1. Галлия вся делится на три части: в одной живут Белги, в другой Аквитаны, а в третьей Кельты, как они по-своему себя называют, а по нашему Галлы. Эти три народа существенно различаются друг от друга наречием, нравами и законами. Река Гаронна служит границею между Галлами и Аквитанами, а от Белгов Галлы отделены реками Марною и Сеною. Из этих трех народов храбростью отличаются преимущественно Белги; причина та, что, по отдаленности их от Римской провинции, они чужды влияния ее образованности; купцы весьма редко проникают к ним, внося то, что служит в изнеженности нравов. Притом же они самые ближайшие соседи Германцев, живущих по ту сторону Рейна, и с ними в постоянной войне. По той же причине и Гельветы превосходят доблестью остальных Галлов; почти ежедневно имеют они стычки с Германцами, иди отражая их от собственных пределов, или внося войну в их земли. Область собственно так называемых Галлов начинается от реки Роны, окаймлена рекою Гаронною, океаном и областью Белгов; со стороны Секвавов и Гельветов она достигает реки Рейна, имея наибольшее протяжение по направлению к северу. Область Белгов, начинаясь с самого отдаленного конца области Галлов, касается нижней части течения реки Рейна, имея протяжение к северу и востоку. Аквитавия от реки Гаронны простирается к Пиренейским горам и к части океана, омывающей берега Испании, и расположена на север и запад.
2. У Гельветов самим знатным и богатым был некто Оргеторикс. В консульство М. Мессалы и М. Пизона он, желая сделаться единовластителем над своими соотечественниками, составил заговор с дворянством - убедить их со всем войском выйти из пределов отечества, представляя им завоевание всей Галлии весьма легким, по их храбрости, которою они превосходят всех других - предприятием. Убеждения его тем более имели силы, что природа как бы сама заключила Гельветов в тесных рубежах: с одной стороны область Гельветов отделяется от Германцев весьма широкою и глубокою рекою Рейном, а с другой стороны от Секванов крутыми горами Юры. Далее озеро Леман и река Рона служат границею Гельвеции от нашей провинции. Таким образом Гельветы не могли свободно ни расходиться по сторонам, ни делать нападения на соседей как бы хотели, что было им, при страстной охоте к войне, крайне прискорбно. Область свою они считали тесною для многочисленного, жившего в вей, населения, и несоответственною приобретенной ими славе о храбрости; в длину она простиралась на 240, а в ширину на 180 миль (тысяч шагов).
3. Понуждаемые такими обстоятельствами и уступая влиянию Оргеторикса, Гельветы определили устроить все, что следует к походу, скупить как можно более телег и вьючных животных, произвести посевы как можно в большем размере, чтобы заготовить потребное количество хлеба на дорогу, скрепить узы дружбы и приязни с соседними народами. Они постановили законом - в течение двух лет изготовить все что нужно, а на третий год выступить в поход. Приведение в исполнение всего этого поручено Оргеториксу. Он, отправившись послом в соседние государства, на пути убеждает Кастика, сына Катаманталедова, Секвана, присвоить над соотечественниками царскую власть, которою пользовался его отец в продолжении многих лет, быв от сената и народа римского назван другом и союзником. Также убедил он Эдуя Думнорига, Дивитиакова брата, который в это время занимал высшее место управления и пользовался наибольшею любовью простого народа, - домогаться верховной власти; ему он отдал дочь свою в замужество. Оргеторикс выставил им план этот весьма удобоисполнимым, тем более что он сам готовился присвоить верховную власть над своими соотечественниками. Не было подвержено сомнению, что Гельветы изо всех народов Галлии самый могущественный; их войсками и средствами Оргеторикс обещал поддержать попытки своих друзей к достижению верховной власти. Вняв его убеждениям, они скрепили союз свой общими клятвами и льстили себя надеждою, что, присвоив себе царскую власть над тремя сильнейшими и могущественнейшими народами Галлии, они без труда овладеют и всею Галлиею.
4. Гельветам донесено было об этих замыслах Оргеторикса; они, по заведенному обычаю, заключили его в оковы и приказали ему оправдаться; в случае, если бы он не успел доказать свою невинность, его по закону надлежало сжечь. В день, назначенный для суда, Оргеторикс велел собраться к месту судилища всем своим сродникам, а было их не менее десяти тысяч; сюда же присоединились клиенты его и должники, которых также было не малое количество. С помощью их, Оргеториксу удалось избавиться от оков и от необходимости оправдываться. Между тем как граждане, в негодовании на такой поступок, хотели оружием защищать свои права, и этой этою целью правительство собирало вооруженных поселян, Оргеторикс скоропостижно умер, не без подозрения, как полагали Гельветы, что он сам себе причинил смерть.
5. Несмотря на кончину Оргеторикса, Гельветы не оставляют своего замысла и усиливаются покинуть страну свою. Когда они сочли себя достаточно приготовленными и снаряженными к походу, то они предали огню все свои города, в числе двенадцати, сел до четырех сот и вообще все частные строения; равным образом они истребили весь хлеб, какой не могли с собою взять; все это они делали с той целью, чтобы отнять всякую надежду на возвращение и тем с большею готовностью выносить труды и опасности; каждому приказано было взять с собою съестных припасов на три месяца. Уступая убеждениям Гельветов, Раураки, Тулинги и Латобриги, их соседи, присоединились к ним и, также предав огню свои жилища, отправились в поход вместе с вами. Бойи, которые жили по ту сторону Рейна, перешли в область Норическую и заняли Нореию; они заключили союз с Гельветами и присоединились к ним.
6. Гельветам, для выхода из их страны, предстояло избрать которую-нибудь из двух дорог. Одна шла чрез землю Секвавов, между горою Юрою и рекою Роною; она представляла много затруднений и до того узка, что с трудом могла проехать по ней одна телега; над нею возвышалась чрезвычайно крутая гора, так что здесь немногочисленный отряд мог остановить сильное войско. Другая дорога, много легче и удобнее, пролегала чрез нашу провинцию, так как Рона, отделяющая землю Гельветов от Аллоброгов, недавно покоренных нами, в некоторых местах может быть переходима вброд. Самый пограничный и ближайший к земле Гельветов город Аллоброгов есть - Женева; тут находится мост на Роне, ведущий к Гельветам. Они не сомневались или привлечь на свою сторону Аллоброгов, еще так недавно покоренных Римлянами и потому не совсем к ним расположенных, или силою принудить - пропустить их чрез свою область. Приготовив все к походу, Гельветы назначили день, в который все должны были собраться к берегам Роны; то было 5-ое число перед апрельскими календами, в консульство Л. Пизова и А. Габиния.
7. Цезарь, получив известие, что Гельветы намереваются проложить себе путь через нашу провинцию, поспешил оставить Рим, и как можно более ускоренными переходами прибыл в дальнюю Галлию и в Женеву. В провинции приказал он произвести самый усиленный набор (во всей дальней Галлии находился только один легион). Мост на Роне в Женеве Цезарь велел сломать. Гельветы, узнав о его прибытии, отправили к нему послов, именитых людей; во главе посольства стояли Намей и Верудоктий. Они сказали Цезарю: "намереваются они пройти Римскую провинцию не делая никакого вреда, а по необходимости, не имея иного пути из своей страны, и просят на этот предмет его дозволения". Цезарь, припоминая, как Гельветы убили консула Л. Кассия, войска его поразили и обезоружили, не счел благоразумным дозволить им просимое. Зная враждебное расположение Гельветов, трудно было предполагать. чтобы они, в случае движения через Римскую провинцию, удержались от грабежа и неприязненных действий. Впрочем, желая выиграть время и дать собраться войску, Цезарь отвечал Гельветам, что "ему нужно время на размышление, и что ответ его они получать в апрельские иды."
8. Между тем Цезарь с помощию легиона, с ним находившегося, и воинов, набранных в провинции, провел вал на десять миль протяжения от озера Лемана, чрез которое проходит Рона, до горы Юры, служащей границею Гельветов от Секвавов; в вышину этот вал имел шестнадцать футов и при нем был еще ров. По окончании работ, Цезарь расположил войска по укреплениям, готовый, в случае покушения Гельветов насильственно проложить себе дорогу, отразить их. Когда в назначенный день послы Гельветов прибыли за ответом, Цезарь дал им следующий: "Не в обычае народа римского чрез свои области пропускать вооруженных, и потому он не согласен дозволить им путь чрез провинцию; если же они вздумают действовать силою, то он будет отражать ее." Гельветы пытались было силою, одни на судах и плотах, собранных ими в большом числе, а другие вброд, где дозволяла малая глубина Роны, проложить себе дорогу, то днем, то ночью возобновляя свои попытки; но все они были безуспешны; воины римские из укреплений осыпали их стрелами, и вынудили наконец отказаться от этого предприятия.
9. Оставалась еще дорога через землю Секванов, но по ней, вследствие теснин, без согласия Севканов, невозможно было пройти. Так как просьбы Гельветов о дозволении им пройти оставались бесполезными, то они отправили послов к Думнориксу Эдую с просьбою - посредничеством своим испросить у Секванов требуемое дозволение. Думнорикс пользовался большим расположением и влиянием у Секванов; притом он был в дружественных связях и с Гельветами, как потому, что за ним была дочь Оргеторикса, так и потому, что, пылая честолюбием и добиваясь верховной власти, он старался задобрить в свою пользу как можно больше союзников. Вследствие этого он охотно взялся исполнить желание Гельветов, и успел уговорить Секванов пропустить их по своей земле. Оба народа скрепили свой союз клятвами и взятием заложников с обеих сторон. Секваны ручались, что пропустят Гельветов по своей земле, а Гельветы, что они, во время пути, не сделают никакого вреда.
10. Цезарю донесено, что Гельветы намереваются по землям Секванов и Эдуев пройти в область Сантонов, а она была недалеко от земель нашего города провинции - Тулузы. Цезарь понимал, в случае удачи этого предприятия, всю опасность соседства воинственного и неприязненного нам народа для плодородных и открытых природою наших земель в провинции. Вследствие этого соображения, Цезарь поручает сделанное им укрепление легату Т. Лабиену, сам поспешно едет в Италию, набирает там два легиона, берет с собою три, которые были расположены на зимних квартирах около Аквилеи, и с пятью легионами поспешает в дальнюю Галлию ближайшим путем через Альпы. Здесь Центроны, Граиоцелы и Катуриги, заняв высоты, хотели-было остановить движение нашего войска. После многих с ними схваток, в которых Римляне имели верх, Цезарь из Оцела, города, стоящего на краю ближней провинции, на седьмой день прибыл в область Воконтов в дальней провинции. Оттуда Цезарь прошел в область Аллоброгов, а от них в землю Сегузианов, Они первые живут по ту сторону Роны вне провинции.
11. Между тем войско Гельветов уже прошло теснины и землю Секванов, проникло в землю Эдуев и опустошало ее. Эдуи, не будучи в состоянии защищать себя и имущества от них, отправили послов к Цезарю с просьбою о помощи, выставляя ему свои заслуги на вид, что они вели всегда себя в отношении к народу римскому так дружелюбно, что не следовало бы римскому войску смотреть равнодушно на то, как поля их опустошаются, дети уводятся в рабство, а города подвергаются опасности быть взятыми. В то же время, что и Эдуи, Амбарры, племя, связанное узами родства с Эдуями, дают знать Цезарю, что поля их опустошены, и что самые города свои они с трудом могут отстоять от нападения Гельветов. Аллоброги, имевшие дома и поседения по ту сторону Роны, спаслись бегством к Цезарю, жалуясь, что у них ничего не осталось, кроме одной обнаженной земли. Вследствие всего этого Цезарь решился не дожидаться, чтобы Гельветы, разорив до конца наших союзников, прибыли в землю Сантонов.
12. По границе Эдуев и Секванов течет река Арар, (ныне Саона), впадающая в Рону. Течение ее до того медленно, что трудно узнать, смотря на нее, в какую сторону она имеет движение. Через эту реку переправлялись Гельветы на плотах и паромах. Лазутчики дали знать Цезарю, что три части войска Гельветов переправились через реку Арар, а четвертая осталась еще на этой стороне. Тогда Цезарь с третьей стражи ночи выступил из лагеря с тремя легионами и достиг той части войска Гельветов, которая еще не успела перейти реку. Те были застигнуты врасплох и не ожидали нападения, а потому большая часть их пала. Остальные бежали и скрылись в соседних лесах. Разбитые Гельветы принадлежали к Тигуринскому племени; вся же Гельвеция делится на четыре племени. Тигуринцы, оставив раз свои пределы, на памяти отцов наших, убили консула Л. Кассия, и послали под ярмо римское войско. Таким образом - случай ли, воля ли богов бессмертных - определили, что та же часть Гельветов, которая нанесла народу римскому великий вред, первая понесла за то возмездие. В этом случае Цезарь был мстителем и за отечество, и за себя. Тигуринцы в том же сражении, где убили консула Кассия, убили и легата Л. Пизона, деда тестя Цезарева Л. Пизова.
13. После этого сражения Цезарь, с целью настичь остальные войска Гельветов, приказал навесть мост на Араре и перевел свое войско. Гельветы были поражены внезапным прибытием Цезаря, никак не ожидая, чтобы он в один день совершил ту переправу, на которую они употребили, и то с величайшими усилиями, 20 дней, и отправили посольство к Цезарю. Во главе посольства был Дивикон, тот самый, который начальствовал Гельветами во время военных действий с Кассием. Дивикон говорил Цезарю следующее: "Буде народ римский заключит мир с Гельветами, они изъявляют готовность идти туда и жить там, где им укажет Цезарь. Если же хотят их преследовать войною, то пусть вспомнят и о старинной невзгоде народа римского и о прежней доблести Гельветов. Если Цезарь врасплох напал на часть их войска, отделенную от прочего рекою и потому не получившую помощи, и разбил ее, то пусть он этим не гордится и не приписывает своей доблести или недостатку мужества их. Они от предков получили завет - сражаться открытою силою и рассчитывать более на мужество, чем на военные хитрости. А потому берегся бы Цезарь, как бы то место, на котором они расположены, не ознаменовалось в памяти веков новым бедствием народа римского и гибелью его войска".
14. Цезарь ему отвечал так: "Пусть они нисколько не сомневаются, что он очень хорошо помнит событие, на которое намекают Гельветы; оно тем прискорбнее для него, что вины народа римского в нем не было никакой, разве в том, что он, не сознавая ничего за собою, не взял мер осторожности, не сделав ничего, за что бы можно было опасаться, и не желая показать чувство страха без причины. Но если бы он и желал предать забвению давнишнюю обиду, может ли он забыть их недавние оскорбления, - то, как они насильственно хотели проложить себе путь через Римскую провинцию, - то, что они разорили земли Эдуев, Амбарров и Аллоброгов? А если они так кичливо превозносят свои победы и хвалятся безнаказанностью своих злодейств, то все это ведет к одному. Боги бессмертные, намереваясь наказать людей за их преступления, чтобы чувствительнее сделать кару внезапным переходом от благополучия к несчастию, долго медлят возмездием и даже посылают успех нечестивым. Как бы то ни было, если они, в доказательство чистосердечия своих намерений, дадут заложников и если вознаградят Эдуев и их союзников, а равно и Аддоброгов за нанесенный ими вред, то он согласен заключить с ними мир". Дивикон отвечал: "Гельветы следуют завету предков своих - брать заложников, а не давать их; народ римский на себе испытал это".
15. Дав такой ответ, Дивикон удалился. На другой день Гельветы сняли лагерь с прежнего места. Также поступил и Цезарь; он всю свою конницу, собранную в провинции, у Эдуев и их союзников, в числе 4 т. ч., послал вперед узнать, в какую сторону двинется неприятель. Наши всадники, с жаром преследуя задние ряды неприятеля, в неудобном месте схватились с Гельветами и немного наших пало. Гельветы еще более возгордились этим успехом, отразив пятьюстами всадников многочисленную нашу конницу, и перешли к наступлению, по временам из задних рядов нападая на наших. Цезарь не допускал своих до решительного боя, довольствуясь наблюдать за движениями неприятеля и не давать ему опустошать край. Таким образом оба войска, Гельветов и наше, двигались одно за другим, так что между задними рядами неприятеля и нашими передовыми было расстояние не более 5-ти или 6-ти миль.
16. Между тем Цезарь ежедневно требовал от Эдуев провианту, который они целым обществом обещались выставить. По случаю холодов, так как Галлия имеет климат суровый по своему северному положению, не только хлеб на полях еще не созрел, но самые пастбища были еще весьма недостаточны. Пользоваться хлебом, подвезенным на судах по реке Арару, Цезарь не мог, так как Гельветы, от преследования которых он не хотел отстать, удалились от берегов Арара. Эдуи все откладывали со дня на день, говоря, что провиант собирают. Цезарь, видя, как много времени прошло в проволочках и что день раздачи хлеба воинам приближается, созвал главных из Эдуев; много их находилось в римском лагере. Тут были Дивитиакон и Лискон, - этот последний исправлял верховную у Эдуев должность вергобрета, избираемого на один год, и пользующегося правом жизни и смерти над согражданами. Цезарь стал их сильно винить, что они, при столь крайних обстоятельствах, в виду неприятеля, когда невозможно ни купить хлеба, ни найти его в полях, оставляют его, вопреки обещанию, без всякой помощи, и это с их стороны тем не простительнее, что война начата главным образом по их же просьбе, и потому содействие их тем необходимее.
17. Тогда Лискон, вынужденный речью Цезаря, решился высказать то, что до того времени умалчивал; он говорил: "Есть люди, имеющие, не смотря на свое частное положение, по своему влиянию на простой народ, более силы, чем самые начальники. Они-то своими возмутительными и бессовестными речами удерживают большинство выставить, сообразно обещанию, хлеб. Видя, что они сами не в силах присвоить себе господство над Галлиею, хотят, чтобы оно скорее принадлежало их же соотечественникам Галлам, чем Римлянам. А не подлежит сомнению, что если только Римляне победят Гельветов, то они отнимут вольность у всех Галлов вообще, и в том числе и у Эдуев. Эти-то злонамеренные люди переносят врагам все наши намерения и все, что делается в нашем лагере. Положить этому конец не в его власти. Цезарю самому не безызвестно, что только крайняя необходимость заставила его высказать все это, в притом с величайшею для себя опасностью, - почему он и молчал покуда мог".
18. Цезарь понял, что Лискон в своей речи намекал на Думнорикса, Дивитиакова брата; но, не желая до времени перед многими раскрывать этого дела, он поспешно распустил собрание, а Лискона удержал при себе. Тот смелее в свободнее один на один подтвердил то, что говорил при всех. Тайно старался разузнать об этом Цезарь и от других, и все подтвердило истину слов Лискона. Думнорикс, человек предприимчивый и смелый, снискал любовь народа своею щедростью, и честолюбию его не было границ. В течение многих лет за ничтожную плату имел он на откупе дорожные и другие сборы у Эдуев, в никто не смел идти против него на торгах. Из этого источника он составил себе большое состояние, и вместе извлекал средства к господству подкупом и щедростью. На свой счет содержал он большой отряд конницы и имел его всегда при себе. Не довольствуясь влиянием у своих соотечественников, он всячески старался распространить его и на соседние народы; с этою целью он выдал мать свою за одного из первых по роду и могуществу лиц у Битуригов; жена его была из племени Гельветов. Сестру свою по матери и других родственниц он повыдавал замуж в другие соседственные города. Самые узы родства заставляют его желать успеха Гельветам. Ненавидит же он от всей души Римлян за то, что с их прибытием его влияние начало слабеть, и брат его Дивитиакон получил прежнюю степень чести и значения. Думнорикс питал себя надеждою, в случае поражения Римлян при содействия Гельветов, присвоить себе власть царскую. При господстве же Римлян он опасается не только за свои честолюбивые замыслы, но боится утратить в то влияние, которым теперь пользуется". В этих расспросах Цезарь узнал, что "в недавней неудачной стычке нашей конницы Думнорикс с своим отрядом первый обратился в бегство (а Думнорикс был начальником вспомогательного отряда конницы, присланного Эдуями Цезарю), и тем произвел робость и замешательство во всех".
19. Разузнав все это, Цезарь имел в виду многие обстоятельства, сомнению не подверженные, как то: что Думнорикс доставил Гельветам свободный проход через землю Секванов, что при его посредничестве они дали друг другу заложников, что все это совершено им не только без ведома его, Цезаря, и государства, но и сам народ Эдуев об этом не знал ничего, в чем свидетельствовали его власти. По всему этому Цезарь видел необходимость или самому принять меры против Думнорикса, или предать его суду его соотечественников. При этом его затрудняло одно обстоятельство: брат Думнорикса - Дивитиак отличался величайшею преданностью к народу римскому, большим расположением к Цезарю, умеренностью, справедливостью, постоянством и верностью в слове. А потому Цезарь боялся оскорбить его казнью брата. Итак, не приступая к решительным действиям, Цезарь призвал к себе Дивитиака. Он стал с ним говорить не через посредство всегдашних переводчиков, но чрез К. Валерия Процилла - первое лицо в провинции Галльской, приближенное к нему, Цезарю, и пользовавшееся его полным доверием. Тут Цезарь объявил Дивитиаку, что, в его присутствии, на совете галльских начальников, было говорено о его брате, и что потом он узнал из частных расспросов разных лиц. В заключение, Цезарь убеждает и просит Дивитиака не обижаться, если он, Цезарь, исследовав обстоятельства дела, присудит его брата к заслуженному наказанию или сам, или предоставит его суду его соотечественников.
20. Дивитиак, обливаясь слезами, обняв Цезаря, умоляет его "не быть слишком строгим к его брату; что все обвинения на него, к несчастию, слишком справедливы; что это никого так не оскорбляет до души, как его, Дивитиака; что в то время, когда он, Дивитиак, пользовался честью и уважением не только соотечественников, но и всей Галлии, брат его был еще слишком молод и не пользовался никаким значением; что, будучи всем обязан ему, Дивитиаку, он всеми средствами старался не только уничтожить его влияние, но и погубить его; тем не менее он, Дивитиак, дорожит чувством любви братской и уважением соотечественников. Если Цезарь поступит с Думнориксом строго, то каждый, видя. каким уважением пользуется у него Дивитиак, подумает, что не без его участия так поступлено, и таким образом он, Дивитиак, сделается предметом негодования всей Галлии". Долго со слезами умолял об этом Дивитиак Цезаря. Тот, взяв его правую руку, просит его успокоиться и не молить его более, уверяя его, что он так его любит, что из расположения к нему готов забыть обиду свою личную и отечества. Послали за Думнориксом, и Цезарь при его брате выставляет ему на вид все его вины, как собственные его, так и обвинения его сограждан; убеждает не подавать в будущем повода к подозрениям, а прошедшее его он соглашается предать забвению из расположения к брату его, Дивитиаку. Тем не менее к Думнориксу назначена стража, так что все его действия и слово должны были быть известны Цезарю.
21. В тот же день передовые разъезды дали знать Цезарю. что неприятель расположился лагерем у подошвы горы, милях в восьми от римского лагеря. Тотчас Цезарь послал осмотреть эту гору и узнать, удобен ли на нее всход. Оказалось, что он незатруднителен. С третьей стражи ночи Цезарь велит своему легату, правившему должность претора, Т. Лабиену, с двумя легионами занять вершину горы; в проводники ему даны те, которые были посланы для осмотра горы; ему Цезарь открыл свой план действия. В четвертую стражу ночи с остальным войском Цезарь двинулся к неприятелю тем же путем, по которому он шел, отправив впереди себя всю конницу. Вперед послал с лазутчиками П. Консидия, пользовавшегося славою опытности в военном искусстве, которое он изучил сначала в войске Л. Суллы, а потом в войске М. Красса.
22. На рассвете вершина горы была занята Т. Лабиеном, и Цезарь с войском от неприятельского лагеря находился в расстоянии не более полуторы мили. Как в последствии узнал он от пленных, Гельветы ничего не знали еще о приближении Лабиена и его самого. Вдруг Консидий поспешно подскакал к Цезарю и сказал ему, что гора, которую приказано было занять Лабиену, в руках Галлов; что он безошибочно узнал их вооружение и значки. Цезарь отвел свои войска, на, находившийся по соседству, холм и стал располагать их в боевой порядок. Лабиен, следуя приказанию Цезаря - не прежде вступать в битву с неприятелем. как когда войско самого Цезаря будет близ его лагеря, для того чтобы нападение было дружно и одновременно, заняв вершину горы, поджидал движения наших и стоял спокойно. Уже много дня прошло, когда Цезарь узнал от лазутчиков, что гора находится в нашей власти и что Гельветы сняли лагерь. Консидий же, пораженный страхом, донес Цезарю то, чего он и видеть не ног. Цезарь пошел за неприятелем, в том же расстоянии как и прежде, и расположился лагерем в 3-х милях от лагеря Гельветов.
23. На другой день Цезарь, видя, что остается только два дня до срока, назначенного для раздачи хлеба воинам, и что город Бибракт, один из важнейших и богатейших городов земли Эдуев, находится в расстоянии не более 18-ти миль, решился запастись провиантом, и с этою целью двинулся к Бибракту. Беглецы из отряда Л. Емилия, десятского Галльской конницы, дали звать неприятелю о новом движении Цезаря. Гельветы полагали, что Римляне удалились от них по чувству робости, тем более, что они, накануне заняв гору, не решились вступить в сражение; с другой стороны они надеялись может-быть воспрепятствовать римскому войску снабдиться провиантом. Как бы то ни было, но Гельветы, изменив свои намерения и направление пути, двинулись вслед за Цезарем, по временам нападая на задние ряды его войска.
24. Видя это, Цезарь завял соседнюю возвышенность своими войсками, а всю конницу выслал вперед остановить натиск неприятеля. Между тем, устраивая боевой порядок в три линии, Цезарь в первой, по середине холма, поместил четыре легиона старых, опытных воинов; сзади же их, на самой вершине холма, поставил он два легиона, недавно набранные им в ближней Галлии, и все вспомогательные войска. Таким образом весь холм был наполнен воинами; тяжести все Цезарь велел снести в одно место на вершине холма и его велел укрепить тем, которые находились в самой верхней линии. Гельветы, шедшие со всеми своими повозками, также собирают их в одно место; сами же, сплошною массою отразив нашу конницу и свернувшись в колонну, бросаются на нашу передовую линию.
25. Цезарь спешился сам и, велев всему войску оставить коней, чтобы, уравнять опасность всех, отнять надежду на бегство, краткою речью ободрил своих и дал знак к битве. Наши воины осыпали сверху неприятеля стрелами и тем бросили замешательство в его ряды; заметив это, извлекши мечи, они бросились на врагов. Галлы терпели большое затруднение в бою, оттого что наши стрелы вонзались в их щиты и, загнувшись там, не могли легко быть вынуты и обременяли тяжестью левую руку до того, что многие Галлы, чтобы ловчее сражаться, вовсе бросали щиты и бились ничем не прикрытые. Получив много ран, утомленные боем, неприятели стали отступать, и удалились было на гору в миле расстояния. Между тем как они занимали гору, а наши их преследовали, Бойи и Тулинги, в числе пятнадцати тысяч прикрывавшие отступление неприятеля, заметив, что наши, преследуя, открыли свой фланг, ударили в него и стали обходить наших. Видя это, Гельветы, уже удалившиеся было на гору, снова стали наступать и возобновили битву. Римляне, сообразно требованию обстоятельств, построились иначе: первая и вторая линии выдерживали нападение врагов уже было побежденных, а третья противустала свежим силам его.
26. Долго жестокий бой продолжался с переменным счастием и упорно с обеих сторон. Не будучи более в состоянии выдерживать нападение наших, Гельветы иные удалились, как прежде, на гору, а другие обратились к защите своего обоза. Во время всей этой битвы, от седьмого часу продолжавшейся до вечера, неприятель ни разу не показал нам тылу. До поздней ночи битва происходила у обоза; повозки служили неприятелю вместо окопа; одни сверху осыпали наших стрелами, другие из-за повозок и колес метали дротики и копья и ранили наших. Наконец после упорной битвы, наши овладели неприятельским обозом; тут были захвачены в плен дочь Оргеторикса и один из его сыновей. Около 130,000 человек составляли силу неприятельскую после этого сражения; они шли всю ночь, не останавливаясь ни на минуту, а на четвертый день достигли области Лингонов. Наши не могли преследовать; употребив три дня на погребение убитых и на оказание пособия раненым воинам, Цезарь послал к Лингонам письмо и гонцов, запрещая им подавать пособие Гельветам хлебом, или чем бы то ни было, и угрожая, в случае ослушания, поступить с ними также как в с неприятелями. По прошествии трех дней, Цезарь со всем войском двинулся вслед за Гельветами.
27. Гельветы, в крайности лишенные всего, отправили послов к Цезарю с изъявлением покорности. Они застали Цезаря на пути, пали к его ногам и со слезами молили его о мире. Цезарь приказал им дожидаться его прибытия в том месте, где они находились. Воля его была исполнена; тогда Цезарь потребовал заложников, выдачи оружия и рабов, убежавших к ним. Пока его требование приводилось в исполнение, по прошествие суток, шесть тысяч человек из того колена Гельветов, которое называлось Вербигеном, решились бежать, или опасаясь казни по выдаче оружия, или надеясь, что во множестве покорных не будет замечено их отсутствие. Как бы то ни было, они, с наступлением следующей ночи, оставили лагерь Гельветов и двинулись к Рейну и Германской границе.
28. Цезарь, узнав об этом, приказал тем племенам, по земле которых должны были проходить беглые Гельветы, чтобы они захватили их и привели, если сами хотят оставаться в покое. С пойманными Гельветами велено поступить как с врагами; остальные же, дав заложников и выдав оружие и перебежчиков, остались невредимы. Цезарь приказал Гельветам, Тулингам и Латобригам возвратиться на прежние жилища. Так как они лишены были средств прокормиться, истребив все дома, то Аллоброгам велено было снабдить их потребным количеством хлеба; предписано было Гельветам возобновить сожженные ими города и села. Цезарь более всего опасался, как бы земля Гельветов не оставалась впусте и не сделалась легкою добычею Германцев, живших за Рейном. Прельщенные плодородием почвы, Германцы могли занять Гельвецию, и таким образом сделаться непосредственными соседями провинции Галльской и Аллоброгов. Что касается до Бойев, то, уступая просьбе Эдуев, Цезарь дозволил этому народу, знаменитому храбростью, поселиться с ними вместе. Эдуи дали Бойям земли для поселения и сравняли их правами со своими согражданами.
29. В лагере Гельветов найдены и принесены в Цезарю списки на Греческом языке, в которых подробно показано число Галлов, оставивших свои жилища, как способных носить оружие, также и детей, стариков и женщин. Всех вообще было душ: Гельветов 263,000, Тулингов - 36,000, Латобригов - 14,000, Рауравов 23,000, Бойев - 32,000. Из этого числа способных носить оружие было 92,000; всех же вообще 368,000 душ. По переписи, сделанной по приказанию Цезаря, оказалось, что из этого числа возвратились домой 110,000 душ.
30. По окончании войны с Гельветами, к Цезарю прибыли послами от всех почти племен Галлии первые лица; они принесли ему поздравления и говорили: "Небезызвестно им, что Цезарь мстил Гельветам за давнее оскорбление, нанесенное ими народу римскому; тем не менее достойная казнь, понесенная этим племенем, полезна была в высшей степени для всей Галлии. Гельветы, находясь на верху силы в могущества, оставили свои древние жилища и устремились на Галлию, с целью покорить ее, избрать лучшие и плодороднейшие места ее для поселения, племена же, ее населяющие, сделать своими данниками. В заключение, Галльские послы просили Цезаря дозволить им назначить день общего для всей Галлии совета; на нем, по взаимном совещании, имеют они просить Цезаря о многих важных делах. Получив это дозволение, Галлы назначили день совещания, обязавши друг друга клятвою держать его втайне и не открывать иначе, как где это будет дозволено с общего согласия.
31. Когда собрание разошлось, те же главные лица галльских племен собрались опять и Цезарю и просили дозволения - на тайной аудиенции объяснить ему свои нужды. Получив желаемое, со слезами они все упали в ноги Цезарю: "Для них - говорили они ему - столько же важно достигнуть цели своих просьб, сколько и то, чтобы высказанное ими оставалось втайне; если же это обнаружится, то всем им угрожает неминуемая гибель." От лица всей Галлии Эдуй Дивитиак сказал следующее: "Галлы разделены на две враждебные партии; во главе одной стоят Эдуи, во главе другой Арверны. много лет продолжалась между этими двумя народами борьба о первенстве; наконец Арверны и Секваны вздумали пригласить к себе на помощь Германцев. Сначала только 15,000 их перешли по сю сторону Рейна; этим грубым и невежественным людям полюбилась почва Галлии, богатства я образованность ее жителей; одни за другими подходили в Галлию Германцы, в ныне уже в Галлии их находится 120,000. Эдуи, со своими союзниками, не раз пытались прогнать оружием пришельцев, но понесли жестокое поражение, утратив сенат, всю конницу и цвет дворянства. Таким образом Эдуи, народ, прежде и по своей доблести, и по союзу, и приязни народа римского занимавший первое место между галльскими племенами, вынужден был - именитейших граждан отдать в заложники Секванам в вместе присягнуть в том, что никогда не будет требовать назад своих заложников, не умолять народ римский о помощи, ни какими-либо средствами домогаться свергнуть наложенное на него иго рабства. Один он, Дивитиак, изо всего народа Эдуев не согласился ни дать в том клятву, ни детей своих в заложники. Вследствие этого вынужденный бежать, он прибыл в Рим и умолял сенат о помощи, не будучи один изо всех связан ни клятвами, ни заложниками. Не менее, как в Эдуев, горькая участь постигла и их победителей, Секванов. Ариовист, царь германский, поселился в их области, плодороднейшей изо всей Галлии, и занял для своих воинов третью часть ее; ныне же он требует у Секванов еще третьей часть их полей, так как, несколько месяцев тому назад, прибыли к нему еще 24,000 Гарудов, которым и нужно очистить землю для поселения. В течение немногих лет, все Галлы будут лишены своих земель, в все Германцы перейдут по сю сторону Рейна, так как почву Германии нельзя сравнить с галльскою, в образ жизни Галлов несравненно лучше германского. Ариовист же, с тех пор как разбил галльские войска у Магетобрии, стал повелителем надменным и жестоким; в заложники требует он детей благороднейших семейств, и, в случае малейшего ослушания его воли, истязает их разного рода мучениями. Вообще, как истинный варвар, Ариовист действует под влиянием гнева и гордости; власть его стала для Галлов невыносима. Если народ римский и Цезарь не вступятся за них, то им не останется ничего более, как последовать примеру Гельветов, то есть оставить свои жилища в искать других мест для поселения, подалее от Германцев, и, что бы ни случилось, возложить всю надежду на судьбу. Если только. Ариовист узнает о предмете их просьб, то все заложники, у него находящиеся, погибнут мучительною смертью. Цезарь во главе многочисленного войска, своим личным влиянием, еще свежим впечатлением недавней победы и величием народа римского, может остановить движение германского народа на сю сторону Рейна и защитить всю Галлию от притеснения Ариовиста".
32. Когда Дивитиак окончил говорить, то все Галлы, сколько их было в собрании, с великим плачем стали просить Цезаря подать им руку помощи. Цезарь заметил, что одни Секваны не следовали примеру других, но, в горе, потупив головы, смотрели в землю. Удивленный этим, Цезарь спросил их о причине, но они ничего не отвечали и пребывали в том же грустном молчании. Несколько раз спрашивал Секванов Цезарь, и не мог добиться от них никакого ответа. Наконец Эдуй Дивитиак сказал Цезарю: "Жребий Секванов потому ужаснее и тягостнее всех прочих, что одни они не смеют даже и тайно жаловаться, ни молить о помощи; жестокости отсутствующего Ариовиста они опасаются столько же, как если бы он здесь был. Прочим есть возможность спастись бегством; Секваны же, приняв Ариовиста в свои пределы и отдав в его власть все свои города, не могут избегнуть страшных от него мучений.
33. Выслушав все это, Цезарь старался ободрить Галлов и обещал им озаботиться их просьбою, причем высказал надежду, что Ариовист, из уважения и благодарности к нему, Цезарю, положит конец притеснениям. Затем Цезарь распустил собрание, впрочем, по многим причинам, он счел нужным обратить внимание на высказанные в нем, весьма важные, дела. Во-первых, Эдуи - народ, не раз удостоенный от сената и народа римского названия сродников и братьев, был унижен и порабощен Германцами и вынужден дать заложников им и Секванам. А при такой степени могущества народа римского допустить это - было бы унизить и себя и его. Притом, навык Германцев - переходить по сю сторону Рейна и в большом числе селиться в Галлии - грозил в будущем серьезною опасностью для народа римского. Нельзя было не предвидеть, что эти дикие и необузданные варвары, заняв всю Галлию, по примеру Кимвров и Тевтонов, не оставят в покое и нашу провинцию и оттуда ударят на Италию; опасность была тем ближе, что только Рона отделяет нашу провинцию от земли Секванов. Против этого, следовательно, надобно было взять меры заблаговременно. К тому же Ариовист до того сделался надменен и дерзок, что пора было положить конец его своеволию.
34. Вследствие таких соображений, Цезарь отправил послов к Ариовисту, требуя от него, чтобы он назначил ему время и место для совещания, так как ему, Цезарю необходимо нужно переговорить с ним о важных делах, касающихся народа римского и его, Ариовиста. Послам Цезаря Ариовист дал следующий ответ: "Если бы ему было до Цезаря какое дело, то он сам бы его отыскал; если же Цезарю он теперь нужен, то Цезарь может сам к нему пожаловать. Притом он не решится без войска явиться в ту часть Галлия, которою владеет Цезарь; собрать же войско в одно место нужно много труда и издержек. Впрочем, ему удивительно, какое может быть дело Цезарю, или народу римскому, до той части Галлии, которою он владеет по праву оружия?"
35. Цезарь, получив такой ответ от Ариовиста, отправил к нему снова послов с такими речами: "Так как он, Ариовист, забыв благодеяния народа римского, в консульство его, Цезаря, нарекшего его через сенат царем в другом, не согласился, будучи приглашен, явиться на свидание, в даже отрекся переговорить об общих делах, то неугодно ля ему будет согласиться на следующее: "отныне впредь не переводить более в Галлию по сю сторону Рейна своих соотечественников; возвратить взятых у Эдуев заложников, дозволив Секванам со своей стороны сделать то же; ничем не наносить обиды Эдуям в их союзникам. Если он, Ариовист, согласен на эти условия, то прочная приязнь будет у него и с ним, Цезарем, и с народом римским. Если же откажется, то он, Цезарь, на основании сенатского декрета, изданного в консульство М. Мессалы в М. Пизона, по которому начальникам Галльской провинции велено блюсти интересы государства и заботиться о защите Эдуев и других союзников народа римского, возьмется за оружие в защиту, притесненных Ариовистом, Эдуев.
36. Ответ Ариовиста на это был следующий: "Право войны велит победителям налагать на побежденных такие условия, какие заблагорассудят. Конечно, народ римский в этих случаях руководствуется своим произволом и не нуждается в чьем-либо посредничестве. Если он, Ариовист, не указывает народу римскому, как ему поступать в своем праве, то и народу римскому не следует препятствовать ему в свободном отправлении его права. Эдуи состязались с ним оружием, побеждены открытою силою и стали его данниками. Цезарь делает ему, Ариовисту, великую обиду уже тем, что, с его прибытием, они стали платить неисправно дань. Эдуям заложники возвращены не будут, но и войною они будут пощажены дотоле, пока будут соблюдать данные обещания и исправно платить ежегодную дань. Буде они этого не исполнят, то далеко им не поможет наименование братства с народом римским. Что же касается до угрозы Цезаря - мстить за обиду Эдуев, то доселе никто безнаказанно не обнажал меч на Ариовиста. Буде хочет, пусть идет на бой и сведает мужество Германцев, доселе непобедимых, опытных в бою, в течение четырнадцати лет не знавших покоя и отдохновения".
37. В одно в то же время, когда Цезарю принесли ответ Ариовиста, пришли к нему послы от Эдуев и Тревиров. Эдуи жаловались, что Гаруды, недавно переведенные в Галлию, опустошают их земли, и что, таким образом, они даже дачею Ариовисту заложников, не могли искупить себе у него мира. Тревиры дали знать Цезарю, что сто родов Свевских остановились на берегах Рейна. стараясь перейти на сю сторону; ими начальствуют два брата, Назуя и Цимберий. Эти известия сильно встревожили Цезаря: он увидел необходимость действовать поспешно; в случае соединения прежних сил Ариовиста с вновь прибывшими Свевами, трудно было бы противуставить им сопротивление. Вследствие этого, Цезарь, запасшись как можно поспешнее провиантом, двинулся к Ариовисту.
38. Три дня уже был Цезарь в походе, когда ему дано звать, что Ариовист со всем войском двинулся занять Везонций[1], главный город Секванов, и что третий день, как он перешел границу. Для Цезаря было весьма важно не допустить Ариовиста овладеть этим городом: во-первых, он был в изобилии снабжен всеми запасами, нужными для ведения войны; притом, в военном отношении он представлял весьма важный пункт, будучи сильно укреплен природою - почти кругом омывает его река Дубис, как бы искусственным рвом. В промежутке, оставленном рекою, футов на 600 вышиною, возвышается крутая гора, склоны которой с обеих сторон доходят до самых берегов реки. Вершина горы обнесена стенами и составляет крепость; она соединяется с городом. Цезарь поспешно, не останавливаясь ни днем ни ночью, идет к городу, занимает его и ставит там гарнизон.
39. Цезарь провел несколько дней в Везонции для заготовления провианта и принятия мер к свободному его подвозу. Между тем, на расспросы наших воинов, купцы и Галлы говорили им с ужасом об огромном росте Германцев, невероятном их мужестве и опытности в военном деле, утверждая, что, встречаясь с ними, они не в состоянии даже вынести их страшного лица и огненного взора. Такие слухи распространяли по нашему лагерю значительные робость и смятение умов. Первые поддались чувству страха военные трибуны, префекты и другие, более из дружбы в Цезарю последовавшие за ним из Рима, и не имевшие большой опытности в военном деле. Они искали разных предлогов просить у Цезаря позволения ехать домой. Иные еще оставались, стыдясь обнаружить страх, но он невольно высказывался в выражении их лиц; даже иногда не могли они удержаться от слез; удалясь в палатки, они или сами наедине оплакивали свой жребий, или горевали вместе со своими приближенными об общей угрожавшей им опасности. По всему лагерю публично, везде, писались завещания. Такая робость не могла не повлиять мало-помалу и на более опытных в военном деле солдат, сотников и начальников конницы. Не желая показать себя столько же трусливыми, как первые, они говорили, что не враг внушает опасение, а неудобство пути, узкого и идущего между огромными лесами, какой отделяет еще их от Ариовиста, и невозможность свободно подвозить съестные припасы. Некоторые даже предупреждали Цезаря, что когда он поднимет сигнал снимать лагерь и выносить военные значки, то воины откажут повиноваться и, от робости, не понесут военных значков.
40. Примечая это, Цезарь приказал созвать в себе сотников всех рядов в с жаром пенял им: "На что им допытываться в обдумывать - куда их ведут в с какою целью? Ариовист, во время его консульства, добивался с величайшею охотою дружбы народа римского. Почему же предполагать, чтобы он так необдуманно изменил своему долгу? По крайней мере он, Цезарь, убежден, что Ариовист, обдумав его требования и усмотрев справедливость предложенных им условий, не отвергнет дружеское расположение и его, и народа римского. если же он в безумии и неистовстве и начнет войну, то чего им опасаться? Зачем им сомневаться в собственном мужестве и благоразумии их полководца? Отцы ваши уже имели дело с этим врагом, в поражение Кимвров в Тевтовов К. Марием доставило равную славу и полководцу, в его войску. И сами они недавно в Италии испытали военные труды в усмирении бунта рабов. которые много находили еще опоры в нашей же дисциплине в обычаях у вас перенятых. Ив этого они сами могут. видеть, сколько храбрость сама по себе представляет ручательства безопасности; тех же, кого они без причины боялись безоружных. в последствии вооруженных и победителей, они усмирили. Наконец это те же самые Германцы, с которыми неоднократно Гельветы имели схватки не только в своей, но и в их земле и оставались по большей части победителями, тогда как сами Гельветы не могли выдержать нападения нашего войска. Но их пугает несчастие Галлов в их поражение; о причинах если они их спросят, то в узнают, что Ариовист в течении нескольких месяцев находил защиту в лагерях и болотах, не давая Галлам возможности напасть на себя. Когда же они, утомленные ожиданием и не имея терпения дождаться боя, стали расходиться, тут он напал на них и разбил их более хитростью и искусством. чем доблестью. Но тот же благоприятный случай, который помог ему против народа невежественного и неопытного, вряд ли может служить ему пособием против нашего войска; да и сам Ариовист вряд ли на него рассчитывает. Обнаруживать же им опасение относительно затруднений пути или подвоза съестных припасов - значит дерзко сомневаться в способности их полководца, или присваивать себе его обязанности. Пусть они заботу обо всем этом предоставят ему одному. Секваны, Левкы, Лингоны будут снабжать нас хлебом; притом же он поспевает на полях. А относительно удобств дороги, они сами могут скоро узнать их. Ослушания же воинов и отказа их поднять военные значки он не боится. Знает он, что войско теряет уважение к начальнику или в тои случае, когда ему изменяет счастие, или в том, когда он будет уличен в злоупотреблениях и лихоимстве. Порукою его невинности - вся его прошлая жизнь, а залогом счастия - благоприятный конец войны гельветской. Итак, он поспешит выступлением, которое было хотел отложить, и в следующую же ночь, в четвертую стражу ее, даст знак снимать лагерь, желая поскорее узнать, что имеет более власти над его воинами, чувство ли чести и долга, или страха. Если же никто за ним не последует, то он пойдет в с одним десятым легионом, в котором он не сомневается; он будет для него преторианскою когортою". К этому легиону Цезарь особенно благоволил,· и вполне полагался на его испытанное мужество.
41. Речь эта совершенно как бы чудом изменила расположение умов; у всех явилось величайшее рвение и усердие к войне. Первый десятый легион благодарил, чрез военных трибунов, Цезаря за выгодное о нем мнение, и изъявил полную готовность идти с ним в поход. Прочие легионы также через военных трибунов и сотников первых рядов просили Цезаря принять их объяснение: "что никогда не имели они ни сомнений, ни робости, и всегда были того убеждения, что о военных делах должен заботиться один полководец, а не они". Удовлетворясь этим объяснением, Цезарь расспросил о дороге Дивитиака, к которому изо всех Галлов вмел наиболее доверия. Он предпочел сделать обход на 50 миль для того, чтобы вести войско открытыми местами, в в четвертую стражу, как обещал, выступил в поход. На седьмой день безостановочного похода, передовые разъезды дали знать, что войска Ариовиста находятся от наших в 24 милях.
42. Узнав о првблежении Цезаря, Ариовист отправил в нему послов, напоминая ему, что как он, Цезарь, изъявил желание переговорить с ним. то теперь, так как он подошел ближе, то и находит возможным сделать это без опасности. Цезарь не отверг предложения Ариовиста; он надеялся, что Ариовист возвратился к здравым видам умеренности, потому что предложил сам то, в чем отказал прежде, когда его просили. Льстил себя большою надеждою Цезарь, что Ариовист, из благодарности за столько знаков расположения со стороны его, Цезаря, и народа римского, не будет упорствовать и согласится на его требования. День свидания назначен пятый от того дня. Между тем неоднократно с обеих сторон пересылались уполномоченными, и Ариовист изъявил желание, чтобы Цезарь не брал с собою ни одного пешего воина, опасаясь со стороны его покушения захватить его, Ариовиста; и тот и другой должны были иметь с собою только конную свиту; иначе Ариовист не соглашался. Цезарь не хотел по столь ничтожной причине расстроить сделку, но и опасался вверить свою жизнь коннице, состоявшей из Галлов. А потому он счел за лучшее, взяв всех воней у Галльских всадников, отдать их воинам десятого легиона, к которому он имел наибольшее доверие; таким образом, в случаи нужды, он приготовил себе самую верную защиту. По этому случаю остроумно заметил один из воинов десятого легиона: "Цезарь более сделал, чем обещал; он дал слово считать десятый легион за свою преторианскую когорту; ныне же он их пожаловал во всадники".
43. Посреди обширной равнины возвышался земляной холм изрядной величины; он находился почти в равном расстоянии от обоих лагерей, и потому он был избрав для свидания. Цезарь, в двух стах шагах не доходя холма, поставил свой конный легион; в таком же расстоянии от холма стояла конница Ариовиста. Германский вождь требовал, чтобы переговоры вести не сходя с коней и чтобы взять с собою по десять верховых на совещание. Когда свиделись оба вождя, Цезарь стад говорить первый. Он напомнил Ариовисту свои одолжения и милости сената: "как он получил от сената наименование царя и друга, и осыпан был щедрыми подарками. Милости такой прежде удостаивались немногие и то в награду за великие услуги. Он же, Ариовист, получил все это по великодушию сената и расположению его, Цезаря, не имея на это собственно никакого права. Далее Цезарь изложил, как издавна и какие основательные причины имеют Эдуи рассчитывать на союз Римлян, какие неоднократно римский сенат милостивые декреты издавал в отношении к ним, как Эдуи всегда пользовались старейшенством в Галлии, еще прежде чем искали союза народа римского. А у него в обычае не только ничего не отнимать у своих друзей и союзников, но всячески содействовать увеличению их чести, славы и могущества. А потому, может ли он теперь равнодушно снесть, что у Эдуев отнято даже в то, с чем она приступили к союзу Римлян"? В заключение Цезарь повторил те же условия, которые он предлагал через послов: "чтобы Ариовист не тревожил впредь войною Эдуев и их союзников, чтобы возвратил им заложников и, если уже вовсе невозможно нисколько из находящихся у него Германцев отправить домой, то чтобы он впредь не дозволял никому из них переходить Рейн.
