Орфография в тексте «полу–дореволюционная», т. е. большая часть текста исправлена на современную орфографию, но буква ѳ оставлена. Дело в том, что эта буква встречается только в словах греческого происхождения и в современной русской орфографии в зависимости от традиции и от предпочтений автора передается то как ф, то как т. Считаю возможным в текстах исторического характера сохранить эту букву. (Agnostik)
Агора, место для всякого рода собраний. В Анабазисе, обыкновенно, базарная площадь в середине лагеря, где можно было доставать предметы необходимости, находившиеся, главным образом, в ведении лидийцев. Что же касается агоры, упоминаемой в городах греческих, в смысле базарной площади, то под ней нужно разуметь не столько рынок в нашем смысле, помещающийся на какой–либо площади, сколько целый квартал, подразделявшийся на меньшие части с известными предметами торговли.
Аконтисты, солдаты, вооруженные аконтием, дротиком или коротким копьем (3—5 фут.), которое, для более удобного бросания, снабжалось ременною петлею, куда продевалась рука.
Акрополь, вышгород, крепость.
Амфора, широкий сосуд, с двумя ручками, для предметов жидких и сыпучих (для хранения вина обыкновенно глиняный), различной вместимости. См. Керамия.
Армосты, наместники, особые лица в лакедемонском государстве, посылаемые спартанским правительством или для управления городами, заселенными периэками (см. это слово), или, как это было в конце Пелопонесской войны, для начальствования над гарнизонами в союзных городах. Упоминаемые в Анаб. наместники были начальники во втором значении.
Боец, борьба, бег см. гимн. состязания.
Гадатели, особые лица, состоявшие на общественной службе, хотя не принадлежавшие к числу жрецов, и приглашавшиеся, как в военное, так и в мирное время, для объяснения воли богов по разным явлениям, напр., по внутренностям животных, по полету птиц и т. п.
Гетеры, греческие женщины, служившие Афродите и разделявшиеся на несколько категорий; самый многочисленный класс–танцовщицы, арфистки и флейтистки.
Гиматион см. хитон.
Гимнастические состязания составляли существенную часть греческого образования и общественной жизни, и потому пользовались особым покровительством правительств и горожан. Состязания в Олимпии (Ан. V, 3, 7), характер которых удерживался и в состязаниях, происходивших по частным городам, и по известным случаям (напр., в Анаб., по поводу прибытия эллинов к морю, см. ІV, 8, 25—28), главным обр., состояли в следующем. Желавшие состязаться должны были заблаговременно, и притом лично, заявить об этом судьям, елланодикам, которые и подвергали их испытанию относительно их происхождения, репутации и телесного развития, — рабы, ἂτιμοι, ἀσεβεῖς и ἐναγεῖς не допускались. От них требовались доказательства, что они в продолжении десяти месяцев добросовестно проходили в одном из эллинских гимнасий обычный ряд гимнастических упражнений, и затем они распределялись на группы, смотря по роду состязания и по возрасту. В заключение они должны были поклясться перед статуей Зевса, стража клятв, что в этой священной борьбе не позволят никакой бесчестной уловки и никакого преступного деяния. К этим состязаниям принадлежали: 1) бег, 2) борьба; 3) кулачный бой; 4) панкратион; 5) пентаѳлон; 6) конские ристания.
1) Бег, главный и долгое время единственный предмет гимнастических состязаний. Бег был или простой δρόμος, в один раз через стадию, или двойной, δίαυλος, туда и обратно, или же продолжительный, δόλιχος, в котором требовалось пробежать стадию не менее семи раз. Был еще бег в шлеме, поножах, и со щитом. Пред началом состязания про. возглашались имена состязавшихся, которые должны были вынимать жребий, кому с кем состязаться, и от определенной линии бежать к известному пункту, за которым на возвышенном полукруге занимали места судьи. Сколько было групп, — а состязались всегда по четыре, — столько же раз возобновлялось состязание, а так как один должен был оставаться победителем, то победители различных групп должны были снова вступать в состязание между собою, и тогда уже окончательно решалось, кому принадлежит награда. При последнем состязании первый, достигавший цели, назывался стадиоником. См. ниже Эфедр.
2) Борьба, πάλη, совершалась по известным правилам и была ограничена. Она разделялась на прямую, ὀρθή, и лежачую, ἀλιδησις. В прямой трикратное падение одного из борцов решало победу, в лежачей требовалось, чтобы один из боровшихся признался побежденным.
3) Кулачный бой, πυγμή, принадлежал не только к самым тяжелым, но и к самым опасным состязаниям, особенно с того времени, когда руки обвивались ремнями из сырой кожи и с металлическими пуговицами. Главное искусство состояло в том, чтобы, нанося удары противнику, довести его до совершенного изнеможения, самому не получив ни одного удара. Признававшийся побежденным поднимал вверх руку. Кулачный бой пользовался большим уважением и составлял одно из любимых зрелищ.
4) Панкратион, высшее и труднейшее состязание, введенное в 33 ол., состоял из борьбы вместе с кулачным боем. Панкратиасты были обыкновенно самые сильные и ловкие атлеты, сильнее кулачных бойцов и борцов. Соперникам давалась полная свобода действовать всеми членами и все свое напряжение и искусство направлять к тому, чтобы заставить противника признаться побежденным. Подобно борьбе, панкратион производился в стоячем положении.
5) Пентаѳлон, состоял из пяти частей: прыганья, бега, бросания диска, бросания копья и борьбы. Для получения награды достаточно было выйти победителем из трех предметов состязаний.
Прыгание, ἂλμα, составляло начало пентаѳлона и происходило при звуке музыки. Состязавшиеся должны были перепрыгнуть назначенное пространство с некоторого возвышения, βατὴρ, без разбега, раскачавши круглые металлические гири, ἁλτῆρες, чтобы, таким образом, сообщить своему телу некоторый полет. Прыгнувший наидальше считался победителем. Прыжок нередко простирался на 50 футов.
Бег, как часть пентаѳлона, был только простой, от одного конца стадии до другого.
Бросание диска, διςκοβολία, состояло в том, чтобы, по правилам искусства, как можно дальше бросить диском, металлическим гладко вышлифованным шаром.
Бросание копья, ἀκοντισμὸς, состояло в том, чтобы, по правилам искусства, попасть в назначенную цель.
6) Конские ристания своим блеском возвышались над всеми другими играми и более других нравились народу; они введены были в 25 ол. и происходили в гипподроме уже после других состязаний (на олимпийских праздниках на четвертый день). Места для колесниц назначались по жребию и перед каждым местом были протянуты канаты. При выезде на гииподром возвышался алтарь, на котором сидел медный орел, и поднятие этого орла служило сигналом для начала состязаний. В тоже время опускался лежавший на перекладине дельфин и снимались веревки. Колесницы попарно выезжали на площадь. Искусство состояло в том, чтобы на широком ристалище, которое нужно было объехать кругом двенадцать раз, с одной стороны держаться самого кратчайшего, дозволенного правилами, пути, поворачивая всегда на лево, как можно ближе у служившей целью колонны, с другой стороны избегнуть столкновения со всеми другими колесницами. Победителями считались те, которые прежде других пробежали определенное пространство.
