Речи Демосфена

Автор: 
Демосфен
Переводчик: 
Мищенко Ф.С.
Источник текста: 

МОСКВА. 1903 г. Издание А Е. Владимирова.

Вместо предисловия

Года три тому назад мы вознамерились было издать всего Демосѳена в русском переводе, снабдив перевод примечаниями и предпослав ему предисловие, в котором предлагалась бы посильная оценка величавшего оратора знаменитой древнегреческой республики.
При участии В. Л. Крушинового мы нашли бескорыстного, великодушного издателя в лице А. Е. Владимирова, достойного преемника А. Г. Кузнецова, издавшего двух и трехтомные сочинения Геродота, Ѳукидида, Полибия на льготных для переводчика условиях.
Но судьбе угодно было распорядиться иначе: в конце позапрошлого года я заболел тяжкою болезные, заставившей меня сократить мои кабинетные работы до минимума и почти совсем приостановить перевод Демосоена и печатание его. Когда возвратятся ко мне мои силы, я, разумеется, постараюсь докончить начатый перевод, если еще не истощится и терпение уважаемого издателя, а пока я решил с его согласия выпустить в свет то, что мною сделано, в виде первого выпуска речей Демосѳена.
Ѳ. Мищенко.
Москва. 16-го Апреля 1903 г.


I. Первая Олинѳская речь

Изложение Либания.
Олинѳ был город на Ѳракийском побережье; жили в нем эллины, вышедшие из Халкиды, что на Евбее, а Халкида была аѳинская колония. Олинѳ вел много славных войн, потому что воевал он в старину с аѳинянами, когда те господствовали над эллинами, воевал потом и с македонянами. С течением времени Олинѳ приобрел большую силу и преобладание над родственными городами, ибо на Ѳракийском побережье выходцы из Халкиды жили в большом числе. Вначале, по заключении союза с царем македонским Филиппом, граждане Олинѳа участвовали в войне его против аѳинян, получив от македонского царя Аиѳемунт, из-за которого препирались между собою македоняне и олинѳяне, получили и Потидею. Этим последним городом владели до того аѳиняне; Филипп отвоевал его у аѳинян и передал олинѳянам. Впоследствии они стали относиться к Филиппу подозрительно, видя, как быстро растет его могущество, и замечая его вероломство. Поэтому, выждавши, когда Филипп отсутствовал, олинѳяне отправили посольство к аѳинянам и прекратили войну с ними; этим они нарушили договор свой с Филиппом, так как согласно договору они обязывались и войну вести против аѳинян сообща, и также сообща принимать другие решения. Со своей стороны, Филипп давно искал предлога к враждебным действиям против олинѳян, и теперь воспользовался этим обстоятельством, говоря, что они нарушили договор, заключив дружественный союз с его врагами, и потому пошел на них войною, Олинѳяне через послов обратились в Аѳины с просьбою о помощи. Поддерживая послов, Демосѳен убеждал аѳинян помочь олинѳянам, так как, говорил он, спасением олинѳян аѳиняне ограждают себя от опасностей: если олинѳяне уцелеют, объяснял Демосѳен, Филипп никогда не явится в Аттику, и аѳиняне будут иметь возможность ходить на судах в Македонию и там вести войну; наоборот: если город олинѳян будет во власти Филиппа, для царя откроется путь ко вторжению в Аѳины. С целью настроить аѳинян враждебно против Филиппа, Демосѳен прибавлял, что одолеть его не так трудно, как об этом думают. Оратор говорил также о государственной казне, предлагая обратить деньги на военные нужды, а не на зрелища. Так как существовавший до того способ расходования этих денег известен недостаточно, то я считаю долгом разъяснить его. Первоначально у аѳинян не было каменного театра, но сколоченные из брусьев и досок подмостки, и каждый спешил занять на них место, оттого приходилось терпеть толчки, а иногда получать и повреждения.
Решивши положить этому конец, аѳинские правители сделали места в театре платными, и только тот получал доступ в театр, кто за место вносил два обола. Затем, во избежание нареканий, что подобный расход обременителен для бедняков, было установлено, чтобы каждый аѳинянин получал эти два обола из государственной казны. Такой порядок был в начале, а со временем пришли к тому, что граждане не только получали деньги на плату за места в театре, но вообще все государственные деньги делили между собою. Вследствие этого аѳиняне утратили охоту к военным предприятиям, потому что раньше они получали жалованье от государства за военную службу, а теперь, сидя дома, получали долю из государственных денег на зрелища и празднества. Вот почему аѳиняне не желали более покидать свои дома и подвергать жизнь опасности; они даже установили закон, наказывающий смертью того, кто предложил бы восстановить первоначальное назначение этих сумм и обратить их на военное дело. Поэтому-то и Демосѳен касается этих сумм весьма осторожно и, задавши себе вопрос: "Не предлагаем ли мы обратить суммы на военное дело?" отвечает: "Нисколько". Оратор советует еще, чтобы граждане сами шли на войну и не довольствовались, как бывало обыкновенно до тех пор, отправкою вспомогательных отрядов из наемников, ибо, говорил он, аѳиняне через это самое и терпят военные неудачи.
Речь
(1) Наверное, граждане аѳинские, вы готовы дорого заплатить тому, кто указал бы меру, полезную нашему государству в тех затруднениях, которые теперь вас озабочивают. Если это так, то вам следует с радостью выслушивать каждого, кто бы ни пожелал дать вам совет. Не довольствуйтесь тем, что выслушаете и сразу примете предложение какого-либо оратора, заранее подготовленное. По-моему, счастье ваше в том и состоит, что иные граждане могут тут же, без подготовки, напасть на многие здравые мысли, и тогда из всех предложений вам легко выбрать благодетельное для вас[1].
(2) Настоящий момент, граждане аѳинские, можно сказать, вопиет о том, чтобы вам самим взять тамошнюю войну[2] в свои руки, раз только вы серьезно желаете ей успеха, Я не знаю, какое решение относительно войны мы примем, но мое мнение вот какое: тотчас постановить оказать помощь и, собравшись с силами как можно скорее, помочь Олинѳу войском из граждан[3], не повторяя прежней ошибки, а также отправить туда посольство с поручением сообщить о принятой нами мере и наблюдать за ходом дел на месте. (3) Что всего страшнее, так это то, как бы человек этот, способный на всякую гнусность, умеющий пользоваться обстоятельствами, не ниспроверг и не отторгнул от нас опорного пункта всего нашего положения[4], пуская в ход то уступчивость, если на нее подаются, то угрозы, - верить его угрозам есть достаточное основание, - то клеветы на нас за наше безучастие. (4) Впрочем, граждане аѳинские, едва ли не то самое обстоятельство, которое больше всего делает Филиппа трудно одолимым, составляет вашу главную силу, именно: что он один вершит все дела, явные и тайные, что он вместе и военачальник, и владыка, и казнохранитель, что он сам повсюду находится при своем войске, - все это дает ему огромное преимущество перед нами, когда требуется быстрота и своевременность военных действий; по все это в такой же мере затрудняет для него мирное соглашение с олинѳянами, которого он так добивается. (5) В самом деле, олинѳяне прекрасно понимают, что нынешнюю войну они ведут не из-за славы, не из-за участка страны своей, но что им угрожает утрата и порабощение их родины; они знают, как он поступил с теми из амфипольцев, кто передал ему этот город, и с теми из граждан Пидны[5], которые пропустили его в городские стены; да и вообще, мне кажется, государства свободные подозрительно относятся к царской державе, в особенности, когда земли их пограничные. (6) Если, граждане аѳинские, вы это знаете, если вы соображаете и все прочие обстоятельства, достойные внимания, то, по-моему, вы обязаны принять твердое решение и воспрянуть духом, направить свои силы на войну больше, чем когда-нибудь,· а для этого ревностно вносить военные подати, самим идти в поход и не дозволять себе никаких упущений: нет у вас более ни основания, ни предлога уклоняться от исполнения долга. В самом деле, то, о чем до сих нор шли толки и пересуды, (7) именно, что олинѳянам необходимо начать войну с Филиппом, наступило теперь само собою, и наступило в благоприятнейшем для вас виде. Начни олинѳяне войну по вашему наущению, они могли бы показать себя ненадежными союзниками, и их решимость могла бы быть скоропреходящей. Но они питают вражду к Филиппу за то зло, какое он причинил им самим, а потому справедливо предположить, что их неприязнь, поддерживаемая страхом за будущее и памятью о прошлых обидах, будет упорная. (8) Граждане аѳинские, не пропустите столь счастливого случая и не повторяйте ошибки, от которой раньше вы уже часто терпели. Так, если бы в то время, когда наше вспомогательное войско возвратилось от Евбеи, и когда с этого самого возвышения амфипольцы Гиерак и Стратокл[6] убеждали нас выйти в море и принять их город, если б мы тогда проявили такую же ревность об нас самих, как о благополучия евбеян, то вы овладели бы в то время Амфиполем и охранили бы себя от затруднений, за сим последовавших. (9) Далее, когда иас извещали об осадах Пидны, Потидеи, Меѳоны, Пагас и прочих городов[7], которые для краткости я не стану называть по именам, мы были обязаны первому же из них оказать быструю и достаточную помощь; за то теперь мы имели бы в Филиппе противника более податливого и слабого. На самом деле мы никогда не пользовались обстоятельствами, рассчитывая на то, что будущее само собою сложится счастливо для нас, и тем, граждане аѳинские, дали Филиппу усилиться и вознестись на такую высоту, на какой не стоял еще ни один царь Македонии. Вот и в настоящее время нашему государству ниспослан судьбою удобный случай, не менее удобный, нежели любой из упомянутых выше: я разумею нынешнее положение олинѳян. (10) Если бы мы сумели, граждане аѳинские, правильно исчислить все блага, какие нам даруют боги, то должны были бы по всей справедливости воздать им горячую благодарность, хотя многое идет у нас и не так, как бы следовало. Действительно, виною тяжких потерь в нынешней войне мы должны считать нашу собственную беспечность; наоборот, в том, что мы не понесли этих потерь гораздо раньше, что у нас явилась возможность союза с олинѳянами, союза, способного возместить наши потери, в этом я готов видеть проявление благости богов: нужно только умело ею воспользоваться. (11) Мне кажется, нечто подобное бывает с обладателями богатств: все время, пока человек добывает состояние и сохраняет его, он испытывает глубочайшую благодарность судьбе, а как только богатство безрассудно растрачено, он вместе с богатством теряет и чувство благодарности. Равным образом в делах государственных, если кто упустил благоприятные обстоятельства, он забывает о тех благах, какие были ему дарованы от богов, потому что прошлое оценивается всецело по окончательному исходу. Вот почему, граждане аѳинские, вы обязаны ревниво позаботиться хоть о дальнейшем, дабы разумным образом действий снять с себя пятно бесчестия за прошлое. (12) Наоборот, граждане аѳинские, если мы отринем этих людей[8], и если вслед за сим Филипп покорит себе Олинѳ, то нельзя даже придумать такого препятствия, которое помешало бы Филиппу идти, куда он хочет. Соображает ли кто из вас, граждане аѳинские, и понимает ли, какими путями Филипп, слабый вначале, достиг могущества? (13) Он начал захватом Амфиполя, потом Пидны, далее Потидеи, еще позже Meѳоны, и затем пошел на Ѳессалию. Здесь установил отношения, какие сам желал, с Ферами, Пагасами, Магнесией, и удалился во Ѳракию. Там одних царей изгнал, других поставил и - занемог. Едва оправившись от болезни, он не отдался покою, но тотчас учинил покушение на олинѳян[9]. Я не говорю уже о походах его на иллирийцев, пеонян, на Аррибу[10], и обо всех прочих.
(14) Быть может, кто-либо спросит, зачем я говорю об этом. Затем, граждане аѳинские, чтобы дать вам понять и почувствовать и вашу беспечность в каждом из названных случаев со всеми пагубными её последствиями, и неугомонную стремительность, какую проявляет Филипп и носит с собою, проистекающую отсюда его неспособность почить на достигнутых успехах. Подумайте, какой конец ждет нас, если, с одной стороны, он в своей решимости будет стремиться все к новым и новым приобретениям, а мы положим себе за правило не напрягать наших сил ни в каком случае. (15) Неужели, о боги, среди нас найдется хоть один человек, настолько простодушный, чтобы не понять, что война при нашем бездействии из той местности, где ведется теперь, перейдет к нам? И я страшусь, граждане аѳинские, как бы нас не постигла та самая участь, какую уготовляют себе заемщики, когда по легкомыслию берут деньги под высокий рост и, вдоволь насладившись короткое время, теряют потом и родовое свое имущество: подобно этому, как бы и нам не пришлось дорого поплатиться за наше легкомыслие. Стараясь все делать только в меру наших удобств, мы можем впоследствии оказаться вынужденными ко многим тягостным мероприятиям, каких бы вовсе не желали, и должны будем бороться за самую страну нашу.
(16) "Однако", можете сказать вы, "порицать легко и под силу каждому, а дело советчика-научить, как поступать при данных обстоятельствах". Мне хорошо известно, аѳинские граждане, что много раз вы обращали свой гнев не на виновников неудачи, но на тех ораторов, которые говорили последними, если только исход дела не отвечал принятому вами решению. И все-таки я считаю своим долгом, пренебрегая собственною безопасностью, не прятаться с предложением, до моему мнению, полезным, а мнение мое таково, что помогать делу следует двояким способом одновременно: сохранять города за олинѳянами[11], (17) для чего отрядить туда одно войско, и разорять страну Филиппа с помощью триер и другого войска. Если вы опустите то или другое средство, я боюсь, как бы наши военные действия не оказались бесплодными. (18) В самом деле, будете вы тревожить его страну, - а он тем временем приобретет себе Олинѳ, и по возвращении домой легко отразит ваше нападение. Отправите вы только вспомогательное войско к Олинѳу, - он, не опасаясь за собственные владения, тем с большим упорством будет вести осаду городов и одолеет осажденных одних за другими. Вот почему необходимо оказывать помощь сильную и двояким способом.
(19) Таково мое мнение относительно подания помощи, а вот что я думаю о том, откуда достать деньги. Деньги у вас есть, граждане аѳинские; денег у вас больше, чем у какого-либо другого народа, но вы разбираете их без стеснения, как вам хочется. Раз только вы станете вознаграждать деньгами воюющих граждан, то изыскивать новые средства вам не понадобится; в противном случае вам нужны новые средства или, вернее, у вас нет никаких- средств. "Как же это так?" спросите вы. "Неужели ты вносишь предложение обратить зрелищные суммы[12] на военные нужды?" Ничуть, избави бог! (20) Я говорю только, что нужно набрать войско, что для войска нужны деньги, и что получение вами денег должно быть неразлучно соединено с заслугами[13], а вы думаете, что деньги нужно получать даром, без трудов, на празднества; в таком случае все мы, я полагаю, должны платить налог[14], высокий, если требуется много денег, низкий, если нам недостает немного. Словом, нужны деньги, и без денег ничего не сделается. Разные ораторы называют различные источники. Остановитесь на любом из них, какой найдете удобным, но действуйте, пока время не ушло.
(21) Следует также старательно вникнуть в нынешнее положение Филиппа. Дела его вовсе не так благоустроены, как это кажется, и как можно говорить о них с первого взгляда; они совсем не блестящи, и на эту войну за пределами своего государства он не отважился бы ни за что, если б знал, что ему предстоит война, если б он тогда не рассчитывал сокрушить противника как бы с первого натиска; но он ошибся в расчете. Этот неожиданный оборот прежде всего и озадачивает Филиппа и повергает его в большое смущение, а затем настроение ѳессалийцев[15]. (22) Вероломство составляет, мне кажется, природное, всегдашнее свойство ѳессалийцев в их отношениях со всяким, и теперь они в полнейшей мере показали себя Филиппу такими, каковы они на самом деле. Так, они постановили требовать от него Пагасы обратно и не дозволяют ему укреплять Магнесию[16]. Потом кое от кого я слышал, что они не желают более уступать ему доходы с гаваней и рынков, так как, говорят они, доходы эти нужны им на государственные потребности, и потому Филипп не получит их. Между тем, лишившись этих доходов, он будет стеснен до крайности в содержании своих наемников. (23) Потом, необходимо помнить, что владыки пеонов, иллирийцев и вообще всех тамошних народов предпочитают самоуправление и свободу рабскому состоянию: подчиняться другому они не привыкли; к тому же человек этот, как рассказывают, необузданного нрава. Должно быть, так и есть: удачи, не но заслугам выпадающие на долю безумцев, делают их высокомерными, почему и говорится, что труднее сберечь состояние, нежели приобрести. (24) Итак, граждане аѳинские, невыгоды положения противника обратите в вашу пользу, возьмитесь быстро за дело, отправляйте посольства, куда нужно, сами выступайте в поход и поднимайте все прочие народы до единого. Подумайте только, что было бы, если бы подобные преимущества были на стороне Филиппа, если бы война происходила у наших границ, - с какою стремительностью он пошел бы на нас! Потом, разве не стыдно, что вы не поступите с ним так, как он поступил бы с вами, если б имел к тому возможность? И вы не отважитесь на это, когда обстоятельства вам помогают?
(25) Наконец, не забывайте, граждане аѳинские, и того, что вам дается теперь на выбор: или самим вести войну далеко отсюда, или он здесь будет воевать против вас. Если Олинѳ устоит, вы будете вести войну вдали отсюда и будете разорять страну неприятеля, спокойно возделывая эту землю, вам принадлежащую, вашу собственную. Наоборот, если Олинѳ будет захвачен Филиппом, кто задержит его движение к нам? (26) Ѳивяне? Да они сами вторгнутся с ним вместе, как ни горько вам слышать это. А фокидяне? Но они без вашей помощи[17] не способны были защитить собственную страну. Или какой другой народ?... Однако, скажете вы, он сам не захочет. Всего менее вероятно, чтобы он не сделал этого тогда, когда получит к тому возможность, если он похваляется идти на нас теперь, не боясь прослыть безумцем. (27) О том, что выгоднее для вас: воевать ли здесь, или в тех местах, я не считаю нужным и говорить. В самом деле допустим, что вам самим понадобилось бы пробыть вне городских стен один только месяц и получать из запасов нашей страны все, в чем нуждается стоящее лагерем войско, и это в том еще случае, если бы в пределах самой страны никакой войны не было: я уверен, что потери ваших земледельцев превысили бы собою издержки, понесенные на всю предшествующую войну. Значит, на сколько тяжелее будут потери, если война перейдет через наши границы! К этому прибавьте бесчинства врагов и еще позор за наше поведение: это потеря более тяжкая, нежели всякая иная, в глазах рассудительных людей.
(28) Представьте же себе ясно все сказанное и помогайте все до единого, удерживая войну вдали от себя: помогайте богатые, отстаивая многочисленные блага, какими, благодарение богам, владеете, и ценою небольших жертв добудьте себе спокойное обладание остальным имуществом; идите на помощь молодые, чтобы приобрести военную опытность в стране Филиппа и возвратиться оттуда грозными стражами родной земли, которая сохранится тогда невредимой; пускай помогают народные вожди, и им легко будет оправдать свою государственную деятельность, так как вы будете судить об их действиях сообразно с тем, в каком положении окажется государство[18][19]. Да низойдет благополучие на всех![20]


[1] Не довольствуйтесь… для, вас. Демосѳен говорил не первым, и предшественники его должны были настаивать на своих плане действий, как тщательно обдуманном и разработанном (ἐσϰεμμένος). Срвн. § 16.
[2] тамошнюю войну. Войну Олинѳа с Филиппом. В предшествующих речах обсуждалось положение Олинѳа, и потому оратор не называет по имени места предлагаемых им действий: оно тоже известно слушателям.
[3] войском граждан ἐνϑένδε, набранным отсюда, из Аттики, а не наемным.
[4] опорного… положения, как бы он не завладел Олинѳом или не испортил существующих отношений между аѳинянами и олинѳянами.
[5] Амфипольцев… Пидны. Амфиполь и Пидна взяты Филиппом с помощью измены в 357 — 356 г. В чем состояло коварство Филиппа по отношению к предателям Амфиполя, неизвестно. По словам схолиаста, и амфипольские, и пиднейские предатели были беспощадно перебиты.
[6] Гиерак и Стратокл упоминаются в амфипольской надписи, C. I. Gr. n 2008. Речь идет о третьем походе аѳинян на Евбею в 357 г., упомянутом в речи „За мегалопольцев“, 14; в походе в звании триерарха участвовал сам Демосѳеп, Войско было отправлено против беотян.
[7] Пидны… городов, события 357—352 годов. Пидна — аѳинская колония на Македонском побережье, в соседстве с Меѳоною на Ѳермейском заливе; Потидея находилась вблизи Олинѳа. Разрушение Меѳоны открыло Филиппу путь в Ѳессалию, куда он был призван алевадами против ферских тиранов в т. н. священной войне. Здесь он подчинил себе Феры, Пагасы, Магнесию, вообще утвердился в Ѳессалии, и только своевременное появление аѳинского флота по ту сторону Ѳермопил удержало его от вторжения в среднюю Элладу; с суши против него стояли фокидяне. Тоже в 352 г. Филипп снова появился во Ѳракии, прошел до Пропонтиды, а известие о болезни или даже смерти Филлипа совсем успокоило аѳинян.
[8] Этих людей τούτους τοὺς ἀϑϱώπους, олинѳский народ, послы которого присутствовали в собрании.
[9] Покушение на олинѳян в 351 г. Это не было еще начало войны с олинѳянами, но кратковременная демонстрация, о которой упоминается в I речи против Филиппа (§ 17).
[10] на Аррибу, владыка молоссов в Епире, с. Алкеты, дядя Олимпиады, матери Александра Великого.
[11] города, входившие в состав халкидского союза. В это время Олинѳ не был еще осажден.
[12] зрелищные суммы. Демосѳен пока воздерживается от формального предложения о зрелищных суммах (τὰ ϑεωϱίϰά)·, в этом месте он даже не называет их по имени: ταῦτ᾿ εἶναι στϱατιωτιϰά. Такое назначение излишкам от государственных доходов дано было впервые Периклом; впрочем, первоначально только беднейшие граждане получали по два обола (около 8 коп.) на уплату за место в театре из зрелищной государственной казны (ϑεωϱιϰόν)·, потом из этого же источника выдавались деньги гражданам на различные празднества, число которых все возрастало; наконец, отсюда же покрывались издержки на общественные пиршества, которыми сопровождались жертвоприношения. Выдаваемые из этой казны суммы в лучшие времена доходили до 50—70 талантов ежегодно (до 100,000 р.); минимальная ежегодная выдача была не меньше 25—30 талантов. Ближайшее заведывание зрелищной казной лежало на десятичленной коллегии должностных лиц, избираемых, вероятно, на один год от каждой филы. Во время Демосѳена во главе администрации этого учреждения стоял противник Демосѳеновской политики Евбул.
[13] III, 34.
[14] платить налог εἰσφέϱειν, чрезвычайный налог на имущество (εἰσφοϱά) главным образом для военных надобностей; от него освобождались только беднейшие граждане. Взимался определенный процент, одинаковый для всех граждан; но части имущества, подлежавшие обложению, были различные: 20-ая, 100-ая и т. д., в зависимости от размеров состояния. Наиболее раннее применение этой меры известно нам из 428 года. В архонтство Навсиника (377 г. до P. X.) установлено взимание налогов по симмориям, сотовариществам. Срвн. ΙΙ, 29 примеч.
[15] настроение ѳессалийцев τὰ τῶν Θετταλῶν. Непостоянство, предательство ѳессалийцев вошло у греков в поговорку.
[16] Магнесию, в гористой стране магнетов, которая окаймляла Ѳессалию со стороны моря. Впоследствии Филипп поставил в этом городе постоянный гарнизон. В 353 г. он дважды потерпел поражение в Ѳессалии, но в 352 г. в решительной битве при Магнессии, где пал Ономарх, остался победителем.
[17] без вашей помощи. Только благодаря аѳинянам Филипп не вторгся в Фокиду через Ѳермопилы в 352 г. Срвн. IV, 17.
[18] будете судить… государство εὔϑυναι ῤάδιοι γένωνται „легко будет дать отчет“ в смысле нравственной, а не юридической ответственности, потому что ораторы не были должностными лицами (ἀϱχαί), обязанными отчитываться в своих действиях перед народом. Ораторам будет легко отчитываться, потому что аѳиняне оценивают поведение руководителей по окончательным результатам, а результаты обещают быть благоприятными.
[19] I, 11.
[20] Да низойдет благополучие на всех! Заключительные слова речи χϱηστὰ δ᾿εἴη παντὸς εἵνεϰα толкуются различно в зависимости от того, принимается ли παντὸς за ф. муж. р. или среднего. Наш перевод совмещает в себе, кажется, оба понятия: и всех классов граждан, упомянутых выше, и всех благих последствий, там же названных. Вейль предлагает сопоставить эти слова с заключением IV речи.

II. Вторая Олинѳская речь

Изложение Либания.
Аѳиняне приняли посольство от олинѳян и постановили оказать им помощь; но отправка вспомогательного отряда замедлилась, и аѳинян озабочивала трудность войны с Филиппом. Поэтому Демосѳен выступил с речью в народном собрании, стараясь поднять дух народа выяснением слабых сторон в положении Филиппа. Союзники его, говорил Демосѳен, относятся к нему с недоверием, а он один с своими домашними силами не страшен, потому что македоняне сами по себе слабы.
Речь
(1) На множестве примеров, граждане аѳинские, можно бы, как мне кажется, видеть явное благоволение богов к нашему государству, в особенности на нынешних отношениях[1]. В самом деле, нельзя не признавать какой-то чудесной, поистине божеской помощи в том, что нашелся народ, готовый вести войну[2] с Филиппом, к тому же народ пограничный с ним, располагающий довольно значительными силами и, что всего важнее, ведущий войну в том убеждении, что мирное соглашение с Филиппом не только не может быть прочным, но грозит им потерею отечества[3]. (2) Приложим же, граждане аѳинские, все старание к тому, чтобы не показать себя недостойными нашего нынешнего удела, ибо позором, вернее, величайшим позором мы покроем себя, когда станет ясно, что мы не дорожим не только городами и местностями[4], которыми владели издавна, но и союзниками, которых даровала нам судьба, и счастливыми обстоятельствами.
(3) Не похвально, по-моему, граждане аѳинские, входить в рассмотрение мощи Филиппа и этими доводами побуждать вас к принятию надлежащих мер. Почему так? Да потому, мне кажется, что все, что можно бы сказать об этом, будет служить только к возвеличению Филиппа и к нашему бесславию: чем больше подвиги его превосходят меру его достоинства, тем с большим изумлением все относятся к нему, и с другой стороны, чем хуже вы справляетесь с вашими делами, тем больший срам навлекаете на себя. (4) Итак, я обойду это молчанием еще и потому, что Филипп, если разобрать по правде, обязан своим могуществом нам же[5], граждане аѳинские, а не себе. Точно также несвоевременным нахожу я распространяться теперь о тех мероприятиях наших руководителей в его пользу, за которые он пускай благодарит их, а мы должны бы карать. Но есть, о чем говорить и помимо этого, есть предметы, о которых полезнее узнать всем вам, и которые в глазах людей, способных дать им надлежащую оценку, ложатся на Филиппа тяжким позором, граждане аѳинские: об этом-то и будет моя речь. (5) Обзывать Филиппа клятвопреступником и человеком вероломным, не приводя тому доказательств, означало бы, справедливо скажет всякий, напрасную ругань. Но изобличить его таким во всех его поступках, рассказав в немногих словах все, что он учинил, я нахожу вдвойне выгодным: мы его представим таким, каков он есть в действительности, то есть негодяем, и покажем людям, которые в чрезмерном страхе воображают себе Филиппа непобедимым, что все плутни, какими он ранее превознес себя, уже исчерпаны, и что в этом направлении идти дальше некуда. (6) Правда, граждане аѳинские, я и сам считал бы его страшным и необыкновенным человеком, если бы видел, что он приобрел себе могущество правыми путями. Но теперь, вникая в дело ближе и старательнее, я вижу, что вначале он привлек нас на свою сторону, благодаря нашему простодушию, обещанием передать нам Амфиполь[6], когда олинѳяне желали войти с вами в переговоры, а их не допускали в народное собрание, и когда он сочинил тайну из того самого дела, о котором прежде говорилось на всех перекрестках[7]. (7) Вслед за сим он приобрел дружбу олинѳян тем, что, захватив Потидею, вам принадлежавшую, и причинивши ущерб вам, прежним своим союзникам, передал ее олинѳянам[8]. Наконец, в самое последнее время он расположил к себе ѳессалийцев обещанием возвратить им Магнесию[9] и готовностью принять на себя ведение за них войны с фокидянами. Словом, он проводил всякого, кто имел с ним дело; обманывая и обольщая одних за другими, людей глупых и его не знающих, он этими способами достиг могущества. (8) Поэтому, если он превознесен по вине названных народов, пока каждый из них рассчитывал, что Филипп окажет ему услугу, то точно также они должны и низвергнуть его, лишь только будет доказано, что во всем он преследует собственные выгоды. Вот, граждане аѳинские, в каком положении очутился Филипп. Пускай же кто-либо выступит перед вами и докажет мне, вернее вам, что я говорю неправду, или что народы, обманутые им в прошлом, останутся доверчивы к нему и в будущем, или что ѳессаллийцы, незаслуженно попавшие в рабство, не пожелают теперь вернуть себе свободу[10].
(9) Однако, признавая справедливость сказанного, иные из вас могут думать, что Филипп силою удержит свое могущество, благодаря тому, что он заблаговременно овладел укреплениями, гаванями и подобными местностями; но это - заблуждение. Когда могущество основано на взаимном сочувствии, когда все участники войны получают одинаковую· долю выгод, тогда народы охотно помогают друг другу в трудах, переносят невзгоды, остаются непоколебимы. Наоборот, если кто, подобно Филиппу, входит в силу хищениями и подлостью, тогда малейший повод, случайный толчок опрокидывает все и разрушает. (10) Невозможно, граждане аѳинские, нет, невозможно основать владычество прочное на насилии, предательстве и неправде. Правда, кратчайший промежуток времени оно держится; если случай поможет, то пышно расцветает под сенью надежд, но по мере того, как идет время, оно обнажается и чахнет. Как для дома, судна и для всех подобных сооружений требуется прежде всего крепкое основание, так точно и действия наши должны иметь своим началом и опорою правду и справедливость; этого-то и нет теперь в успехах Филиппа.
(11) Итак, по моему, олинѳянам вы обязаны помочь войском, и я разделяю мнение граждан, предлагающих сделать это возможно лучше и быстрее; к ѳессалийцам вы должны отправить посольство с поручением одних уведомить об этой мере, других приободрить, потому что в настоящее время они приняли решение требовать обратно Пагасы и предъявить Филиппу свои права на Магнесию[11]. (12) Однако, граждане аѳинские, позаботьтесь о том, чтобы нашим послам не пришлось говорить пустые слова; дайте им возможность показать, что мы кое что и делаем, потому что выступили уже в поход, как подобает нашему государству, и находимся при деле. Всякая речь, раз только не следуют за нею дела, кажется чем-то суетным и пустым, в особенности если речь исходит от нашего государства; так как мы слывем за словоохотливейших говорунов, то тем с меньшим доверием всякий слушает наши речи[12]. (13) Докажите же, что вы совершенно изменились и переродились, а для этого облагайте себя военною данью, выступайте в поход, проявляйте ревность во всем, если только желаете, чтобы вам придавали значение, а когда приняли достойное решение, неотложно выполняйте его. Тогда, граждане аѳинские, вы не только убедитесь, как слабосильны и не надежны союзники Филиппа, но перед вами вскроются язвы его собственной державы и его могущества. (14) Говоря вообще, македонская мощь и держава в виде придатка к другим силам весьма значительны. Таковой опа оказалась, например, для вас во времена Тимоѳея[13] в войне с олинѳянами, потом, другой раз для олинѳян в войне их с Потидеей: в качестве союзника кое-какое значение Македония в этих случаях имела. То же в последнее время испытали ѳессалийцы в междоусобицах и смутах: он оказал им помощь против домашних тиранов[14]. Вообще, я полагаю, всякая надбавка, как бы мала ни была, приносит долю пользы; но Македония сама по себе бессильна и теперь преисполнена многих зол. (15) В самом деле, устои Македонии, и без того непрочные, этот царь расшатал еще больше всеми своими действиями, теми самыми, в которых иные склонны видеть его величие, именно войнами и походами. Не думайте, граждане аѳинские, что Филипп и его подданные питают одинаковые вожделения. Вовсе нет. Так, он жаждет славы и к ней стремится, готов ради неё на всякие труды и опасности, спокойному существованию предпочитая славу царя Македонии, превзошедшего подвигами всех его предместников. (16) Этой жажды славы подданные его не разделяют. Наоборот: изнуряемые бесконечными походами по всем направлениям, они досадуют и терпят непрестанные лишения, потому что оторваны от своих занятий, от собственных своих очагов, потому что не могут сбыть и то немногое, что могли бы наработать при столь тягостных условиях, ибо в стране их гавани по причине войны заперты. (17) Отсюда не трудно понять, как настроено к Филиппу большинство македонян. Что касается приближенных его, наемников и пешей охраны[15], то, правда, они слывут за необыкновенно отважных и покорных воинов, но от одного из уроженцев этой самой страны, от человека, вовсе несклонного лгать, я слышал, что и они ничуть не лучше других. (18) Есть между ними, говорил он, люди, испытанные в войне и сражениях, но таких он из честолюбия оттесняет, так как хотел бы, чтобы все подвиги считались его собственным делом; ибо, помимо всего остального, пояснял свидетель, он одержим безмерным честолюбием. Потом, если найдется какой человек воздержный или вообще пристойный, не расположенный сносить повседневный разврат, пьянство, бесстыдные пляски, такого он презирает и ценит ни во что. (19) Таким образом, в свите его, по словам свидетеля, остаются грабители, льстецы и им подобные люди; они в пьяном виде исполняют пляски, которые я не решаюсь назвать здесь перед вами. И это несомненная правда. Мы видим, что тех людей, которых все гнали из нашего города, потому что они ведут себя бесстыднее гаеров, как, например, всем известного государственного раба[16] Каллию, и подобный сброд, скоморохов и кропателей срамных песен[17], которые они читают для потехи его гостей, - их-то он принимает с радостью и держит при себе[18]. (20) Хотя иному может показаться, что это мелочи, но мелочи эти, граждане аѳинские, служат в глазах людей благомыслящих важными показателями его нечестивого безумия. Только удачи, я думаю, заслоняют на время его характер, потому что удачи способны прикрыть собою подобные пороки; но достаточно малейшего потрясения, и характер обнаружится в своем настоящем виде. Мне кажется, граждане аѳинские, это наступит в близком будущем, если соизволят боги, и если вы пожелаете. (21) Со свободными государствами и с царями бывает то же, что с телом человеческим: пока человек здоров, он не ощущает в своем теле никакого повреждения; за то при всяком недомогании все дает себя чувствовать: перелом ли то, вывих, или иной какой порок. Подобно этому, пока государства и цари воюют вдали от своих владений, слабые стороны их не заметны для толпы, но как только возгорается война у самой границы, все язвы вскрываются[19].
(22) Впрочем, граждане аѳинские, если кто из вас видит в Филиппе грозного противника, глядя на то, как ему благоприятствует судьба, он рассуждает так, как рассуждать и подобает человеку скромному, потому что на весь ход человеческих дел судьба имеет огромное влияние или, вернее, она решает все. Тем не менее, если бы мне предоставили сделать выбор, я предпочел бы судьбу нашего государства, а не судьбу Филиппа; только вы сами решитесь исполнять ваш долг хоть в малой доле, б самом деле, у вас гораздо больше оснований, нежели у него, рассчитывать на благоволение богов. (23) Но, я вижу, мы сидим праздно, в полном бездействии, а кто сам не делает никаких усилий, тот пускай не требует, чтобы друзья или боги делали что-либо ради него[20]. Ничуть не удивительно, что он торжествует над нами, когда собственнолично и ведет войну, и несет на себе тяготы её, везде присутствует, не упускает случая, не пережидает времени года, а мы раздумываем, постановляем решения, собираем новости. Его торжество меня нисколько не удивляет. Удивительно было бы, напротив, если бы, при нашем бездействии и при его всеохватывающей деятельности, мы имели еще над ним перевес. (24) Но удивляюсь я вот чему: некогда, граждане аѳинские, вы поднялись против лакедемонян[21] за права эллинов, и хотя много раз могли обогатиться, не пожелали этого, даже больше: самих себя вы облагали военною данью ради того, чтобы прочие народы получили свои права, сами впереди других шли на войну и подвергали себя опасностям. Теперь, когда речь идет о вашем собственном достоянии, вы медлите выступать в поход, колеблетесь, облагать ли себя военною данью; много раз являясь спасителями то всех эллинов, то отдельных эллинских народов, вы стоите, сложа руки, когда рушится ваше собственное достояние. (25) Этому я, действительно, удивляюсь, да и тому еще, как среди вас, граждане аѳинские, не находится ни одного человека, способного сообразить, сколько времени вы ведете войну с Филиппом, и что вы делали, пока это время уходило. Наверное, вы согласитесь, что все время целиком прошло у вас в размышлениях, в ожиданиях, что действовать будет кто-нибудь другой, во взаимных нареканиях, в судебных разбирательствах[22], в новых ожиданиях, - словом, в том же, чем вы занимаетесь по сей день. (26) Граждане аѳинские, неужели вы до такой степени не сообразительны, что надеетесь тем самым поведением, благодаря которому наше государство низошло от цветущего состояния до жалкого, повернуть его от жалкого состояния к цветущему? Но это бессмысленно и несогласно с природой: сберегать, что имеешь, всегда легче, нежели приобрести[23]. Между тем нам в настоящее время сберегать нечего, так как война отняла у нас все прежние владения, и нужно завоевать их. (27) И это мы должны делать теперь сами, то есть, должны облагать себя данью на военные нужды, должны бодро выступать в поход самолично, никого не звать к ответу[24], прежде чем вы не покончите с затруднениями, а тогда оценивайте каждого по его делам, награждая достойных и карая виновных; устраните всякие отговорки и положите конец вашим упущениям: невозможно разбирать со всею строгостью поступки других людей, пока вы сами не исполнили ваших обязанностей. (28) Чем вы объясните, граждане аѳинские, что все полководцы, каких только вы ни посылали, уклонялись от этой войны и изобретали себе свои частные походы? Да тем, что в этой войне, если уж говорить правду и о полководцах, победные трофеи, из-за которых война ведется, принадлежат вам, - будь, например, Амфиполь взят, вы тотчас присвоите его себе, - тогда как опасности войны выпадают на долю самих полководцев, а жалованья они не получают. Во втором случае наоборот: и опасности не так велики, и добыча достается полководцам и воинам, как, например, Лампсак, Сигей, только что ограбленные суда: всякий ищет предприятия для него прибыльного. (29) Между тем вы то осуждаете полководцев, когда видите, что дела принимают дурной оборот, то оправдываете их, когда, дозволив им защищаться, узнаете трудности их положения. Таким образом, вам остается препираться и друг другу прекословить, потому что одни думают так, другие иначе, а государство падает.
В самом деле, граждане аѳинские, раньше вы делились на сотоварищества[25] для сбора подати, а теперь делитесь на сотоварищества для управления государственными делами: в каждом из двух сотовариществ свой вождь оратор, в подчинении у него военачальник и триста крикунов, а вы, все прочие, только сопричислены к тем или другим. (30) Стряхните же с себя это унижете; хотя бы теперь возвратите себе свои права; говорите, обсуждайте и действуйте сообща. Если же одним, как бы вашим владыкам, вы предоставите повелевать, других обяжете снаряжать триеры, уплачивать налоги, выступать в походы, а третьим дадите только власть постановлять против них приговоры без всякого участия в трудах, у вас ни одна мера, требуемая обстоятельствами, не будет принята своевременно, потому что часть граждан, отягощенная несправедливо, никогда не будет исправна, а вы после того будете утешать себя наказаниями этих граждан, а не ваших врагов. (31) Вот в главных чертах мое предложение: все платите налоги, каждый в меру своего состояния, все выступайте в поход по сменам, так чтобы участвовать в войне всем вам до единого, всем желающим предоставьте говорить перед вами и из всего, что выслушаете, выбирайте наилучшее предложение, тот ли его сделал, или другой[26], безразлично. Когда, станете поступать таким образом, тогда воздадите похвалы не только оратору за минутное удовольствие, но и себе самим, потому что к лучшему изменится положение государства в целом.


[1] II, 22, I, 10.
[2] готовый вести войну. Война Филиппа с олинѳянами не только началась, она велась уже некоторое время.
[3] I, 4.
[4] местностями τόπων, где неприятельское войско может собираться, запасаться продовольствием, отдыхать: гавани, острова, побережья и т. д.
[5] нам же. В оригинале ἐνϑένδε: разумеются ораторы, говорившие за Филиппа в народном собрании, и аѳиняне, следовавшие советам ораторов. В числе сильнейших и упорнейших противников Демосѳена был Евбул, в 354 г. облеченный высшим финансовым званием в республике „хранителя государственных доходов“ (ταμίας τῆς ϰιονοῦ πϱοσόδον). По истечении четырех лет службы, на каковой срок избирался казнохранитель, он повел на эту должность одного из своих единомышленников, брата оратора Эсхина Афобета (350 г.), сам же был избран в коллегию, заведывавшую зрелищной казной (ϑεωϱιϰόν). Финансовая политика Евбула состояла в отречении временном, по крайней мере, от широких завоевательных планов по окончании войны с союзниками (355 г.), и в поощрении торговли, промышленности, в сооружении кораблей, в постройке запасных магазинов и т. п.; облегчать народную нужду он старался щедрой выдачей денег на празднества и др. зрелища. Сведения об Евбуле восходят к историку Филиппа Ѳеопомпу, называемому у Гарпократиона и Аѳенея (IV, р. 766 D), и к Плутарху (praec. polit. 15). Он же защищал Эсхина против Демосѳена. Противников своих Демосѳен не называет по именам; но нападки его на руководителей аѳинского народа, повинных в бездействии против Филиппа,, направлены больше всего на Евбула; в этом отношении особенно выдается III олинѳская речь.
[6] обещанием… Амфиполь. Это было в 357 г., когда от Аѳин отложились главные союзники: Византия, Хиос, Род, Кос, и когда аѳиняне тем охотнее доверились Филиппу и отвергли ходатайство олинѳян.
[7] тайною… перекрестках τὸ ϑϱυλούμενόν ποτ᾿ ἀπόϱϱητον. Тайна состояла в том, что Филипп в 357 г. убедил аѳинское посольство, что уступит Аѳинам Амфиполь взамен Пидны; но до поры до времени уговор этот должен был оставаться неизвестным народу, и послы обязывались сообщить его только думе (βουλή). Об этом мы знаем от Ѳеопомпа. Фотий, р. 588.
[8] II, 19.
[9] Магнесию. Вопреки своему обещанию, Филипп по занятии города стал возводить там укрепления.
[10] I, 22.
[11] I, 23.
[12] мы слывем… речи. Та же мысль выражена в конце XI речи, только приписываемой Демосѳену.
[13] во времена Тимоѳея. В 364 г. Тимоѳей, аѳинский полководец, в союзе с македонским царем Пердиккою, победоносно вел войну с олинѳянами и отнял у них Потидею и Торону. Диодор XV, 87. Полиэн ΙΙΙ, 10, 14.
[14] против домашних тиранов: ферские тираны Ликофрон и Пиѳолай поддерживали фокидян; алевады вместе с местной олигархией призвали на помощь Филиппа, который и занял Феры.
[15] пешей охраны πεζέταιοι. Воинственные знатные македоняне и отборные чужеземцы составляли постоянную стражу телохранителей, конную и пешую гвардию Филиппа. Демосѳен оценил важность этого учреждения постоянного войска и уже в I филиппике предлагал аѳинянам образовать в противовес ему постоянное войско из аѳинян (IV, 21).
[16] государственный раб: государственные рабы занимали обыкновенно низшие должности в общественной службе: писцов, счетчиков, судебных служителей и т. п.
[17] скоморохов… песен. В Аѳинах в храме Геракла собирались профессиональные шутники и острословы. Филипп послал им талант денег с просьбою доставить ему списки их острот. Аѳеней, р. 614.
[18] Характеристику Филиппа, согласную с Демосѳеновской, дают Ѳеопомп и Каристий. (Аѳеней стр.V рр. 167. 248. 249. 260. 435). С Ѳеопомпом полемизирует Полибий (VIII, 11), хотя ни Демоcѳен, ни Ѳеопомп не отрицают в Филиппе тех качеств, которые сделали его завоевателем многих народов и основателем сильной македонской державы. Из паразитов Филиппа известны по именам Ѳрасидей ѳессалиец и Агаѳокл, перребский раб. Ѳеопомп — горячий панегирист Филиппа.
[19] со свободными… вскрываются. Древние писатели очень часто уподобляют государство телу человеческому. Платона Государство, VIII, стр.566. Гермог, III, 205. 462. 470. У Демосѳена IX, 12. Исократ. X, 34.
[20] кто сам… него. У Саллюстия, подражавшего Демоеѳену, та же мысль: „когда ты предаешься тупому бездействию, не обращайся с мольбами к богам“. Против Катил. 52. Наша поговорка: „На Бога надейся, сам не плошай“.
[21] против лакедемонян. Оратор выражается неопределенно, так что читатель мог разуметь одинаково как беотийско–коринѳскую войну, в которой Ѳивы, Аргос, Коринѳ, Аѳины соединились против Спарты, и в которой в битве при Галиарте пал Лисандр, спартанский царь, в 895 г., так и беотийскую 378 г., когда Спарта не могла одолеть соединенные войска ѳивян и аѳинян.
[22] IV, 45.
[23] Срвн. I, 22.
[24] никого не звать на суд μηδίν᾿ αἰτιᾶσϑαι. Когда ораторы обвиняли полководцев, народ вызывал обвиняемых с поля войны, и дела от того терпели. Но мнению Вейля, в данном случае оратор имеет в виду Харета: его обвиняли в дурном ведении войны. Ниже, § 28, называются малоазийские города Лампсак и Сигей: ими овладел Харет в союзническую войну (856 г.). Аѳинские полководцы, особенно начальники наемных войск, занимались пиратством для добывания войску продовольствия. Харет покинул войну против восставших союзников и перешел на службу к сатрапу Артабазу.
[25] на сотоварищества, ϰατὰ συμμοϱίας. Такие сотоварищества были упреждены постепенно, сначала для выполнения триерархии, т. е. снаряжения военного судна и снабжения его экипажем, потом для сбора чрезвычайной подати (εἰσφοϱά). С 457 г. 1200 богатейших граждан, разделенные на 20 симморий, с более мелкими подразделениями, были обязаны нести повинность триерархии. Эта организация была применена в архонтство Навсиника (377) к раскладке и взиманию прямой подати. Но тогда как триерархия ложилась бременем только на 1200 богатейших граждан, входивших в состав симморий, подать распространялась на всех граждан, за вычетом наименее имущих, располагавших состоянием, кажется, меньше 25 мин (около 600 р.). Богатейшие из симморитов предварительно вносили потребную для государства сумму (πϱοεισφοϱά), которая раскладывалась поровну между всеми симмориями, и в пределах каждой симмории взималась подать с каждого гражданина в размере, соответственном его податному имуществу. Бек, Staatshaushaltung d. Athener, I, 685 сл., 699 сл. Демосѳ. ХУШ, 171. Деление граждан на политические партии, враждовавшие между собою, Демосѳен уподобляет организации симморий. Как в податных сотовариществах все значили 300 богатейших граждан, по своему усмотрению распоряжавшиеся имуществом остальных, за которых предварительно внесли подати, как во главе каждой симмории стоял вождь (ἡγεμών) с товарищем, который назывался, кажется, попечителем (ἐπιμελητής), или, быть может, казначеем (ταμίας), так и в политических партиях все зависело от оратора, влиянию которого подчинялся военачальник, и от нескольких десятков или сотен услужливых и более решительных их пособников, при чем масса остальных граждан покорно шла за теми или другими крикунами; эти последние, как ведущие за собою толпу, и уподоблены 300м влиятельнейших симморитов, распоряжавшихся средствами прочих граждан; на них перенесено самое имя трехсот.
[26] тот ли его сделал, или другой. Влиятельнейшим оратором в это время был не Демосѳен, но Евбул.