44. Ариовист мало отвечал на требования Цезаря, во сильно хвалился своими подвигами: "перешел он Рейн не сам по себе, но по желанию и усиленной просьбе Галлов; оставив дом и родных, вправе он был льститься великими надеждами, ожидать большого вознаграждения. Если он имеет места для поселения в Галлии, то они уступлены ее жителями; равно и заложники даны ими же добровольно. Дань наложена на них по военному праву, как всегда победители поступают с побежденными. Не он начал войну с Галлами, но Галлы с ним; все племена Галлии ополчились было на него и стали против него лагерем; но он всех их в одном сражении поразил и обратил в бегство. Если они снова желают возобновить с ним бой, то он согласен принять его. Если же они желают пользоваться миром, то несправедливо с их стороны отказываться платить дань, которую они по сю пору платили добровольно. Дружба народа римского должна служить ему к чести и защите, а не к его ущербу, и в этой-то надежде он и искал ее. Если же народ римский будет прощать за него дань в лишать его плодов его побед, то не с меньшим усердием готов он отречься от его приязни, с каким добивался ее прежде". Если он множество Германцев переводит в Галлию, то для защиты своей, а не для фа завоевания; доказательство то, что он пришел в Галлию только по приглашению ее жителей и не начинал войны, а только отразил ее. А явился он в Галлию прежде, чем народ римский; до ныне войско римское еще ни разу не переходило границ провинции. Что же ему нужно? Зачем он пришел в его владения? Эта Галлия по такому же праву провинция его, Ариовиста, по какому та провинция Римлян. Если, ему Ариовисту-Римляне не дозволят сделать нападение на свои владения, то может ли он равнодушно видеть вмешательство Римлян в его право? Хотя Цезарь и говорит, что Эдуи получили от сената наименование братьев, но не до такой степени он дикарь и дела не смыслит, чтобы не знать, что, в недавнюю войну Римлян с Аллоброгами, Эдуи не давали помощи Римлянам, а в борьбе Эдуев с ним, Ариовистом и с Секванами, Римляне также не принимали участия. Вынужден он по всему этому подозревать, что Цезарь под личиной дружбы, имея войско в Галлии, держит его на его угнетение. А потому он ему объявляет, что если он не уйдет и не выведет войска из этих месть, то он будет с ним обращаться уже не как с другом, а как с врагом. Убийством Цезаря он, Ариовист, задобрит в свою пользу, многих знатнейших Римлян, занимающих первые места в государстве; они сами присылали к нему об этом, в таким образом он имеет возможность гибелью Цезаря снискать благосклонность и дружбу всех. Если же Цезарь отступят и предоставит ему спокойное обладание всею Галлиею, то получит от него, Ариовиста, великое за то вознаграждение. Где бы и с кем бы Цезарь ни начал войну, Ариовист берется вести ее за него, безо всяких с его стороны трудов в опасностей"
45. Цезарь со своей стороны говорил много, стараясь доказать, почему ему невозможно отказаться от своих намерений. Между прочим сказал он: "что не в обычае его и народа римского оставлять союзников, оказавших отличные услуги и что он, Цезарь, не может понять, почему бы этой Галлии принадлежать Ариовисту, а не Римлянам? К. Фабий Максим победил Рутенов и Арвернов, но народ римский простил им, земли их не присоединил к провинции и даже не взял с ни дани. Да если бы необходимо было обратиться и к самым отдаленным временам, то право владения Римского народа в Галлии основано на самой строгой справедливости. Если необходимо соблюсти приговор сената, то Галлия, хотя по праву войны и покорная Римлянам, должна пользоваться ненарушимо вольностью и управляться собственными законами".
46. Переговоры еще шли, когда Цезарю дали знать, что всадники Ариовиста подвигаются к холму и мечут в наших стрелы в камни. Тогда Цезарь положил конец совещанию и отъехал к своим, строго приказав не метать ничего в неприятеля. Бой отборного легиона с неприятельскою конницею не мог быть сомнителен, во Цезарь не допустил до него. опасаясь, как бы победу не приписали коварству, что будто бы он заманил неприятеля под видом переговоров. Когда ваши воины узнали, с какою надменностью действовал Ариовист на совещании, как он отрицал право Римлян на всю Галлию, как всадники его сделали нападение на наших и тем положили конец переговорам, то они обнаружили сильнейшее рвение и охоту к бою, чем прежде.
47. Через два дни после того, Ариовист прислал к Цезарю послов сказать, что ему нужно переговорить с ним о делах, о которых толковали на совещании, но не кончили. А потому пусть он вновь назначит день совещания или, буде не желает, пришлет к нему послом кого-нибудь из своих легатов. Цезарь не заблагорассудил согласиться на новый съезд тем более, что и на первом Германцы не могли удержаться от неприязненных поступков. Отправить уполномоченным кого-либо из своих Цезарь также не решился, не желая подвергать опасности и отдавать на жертву произволу диких и необузданных людей. Всего лучше Цезарь нашел послать к Ариовисту К. Валерия Процилла, сына К. Валерия Кабура; этот молодой человек отличался прекрасными достоинствами и ласковым обращением, - отец его получил право гражданства от К. Валерия Флакка; пользовался доверием Цезаря и знал хорошо язык галльский, на котором Ариовист, от давнего пребывания в Галлии, привык говорить бегло. Притом же Германцы не имели причины и повода к неудовольствию на этого молодого человека. С Проциллом послав был еще М. Меттий, не раз пользовавшийся гостеприимством Ариовиста. Им поручено было узнать, в чем состоят предложения Ариовиста и передать их Цезарю. Увидав у себя в лагере послов римских, Ариовист, в присутствии всего войска, воскликнул: "что вы пришли здесь делать? Заниматься шпионством"? Тщетно те пытались говорить, им не дали и заковали их.
48. В тот же день Ариовист подвинул лагерь и расположился у подошвы горы, милях в шести от Цезарева лагеря. На другой день Ариовист прошел с своим войском мимо лагеря Цезарева, и остановился за ним в двух милях. Это движение Ариоввст совершил с тою целью, чтобы отрезать Цезарю подвоз съестных припасов из земель Секванов и Эдуев. Начиная с этого дня. в течение пяти, Цезарь ежедневно выводил свои войска из лагеря, устроенные в боевом порядке, для того чтобы Ариовист, если бы захотел состязаться сражением, имел к тому возможность. Между тем Ариовист, в течение всего этого времени, держал свои войска в лагере; только ежедневно высылал для нападения конницу. В этом роде сражения Германцы приобрели величайшую опытность. число всадников простиралось до 6.000, столько же сопровождало их пеших, отличающихся мужеством и быстротою на бегу; всадники их выбирали из числа всего войска для своей защиты и безопасности. В сражении они сражались подле всадников, на них же обыкновенно опирались всадники в случае отступления. Они же выручали в минуту опасности. Если всадник падал раненый с коня, они его защищали. В случае быстрого движения конницы в нападении или в отступлении, эти пехотинцы равнялись быстротою на бегу с конями, - до того ловкость развилась у них от упражнения!
49. Цезарь, видя, что Ариовист не выходит из лагеря, в желая открыть себе опять свободный подвоз съестных припасов, прошел то место, на котором стояли Германцы и, в шестистах шагах от них, выбрал место удобное для лагеря; он шел с войском, расположенным в три линии. Первая и вторая стояла под оружием, между тем как третья трудилась над укреплением лагеря. Место это, как мы выше сказали, было от неприятеля в расстоянии не более 600 шагов. Ариовист выслал туда около 16 тысяч легкого войска и всю конницу с целью устрашить наши войска и воспрепятствовать работам над укреплениями. Но Цезарь выполнил свой план; первая и вторая линии отразили неприятеля, а третья безостановочно производила работы. Когда укрепления лагеря были окончены, Цезарь оставил в нем два легиона и часть союзных войск, а четыре остальных отвел в большой лагерь.
50. На следующий день Цезарь не изменяя своему обыкновению, вывел войска из обоих лагерей и, отойдя немного от главного, стал в боевой порядок, предлагая бой Ариовисту, Германцы и на этот раз не вышли из лагеря; дожидавшись их до полудня, Цезарь опять увел войско в лагери. Тогда только Ариовист выслал часть своих войск для нападения на наш ближайший лагерь; тут с обеих сторон происходил упорный бой до вечера. Солнце уже садилось, когда Ариовист, после кровопролитного и не решительного боя, отвел свои войска в лагерь. Цезарь спрашивал у пленных Германцев, почему Ариовист не решается вступить в битву, и узнал следующее: у этого народа матери семейств гаданиями в метанием жеребья узнают: следует ли сражаться или нет? В настоящем же случае они предсказали, что до новолуния военное счастие не может быть благоприятно для Германцев.
51. На другой день Цезарь оставил в лагерях потребное для их обороны число воинов; а вспомогательное все войско расположил перед меньшим лагерем для того, чтобы скрыть малочисленность воинов в легионах, уступавших в числе неприятельскому войску. Сам же, устроив войско в три линии, двинулся с ним к лагерю неприятельскому. Тогда, вынужденные необходимостью, Германцы выводят свои войска из лагеря; каждое племя стало отдельно, и, в равном друг от друга расстояния, поместились Гаруды. Маркоманны, Трибокки, Вангионы, Неметы, Седузии, Свевы, Строй их, с целью - бегство сделать невозможным, обнесен был их повозками; на них поместили они своих женщин и они, сложа руки, умоляли шедших на битву воинов не отдавать их в рабство Римлянам.
52. Цезарь каждому легиону дал в начальники легата и квестора, для того, чтобы они были свидетелями и поруками взаимной храбрости, Сам же с правым крылом ударил на ту часть неприятельского строя, которая была слабее других. По данному сигналу наши так быстро ударили на неприятеля, и тот со своей же так поспешно бросился на встречу, что бой сделался рукопашным, прежде чем могли быть брошены дротики. Кинув их, наши схватились за мечи; Германцы, по обыкновению свернувшись в колонну, приняли на щиты удары мечей. Но многие из наших воинов втеснялись в их строй, вырывая у них щиты и нанося раны посверх их. Уже неприятель на левом крыле пришел в расстройство и обратился в бегство, когда его правое сильно теснило наши войска своею многочисленностью. Заметив это, молодой П. Красс. командовавший конницею, - а ему, не участвовавшему в бое, виднее был ход дела, ввел в бой третью запасную линию, и тем во время поддержал наших в минуту опасности.
53. Таким образом бой был восстановлен, а неприятель повсюду обратился в бегство и не останавливался да самого Рейна, находившегося от места битвы в 50 милях расстояния. Весьма немногие спаслись на той стороне или вплавь, или на лодках. Сам Ариовист ушел на тот берег в найденном им челноке. Всех остальных нагнав умертвили наши всадники. Две жены было у Ариовиста: одна, свевского рода, которую он привел с собою из дому, а другая, сестра царя Нориков Воциона; на ней, присланной ее братом, женился он в Галлии; обе погибли во время бегства. Из двух их дочерей одна убита, а другая попалась в плен. Сам Цезарь, преследуя с конницею неприятелей, нагнал К. Валерия Процилла; его, тройными оковами скованного, влекли Германцы за собою. Этому обстоятельству Цезарь не менее обрадовался как и победе; он был в восхищении, что видел невредимым одного из благороднейший мужей Галлии, своего приятеля и друга, попавшегося было в руки врагов. Судьба сделала торжество Цезаря более полным, спасши Процилла. Он рассказывал Цезарю, что три раза, в его же, Процилла, присутствии метали о нем жребий, немедленно ли его сжечь на костре, или оставить до времени, и три раза жребий велел ему жить. Также нашли и привели к Цезарю в М. Меттия.
54. Когда на той стороне Рейна получено было известие об этом сражении, то Свевы, пришедшие было в реке, стали расходиться по домам. Прибрежные жители, пользуясь их испугом, преследовали их и многих побили. Цезарь, в течения одного лета, кончив две весьма значительные войны, отвел немного ранее, чем следовало по времени года, войска свои на зимние квартиры в землю Секванов; начальство над войсками, расположенными по зимним квартирам, сдал Т. Лабиену, а сам отправился в ближнюю Галлию, на, имевшие там открыться, собрания.
1. Между тем как Цезарь, о чем уже сказано выше, находился на зимних квартирах в ближней Галлии, доходили до него частые слухи, подтвержденные и письмами Лабиена, что все Белги, - а они, как мы видели, занимали третью часть Галлии, - составляют союз против народа римского, и скрепляют его взаимною дачею заложников. Причиною этого были следующие обстоятельства: во-первых, Белги опасаются, как бы, по усмирении всей Галлии, римское войско не обратилось на них. Во-вторых, много содействовали к этому убеждения некоторых Галлов. Одни из них, не желая водворения в Галлии Германцев, неохотно в враждебно смотрели на то, что римское войско зимует, и как бы осваивается в Галлии, Другие, по легкомыслию и ветрености, ждали перемен; особенно те, которые, пользуясь своих влиянием и возможностью держать наемное войско, присваивали над своими соотечественниками царскую власть; при господстве же Римлян, они не могли так свободно приводить в исполнение свои честолюбивые замыслы.
2. Вследствие таких слухов и писем, Цезарь набирает два новых легиона в ближней Галлии. С наступлением лета, он их отправляет в дальнюю Галлию под начальством К. Педия легата. Сам он отправился к войску, когда в поле стало довольно кормов; Сенонам и другим Гальским племенам, жившим по соседству с Белгами, Цезарь приказал разведывать и давать ему знать обо всем, что у них происходит. Известия все говорили об одном, что Белги собирают войско и сводят его в одно место. Тогда Цезарь решился действовать, и на двенадцатый день выступить в поход. Озаботясь о том, чтобы в подвозе провианта не было недостатка, Цезарь снял лагерь и, после 15-ти дней похода, прибыл к границам Белгов.
3. Движение Цезаря было так быстро в приход его так неожидан, что Ремы, первое племя Белгов со стороны Галлии, отправили к нему послов, знатнейших лиц - Ицция в Антеброга. Именем своих соотечественников, они сказали Цезарю: "что отдают себя и все свое на волю в произвол римского народа, что они не принимали участия в общем союзе Белгов против Римлян; готовы они дать заложников, исполнить все, что будет приказано от Цезаря, пустить его войско в свои города, снабдить провиантом и всем, в чем оно будет иметь нужду". При этом послы Ремов сообщили известие: "что все Белги взялись за оружие, что Германцы. живущие по сю сторону Рейна, присоединились к ним, и что всеобщее воодушевление таково, что племя Суессонов, родственное и одной крови с Ремами, пользующееся с ними одними и тени же правами и законами, признающее одну и ту же власть и одних начальников, не смотря на все их убеждения, пристало к общему союзу Белгов.
4. Цезарь расспрашивал послов о том, какие именно племена взялись за оружие, в как велики их силы на войне, и узнал следующее: "большая часть Белгов - германского происхождения; предки их, давно перешедши Рейн, поселились здесь вследствие плодородия почвы, вытеснив отсюда коренных жителей, Галлов. Одни Белги изо всех племен Галлии, когда, на памяти наших предков, Кимвры в Тевтоны поработили было всю Галлию, отразили их с успехом от своих пределов. Вследствие этого воспоминания, они, относительно военного дела, пользуются большею славою, и не менее и сами думают о себе в этом отношении. О числе их послы Ремов брались сообщить нам верные в подробные сведения; вследствие их родственных отношений с Белгами, они знали, сколько каждое племя обещалось на общем сейме выставить воинов. Первое место между Белгами, по могуществу, влиянию и многолюдству, занимают Белловаки; они могут выставить до 100,000 человек; они из этого числа обещали 60 тысяч отборного войска с тем, чтобы им принадлежало главное распоряжение войною. За Белловаками следуют Суессоны, соседи их, Ремов; обширная их область отличается плодородием. У них еще недавно, на нашей памяти, был царем Дивитиак, могущественнейший в Галлии; он простер свою власть не только на большую ее часть, но и на Британию. Теперь у них царем Гальба. По испытанному его благоразумию и храбрости с общего совета, ему вверено начальство на войне. У Суессонов 12-ть городов; они обязались выставить на войну 50,000 человек. Столько же обещались Нервии, самое отдаленное и дикое из племен Белгов. Атребаты дадут 15,000; Амбианы - 10,000; Морины - 25,000, Менапии - 9,000, Калеты - 10,000, Верокассы и Веромандуи - столько же, Адуатики - 19,000. Кондрузы, Эбуроны, Церазы, Пеманы, известные под общим именем Германцев, по их мнению, могут выставить до 60-ти тысяч человек.
5. Цезарь ласково обошелся с Ремами, приветливо говорил с ними; только потребовал, чтобы к нему явился весь их сенат, и чтобы дети первых семейств были отданы ему в заложники. Все это было в точности исполнено в назначенный срок. Между тем, Цезарь тщательно внушает Дивитиаку, какая общая опасность угрожает и Римлянам, в всей Галлии, если силы врагов соберутся вместе, и указывает ему на необходимость разделить их. Этого же достигнуть. можно, если войска Эдуев нападут на землю Белловаков и станут ее опустошать. Поручив ему это, Цезарь отпустил его. Между тем все войска Белгов, собравшись в одно место, двинулись навстречу Римлянам и находились уже не в дальнем от них расстоянии. Узнав об этом от своих разъездов и из показаний Ремов, Цезарь перешел реку Аксону, составляющую крайнюю границу Ремов, в стал за нею лагерем. Тут он вмел в виду защитить берегом один фланг своей армии в вместе обезопасить ее тыл; таким образом, подвозы съестных припасов от Ремов и из прочей Галлии могли подходить к нему беспрепятственно. Через Аксону был мост; для оберегания его поставил Цезарь отряд, а на другой стороне реки - легата К. Титурия Сабина, с шестью. когортами; лагерь обнес валом, вышиною в 12 футов, в рвом, глубиною в 22 фута.
6. В 8-ми милях от лагеря Цезарева находился город Ремов - Бибракт; на него обратились первые усилия Белгов и в этот день с трудом устоял город. У Галлов и Белгов осада городов производится одним в тем же образом. Окружив город войском со всех сторон, они бросают во множестве на стены камни и стрелы, и тем стараются прогнать с них защитников; потом, прикрыв себя черепахою из щитов, они подходят к воротам в подрывают стену. Успех такой осады тем вернее, что почти никогда осажденные не могут выдержать града стрел и камней, и вынуждены бывают оставить стену. На этот раз ночь положила конец осаде. Рем Ицций, тот самый, который был послом у Цезаря, начальствовавший в то время в городе и пользовавшийся уважением в любовию его сограждан, отправил гонцов к Цезарю, давая ему знать, что город, если ему не будет прислано на выручку войско, не может долее держаться.
7. В полночь Цезарь посылает на помощь городу нумидских и Критских стрелков и балеарских пращников; проводниками этому вспомогательному отряду служили посланные Ицция. С прибытием их, осажденные Ремы ободрились и оборонялись с новым мужеством; а во той же причине осаждающие потеряли надежду взять город. Вследствие этого, они не долго оставались под городом, а, опустошив его окрестности и предав огню все села и строения, какие только могли захватить, обратили все свои силы к лагерю Цезаря. В расстоянии от него менее двух миль, расположились они лагерем, который, как можно было судить по разведенным огням и дыму от них, протянулся более, чем на 8 миль.
8. Сначала Цезарь вследствие и значительности сил неприятеля и молвы об его отличной храбрости, решился приостановиться сражением; но ежедневно в легких стычках конницы он испытывал и силы неприятеля, и смелость своих воинов. Убедясь, что наши ни в чем не уступят врагу, он избрал перед лагерем, для устройства боевого строя, от природы удобное и благоприятное место. Холм, на коем расположен был наш лагерь, мало-помалу возвышался над равниною; в ширину имел он именно столько пространства, сколько требовалось для расположения на нем войска в боевом порядке; по обе же стороны он имел скаты, а спереди к равнине опускался, мало-помалу, едва приметною наклонностью. Цезарь обе стороны холма прорезал широкими поперечными рвами, в длину шагов на 600; по концам рвов он сделал укрепления и поставил на них метательные орудия. Все это было сделано с тою целью, чтобы превосходный числом неприятель не воспользовался своею многочисленностью и не обошел фланги армии Цезаря во время битвы. Устроив все это, Цезарь оставил в лагере два легиона, недавно им набранные, для того, чтобы они могли подать помощь там, где нужно будет; а шесть легионов, составлявших остальное его войско, расположил в боевом порядке перед лагерем. Неприятели также вывели свои войска из лагеря, и выстроили их в боевом порядке.
9. Между войсками нашим и неприятельским, находилось небольшое болото. Неприятель ждал, чтобы наши первые его перешли; наши же хотели напасть именно тогда, когда неприятель станет его переходить. В ожидании же происходили схватки конницы. Так как ни та, ни другая сторона не решалась перейти первая, то Цезарь, довольствуясь перевесом наших в бывшем сражении обеих конниц, отвел войска в лагерь. Неприятель же немедленно обратился к реке Аксону, которая, как мы сказали выше, протекала позади наших лагерей; тут он пытался, воспользовавшись найденными бродами перевесть часть своих сил через реку с тем, чтобы овладеть укреплением, которым начальствовал К. Титурий легат, и разрушить мост. В случае же неудачи нападения неприятель хотел опустошить поля Ремов, которые были нам весьма полезны к ведению войны, и отрезать подвоз съестных припасов вашему войску.
10. Титурий дал знать об этом Цезарю и тот немедленно повел к нему всю конницу, легко вооруженных Нумидов, пращников в стрелков; перешед мост, они встретили неприятеля. Дело в этом месте произошло жаркое. В то время, когда неприятель, взойдя в реку, покушался ее перейди, наши перебили у него много людей. Тщетно неприятель с величайшею смелостью по грудам своих же тел, пытался перейти реку, град стрел вынудил его остановиться. Тогда, неприятель, видя невозможность овладеть городом и перейти реку, или напасть на наше войско при благоприятных для себя условиях местности, испытывая при том же недостаток в съестных припасах, собрал общий совет и постановил на нем за лучшее разойтись всем по домам, с тем чтобы при первом нападении Римлян на какое либо племя Белгов, все спешили на помощь, полагая с большею пользою вести войну в своих пределах и пользуясь хлебом и всем нужным дома. Много содействовало к этому решению между прочими причинами известие, что Дивитиак, с войском Эдуев, приближается к области Белловаков. Ничто не могло долее удержать Белловаков и они пошли защищать свои дома.
11. Решившись на это, они, во вторую стражу ночи, выходят из лагеря с шумом, безо всякого порядка, не признавая ничьего начальства и распоряжения; каждый поспешал сам по себе домой, идя, где ему вздумалось. Таким образом удаление Белгов более походило на бегство. Цезарю лазутчики его тотчас дали знать о происходившем; во ему такое действие со стороны Белгов казалось необъяснимым, и он подозревал тут военную хитрость, а потому в пешему и конному войску не велел выходить из лагеря. Да рассвете, получив более точные и подробные известия от передовых разъездов, Цезарь послал в погоню за неприятелем всю конницу, вверив ее начальству легатов К. Педия и Л. Аурункулея Котты; а Т. Лабиену легату велел идти за конницею с тремя легионами. они нагнали задние ряды неприятеля, теснили их и били на пространстве многих миль; последний строй неприятеля наконец остановился, и сильно и с успехом отражал натиск ваших; но те из Белгов, которые были впереди, полагая себя вне опасности не признавая ничьего над собою приказания, заботясь только о себе, услыша военные клики, разорвали свои ряды и искали спасения в одном бегстве. Таким образом наши убивали врагов безо всякой опасности в течении всего дня. С наступлением сумерек, по данному приказанию, они оставили преследование и возвратились в лагерь.
12. На другой день Цезарь, не давая неприятелям опомниться от поражения и страха, повел войска в область Суессонов, граничащую с землею Ремов. Сделав длинный переход, он подошел к городу Новиодуну[1]. Он пытался было овладеть этим городом внезапным нападением, по слуху, что в нем нет защитников; но при ширине рва и вышине стены, несмотря на малочисленность осажденных, не мог взять город. Тогда Цезарь укрепил лагерь, стал устраивать осадные машины и вообще готовиться к ведению правильной осады. Между тем в следующую ночь, Суессоны, бежавшие вместе с другими от Римлян, взошли в город. Немедленно к стенам приставлены были стенобитные орудия, сделаны насыпи и на них поставлены башни. Все эти громадные осадные работы, которых Галлы прежде никогда не видали и о них не слыхали даже, и быстрота действий Римлян поразили ужасом Суессонов; они прислали к Цезарю послов с изъявлением покорности. При посредничестве Ремов, за них ходатайствовавших, им дарована безопасность.
13. Цезарь взял в заложники детей именитейших граждан и даже двух сыновей царя Гальбы; обезоружив всех жителей города, он принял от Суессонов изъявление их покорности и повел войско против Белловаков. Они и сами собрались, и свои имущества снесли в город Братуспантий. Цезарь еще находился от этого города в 5 милях расстояния, когда все старейшины Белловаков вышли к нему из города на встречу, протягивая к нему руки и объявляя, что они отдаются в полную его волю и не желают вести войну с народом римским. Когда же Цезарь подошел к городу и у него расположился лагерем, то дети и женщины со стен протягивали по своему обычаю к Римлянам руки, умоляя их о мире.
14. За них - Дивитиак (а он, по удалении Белгов, распустил войско Эдуев и возвратился к Цезарю) говорил следующее: "Белловаки постоянно были в союзе и в дружбе с Эдуями. Они были обмануты своими начальниками, которые уверили их, что Эдуи обращены Цезарем в рабство и терпят величайшее угнетение и притеснения всякого рода и, следуя их внушениям, оставили союз с Эдуями и начали войну с Римлянами. Виновники ее, видя, каких бедствий они были причиною, бежали в Британнию. Не только сами Белловаки, но даже за них Эдуи, умоляют Цезаря применить и к ним великодушие и милосердие. Если он так поступит, то увеличит влияние Эдуев на всех Белгов; а на их помощь и содействие они привыкли рассчитывать во всех войнах, какие только случатся.
15. Цезарь, желая почтить Дивитиака и Эдуев, сказал, что он принимает их покорность и ручается за их безопасность. Принимая в соображение, что это племя Белгов самое значительное и многолюдное, Цезарь потребовал от него 600 заложников. Получив их, а равно и отобрав оружие у жителей города, Цезарь оттуда двинулся в землю Амбианов; те без замедления изъявили совершенную покорность. За ними находились земли Нервиев; расспрашивая о свойствах этого народа и о нравах его, Цезарь узнал следующее: "нет к ним входа купцам, строжайше запрещен ввоз вина и прочих, в роскоши служащих, предметов; этим они желают предупредить расслабление нравственности и ослабление военной доблести. Это народ дикий, но весьма храбрый. С негодованием и презрением отзываются они о прочих Белгах, виня их, что они, изменив примеру мужества, завещанному предками, покорились Римлянам и утверждают, что никогда не отправят послов и не согласятся на мир, на каких бы то ни было условиях.
16. Три дни уже шел Цезарь по земле Нервиев, когда узнал от пленных, что остается не более 10 миль от его лагеря до реки Сабиса; за нею же собрались, дожидаясь Римлян, все Нервии, вместе с соседями своими Атребатами и Веромандуями, которых они убедили испытать вместе военное счастие. Они ждали еще прибытия войск Адуатиков, уже бывших на походе. Женщин и вообще всех бесполезных на войне они удалили в места, непроходимые для войска по причине топей и болот.
17. Узнав обо всем этом, Цезарь послал вперед разъезды и с ними сотников - выбрать удобное место для лагеря. При войске Цезаря находилось очень много Белгов, изъявивших покорность, и прочих Галлов, последовавших за ним в поход. Из них-то некоторые, как после открылось из показаний пленных, разузнав порядок движения нашего войска в продолжении этих дней, ночью отправляются к Нервиям и дают им знать, что между легионами бывает обыкновенно значительный обоз и нисколько не затруднительно сделать нападение на первый легион, когда он под тяжестями будет входить в лагерь, а другие легионы будут отделены от него значительным пространством. Поразив первый легион и разграбив обозы, без труда справятся они с остальным войском, пораженным страхом. Совет этот был тем более кстати, что Нервии издревле не имеют конницы, и доныне они не стараются заводить ее, обращая все свое внимание на пешее войско. Они обыкновенно, желая воспрепятствовать движению по своей земле коннице соседственных народов, делающей набеги для грабежа, рубят деревья рядами широкими; их сучья, перепутавшись вместе и оплетенные разными ползучими растениями и кустарником, представляют настоящее подобие стены; не только перелезть через нее, но даже и видеть ничего невозможно. Принимая в соображение, что эти засеки будут останавливать движение нашего войска, Нервии решились воспользоваться поданным советом.
18. Местность, избранная для устройства нашего лагеря, была такова: холм со всех сторон исподволь спускался к реке Сабису, о которой мы упоминали выше. Шагах в двухстах, насупротив этого холма, возвышался над рекою такой же холм одинаковой покатости; нижняя часть его была открыта, а верхняя покрыта лесом так что не легко было проникнуть внутрь глазом. В этом-то лесу неприятель скрылся в засаде; по открытому же месту виднелись по течению реки небольшие отряды конницы. Глубина реки в этом месте была футов около трех.
19. Цезарь велел вперед идти коннице, а за нею следовал со всеми войсками, впрочем совершенно в ином расположения и порядке, чем дали было знать Нервиям Белги. Принимая в соображение близость неприятеля, Цезарь, по своему обыкновению, вел шесть легионов налегке, тяжести же всего войска находились позади их; два легиона, недавно набранные, прикрывали тыл всей армии и обозы. Наша конница, вместе со стрелками и пращниками, перешла реку и ударила на неприятельскую конницу; та отступила к лесу и из лесу возобновляла нападение; наши же преследовали отступающих неприятелей только на открытом месте и не отваживались следовать за ними в лес. Между тем шесть легионов, шедшие впереди, размерив место, приступили к работам укрепления лагеря. Лишь только неприятель, бывший в лесу в засаде, увидал первые тяжести нашего войска, - а это у них было условленным знаком к нападению, - как в том же боевом порядке, как он был в лесу, ободрив друг друга, всеми силами, с удивительною быстротою, бросился на нашу конницу. Без труда смяв ее и прогнав, неприятель с невероятною поспешностью бросился к реке, так что почти одновременно он был и в лесу, и у реки, и уже нападал на наших. С тою же поспешностью неприятель взобрался на холм к месту нашего лагеря и к нашим войскам, занимавшимся возведением укреплений.
20. Цезарю предстояло в одно и то же время много распоряжений: нужно было поднять знамя, служившее сигналом браться воинам за оружие, дать другой знак трубою, чтобы отозвать воинов от работы, и созвать тех, которые, ища материалов для насыпи, отошли далеко. Сделать все это - препятствовала краткость времени и быстрота нападения неприятеля. В этом затруднении большою помощью служила опытность воинов и знание дела; из прежних сражений они уже знали сами - как им надлежало поступить - так же хорошо, как если б это было им приказано. Притом, при каждом легионе находился легат, которому Цезарь не велел отлучаться от легиона в от производимых работ, пока укрепления лагеря не будут окончены совершенно. Близость неприятеля в быстрота его движений была такова, что легаты, не дожидаясь уже распоряжений самого Цезаря, принимали меры к защите, каких требовали обстоятельства.
21. Цезарь, отдав самые необходимые приказания, поспешил ободрить воинов; поехав наудачу, он прежде всех других встретил десятый легион. Краткою речью он убеждал воинов, чтобы они не изменили прежней доблести в не допускали бы чувства робости, выдерживая стойко натиск врага. Так как неприятель был не далее полета стрелы, то Цезарь дал знак к сражению. Отправившись далее, с тою же целью - речью ободрить воинов, Цезарь попал уже в самый пыл битвы. Время было так коротко, и неприятель так нетерпеливо завязал бой, что наши не только не успели приготовить значки, во даже надеть шлемы и снять со щитов покрышки. Воины наши, оставив работы, строились под первым знаменем, которое видели, для того чтобы не упустить время боя, пока станут отыскивать свои ряды.
22. Таким образом войско римское построилось по указанию обстоятельств, сообразно условиям покатой и гористой местности, более чем следуя требованиям военного искусства. Каждый легион сражался сам по себе, будучи отделен от других непроходимыми засеками, о которых мы говорили выше, и через них даже ничего не было видно. Таким образом не было резервов, не было возможности следить за ходом боя, не было общего им распоряжения. При таких неблагоприятных условиях, исход военного дела был в разных местах различный.
23. Воины девятого и десятого легиона, составлявшие левое крыло нашей боевой линии, бросили свои дротики в неприятеля, и Атребаты, находившиеся против них, выбившиеся из сил вследствие поспешности их движения вперед и ран, нанесенных дротиками, были без труда смяты и сбиты в реку. В попытках перейти ее, они смешались и потеряли весьма много убитыми от мечей преследовавших их Римлян, а те не усумнились перейти реку и, несмотря на неблагоприятную для себя местность, поразили снова неприятеля, пытавшегося было остановиться и возобновить сражение. В другом месте одиннадцатый в восьмой легионы, поразив Веромандуев, с которыми сошлись, и преследуя их, с холма спустились до самой реки и сражались на ее берегах, Таким образом наш лагерь сделался совершенно открытым с лица и с левой стороны; на правом крыле оставался один двенадцатый легион и, в небольшом от него расстоянии, седьмой. Все Нервии, под предводительством своего главного начальника Бодуогната, сплошною массою обратились в этому месту. Часть их начала с открытой стороны обходить с флангу наши легионы, а часть устремилась на вершину холма - в месту вашего лагеря.
24. В это время наша конница в легко вооруженная пехота, ее сопровождавшая, при первом нападении неприятеля, как я сказал пораженные, удалялись в лагерь; но встретив неприятеля перед собою, они снова бросились бежать в другую сторону. Служители, находившиеся при нашем войске, видя от задних ворот нашего лагеря и с вершины холма, что наше войско поразило неприятеля и преследовало его за реку, вышли было за добычею; как вдруг, посмотревши назад, увидели неприятеля уже в нашем лагере, и в ужасе обратились в бегство. Также и те, которые были при обозе, в испуге и замешательстве, кричали и разбежались, кто куда попало. видя все это, конница Тревиров, считавшаяся храбрейшею из Галльских войск и пришедшая на помощь Цезарю, отправилась домой. Она полагала, что дела ваши в самом отчаянном положении: лагерь наш наполнен был неприятелями, легионы стеснены и почти окружены ими; конница наша, пращники, Нумиды, воинские прислужники в беспорядочном бегстве. Тревиры, возвратясь домой, известили своих соотечественников, что Римляне разбиты и обращены в бегство, что лагерь их и обозы в руках неприятеля.
25. Цезарь, после увещания десятого легиона, отправился на правое крыло своей армии. Он увидел, что наши крайне стеснены; снесенные в одно место значки двенадцатого легиона умножали и без того великую тесноту, так что наши воины не могли свободно действовать оружием. В четвертой когорте все сотники и знаменосец были убиты и самый значок потерялся. И в прочих когортах почти все сотники убиты или ранены; в том числе передовой сотник П. Секстий Бакул, известный своею храбростью, получил несколько тяжких ран и не мог уже держаться на ногах. Вообще воины стали терять присутствие духа, а некоторые из вновь набранных уклонялись из рядов, стараясь избегнуть стрел неприятельских. Неприятель безостановочно теснил наших и спереди и с тылу и заходил с обоих флангов. Положение нашего войска было тем отчаяннее, что не было резерва, который можно было бы ввести в дело. Тогда Цезарь, взяв у одного воина щит, потому что сам был без щита, и став в первом ряду, поименно призывал сотников и увещевал воинов. Он приказал значки вынести вперед и расширить ряды, чтобы воинам удобнее было действовать мечами. Прибытие Цезаря ободрило воинов и вселило в них бодрость и надежду; каждый, несмотря на крайность своего положения, хотел отличиться в глазах военачальника и потому сражался с удвоенным мужеством. Это на время остановило натиск неприятеля.
26. Цезарь, приметив, что седьмой легион стоявший близко, так же стеснен неприятелем, приказал военным трибунам, чтобы они старались соединить оба легиона и потом действовать наступательно на неприятеля. Таким образом оба легиона подали друг другу руку помощи и не опасались, чтобы неприятель зашел им в тыл, а потому стали сражаться с большим мужеством и смелостью. Между тем воины двух легионов, шедших сзади для прикрытия обоза, услыхав о сражения, поспешно шли и уже показались на вершине холма в тылу неприятеля. Т. Лабиен, овладев неприятельским лагерем, с возвышенного места увидел, что происходило в нашем лагере, и послал на помощь десятый легион. Он, узнав дорогою от бегущих всадников и служителей, где происходит бой и в какой опасности находятся наши легионы, лагерь и сам Цезарь, поспешил сколько можно быстрее к месту боя.
27. Прибытие нашего свежего войска совершенно изменило положение дела. Наши до того ободрились, что и те раненные, которые лежали, силились приподняться с помощию щитов и нанесть вред неприятелю. Даже прислужники лагерные, приметив смущение неприятеля, безоружные нападали на вооруженных. Конница, желая загладить доблестью позор своего бегства, во всех местах сражения, действовала впереди воинов легионов. Неприятель, уже отчаявшись в спасении, не только не терял мужества, но действовал с удивительною храбростью. Первые ряды его падали, но те, которые были за ними, становились бесстрашно на тела убитых и сражались с них. Когда и эти падали и тела лежали кучами, то остальные, с груды их, как с возвышения, бросали в наших стрелы и, доля наши дротики, отсылали их обратно в наши ряды. Неудивительно было после этого, что столь храбрые люди решились перейти широкую реку, взобраться на крутой берег, преодолеть столько затруднений местности; величие их духа сделало для них легким то, что в сущности представляло великие препятствия.
28. В этой битве племя Нервиев было истреблено почти совершенно. Старики их, которые, как мы сказали, вместе с женами и детьми, были отправлены в болотистые и непроходимые места, получив известие об этом сражении, полагая, что для победителей нет никаких затруднений, а для побежденных ничего достаточно безопасного, с общего совета со своими соотечественниками, оставшимися от боя, отправили послов к Цезарю и отдались совершенно на его волю. Чтобы показать, какое бедствие постигло их племя, они сказали Цезарю, что из 600 сенаторов уцелело только трое, а из шестидесяти тысяч воинов едва пятьсот, способных поднять оружие. Цезарь показал милосердие и снисходительность в просьбе побежденных, в сберег их самым тщательным образом, велел пользоваться их их землями и городами, а соседям их строго приказал не делать им никакой обиды, ни притеснения.
29. Атуатуки, о которых мы выше писали, со всеми своими силами шли на помощь Нервиям; узнав об их поражении, они возвратились с похода домой. Оставив все свои города и укрепленные села, они снесли все свое имущество в один город, отлично укрепленный природою. Он со всех сторон окружен крутыми скалами и обрывами, и только с одной стороны, в ширину не более 200 футов, было отлогое и доступное место. Это место Атуатуки укрепили высокою двойною стеною и приготовили на ней огромные каменья и заостренные колья. Этот народ происходил от Кимров и Тевтовов; они, по дороге в провинцию нашу в Испанию, оставили по сю сторону Рейна те тяжести, которых не могли взять с собою, а для оберегания их, из среды своей армии, шесть тысяч человек. Они, после гибели своих соотечественников, долго были в беспрестанных войнах с соседями, то сами нападая на них, то отражая нападение; наконец заключен был, с общего согласия, мир, по которому они и избрали их теперешние жилища.
30. С первым прибытием нашего войска, неприятели делали частые вылазки и нападали на наших в мелких стычках. Когда же наше войско окружило их валом, в вышину 12 футов, на протяжении 15 миль, по которому были частые укрепления, то они вынуждены были держаться в городе. Когда они увидели, что наши делают насыпь, подвигают стенобитные орудия, воздвигают башню, то сначала они насмехались со стен и спрашивали наших, зачем они в таком отдалении затевают такие машины, чьими руками и какою силою они, при своем малом росте (а он постоянно был предметом насмешек и презрения со стороны Галлов, отличающихся большим ростом), надеются такую огромную башню придвинуть в стенам?
31. Когда же они увидели, что башня и наши орудия подвигаются к стене, встревоженные новым и невиданным зрелищем, отправили к Цезарю послов о мире. они говорили таким образом: "Не сомневаются они, что Римляне ведут войны с помощью высших сил, когда они в состоянии с такою быстротою двигать столь огромными в тяжелыми орудиями, и таким образом сражаться вблизи. И потому они отдают на волю Цезаря себя и все свое. Одного только они у него просят: если он, по своему милосердию в добродушию, слава о которых дошла в до них, соглашается даровать им существование, то пусть он не отбирает у них оружия. Они окружены соседями, враждебно в ним расположенными и завистливыми. Выдав оружие, они будут не в состоянии от них защищаться. Если только они будут доведены до того, то они предпочитают претерпеть от Римлян какое угодно наказание, чем в мучениях погибнуть от тех, над кем они привыкли повелевать".
32. Цезарь на это отвечал: "следуя своему нраву, а не по их заслугам, он обещает безопасность их народу, если они покорятся ему прежде, чем машины его начнут бить стену. Первым же условием с их стороны должна быть выдача оружия. Что же касается до их соседей, то он поступит в отношении к ним так же, как и к Нервиям, то есть прикажет, чтобы они ничем. не тревожили покорных Римлянам племен". Послы возвратись домой и сообщили там волю Цезаря. Атуатуки изъявили согласие ее исполнить. Такое количество оружия было сброшено со стены в ров, находившийся перед городом, что кучи его равнялись вышиною с зубцами стены и насыпью осаждающих. Впрочем, как после открылось, третья часть оружия была скрыта Атуатуками в оставлена ими в городе. Ворота его отворились, и этот день прошел с обеих сторон мирно.
33. К вечеру Цезарь велел запереть ворота, а своим воинам выйти из города, опасаясь, как бы они ночью не нанесли какой обиды его жителям. Они, по заранее составленному, как после узнали, плану, рассчитывая на то, что Римляне, вследствие их покорности, сведут вовсе караулы, или вообще не будут так старательны как прежде, взяли оружие, ими припрятанное, а иные вооружились щитами, сделанными на скорую руку из коры, или сплетенными из тростника и покрытыми шкурами. В третью стражу ночи осажденные со всеми войсками вышли из города, и по направлению, где им казался легче доступ к нашим укреплениям, ударили в наших. По предварительно, данному Цезарем, приказанию, о нападении дано знать разведенными огнями, и по данному сигналу воины ваши из укреплений поспешили на встречу неприятелю. Тот сражался с отчаянным мужеством, как и следовало храбрым людям, вся надежда на спасение которых оставалась в доблести. Местность была против них: с вашего вала и башни они были осыпаемы стрелами; четыре тысячи человек у них побито, остальные прогнаны в город. На другой день ворота, уже никем не защищаемые, были отбиты и город занят нашими войсками. Цезарь приказал всех жителей в имущество их продать с аукциона. От покупщиков узнали, что всех проданных было 53 тысячи душ.
34. В то же время П. Красс, который с одним легионом был послан в Венетам, Унелам, Озизмиям, Куриосолитам, Сезувиям, Авлеркам, Редонам, галльским племенам, живущим по берегам океана, донес Цезарю, что всех их привел в покорность и повиновение народу римскому.
35. Вследствие всех этих событий в умирения всей Галлии, такая слава об этой войне везде распространилась между дикарями, что народы, живущие по ту сторону Рейна, прислали послов в Цезарю, обещая дать заложников и выполнять все его приказания. Цезарь, поспешая в Италию и Иллирик, велел этим послам явиться к себе в начале следующего лета, а сам, расставив легионы по зимним квартирам в землях Карнутов. Андов, Туронов, ближайших к местности, где происходила война, отправился в Италию. Там, вследствие письма Цезарева, по поводу этих событий обнародовано было общественное благодарственное молебствие в течение 15 дней, чего дотоле ни с кем еще ни случалось.
1. Цезарь, собираясь ехать в Италию, послал Сервия Гальбу, с двенадцатым легионом и частью конницы, к Нантуатам, Вераграм и Седунам, живущим между землею Аллоброгов, озером Леманом, рекою Роною и вершинами Альпов. Причина отправления была та, чтобы сделать свободною дорогу через Альпы, сопряженную дотоле для купцов с большою опасностью и тяжкими пошлинами. Цезарь дозволил Гальбе, если только сочтет это нужным, поставить свой легион в тех местах на зимние квартиры. Гальба в нескольких сражениях разбил неприятеля и взял у него много укреплений; со всех сторон явились в нему послы с изъявлением покорности и дали ему заложников. Установив мир, Гальба заблагорассудил поставить две когорты в земле Нантуатов, а сам, с остальными когортами того легиона, остался зимовать в селении Верагров, называемом Октодур; оно находится в небольшой долине, со всех сторон окруженной весьма крутыми горами. Рекою разделено оно на две части: одну уступил Гальба Галлам, а другую, выслав оттуда Галлов, отвел своим когортам для зимних квартир; это место он укрепил валом в рвом.
2. Уже прошла большая часть зимы, и Гальба приказал доставить в себе в это место провиант, как вдруг лазутчики дали ему знать, что Галлы ночью все ушли из своей части селения, а нависшие горы наполнены огромным множеством Седунов в Верагров. У Галлов много было побуждений вдруг возобновить военные действия в подавить наш легион. Во-первых, они с презрением смотрели на его малочисленность: от него, бывшего и без того не в полном составе, были отделены две когорты, и кроме того множество людей по одиночке было разослано для снабжения его провиантом. Во-вторых, они рассчитывали на несомненный успех, вследствие благоприятной для себя местности: с гор нападая и бросая стрелы, они надеялись смять Римлян первым натиском. Притом с прискорбием смотрели они, что дети их находятся в виде заложников во власти Римлян, и были убеждены, что Римляне пришли к ним не для оберегания торгового пути, шедшего по их земле, но для окончательного занятия вершин Альпов и присоединения этой местности к соседней провинции.
3. Получив это известие, Гальба тотчас собрал совет и спрашивал его мнения в положении тем более затруднительном, что, вследствие покорности Галлов, взятия у них заложников и потому отсутствия мысли о возможности с их стороны нападения, укрепления зимних квартир не вполне были окончены, и для снабжения провиантом не было взято достаточно безопасных мер. На этом совете иные, принимая в соображение неожиданность и важность опасности (в глазах Римлян все вершины гор кругом были покрыты вооруженными Галлами), отсутствие всякой помощи, и невозможность подвоза провианта вследствие преграждения неприятелем всех путей, предложили отчаянное средство к спасению: оставив все тяжести, попытаться оружием проложить себе путь через толпы Галлов тою же дорогою, какою они сюда пришли. Впрочем, большинство голосов на совете положило - прибегнуть к вышеизложенному мнению в случае крайности, а дотоле попытать военного счастия и оборонять лагерь.
4. Едва прошло столько времени, чтобы успеть принять, вследствие этого решения, самонужнейшие меры к обороне, как уже неприятель, по данному знаку, устремился к нам со всех сторон, бросая в вал камни и колья. Наши сначала встретили неприятеля твердо и мужественно; из бросаемых с вала их стрел ни одна не пропадала даром. Где угрожала опасность, туда наши подавали помощь. Одним перевешивал неприятель: в продолжение сражения утомленные ряды его воинов сменялись свежими; малочисленность же наших не только не позволяла им думать об отдохновении, но и раненные не могли оставлять своих мест и искать спокойствия.
5. Уже более шести часов длился упорный бой. У наших не только от усталости изнемогли силы, но и обнаружился недостаток в стрелах. Неприятель тем сильнее теснил наших и, не встречая уже упорного сопротивления, начал засыпать ров и пролагать себе дорогу через наш вал. Опасность уже дошла было до крайних пределов, как П. Секстий Бакул, сотник первого строя (мы упоминали о нем, что в битве с Нервиями он получил множество ран), и военный трибун, К. Волузен, человек столько же рассудительный, сколько и храбрый, поспешили к Гальбе в сказали ему, что к спасению одно средство - выйти из лагеря и сделать нападение. С этою целью созваны сотники, я чрез них приказано воинам приостановить военные действия, довольствуясь отражением стрел неприятельских, и отдохнуть немного от трудов; потом, собравшись с силами, по данному знаку, они должны были устремиться из лагеря, помня, что вся надежда на спасение заключается в их храбрости.
6. Приказание это было исполнено; нападение Римлянами было учинено вдруг, одновременно, изо всех ворот лагеря. Неприятель поражев был его неожиданностью, не понимал, что это значит, и совершенно растерялся. Таким образом наши с ним поменялись положением и тех, которые уже в мыслях овладели нашим лагерем, окружив со всех сторон, поражали. Из тридцати тысяч Галлов, пришедших для нападения на наш лагерь, пало более третьей части, прочие обращены в бегство и, преследуемые нашими, даже на высотах гор не нашли безопасности. Поразив неприятеля и обобрав его оружие, наши возвратились в укрепления лагеря. Избегнув счастливо опасности, Гальба не желал в другой раз испытывать судьбу, видя, что он встретил совсем другое, а не то, для чего он был послан, а особенно испытывая недостаток в подвозе хлеба и съестных припасов; вследствие этого он на другой день предал огню занятое им селение и отправился обратно в провинцию. Неприятель нигде не старался преградить или замедлить ему путь, и Гальба без потери привел свой легион сначала в землю Нантуатов, а оттуда Аллоброгов, и там зимовал.
7. После этого, Цезарь по всем причинам почитал Галлию замиренною: Белги были побеждены, Германцы изгнаны, Седуны побеждены на Альпах. Таким образом, в начале зимы, Цезарь отправился в Иллирик, желая познакомиться и с этою страною и ее жителями. Вдруг неожиданная война вспыхнула в Галлии от следующей причины: молодой П. Красс, с седьмым легионом, зимовал в земле Андов, близ берегов океана. Ощущая недостаток в хлебе, он разослал многих трибунов военных и префектов по соседственным городам для собрания продовольствия в его доставления; в этом числе Террасидий был послан к Унеллам, М. Требий Галл - к Куриосолитам, К. Веланий и Т. Силий - к Венетам.
8. Это племя Венетов занимает первое место между всеми прибрежными племенами Галлии, во-первых, потому, что оно имеет многочисленный флот, служащий ему для сообщения с Британиею. Притом оно обладает званием и опытностью морского дела и, имея в своей власти немногие пристани, какие только есть на этом открытом и бурном море, оно берет дань со всех мореходов, его посещающих. Венеты первые задержали Силия в Велания, надеясь за них выручить заложников, данных Крассу. Следуя примеру Венетов, их соседи - в природе Галлов ветреность в непостоянство - задержали с тою же целью Требия и Террасидия. Они тотчас обослались между собою послами в положили, через своих первых сановников, - ничего не предпринимать без общего согласия и разделять всем одну и ту же участь. они убеждали в прочие племена лучше не изменять вольности, завещанной им предками, чем носить иго рабства Римлян. Быстро все приморские племена соединились для одной цели и отправили общее посольство к П. Крассу с требованием - $1выдать заложников их, буде желает обратно получить своих послов."
9. Цезарь, уведомленный об этом Крассом, так как сам находился слишком далеко, распорядился пока строить длинные суда на реке Лигере[1] (*), впадающей в океан, набирать в провинции гребцов, матросов в кормчих. Когда все это поспешно было изготовлено, Цезарь, как только возможно было по времени года, отправился к войску. Венеты в другие с ними общества, узнав о прибытии Цезаря и сознавая всю преступность своего поступка (они задержали в бросили в оковы послов, которых личность неприкосновенна в священна у всех народов), всеми силами стали готовиться к войне, сообразно важности угрожавшей им опасности; особенное внимание обратили они на умножение морских сил. Главная надежда их была на благоприятные для них условия местности. Пути для пеших были все перерезаны морскими течениями; плавание для Римлян было весьма затруднительно по незнанию местности и малочисленности пристаней. Притом они надеялись, что римское войско, по недостатку съестных припасов, не может долго оставаться в их стране. Но если бы они и ошиблись во всех этих расчетах, то более всего убеждены были в превосходстве своих морских сил. Римляне не имели большего количества судов и вовсе не знали местности страны, где должны были вести войну, не знали положения пристаней, островов в мелей. Притом мореплавание на обширном и, со всех сторон открытом, океане, не имело ничего общего с плаванием по Средиземному, отовсюду замкнутому, морю. Сообразив такой план действия, Венеты укрепляют города, собирают в них хлеб с полей, сосредоточивают сколько можно более судов в Венетию куда, как достоверно знали, Цезарь прежде всего обратит свое оружие. Союзниками их в этой войне были Озизмии, Лексовии, Наннеты, Амбилиаты, Морины, Диаблинты, Менапии; пригласили вспоможение и из Британии, лежащей против их области через пролив.
