Книга Первая

1. Когда письмо К. Цезаря было вручено Фабием консулам, то едва, благодаря сильному настоянию трибунов, удалось еду успеть в том, что письмо Цезаря было прочитано в сенате; но никакими силами нельзя было добиться до того, чтобы о нем сделан был доклад сенату. Консулы предложили сенату об опасности угрожающей государству. Консул Л. Лентул сказал: "что касается до него, то сенат и дело общественное найдут в нем храброго защитника в том случае, если они - сенаторы - намерены принять твердые и смелые решения. Если же они будут обращать внимание на Цезаря и заискивать его благосклонность, как они навыкли поступать прежде, то и он будет заботиться тогда о себе и воле сената повиноваться не будет, и для него есть верное убежище в дружбе и добродушии Цезаря". В эхом же смысле говорил и Сципион: "Помпей, как он уверен, не. оставит отечества в опасности, если сенат его станет поддерживать. Если же он станет действовать вяло и нерешительно, то вотще стал бы он в последствии, если бы и захотел, искать помощи от него".
2. Слова Сципиона казалось выходили из уст самого Помпея, тем более, что заседание сената было в Риме и сам Помпей находился тут налицо. Были поданы некоторые мнения в духе примирения, как-то во-первых М. Марцелла; он в своей речи, коснувшись. этого вопроса, сказал, что о нем не прежде надлежит доложить сенату, как когда будет произведен набор по всей Италии и войска будут собраны; под защитою их сенат смело в свободно произнесет решения, какие захочет. В том же духе было мнение М. Калидия, состоявшее в том, чтобы и Помпей отправился в свой участок, дабы отнять повод к войне; что Цезарь в настоящее время опасается, как бы Помпей, отняв у него два легиона в удержав их при себе, не обратил бы их на гибель его. М. Руф также подал мнение, в весьма немногом отличавшееся от мнения Калидия. Консул Л. Лентул не щадил ругательств для подавших эти мнения, а пустить на голоса мнение Калидия он начисто отказался. Марцелл, испуганный ругательствами взял свое мнение назад. Таким образом, подстрекаемые консулом, под страхом окружавшей их вооруженной силы, опасаясь угроз Помпеевой партии, большая часть сенаторов неохотно и против себя утвердили мнение Сципиона. Оно стояло в следующем: "к назначенному сроку Цезарь пусть отпустит войско; ослушание его будет сочтено враждебным против отечества действием". Трибуны народные М. Антоний в К. Кассий восстали против этого решения. Доложено немедленно сенату о праве вмешательства трибунов; предлагаются мнения самые решительные. Чем кто говорил резче и ожесточеннее против Цезаря, тем более получал похвал от его недоброжелателей.
3. К вечеру заседание сената кончилось; Помпей призывает к себе всех сенаторов, ободряет их усердие и убеждает сохранить его и впредь; нерешительным же он делает выговор и убеждает их обнаружить более рвения. Между тем призываются многие из старых воинов, служивших прежде под знаменами Помпея; им обещают чины и повышения; а также вызваны в большом числе воины из двух легионов, отданных Цезарем. Город наполнился воинами; трибун народный, К. Курион, ссылается на право народных собраний. Все друзья консулов, приближенные Помпея и закоренелых врагов Цезаря, стеклись в сенат во множестве; своими голосами и числом они устрашают слабых и нерешительных увлекают за собою; большая часть сенаторов лишена возможности свободно подавать мнения. Цензор Л. Пизон вызывается идти к Цезарю; за ним претор Л. Росций - для того, чтобы известить его о положении дел; они просят сроку шесть дней на исполнение этого поручения. Некоторые сенаторы были того мнения, чтобы к Цезарю отправить послов - известить его о воле сената.
4. Все эти меры встретили сильное сопротивление в речах консула, Сципиона и Катона. Последний действовал против Цезаря по старинной вражде и огорченный безуспешным исканием почести. Лентула заставляло так действовать множество накопившихся на нем долгов, надежда иметь войско и области в своих руках и жить щедрыми подарками союзных царей, которые стали бы искать его расположения. Он хвалился между своими, что он будет вторым Суллою и захватит верховную власть в свои руки. Сципиона побуждала та же надежда иметь в своей власти войска в области, которые он надеялся разделить с Помпеем по родству с ним; не мало содействовал к тому страх суда, лесть и тщеславие его собственное и аристократов, имевших в то время наибольшее влияние на общественные и судебные дела. Сам Помпей, увлеченный врагами Цезаря, не хотел, чтобы кто-нибудь мог равняться с ним властью, и решительно отверг дружбу Цезаря, пристав к прежде бывшим их общим врагам, недружбу которых Цезарь нажил большею частью во время сближения своего с Помпеем. Чувствуя низость своего поступка относительно двух легионов, оставленных им в видах своего честолюбия вместо того, что им надлежало идти в Азию и в Сирию, Помпей всячески хотел войны.
5. Все это содействовало к тому, что все делалось поспешно и в замешательстве; родным Цезаря не дают времени известить его. Трибуны народные, угрожаемые сами опасностью, не могут себе найти опоры в праве вмешательства в крайних случаях, оставленном им Л. Суллою. Уже на седьмой день они должны были помышлять только о собственной безопасности, тогда как самые буйные трибуны прежнего времени привыкли страшиться за своя действия и ждать за них наказания не ранее восьмого месяца. Итак приступлено к самому решительному сенатскому определению, обыкновенно имевшему место лишь тогда, когда в стенах самого Рима опасность, а все средства к спасению истощены, в к которому не дерзали прибегать прежде иначе, как в самой крайности: "консулы, преторы, трибуны народные и все лица, когда-либо бывшие облеченными консульскою властью, находящиеся в городе, должны иметь заботу о том, дабы отечество не потерпело какого ущерба". Это сенатское определение состоялось в 7-й день ид Январских. Итак в течении первых пяти дней, как начались заседания сената и Лентул вступил в отправление консульской должности, за исключением двух прошедших в выборах, состоялись уже самые решительные и дышащие ожесточением определения относительно власти Цезаря и знатнейших сановников, каковы трибуны народные. Они немедленно бежали из города и ушли к Цезарю, который находился в то время в Равенне, дожидаясь ответа на свои столь снисходительные требования и стараясь, в надежде на чувство справедливости и в противниках своих, кончить дело миролюбивым образом.
6. Через несколько дней после того было заседание сената за городом. Помпей говорил в том же духе, в каком прежде через Сципиона: "хвалить твердость и достойный образ действий сената; исчисляет свои силы; у него десять легионов готово; притом ему за-верное известно, что воины Цезаря к нему не расположены и что он никак не в состоянии будет их убедить - защищать его или даже следовать за ним". Тут же было доложено сенату о прочих делах: о том, чтобы по Италии произведен был набор; чтобы Фауст Сулла за претора был послан в Мавританию; чтобы из общественного казнохранилища были выданы деньги Помпею. Доложено также о царе Юбе, чтобы удостоить его названия союзника и друга народа римского. Марцелл сказал, что он этого никак де допустит до крайней мере в настоящее время. Относительно Фавста воспрепятствовал Филипп, трибун народный. О прочих же предметах состоялись сенатские декреты; области розданы частным лицам; две обыкновенно дававшиеся бывшим консулам, а две преторам. Сципиону досталась Сирия, а Л. Домицию Галлия. Филипп и Метелл обойдены по частному соглашению и даже их жеребьи не были вьнуты. В остальные провинции отправлены преторы; они не ждали для вступления в должность, как то водилось прежде, чтобы об определении было доложено народу и чтобы, по совершении обычных молитв, их облекли в военное платье. Консулы, чего прежде никогда не бывало, выходят из города и не в отправлении должности, а и как частные люди, везде и в городе и Капитолии ходят в сопровождении ликторов, что было против всех примеров страны. До всей Италии произведены наборы, заказано оружие, муниципиям велено выставлять деньги, драгоценности берутся из храмов; перемешаны все права божественные и человеческие.
7. Узнав об этом, Цезарь сказал своим воинам речь: он им припоминает постоянное гонение его недоброжелателей, которым наконец удалось увлечь с собою и вооружить против него Помпея, а тот завидует его славе и старается его унизить, тогда как он, Цезарь, всегда содействовал всеми силами к увеличению чести и величия Помпея. Он жалуется, что в управление общественными делами вкралось небывалое злоупотребление - подавлять оружием право вмешательства трибунов, возвращенное им уже давно. И Сулла, обнажив должность трибуна от всех почти прав, на это не покусился. Помпей же, выдающий себя за восстановителя трибунской власти, отнял у ней и те права, которыми она до него пользовалась. Декрет - всем должностным лицам радеть о том, дабы отечество не потерпело ущерба (этим воззванием и декретом народ римский весь призывается к оружию) - издавался только как противодействие злонамеренным законам и в случаях злоупотребления власти трибунской, отпадения народа, удаления его в храмы и возвышенные места. Примеры прежних лет и судьба, постигшая Сатурнина и Гракхов, служат тому свидетельством. Ничего подобного на этот раз не только не случилось, но даже и в помышлении не было: никакого закона не издано, с народом нет никакого заговора и раздор международный не угрожает государству. Итак, он убеждает воинов принять под свою защиту от покушений врагов честь и величие его, полководца, под начальством которого, в течение девяти лет они оказали столько услуг отечеству, одержали столько побед и усмирили всю Галлию в Германию". Воины тринадцатого легиона, находившиеся в то время при Цезаре (он его призвал к себе в начале смут, а прочие еще не подошли) воскликнули, что "они готовы мстить за оскорбление их полководца и трибунов народных"!
8. Узнав расположение умов своих воинов, Цезарь отправился с этим легионом в Аримин, и там имел свидание с ушедшими к нему трибунами народными. Прочие легионы он вызывает с зимних квартир и велит им следовать за собою. Туда прибыл молодой Л. Цезарь, которого отец был при Цезаре легатом. Он, передав поручения, для которых приехал, сказал Цезарю, что Помпей велел ему сказать от себя частным образом: "что он хотел бы оправдать себя перед Цезарем, дабы он не приписал его личному недоброжелательству то, что он делает в видах общего блага, которое для него всегда было выше всех частных связей. Величию Цезаря прилично для пользы отечества забыть свои неудовольствия и обиды и не простирать своего негодования на врагов до того, что, желая вредить им, он может сделать вред отечеству". Он еще кое-что сказал в том же духе, извиняя образ действий Помпея. Претор Росций почта о том же самом и в тех же словах говорил с Цезарем, присоединив, что он говорил так, как ему передано от Помпея.
9. Хотя все это нисколько не могло содействовать к окончанию взаимных неудовольствий, однако Цезарь видел в послах людей, способных передать Помпею его намерения, а потому Цезарь просил Л. Цезаря в Росция не отяготиться его поручениями, там как они взяли же их со стороны Помпея; малым трудом своим они могут содействовать в окончанию важных несогласий и возвратить спокойствие всей Италии. Для него всегда честь и польза отечества выше всего и жизни дороже. Прискорбно ему, что по недоброжелательству и злобе врагов его отнято у него то, чем он одолжен благодеянию народа римского. За шесть месяцев до окончания срока его служения, его требуют в Рим, тогда как на ближайших выборах народ велел иметь его в виду не смотря на его отсутствие. Впрочем для спокойствия отечества он равнодушно перенес такое покушение на его честь. Он отправил письмо к сенату, в коем предлагал, чтобы все оставили свои войска, но и того добиться не мог. По всей Италии производятся наборы; два легиона, отнятые у него под предлогом Парфянской войны, задержаны в Италии; все граждане призываются к оружию. К чему все это клонится, если не к его гибели? Впрочем для спокойствия отечества он все готов перенести и все вытерпеть. Пусть Помпей отправится в своя провинции; войска пусть будут распущены; пусть все в Италии положат оружие; пусть в государстве исчезнут все опасения; выборы пусть будут свободные, а правление делами общественными да возвратится в руки сената и народа римского. Чтобы определить все условия и скрепить их клятвами, пусть или Помпей приедет в нему, или его допустит в себе; таким образом личным свиданием они окончили бы все недоразумения".
10. С этими поручениями Цезаря Росций и Л. Цезарь прибыли в Капую, и там нашед Помпея и консулов, сообщили им требования Цезаря. Они по взаимном совещании отвечали письменно через тех же посланных следующее: "пусть Цезарь возвратится в Галлию, выйдет из Аримина и распустит войско. Если он это все исполнит, тогда Помпей отправится в Испанию. Между тем пока Цезарь не дает обеспечения в том, что исполнит свои обещания, консулы и Помпей будут продолжать набор".
11. Несправедливо было требовать от Цезаря, чтобы он вышел из Аримина в возвратился в провинцию, тогда как Помпей вмел в руках не принадлежащие ему провинции и легионы. Войско Цезаря должно было быть распущено, а с другой стороны набор не прекращается; Помпей обещает возвратиться в свой участок, но срока не назначил; таким образом Помпей, и по окончании Цезарева консульства, мог еще оставаться здесь, не подвергаясь обвинению в нарушении данного им обещания. Главное же, что делало мир почти невозможным, это - отказ его дать время на совещание и явиться на него. Итак Цезарь выслал из Аримина М. Антония с пятью когортами взять Арреций, а сам с двумя легионами остановился в Аримине и оттуда стал производить набор; города Пизавр, Фан и Анкону он занял отдельными когортами.
12. Между тем дали знать Цезарю, что в Игувии, где находился претор Терм с пятью когортами и приводил его в оборонительное положение, все жители весьма расположены к нему, Цезарю. Вследствие этого Цезарь отправил туда Куриона с тремя когортами, взятыми из Пизавра в Аримина. Узнав о его прибытии, Терм, не надеясь на содействие граждан, вывел когорты из города и бежал; воины на дороге оставили его и разошлись по домам. Курион занял Игувий при величайшей готовности всех его жителей. Узнав об этом и полагаясь на расположение муниципиев, Цезарь взял с собою когорты 13 легиона из гарнизонов и отправился в Авксим. В этом городе находился Аттий с когортами; разослав сенаторов, он по всей Пиценской земле производил набор.
13. Узнав о прибытии Цезаря, начальства авксинские все явились в Аттию Вару и сказали ему: "что дело это не подлежит их рассуждению; но ни они, ни прочие муниципия не допустят, чтобы знаменитому полководцу К. Цезарю, оказавшему столько услуг отечеству, совершившем столько славных подвигов - отказать в доступе в их город; итак пусть он подумает о потомстве и о собственной безопасности". Встревоженный их словами, Аттий вывел из города введенный им было туда гарнизон и убежал. Воины из передних рядов войска Цезарева погнались за ним и принудили его остановиться; в происшедшем сражении воины оставили Вара: частью разошлись по домам, а частью перешли на сторону Цезаря. Тут был схвачен сотник первого ряда Л. Пупий, давно уже занимавший эту должность в войске Помпея. Цезарь осыпал похвалами воинов Аттия, Пупия отпустил домой, благодарил Авксиматов и сказал, что он не забудет их усердия.
14. Когда об этом получено было в Риме известие, то вдруг овладел всеми такой страх, что консул Лентул, пришед в то время в казнохранилище, для выдачи денег Помпею вследствие сенатского декрета, вдруг, бросив внутренние двери казнохранилища отпертыми, убежал из города. Тогда же пронесся ложный слух, будто Цезарь приближается к городу, и всадники его уже у ворот. За Лентулом последовал товарищ его Метелл и большая часть должностных лиц. Кн. Помпей накануне этого дня выехал из города и отправился к легионам, взятым у Цезаря и расположенным на зимних квартирах в Апулии, Набор в Риме приостановлен; до самой Капуи все места казались недовольно безопасными. В Капуе только враги Цезаря опомнились, пришли в себя и начали производить набор между колонистами, поселенными здесь по Юлиеву закону, Гладиаторов, от Цезаря находившихся там для публичных игр, Лентул вывел на площадь, дал им свободу и коней и велел им следовать за собою. В последствии узнав от своих, что этот поступок навлек всеобщее порицание, он распределил их для стражи около сборищ невольников в Кампании.
15. Цезарь, вышед из Авксина, объездил всю Пиценскую область. Везде префектуры встречали его с величайшими усердием и радостью, снабжая войска всем нужным. Даже из Цингула, города устроенного Лабиеном и выстроенного на свой счет, явились к Цезарю послы, изъявляя готовность с величайшею охотою исполнить все его приказания. Им велено выставить воинов; они немедленно прислали. Между тем двенадцатый легион приходит к Цезарю; с двумя легионами он отправляется в Аскул Пиценский, где находился Лентул Спинтер с 10-ю когортами; он, узнав о приближении Цезаря, бежал из города, пытаясь увлечь за собою когорты, но большая часть воинов от него бежала. Оставшись на пути с немногими воинами, он встретил Вибуллия Руфа, которого Помпей отправил в Пиценскую область для удержания ее в повиновении. Вибуллий, узнав от Лентула о том что делается в Пицене, принял от него воинов, а самого отпустил. Тут он старался из соседственных мест собрать, какие только мог, когорты набора, произведенного Помпеем, и таким образом, присоединив к себе Ульцилла Гирру, бежавшего из Камерин с находившимися там в гарнизоне шестью когортами, Вибуллий имел при себе 13 когорт. С ними он прибыл поспешными переходами в Корфиний к Домицию Агенобарбу, давая ему знать о приближении Цезаря с 2-мя легионами. Домиций сам собрал в Альбе, из округов Марского, Пелигнского в других соседственных, около 20 когорт.
16. Заняв Фирм и выгнав Лентула из Аскула, Цезарь велел отыскивать воинов, оставивших Лентула, и произвести набор, а сам, пробыв тут только один день для принятия мер о снабжения войска хлебом, пошел в Корфинию. Когда он приближался в городу, Домиций выслал вперед пять когорт - разобрать мост на реке, находившейся впереди города милях в трех. Передние войска Цезаревы завязали с ними сражение; отбитые от моста, когорты Домиция вынуждены были поспешно отступить в город. Цезарь перевел легионы и стал у города, расположившись лагерем под самыми его стенами.
17. Узнав об этом, Домиций людей, знающих хорошо местность, обещав им большую награду, немедленно отправил к Помпею в Апулию с письмом, прося его о помощи: "по тесноте места Цезарь легко может быть обойден с двух сторон войсками и отрезав от подвозов хлеба. В случае замедления он, Домиций, более чем с 30 когортами и с большим числом сенаторов и всадников римских, подвергается большой опасности". Между тем он ободрял своих, расставил по стенам метательные орудия, распределил войска по разным частям города для защиты их; в речи к воинам он обещал каждому из собственных земель по четыре десятины, а сотникам и волонтерам по расчету.
18. Между тем Цезарь получил известие, что жители города Сулмона, находящегося от Корфиния в расстояния 7 миль, расположены исполнить чтобы он ни захотел, но что им в том препятствуют сенатор К. Лукреций и Аттий Пелигн, с 7-ю когортами гарнизона находящиеся там в гарнизоне. Цезарь туда послал М. Антония с пятью когортами 8-го легиона. Жители Сулмона, лишь только завидели наши значки, тотчас отворили ворота и все, и жители и воины, вышли на встречу Антонию, поздравляя его с приходом; Лукреций и Аттий думали спастись бегством через стену. Аттий был схвачен я приведен к Антонию; он просил его переслать в Цезарю. Антоний в тот же самый день, в который выступил в поход, возвратился с когортами и Аттием к Цезарю. Он когорты присоединил к войску, а Аттия отпустил без всякого вреда. Цезарь, в первые три дни, занимался обнесением лагеря сильными укреплениями, свозил туда хлеб из соседних муниципиев и решился поджидать прибытия прочих войск. В течение этого времени пришел к нему восьмой легион, 22 когорты, вновь набранные в Галлии, в около 300 всадников от царя Норика; с прибытием их Цезарь устроил еще лагерь с другой стороны города; начальство над ним он вверил Куриону; в течение остального времени он положил обнесть город валом и укреплениями. Большая часть их уже была окончена, когда к Домицию возвратились его посланные к Помпею.
19. Прочитав письмо Помпея, Домиций скрыл его настоящее содержание и объявил на совете, что Помпей спешит на их выручку. Он убеждает своих не терять присутствия духа и готовить все, что нужно к защите города; а сам, тайно переговорив с немногими приближенными, замыслил бежать. Так как самое выражение лица Домиция не соответствовало его словам и он во всем поступал не как прежде, но с большею робостью и некоторым смущением, и беспрестанно имел тайные сверх того совещания с приближенными, избегая встречи с прочими воинами, то настоящее положение дел не могло долго оставаться в неизвестности. А Помпей писал: "что он никак не намерен дела ставить в такое крайнее положение· что, не по его приказанию и даже без его согласия, Домиций заключился в Корфиние, и что ему следует, если только есть возможность, спешить к нему, Помпею, со всеми войсками". Последнее для Домиция было невозможно вследствие осадных робот, коими Цезарь окружил город.
20. Узнав об умысле Домнция, воины, находившиеся в Корфинии, в первый же вечер держат меж себя сходку; через военных трибунов; сотников и почетнейших из среды себя; они говорят друг другу: "находятся они в облежании от Цезаря; осадные его работы почти приведены к концу; вождь их, Домиций, на которого они надеялись и к которому имели полное доверие, бросив все, помышляет об одном бегстве; надлежит и им озаботиться собственною безопасностью". Сначала Марсы не соглашались с прочими и завяли часть города, по-видимому самую укрепленную; возник между войсками такой было раздор, что казалось дело дойдет до сражения. Впрочем скоро они обослались гонцами и узнали то, что дотоле им было неизвестно - умысел Домиция бежать. Согласясь тогда все заодно, они вывели Домиция, окружили его стражею, а к Цезарю из среды себя отправили послов сказать: "что они готовы отворить ворота города, исполнить все его приказания, а Л. Домиция живьем отдают в руки".
21. Узнав об этом, Цезарь, как ни понимал всю важность немедленно иметь город в своих руках и перевесть когорты к себе в лагерь, тогда как там они были доступны и подкупу, и убеждениям людей злонамеренных, - даже одна пустая молва могла в одну минуту изменить расположение умов воинов; Цезарю весьма хорошо известно было, как много значит в военном деле быстрота для того, чтобы пользоваться обстоятельствами: однако опасаясь ввести войска ночью в город, как бы воины, под покровом ее, не предали его разграблению, Цезарь осыпал похвалами посланных и отослал их назад в город с приказанием оберегать стены и ворота. А сам на производимых им работах расставил воинов не тая как в прежние дни, по известным местам, но покрыл их беспрерывною цепью караульщиков, так что укрепления были унизаны воинами. Он разослал повсюду трибунов военных и префектов внушить воинам - остерегаться не только вылазок, но не пропускать и порознь выходящих людей. Бдительность и деятельность воинов была такова, что ни один из них в не сомкнул глаз в эту ночь, С величайшим, нетерпением все ожидали и делали самые различные предположения о том, какая будет участь жителей Корфиния, Домиция и Лентула, и какие будут последующие события.
22. Почти в четвертую стражу ночи Лентул Спинтер со стены переговаривался с нашими часовыми: "что он желает, если можно, видеться с Цезарем". Получив позволение, он был пропущен из города, и не прежде оставили его сопровождавшие его Домициевы воины, как когда он предстал пред Цезаря. Лентул молил его о пощаде и безопасности, ссылаясь на старинную между ними дружбу; он упоминает о значительных в отношении и нему благодеяниях Цезаря: "что через него он был допущен в число первосвященников, получил в управление Испанию после преторства и им же был поддерживаем в искательстве консульства". Цезарь прервал его речь словами: "не для того оставил он свою провинцию, чтобы вредить другим, но для того, чтобы защитить себя от притеснений врагов, чтобы трибунов народных, за него изгнанных из отечества, восстановить в их достоинстве, чтобы возвратить и для себя и для народа римского пользование вольностью, подавленною партиею аристократов". Лентул, ободренный речью Цезаря, просил позволения возвратиться в город; безопасность его обнадежит и других относительно их участи; а некоторые до того чувствуют страх, что считают себя вынужденными искать смерти. Получив позволение, Лентул возвратился в город.
23. Цезарь, лишь только рассвело, велел привесть к себе всех сенаторов и детей сенаторских, трибунов военных и всадников римских. Тут находились из сословия сенаторов Л. Домиций, П. Лентул Спинтер, Л. Вибуллий Руф, Секс Квинтилий Вар, квестор, Л. Рубрий, притом сын Домициев, весьма много молодых и большое число всадников римских и декурионов, вызванных сюда Домицием из муниципиев. Цезарь, когда они были ему представлены, защитил их от насмешек и оскорблений со стороны воинов. Он им слегка только заметил, "что не такой ждал он от них благодарности за свои в отношении к ним великие благодеяния", и отпустил их всех без вреда. Шесть миллионов сестерциев, привезенные Домицием и положенные им в общественное казнохранилище, были дуумвирами Корфинскими принесены к Цезарю. Он возвратил их Домицию, дабы показать, что он также не жаден на деньги, как я на жизнь людей, хотя не было сомнения, что деньги эти общественные и даны Помпеем на жалованье войску. Цезарь приказал войнам Домиция дать себе клятву в верности, и в тот же день снял лагери и совершил обыкновенный переход, промедлив всего семь дней у Корфиния. Цезарь через области Марруцинов, Френтанов и Ларинатов пришел в Апулию.
24. Помпей. получив известие о событиях у Корфиния, из Луцерии отправился в Канузий, а оттуда в Брундизий. Он дает приказание войскам нового набора всем стекаться к себе, раздает оружие рабам и пастухам и даже коней; таким образом из них он собрал 800 всадников; Л. Манлий, претор, ушел из Альбы с шестью когортами; Рутилий Луп, претор, из Таррачины - с тремя; они, увидав издали конницу Цезаря, бывшую под начальством Бивия Курия, оставив претора, со значками своими перешли к Курию. И по прочим дорогам некоторые когорты наткнулись на главное войско Цезаря, а другие на его конницу. Тут привели к Цезарю захваченного на дороге из Кремовы Кв. Магия, начальника кузнецов Кн. Помпея. Цезарь отослал его к Помпею с такими речами: "так как до нынешнего времени он, Помпей, не соглашался на свидание с ним, теперь же он, Цезарь, сойдется с ним в Брундизии, то их собственное благо и благо отечества непременно требуют их личного свидания. Совсем иное дело в дальнем друг от друга расстоянии сноситься об условиях через посредство других, или лично переговорить обо всем".
25. Дав это поручение, Цезарь прибыл в Брундизий с 6-ью легионами, тремя ветеранов, а тремя, составленными из вновь набранных и пополненными на дороге. Домициевы когорты Цезарь немедленно из Корфиния отправил в Сицилию. Он тут узнал, что консулы, с большею частью войска, отправились в Диррахий, а Помпей оставался в Брундизии с 20 когортами (наверно неизвестно было, для того ли он остался в Брундизии, чтобы удержать в своей власти господство над Адриатическим морем, крайними частями Италии и над Грециею, и быть в возможности вести войну, с двух сторон, или потому, что не достало судов для переправы). Цезарь, опасаясь, как бы Помпей не раздумал очистить Италию, предпринял запереть вход в Брундизийский порт; с этою целью были произведены следующие работы: в самом узком месте входа в гавань с обоих берегов начали насыпать мол, что было возможно по мелководию в этом месте. Когда же дошли до глубокого места, где невозможно, было делать насыпь прямо со дна моря, то непосредственно к молу ставили двойные плоты квадратные, во все стороны имевшие 30 футов и, для противодействия силе волн, со всех четырех сторон укрепляли их якорями. Утвердив одни, в ним немедленно присоединяли другие и на них насыпали землю, чтобы сделать удобнее по ним движение защищавших их войск; с лицевой и других сторон для защиты их были сделаны плетни и решетки. На каждом четвертом плоту воздвигнута была двухэтажная башня для удобнейшей защиты мола от пожара и ударения судов.
26. Против этих работ Помпей употреблял большие транспортные суда, захваченные им в Брундузийской гавани. Он на них воздвигал башни в 3 этажа и, наполнив их всякого рода оружием и метательными машинами, пускал их на производимые Цезарем укрепления, стараясь прорвать плоты и воспрепятствовать работам. Таким образом ежедневно обе стороны сражались издалека пращами, стрелами и метательными снарядами разного рода. Цезарь впрочем, занимаясь войной, не терял из виду возможности мирных условий. Хотя ему казалось удивительным, что Магий, отправленный им с поручениями к Помпею, не возвращался еще к нему, в хотя эти неоднократные попытки примирения замедляли его, Цезаревы, планы и приостанавливали решительные действия, однако он решился упорствовать в своих усилиях к примирению. А потому он отправил к Скрибонию Либону родственника его и весьма короткого знакомого, легата Каниния Ребила; он убеждает Либона быть посредником примирения и всячески настаивает, чтобы ему, Цезарю, иметь свидание с Помпеем: "уверяет, что если только он будет к этому иметь возможность, то война окончится на справедливых для той и другой стороны условиях; большая честь будет Либону, если, при его посредстве, война будет иметь конец". Либон, поговорив с Канинием, отправился к Помпею, и вскоре от него возвратился с ответом: "по случаю отсутствия консулов, без них невозможно вести переговоры о мире". Итак Цезарь должен был на время отложить свои неоднократно повторенные неудачные попытки к примирению и заняться военными действиями.
27. Почти уже вполовину были окончены работы Цезаря - на что употреблено было 9 дней, - когда корабли, отосланные консулами обратно из Диррахия, куда они отвезли первую часть войска, возвратились в Брундизий. Помпей, или вследствие начатых Цезарем работ, или, может быть, с самого начала войны предположив оставить Италию, по прибытии кораблей начал готовиться к отплытию. С целью удобнее замедлять наступательное движение Цезаря и предупредить, как бы его войска не ворвались в город во время самого его отъезда, он приказал завалить ворота, площади и перекрестки перегородил баррикадами, а улицы перерыл поперечными рвами, во глубине которых воткнуты были заостренные колья. Этот ров чуть покрыт был хворостом, а по нем завален легким слоем земли. Самый доступ и две дороги, где стены шедшие к гавани, были перегорожены частоколом из огромных заостренных бревен. Когда все это было готово, то Помпей велел воинам, соблюдая тишину, садиться на корабля; а легковооруженных из волонтеров, стрелков и пращников, он расположил изредка по стене и башням. Они должны были следовать за ним по данному знаку, когда все войны сядут на корабли; для них в удобном месте были оставлены легкие суда.
28. Жители Брундизия, с негодованием перенося оскорбления воинов Помпея и порицания со стороны его самого, были расположены в пользу Цезаря. Вследствие этого, узнав об отъезде Помпея, когда войны его заняты были сборами в дорогу, жители открыто давали знать об этом нашим с кровель. Цезарь, узнав об этом и не желая упустить столь благоприятного случая к действию, велел воинам вооружиться и готовить лестницы. Помпей в ночи снялся с якоря; а расположенная на стене стража, по условленному знаку, была отозвана, и по известной ей дороге спешила к судам. Воины, приставив лестницы, взошли на стены; жители предупредили их о существовании скрытого рва и волчьих ям, остановили их, а потом обвели их дальнею дорогою к пристани: два корабля, нагруженные воинами, остановились у возводимого Цезарем мола; на лодках я челноках воины Цезаря окружили их и взяли в плен.
29. Цезарю по-видимому было необходимо, для скорейшего окончания войны, собрав корабли, переплыть море, преследовать Помпея и не дать ему усиляться вспомогательными войсками из областей, лежащих за морем. Впрочем он опасался потерять много времени в сборах, тем более, что Помпей, захватив с собою все суда, сделал немедленную за ним погоню невозможною. Нужно было дожидаться кораблей из отдаленных мест Галлии и Пицена и от пролива (Сицилийского); по времени года, плавание их оттуда было бы и долговременно, и сопряжено с опасностями. Между тем Цезарь знал, что во время его отсутствия ободрится старое войско Помпея, обе Испании (из коих одна была связана весьма значительными благодеяниями его) соберутся с силами, приготовят вспомогательные войска и конницу, и могут попытаться произвесть нападение в его отсутствие на Галлию и на Италию.
30. А потому Цезарь на этот раз прекратил преследование Помпея и решился отправиться в Испанию. Он приказал дуумвирам всех муниципиев собрать суда и отправить их в Брундизий. В Сардинию он послал с одним легионом легата Валерия, а в Сицилию пропретора Куриона с четырьмя легионами, приказав ему, по занятии Сицилии, немедленно перейти с войском в Африку. Сардиниею правил М. Котта, Сицилиею М. Катон, а Африка по жребию досталась Туберону. Жители Каралеса, услыхав, что в ним послан Валерий, по собственному побуждению изгнали из города М. Котту, прежде чем Валерий успел оставить Италию. Котта, в ужасе, полагая, что вся провинция действует за одно, бежал из Сардинии в Африку. Катон в Сицилии исправлял старые галеры и приказал городам выставить новые; с большим усердием заготовлял он все для ведения войны: через легатов он производил набор между римскими гражданами в Лукании и в Бруттии; города Сицилии должны были, по его приказанию, выставить положенное число пеших и конных воинов. Почти окончив все эти приготовления и узнав о прибытии Куриона, Катон жаловался публично: "что он брошен на жертву Помпеем предательским образом; Помпей, не приготовившись нисколько, начал вовсе не нужную войну, уверив и его и сенат, что у него готово все, что нужно для ведения ее". Излив свои жалобы в словах, он бежал из своей провинции.
