оставишь имеет, а притом умирая поручил ему все с печатями перстни; при всем том в духовной принял в усыновление Помпония Аттика и всего имения своего наследником оставил. Впрочем, труп лживого в лукавого Цецилия народ Римский, привязав к шее веревку, таскал по улицам. Вследствие чего негодный тот человек имел по себе сыном и наследником кого хотел, а погребение и вынос, какие заслужил.
6) Не инако заслужил погребен и вынесен быть Т. Марий Урбинец, который от самого нижнего степени воинской службы милостью божественного Августа до первейших честей обозных доведен будучи, и получаемыми по них доходами обогатясь, не только во все прочее время жизни говорил, что он все свое имение тому оставляет, от кого получил оное, но за день до смерти то ж самое подтвердил самому Августу; однако в духовной своей не упомянул и о имени Августа.
7) Л. же Валерий прозванием Ептахорд [семь что рубцов у него на лице было] имел врагом себе Корнелия Балба в городе жившего человека, которого пронырством и наущением многими, приватными ссорами беспокоен будучи, напоследок от подкупленного им доносителя осужден в уголовном деле, в духовной своей, миновав своих по делам стряпчих и покровителей, одного его наследником оставил, будучи в великом замешательстве, которое мысли его превратило. Ибо он приобыкши жить скаредно, любил в бедах быть, и осуждения своего желал нетерпеливо. А потому под конец виновника сих несчастий возлюбил, а защитников возненавидел.
8) Барруль Лентулу Спинферу, который любил его весьма много и обходился с ним дружески совершенно, умирая поручил свой перстень как остающемуся по нем одному наследнику: которого однако ж он ни по которой части наследником не оставил. Сколько в ту минуту совесть, [ежели только она те силы, какие утверждают, имеет] мерзостнейшего того человека мучила! Потому что он в самых лживых и неблагодарных помышлениях умер, когда внутренно мысль его, как бы от некоторого мучителя была терзаема. Особливо как он знал о прехождении своем от жизни к смерти; и что как богам вышним, так и преисподним будет ненавистен.
9) М. же Попилий будучи Сенаторского чина, на Оппия Клавдия, которой с самого малолетства жил с ним весьма дружелюбно, умирая по старинной дружбе смотрел благоприятным видом и говорил с ним весьма любовно. Так же одного его из многих при нем находившихся удостоил последнего своего объятия и целования, а сверх того поручил ему свои перстни с тем у чтоб он ничего из того наследия, которого не имел получить вовсе, не утратил. Которые поспешно того человек осторожный, но умирающего друга исполненное обиды посмешище, положив в кармане в присутствии свидетелей, напоследок другим назначенным от оного наследникам, сам обойден будучи в наследстве, весьма спокойно отдал. Что может быть сей шутки бесчестнее, или что не благовременнее! Сенатор Римского народа не давно вышедшей из Сената, человек имеющей лишиться всех приятностей жизни, святейшим правам дружества, имея уже очи смертью отягченные и будучи при последнем издыхании, непристойным образом смеяться вздумал.

Книга Восьмая

Глава Первая. О знатных судах народных,

в которых прощены.
Теперь так же, чтоб равнодушнее сносишь сомнительные судов окончания, вспомним о ненавистных вам людях, по каким причинам они или прощение получили, или осуждены были.
1) М. Гораций в злодействе смертоубийства сестры своей от Царя Тулла осужден будучи, перенесши дело свое к народу, получил прощение от оного. Из которых одного лютость убийства к тому побудила, а другого причина на милость преклонила. Ибо народ почел со своей стороны, что Гораций более сурово нежели беззаконно наказал за преждевременную любовь сестру свою. Чего ради он по оправдании своем в мужественном наказании, столько же от убийства однокровной, сколько от пролития неприятельской крови мог получить славы.
2) В сем случае народ Римский строгим наблюдателем целомудрия, а после снисходительнейшим, нежели требовала справедливость, оказал себя судьею. Как Либон Трибун простого народа, с ораторского места жестокий делал выговор Сер. Галбе, что он будучи Претором побил великое множество военнослужащих Луситанцов, которые ему с тем сдались, что он обещал сохранишь жизнь оным, а притом в сем Трибуновом деле и М. Катон будучи уже в глубокой старости своею речью, которую он вместил в свое сочинение, О началах Италианцов, оказал свое согласие, тогда виновный в оправдание свое не говоря более, малых детей своих и Галлова сына, которой был в сродстве ему, в слезах стал препоручать народу. И как сим его поступком собрание народное смягчилось, то, которому по общему согласию погибнуть было надобно, вместо того почти никакого он оскорбительного для себя не имел голоса. Чего ради сим следствием милосердие, а не справедливость управляла. Потому что которого прощения по вине дать было не можно, то по причине детей дано было.
3) С сим сходствует и следующей случай. А. Габиний в превеликом жару своего бесчестия от К. Меммия доносителя народному суду подвержен будучи, казалось никакой не имел надежды. Потому что и донос во всем был достаточен и оправданию его мало верили: а притом которые и судили, те крайне на него сердясь, нетерпеливо наказать его хотели. Следовательно, ликторы и тюрьма в глазах у него обращались, как между тем все то посредством благоприятствовавшей ему фортуны, в ничто обратилось. Ибо сын Габиниев Сисенна побуждаем будучи силою страха пал с униженностью к ногам Меммиевым, надеясь оттуда получишь облегчение бури, откуда происходило все стремление погоды: которого суровым видом гордый тот победитель отогнав от себя, а притом сорвав с руки его перстень, допустил ему лежать на земли долго. Сие позорище то сделало, что Лелий Трибун простого народа с согласием всех приказал освободишь Габиния: а тем самим доказал, что ни счастливых успехов надменностью во зло употреблять, ни в несчастии скоро унывать не должно.
4) Равно то видеть можно и в настоящем примере. П. Клавдии не знаю за обиду ли наносимую богослужению более, или оказанную отечеству [ибо он в рассуждении первого презирал древнейшее обыкновение, а в рассуждении второго потерял флот наипрекраснейший] огорчившемуся на себя народу представлен будучи, когда казалось, что он никаким образом должного наказания не мог избегнуть, вдруг благодеянием выпавшего дождя осуждения освободился. Особливо как он помешал продолжать над ним следствие, или лучше как бы самые воспрепятствовали боги, то вновь начинать не рассуждено было за благо. Таким образом которого морская погода суду подвергла, того самого воздушная оного освободила.
5) Тем же родом, помощи Тукция Вестальная девица в кровосмешении обвиненная, чистоту свою помраченную бесславием доказала. Которая ведая свою непорочность осмелилась искать надежды к своему оправданию в сомнительном для себя доказательстве. Ибо она взяв решето сказала: Веста! Ежели я тебе чистыми всегда служила, сделай, чтоб я сим могла почерпнуть воды из Тибра и принести в храм твой! Дерзновенному, впрочем, и безрассудному желанию священной девицы самое естество уступило.
6) Как на Л. так же Писона П. Клавдий Пулхер доносил в том, что он жестокие и несносные союзникам причинил обиды, то и он видимой опасности и страха случайною помощью освободился. Потому что в то самое время, как несчастные для него мнения подаваемы были, нечаянно сильный дождь выпал. И как он на земле лежа целовал у судей ноги, то нахватал полон рот грязи. Сие зрелище все собрание от жестокости преклонило на милосердие и кротость: ибо все сочли, что он довольно жестокое за обиду союзников получил наказание, когда доведен до такой крайности, что принужден был униженно пасть на землю, и встать в таком безобразии.
7) Придам еще двух, которые в вине предлагаемой от своих доносителей прощение получили. К. Валерий Едил доносил народу на Кв. Флавия Авгура, и уже четырнадцать колен его своими голосами осудили, одиако ж он сказал в слух всем; что невинно осуждают. Которому Валерий ответствовал равно громко: что ему нет нужды, по вине ли или без вины он пропадает, только бы погиб. Сими наглыми словами побудил он другие колена за недруга своего вступиться. Одолел неприятеля: но когда думал, что конечно низложил оного, тогда его восставил; и победу потерял в самой победе.
8) К. так же Коскония, которой судим был по закону Сервилиеву, и по многим, а притом ясным доказательствам без сомнения виноват был, сказанной Валерием Валентином его доносителем в присутствии стишок [в котором он по сродной стихотворцам вольности выговарил слова непристойные] восставил. Ибо судьи сочли за несправедливо тому верх дать в деле, которой заслуживал не над другим получить верх, но сам уступить иному над собою. И так Валерий более осужден прошением Консония, нежели Консоний по своему делу прощен был.
9) Коснусь и тех, которые по своим делам конечно будучи виновны за знатность сродников прощение получили. А. Атилия Калатина, которой за предательство города Соры судим был и признаваем за бесчестного, предлежащего осуждения К. Максима его тестя несколько слов освободили; в которых он изъяснился: Что ежели и он в том преступлении признавал его виновным, то бы разорвал сродство свое с оным. Потому что народ тогда же почти уже известное свое мнение отменил для одного его посредства; почитая за недостойно того свидетельству не верить, которому в труднейших обстоятельствах республики надежно вверяемы были войска.
10) М. так же Емилий Скавр обвиняем будучи во взятках предстал на суде не имея ничего к своему оправданию, так, что доноситель говорил; что он по силе законов сто двадцать свидетелей представит; а между прочим соглашается на его прощение, ежели он столько же числом людей представит, с которых в бытность свою в провинции ничего не взял. Хотя Скавр и толь выгодного для себя договора не мог употребить в свою пользу, одного для древнейшего благородства, и свежей еще памяти отца своего получил прощение.
11) Но сколько знатность высокопочтенных мужей в заступлении винных великую имела силу, столько в притеснении мало была уважаема. Но напротив того более пользовала явно виновных, когда они на них жестоко наступали. П. Сципион Емилиан требовал суда на Л. Котту у Претора. Которого дело хотя весьма важными преступлениями было доказывано, однако семь раз решение острочивано было, и в восьмое уже заседание приведено к окончанию. Ибо благоразумные люди опасались, чтоб не почтено было, что он в угождение толь знатного челобитчика осужден был. Которые, я думаю, так сами с собою говорили: Не хочем, чтоб кто другой ищет жизни, представлял в суде свои триумфы, трофеи, добычи и кораблей собою побежденных птичьи носы. Пусть он страшен будет неприятелю: а чтоб не нападал на жизнь гражданина, надеясь на великую свою славу.
12) Сколь строго судии поступили в рассуждении толь знатного челобитчика, столь кротко с человеком далеко нижшего состояния. Как Каллидий Бононец пойман будучи ночью от некоторого мужа в его спальне, должен был по сему случаю в суде в прелюбодеянии оправдаться, тогда он из превеликих и, весьма сильных бесчестия волн спасся, ухватясь как бы во время кораблекрушения за небольшой обломок. Потому что он утверждал, что туда зашел из любви к одному служнину мальчику. Подозрительно было место, подозрительно время, подозрительна была и жена та, также же подозрительна была и его молодость: но от преступления прелюбодеяния признание безрассудного поступка в рассуждении любви к мальчику его оправдало.
13) Но сей примере не такой важности, как следующей. Когда двум братьям Клелиям рожденным в Террацине славном месте надлежало очищать себя в отцеубийстве, которых отец Т. Клелий спавши в спальне, в коей и они на другой лежали постели, нашелся убитый, и не было ни слуги, ни отпущенника такого, на которого бы подозрение падало в убийстве, то единственно потому они оправданы были, что судьям дело было явно, когда они по отверстии дверей спящие найдены были. И сон как не ложной знак невинного спокойствия помог им. Ибо рассуждаемо было, что в естестве быть то не может, чтоб дети убив отца, и видя его кровь и раны спать могли спокойно.
Осужденные,
1) Теперь рассмотрим тех которым в суде более то вредило, что совсем в следствие не входило, нежели невинность им помогала. Л. Сципион по отправлении великолепнейшего триумфа по причине полученной победы над Антиохом, осужден был так, как бы он взял с него деньги. Я не думаю, что бы он был подкуплен, когда того обладателя всей Асии и производившего уже свои победы в Европе прогнал за Тавр гору. Но Сципион как муж весьма добросовестной хотя от того нарекания и очистился, впрочем, не мог воспротивиться зависти, которая в славных проименованиях двух братьев обитала.
2) Но Сципиону превеликая фортуны слава, а К. Дециану, впрочем, весьма непорочному мужу свои слова причинили погибель. Ибо как он в собрании народа доносил на П. Фурия наипорочнейшего человека, но что в некоторой части суда своего дерзнул приносить жалобы в смерти Л. Сатурнина, и не мог доказать того, то должное обвиняемому наказание сам понес.
3) Секс. также Тиций подобным случаем несчастлив сделался. Он был честен и любим народу за издание для разделения полей закона. Однако за то, что Сатурнинов портрет имел в своем доме, общим мнением всего народа осужден был.
4) К сим приложу Клавдию, которая будучи, впрочем, невинна осуждена была за неистовое свое желание. Потому. что как она с игр домой возвращался стеснена была от множества народа, то желала, чтоб брат ее ожил. Который чрезмерной урон сделал морской нашей силе, и часто Консулом будучи несчастливым предводительством умножившейся народ в нашем городе безмерно умалил.
5) Могу я на короткое время отступить и к тем, которых за малые вины стремление осуждения восхитило. М. Мулвий, Кн. Лоллий и Л. Секстилий Триумвиры, что для погашения учинившегося пожара на священной улице пришли поздно, за то от Трибунов простого народа позваны будучи на суд пред народ, осуждены были.
6) Равномерно как П. Аквилион Трибун простого народа донес на П. Виллия ночного Триумвира, что он не строго осматривал караулы, за то народным судом осужден был.
7) Весьма строго поступил народ и в том суде, как Л. Кассий учинил донос на М. Емилия Порцину в таком преступлении, что он деревенский дом свой на Алсиенском поле надмеру высоко выстроил, потому что и за то от оного жестоко был наказан.
8) Не можно умолчать и о того осуждении, которой страстно любя своего мальчика и прошен будучи от него, чтоб изготовить к ужину бычачей потрох, как говяжьего мяса по близости купить не где было, то он убив быка пахотного желание его исполнил, и за то по произведении следствия наказан был от народа. Не виноват бы он был ни мало, ежели бы не в древние времена жил.
Оставленные без решения.
1) А чтоб объявить и о тех, которые находясь в опасности лишиться жизни, ни осуждены, ни прощены были. Некоторая женщина судима была М. Попилием Ленатом в том, что она палкою мать свою убила до смерти: однако в рассуждении её поданы были мнения сомнительные. Ибо довольно известно было, что она подвигнута будучи скорбью отравленных ядом детей своих, [которых бабка злобясь на дочь свою умертвила] убийство однокровных отмстила убийством же кровной. Из которых об одном судьи рассуждали, что оно заслуживало мщение, а о другом, что прощения было недостойно.
2) Таковым же сомнением П. Долабелла, управлявший Асиею с Проконсульскою властью, колебался. Некоторая женщина жившая в Смирне убила своего мужа и сына, проведав, что они изрядного молодца ее же сына прижитого с прежним мужем, лишили жизни. А как о том донесено было Долабелле, то он отослал дело на рассмотрение Ареопагу в Афины. Потому что он сам не хотел ее ни простишь в двух убийствах, ни наказывать, что она к тому приведена была справедливою болезнью, рассудительно и кротко в сем деле поступила власть римского народа, но и Ареопагиты не меньше благоразумно. Которые и челобитчику и ответчице чрез сто лет явиться приказали, побуждены будучи тем же сожалением, каким и Долабелла. Но Долабелла перенесением следствия, а сии отсрочкою осуждения или прощения к неизвестному продолжению жизни прибегли.

Глава Вторая. О знаменитых судах

К народным судам приложу и домашние, в которых справедливость судящих более удовольствия, нежели великое замешательство читатели скуки причинить может.
1) Как Клавдию Центумалу от прорицателей приказано было ниже сделать дом свой стоявшей на горе Целие, потому что он препятствовал им из крепости наблюдать птиц полеты, то он его продал Калпурнию Ланарию, умолчав о том, что приказано ему было в рассуждении оного от собрания прорицателей. А как они Калпурния принудили разломать дом тот, тогда он М. Порция Катона, отца славного Катона, взял посредственником в сем деле с Клавдием, чтоб он справедливо рассудил их по силе закона: ЧТО ЕМУ ДАТЬ И СДЕЛАТЬ НАДЛЕЖАЛО ПО ДОБРОЙ СОВЕСТИ. А как Катон знал, что Клавдий с намерением умолчал о приказании прорицателей, то немедленно обвинил оного; и Катон поступил в том по самой справедливости. Потому что добросовестному продавцу ни умножать прибытков надежду, ни утаивать убытков не должно.
2) Упомянул я о таком суде, которой в свое время всем был известен; да и следующей, о коем объявить имею, не совсем еще из памяти вышел. К. Виселлий Варрон сделавшись жестоко болен, приказал Отацилии Латренской, с которою он жил беззаконно, почитать на себе триста тысяч нуммов долгу с тем намерением, чтоб, ежели он умрет, могла она ту сумму требовать от наследников: что самое он означил и в своей духовной, беззаконную щедрость именем долга прикрывая. Потом Виселлий сверх чаяния Отацилии от опасной той болезни освободился. Которая досадуя на то, что он не умер, и что она безнадежна была получить свою добычу, из послушной услужницы вдруг наглою сделалась лихоимицею, требуя денег, которые сколько бесстыдным образом, столько по пустому договору себе присвояла. В сем деле К. Аквилий муж весьма почтенной и знающ права гражданская от обеих сторон избран был судьею: которой пригласив и других знатнейших граждан благоразумием и справедливостью суда своего лишил ту женщину права к требованию помянутой суммы. Ежели бы тем судом Варрон обвинен быть, а челобитчица правою могла остаться, то бы без сомнения Аквилий за бесчестную притом и непозволенную его ошибку подверг оного наказанию. В сем же случае он единственно ложное показание домашним судом уничтожил, преступление же беззаконного сожития народному испытанию и наказанию оставил.
3) Гораздо смелее, и как храброму воину приличествовало в подобном роде суда поступил К. Марий. Ибо как К. Тициний Минтурнянин Фаннию жену свою, которую заведомо брал нечестную, за то бросив, не хотел ей отдать приданого, Марий взят будучи судьею расспросив при всех оных, потом отведши Тициния, советовал ему начатое дело оставить, и жене отдать её приданое. А как Марий неоднократно то делал, но без успеха, наконец принуждаем от оного будучи подал свое мнение такое. Он жену за прежнее беззаконное сожитие осудил заплатить золотой сертерций, а Тициния все отдашь ей приданое: сказав прежде, что он для того сей род суда избрал, ведая, что Тициний желая присвоить себе приданое на нечестной Фаннии женился, Фанния же есть та самая, которая Марию [как он от Сената признан неприятелем, и в грязи из болота вытащен будучи для содержания под караулом приведен был в дом её в Минтурны] сколько можно было ей, помогала, памятуя, что она в бесчестных делах своих им будучи судима, возвращением своего приданого его справедливости обязана.
4) Долго в разговорах упоминаемо было и о том суде, которым некто в воровстве осужден был, что он на той лошади, которою, его ссудили, чтоб только доехать до Ариции, чрез дальнейшей холм того укрепления ехал. Что другое в сем случае, как стыдливость того времени хвалить должно, в котором и малейшие против стыда погрешности наказуемы были.