III. Третья Олинѳская речь

Изложение Либания.
Аѳиняне послали олинѳяпам вспомогательное войско и возмечтали, что этим достигнут значительный успех: так гласили и приходившие к ним вести. Народ ликовал, а ораторы доказывали, что остается покарать Филиппа. Только Демосѳен опасался, как бы аѳиняне, полагая, что враг побежден окончательно, и что олинѳянам оказана достаточная помощь, не успокоились на этом и не отказались бы от дальнейших действий. Поэтому он выступил с речью в народном собрании, в которой осуждал самонадеянность аѳинян и тем рассчитывал изменить их образ мыслей, внушая им благоразумие и осмотрительность. Он говорил, что следует пока думать не об отмщении Филиппу, а о спасении своих союзников. Ему ведь было известно, что аѳиняне, как и всякий другой народ, дока будут прилагать заботы к тому, чтобы спасти свое достояние, меньше будут думать об отмщении врагам. В этой речи Демосѳен с большею против прежнего откровенностью касается вопроса о зрелищных суммах и требует отмены законов, грозящих наказанием тому, кто предложил бы обратить эти суммы на военные нужды; отмена этого закона должна была дать возможность предложить полезнейшую для народа меру. Вообще он советует аѳинянам воспрянуть духом в соревновании с славными предками, собственнолично отправлять военную службу, жестоко укоряет народ за изнеженность, а народных вождей за то, что они ведут государство по ложному пути.
Речь
(1) Совершенно разные мысли, граждане аѳинские, приходят мне на ум, когда я гляжу на действительное положение нашего государства, и когда слушаю произносимые здесь речи[1]. Так, ораторы убеждают нас, что следует покарать Филиппа, а я вижу, что государство находится в крайне затруднительном положении, и что поэтому мы обязаны раньше всего принять меры к предотвращению испытаний, ожидающих нас самих. Таким образом ошибка ораторов, выступающих с упомянутым предложением, сводится не к чему-либо иному, по к извращению самого предмета ваших совещаний. (2) Правда, я и сам отлично понимаю, что в прежнее время мы были бы в силах выполнить успешно обе задачи: и сохранить в целости наши собственные владения, и наказать Филиппа. Так было недавно, на моей еще памяти. Тем не менее я полагаю, что в настоящее время первым и посильным для нас делом является спасение наших союзников, и тогда только, когда эта задача будет благополучно разрешена, можно рассуждать о наказании, кого наказывать и каким образом, ибо, пока прочно не заложено основание, до тех пор, по-моему, бесплодно заводить какие бы то ни было речи о завершении здания.
(3) Вот почему нынешний момент больше всякого другого требует при подаче совета большой осмотрительности. Это, однако, не - значит, что для меня очень трудно подать вам совет в виду нынешних обстоятельств. Нет, меня затрудняет вопрос, в каком виде высказать вам мою мысль. В самом деле, и по собственным наблюдениям, и со слов других я составил себе такое понятие, что весьма многие блага ускользают от нас не столько потому, чтобы вы не понимали, как следует поступать, сколько оттого, что мы не хотим так поступать, как бы следовало. Не ропщите на меня, прошу вас, за вольность речи, и принимайте в соображение одно только, правду ли я говорю, и для того ли, чтобы уготовать вам лучшее будущее. Поглядите, до какого жалкого состояния дошли дела наши благодаря тому, что некоторые из ораторов льстили вам в своих речах.
(4) Мне кажется, необходимо прежде всего напомнить вам кое что из прошлого. Вспомните, граждане аѳинские, как два-три года тому назад[2] вы получили известие, что Филипп держит в осаде Герейон Тейхос во Ѳракии. Был тогда месяц маймактерион[3]. После продолжительных и шумных прений вы в то время постановили спустить на море сорок триер, посадивши на них граждан до сорока-пяти-летнего возраста[4], и внести шестьдесят талантов налога. (5) Но миновал этот год, проходили месяцы гекатомбеон, метагейтнион, боэдромион[5], и в этом последнем месяце, после мистерий[6], вы едва-едва отправили Харидема[7] с десятью невооруженными кораблями[8] и с пятью талантами денег! Потом, по получении известия о болезни или о кончине Филиппа, - говорилось двояко[9], - вы решили, что дальше помогать нет нужды, и флот, граждане аѳинские, отозвали обратно. Между тем тогда-то и настояла нужда в помощи, и если бы в то время мы быстро явились во Ѳракию на помощь согласно нашему определению, Филипп по выздоровлении не причинял бы нам в настоящее время столько затруднений.
(6) Но прошлого не воротишь. Однако удобный случай представляет нам теперь другая война, и по поводу её я напомнил о прежней для того, чтобы с вами не повторилось старое. Как же нам, граждане аѳинские, воспользоваться этим случаем? Дело в том, что, если вы не придете на помощь всеми вашими силами, поскольку для вас это возможно, то, берегитесь, весь ваш поход обратится на пользу Филиппу. (7) Олинѳяне были некогда весьма могущественны, и дела стояли так, что ни Филипп не отваживался посягать на них, ни они на Филиппа. Мы и они обоюдно поспешили заключить мир[10]. Филиппа как бы сковало но рукам и по ногам то, что город могущественный, помирившись с нами, следил с моря за его промахами. Мы полагали, что олинѳян следует поднять на войну во что бы то ни стало, и то, о чем все толковали, теперь наступило, все равно, каким образом. (8) Что же нам остается, граждане аѳинские, как не помогать олинѳянам со всею ревностью и быстротой? Другого выхода я не вижу. Кроме того, что беспечным отношением к делам мы покроем себя позором, но и впереди, граждане аѳинские, я предвижу большую опасность: ѳивяне, как известно, настроены против нас враждебно;[11] у фокидян денежные средства истощены, и Филипп, покончивши с нынешними затруднениями, обратится без всякой помехи против нас. (9) Итак, если кто из вас решил уклоняться от исполнения долга до этого крайнего момента, значит, он предпочитает видеть бедствия войны вблизи, вместо того, чтобы получать о них сведения издалека, предпочитает, самому молить о помощи, а не помогать теперь же другим, а что дела примут такой оборот, если только пропустим настоящий случай, это мы все до единого знаем отлично.
(10) "Но, быть может, скажете вы, помогать нужно, мы все это знаем, и помогать готовы, а ты скажи, как это сделать". Извольте. Не удивляйтесь только, граждане аѳинские, если я войду с предложением, для большинства из вас неожиданным. Изберите законодателей[12]. В их собрании не проводите какого-либо закона, - законов вы имеете достаточно, - но отмените законы при нынешних обстоятельствах вредные для вас. (11) Совершенно ясно я разумею здесь законы о зрелищных деньгах и некоторые другие касательно военной службы. В силу одних из этих законов деньги у нас распределяются на зрелища между гражданами, праздно сидящими дома; другие законы освобождают от наказания уклоняющихся от военной службы[13] и через то умаляют ревность в гражданах, охотно исполняющих свой долг. Отменою закона о зрелищных суммах вы откроете свободный доступ наиболее полезным суждениям, и только тогда можете найти гражданина, который предложит меру, по общему убеждению, целесообразную. (12) Раньше этого не рассчитывайте, чтобы кто-либо решился навлечь на себя беду от вас за подачу полезнейшего вам совета. Нет, не найдете, больше всего потому, что единственным последствием такого предложения для оратора было бы то или иное незаслуженное страдание его без малейшей пользы для государства[14], и подана благодетельнейшего предложения была бы на будущее время сопряжена с большею еще опасностью, нежели теперь. Требовать отмены этих законов[15], граждане аѳинские, должны те самые люди, которые провели их. (13) В самом деле, несправедливо, чтобы вашим сочувствием пользовались виновники таких законов, от которых страдало целое государство, а неприязнь ваша была бы наказанием для оратора, который теперь подал бы наилучший совет, и если бы благодаря этому совету улучшилось положение всех нас. Пока вы не устраните этой несообразности, не ждите, граждане аѳинские, что среди вас найдется хоть один человек, настолько могущественный, чтобы остаться безнаказанным за нарушение этих законов, хоть единый безумец, который пошел бы на верную беду.
(14) Равным образом вам должно быть не безызвестно и то, что определение народного собрания не имеет никакого значения, если за сим не следует твердая решимость исполнить определение с должной быстротой. Имей силу народное определение само по себе понудить вас к принятию надлежащих мер или выполнить то, что в таком определении содержится, вы не принимали бы такого множества определений, из которых выполняются лишь маловажные или, вернее, не выполняется ни одно, да и Филипп не бесчинствовал бы так долго: он давно понес бы наказание, если бы одних определений было для этого достаточно[16]. (15) На самом деле так не бывает: хотя по времени действие занимает место после речей и голосования, но по значению оно первенствует над ними, имеет преимущество. Поэтому от вас требуется только дело; все остальное вы уже имеете. Так, граждане аѳинские, у вас есть ораторы, способные дать вам надлежащие указания, и воспринять речи вы умеете быстрее всякого другого народа; но теперь будете в состоянии и достигнуть успеха, если поступите, как велит долг. (16) Граждане аѳинские, неужели вы выжидаете какого-либо иного времени, иного стечения обстоятельств, более благоприятного, нежели нынешнее? Когда же, если не теперь, вы начнете делать то, что нужно? Разве этот человек не захватил всех наших укрепленных местностей?[17] А если он получит еще власть и над тамошней страной, разве это не будет для нас величайшим посрамлением? Разве не воюют теперь те народы, которым мы обещали скорое избавление, если они будут вынуждены начать войну? Разве он не враг наш? Или он не владеет нашим достоянием? Не инородец ли он?[18] Не применимы ли к нему все самые ненавистные имена? (17) Неужели же, о боги, мы, все это попустивши, путь не сами помогши ему в созидании его могущества, станем потом доискиваться виновников совершившегося вне нас? Мне ведь прекрасно известно, что самих себя мы виновными в том не признаем. Так, если кто бежал от опасностей войны, он винит в своем бегстве полководца или ближайших товарищей, или весь свет, только не себя, хотя, несомненно, виновниками поражения бывают все трусы. Этот обвинитель других мог бы держаться твердо на своем посту, и действуй точно так же каждый беглец, - победа осталась бы за нами. (18) Так и теперь: если один оратор не дает вам полезнейшего совета, пускай поднимается другой и выступает с своим предложением, но не обвиняет первого оратора. Оратор противной стороны говорит лучше, - с божьей помощью, следуйте его указаниям, а если речь его не доставляет вам удовольствия, - это уже не его вина. Хорошо, скажете вы; только бы он не опустил требуемых благопожеланий[19]. Граждане аѳинские, высказать благо пожелания не трудно, собравши воедино, в одном слове все, чего кто хочет[20]. Наоборот, не так просто сделать надлежащий выбор из нескольких предложений, когда речь идет о важном предприятии. Во всяком случае следует отдавать предпочтение полезнейшему предложению перед приятным, если невозможно совместить выгоду с удовольствием. (19) Быть может, кто-либо из вас спросит: "Не лучший ли тот советчик, который, не касаясь зрелищных сумм, назовет другие источники средств на военные нужды?" Я того же мнения, если б только, граждане аѳинские, это было возможно. Но не было и, наверное, не будет такого чуда, чтобы человеку, истратившему свое состояние на предметы ненужные, удалось найти средства потом, когда их нет, на нужные предметы. Впрочем такого рода уверениям дает твердую опору сочувствие слушателя, так как всего легче обмануть себя самого верою в то, чего желаешь, хотя в действительности бывает часто не так, как бы хотелось. (20) Поэтому, граждане аѳинские, рассматривайте вопрос о средствах так, как дозволяют обстоятельства, чтобы иметь вам возможность и совершать походы, и уплачивать жалованье. Людям благомыслящим и мужественным не пристало уклоняться от военных действий из-за нужды в деньгах и с легким сердцем подвергать себя тяжкому сраму; не пристало хвататься за оружие и спешить в походы на коринѳян и мегарян, и в то же время дозволять Филиппу порабощать эллинские города, по недостатку продовольственных денег для воинов.
(21) Я решился высказать это не для того, чтобы без всякой цели раздражать кого-либо из вас: не настолько я безрассуден и убог, чтобы иметь охоту возбуждать против себя ненависть, не рассчитывая принести какую-нибудь пользу делу. Но долг честного гражданина, полагаю, не в том, чтобы своими речами угождать слушателям, а в заботе о государственном благе; теми же правилами общественного служения руководствовались, как я, да и все вы, конечно, знаем но рассказам, поступали ораторы прежнего времени, которых прославляют все ораторы нынешние, хотя не подражают им нисколько. Таковы: знаменитый Аристид, Никия, мой соименник[21] Демосѳен, Перикл. (22) Но с того времени, как появились эти. новые говоруны, которые заискивают в вас и ставят вопрос за вопросом: "Чего изволите?" "Что бы мне предложить вам?" "Чем могу вам служить?"-с этого времени выгоды государства отошли на задний план перед минутным угодничеством, государство пришло в нынешнее состояние, и потому личные их дела процветают, а ваши обретаются в упадке. (23) Достаточно взять, граждане аѳинские, немногие важнейший примеры, чтобы видеть разницу между положением наших предков и нашим собственным. Речь моя будет коротка и не коснется ничего вам неизвестного: чтобы вернуть себе благополучие, граждане аѳинские, вам нужно обращаться за примерами не к другим народам, но к собственной истории. (24) Наши предки, которым не льстили ораторы, перед которыми они не заискивали, как нынешние, господствовали над эллинами без насилия, собрали в кремле больше десяти тысяч талантов, и в подчинении у них находился царь этой страны, как и подобает инородцу подчиняться эллинам; самолично участвуя в походах, они в память побед, одержанных в сухопутных и морских сражениях, воздвигли множество славных трофеев; наконец, они же единственные из всех народов оставили в наследство такую славу, которая стояла превыше людской зависти. (25) Таково было положение наших предков среди эллинов. За сим взгляните, как они вели себя по отношению к своему государству в общественной и частной жизни. На государственные суммы они соорудили нам здания, храмы и святыни в них в таком количестве и такой красоты, что для всех последующих поколений невозможно превзойти их[22]. (26) Наоборот, в частной жизни они были в высшей степени скромны и настолько сообразовались с требованиями свободного государства, что, если бы кто из вас знал, каковы были жилища Аристида, Мильтиада и других знаменитостей того времени, он бы увидел, что они были ничуть не наряднее любого соседского дома. Происходило это оттого, что каждый из них в управлении общественными делами заботился не о своем обогащении, но о возрастании государственного достояния; верностью Элладе, почтением к богам, любовью к равенству среди граждан они, как и следовало ожидать, привели предков к высокому благосостоянию. (27) Вот каково было положение нашего государства у предков, когда руководили ими названные выше вожди, а каково оно у нас теперь под руководительством нынешних ловких ораторов? Таково ли или хоть сколько-нибудь похожее? У нас... Опуская многое, о чем можно бы сказать, я обращу ваше внимание только на следующее: вы помните, какое обширное пространство, свободное от соперников, было в нашей власти, когда лакедемоняне были принижены, ѳивяне заняты другим делом, ни один из всех остальных народов не был в силах оспаривать наше первенство[23]; у себя дома мы были полными хозяевами и правили суд у прочих народов, - (28) и вот теперь мы утратили нашу собственную область[24], без всякой пользы израсходовали больше полутора тысячи талантов[25]; союзников, приобретенных нами в военное время, эти господа утратили в мирное, а мы против себя самих приготовили грозного врага[26]. В самом деле, пускай кто-нибудь докажет мне здесь в собрании, что Филипп обязан своим могуществом чему-либо иному, а не нам самим.
(29) "Правда, друг мой", скажете вы: "внешние наши дела в жалком состоянии, зато сколько улучшений внутри государства!" Что же это за улучшения?[27] Выбеленные зубчатые стены, содержимые в исправности дороги, колодцы и другие мелочи. Теперь бросьте взгляд на государственных людей, виновников этих улучшений: одни превратились из бедняков в богачей, другие из неизвестности поднялись до почета, третьи соорудили себе дома, которым по роскоши уступают общественные здания, и вообще насколько обеднело государство, настолько разбогатели эти люди.
(30) В чем же причина всего этого? Почему в прежние времена царило у нас благоденствие решительно повсюду, а ныне одно неустройство? Потому что раньше сам народ не уклонялся от военной службы, он был господином государственных деятелей и в своих руках держал все блага; каждый почитал за честь для себя получить от народа долю участия в отличиях, в управлении и в иных милостях. (31) Теперь, наоборот, все блага в руках народных вождей, все решительно делается через них, а вы, народ, изнежены[28], обобраны и без союзников, низведены на степень прислужника и придатка, должны радоваться, когда вам эти люди уделяют что-либо из зрелищных сумм, или когда они устрояют праздничное шествие на боэдромиях[29], и сверх всего этого - что делает наибольшую честь вашему достоинству - вы обязаны еще благодарить их за ваше же добро! И выдержавши вас в заключении в стенах города, они выпускают вас на эту добычу, приручают и делают покорными. (32) При таком образе жизни совершенно невозможны, как я думаю, высокие, благородные помыслы, ибо, каковы обычные занятия человека, таков неизбежно бывает и нрав его. Я не удивился бы, клянусь Деметрой, если бы понес от вас более суровую кару за мои речи о жалком состоянии государства, нежели виновники этого самого состояния за дела свои. Вольность речи вы не всегда дозволяете; скорее я удивляюсь вашей терпимости на сей раз.
(33) Однако хоть теперь еще стряхните с себя ваши привычки, выступайте смело в походы и действуйте так, как требует того ваше достоинство. Пускай эти денежные излишки, имеющиеся у вас дома, идут на приобретения извне, и вы наверное, да, граждане аѳинские, наверное достигнете вершины благополучия и не станете более нуждаться в подачках, сходных с теми лепешками, какие дают врачи в случаях болезни: как лепешки врачей, предохраняя больного от смерти, не влагают в него жизненных сил, так и подачки, которые вы теперь принимаете, не настолько велики, чтобы давать вам полное удовлетворение, но и не столь ничтожны, чтобы вы, отвернувшись от них, должны были добывать себе средства на стороне; во всяком случае каждого из вас они поощряют к нерадивости.
(34) "Неужели ты предлагаешь", спросите вы, "обратить эти суммы на жалованье?" Да, но тут же, граждане аѳинские, я предлагаю установить единый всеобщий порядок: каждый гражданин, получая свою долю из государственной казны, пускай несет потребную для государства службу. Если мы живем в мирное время, гражданин, оставаясь у домашнего очага, будет более исполнителен, как человек, обеспеченный от нужды, которая наталкивала бы его на постыдное поведение. Но если наступают тревожные времена, каковы нынешние, тогда пускай каждый на эти самые деньги лично является в войско для защиты отечества, как требует того справедливость. Если кто не находится более в возрасте, положенном для военной службы, тот па общем основании получит то же, что получает теперь незаслуженно и без всякой выгоды для государства, но получит за надзор и руководительство в делах, какие государству потребны[30]. (35) Таким образом, почти ничего не убавляя и не прибавляя, я устраняю нелепый порядок и установляю в нашем государстве общее правило получения денег: за службу в войске, за отправление правосудия, вообще за исполнение обязанностей, посильных для каждого возраста и вызываемых обстоятельствами. Действительно, я никогда не предлагал отдавать тунеядцам достояние людей трудящихся, не советовал, чтобы сами вы пребывали в лености и безбедной праздности, осведомляясь только о том, не одержал ли победы такой-то полководец со своими наемниками[31]: так именно теперь и бывает. (36) Разумеется, я не укоряю человека, за вас исполняющего то или другое дело, но убеждаю вас: вы сами ради себя же, граждане аѳинские, делайте то, что прославляете в других, и никому не уступайте высокого положения, которое предки наши завоевали многими подвигами и оставили нам в наследие.
Почти все, что нахожу полезным, я сказал, а вы остановитесь в вашем выборе на тех мерах, которые принесут выгоды нашему государству и вам всем.


[1] Совершенно разные… речи. Подражание этому обороту у Саллюстия: „Далеко неодинаковые мысли вызываются во мне, сенаторы, когда я вникаю в положение дел и опасности наши, или когда размышляю сам с собою о том, что высказывают некоторые ораторы. Эти последние требуют, кажется, наказания тех людей, которые уготовали войну отечеству, родителям, алтарям и очагам своим, а действительность научает нас беречься этих людей больше, нежели измышлять против тех меры наказания.“ Катил. 52.
[2] два–три года тому назад, т. е. больше двух лет и меньше трех: об осаде Герейон—Тейхос, укрепления на Пропонтиде близ Периноа, аѳиняне были извещены в пятом месяце, ноябре, 352 г. (маймактерион, ол. 107, 2); если наша речь была произнесена в четвертом году той же, 107-ой, олимпиады, раньше маймактериона, т. е. приблизительно в октябре 349 г., то, значит, не прошло полных трех лет от осады Герейона до произнесения нашей речи, хотя, согласно исчислению по архонтам, это был четвертый год, т. е. с того времени вступил в должность четвертый архонт: гражданский год в Аѳинах начинался гекатомбеоном (июнь–июль.) Вот почему Демосѳен говорит: „в третьем или четвертом году τϱίτον ή τέταϱτον ἔτος τουτί. Архонты следовали в таком порядке: Аристодем, Ѳессал, Аполло дор, Каллимах; в архонтство последнего и была произнесена наша речь.
[3] Ноябрь–декабрь.
[4] до сорокапятилетнего возраста. 42 возрастных разряда аѳинских граждан, от 18 до 60 лет, были обязаны нести военную службу; в данном случае набор простирался на 27 возрастов, от 18 до 45 лет.
[5] От половины июля до половины октября.
[6] этот год… мистерий. С ноября 352 но сентябрь 357 аѳиняне медлили с отправкою вспомогательного войска. Елевсинские мистерии праздновались от половины почти до конца боэдромиона (сентябрь).
[7] Харидема, из Орея, что на Евбее, вождь наемников на службе у аѳинян (868 — 365 г.), наделен правом аѳинского гражданства; позже он женился на дочери Керсоблепта, владыки одрисов, и вместе с ним действовал на Херсонесе против аѳинян (360); в 352 г. он снова действует вместе с аѳинянами против общего врага их Филиппа; упоминаемая в нашей речи экспедиция Харидема относится к 351 г.: с ним было 18 триер, 4000 пелтастов и 150 конных воинов, как передает Филохор. Дион. Галик., к Аммею, 9.
[8] невооруженных кораблей ναῦς ϰενάς, без воинов из граждан, когда военачальнику предоставлялось набрать экипаж из наемников за пределами Аттики.
[9] I. 13. IV, 11.
[10] заключить мир. Демосѳен напоминает события 350 г., когда Филипп угрожал олинѳянам из Ѳракии и из Ѳессалии. К этому году относится речь Демосѳена против Аристократа, ΧΧΙΙΙ, 108.
[11] I, 26.
[12] изберите законодателей νομοϑέτας ϰαϑίσατε. Для пересмотра законов и для замены устаревших новыми в Аѳинах ежегодно в третьем народном собрании выбиралась из всего состава присяжных судей, гелиастов, законодательная комиссия, обыкновенно 1001 человек (Демосѳ. XXIV 27). Перед этой комиссией в состязательном порядке старый закон подвергался обсуждению; защитники его назначались народным собратом. Предложение о пересмотре законов вносилось в первом народном собрании. Демосѳен требует чрезвычайной комиссии законодателей. Латышев, Очерк греч. древностей, ч. I, изд. 3е, стр.236. Срвн. Демосѳ. XX, 90—91. XXIV, 17—19.
[13] освобождают… службы. Такие незаконно уклоняющиеся от военной службы граждане названы здесь οἱ ἀταϰτοῦντες. Законным образом освобождались от военной службы члены думы, откупщики, хоревты и некоторые другие. По словам схолиаста, часто молодые люди записывались в хоревты для того только, чтобы уклониться от военной службы.
[14] нет… государства. Из всего этого пассажа не видно, в противность замечанию схолиаста, чтобы предложение обратить зрелищные суммы на другие нужды наказывалось смертною казнью; к такому пониманию но обязывает и глаг. ἀπολέσϑαι, на что яснее всего указывает выражение в этой же речи Λαϰεδαιμονίων ἀπολωλότων, § 27; под ним могут подразумеваться и другие виды наказания; потеря гражданских прав, тюремное заключение, разорительный штраф и т. п. Закон этот, проведенный Евбулом, оставался в силе до 339 г. до P. X.
[15] требовать… их. Оратор имеет в виду главного виновника закона, Евбула; он–то и должен был бы перед законодательной комиссией из присяжных судей доказывать необходимость отмены проведенного им закона.
[16] IV, 30.
[17] I, 9. IV, 4.
[18] Не инородец ли он? οὐ βάϱβαϱος; Македонский народ и цари их были родственны эллинам, и существовало сказание о происхождении царского дома македонян от одного из Гераклидов, Темена; на этом основании македонские Темениды были допущены к участию в олимпийских состязаниях. Геродот, VIII, 137. IX, 45. Ѳукид. II, 90. V, 80. Исокр. V, 32, 107—108 Демосѳен называет македонян и царей их не иначе, как инородцами. III. 24. IX, 31. XIX, 305. 327.
[19] раз… пожеланий, — насмешка над легковерием аѳинян, обыкновенно ставивших успех предприятии в зависимость от благих пожеланий.
[20] собравши… хочет: честь, государственное благополучие, радости отдельных лиц и т. п.; все это сделать предметом краткого пожелания.
[21] соименник (Демосѳен), известный аѳинский полководец, отличившийся в пелопоннесскую войну, особенно при взятии Сфактерии и погибший в сицилийском походе. Ѳукид. IV, 3-6. VIII, 86 и др.
[22] соорудили… их. Демосѳен разумеет прежде всего времена Перикла и ему предшествующие, когда были сооружены Пропилеи, Парѳенон, портики, обстроен Пирей и т. п.
[23] свободное… первенство. Оратор напоминает то время после побед Епаминонда, когда могущество Спарты было сломлено, ѳивяне заняты священной войной. Срвн. XVIII, 18, Выражения оратора о могуществе аѳинян метафорические, заимствованные из техники гимнастических состязаний (ἐϱημίας, πϱωτείων, βϱαβεύειν).
[24] собственную область: разумеются города в Халкидике и Пидна, о которых в I филиппике сказано τὰ χωϱία πάντα ἀπολωλίναι и οἰϰεῖον εἴχομεν (§ 4).
[25] больше 1500 талантов, больше 2 милл, рублей. Та же самая сумма показана Эсхином (ΙΙ, 70), как истраченная в промежуток времени приблизительно между 357 и 349 гг.
[26] союзников… врага. С целью вызвать желательное настроение в слушателях относительно своих противников по сравнению с их предшественниками, оратор не останавливается перед фактическими неточностями. Он напоминает беотийскую воину, когда аѳиняне, пользуясь распрей между Спартой и Ѳивами, восстановили путем союза с различными государствами гегемонию на море, при ближайшем участии полководцев Ификрата, Хабрии, Тимоѳея (377). Это — второй аѳинский союз. Мирным временем Д. называет период так наз. союзнической войны (357—355), когда Филипп овладел Пидною (357) и Потидеей (356).
[27] Что же это за улучшения? Оратор сознательно умаляет заслуги Евбула, своего противника, в деле благоустройства Аттики. Меры Евбула направлены были к усилению флота, к устройству арсенала, доков и т. п. Возможно, впрочем, что эта более плодотворная деятельность его относится к последующему времени.
[28] изнежены ἐϰνενευϱισμένοι, собств. лишены мускулов и жил.
[29] на боэдромиях, празднество в честь Аполлона в месяце боэдромионе (сент. — окт.). Оратор разумеет недавнее празднество, торжественно и щедро обставленное Евбулом, так что самая речь была произнесена, вероятно, в сентябре (349). Срвн. § 4, 5.
[30] I, 20.
[31] такой–то… наемниками. Как видно из слов Либания в „изложении“ речи, оратор имеет в виду действительный успех наемного войска под начальством скорее всего Харидема.

Примечания к I-III речам

Три речи из одиннадцати "Филиппин" носят еще с древности общее название Олинѳских, по имени города, игравшего видную роль в истории Аѳин вообще и в особенности в наступательном движении Филиппа на Элладу. По словам Демосѳена, с завоеванием Олинѳа Филипп получал возможность идти беспрепятственно на Аттику (I, 25 - 27). Позже, когда возгорелась открытая война между олинѳянами и Филиппом, и когда олинѳяне предлагали Филиппу кончить войну, последний отвечал: "Одно из двух: или вы должны покинуть Олинѳ, или я должен уйти из Македонии" (IX, 11) Словом, город имел первостепенное значение для обеих сторон, и обе стороны, Филипп и Демосѳен, это ясно сознавали: для македонских царей он был преградою к утверждению и распространению их владычества, для аѳинской республики - надежным оплотом против северных инородцев.
Олинѳ ко времени Филиппа представлял собою центр могущественной политической организации, пограничной с Македонией, соединявшей в себе не менее 35 городов, господствовавшей над обширной территорией на суше и над северною частью Эгейского моря. Город лежал на месте нын. Айо-Мамас, где и теперь еще сохранились развалины, в той части Ѳракийского побережья (Χαλϰιδεῖς οἷ или Θϱᾴϰης), которая называлась Халкидикой и вдается глубоко в Эгейское море тремя мысами: Палленою, Сиѳонией, Автою, в этом порядке следующими от запада на восток. Между Палленой и Сиѳонией в Халкидский полуостров врезывается Эгейское море Торонским заливом. На плодоносной обширной равнине, расстилающейся над Торонским заливом, вблизи Паллены, немного севернее Потидеи был расположен Олинѳ, главнейшая из многочисленных колоний, основанных здесь халкидянами из Евбеи в разное время, начиная, быть может, с VIII в. до P. X. Халкидским по населению город сделался, впрочем, только в 480 г., когда его боттиэйское население было истреблено Артабазом, и самый город причислен к халкидским владениям. Халкидяне составляли значительнейшую часть населения на полуострове, и как это обстоятельство, - единоплеменность множества жителей, - так и необходимость самозащиты против окрестных чуждых народов благоприятствовали образованию и быстрому росту халкидского союза. К тому же здесь в основу союзных связей было положено начало не гегемонии с политическим преобладанием главного города и с зависимым положением прочих участников союза, но начало индигената, принятия новых членов на правах олинѳского гражданства, так что все участники халкидского союза пользовались одинаковыми политическими правами, без утраты однако самостоятельности в местных делах; законы для всего союза писались одни и те же; от имени союза чеканились монеты (Ксеноф. История Эллады V, 2, 12, 19). К какому времени относится начало халкидского, или олинѳского союза, нам неизвестно, во всяком случае к тому времени, когда не успели еще образоваться на полуострове сильные городские центры на подобие более поздних, наприм., Потидеи, Аполлонии, Аканѳа, когда жители многих халкидских поселений добровольно и охотно переселялись в Олинѳ, становились его полноправными гражданами (Страб. VII, стр.11), С этим строем халкидского союза мы знакомимся впервые из речи аканѳского лпогарха Клигена, произнесенной против Олинѳа в Спарте в 388 г. Года за два до этого халкидяне воспользовались смутами в Македонии, заняли нижнюю часть её с несколькими городами, в числе которых была и Пелла, столица Македонии, причем все эти города тоже вошли в состав союза; в него же около этого времени вошла и значительная коринѳская колония Потидея, лежавшая на самом перешейке Паллены. Вмешательство Спарты кончилось расчленением союза, а Олинѳ обязался признать над собою верховенство Спарты и доставлять ей свой контингент в случае воины (380-379 до P. X). Однако с падением спартанской гегемонии (371 до P. X.) халкидский союз быстро возродился на прежних началах. Очевидно, насильственное расторжение шло в разрез с желаниями и интересами многих членов союза. Из речи Демосѳена мы знаем, что ко времени наступательных действии Филиппа Олинѳ стал вдвое многолюднее, чем был за 30 лет до того: теперь собственной конницы у олинѳян было 1000 человек, а число его граждан возросло с 5,000 до 10,000. Оратор отмечает факт слияния всех халкидян в одно государство, так называемый синойкисм (XIX, 264. '266. IX 26), что свидетельствует во всяком случае о сильном уплотнении олинѳского, или халкидского союза. Если ядро союза составлял Олинѳ с окрестный поселениями, по преимуществу халкидскими, если эти последние составляли вместе с Олинѳом скорее связное целое, нежели союз самостоятельных городов, то в союзе были и другие части, не· столь тесно входившие в организацию, примыкавшие к ней на правах союзников (σύμμαχοι) с сохранением своей политической автономии; они вступали в союз частью по доброй воле, частью по принуждению; по отношению к ним Олинѳ был главою, гегемоном. Эти-то элементы и составляли слабую сторону халкидской федерации. Таким образом в олинѳской организации совмещались начала синойкисма, федерации и гегемонии. Общим именем "ѳракийских халкидян" обозначались иногда жители Олинѳа и других городов Халкидики, а другой раз жители разных частей Халкидики, входивших в состав союза, обозначаются именем олинѳян (Vischer, Kleine Schriften, I, 348 сл. 560. Kuhn, Entstehung der Städte der Alten. 1878, стр.243, сл. Swoboda, Archaeol. Mitteil, aus Oesterreich, 1883, VII).
Олинѳские речи произнесены в первой половине 349 г., были разделены небольшими промежутками времени и изображают положение дел в существенном сходное; только в 3-ей речи оратор имеет в виду не только то, что война между Филиппом и олинѳянами началась, но что аѳиняне уже оказали помощь олинѳянам, т. е. такое действие со стороны аѳинской республики, к которому Демосѳен побуждает слушателей в I речи (I, 2); не прямо, с оговоркою сделанное оратором предложение о зрелищных суммах в I речи составляет главный предмет III-ей. Здесь же оратор решительнее прежнего нападает на своих политических противников: высказанные им раньше предположения должны были оправдаться на деле, и поданная олинѳянам помощь в том виде, как советовали противники, должна была оказаться недостаточной. Намеренно оратор умалчивает во всех олинѳских речах об антагонизме, долгое время господствовавшем между халкидским союзом и аѳинской республикой. Между тем Филипп искусно воспользовался этими неприязненными взаимными отношениями для того, чтобы обессилить и одну, и другую сторону. Интересы олинѳян и аѳинян на Ѳракийском побережье сталкивались больше всего по вопросу об Амфиполе, первоначально аѳинской колонии (437 до P. X.), имевшей для метрополии важное значение торговое, промышленное и военное. Аѳиняне потеряли Амфиполь еще в 422 г. до P. X.; город попал сначала в зависимость от Спарты, а после падения спартанской гегемонии находился под влиянием то Македонии, то Халкидского союза. Еще в 364 г. аѳиняне под командою Тимоѳея напрасно пытались отнять у олинѳян этот город. По вступлении на престол (359 до P. X.) Филипп по видимому обнаружил полнейшую готовность отказаться от всяких притязаний на Амфиполь и заключить союз с аѳинянами. По договору с аѳинянами в 358 г. город был уступлен аѳинянам, что, однако, не помешало Филиппу вскоре, при обстоятельствах более для него благоприятных, пойти войною на Амфиполь (357). Сначала сами амфипольцы, а потом олинѳяне, напуганные наступательными действиями царя, искали защиты и помощи у аѳинян. Ходатайство олинѳян было оставлено в Аѳинах без внимания, потому что Филипп еще в 359 г. уверил аѳинский народ, что город будет завоеван им для аѳинян, взамен чего аѳиняне обещали ему возвратить Пидну, незадолго до того завоеванную Тимоѳеем. Но Филипп и без помощи аѳинян овладел обоими городами и удержал их за собою (357). Тогда-то олинѳяне решили кончить давние распри с аѳинянами и заключить с ними союз; но Филипп не допустил до этого, обольщая аѳинян, как своих союзников, новыми обещаниями, а тем временем разрушил аѳинский город Потидею и землю его отдал олинѳянам; им же он уступил Анѳемунт, лежавший на границе македонских и халкидских владении (856), и кроме того, щедрыми подарками склонил на свою сторону влиятельнейших граждан Олинѳа. Олинѳяне опять оказались в союзе с Филиппом против аѳинян. Кроме Потидеи, Филипп в 353 г. отнял у аѳинян Меѳону, город на Ѳермейском заливе, взял в Ѳессалии Феры и гавань Пагасы (352). Всюду аѳиняне опаздывали с своим войском. В том же году Филипп перешел Стримон, подчинил своему влиянию Ѳракию и находившиеся здесь греческие города и с занятием Герейон-Тейхос на Пропонтиде стал угрожать Херсонесу Ѳракийскому, принадлежавшему к аѳинским владениям, а вместе с тем и проходу в Геллеспонт; наступательное движение Филиппа в Ѳессалии тоже не останавливалось. Опять интересы Хадкидики и Аѳин, казалось, соединяли их против общего врага; опять Филиппу удалось не допустить союза между ними, и только вторжение его с значительным войском в Халкидику и осада нескольких халкидских городов привели к союзу между обеими республиками (349). Та и другая понимали, как во II в. этоляне и ахейцы с союзниками в виду надвигающейся тучи с запада, из Италии, понимали, что их распрями, домашними, междуэллинскими, воспользуется инородческая держава, стремящаяся к господству над Элладой. Олинѳское посольство в Аѳинах заключило союз и получило от народа обещание военной поддержки. Ко времени, вскоре за этим актом следовавшему, относится I олинѳская речь. Главное содержание речи - подбор данных, свидетельствующих об относительной слабости Филиппа и о вероятности победы над ним, если только аѳиняне не ограничатся полумерами и не запоздают с помощью Олинѳу. Здесь же осторожно затронут вопрос и об обращении зрелищных сумм (τὰ ϑεωϱιϰά) на военные нужды, как о наиболее верном средстве добыть потребные для войны деньги. После I речи олинѳянам была оказана помощь, хотя и не в том виде, как предлагал Демосѳен. Аѳиняне отправили наемный вспомогательный отряд под начальством Харета: 2000 пелтастов и 30 триер, уже находившихся в море, и к ним присоединили еще 8 триер, ради этого снаряженных. Это мы знаем из истории Аттики Филохора, писателя ΙΙΙ в. до P. X., через Дионисия Галикарнасского (К Аммею, I, 9). Вторая олинѳская речь отличается более спокойным тоном, занята исключительно изобличением слабых сторон Филиппа, как македонского царя, его отношениями к союзникам, к своему народу и приближенным, его нечестием и неправдами. По всей видимости, ничего решительного против Олинѳа и Халкидики Филиппом еще не было сделано. II-ая речь произнесена как бы в дополнение ко II-ой, с целью создать в Аѳинах благоприятное настроение для решительных действий. Наемное войско, о котором только что сказано, было отправлено, быть может, после II речи. От того же Филохора мы узнаем, что на смену Харету аѳиняне отправили Харидема с 18 триерами, на которых находились наемники в числе 4000 пелтастов и 150 человек конницы; это было ответом на вторичное посольство олинѳян. Сведения Филохора об этой экспедиции, сопровождавшейся разорением некоторых владений Филиппа и бесчинствами аѳинского полководца в Олинѳе, пополняются Ѳеопомпом и Сатиром, отрывки которых сохранились у Аѳеноя (X, 436. XIII, р. 557), а также речью Демосѳена против Аристокра. Тем временем Филипп покончил с затруднениями в Ѳессалии (I, 22. II, 11. Срвн. Диодор XVI, 52), и весною следующего года снова вторгся в Халкидику (348). Незначительные удачи наемного войска, на которые намекает Демосѳен в начале III речи и в конце её (1. 2. 35), не имеют отношения к этой последней экспедиции: в ней участвовали уже не наемники, но войско из аѳинских граждан. Под начальством Харета были отправлены 17 триер, 2000 тяжеловооруженных и 300 конных воинов, - все граждане. И на сей раз аѳинское войско запоздало: эскадра была задержана противными ветрами. Филипп, овладевши гаванью Олинѳа, Мекиберной, Тороной, всеми городами Халкидского союза, разбил олинѳян в двух сражениях, осадил город и взял его, благодаря измене Евѳикрата и Ласѳена. Олинѳ был разрушен, а жители его проданы в рабство (Демосѳ. XIX 265-267. Диод. XVI, 52-53. Дион. Галик. К Аммею, 9). Последняя аѳинская экспедиция отделена от трех Олинѳских речей промежутком времени в несколько месяцев. Третья из этих речей произнесена в то время, когда в Аѳинах были получены известия о первых удачах Харидема, т е. в том же 849 г., в первой половине его, а Олинѳ взят Филиппом летом 848 г. В III речи оратор подробно развивает свое предложение о зрелищных суммах и призывает граждан воодушевиться примерами предков.
Речи расположены в нашем переводе в том порядке, какой, сообразно с венецианским списком (F) и другими того же семейства, установлен еще в XVI в. Он удерживается и в издании В. Диндорфа, текст которого положен нами в основу перевода: Demosthenis orationes ex recensione Guilieimi Dindortii. Ed. quarta correction curante Friderico Blass. Lipsiae. MDCCCXCVII, Усвоенный издателями порядок и нумерация речей не всегда совпадают с хронологическим порядком их произнесения. Так, раньше трех олинѳских речей были произнесены оратором: "О сотовариществах", "За свободу родян", "За мегалопольцев", "Первая речь против Филиппа". Эта последняя особенно важна по своему отношению к олинѳским событиям. Для цитат из Демосѳена мы пользуемся общепринятой нумерацией речей. I