31. Получив оставленные начальниками Сардинию - Валерий, а Сицилию - Курион, приходят туда с войсками. Туберон, прибыв в Африку, нашел власть над этою провинциею в руках Аттия Вара (того самого, который, как мы выше говорили, потеряв когорты под Авксимом, прямо оттуда бежал в Африку). Он в отсутствии ее начальника присвоил своевольно власть над нею и набрал два легиона; знание людей и местности этой провинции, приобретенное им в то время, когда он, несколько лет тому назад, из преторов получил ее в управление, дали ему к тому возможность. он не пустил в Утику, не только в город, во и в пристань, Туберона с судами, в даже не позволил ему высадить на землю его больного сына, но вынудил его сняться с якоря и отплыть от этого места.
32. Устроив таким образом дела, Цезарь развел войска во ближайшим муниципиям, желая дать им время для отдыха от трудов, а сам отправился в Рим. В собрания сената он жалуется на притеснения врагов, говоря: "что он не домогался никакой небывалой почести, но дожидался установленного законом срока для получения консульства, и довольствовался тем, что доступно в одинаковой мере для всех граждан. Предложено было десятью трибунами народными, в консульство самого Помпея, чтобы его, Цезаря, иметь в виду, несмотря на его отсутствие; предложение это встретило ожесточенное сопротивление Катона, который остался верея своему обычаю - многословием тянуть дела. Если Помпей сам был против этого предложения, то зачем он его допустил? Если же нет, то почему он не дал ему воспользоваться милостью народа? Он упомянул о своей снисходительности, как он первый вызвался оставить войско, и тем добровольно сам отрекался от своей власти и чести. Он указывает на несправедливость и ожесточение его врагов, не допускавших к себе того, чего они от него требовали, и предпочитавших привесть все в замешательство и беспорядок скорее, чем отказаться от власти и начальства над легионами. Он упоминает также, как несправедливо у него взяты были два легиона, припоминает насильственное покушение стеснить власть трибунов и то, сколько раз предлагал он условия примирения, требовал свидания с Помпеем и получил во всем отказ. Он заклинает их озаботиться делами отечества и содействовать ему, в устройстве их. Если же они, по робости, устранят от себя эту обязанность, то он им не будет в тягость, а сам на себя возьмет ведение дел общественных. Надлежит отправить послов к Помпею с попыткою соглашения. Не остановят его в этом случае слова Помпея, недавно сказанные в сенате, что тот, к кому посылают с предложениями мира, выигрывает в значении, а кто посылает, тот обнаруживает робость. Рассуждать так свойственно слабому и малодушному; что касается до него, Цезаря, то и делами стараясь стать выше других, он вместе с тем старается превзойти других справедливостью и великодушием.
33. Сенат одобрил предложение Цезаря относительно отправления послов; но трудно было найти, кто бы взялся его исполнять; всякий из опасения отклонял от себя это поручение. Все помнили слова Помпея, сказанные в сенате, когда он уезжал из города, что он будет считать тех, которые останутся в Риме, наравне с теми, которые находятся в лагере Цезаря; три дня прошло в бесполезных спорах и отговорках. Враги Цезаря избрали еще орудием своим трибуна народного Л. Метелла, чтобы противодействовать как этой мере, так и другим намерениям Цезаря, которые тот хотел осуществить. Убедясь в таком образе его действий и истратив таким образом без пользы несколько дней, Цезарь - опасаясь как бы не потерять и остальное время, недовершив того, что было хотел сделать, выехал из Рима, и прибыл в дальнюю Галлию.
34. По приезде туда, Цезарь узнал, что Помпей отправил в Испанию Вибуллия Руфа, того самого, которому он даровал свободу, захватив его недолго перед тем в плен в Корфинии; что Домиций отправился занять Массилию на 7 легких судах, взятых во Игилии в Козане у частных людей и наполненных рабами, вольноотпущенными и своими поселенцами; что еще впред его отправлены обратно в отечество послы Массилийские, молодые люди знатного происхождения; уезжая из Рима, Помпей их убеждал, чтобы недавние услуги Цезаря не вытеснили из их памяти давнишних его, в отношении к ним, благодеяний. Получив такой наказ, Массилийцы затворили ворота Цезарю и призвали к себе на помощь дикое племя Альбиков, живущее в горах над Массилиею и издавна признававшее над собою власть этого города; из соседней страны и изо всех укреплений свезли они хлеб в город, завели в городе мастерские оружия, чинили стены, ворота и флот.
35. Цезарь призывает к себе пятнадцать старейшин Массилийских и убеждает их - не быть зачинщиками войны: "не лучше ли им последовать примеру всей Италии, чем повиноваться воле одного человека?" Не преминул Цезарь упомянуть и обо всем прочем, что, по его мнению, могло содействовать к вразумлению Массилийцев. Послы возвратились домой и передали согражданам все, что говорил Цезарь; потом, с общего совета, они отправлены с таким ответом: "видят они, что народ римский разделился да две враждебные партии; которой из них дело более справедливо, они не имеют ни довольно основания, ни довольно сил, чтобы решить. Во главе же этих двух партий стоят покровители их города, Кн. Помпей и Ю. Цезарь: один публично уступил им земли Гельвиев и Волков Арекомиков; другой приписал к ним Галлии, побежденные на войне и увеличил их сборы. Видя равные их к себе благодеяния, они должны совершенно одинаково действовать в отношении к ним обоим; вследствие этого они не хотят помогать одному против другого, и намерены не впускать ни того, ни другого в город, иди в его пристани".
36. Пока шли эти переговоры, Домиций с судами прибыл в Массилию. Жители ее не только впустили его, но и вверили ему власть над городом и управление военными действиями. По его приказанию они рассылают во все стороны флот; везде, где только можно, захватывают транспортные суда и приводят к себе в гавань; материалом и вооружением судов, пришедших в ветхость, починивают и приводят в хорошее положение прочие суда; хлеб, сколько его нашлось, обращен весь в общественное достояние; товары и прочие предметы привоза сбережены для того, чтобы быть употребленными в случае осады города. Цезарь, выведенный из терпения столь оскорбительным для него поведением граждан, привел три легиона к Массилии, велел устраивать башни и машины для осады города, а в Арелате строить 12 галер. Через тридцать дней после того, как срублен был потребный на них лес, она были готовы, вооружены и приведены в Массилию; начальство над ними вверено Д. Бруту; а К. Требонию поручено ведение осады Массилии.
37. Пока все это готовилось, Цезарь послал вперед в Испанию легата К. Фабия с тремя легионами, находившимися на зимних квартирах в Нарбонне и ее окрестностях; он приказал ему, как можно поспешнее, занять Пиренейские горы, охраняемые в то время отрядами легата Л. Афрания; а прочий легионам, зимовавшим далее, велел следовать за первыми. Фабий, исполняя приказание Цезаря и действуя с быстротой, сбил отряды, стоявшие на горах, и поспешными переходами двинулся к войску Л. Афрания.
38. С прибытием в Испанию Вибуллия Руфа, отправленного туда, как мы выше сказали, Помпеем, Афраний, Петрей и Варрон, легаты Помпея (из них первый занимал тремя легионами ближнюю Испанию, другой с двумя легионами занимал область от Кастулонских гор к Ан; третий, начиная от Аны, с таким же числом легионов, занимал землю Веттонов и Лузитанию) разделили между собою свои обязанности так: Петрей из Лузитании через землю Веттонов должен был отправиться со всеми войсками к Афранию; Варрон с теми, какие у него были, легионами, должен был оберегать всю дальнюю Испанию. Распорядившись таким образом, Петрей предписывает всей Лузитании выставить конницу и вспомогательные войска, а Афраний собирает их с Цельтиберов, Кантабров и всех диких племен, живущий по берегам океана. Собрав их, Петрей поспешно через землю Веттонов прибыл к Афранию. Они решили с общего совета весть войну у Илерды, вследствие благоприятной там местности.
39. У Афрания, как мы выше сказали, было три легиона, а у Петрея два; притом из блажней провинции - вооруженных щитами и из дальней Испании - снабженных цетрами[1], - около 80 когорт, а всадников из той и другой провинции около 5 тысяч. Цезарь отправил вперед в Испанию три легиона и с ними до шести тысяч вспомогательного пешего и три тысячи конного войска, участвовавшего во всех его прежних войнах и столько же им самим вновь набранного в Галлии, по поименному вызову из каждого города самых благороднейших и храбрейших граждан; в этом роде лучшие люди были из Аквитанцев и горцев, живущих на границах галльской провинции. До Цезаря дошел слух, что Помпей с легионами через Мавританию идет в Испанию, и скоро туда прибудет. Тут он занял денег у сотников и трибунов военных и роздал их воинам. Таким образом достиг он двух целей разом: умы сотников связал залогом, а щедростью снискал расположение воинов.
40. Фабий пытался письмами и гонцами привлечь соседние племена на свою сторону - На реке Сикоре сделал он два моста, в расстоянии четырех миль один от другого. По этим мостам посылал он за фуражом, стравив в прежние дни весь корм, какой был на этой стороне. То же самое почти по той же причине делали вожди Помпеева войска. Часто происходили конные сражения между обоими войсками. Раз, когда, по заведенному обыкновению, служившие прикрытием фуражирам два Фабиева легиона перешли реку, а за ними следовал обоз и вся конница, вдруг сильною бурею и напором воды разорвало мост и большая часть конницы осталась на том берегу. Петрей и Афраний узнали об этом, видя, как волны несли остатки моста. Тогда Афраний поспешно, по своему мосту, находившемуся у города и лагеря, с четырьмя легионами и со всею конницею, перешел на ту сторону и ударил на два Фабиевых легиона. Получив известие о приближении неприятеля Л. Планк, начальствовавший над этими легионами, вынужденный необходимостью, занял возвышенное место и стал на обе стороны в боевом порядке, чтобы не быть обойденным конницею. Не смотря на неравенство сил, он с успехом выдерживал сильные атаки легионов и конницы. Между тем как происходило конное сражение, вдруг с обеих сторон увидали вдалеке значки двух легионов, посланных К. Фабием по другому, дальнему мосту, на помощь нашим; он основательно догадывался о том, как в случилось, что неприятельские вожди не преминут воспользоваться случаем к успешному нападению на наших. С прибытием к нашим подкрепления, сражение прекратилось, и тот, в другой вождь отвел свои легионы в лагерь.
41. Через два дни после того, Цезарь прибыл в лагерь с отрядом из 900 всадников, которых он оставил при себе для безопасности. Мост прорванный было непогодою, был почти исправлен; Цезарь велел его ночью докончить. А сам, рассмотревши местность, оставил для защиты моста и лагеря шесть когорт и все обозы, а на другой день со всеми войсками, расположив их в три боевых линии, двинулся к Илерде и остановился у Афраниева лагеря. Тут он несколько времени простоял, вызывая Афрания на бой при равных с обеих сторон условиях. Видя возможность сражения, Афраний вывел войско из лагеря и поставил его в боевой порядок у лагеря, на половине холма. Цезарь, видя, что дело за Афранием, если сражение не произошло, вознамерился остановиться лагерем шагах в 600 от подошвы горы. Для того, чтобы при производстве работ, воины не приведены были в ужас внезапным набегом неприятеля и не остановились бы вследствие того работы, Цезарь не приказал делать вала, так как он подымается в вышину и заметен издали, а велел с лица против неприятеля рыть ров в 15 футов. Первая и вторая линии стояли под оружием как сначала было заведено, а за ними неприметно третья линия трудилась над деланием рва и он был окончен, прежде чем Афраний заметил, что Цезарь укрепляет свой лагерь.
42. К вечеру Цезарь отвел легионы за ров и следующую ночь провел под оружием. На другой день он оставался с войском по сю сторону рва, и так как материал для вала надобно было брать издалека, то и на этот раз он последовал обыкновенному образу действий. Работы над укреплением каждой стороны лагеря были вверены отдельному легиону; рвы должны были соответствовать размеру первого рва; прочие легионы, легковооруженные, стояли, готовые встретить неприятеля. Афраний и Петрей с целью устрашить наши войска и воспрепятствовать их работам, выдвинули свои легионы до подошвы горы, вызывая на бой. Но Цезарь и тут не приостановил работ, полагаясь на защиту трех легионов и на находившийся впереди ров. Неприятель недолго там оставался, а дальше от подошвы холма не выступал вперед и отвел войска свои назад в лагерь. На третий день Цезарь окружил валом свой лагерь; прочие когорты, поставленные в прежнем лагере, и обозы велел перевесть к себе.
43. Между городом Илердою и ближайшим холмом, на котором находился лагерь Петрея и Афрания, была равнина шагов на триста. Почти на половине ее была небольшая возвышенность. Цезарь надеялся, заняв ее войсками и укрепив, отрезать вождей неприятельских от города, моста и всех запасов, ими собранных в городе. В этой надежде Цезарь вывел три легиона из лагеря и, выстроив их на ровном месте в боевом порядке, приказал передним рядам одного легиона бегом занять эту возвышенность: Узнав об этом, когорты Афрания, находившиеся на карауле впереди лагеря, кратчайшим путем бросились туда же. Произошло сражение; воины Афрания, заняв первые холм, оттеснили оттуда наших и, получив еще подкрепления, вынудили их обратить тыл и отступить туда, где находились значки легионов.
44. Воины неприятельские сражались таким образом: они всеми силами производили натиск и занимали смело позицию, не соблюдая строго рядов, а сражаясь отдельно и в рассыпную. Теснимые, со своей стороны, они не считали позорным отступать и оставлять занятую ими позицию. Такой род битвы заимствовали они от частых столкновений с Лузитанами и другими варварскими племенами. Весьма естественно, что воин, долго оставаясь в одной стране, перенимает ее обыкновения. Наши воины, не привыкнув к такому роду сражения, пришли от него в замешательство; видя неприятеля рассеянным со всех сторон, они опасались за свой открытый фланг; строго соблюдая ряды, они не отходили от значков и без крайней нужды не решились бы оставить занятого ими места. Вследствие этого, когда передние ряды смешались, легион, стоявший с этой стороны, не удержался на своей позиции и отступил на ближайший холм.
45. Страх распространился почтя по всему войску Цезаря: так неожидан и поразителен был результат нападения! - ободрив своих краткою речью, Цезарь ввел в дело девятый легион. Он остановил неприятеля, дерзко и горячо теснившего наших, и заставил его в свою очередь обратить тыл, удалиться к городу Илерде и остановиться под стенами его. Воины девятого легиона, горя усердием загладить только что понесенную неудачу, неосторожно преследуя бегущих, зашли на неблагоприятную местность и остановились не прежде как под горою, на которой стоял город Илерда. Когда они стали было отступать, неприятель их снова стал теснить с возвышенной местности. Место было весьма крутое, а по сторонам были отвесные скалы; в ширину же оно представляло столько места, что три когорты могли стоять рядом; с боков получить подкрепление или действовать коннице было невозможно. От города шла покатость с легким склоном, в длину на 600 шагов; туда-то хотели пробиться наши, будучи излишнею ревностью занесены далее, чем бы следовало. Итак сражение происходило на месте неблагоприятном для наших по тесноте и потому, что так как они стояли у подошвы стены, то ни одна неприятельская стрела не пропадала даром. Несмотря на то, наши воины с мужеством и терпением сражались и переносили раны. Силы неприятеля беспрерывно умножались, и новые когорты часто приходили из лагеря, через город, на смену свежими утомленных. Также вынужден был поступать и Цезарь и, выводя из сражения утомленных, он ставил на их место новых.
46. Бой таким образом продолжался беспрерывно в продолжении пяти часов. Наши, сильно теснимые неприятелем, имевшим перевес в силах, истратив все стрелы, извлекли мечи и сделали сильный натиск на когорты неприятельские, расположенные по горе; они были сбиты и вынуждены отступить. В страхе они удалились под самую стену города, а иные даже вошли в город, а потому наши беспрепятственно могли совершить отступление. Конница наша, по обоим флангам, несмотря на то, что стояла в местах низменных и неудобных, устремилась храбро на гору и, расположившись между обоими войсками, прикрывала отступление наших. Так кончилось это сражение, где успех несколько раз переходил с одной стороны на другую. В первой схватке пало наших 70 человек и в числе их первый копьеносец 14-го легиона К. Фульгиний, достигший этого поста из самого низкого звания примерным мужеством: ранено у нас более 600 человек; Из войска Афраниева убит Т. Цецилий, сотник первого ряда, и кроме его 4 сотника и более 200 воинов.
47. Результат этого дня был таков, что обе стороны приписывали себе победу. Воины Афраниевы, сознавая сами, что уступают воинам Цезаря и в мужестве и в опытности, гордились тем, что столь долго вблизи выдерживали упорный бой, устояли против нападения наших, с самого начала удержались на холме, за который происходило сражение, и в начале его принудили было наших обратить тыл. А наши приписывали себе верх, ссылаясь на то, что, несмотря на неблагоприятную для них местность и численное превосходство сил неприятельских, они, в продолжении пяти часов, выдерживали бой, с мечами в руках приступом заняли гору, а неприятеля, расположенного на возвышенности, вынудили обратить тыл и втеснили его в город. Неприятель холм, за который происходило сражение, обнес сильными укреплениями и оставил в них гарнизон.
48. Через два дня после этого сражения случилось неожиданное несчастие. Пошли такие дожди, что в этих странах вода везде прибыла до такой степени, как никто не запомнит. От растаявших на горах снегов, реки вышли из берегов, и оба моста, сделанные К. Фабие, снесены в один день. Это Обстоятельство поставило войско Цезаря в весьма затруднительное положение. Лагерь его расположен был между двумя реками, Сикорисом и Цингою; они были одна от другой в расстоянии 80 миль и ни через одну не было сообщения; по необходимости надобно было ограничиваться этим тесным пространством. Союзные Цезарю племена не могли доставлять его войску съестных припасов; фуражиры, посланные на дальнее расстояние, не в состоянии были возвратиться за реками; большие обозы, шедшие из Италии и Галлии, находились в совершенной невозможности достигнуть нашего лагеря. Время года было затруднительное; зимние запасы истощились, а новый хлеб уже поспевал. Весь край был истощен: Афраний, еще до прибытия Цезаря, свез почти весь хлеб в Илерду, а что и оставалось, то в последнее время потреблено уже войсками Цезаря. Скот, могший служить подспорьем хлебу в случае нужды, был угнан, по случаю войны, соседними племенами на дальнее расстояние, Фуражиры наши подвергались преследованию легковооруженных Лузитанцев и хорошо знакомых с местностью цетратов ближней Испании. Они всегда могли переплыть реку, так как они без мехов на войну не ходят.
49. Войско же Афрания не имело ни в чем нужды. Большой запас хлеба сделан был заблаговременно и весь свезен; в большом количестве подвозили еще его со всей провинции; корму для лошадей было в изобилии. Мост, находившийся в Илерде, давал ко всему этому возможность, без всякой опасности представляя сообщение с еще неопустошенною страною на той стороне реки, доступ в которую для Цезаря был невозможен.
50. Вода долгое время не сбывала. Цезарь пытался было восстановить мосты, но к этому служили препятствием и воды реки, бывшей в разливе, и неприятельские когорты, расположенные по берегу. Их сопротивление тем было важнее, что ширина реки и быстрина вод затрудняли работы, а стрелы со всего противоположного берега были бросаемы на один, и притом же тесный, пункт. Затруднительно было в одно и то же время бороться и с быстриною вод, и уклоняться от стрел неприятельских.
51. Афраний получил известие, что на берегу реки остановилось сильное подкрепление, идущее к Цезарю. То были стрелки из Рутенов, конница галльская с большим количеством повозок и тяжестей, как обыкновенно привыкли с собою брать Галлы. При них находилось еще разного звания людей тысяч около шести с рабами и детьми; но между ними не было никакого порядка; определенного начальства не было, а всякий действовал по своему благоусмотрению; все шли свободно и без страха, полагаясь, как прежде, на безопасность дорог. Тут находилось много молодых людей знатных родов, дети сенаторов и всаднического сословия, послы разных племен и при них легаты самого Цезаря. Все они остановились за рекою. С намерением захватить их, Афраний отправился ночью со всею конницею и тремя легионами. Конница, пришед вперед, напала на наших, не ожидавших ничего подобного. Галльские всадники немедленно приготовились и вступили в бой; они упорно его выдерживали, пока он был при одинаковых условиях, несмотря на перевес в силах неприятеля. Когда же увидели приближение легионов, то наши, с небольшою потерею, удалились в соседние горы. Таким образом это сражение спасло наших, дав им время удалиться на возвышенные места. В этот день мы потеряли около 200 стрелков, немного всадников и небольшое число войскового обоза и прислуги.
52. Нужда в съестных припасах увеличивалась; как обыкновенно водится в подобных случаях, опасение за будущее более настоящей потребности делало ее ощутительною. Цена за меру хлеба дошла до пятидесяти денариев, а силы воинов ослабели от недостаточного количества пищи. Затруднение росло со дня на день. В несколько дней обстоятельства изменились до того, что мы в самом необходимом терпели крайнюю нужду, а неприятель изобиловал всем и имел перевес на своей стороне. Цезарь с союзных племен собирал скот за недостатком хлеба, слуг войсковых рассылал вдаль за хлебом и старался, сколько мог, облегчать нужду.
53. Афраний и Петрей сообщили все это своим друзьям в Рим через письма, с прибавлением таких подробностей, каких и не было. Молва, как обыкновенно, преувеличивала все и представляла войну как бы оконченною. Когда эти письма были получены в Риме, в домАфрания стеклось много народу, принося поздравления. Многие из Италии спешили к Помпею: иные - стараясь первые принесть благоприятную весть, другие - желая предварить конец войны, дабы не показать, что они были в числе последних, перешедших на сторону победителя.
54. В таком затруднительном положении, когда конные и пешие отряды Афрания преградили нам все пути и построить мосты оказалось невозможным, Цезарь приказал своим воинам строить суда по образцу тех, какие в прошлые годы употреблял он в Британии. Остов лодки делался из легкого лесу, потом заплетался хворостом и обтягивался кожею. Когда эти суда были окончены, то Цезарь ночью приказал их связанных по двое на телегах перевезть на реку в 22 милях от лагеря. Воины переплыли на этих судах на противоположный берег и, к удивлению неприятеля, заняли там позицию и укрепили ее прежде, чем неприятель мог взять против этого меры. Потом Цезарь переправил туда легион и соединил в этом месте оба берега мостом, - каждый в течение двух дней был окончен. Тогда безопасно присоединились к нему и подкрепление, шедшее из Галлии, и подвозы хлеба, и можно было озаботиться правильным снабжением войска хлебом.
55. В тот же день, по приказанию Цезаря, значительная часть конницы перешла на ту сторону реки и, напав на неприятельских фуражиров, рассеявшихся во все стороны без всякого опасения, захватила множество людей и лошадей. Посланные на помощь коннице когорты, расположенные по сотням, благоразумно разделились на две части: одна служила прикрытием захваченной добыче, а другая должна была отражать неприятеля в случае, если бы он вздумал учинить нападение. Одна неприятельская когорта, неосторожно отделись от других, была окружена нашими и истреблена; а наши без всякой потери возвратились в лагерь, по тому же мосту, с большою добычею.
56. Пока все это происходило у Илерды, Массилийцы, по совету Л. Домиция, приготовляют семнадцать галер и в том числе одиннадцать крытых; к ним присоединили они множество малых судов, чтобы многочисленностью устрашить наш флот. На суда посадили они большое число стрелков и Альбиков, о которых говорено выше, и подстрекнули их рвение разного рода обещаниями и наградами. Домиций берет себе известное число судов и сажает на них колонистов и пастухов, которых он привел с собою. Таким образом снарядив окончательно флот, неприятель с большою самоуверенностью двинулся к нашим судам, которыми командовал Д. Брут. Они стояли на якорях у острова, лежащего против Массилии.
57. Числом судов Брут много уступал неприятелю; но Цезарь назначил на флот, по их собственному желанию, отборных изо всех легионов храбрейших передовых сотников. Они взяли с собою железные лапы и крюки и сделали большой запас стрел, дротиков и прочих метательных орудий. Узнав о прибытии неприятеля, наши вывели суда из пристани и сразились с Массилийцами. Сражение с обеих сторон было весьма упорное. Альбики, грубые жители гор, опытные в военном деле, мало чем уступали в мужестве нашим. Обещания Массилийцев, только что ими оставленных, были у них в свежей памяти; эти необузданные пастухи, в надежде на обещанную им свободу, старались в глазах своих повелителей доказать, что они ее достойны.
58. Массилийцы, полагаясь на быстроту своих судов я на искусство кормчих, избегали столкновения с нашими судами и увертывались от их нападения. Они старались, развернув боевую линию на большое пространство, обойти наши суда или несколькими судами напасть на одно, или мимоходом оторвать у наших судов весла. В случае хе непосредственного столкновения они от опытности кормчих и от хитростей разного рода имели прибежище в храбрости горцев. Наши же, имея гребцов малоопытных и несведущих в своем деле кормчих (они были взяты для скорости из транспортных судов и даже мало были знакомы с техническими названиями галерных снастей) затруднялись еще тяжестью и неповоротливостью судов своих. Сделанные на сворую руку из сырого материала, они не представляли надлежащих условий легкости. Вследствие этого наши домогались только того, как бы сойтись близко с неприятельскими судами, хотя бы на одном судне с двумя; придерживая их железными лапами, наши переходили на них. Много убито было Альбиков и пастухов; несколько судов потоплено, а другие захвачены с людьми; прочие вынуждены искать спасения в пристани. В этот день Массилийцы потеряли и со взятыми в плен девять судов.
59. Лишь только Цезарь, стоя вод Илердою, подучил это известие, как приведение к окончанию моста дало делам нашим вдруг благоприятный оборот. Неприятель, устрашенный мужеством вашей конницы, не так свободно и смело как прежде производил свои поиски: то фуражиры его не отходили далеко от лагеря, чтобы иметь возможность уйди в него, то делали длинные обходы. Они избегали встречи с нашими конными разъездами и при встрече с ними при малом ущербе, а часто в при одном виде их издали, обращались в бегство, пометав тяжести. Наконец в течение многих дней неприятель вовсе прекратил фуражировку, а если и производил ее, то, против принятого обычая, по ночам.
60. Между тем Оски и Каллагуриты, платившие дань вместе с Осками, прислали к Цезарю послов, изъявляя готовность исполнить его приказания. Примеру их в скором времени последовали Тарраконензы, Яцетавы в Авзетаны, а через несколько дней и Иллургавонензы, живущие близ реки Ибера. Цезарь просил их всех снабдить его хлебом. Они обещали и, собрав со всех сторон всех вьючных животных, доставили, его в лагерь. Когорта Иллургавонензов, узнав о действиях своих соотечественников, перешла к Цезарю в со значками, как была на карауле. Обстоятельства вдруг переменились совершенно. Мост был приведен к окончанию; пять племен значительных перешли на сторону Цезаря; подвозы хлеба были в изобилии; слухи о движении Помпея с легионами через Мавританию на помощь Испании оказались неосновательными. Тогда многие и дальние племена Испании отпали от Афрания и искали союза с Цезарем.
61. Все это ввергло в ужас противников Цезаря. Он же, дабы не посылать беспрестанно конницу на мост большим обходом, в удобном для того месте велел рыть несколько рвов, шириною в 30 футов, с целью отвесть воды из Сикоры в сделать ее проходимою в брод. Предприятие это почти подходило в концу. Афраний и Петрей стали опасаться, как бы им самим не отрезали подвозы хлеба и фуража вследствие перевеса сил Цезаря конницею. А потому они решились выйти из этих мест и перенесть войну в Цельтиберию. К этому побуждало их то обстоятельство, что там те племена, которые в недавнюю войну с Л. Серторием держали его сторону, еще свежо в памяти имели страх к власти и имени Помпея, хотя и отсутствующего; а те, которые были верны союзу с Помпеем, были осыпаны его великими благодеяниями и потому любили его. Слава же Цезаря еще не распространилась между варварскими племенами этой страны. Тут неприятельские вожди надеялись собрать значительные вспомогательные войска и многочисленную конницу и в хорошо известной им стране протянуть военные действия до зимы. Вследствие этого плава, они приказали по всему течению Ибера собрать суда и отвесть их в Октогезу, городу на берегу Ибера милях в 20 от лагеря. В этом месте реки они из судов приказывают устроить мост, переводят два легиона через Сикорью и укрепляют там лагерь валом в 12 футов.
62. Узнав об этом через лазутчиков, Цезарь и день и ночь старался неусыпными трудами воинов отвесть воду из реки. Он успел в том, что всадники хотя в с трудом, но решались и могли переезжать через реку; пешим же вода доставала почти до самых плеч; такая глубина при быстроте течение была еще большим препятствием. Но в это время получено известие, что на реке Ибере почти окончен мост, а на Сикорье открыли брод.
63. Неприятельские вожди вследствие всего этого видели необходимость поспешить выступлением в поход. Оставив две когорты из вспомогательного войска в Илерде в виде гарнизона, они со всеми войсками перешли Сикорью я стали лагерем вместе с 2 легионами, переведенными ранее. Цезарю оставалось только конницею тревожить неприятельскую армию в ее отступлении. Движение в след за вею через его мост было бы бесполезно, вследствие длинного обхода; неприятель прямым путем гораздо скорее мог достигнуть Ибера. Итак, Цезарь послал через реку конницу. Петрей и Афраний в третью стражу ночи сняли лагерь; наши вдруг показались в тылу неприятельской армия и, атакуя большими массами ее задние ряды, замедляли и останавливали ее движение вперед.
64. На рассвете с возвышенных мест, прилежавших к лагерю Цезаря, видно было, как наша конница сильно теснила задние ряды неприятеля и иногда прорывалась в них, внося замешательство, - как неприятель всеми когортами, переходя в наступление, отражал нашу конницу и как потом снова она не давала ему повоя. По всему лагерю воины роптали, огорчаясь тем, что неприятель ускользает у них из рук, и что таким образом война тянется вдаль без нужды. Они приходили к сотникам и трибунам военным и умоляли их: "представить Цезарю, что они готовы не щадить трудов и не отступать ни перед какою опасностью; что они могут и решаются перейти реку там, где прошла конница". Цезарь, видя общую готовность воинов, решился исполнить их желание и перейти реку, хотя он и опасался подвергнуть войско опасности. Он отобрал из всех сотен воинов слабых силами или духом и с одним легионом оставил их гарнизоном в лагере; а прочие легионы налегке повел к реке. Поставив в воде в два ряда множество вьючных животных, он между ними перевел войско. Немногие воины, увлеченные силою воды, были пойманы нашими всадниками и перевезены; но ни один человек не погиб. Переправившись благополучно с войском, Цезарь двинулся с ним вперед, расположив его готовым к бою в три линии. Усердие воинов было таково, что несмотря на обход в шесть миль, на замедление при переправе в брод, они ранее девятого часа настигли неприятеля, вышедшего из лагеря в третью стражу.
65. Афраний в Петрей, увидав издалека приближение нашего войска, пришли в ужас, не предполагая возможности такого случая. Став на возвышенном месте, они привели войска в боевой порядок. Цезарь дал отдохнуть на полях своему войску, дабы не ввесть его в дело утомленным. Когда неприятель хотел было продолжать движение вперед, Цезарь его стал преследовать и замедлять его ход. Вынужденный необходимостью, неприятель остановился лагерем ранее, чем предположил. Не далее 5 миль оттуда начиналась дорога тесная и затруднительная. Цель неприятельского движения была поспешить в этим горам, где бы он нашел защиту от конницы Цезаря и небольшими отрядами в тесных местах мог остановить преследование нашей армии, а между тем безопасно достигнуть реки Ибера; этого-то надлежало им домогаться всеми средствами; но утомленные дорогою и сражением в течение целого дня, они отложили исполнение этого намерения до следующего дня. Цезарь со своей стороны стал лагерем на ближайшем холме.