Глава Третья. О женщинах, которые в судебных местах сами суды говорили

И о тех женщинах умолчать не должно, которым ни слабость пола, ни стыдливость говорить пред народом и в присутственных местах не могла препятствовать.
1) Амесия Сенция, виновна будучи в некотором преступлении пред собранными Л. Тицием судьями в великом множестве народа, сама дело свое очищала: и все, что только могло служить к её защищению от стороны противной, не только тщательно, но притом мужественно исправив, в первом заседании всех почти мнениями прощена была. Которую, что она в женском образе имела дух мужеской Андрогиною называли.
2) Афрания же жена одного Сенатора Лициния Букциона будучи к ссорам весьма склонна, сама себя пред Претором всегда защищала не для того, чтоб она стряпчих не имела, но что крайне была бесстыдна. Чего ради как она недозволенные в присутственных местах язвительства употребляла, потому сделалась всем известным примером женской ябеды: так, что гадких нравов, женщин и нахальных Афраниямии после называли. Она продолжила жизнь свою до вторичного Консульства К. Цесаря с П. Сервилием. Ибо в рассуждении такого чудовища о том наипаче упомянуть должно, когда оно издохло, нежели когда в свет произведено было.
3) Гортенсия же дочь К. Гортенсия, как Триумвиры наложенною на жен великою податью пол сей обременили, и никто из мужей не осмелился за них вступиться, одна за всех отправляла дело пред Триумвирами и постоянно и удачно. Особливо что она представляя в словах красноречие отца своего, исходатайствовала, что большая половина требуемых денег снята была с женского пола. Ожил тогда К. Гортенсий в племени женском, и вдохнул свою силу в слова дочерния: который ежели бы потомки мужского пола следовать в том хотели, то бы Гортенсиево толикое наследство одним делом женщины не скончалось.

Глава Четвертая. О допросах

А чтоб все исследовать судов части, предложу о допросах, которым или не поверено, или поверено было безрассудно.
1) На слугу М. Агрия серебряника взведено было, что якобы он убил Александра слугу же К. Фанния. По чему он допрашиван будучи с пристрастием от своего господина, по многом мучении в том утвердился, что он убил его. В следствие чего отдан будучи Фаннию казнен напоследок. По прошествии весьма малого времени того, которого считали за убитого, домой пришел.
2) Напротив того помянутой Александр слуга Фанниев, как на него падало подозрений в убийстве К. Флавия Кавалера Римского, шесть раз пытан будучи стоял в том, что он ни малого участия в оном не имеет. Однако он равно как бы сам признался, осужден будучи судиьми от Л. Калпурния Триумвира на кресте повешен.
3) Так же как Фулвию Флакку в суде очищать себя было надобно, то Филипп слуга его, на котором все утверждалось дело восемь раз пытан будучи не сказал ни одного слова к вине своего господина. Однако Фулвий как виноватый осужден был: хотя, впрочем, не ложнее доказательство невинности показывал один восемь раз пытаный, нежели бы восемь человек с одной показали пытки.

Глава Пятая. О свидетельствах принятых и не принятых за действительные.

1) Следует представишь примеры касающиеся до свидетельства. Кн. и К. Сервилий Цепионы рожденные одним отцом и матерью, которые прошед все честей степени, высочайшего достигли, так же два брата К. и Л. Метеллы бывшие Консулами и Ценсорами, а один из них и триумф отправлявшей на Кв. Помпея А. сына приличившегося во взятках свидетельствовали крайне сильно. Что же Помпей получил прощение, то не для того, как бы свидетельство их было не принято, но потому он освобожден от наказания, дабы не почтено было, что они силою своею Помпея как недруга своего одолели.
2) М. так же Емилий Скавр главный Сенатор на К. Меммия в похищении казны виновного свидетельством своим наступил жестоко. Равномерно и К. Флавия судимого по такому ж делу, свидетельством своим довел до казни. К. же Норбана в озлоблении народного величества подверженного народному следствию особенно погубить старался. Однако ни великою своею властью, ни честностью, о которой никто не сомневался, ни которого из них не мог сделать несчастливым.
3) Л. Красс в таком же был у судей уважении, в каком Емилий Скавр у Сенаторов. Ибо он сильнейшими и удачнейшими красноречия своего действиями управлял их мнениями, и был равномерно первый в судебном месте, как тот в Сенате. Как он свидетельством своим на судимого М. Марцелла сильно вооружился, то сколь устремление его было велико, столь следствие свидетельства вышло пустое.
4) Поступим еще далее. К. Метелл Пий Л. М. Лукулла, а К. Гортенсий, так же М. Лепид К. Корнелия в озлоблении величества обвиняемых не только хотели свидетельством своим несчастными сделать, но притом о последнем утверждая, что ежели он жив останется, то республике стоять не можно, советовали его истребить конечно. Впрочем, свидетельство сих знаменитых мужей гражданства, [говоришь стыдно] от вступившихся за судимых судей отвержено было.
5) Что же сказать о М. Цицероне; которой в судах обращался великие чести и высочайшее достоинства получил место, при всем своем красноречии будучи свидетелем; не был ли опорочен, когда он утверждал клятвою, что П. Клодий будучи в Риме, у него в доме находился, а тот в беззаконии святотатства защищал себя одним доказательством своего отсутствия? Потому что судьи лучше хотели простишь Клодия в беззаконии святотатства, нежели Цицерона освободить от бесчестия вероломства.
6) Представив столько отверженных свидетелей наконец объявлю об одном, которой необыкновенным образом в собрание судей вшедши сделал, что его свидетельство было принято. П. Сервилий, которой был Консулом и Ценсором, отправлял триумф и к титулам своих предков придал собою проименование Исаврическаго, идучи мимо площади, и видя, что против одного несколько свидетелей сыскалось, сделался сам свидетелем и к удивлению всех защитников и доносителей говорить так начал. Сего я человека, судьи, которой себя в суде защищает, откуда он, или какого был состояния жизни, и справедливо ли или напрасно на него доносят, не знаю: однако то ведаю, что он встретясь со мною, когда я шел по Лаврентийской улице, в узком крайне месте не хотел сойти с лошади. Что касается ли вашего наблюдения, сами рассуждайте: но я с моей стороны не хотел того просто оставить. Судьи, едва успев прочих свидетелей выслушать обвиняемого осудили. Потому что великую у них возымела силу сколько высокопочтенность мужа, не меньше справедливое его за пренебрежение чести негодование. И рассудили, что кто почитать начальников не знает, тот на всякое дело злое отважиться может.

Глава Шестая. О тех, которые что на других взыскивали, тому сами подвержены были

Выведем на среду и тех, которые что на других взыскивали, в том сами виновны были.
1) К. Лициний проименованный Опломахом [борющейся оружием] просил Претора, чтоб он возбранил употребление имения отцу его, якобы он возбранил употребление имения отцу его, якобы бы он расточал его: что и истребовал. Но по прошествии не многого времени, как старик отец его умер, сам оставшиеся после его великие деньги и земли промотал скоро. Достоин он был взаимного наказания, потому что лучше хотел промотать наследство, нежели по себе наследника оставить.
2) К. же Марий истреблением Л. Сатурнина оказал себя великим и полезным для республики гражданином и который, чтоб побудить рабов к принятию оружия, вместо знамя показывал им шапку. А как Л. Сулла с войском вошел в город, то сам подняв в верх шапку искал от рабов помощи. И так Марий сам делая то же, за что прежде наказал Сатурнина, нашел другого Мария, которой наказал его уже.
3) К. также Лициний Столон, который сделал, что и подлые могли себе требовать Консульского достоинства, положив законом, чтоб никто не имел земли пятисот десятин, сам после имел тысячу. А для прикрытия своего преступления, половину оной, отдал в раздел своему сыну. Но как М. Попилий Ленат, в том донос на него сделал, то первый он по силе установленного собою закона осужден был, а тем самим подал другим наставление, что ничего такого уставлять не должно, чего сам кто наблюдать не может.
4) Кв. же Варий по сомнительному своему праву гражданства Ибридою проименованный, будучи Трибуном простого народа издал закон против заступления своих товарищей; коим повелевал изыскивать тех, которые коварно союзников принудили принять оружие: что служило к великому вреду республики. Ибо прежде он тем произвел войну союзную, а потом междоусобную. Но как он прежде хотел сделаться вредным Трибуном простого народа, нежели точным гражданином, то по силе собою же изданного закона осужден будучи, должное наказание принял.

Глава Седьмая. Об охоте и тщании

Что я медлю представить о силах тщания, которого побуждением воинская служба утверждается, слава в судах возбуждается, и все науки вмещённые нами, В нас возрастают: словом, что только мы разумом, художеством и языком удивительного сделать можем, оное всему тому большую похвалу доставляет. Которое как совершеннейшею добродетелью почитается, то однако ж оную своим продолжением постоянным утверждает.
и) Катон будучи восьмидесяти шести лет жизни стоял за республику так, как молодому человеку свойственно; и как недруги его в уголовном деле на него доносили, то он сам в суде защищал себя. И никто не мог приметить, чтоб или память его по старости лет была тупее, или голос по некоторой части слабее, или б говорил запинаясь. Понеже он все то равномерным и всегдашним упражнением удержал в своей силе. Но того недовольно; он при самом конце долговременнейшей своей жизни против красноречивейшего Оратора Галбы будучи в Испании сам говорил в суде себя оправдая.
Он же захотел Греческому научиться языку: но сколь поздно, из того усмотреть можем, что он и Латинскому почти уже старик будучи выучился. И как красноречием весьма уже сделался славен, то старался и в гражданском праве сделаться искуснейшим.
2) Его удивительной потомок живший к нам близко Катон толикое имел тщание к учению, что будучи в Сенате, при собрания Сенаторов не мог удерживаться от чтения книг Греческих. Которым своим упражнением доказывал, что иным недостает времени, а от других остается время.
3) Теренций же Варрон, которого назвать можно примером человеческой жизни, и мерою оной, не по летам, что он жил век целый, но по сочинениям жил долго. Потому что на том же одре скончалась и жизнь его, и остановилось течение изрядных дел оного.
4) Подобно трудолюбив был Ливий Друс. который ослабев, впрочем, от старости в силах и лишась зрения, толковал право народное в собрании оного весьма свободно; и для охотников желавших знать нужнейшее из оного у сочинил нарочные книги. Ибо как старым его естество, а слепым судьба могла сделать, так ни то ни другое из сих не сильно было воспрепятствовать. чтоб он и зряч и силен умом не был.
5) Павел также Сенатор и Понций Лупус Кавалер Римский славные в свое время стряпчие, лишась зрения, равномерно как прежде, в судах упражнялись; по чему они чаще других были и слушаны. Особливо что многие собирались для того, чтоб насладиться их разумом, а другие удивлялись тому, что они не оставили своего звания. Потому что получивший такой урон в своей жизни обыкновенно от дел удаляются, и усугубляют слепоту свою, придая к случайной добровольную.
6) П. же Красс прибыв в Асию для покорения Царя Аристоника, такую возымел охоту к знанию Греческого языка, что хотя оной пять различных имеет диалектов, совершенно однако ж во всех оному научился: что самое великую ему любовь от союзников доставило. Ибо на котором кто языке в его трибунале ему бил челом, на том самом получал от него решение.
7) Не можно не придать к сим и Росция, который известнейшим почитаем был примером Сценического упражнения, и который никакого движения тела на театре не осмелился сделать, не учинив опытов прежде дома. Чего ради не от театрального искусства Росций, но оное от него похвалу заимствовало. И он не только любим был простому народу, но и знатные с ним дружелюбно обходились. Сии суть награжения, устремленного великого и неусыпного тщания: для которых между похвалами мужей великих не недостойно и Росций, будучи комедиант, впрочем, занимает место.
Внешние
1) Греков также тщание, потому что оно нам пользовало много пусть получит тот плод от Латинского языка, которой оно заслуживает. Как Демосфен, которого напоминание имени в мысля слушателя вселяет понятие о совершенстве красноречия, в младых своих летах не мог выговорить первого слова той науки, которой хотел учишься, то недостаток своего языка преодолел столь тщательно, что никто явственнее его произносить не мог. Потом для чрезмерной тонкости неприятный слуху свой голос, непрестанным упражнением сделал важным и ушам приятным. Крепость также, гортани, которой он не имел по расположению своего тела, от труда заимствовал. Ибо по нескольку стихов он читал одним духом, и их произносил, читая по стопам трудные места скоро. Стоя также на берегу при отмели в шуму ударяющихся волн читал нарочно некоторые сочинения; дабы в случае народного шума, как бы не слыша оного мог говорить спокойно. Сказывают также, что он держа во рту камешки говаривал много и долго, чтоб рот сделать удобнее к отверстию. Боролся с естеством вещей, но победителем и остался, одолевая злобу оного непоколебимою твердостью духа, и так другого Демосфена мать родила, а другого тщание сделало.
2) А чтоб перейти к древнейшему тщания действию. Пифагор наисовершеннейшее дело мудрости от младых лет своих желая равно навыкнуть всякой честности [ибо он ничего такого, что к достижению предприятого им конца последнего принадлежало, не начинал прежде времени и поспешно] поехал в Египет, где научась того народа языку, рассматривая тамошних жрецов прошедших времен краткие летописи, познал бесчисленных веков наблюдения. Оттуда отправясь к Персам отдал себя в научение волхвам, людям отменно благоразумнейшим; от которых весьма охотно показываемые себе движения планет и течения звезд, а притом каждой из сих силу, свойство и действие почерпнул понятным своим смыслом. Потом в Крит и Лакедемон ездил морем, которых мест познав законы и нравы на Олимпийские отправился игры. А как он оказал опыты многоразличного своего знания к удивлению всей Греции, то спрашиваем будучи, каким бы его почесть было можно, не σόφον мудрецом [ибо сие имя от семи бывших превосходных мужей было уже занято] но φιλόσοφον любителем мудрости себя назвал. Восприял потом путь свой в ту часть Италии, которая тогда великою Грециею именовалась, где будучи во многих и пребогатых городах показал с великою от всех похвалою действия своего учения. На его сруб горящей Метапонт взирал исполненными почтения глазами: город, которой достопамятнее и славнее Пифагоровым пеплом, нежели собственным.
3) Платон рожден будучи в Афинах и обучался у Сократа, имея по счастию как место, так и человека изобиловавших учением, а притом и сам божественным снабден будучи разумом щедро, как премудрее почитаем был всех смертных до того, что хотя бы сам Юпитер сошел с неба, то казалось не превосходнее и несчастливее бы его оказал себя в красноречии, при всем том весь прошел Египет; в которое время от жрецов того народа многие Геометрии части и способ наблюдений небесных понял. И когда много молодых людей съезжалось в Афины с тем, чтоб учиться у Платона, в то самое время, он сам обучался у старых людей Египетских, чудные берега реки Нила, пространнейшие поля, многочисленные селения Варварские, и обходя вкруг изгибистые каналы осматривал. По чему я и не удивляюсь, что он с тем и в Италию переселился, дабы в Таренте от Архита у Тимея и Ариона, а в Локрах от Цета, познать правила и наставления Пифагоровы. Ибо надобно ему было столько силы, и столько изобилия собрать учения, чтоб взаимно по всему свету рассыпать и распространить мог. Объявляют, что он на восемьдесят втором году жизни умирая, имел у себя под головами стихи Софокловы. Таким образом Платон и в последней час своей жизни имел занятые учением мысли.
4) Демокрит же хотя почитаем был много и по одному своему богатству, которое было так велико, что отец его без нужды на все Ксерксово войско мог провиант поставить, чтоб тем свободнее в учении упражняться, оставив для себя весьма малое количество имения, отеческое наследство подарил своему отечеству. В Афинах же пробыв лет много, употребляя все свое время в познании наук и упражнений в оных жил никому незнаем, о чем сам свидетельствует в некоторой книге. Мысль приходит в изумление от удивления такому тщанию, и преходит в другое место.
5.) Карнеад трудолюбивой и долговременной мудрости был воин: которой будучи девяноста лет имел один конец, и жизни и упражнения своего в философии. Он столь удивительно к трудам учения прилепился, что за столом сидя, и углубясь в размышления есть забывал. Но Мелисса, которую он вместо жены имел, наблюдая, чтоб ему не помешать и в мыслях, и облегчить его голод, из своих рук кормила. Следовательно, он жил только духом, а в тело как бы постороннее и ненадобное для него облечен был. Он же до вступления своего в прение с Хрисиппом обыкновенно принимая растворенную белую чемерицу, очищал мысль свою, чтоб яснее изобразить силу своего разума, а ему делать возражения сильнее: которые приемы тщавшиеся приобрести истинную похвалу после употребляли.
6) Коликим мы думаем пылал желанием учения Анаксагор? Которой по долговременном странствовании возвратясь в отечество, и застав, что его отчины совсем были в запустении, сказал: Не был бы я здоров, ежели б они не пропали. Слова изъявляющие истинную мудрость! Потому что когда бы он более имел попечения об удобрении земли, нежели разума, то бы был только домостроительный господин в своем доме, и не возвратился в оный толь великим Анаксагором.
7) Назвал бы я и Архимедово тщание полезным, ежели бы оно же не сохранило его жизни и не лишило. Ибо по взятии Сиракус Метелл от его вымыслов многие и долговременные имел препятствия к совершению своей победы. Однако почитая отменное его благоразумие, приказал живого его оставить; полагая почти столько же славы в его соблюдении, как во взятии Сиракус. Но как Архимед устремив мысль свою и очи в землю чертил фигуры, а между тем один воин для грабления вбежав в дом его, держа обнаженной меч над его головою спрашивал оного, кто б он таков был? и Архимед желая безмерно дойти до того, чего искал тогда, не мог Объявить ему о своем имени, но продолжая чертить на земле рукою сказал, пожалуй не испорть сего дела, тогда равно, как бы он пренебрегал повеление победителя, убит от оного будучи, кровью своею смешал чертежи своего искусства. Откуда вышло, что которое тщание ему пред тем жизнь даровало, то же самое несколько после лишило оной.
8) Известно также, что Сократ уже стар будучи начал упражняться в музыке: почитая лучше научиться сей науке хотя поздно, нежели не знать оной вовсе. И сколь малой от того был Сократу прибавок в его знании, но неусыпное оного тщание о толиком учения его богатстве и преполезное музыки начало приложить хотело. Следовательно, Сократ почитая себя в знании недостаточным, сделался достаточнейшим в научении прочих.
9) А чтоб продолжительного и полезного тщания примеры собрать в одно место. Исократ презнаменитую свою книгу поде титулом Παναϑηναιϰὸσ [о всех делах похвальных Афинян] сочинил, как сам свидетельствует, на девяносто четвертом году своей жизни: которое однако же сочинение наполнено жарких мыслей. Из чего видно, что хотя в ученых и ослабевают от старости члены, но дух помощью тщания цвет юности сохраняет. Притом Исократ не вскоре по сочинении помянутой книги скончался, но чрез пять еще лет пользовался плодами удивительного своего сочинения.
10) Хотя Хрисиппова жизнь была Исократовой и сокращеннее, при всем том долговременна. Ибо он начатую на сороковом году жизни книгу именуемую Λογικῶν [Логических рассуждений] сочинение отменной высоты разума, на восемьдесят году привел к окончанию. Он над своими сочинениями столь много трудился, что для точного познания того, что написал он, долговременной требуется жизни.
11) На тебя также Клеанф с толиким трудом почерпающего и столь неленостно преподающего учение мудрости божество самого тщания милостиво призрело; взирая, что ты ночным временем нося на людей воду, и тем ища пропитания помогал своей бедности, а днем обучался у Хрисиппа и до девяносто девятого года жизни сам с крайним старанием преподавал учение своим слушателям. Особливо что время одного века сугубым ты трудом занял, оставляя всех в сомнении, ученик ли ты или похвальнее был учитель.
12) Софокл равномерно имел подвиг с естеством вещей славной. Ибо он удивительные свои дела производил тщательно, а оное со своей стороны жизнь его продолжало; потому что он почти ста лет умер. И пред самою своею кончиною издал трагедию под именем Едипода Колонейского. Которою одною баснею он у всех того же рода стихотворцев мог перенять славу. А чтоб о том известно было и потомству, то сын его Иофон на гробе отца своего вырезал упомянутую мною басню.
13) Симонид же стихотворец сам хвалился, что он будучи восьмидесяти лет жизни и учил стихотворству и входил со стихотворцами об оном в споры. Да и справедливо было, чтоб он долговременно пользовался приятностью своего разума, когда оставлял довольствоваться другим на всегда оною.
14) Солон же коликим тщанием пылал к учению, сам в сочинении своем о том упоминает, в котором изъясняется; что от непрестанно уча что–либо состаревается. Что самое подтвердил и в последний день своей жизни. Как между находившимися при нем друзьями зашел разговор некоторой, и он трудную свою голову поднял, то вопрошен будучи, для чего бы то сделал? ответствовал: Чтоб узнав о том, что бы оно такое ни было, о чем вы говорите, умер. По истине совсем бы от людей удалилась леность, если бы они так жизнь начинали, как Солон окончал оную.
15) Сколь наконец Фемистокл был тщателен, которой при всем том, что занят был наиважнейшими делами, знал всех граждан своих поименно. Потом крайне несправедливо изгнан будучи из отечества и принужден прибегнуть к Ксерксу, которого он победил пред тем не задолго, прежде нежели предстал оному, научился говорить по Персидски: дабы трудом приобретенным средством, говоря с Царем на том языке, к которому приобык слух его, снискать удобнее оного милость.
16)Которого обоего тщания похвалу два Царя по себе разделили. Кир имена всех своих воинов, а Мифридат двадцати двух народов в его владении бывших знал языки. Первой чтоб без помощи других каждого из воинов при случае назвать именем, а последней чтоб без толмача говорить с подвластными себе народами.