IV. Против Филиппа первая речь

Изложение Либания.
Аѳиняне в войне с Филиппом терпели неудачи и в унынии явились в народное собрание. Поэтому оратор пытается поднять упавший дух граждан и говорит, что удивляться нечему, если они по своей беспечности терпят поражения, и при этом наставляет, как им следует вести войну для достижения вернейшего успеха. Он предлагает снарядить двойное войско: одно, более многочисленное из граждан, должно оставаться дома и быть всегда наготове на случай нужды; другое, поменьше, из наемных воинов с прибавлением граждан. Это последнее войско не должно оставаться в Аѳинах, но и не следует высылать его из города в качестве вспомогательного отряда: оно должно вблизи Македонии непрерывно поддерживать военные действия, чтобы лишить Филиппа возможности напасть на город в такое время, когда пассаты или зимняя пора года препятствуют плаванию от Аѳин к Македонии, так как он мог бы тогда, благодаря отбытию аѳинян завладеть всей страной; поэтому против него должно быть выставлено войско вблизи его владений.
Речь
(1) Граждане аѳинские, если бы на очереди стояло новое дело, я подождал бы, пока выскажется большинство ваших обычных ораторов, с тем, чтобы или не говорить потом вовсе, согласившись с одним из выслушанных суждений, или только в случае разногласия выступить с собственным мнением. Но и сегодня нам предстоит разбираться в вопросе, по которому наши ораторы говорили много раз, а потому я имею основание рассчитывать на ваше снисхождение, если стану говорить первым. И точно, для чего бы вам было и собираться сегодня на совещание, если бы говорившие раньше ораторы подали вам достодолжный совет?[1]
(2) Прежде всего, граждане аѳинские, при виде нынешнего положения, каким бы оно бедственным ни казалось, не падайте духом: то самое обстоятельство, которое наибольше повредило вам в прошлом, внушает наилучшие надежды на будущее.[2] Почему так, спросите вы. Да потому, граждане аѳинские, что бедственное состояние наступило вследствие полнейшего вашего бездействия; никакой надежды на перемену к лучшему не оставалось бы тогда, если бы вы очутились в нынешнем положении после того, как все нужное было бы сделано вами. (3) Потом, обратите ваши взоры к тому недавнему прошлому, которое вы частью знаете по слухам, частью переживали сами, ко времени всемогущества лакедемонян, когда вы совершили подвиг столь мужественный и благородный, постоявши за правду в войне с ними[3]. Для чего я напоминаю об этом? Для того, граждане аѳинские, чтобы дать вам убедиться воочию, как не страшны для вас никакие враги, пока вы деятельны, и наоборот, как, далёки ваши желания от исполнения, когда вы становитесь беспечны. Свидетельствует об этом, с одной стороны, ваше торжество над военными силами лакедемонян в прошлом, когда вы всей душой отдавались государственным делам, а с другой, наша теперешняя робость перед наглостью этого человека, когда мы совсем не занимаемся тем, чем должно. (4) Впрочем, граждане аѳинские, правы те из вас, кто считает Филиппа трудно одолимым, принимая в соображение многочисленность его войска и утрату нашим государством всех укрепленных местностей.[4] Только пускай они вспомнят, граждане аѳинские, другое время, когда нашей собственностью были Пидна, Потидея, Меѳона и все прилегающие к ним окрестные земли[5], когда многие из народов, идущие теперь за Филиппом, были независимы в управлении и свободны и предпочитали быть в дружбе с нами, а не с ним[6]. (5) Если бы в то время Филипп проникся убеждением, что ему одному, без союзников, трудно бороться против аѳинян, когда во власти их столько укреплений, угрожающих его собственным владениям, он никогда не имел бы тех успехов, какие достигнуты им теперь, никогда не поднялся бы на такую высоту. Но он, граждане аѳинские, прекрасно видел, что все эти местности лежат открытыми и могут стать наградой победителю[7],что достоянием отсутствующего неизбежно завладевает присутствующий, имущество нерадивого переходит в руки трудолюбивого и отважного. (6) И вот, убедившись в этом, он все покорил своей власти, всем владеет или по праву завоевателя, или на положении союзника и друга. Дело в том, что люди всегда охотно и покорно вступают в союз с теми, кто стоит перед ними во всеоружии, готовый действовать, как того требуют обстоятельства. (7) И так, граждане аѳинские, если бы и вы хоть теперь пришли к такой же мысли, потому что до сих пор этого не было, если бы каждый из вас решился отбросить в сторону всякие отговорки и проявил бы готовность действовать, принести пользу государству в меру своих сил и там, где нужно: богатый-денежными взносами, молодой-службою в войске,[8] словом, если бы вы решили быть самими собою, я никто не отказывался бы от работы в ожидании, что сосед сделает за него все, - тогда с помощью божества вы получили бы обратно вашу собственность, исправили бы зло, причиненное бездействием, и отомстили Филиппу. (8) Не воображайте, будто нынешнее его счастье, как у божества, несокрушимо во век. Нет, граждане аѳинские, даже в среде народов, которые кажутся всецело ему преданными, одни ненавидят его, другие боятся, третьи ему завидуют; вообще все те чувства, какие испытываются смертными, присущи, надо полагать, и его союзникам. Однако, в настоящее время все это нерасположение таится под спудом, потому что благодаря вашей нерешительности и малодушию оно нигде не имеет опоры. Я и предлагаю выйти, наконец, из этого состояния. (9) Вы видите наделе, граждане аѳинские, до чего дошло высокомерие этого человека: он не дает вам выбирать между миром и войною, он угрожает, произносит против вас, как рассказывают, оскорбительные речи, он не способен успокоится на завоеваниях, уже сделанных, неустанно стремится все дальше[9] и, пока мы раздумываем, окружает нас со всех сторон кольцом. (10) Когда же, граждане аѳинские, когда вы исполните то, чего требует от вас долг? Чего вы дожидаетесь? "Тогда", отвечаете вы, "когда придет нужда." Но чем же считать нынешнее положение? По моему, для народа свободного крайнею нуждою должно считать позорное положение. Неужели же вы желаете, шатаясь повсюду, расспрашивать друг друга, что нового? Но разве может быть известие новее того, что македонец одолевает аѳинян в войне и распоряжается судьбами эллинов? "Умер ли Филипп?" - (11) "Вовсе нет, но он болен."[10] Да разве это для вас не все равно? Если б даже он умер, вы не замедлите создать себе другого Филиппа подобным безучастием к делам, потому что и этот Филипп достиг такого могущества не столько силой своей, сколько вашим нерадением. (12) Этого мало. Допустим, что его постигло бы несчастие, что судьба, которая всегда печется о нас больше, нежели мы сами о себе, уготовала бы это для нас, наверное вы все устроили бы по вашему желанию, если б находились вблизи Македонии и следили за ходом смуты от начала до конца. Напротив, теперь, когда у вас нет военных сил, ни самого плана борьбы, вы не могли бы занять Амфипод, если б даже счастье отдавало его вам в руки. Итак, вы видите и убеждаетесь, (13) что действовать необходимо всем нам решительно и быстро, и потому я не настаиваю более на этом. Но каким образом, по моему мнению, наилучше и поскорее приготовить все нужное для того, чтобы вам выйти из нынешних затруднений, сколь велико должно быть войско, откуда добыть деньги и тому подобное, - (14) это я постараюсь выяснить. Об одном только прошу вас, граждане аѳинские: судите, когда выслушаете меня до конца, не забегая вперед, и если покажется, что новый план борьбы я предлагаю в самом начале речи, да не подумает кто-либо, что я затягиваю дело. В действительности, не те ораторы, от которых вы слышите слова: "быстро", "сегодня же", предлагают наиболее соответствующую меру: события уже совершились, и самая скорая помощь от нас не могла бы задержать их; (15) прав будет тот оратор, который выяснит, какого рода должны быть приготовления к войне, в каком размере и на какие средства их выполнить, как можно их сохранить до той поры, когда мы по доброй воле заключим мир или восторжествуем над врагом: только при этом условии мы не будем терпеть напастей в дальнейшем. Я чувствую себя в силах сделать эти указания, но и другим не мешаю высказываться. Итак, обещание мое весьма важно, а как осуществить его, тотчас объясню: будьте судьями. (16) Я предлагаю прежде всего, граждане аѳинские, иметь наготове пятьдесят триер; потом, вы должны принять решение самим взойти на суда, если того потребуют обстоятельства, и выступить в море; кроме того, я советую построить приспособленные к тому триеры[11] для половины конницы и достаточное количество грузовых судов. (17) По моему, сооружения эти необходимо иметь налицо на случай внезапных нападений Филиппа на Пилы, Херсонес, Олинѳ и на другие места, куда ему вздумается идти[12]: необходимо утвердить его в том убеждении, что мы еще способны выйти из состояния чрезмерной беспечности, как доказали ваши походы на Евбею, гораздо раньше, говорят, на Галиарт[13] и, наконец, незадолго перед сим на Пилы. (18) Ваши вооружения будут иметь важное значение, хотя бы они, как я это предлагаю, не были тотчас выполнены вами. Зная, что вы готовы к борьбе, - а знать он будет точно, ибо среди нас самих есть слишком много людей, подающих ему вести обо всем, - он из страха будет пребывать в покое, а если пренебрежет вашими сборами, может быть захвачен врасплох, потому что вы при благоприятных обстоятельствах пойдете морем в его страну. (19) Вот мое мнение, с которым все вы должны согласиться, вот те военные средства, какие, я полагаю, необходимо заготовить. Однако, еще до этих сборов вы обязаны снарядить значительное войско с тем, чтобы оно непрерывно поддерживало военные действия против Филиппа и тревожило его. Но пускай не говорят мне ни о десяти, ни о двадцати тысячах наемников, ни о тех войсках, которые существуют в письменных приказах: войско должно состоять из наших сограждан, а вы назначите одного полководцу или несколько, кого бы то ни было, и войско покорно последует за ним. (20) Войску должно быть доставлено продовольствие. Что же это будет за войско, спросите вы. Как велико? Откуда оно получит продовольствие? И почему оно будет следовать покорно за полководцем? Я постараюсь дать ответ на каждый из вопросов в отдельности. Что касается наемников, не повторяйте ошибки, которая столько раз была пагубна для вас. Всего кажется вам мало сравнительно с тем, что требуется: в собраниях вы принимаете великолепнейшие постановления, а когда приходит пора действовать, вы не делаете ничего. Сделайте же и соберите сначала немного, а потом, если этого будет недостаточно, прибавляйте. (21) Я предлагаю общее число воинов две тысячи; из них должно быть пятьсот аѳинян, принадлежащих к тому из возрастов[14], какой вы сами назначите, и отбывающих военную службу по сменам в течение определенного времени: срок службы не должен быть продолжителен, по такой, какой вы признаете потребным. Согласно моему предложению, остальные воины должны быть наемные. К этому следует прибавить двести человек конницы, в числе их по меньшей мере пятьдесят аѳинян, которые отбывали бы военную службу в том же порядке, как и пешие воины, и суда для перевозки конницы. (22) Хорошо, скажете вы. Что же еще требуется? Десять скорых триер: враг имеет флот, а потому и для нас нужны скорые триеры[15] ради безопасности плавания. Откуда же достать продовольствие для войска? И на это я дам ясный и тонный ответ, когда выясню, почему нам нужно войско в таком количестве, и почему я советую, чтобы в войске служили граждане[16].
(23) Столь малочисленное войско, граждане аѳинские, я предлагаю потому, что мы не в состоянии выставить такую силу, которая могла бы противостоять ему в открытых сражениях; приходится действовать набегами и грабежом и на первых порах довольствоваться таким способом войны. Вообще войско наше не должно быть чрезмерно многочисленно, так как для него нет у нас ни жалованья, ни продовольствия, (24) но не должно быть и совершенно бессильно. Далее, если я предлагаю призвать граждан в сухопутное и морское войско, то это потому, что город наш и раньше, как рассказывают, содержал наемный отряд у Коринѳа[17], но при этом и вы сами служили в том войске; во главе его стояли Полистрат, Ификрат, Хабрия[18] и некоторые другие. Мне со слов других известно также, что наемники, выстроенные вместе с вами, и вы с наемниками торжествовали победу даже над лакедемонянами. Наоборот, с того времени как ваши наемники воюют одни, сами по себе, они одерживают победы над друзьями и союзниками[19], а тем временем враги ваши усилились сверх всякой меры. Нехотя поглядевши[20] на войну, которую ведет ваше государство, они охотнее переплывают к Артабазу[21] и всюду, куда угодно, а полководец идет за ними, как того и следовало ожидать:, не уплачивая жалованья, невозможно быть и начальником.
(25) Чего же я требую? Заплатить жалованье и присоединить к войску наших собственных воинов, как бы для наблюдения за тем, что делается, лишивши этим самым и военачальника, и солдат возможности увертываться: нынешнее наше поведение просто смехотворно. В самом деле, спроси вас кто-либо: мир у вас, граждане аѳинские? (26) "Нет", ответите вы, "мы в войне с Филиппом". И точно, разве вы не выбирали из вашей среды десять начальников пеших отрядов, полководцев, главных начальников конницы и двух начальников конных отрядов?[22] А что они делают? За исключением одного, которого вы и отправили на войну, все остальные участвуют в праздничных шествиях вместе с блюстителями жертвоприношений[23]. Как лепщики лепят глиняные фигурки для рынка, так и вы - выбираете ваших начальников пеших и конных отрядов для площади, но не для войны[24]. (27) Неужели для того, чтобы войско было на самом деле от нашего государства, не требуется, граждане аѳинские, чтобы начальники пеших отрядов, начальники конницы, вообще все начальники были ваши? Неужели к Лемну[25] должен ходить с флотом ваш начальник конницы, а когда речь идет о защите наших собственных владений, во главе конных воинов будет стоять Менелай[26]? Я говорю так не в осуждение этому начальнику, а только утверждаю, что начальник конницы, кто бы он ни был, должен быть выбран из вас.
(28) Однако, признавая справедливость моих слов, вы, должно быть, всего больше желаете услышать о деньгах, как велики они будут, и откуда добыть их. Перехожу тотчас и к этому предмету. Извольте: на содержание нашего войска, разумея под этим только прокормление его, денег требуется девяносто талантов с небольшим[27], именно: для десяти скорых кораблей сорок талантов, по двадцати мин в месяц на каждый корабль; еще другие сорок талантов на две тысячи пеших воинов с тем, чтобы пехотинец получал ежемесячно кормовых десять драхм, да для двухсот человек конницы двенадцать талантов, полагая по тридцати драхм в месяц на каждого. (29) Если кто думает что недостаточно иметь средства на одно прокормление воинов, то он заблуждается. Я убежден, что, при наличности этих средств, само войско добудет себе остальное войною, без притеснения кого-либо из эллинов союзников, и получит свое содержание полностью. Я готов тоже идти добровольцем во флот и претерпеть, что угодно, если это не так. Теперь скажу, откуда достать средства, которые, согласно моему предложению, должны быть даны вами.
Указание средств[28].
(30) Вот те средства, граждане аѳинские, какие мы в состоянии изыскать. Только, когда подадите ваши голоса за войну, подавайте их с тем, если вам угодно такое решение, чтобы воевать с Филиппом на деле, а не в постановлениях только и не в письменных приказах[29].
(31) Гораздо успешнее, мне кажется, будет решен вопрос о войне и всех приготовлениях к ней, если вы, граждане аѳинские, примете во внимание местоположение страны, в которой будете вести войну, и вспомните, как Филипп совершает большинство своих подвигов, пользуясь своевременно направлением ветров и порою года, как он для наступательных действий выжидает пассатов[30] или зимнего времени, когда, по его мнению, нам нельзя подойти к его владениям. (32) Руководствуясь этими соображениями, мы должны воевать не вспомогательными случайными отрядами, потому что тогда будем всюду опаздывать, но войском постоянным и правильно вооруженным[31]. Для зимней стоянки войскам вы можете пользоваться Лемном, Ѳасом, Скиаѳом и близлежащими островами[32], на которых есть гавани, имеются жизненные припасы и все, что для войска требуется. В благоприятное время года, когда легко причалить к берегам, и когда направление ветров бывает безопасно, ваше войско без труда можете держать вблизи самой Македонии и у входов в её гавани.
(33) Далее, для какого дела и когда потребуется наше войско, это в свое время решит поставленный вами полномочный начальник[33]; о том же, что должно быть вами доставлено, я только что сказал в моем предложении. Потом, когда вы это доставите, я разумею прежде всего деньги, приготовите все прочее, пеших и конных воинов, триеры, тогда все войско в полном составе обяжите законом оставаться на месте войны, сами будьте вашими казнохранителями и поставщиками, от полководцев требуйте отчета в действиях, перестаньте вечно судить и рядить об одном и том же[34], ничего больше не делая. (34) Сверх этого и прежде всего, граждане аѳинские, отнимите у вашего противника важнейший источник доходов. Какой же это? Он воюет с вами на средства ваших союзников, суда которых захватывает и грабит[35]. Чего еще достигнете? Вы оградите себя самих от беды, и не повторится больше то, что бывало в прежнее время, когда он напал на Лемн и Имбр[36] и увел с собою ваших сограждан, когда он у Гераста забрал ваши грузовые суда и выручил громадные деньги, когда наконец высадился у Мараѳона и оттуда похитил священную триеру[37], а вы не могли ни помешать этому, ни своевременно защитить себя. (35) Как вам кажется, граждане аѳинские, почему празднества панаѳинское и дионисии[38], на которые вы затрачиваете такие суммы, как ни на один флот, и которые требуют огромного множества людей и беспримерных приспособлений, почему они всегда совершаются в положенное время, будут ли выбраны по жребию для наблюдения за теми и другими празднествами люди сведущие, или неопытные, между тем как флот ваш всюду является слишком поздно: (36) под Меѳоною, у Пагас, у Потидеи[39]? Потому что все, относящееся к празднествам, установлено законом, и каждый из вас знает задолго, кто в своем колене устроитель хора или гимнастических состязаний[40], знает, когда, что и от кого он должен получить или сделать: все здесь предусмотрено, определено, тогда как в деле войны все смутно, беспорядочно, случайно. Так, лишь только получается какое - либо известие, мы одновременно и назначаем начальников триер[41], и производим обмен имущества между ними[42], изыскиваем денежные источники, вслед за сим призываем на суда метойков[43] и вольноотпущенных, потом самих граждан, снова заместителей их[44], и пока все это тянется, дело, ради которого мы собираемся выйти в море, проиграно. (37) Когда нужно действовать, мы занимаемся сборами, а благоприятное стечение обстоятельств не ждет, пока мы покончим с нашей медлительностью и напускной многодеятельностью. Наемные войска, на которые в этот промежуток времени мы рассчитываем, успевают доказать на деле полнейшую свою непригодность в самый благоприятный для нас момент. Между тем наглость противника дошла уже до того, что он пишет евбеянам письма нижеследующего содержания.
Чтение письма[45].
(38) Граждане аѳинские, большая часть прочитанного, к сожалению, сущая правда, хотя слушать ее, разумеется, досадно. Но если бы замалчиванием предметов огорчительных можно было миновать и самые эти предметы, тогда следовало бы говорить в собраниях ради удовольствия слушателей. Но если приятные речи, когда они не соответствуют действительности, обращаются на деле во вред, тогда постыдно обманывать самих себя, откладывать всякое тягостное действие и через то повсюду запаздывать постыдна неспособность понять, (39) что для правильного ведения войны необходимо не следовать за событиями, но самим предупреждать их, что наши советчики должны направлять государственные дела точно так же, как полководец направляет военные, то есть, чтобы деятельность государственная согласовалась с их суждениями, и чтобы советчики не бывали вынуждены ходить в погоню за событиями. (40) Граждане аѳинские, вы имеете сильнейшее войско, триеры, тяжелую пехоту, конницу, источники доходов; только никакими из ваших средств вы до сегодняшнего дня ни разу своевременно не воспользовались и воюете с Филиппом совершенно так, как инородцы дерутся друг с другом в кулачном бою: у них всегда боец, получая удар, отвечает ударом в том же направлении, и если его ударят с другой стороны, туда обращается тотчас и рука его; он не умеет и не желает ни прикрыть себя, ни смотреть прямо в лицо противнику. (41) Так и вы: прослышали, что Филипп в Херсонесе, делаете постановление отправить туда отряд войска; он в Пилах - и вы в Пилы[46]; куда бы он ни пошел, вы всюду - бегаете за ним и следуйте его команде, сами по себе не изобретаете никакого плана войны, ничего не видите дальше событий, прежде чем не получите вести о том, что событие совершилось или совершается. Быть может, раньше такое поведение и было терпимо, но теперь положение обострилось до последней степени, и действовать таким образом не позволительно. (42) Мне кажется, граждане аѳинские, какое-нибудь божество из чувства стыда за наше государство, за то, что творится в нем, вселило в Филиппа такую жажду деятельности. Если бы Филипп остановился на тех завоеваниях и захватах, какие им уже сделаны, и не думал бы предпринимать ничего больше, иные из вас, я думаю, отнеслись бы спокойно к тому, что мы запятнали наше государство трусостью и величайшим бесчестием. Но Филипп протягивает руку все дальше, стремится к новым завоеваниям, и потому, быть может, еще исторгнет вас из бездействия, если только вы не изверились в себя. (43) Я, по крайней мере, недоумеваю, как никто из вас не замечает, не негодует при виде того, граждане аѳинские, что в начале войны речь шла о возмездии Филиппу[47], а в конце о том только, как бы не потерпеть какой беды от Филиппа. Однако сам по себе он не остановится, - это ясно; разве только кто другой задержит его. Этого ли дожидаться нам? И неужели вы рассчитываете, что все кончится благополучно, если пошлете пустые триеры, да будете питаться надеждами, какие вам внушит оратор? (44) Неужели мы не взойдем на суда?[48] Не войдем сами в состав войска в лице собственных наших воинов, хотя бы теперь, если не сделали этого раньше? Неужели не поведем своего флота к его стране'? "Где же пристать нашему флоту," спросите вы. Следует нам только начать войну, а она сама обнаружит слабые места в государстве противника. Но пока мы будем спокойно сидеть дома, выслушивать перебранку ораторов и их взаимные обличения, (45) ничего путного у нас быть не может. По моему, куда мы только пошлем вместе с наемниками и часть наших граждан, - хотя бы и не все гражданство, - там будут поборать за нас и милостивые боги, и судьба. Наоборот, там, куда вы отряжаете только полководца без войска, да определение собрания, к тому же не исполняемое, и надежды, внушаемые с этого возвышения, там не бывает для вас ничего доброго, напротив только глумятся над вами враги ваши, а союзники смертельно боятся такого войска. (46) И в самом деле, нет и не может быть человека, который один был бы в силах совершить все, чего вы желаете. Он вам обещает, соглашается с вами, обвиняет то одного, то другого, а государство от этого страдает. Когда полководец ведет за собою наемников жалких, не вознаграждаемых, и они легкомысленно клевещут перед вами здесь на образ действий полководца там, вдали от вас, а вы на основании их рассказов делаете постановление, какое попало, - тогда нечего ждать.
(47) Когда же будет конец такому положению? Тогда, граждане аѳинские, когда вы сами явите себя и воинами, и свидетелями того, что делают военачальники, и судьями их, после того, как они по возвращении домой представят вам отчет[49]. Не довольствуйтесь тем только, чтобы выслушивать других про ваши дела, но присутствуйте сами на месте и наблюдайте. До какого позора государство наше дошло в последнее время! Нет у нас ни единого полководца, который не был бы осужден вами два-три раза на смерть[50], и ни один не решается хоть раз пожертвовать жизнью в сражении с неприятелем; смерти достойной они предпочитают смерть работорговцев и воришек: ибо преступник умирает по приговору суда, а полководец в бою с неприятелем. (48) Одни из наших сплетников толкуют, что Филипп совместно с лакедемонянами расторгает Ѳивское государство[51] и разрушает союзы; по словам других, он обратился через посольство к персидскому царю; третьи - что он укрепляет города в Иллирии; четвертые... словом, каждый из нас занимается сочинением басен. (49) По моему глубокому убеждению, граждане аѳинские, Филипп, опьяненный громадными успехами, в своей го η дыне питает эти смелые мечты, потому что не видит людей, готовых помешать ему, и потому что гордость его растет вместе с удачами. Однако, планы Филиппа, наверное, не так просты, чтобы проникнуть в них могли недальновиднейшие из нас, то есть, наши краснобаи. (50) Отбросим же в сторону эти рос-казни и сообразим, что человек этот - враг наш, что он давно обирает нас и долго бесчинствует, что все, на кого мы раньше рассчитывали, будто они будут за нас, оказались против нас, что будущее зависит от нас самих, и если мы не захотим теперь вести войну с ним вдали отсюда, то, наверное, будем вынуждены вести ее здесь. Если мы убедимся в этом, тогда поймем и долг свой, и перестанем болтать попусту. Не будем разбираться в будущем; необходимо только ясно понять, что оно будет плачевно, если вы не приложите стараний и не решитесь действовать так, как велит долг.
(51) Никогда еще, ни в одном случае я не старался говорить угодное вам, если вместе с тем оно не было и выгодно для вас, и сегодня я высказал все, что думал, просто, ничего не утаивая, свободно. Я не сомневаюсь, что выслушивать прекраснейшие советы для вас полезно, и я желал бы, чтобы и оратору было не менее полезно давать их: тогда я говорил бы с большей охотой. Однако, при всей неизвестности последствий, какие для меня может иметь моя речь, я решился говорить перед вами в той уверенности, что совет мой принесет вам пользу, если вы ему последуете. Пускай же восторжествует предложение, от которого последует благо для всех!


[1] 1 Вступление (πϱοοίμιον), вполне приличное для оратора мало влиятельного, для новичка на политической трибуне, а не для первенствующего народного вождя, каким стал Демосѳен лишь впоследствии.
[2] I, 4.
[3] I, 8 примеч.
[4] III, 16
[5] когда нашей… земли. С помощью Пердикки против Олинѳа аѳинский полководец Тимоѳей овладел в 464 г. Потидеей, вскоре занятой аѳинскими колонистами, потом завоевал Торону и заставил Пидну и Меѳону примкнуть к аѳинской симмахии. Срвн. II, 14. IV, 4. VII, 10. XXIII, 149.
[6] многие… с ним: ѳессалийцы, пеоны, иллирийцы и другие народы Македонии и Ѳракии.
[7] лежат… победителю ἆϑλα ϰειμέν᾿ ἐν μέσῳ: метафорическое· выражение из гимнастических состязаний, когда награда победите, но находилась на виду у зрителей, посреди арены. Срвн. VII, 81.
[8] I, 28. II, 27.
[9] § 42
[10] I, 13. III, 5.
[11] триеры… судов. Триеры боевые — трехъярусные суда, длинные, назначавшиеся для пехоты и конницы, круглые (νῆες ατϱογγίλαι) для перевозки грузов. Половину аѳинской конницы составляли 500 человек; на одной триере помещалось от 25 до 50 конных воинов с лошадьми.
[12] на Пилы… идти. Попытка прорваться через Ѳермопилы в среднюю Элладу относится к Ол. 106, 4 (В52). Во второй половине того же года он проник через Ѳракию к Ѳракийскому Херсонесу и осадил Гереон—Тейхос. Болезнь задержала дальнейшие действия Филиппа. В следующем (351) году Филипп вскоре по выздоровлении двинул свое войско в сторону Олинѳа с целью запугать его жителей (Ол. 107, 1); это не была еще олинѳская война (I, 13).
[13] походы… Галиарт. Поход на Евбею, здесь упомянутый,, совершен в 357 г. (Ол. 105, 3), по предложению Тимоѳея, когда аѳиняне принудили ѳивян очистить остров. Демосѳен был в числе триерархов. Диодор. XVI, 7. Демосѳ. VIII, 74. К Галиарту аѳиняне явились на помощь ѳивянам против Спарты в 395 г,, в начале коринѳской войны. Ксеноф. Ист. Эллады ΙΙΙ, 5, 7—9.
[14] из возрастов. Всех возрастов, призываемых к военной службе, было в Аѳинах 42, начиная 18 годами и кончая 60-ью.
[15] скорые триеры, на них помещались только гребцы и воины–моряки.
[16] и граждане πολίτας συστϱατευομένους, поправка Вейля вм. τούς στϱατευομένους: граждане должны были составить только четвертую часть аѳинской армии.
[17] у Коринѳа, во время коринѳской войны, аѳиняне под начальством Ификрата истребили лакедемонский отряд (мору) у коринѳской гавани Лехей.
[18] Ификрат, Хабрия, знаменитые вожди аѳинских наемников в первой половине IV в, до P. X. Особенность военной организации Ификрата состояла в том, что в войсках наемников он дал первенствующее положение пелтастам, среднему роду оружия между тяжеловооруженными и легковооруженными. Хабрия и Тимоѳей наибольшие содействовали росту второго аѳинского союза. Наемники Ификрата наводили ужас на пелопоннесцев. Ксенофонт, Ист. Эллады, IV, 5, 11—16. Диод. XV, 30, 44. Корн. Непот, Ификрат. Хабрия.
[19] наемники… союзниками, Оратор напоминает случаи насилий аѳинских наемников над союзниками, засвидетельствованные Исократом (О мире, 44 — 46), Диодором (XV, 95), Плутархом (Фокион, 11).
[20] нехотя поглядевши παϱαϰύψαντες, мимоходом, сбоку, едва–едва.
[21] к Артабазу, — персидский сатрап, с наемным войском шедший против царя. В 356 г. в союзническую войну Харет с наемниками перешел на службу к Артабазу, щедро платившему военачальникам и солдатам.
[22] начальников пеших… конницы: наемники пеших отрядов, таксиархи, и начальники отрядов конных, филархи, стояли во главе отрядов от каждой из 10 фил Аттики; пехота находилась под главным командованием 10 полководцев, стратегов, а конница под командою 2 гиппархов. Демосѳ. XIV, 23. Всего ежегодно избирали аѳиняне 32 начальника.
[23] с блюстителями жертвоприношений μετὰ τῶν ἱεϱοποιῶν. Ежегодно народное собрание выбирало по жребию 10 таких блюстителей; они были отличны от жрецов, хотя участвовали в жертвоприношениях от государства, главных образом наблюдая за правильностью жертвенных процессий и церемоний, за раздачей народу остающегося от жертвоприношения мяса и т. п. Аристотель, Аѳинск. республ, 54.
[24] Как лепщики… войны: оратор уподобляет бездействующих аѳинских начальников игрушечным глиняным солдатикам, какие изготовлялись для рынка.
[25] к Лемну, с давнего времени занятому аѳинскими гражданами (клерухами) и находившемуся на мирном положении. Служба военачальника была на О-ве нетрудная. Ежегодно в Аѳинах выбирался начальник конницы и для Лемна. Аристот. Аѳинск. полит. 61.
[26] Менелай, единокровный брат Филиппа, служил в это время (349) на Халкидике под начальством Харидема. От этого последнего, а не от аѳинского народа Менелай получил командование конницей. Юстин, VII 4, 5. VIII 3, 10—11.
[27] девяносто… небольшим, 92 таланта по его же рассчету. Талант содержит в себе 60 мин, мина 100 драхм, драхма 6 оболов. Монетная единица драхма равняется 24 к., мина 24 р., талант 1340 р., обол 4 к. Все содержание (τϱοφή) войска, со включением жалованья, ограничивается в этом месте понятием прокормления (σιτηϱέσιον). Немного ниже в том же общем смысле, как и τϱοφή, поставлено μισϑός (§ 29). 10 кораблей, по 200 человек на каждый корабль, вмещали в себе 2.000 войска. Полагая 2 обола в день на каждого человека, или 10 драхм в месяц, получаем на год 2.400 мин, или 40 талантов для всего экипажа. Столько же требуется для 2.000 сухопутного войска. Конный воин получал 1 драхму в день, что на 200 человек составляет в день 2 мины, 1 талант в месяц, 12 талантов в год. 92 таланта = ок. 123.280 рублей.
[28] Указание средств. Письменное перечисление денежных средств и их источников до нас не дошло. В этом документе должны были содержаться главным образом показания экономические, Быть может, они и объяснили бы нам, почему аѳиняне не приняли на сей раз советов оратора и предпочли следовать Евбулу,
[29] III, 14. 30. Подавайте… приказах. Тит Ливий выражается: „аѳиняне вели войну против Филиппа на бумаге и на словах, в чем только они и сильны“. XXXI. 44. В речи перед аѳинянами Катон старший сказал: „Антиох ведет войну письмами, сражается стилем и чернилами.“ Руфиниан, 6.
[30] пассатов. Северо–восточные ветры дуют на Эгейском море в дни солнцестояния; движение от Аттики к Македонии было этим затруднено. Мореходство зимою останавливалось у греков, но не у Филиппа.
[31] III, 15. 19.
[32] Лемном… островами. Лемн составлял владение аѳинян (§ 27 прим.), как Имбр и Скир, подразумеваемые под о-вами в той стороне лежащими (ταῖς ἐν τούτῷ τῷ τόπῳ νήσοις), Ѳас и Скиаѳ, расположенные к с. от Евбеи, принадлежали к аѳинской симмахии.
[33] казначеями (ταμιαι) и поставщиками (ποϱισταί), Едва ли Демосѳен разумел здесь определенные государственные должности: аѳинский народ сам приглашается и доставить деньги, и распоряжаться ими.
[34] § 1.
[35] захватывает и грабит άγων ϰαὶ φέϱων agere et ferre.
[36] на Лемн и Имбр. Оратор напоминает ряд событий из 352 г., когда Филипп, утвердившись в Амфиподе, Меѳоне и в Пагасах, стал оспаривать господство аѳинян на море, захватил в плен на упомянутых о-вах аѳинских граждан (клерухов), у Гераста, или Гераиста, мыса и гавани на ю-в. оконечности Евбеи, в виду Аттики, захватил шедшие в Аѳины суда с хлебом и прошел до самой Аттики, когда у Мараѳона похитил священную триеру.
[37] священную триеру. В Аѳинах были священные триеры Саламинская и Парал назначавшиеся для спешной переправы послов, денег, т. н. ѳеорий, праздничных посольств на Дел и в др. места. Делийская ѳеория, по словам Филохора, отправлялась от Мараѳона после напутственного жертвоприношения в храме Делийского Аполлона. Аристотель называет еще судно Аммониаду, Аѳинск. полит. 61 кон.
[38] панаѳинское празднество, большое исполнялось, раз в 4 года; дионисовских празднеств было четыре: большие и малые дионисии, Ленеи, анѳестерии; наибольшею пышностью отличались великие дионисии. В. В. Латышев, Очерк греч. древностей. Ч. ΙΙ, изд. 2е, стр.265. 296 и др,
[39] Потидеи. Этот город занят Филиппом раньше двух других. Срвн. I, 9. 12. IX, 6.
[40] устроитель… состязаний. Хорегия и гимнасиархия — государственная повинность (λῃτουϱγία.), ложившаяся на богатейших граждан филы, а граждане в Аттике делились на 10 колен, фил. Хорег был обязан набрать, содержать и обучить хор, назначившийся для драматических представлений, трагедий и комедий, или для исполнения лирических песнопений. Соответственные обязанности лежали и на гимнасиархе. Победный венок получала и фила хорега или гимнасиарха–победителя. В. В. Латышев, Очерк греч. древностей. Ч. I, изд. 8е, стр.295 Ч. II, изд, 2е, стр.300. Как эти повинности, так равно и праздничные угощения своей филы (ἑατίασις), отправление посольства на празднество (ἀϱχιϑωϱία.), были повинностями очередными, и потому исполнители их определялись заранее.
[41] начальников триер τϱιηϱάϱχους. Триерархия, как и предварительное внесение в государственную кассу подлежащей сбору суммы на военные нужды (πϱοεισφοϱά), составляли чрезвычайные повинности в противоположность очередным. Там же, стр.293.
[42] обмен… ними ἀντιδόσεις. Если какой гражданин считал наложение на него государственной повинности не отвечающим ого состоянию, он указывает другое лицо, так более богатое и потому более обязанное нести эту повинность, предлагая ему в случае отказа обменяться имуществами; когда это другое лицо не соглашалось и на обмен, дело переносилось в суд гелиастов. Предварительно разбора дела (διαδιϰασία) истец и ответчик налагали запрещение на имущество друг друга, составляли и в течение трех дней представляли друг другу опись их имуществ, скрепленную клятвою. На все это требовалось время. Аристот. аѳинск. полит. 56. 61. Там же, стр.294.
[43] метойков, иноземцев, имеющих в Аѳинах постоянное жительство; вольноотпущенных, собств. живущих отдельно от их прежнего господского дома (τοὺς χωϱὶς οἰϰοῦντας).
[44] снова заместителей их (ἀντεμβιβάζειν), т. е. метойков и рабов.
[45] Чтение письма. Недошедшее до нас письмо содержало в себе, по словам схолиаста, совет евбеянам не надеяться на помощь аѳинян, которые не умеют помочь и самим себе.
[46] § 17.
[47] IV, 7. III, 1.
[48] § 16.
[49] судьями… отчет. Каждое должностное лицо по истечении срока его полномочий представляло отчет о своей деятельности 10 членной коллегии логистов, при которых было также 10 синегоров, обвинителей от государства. Полученный отчет коллегия представляла в суд присяжных, гелиастов. Логисты выбирались из членов думы (βουλευταί). Всякий имел право привлечь к ответственности бывшее должностное лицо, уже отдавшее отчет перед судом присяжных, но не позже как три дня спустя после решения его дела. Обвинитель подавал о том заявление евѳину; таких должностных лиц было 10, по одному от каждой филы, и каждое из них имело при себе двух помощников (πάϱεδϱοι). Если отсюда дело поступало снова в суд присяжных, решение последнего было окончательное. Аристот. аѳинск. полит. 54. 48.
[50] у нас… на смерть. Не без явного преувеличения оратор намекает на современных военачальников, по догадке Зауппе на Автокла, Кефисодота, Леосѳена, Каллисѳена, Харета.
[51] Одни… государства. Ѳивам принадлежала гегемония над Беотией, как бы обращавшая всю область в ѳивскѳе государство; ѳивяне же помогали образованию союза аркадских городов; то и другое было направлено против гегемонии Спарты. Теперь Ѳивы были во вражде с Аѳинами, и потому толки о расторжении ѳивского союза были по душе аѳинянам.

Примечания к I филиппике

В I филиппике содержится политическая программа Демосѳена по отношению к Филиппу и македонской державе, программа, которой он оставался верным до конца, и с которой теперь выступал перед народом впервые. Оратору было в то время 30 лет с небольшим; но в его распоряжении имелось уже достаточно данных для того, чтобы решительно и смело высказать взгляд на положение дел, сложившийся у него из наблюдений над недавними событиями, из знакомства с прошлым аѳинской истории и с характером аѳинского народа, с его слабостями и достоинствами. Последствия аѳинской политики, господствовавшей в то время и воплощавшейся в лице Евбула и его сторонников, были на-лицо: быстрый роет македонской державы, пренебрежительное отношение Филиппа к республике, утрата республикой многих владений на Ѳракийском побережье и, наконец, близость наступления Филиппа на самую Аттику. Для оратора было ясно, что республика должна отказаться от усвоенного ею образа действий, как опасного для её достоинства и самого существования; вместе с тем он сознавал и трудность принятой на себя задачи - свернуть аѳинский народ с той дороги, по которой вели его влиятельнейшие руководители. Вера в аѳинский народ, поддерживаемая воспоминаниями о прошлом, со включением некоторых пережитых оратором событий, как задержание Филиппа по ту сторону Ѳермопил (352), смягчает резкость обличения, проходящего через всю речь; она и служила для оратора надежным средством найти себе сочувствие в слушателях. Прежде всего в собственной истории должны были аѳиняне найти для себя и урок, и критику тогдашнего поведения. Оратору оставалось только напомнить эти уроки и рядом с ними доказать возможность торжества над врагом. Пробуждением надежды на торжество аѳинского оружия, на приобретение новой славы аѳинским народом, оратор старается обратить слушателей к забытому способу действий против внешнего врага. Это - положительная сторона речи, и воодушевление оратора должно было сообщаться народному собранию. С просьбами и мольбою обращается оратор к своим слушателям. Тем с большею смелостью Демосѳен настаивает на ошибочности господствующей политики, на прискорбных её последствиях.
Со времени Дионисия Галикарнасского I Филиппика приурочена к архонтству Ариотодема, т. е. к 351 г. до P. X, (01. СѴП, 1) и вопреки Дионисию рассматривается как цельная речь, произнесенная за-раз, а не составленная механически из двух речей, будто бы первоначально разделенных четырехлетним промежутком времени: вторую половину речи (§§ 30-51) древний ритор относит к 347 г., ко времени после падения Олиноа (к Аллею, 4. 10). Таким образом со времени вступления Филиппа на македонский престол и его первых успехов (858) прошло до этого времени не меньше 7 лет. И характер Филиппа, и его политические раз-счеты успели обнаружиться достаточно. Какого-либо частного повода к речи оратор не называет, да в нем и нужды не было. Уже много раз аѳиняне в народном собрании и вне его обсуждали на все лады поразительные успехи Филиппа; не раз они посылали против него войска; не раз бывали им обмануты. Все это было на виду и на памяти у всех, равно как и бессилие аѳинян остановить завоевательное движение царя. Демосѳен признает возможным, чтобы аѳиняне сравнялись с противником и даже превзошли его и в количестве войска, и в своевременности военных действий, а так как правда, а с нею и милость богов на их стороне, то у них есть основание рассчитывать на победу. До сих пор они, воздерживаясь сами от военной службы, полагались только на наемные войска и на их военачальников, да и этими пользовались нерадиво, не предупреждая событий, без предварительно составленного плана, но лишь следуя на буксире за ними и покоряясь тому плану, какой изобретал их противник; наконец, наемные войска и вожди их оставались без жалованья, почему легко покидали службу и меняли ее на предприятия, более для них выгодные, а аѳиняне, сидя дома, изощряясь в красноречии, жадно прислушивались к новостям с поля войны, толковали об них, порицали военачальников, и потом, когда это было бесполезно, предавали их суду или вызывали с поля войны. Демосѳен поэтому предлагает аѳинянам не уклоняться от военной службы, не отказываться от денежных жертв, снарядить флот с экипажем из граждан, во всякое время готовый сразиться с Филиппом на море, и образовать постоянное войско для наступательных действий на Филиппа в пределах его собственных владений; четвертую часть этого войска, правильно и достаточно оплачиваемого, должны составлять сами граждане. Только при этом условии аѳинские стратеги, таксиархи, филархи и гиппархи перестанут служить куклами для украшения городских праздников. Уже здесь Демосѳен противопоставляет ревность и точную предусмотрительность аѳинян по отношению к празднествам их беспечности и легкомыслию в военном деле, еще не касаясь вопроса о суммах на эти празднества.
Советы оратора не были приняты собранием: во все продолжение аѳинской войны аѳиняне содержали на жалованье наемное войско; не было у них и флота с воинами из граждан. История оправдала опасения Демосѳена, и он в речи "О венке" мог с полным правом сказать о себе, что "умел различить события при их зарождении, заранее постигнуть их и заранее сообщить свои мысли другим" (XVIII, 246).