66. Около полуночи наши всадники схватили несколько неприятельских воинов, отошедших от лагеря несколько далее за водою. От этих пленных Цезарь узнал, что неприятельские вожди в тишине выводят войска из лагеря. Узнав об этом Цезарь делает сигнал, приказав затрубить по военному обычаю. Неприятель, слыша военные крики, не решился выступить и остался в лагере, опасаясь быть вынужденным принять сражение в ночное время под тяжестями или в теснинах быть обойденным Цезаревою конницею. На другой день Петрей с немногими всадниками тайно отправляется для исследования местности. То же самое сделано и со стороны Цезаря: Л. Децидий Сакса с немногими всадниками послан рассмотреть местность. Показания обоих были одинаковы: в пяти милях впереди начинались места гористые и неудобопроходимые, которыми кто прежде завладеет, то без труда преградит сопернику совершенно путь.
67. Петрей и Афраний собрали военный совет для обсуждения времени, когда выступить. Большая часть были того мнения, "что надо двинуться вперед ночью и что теснин можно достигнуть прежде, чем узнает об их движении Цезарь. Другие были против этого: тревога в лагере Цезаря в прошлую ночь показывает, что выступить из лагеря не быв замеченными невозможно. В ночное же время конница Цезаря окружит их и преградит им все дороги. Сражения ночного надо взбегать; в междоусобной войне для воина чувство страха сильнее сознания его обязанности; днем он знает, что его видят, и стыдится позора; присутствие и участие военных трибунов и сотников много может содействовать к успеху сражения, к удержанию воинов в повиновении и в исполнении их обязанностей. Поход надобно во всяком случае продолжить днем; тогда если бы и урон какой приключился, то главная масса войска во всяком случае может безопасно достигнуть цели похода. Мнение это на военном совете имело верх; решено выступить в поход на другой день на рассвете.
68. Цезарь, рассмотрев хорошо местность, чуть забрежжился дневной свет, вывел все войска из лагеря и повел их в дальний обход не по дороге; все, какие были пути к Иберу и Октогезе, были преграждены неприятельским лагерем. Воинам нашим предстояло перейти глубокие долины, что было сопряжено с большими затруднениями; во многих местах им преграждали путь крутые утесы, на которые они взбирались безоружные на плечах один другого, а оружие потом передавали из рук в руки и таким образом совершили большую часть пути. Впрочем воины не тяготились такими трудами, надеясь ими привесть к концу войну, отрезав неприятелю дорогу от Ибера и от подвозов провианта.
69. Сначала воины Афрания, видя выступление нашего войска, радовались, выбегали из своего лагеря, преследуя наших воинов насмешками и ругательствам: они бегут вынужденные недостатком съестных припасов, и возвращаются к Илерде. Мнение это возникло оттого, что наши воины шли в направлении совершенно противоположном настоящей цели их похода. Вожди неприятельские радовались, что настояли на том, чтобы остаться в лагере; предположение их относительно движения нашего войска в Илерде казалось тем основательнее, что оно двинулось без обоза и вьючных животных и потому не могло долго выдерживать недостаток съестных припасов. Когда же неприятели увидели, что наше войско мало-помалу поворачивает вправо в уже обходит их лагерь; тогда все, забыв свои труды в усталость, стали готовиться к немедленному выступлению. они взялись за оружие и все, за исключением немногих когорт, оставленных для охранения лагеря, двинулись прямою дорогою к Иберу.
70. Все дело заключалось в быстроте, в том, чье войско первое займет теснины и достигнет гористого места. Движение войска Цезарева замедляли трудности пути; а войско Афрания приостановлено было преследованием нашей конницы. Впрочем ему, если бы оно успело первое достигнуть гор, куда оно шло, удалось бы там найти безопасность; обозы же всего войска и когорты, оставленные в лагере, не могли никак спастись, быв отрезаны войском Цезаря. Цезарю первому удалось достигнуть цели; из гористых мест он вывел войско на равнину и выстроил его там в боевом порядке. Афраний, видя, что войско его сзади теснимо нашею конницею, а спереди также угрожает ему неприятельское войско, остановился на возвышении. Отсюда он послал четыре когорты цетратов с приказанием занять самый возвышенный пункт из бывших в виду гор. Он им предписывает исполнить это как можно поспешнее с целью туда же ринуться со всеми войсками и по вершинам горного хребта, переменив путь, достигнуть Октогезы. Конница Цезаря, вида, что цетраты косвенным путем спешат к горе, ударила на них; они не в состоянии были почти ни на минуту сдержать натиск нашей конницы; окруженные со всех сторон, они были избиты в виду того и другого войска.
71. Не надобно было упускать благоприятного случая к решительному успеху. Цезарь понимал, что войско неприятельское, приведенное в ужас таким уроном, понесенным в глазах, не в состоянии будет сопротивляться тем более, что сражение будет происходить на ровном месте, где нашей коннице возможно будет действовать со всех сторон против неприятеля. Воины единогласно требовали боя. Легаты, сотники, военные трибуны сбежались и упрашивали Цезаря - не опасаться решить дело сражением, уверяя, что дух воинов самый наилучший. Напротив войско Афрания не могло скрыть овладевшего им ужаса: это видно из того, что оно не подало помощи своим цетратам, не решилось сойти с вершины холма, с трудом выдерживало атаки нашей конницы, сбилось в кучу и значки снесло в одно место, не соблюдая более строгой правильности рядов. Если Цезарь останавливается перед затруднениями местности, то возможность боя не замедлит представиться, так как Афранию, по безводности занятого им места, не возможно будет долго на нем оставаться.
72. Цезарь возымел надежду окончить войну без кровопролития, не прибегая к сражению, а отрезав неприятелю подвоз съестных припасов: "Как бы ни был благоприятен конец сражения, для чего ему терять своих людей? Для чего допустит он пролитие крови воинов, оказавших ему столько услуг? Да и для чего дело· верное вручать решению переменчивой судьбы? Для полководца столь же честно одержать победу умными распоряжениями, как в открытою силою". С соболезнованием смотрел Цезарь на пролитие крови своих сограждан; он домогался достигнуть успеха так, чтобы это не стоило им ни горя, ни потерь. Такая умеренность Цезаря многим не нравилась; воины его явно толковали меж себя: "так как Цезарь упустил такой случай к победе, то буде он и пожелает когда, а они тогда откажутся сражаться". Несмотря на это, Цезарь твердо держался своего решения и несколько даже отступил, чтобы уменьшить опасения неприятеля. Петрей и Афраний, видя возможность, удалились в лагерь. Цезарь расположил отряды по горам, отрезав неприятелю всякое сообщение с Ибером и, избрав место для лагеря как можно ближе к неприятелю, укрепил его.
73. На другой день неприятельские вожди в затруднении, видя себя совершенно отрезанными от подвозов съестных припасов и от реви Ибера, совещались о том, как поступить. Одна дорога была им возвратиться в Илерду, а другая идти в Тарракону. Когда они об этом имели совещание, дано им знать, что наша конница препятствует их воинам в снабжении себя водою. Узнав об этом, неприятельские вожди расставили в близком одна от другой расстоянии союзные когорты, перемешав их с взятыми из легионов, и эскадроны конницы, и начинают весть вал от лагеря к воде, для того, чтобы во всякое время можно было под защитою укреплений безопасно ходить за водою. Петрей в Афраний разделили между своими войсками эту работу и сами для того, чтобы она скорее была окончена, вышли вперед подалее.
74. С удалением их воины, получив более свободы для переговоров, толпами подходят к нашему лагерю, отыскивая и вызывая знакомых и земляков. Сначала "они высказывают им всем признательность на то, что они пощадили их накануне, когда они были в ужасе, и считают себя им обязанными жизнью". Потом они расспрашивают, до какой степени можно верить Цезарю и могут ли они положиться на него? Жалеют, что сначала так не поступили и обнажили оружие против людей, связанных с ними узами родства и крови. Переходя от одного предмета в другому, они просят от Цезаря снова пощадить жизнь Петрея и Афрания для того, чтобы не взять на себя преступления и подозрения в измене. Подучив в этом обеспечение, они немедленно перейдут и со значками в лагерь Цезаря. Для переговоров об условиях мира отправлены к Цезарю послами сотники первых рядов. Между тем одни других приглашают в свой лагерь и воины обеих сторон перемешались так, как будто два лагеря уже составляли один. Многие сотники и трибуны военные явились к Цезарю, поручая себя в его расположение. Также точно поступили старейшины испанских племен, которых Петрей и Афраний вызвали к себе и держали в своем лагере в виде заложников; они отыскивали своих знакомых и просили их замолвить за них слово Цезарю. Даже юный сын Афрания чрез легата Сульпиция вел с Цезарем переговоры о безопасности своей и отца своего. Все радовались и поздравляли друг друга; одни были довольны, что избегли таких опасностей, а другие, что безо всяких потерь достигли столь желанного успеха. Медленность в снисхождение Цезаря, столь прежде осуждаемые, были оценены по достоинству и все одобрили основательность его образа действий.
75. Афраний, получив известие обо всем этом, оставил предпринятые работы и удалился в лагерь, готовый хладнокровно и спокойно встретить все, что бы ему ни готовила судьба. Но Петрей не изменил своему всегдашнему характеру; вооружив своих приближенных, преторианскую когорту, цетратов, небольшое число туземных всадников, состоявших на его жалованьи для охранения его особы, неожиданно проскакал к валу, положил конец сходбищам воинов, наших прогнал от лагеря, а некоторых, которые попались ему в руки, и убил. Прочие собрались в толпу и, испуганные неожиданною опасностью, обернув левую руку сагою, извлекли мечи и оборонялись от цетратских всадников, обнадеженные близостью лагеря. Они отступили к нему и были защищены когортами, расположенными для караула впереди ворот.
76. Когда это было сделано, Петрей, проливая слезы, обходил воинов своих, заклиная их: "не выдавать ни его, ни отсутствующего Помпея, их главного военачальника, врагам на мучительную смерть". Немедленно собрались воины в преторий. Петрей тут требует, чтобы все дали клятву не оставлять своих вождей и рядов, не изменять им, ни искать какого-либо соглашения иначе, как с общего совета. Он сам первый дает эту клятву; потом принуждает Афрания сделать то же. Трибуны военные в сотники последовали примеру главных вождей. Воины, приведенные по сотням, дали все ту же присягу. Приказано каждому, у кого есть воин Цезаря, привести его; когда они были приведены, то их всех тут же в претории умертвили. Но большую часть принятых воины не выдали, а скрыли у себя и потом ночью спустили через вал. таким образом ужас, внушенный вождями, жестокость казней, обязанность новой присяги - все это в настоящем уничтожило надежду на примирение, изменило расположение умов воинов и военные действия возобновились по прежнему.
77. Цезарь приказал с большим старанием отыскать всех неприятельских воинов, во время переговоров пришедших в наш лагерь, и отослал их обратно. Впрочем некоторые трибуны военные и сотники добровольно пожелали остаться на службе у Цезаря; он и в последствии имел их в большой чести: сотников он повысил на службе, а всадников римских сделал трибунами.
78. Войско Афрания теснимо было нашими во время фуражировки, с трудом доставало себе воду. Что касается до хлеба, то воины легионов имели еще сколько-нибудь его, взяв с собою при выходе из Илерды провианту на 22 дня. Цетраты же и союзные войска вовсе не имели его, как потому, что не имели средств добыть его, так и потому, что неспособны были носить с собою тяжести; вследствие этого ежедневно большое число их переходило к Цезарю. Обстоятельства неприятеля были самые крайние; но из двух предположений его лучшим казалось возвратиться в Илерду, где еще оставался небольшой запас хлеба, и там обдумать дальнейший ход войны. Тарракон был дальше и потому в походе туда могли бы встретиться и случаи, которых нельзя было ожидать. Приняв это решение (возвратиться в Илерду), неприятель выступил из лагеря. Цезарь послал за ним конницу в погоню, чтобы не давать покою задним его рядам; а сам с легионами последовал за нею. Схватки нашей конницы с задними войсками неприятеля почти не прекращались.
79. Сражение происходило таким образом. Легко вооруженные когорты замыкали собою главную массу всей армии и нередко, на ровных местах, останавливались, чтобы делать отпор. Когда нужно было всходить на гору, то легко было по самому свойству местности неприятелю защищаться; передние его ряды с помощью возвышения прикрывали задних. Когда же нужно было переходить долину, то и передние ряды были в невозможности подать помощь оставшим и наша конница с возвышения осыпала их сзади стрелами; тут опасность неприятеля была велика. Ему оставалось одно в таком случае: приближаясь к таким местам, останавливать легионы и дружным нападением отразить нашу конницу; отодвинув ее, бегом спускаться в долину и, перешед ее, останавливаться снова на возвышенном месте. Несмотря на многочисленность своей конницы, неприятель не только не получал от нее никакого пособия, во ее же защищал пехотою, заключив ее в середину рядов, - до того она была расстроена в приведена в ужас прежними битвами. Ни одному неприятельскому воину невозможно было оставить рядов без того, чтобы не попасться в руки коннице Цезаря.
80. Таким образом неприятель подвигался вперед медленно, сражаясь почти на каждом шагу и беспрестанно останавливаясь, чтобы поддержать своих; так случилось и на этот раз. Прошед мили четыре, сильно тревожимый конницею, он занял позицию на высокой горе и, став фронтом, начал перед ним делать укрепления, а между тем не снимал вьюков с лошадей. Видя, что и Цезарь стад лагерем, что палатки раскинуты и конница отправилась за кормом для лошадей, неприятель вдруг, часу в шестом дня, отправился в путь, надеясь сколько-нибудь выиграть времени вследствие удаления нашей конницы. Заметив движение неприятеля, Цезарь немедленно двинулся за ним в погоню с остальным войском, из легионов состоявшим; только несколько когорт оставил он для прикрытия войскового обоза. В десятом часу он приказывает следовать за собою фуражирам, и отзывает конницу. Она немедленно возвратилась к исполнению своей ежедневной обязанности похода. У задних рядов неприятеля произошло упорное сражение, которое чуть не окончилось его совершенным поражением; многие воины и даже некоторые сотники были убиты. Войско Цезаря шло по пятам неприятеля и угрожало всею массою наступить на него.
81. Тогда неприятель, не имея возможности ни избрать удобное место для лагеря, ни продолжать путь, вынужден был остановиться вдали от воды и при самых неблагоприятных для него условиях местности. Оставаясь верным своему вышеизложенному плану, Цезарь прекратил сражение и, не беспокоя более неприятеля, своим воинам не приказал разбивать палаток для того, чтобы они готовы были во всякое время продолжать преследование, будет ли то днем или ночью. Неприятель, видя неудобное положение своего лагеря, всю ночь занимался распространением своих укреплений, присоединяя лагерь в лагерю. Работы эти продолжал он и в следующий день, начав их с ранней зари. Но чем дальше переносил он укрепления, распространяя лагерь, тем дальше отходил от воды, и желая помочь горю, впадал в худшее. В первую ночь никто не выходил из лагеря за водою; на следующий день, оставив только гарнизон в лагере, неприятель со всеми силами двинулся к водопою, а за кормом для лошадей не посылал никого. Цезарь предпочитал нуждою заставить неприятеля просить о пощаде и покориться ему, чем достигнуть того же сражением. С этою целью он начал окружать его валом и рвом для того, чтобы преградить ему путь к вылазкам, в ту сторону, куда его вынуждала идти потребность воды. Терпя недостаток в корме и с целью ускорять свое движение, неприятель порезал всех вьючных животных.
82. В этих соображениях и работах прошли два дня; на третий большая часть предположенного Цезарем укрепления была уже сделана. С целью воспрепятствовать работам, неприятельские вождя, по данному в восьмом часу сигналу, вывели легионы из лагеря и расположили их в боевом порядке за валом. Цезарь отозвал легионы от работы, собрал всю конницу и поставил войско в боевом порядке. Не принять сражения было неблагоразумно по влиянию этого на умы воинов и их понятия. Впрочем Цезарь не изменил своему намерению избегать всячески сражения; тем более, что и в случае поражения неприятеля победа над ним не могла быть решительною по случаю близости лагеря. Между обоими лагерями расстояния было не более двух миль; две трети этого пространства занимали собою враждебные войска; треть его оставалась для движений их. В случае сражения пораженные всегда имели безопасное убежище в лагере; а потому Цезарь твердо решился принять сражение в случае, если его атакуют, но сам не делать нападения.
83. Войска Афрания, состоявшие из пятя легионов, были расположены в две линии; третью, в виде резерва, составляли когорты из союзных войск. Цезарево войско было расположено в три линии: первая состояла из четырех когорт пяти легионов; вторая из трех когорт тех же легионов и третья из остальных когорт каждого из пяти легионов. Стрелки и пращники находились в середине боевого фронта; конница стояла по флангам. Расположив армию в боевом порядке, обе стороны, казалось, равно достигали своих целей: Цезарь готов был принять сражение только в случае, если его вынудят; а неприятель довольствовался тем, что воспрепятствовал нашим работам. До захода солнца обе армии стояли под оружием одна против другой, а потом разошлись по своим лагерям. На другой день Цезарь спешит привести к концу начатые работы. Неприятель же пытался реку Сикорью перейти в брод. Приметив это, Цезарь послал на ту сторону реки отряды легковооруженных Германцев и конницы, и расположил по берегам частые караулы.
84. Окруженные со всех сторон, уже четвертый день нуждаясь в корме лошадей, не имея ни воды, ни дров, ни хлеба, неприятельские вожди просят переговоров и, если можно, в отдаленном от воинов месте. Цезарь в последнем отказал и соглашался на переговоры не иначе, как явно; в заложники Цезарю прислан был сын Афраниев. Переговоры открылись в месте, назначенном Цезарем. Афраний стал говорить - так что слышало то и другое войско - следующее: "Цезарю не следует сердиться ни на них, ни на воинов за то, что они исполнили обязанности верности в отношении к своему вождю Кн. Помпею; теперь уже они довольно сделали для своего долгу и достаточно понесли мучений, претерпев лишения всякого рода. Окруженные укреплениями, лишенные воды, не имея возможности сойти с места, они приведены в состояние слабых женщин, не будучи более в состоянии переносить ни телом скорби, ни духом страх позора. А потому они признают себя побежденными и молят лишь о пощаде, если только есть место состраданию, что бы не быть вынужденными отчаянием добровольно претерпеть мучения смерти". Все это сказал Афраний самым смиренным образом и со всеми знаками уважения.
85. Цезарь на это отвечал: "всего менее прилично им жаловаться и просить о милосердии. Воины конечно исполнили только свой долг. Что же касается до него, Цезаря, имея на своей стороне все выгодные условия и времени и места, он не прибегал к сражению, всячески стараясь открыть путь к примирению. Войско его, несмотря на то, что было оскорблено избиением своих товарищей, тех из неприятельских воинов, которые находились в его власти, защитило и отпустило без вреда. Да и они, сами собою начав переговоры о мире, следовали только внушению чувства собственной их всех безопасности. Итак обе стороны желали мира, давая место состраданию друг о друге. Одни вожди остались глухи на желания мира, презрев права мирных переговоров, они предали мучительной смерти людей, ни в чем невиновных, завлеченных в их лагерь надеждою на мир. А потому и случилось с ними то, что обыкновенно бывает с людьми надменными в упрямыми, что они вынуждены молить теперь о том, что так недавно сами отвергли с пренебрежением. Впрочем он, Цезарь, не хочет воспользоваться для увеличения своего могущества ни их несчастным положением, ни всеми благоприятными для него обстоятельствами. он требует одного, чтобы эти войска, столько лет содержимые с враждебною для него целью, были распущены. Против него посланы в Испанию шесть легионов, а седьмой там набран; против него приготовлены сильные флоты, против него присланы сюда опытные вожди. Ничего это не нужно было для удержания Испании в покорности, уже давно наслаждающейся совершенным спокойствием. Давно все это готовится против него. Против него возникла новая власть, управляющая и внутренними делами в Риме и заочно столько лет владеющая двумя провинциями, самыми воинственными. Против него изменены давнишние законы об определении в должности: управление провинциями, следующее бывшим преторам и консулам, ныне достается по усмотрению и выбору немногих лиц. Против него выслуга лет потеряла свою силу и призываются в ряды самые опытные из отличавшихся в прежние войны солдаты. Ему одному невозможно то, что дотоле было уделом всех военачальников - счастливо окончив возложенные на него дела, если и без награды, то по крайней мере спокойно, распустив войско, возвратиться домой, не подвергаясь порицаниям. Впрочем он Цезарь все это терпеливо перевес и будет переносить. И не того он добивается, чтобы присоединить к своим войскам их войска, что впрочем для него не трудно было бы сделать, но чтобы они не могли их снова обратить против него. А потому он повторяет уже, высказанное прежде, требование - выйти из Испании и распустить войска. В случае исполнения этого условия, он никому не сделает вреда: с его впрочем стороны это крайнее и решительное условие для мира".
86. Весьма естественно, что для воинов ничего не могло быть приятнее: вместо наказания, какого они должны были ожидать, они получали позволение оставить службу, что для них равнялось награде. Когда началось совещание о времени в месте распущения легионов, все воины с валу, на котором они стояли, стали показывать и руками и криками, что они желают немедленного отпуска. Никакой клятвы не считали они достаточным ручательством этого, если дело пойдет в оттяжку. Об этом предмете с обеих сторон было непродолжительное совещание; положено тех воинов, которые имели дома и земли в Испании, распустить тотчас, а прочих у реки Вара; условлено было дать им безопасный пропуск и не принуждать никого силою к службе Цезарю.
87. Цезарь обещался прокормить их с этого времени и до достижения ими реки Вара. Притом он объявил: "если это из неприятельских воинов найдет у его воинов в числе военной добычи вещь, ему принадлежавшую, то он пусть ее отберет себе". Вещам этим сделана была оценка, в по ней Цезарь удовлетворял своих воинов деньгами. Воины все свои распри, какие и впоследствии между ними возникали, отдавали добровольно на суд Цезарю. Когда Петрей в Афраний отказывались заплатить воинам требовавшим почти с возмущением жалованье, утверждая, что срок еще не пришел, то они требовали довесть об этом до сведения Цезаря и обе стороны были довольны его решением. В течение двух дней третья часть войска была распущена; на походе Цезарь впереди приказал идти двум легионам, а прочим замывать шествие, и лагерем становились оба войска одно подле другого; этим делом поручил Цезарь заведывать легату К. Фуфию Калену. Сообразно наставлению Цезаря, войска совершили так путь из Испании к реке Вару, и тут была распущена остальная часть войска.

---

[1] Цетра — небольшой щит из ремней.

Книга Вторая

1. Пока происходили в Испании события, описанные выше, легат К. Требоний, которому Цесарь поручил весть осаду Массилии, с двух сторон производил осадные работы, делал насыпь, крытые ходы для воинов, строил башни. В одном месте со стороны пристани и верфей; в другом со стороны дороги, ведущей из Галлии в Испанию, к той части морского берега, которая лежит близ устья Роны. Город Массилия почти с трех сторон омывается волнами моря; только с четвертой к нему есть доступ сухим путем. И тут со стороны крепости он защищен природою и весьма высоким валом так, что осада в этом месте крайне затруднительна. Для производства осадных работ К. Требоний собирает со всей провинции большое число вьючных животных и людей, и делает распоряжение о заготовлении хворосту в всякого потребного материалу. Изготовив все, он возвел террасу в 80 футов вышины.
2. Город Массилия до того изобиловал всеми военными снарядами издревле и имел так много метательных машин, что действию их не могли противостоять никакие крытые хворостом ходы. В двенадцать футов длины бревна, окованные на конце, будучи пущены из огромных баллистов, пробивали четыре яруса плетневых крыш и втыкались в землю. А потому выстроен был портик, крыша которого состояла из бревен, толщиною в фут; под ним из рук в руки передавали материалы, нужные для довершения террасы. Впереди была устроена черепаха в 60 футов для уравнения местности; она состояла из самых крепких дерев и покрыта была всем, что только могло противодействовать метанию огня и камней со стороны осажденных. Огромные размеры работ, вышина стен я башен, множество метательных орудий - все это затрудняло действия осаждающих. Притом Альбики делали беспрестанные вылазки из города, усиливаясь поджечь вашу террасу и башни; наши воины без труда отражали их и с большим уроном принуждали отступать в город.
3. Между тем Л. Назидий отправлен был Кн. Помпеем на помощь Домицию и Массилийцам с флотом из шестнадцати судов, из коих несколько было окованных медью. Он беспрепятственно прошел через Сицилийский пролив, благодаря тому, что Курион, ничего не ожидая, не принял мер предосторожности. Назидий причалил в Мессане; сенат и главные лица города бежали, пораженные внезапным страхом; он беспрепятственно увел один корабль с верфей этого города и, присоединив его к своим судам, прямо поплыл к Массилии. Приближаясь к городу, он тайно послал вперед лодку, давая звать Домицию и Массилийцам о своем прибытии и сильно убеждал их - снова, соединясь с ним, сразиться с флотом Д. Брута.
4. Массилийцы после первого поражения пополнили число судов старыми, бывшими у них на верфях в починке и вооружили их с большим тщанием (они изобиловали гребцами и кормчими). Присоединили они сюда и рыболовные суда, сделав над ними шалаши из хвороста для защиты гребцов от неприятельских стрел; их снабдили стрелками и метательными машинами. Когда флот был изготовлен, то Массилийцы, уступая слезным мольбам стариков, матерей семейств и девушек, просивших не оставить их без защиты в такой крайности, сели на суда не с меньшим духом и надеждою на успех, как и в первый раз. Такова несовершенная природа человека, что нас равно легко может и ободрить и привесть в ужас, чего мы еще не видели и не испытали; так случилось в на этот раз. Прибытие Назидия вселило в жителей Массилии новое мужество и новую надежду. При попутном ветре они вышли из пристани, поплыли к Тавроенту, небольшому укреплению Массилийцев и соединились с Назидием. Тут они изготовили суда к бою, ободряя друг друга, в сообщили взаимно свои предположения относительно сражения. На правом крыле флота стали Массилийцы, а на левом Назидий.
5. Туда же двинулся Брут, умножив число судов своего флота: кроме прежних, сделанных в Арелате по приказанию Цезаря, он починил шесть Массалийских судов, захваченных в сражении и снабдил их всем нужным. Брут ободрил своих воинов речью, представляя им, что. они должны иметь только презрение к врагу, уже раз побежденному. Смело и в надежде на успех, выступил он в поход. Из лагеря К. Требония и возвышенных мест легко было видеть, как в городе вся молодежь, в нем оставшаяся и все старики с женами, с детьми, с общественными стражами, одни со стен простирали руки к небу, другие наполняли храмы богов бессмертных и, простершись перед их изображениями, умоляли о победе. Каждый чувствовал и понимал, что в этот день решается его участь: с флотом отправился и цвет юношества и все, что было знатнейшего в городе, сообразно общему желанию и выбору. В случае поражения, не оставалось и средств возобновить попытку к отражению неприятеля. Победа же дала бы уверенность Массилийцам спасти их город или собственными средствами, или стороннею помощью.
6. В происшедшем сражении Массилийцев нельзя было упрекнуть в недостатке мужества. Помня внушения своих соотечественников, они постоянно, казалось, имели перед собою мысль о том, что время было показать последние усилия; погибнуть в этом сражении за отечество - в их мыслях значило только немногими часами опередить судьбу, при взятии города, имеющую быть уделом всех его жителей. Когда мало-помалу между нашими судами обнаружился промежуток, то, при искусстве гребцов, Массилийцы пользовались поворотливостью судов своих. Если же нашим удавалось притянуть железною лапою неприятельский корабль, то прочие спешили к нему на выручку. Да и в рукопашном бое Массилийцы вместе с Альбиками обнаружили отличное мужество и мало чем разве уступали нашим. Из малых судов неприятель осыпал наших стрелами и они нанесли немалый вред, тем более, что против них не было взято никаких мер защиты или осторожности. Две неприятельские триремы, заметив корабль, на котором находился Д. Брут - что видно было по его отличию - устремились на него с двух сторон. Поспешно Брут успел поворотить свой корабль и тогда обе триремы налетели с такою силою одна на другую, что понесли большой вред, а у одной был пробит нос и она совершенно была повреждена. Приметив это, суда нашего флота, находившиеся по близости, устремились на поврежденные суда неприятельские и без труда потопили их.
7. Корабли Назидия почти не принесли никакой пользы Массилийцам; не долго участвовав в сражении, они удалились. Ни вид опасности отечества, ни убеждения родных не могли склонить их пожертвовать собою; а потому из них все остались невредимы. Из флота Массилийцев пять судов потоплены, а четыре взяты в плен; одно ушло вместе с кораблями Назидия, искавшими убежища в ближней Испании. Из остальных один был отправлен в Массилию с известием об исходе боя. Увидав его приближение к городу, все жители вышли на встречу. Когда же узнали о случившемся, то по городу поднялся такой вой и плачь, как будто уже он взят неприятелем. Впрочем Массилийцы, не унывая, деятельно принялись готовить все, что оставалось для защиты города.
8. Воины нашего легиона, находившегося на правой стороне осадных работ, убедились вследствие частных вылазок неприятельских, что весьма полезна будет им башня в виде укрепления и прикрытия, если ее выстроить кирпичную у подошвы стены города. Они уже ее сделали на случай нечаянных набегов, но в малом размере и низенькую. Она служила им убежищем; теснимые неприятелем, они его отражали отсюда; отсюда они нападали на него и преследовали. Во все стороны она вмела по 80 футов, а толщина ее стен была в пять футов. В последствии времени открылось, как обыкновенно опыт при наблюдательности человека есть лучший учитель, что эта башня принесет гораздо больше пользы, если ее прибавить в вышину; этого они достигли, делая следующим образом.
9. Когда башня выведена была до первого этажа, то стены устроили так, что концы бревен помоста были заложены кирпичами и нисколько не выказывались наружу; таким образом огню, бросаемому неприятелями, негде было прицепиться. Сверх первого этажа они вывели кирпичные стены и вышину на столько, сколько позволили крыши крытых галерей, где находились воины; над этим местом, почти по концам стен, они положили два поперечных бревна, на которых должна была висеть деревянная связь, назначенная служить крышею для башни. На эти бревна поперек положили еще бревна и прикрепили к первым деревянными гвоздями. Бревна эти были длиннее стен и выдавались из них для того, чтобы было к чему привесить покровы, служащие к отражению стрел и прочих метательных снарядов, пока под защитою этой крыши станут выводиться стены. Крышу покрыли они землею и кирпичами для того, чтобы не могла загореться; а сверху покрыли еще ее толстыми покрывалами из грубой материи, для того, чтобы стрелы, пущенные из машин, не могли пробить крышу, а камни, брошенные из катапултов, разбить кирпичей. Три покрывала, сплетенные из якорных канатов, в длину равнявшиеся стенам башни а в ширину имевшие 4 фута, были повешены со всех трех сторон, обращенных к неприятелю, на выдающихся концах поперечных бревен; дознано было неоднократными опытами, что только такого рода покрывала не могут быть пробиты ни стрелою, ни каким другим метательным снарядом. Когда таким образом уже сделанная часть башни была покрыта и защищена от неприятельских орудий, крытые ходы приняли и употребили на другое дело. Крышу же башни они приподнимали изнутри по мере того, сколько требовало производство работ по выведению стены и сколько позволяла длина покрывал. Защищенные ими и крышею, воины безопасно клали из кирпича стены башни и, сложив часть, поднимали опять крышу ее и таким образом снова открывали себе место для работ. Когда нужно было делать еще этаж, то они, как и в первом, закладывали кирпичами концы помоста и на нем опять поднимали крышу с привешенными покрывалами. Таким образом в совершенной безопасности воины наши выстроили башню в 6 этажей, оставив в ней окна, где они нужны были для метания из них стрел.
10. Когда наши убедились, что этою башнею могут быть защищены все лежащие кругом осадные работы; то они задумали сделать мускул или крытую галерею до неприятельской стены и башни; идя от каменной нашей башни на 60 футов в длину, он сделав был из толстого лесу в 2 фута толщиною. Устроен же он был следующим образом: сначала клались на землю параллельно в промежутке четырех футов два бревна одинаковой длины; в них вставлялись столбы пять футов вышины. На них укреплены были стропила, имевшие не крутой склон; по стропилам сделана была деревянная бревенчатая крыша, прикрепленная к ним гвоздями и связьми. У конца ската крыша по обе стороны сделана была деревянная решетка в четверть вышины для того, чтобы держались кирпичи, которыми сверху покрыта была кровля; вместе с кирпичами была и земля для противодействия огненным снарядам, со стены бросаемым. Сверх кирпичей мускул был покрыт кожами, для того, чтобы вода, пущенная трубами, не могла смыть земли в кирпичей на кровле; а по кожам были еще толстые покрывала для противодействия огню и камням, бросаемым осажденными. Производство работ мускула было у башни прикрыто крытыми ходами; по окончании его наши воины вдруг, к ужасу неприятеля, не ожидавшего такого случая, на деревянных катках, служащих в спуску судов на воду, пододвинули мускул к стене неприятельской; с другой стороны он примыкал к нашей кирпичной башне.