Главною наградою победителя был венок из оливкового священного дерева. В Анаб. упоминаются, как награды за состязание, золотой венок (I, 7, 7), золотые чесалки (I, 2, 10) и кожи жертвенных животных (IV, 8, 26).
(Сборник истор. оч. Пютца, пер.Чацкина; Griecli. Alt. Schoem. и «Древности» Страшкевича).
Гимнеты, легковооруженные: пращники, стрелки из лука и аконтисты.
Гипподром, см. гимнаст. состязания 6) конск. ристания.
Глашатай, вестник, общественная должность, в которую избирались лица по испытанию в силе голоса, но с известными нравственными качествами. Происхождение их чисто религиозное, в силу чего личность глашатая считалась неприкосновенной. Главные их обязанности–созывать собрание, читать при этом молитву, наблюдать за порядком, объявлять принятые решения и т. под.
Гоплиты, тяжеловооруженные пехотинцы в шлеме, панцире, с большим щитом, длинным копьем и мечем.
Гость, ксенос, лицо из чужого города, которое, в силу личной дружбы или в силу фамильных связей, служило посредником в сношениях с иностранным правительством. «Ксенос» одинаково назывался и покровительствующий и покровительствуемый, гость и хозяин.
Дарик, персидская золотая монета, так названная греками со времени Дария Гистаспа; весом 8,385 грамма=1 зол. 77,22 долей, стоимостью 6½ руб.
Долих, см. гимнаст. состязания 1) Бег.
Дрепанефоры, военные колесницы в персидском войске, изобретенные Киром Старшим, вооруженные косами, приделывавшимися к колесным осям (2) и под сиденьем (5).
Дротик, см. аконтисты.
Ефедр, см. Эфедр.
Жрецы, священные лица, избиравшиеся по жребию или по выбору, но всегда по испытанию, и притом из родовых граждан. При исполнении обрядов надевали венки из растения, посвященного данному божеству, и, повязавшись лентами, держали в руке жезл. Содержание получали из доходов, назначенных для того храма, в котором они служили жрецами, и из добровольных приношений. Им же принадлежали кожи жертвенных животных и известная часть мяса. Внешним отличием служили длинные волосы и белые или яркого цвета длинные одежды.
Залогами верности служило все, что может обеспечить обещание. Сюда принадлежали: подавание правой руки, иногда и копья (Ан. IV, 8, 7), клятва — нередко с закланием соответственных животных (Анаб. II, 8—9), заложники и т. под.
Ипиреты, особые лица при главном начальнике для исполнения разных поручений.
Камешки для подачи мнений брались — белые для утвердительного голоса и черные для отрицательного.
Капиѳа, персидская низшая мера сыпучих тел, ¹/₂₄ артабы=2,325 литра=0,73592 гарнца, т. е. около ¾ гарнца.
Карватины, низший сорт обуви, в роде башмаков, прикреплявшихся ремнями.
Карпейский танец, т. е. танец «земледельцев». Описание его см. Ан. V, 9, 7—8.
Кенотафий, надгробный памятник во имя тех, которые умерли на чужбине, или потонули в море, или же пропали без вести. Керамия, глиняный сосуд, исключительно для жидкостей, вмещавший ок. 2 ведер.
Кизикский статир, золотая монета греческих малоазийских городов, но с большой примесью (во времена Ксенофонта) серебра и отчасти меди, так что номинальная её стоимость 40 аттич. драхм в действительности равнялась 28 драхмам; вес=3 зол. 83 доли; равнялся 1½ дарикам.
Колесницы с косами см. Дрепанефоры.
Ксенос см. Гость.
Легковооруженные в греч. войске, по роду своего оружия назывались: пелтастами, аконтистами, стрелками и пращниками.
Локоть, греч. мера длины=0,46 метра=10 ⅓ вершк. См. Стадия.
Лохаг, начальник лоха.
Лох, отряд в греческом войске, состоявший в разное время из разного количества солдат, от нескольких десятков до нескольких сотен.
Магада, музыкальный инструмент, в роде арфы с 20 струнами. На нем играли обеими руками, причем под левой рукой находились нижние тоны, под правой высокие. Употреблялся главн. обр. для аккомпанемента при пении.
Медимн, греческая мера сыпучих тел, в разных греч. государствах различная. Аттич. медимн имел следующие части и вместимость.
Медимн = 52,53 литра = 2 четверика.
Шестерик (ἑκτεὺς) 6: 1 = 8,754 литра = 2,62 гарнца.
Полушестерик (ἡμιεκτεὺς) 12; 6; 1 медимна = 4,377 литра = 1,3 гарнца.
Хиник 48; 8; 4; 1 = 1,094 литра= 0,33 гарнца,
Ксест 96; 16; 8; 2; 1 = 0,547 литра = 0,165 гарнца
Котила 192; 32; 16; 4; 2; 1 = 0,274 литра = 0,082 гарнца
Киаѳ 1152; 192; 96; 24; 12; 6 = 0,0456 литра = 0,014 гарнца
Мина см. Талант.
Наместники см. Армосты.
Оргия см. Стадия.
Панкратион см. Гимнаст. состязания.
Парасанг, персидская мера длины=30 греч. стад. = 0,75 геогр. мили = 5 верст. 110 саж.
Пэан, военная религиозная песнь — перед битвой в честь Арея, после битвы в честь Аполлона.
Пелтасты, легковооруженные в греч. войске, так названные от легкого круглого щита (πέλτη), который они носили; имели сверх того короткое копье, длинный меч и полотняный панцирь.
Пентикостии, отряд солдат из 50 человек.
Периэки, второе сословие лакедемонского государства, образовавшееся из первых лакедемонян и находившееся частью в личной, частью в вещественной зависимости от первого сословия, спартиатов. Они лишены были прав занимать государств. должности, за исключением военного времени, не участвовали в нар. собрании и не имели права вступать в брак с спартанками, но, владея поземельной собственностью, обязаны были платить подати, служить на войне то в качестве гоплитов или легковооруженных, то в качестве мастеров. Кроме земледелия они занимались также и ремеслами.
Пиррихий, военный мимический танец, особенно распространенный между спартанцами, в котором, под звуки флейт, быстрыми и грациозными телодвижениями представлялось нападение и отражение ударов и вообще действия противников. Его исполняли и многие, хорами, и поодиночке.
Плеѳр, см. Стадия.