V. О мире

Изложение Либания.
Так как война из за Амфиполя тянулась долго, то и Филипп, и аѳиняне жадно искали мира: аѳиняне, потомучто терпели неудачи в войне, а Филипп, потому что желал выполнить обещания, данные им ѳессалийцам и ѳивянам, именно: ѳивянам он обещал передать беотийские города, Орхомен и Коронею, а тем и другим докончить войну с фокидянами; при враждебных отношениях аѳинян невозможно было это выполнить. В самом деле, уже и раньше, когда Филипп имел намерение вторгнуться в Фокиду, аѳиняне окружным путем на кораблях явились в так называемый Пилы, или, по другому наименованию, Ѳермопилы и преградили ему доступ в эту область. Напротив теперь, благодаря миру с аѳинянами, он без всякой помехи прошел по сю сторону Пил, изгнал фокидский народ и согласно решению всех почти эллинов получил и место фокидян среди амфиктионов, и их голоса в собрании. Отправил он посольство и к аѳинянам с требованием, чтобы и они дали на то свое согласие. Вот Демосѳен и убеждает аѳинян уступить не потому, чтобы он сочувствовал этому, или чтобы он считал участие македонянина в собрании эллинов справедливым, но, говорил он, из опасения, как бы аѳинянам не пришлось нести войну общую против всех эллиннов: так как, пояснял он, различные эллинские народы по разным причинам находятся во вражде с аѳинянами, то теперь они могут пойти войною на аѳинян общими силами, если мы дадим эллинам основание обвинять нас сообща в том, что одни мы не подчиняемся определению амфиктионов; поэтому выгоднее оставаться в мире, тем более, что Филипп проник по сю сторону Пил и приобрел возможность вторгнуться в Аттику, и не следует по маловажной причине подвергать себя столь серьезной опасности.
Как мне кажется, речь эта была составлена Демосѳеном, но не была им произнесена. Дело в том, что наш оратор в числе обвинений против Эсхина выставлял и его предложение признать Филиппа амфиктионом, когда никто иной не осмеливался заговорить об этом, ни даже бессовестнейший из людей Филократ.[1] Если бы Демосѳен сам подавал такой совет, он никогда не стал бы обвинять в том Эсхина; наверное он опасался бы навлечь на себя подозрение, что радел о выгодах Филиппа и высказал такое мнение потому, что был подкуплен царскими деньгами: и в этой речи он очевидно отстраняет от себя подобное подозрение, уверяя слушателей в своей любви к родному государству и в своей неподкупности.
Другое изложение безыменное.
После уничижения фокидян Филипп изъявил желание сделаться товарищем амфиктионов, когда для полного числа двенадцати амфиктионов недоставало одного народа. Ѳивяне, ѳессалийцы и некоторые другие эллинские народы постановили согласное с этим решение. Тогда и аѳинянам оставалось по необходимости присоединиться к решению этих народов. - Амфиктиония - местность в Элладе и общее судилище эллинов. Так, сюда обращался каждый эллинский народ, если подвергался обиде, потому что здесь нужно было искать суда и обидчику, и обиженному. Равным образом здесь происходило совещание по делам общеэллинским. Говорят, что Амфиктиония получила свое название от некоего героя. - Итак, когда аѳиняне обсуждали вопрос, следует ли принять Филиппа в Амфиктионию, Демосѳен советовал принять во избежание общей войны с эллинами, ибо многие народы постановили оказать помощь Филиппу, в гневе на аѳинян за то, что они отвергают их определение. - Кое-кто считает эту речь подложной на том основании, что содержание её не согласуется с образом мыслей оратора. Но они не вникают достаточно в намерения нашего оратора; раз только речь направлена по видимому в пользу Филиппа, чего никогда раньше за оратором не наблюдалось, отсюда делается заключение, что эта речь принадлежит другому. Они не понимают того, что об одном и том же предмете можно говорить разно, не изменяя своему настроению. Так, в виде осуждения один поносит врага, другой поносит друга; в обоих случаях мы имеем порицание, но цели порицания разные. Точно так же поступил и Демосѳен: произнося по видимому речь за Филиппа, он не изменяет себе, но при составлении такой речи преследует благо государства...
Речь
Нынешнее наше положение, граждане аѳинские, представляется мне затруднительным и тревожным, и не от того только, что мы по беспечности понесли тяжелые потери, и что прекрасными речами невозможно вернуть утраченное, но еще больше от того, что среди нас нет и признаков единомыслия относительно мер, какие следовало бы принять для сохранения уцелевшего достояния; наоборот, каждый думает об этом по своему. (2) Подавать совет - дело трудное само по себе и тягостное, а вы делаете его тягостным вдвойне. Дело в том, что у всех других народов обсуждение предшествует мероприятиям; только у вас оно следует за ними. Отсюда выходит, что всегда, насколько я припоминаю, вы превозносите похвалами ораторов, которые изобличают ваши ошибки, и восхищаетесь красивыми речами их, тогда как те меры, которые и составляют предмет вашего обсуждения, ускользают от вас. Однако, (3) каково бы ни было положение наших дел, я надеюсь, и с этой надеждой поднялся с места, что мое предложение и мой совет могут еще поправить нынешние наши отношения и возместить прежние утраты, если только вы согласитесь слушать меня без шума и озлобления, как оно и подобает, когда речь идет о государстве, об его важнейших нуждах.[2]
(4) Хотя мне достоверно известно, граждане аѳинские, что у вас всегда наибольше выигрывает тот оратор, который не смущаясь ссылается на свои прежние речи и смело говорит о своих заслугах, но для меня это нестерпимо тяжело, и я с трудом, только по необходимости решаюсь теперь говорить о себе: вы будете в состоянии лучше разобраться в моей предстоящей речи, если припомните хоть немногое из того, что было говорено мною раньше[3]. (5) Во-первых, когда на Евбее[4] происходили смуты, и некоторые ораторы старались убедить вас оказать помощь Плутарху и поднять постыдную и разорительную войну, я первый и единственный возражал против этого, и едва не был растерзан людьми, которые, соблазнившись ничтожными подачками, склонили вас ко многим ошибочным действиям. Но прошло немного времени, и вы навлекли на себя такой позор и такие бедствия, каких не испытывал еще ни один из народов, сколько их ни есть, от людей, которым была подана помощь, и тогда все вы поняли, как пагубны были внушения ваших советчиков, и как правильно говорил я. (6) Потом, я видел все зло, какое причинял государству актер Неоптолем[5], пользуясь неприкосновенностью по своему ремеслу, как он устраивал и направлял ваши дела[6] в пользу Филиппа. Я опять выступил перед вами с разоблачениями, не из личной вражды и не ради злословия, что и доказали после-дующие события. (7) Уже не защитников Неоптолема обвиняю я в данном случае, - таковых вовсе не было, - но вас самих: если б вы глядели трагедию в театре Диониса[7], где не было бы речи о благе государства и о государственных делах, вы не могли бы слушать его с большим восхищением, а меня с большим негодованием. (8) Впрочем, как мне кажется, все вы на сей раз верили, что он ходил в неприятельскую землю 'затем, чтобы получить там следовавшие ему долги и по возвращении оттуда исполнить общественную повинность[8], как он говорил; он часто повторял, какая гнусность нападать на людей за то, что они из Македонии переносят свои богатства к нам. И вот, этот самый человек, когда благодаря наступившему миру получил свободу действия, обратил в деньги приобретенную здесь недвижимость и поспешно скрылся с ними у нашего врага. (9) Таковы два события из числа предусмотренных мною; они доказали точность и правду моих уверений, были разъяснены мною в полном согласии с действительностью. Я приведу еще третий и последний пример и тотчас перейду к предмету моей речи. (10) Когда наше посольство[9] возвратилось домой с клятвенным утверждением мира, и кое-кто из послов обещал, что Ѳеспии и Платеи[10] будут восстановлены, что Филипп, завладевши Фокидой, не тронет фокидян, а ѳивское государство расторгнет на части, что Ороп[11] будет вашим городом, и что вам будет предоставлена Евбея в возмещение за Амфиполь, когда вы, обольщенные и обмороченные этими и подобными обещаниями, забыли ваши выгоды, требования справедливости и достоинства и покинули фокидян на жертву врагу, - я не стал вас обманывать и не молчал, но объявил во всеуслышание, - вы конечно помните мои слова, - что об этих обещаниях мне не известно ничего, что ничего я не жду от них, и уверен, что оратор болтает пустое. (11) Правда, во всех этих случаях я проявил больше проницательности, нежели кто-либо иной, но не приписываю её особенному своему дарованию и не хвастаюсь ею. (12) Умением постигать настоящее и предусматривать будущее я обязан, граждане аѳинские, единственно нижеследующему: во-первых, удаче, которая на мой взгляд значит больше всякого человеческого дарования и мудрости; во-вторых, неподкупности[12], с какою я оцениваю и обсуждаю положение дел. И действительно, никто не мог бы назвать такой подачки, которая повлияла бы на мое поведение в государственных делах и на мои речи; поэтому общественное благо предстает перед моими очами в своем настоящем виде, так, как оно явствует из самого положения вещей. Наоборот, если на одну сторону, как бы на чашку весов[13], положить еще деньги, то на эту сторону непременно склонятся и твои рассуждении; тогда решительно невозможно судить правильно и здраво[14].
(13) Итак, если вы желаете приобрести нашему государству союзников, их денежные взносы[15] и иные выгоды, то для этого по моему прежде всего и непременно не должны нарушать существующего мира, вовсе не потому, чтобы я признавал его прелести или считал бы его достойным вашего имени.
Для государства было бы выгоднее, если б этого мира вовсе не было, нежели при настоящих условиях нарушить мир, уже существующий, каков он ни есть. Дело в том, что по нашей беспечности мы допустили важные ошибки[16]; не будь их, война не была бы для нас такой опасной и тягостной, как теперь. (14) Потом, следует остерегаться, как бы народам, находящимся теперь в сборе и уже величающим себя амфиктионами[17], не дать повода говорить о необходимости союзной войны[18] против нас. Теперь, если бы снова у нас возгорелась война с Филиппом из-за Амфиополя[19] или по какому-нибудь иному частному разногласию, не касающемуся ни ѳессалиян, ни аргивян, ни ѳивян, то ни один из этих народов, (15) менее всего ѳивяне, - не перебивайте же меня и дайте кончить[20], - не стал бы воевать с нами, я в том убежден, вовсе не потому, чтобы они благоволили к нам или не старались угодить Филиппу, но потому что даже ѳивяне, какими бы тупицами[21] вы их ни считали, хорошо понимают, что такая война всею своею тяжестью легла бы на них, а выгоды её подстерег бы для себя тот, другой, оставаясь в спокойном выжидательном положении[22]. Вот почему, раз только для войны не будет общей причины, и её не начнут народы общими силами, даже ѳивяне не отважатся на нее. (16) Далее, если б мы вздумали воевать с ѳивянами из-за Оропа[23] или по иному частному поводу, то, на мой взгляд, мы не пострадали бы, потому что союзники, достойные этого имени, пришли бы на помощь тому из воюющих, в чью землю вторгнулся бы неприятель, и не стали, бы помогать ни одной стороне в действиях наступательных: таково свойство союза[24]. (17) Расположение союзников, наших ли, или ѳивских, не может простираться до того, чтобы они безразлично и оберегали независимость союзного народа, и содействовали его господству над другими; наоборот: независимости и нашей, и ѳивян союзники будут сочувствовать все в своих же собственных выгодах, но никто из союзников не захочет, чтобы мы или ѳивяне восторжествовали над противником и распространили господство на самих союзников. В чем же по моему опасность, и чего нам следует бояться? Того, чтобы в угрожающей войне не соединились против нас решительно все народы йод предлогом общего недовольства[25] нашим поведением.
(18) Если аргивяне, мессенцы, мегалопольцы и некоторые другие пелопоннесцы, их единомышленники[26], относятся к нам враждебно за то, что мы сносились с лакедемонянами через глашатаев[27] и, по видимому, одобряли некоторые действия их; если ѳивяне, настроенные к нам, как о том все говорят, неприязненно, станут в еще более враждебные отношения за то, что мы открыли у себя убежище всем их изгнанникам[28] и всякими способами даем им чувствовать нашу неприязнь; (19) если ѳессалийцы не довольны нами за то, что мы принимаем у себя фокидских изгнанников, а Филипп, - что мы противодействуем вступлению его в амфиктионию, - то я опасаюсь, что все народы могут соединиться для войны с нами, при чем каждый из них будет иметь особое основание; прикрываясь определением амфиктионов[29], они ринутся в войну с нами даже в ущерб собственным выгодам, как было в фокидской войне.
(20) Вам конечно известно, что в настоящее время ѳивяне, Филипп и ѳессалийцы, все совершили общее дело[30], хотя преследовали далеко неодинаковые цели. Так, ѳивяне не в силах были воспрепятствовать Филиппу пройти Ѳермопилы, завладеть проходом и даже пожать всю· славу трудов их, хоть он явился последним. Правда, (21) ѳивяне расширили несколько свои владения, за то покрыли себя величайшим бесчестием и позором. В самом деле, не перейди Филипп через Пилы, на долю ѳивян, как гласит молва, не досталось бы ничего. Хотя они и были против его перехода, но, не будучи в состоянии завладеть Орхоменом и Коронеей[31], чего им так страстно хотелось, они все это допустили. (22) Быть может, кое-кто дерзнет уверять нас, что Филлип не имел намерения передать ѳивянам Орхомен и Коронею, и только· уступил необходимости. Могут эти люди думать, что им угодно, а я с полным убеждением утверждаю, что он жаждал этого в такой же мере, как и захвата прохода и присвоения себе одному славы вершителя войны, и звания устроителя пиѳийских состязаний[32]: он стремился к этому всей душой. (23) Что касается ѳессалийцев, то для них одинаково не желательно было усиление ѳивян и Филиппа, потому что и то, и другое грозило им опасностью; но они домогались двух преимуществ: председательства на пилийском собрании[33] и заведывания дельфийским святилищем[34]. Ради этих выгод они и стали на сторону Филиппа[35]. Таким образом, вы видите, что каждый народ ради собственной выгоды был вынужден сделать многое такое, чего бы он вовсе не желал. Мы должны остерегаться попасть в такое же положение.
(24) Неужели из страха перед этой опасностью, скажете вы, нам следует покориться предъявленным требованиям? И ты, Демосѳен, советуешь это? Нет, вовсе не советую. Не дозволить себе ничего недостойного и избежать войны, тем самым засвидетельствовать перед всеми нашу рассудительность и правоту, - вот, по моему, как мы должны поступить. В ответ гражданам, которые считают нашим долгом пренебрегать всякими опасностями и не предусматривают войны, я готов представить следующие соображения: мы предлагаем оставить Ороп во власти ѳивян, и если бы кто спросил нас, почему так, и потребовал бы от нас чистосердечного ответа, мы сказали бы: во избежание войны. (25) В пользу Филиппа мы отказались уже согласно договору от Амфиполя, мы допустили выделение кардиев[36] из рядов херсонесцев, захват карийцем[37] островов Хиоса, Коса и Рода[38], а также насилия византийцев против наших судов, бесспорно потому, что в мирном состоянии видим источник больших выгод, нежели в распрях и во· вражде из-за перечисленных благ. Было бы нелепо и даже забавно поднять войну теперь против всех народов из-за пустого призрака в Дельфах[39], когда мы явили необычайную уступчивость в отношениях с отдельными народами, хотя в то время речь шла о наших кровных, насущнейших нуждах.


[1] XIX, 111—113.
[2] Во вступлении (πϱοοίμιον) намеренно и неоднократно подчеркивается затруднительность положения оратора в данном чрезвычайном случае, что подготовляет слушателей к предложению неожиданному. О слабости аѳинян к красивым речам, к самообличению, об их беспечности в практических мероприятиях, оратор не раз говорил и раньше.
[3] С целью расположить слушателей в пользу своего мнения, которого они от него наименьше ожидают, оратор, не ради хвастовства, напоминает, как он бывал раньше прав в оценке событий; следоват., и на сей раз они не ошибутся, если разделят его образ мыслей.
[4] 5 на Евбее. Еретрийский правитель (τύϱαννος) Плутарх обратился в Аѳины за помощью против врага своего Клитарха, и аѳиняне по совету Мидии и его единомышленников отправили на Евбею под начальством Фокиона свою тяжелую пехоту и конницу. Хотя аѳинское войско одержало решительную победу над противниками Плутарха, но весь поход имел печальный конец для аѳинян. Не желая заплатить аѳинянам, Плутарх сам предал их в руки врагов, так что аѳинская республика была вынуждена внести за них 50 талантов выкупа. Эсхин, ΙΙΙ 86—87. Плутарх, Фокион, 12. Постыдной (ἄδοξος) война названа потому, что предпринималась в пользу тирана. Сближением с олинѳскими событиями и с речами Демосѳена Против Мидии и Против Неэры Вейл доказывает, полемизируя с Шефером, что этот поход на Евбею был совершен аѳинянами в 348 г. до P. X., а не в 350.
[5] Неоптолем. Актеры свободно переходили из города в город, из страны в страну, как устроители драматических представлений; благодаря этому, они в разных местах имели связи и знакомства, и потому в военное время услугами их пользовались государства для переговоров; актеры имели поэтому возможность безнаказанно злоупотреблять своим званием. Демосѳен XIX, 193. LVΙΙ, 18. Плутарх, Александр, 29. Шефер, Demosth. u. seine Zeit, I, 221 сл.
[6] ваши дела τα παῤὑμῶν в значении τά παῤνμῖν.
[7] в театре Диониса, собств. в святилище Д-а ἐν Διοννσov (ἱεϱῷ), так как театр у греков был местом чествования этого божества, как бы его храмом.
[8] исполнить общественную повинность λειτουϱγεῖν: приумножить свое состояние до того размера, когда служба государству денежными средствами вменялась гражданину в обязанность.
[9] наше посольство ἥϰομεν οἱ πϱέοβεις. Д. Дважды принимал участие в посольстве к Филиппу в 347 и 346 годах, и 15 апреля 346 г. по его предложению мирные условия Филиппа обсуждались в народном собрании. За то Д. отказался от участия в посольстве, которое после этого было отправлено в Дельфы к Филиппу с ходатайством за фокидян.
[10] Ѳеспии и Платеи, города беотийские, по силе Анталкидова мира, отказали ѳивянам в повиновении и в 373 г. до P. X. были взяты силою, а жители их изгнаны, Ксенофонт, Истор. Эллады IV, 3, 1.
[11] Ороп, на границе Беотии с Аттикой, с давних пор спорный город. Фокидяне вели так называемую священную войну, исход которой зависел от характера отношений между Филиппом и оивянами. Эсхин и Филократ поддерживали в аѳинянах веру в Филиппа.
[12] 12 неподкупности πϱοῖϰα… λογίζομαι. Схолиаст припоминает слова Перикла о самом себе, как о человеке недоступном никакому подкупу (ϰαϑαϱός παντὸς λήμματος ϰαὶ ἀδωϱοδοϰήτως δημηγοϱεῖ Ѳукид, II, 60). πϱοίϰα здесь равнозначителько οὐ δωϱοδοϰῶν.
[13] как бы… весов ὥσπεϱ εἰς τϱυτάνην: на одной стороне благо государства, на другой рассуждения оратора.
[14] XVIII, 298.
[15] денежные взносы σύνταξιν, более позднее название для союзнической дани, принятое аѳинянами после пелопоннесской войны, на место ненавистного для эллинов имени φόϱοι, бремя.
[16] мы допустили… ошибки. Оратор имеет в виду занятие Ѳермопил Филиппом и нахождение его армии в средней Элладе.
[17] амфиктионами. Д. не признает законности собрания амфиктионов, при участии в нем македонского царя, при исключении из него фокидян и лакедемонян и в отсутствии аѳинян.
[18] Союзной войны ϰοινοῦ πολέμου, называемой в другом месте амфинтионийскою. XVIII, 143.
[19] из за Амфиполя. Утрату столь важного для аѳинян города оратор все еще не желает признавать окончательною.
[20] не перебивайте… кончить. Оратор опасается, что воздержание ѳивян от войны с аѳинянами покажется его слушателям чем–то невероятным и невозможным.
[21] тупицами ἀναισϑήτους. Тупость ѳивян вошла у аѳинян в поговорку. VI, 19. XVIII, 29. 43. XX, 109.
[22] подстерег бы… положении: выражение, метафорическое, буквально применимое к состязанию в борьбе, когда третий борец выжидает исхода состязания между двумя борцами, чтобы вступить затем в борьбу с утомленным уже победителем.
[23] § 10 примеч.
[24] таковы… союза (συμμαχία), подразумевается оборонительного, заключенного не ради определенной войны, но для обоюдной обороны союзников на случай нападения врага на одного из них и под условием независимости и равного положения обоих союзников.
[25] чтобы… недовольства. Оратор настаивает на чрезвычайной опасности для аѳинян общеэллинской войны против них с участием Филиппа; отсюда повторение ϰοινὴν (πϱόφασιν) и ϰοινόν (ἔγϰλημα) и с тою же целью ἅπαντας.
[26] аргивяне… единомышленники. Желая воспользоваться замешательством, вызванным священною войною, лакедемоняне нападениями на пелопоннесские народы старались вознаградить себя за последствия поражений при Левктрах и Мантинее. Диодор, XVI, 34. 39.
[27] сносились… глашатаев (ἐπιϰηϱυϰεία): это было признаком дружественных отношений и переговоров, приводивших к заключению союза.
[28] их изгнанникам, из городов, разрушенных ѳивянами: Ѳеспий, Платей, Коронеи.
[29] 19 определением амфиктионов, о принятии Филиппа в члены собрания на место фокидян.
[30] общее дело, истребление фокидян. Оратор желает убедит слушателей, что и ѳивяне, и ѳессалийцы, преследуя свои особые выгоды, были вынуждены обстоятельствами делать дело Филиппа: последствия корыстных действий вышли далеко за пределы их расчетов.
[31] Орхоменом и Коронеей, а также Корсиями завладели в священной войне фокидяне.
[32] устроителя… состязаний. До сих пор это право принадлежало представителям всех народов амфиктионии; теперь оно было уступлено амфиктионами Филиппу. Пиѳийские игры совершались в третий год каждой олимпиады поздним летом. Под руководительством Филиппа первые игры были устроены в 346 г.; аѳиняне воздержались от участия в них. XIX, 128.
[33] Пилийским называлось собрание амфиктионов, по имени Пил, первоначального сборного пункта их, собственно Анѳелы с храмом Деметры вблизи Ѳермопил. В историческое время местом собрания были также Дельфы.
[34] председательства… святилищем. То и другое принадлежало раньше фокидянам.
[35] на сторону Филиппа, в уничтожении фокидян,
[36] кардиев. Ѳракийский Херсонес издавна находился в дружественном союзе с аѳинянами и представлял собою опору для обладания Черным морем и проходом в него. Город Кардия лежал по ту сторону перешейка Херсонеса, и Филипп, завладевши им, получал власть и над проходом в Черное море.
[37] карийцем, пренебрежительное обозначение карийского царька Идриэя, брата и преемника известного Мавсола и Артемисии.
[38] Хиос… Род, острова, находившиеся раньше в союзе с аѳинянами.
[39] из за пустого… Дельфах: по сравнению с теми потерями, какие немного выше перечислены, оратор ни во что ставит притязания Филиппа на участие в амфиктионии и на руководительство пиѳийскими состязаниями. Вероятно, этой уступкой Демосѳен и ограничивал свое согласие на требования царя и амфиктионов. Выражение περὶ τῆς ἐν Δελφοῖς οϰιᾶς напоминало слушателям поговорку πεϱὶ ὄνου οϰιᾶς „из за тени осла“.

Примечания к речи О мире

Не о заключении, но о сохранении существующего мира с Филиппом, говорит в нашей речи Демосѳен, того мира, который был заключен аѳинянами окончательно 10 июля 346 г. до P. X., на основании status quo, сохранения за каждой стороной её владений в данное время, при чем Ѳракийское побережье почти все целиком переходило во власть Филиппа. Мир, известный под именем Филократова, так как Филократ больше всех хлопотал о заключении его, был и не выгоден для аѳинян, и не почетен. В переговорах с Филиппом участвовал и Демосѳен, два раза ходивший к нему в числе послов; но он решительно возражал против условий, окончательно предложенных македонским царем и находивших себе в Аѳинах горячих сторонников в лице Эсхина, Филократа и др. Положение, которое теперь занял Филипп, должно было, согласно договору, иметь силу и по отношению к его преемникам, а положение это предоставляло Филиппу руководящую роль в делах Греции: Ѳермопилы находились в его руках; фокидяне, как народ, были уничтожены, и их два голоса в собрании амфиктионов переходили к Филиппу и его преемникам; 22 города фокидян были разрушены, а жители их расселены по неукрепленным деревням; связанные союзом с Фокидой беотийские города: Орхомен, Коронея и Корсия были тоже разрушены, а земли их отошли к Ѳивам; Магнесию и крепость Никею в Ѳермопилах получили ѳессалийцы. Из союза амфиктионов были исключены, кроме фокидян, лакедемоняне, а ѳессалийцам предоставлено председательство в этом союзе и заведывание дельфийским святилищем с его сокровищами; устроительство пиѳийских состязаний отошло в Филиппу совместно с ѳивянами и ѳессалийцами; Филиппу же принадлежало с этого времени почетное право первенства в вопрошании дельфийского оракула. Амфиполь был потерян для аѳинян окончательно; друзья и союзники аѳинян: ѳракийский владыка Керсоблепт, жители Гала в Ѳессалии, а также Кардия на Ѳракийском Херсонесе не были включены в мирный договор. Несогласие свое на такое положение аѳиняне выражали пассивно: они дали у себя приют ѳивским и фокидским изгнанникам; они приняли меры к защите Аттики; не послали своих представителей (ѳеория) на пиѳийские игры, праздновавшиеся под председательством Филиппа; наконец, медлили с признанием Филиппа членом амфиктионии. Вот почему царь, находясь еще в средней Греции, предъявил через послов требование к аѳинянам согласиться на принятие его в союз амфиктионов. Народ вознегодовал и готов был отважиться на войну; сторонникам Филиппа с Эсхином во главе не давали говорить в собрании. Тогда выступил Демосѳен с своим увещанием в пользу сохранения мира во избежание бедствий более тяжких. В другой своей речи, о нечестном посольстве, Демосѳен укоряет Эсхина за то, что он один поддерживал требование послов Филиппа допустить царя их в собрание амфиктионов. На этом основании Либаний отвергает произнесение нашей речи Демосѳеном, так как оратор предлагает здесь то же самое. Но текст предложения Демосѳена не сохранился, равно как не сохранилось и состоявшееся тогда определение народного собрания. Из § 24 нашей речи мы видим только, что Демосѳен менее всего предлагал подчиниться требованиям царя. К тому же вся речь обличает в ораторе неизменную враждебность по отношению к Филиппу. Он настаивает только па сохранении мира, но без ущерба для достоинства Аѳин. По общему тону речь эта сходна с III-ей олинѳской, где оратор тоже старается сдержать воинственные порывы аѳинского народа и вносит неожиданное предложение (§ 1). Доводы в защиту мира совсем не те, какими пользовались друзья Филиппа.


VI. Против Филиппа вторая речь

Изложение Либания.
В этой речи оратор старается убедить аѳинян, что Филиппа следует остерегаться и в мир не верить, что необходимо с неослабным вниманием наблюдать за ходом событий и готовиться к войне, потому что, доказывает оратор, Филипп злоумышляет против аѳинян и всех эллинов, что, по словам оратора, и подтверждается его поступками. Так как аѳиняне не знали, какой ответ дать некиим людям, явившимся к ним послами, то оратор предлагает, что он сам ответит. Откуда прибыли послы и с каким поручением, из речи не видно; но это можно узнать из истории Филиппа: в это время Филипп отправил к аѳинянам посольство с укоризною, что они понапрасну клевещут на него пред эллинами, будто он надавал им много щедрых обещаний и потом обманул; никаких обещаний он - де не давал им, не обманывал их, и требовал представить доказательства. Вместе с Филиппом прислали в Аѳины своих послов аргивняне и мессенцы. Они тоже обвиняли аѳинский народ в том, что он сочувствует лакедемонянам в порабощении Пелопоннеса и рукоплещет этому, а им противодействует в войне за свободу. Итак, аѳиняне затруднялись ответом и Филиппу, и названным выше государствам: государствам, - что лакедемонянам они сочувствуют, а соглашение аргивнян и мессенян с Филиппом им ненавистно и подозрительно, но конечно не решаются открыто заявит что лакедемоняне поступают правильно. Что касается Филиппа, то они говорили, что обманулись в своих ожиданиях, но что его самого они не считают обманщиком, так как Филипп никаких обещаний не вносил в свои письма и не передавал чрез собственных послов, но что кое - кто из аѳинян внушил народу надежду, будто Филипп не тронет фокидян и сокрушит наглость ѳивян. Вот почему Демосѳен, упомянувши об ответах, обещает дать их поспал, но тут же говорит, что по всей справедливости следует позвать к ответу тех ораторов, которые создали нынешние затруднения и открыли Пилы Филиппу. Б этих словах он делает намек на Эсхина, подготовляя, как говорят, обвинение его в нечестном исполнении посольских обязанностей, с каковым он выступил впоследствии, и заранее изобличая его перед аѳинянами.
Речь
(1) Всякий раз, граждане аѳинские, как только заговорят о поведении Филиппа, что он попирает мирный договор, вы, я знаю, находите в речах и правду, и великодушие на нашей стороне; при этом вам кажется, что все обвинители, Филиппа говорят то, что нужно, хотя из того, что нужно и ради чего стоило бы произносить эти речи, вы как я вижу, не делаете почти ничего. (2) И что же? Государство наше дошло до того, что, чем больше и убедительнее изобличается Филипп в нарушении мира с нами и в кознях против всех эллинов, тем тягостнее становится давать совет, как вам действовать. (3) Происходит это оттого, граждане аѳинские, что, во-первых, все мы, ораторы, из страха прогневить вас, не предлагаем больше и не советуем обуздывать любостяжателя делами и поступками, а не словами, и тут же распространяемся об его искусных действиях всякого рода. Далее, вы, слушатели наши, больше Филиппа изощрились в умении и произнести благородную речь, и понять ее, когда говорит другой, за то совершенно не делаете никаких усилий, чтобы оказать ему противодействие в том, что он совершает теперь. (4) И вот последствие этого, полагаю, неизбежное, какого и нужно было ожидать: в чем каждый из нас упражняется больше и усерднее, тем он и сильнее: он делами, вы - словами. (5) И сейчас оратору легко, даже совсем легко говорить, если вы не требуете ничего больше, как хвалебного слова вашему благородству. Наоборот, раз только требуется выяснить, какими средствами исправить нынешнее положение, чтобы все дела наши незаметно для нас не ухудшались еще больше, чтобы предотвратить наступление на нас огромной военной силы, противустать которой мы будем не в состоянии, тогда совещание наше должно носить совершенно другой характер, нежели какой имело до сих пор, именно: все ораторы и слушатели обязаны отдать предпочтение предложениям наиболее полезным и благодетельным, а не легчайшим и приятнейшим.
(6) Удивляюсь прежде всего тем из вас, граждане аѳинские, кто без смущения смотрит, на какой высоте находится уже Филипп, и как велики его владения, кто не ждет от него для нашего государства никакой опасности и не думает, что все это готовится против вас, и желаю обратиться ко всем с одинаковой с просьбой[1]: выслушать мои соображения, изложенные в немногих словах, о том, почему будущее представляется мне в совершенно ином свете, и почему я считаю Филиппа нашим врагом. Если вы найдете, что я вернее других постигаю будущее, следуйте за мною, или же примыкайте к ораторам, беззаботным и доверяющим ему, если большую проницательность признаете за ними. (7) Вот мои соображения, граждане аѳинские: чем прежде всего завладел Филипп по заключении мира? Пилами и Фокидой. Почему и как он воспользовался этими приобретениями? Он предпочел действовать так, как того требуют выгоды ѳивян[2], а не нашего государства. Почему? Потому что в своих расчетах он руководствуется любостяжанием и жаждою покорить все своей власти, а вовсе не соблюдением мира, спокойствия, не уважением к правде[3]. (8) Он верно понял, что нашему государству, при нашем характере он не мог бы дать таких обещаний, не мог бы оказать таких услуг, которыми вы прельстились бы, и ради которых из-за собственной выгоды принесли бы в жертву какой-либо из эллинских народов; что, напротив, из любви к правде, из страха перед позором, покрывающим подобный проступок, равно как и по вашей предусмотрительности[4] вы будете противодействовать всякому его посягательству, так, как если бы вы находились в войне с ним. (9) Что касается ѳивян, то он рассчитывал, и расчеты его оправдались, что в вознаграждение за предоставленные им выгоды, они дозволят ему в дальнейшем действовать, как он пожелает, и не только не станут ему сопротивляться или препятствовать, но еще будут, если он того потребует, помогать ему своими войсками. В той же надежде он теперь оказывает услуги мессенцам и аргивянам. (10) Но такое поведение его служит вместе с тем к величайшему прославлению вас, граждане аѳинские. В самом деле, в этих поступках выражается его убеждение, что вы одни ни за какую корысть не поступитесь общими правами эллинов[5], ни за какие милости или выгоды не измените вашему участию к ним. И он прав, когда думает так о в".с и совершенно иначе об аргивянах и ѳивянах, не только в виду настоящего, но и на-основании прошлого! (11) Он читает[6] конечно и слышит, как ваши предки могли бы сделаться господами всех эллинов под условием собственного подчинения царю; как они не только отвергли это предложение, когда к ним явился в. звания глашатая Александр[7], предок этих царей, но предпочли покинуть родную страну[8] и перенести всевозможные лишения; вслед за сим[9] они совершили те подвиги, о которых любят говорить все, при каждом случае[10], но сказать о которых достойное слово никому не под силу; потому и я считаю долгом обойти их молчанием; те подвиги ваших предков превыше всякой похвалы. Между тем предки ѳивян и аргивян[11] или воевали вместе с инородцем, или оставались в стороне от борьбы. (12) И он понял, что оба эти народа удовольствуются собственными выгодами и не позаботятся об общем благе эллинов. Вот почему он догадался, что, избравши в друзья вас, он приобретет дружбу под условием соблюдения правды, а соединившись с названными выше народами, будет иметь в них пособников в своих непомерных притязаниях. По этому-то и раньше, и теперь он предпочтительно перед вами обратился к тем народам, не потому же, в самом деле, чтобы он нашел у них больше триер, нежели у вас, и не потому, чтобы он открыл ка-кую бы то ни было державу внутри материка и отказался бы от господства на море и от гаваней; наконец, он не забыл и тех переговоров и обещаний[12], с помощью которых приобрел нынешний мир.
(13) Однако, быть может, кто либо в своем всеведении возразит мне, что в то время Филипп поступил таким образом не из любостяжания и не по тем побуждениям, какие я вменяю ему в вину, но потому что признал требования ѳивян более справедливыми. Именно об этом-то побуждении ему и не пристало говорить теперь. В самом деле: предлагая лакедемонянам отказаться от Мессены, а в то же время отдавая Орхомен и Коронею ѳивянам[13], как он может уверять, что поступил таким образом потому, что считал ѳивян правыми?[14] (14) Может быть, также, - единственное возможное еще оправдание, - он был к тому. вынужден против собственного желания, и согласился на это потому, он был стеснен с двух сторон ѳессаллийской конницей и ѳивской тяжелой пехотой[15]. Пускай так. И вот, они утверждают, что Филипп не замедлит проявить свое недоверие к ѳивянам, а кое-кто из наших сплетников[16] уже разносит молву, что он собирается укрепить Елатею[17]. (15) Да, он собирается и, я думаю, долго будет собираться, а поборать за мессенян и аргивян против лакедемонян он уже не собирается, но посылает им своих наемников, доставляет деньги, да и сам обещает явиться с бѳлыцим войском. Потом, если он разрушает могущество лакедемонян, существующих врагов ѳивян, неужели он станет теперь восстановлять фокидян, которых сам раньше уничтожил?[18] (16) Да и кто доверит этому? Я думаю, что, хотя бы в начале[19] он и поступил так по принуждению, вопреки своему желанию, хотя бы он теперь и переменил свое мнение о ѳивянах, он все-таки не перестанет враждовать с врагами ѳивян[20]. Впрочем теперешнее его поведение изобличает преднамеренность в его тогдашних действиях, равно как из всех его предприятий явствует, что все, что он делает, направлено против нашего государства: (17) нужно только правильно понимать его действия. Теперь[21] это совершается как было роковой необходимости. Сообрабразите только: он стремится к господству и в вас одних находит себе противников. С давнего уже времени он обирает вас, сам прекрасно это сознавая, потому что тем достоянием, которое отнял у вас, он обеспечивает себе спокойное обладание всем остальным. Так, отступись он от Амфиполя и Потидеи[22], ему нельзя было бы оставаться в безопасности даже у себя дома. (18) Он одинаково сознает как то, что злоумышляет против вас, так равно и то, что вы его понимаете; считая вас народом умным, он уверен, что вы по заслугам питаете ненависть к нему, и он злится в ожидании, что при удобных обстоятельствах вы нанесете ему удар, если только он не предупредит вас. Поэтому он неусыпно стоит на страже, старается привлечь к себе кое-кого в нашем государстве, а также ѳивян и единомышленных с ними пелопоннесцев; (19) они из жадности[23] удовольствуются, по его мнению, настоящим, или по своей тупости не способны предусмотреть последствия. Между тем люди мало-мальски рассудительные могут иметь перед собою яркие примеры таких последствий; мне довелось называть эти примеры в беседах с мессенцами и аргивянами[24]; быть может, и для вас не бесполезно будет узнать их.
(20) Я сказал тогда следующее: "С какого не охотой, думается вам, граждане мессенские, слушали олинѳяне обвинения против Филиппа в те времена, когда он предоставлял им Анѳемунт[25], для всех прежних царей Македонии столь желанный город, когда он отдавал им Потидею, изгоняя из неё аѳинских поселенцев[26], сам поднимал против себя вражду нашу, и предоставлял им потидейские поля в пользование? Ожидали ли они, по вашему мнению, что на них обрушатся такие бедствия? Поверили ли бы они, если б кто-нибудь их предсказывал? (21) Тем не менее"·, говорил я, "олинѳяне после кратковременного пользования чужой землей надолго[27] лишены им их собственной земли, с позором изгнаны, не только как побежденные, но как продавшие друг друга и проданные в рабство[28]: для государств свободных пагубны столь тесные связи с владыками[29]. (22) Далее, о ѳессалийцах. Верите ли вы", сказал я, "что, когда Филипп изгонял владык их и отдавал им обратно Никею и Магнесию, они ожидали для себя нынешнего правления девяти владык[30]? Или, что, возвративши им заведывание Пилийским собранием[31], он присвоит себе их собственные доходы[32]? Нечто невозможное, однако все это совершилось, на глазах у всех. (23) Глядите, продолжал я, на Филиппа с его подачками и обещаниями и молитесь о том, если вы действительно благоразумны, чтобы не увидеть в нем обманщика и плута. У государств, вы знаете, существуют всевозможные средства защиты и спасения, каковы: валы, стены, канавы и всякого рода ограждения. Но все они - дело рук человеческих и обходятся дорого, а есть единственная общая охрана у народов рассудительных, данная самой природой, благотворная и спасительная для всех, в особенности для народных общин против владык. Что это за охрана? Недоверие. Берегите ее, не теряйте, с нею не бойтесь никакой напасти. (25) "Чего вы добиваетесь?" спросил я. "Свободы". Но разве вы не видите, что Филипп злейший враг её, хотя бы по своему имени[33]? Ведь всякий решительно царь и владыка[34] - ненавистник свободы и законов. "Неужели вы не боитесь", заключил я, "что, стараясь избежать войны, вы обретете себе властителя?"
(26) По окончании этой речи, они шумно выразили мне свое сочувствие; выслушали они от послов еще много речей иного содержания[35], частью в моем присутствии, частью после моего удаления. И тем не менее, следует ожидать, они соблазнятся дружбой с Филиппом и его обещаниями. Правда, и то, ничего нет удивительного, если мессенцы и какие-нибудь иные пелопоннесцы поступят противно собственному пониманию своих выгод[36]. (27) Но нельзя не удивляться, если вы, народ сообразительный сами по себе, осведомленный нами, ораторами, об его кознях, о замыкающих вас со всех сторон укреплениях, вашим не прерывающимся бездействием слепо допустите, как мне кажется, обрушиться на вас всем бедствиям[37]. Так-то кратковременные радости и удобства настоящего имеют перевес над благами будущего.
(28) Благоразумие требует, чтобы о мерах, какие следует вам принять, вы совещались потом, одни[38], а сейчас я хочу предложить ответ[39], какой вы должны дать и утвердить вашим голосованием.
Конечно, было бы справедливо, граждане аѳинские, привлечь к ответу тех лиц, которые принесли к вам хорошо известные обещания[40], и тем побудили вас заключить нынешний мир. (29) Сам я никогда бы не согласился идти послом[41], и вы ни за что не отказались бы продолжать войну, если бы предвидели, что Филипп, по заключении мира, позволит себе подобный образ действий: между этими действиями и тогдашними словами слишком мало общего.
Следовало бы также привлечь к ответу и других лиц[42]. Кого же? А вот кого. Когда мир был уже принят, я по возвращении из вторичного посольства, которое ходило за клятвенным подтверждением, понял, что государство наше обмануто, поэтому говорил пред вами, доказывал, (30) убеждал вас не поступаться ни Пилами, ни фокидянами, а эти люди обзывали меня, как человека пьющего воду[43], несносным брюзгою, и уверяли, что Филипп, как скоро пройдет через Пилы, исполнит ваши желания: укрепит Ѳеспии и Платеи[44], смирит наглость ѳивян, на свои собственные средства пересечет каналом Херсонес[45], вам передаст Евбею и Ороп взамен Амфиполя. Что все это было сказано здесь, на этом возвышении, вы конечно помните, хотя и склонны к забывчивости относительно ваших обидчиков[46]. (31) Но всего постыднее, что, увлекшись одними надеждами, вы распространили этот самый мир в своем постановлении и на потомство Филиппа:[47] до такой степени вас обошли. Зачем же я теперь[48] это говорю и предлагаю позвать тех людей к ответу? Да будут свидетелями боги, я поведаю перед вами правду без всякого стеснения и ничего не скрою. (32) Не для того, чтобы пуститься в ругательства и на равных правах с другими[49] занимать вас моею речью, а старым врагам моим доставить новый предлог[50] к получению подачки от Филиппа, и не ради пустой болтовни. Но я опасаюсь, что образ действий Филиппа готовит вам в будущем более тяжкие заботы, чем до сих пор. (33) В самом деле, я вижу, опасность надвигается, и хотя не желал бы, чтобы догадки мои оправдались, боюсь, что опасность уже слишком близка. Когда нельзя уже будет вам относиться к событиям безучастно[51], когда вы узнаете о грозящем вам бедствии не с моих слов и не со слов кого другого, но сами все увидите ее своими глазами, тогда, я знаю, вы придете в ярость и будете неистовствовать. (34) Так как послы ваши[52] умалчивают о тех услугах, за которые они дали подкупить себя, то я опасаюсь, как бы гнев ваш не обрушился на людей, которые пытаются хоть сколько нибудь поправить причиненное ими зло. Мне известно, как часто многие люди обращают свой гнев не на виновного, но на первого попавшегося им под руку[53]. (35) Вот почему, пока гроза еще собирается и не наступила, пока мы можем понять друг друга, я решил восстановить в памяти каждого из вас, хотя вы и сами хорошо знаете, что за человек, склонивший вас пожертвовать фокидянами и Пилами и вступивший в обладание ими, который открыл себе свободный путь на Аттику и в Пелопоннес и заставил вас держать совет не о том, на чьей стороне правда, и не о внешних делах, но о судьбе нашей собственной страны, о войне, надвигающейся на Аттику; горе принесет она с собою каждому из вас, но она началась в тот еще роковой день[54]. (36) И в самом деле, не будь вы тогда обмануты, государство наше было бы вне всякой опасности: Филипп, слабый морскими силами, ни за что не подошел бы к Аттике с флотом, не проник бы он и по суше через Пилы и землю фокидян, и потому должен был бы или уважать наши права и, соблюдая мир, пребывать в покое, или немедленно очутился бы в такой же войне, какая раньше вынудила его искать мира.
(37) Сказанного пока достаточно, чтобы оживить ваши воспоминания. Но да хранят нас все боги, чтобы слова мои оправдались со всею точностью. Я не желал бы ценою общего бедствия подвергать кого-либо даже заслуженному наказанию, будь он даже достоин казни[55].


[1] одинаково ко всем, т. е, и к беззаботным гражданам, и в тем, кто с тревогою смотрит на могущество Филиппа.
[2] выгоды ѳивян: исконные враги ѳивян фокидяне были политически уничтожены; враждебные ѳивянам города Беотии: Орхомен, Коронея, Корсии были отданы им.
[3] в своих… правде: цели Филиппа определены таким образом Д, теперь впервые.
[4] по вашей предусмотрительности: за порабощением других эллинов Ф. должен был обратиться потом и на аѳинян.
[5] общими правами эллинов на независимость.
[6] читает εὑϱίσϰει, находит в писанной истории.
[7] Александр, сын Аминты, предок нынешнего македонского дома царей, в 479 г., после Саламинского сражения и незадолго перед Платейским, по поручению оставшегося в Элладе Мардония, предлагал аѳинянам господство над остальной Элладой под условием признания над собою власти персидского паря. Геродот, VIII, 140 сл. Оратор, намеренно, с целью унизить называет Александра не послом πϱεοβευτής, но глашатаем ϰῆϱυξ, как бы мехоношею Мардония.
[8] покинуть… страну. Это было вторичное оставление аѳинянами родного города, перед Платейским сражением (Герод. IX, 1. 6), но оратор имеет в виду, очевидно, первое опустошение Аттики Ксерксом перед Саламинской битвой.
[9] вслед за сим μετὰ ταῦτα. Д. имеет в виду сражения при Артемисии и Саламине, которые предшествовали прибытию в Аѳины Александра, а не следовали за ним. Та же неточность допущена Д. и в речи „О венке“ (204). Срвн. Исократ, „Панегирик“, 94.
[10] любят… случае: намекает на ораторов, которые кстати и не кстати с целью лишь польстить народной гордости аѳинян упоминают о знаменитых битвах их предков с персами.
[11] ѳивян и аргивян. Ѳивяне сначала по принуждению доставили свой отряд персидскому царю для занятия Ѳермопил, а потом добровольно перешли на сторону персов и в их рядах сражались под Платеями. Геродот, VΙΙ, 105. 233. IX, 41. 67. Аргивяне из вражды к Спарте уклонились от участия в битве против персов. Герод., VΙΙ, 148-149.
[12] V, 10. обещаний. В речи „О мире“ Д. утверждает, что он об этих обещаниях ничего не знает и ничего не ждет от них. Об обещаниях Филиппа, которые не были вовсе исполнены, говорили аѳинянам по возвращении из посольства Филократ, Эсхин, Аристодем.
[13] 13 предлагая… ѳивянам. Лакедемоняне в своих притязаниях на Мессену ссылались на исконное право владения; подобных прав на беотийские города, которые тогда примкнули к фокидянам, ѳивяне не имели.
[14] Сравн. XVI, 25—26.
[15] 14 потому… пехотой. Ѳессалийцы и ѳивяне, как союзники Ф., могли принудить его к действию для него нежелательному.
[16] II, 49.
[17] Елатея, г. Фокиды, лежала на границе Беотии, на пути от Ѳив в Ѳермопилам; здесь дорога поднималась в горы, оставляя вправо равнину Кефиса; согласно постановлению амфиктионов, Елатея была разрушена. Восстановление и укрепление этого города означало бы охрану фокидян от ѳивян, хотя тот же город мог служить базисом в наступательных действиях с севера на Аѳины. Занятие Филиппом Елатеи перед Херонейской битвой (338) повергло аѳинян в тяжелое смущение. XVIII, 152.
[18] существующих… уничтожил? В угоду ѳивянам он уничтожил фокидян; в угоду же ѳивянам он действует против лакедемонян.
[19] вначале τὰ πϱῶτα, при передаче трех беотийских городов ѳивянам в 346 г. до P. X.
[20] т. е. с лакедемонянами.
[21] 17 теперь уже νῦν γε δή: когда столько обид нанесено аѳинянам, Филиппу нет возврата с того пути, на который он вступил при заключении Филократова мира.
[22] отступись… Потидеи, при заключении Филократова мира (346 г).
[23] из жадности… тупости: первое качество могло принадлежать как ѳивянам, так и мессенцам и аргивянам; вторым отличались в мнении аѳинян ѳивяне. О мире, 15.
[24] в беседах… аргивянами. Затишьем по заключении Филократова мира Ф. воспользовался для упрочения за собою завоеванного положения в Элладе, как на море, так и на суше. Уже тотчас по окончании священной войны мессенцы, аргивяне, мегалопольцы и др. пелопоннесцы, враждовавшие со Спартою, ждали его наступления на Пелопоннес. Теперь Ф. обратился к Спарте с требованием отказаться от своих притязаний на Мессену. По предложеию Д., аѳиняне отправили в Пелопоннес посольство, в котором был и Д. в 345 г.
[25] Анѳемунт, г. Македонии, к с. от Олинѳа, на границе Халкидики. Уже Геродот считает его македонским городом. Уступка Анѳемунта олинѳянам совершилась в 357 г. до P. X., а вслед за сим была уступлена им и Потидея.
[26] I, 9, 12. II, 14.
[27] надолго πολὺν χϱόνον. Д. не допускает, чтобы Олинѳ погиб навсегда, чтобы он не был восстановлен общими силами эллинских народов, прежде всего аѳинянами.
[28] VIII, 40. IX, 56. 66. XVIII, 48. XIX, 265—266, 342. были… рабство. Олинѳяне были преданы Филиппу своими же согражданами, Евѳикратом и Ласѳеном, которые по изгнании вождя народной партии Аполлонида предоставили Филиппу в распоряжение 500 олинѳских конных воинов и открыли ему городские ворота, Об этом предательстве Д, говорит с паѳосом в речи О венке (266).
[29] I, 5. VIII, 43.
[30] правления десяти владык δεϰαδαϱχία. В третьей речи против Филиппа речь идет об установлении в это время в Ѳессалии тетрархии, т. е. разделения области на четыре округа с отдельным правителем в каждом (IX, § 6). Ссылаясь на, Ѳеопомпа, Гарпократион отрицает учреждение десятивластия в Ѳессалии и приписывает царю установление четырехвластия. .Д, сознательно усилил зло, причиненное Филиппом, посадившим в Ѳессалии гораздо больше самодержавных правителей, нежели сколько изгнал. Ферских правителей (τύϱαννοι) Ф. изгнал в 352 г., возвратил оессалиянам Магнесию, которую они требовали давно, и укрепление в Ѳермопилах у Малий citaro з., Никею, только но окончании священной войны (346).
[31] V, 23.
[32] доходы πϱοσύδους. На время Ф. отказался было от взимания доходов с ѳессалийских земель, но затем снова стал взимать их, несмотря на протесты ѳессалиян (I, 22).
[33] по своему имени τὰς πϱοσηγοϱίας ἔχοντα., т. е. потому что называется царем (βασιλεύς),
[34] царь и владыка βασιλεύς ϰαὶ τύϱαννος равнозначущие термины. для грека–республиканца, одинаково ненавистные, как исключающие единственно правильную власть, власть законов.
[35] иного содержания ἑτέϱους λόγους: от послов аоинеких и, вероятно, македонских.
[36] противно… выгод. В речи О венке оратор называет их предателями эллинов (295). Полибий напротив берет их под свою защиту и упрекает Д. в аѳинской исключительности (XVIII, 14). Для пелопоннесских народов было много выгоднее признать долю зависимости от далекой Македонии, нежели подпасть под иго Спарты.
[37] всем бедствиям πάνϑ᾿ὑπομείναντες. Д, предвидит и предсказывает возможность завоевания Филиппом самих Аѳин,
[38] одни ϰαϑ᾿ὑμᾶς, в отсутствии послов Филиппа.
[39] ответ, не дошел до нас. „Изложение“ Либания дает приблизительное содержание ответа.
[40] V, 6. XIX, 112, 315. XVI, 4.
[41] сам… послом. В ответ на предложение Ф., шедшее через актеров Аристодема и Неоптолема, аѳиняне, по предложению Филократа, отправили к Ф. посольство из 10 лиц, в числе коих был и Д., тогда член аѳинской думы (347). Посольство возвратилось в Аѳины с письмом Ф. в начале 346 г., после чего явились и уполномоченные царя. Условия мира были обсуждены и приняты вместе с некоторыми поправками Гегесиппа и Д.. Снова отправились послы к Ф., в числе их опять был Д.. Неискренность Ф. проявилась теперь яснее. По возвращении в Аѳины он решительно восставал против уступки Ф. Ѳермопил, и против уничижения фокидян. Щедрые обещания Ф., о которых в народном собрании говорил Эсхин, склонили народ на сторону царя; на возражения Д. Филократа ответил остротой, что он пьет вино, а Д. воду, почему и не может быть согласия в их мнениях. Партия Ф. восторжествовала.
[42] других лиц: Эсхин, Филократ и их единомышленники.
[43] человека пьющего воду, см. 29 примеч.
[44] Ѳеспии и Платеи, города Беотии, неоднократно разрушенные ѳивянами. Укрепление и восстановление их означало бы неприязнь Ф. в Ѳивам,
[45] Херсонес Ѳракийский, занятый аѳинскими поселенцами. Прорытие его перешейка послужило бы в ограждению этих поселенцев от ѳракиян.
[46] XVIII, 99.
[47] XIX; 48, 54, 87—310.
[48] теперь νῦν, когда никакие перемены более не возможны.
[49] на равных правах с другими ἐξ ἴσον, т. е. с противниками, которые не стеснялись называть Д. несносным брюзгою и глумиться над его упрямством,
[50] новый предлог ϰαινὴν πϱόφασιν, т. е. вызвать противников на защиту Ф. и тем дать им заслужить награду от царя.
[51] когда… безучастно, когда вы будете вынуждены воевать с Ф. за свою родину.
[52] послы ваши, участвовавшие в переговорах· с Ф. перед заключением Филократова мира: Эсхин, Филократ и их единомышленники. Д. открыто обвиняет их в принятии взятки от Ф..
[53] Сравн. I, 16.
[54] XIX, 58. в тот… день ἐν ἐϰείνῃ τῇ ἠμεϱᾳ, 10 июля 346 г. до P. X. (16 скирофориона ол. CVIII, 2).
[55] Я не… казни. В случае несчастной войны с Ф. в самой Аттике виновники несчастия неизбежно понесли бы наказание за измену; но Д. молит богов отвратить это общее несчастие от аѳинян; лучше пускай живут изменники.

