Глава 4. Религиозная политика Атталидов


4.1. Царские культы и религиозная политика династии

В эпоху эллинизма становление сильной царской власти, обладавшей значительными материальными возможностями и военным потенциалом, распространявшей свое влияние на обширные территории и на многочисленное население, вызвало к жизни такое своеобразное явление в общественно-политической и идеологической жизни государств Восточного Средиземноморья, как культ царей и правителей.
Предпосылки складывания культов царей сформировались как на Востоке, так и в греческом мире в результате длительных изменений в обществе, в политической и духовной жизни. Основой формирования этих культов явилась, с одной стороны, распространенная в ряде стран Ближнего Востока практика обожествления личности носителя верховной власти и прочно укоренившаяся традиция деспотизма. Наиболее характерно обожествление живого носителя царской власти для Древнего Египта, где не только сложились развитые формы религиозного почитания царя, достаточно сложная религиозная концепция царской власти и личности монарха как воплощения богов, но также и весьма прочная и устойчивая практика массового почитания живого носителя верховной власти рядовым населением страны. В ряде других стран Ближнего Востока, в том числе в Двуречье или в империи Ахеменидов, обожествление царей не получило развития, но сформировалось представление о том, что царь является представителем и ставленником верховного божества, в империи Ахеменидов - бога Ахура-Мазды.
При этом, с другой стороны, в самой Греции в конце V - IV в. до н. э. все более частыми становились попытки обожествления отдельных выдающихся личностей - полководцев, государственных деятелей, врачей[1]. И хотя практика почитания живого человека не приобрела массового характера, сам факт ее появления свидетельствует об определенных изменениях в умонастроениях греков.
Переломным пунктом в развитии этого процесса для греческого мира явилась религиозная политика Александра Македонского, выразившаяся во введении культового почитания царя в качестве сына Зевса и бога Амона[2]. Для Александра, по определению Г. С. Кнабе и И. А. Протопоповой, свойственно мифологическое восприятие действительности, при котором совершаемые им самим деяния рассматривались как продолжение поступков великих героев; сам он при этом уподоблялся Ахиллу, своего друга Гефестиона сравнивал с Патроклом, объявил себя потомком Амона, равнялся с Дионисом в великих деяниях. При Александре также стала формироваться религиозно-политическая доктрина, согласно которой все поступки царя считаются справедливыми, поскольку происходят по воле богов и носят, следовательно, божественный характер[3].
При последователях Александра, позже - в государствах Селевкидов, Птолемеев, Атталидов царские культы стали обычным явлением религиозно-политической жизни эллинистических государств. В этот период в культурной жизни происходили глубокие перемены, постепенно формировалась новая культура. Внешним выражением новой культуры стал ее смешанный, синкретический характер, соединение эллинских и восточных черт. Глубинным выражением нового стало изменение менталитета человека эллинистического времени. В основе нового менталитета лежало противоречивое сочетание рационализма и тяги к мистическим учениям и идеям, приверженность этнической и религиозной традиции и почитание иноземных богов, сохранение полисного республиканского политического мышления при культовом почитании царей и откровенном сервилизме перед ними. В некоторых отношениях произошла неомифологизация массового сознания[4].
Среди новых черт духовной жизни эллинистического времени - распространение религиозного почитания монархов. С культом царей также тесно связано широко распространившееся в эллинистическую эпоху представление о царской власти и царской личности как воплощении высшей справедливости, защиты, божественной силы и благодати. Эти идеи, родившиеся среди разных слоев населения, сформировались в стройную политическую концепцию, которая нашла отражение в трудах ряда философов позднеклассического и собственно эллинистического времени. Известно о трудах Аристотеля "О царской власти" (Diog. Laert. V. 1,22-27), Феофраста "О царской власти", "О воспитании царя", "К Кассандру о царской власти" (Diog. Laert. V. 2, 47, 49), Стратона из Лампсака, учителя Птолемея Филадельфа "О царской власти", "О царе-философе" (Diog. Laert. V. 3, 59) и других (Diog. Laert. VII. 5, 175; 6, 178). К сожалению, сочинения перечисленных ученых не сохранились и об их содержании практически ничего не известно. Мы знаем только, что труды подобного рода не обязательно носили апологетический характер, а в некоторых случаях отличались самостоятельностью суждений и критичностью оценок. По словам Плутарха, Деметрий Фалерский советовал Птолемею почитать книги о царской власти, ибо в них изложено то, что друзья не решаются сказать царю (Plut. Reg. Et imper. Apophtegm. 189 D). Очевидно также, что в политической теории эллинистического времени активизировался интерес к институту царской власти и к вопросу о ее характере и роли в обществе[5].
Но политическая теория была уделом достаточно узкой части образованного общества. Формой массовой идеологии эллинистического времени стало все-таки религиозное почитание царей. В нем отразились представление рядового человека об идеальном правителе и власти, надежды на справедливый и благой характер деятельности царей, благодарность за оказанные населению благодеяния.
Практика обожествления членов правящего дома характерна и для Пергамского государства. Уже основатель династии Филетер был удостоен приличествующих богу почестей. В Пергаме в гимнасии молодых людей ему была поставлена статуя, перед которой совершались жертвоприношения (AM. 1904. XXIX. S. 152 сл.). Этот обычай укоренился в столице настолько прочно, что сохранялся некоторое время даже после гибели династии, при римлянах.
Культовое почитание основателя династии развивалось не только в столице, но даже за пределами государства. В честь Филетера в связи с его многочисленными благодеяниями городу Кизик и святилищу Аполлона на Делосе в обоих полисах были основаны празднества Филетерии, призванные отметить деяния пергамского дина-ста (CIG. 3660; BCH. 1908. XXXII. 83).
При его преемнике Эвмене I в Пергаме были основаны празднества Эвмении (OGIS. 267. Стк. 34), которые проводились ежегодно и по греческому обычаю сопровождались торжественным жертвоприношением. Некоторыми учеными, например К. Шнайдером, было высказано мнение о том, что этот праздник отмечался в день рождения Эвмена I. Дж. Кардинали, Хр. Хабихт и Э. Хансен справедливо высказались против такого предположения, как не подкрепленного никакими данными источников[6]. Можно также предполагать, что основание этих торжеств было вызвано благодарностью населения полиса правителю. В колонии Филетерии, основанной Эвменом I, ему был воздвигнут храм, где, очевидно, отправлялся культ основателя этого города (OGIS. 336. Стк. 4).
Более значительная и результативная деятельность Аттала I получила достаточно яркое отражение в религиозной жизни его собственной страны и ряда самостоятельных полисов. В честь Аттала I на острове Эгина были основаны празднества Атталии, которые носили характер театральных агонов, и также было воздвигнуто святилище Атталейон (OGIS. 329. Стк. 40-41, 46). Одна из надписей - почетный декрет в честь Аполлония из Накрасы - упоминает празднества Басилеи, основанные, по предположению В. Диттенбергера, в честь принятия царского титула Атталом I (OGIS. 268. Стк. 5). О существовании их в других полисах царства информации нет: вероятно, данные празднества носили местный характер.
Значительных почестей Аттал I удостоился также за пределами своего царства - в Греции и на островах Эгейского моря. На острове Делос около 217 г. до н. э. в честь пергамского царя был основан специальный праздник Атталии (Syll.2 588 В. Стк. 61, 183). Граждане Сикиона постановили воздвигнуть Атталу I статую и совершать ежегодные жертвоприношения в его честь (Polyb. XVIII. 16; Liv. XXXII. 40, 8-9). В Афинах имя Аттала было дано одной из фил города, а для совершения жертвоприношений в честь царя назначен специальный жрец (Polyb. XVI. 25,8; Liv. XXXI. 15; Paus. I. 5, 5; 8, 1; IG. II2. 5080).
Культового почитания удостоился не только сам царь, но и члены его семьи. Из надписи Нотия известно, что в этом городе были воздвигнуты статуи жене, сыновьям и, очевидно, самому царю; в честь рождения сына Афенея проводились жертвоприношения и состязания эфебов и юношей (ВСН. XXX. 1906. Р. 349-258). Возможно, все эти торжества составляли какой-то значительный праздник, посвященный Атталу I. Наконец, этот царь первым из пергамских правителей получил культовое имя. Он был назван Сотер, что связано, как считают исследователи, с его победами над галатами (IvP. 43-46; OGIS. 289)[7].
Эвмен II, добившийся немалых успехов во внешней и внутренней политике, обеспечивший значительный территориальный рост государства и его дальнейшее усиление на международной арене, получил более значительные почести, чем предшественники. Известно, что на острове Эгина был основан театральный агон, называвшийся Эвмении (OGIS. 329. Стк. 40-41). Декрет города Траллы определял организацию музыкальных состязаний, также носивших имя пергамского царя Эвмена II Сотера[8]. Сарды основали празднества в честь Афины и Эвмена II Сотера (OGIS. 305; Sardis. VII. 27. Стк. 12-13). Исключительно важным при этом является то обстоятельство, что торжества одновременно посвящались богине Афине и здравствующему пергамскому монарху. Богиня Афина избрана в данном случае в качестве объекта почитания далеко не случайно: это одна из наиболее чтимых в Пергаме богинь, а распространению ее культа активно способствовали сами цари.
В 167-166 гг. до н. э. союз ионийских городов определил за многочисленные благодеяния царя городам союза воздвигнуть ему золотую статую в том месте союза, где Эвмен пожелает, увенчать его золотым венком, объявить о почестях царю на Панионийском празднике и в отдельных городах лиги (RC. 52. Стк. 23 сл.). Исследователи (Ч. Б. Уэллз) обращают внимание, вслед за Полибием (XXXI. 6, 6), на то, что возрастание влияния и авторитета Эвмена II среди греков и, соответственно, развитие его культового почитания происходило в то самое время, когда римляне демонстративно стали подчеркивать охлаждение своего отношения к пергамскому царю[9]. Рассматриваемый документ относится ко времени непосредственно после неудачного и унизительного визита Эвмена II в Италию. Недоброжелательное и оскорбительное отношение римлян не помешало ионийским грекам в высшей степени комплиментарно оценить деятельность пергамского монарха и определить ему особые почести и формы поклонения.
В почитании Эвмена II из полисов Ионии особо отличился Милет, который по условиям Апамейского мира 188 г. до н. э. сохранил свободу. Тем не менее полис, видимо, был настолько тесно связан с царской династией и так стремился заручиться ее благоволением, что удостоил Эвмена II особых культовых почестей. В городе был выделен священный участок, посвященный царю, принято решение о праздновании дня рождения Эвмена II - шестого Ленея. В этот день следовало устраивать религиозные процессии и жертвоприношения, шествие эфебов с оружием и угощение (ABA. Abh. 1. 1911. S. 27-30). На основании ряда надписей Р. Аллен отметил, что в этом влиятельном полисе, сохранившем после Апамейского мира 188 г. до н. э. политическую самостоятельность, культ царя развился до своей высшей точки - признания живого носителя верховной власти богом[10].