Подлохаг, помощник лохага.
Полударик см. Дарик.
Поножи, поножные латы, металлические пластинки, подбитые кожей и покрывавшие ногу от колена до лодыжек, и скреплявшиеся или крючками или тесемками.
Проксены, особые лица, избиравшиеся из граждан другого государства, в роде наших консулов, обеспечивавшие юридический быт иностранцев. За услуги, оказываемые подданным известного государства, проксены пользовались известными преимуществами в том государстве, для которого они были проксенами. Важнейшие преимущества были: свободный доступ в сенат или в народное собрание, первенство при судебных разборах (προδίκια), право приобретения собственности (ἔγκτησις), освобождение от пошлин (ἀτέλεια), и т. п.
Сагара, орудие скиѳских племен, в роде топора, но обоюдоострое.
Сатрап, начальник персидской области.
Сигл, индийская и вместе персидская серебряная монета (шекел)= 5,56 грам. 1 зол. 29,13 д.=7½ аттич. обола=около 30 коп.
Скребки, στλεγγίδες, или чесалки, металлические лопатки, употреблявшиеся в греческих гимнасиях для намазывания тела маслом и для очищения от грязи.
Стадион, определенное пространство для состязания в беге. См. Гимн. состяз.
Стадия, греч. мера длины, имевшая след. части, с переводом на наши меры:
Стадия =184,97 метра=87 саж.
Плеѳр 6; 1 = 30,83 м.=14⅔ саж.
Оргия 100; 16½; 1 = 1,85 =2ар. 10½ верш.
Локоть 400; 66⅔; 4; 1 = 0,46 = 10⅓ верш.
Фут 600; 100; 6, 1½; 1 = 0,31 = 6,97 = 1¼ фут.
Спиѳама 800; 133⅓; 8; 2; 1⅓; 1 = 231,2 мм. = 9 д.1,02 лин.
Палеста 2400; 400; 24; 6; 3; 3; 1= 77,1 = 3 д.0,35 л.
Дактил 9600; 1600; 96; 24; 16; 12; 4 = 19,3 мм.=7,6 л.
Статир, золотая греч. монета, по весу и по цене равнявшаяся персидскому дарику. См. Дарик.
Стратег, главный начальник отдельного войска, полководец.
Таксиарх, начальник отряда, подчиненный стратегу.
Талант, большая монетная единица, имевшая след. части и след. стоимость.
Талант 1= 26196,2 грм. 63 ф. 93 з. 27 ½ д. = 23,835 р. 70 коп.
Мина 60; 1 = 436,6 гр.1 ф. 6 з. 34 д. = 363 р. 90 коп.
Драхма 6000; 100; 1; = 4,366 гр. 1 ф. 2,46 з. = 24 коп..
Обол 36000; 600; 6; 1= 0,728 гр. 16,38 з. = 4 ½ коп.
Халкунт 288000; 4800; 48; 8 = 0,091 гр. 2,1 зол. = ½ коп.
Золото относилось к серебру как 1: 10 и даже как 1: 12 и 14.
Тиара, род чалмы у восточных народов, особенно у персов. От обыкновенной тиары нужно отличать, прямую и остроконечную, составлявшую исключительно принадлежность персидских царей.
Трирема или триера, военный корабль, так названный оттого, что на каждой стороне триеры помещалось по 3 ряда гребцов, один над другим.
Трофей, памятник на месте одержанной победы, который состоял в том, что на дереве или на копьях вешалось отнятое у неприятеля оружие: щиты, шлемы, панцири, стрелы, мечи и проч.
Фаланга, особый строй войска в боевом порядке, представляющий колонну в тесно сомкнутых рядах (не менее 8), впрочем, различной глубины и ширины.
Фут см. Стадия.
Хиник см. Медимн.
Хитон. Одежда греков была чрезвычайно проста и естественна. Всю их одежду можно разделить на два главных вида: на ἐνδύματα, т. е. нижнюю одежду, соответствующую нашим рубашкам, и на ἐπίβλήματα, или περιβλήματα, Куда Принадлежат накидки и плащи, накидывавшиеся или на голое тело или на ἐνδύματα. К первому отделу относится в различных его видах хитон — нижнее платье как мужчин, так и женщин. Никакого другого платья, как напр.: рубашки, под хитон, как кажется, не надевалось. Он состоял из продолговатого, сложенного пополам, куска материи; одна рука продевалась в прореху, сделанную для этой цели в закрытой стороне; свободные концы другой стороны прикреплялись на другом плече застежкой или пуговицей. С этой стороны хитон оставался или совсем не сшитым до низу и скреплялись только нижние концы его, или же он сшивался, начиная с бедра до низу. Его подпоясывали лентою или кушаком. Нередко к хитону приделывали рукава либо короткие, прикрывавшие лишь верхнюю часть руки, либо длинные, прикрывавшие руку до кисти. Впрочем, рабы, и вообще рабочий класс, носили хитоны, незастегивавшиеся на правом плече и оставлявшие это плечо и половину груди открытыми. Мужчины носили хитоны короткие, женщины длинные. Из женского длинного хитона развился двойной хитон, который надевался таким образом, что излишек материи откладывался от шеи обратно на грудь и на спину. Этот откинутый назывался διπλοϊς или διπλοϊδιον. Через совершенное отделение διπλοϊς от хитона образовалась изящная накидка, ἀμπεχόνιον, которая носилась на хитоне.
Ко второму отделу ἐπιβλήματα или περιβλήματα, Принадлежали гиматион, трибон и хламида.
Гиматион тоже состоял из широкого продолговатого куска материи. Прежде всего одним концом своим он набрасывался на левое плечо сзади наперед и придерживался тут левою рукою; затем он шел через спину на правое плечо или под правую руку, наконец другим концом своим перебрасывался опять через левое плечо назад. Для более свободного завертывания, в углы гиматиона зашивались небольшие тяжести. Гиматион носили как мужчины, так и женщины. Спартанцы находили его неудобным и носили короткий плащ из грубой материи, трибон.
Хламида была обыкновенно верхнею одеждою в путешествиях и на войне. Она тоже состояла из продолговатого куска материи и тоже пристегивалась пряжкой на правом плече, с которого спускалась длинными концами по бедрам.
Все роды одежды делались преимущественно из шерсти или полотна. Дорийцы предпочитали шерсть, ионийцы полотно. Кроме шерсти и полотна употребляли еще, исключительно для женской одежды, висон, приготовлявшийся из волокон известных растений. На о—ве Аморгосе (одном из спорадских) приготовлялась ткань для женских одежд, похожая на нашу кисею или батист. В более позднее время были введены в употребление и шелковые материи. Что касается цвета одежды, то преимущественно употреблялись одежды белого цвета, но нередко встречались и другие цвета. Одежда украшалась полосами, затканными и вышитыми узорами.