Примечания ко второй речи против Филиппа

Когда Епаминонд лет за тридцать до Филиппа восстановил Мессению и усилил Аргос и Аркадию, тем самым положил предел притязаниям Спарты на господство над Пелопоннесом, прочие эллины, прежде всего аѳиняне, прославляли ѳивского полководца, как героя свободы. Но лишь только аѳиняне почувствовали, что военное искусство Епаминонда может привести к преобладанию ѳивской республики, они не замедлили придти на помощь Спарте и при Мантинее сражались уже в рядах спартанцев против ѳивян (362). Аѳинская республика, как скоро показали события, сама не отказывалась от надежды занять утраченное первенствующее положение среди эллинов, и так назыв. второй аѳинский союз обнаружил ясно, что для сохранения за собою этого положения аѳинский народ не расположен был и на сей раз останавливаться пред насильственными мерами против других эллинов, как поступали в свое время и лакедемоняне. Неприязненные действия ѳивян относительно некоторых беотийских общин, а равно насилия ѳессалийцев против фокидян, то и другое в так называемой священной войне из-за Дельфийского храма и непосредственно вслед за войною, не представляли собою ничего исключительного в истории между эллинских отношений. Точно также еще задолго до Филиппа обращение различных эллинских республик, в том числе аѳинской и спартанской, за помощью, денежною и военною, к инородческим владыкам, прежде всего к персидскому царю и его сатрапам, сделалось явлением обычным, Уже вторая речь Демосѳена против Филиппа вместе с речью "О мире" дает убедительное доказательство тому, что ни аѳиняне, ни прочие эллины не изыскали новой формы отношении, которая обеспечила бы им спокойное и согласное существование внутри, и что различные эллинские народы готовы были воспользоваться услугами инородческого самодержца для того, чтобы не очутиться в положении подчиненном у себя, в Элладе. В речи "О мире" Демосѳен замечает, что ни ѳивяне, ни ѳессалийцы вовсе не желали и не ожидали тех последствий, гибельных для Эллады и для них самих, какие повело за собою допущенное ими вмешательство Филиппа в их междуэллинские дела; накликать бедствия на Элладу не желают ни мессенцы, ни аргивяне. Филипп так же стремился к преобладанию над Элладой, как раньше стремились к тому аѳиняне, спартанцы, ѳивяне. Пособниками Филиппа, кроме ѳессалийцев и ѳивян, явились некоторые пелопоннесские народы, оберегавшие свою независимость от Спарты. Упоминаемые в нашей речи ѳивяне и мессеняне наверное не примкнули бы к Филиппу, если бы аѳинское посольство в Пелопоннес, в котором участвовал и Демосѳен (345), обещало им поддержку войском против притязаний Спарты. Такой поддержки не обещает пелопоннесским народам Демосѳен ни в нашей речи, тогда как Филипп снабдил их для борьбы за независимость деньгами, отправил туда своих наемников и собирался явиться сам с войском. Вот почему мессеняне аплодировали Демосѳену, когда он разоблачал перед ними сокровенные планы и козни Филиппа, и все-таки предпочли дружественные отношения с македонским царем. И факты, и соображения оратора они находили и яркими, и убедительными; но гораздо внушительнее была ближайшая опасность, страх лакедемонского ига, испытанного ими в течение многих веков. И Полибий защищает мессенян и аргивян от обвинений в измене (XVIII, 14).
Наша речь произнесена во второй половине 344 г. до P. X. (ол. CIX, 1,) года два спустя после речи "О мире". И теперь Демосѳен, справедливо изобличая лживость Филиппа, своекорыстие его политики, верно предугадывая грозящие эллинам опасности, еще решительнее вооружается против легкомыслия аѳинян и подкупности некоторых аѳинских ораторов, прежде всего Эсхина и Филократа, грозит им судом, но при этом не предлагает никаких мер к тому, чтобы упорядочить международные отношения внутри Эллады и охранить ее от раздоров. Эллада - для эллинов; таково убеждение оратора, и в домашние распри эллинов не должно допускать вмешательства инородческой державы, так как она преследует свои собственные выгоды в ущерб независимости Эллады от инородцев. Если руководящая роль в Элладе должна принадлежать кому-нибудь, то, разумеется, аѳинянам, так как они доказали свою недоступность относительно происков персидского царя, направленных к порабощению прочих эллинов, свое великодушие относительно всех эллинов.
По содержанию речь состоит из трех частей: из вступления (1 - 5), слабо связанного с остальною речью, в которой вовсе не предлагаются практические меры борьбы с Филиппом, из разоблачений вероломства и любостяжания Филиппа в противоположность великодушию и общеэллинскому патриотизму аѳинян (6-27), из обвинений против ораторов, введших аѳинян в обман (28-37).
Во вступлении (1-5) противопоставляется благородству аѳинян по отношению к миру и участию их к судьбе прочих эллинов вероломство Филиппа и его своекорыстие; наслаждаясь сознанием своего благородства и речами о нем, аѳиняне давали полный простор коварным действиям Филиппа. Поэтому оратор предлагает своим слушателям во избежание дальнейших бед обратиться от прекрасных слов к делу, хотя бы это было и тягостно для них. Называя аѳинян φιλανϑϱώπους, Д, отмечает качество, которым гордились аѳиняне; теперь оно проявляется в заботливости о других эллинах. Вероятно, присутствие послов македонских или пелопоннесских, или тех и других не позволяло оратору войти в рассмотрение практических мероприятий, какие он находил необходимыми для обуздания Филиппа.


VII. О Галоннесе. (речь Гегесиппа)

Изложение Либания
Эта речь носит заглавие О Галоннесе, но было бы правильнее назвать ее: На письмо Филиппа. Филипп послал аѳинянам письмо, в котором в числе многих предметов говорил и о Галоннесе, давнем владении аѳинян, во времена Филиппа попавшем в руки разбойников; по изгнании разбойников отсюда, Филипп, когда аѳиняне просили остров обратно, не возвращал его, говоря, что остров принадлежит ему, но обещал подарить им остров, если они у него попросят. Речь эта, кажется мне, не принадлежит Демосѳену, как ясно показывает язык её и характер построения, сильно разнящиеся от манеры Демосѳена; по сравнению со способом выражения этого оратора, язык её волен и бессвязен. Немаловажным показателем подложности служат также следующие слова в конце: "если, конечно, вы носите ваш мозг в висках, а не попираете его пятою". Хотя Демосѳен обыкновенно говорит без стеснения, но эти слова оскорбительны и не в меру ругательны; помимо того, что выражение чересчур грубо, самая мысль, что люди имеют мозг в висках, неумна. Уже предшественники наши подозревали, что речь не принадлежит Демосѳену, и кое-кто из них предполагал, что она составлена Гегесиппом, на основании способа выражения, свойственного Гегесиппу, и её содержания. Составитель речи говорит, что предъявил обвинение в нарушении законов против пеанийца Каллиппа, а известно, что не Демосѳен, а Гегесипп выступил с этим обвинением против Каллиппа. Правда, в этой речи предлагается аѳинянам не получить Галоннес, но получить обратно, и препирательство идет о словах, а по уверению Эсхина, совет этот давал Демосѳен. Как же быть наконец? Одно и то же предложение мог делать и Демосѳен, и Гегесипп, потому что и во всех других случаях они одинаково понимали выгоды государства, возражали ораторам, стоявшим за Филиппа, и Демосѳен упоминает о Гегесиппе, как о своем товарище в посольстве и противнике македонского царя. Очевидно, речь Демосѳена о Галоннесе не сохранилась, и за её отсутствием приписали ему ту, какую нашли. Исходя из того соображения, что нашим оратором была произнесена речь о Галоннесе, не вникали в то, могла ли быть найденная речь составлена Демосѳеном.
Речь
(1) Невозможно, граждане аѳинские, чтобы жалобы Филиппа[1] на ораторов, которые в речах перед вами отстаивают ваши права, препятствовали нам давать полезные советы. Было бы, в самом деле, возмутительно, если бы получаемые от него письма изгнали свободу слова с этого возвышения. И вот, граждане аѳинские, я решился говорить прежде всего о письме, присланном нам[2] от Филиппа, потом о заявлениях послов, наконец, об ответе, какой мы должны дать им.
(2) Филипп начинает с упоминания о Галоннесе[3] и пишет, что желает дать вам остров, ему принадлежащий, но что требовать его обратно вы не имеете права; будь остров, поясняет он, вашею собственностью, он не стал бы захватывать его, да и теперь не оставлял бы его в своей власти. Кое что в том же роде он говорил и в то время, когда мы ходили[4] к нему послами, именно, что он отнял этот остров у морских разбойников и этим способом приобрел его, и что он принадлежит ему по всей справедливости. (3) Однако, не трудно доказать всю ошибочность такого его утверждения. Дело в том, что все разбойники, захвативши чужие местности и укрепив их, совершают оттуда нападения на все народы, а потому лицо, успевшее покарать разбойников и одолевшее их, не в праве утверждать, что чужое достояние, которым разбойники владели незаконно, обращается в его собственность. (4) Раз только вы согласились бы с его толкованием, вы ничего не могли бы возражать против того, если бы разбойники захватили какую-либо местность в Аттике, или на Лемне, Имбре, Скире[5] и если бы, по истреблении кем-либо этих разбойников, та местность, на которой они находились, и которая составляет наше достояние, обратилась в собственность людей, разбойников покаравших. (5) Филипп сознает неправоту своих уверений, понимает ее не хуже всякого другого, но полагает, что вас успели обойти ораторы, которые раньше ему обещали уладить здешние дела по его желанию, а теперь и действуют в том же направлении[6]. От него не укрылось также, что вы будете владеть островом под тем или другим именем, какое сами предпочтете, получите ли вы его, или получите обратно[7]. (6) Итак, почему для него выгоднее не отдать вам остров обратно, употребивши точное выражение, но дать его в дар, допустивши неточность в словах? Не потому, чтобы он хотел оказать вам своего рода благодеяние, - да и смешно было бы такое благодеяние, - но для того, чтобы перед всеми эллинами засвидетельствовать, что аѳиняне рады, получению из рук македонского царя лежащих на море укреплений, а этого-то вы и не должны допускать, граждане аѳинские.
(7) Далее, когда он пишет, что готов предоставить спор на решение суда[8], то желает только насмеяться над вами, уже одним своим требованием, чтобы вы, аѳиняне, препирались на суде с уроженцем Пеллы[9] о том, ваши ли это острова, или его. Значит, такое войско, как ваше, которое спасло свободу эллинам, не в силах сохранить за вами лежащие на море укрепления, а сделают это судьи, к которым вы обратитесь, полномочные вершители спора, если еще Филипп не подкупит их. (8) Раз только вы допустите тяжбу, вы неоспоримо утрачиваете ваши права на все владения на материке и перед всеми народами свидетельствуете, что ни за одно из своих· владений не станете бороться с оружием в руках, если за ваши владения на море, где признается ваше превосходство, вы не борьбу будете вести, но судебную тяжбу.
(9) Потом, он говорит, что послал к вам послов для заключения торгового договора[10], но что договор этот войдет в силу не по утверждении его в вашем судилище, как требует того закон, но после передачи ему на просмотр, подчиняя, таким образом, ваше определение его оценке. Действительно, ему хочется лишить вас вашего права и посредством договора добиться того, чтобы вы в положении обиженных не предъявляли никаких жалоб на обиды, допущенные в Потидейском деле[11], но чтобы подтвердили, что он законно и взял Потидею, и владеет ею. (10) В самом деле, все аѳиняне, какие жили в Потидее, были лишены им своих имуществ, хотя не в войне были с Филиппом, но в союзе, скрепленном клятвою, которую Филипп дал жителям Потидеи[12]. Вот он и старается добыть от вас подтверждение правоты многократных и многообразных его беззаконий и установить договором, что вы не и жалуетесь на него и не считаете его неправым. (11) Что македоняне нисколько не нуждаются в торговом договоре с аѳинянами, доказательство могут дать вам прошлые времена: ни отец Филиппа, Аминта[13], ни прочие цари никогда не заключали торговых договоров с нашим государством, хотя взаимные отношения между двумя государствами были в те времена более часты, нежели теперь. (12) Так, Македония находилась в зависимости от нас, и македоняне платили нам дань; мы тамошними гаванями, а они нашими пользовались тогда чаще, нежели теперь; торговые тяжбы не были, как теперь, определены точно месячным сроком[14], что делает договоры между народами, разделенными столь большим расстоянием, совершенно ненужными. (13) И вот, при полнейшем отсутствии подобного права, не было никакой выгоды ни заключать договор, пи из Македонии переплывать в Аѳины ради судебного разбирательства, ни нам плыть в Македонию; мы получили удовлетворение по тамошним узаконениям, а македоняне по нашим. Поймите же, что и нынешний договор заключается с целью показать всякому, что вы больше не оспариваете у него Потидеи[15].
(14) Что касается морских разбойников, то он считает справедливым, чтобы вы и он сообща наблюдали за народами, промышляющими разбоем на море[16]. Этим он стремится достигнуть не больше не меньше, как признания вами его господства на море и вашего открытого сознания, (15) что без Филиппа вы не в состоянии охранять море, а также что вы предоставили ему свободу плавания, плавает ли он в открытом море, или бросает якорь у островов под предлогом наблюдения за разбойниками, другими словами, свободу подкупать островитян и отторгать их от вас, не только перевезти обратно ваших изгнанников из его страны на Ѳас[17] с разрешения ваших военачальников, но присвоить себе и остальные острова, для чего будет посылать своих людей во флот ваших военачальников, как бы для участия в охране моря. (16) Правда, есть люди, уверяющие, что он не нуждается в море. Действительно, не имея в том никакой надобности, он заказывает триеры, сооружает доки, собирается спускать флот на море, тратит немаленькие суммы на упражнения в морских битвах, которые его вовсе не занимают...[18]
(17) Неужели вы думаете, граждане аѳинские, что Филипп стал бы требовать от вас этих уступок, если бы оп не относился к вам пренебрежительно и питал полное доверие к тем из наших граждан, кого он выбрал себе в друзья, тех граждан, которым не стыдно жить для Филиппа, а не для своей родины, и которые, получая от него взятки, воображают, что продажей собственного достоинства приумножают свое благополучие[19].
(18) Что касается предложенного нами исправления мирного договора, которое послы от него предоставили нам сделать, и которое все народы без различия признают справедливым, именно, чтобы каждая сторона удерживала за собою собственные владения[20], то он возражает, что не предоставлял такого исправления[21], и что его послы не говорили об этом с вами, и все это он говорит единственно потому, что люди, дружбой которых он пользуется, уверили его, что вы забываете то, что говорится в народном собрании[22]. (19) Но именно этого-то вы и не можете не помнить. В самом деле, в одном и том же собрании и явившиеся от него послы держали речь перед вами, и было записано постановление собрания. Невозможно, чтобы вы тотчас по выслушании речей и по прочтении определения, непосредственно за сим последовавшем, утвердили предложение, ложно приписывающее послам то, чего они не говорили. Таким образом, упрек Филиппа направлен не против меня, но против вас, в том, что вы дали и отправили ответ на то, чего, совсем не слышали. (20) С другой стороны, и те самые послы, которым постановление ложно приписало эти слова, когда вы велели в ответ им прочитать постановление и приглашали их на пиршество, не осмелились, должно быть, выступить вперед с заявлением: "вы клевещете на нас, граждане аѳинские, и приписываете нам слова, каких мы не произносили", но без малейшего возражения удалились от нас в обратный путь. Я желаю, граждане аѳинские, напомнить вам самые слова, сказанные послом: вы, конечно, еще пе забыли их, а тогдашний посол Пиѳон[23] заслужил ваше одобрение за свою речь. (21) Слова посла близко подходили к тем, с какими и теперь обращается к нам Филипп. Так, он жаловался на нас, ораторов, что мы клевещем на Филиппа, а вас укорял за то, что вы сами идете наперекор его стараниям делать вам добро и его горячему желанию приобрести вашу дружбу предпочтительно перед прочими эллинами, потому что вы сочувственно слушаете речи клеветников, которые и вымогают от него деньги, и вместе клевещут на него[24]. Действительно, подобные речи, порочившие его, а вас восхищавшие, когда были сообщены ему, изменили его отношение к вам, потому что обнаружили недоверие со стороны людей, благодетельствовать которым он поставил было себе целью. (22) Тогда он стал запрещать ораторам порицать мирный договор в народном собрании, так как, говорил он, несправедливо нарушать мир. Если же в писанных условиях мира содержится какая-либо неправильность, то он предлагал исправить ее, ибо Филипп готов сделать все, что бы вы ни постановили. Наоборот, если ораторы будут продолжать клеветать, сами не внося никакого предложения для того, чтобы и мир упрочить, и снять подозрение с Филиппа, то на таких людей не стоит обращать внимания. (23) Эти речи вы слушали сочувственно и заявили, что Пиѳон говорит верно. И это, в самом деле, было верно. Однако, Пиѳон произносил такую речь не для того, чтобы из условий мира изъять те, которые были Филиппу выгодны и ради которых он истратил большие деньги, но потому, что был предварительно научен здешними своими наставниками[25], а эти последние полагали, что у нас никто не дерзнет внести предложение, противное Филократову определению, которое лишило вас Амфиполя[26]. (24) Граждане аѳинские, я, действительно, не дерзнул бы предложить что-либо противозаконное, но предлагать противное постановлению Филократа не было противозаконным, как я это докажу. Дело в том, что определение Филократа. согласно которому вы утратили Амфиполь, шло наперекор прежним определениям, согласно которым вы приобрели эту область. (25) Таким образом, противозаконным было это последнее определение, определение Филократа, и потому невозможно было виновнику предложения, с законами согласно, предлагать то же, что содержалось в определении противозаконном. Предлагая то же самое, что содержалось в прежних известных определениях, вполне законных и ограждавших целость вашей области, я внес согласное с законами предложение и изобличал Филиппа в том, что он обманывал вас и желал не исправить мирные условия, но навлечь подозрение на ораторов, говорящих в ваших выгодах. (26) И всем вам известно, что Филипп, допустивши исправление, теперь отрицает его. Он уверяет, что Амфиполь - его, потому что вы вашим постановлением утвердили это, когда определили, чтобы он владел тем, чем владеет. Правда, такое определение вы приняли, но это не значит, что Амфиполь составляет собственность Филиппа[27], потому что можно владеть и чужим достоянием, и не все владельцы владеют своим: многие держат в своих руках и чужое. (27) Таким образом, его лукавые доводы[28] - нелепица. Далее, определение Филократа он помнит, но позабыл письмо[29], которое послал вам, когда осаждал Амфиполь, и в котором соглашался, что Амфиполь принадлежит вам, именно: он писал, что по взятии города осадою возвратит его вам, как вам принадлежащий, а не тому, кто им овладеет. (28) И выходит, что прежние обитатели Амфиполя. до захвата его Филиппом, владели аѳинской областью, а Филипп после того, как его захватил, владеет не аѳинской областью, но своей собственной. Точно так[30] же в Олинѳе, Аполлонии, Паллене[31] он владеет не чужими областями, но своими собственными... (29) Неужели вы воображаете, что он пишет вам обо всем с такою осмотрительностью, потому что желает иметь вид человека, который и говорит, и делает то, что у всех народов, без различия, почитается честным, а не потому, что он преисполнен крайнего презрения к другим, когда область[32], которую и эллины, и персидский царь единогласно признали за вашу, называет своей областью, а не вашей?
(30) Перейдем к другой поправке, сделанной вами в мирном договоре, именно: что всем прочим эллинам, не участвующим в договоре, быть свободными и независимыми[33], и если кто пойдет на них войною, то участвующим в договоре оказывать им помощь. (31) Действительно, справедливость и великодушие требуют не того, чтобы только мы с нашими союзниками и Филипп с его союзниками жили в мире, а прочие народы, не находящиеся в союзе ни с нами, ни с Филиппом, оставались бы открытыми для утеснения сильнейшим народом, но чтобы неприкосновенность была обеспечена вашим договором и этим народам, я чтобы мы, сложивши оружие, на самом деле пользовались миром. (32) Как видите, он в письме своем признает эту поправку справедливой и принимает ее, а в то же время отнял город у фереян[34] и в кремле их поставил гарнизон, должно быть, ради независимости их[35], идет войною на Амбракию[36], три города Касопии[37]: Пандосию, Бухеты и Елатию, елидские поселения, отдал во власть Александра, своего шурина, опустошивши поля огнем и вторгнувшись силою в эти города. Дела эти показывают ясно, как горячо в нем желание, чтобы эллины были свободны и независимы...
(33) Относительно великих благодеяний, какие он вам непрерывно сулит в своих обещаниях, Филипп утверждает, что я взвожу на него напраслину и клевещу на него перед эллинами[38], так как, по его словам, он ничего подобного вам не обещал. До чего доходит наглость человека, писавшего в письме[39], которое хранится в здании совета[40], что, если мир будет заключен, он окажет вам столько благодеяний, что зажмет рот нам, его противникам, что те блага, о каких он пишет, и какие мы должны бы получить по заключении мира, были как бы припасены и заготовлены им тогда уже, когда он узнал, что мир будет заключен. (34) Между тем, по заключении мира, блага, которые мы должны были получить, отошли в сторону, и наступило унижение эллинов[41], вам известное. В последнем письме он опять сулит вам щедрые благодеяния, если вы будете доверяться его друзьям и сторонникам и накажете нас, клевещущих на него перед эллинами. (35) Что касается его благодеяний, то они будут в таком роде: вашего достояния он не возвратит вам, потому что называет его своим, не будет вам и даров в этом мире[42] во избежание нареканий со стороны эллинов, но, полагать следует, откроется какая-нибудь другая страна, другая область, где и будут преподнесены вам дары.
(36) Относительно укреплений, которые он захватил во время мира, хотя владели ими вы[43], и захватом которых попирается и нарушается мирный договор, он ничего не имеет сказать в свое оправдание и, будучи изобличаем в явном беззаконии, изъявляет готовность отдаться на суд правый и беспристрастный. Однако, в этом случае вовсе не требуется обращение к суду: решается вопрос подсчетом дням, потому что все мы знаем месяц и день[44], когда мир был заключен; (37) и это мы знаем, как равно и то, в каком месяце и в какой день были захвачены крепость Серрий, Ергиска и Священная гора. Деяния эти ни для кого не тайна, в судебном разбирательстве они не нуждаются; нет: всем известно, какой из двух месяцев предшествующий; тот ли, в котором мир заключен, или тот, в котором захвачены названные выше укрепления.
(38) Далее, он напоминает, что возвратил всех наших пленников, какие были им взяты во время войны. И это говорит человек, который по отношению к каристийцу, предстателю[45] нашего государства, выдачи коего вы требовали через троих послов, но отношению к этому-то гражданину он так сильно желал угодить вам, что умертвил его и не выдал его останков для погребения.
(39) Что касается Херсонеса[46], то следует вникнуть в содержание письма к вам, а равно познакомиться с его образом действий. Дело вот в чем: всю местность по ту сторону Агоры он, как свою собственность, вас вовсе не касающуюся, предоставил в пользование кардийцу Аполлониду[47]. (40) На самом деле границею Херсонеса служит не Агора, но жертвенник Зевса Границехранителя, что между Птелеем и мысом Левкою, где должен бы быть Херсонесский перешеек[48], о чем свидетельствует надпись на жертвеннике Зевса Границехранителя[49]. Вот она: "Жители поставили этот прекрасный жертвенник, дабы служил он пограничным знаком между Левкою, Актою и Птелеем. Сам Кронид, владыка блаженных, свидетель неприкосновенности"[50].
(41) Этой-то страной, обширность которой известна большинству из вас, он частью пользуется сам, как своею собственностью, частью отдал в дар другому лицу, и все ваше достояние забрал в свои руки. Потом, он не только присваивает себе страну по ту сторону Агоры, но еще пишет в последнем письме, что вы обязаны распрю вашу, если таковая есть с кардиями, живущими по сю сторону Агоры, разрешить судом, - и это с кардиями[51], обитающими на вашей земле! (42) Кардии, действительно, препираются с вами, и обратите внимание, о каких мелочах они спорят. Они утверждают, что занимают свою собственную землю, а не вашу, и то, чем вы владеете у них, составляет ваше владение на чужой земле, тогда как их владения составляют их собственность на их же земле[52], и прибавляют, что так выразился в своем определении ваш же гражданин, Каллипп пеаниец. (43) В этом они правы, потому что так предложил Каллипп, но вы отменили определение, когда я выступил против виновника его с обвинением в противозаконности[53] предложения. Таким образом, область эту оспаривают у вас, по его вине. Если вы не устыдитесь отдавать на суд спор ваш с кардиями, ваша ли это страна, или их, то на каком основании отказывать в таком же праве и прочим херсонесцам? (44) До чего доходит наглость Филиппа в обращении с вами, когда он выражается, что, если кардии откажутся явиться на суд, он сам заставит их, как будто вы не в силах принудить кардиев поступить по вашему: он берет на себя труд принудить их, потому что вы не в состоянии сделать это! Как же вам не признать в нем вашего великодушного благодетеля? (45) И находятся люди, по словам которых, письмо его написано великолепно: они больше заслуживают вашего негодования, нежели Филипп. Тот, действуя во всем против вас, по крайней мере приобретает себе же славу и богатство, а все аѳиняне, проявляющие любовь не к отечеству, но к Филиппу, заслуживают от вас за свою подлость позорной смерти[54], если только вы носите мозг ваш в висках, а не топчете его пятою[55].
Мне остается на это великолепное письмо и на речи послов предложить ответ, какой я нахожу и справедливым, и для вас полезным[56].


[1] § 21.
[2] нам, ораторам антимакедонской партии. Заявления, послов остаются без возражения в нашей речи. Ответ на письмо Филиппа не сохранился. Известно, что аѳиняне отвергли все притязания царя. XII, 18.
[3] 2 о Галоннесе, один из островков к с. от Евбеи, с давнего времени принадлежавший Аѳинам, был захвачен пиратами, от которых отобрал его Ф.. По имени о-ва и названа речь александрийцем Каллимахом; такое наименование кажется Либанию неточным, потому что письмо касается еще многих других предметов: торгового договора, морских разбойников и т. д. В речи занимают гораздо более видное место рассуждения об Амфиполе (§§ 18—29): они и ярче характеризуют образ действий Ф., и сожаление аѳинян об утрате важного города.
[4] мы ходили. Гегессип в 343 г. был во главе посольства, которое в ответ на жалобы Филиппова посла Пиѳона предлагало заменить слова договора ἑϰατέϱους ἔχειν, ἃ ἔχουσι словами ἑ. ἐ. τὰ ἑαυτῶν, τ. е. чтобы каждая сторона оставалась при своих собственных владениях, а не при тех, какие в данное время были во власти каждой из воевавших сторон (§ 18). Согласно такой перемене в словах, аѳиняне должны были бы получить обратно Амфиполь. Демосѳен, XIX, 331.
[5] Лемне… Скире. Острова эти с давнего времени входили в состав аѳинской республики, как заселенные аѳинскими клерухами. Поэтому и Анталкидов мир (387 г.) не лишил аѳинян этих владений.
[6] действуют… направлении, приводят свои обещания в исполнение; следовательно, они тоже сознают, что согласие Филиппа на изменение мирного договора притворное.
[7] получите–ли… обратно ἄν τε λάβητε, ἄν τ᾿ ἀπολάβητε, τ. е. получите ли в дар от Филиппа, или по праву, как вашу собственность. Эсхин упрекал Д. за то, что тот спорил о словах (πεϱὶ συλλαβῶν διαφεϱόμενος), когда Ф. предлагал аѳинянам взять остров (III, 83). Смеялись над этим „словопрением“ и комики (Аѳеней, VI, р. 223. Плутарх, Демосѳ. 9). Независимо от того, что Ф. пользовался всяким случаем для принижения аѳинян и для возвеличения себя перед эллинами, против чего боролись Д. и его партия, аѳиняне должны были научиться из опыта, что то или другое выражение в мирном договоре могло вести их республику к чувствительным потерям (ἃ ἔχουσι и τὰ ἑαυτῶν). Потом, если Ф. так дорожил правом завоевания относительно столь незначительного пункта, то какое оставалось у аѳинян основание доверять ему в делах более серьезных. Срвн. § 6, где преподнесение Галоннеса аѳинянам в дар кажется оратору просто забавным благодеянием.
[8] 7 предоставить… суда διαδίϰάσασϑαι, разумеются третейские судьи, каковыми были или отдельные лица, или государства.
[9] аѳиняне… Пеллы: что такое Пелла по сравнению со славными Аѳинами? То же пренебрежительное отношение к питомцу Пеллы τῷ ἐν Πέλλῃ τϱαφέντι в речи „О венке“. § 68.
[10] переход ко второму пункту письма к торговому договору πεϱὶ συμβόλων: он определял порядок решения дел, возникавших между гражданами двух государств, заключивших между собою такой договор; тяжбы этого рода назывались δίϰαι ἀπὸ συμβόλων. Ф. желал присвоить себе положение первенствующее над аѳинской гелиэей, верховным, безапелляционным судилищем. На эту прерогативу гелиэи и посягал Ф.: ὡς ἑαυτῶν ἐπανενέχϑῃ, ἐφέσιμον ὡς ἑαυτὸν ποιούμενος. По смыслу аѳинских законов, условия договора устанавливались гелиэей и не подлежали каким–либо изменениям со стороны договаривающегося с Аѳинами государства. Жалоба подавалась суду в родном городе ответчика. Сравн. Полид. VIII, 88.
[11] в потидейском деле τῶν πεϱὶ Ποτίδαιαν γεγενημίνων. Потидея взята Филиппом в 356 г., когда она была заселена аѳинянами, их клерухами, и находилась с Ф. в отношениях союзника. Ф. желал посредством договора обеспечить за собою право поступить по своему усмотрению с конфискованным имуществом потидеян. Срвн. II, 6.
[12] II, 6, 7.
[13] Аминта. Овладевши участком земли с городом Пеллою, принадлежавшим Олинѳу, А. поддерживал с аѳинянами добрые отношения и даже обещал им Амфиполь.
[14] месячным сроком αἱ ϰατὰ μῆνα. Во время Д. торговые тяжбы (διϰαὶ ἐμποϱιϰαί) должны были разрешаться в месячный срок. При большом расстоянии состоявших между собою в договоре, государств, выгодно было вести свое дело в том государстве, где в данное время истец находился. Как видно из следующего §, Ф. желал изменить старый порядок.
[15] Поймите… Потидею. Если аѳиняне заключать торговый договор с Македонией, этим они засвидетельствуют дружественные отношения с нею, а вместе с тем покажут каждому, что примирились с утратою Потидеи и всеми её последствиями.
[16] морских разбойников. Одним из условий Филократова мира было: Филиппу и македонянам сообща вести войну против государств, занимающихся разбоем.
[17] на Ѳас. По замечанию схолиаста, сторонники Ф. из ѳасиян вынуждены были искать убежища в Македонии. По требованию Ф. и с согласия аѳинского военачальника Харета они были возвращены на Ѳас.
[18] Оратор иронизирует, только перечисляя факты, противоречащие уверениям Ф., будто он не интересуется морем. Подобный вид иронии в § 28, где оратор только подчеркивает факт для того, чтобы лживость Ф. обнаружилась сама собою.
[19] продажей…благополучие οἴϰαδε λαμβάνειν, τὰ οἴϰοι πωλοῦντες: формы от им. οἶϰος относятся нс только к дому, но и к отечеству.
[20] § 24.
[21] исправления ἑπανοϱϑώαεως, в самом существенном для Ф. пункте. Будь это поправление допущено, Ф. должен был бы отказаться прежде всего от Амфиполя, как владения, бесспорно принадлежащего аѳинянам. С таким предложением от Ф. явился к ним в 343 г. Пиѳон из Византии. Народное постановление в этом смысле было сообщено Филиппу посольством Гегесиппа и принято царем неблагосклонно, — значит, Ф. не дал своего согласия на предложенное Аѳинами изменение условий договора. В речи „о мире“ (§ 20) Д. говорит ясно, что аѳиняне уступили Амфиполь Филиппу. С Пиѳоном вместе явились в Аѳины и послы от союзников Ф., Демосѳен, XVIII, 136. XIX, 381.
[22] XIX, 136.
[23] Пиѳон, блестящие оратор по словам Д. и Эсхина; схолиаст называет его учеником Исократа.
[24] которая… него. То же обвинение против ораторов патриотической партии содержится в другом письме Ф.. XII, 20. Ф., как и посол его Пиѳон, старались этими обвинениями подорвать влияние враждебных им ораторов в Аѳинах.
[25] наставниками ὑπὸ διδασϰάλων, предателями, руководившими поведением Пиѳона в Аѳинах в интересах Ф.. В произнесенных до сего времени речах Д. не выступал со столь решительным обличением своих политических противников в продажности и предательстве. Обличения Д. вообще не имели такой простоты и прямолинейности.
[26] § 18. лишило вас Амфиполя: в силу того, что каждая из сторон сохраняла за собою то, чем в данное время владела ἑϰατέϱους ἔχειν ἃ ἔχουσιν (uti possidetis). Мирный договор, или определение Филократа τὸ Φιλοϰϱάτονς ψήφιαμα получил силу закона. По основным аѳинским законам, предложению, шедшему в разрез с законом существующим, должна была предшествовать отмена существующего закона. Если это сделано не было, то виновник предложения мог быть привлечен к ответственности за противозаконное действие. Гегесипп считал подобную процедуру в данном случае излишней, так как определение Филократа об уступке Амфиполя Филиппу само находилось в противоречии с теми определениями, по которым на берега Стримона еще в 421 г. до P. X. были отправлены аѳинские колонисты для основания Амфиполя. Ѳукид. IV, 102. Такого права собственности на Амфиполь у Ф. не было. Во всяком случае „обвинение в противозаконности“ не было предъявлено против Гегесиппа.
[27] Правда… Филиппа. Раз только аѳинский народ с согласия Филиппа изменил в своем определении Филократов договор в том смысле, что как аѳиняне, так и Филипп остаются при своих собственных владениях (ἔχουσι τὰ ἑαυτῶν), Ф. утрачивал право на Амфиполь: город был собственностью аѳинян, а не Ф..
[28] лукавые доводы τὸ σοφόν, очевидно, ссылка Ф. на текст договора. Не меньшую, если не большую изворотливость обнаруживает сам оратор в критике письма Ф..
[29] письмо, от 357 или 358 г., когда Ф. обещал аѳинянам уступить Амфиполь в обмен за Пидну. Быть может, письмо Ф. было назначено не для народного собрания, но для членов совета (βουλή) и носило частный характер; быть может также, что обещание отдать Амфиполь было обставлено двусмысленными оговорками, ни к чему Ф. не обязывающими.
[30] Точно также и проч. вид иронии, обычной у оратора и слишком простой. Срвн. §§ 32, 35, 38. 16 примеч.
[31] в Олинѳе, Аполлонии, Паллене. Оратор, кажется, намеренно называет города и области, находившиеся в различных отношениях к Ф. до завоевания. Аполлония, гд. Мигдонии, к с. от Халкидики, не входил в число 32 городов олинѳской федерации. О времени завоевания её Ф. ничего не известно. Паллена–западный из трех мысов Халкидики; доступ к мысу с суши замыкался Потидеей, так что обладание этим городом отдавало весь мыс в руки Ф..
[32] область τὴν χώϱαν, Амфиполь. В 371 г., не задолго до битвы при Левктрах, на собрании представителей от эллинских государств, в котором участвовал и Аминта, Амфиполь был присужден аѳинянам. К этому решению присоединился вскоре и персидский царь Артаксеркс ΙΙ. Ксенофонт, Истор. Эллады, VI, 3. Диодор, XV, 50.
[33] свободными и независимыми ἐλευϑέϱους ϰαὶ αὐτονόμους: т. е. свободными во внутреннем управлении и в отношениях международных.
[34] у фереян: ѳессалийский город Феры, враждовавший с Ф., был занят его гарнизоном вскоре по заключении мира. Все перечисляемые здесь действия Ф. следовали за Филократовым миром и были вопиющим нарушением мирных условий.
[35] VIII, 59. IX, 12.
[36] IX, 27, 34. X, 10. на Амбракию, гд. средней Эллады у Амбракийского залива, открывавший доступ в Ионийское море.
[37] Кассопии, эпирская область у Ионийского моря с городами елидского происхождения. Александр был родной брат супруги Ф, Олимпиады; он оспаривал права владычества над Епиром у дяди Олимпиады, молосского даря Аррибы. Срвн. I, 13.
[38] перед эллинами. Гегесипп говорил против Ф. не только перед аѳинянами, но и перед другими эллинами, когда ходил в ним послом. По словам Д., он участвовал в посольстве к пелопоннесцам. IX, 72.
[39] в письме, перед заключением Филократова мира принесенном от Ф. Демосѳеном и другими послами в марте 346 г. до P. X.: обещания, очевидно, не отличались определенностью, за то были облечены в высокопарные выражения. Они показывали только, что Ф. нуждался в мире с аѳинянами.
[40] в здании совета ἐν τῷ βουλευτηϱίῳ. Письмо находилось здесь случайно, потому что государственный архив помещался в соседнем здании, в храме Кибелы, Метрооне. Павсания, I, 3, 4.
[41] уничижение эллинов φϑοϱά: беспощадное обращение Ф. с фокидянами и передача нескольких беотийских городов ѳессалийцам: потеря независимости, утрата отечества равнялись политической гибели.
[42] в этом мире ἐν τῇ οἰϰουμένῃ. Аѳиняне не должны рассчитывать на получение Евбеи, потому что это могло бы навлечь на Ф. нарекания со стороны прочих эллинов.
[43] укреплений… вы, вопреки прямому смыслу условия: каждой стороне удерживать за собою то, чем она владеет. Речь идет об укрепленных пунктах на Ѳракийском побережье, принадлежавших Керсоблепту и получивших подкрепление от аѳинян против Ф..
[44] месяц и день. Мир был принят аѳинским народом 19 елафеболиона (16 апреля) 346 г. Но Ф. всячески затягивал ответ послам, пользуясь этим временем для дальнейших завоеваний. До 17 июня того же года, когда он возвратился в Пеллу, были сделаны им приобретения на Ѳракийском побережье, между прочим были завоеваны названные здесь укрепления, которые были заняты аѳинскими наемниками. В одной из своих речей Эсхин смеется над тем, как Д. открыл местности, которых раньше аѳиняне не знали даже по именам: так они были маловажны. Эсхин, III, 82.
[45] предстателю πϱόξενον: некий каристиец, — Карнет, гд., Евбеи, — принял на себя обязанность предстательствовать в своем городе за аѳинян, исполнять обязанности наших консулов. Но и сам Г. не отрицает выдачи всех пленников аѳинянам; за что был казнен каристиец, он не объясняет. Одно с другим связи не имеет.
[46] Херсонеса Ѳракийского. Делам Херсонеса посвящена следующая речь Д. (VIII). Так как противники Ф..в Аѳинах сознавали, что Филикратов мир должен непременно разрешиться войною, то они старались прежде всего обеспечить за собою Херсонес, как лежащий на пути в Геллеспонт. По договору с Керсоблептом, ѳракийским владыкою, аѳиняне в 357 г. отказались от Кардии и получили право владения на остальной Херсонес. Оратор старается доказать, что граница аѳинских владений на Херсонесе лежит не в Агоре, но дальше к ѳракийскому материку, и потому отрицает за Ф. право распоряжаться лежащею по ту сторону Агоры частью Херсонеса.
[47] Аполлонид кардиец, противник аѳинян. XXIII. 183.
[48] VI, 30.
[49] Элегическое четверостишие переведено нами по редакции списка S, почти без всяких перемен принятой и Вейлем. Но смыслу надписи, жертвенник составляет только границу между Птелеем и Левке—Актою, а вовсе не границу Херсонеса, так что оратор не точен в своей ссылке на документ.
[50] неприкосновенности ἀμμοϱίης: для жителей пограничной местности.
[51] с кардиями… земле. Городок Кардия, согласно договору, был независим от аѳинян и заключил союз с Ф., а находился он среди аѳинских владений, но не на аѳинской территории. Оратор дозволил себе неточность.
[52] то… земле. В оригинале для обозначения чьих — либо владении на собственной земле и на чужой употреблены термины ϰτήματα и ἐγϰτήματα.
[53] в противозаконности. Во всяком случае кардии могли ссылаться на то, что по настоящему вопросу существует разногласие среди аѳинян. Гегесипп, по всей вероятности, напомнил об одном из прежних определений, согласно которому территория Кардии входила в число владений аѳинских.
[54] на свою… смерти ϰαϰοὺς ϰαϰῶς ἀπολωλέναι: обычное выражение, соответствующее нашему: „собаке собачья смерть“.
[55] если только… пятою. Неточность и вместе грубость выражения осуждалась древними критиками, помимо Либания в его „изложении“, Гермогеном de ideis, I, 7, Лонгином de sublimit. 38.
[56] Кроме ответа на письмо, оратор обещает во вступлении подвергнуть разбору речи послов. Эту часть задачи выполнил другой оратор.