Глава Восьмая. О праздности похвальной

Вкратце упомянуть должно и о праздности, которая, впрочем, тщанию и особливо учению противна быть кажется; однако не такой, от которой увядает храбрость, но от которой оживляется. Потому что первого рода праздности и самым ленивцам убегать должно, а последняя нужна иногда и для трудолюбивых. Первым, чтоб не препроводить в крайнем нерадении, вторым же, чтоб благовременным отдохновением сделаться к трудам способнее.
1) Преславная пара истинного дружества Сципион и Лелий соединенные союзом сколько любви не меньше всех добродетелей, как равно многодельную жизнь препровождали, так обще и отдохновения от трудов имели. Ибо известно, что они находяся в Каиете и Лавренте ходя по берегам лежащие на оных маленькие раковинки и морские собирали. О чем подтверждал и Л. Красс, что он часто слыхал о том от своего тестя К. Скеволы, которой был зять Лелию.
2) О Скеволе же бывшем очевидным свидетелем их упражнения объявляют, что он очень хорошо мячом играл, находя от трудных дел судебных в том свое отдохновение обыкновенно. Сказывают также, что он играл иногда в тавлеи и кости, по удачном и продолжительном учреждение прав гражданских и божественных церемоний. Ибо как он в важных делах Скеволу, так в увеселительных забавах представлял человека.
Внешние
1) Видел то и Сократ, которому все части мудрости были открыты. По чему не почел за стыд себе, Когда Алцибиад ему смеялся, что он на палке вместо лошади с малолетными сыновьями своими играя ездил.
2) Омир также божественного разума вития не инако думал, говоря о Ахиллесе, что он прекрепкими своими руками играл на звонких струнах арфы; дабы легким упражнением в покое смягчить военную суровость.

Глава Девятая. О силе красноречия

Хотя мы и знаем, что сила красноречия весьма много может, однако чтоб тем известнее её действия были, в собственных примерах рассмотреть надлежит.
1) По изгнании Царей простой народ будучи в несогласии с дворянством, при береге реки Аниена, на холму, которой назван Священным, имея при себе оружие, занял место. И вид республики не только был безобразен, но весьма бедный, когда от главы её прочие части тела по случаю вредного возмущения отделились. И ежели бы Валерий не споспешествовал своим красноречием, то бы вся надежда толикой Империи при самом почти её начале погибла. Потому что он народ, которой безумно радовался о новой и необыкновенной своей вольности, речью, возбудив в нем лучшие и полезнейшие для него самого мысли, склонил быть подвластным Сенату, то есть согласил в общежительство оной с дворянством. Чего ради красноречивые слова прекратили сердце, мятеж и оружие.
2) Оные же отвратили Мариевы и Циннины мечи угрожавшие бесчеловечно пролитием гражданской крови. Ибо посланные от злобнейших предводителей воины для умерщвления Антония от слов его сделавшись неподвижными, обнаженные уже и поднятые мечи свои не омочив в крови в ножны вложили. Как они его оставили, то П. Антоний [которой один стоя вне того покоя не слыхал слов Антониевых] бесчеловечное повеление лютою услугою исполнил. И так сколь за красноречивого его почитать должно, которого ни один и из неприятелей убить не мог, кто только слова его хотел слушать.
3) Божественный так же Юлий будучи сколько небесного божества, столько человеческого разума совершеннейшее украшение изъявил силу своего красноречия говоря в доношении своем на Кн. Долабеллу, на которого он доказывал во взятках, что заступлением К. Котты отъемлется у него преизрядное дело. Ибо великой тогда силы красноречия требовалось: о котором упомянув, особливо что я не намерен более предлагать домашних примеров, посторонние рассмотреть должно.
Внешние
1) Объявляют, что Писистрат столько красноречием был силен, что Афиняне пленясь его речью, допустили ему над собою иметь власть царскую, при всем том, что Солон от безмерной любви к отечеству противную сторону удержать старался. Однако одного были полезнее речи, а другого сладостнее. Откуда воспоследовало, что гражданство будучи в других случаях весьма благоразумно, рабство предпочло вольности.
2) Перикл же при примерных дарованиях словесности, от Анаксагора учителя своего с крайним рачением научен и наставлен будучи на вольных Афинян наложил иго рабства. Потому что он водил и обращал их, куда хотел. Когда же говорил и несогласно с желанием народа, при всем том его слова были для оного приятны и нравны. Чего ради хотя некоторые и старались по свойству древних Комических представлений злословными словами власть его тронуть, однако признавались, что в устах его приятнее меда сладкоречие обреталось и говорили: что слова оного в мыслях слушающих как бы некоторые жала оставались. Сказывают, что некто будучи весьма стар, слыша первую речь Периклеву, которой тогда был еще очень молод, старик же тот в молодых своих летах слыхал и Писистратовы речи, не мог удержаться, чтоб не сказать в слух всех таким образом: Надобно опасаться сего гражданинаа, потому что его речь весьма сходствует с Писистратовою. Что же! Сей человек ни в мнении своем о его красноречии, ни в предсказании о его нравах не обманулся. Ибо какое было различие между Писистратом и Периклом? разве что тот при помощи оружия, а сей без оного владел тиранически.
3) Сколь же мы думаем, силен был красноречием Гегесий Киринейский философ, который несчастье представлял так живо, что горестный вид оного вселяя в сердца слушателей, многих довел до того, что они самопроизвольно искали себе смерти. По чему от Птоломея Царя Египетского и запрещено ему было говорить о сей материи.

Глава Десятая. О произношении и пристойном движении тела

Украшения же красноречия состоят в приличном произношении и пристойном движении тела, которыми оное снабдено будучи трояким образом людей пленяет, входя само в мысли оных, и некоторых слух, а других зрение услаждая.
1) Но чтоб обещанное мною показать в знатных людях. К. Грах молодой человек счастливее был своим красноречием нежели предприятием. Потому что он имея весьма острой разум, когда мог употребить оной с великим успехом для благосостояния республики, напротив того обратил его более на её возмущение. Когда он говаривал к народу речи, то имел позади себя слугу искусного в музыке, которой в закрытом месте подыгрывая на дудочке из слоновой кости сделанной поправлял его произношение, или слабой оного голос возбуждая, или яркой над меру умягчая. Особливо что он от жара и стремления своих мыслей не знал в голосе своем меры.
2) Кв. же Гортенсий пристойному движению тела отдая много, почти более употребил тщания в снискании оного, нежели в приумножении красноречия. По чему знать было не можно, более ли народ стекался желая его слышать, или смотреть на оного. Столько к словам Оратора вид, а к виду взаимно слова служили. Чего ради известно, что Есоп и Росций преискусные люди в театральных представлениях, когда Гортенсий суды производил, во множестве народа часто стаивали; дабы переняв на площади некоторые от него телодвижения употребить оные на театре.
3) М. же Цицерон, какая в обоем том, о чем я говорю теперь, заключается сила, показал в своей речи, говоренной в защищение Галлия. В которой он упрекает челобитчика М. Калидия, что он обещав доказать бывший изготовленной для себя яд от ответчика свидетелями, письмом руки его и допросами, во время доказательства своего имел лицо потупленное, слабый голос и речь бессильную. Чем самым Цицерон открыл порок Оратора, и в деле его, которое казалось не имело твердых доказательств, помог оному, заключив все сии слова следующим образом: Ты бы М. Калидий поступил так в таком деле, которое бы от тебя было вздумано.
Внешние
1) Сходственно с ним рассуждал и Демосфен, которой вопрошаем будучи, что бы в речи всего было сильнее? ответствовал ἡπόϰϱισις, то есть приличное произношение и пристойное движение тела. А как его в другой и третий раз спрашивали о том же, сказал то же; признаясь, что он всем почти тому должен. И так Есхин мнил справедливо, который по случаю поношения, что в суде побежден был, принужден будучи оставив Афины уехать в Родос, там находясь по прошению того гражданства прежде свою на Ктесифонта, а потом Демосфенову речь в защищение оного говоренную яснейшим и приятнейшим читал голосом, как все удивлялись красноречию обоих сих ораторов, но несколько более Демосфенову, сказал: Что, ежели вам его самого слышать случилось! Толь великий Оратор и бывший Демосфену тогда крайний соперник, так почитал недруга своего силу и жар речи, что называл себя неспособным чтецом его сочинения; видев в нем взор преострый, ужасающую лица важность, приличной всякому слову голос и сильнейшие движения тела. Следовательно, хотя к сочинению Демосфена ничего придать не можно, однако в Демосфене большей части не достает Демосфена, потому что его читают, а не слышат.

Глава Одиннадцатая. О действиях наук редких

Рассмотрение также наук отменных действий может принесши нам несколько удовольствия. И мы тотчас увидим, сколь полезно будет их воспоминание. Ибо и достопамятные вещи известнее нам сделается, и труд в деле их плода своего не лишится.
1) Превеликое тщание во всяком роде учения Сулпиция Галла Республике пользовало весьма много, Ибо он придан будучи Легатом Л. Павлу производившему войну прошив Персея, как в одну светлую ночь луна затмилась, а от того как бы худого прознаменования войско наше пришедши в ужас, вступать в сражение с неприятелем надежду потеряло, то Галл о состоянии неба и естестве планет весьма искусно рассуждая, возвратил в нем прежнюю к сражению охоту. И так к одержанию той Павловой победы свободные науки Галловы подали случай. Потому что ежели бы он наших воинов не преодолел страха, то бы вождь Римский не возмог победить неприятелей.
2) Спуринны также в постижении божеских советов справедливее было знание, нежели б Рим хотел. Ибо он предсказал К. Цесарю, чтоб следующих тридцать дней, как роковых для него опасался, из которых последний был 15 число Марта. А как они оба по случаю в тот день по утру в доме Калвина Домиция для его посещения сошлись, тогда Цесарь, сказал Спуринне. Что же! разве ты знаешь, что 15 число Марта наступило. На то ответствовал Спуринна: Разве и ты не ведаешь, что еще не прошло оно! И один оставил страх как бы уже опасное время миновало, а другой почитал, что и остатки дня не совсем безопасны. Но желательнее бы было, когда б прорицатель в своем предсказании нежели Цесарь в безопасности обманулся.
Внешние.
1) А чтоб исследовать и посторонние примеры. Как он воспоследовавшего нечаянного знамения солнечного Афины необыкновенным сокрылись мраком, и жители от того пришедши в ужас, почитали, что свыше тем возвещается им погибель, тогда Перикл вышед пред народ, и что от учителя своего Анаксагора в раз, суждении течения солнца и луны слышал, представив оному, не попустил граждан более беспокоиться пустым страхом.
2) Сколько же и Царь Александре отдавал чести наукам; которой живописные с себя портреты писать одному Апеллесу, а высекать из камня дозволял одному Лисиппу,
3) Удерживает приезжающих в Афины Вулканова статуя сделанная Алкаменом. Ибо кроме других при первом взгляде являющихся знаков совершенного искусства, то в ней удивления достойно, что стоит одною ногою из под одежды видимою легко касаясь подножия, делая виде, что как бы скрывает свою хромость; однако с тем, что как бы не показывала недостатка того бога, но единственно неложной и собственный его знак представляла.
4) Вулканову же жену. Венеру Праксител сделав из мрамора как живую поставил в капище Гнидиев: в которую некто молодой человек за красоту её, ошибкою влюбясь, ее обнял. По чему извинительнее ошибка жеребца того, которой увидя живо написанную кобылицу заржать принужден был. Также поднятой лай от собак по причине усмотренной ими изображенной собаки, равномерно и вол тот, которой видя в Сиракусах медную корову, на живую похожую точно, почувствовал к ней похоть. Особливо что можем ли мы несмысленным животным удивляться, когда видим, что человек чертами нечувственного камня возбужден был к неистовой любовной страсти.
5) Впрочем как естество вещей попускает часто художеству подражать своим силам, так делает, что оное устав от труда намеряемого собою не достигает. Что испытал на себе Евфранор высочайший художник. Ибо как он в Афинах писал двенадцати богов портреты, и Нептунов сколько мог преизящными изъявляющими величество красками изобразил живо, желая потом, как самого Иовиша еще несколько величественнее представишь. Однако как он истощил все стремление мыслей в первом деле, то последовавшие его старания туда не могли достигнуть, куда его намерение стремилось.
6) Что же тот равно знаменитый живописец, которой изобразив заклание Ифигении на жертву, Калханта соболезнующего, Улисса печального, Аяка воплящего и Менелая рыдающего около жертвенника представил живо: но как хотел изобразить обернутую одеждою Агамемнонову голову, то не сказал ли: Что прежестокой печали страдания художеством представит не можно. И так в живописи его у прорицателя, ближних и брата текут слезы, а отеческий плачь на рассуждение зрителей оставлен.
7) А чтоб придать еще пример равного тщания. Один отменного искусства живописец с великим старанием написал лошадь почти живую в таком виде, что она только прибежала устав от езды не малой; впрочем желая изобразить в ноздрях ее мокроту, такой художник над толь малым делом много и долго трудился, но тщетно. Потом рассердясь и схватив по близости себя лежавшую губку, в разных красках бывшую, в намерении испортить свое дело, ударил ею о картину. Которою случай к ноздрям написанной лошади направив прямо, удовольствовал желание живописца. И так к изображению чего не мог он стараясь крайне подвести красок, то самое сделал случай.

Глава Двенадцатая. Хорошим наук учителям и художинкам в их знании и мастерстве уступать должно

Чтоб мы не сомневались, что всякое дело мастера боится, то я несколько сообщу тому примеров.
1) Кв. Скевола будучи весьма ясной и справедливой законов истолкователь, когда от него в чем требовали наставления в рассуждении отчинного права, то он отсылал таковых обыкновенно к Фурию и Цеселлию, которые в сем единственно упражнялись. Таким образом он поступая, более за признание свое получал похвалы от других, нежели отнимал у себя чести, говоря: Что то дело лучше те объяснить могут, которые всегдашнему своему упражнению оное совершенно знают. Следовательно, мудрые те учители, которые и о своем искусстве умеренно и о других с уважением думают.
Внешние.
1) Сия мысль обращалась в сердце и преученейшего Платона: которой подрядчикам, кои взялись строить священную крепость и хотели с ним говоришь о том, как бы лучше и великолепнее ее сделать, приказал идти к Геометру Евклиду, уступая ему в знании или лучше в его профессии.
2) Хвалятся Афины своим Арсеналом, да и справедливо. Потому что сие здание есть такое, которое и по иждивению и красоте на себя всех взор обращает. Сказывают, что Филон, который оной строил, столь красноречиво отчет в том народу отдал, что народ будучи сам словесен, на меньше хвалил его за красноречие, сколько за строение.
3) Преизрядно думал и тот художник [разумей Апеллеса] который допустил в своем деле указать себе, в рассуждения написанного собою башмака и ушков, башмачнику. А как тот начал было спорить, и о голени, то он выше ступни рассуждать не велел ему.