10. Таковы были затруднения к ведению войны, которые мы выше показали; но многое впрочем побуждало Цезаря к этой войне: "задержанием посланных Красса сделано оскорбление народу римскому: бунт произошел по изъявлении покорности и после дачи заложников; множество племен приняло участие в союзе". Цезарь опасался, в случае, если пренебречь этою частью дела, то как бы и прочие народы Галлии не сочли бы себе тоже позволенным. Он понимал, что Галлы от природы имеют большую наклонность к переменам и с жадностью хватаются за первый повод к войне. Притом вольностью и независимостью дорожить, и стараться о свержении рабства - свойственно каждому человеку. А потому Цезарь обратил все свое внимание на то, чтобы предупредить союз многих племен, и для того счел нужным как можно шире распределить свое войско по их землям.
11. А потому Цезарь посылает легата Т. Лабиена с конницею в землю Тревиров, самих близких к берегам Рейна, и приказывает ему зайти к Ремам и прочим Белгам и удержать их в повиновении, а Германцев, о которых говорили, что они призваны Белгами на помощь, если они будут пытаться силою на судах переходить реку, отразить. П. Крассу с двенадцатью когортами из легионов, и с большим количеством конницы, Цезарь велел идти в Аквитанию. дабы из этих народов не были посланы вспоможения в Галлию, и такие сильные народы не соединились бы вместе. К. Титурия Сабина с тремя легионами посылает в землю Унеллов, Куриосолитов и Лексовиев, чтобы развлечь силы этих народов. Флот из наших судов и галльских, набранных у Пиктонов, Сантонов и других покорных нам племен, Цезарь вверил еще юному Д. Бруту и приказал ему с ним при первой возможности отправиться к Венетам; сам он туда же двинулся с пешими войсками.
12. Почти все города Венетов были расположены так, что, находясь на оконечностях мысов и перешейков, вдавшихся в море, они были недоступны для войск, потому что прилив морской, случающийся постоянно два раза в сутки, совершенно прекращал сообщение с сушею; корабли также могли подходить к стенам их только во время прилива; с отливом же они остались бы на мели. Таким образом и то, и другое обстоятельство препятствовало осаде городов. Если, после величайших трудов и усилий, удавалось нам, среди самих волн моря, сделать насыпь, и по ней достигнуть стен города, то осажденные, доведенные до крайности, во время прилива садились на суда, собранные во множестве, и со всем имуществом перебирались в близ лежащий город. Тут они защищались опять теми же, для них благоприятными, условиями местности. Таким образом прошла уже большая часть лета без вреда для них; наш же флот не мог действовать по случаю противных ветров и величайшей трудности плавать в обширном и открытом море, волнуемом. сильными течениями с редкими пристанями или почти без них.
18. Суда Венетов имели следующее устройство и вооружение: днища у них несколько более плоски, чем у наших, для удобнейшего движения по мелям и низким во время отлива водам. Кормы у них весьма возвышенные, и носы приспособлены выдерживать силу волн во время бурь. Эти суда во всех частях были сделаны из дубу, и потому не боялись никакого удара. Скамьи для гребцов на них были из бревен, в целый фут толщины, прибитых гвоздями в большой палец толщины. Якори у них были прикреплены не на веревках, но на железных цепях. Кожи зверей, тонко выделанные, служили им вместо парусов, или по неимению льна и незнанию его употребления, или, что вероятнее, потому, что такие паруса способнее льняных могли служить к управлению столь тяжелыми судами и выдерживать порывы бурь, свирепствующих на океане. В стычках наших судов с судами Венетов, первые превосходили быстротою и легкостью движения; последние же, более приспособленные к местности, к силе бурь, во всех отношениях были удобнее и лучше наших. Крепкие бока венетских судов безвредно выдерживали удары носов наших судов, а вышина их делала наши стрелы безвредными; она же облегчала им движение между подводными камнями. Во время ветров, суда венетские выдерживали их легко, становились на мели и, оставленные морем в отливе, места безвредно и не опасались подводных скал и утесов. Для наших же судов все эти случайности были предметом опасений.
14. Цезарь овладел многими неприятельскими городами, но видя, что все его труды напрасны, и неприятель без вреда от него убегает с одного места на другое, решился дождаться флота. Как только он прибыл, и неприятель его заметил, то его суда, числом около 220, совсем готовые и снабженные оружием всякого рода, вышли из пристани и стали против наших. Ни начальнику флота Бруту, ни военным трибунам и сотникам, которым распределены были отдельные суда, не было известно, как поступить и какой избрать порядок битвы. Их суда - они это знали - не могли вредить ударом носов - неприятельским; даже если бы на них поставить башни, то в тогда вышина их была бы ниже палубы неприятельских судов, а потому стрелы Римлян мало могли вредить Венетам, тогда как их, падая с высоты, были тем пагубнее. Весьма же большую пользу принесли нашим преострые косы, воткнутые на длинных шестах, похожие на таковые же косы, употребляемые при осадах городов; ими цепляли за веревки неприятельских судов, привязывавшие снасти к мачтам, приводили их в себе, и потом гребли всею силою весел, от чего это веревка натягивалась в лопалась. Тогда снасти сами по себе падали в суда неприятельские, потеряв паруса и все вооружение, делались разом совершенно негодными в дело. Тут уже исход борьбы зависел единственно от личного мужества, а им превосходили наши воины неприятелей, тем более, что битва происходила в виду Цезаря и всего нашего войска, и ни один сколько-нибудь замечательный подвиг не мог остаться в неизвестности: наше войско занимало все холмы и высоты, прилежащие к морю, с которых можно было поближе видеть на море.
15. Когда сброшены были, как мы уже сказали снасти, то каждое из судов должно было иметь дело с двумя или тремя из наших; тут наши воины всячески старались перейти на неприятельские суда. Дикари, заметив, что это удавалось нашим и уже многие их суда взяты, не нашли возможности сопротивляться и искали спасения в бегстве. Впрочем, в то самое время, когда они повернули свои суда по ветру, сделалась вдруг такая тишь, что они не могли двинуться с места. Это обстоятельство пришлось как нельзя более кстати для довершения дела; наши нагнав суда взяли их порознь, так что весьма немногим, под покровом ночи, удалось пристать к земле, а сражение происходило почти от четвертого часу до захода солнца.
16. Этою битвою приведена к концу война с Венетами и всем морским прибрежъем. Все их молодые люди в даже все старики, отличавшиеся благоразумием или опытностью, участвовали в ней, а все корабли, сколько их было, собраны отовсюду к этому сражению в одно место. Утратив все это, неприятель не знал, где искать спасения и каким образом защищать города. А потому он отдал себя и все свое Цезарю, и тот решился поступить с побежденными как можно строже, чтобы приучить Галлов на будущее время более чтить святость посольского звания, а потому он, предав смертной казни весь сенат, остальных продал в рабство с молотка.
17. Пока это происходило у Венетов, К. Титурий Сабин с войсками, вверенными ему Цезарем, прибыл в землю Унеллов. Ими предводительствовал Виридоковикс; в его руках была верховная власть над всеми племенами, возмутившимися против власти Римлян; из них набрал он сильное войско. В скором времени Авлерки, Эбуровики и Лексовии избили своих старейшин, не советовавших войны, заперли ворота своих городов и присоединились к Виридовиксу. К нему же стеклись со всей Галлии преступники всякого рода, искатели приключений и все вообще, для кого война и надежда грабежа была привлекательнее ежедневного труда и занятия земледелием. Сабин, избрав во всех отношениях выгодное место для лагеря, оставался в нем. Виридовикс остановился в двух милях от него и всякий день выводил войско из лагеря, предлагая нашим сражение. Таким образом Сабин не только скоро пришел в презрение у неприятеля, но терпел порицание даже от своих; робость Римлян до того казалась велика, что неприятель бесстрашно подходил почти к окопам нашего лагеря. Причиною бездействия Сабина было то, что он, будучи только легатом, в отсутствие главнокомандующего не решался сразиться с неприятелем, столь превосходившим числом, иначе, как при самих благоприятных для себя обстоятельствах.
18. Дав вкорениться· у неприятеля мнению о своей робости, Сабин выбирает из числа Галлов вспомогательного отряда одного хитрого и способного на все человека. Его большими наградами и обещаниями он убеждает перейди к неприятелю и дает ему наставление, как действовать. Тот явился к неприятелю и выдал себя за перебежчика; он сказал: "что будто в лагере Римлян господствует страх и смятение, что войско Цезаря находится в самом критическом положении от Венетов; дело доходят до того, что кажется в следующую же ночь Сабин со всем войском скрытно выступит из лагеря и пойдет на помощь Цезарю". Неприятельские воины, услыхав все это, воскликнули, что не надо терять столь удобного случая к победе, а следует тотчас же ударять на лагерь Римлян. Эта мера для Галлов казалась самою лучшею и необходимою по многим причинам: Сабин все время обнаруживал нерешительность, слова перебежчика подтверждали догадки Галлов; притом в их лагере начал обнаруживаться недостаток в съестных припасах вследствие их незаботливости о снабжении себя ими. Цезарь занят был войною с Венетами; притом человеку свойственно верить легко тому, чего он желает. Под влиянием всех этих обстоятельств, Галлы не прежде из собрания выпустили Виридовикса и прочих старейшин, как вынудив их согласие - взяться за оружие и идти на приступ римского лагеря. Получив дозволение к битве, Галлы радовались ей, как верной победе; взяв с собою кучи хвороста, чтобы заваливать рвы нашего лагеря, они двинулись к нему.
19. Место лагерей было возвышенное и мало-помалу сверху наклонное длиною почти на милю. Неприятель, с целью дать Римлянам как можно менее времени собраться и вооружиться, бегом устремился к нашим окопам, и достиг их в изнеможении и усталости. Сабин, сделав своим краткое увещание, дал знак к битве при их сильном желании. Пока неприятель возился с принесенными нм тяжестями, Римляне вдруг, по приказанию Сабина, сделали вылазку в двое ворот. Благодаря благоприятной для нас местности, неопытности неприятеля и его усталости, а также храбрости наших воинов и их опытности, приобретенной в прежних битвах, успех наш был до того полон, что неприятель не выдержал первого натиска наших и тотчас же обратил тыл. Наши воины со свежими силами без труда избили множество Галлов, утомленных и расстроенных, а конница, устремясь в погоню за бегущими, оставила из них живыми весьма немногих. Таким образом в одно и то же время пришла к Сабину весть о морской битве Цезаря, а к Цезарю известие о победе Сабина; взбунтовавшиеся же племена все немедленно отдались Титурию. Вообще Галлы горячо и охотно берутся за войну, но - переносить ее трудности и неудачи - не имеют достаточно терпения и твердости.
20. В тоже время П. Красс прибыл с войском в Аквитанию. Область эта, по обширности своей и числу жителей, составляет, как уже о том было сказано выше, третью часть всей Галлии. Красс, зная, что ему предстоят вести войну в тех же местах, где несколько лет перед тем легат Л. Валерий Преконин с войском потерпел поражение и убит, а проконсул Л. Маллий должен был, утратив обоз, искать спасения в бегстве, понимал необходимость обратить все внимание и старание на ведение этой войны. Обеспечив подвоз съестных припасов, собрал Красс конницу и вспомогательные войска, а многих людей, известных своею храбростью, он вызвал поименно из Тулузы, Каркасонны и Нарбонны, городов Галлии провинции, пограничной с этими краями, и повел войско в область Социатов. Узнав о его прибытии, Социаты, собрав большое войско пешее и конное (конница составляет главную их силу), встретили ваше войско на пути, и сначала завязали сражение конницею. Когда она была смята нашею, и началось преследование со стороны наших, вдруг явились на поле битвы пешие неприятельские войска, находившиеся в засаде в лощине; они напали на наших, расстроивших свои ряды во время преследования, и возобновили бой.
21. Бой был долговременный в упорный: Социаты, обнадеженные прежними победами, сражались храбро, полагая, что спасение всей Аквитании зависит от их мужества. Наши же старались показать, что они в состоянии сделать и с юным еще вождем, в при отсутствии главного начальника и без содействия прочих легионов. Наконец израненные неприятели вынуждены были обратить тыл. Избив большую часть их, Красс на походе приступил к городу Социатов. Упорное их сопротивление заставило его прибегнуть к правильной осаде, устроить насыпи и башни. Осажденные делали вылазки и вели подкопы против осадных работ Римлян (Аквитане обладают большою опытностью в этом деле, имея во многих местах своей области медные рудники). Видя, что все их усилия бесполезны перед упорством и старанием наших, они отправили послов к Крассу, прося принять их в свое распоряжение. Получив его согласие - и приказание - выдать оружие, они его и исполнили.
22. Но пока все внимание ваших было обращено на этот предмет, главный начальник Социатов, Адкантуанн, с шестьюстами отборных воинов, называемых у Галлов солдуриями, попытался из другой части города сделать вылазку, Эти солдурии имеют обычаем, каждый избрав себе друга, делить с ним все наслаждения жизни; если же кому-либо из них случится погибнуть, то друг его должен или тут же разделить его участь, или после причинить себе смерть; и не было еще на памяти людей примера, чтобы кто либо из них, в случае, если убит тот, чьей дружбе он себя обрек, отказался бы умереть с ним. Когда Адкантуанн попытался сделать вылазку, в с той стороны города услышав был военный крик, то воины наши устремились туда с оружием; схватка была упорная; наконец Адкантуанн со своими отброшен в город. Впрочем Красс согласился и его пощадить на том же условии, как и прочих.
23. Приняв оружие и заложников, Красс отправился в земли Вокациев и Тарузатов. Эти невежественные племена с ужасом услышали, что столь важный город, укрепленный природою и искусством, в такое короткое время сделался добычею Римлян; а потому повсюду рассылали послов, скрепляли свой союз клятвами и дачею заложников, и со всех сторон собирали войска. Они отправляют послов к племенам ближней Испании, соседственным с Аквитаниею; берут оттуда вспомогательное войско и вождей. По их прибытии Аквитанцы, полагаясь на многочисленность своего войска, с большою уверенностию пытаются вести войну. Вождями избраны те, которые постоянно находились при К. Сертории, и потому пользовались славою великой опытности и знания военного дела. Они, согласно обычая народа Римского, обращали внимание на местность для избрания лагеря, укрепляли его окопами и старались отрезать нашему войску подвоз съестных припасов. Красс понимал очень хорошо невозможность раздроблять свое войско отрядами, видел напротив, что многочисленность неприятеля дозволяет ему и рассылать по дорогам отряды и иметь достаточно сил для оберегания лагеря, а таким образом подвоз провианта к римскому войску не был безопасен и надежен; число же неприятелей умножалось с каждым днем. Принимая все это во внимание, Красс решился немедленно дать сражение; видя, что на военном совет все разделяют его мысли, следующий же день назначил для битвы.
24. На рассвете Красс вывел все свои войска, расположив их в две линии, причем вспомогательный отряд находился в середине, и ждал, на что решится неприятель. Он хотя и в открытой битве твердо надеялся на успех вследствие многочисленности своей и старинной военной славы, а малочисленности нашего войска, однако счел за лучшее безопасно получить победу, отрезав Римлянам подвоз съестных припасов. Когда же Римляне, терпя недостаток в съестных припасах и упав духом, вынуждены будут отступать, тут неприятель и хотел напасть на них на походе обремененных тяжестями. Этот план был одобрен всеми галльскими вождями, а потому они остались в лагере, когда Римляне вывели свои войска. Видя, что неприятель не принимает боя и тем как бы обнаруживает робость, а его нерешительность придает особенное рвение нашему войску, и слыша повсюду крики его вести к неприятелю, Красс решился не медлить долее и, к великому удовольствию наших воинов, сказав им краткое увещание, повел их к неприятельскому лагерю.
25. Тут одни засыпали рвы, другие осыпали защищавших вал и укрепления неприятелей градом стрел, стараясь сбить их оттуда; союзный отряд, по мнению Красса, не весьма надежный для битвы, подавал нашим стрелы, каменья, и делал из дерну мост к валу, и тем издали показывал вид, что также принимает участие в сражении. Неприятель со своей стороны сопротивлялся упорно и без робости; его стрелы, пускаемые с высокого места, причиняли ли большой вред нашим. Между тем некоторые наши всадники, объехав неприятельский лагерь, донесли Крассу, что он у задних ворот не так старательно укреплен, в что оттуда без труда можно в него проникнуть.
26. Красс убеждал префектов нашей конницы, чтобы они ободрили своих воинов обещанием значительных наград, и показал им как он хочет действовать. Они, по данному приказанию, выведя четыре когорты, оставленные для защиты нашего лагеря в потому не утомленные трудом, повели их далеко в обход для того, чтобы неприятель из лагеря не заметил их движения, а это было тем легче, что все внимание его было обращено на бой. Таким образом наши поспешно подошли в той части неприятельских укреплений, о которой мы сказали, прорвали их в очутились в лагере неприятеля прежде, чем он приметил их в понял в чем дело. Услыхав крики своих в тылу неприятеля, наши удвоили свои силы, в надежде на несомненную победу и, забыв свою усталость, ударили на неприятеля с новым жаром. Тот, обойденный со всех сторон, отчаялся в успехе и, метаясь через окопы, искал спасения в бегстве. Конница наша его преследовала до поздней ночи, благодаря совершенно открытой местности, в из пятидесяти тысяч воинов неприятельских, по достоверному известию пришедших из Аквитании и Кантабрии, дала уйти не более четвертой части. Была уже глубокая ночь, когда наша конница возвратилась в лагерь.
27. Услыхав об этом сражении, большая часть Аквитании отдалась Крассу, прислав по собственному побуждению заложников. В этом числе находились: Тарбеллы, Бигеррионы, Прецианы, Вокаты, Тарузаты, Элузаты, Гариты, Авски, Гарумны, Сибузаты в Кокозаты. Немногие лишь самые отдаленные племена, полагаясь на позднее время года (зима уже наступала), сочли ненужным покориться Римлянам.
28. В то же почти время Цезарь, хотя лето почти уже кончилось, повел войско в земли Моринов в Менапиев; эти племена, несмотря на усмирение всей Галлии, не изъявляли покорности, не присылали послов о мире и оставались вооруженными. Цезарь надеялся скоро окончить с ними войну; но они придумали для ведения ее совсем другой от прочих Галлов способ. Они слышали, что многие галльские народы, гораздо сильнее их, были побеждены Римлянами в открытом бою, а потому главную свою надежду они полагали на свои почти непроходимые леса и болота, снесли туда свои имущества и удалились в них сами. Когда Цезарь пришел к месту, где леса начинаются и стал лагерем, неприятеля нигде не было видно, и наши принялись за работу укреплений. Вдруг со всех сторон из лесу неприятель ударил на рассеянных по разных местам наших воинов. Они тотчас взялись за оружие и прогнали неприятеля обратно в лес и с большею потерею, но, углубясь за ним в лес и не зная местности, наши в сами понесли некоторые потери.
29. За тем в остальные дни Цезарь приказал рубить леса. а чтобы, во время их рубки, неприятель не вздумал напасть на наших безоружных и занятых работою воинов, он приказал срубленный лес валить на обе стороны к неприятелю в виде стены. В короткое время с невероятною быстротою очищено было от леса значительное пространство; во когда ваши достигали уже неприятельского обоза в стад, он удалялся с ними в леса еще более густые. Между тем настали такие непогоды, что необходимо было оставить работы, а постоянные дожди не представляли возможности долее держать воинов под палатками. А потому Цезарь, опустошив поля неприятельские и предав огню их села и строения, повел войско назад и поставил его на зимние квартиры в землях Авлерков, Лексовиев и других галльских племен. которые еще в самом недавнем времени вели с нами войну.
1. В последовавшую за тем зиму - а то был год консульства Кв. Помпея и М. Красса, - германские народы Узипеты и Тенхтеры, в огромном числе людей, перешли Рейн неподалеку от его впадения в море. К этому движению побудило их то, что соседи их Свевы, в течение многих лет, постоянно тревожили их войною и не давали им заниматься земледелием. Между Германскими народами Свевы занимают первое место и по многочисленности и по храбрости. Рассказывают, что они делятся на сто участков, и каждый ежегодно высылает на войну за границу по тысяче вооруженных воинов. Прочие остаются дома для прокормления и тех и себя, на следующий год эти идут на войну, а первые остаются дома; таким образом они вместе занимаются и войною и земледелием. Впрочем у них нет деления полей в частную собственность, и более одного года они не остаются на одном месте для возделывания. Хлеб притом не составляет главной их пищи; они большею частью кормятся молоком и мясом животных, преимущественно убитых ими на охоте. Это занятие, род пищи, ежедневное движение, полная свобода жизни - с детства не знают они никакой обязанности и принуждения, следуя во всем побуждению одной воли своей - все это содействует к развитию их сил, а потому они бывают необыкновенно рослы и здоровы. До того приучают они себя к холоду, что в самую сильную стужу прикрываются одними кожами, которые, по малой их величине, оставляют большую часть тела открытою, и купаются в реках.
2. Они позволяют купцам посещать их земли более потому, что они им продают то, что приобретают войною; покупают же они сами весьма немногое. Германцы не приобретают даже привозных лошадей, до которых такие охотники Галлы, что не жалеют на них никаких денег; они довольствуются своими малорослыми и некрасивыми лошадьми в постоянным упражнением приучают их переносить величайшие труды. Во время сражений конницы, они нередко соскакивают с лошадей и сражаются пешие; лошади же так приучены, что стоят на месте, как вкопанные. В случае надобности Германцы опять спешат к коням; у них считается за стыд и признак трусости прибегать к употреблению седла, а потому они в самом малом числе не боятся напасть на множество всадников на седлах. Вина ввозить к себе они вовсе не дозволяют на том основании, что, по их убеждению, оно расслабляет человека и изнеживает его.
3. Считают они за величайшую славу для своего общества то, что на далекое пространство окружены опустошенными и безлюдными полями; по их мнению, это доказательство того, что ни один соседственный народ не может вынести силы их оружия. А потому говорят, что с одной стороны на 600 миль от границы Свевов тянется безлюдное пространство земли. С другой стороны граничат со Свевами Убии; народ этот был могущественным, и в положении столь цветущем, сколько то можно сказать о Германцах, из коих он даже был образованнее прочих вследствие соседства Рейна, частого посещения купцов и близости Галлии; все это содействовало в смягчению их нравов. Свевы вели с Убиями частые войны, но не могли вытеснить из их жилищ этот многочисленный и могущественный народ; они заставили его платить дань; вообще ослабили его и привели в положение, против прежнего, гораздо худшее.
4. Точно также Узипеты и Тенхтеры, о коих мы упомянули выше, в течение многих лет выдерживали постоянные нападения Свевов. Наконец изгнанные из своих жилищ, они в течение трех лет скитались по многим местам Германии и пришли к Рейну. В этих землях жили Менапии; их поля, деревни и хутора находились по обеим сторонам Рейна. Устрашенные приближением многочисленного войска Германцев, Менапии оставили свои жилища по ту сторону Рейна и перешли по сю сторону; они, покрыв ее своими отрядами, препятствовали Германцам перейти реку. Те тщетно испытали все средства: прибегнуть к открытой силе невозможно им было без судов; тайно перейти реку препятствовали караулы, расставленные Менапиями. Германцы сделали вид, будто пошли обратно в свою землю, а после трехдневного движения внутрь Германии обратились назад и быстрым набегом конницы в одну ночь совершили весь этот путь, без труда избили Менапиев, ничего не опасавшихся и возвратившихся в свои жилища по ту сторону Рейна, вследствие донесения лазутчиков, что Германцы удалялись от берегов реки. Германцы овладели судами избитых ими Менапиев и на них перешли реку, прежде чем Менапии, спокойно остававшиеся в своих жилищах на той стороне реки, узнали об их приходе. Германцы заняли все их села, и провели у них остальную часть зимы, пропитываясь их запасами.
5. Цезарь, узнав об этом, опасался непостоянства Галлов (столь легкомысленно изменяющих свои предположения, и склонных к перемене) и решился ни в чем на них не полагаться. Галлы имеют обыкновение останавливать волею неволею всех прохожих и спрашивать их, не видали ли они или не слыхали ли чего-нибудь нового. Купцов, когда они приезжают в город, сейчас окружают жители и расспрашивают, из каких они мест и что там делается. На основании этих слухов и полученных таким образом сведений, Галлы нередко задумывают самые важные планы. Легко можно себе представить, как скоро приходится им раскаиваться в столь опрометчиво принятых решениях на основании неопределенных слухов; а нередко те, кого они спрашивают, выдумывают известия, согласно с их желанием.
6. Зная эту склонность Галлов к новизне и опасаясь увеличить затруднения войны, Цезарь ранее обыкновенного отправился к войску. По прибытии он узнал, до какой степени основательны были его подозрения; некоторые галльские племена отправили послов к Германцам, приглашая их оставить берега Рейна и изъявляя готовность доставить им все, что им потребуется. Обнадеженные этим Германцы распространили круг своих набегов и пришли в земли Эбуронов и Кондрузов, находящихся под покровительством Тревиров. Цезарь пригласил к себе главных галльских вождей и не показывая им виду, что знает об их действиях, обласкал их, обнадежил и приказал им собрать конницу, а сам стал готовиться к войне с Германцами.
7. Заготовив припасы и отобрав конницу, Цезарь двинулся в те места, где по слухам должны были находиться Германцы. Когда уже его от них разделяло расстояние немногих дней пути, то к нему явились послы Германцев с такими речами: "Германцы не имеют намерения первые нанесть войну народу римскому, но и не откажутся прибегнуть к оружию, если их затронут. От предков Германцам завещано обыкновение - не отказываться от войны им предложенной и не прибегать к мольбам. Впрочем должны они сказать, что сюда пришли не добровольно, но быв изгнаны из отечества. если Римляне хотят их дружбы. то союз их будет для них весьма полезен; а для того пусть они или отведут им земли для поселения, или дозволят им оставаться на уже занятых ими силою оружия. Вынуждены они были уступить одним только Свевам, с которыми бороться и боги бессмертные не в силах; из прочих же народов на земле нет ни одного, которого они не могли бы победить.
8. На это Цезарь дал ответ, какой ему заблагорассудилось; но исход речи был таков: "приязнь для него с Германцами невозможна, доколе они будут оставаться в галльских пределах. Да и несправедливо тем, которые не сумели защитить своих земель, отнимать чужие. Притом в Галлии нет земель, которые можно было бы отвести для пришельцев столь многочисленных, без обиды коренных ее жителей. Впрочем, если они хотят, то могут идти селиться в землю Убиев, которых послы теперь у него, жалуются на притеснения Свевов и просят помощи. Он, Цезарь, надеется получить на это согласие Убиев."
9. Послы Германцев обещались слова Цезаря передать своим соотечественникам, просили три дня на обсуждение их по истечении их, хотели явиться с ответом; а покамест просили Цезаря не идти далее. Цезарь на это предложение отвечал отказом, так как он узнал, что Германцы отправили большую часть своей конницы для фуражировки и грабежа на ту сторону Мозы к Амбиваритам. Он догадывался, что Германцы поджидают свою конницу, и для того просят отсрочки.
10. Моза течет из горы Вогеза, находящейся в земле Лингонов; принимая в себя рукав Рейна, называемый Вагалис. Моза с ним образует остров Батавов; и не далее как милях в восьмидесяти от него впадает она в океан. Рейн же имеет начало в земле Лепонтиев, живущих в Альпах; в быстром своем течение, на большое пространство, орошает он земли Нантуатов, Гельвециев, Секванов, Медиоматриков, Трибуков и Тревиров. Приближаясь к океану, Рейн разделяется на множество рукавов, образующих большое число значительной величины островов; многие из них обитаемы народами дикими в грубыми. которые, как сказывают, питаются рыбою и птичьими яйцами. Рейн вливается в океан многими устьями.
11. Когда Цезарь с войском был уже не далее 12 миль от неприятеля, то послы его прибыли снова к нему, как было условлено. Встретив Цезаря на пути, они его упрашивали сильно не идти далее. Не успев в этом, они просили "дать приказание коннице, шедшей впереди, не начинать сражения, а им дозволить отправить в Убиям послов. Если сенат и старейшины этого народа заключат с ними договор, скрепленный клятвами, то они согласны будут на условие предложенное Цезарем; на этот предмет просят они у него трехдневного сроку". Цезарь подозревал, что все эти просьбы клонятся к одному и тому же: в течении трех дней дождаться возвращения конницы их, находившейся в отлучке. Впрочем Цезарь отвечал, что в этот день он двинется впредь не далее как на 4 мили для снабжения войска водою, а чтобы в следующий затем день они собрались к нему, как можно в большем числе, и изложили бы свои требования. Префектам же, шедшим впереди со всею конницею, Цезарь послал приказание - первым не начинать военных действий; если же неприятель сам нападет на них, то чтобы они его отражали, пока он сам подойдет к ним ближе со всех войском.
12. Неприятели, как только увидели нашу конницу (она была в числе 5,000 человек, тогда как у неприятеля, вследствие того, что всадники, посланные для фуражировки по ту сторону Мозы, еще не возвращались, было не более 800 всадников), как ударили на нее. Наши между тем не опасались ничего подобного, видя недавнее возвращение германских послов от Цезаря и зная, что этот день по их же просьбе назначен для перемирия, и потому при сделанном на них нападения тотчас же пришли в смятение. Когда они стали сопротивляться, Германцы по обыкновению спешились, прокалывали коней и многих из наших сбросили с них, прочих же обратили в бегство и приведенных в ужас гнали, так что они не прежде остановились, как когда были уже в виду нашего войска. В этом сражении всадников наших пало 74, в в том числе отличный храбростью Пизон Аквитанец; он был знаменитого роду: дед его был царем над своими соотечественниками и от сената римского получил наименование друга. Видя брата своего, окруженного врагами, он поспешил к нему на помощь и исторг его из опасности; но сам сброшен был с раненого коня и пока только был в силах сопротивлялся с отчаянною храбростью. Окруженный со всех сторон врагами, он пал, получив множество ран. Видя это издали брат его, вышедший уже из сражения, пустил коня своего в середиву врагов в также получил смерть.
13. После этого сражения, Цезарь решился не принимать послов и не выслушивать никаких условий со стороны тех, которые, вероломно и коварно испрашивая мир, думают только о войне. Дожидаться же, чтобы неприятель получил новые подкрепления и притянул к себе свою конницу, было бы в высшей степени неблагоразумно. притом он звал непостоянство Галлов, в которых этот один успех неприятелей вселил уже о них высокое мнение, и решился не дать им времени к измене. Цезарь остановился на этой мысли, сообщил ее легатам и квестору и следующий же день назначил для битвы. Между тем случилось неожиданно благоприятное обстоятельство: на другой день рано утром явились многочисленною толпою к Цезарю все старейшины и вожди Германцев опять со словами коварства в лицемерия, а вместе, как они говорили, для того чтобы оправдаться в начатом накануне сражении вопреки их же просьбам и предложениям; вместе хотели испробовать, не удастся ли им обманом снова получить перемирие. Цезарь очень рад был, что Германцы сами отдались ему в руки; он их велел задержать, а сам все войска вывел из лагеря; коннице же, которая еще, как он полагал, была в страхе от недавнего поражения, велел следовать за главною армиею.
14. Расположив свое войско в три линии и быстро пройдя восемь миль, достиг неприятельского лагеря прежде, чем неприятель мог узнать о том что произошло. Германцы вдруг поражены были ужасом и, в следствие поспешности прихода нашего войска и отсутствия начальников своих, не имели даже времени обдумать свое положение и взяться за оружие. Они в смятении не звали что им делать, - идти ли на встречу врагу, защищать ли лагерь, или искать спасения в бегстве. Смятение неприятелей заметно было по беготне в лагере и беспорядочным крикам; воины наши, негодуя за вероломное нападение накануне, тотчас вломились в неприятельский лагерь. Тут те из неприятелей, которые успели взяться за оружие, оказали некоторое сопротивление, сражаясь из за телег и обозных вещей, а остальное множество женщин и детей (Германцы со всеми семействами своими оставили свои земли и перешли Рейн) пустились бежать куда попало; в погоню за ними Цезарь послал конницу.
15. Германцы, услыхав крики с тылу и видя поражение своих, бросив оружие и оставив военные значки, устремились сами из лагеря. Достигнув места, где сливаются Рейн и Моза, Германцы, видя, что самое бегство не спасает их и что много пало от нашей конницы, бросились в волны реки; страх, усталость их и быстрота течения содействовали к их гибели. В наших рядах не было ни одного убитого и весьма мало раненых; после войны, внушавшей такие большие опасения - потому что у неприятеля воинов было до 180,000 человек, наши удалились в лагерь. Тогда Цезарь тем, которых задержал было в лагерях, дал дозволение уйти, но они, опасаясь мщения Галлов за опустошение их полей, просили у Цезаря позволения остаться у него; им Цезарь дал свободу.
16. Приведя к концу Германскую войну, Цезарь решился по многим причинам перейти Рейн. Из них самая основательнейшая была та, что видя, как легко Германцы переходят в Галлию, хотел внушить им опасение за их собственные земли; а оно явится, когда они увидят, что войско народа римского имеет довольно смелости и возможности перейти Рейн. Присоединилось я то, что та часть конницы Узипетов и Тевхтеров, которая, как я упомянул выше, была послана по ту сторону Мозы за добычею и провиантом и не участвовала в сражении, после бегства их соотечественников, удалилась по ту сторону Рейна в области Сигамбров и с ними соединилась. Цезарь отправил к ним послов требовать, чтобы они выдали тех, которые начали войну с ним и с Галлиею, и получил на это ответ: "Рейном оканчивается власть народа римского. Если он считает несправедливым, чтобы Германцы без его позволения переходили в Галлию, то к чему он простирает свои требования за Рейн, где его власти нет места?" А Убии, которые одни изо всех народов, живущих по ту сторону Рейна, прислали в Цезарю послов, заключили с ним союз, и дали заложников, усердно просили Цезаря: "подать им руку помощи, так как они крайне утеснены Свевами. Если это сделать помешают ему государственные занятия, то пусть он только переведет войско через Рейн, в этого уже достаточно на будущее время для их надежды и защиты: так сильно уважение в войску Цезаря вследствие поражения Ариовиста в этой последней войны, что слава об этом проникла до самых отдаленных германских племен, и они Убии вперед будут иметь для своей безопасности достаточное ручательство в союзе в дружбе народа римского. Они обещали большое количество судов для перевоза римского войска."
17. Итак, по вышеизложенным причинам, Цезарь решился перейти Рейн. На судах совершить этот переход было, по его мнению, и не довольно безопасно, и не соответственно достоинству его собственному и народа римского. Таким образом, несмотря на затруднения, к устройству моста представляемые шириною, быстротою и глубиною реки, Цезарь решился или их преодолеть в устроить мост, или, иначе не переводить войско. Устройство моста придумал такое: взяты были по два бревна, фута полтора толщины, к низу немного заостренные, размером по глубине реки и соединены друг с другом на расстоянии двух футов. Они были с помощью машин опущены в реку и вбиты, но не перпендикулярно, а наклонно по течению воды. В расстоянии сорока футов, ниже по течению реки, против этих были опущены точно такие же другие, обращенные против течения. На эти сваи положены были поперечные бревна в два фута толщины, служившие для них связью; они прикреплены были к сваям двойными гвоздями. Прочность этого моста было такова и так хорошо он был приспособлен к течению реки, что быстрота ее течения только содействовала к его крепости, поддерживая сваи и заставляя их держаться вместе. По сваям были положены поперечные бревна, а по ним настлан накатник из мелкого лесу. Для большей крепости моста в противодействия напору волн, были снизу к сваям сделаны еще подпорки; сверх моста устроены были такие отводы, в небольшом друг от друга расстоянии, с целью, в случае если неприятели станут пускать на мост бревна или суда, ослабить их удар о мост я таким образом сделать их безвредными.
18. Через десять дней после того, как начали подвозить материалы для изготовления моста, он уже был готов вполне, и Цезарь перевел по нем войско. Оставив для безопасности моста по обеим сторонам сильные отряды, Цезарь двинулся с войском в землю Сигамбров. Тут многие племена прислали к нему послов, прося мира и союза, и получили ласковый ответ и приказание доставить заложников. Сигамбры, лишь только Римляне стали наводить мост, по совету Тевхтеров и Узипетов, нашедших у них убежище, со всем имуществом удалились в пустыни и леса.
19. Цезарь провел несколько дней в земле Сигамбров, предал огню их селения, истребил находившийся в поле хлеб и потом пошел в землю Убиев. Он обещал им свою помощь в случае, если Свевы будут теснить их, и узнал от них следующее: Свевы, лишь только узнали от своих лазутчиков о том, что наводится через Рейн мост, как по обыкновению своему созвали собрание и, вследствие принятого им решения, повсюду разослали повестки Свевам оставлять города - жен, детей и все имущество скрыть в леса, а всем, способным носить оружие, собраться в одно место; для этой цели избрав пункт, находящийся почти в середине Свевсвой области. Здесь Свевы хотели дождаться прихода Римлян в дать решительный бой. Узнав об этом, Цезарь понял, что исполнил все то, для чего перешел с войском Рейн: распространил страх между Германцами, отмстил Сигамбрам, освободил Убиев от беспрестанных притеснений. Вообще, в течение восемнадцатидневного пребывания с войском за Рейном, Цезарь сделал все, что мог, по своему мнению, и для славы и для пользы отечества, а потому, возвратился в Галлию и развел мост.
20. Оставалось лета уже очень немного, и Цезарь, хотя, в тех местах - так как Галлия обращена к северу - зимы очень ранние, решился отправиться в Британнию, так как во всех почти галльских войнах врагам нашим приходила оттуда помощь. Цезарь полагал, если и мало будет времени для ведения войны, то весьма полезно для него будет ознакомиться с местностью острова, с живущими на нем народами, открыть пристани, удобные для высадки места, а все это Галлам было почти неизвестно. Кроме купцов никто не решается посещать этот остров, да и те знакомы сколько-нибудь только с берегом моря и с местами противолежащими Галлии. Хотя Цезарь созвал отовсюду купцов, но не мог узнать от них ничего о том, как велик остров, какие в нем обитают народы, как они сильны на войне, какими они управляются законами, а равно в о том, какие места удобнее для пристани многочисленному флоту.
21. Для получения этих сведений, прежде чем сделать попытку Цезарь заблагорассудил послать вперед К. Волузена на длинном судне. Он приказал собрать ему самые нужные сведения и возвратиться к нему как можно скорее. Сам же со всеми войсками отправился в землю Моринов, откуда ближайший переезд в Британию. Сюда Цезарь приказал собраться судам изо всех соседственных стран и флоту, устроенному в прошлое лето по случаю войны с Венетами. Между тем его намерение узнали купцы, в пересказали Британцам; многие племена их прислали послов в Цезарю, изъявляя готовность покориться народу римскому и дать заложников. Цезарь выслушав речи послов, ласково обещал им покровительство народа римского, убеждал их оставаться при этом образе мыслей, в отправил их обратно домой; с ними вместе послал он Коммия, которого он, покорив Атребатов, сделал у них царем. Цезарь знал его за благоразумного, храброго, неспособного к измене человека, пользовавшегося большим весом и известностью в этих краях. Он ему приказал побывать у всех племен Британии и склонить их признать власть народа римского, а равно дать им знать о скором прибытии его, Цезаря, в Британию. Волузен высмотрел местность острова, сколько то возможно было, не решаясь выходить на берег в отдаться в руки диким его жителям; на пятый день возвратился он в Цезарю и донес ему обо всем, что ему удалось видеть.
22. Пока Цезарь оставался в этих местах по причине заготовления судов, в нему явились послы от большой части Моринов; они раскаивались в своем поведении за прежнее время и приписывали своему незнанию наших сил то, что они, люди невежественные, дерзнули вести войну с народом римским; и обещали исполнить то, что прикажет. Это обстоятельство было по мнению Цезаря для него весьма кстати; так как он не хотел оставить врага в тылу своем, вести же с ним войну невозможно было по позднему времени года и значило бы для занятия ничтожным делом отказаться от гораздо важнейшего похода в Британию, а потому велел послам Моринов привесть к себе большое число заложников; когда они были приведены он даровал им мир. Около восьмидесяти транспортных судов было собрано и изготовлено; их было достаточно, как он полагал, для перевоза двух легионов; бывшие у него кроме того длинные суда Цезарь отдал квестору, легатам и префектам. Еще было у него 18 транспортных судов, но их задерживал ветер милях в 8 в не допускал до той пристани, откуда отправлялся Цезарь; их он назначил для конницы. Остальное войско он велел легатам К. Титурию Сабину и А. Аврункулею Котте отвесть в земли Менапиев в тех Моринов, которые еще не присылали в нему послов о мире. П. Сульпицию Руфу легату приказал Цезарь оберегать пристань, дав ему достаточные для этого предмета силы.
23. Устроив все таким образом и дождавшись попутного ветра, Цезарь в третью стражу ночи снялся с якоря, а коннице приказал идти к той пристани, где находились 18 транспортных судов, сесть на них и следовать за ним. Так как они немного замешкали, то Цезарь с первыми судами достиг Британии в четвертом часу дня. По всем прибрежным высотам увидел он вооруженное неприятельское войско. Местность здесь была такова, что крутые утесы спускались до самого моря, а стрела, брошенная сверху, упала бы у самой подошвы утеса? Цезарь счел невозможным пристать и высадиться в этом месте по его крутизне, и до девятого часу стоял на якоре, ожидая прихода прочих судов. Между тем, созвав легатов в трибунов военных, он сообщает им известия, полученные от Волузена, сказывает им, как намерен поступить и внушает им, что правило военного искусства, а особенно на море, столь изменчивом и непостоянном, требует действовать дружно, скоро и решительно. Отпустив их, Цезарь, пользуясь одновременно благоприятным ветром и приливом, дал знак сниматься с якоря, и пристал с кораблями к ровному и открытому месту, милях в семи расстояния от прежнего места.
24. Туземцы, узнав намерения Римлян, послали вперед конницу и колесницы, - ими то они привыкли пользоваться преимущественно в сражениях, а потом двинули и остальные войска к тому месту, и препятствовали Римлянам высадиться. Вообще ваше положение было затруднительно; по своей величине, суда наши не могли остановиться иначе как далеко на море, и нашим воинам надлежало, при незнании местности, в тяжелом вооружении, с занятыми руками, вместе и прыгать с кораблей, и стоять в волнах, и бороться с неприятелем. А он стоял на сухом месте, на отмелях или в самых мелких местах, был легко вооружен и свободен в своих движениях; знание местности давало ему возможность верно стрелять и на лошадях, приученных к тому, бросаться в воду. Наши воины, непривычные к этому роду сражения, чувствовали робость и сражались с меньшим жаром и усердием, чем обыкновенно в битвах на сухом пути.
25. Замечая это, Цезарь приказал длинным судам, вид которых незнаком был диким обитателям Британии (а на ходу они были много легче), отделиться от транспортных судов и, действуя веслами, стать с открытого флангу неприятелей и, бросая пращи, стрелы и камни, отразить их; это много помогло нашим. Пораженные невиданною ими наружностью судов, с удивлением Британцы смотрели на действие весел в незнакомых им метательных орудий, приостановили нападение и начали даже отступать. Когда наши воины были в нерешительности, опасаясь глубины моря, знаменосец десятого легиона, с орлом в руке, призвав богов благословить его начинание на пользу его легиона, обратясь к своим, сказал: "Товарищи, устремитесь вперед, если не хотите оставить вашего орла в руках врагов; по крайней мере я исполню долг мой отечеству и моему начальнику". Сказав это громким голосом, он спрыгнул с корабля и с орлом бросился в средину неприятелей. Тогда наши, ободряя друг друга спасти легион от посрамления, все побросались с кораблей. Находившиеся на других судах, видя это, также последовали их примеру и приблизились к неприятелю.
26. Бой был упорный с обеих сторон; однако наши, не будучи в состоянии ни построиться в ряды, ни действовать дружно, ни следовать за значкам и - приходили в замешательство; не видя своих значков, строились, сходя с корабля, под первым встретившимся. Неприятель с берега, если замечал наших отделившихся от прочих, пользуясь знанием бродов и мелей, смело бросался туда на конях и нападал многочисленною толпою на малочисленных наших воинов, рассыпанных врозь и обремененных тяжестями. Другие толпы неприятелей осыпали наших стрелами с открытой стороны. Цезарь, замечая это, приказал наполнить воинами челноки, находившиеся при длинных судах и легкие лодки, употреблявшиеся для разъездов; они должны были поспешать на помощь во все пункты, где ваших особенно теснил неприятель. Когда же наши достигли берега и, собравшись все вместе, ударили на неприятеля, то он обратился в бегство. Преследовать его дальше не было возможности; суда, на которых находилась конница, не могли пристать к берегу и должны были держаться в открытом море. Только этого одного обстоятельства не доставало к обычному успеху Цезаря.
27. Неприятель побежденный в сражении, как только опомнился от поражения, немедленно отправил к Цезарю послов о мире, обещая выдать ему заложников и исполнять все его приказания. Вместе с этими послами пришел Атребат Коммий. который, как мы выше сказали, был послан Цезарем в Британию. Когда он вышел из корабля и, исполняя обязанность посла, хотел передать поручения главного вождя, его схватили и бросили в оковы. По окончании битвы, Британцы возвратили ему свободу и, прося мира, сваливали вину на чернь: они умоляли простить им их необдуманный поступок. Цезарь пенял им за то, что, прислав сами в нему на твердую землю послов с предложением мира, они объявили ему войну, без всякого с его стороны повода; впрочем он решился простить им их неблагоразумный поступок и требовал заложников. Часть их Британцы немедленно привели, а другую, которую надлежало собрать из мест более отдаленных, обещались представить в самом непродолжительном времени. Между тем они отдали приказание своим возвратиться к полевым работам; старейшины их явились со всех сторон, и начали себя и свои города поручать в доброе расположение Цезаря.
28. Таким образом, мир казался упрочен. Между тем, на четвертый день после нашего прибытия в Британию, 18-ть транспортных судов о которых мы выше говорили, с нашею кавалериею отплыли из пристани при тихом ветре. Когда они приближались к Британии и были в виду вашего лагеря, вдруг поднялась ужасная буря; ни один из кораблей не мог подойти в берегу, но иные были отнесены в то же место, откуда вышли; другие, с величайшею для них опасностью, были выброшены на берег Британии, пониже и далее в западу. И те суда, которые попытались было остановиться на якоре, видя, что их заливает водою, вынуждены были, несмотря на ночь, сняться с якоря и пуститься в открытое море, которое их прибило опять к твердой земле.
29. В ту же ночь случилось быть полнолунию, когда прилив морской в океане бывает сильнейший; нашим же это обстоятельство было неизвестно. Таким образом, в одно время длинные суда, на которых Цезарь перевез войско и которые по его приказу были вытащены на берег, залиты приливом, а транспортные суда, находившиеся у берега на якорях, бились от напора волн и ветра. Ни тем ни другим невозможно было подать помощи, вследствие чего многие суда разбились совершенно, другие, потеряв веревки, якоря и прочие снасти, сделались негодными в употреблению; это не могло не произвесть смущения в нашем войске. Других кораблей не было, на которых можно было бы плыть назад; исправить и починить, находившиеся под руками, суда невозможно было по отсутствию материалов. А тем не менее все звали, что необходимо было возвратиться на зимовку в Галлию; в Британии не было заготовлено хлеба для войска на зимнее время.
30. Видя это затруднительное положение вашего войска, старейшины Британские, собравшиеся было для выполнения приказаний Цезаря вследствие его победы, рассудили между собою снова взяться за оружие. Они видели, что Римляне лишены конницы, кораблей и имеют недостаток в съестных припасах; малое пространство лагеря обнаруживало малочисленность наших; он был тем менее, что Цезарь при войсках не вмел обоза. Таким образом Британцы возмутились снова, с целью, отрезав подвозы нашему войску$1$2$3 оголодить его и, протянув дело до зимы, победить Римлян или не допустить их до возвращения в Галлию, и тем однажды навсегда положить конец покушениям Римлян к завоеванию Британии.
31. Вследствие этого замысла, Британцы, мало-помалу, стали оставлять лагерь Цезаря и тайно уводить жителей с полей. Цезарь хотя и не звал еще о замысле Британцев, но подозревал возможность его и вследствие несчастия, постигшего его суда и по медленности, с какою они выставляли заложников. А потому он принимал меры против всех могущих быть случайностей: ежедневно с полей свозили хлеб в лагерь. Дерево и железо разбитых совершенно судов было употреблено на починку менее пострадавших; прочие нужные материалы для того же предмета были привезены из Галлии. Таким образом, благодаря усиленным трудам наших воинов, все суда, за исключением двенадцати совершенно разбитых, приведены в такое состояние, что годны были снова для перевоза войск.
32. Пока это происходило, по обыкновению один легион, на этот раз случился седьмой, отправился для фуражировки. Неприязненных действий, казалось, нельзя было ожидать; еще не только много жителей оставалось в полях, во даже они не переставали посещать наш лагерь. Воины, находившиеся на страже впереди ворот лагеря, вдруг донесли Цезарю, что в той стороне, куда пошел наш легион, видна более сильная пыль, чем какая обыкновенно бывает. Цезарь тотчас догадался о том, что там происходит, а именно что Британцы приступили к неприязненным действиям. Он тотчас берет с собою когорты, стоявшие на страже, другим двум велит занять их место, а прочим, вооружась немедленно, последовать за ним. В довольно большом расстоянии от лагеря, Цезарь увидал свой легион; сжатый в кучу; он с трудом выдерживал нападение неприятелей, окружавших его со всех сторон и осыпавших его стрелами. Так как по окрестности везде уже был скошен хлеб и оставался только в одном месте, то неприятель, догадываясь, что наши придут за ним, ночью сделали засаду в соседственном лесе. Когда наши рассеялись безоружные и стали убирать хлеб, неприятель вдруг из засады напал на них; некоторые из наших пали, другие в замешательстве составили ряды как попало; неприятель окружил их со всех сторон разом конницею и колесницами.
33. С колесниц сражаются обыкновенно так: сначала неприятельские воины на них скачут кругом, бросая стрелы и распространяя смятение в рядах наших пехотинцев бегом коней и стуком колес. А когда заедут в средину конницы, то вдруг соскакивают с колесниц и сражаются пеши. Между тем возницы с колесницами мало-помалу удаляются от места сражения и становятся так, чтобы всегда быть готовым убежищем для своих, в случае, если неприятель станет их очень теснить. Таким образом сражение с колесниц соединяет выгоды пехоты и конницы, превосходя стойкостью первую и быстротою движения вторую. Ежедневным упражнением приучили они своих коней останавливаться на самом крутом месте, поворачивать, опять мчаться и, вдруг остановясь, принимать их на всем бегу в повозки.