(Харикл Беккера в русском переводе. Спб. 1876 г.).
Чесалки см. Скребки.
Эномотии, небольшие товарищеские отряды до 32 человек, поклявшиеся стоять друг за друга перед неприятелем и беречь друг друга.
Эномотарх, начальник эномотии.
Эфедр, атлет, который при вынимании жребия перед началом гимнастических состязаний, остался без пары. Он должен был состязаться с теми, которые остались победителями после состязавшихся пар. Получить жребий эфедра считалось величайшим счастием, потому что атлет со свежими силами легко мог одолеть уставшего соперника.
Эфоры, пять высших государственных чиновников в Спарте, избиравшиеся на год и составлявшие особый совет, посредством которого они были помощниками царей и надзирателями за действиями как царей, так и всех чиновников, которых они могли во всякое время отстранить от должности. Их же ведению принадлежало воспитание и поведение граждан. Должность эта постоянно сохранялась и возвышалась, главным образом, вследствие пробуждавшихся демократических стремлений граждан.
Глава I
Повод похода и набор войск.
От Дария и Парисатиды было два сына: старший Артаксеркс, младший Кир. Когда Дарий ослабел и предчувствовал кончину жизни, пожелал, чтобы при нем были оба сына. Старший тогда был при нем, а Кира Дарий вызвал (2) из той области, в которой сделал его сатрапом и назначил полководцем всех войск, собирающихся в Кастольской долине. Кир и отправился, взяв с собой, как друга, Тиссаферна и 300 эллинских гоплитов с начальником их Ксением, из Паррасии. Но когда скончался Дарий, (3) и на царство вступил Артаксеркс, Тиссаферн оклеветал Кира перед братом, будто Кир злоумышляет на пего. Артаксеркс поверил и задержал Кира, чтобы казнить, но мать выпросила Кира, и отправила обратно в область; а Кир, когда возвратился домой, испытавший опасность и (4) оскорбленный, задумал не быть более под братом, а, если можно, самому воцариться вместо Артаксеркса.
Мать, Парисатида, поддерживала Кира, потому что любила его более царствовавшего Артаксеркса, а кто только являлся (5) к нему от царя, он всех отпускал, расположивши их таким образом, что они были более преданы ему, чем царю. Он прилагал также старания, чтобы бывшие у него варвары не только были способны к войне, но и (6) чтобы относились к нему доброжелательно. Но эллинские войска набирал, как только мог, тайно, чтобы застать царя совершенно неприготовленным. А набор делал вот как. Во всех гарнизонах, какие только были по ионийским городам, каждому начальнику гарнизона поручил набирать побольше и получше пелопоннесцев, будто Тиссаферн посягает на эти города; (ионийские города прежде принадлежали Тиссаферну, как данные царем, а тогда все отпали к (7) Киру кроме Милета, а в Милете Тиссаферн, заметив, что некоторые тоже желают отпасть к Киру, одних казнил, других удалил. Кир принял изгнанников, составил войско, осадил Милет с суши и с моря и старался ввести их обратно. Таким образом опять был для него другой (8) повод набирать войска). А посылая посольства к царю, требовал, как брат, чтобы эти города лучше передать ему, чем управлять ими Тиссаферну; и мать содействовала ему в этом. Так что царь не замечал против себя заговора, и думал, что Кир тратится на войска, потому что воюет с Тиссаферном, и нисколько не беспокоился, когда они воевали, тем более, что доходы, поступавшие из тех городов, которыми прежде владел Тиссаферн, Кир отсылал царю.
(9) Другое войско набиралось для него в Херсонесе, что против Авидоса, следующим образом. Был лакедемонский изгнанник Клеарх. Познакомившись с ним, Кир полюбил его и дал 10,000 дариков, а Клеарх, взяв эти деньги, собрал на них войско и, действуя из Херсонеса, стал воевать с ѳракийцами, живущими за Геллеспонтом, и помогать эллинам, так что геллеспонтийские города охотно даже деньги доставляли ему на содержание воинов. Но опять таки это войско содержалось для него тайно.
Был у него еще ѳессалийский гость Аристипп. (10) Теснимый домашними противниками, он прибыл к Киру и просил 2000 наемников и платы на три месяца, в том предположении, что таким образом одолеет противников.
Но Кир дал ему до 4000 и плату на шесть месяцев, и просил не прежде кончать с противниками, как переговорит с Киром. Но и это ѳессалийское войско содержалось тоже тайно. А беотийскому гостю Проксену приказал (11) прибыть с возможно большим числом людей под предлогом, будто намерен воевать с Писидами, будто Писиды доставляют беспокойства его области; а стимфалийцу Софенету и ахеянину Сократу, которые тоже были его гостями, приказал прибыть с возможно большим числом людей, под тем предлогом, будто он вместе с милетскими изгнанниками намерен начать войну против Тиссаферна. Те так и сделали.
Глава II
Сбор войск в Сардах и выступление. Колоссы, Келены, Пелты, Керамон–агора, Кавструпедион, Ѳимврий, Тириэй. Епиакса и смотр войск. Иконий, Дан. Поход через Киликию. Тарс. Союз с Сиеннесием.
Когда он решил уже выступить в поход, то поводом выставил, будто желает совершенно изгнать Писидов из их страны, и вот, будто против них, стал собирать варварские и эллинские войска. Он дает знать: Клеарху — чтобы прибыл со всеми войсками, сколько у него было, Аристиппу — помириться с соотечественниками и прислать то войско, которое у него было; аркадянину Ксении, который заведовал расположенным по городам наемным войском, прибыть с этими людьми, за исключением только (2) тех, которые нужны были для охранения крепостей. Призвал и осаждавших Милет изгнанников и приказал им участвовать в походе, дав им обещание, если хорошо кончится то, за чем он шел, не прежде покончить военные действия, пока не введет их обратно на родину. Те охотно согласились, потому что верили ему, взяли оружие и прибыли в Сарды.
(3) Таким образом Ксения, взяв прибывших из городов, прибыл в Сарды почти с 4000 гоплитов; Проксен почти с 1500 и с 500 легковооруженных; Софенет стимфалиец с 1000 гоплитов; Сократ ахеянин почти с 500, а Пасион мегарянин прибыл почти с 300 гоплитов и с 300 пелтастов. Этот и Сократ были из тех, что осаждали (4) Милет. Вот эти прибыли к нему в Сарды. Но Тиссаферн, как только заметил это, пришел к той мысли, что это нечто большее, чем приготовление против Писидов, берет 500 всадников и с возможной скоростью отправляется к (5) царю. Тогда–то царь, узнав от Тиссаферна о походе Кира, со своей стороны стал готовиться.
