Речь часто называют в литературе просто "Против мачехи". Точная датировка ее неизвестна. Обычно считается, что она была написана после речи VI "О хоревте", но ранее речи V "Об убийстве Герода". Соответственно, считают, что с наибольшим основанием ее можно датировать первой половиной 410-х гг. до н.э.[1] Речь высоко оценивал великий Виламовиц[2]; впоследствии, однако, ее стали считать едва ли не самым слабым произведением Антифонта, и только в последнее время раздались голоса в пользу ее "реабилитации" как памятника ораторского искусства и правовой мысли[3].
Дело слушается в Ареопаге. Речь является обвинительной. Клиент Антифонта, совсем молодой человек (имя неизвестно), только что достигший совершеннолетия, обвиняет собственную мачеху в том, что она за несколько лет до того отравила (точнее, организовала отравление) его отца, своего мужа. Исход дела неизвестен. Политические мотивы в речи отсутствуют.
Содержание[4]
Некий Филоней, имевший какую-то наложницу, был другом отцу говорящего эту речь. Заподозрив наложницу в чем-то дурном, он грозился отправить ее в публичный дом. А отец говорящего речь, когда у него умерла жена, привел своему сыну мачеху. Та сговорилась с наложницей, поскольку они были соседками и поскольку она тоже была не очень любима мужем; обе решили убить мужчин ядом. Подготовившись, женщины во время праздника, когда эти мужчины сообща совершали возлияние - они ведь были друзьями, - дали обоим яд в питье. И Филоней, выпивший больше яда, скончался тут же, а отец говорящего речь, поскольку он выпил меньше, заболел и от этой болезни умер. Юноша же обвиняет мачеху в отравлении. Содержание речи таково, статус[5] же ее предположительный, а доказательством служит то, что противники не хотят выдать рабов для пытки.
1. Я, со своей стороны, еще молод и неопытен в тяжбах[6]; страх и недоумение охватывают меня в связи с этим делом, граждане[7]! С одной стороны, как я не буду преследовать в судебном порядке убийц[8] моего отца, если он сам поручил мне это[9]? С другой стороны, преследовать-то приходится тех, с кем меньше всего подобало бы вступать в раздор, - собственных единокровных братьев и их мать[10]. 2. Ведь судьба и сами эти люди вынудили меня вчинить иск против тех, кому прилично было бы стать мстителями за умершего, а обвинителю - помощниками. Но теперь происходит противоположное этому: ибо сами они являются моими противниками и убийцами, как говорим и я, и обвинительное заявление.
3. Прошу вас, граждане: если я докажу, что их мать умышленно, обдуманно совершила убийство нашего отца и до того уже не однажды, а многократно была поймана с поличным как замышляющая его смерть, - накажите ее. Заступитесь, во-первых, за ваши законы, полученные вами от богов и предков, и вынесите, подобно им, обвинительный приговор; помогите, во-вторых, самому умершему, а заодно и мне - ибо я один теперь остался.
4. Ведь вы оказываетесь моими родственниками, - поскольку те, кому следовало бы стать мстителями за умершего и моими помощниками, стали умершему убийцами, а против меня выступают как противники. К кому же пойти за помощью или где найти прибежище, кроме как у вас и у справедливости?
5. А я, признаться, удивляюсь и брату: что это у него за мысль - стать моим противником? Или, он считает, благочестие заключается в том, чтобы не предать мать? Я же полагаю, что гораздо безбожнее пренебречь мщением за умершего[11], особенно если он умер против своего желания, в результате злого умысла, а она его намеренно, обдуманно убила. 6. Мой противник и сам не скажет, будто он твердо знает, что его мать не убивала нашего отца. Ведь у него и была возможность что-то надежно узнать посредством пытки[12], - но он не захотел. А что невозможно было толком разузнать - в этом-то он и смел. Однако следовало-то как раз, как и я призывал, постараться, чтобы содеянное было явлено воистину. 7. Ведь если бы рабы не признались, то он со знанием дела защищался бы и успешно противостоял бы мне, и мать его была бы освобождена от этого обвинения. А поскольку он не пожелал провести расследование содеянного, каким образом то, чего он не пожелал разузнать, может ему быть известным? [Следовательно, судьи, каким образом возможно ему знать о том, о чем он уж точно не получил истинных сведений?][13] 8. Интересно мне, что он скажет в свою защиту. Он ведь хорошо понимал, что в случае пытки рабов не удалось бы спастись его матери, и поэтому посчитал: спасение - в том, чтобы их не пытать. Они решили, что таким образом получится скрыть содеянное. Каким же образом мой противник окажется принесшим неложную клятву[14], заявляя, что он имеет верные сведения, если он не пожелал получить эти верные сведения, хоть я и предлагал воспользоваться в нашем деле таким справедливейшим средством, как пытка? 9. Ибо я хотел подвергнуть пытке их рабов, поскольку они знали, что уже и ранее эта женщина, мать моих противников, хитростью, отравой хотела убить нашего отца, и отец поймал ее в этом с поличным. Да она и сама этого не отрицала, а только говорила, что давала ему снадобье не чтобы убить, а чтобы приворожить. 