34. Помощь, поданная Цезарем. пришлась как нельзя более кстати нашим воинам, уже пришедшим в робость от невиданного ими рода сражения. Прибытие Цезаря приостановило нападение неприятеля и ободрило наших. Достигнув своей цели, Цезарь не заблагорассудил напасть на неприятеля, а постояв несколько времени на месте сражения, отвел легионы в лагерь. Пока все это происходило, остальные жители удалились с полей, пользуясь тем, что нашим было не до них. Затем в течение многих дней были непогоды, не позволявшие и нашим оставить лагерь, и неприятелям напасть на нас. Британцы же во все стороны разослали гонцов, выставляя на вид малочисленность нашего войска, ожидающую их добычу и всегдашнюю вольность в случае взятия ими римского лагеря. Собрав таким образом большое число пехоты и конницы, они двинулись к нашему лагерю.
35. Цезарь хотя и знал, что неприятель, в случае поражения, найдет как то было и в прежние дни спасение в быстроте бегства, однако, имея около тридцати всадников, перевезенных Коммием Атребатом, о котором сказано выше, поставил легионы в боевом порядке перед лагерем. В происшедшей битве неприятель не выдержал долго натиска наших и обратился в бегство. Наши преследовали его, сколько позволили их силы и быстрота бегущих, и весьма многих из них убили; потом опустошив и предав огню все, на далекое пространство, наши удалились в лагерь.
36. В тот же день прибыли к Цезарю послы с просьбою о мире. Цезарь приказал им выставить заложников, в двойном против прежнего числе, и привесть их на твердую землю так как близость равноденствия и непрочность судов делали бы плавание зимою небезопасным, а сам при первой благоприятной погоде немного спустя полночи, велел сняться с якоря, и благополучно со всеми кораблями пристал к твердой земле. Только два транспортных судна не могли пристать к одной с прочими пристани, месту, а были отнесены ветром немного пониже.
37. Когда из этих судов около 300 воинов было высажено на берег, то они и пошли к нашему лагерю. Морины, которых Цезарь, при отъезде его в Британию оставил замиренными, польстились на легкую, по их мнению, добычу, и сначала не в очень большом числе, окружили наших, требуя, чтобы они, если хотят быть в живых, положили оружие. Наши собрались в кружок, и сопротивлялись упорно. Поспешно на крик их собралось тысяч с шесть человек. Получив известие об этом, Цезарь послал на помощь своим всю конницу свою, сколько ее было в лагере. Между тем наши выдерживали нападение неприятеля и более четырех часов сражались весьма храбро; у наших немногие получили раны, а неприятелей очень много было убито. Когда же показалась наша конница, то неприятель бросил оружие и обратился в бегство, и тут много людей у него убито.
38. На другой день, Цезарь отправил легата Т. Лабиена с легионами, приведенными назад из Британии, против взбунтовавшихся Моринов. Так как болота пересохли вследствие засухи и не представляли для них безопасного убежища, как то было в предшествовавшем году то почти все попали во власть Лабиена. А легаты, К. Титурий и Л. Котта, которые водили легионы в земли Менапиев - возвратились к Цезарю; они опустошили все их поля, истребили хлеб, сожгли селения; а Менапии скрылись в самых густых лесах. Цезарь расставил все легионы по зимним квартирам в Бельгии. Туда только два племени британских прислали заложников; прочие же пренебрегли этим. Вследствие этих событий, сенат, по письмам Цезаря, определил двадцатидневное благодарственное молебствие.
1. В консульство Луция Домиция я Аппия Клавдия, Цезарь, отправляясь с зимних квартир в Италию, что он делал каждый год, приказал легатам, которым вверил легионы, чтобы они, в течение зимы, построили как можно более новых судов в починили бы старые; он указывает их наружный вид и форму: для более скорой нагрузки и вытаскиванья их на берег, он велел делать несколько ниже тех, которыми привыкли мы пользоваться в нашем (Средиземном) море. И тем более, что, вследствие частых приливов в отливов, волны бывают, как он узнал из опыта, не так велики в океане, как в нашем море, а для тяжестей и перевоза большего числа лошадей несколько шире тех, какие у вас в употреблении в других морях. Все же суда приказывает сделать так, чтобы они были вместе и парусными и гребными; для этой цели низкая палуба была очень полезна. Все, что требовалось для вооружения судов, Цезарь приказал доставить из Испании. А сам, закончив сеймы ближней Галлии, отправился в Иллирик так как он слышал, что Пирусты опустошают набегами прилежащую к ним часть провинции. По прибытии в Иллирик, Цезарь приказал городам выставить воинов и назначил им сборное место. Получив об этом известие, Пирусты прислали в Цезарю послов сказать ему, "что если что случилось с их стороны враждебное, то большинство народа не принимало в этом никакого участия, и что они готовы дать всяческое удовлетворение за причиненный вред, какое от них потребуют". Выслушав речи послов, Цезарь приказывает им к назначенному сроку доставить заложников; в случае ослушания, он грозит им войною. Заложники были доставлены в "предписанный срок, и Цезарь назначил между городами посредников - оценить иск в назначить штраф.
2. Окончив это дело в закрыв собрание, Цезарь возвратился в ближнюю Галлию и оттуда отправился в войску. По прибытии туда, Цезарь объездил все зимние квартиры и нашел, что воины его; при неусыпном старании, несмотря на величайший недостаток во всем, успели построить шестьсот судов по вышеизложенному образцу, двадцать восемь длинных судов, и привесть их в такое положение, что в несколько дней они могли быть пушены в дело. Осыпав похвалами воинов, а равно в людей, имевших надзор за работами, Цезарь открывает им свои намерения: все суда должны были собраться в порт Итий, удобство которого для переезда в Британию, находящуюся от него к 30 милях, давно было замечено Цезарем. Для этой цели он оставил столько воинов, сколько по его мнению было достаточно, а сам с четырьмя легионами налегке, и с 800-ми всадников, отправился в земли Тревиров: они и не присылали депутатов на сейм, в не исполняли приказаний, а, по слухам, звали к себе зарейнских Германцев.
3. Народ Тревиров, изо всех галльских, имеет сильнейшую конницу и весьма многочисленное пешее войско; земли его, как мы упомянули выше, прилегают к реке Рейну. Два человека, Индутиомар и Цингеторикс, оспаривали друг у друга верховную власть над этим племенем. Последний лишь только узнал о прибытии Цезаря и легионов, явился к нему, ручался за преданность свою и своих приближенных и за всегдашнюю покорность народу римскому; он сообщил Цезарю подробности о том, что происходит у Тревиров. Между тем Индутиомар собирал пешее и конное войско; тем же, которые по летам не в состоянии были носить оружие, приказал удалиться в Арденский лес (он огромною полосою перерезывает область Тревиров, начинаясь у реки Рейна и доходя до области Ремов) вообще он всеми силами готовился в войне. Но когда некоторые старейшины народа, отчасти из расположения к Цингеториксу, отчасти испуганные приближением нашего войска, явились к Цезарю и просили его за себя в частности, не будучи в состоянии принести пользу всему своему народу, то Индутиомар стал опасаться, как бы все его не оставили и отправил послов к Цезарю сказать ему: "он потому не решается покинуть своих, и явиться к нему, чтобы лучше удержать в повиновении своих сограждан; иначе чернь, оставленная совершенно аристократиею, может принять самые необдуманные решения; теперь же народ Тревиров у него в руках, и если Цезарь позволит, он сам придет к нему в лагерь и вручит ему судьбу свою и всего народа Тревиров".
4. Цезарь, хотя и понимал по какой причине это говорится и какое обстоятельство отпугнуло его от задуманного плана действия но, дабы не быть вынужденным провесть лето в земле Тревиров, между тем, как у него все уже было для войны Британской изготовлено, приказал Индутиомару явиться в себе с двумястами заложников. они пришли, и в числе их, вследствие особенного Цезарева приказания, сын Индутиомара и все его родственники, вызванные поименно. Цезарь утешил Индутиомара и убеждал его оставаться всегда верным, но; собрав старейшин тревирских, их порознь задобрил в пользу Цингеторикса. Так поступил Цезарь частью потому, что, по его убеждению, Цингеторикс этого заслуживал, частью в потому, что при его доказанной преданности, усилить его значение у соотечественников могло быть для нас весьма полезно. Это намерение Цезаря - ослабить его влияние в народе - весьма огорчило Индутиомара, и прежде быв к нам неприязненно расположен в душе, он с того времени сделался еще ожесточеннее в своей ненависти.
5. Устроив эти дела, Цезарь с легионами прибыл к порту Ицию. Здесь он узнал, что сорок судов, сделанные в земле Мельдов, отброшенные бурею, не могли продолжать плавания и вернулись туда, откуда они вышли; остальные же суда были снабжены всем нужным и были совершенно готовы к отплытию. Туда же пришла конница изо всей Галлии, в числе четырех тысяч, а равно съехались старейшины всех галльских племен. Из них Цезарь весьма немногих, верность коих была уже доказана опытом, определил оставить в Галлии, а всех прочих решился взять с собою в виде заложников; он опасался, как бы во время его отсутствия, не возмутилась Галлия.
6. В числе прочих находился и Эдуй Думнорикс, о коем мы упоминали выше. Его то в особенности Цезарь решился держать при себе, зная его предприимчивость, смелость, жажду новизны, неумеренное честолюбие и большое влияние на все галльские племена. Притом он уже похвалился на сейме Эдуев, что Цезарь делает его царем над ними, а это Эдуям было весьма неприятно; послать же к Цезарю уполномоченных с заявлением, что они не желают иметь у себя царем Думнорикса, они не смели. Цезарь знал об этом от своих друзей, бывших у него между Галлами. сначала Думнорикс усиливался просьбами всякого рода получить позволение остаться в Галлии: то он выказывал страх моря, на котором, как он говорил, он никогда еще не плавал; то выставлял как препятствие данные им будто бы религиозные обеты. Видя упорный отказ на все свои просьбы и отчаявшись в их успехе, Думнорикс обратился к галльским старейшинам, порознь убеждал каждого из них оставаться в Галлии; он их стращал, что не без причины уводит Цезарь из Галлии всю аристократию; что он ведет их на избиение в Британию, опасаясь в Галлии привести в исполнение свое намерение. Думнорикс клялся в истине своих слов, а равно требовал и от других клятв - действовать с общего совета в том, что они найдут полезного для отечества. Многие - слова Думнорикса пересказали Цезарю.
7. Узнав об этом Цезарь, дорожа значением народа Эдуев, им уважаемого, решился всеми мерами предупредит и обуздать Думнорикса. Безрассудство этого человека вышло из пределов и могло быть весьма вредно для него Цезаря и польз государства. Таким образом Цезарь провел в этом месте около 25 дней. Северо-западный ветер, господствующий в этих местах, препятствовал плаванию; между тем Цезарь старался удержать Думнорикса в повиновении и наблюдал за всеми его действиями. Подул попутный ветер, и Цезарь приказал своему войску, и пешему и лонному, садиться на суда. Пользуясь тем, что все были заняты, Думнорикс без позволения Цезаря со всадниками Эдуев удалился из лагеря. Когда Цезарю дали знать об этом, он остановил отправление, и, отложив все дела, послал в погоню за Думнориксом большую часть конницы с приказанием - привесть его, в случае же сопротивления или ослушания - убить его. Цезарь основательно заключал, что если Думнорикс не повинуется ему, когда он еще в Галлии, то по отъезде его непременно задумает что нибудь недоброе. Когда Думнорикса звали назад, он сопротивлялся. защищался, призывал своих на помощь, повторяя, что он вольный гражданин вольного народа. Тогда наши, исполняя приказание, окружили его и убили; всадники же Эдуйские все до одного возвратились к Цезарю.
8. По совершении всего этого, Цезарь оставляет Лабиена в Галлии с тремя легионами и двумя тысячами человек конницы; он ему поручает - оберегать пристань, заботиться об исправном подвозе съестных припасов, иметь наблюдение над всем, что произойдет в Галлии, и действовать по указанию обстоятельств. Сам же с пятью легионами и таким же количеством конницы, какое он оставил в Галлии, отправился в путь во время захождения солнца при тихом южном ветре. Почти в полночь ветер утих в суда отдались течению, которое их отнесло так, что на рассвете наши увидели берег Британии влеве. Тогда Цезарь, пользуясь изменением прилива, велел действовать веслами и стараться причалить к тому же месту, которое по прошлогоднему опыту оказалось удобнее прочих для высадки. В этом случае заслуживает похвалы удивительное усердие воинов; они гребли так сильно, что их тяжелые суда не отставали от долгих судов. Был почти полдень, когда все наш корабли причалили к берегу Британии. Неприятеля в это время нигде не было видно; после Цезарь узнал, что он было собирался на берегу в больших силах, но был испуган прибытием огромного числа наших судов (число их с лодками, принадлежавшими частным лицам, простиралось до восьмисот и все они показались в одно время) и, оставив берег, удалился на возвышенные места.
9. Цезарь высадил на берег войско и избрал место удобное для лагеря. узнав от пленных, в каком месте находятся войска неприятельские; он оставил на берегу моря, для оберегания судов, десять когорт и триста всадников, и в третью стражу ночи пошел к неприятелю. он тем менее опасался за суда, что они были привязаны на ровном и открытом месте, где грунт земли был мягкий. Начальство над судами, вверил К. Атрию. Цезарь ночью прошел около 12 миль и увидал неприятельские войска. Конница и колесницы Британцев выступили до реки и, пользуясь выгодами возвышенной местности, отражали наших и завязали бой. Отраженные конницею, они удалились в лес, в прекрасно укрепленное и природою и искусством место, приготовленное ими кажется прежде на случай междоусобной войны; всякой доступ к нему был загорожен огромными срубленными деревьями. Из лесов по временам показывался неприятель не в большом числе, препятствуя нашим проникнуть в укрепление. Впрочем воины седьмого легиона, образовав из себя черепаху и сделав насыпь к укреплению неприятельскому, взяли его с весьма малым уроном и выгнали неприятеля из лесу. Цезарь остановил преследование и по незнанию местности, в желая употребить остальное время дня, которого большая часть уже прошла на укрепление лагеря.
10. На другой день утром Цезарь разделил все свое войско и пешее и конное на три отряда и отправил их в погоню за бегущим неприятелем. Уже наши прошли некоторое расстояние и видели задние ряды Британцев, как от К. Атрия прискакали к Цезарю всадники с известием, что в бывшую накануне ночь поднялась столь сильная буря, что ни канаты и якори не могли выдержать, ни гребцы и кормчие не могли стерпеть силы бури, а потому суда взаимно сталкиваясь, потерпели весьма много вреда.
11. Цезарь, получив такое известие, оставляет поход и приказывает пехоте и коннице возвратиться с пути. а сам он отправился к кораблям и собственными глазами увидел истину того, что прежде было ему известно из слухов и писем: он удостоверился, что 40 судов совершенно погибли, остальные привесть в прежнее состояние также требовалось много трудов. Для того Цезарь отбирает находившийся в легионах воинов, сведущих в кузнечном деле, и посылает в Галлию за кузнецами. Лабиену Цезарь написал, чтобы он с помощью находившихся у него легионов, заготовил как можно большее число судов, а сам несмотря на трудность этого предприятия, решился, корабли вытащить на берег и окружить вместе с лагерем одними и теми же укреплениями. И день и ночь неусыпно трудилась воины в течение десяти дней, приводя в исполнение мысль Цезаря. Вытащив корабли на берег и окружив лагерь превосходными укреплениями. Цезарь оставил для оберегания его те же войска, что и прежде, а с прочими отправился к тому месту, откуда вернулся. Прибыв туда, Цезарь нашел, что против него собрались со всех сторон силы Британцев в большем против прежнего числе; верховная власть и распоряжение войною с общего совета вверено Кассивеллавну; его владения от земель приморских племен Британии отделяет река Тамезис, находящаяся от моря в расстоянии около 80 миль. В прежнее время и еще недавно Кассивеллавн находился в постоянной войне с прочими племенами Британии; но, устрашенные нашим прибытием, они забыли свою вражду и вручили ему власть и ведение войны
12. Внутренность Британии населена коренными жителями, о которых предание сохранилось, будто бы они там и родились. Приморские же места населены выходцами из Бельгии, привлеченными сюда жаждою войны и добычи; по переселении они сохраняли наименования тех племен, от которых происходят; не ограничиваясь простым набегом, они остались здесь и принялись обрабатывать землю. Страна здесь чрезвычайно населена, села и деревни частые и строятся почти по образцу галльских, скота здесь очень много. Вместо денег употребляется здесь медь и железные кольца известного веса. Во внутренности острова есть рудники белого олова, а в приморских местах - железа; впрочем последнее встречается в малом количестве. Медь здесь привозная. Дерева всякого рода попадаются здесь в лесах, как и в Галлии, только кроме бука и лиственницы. Британцы считают непозволенным есть мясо зайца, кур и уток; но последних они держат для удовольствия и охоты. Климат здесь умереннее чем в Галлии, и не бывает здесь такой сильной стужи.
13. Остров Британия имеет вид треугольника, одна сторона которого обращена к Галлии. Один угол этой стороны, где находится земля Кантий, куда обыкновенно пристают из Галлии все корабли, обращен к востоку, а другой нижний к югу; этот бок простирается почти на 500 миль. Другая сторона обращена на запад к Испании; с этой стороны, в таком же расстоянии от Британии как и Галлия, находится остров Гиберния; как полагают, он вполовину менее Британии в в равном расстоянии в от нее и от Галлии. По средине пролива, отделяющего Гибернию от Британии, находится остров Мон, окруженный, как говорят, великим множеством малых островов; о них некоторые писали, что там зимою, в течение 30 дней, господствует, непрерывная ночь. Достоверного об этом предмете ничего не могли мы узнать; а по водяным часам убедились, что ночи здесь короче, чем на материке. По мнению Британцев длина западного берега около 700 миль. Третья сторона обращена к северу и против нее нет никакого берега; впрочем она обращена более в Германии и имеет протяжения 800 миль; таким образом весь остров Британия имеет в окружности две тысячи миль[1].
14. Из жителей Британии в отношении гражданственности стоят выше других жители Кантия, приморской страны; обычаи у них мало чем отличаются от галльских. Жители внутренности острова почти не сеют хлеба, питаются молоком и мясом и одеваются шкурами зверей. Все же вообще Британцы мажутся купоросом, отчего цвет тела их зеленовато-синий, внушающий на войне ужас. Волосы на голове носят длинные; на теле же везде бреют, кроме головы в усов. Жен имеют общих человек на десять или на двенадцать, и преимущественно братья с братьями одних, а родители с детьми. Дети же все считаются того, кто первый взял за себя жену девицею.
15. Неприятельская конница и колесницы завязали жаркое дело с нашею конницею на походе. Наши остались победителями во всех отношениях и прогнали неприятелей в горы и леса; но убив весьма многих из них, наши зашли далеко и потеряли несколько своих. Немного времени спустя, когда наши воины, ничего не опасаясь, занимались укреплением лагеря, неприятель, вдруг вышед из леса, устремился на них. Упорный бой завязался между ним и нашими войсками, прикрывавшими лагерь. Цезарь послал в подкрепление своим две когорты, обе из двух легионов первые. Они оставили между собою весьма малый промежуток, но неприятель, пользуясь смущением наших от нового для них рода сражения, успел с величайшею смелостью прорваться в промежуток между обеих когорт и возвратиться оттуда без вреда. В этот день убит военный трибун К. Лаберий Дур; неприятель же отражен с помощью новых подкреплений.
16. Это сражение, происходившее у лагеря и в глазах всех, показало, что в этом роде битвы наши воины не могут равняться с неприятелем; причиною тому тяжелое вооружение, препятствующее преследовать отступающего неприятеля и необходимость не выходить из строя. Конница наша сражалась всегда с великою для себя опасностью: неприятель обыкновенно делает вид отступления; потом, заманив вашу конницу подалее от легионов, соскакивает с колесниц и делает таким образом бой неровным; вследствие чего сражение конницы представляло одинаковую опасность и при атаке, и при отступлении. притом неприятель никогда не действует сплошною массою, а в рассыпную; он располагается отрядами, куда удаляются, отступая, его воины утомленные битвою, а на их место выходят новые со свежими силами.
17. На другой день неприятель остановился далеко от нашего лагеря на горах; он изредка показывался и не так охотно, как прежде, затевал схватки с нашею конницею. А в полдень, когда Цезарь отправил легата К. Требония с тремя легионами и со всею конницею для фуражировки, они, лишь только наши хотели было заняться ею, налетели на них со всех сторон так, что нашим невозможно было оставить рядов своих в отойти от значков. Они ударили сильно на неприятеля, отразили его и горячо преследовали; конница наша смело гнала неприятелей, видя за собою пехоту, и не давала им отдыху: они не имели времени ни опомниться, ни остановиться, ни соскочить с колесниц, и понесли большой урон в людях убитыми. Вследствие этого поражения вспомогательные войска неприятелей тотчас разошлись по домам, и с того временя мы уже не имели более дела со всеми неприятельскими силами.
18. Цезарь, узнав о намерениях неприятеля, повел войско к реке Тамезису в земли Кассивеллавна; на этой реке был всего только один пеший брод, и то весьма затруднительный. Пришед к реке, мы увидели на той стороне значительные неприятельские силы устроенные в боевом порядке; берег защищен был тыном из острых кольев; они же были набиты на дне реки под водою. Все это известно было от пленных и перебежчиков. Цезарь, послав вперед конницу, немедленно велел следовать за нею легионам. С такою быстротою и силою наши воины, несмотря на то, что переходили реку по шею в воде, ударили на неприятеля, что он не ног выдержать одновременного натиска нашей пехоты и конницы, оставил берег и пустился бежать.
19. Кассивеллавн, потеряв, как видно было из описанного выше, надежду иметь над ним верх в решительной битве, распустил большую часть своих войск. Он оставил при себе четыре тысячи колесниц; с ними наблюдал он за нашими движениями, скрываясь в малом от нас расстоянии по лесистым и малоизвестным местам, а из тех краев, куда лежал нам путь, он жителей и стада угонял в леса. Когда же наша конница чуть немного неосторожно рассыпалась по полям для грабежа и опустошения, Кассивеллавн высылал по ему одному только известным, путям и тропинкам свои колесницы в завязывал бой весьма опасный для нашей конницы. Таким образом страх, им внушаемый, препятствовал нашей коннице делать дальние набеги. Вследствие этого Цезарь не приказал коннице отделяться от строя легионов и ограничивался опустошением края и причинением вреда неприятелю настолько, на сколько позволяли силы пеших воинов и путь, по которому они двигались.
20. Между тем Тринобанты (народ этот один из сильнейших в Британии; из него то бежал в Галлию к Цезарю под его покровительство молодой человек, по имени Мандубратий; отец его Имануенций был царем Тринобантов и убит Кассивеллавном, а сам он нашел спасение от смерти только в бегстве) присылают уполномоченных к Цезарю, изъявляя покорность и готовность исполнить все его приказания. Они просили его защитить Мандубратия от преследования Кассивелавна и прислать его к ним для верховного над ним начальства. Цезарь приказывает им выставить 40 заложников и хлеб войску, и посылает к ним Мандубратия. Тринобанты немедленно исполнили приказания Цезаря и доставили и всех заложников, и хлеба.
18. Видя, что Тринобанты получили от Цезаря защиту, а от нашит воинов не потерпели ни малейшего вреда, Ценимагмы, Сегонтиаки, Анкалиты, Биброки и Кассы через послов отдались под покровительство Цезаря. От них он узнал, что неподалеку находится городя Кассивеллавна, защищенный лесами и болотами, где нашли убежища множество людей и скота. Городом называется у Британцев место в густом лесу, обнесенное валом и рвом, куда они удаляются обыкновенно в случае неприятельского нашествия. Цезарь повел туда легионы; он нашел, что это место прекрасно укреплено природою и искусством, но предпринял атаковать его с двух сторон. Неприятель, после кратковременного сопротивления, не выдержал натиска наших воинов и пустился бежать через другую сторону города; тут нашли большое количество скота. Из бегущих неприятелей многие были настигнуты и убиты.
22. Пока это здесь происходило, Кассивеллавн посылает в Кантий, приморскую область, о которой мы говорили выше, к четырем царям ее Цингетористу, Карвилию, Таксимагулу и Сегонаксу приказание - собрать все силы, напасть вдруг на наш приморский лагерь и стараться им овладеть. Когда неприятель подошел к нашему лагерю, наши воины сделали вылазку, убили у неприятеля много людей и к числе их именитого вождя Луготорикса, а сами возвратились безо всякого урона. Кассивеллавн, узнав об этом сражении в видя везде одни потери, неудачи в опустошение земель своих, а особенно встревоженный отпадением племен, через посредство Атребата Коммия, посылает к Цезарю послов с изъявлением покорности. Цезарь, располагая, вследствие неожиданных смут в Галлии, провести зиму на твердой земле и видя, что лета немного уже осталось, а борьба может быть продолжительна, приказал Кассивеллавну дать заложников, определил количество ежегодной дани, которую Британия должна была платить народу римскому, и строго запретил Кассивеллавну вести войну с Мандубратием и Тривобантами.
23. Получив заложников, Цезарь возвратился с войском на морской берег и нашел, что корабли уже исправлены. Велев их спустит на воду, Цезарь, вследствие большого количества находившихся при войске пленных и убавления числа судов от бури, решился в два раза перевести войско. Случилось так, что, при столь большом числе судов, ни в эту кампанию, ни в прошлогоднюю, не погибло ни одного судна с воинами. Но когда суда, высадив бывших на них воинов, отправились в обратный путь, в сопровождении 60 сделанных после по приказанию Лабиена, то весьма многие дошли до места; прочие же почти все были отнесены бурею назад. Тщетно подождав их несколько дней, Цезарь, опасаясь приближения равноденствия и видя необходимость поспешить отъездом по случаю приближения времени года для плавания неблагоприятного, посадил воинов на суда в большем, чем бы следовало, количестве. Погода была совершенно тихая и, оставив Британию в начале второй стражи ночи, Цезарь благополучно со всеми судами на рассвете пристал в берегу Галлии.
24. Приказав вытащить суда на берег, Цезарь председательствовал в Самаробриве на гальском сейме и, принимая в соображение, что в этом году хлеб родился в Галлии, вследствие засухи, скудно, он отступил от принятого им в прежних годах порядка на счет зимних квартир и решился распределять войска на большое пространство. Один легион Цезарь велел легату К. Фабию вести в землю Моринов; другой К. Цицерону в землю Нервиев; третий Л. Росцию в землю Эссуев; с четвертым легионом Т. Лабиен должен был зимовать в земле Ремов у границ Тревиров. Три легиона поставил в Бельгии под начальством квестора М. Красса и легатов Л. Мунация Планка и К. Требония. один легион, недавно им набранный по ту сторону реки По в пять когорт, Цезарь отправил к Эбуронам; большая часть их земель находится между Мозою и Рейном; ими управляют Амбиорикс и Кативолк. Этою частью войска Цезарь велел начальствовать легатам, К. Титурию Сабину и А. Аврункулею Котте. Таким распределением легионов Цезарь хотел предупредить недостаток провианта; притом квартиры всех войск (за исключением той части, которую Л. Росций повел в совершенно покоренную в смирную сторону) были расположены вокруг миль на сто. Цезарь решился и сам оставаться в Галлии, пока легионы займут и укрепят назначенные им места для зимовки.
25. У Карнутов знаменитостью рода славился Тасгетий; предки его пользовались у них царскою властью. В награду достоинств Тасгетия в его в себе преданности, доказанной неоднократно в продолжении галльских войн, Цезарь возвел его на место его предков. На третий год царствования, враги Тасгетия открыто убили его и в этом заговоре принимали участие многие из его соотечественников. Цезарю донесено об этом событии. Он зная, что многие из Карнутов участвовали в нем, и опасаясь поэтому возмущения всего их народа, немедленно приказал Л. Планку с легионом идти поспешно из Белгии в землю Карнутов и там зимовать. Планк, по приказанию Цезаря, должен был разыскать виновных в убийстве Тасгетия, схватить их и прислать к Цезарю. Между тем все легаты и квесторы, имевшие легионы под своим начальством, донесли Цезарю, что они стали на зимние квартиры и укрепили их.
26. Дней через пятнадцать после того, как войска стали по зимние квартирам, неожиданный пример измены и возмущения подали Амбиорикс и Кативолк. Сначала они было встретили Сабина и Котту на границах своих владений, выставили на зимние квартиры потребное количество хлеба, но потом замыслили восстание, подстрекаемые наущениями Тревира Индутиомара. Нечаянным нападением избив несколько наших воинов, рассеявшихся за дровами, они с многочисленными силами явились к нашему лагерю, намереваясь атаковать его. Наши немедленно взялись за оружие и стали на вал. Испанская конница вышла из лагеря, ударила на неприятеля и одержала над ним верх. Тогда неприятель, отчаявшись открытою силою овладеть нашим лагерем отвел свои войска от приступа и, стал по своему обычаю кричать, чтобы кто-нибудь из наших явился для переговоров, что они имеют сообщить нечто важное о делах, касающихся и до них и до нас, и надеются окончить несогласия в взаимному удовольствию.
27. Для переговоров с нашей стороны посланы К. Арпиней, всадник римский, приближенный в К. Титурию, и Б. Юний, родом из Испании, который, по поручению Цезаря, уже не раз бывал у Амбиорикса. Перед нами Аибиорикс начал говорить следующее: "помнит он благодеяния в нему Цезаря, как он освободил его от дани, которую он платил Адуатикам, своим соседям, и как он возвратил ему сына и племянника, бывших у Адуатиков в числе заложников в рабстве и в оковах. Если же случилось нападение на римский лагерь, то не по его совету и согласию, а по воле народа. Власть его, Амбиорикса, над народом такого рода, что скорее он должен бывает исполнять волю народа, чем его волю народ. Народ же его потому начал войну, что был увлечен всеобщим восстанием в Галлии; иначе понятно, что, при своем бессилии, мог ли он надеяться получить верх в борьбе с народом римским? Но Галлы все действуют заодно; день назначен для одновременного нападения на все войска Римлян, расположенные на зимних квартирах в Галлии, с целью воспрепятствовать легионам подать друг другу руку помощи. Естественно, что Галлы не могли отказаться действовать единодушно, когда дело шло о возвращении общей вольности и независимости. Исполняя долг любви и отечеству, он не может забыть. сколько он обязав Цезарю за его к нему благодеяния, а потому умоляет и заклинает Титурия правами дружбы, принять меры к спасению его и его войска. Значительные силы Германцев, нанятые Галлами, перешли Рейн, а через два дня будут здесь. Итак, пусть они сами рассудят, не лучше ли им, прежде чем узнают об этом соседственные народы, вывести войска из этих зимних квартир и поспешить на соединение с войском или Цицерона или Лабиена, из коих первый находится в пятидесяти милях, а второй немного далее. Он же, Амбиорикс, с своей стороны обещает и подтверждает это клятвою: дать Римлянам свободный в безопасный путь по своим землям. Действуя таким образом, он в исполняет долг свой к отечеству, освобождая его от зимовки Римлян, и старается отплатить Цезарю за его благодеяния". Сказав это, Амбиорикс отпустил послов.
28. Арпиней и Юний передали легатам все, что слышали от Амбиорикса; те, пораженные неожиданностию событий, совет Амбиарикса, хотя и врага, решились взять во внимание. Особенно им казалось невероятно, чтобы незначительный и слабый народ Эбуронов дерзнул один и сам по себе начать войну с народом римским. Дело это представлено обсуждению военного совета, и послужило поводом к жарким спорам. Л. Аврупкулей и многие военные трибуны и сотники первых рядов утверждали: "что нет необходимости брать скорые решения и без позволения Цезаря покидать зимние квартиры. Как бы ни были велики силы Германцев, их можно отразить в укрепленном лагере; тому доказательство уже есть, что первое нападение неприятелей стоило ему много крови, и было для него совершенно безуспешно; в продовольствии они но терпят недостатка. Между тем поспешат на выручку или сам Цезарь, или войска, расположенные по соседству на зимних квартирах. Наконец, что может быть необдуманнее и позорнее, руководствоваться советом врага в важных решениях"?
29. Титурий на это возражал: "Поздно будет тогда принимать меры к спасению, когда они будут окружены многочисленнейшими войсками Галлов в соединении с Германцами, или когда какое-нибудь несчастие постигнет войска, расположенные на ближайших зимних квартирах; времени на размышление остается немного. Цезарь по всей вероятности отправился в Италию; иначе Карнуты не решились бы умертвить Тасгета и Эбуроны, если бы Цезарь был в Галлии, не дерзнули бы так самонадеянно напасть на наш лагерь. В своем мнении основывается он не на совете врага, а на обстоятельствах. Рейн близко, а Германцы раздражены смертью Ариовиста и нашими победами. Галлия вся кипит негодованием, видя одни поражения, утрату славы военной, которою она прежде гордилась, и необходимость покориться владычеству Римлян. Наконец может ли быть, чтобы Амбиорикс решился на восстание, не имея ничего верного в виду? Впрочем его мнение во всяком случае не представляет никакой опасности. Если обстоятельства наши не затруднительны, то без труда они достигнут квартир соседнего легиона. Если же вся Галлия восстала за одно с Германцами, то вся надежда на спасение в поспешности отступления. Мнение же Котты и его товарищей какое представляет ручательство за будущее? если в настоящем они и избегнут опасности, то разве со временем в случае продолжительного обложения не должны они опасаться голода?"
30. Долго спорили с обеих сторон; так как Котта и сотники первых рядов упорно настаивали на своем мнении, то Сабин воскликнул, возвышая нарочно свой голос, чтобы слышно было большой части воинов: "пусть будет по вашему. когда вы так этого хотите! Конечно, изо всех вас не я больше всех страшусь смерти. Пусть они рассудят, и, в случае какого несчастия, с тебя пусть они требуют отчет! они, если бы не твое упорство, на третий день соединились бы с войсками на ближайших зимних квартирах и вместе бы с ними стали действовать на войне, а не подвергались бы опасности, отброшенные далеко и предоставленные одним своим силам, - погибнуть от меча или от голода!"
31. Затем Сабин встал, оканчивая заседание. Тогда все окружили обоих легатов, умоляя их - своим упорством и несогласием не увеличивать общей опасности. Останутся ли они, пойдут ли в поход - и то и другое мнение равно хорошо, если они единодушно станут действовать; при несогласии же нет надежды на спасение". Спор продолжался до полуночи; наконец Котта убежденный подал руку Сабину. Мнение последнего восторжествовало. Определено было на рассвете выступить в поход; остальная часть ночи прошла для воинов без сна; они перебирали свои вещи, что брать с собою и что вынуждены были оставить здесь, из приготовленного для зимы. Казалось, все соединилось к тому, чтобы увеличить опасность для наших, в случае, если бы они и остались, и ослабить их усталостью и отсутствием сна. На рассвете наши выступили в поход и, в полном убеждении, что Амбиорикс из приязни к нам подал такой совет, растянулись на большое пространство и взяли с собою огромный обоз.
32. Неприятель догадался по шуму в нашем лагере и движению, что наши собираются в поход. В двух милях оттуда, в лесистом и удобном месте, поставил он засаду, разделив ее на две части, в дожидался там прибытия Римлян. Когда большая часть вашего войска, не опасаясь и не подозревая ничего, спустилась в глубокую долину, вдруг неприятель показался по обеим сторонам дороги, преградив дорогу шедшим впереди и тесня задние ряды наши. Бой был для вас неизбежен при самых, для вас неблагоприятных, условиях местности.
33. Тут Титурий, который никак не предполагал возможности этого события, приходит в смущение, мечется туда в сюда, хочет ставить когорты в боевой порядок. Но самые распоряжения он делал робко и нерешительно; заметно было, что он совершенно потерялся и не знал как поступить - что обыкновенно бывает с людьми в случае событий, которых возможности они никак не предполагали. Но Котта, предугадывавший, что это случится на пути и потому советовавший оставаться, не упустил ничего к спасению войска. Он исполнил долг хорошего полководца, одобряя воинов, и храброго солдата личным мужеством в сражении. Вожди, видя, что наши воины растянулись на большое пространство, и потому находясь в невозможности поспеть везде и следить, что где происходит, приказали воинам оставить обозы и собраться в одну толпу. Мера эта, при таких обстоятельствах, сама по себе была необходима, однако повлекла за собою большое расстройство. Наши воины упали духом, а неприятели ободрились, видя в этом действии признак робости и отчаяния. Притом случилось то, чего и надобно было ожидать; воины оставляли ряды, бежали к обозу за тем, что имели самого дорогого, и уносили с собою: везде раздавались крики смятения и вопли.
34. Противники наши действовали благоразумно. Вожди их отдали по всему войску приказание "чтобы никто не смел покидать своего поста; все, что Римляне оставили, их неминуемая добыча и непременно им достанется, лишь бы только удалось их победить, а потому чтобы они все усилия употребили на бой". Наши не уступали неприятелю ни в числе, ни в мужестве, и не смотря на измену счастия, предоставленные полководцем сами себе, они всю надежду на спасение полагали в храбрости. Куда бы ни бросалась наша когорта, везде там неприятель терпел жестокий урон. Заметив это, Амбиорикс приказал своим - только издали метать стрелы, в случае же нападения Римлян отступать. При легком вооружении неприятеля и опытности в этого рода войне, наши не могли им вредить; когда же наши отступали, то они опять за ними следовали.
35. Исполняя в точности полученное приказание, неприятель, лишь только наша когорта бросалась на него, обращался в бегство, самое поспешное; наши же, обнажив свой фланг, получали в него град стрел. Когда же наши возвращались на прежнее место, бегущие следовали за ними и вместе с прочими находившимися вблизи, теснили их. Оставаться же на месте значило оставаться в бездействии под тучею стрел, из которых почти каждая вредила вследствие того, что все войско было в одной куче. Несмотря на столько неблагоприятных для себя условий, наши, осыпанные ранами, упорно сопротивлялись. Жаркий бой продолжался уже большую часть дня, с рассвета и до восьмого часу, и наши не обнаруживали признаков робости, а показывали себя достойными своей славы. Тогда Т. Балвентий, в прошлом году командовавший первою сотнею, храбрый и уважаемый, пал пронзенный в обе ноги дротиком. К. Луканий, также один из первых сотников, погиб храбро сражаясь, защищая от опасности сына своего. Л. Котта, легат, в то время, когда он ободрял воинов всех рядов и когорт, ранен в лицо пращою.
36. Пораженный всем этим, К. Титурий, видя вдалеке Амбиорикса ободряющего своих воинов, посылает в нему переводчика своего, Кн. Помпея, с просьбою пощадить его и войско. Амбиорикс сказал посланному: "Если легат Титурий хочет с ним переговорить, то очень может; он надеется настоять у своих соотечественников, чтобы они пощадили римских воинов. Что же касается до него, Титурия, то он не может сомневаться в своей безопасности, за которую он Амбиорикс ручается". Титурий сообщает раненому Котте свое намерение - идти на свидание с Амбиориксом, в надежде исходатайствовать у него свою жизнь и воинов. Котта сказал, что он не пойдет к вооруженному врагу, и остался при своем мнении.
37. Сабин приказал за собою следовать находившимся при нем военным трибунам и сотникам первых рядов. Когда они приблизились к Амбиориксу, тот приказал им положить оружие. Сабин повиновался и приказал то же сделать его сопровождающим. Пока толковали об условиях, в Амбиорикс с умыслом тянул время в разговорах, Сабин и его свита были мало-помалу окружены в избиты. Тогда Галлы по своему обычаю иступили радостные крики победы, подняли вой и ударили с силою на наших и смешали их ряды. Л. Котта и большая часть воинов погибли, храбро сражаясь; остальные удалились в лагерь, откуда вышли. Тут Л. Петросидий, носивший орла, теснимый многочисленным неприятелем, бросил орла в лагерный окоп, а сам, впереди его храбро сражаясь, убит. С трудом наши защищались до ночи, а с наступлением ее, не видя никакой надежды на спасение, они избили до смерти друг друга, все до одного. Немногим удалось уйти из сражения и малоизвестными лесными тропинками достигнут зимних квартир легата Т. Лабиена, и сообщить ему известие о всем, что случилось.
38. Возгордясь этою победою, Амбиорикс спешит с конницею в землю Адуатуков, соседственного ему народа. Он шел и день и ночь, приказав пехоте следовать за собою. Он возмутил Адуатуков, рассказав о том, что случилось; на другой день он отправился к Нервиям, убеждая их "не упускать столь благоприятного случая для упрочения за собою навсегда вольности и отмщения Римлянам за причиненные ими обиды. Два их легата и значительная часть войска погибли. Не трудно нечаянным нападением истребить один легион, под начальством Цицерона, стоявший на зимних квартирах. Он, Амбиорикс, берется в этом случае быть им помощником". Такими убеждениями он без труда склоняет Нервиев на свою сторону.
89. Немедленно разосланы гонцы к Центронам, Грудиям, Левакам, Плевмоксам, Гейдунам (все эти пленена признают над собою власть Нервиев) и собраны, сколько можно более, значительные силы. Они неожиданно устремились на зимние квартиры Цицерона, еще не знавшего о судьбе, постигшей Титурия. И здесь невозможно было воспрепятствовать, чтобы несколько наших воинов, отошедших от лагеря в лес за дровами и материалами для укрепления, не достались в руки нечаянно прибывшей неприятельской коннице. Окружав ваш легион своими многочисленными полчищами, Эбуроны, Нервии, Адуатуки и прочие их друзья и союзники усиливались взять его приступом. Наши немедленно взялись за оружие и стали на вал. С трудом в этот день наши выдерживали натиск неприятеля, полагавшего все надежды на успех в поспешности нападения; они уже мечтали этою победою навсегда обеспечить свою независимость.
40. Цицерон немедленно посылает к Цезарю письмо с известием о случившемся, и посланным обещает в случае успеха большие награды. Но гонцы его были перехвачены неприятелем, преградившим все пути. В течение ночи наши воины с невероятною быстротою из леса, заготовленного для укрепления, воздвигли более 120 башен, и довершили укрепление лагеря, где они казались недостаточными. На другой день неприятель еще с большими силами приступил к лагерю, заваливая рвы; наши упорно защищались, также как и накануне; это повторялось в течение многих дней. для наших не было ни минуты покоя ни днем, ни ночью, отдохновения не знали ив больные, ни раненые; все готовили средства к обороне на следующий день, приготовляли множество заостренных, обожженных с конца, кольев, стрел, служащих для обороны стен, прибавляли вышину башен, поправляли зубцы вала и парапет с помощью хвороста. Сам Цицерон, несмотря на свое, весьма слабое, здоровье, даже ночью не знал себе покоя, так что воины почти насильно заставляли его поберечь себя и сколько-нибудь отдохнуть.
41. Тогда вожди и старейшины Нервиев, из которых некоторые видались прежде с Цицероном в были с ним дружны, просили у него свидания. Подучив на этот предмет дозволение, они Цицерону говорили в том же смысле, как Амбиорикс Титурию: "Вся Галлия взялась за оружие, Германцы перешли Рейн; Цезаревы в другие зимние квартиры Римлян все в настоящее время предмет нападения. Сабин уже погиб. В доказательство истины своих слов они ссылаются на Амбиорикса. Безрассудно было бы, говорили они надеяться помощи от тех, которые сами не знают, как себя защитить. Но они так расположены к Цицерону и к народу римскому, что желают только избавиться от зимних квартир и не дать вкорениться этому обыкновению; а потому они дозволяют Римлявам без вреда удалиться с зимних квартир, в какую сторону они пожелают". Цицерон на это отвечал только следующее: "не в обычае народа римского принимать условия от вооруженного врага. Если же они положат оружие и пошлют послов к Цезарю, то он (Цицерон) возьмет на себя за них ходатайство и надеется, что Цезарь не откажет, по врожденной ему справедливости, в их законных требованиях".
42. Видя, что эта хитрость не удалась, Нервии окружили нашу зимовку валом в одиннадцать футов вышины и рвом в пятнадцать глубины. Они выучились этому от нас [в прошлогодние кампании и от некоторых, взятых ими у нас, пленных. Не имея готовых железных для этого орудий, они мечами обрубали дерн, а землю таскали руками и полами своих одежд. Из этого можно судить, как велико было число неприятелей, что им нужно было менее трех часов работы сделать окоп на 15 миль в окружности. Потом они воздвигали башни в вышину вала, готовили осадные косы[2] и черепахи[3] по наставлению наших пленных.
43. На седьмой день осады, при сильном ветре, неприятель начал бросать из пращей на шалаши наших солдат, по галльскому обыкновению покрытые соломою, раскаленные куски глины и железные стрелы, накаленные докрасна. От них загорелись шалаши, а сильный ветер развес скоро огонь по всему лагерю. Неприятель бросился с радостными кряками к нашим укреплениям, как будто уже на верную победу, стал придвигать к валу башни и машины (черепахи) и по лестницам взбираться на вал. Но такова была доблесть и присутствие духа наших воинов, что, несмотря на окружавшие их потоки пламени, несмотря на осыпавший их град стрел неприятельских, несмотря на потерю всего своего имущества, пожираемого огнем, не только ни один не оставил своего поста на валу, во даже не поглядел назад, а каждый сражался с усиленным жаром. День этот был для вас самый опасный и трудный; за то неприятель понес также в течение этого дня величайший урон убитыми и ранеными: до того тесною толпою стоял он у нашего вала, что задние ряды передним не представляли возможности отступить. Пламя уже начало утихать, когда неприятелю удалось придвинуть к самому валу одну из башен; находившиеся против этого места сотники третьей когорты отступили, и всем своим воинам приказали сделать тоже; они знаками и криками приглашали неприятеля проникнуть в лагерь, но никто из Галлов не дерзнул. Наши пустили тогда множество камней в неприятеля, сбили его, а башню сожгли.
44. В этом легионе было два сотника отличной храбрости, один Т. Пульфион, а другой Л. Варен; оба имели право стоять в первых рядах. Между ними было постоянное соперничество и шла жестокая война о первенстве. Пульфион, сражаясь храбро с укреплений, обратясь к Варену, сказал, "что ты колеблешься, Варен? Когда ты отыщешь место доказать твое мужество? Пусть нынешний день решит наш всегдашний спор!" Сказав это, Пульфион вышел за укрепления лагеря и бросился в самую тесную толпу неприятелей. Варен также не остался в лагере и, дорожа общим мнением о своей храбрости, поспешил за Пульфионом, тот подойдя на близкое к неприятелю расстояние, бросил дротик и пронзил им бежавшего вперед Галла. Он пал бездыханен, товарищи прикрыли его щитами, а в Пульфиона бросали стрелы, не давая ему возможности отступать. Щит его был пробит насквозь, и острие стрелы загнулось на самом его поясе. Удар был так силен, что ножны свернулись с места, и правая рука Пульфиона с трудом доставала меч. Галлы окружили его, пользуясь его замешательством. Варев, забыв свои неприязненные отношения в Пульфиону, поспешил ему на помощь. Внимание Галлов обратилось на него; о Пульфионе же они думали, что он получил в пояс смертельную рану. Варев обнажил меч и встретил врагов, одного убил и прочих заставил отступить, но, подвигаясь вперед, попал в яму и упал. В эту минуту Пульфион поспешил на помощь Варену, окруженному Галлами, и оба сотника совершенно без вреда, поразив множество неприятелей, возвратились в лагерь и были оба осыпаны похвалами товарищей. Таким образом, в этой борьбе судьбе угодно было, чтобы они оба, будучи врагами, выручили в спасли друг друга и вопрос о том, кто из них превосходит храбростью, остался нерешенным.
45. Чем продолжительнее и упорнее была осада нашего лагеря, тем положение наше становилось затруднительнее (ежедневно число защитников убавлялось вследствие множества раненых) и тем чаще отправлял Цицерон письма и гонцов к Цезарю; большая часть их попадала руки неприятеля, и наши посланные гибли в мучениях в виду нашего лагеря. У нас находился один Нервий знатного происхождения, по имени Вертикон; он с начала осады перешел к нам и поклялся Цицерону в верности; он уговорил одного из своих рабов надеждою вольности и богатого награждения доставить Цезарю донесение Цицерона. Тот, обернув им дротик, незаметно, как Галл, прошел между Галлами и достиг к Цезарю, который только тут узнал об опасности, какой подвергается Цицерон и его войско.
46. Цезарь получил донесение Цицерона в одиннадцатом часу дня; ту же минуту послал он гонца в землю Белловаков к квестору М. Крассу, находившемуся на зимних квартирах, милях в двадцати пяти, с приказанием выступить в полночь и спешить к нему на соединение. М. Красс выступил в поход немедленно по получении приказания. Другого гонца Цезарь отправил к легату К. Фабию, с приказанием идти в землю Атребатов, чрез которую надлежало ему проходит. Цезарь написал и Лабиену, чтобы он, если может без вреда для пользы общей шел со своим легионом в землю Нервиев. Дожидаться остального войска - Цезарь не заблагорассудил по отдаленности его помещения; всадников около четырех сот он взял с ближайших зимних квартир.
47. В третьем часу Цезарь, узнав от передовых разъездов о приближении Красса с войском, выступил в поход и в тот день сделал переход в двадцать миль. Цезарь поручил Крассу с легионом защиту Самаробривы, куда, по случаю близости зимних квартир римского войска, свезены были войсковые тяжести, заложники от разных племен, разного рода публичные акты и все хлебные запасы. Фабий, исполняя приказание, скоро на походе присоединился к войску Цезаря. Лабиен, узнав о гибели Сабина и его когорт и видя приближение к своему лагерю всех тревирских войск, возымел опасение, как бы при таких обстоятельствах отступление не сочли бегством и не открылось бы свободное поле неприятельскому нашествию, тем более что неприятель и так возгордился недавним успехом. Вследствие этого Лабиен доносит письменно Цезарю, с какою опасностью сопряжено было бы его выступление с легионом из зимних квартир; вместе с тем он дает звать Цезарю о том, что случилось у Эбуронов, и что все пешие и конные войска Тревиров остановились не далее 3-х миль от его лагеря.
48. Цезарь одобрил мнение Лабиена и, хотя вместо трех легионов должен был ограничиться двумя, однако решился поспешить, зная, что вся надежда на спасение оставалась в быстроте действий. Длинными переходами двинулся он в землю Нервиев. Тут от пленных он узнал об опасном и крайнем положении, в каком находятся войска Цицерона. Цезарь надеждою больших наград убедил одного галльского всадника доставить к Цицерону письмо; оно было писано по гречески, чтобы в случае, если бы оно и досталось неприятелю, он не мог бы узнать о намерениях Цезаря. Он приказал посланному, если нельзя будет пройти в лагерь, бросить туда письмо с дротиком, завязав его в ремень[4]. В письме Цезарь извещал Цицерона, что он идет к нему на помощь с легионами и убеждает его защищаться с прежним мужеством. Галл, видя, что в лагерь пройти было бы опасно, бросил, как ему приказано было, в лагерь письмо Цезаря на дротике. Случилось, что он вонзился в башню и в течение двух дней не был замечен нашими; на третий, один воин его увидал и принес к Цицерону. Он собрал воинов и при них прочитал письмо Цезаря к их великой радости. Притом уже в отдалении видны были зарева зажженных войсками Цезаря деревень; это обстоятельство уничтожило всякое сомнение насчет приближения легионов.