Глава Тринадцатая. О достопамятной старости

Хотя мы старость до последнего своего конца продолженную в сем нашем собрании между примерами тщания в некоторых славных мужах и видели, однако под особенным и собственным, заглавием оную поставим; дабы не лишить похвального воспоминания тех, которые отменное чувствовали к себе от богов бессмертных благоволение. А притом что бы к надежде долговременнейшей жизни подать как бы некоторые средства, на которых утверждался охотнее бы старались подражать древних счастию: и спокойствие нашего века, которого не было никогда блаженнее, упованием подкрепляли, простирая свою надежду и о здравии полезного для нас Государя, что он наидолжайших лет достигнет человеческой жизни.
1) М. Валерий Корвин жил сто лет ровно; между которого первым и шестым Консульством прошло сорок семь лет. И довольно его желаемым гражданина и домостроителя примером почесть можно, что он во всей своей силе до конца жизни служил и в высочайших достоинствах гражданству, и весьма рачительно смотрел за земледелием в своих деревнях.
2) Ему долговременностью жизни и Метелл был равен, которой на четвертом году после правления своего Консульского весьма уже стар сделан будучи В. Первосвященником имел смотрение над священным служением чрез двадцать два года; а притом в объявлении словесных обетов не дрожал у него голос, и в приношении жертв не тряслись руки.
3) Кв, же Фабий Максим чрез шестьдесят два года отправлял должность жреца прорицающего, в которую вступил будучи уже в мужеском возрасте: которые оба времена ежели соединишь вместе, то удобно век составят.
4) Что уже говорить о М. Перпенне, которой всех тех пережил, коих он Консулом будучи в Сенат созывал, а семь только в живых при нем осталось из тех, которых он будучи Ценсором с товарищем своим Л. Филиппом избирал в Сенаторы. Словом он долговременнее был всего Высокомочного Сенаторского чина.
5) За жизнь же Аппиеву я бы почел только то время, которое он имел до получения урона, потому что он много лет препроводил лишен будучи зрения; ежели бы и сим несчастьем отягчен будучи не имел смотрения за четырьмя своими сыновьями и пятью дочерьми, превеликим множеством клиентов, и напоследок за самою республикою. Но и того не довольно. Как уже он от древности ходить был не в силах, то приказал отнести себя в Сенат на носилках, чтоб не допустить заключить с Пирргом поносного мира. Может ли кто слепым назвать его, которой отечество в рассуждении его чести само собою видевшее мало, принудил осмотреться.
6) Не мало было и женщин, которые не меньше долговременную жизнь имели, однако о некоторых только вкратце упомянуть довольно будет. Ибо и Ливия супруга Рутилиева, девяносто семь лет и Теренция жена Цицеронова сто три года, и Клодия жена Авфилиева, лишась между тем пятнадцати сыновей своих жила всего сто пятнадцать лет.
Внешние
1) К сим присоединю двух Царей, которых долговременность жизни для народа римского весьма была полезна. Иерон правитель Сицилии жил до девяноста лет. Масинисса Царь Нумидийский жил еще его долее: который царствуя шестьдесят лет, почти из всех человек крепостью своею, которую он имел в старости, был удивительнее. О нем известно, как и Цицерон написал в книге своей О старости, что его никогда и никакой дождь, ниже стужа не могли к тому принудить, чтоб он свою голову закрыл платьем. О нем же объявляется, что он часто по нескольку часов на одном стаивал месте, и не прежде сходил с оного у как от того все молодые люди устанут. Также когда ему надобно было что делать сидя, то чрез целой день, не оборачиваясь ни на которую сторону, сиживал на своем Царском месте. Он же сидя верхом предводительствовал своим войском, соединяя часто день с ночью. И ничего того не опускал, будучи уже в старости, что он сносить привык в молодых своих летах. В употреблении похоти такую всегда имел силу, что будучи восьмидесяти шести лет жизни прижил сына, которого звали Мефимнатом. Землю также свою, которую при вступлении во владение застал пустую и необитаемую, неусыпным своим старанием о земледелии, оставил по себе плодоносною.
2) Горгий также Леонтинец учитель Исократов и многих других мужей весьма разумных, своим мнением пресчастлив был. Ибо как уже ему был сто седьмой год, то вопрошен будучи, для чего бы он желал жить так долго? сказал: Потому что я ничего такого не имею, в чем бы мог жаловаться на мою старость. Чего желать продолжительнее и блаженнее сей жизни! Уже вступив на другой век, не находил, на чтоб жаловаться ни в оном и ни на прошедшей не приносил жалоб.
3) Двумя годами был его моложе Ксенофил Халкидянин Пифагорической Секты, но не меньше счастлив был оного. Потому что он [как говорит Аристоксен Мусик] не имея никакого несчастья в жизни случающегося людям, в крайней будучи славе совершеннейшего учения умер.
4) Арганфоний же Гадитанский владел столь долго, сколько довольно бы было жить человеку. Ибо он чрез восемьдесят лет владел в своем отечестве, а вступил во владение будучи сорока лет, Что самое известные писатели утверждают. Асиний также Поллион не последней писатель на римском языке в третьей книге своих повествований упоминает, что он жил сто двадцать лет: который и сам собою подает не малый пример крепкой старости.
5) Сего владетеля совершенство лет делают не столько удивительным Ефиопы, о которых Иродот пишет, что они живут за сто двадцать лет. Также Индийцы, о которых Ктесий повествует; и Епименид Кносиец, о котором Феопомп свидетельствует, что он жил сто пятьдесят лет.
6) Елланик же пишет, что некоторые из Епийцев, коих земля есть часть Етолии, живут по двести лет. А с ним и Дамасф согласно объявляет, утверждая оное тем более, что некто из сих именем Литорий, человек безмерно сильный и отменного роста, жил до трехсот лет.
7) Александр же Историограф в той книге, которую он сочинил О стране Иллирийской, утверждает, что некто Данфон прожил не стараясь нимало до пятисот лет. Но еще щедрее раздавал лета Ксенофонт в своей книге именуемой Морское путешествие, в которой видеть можно, что он владетелю Лафмийского острова подарил восемьсот лет жизни, а чтоб не обидеть и отца его, то и оного наградил шестьюстами лет.

Глава Четырнадцатая. О желании славы

Слава же откуда влечет свое начало, или какого она свойства, или каким образом приобретать ее должно, и не лучше ли добродетельные люди как ненужную ее презирают, пусть о том те рассуждают, которые все свое старание в умозрении таковых вещей полагают, и которым дано о том, что они по своему благоразумию усмотрят, говорить красноречиво. С меня же по настоящему моему делу и того довольно, что я делам отдаю их производителей, а производителям дела их взаимно, коль же великое желание бывает славы, приличными примерами повязать потщуся.
1) П. Африканской старший образ Енния стихотворца между гробницами Корнелиева рода поставил; почитая, что он своим разумом дела его прославил. Ведая, впрочем, что доколе римская республика процветать, Африка Италии подвластна и Капитолийская крепость всем светом обладать будет, память оных погибнуть не может. Однако почитал за велико, ежели притом слава наук к тому приложится. Муж достойнее наипаче похвал Омировых, нежели простых и неискусных.
2) Подобным образом и Д. Брут бывший в свое время славный полководец почтил стихотворца Акция: которого он дружески приписанными себе похвалами доволен будучи, стихами его входы храмов из добычь неприятельских собою построенных украсил.
3) И. Помпей В. от такого желания славы не имел отвращения: который Феофана Митиленянина описателя дел своих в говоренной собою речи к войску объявил римским гражданином. И таковую милость, которая сама по себе были велика, засвидетельствовал своею речью, а тем самим дал знать, чтоб никто о том не сомневался, что он не столько тем возблагодарил оному, как только начал ему оказывать свою милость.
4) Л. же Сулла хотя не искал того, чтоб кто описал дела его, в прочем приведения Югурфы от Бокха всю себе похвалу столь желал присвоить, Что на перстне своем, которым он обыкновенно печатал, имел вырезанную ту отдачу. Сколь же велик он был после! Однако и малейшей славы принимать не гнушался.
5) А дабы к полководцам придать и славолюбивого воина. Как Сципион раздавал воинские дары, тем, которые ревностными себя в войне оказали, то Т. Лабиен советовал ему, чтоб и одному храброму конному воину подарил золотые зарукавья. А как Сципион не хотел того сделать, чтоб не нарушишь военной чести дачею подарка такому, которой за несколько пред тем раб был, то Лабиен от себя дал несколько золота тому конному из добычи Галлической. Однако Сципион не умолчал и в сем случае сказав конному: Довольно с тебя, что ты получил подарок от богатого человека. Услышав сие воин, и повергши золото к ногам Лабиеновым лицо свое потупил в землю. Он же самый, как услышал, что Сципион сказал: Главнокомандующий дарит тебя серебреными зарукавьями, весьма тому обрадовался. Следовательно, людей самого подлого состояния трогает слава.
6) Оной и славные мужи в самых последних вещах искали. Ибо чего искал К. Фабий тот гражданин весьма знатный, которой расписывая стены храма Спасения народнаго построенного К. Юнием Бубулком изобразил на них и свое имя. Потому что одной той славы сему роду Консульскими достоинствами, священством и преславными триумфами знаменитому недоставало. И Фабий, впрочем, низкого в рассуждении того его искусства тщания и неважного труда хотел соблюсти память: подражая в том Фидию, включившему на щите Минервином и свои образ, которой так был сделан, что ежели его уничтожить, то и все дело испортить надобно.
Внешние,
1) Но лучше бы он сделал ежели хотел последовать чужестранным, когда б он в славолюбии подражал Фемистоклу, о котором объявляют: что он возбуждаем будучи ревнованием о храбрости, не мог по ночам спать спокойно. И как его другие спрашивали, для чего бы он не в удобное время выходил на улицу, ответствовал: Что мне Мильтиадовы трофеи спать не дают. Ибо Марафон, также Артемисий и Саламина, славные имена по морским баталиям, которые он имел прославить, к снисканию вечной славы тайным некоторым огнем его возжигали. Он же идучи на театр вопрошен будучи, чей голос для него приятнее всех будет? ответствовал: Того, которой военные мои дела петь будет. Сим он приложил к славе славную и приятность.
2) Но Александр никогда не мог доволен быть славою: которой, как Анаксагор бывшей при нем неотлучно, по мнению своего учителя Демокрита утверждал бесчисленное множество миров, сказал: Сколь я несчастлив, что еще и одного не покорил во власть свою! Александр в завоевании вышних владений искал себе славы, которые вмещают в себе всех богов.
3) К безмерному желанию славы младого Царя придам подобную жадность Аристотелеву к похвале своей. Ибо он дарил риторические книги своего сочинения Феодекту ученику своему с тем, чтоб он в свет издавал их; а после сожалел о том, что он уступал титул другому. Чего ради в изданной под своим именем книге, доказывая нечто сослался на Феодектовы книги, что он обстоятельнее писал о том в оных. Ежели б меня не удерживала скромность в рассуждении толь великого и обширного его знания, то бы я сказал: что сей философ достоин был отдан быть другому разумнейшему философу для наставления своего в нравах. Впрочем не нерадят о своей славе и те самые, которые к ней ненависть возбудить стараются. Потому что они в тех своих книгах тщатся не опустить своего имени; дабы, что они учением своим опровергают, прославлением своей памяти получить то. Но как бы они хитро ни поступали, однако предприятие их сноснее тех, которые что бы оставить по себе вечную память и злодействами прославить себя не усомнились.
4) В числе сих не первое ли должно дать Павсанию место. Ибо как он спрашивал Ирмократа, каким бы образом сделаться славным; а тот ему ответствовал: ежели он убьет какого знатного человека, то воспоследует, что вся от оного к нему обратится слава: тогда Павсаний не останавливаясь за дальними рассуждениями, тотчас убил Филиппа: да и получил то, чего искал. Потому что он столько же злодейским убийством, сколько Филипп добродетелью известным учинил себя потомству.
8) Следующее желание славы соединено со святотатством. Ибо нашелся такой человек, которой для того вознамерился сжечь храм Дианны Ефесской, чтоб погублением оного наипрекраснейшего здания имя его известно сделалось во всем свете: которое впрочем неистовство мыслей показал он в пытке. Однако Ефесцы весьма разумно поступили в сем деле, истребив память того негоднейшего человека определением нарочным: которое конечно бы и погибло, ежели бы Феопомп по великому своему красноречию и разуму не внес оного в своих повествованиях.

Глава Пятнадцатая. Что кто в жизни получил отменного

Достойные люди прямо удовольствие имели в получаемых ими по заслугам от других отменах. Потому что не инако рассуждать должно о награждениях добродетели, как и о награждении достоинства; и самое естество подает нам охоту, когда видим, что тщащимся получить честь с благодарностью притом оная дается. Но хотя мысль в сем месте тотчас к дому Августову как к весьма благодеющему и наипочтеннейшему храму всеми силами стремится, однако тем лучше удержаться может: которому особливо отверст вход в небо, то хотя бы и весьма было то велико, что он на земли получает, однако должного меньше.
1) П. Африканскому старшему прежде законом положенных лет дано было Консульское достоинство. Что же он отменного получил в жизни, то говорить о том и долго, потому что такого было много, и ненужно, для того, что от большей части уже о том объявлено. Чего ради в сей главе упомяну о том только, что и доныне за примерное почитается. В священном хранилище В. Иовиша его образ поставлен: который берут оттуда, когда только надобно кому из Корнелиева рода отправлять погребение: и ему одному Капитолиум служит вместо прихожего покоя.
2) Равномерно как Сенат старшему Катону. Откуда его портрет на тот же конец берется. Благодарен Сенат, что хотел с наиполезнейшим республики Сенатором только что не всегда жить вместе. Которой изобиловал всеми добродетелями, и велик был более своими заслугами, нежели благодеянием фортуны: и которого прежде благоразумным советом, нежели предводительством Сципиона младшего разорена была Карфагена.
3) Редкий также образец чести и Сципион Насика в себе представляет. Когда он еще не был Квестором, то Сенат по повелению Пифийского Аполлона взятую из Пессинута статую богини дозволил ему принять своими руками и отнести в дом свой. Потому что тем божеским ответом приказано было, чтоб сие служение матери богов, от непорочнейшего человека было исправлено. Рассмотри все летописи и собери все торжественные колесницы, однако славнее первенства нравов ничего не найдешь.
4) К сему препоручают мне Сципионы упомянуть о своих знаках чести. Ибо Емилиана народ из кандидата Едильства сделал Консулом. Что тому так быть надлежало, войско в Сенат письменно представляло. И так знать не можно, более ли ему чести власть Сената или совет войска сделал. Потому что Сенат сделал Сципиона Главнокомандующим против Пенов, а войско его требовало. Как он же для избрания Квестора вышел на поле Марсово желая согласить всех на избрание К Фабия сына Максима брата, то опять его народ Консулом сделал. Ему же Сенат двоекратно без жребия давал провинции, прежде Африку, а потом Испанию. Однако все сие не сделало его ни гражданином ни Сенатором тщеславным: что не только весьма строгое его поведение в жизни, но и самая смерть скрытым коварством произведенная показала.
5) М. также Валерия двумя знаменитыми вещами боги равно и граждане от других отличили. Первые посланием ему в помощь ворона, а последние сделав его Консулом на двадцать третьем году жизни. Из которых одно, то есть сниспосланное от богов благодеяние древний род Корвинов приняв за весьма счастливое прознаменование вместо прозвания употребляет, а другое к превеликой служит оного чести, сколько по тому, что он так молод получил Консульское достоинство, не меньше так же, что он первый был Консулом из своего рода.
6) Не мало славен был И Кв. Скевола бывший товарищем в Консульстве Л. Крассу. Которой упрвлял Асиею столько беспорочно и столь мужественно защищал оную, что Сенат наконец имевшим отправляться властям в оную в определении своем за пример и образец хорошего правления поставлял оного.
7) От нижеследующего голоса Сц. Африканского младшего зависело семикратное Консульство К. Мария и два преславные триумфа. Ибо он по смерть свою радовался тому крайне. Как он при Нуманции под главным его предводительством служил в наемной коннице, и во время стола спросил некто Сципиона: Что, ежели какое несчастье с ним случится, то в ком Республика иметь будет такого великого человека? Сципион оглянувшись на Мария, которой сидел его ниже, сказал: И в сём иметь может. Сим предсказанием Сципион будучи сам храбр совершенно, оказывающуюся в Марие храбрость усмотрел ли точно или возжег сильнее, едва рассудить можно. Потому что тот воинский походный стол прознаменовал имеющие быть во всем городе наивеликолепнейшие столы в честь Марию. Особливо, как вестник прибежавший в Рим к ночи дал знать, что Марий на голову побил Цимбров, то ни одного из жителей не осталось, которой бы Марию, как богам бессмертным от священного стола своего не принес жертвы.
8) Что же Кн. Помпей имел отменного и необыкновенного, то одни похлебствуя ему приписывают, а другие от зависши опровергают, а потому писатели между собою не согласны. Он будучи только римским Кавалером, вместо Консула отправлен был в Испанию против Сертория. С равною же властью послан был с Пием Метеллом начальником гражданства; и не имея еще никакого чина отправлял триумф двоекратно. Начало чинов имел от высочайшей власти. В третий разе один был сделан Консулом определением Сената, за побеждение Мифридата, Тиграна и других Царей, так же Народов, премногих гражданств и морских разбойников отправлял триумф одинокий.
9) Кв. же Катула народ Римский почти до небес вознес. Ибо как он стоя на Ораторском месте сделал такой вопрос народу; Ежели он во всем полагается на В. Помпея, то когда он нечаяннынным случаем умрет, на кого надежду иметь будет? народ вскричал единогласно; На тебя. Удивительная сила почтения изъявляющего сего слова. Потому что оным народ В. Помпея со всеми объявленными выше от меня его знаками чести в двух словах сравнил с Катулом.
10) Может достопамятным показаться и прибытие в городе возвращающегося М. Катона из Кипра с Царскою казною: при выходе которого из корабля Консулы и прочие власти, весь Сенат и народ Римский его поздравляли; не о том радуясь, что он великое количество золота и серебра привез благополучно, но что Катон с флотом здоров прибыл.
11) Но не знаю не отменный ли был пример в оказании Л. Марцию необычайной чести: которого, как он был только Римским Кавалером, два войска лишась П. и Кн. Сципионов, а при том побеждены и разбиты будучи от Асдрубала предводителем своим избрали. В которое время спасение их находясь в самой крайности ни малого места тщеславию не оставляло.
12) Говоря о мужах, по достоинству и о Сулпиции дочери Сер. Патеркула, жене Кв. Фулвия Флакка упомянуть должно. Как Сенат по рассмотрении от Децемвиров книг Сивилл рассудил за благо посвятить статую Венере Вертикордие, чтоб тем удобнее девицы и жены от блуда к целомудрию обращались, и из всех жен избрано было сто, а из ста по жребию десять для избрания одной жены непорочнейшей, то Сулпиция всем в чистоте предпочтена была.
Внешние.
1) Впрочем как без всякого умаления величества Римского и посторонние знаменитое примеры рассмотреть можно, то я перейду к оным. Пифагору такое слушатели почтение отдавали, что о том производить спор, что он сказал, почиталось за непростительно. Но и того недовольно. Ежели кто от них требовал чему доказательства, то единственно в ответ говорили; что сам так сказал. Великая честь, но токмо внутрь училища, а следующая общим мнением целых городов отдана была. Жители Кротонские усильно его просили, — чтоб он Сенат их [из тысячи человек состоявший] снабдевал своими наставлениями. По смерти же оного весьма заживные граждане почитая и дом его сделали из него храм Церере: и доколе тот город в цветущем был состоянии, то и богиня в памяти Пифагора и Пифагор в почитании богини был почитаем.
2) Горгию же Леонтинцу, которой в знании наук превышал всех своих сверстников, так, что он первый осмелился в собрании народа спрашивать, о чем кто желает его слушать, обще вся Греция сделав из чистого золота статую, в храме Аполлона Делфского поставила; когда прочим позлащенные только статуи становились.
3') Тот же народ единодушно старался по смерти отдать честь стихотворцу Амфиараю. Почему то место, где он погребен был, сделано было наподобие капища, и в таком же почтении находилось. А при том уставлено было из оного получать божеские ответы. Его пепел столько же был почитаем, сколько Пифийская Кортина, котел Додонин и Аммонов источник.
4) Ференнике также не малая честь была сделана, которой одной из всех жен позволено было смотреть Олимпийские игры. И как она в одно время привела с собою на те игры Евклея своего сына с тем, чтоб он оказал себя на них, то как она рождена была отцом, которой на сем позорище верх одерживал, так и окружавшие её братья ту же честь имели.