Телмесс в связи с победами над Прусием и галатами Ортиагона постановил открыть двери всех храмов, жрецам и жрицам молить богов о победах Эвмена II на земле и в море (война к тому времени еще не завершилась), а день победы отмечать каждый месяц жертвоприношениями Зевсу Генетлию и Афине Никефоре[11]. Культ монарха сложился также в Теосе: известно, что в этом городе избирался жрец царя Эвмена II (OGIS. 309. Стк. 4-5).
Значительных почестей удостоился царь и за пределами Малой Азии. Его деятельность была отмечена Дельфийской амфикгионией, Этолийским союзом, Афинами[12]. Известно о празднествах в честь Эвмена II на острове Кос (Syll.³ 1028). Большинство исследователей связывают основание этого торжества с именем Эвмена II (В. Диттенбергер, Л. Робер, Хр. Хабихт), который имел на острове жреца и храм[13]. Эвмен II, как и его предшественник, носил имя Сотер. Принял он его не позже 184/183 г. до н. э. в связи с победой над галатами[14].
При Эвмене II сложился культ и его матери царицы Аполлониды. Надпись из Гиерополя говорит о том, что жена Аттала I была после смерти причислена к богам (μεθέστηκεν εἰς θεοὺς, OGIS. 308. Стк. 4). Другой документ - постановление из Теоса (OGIS. 309) - регламентирует все мероприятия, связанные с отправлением ее культа, и перечисляет определенные для нее почести. Умершая царица в Теосе также была причислена к богам - Θέα Ἀπολλωνίς Εὐσεβής Ἀποβατήρια (стк. 14; ср. стк. 5). В честь ее в городе был возведен храм. Умершая обожествленная царица получила культовое имя Аполлонида Благочестивая Апобатерия, в котором первая часть подчеркивала ее особое отношение к богам, а вторая увековечивала факт прибытия в город на корабле. Царице был посвящен день, когда ей приносились жертвы, совершалось торжественное шествие, исполнялись гимны, приалтарные песни[15]. Всем должностным лицам полиса - стратегам, тимухам, пританам и другим - было вменено в обязанность участвовать в проведении культовых праздников, посвященных царице (стк. 6-7). В Теосе для обожествленной царицы Аполлониды и ее здравствующего сына Эвмена II был выделен жрец, а для богини Аполлониды и царицы Стратоники - жрица (стк. 4-6).
Культ Аттала II, сменившего на престоле своего брата Эвмена И, стал формироваться до его воцарения. Имя Филадельф, которое должно было подчеркнуть расположение Аттала к Эвмену II, он получил еще до прихода к власти (OGIS. 308. Стк. 14). В Апамее гимнасиарх Кефисодор установил в гимнасии культовые статуи Эвмена II и Аттала (MAMA. VI. 173. Стк. 10-11). В последние годы царствования Эвмена II, когда Аттал фактически стал выполнять функции царя, в Дельфах были основаны праздники в честь обоих братьев (Syll.³ 671; 672).
В Афинах - полисе, с которым оба брата-царя поддерживали исключительно тесные дружественные отношения, граждане города почтили Эвмена II и Аттала II статуями огромных размеров, поставленными на акрополе над театром (Plut. Anton. LX. 6).
На принадлежавшем пергамским правителям острове Андрос в честь Эвмена II или Аттала II (имя царя в надписи не сохранилось) устраивались торжественные шествия и жертвоприношения. В документе отмечено, что аналогичных почестей были удостоены и царицы (имеются в виду Аполлонида и Стратоника). В связи с культовым почитанием монарха в городе была установлена царская статуя[16]. После воцарения Аттала II в полисах сложился самостоятельный его культ. На острове Эгина был основан праздник Атталия Филадельфия[17]. Божественных почестей Аттал был удостоен и за пределами царства - в Афинах, на острове Кос, где в честь царя были устроены торжества (Syll.³ 670-672, 1028).
С культовым почитанием Афенея - брата царей Эвмена II и Аттала II - и их матери - царицы Аполлониды - связана плохо сохранившаяся надпись из Колофона[18]. Решением властей полиса, который после Арамейского мира 188 г. до н. э. сохранил политическую свободу, в честь Афенея следовало проводить жертвоприношения, а также состязания детей, эфебов и юношей. Надпись представляет особую ценность в том отношении, что свидетельствует о развитии культового почитания не только самих царей, но и других членов царской семьи. Кроме того, документ, как и некоторые иные надписи из Милета, Коса и еще ряда полисов, свидетельствует о развитии культового почитания царей не только в подвластных городах, но и в независимых полисах.
Царица Стратоника, каппадокийская царевна, жена Эвмена II, после его смерти ставшая женой Аттала II, была удостоена статуи, которая от имени афинского народа была установлена на острове Делос (ID. 1575).
О культе последнего царя династии Аттала III рассказывает надпись из Пергама или Элей (IvP. 246; OGIS. 332)[19]. В документе дано полное имя монарха - "царь Аттал Филометор и Эвергет, сын бога царя Эвмена Сотера" (стк. 21-22,24-25,44-45). Такая форма имени царя являлась официальной, торжественной, поэтому именно ее предусмотрено использовать в текстах надписей на статуе, изображении и в торжественном объявлении священного глашатая во время жертвоприношений[20]. Аттал III имел два культовых имени. Одно - Филометор - подчеркивало его связь с царским домом, с вдовствующей царицей Стратоникой[21]. Второе- Эвергет- показывало его отношение к греческим городам и их гражданам и имело, как и имя Сотер его отца и деда, пропагандистский характер. Другая важная особенность парадного имени Аттала III в том, что он назван сыном бога царя Эвмена II Сотера. Этим подчеркивалась связь правящего монарха с богом, с обожествленным царем.
Полис определил воздать царю значительные почести. Было решено объявить священным тот день, когда царь прибыл после победы в Пергам, совершать в этот день праздничное шествие, поставить статую, изображавшую одетого в панцирь Аттала III, попирающего ногами трофеи. Собрание также тщательно регламентировало церемонию встречи царя на случай, если он посетит полис. В этом подробном описании церемоний, связанных с чествованием монарха, особого внимания заслуживают некоторые детали. Статую царя следует, согласно постановлению, воздвигнуть в храме Асклепия Сотера, "чтобы был сохрамником богу" (ἵνα ηἶ σύνναος τῶι θεῶι - стк. 8-9). Практика определения какого-либо храма бога в качестве места почитания живого правителя распространяется широко в эллинистический период и служит важным средством формирования царского культа. Очень близкой формой почитания является принесение жертв богу и монарху на одном алтаре. В данной надписи определено совершать жертвоприношения Атталу на алтаре Зевса Сотера (стк. 13,42-43), Зевса Советного и Гестии Советной (стк. 48-49).
Надпись, таким образом, показывает, что при Аттале III продолжалось развитие царского культа, отправление которого осуществлялось более пышно, торжественно и требовало значительно больших проявлений верноподданнических чувств к царю со стороны городов, чем при прежних правителях.
Становление и формирование царских культов в Пергаме, как и в других эллинистических государствах, - длительный процесс, растянувшийся на десятилетия. В развитии его в государстве Атталидов наблюдается определенная динамика и объективная логика, в соответствии с которой уровень культового почитания царя и роль царского культа в жизни страны постепенно возрастали и развивались от достаточно простых форм при первых представителях династии к сложным и совершенным при поздних Атталидах. При этом, как отмечают исследователи, на ранних стадиях развития культа нередко сложно разграничить благодарственные почести и культовое почитание[22].
На начальном этапе носитель власти удостаивался многих почестей, приличествующих божеству: в его честь устраивались празднества, совершались процессии, жертвоприношения, ставились статуи, осуществлялось почитание в других формах, но при этом он формально не считался богом и не назывался им. Подобное отношение к монарху вполне укладывалось в рамки почитания, вызванного особой признательностью и благодарностью за реальную политическую защиту, обеспечение безопасности, стабильности, предоставление определенных льгот и привилегий населению полиса.
В дальнейшем наряду со всеми указанными формами культового почитания происходило совершенно официальное признание умершего царя богом. Из пергамских монархов после смерти были обожествлены Аттал I, Эвмен II, Аттал II и Аттал III. Что касается первых представителей династии - Филетера и Эвмена I, то их культ не развился до этой стадии. Во всяком случае, свидетельства подобного рода пока не известны.
На этом же этапе формирования культов царей к перечисленным формам почитания добавлялись попытки сблизить или вообще слить культ монарха с культом какого-либо традиционного авторитетного бога. Это могло выражаться в том, что богу и царю приносили жертвы на одном алтаре (Зевсу, Гестии и Атталу III - в Пергаме или Элее), учреждался общий праздник в честь бога и царя (в честь Афины и Эвмена II - в Сардах), наконец, местом почитания царя назначался храм бога (например Асклепия и Аттала III). Культ здравствующего царя мог сближаться с культом умершего обожествленного правителя (Эвмена II и Аполлониды, Стратоники и Аполлониды).
Наконец, безусловно, высшую форму царского культа составляло признание богом живого носителя верховной власти, но в Пергаме имеется только одно свидетельство того, что царь получил статус божества при своей жизни. Р. Аллен на основании надписей из Милета пришел к неожиданному, но убедительному выводу о том, что Эвмен II был уже при жизни назван божеством[23].Удивительным фактом является то, что здравствовавший царь был признан богом в независимом полисе, который, хотя и поддерживал тесные отношения с Атталидами, все-таки сохранял после Апамейского мира 188 г. до н. э. политическую самостоятельность. Возможно, это было связано с какими-то не известными пока благодеяниями монарха богатому и влиятельному полису.
Введение и распространение новых культов богов является также важной чертой деятельности Атталидов в области религии. Одним из наиболее почитаемых пергамскими царями богов являлся Дионис Категемон. Строго говоря, его нельзя отнести к числу введенных Атталидами культов, ибо в Пергаме культ Диониса был распространен еще в доэллинистический период[24]. При Атталидах этот бог приобрел эпитет Категемон. Особое его значение в государстве объясняется тем, что пергамские цари рассматривали Диониса Категемона как родоначальника династии и официально распространяли эту версию (Paus. X. 15, 3; Suid. s. v. Ἄτταλος). В этом отношении Атталиды копировали деятельность своих предшественников в других эллинистических царствах. Как известно, все эллинистические династии возводили свою родословную к богам: Птолемеи через Геракла и Диониса - к Зевсу, Селевкиды - к Аполлону (CIG. III. 5127А, 4458,3595; lust. XV, 4)[25].
Письма Аттала II Афенею и Аттала III Кизику (OGIS. 331; RC. 67) показывают, что внимание царей к делам, связанным с культом этого бога, было исключительно велико. Жрецы Диониса Категемона Сосандр и его сын Афеней назначались лично царем в отличие от традиционного порядка замещения жреческих должностей путем избрания. Причем оба они являлись царскими родственниками, а жреческая должность фактически стала наследственной.
Почитание Диониса в качестве прародителя династии Атталидов засвидетельствовано источниками во многих полисах царства - в Пергаме (OGIS. 331, II, III; AM. 1902. XXVII. S. 164; 1910. XXXV. S. 471. № 55), Филадельфии в Лидии (Keil - Premerstein. I. S. 28. №42; AM. 1895. XX.S. 243; Quandt W. De Baccho ab Alexandri aetate in Asia Minore culto. S. 179-180), в Теосе (AM. 1902. XXVII. S. 165; BCH. 1880. IV. P. 170. №24; CIG. 3067, 3068 A), в Фиатире (Keil - Premerstein. II. S. 30. № 54) и других. Многие из этих документов относятся к римскому времени, что может свидетельствовать о силе религиозной традиции, введенной при Атталидах.