49. Галлы, узнав от своих лазутчиков о приближении Цезаря, сняли осаду и со всеми силами пошли на встречу Цезаря: число их простиралось до 60 тысяч человек. Цицерон, пользуясь этим обстоятельством, опять выпросил у Вертикона, о котором мы говорили выше, Галла для того, чтобы отправить письмо к Цезарю, в котором он советует ему соблюдать на походе все меры осторожности, так как все силы неприятельские обратились к нему, оставив его лагерь. В полночь это письмо было принесено к Цезарю; о содержании его он тотчас дал знать воинам и ободрял их к предстоявшему сражению. На другой день, на рассвете, Цезарь с войском двинулся вперед, но не успел пройти четырех миль, как увидел обширную долину перерезанную ручьем, и на той стороне большие силы неприятельские. Было бы весьма опасно сразиться с превосходным в числе неприятелем при неблагоприятных условиях местности. А потому Цезарь, зная, что войска Цицерона от облежания освободились и не видя необходимости поспешать, остановился и избрал, сколько можно благоприятнее, место для лагеря. Хотя оно и само по себе было очень не велико (наших было едва ли 7000 человек), особенно при отсутствии обоза, но Цезарь стеснил его с умыслом сузив промежутки между палаток с целью - внушить неприятелю к себе самое большое презрение. Между тем он отправил во все стороны разъезды отыскать удобнейший путь через долину.
50. В этот день оба войска оставались на своих местах; только небольшие стычки конницы происходили у водопоя. Галлы поджидали к себе еще не подошедших подкреплений. Цезарь же надеялся вызвать неприятеля к себе по сю сторону долины, обнаруживая мнимую робость, и заставить его принять сражение у своих укреплений; в случае же если бы он и не успел в этом, то, разведав местность, он хотел найти безопаснейший путь к переходу через долину и речку. На рассвете неприятельская конница подвинулась к нашему лагерю и завязала бой с нашею. Цезарь с умыслом приказал своим всадникам отступить и удалиться в лагерь; вместе с тем он отдал приказание насыпать вал повыше, заваливать ворота и, исполняя все это, обнаруживать как можно более суматохи и суетливости, как будто все это делается под влиянием страха.
51. Неприятели, видя во всем этом ручательство успеха, перешли на нашу сторону и выстроились к битве в самом неудобном месте. Наши сошли с умыслом с вала; Галлы пододвинулись еще ближе, и со всех сторон стали бросать стрелы внутрь наших укреплений; они послали трубачей прокричать: "если кто-либо Галл или Римлянин хочет к ним перейти, то может без опасности до третьего часу; по прошествии которого уже нельзя будет". До того Галлы с презрением смотрели на наших, что хотя лагерные ворота были завалены для виду только одним слоем дерну; однако они полагали, что в них прорваться невозможно и потому одни руками разрывали вал, другие заваливали ров. Тут Цезарь стремительно ударил со всем войском изо всех лагерных ворот и выслал конницу; неприятель так поспешно обратился в бегство, что даже в не думал о сопротивлении; множество было убито в все обезоружены.
52. Цезарь остановил дальнейшее преследование, видя, что местность покрыта лесами и болотами; ему хотелось оставить это место без малейшей потери, и действительно, с войсками совершенно невредимыми, в тот же день он пришел к Цицерону. С удивлением увидел он сделанные неприятелем башни, осадные орудия и укрепления. При осмотре Цицеронова легиона оказалось, что и десятый человек в нем не остался не раненым. Это обстоятельство показало в степень опасности, в какой находились наши воины, и силу их мужества. Цезарь осыпал похвалами и Цицерона, и его легион; отличившихся особенно храбростью сотников и военных трибунов, по засвидетельствованию Цицерона, он поименно призывал к себе и хвалил. Пленные сообщили Цезарю более точные подробности о несчастии, постигшем Сабина и Котту. На другой день в собрании воинов, Цезарь упомянул о случившемся, утешал и ободрял воинов; он сказал им, что перенесть его должно тем великодушнее, что случилось оно по вине и неблагоразумию легата, и что, по благоволению богов бессмертных и вследствие личного мужества воинов, это несчастие заглажено, и торжество неприятеля было так же недолговременно, как и наше огорчение.
53. Между тем молва о победе Цезаря достигла Лабиена через землю Ремов с невероятною быстротою, так что, хотя до зимних квартир Цицеронова легиона было около 60 миль и Цезарь прибыл туда в девятом часу в исходе, а уже в полночь у ворот нашего лагеря раздались радостные крики Ремов, поздравлявших Лабиена с победою. Когда известие об этом пришло к Тревирам, Индутиомар, предположивший на следующий же день напасть на лагерь Лабиена, ночью бежал и все войска отвел обратно в землю Тревиров. Цезарь Фабия с легионом отсылает на прежние зимние квартиры, а сам остается зимовать с тремя легионами, в трех зимних лагерях в окрестностях Самаробривы. Вследствие же сильных волнений в Галлии Цезарь решился всю эту зиму провести у войска. Узнав о несчастии Сабина и о его смерти, почти все галльские народы замышляли войну, рассылали во все стороны гонцов и посольства, советуясь как лучше поступить и откуда начать войну; ночью в пустынных местах у них бывали совещания. Почти вся зима прошла для Цезаря в постоянных тревогах; редкий день не присылали к нему гонца с известием о новых совещаниях и волнениях Галлов. Л. Росций легат, начальствовавший 13-м легионом, донес Цезарю, что племена так называемой Арморики собрали было большие силы для нападения на его лагерь и подошли к нему на расстояние не более 8 миль; но получив известие о победе Цезаря, они так поспешно удалились, что отступление их правильнее можно считать бегством.
54. Впрочем Цезарь призвал в себе старейшин каждого галльского племени: одних он стращал наказанием, говоря, что он знает об их замыслах, других убеждал оставаться верными; таким образом ему удалось большую часть Галлии удержать в повиновении. Однако Сеноны, племя весьма могущественное в пользующееся большим весом у галльских народов, замыслили с общего согласия убить Каварина, которого Цезарь поставил над ними царем (во время прибытия Цезаря в Галлию над Сенонами царствовал брат Каваринов, Моритасг, в предки его все пользовались царскою властью). Каварин, узнав об угрожавшей ему участи, бежал; его преследовали Сеноны до границ земель своих и лишили его и царской власти, и отечества. Они отправили послов к Цезарю с предложением удовлетворения; но когда Цезарь прказал явиться к нему всему сенату, они ослушались его приказания. Для этих диких народов важно было подать первый пример неповиновения, а вслед затем последовала такая быстрая перемена в их расположении, что изо всех племен Галлия только два, Эдуи и Ремы, пользовавшиеся всегда особенным уважением Цезаря (первые за постоянную и опытами доказанную преданность к народу римскому, вторые за недавние важные услуги, оказанные в галльских войнах) остались верными; из прочих же ни один не оставался вне подозрения. И, по моему мнению, это было нисколько не удивительно, как по многим иным причинам, так особенно потому, что Галлы с крайним огорчением видели утрату своей древней воинской славы, которою они гордились перед прочими народами, и необходимость покоряться власти народа римского.
55. Тревиры и Индутиомар, в продолжении всей зимы, беспрестанно посылали послов по ту сторону Рейна, убеждая деньгами жившие там племена принять участие в войне: они говорили, что большая часть нашего войска истреблена и осталась самая малая. Впрочем они не могли склонить к переходу через Рейн ни одного племени Германцев; двойной пример - войны Ариовиста в перехода Тенхтеров отбил у них охоту испытывать счастия в предприятиях этого рода. Обманутый в этой надежде, Индутиомар тем не менее собирал войска, учил их, умножал свою конницу от соседственных народов, приманывал к себе надеждою больших наград со всей Галлии изгнанников и преступников. Действуя таким образом, Индутиомар приобрел такое сочувствие всей Галлии, что со всех сторон стекались к нему посольства; в народы, и частные лица, и тайно и явно, искали его союза.
56. Видя такую готовность к войне галльских племен (Сеноны и Карнуты готовы были взяться за оружие, сознавая свою вину в отношении к Цезарю; Нервии и Адуатики всеми силами готовились вести войну с Римлянами), Индутиомар знал, что стоит только ему выйти за рубежи своей земли, и толпы воинов станут в нему стекаться. А потому он назначил вооруженный сейм (у Галлов всегда служащий знаком в открытию войны); на него должны непременно являться все способные носить оружие Галлы; кто приходил после всех, тот в виду собрания погибал в ужасных мучениях. На сейме Индутиомар - Цингеторикса, зятя своего, главу враждебной ему партии (он, как мы выше упоминали, отдался под покровительство Цезаря и оставался ему верен) объявил врагом отечества, а имущество его отобрал в пользу общественную. Потом он объявил на сейме, что его призывают на помощь Сеноны, Карнуты и весьма многие галльские племена, что он пойдет к ним по землям Ремов и будет опустошать их область; но прежде всего намерен он учинить нападение на лагерь Лабиена; в заключение он сообщил свой план нападения.
57. Лабиен был убежден, что его лагерь наилучшим образом укреплен и местностью и искусством, а потому ничего не опасался ни за себя, ни за свой легион, а решился поджидать случая к какому-либо успешному действию. Узнав о речи, сказанной Индутиомаром на сейме, от Цингеторикса в его родственников, Лабиен послал ко всем соседственным племенам собрать конницу и назначил ей срок, к которому она должна была явиться. Между тем Индутиомар со всею своею конницею почти ежедневно ходил вблизи нашего лагеря, частью стараясь ознакомиться с его местностью, частью стращая наших и ища случая к переговорам;· его конница метала стрелы в средину нашего лагеря за окопы. Лабиен удерживал свои войска в лагере и всячески старался усилить в неприятеле мнение о нашей робости.
58. Индутиомар с каждым днем смелее приближался к нашему лагерю, оказывая презрение к нашим. В одну ночь Лабиен впустил в свой лагерь всю конницу, которой он приказал явиться, и так тщательно держал около лагеря наши караулы, что тревиры вовсе не знали о случившемся. Между тем Индутиомар по обыкновению явился к нашему лагерю и большую часть дня провел около него; всадники его метали в наш лагерь стрелы и, осыпая наших порицаниями вызывали их на бой. Наши ничего им на это не отвечали; тогда они к вечеру отошли в беспорядке. Тут Лабиен приказал коннице броситься вдруг из двух ворот лагеря, и когда неприятель придет в ужас и обратится в бегство (что по его мнению и случится) домогаться одного: смерти Индутиомара; пока он не будет убит, никого наши всадники не должны были разить для того, чтобы, преследуя других, не дать ему возможности спастись бегством; кто убьет Индутиомара, тому обещано большое награждение. В подкрепление конницы высланы были и когорты. Судьба содействовала успешному исполнению намерения Лабиена. Преследуемый всею нашею конницею, Индутиомар застигнут в самой переправе через реку и убит; голова его принесена в лагерь к Цезарю; всадники, на возвратном пути, преследовали и поражали неприятеля, сколько могли. Узнав об этом, все войска Эбуронов и Нервиев, которые было собрались, разошлись. После этого события волнение в Галлии несколько утихло.
1. Цезарь, имея многие причины полагать, что волнение в Галлии еще усилятся, предписал легатам М. Силану, К. Антистию Регину и Т. Секстию произвесть набор. Вместе с тем он просил Кн. Помпея проконсула, остававшегося в Риме для попечения о делах государственных, чтобы он тем, которые были приведены уже из Цизальпинской Галлии им в бытность его консулом к присяге на военную службу, велел собираться под знамена и идти к нему, Цезарю. Он представлял, как важно будет и на будущее время внушить Галлии мнение о том, что силы Италии неистощимы, что они не только могут в короткое время пополнить ущерб, понесенный на войне, но и выставить гораздо большие силы. Помпей поспешил исполнить желание Цезаря и для общей пользы и по дружбе в нему. Набор легатами Цезаря произведен был также поспешно, и таким образом, прежде исхода зимы были сформированы и приведены три новых легиона и число когорт, погибших с Титурием, заменилось двойным. Так поспешно собранные значительные силы показали, что в состоянии сделать средства Римлян и их дисциплина!
2. По смерти Индутиомара, описанной нами выше, Тревиры власть его передали его родным. Они не переставали приглашать соседственных Германцев и обещать им денег. Когда ближайшие Германцы отказались, они перешли к дальним. Из них некоторые согласились на предложения Тревиров, заключили с ними союз, скрепленный клятвами, и взяли заложников в обеспечение исправного платежа денег; к этому союзу пристал и Амбиорикс. Когда Цезарь все это узнал, он понял, что со всех сторон угрожает ему война: Нервии, Адуатики и Менапии в соединении со всеми Германцами, живущими по сю сторону Рейна, уже вооружились и приготовились к войне. Сеноны отказывают в повиновении и соглашаются действовать за-одно с Карнутами и прочими соседними племенами. Тревиры Германцев беспрестанно осаждают посольствами; а потому Цезарь решился поспешить началом военных действий.
3. Не дождавшись конца зимы, Цезарь, собрав четыре ближайших легиона, вдруг двинулся в землю Нервиев. Нападение было так неожиданно, что Нервии не успели ни вооружиться, ни бежать; множество жителей и скота было захвачено в плен и отдано в добычу нашим воинам; поля все опустошены, и Нервии были вынуждены изъявить покорность и дать заложников. Поспешно окончив это дело, Цезарь отвел легионы назад на зимние квартиры. На сейм, собравшийся по назначению Цезаря в начале весны, все племена Галльские прислали депутатов, кроме Сенонов, Карнутов и Тревиров. Видя в этом явный знак неповиновения и восстания, Цезарь решился отложить все прочие дела, а сейм перенесть в Лутецию Паризиев Паризии были соседи Сенонов и на памяти отцов слились с ними в один народ; полагали впрочем, что они не принимали участия в умысле Сенонов. Провозгласив со своего седалища перенесение сейма, Цезарь в тот же день отправился с легионами в землю Сенонов и большими переходами поспешно туда прибыл.
4. Узнав о прибытии Цезаря, Аккон, главный зачинщик восстания Сенонов, приказал народу собираться в города, Пока они готовились к этому, Римляне уже были у них. Тогда по необходимости Сеноны оставили свой умысел и послали к Цезарю просить пощады через посредничество Эдуев, связанных с Сенонами узами старинной дружбы. Цезарь охотно исполнил просьбу Эдуев, простил Сенонов и принял их извинения. Летнее время он хотел посвятить военным действиям, а не розыскам. Взяв у Сенонов сто заложников, Цезарь отдал их на сбережение Эдуям. Карнуты также прислали послов и заложников при посредничестве Ремов, покровительством коих они пользовались; ответ Цезаря был тот же, что и Сенонам. Цезарь потом участвовал в заседаниях сейма и предписал на нем галльским племенам выставить вспомогательную конницу.
5. Умирив эту часть Галлии, Цезарь обратил все свое внимание на войну с Тревирами и Амбиориксом, Он приказал Каварину с конницею Сенонов следовать за собою, опасаясь как бы не возникли волнения вследствие досады Каварина на своих соотечественников или ненависти их к нему, им заслуженной. Устроив это и считая за верное, что Амбиорикс будет избегать открытого сражения, Цезарь старался отгадать его намерения. Соседями Эбуронов были Менапии; имея постоянное и безопасное убежище в своих болотах и лесах, они одни изо всех галльских племен ни разу не присылали к Цезарю послов. Цезарь знал, что Амбиорикс связан с ними узами приязни и что, с другой стороны, чрез посредство Тревиров он подружился с Германцами. Вследствие этого Цезарь вознамерился прежде, чем напасть на самого Амбиорикса, отнять у него надежду на помощь; иначе, угрожаемый войною и не видя спасения, он или скрылся бы у Менапиев, или вынужден был бы к тесному союзу с живущими по ту сторону Рейна племенами. Для сего Цезарь отправил обозы всей армии к Лабиену в землю Тревиров, и туда же приказал двинуться двум легионам; а сам с пятью легионами налегке, без тяжестей, пошел в землю Менапиев. Те, не собирали вовсе войск, но надеясь на неприступность своих жилищ, бежали в леса и болота и снесли туда свое имущество.
6. Цезарь, разделив войско на три отряда (одним начальствовал сам, а другими двумя - К. Фабий легат и квестор М. Красс), двинулся таким образом тремя колоннами, поспешно пролагая мосты, предал огню селения и деревни и овладел множеством людей и скота. Менапии вынуждены были прислать к нему послов с просьбою о мире. Цезарь взял заложников, а Менапиям объявил, что он поступит с ними как с врагами, если они когда-нибудь примут к себе Амбиорикса или его послов. Распорядившись таким образом, Цезарь оставил для наблюдения в земле Менапиев Атребата Коммия с конницею, а сам двинулся в землю Тревиров.
7. Пока Цезарь занят был этими делами, Тревиры, собрав многочисленное пешее и конное войско, решились атаковать Лабиена, стоявшего с одним легионом у них на зимних квартирах. Уже были они от его лагеря в расстоянии не более двухдневного перехода, как вдруг они узнали, что к Лабиену присоединились два легиона, присланные Цезарем. Расположившись лагерем милях в 15, Тревиры решились подождать прихода вспомогательных германских войск. Лабиен узнал о намерении неприятеля, но, зная его опрометчивость, не терял надежды заманить его к бою; он оставил в лагере для оберегания тяжестей пять когорт, а с двадцатью пятью когортами и многочисленною конницею двинулся на встречу неприятеля, и не доходя только милю (тысячу шагов) от него, остановился лагерем, который и укрепил. Между лагерями Лабиена и неприятельским протекала река, переход через которую был крайне затруднителен по ее глубине и крутизне берегов, Предпринимать переправу через нее Лабиен не хотел и не надеялся, чтобы и неприятель решился на нее. С каждым днем надежа на подкрепления усиливалась у неприятеля. Лабиен на военном совете во всеуслышание сказал: "так как Германцы, по слухам, уже приближаются, то он не решается подвергнуть опасности себя в свое войско, а на другой же день на рассвете отступит". Об этом намерении Лабиена немедленно дано звать неприятелю; весьма естественно, что из такого множества галльских всадников были и расположенные в пользу общего дела их соотечественников. Лабиен ночью созвал к себе трибунов военных и сотников первых рядов, открыл им свое намерение и прикавал при снятии лагеря обнаруживать более чем в привычках народа Римского, поспешности и замешательства, чтобы неприятеля утвердить в мнении о своей робости; таким образом наше отступление должно было иметь вид бегства. При такой близости лагерей, на рассвете неприятельские лазутчики узнали и донесли своим о том, что происходит в римском лагере.
8. Едва только наши последние ряды успели покинуть свои окопы, как Галлы стали говорить друг другу: "что не должно выпускать из рук столь верную добычу; долго было бы, при ужасе Римлян, дожидаться помощи Германцев; несовместно было бы с их воинскою славою с столь многочисленными силами медлить и не решиться напасть на малочисленного неприятеля, бегущего в беспорядке и замешательстве". Вследствие этого неприятель решается перейти реку и завязать бой на неблагоприятной местности. Лабиен, этого-то и хотел, и постоянно, но медленно отступал, желая всех неприятелей заманить на эту сторону. Тут отделив войсковые тяжести и поставив их на некотором возвышении, Лабиен сказал своим воинам: "Воины, вы дождались того, чего хотели, неприятель отдался вам в руки при, самых невыгодных для него, условиях местности. Итак, под моим начальством покажите ту же доблесть, с какою обыкновенно сражаетесь при Цезаре; имейте убеждение, что он здесь присутствует и все видит!" Потом Лабиен велел обернуть значки к неприятелю и двинуться к нему строем; оставив несколько эскадронов конницы при тяжестях, остальную он расположил во обеим флангам. Наши, испустив военный крик, бросили в неприятеля дротики. Тот был удивлен, видя, что вместо бегства наши первые собираются напасть и, не выдержав первого нападения, обратился в бегство, ища спасения в ближайших лесах. Лабиен послал за ним в погоню конницу, которая многих убила, а еще более захватила в плен. Вскоре затем Тревиры изъявили покорность. Германцы, шедшие было к ним на помощь, узнав об их поражении, поспешно возвратились домой. Родные Индутиомара, главные виновники этого отпадения, оставили отечество и удалились вместе с Германцами. Власть же над Тревирами вверена Цингеториксу, который, как мы и выше говорили, оставался постоянно верен своим обязанностям.
9. Цезарь, из земли Менапиев придя к Тревирам. решился перейти Рейн по двум причинам: во-первых потому, что оттуда Тревирам были присланы против него вспомогательные войска; во-вторых, для того чтобы Амбиорикс не имел у них убежища. Решась так, Цезарь приказал наводить мост немного повыше того места, где прежде перевел войско. Так как способ его построения был уже известен, то при усердной работе воинов, он был в несколько дней окончен. Оставив у моста со стороны Тревиров сильный отряд, чтобы предупредить возможность нечаянного движения с их стороны, Цезарь с прочими пешими войсками и конницею перешел Рейн. Убии, еще прежде изъявившие покорность и давшие Цезарю заложников, прислали к нему послов для оправдания; они говорили: "что и не думали нарушать верность и не оказывали никакого пособия Тревирам". Они умоляли "пощадить их и не приносить их невинных и навлекших на себя ненависть всех Германцев в жертву за виновных; если ему угодно, они умножат число заложников". Цезарь исследовал дело и узнал, что к Тревирам приходили вспомогательные войска от Свевов; он удовольствовался объяснениями Убиев и стал разузнавать о дорогах в землю Свевов.
10. Скоро Убии известили Цезаря, что Свевы собирают войска в одно место и что они приказали всем им подвластным племенам выставить вспомогательное войско, конное и пешее. Узнав это, Цезарь берет меры к продовольствию войска, избирает место, удобное для лагеря, приказывает Убиям скот их и все имущество с полей собрать в города. Действуя таким образом, Цезарь намеревался неприятеля невежественного и непредусмотрительного заставить голодом принять бой при неблагоприятных для него условиях. Вместе Цезарь приказал Убиям посылать часто к Свевам лазутчиков для разузнания всего, что у них делается. Те исполнили приказание и несколько дней спустя донесли, что "все Свевы, получив достоверное известие о приближении римского войска, удалились со всеми своими и своих союзников войсками к самым почти отдаленным пределам своей земли. Там тянется на неизмеримое протяжение лес, называемый Баценис[1], который глубоко проникает внутрь области Свевов и вместе служит естественною стеною Свевам от Херусков, препятствуя взаимным обидам и нападениям. У начала этого леса Свевы решились дожидаться Римлян.
11. Говоря об этом предмете, не излишним будет коснуться нравов и обычаев Галлов и Германцев и показать, чем разнствуют друг от друга эти народы. В Галлии не только в каждом племени, но и в каждом округе и в каждом селении существуют партии, во главе которых стоят люди, пользующиеся всеобщим уважением; им поручается вся власть и забота об интересах партии. Такой порядок вещей возник, как кажется, издревле, потому что в нем большинство народа находит ручательство от притязания сильных. Глава партии не дает никого из себе подвластных в обиду; в противном случае он теряет у своих всякий вес и значение. Тот же порядок вещей имеет место и в управлении всею Галлиею; все племена ее разделены на партии.
12. Когда Цезарь прибыл в Галлию, во главе одной партии стояли Эдуи, а другой Секваны. Последние, видя превосходство Эдуев, основанное и на давности их влияния, и на множестве состоящих под их покровительством племен, искали союза Ариовиста и Германцев; большими пожертвованиями и еще большими обещаниями они призвали их к себе. Таким образом, победив Эдуев в нескольких сражениях и истребив их знатные роды, Секваны получили такой перевес над ними, что большая часть бывших под покровительством Эдуев племен признала их власть. они взяли у них в заложники детей их старейшин и их самих заставили дать публичную клятву - не предпринимать ничего враждебного против Секванов. они даже заняли силою соседнюю часть их полей и пользовались старейшинством над всею Галлиею. Вследствие этой то необходимости Эдуй Дивитиак вынужден был отправиться в Рим к сенату с просьбою о помощи, во возвратился оттуда без успеха. С прибытием Цезаря этот порядок вещей изменился: Эдуи получили обратно своих заложников; не только прежние их союзники возвратились к ним, но и через Цезаря многие племена вновь искали их союза, видя лучшее и справедливейшее управление у тех, которые находились под властью Эдуев; вообще власть и влияние Эдуев весьма усилились, а Секваны совершенно утратили свое первенство. Место из заняли Ремы; те из галльских племен, которые по старинной вражде не желали искать союза Эдуев, отдавались под покровительство Ремам, видя, что Цезарь к ним одинаково расположен, как и к Эдуям. Таким образом Ремы, оказывая деятельное покровительство своим союзникам, скоро распространили круг своего влияния. В настоящее время был такой порядок вещей, что Эдуи пользовались старейшинством; второе же за ними место занимали Ремы.
13. Во всей Галлии есть два сословия, которые пользуются значением и почестью; большинство же народа или чернь не имеет никакой силы и участия в управлении и находится почти в состоянии рабства. А от накопления долгов, от больших поборов или притеснения сильных, многие из черни добровольно отдаются в рабство знатным лицам, которые таким образом приобретают над ними те же права, как господа над рабами. Два же сословия, о которых мы говорили это - сословие друидов, а другое всадников. Друиды - посредники между людьми и богами, отправляют богослужение и общественное и частное, толкуют гадания и все, что относится к религии. Они пользуются большим уважением и к ним стекаются молодые люди учиться. Друиды решают почти все дела общественные и частные; преступления всякого рода, убийства, споры о наследствах и о границах земель - все подлежат разбирательству друидов; они определяют награды и наказания. Если же частный человек, или и должностное лицо, не исполнили приказания друидов, то они его отстраняют от жертвоприношений, а это считается у них величайшим наказанием. люди, подвергшиеся ему, считаются безбожниками и злейшими преступниками; от них все удаляются, избегают прикосновения их и разговора с ними; все их просьбы остаются без уважения и им не оказывается никакой почести. У друидов есть верховный начальник, пользующийся над ними главною властью. В случае его смерти, место его заступает тот друид, который пользуется наибольшим уважением; в случае нескольких соискателей с равными правами, выбирается голосами друидов, а иногда прибегают и к оружию, чтобы решить спор о первенстве. В известное время года бывает общее собрание друидов на освященном месте в земле Карнутов, которая считается расположенною в середине всей Галлии. Туда стекаются все, имеющие какие-либо дела и тяжбы, прибегают к решению и приговору друидов. Учение их, как полагают, возникло в Британии и оттуда перенесено в Галлию. Да и поныне те, которые желают основательно его узнать, по большей части отправляются туда для изучения.
14. Друиды не участвуют в войне и свободны от платежа податей; они не несут ни военной и вообще никаких повинностей. Вследствие таких преимуществ, многие и добровольно посвящают себя этому званию, и принимают его по воле родителей и родственников. Говорят, что они обязаны выучивать множество стихов; для иных учение продолжается более двадцати лет. они не считают позволенным учение свое передавать на письме; для прочих же общественных дел и для частных употребляют они греческие буквы. Это кажется делают они по двум причинам: первое - не желают, чтобы учение их сделалось известно простому народу; второе, дабы не ослабить память, вверяя все бумаге: вообще ведь с распространением письменности ослабевает заучивание наизусть и возможность долго и много помнить. Между прочим друиды стараются вселить убеждение, что души не подлежат разрушению, а по смерти одного существа переходят в другое; цель этого учения - внушить презрение в смерти и сделать храбрее. Кроме того они много рассуждают о светилах небесных и их движении, о величине мира, земли, о природе вещей, о силе и могуществе богов бессмертных, и свои сведения об этих предметах передают молодым людям.
15. Другое сословие - всадников. Они, в случае необходимости, или когда случается война (а до прибытия Цезаря она была почти постоянна, с тою разницею, что то те, то другие из племен Галлии были зачинщиками), все участвуют в ней. Чем кто знатнее родом или имеет больше денег, тем собирает около себя большую толпу служителей и друзей; в этом только заключается их и значение и могущество.
16. Все вообще Галлы очень склонны к набожности. В случае важной болезни или когда угрожает опасность, они или приносят на жертву людей или дают обет принести; для совершения этих жертвоприношений употребляются друиды. По убеждению Галлов, боги их могут быть умилостивлены только тогда, когда за жизнь человека будет им принесена в жертву жизнь также человека; бывают и общественные жертвоприношения этого рода. Иные племена употребляют для этого сплетенных ив хворосту огромных идолов; их наполняют живыми людьми, которые и погибают в пламени. Галлы считают угоднее богам приношения в жертву людей виновных в грабеже, воровстве или каком-либо преступлении; в случае же неимения таковых, приносят в жертву и людей ни в чем невинных.
17. Из богов наибольшим уважением пользуется у Галлов Меркурий. Его идолов чрезвычайно много. Он считается изобретателем всех искусств, покровителем путешественников и странников; к нему прибегают в денежных и торговых делах. Кроме Меркурия, Галлы поклоняются Аполлону, Марсу, Юпитеру и Минерве; о них они имеют почти то же понятие, что и прочив народы. Аполлона они считают исцелителем болезней, Минерву - учительницею разных рукоделий и искусств, Юпитера властителем небесных сил, Марса - начальником воинского дела. Собираясь на войну, они большею частью дают обет принесть ему в жертву то, что возьмут на войне, и действительно, что им живое попадается в руки, они закалают, а прочее все сносят в одно место. У многих народов Галлии можно видеть в освященных местах целые горы, сделанные из разных предметов этого рода; и весьма редко случаются примеры такого неуважения к святыне, чтобы кто либо дерзнул из взятого что либо у себя скрыть или из положенного унести; в таком случае наказанием бывает самая мучительная смерть.
18. Галлы считают себя потомками бога Дита[2] и говорят, что предание о том сохранилось у друидов. Потому в счислении времени они употребляют не дни, а ночи; относительно дней рождения и первых дней каждого года и месяца, они их считают с наступления ночи и уже за нею полагают день. Относительно прочих обычаев от других народов отличаются только одним: они не позволяют явно следовать за собою своим юным сыновьям, пока они не придут в лета мужества и не будут в состоянии отправлять военную службу. Таким образом у них считается за стыд отцу выходить в люди с сыном в детском или отроческом возрасте.
19. Когда женятся Галлы, то муж из своего имущества отделяет такую же часть, какую жена ему приносит за собою в приданое, я обе соединяют в одно. Эти деньги употребляются нераздельно и прибыль от них сберегается; кто из супругов переживет другого, тому достается общий капитал со всеми за прошлые года процентами. Мужья имеют относительно жен, равно как и относительно детей, право жизни и смерти. Когда умирает отец семейства, сколько-нибудь знатный родом, то собираются к нему его родные, и если относительно причины смерти возникает какое либо подозрение, то жен пытают наравне с рабами, и если откроется их виновность, то они погибают в огне и страшных мучениях. Похороны у Галлов бывают сколько возможно великолепнее и пышнее; все, что было дорого покойнику, сжигают и даже живое. Еще недавно, по отправлении надлежащих похорон, вместе с телом сжигали рабов и клиентов, наиболее приближенных к покойнику.
20. У племен Галлии, отличающихся лучшим управлением общественных дел, постановлено законом, что если кто либо из граждан узнает от соседей что нибудь касающееся до отечества, то должен немедленно сообщить правительству, а другим не передавать. Это произошло вследствие того, что бывали примеры, как часто эти люди невежественные и легкомысленные, на основании пустых слухов, приходят в ужас и принимают самые отчаянные решения в важнейших делах. В таком случае правительство скрывает что нужно, а сообщает для сведения народу то, что можно; говорить же об общественных делах иначе, как на сейме, запрещено.
21. Германцы многим отличаются во всех отношениях от Галлов; они не имеют друидов для заведования делами религии и не знают жертвоприношений. Божества они признают только те, которых благодетельным действием явно пользуются - солнце, Вулкана (огонь) и луну; о прочих они кажется и понятия не имеют. Жизнь их вся проходит в занятии охотою и военным делом; с детства привыкают они к самому суровому и трудному образу жизни. Сохранить и мужчине как можно долее невинность - считается у них за большую честь; они полагают, что это сберегает силы, укрепляет нервы в увеличивает рост человека. За величайший стыд считается иметь сообщение с женщиною ранее двадцатилетнего возраста; скрыть же этого невозможно бывает как потому, что они все вместе моются в реках, так и потому, что покрываясь кожами зверей и небольшими шкурами ланей, они имеют большую часть тела открытою.
22. Они не занимаются земледелием; главная пища их заключается в молоке, сыре и мясе. Никто из них не имеет своего собственного и определенного известными рубежами участка; но сановники их и старейшины ежегодно делят землю по семействам и родам, собравшимся жить вместе, в таком количестве, как им заблагорассудится; по истечении года они заставляют переходить на другие места. В пользу этого учреждения приводят они много причин: они этим хотят предупредить, чтобы Германцы, пристрастившись к земледелию, не забыли для него войну; чтобы не старались распространять своих владений и чтобы люди могущественные не вытеснили бедных из их участков; чтобы не привыкли они строиться удобнее и защищаться от зноя и стужи; чтобы не возникла страсть в собиранию денег, служащая поводом к смутам и раздорам. Вообще в этом случае цель правительства - управлять народом в духе справедливости: каждый доволен, видя, что ему достается такой же участок, как в самому могущественному.
23. В великую честь ставят Германцы народу, если он, опустошив прилежащие земли, на большое пространство окружил себя пустынею. По их мнению, это доказательство храбрости, если он вынуждает соседей оставить их жилища и если, по близости с ним, никто не осмеливается поселиться; притом этим они хотят себя обезопасить от возможности внезапного нападения. Когда племя Германское отправляется на войну или обороняется, то оно избирает сановников для ее ведения, имеющих право жизни и смерти; в мирное же время они не имеют вовсе общих начальников; в каждом участке в роде есть старейшина, ведающий суд и расправу над своими и решающий их тяжбы. Воровство и грабеж не приносят никакого позора, если только они совершены за пределами своего племени; напротив они его считают наилучшим занятием для молодежи и лучшим средством противу лености и праздности. Когда кто-либо из старейшин на сейме вызывается быть вождем и приглашает желающих; то, при всеобщем одобрении народа, встают и следуют за ним те, которые довольны и его личностью и намерением. Кто же из них откажется после, тот считается за беглеца и предателя, и теряет во всем к себе доверие на будущее время. Беззаконием считается чем-либо оскорбить гостя; за чем бы он ни пришел, особа его считается священною и его защищают от всякой обиды; ему везде открыт доступ и его угощают всем что есть.
24. Было прежде время, что Галлы побеждали Германцев храбростью, сами на них нападали и, вследствие малоземелья и многолюдства, выводили колонии по ту сторону Рейна. Таким образом Волки и Тектосаги заняли плодороднейшие поля Германии около Герцинского леса (он, как я вижу, по слуху был известен Эратосфену[3] и некоторым Грекам, которые его именуют Орцинским) и там поселились. Они и поныне живут там и пользуются великою славою справедливости на судах и храбрости на войне. Только они и по ныне ведут такой же строгий, скудный и воздержный образ жизни, как и Германцы: они одинаково с ними одеваются и употребляют ту же пищу. Соседство провинции и привоз заморских товаров ознакомили Галлов· с потребностями образованности и роскоши. Мало-помалу Галлы привыкли быть побеждаемыми и, проиграв много сражений, они уже и сами сознают над собою превосходство Германцев в мужестве.
25. Герцинский лес, о котором мы не раз упоминали, простирается в ширину на девять дней скорого пути; иначе нельзя ее определить, так как Германцы не знают измерения дорог. Начинаясь от границ Гельветов, Неметов и Раураков, он сопровождает реку Дунай с правой стороны в ее течении и доходит до земли Даков и Анартиев; тут он поворачивает влево, расходится от реки по разным странам, и по своей величине касается земель многих народов. Ни один Германец, от начала этого леса совершив по нем путь в течение 60 дней, не достигал его конца и не знает, где он оканчивается. В нем водится много пород животных, ему только свойственных и в других местах не встречающихся. Упомянем о некоторых из них, наиболее замечательных, по отличию от наших животных.
26. Там водится бык[4] на подобие оленя; на средине лба между ушей возвышается один рог, выше и прямее всех нам известных рогов; на вершине этот рог разветвляется на широко расстилающиеся ветви. И самец и самка имеют одинаковую наружность и рога одинаковой формы и величины.
Там же водятся звери, называемые алки[5]. Наружным видом походят они на козу, но шкуру имеют полосатую; притом они немного поболее козы, рога имеют кривые, а ноги у них без составов в членоразделений. А потому они не ложатся для отдохновения; а если по какому случаю упадут, то встать уже. никак не могут. Им деревья служат вместо ложа; они к ним прислоняются и, упираясь в них, засыпают. Охотники, по следам этих животных узнавая место их отдохновения, подрубают там корни дерев или самые деревья так, чтобы они чуть держались. Когда эти животные по своему обыкновению упрутся в деревья, те уступают их тяжести и их самих увлекают с собою в падении.
28. Третья порода животных, называемых ури - буйволы[6]; величиною роста они немного только уступают слонам; наружным видом, сложением и цветом кожи они походят на быков. Они отличаются чрезвычайною силою и быстротою и не щадят ни человека, ни животного, лишь только увидят; их ловят с большим трудом с помощью рвов и там убивают. Трудная охота за ними служит к занятию и укреплению сил молодых людей. Убить как можно более этих зверей и в доказательство представить с них рога - считается за большую честь. Эти животные никак не могут сделаться ручными и привыкнуть к человеку, хоть бы и маленькими были взяты. Рога их обширностью, величиною и наружностью весьма различаются от наших бычачьих. Германцы тщательно их отыскивают, обделывают края серебром и в торжественных случаях пьют из них вино.
29. Цезарь, узнав от лазутчиков Убиев, что Свевы удалились в леса, не решился за ними следовать туда, опасаясь недостатка в продовольствии, так как, мы и выше имели случай заметить, Германцы мало занимаются земледелием. Но для того, чтобы постоянно держать их в страхе относительно своего возвращения и тем воспрепятствовать им идти на помощь Галлам, Цезарь развел мост только на 200 футов от Убийского берега: на конце моста воздвиг башню в четыре этажа, окружил голову моста сильными укреплениями и оставил для сберегания его 12 когорт под начальством К. Волкация Тулла, еще юноши. Сам же, лишь только хлеб в полях начал поспевать, отправился на войну с Амбиориксом через Ардуенский лес (он во всей Галлии наибольший, тянется от берегов Рейна и области Тревиров до земли Нервиев в длину более чем на 500 миль). Он приказал Л. Мивуцию Базилю со всею конницею идти вперед для того, чтобы воспользоваться выгодою быстроты пути и неожиданности нападения. Он дал ему наставление не разводить огней в лагере, дабы не показать издали неприятелю свое приближение, а сам обещал идти за ним немедленно.
30. Базиль исполнил, как было ему приказано; поспешно совершив путь, он застал неприятеля врасплох неожиданно; многие даже были в поле. По их показанию, Базиль двинулся к тому месту, где находился Амбиорикс с небольшим отрядом конницы. Счастие много значит везде, а особенно в военном деле. Хотя случай был весьма удивительный, что Амбиорикс застигнут был вождем Римским неожиданно и не приготовившись, и прежде увидел его чем услышал или узнал о его приближении; однако счастие ему так благоприятствовало, что, потеряв все военные снаряды, повозки и лошадей, он избавился от смерти. Главною причиною было то, что жилище его находилось кругом в лесу (как почти всегда Галлы, убегая от зноя, селятся в лесах и близ рек); приближенные и слуги· Анбиорикса. в тесном месте, своим сопротивлением задержали вашу конницу. Пока происходило сражение, один из окружавших Амбиорикса посадил его на коня; лес скоро скрыл его за собою. Таким образом судьба и ввергла его в опасность, и почти чудесно от нее избавила.
31. Амбиорикс с намерением ли не собрал войска, не желая прибегать к бою, или быстрое нападение нашей конницы в том ему воспрепятствовало, так как за нею он ожидал немедленно все наши силы, - это трудно решить; но разослав тайно по полям гонцов, приказывал каждому думать самому о себе. Часть жителей бежала в Арденский лес, часть в непроходимые болота. Жившие по близости океана искали убежища на островах, образовавшихся от его прилива; многие навсегда бросили отечество и со всем имуществом переселились в чужие края. Кативолк, царь над половиною Эбуронов, участвовавший за-одно в умысле Амбиорикса, по преклонным летам своим не имея сил ни бежать, ни прибегнуть к силе, осыпав самыми жестокими проклятиями виновника всего этого события, Амбиорикса, умертвил себя ядом из дерева (taxum)[7], которого очень много растет в Галлии и Германии.
32. Сегны и Кондрузы, принадлежащие к роду и числу германских племен, живущих между Эбуронами и Тревирами, прислали послов к Цезарю, умоляя его не считать их врагами и не полагать, что все Германцы, живущие по сю сторону Рейна, за-одно; что они никогда не замышляли войны и не оказывали никакого пособия Амбиориксу. Цезарь, узнав истину из показаний пленных, приказал послам - выдать всех Эбуронов, если которые разбежавшись ушли к ним; когда они так поступят, то он земли их оставит без насилия. Тогда Цезарь все войска свои разделил на три отряда, а тяжести всех легионов велел снесть в Адуатику; так называется это укрепление, которое находится почти в средине земли Эбуронов; в нем то были зимние квартиры Титурия в Аврункулея. Это место заслужило внимание Цезаря во многих отношениях и между прочим потому, что укрепления, сделанные в прошлом году были еще целы и потому облегчали воинов от большого труда. Оставив для оберегания тяжестей 14-й легион, один из трех недавно им набранных и приведенных из Италии, начальство над ним и лагерем Цезарь вверил К. Туллию Цицерону и дал ему сверх того двести всадников.
33. Разделив войско, Цезарь отправил Т. Лабиена с тремя легионами на берега океана в земли, прилежащие в области Менапиев. К. Требонию с таким же числом легионов Цезарь приказал идти опустошать страну, соседнюю с Адуатиками. Сам же Цезарь предположил с остальными тремя легионами идти в реке Скальде, впадающей в Мозу, и к самым отдаленным местам Арденского леса, куда, по слухам, удалился Амбиорикс с небольшим отрядом конницы. Отправляясь в поход, Цезарь обещал возвратиться через семь дней, именно к сроку, когда надлежало раздавать провиант тому легиону, который оставался в лагере. Цезарь также дал наставление Лабиену и Требонию, чтобы они, если только будут в состоянии это сделать без ущерба для интересов отечества, возвратились к тому же сроку для того, чтобы с общего совета, разузнав намерения неприятеля, постановить план военных действий на будущее время.
34. Неприятель, как мы выше сказали, не имел ни войска, ни укрепленных мест и вообще никаких средств к открытой обороне; это была толпа, рассеянная во всех местах. Глубокие долины, леса, непроходимые болота и служили для Галлов убежищем и ручательством спасения. Все эти места были им хорошо известны, как коренным жителям. Главному нашему войску не угрожала никакая опасность (да в какая могла быть со стороны устрашенных и рассеянных неприятелей?), но требовалась величайшая осторожность для сбережения отдельных воинов при таких затруднениях, а это обстоятельство отчасти относилось до безопасности нашего войска. Алчность добычи увлекала по сторонам многих наших воинов, а теснота и неизвестность лесных тропинок препятствовали проникать им туда целыми отрядами. Для исполнения цели похода и истребления неприятельских шаек надлежало по многим местам рассылать отряды и заставлять воинов действовать в рассыпную. Если же Цезарь хотел бы остаться верным коренному обычаю и порядку, в римском войске заведенному, и не позволять воинам отходить от своих значков, то враг наш находил для себя безопасность в самой местности и не терял смелости, выждав благоприятный случай, нападать из засады на наших воинов порознь. В таких затруднительных обстоятельствах Цезарь употреблял всю осторожность и предусмотрительность, сколько возможно, и старался скорее виновных оставить без наказания, хотя воины наши пылали мщением, чем их самих подвергать гибели. Цезарь по соседним народам разослал посланных с известием, что он отдает на разграбление землю Эбуронов; в он хотел лучше, чтобы Галлы подверглись опасностям этого рода войны по лесам, а не легионы; а с другой стороны он имел в виду, умножив число врагов для Эбуронов, искоренить самую память этого племени за совершенное им злодейство. В короткое время для этой цели стеклось множество Галлов.
35. Вот что происходило во всех частях земли Эбуронов, и приближался уже седьмой день, на который Цезарь предполагал возвратиться к оставленным им обозу и легиону. Тут случилось происшествие, которое показывает, как много счастие значит на войне, и какие странные случая иногда от него происходят. Неприятель наш был рассеян и в ужасе, как мы уже сказали, и не было, казалось, ни с какой стороны ни малейшей опасности. На ту сторону Рейна к Германцам пришел слух, что земля Эбуронов отдана на разграбление и что всех приглашают туда за добычею. Сигамбры, живущие на берегу Рейна, которые, как мы говорили выше, дали у себя убежище Узипетам и Тенхтерам, собрались в числе 2000 всадников и переправились через Рейн на лодках и паромах в 80 милях ниже того места, где Цезарем устроен был мост и оставлен гарнизон. Сначала они ударили на землю Эбуронов, захватили много бегущих в плев и нагнали большое количество скота, добычи самой привлекательной для этих диких народов. Жажда добычи завлекла их далеко; ни болота, ни леса не могли остановить их, с детства приученных к набегам и грабежам. От пленных они расспрашивали, где находится Цезарь, и узнали, что он далеко отошел и что с ним удалилось почти все войско. один из пленных сказал им: "и охота вам гоняться за этою ничтожною и скудною добычею, когда сама судьба отдает вам в руки богатейшую? Через три часа вы можете достигнуть Адуатики, куда войско римское собрало все свое имущество; гарнизону там так мало, что не достаточно для прикрытия окопов и даже никто не дерзает выходить за укрепления". Обнадеженные этими словами, Германцы уже полученную добычу скрыли в безопасном месте, а сами двинулись к Адуатике; дорогу им указывал тот же, кто в подал совет.
36. Цицерон сначала строго соблюдал наставление Цезаря - не выпускать воинов из лагеря - до того, что в армейским прислужникам не дозволял выходить за укрепления. Но на седьмой день он перестал верить, чтобы Цезарь сдержал данное ему слово насчет срока возвращения, тем более, что Цезарь зашел далее, чем предполагал, и не было никакой вести об его возвращении. притом ему надоело слышать жалобы своих воинов, называвших такой образ действий осадою, так как никому нельзя было выйти из лагеря. Опасности никакой нельзя было ожидать: неприятель был рассеян и почти уничтожен, девять легионов и многочисленная конница была в поле; казалось, какая могла быть опасность на три мили от лагеря! А потому, пять когорт было послано за хлебом на ближайшие нивы, бывшие от лагеря только за холмом. В лагере оставалось много больных изо всех легионов; 400 человек выздоровевших с того времени туда же отправлены вместе под одним значком. Притом, с дозволения легата, отправились во множестве армейские прислужники, взяв лошадей, оставленных в лагере.
37. Надобно было случиться, что в это самое время пришла германская конница; тотчас, не останавливаясь, она устремилась задним воротам лагеря, пытаясь ворваться в него. Лесистая местность не прежде позволила заметить неприятеля, как когда уже он был возле; поспешность его прихода была такова, что купцы, стоявшие в палатках под самыми лагерными окопами, не успели удалиться в лагерь. наши смешались от неожиданности нападения и когорта, бывшая у ворот, с трудом сдержала первый натиск неприятеля. Он рассыпался кругм лагеря, отыскивая, где бы удобнее в него проникнуть; с трудом наши отстаивали ворота; в прочих местах одни укрепления служили нам защитою. Ужасное смятение господствовало в нашем лагере; один спрашивал у другого, откуда неожиданная опасность; никто не отдавал распоряжений, куда нести значки и в каком месте собираться с оружием. Один утверждает, что лагерь уже во власти неприятеля; другой, что Германцы пришли сюда победителями, истребив Цезаря и его войско. У многих явились тотчас и суеверные мысли: несчастие Котты и Титурия, погибших в этом же самом лагере, у всех было на уме. Видя наших в ужасе, Германцы убедились, что показания пленного справедливы, и что лагерь наш беззащитен. Они стараются ворваться в него и ободряют друг друга - не упустить столь счастливого случая к победе.
38. В укреплении нашем оставался больной П. Секстий Вакул (мы о нем не раз упоминали по поводу прежних сражений); он у Цезаря командовал передовой сотней и уже пятый день он не принимал пищи. Отчаявшись в спасении себя и всех находившихся в лагере, он безоружный вышел из палатки. Видя, что неприятель грозит отовсюду и что дела находятся самом опасном положении, он взял оружие у ближайшего воина и встал в лагерных воротах; за ним последовали сотники когорты, оберегавшей ворота; общими силами они несколько сдержали нападение. Секст, получив тяжкие раны, скоро потерял память: с трудом спасли его передавая из рук в руки. Впрочем этого достаточно было, чтобы ободрить наших, и собравшись с духом, они помышляют об обороне. Решаются занять вал и представляют вид правильной защиты.
39. Между тем воины наши, собрав хлеб, слышат крики. Конница полетела вперед и видит, в каком опасном положении дело. Для наших устрашенных не было никакого укрепления куда бы можно удалиться; недавно набранные, неопытные в военном деле, воины смотрели на военных трибунов и сотников и ждали что они прикажут. Кажется самый храбрый растерялся при виде такой опасности. Германцы, увидя издали наши значки, сначала было остановили осаду, полагая, что это возвратились наши легионы, о которых пленные им сказали, что они далеко ушли; потом, видя с презрением малочисленность наших, они со всех сторон возобновили нападение.
40. Служители армейские выбежали вперед на ближайший холм. Немедленно сбитые оттуда, они бросились на ряды наших воинов в произвели смятение в них, и без того оробевших. Одни полагали, построивши войско клинообразно, прорваться поспешно через неприятеля в лагерь, находивший очень недалеко: если бы часть и пала, а все прочие могли надеяться на спасение. Другие хотели оставаться на холме и там все вынести одну участь. Этого не одобряли старые$1$2$3 воины, которые, как мы упоминали, вместе отправились под значком. Итак, ободрив друг друга, предводительствуемые К. Требонием, всадником римским; который был поставлен над ними начальником, они прорываются через неприятельские ряды и, не потеряв ни одного человека, достигают лагеря. За ними непосредственно проследовали дружным усилием армейские служители и всадники, и спасены храбростью наших воинов. А те, которые стали на холме, на зная вовсе правил военного дела, не могли ни остаться верными своему первоначальному намерению на нем защищаться, пользуясь местностью, ни подражать решительности и быстроте, спасшей их товарищей. Стараясь прорваться в лагерь, они спустились в неблагоприятную местность. Сотники, из коих некоторые за храбрость повышены из нижних рядов прочих легионов в верхние этого, не желая омрачить прежнюю славу воинской доблести, пали, храбро сражаясь. Часть воинов, пользуясь тем, что храбрость их начальников отвлекла неприятеля, сверх всякой надежды благополучно достигла лагеря: часть же погибла, будучи окружена Германцами.