10. Итак, для этого-то я и хотел учинить рабам подобную пытку по названным вопросам, написав в письменном заявлении, в чём я обвиняю эту женщину. При этом я предлагал самим моим противникам и пытать их, в моем присутствии[15], чтобы рабы не говорили под принуждением то, что я от них требую. Нет, меня вполне устраивало, чтобы они подтвердили то, что сказано в письменном заявлении: это самое и стало бы подобающим свидетельством в мою пользу - о том, что я правильно и справедливо преследую убийцу моего отца. А в случае, если рабы стали бы отрекаться и говорить не согласное с моим обвинением, пытка с неизбежностью показала бы, как было на самом деле: ибо она даже тех, кто замыслил лгать, заставит дать истинные показания. 11. Однако я, во всяком случае, хорошо знаю: если бы мои противники, придя ко мне, как только им было сообщено, что я намерен преследовать в судебном порядке убийцу отца, пожелали передать мне для пытки рабов, которые у них были, а я бы не захотел этих рабов принять, они бы тем самым представили весомейшее свидетельство в пользу того, что они не виновны в убийстве. А теперь, поскольку именно я требую пытки и даже предлагаю, чтобы пытали они сами, а не я, мне-то уж явно подобает считать их отказ свидетельством в пользу того, что они виновны в убийстве! 12. [Если бы они пожелали дать рабов на пытку, а я бы не принял, тогда это было бы свидетельство в их пользу. Но пусть то же самое относится и ко мне, коль скоро я желаю получить улики по нашему делу, а мои противники не захотели их дать][16]. По крайней мере, мне кажется невиданным делом, что они стремятся у вас вымогать, чтобы вы их не осудили, а в то же время они не захотели стать судьями самим себе, предоставив своих рабов для пытки. 13. Итак, относительно этих вещей вполне ясно: они избегали того, чтобы разузнать в точности то, что произошло. Ведь они знали, что проявится-то зло, имеющее прямое отношение к ним, и рассудили: лучше о нем умолчать и не расследовать его. Но вы-то не так думаете, граждане, - я это твердо знаю! - и вы всё сделаете ясным.
Вот что сказал я предварительно. А о том, что произошло, попробую рассказать вам истинно. И пусть ведет меня сама справедливость[17].
14. Была у нашего дома надстройка сверху[18], а пользовался ей Филоней, когда ему случалось бывать в городе[19]. Человек он прекрасный и доблестный, да и отцу нашему друг. И была у него наложница, которую Филоней намеревался отправить в публичный дом[20]. Такую-то женщину мать моего брата, [познакомившись с ней][21], сделала подругой.
15. А узнав, что той грозит обида от Филонея, она приглашает ее к себе. Когда та пришла, моя мачеха сказала, что она-де и сама терпит обиды от нашего отца[22]. Она заявила, что, если та женщина желает ее послушаться, она может сделать так, чтобы и Филоней вновь полюбил свою наложницу, и мой отец - ее саму, мачеху. Она говорила, что берет на себя составление плана, а той предоставляет исполнение. 16. Итак, она спрашивала, не хочет ли та оказать ей услугу; а та, я полагаю, немедленно пообещала это сделать. После этого случилось так, что у Филонея в Пирее было жертвоприношение Зевсу Ктесию[23], а мой отец собирался плыть на Наксос[24]. Филонею казалось, что лучше всего будет поступить так: одновременно и проводить в Пирей моего отца - ведь он был ему другом, - и после принесения жертвы угостить его[25]. А наложница Филонея следовала с ним - именно из-за жертвоприношения. 17. И вот, когда они были в Пирее, то Филоней принес жертву, какую подобало. И когда жертвоприношение у него было уже совершено, это человеческое существо[26] раздумывало, как бы дать им зелье - до обеда или после обеда. И по здравом размышлении показалось ей, что лучше будет дать его после обеда: так она исполняла поручения этой Клитемнестры, [матери моего противника][27]. 18. Впрочем, рассказ об обеде, пожалуй, был бы длинноват, чтобы мне его излагать, а вам - слушать. Но я попытаюсь изложить вам остальное как можно короче, а именно - как было дано зелье. Когда отобедали эти двое - один принеся жертву Зевсу Ктесию и угощая другого, другой же - намереваясь отплывать и пируя у своего друга, - они, как подобало, совершали возлияние и возлагали на алтарь ладан за свое здоровье[28]. 19. А наложница Филонея, пока они молятся о том, чему не было дано свершиться, готовит возлияние, а тем временем, граждане, наливает в вино зелье. И вот, считая, что делает это на благо, бóльшую часть налитого она дает Филонею, как будто, если она больше даст, Филоней сильнее будет ее любить[29]. Она ведь не знала, что введена в обман моей мачехой, пока зло уже не свершилось. А отцу нашему она налила меньшую часть. 20. И они, после того как совершили возлияние, взяв в руки, пьют свое последнее питье, которое их и убило. Ведь Филоней умирает буквально сразу, а с нашим отцом случается болезнь, от которой он и умер на двадцатый день. За это исполнительница, которая сделала дело своими руками[30], получает достойное возмездие, хоть она и не была истинной виновницей: ведь ее пытали и отдали палачу[31]. А истинная виновница, выносившая этот план, еще получит свое возмездие, если пожелаете вы и боги[32].