С упомянутыми войсками Кир выступает из Сард[1] и идет через Лидию три перехода — 22 парасанга, до реки Меандра. Ширина её 2 плеѳра. На этой реке был мост, наведенный на семи лодках. Перейдя эту реку, идет один (6) переход — 8 парасанг — через Фригию, до многолюдного, богатого и большего города Колосс. Здесь пробыл семь дней[2]. Сюда прибыл ѳессалиец Менон с 1000 гоплитов и 500 пелтастов из долопов, эниан и олинѳян. Отсюда идет 20· парасанг, до Келен, многолюдного, (7) большого и богатого фригийского города. Здесь был дворец Кира и большой парк, наполненный дикими зверями, на которых он охотился верхом, когда сам упражнялся или упражнял лошадей. По середине парка течет река Меандр, истоки которой там где дворец, но она течет и через город Пелены. Есть в Келенах дворец и великого царя, (8) укрепленный на истоках реки Марсия, под акрополем. И эта река течет через город и впадает в Меандр. Ширина Марсия 25 футов. Здесь, говорят, Аполлон содрал кожу с Марсия, победив его в музыкальном состязании, и кожу поверил в той самой пещере, откуда выходят источники. Потому и река называется Марсием. Здесь, говорят, (9) Ксеркс, возвращаясь из Эллады после поражения, построил и этот дворец и келенский акрополь. Кир пробыл здесь 30 дней[3]. Наконец прибыл Клеарх, лакедемонский изгнанник, с 1000 гоплитов, 800 ѳракийских пелтастов и 200 критских стрелков. Тогда же прибыл сиракузянин Сосис с 300 гоплитов и Софенет аркадянин с 1000 гоплитов. Здесь же, в парке, Кир произвел смотр и счет эллинам, и всех оказалось: гоплитов 11000, пелтастов около 2000.
(10) Отсюда идет два перехода — 10 парасанг до многолюдного города Пелт. Здесь пробыл три дня[4], в которые аркадянин Ксения праздновал Ликей и устроил гимнастические состязания. Наградой были золотые чесалки. Кир тоже (11) присутствовал при состязаниях. Отсюда идет 2 перехода — 12 парасанг до населенного города «Керамон–агора», последнего в области Мисии. Отсюда идет 3 перехода — 30 парасанг до многолюдного города Кавструпедиона. Здесь пробыл 5 дней[5]. Солдатам следовала плата более чем за три месяца, и они часто подходили к его дверям и требовали. Кир каждый раз обнадеживал их, но это видимо огорчало его, потому что не в характере Кира было иметь и не (12) давать. Сюда прибыла в Киру Епиакса, жена Киликийского царя Сиеннесия. Говорили, она вручила Киру много денег; по крайней мере Кир тогда же выдал плату за четыре месяца. Эта киликиянка имела при себе и стражу из киликиян и аспендийцев. Говорили, что Кир даже заключил союз с этой киликиянкой.
(13) Отсюда он прошел два перехода —10 парасанг до многолюдного города Ѳимврия. Здесь возле дороги был, так называемый, источник фригийского царя Мидаса, в котором, говорят, Мидас поймал Сатира, смешав воду с вином. (14) Отсюда идет 2 перехода — 10 парасанг в многолюдный город Тириэй. Здесь пробыл 3 дня[6]. Киликиянка, говорят, просила Кира показать ей войска. Кир согласился и (15) на поле сделал смотр эллинам и варварам. Первым приказал построиться и стать, как у них принято при сражении, и чтобы каждый начальник выстроил своих. Таким образом они выстроились в 4 строя, при чем Менон с своим отрядом занимал правое крыло, а Клеарх с своим отрядом левое; середину заняли остальные стратеги. Кир смотрел сперва варваров; и они проходили, (16) построившись по ротам и полкам. Затем он смотрел эллинов, объезжая в колеснице, и киликиянка тоже разъезжала в своей колеснице. Все они были в медных шлемах, красных хитонах, поножах и с непокрытыми щитами. (17) Об ехавши всех и остановившись против середины фаланги, Кир послал переводчика Пигрета к эллинским стратегам с приказанием «поднять оружие и двинуться всей фалангой». Стратеги объявили это воинам, и когда дан был сигнал трубой, они подняли оружие и тронулись. Но когда они с криком пошли скорым шагом, и сам собою вышел (18) (как бы) набег на палатки варваров, тогда всех варваров объял великий страх; киликиянка даже бежала в своей колеснице, бывшие на базаре тоже бежали, оставив свои товары, а эллины со смехом пошли к своим палаткам. Тем не менее киликиянка изумилась, увидевши блеск и стройность войск; и Кир был доволен, видя страх, нанесенный эллинами варварам.
Отсюда идет 3 перехода — 20 парасанг до крайнего (19) города Фригии, Икония. Здесь пробыл 3 дня[7]. Отсюда идет 5 переходов—30 парасанг через Ликаонию. Эту страну, (20) как враждебную, позволил эллинам разграбить. Отсюда Кир отослал киликиянку с Меноном и его воинами в Киликию кратчайшим путем, а сам с остальными войсками проходит через Каппадокию, 4 перехода — 25 парасанг, до многолюдного, большего и богатого города Дана. Здесь пробыл 3 дня[8], в которые казнил перса Мегаферна, царского сановника в красном плаще, и еще одного вельможу из подвластных правителей по обвинению в заговоре.
(21) Отсюда пытался пройти в Киликию, но проход составляла дорога только для одной повозки, чрезвычайно крутая и, в случае задержки, недоступная для прохода. Говорили также, что Сиеннесий стоит на вершинах и охраняет проход, вследствие чего Кир один день пробыл в долине. Но на следующий день прибыл вестник и сказал, что Сиеннесий оставил вершины, когда узнал, что войско Менона уже в Киликии, в горах, так и потому что узнал, что Тамос ведет лакедемонские и Кировы триремы, направляющиеся из (22) Ионии в Киликию. Итак Кир взошел на горы без всякого препятствия и увидел палатки там, где киликияне охраняли проход.