41. Они, потеряв надежду овладеть нашим лагерем, так как наши уже заняли укрепления, с тою добычею, которая была ими оставлена в лесу, убрались на ту сторону Рейна. Даже, по удалении неприятеля, ужас наших был так велик, что когда в ту же ночь прибыл в лагерь К. Волузен с конницею, присланный Цезарем, то он не мог убедить наших, что Цезарь идет назад невредимо со всем войском. Страх у всех был до того велик, наши, как бы потеряв рассудок, уверяли, что наше войско все погибло, а только конница спаслась бегством; никак никто не воображал, чтобы Германцы дерзнули напасть на наш лагерь, если бы все наше войско было невредимо. Когда Цезарь прибыл, то все эти опасения исчезли.
42. Цезарь, возвратясь, будучи хорошо знаком со случайностями войны, сильно пенял за то, что когорты были высланы из лагеря; он говорил, что им ни в каком случае не надлежало покидать свой пост, а быть готовыми на всякий случай, как и доказало неожиданное нападение неприятеля. Но счастие еще более нам благоприятствовало тем, что мы успели отразить врагов почти от самого вала и лагерных воротах. В этих всех событиях. всего удивительнее казалось то, что Германцы, переправились через Рейн с целью опустошить земли Амбиорикса, нечаянно напали на римский лагерь, и оказали было тем величайшую услугу Амбиориксу.
43. Цезарь снова отправился тревожить неприятеля; собрав множество соседних жителей, он их разослал во все стороны. Все деревни и строения, какие только попадались, были преданы огню; со всех сторон тащили награбленное. Хлеб не только тратился на прокормление огромного количества людей и лошадей, но и погибал от позднего времени года и дождей, так что если бы кто из жителей и спасся где-нибудь скрывшись, то и по удалении нашего войска, должен был бы погибнуть от голода. Нередко случалось, так как конница наша была разделена на многочисленные отряды, что захваченные ею пленники показывали, что только что видели Амбиорикса, и уверяли, что он еще не совсем исчез из виду. Впрочем, несмотря на все старание наших воинов, желание услужить Цезарю в почти невероятные и свыше сил их труды, при чем они самую природу побеждали усердием, и постоянно самой малости по-видимому недоставало для полного торжества, однако постоянно Амбиорикс ускользал в ту минуту, когда наши уже полагали иметь его в своей власти. Он уходил, пользуясь оврагами и лесами, и в течение ночи бывал уже далеко, совсем на другом конце страны; его сопровождали только четыре всадника, которым он решился вверить свою жизнь.
44. Опустошив таким образом неприятельскую страну, Цезарь привел войско в Дурокорт Ремов[8] и назначил в этом месте галльский сейм, он на нем сделал следствие о заговоре Сенонов и Карнутов. Аккон был уличен, как виновник этого умысла, над ним произнесен строгий приговор и он казнен смертью по обычаю предков. Некоторые из виновных, опасаясь суда, бежали. Им воспрещено давать воду в огонь. Цезарь поставил на зимних квартирах 2 легиона в земле Тревиров, 2 в земле Лингонов, пять остальные в Агендике[9], в области Сенонов. Приняв меры к продовольствию войска, Цезарь отправился в Италию, по обычаю, для участия в народных собраниях.
1. Успокоив Галлию, Цезарь, как предположил, отправился в Италию для участвования в народных собраниях. Там он узнал об убийстве П. Клодия, и уведомленный сенатским декретом, что вся молодежь Италии замышляет заговор, он распорядился произвесть набор во всей провинции. Такое положение дел скоро стало известно в Трансальпинской Галлии. Галлы присоединили в этому еще ложный слух, имевший, по их мнению, основание: "что волнения в Риме задержали Цезаря, и что при таких смутах ему невозможно возвратиться к войску. Думая воспользоваться такими обстоятельствами, Галлы, постоянно с прискорбием снося римское владычество, стали смелее в решительнее замышлять войну. Старейшины галльские собирались на совещания в лесах и уединенных местах, и сетовали о смерти Аккона; они говорят друг другу, что тот же жребий может ожидать и их, сострадают над общим жребием Галлии; не щадят ни обещаний, ни наград для тех, которые будут зачинщиками войны и с опасностью собственной жизни будут отыскивать вольности для всей Галлии; утверждают, что прежде всего надобно позаботиться о том, как бы не допустить Цезаря до войска ранее, чем осуществятся их тайные намерения. Они полагали достигнуть этого без труда, рассчитывая, что ни легионы без главного полководца не решатся выйти с зимних квартир, ни Цезарь, не подвергаясь опасности, не может их достигнуть без прикрытия. Наконец, Галлы хотели лучше погибнуть с оружием в руках, чем не вернуть назад и вольность и древнюю воинскую славу, завещанные им предками.
2. Когда об этом толковали, Карнуты вызвались: ни от какой опасности не отказываются они для общей безопасности и обещаются первые из всех начать войну. Так как в то время невозможно уже было обеспечить себя взятием и дачею заложников без того, чтобы их замысел не открылся, то они просят их общий союз скрепить клятвою на военных значках и оружии (этот священный обряд у них считается величайшей важности) в предупреждение того, чтобы, когда они начнут войну, прочие племена их не оставили". Карнуты были осыпаны похвалами от своих соотечественников; взаимный союз скреплен общими клятвами всех присутствовавших, назначено время для открытия военных действий и тем окончилось совещание.
3. В назначенный день Карнуты, под предводительством Котуата и Конетодуна, людей готовых на все, по данному сигналу$1$2$3 устремились в Генаб[1]. Римские граждане, находившиеся там для торговли, и в числе их К. Фузий Цита, один из известных римских всадников, который по приказанию Цезаря заведовал снабжением наших войск провиантом, были убиты и имущества их разграблены. Известие об этом событии быстро разнеслось по всей Галлии (в случае какого-либо важного и значительного происшествия, Галлы клич кличут по всей стране своей один другим, его перенимают следующие и передают ближайшим, что случилось и в этот раз). Таким образом то, что случилось в Генабе при восходе солнца, сделалось известным в земле Арвернов прежде, чем кончилась первая стража ночи; а от одного места до другого расстояние около 160 миль.
4. По примеру Карнутов, Верцингеторикс, сын Целтилла, Арверн, несмотря на свою молодость пользовавшийся огромным влиянием у своих соотечественников (отец его получил старейшинство во всей Галлии и был убит своими согражданами за покушение сделаться царем), собрал приверженных к себе людей и легко воспламенил их. Узнав о его намерении, все устремились к оружию. Гобанитион, его дядя, и прочие старейшины народа не разделяли образа мыслей Верцингеторикса и считали его намерение безрассудным; они его изгнали из города Герговии[2]. Он не отказался от своего умысла, а собирал около себя шайку людей беглых и нуждающихся. С этими силами он убедил некоторых из своих соотечественников взяться за оружие в защиту общего дела их независимости. Составив таким образом многочисленное войско, он изгнал из города своих недоброжелателей, столь недавно его самого выгнавших оттуда. Он получил от своих приверженцев наименование царя и разослал во все стороны посольства, убеждая галльские племена оставаться верными общему союзу, В короткое время примкнули к нему Сеноны, Паризии, Пиктоны, Кадурки, Туроны, Авлерки, Лемовики, Анды и прочие племена, земли которых доходят до океана. Главное начальство, с общего согласия, вверено Верцингеториксу; пользуясь этою властию, он немедленно предписал всем этим племенам выставить заложников, и в самом скором времени привести известное число воинов; он назначил, сколько какое племя должно заготовить у себя оружия и к какому времени; главное внимание обратил он на конницу. К усиленной деятельности он присоединил великую строгость; колеблющихся в верности устрашал он строгими казнями: за большее преступление он предавал смерти огнем, или другой мучительной. За вину менее важную, он отрубал уши или выкалывал глаз, и в таком виде отсылал виновных домой для того, чтобы они прочим служили примером, и чтобы страхом большего наказания удержать других от подобных действий.
5. Такими строгими казнями. в короткое время собрав значительное войско, Верцингеторикс отправил Кадурка Луктерия, человека в высшей степени смелого, с частью войск в землю Рутенов; а сам отправился к Битуригам. Узнав о его приближении, те отправили к Эдуям, под покровительством коих они находились, послов с просьбою о помощи, чтобы быть в состоянии удержать натиск неприятеля. Эдуи, по совету легатов, оставленных Цезарем при войске, отправили на помощь Битуригам пешие и конные войска. Они пришли к реке Лигеру, составляющей границу между землями Битуригов и Эдуев, постояли у ней несколько дней, не решились ее перейти и донесли нашим легатам, что вынуждены были возвратиться вследствие вероломства Битуригов: они узнали, что якобы те замышляли, при переходе их через реку, ударить с одной стороны, а Арверны с другой должны были их окружить. Правду ли они сказали легатам или коварно выдумали - трудно решить за недостатком доказательств. Битуриги, узнав о возвращении шедших к ним войск, немедленно соединились с Арвернами.
6. Об этих происшествиях дано звать Цезарю в Италию; узнав, что, благодаря деятельности Кв. Помпея, внутренние смуты в Риме несколько утихли, Цезарь отправился в Трансальпинскую Галлию. По прибытии туда он был в большом затруднении, каким образом присоединиться к войскам: вызвать их сюда в провинцию - значило подвергнуть их необходимости выдержать несколько сражений в его отсутствии; самому отправиться к войску - было бы вверить свою безопасность галльским племенам, а это было бы неблагоразумно и даже в отношении к тем, которые в то время оставались замиренными.
7. Между тем Луктерий Кадурк, посланный к Рутенам, задобрил это племя Арвервам. Оттуда он перешел в Нитиобригам и Габаллам, взял заложников у тех и у других и, собрав значительные силы, думал было уже сделать вторжение в провинцию, по направлению к Нарбонне. Узнав об этом, Цезарь решился прежде всего предупредить этот замысел неприятеля, в с этою целью отправился тотчас в Нарбонну. По прибытии туда, он обнадежил оробевших жителей и вооруженные отряды расставил по землям Рутенов, присоединенных к провинции, Волков-Арекомиков, Толозатов, вокруг Нарбонны и вообще по всем местам, соседним с неприятелем, а части войск, из провинции, и пополнению, приведенному им самим из Италии, Цезарь приказал собраться в землю Гельвиев, пограничных с Арвернами.
8. Этими распоряжениями Цезарь вынудил Луктерия отступить и отказаться от намерения вторгнуться в провинцию, так как Луктерий считал опасным очутиться со своим войском посреди вооруженных отрядов. Затем Цезарь отправился в землю Арвернов. Здесь преграждали ему путь Цевенские горы, составляющие границу земель Гельвиев и Арвернов; они были покрыты весьма глубоким снегом по случаю сурового еще времени года. Впрочем, при усердной работе воинов, снег был очищен в глубину на 6 футов, и таким образом проложена дорога к земле Гельвиев, куда и прибыл Цезарь. Те были поражены неожиданностью нападения; гору Цевенскую считали они за неприступный оплот для своей земли; особенно в это время года через нее нет тропинок даже и для одного человека. Цезарь приказал коннице опустошить земли Арвернов как можно на большее пространство, и внушить им как можно больше страха. Гонцы, да и сама молва, скоро известили Верцингеторикса о случившемся; устрашенные Арверны окружили его и неотступно просили защитить их достояния и не отдавать их на жертву неприятеля, особенно видя, что вся тяжесть войны пала на их землю. Уступая просьбам своих земляков, Верцингеторикс двинулся от Битуригов в землю Арвернов.
9. Цезарь в этих местах оставался только два дня, предвидя возвращение Верцингеторикса; он уехал от войска будто для собрания конницы и вспомогательных сил, а начальство над ним вверил молодому Бруту, приказав ему рассылать конницу для опустошения земли неприятельской как можно на большее пространство; сам же обещал постараться провесть в отлучке не более трех дней. Устроив здесь все, Цезарь, сверх всякого ожидания своих, прибыл в Виенну как можно поспешнее. Взяв с собою свежую конницу, вперед за много времени им туда отправленную, день в ночь Цезарь проводил в пути и, через землю Эдуев, прибыл в землю Лингонов, где зимовали два легиона; поспешностью перехода Цезарь хотел предупредить замыслы, которые могли иметь Эдуи на его безопасность. По приезде к Лингонам, Цезарь послал за прочими легионами и собрал их в одно место прежде, чем об его действиях слух дошел до Арвернов. Узнав о них, Верцингеторикс отвел войско назад в землю Битуригов, и оттуда двинулся к Герговии, городу Бойев, которых Цезарь, побежденных в Гелветской войне, поместил здесь и отдал Эдуям, - и решился взять его силою.
10. Это обстоятельство поставило Цезаря в немалое затруднение относительно того, на что решиться. Если он остальную часть зимы удержит легионы в одном месте, то как бы по поражении данников, Эдуев, не отпала бы вся Галлия видя, что он вовсе не защищает своих союзников. Раннее же выступление легионов с зимних квартир сопряжено было с великими затруднениями относительно подвоза продовольствия для них. Все таки Цезарь решился преодолеть затруднения, как бы они велики ни были, лучше, чем навлечь на себя позор и тем отдалить от себя расположение всех. Итак, убедив Эдуев подвозить провиант, он дал знать Бойям вперед о своем прибытии, убеждая их оставаться верными и выдержать храбро нападение неприятеля. Оставив в Агендике два легиона и обозы всего войска, Цезарь двинулся в Бойям.
11. На другой день придя к городу Сенонов, Веллавнодуну, чтобы не оставлять в тылу у себя неприятеля и таким образом облегчить себе подвоз провианта, Цезарь предпринял овладеть этим городом; в течение двух дней он его окружил окопом, а на третий день явились из города послы с изъявлением покорности; Цезарь приказал им выдать все оружие, лошадей и выставить 600 заложников. Для приведения в исполнение этих условий Цезарь оставил легата К. Требония. а сам, как можно поспешнее, двинулся в Генаб Карнутов. Там только что получено было известие об осаде Веллавнодува; Карнуты, полагая, что он будет долго сопротивляться, готовились, находившиеся у них для защиты их города, войска послать ему на помощь. Через два дня Цезарь, достиг Генаба; расположившись лагерем перед городом; Цезарь вследствие позднего времени дня, отложил приступ до следующего для, приказав воинам изготовить все что для этого нужно. Так как из города Генаба есть мост через реку Лигер, то Цезарь, опасаясь, как бы жители города не бежали из него ночью, приказал двум легионам провести ночь под оружием. Жители Генаба немного ране полуночи вышли в тишине из города и начали переходить реку. Узнав об этом через лазутчиков, Цезарь с двумя легионами, которым он приказал быть готовыми на всякий случай, сжегши городские ворота, проник в город и овладел им. Весьма немногим из неприятелей удалось уйти, а прочие все взяты: теснота моста и дорог делали бегство для такого множества народу весьма затруднительным. Цезарь город предал огню и разграблению, добычу отдал воинам, а войско перевел через Лигер и прибыл в земли Битуригов.
12. Верцингеторикс, узнав о приходе Цезаря, снял осаду в двинулся ему на встречу. Между тем Цезарь предположил приступить к Новиодуву, городу Битурнгов, лежавшему у него на пути. Жители города прислали послов к Цезарю, прося даровать им прощение и оставить им жизнь. Он, желая с такою же поспешностью, с какою совершил столь многое, довершить и все прочее, приказал жителям Новиодува вынесть оружие, вывесть коней и дать заложников. Уже часть заложников была в наших руках; пока же прочее готовили, несколько наших сотников и небольшое число воинов были впущены в город собирать оружие и лошадей. Вдруг показалась вдали неприятельская конница, предшествовавшая всей армии Верцингеторикса. Увидав ее, горожане обрадовались в надежде на пособие; ободряя друг друга криками, они схватились за оружие, заперли ворота и начали занимать стены. Сотники, находившиеся в городе, отгадали по наружности Галлов об их враждебном умысле и, обнажив мечи заняли ворота, пока все наши воины не вышли из города в целости.
13. Цезарь приказывает вывесть конницу из лагеря и завязывает конное сражение. Наши начали уступать неприятелю; тогда Цезарь двинул им на помощь 600 германских всадников, которых он сначала положил постоянно иметь при себе. Галлы не выдержали их нападения и обратились в бегство, ища убежища у главной армии; потеря их была весьма велика. Вследствие этого поражения жители города, снова прийдя в ужас, схватили тех, которых считали виновниками народного восстания, и выдали их Цезарю, а сами изъявили полную покорность. Окончив и это дело, Цезарь двинулся к Аварику; в земле Битуригов он самый значительный и укрепленный и находится среди самой плодородной страны. Взятием этого города Цезарь недеялся принудить все племя Битуригов к покорности.
14. Верцингеторикс, видя падение одного за другим городов - Веллавнодуна, Генаба и Новгодуна, созвал совет своих приверженцев. Он ия представил: "что на будущее время надобно вести войну совершенно иначе, чем до сего времени; что всеми силами надобно добиваться одного, как бы Римлянам препяствовать в снабжении их фуражом и провиантом. Им это легко по множеству у них (Галлов) конницы и по времени года. В полях невозможно еще косить траву; неприятелям рассеявшись надобно искать корму по селениям, а они то все ежедневно и могут быть истребляемы конницею. Притом для общего блага и спасения всех надобно пренебречь частными потерями: на всем этом пространстве надобно предать огню все деревни, и постройки и по направлению к Бойям, куда только неприятель мог бы отправиться за кормом. Что касается до них самих, то они ни в чем не будут иметь нужды, пользуясь средствами той страны, где будет ведена война. Римляне же или не вынесут недостатка, или будут с большою опасностью далеко отходить от лагеря. Все равно - избить ли самих Римлян, или отнять у них все тяжести; утратив их, они не могут вести войну. К тому же нужно предать огню все: города, которые не вполне защищены от неприятельского нападения или природою, или укреплениями; пусть же они не служат убежищем своим для уклонения от военной службы, а Римлянам не представят запасов продовольствия и верную добычу. Как ни тяжело это и прискорбно, но все же легче решиться на это, чем самим погибнуть, а жен и детей отдать в рабство, что неминуемо должно случиться с ними побежденными".
15. Мнение Верцингеторикса получило всеобщее одобрение; в один день более 20 Битуригских городов преданы огню: примеру этому следуют и другие племена. Везде видны зарева пожаров; хотя все это Галлы делали с большим прискорбием, но они тем утешали себя, что, считая победу почти верною, они надеялись свои потери восполнить в скором времени. На общем совете рассуждали о городе Аварике - предать ли его огню, или защищать. Битуриги пали в ноги прочим Галлам, умоляя их не быть вынужденными собственными руками предать пламени город их, красивейший почти во всей Галлии, служащий и украшением и защитою всему их племени. Они говорили, что его не трудно защитить по его местности, тек как он почти со всех сторон окружен рекою и болотом и имеет только с одной единственный и тесный доступ". На просьбу Битуригов последовало дозволение: сначала Верцингеторикс был против этого, но потом уступил и их просьбам и движимый состраданием к народу. Избраны способные защитники городу.
16. Верцингеторикс следовал за Цезарем малыми переходами; он избрал место для лагеря, защищенное лесами и болотами, в расстоянии от Аварика более 16 миль. Там, через верных лазутчиков, он получал по нескольку раз в день подробные донесения о том, что делалось у Аварика, и через них же отдавал он нужные приказания, Он наблюдал за всеми движениями наших воинов для фуражировки и снабжения хлебом, и когда они по необходимости расходились далеко, нападал на них и наносил им большой вред, хотя наши, стараясь по возможности предупредить это, отправлялись не в одно время и разными дорогами.
17. Цезарь расположил лагерем войска с той стороны города, которая одна представляла к нему свободный доступ между рекой и болотами, но, как мы выше сказали, довольно тесный. Тут он велел сделать насыпь, устраивать осадные орудия и строить две башни; обвести кругом окоп не дозволяла местность. Насчет снабжения продовольствием Цезарь не переставал убеждать Бойев и Эдуев: последние не имели усердия и потому весьма мало оказывали помощи. Первые же имели весьма скудные средства вследствие слабости и незначительности этого племени, и потому их достало весьма не надолго. Войско наше было в величайшем затруднении насчет продовольствия вследствие бедности Бойев, незаботливости Эдуев и сожжения построек. Случалось, что воины наши в течение многих дней бывали без хлеба и с трудом прокармливались стадами, пригнанными из отдаленных мест. Несмотря на это, ни разу не слышно было между ними ропота, который омрачил бы славу прежних их побед и был бы недостоин величия народа римского. Даже когда Цезарь, осматривая осадные работы, подходил к легионам каждому порознь и говорил, что он снимет осаду, если им тяжело сносить нужду в продовольствии, то все просили Цезаря: "не делать этого; в течение многих лет они под его начальством служили верно и не навлекали на себя никакого порицания, ни разу не отступали они ни от какого предприятия, не приведя его в концу; теперь же, оставить осаду, значит подвергнуть себя неминуемому бесславию; скорее перенесут они всевозможные нужды и лишения, чем откажутся отмстить за сограждан своих, погибших в Генабе жертвою вероломства Галлов". Тоже самое воины передавали военным трибунам в сотникам, прося их сообщить об этом Цезарю.
18. Когда придвигали уже башни в стене, Цезарь узнали от пленных, что Верцингеторикс, вытравив пастбища, придвинул свой лагерь ближе в Аварику, а сам с конницею и легко вооруженными пешими, приученными сражаться между всадников, отправился в засаду на то место, на которое, по его мнению, должны были прийти на следующий день наши воины для фуражировки. Узнав об этом, Цезарь, среди ночи в тишине, отправился в поход и рано утром пришел к неприятельскому лагерю. Галлы немедленно от лазутчиков узнали о движении Цезаря: тяжести свои и повозки скрыли они в лесную чащу, а войска все выстроили в боевой порядок на открытой и возвышенной местности. Узнав об этом Цезарь немедленно приказал воинам сложить с себя тяжести и приготовиться к бою.
19. Холм, на котором стояли Галлы, имел небольшую покатость к болоту, которое опоясывало его почти со всех сторон, а в ширину было не более 50 шагов; оно было весьма глубоко и непроходимо. На этом холме смело обнадеженные местностью расположились Галлы, уничтожив все мосты по болоту; они стояли рядами каждое племя особо, заняв все броды и проходы по болоту верными караулами. Галлы намеревались в случае, если бы Римляне вздумали перейти болото, напасть на них с возвышенного места, когда они будут затруднены переходом. Кто бы издали смотрел, то подумал бы, что условия боя для обоих войск одни и те же; а вникнув в отношении местности, видно было, что со стороны Галлов намерение боя было более одним пустым тщеславием Воины римские негодовали, что неприятель может сносить их вид в столь близком расстоянии, и требовали знака к сражению; но Цезарь им внушил: "что победа стоила бы величайших пожертвований и гибели множества храбрейших из них. видя, что воины для его славы не отказываются ни от какой опасности, он не согласится быть так несправедливым, чтобы не считать жизнь воинов дороже собственной". Так утешив воинов, Цезарь в тот же день отвел их в лагерь; а сам решился употребить в дело остальное, что относилось к осаде города.
20. Между тем Верцингеторикс возвратился к своим; он был ими обвиняем в измене за то. что лагерь придвинул ближе к Римлянам, что удалился со всею конницею, оставив без начальника столь значительные силы, что по его удалении Римляне немедленно пришли так кстати и с такою быстротою; все это не могло быть случайно и без умысла; Верцингеторикс предпочитает получить царскую власть над Галлиею с согласия Цезаря, чем благодеянием ее жителей. На эти обвинения Верцввгеторикс отвечал: "если он перенес лагерь, то по недостатку пастбищ и вследствие их же убеждений, а что он подошел ближе к Римлянам, то в надежде на благоприятную местность, так как он находил защиту в самой ее крепости. Что же касается до конницы, то в ее содействии по болотистой местности не было надобности, а там куда они отправились, она была необходима. Удаляясь от войска, он с умыслом никому не передал главного начальства. опасаясь, как бы он не вынужден был желанием народа к битве; а он видел, что все, по малодушию. предпочли бы скорее решить дело битвою, чем сносить дальнейшие труды войны такого рода. Что Римляне пришли так кстати, это угодно было судьбе; а если они призваны каким-либо изменником, то последний только оказал Галлам великую услугу, дав им возможность и видеть малочисленность неприятелей со своей возвышенной позиции, и насмеяться над их храбростью; ибо они не дерзнули вступить в сражение и постыдно удалились в лагерь. Желать ему, Верцингеториксу, власти от Цезаря, изменяя своим соотечественникам, было бы безрассудно: она и так в его руках и обеспечена верною для него в всех Галлов надеждою победы. Он сейчас готов им возвратить, вверенную ими ему, власть, если им кажется, что они более делают ему чести, чем одолжены ему спасением. "А чтобы вы поняли, что я говорю это чистосердечно, - заключил Верцингеторикс - выслушайте римских воинов". Приведены были рабы, захваченные во время фуражировки, несколько дней тому назад, и измученные голодом и тюремным заключением. Они отвечали так, как научены были ранее: "они - воины из римских легионов; вынужденные голодом и лишениями всякого рода, - они тайно ушли из лагеря отыскивать в полях хлеба или скота; все наше войско находится в страшной нужде; воины почти изнемогли от слабости и не в состоянии выносить никакой работы; а потому главный вождь решился отступить с войском, если в три дня не возьмет города". Вот результат трудов коих, сказал Верцингеторикс, а вы меня же обвиняете в измене; я довел победоносное войско Римлян, не потеряв ни капли нашей крови, до того, что оно сделалось жертвою ужасного голода; а когда оно вынуждено будет к позорному бегству, то, вследствие принятых мер, ни одно галльское племя не даст ему у себя убежища.
21. Галлы отвечали на это криками и стуком оружия, что, по их обыкновению, означает одобрение: Верцингеторикса признали превосходным полководцем, не сомневались в его преданности и сознались, что образ ведения войны, им избранный, есть самый лучший. Положили на общем совете послать в город десять тысяч человек отборного изо всех племен войска, Общую безопасность не решились они вверить одним Битуригам главное потому, что в случае, если бы они удержали город, то вся честь победы принадлежала бы им одним.
22. Удивительная храбрость наших воинов встречала себе противодействие в разного рода мерах со стороны Галлов, принятых ими для обороны; народ этот отличается смышленостью и изобретательностью, а более всего способностью подражать тому, чему научился от других. Сделав из веревок петли, они ловили ими осадные косы и, привлекши их к себе, машинами втаскивали внутрь города. Насыпь они портили, подводя мины - в устройстве их всякого рода они чрезвычайно искусны и опытны, имея у себя большие железные рудники и разные подкопы им известны и у них употребительны. Всю стену со всех сторон они покрыли башнями, имевшими верхи из кож. Частыми вылазками и днем и ночью неприятели частью поджигали террасу, устраиваемую нами к стене, частью нападали на воинов в то время, как они были заняты работою. Они постоянно старались равнять свои башни, надстраивая их, вышиною с нашими башнями, по мере того как ежедневно возрастала наша насыпь. Открытым траншеям они вредили острыми, с конца обожженными, кольями, бросали туда кипящую смолу и огромные каменья, чем замедляли работы и препятствовали им подвигаться ближе к стенам.
23. У всех галльских стен почти такая наружность: прямые бревна во всю длину кладутся на землю, в равном, двух футов один от другого, расстоянии; они связываются поперечными бревнами и одеваются земляною насыпью; промежутки же с лица закладываются большими каменьями. Устроив таким образом первый ряд, на него кладется такой же точно другой, с соблюдением такого же промежутка, так что бревна не соприкасаются между собою, но искусно держатся, с помощью вложенных в промежутки камней. Так устраивается вся стена до такой высоты, какую ей хотят дать. Снаружи она красива этим разнообразием составного материала, бревен и камней, расположенных правильными рядами. Притом такое устройство стен много придает им прочности и крепости к обороне; камень делает пожар стены невозможным, а дерево притупляет силу действия стенобитного орудия. Деревянная связь, сорока футов в длину, во многих местах поперечно скрепленная, не может быть ни проломлена, ни растаскана.
24. Несмотря на столько препятствий осадным работам и постоянные дожди в холода, также их замедлявшие, воины наши, преодолев все затруднения, в течение двадцати пяти дней вывели насыпь в ширину 330, а в вышину 80 футов. Уже она почти касалась городской стены; Цезарь, по своему обыкновению, осмотрел работы и увещевал воинов не пропускать нисколько времени для работы. Вдруг, немного ранее третьей стражи ночи, заметили наши, что насыпь дымится; неприятель поджег ее с помощью мины. В то же время по всей стене раздались военные клики Галлов, и в двое ворот с обеих сторон башен они сделали вылазку. Одни со стены издалека бросали на террасу зажженные факелы и разного рода горючие вещества, а другие лили смолу и всячески старались усилить действие огня. Затруднительно было сообразить, за что нужно было взяться и чему прежде препятствовать. Впрочем, так как по распоряжению Цезаря впереди лагеря постоянно были наготове два легиона, а многие воины, сменяясь постоянно, находились при осадных работах, то немедленно приняты были меры отразить неприятелей, вышедших на вылазку; другие отводили башни и перерубали террасу, чтобы воспрепятствовать распространению огня, все же наши, сколько их было в лагере, устремились гасить огонь.
25. Везде был упорный бой, в котором прошла остальная часть ночи; неприятель не отчаивался в победе; он видел, что верхи башен обгорели и они не могли более, быв придвинуты, служить убежищем нашим воинам; притом утомленных беспрестанно сменяли свежие, и они дрались упорно, надеясь в этот час решить судьбу Галлии. Я сам видел особенность, достойную памяти и которую спешу здесь записать. У ворот города стоял Галл, метавший к стороне горевших башен куски сала и смолы, передаваемые ему из рук в руки; с правой стороны стрела скорпиона[3] пронзила его и он пал бездыханен. Ближайший к нему Галл переступил через него, стал на его место, продолжая делать то же, что он: его постигла та же участь; за ним стал третий, и когда тот убит был, - четвертый, и пост этот не прежде был оставлен защитниками, когда пожар был потушен, неприятели отражены на всех пунктах и бой совершенно прекратился.
26. Истощив все средства защиты и видя безуспешность их, Галлы на другой день задумали оставить город по убеждению и приказанию Верцингеторикса. Они надеялись в тишине под покровом ночи, совершить отступление без большой потери, тем более, что лагерь Верцингеторикса находился недалеко от города и непрерывное болото, тянувшееся по тому направлению, препятствовало бы преследованию со стороны нашей конницы. Уже они готовились привести в исполнение свой умысел ночью, как вдруг матери семейств явились на площадь и со слезами пали в ноги своим, умоляя их и заклиная всем, не предавать их и общих их детей на жертву неприятелю; бежать же им невозможно было по слабости сил, в которых отказала им самая природа. Видя, что они остаются глухи к их просьбам и что, как обыкновенно бывает в таких случаях, чувство боязни за себя изгнало чувство жалости, они стали кричать и давать знать Римлянам о замысле бегства Галлов. Тогда Галлы, опасаясь, чтобы Римляне не заняли впереди дорог конницею, оставили намерение.
27. На следующий день, когда, по распоряжению Цезаря, башня была выдвинута и прочие работы приняли направление какого он желал, то поднялась сильная непогода. Считая ее не бесполезною для исполнения замысла и видя, что осажденные не так старательно расставили стражей по стенам, Цезарь приказал и своим воинам показывать менее деятельности в работах, а между тем сделал наставление, как они должны были поступить. Незаметно, по его приказанию, воины легионов налегке вошли в траншеи. Цезарь сделал им увещание, говоря, что пришло наконец время воспользоваться плодом стольких трудов. Он обещал награды тем из воинов, которые первые взойдут на стены, и в заключение подал знак воинам к приступу. Они вдруг налетели со всех сторон и быстро заняли стены.
28. Неприятель, в ужасе от такой неожиданности, будучи сброшен со стены и башен, по площадям и вообще открытым местам останавливался толпами, с тем чтобы сразиться открытым боем в случае, если Римляне с какой-нибудь стороны нападут на них. Видя, что никто из них не спускается на ровное место, но они везде занимают стену, Галлы, дабы не отнята у них всякая возможность к бегству, побросали оружие и дружно пустились бежать в отдаленные части города. Одни, столпившись у ворот и по случаю тесноты их сами себя давившие, погибли от мечей наших воинов; успевшие выйти из ворот были настигнуты и умерщвлены конницею; никто из наших не думал о добыче. Ожесточенные избиением Римлян в Генабе и перенесенными трудами, наши воины не щадили ни дряхлых старцев, ни женщин, ни детей. Таким образом из всего числа защитников города, сорока тысяч, спаслось не более восьми сот; они услыхав первый крик бежали из города и достигли невредимо Верцингеторикса благополучно. Была уже совершенная ночь, когда они пришли, и Верцингеторикс велел принять их без тихонько из опасения, как бы сострадание и жалость к ним не произведи в народе какого-либо волнения. Он далеко по дороге расставил своих приближенных и старейшин разных племен, приказав им, чтобы они беглецов разделили и каждого отвели в часть лагеря, где находились его соотечественники.
29. На другой день, Верцингеторикс созвав сейм утешал и увещевал: "слишком не унывать духом и не смущаться постигшею их потерею. Не доблестью и не в сражении победили Римляне, но хитростью какою то и знанием осадного искусства, в котором они, Галлы, еще не опытны. Ошибаются те, которые стали бы от войны ждать одних успехов. Что же касается до него, то они сами могут быть свидетелями, что он был против намерения оборонять Аварик. А если и случился теперь урон, то этому причиною неблагоразумие Битуригов и излишняя уступчивость прочих Галлов; впрочем потерю эту он постарается вскоре загладить блестящими успехами. Если какие племена Галльские доселе были еще в разномыслии с ними, теперь они, благодаря его усилиям, скоро к нему присоединятся и образуется общий союз всех Галлов, против единодушия коих на всем земном шаре ничто устоять не может; а этого он уже почти достиг. Впрочем справедливым считает он требовать от них для общей безопасности заняться укреплением лагерей, чтобы они могли легче выдерживать внезапные нападения неприятеля.
30. Речь эта произвела на Галлов благоприятное впечатление; особенно им понравилось, что после такого урона Верцингеторикс не прятался от народа и не боялся ему показаться. Напротив Галлы получили еще более уважения к благоразумию и предусмотрительности Верцингеторикса, подавшего совет в то время, когда Аварик был цел, сперва его сжечь, а потом его оставить. Таким образом потери, обыкновенно служащие к уменьшению влияния полководца на его воинов, в этом случае имели совершенно противоположное действие: влияние Верцингеторикса на Галлов после понесенной им потери росло с каждым днем; они льстились поданною им надеждою, что и прочие племена Галлии присоединятся к ним. С этого времени Галлы начали укреплять свои лагери и до того они были воодушевлены, что, несмотря на труд для них непривычный, они в полной готовности и совершенном послушания исполняли все, что им было приказано?
31. И не менее, как обещался, хлопотал Верцингеторикс присоединить к себе прочие племена Галлии; он старался их старейшин прельстить подарками и обещаниями, а для этой цели он употреблял людей ловких, умевших в говорить красноречиво, и вкрадываться в дружбу. Ушедших из Аварика, Верцингеторикс одел и вооружил, а для пополнения убыли в войсках предписал подвластным ему племенам выставить к назначенному сроку известное число воинов; всех стрелков, коими Галлия весьма обильна, он велел собрать и к себе прислать; такими мерами урон, понесенный в Аварике, скоро был пополнен. Между тем Тевтомат, сын Оловикона, царь Нитиобригов, отец которого получил от нашего сената название друга, привел к Верцингеториксу многочисленную конницу, набранную им в Аквитании.
32. Цезарь долгое время пробыл в Аварике; нашед здесь огромные запасы хлеба и прочих припасов, он давал войску отдохнуть и опомниться от перенесенных им трудов в лишений. Зима уже почти кончилась, подходило время благоприятное для ведения военных действий; Цезарь намеревался отыскивать неприятеля и попытаться выманить его из лесов и болот или обложить его там осадою. В это время прибыли к нему послы Эдуев с просьбою: "употребить свое посредство в крайне нужном случае. Внутренние дела их находятся в весьма опасном положении. Издревле ежегодно избирается у них лицо, которое облекается на год царскою властью. Ныне же таких сановников у них два, и каждый убежден, что он-то в выбран по закону. Один Конвиктолитан, достойный молодой человек знатного рода; другой - Кот, весьма древнего происхождения, с большим весом и огромною партиею; в прошлом году брат его Валетиак отправлял эту должность. Все граждане под оружием, раздор господствует и в сенате и в народе; все разделилось на две враждебные партии. Если такой порядок вещей продлится, то неминуемо угрожает междоусобная война; желая это предупредить, прибегают они в благоразумию и распорядительности Цезаря."
33. Цезарь знал, как невыгодно оставить войну в уйти от неприятеля при таких обстоятельствах; но, принимая в соображение, какие дурные последствия могут быть от этих несогласий, и опасаясь, как бы племя Эдуев, столь сильное, верное в союзе римскому народу и всегда пользовавшееся его, Цезаря, особенным расположением, и милостями всякого рода, не сделалось жертвою домашних насильств и несогласий и как бы партия, менее рассчитывающая на поддержу с его стороны, не призвала на помощь Верцингеторикса - решился немедленно заняться этим делом. Так как по закону Эдуев их верховные сановники не должны переходить за пределы своей области, то Цезарь, не желая ни в чем коснуться их древних прав и обычаев, решился сам ехать в землю Эдуев и пригласил их сенат и обоих соперников в Децетию. Туда собрался почти весь народ; тайно разведал Цезарь, что Кот избран братом не в том месте и не таким образом, как надлежало; а так как закон Эдуев запрещает двум братьям при жизни один другого не только отправлять эту должность, но даже и заседать вместе в сенате, то и Цезарь принудил Кота отказаться от власти, а Конвиктолитана, избранного по закону жрецами в присутствии старейшин народа, утвердил в должности.
34. Сделав такое определения, Цезарь увещевал Эдуев покончить их раздоры и несогласия и обратить все внимание на ведение настоящей войны, по окончании коей и по усмирении всей Галлии, они получат заслуженную ими награду. он назначил им как можно в скорейшем времени прислать к нему всю конницу и десять тысяч пеших, которых он намерен употребить для прикрытия своему войску сообщений относительно продовольствия. Войско он разделил на две части: четыре легиона он отдал Лабиену вести в землю Сенонов Паризиев, а сам повел шесть легионов в земли Арвернов к городу Герговии, следуя течению реки Элавера; часть конницы Цезарь дал Лабиену, часть при себе оставил. узнав об этом, Верцингеторикс, уничтожив все мосты по Элаверу, следовал за Цезарем вдоль другого берега.
35. Оба войска постоянно почти находились в виду одно у другого и лагерем располагались напротив друг друга. Неприятельские разъезды не дозволяли нигде Римлянам навесть мост и перевесть войска. Это обстоятельство ставило Цезаря в большое затруднение: надобно было бы дожидаться за рекою большую часть лета, так как Элавер делается доступен в брод не ранее осени. Во избежание этого Цезарь расположился лагерем в лесистом месте, насупротив одного из мостов, разобранных по приказанию Верцингеторикса; на другой день он там тайно остался с двумя легионами, а прочие войска со всеми обозами, как обыкновенно, отправил, взяв несколько когорт для того, чтобы число легионов казалось все тоже. Он приказал этому войску отойти как можно подалее, и когда день уже был на всходе и войско по расчету Цезаря долженствовало стать лагерем, Цезарь приказал устроить мост с помощью прежних свай, которых нижняя часть была еще видна. Скоро мост был готов, легионы перешли и Цезарь, избрав удобное место для лагеря, воротил к себе и остальные войска. Верцингеторикс, узнав об этом и не желая быть вынужденным против воли принять сражение, длинными переходами ушел вперед.
36. Цезарь с этого места в пять переходов достиг Герговии. Тут в тот же день произошла незначительная схватка конницы. Цезарь, осмотрев местность города, расположенного на весьма высокой горе, доступ на которую был со всех сторон весьма затруднителен, убедился в невозможности взять его приступом; а к облежанию приступить решился он не прежде, как обеспечив продовольствие для войска. Верцивгеторикс расположился лагерем подле города по горе; войска каждого племени стояли порознь отделенные одно от другого небольшими промежутками. Возвышения горного хребта, насколько их видно было, покрыты были неприятелями: вид был способный внушить ужас. Старейшины из каждого племени, избранные Верцингеториксом для участия в военных советах, должны были являться к нему каждый день на рассвете для донесений о случившемся в принятия приказаний. Ни один день не проходил без того, чтобы не происходило по приказанию Верцингеторикса нападения со стороны Галлов конницы, перемешанной со стрелками; этими постоянными стычками он хотел испытать мужество и присутствие духа своих воинов. против города, у самой подошвы горы, находился холм, со всех сторон отделенный и представлявший весьма крепкий пункт. Занятием его наши казалось могли бы сильно препятствовать неприятелю в снабжении себя водою и в свободном пользовании пастбищами, а между тем он занят был не слишком сильным отрядом. Впрочем Цезарь в тишине ночи вышел из лагеря, выбил неприятеля и овладел этим местом, прежде чем могли ему подать пособие из города; тут оставил он два легиона и от меньшего лагеря к большому провел двойной ров в двенадцать футов ширины, представлявший во всякое время безопасное сообщение даже для одного воина, на случай внезапного нападения неприятеля.
37. Между тем как это происходит у Герговии, Эдуй Конвиктолитан, которому, как мы выше говорили, Цезарь присудил царскую власть над Эдуями, обольщен был деньгами со стороны Арвернов и вступил в заговор с несколькими молодыми людьми, первое место между которыми занимали Литавик в его братья, принадлежавшие в самому знатнейшему семейству. С ними делит Конвиктолитан вознаграждение и убеждает: "не забывать, что они родились вольными и на то, чтобы повелевать. Племя Эдуев в настоящее время одно замедляет верную победу Галлов; их влияние удерживает остальных. Если же Эдуи восстанут, то Римлянам невозможно будет держаться в Галлии. Хотя Цезарь и оказал ему некоторым образом благодеяние, но в таком деле, где вся правда и так была на стороне его. Впрочем дело общей свободы для него всего дороже. Да и почему Эдуи в своих правах в законах отдаются на суд Цезарю? Почему же Римляне не приходят к ним за тем же?" Не трудно было молодежи увлечься и примером начальника и соблазном денежной награды; они даже взяли на себя приведение в исполнение этого умысла. Нужно было только найти предлог к восстанию; они не надеялись легкомысленно увлечь в войну большинство народа. Определено вверить Литовику начальство над теми десятью тысячами человек, которых назначено послать к Цезарю на войну, и поручить ему вести их; а братья Литавика должны были вперед ехать к Цезарю. Дальнейший образ действия также назначен.
38. Литавик, получив войско и находясь уже от Герговии не более как в 30 милях, созвал вдруг воинов и со слезами на глазах стал им говорить; "Куда мы идем, товарищи? Вся наша конница, все лучшие роды погибли; старейшины племени нашего, Епоредорикс и Виридомар, обвиненные в измене, умерщвлены Римлянами, не быв выслушаны. Это узнать вы можете от тех, которые бежали из самого побоища; а я, у которого убиты братья и все родные, от горя не могу вам передать того, что случилось". Выведены были люди$1$2$3 которые научены были, что им отвечать; они подтвердили войску все то, что сказал Литовик: "все всадники эдуйские умерщвлены за то, что будто бы они имели переговоры с Арвернами; они же скрылись в многолюдстве воинов, и таким образом спаслись от верной смерти". Эдуи выразили криками свое негодование, умоляя Литавика принять меры к их общей безопасности: "нужно ли еще дальнейшее размышление? - сказал Литавик - нам следует идти к Герговии и соединиться с Арвернами. Усумнимся ли мы, что Римляне, раз решившись на столь великое злодеяние, не устремятся и на нашу гибель? Итак, если еще есть в нас остаток мужества, то отомстим за смерть соотечественников наших, погибших предательским образом, и умертвим этих разбойников". Тут он указал на граждан римских, находившихся, в надежде на верность Эдуев, при их войске. Немедленно предан разграблению значительный обоз хлеба и прочих припасов; Римляне, при нем находившиеся, погибли в жестоких мучениях. Он разослал гонцов по всей области Эдуев с известием о мнимом избиении всадников и старейшин, убеждая всех последовать его примеру и устремиться на отмщение за кровавую обиду.
39. В числе эдуйских всадников, находились двое молодых людей, нарочно вызванные Цезарем: Эпоредорикс, знаменитый родом, сильный влиянием на соотечественников, и Виридомар, равный по значению первому, но уступавший ему относительно знатности рода; Цезарь его, переданного ему Дивитиаком, из незначительного положения сделал одним из первых лиц между Эдуями. У Виридомара с Эпоредориксом было постоянное соперничество о первенстве: в междоусобии за первую должность у Эдуев один всеми силами поддерживал Конвиктолитана, а другой - Кота. Эпоредорикс, узнав о замысле Литавика, почти в полночь явился к Цезарю с донесением, умоляя его "не допускать, чтобы целое племя, вследствие интриг молодежи, отпало от союза с народом римским; а это непременно случится, если столько тысяч Эдуев присоединятся к неприятелю; потерю их и родные их не перенесут, да в для всего племени она будет весьма чувствительна".
40: Цезарь был крайне озабочен этим известием, тем более, что племя Эдуев постоянно пользовалось особенным его расположением. Немедля нисколько выводит он из лагеря четыре легиона налегке (без тяжестей) и всю конницу; понимая необходимость поспешности, он не дал даже времени снять палатки; для защиты лагерей оставил он легата К. Фабия с двумя легионами, а братьев Литавика велел схватить, но узнал, что они незадолго перед тем уже успели перейти к неприятелю. Сделав увещание воинам: "в течение предстоящего пути не щадить трудов", при величайшей готовности их исполнять его приказания, Цезарь сделал 25 миль. Тут увидели войско Эдуев; Цезарь приказал коннице окружить их в преградить им путь, но строго запретил убивать кого либо. Эпоредориксу же и Виридомару Цезарь велел показаться в первых радах всадников и переговорить с их соотечественниками, которые считали их убитыми. узнав их и убедясь таким образом в обмане Литавика, Эдуи протягивали к нам руки в знак покорности и, бросив оружие, молили только даровать им жизнь, а Литавик бежал в Герговию со своими приближенными, которые, по обычаю Галлов, не мотут оставить своего покровителя, в каком бы он ни был отчаянном положении.
41. Цезарь отправил к Эдуям гонцов, давая им знать, что он, по своему снисхождению, дарует жизнь их соотечественникам, которых по праву войны он ног бы убить. Дав три часа ночи на отдохновение войску, Цезарь двинулся назад к Герговии. почти на половине дороги встретил он всадников, посланных к нему Фабием, с известием о его весьма опасном положении. Неприятель в превосходных силах напал на наш лагерь, сменяя постоянно утомленных людей свежими, тогда как наши изнемогали от постоянного труда и при обширности лагерей должны были оставаться постоянно на тех же местах вала. Неприятель переранил у нас много людей, бросая огромное количество стрел и разных метательных снарядов. Их выдержать весьма полезны были метательные орудия. По уходе неприятеля, Фабий оставил только двое ворот, а прочие завалил, прибавил к валу парапет и готовился на следующий день выдержать новый приступ. Узнав об этом, Цезарь, благодаря усердию воинов, поспел в лагери прежде восхода солнца.
42. Между тем как это происходило у Герговии, Эдуи, получив первые известия от Литавика, не оставили себе нисколько времени для расследования. Одни побуждаемы были корыстолюбием, другие раздражительностью и опрометчивостью, столь свойственными характеру здешних жителей, готовых пустой слух считать за дело доказанное. Имущества граждан римских преданы разграблению, а они сами или умерщвлены, или увлечены в рабство. Конвиктолитан поддерживал такое расположение умов народа, стараясь раздражить его более и важностью совершенных злодеяний сделать возврат к умеренности невозможным. М. Аристий, трибун военный, ехал к легиону и остановился в городе Кабиллоне; Эдуи дали ему клятву, что не тронут его, и тем выманили его из города, а равно и множество купцов, собравшихся туда для торговли. Дорогою они напали на них и отняли все их вещи, а самих и день и ночь держали в тесной осаде. Много пало с обеих сторон, но число Эдуев, бравшихся за оружие, постоянно росло.
43. Когда же пришло к Эдуям известие, что все их воины во власти Цезаря, то они прибегли к Аристию, доказывая ему, что все, что произошло, случилось без согласия народа, назначили следствие насчет разграбленного имущества, а Литавика и братьев его имение взяли в общественную казну; к Цезарю отправлены послы для принесения их оправданий. Это было сделано ими для возвращения своих сограждан; но, опозорив себя злодействами, прельщенные доставшейся им частью добычи, разошедшейся по многим рукам, опасаясь возмездия за все это, они тайно составили замысел войны, а посольствами склоняли к ней и прочие племена. Цезарь, хотя и понимал все это; тем не менее он принял эдуйских послов самым ласковым образом: "снисходя к неведению и легкомыслию народа, он не намерен употребить против него строгих мер и лишить Эдуев своей благосклонности". А сам, ожидая большого восстания Галлии, и не желая быть окруженным всеми ее племенами, придумывал средство, как бы отойти от Герговии и все войско собрать в одно место так, чтобы отступление, сделавшееся необходимым вследствие опасения измены, не показалось бы бегством.
44. Пока Цезарь обдумывал это, ему казалось представился случай к удачу военному делу. Прибыв для осмотра работ в меньшем лагере, Цезарь приметил, что тот самый холм, который в прежние дни едва виден был за множеством неприятелей, почти совершенно был обнажен от людей. Удивившись этому, Цезарь спросил о причине перебежчиков, стекавшихся к нему ежедневно в большом числе. Все подтвердили то, что уже известно было Цезарю чрез лазутчиков, а именно, что это гористое возвышение на вершине представляет почти ровное лесистое место, довольно узкое, представляющее доступ в другой части города. За этот пункт крайне опасались неприятели; они очень хорошо знали, что, потеряв уже один холм, если и другой достанется Римлянам, то они будут как бы в осаде и им невозможно будет ни выходить, ни пользоваться пастбищами; для укрепления этого места все вызваны Верцингеториксом.