Примечания к речи О Галоннесе

Либаний, автор "изложения", ритор IV в. по P. X., отрицает решительно принадлежность нашей речи Демосѳену, в чем он имел уже предшественников. Вероятно, у этих последних Либаний нашел и указание на внешний факт, сам по себе достаточный для отрицания подлинности речи: оратор напоминает о себе, как он выступил против пеанийца Каллиппа с обвинением в противозаконности его предложения относительно Кардии (γϱαφὴ παϱανόμων § 48). По этому поводу Либаний сообщает, что с таким обвинением выступил не Демосѳен, а, Гегесипп (357 г. до P. X.), один из единомышленников Демосѳена и горячих противников Эсхина в македонской политике. Автор речи участвовал в посольстве к Филиппу по делу о Галоннесе (§ 2), что известно о Гегесиппе, а не о Демосѳене. От Демосѳена мы знаем, что Филипп принял его весьма неблагосклонно (XIX, § 31), и теперь в письме к аѳинянам жаловался на него (§ 19). Древние критики, как можно судить по Либанию, сличали нашу речь с одной стороны с речами Гегесиппа, с другой Демосѳевыми, и путем такого двустороннего сличения приходили к выводу, вполне совпадавшему с указанными выше личными обстоятельствами двух ораторов. Тщательнейший исследователь вопроса Фёмель находить доводы древних критиков совершенно достаточными, и в настоящее время мнение Либания можно считать общепринятым (Vömel, prolegom ad Hegesippi orationem de Halonneso, 1833). Наиболее яркая особенность нашей речи, по сравнению с Филиппинами Демосѳена - почти полное отсутствие паѳоса, находящееся в связи с тем, что личное настроение оратора не отличается здесь ни единством, ни яркостью патриотического чувства, что образ Филиппа, как врага опасного, не обрисовывается соответствующими чертами. Место паѳоса заступает насмешка над противником, проникнуть в намерения которого будто бы не стоит труда, от притязаний которого будто бы легко и оградить себя. Насмешка достигается большею частью подчеркиванием отдельных выражений письма Филиппа с целью яснее изобличить их несоответствие с поступками автора письма, вследствие чего получается впечатление однообразия и повторений, наприм. §§ 16, 28, 35,38. Доводы оратора большею частью мало убедительны: Филиппу вменяется в обязанность не добросовестность противника, но благорасположение друга. Другая общая особенность нашей речи касается формы: оратор старается показать слушателям вероломство Филиппа последовательным разбором отдельных пунктов письма, не останавливаясь особенно ни на одном из них, отсюда дробность изложения, отсутствие внутренней связи между составными частями и размещения предметов сообразно важности их. Выражения, соответствующие нашим: "далее", "потом", "также", "кроме того" и подобные ведут слушателя механически от одного предмета к другому. Построение предложений слишком просто, периоды почти отсутствуют. Нынешнему читателю может казаться, будто наш оратор и Демосѳен имели перед собою две разные аудитории, или будто тот и другой ораторы рассчитывали на сочувствие большинства неодинакового состава в одном п том же народном собрании аѳинян. Так, напр., доводы свои по отдельным пунктам письма оратор повторяет в сжатом виде, прежде чем перейти к следующему пункту. §§ 8, 13, 15, 32. Речь "О Галоннесе" дает нам образчик сравнительно простых бесед аѳинских ораторов с народом, бесед, без которых Демосѳеновские речи были бы, может быть, не доступны многолюдному собранию, а в то же время облегчают оценку достоинств Демосѳеновского красноречия.
В 343 и 342 годах Филипп через послов обращался к аѳинянам с укоризнами за то, что некоторые ораторы их клевещут на него и перед аѳинским народом, и перед прочими эллинами, уличая его в неисполнении данных обещаний и в нарушении мирных условий 346 года. Второе из этих посольств явилось в Аѳины с письмом от Филиппа, которое наш оратор и подвергает разбору. Что помешало оратору обсудить также речи послов Филиппа, очевидно сопровождавшие представления царского письма, остается неизвестным: эта часть обещания оратора (§ 1) осталась даже не затронутой в нашей речи.


VIII. О положении дел на Херсонесе

Изложение Либания
Речь эта· оказана в защиту Диопейѳеса от обвинений, какие возводились на него среди аѳинян. Херсонес, что прилегает к Ѳракии, составлял издавна владение аѳинян; они послали туда своих клерухов и во времена Филиппа. С давних пор было в обычае у аѳинян высылать на жительство в свои города, лежавшие за пределами Аттики, всех бедняков и безземельных, снабжая их вооружением и путевым продовольствием из государственной казны. Так было и теперь: они отправили поселенцев на Херсонес и в вожди дали им Диопейѳеса. Все почти херсонесцы приняли пришельцев, допустили их к совместному пользованию жилищами и полями; не приняли их только кардии, ссылаясь на то, что владеют своей областью, а не аѳинской. Из-за этого Диопейѳес начал войну с кардиями. Кардии прибегли за помощью к Филиппу, который и обратился к аѳинянам с письменным требованием не притеснять кардиев, как народ ему близкий, или, если считают себя обиженными, решить распрю судом. Когда аѳиняне отказались подчиниться этому требованию, Филипп послал кардиям вспомогательный отряд. Диопейѳес вознегодовал и, пока Филипп был занят войною с одрисским царем во внутренних частях верхней Ѳракии, он совершил набег на прибрежную Ѳракию, подвластную македонскому царю, и опустошил ее, а затем внезапно, до возвращения царя из похода удалился на Херсонес и был в безопасности. Вот почему, не будучи в состоянии отмстить Диопейѳесу вооруженной силой, Филипп послал аѳинянам письмо, в котором обвинял военачальника их в явном нарушении мира. Сочувствовавшие Филиппу ораторы также нападали на Диопейѳеса и требовали ему кары. Этим-то ораторам возражает Демосѳен и защищает Диопейѳеса на двояком основании, отрицая незаконность его действий. Так как, говорил он, Филипп гораздо раньше нарушал мир и причинял вред аѳинскому государству, то с полным правом и Диопейѳес совершает свои неприязненные действия против него: кроме того, для аѳинян невыгодно покарать своего военачальника и распустить его войско, которое теперь преграждает Филиппу доступ к Херсонесу. В общем Демосѳен призывает аѳинян к войне и настойчиво обвиняет Филиппа в нечестности, в нарушении мира и в злоумышлении против аѳинян и эллинов.
По мнению некоторых, настоящая речь относится к судебному виду красноречия, потому что в ней содержится защита Диопейѳеса и обвинение против Филиппа. С другой стороны. Епифаний Мастер относит ее к совещательному виду, так как в ней содержится, говорит он, скорее совет, нежели обвинение. Правильнее было бы рассуждать так: если бы присутствовали обвиняемый и обвинитель, правильно было бы отнести эту речь в судебному виду, потому что тогда и обвиняемый, и обвинитель присутствовали бы в судилище и на судебном разбирательстве. Но так как судилища не было, и так как ни Диопейѳес, ни Филипп не присутствовали, а оратор имел в виду не защиту Диопейѳеса и не обвинение Филиппа, но благо государства, то эту речь мы по справедливости относим к совещательному виду.
Речь
(1) Ни один из наших ораторов, граждане аѳинские, не должен был произносить ни единого слова из вражды или ради лести; каждому из них следовало высказывать мнение, какое по совести он считал полезнейшим для вас, тем более, что вы обсуждаете столь важные, государственные дела. Но тогда как иных ораторов побуждает выступать с речью соперничество и разные другие причины, вам, граждане аѳинские, как народу[1], надлежит, откинувши все прочее в сторону, постановлять и приводить в исполнение меры, полезные нашему государству. (2) Так, по существу предмет нынешнего совещания составляют положение дел на Херсонесе и военный поход, которым вот уже больше десяти месяцев занят Филипп во Ѳракии[2]; между тем большинство наших речей вращается около действий Диопейѳеса и его намерений. На мой взгляд, разбирательство всех жалоб на любого из граждан, которых вы, согласно нашим законам, в праве карать, когда только вам вздумается, должно быть предоставлено вам, а теперь ли угодно разбирать их, или спустя некоторое время, здесь ни мне, никому другому вовсе нет нужды настаивать. (3) Наоборот, о том, что несомненный враг[3] нашего государства, с огромным войском находящийся вблизи Геллеспонта, торопится захватить многие земли, которые к тому же мы утратим безвозвратно, раз только опоздаем, - об этом я считаю полезным как можно скорее прийти к решению, приготовиться к войне, не давая отвлечь себя от этой задачи смятением[4] и жалобами по какому бы то ни было иному поводу.[5]
(4) Часто я удивляюсь тому, что говорится среди вас, но больше всего удивило меня предложение некоего оратора, недавно еще сделанное в сенате[6], именно, что советник ваш обязан предлагать без дальних разговоров одно: или вести открытую войну, или соблюдать мир[7]. (5) Это правда, если Филипп пребывает в покое, если никаких наших владений вопреки мирному договору он не имеет в своих руках, не стягивает и не подстрекает всех народов против нас; тогда нечего больше рассуждать, и нужно без всяких разговоров соблюдать мир, к чему с вашей стороны я вижу полную готовность. Что касается клятвы, данной нами и Филиппом, и условий, на которых между нами заключен мир, то каждый может видеть их: они начертаны и выставлены[8]. (6) Между тем Филипп без всякого повода, прежде чем вышли в море Диопейѳес и наши клерухи[9], которых теперь обвиняют в возбуждении войны, на глазах у всех беззаконно захватил многие из наших владений, о чем гласят вот эти ваши же определения, полные жалоб; все время он пе перестает привлекать на свою сторону силы прочих эллинов и инородцев, стягивать их и настраивать против вас. Что же после этого значат слова ораторов: нужно или вести войну, или соблюдать мир? (7) В самом деле, выбирать нам не из чего, хотя то, что остается в нашей власти, представляет собою меру высшей справедливости и вместе крайней необходимости, но эти ораторы намеренно обходят молчанием. Что же именно? Отражать врага, который первый пошел на нас. "Верно", говорят ораторы, "но ведь Филипп не причиняет ущерба нашему государству и не воюет с ним, пока не касается Аттики и Пирея"[10]. (8) Если для них такова мера правоты Филиппа, если этим они ограничивают обязательства мирного договора, то, полагаю, всем без исключения ясно, что в словах их нет ни правды, ни чести, ни вашей неприкосновенности, не говоря уже о том, что эти самые слова, как видите, противоречат обвинениям, (9) которые они предъявляют к Диопейѳесу. Почему в самом деле мы станем дозволять Филиппу все предприятия, лишь бы он не касался Аттики, а Диопейѳес не будет в праве даже помогать ѳракиянам, или же мы скажем, что он поднимает войну?[11] (10) Правда, спорить против этого противники наши не могут, но наемное войско, говорят они, совершает возмутительные насилия, опустошая побережье Геллеспонта, и Диопейѳес беззаконно захватывает торговые суда, чего никак нельзя дозволять. Пускай так, - допустим; я не возражаю. Однако, если ораторы подают такой совет искренно, во имя строгой справедливости, я нахожу нужным предложить следующее: стараясь лишить наше государство того войска, которое у него есть, и обвиняя перед вами человека, который доставляет своим воинам деньги, они обязаны доказать, что войско Филиппа точно так же будет распущено, как только вы последуете их совету. Если этого не будет, то смотрите, чего единственно достигают они: они навязывают снова нашему государству то самое поведение, благодаря которому все дела наши пришли в столь жалкое состояние[12]. (11) Вы конечно знаете, что Филипп приобрел перевес над нами больше всего тем, что берется за дело раньше нас. Так, имея постоянное войско всегда при себе и заранее зная, что ему нужно сделать, он внезапно предстает перед народом, который себе наметил; мы, наоборот, тогда только поднимаем суету и начинаем вооружаться, когда прослышим, что случилась какая беда[13]. (12) Отсюда, по-моему, само собою и выходит, что он безмятежно владеет своими завоеваниями, а мы являемся на место слишком поздно, и все наши издержки-только напрасная трата денег, да кроме того, выказывая всю нашу враждебность и наше желание противодействовать врагу, но, принимаясь чересчур поздно за дело, мы только срамим себя.[14] (13) Поймите же, граждане аѳинские, что теперь[15] все, что говорится, - одни россказни и увертки, а в действительности искусная работа ведется к тому, как бы дать возможность Филиппу устроить все по своему желанию без малейшей помехи, пока вы сидите у себя дома, и пока за пределами нашего государства нет никакого войска. (14) В самом деле, поглядите прежде всего, что творится. Именно теперь Филипп безвыходно проживает во Ѳракии во главе сильного войска[16] и вызывает большие подкрепления из Македонии и Ѳессалии, как сообщают тамошние жители[17]. И вот, когда, выждавши пассатов[18], он подойдет к Византии[19] и станет осаждать ее, прежде всего полагаете ли вы, что византийцы и тогда будут упорствовать в своем безрассудстве, как теперь, и что они не обратятся к вам и не попросят у вас помощи? Я этого не думаю. (15) Напротив: если есть народ, которому они доверяют меньше еще, нежели нам, то, по-моему, они охотнее примут его в свои стены, нежели передадут город Филиппу, если только он не успеет овладеть им заблаговременно. Так как мы не сможем в то время выйти в море от наших берегов[20], и так как в тех местах у нас не будет в наличности вспомогательного войска, то гибель византийцев неизбежна[21]. Скажут, и по заслугам[22], потому что народ этот одержим безумием, что безрассудство его не знает меры. Это верно, и все-таки он должен уцелеть: (16) того требуют выгоды нашего государства. Далее[23], мы не уверены также, - и это важнее, - что враг не пойдет на Херсонес. Наоборот: если судить по письму, которое вы от него получили, он угрожает мщением херсонесцам[24]. Поэтому, если есть там готовое войско, оно и страну эту сможет защитить, и сумеет тревожить владения Филиппа. (17) С другой стороны, что мы станем делать, раз только тамошнее войско будет распущено, и он пойдет на Херсонес, "Да ведь мы будем судить Диопейѳеса!" Но какая от того польза государству? "Мы могли бы отсюда подать помощь". А если мы этого не сможем по причине ветров? "Да наверное он и не пойдет на Херсонес". Кто же поручится за это?[25] (18) Неужели, граждане аѳинские, вы не знаете и не принимаете в соображение поры года, до наступления которой иные ораторы находят нужным удалить вас от Геллеспонта и предоставить его Филиппу?[26] А что, если, возвратившись из Ѳракии, не нападая ни на Херсонес, ни на Византию, он обрушится, - подумайте и об этом, - на Халкиду[27] и Мегару, как недавно еще он напал на Орей, выгоднее ли для вас обороняться против него поблизости отсюда и дать войне подойти к Аттике, или же создавать ему затруднения в тех местах?[28] По-моему, выгоднее последнее.
(19) Так как все вы знаете это и понимаете, то, разумеется, не только не должны порочить и распускать войско, которое Диопейѳес старается содержать для нашего государства, но должны собрать еще другое войско, из самих граждан, а равно помогать Дионейѳесу в приискании денег и во всем прочем дружески ему содействовать.[29] (20) В самом деле, пускай кто-нибудь спросил бы Филиппа: "Что тебе желательнее: чтобы у воинов, находящихся теперь под начальством Диопейѳеса, - каковы они ни есть, я не защищаю их[30], - было всего вдоволь, они пользовались бы доброй славой у аѳинян и при участии государства увеличивались в числе, или чтобы это войско, по вине каких-нибудь клеветников и обличителей, рассеялось и исчезло?" Полагаю, он выбрал бы второе. Значит, то самое, о чем Филипп готов был бы молить богов, некоторые из нас уготовляют ему здесь? И вы еще доискиваетесь, откуда нынешнее бедственное положение нашего государства решительно во всем!
(21) Теперь я намерен со всею откровенностью потребовать у вас отчета в настоящем положении государства и рассмотреть, что мы делаем сами[31], и как мы относимся к нашим делам. Мы не желаем ни облагать военною данью наши имущества[32], ни нести самолично военную службу; мы не в силах отказаться от государственных денег[33], не даем Диопейѳесу из сборов с союзников[34]; мы, наконец, не одобряем и того, что Диопейѳсе сам для себя добывает средства; (22) напротив, мы порочим его и доискиваемся, на какие средства и что он намерен делать, и тому подобное. Благодаря такому настроению, мы не имеем в себе решимости исполнять лежащий на нас долг. Правда, на словах мы превозносим ораторов, речи которых отвечают достоинству государства, а в действительности оказываем поддержку их противникам[35]. (23) Так, каждого оратора, который только выступает с речью, вы обыкновенно спрашиваете: "Что же нам делать?" А я вас спрошу: "Что нам предлагать? Если вы не решитесь ни облагать ваши имущества данью, ни самолично нести военную службу, ни отказаться от государственных денег, ни давать из сборов с союзников, не дозволите ему самому добывать для себя средства, не решитесь исполнять лежащий на вас долг, - я не знаю, что предлагать". В самом деле, что можно бы предложить, когда вы даете полнейший простор ораторам, склонным к обвинениям и клевете, когда вы оказываете даже внимание преждевременным жалобам ораторов на то, что, но словам их, Диопейѳсе намерен еще предпринять?
(24) Что может получиться от такого образа действий[36], кое-кому из вас[37] следует узнать это, и я скажу откровенно, да говорить иначе я и не сумел бы. Все военачальники, какие только от вас выходят в море, берут деньги с хиосцев, ериѳриян[38] и других народов, с кого кто может: я разумею народы Азии, - и если говорю неправду, готов назначить себе какое угодно наказание[39]; (25) который из военачальников располагает одним··двумя кораблями, тот берет меньше денег, при большем числе кораблей-больше. Но мало ли дают дающие или много, они дают не даром; не настолько же они глупы. Ценою подачек они покупают свободу плавания для своих купцов, неприкосновенность их грузов, охрану своих торговых судов проводниками и тому подобные выгоды. При этом говорится, что они дают из расположения[40]: (26) так эти поборы и называются. Теперь до очевидности ясно, что все эти народы будут давать деньги и Диопейѳесу, раз у него есть войско, Из какого же иного источника вы предлагаете добывать средства па содержание войска военачальнику, который от вас ничего не получает па уплату жалованья воинам? Не с неба ли? Нет, конечно. Он влачит свое существование на то, что собирает подаянием, выпрашиванием и займами[41]. (27) Чем же занимаются среди вас обличители? Они всем и каждому твердят только, что не следует ничего давать Диопейѳесу, так как он должен понести наказание[42], если не за насилие или любостяжение, то за намерение учинить то или другое. Вот к чему сводятся их россказни: "Он собирается осаждать эллинов, отдать их на жертву своим солдатам". Наверное, любой из обличителей скорбит душою об азиатских эллинах?.. Однако они могли бы быть хорошими радетелями за всех, только не за свое отечество...[43] (28) Россказни эти сводятся также к требованию отправить в Геллеспонт другого военачальника[44]. Между тем, если Диопейѳес совершает насилия, грабит торговые суда, то все это, граждане аѳинские, может быть приостановлено крошечной дощечкой[45], и наши законы повелевают привлекать виновных в том к ответственности перед государством[46], а вовсе уж не устраивать дорого стоящий надзор за нами самими при помощи столь многочисленных триер: это было бы верхом безумия. (29) Против тех врагов, которых невозможно подчинить действию законов, необходимо и должно содержать войско, отправлять триеры, собирать дань с наших имуществ, а против нас самих требуются народное определение, жалобы народному собранию, парал[47]. Так и поступали бы люди благомыслящие, а то, что делают теперь наши ораторы, прилично злостным[48] губителям государства. (30) Возмутительно, конечно, что среди обличителей есть такие люди[49], но еще более возмутительно ваше нынешнее настроение, то, что вы, наши слушатели, тотчас соглашаетесь и шумно выражаете ваше одобрение, как только кто из ораторов скажет, что виновник наших бед Диопейѳес или Харет, или Аристофонт[50], или вообще кто-либо из наших сограждан. (31) Наоборот, когда кто-нибудь из ораторов выступит с правдивым словом и скажет: "Вы говорите вздор, аѳиняне: Филипп - виновник всех наших бед и нынешних затруднений, потому что, соблюдай он мир, наше государство не имело бы никаких забот". Вы будете не в состоянии опровергнуть справедливое заявление, но, как мне кажется, станете роптать и как бы ощущать потерю чего-то. (32) Вот и источник такого отношения, - именем богов, простите меня за откровенность, когда я ратую за высшее благо государства: некоторые из руководителей ваших сделали вас грозными и непреклонными в народных собраниях, малодушными и жалкими в сборах к войне. Поэтому, если кто назовет виновным человека, которого вы наверное можете схватить среди вас, вы соглашаетесь и готовы наказать его; но если виновным назовут такого человека, покарать которого вы можете только победою над ним в войне, вы, как я вижу, не знаете, что делать, и, когда изобличают вашу беспомощность, ропщете. (33) На самом деле, граждане аѳинские, всем решительно нашим руководителям следовало бы поступать обратно тому, как они поступают теперь: приучать вас к уступчивости и великодушию в народных собраниях, потому что здесь идет речь о правах ваших собственных и ваших союзников; зато в сборах к войне они обязаны были бы научить вас быть грозными и непреклонными, потому что борьба с оружием в руках ведется против врагов и соперников.[51] (34) Между тем в настоящее время угодничеством вождей и их непомерною льстивостью вы так избалованы, что в народных собраниях бываете заносчивы, поддаетесь лести, потому что желаете слушать только приятное, а перед действительными затруднениями, перед лицом событий откладываете борьбу до последней крайности. Допустим, в самом деле, что эллины потребуют от вас отчета в тех упущениях, какие до сих пор сделаны вами по нерадивости, и скажут вам: (35) "Граждане аѳинские, вы каждый раз досылаете к нам послов, твердите, что Филипп злоумышляет на вас и всех эллинов[52], что необходимо принимать меры предосторожности против этого человека, я тому подобное", и мы действительно так поступаем, и, разумеется само собою, оставалось бы только подтвердить такое обращение и согласиться с ним. "И в то же время, пока человек этот в течение десяти месяцев[53] был связан по рукам и по ногам болезнью, зимней стужей и войнами, так что не имел бы возможности вернуться домой, вы, малодушнейший из народов, не освободили Евбеи[54], и из ваших собственных владений не возвратили себе ничего. (36) Он, же, пока вы сидели дома, пользовались досугом, наслаждались здоровьем, - если можно назвать здоровыми людей, ведущих себя подобным образом, - посадил на Евбее двух самовластных правителей[55], при чем один из них угрожает противолежащей Аттике, (37) а другой Скиаѳу, и вы не избавили себя даже от этой обузы, если уже не желали сделать ничего больше[56], и оставались равнодушны. Очевидно, вы ему уступили ваше место[57] и показали, что не шевельнетесь больше, умри он хоть десять раз[58]. Зачем же вы посылаете посольства, жалуетесь, беспокоите нас?" На такую речь, если она будет, что мы скажем? Что можем возразить, граждане аѳинские? По-моему, ничего.
(38) Есть, впрочем, граждане аѳинские, люди, рассчитывающие смутить оратора вопросом: "Что же делать?"[59] Им дам я ответ вполне заслуженный и точный: не делать того, что теперь. Однако не ограничусь этим и разъясню подробно и тщательно; только пускай вопрошающие действуют столь же отважно, как задают вопрос. (39) Прежде всего, граждане аѳинские, вы должны твердо убедиться, что Филипп ведет войну с нашим государством, и что мир им нарушен, - перестаньте обвинять в этом друг друга, - далее, что он ненавистник и враг всего нашего государства до самого его основания[60], (40) прибавлю-враг и всех жителей нашего государства, пе исключая тех, кто воображает, что пользуется величайшим его расположением: пускай только вспомнят они об олинѳянах Евѳикрате и Ласѳене, которые тоже считали себя его нежнейшими друзьями, и когда предали свой город, позорнейше сгинули[61]. Однако ему ненавистны больше всего наши свободные учреждения, и нет ни единого предмета в государстве, который с такою страстностью он желал бы уничтожить, как наши учреждения[62]. (41) И, говоря правду, он в этом отношении действует последовательно. Ему ведь прекрасно известно, что, покори он своей власти все народы, прочно владеть чем-либо он не будет до тех пор, пока у вас существует народное управление, но что при первой же неудаче, - а неудачи часто постигают человека, - все, насильственно им скованное, обратится к вам, у вас будет искать убежища[63].
(42) В самом деле, вам от природы присуще благородное стремление не к завоеваниям и господству, но к удержанию всякого другого от захватов и к отторжению сделанных завоеваний, тоже учиненных кем-либо; вообще вы склонны обуздать жаждущих господства и всем народам возвратить свободу. Вот почему ему не желательно, и весьма не желательно, чтобы царящая у вас свобода подстерегала его неудачи, и он рассуждает правильно и здраво. (43) Итак, необходимо прежде всего[64] признать в нем непримиримого врага народного управления, потому что, пока вы не проникнетесь этой мыслью, у вас не будет решимости заняться ревностно военным делом. Потом, вы должны сознать ясно, что все, что он теперь затевает и над чем работает, подготовляется против нашего государства, и всякий, кто где бы то ни было борется против него, борется здесь, за нас[65]. (44) По крайней мере, нет такого глупца, чтобы поверить, будто предметом вожделений Филиппа служат злосчастные местности Ѳракии, - иначе нельзя назвать Дронгил, Кабилу, Мастейру[66] и те местности, которые он теперь забирает и приспособляет[67], - будто он из-за обладания ими переносит труды, стужу[68] и подвергает себя величайшим опасностям, (45) будто его не соблазняют аѳинские гавани, верфи, триеры, серебряные рудники и обильные доходы, но оставляя все это в ваших руках, он проводит зиму в пропасти[69] будто бы из-за проса и полбы, что хранятся в ѳракийских ямах[70]. Нет, наоборот: ради обладания нашими сокровищами он совершает и завоевания, упомянутые выше, и все другие.
(46) Как же надлежит вам действовать, если вы народ рассудительный? Зная это и понимая, вы должны совлечь с себя нынешнюю беспечность необычайную и беспримерную, вносить деньги на военные нужды и приглашать к тому же союзников, заботиться о сохранении в целости существующего постоянного войска[71] и принимать меры к тому, чтобы у вас было и собственное войско, готовое охранять неприкосновенность всех эллинов и помогать им подобно тому, как ваш противник держит наготове войска для угнетения и порабощения всех эллинов. (47) Действительно, располагая вспомогательными отрядами, нельзя никогда ничего сделать путного; необходимо снарядить правильное войско[72], доставить ему продовольствие, дать казнохранителей и государственных рабов, и вообще, принявши все меры самого бережливого расходования сумм, от распорядителей требовать отчетности в деньгах, а от полководца - в военных действиях. Раз только вы поступите таким образом и уже тогда решите соблюдать, как следует, справедливый мир, вы или принудите Филиппа оставаться в пределах собственных его владений, что было бы всего лучше, или будете вести войну с ним в одинаковых условиях.
(48) Если кому-либо кажется, что это потребует огромных затрат, большего напряжения сил и хлопот, то он ничуть не ошибается; но взвесивши последствия, угрожающие нашему государству в случае отречения от такого образа действий, он найдет, что нам выгодно по собственному почину сделать, что следует. (49) Если кто из богов, - не из людей, потому что ни один человек не может быть надежным поручителем в столь важном деле, - поручится за то, что Филипп не кончит нападением на вас самих, при вашем бездействии и безучастном отношении ко всему, клянусь Зевсом и всеми богами, постыдно, не достойно вас, не достойно славы государства в настоящем и подвигов наших предков обречь всех эллинов на порабощение нашей нерадивостью, - и я скорее бы умер, чем дал такой совет. Но если кто другой предлагает это и вы разделяете его мнение, пускай так: не защищайтесь, предоставьте все на волю судьбы... (50) Конечно, думы ваши не таковы; нет, все мы заранее знаем, что чем больше он захватит в свои руки, тем более упорного и могущественного врага мы будем иметь в нем. Но зачем мы уклоняемся от борьбы?[73] Почему медлим? Когда, граждане аѳинские, мы решимся исполнять наш долг? Скажут, наверное, когда будет нужно. (51) Но то, что называется нуждою народа свободного, не только уже настало, но и давно прошло, а об отвращении от нас нужды рабов следует молиться богам. Нем же отличается одна нужда от другой? Тем, что для человека свободного крайняя нужда - это стыд за то, что творится кругом, и более тяжкой нужды я и назвать не могу, а для раба - побои и телесные истязания: даже упоминать о такой нужде не пристойно[74].
(52) В другое время[75] я бы охотно рассказал и выяснил все способы действия, какими иные граждане ведут наше государство к гибели, но остановлюсь на одном: чуть только речь коснется наших отношений к Филиппу, как тотчас поднимается кто-либо с места и говорит: "Какое благо жить в мире, и как тяжело содержать большое войско", или: "Иным желательно расхищать нашу казну"[76], и тому подобные речи, с помощью которых они замедляют ваши действия, а ему дают возможность спокойно делать, что он хочет.[77] (53) Отсюда получается для вас сладостный досуг и полное бездействие в настоящем, за каковые блага, боюсь я, вы когда-нибудь дорого поплатитесь, а для ораторов за это самое ваше благоволение получается еще и денежная награда. По-моему, не вас нужно склонять к миру, потому что вы и без того сидите смирнехонько, но того, кто занят военными предприятиями: пускай бы только он склонился к этому, а вы уже готовы. (54) Потом, тягостными нужно считать не затраты, какие бы нам ни пришлось сделать ради нашего благополучия, по те бедствия, какие на нас обрушатся, если мы откажемся от затрат. Наконец, против возможного расхищения казны следует предложить надежные меры охраны, а не жертвовать государственным благом. (55) Впрочем, граждане аѳинские, меня приводит в негодование, когда тот или другой из вас смущается при одной мысли о расхищении нашей казны в будущем, хотя в вашей власти и предупредить расхищение, и наказать виновных в нем[78], и в то же время не смущается, когда Филипп при нынешних условиях грабительски забирает себе кусок за куском всю Элладу, и этим грабежом прокладывает себе дорогу к нам.
(56) Откуда происходит, граждане аѳинские, что до сих пор ни один из этих ораторов не назвал виновником войны человека, который столь явно совершает походы, насилия, завладевает городами, напротив, в возбуждении войны они обвиняют тех, кто советует не допускать до этого и не оставаться безучастными? (57) Я объясню. Они рассчитывают обратить ваш гнев, который наверное последует в случае недовольства войною, на ораторов, предлагающих вам благодетельнейшие меры[79]. Они делают это с целью занять вас судом над обвиняемыми ораторами и отвлечь от борьбы с Филиппом, чтобы самим выступить обвинителями во избежание собственной ответственности перед судом за нынешний образ действий. Таков смысл их речей, будто несколько человек желают навязать вам войну, и такова цель настоящего препирательства[80]. (58) Между тем мне известно в точности, что никто из аѳинян еще и не предлагал войны, когда Филипп имел в своих руках многие владения нашего государства[81], а теперь отправил вспомогательный отряд в Кардию. Конечно, если мы желаем скрывать, что он ведет войну с нами, то было бы величайшим безумием стараться убедить нас в этом. (59) Но что мы скажем тогда, когда он пойдет войною на нас самих?[82]
Ведь он и тогда будет утверждать, что не ведет войны, как он говорил это орейцам, хотя его войско находилось на их земле, а раньше фереянам, хотя брал приступом их стены, еще раньше олинѳянам[83], пока не появился с войском на их собственной земле[84]. Неужели и тогда мы будем говорить, что поднимают войну ораторы, предлагающие самооборону? Нет, остается идти в рабство, потому что нет середины между отречением от самозащиты и невозможностью жить в мире. (60) Кроме того, нам угрожает опасность[85], неодинаковая с прочими эллинами, потому что намерение Филиппа не подчинить своей власти наше государство, но уничтожить его бесповоротно. Он твердо убежден, что пребывать в рабстве вы не согласитесь, а если бы и согласились, то не сумеете быть рабами, так как привыкли быть господами[86], но будете в состоянии больше всякого другого народа причинить ему затруднения.
(61) Итак, вы должны понять, что борьба идет как бы за самое существование наше, а потому людей, продавших себя врагу, вы должны преследовать ненавистью и засечь палками на смерть[87].
Действительно, невозможно, никак невозможно одолеть внешних врагов, пока не понесут от вас кары враги, обретающиеся в недрах самого государства. (62) Почему, думаете вы, он теперь издевается над вами?[88] По-моему, именно, издевается, и только. Почему прочие народы он по крайней мере старается обманывать благодеяниями, а вам только угрожает? Например, ѳессалийцев он завел в нынешнее рабское состояние при помощи обильных даров[89]; потом, нельзя было бы и перечислить всех обманов его по отношению к жалким олинѳянам, (63) когда он задобрил их Потидеей и многим другим[90]; теперь он соблазняет ѳивян передачею им Беотии[91] и избавлением их от продолжительной тягостной войны. Таким образом, каждый из названных народов извлек для себя кое-какие выгоды и за то или уже терпит бедствия, всем известные, или испытает их когда-нибудь в будущем. Между тем, что касается вас, сколько обманов было допущено им при самом заключении настоящего мира, сколько при этом было у вас отнято, не говоря о том, что отнималось раньше! (64) Разве он не лишил вас фокидян, Пил, Ѳракийского побережья, Дориска, Серрия,[92] самого Керсоблепта[93]? Разве он теперь не держит в своей власти город кардиев, не отрицая этого сам? Почему же он обращается с вами не так, как с прочими народами? Потому что из всех государств только в вашем дозволяется безнаказанно выступать на защиту ваших врагов[94], потому что у вас человек подкупленный может без всякой опасности для себя говорить перед вами, хотя бы у вас отняли вашу собственность[95]. (65) В Олинѳе было бы не безопасно отстаивать дело Филиппа, если бы олинѳский народ не получил Потидеи в пользование и тем самым не принял участия в подачках[96]. Было бы не безопасно отстаивать дело Филиппа в Ѳессалии, если бы и ѳессалийский народ не получил доли благ, когда Филипп изгнал ферских владык и возвратил им пилийское собрание[97]. (66) Не безопасно это было и в Ѳивах раньше передачи ѳивянам Беотии и уничтожения фокидян[98]. Единственно в Аѳинах безопасно держать речь в пользу Филиппа, хотя он не только отнял у вас Амфиполь и кардийскую область, но Евбею обратил в твердыню против вас, а теперь собирается идти на Византию[99]. Зато иные из этих ораторов превращаются быстро из бедняков в богачей, из темных и безвестных людей в почетные знаменитости[100], а вы, наоборот, из народа славного превращаетесь в бесславный, из богатого в бедный: государственным богатством, на мой, по крайней мере, взгляд, следует считать союзников, доверие, благорасположение, а всего этого вам недостает. (67) Благодаря вашему равнодушию к этим благам и вашему безучастию к тому, что делается, противник ваш счастлив, могуществен, страшен для всех эллинов и инородцев, вы же одиноки и унижены, блистаете изобилием товара, а средствами к войне бедны до смешного[101].
Я вижу, что некоторые из наших ораторов имеют одни советы для вас и другие для себя. Так, вам они предлагают оставаться в покое, хотя бы вас оскорбляли, а сами не могут вблизи вас оставаться без дела, хотя бы их никто не оскорблял. (68) И вот иной из них, выступивши в собрании, говорит: "Да ты не решаешься входить с предложением, подвергать себя опасности; ты робок и труслив"[102]. Правда, я не дерзок, не нагл, не бесстыден и не желаю быть таким; тем не менее считаю себя более мужественным, нежели многие из вождей, со слепою отвагой ведущие ваши государственные дела. (69) Всякий, граждане аѳинские, кто выгодами государства пренебрегает, занимается привлечениями к суду, отбирает в казну имущества, раздает государственные деньги[103], возбуждает обвинения и поступает так не из мужества, но потому, что угодничеством (70) перед вами в речах и поступках обеспечил себе неприкосновенность, - всякий такой человек нагл безнаказанно[104]; наоборот, кто во имя общественного блага часто идет наперекор вашему настроению, никогда не говорит из лести, в своих речах неизменно преследует общественное благо и предпочитает такие планы государственной деятельности, где расчет значит меньше, нежели удача[105], но в обоих случаях принимает на себя ответственность перед вами, - этот-то человек и есть мужественный; полезен подобный гражданин, а вовсе не тот, кто ради скоропреходящей милости жертвует высшим благом государства. Я так мало завидую подобным людям и считаю их столь мало достойными нашего государства, что, если бы спросили меня: "Ну, что полезного сделал ты нашему государству", - я, имея возможность назвать снаряжение триер и хоров, денежные взносы на военное дело, освобождение пленных[106] и другие подобные услуги, (71) не назвал бы ничего этого, но ответил бы, что в моей государственной деятельности нет ничего похожего на их образ действий, что, напротив, хотя я и сумел бы подобно другим возбуждать обвинения, угодничать, забирать в казну состояния и вообще вести себя так, как эти ораторы, однако никогда не брался ни за одно из подобных занятий, никогда не поддавался ни корысти, ни честолюбию, но не перестаю выступать с такими советами, которые обрекают меня на более скромное положение у вас, нежели многих других, но которые способны были бы приумножить ваше значение, (72) если б вы им следовали. Полагаю, я мог бы сказать это без хвастовства, и мне кажется, честному гражданину не подобает изыскивать такие способы ведения государственных дел, которые сразу поставили бы меня превыше всех, а вас низвели бы ниже всех прочих народов. Нет, образ действий граждан достойных должен увеличивать и благополучие государства, и все мы обязаны предлагать меры благодетельнейшие, а не удобнейшие: эти последние внушаются самой природой, а первые обязан разъяснить и к принятию их побудить слушателей достойный гражданин.
(73) Кое от кого я слышал уже упрек в таком роде, будто я говорю всегда прекрасно, но что кроме слов вы ничего другого от меня не имеете, тогда как государству нужны дела и подвиги. Мнение свое по этому поводу я выскажу откровенно. По-моему, дело - советчика сводится не к чему иному, как только к подаче полезнейшего совета. Что это действительно так, я надеюсь без труда доказать.
(74) Вы конечно помните, как известный всем Тимоѳей говорил некогда в собрания, что необходимо помочь евбеянам и спасти их, когда ѳивяне посягали на их свободу, и сказал приблизительно следующее: "Когда ѳивяне занимают остров, вы еще совещаетесь, как поступить, и что делать? И вы, граждане аѳинские, не покроете моря триерами? Вы не подниметесь тотчас с ваших мест и не устремитесь в Пирей? (75) Не спустите кораблей на море?" Так сказал Тимоѳей, а вы привели слова его в действие; последствием того и другого была победа. Предположим однако, что Тимоѳей сделал бы великолепное предложение, каким оно и было на самом деле, но вы бы по малодушию остались глухи к его внушению, разве получились бы для нашего государства такие последствия, как тогда? Нет, конечно. Так и в настоящем случае: подвигов требуйте от себя самих, а от оратора умения предложить полезнейший совет.
(76) Собираясь подвести итог моим советам и сойти с возвышения, я советую вам облагать имущества данью, существующее войско держать в сборе, устранить недочеты, какие вы находите, не распуская всего войска из-за жалоб на какие бы то ни было частности, отправлять всюду посольства для уведомления, увещания, для переговоров. Но прежде всего карайте людей, которые дают подкупать себя и делам нашим сообщают ложное направление; повсюду преследуйте их вашим негодованием; пускай все видят, что граждане добрые и честно себя ведущие избрали благую часть как для себя, так и для остальных граждан. (77) Раз только вы так поведете ваши дела, откинете ваше безучастие ко всему, то, быть может, и теперь еще наступит поворот к лучшему. Но если будете сидеть сложа руки и проявлять вашу ревность только в шумном выражении сочувствия н похвалы и, наоборот, будете прятаться от борьбы, когда необходимо действовать, то я не знаю, какая речь в состоянии будет спасти наше государство, если не будете делать того, что следует.