Книга Девятая

Глава Первая. О роскоши и похоти

Внесу в мое сочинение и о приятном зле, то есть роскоши, которую винить удобнее, нежели убегать оной. И то сделаю не для того, чтоб говоря о ней какую–либо честь ей делать, но чтоб роскошные познав самих себя могли прийти в раскаяние. Присоединю к ней и похоть; потому что и она от тех же начал пороков происходит, и не буду их разделять ни в укоризне, ни в исправлении, которые соединены между собою сугубым заблуждением мысли.
1) К. Сергий Ората первый вздумал сделать висячие бани: которые издержки с начала будучи не столь велики, но напоследок до того простирались, что только не целые моря теплой воды висячими стали делать.
Он же, чтоб довольство его не от морей зависело, выдумал для себя моря собственные, удерживая морские волны в местах особенных, и разные роды рыб из моря заносимых плотинами запирая, чтоб никакая жестокая морская погода не могла воспрепятствовать иметь ему великолепного стола из различных кушаньев состоящего. Строением также обширным и высоким занял, бывшее до того времени праздным, отверстие Лукринского озера, чтоб довольствоваться свежими устерсами. Но как он на откупе бывшего того озера захватал много, то Конфидий откупщика оного на суд его позвал; в котором Красс бывшей против его от Конфидия стряпчим, сказал: Что приятель его Конфидий в том ошибается, думая, что Ората не будет иметь устерс, когда он отдалит его от озера: потому что хотя ему из него брать и возбранено было, но он сыщет их и в своем доме.
2) Ему бы надлежало отдать лучше вместо сына, нежели оставишь по себе наследником имения Есопу Трагику своего сына, которой был не только человек пропащей, но беспутно роскошен. О нем объявляют, что он пением прекрасных птиц предорогою покупая ценою, ел вместо самых нежных вкусом, и растворяя в уксусе драгоценный жемчуг обливал их обыкновенно; желая превеликого своего наследства, как бы несносного какого бремени лишиться. Из сих одному старику, а другому молодому человеку премногие в том последуя еще роскошнее сделались. Особливо что никакой порок там не оканчивается, где возымел свое начало. Се одной стороны от берегов Океана отделенные рыбы, с другой безмерное в столах великолепие имение истощили. И деньги изобрели роскошь и в ествах и питьях.
3) Гражданству же нашему конец второй войны Пунической и побеждение Филиппа Царя Македонского подали случай к роскошной жизни. В которое время знатные женщины осмелились приступ сделать к дому Брутов не допускавших отменить закона Оппиева, который женщины уничтожить хотели. Потому что оным возбранялось женскому полу носить разноцветное платье и золота иметь более полуунца. Также ближе тысячи шагов от города парою ездить, разве для жертвоприношения. И сделали, что законе Оппиев, наблюдаемый целые двадцать лет непрерывно, отменен был. Ибо не предвидели мужья того времени, к каким уборам клонилось то необыкновенного сборища домогательство, и сколь далеко пустится истребительница законов дерзость. Ежели бы они приготовления женских предприятии могли видеть, которые каждый день новыми выдумками своими расходы умножали, то бы в самом начале стремительно входившей роскоши воспротивились.
4) Но что я говорю о женщинах? которых и слабость смысла и свобода от дел трудных заставляют все свое старание употреблять на выдумки время от времени прелестнейших уборов, когда в прежние времена знатные родом и славные делами мужи в сей порок древним неизвестный впадали; что пусть докажут самые попреки оных.
Кн Домиций Л. Красса своего товарища по случаю произшедшей между ими ссоры попрекнул тем, что он на крыльце своем имеет столбы Иметские. Красс тогда же спросил Домиция: Чего его самого дом стоит? А как он ответствовал, шестисот сестерциев, тогда Красс: Следовательно, сколько ж он будет дешевле, ежели я из него десять бревнышек вырублю? На то ответствовал Домиций: Трехсот Сестерциев уже тогда стоить будет. Тогда Красс: Итак кто роскошнее? Я ли, что десять столбов купил за сто тысяч, или ты, что десять бревешек ценишь в триста сестерциев? Сей их разговор показывал, что они забыли Пиррга, не памятовали и о Аннибале, но обогатясь уже в заморских походах, о том и знать не хотели. Однако несколько еще тогда было меньше великолепия в строении и рощах, нежели в последующие времена. Потому что они начатое собою щегольство потомкам оставить, нежели принятое от предков довольство малым содержать лучше хотели.
5) Ибо чего хотел тогда первый человек своего времени Метелл Пий? когда позволял хозяевам встречать себя с изготовленными жертвенниками и фимиамом, когда с веселием взирал на украшенные стены Атталическими обоями, когда между богатыми столами допускал метать игры, когда в одежде, на которой были изображены пальмы, торжествовал банкеты, и спускаемые сверху венцы златые, как бы с небес принимал на свою голову. Где же все сие делалось? Не в Греции, ниже в Асии, которых роскошь самую жестокость в состоянии бы были привести в бессилие: но в свирепой и военной провинции; когда особливо наижесточайший неприятель Серторий взор Римских войск устрашал Луситанским ополчением. Конечно у него вышел из памяти Нумидийский поход отца его. И так видно, как то скоро роскошь от других к нам приходит. Ибо которой в молодых своих летах видел старинные обыкновения, тот под старость новые принял.
6) Особливо же похоть Катилины была беззаконна. Потому что он ослеплен будучи безумною любовью Аврелии Орестиллы, и видя одно препятствие к сочетанию своему с оной, что имел одного сына, а притом уже лет совершенных, отравил его ядом, и немедленно после погребения его женился. А вместо подарков новобрачной своей принес сиротство свое в лишении сына. Потом когда он вел себя равно гражданином, как и отцом, то как за беззаконное убийство своего сына, так и за злоумышление против отечества достойное получил наказание.
Внешние
1) Роскошь Кампанцев весьма было полезна для нашего гражданства. Ибо она уловоив непобедимого оружием Аннибала своими прелестями, дала победить оного римскому войску. Она весьма бодрого полководца и наисильнейшее войско богатыми столами и изобильным вином, приятностью запаха благовоний, и употреблением прелестнейшим похоти ко сну и забавам обратила. И тогда–то зверство Пуническое совсем смягчилось и истребилось, когда досталось ему иметь в Сепласии и Албании свой лагерь. И так что сих пороков может быть гнуснее и что бедственнее! от которых храбрость умаляется, победы от слабости теряются, помраченная слава в бесчестие обращается, и как душевные, так и телесные силы сокрушаются. Так, что знать не можно, неприятелям ли или оным опаснее в плен попасться.
2) Оные также и Волсиниенцам причиною были великих и бесчестных поражений. Их город был изобилен, имел хорошие нравы и законы и за главу почитался Етрурии. Но как впал в роскошь, то всяким обидам и бесчестиям подверг себя, и должен был повиноваться весьма надменной присвоенной от рабов своих власти, Из которых сперва несколько человек отважились вступить в чин Сенаторский, вскоре потом всею республикою овладели. Они духовные писать приказывали, как им хотелось; запрещали благородным иметь сходбища и банкеты; дочерей господ своих за себя брали. Напоследок законом установили, чтоб блудодеяния их со вдовами равно и замужними женами от всякого наказания были свободны. Также, чтоб ни какая девица за благородного не могла выйти замуж, пока прежде кто из них не растлит её девства.
3) Ксеркс тщеславием своих Царских сокровищ до такой дошел роскоши, что указом определил тому награждение, кто сыщет новый какой–либо род сладострастия. Но когда он забавами безмерно пленялся, тогда величайшего его воспоследовало падение Царства.
4) Антиох также Царь Сирийский был ни чем его не воздержнее. Которого слепой и безумной роскоши следуя войско, от большей части золотыми гвоздями подбивало обувь, серебряную посуду употребляло для варенья и палатки свои шитыми обоями украшало. Все ж сие служило не к удержанию храброго неприятеля, но большим побуждением оному к снисканию желаемой добычи.
5) Птоломей же Царь Египетский жил день от дня умножая свои пороки, по чему и проименован был Фисконом: которого непотребства что может быть непотребнее? Он принудил большую сестру свою бывшую в замужетве за общим их братом, за себя выйти. Потом изнасиловав дочь её, отпустил оную, чтоб беспрепятственно мог с девицею вступить в супружество.
6) И так каковы Цари были, таков и народ Египетский: которой под предводительством Архелая против А. Габиния вышед из города, как приказано ему было около своего лагеря ров и вал делать, закричал единогласно: Что та работа исправляема должна быть наймом из народной суммы. Чего ради обессилевшие от забав Египтяне не могли сделать храброму нашему войску отпора.
7) Но еще слабее их были Кипряне: которые спокойно взирали, что Царицы по их женам наподобие ступеней положенных, чтоб тем пройти мягче, всходили в колесницы. Ибо мужам, ежели только они были мужи, лучше лишиться жизни надлежало, нежели повиноваться толь нежной власти.

Глава Вторая. О лютости

Прежнее общество пороков имеет лицо приманчивое, глаза ищущие новых удовольствий, и умножением нежных уборов по различным прелестям летающие мысли. Лютости же вид ужасный, взор свирепый, дух насильственный, голос страшный, уста исполненные угроз и кровожаждущих повелений: о которой ежели молчать будем, то тем самим дадим ей умножиться более. Особливо что может ли она положить себе меру, когда и самые ругательства удержать ее не сильны? Словом, как от нее зависит, чтоб другие ее боялись, так от нас, чтоб ее ненавидеть.
1) Л. Сулла, которого ни выхвалить ни выругать достойно ни кто не может, потому что когда он побед ищет, то Сципионом себя римскому народу, а когда лютость свою производит, то Аннибалом представляет. Ибо он отменным мужеством своим защитив права благородства, бесчеловечно по всему городу и всем частям Италии пустил реки гражданской крови. Четыре легиона стороны противной, которые ему отдались с соблюдением себе жизни, в общенародной деревне [стоявшей на Марсовом поле] при всем том, что они пощады у сего вероломца просили, Казнить приказал. Которых плачевные жалобы в трепетавшем тогда от ужаса городе слышимы были, а истерзанные тела оных Тибр не могши поднять толикого бремени, кровавыми водами везти принужден был. Пять Тысяч Пренестинян обнадеженных от П. Цетега в сохранении своей жизни и тем выманенных из своих укреплений, как они бросив оружие ниц пали на землю, приказал лишить жизни, и тогда же раскидать по полям тела их. Четыре тысячи семьсот человек по объявлении бесчеловечной ссылки умертвив вписал имена оных в народные таблицы, дабы память толь преславного дела не погибла. Но не довольствуясь оказанием лютости над теми, которые против оного вооружались, спокойных граждан для великого их богатства выискав чрез именователя приложил их к числу назначенных в ссылки. Против жен также обнажал меч свой, как бы ненасытясь мужей убийством. И то было ненасытного его зверства знаком, что он отрубленные несчастных головы, почти живое лицо и дыхание имеющие пред себя приносить приказывал, чтоб глазами, когда ртом не можно поглотить оные. Наконец сколь поступил бесчеловечно с М. Марием Претором! которого при всем народе доведши до того места, где погребался род Лутациев, не прежде лишил жизни, как глаза несчастному выколол, и все переломал члены: о чем я повествуя, кажется что едва сам тому могу верить. Но Сулла М. Плетория за то, что он при казни Мариевой пал без дыхания, тогда же лишил жизни. Новый наказатель сожаления, у которого смотреть с негодованием на беззаконие почиталось беззаконием. По меньшей мере оставил он в покое тени мертвых? Никак. Ибо К. Мария, которому хотя после сделался неприятелем, однако некогда был при нем Квестором, выкопав пепел в Аниен реку бросил. Вот какими делами он думал снискать проименование Счастливого.
2) Однако ненависть его лютости уменьшает К. Марий. Потому что и он от безмерного желания гнать своих неприятелей, поступил в гневе своем беззаконно, Л. Цесаря бывшего Консула и Ценсора благороднейшее тело подлым свирепством терзая, а притом близ мятежнейшего и не годнейшего человека гроба. Ибо того только зла к совершенному бедствию республики тогда недоставало, чтоб Цесарь для Вария очистительною был жертвою. Почти победы его того не стояли: о которых он забыв более заслужил ненависти внутрь отечества, нежели похвалы в своих походах. Он же отрубленную голову М. Антония, веселым видом во время стола с мыслями и словами весьма надменными держал несколько времени, и допустил столу священному быть осквернену кровью презнаменитого гражданина и Оратора. А притом и П. Анния, которой принес ту, имевшего на себе свежие знаки убийства допустил до оного.
3) Дамасипп ничего не имел славного, как что поступал неистово, а потому о нем свободнее с обличением и упоминается. По его приказанию первейших граждан головы смешаны были с жертвенными головами; и Карбона Арвины безглавой труп ко кресту пригвожденный носим был. Так что имя беззаконнейшего человека власть Преторская много, или величество республики и не могло тогда ни мало.
4) Мунаций также Флакк более был Помпеевой стороны лютый нежели похвальный защитник. Как Цесарь сам предводительствуя войском в Испании заключив в стенах Аттегуенских держал оного в осаде, тогда Мунаций зверскую свою лютость наибезчеловечным родом ярости оказывал. Ибо он всех тех жителей города, которые несколько склонны были к стороне Цесаревой, лишая жизни со стен стремглав бросал. Жен также по имени тех мужей выкликая, которые в лагере противной стороны находились, чтоб они на убийство их смотрели, умерщвлял и детей положа на матерния груди: младенцев иных в виду родителей убивал о землю, а других бросая с верху приказывал подымать на копья. Что самое и слуху несносное Луситане по повелению Римского полководца исполняли; и на защиту которых Ффлакк надеясь безумным ожесточением божественным делам противился Цесаря.
Внешние
1) Перейду теперь к таким примерам, в которых впрочем равная скорбь, но без всякого стыда нашего гражданства заключается. Карфагеняне Атилия Регула обрезав ему прежде вежды, потом заперши его в некоторую узкую махину, внутрь которой отовсюду торчали преострые гвозди, сколько бессоницею не меньше непрестанною скорбью уморили. Такого рода мучения претерпевшей тот едва заслуживал, но изобретатели оного весьма были достойны. Такое же мучительство употребили в рассуждении наших воинов, которые в морской баталии к ним в полон попались. Они их под корабли клали, дабы дном и тяжестью оных раздавляя, необычным образом смерти варварское свое насытить зверство: которым мерзостным поступком осквернив свои флоты, казалось, что хотели обагрить самое море.
2) Их вождь Аннибал, которого храбрость от большей части в лютости заключалась, сделав Чрез реку Вергелл мост из трупов римских перевел чрез оной свое войско, дабы сухопутного Карфагенского войска земля столько же путь по себе неистовой, сколько морских сил видело море. Он же пленных наших, которые от наложенного бремени и пути уставали, подрезывая пяты оставлял на дороге; а которых доводил до своего лагеря, то пары отбирая из братьев и сродственников заставлял их оружием между собою биться: и не прежде насыщался крови, как всех доводил до одного победителя. Чего ради Сенат наш имея, впрочем, справедливую к нему ненависть, но наказуя уже поздно, как он отдался в защищение Царю Прусию, принудил его убить самому себя.
3) Столько же справедливую Сенат имел ненависть и к Мифридату, который одним своим указом побил восемьдесят тысяч граждан римских живших порознь по городам Асийским для торговля: а толикой провинция богов странноприимства, пролитою неправедно обагрил кровью, хотя, впрочем, оная без наказания и не осталась. Потому что он с крайним мучением [будучи особливо так воспитан, что никакая отрава вреда ему причинить была не сильна] уморить себя ядом принужден был. И сделался сам очистительною жертвою и за те мучения вместе, которые он по наущению своего евнуха, именем Гавра, любострастным повиновением оному и беззаконным повелением оказал над своими друзьями.
4) Нумулизинфы дочери Диогерида Царя Фракийского лютость хотя не столь удивительною делает того народа зверство, однако для безобразного свирепства упомянуть о ней должна. Ей не противно казалось смотреть, когда живых людей по пополам рубили, или когда родившие детей своих ели.
5) Опять Птоломей Фискон встречается, в котором мы недавно видели наигнуснейший пример безумной похоти. Но как он был и лют примерно, то и в рассуждении того о нем в сем месте упомянуть должно. Ибо что сего поступка лютее быть может? что он своего сына именем Менефита, прижитого с Клеопатрою своею сестрою и женою, благородных качеств и великой надежды мальчика приказал пред своими глазами лишить жизни; а тогда же голову оного и отрубленные прежде руки и ноги положив в ящик и закрыв хламидою отослал к матери его вместо подарка, для дня её рождения. В сем случае он себя таким показывал, как бы учиненное им убийство не трогало его ни мало и он тем ничего не утратил, что Клеопатру сделал бездетною, а себя привел у всех в ненависть. До того в слепом бешенстве всякое, возрастает свирепство, когда подкрепление в самом себе находит. Потому что как Птоломей приметил, сколько то его отечество ненавидит, нашел средство освободить себя от страха бесчеловечием: и чтоб истребив простой народ владеть тем безопаснее, то он публичное место, на котором в различных упражнениях касающихся до телодвижения народ обращался, и где молодых людей было в великом множестве, обведши огнем и оружием, всех бывших на оном от части огнем погубил, а от части оружием.
6) Ох же, названный после Дарием, обязавшись клятвою, Персами почитаемою за святейшую, чтоб никого из тех, которые вместе с ним семь волхвов истребили, не умерщвлять ни отравою ни оружием и никакою другою силою, или голодом, выдумал лютее способ смерти, которым опасных себе вельмож погубить без нарушения данной собою клятвы. Ибо он окруженное высокими стенами место наполнив пеплом, сделал сверху из дерева внутрь висячую беседку. Потом как бы приятельски удовольствовав ествами и напоив вином безмерно себе надобных, положил спать в оной: которые в глубокой сон погрузясь все в то изготовленное для погубления их попадали место.
7) Открытее и еще гнуснее била лютость другого Оха прозываемого Артаксерксом, которой Оху сестру свою, а вместе и тещу по голову зарыл в землю: дядю же своего по отце более нежели с отцом сыновей его на открытом месте расстрелял стрелами, не будучи нимало озлоблен от оных, но единственно видя, что Персы за честность и храбрость их почитали.
8) Подобным родом ненависти происходившей от несправедливого ревнования побуждено будучи Афинское гражданство определением предосудительным своей славе молодым Егинцам приказало обрубить большие у рук пальцы; дабы тот народ имея флот сильный не в состоянии был на море им спорить. В сем поступке не признаю я Афины за Афины, что оные средство освободиться от страха заимствовали от мучительства.
9) Бесчеловечен также был и тот медного быка изобретатель, в который запираемые несчастные люди, от продолжаемого огня терпя продолжительное и закрытое мучение, криком своим сквозь рот бычачий издаваемым как бы рычать принуждаемы были; дабы вопль их человеческим и голосом произносимой не мог привести в жалость Филарида тирана. И как тот художник старался несчастливых вовсе лишать оной, то первый наигнуснейшее рук своих дело, заперт в быка будучи, испытал на себе достойно.
10) И Етруски не мало жестоки были в выдумках наказаний: которые живых людей связывая лицом к лицу с мертвыми телами, так, чтоб всякий член к такому ж члену был приноровлен, допускали гнить вместе. Лютые мучители живых равно и мертвых!
11) Как и те варвары, о которых повествуют, что они вынув всю внутренность из какой–либо скотины в выпотрошенную людей вкладывали, допуская только голове быть наруже. А чтоб продолжительнее они наказание терпели, то кормили и поили несчастных, чтоб иметь долее живы были, доколе таким образом внутрь скотины находясь гнить начнут, и будут терзаемы от тех животных, которые в гниемых телах родятся обыкновенно. Таким образом можем ли мы теперь приносить жалобы на естество вещей, что оно произвело нас многим и жестоким подверженных болезням, и можем ли мы роптать за то, что оно не дало человеку свойства крепости небесному когда столько мучений смертные сами для себя, побуждаемы будучи лютостью, выдумали.