45. Узнав об этом, Цезарь среди ночи посылает туда весьма многие отряды конницы; он им приказывает, чтобы они, по всем местам, производили как можно более шуму. На рассвете он отдал приказание вывесть из лагерей большую часть тяжестей, а погонщикам, дав им шлемы, велел ездить вокруг холмов, дав им вид и наружность конницы; с ними было и несколько всадников, и они на показ заходили и подальше, Длинным обходом он всех их направляет к одному месту. Все это было видно далеко из города, откуда по его возвышенному положению открывался вид на лагерь; но на таком дальнем расстоянии хорошенько понять, в чем дело, невозможно было. Один легион послал он к тому же холму и, дав ему немного пройти, скрыл его в низменном месте среди лесов. У Галлов увеличилось подозрение и они сосредоточили туда для укрепления все войска. Цезарь, видя, что лагери неприятелей опустели, приказал своим воинам понемногу, прикрыв военные значки и скрывая по возможности их передвижение, как бы оно не было замечено из города, переходить из большего лагеря в меньший; легатам же, командовавшим отдельными легионами, предписал образ действия. Он внушает им, главное, воздерживать воинов, дабы их рвение к битве или жадность к добыче не увлекли дальше, чем бы следовало, обращает их внимание на неблагоприятные условия местности, чему помочь можно только быстротою; все дело в случае, а не в напряжении сил. Изложив все это, Цезарь дает знак, а с правой стороны по другому всходу в то же время посылает Эдуев.
46. Стена города, от равнины и начала всхода, по прямому направлению, не принимая в расчет неровностей почвы, была не более, как в тысяче двухстах шагах. Извилины же дороги, содействовавшие в смягчении крутизны холма, увеличивали это расстояние. Почти на половине холма, как позволяла местность, проведена была в длину Галлами каменная стена из огромных камней, в 6 футов вышины, с целью задержать натиск наших. Нижняя часть холма была совершенно пуста, но верхняя, до самих стен города, покрыта была сплошными неприятельскими лагерями. По данному знаку, воины наши быстро достигают до укрепления и овладевают тройным лагерем. Такова была быстрота, с какою захвачены лагери, что Тевтомат, царь Нитиобригов, захваченный врасплох в палатке, когда он расположился на послеобеденный отдых, едва ушел от рук наших воинов, рассеявшихся по лагерю для грабежа, полунагой сверху до пояса, на раненом коне.
47. Достигнув того что предположил в уме, Цезарь велел играть отбой, а значкам десятого легиона, который в то время его сопровождал, приказал остановиться. Воины прочих легионов не слыхали звука трубы, так как их отделяла довольно большая равнина, но удерживаемы были военными трибунами и легатами, по приказанию Цезаря. Обнадеженные быстрою победою, бегством неприятелей и счастливыми сражениями прежних дней, воины не считали никакого предприятия выше сил своих и доблести; не прежде они остановились в преследовании, как приблизясь к стене и воротам города. Тут то изо всех частей города поднялись крики испуга; жители, находившиеся подалее, пораженные внезапным страхом, полагая, что Римляне уже в стенах, устремились из города. Матери семейств метали со стен одежды и серебро; обнажив груди, они протягивали руки к Римлянам, с мольбою о пощаде; они боялись участи жителей Аварика, где не пощажены были смертью ни женщины, ни дети; некоторые на руках быв спущены со стены, отдавались нашим воинам. Л. Фабий, сотник восьмого легиона, говоривший, как после узнали, в этот день своим, что его соблазняет добыча, ожидающая его в Аварике, и что он не допустит кому либо первому, кроме него, взойти на стену, с помощью трех солдат, ими поднятый, взобрался на стену и, подавая оттуда руку, встащил и их каждого порознь за собою.
48. Между тем те, которые собрались у другой части города, как мы писали выше, для укрепления, услыхав первые крики, а затем и побуждаемые частыми гонцами, с известием, что город в руках Римлян, послав вперед всадников, устремились туда всею массою: приходившие становились под стеною и ежечасно увеличивали число наших врагов. Видя множество своих, матери семейств, еще столь не давно протягивавшие со стены руки к Римлянам, распустив волосы по гальскому обычаю, умоляли своих, вынося к ним детей, о защите. Бой для Римлян был неровный и местностью и числом; утомленные быстротою движения в продолжительностью битвы, с трудом выдерживали они нападение свежих и не тронутых сил неприятельских.
49. Цезарь, видя, что бой невыгоден по, местности, и что силы неприятельские все прибавляются, стал опасаться за своих. он немедленно послал приказание к легату Т. Секстию, оставленному для защиты меньшего лагеря, вывести тотчас когорты из лагеря и поставить их у подошвы холма с правой стороны неприятеля, для того, чтобы, если увидит наших сбитых с позиции, наводил бы страх, чтобы неприятель не так свободно их преследовал, а сам, немного выступив вперед с легионом с того места, где было остановился, дожидался исхода битвы.
50. Битва была рукопашная и упорная: неприятель полагался на выгоду местности и превосходство в числе, а наши на свое мужество. Вдруг с нашего неприкрытого фланга показались Эдуи, посланные Цезарем с правой стороны, по другой дороге, для развлечения сил неприятельских; сходством оружия они привели было наших в сильный ужас. Хотя у них правое плечо было обнажено - признак покорных нам племен, но воины наши считали это умышленным действием неприятеля для их обмана. В это время сотник Л. Фабий и те, которые вместе с ним взошли на стену, были окружены врагами, умерщвлены и тела их сброшены. М. Петрей, сотник того же легиона, старался проломить ворота, но, окруженный и стесненный многочисленным неприятелем, отчаявшись за себя, - он уже получил несколько ран - обратился к воинам своей сотни, которые за ним следовали, и сказал им: "и вам и мне вместе невозможно спастись, и так я обеспечу вам безопасность, вам которых ввела в опасность моя жажда к славе. А вы, пользуясь случаем, думайте о себе!" Тут он бросился в средину врагов, убил двух а прочих несколько оттеснил от ворот. Когда воины хотели подать ему помощь, то он им сказал: "вотще вам было бы заботиться о жизни моей, - человека, которому уже изменяют кровь в силы. Уходите отсюда, пока есть возможность, и спешите к своему легиону". Сражаясь, он вскоре погиб, но своим доставил возможность спастись.
51. Наши, теснимые со всех сторон, потеряв 46 сотников, сброшены с занятой было ими позиции; жаркое преследование Галлов остановил десятый легион, расположенный для вспоможения на месте более ровном; а его подкрепили когорты тринадцатого легиона, Т. Секстием, легатом, выведенные из меньшего лагеря и занявшие более возвышенное место. Легионы, как только достигли ровного места, остановились и обернули значки к неприятелю. Верцингеторикс от подошвы холма воротил своих в укрепления; в этот день мы лишились немного менее 700 человек воинов.
52. На следующий день Цезарь, созвав собрание воинов, упрекал их за самонадеянность и алчность: "они сами себе предписывали как идти далеко и как действовать; слыша сигнал военачальника, не остановились и не могли быть удержаны ни трибунами военными, ни легатами. Им внушено было, что значит неблагоприятная местноть, что испытал и он сам (Цезарь) у Аварика, где хотя неприятель и был захвачен без вождя и конницы, однако он (Цезарь) упустил верную победу для того, что бы в борьбе не понесть и малого урона вследствие невыгодной местности. Отдавая должную дань похвалы и удивления мужеству тех, которых не могли остановить ни укрепления лагеря, ни вышина горы, ни стены города, однако не может не упрекнуть их своевольства и дерзости, что они сочли себя в праве лучше его, главного начальника, судить и о победе и о ходе событий. В воине послушание, умеренность и скромность для него столько же дороги, сколько храбрость и присутствие духа".
53. В заключение речи, Цесарь счел нужным ободрить воинов: "дабы они не смущались духом о том, что случилось, и урон, который потерпели от неблагоприятной местности, не приписывали доблести неприятелей". Исполняя давно задуманный план отступления, Цезарь вывел войска из лагеря и в удобном месте выстроил их в боевом порядке. Верцингеторикс однако не решился спуститься в равнину и, ограничившись схваткою конницы, кончившуюся благоприятно, Цезарь отвел войско в лагерь. Также он поступил и на другой день, полагая, что он достиг цели, т. е. убавил самонадеянности у Галлов и ободрил мужество своих воинов, двинулся в область Эдуев. Неприятель и тут не преследовал его; на третий день Цезарь на реке Элавере исправил мост и перевел войско.
54. Тут Цезарь узнал от пришедших к нему Эдуев, Виридомара и Эпоредорикса, что Литавик со всею конницею отправился склонять Эдуев к восстанию; и им необходимо ехать вперед разуверить своих соотечественников. Цезарь, хотя из многих обстоятельств ясно видел коварство Эдуев и догадывался, что удаление Виридомара и Эпоредорикса только ускорит отпадение их племени, впрочем не счел нужным их удерживать, не желая ни оскорбить их явным подозрением, ни обнаружить перед ними робость. Когда они удалялись, то Цезарь вкратце изложил свои к Эдуям благодеяния: в состоянии унижения были они при его приезде в Галлию; лишенные большей части земель и пожитков, они были стеснены в города, вынуждены платить дань и с величайшим позором исторгнуты были у них заложники. Теперь же они поставлены на такую степень могущества и славы, что не только получили все, что потеряли, но и далеко превзошли все, чего только могли ожидать сравнительно с прежним". Внушив им это все, Цезарь отпустил их от себя.
55. Город Эдуев, Новиодун[4], лежит на берегу Лигера. в местности весьма выгодной; здесь Цезарь собрал всех Галльских заложников, большие запасы хлеба, общественную казну, значительную часть собственного и войскового обоза; туда же отправил он большое количество лошадей, закупленных для этой войны в Италии и Испании. Прибыв туда, Эпоредорикс и Виридомар расспрашивали о состоянии общественных дел и узнали, что Эдуи впустили Литавика в Бибракт[5], один из важнейших у них городов. что к нему туда прибыли сановник Конвиктолитан и большая часть сенаторов, и что с общего согласия уже отправлены к Верцингеториксу послы с предложением мира и дружественного союза. При таком положении дел, они и сами хотели воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Избив Новиодунский гарнизон и всех Римлян, бывших там проездом или для торговли, они деньги и лошадей поделили меж себя, заложников Галльских племен отправили в Бибракт к старейшинам, а город, находясь в невозможности защищать и не желая, чтобы он достался Римлянам, предали пламени. Хлеба, сколько могли наскоро захватить с собою, увезли на лодках, а остальной побросали в реку или сожгли. Сами они набирали войско по соседним местам, расставили отряды и караулы по берегам реки Лигера и повсюду показывались с конницею, желая вселить робость в Римлянах, замышляя отрезать им подвозы съестных припасов и нуждою изгнать их из Галлии. В этой надежде много их поддерживало то, что Лигер очень наполнился водою от таяния снегу до того, что по видимому вброд его вовсе невозможно было перейти.
56. Узнав об этом, Цезарь видел необходимость поспешности; нужно было стараться во что бы то ни стало навесть мосты и принудить неприятеля к сражению, не дав сосредоточиться всем его силам. Оставив свой план военных действий, возвратиться в Провинцию - и самое чувство страха нашло бы неблагоразумным. Не говоря уже о позоре такого поступка, гора Цевеннская на дороге, представляла насчет пути величайшие затруднения, тем более, что отсутствие Лабиена и вверенных ему легионов внушало опасение. Таким образом с величайшею поспешностью совершая и днем и ночью огромные переходы, Цезарь, против всех ожиданий, достиг Лигера. Здесь конница нашла брод, в крайних обстоятельствах годившийся, так что при переходе только плечи и руки воинов не были в воде и они могли нести оружие; конница была расставлена в воде, и так, как неприятели при первом виде были смущены, то войско перешло реку без потерь. Нашед хлеб на полях и большое количество скота, Цезарь снабдил войско всем нужным и решился идти в землю Сенонов.
57. Между тем как это делалось у Цезаря, Лабиен - резерв, только что прибывший из Италии, оставил в Агендике для оберегания обозу, а сам с четырьмя легионами отправился в Лютецию, город Паризиев, расположенный на острове реки Секваны[6]. Узнав о прибытии его, неприятель собрал значительные силы из соседних племен. Главное начальство вверено Авлерку Камулогену; дряхлый старик, он удостоен этой чести по отличному знанию военного дела. Обратив внимание на существование большего болота, имевшего исток в Секвану и служившего естественною защитою этого места, Камулоген тут расположился лагерем, и вознамерился воспрепятствовать нашим в переправе.
58. Лабиен сначала пробовал употребить машины, делал насыпи и гати в болоте, стараясь проложить себе по ней путь. Видя же трудность этого предприятия, он в тишине, в третью стражу ночи, вышел из лагеря и тою же, какою шел сюда, дорогою, достиг Мелодуна[7], города Секванов, расположенного на острове реки, как мы сказали и о Лютеции. Здесь Лабиен захватил около 50 судов; собрав их поспешно и посадив на них воинов, Лабиен без сопротивления овладел городом, тем более, что жители пришли в ужас от неожиданности нападения, да и большая часть их была вызвана на войну. Исправив мост, за несколько дней перед тем разломанный неприятелем, Лабиен перевел по нем войско и, вдоль по течению Сены, двинулся к Лютеции. неприятель, узнав о случившемся от бежавших жителей Мелодуна, предал огню Лютецию и разломал ведущие к ней мосты; а сам под защитою болота, расположился лагерем на берегах Сены, напротив Лютеции и Лабиенова лагеря.
59. Уже пронесся слух, что Цезарь отступил от Герговии, приходили вести об измене Эдуев и о вторичном вооружении всей Галлии. Галлы передавали друг другу на сходках, будто Цезарь, отрезанный от Лигера и ото всех дорог, вынужден был недостатком съестных припасов отступить в Провинцию. Белловаки со своей стороны, постоянно к нам враждебные, узнав о восстании Эдуев, стали собирать войска и явно готовиться к войне. Видя такую перемену обстоятельств, Лабиен понимал необходимость избрать совершенно другой план действия, чем какой он прежде думал. Теперь уже он добивался не того, чтобы что нибудь приобрести или вынудить неприятеля к бою, а старался об одном только, как бы войско без потерь привесть в Агендик. С одной стороны угрожали Белловаки, народ, считающийся храбрейшим в Галлии; с другой стоял Камулоген с сильным и готовым к бою войском. Легионы были отделены от обозов и резерва, а глубокая река разделяла их. Среди таких затруднений, возникших внезапно, видел необходимость искать помощи только в твердости духа.
60. А потому, созвав совет к вечеру, убеждал - исполнить его приказания в точности и тщательно, а суда, приведенные из Медодуна, роздал всадникам Римским и приказал им, в конце первой стражи ночи, плыть в молчании по реке 4 мили, и там его дожидаться. Четыре когорты, не надежные для боя, Лабиен оставил защищать лагерь, а прочим пяти когортам того же легиона Лабиен приказал со всем обозом отправиться в поход против течения реки, как можно с большим шумом. Найденные несколько лодок он отправил туда же, наказав производить веслами как можно больше шуму. А сам Лабиен немного спустя вышел в тишине с тремя легионами и отправился к тому месту, к которому велел причалить судам.
61. Когда наши туда прибыли, то без труда схватили неприятельские разъезды, находившиеся по всему берегу и тем более не ожидавшие нападения, что в это время случилась сильная буря; наше войско, и пешее и конное, поспешно было перевезево при содействии Римских всадников, коим это дело было поручено. На рассвете, почти в одно и тоже время, неприятель получил известие и о необыкновенной суматохе в лагере Римлян, и о том, что главная их масса двигается против течения реки, что в той же стороне слышен шум весел, а немного ниже воины переправляются на судах. Услыхав об этом, Галлы предположили, что легионы наши переходят реку в трех местах и, смущенные отпадением Эдуев, собираются бежать; а потому они и свои силы разделяли на три части. Отряд оставили насупротив нашего лагеря для наблюдения; небольшой отряд отправили по направлению к Метиоседу, приказав ему следовать за движением наших судов, а прочие войска повели против Лабиена.
62. На рассвете и наши все уже войска были перевезены, и показалось неприятельское войско. Лабиен сделав увещание воинам, "помнить прежнюю доблесть и столько удачнейших сражений и считать, что тут присутствует сам Цезарь, под предводительством которого они столько раз побеждали врагов" - подает знак к битве. При первом натиске наше правое крыло, где находился седьмой легион, обратило неприятеля в бегство; на левом же, где стоял 12-й легион, хотя первые ряды неприятелей пали, пронзенные дротиками, но прочие оказывали самое упорное сопротивление, и никто и не помышлял о бегстве. Тут находился сам военачальник неприятельский Камулоген и ободрял своих. Победа и тут казалась еще нерешенною, когда трибуны седьмого легиона, узнав о том, что происходит на левом крыле, двинули свой легион в тыл неприятеля и стали наступать на него. Но и тут ни один из неприятелей не оставил своего поста, хотя окруженные, они были избиты все до последнего; той же участи подвергся и сам Камулоген. Неприятельский отряд, находившийся для наблюдения против Лабиенова лагеря, услыхав о том, что завязалось сражение, двинулся на помощь своим и занял было холм, но не устоял против первого натиска наших победоносных воинов. Смешавшись с толпами своих же беглецов, не находивших защиты ни в лесах, ни в горах, они избиты нашею конницею. Окончив это дело, Лабиен возвратился в Агендик, где находились обозы всей его армии, а оттуда со всеми войсками пришел к Цезарю.
63. Известие об измене Эдуев дало войне новую пищу. Во все стороны отправляются посольства. Эдуи все свое влияние, могущество и деньги употребляют на то, чтобы и прочие галльские племена заставить следовать своему примеру. Получив в свои руки заложников, оставленных у них Цезарем, они страшат их казнью робких и нерешительных. Эдуи требуют от Верцингеторикса, чтобы он явился к ним и вел бы войну с общего с ними совета. Когда это их желание было исполнено, они потребовали, чтобы главная власть была им вверена. По этому предмету возник спор и для решения его назначен общий съезд всей Галлии в Бибракте. Во множестве стеклись туда Галлы со всех сторон, дело предоставлено решить большинством голосов всего народа; все единогласно избирают главным начальником Верцингеторикса. В этом сейме не участвовали Ремы, Лингоны и Тревиры: первые оставались верными союзу с Римлянами; Тревиры - по отдаленности жилищ и теснимые Германцами; по этой причине они не принимали никакого участия в войне и не помогали ни той, ни другой стороне. С большим огорчением переносят Эдуи то, что лишились старейшинства; они жаловались на перемену счастия и с сожалением воспоминали о расположении к ним Цезаря. Впрочем, взявшись за оружие, Эдуи не дерзают отстать от общего союза. С большою неохотою молодые люди Виридомар и Эноредорикс, питавшие самые честолюбивые надежды, повиновались Верцингеториксу.
64. Он предписывает прочим племенам выставить заложников и назначает для этого известный срок. К тому же времени он приказывает явиться всей коннице, в числе пятнадцати тысяч. Тут он сказал: "что пехоты ему достаточно, сколько у него есть; что он не будет испытывать счастия и не решится на сражение. Имея сильную конницу, ему весьма легко воспрепятствовать римскому войску снабжаться хлебом и фуражом. Лишь бы только сами Галлы равнодушно истребляли свой хлеб и жгли селения; небольшая потеря частных лиц послужит к прочному торжеству их свободы". Распорядясь таким образом, Верцингеторикс приказал Эдуям и Сегузианам, как самым ближайшим к нашей провинции племенам, выставить десять тысяч пеших; он присоединил к ним 800 всадников и начальство над ними вверил брату Эпоредорикса, приказав ему идти войною на Аллоброгов. С другой стороны он поручил Габалам и ближайшим родам Арвернов опустошать земли Гельвиев, а Рутенам и Кадуркам земли Волков Арекомиков; тем не менее тайными посольствами к Аллоброгам Верцингеторикс пытался и их привлечь на свою сторону, полагая, что у них еще не не изгладилось воспоминание о недавней войне; он сулил старейшинам их деньги, а народу - власть над всеми землями провинции.
65. На всякой случай здесь приготовлено было для отражения неприятеля войско из 22 когорт, набранных в провинции. Легат Л. Цезарь противуставлял их неприятелю везде, где нужно было. Гельвии, приняв легкомысленно сражение с соседями, были разбиты; старейшина их, К. Валерий Донотавр, сын Кабура, и многие другие убиты, а прочие вынуждены искать спасения в стенах городов. Аллоброги, покрыв берега Роны частыми своими отрядами, с большим усердием и старанием защищали свои пределы. Цезарь, зная, что неприятель превосходил его конницею и находясь в невозможности получить подкрепления из провинции и Италии, так как все пути туда были преграждены, послал в Германию к племенам, в прошлом году изъявившим покорность, и привел от них и конницу и легковооруженных пеших, привыкших сражаться между конницею. Когда они прибыли, то Цезарь, видя, что лошади у них плохи и к делу неспособны, отобрал коней не только у военных трибунов и у прочих, но и у всадников римских и ветеранов, и разделил их между Германцами.
66. Пока это происходило, к неприятелю пришло вспомогательное войско из Арвернов и конница, выставленная всеми племенами Галлии; таким образом у неприятеля собрались значительные силы. Видя, что Цезарь направляет путь в землю Секванов, по крайним пределам области Лингонов, с целью быть в состоянии подать провинции руку помощи, Верцингеторикс остановился в десяти милях от Римлян тройным лагерем. Собрав на совет начальников конницы, он им сказал: "ударил час победы! Римляне бегут в провинцию и оставляют Галлию. Это событие в настоящее время достаточно обеспечивает ее независимость, но в будущем представляет мало ручательств к прочному миру и спокойствию. Римляне явятся с новыми и большими силами и не положат войне конца. А потому надобно напасть на них на походе. Если пешее войско будет защищать своих, то дальнейшее движение для него невозможно. Если же, чего он ждет наверное, Римляне, оставив тяжести, будут только стараться спасать свою жизнь, то они с тем вместе утратят и необходимые для них вещи и последнее значение. Что касается до неприятельских всадников, то они должны быть убеждены, что ни один из них и не решится показаться из-за пешего строя. А чтобы лучше обнадежить своих, он войска свои все выведет из лагеря, стращая ими неприятеля". Галльские всадники воскликнули: "самою священною клятвою надлежит обязать всех, дабы не дерзал входить под кровлю и иметь доступ к детям, родителям и жене тот, кто не проскачет два раза сквозь весь строй неприятельский"!
67. Предложение это принято с общим одобрением и все дали клятву. На другой день Верцингеторикс разделил свою конницу на 3 части: две показались у Римлян с флангов, а третья с лица начала им преграждать путь. Получнв об этом известие, Цезарь отдал приказание я своей коннице идти на неприятеля; он разделил ее также на три части. Сражение завязалось разом на всех пунктах; ряды наших воинов остановились, тяжести приняты в средину легионов. Если где-либо наши, сильно теснимые неприятелем, начинали уступать, то Цезарь приказывал туда идти пехоте; она останавливала преследование неприятеля и вместе служила опорою для своей конницы. Наконец Германцы на правом фланге овладели возвышенностью и сбили неприятеля; они преследовали беглецов до реки, у которой стоял Верцингеторикс с пешими войсками, и многих убили. Видя это, неприятель и на прочих пунктах опасался быть обойденным в тыл и обратился в бегство; везде его гнали и избивали. Три знатных Эдуя захвачены и приведены к Цезарю; то были: Кот, начальник конницы, на последних выборах имевший спор с Конвиктолитаном о старейшинстве, Каварилл, после измены Литовика командовавший пешими войсками, и Эпоредорикс, под предводительством коего, до прибытия Цезаря, Эдуи вели войну с Секванами.
68. Видя всеобщее бегство конницы, Верцингеторикс отвел войска свои, которые он расположил было перед лагерем, назад и тотчас направил путь к Алезии, городу Мандубиев; немедленно приказал он обозы вывезти из лагеря и следовать за собою. Цезарь же обоз свой оставил на ближайшем холме, под прикрытием двух легионов, и преследовал неприятеля до самого вечера. Убив у неприятеля в задних рядах около 3-х тысяч человек, Цезарь на следующий день стал лагерем под стенами Алезии. Осмотрев местоположение города и надеясь воспользоваться ужасом неприятеля вследствие поражения его конницы, на которую он главным образом рассчитывал, Цезарь увещевал воинов усердно приняться за дело и замыслил всю Алезию окружить окопами.
69. Город расположен был на верху холма, на весьма высоком месте, так что взять его казалось невозможным иначе, как правильною осадою. Подошву этого холма с двух сторон омывала река; перед городом расстилалась равнина мили на три в длину; со всех прочих сторон город окружен был холмами почти равной вышины, отделенными один от другого небольшими промежутками. Под стенами города, на части холма, обращенной к востоку, расположилось Галльское войско, окружив свой лагерь рвом и стеною в 6 футов вышины. Таким образом Римлянам надлежало вокруг всего этого вести окопы на 11 миль в окружности. Лагерь наш расположен был на удобном месте и укреплен 23 крепостцами; даже днем стояли в них караулы на случай вылазки, а ночью постоянно были там часовые и находились сильные отряды.
70. Работы производились когда завязалось сражение конницы на равнине, которая, как мы выше упомянули, в промежутке холмов, тянется в длину на три мили. Бой был самый упорный с обеих сторон. Видя, что наши готовы уступить, Цезарь послал им на помощь Германцев и поставил легионы в боевом порядке перед лагерями на случай нечаянного нападения неприятельской пехоты. Видя содействие легионов, наши ободрились, а неприятель· обращен в бегство и тут сам себе повредил многочисленностью, стеснившись в воротах, весьма узких. Германцы горячо гнались за неприятелем до самих укреплений и множество людей у него избили; иные, спешившись, пытались перейти ров и взобраться на стену. Цезарь выдвинул немного вперед легионы, расположенные перед лагерем. Галлы, находившиеся в своем укреплении, пришли в смятение, ожидая к себе немедленно приступа, они с криками бросаются к оружию, а некоторые в ужасе пустились в город. Верцингеторикс приказывает запереть ворота, опасаясь как бы не опустел лагерь. Умертвив множество неприятелей и взяв значительное количество коней, Германцы возвратились обратно.
71. Верцингеторикс принял намерение ночью отослать от себя всю конницу, прежде чем Римляне приведут к концу свои окопы. Отсылая, он дал поручение своим: "чтобы каждый, возвратясь к своему племени, убеждал всех способных носить оружие идти на войну. Он выставил им на вид свои в отношении к ним заслуги и заклинал их позаботиться о его спасении и не допустить, чтобы он достался врагу на мучения за свои заслуги делу общей свободы. Если же Галлы не приложат об этом старания, то пусть они не забудут, что с ним вместе погибнут 80,000 ч. отборного войска. По его соображению, у него хлеба едва достанет на тридцать дней; впрочем с умеренностью может еще протянуть на несколько времени". Сделав эти распоряжения, он в тишине, во вторую стражу ночи, отпустил конницу тем местом, где наши окопы еще не были довершены. Он приказывает весь хлеб принести к нему, угрожая смертною казнью ослушнику; скот, которого большое число было пригнано Мандубиями, он роздал воинам, почем пришлось на каждого. Хлеб он распорядился выдавать бережливо и понемногу; войска, которые были расположены перед городом, ввел в него. С такими средствами решился он дождаться помощи Галлов, и весть войну.
72. Узнав об этом от перебежчиков и пленных, Цезарь распорядился сделать укрепления такого рода: сначала провел он ров, в 20 футов ширины, с отвесными боками так, что он был одинакового размера и внизу и вверху. прочие укрепления были проведены от этого рва отступя на 600 футов. Это было сделано с тою целью, что как, по обширности укреплений, трудно было на всех пунктах защищать их воинами, то и нужно было сделать преграду ночным вылазкам неприятеля против наших укреплений и воспрепятствовать ему вредить метанием стрел нашим воинам, занятым работою укреплений. Итак, в означенном расстоянии были проведены два рва, каждый в 15 футов ширины и такой же глубины; в ровных и низких местах рвы были наполнены водою, проведенною из реки. Позади рвов сделана была насыпь в 12 футов ширины и вышины, укрепленная бруствером с зубцами, она представляла в тех местах, где бруствер соединялся с валом, крепкие отводы, с целью воспрепятствовать неприятелю взобраться на вал. Вся связь укреплений была прикрыта башнями, на расстоянии одна от другой 80 футов.
73. В одно и тоже время приходилось - и доставать материал для укреплений, и хлеб для прокормления войска и производить тяжкие работы, отделив значительное число людей, которые должны были отлучаться далеко от лагеря для вышеозначенного предмета. Несколько раз Галлы нападали на наши работы и пытались всеми силами делать вылазки из города в несколько ворот. А потому Цезарь счел нужным - еще более усилить укрепления, дабы иметь возможность защищать их меньшим числом воинов. для этой цели, он приказал нарубить деревьев и, обчистив на них не крепкие сучья, велел вершины их заострить; потом вырыт был ров в пять футов глубины, в который эти дерева опущены и внизу укреплены так, чтобы их вырвать невозможно было, а заостренные сучья их стояли к верху. В пять рядов поставлены они были и между собою перепутаны, так что кто попытался бы проникнуть внутрь, очутился бы в лесу заостренных сучьев гроздьями (cippus). Впереди их наискось, расположены были ямы, вырытые вглубь на три фута; к низу они суживались мало-помалу; туда опущены были обтесанные колья, толщиною в ногу, к верху заостренные и обожженные; они были так врыты в землю, что вытыкались из нее не более как на 4 вершка; для большей крепости и прочности земля около них была крепко убита. Сверху, для большего обмана неприятеля, ямы эти были заметаны хворостом и травою. В восемь рядов проведены эти ямы, на расстоянии одна от другой 3-х футов; они названы лилиями, представляя подобие этого цветка. Перед ними врыты были совершенно в землю колья с железными остриями; они были рассеяны часто один от другого по всем местам и носили название жал.
74. Когда все эти работы приведены были в концу, при чем, для произведения их, местность выбиралась как можно более ровная, то они обняли собою пространство в четырнадцать миль. Точно такие же укрепления сделаны Цезарем и с другой стороны, на случай нападения неприятеля извне. Таким образом никакие силы, как бы они ни были велики, не могли, и в случае отсутствия Цезаря, одолеть защищавший укрепления гарнизон римский. А для того, чтобы воины не подвергались постоянно опасности выходя из лагеря, Цезарь приказал всем заготовить хлеба и фуража на 30 дней.
73. Пока это происходило под Алезиею, Галлы собрали совет старейшин, но на нем постановили, вместо поголовного ополчения, как приказал было Верцингеторикс, каждому племени выставить известное число воинов; это было сделано в предупреждение замешательства и беспорядка, неизбежных с таким многолюдством, и по невозможности принять меры к снабжению его провиантом. Эдуям и племенам, от них зависящим, Сегузиянам, Амбиваретам, Авлеркам, Бранновикам, Бранновиям положено выставить 35 тысяч человек. Столько же Арвернам вместе с Элевтетами-Кадурками, Габалами и Велавнами, племенами, прознающими над собою господство Арвернов. Сенонам, Секванам, Битуригам, Сантонам, Рутенам в Карнутам - 12 тысяч; Белловакам 10 т., столько же Лемовикам. По восьми тысяч человек должны были выставить Пиктоны, Туроны, Паризии и Гельвии. Суессоны, Амбианы, Медиоматрики, Петрокории, Нервии, Морины, Нитиобриги - по пяти тысяч; Авлерки Ценоманы столько же, Атребаты - 4 тысячи; Беллокассы, Лексовии, Авлерки Эбуроны - по три тысячи; Раураки и Бойи - 30 тысяч. Все племена, живущие по берегам Океана и у Галлов носящие название Армориков - к этому числу принадлежат Куриосолиты, Редоны, Амбибары, Калеты, Озизмии, Лемовики, Венеты и Унеллы - шесть тысяч. Из этого числа Белловаки своей доли не выставили; они сказали, что будут вести войну с Римлянами сами по себе и не признавая ни чьей над собою власти; впрочем, по просьбе Коммия, с которым они водили хлеб соль, они дали две тысячи человек.
76. Это был тот самый Коммий, которого верность и услуги, как изложено нами выше, были еще недавно так полезны Цезарю в Британнии; в награду за них Цезарь племя, к которому принадлежал Коммий, освободил от всяких даней и повинностей, возвратил ему пользование его законами и правами и отдал в его распоряжении Моринов. Впрочем Галлия так единодушно восстала в защиту своей вольности и старинной воинской славы, что забыла все благодеяния, все отношения дружбы; все внимание и силы обратила она на войну и собрала войско из 8000 конницы и около двух сот сорока тысяч пеших. Сборное место войску и смотр ему сделан на земле Эдуев и там же назначены главные начальники: верховная власть вверена Атребату Коммию, Эдуям-Виридомару и Эпоредориксу, Арверну - Вергазиллавну, двоюродному брату Верцингеторикса. С ними вместе назначены отборные люди из каждого племени, с общего совета которых надлежало вести войну. Поспешно, полные надежды на успех, Галлы двинулись к Алезии; они были убеждены, что никто не будет в состоянии выдержать самый вид их многочисленности; особенно рассчитывали они на то, что, когда будет из города вылазка, в тоже время с другой стороны покажутся их огромные массы кавалерии и пехоты.
77. А те, которые были осаждены в Алезии, когда прошел уже день, в который они ждали помощи от своих, хлеб весь уже был съеден, что делалось у Эдуев - не знали, собрали совет для рассуждения о том, как поступить в столь крайнем случае. Мнения, здесь поданные были разнообразны; одни советовали сдаться, другие, пока еще есть избыток сил, прорваться чрез укрепления Римлян, но особенно заслуживает упоминания речь Критогната, дышащая каким то диким и зверским ожесточением. Этот муж, по происхождению один из знатнейших Арвернов и пользовавшийся большим у них влиянием, сказал следующее: "Не стану я говорить ничего о мнения тех, которые постыднейшее рабство предлагают вам, украшая его именем покорности; эти люди недостойны носить имя граждан и не должны бы иметь доступа здесь, в нашем совете. Хочу поговорить с вами о мнении тех, которые советуют вам вылазку; все вы сознаетесь, что мнение это по видимому внушено чувством древней нашей воинской доблести. Признак изнеженности и слабости духа - не быть в состоянии долго терпеть нужду. Скорее найдешь людей, которые добровольно подвергнутся опасности смерти, чем таких, что в состоянии терпеливо выносить страдания долгое время. Но я одобрил бы это мнение (сочувствуя сам по себе тому, сколько оно показывает величие духа), если бы дело только шло об утрате нашей собственно жизни; но, принимая наше решение, мы должны помнить об участи всей Галлии, которую мы призвали к себе на помощь. Если в одном месте погибнут восемьдесят тысяч человек, то с каким духом должны будут наши единокровные и близкие сражаться почти на самых трупах? Итак не лишите же преждевременно вашего содействия тех, которые для спасения вашего решились сами подвергнуться опасности. Берегитесь, как бы ваше неблагоразумие и опрометчивость с одной стороны, и слабость духа с другой, не были причиною падения и порабощения вечного всей Галлии. Если ваши соотечественники не явились в срок, то достаточно ли этого, чтобы усомниться в их верности и постоянстве? Что же еще? Не ужели вы думаете, что Римляне для собственного ободрения только ежедневно занимаются возведением укреплений от поля? Так как, по случаю преграждения вам всех путей, вы не можете получить верного известия от их гонцов, то сами Римляне представляют доказательство их приближения; пораженные ужасом, оттого-то они день и ночь заняты работами. В чем же заключается мой совет? - спросите вы. Последовать примеру предков наших, показанному ими в войну с Кимврами и Тевтонами, далеко не столь важную, как нынешняя борьба. Они, быв вынуждены искать спасения в городах, терпели такую же нужду, как вы теперь, но поддержали в себе силы, питаясь телами тех, которые оказались к войне неспособными, в таким образом не отдались врагам. Если бы даже мы не имели уже этого примера перед глазами, то в защиту вольности установить его и завещать потомкам - дело великое и прекрасное. Та война не представляет ничего общего с нынешнею. Опустошив Галлию, Кимвры причинили ей много жестоких потерь, но наконец вышли из наших пределов и отправились в иные земли; законы же наши и права, земли наши и вольность они оставили неприкосновенными. А Римляне движимые завистью к вашей воинской славе и могуществу, домогаются одного: водвориться в городах ваших в поработить вас навсегда; с этою целью ведут они постоянно все войны. Конечно вы не ведаете о том, что происходит у отдаленных народов. Посмотрите на соседнюю вам Галлию: она обращена в провинцию Римскую, права и законы даны ей иные от прежних; угрожаемая секирами Римлян, она угнетена постоянным рабством."
78. Выслушав все мнения, определено было на совете, неспособных, или по летам или по состоянию здоровья, к войне выслать из города и прибегнуть к мнению Критогната не иначе, как в самой крайности, когда все прочее окажется бесполезным. А решено лучше воспользоваться им, если замедлит помощь и потребуют обстоятельства, чем согласиться на мир и покорность. Мандубии, давшие в своем городе убежище войску галлов, вынуждены оставить его вместе с женами и детьми. Они, подошед к укреплениям Римлян, со слезами умоляли их всячески взять их в рабство, но не дать умереть голодною смертью. Цезарь, расположив по валу вооруженных воинов, не принял Мандубиев.
79. Между тем Коммий и прочие вожди, которым поручена была верховная власть, прибыли со всеми войсками к Алезии, заняв наружные высоты и расположились не более, как в тысяче шагов от наших укреплений. На другой день, выведя конницу из лагерей, наполнили ею всю равнину, которая, как мы выше сказали, открывалась в длину на три мили; пешие войска несколько позади были расположены по высотам. Все поле видно было из Алезии. Сбежались увидя это вспоможение, приветствовали, поздравляли друг друга и обнаруживали все признаки радости, а потому выведя войска расположили перед городом; ближайший ров Галлы заваливают хворостом и землею, готовятся к вылазкам и всем случайностям.
80. Цезарь, расположив все свое войско на обе стороны укреплений так, чтобы, на случай нападения, каждый звал свой пост и держал его, приказывает коннице выйти из лагеря и вступить в сражение с неприятельскою. Изо всех лагерей, так как они были расположены по высотам, отовсюду открывался вид вниз и все воины со вниманием ждали всхода сражения. В рядах конницы Галльской были рассыпаны там и сям стрелки и легко вооруженные пешие, с целью - оказывать помощь своим в случае отступления в замедлять натиск наших всадников. Они-то, в начале сражения, переранили много наших и заставили их оставить ряды. Галлы надеялись на перевес своих соотечественников в сражения, и видя, что наши стеснены их многочисленностью со всех сторон, и те из них, которые находились позади укреплений, и те, которые пришли на помощь, радостными криками и завываниями ободряли своих. Так как сражение происходило на виду всех и ни одно деяние, ни славное, ни позорное, не могло быть скрыто, то обе стороны возбуждаемы были к храбрости и жаждою славы и опасением бесславия. От полудня почти до захождения солнца победа не склонялась ни на чью сторону; наконец Германцы, на один пункт сосредоточив своя силы, ударили на неприятеля и сбили его; когда наконец неприятельская конница обратилась в бегство, оставленные ею, стрелки были окружены и избиты. Также и в прочих местах наши преследовали неприятеля до его лагеря, не давая ему опомниться. А те, которые расположились было перед Алезиею, с прискорбием, почти отчаявшись в победе, возвратились в город.
81. Пропустив один день и этим временем заготовив между тем большое количество фашин, лестниц и крючьев, Галлы, в полночь вышли тихонько из лагеря и устремились к нашим укреплениям со стороны поля. Подняв разом крики, давая знать ими осажденным о своем прибытии, они начали класть фашины, а стрелами, пращами и камнями наших сбивать с валу и вообще всеми силами делать приступ к нашим укреплениям. В то же время, услыхав крики, Верцингеторикс трубою дал сигнал своим и вывел их из города. Наши же, как в прежние дни каждому назначено было его место, занимают укрепления; пращами, дротиками, свинцовыми пулями и камнями, заготовленными в большом количестве, они распространяют ужас в рядах Галлов. Так как темнота не позволяла ничего видеть, то и с той и с другой стороны много принято ран; наши орудия бросали всего более стрел. Легаты М. Антоний и К. Требоний, которым эта часть достались для защиты, в тех пунктах, где наши были особенно теснимы, делали вспоможение войсками, выведенными из более дальних укреплений.
82. Пока Галлы находились по дальше от укреплений, то с большою пользою употребили они множество стрел. Но когда они подошли ближе, то иные натыкались неожиданно на колья, другие попадали в волчьи ямы и там гибли пронзенные, а прочие падали от дротиков, пущенных с башен и с валу. С обеих сторон много было переранено, но нигде неприятель не прорвался в укрепления; с рассветом неприятель, опасаясь, как бы Римляне не напали на его обнаженный фланг из верхних укреплений, отступил к своим. Осажденные выносили между тем заготовленные прежде, по приказанию Верцингеторикса, материалы на случай вылазки и заваливали первые рвы; замедлив долее в заготовлении нужных для этого вещей, они узнали об отступлении своих прежде, чем успели подойти к нашим укреплениям. Таким образом, не сделав ничего, они возвратились в город.
83. Два раза отбитые с большим уроном, Галлы рассуждают о том, как поступить; они прибегают к людям, хорошо знакомым с местностью, и разузнают о том, как расположены и укреплены наши верхние лагери. На северной стороне их находился холм; по его обширности его нельзя было захватить внутрь укреплений, а потому мы вынуждены были провесть здесь линию укреплений по неровной и немного покатой местности. Этот лагерь защищали легаты К. Антистий Регин и К. Каниний Ребил с двумя легионами. Узнав хорошенько через лазутчиков местность, неприятель избирает изо всего войска 60 тысяч человек, преимущественно из племен, пользующихся наибольшею славою храбрости. Они тайно уговариваются между собою насчет образа действий; время для нападения они назначают около полудня. Начальство над этими войсками вверено Арверну Вергазиллавну, одному из четырех вождей, родственнику Верцингеторикса. Он, выступив из лагеря в первую стражу ночи, к рассвету достиг назначенного места и, скрыв войско за горою, приказал воинам отдохнуть от ночного похода. Когда полдень начал приближаться, он двинулся с войсками к нашему лагерю, о котором мы говорили выше. В то же время конница неприятельская начала подходить к нашим укреплениям со стороны поля, а прочие войска стали показываться перед лагерем.
84. Верцингеторикс, с вершины Алезии видя движение своих соотечественников, вышел из города и приказал вынести из лагеря длинные лестницы, косы и прочие нужные предметы, заготовленные на случай вылазки. Почти единовременно завязался упорный бой на всех пунктах; неприятель употреблял свои последние усилия: где место по видимому казалось слабее, туда он устремлялся. По обширности укреплений наши войска были развлечены в разные стороны и не легко поспевали они во все места. Немало к смущению наших содействовали крики, поднявшиеся в тылу сражающихся: мужество врагов служило для них как бы ручательством опасности. Вообще то, что действует издали, производит на умы людей сильнейшее впечатление.
85. Цезарь, заняв удобное место, видел все, что где происходило, и подал помощь нашим в минуту опасности. Та и другая сторона имела в памяти, что теперь-то необходимо употребить все усилия. Галлы знали, что если не прорвут линии наших укреплений, то нет надежды на спасение; а Римляне видели конец всех трудов, если устоят. Главное сражение происходило у верхних укреплений, куда, как мы выше сказали, был отряжен Вергазиллавн И небольшая покатость местности дает большой перевес неприятелю: Галлы бросают стрелы, то, образуя черепаху, подходят к самим укреплениям; утомленные сменяются еще не бывшими в деле. Насыпь, всеми сброшенная в укрепление, открыла свободный доступ Галлам, засыпав приготовленные для них в земле западни; у наших уже недоставало ни оружия, ни сил.
86. Узнав об этом, Цезарь посылает на помощь теснимым Лабиена с шестью когортами и приказывает, если не в состоянии будет удержать натиск неприятеля, сделать вылазку, но и то в крайнем случае. Сам между тем обходит остальных, убеждает не падать под тягостью трудов, внушает нм, что от этого дня и часа должны зависеть плоды их всех прежних усилий. Осажденные, отчаявшись взять наши укрепления в ровных местах потому, что они были слишком сильно защищены, пытаются взять приступом места крутые. Они сносят к ним все заготовленные снаряды; множеством стрел сбивают с башен защищавших их воинов; землею и фашинами наполняют ров и открывают себе дорогу, а косами растаскивают вал и защищавший его бруствер.
87. Цезарь посылает сначала туда юношу Брута с шестью когортами, потом с другими семью легата К. Фабия; наконец, видя упорную борьбу, сам привел свежие войска. Восстановил сражение и отразив неприятеля, он двинулся туда, куда послал Лабиена, четыре когорты вывел из ближайшего укрепления; коннице он приказал частью следовать за собою, а частью, обошед укрепления, ударить в тыл неприятелю. Лабиен, видя, что ни вал, ни рвы не могут удержать напора неприятелей, собирает тридцать девять когорт - а их, выведенных из ближайших укреплений, судьба послала ему навстречу и дает знать Цезарю через гонцов, как он намерен поступить.
88. Цезарь поспешает быть свидетелем сражения. О прибытии его скоро узнал неприятель по цвету его одежды (в сражениях он имел обыкновение надевать особенную), и сверху, по склону холма, видел, как за ним следовали эскадроны конницы и когорты пехоты; неприятель начал сражение. С обеих сторон поднялись крики, которым отвечали с вала и со всех укреплений. Наши, оставив дротики, мечами решают дело. Вдруг с тылу неприятеля показалась конница наша и приблизились другие когорты; неприятель обратился в бегство, но бегущих встречает конница; побоище было страшное. Седулий, вождь и старейшина Лемовиков, убит; Вергазиллавн Арверн живой схвачен в бегстве; 74 военных значка неприятельских пронесено к Цезарю; немногие из такого множества удалились безвредно в лагерь. Видя из города избиение и бегство своих, неприятель, отчаявшись в спасении, отводит войска от укреплений. Услыхав об этом, Галлы, находившиеся в лагере, немедленно обратились в бегство. Если бы наши воины не были утомлены дневными трудами и частыми переходами с места на место для подания помощи, то все неприятельское войско могло бы быть уничтожено. С полночи наша конница отправлена в погоню за неприятелем, настигла его задние ряды, многих взяла в плен и многих побила; остальные рассеялись по своим домам.
89. На другой день Верцингеторикс собрал совет, где он сказал: "что войну начал не по собственной надобности, но в защиту общей свободы; теперь, когда надлежит покориться судьбе, он готов на все - или смертью своею сделать удовлетворение Римлянам, или быть выдан живым. Об этом отправлены послы к Цезарю; он приказывает выдать оружие и старейшин. Сам перед лагерем поместился в укреплении; туда приведены вожди. Верцингеторикс выдан, оружие брошено к ногам Цезаря. Оставив Эдуев и Арвернов, намереваясь через пленных привлечь эти племена опять на свою сторону, Цезарь прочих пленных разделил своим воинам поголовно в виде воинской добычи.
90. Приведя к концу эти дела, Цезарь отправился в землю Эдуев; они изъявили ему покорность. Туда же прибыли к Цезарю послы от Арвернов и обещали исполнить все его приказания. Цезарь предписал им выдать большое число заложников, а легионы отправил на зимние квартиры; около 20,000 пленных Цезарь возвратил Эдуям и Арвернам; Т. Лабиену с двумя легионами и конницею Цезарь приказал идти в землю Секванов: к нему присоединил М. Семпрония Рутилия. А К. Фабия и Л. Минуция Базиля Цезарь поставил с двумя легионами в земле Ремов, дабы они не потерпели какого-либо вреда от своих соседей Белловаков. К. Аптистия Регина послал Цезарь в землю Амбиваретов, а Т. Секстия в землю Битуригов; К. Каниния Ребила в землю Рутенов, дав каждому из них по легиону. К. Туллия Цицерона, П. Сульпиция Кабиллона и Матискона Цезарь поместил в земле Эдуев у Арара для обеспечения подвоза съестных припасов, а сам положил зимовать в Бибракте. Когда об этих событиях узнали в Риме из писем Цезаря, то определено двадцатидневное благодарственное молебствие.
(Предисловие А. Гирция.)
Уступая твоим постоянным просьбам, Бальб, и зная, что отказ мой ты сочтешь не со сознанием моего бессилия, но знаком лености, берусь за весьма трудное дело. Я принялся за продолжение записок Цезаря о Галльской войне, но не с тем, чтобы произвесть что-либо подобное его прежним и последующим трудам, и привел в концу последнюю его недоконченную книгу о событиях в Александрии; я ее заключил не окончанием наших междоусобий, которым конца не предвидится, а смертью самого Цезаря. Желал бы, чтобы тот, это станет читать эти книги, знал, с какою неохотою я взялся писать их; тогда может - быть меня помиловали бы от обвинения в безрассудстве и самонадеянности за то, что я дерзнул смешать мои сочинения с Цезаревыми. Истина неоспоримая, что ни одно сочинение, каких бы трудов и усилий оно ни стоило, не может сравниться с прелестью Цезаревых записок. они изданы для того, чтобы будущим историкам сохранить сведения о столь великих событиях, но до того они заслужили общее одобрение, что на самом деле после него стало невозможным писать об этом предмете. Мне надлежит более прочих удивляться Цезарю; других прельщает простота и прелесть его сочинений, а я один знаю, как он легко и без усилий писал их. В Цезаре удивительная легкость и простота изложения соединена с ясностью и правдивостью, с какими излагает он свои действия. Мне не случилось самому участвовать ни в Александрийской, ни в Африканской войне; хотя я отчасти знаю события этих войн из слов самого Цезаря, однако иное дело излагать по наслышке события, поразившие нас своею новостью, или заслужившие наше удивление, или описывать их на основании собственных наблюдений. Хотя я всячески стараюсь оправдать себя в покушении сравниться с Цезарем, но этим самим навлекаю на себя обвинение в безрассудной самонадеянности уже за то только, что я дерзнул взяться за то же дело, что и Цезарь. Прощай.
1. Победив всю Галлию, Цезарь хотел было дать своим воинам отдохнуть на зимних квартирах от тяжких трудов, так как все лето прошло в беспрерывных войнах. Между тем доходили до него слухи, что многие племена одновременно хотят взяться за оружие и составляют об этом заговоры. Весьма правдоподобную приводили причину ту, что Галлы убедились в невозможности, сосредоточив в одном месте какие бы то ни было многочисленные силы, с успехом сопротивляться Римлянам. Между тем как - так они думали - если бы многие племена в одно в то же время взялись за оружие, то у народа римского не достало бы ни времени, ни средств, ни людей - на всех пунктах противопоставить сопротивление. И если какое-либо племя и должно было перенести на себе временную невзгоду, то она послужила бы к обеспечению независимости прочих племен.
2. С целью разуверить Галлов в таком их убеждении, Цезарь вверил начальство над своими зимними квартирами квестору М. Антонию; а сам, накануне январских календ, с отрядом конницы отправился от города Бибракта к 13-му легиону, - а его он поставил, недалеко от области Эдуев, на землях Битуригов; к нему присоединил он находившийся по близости 11-й легион. Оставив две когорты для прикрытия обозов, Цезарь ввел остальное войско в обильные всем земли Битуригов. Имея область обширную и множество городов, это племя не могло быть удержано в повиновении одним легионом, стоявшим у него на зимних квартирах, составляло заговоры в готовилось к войне.