[1] вам… народу ὑμᾶς, ἄ. Ἀ.,τοὺς πολλούς. По определению Ѳукидида, в народном государстве (δημοϰϱατία), каковым были Аѳины, верховная власть принадлежит народному большинству (οἱ πολλοί).
[2] положение… Ѳракии, то отношение, в каком находились дела аѳинян на Херсонесе и ряд завоеваний Филиппа во Ѳракии. Эти завоевания приближали Ф. к Геллеспонту, проходу в Понт, а Понт был житницей Аѳин. Уже по Филократову миру Ф. получил в виде союза с Кардией точку опоры на самом Херсонесе. В 342 г. Ф. вторгся во Ѳракию с целью окончательного её покорения; послал сюда колонистов, заложил укрепления. В 341 г., когда Ѳракия была покорена, он обратился против эллинских городов, Византии и Перинѳа·.
[3] несомненный враг, ἐχϑϱὸς ὑπάϱχων, в противоположность Диопейѳесу, о поведении которого возможны еще разные мнения. Виновность Ф. изобличалась всем известными завоеваниями, подготовлявшими нападение на Аттику.
[4] смятением ϑοϱύβοις, которое своими обвинениями против Диопейѳеса и подобными производили сторонники мирной политики во что бы то ни стало.
[5] Во вступлении оратор с первых же слов твердо и обстоятельно выясняет свою точку зрения на поведение Диопейѳеса. Не это поведение должно занимать собою аѳинский народ в данное время; авторитет народа нисколько не пострадает, и обвиняемый не избегнет наказания, если рассмотрение жалоб на него будет отложено. Но государству предстоит потерпеть тяжкие утраты, если оно не предупредит Филиппа военными действиями. Д. разом сворачивает прения с той почвы личных пререканий и обвинений, на какой держали их противники его и обличители Диопейѳеса; всё внимание слушателей, вся ревность народа, как верховного вершителя государственных дел, должны быть безраздельно обращены на Филиппа, и медлительность в этом направлении пагубна для государства. Первые слова вступления показывают, что на ораторской трибуне по делу Диопейееса раньше Д. говорили многие ораторы. Нее вступление состоит из антитез, чем облегчается всестороннее выяснение основной мысли речи.
[6] в сенате ἐν τῇ βουλῇ, сенат, дума пятисот; заседания его были открыты для публики.
[7] мир. Филократов, от 346 г. ἢ πολεμεῖν ἁπλῶς ἢ τὴν εἰϱήνην ἄγειν, без таких двусмысленных действий, какими друзья Ф. считали военные действия Диопейѳеса. Но Д. находил еще возможным объявлять войну Ф. открыто.
[8] они начертаны и выставлены. Начертанные на столбах или досках договоры выставлялись на площадях в договаривающихся государствах и в других наиболее посещаемых эллинами местностях: в Олимпии, Дельфах, и др. Благодаря этому, нарушение договора Филиппом было очевидно для каждого.
[9] клерухи, отправлены на Херсонес в 343 г., и о нарушении мира Ф. Гегесипп говорил в речи ,,о Галоннесе“, указывая на то, что многие завоевания Ф., направленные против аѳинян, совершены были вскоре после заключения Филократова мира.
[10] Верно… Пирея. Д. в вольной передаче суждений противников обличает явную их несостоятельность, представляет их смешными,
[11] Почему… войну? Если Ф. не должен считаться воюющим с аѳинянами, пока он не вторгается в Аттику, то и аѳинское войско, вторгающееся во Ѳракию, а не в пределы Македонии, не должно считаться воюющим с македонским царем. Диопейѳес ушел из Ѳракии с богатой добычей и жителей некоторых тамошних местностей продал в рабство (XII, 3), что не мешает Д. называть его поход помощью ѳракиянам (βοηϑεῖν), потому что ѳракияне были покорены Ф., а потому появление среди них аѳинского полководца могло рассматриваться, как попытка к освобождению их от македонского ига.
[12] навязывают… состояние. Д. видит в существовании войска Диопейѳеса узду на Ф., и в его действиях начало спасения аѳинской республики, если народ не возвратится к прежнему бездействию.
[13] Так… что–нибудь. Почин и планомерный образ действий Ф. отмечены Д., как важное условие успехов, в IV речи: аѳиняне, но его словам, всегда только следуют рабски за событиями и мечутся из стороны в сторону, куда увлекает их своими предприятиями Ф.. Понятно, что аѳиняне должны всегда запаздывать.
[14] IV, 36.
[15] и теперь τὰ νῦν, как прежде. Ораторы македонской партии изображаются предателями и ловкими интриганами, открыто говорящими одно, а тайком преследующими преступные цели.
[16] § 2.
[17] как… жители, скорее всего клерухи из Ѳракийского побережья или личные корреспонденты Д., сообщавшие ему нужные вести о движениях Ф.
[18] IV, 31. дождавшись пассатов, северо–восточных ветров в Эгейских водах, затруднявших аѳиняням плавание на север в жаркую пору года.
[19] к Византии. Со времени союзнической войны (357—355) Византия находилась во враждебных отношениях с Аѳинами. Византия была демократическая республика, и силу её, главным образом, составляло положение у входа в Черное море. Полиб. IV, 37—44.
[20] По причине пассатов.
[21] Византия имела для эллинов значение ключа к житнице, и Д. предсказывает завоевание этого города Ф., если аѳиняне допустять распущение наемного отряда Диопейѳеса.
[22] по заслугам. Оратор не стесняется в выражениях для осуждения византийцев за их враждебность к аѳинянам и, предлагая помочь им защититься от Ф., он тем самым усиливает важность угрожающей для всех эллинов и в особенности для аѳинян потери.
[23] Далее, — и это важнее, — ϰαὶ μήν, продолжение речи, начатой слов. πϱῶτον (§ 12) с ударением, как на обстоятельстве более важном.
[24] мщением херсонесцам, за вторжение во Ѳракию.
[25] Весь § представляет диалог оратора с воображаемым противником его предложения. Возражения противника опровергаются с помощью ряда вопросов, ответы на которые не подлежат сомнению. Все надежды слушателей, равнодушных к политике или расположенных к сохранению мира, рушатся в этом диалоге.
[26] неужели и проч. Речь наша произнесена очевидно весною 341 г. до P. X., и оратор напоминает о близости лета, когда аѳиняне по причине пассатов будут не в силах помочь Херсонесу.
[27] на Халкиду, город Евбеи, у Еврипа, насупротив Авлиды единственный на о-ве, в котором македонская партия не получила к тому времени преобладания над аѳинской. На Мегары делал покушение Ф. еще в 343 г. Орей, важный город на Евбее, был в .342 г. отдан в руки сторонникам Ф. IX, 17. 59 сл.
[28] А что и проч., третья, наиболее грозная возможность, которая обязывает аѳинян не распускать войско Диопейѳеса.
[29] Вместо привлечения к суду Д. советует и поддержать Диопейѳеса деньгами, и продолжать начатое им дело снабжения государства постоянным войском.
[30] каковы… их. Д, допускает справедливость жалоб на бесчинства наемников Диопейѳеса (§ 9); но рассуждает как политик–практик, имеющий в виду разрешение важнейшей для государства задачи: разбираться в средствах не время.
[31] сами, самолично, рядом с Диопейѳесом, который сумел набрать наемное войско.
[32] I, 20 примечание.
[33] I, 19 примечание.
[34] из сборов с союзников συντάξεις: название союзнических взносов, после пелопоннесской войны сменившее собою прежнее название их (φόϱοι).
[35] в делах, т. е. своим бездействием.
[36] такой образ действии, наше попустительство ораторам, действующим в интересах Ф.
[37] кое–кому из вас, гражданам наивным, по наивности желающим во что бы ни стало сохранить мир. Граждане, сознательно работавшие в пользу Ф., прекрасно понимали, куда ведет их образ действий. Не к этим предателям обращается оратор, но к большинству собрания, перед которым и должны быть ответственны за свое поведение виновные ораторы,
[38] ериѳриян. Город Ериѳры на берегу М. Азии, против Хиоса.
[39] готов… наказание πάσχειν… τιμῶμαι. По аѳинским законам, каждому осужденному предоставлялось самому назначить себе наказание (τιμᾶσϑαι), как это рисуется в Платоновой Апологии Сократа.
[40] из расположения. Как у нас, взятки назывались часто благодарностями.
[41] он влачит… займами. Сочетанием глаголов ἀγείϱειν, πϱοσαιτεῖν оратор желает обрисовать возможно ярче то унизительное положение, в какое сами аѳиняне поставили своего полководца. Под этими жалостливыми словами скрывались грабеж и насилие, которыми запятнало себя войско Диопейѳеса.
[42] давать… наказание. В оригинале игра слов: μηδ᾿ — ἐϰείνῳ διδόναι и δώσοντι δίϰην ничего не давать тому, который сам должен дать ответ и проч.
[43] Однако… отечество: исключительная политика греческих государств. Д. как будто не восстает против вымогательств по отношению к азиатским эллинам, если это требуется выгодами аѳинян; считает сентиментальностью участие некоторых аѳинян к азиатским эллинам.
[44] другого военачальника, для замены Диопейѳеса или для наблюдения за ним. Из последующего видно, что обличители нарочно распространяются о бесчинствах Диопейѳеса, не предлагая простейшего средства к удержанию его от этих бесчинств.
[45] крошечной дощечкой μιϰϱὸν, μιϰϱὸν πινάϰιον, наше: „клочок бумаги“. На дощечке записывалось приглашение к находившемуся за границей обвиняемому в государственном преступлении явиться на суд.
[46] к ответственности перед государством εἰσαγγέλλειν. Термин εἰσαγγελία означает обвинение в тяжком государственном преступлении, причем разбор обвинения не терпел отлагательства. Обвинение подавалось в сенат или в нарядное собрание, которое или решало дело своею властью, или передавало его на суд гелиастов. Латышев, Оч. греч. древн. I, стр.230.
[47] IV, 34 примеч. 29 народное… парал. Заявление народному собранию (εἰσαγγελία) составляло первый акт процесса; народное определение (ψήφισμά) — конец процесса; государственный корабль, парал, доставлял обвиняемого в город. В пелопоннесскую войну за Алкивиадом в Сицилию был отправлен государственный корабль Саламинский. Ѳукид. VI, 58.
[48] злостным ἐπηϱεαζόντων: не столько из своекорыстия делающие зло, сколько из расположения ко злу, из человеконенавистничества. Аристот. Ретор. II, 2.
[49] несколько. Д. не представляет себе „злостными губителями“ государства всех сторонников мирной политики, а только некоторых, подкупленных Ф..
[50] Харет, знаменитый аѳинский полководец наемных войск. Аристофонт из Азении, единомышленник и друг Харета, после 403 г. до P. X. сторонник беотийской политики в Аѳинах и враг Спарта: он 75 раз был безуспешно обвиняем в противозаконности вносимых предложений (γϱαφὴ παϱανόμων). До 341 г., к которому относится наша речь, он должен был выступать против Ф..
[51] Д. изображает дело Диопейѳеса, как собственное дело самих аѳинян, и потому приглашает собрание к снисходительности и участию. Ф. напротив представляется инородцем — врагом, относительно которого оратор предлагает упорную и беспощадную борьбу на поле войны. Ораторы изменники настраивают аѳинян как раз, в обратном смысле.
[52] злоумышляет… эллинов. Д. говорил об этом много раз, как видно из предыдущих речей.
[53] § 2.
[54] IV, 5. не освободили Евбеи. Уже с 348 г. утвердилось влияние Ф. на Евбее: многие тамошние города вошли в союз с ним.
[55] двух владык (τυϱάννους): Клитарха в Еретрии, в южной части о-ва, насупротив Аттики, и Филистида в Орее, на северной оконечности Евбеи, ввиду аѳинского о-вка Скиаѳа.
[56] если уж… больше: воспользоваться затруднительным положением противника и отнять у него кое — что из прежних завоеваний.
[57] вы… место ἀφέστατε αὐτῷ: отказались в его пользу от первенствующей роли в Элладе.
[58] IV, 12.
[59] § 23.
[60] до самого его основания τῷ τῆς πόλεως ἐδάφει, потому что желает стеречь его с лица земли, как он поступил с Олинѳом. Д. многократно называет государство (ἡ πόλις) для того, чтобы положить конец всем пререканиям и взаимным обвинениям (ϰατηγοϱοῦντες ἀλλήλων) и поднять всех аѳинян без исключения на борьбу с общим беспощадным врагом государства.
[61] сгинули (Евѳикрат и Ласѳен). Предатели не были умерщвлены; они поселились в Македонии, и Евѳикрат был в живых еще после Херонейской битвы (338 г. до P. X.), как видно из речи Гиперида против Демада (фрагм. 80 Бласс). О Ласѳене рассказан Плутархом анекдот, как он жаловался Ф. на то, что его называют предателем, и как пренебрежительно отнесся к атому Ф.. Оратор желает приравнять жалкое положение предателей к гибели.
[62] Однако… учреждения, следовательно, самое уничтожение Аѳин до основания нужно было собственно для уничтожения аѳинской демократии. Как показали последующие события, демократическое устройство эллинских республик было ненавистно не только Ф., но и преемникам Александра, сына его. Где в самом деле, кроме аѳинской демократии, Ф. мог подвергаться такому беспощадному всенародному изобличению?
[63] и все… убежища. Вера оратора в высокое призвание аѳинской республики, как охранительницы свободных политических учреждений, налагала на его речи скорбный отпечаток. С уничтожением Аѳин, каковым угрожали завоевания Ф., как бы должна была исчезнуть единственная опора вольной общественной жизни. Значение аѳинской республики в Элладе в том же смысле рисуется Ѳукидидом. 1, 70. Точка зрения оратора объединяет для борьбы с Ф. не только всех аѳинян, но и прочих эллинов, если они желают сохранить свободу или возвратить себе свободу утраченную.
[64] § 39.
[65] всякий… за нас. В общей картине борьбы эллинов против врага свободы военные действия Диопейѳеса занимают лишь скромное место, и с этой точки зрения они и не нуждаются в оправдании. Намек на Диопейѳеса в словах „где бы то ни было“ ὅπου.
[66] Дрогил… Мастейру: два первые местечка называются еще последующими писателями без точного указания их положения; третье никем другим не упоминается.
[67] приспособляет ϰατασϰευάζεται. Мы не видим оснований к удалению этого слова из текста. Д. обращает внимание на то, что Ф. не только захватываешь эти местечки, но еще занимается и оборудованием их для военных целей.
[68] Стужу, Ф. всю зиму проводил во Ѳракии для обеспечения за собою тамошних завоеваний.
[69] в пропасти ἐν τῷ βαϱάϑϱῳ: так называлось место казни преступников в Аѳинах: Д. старается дать аѳинянам возможно живее почувствовать лишения Ф.. В основе метафоры лежит наблюдение, что ѳракийские полудикие народны укрывались от зимней стужи в искусственных пещерах, defossi specus (Вергилия Георг. III, 376).
[70] во ѳракийских ямах ἐν τοῖς Θϱαϰίοις σειϱοῖς. По словам Варрона, некоторые народы, в пример коих он называет жителей Каппадокии и Ѳракии, сохраняют хлеб в зерне в подземельях, которые называют σειϱούς (de re rust. I, 57). Вейль указывает на франц. слово silo яма для хранения зерна, перешедшее из испанского и представляющее транскрипцию лат. sirus.
[71] существующего постоянного войска, Диопейѳеса.
[72] вспомогательными… войско: спешно набранные наемные отряды (βοήϑειαί) оратор противополагает правильно организованной военной силе (δύναμις). Только тогда и можно будет требовать денежной отчетности от распорядителей хозяйственною частью и от полководца; только тогда можно будет сделать свободно выбор между войною и миром.
[73] зачем… борьбы? ποῖ ἀναδυόμεϑα: выражение метафорическое о борцах, которые из страха перед противником заливаются (ἀναδύεσϑαι) в толпу.
[74] для раба… не пристойно: оскорбления действием, телесные наказания были не совместимы со званием свободного человека, гражданина. Насильственное обращение Ф. с аѳинянами представлялось Д. оскорбительным для граждан свободной республики, как бы низводившим их до положения рабов.
[75] В другое время, прибавлено в переводе ввиду условности выражения в оригинале.
[76] расхищать… казну διαϱπάζειν τὰ χϱήματα: войны служили к обогащению некоторых граждан на счет государственной казны. Эсхин, II, 161.
[77] § 8.
[78] § 47.
[79] обратить… меры. Д. предвидит, что в случае недовольства граждан войною сторонники мира напомнят, как они ратовали за сохранение мира, и виновниками военных неудач будут выставлять ораторов, защищавших Диопейѳеса и тем самым будто бы навязавших войну республике.
[80] препирательство: в праве ли был Диопейѳес вторгнуться во Ѳракию, не нарушая мира, тогда как Ф. совершал вторжения в одну страну за другою.
[81] На Ѳракийском побережье.
[82] § 49.
[83] орейцам… олинѳянам. Около 343 г. Орей был взят македонским полководцем Парменионом, благодаря измене Евфрая. В 344 г. были взяты Ф. Феры в Ѳессалии (VII, 32 IX, 12); в 349 г. открыты военные действия Ф. против олинѳян. В хронологическом порядке те же события перечислены в III речи против Филиппа. IX, 11.
[84] IX, 11—12, 59—61.
[85] опасность: для остальных эллинов утратить независимость, для аѳинян — перестать существовать.
[86] привыкли быть господами ἄϱχειν — εἰώϑατε, находится, повидимому, в противоречии с словами § 42, что аѳиняне по природе не склонны к господству (ϰατασχεῖν ἀϱχήν). Но в этом последнем месте речь идет о захвате власти над другими народами, а в первом об аѳинском самоуправлении, где верховная власть воплощена во всенародном вече, где господином в государстве был сам народ, и никто другой.
[87] засечь ἀποτυμπανίσαι: засекание палками на смерть применялось в старину к преступникам, обреченным на смерть.
[88] издевается ὑβϱίξειν: оскорбительнейшее обращение, какое только могло быть для народа свободного, не имевшего над собою никакой другой власти.
[89] ѳессалийцев… даров. Ѳессалийцы получили от него председательство в собрании амфиктионов, надзор за дельфийским святилищем, Магнесию, Никею.
[90] I, 9. II. 14. VI, 20.
[91] ѳивян… Беотии. Под Беотией разумеются переданные ѳивянам города: Орхомен, Коронея, Карсии, а под войною — фокидская, или третья священная война. Здесь и ниже перечисляемые факты рассмотрены в речи „О Галоннесе“.
[92] фокидян и проч. Фокидяне, союзники аѳинян, были политически уничтожены Филиппом. Д. обыкновенно упоминает названные здесь города, когда касается вторжений Ф. в приморскую Ѳракию (VII, 37. IX, 15. XVIII, 27. 70. XIX 156).
[93] Керсоблепта, союзный с аѳинянами ѳракийский владыка, подвергся нападению Ф. во время самых переговоров о мире и даже после того, как аѳиняне клятвою утвердили мирный договор; он был лишен большей части своих владений, а в 342 г. (ол. CIX, 2) окончательно покорен.
[94] за врагов. В комментарии к этому месту Реданц замечает, что столь предосудительное с греческой точки зрения поведение согласуется с высшим требованием христианской морали. Так–ли? Христианская церковь также молится „о покорении под нозе врагов и супостатов“.
[95] человек… собственность: Ф. подкупает некоторых аѳинских ораторов на деньги, которые он грабит у самих аѳинян, и те же ораторы безнаказанно защищают Ф..
[96] если бы… подачках, вместе с подкупленными им олигархами, прежде всего с Евѳикратом и Ласѳеном.
[97] V, 23.
[98] V, 20 22.
[99] § 36 примеч. на Византию, года полтора спустя Ф. осуществил свое намерение.
[100] VII, 29
[101] X, 49. оставаться… оскорблял. Д. повторяет выражение ἡσυχίαν ἄγειν, играя словами, в применении к республике, которой ораторы предлагают во что бы то ни стало соблюдать существующий мир, и к оратором–советчикам, которые сами не безмолвствуют перед аѳинянами и не бездействуют, но ревностно проводят свою „македонскую“ политику. Предлагая народу не заниматься политикой, они имеют при этом ввиду только политику для них невыгодную.
[102] „Да… труслив“. Д. скрывает в своей речи обращенные к нему упреки противников в том, что против их категорического предложения соблюдать мир Д. не предлагает объявить войну из страха ответственности за предложение. На опущение Д. мотивов упрека указывает γάϱ в оригинале.
[103] 69 раздает… деньги. Явный намек на ораторов, которые подобно Евбулу поощряли выдачу денег из государственной казны, собственно из зрелищных сумм, гражданам на празднества. Срвн. I, 19—20. III, 12. 34—38. Простейшее средство поправить государственные финансы состояло в конфискации имуществ богатых людей (δημεύείν); для этого нужно было привлечь их к суду и добиться соответствующего постановления (χϱίνειν), а тогда из казны выдавать народу деньги на увеселения (διδόναι).
[104] нагл безнаказанно ἀσφαλῶς ϑϱασύς, (т. н. фигура oxymoron), страх наказания не сдерживает его наглости.
[105] расчеты… удача, смелые планы, внушаемые благородными побуждениями, хотя бы и нельзя было рассчитывать на верный успех их.
[106] XIX, 169—70.

Примечания к речи О положении дел на Херсонесе

Дела на Херсонесе вовсе не составляют главного содержания речи, занимая не более 17 параграфов её (4-20) из 77. Оратор не входит в рассмотрение события, послужившего поводом к речи, не дает читателям фактических подробностей дела, которое очевидно вызывало в Аѳинах разноречивейшие толки о военачальнике Диопейѳесе и могло иметь для этого последнего печальный конец. Поведение Диопейѳеса предполагается или хорошо всем известным по существу и не особенно важным, или в частностях своих безразличным. Общая политика аѳинской республики по отношению к Филиппу, ввиду явного его пренебрежения к существующему мирному договору, всецело занимает оратора; удачные военные действия Диопейѳеса на Херсонесе и во Ѳракии, направленные против Филиппа, должны по убеждению оратора служить исходным и руководящим моментом в отношениях аѳинян к их могущественному врагу, неразборчивому в средствах, неутомимому и неуклонно идущему к цели во всех своих предприятиях, а цель эта - упразднение аѳинской демократии и покорение Аѳин. Херсонесские дела были после заключения Филократова мира (346) первым серьезным столкновением аѳинян с Филиппом, и удачи Диопейѳеса, и раздражение македонского царя по этому поводу, оправдываемое его сторонниками в среде аѳинян, оживляли надежды оратора на успех рекомендуемой им политики и вместе с тем обязывали его к возможно более энергическому сопротивлению политическим врагам его в Аѳинах. Для оратора важно было воспользоваться случаем и защитить тот образ действий, пример которому подавал Диопейѳес, изобличить в то же время негодность политики противников, их предательское своекорыстие и продажность. Демосѳен соглашается, что Диопейѳес враждебными действиями против Филиппа в его ѳракийских владениях поступил вопреки существующему мирному договору. Но что же значит это нарушение мира по сравнению с целым рядом незаконных военных действий Филиппа, к тому же последовательно идущих к порабощению аѳинского народа? Поэтому не наказывать Диопейѳеса должны аѳиняне, не распускать его наемное войско, но оказать ему всяческую поддержку, набрать другое войско из граждан и держать его постоянно наготове. Демосѳеновская политика нашла себе в этой речи наиболее яркое выражение. События на Херсонесе должны были побудить аѳинский народ отказаться от бездействия относительно их опаснейшего врага и не считать для себя неприкосновенно обязательными условия Филократова мира, так как они много раз явно нарушены уже противной стороной.
Имя Херсонеса само по себе было дорого для слушателей Демосѳена. С этим именем было неразрывно связано для аѳинян представление о доступе к Черному морю и через него к житнице Аѳин, - к Боспорскому царству и к северному черноморскому побережью. Херсонес Ѳракийский - мыс, вдающийся в Эгейское море на протяжении 40 верст с лишним; перешейком верст в шесть он соединен с юго-восточной оконечностью Ѳракии и образует собою европейский берег Геллеспонта. Первоначально заселенный ѳракийцами, Херсонес стал издавна заселяться греческими колонистами, в середине VI в. до P. X. достался во владение аѳинскому полководцу Мильтиаду, а в эпоху греко-персидских войн вошел в состав аѳинских владений. Только с 452 г., когда по предложению Перикла переселились сюда аѳиняне в числе 1,000 человек (ϰληϱοῦχοι), обладание Херсонесом было закреплено за аѳинской республикой; раньше еще против нападений со стороны Ѳракии полуостров был огражден стеною на перешейке. Одним из последствий пелопоннесской войны была утрата Херсонеса аѳинянами. Но в 357 г. (ол. CV, 4) они получили эту область обратно от ѳракийского царька Керcоблепта за исключением Кардии: этот город и Агора лежали на границе Херсонеса с ѳракийским материком; новые колонисты из Аттики вышли сюда в 353 г. (ол. CVI, 4). Завоевания Филиппа на Ѳракийском побережье простирались уже до границ Херсонеса, когда был заключен Филократов мир, мало однако стеснивший Филиппа в его завоевательной политике. В 343 г. аѳиняне послали на Херсонес новых колонистов с Диопейѳесом во главе. Из херсонесских городов Кардия, ссылаясь на свою независимость от Аѳин, отказала аѳинским колонистам в приеме, и Диопейѳес решил добиться от них разрешения силою. Филипп послал им на· помощь войско, а Диопейѳес во главе наемного войска вторгся во владения Филиппа на Геллеспонте и опустошил их. Царь жаловался в Аѳинах на нарушение мира их военачальником, в 341 г. (ол. CIII, 3). Македонская партия в Аѳинах, равно как и граждане, желавшие во что бы то ни стало жить в мире с Филиппом, поддерживали обвинения царя против Диопейѳеса, предлагая не только отозвать его, но и отправить на его место другого военачальника и подвергнуть Диопейѳеса наказанию. Горячим защитником не столько аѳинского полководца, сколько той активной политики, представителем которой он являлся, и выступает Демосѳен в нашей речи. Частный вопрос о Диопейѳесе разрешается сам собою в благоприятнейшем смысле в вопросе об общей политике аѳинян. Речь состоит, главным образом, из опровержений доводов политических противников оратора, как речь Гегесиппа "о Галоннесе" посвящена критике жалоб Филиппа. Сопоставление этих двух речей, сходных по задаче, способно достаточно осветить силу паѳоса и особенности ораторского таланта и искусства Демосѳена.


IX. Против Филиппа третья речь

Изложение Либания
Содержание речи просто: так как Филипп на словах соблюдал мир, а на деле часто чинил обиды аѳинянам, то оратор подает совет подняться на войну с царем и отразить его, потому что в противном случае и им и всему эллинству грозит большая опасность.
Речь
(1) Множество речей, граждане аѳинские, произносится чуть и не в каждом народном собрании об обидах, какие чинит вам Филипп, не вам одним, но и прочим народам, с того времени как им заключен нынешний мир[1]. Поэтому все, я убежден в том, готовы были бы утверждать, на словах по крайней мере, если не на деле, что необходимо и говорить, и действовать[2] так, чтобы положить конец его издевательствам[3] и покарать его. И в то же время, как я вижу, все дела паши приведены мало-помалу в такое расстройство и так запущены, что я боюсь только, как бы не оскорбить[4] вас моим суждением, в сущности верным, именно: если бы все ораторы[5], как один, решили предлагать вам, а вы утверждать такие мероприятия, которые должны были бы привести наше государство в самое жалкое состояние[6], и тогда, я думаю, положение его не могло бы быть хуже, чем теперь. (2) Причин тому наверное много: не одна - не две[7] создали столь печальное положение, и если вы, как следует, вникните в него, то найдете, что больше всего оно создано склонностью наших ораторов заискивать перед вами, а не предлагать вам наиполезнейшие советы[8]. Так, граждане аѳинские, одни из ораторов[9] нимало не заботятся о будущем, стараясь сохранить нынешнее, то самое положение вещей, которое обеспечивает за ними почет и влияние, и потому полагают, что о будущем и вам нечего беспокоиться[10]. Другие заняты клеветническими изобличениями против наших военачальников[11] и все свои усилия обращают единственно на то, чтобы государство наше творило суд и расправу над собственными гражданами[12] и этим было бы поглощено, а Филипп имел бы возможность говорить и делать тем временем, что ему угодно[13]. К подобным приемам ваших руководителей[14] вы привыкли, а в них-то и кроются причины наших бед. Вот почему, (3) граждане аѳинские, если я свободно[15] выскажу долю правды, пожалуйста[16], не вздумайте за это гневаться на меня. В самом деле, подумайте только: во всяком другом случае вы признаете свободу слова настолько необходимой для всех живущих в нашем государстве[17], что предоставляете ее даже обывателям и рабам, и всякий может наблюдать, как у нас многие домочадцы высказывают свои желания с большей вольностью, нежели граждане в некоторых других государствах, а в то же время из народных собраний вы изгнали свободу слова совершенно[18]. (4) Отсюда выходит, что в народных собраниях вы заносчивы, внимаете только льстивым речам, ласкающим ваш слух; а перед действительными затруднениями, перед лицом событий откладываете борьбу до последней крайности[19]. Если и сегодня вы настроены так же, мне нечего говорить с вами; но я готов говорить, если вы решитесь выслушать полезные советы, предлагаемые без лести. И правда: как ни жалко наше положение, как ни многочисленны сделанные нами упущения, еще есть возможность вернуть все утраты, раз только вы пожелаете исполнять ваш долг. (5) Мнение, которое я собираюсь высказать, может удивить вас, но это верно, именно: то самое обстоятельство, которое в прошлом наибольше вам повредило, внушает наилучшие надежды на будущее[20]. Как так,·-спросят меня. Да потому, что бедственное состояние наступило вследствие полного невнимания вашего ко всем обязанностям, мелким и важным; наоборот, никакой надежды на перемену к лучшему не оставалось бы тогда, если бы вы сделали все, что следовало, и тем не менее положение наше было бы такое, как теперь[21]. В настоящее время Филипп торжествует над вашим легкомыслием и беспечностью, но не над нашим государством; вы не отступали перед Филиппом; нет, вы даже не трогались с места[22].[23]
(6) Итак, если бы все мы, как один, были того убеждения, что Филипп воюет против нашего государства и попирает мирный договор, тогда оратору не оставалось бы ничего другого, как предложить и посоветовать те меры, какими наивернее и наискорее мы можем отразить врага. На самом деле есть среди граждан чудаки, которые спокойно дозволяют иным ораторам утверждать, и при том много раз, будто война вызвана кое-кем из наших же граждан, хотя противник захватывает города, в его руки перешли многие из ваших владений, и все народы терпят от его насилия[24]. Вот почему необходимо стоять настороже и правильно разбираться в событиях. (7) В противном случае я боюсь, как бы в возбуждении войны не был обвинен кто-либо из числа ораторов, предлагающих вам и советующих самооборону[25]. Вот что я прежде всего утверждаю и на чем настаиваю: если в нашей власти решение вопроса, должно-ли соблюдать мир, или вести войну, то я согласен, что мы должны пребывать в мире, и требую, чтобы оратор, высказывающийся за мир, вносил это предложение и согласно с ним действовал[26], а не морочил бы нас.[27] (8) Если же противник наш[28], с оружием в руках, во главе многочисленного войска, прикрывается именем мира[29], а сам ведет себя как воюющая сторона, тогда что остается нам, как не самооборона? Или вы решили соблюдать мир, подобно Филиппу, только на словах? Против этого я не спорю. (9) Но принимать за мир такое положение, при котором Филипп получил бы возможность обратиться против вас, завладевши остальной Элладой, прежде всего безумно; во-вторых, это будет мир с вашей стороны для противника, но не со стороны противника для вас[30], то есть: Филипп не жалеет никаких денег, на то, чтобы самому вести войну против вас, но чтобы вы не воевали против него[31]. Или мы будем медлить до тех пор, пока он открыто не объявит, что ведет с нами войну? (10) Но тогда мы покажем себя величайшими простаками. В самом деле, иди он военным маршем[32] на самую Аттику и Пирей[33], он и тогда будет отрицать это; порукою в том служит его поведение относительно всех других народов. (11) Так, подошедши к Олинѳу на сорок стадий, он объявил его жителям, что необходимо одно из двух: им ли занимать Олинѳ, или ему оставаться в Македонии[34]. Между тем раньше, вплоть до этой поры, он бывало приходит в негодование и шлет послов[35] с оправдательными речами, когда кто-либо уличал его в подобном умысле. Потом, к фокидянам он шел как к союзникам[36], и даже фокидские послы сопровождали его в походе, а у нас народ[37] с гневом уверял, что переход через Пилы[38] не принесет никакой[39] выгоды ѳивянам. (12) Далее, явившись в Ѳессалию в качестве друга и союзника, он занял Феры[40] и владеет ими. Наконец, в последнее время он, как известно[41], уверил несчастных орейцев, что посылает своих воинов из расположения к ним, с целью проведать их здоровье[42]: до него дошли слухи, объяснял он, что они страдают от междоусобиц, а в подобных трудных обстоятельствах союзники и верные друзья обязаны находиться тут же[43].[44] (13) И вот, вы еще воображаете, что он начнет войну с вами по предварительном уведомлении, когда он предпочитал действовать обманом, а не идти открыто[45] на такие народы, которые не могли бы причинить ему никакого зла, разве только уберегли бы себя от несчастия, когда к тому же вы с радостью закрываете глаза на его обманы? Нет, этому не бывать! (14) Действительно, он был бы бестолковейшим человеком, если бы видя как вы безропотно терпите от него насилия и в то же время обвиняете то одного, то другого из ваших сограждан[46], если бы он стал улаживать ваши распри и раздоры и советовал бы вам обратить вашу ярость на него самого, если бы он запретил своим собственным наемникам произносить речи, усыпляющие вас[47], и доказывающие, что он ведь не воюет с нашим государством.
(15) Но, праведный Зевс, позволительно ли человеку в здравом уме основываться на словах[48] только, а не на событиях, когда он решает, в мире ли живут с ним, или в войне? Конечно, нет. Между тем Филипп в самом начале, едва мир был заключен[49], когда Диопейѳес не имел еще войска под своим начальством, когда не были еще отправлены на Херсонес наши граждане, там теперь находящиеся, захватывает Серрей, Дориск[50], выгоняет воинов, поставленных там вашим полководцем, из укрепления Серрея и со Священной горы. Это преступное поведение его что означало? (16) А ведь он клятвою утвердил мир...[51] Пускай не возражают: "Что за важность?" Или: "Какое дело до всего этого нашему государству?" Напротив, маловажны ли эти местности, затрагивают ли они вас сколько-нибудь, теперь речь не о том: попрание святыни и справедливости, в мелочах ли, или в важных предметах[52], имеет одинаковую силу. И вот теперь, когда он посылает наемные войска на Херсонес, признанный за вами и персидским царем[53], и всеми эллинами, когда он сам не отрицает, что поддерживает мятежников[54], и пишет нам об этом[55], как он ведет себя? (17) Его послушать[56], так он не воюет с вами, а я, как посмотрю на дела его, никак не могу согласиться, будто он соблюдает мир. Даже больше: когда он посягает на Мегары[57], а на Евбее[58] (343) учреждает единоличное правление, когда наконец идет на Ѳракию[59], а в Пелопоннесе строит козни и повсюду, (342) во всем, что ни делает, опирается на военную силу[60], то, по-моему, он нарушил мирный договор и ведет с вами войну, если только вы не назовете блюстителем мира того, который поставил против вас боевые сооружения[61], но еще не придвинул их к городским стенам. Нет, вы не станете называть его этим именем. Да и в самом деле, если кто-либо деятельно готовится захватить меня, то он ведет против меня войну, хотя бы не метал еще дротиков и не пускал стрел. (18) Какие события могли бы создать для вас опасность случись что-нибудь?[62] Потери Геллеспонта[63], переход Мегар и Евбеи в руки воюющего с вами врага[64], дружба с ним пелепоннесцев. И мне еще говорить вам, что человек, кующий против нашего государства такие ковы живет в мире с вами? (19) Нет, никогда. Наоборот: он воюет с того самого дня, как уничтожил фокидян[65], и благоразумие требует, говорю я, чтобы вы немедленно отразили его; позднее вы не сможете сделать этого, хотя бы и захотели. С прочими вашими советчиками я расхожусь настолько, что по моему не рассуждать следует о Херсонесе или Византии, (20) но идти на помощь им и предохранить их от нападения, а военачальникам там находящимся доставить все нужное[66]: необходимо теперь же подумать о тех великих опасностях, какие угрожают всему эллинству. Я решил объяснить вам, почему события внушают мне такое опасение, и если рассуждаю правильно, примите мои рассуждения во внимание и позаботьтесь по крайности о вас самих, если уж не об остальных эллинах; или вы находите, что я глуп и мелю вздор, в таком случае навсегда откажитесь слушать меня, как безумца.
(21) Я обойду молчанием, что Филипп стал могущественным из мелкого и слабого владыки, каким был вначале, что эллины не доверяют друг другу и враждуют между собою, что если раньше было мало вероятно, чтобы он из ничтожества поднялся на такую высоту, за то теперь, после многочисленных его захватов, еще менее вероятно, что он не подчинит своей власти и остального: обо всем этом и о многом другом, что можно было бы напомнить, я умолчу.[67] (22) Но я вижу, что все народы, начиная с вас, предоставили ему то положение[68], из-за противодействия которому всегда до сих пор возникали все эллинские войны. Что именно? Возможность действовать по произволу, при этом обирать и грабить эллинов одних за другими, нападать на государства и порабощать их. (23) Так, вы стояли во главе эллинов в течение семидесяти трех лет (477-404), лакедемоняне двадцать девять лет (404-375), ѳивяне тоже вошли было в некоторую силу в самое последнее время, после битвы под Левктрами (371-362)[69]. И однако, граждане аѳинские, ни вам, ни ѳивянам, ни лакедемонянам эллины никогда не предоставляли действовать по произволу, ничего подобного. (24) Напротив, если какой народ находил ваше обращение или точнее обращение аѳинян того времени, - насильственным, все народы, в том числе и те, которые вовсе не терпели обиды, считали своим долгом идти на вас войною вместе с обиженным народом. Когда затем возвысились лакедемоняне и достигли такого же господства, каково было ваше, когда они вздумали бесчинствовать[70] и стали потрясать существующие учреждения[71], все народы поднялись на них войною, даже и те, которые вовсе не были в обиде от них. (25) Но к чему называть прочих эллинов? Достаточно того, что и мы сами, и лакедемоняне вменяли себе в обязанность начать войну[72], друг с другом из-за обид, которые терпели прочие народы, хотя до этого в наших взаимных отношениях мы и не могли указать никакой несправедливости. И все-таки, граждане аѳинские, все прегрешения, в каких были повинны лакедемоняне в упомянутое тридцатилетие и наши предки в семидесятилетие, маловажнее, чем насилия, какие учинены над эллинами Филиппом в неполные тринадцать лет[73] (353-341), с того времени, как он вышел из безвестности, не составляют даже частицы их. (26) В подтверждение достаточно привести несколько примеров. Я не говорю уже об Олинѳе, Меѳоне, Аполлонии[74] и о тридцати двух городах Ѳракии[75] около побережья, которые все до единого разорены им с беспощадностью[76], так что даже на близком расстоянии от тех местностей трудно поверить, что они когда-либо были заселены. Равно умалчиваю я и о жестоком истреблении фокидского народа (346), столь многочисленного[77]. Но каково положение Ѳессалии? Разве он не уничтожил тамошних общественных учреждений и государств и не установил четырехвластия[78] для того, чтобы в рабстве у него были ѳессалияне не по государствам только, но и по народностям? (27) Разве евбейские государства[79] и теперь уже не подчинены единоличным владыкам? И это на острове соседнем с Ѳивами и Аѳинами[80]! Не пишет ли он откровенно в своем письме: "У меня мир для желающих подчиняться мне"? Да, он не только пишет это, но так и на деле поступает: (28) он проник к Геллеспонту, а раньше еще (341) напал на Амбракию[81], в Пелопоннесе владеет столь важным городом, как Елида[82], недавно покушался на Мегары[83]; ни Елида, ни иноязычная земля не насыщают алчности этого человека. Мы, все эллины, видим это и слушаем, и однако не шлем послов друг к другу, не приходим в негодование, в своем жалком настроений будучи разделены по городам валами и канавами[84], и почему до сего дня не можем предпринять ничего полезного, необходимого, не можем согласиться между собою, поставить войска общими силами, (29) объединиться в дружественном союзе. Напротив, мы равнодушно смотрим, как этот человек усиливается, потому что каждый народ рассчитывает, - так мне по крайней мере кажется, - обратить на пользу себе то время, когда гибнет сосед его, ни забот, ни трудов не полагаем на спасение общееллинского дела, между тем, всякому отлично известно, что враг обойдет все народы подобно приступу лихорадки или другой какой болезни, хотя бы в настоящее время иному из нас и казалось, что он очень далек от опасности. (30) Кроме того, все, что эллины терпели от лакедемонян ли, или от нас, они терпели по крайней мере, как вы сами понимаете, от законных сынов Эллады. Это похоже на то, как если бы законный сын, происходящий из богатого дома, вел хозяйство не совсем честно и правильно; он заслуживал бы порицания и упреков; но нельзя было бы сказать, что он поступает так, не будучи членом семейства и наследником этого имущества. (31) Теперь предположим, что разорителем и расточителем состояния был бы человек чужой, раб или подкидыш: насколько подлее казалось бы всем такое поведение! Насколько сильнее было бы общее негодование! Геракл тому свидетель. Не так относятся эллины к Филиппу и к его поведению, хотя он мало того, что не эллин[85], и ни в каком родстве с эллинами не находится; он даже не инородец приличного происхождения, но жалкий македонец, а из Македонии в прежнее время нельзя было купить даже дельного раба[86]. (32) И тем не менее разве он не учинил эллинам самого тяжкого оскорбления? Помимо разрушения государств[87], он устраивает общееллинское празднество, пиѳийские состязания[88], и, сам на них не присутствуя, посылает своих рабов в качестве устроителей состязаний; он держит в своих руках Пилы и проходы к эллинам, занявши тамошние местности своими гарнизонами и наемниками[89]; он присвоил себе первенство в вопрошании оракула, устранивши нас, ѳессалиян, дорян и прочих амфиктионов[90], к каковому званию причастны даже не все эллины. (33) А ѳессалийцам разве он не навязал способ управления?[91] Разве он не посылает своих наемников в Порѳм[92] для изгнания оттуда еретрийских сторонников народного управления или в Орей - для утверждения в нем Филистита самовластным правителем? Эллины видят все ото и терпят, уподобляясь, на мой взгляд, людям, которые глядят на градовую грозу[93], и никто не думает защищаться, только каждый возносит молитвы об отвращении беды от него самого[94]. (34) Ни один народ не только не выступает на борьбу за оскорбленную Элладу, но и самого себя не защищает от оскорбления: вот где верх унижения! Разве он не напал на коринѳские города, Амбракию и Левкаду?[95] Разве он не поклялся отнять Навпакт[96] от ахейцев (343) и передать его этолянам? Разве он не отнял у ѳивян Ехина[97] и не идет теперь на византийцев своих же союзников?[98] Что касается нас, то, не говоря о прочем, разве он не владеет нашим важнейшим городом на Херсонесе, Кардией?[99] (35) А мы все терпеливо сносим это, медлим и малодушничаем[100]. С недоверием относясь друг к другу мы подозрительно поглядываем на соседей вместо того, чтобы не доверять нашему общему обидчику. Поймите же наконец, что он сделает с каждым из нас в отдельности, покоривши один народ за другим, если так подло обращается со всем эллинством!
(36) В чем же причина этого? В самом деле, не без основания и не без достаточной причины эллинство в прежнее время было столь ревниво к сохранению свободы, а теперь с такою же ревностью идет в рабство. Это потому, граждане аѳинские, что в прежнее время в душах народов жило нечто, да, жило, чего нет больше[101], то, чем преодолено богатство персов и сохранена Эллада свободной, то, благодаря чему она не уступала ни перед кем ни на суше, ни на море. Теперь, с утратою этой доблести везде один позор, во всех делах наших полная неурядица. (37) В чем же была эта доблесть? В том единственно[102], что людей, бравших деньги от поработителей Эллады или её развратителей, все ненавидели, в том, что быть изобличенным в продажности почиталось ужаснейшим преступлением, и виновный подвергался самому жестокому наказанию[103]. (38) Поэтому нельзя было подкупом подвинуть ни ораторов, ни военачальников на то, чтобы они пропустили удобный момент, которым решается всякое дело[104], и который часто судьба посылает даже беспечным против ретивых; нельзя было с помощью денег подорвать единомыслие среди граждан пли недоверие к самовластным правителям и инородцам, и тому подобное. (39) Теперь, наоборот, все эти блага проданы как бы на рынке на чужбину, а взамен их ввезены смертоносные болезни Эллады. Какие именно? Зависть к тому, кто взял взятку, и смех, если кто сознался в том; милость к изобличенным[105], ярость против изобличителей, словом, (40) взяточничество со всеми его последствиями. Так, в настоящее время в Элладе имеются в избытке триеры, люди, деньги и прочие средства для войны; всего, чем определяется мощь государства, теперь гораздо больше, нежели было раньте; но продажные люди делают все эти средства негодными, недействительными, бесполезными[106].
(41) Что именно таково наше поведение в данное время, вы видите конечно сами и в моем свидетельстве не нуждаетесь. Но я докажу, что в прошлом образ действий был совершенно иной, и для доказательства приведу не мои соображения, но надпись ваших предков, начертанную на медной доске и поставленную в кремле; не себе в поучение они выставили эту надпись, потому что и без такого начертания они понимали свой долг верно, но для вас: чтобы этим памятником научить вас, как ревниво следует относиться к подобным поступкам. (42) Что же гласит надпись?[107] "Зелеец Арѳмий[108], сын Пиѳонакта, да будет вне закона, аѳинскому народу и его союзникам ненавистен, он сам и потомство его". Далее называлась и вина, навлекшая на него кару: "За то, что он принес в Пелопоннес полученное от персов золото". Вот содержание надписи. (43) Именем богов заклинаю вас, подумайте только, какую цель и какое намерение имели тогдашние аѳиняне, когда поступали таким образом, именно: какого-то зелейца Арѳмия, царского раба, - Зелея находится в Азии, - они заклеймили в надписи именем врага их и их союзников, его самого и его потомство, за то, что тот по поручению своего владыки принес золото в Пелопоннес, не в Аѳины даже. (44) Здесь идет речь не о том бесправии, какое обыкновенно понимается под именем атимии, потому что для зелейца что могло значить лишение нрав аѳинского гражданина. Но в наших законах[109] об убийстве относительно лиц, за умерщвление коих виновный не подлежит ответственности, и умерщвление коих, напротив, было делом дозволенным, значится: "и да погибнет", гласит закон, "без отмщения". Смысл закона тот, что убийца кого-либо из членов этого дома чист от всякой скверны. (45) Следовательно, аѳиняне того времени считали своим долгом пещись о благе всех эллинов, потому что в противном случае они не смущались бы тем, что в Пелопоннесе кто-то кого-то подкупает и совращает; они с такою беспощадностью карали, предавали позору всякого, кого только знали за совратителя подкупом, что клеймили имена их записью на доске[110]. Благодаря этому-то не инородцы были страшны эллинству, но эллинство инородцам. (46) Теперь не то. Как в делах этого рода, так и во всех других, вы действуете не по старому, а как именно, сами знаете. К чему однако обвинять во всем одних вас? Прочие эллины поступают так же, как и вы, ничуть не лучше. Вот почему я утверждаю, что в нынешнем положении требуются большие усилия и дельный совет[111].
(47) От ораторов, желающих усыпить наше государство, слышатся неразумные речи, будто Филипп совсем не то, чем были когда-то лакедемоняне, которые господствовали на море и повсюду на суше, были в союзе с персидским царем, и никто не мог им противостоять, и все-таки наше государство отстояло себя и не было стерто с лица земли[112]. Правда, с того времени во всем, можно сказать, достигнуты большие успехи, и потому нынешние отношения нисколько не похожи на прежние; больше всего изменилось и преуспело военное дело. (48) Так, рассказывают, что в те времена лакедемоняне и прочие эллины оставались в походе четыре-пять месяцев[113], собственно летнюю пору года; что по вторжении в неприятельскую землю с тяжелой пехотой, состоявшей из воинов-граждан, они опустошали ее и затем возвращались домой. До того просто и вместе с тем более пристойно действовали эллины, что никто ничего не продавал за деньги: война имела как бы свои законы и велась открыто. (49) Теперь вы, конечно, знаете, виновниками неудач бывают большею частью предатели, и ни одно дело не решается боевым строем, в открытом сражении. Вы получаете сведения, что Филипп идет, куда хочет, не с тяжелой пехотой[114], но всегда имея под рукой[115] легковооруженных[116], конницу, стрелков, наемников и тому подобные войска. (50) Когда, собравшись таким образом он обрушивается на народы, раздираемые междоусобицами, и ни один из них по недоверию к соседям не выходит за пределы своей страны, он устанавливает боевые машины[117] и начинает осаду. Я не говорю уже о том, что лето и зима для него безразличны, что нет поры года, которую он пережидал бы в бездействии[118]. (51) Если всем вам известны его приемы и вы правильно оцениваете их, то не должны давать войне проникнуть в нашу страну и, чтобы не сломать себе шеи, не должны заглядываться назад, на войну с лакедемонянами, которая велась попросту[119]. Нет, вы обязаны возможно заблаговременнее оградить себя мерами предосторожности и военными приготовлениями и позаботиться о том, чтобы он не тронулся с места, и чтобы вам не пришлось сражаться с ним в открытом бою, лицом к лицу[120]. (52) Да и в самом деле, граждане аѳинские, природа дает нам важные преимущества[121] в ведении войны, если только мы решимся действовать, как следует; в числе множества других - природные свойства страны противника, значительную часть которой можно грабить и разорять, между тем как в открытом сражении перевес будет на его стороне.
(53) Однако, сознавать это не достаточно, как не достаточно и оборонять себя войною от внешнего врага. Вам надлежит умом и сердцем возненавидеть ораторов, которые перед вами говорят в пользу Филиппа, и помнить, что невозможно одолеть врагов государства, пока остаются безнаказанными их пособники в самых недрах его[122]. (54) Клянусь Зевсом и всеми богами, вы не сможете это сделать потому, что дошли до такой ли глупости, или безумия, не знаю уж и чего, - часто на меня нападает страх, как бы какое божество не толкало наше государство к гибели[123], - что по слабости вашей к злословию, завистливым нападкам, к насмешке, вы предлагаете говорить продажным людям, хотя бы иные из них и сознавались в своей продажности[124], и еще смеетесь, когда они поносят своих противников. (55) Как это ни прискорбно, но еще прискорбнее то, что по вашей милости эти люди покойнее руководят государственными делами, нежели ваши заступники[125]. Зато посмотрите, сколько несчастий ведет за собою страсть прислушиваться к голосу подобных ораторов.
Я назову примеры, вам всем памятные.
(56) В Олинѳе, в рядах государственных деятелей, одни были сторонниками Филиппа, во всем готовые служить ему, другие-защитниками общественного блага, боровшиеся против порабощения граждан. Кто же из них погубил отечество? Кто предал конницу и этим предательством обрек Олинѳ на гибель?[126] Единомышленники Филиппа, те люди, которые, пока государство существовало, преследовали доблестнейших советников доносами и клеветою с таким успехом, что даже убедили олинѳский народ изгнать Аполлонида[127]. (57) Такой образ действий был источником всех бед не только у олинѳян, но и повсюду. Так, в Еретрии, по изгнании Плутарха и наемников, народ завладел городом и Порѳмом, одни искали союза с вами, другие с Филиппом[128]. Жалкие, злосчастные еретрияне, они гораздо больше внимали голосу этих последних и, наконец, по совету их изгнали граждан, в своих речах ратовавших за их же благо. (58) И вот Филипп, союзник их, отправил к ним тысячу наемников с Гиппоником во главе, разрушил стены Порѳма[129] и посадил трех самовластных правителей: Гиппарха, Автомедонта и Клитарха[130]. Потом, когда еретрияне решили возвратить себе свободу, он дважды изгнал их из родной страны, отправивши туда наемников первый раз с Еврилохом во главе, второй раз с Парменионом. (343-342)
(59) К чему много распространяться? Вот пример. В Орее[131] в пользу Филиппа работал Филистид, а с ним заодно Менипп, Сократ, Ѳоант и Агапай, и это ни для кого не было тайной: в их-то руках и находится теперь государство; напротив, некий Евфрай[132], когда-то даже проживавший среди нас, заботился о том, чтобы орейцы сохранили свою свободу и не подпали под чье-либо иго. (60) Долго пришлось бы рассказывать обиды и оскорбления, какие он терпел от народа. За год до падения города он разгадал козни Филистида и товарищей и изобличил их предательство. Тогда толпа людей, содержимых на деньги Филиппа и им направляемых, отвела Евфрая в тюрьму, как государственного смутьяна. (61) При виде этого орейский народ вместо того, чтобы защитить потерпевшего и засечь на смерть его обидчиков[133], не проявил гнева на них, а об Евфрае говорил, что так ему и следует. С этого времени предатели беспрепятственно, как хотели, вели свои козни и помогали врагу завладеть городом. Если же кто из народа и догадывался об их замыслах, то в страхе молчал, памятуя печальную участь Евфрая. Вообще, орейцы были до того запуганы, что никто не решался проронить слово в виду надвигающейся опасности, пока враг в боевом порядке не подошел к городским стенам. Тогда одни отражали врага, другие предавали ему город. (62) Когда таким образом город пал жертвою низости и преступления, предатели захватили власть в свои руки и стали безответственными правителями; тех граждан, которые раньше заступались за них же и готовы были на самые крайние меры против Евфрая, они частью изгнали, частью казнили, а наш Евфрай лишил себя жизни, доказавши на деле свою честность и бескорыстие своих побуждений в борьбе с Филиппом.
(63) Наверное, вы с удивлением спрашиваете себя: почему олинѳяне, еретрияне, орейцы относились благосклоннее к ораторам, стоявшим за Филиппа, нежели к своим собственным заступникам? Да потому самому, почему и вы так относитесь, именно: ораторы, отстаивающие благо государства, не могут, при всем их, иной раз, желании сказать вам ничего угодного: им надлежит заботиться о благе государства; между тем, противники их лучше всего служат Филиппу, когда говорят в угоду вам. (64) Так, одни требовали от граждан облагать себя данью, другие - утверждали, что ничего этого не нужно; одни предлагали воевать и не полагаться на слова Филиппа; другие советовали соблюдать мир, пока наконец граждане не попали в сети врага, и так далее все в том же роде. Словом, одни говорили для того, чтобы угодит слушателям, другие - чтобы спасти их. Впрочем, толпа равнодушно относилась ко многим событиям, даже к таким, которые решали её судьбу, нельзя сказать, чтобы по беспечности или по неведению, она постепенно покорялась своей участи в том убеждении, что все потеряно.
(65) Мне страшно становится, клянусь Зевсом и Аполлоном, при мысли, как бы то же самое не случилось с вами, когда вы по соображению обстоятельств решите, что сделать что-либо вы не в силах. Но да минует нас, граждане аѳинские, такая участь: лучше тысячу раз умереть, нежели исполнить каприз Филиппа и выдать ему кого-либо из ваших ораторов-заступников. (66) В самом деле, прекрасно вознагражден был орейский народ за то, что доверился друзьям Филиппа и изгнал Евфрая! Столь же щедро награжден и народ еретрийский за то, что прогнал ваших послов[134] и отдался в руки Клитарху: еретриян держат в рабстве, бьют кнутами, убивают. Великодушно пощадил он олинѳян за то, что во главе конницы они поставили Ласѳена и изгнали Аполлонида. (67) Глупо и низко питать в себе подобные надежды, под влиянием коварных советов не иметь решимости делать, что следует[135], вместо этого внимательно прислушиваться к речам сторонников врага и воображать, что наше государство по самой своей Обширности обеспечено от гибели, при каких бы то ни было обстоятельствах. (68) Потом, когда случится беда, стыдно будет говорить: "Кто мог ждать этого! Да, правда, нужно было и то сделать, и этого не делать". Теперь олинѳяне могли бы назвать многие меры, своевременное принятие которых могло бы спасти их; точно так же орейцы, фокидяне, да и все пострадавшие народы. (69) Но что пользы в том? Пока еще судно может быть спасено, велико ли оно, или мало, все до единого должны заботиться о нем: матросы, кормчий и другие, без различия, должны наблюдать за тем, чтобы кто-либо со злым умыслом пли невольно не потопил его; но все заботы напрасны, как только море поглотит судно[136]. (70) Так и нам, граждане аѳинские, что надлежит делать, пока мы целы и невредимы, пока владеем могущественнейшим государством, богатейшими средствами, громкой славой? Наверное многие из здесь сидящих давно уже хотят задать мне этот вопрос. И я дам ответ, внесу и предложение с тем, чтобы вы, если угодно, утвердили его[137].· Прежде всего, мы обязаны самолично выходить на борьбу и вооружаться, запасаясь триерами, деньгами, воинами; если бы даже все другие народы согласились идти в рабство, и тогда мы должны бороться за свободу.[138] (71) Когда мы сами покончим с вооружениями и оповестим о них, тогда только будем звать другие народы и разошлем послов с приглашением повсюду: в Пелопоннес, на Род, на Хиос, даже к персидскому царю[139]: и для него не безвыгодно приостановить всезахватывающие завоевания Филиппа. Если другие народы послушают вас, вы будете иметь, когда потребуется, соучастников в битвах и издержках, а не послушают, вы, по крайней мере, замедлите события. (72) Это последнее важно, когда война ведется с отдельным лицом[140], а не с крепко сплоченным государством, как не были бесполезны известные прошлогодние посольства в Пелопоннес[141], сопровождавшиеся изобличениями против Филиппа, посольства, в которых участвовал, кроме меня, вот этот достойнейший Полиевкт, Гегесипп[142] и другие, когда мы заставили врага приостановиться с походом на Амбракию и со вторжением в Пелопоннес[143].
(73) Но, разумеется, я не советую звать кого бы то ни было со стороны, если вы сами, ради самих себя, не решитесь на крайние меры. Смешно в самом деле уверять, что печалуешься о чужом, когда не бережешь своего собственного, и, не заботясь о настоящем, запугивать другого будущим. Нет, не об этом я говорю. Я советую посылать деньги находящемуся на Херсонесе войску и удовлетворять все его нужды, самим готовиться к войне и звать к участию прочих эллинов и объединять их, наставлять и воодушевлять. Вот что достойно государства, столь славного, как ваше. (74) Если же у вас на уме, что Элладу спасут халкидяне или мегарцы[144], а вам можно будет увернуться от всяких хлопот, то вы плохо рассуждаете: тот или другой народ спасет себя самого, и он счастлив; но спасение Эллады лежит на вас. Эту честь стяжали вам предки ваши множеством славных подвигов и оставили вам в наследие. (75) Если же каждый из вас будет сидеть сложа руки[145], погруженный в приятные мечтания и озабоченный тем, как бы самому ничего не делать, то, во-первых, нельзя ждать, что он когда-либо найдет заместителей, готовых делать его дело, а потом, я боюсь, как бы мы не оказались вынужденными делать поневоле то самое, чего теперь так не желаем[146].
Вот мой совет и мое предложение, и я верю, что государство наше могло бы воспрянуть еще и теперь, будь меры эти приняты. Но если кто имеет лучший совет, пускай подает его, высказывает. Что ни постановите, только бы решение ваше послужило ко благу, молю о том всех богов![147]