Глава Третья. О гневе и ненависти

Гнев также и ненависть великие движения в сердцах человеческих производят. Первый из них бывает стремительнее, а вторая желанием вредить другим оного медлительнее. Вообще же ужаса исполненные суть страсти, и бывают для других насильственны с собственным терзанием. Потому что таковые желая вредить другим сами мучение претерпевают, беспокоясь крайне, когда отмстишь кому случая не имеют. Но свойственности их весьма неложные суть знаки; которые самые боги в славных мужах, или в словах их или в запальчивых поступках дают нам видеть.
1) Как Л. Салинатор отправляясь на войну против Асдрубала, выступал из города, и Фабий Максиме ему советовал, чтоб не прежде вступал в бой с неприятелем, как о силах и предприятиях неприятельских узнает, тогда он ответствовал: что при первом случае вступит в сражение с неприятелем. А как тот же спросил его; для чего бы он так спешил с неприятелем сразиться? сказал: чтоб сколько можно скорее или от побеждения неприятеля получить славу, или от поражения граждан радость. В сие время гнев и храбрость речь его между собою разделяли. Первый памятуя несправедливое осуждение, а другая стремясь к славе триумфа. Но не знаю ему же ли самому приличествовало и так сказать и так победить.
2) К тому привело сердце Салинатора, как человека горячего и к воинским делам приобыкшего. Но оно же и К. Фигула весьма тихого человека и неменьше славного в покое рассуждением гражданского права, благоразумие и скромность свою забыть принудило. Ибо. он досадуя о полученном собою в Консульстве отказе, тем наипаче, что отец его двоекратно был Консулом, как на другой день собрания многие сошлись к нему его уговаривать, то всех отослал от себя сказав: Вы ли можете давать советы, когда не знаете выбрать Консула? Запальчиво он выговорил, да и справедливо. Однако несколько б было еще лучше, когда бы он не сказал того. Потому что кто разумный на народ Римский сердиться может.
3) Чего ради и тех похвалишь не можно, хотя поступок их знатность благородства и защитила, которые тем огорчась, что Кн. Флавий будучи прежде весьма низкого состояния получил чин Преторский, золотые с себя перстни и с лошадей уборы своевольно сняв бросили, и от досады только что не плакали.
4) Сии примеры показывают нам движение гнева одного или нескольких против всего народа, а следующие против одних главных начальников и предводителей. Как Манлий Торкват по побеждении Латин и Кампанян с великою славою в Рим возвращался, и как все Сенаторы с чувствительною радостью на встречу ему вышли, из знатных детей ни кто не пошел его встретишь; за то, что он сыну своему, который без повеления его хотя впрочем храбро с неприятелем сражался, приказал отрубить голову. Они то сделали от жалости к своему сверстнику, что он безмерно строго был наказан. Однако я их в сем поступке не оправдаю, но показываю только силу гнева, которая одного гражданства и возрасты и поступки разделить была в состоянии.
5) Она же могла столько, что всю римскую пехоту посланную от Фабия Консула гнать неприятеля, когда и безопасно и удобно побить оного было можно, удержала на одном месте до той причине, что Фабий некогда не допустил обнародовать о разделении полей закона. Тот же самый гнев и Аппия полководца [которого отец защищая власть Сената, всеми силами опровергал выгоды простого народа] привед в ненависть у всего войска, побудил добровольным бегством показать тыл неприятелю, чтоб только не доставить своему предводителю триумфа. И так сколько он бывает победителем победы! Гнев лишил Торквата совокупного поздравления с победою, у Фабия отнял прекрасной случай к оной, а в рассуждении Аппия бег предпочел ей,
6) Сколь же он сильно действовал в сердцах всего римского народа в то время, когда от него согласно поручено было посвящение храма Меркуриева М. Плеторию первому сотнику, миновав Консулов Клавдия за то, что он препятствовал в облегчении долгов народных, а Сервилия, что он приняв на себя, слабо защищал народное дело. Не признает ли каждый, сколько то в сем случае гнев был силен, когда верховной власти предпочтен был воин.
7) Не только же власть ни во что ставил, но притом поступал необычайно. Ибо Кв. Метелл, которой будучи прежде Консулом, а потом Проконсулом покорил почти всю Испанию, услышав, что на смену ему посылают К. Помпея Консула, его недруга, отпустил всех, которые только желали окончить свою службу. И как они просили провианта, то он не разбирая, для чего кто желал уволен быть от службы, и не в уреченное время роздал. Магазины, сняв от них караул, допустил разграбить; переломал стрелы Критские и копья и в^ реку побросать приказал; слонам также не велел давать корму. Которым поступком сколько он желание свое удовольствовал, столько затмил великих дел своих славу, и предлежащей себе чести триумфа, будучи более победитель неприятелей, нежели своего гнева, лишился.
8) Что же делал Сулла последуя сему пороку. Не много ли он чужой пролил крови, а напоследок не истощил ли и собственной. Потому что он будучи в Путеолах и распалясь гневом за то, что Граний начальник того селения не скоро давал деньги, которые обещало тамошнее конное дворянство на возобновление Капитолии, чрезмерным возмущением духа и неумеренным стремлением: повредив сердце с кровью и угрозами смешенную изверг свою душу. Не от старости он умер, потому что вступил только на шестидесятый год жизни, ярясь возращенною бедствиями Республики запальчивостью. По чему в сомнении остается, Сулла ли умер прежде, или его ярость.
Внешние
Теперь посторонние примеры рассмотреть полезно; но величайших мужей порицать в их пороках почитаю я благопристойности быть противно. Впрочем, как обещание мое было все вносить отменное, то пусть хотение уступит делу, только бы наблюдаема была в повествовании дел достопамятных должная справедливость.
1) Ярость Александра В. почти свергла с неба. Ибо что возбраняло ему взойти на оное, как не Лисимах поверженный льву на снедение, и Клит копьем пронзенный, и Каллисфен умереть принужденный. Потому что он одержанных трех преславных побед убийством толикого ж числа друзей лишился славы.
2) Сколь же жестокую имел ненависть к римскому народу Амилкар! Ибо он смотря на четырех сыновей своих малолетних, говаривал; что он выкормит четырех левиков на искоренение нашей власти. Достойно воспитание обращено быть в погибель своего отечества как и воспоследовало.
3) Из сих Аннибал скоро вступил в след отца своего. Потому что как Амилкар имея с войском переправиться в Испанию, для того приносил жертвы, тогда Аннибал будучи девяти лет от роду, держась за жертвенник правою рукою клялся: что он, как только лета ему дозволят, жесточайшей будет неприятель Римскому народу: дабы толь сильным своим прошением показать, что он вместе с отцом своим на войну ехать желает. Он же желая представить, какую ненависть Карфагена и Рим между собою имеют, ударив ногою в землю, и подняв тем пыль, сказал: Что тогда война окончится между ими, когда она или тот в подобной прах обратятся.
4) Не только же в отроческом сердце столь сильна была ненависть, но и в женском равно могла много. Ибо Семирамида Ассирийская Царица, как ей во время головной уборки сказано было, что Вавилон отложился, и хотя еще одна часть волос была не убрана, тот же час отправилась, чтоб взять приступом оной. И прежде толь великий город во власть свою покорила, нежели успела порядочно убраться. В память чего и статуя ее поставлена была в Вавилоне в таком виде, в каком она для наказания сего города с крайнею поспешностью отправилась.

Глава Четвертая. О сребролюбии

Сребролюбие также на среду вывесть должно, которое изыскивает тайные прибытки и явные добычи пожирает ненасытно; не пользуется тем, что имеет: и в безмерном желании приобретения бывает всегда весьма бедно.
1) Как под именем Л. Минуция Василия человека весьма богатого в Греции от некоторых сделана была подложная духовная, и для утверждения оной внесены были в нее от наследников имена весьма сильных людей нашего гражданства, а именно: М. Красса и Кв. Гортенсия, которым Минуций совсем не знаком был, то хотя и явно обман был видим, однако они от жадности к деньгам не постыдились на себя перенять беззаконной чужой выдумки. Сколь великое преступление я легко представил! Светилы Сената, красота судебных мест, за которое беззаконие других наказывать должны были, то самое бесчестным прибытком уловлены будучи силою своею закрыли.
2) Но в Кв. Кассие сребролюбие несколько более оказало своей силы; который будучи в Испании и поймав М. Силия и А. Калпурния, которые было с кинжалами пришли умертвишь оного, с первым на пятидесяти, а с другим на шестидесяти сестерциях помирился, А чтоб кто о том не сомневался; ежели бы столько же еще ему положено было денег, то бы он за них дал себе отрубишь голову.
3) Впрочем сребролюбие более всех овладело сердцем Л. Септимулея: которой К. Граху своему благодетелю отрубить голову, и воткнув на копье носить по городу не устыдился. Потому что Консул Опимий обещал в награждение дать столько золота, сколько голова Грахова повесит. Некоторые объявляют, что он вынув мозг из головы той налил череп свинцом растопленным, чтоб тем она была тяжелее. Пусть Грах был человек мятежной, и погиб в пример другим полезный, однако беззаконная жадность Септимулеева, как под покровительством его жившего, до нанесения такой обиды несчастному своему покровителю не должна была простираться.
Внешние
1) Септимулеево сребролюбие заслуживает ненависть, а Птоломея Царя Кипрского было смеха достойно. Ибо как он всякими способами нахватал великое богатство, и видел, что ему надобно было для него погибнуть, для того все свои деньги положа на суда пустился в море; чтоб сделав на них дыры пропасть добровольно, а неприятеля лишить добычи. Пожалел однако ж затопить серебра и золота, и имевшие учиниться виною его погибели, привез домой обратно. По истине не он владел богатством, но им богатство; и он именем только был Царь острова, а духом бедный невольник денег.

Глава Пятая. О гордости и неумеренности

А чтоб также гордость и происходящую от оной неумеренность вывести наружу.
1) Как М. Фулвий Флакк Консул товарищ М. Плавтия Гипсея вводил наивреднейшие законы в рассуждении даяния права гражданства и апелляции к народу тех, которые бы хотели переменить свое гражданство, то едва его в Сенат идти убедили. И как Сенаторы от части советовали, а от части его просили, чтоб он начатое собою оставил, то Флакк не хотел удостоить их своего ответа. Тиранического духа Консулом он бы сочтен был, когда бы поступил так и против одного Сенатора, как он поступил в пренебрежении величества всего высокопочтенного Сенаторского собрания.
2) М. также Друс Трибун простого народа с крайним других озлоблением оказал свою гордость. Ибо он Консула Л. Филиппа так почитал мало, что как он осмелился перебить речь его говоренную к народу, то Друс схватив его сломил почти ему шею, и не чрез слугу народного, но чрез своего клиента столь насильственно столкнул его в темницу, что весьма много из носу у него вышло крови. Но того не довольно: как Сенат послал к нему, чтоб он был в оной, сказал: Для чего он лучше сам в Гостилиеву ратушу по близости от Ораторского места к нему не пришел? Досадно продолжать далее. Трибун пренебрегал власть Сената, а Сенат повиновался словам Трибуновым.
3) Сколько же Кн. Помпей поступил гордо! Он вышед из бани, и видя у что Гипсей пал к ногам его, [который в том судим 6 ыл, что непозволенными средствами искал власти; притом был человек знатный и друге ему] не хотел сказать, чтоб встал он, но прогоняя от себя досадительными словами, сказал: Что он делает ему только остановку в банкет; и зная, что так выговорил надменно, мог за столом быть спокойно. Он же не постыдился и на площади Л. Сципиона своего тестя, оказавшегося винным против изданных им законов, в крайнем несчастии многих знатных, просит судей, чтоб они для него его простили, мешая состояние республики с ласками жены своей.
4) М. же Антоний учинил мерзостным пир свои делом равно и словом. Потому что как во время его Триумвирата принесена была к нему голова Цесеция Руфа, и каждый на бывших у него немогши смотреть на то отвращал лицо своё, тогда Антоний приказал поднесши ее к себе ближе, и рассматривал оную долго и прилежна. А как все ожидали того, что он скажет, тогда Антоний выговорил: Что не знал его живого. Гордое о Сенаторе и неумеренное о умерщвленном призвание.
Внешние
1) Довольно видели наших, теперь присовокуплю посторонние примеры. Александр Великий в храбрости и счастии своем тремя степенями возносился. Ибо он гнушался иметь отцом своим Филиппа, Иовиша Аммона признавал за отца своего. Скучив нравами и одеждою Македонскою, начал употреблять платье и обычаи Персидские. Презрев состояние смертного почитал себя богом. И не стыдно ему было отрицаться от сыновства, гражданства и человечества.
2) Но с какою Ксеркс, в которого имени гордость: и неумеренность заключается, надменностью оказывал власть свою! Когда надобно было ему объявить войну Греции, то он призвав к себе начальников Асийских сказал: Чтоб не подумали, что я единственно собственным моим мнением то делаю, для того я вас к себе собрал. Однако помните то, что вам надлежит более повиноваться, нежели давать мне советы. Надменно б и тогда сказал он, когда бы ему победителем домой возвратиться удалось. А как он побежден сам бесчестно, то знать не можно, более ли сказано им то было горделиво, или бесстыдно.
3) Аннибал же успехом происходившего сражения при Каннах возгордясь, не допускал ни кого к себе в лагере из граждан своих, и никому сам не хотел ответствовать, разве чрез другого. Погнушался так же допустить до себя и Маарбала, который пред главною его ставкою говорил громко: Что он предвидит, как то чрез несколько дней он в Риме в Капитолии стол иметь будет. Ни какого между собою не имеют сообщества счастие и умеренность.
4) В рассуждении же гордости Карфагенский и Кампанский Сенаты, как бы один другому завидовал. Потому что первый в отменных от простого народа мылся банях, а последний особенную имел для собрания и площадь. Что же сей обычай долго в Капуе был наблюдаем, то видеть можно я в речи говоренной К. Грахом против Плавтия.

Глава шестая. О вероломстве

Теперь уже таящееся и коварственное зло, то есть вероломство из норы его на свете вытащить должно. Которого наидействительнейшие суть силы ложь и обман, а плод состоит в беззаконии. Который бывает тогда известен, когда легковерность беззаконными оковами обяжет.. Оное столько вреда причиняет людям, сколько пользы добрая совесть. Чего ради пусть оно столько же и ругательства примет, сколько та похвалы получает.
1) Во время Царства Ромулова К. Тарпей в крепости был комендантом, которого дочь девицу вышедшую за город за водою для жертвоприношения подговорил Таций, чтоб она ввела с собою несколько вооруженных Сабинян в крепость, а вместо награждения обещал ей отдать все то, что Сабиняне на левых руках у себя имели. Были же у них на руках зарукавья и перстни из золота сделанные весьма толстые. А как Сабиняне вошли туда, и девица требовала от них награждения, то они закидав ее оружием, умертвили равно как бы платя обещанное. По тому что и оружие они в левой руке носили. Сие вероломство не заслуживает порицания: ибо сим образом беззаконное предательство наказано.
2) Сер. так же Галба крайне был вероломен. Которой созвав народ трех гражданств Луситанских, как бы имел говорить об их пользах, и отобрав из оного молодых людей, отняв у них оружие, побил отчасти, а отчасти запродал. Таковым своим поступком он весьма великой урон варваров превзошел великостью беззакония.
3) Кн. же Домиция высокого рода и великого духа мужа безмерное желание славы вероломным сделаться принудило. Ибо он озлобясь на Бетулия владетеля Арвернского, что он как свой так и Аллобрегический народ в бытность его еще в провинции уговорил прибегнуть под защиту Кв. Фабия его преемника, позвав к себе оного как бы для переговора, и приняв благоприятно, наконец сковав в Рим отправил на судне. Такого его поступка Сенат ни похвалишь не хотел, ни опорочить, дабы Бетулий не возобновил войны, ежели отпустить его в свое отечество Чего ради послал оного в Албу для содержания его там под караулом.
5) Вириафова так же смерть имела сугубое вероломство. В друзьях, что их руками он убит был; в Кв. Сервилие Цепионе Консуле, потому что он обещая наперед убийцам оного награждение главною виною был того беззакония: и победу не заслужил, но купил.
Внешние
1) Но чтоб увидеть самой источник вероломства. Карфагеняне Ксанфиппа Лакедемонянина, который во вторую войну Пуническую отменные им оказал услуги, и помощью которого они Атилия Регула в полон захватили, делая вид, как бы они в отечество его отвезти хотели, утопили в море. Чего они таким своим злодейством искали? Разве того, чтоб он не остался участником в победе. При всем том Ксанфипп таковым остался, а притом с их бесчестием; которого бы они без всякого ущерба своей славы живого могли оставить.
2) Аннибал так же уморив Нукеринов угаром и дымом в банях, которые положась на его обещание с двойною одеждою из Неприступных стен своих вышли, и потопив в глубоких колодезях, выманив таким же образом из города Сенат Акерранский, как потом объявил поход в Италию против Римлян, то не сильнее ли он воевал против самой верности, употребляя обыкновенно обманы и лесть, как бы знатные искусства? Откуда воспоследовало, что он имея, впрочем, славную имени своего оставить по себе память, в сомнении всех оставил, более ли за славного или за негодного его почивать надлежало человека.