Отсюда спустился в большую, красивую и орошаемую водами равнину, наполненную всякого рода деревьями и виноградом, и дающую много кунжута, манны, проса, много пшеницы и ячменя. Все это место, от одного конца до другого, окружает крутая и высокая гора. Спустившись в (23) долину, Кир шел через нее 4 перехода — 25 парасанг, до большего и богатого киликийского города «Тарсы». Здесь были дворцы киликийского царя Сиеннесия, а через город протекала река, по имени Кидн, в ширину два плеѳра. (24) Жители, кроме содержателей харчевен, ушли из города с Сиеннесием в неприступную местность, в горы; остались также жившие при море в Солах и Иссах. Епиакса, жена (25) Сиеннесия, прибыла в Тарсы пятью днями раньше Кира, но при переходе через горы в долину погибло два лоха из отряда Менона. Одни говорили, что они были изрублены киликиянами, когда грабили что–то; другие передавали, что так–как эти лохи отстали и не были в состоянии отыскать ни остального войска, ни дороги, то, конечно, заблудились и погибли. Они составляли 100 гоплитов. Но когда прибыли (26) остальные, то, в негодовании за гибель товарищей, разграбили и город Тарсы и находившиеся в нем дворцы. Вступив в город, Кир послал за Сиеннесием, но тот отвечал, что он и прежде никому сильнейшему никогда не отдавался в руки, и теперь не желает отдаться Киру, пока наконец жена успокоила его, и он получил залоги верности. Когда они после этого сошлись, Сиеннесий дал Киру (27) много денег на войско, а Кир дал ему подарки, какие у царя считаются почетными: коня с золотой уздечкой, золотую цепь, браслеты, золотой кинжал и персидское платье, и дал слово более не грабить его страну, а если где окажутся (киликияне) уведенные в рабство, отнимать.
Глава III
Бунт солдат и совещание. Новые условия.
Здесь пробыл Кир с войсками 20 дней[9], потому что воины объявили, что не пойдут дальше: они уже догадывались, что идут против царя, и заявляли, что не для этого договаривались. Сперва Клеарх заставлял идти своих, но когда он начал выступление, воины стали бросать камнями (2) и в него, и в его вьючных животных, и он тогда едва избежал побиения камнями, а когда наконец увидел, что нельзя будет заставить, то созвал их на собрание. Сначала он долго стоял и плакал; солдаты с изумлением (3) смотрели и молчали. Затем сказал следующее: «Мужи–воины, солдаты, не удивляйтесь, что я огорчен настоящим обстоятельством. Кир был моим покровителем, и меня, изгнанного из отечества, не только вообще почтил, но еще дал 10 000 дариков. Эти деньги я не отложил в собственность, и не обратил на удовольствия, но тратил на (4) вас. Так, я сперва вел войну с ѳракийцами, и вместе с вами, защищая Элладу, гнал их из Херсонеса, когда они желали отнять земли от поселившихся там эллинов. Когда же позвал Кир, я отправился с вами, чтобы, в случае надобности, послужить ему за то, что испытал от (5) него хорошего. Но когда вы не хотите идти вместе, то мне приходится или изменить вам и пользоваться дружбой Кира, или оказаться перед ним лжецом и быть за одно с вами. Не знаю, поступлю ли справедливо: я предпочту вас и с вами буду терпеть, что придется. Никто не скажет, что я завел эллинов к варварам и, изменив эллинам, предпочел союз с варварами. И когда вы не хотите меня (6) слушаться и следовать за мной, я последую за вами и буду терпеть, что придется: потому что считаю вас для себя и родиной, и друзьями, и союзниками; с вами надеюсь быть в почете, где бы ни был, тогда как лишившись вас, не буду в состоянии ни послужить другу, ни наказать врага. Так знайте, что я пойду туда, куда и вы».
Так он говорил. Воины, как его, так и другие, слыша, (7) что он сказал, что не пойдет против царя, одобрили, а из отрядов Ксении и Пасиона более 2000 человек, с оружием и обозом, расположились подле Клеарха. Кир, (8) смущенный и огорченный этим, послал за Клеархом. Тот не согласился идти, но тайно от солдат послал к нему вестника сказать, чтобы Кир был спокоен, что это устроится, как следует; но приказал, чтобы за ним послать еще раз, а сам, сказал, не придет. Затем собрав (9) своих и тех, что перешли к нему, а также, кто желал, из прочих отрядов, сказал:
«Мужи–воины. Очевидно, что теперь обязательство Кира по отношению к нам таково же, как наше к нему. Мы более не его солдаты, потому что не следуем за ним, и он более наш не плательщик. Что он считает себя обиженным нами, я это знаю; оттого–то, хотя он и звал, я не (10) желаю идти к нему, главным образом потому, что мне стыдно, так как я сознаю, что во всем обманул его, а кроме того и опасаюсь, чтобы он не схватил меня и не подверг наказанию за то, в чем считает себя обиженным. (11) И мне кажется, что нам не время теперь бездействовать и не думать о себе, а нужно посоветоваться, что делать после всего этого. Таким образом, если мы здесь останемся, то нам, как мне кажется, нужно подумать, чтобы оставаться вполне в безопасности; и если решаемся идти назад, то — чтобы возвращаться вполне безопасно и иметь продовольствие, потому что без этого нет никакой (12) пользы ни в полководце, ни в простом солдате. Но этот человек очень дорогой друг, кому будет другом, и очень сильный враг, кому будет недругом: он имеет и войска пешие и конные, и корабли, что все мы одинаково видим и знаем, потому что, кажется, недалеко от него стоим. Так что пора высказаться, кто что признает за лучшее».
(13) Этим он заключил. Тогда выступили одни по собственному побуждению, чтобы высказать как они думали, другие, настроенные Клеархом, заявлявшие, как затруднительно будет, без согласия Кира, и оставаться и возвращаться; (14) а один, притворяясь, будто торопится поскорее отправиться в Элладу, даже предложил «немедленно выбрать других стратегов, если Клеарх не хочет вести назад; закупить продовольствия, — базар был в варварском войске, — и собираться; затем идти к Киру и просить кораблей, чтобы ехать назад; а если он не даст, то просить у него проводника, чтобы вел через дружественную страну; если же он и проводника не даст, то поскорее строиться и выслать отряд наперед занять вершины, чтобы не поспешили их занять Кир или киликийцы, у которых мы набрали и много людей и много имущества».
(15) Так говорил этот человек. Но Клеарх сказал только следующее: «что я буду командовать при этом походе, этого пусть никто из вас не думает: я многу вижу, почему мне не следует это делать; но (всякий пусть знает), что тому начальнику, которого вы изберете, я буду повиноваться как только сумею, дабы вы знали, что я и подчиняться умею лучше, чем всякий другой».
(16) Затем выступил другой, доказывая нелепость того, кто предлагал просить кораблей, как будто Киру не предстоит обратный поход, доказывая также, что нелепо и проводника просить у того, кому мы расстраиваем самое предприятие.
Если же мы доверимся тому проводнику, которого даст Кир, то что мешает Киру приказать предупредить пас занятием высот? «Да я бы задумался, говорил он, даже вступить (17) на те корабли, которые он даст нам, чтобы он не потопил нас вместе с триремами; боялся бы я последовать и за тем проводником, которого он даст, чтобы проводник не завел туда, откуда нельзя будет выбраться. При несогласии Кира иа возвращение, я бы желал уйти тайно, но это не возможно. Впрочем я это считаю пустяками, и (18) предлагаю, чтобы те, кто поопытнее, отправились вместе с Клеархом к Киру и спросили его, что он хочет с нами делать; и если это будет предприятие похожее на то, как он и прежде пользовался наемными войсками, то и нам следовать за ним и не быть хуже тех, которые раньше ходили с ним; если же это предприятие больше, труднее и (19_ опаснее предыдущего, то пусть предложат — или идти дальше, склонивши нас к этому, или отпустить нас дружелюбно, уступивши нам. В таком случае, если идти, будем идти друзьями и с мужественной душой, а если возвращаться, будем возвращаться безопасно. Что он на это скажет, объявить здесь, а мы выслушаем и подумаем».