11. Жители, пораженные неожиданностью и близостью опасности, с помощью рычагов придвигают огромные камни и сбрасывают их на мускул; но крепость его была такова, что они ему не повредили и, скатившись по крыше, падали на землю. Тогда осажденные прибегли к другому средству: наполненные смолою и горючими материалами зажженные бочки, они бросают со стены на мускул, те, неудержась на его скатах, падают вниз и, с помощью длинных рогачей, отодвигаются нашими от наших работ. Между тем под мускулом воины наши ломали разрушали основание неприятельской башни. С кирпичной башни мускул защищаем был градом стрел и метательных снарядов до того, что невозможно было долее неприятельским воинам держаться на стене и башнях и свободно защищать их. Когда основание неприятельской башни было в половину разрушено, то значительная часть ее вдруг упала.
12. Остальная часть башни угрожала также падением. Тогда жители, опасаясь, как бы город не был предав разграблению, все безоружные с покрытыми головами выходят из ворот и умоляют легатов и войско с распростертыми руками о пощаде. При таком неожиданном случае, неприязненные действия прекратились и наши воины, наскучив продолжительною борьбою, готовы были внимать просьбам жителей. Они, подошед к легатам и к войску, бросились им в ноги и просили: "дать им время дождаться прибытия Цезаря; город их уже почти взят, осадные работы все приведены к концу, башня полуразрушена. А потому они не думают более о сопротивлении. До прибытия же Цезаря обстоятельства нисколько не могут перемениться в их пользу: если они не изъявят покорности, то ничто не воспрепятствует их город мгновенно предать разграблению. Если же теперь башня совершенно будет разрушена, то воинов невозможно будет удержать: алчные добычи, они немедленно ворвутся в город и разграбят его". Такие и в этом же роде речи со слезами говорили Массилийцы, как люди опытные, стараясь всячески возбудить к себе сострадание.
13. Легаты вняли мольбам горожан, отведя воинов от стен, прекратили военные действия, расставив только у осадных работ стражу. Из милосердия к жителям даровано им перемирие впредь до прибытия Цезаря; а со стен, и из наших укреплений не было пущено более ни одной стрелы. Дело казалось совершенно поконченным, а потому прежние деятельность и бдительность ослабели. И Цезарь через письма неоднократно внушал Требонию, чтобы он не брад города приступом: в таком случае воины, озлобленные бунтом жителей, упорным их сопротивлением и вследствие этого понесенными долгое время трудами воинскими, могли предать мечу всех взрослых жителей мужского пола, а они грозили это сделать, и с трудом воздержаны были от немедленного приступа к городу, сильно негодуя на Требония, так как по-видимому он воспрепятствовал им завладеть городом.
14. А вероломные враги искали времени и случая к измене и коварству. Несколько дней спустя, в самый полдень, когда воины наши, не ожидая ничего, ослабили свою бдительность-одни из них разошлись по разным местам, другие предавались покою после продолжительных трудов в осадных работах; оружие было сложено в кучи и покрыто - вдруг жители города устремляются из ворот и поджигают все наши работы при сильном и благоприятном ветре. Разнесенное им быстро, пламя мгновенно и разом охватило террасу, крытые ходы, черепаху, осадные орудия: все это погибло прежде, чем наши поняли в чем дело. Пораженные неожиданностью случая, они бросаются как попало к оружию; находившиеся в укреплении выходят также и бросаются на врагов. Те отступают к стенам, откуда град стрел и метательных снарядов не дает нашим преследовать; тут неприятель свободно предал огню мускул и кирпичную башню. Работы стоявшие усилий нескольких месяцев, погибли в самое краткое время, жертвою вероломства неприятелей и силы стихий. На другой день Массилийцы пытались возобновить свою попытку; в сильную бурю, обнадеженные прежним успехом, они с горючими материалами устремились на истребление другой террасы и башни. Но наши, наученные примером предыдущего дня, где они, захваченные врасплох, почти не могли сопротивляться, были совершенно готовы к отпору. Много неприятелей погибло, а прочие без успеха должны были отступить в город.
15. Требоний решился усиленными трудами воинов исполнить и возобновить все, уничтоженное неприятелем. С негодованием видели воины, что стоившее им таких великих усилий истреблено врагом, вероломно нарушившим перемирие, как бы в насмешку над их доблестью и потому были весьма огорчены; но земли для насыпи не откуда было брать. Тогда Требоний приказал срубить и привезть все деревья в Массилийской земле на далекое пространство кругом, сколько их нашли. Террасу же он начал делать дотоле небывалую из двух каменных стен, каждая толщиною в шесть футов, а промежуток между ними был равен ширине прежней террасы, сделанной из земли и дерева; на эти стены настлан был помост из бревен; где требовала того ширина пространства между стенами или непрочность лесу, поставлены были столбы н на них укреплены поперечные бревна, долженствовавшие служить укреплением помосту. Сверху положен хворост и привален землею. Таким образом, под этою террасою воины, защищенные и справа и слева ее стенами, а спереди крытыми ходами, не подвергались никакой опасности в производстве каких нужно было работ. Поспешно возникла новая терраса и благодаря усердию и трудолюбию воинов, в короткое время пополнено разрушение того, что им стоило долговременных усилий. В стене террасы оставлены где нужно было ворота, на случай вылазки воинов.
16. Неприятели никак не ожидали, чтобы те работы, которые по их понятию требовали очень много времени, в короткое время были довершены и притом в таком виде, что они сделались не доступными ни коварству, ни силе; так как в них ничего не было, что могло дать пищу огню или уступить усилиям нападающих. Они понимали, что такими же точно укреплениями и башнями может быть обнесен их город отовсюду с той стороны, где он имеет сообщение с твердою землею, в тогда им невозможно будет и держаться на стенах. Возведенные нашим войском стены, почти касались их стен так, что можно было из рук бросать туда стрелы; такая близость делала метательные орудия осажденных, на которые они весьма рассчитывали, бесполезными. При равных же с обеих сторон условиях боя со стен и башен бороться мужеством с нашими воинами осажденные чувствовали себя не в силах. А потому они решились снова прибегнуть в покорности.
17. Между тем М. Варрон, находившийся в дальней Испании, узнав о событиях в Италии, сначала сомневался в успехе Помпея и говорил о Цезаре с большим дружелюбием: "весьма ему Варрону жаль, что он вперед взял должность от имени Помпея, что теперь данное обещание верности его связывает; впрочем и с Цезарем у него не менее тесные связи дружбы. Притом по обязанности легата, которого вся сила заключается в доверии ему, не безызвестно расположение к Цезарю всей провинции и свои собственные силы". В таком духе были все его слова и он оставался в бездействии. Когда же он узнал, что Цезарь задержан у Массилия, что войска Петрея соединились с Афраниевыми, что к ним пришли сильные вспомогательные войска и поджидают еще сильнейших; что вся ближняя Испания действует единодушно; а особенно когда он услыхал о затруднительном, по недостатку съестных припасов, положения Цезаря под Илердою - о чем ему подробно и с преувеличением писал Афраний - то в он стал готовиться к войне, в пользу той стороны, на которую по видимому склонялось военное счастие.
18. Он производит набор по всей провинции, комплектует два легиона и присоединяет к ним около 30 союзных когорт, заготовляет большое количество хлеба для отсылки Массилийцам, Афранию и Помпею; предписывает Гадитанам построить десять галер, в Гиспале занимается изготовлением их в гораздо большем числе. Казну и все драгоценности, находившиеся в храме Геркулеса, переносит он в город Гадес, послав из провинции туда в виде гарнизона шесть когорт. Каию Галлонию, всаднику Римскому, родственнику Домиция, приехавшему сюда по поручению Домиция, для принятия наследства, Варрон вверил начальство над Гадесом; все оружие, какое было, общественную и частных лиц собственность приказал снести в домГаллония, а сам отзывался о Цезаре очень дурно: "что он терпит поражения; большая часть его воинов перешла на сторону Афрания; знает он об этом положительно от верных людей". Устрашенных такими слухами граждан римских этой провинции он вынудил обещать ему будто на общественные потребности девятнадцать миллионов сестерциев, 20 тысяч фунтов серебра и 120 тысяч мер пшеницы. На города, коих расположение к Цезарю было известно, он налагал особенные тягости, ставил у них войска и произносил судебные приговоры против частных лиц; за действия же в даже слова против общественного порядка, он отбирал имения в казну; жителей провинции вынуждал всех дать клятву на верность Помпею и ему Варрону. Узнав о том, что произошло в ближней Испании, он готовился к войне; план его был с двумя легионами удалиться в Гадес, собрать туда флот и весь хлеб; он звал, что жители провинции все расположены в пользу Цезаря. На острове же, имея большой запас хлеба и суда под руками, он надеялся без труда вести войну. Цезарь, не смотря на то, что многие и необходимые дела призывали его в Италию, решился не прежде оставить Испанию, как подавив в ней совершенно войну, зная, что в ближней Испании свежо было еще воспоминание о благодеяниях Помпея, поддерживавшего в ней больше связи.
19. Вследствие этого, Цезарь, отправив в дальнюю Испанию два легиона под начальством К. Кассия, трибуна народного, сам спешит вперед с отрядом в 600 всадников большими переходами, разослав повсюду вперед приказание к назначенному дню - должностным лицам провинции и старейшинам всех городов собраться в Кордубе. Когда об этом узнали по всей провинции, то каждый город поспешил немедленно отправить туда к назначенному времени часть сената; каждый гражданин римский сколько-нибудь значительный не преминул явиться к сроку. Собравшийся в Кордубе сейм по собственному побуждению запер ворота города для Варрона, и расположил военных людей по стене и башням для стражи и обережения. Когда в город случайно вошли две когорты из так называемых колонических[1], то сейм удержал их в городе в виде гарнизона для его защиты. В то же время жители Кармона[2], значительнейшего города во всей провинции, выгнали от себя три когорты, оставленные было Варроном в крепости в виде гарнизона, и заперли ворота города.
20. Тем более спешил Варрон с легионами к Гадесу; видя чрезвычайное усердие жителей провинции к Цезарю, он опасался как бы они не преградили ему путь. Уже он сделал большую часть дороги, когда получил из Гадеса письменное известие, что старейшины города, узнав о распоряжения Цезаря относительно сейма в Кордубе, согласились за одно с трибунами когорт, находившихся там в гарнизоне: Галлония изгнать из их города, а его и остров отдать во власть Цезаря. Задумав так действовать, они сказали Галлонию, чтобы он убирался из города, пока может это сделать безопасно для себя; если же он этого не сделает, то они сами распорядятся, как знают. Галлоний в страхе должен был покинуть Гадес. узнав об этом, один из двух Варроновых легионов, носивший название туземного[3], оставил лагерь в глазах самого Варрона; подняв свои значки, он удалился в город Гиспалис и спокойно, безо всякого вреда для жителей, расположился по главной площади и портикам. Граждане римские, находившиеся в этом городе, до того довольны были поступком этого легиона, что с величайшею охотою пригласили к себе воинов по домам и оказали им гостеприимство. Испуганный такими событиями, Варрон располагал было, изменив дорогу, идти в Италику[4]; но от приверженцев своих получил уведомление, что ворота города заперты. Видя, что путь ему прегражден отовсюду, Варрон послал сказать Цезарю, что он готов сдать свой легион тому, кому он прикажет. Цезарь посылает к Варрону Секс. Цезаря и приказывает ему принять легион от него. Сдав легион, Варрон прибыл в Цезарю в Кордубу; тут он ему отдал верный отчет в общественных издержках, вручил остальные деньги, сколько их было, и сообщил ему сведения обо всех имевшихся у него запасах хлеба и судах.
21. Цезарь на сейме в Кордубе благодарил всех вообще: граждан римских за то, что они пеклись об удержании города в своих руках; Испанцев за то, что они изгнали от себя военные отряды; жителей Гадеса за то, что они расстроили планы неприятелей и отстояли свою независимость; а трибунов и сотников, прибывших туда для защиты города, за то, что они своим мужеством поддержали добрые намерения граждан. Деньги, обещанные Варрону гражданами римскими на общественные издержки, Цезарь им простил; возвратил имения, отобранные Варроном за возмутительные разговоры прежних владельцев. Раздав некоторым лицам общественные и частные награды, он обнадеживает всех своею благосклонностию на будущее время. Пробыв два дня в Кордубе, Цезарь отправляется в Гадес; тут он приказывает деньги и достопримечательные вещи, снесенные было из храма Геркулесова в дом частного лица, отнести опять в храм: начальство над провинциею вверяет К. Кассию и дает ему четыре легиона; а сам с судами, изготовленными Варроном и Гадитанами, по приказанию Варрона, в короткое время приходит в Тарракону. Там дожидались прибытия Цезаря посольства почти со всей ближней Испании. Тут, следуя своей всегдашней политике, Цезарь осыпал некоторые города частно и публично почестями; потом он оставил Тарракону и сухим путем прибыл в Нарбонну, а оттуда в Массилию. Здесь он узнал, что в Риме прошел закон о диктаторе, и что он, Цезарь, претором М. Лепидом назначен диктатором.
22. Массилийцы, измученные всеми бедствиями, терпя самую крайнюю нужду в продовольствии, побежденные в двух морских битвах, несли поражение в частых вылазках; к тому же присоединилось сильное моровое поветрие вследствие долговременного заключения и перемены пищи (они все вынуждены были питаться рожью и просом, испортившимися от давнего времени, с какого этот хлеб был заготовлен на подобный случай). Башня их упала, стена представляла почти одну груду развалин, надежды на подкрепление или пособие не было ни откуда, все кругом признавало власть Цезаря; а потому они решились на этот раз чистосердечно покориться. За несколько дней до того А. Домиций, узнав о расположении Массилийцев к сдаче, взял три корабля; на двух сели его приближенные, а на третьем он сам; пользуясь бурною погодою, они вышли из пристани. Увидав их, наши корабли, ежедневно по приказанию Брута стоявшие настороже перед пристанью, подняли якори и бросились их преследовать. Корабль, на котором находился Домиций продолжал бежать и пользуясь сильною непогодою, скоро исчез из виду; а остальные два судна, испуганные преследованием наших судов, возвратились в пристань. Массилийцы, по данному им приказанию, вынесли из города оружие и машины военные; корабли вывели из верфей и пристани и выдали деньги, находившиеся в общественной казне. Когда жители Массилии исполнили все эти условия, то Цезарь пощадил их город в уважение более его древности и известности, чем заслуг в отношении к нему; он оставил в гарнизоне там два легиона; прочие отослал в Италию, а сам отправился в Рим.
23. В то же время К. Курион отправился из Сицилии в Африку. Питая уже с самого начала пренебрежение к войскам П. Аттия Вара, он взял с собою два легиона из четырех, вверенных ему Цезарем и 500 всадников. Два дня и три ночи провел он в плаваньи, и наконец пристал к месту, называемому Аквилария[5], расстоянием от Клупеи[6] в 22 милях: оно находится между двух мысов и в летнее время представляет довольно удобную стоянку для судов. Л. Цезарь сын с десятью галерами стоял у Клупеи, дожидаясь прибытия неприятеля; галеры эти взятые у морских разбойников, были по приказанию П. Аттия исправлены и починены в Утике для этой войны. Видя многочисленность флота Курионова, Л. Цезарь ушел с моря, пристал к берегу и, бросив трирему, вытащенную на берег, пешком отправился в Адрумет (город этот защищал К. Консидий Лонг с одним легионом); прочие суда Цезаревы по его удалении нашли себе убежище также в Адрумете. М. Руф квестор преследовал Л. Цезаря с двенадцатью кораблями, которыми он прикрывал транспортные суда Куриона и, увидав брошенную на берегу трирему, спустил ее на воду и потом с флотом возвратился к Куриону.
24. Курион, послав вперед к Утике Марка с судами, сам двинулся с войском туда же; через два дня похода он прибыл в реке Баграде; тут он оставил с легионами легата К. Каниния Ребила, а сам с конницею отправился вперед для осмотра места, носящего название Корнелиевого лагеря[7], представлявшего большое удобство для устройства там лагеря. Оно состоит из прямого горного хребта, вдающегося в море, круто спадающего на обе стороны; только к стороне Утики скат представляет некоторую отлогость. По прямой линии это место от Утики расстоянием не более мили, но тут идет в море ручей: разливаясь широко, он образует топкое место, которое если объезжать, то до Утики будет шесть миль.
25. Рассматривая местность, Курион увидал и лагерь Вара, примыкавший к стенам города у ворот, называемых Беллическими, и сильно укрепленной природою позиции. С одной стороны она упиралась в самый город Утику, с другой в театр, находившийся перед городом и представлявший большую массу построек. Доступ в лагерю был вследствие того и узок и затруднителен. Курион заметил большое движение по всем дорогам, идущим к городу: шли большие обозы и гнали стада вследствие внезапной тревоги от нечаянного приближения неприятеля к городу. Немедленно послал Курион конницу разграбить обозы и захватить их, как военную добычу. В то же время из города для защиты высланы шестьсот Нумидских всадников, к которым Вар присоединил четыреста пеших; войска несколько дней тому назад, были присланы в Утику в виде вспоможения от Царя Юбы; узы наследственного гостеприимства связывали его с Помпеем; с Курионом же была давнишняя вражда за то, что Курион, в бытность свою трибуном народным, издал закон об отобрании у Юбы царства в собственность народа римского. Обе конницы схватились одна с другою: Нумиды не могли выдержать первого натиска наших и, потеряв убитыми 120 человек, остальные удалились в лагерь к городу. Когда прибыли к Куриону галеры, то он послал сказать судам, стоявшим в числе двух сот в Утической гавани с грузами разного рода: "что он поступит неприязненным образом теми из них, которые тотчас не приплывут в Корнелиеву урочищу". Получив это приказание, суда, находившиеся в Утике, немедленно снялись и отправились к назначенному месту; вследствие чего в нашем лагере открылось изобилие во всем.
26. Распорядясь таким образом, Курион возвратился в свой лагерь у Баграды, и восклицаниями всего войска провозглашен Императором. На другой день он повел войско к Утике и стал лагерем подле города. Работы по укреплению лагеря не были еще приведены к концу, когда всадники, расположенные на карауле, дали знать, что к Утике приближается многочисленное пешее и конное войско, присланное на помощь городу царем Юбою. Действительно, к той стороне поднимались облака пыли и вдруг открылся первый строй. Курион, взволнованный неожиданностью этого события, послал вперед свою конницу, выдержать первый напор неприятеля и замедлить его движение, а сам, поспешно отозвав легионы от лагерных работ, выстроил их в боевом порядке. Всадники между тем вступили в сражение и прежде чем легионы построились в назначенном для них порядке, вспомогательные царские войска пришли в смятение и обратились в беспорядочное бегство: они шли в рассыпную, не ожидая нападения. Конница неприятельская почти не понесла никакого урону, поспешно берегом отступя в город, но пехота много потеряла убитыми.
27. В следующую ночь два марсийских сотника с двадцатью двумя из своих воинов перебежали из Курионова лагеря к Аттию Вару. Чистосердечно ли сами убежденные в этом мнении, или желая услужить Вару (мы охотно верим тому, чего желаем и свои собственные чувства легко надеемся передать другим), как бы то ни было, они твердо уверяют, что все войско Куриона не расположено в нему, что главное теперь заключается в том, как бы приблизиться к войску и завести с ним переговоры. Вследствие этого, на другой день рано утром, Вар выводит свои легионы из лагеря; Курион последует его примеру и оба войска стоят в одной и той же долине, один против другого, в боевом порядке, отделенные небольшим пространством места.
28. В войске Вара находился Секс. Квинктилий Вар, тот самый, который, как мы выше упоминали, находился в Корфинии: будучи отпущен Цезарем, он удалился в Африку. Войско же Куриона состояло из тех самых легионов, которые покорились Цезарю несколько времени тому назад в Корфинии: за переменою немногих сотников, воины были все те же. Пользуясь этим, Квинктилий начал обходить воинов Куриона в умолять их - $1вспомнить о прежней присяге, данной Домицию, которую он принимал, быв в должности квестора; не обнажать меча на тех, которые несли одну и ту же участь, терпели одно в тоже облежание; не сражаться за тех, от которых в насмешку получили они презрительное наименование перебежчиков". Намекнул он несколько на надежду награждения, которого они в праве будут ожидать от его щедрости в случае, если они последуют за ним и за Аттием.
29. Несмотря на эти убеждения, войско Куриона не обнаруживало своих истинных намерений и таким образом и тот и другой вождь отвел свои войска в лагери. В лагере Куриона господствовало смятение вследствие самых разнообразных мнений и толков. Каждый останавливался на каком нибудь предположении и к тому, что слышал от других, присоединял что нибудь свое, отзывавшееся чувством робости. Иногда то, что выдумано было одним, распространясь между многими, казалось произведением нескольких лиц; все толковали в том духе: "война между гражданами; всякий волен свободно действовать, как ему вздумается и следовать той стороне, какой пожелает". Легионы же были те, которые еще недавно были совсем противной партии (они увлечены были на сторону Цезаря готовностью, с какою покорялись ему муниципии) и состояли из людей разных мнений (тут были и Марсы и Пелигны, однокашники тех, которые ушли к Вару в предыдущую ночь); из воинов иные весьма неохотно слушали легкомысленные толки товарищей; другие же выдумывали разные слухи, чтобы показать, что они внимательнее и деятельнее других.
30. Вследствие этого собран военный совет, на котором обсуждают, как следует поступить при таком крайнем положении дел. Одни были того мнения, что надлежит идти приступом на лагерь Вара, так как ничего не может быть вреднее праздности для своевольных воинов. Притом утверждали они, "что лучше в открытом бою ждать всего от личного мужества каждого, чем отдать себя на истязание, быв оставленными своими воинами". Другие полагали, "что в третью стражу ночи надобно отступить в Корнелиево урочище, что с течением времени воины образумятся; а если бы и случилось что-нибудь важное, то большое число судов, собранных там, сделает отступление в Сицилию и свободным и безопасным".
31. Куриону не понравилось ни то, ни другое мнение: одно ему казалось слишком робким, а другое слишком дерзким; одно заставляло прибегать к постыдному бегству, а другое предлагало бой даже при неблагоприятных условиях местности: "Как можем мы, говорил Курион, с некоторою основательностью рассчитывать на успех в нападении на неприятельский лагерь, сильно укрепленный и природою и искусством? Что же тогда будет, если мы будем отбиты с большим уроном? Разве полководцы не снискивают расположения воинов удачными действиями а чрез несчастные не теряют ли совершенно их привязанность? Перемена лагеря повлечет за собою ничто иное, как постыдное бегство, упадок духа в войске и совершенное его расстройство. Не надобно показывать добросовестным людям, что сомневаются в их верности, а злонамеренным, что их опасаются; тогда ослабеет усердие первых, а дерзость последних усилится. Мы собираемся действовать так, как будто мы убеждены в нерасположении к нам нашего войска; а я так полагаю, что слухи об этом или вовсе неосновательны, или далеко не имеют той степени важности, какую мы им приписываем. Да$1$2$3 если это и так, то не лучше ли это скрыть в показать, что мы ничего не замечаем, чем поддерживать нашими подозрениями. В этом случае слабые стороны наших воинов, как и раны телесные, мы должны прикрывать, дабы не ободрить врагов наших. Притом нам советуют отступление ночью: вероятно для того, чтобы изменниках было свободное поде действовать. Если на кого либо из них еще имел влияние страх или стыд, то ночь уничтожит в них всякое сомнение. Не так много во мне самонадеянности, чтобы я, без надежды на успех, стал атаковать неприятельский лагерь, но и не так робок, чтобы прежде времени оставить борьбу. Прежде я истощу все средства и изберу такой образ действия, с коим вероятно вы будете совершенно согласны".
32. Распустив совет, Курион собирает воинов. он напоминает им "расположение, которое они показали Цезарю у Корфиния; благодаря ему, а равно и деятельной их помощи, он в короткое время покорил большую часть Италии. Вашему примеру - сказал Курион - последовали все муниципии. Вы оказали величайшую услугу Цезарю и навлекли сильнейшее нерасположение противной стороны. Помпей, не будучи побежден ни в одном сражении, вынужден был без боя оставить Италию вследствие вашего поступка. Цезарь, постоянно оказывавший особенное ко мне расположение, поручил моей заботе важнейшие провинции Сицилию и Африку, без которых невозможно удержать ни Рим, ни Италию. Есть люди, убеждающие вас оставить меня. Конечно, что может быть желательнее врагам нашим, как в одно и то же время и нас окутать в свои сети, и вас сделать орудиями гнусного преступления? В негодовании на вас советуют они вам изменить тем, которые признают себя всем одолженными вам, и пристать к тем, которых гибели вы же были орудием. Разве до вас не дошел слух о подвигах Цезаря в Испании, как он разбил два войска и двух лучших полководцев, покорил своей власти две провинции и все это в течении не более, как сорока дней с того времени, как сошелся с неприятелем? Если со всеми силами они не в состоянии были бороться, то что же они могут сделать теперь, побежденные? Вы, избравшие сторону Цезаря в то время, когда еще неизвестен был исход борьбы, теперь ли последуете за побежденными, когда вам предстоит пожинать награды за ваши прекрасные действия? Они скажут, что вы изменили им, выдали их, напомнят вам про прежнюю присягу. Но кто покинул: вы ли Л. Домиция или Л. Домиций вас? Не он ли вам изменил, когда вы готовы были стоять за него до последней крайности? Тайно от вас он искал спасения бегством. Оставленные своим вождем, не взысканы ли вы благодеяниями Цезаря? Не тот ли вам напоминает о святости присяги, кто сам с себя сложив должность и бросив ее знаки, частным лицом сам достался в руки неприятеля? Это уж будет неслыханное доселе заведение, если, пренебрегши присягу, которою вы теперь связаны, вы возвратитесь к той, от которой вы освобождены изъявлением покорности со стороны вашего бывшего вождя и опасностью жизни, в какой вы находились. Но вы, я убежден, не имеете ничего сказать против Цезаря; все ваше неудовольствие на меня. Конечно, нечего мне говорить о моих в отношении к вам заслугах: они далеко не соответствуют и моему к вам расположению и тому, чего вы в праве ожидать. Но всегда воины по окончании войны ждут наград за свои подвиги; а в чью пользу будет она окончена, я полагаю, вы сами не имеете сомнения. Успехи теперешнего похода в том виде, как он есть, надобно приписать, если не нашей деятельности, то по крайней мере счастию. Может быть вам неприятно, что и привез сюда войско в целости, не потеряв ни одного корабля? Что самым прибытием обратил в бегство флот неприятельский? Что в двух сражениях конницы, происходивших два дня сряду, мы одержали победу? Что я из пристани и из рук неприятеля исторг двести нагруженных судов и довел неприятеля до того, что он не дерзает думать о сопротивлении ни на море, ни на суше? Может быть такими успехами и такими вождями вы пожертвуете корфинийскому позору, Италианскому бегству, покорению Испаний и тому из африканской войны, что вы уже видели. Я гордился названием воина Цезарева, вы нарекли меня императором. Если вы раскаиваетесь в том, снимите с меня этот титул, отдайте мне мое прежнее звание, но не доведите до того, чтобы честь, вами данная, обратилась мне в посрамление".
33. Тронутые этою речью, воины не раз перерывали ее криками, показывая тем, как им горько быть подозреваемыми в измене. Когда же Курион окончив уходил из собрания, то все окружив его, убеждая не терять к ним доверия и немедленно вступить в бой, который докажет их верность и мужество. Таким образом убедясь в расположении воинов, Курион положил как можно скорее решить дело сражением и воспользоваться для него первым удобным случаем. На другой день он выводит войска из лагеря и выстраивает их в боевом порядке на том же месте, где и накануне. И Аттий Вар с своей стороны вывел войска или с целью подговаривать ваших воинов, или может быть ли с тем, чтобы дать сражение в случае, если это будет возможно при благоприятных для него условиях.
34. Между обоими войсками, как мы выше сказали, была долина хотя не очень обширная, но представлявшая скаты крутые или затруднительные для перехода. Каждая из двух враждебных сторон ждала, чтобы войска другой первые спустились в эту долину, чтобы потом напасть при благоприятных для себя условиях местности. На левом крыле Аттия вся его конница и, находившиеся в ее промежутках, легковооруженные воины начали спускаться в долину. Увидя это, Курион послал на встречу неприятелю конницу и две когорты Марруцинов. Даже первого натиска наших не выдержала неприятельская конница и, дав поводья коням, искала убежища у главной массы армии. Легковооруженные воины, брошенные на произвол судьбы своею конницею, были окружены нашими и избиты. Войско Вара, обращенное в ту сторону, видело поражение и бегство своих. Тут легат Цезарев Ребял, взятый Курионом с собою из Сицилии за его опытность и знание военного дела: "ты видишь, - сказал он Куриону, что неприятель в ужасе; чего же ты медлишь воспользоваться благоприятным случаем"? Тогда Курион, обратясь к воинам, напомнил их вчерашние обещания, приказал им следовать за собою, а сам бросился первый. Переход через долину был до того затруднителен, что воины взбирались на крутизну на плечах своих товарищей. Воины Аттиевы были поражены ужасом вследствие поражения и бегства своих и не думали о сопротивлении, полагая, что они обойдены уже нашею конницею. Итак, не подпустив наших на расстояние стрелы, брошенной из лука, они не дождались их и всею массою обратились в бегство, ища убежища в своем лагере.
35. Во время бегства неприятелей некто Фабий, родом Пелинг, простой воин из задних рядов Курионова войска, нагнав передний отрой бегущих неприятелей, громким голосом звал Вара, показывая, что он из числа его воинов и имеет нечто ему сказать. Слыша неоднократный зов, Вар заметил это и остановился, спрашивая Фабия, кто они и что ему нужно. Тогда тот нанес ему мечем рану в неприкрытое ничем плечо; удар этот для Вара едва не был смертельным; впрочем он успел прикрыться щитом от покушения Фабиева, который был окружен неприятелями и погиб. Многочисленные беглецы в смятении столпились у ворот лагеря; тут произошла такая давка, что более погибло здесь воинов, чем во время сражения и бегства. Не трудно было бы тут овладеть неприятельским лагерем; многие из беглецов уходили прямо в город. Но укрепления лагеря и самая местность делали затруднительным занятие его; притом Курионовы воины, идя на сражение. не взяли с собою предметов, нужных для приступа к лагерю. А потому Курион отвел войско назад в лагерь, потеряв убитым только одного Фабия; неприятель же понес урон убитыми около 600 ч. и 1000 человек ранеными; они все и еще много других, притворившихся ранеными, по удалении Куриона, от страха искали убежища из лагеря в городе. Вар, видя это и замечая общий упадок духа в войске, оставил в лагере одного трубача и несколько палаток для виду, а сам в третью стражу ночи тихонько сперешел со всем войском из лагеря в город.
36. На другой день Курион предпринял осадить Утику и окружить ее валом. Большая часть жителей города в долговременном наслаждении миром, отвыкли от ужасов войны и расположены были в пользу Цезаря вследствие некоторых его в отношении к ним благодеяний; притом в городе были собраны люди с разных сторон; впечатление ужаса от прежних сражений было велико. Все явно толковали о сдаче и просили П. Аттия, чтобы он своим упорством не подвергал всех опасности. Когда дела находились в таком положении, вдруг прибыли послы от Царя Юбы, отправленные им вперед с тем, чтобы дать знать о его приближении к городу с многочисленным войском и советовать упорно обороняться. Это обстоятельство несколько ободрило устрашенных граждан.
37. Известие о приближении Юбы дошло до Куриона, но сначала он ему не верил, до того надеялся на содействие счастия: по письмам и слухам уже известно было в Африке об удачных действиях Цезаря в Испании. Обнадеженный всем этим, Курион полагал, что Юба не осмелится против него действовать. Наконец достоверно узнал он, что Царь Юба стоит с войском менее, чем в двадцати пятя милях от Утики. Тогда Курион, оставив свой лагерь у города, удалился в лагерь на Корнелиевом урочище, приказав туда свозить хлеб и материалы, потребные для укреплений; немедленно он послал в Сицилию приказание остальным двум легионам и всей коннице спешить в Африку. Лагерь здесь был удивительно хорошо приспособлен для ведения войны; укрепленный местностью, он мало требовал содействия искусства, находился вблизи от моря, изобиловал водою и солью, большое количество которой уже заготовлено было и свезено сюда из ближайших соловарен. Множество деревьев давало в избытке лес и дрова, а окрестные плодородные поля доставляли большое количество хлеба. Вследствие этого Курион, с общего с своими приближенными совета, решился здесь дожидаться прибытия прочих своих войск и отсюда вести войну.