Пергамские цари также распространили еще одну версию относительно своего божественного происхождения. Мифологическая традиция связывала древнейшую историю Пергама с именем Телефа, очередного незаконнорожденного сына Геракла, который после многих драматических событий воцарился в Тевфрании. Телеф, приходившийся сыном Гераклу и, следовательно, внуком самому Зевсу, официально объявлялся родоначальником династии Атталидов. Тем самым цари Пергама становились далекими потомками верховного олимпийского бога и в этом отношении приближались к Птолемеям и копировали их политику. Мифологическая версия получила официальное признание и была увековечена даже средствами изобразительного искусства: она представлена на внутреннем фризе знаменитого пергамского алтаря.
Пергам являлся также одним из центров почитания богини Афины в Малой Азии, причем надписи и легенды монет свидетельствуют о сравнительно позднем распространении этого культа в столице государства Атталидов - примерно с начала эллинистической эпохи. Известно, что при Филетере на акрополе был возведен храм Афины, а при Эвмене I уже существовали празднества Панафинеи (OGIS. 267. II. Стк. 31-32).
С самого начала эта богиня в пантеоне Пергама была связана с войной и военным делом. В тексте договора Эвмена I с наемниками имя Афины поставлено после имени Ареса, и она наделена эпитетом Арейя (OGIS. 266. Стк. 24,52), а на монетах изображалась в шлеме, с копьем и щитом[26].
При Аттале I эта богиня была выделена особо среди других олимпийских богов, а ее культ получил широкое распространение. Об особом ее значении свидетельствует то, что Аттал I все свои победные памятники посвятил Зевсу и Афине или только Афине (OGIS. 269, 271, 272-281, 283-285). В одном из писем царя Аттала (вероятно, Аттала II) городу Илиону отмечается особо благочестивое отношение именно к богине Афине, которая выделена из числа всех остальных богов (RC. 62. Стк. 4-6). Царским распоряжением святилищу Афины предоставлялись земли, скот и пастухи.
Исключительное положение Афины в пантеоне Пергама объясняется тем, что богиня рассматривалась как покровительница династии, как соучастница тех побед, которые одержал первый пергамский царь над галатами, Антиохом Гиераксом, Селевком II и другими противниками, поэтому получила эпитет Никефора. Впервые она названа этим именем в надписи по поводу морской победы над Филиппом V при острове Хиос, которая состоялась в 201 г. до н. э. (OGIS. 283; Polyb. XVI. 2-8).
В 182 г. до н. э. Эвмен II основал празднества в честь Афины - Никефории[27]. Четыре документа - письма царя острову Кос, карийскому городу и ответные постановления Дельф и Этолийского союза - рассказывают о тех значительных усилиях, которые приложил Эвмен II с целью распространения культа Афины Никефоры и пропаганды празднеств в ее честь (RC. 49, 50; Syll.³ 629, 630).
Весьма вероятно, что к переговорам по поводу празднеств в честь богини Афины Никефоры имеет отношение большая надпись из Коса, упоминающая пять послов к царю. Хр. Хабихт без колебаний признает этим царем Эвмена II[28]. К этому времени - к 182 г. до н. э. - Пергамское государство выдвинулось в число ведущих держав Восточного Средиземноморья, обладало очень высокой репутацией друга и постоянного и верного союзника Рима. Поэтому основание Никефорий и активность по пропаганде празднеств в честь Афины следует рассматривать как выражение претензий Атталидов на роль панэллинского гегемона, благодетеля и защитника интересов греческих полисов. В целом ряде документов времени правления Эвмена II отчетливо сформулированы претензии династии на славу защитников и благодетелей малоазийских и островных греков и, соответственно, восприятие их греками именно в этом качестве. В одном из постановлений Ионийского союза пергамский царь назван "благодетелем греков", который осуществил многочисленные и значительные действия по борьбе с варварами и предпринял все, чтобы обеспечить мир и благополучие греческим городам (RC. 52. Стк. 5-13)[29].
Культ Афины Никефоры получил широкое распространение в полисах Малой Азии. Он засвидетельствован в Пергаме, Сардах, на острове Эгина, в неизвестном полисе, находившемся у северо-восточного берега озера Бейшехир на границе Фригии и Ликаонии[30]. Поскольку в состав указанных выше царских посольств были включены граждане Эфеса, Мирины, можно думать, что культ Афины Никефоры был принят и в этих городах (RC. 49, 50). Сохранился также декрет гражданской общины Пергама в честь Метриды, дочери Артемидора, которая исполняла обязанности жрицы Афины Нике-форы и попечительствовала празднества Никефории. За свою успешную деятельность Метрида была награждена золотым венком. Ее статую с соответствующей надписью на постаменте решено было установить в храме богини. Предусмотрены были и другие традиционные виды чествования жрицы (OGIS. 299. Стк. 13-16). Из документа ясно, что гражданская община рассматривала Никефории и культ богини Афины как весьма важное явление городской и государственной жизни, а жрица богини входила в число значимых деятелей полиса.
Примечательно, что все города, в которых почитались Дионис Категемон и Афина Никефора, находились на подвластной Аттали-дам территории. Это явление отражает стремление династии усилить идеологическое воздействие на население полисов и сельских местностей и составляет важное направление всей религиозной политики пергамских монархов.
Деятельность Атталидов в области религии достаточно сложна и отражает объективную сложность отношений между монархией и населением царства. При этом явно обнаруживается тенденция к активному идеологическому воздействию короны на население подвластных городов и сельских общин. Осуществлялось это влияние через распространение культов царей, членов царского дома и таких официальных общегосударственных богов, как, например, Афина Никефора, Дионис Категемон, Зевс Сабазий.


[1] Байбаков Е. И. Происхождение эллинистического культа царей. Харьков, 1914; Зелинский Ф. Ф. Религия эллинизма. СПб., 1922. С. 81-89; Коростовцев М. А. Религия Древнего Египта. М., 1976. С. 148 сл.; Тураев Б. А. История Древнего Востока. Т. 1. М., 1935. С. 183-184, 198, др.; Вейнберг И. П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М., 1986. С. 115-140, др.; Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика Древнего Ирана. М., 1980. С. 330; Дандамаев М. А. Государство, религия и экономика в древней Передней Азии (характерные особенности) // Государство и социальные структуры на Древнем Востоке. М., 1989. С. 6; Kern O. Die religien der Griechen. Bd. III. Berlin, 1938. S. 111-113; Habicht Chr. Gottmenschentum und Griechische Städte. München, 1956. S. 3-10. \\Характеристику культов царей см.: Walbank F. W. Monarchies and monarchic ideas// CAH. Vol. 7. 1984. P. 84-100.
[2] 2 Шофман А. С. Восточная политика Александра Македонского. Казань, 1976. С. 222-233; Habicht Chr. Gottmenschentum... S. 17-28.
[3] Кнабе Г. С., Протопопова И. А. Культура античности // История мировой культуры. Наследие Запада: Античность. Средневековье. Возрождение. М., 1998. С. 130-135.
[4] Подробнее о «перемене ментальности» см.: Свенцицкая И. С. Человек и мир в восприятии греков эллинистического времени // Эллинизм: Восток и Запад. М., 1992. С. 201-213; Кнабе Г. С., Протопопова И. А. Культура античности... С. 135-136. Перемена менталитета связана с глубокими изменениями не только в идеологии, но также и в социальной психологии, которые пока ожидают исследования.
[5] О формировании монархической идеологии и идеала царя см.: Фролов Э. Д. Факел Прометея: Очерки античной общественной мысли. Л., 1991. С. 306-326,337-340,346-348, др. (со ссылками на специальную литературу); Walbank F. W. Monarchies... P. 75-80, 82-84.
[6] Schneider C. Kulturgeschichte des Hellenismus. München. Bd. 2. 1969. S. 904; Cardinali G. Il regno di Pergamo. Roma, 1906. P. 142. Not. 2; Habicht Chr. Gottmenschentum... S. 125; Hansen E. The Attalids of Pergamon. Ithaca; London, 1971. P. 454. Not. 186.
[7] Hansen E. Op. cit. P. 454.
[8] Ibid. P. 458-459; Robert L. Décret de Tralles // RPh. 1934. T. 60. P. 279-291.
[9] Welles Ch. B. RC. P. 213-214.
[10] Allen R. The Attalid Kingdom: A Constitutional History. Oxford, 1983. P. 119-120.
[11] Robert L. Etudes anatoliennes. Paris, 1937. P. 73,1.
[12] Syll.³ 628-630, 671, 672; SEG. XII, 261; Hansen E. Op. cit. P. 293-295, 457, 459-460.
[13] Dittenberger W. Syll.³ 1028. Not. 11 ; Robert L. Op. cit. P. 85, 3; Habicht Chr. Gottmenschentum... S. 125
[14] Hansen E. Op. cit. P. 457. До открытия надписи из Телмесса считалось, что имя Сотер Эвмен II принял после 166 г. до н. э. См.: Frankel M. IvP. 160. S. 41 сл.
[15] Об особом благочестии царицы Аполлониды говорится в надписи Гиерополя (OGIS, 308). В письме городу Пергаму Аттал III подчеркивает исключительное расположение к богам своей матери — царицы Стратоники (OGIS. 332, IV. Стк. 45-50). Видимо, это традиционный мотив: Dittenberger W. OGIS. Vol. I. P. 479. Not. 9. Полную характеристику культовых почестей царицы Аполлониды см.: Van Looy H. Apollonis reine de Pergame //Ancient Society. 1976. Vol. 7. P. 151-165.
[16] Allen R. E. Op. cit. P. 224. № 21.
[17] RE. Bd. II. s. v. Ἀτταλεια (4). Стл. 2156; Hansen E. Op. cit. P. 466.
[18] Allen R. E. Op. cit. P. 223. № 20.
[19] Документ анализируется в работах: Hansen E. Op. cit. P. 467; Hopp J. Untersuchungen zur Geschichte der letzten Attaliden. München, 1977.S. 111-113; Nock A. D. ΣΥΝΝΑΟΣ ΘΕΟΣ // Essays on religion and the Ancient World. Vol. I. Cambridge, 1972. P. 219-220; Hamon P. Les prêtres du culte royal dans la capitale des Attalides: note sur le décret de Pergame en l’honneur du roi Attale III (OGIS 332) // Chiron. 2004. Vol. 34. P. 169-185.
[20] Один раз он назван проще — «царь Аттал Филометор и Эвергет» (стк. 30). Интересно, что в письме, с которым монарх обратился к городам Кизик и Пергам, он называет себя «царь Аттал» (OGIS. 331. Стк. 26,45).
[21] Стратоника ни в одной надписи не отнесена к числу богов. Й. Хопп считает возможным, что осенью 135 г. до н. э. она еще была жива: IvP. 248; OGIS. 331, IV; RC. 67; Hopp J. Untersuchungen... S. 29, Anm. 70.