21. Итак[33], посмотрите, насколько справедливее будет моя просьба к вам, чем просьба брата. Я, со своей стороны, побуждаю вас стать мстителями на вечные времена за человека умершего, подвергшегося обиде; а мой противник вовсе не будет просить у вас за умершего, который достоин получить от вас и сочувствие, и помощь, и заступничество - ведь он был лишен жизни безбожно и бесславно, до подобающего срока, к тому же теми[34], кому менее всего пристало это делать. 22. Нет, он будет просить об убийце, будет просить у вас о вещах беззаконных, нечестивых, невозможных, неслыханных ни богами, ни вами[35]: ...дела, в отношении которых сама убийца не сможет себя убедить, что она не совершила злодейства. Но вы - помощники не убийц, а тех, кто был умышленно убит, притом убит такими людьми, от руки которых им менее всего пристало умирать! Теперь уже в вашей власти вынести правильное решение по этому вопросу; сделайте же это! 23. Он будет просить у вас о собственной матери, которая жива, которая коварно и безбожно умертвила человека; он будет стараться убедить вас, чтобы она не несла наказания за свое преступление. А я вас прошу ради моего умершего отца, чтобы она в любом случае понесла наказание! Ведь вы являетесь и называетесь судьями именно для того, чтобы преступники несли наказание[36]. 24. И я начинаю судебное преследование, чтобы виновница понесла наказание за свое преступление и чтобы вступиться и за нашего отца, и за наши законы: таким образом, вам всем и пристало помогать мне, если я говорю правду. А мой противник, наоборот, чтобы презревшая законы не несла наказания за свое преступление, становится ей помощником. 25. Однако что справедливее: чтобы умышленный убийца понес наказание или чтобы нет? И кого следует больше жалеть: покойного или убившую его? Лично я считаю, что покойного: ибо пусть у вас всё будет более справедливым и благочестивым образом, и по отношению к богам, и по отношению к людям! Поэтому я считаю: как она немилосердно и безжалостно погубила его, так она и сама должна быть погублена вами и справедливостью. 26. Она-то его убила по своей воле и умыслу, а он погиб против своей воли, насильственно. Ибо разве же не насильственно погиб, граждане, тот, кто собирался отплывать из этой земли и пировал у человека, бывшего ему другом? А она, послав зелье и приказав дать его ему выпить, убила нашего отца! Так как же возможно такую жалеть, как возможно ей получить милость от вас или от кого бы то ни было, - ей, которая сама не пожалела собственного мужа, а нечестиво и позорно погубила его? 27. В самом деле, так и подобает - чувствовать большее сострадание при несчастьях, случившихся против воли, чем при обидах и проступках, совершенных намеренно, умышленно. И как она погубила его, не устыдившись и не побоявшись ни богов, ни героев, ни людей, - так пусть и она сама подвергнется справедливейшему наказанию, пусть она будет погублена вами и справедливостью, не встретив с вашей стороны ни милости, ни жалости, ни уважения.
28. Удивляюсь я все-таки дерзости брата[37] и его намерению принести клятву за свою мать: дескать, он хорошо знает, что она ничего такого не совершала. Ибо как кто-либо может хорошо знать дела, в которых он сам не принимал участия? Ведь никогда те, кто замышляет убийство близких, не задумывают и не готовят его при свидетелях. Напротив, они стараются сделать это как только можно скрытно, чтобы ни один человек не узнал.
29. А те, против кого злоумышляют, ничего не знают до тех пор, пока уже не столкнутся с самим злом; тогда-то они понимают, в каком несчастье оказались. Тогда они, если имеют возможность и время перед смертью[38], созывают и друзей и родственников своих, и свидетельствуют, и говорят им, по чьей вине они гибнут, и поручают отомстить за них обидчикам. 30. Именно это и мне, когда я был мальчиком, поручил отец, страдая от тяжкой, смертельной болезни. А если им это не удается, то они пишут письма, призывают своих домашних[39] в качестве свидетелей и объявляют, кем они убиты. Вот и отец мне, еще в юности моей, это объявил и написал[40] - мне, граждане, а не своим рабам.
31. Итак, это мной сообщено, и тем оказана помощь и умершему, и закону. Теперь ваша задача - самим обдумать остальное и вынести справедливый приговор. Считаю, что и подземным богам небезразличны те, кому нанесена обида.