38. Все это было так устроено и план для будущих действий одобрен с общего совета, когда некоторые перебежчики из города принесли известие, будто Царь Юба остался в своих владениях, задержанный пограничною войною и несогласиями с жителями Лептиса[8], и что к Утике приближается только полководец его Сабура с небольшим войском. Легкомысленно поверив этому слуху, Курион изменяет свое намерение и решается немедленно дать сражение. Много к этому содействовала юношеская пылкость его, жажда славы, удача прежних действий, надежда, что счастие и тут его не оставит. Как бы то ни было, в ту же ночь он высылает конницу к реке Баграде, у которой стал лагерем Сабура, о котором прежде дошел слух, с неприятельским войском. Но за ним непосредственно следовал Царь Юба со всеми войсками, и стал позади Сабуры только в шести милях. Всадники ночь провели в дороге и ударили на неприятелей рассеянных и не ожидавших нападения. Нумиды не изменили и тут своему варварскому обычаю и стояли как попало безо всякого устройства и порядка. Застав их сонными и рассеянными в беспорядке, наши всадники убивают многих; остальные в ужасе бросаются бежать. После этого удачного нападения, конница наша возвратилась к Куриону, ведя пленных.
39. Курион вышел со всеми войсками в четвертую стражу ночи, оставив в лагере для ганизона пять когорт. Прошед шесть миль, встретил он свою конницу и узнал о происшедшем сражении. На вопрос Куриона кто начальствует в лагере у Баграды, пленные отвечали: "Сабура". Об остальном Курион не спросил, спеша походом; обратясь к ближайшим воинам, он им сказал: "видите показания пленных подтверждают слова перебежчиков. Царя самого здесь нет; силы неприятелей небольшие не могли выдержать нападения нашей немногочисленной конницы. Поспешите же туда, где вас ждет слава и добыча; время уже подумать о награде, какая следует за ваши заслуги". Действительно подвиг конницы заслуживал похвалу, особенно если сравнить несоразмерность сил обеих сторон; а всадники наши еще преувеличивали его, как обыкновенно наши действия нам кажутся выше похвалы. они показывали свою добычу, выводили пленных пеших и конных; воины наши всякое замедление на пути считали отсрочкою верной победы. Ревность воинов вполне соответствовала надеждам Куриона. Он приказывает всадникам следовать за собою и как можно ускоряет движение, чтобы застать неприятеля еще неопомнившимся от поражения. Всадники, утомленные походом, продолжавшимся всю ночь, не могли поспевать за войском Куриона и многие отставали на походе, что впрочем нисколько не могло убедить Куриона замедлить свое движение.
40. Юба, получив от Сабуры донесение о ночном нападении конницы Куриона, послал ему на помощь две тысячи Испанских и Галльских всадников, находившихся в числе телохранителей при его особе и самую надежную часть пехоты; а сам немедленно двинулся вперед со всем остальным войском и шестьюдесятью слонами. Он догадывался, что Курион незамедлит следовать за своею конницею. Сабура выстроил в боевой порядок свои пешие и конные войска, приказав им сначала будто в испуге отступать, доколе он недаст сигнала к битве, и не предпишет, как нужно будет действовать. Курион видя, что отступление неприятелей оправдывает его мнение о расстройстве их войска и считая признаком бегства, спустился с своим войском с возвышенного места в открытое поле.
41. Долго преследовал таким образом Курион неприятеля; наконец видя, что воины его выбились из сил от похода, сделав шестнадцать миль, он остановился. Сабура, дал приказание и своим воинам остановиться, обходил их ряды и ободрял их. Впрочем он пеших поставил подалее только для виду, а в дело послал всю конницу. Курион не потерял присутствия духа; он убеждает своих всю надежду на спасение полагать в одном лишь мужестве. Пешие его воины, не смотря на свою усталость и всадники, не смотря на свою немногочисленность и утомление, не обнаруживали недостатка ни в усердии, ни в мужестве; не смотря на то, что она числом были не более двух сот, прочие же отстали на походе. Куда они делали натиск, то сбивали неприятеля с этого пункта, но преследовать далеко бегущих они не мог ли, а равно и принудить к быстрому бегу своих утомленных коней. Конница неприятельская с обоих флангов теснила войско наше и, зайдя ему в тыл, нападала оттуда на воинов наших, обращенных туда задом. Когда наши когорты, выходя из фронта, бросались в атаку, то Нумиды, свежие и бодрые силами, увертывались от нападения; когда же когорты отступали на прежнее место, они обходили их в отрезывали им путь к соединению с остальным войском. Таким образом равно опасно было для наших воинов и, стоя на месте, оставаться в рядах и бросаться в атаку, чтобы решить дело рукопашным боем. Неприятельские войска все умножались, получая от Царя подкрепления; наши же совершенно изнемогли от усталости. Раненые не могли ни выйти из рядов, ни быть отнесены в безопасное место; со всех сторон грозила неприятельская конница. Тогда наши воины, отчаясь в спасении по всегдашней привычке людей в подобных обстоятельствах, оплакивали свою неизбежную смерть или поручали свои семейства попечению тех, которым может быть удастся каким нибудь случаем избегнуть опасности; везде раздавался плач, и ужас был всеобщий.
42. Курион видел, что устрашенные воины его не внимают более ни его увещаниям, ни мольбам, а потому, взявшись за последнюю надежду на спасение, велел своим воинам всеми силами устремиться на близ лежащие высоты и стараться их занять; во там уже стояла конница, посланная туда Сабурою. Тогда наши совершенно расстроились в отчаянии: одни погибают, стараясь в бегстве найти спасение, другие - оставаясь на своих местах. Кн. Домиций, начальник конницы, имея около себя небольшой отряд, советовал Куриону спастись бегством в лагерь. Курион отвечал, что никогда не дерзнет он показаться на глава Цезарю, утратив войско, им вверенное: он погиб сражаясь. Немногие всадники ушли с места битвы; те же, которые от усталости коней своих не могли следовать за войском, а были на дороге, видя издали поражение нашего войска, удалились без вреда в лагерь. Пешие же воины погибли все до одного.
43. Узнав об этом, квестор М. Руф, которому Курион вверил начальство над лагерем, убеждал своих воинов не терять присутствия духа, но те умоляют его переправить их немедленно на судах в Сицилию. М. Руф согласился исполнить желание воинов и предписывает всем кормчим судов к вечеру прислать все лодки к берегу. Ужас до того был велик, что одни утверждали: вот войска Юбы, другие: вот идут легионы Вара; заверяли, что видят уже пыль от движения их по дороге. Все это были одни пустые слухи. Иные опасались, что вот приплывет флот неприятельский. В таком смятении каждый помышлял только о себе; находившиеся на военных судах спешили отплыть; видя их бегство, примеру их не замедлили последовать кормчие транспортных судов. Немногие ладьи явились только вследствие приказания. На берегу была теснота от воинов; они спешили друг перед другом садиться в лодки, так что некоторые от тяжести груза сели на дно; другие, опасаясь подобной участи, не решались пристать в берегу.
44. Вследствие этого весьма немногие воины и отцы семейств, которые или умели возбудить к себе сострадание и участие, или вплавь достигли кораблей, или спаслись благополучно бегством в Сицилию. Остальное войско при наступлении ночи отправило к Вару послами сотников, изъявляя готовность покориться ему. На другой день Юба, увидав их когорты перед городом, сказал, что это его добыча; большую часть воинов он велел побить, немногих отобрав отослал в свою землю. Вар жаловался, что Юба сделал его клятвопреступником, но противиться ему не смел. Юба на коне въехал в город Утику, в сопровождении многих сенаторов, в числе которых находился Сер. Сульпиций и Лициний Дамазипп; несколько дней пробыл он в Утике, распоряжаясь и отдавая приказания, а потом со всеми войсками удалялся в земли своего царства.

---

[1] Так называемых, потому что они были набраны в колониях.
[2] Город Бетики в малом расстоянии от Гиспалиса.
[3] Legio Vernacula — этот легион состоял из вольноотпущенников и рабов, родившихся в доме их господина.
[4] Ныне Севилья, la Vieja, в Андалузии.
[5] Этот город не существует более. Он находился на конце Меркуриева мыса, ныне Доброго (Cap Bou)
[6] Ныне Квиспиа.
[7] Так названного в честь П. Корнелия Сципиона, стоявшего тут в войну с Карфагенянами.
[8] Город Африки, в небольшом расстоянии от Адрумета.

Книга Третья

1. На выборах, открывшихся под председательством Цезаря, выбраны консулами Юлий Цезарь в П. Сервилий; в этом году по закону ему уже можно было быть снова консулом. По закрытии выборов Цезарь, обращая внимание на общий упадок кредита по всей Италии вследствие того, что должники отказались платить деньги ими должные, постановил, чтобы избраны были посредники; они должны были оценить движимые и недвижимые имущества должников по той ценности, какую они имели до войны, и передать их во владение кредиторов. Этим Цезарь хотел уничтожить опасение, столь обыкновенное во время внутренних несогласий и междоусобных войн, относительно уничтожения долговых обязательстве, и вместе с тем поддержать доверие к должникам. Также вследствие предложения, сделанного народу преторами и трибунами народными, об уничтожении закона Помпеева относительно осуждения граждан за противозаконные на выборах действия, изданного Помпеем во время его вооруженного господства в Риме (причем один судьи выслушивали оправдания подсудимых, а. другие их присуждали к наказанию и все делалось одним днем), Цезарь совершенно оправдал подпавших вследствие этого закона осуждению. Усердие тех, которые сначала войны предложили ему свои услуги, он ценил наравне как бы ими воспользовался, хотя оно и ограничилось одним желанием. Притом он предпочел, чтобы они своим оправданием одолжены были суду народа, а не его частному влиянию; действуя таким образом, он доказывал и свою личную признательность, и не посягал на права народа.
2. Одиннадцать дней употребил Цезарь на устройство всех этих дел, на празднование латинских ферий и на окончание всех выборов; потом он сложил с себя звание диктатора и, выехав из Рима, прибыл в Брундизий, куда приказано было собраться двенадцати легионам и всей коннице. Но судов оказалось столько, что с трудом могли они принять пятнадцать тысяч воинов из легионов и 500 всадников. Это одно обстоятельство заставило Цезаря отложить мысль - решить войну быстрым ударом. Притом самые войска в большом недочете садились на суда: урон столь продолжительных галльских войн не был еще пополнен; дальний поход из Испании также уменьшил состав войск, но особенно тяжелая осень, проведенная легионами в Апулии и около Брундизия, куда они прибыли из здорового климата Галлии и Испания, была причиною, что в войске оказалось весьма много больных.
3. Помпей имел целый год свободного времени для собрания войск, в течение которого он не был тревожим никаким неприятелем и пользовался совершенным спокойствием. Он собрал большой флот из Азии, Цикладских островов, Корциры, Афин, Понта, Вифинии, Сирии, Киликии, Финикии и Египта; притом, по его распоряжению везде строились новые суда. Большие деньги собрал он в Азии и Сирии с царей, династов, тетрархов и вольных племен Ахайи; а равно значительное количество денег велел он выставить управлениям тех областей, которые находились в его власти.
4. Помпей составил девять легионов из римских граждан: пять из них были им перевезены с собою из Италии; один из Сицилии, составленный из ветеранов: в него слил Помпей два легиона и потому дал ему название двойного; один из Крита и Македонии также состоял из ветеранов, которые, быв отпущены прочими Императорами, были поселены в этих провинциях. Два легиона были набраны консулом Лентулом в Азии. большое число воинов, набранных в Фессалии, Веотии, Ахаие в Эпире, были распределены по легионам в виде резерва. Сюда присоединены были также бывшие Антониевы воины. Кроме этих легионов Помпей ожидал еще из Сирии два, бывшие под начальством Сципиона. У него находилось три тысячи стрелков из Крита, Лакедемона, Понта, Сирии и других областей; две когорты пращников, каждая по 600 человек. Конницы было 7000 всадников: в том числе 600 Галлов привел Деиотар, 500 Ариобарзан из Каппадокии; столько же Котис прислал из Фракии под начальством сына своего Садала. Из Македонии было 200 всадников под начальством Расциполиса, известного своим мужеством; 500 всадников Габиниевых из Александрии; их привел Помпей сын из Александрии из числа тех Галлов в Германцев, которых А. Габиний оставил в виде гарнизона у царя Птоломея. 800 всадников собрал Помпей из своих рабов и пастухов. Триста всадников выставили из Галло-Греции Таркондарий Кастор в Донилай; один из них сам прибыл, а другой сына прислал. Двести всадников были присланы из Сирии Антиохон Комагеном, которого Помпей осыпал своими благодеяниями; большая часть их были конные стрелки. Тут были Дарданы и Бессы частью по найму, частью присланные своими властями, или добровольно пришедшие. Присоединив сюда Македонцев, Фессалов и собранных у разных племен и народов, составилось выше упомянутое число всадников.
5. Огромные запасы хлеба были собраны из Фессалии, Азии, Египта, Крита, Киринеи и прочих стран. На зимние квартиры Помпей расположил свои войска в Диррахие, Аполлонии и во всех приморских городах для того, чтобы воспрепятствовать Цезарю переплыть море; с тою же целью по всему морскому берегу был расставлен флот. Египетскими кораблями начальствовал Помпей сын, Азиатскими Д. Лелий и К. Триарий; Сирийскими К. Кассий, Родийскими К. Марцелл и с ним К. Каноний; Либурнскими и Ахайскими Скрибоний Либон и М. Октавий; впрочем главное начальство и управление надо всем флотом было вверено М. Бибулу; от него были все общие распоряжения.
6. Цезарь, по прибытии в Брундизий, сказал следующую речь воинам: "вот уже близко желанный конец трудов и опасностей; не тужите о том, что вы в Италии оставите ваших рабов и вещи ваши; садитесь на корабли налегке, чтобы можно было поместить на них большее число воинов, и ждите всего от моей победы и щедрости". Все воины отвечали на это единодушными восклицаниями: "пусть он Цезарь только повелевает, каждое его приказание будет ими исполнено с усердием". Четвертого января Цезарь снялся с якоря, взяв с собою на судах, как мы выше упомянули, семь легионов. На другой день причалили к земле, нашед довольно удобную стоянку между Керавнскими скалами и другими местами, полными опасностей. К пристани ни к одной не решился подойти Цезарь, полагая, что они все во власти неприятелей; воины были высажены в урочище, называемой Фарсалия; из судов флота все до единого пришли в целости.
7. В Орике находились Лукреций Веспиллон и Минуций Руф с 15-ю судами Азийскими, которыми они начальствовали по приказанию Лелия; а у Корциры стоял М. Бибул со ста десятью судами. Несмотря на свою самонадеянность первые не дерзнули выйти из пристани, между тем как у Цезаря было всего 12 галер, из коих четыре с палубою. Бибул же, имея суда неснаряженные и гребцов распущенными, не поспел вовремя. Цезаря увидали уже причалившим к берегу прежде, чем молва о его прибытия достигла этих мест.
8. Когда воины были высажены, то Цезарь корабли в ту же ночь отослал обратно в Брундизий за остальными легионами и за конницею. Поручение это возложено на легата Фурия Калена, ему приказано употребить наивозможную поспешность в перевозке легионов. Корабли поздво отправились и не воспользовались ночным ветром, а потому возвращаясь понесли урон. Бибул, узнав в Корцире о прибытии Цезаря, вышел поспешно в море, надеясь захватить часть нагруженных судов, во вместо того встретил возвращавшиеся пустые. В бессильной злобе выместил он на них свою небрежность и досаду и, захватив судов с тридцать, сжег их совсем с гребцами и хозяевами судов; жестокостью казни он думал устрашить прочих. Совершив такой подвиг, он расставил суда по всем пунктам морского берега от Салона до Орикской пристани, а по берегам расставил частые караулы. Сам, несмотря на жестокие непогоды, ночи проводил на корабле, не щадя трудов и исполняя старательно свой долг; он не ждал себе пощады в случае, если бы достался в руки Цезаря.
9. По удалении Либурнских судов из Иллирика, М. Октавий с теми судами, какие имел при себе, прибыл в Салону. Здесь, возмутив Далматов и прочие варварские племена, он город Иссу отторг от союза с Цезарем; но Салонский сенат не внял ни его обещаниям, ни угрозам; тогда Октавий предпринял взять его правильною осадою. Этот город, будучи расположен на холме, укреплен самою местностью. Поспешно граждане римские устроили деревянные башни и имя укрепились. По малочисленности своей, чувствуя свою слабость к сопротивлению и теряя много ранеными, жители города прибегли к мере, внушаемой крайностью: дала свободу всем рабам способным носить оружие, а у женщин отрезали волоса на приготовление метательных машин. Узнав о решимости граждан к обороне, Октавий окружил город пятью лагерями, намереваясь в одно и то же время теснить их и облежанием и правильною осадою. Граждане, будучи готовы перенесть все, терпели главное - нужду в съестных припасах; а потому отправили послов к Цезарю просить помощи; сами же помогали своему горю, как могли. По долгом времени, когда воины Октавия, вследствие продолжительной осады, сделались не так бдительны, осажденные - в самой полдень, пользуясь удалением осаждающих, расставили по стенам женщин и детей для того, чтобы показать будто все как обыкновенно, сами же все с теми, которых недавно освободили, ударили на ближайший лагерь Октавия. Взяв его приступом, бросились на другой, потом на третий, четвертый в наконец овладели всеми; убив много неприятелей, они вынудили Октавия с остальным войском искать спасения на судах. Таков был результат осады. Приближалась зима, и Октавий после такого урону, потеряв надежду овладеть городом, удалился в Диррахий к Помпею.
10. Мы выше писали, что префект Помпея Л. Вибуллий Руф два раза попадал в руки Цезаря и был им отпущен, первый раз у Корфиния, а второй раз в Испании. Считая его себе обязанным, Цезарь заблагорассудил его отправить к Помпею с поручениями, тем более что ему известно было расположение Помпея к Вибуллию. Сущность поручений заключалась в следующем: "Пора положить конец с обеих сторон упрямству, прекратить войну и не искушать более счастия. С обеих сторон понесены значительные потери, которые должны служить уроком на будущее и предостережением от могущих быть еще худших последствий. Что касается до Помпея, то он вынужден был очистить Италию, утратил Сицилию, обе Испании и вместе с Италиею и Испаниею сто тридцать когорт граждан римских. Он же Цезарь потерял Куриона и с ним большую часть Африканского войска, а равно некоторую часть воинов, сдавшихся под Корцирою. Время им пощадить и себя и отечество. Какую значительную роль играет на войне счастие, тому живым примером могут служить ими самими понесенные потерн. Теперь-то и время толковать о мире, когда они оба уверены в своих силах, находящихся почти в равновесии; но если только счастие сколько-нибудь перевесит на одну сторону, то тот, кто будет иметь верх, не удовольствуется возможными теперь условиями мира и льстясь все иметь один, не ограничится равным уделом с побежденным. Условия мира, вследствие того, что они и прежде сами по себе не могли в них сойтись, должны быть назначены по их просьбе сенатом и народом Римским. В настоящее же время и их частный и общий всего отечества интерес требует, чтобы оба они в собрании сограждан дали присягу в течение трех дней распустить войско. Положив оружие, отказавшись добровольно от вспомогательных средств, на которые они оба теперь рассчитывают, они должны будут удовольствоваться решением сената и народа. Чтобы доказать Помпею чистосердие своих намерений и побудить его к тому же, он готов немедленно распустить все свои войска, как находящиеся в поле, так и стоящие по городам.
11. Вибуллий, приняв от Цезаря поручение к Помпею, счел нужным предупредить его о быстром движении Цезаря для того, чтобы Помпей был в состоянии предпринять против него меры прежде, чем должен был заняться обсуждением предложений Цезаря. С этою целью он спешил день в ночь, на переменных лошадях для скорости, прямо к Помпею для того, чтобы дать ему знать о приближении Цезари со всеми силами. В то время Помпей находился в Кандавии, на пути из Македонии на зимние квартиры в Аполлонию и в Диррахий. Пораженный неожиданным известием, он самыми поспешными переходами стал спешить в Аполлонию, опасаясь, как бы Цезарь не занял приморские города. А он, высадив войска, в тот же день двинулся к Орику. Когда он подошел к городу, то начальствовавший в нем от имени Помпея Л. Торкват, имевший под своею командою гарнизон из Парфинов, пытался было, затворив ворота, защищать город, отдав приказание Грекам взять оружие и взойти на стены. Но они отказались сопротивляться власти народа римского; жители города даже желали покоряться Цезарю. Отчаявшись получить откуда либо помощь, Торкват отворил городские ворота, вручив себя и город власти Цезаря; тот не сделал ему ни малейшего вреда.
12. Цезарь, взяв Орик, немедленно двинулся к Аполлонии. Услыхав о приближении его, Л. Стаберий, начальствовавший в городе, приказал запасать воду в крепости и приводить ее в оборонительное положение, а от граждан требовал заложников. Те отвечали: "что не дадут ему заложников, не запрут консулу городских ворот и не берут на себя права судить дело иначе, как рассудил его народ Римский и вся Италия". видя такое расположение умов жителей, Стаберий тайно ушел из Аполлонии. Граждане тогда отправили послов к Цезарю и приняли его в свой город. Примеру их последовали Буллидензы, Амантианы и прочие соседние племена, а также и весь Эпир; они отправили послов к Цезарю, изъявляя готовность исполнить все его приказания.
13. Помпей, узнав о происшедшем в Орике и Аполлонии и опасаясь за Диррахий, спешил к нему день и ночь. Слыша о приближении к нему же Цезаря, войско Помпея пришло в ужас; оно без отдыху спешило день и ночь, так что оставило почти все значки в Эпире и соседних землях и даже разбросало оружие; поспешный поход этот походил на бегство. Когда Помпей стал подле Диррахия и начал располагаться лагерем, то войско его еще не опомнилось от ужаса. Тут Лабиен выступил первый и дал клятву не оставлять ни в каком случае Помпея и разделить его участь, какую бы ему ни судила судьба. Ту же клятву дают и прочие легаты, а за ними трибуны военные, сотники и все войско. Цезарь, видя что путь к Диррахию уже прегражден, приостановил поспешное движение своего войска и расположился лагерем у реки Апса на границе земель Аполлониатских, прикрывая рядом вооруженных отрядов и укреплений области, ему покорившиеся. Тут он решился дожидаться прибытия из Италии остальных легионов и провести зиму в палатках. Также точно поступил Помпей; он, расположившись лагерем по ту сторону реки Апса, собрал туда все свои собственные и союзные войска
14. Кален посадил на суда в Брундизие легионы и конницу сообразно наставлению Цезаря, то есть сколько могло поместиться на суда, снялся с якоря и немного отплыл уже от пристани, как вдруг получил письмо от Цезаря, в котором тот дает ему знать, что все пристани и вся линия берега находятся во власти неприятельского флота. Получив это известие, Кален возвратился в пристань и отозвал все корабли. Только один из них, упорствовавший в своем намерении и непослушавший приказания Калена, так как на нем не было воинов, а составлял он частную собственность, был отнесен к Орику и попался в руки Бибула; тот всех совершеннолетних как свободного, так и рабского состояния, казнил всех до единого. Таким образом спасение целого войска зависело от самого небольшого промежутка времени, в которое ему удалось избегнуть большой опасности.
15. Бибул, как мы выше говорили, находился с флотом у Орика; имея в своей власти море и пристани и обороняя их от Цезаря, он сам не имел доступа к берегу, который весь находился во власти последнего. Нельзя было ни снабжаться водою или дровами, ни прикреплять суда к берегу. Положение Бибула было весьма затруднительно; терпя недостаток в предметах самой первой необходимости, он был вынужден не только хлеб, но и дрова и воду возить из Корциры на транспортных судах. Случилось даже одно время, что, по случаю неблагоприятной погоды, неприятели вынуждены были довольствоваться ночною росою, которая оставалась на кожах, покрывавших суда; такую нужду неприятель переносил с терпением и равнодушно, не решаясь ни как очистить пристани и открыть доступ в морскому берегу. Когда он терпел такой во всем недостаток, то, по соединении Либона с Бибулом, оба они с судов заводят переговоры с легатами Цезаря М. Ацилием в Статием Мурком: первый начальствовал над городом, а второй над войсками, защищавшими берег. Они сказали им, что желают, буде есть возможность, переговорить с Цезарем о предметах первой важности. К этому они вкратце намекнули о возможности примирения в требовали перемирия, что и получили. Слова неприятельских вождей казались тем важнее, что миролюбивое расположение Цезаря было известно и полагали что поручения, данные Вибуллию, тут что-нибудь значат.
16. Цезарь в то время находился с одним легионом у Бутрота, против Корциры, куда он отправлялся для покорения своей власти более отдаленных городов и для снабжения себя провиантом, в котором он терпел недостаток. Извещенный письмом Ацилия и Мурка о предложениях Либона и Бибула, Цезарь оставил легион, а сам возвратился в Орик. прибыв туда, он потребовал их к себе на свидание. Явился Либон; он не оправдывал Бибула; "в том, что он простирает свою злобу до величайшей крайности, действуя в этом случае под влиянием частной своей неприязни к Цезарю, возникшей вследствие их соперничества в должностях эдила и претора. По этой причине не явился он и на совещание, дабы своею раздражительностью не расстроить переговоры, весьма важные и по предмету, и по надежде на мир. Помпей всегда расположен был к прекращению войны и к миру. Что же касается до них, то предмет этот от них не зависит; с общего согласия ведение войны и управление всем поручено Помпею. Теперь они желают знать, в чем заключаются требования Цезаря для того, чтобы известить о них Помпея и, употребив свое посредство, склонить его к миру. А перемирию быть, пока Помпей даст ответ на предложения Цезаря и ничем не вредить друг другу."
17. На это Цезарь не счел нужным в то время отвечать, да в вряд ли теперь стоило бы упоминать об этом. Цезарь с своей стороны требовал: "чтобы ему дозволено было беспрепятственно отправить послов к Помпею; а они этих послов пусть или сами примут, или, приняв, от себя отправят к Помпею. Что же касается до перемирия, то военные обстоятельства таковы, что если они своим флотом задерживают его суда и вспомогательные войска, то и он с своей стороны не допускает их до берега и не дозволяет им брать воду. Пусть они не препятствуют ему и он допустит их на берег; буде же они будут упорствовать, то того же и от него они должны ждать. Впрочем можно весть переговоры, продолжая неприязненные действия; они ни в каком случае не могут служить препятствием." Неприятельские же вожди не соглашались ни принять послов Цезаря, ни ручаться за их безопасность, а во всем ссылались на Помпея; они настаивали главным образом на необходимость перемирия. Цезарь понял, что все это дело затеяно для отвращения угрожающей нужды и опасности, и нисколько не обнадеживает на мир, и потому опять все свое внимание обратил на ведение войны.
18. Бибул, в течение долгого времени лишенный всякого сообщения с землею, впал в тяжкую болезнь, последствие трудов и холода; он не ног лечиться, и не решался оставить вверенную ему должность, а потому и не мог выдержать силу болезни. По смерти его, власть над флотом не сосредоточивалась более в одних руках; было столько же начальников, сколько отделений флота. Между тем лишь только утихло волнение в войске Помпея вследствие принесенного Вибуллием известия о неожиданном приближении Цезаря, Помпей пригласил к себе Либона, Л. Лукцея и Теофана, с которыми всегда советовался в важнейших делах. Когда, в их присутствии, Вибуллий стал высказывать предложения Цезаря, Помпей перебил его и не дал ему кончить, сказав: "не нужно мне ни жизни, ни отечества, если я тем и другим буду обязан, хотя по-видимому, милости Цезаря. Оставив раз Италию, не могу возвратиться туда: общее мнение будет, что я уступил в этом случае силе". По окончании войны Цезарь узнал о том, что было на этом совещании от тех, кто в нем участвовал. Тем не менее Цезарь считал необходимым испытать и иные пути к переговорам о примирении.
19. Лагери Помпея и Цезаря были отделены друг от друга только рекою Апсом: воины беспрестанно приходили друг к другу на свидание и по взаимному соглашению во время этих переговоров, все неприязненные действия прекращались. Цезарь послал легата П. Ватиния к самому берегу реки, поручив ему в главном высказать всю необходимость мира. Ватиний неоднократно громким голосом кричал: "неужели гражданам нельзя будет отправить друг к другу по два посла и воспользоваться тем, что было доступно беглецам гор Пиренейских и разбойникам - тем более что необходимо им потолковать как бы положить конец войне сограждан между собою?" Много говорил он в этом роде с мольбою, заклиная воинов позаботиться об их взаимной безопасности. Те с обеих сторон слушали слова его в молчании. Со стороны неприятелей дан был ответ, что А. Варрон вызывается добровольно явиться на другой день на совещание; тут же назначено было место, вполне безопасное для ведения переговоров, и условлено было время совещания. На другой день на совещание явились много с обеих сторон; казалось, с нетерпением ждали результата переговоров и все дышали миролюбивым расположением.· Из среды неприятелей выступил Т. Лабиен; он тихим голосом начал с Ватинием вести переговоры о мире и спорить с ним. Вдруг разговор их был прерван полетевшим со всех сторон градом стрел. Прикрытый щитами воинов, Лабиен едва избег смерти; многие получили раны, как то сотники Корнелий Бальб, М. Плоций, Л. Тибуртий и некоторые воины. Тогда Лабиен сказал: "не говорите же более о мире; с нашей стороны он невозможен, пока нам не будет принесена голова Цезаря".
20. Между тем в Риме претор М. Целий Руф взял под свою защиту должников. Лишь только вступил он в отправление должности, как распорядился поставить свой трибунал рядом с креслом городового претора К. Требония и вызвался принимать жалобы на оценку и уплату через посредников, что установлено было самим Цезарем во время его бытности в Риме. Впрочем справедливость декрета была так очевидна, и в применении его Требоний действовал с такою умеренностью и снисходительностью, что не нашлось ни одного, кто бы пожелал принять услуги Целия Руфа. Если само по себе довольно низко отказываться от платежа нуждою, тяжелыми обстоятельствами, собственными и общественными, и выставлять затруднения аукционной продажи, то у кого достанет духу или бесстыдства, имея долги, не уделить на уплату их части имущества? Итак, не нашлось никого, кто бы этого домогался, и Целий навлек на себя только презрение тех, в интересе которых он думал действовать. Впрочем, не желая остановиться на таком прекрасном пути, он предложил закон об отсрочке долгов на год без платежа процентов.
21. Так как этот закон встретил сопротивление консула Сервилия и прочих властей государства, и Целий Руф видел, что ошибся в своих расчетах, то, взяв назад этот закон, он издал еще два с целью - произвесть смуту в гражданах: по одному наемная плата квартир должна быть прощена жильцам за целый год, по другому долговые обязательства должны быть пересмотрены. Народ возмутился, сделал нападение на Требония, и ниспроверг его с седалища. При этом несколько человек переранено. Об этих событиях консул Сервилий доложил сенату, который определил Целия устранить от должности. Вследствие этого декрета консул не пустил Целия в сенат, и силою свел с ростр в то время, когда он хотел было говорить речь к народу. Огорченный своим бесславием, Целий говорил всем, что едет к Цезарю, а тайно отправил гонца к Милону (тому самому, который осужден за убийство Клодия) и вызвал его в Италию. У Милона были еще остатки шайки гладиаторов, которых он привязал к себе щедрыми подарками. Соединившись таким образом за одно с Милоном, он послал его вперед в Турин - задабривать в свою пользу пастухов: а сам отправился в Казилин. Впрочем в одно в то же время были захвачены в Капуе военные значки и оружие, заготовленные для Целия; а шайка гладиаторов показалась в Неаполе и тем обнаружила намерение овладеть городом. Целий, видя, что замысел его открыт и опасаясь, что с ним поступят как с врагом отечества, за покушение прибегнуть к оружию, отказался от его исполнения и переменил направление своего бегства.
22. Между тем Милон разослал по всем муниципиям письма, извещая, что он действует по приказанию самого Помпея, переданному ему через Бибула, и стараясь главное склонить на свою сторону несостоятельных должников. Видя, что они остаются в бездействия, Милон, разломав несколько сельских тюрем в освободив оттуда рабов, пытался овладеть городом Козою на Туринсвом поле, где начальствовал претор К. Педий с легионом; тут Милон убит камнем, брошенным со стены. Целий между тем по дороге, как он уверял, к Цезарю, прибыл в Турий. Когда он вздумал склонять на свою сторону некоторых граждан этого городка, а всадников Цезаря Галлов в Испанцев, находившихся тут в гарнизоне, подкупать деньгами, то они его умертвили. Такой быстрый и счастливый конец имели важные волнения в Италии, которые, при затруднительных обстоятельствах времени в озабоченности начальств, могли иметь самые вредные последствия.