[22] Nock A. D. Op. cit. Р. 241-244. Ср.: Самохина Г. С. Афины и ранние Антигониды (к вопросу об эволюции культа правителя в раннеэллинистический период) // Античная гражданская община: Проблемы социально-политического развития и идеологии. Л., 1986. С. 59-77.
[23] Allen R. Op. cit. P. 119.
[24] Rostovtzeff M. Pergamum // The Cambridge Ancient History. Vol. 8. Cambridge, 1930. P. 616-617; Hansen E. Op. cit. p. 451
[25] CIG. III, 5127 A, 4458, 3595; lust. XV. 4; Prott H., von. Dionysos Kathegemon //AM. 1902. Bd. XXVII. S. 162-166.
[26] Этот же эпитет Афины известен по легендам монет конца династии. Монеты с изображением Афины стали чеканить в Пергаме лишь со времени Лисимаха: Hansen E. Op. cit. P. 447-448, 475^76, 478.
[27] Нет ясности относительно того, являются ли Никефории основанным Эвменом II праздником или он только реорганизовал торжества, основанные Атталом I. См.: Ziehen L. Νικηφόρια II RE. 33 Hbbd. 1936. Стб. 307-309.
[28] Habicht Chr. Neue Inschriften aus Kos // ZPE. 1996. Bd. 112. S. 91.
[29] Rostovtzeff M. Pergamum. P. 614-615.
[30] OGIS. 322, 329, 299; Sitlington SterrettJ. R. The Woolf Expedition to Asia Minor. Boston, 1888. P. 161.№271; Wiegand Th. Bericht über die Ausgrabungen in Pergamon, 1927// ABA. 1928. S. 18. № 1; S. 19, № 3; Sardis. VII. № 21, 27, 55.

4.2. Коллегия атталистов

В религиозной политике пергамских царей важное место принадлежало деятельности по распространению почитания царей через религиозные объединения артистов бога Диониса и через специальную культовую коллегию атталистов.
Культовые, профессиональные, возрастные и другие объединения играли важную роль в социально-политической, культурной и религиозной жизни греческого мира[1]. Среди них наиболее значительную группу составляли религиозные товарищества, объединявшие почитателей какого-либо божества или обожествленной личности. Важную роль играл союз технитов Диониса, широко известный и пользовавшийся уважением в греческом мире. В его состав входили профессиональные артисты, музыканты, постановщики массовых зрелищ. Товарищество технитов Диониса в отличие от большинства религиозных объединений, имевших, как правило, локальный характер, вышло за пределы полиса и играло значительную роль в системе межэллинских связей и отношений, по преимуществу религиозных и культурных, но также и политических. Участие технитов в религиозных празднествах придавало им особую пышность. Широкие возможности организации технитов в этом отношении оценили многие цари, которые старались привлечь артистов на свои торжества. Филипп II, например, захватив Олинф и устроив по этому поводу жертвоприношения и празднества, привлек к ним профессиональных артистов (Dem. XIX. 192). Диодор сообщает (XX. 108), что Антигон пригласил к участию в состязаниях и торжествах в Антигонии атлетов и артистов. Тигран II Великий собрал в своей столице технитов Диониса для открытия выстроенного им театра. Позже Лукулл, захватив во время войны с Митридатом VI Евпатором город Тигранакерт, использовал их для организации игр и зрелищ по случаю своей победы (Plut. Luc. XXIX). Известно несколько региональных объединений технитов; среди них большую роль играли союз технитов Диониса Ионии и Геллеспонта τὸ κοινὸν τῶν περὶ τὸν Διόνυσον τεχνιτῶν τῶν ἐπ᾿ Ἰωνίας καὶ Ἐλλησπόντου, центром которого являлся город Теос. Во II в. до н. э. эта организация, как и сам город, находилась под властью царей Пергама; до падения династии техниты пользовались постоянной поддержкой Атталидов[2]. В связи с этим объединение артистов Ионии и Геллеспонта стало даже избирать специального жреца Эвмена II, а после смерти царя - жреца бога Эвмена (CIG. 3070). О внимании центральной власти к делам союза свидетельствует письмо Эвмена II технитам по поводу их отношений с гражданской общиной Теоса (IvP. 163; RC. 53). Отношения между жителями города и поселившимися на его территории технитами складывались сложно. В начале II в. до н. э., очевидно вскоре после 188 г. до н. э., декретом Теоса артистам Диониса было предоставлено право приобрести участок земли в городе или хоре. Это земельное владение объявлялось священным и освобождалось от налогов (SEG. II, 580). В дальнейшем между гражданской общиной и объединением технитов возникли разногласия, основа которых не совсем ясна из-за фрагментарности источника. Эвмен II пытался разрешить противоречия, принимал посольства обеих сторон, а также направлял некоего Аристомаха из Пергама для решения спорных вопросов на месте (RC. 53. Col. III C)[3]. Но эта деятельность не имела в конечном счете успеха. Страбон (XIV. 1, 29) сообщает о том, что техниты бежали из Теоса в Эфес, а царь Аттал поселил их в Мионнесе, между Теосом и Лебедом. Неясно, о каком из последних пергамских царей идет речь в этом фрагменте. Большинство ученых справедливо считают, что переселение технитов произвел Аттал III[4]. Еще О. Людерс отметил, что уход артистов из Теоса не мог произойти ранее 153/152 г. до н. э., так как именно этим годом датируется один из найденных в Теосе важных документов, связанных с технитами (CIG. 3070)[5]. Кроме того, согласно сообщению Страбона (XIV. 1, 29), теосцы, испугавшись закрепившихся в Мионнесе технитов, обратились с жалобой к Риму, по распоряжению которого артисты переселились в Лебед. Последние события - обращение к Риму и переселение в Лебед - произошли уже после падения династии Атталидов, поэтому переселение технитов в Мионнес следует связывать с именем Аттала III.
Отношения технитов с горожанами были сложными не только в Теосе, но и в других полисах, где селились артисты. Надпись, к сожалению, плохой сохранности, обнаруженная на месте античного городка Аттуда во Фригии, по предположению издателей, содержит текст послания одного из пергамских царей, правивших во II в. до н. э., городу в связи с ухудшением отношений между корпорацией технитов и коллективом граждан (MAMA. VI, 65).
Пристальное внимание и покровительственное отношение пергамских монархов к союзу технитов Диониса Ионии и Геллеспонта объясняются прежде всего стремлением иметь дружественные связи с этим влиятельным в греческом мире религиозным объединением. Установлению контактов способствовала также в немалой степени популярность культа Диониса в самом Пергаме и при царском дворе. В свете всех перечисленных в разделе 4.1 фактов внимание и покровительственное отношение Атталидов к технитам Диониса Ионии и Геллеспонта представляется совершенно естественным. В связи с распространением культа Диониса Категемона при Эвмене II произошли изменения и в организации союза технитов. Он стал называться τὸ κοινὸν τῶν περὶ τὸν Διόνυσον τεχνιτῶν τῶν ἐπ᾿ Ἰωνί ας καὶ Ἐλλησπόντου καὶ τῶν περὶ τὸν Καθηγέμονα Διόνυσον. В надписях такое название союза получило распространение после 188 г. до н. э., когда окончательно установилась власть Атталидов над Теосом. Позже, в 133 г. до н. э., после гибели династии, исчезли воспоминания об артистах Диониса Категемона, из чего также ясна их связь с правившим в Пергаме царским домом. Следует полагать, что союз артистов Диониса Категемона составлял часть объединения технитов Малой Азии, имел центр в городе Пергаме и состоял из придворных артистов и музыкантов. Задача его состояла в распространении культа Диониса Категемона, в участии в связанных с именем этого бога празднествах и различных придворных торжествах. В 2002 году была опубликована надпись, найденная в верховьях долины реки Каик, которая представляла собой постановление культового союза, возможно, объединявшего артистов и музыкантов. Документ свидетельствует, что этот союз также служил средством распространения культа Атталидов. Документ предписывает при отправлении церемоний союза воздавать почести обожествленным после смерти царю Атталу I и его супруге царице Аполлониде и здравствовавшим царю Эвмену II, его супруге царице Стратонике и братьям царя[6].
К этому же времени относится и основание новой коллегии атталистов τὸ κοινὸν τῶν Ἀτταλιστῶν, данные о которой содержит серия надписей из городов Малой Азии (один документ - из Иаса, остальные - из Теоса), связанных с именем Кратона, сына Зотиха. Хронологическая последовательность документов определяется следующим образом[7]. По всей вероятности, наиболее ранней является надпись из карийского города Иаса, упоминающая имя флейтиста Кратона в ряду имен агонофетов, артистов, хорегов[8]. Ее можно датировать примерно первой третью II в. до н. э. Позже в честь Кратона были приняты почетные постановления объединениями синагонистов (CIG. 3068 В), технитов Диониса Ионии и Геллеспонта и Диониса Категемона (CIG. 3067, 3068 А). Последние два документа были составлены при жизни царя Эвмена II, очевидно в последние годы его правления. Следующие надписи относятся ко времени правления брата Эвмена II - Аттала II. Седьмым годом правления Аттала II - 153/152 г. до н. э. -датируется письмо Кратона коллегии атталистов, которая к тому времени была уже основана (CIG. 3070; OGIS. 325).
Примерно тогда же было сделано посвящение от имен атталистов и Кратона в Теосе[9]. От первого документа, к сожалению, сохранилось лишь несколько начальных строк, а второй сам по себе предельно краток. К более позднему времени - после 153/152 г. до и. э. - относятся постановления атталистов в честь основателя коллегии (CIG. 3069; OGIS. 326) и сильно фрагментированная надпись, которую считают завещанием Кратона (CIG. 3071). Два документа не поддаются датированию. Один из них фиксирует памятное событие - награждение Кратона венками от имени эфебов, коллегии стратегов и гражданской общины Теоса[10]; другой - постановление технитов Истма и Немей в честь Кратона (CIG. 3068 С).
Кратон, сын Зотиха, гражданин Калхедона, с именем которого связаны все указанные документы, начинал свою деятельность в объединении технитов Диониса флейтистом. Позже он начал играть значительную роль в этом союзе, был избран жрецом Диониса и агонофетом. Кратон стал настолько влиятелен и популярен, что союзы технитов Ионии и Геллеспонта, Истма и Немей, а также объединение синагонистов отметили его деятельность серией специальных постановлений, предоставив значительные почести (CIG. 3067, 3068). Например, союз артистов Ионии и Геллеспонта решил ежегодно награждать его венком в день, когда производилось торжественное шествие, и установить три изображения Кратона (CIG. 3067). В документах подчеркивается, что деятельность Кратона была каким-то образом связана с царским двором Атталидов. К сожалению, о ней говорится в самых неопределенных и напыщенных выражениях: "... все, относящееся к чести и славе, совершил для Диониса... и для других всех богов и для царей, цариц и братьев царя Эвмена..." (CIG. 3067. Стк. 11-14). Надпись была составлена еще при жизни Эвмена II, в противном случае он был бы назван богом (ср.: CIG. 3070). Под царями подразумеваются Эвмен II и Аттал II. Последний, по мнению Ж. До, которое принято и другими исследователями, стал носить царский титул еще при жизни своего брата[11]. Видимо, этой деятельностью Кратон приобрел гражданские права в столице государства, ибо назван в одном из документов пергамцем (CIG. 3068 С). Гражданская община центра технитов Ионии и Геллеспонта города Теоса, коллегия стратегов города и эфебы также воздали ему почести - увенчали венками[12]. Именно в этот период жизни, когда он имел широкую популярность и влияние в организации технитов, в городе Теосе и стал известен своей промонархичной деятельностью, Кратон приступил к созданию новой коллегии. Отметим, что этот человек был еще и богат, о чем свидетельствует перечень имущества, переданного им коллегии атталистов. Кратон по праву может быть отнесен к тому достаточно узкому слою состоятельных и обладавших в полисах реальной политической властью граждан, который выделился в эпоху эллинизма и часто составлял социальную опору монархии в городах.