3. Вследствие внезапного прибытия Цезаря случилось, как обыкновенно в таких случаях бывает, что жители, рассеянные по полям в безоружные, занимавшиеся полевыми работами, сделались добычею нашей конницы прежде, чем успели бежать в города. Обыкновенного признака нашествия неприятеля - пожаров - на этот раз не было, по приказанию Цезаря. Отчасти он не хотел истреблять запасов хлеба и фуража, которые могли пригодиться при дальнейшем движении; отчасти - дабы не привесть в ужас неприятеля пожарами. Тысячами доставались Битуриги в плен; те же из них, которые успели уйти с приближением Римлян, в ужасе искали безопасности в бегстве к соседним племенам, полагаясь на связь гостеприимства с иными и на единодушие в общем деле. Но они ошиблись в расчете. Длинными и поспешными переходами Цезарь поспевал везде и не давал племенам галльским времени - озаботиться судьбою своих единоземцев, а заставлял думать только о своей. Такою поспешностью движений, Цезарь верные племена обнадеживал всегдашнею помощью, а тех, которые колебались в чувствах верности, грозою наказания принуждал к миру. Видя такое положение дел, Битуриги решились прибегнуть к милосердию Цезаря и искать его дружбы, тем более, что они видели, как соседние племена, дав заложников, не были наказаны, а мирно приняты в повиновение; и они поступили также.
4. Цезарь, в награду воинам за их труды и терпение, - они, не смотря на зимние непогоды, на затруднения дорог, на невыносимую стужу, с постоянным усердием переносили все труды и лишения, - обещал выдать, как бы вместо военной добычи, простым воинам по 200 сестерциев, а сотникам по две тысячи золотых монет. Отпустив легионы по зимним квартирам, Цезарь сам на 40-й день удалился в Бибракт. Когда он там занимался судом и расправою, к нему явились послы Битуригов, прося помощи против Карнутов, и жалуясь, что те тревожат их войною. Узнав об этом, Цезарь, проведши на зимних квартирах не более 18 дней, легионы 14-й и 6 й вывел с зимних квартир от Арара, где, как сказано в предыдущей книге, они были поставлены для прикрытия подвозов провианта. Таким образом с двумя легионами Цезарь отправился преследовать Карнутов.
5. Когда весть о движении нашего войска достигла неприятелей, Карнуты, опасаясь бедственной участи других племен, оставили свои города и деревни, - они наскоро выстроили себе небольшие жилища для защиты от зимней стужи (еще недавно бо́льшая часть их городов была уничтожена вследствие их поражения) - бежали и рассеялись в разные стороны. Цезарь, не желая подвергать своих воинов только что наступившим во всей силе зимним непогодам, расположил их по квартирам, в городе Карнутов, Генабе, отчасти в жилищах Галлов, отчасти построенных на скорую руку домах, прикрыв их соломою, приготовленною для покрытия палаток. Конницу же и пехоту союзных племен разослал во все стороны, куда, по слухам удалился неприятель. Поиски эти не были тщетны; наши возвратились, обремененные огромною добычею. Карнуты терпели жестоко от зимнего времени: изгнанные из жилищ, они в ужасе не могли нигде остановиться на долгое время; леса же не представляли защиты от жестоких непогод. Таким образом многие из них погибли, а прочие рассеялись по соседним племенам.
6. Цезарь, принимая в расчет затруднения времени года, довольствовался тем, что предупреждал скопление неприятельских сил в одно место и не давал войне возможности открыться. Сколько можно было предполагать, Цезарь убежден был, что ранее лета военные действия не могли быть важными. А потому он Требония с двумя легионами, при нем находившимися, оставил на зимних квартирах в Генабе. Сам, так как неоднократными посольствами Ремы ему давали знать, что Белловаки, племя храбрейшее изо всех галльских и бельгийских, вместе с соседними им племенами, собирают войска под предводительством Белловака Коррея в Атребата Коммия и сосредоточивают их в одно место, намереваясь всеми силами сделать вторжение в земля Суессонов, находящихся под властью Ремов, - понимая, что не только честь его, но и сама безопасность повелевает ему принять все меры к защите союзников, оказавших своею верностью народу римскому большие услуги, вызывает снова с зимних квартир девятый легион, а к К. Фабию посылает письмо, чтобы он два легиона, у него находившихся, привел в землю Суессонов в призывает к себе один из двух легионов Т. Лабиена. таким образом Цезарь, соображаясь с потребностями войны и расположением зимних квартир, вводил поочередно то тот, то другой легион в дело, отправляя их один за другим в походы.
7. Собрав эти войска, Цезарь отправился с ними в землю Белловаков и, расположившись там лагерем, разослал во все стороны отряды конницы с приказанием изловить кого нибудь, кто мог бы сделать показание о намерениях неприятелей. Всадники, исполнив приказание, дают знать, что в селах нашли они весьма немногих жителей, а прочие все отовсюду тщательно скрылись - и те остались не для полевых работ, но отосланы назад для разведывания. Когда у них Цезарь спрашивал, где главные силы Белловаков, и какие их намерения, то узнал, что все Белловаки, способные носить оружие, собрались в одно место, а с ними Амбианы, Авлерки, Калеты, Велокассы и Атребаты, что место для лагеря выбрано возвышенное, среди леса, окруженное болотами, что все свои имущества снесли они в отдаленную чащу лесов; что зачинщиков войны очень много; но чернь с большою охотою повинуется особенно Коррею, зная, как ему ненавистно самое имя Римлян; что несколько дней тому назад Атребат Коммий уехал из лагеря привесть вспомогательные войска Германцев, которые и близко живут, да и в бесчисленном множестве; что Белловаки постановили, с согласия всех старейшин, к великому удовольствию народа, в случае, если Цезарь действительно, как говорили, идет к ним с 3-мя легионами, предложить ему сражение, дабы в последствии не иметь дела со всем войском Римлян, что было бы для них несравненно затруднительнее и тяжелее. В случае же, если Цезарь придет с более значительными силами, то Белловаки вознамерились оставаться на выбранном ими месте; а поставив засады, препятствовать в вредить всячески Римлянам в поисках фуража, по времени года весьма скудного и рассеянного по разным местам, в снабжении их продовольствием в подвозах всякого рода припасов.
8. Когда Цезарь узнал это из единогласного почти показания весьма многих и рассудил, что такой план действий Галлов исполнен благоразумия и весьма далек от их всегдашней опрометчивости. Со своей стороны он решился всеми силами домогаться того, как бы неприятель, презирая малочисленность его войск, вышел скорее в открытое поле на битву. Он имел удивительной доблести весьма старые легионы седьмой, восьмой и девятый, одиннадцатый из отборных молодых людей, подававших о себе большие надежды, служивших уже восемь лет; но сравнительно с прочими легионами он не приобрел еще такой славы заслуг и мужества. А потому Цезарь, созвав совет и, изложив все, что сам узнал, ободрил воинов. На случай того, если он будет в состоянии неприятеля, числом трех легионов, вызвать на бой, Цезарь устроил такой порядок движения: легионы 7-ой, 8-ой в 9-ый должны были идти впереди всех обозов; потом вокруг обозов - немногочисленных, как обыкновенно бывает на походе, шел 11-й легион; это было сделано с тою целью, дабы неприятель не заметил, что Римляне многочисленнее, чем он ожидал. Устроив таким образом войско почти в квадратном порядке, Цезарь привел на вид неприятелей войско прежде, чем они его ожидали.
9. Галлы видели, что наши легионы идут к ним в боевом порядке мерным шагом, и хотя Цезарю наверное передали их намерения, однако они устроили войска свои перед лагерем, а не сошли с возвышенного места, или опасаясь решительного дела, или пораженные внезапностью прибытия Римлян и желая узнать, как те намерены поступить. Цезарь хотел немедленного боя; но, видя с удивлением многочисленность неприятеля, отделенного долиною более глубокою чем широкою, стал лагерем подле неприятельского. Он приказал свой лагерь обнесть валом в 12 футов, с малым на нем бруствером, соответствующим его вышине; потом велел вырыть двойной ров в 15 футов глубины с отвесными боками. В частом друг от друга расстояния воздвигнуты были трехэтажные башни, соединенные одна с другою помостами, с лица имевшими хворостяную стенку для того, чтобы быть защищенным от неприятеля двойным рвом и двойным рядом защитников: один на помостах находил безопасность в самой возвышенности места и метал оттуда стрелы тем смелее и вернее; другой ряд, вблизи неприятеля расположенный на самом валу, помостом, под которым находился, защищен был от падавших сверху неприятельских стрел. Ворота лагеря были укреплены затворами и еще более высокими башнями.
10. Укрепления эти возводились с двоякою целью: первое, показать неприятелям громадностью их, будто мы его боимся, в тем придать им более самонадеянности. Во-вторых, так как на дальнее расстояние надобно было посылать за фуражом и провиантом, то лагерь нужно было привести в такое положение, чтобы его можно было защищать и небольшими силами вследствие его крепости. Между тем, несмотря на то, что между обоими лагерями было болото, беспрестанно происходили схватки между выходившими вперед с обеих сторон немногочисленными воинами: то наши вспомогательные войска Галлов и Германцев переходили на ту сторону болота и живо теснили неприятеля; то напротив неприятель перейдя тоже болото, отодвигал наших дальше. На ежедневных наших поисках за фуражом случалось (как и надобно было ожидать вследствие того, что его надлежало отыскивать в редких в разбросанных строениях), что наши воины были окружены в неблагоприятных местах и гибли. Эти потери не были важны и ограничивались с нашей стороны несколькими лошадьми и рабами, но они служили к поддержанию неблагоразумной самонадеянности Галлов. Она еще увеличилась, когда Коммий, который, как мы говорили выше, отправился призывать вспомогательные войска Германцев, возвратился и привел германских всадников; хотя число их не превышало 500, но прибытие их весьма ободрило дикарей.
11. Цезарь, видя, что неприятель в течение весьма многих дней держится в лагере, укрепленном природою и болотистою местностью, что напасть открытою силою на его лагерь было бы невозможно без гибельной борьбы, обложить же его укреплениями требовалось более значительных сил, послал письмо Требонию, чтобы он, как можно поспешнее присоединив к себе 13-й легион, зимовавший с легатом Т. Секстием в землях Битуригов, с тремя легионами шел к нему поспешными переходами, а сам всадников Ремов, Лингонов и прочих племен, в большом числе им вызванных на войну, послал на помощь партиям наших фуражиров для поддержки их в случае внезапных нападений неприятеля.
12. Так как это делалось всякий день, то, как обыкновенна случается с течением времени, от привычки старательность уменьшилась. Белловаки, зная места, где ежедневно располагались наши конные отряды, собрали отряд отборной пехоты и устроили засаду в лесистой местности; туда же на другой день посылают всадников сначала навесть наших на скрытую засаду и потом окружив напасть на них. Судьба назначила Ремам это несчастие: им в этот день досталась очередь исполнять обязанности службы. Они, видя вдруг перед собою неприятельских всадников и превосходя силами, с пренебрежением смотрели на его малочисленность, с жаром его преследовали и вдруг окружены со всех сторон толпами неприятельской пехоты. Придя в замешательство, они отступили поспешнее, чем того требовал порядок конного сражения, потеряв Вертискона, старейшину их племени и начальника конницы. Он был так стар, что с трудом держался на коне, но, по обычаю Галлов, не захотел ни под предлогом старости отказаться от начальства над конницею, ни допустить своих сразиться без себя. Удачный результат этого сражения ободрил и придал мужества неприятелям, тем более, что вождь и начальник Ремов был тут убит. Нашим же урон показал необходимость - посты ставить в местности, тщательно осмотренной, а отступающего неприятеля преследовать умереннее.
13. Между тем ее переставали ежедневные схватки в виду обоих лагерей у переправ и переходов через болото. В такой борьбе Германцы, (приведенные Цезарем из-за Рейна именно для того, чтобы они сражались перемешавшись с конницею) все дружно перешли болото и, умертвив немногих, пытавшихся противуставить им сопротивление, упорно гнали перед собою массу неприятеля. Не только те пришли в ужас, которые непосредственно были теснимы, но и те, до которых достигали стрелы наши и которые должны были служить поддержкою первым рядам, - все обратились в самое беспорядочное бегство. они не прежде остановились, потеряв занятые ими возвышения, как скрывшись в лагерь, а другие от стыда убежали еще далее. Их опасностью все войска неприятели приведены были в такое смятение, что трудно было решить, чего у них больше, самонадеянности ли при маленьком успехе, или робости при неважном поражении.
14. Весьма много дней провел неприятель в тех же лагерях, пока узнал о приближении легионов в легата К. Требония. Вожди Белловаков, опасаясь осады подобной Алезии, ночью отсылают тех, которые были слабы возрастом или силами или не имели оружия и с ними все обозы. Пока собиралась и готовилась в путь эта смятенная и беспорядочная толпа (притом Галлы, и отправляясь налегке, обыкновенно имеют при себе большое число повозок), настал день. Тогда Галлы вывели свои войска из лагеря и расположили их впереди его, для того что бы задержать погоню Римлян и дать время уйти длинному ряду обозов. Цезарь не считал нужным ни нападать на хотевших сопротивляться, ни преследовать отступавших при неблагоприятной для него крутизне холма; впрочем заблагорассудил выдвинуть легионы вперед настолько, чтобы в присутствии их отступление Галлов не могло совершиться без опасности в виду близости наших воинов. Между тем как затруднительное для перехода болото отделяло оба лагеря и тем представляло большое препятствие для быстрого преследования отступавших, а по ту сторону находилась гора, почти касавшаяся неприятельского лагеря, от которого она была отделена только небольшою долиною; то Цезарь, заметив это, покрыв болото мостами, перевел легионы, поспешно достиг до верхней площадки горы и расположился в боевом порядке в таком месте, что стрелы, брошенные из наших метательных орудий, могли достигать рядов неприятельских.
15. Галлы, полагаясь на свойство местности, не отказывались принять сражение, в случае если бы Римляне вздумали атаковать их позицию на холме; но не решались мало-помалу уводить свои войска, опасаясь, как бы они врозь не пришли в смущение и потому остались в боевом порядке. Видя их упрямство, Цезарь, оставив вод оружием двадцать когорт, назначил место для лагеря и приказал его укрепить. По окончании работ, Цезарь поставил легионы перед валом в боевом порядке; всадники занимали посты на взнузданных лошадях. Белловаки, видя, что Римляне готовы их преследовать, не могли оставаться на этом месте или провести на нем ночь, не имея при себе съестных припасов; в этой крайности они придумали такой план отступления. Из предыдущих книг этого сочинения видно, что Галлы обыкновенно носят с собою пуки хвороста и садятся на них в ожидании сражения. Эти-то пуки соломы в хвороста, которых весьма много находилось у них в лагере, Галлы, передавая из рук в руки, сложили в кучи впереди своего фронта, и с наступлением вечера, по данному знаку, в одно и то же время подожгли их. Море огня вдруг скрыло от глаз Римлян неприятельскую армию; пользуясь этим, Галлы пустились в самое поспешное бегство.
16. Цезарь, хотя за пожаром и не мог видеть бегства неприятелей, однако, подозревая, что такой план действия придуман для бегства, двинул вперед легионы, а конницу послал в погоню; сам же двигался медленно, опасаясь засады и того, как бы неприятель не попытался остановиться в том же месте и заманить наших на бой в неблагоприятной местности. Наши всадники опасались пуститься в середину дыма и густейшего пламени и те, которые с большим усердием пытались туда проникнуть, едва могли видеть головы собственных лошадей; опасаясь засады, они дали Белловакам полную возможность уйти. Совершив таким образом бегство, исполненное и робости и изобретательности, безо всякого урона, неприятель, пройдя вперед не более 10 миль, стал лагерем в самой крепкой местности. Оттуда, расставляя часто в засады пеших и конных воинов, неприятель наносил большой вред нашим в их фуражировках.
17. Когда это стало случаться все чаще в чаще, Цезарь узнал от одного пленного, что Коррей, вождь Белловаков, с отрядом 6 тысяч человек отборной пехоты и тысячи человек лучшей конницы, расположился в засаде в том месте, куда подозревал, что Римляне пришлют вследствие обилия хлеба и фуража. Узнав об этом намерении, Цезарь вывел более легионов, чем обыкновенно, и послал вперед конницу, которую приобык посылать в защиту фуражирам; вместе с конницею отправил он легковооруженных пеших, а сам пододвинулся с легионами сколько только мог ближе.
18. Неприятели, расположенные в засаде, избрали себе для действия поляну, которая во все стороны простиралась не более как на тысячу шагов, опоясанная со всех сторон непроходимыми лесами и преглубокою рекой; эту поляну окружили они засадою, как бы тенетами. Наши, зная об умысле неприятеля, готовы были встретить бой; для него все у них было приготовлено - и дух, и оружие; надеясь на содействие следовавших за ними легионов, они не отказались бы ни от какой борьбы, и по-эскадронно прибыли к назначенному месту. С их прибытием, Коррей счел случай благоприятным для нападения; сначала он, показавшись с немногими, ударил на ближайшие к нему наши эскадроны. Наши твердо выдерживают натиск неприятелей и не толпятся многие в одно место, как это часто случается и вредно в сражениях конницы происходя вследствие каких либо опасений, и в таком случае вследствие самой многочисленности получается урон.
19. Между тем как наши выдерживали нападение отдельными эскадронами, не допуская обходить себя с боков, прочие неприятели, видя, что Коррей вступил в бой, устремились из лесу. Бой в разных местах завязался с равным упорством; долго продолжался он с одинаковым с обеих сторон счастием; наконец мало-помалу вышла неприятельская пехота в боевом порядке и вынудила наших всадников отступить; на выручку ее поспешно двинулись легковооруженные пешие, о которых я сказал, что они посланы впереди легионов; став в промежутки наших эскадронов, они упорно сражались и бой продолжался несколько времени с равным упорством, потом, как и требовал порядок сражения, те, которые выдержали первый натиск вышедших из засады, этим самим взяли верх, что и будучи настигнуты врасплох не понесли никакого урона от напавших. Между тем легионы наши подошли ближе, в в одно и то же время частые вести приносится нам и врагам, что главный вождь тут с войском, готовым к бою. Узнав об этом, наши, полагаясь на содействие когорт, стали сражаться с большим жаром, опасаясь, как бы в случае замедления не разделить славу победы с легионами. Неприятель упал в духе и искал спасения в бегстве разными путями, но напрасно; те же затруднения местности, коими он хотел замкнуть Римлян, задержали его самого. Побежденные в ужасе бежали наудачу, стремились и в леса и в реку, ослепленные страхом; большая часть их погибла: наши жарко преследовали и убивали их. И в таком бедственном положении Коррей не хотел, ни, оставив воле битвы, искать спасения в лесах, ни сдаться, несмотря на убеждения наших; храбро сражаясь и переранив много наших, он вынудил раздраженных победителей забросать его стрелами.
20. Таким образом дело было уже кончено, когда Цезарь вступил на свежие следы сражения. Он полагал, что неприятель, будучи поражен таким бедствием и получив о нем весть, оставит место лагерей, которое, как говорили, находилось от побоища тысячах в 8 шагов расстояния. Итак, несмотря на затруднения переправы, Цезарь перевел легионы через реку и двинулся вперед. Белловаки и прочие галльские племена приняв поспешно из бегства немногих и тех раненых, избежавших от смерти только по милости лесов, видя, что все против них: Коррей убит, конница утрачена и лучшая пехота, и ожидая с часу на час прихода Римлян, звуком труб созвали вдруг совет и криками изъявили на нем желание - немедленно послать к Цезарю послов и заложников.
21. Намерение это одобрено всеми, а Коммий Атребат бежал к тем Германцам, от которых на эту войну привел было вспомогательное войско. Прочие немедленно отправляют послов к Цезарю и просят: "удовольствоваться таким их наказанием, какому бы он никогда, по своему милосердию и человеколюбию, не подверг их без войны, если бы и был в состоянии. В сражении конницы сокрушилось могущество Белловаков; много тысяч отборных пеших воинов погибло; едва ушли вестники побоища. Впрочем и в таком бедствии этим сражением приобрели они ту большую· выгоду, что убит Коррей, виновник войны, возмутитель народа. При жизни его сенат имел гораздо менее власти, чем неразумная чернь.
22. На эти мольбы послов Цезарь им напомнил: "что в одно в то же время в предыдущем году Белловаки и прочие галльские племена взялись за оружие; что они упорно и долее всех оставались при своем умысле и пример покорности других не мог их образумить. Знает он и понимает, что вину греха всего легче свалить на мертвых; а впрочем никто не может иметь столько силы, чтобы, без согласия старейшин, при противодействии сената и всех благонамеренных граждан, опираясь на одну бессильную чернь, быть в состоянии возбудить и вести войну. Несмотря на то, он довольствуется мерою наказания, ими самими себе нанесенного".
23. На следующую ночь послы принесли к своим согражданам ответ Цезаря; они начали готовить заложников. Стеклись послы прочих племен, так как они смотрели на исход дела Белловаков; они дали заложников и исполнили приказания, за исключением Коммия, а тот от страха не решался никому доверить своей безопасности. В предыдущем году Т. Лабиен, между тем как Цезарь в ближней Галлии оказывал суд и расправу, слыша, что Коммий составляет против Цезаря заговор и приглашает к тому галльские племена, счел себя в праве на его измену отвечать хитростью, безо всякого вероломства. Полагая, что он на зов не придет в лагерь, а попыткою как бы не сделать его осторожнее - Лабиен послал к нему К. Волузена Квадрата, поручив ему, под предлогом совещания, умертвить Коммия; на этот предмет дал ему отборных и способных сотников. Когда сошлись на совещание - это долженствовало служить условным знаком - Волузен схватил руку Коммия, сотник нанес мечом Коммию тяжелый, но не смертельный, удар в голову; или не приучив еще руку к убийству, или может быть удержанный приближенными Коммия, но он не мог его прикончить. Обе стороны извлекли мечи, во и те и другие думали более о бегстве, чем о сражении: наши полагая, что Коммий получил смертельную рану, а Галлы, узнав о коварном умысле, опасались худшего, чем что уже видели. После этого происшествия - говорят - Коммий дал клятву никогда и на глаза не показываться никакому Римлянину.
24. Победив таким образом самые воинственные племена, Цезарь видел, что ни одно уже не замышляло войны и не думало о сопротивлении. Только иные, упорно взбегая в настоящее время власти Римлян, оставляли города и бежали из своих земель. Тогда Цезарь заблагорассудил разослать войско как можно больше в разные стороны. М. Антонию, квестору, с одиннадцатым легионом, он велел при себе оставаться; а легата К. Фабия с 25-ю когортами он отправил на самый противоположный конец Галлии, где, как до него дошел слух, некоторые племена были под оружием; для усмирения их, как полагал Цицерон, недостаточно было двух легионов, расположенных там под начальством легата К. Каниния Ребила. Т. Лабиена Цезарь призывает к себе, а 12-й легион, бывший с ним на зимних квартирах, посылает в Галлию Тогату, для защиты находившихся там поселений римских граждан в предупреждение того, дабы они не пострадали от внезапного набега Галлов, как случилось в прошлом лете с Тергестинцами, которые внезапным разбойническим набегом и натиском их подавлены. Сам Цезарь отправился разорять и опустошать владения Амбиорикса. Так как Цезарь потерял надежду захватить в свои руки Амбиорикса, пораженного страхом и находившего спасение в бегстве с одного места на другое, то и признал наиболее соответствующим своему достоинству до того истреблять в его владениях жителей, строение и скот, чтобы Амбиорикс сделался ненавистным тем из его соотечественников, которые пощажены будут судьбою, и вследствие таких потерь возврат для него в отечество сделался бы невозможным.
25. Цезарь разослал во все стороны владений Амбиорикса частью легионы, а частью союзные войска; убийства, пожары, грабежи не превращались. Умертвив и взяв в плен множество неприятелей, Цезарь послал в землю Тревиров Лабиена с 2-мя легионами. Племя их, вследствие соседства Германии, приобрело опытность в ежедневных войнах, образом жизни в дикостью немного разнилось от Германцев и никогда не исполняло приказаний иначе, как вынужденное войском.
26. Между тем легат Л. Каниний, которому Дураций (остававшийся постоянно верным союзу Римлян, несмотря на отпадение некоторой части его соотечественников) дал знать и письмами и чрез гонцов, что большие силы неприятелей сосредоточились в области Пиктонов, двинулся к городу Лемону[1]. Прибыв туда, он повернее узнал от пленных, что, вождь Андиев, Думнак с многим тысячами воинов осадил Дурация в Лемоне; не решаясь свои слабые легионы пустить в сражение с неприятелем, Каниний расположился лагерем в укрепленном месте. Думнак, узнав о приближении Каниния, обратил все войска против легионов и замыслил сделать приступ к лагерю Римлян. Потратив весьма много дней на осаду и с большим уроном своих, не мог повредить никакой части наших укреплений и обратился снова к осаде Лемона.
27. В то же время легат К. Фабий принял покорность весьма многих племен, взял у них заложников и из писем Каниния узнал о том, что происходит в земле Пиктонов; сведав об этих делах, он отправился подать помощь Дурацию. Узнав о приходе Фабия, Думнак отчаялся в спасении, если он будет вынужден в одно в то же время и выдержать извне неприятелей Римлян и озираться с опасением на горожан, немедленно отступил со своими войсками. Он не прежде счел бы себя в безопасности, как когда успел бы перевести свои войска через реку Лигер, чрез которую по ее значительности был мост. Фабий, хотя еще не видал неприятеля и не успел соединиться с Канинием, но, основываясь на показаниях людей, хорошо знавших местность, догадался, куда направит свое движение устрашенный неприятель. а потому он двинулся с войском к тому же мосту, отдав приказание коннице идти впереди легионов настолько, чтобы она всегда могла без утомления коней в случае нужды иметь убежище в одном и том же лагере с пехотою. Наша конница, двигаясь вперед сообразно данному ей наставлению, нагнала войско Думнака, и напав на неприятеля бегущего, смятенного ужасом и обремененного тяжестями, многих избила и получила богатую добычу. Таким образом сделав блистательное дело, наша конница удалилась в лагерь.
28. На следующую ночь Фабий послал вперед всадников так изготовленных, чтобы они сразились и задержали все войско, пока нагонит их сам. Чтобы дело сделалось согласно с этим наказом, А. Аттий Вар, начальник всадников, отличавшийся редким мужеством и благоразумием, делает увещание своим и, нагнав неприятельское войско, часть конницы отрядами расположил на выгодных местах, а с частью завязал сражение. Неприятельская конница смело ударила на нашу, опираясь на следовавшую за нею пехоту, а пешие, развернув свой фронт, на всех пунктах поддерживали против нас свою конницу. Сражение было весьма упорное: наши, презирая накануне еще побежденного ими неприятеля и зная, что с часу на час должны подойти легионы, упорно сражались с неприятельскою пехотою, не желая подвергнуться позору отступления в желая сами довершить сражение. Неприятель же, полагая. что ваших войск нисколько более не пойдет как он узнал накануне, думал воспользоваться случаем истребить нашу конницу.
29. Несколько времени бой был самый упорный. Думнак устроил боевую линию пехоты с тем, чтобы она с своей стороны была опорою коннице. Тут вдруг густые ряды легионов показались в виду неприятеля. Это зрелище поразило ужасом его пешие и конные полки и распространило смятение в его обозе, и неприятели с большими криками пустились бежать в рассыпную. А наши всадники, которые не задолго прежде с сопротивляющимися сразились самым храбрым образом, в торжестве победы испустили радостные и дружные клики и пустились в погоню за бегущими; они гнали их сколько позволили силы коней и убивали, пока не утомились их руки. Более 12,000 убито неприятелей, отчасти вооруженных, отчасти в страхе пометавших оружие, и весь обоз неприятеля захвачен.
30. Скоро узнали, что при этом поражении Драппет Сенон (он при самом начале восстания Галлии собрал вокруг себя шайку негодяев разного рода, рабов, призванных им к свободе изгнанников разных племен, разбойников, перехватывал обозы и припасы Римлян), собрав не более как тысяч пять беглецов, бросился с ними к стороне провинции. Соучастником его умысла был Кадурк Луктерий (из предыдущей книги видно, что, при начале восстания Галлии, замышлял он сделать нападение на провинцию). Легат Каниний с 2 легионами устремился за ним в погоню, дабы не допустить шайку негодяев внесть страх или опустошение в провинцию и тем бросить тень на славу римского оружия.
31. К. Фабий с остальным войском отправился в землю Карнутов и прочих племен, силы которых, как ему было известно, сокрушены были в сражении с Думнаком. Он не сомневался, что, по случаю недавнего бедствия, они будут покорнее, а оправившись со временем, они могут снова восстать по наущениям того же Думнака. В этом случае счастие в быстрота удивительно благоприятствовали Фабию в усмирении племен. Так Карнуты, которые, часто терпя вред, никогда о мире не упоминали, изъявили покорность и дали заложников. прочие племена, находящиеся в отдаленных концах Галлии, близ океана, носящие название Арморических, следуя примеру Карнутов, с прибытием Фабия и легионов, немедленно исполняют приказания. Думнак, изгнанный из отечества и блуждая и скитаясь один, вынужден был уйти в самые отдаленные места Галлии.
32. А Драппес в вместе с ним Луктерий, узнав, что Каниний с легионами идет за ними вслед, не решились идти в провинцию на явную гибель, имея по пятам за собою римское войско; равно видели невозможность долее безнаказанно производить свои набеги и грабежи; они остановились в земле Кадурков, Здесь Луктерий, пользуясь влиянием, какое он имел во времена благоденствия на своих соотечественников, и вообще благосклонностью, с какою Галлы постоянно смотрят на виновника новых замыслов, занял своими войсками и Луктериевыми город Укселлодун, находившийся под его покровительством. Город этот сильно укреплен местностью; жители его пристали к стороне Луктерия.
33. К. Каниний поспешно прибыл туда. Он увидел, что город защищен со всех сторон такими крутыми скалами, что даже если бы и никто его не защищал, то и в таком случае вооруженным воинам трудно взойти к нему. Находившиеся же в городе Галлы имели при себе такие большие обозы, что если бы они вздумали с ними вместе спастись тайным бегством, то не только конница могла их настичь, но им невозможно было бы уйти и от легионов. Разделив свои когорты на три части, Каниний сделал три лагеря на самой возвышенной местности; от них он мало-помалу, сколько позволяли силы войска, решился весть вал кругом города.
34. Заметив это, горожане, озабоченные воспоминанием о, в высшей степени несчастной, судьбе Алезии опасались такой же участи в случае осады, а более всех Луктерий, который сам на себе испытал ее; он, внушал жителям города необходимость запастись хлебом. Итак, с общего согласия, положено: Луктерию, оставив часть войска в городе, отправиться с остальным налегке для привоза хлеба. Когда этот план действия был одобрен, то в следующую же ночь Драппес и Луктерий вывели войска из города, оставив в нем две тысячи вооруженных воинов. В короткое время Луктерий и Драппес собрали в земле Кадурков множество хлеба; одни добровольно им его доставляли, а другие и хотели бы отказать, да не смели; несколько раз ночью они производили даже нападения на наши укрепления. Вследствие этого К. Каниний медлил окружать весь город укреплениями, опасаясь или не быть в состояния везде прикрывать их, или раздроблением войска по разным местам боясь его ослабить.
35. Собрав большое количество хлеба, Драппес и Луктерий остановились от города не далее как в 10 милях и оттуда намеревались мало-помалу ввезти хлеб в город. Они разделили между собою занятия: Драппес остался прикрывать лагерь с частью войск, а Луктерий повел в город вьючных животных. Расставив там вооруженные отряды, Луктерий, часу в 10 ночи, отправился с обозом к городу по узким дорогам, шедшим по лесу. Услыхали шум; караульными нашего лагеря посланы лазутчики и они то дали знать о том, что происходило. Каниний, получив об этом донесение, собрал вооруженные когорты из ближайших укреплений и поспешно на рассвете ударил на обоз неприятелей. Они, придя в ужас от неожиданной беды, бежали к своим вооруженным отрядам; а наши, увидав их, еще более разгорячились против вооруженных и из того числа никого живым не брали в плев. Бежал оттуда с немногими Луктерий, но не в лагерь.
36. После этого удачного дела, Каниний от пленных узнал, что часть неприятельских войск, под начальством Драппеса, находится в лагере, в расстоянии не более 12 миль. Удостоверяясь от многих в истине этого известия, Каниний не без основания полагал, что оробевшего неприятеля теперь не трудно подавить, обратив уже в бегство одного его вождя. Весьма благоприятным в этом случае обстоятельством было то, что из беглецов ни один не явился в лагерь дать знать Драппету о случившемся поражении. Не видя никакой опасности попытать счастья, Каниний послал вперед к неприятельскому лагерю всю конницу и Германцев пеших, отличающихся неимоверною быстротою движения; а сам, распределив один легион по трем лагерям, с другим пошел в поход налегке. Приблизившись к неприятелю, Каниний узнал от своих посланных вперед лазутчиков, что лагерь неприятеля, по обычаю Галлов, находится не на верху горы, а на ее покатости к реке. Германцы и всадники наши вдруг ударили на неприятеля, не ожидавшего нападения, и начали сражение. Узнав об этом, Каниний привел и легион под оружием в боевом порядке. Вдруг, по данному знаку, со всех сторон Римляне заняли высоты. Когда это случилось, Германцы и всадники, видя значки легионов, сражались с большим жаром. Когорты наши разом со всех сторон устремились на врагов: Галлы были почти все или побиты, или взяты в плен; добыча же захвачена огромная. В этом сражении захвачен в плен сам Драппес.
37. Каниний, совершив чрезвычайно счастливо это дело безо всякой почти раны кого либо из воинов, возвратился к осаде города. Уничтожив внешнего врага, опасение которого препятствовало ему до сих пор разделять вооруженные отряды и укреплением окружить осажденных, велит его вести со всех сторон разом. На другой день туда же прибыл с своими войсками К. Фабий и взял на себя осаждать часть города.
38. Между тем Цезарь оставил квестора М. Антония в земле Белловаков с 15 когортами, из опасения, дабы не дать Белгам возможности придумать новые замыслы. Сам он посетил прочие племена, приказал выставить более заложников. а своими ласковыми речами успокоил жителей, бывших в страхе. Прибыв в землю Карнутов, которые, как видно из записок Цезаря, были зачинщиками войны и потому, по сознанию свои проступков, опасались за себя более других, Цезарь, чтобы скорее успокоить умы прочих граждан, потребовал выдать ему для казни виновника восстания и возмутителя народа - Гутруата. Он, хотя даже соотечественникам своим не доверялся, однако, вследствие самых тщательных поисков, пойман и приведен в лагерь Цезаря. Вынужден был Цезарь против побуждений сердца своего казнить этого человека, смерти которого требовали воины громкими криками, припоминая все потери и бедствия, перенесенные ими через него. Вследствие этого Гутруат умер под розгами и потом ему отрублена голова секирою.
39. Тут узнал он из частых писем Каниния, что сделано относительно Драппеса и Луктерия и что предприняли жители города. Хотя малочисленность неприятелей внушала только к ним презрение, но упорство их тем не менее заслуживало, по мнению Цезаря, строгого наказания. Иначе вся Галлия почла бы, что не сил недостало у ней для сопротивления Римлянам, а постоянства и прочие племена, увлеченные примером и полагаясь на крепкую мемтноть станут домогаться свободы; а он знал, что всем Галлам известно, что ему, Цезарю, осталось год управлять Галлиею, и они были убеждены, что стоило им только этот год выдержать, а затем уже опасности дальше ни какой не будет. Итак он оставил легата К. Калена с 2 легионами и приказал им следовать за собою прямым путем, а сам со всею конницею, как можно поспешнее, двинулся к Канинию.
40. Когда Цезарь, сверх всеобщего ожидания, прибыл в Уксуллодун и видел, что город со всех сторон окружен осадными работами, и что никак нельзя оставить осаду; а с другой стороны из показаний перебежчиков видно было, что город снабжен большим количеством хлеба; потому Цезарь пытался отрезать неприятелю воду. Река перерезывала низменную долину, опоясывавшую почти со всех сторон гору, на крутой и обрывистой вершине которой расположен город Уксуллодун. Местность не позволяла отвесть воду из этой реки; у подошвы горы она неслась с такою быстротою, что ни в одну сторону, как бы ни были глубоки рвы, она не могла сбегать. Для жителей города сход к реке был весьма затруднителен по его крутизне, так что, подвергаясь нападению наших, они не могли без опасности жизни ни подходить в реке, ни без вреда возвращаться в город по крутым скатам горы. Видя такое затруднение горожан Цезарь расположил стрелков и пращников, а против мест, представлявших удобнейший сход, он поместил метательные орудия и тем препятствовал осажденным брать воду из реки. Тогда они начали ходить за водою все в одно место, где, почти под самою стеною города, бил из горы сильный ключ, и с этой стороны до реки было шагов триста расстояния.
41. Все видели необходимость отрезать горожан от этого водопоя; но Цезарь один изыскал к тому средство. Он с этой стороны приказал весть насыпь при помощи крытых ходов; это предприятие стоило великих трудов и постоянных стычек с неприятелем. Жители города, сбегая с более возвышенного места, издали сражались безопасно и много наших упорно подходивших было ими переранено; но воины наши не могли быть остановлены, вели траншеи и работами побеждали затруднения местности. В тоже время стали проводить потайные мины от места осадных работ к самому роднику, а этот род работы можно было вести без всякой опасности в не внушая неприятелю подозрений. Насыпь сделали в вышину 9 футов, в на ней устроили башню в 10 этажей; но тут она не могла сравняться с вышиною стены - достигнуть этого было решительно невозможно, - но она превысила уровень родника. С этой башни стрелы, бросаемые из машин. достигали родника и жители города не могли более ходить за водою без большой опасности. Таким образом не только скот и лошади, но и множество людей гибло от недостатка воды.
42. Устрашенные этою бедою жители города наполняют бочки соломою, смолою и щепками и, зажегши их, бросают в наши осадные работы. В то же время они завязали самый упорный бой для того, чтобы сражением и опасностью отвлечь римлян от потушения пожара. Вдруг возникло сильное пламя в самих работах. Пущенные по крутому склону горы, зажженные бочки останавливались у крытых ходов и насыпи и зажигали все, что им попадалось на встречу. Напротив наши воины, несмотря на опасный род битвы и на неблагоприятные для них условия местности, сражались с величайшим усердием. Битва происходила на возвышении в в виду всего нашего войска; с обеих сторон поднимались громкие военвые клики. Итак храбрые воины выбивались из сил, чтобы показать и засвидетельствовать свою храбрость и смело бросались на встречу стрелам неприятельским и огню.
43. Цезарь, видя, что множество наших воинов переранено, приказал когортам со всех сторон города всходить на гору и поднять отовсюду большой крик, как бы они уже готовы были занять стены города. Приведенные в ужас этим жители, не зная, что происходит в прочих местах, в нерешительности отзывают вооруженных от нападения на работы и располагают их по стенам. Тогда наши, по окончании сражения, поспешно работы, охваченные пламенем, частью погашают, частью ломают. Неприятели упорно сопротивлялись и оставались при своем образе мыслей, хотя большая часть их погибла от жажды. Наконец подземными работами отведена вода из родника, так что он, прежде неистощимый, иссяк вдруг. Жители города пришли в отчаяние, думая в этом видеть не действие усилий человеческих, но волю божества и, вынужденные крайностью, сдались.
44. Цезарь, зная, что его милосердие известно всем, не опасался более, чтобы его строгость приписали жестокости, а не предвидел успешного конца своих намерений, если в разных местах возникнут подобные упорные восстания; и потому он счел за нужное примерным наказанием устрашить прочих. Вследствие этого он приказал всем из осажденных, которые носили оружие, отрубить руку, оставив им жизнь, чтобы они служили живым уроком для других. Драппес, о котором мы сказали выше, что он взят в плен Канинием, или от огорчения и боли оков, или из опасения более тяжкого наказания, несколько дней не принимал пищи и таким образом лишил себя жизни. В то же время Луктерий, о котором я уже писал, что он бежал из сражения, попался в руки Арверну Эпазнакту (Луктерий беспрестанно переезжал с места на место, вверяя свою жизнь разным лицам и не решаясь долго оставаться на одном месте, сознавая, какого жестокого врага он сделал себе в Цезаре). Епазнакт, из приверженности к народу римскому, нисколько не усомнился задержать Луктерия и в оковах его представить к Цезарю.
45. Лабиен между тем имел с Тревирами удачное конное сражение. много Тревиров убито, а старейшины Германцев, никогда не отказывавшие в своем содействия против Римлян, достались ему живые в руки. В числе взятых в плен находился в Эдуй Сур, отличавшийся и доблестями и знатностью происхождения; он один из Эдуев по сие время еще не положил оружия.
46. Узнав об этом, Цезарь, видя, что во всех частях Галлии дела наши в прекрасном положения, и убежденный, что прошлогоднею кампаниею Галлия окончательно побеждена и усмирена, с двумя легионами двинулся в Аквитавию; дотоле Цезарь сам в ней еще не был, но некоторую часть ее покорил через П. Красса; теперь же он хотел не без пользы употребить конец лета. Поход в Аквитавию, как и все действия Цезаря, был так же быстр, как и удачен: все племена Аквитания прислали к нему послов и дали ему заложников. После всех этих действий Цезарь с конным отрядом отправился в Нарбонну, а войско поручил легатам развесть по зимним квартирам: четыре легиона под начальством легатов М. Антония, К. Требовия, П. Ватиния и К. Туллия$1$2$3 стали и Бельгии. Два легиона были отправлены в земли Эдуев, о которых Цезарь знал, что они имеют во всей Галлии наибольшее значение. Два легиона поставил в земле Туронов, у границ Карнутов, с целью держать в повиновении всю страну, прилежащую в океану, а два остальные легиона были посланы в землю Лемовиков, по соседству с Арвернами; таким образом ни одна часть Галлия не оставалась без войск. Несколько дней Цезарь провел в провинции, поспешно посетил все сеймы, разобрал судебные общественные дела и роздал награды всем, кто заслуживал; а ему ближе и лучше всего было знать расположение к Римлянам всех и каждого из жителей провинции во время восстания всей Галлии, усмирить которое дали ему возможность верность и средства этой области. Окончив все эти дела, Цезарь удалился в Бельгию к легионам и зимовал в городе Неметоценне[2].
47. Здесь Цезарь получил известие, что Атребат Коммий имел сражение с нашею конницею. Хотя с тех пор, как Антоний занял зимние квартиры, племя Атребатов оставалось в повиновении, однако Коммий, после нанесенной ему раны, о которой упомянуто выше, постоянно готов был поддерживать своих сограждан в их замыслах, в те из них, которые искали войны, имели в нем верного вождя и руководителя. С тех пор, как Атребаты находились в повиновении у Римлян, Коммий кормился со своим отрядом всадников грабежами; он перехватил в неблагоприятных местах большие обозы, шедшие к зимним квартирам Римлян.
48. При Антонии находился, префект всадников, К. Волузен Квадрат; с ним он и зимовал. Его Антоний послал в погоню за неприятельскою конницею. Волузен соединял в себе с отличною храбростью сильную ненависть к Коммию и тем охотнее взялся исполнять то, что ему было приказано. Итак, расположивши войска свои в засаду, он часто нападал с успехом на всадников Коммия. Раз, в пылу особенно упорного сражения, Волузен, увлеченный желанием захватить самого Коммия, с жаром далеко преследовал его с немногими всадниками. Тот быстрым бегством отвлек Волузена далеко; вдруг он, обратясь к своим, сделал првзыв к их верности и помощи, прося их отмстить за предательски нанесенные ему раны. Повернув коня, Коммий, отделясь от своих, неосторожно бросился на префекта. Также точно поступили все его всадники; малочисленных наших воинов они обратили в бегство и погнались за ними. Коммий, подстрекнув шпорами коня, подскакал к коню Квадрата рядом с ним и со всей силы ударил его копьем в середину ляжки. Видя префекта раненым, наши стали упорно сопротивляться и, обратясь, ударили на неприятеля. А когда это случилось, то большая часть неприятелей, сбитых сильным натиском наших, ранены и частью обращены в бегство, частью захвачены. Этой беды избег вождь быстротою коня; префект, раненый по видимому так сильно, что опасались за его жизнь, отнесен был в лагерь. А Коммий, или считая себя достаточно отомщенным, или вследствие гибели большей части своих воинов, отправил послов в Антонию и представил ему заложников в ручательство того, что он будет жить там, где он ему предпишет, и исполнит все его приказания. Об одном он просил, чтобы сделали уступку его страху, чтобы он не показывался на глаза какому нибудь Римлянину. Антоний, находя, что эта просьба внушена справедливым страхом, простил Коммия по его желанию и принял от него заложников.
Я знаю, что Цезарь в каждой книге своих записок обнимал события одного года, а я не счел нужным так поступить потому что следующий год, когда были консулами Л. Павел и, К. Марцелл, прошел для Галлии без особенно важных событий. Но для того только, чтобы не оставить в забвении, где в течение этого времени находился Цезарь и его войско, я заблагорассудил написать об этом краткое известие и присоединить к этой книге.
49. Цезарь, проводя зиму в Бельгии, имел одну цель: удержать племена Галлии в дружественном расположении и не дать им никаких надежд, ни повода к войне. Менее всего желал он ко времени своего удаления иметь необходимость вести войну. Он опасался того, чтобы не оставить войны в Галлии в ту минуту, когда войска из нее должны быть выведены; тогда вся Галлия, не видя над собою постоянной опасности, готова была бы взяться за оружие. Итак он с Галльскими племенами обращался весьма ласково, осыпал их старейшин большими наградами, не налагал на них вновь никаких тягостей и, облегчив положение Галлии, обессиленной столь продолжительною и неудачною борьбою, он без труда удерживал ее в мире и повиновении, дав ей возможность лучшего положения.
50. Цезарь, по окончании зимы, против обыкновения отправился в Италию самым поспешным образом, для того чтобы посетить муниципии и колонии и склонить их поддержать его квестора М. Антония в его искательстве жреческой должности. В этом случае Цезарь весьма охотно хлопотал в пользу человека, соединенного с ним узами тесной дружбы в им самим представленного в эту должность, против усилий партии немногих, которая, отвергнув Антония, хотела тем поколебать значение удаляющегося Цезаря. Хотя Цезарь, еще не доехав до Италии, получил известие, что М. Антоний избран авгуром; однако он находил не менее справедливым повод посетить муниципии и колонии, как для того, чтобы поблагодарить их за то, что они своим влиянием в голосами поддержали Антония, так и попросить их не отказать и ему в искательстве на следующие выборы чести консульской, - тем более, что враги Цезаря нагло хвалились тем, что с избранием консулов Л. Лентулла в К. Марцелла Цезарь будет лишен всякой чести и достоинства; что консульство исторгнуто у Сервия Гальбы, несмотря на то, что он имел более голосов и пользовался большим расположением избирателей - вследствие того, что он был в дружеских отношениях к Цезарю и находился легатом при его войске.
51. Прибытие Цезаря во всех муниципиях и колониях встречено было - так как он только в первый раз приехал после общей войны в Галлии - с невероятною честью и любовью. Ничего не оставалось, чего бы не было придумано в сделано для Цезаря относительно убранства ворот, дорог и всех мест, по которым должен был идти Цезарь. Весь народ, и с детьми, выходил в нему на встречу; везде приносили благодарственные жертвы; площади и помосты храмов покрылись столами. Одним словом, Цезарь заранее насладился всеми удовольствиями самого желанного триумфа: такова была щедрость богатых и усердие бедных.
52. Цезарь, объездив все земли Галлии Тогаты, возвратился с величайшею поспешностью к войску в Неметоценну. Вызвав легионы изо всех зимних квартир в земли Тревиров, он отправился туда и сделал им там смотр. Т. Лабиену Цезарь вверил в управление Галлию Тогату, для того чтобы он лучше ему содействовал в его искательстве консульства, а сам делал такие только переезды с места на место, какие лишь нужны были для поддержания здоровья вследствие перемены мест. Нередко доходили до Цезаря слухи, что враги его стараются увлечь Лабиена; а с другой стороны достоверно он знал, что немногочисленная партия хлопочет о том, как бы, под предлогом сенатского определения, отнять у Цезаря какую-нибудь часть войска. Впрочем Цезарь и относительно Лабиена не давал веры никаким слухам и ни в каком случае не хотел действовать против сената, будучи убежден, что пока мнения в сенате будут свободны, он всегда будет оправдан. К. Курион, трибун народный, взяв на себя защиту дела Цезарева и его чести, не раз говорил сенату, что если он имеет опасение насчет Цезаря и его войска, то так как власть и армия Помпея не менее внушают страха народу, необходимо тому и другому положить оружие и оставить войско; что таким образом независимость и вольность государства будут обеспечены. И он не ограничился этим обещанием, но уже начал было собирать голоса. Консулы в друзья Помпея настояли, чтобы этого не было; на этот раз сенат ограничился неопределенным решением дела.
53. Великое это было свидетельство всего сената и соответствовало прежнему действию. Еще в прошлом году Марцелл, стараясь всячески повредить значению Цезаря, вопреки закону Помпея и Красса, доложил сенату о провинциях Цезаря до срока. При подаче голосов, несмотря на то, что их собирал Марцелл, который достоинство свое ставил в унижении Цезаря, сенат значительным большинством принял решение, совершенно противоположное предложению Марцелла. Враги Цезаря от этого не теряли присутствия духа, а старались только распространением круга своих связей достигнуть того, чтобы сенат одобрил то, что они сами между собою задумали.
54. Состоялось потом определение сената: на Парфянскую войну отправить два легиона, взяв один у Помпея, а другой у Цезаря; явно было намерение отнять у Цезаря одного оба легиона. Помпей как бы из своего войска дал первый легион, который им был послан к Цезарю, но составлен из рекрутов Цезарева участка. Цезарь, не смотря на то, что явно видел, к чему клонится умысел его противников, отослал Кн. Помпею его легион, а от себя, и исполнение сенатского определения, велел сдать пятнадцатый легион, находившийся в ближней Галдии. На место его Цезарь отправил в Италию тринадцатый легион занять караулы, оставленные пятнадцатым, а сам распределил войскам квартиры: К. Требония с четырьмя легионами поместил в земле Бельгов, а К. Фабия, с таким же числом легионов отвел в землю Эдуев. Цезарь был убежден, что Галлия будет совершенно спокойна, если Бельги, отличающиеся храбростью, и Эдуи, имеющие сильное влияние на Галлов, будут войсками содержимы в повиновении; а сам отправился в Италию.
55. По прибытии туда, Цезарь узнает, что консул Марцелл сам по себе, оба легиона, Цезарем представленные и долженствовавшие, по сенатскому определению, идти на войну с Парфами, отдал Кн. Помпею, который и удержал их в Италии. Несмотря на очевидность этого факта и ясность приготовлений против Цезара, он решился скорее все перенести, доколе останется какая либо надежда - решить дело справедливым разбирательством, а не войною; утверждал...
конец записок о Галльской войне.