Глава Седьмая. О бунтах

Простого народа
А чтоб объявить и о наглости бунта как внутрь отечества так и на войне.
1) Как Л. Еквиция, который называл себя сыном Ти. Граха, и противность законов просил Трибунского чина с Л. Сатурнном, К. Марий бывший тогда в шестой раз Консулом, приказал отдать под народную стражу, то народ сбил замки у темницы, освободив его оттуда, в крайнем веселии нес оного на своих плечах.
2) Тот же самой народ Кв. Метелла Ценсора, который от Еквиция, как бы сына Грахова, не хотел принять сказки о его имении, хотел побить каменьем, хотя он и говорил народу, что у Граха было три сына, из которых один находясь в службе в Сардинии умер, другой в младенчестве в городе Пренесте, а третий родившейся по смерти отца своего лишился жизни в Риме: и не должно в знатной род мешать неизвестной подлости. При всем том безрассудная дерзость распаленного народа по бесстыдству своему и отважности против Консула и Ценсора стремилась, и Начальников своих всяким родом своевольства беспокоила.
3) Но сие возмущение было только безрассудно дерзновенно, а следующее соедино с кровопролитием. Ибо народ сделав уже девять Трибунов, как одно только оставалось праздное место, на которое было два кандидата, то А. Нумия сотребователя Сатурнинова наглостью своею прежде уйти в некоторой дом принудив, а потом вытащив из оного, лишил жизни; дабы убийством пречестного гражданина доставить место пренегодному человеку.
4) Заимодавцы также восстав против Семпрония Аселлиона городского Претора чрезмерной навели ужас. Которого они, что держал должников сторону, возбуждаемы будучи от Л. Кассия Трибуна простого народа, в то время, как он пред храмом Согласия приносил жертвы, принудили от самых жертвенников бежать за рынок, и как было он скрылся в одной лавке, то вытащив его из оной, не взирая на то, что он был в одежде достоинство его изъявляющей, растерзали на части.
Римских воинов.
1) Ненавистно было состояние внутрь отечества, но когда войны рассмотрим, то столь же великое негодование произойдет. Как К. Марию не имеющему народного звания по закону Сулпициеву дана была Асийская провинция с тем, чтоб он вел войну против Мифридата, то посланного от него Легата Гратидия к Л. Сулле Консулу для приема легионов, воины умертвили; вознегодовав без сомнения за то, что они от верховной власти должны перейти в команду к такому, который не имел никакого чина. Но можно ли стерпеть, чтоб воины погублением Легата определений народные поправляли.
2) В сем случае они наблюдая честь Консула столь нагло поступили, а в следующем против оной. Потому что как Кв. Помпей товарищ Суллин по повелению Сената поспешно отправился к войску, которое Кн. Помпей имел в своей команде чрез несколько времени сверх желания гражданства, тогда воины обольщены будучи честолюбивым своим предводителем, напав на оного, в самое то время, как только было он начал приносить жертвы, самого на подобие жертвы заклали. И толикое злодейство Сенат, изъясняясь, что он ярости воинов уступить почитает за нужно, без наказания оставил.
3) И то войско поступило беззаконно и нагло, которое К. Карбона брата Карбонова, бывшего троекратно Консулом, за то, что он по случаю междоусобных браней ослабевшую воинскую дисциплину в скором времени строгостью своею хотел привести в надлежащей порядок, лишило жизни; почитая лучше осквернить себя гнуснейшим беззаконием, нежели гадкие свои переменить поступки.

Глава Восьмая. О безрассудной дерзости

Безрассудной дерзости также безвременные и сильные бывают устремления: коих ударами человеческие мысли приведены будучи в великое движение ни рассмотреть предстоящих себе опасностей, ни других делам отдать должной справедливости бывают не сильны.
1) Ибо сколь отважно Н. Африканский старший из Испании на двух пятибанковых галерах переправился к Сифацесу, имея вверить свою, а вместе и отечества судьбу одному неверному Нумидянину! Чего ради от малого сомнительно было следствие весьма важного дела, пленником ли или победителем Сифацеса Сципиону остаться было надобно.
2) К. же Цесарю в произведении сомнительного его предприятия хотя и боги вспомоществовали, однако едва без ужаса одном представить можно. Потому что он не терпя медлительного отправления из Брундусия в Аполлонию легионов, больным притворясь вышел из банкета, и скрыв свое величество под рабскою одеждою, сел в небольшое судно; и в жестокую погоду из реки пустясь в быстрое и опасное устье оной, немедленно приказал ехать в открытое море. Впрочем, как много и долго противными волнами носим был, наконец принужден возвратиться.
3) Но сколько ненавистна была безрассудная та воинов дерзость. Ибо они сделали, чтоб Л. Албин благородством, нравами и всех честей совершением гражданин преизящный, по ложным и пустым подозрениям в лагере камением побит был. До какого тогда степени их ярость простиралась! Они при всем прошении и молении своего предводителя не допустили его и оправдаться.
Внешние
1) По чему я не столь удивляюсь много лютости и свирепству Аннибалову, что он не хотел принять оправдания от кормчего, которого он, возвращался от Петилиева флота в Африку, и прибит будучи погодою к проливу, не уверяясь чтоб столь малое было расстояние между Италиею и Сицилиею, лишил его жизни за то, как бы он нарочно туда направил. А как после увидел, что говоренное кормчим было справедливо, то простил его тогда, когда за правость оного никакой не мог ему оказать чести кроме погребения. Чего ради смотрящая с высокого мыса, находящегося при шумящем от сильных волн проливе, статуя, сколько память Пелора, столько Пунической безрассудной дерзости, по близости и в отдаленности плывущим видимая, служит знаком.
2) Афинское же гражданство до безумия было дерзостно: которое всех десять вождей своих, а притом возвращающихся с презнаменитой победы, при самом их вступлении в отечество осудив на смерть лишило жизни за то, что они по случаю жестокой погоды не могли похоронить тел своих на войне побитых: наказывая необходимость, когда надлежало ему сделать им почесть за храбрость.

Глава Девятая. Об ошибке

За безрассудною дерзостью непосредственно следует ошибка: которая хотя равный вред другим причиняет, однако удобнее прошение получает; потому что не с намерением, но пустыми возбуждаема будучи воображениями в вину попадается. Сколь же она многовидна бывает в людях, ежели бы я похотел описывать обстоятельно, то бы сам себя тому пороку, о котором говорю подвергнул. Чего ради несколько видов оной только представлю.
1) К. Гелвий Цинна Трибун простого народа возвращался с погребения К. Цесаря в дом свой, на дороге от народа был растерзан вместо Корнелия Цинны: которой думал, что над ним оказывает свою лютость, озлобясь на него за то, что он будучи близок Цесарю, против него злодейски убитого неистовую говорил речь на Ораторском месте. И народная ошибка до того простиралась, что он голову Гелвиеву вместо Кориелиевой воткнув на копье около Цесарева носил сруба. Таким образом Гелвий своего долга и чужой ошибки был очистительною жертвою сожаления достойною.
2) Ибо К. Кассия ошибка самого себя наказать принудила. Как он во время сомнительного сражения четырех войск, происходившего при городе Филиппах, и самим предводителям не известного окончания, послал от себя ночным временем Тициния Сотника наведаться, в каком состоянии Брут находится со своим войском, и как Тициний частыми шел закоулками, а притом и темнота ему распознавать не дозволяла, неприятели ли или свои попадались на встречу, то он позже, нежели думал Кассий, к нему возвратился. Между тем Кассий думая о нем, что он неприятелям попался в руки, и почитая, что всем уже они овладели, поспешно сам себя лишил жизни, когда напротив того неприятельской взят был лагерь и Брутово войско от большей части было цело. О мужестве же и Тициниевом умолчать не можно. Которой несколько времени смотрел недвижим от ужаса на лежащего своего предводителя; потом облившись слезами сказал: Хотя я, Полководец! неумышленно вделался виною твоей смерти, однако дабы и то самое без наказания не осталось, прими меня в смерти твоей товарищем. И над бездыханным его телом вонзил меч свой в гортань себе по эфес самой. Таким. образом по смешении обоих крови пали две жертвы вместе: сия от любви, а та от ошибки.
3) Впрочем обманчивое мнение не отменную ли причинило обиду Ларта Толумния владетеля Виенского дому. Потому что как он играя в кости, и удачно бросив оные сказал шутя тому, с кем играл он, бей; по случаю же тогда были римские послы у него в доме, то драбанты оного обманувшись в его голосе, начали рубить послов тех, и игру в повеление обратили.

Глава Десятая. О мщении

Мщения же сколько чувствительны; столько справедливы бывают жала; которые тронуты будучи в движение приходят, желая заплатить полученную собою обиду. О них много говорить не надлежит.
1) М. Флавий Трибун простого народа представил оному о Тускуланах, что по их наущению Велитерны и Привернаты взбунтовали. А как они с женами и детьми своими, имея вид печальной пришли в Рим с покорностью просить в том прощения, то случилось, что прочие колена простить их согласны были, одно Поллиево судило прежде пересечь всенародно, потом отрубить им головы, а стариков, малолетных детей и жен продашь с публичного торгу. По сей причине Папириево колено, в котором весьма были сильны Тускуланы, получившие право гражданства, ни кого после из Поллиева не делало кандидатом какой–либо власти, чтоб со своей стороны не допустить оное ни до какой чести, которое вольности и жизни лишишь их всеми силами старалось.
2) Следующее же мщение подтвердил Сенат и народ весь согласно. Как Адриан с граждан римских в Утике находившихся несносные брал взятки, и за то от них живой сожжен был, то по сему случаю ни какого следствия, и ни каких не произошло жалоб в Рим.
Внешние
1) Славное мщение оказали обе Царицы. Тамира отрубленную Кирову голову приказала опустить в мех кровью человеческой наполненный, изъявляя тем ненасытную его жадность к оной, и мстя за убийство своего сына. Вереника же досадуя за то, что сын её коварным образом от Лаодикеи захвачен был: сама ополчась села на колесницу, и пустясь в погоню за драбантом Царским, исполнителем того злодейства, именем Кенеем, как не могла ему копьем ничего вделать, то ударом камня повергла на землю; я переехав чрез него сквозь неприятельское войско проехала к тому дому, где надеялась найти тело своего сына.
2) Ясон же владетель Фессалийский, имевшей идти войною против Царя Персидского, от довольно ли справедливого погиб мщения, подвержено сомнению. Ибо как Таксилл Гимназиарх Приносил ему жалобы в побоях причиненных оному от некоторых молодых людей, то он дал ему на волю, или взять с них триста драхм, или каждому из них дать по десяти ударов. А как он последнее избрав исполнил, то наказанные Ясона умертвили, подвигнуты к тому будучи столько болезнью тела, сколько стыдом наказания. Впрочем, от малого озлобления стыда благородного ожидание весьма важного дела погибло. Потому что по общему мнению Греции в Ясоне столько же полагаемо было надежды, сколько Александр оказал самим делом.

Глава Одиннадцатая. О словах нечестивых и беззаконных

Теперь, особливо как я, что добро и что худо в человеческой жизни под образом примеров исследываю и надлежит объявить и о словах нечестивых и делах беззаконных.
1) Откуда же начать лучше как не от Туллии? Потому что её пример по времени очень стар по совести бесстыден, по словам нечестив и чуду подобен. Как она ехала в коляске, и кучер удерживая лошадей помалу остановился, то Туллия потребовала от него причины остановки. А как от оного услышала, что тело убитого отца её Сер. Туллия лежало среди дороги, то приказала кучеру чрез него ехать, чтоб тем скорее броситься в объятия Тарквиния его убийцы. Которою толь нечестивою и бесстыдною поспешностью, не только себе вечное бесчестие, но и деревне той доставила имя Беззаконной.
2) К. Фимбрии дело и слова хотя и не так были люты, но ежели рассудить их самих в себе, то и то и другое было весьма смело. Он старался, чтоб Скевола во время погребения. К. Мария убит был. Но как услышал, что он от полученной раны вылечился, то принял намерение пред народом обвинять оного; и вопрошен будучи, что он на него сказал худого, которого по невинности нравов достойно похвалит было не можно? ответствовал: Что он против его то скажет, что его копьем легко ранили. О своевольной ярости, о которой надлежало воздыхать Республике в печали погруженной!
3) Л. же Катилина, как Цицерон уличал его в Сенате, что он возжег бунт в народе, сказал: То правда: а притом ежели я сей пожар не в силах буду залить водою, то затушу падением города. О котором что другое думать надлежало, как что он терзаем будучи совестью, в мыслях начатое собою исполнил злодейство?
4) М. же Хилон сделавшись нечувствителен единственно по своему безумию, М. Марцелла, которому жизнь даровал Цесарь, лишил оной своими руками. Он будучи ему друг издавна и сотоварищ в Помпеевой службе, восстал на него за то, что он некоторого из друзей своих предпочитал ему. Ибо как Марцелл из Митилены, где он укрывался, в отечество свое возвращался, то Хилон увидя его в Афинском порте, заколол кинжалом. А потом терзаясь совестью о учиненном собою убийстве, тогда же сам себя лишил жизни, сделавшись врагом дружества, божественного благодеяния препинателем и народной любви, что касалось до сохранения преславного гражданина, жестокою язвою.
5) В сей свирепости Хилона, которой кажется более быть не можно и К. Тораний превзошел лютостью отцеубийтва. Потому что он пристав к стороне Триумвиров, сотникам гнавшимся в след за отцом его, которой был некогда Претор и гражданин честный, объявил место, где он укрывался, лета и признаки тела, по которым бы им узнать его было можно. Между тем старик заботясь более о жизни своего сына и приращениях его в чести, нежели об остатках своей жизни, начал спрашивать искавших его, жив ли сын, и довольны ли им Триумвиры, на то один из тех сказал: Он самый, которого ты столько любишь, и объявил о тебе и мы лишаем тебя жизни по нашей должности, а по показанию сыновнему: и в то же самое время пронзил его мечем в сердце. И так пал мертв отец несчастный, которой более сожаления достоин, по виновнику своего убийства, нежели по самому убийству,
6) Жестокость сей судьбы чувствовал на себе и Л. Виллий. Он идучи на поле Марсово в собрание, в котором надлежало быть избрану в Квесторы его сыну, как услышав о себе, что он назначен в ссылку, то ушел в дом к одному своему клиенту. А чтоб он по верности к себе его не мог и у него быть безопасен, сделал то сын его беззконно. Потому что он по следам отца своего привед в дом воинов выдал его руками, чтоб в глазах его они умертвили. Сугубой отцеубийца, прежде умыслом, а потом зрением отца своего смерти.
7) Да и смерть Веттия Саласса сосланного в ссылку не меньше была сожаления достойна: которого жена, как он укрывался, мало сказать, на смерть выдала, не лучше ли сама умертвила. Ибо чем легче то беззаконие, где только недостает рук виновника оного.
Внешние.
1) Следующей же важный случай, поелику он посторонней, спокойнее я представлю. Как Сципион Африканский, правил память по отце своем и дяде в новой Карфагене, по обыкновению того времени представлением поединков шпажников, тогда два Царских сына, которые пред тем не задолго отца своего лишились, на место позорища вышли; и вызвались, что они тут о получении Царства биться будут, дабы поединком своим оное представление сделать тем славнее. А как их Сципион уговаривал, чтоб они лучше словами, нежели шлагами в том разобрались, кому из них владеть должно, и старший на совет оного и склонился, но младший наделся на свою силу в безумии своем стоял упорно. И как они в бой вступили, то фортуна судила нечестие его наказать смертью.
2) Но Мифридат поступил еще беззаконнее, которой уже не с братом об отцовском владении, но с самим отцом брань имел, чтоб оного лишить власти. В которой кто может надеяться себе от людей помощи, или дерзнет призывать богов в оную, я от удивления недоумеваю?
3) Хотя мы сему поступку как бы необыкновенному в тех народах и не должны удивляться, когда и Сариастр против отца своего Тиграна Царя Армянского так с друзьями своими согласился, чтоб всем пустит кровь из правых рук и пить оную взаимно, Едва ли бы в Противном случае Армяне стерпели, хотя бы он для соблюдения отца своего, кровью человеческою начинающейся заговор сделал.
4) Но почто я ищу внешних примеров, и что мне в них медлить, когда вижу, что предприятие одного отцеубийства превосходит все злодейства? Почему всем стремлением мысли и всеми силами негодования, к терзанию оного от искреннего наипаче, нежели сильного желания понуждаюсь. Ибо кто может довольно сильными словами изобразишь достойной общей ненависти поступок того, которой презрев верность дружбы, хотел погребсти род человеческой в кровавом мраке? Ты ли будучи свирепее самой лютости зверовидного варвара мог взять узду правления народа римского, которую начальник и отец наш в спасительной своей содержит деснице? При тебе ли, ежели бы тебе твое неистовство удалось, свет в надлежащем состоянии пребыл? Ты взятье Рима от Галлов, и нестерпимое убийство трехсот мужей знаменитых родом, Аллиенский день и побитых в Испании Сципионов, Фрасименское озеро и Канны, так же по случаю междоусобных браней плававшую Емафию в крови своих один в безумных предприятиях твоей лютости представить и превзойти хотел. Но бодрствовали вышних очи и звезды вместе с оными бдели. Жертвенники, ложа, храмы неотступным своим божеством охраняли, и ни в чем, что принадлежало до соблюдения Августа и отечества, не ослабевали. И во–первых виновник и защита благополучия нашего божественным своим разумом не допустил наипревосходнейшим своим заслугам с падением всего света погибнуть. Чего ради покой пребывает, законы надлежащую имеют силу; вид частного и народного звания ненарушим наблюдается. Кто же все сие, нарушив союз дружества, испровергнуть покушался, тот со всем своим племенем ногами римского народа будучи попираем, от самых преисподних, ежели только туда принят, должное наказание терпит.