Деятельность Кратона по созданию коллегии заключалась в том, что он, как сказано в документе, отобрал и объединил людей в новый союз τὸ κοινὸν τῶν ὑφ᾿ ἑαυτοῦ συνεγμένων καὶ κεκριμένων (OGIS. 326. Стк. 6-7; 325. Стк. 4). Учитывая характер всей предшествующей деятельности Кратона, следует полагать, что в новую коллегию были отобраны и объединены артисты - члены организации технитов Диониса[13]. Позже Кратоном был составлен так называемый "священный закон" - νόμος ἱερός (OGIS. 325. Стк. 17,35), представлявший собой, вероятно, совокупность норм и правил, определявших деятельность атталистов. Чрезвычайно важны указания надписи на существование прямых контактов Кратона с царем Атталом II и интерес последнего к деятельности союза. Например, упоминается о том, что после смерти Кратона, которая последовала в Пергаме, Аттал II отослал коллегии атталистов тот "священный закон", который был оставлен основателем нового объединения (OGIS. 326. Стк. 17-18). Таким образом, Аттал II был знаком с содержанием разработанного Кратоном и утвержденного позже атталистами документа.
Известные сложности вызывает вопрос о времени создания союза. Письмо Кратона атталистам, которое содержит самое раннее упоминание об этой коллегии, датировано седьмым годом правления Аттала ΙΙ, то есть 153/152 г. до н. э. (OGIS. 325. Стк. 1-2), но есть основания считать, что товарищество было создано почти на 10 лет раньше. В одном из постановлений в честь Кратона (CIG. 3067), которое Ж. До датирует временем ранее 166 г. до н. э.[14], отмечается, что Кратон выполнял в союзе технитов Диониса Ионии и Геллеспонта обязанности жреца Диониса и агонофета. Ясно, что тогда еще коллегия атталистов не была основана. В другом декрете - постановлении атталистов - содержится фраза, которая требует особого внимания: сказано, что Кратон "многое доброе и полезное объединению у царей совершил" (OGIS. 326. Стк. 8-10). Объединение (ή σύνοδος) - это коллегия атталистов, а под царями подразумеваются Аттал II, при котором принято постановление, и его предшественник Эвмен II. Из этого следует, что коллегия возникла еще при жизни Эвмена II, в промежутке между тем временем, когда было принято упомянутое выше постановление технитов Диониса Ионии и Геллеспонта в честь Кратона ранее 166 г. до н. э. (CIG. 3067), и смертью Эвмена II, которая последовала в 159 г. до н. э.
Г. фон Протгом было высказано предположение, что при Эвмене II возникла коллегия эвменистов, имевшая специальное святилище Эвменейон, а при Аттале II религиозное объединение и святилище получили имя нового царя. Но никаких фактов в пользу данной мысли источники не содержат, поэтому она справедливо была отвергнута[15].
Деятельность коллегии атталистов продолжалась недолго, никаких сведений о ее существовании после падения династии Атталидов в 133 г. до н. э. нет.
Трудности вызывает также вопрос о том, в каком городе царства находилась коллегия атталистов. О. Керн, В. Диттенбергер, Ф. Поланд, В. Руге считали этим городом Теос на том основании, что он был центром технитов Диониса Ионии и Геллеспонта и именно в Теосе были найдены рассказывающие о Крагоне документы[16]. А. Бек, О. Людерс, М. Френкель, Г. фон Протт, Дж. Кардинали, М. И. Ростовцев, Э. Олемутс, Э. Хансен, Р. Аллен, напротив, придерживались мнения о том, что центром атталистов стал Пергам[17]. В пользу второй точки зрения свидетельствует ряд фактов. Кратон получил гражданские права в Пергаме, его деятельность была связана с царским двором. В постановлении атталистов говорится о том, что завещанный коллегии Кратоном дом находился рядом с дворцом (πρὸς τῶι βασιλείων - OGIS. 326. Стк. 22).
В данном случае речь идет о столице, хотя и известно, что Атталиды имели дворцы в некоторых других городах государства, например в Траллах (Vitruv. II. 8, 9). Упоминаемый в указанном выше документе Атталейон исследователи отождествляют с так называемым "зданием с нишей", расположенным на склоне холма Пергама южнее театра (ср. указание надписи о положении Атталейона - πρὸς τῶι θεάτρωι - OGIS. 326. Стк. 20)[18]. Что касается одного из главных возражений против данной точки зрения (связанные с именем Кратона документы были открыты в Теосе), то оно объяснимо. С Теосом соотносились многие важные этапы карьеры Кратона, а коллегия атталистов имела тесные связи с союзом артистов Диониса. Поэтому, когда Кратон создал в столице союз атталистов, серия ранних почетных декретов была дополнена новыми документами: постановлением коллегии атталистов, письмом Кратона и, наконец, его завещанием.
Коллегия атталистов имела структуру и организацию, традиционную для такого рода союзов. Она официально называлась τὸ κοινὸν τῶν Ἀτταλιστῶν; ἠ σύνοδος τῶν Ἀτταλιστῶν или просто ἡ σύνοδος (OGIS. 326. Стк. 2,9,16,19,23,32-33). Члены ее устраивали собрания ἡ σύνοδος (OGIS. 326. Стк. 25), которые являлись главным органом объединения. Примечательно, что даже "священный закон", составленный Кратоном, утверждался собранием. Собранием было принято также специальное почетное постановление с целью воздать хвалу основателю коллегии и увековечить его память (OGIS. 326). Во главе объединения находился жрец ὁ ἱερεὸς τῆς συνόδου (OGIS. 326. Стк. 2-3), должность которого первоначально занимал сам Кратон.
Сохранившиеся строки вышеназванного письма Кратона аттапистам, которое датировано седьмым годом правления Аттала II - 153/152 г. до н. э. (OGIS. 325. Стк. 1-4), содержат упоминание о двух эпонимных магистратах союза технитов Диониса - агонофете и жреце, который был также жрецом обожествленного после смерти царя Эвмена II. Почему, обращаясь к основанному им религиозному товариществу, Кратон датирует письмо именно таким образом? Можно предположить, что коллегия атталистов имела организационную связь с теосским объединением артистов Диониса, возможно, составляла его отделение.
Союз алталистов, подобно другим культовым коллегиям эллинистического мира, имел собственные средства, имущество, находившееся в общем владении; возможно, выбирался казначей[19]. Общим достоянием членов товарищества атталистов стали завещанная Кратоном на жертвоприношения и проведение собраний крупная сумма денег, утварь сакрального назначения, дом, а также переданный им еще при жизни Атталейон, очевидно, святилище - центр царского культа (OGIS. 326. Стк. 20-32).
Рассмотренные данные об организации союза атталистов свидетельствуют о влиянии объединения технитов Ионии и Геллеспонта. Товарищество артистов Диониса явилось основой и своего рода образцом формирования новой коллегии; возможно даже, оба союза сохраняли организационную связь. Причины этого заключались в том, что объединение технитов Диониса Ионии и Геллеспонта имело сложившуюся в течение долгого времени организационную структуру, было близко к дому Атталидов, придерживалось пропергамской ориентации, участвовало в отправлении культа монархов, наконец, имело широкую известность в греческом мире.
Важной особенностью союза технитов Диониса, как отмечалось выше, был его межполисный характер. В объединение вступали граждане различных общин и имели в нем равные права. Видимо, эту черту унаследовала и коллегия атталистов. Сам основатель товарищества Кратон являлся гражданином Калхедона, но получил еще гражданские права и в Пергаме.
В эллинистическую эпоху известны и другие коллегии почитателей царей или династий, возникновение которых было связано с широким распространением практики обожествления монархов. Из воинов египетского гарнизона на острове Кипр состояла коллегия басилистов (οἱ βασιλισταἰ -OGIS. 130). В Феспиях существовало объединение в честь основателя династии Атталидов Филетера (OGIS. 311 ), а на Делосе в первой половине I в. до н. э. - союз евпатористов в честь Митридата VI Евпатора (OGIS. 367). Среди названных коллегий союз атталистов занимал особое место: целью объединения было не только отправление царского культа, но и активное его распространение, участие в многочисленных религиозных и придворных праздниках. Создание коллегии атталистов было связано не только с практикой почитания царей Пергама, но и с активными и целенаправленными усилиями монархии распространить царский культ.


[1] Истории различного рода союзов посвящен ряд трудов, из которых наиболее полными и значительными являются исследования Э. Цибарта и Ф. Поланда: Ziebarth E. Das griechische Vereinswesen. Leipzig, 1896; Poland F. Geschichte des griechischen Vereinswesens. Leipzig, 1909. О технитах Диониса см.: Глускина Л. М. Асилия эллинистических полисов и Дельфы//ВДИ. 1977.№ 1; Шарнина А. Б. Союзы технитов Диониса в эллинистических полисах // ВДИ. 1987. № 2. С. 102-117; она же. Техниты Диониса // Фролов Э. Д., Никитюк Е. В., Петров А. В., Шарнина А. Б. Альтернативные социальные сообщества в античном мире. СПб., 2002. С. 217-314; Luders O. Die Dionysische Künstler. Berlin, 1873; Foucart P. De collegiis scenicorum artificum apud Graecos. Paris, 1873; Quandt W. De Baccho ab Alexandra aetate in Asia Minore culto. Halle, 1913; Claffenbach G. Symbolae ad historiam collegiorum artificum Bacchorum. Berlin, 1914; Poland F. Technitai // RE. 1934.2 Rh. 10 Hbbd. Sp. 2473-2558; Nilsson M. The Dionysiac Mysteries of Hellenistic and Roman Age. Lund, 1957. \\Авторы перечисленных трудов, отмечая факт существования коллегии атталистов, не проявили к ней должного внимания. Исследователи истории Пергама ограничились изложением общих сведений об этом союзе.
[2] О взаимоотношениях технитов Диониса с Атталидами см.: Глускина Л. М. Асилия... С. 90-91; Ziebarth E. Op. cit. S. 80-81; Poland F. Op. cit. S. 138-140; Ohlemutz E. Op. cit. S. 98 f.; Hansen E. Op. cit. P. 171 f.