(20) Так порешили и, выбрав лиц, послали вместе с Клеархом, спросить Кира о решении войска. Кир отвечал, что он слышал, что на Евфрате, в 12 переходах, стоит его враг Аврокома. «На него–то, говорил Кир, он желает идти; и если Аврокома там окажется, нужно наказать (21) его; если же бежал, то мы там посоветуемся». Выборные, выслушав это, передали воинам; но у последних явилось подозрение, что Кир ведет их против царя. Однако решили следовать, но потребовали прибавки платы; и Кир обещал выдавать каждому на половину больше того, что они получали прежде: каждому воину вместо дарика по три полударика в месяц. Но что он ведет против царя, этого, по крайней мере явно, и здесь никто ни от кого не слышал.
Глава IV
Дальнейший поход до Исс. Прибытие флота и Хирисофа. Ворота Киликии и Сирии. Бегство Ксении и Пасиона. Дальнейший поход через Сирию. Неудовольствия солдат, Менон и переход через Евфрат.
Отсюда идет два перехода — 10 парасанг до р. Псара, ширина которой была 3 плеѳра. Отсюда идет один переход — 5 парасанг до реки Пирама, ширина которой стадия. Отсюда идет два перехода — 15 парасанг в Иссы, последний город в Киликии, лежащий при море, большой и богатый. Здесь пробыли три дня[10]. Сюда прибыли к Киру из (2) Пелопоннесса 35 кораблей с начальником лакедемонянином Пиѳагором; но из Ефеса вел эти корабли египтянин Тамос, имевший еще 25 других кораблей Кира, с которыми раньше осаждал Милет, когда этот город держал сторону Тиссаферна, и помогал Киру против Тиссаферна. На (3) этих же кораблях прибыл и, вызванный Киром, лакедемонянин Хирисоф с 700 гоплитов, с которыми он служил у Кира. Эти корабли стали против палатки Кира. Здесь же перешли к Киру и отпавшие от Аврокомы эллинские наемники, 400 гоплитов, и тоже приняли участие в походе против царя.
Отсюда идет один переход — 5 парасанг до «Ворот (4) Киликии и Сирии». Это были две стены, из которых одну, внутреннюю, что от Киликии, занимал Сиеннесий и киликийская стража, а внешнюю, что от Сирии, охраняла, как говорили, стража царя. Между этими стенами протекает река, по имени Карс, шириной в плеѳр. Вся середина между стенами составляла 3 стадии, но силою проникнуть не было возможности, потому что проход был узок, и стены спускались к морю, а над ними возвышались обрывистые скалы; и в обеих стенах стояли ворота. Ради этого–то (5) прохода Кир вызвал флот, чтобы, в случае охранения его на сирийской стороне, что, по его предположению, готов был сделать Аврокома с своим многочисленным войском, высадить гоплитов по сю и по ту сторону «Ворот» и прогнать неприятелей, и таким образом пройти. Но Аврокома не сделал этого, а когда услышал, что Кир в Киликии, то повернул из Финикии и направился к царю, как говорили, с 300 000 войска.
(6) Отсюда идет один переход — 5 парасанг, через Сирию, до многолюдного приморского финикийского города Мириандра. Это было торговое место, где стояло много (7) грузовых судов. Здесь пробыли 7 дней[11]. Тут стратег, аркадянин, Ксения и мегарянин Пасион сели на судно и, наложивши много ценного, уехали, оскорбившись тем, — так по крайней мере очень многие думали, — что Кир позволил Клеарху иметь у себя их воинов, которые перешли к Клеарху, чтобы идти назад в Элладу, а не против царя. Когда они скрылись из виду, прошел слух, что Кир велел нагнать их триремами, при чем одни желали, чтобы их схватили, как вероломных, а другие выражали сожаление, на случай они попадутся. Тогда Кир созвал стратегов и (8) сказал: «Нас оставили Ксения и Пасион; так пусть они знают, что они не скрылись, потому что мне известно, куда они ушли, и не бежали, потому что есть у меня триремы, чтобы догнать их судно. Но, клянусь богами, я не стану их преследовать; да никто не скажет, что пока кто у меня находится, я пользуюсь, а если захочет уйти, будто я схватываю, тесню и лишаю имущества. Пусть они уходят и знают, что они хуже к нам, чем мы к ним. Хотя даже у меня находятся их дети и жены, охраняемые в Траллах, но они и их не будут лишены, и получат ради (9) прежних заслуг». Так он сказал; и тогда, если и был кто из эллинов недовольный этим походом, слыша о таком великодушии Кира, шел охотнее и бодрее.
Затем Кир идет 4 перехода — 20 парасанг, до реки Хала, шириной в один плеѳр, полной больших и ручных рыб, которых сирийцы считали божествами и не дозволяли трогать, как и голубей. Деревни, где расположились, принадлежали Парисатиде, данные ей «на пояс». Отсюда (10) Кир идет 5 переходов — 30 парасанг, до реки Дардата, ширина которого один плеѳр. Там были дворцы Велесия, правителя Сирии, и огромный красивый парк, имевший все, что производят времена года. Кир велел его вырубить, а дворцы сжечь. Отсюда идет 3 перехода — 15 парасанг, до (11) р. Евфрата, ширина которого 4 стадии. Здесь лежал большой и богатый город, по имени, Ѳапсак. Здесь Кир пробыл 5 дней[12]; и вот он, пригласив эллинских стратегов, объявил, что поход будет против великого царя, в Вавилон, и сказал известить об этом воинов и склонить их следовать. Стратеги созвали собрание и объявили.
Но воины были недовольны на стратегов; говорили, что они (12) давно знали об этом и скрывали; и заявили, что не пойдут, если им не дадут такой же платы, как прежним, ходившим с Киром к его отцу, и при том не на битву, а потому что отец звал Кира. Стратеги передали это Киру, (13) и он обещал, когда придут в Вавилон, выдать каждому по 5 мин серебра, и кроме того выдавать полную плату, пока доставит их обратно в Ионию. Большинство эллинского войска согласилось, но прежде чем стало известно, что сделают остальные солдаты, пойдут за Киром или нет, Менон созвал свое войско отдельно от прочих и (14) сказал: «Мужи, если вы меня послушаетесь, то без всяких опасностей и трудов, будете предпочтены Киром прочим солдатам. Я предлагаю вам сделать следующее. Киру желательно, чтобы эллины следовали за ним против царя; потому я нахожу, что вам следует перейти Евфрат, прежде чем станет известно, как ответят остальные эллины. (15) Если они решат идти, то вы, начавши переход, будете считаться зачинщиками, и к вам, как более усердным, Кир будет питать признательность и окажет ее, — он сумеет более, чем кто другой; если же остальные откажутся, то все мы возвратимся обратно, но вами, как покорными, Кир воспользуется, как самыми надежными и для крепостей, и для лохагий; и если чего другого попросите у Кира, я уверен, что получите у него, как у друга».