Глава Двенадцатая. О смертях отличных

Состояние же человеческой жизни особливо от первого и последнего дня зависит; потому что весьма великое различие бывает между её началом и окончанием. Чего ради за блаженного мы почитаем того, кому и в жизнь вступить счастливо, и спокойно окончить оную случилось. Течение же среднего времени как от правления зависит фортуны, то иногда беспокойно, а иногда продолжается тихо: и бывает обыкновенно против чаяния сокращеннее, когда мы надеясь жить долее, не оставя почти по себе другим никакого мнения умираем. Однако ежели кто оное хорошо препроводить хочет, тот и краткую жизнь свою сделает весьма продолжительною, превышая количество лет дел множеством. В противном случае к чему служит нерадивому жизнь долговременная, когда он наипаче желает жизни, нежели учинить оную славною? Но чтоб не вступить в дальнейшие о сем рассуждения, хочу упомянуть о тех, которые не простою смертью скончались
1) Туллий Гостилий Царь, поражен будучи молниею, сгорел со всем двором своим. Отменной судьбы жребий, от которого воспоследовало, что столп гражданства внутрь самого его смертью похищен был: и которому граждане последней чести погребением отдать не могли, небесным огнем в тот вид превращен был; так, что тот же дом служил ему и дворцом и срубом, и могилою.
2) Едва вероятно, чтоб радость такую же имела силу лишать жизни, какую молния, однако имела. Ибо, как всем известно учинилось о поражении воспоследовавшем близ Фрасименского озера, одна мать вдруг встретясь у ворот с оставшимся в живых своим сыном в объятиях его скончалась. Другая же услышав ложную весть о смерти своего сына, и печалясь о том безмерно, сидела неисходно в своем доме. Но как внезапно увидела возвращающегося своего сына, то при первом на него взгляде лишилась жизни. Род приключения необычный: которые не умерли от печали, те от радости скончались.
3) Но я не столько удивляюсь тому в женщинах. Как М. Ювенций Фална, которой вторично тогда был товарищем Ти. Граху в Консульстве, в Корсике недавно собою покоренной приносил жертвы, и в самое то время получив письмо из Рима усмотрел в нем, что Сенат о получении победы приносил богам благодарение, то он читая со вниманием письмо то, прежде почувствовал темноту в глазах, а потом упав пред жертвенником найден был мертвый. И так что другое о сем приключении думать было надобно, как что он от безмерной радости умер? О когда бы ему случилось разорить Нуманцию или Карфагену!
4) Мужественнее его был несколько Кв. Катулл Полководец, которого Сенат сделал участником Цимбрского триумфа К. Марию: Однако смерть его была насильственна. Потому что как тот же самой Марий после по случаю междоусобных раздоров, приказал ему смерть избрать добровольно, то он натопив покой весьма жарко, которой только что известью был выбелен, и затворившись в оном уморил себя. Сия его лютая необходимость крайней стыд причинила Марию в славе.
5) В то же самое смутное республики время и Л. Корнелий Мерула бывший Консул и жрец Иовишев, дабы не сделаться поруганием надменным победителям, в священном хранилище Иовишева храма пустив себе кровь из жил объявления ругательной смерти избыл: и древнейшие жертвенники орошены были кровью жреца своего.
6) Неустрашимо так же окончил жизнь свою и Геренний Сицилийский, которого К. Грах имел своим другом и прорицателем. Ибо как он за то веден был в темницу, то ударился головою о косяк дверей её при самом входе в бесчестие упав лишился жизни; отстоя только на один шаг от смерти и рук палачевых.
7) С подобным стремлением смерти К. Лициний Мацер отец Калвов бывший Претор, обвиняем будучи в похищении казны, как голоса о нем подавали, в Мениан взошел. Особливо как он увидел, что М. Цицерон собравшей то присутствие снял себя верхнюю пурпурою обшитую одежду [сие было знаком, что он хотел начать говоришь] то послал сказать ему; Что он умер прежде еще окончания о нем приговора, а потому и имения его не надлежит продавать с публичного торгу. И тогда же полотенцем, которое по случаю имел в руках у себя, зажав себе рот накрепко, и остановив, дыхание предупредил наказание смертью. Цицерон о сем услышав не дал решительного мнения. Чего ради славный Оратор Калв, и от бедности и от порицания необыкновенным родом смерти отца, своего освободился.
8) Сего смерть была мужественная, а следующих очень смешная. Потому что Корнелий Галл бывший Претором и Т. Гатерий Кавалер Римский в самое время употребления любви лишились жизни. Хотя и неприлично поносить их такой смерти, которых не собственная похоть, но свойство человеческой слабости похитило. Особливо как конец нашей жизни различным, а притом сокровенным подлежит причинам, то иногда занимают имя смерти напрасно и такие случаи, которые только что во время смерти бывают, а не причиняют оной на мало.
Внешние
1) Находятся и у посторонних примеры смерти примечания достойные: какова во–первых была Комы, о котором объявляют, что он был брат Клеону знатному атаману разбойников. Ибо он по приведении во власть нашу Енны, которою разбойники владели, представлен будучи пред Рутилия Консула и спрашиваем о силах и предприятиях беглецов, то получив время, чтоб опамятоваться, закрыл свою голову, потом став на колени, и остановив свое дыхание, в самых руках караульных, и пред самим высокоповелительным Консулом с желаемым спокойствием умер. Пусть мучатся несчастные, которым лучше умереть, нежели в живых оставаться, ищя с робостью и сомнением способов лишиться жизни: Пусть изощряют мечи, растворяют яд, хватают петли, чрезмерные высоты осматривают: как бы великого приуготовления и отменного труда требовало дело, что бы разорвать сообщество души и тела, соединенное толь слабым союзом. Ничего из сих не предпринимал Кома, но заключившееся в сердце его дыхание конец нашло себе. И так с меньшею жадностью должны мы желать добра того, которого ненадежное обладание толь слабым насилием будучи исторгнуто, могло погибнуть.
2) Есхила же стихотворца конец как был не произвольной, так для примерного приключения примечания достоин. Он находясь в Сицилии в одно время вышед за город, в котором имел свое жилище, сел на освещенном месте от солнца. По случаю налетел над него Орел державшей в когтях своих черепаху и обманувшись блеском головы его у [ибо он плешив был] ударил об нее вместо камня черепаху, чтоб разбив череп достать стать себе мяса. И от того удара Есхил будучи корень и начало важнейших трагедий, умер.
4) Объявляют, что и Омир имел отменную кончину, которой находясь на острове, и не могши решишь заданного себе вопроса от рыболовов, якобы от досады умер.
4) Но мучительнее несколько скончался Еврипид. Потому что он будучи в Македонии, и в одно время идучи от Царя Архелая ужина на постоялый двор, заеден был собаками до смерти. Такой жестокой судьбы не заслуживал человек столь разумный.
5) Как помянутых кончин славные те стихотворцы по нравам и делам своим весьма не заслуживали, то Софокл будучи уже глубокой старости, прочет в собрании для спора с другими трагедию своего сочинения, и пребывая долго времени в сомнении о том, какого о ней слушатели мнения будут, потом получив пред другими один лишний голос от радости умер.
6) Филемону же безмерный смех был причиною смерти. Как приготовленные ему и поставленные в виду смоквы стал есть бывший тогда в покое ослик, то Филемон кликал к себе мальчика, чтоб он отогнал его. А когда мальчик вошел к нему, и Ослик все уже съел смоквы, тогда он сказал ему: Когда ты уже пришел поздно, то теперь поднеси ослику вина чистого. И выговорив так учтиво, начале хохотать задыхаясь, а теме самим надсадил старое свое горло.
7) Пиндар же будучи в гимназии как в одно время положа голову на колени одного мальчика, которого он любил отменно, отдохнуть лег, то не прежде узнали, что он умер, как надзиратель гимназии, хотя запирать покой тот, будил его напрасно. О нем я бы думал, что боги по той же милости и стихотворческое красноречие и столь спокойный конец жизни ему даровали.
8) Подобно случилось и с Анакреонтом, хотя он и превзошел известную меру человеческой жизни: который поддерживая слабые остатки сил своих соком зрелых виноградных ягод, от остановившегося весьма малого зернышка оных в иссохшей его гортани умер.
9) Придам к сим еще двух, которых намерение и конец жизни был равен. Милон Кротонианин идучи путем увидел лежащее дубовое дерево, которое надколото было вколоченными клиньями; и надеясь на свою силу подошед к оному, и вложив руки хотел разломишь его. Но как он вынул клинья, то дерево сжавшись, как должно ему быть целому, защемило его руки: и увенчанного толикими на позорищах лаврами на терзание зверям представило.
10) Полндамант также поединчик по случаю погоды должен был укрыться в пещере. А как оная от чрезмерного и нечаянного наводнения обваливаться и падать начинала, то прочие его товарищи бегством от погибели спаслись, а он один оставшись, хотел на плечах удержать всю её тяжесть Но как она превосходила человеческие силы, то задавлен будучи, пещеру, в которой искал убежища от дождя сильного, имел своею могилою. Сии могут подать собою доказательство, что которые одарены чрезмерною крепостью тела, те самые слабый имеют разум: как бы самое естество не хотело давать вместе и того и другого; дабы не превосходило меру смертных счастия, быть и весьма сильным, и весьма мудрым.

Глава Тринадцатая. О животолюбии

А как я исходов от жизни случайных, мужественных и некоторых безрассудно дерзких в повествовании моем коснулся, то представлю теперь и слабые и малодушные: дабы из самого сравнения видеть было можно, сколь в некоторых обстоятельствах не только мужественнее, но благоразумнее бывает желание смерти нежели жизни.
1) М. Аквилий имея случай умереть славно, похотел лучше служишь Мифридату бесчестно. Который не достоин ли был наипаче Понтийской казни, нежели римской власти? Ибо он сделал, что личное его поношение обратилось в стыд всему народу.
2) К великому также стыду служит и память Кн. Карбона в самых летописях римских, которой во время третичного своего Консульства по повелению Помпея в Сицилии на казнь веден будучи, просил воинов униженно и со слезами, чтоб они дозволили ему прежде смерти испраздниться, дабы тем несколько продолжить наинесчастнейшую жизнь свою. И он до того мешкал, что воины, на скверном том месте голову ему отрубили. В рассуждении его гадкого малодушие повествователь сам борется с собою. Умолчать не может потому, что оно утаено быть не заслуживает, а объявлять почитает за непристойно, потому что говоришь о том гадко.
3) Что же Брут? Он краткую и несчастную минуту жизни купил сколь бесчестно! Потому что пойман будучи Фурием, посланным от Антония умертвишь оного, не только из под меча отдернул шею, но как палач говорил ему, чтоб он держал ее крепче, сими самыми словами клялся: Протяну так, чтоб мне живому остаться. О бедной отсрочки смерти! О безумной веры клятвы. Но таковые безумия ты безмерная приятность жизни делать побуждает, испровергая меру здравого смысла, который повелевает нам любишь жизнь и не бояться смерти.
Внешние
1) Та же самая Ксеркса смотревшего на собранное собою со всей Азии из молодых людей состоявшее войско, что по прошествий ста лет ни одного из тех в живых не останется, принудила пролить слезы. Он мне кажется, по наружности только других состояние жизни, в самом же деле оплакивал собственное: которой более счастлив был множеством богатства, нежели достаточным рассуждением. Ибо кто б будучи посредственного разума стал о том плакать, что он смертным родился?
2) Теперь объявлю о тех, кон имея некоторых людей себе подозрительных, к сохранению себя от оных отменные изыскивали средства: и начну не от самого бедного человека, но от такого, которой между не многими наисчастливейшим почитался. Масинисса мало доверяя людям, для охранения своего здравия, начал собак иметь при себе. Что ж пользовало ему толь обширное его владение? что толикое сынов количество! и что наконец толь крепким союзом соединенное с римлянами дружество; ежели к сохранению всего того почел он сильнее быть всего прочего лаяние собак и грызение?
3) Несчастнее сего Царя был Александр Ферейской, которого сердце с одной стороны любовь, с другой страх мучил. Потому что как он безмерно любил жену свою Февею, то обыкновенно от стола проходя к ней в спальню, наперед себя пускал с обнаженным мечем одного варвара имевшего на лице Фракийские клейма: и не прежде ложился на постелю, как телохранителей своих распросит о всем подробно. Наказание от разгневанного божества изобретенное, не иметь сил ни обладать любовною страстью ни страхом, которого и причина и конец один был. Ибо Февея движима будучи гневом на Александра за то, что он сверх ее любил наложницу, его умертвила.
4) Дионисий Тиран в рассужудении сего мучения сколь обширную собою подает к повествованию материю! который тридцать восемь лет владел таким образом. Он отдалив от себя друзей, на место оных употребил наисвирепейших людей из варваров, а в телохранители набрал из домов заживнейших граждан слуг весьма сильных; так же опасаясь бунтовщиков, научил брить дочерей своих. А когда оные в совершенной возраст приходили, то не смел и им поверять бритвы, но вместо чтоб они раскаленными грецких орехов скорлупами ему прижигали бороду и на голове волосы. Неменьше же и жен своих; как дочерей опасался. Ибо он имел двух жен в одно время Аристомаху Сиракусянку, и Клориду Локрянку не прежде дозволял им обнимать себя, как их обыщет. Притом, и спальню свою как бы лагерь обвёл рвом пространным, в которую входил по деревянному мосту; и с наружи у дверей стояли его драбанты, извнутри запирал сам накрепко железные двери.

Глава Четырнадцатая. О сходстве вида

О сходстве же лица и всего тела высокого учения люди тонее рассуждают. И из них некоторые такого мнения, что почитают оное соответственным происхождению и сложению крови. И не малое доказательство берут от прочих животных, которые рождающим родятся подобны. Другие не признают того за закон естества непременный, но виды смертных приписывают случайному зачатию. И потому часто от пригожих родятся безобразные, а от сильных слабые. Но как сей вопрос сомнению подвержен, то я несколько примеров представлю таких людей между собою сходных, которые совсем были чужие.
1) На Помпея В. Вибий благородного происхождения и Публиций откупщик так были похожи, что ежели бы переменить их состояние, то бы можно было ошибкою им кланяться вместо Помпея, и Помпею вместо оных. Подлинно куда только Вибий и Публиций ни приходили, то все на них обращали взор свой, и каждый из смотрящих примечал вид верховного гражданина в среднего состояния людях. Сие случайное игралище дошло до него как бы по наследству.
2) Ибо и отец его на Меногона своего повара так похож быть казался, что Помпей, будучи, впрочем, человек строгий и военный, подлое его имя не хотел от себя отринуть.
3) Сципион же Насика будучи в юношеском возрасте, происходя от знатного рода и изобилуя славными проименованиями, рабским именем Серапиона от простого народа был наказываем; потому что он на служителя жертвенного сего имени весьма похож был. И ему не помогла ни честность нравов, ни толь великая знатность рода избыть сей обиды от наименования наносимой.
4) Наиблагороднейшее товарищество Консульства было в Лентуле и Метелле, на которых в театре смотрел народ почти для того, что они похожи были на двух комедиантов. Но один из них прозван был по чему–то Спинфером второй статьи, а другой, ежели бы по нравам не получил имени Непота, проименован бы был Памфилием, с которым весьма схож был, статьи третьей.
5) М. же Мессалла бывший Консулом и Ценсором Меногена, а Курион все чины имевшей Бурбулея, первой по сходству лица, а другой телодвижения оба принуждены были слышать от народа название комедиантов.
Внешние
1) Довольно сего о своих примерах, потому что оные по лицам отменны и известны у римлян. Повествуют, что с Царем Антиохом некто из современных именем Артемон, происходившей и сам от Царского корени, весьма был сходен. Его Лаодикея, умертвив мужа, для утаения своего злодейства положила вместо вольного Царя на постеле: которой допущенный к себе весь народ обманул и речью и лицом сходным, и все сочли, что точно Антиох умирающей препоручал им Лаодикею с детьми своими.
2) Ибрей же Миласенской красноречивый и сильный Оратор на Кименского слугу, которой подметал сор на позорище, столько похож был, что собиравшийся со всей Асии люди смотря на сего за родного брата Ибрею признавали. Столько они чертами лица и всеми членами друг другу были подобны.
3) Бывшей же в Сицилии, о котором известно, что он весьма походил на Претора, дерзок был крайне. Потому что как Проконсул сказал ему, что он удивляется его сходству с собою, особливо, что отец его никогда не бывал в той провинции, он вызвался таким образом: а мой отец езжал в Рим почасту. Ибо Проконсул в шутку тронул честность его матери, а он взаимно обратив недоверку на мать самого его отплатил дерзновеннее, нежели подлежащему побоям и казни надлежало.

Глава Пятнадцатая. О тех, которые ложно в чужие фамилии вступали

Но предследовавшие примеры сноснее, и одному только они в случае безрассудной дерзости сомнение наводят. Напротив того следующего рода бесстыдства ни каким образом терпеть не можно, потому что оной и особь людям и всему обществу причиняют опасность.
1) Ибо чтоб не опустить Еквиция пришедшего из Фирма Пиценского чудовища, о котором я уже упомянул прежде; его явный обман в присвоении себе отцом Ти. Граха, по случаю ошибки возмущенного народа великою властью Трибунскою был подкрепляем.
2) Ерофил коновал называя К. Мария, бывшего семь раз Консулом, своим дедом, так вознесся, что многие селения заслуженных воинов, знаменитые гражданства, и почти все собрания патронов его за такого приняли. Но того не довольно: Как К. Цесарь убив Кн. Помпея в Испании, допускал народ к себе в садах своих, то и к нему народ в ближайшую беседку приходя во множестве с равным почти доброжелательством приносил поздравление. И ежели бы в том постыдном волновании народа Цесарь не воспрепятствовал божественными своими силами, то бы подобный удар почувствовала республика, какой получила от Еквиция. Впрочем, по определению его он удален будучи из Италии, по преселении Цесаря на небо, опять в Рим возвратился, и принял было намерение погубить весь Сенат. За что по повелению оного умерщвлен будучи в темнице, позднее за склонность свою ко всем предприятиям злодейским, получил наказание.
3) И божественного Августа доселе управляющего светом превосходнейшее божество от сего рода обиды не было свободно: когда некто отважился назвать себя сыном наиблагороднейшей сестры его Октавии; который объявлял, что якобы он по крайней слабости тела от того, кому его поручили, содержан был вместо сына, а на место его подкинут был сын оного. Дабы в одно время и нахальнейший дом Октавии в памяти истинной крови обманулся, и подлогом подлого осквернился. Но как он с крайним бесстыдством своим на высочайший степень дерзости стремился, то по повелению Августа к веслу казенной трехбанковой галеры пригвожден был.
4) Сыскался также некто, которой называл себя Кв. Сертория сыном, которого не могли принудить показаться жене Серториевой, чтоб она его за сына признала.
5) Что ж Требеллий Калка! как он стоял твердо, назывался Клодиевым сыном! А притом когда он, присвоя я себе имение Клодиево, вошел в заседание ста мужей, то и народе на его сторону был весьма склонен, так, что опасно было справедливые и истинные давать мнения. Однако судии в сем следствии наблюдая законы свято, ни домогательству требователя, ни насилию народному не уступили.
6) Гораздо смелее поступил тот, которой в начале самовластия Корнелия Суллы, ворвавшись в дом Кн. Асиния Диона, сына его выгнал из отцовского дома: крича, что он точной сын Дионов. Однако как после насильствия Суллина Цесарево правосудие воссияло, то во время правления справедливейшего начальника в народной темнице он умер.
Внешние
1) В его ж правление в Медиолане безрассудная дерзость одной женщины в подобном обмане сокращена была. Ибо как она представляя себя Рубриею и утверждая, что пустой слух распространился, якобы она сгорела в пожаре, вступалась в её имение нимало ей непринадлежавшее, притом как лицом была на нее похожа, так и Цесарева когорта ей доброжелательствовала: при всем том по непреоборимой справедливости Цесаря в своем непотребном предприятии обманулась.
2) Он же некоторого варвара домогавшегося по великому своему сходству с Ариарафом [о котором все уже точно знали, что он убит от М. Антония] владения Каппадокии в лице его, при всем том, что он обманув всего почти востока гражданства и народы по их легковерию, был тем подкрепляем, за безумное присвоение владения принудил принять казнь должную.