[3] Комментарий к надписи дан в работах: Ziebarth E. Op. cit. S. 84 f.; Prott H. von. Dionysos Kathegemon HAM. 1902. Bd. XXVII. S. 166, 171; Poland F. Op. cit. S. 140, 400; Welles Ch. B. RC. P. 230-237.
[4] Luders O. Op. cit. S. 85 f.; Ziebarth E. Op. cit. S. 81; Poland F. Op. cit. S. 140; Welles Ch. B. RC. P. 231 ; Hansen E. Op. cit. P. 172; HoppJ. Op. cit. S. 115; Wal bank F. The Hellenistic World. Brighton, 1981. P. 70.
[5] Luders O. Op. cit. S. 86.
[6] Ibidem. S. 98-99; Ziebarth E. Op. cit. S. 80 f.; Poland F. Op. cit. S. 139; Welles Ch. B. RC. P. 321; Hansen E. Op. cit. P. 452; Muller H., Worrle M. Ein Verein... Стк. 8-9.
[7] Doux G. Craton, Eumene et Attale II II BCH. 1935. № 59. P. 218-220.
[8] Le Bas-Waddington. III. 255.
[9] BCH. 1880. IV. P. 164.
[10] Le Bas-Waddington. III. 1558.
[11] Daux G. Op. cit.; Hansen E. Op. cit. P. 127; Allen R. Op. cit. P. 10. Not. 7; P. 81.
[12] Le Bas-Waddington. III. 1558.
[13] Ziebarth E. Op. cit. S. 76; Hansen E. Op. cit P. 418; Hopp J. Op. cit. S. 114. П. Фукар (Foucart P. Op. cit. P. 8) тоже считал атталистов артистами, но видел в них не особую коллегию, а технитов Диониса Малой Азии, принявших имя царя Аттала в благодарность за оказанные им благодеяния. Против такой трактовки свидетельствует наличие у атталистов своей организации и имущества.
[14] Doux G. Op. cit. P. 219.
[15] Prott H., von. Op. cit. S. 174, 177. Ср.: Poland F. Op. cit. S. 140; Ohlemutz E. Op. cit. S. 101. Not. 30; Hansen E. Op. cit. P. 462. Not. 255.
[16] Kern O. Attalistai // RE. 1896. Bd. 2. Sp. 2157; OGIS. Vol. l.P. 500. Not. 13; Poland F. Op. cit. S. 231; idem. Technitai II RE. 2 Reihe. 10 Hbbd. Sp. 2543; Rüge W. Il RE. 9 Hbbd. Sp. 567.
[17] CIG. Vol. 2. P. 667; Luders O. Op. cit. S. 22; Frankel M. IvP. Bd. 1. S. 138; Prott H. von. Op. cit. S. 168 f.; 178 f.; Cardinali G. II regno... P. 151 f.,Not. 1 ; RostovtzeffM. Pergamum. P. 600; Ohlemutz E. Op. cit. S. 100 f. Not. 29; Hansen E. Op. cit. P. 462; Allen R. Op. cit. P. 153; Ср.: OGIS. Vol. I. P. 500. Not. 15.
[18] Prott H. von. Op. cit. S. 169, 178-180; Ohlemutz E. Op. cit. S. 102-103; Hansen E. Op. cit. P. 462 f.
[19] О финансах религиозных объединений см.: Ziebarth E. Op. cit. S. 156-166: Poland F. Op. cit. S. 453-498.

4.3. Пергамский алтарь Зевса

Археологические исследования, проведенные в Пергаме, демонстрируют огромное внимание Атталидов к строительной деятельности в столице, их стремление превратить ее в выдающийся центр архитектуры и украсить великолепными скульптурными памятниками. В числе наиболее важных построек, возведенных по приказу Атталидов в Пергаме, выдающееся место по своим художественным достоинствам и роли в монументальной пропаганде занимает знаменитый алтарь Зевса[1]. Это сооружение по праву считается одним из наиболее значительных и гармоничных произведений античной и мировой архитектуры и скульптуры. Строительство знаменитого алтаря Зевса было осуществлено в столице царства при Эвмене II в период между 180 и 160 гг. до н. э. Для строительства были привлечены выдающиеся мастера и выделены высококачественные материалы и значительные средства.
Алтарь представляет собой внушительное архитектурное сооружение более 9 м высотой, которое имело основание длиной более 36 м и шириной более 34 м. Алтарь имел многоступенчатое основание и поднятый на высокий цоколь ряд изящных колонн ионического ордера. Выдающейся чертой алтаря является сочетание строгой архитектурной формы с талантливо выполненным скульптурным фризом, который украшает цоколь.
По периметру сооружение со всех четырех сторон окружали ступени. С трех сторон они позволяли зрителю вплотную приблизиться к цоколю, на котором размещались мраморные плиты с рельефными изображениями. С четвертой, западной, стороны ступени вели на огороженный с трех сторон глухой стеной ярус, в центре которого размещался жертвенник. С внутренней стороны стены яруса были украшены плитами с рельефным изображением сцен из жизни мифологического героя Телефа (малый фриз или фриз Телефа).
С внешней стороны сооружения на цоколе выполнен фриз, изображающий один из важнейших эпизодов греческой мифологической истории - битву олимпийских богов с гигантами[2]. Фриз с трех сторон охватывает здание. Его общая длина около 120 м, высота 2,3 м. Фриз составлен из отдельных плит, наиболее вероятное число которых 115. Они были тщательно подогнаны и прикреплены друг к другу и составляли единую композицию.
Алтарь был построен на верхней террасе города Пергама, в непосредственной близости от царского дворцового комплекса, по соседству с рядом других сооружений выдающегося значения: храмом Афины, библиотекой, театром. Алтарь был поставлен недалеко от края террасы таким образом, что лестница, ведущая на второй ярус, находилась со стороны террасы (западная сторона), а вход на площадку, где размещался алтарь, располагался с противоположной (восточной) стороны. С лестницы и со второго яруса алтаря был виден город, долина реки, окрестные местности. Но взору процессии, вступавшей на площадь, где находился алтарь, он открывался своей глухой восточной стороной.
По этой причине на восточной части фриза были изображены наиболее важные сцены битвы с участием главных богов (Зевса, Геры, Афины, Аполлона, Артемиды, Деметры, Ареса, Ники) и их наиболее опасных противников. Зевс представлен мужчиной атлетического сложения, могучим и неистовым в битве. Его торс обнажен, взору зрителей открываются мощные мышцы и энергичные движения бога. Зевс, размахнувшись правой рукой, мечет молнии в гигантов. У ног его тяжело раненный коленопреклоненный молодой гигант и продолжающий яростную борьбу мощный змееногий гигант Порфирион. Рядом Афина, изображенная в виде статной молодой женщины, сражается с крылатым гигантом Алкионеем. Ухватив его за волосы, богиня пытается оторвать своего противника от матери-земли, чтобы лишить его тем самым сил. Змея богини Афины тем временем сдавила кольцами своего тела ногу и руку гиганта, а зубами впилась в его грудь. Рядом представлена поднимающаяся из земли по пояс мать гигантов Гея, которая в отчаянии заламывает руки, не имея сил и возможностей спасти своих сыновей. Вместе с богами, в непосредственной близости к своему отцу Зевсу, сражается Геракл, без участия которого, по велению рока, победа над гигантами была бы невозможной.
На южной стене алтаря изображен Гелиос на колеснице, в которую запряжена четверка лошадей. Кони сбили с ног и растоптали одного гиганта и готовы опрокинуть грудью другого. Рядом с Гелиосом богиня утренней зари Эос. Среди богов представлена также сидящая верхом на льве Рея, которая в религиозном сознании греков соединилась с богиней малоазийского происхождения Кибелой. Кибела, или Великая Матерь богов, как известно, весьма высоко почиталась Атталидами.
Северная сторона рельефа алтаря содержала изображения Посейдона, Афродиты, Эрота, богини ночи Нике, Гесперид, Мойр и их многочисленных противников. Среди этих последних весьма выразительно представлен один из гигантов, пытающийся задушить кого-то из богов и в гневе впившийся ему зубами в руку. Лицо гиганта, искаженное ненавистью и яростью, может считаться одним из наиболее точных скульптурных отображений темных страстей, олицетворением которых считались гиганты.
Наконец, западная часть фриза, обрамляющая лестницу, изображает Диониса, Сатурна, Океана, Амфитриду, Тритона.
Именно большой фриз занимает центральное место среди всех элементов алтаря и придает всему памятнику выдающуюся известность. Стиль изображений пергамского фриза определяют как патетический. Рельефные фигуры выполнены необыкновенно живо и выразительно. Все они представлены в движении, в разнообразных позах и совершенно лишены статики. Весь 120-метровый рельеф составляет единую композицию, которая разбивается на отдельные связанные между собой сцены. Почти все участники битвы изображены в состоянии сильного эмоционального напряжения; оно передано в энергичных движениях и позах, а также в чертах их лиц.
Рельеф вырезан в мраморе глубоко, что создавало игру света и тени и придавало всем изображениям особую выразительность. Некоторые из изображений голов, торсов, конечностей были вырезаны в ⅔ объема, что позволяет относить их скорее к произведениям круглой скульптуры, чем к рельефу.
Избранный скульпторами мифологический сюжет главного фриза был осмыслен при пергамском дворе в соответствии с политическими событиями II в. до н. э. - времени правления Эвмена II. Пергамский алтарь был построен в ознаменование военных достижений царства, прежде всего крупной победы над галатами, и отразил восприятие этого события правящей династией.
Смысловую основу рельефа составляет достаточно ясная аллегория·. боги олицетворяют собой мир греков, гиганты - кельтов. Боги воплощают в себе идею устроенной упорядоченной государственной жизни, гиганты - неизжитые родоплеменные традиции кельтов, их исключительную воинственность и агрессивность. Боги несут в себе покой, порядок, безопасность, гиганты - разрушение, хаос, дикость, опасность.
Аллегория еще одного рода составляет основу содержания знаменитого фриза. Зевс, Геракл, Дионис, являясь официальными государственными богами, служат олицетворением династии пергамских царей. Победа богов, таким образом, символизирует победоносную деятельность Атталидов. Военная политика царей Пергама представлена как проэллинская, благодетельная, направленная на защиту малоазийских греков от варварского мира. Можно полагать, что аллегория, положенная в основу всей композиции, однозначно и легко воспринималась современниками, во всяком случае, людьми греческого происхождения или получившими эллинское воспитание и образование.
Одной из важнейших черт смысловой характеристики главного пергамского рельефа является противопоставление - антитеза, которая в принципе была типична для античной духовной культуры и которая сочеталась с идеей агона - борьбы и победы, также составлявшей важную черту греческого стиля жизни и социальной психологии[3]. Противопоставление и связанная с ним идея борьбы лежат в основе всего художественного замысла рельефного фриза: сюжет представляет собой сражение, битву. Противники олицетворяют собой разные миры: боги служат воплощением света и наземного и небесного миров, тогда как гиганты служат воплощением подземного темного царства. Боги покровительствуют людям, гиганты враждебны им. Боги несут благо людям, гиганты опасны для них. Боги гармонично сочетают физическое совершенство с духовными достоинствами, гиганты воплощают в себе грубую опасную физическую силу, соединенную с необузданными страстями. Боги антропоморфны, гиганты сохраняют черты животных и птиц: у некоторых из них вместо ног - змеи, за спиной - крылья. Боги не подвержены влиянию низменных страстей, что выражено в их подчеркнуто бесстрастных лицах, на которых даже в момент напряжения битвы не отразились эмоции. Гиганты же, напротив, изображены с лицами, на которых запечатлены сильные чувства -страдание на лице Алкионея, противника Афины, ярость и ненависть на лице гиганта, пытающегося укусить одного из богов, и т. д.