23. Либон вышел из Орика с флотом из пятидесяти судов, подошел к Брундизию и занял остров, находящийся против Брундузийского порта. Действительно, казалось лучшим наблюдать один пункт, из которого по необходимости надлежало нашим выйти, чем охранять все пристани и морской берег на большом пространстве. Вследствие неожиданности своего прихода, Либон успел схватить и сжечь несколько транспортных судов, а один корабль, нагруженный хлебом, увел с собою и распространил между нашими сильный ужас. Ночью он высадил на берег воинов в стрелков, сбил стоявший на карауле отряд нашей конницы и до того возгордился своим успехом, зависевшим единственно от благоприятных условий местности, что послал к Помпею письмо такого содержания: "остальной флот он может обратить к пристани и отдать в починку; он со своею одною эскадрою не допустит к Цезарю подкреплений."
24. В то время в Брундизии находился Антоний; полагаясь на мужество своих воинов, он взял около 60 лодок с больших судов и, сделав над ними крыши из хвороста, наполнил их отборными воинами; он велел им стать у берега во многих местах, а две триремы, которые он велел сделать в Брундизии, выслал ко входу в гавань, как бы для упражнения гребцов. Видя смелое их движение вперед, Либон возымел надежду отрезать их от пристани и послал на встречу им пять квадрирем (судов о четырех рядах весел). Видя приближение неприятеля к нашим судам наши ветераны устремились обратно к пристани; неприятельские суда, увлеченные жаром преследования, зашли слишком далеко. Тут, по данному сигналу, приготовленные Антонием лодки, устремились со всех сторон на неприятельские суда; первым натиском они овладели одною квадриремою с находившимися на ней гребцами и воинами, а прочие обратили в постыдное бегство. Кроме этого урона, по распоряжению Антония, наши конные отряды, расставленные по берегу, не давали неприятелю наливаться водою. Терпя в ней нужду и пристыженный своим поражением, Либон ушел от Брундизия, отказавшись от блокады этого порта.
25. Много уже месяцев прошло и зима уже подходили в концу, а к Цезарю все еще не приходили суда и легионы из Брундизия. По мнению Цезарю, несколько в тому благоприятных случаев было упущено, тем более, что часто дули попутные ветры, с которыми можно было пуститься в путь. Чем более временя уходило, тем начальники отделений Помпеева флота становились бдительнее; надежда не допустить неприятеля к берегу у них усиливалась; с другой стороны Помпей в своих беспрестанных письмах пенял им, что они допустили сначала Цезаря к берегу и убеждал их, чтобы они по крайней мере отрезали от него остальное войско. При том они надеялись, что с уменьшением силы ветров, плавание для Цезарева флота будет тем затруднительнее. Зная и сам это, Цезарь написал в Брундизий к своим строгое приказание немедленно, при первом попутном ветре, выйти из пристани и в случае крайности пристать к берегам у Аполлонии, хотя бы для того нужно было пожертвовать судами; место, назначенное Цезарем, по случаю отдаления его от пристаней, подвергалось не столь строгому надзору неприятельского флота, опасавшегося отходить далеко от пристаней.
26. Надеясь на храбрость и счастие, главные начальники, М. Антоний и Фурий Кален, поддерживаемые в своем намерении самими воинами, изъявлявшими готовность для Цезаря подвергнуться какой угодно опасности, при южном ветре снялись с якоря; на другой день они проплыли мимо Аполлонии и Диррахия. Увидя их с берега, Б. Копоний, находившийся в Диррахии с Родосским флотом, вывел суда из пристана. При слабом ветре уже он нагонял наших, когда он вдруг посвежел в послужил для наших защитою. Впрочем и Копоний не отказался от погони; усердием и старанием гребцов, он надеялся преодолеть силу ветра и хотя наши уже прошли Диррахий, он при сильном ветре продолжал их преследовать. Достигнув пристани, называемой Нимфейскою, находящейся в трех милях по ту сторону Лисса, наши ввели туда корабли (пристань эта, открытая для южного ветра, была защищена от западного), предпочитая потерпеть от бури, чем от неприятеля. Но едва только наши суда вошли в пристань, по невероятному счастию, вдруг южный ветер, дувший два дни сряду, перешел в западный.
27. Перемена счастия была самая поразительная и неожиданная: те, которые еще недавно опасались за себя, нашли убежище в самой безопасной пристани, а неприятель видел перед собою гибель, которою он нам угрожал. С переменою ветра, наши были в совершенной безопасности, а Родосские суда были выброшены на берег и все до одного, в числе шестнадцати, разбиты; находившиеся на судах гребцы и воины частью погибли ударившись о скалы, частью, выброшенные на берег, достались в руки нашим. Цезарь не сделав ни одному из них вреда, всех их отправил домой.
28. Два наших корабля, отставшие от других по медленности хода и застигнутые ночью, не зная, где нашли убежище прочие суда, стали на якоре против Лисса. Отацилий Красс, командовавший в Лиссе, послал множество лодок и разных судов малого размера против наших кораблей с целью овладеть ими; вместе с тем он требовал сдачи, обещая всем нашим безопасность. На одном из наших кораблей было 120 человек из легиона новобранцев, а на другом без малого 200 человек ветеранов. Тут оказалось, как много значит для спасения людей присутствие духа. Новобранцы, устрашенные множеством неприятельских судов, терпя страдания морской болезни, сдались Отацилию, когда он дал клятвенное обещание, что не сделает им ни малейшего вреда; но все в его, Отацилия, присутствии умерщвлены самим варварским образом, несмотря на клятву. Ветераны же, терпя не менее первых от бурь и болезней, не изменили своему дознанному мужеству. Они старались выиграть время под предлогом ведения переговоров о сдаче и, протянув таким образом дело до ночи, принудили своего кормчего выбросить судно на берег. Тут они в удобном месте провели остальную часть ночи и на рассвете они отразили нападение 140 всадников, посланных за ними Отацилием из числа составлявших береговую стражу и, умертвив несколько неприятелей, проложили себе безопасный путь к соединению с нашими.
29. Когда это случилось, то собрание Римских граждан, во власти которых находился этот город, отданный им Цезарем и укрепленный им же, приняло Антония и оказало ему пособие во всем, в чем он имел нужду. Отацилий, опасаясь за собственную безопасность, бежал из города к Помпею. Антоний высадил на берег все свои войска, состоявшие из трех легионов ветеранов, одного новобранцев и 800 всадников; большую часть судов он отправил обратно в Италию за остальными пешими и конными войсками; только понтоны, род судов, употребляемый в Галлии, он оставил в Лиссе на тот случай, что если, как распространился было слух, Помпей вздумает с войском переправиться в Италию, которую он считал беззащитною, то, чтобы Цезарю было на чем его преследовать. Немедленно Антоний известил Цезаря через гонцов о месте высадки и количестве высаженных войск.
30. О приближении Антония Цезарь и Помпей узнали почти в одно и то же время: из Аполлонии и Диррахия видно было движение его кораблей мимо этих городов; они сами сухим путен следовали за ними; но сначала им было не известно, куда их занес ветер; когда же об этом они получили известие, то каждый них принял разные решения. Цезарь хотел как можно поспешнее соединиться с Антонием, а Помпей захватить на походе вновь прибывшие войска и произвесть на них нечаянное нападение. А потому оба противника в один и тот же день выводят войска свои из постоянных лагерей у реки Апса. Помпей выступает тайно и ночью, а Цезарь явно и днем. Цезарю надлежало идти дальше для того, чтобы найти на реке брод. Помпею же, бывшему на той стороне, не нужно было переходить реку; он двинулся большими переходами к Антонию и, узнав о его приближении, остановился в удобном месте, расположил там войска, удерживая их в лагере и не дозволяя даже разводить огней, чтоб скрыть свое приближение; но Греки немедленно дали об этом знать Антонию. Он послал гонцов к Цезарю, а сам один день держался в лагере, а на другой прибыл к нему Цезарь. Узнав о его прибытии, Помпей, опасаясь быть обойденным обоими войсками, оставил занятую им было позицию и со всеми войсками прибыл в Аспарагий Диррахинов, у которого в удобном месте в расположился лагерем.
31. В то же время Сципион принял наименование Императора, как бы в награду за некоторые потери, понесенные под горою Аманом. Тогда он вольным городам и правителям предписал внесть значительные денежные суммы; от сборщиков податей своей провинции он потребовал, чтобы они внесли их за два года оставшиеся в долгу, а за третий дали бы ему взаймы; притом он объявил набор конницы по всей провинции. Собрав ее, он оставил в тылу у себя столь близких врагов Парфов, которые незадолго перед тем убили императора М. Красса, а М. Бибула со всем войском держали в облежании, и вывел и легионы и конницу из Сирии. Опасение войны с Парфами в страх за свою безопасность сильно встревожили всю провинцию; воины Сципиона говорили ему: "пусть он их ведет на внешнего врага, и они готовы идти, а против сограждан и консула они не обнажат меча". Сципион расставил свои легионы на зимние квартиры в Пергаме и других богатых городах, и для того, чтобы привязать к себе воинов, делам им весьма щедрые подарки и отдал им на разграбление те города, где они стояли.
32. Предписанные Сципионом денежные сборы производимы были по всей провинции с величайшею строгостью; вообще все, что только может придумать корыстолюбие, то все было приведено в дело. И рабы и свободные граждане были обложены поголовно податью: собирали пошлину с колонн, с дверей, с провозимых по дорогам предметов, кроме того натурою требовали воинов, гребцов, оружие и военные машины. Казалось все, что только носило название вещи, уже по тому самому служило достаточным поводом к обложению его денежною пошлиною. Не только каждый город, но каждое селение и каждая деревня имели своего начальника; чем неограниченнее и строже он пользовался своею властью, тем более приобретал себе право на название достойного человека и благонамеренного гражданина. Вся провинция была наполнена ликторами и исполнителями приказаний Сципиона; толпы сборщиков, кроме следующих по положению денег, собирали еще в свою собственно пользу. Свое гнусное корыстолюбие они извиняли крайнею нуждою во всех нужных предметах жизни, какую они терпели, будучи изгнаны из отечества и своих домов. Возник притом страшный рост на деньги, как обыкновенно бывает при военных обстоятельствах, когда вдруг потребуется значительная сумма денег: снисхождение одного дня бессовестные сборщики считали частым с своей стороны подарком. Таким образом, в течение двух лет, вся эта провинция обременена была огромными долгами. И граждане римские не были пощажены; их отдельные общества в города обложены были известною суммою, будто бы взаимообразно взимаемою вследствие сенатского определения; а у сборщиков податей подати за следующий год, как было поступлено и в Сирии, взяты заимообразно же вперед.
33. Не удовольствовавшись этим, Сципион приказал вынесть из храма Дианы, находящегося в Ефезе, с давних времен хранившиеся там сокровища и разные литые изображения богини. Уже Сципион, в сопровождении многих лиц сенаторского сословия, нарочно для того приглашенных, взошел в храм богини, как ему подали письмо от Помпея: "Цезарь с легионами переправился через море; пусть, оставив все, Сципион немедленно спешит к нему, Помпею, на помощь со всем войском". Получив это письмо, Сципион отпустил собранных сенаторов, а сам начал готовиться к походу в Македонию, куда в выступил немного дней спустя. Только это обстоятельство спасло от разграбления сокровища Ефезския.
34. Цезарь, соединившись с войском Антония, взял с собою легион, находившийся в Орике для прикрытия морского берега, и предпринял наступательное движение, с целью узнать расположение провинций. Уже к нему из Фессалии и Этолии приходили послы, изъявляя со стороны живших там племен готовность исполнять его приказания в случае, если к ним будут присланы войска для их безопасности. А потому Цезарь отрядил в Фессалию Л. Кассия Лонгина с легионом новобранцев, носившим название двадцать седьмого, и с 200 всадников, а К. Калвизия Сабина с пятью когортами и немногими всадниками в Этолию; особенно жителей ближайших стран убеждал Цезарь снабжать его войско хлебом. Кв. Домицию Кальвину с двумя легионами, одиннадцатым и двенадцатым, в с пятьюстами всадников Цезарь велел идти в Македонию; из части этой провинции, называемой вольною, Менедем, старейшина тех мест, явился послом к Цезарю, засвидетельствуя ему особенное расположение всех его подвластных.
35. Кальвизий лишь только прибыл, как жители Этолии встретили его с особенным усердием; изгнав неприятельские гарнизоны из Калидона в Навпакта, он в короткое время, овладел всею Этолиею. Кассий прибыл с легионом в Фессалию, где жители разделены были на две партии: Гегезарет, человек старый в сильный своим могуществом, стоял во главе приверженцев Помпея, а Петрей, молодой человек знатной фамилии, собрав вокруг себя единомышленников, усердно и словами и действиями содействовал успеху Цезаря.
36. В тоже время Домиций прибыл в Македонию. Когда начали к нему со всех сторон являться посольства от ее жителей, получено известие, что Сципион приближается с легионами; оно возбудило общие толки: обыкновенно слава всегда предшествует всему новому. Не останавливаясь нигде в Македонии, Сципион шел пряно на Домиция, но, не доходя до него только двадцать миль, вдруг обратился в Фессалию на Кассия Ловгина. Все это он делал так поспешно, что едва приходило известие о его приближении, и уже он сам был тут. Чтобы поспешнее совершать походы, Сципион оставил у реки Галиакмона, отделяющей Македонию от Фессалии, М. Фавония с восемью когортами для прикрытия находившихся там войсковых тяжестей, приказав ему там сделать укрепление. В то же время конница царя Котиса явилась у лагеря Кассия, находившегося близ границ Фессалии. Пораженный ужасом, Кассий узнал о приближении Сципиона; видя перед собою конницу, он счел ее принадлежавшею к его войску и, удалясь в горы, опоясывающие Фессалию, по ним двинулся к Амбракии. Сципиона в его поспешном походе настиг гонец от М. Фавония с письмом, где он извещает Сципиона, что Домиций идет на него с легионами, и что вследствие этого ему, Фавонию, невозможно удержаться в занимаемой им позиции без помощи Сципиона. Получив это известие, Сципион тотчас изменил и намерение и направление пути: оставив погоню за Кассием, он двинулся на помощь Фавонию. День и ночь проведя на походе, он прибыл так кстати, что почти в одно и то же время густая пыль означила приближение войска Домициева и показались в виду передовые ряды войск Сципиона. таким образом Кассий спасен был искусною диверсиею Домиция, а Фавоний поспешностью движения Сципиона.
37. Сципион провел два дня в лагере у реки, отделявшей его от Домициева войска; на третий день, на рассвете, он со всем войском перешел реку в брод, и на той стороне расположился лагерем, а на другой день рано утром устроил войска перед лагерем в боевом порядке. Домиций с своей стороны нисколько не усомнился вывести легионы и предложить сражение. Так как между обоими лагерями было ровное место на шесть миль протяжения, то Домиций с войском подошед было к самому лагерю Сципиона, но тот упорно не отходил от своих окопов. С трудом Домиций удержал своих воинов, чтобы они не начали боя, в котором крутизна берега, на котором стоял Сципион, была для наших весьма неблагоприятным обстоятельством. Видя рвение наших воинов к битве и опасаясь, что на другой день он вынужден будет или постыдно оставаться в лагере, или против воли принять сражение, Сципион обманул общие, возбужденные им, ожидания и его самонадеянный поход кончился самым постыдным образом. Ночью, даже без звука воинских инструментов, он перевел войско обратно за реку, возвратился на прежнее место и там стал лагерем на возвышении. Несколько дней спустя, ночью он велел скрыться в засаду нескольким конным отрядам близ того места, куда наши в предшествовавшие дни ходили фуражировать. Когда на то место, по ежедневному обыкновению, прибыл начальник конницы Домиция, К. Вар, с отрядом, то неприятель вдруг ударил на наших их засады. Наши твердо выдерживали его натиск, немедленно построясь в ряды и дружно сами ударили на врагов: убив из около 80, остальных обратили в бегство, а сами, потеряв только двоих, отступили в свой лагерь.
38. После этого Домиций, надеясь вызвать Сципиона на открытый бой, притворился, будто недостаток съестных припасов заставляет его оставить лагерь; а потому, при звуке воинских труб, он выступил из него, но, отошед мили три, скрыл в удобном месте все свое пешее войско и конницу. Сципион, готовясь за ним следовать, послал вперед, для узнания направления пути Домиция, всю конницу и большую часть легковооруженных воинов. На пути своем передовые уже взошли в место, где стояла засада; возымев подозрение, слыша ржание коней, они начали отступать; следовавшие за ними, видя поспешное отступление передних остановились. Тогда наши, видя, что их намерение открыто неприятелем, и что бесполезно было бы дожидаться более, ударили на два передовых отряда неприятельских (при одном находился начальник конницы, М. Опимий); остальных всех воинов этих отрядов или умертвили или, захватив в плен, привели к Домицию.
39. Мы упомянули выше, что Цезарь взял с собою войска, прикрывавшие морской берег; только в Орике, для защиты города, оставил он три когорты, поручив им охрану галер, приведенных им из Италии. Эта обязанность и начальство над Ориком вверено легату Ацилию. Он ввел суда внутрь гавани за город, прикрепил их к берегу; у входа в гавань он затопил транспортное судно, а сверху поставил на якорях другое, Устроив на нем башню, у самого входа в пристань. Он наполнил ее воинами и имел на ней постоянную стражу на случай нечаянного нападения со стороны неприятеля.
40. Узнав об этом, Кн. Помпей сын с египетским флотом, находившимся под его начальством, прибыл к Орику; затопленный корабль, зацепив его несколькими канатами в при помощи буксира, он оттащил в сторону, а на другой, поставленный Ацилием для обережения входа в гавань, многими судами произвел нападение. На обоих концах судов своих устроил он башни; сменяя усталых свежими воинами, которые имели ту выгоду, что сражались с возвышенного места, он одновременно и с сухого пути приступал к стенам города, приставляя лестницы и старался развлечь силы неприятельские. Наши принуждены были уступить усилию неприятелей и множеству брошенных ими стрел; они на лодках бежали в город, оставив судно во власти неприятелей, В то же время неприятель овладел природным молом по ту сторону города, образовавшим в этом месте род островка; перетащив через него на катках суда о 2 х рядах весел, неприятель спустил их внутрь пристани; таким образом с двух сторон напав на наши пустые галеры, прикрепленные к земле, неприятель увел с собою четыре из них, а прочие сжег. Исполнив это, Помпей оставил перед Ориком Д. Лелия, взятого из азиатского флота, поручив ему не пропускать в город хлебных подвозов из Буллиды и Аманции, а сам отправился в Лиссу и, там, проникнув в пристань, сжег тридцать транспортных судов, оставленных М. Антонием. Пытался было овладеть он Лиссом, но встретив сильное сопротивление как со стороны живущих там граждан римских, так и воинов, оставленных там Цезарем для гарнизона, он безуспешно отступил с небольшою потерею.
41. Цезарь, узнав, что Помпей находится у Аспарагия, двинулся туда с войском; на пути он взял город Парфинов, в коем Помпей имел гарнизон. На третий день Цезарь прибыл в Македонию к Помпею и стал лагерем возле его лагеря. На другой день он вывел все войска из лагеря и, поставив их в боевом порядке, предложил сражение Помпею. Видя, что он не двигается со своего места, Цезарь отвел войско в лагерь и решился действовать иначе. Итак на другой день весьма поспешно со всеми войсками он двинулся к Диррахию в обход по узкой в весьма затруднительной дороге; этим движением он хотел или Помпея заключить в Диррахии, или отрезать его от этого города, заключавшего в себе все военные запасы и снаряды. Ожидания Цезаря оправдались. Помпей сначала не догадывался об истинном намерении Цезаря: видя, что он отправился совершенно по другому направлению, он предполагал, что недостаток съестных припасов вынудил Цезаря к этому движению; но, получив известие от своих разъездов, на другой день Помпей снял лагерь, надеясь прямым путем опередить Цезаря у Диррахия. Подозревая это, Цезарь убеждал воинов не щадить усилий и трудов и, употребив только весьма малую часть ночи на отдых, он рано утром пришел уже к Диррахию, тогда как едва только вдалеке видны были передние ряды Помпеева войска. Цезарь у Диррахия стал лагерем.
42. Помпей, видя неуспех своих намерений и будучи отрезав от Диррахия, заблагорассудил расположиться укрепленным лагерем на возвышенном месте, называемом Петра; к нему имели доступ суда небольшого размера, находившие тут защиту от некоторых ветров. Помпей приказал явиться сюда части своего галерного флота и свесть хлебные и всякие запасы, находившиеся в Азии и других, принадлежавших ему, провинциях. Цезарь, видя, что война обещает быть продолжительною и отчаясь в получении подвозов из Италии вследствие неусыпной бдительности, с какою начальники Помпеева флота охраняли их берега (суда же Цезаря, в течение зимы построенные по его приказанию в Сицилии, Галлии и Италии медлили своим приходом), отправил в Эпир К. Тития и легата Л. Канулея за провиантом. По отдаленности этих мест, Цезарь вынужден был выстроить житницы, а ближайшим жителям предписать выставить подводы для подвоза хлеба; а равно он приказал собрать все количество хлеба, какое могло найтись в Лиссе, в Парфине в других, лежавших вблизи, укрепленных городах, но оно было весьма скудно по свойству самой местности: гористая почва здешних мест так мало родит хлеба, что для продовольствия жителей употребляется большею частью привозной. Притом Помпей, предвидя это, незадолго перед тем опустошил в конец область Парфинов; конница его, разграбив дома жителей, захватила с собою весь хлеб, какой там был.
43. Узнав все это, Цезарь придумал план действия, соображаясь с условиями местности. Вокруг лагеря Помпеева было много высоких и крутых холмов; сначала он занял их вооруженными отрядами, а потом стал возводить на них укрепления. За тем, где позволяла местность, укрепления соединялись окопами, и таким образом Цезарь хотел окружить Помпея сетью укреплений. Цель его была: так как сам он нуждался в подвозе съестных припасов, а у Помпея была очень многочисленная конница, то обезопасить себе фуражировку и подвоз съестных припасов, а для Помпея же затруднить фуражировку и сделать конницу его бесполезною. Притом Цезарь имел в виду подорвать тот вес, каким по видимому пользовался Помпей у иноземных народов; что неминуемо должно было случиться, как только распространилось бы везде известие, что он находится в облежании у Цезаря и не дерзает вступить в бой.
44. Помпей между тем не хотел отойти от Диррахия и от морского берега: там у него был запас всего нужного для ведения войны: оружия, стрел, военных машин; притом подвоз съестных припасов для его войска совершался морем. Воспрепятствовать производству укреплений со стороны Цезаря, Помпей не ног иначе, как вступив в решительный бой, чего он до времени не хотел. Итак ему оставалось только занять своими войсками как можно более холмов, и отрядами захватить наибольшее пространство, чем он должен был растянуть войска Цезаря, как и случилось. Устроив двадцать четыре укрепления, Помпей охватил ими пространство на 15 миль в окружности и таким образом приготовил себе безопасное место для фуражировки; притом внутри этого места было много посевов, которые могли служить для корма лошадей. Как наши вели беспрерывные окопы от одного укрепления в другому для того, чтобы воины Помпеевы не имели возможности сделать вылазку и напасть с тылу на наших; так Помпеево войско со своей стороны вело непрерывные внутренние укрепления, желая оградиться от нападения наших и предупредить с их стороны возможность нападения с тылу. Работы Помпеевых воинов шли успешнее наших и по их многочисленности, в потому, что будучи внутри, они охватили собою меньшее пространство. Где предстояло Цезаревым воинам занять позицию, то Помпей, хотя не хотел противодействовать всеми силами и ввести их в дело, однако со своей стороны отряжал туда пращников и стрелков, которых имел большое число; они переранили много наших и страх стрел неприятельских был так велик, что почти все наши воины сделали себе в защиту от них туники или верхние одежды из валеной шерсти, из кож и шерстяной толстой ткани.
45. Занятие позиций с обеих сторон стоило всегда больших усилий: Цезарь хотел стеснить Помпея как можно на меньшее пространство, а Помпей старался как можно более холмов занять вооруженными отрядами и распространить таким образом круг своих действий; эти усилия с обеих сторон служили поводом к частным схваткам. Раз случилось, что когда девятый легион Цезаря занял одну позицию и начал ее укреплять, насупротив ее, вблизи лежавший холм, Помпей занял своими войсками и стад препятствовать нашим в производстве работ. Так как с одной стороны доступ был незатруднителен, то Помпей сначала пустил в дело стрелков и пращников, потом большое количество легковооруженных воинов и, приказав подвести метательные машины, препятствовал нашим в производстве работ; им не легко было в одно и то же время и работать над укреплениями и отражать неприятеля. Цезарь, видя, что его воины много теряют ранеными, приказал им оставить позицию и отступить. Отступление должно было совершаться по скату холма; тем упорнее наступали неприятели, отнимая у них свободу движения и приписывая их отступление страху. Говорят, что в то время хвалясь Помпей сказал: "соглашается он на будущее время иметь репутацию самого пустого полководца, если он не вынудит Цезаря с большим уроном отступить оттуда, куда он зашел так самонадеянно.
46. Цезарь, опасаясь за порядок отступления своих, приказал вывести вперед на вершину холма, перед фронт неприятеля, плетни и укрепить их там; позади и под защитою их проведен был не очень широкий ров и вообще употреблены были все средства для замедления напора неприятеля. В нужных местах Цезарь поставил пращников прикрывать отступление наших. Помпеевы воины тем смелее и упорнее стали теснить наших; опрокинув плетни в ров, они открыли себе через него дорогу. Видя это, Цезарь, опасаясь, как бы добровольное отступление его воинов не было сочтено за вынужденное и не послужило бы таким образом поводом к большему урону, приказал Антонию, начальствовавшему этим легионом, на половине дороги ободрить воинов речью и, дав сигнал военною трубою, ударить на неприятеля. Воины девятого легиона, стеснив ряды свои и пометав вперед дротики, не смотря на то, что место шло в гору, устремились бегом на возвышение, ударили сильно на Помпеевых воинов и принудили их обратить тыл: в бегстве им служили большим препятствием наваленные плетни, длинные шесты и незасыпанный ров. Наши воины, ограничась тем, что обезопасили себе отступление и убили много неприятелей, сами, потеряв только пять человек, совершили его совершенно спокойно и пробыв не долго около этого места, заняли другие возвышения, и сделали на них укрепления.
47. Таким образом, образ ведения войны принял характер новый и небывалый: обширный объем укреплений, их громадные размеры, число фортов, самый род осады, все вообще должно было останавливать на себе внимание. Обыкновенно облежание неприятельского войска возможно только тогда, когда оно проиграло сражение или вообще поражено каким-либо уроном и притом со стороны превосходящего числом войска, и пешего и конного. Повод же к осаде обыкновенно заключается в том, чтобы неприятеля не допустить снабжаться хлебом. Тут напротив свежие и многочисленные войска были в облежании от гораздо меньшего числом войска Цезарева. притом осажденный изобиловал всем: ежедневно приходило отовсюду множество судов с припасами разного рода. С какой бы стороны ни дул ветер, но он со всех сторон множество пригонял к Помпею всякого рода судов с запасами. Войско же Цезаря, стравив все запасы, какие только можно было достать на большое пространство вокруг, находилось само в крайней нужде, которую впрочем воины переносили с необыкновенным терпением. Они помнили, что вытерпели в прошлом году в Испании и что ценою этого терпения они привели к концу весьма важную войну. Они припоминали, что ценою великих лишений у Алезии, и еще больших у Аварика, они победили народы, славные храбростью. Без ропота питались они ячменем и овощами разного рода; мясо же скота, пригоняемого в большом количестве из Эпира, считали за роскошную пищу.
48. Немалое пособие в недостатке хлеба оказывал род съедобного корня растения, называемого хара[1]; он открыт был теми, которые находились при Валерии; из него на молоке делали род хлеба; корень этот был в большом изобилии. Сделанные из него хлебы наши воины обыкновенно бросали воинам Помпея, когда те при переговорах попрекали их голодом, и тем уменьшали в них надежду на успех.
49. Хлеб в поле начал уже поспевать и надежда на скорое его изобилие в будущем помогала в настоящем переносить его недостаток. Воины Цезаря в беседах между собою неоднократно говорили: "что скорее станут питаться древесною корою, чем дозволят ускользнуть Помпею из своих рук". С удовольствием слышали они от перебежчиков, что лошади их едва дышат, а прочие вьючные животные погибли, что между воинами свирепствуют болезни вследствие тесноты места, дурных испарений от множества гниющих трупов и от усиленных ежедневных трудов, к которым они себя прежде не приучали, а особенно от большого недостатка в хорошей воде. Цезарь все реки и ручьи, которые в этом месте впадают в море, или отвел, или преградил их течение плотинами, устройство которых было незатруднительно, потому что весь здешний край взрезав глубокими лощинами, представлявшими пространные водоемы. В такой нужде неприятель должен был отыскивать низменные места и рыть колодцы; работы эти требовали еще новых трудов сверх обыкновенных; вырытые колодцы от многих отрядов войск находились в отдалении, и притом от жаров скоро пересыхали. Здоровье же войска Цезарева находилось в прекрасном положении; оно имело избыток в воде; притом не было недостатка и в съестных припасах всякого рода, за исключением одного хлеба; поспевавшая с каждым днем жатва обещала в скором времени водворить у нас обилие и в этом отношении.
50. Новый образ ведения войны вызвал и с той, и с другой стороны новые военные действия. Неприятель, по раскладенным ночью огням видел веста, где наши когорты собирались для ночной стражв. Подкравшись к ним потихоньку всею массою, они осыпали наших градом стрел и потом поспешно удалялись. Наученные примером, наши помогли этому горю тем, что в одном месте раскладывали огни, а в другом проводили ночь...
51. Между тем П. Сулла, которому Цезарь вверил на время своего отсутствия начальство над лагерем, получив известие о случившемся, поспешил с двумя легионами на помощь когорте; с его прибытием Помпеевы воины без труда были отражены. Они не могли выдержать самого приближения и натиска наших; когда первые ряды были сбиты, остальные обратились в бегство, оставив свою позицию; впрочем Сулла остановил дальнейшее преследование наших, и отозвал их. Большинство полагало, что в этот день могла бы окончиться война, если бы наши упорствовали в преследовании. Но нельзя осуждать и действий Суллы; иные обязанности легата (наместника), иные - главного вождя: один должен во всем строго исполнять данные ежу приказания, другой же действует совершенно по своему благоусмотрению, соображаясь только с требованием обстоятельств. Сулла, будучи оставлен Цезарем в лагере, был доволен тем, что освободил своих и не хотел прибегать к решительному сражению (которое могло представить неожиданные случайности), и брать на себя то, что по праву принадлежало одному главному полководцу. Отступление для Помпеевых воинов было сопряжено с большими затруднениями: зашед с низменной местности на возвышение, они должны были отступить вниз по скату, преследуемые нашими сверху; притом уже немного времени оставалось до захождения солнца: надеясь окончить дело, они дотянули его почти до ночи. Соображаясь с указаниями необходимости и времени дня, Помпей занял холм, находившийся от нашего укрепления вне полета стрелы, как из лука, так и из машины пущенной. Он остановился на этом холме, укрепил его и расположил на нем все свои войска.
52. В то же время происходило сражение еще в двух местах: Помпей с целью разделить наши силы, произвел одновременное нападение на большое число наших укреплений, для того, чтобы не могли находившиеся в них воины подать друг другу помощь. В одном месте Волкаций Тулл с тремя когортами выдержал нападение легиона и даже заставил его отступить; в другом месте Германцы, вышед из наших укреплений, убили много неприятелей в возвратились к своим, не потерпев никакого вреда.
53. Таким образом в один день произошло шесть сражений: три под Диррахием, и три у укреплений. Последствия их были следующие: в Помпеевом войске, по достоверным сведениям, пало две тысячи человек и много сотников и ветеранов; в числе их был Л. Валерий Флакк, сын того, который в должности претора правил Азиею; найдено нашими шесть неприятельских военных значков. Потеря наша во всех сражениях простиралась не более двадцати человек; но в укреплении не оставалось ни одного воина, который не получил бы раны; в одной когорте и у четырех сотников были выбиты глаза. В доказательство перенесенных ими трудов и опасностей, воины, бывшие в укреплении, насчитали, что в него пущено около тридцати тысяч неприятельских стрел; к Цезарю принесли щит сотника Сцевы, пробитый во 120 местах. Цезарь в благодарность ему, за услуги ему и отечеству, дал тысячу двести сестерций и перевел из восьмого ряда в первый, так как не подвержено было сомнению, что он своими трудами и мужеством не мало содействовал к защите укрепления. Когорте же Цезарь приказал выдать двойное жалованье, двойное количество хлеба и платья, и притом каждому воину порознь щедрое военное награждение.
54. Помпей провел всю ночь, устраивая укрепления и усиливая их; в течение следующих дней он воздвиг башни и сделав укрепления в пятнадцать футов вышины, прикрыл эту часть лагеря крытыми ходами. Через пять дней, пользуясь пасмурною ночью, он приказал завалить все лагерные ворота и, всячески затруднив к ним доступ, в начале третьей стражи ночи вывел войско в тишине, и удалился в прежние укрепления.