[1] Филократов мир 346 года
[2] готовы… действовать. Речи ораторов в народном собрании Д. считает таким же делом, как и военные действия аѳинян. Отсюда сопоставление φησάντων γἄν, ϰαὶ μὴ πϱάττουσι. Срвн. VIII, 73 — 75. На самом деле ораторы не предлагают (οὐ λέγουσι) деятельной политики, и граждане ничего не предпринимают (υὐ πϱάττουσι) против Филиппа.
[3] издевательством τῆς ὕβϱεως, Срвн. VΊΙΙ, 62, где оратор называет такое обращение Ф. с аѳинянами (ὑβϱίζειν), как более для них оскорбительное.
[4] не оскорбить, μὴ βλάσφημον εἱπεῖν Гораздо чаще у Д. βλασφημία XV, 2. XVIII, 24 и друг. и βλασφημεῖν XVIII, 10. 82. XIX, 210. 213 и друг.
[5] ораторы, οἱ παϱιόντες, подразум. ἐπὶ τὸ βῆμα всходящие на трибуну. Срвн. I, 8. VI, 3. VIII, 29 и друг.
[6] решили… состояние, т. е. если бы намеренно предлагались и утверждались мероприятия, направленные к гибели государства.
[7] много… две. Ципер. Acad. pr. II, 22. non ex una ei duabus, sed ex multis.
[8] предлагать… советы, τὰ βέλτιστα λέγειν. В том же смысле τὸ βέλτιστον λέγειν. VIII, 69. 72. 73.
[9] одни из них ὧν τινες, скорее всего Евбул и его сторонники, потому что благодаря финансовой мирной политике они занимали руководящее положение в республике, и нарушение мира было бы для них не выгодно. А. Schäfer, Dem. u seine Zeit. II, 4G9 (18S5).
[10] а потому… беспокоиться οὐϰ οὗν οὐδ᾿ ὑμᾶς οἴονται δεῖν ἔχειν имеется только на полях S и L. Прибавку защищают Шпенгель и Дрезеке, сохраняют в тексте Вейль, Диндорф, Бласс.
[11] против наших военачальников τοὺς ἐπὶ τοῖς πϱάγμασιν ὄντας, против находящихся у государственных дел, в данном случае прежде всего против Диопейѳеса, который тревожил Филиппа своими военными действиями.
[12] над собственными гражданами παρ᾿αὑτῆς „над самим собою“, потому что ἡ πόλις понимается, как совокупность граждан, гражданство, παρ᾿αὑτῆς в значении παϱὰ τῶν ἑαντῆς πολιτῶν.
[13] VIII, 57. IX, 14.
[14] к подобным приемам вождей αἱ δὲ τοταῦται πολιτεῖαι, к подобным нравам в политике. Имя πολιτεῖαι имеет здесь активное значение.
[15] свободно μετὰ παϱϱησίας. Сравн. IΙΙ, 3. 10. 32.
[16] пожалуйста ἀξιῶ. Просьба Д. о снисхождении распространяется на всю речь. Это т. н. фигура prodiorthosis: haec figura ubi aliquid necessarium dictu et insuave audientibus et. odiosum nobis dicturi sumus, praemimit. Aquil. Rom. de fig. 1.
[17] вы признаете… государств. Вольность речи в аѳинской жизни, даже для метеков и рабов, очевидно удивлявшую прочих эллинов, отмечают пс. — Ксенофонт (об аѳинск. республ. I, 12). Платон (Горгия 461 e), пс. — Демосѳен (LVIII, 68).
[18] из народных… совершенно. На это же стеснение свободы слова для ораторов в народном собрании, противоречащее смыслу народоправства, жалуется Исократ (Мир, 14).
[19] VIII, 34. в народных собраниях… крайности. В тех же выражениях мысль эта высказана в речи о Херсонесе (34), как в § 5 нашей речи повторяется почти дословно сказанное в I филиппике.
[20] то самое… будущее. Оратор для возбуждения внимания в слушателях не раз прибегает к этому обороту речи. IV, 2. I. 4.
[21] IV, 2.
[22] не тронулись с места οὐδὲ ϰεϰίνηοϑε: здесь и упрек за прежнее бездействие, и надежда на успех в том случае, если аѳиняне напрягут для борьбы все собственные силы и приумножат их силами других народов; тогда разница в положении получится огромная.
[23] §§ 1—5 содержат в себе общую мысль о явном противоречии слова с делом в поведении аѳинян и их ораторов относительно Филиппа и о печальных последствиях такого поведения для государства.
[24] VIII, 56.
[25] Там же.
[26] действовал πϱάττειν, точно указывал бы целесообразные способы действия к ограждению аѳинян от дальнейших гибельных для Аѳин захватов Филиппа. Сравн. VII, 22, VIII, 4. 68.
[27] §§ 6—7 Оригинал, соответствующий этим §§ (εἰ μὲν οὖν ἅπαντες — πολεμεῖν δεῖ) и содержащийся в вульгате вместе с началом § 8го (Итак, если наше государство имеет возможность соблюдать мир и, начиная отсюда, это зависит от нас, я согласен, что соблюдать), занесен только на доля S и L в XII веке. Сличение этих §§ с § 8м показывает, что в них содержится одна и та же мысль, иногда выраженная почти в тех же словах: τοῦτο πϱῶτον ἁπάντων λέγω то же, что IV ἵν᾿ ἐντεῦϑεν ἄϱξωμαι. С другой стороны, окончание § 7 (πόλεμεῖν δεῖ) и начало § 8 (εἰ μέν οὖν ἔξεστιν ϰτλ) повторяют друг друга, так что § 8 по содержанию примыкает непосредственно к концу § 6го, равно как и начало § 6го. Наконец, после διοϱίζομαι невозможна постановка εἰ, как начало дополнительного предложения, почему Вейль, а за ним Бласс и др. разделяют эти предложения не запятой, но точкой сверху, и заключение § 7 нуждается в прибавке главного предложения, которое и предлагается Вейлем: φἠμ᾿ ἔγωγ᾿ εἰϱήνην ἄγειν. Тогда начало § 8 отпадает само собою. Шульц, Функгенель, Байтер и Зауппе, Франке, Вестерман вычеркивают §§ 6—7, как позднейшую вставку. Шпенгель считает их прибавкой самого автора, Беккер, Фёмель, Реданц, признавая подлинность их, допускают случайное их изъятие из S и L переписчиком, по недосмотру, после первого εἰ μὲν οὖν занесшего в свою копию ἔξεστιν ϰτλ. Наиболее обстоятельный и убедительный разбор нашего места предложен Вейлем, усматривающим здесь механическое, не вполне удачное сочетание двух параллельных редакций, первоначально принадлежавших самому оратору.
[28] противник наш ἕτεϱος: то же общее выражение V, 17 (ἑτέϱους δεσπότας); чаще ἐϰεῖνος, с оттенком пренебрежения.
[29] прикрывается… мира τοὔτομα πϱοβάλλει, чтобы усыпить вашу бдительность.
[30] означало бы… для вас, односторонний мир. Саллюстий, Orat. Philippi, 18 ita illia vobis pacem, vobis ab illo bellum suadet.
[31] не жалеет… него: затраты Ф. на вооружение, войну, а также на подкуп своих сторонников в Аѳинах и других местах.
[32] иди он военным маршем βαδίζη. I, 12. VI, 36.
[33] 7 верст. Сравн. VIII, 7. 59. 10 Аттику и Пирей. VIII, 7 говорится о том же более сдержанно, в форме возможного возражения, со стороны друзей мира.
[34] подошедши… Македонии. В других речах, особенно XIX, 266, оратор настаивает на том, что Олинѳ пал жертвою измены. Приводимое здесь обращение Ф. не упоминается в более· ранних речах; оно могло быть сделано только в конце войны с олинѳянами (авг. 348), а не при условии мирных отношений, как можно бы заключать из этого места нашей речи.
[35] послы. Присутствие послов фокидских на обратном пути Ф. из Ѳракии, до похода в Фокиду, засвидетельствовано Юстином (VIII, 4).
[36] как к союзникам, при заключении мирного договора (ол. CVIII,. 2). Фокидяне были исключены из мирного договора с аѳинянами, о чем аѳиняне были уведомлены Филиппом через послов, как· говорит сам оратор XIX, 44. 174. 3 21. Самому вмешательству Ф. предшествовали десять лет кровавой войны между эллинскими народами, и поддержка ѳивян Филиппом равнялась противодействию заклятых врагов их, аѳинян и спартанцев. Отголоском ненависти аѳинян к ѳивянам могут служить и заключительные слова § 11.
[37] народ οἰ πολλοί, под влиянием сторонников Филиппа, особенно Эсхина и Филократа, которые уверяли, что Ф. обратится против Ѳив и спасет фокидян. Срвн. V, 20.
[38] через Пилы, прибавлено в переводе, в оригинале τὴν παϱοδον. Филипп овладел Ѳермопилами без битвы и затем созвал амфиктионов.
[39] не принесет выгоды οὐ λυσιτελήσειν, фиг. litotes: что „причинит (ѳивянам) тяжелый ущерб“.
[40] Феры, в 344 г. заняты Филиппом, следов. по заключению мира. Но ѳессалийцы сами позвали Ф. на помощь в борьбе со своими самодержцами. VI, 22. (VII), 32. VIII, 59. О недовольстве ѳессалиян домашними порядками упоминается уже в I олинѳской речи. I, 22. Ѳессалийцы и после оставались сторонниками Филиппа.
[41] как всем известно, выражено местоим. τουτοισί.
[42] с целью.‥ здоровье ἐπισϰεφομένους: гл.ἐπισϰίπτομαι или ἐπισϰοπεῖσϑαι часто употребляется в значении визита или посещения врачом больного. Ксеноф. Cyrop. V, 4, 10. VIII, 2, 5. Memor. II, 11. 10. Демосѳ. LIV, 12. LIX, 56.
[43] §§ 33. 59. VIII. 59 прим.
[44] §§ 11—12 представляют развитие § 59 речи о Херсонесе. Примеры вероломства Ф. исчислены в хронологическом порядке, при чем с каждым дальнейшим примером степень коварства, увеличивается.
[45] открыто идти πϱολεγοντα βιάζεσϑαι, по предварительном уведомлении ἐϰ πϱοϱϱήσεως, срвн. Лив. L, 27 palam et еx edicto. И здесь аѳиняне являются народом, более опасным для Ф,. нежели какой другой: они способны причинить много бед Филиппу.
[46] Наприм, Диопейѳеса.
[47] усыпляющие вас ἀναβάλλουσιν ὑμᾶς, оттягивающие ваши против него действия. IV, 14. IX, 14.
[48] на словах ἐϰ τῶν ὀνομάτων: Ф, прикрывался (πϱόβάλλει) именем мира. § 8.
[49] мир заключен, в 346 г.; на Херсонес отправлены аѳинские поселенцы в 343 г.
[50] Серрий, Дориск и пр. Все это ѳракийские местности, и, как рассказывает сам Д. в других речах, завоеванные и удержанные Филиппом за собою в промежуток времени между клятвенным утверждением мирного договора аѳинянами и таким же утверждением его Ф-ом, а между этими моментами прошло не меньше двух месяцев. Следов., мир не был еще заключен обеими сторонами.
[51] клятвою.., мир. Клятва была дана в то время только аѳинянами, но не Ф-ом. XVIII, 25—27. XIX, 155 — 156. „Демосѳену следовало бы сказать: мы утвердили мир клятвою, и Филипп знал это; поэтому он обязан был бы остановить свои военные операции, хотя сам не дал еще клятвы“ (Вейль). „Нужно иметь очень мало истинных доводов, когда вынужден прибегать к такой лжи“ (Шпенгель).
[52] в мелочах… предметах… Жалко, что Демосѳен не применил этого прекрасного правила к правдивости оратора“ (Вейль).
[53] персидским царем, имя βασιλεύς без определительного члена и без дополнительного. Права аѳинян на Лемн, Имбр, Скир были признаны царем по Анталкидову миру (387). Права на Херсонес и Амфиполь могли быть признаны „всеми эллинами“ за Аѳинами на конгрессе в Спарте в 371 г., вскоре после битвы при Левктрах.
[54] Херсонес… мятежников. Оратор пользуется общим именем Херсонеса, хотя он разумеет только Кардию, на помощь которой Ф. послал войско. Но Кардия была признана самими аѳинянами независимою (V, 25. VII, 29, 42 — 43. XIX, 174), и кардийцы оспаривали притязания аѳинян. Так. образ., нарушителями мира в данном случае были аѳиняне с Диопейѳесом, напавшим на этот город, а не Филипп.
[55] VIII, 16, 64.
[56] Его послушать φησί, в противоположность тому, что он делает.
[57] На Мегары: в 343 г. сторонники Ф. покушались предать город царю, но, кажется, помешали им в том аѳиняне. XIX, 87. 294—295. 326. 385. Плут. Phocion 16.
[58] VIII 36, IX, 58.
[59] VIII, 14-18, 59.
[60] II речь против Филиппа.
[61] боевые сооружения τὰ μηχανήματα., с катапультами и камнеметательницами.
[62] случись что–нибудь, т. е. если бы хозяйничание Ф. в Элладе продолжалось беспрепятственно, и если бы началась открытая война εἴ τι γένοιτο, тогда бороться с Ф-ом аѳиняне не имели бы сил.
[63] Потеря Геллеспонта, чем аѳиняне были бы отрезаны от своей главной житницы, черноморского побережья, а Геллеспонт будет в руках Ф., раз он овладеет Херсонесом и Византией. Д. рисует безвыходное почти положение аѳинян, если Ф. удастся закрепить за собою все названные здесь части Эллады.
[64] XIX, 434.
[65] VIII, 65. 19 уничтожил фокидян, недели через три после окончательного заключения мира. 17 июля 346 г. Филипп вторгся через Ѳермопилы в Фокиду, и на последовавшем за сим собрании амфиктионов был произнесен смертный приговор над политическим существованием фокидян. V, 22. VIII, 65.
[66] а военачальникам… нужное. Соответствующее выражение оригинала не имеется в списках S и L. Оно действительно ослабляет переход речи от аѳинян ко всему эллинству.
[67] Оратор выражается о могуществе Ф. гораздо решительнее, нежели в более ранних речах, где это могущество он называл призрачным. Срвн. I, 12. 28. II, 5 и др.
[68] Первенствующее положение.
[69] вы стояли… под Левктрами. Аѳиняне и лакедемоняне называются πϱοστάται, как бы признанные эллинством предстатели его; о ѳивской гегемонии, которая кончилась со смертью Епаминонда, ἰσχύσαν τι, как бы о насильственном захвате ими верховенства. Срвн. Полиб. VI; 43; XXXVIII, 4. Конец спартанской гегемонии приурочивается к поражению спартанцев Хабрией при о-ве Наксе.
[70] бесчинствовать πλεόναζειν, как наприм. при взятии Кадмеи (383) или при нападении на Пирей.
[71] потрясать… учреждения: обычай спартанцев вводить олигархию на место демократии.
[72] Пелопоннесскую войну.
[73] тринадцать лет: с того времени, как Ф. вмешался в священную войну, после взятия Меѳоны, в первую половину 353 г., до произнесения нашей речи, летом 341 г.
[74] Аполлонии, ионийская колония в Мигдонии, в с. части Халкидики, не принадлежала к олинѳскому союзу. Меѳона, в Пиерии, занята Ф-ом в 353 г.
[75] тридцати двух городов олинѳского союза. Список этих городов у Бенеке Forschungen I, 155 сл.
[76] с беспощадностью. Аппиан замечает, что можно видеть только основания храмов. Bell, civil. IV, 102.
[77] столь многочисленного τοσοῦτον: в Фокиде Д. насчитывает 22 города. XIX, 123.
[78] VI, 22 примеч. четырехвластия τετϱαϱχίας. Гарпократион передает со слов Гелланика и названия 4 областей: Ѳессалиотида, Фѳиотида, Пеласгиотида, Гестиэотида. Такое же деление принимал Аристотель. Каждая область получила особого правителя (ἄϱχοντα). Срвн. VI, 22.
[79] Еретрия и Opeй. § 57—58.
[80] Срвн. VII, 74.
[81] на Амбракию, гд. на сев. берегу Амбракийского залива, на границе с Эпиром, господствовал над Ионийским морем, был близок к Пелопоннесу. Подвергся нападению Ф. во вторую половину 343 г. Срвн. VII, 32.
[82] Елида, занята Филиппом после избиения олигархами, сторонниками царя, демократов в 343 г. XVIII, 295. XIX, 260. 294.
[83] § 17.
[84] будучи… канавами, метафорически: διοϱωϱύγματα ϰατὰ πόλεις tanquamfossis interiectis et vallis separati (Вольф): oppidatim tanquara cuniculis suffosi (Фёмель).
[85] не эллин οὐχ Ἕλληνος: македонские цари производили себя из царского дома аргивян. III, 16 примеч.
[86] в прежнее время… раба. Во время Демосоена рабы не шли более в Элладу из Македонии, да и раньше, очевидно, македоняне, продававшиеся в рабство, трудно мирились с этим положением. Покупать рабов эллины предпочитали из Азии, Ѳракии, Скиѳии.
[87] Олинѳского и Фокидских
[88] устраивает… состязания. V, 22, В сентябре 346 г. Ф. присутствовал на пиѳийских играх в звании председателя; в 342 г., будучи занят войною во Ѳракии, послал на игры своего представителя, кого–либо из военачальников. Таких представителей Д. называет рабами (δούλονς) согласно пониманию эллинов: в самодержавном государстве свободным представлялся эллинам только самодержец, а все его подданные — рабами. Эсхил, Prometh. 50. Еврип. Helen. 276. Ксеноф. Hellen. VI, 1, 2.
[89] V, 20.
[90] первенство… амфиктионов. XIX, 327. Порядок в допущении к оракулу представителей (ѳеоров) различных государств устанавливался жребиеми (Эсхил, Eumenid. 31), но члены амфиктионии, как видно, имели преимущество перед прочими народами. Филипп присвоил себе положение, которым не пользовались даже эллины. Срвн. Геродот, I, 54.
[91] § 26. VI, 22.
[92] Порѳм, евбейская гавань, принадлежавшая Еретрии. По приказанию Ф., наемниками были срыты стены Порѳма, и он дважды посылал подкрепление еретрийскому владыке. X, 8. XVIII, 71. XIX, 87.
[93] градовую грозу χάλαζα, редкое явление в Элладе. Neumann— Partsch, Geograph, von Grieeh. 74 сл.
[94] каждый… самого. Древние писатели сообщают о молитвах и жертвоприношениях населения в этих случаях. Павсан. II, 34, 3. Сенека NQ. IV, 6, 2. Плин. NH. 28, 77.
[95] § 27. Левкаду, о-в и гд. у берегов Акарнании, имел колонистов из Коринѳа, как и Амбракия.
[96] Навпакт, нын. Лепанто, на с. берегу Коринѳского зал., первоначально колония локров этолийских. Занятый потом мессенцами, Н. был возвращен локрам спартанцами по окончании пелопоннесской войны. В 367 г. утвердились там ахеяне Ксеноф. Hellen. IV, 6, 14. Diod. Sic. XV, 75. В конце концов II. сделался этолийским городом. Страб. IX, р. 427.
[97] Ехина, гд, южной Ѳессалии, на сев. берегу Малийского залива в виду Локриды, основан ѳивянами.
[98] XIII, 87. VIII, 66. своих же союзников XVIII, 87. Фёмель, Мюллер, Реданд разумеют ѳивян, а не Филиппа. Византийцы помогали ѳивянам деньгами в священной войне против фокидян, а в 353 г., когда Византию тревожили аѳиняне, мог быть заключен союз её с Ѳивами. Срвн. VIII, 66.
[99] § 16 прим. VII, 41. Кардией: тот же город, а не весь Херсонес, разумеет оратор и выше (§ 16).
[100] медлим, малодушничаем. У Саллюстия sed inertia et mollitie animi alius alium exspectantes cunctamini. Cat. 52.
[101] жило… теперь. Повторение ἦν „было“ признак паѳетичесвого возбуждения оратора. Подражания у Цицер. de imp. Cnei. Pomp. 32 fuit hoe quondam, fuit proprium populi Romani. Catii. I, 3 fuit, fuit, ista quondam in hac republica virtus. У Саллюстия: sed alia fuere quae illos magnos fecere, quae nobis nulla sunt. Catii. 52.
[102] единственно ούδὲν ποιϰίλον οὐδὲ σοφόν, — в S π L приписка из XV в.
[103] подвергался… наказанию. В переводе мы не передаем продолжения фразы: ϰαὶ παϱαίτησις οὐδεμί’ ἦν ουδὲ συγγνώμη, представляющего только другую редакцию предыдущего предложения: ϰαὶ τιμωϱίᾳ μεγίστῃ τοῦτον ἐϰόλαζον. Шпенгель удерживает оба предложения.
[104] III, 7. IV, 33.
[105] милость к изобличаемым συγγνώμη τοῖς ἐλεγϰέτοις, — в S и L приписка XV в.; вычеркиваются Шпенгелем, Гальмом, Дрезеке. Нам они кажутся вполне уместными, соответствуют 37 οὐδεμί ἦν οὐδὲ συγγνώμη. Слова эти могли быть добавлены самим автором.
[106] XIX, 265-266.
[107] не себе… надпись? οὐχ ἵνα… γϱάμματα, приписка из XIV в. Подражание этому месту у Динарха ΙΙ, 24. В речи О посольстве точнее определяется место постановки надписи. XIX, 272. Об этой надписи говорит и Эсхин. III, 258.
[108] Арѳмий, подданный Ксеркса, родом из Зелеи в Троаде, к ю. от Пропонтиды, близ Кизика, был отправлен в Пелопоннес для возбуждения вражды против аѳинян. По словам Плутарха, декрет принят по предложению Ѳемистокла, следоват. до 471 г., когда Ѳемистокл был изгнан. Themist. 6.
[109] в наших законах, Драконтов закон, удержанный Солоном.
„да погибнет без отмщения“ ἄτιμος τεϑτᾶτο. По мнению Шпенгеля, Демосѳен неверно истолковал закон Драконта (Abh. d. baeyr. Alad. Ill, 193 сл.), почему Диндорф весь § 44 подвергает сомнению. Вейль находит толкование закона правильным, если ἄτιμος имеет то значение, в каком слово дано в переводе. Напрасно только оратор применил это же значение к слову ἄτιμος в декрете против Аремия.
[110] клеймили,.. доске στηλίτας ποιεῖν: пригвожденные в позорному столбу.
[111] сами знаете… совет. Соответствующее место оригинала ἴστ`… πϱοσϑεῖσδαι находится на полях списков S и L; основной текст их представляет другую редакцию: εἴπω ϰελεύετε, ϰαὶ οὐϰ ὀϱγεῖσϑε; „дозволите сказать и не будете сердиться?“ которые столь же непосредственно, как и первая редакция, примыкают к словам ἀλλα πῶς. Но дело в том, что следующий § 47 вовсе не содержит в себе примеров продажности аѳинян, которые были бы способны прогневить слушателей; следоват., оратор напрасно просил у народного собрания дозволения высказаться откровенно об их преступном равнодушии к продажным людям в настоящем. Обе редакции можно примирить, хотя не совместить, под тем только условием, если, согласно с Фёмелем, признать, что слова εἴπω ϰελεύετε, ϰαὶ οὐϰ ὀϱγεῖσϑε не обязывали оратора отвечать на свой вопрос. Может быть, именно во избежание всякой неясности Демосѳен и предложил другую редакцию, сохранившуюся на полях S. Срвн. Hehdanz, Zusatz zur 3 Philipp. P. 136 (1886). Weil, примеч. к месту. L Spengel, Δημηοϱιαι d. Demosth. Münch. IS, 60, стр.70 сл.
[112] Срвн. IV, 3 примеч.
[113] четыре–пять месяцев. Оратор намеренно сокращает период военных операций. На самом деле зимняя пора, когда военные действия приостанавливались, длилась около четырех с половиною месяцев, с половины ноября до конца марта, так что на военные операции оставалось семь с половиною месяцев. Ѳукид. VI, 212.
[114] не с тяжелой пехотой οὐχὶ τῷ φάλαγγ᾿ ὁπλιτῶν. Под именем фаланги разумеется здесь не тот специально македонский строй, организация которого была делом Филиппа (Dioci. Sic. XVI, 3), но вообще тяжелая пехота (срвн, Ксеноф. Anal·. VI. 3, 25).
[115] всегда имея под рукой ἐξηϱτῆσϑαι, неразлучно, как меч висящий на боку.
[116] легковооруженных ψιλούς, — это т. н. македонские гипасписты, полутяжелая пехота. Droysen, Rriegealterthüm. стр.109 сд.
[117] боевые машины. Филиппом усовершенствованы способы осады городов. А. Schaefer, D. und seine Zeit, ΙΙ, 500-510.
[118] II, 23.
[119] попросту τὴν εὐήϑειαν, как в § 48 ἀϱχαίως „по–старинному“.
[120] II, 21
[121] преимущества: на о-вах Лемне, Ѳасе, Скиаѳе, принадлежавших аѳинянам, аѳинское войско могло зимовать; там же могло быть снабжено достаточно продовольствием.
[122] VIII, 61,
[123] как бы… гибели: „кого Бог захочет покарать, у того разум отнимет", — эта же мысль повторяется часто у древне–эллинских и римских поэтов. Публием Сиром она облечена в форму: stultum facit Fortuna, quem vult perdere.
[124] § 39. VIII. 31.
[125] XVIII, 138.
[126] кто предал… погибель? В битве близ Олинѳа один из друзей Филиппа предал в руки врага 500 конных воинов. XIX, 267. VIII, 40.
[127] § 66. Аполлонид, глава народной партии, действовал против олигархов.
[128] V, 5
[129] § 33.
[130] XVIII, 295.
[131] VIII, 18.
[132] Евфрай, ученик Платона; по поручению учителя посетил двор Пердикки и на родине был противником македонской политики. Ηarpoсrat.
[133] VIII, 61.
[134] ваших послов: XVIII, 79 Демосѳен упоминает об аѳинском посольстве, отправленном на Евбею по его же предложению.
[135] II 22.
[136] пока судно… судно. Сравнение государства с судном весьма обычно в др. — эллинской литературе. С большим судном может быть сравнено обширное государство аѳинян (§ 67).
[137] IV, 30.
[138] То, что оратор вносит здесь в виде предложения, он советовал в речи о Херсонесе. VIII, 70.
[139] в Пелопоннес… царя: посольства были скоро после этого отправлены: Д. в Пелопоннес (Эсхин ΙΙΙ, 97), Гиперид на Род (пс. — Плутарх vit. X orator. 850 А), о посольстве к царю упоминается XII, 6.
[140] с отдельным лицом πϱὸς ἅδνϱα, подверженным всяким случайностям; политика государства определяется общественными интересами и общественными средствами.
[141] прошлогодние… Пелопоннес, в 343 г., по предложению Демосѳена, при его личном участии. Срвп. VI, 19. Полиевкт, пламенный патриот, выдачи которого требовал Александр перед походом в Азию в 335 г. (Арриан I, 10. Плут. Demosth. 23); оратор говорит о нем, как о присутствующем в собрании (ἐϰεινοσί).
[142] Гегесипп, автор речи о Галоннесе. VII, 33.
[143] §§ 27, 34.
[144] § 17, VIII, 18. халкидяне или мегарцы: в то время единственные союзники Аѳин; они сильно терпели от Филиппа. Срвн. Эсхин. ΙΙΙ, 92.
[145] II, 23. V, 15. VIII, 77.
[146] I. 15.
[147] IV, 51. I, 28 кон.

Примечания к III Филиппике

По словам Демосѳена, Филипп в неполные тринадцать лет (354-341) причинил эллинам несравненно больше бедствий и разорения, нежели аѳиняне., лакедемоняне и ѳивяне за время преобладания каждого из этих народов над остальными эллинами, хотя господство аѳинян продолжалось семьдесят три года (478-405), лакедемонян тридцать лет (405-376) и преобладающее положение ѳивян после битвы при Левктрах (371) лет пятнадцать (§ 25). Как бы с целью устранить всякое возражение в пользу Филиппа, оратор прибавляет, что, если этот или другой из эллинских народов и пользовался иногда своим превосходством во вред прочим эллинам, все же это были родные, законные сыны Эллады, а не какой-либо иноземец, да еще родом из страны наихудших рабов (§§ 30-31). Очевидно, не так смотрели на дело другие эллины, не так было и в действительности. Достаточно припомнить мрачную картину состояния Эллады, нарисованную Ѳукидидом еще в начале Пелопоннесской войны (III, 82- 84), или насилия аѳинян над союзниками, самоуправство и жестокости спартанских гармостов, беспощадное взаимное истребление эллинов в период т. н, священных войн, при чем самые грозные клятвы договаривающихся сторон и не соблюдались, и никого ни к чему не обязывали, а собственные учреждения мелких республик вовсе не составляли неприкосновенной святыни для республик сильнейших; достаточно припомнить это, чтобы в сопоставлении Филиппа с эллинскими предстателями (πϱοστάται) Эллады признать основную историческую неточность, допущенную в своей речи оратором. Потом, весьма сомнительно, чтобы слабейшие эллинские народы находили для себя большое утешение в том, что господа их, аѳиняне или лакедемоняне, были такие же эллины; скорее наоборот: гнет единокровных и единоверных эллинов был тем чувствительнее для обиженных народов. Наконец Македонский царский дом был с родни эллинам, что служило оправданием участия Филиппа в союзе амфиктионов, и далеко не все эллины смотрели на даря Македонии, как на раба или подкидыша, незаконно расхищающего чужое добро. Весьма важно, что Демосѳен, даже ввиду возможности порабощения эллинов македонянами, не находит особенно предосудительным насильственное хозяйничанье аѳинян относительно других эллинов во время их семидесятилетней гегемонии, и не в силах указать на будущее время такой формы союзных отношений между эллинскими народами, которая обеспечила бы эллинству вместе с· единством действий на случай внешней опасности прочный мир внутри каждой общины, а равно свободу и независимость в домашних делах меньших республик. Целью оратора было вызвать в своих слушателях враждебное к Филиппу настроение, объединить их в этом настроении и подвинуть их к немедленным, решительным против него действиям, и он не останавливался перед историческими неточностями, даже перед противоречиями самому себе. Четыре года тому назад, в речи о мире Демосѳен называл участие Филиппа в амфиктионии дельфийским призраком, из-за которого не стоит поднимать войну, он одобрял выделение кардиев из договора с Филиппом, с предоставлением им независимости от аѳинян и свободы вступать в союз с царем (V, 24-25). Теперь он обвиняет Филиппа в присвоении себе руководящего положения в собрании амфиктионов, равно как и в том, что он лишил аѳинян Кардии, важнейшего города на Херсонесе (§ 32). Сознательной ложью называет Шпенгель уверение нашего оратора, будто Филипп тотчас по утверждении Филократова мира клятвою, задолго до прибытия Диопейѳеса на Херсонес, завладел ѳракийскими поселениями: Серрием, Дориском и Священной Горой, прогнавши из них· аѳинские гарнизоны (§ 15). На самом деле города эти перешли в руки Филиппа лишь во время переговоров о мире, и когда Филипп под клятвою давал согласие на мир, он удержал за собою местности, покоренные до этого акта. В речи О венке оратор приурочивает вторжение Филиппа во Ѳракию к тому времени, когда мир был клятвенно утвержден одной стороной, аѳинянами, но до утверждения его Филиппом (XVIII, 2δ - 26. XIX, 55. 155-157. Срвн. Эсхин II, 82-90). Мирные условия были приняты аѳинским народом 19 елафреболиона (16 апр. 346), а согласие Филиппа, подтвержденное клятвою, последовало лишь через два месяца (17 июня того же года). Тот же факт в речи О положении Херсонеса отмечен оратором в более общих выражениях (VIII, 64).
III Филиппика была произнесена в том же году, как и эта последняя речь (341. Ол. CIX, 3), месяца на два позже её. За это время Филиппом достигнуты новые успехи на Ѳракийском Херсонесе, и теперь оратор требует, чтобы аѳиняне оказали Византии возможно скорую поддержку (VIII, 14. IX, 20). Поведение Диопейѳеса не нуждается более в защите; нет больше вопроса ни об отозвании его из Херсонеса, ни о замещении его другим лицом. До сих пор оратор, несмотря на насмешки своих противников, довольствовался советами и не решался выступать с формальным предложением, принимать на себя тем самым всю ответственность за последствия; теперь он предлагает народу голосовать его мнение как декрет народного собрания (VI, .3. VIII, 68. 76. Срвн. IX, 70. 76). Для него нет более сомнения в намерениях врага поработить не одни Аѳины, но всю Елладу, и потому неотложно должны быть приняты аѳинянами все меры самообороны и ослабления Филиппа в его собственных владениях; в предстоящей борьбе должно принять участие все эллинство; к ней должен быть привлечен и персидский парь. Гроза надвигается на всю Элладу; необходимо предупредить открытую, правильную войну, пока время не потеряно, так как на поле сражения перевес окажется на стороне врага. Впереди эллинов должны идти аѳиняне, собственным напряжением сил, а равно посольствами возбуждая и объединяя другие народы к борьбе с общим врагом. Ни в одной из речей Демосѳена изобличения против Филиппа в беззаконии и насилиях и против продажных ораторов из среды аѳинян не собраны с такою полнотою и не высказаны так откровенно и смело; неизбежность надвигающейся грозы, если эллины пропустят время и не воспрепятствуют Филиппу хозяйничать в Элладе, не выясняется с такою настойчивостью. Паѳос оратора достигает в нашей речи наибольшей высоты. Когда Филипп читал речи Демосѳена против него, он, как рассказывают, заметил: "если бы я слышал Демосѳена, как он произносил эти речи, я сам подал бы голос за него, как за вождя в войне против меня" (По Плутарх.,.. X ораторов р. 845 с). Подобное замечание скорее всего могло быть вызвано впечатлением от III Филиппики.
В существующих списках речи наблюдается большая разница в редакции текста: краткую сравнительно редакцию текста содержат лучшие списки (S и L), пространную, с более или менее значительными добавлениями, остальные; только эта одна была известна уже Дионисию Галикарнасскому; она же легла и в основу вульгаты. Соответственно этому текст получает различную редакцию и в печатных изданиях Демосѳена: в некоторых из новых изданий, напр., 3ёргеля, Вестермана, Розенберга, читатель вовсе не находит добавлений в тексте; в других обе редакции отмечены различными шрифтами, помещены в тексте рядом или напечатаны параллельно, в двух столбцах (Диндорф, Реданц-Бласс, Вейль.)
Каким образом получилась разница между списками? Дополнения представляют ли собою позднейшие прибавки к подлинному более краткому тексту оратора, и потому подлежат удалению из текста, или наоборот, пространный подлинник подвергся впоследствии сокращениям со стороны какого-либо ритора (В. Диндорф), или наконец обе редакции дело рук самого оратора, - в одном виде произносившего речь и в другом записавшего ее? Распространения текста находится на полях списка S, и почти все принадлежат XII, XIV, XV векам. В частности Имм. Беккер, впервые сличивший для своих изданий список S и установивший значение его для критики, вносит в текст стереотипного издания 1854 г. §§ 6 и 7, 58, заключает в скобки прибавку в § 32 и выпускает все остальные; Фёмель (1857) удерживает только §§ 6, 7, 58, 71 и т. д. Эпоху в решении вопроса составили исследования Шпенгеля (Abhandl. d. k. bayer. Akademie, III, 157- 197. IX, 112-124), к которым примкнул решительно Вейль (Jahrb. f. cl. Philol. 1S70 и предисловие к изд. политических речей Д.). Теорию двойной редакции самого оратора, обоснованную этими учеными, принял Бласс. То же явление он наблюдает в речи против Мидии, а в риѳме прибавок в нашей речи находит указание на принадлежность их Демосѳену. (AU. Beredtsatnk. 1S93 III, 1, 379-380). Она опирается на следующие наблюдения: значительность некоторых прибавок по объему, согласие их по содержанию и по стилю с подлинно Демосѳеновскими местами, их параллелизм, дающий себя чувствовать явными повторениями, и отсюда их несовместимость в тексте. Вторая редакция автора состояла частью в новом построении фраз (§§ 6-7, 37. 39. 46), частью в добавлении новых выражений (§§ 32. 41. 58. 71). Само собою разумеется, теория двойной редакции не исключает порчи текста позднейшими интерполяциями.
Если допустить, что огромное большинство наших рукописей представляют копии списка со внесением в них не только основного текста оригинала, но и вариантов, находившихся на полях его, тогда как рукописи S и L содержат в себе только основной текст их оригинала; если допустить также, что варианты на полях состояли или в простых прибавках, или в новых версиях основного текста, то разница между списками в важнейших местах получает точное объяснение. Следовательно, удаливши из вульгаты позднейшие вставки, а также повторения, получившиеся из сочетания двух редакций, критика восстановляет, говоря вообще, подлинный, более пространный текст речи, не подвергая однако сомнению и редакцию текста более краткую, представляемую списками S и L. Подлинность этой последней имеет за себя, помимо внутренних достоинств текста, свидетельство александрийских грамматиков о размерах III Филиппики. Интересующиеся подробностями вопроса найдут их в названных выше исследованиях Шпенгеля и Вейля, а также В. Христа (Abhandl. d. k. baery. Akad. 1882, XVI, 3).
В тексте нашего перевода дана распространенная редакция, без тех, разумеется, прибавок, позднее происхождение коих достаточно ясно: переводы тех же месть в более краткой редакции отнесены в примечания.