Глубокий характер рельефной резьбы, создававший сильную игру света и тени, также должен был служить цели подчеркнуть контрастность всей композиции[4].
Еще одной важнейшей смысловой идеей главного Пергамского алтаря можно считать прославление богов и династии Атталидов. Боги представлены в виде идеально сложенных гармоничных людей, обладающих вместе с тем огромной физической и духовной мощью. Они показаны в момент напряженной и опасной борьбы, но при этом в тот ее момент, когда уже ясна их победа. Тем самым очевиден победоносный, триумфальный характер битвы, но и подчеркнута ее исключительная сложность. Гиганты представлены опасными, мощными созданиями, победа над которыми под силу лишь таким всемогущим существам, как боги.
Композиционный центр отдельных сцен и всего рельефа составляли именно главные боги и те события, которые происходили вокруг них. Боги и гиганты размещены в разных пространственных уровнях: боги изображены выше, чем гиганты, они занимают центральную и верхнюю части рельефных плит, тогда как гигантам отведены нижняя и центральная части. Боги в изображении пергамских скульпторов величественны, могучи, прекрасны. В силу очевидной для современников аллегоричности всего изображения прославление богов воспринималось зрителями как восхваление династии Атталидов и ее военных побед.
Рельеф выполнен таким образом, что участники религиозных процессий и обрядов как бы становились участниками мифологических событий: ступени, которые вели к алтарю, служили не только людям, но и богам -участникам битвы. Изображенные на рельефе боги опираются на те же ступени коленями, встают на них ногами. Тем самым значительно усилено эмоциональное воздействие рельефа на зрителя[5].
Важным элементом декора Пергамского алтаря Зевса является также так называемый малый фриз, или фриз Телефа[6]. Он украшал внутренние стены двора алтаря и играл в композиции знаменитого памятника подчиненную, хотя и весьма важную роль. Фриз Телефа иллюстрирует хорошо известный миф о сыне Геракла и Авги Телефе, который после множества приключений и драматических событий стал царем Тевфрании - области, где позже возник город Пергам. Фриз Телефа имеет меньшую высоту, чем большой фриз алтаря. Он составлен из мраморных плит высотой 1,58 м и шириной 0,7 м. Изображения фриза Телефа в некоторых отношениях отличаются от рельефов большого фриза. Задача фриза Телефа носит вспомогательный характер: рассказать средствами искусства историю знаменитого мифического прародителя династии Атталидов, проиллюстрировать мифологический сюжет, а не воздействовать мощно на чувства и сознание зрителя. Поэтому изображения выполнены не столь экспрессивно и несут значительно меньшую эмоциональную нагрузку.
Все персонажи мифа представлены, как правило, в спокойном физическом состоянии, без того мощного динамизма, порыва, который характерен для изображений главного скульптурного фриза. Движения героев мифа, выразительно переданные скульпторами, носят плавный, неторопливый характер, за исключением немногих персонажей. Так, царь Тевфрант, изображенный на морском берегу, являет собой одну из наиболее динамичных фигур малого фриза. Он представлен в развевающейся от ветра одежде, энергично шагающим. Корпус его слегка развернут и наклонен в сторону движения, взгляд направлен на Телефа, прибывшего в Мисию. Соответственно этому состоянию неторопливого физического движения большинства персонажей эмоциональное состояние героев малого фриза также отличается эпическим спокойствием и невозмутимостью. Лица не выражают таких сильных страстей и страданий, какие свойственны изображениям большого фриза.
Техника изображений также значительно отличается и подчинена общему художественному замыслу: все изображения малого фриза вырезаны менее глубоко и рельефно, что подкрепляет ощущение неторопливого эпического повествования.
При этом рельеф Телефа не лишен движения и значительного композиционного разнообразия. Все персонажи представлены в разных позах, образуют, как правило, группы, члены которых составляют разнообразные композиции. Каждый из героев мифа, даже вспомогательные персонажи, наделен собственным образом и не повторяет облик другого.
Важной художественной особенностью фриза Телефа является присутствие элементов пейзажа, отдельных деревьев, скал, холмов, что придавало композиции значительное разнообразие и большую выразительность.
Среди героев, представленных на фризе Телефа, встречаются Геракл, дочь царя Аркадии Авга, мать Телефа, Тевфрант, царь Мисии, Орест, сын Агамемнона, наконец, сам Телеф и многие иные, в том числе безымянные, персонажи. Художники, разрабатывавшие и воплощавшие в скульптурных формах сюжет мифа, были весьма образованными в области греческой мифологии людьми.
Содержание мифа прекрасно отвечало тем идеологическим задачам, которые стали перед династией Атталидов в момент подъема и укрепления государства. Отцом Телефа, мифического предшественника Атталидов в Мисии, был обожествленный герой Геракл, являвшийся, как известно, сыном верховного божества греков Зевса. Тем самым Атталиды вводили в свою идеологическую политику идею о божественном происхождении династии Телефа, предшествовавшей в далекие времена царям Пергама.
На примере Пергамского алтаря и других памятников скульптуры эпохи эллинизма очевидно, что произведения изобразительного искусства эллинистического времени базируются на прочной основе классического греческого искусства и вместе с тем представляют собой во многих отношениях новый шаг в развитии античной художественной традиции. На смену застывшим архаическим куросам и корам, посылающим загадочную полуулыбку, или безупречным скульптурам классики пришло искусство, сохранившее достижения этих эпох и притом наполнившее их глубоким содержанием. В эпоху эллинизма в Пергаме в изобразительном искусстве, прежде всего в скульптуре, получил развитие патетический стиль, характеризующийся ярким динамизмом, отображением сильных страстей и страданий, а также широким распространением трагических сюжетов, образов и трагических трактовок традиционных образов[7]. Скульпторы проявляют повышенный интерес к трагической гибели персонажей, подчеркивая мужество и отчаяние погибающих, фиксируя черты предсмертных страданий и агонии. Таковы, например, знаменитые изображения Лаокоона с сыновьями, галла, убивающего жену и себя с целью избежать пленения, умирающего галла, наконец, гигантов, погибающих в битве с богами.
При этом трагические черты и образы не обезображены натурализмом. Запечатленные в скульптуре смерть и страдание носят возвышенный, иногда даже облагороженный характер. Напротив, сохранившиеся натуралистические скульптурные изображения эпохи эллинизма лишены трагичности.
Преемственность классической и эллинистической художественной традиции проявляется в том, что сражающиеся с гигантами боги сохраняют величественный вид и торжественное выражение лица. Напротив, гиганты, олицетворяющие собой враждебные всему благому силы, воплощающие в себе дикость и необузданность варварства, разрушительный порыв врагов, имеют лица, искаженные злобой, болью, страхом[8].
В классическую эпоху трагизмом было наполнено искусство театра, в эллинистическую эпоху - изобразительное искусство. Причины большого внимания к трагическим сюжетам и образам лежат, видимо, в грандиозных общественных, политических и духовных переменах, связанных с эпохой эллинизма. За относительно короткое время на глазах одного-двух поколений погибла великая империя Ахеменидов, на ее развалинах образовалась новая империя - Александра Македонского, которая, в свою очередь, стремительно распалась, и после десятилетий жестоких войн на ее развалинах сформировалась система новых государств. Это сопровождалось подчинением полисных демократий монархической власти, изменением социальной структуры, массовым переселением греков и македонян на Восток, нарушением общественной устойчивости и жизненного равновесия десятков миллионов людей, изменением социальной психологии греков. Наконец, греки открыли для себя мир богатой и своеобразной культуры стран Ближнего Востока, в том числе восточных мифологий, религий и искусства.
Битва богов с гигантами являлась достаточно популярным сюжетом в изобразительном искусстве архаического и классического времени. Поэтому рельеф Пергамского алтаря с изображением гигантомахии продолжает сложившуюся традицию. Наиболее ранним изображением сражения богов с гигантами считается рисунок на аттической чернофигурной вазе 560-550 гг. до н. э. Поздние изображения этого сюжета датируются римским временем[9]. Пергамский алтарь Зевса занимает совершенно особое место среди всех изображений гигантомахии и вообще памятников мирового изобразительного искусства как одно из наиболее выдающихся и гармоничных произведений.
В представлении широкой публики история того или иного государства, какого-либо периода или даже конкретного деятеля нередко ассоциируется с определенными архитектурными сооружениями. Древний Египет связывают с пирамидами, Вавилон - с висячими садами Семирамиды. Ансамбль Акрополя Афин является свидетельством блестящего расцвета этого государства в середине и второй половине V в. до н. э., а Колизей и триумфальные арки императоров - напоминанием о величии Римской империи. Для Пергамского царства символом и олицетворением его силы и процветания можно считать алтарь Зевса, который является одним из самых значительных и известных архитектурных сооружений в истории человечества.
Древние мастера представили битву богов Олимпа с гигантами - наделенными страшной, зловещей, враждебной силой существами. Гиганты олицетворяли собой племена кельтов, переселение которых в Малую Азию сопровождалось нападениями на греческие города и местные поселения, гибелью людей и разорением территорий. Олимпийские боги символизировали своей борьбой деятельность царей Пергама, прежде всего Эвмена II, победы над кельтами и устранение в конечном счете опасности.
Но знаменитым изображениям можно дать и иное, с позиции современного исторического опыта и знания, толкование. Вся полуторавековая история небольшого царства Пергам была наполнена борьбой с гигантами - с могучей державой Селевкидов, с непримиримым противником пергамских правителей царем Македонии Филиппом V. История царства закончилась трагически - его включил в свой состав бывший союзник -- Рим. Правители Пергама не смогли, как это сделали олимпийские боги, выстоять и победить в борьбе с гигантами. Поэтому если искать среди изображений знаменитого фриза символ истории Пергама, то им станет не победоносная богиня Афина - покровительница династии Атталидов и царства и не громовержец Зевс, а погибающий в муках крылатый гигант Алкионей, лицо которого искажено предсмертным страданием.
Хорошо известно, что алтарь оказал огромное влияние на развитие эллинистического и римского изобразительного искусства и произвел ошеломляющее впечатление на образованную публику конца XIX в., познакомившуюся с этим замечательным памятником после его открытия Карлом Хуманном и организации выставки в 1880 г. в Берлине привезенных из Малой Азии материалов археологических раскопок Пергама. Основу экспозиции составили фрагменты знаменитого алтаря. Посетив выставку, И. С. Тургенев, потрясенный увиденным, писал: "...да это мир, целый мир, перед откровением которого невольный холод восторга и страстного благоговения пробегает по жилам... Как я счастлив, что не умер, не дожив до последних впечатлений, что я видел все это".