55. Покорив своей власти Этолию, Акарнанию, Амфилохов через Кассия Лонгина в Калвизия Сабина, как о том было упомянуто выше, Цезарь предпринял покушение на Ахайю и решился несколько распространить круг своих действий. С этою целью он отправил туда Фуфия Калена, присоединив к нему К. Сабина и Кассия с когортами. Узнав об их приближении, Рутилий Луп, начальствовавший над Ахайею по поручению Помпея, вознамерился укрепить перешеек, чтобы преградить дорогу в Ахайю Фуфию. Кален овладел Дельфами, Фивами, Орхоменом с согласия жителей этих городов, а прочие покорил силою; по остальным городам он разослал посольства, склоняя их на сторону Цезаря; таков был план действий Фуфия.
56. Во все последующие дни Цезарь постоянно выводил войско в боевом порядке на ровное место почти к самому Помпееву лагерю, предлагая ему сражение; первые ряды войска Цезарева были от окопов Помпеева лагеря на таком расстоянии, чтобы стрелы, пущенные из лука, или из машин, не могли достать до них. Помпей с своей стороны, не желая утратить славу свою и влияние, которыми пользовался, перед лагерем выстраивал свои войска так, что третий ряд их стоял под самыми окопами; все же войско было под прикрытием стрел, бросаемых с лагерного валу.
57. Пока это происходило в Ахайи и у Диррахия, получено верное известие о прибытии Сципиона в Македонию. Цезарь, не забывая своего прежнего плава действий, отправил к нему Клодия, хорошего их общего знакомого, которого сначала Сципион поручил в доброе расположение Цезаря, и с тех пор Цезарь всегда осыпал его знаками своего внимания. Он дал Клодию письмо, и изустное поручение следующего содержания: "Истощил он, Цезарь, все средства к примирению; если доселе они все остались безуспешными, то причиною тому он полагал вину тех, которых он избирал орудиями этого дела; вероятно они при неблагоприятных обстоятельствах, не сочли за нужное его поручения передать Помпею. Он же Сципион пользуется таким весом, что не только может свободно высказывать то, что чувствует, но и может заставить принять свое мнение и уничтожить заблуждение Помпея. Он сам от себя начальствует над войском и потому, кроме влияния, имеет и достаточно сил, чтобы внушить уважение в своему мнению. Поступив таким образом, он сделает то, что все ему будут обязаны спокойствием Италии, мирным благоденствием провинций и спасением отечества". Такого рода поручение передал от Цезаря Сципиону Клодий. сначала Сципиов, как казалось, слушал его внимательно; но потом отказался от переговоров с ним, получив выговор от Фавовия, как об этом узнали по окончании войны. Таким образом Клодий, не успев в своем посольстве, возвратился к Цезарю.
58. Цезарь, с целью стеснить у Диррахия Помпееву конницу и воспрепятствовать ей в фуражировке, оба прохода, которые как мы выше упомянули, были очень узки, укрепил сильно и поделал подле них форты. Помпей, видя, что конница ему совершенно бесполезна, несколько дней спустя, на судах перевез ее обратно внутрь укреплений. В корме для лошадей был такой недостаток, что их вынуждены были кормить листьями с деревьев и толчеными кореньями молодого тростника; посевы хлеба, бывшие внутри укреплений, были давно уже стравлены и нужно было, не смотря на дальность расстояния, привозить фураж из Корциры и Акарнании на кораблях; по небольшому количеству фуража, примешивали к нему рожь и небольшими порциями кормили лошадей. Когда же не только истощился весь фураж и вся рожь, сколько ее было в этих местах и вся трава была подкошена, но даже листья на деревьях все уже были употреблены в дело, и лошади гибли от недостатка корма, то Помпей видел необходимость попытаться сделать вылазку.
59. У Цезаря в числе всадников были два брата Аллоброги Росцилл и Эг, сыновья Абдуцилла, в течение многих лет пользовавшегося старейшинством в своем племени. Они славились своею храбростью и оказали ею не мало услуг Цезарю в течение всех Галльских войн. За то он поручил им в их отечестве важнейшие должности, позаботился чтобы их выбрали в сенаторы не в очередь, дал им земли из отнятых у неприятелей и большое денежное награждение, вообще из бедных людей сделал их богатыми. За храбрость свою они пользовались не только уважением Цезаря, но и любовью всего войска. Обнадеженные расположением Цезаря и предавшись безрассудной и свойственной невежественным людям самонадеянности, они обнаруживали пренебрежение к своим соотечественникам, неисправно выдавали жалованье находившимся под их начальством всадникам и присваивали всю добычу в свою личную собственность. Негодуя на это, Галльские всадники все толпою пришли к Цезарю и открыто жаловались на притеснения; между прочим они сказали ему, что и самое число всадников показано не верно, чтобы брать для них жалованье.
60. Цезарь заблагорассудил не давать хода этому делу, или находя это несообразным с обстоятельствами, или прощая из уважения к их доблести. Он ограничился тем, что, призвав их к себе тайно, сделал выговор за то, что они притесняют всадников и внушал им, чтобы они ждали всего только от его дружеского расположения и памяти их прежних заслуг. Тем не менее это обстоятельство не мало уронило их значение, которым они пользовались; не редко слышали они упреки, а главное имел на них влияние суд их соотечественников и их собственной нечистой совести. Под влиянием стыда и может быть наказания, считая себя несовершенно оправданными, но людьми, суд над которыми оставлен до более благоприятных обстоятельств, как бы то ни было, а они решились изменить нам, искать себе счастия в новых друзьях и союзниках. Они сообщили о своем преступном замысле немногим своим клиентам, и сначала хотели было умертвить начальника нашей конницы, К. Волузена (как об этом узнали по окончании войны), чтобы хоть этою заслугою иметь право на благодарность Помпея. Увидя же трудность исполнения этого последнего замысла, они назанимали как можно более денег, под предлогом будто бы удовлетворять своих соотечественников за прежние притеснения, скупили множество лошадей и перешли к Помпею с участниками своего замысла.
61. Помпей, принимая в соображение знатность происхождения беглецов, пышность их обстановки, многочисленность сопровождавшей их свиты на конях, славу их храбрости и уважение, каким они пользовались у Цезаря, а главное неожиданность и новость такого события, провел их по всему лагерю и показал всему своему войску. Дотоле ни один воин Цезаревой армии, ни пеший, ни конный, не переходил к Помпею; между тем как из Помпеева войска к Цезарю беглецы переходили почти ежедневно, а особенно в большом числе переходили к нам недавно набранные Помпеем воины в Эпире, Этолии и других местах, в настоящее время находившихся во власти Цезаря. Беглецам известно было положение всех дел, что в наших укреплениях не было довершено, или что представляло недостатки в глазах людей, опытных в военном искусстве, что когда и как сделалось, где были расположены наши отряды, с какою бдительностию охранялся какой пост, каковы были свойства и усердие начальствовавших лиц - обо всем этом подробные сведения они сообщили Помпею.
62. Помпей, разузнав таким образом все и решившись, как выше было упомянуто, сделать вылазку, приказал своим воинам сделать на шлемы покрышки из хвороста и заготовить множество фашин. Когда все было готово, он приказал садиться на легкие суда и лодки многочисленному отряду легковооруженных и стрелков, и загрузить туда же заготовленные фашины. С полуночи он, взяв с собою шестьдесят когорт из большого лагеря, двинулся с ними к той части укреплений, которая доходила до моря и находилась в самом большем расстоянии от главного Цезарева лагеря. Туда же велел Помпей идти как судам нагруженным, как мы выше упомянули, фашинами и легковооруженными воинами, так и всем его галерам, сколько их было у Диррахия, дав им наставление, как действовать. Эту часть укреплений, по приказанию Цезаря, оберегал девятый легион под начальством Лентулла Марцеллина; по случаю слабости его здоровья, ему дав был на помощь Фульвий Постум.
63. В этом месте был ров в 15 футов ширины и вал к стороне неприятеля вышиной в десять футов; насыпь этого вала имела столько же в ширину. В промежутке 600 футов был насыпан другой вал, обращенный в противоположную сторону, несколько пониже первого. Цезарь опасался за это место, как бы неприятель на судах не обошел бы нас с этой стороны, и потому-то велел провесть двойной ряд укреплений, чтобы быть в возможности сделать отпор с двух сторон. Громадный размер укреплений, обнимавших собою 18 миль в окружности, был причиною, что они, несмотря на усиленный ежедневный труд наших воинов, не были приведены к концу; таким образом поперечный вал к стороне моря, долженствовавший соединить оба вала, о которых сказано выше, не был еще довершен. Это обстоятельство известно было Помпею из показаний Аллоброгских беглецов, и имело для нас весьма вредные последствия. Когорты девятого легиона ночью на карауле были расположены на берегу моря; как вдруг на рассвете они неожиданно увидали перед собою большую часть Помпеева войска. Воины Помпея, высаженные из судов в тылу наших укреплений, стреляли в вал, бывший с этой стороны и заваливали рвы фашинами. Воины девятого легиона защищали внутренний вал, приставив лестницы, и пускали в неприятеля множество стрел и разных метательных снарядов, которых тут с обеих сторон было выпущено большое количество. Против метания камней, главного с нашей стороны средства обороны, воины неприятельские были защищены тростниковыми покрышками на шлемах. Таким образом наши сильно теснимы были с обеих сторон; когда же неприятель заметил недостаток наших укреплений, то в промежуток между двух валов высадил своих воинов; действуя в тыл нашим, он без труда сбил их с укреплений и заставил обратиться в бегство.
64. Получив известие о замешательстве наших войск, Марцеллин прислал им на помощь когорты; но они еще из лагеря видели беглецов и не только не могли поддержать их, но и сами не выдержали натиска неприятеля. Таким образом при распространившемся страхе и смятении, самая помощь обращалась во вред и только еще более портила дело: увеличивая число беглецов, делала отступление более затруднительным. В этом сражении воин, носивший орла, изнемогая от раны и чувствуя совершенное истощение сил, увидал наших всадников и закричал им: "Вот орел, возьмите его; пока жив был, в течение многих лет защищал его я со всем моим усердием. Теперь умоляю вас, не допустите случиться в войске Цезаря небывалому доселе посрамлению воинской чести; относите Цезарю этого орла в целости". Таким случаем орел был спасен; в первой когорте все сотники были убиты, кроме сотника первого ряда.
65. Уже Помпеевы воины, избивая наших, приближались к лагерю Марцеллина и ужас распространился и на прочие когорты. Тогда М. Автоний, занимавший соседние укрепления, получив об этом известие, двинулся вперед с двенадцатью когортами и неприятелю видно было, как он спускался с возвышения. Приближение его приостановило напор Помпеевых воинов, ободрило наших и дало им возможность оправиться от чувства сильного страха. Да и вскоре сам Цезарь, видя сигнал дымом по укреплениям, установленный еще прежде, взяв несколько когорт из разных укреплений, прибыл на тоже место. Тут он узнал весь объем своего урона; он увидел, что Помпей вырвался из сети возведенных около него укреплений, что теперь ему свободно фуражировать, и что, имея лагерь на берегу моря, он может свободно получать подвозы с моря. Испытав неудачу прежнего плана, Цезарь решился действовать иначе, и начал располагаться укрепленным лагерем подле Помпеева лагеря.
66. Укрепления лагеря были приведены к концу, когда лазутчики Цезаря заметили, что несколько когорт и вероятно целый легион находился за лесом и вдет к старому лагерю; а местоположение этого лагеря было следующее. В прежние дни, когда девятый легион Цезаря выдерживал борьбу с силами Помпея, он окружил место, им занимаемое, укреплениями, как мы говорили выше, и сделал тут правильный лагерь. Он примыкал к лесу, а от моря был в расстояния не более шести сот шагов. В последствии, по некоторым своим соображениям, Цезарь перенес лагерь на другое место немного подалее от прежнего; вскоре после того Помпей завял его, и как он содержал тут несколько легионов, то, находя прежний вал тесным, он приказал, не трогая его, сделать окопы гораздо обширнее. Таким образом маленький лагерь, находясь внутри большего, походил на крепость или цитадель. От левого угла лагеря, во приказанию Помпея окопы были проведены к реке на четыреста шагов расстояния для того, чтобы воины могли в безопасности снабжать себя водою. По некоторым причинам, о которых не стоят говорить, и Помпей вывел войско из этого лагеря; много времени этот лагерь оставался пустым, хотя укрепления его оставались в совершенной целости.
67. Заметя в этом лагере знак легиона, лазутчики дали звать Цезарю; показание их подтверждено было известиями из некоторых наших укреплений, расположенных на возвышенной месте. Место это находилось в расстоянии от нового лагеря Помпеева шагах в пятистах. Цезарь возымел надежду подавить этот легион, и таким образом загладить урон, понесенный в этот день; с этою целью он оставил в лагере две когорты, которые делали вид, будто трудились над приведением укреплений к концу, а сам другой дорогою, соблюдая по возможности величайший секрет, с прочими когортами, в числе 33 (тут был и девятый легион, понесший большой недочет в воинах и потерявший много сотников), двинулся к маленькому лагерю, где находился легион Помпея, расположив свои войска в две линии. Сначала все соответствовало ожиданиям Цезаря: и прибыл он прежде, чем Помпей узнал о его движении, и несмотря на силу укреплений, Цезарь с левого флангу, где сам находился, быстрым натиском сбил Помпеевых воинов с валу. Ворота были заставлены железною решеткою; в этом месте произошло несколько упорное сражение: натиск наших пытались остановить неприятели и особенно храбро защищал этот пост Т. Пульцион, который, как мы выше упомянули, своею изменою предал войско Б. Антония. Впрочем наши воины взяли верх своею храбростью; вырубив решетку, они сначала ворвались в большой лагерь, а потом в цитадель, находившуюся внутри его; при отступлении туда легиона, теснимого нашими, он понес значительный урон убитыми.
68. Счастие всесильное как вообще во всех делах человеческих, так на войне преимущественно, совершенно принимает другой оборот, в самое непродолжительное время; так случалось и на этот раз. Мы упомянули выше, что окопы неприятельские шли от лагеря к реке; на правом фланге Цезаревы когорты, по незнанию местности, вошли было в них, отыскивая лагерных ворот, и воображая, что это все лагерные укрепления. Заметив же, что они идут к реке, наши, беспрепятственно разрушив в этом месте укрепления, открыли себе таким образом дорогу, прошли, а за ними последовала и вся наша конница.
69. Между тем Помпей, уже по прошествии значительного промежутка времени, послал на помощь своим пятый легион, отозвав его от работ. В одно и то же время наши войска, занимавшие лагерь, увидали приближение стройных рядов неприятельских, и его конница стала подходить к нашей. Тут то последовала общая перемена. Легион Помпея, вытесненный было из лагеря, обнадеженный скорою помощью, возобновил сам борьбу от задних ворот лагеря и стал теснить наших. Конница Цезаря, которой предстоял весьма узкий путь через укрепления, опасаясь за свою безопасность, первая смешалась и обнаружила признаки бегства. Правое крыло наших войск, видя себя отрезанные от левого и замешательство конницы и опасаясь быть окруженным в укреплениях, устремилось к выходу тем местом, которым сначала проникло в лагерь; но, по тесноте выхода, многие воины бросались прямо через ров, имевший десять футов глубины; первые погибли; но по их трупам прочие искали спасения в бегстве. На левом крыле наши воины, видя с валу, что приближается Помпей и, замечая бегство своих, опасались быть окруженными в тесном месте (неприятель им угрожал и спереди и с тылу), а потому стали отступать тем же местом, каким пришли. Общее смятение, страх, расстройство войска были неописанные. Тщетно сам Цезарь приказывал остановиться бегущим, и собственною рукою удерживал их за значки: одни соскакивали с лошадей, чтобы удобнее бежать, а другие бросали значки и все-таки бежали; никто не помышлял о сопротивлении.
70. Бедствие вашего войска было так велико, что его постигла бы совершенная гибель, если бы не излишняя осторожность Помпея, медленно приближавшегося к укреплениям лагеря; он опасался засады и, как я полагаю, не верил можно сказать своим глазам, видев незадолго перед тем из лагерей бегство своего войска. Конница его не могда свободно преследовать наших по тесноте ворот, занятых притом же воинами Цезаря. Таким образом незначительные по-видимому обстоятельства имели огромное влияние на исход событий. Окопы, проведенные от лагеря в реке, были причиною, что легкая и полная победа Цезаря, занявшего приступом лагерь Помпея, обратилась в поражение, но тоже самое обстоятельство, замедлив преследование со стороны неприятеля, спасло наше войско от совершенной гибели.
71. В двух сражениях, бывших в этот день, Цезарь потерял 960 человек воинов и в том числе именитых всадников римских: Фельгината Тутикана Галла, сенаторского сына, К. Фелгината, родом из Плаценция, А. Гравия из Путеол, М. Сакративира из Капуи; 32 трибуна военных и сотника. Большая часть их впрочем погибла не от меча неприятельского, но была задавлена в тесноте и замешательстве своими же во рвах, укреплениях и на берегу реки; тридцать два военных значка осталось на поле битвы. За это сражение воины Помпея провозгласили его императором; он принял это наименование, и дозволял себя так величать, но ни в письмах своих, ни на пуках ликторских не употреблял изображения лавровой ветви. Лабиен выпросил у Помпея наших пленных в свое распоряжение, и когда они были приведены к нему, то он, вероятно желая показать свое усердие к Помпею и возбудить к себе еще более доверия с его стороны, назвав их в посмеяние товарищами, спросил с большою на словах бранью: "неужели заслуженные воины умеют бежать с поля битвы?" и потом велел их в виду всех умертвить.
72. Событие это до того обрадовало Помпеево войско и придало ему духу, что оно казалось ему решительною победою. Не принимало оно в соображение малочисленности нашего войска, неблагоприятные по тесноте условия местности, присутствие неприятеля и в самом лагере, который им занят был сначала, и извне его напор (а обстоятельство и распространило смятение в наших рядах), в раздробление нашего войска на две части, из коих ни одна не могла подать помощи другой. Не рассудили неприятели того, что одолели они не в открытом бою и что наши пострадали гораздо более от тесноты и собственного замешательства, чем от их оружия. Забыли они и то, какое несчастное влияние на оборот военных событий имеют по видимому самые ничтожные обстоятельства, пустой страх, возникший от неосновательного предположения и внезапный упадок духа в воинах от пустого суеверия; как иногда самая малая ошибка вождя и промах трибуна бывают причиною гибели целого войска. Но Помпеевы воины приписывали это событие исключительно своей доблести и, не опасаясь перемены счастия, прославили его повсюду и изустно и в письмах к своим, как решительную победу.
74. Цезарь, видя неудачу своих прежних соображений, предпринял действовать на будущее время совершенно иначе. Он оставил мысль блокировать Помпея, собрал все свои отдельные отряды в одно место и, сосредоточив таким образом свои силы, Счел нужным перед войском сказать речь, увещевая его: "не слишком тревожиться случившимся и не иметь большого опасения на будущее время; если они понесли урон в одном сражении и то незначительном, то сколько они могут ему противопоставить одержанных ими побед! Они должны благодарить судьбу за то, что без пролития крови овладели Италиею, покорили обе Испании, где имели дело с храбрейшими войсками под начальством опытнейших вождей, подчинили себе обильные хлебом соседние провинции. Пусть они не забудут, как счастливо переплыли они сюда без всякого вреда посреди неприятельских флотов, наполнявших не только пристани, но все прибрежье. Если не все делается по нашему желанию и счастие иногда изменяет, то этому должно помочь умом и присутствием духа. Понесенное недавно поражение надобно именно приписать обстоятельствам, а не его или их вине. Сражение началось при благоприятных условиях, они овладели неприятельским лагерем, разбили и прогнали неприятелей. Но чему бы ни приписать поражение их - собственному ли недостатку присутствия духа, ошибке ли какой с их стороны, враждебной ли судьбе, хотевшей исхитить из наших рук уже верную победу - во всяком случае надобно всем стараться, чтобы общими усилиями доблестно загладить понесенный ущерб. Действуя так, они минутным поражением приготовят себе верную победу и случится то же, что у Герговии, что неприятель, уклонявшийся от решительного боя, сам его неосторожно предложит.
74. Сказав эту речь к воинам, Цезарь заклеймил позором нескольких значконосцев и лишил их занимаемых ими мест. Вследствие поражения в войске Цезаря господствовало чувство горести и такое усердие поскорее загладить посрамление, что никто не дожидался приказаний трибуна или сотника, а каждый воин сам себя наказывал усиленною работою. Все воины пылали желанием сразиться и некоторые из старших военных сановников, тронутые речью Цезаря, просили его оставаться на этом месте и дать сражение. Но Цезарь не решился вверить судьбу его воинам своим, еще не совсем оправившимся от страха и вознамерился, оставив свои укрепления, дать им время совершенно опомниться и прийти в себя. Притом же его тревожило опасение относительно снабжения войска провиантом. А потому немедленно, приняв меры, которых требовала заботливость о больных и раненых, он в следующую же ночь приказал всему обозу в совершенной тишине выступить из лагеря к Аполлонии, не отдыхая нигде на дороге; для охранения обоза отправлен с ним один легион.
75. Распорядясь таким образом, Цезарь удержал при себе в лагере два легиона, а прочим велел выступить в поход несколькими воротами для поспешности по тому же направлению. Несколько времени спустя, Цезарь, желая соблюсти и военный обычай и дать знать неприятелю о своем выступлении, как можно позднее велел заиграть в трубы; выступив немедленно из лагеря и догнав задние ряды своих войск, он поспешно скрылся из виду. Помпей, узнав о намерении Цезаря, немедленно пустился его преследовать; он надеялся напасть на войска Цезаря, не совсем оправившиеся от страха, на дороге; потому тотчас вывел войско из лагеря, а конницу послал вперед беспокоить задние ряды наши; но он не мог нагнать войска Цезаря: идя налегке без тяжестей, они успели опередить его далеко. Когда же они прибыли к реке Генузу, которой крутые берега затрудняли переправу, тогда конница неприятельская нагнала наши задние ряды и тревожила их. Цезарь послал против неприятеля своих всадников, придав им четыреста отборных пеших воинов налегке; в происшедшем сражении неприятельская конница была разбита и понесла значительную потерю убитыми, а наши возвратились к главной армии в целости.
76. Сделав в этот день столько дороги, сколько следовало по его соображениям, Цезарь, по переходе войска через реку Генуз, остановился в своем бывшем лагере у Аспарагия; он вовсе не велел своим воинам выходить за лагерные окопы, а коннице, которая была выслана для фуражировки, немедленно приказал возвратиться в лагерь задними воротами. Точно также и Помпей, удовольствовавшись на этот день пройденным пространством, остановился в бывшем своем лагере у Аспарагия. Так как укрепления его оставались в совершенной целости, то воины Помпея, не занятые работою при лагере, одни разошлись за дровами и фуражом и притом иные на дальнее расстояние, а другие, принужденные вследствие поспешности выступления оставить большую часть своих вещей, отправлялись за ними по случаю близости другого лагеря и, оставив оружие в палатках, выходили из укреплений. Видя, что неприятель не в состоянии немедленно возобновить преследование, Цезарь, предвидя последствия этого, почти в полдень дал сигнал к выступлению, вывел войско из лагеря и сделав в этот день двойной переход, отошел 8 миль от своей стоянки; а Помпей не мог его преследовать, так как воины его не были в сборе.
77. На другой день Цезарь также послал вперед ночью обоз, а сам выступил в четвертую стражу ночи; на этот раз он, на случай необходимости принять сражение на пути, хотел иметь войско постоянно готовым и не затрудненным тяжестями. Также действовал он и в следующие дни и достиг того, что, несмотря на глубину рек и затруднительность дорог, он нигде не понес никакого урону. Помпей в первый же день преследования вынужденный замедлить свое движение, и в следующие тщетно истощал усилия нагнать Цезаря длинными переходами; наконец, на четвертый день, отказался от этого намерения и решился избрать другой план действий.
78. Цезарю необходимо было остановиться в Аполлонии для того, чтобы оставить там больных, раздать войску жалованье, ободрить союзников и расставить по городам гарнизоны. Все эти дела окончил он, как можно поспешнее. Он опасался сильно за Домиция, как бы Помпей не захватил его войско врасплох, а потому с величайшим старанием спешил к нему на помощь. Весь план действий Цезаря объяснялся тем, чтобы в случае, если Помпей действительно идет на Домиция, отвлечь его от моря и сил, которые у него собраны в Диррахии, отрезать от подвозов к нему морем хлебных и разного рода запасов, и заставить принять бой при равных с обеих сторон условиях. В случае же, если бы Помпей вознамерился перейти в Италию, Цезарь, соединясь с Домицием поспешил бы ей на помощь через Иллирик. Если же Помпей обратил бы свои силы на Аполлонию и Орик и вздумал бы завоевать у Цезаря морской берег, то рано или поздно вынужден был бы подать руку помощи осажденному Цезарем Сципиону. Вследствие этого Цезарь отправил вперед гонцов к Домицию с письмом, извещая его о том, как намерен поступить. Он оставил в Аполлонии в гарнизоне четыре когорты, в Лиссе одну и три в Орике; тут же оставил он больных и раненых, а через Эпир и Акарнанию двинулся в поход. Помпей, догадываясь о намерениях Цезаря, решился идти как можно поспешнее на соединение с войском Сципиона: в случае, если Цезарь туда же вдет, он подал бы Сципиону помощь. Если же бы Цезарь не хотел отойти от морского берега и окрестностей Орика, поджидая из Италии легионы и конницу, то Помпей хотел всеми силами напасть на войско Домиция.
79. Вследствие этих причин поспешность была главным условием действий Помпея и Цезаря, и тот и другой хотел воспользоваться случаем, чтобы своим подать руку помощи и подавить неприятельские силы, не дав им соединиться. Необходимость зайти в Аполлонию замедлила движение Цезаря; Помпей же прямым путем через Кандавию двинулся в Македонию. Притом, для нас случилось еще неожиданное неблагоприятное обстоятельство. Домиций, долгое время простояв в лагере возле лагеря Сципиона, вынужденный недостатком съестных припасов, должен был оставить его и идти в Гераклею, лежащую возле Кандавии; счастие, казалось, само отдавало его в руки Помпея, послав к нему на встречу; Цезарю это обстоятельство было покуда неизвестно. Притом же Помпей разослал по всем провинциям и городам письма о сражении у Диррахия; со свойственным ему тщеславием, он выставил это дело гораздо важнее, чем оно было; по преувеличению молвы; разбитый на голову Цезарь, утратив большую часть войска, искал спасения в бегстве. Это затруднило путь нашим войскам, поколебав верность племен, по землям которых он шел; таких образом множество гонцов, отправленных и от Домиция к Цезарю, в от Цезаря к Домицию, не могли достигнуть цели своего назначения. Случилось впрочем, что Аллоброги, из числа приближенных Росциллу и Эгу, которые, как выше было упомянуто, перешли на сторону Помпея, встретясь на дороге с разъездами Домиция, или по старому знакомству (они вместе участвовали в Галльских войнах), или желая похвалиться своими успехами, рассказали все как было о движении Цезаря и о приближении Помпея. Получив от них известие, Домиций, едва на четырех часовое расстояние пути опередил Помпея и быв обязан неприятелю своим спасением, у Егиния, на границе Фессалии, встретился с шедшим к нему на встречу Цезарем.
80. Соединив свое войско с Домициевым, Цезарь прибыл в Гомфы, первый город Фессалии по дороге из Эпира. Жители этого города, несколько месяцев тому назад, посылали к Цезарю послов, предлагая ему содействовать всеми силами и прося от него воинов для гарнизона. Но уже туда пришла молва весьма преувеличенная - о ней мы упоминали выше - о сражении под Диррахием. Вследствие этого Андросфен, претор Фессалии, предпочел лучше вместе с Помпеем разделять плоды его победы, чем оказать пособие Цезарю в несчастии, а потому он собрал с полей в город большое количество как рабов, так и свободных, запер ворота и послал гонцов к Сципиону и Помпею, призывая их на помощь; он им наказывал, что надеется на укрепления города в случае, если ему скоро подадут руку помощи: продолжительную же осаду он не в состоянии выдержать. Сципион, узнав об удалении войск от Диррахия, привел легионы в Лариссу. Помпей же еще и не приближался к Фессалии. Цезарь, укрепив свой лагерь, велел войску готовить лестницы, стенобитные орудия и все, что нужно для взятия города приступом, а равно заготовить большое количество фашин. Когда все это было готово, то он сказал речь своим воинам, убеждая их: "не щадить усилий, чтобы взять город богатый и обильно всем снабженный, а это было бы как нельзя более кстати; притом же пример одного города послужит уроком для прочих городов той же области; город надобно взять как можно поспешнее прежде чем пойдут к нему на выручку". Воины показали необыкновенное рвение, и Цезарь в тот же самый день, когда подошел к городу, после девятого часа произвел приступ к городу, окруженному весьма высокими стенами, а прежде захода солнца овладел им и отдал его на разграбление своим воинам. Потом немедленно он снял лагерь и пришел к Метрополю, так что опередил вести и слухи о взятии города.
81. Жители Метрополиса, увлеченные теми же слухами, сначала последовали было примеру жителей Гомф, заперли ворота и вооруженные стали на стенах; но потом, узнав об участи Гомф от пленников, которые по приказанию Цезаря, были выведены к стенам, они отворили ворота. Цезарь обошелся с ними чрезвычайно милостиво и города Фессалии, сравнивая участь Метрополиса с участью Гомф, все, за исключением Лариссы, занятой многочисленным войском Сципиона, изъявили покорность Цезарю и готовность исполнять его приказания. Цезарь, найдя местность, где хлеб уже почти совершенно поспел, решился здесь поджидать прихода Помпеева и перенесть сюда главный театр военных действий.
82. Немного дней спустя Помпей прибыл в Фессалию. Перед собранием всего войска он благодарил воинов за усердие. Обратясь к воинам Сципиононой армии, Помпей сказал: "хотя победа уже решена, но плоды ее и награды вы разделите". Оба войска соединены в одном лагере; Помпей разделил со Сципоном признаки власти, приказал и перед ним играть в трубы и разбить для него другую палатку. Усиление войск Помпеевых, соединение двух многочисленных армий - все это поддерживало уже вкоренившееся мнение о победе; она казалась столь верною, что каждая прошедшая минута по-видимому только замедляла время возвращения в Италию. Обвиняли даже Помпея в тех случаях, когда он действовал медленно и рассудительно: "дело, которое можно решить в один час, он тянет утешаясь как дитя призраком власти; ему весело иметь рабскими исполнителями своей воли бывших преторов и консулов". Приверженцы его уже спорили друг с другом о наградах и должностях, разобрали консульства вперед за несколько лет; другие просили себе дома и имущества лиц, находившихся в лагере у Цезаря. Даже в совете произошел большой спор о том, нужно ли на предстоящих выборах претора обращать внимание на Л. Гирра, посланного Помпеем к Парфам. Родственники Гирра просили заступничества Помпеева, указывая на то, что поручение им данное может лишить Гирра следующей ему чести, и таким образом вместо знака доверия быть для него наказавием; прочие же оспаривали права Гирра и говорили, что несправедливо было бы его одного предпочесть всем, тогда как все одинаково делили труды и опасности.
83. О первосвященнической должности Цезаря ежедневно почти спорили Домиций, Сципион в Лентулл Спинтер и в ежедневных состязаниях громко не щадили ругательств друг для друга. Лентулл предъявлял на эту должность права лет своих, Домиций ссылался на расположение к нему жителей Рима и всеобщее будто бы в нему уважение, а Сципион рассчитывал на свои родственные связи с Помпеем. Аттий Руф обвинял перед Помпеем Л. Афрания в том, что он в Испанскую войну изменнически предал свое войско Цезарю. Л. Домиций на совете сказал, что по окончании войны тем лицам сенаторского сословия, которые за одно с ними действуют, нужно будет вручить тройные таблички для произнесения приговора над теми, которые или остались в Риме, или хотя и находились в городах, принадлежащих Помпею, но не оказывали ему надлежащего содействия в войне. На одной табличке должны были записываться имена тех, которые признаны будут совершенно невинными, на другой тех, которые будут присуждены в смертной казни, а на третьей, которые будут оштрафованы деньгами. Одним словом, каждый помышлял об удовлетворении или своего честолюбия, или корыстолюбия, или личной неприязни; все думали не о том, как бы приобресть победу, но о том, какие из нее извлечь для себя выгоды.