Грандиозная, впечатляющая своим масштабом и высокими архитектурными и художественными достоинствами даже современного человека строительная деятельность Атталидов принципиальным образом изменила облик города Пергама и многих других полисов царства. Пергам из периферийной непримечательной крепости превратился в один из политических и культурных центров эллинистического мира.
Вместе с тем интенсивная строительная деятельность пергамских царей имела еще и большое политическое значение. В силу всего сказанного выше следует считать знаменитый алтарь Зевса в Пергаме одним из наиболее ярких произведений монументальной пропаганды античного времени. В самом Пергаме алтарь Зевса являлся не единственным памятником монументальной пропаганды. К произведениям этого же рода следует отнести возведенный на акрополе столицы мемориальный комплекс времени Атгала I, предназначенный к прославлению его побед, и знаменитые скульптуры погибающих в борьбе кельтов[10].
Археологические исследования эллинистических памятников показывают, что строительство монументальных сооружений культового или погребального характера стало достаточно распространенным явлением. Сильная царская власть стремилась заявить о себе не только эффективными внешнеполитическими акциями, но и внушительными архитектурными памятниками.
Раскопки в Коммагене, в юго-восточной части Турции, открыли грандиозные памятники - одновременно святилища и гробницы - коммагенских царей, прежде всего Антиоха I. Наиболее значительное и известное святилище в Нимруд-Даге представляет собой искусственно насыпанный курган на вершине самой высокой горы Комма-гены. Курган имеет форму конуса с диаметром около 150 метров и высотой более 50 метров. На склонах кургана были устроены террасы, на которых размещались скульптуры и культовые здания[11].
Другой яркий образец монументальных сооружений представлен находками в Халчаяне на территории Бактрии. Во дворце, архитектурный стиль которого сохранил черты восточных и греческих форм и традиций, были открыты скульптуры правителей, основной целью изготовления которых, по мнению Г. А. Пугаченковой, "является прославление царствующей династии"[12]. Таким образом, политика Атталидов Пергама широко использовать средства монументальной пропаганды являет собой пример достаточно широко распространенной в эллинистическом и эллинизированном мире идеологической политики царей.
***
Имеющийся материал относительно религиозной политики Атталидов показывает, что роль царя в религиозной жизни царства была весьма велика и проявлялась в разных формах и видах деятельности монархов. В стране сложилась достаточно развитая система религиозного почитания царей и членов их семей.
Важной чертой царских культов в эллинистических государствах, в том числе и в Пергаме, являлось возникновение их на основе оказанных царями городам благодеяний. Мотив благодарности гражданской общины царю, как правило, звучал в качестве обоснования при введении культов правителей. Культовые имена Сотер, Эвергет тоже свидетельствуют о наличии прямой связи между политической деятельностью царей и развитием практики религиозного почитания носителя верховной власти.
Известно, что обожествление живого монарха было широко принято в Египте Птолемеев. Насколько значительно распространилась подобная практика в Пергаме? Имеются лишь свидетельства из города Милета об обожествлении здравствующего царя. Отсутствие аналогичных примеров из других полисов подтверждает, в принципе сложившееся в науке мнение о менее значительном развитии царского культа в Пергаме по сравнению с государством Птолемеев.
Несмотря на отмеченные выше факты обожествления в Милете здравствовавшего в то время Эвмена II, в религиозной политике Атталидов все-таки господствовала традиция причислять к богам лишь умерших правителей. В надписях умерший монарх назывался "бог-царь", жрец правителя становился жрецом бога-царя (CIG. II, 3068А. Стк. 17, 26; 3071. Стк. 3), а сам момент смерти обозначался выражением μεθέστηκεν εἰς θεοὺς (OGIS. 308. Стк. 4; OGIS, 339. Стк. 16).
Царские культы в Пергаме имели явную греческую форму, отправление их сопровождалось традиционными эллинскими обрядами и атрибутами. Распространялись культы Атталидов именно в полисах, заселенных главным образом греческим населением или достаточно сильно эллинизированных. Наличие культов царей засвидетельствовано источниками в полисах: Пергам, Сарды, Теос, Гиерополь, Эгина, Андрос, Апамея, Аполлония-на-Риндаке, Милет, Траллы, Нотий, Телмесс, Элея.
Можно полагать, что религиозное почитание или прямое обожествление монарха осуществлялось во всех городах и стало явлением общегосударственного масштаба. Примечательно, что при этом культ царя рассматривался в полисах прежде всего как культ общинный, городской. Поэтому распространению культа монарха предшествовало, как правило, постановление собрания, в котором регламентировались формы почитания, характер почестей, атрибуты и иные детали. Локальный характер царского культа в городах виден также в том, что иногда он приобретал в полисах свои особенные, местные черты. Например, обожествленная царица Аполлонида в Теосе названа культовым именем "Благочестивая", которое имело официальный характер, но вместе с тем наделена эпитетом Апобатерия в честь того, что приплыла в Теос на корабле (OGIS. 309. Стк. 14).
Многие документы свидетельствуют о том, что традиционным местом почитания обожествленного монарха, наряду с храмами, алтарями, теменосами, являлись гимнасии. В них, очевидно, складывались особенно благоприятные возможности для распространения царских культов, особенно среди молодежи.
Можно предполагать, что введение культов монархов в полисах Пергамского царства происходило без прямого открытого давления царской власти. При этом имеется информация о некоторых мерах, специально направленных на распространение почитания царей. Но и в случае, когда полис самостоятельно принимал решение о воздаянии божественных почестей правителю, это было проявление осознанной гражданской общиной зависимости от царской власти, неравенства в отношении с ней.
Один из достаточно сложных вопросов, связанных с религиозной политикой Атталидов, состоит в том, существовал ли в стране общегосударственный культ династии. Культ отдельных монархов, распространенный весьма широко на территории всей страны, известен. При этом его принятие городами оформлялось специальными постановлениями законодательных собраний полисов. Нет свидетельств прямого насаждения царского культа царской администрацией. Не имеется свидетельств культового почитания династии, а не только отдельных ее представителей. В этой связи можно полагать, что сложившегося единообразного культа династии и даже отдельных ее представителей в стране в установленных и регламентированных административно формах все-таки не существовало.
Подобную ситуацию отмечают ученые в Римской империи, особенно в начальный период становления культов императоров, при Августе и его преемниках[13]. Государственная власть принимала складывающиеся формы культового почитания царя, отдельными действиями способствовала развитию культа, но нет никаких оснований говорить о целенаправленной, систематической политике по созданию и развитию царского культа.
Важным аспектом характеристики религиозного сознания жителей Пергамского царства является ответ на вопрос о том, насколько естественно и искренне простые люди осуществляли религиозное почитание царя, в какой степени почитали они богами своих царей. Многие ученые справедливо полагают, что, хотя царям отдавались божественные почести, они все-таки не приравнивались в сознании к олимпийским богам[14]. Вместе с тем невозможно воспринимать политическую религию эллинизма исключительно как проявление расчетливого сервилизма. Действительно, почему в таком случае культовое почитание Атталидов получило значительное развитие в независимых от них полисах - Милете, Косе, Колофоне? Поэтому исследователи совершенно справедливо отмечают в религиозном почитании царей большое влияние вполне искреннего эмоционального, духовного начала и благодарности гражданских общин за какие-либо оказанные им благодеяния.
Очевидно, что религия, особенно царские культы и культы богов, получавшие официальную поддержку власти, играли в стране важную политическую роль[15]. Следует признать принципиально большое значение всей деятельности Атталидов в области религии, которая служила идеологическим основанием и выражением той политики, которую проводили пергамские цари в отношении населения своего царства.


[1] Ampel. Liber memor. 8, 14. Об алтаре Зевса см.: Белов Г. Д. Алтарь Зевса в Пергаме. Л., 1958; Соколов Г. И. Искусство Древней Греции. М., 1980. С. 247-248; Schrammen J. Der Grosse Altar. Der Obere Markt. Berlin, 1906 (Die Altertümer von Pergamon. Bd. III. H. 1 ); Winnefeld Y. Die Friese des Grossen Altars. Berlin, 1910 (Die Altertumer von Pergamon. Bd. III. H. 2); Hiepe R. Der Pergamonaltar. Leipzig, 1959; Rohde E. Pergamon. Burgberg und Altar. Berlin, 1982; Hansen E. Op. cit. P. 319 f.
[2] Миф о борьбе богов с гигантами см.: Apollod. 1. 6, 1-2; Грейвс Р. Мифы Древней Греции. М., 1992. С. 96-98.
[3] Роль агона в греческой общественной, политической жизни и в культуре раскрыта в работе: Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII-V вв. до н. э. Л., 1985.
[4] Соколов Г. И. Искусство... С. 247.
[5] Там же.
[6] Мифологический сюжет о Телефе изложен в гл. 1. См.: сн. 6 к гл. 1. См. также: Bauchhenss-Thuriedl C. Der Mythos von Telephos in der antiken Bildkunst. Wurzburg, 1971 ; Kerlesz I. Der Telephos-Mythos und der Telephos-Fries // Oikumene. 1982. Bd. 3. S. 203-215.
[7] Климов О. Ю. Черты трагического в скульптуре эпохи эллинизма// Вопросы гуманизации и гуманитаризации непрерывного образования: Сб. тезисов. Мурманск, 1994. С. 4; см. также: Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима. М., 1990. С. 169-171; Левек П, Эллинистический мир. М., 1992. С. 133-134; Соколов Г. И. Искусство... С. 248; он же. Искусство Древней Эллады. М., 1996. С. 212.
[8] Борухович В. Г. Пластический идеал в классическом греческом искусстве (к вопросу о «греческом чуде») //Античный мир и археология: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 10. Саратов, 1999. С. 9.
[9] Carpenter T. H. Art and myth in ancient Greece. London, 1992. P. 74-75.
[10] Hansen E. Op. cit. P. 36, 302 f.
[11] Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. Греческое искусство и его наследники в несредиземноморской Азии. М., 1985. С. 44 сл.
[12] Пугаченкова Г. А. Халчаян. Ташкент, 1966. С. 42; Pougatchenkova G. Les trésors de Dalverzine-Tepe. Leningrad, 1978. P. 65. См. также: Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. С. 156, 160.
[13] Ср.: Штаерман Е. М. Социальные основы религии Древнего Рима. М., 1987. С. 171-175.0 зарождении культа и его «сотериологической» основе см.: Чернышов Ю. Г. Социально-утопические идеи и миф о «золотом веке» в Древнем Риме. Ч. 2. Ранний принципат. Новосибирск, 1992. С. 31-36.
[14] Штаерман Е. М. Указ. соч. С. 172 сл.
[15] Kertesz I. Das religionsleben von Pergamon und seine politische Bedeutung // Humanismus und Menschenbild im Orient und in der Antike: Konferenz-vortrage. Halle (Saale). 1977. S. 201-211. О политической роли религии в странах древней Передней Азии см.: Вейнберг И. П. Человек в культуре... С. 115 сл.; Дандамаев М. А. Государство, религия и экономика... С. 6 сл.; Klengel H. Politik und religion in Vorderasien in 2. Jahrtausend, besonders in hethitischen Anatolien II Klio. 1987. Bd. 69. H. 2. S. 308-316.