84. Не инея недостатка в продовольствии для войска, ободрив его дух, изгладив впечатление поражения у Диррахия значительным промежутком времени и удостоверясь в воодушевлении своих воинов, Цезарь заблагорассудил испытать, до какой степени Помпей расположен к решительной битве. А потому Цезарь стал выводить войска из лагеря и располагать их сначала подле своего лагеря и несколько далее от лагерей Помпея, а с течением времени начал удаляться от своих лагерей и придвигать свои войска к возвышениям, на которых был расположен лагерь Помпея, и тем со дня на день все более и более вселять дух в своих воинах. Относительно конницы Цезарь оставался верен давнишнему своему правилу, о котором мы говорили выше; имея конницу числом несравненно менее неприятельской, оп обыкновенно посылал вместе с нею сражаться молодых отборных воинов из передовых рядов, отличавшихся быстротою и ловкостью, - от ежедневного навыка они хорошо изучили этот род сражения. Таким образом Цезарь достиг того, что даже в ровном в открытом месте, где нужно было, его тысяча всадников выдерживала напор семи тысяч Помпеевых всадников и не робела от многочисленности неприятелей. В течение этого времени одно конное сражение кончилось в нашу пользу, и в нем между прочими погиб Аллоброг Эг, один из двух, о которых мы упомянули выше что они перебежали к Помпею.
85. Помвей, лагерь которого находился на возвышении, расположил войско в боевом порядке у подошвы его; он все ждал, не начнет ли сражения Цезарь при неблагоприятных для него условиях местности. Цезарь, полагая, что Помпей твердо решился избегать боя, счел за лучшее беспрестанно менять лагери и быть в постоянном движении. Действуя таким образом, он всегда уверен был в изобилии продовольствия, надеялся когда-нибудь подстеречь случай, как бы вынудить Помпея к сражению, и постоянными ежедневными переходами изнурить, не привыкшее к трудам, Помпеево войско. Все уже было приготовлено сообразно этому намерению, сигнал выступления дан, палатки сняты, как вдруг наши увидали, что Помпеево войско стало в боевом порядке не у лагеря, но далее от него, так что условия местности перестали быть неблагоприятны для Цезарева войска на случай сражения. Тогда Цезарь, обратясь к воинам, приготовившихся уже выходить из лагерных ворот: "отложим - сказал - на этот раз выступление и обратим все наше внимание к предстоящему сражению, которого давно уже ждем мы с нетерпением, и случай к которому в другой раз мы не скоро найдем". Немедленно затем Цезарь вывел войска налегке из лагеря, готовые к бою.
86. Помпей также решился дать сражение, уступая убеждениям своих приверженцев, как об этом узнали мы в последствии. Да и прежде на совете он сказал: "войско Цезаря будет разбито прежде, чем дело дойдет до рукопашного боя". Видя, что многие дивились его словам: "знаю, сказал он, что я обещаю то, что почти невероятно, но я вам объясню мой план действия для того, что что бы вы смелее были в предстоящем бою. Я полагаюсь главное на нашу конницу (а она ручается мне за исполнение): когда войска сойдутся, она обойдет с открытого фланга левое крыло Цезаревой армии и станет действовать ему в тыл: таким образом войско Цезаря будет приведено в расстройство и в бегство прежде, чем с нашей стороны будет пущена хотя бы одна стрела. Таким образом бой решится, не трогая легионов и почти без кровопролития. А это не будет затруднительно, когда мы так сильны конницею". Вместе с тем он прибавил: "чтобы они были готовы на будущее время и в предстоящем сражении, которого они давно дожидались, чтобы не обманули общих ожиданий, возбужденных во всех их знанием воинского дела и храбростью".
87. За тем Лабиен стал говорить. Превознося похвалами план Помпея, он с презрением отзывался о войсках Цезаря: "Ты не думай, сказал он Помпею, что перед тобою то самое войско, которое покорило Галлию и Германию. Сам я был во всех сражениях, и что я здесь говорю, то твердо знаю по опыту. Из старых воинов осталось весьма немного: большая часть их погибла, что необходимо должно было случиться в войне почти беспрерывной; прочие частью померли осенью в Италия от моровой язвы, частью разошлись по домам или остались на материке. Разве вы не слыхали, что в Брундизии целые когорты составлены из тех, которые там оставались по причине болезни? Войска же, которые теперь перед нами, составлены из наборов, произведенных в эти года в ближайшей Галлии и от части в поселениях наших по ту сторону По; да и из них храбрейшие погибли в двух битвах под Диррахием". Сказав это, Лабиен поклялся: "иначе как победителем не возвращаться в лагерь" и убеждал прочих последовать его примеру. Одобряя слова Лабиена, Помпей дал ту же клятву, да и из прочих не нашлось никого, это бы усомнился дать ее. Вот что происходило на совете и все разошлись с надеждою на успех и радостью; в душе они уже считали победу верною, полагаясь на слова опытного полководца и думая, что он в столь важном деле не стал бы их тратить по пустому.
88. Приближаясь к лагерю Помпея, Цезарь увидел войско его расположенным в таком порядке. На левом крыле стояли два легиона, переданные Помпею Цезарем вследствие сенатского определения в начале их взаимных несогласий; один из этих легионов носил название первого, а другой третьего; тут находился сам Помпей. В середине стоял Сципион с сирийскими легионами. Легион Киликийский, вместе с когортами Испанскими, приведенными Афранием, составлял собою правое крыло; эти войска Помпей считал самыми надежными; прочие войска он поместил в промежутках центра и обоих крыл; всего же в строю было сто десять когорт, а числом 45 тысяч человек. Кроме того две тысячи ветеранов, добровольно по призыву принявших службу из числа уже награжденных за прежние кампании, были рассеяны по всему фронту войска. Семь остальных когорт поставлены были для охранения лагеря и прилежащих укреплений. Правое крыло Помпеевой армии упиралось в ручей с крутыми и затруднительными к переходу берегами и вследствие этого вся конница, все стрелки и пращники прикрывали собою левое крыло.
89. Цезарь, оставаясь верным прежнему решению, на правом фланге поставил десятый легион, а на левом девятый, бывший весьма не в комплекте, вследствие потерь под Диррахием; потому Цезарь прибавил к нему восьмой и почтя составил из двух легионов один, приказав им поддерживать друг друга. Всего в строю у Цезаря находилось 80 когорт, а числом 22 тысячи человек: две когорты оставлены были гарнизоном в лагере. Начальство над левым крылом Цезарь вверил Антонию, над правым П. Сулле, над центром К. Домицию, а сам стал против Помпея. Предугадав план действий его из порядка расположения войск, Цезарь, опасаясь как бы многочисленная неприятельская конница не обошла в тыл его правый фланг, немедленно из третьей линии взял несколько когорт, составил из них четвертую с целью противопоставить ее коннице, в дал ей наставление, как следовало ей действовать в сражении; он внушил им, что от мужества этих когорт зависит успех сражения. Затем третьей линии и всему войску он повелел никак не вступать в дело без его приказания; когда же придет время, то он сам подаст знак флагом.
90. Сказав по военному обычаю речь к воинам перед битвою, где он выставил им на вид неусыпное всегдашнее его о них попечение, Цезарь напомнил им: "что сами они могут засвидетельствовать, как усердно всегда желал он мира; к нему клонились переговоры Ватиния и посольство А. Клодия в Сципиону; у Орика - с Либоном он просил дозволения отправить послов к Помпею. Искренним его желанием было щадить кровь воинов и сберечь для отечества оба враждебных войска". Окончив речь, Цезарь, видя усердие воинов, требовавших битвы, дал трубою знак в сражению.
91. В войске Цезаря находился один волонтер, по имени Крастин; в кампанию прошедшего года он командовал первым строем десятого легиона; храбрость его была чрезвычайная. Когда знак к сражению был дан, то он, обратясь к воинам сказал: "последуйте за мною, бывшие мои сослуживцы; оправдайте вашими усилиями ожидания, какие возлагает на вас вождь. Еще одно и последние сражение; по довершении его и он достигнет чести, ему следующей по праву, и вы навсегда обеспечите себе вольность". А посмотрев на Цезаря, он произнес: "Император, сегодня я так буду действовать, что ты останешься мне благодарен, останусь ли я жив или буду убит". Сказав это, он первый бросился из рядов нашего правого крыла и за ним последовали 120 отборных воинов-волонтеров той же сотни.
92. Между обоими войсками оставалось именно столько пространства, сколько нужно для атаки; Помпей приказал своему войску не двигаться с места и дожидаться нападения Цезарева войска, которое естественно должно было расстроиться при атаке. Говорят, что в этом случае Помпей последовал совету К. Триария; он имел целью, действуя таким образом, надломить первые напоры и усилия неприятельского войска, и потом стройными и правильными рядами ударить на неприятеля, в нападении расстроившего ряды и пришедшего в беспорядок. Притом Помпей полагал, что дротики неприятелей менее менее сделают вреда стоящему на месте войску, чем идущему к ним на встречу, и что воины Цезаря при усиленной атаке истратят все силы и изнемогут от усталости. В этом случае мнение Помпея едва ли было основательно; цель сражения возбудить и развить враждебное во всяком человеке воодушевление и чувство храбрости. Каждый полководец должен поддерживать это воодушевление, а не подавлять его. С этою целью, чтобы сильнее действовать на воображение воинов, издревле заведено перед сражением играть во все трубы и поднимать общие клики всему войску: это придумано, чтобы устрашить неприятеля и воодушевить своих.
93. По данному сигналу, наши, подняв дротики, бросились вперед, но видя, что Помпеевы воины не двигаются с места, они, наученные опытом прежних сражений, остановились по собственному побуждению почти на половине предстоявшего им пути и отдохнули немного; собравшись с силами, они пустили дротики и, сообразно данному Цезарем наставлению, схватились за мечи. Воины Помпея также не забыли своих обязанностей: хладнокровно приняли они пущенные в них дротики, выдержали натиск легионов и сомкнутыми правильными рядами, пустив со своей стороны дротики, вступили в рукопашный бой. В то же время конница Помпея, стоявшая на левом фланге, сообразно данному ей приказанию, стала двигаться вперед, рассыпав перед собою большое количество стрелков. Конница наша, уступая напору неприятеля, стада отступать, а неприятельская тем сильнее преследовать ее и, развернувшись повзводно, стада обходить нашу армию с открытого фланга. Цезарь приметив это, повелел вступить в дело нарочно на этот предмет сформированной из шести когорт четвертой линии. Быстро устремилась она вперед и натиск ее на конницу неприятельскую был так силен, что она, не выдержав его, не только была сбита с позиции, но в беспорядочном бегстве искала спасения прямо на весьма высокие горы. С удалением конницы стрелки и пращники оставшись беззащитными, безоружные сделались легкою жертвою наших и были все избиты. Четвертая же линия, не останавливаясь, стала обходить левое крыло Помпеева войска, на всем пространстве фронта уже вступавшего в дело, и действовать ему в тыл.
94. Тогда Цезарь приказал выступить вперед третьей линий, еще не бывшей в деле и спокойно стоявшей на своем месте. Видя наступление свежих сил неприятеля и его же войска в тылу у себя, Помпеевы воины не выдержали и все обратились в бегство. Мнение Цезаря, высказанное им перед битвою воинам, что от когорт в четвертой линии противопоставленных неприятельской коннице, зависит весь успех сражения, вполне оправдалось: они поразили неприятельскую конницу, избили стрелков и пращников, обошли с левого фланга Помпеево войско и вынудили его бежать. Помпей, видя поражение конницы и замечая, что ужас стал вкрадываться в ту часть войска, на которую он возлагал особенную надежду, отчаялся в успехе и, оставив армию, немедленно на коне удалился в лагерь. Обратясь к сотникам, стоявшим на карауле перед преторианскими воротами, Помпей им сказал громко так, чтобы воины слышали: "Защищайте лагерь, отстаивайте эти ворота сколько можно, если нас постигнет несчастие; а я объеду прочие лагерные ворота и приму меры к их обороне!" Сказав это, Помпей удалился в преторий, предчувствуя уже поражение и дожидаясь результата боя.
95. Цезарь, видя, что воины Помпеевы с поля битвы в беспорядке удалились в свои окопы и, не желая им дать время оправиться от ужаса, сказал речь своим воинам, убеждая их воспользоваться покровительством счастия и взять приступом неприятельский лагерь. Воины, несмотря на то, что страдали от зноя - дело было уже к полудню - готовые на все труды, повиновались воле Цезаря. Храбро защищали лагерь когорты, находившиеся в гарнизоне и особенно вспомогательные войска Фракийцев и других варварских народов. Что же касается до воинов, убежавших с поля сражения, то они были вне себя от ужаса и усталости; большая часть их потеряли оружие свое и военные значки и все они думали более о бегстве, чем о защите лагеря. Но и войска, стоявшие на валах, не могли долго там держаться вследствие множества пущенных нами стрел; израненные, они вынуждены были уступить и все под начальством своих сотников и трибунов искали спасения на весьма высоких горах, подходивших к лагерю.
96. Мы нашли в лагере Помпея множество накрытых столов, большое количество серебряной посуды; палатки были тщательно покрыты свежим дерном, а Лентула и некоторых других увиты даже плющом; вообще все обнаруживало неумеренную роскошь и уверенность в победе. Так что легко было понять, что те, которые приготовляли себе необходимые наслаждения, не имели ни малейшего сомнения относительно исхода этого дня. А между тем они не стыдились упрекать в сластолюбии, завидуя его силе, бедное, но сильное войско Цезаря, нередко терпевшее нужду в предметах первой необходимости. Помпей, видя, что наши воины уже в его лагере, сняв с себя признаки императорского звания, сел на коня и в задние ворота лагеря поспешно поскакал к Лариссе. Там он не остановился, но с такою же поспешностью, собрав вокруг себя небольшое число своих приверженцев, ушедших из лагеря, несмотря на ночное время, продолжил путь, в сопровождении тридцати человек свиты прибыл к морскому берегу и сел на судно, которое было нагружено хлебом. Дорогою, как сказывают, часто вырывались у него жалобы, что он ошибся в тех самых людях, на которых наиболее рассчитывал; а те, как бы изменив ему, первые показали, пример бегства.
97. Цезарь, овладев лагерем, требовал от воинов, чтобы они, занятые добычею, не забыли, что им еще надлежит сделать. Видя готовность воинов, Цезарь немедленно стал принимать меры окружить окопами неприятеля, расположенного на горе. Помпеевы воины, замечая, что на занимаемой ими горе нет воды, не решились на ней остаться и двинулись все по направлении к Лариссе. Приметив эти их надежды, Цезарь разделил свои войска: части легионов он приказал остаться в лагере Помпея, а часть отправил обратно в свой лагерь; с четырьмя же двинулся прямою и удобнейшею дорогою на перерез Помпеву войску и, прошед шесть миль, стал в боевом порядке. Увидя это неприятель занял позицию на холме, у подошвы которого протекала река: Цезарь ободрил воинов речью, и несмотря на труды целого дня и приближение ночи, отделил окопом гору от реки для того, чтобы Помпевы воины не могли ночью ходить за водою. Вследствие этого, они прислали послов для переговоров о сдаче; немногие лица сенатского сословия, находившиеся при неприятельском войске, в течение ночи искали спасения в бегстве.
98. На рассвете Цезарь приказал всем осажденным на горе неприятелям сойти оттуда в равнину и бросить оружие. Они без отговорки это исполнили и, простирая руки, упали на землю, моля о пощаде. Цезарь сказал им несколько слов в утешение, и чтобы их успокоить от страха, напомнил им свое всегдашнее милосердие; а воинам своим строго приказал ничем не обижать пленных и ничего у них не отнимать. Устроив это, Цезарь призвал к себе из лагеря другие легионы; а тем, которые с ним были велел возвратиться в лагерь и отдохнуть; в тот же день Цезарь прибыл в Лариссу.
99. В этой битве Цезарь потерял не более 200 человек, в том числе 30 храбрейших сотников. Убит и Крастин, о котором мы говорили выше, сражаясь с отчаянною храбростью; он получил рану мечом прямо в лицо. Он вполне оправдал слова, сказанные им при начале сражения. Цезарь сам был в том убеждении, что храбрость Крастина была выше всякой похвалы и оказала ему великие услуги. В Помпеевом войске пало около пятнадцати тысяч человек, а сдалось более 24 тысяч (в те когорты, которые были гарнизоном в укреплении сдались Сулле); многие же разбежались по соседним городам; на поле сражения найдено и принесено к Цезарю 180 значков и девять орлов. Л. Домиций во время бегства из лагеря на гору, в изнеможении сил от усталости, был нагнан и убить нашими всадниками.
100. В тоже время Д. Лелий с флотом прибыл к Брундизию и по примеру Либона, о действиях которого мы говорили выше, - занял остров; лежащий против входа в Брувдизийскую гавань. Точно также Ватиний, который начальствовал в Брундизие, выманил суда Лелия, покрыв в снабдив воинами ладьи, и когда некоторые из судов Лелия зашли далеко, то он при входе в гавань захватил одну квинкверему (судно о пяти рядах весел) и два небольших судна; а конными отрядами, расположенными на берегу, не давал судам Лелия наливаться водою. Но Лелий, пользуясь временем года благоприятным для плавания судов, на них привозил воду из Корциры и Диррахия и никак не хотел оставить своего намерения ни вследствие бесславной потерн судов, ни вследствие недостатка в самых необходимых предметах и, очистив остров, отойти от пристани.
101. Почти в это же время Кассий прибыл к берегам Сицилии с флотом из судов Сирских, Финикийских и Киликийских. Флот Цезаря был разделен на две части: одною, находившуюся в проливе у Вибона, начальствовал претор П. Сульпиций, а другою у Мессаны М. Помпоний. Кассий с судами прилетел к Мессане прежде, чем Помпоний узнал о его прибытии, и напав на него врасплох (не было ни стражи у судов, и никакого порядка в их размещении) он воспользовался сильным ветром и наполнив суда смолю, паклею и разными горючими веществами, пустил их на Помпониев флот и сжег все его суда числом 35; из них 20 были с палубами. Вследствие этого в, городе распространился такой страх, что хотя в нем находился целый легион, но едва город защищался. Да и по весьма вероятному предположению многих он вряд ли бы уцелел, если бы в то же самое время не прискакали на переменных лошадях гонцы с известием о победе Цезаря. Оно пришло как не надобно более кстати; город был приведен в оборонительное положение, а Кассий оттуда отправился к Вибону, где находился Сульпиций с флотом; он нашел наши суда у берега в том же самом замешательстве и беспорядке, как и у Массаны. Кассий, пользуясь благоприятным ветром пустил около 40 транспортных судов, наполненных горючими веществами. Флот наш с двух сторон был объят пламенем, от которого погибло пять судов. Видя распространение огня по судам, вследствие сильного ветра, воины ветераны, из числа больных оставленные для охранения судов, не снесли такого позора; но по собственному побуждению сели на суда, снялись с якоря и ударяли на Кассиев флот. Они взяли две квинкверемы; из них на одной находился сам Кассий, но он убежал на лодке; кроме того наши захватили еще две триремы. Немного спустя узнали о сражении, происшедшем в Фессалии, так что сами Помпеевы приверженцы не могли уже более сомневаться в истине этого события; прежде же они полагали, что оно придумано друзьями Цезаря. Удостоверясь в этом, Кассий немедленно удалился с флотом от берегов Сицилии.
102. Цезарь заблагорассудил, оставив все прочее, заняться немедленным преследованием Помпея, в какую бы сторону он не вздумал бежать, для того, чтобы не дать ему возможности собрать новые войска и возобновить войну. Каждый день Цезарь настолько двигался вперед, сколько пути могла сделать конница; а одному легиону он приказал следовать за собою меньшими переходами. В Амфиполе от имени Помпея было объявлено, чтобы все молодые люди этой провинции, как Греки, так римские граждане; явились для принесения воинской присяги. Впрочем, не известно, для того ли это было сделано, чтобы скрыть истинное намерение Помпея бежать в отдаленные края, или может быть он действительно хотел с помощью вновь набранных воинов удержать Македонию, в случае, если бы его не теснили преследованием по горячим следам. Одну только ночь Помпей простоял на якоре у Амфиполя; они призвал к себе находившихся там своих приверженцев и, собрав с них денег сколько нужно было на самые необходимые издержки, получив известие о приближении Цезаря, удалился оттуда, и через несколько дней прибыл в Митилену. Задержанный два дня бурею и, собрав вокруг себя несколько небольших судов, прибыл в Киликию и оттуда в Кипр. Здесь узнал он, что все жители Антиохии и граждане римские, находившиеся в этом городе для торговли, согласились между собою занять крепость города, чтобы не допускать в нее Помпея. Они разослали к беглецам, находившимся в соседних городах, чтобы они ни приходили в Антиохию; в противном случае угрожали им опасностию жизни. Также точно в Родосе было поступлено относительно Л. Лентулла, бывшего консулом в прошлом году, П. Лентулла, бывшего также некогда консулом, и других беглецов. Они бежали за Помпеем и прибыли к острову, но не были впущены ни в город, ни в гавань, а получили приказание отплыть прочь, что и должны были сделать к большому своему огорчению. Уже молва о приближении Цезаря достигла и городов Азии.
103. Узнав об этом, Помпей оставил намерение удаляться в Сирию. Он взял деньги общественные и кроме того завял у некоторых частных лиц; заготовив таким образом большую сумму денег на военные издержки, он с нею сел на судно, имея при себе до двух тысяч вооруженных людей, частью набранных из находившихся в службе у граждан римских и у купцов; частью из бывших при нем лиц способных носить оружие; с ними прибыл он в Пелузий. В то время там случайно находился царь Птоломей, еще почти дитя, с многочисленным войском; он вел войну с сестрою своею Клеопатрою, которую несколько месяцев тому назад выгнал из своего царства через своих родных и приближенных. Лагерь Клеопатры находился недалеко от его лагеря. Помпей отправил послов к Птоломею, прося у него, во имя дружественных его отношений с отцом его, впустить его в Александрию и защитить его в постигшей невзгоде. Послы Помпея, исполнив возложенное на них поручение, вздумали свободно толковать с воинами царя и убеждать их оказать содействие Помпею, сострадая его несчастию. А в числе воинов Птоломея было много находившихся в службе Помпея; их Габиний, отправляясь в Александрию, взял у Помпея, а по окончании войны они остались на службе у Птоломея, отца того, о котором мы здесь говорили.
104. При таком положении дел, приближенные царя, по его малолетству правившие царством, или опасаясь, как они в последствии утверждали, того, чтобы Помпей не овладел Александриею и Египтом, привлекши на свою сторону царское войско, или презирая его в бедственном положении - как обыкновенно несчастие делает из друзей врагов. Как бы то ни было, они весьма ласково отвечал послам Помпея и пригласили его к царю. А сами, замыслив его гибель, послали Ахилла, префекта царского, человека отчаянного, готового на все, и Л. Септимия, трибуна военного, приказав как им убить Помпея. Они встретили Помпея с изъявлениями ласки и дружбы. Он несколько знал Септимия, командовавшего отрядом под его начальством в войну с морскими разбойниками, и потому, ничего не опасаясь, последовал за ним в ладью с немногими из своих. Тут он был убит Ахиллою в Септимием. Л. Лентулл также попался в руки Птоломея и умерщвлен в тюрьме.
105. Цезарь, прибыв в Азию, узнал, что Т. Аммий хотел было взять деньги, находящиеся в храме Дианы в Ефезе и с этою целью пригласил туда всех сенаторов, какие находились в провинции, чтобы при них поверить количество этих денег; но помешало ему прибытие Цезаря и он спасся бегством; таким образом Цезарь два раза спас сокровища Ефезския от разграбления. В то же время распространился слух, что в Элиде, в храме Минервы, по расчету времени в тот самый день, когда Цезарь одержал победу, изображение победы, стоявшее лицом к Минерве, и перед нею самою вдруг повернулось лицом к вратам храма. В тот же день в Антиохии, в Сирии, два раза слышаны были такие воинские клики и звук оружия, что все граждане с оружием спешили на стены. То же самое случилось в Птоломаиде. В Пергаме, в самой дальней сокровенной части храма, куда дозволяется входить только одним жрецам (по-гречески она называется ἄδυτα) слышен был звук музыкальных инструментов (тимпанов). В Траллах, в храме Победы, где посвятили Цезарю статую, на кровле из расщелины плит, ее составлявших, в эти же дни выросла пальма.
106. Цезарь только несколько дней пробыл в Азии. Услыхав, что Помпея видели в Кипре, Цезарь догадался о его удалении в Египет, и, опасаясь дружеских его отношений к царю Птоломею и местности страны, представляющей столько удобств для ведения войны, он немедленно отправился в Александрию с двумя легионами (из них одному приказал за собою следовать из Фессалии, а другой взял из Ахайи от легата К. Фуфия) и 800 всадников; с Цезарем находилось 10 Родосских галер и небольшое число Азийских. В двух легионах Цезаря было только три тысячи двести человек; прочие же остались или будучи ранены, или изнемогая от трудов и дальней дороги. Цезарь, полагаясь на свою великую совершенных деяний славу, не усомнился отправится с такими малыми силами, будучи уверен в своей безопасности везде, где бы ни находился. В Александрии узнал он о смерти Помпея. Выходя на берег, встречен был неприязненными кликами воинов, оставленных царем в городе для гарнизона и враждебными толпами народа, которому пуки, несенные перед Цезарем, казались посягательством на царскую власть. Несмотря на скорое усмирение этого мятежа, между воинами Цезаря и Птоломеевыми были беспрестанно неприязненные столкновения весьма много наших воинов были убиваемы во всех частях города.
107. Видя такое положение дел, Цезарь приказал привести к себе из Азии легионы, составленные из Помпеевых воинов; сам же волею-неволею должен был оставаться в Александрии по случаю периодических ветров, дующих навстречу судам, выходящим из этого города. Между тем Цезарь был убежден, что право разбирать несогласия между царями принадлежит народу римскому и ему, Цезарю, как консулу, тем более, что в его прежнее консульство законом и сенатским определением заключен союз с отцом Птоломея. А потому он высказал свою волю, чтоб царь Птоломей и сестра его Клеопатра распустили свои войска, какие у них есть и предоставили бы решение их взаимных несогласий его суду, а не силе оружия.
108. Главное управление делами царства лежало, по случаю малолетства царя, на его воспитателе евнухе Петине. С негодованием, которое изливал он в жалобах своим приближенным, встретил он волю Цезаря о предоставлении прав царя его, Цезаря, разбору. Соединясь за одно с несколькими приближенными царя, своими единомышленниками, он тайно призвал войско из Пелузия в Александрию и начальство над ним вверил Ахилле, о котором мы говорили выше; ему он дал наставление как действовать, не щадя обещаний от имени царя. В завещании Птоломея наследниками назначены старший из его двух сыновей и старшая из его двух дочерей, и в нем он заклинал народ римский соблюсти - его - всеми богами и святостью союза, заключенного в Риме. Завещание одно было доставлено послами Птоломея в Рим для хранения в общественной сокровищнице; но оно не могло быть положено туда вследствие общественных смут, и потому вверено было Помпею. Другое, точно такое же, находилось в Александрии, запечатанное царское печатью.
109. Этим-то делом занимался Цезарь, имея искреннее желание окончить споры между царями в качестве общего друга и посредника; как вдруг он узнал о прибытии в Александрию войска царского и всей конницы. Войско Цезаря было так малочисленно, что о сражении вне стен городских не могло быть и речи; Цезарю оставалось только защищать занимаемую им часть города и узнать истинное намерение Ахилла. Цезарь отдал приказание всем своих воинам быть под оружием, и убеждал царя из его приближенных избрать людей пользующихся наибольшим влиянием, и отправить их послами к Ахилле узнать, чего он хочет. Отправленные с этою целью Диоскорид и Серапион, те самые, которые были послами в Риме - они пользовались большим расположением Птоломея-отца прибыли в Ахилле. Увидав их Ахилла не спросил даже, для чего они пришли и, не выслушав их, велел схватить и умертвить: один упал раненый и замертво был вынесен своими, а другой убит на месте. Узнав об этом событии Цезарь принял меры к тому, чтобы особу царя иметь в своей власти, зная какое влияние имя его имело на туземцев; он, действуя им, хотел выставить возникшую борьбу частным - некоторых неблагонамеренных людей ищущих грабежа - умыслом, в котором царь не принимал никакого участия.
110. Войска Ахиллы и числом, выбором людей, и воинскою опытностью заслуживали внимание; их было под оружием около 20 тысяч. Они состояли из воинов Габиния; но они уже совершенно утратили дисциплину, свыклись с роскошною жизнью в Александрии; забыв свое происхождение, они уже поженились здесь, а многие имели детей. Тут же находились бывшие пираты и разбойники из провинций Киликии, Сирии и соседственных стран. Кроме того собрались сюда в большом числе преступники, бегством ушедшие от смертной казня, и изгнанника разного рода. Вообще Александрия представляла надежный и безопасный приют нашим беглецам; здесь они имели верное средство к жизни, поступая на военную службу. Если в числе их господин видел беглого своего раба и хотел его схватить, то товарищи его заступались за него, все за одно, и вырывали его силою, опасаясь сами той же участи, сознавая за собою ту же опасность. Нередко возмущались они, требуя головы приближенных царя или предавая разграблению дома богатых, находя жалование свое недостаточным, осаждали царские палаты, изгоняли одного царя, сажали на его место другого. Дух своеволия как-то искони свойственен был александрийскому войску. Оно возвратило царский престол Птоломеву отцу, умертвило двух сыновей Бибула, вело войско с Египтянами и в них приобрело навык и опытность военного дела.
111. Полагаясь на свои силы и презирая малочисленность войск Цезаря, Ахилла имел в своей власти всю Александрию, кроме той части города, где находился Цезарь. Сначала пытался было приступом взять домЦезаря; но Цезарь защитил его, заняв когортами ведшие к нему улицы. В то же время происходило упорное сражение у пристани, которое могло иметь важные последствия. Разделив свои силы, неприятель в одно и то же время нападал на наших во многих улицах, но главные свои силы обратил на пристань, с целью занять галеры. Их было 50; они ходили было на помощь Помпею, но после битвы в Фессалии возвратились домой. То были все суда о 3-х и 5-ти рядах весел в совершенной исправности и снабженные всем для плавания. Кроме того там находились 22 палубных судна, которые обыкновенно употреблялись для защиты Александрии со стороны моря. Неприятель хотел исторгнуть этот флот из рук Цезаря, иметь таким образом море в своей власти и отрезать Цезарю все подвозы. Упорная битва произошла вследствие этого: одни хотели обеспечить себе скорую и верную победу решительным ударом, а другие помнили, что сражались за свою жизнь. Победа осталась на стороне Цезаря и он, не будучи в состоянии со своим малочисленным войском защищать суда, столь отдаленные от его главной квартиры, предал эти суда, и все, которые находились в верфях, пламени; а воинов поспешно высадил на Фарос и овладел им.
112. Фарос - это весьма высокая башня на острове, замечательная по красоте и обширности постройки, получившая наименование от острова; а остров своим положением насупротив Александрии образует гавань. Древние цари египетские соединили Фарос с твердою землею двумя молами, имеющими в длину 900 шагов; они образуют узкий переход в мост, соединяющий Фарос с Александриею. На острове живут туземцы Египтяне и поселок их по величине можно назвать городом; они привыкли - суда, силою ветров или неопытностью кормчих брошенные в сторону, захватывать как морские разбойники. Без согласия того, в чьей бы власти находился Фарос, невозможно судам по узости прохода проникнуть в гавань. Опасаясь этого Цезарь в то время, когда все внимание неприятеля было обращено на битву, высадил воинов на Фарос, овладел им, поставил в нем гарнизон и таким образом обеспечил себе свободную доставку на судах хлеба и войск. Он разослал по соседним странам, требуя вспомогательных войск. В прочих местах города сражение кончилось ничем, вследствие тесноты места, и ни одна сторона не уступила другой победу. Потеря с обеих сторон также была незначительной. Цезарь, заняв важнейшие пункты войсками, ночью принял меры к их укреплению. В части города, бывшей во власти Цезаря, находилось небольшое отделение царских палат, сначала отведенное ему для помещения; к нему примыкало здание театра; оно, господствуя над пристанью и верфями, у Цезаря составляло род крепости. К нему присоединил Цезарь еще укрепления, образовав вокруг себя род стены, для того, чтобы не быть вынужденным сражаться против воли. Между тем младшая дочь Птоломея, надеясь получить престол, который она уже считала незанятым, прибыла из дворца к войскам Ахиллы и вместе с ним стала распоряжаться военными действиями. Впрочем скоро у них возникло соперничество о власти, которое клонилось к большой выгоде войска; и та и другая сторона старалась большими подарками привлечь его на свою сторону. Пока это происходило у неприятеля, Потин, правитель царства и воспитатель Птоломея, был уличен перехваченными письмами его к Ахилле, - в которых он его убеждал продолжать твердо начатое дело и не упадать духом, - и казнен Цезарем. Тая началась война в стенах Александрии.

---

[1] Хара — это род дикой капусты.