(16) Выслушав это, они повиновались и перешли, прежде чем остальные дали ответ. Кир, узнав об их переходе, остался доволен, и, послав к войску Глуса, сказал (через него): «Мужи, теперь я вас благодарю, а чтобы вы меня благодарили, я уже позабочусь об этом; иначе не (17) называйте меня Киром». Тогда воины, исполненные больших надежд, пожелали ему счастья, а Менону, говорят, он даже прислал великолепные подарки.
После этого Кир стал переходить Евфрат, а за ним последовало все войско. Когда переходили реку, никто не (18) замочился выше груди, а ѳапсакийцы говорили, что, кроме этого случая, никогда нельзя было перейти реку в брод, а непременно на лодках, которые, проходя, сжег Аврокома, чтобы Кир не переправился. Это показалось сверхъестественным: река видимо отступила перед Киром, как перед будущим царем. Отсюда идет 9 переходов — 50 парасанг, через Сирию, и прибыл к р. Араксу. Здесь было много деревень, богатых хлебом и вином, и они, пробыв 3 дня[13], запаслись продовольствием.
Глава V
Поход через Аравию. Корсота. Пилы. Харманда. Бунт солдат.
Отсюда, имея Евфрат на правой стороне, Кир проходит через Аравию в 5 пустынных переходов — 35 парасанг. В этой местности земля была — совершенно ровное поле, как море, усеянная полынью; если же и было что либо из дерева или из кустарника, то все это было пахучее, как ароматы. Дерева не было вовсе, но звери всякого (2) рода: множество диких ослов, много страусов, были драхвы, серны. Всадники нередко гнались за этими животными. Когда гнались за ослами, то они, убежав далеко, останавливались, потому что бежали гораздо скорее лошадей, а за тем, когда к ним приближались лошади, они делали тоже. Таким образом их нельзя было поймать, разве когда всадники охотились за ними, ставши в разных местах и чередуясь лошадьми. Мясо пойманного осла было похоже на оленье, но нежнее. Но страуса никто не поймал. Гнавшиеся за ним (3) всадники скоро останавливались, потому что он быстро удалялся, пользуясь на бегу то ногами, то крыльями, поднимая их как парус. Но драхву, если ее быстро спугнуть, можно поймать; потому что она летает недалеко, как куропатка, и скоро устает. Мясо драхвы очень приятное.
(4) Проходя через эту страну, прибыли к р. Маску, шириной в плеѳр. Здесь был большой, но безлюдный город, по имени Корсота, кругом омываемый Маском. Здесь (5) пробыли 3 дня[14] и запаслись продовольствием. Отсюда Кир проходит 13 пустынных переходов — 90 парасанг, имея Евфрат направо, и прибыл в Пилы. На этих переходах много вьючных животных погибло от голода, потому что не было сена и положительно ни одного дерева; вся эта страна была голая. Жители существовали тем, что вырывали вдоль реки мельничные жернова, обделывали их, доставляли в Вавилон, и продавали, покупая за это продовольствие.
(6) Между тем у войска не стало хлеба, да и купить нельзя было, разве на лидийском рынке в персидском войске Кира, капиѳу пшеничной или ячменной муки за 4 сигла. Сигл равняется 7½ аттическим оболам, а каниѳа (7) вмещает 2 аттических хиника. Потому все время питались мясом. Из этих переходов некоторые он проходил довольно длинные, особенно когда желал достигнуть до воды или до травы. Нередко, если показывался узкий проход или грязь, затруднительная для повозок, Кир останавливался с знатнейшими и богатейшими лицами и приказывал Глусу или Пигрету взять людей из персидского войска и с ними (8) вытаскивать повозки; и когда находил, что они делали это вяло, то, как бы недовольный, обращался к окружавшим важнейшим персам, чтобы они поторопили повозки. И вот здесь можно было отчасти видеть (персидскую) добропорядочность. Сбросивши свои пурпурные кафтаны, они, совершенно как иной бежит за победой, бросались, где кто стоял, нередко даже с очень крутого холма, в дорогих хитонах и в пестрых шароварах, некоторые даже с цепями на шее и с браслетами на руках. Во всем этом они бросались в грязь и скорее, чем можно представить, выносили повозки на руках. Вообще же Кир всю дорогу видимо (9) торопился и не делал остановок, разве за продовольствием или за чем либо другим необходимым, рассуждая, что чем скорее придет, тем менее найдет царя приготовленным к битве, и чем медленнее — тем более царь соберет войск. Здесь внимательному наблюдателю можно было заметить, что страна царя сильна множеством земель и народонаселением, но, если бы кто быстро начал войну, она бессильна по дальности дорог и разбросанности войск.
(10) На той стороне Евфрата, в переходах по пустыне, лежал богатый и большой город, но имени Харманда. Воины закупали там съестные припасы, переезжая на лодках следующего устройства: те кожи, которые служили у них для накрытия, они набивали сухим сеном, затем стягивали и, чтобы не проникла вода, зашивали. На таких–то лодках они переезжали и доставали продовольствие — вино, приготовленное из пальмовых плодов, и хлеб из египетского проса. Этого много было в стране.
(11) Здесь же, когда воины Менона и Клеарха заспорили о чем–то, Клеарх, рассудив, что неправ воин Менона, нанес ему удары. Тот пришел к своему войску и рассказал. Воины, выслушав это, пришли в негодование и сильно (12) были недовольны на Клеарха. В тот же день Клеарх, прибыв в переправе через реку и там осмотрев рынок, с немногими лицами из своего отряда ехал уже назад к своей палатке через войско Менона. Кир еще не вернулся, но уже подъезжал. Один воин Менона колол тогда дрова и, когда увидел проезжавшего Клеарха, пустил в него топором. Он не попал, но тут один за другим стали бросать камнями, больше и больше; произошел крик. (13) Клеарх бежал к своему войску и сейчас же дал приказ «к оружию». Гоплитам он скомандовал стоять на месте, приложив щит к колену, а сам с ѳракийцами и с теми всадниками, которых у него было в войске более 40, большею частью тоже ѳракийцев, пошел на воинов Менона, так что те и сам Менон перепугались и тоже побежали (14) к оружию; а некоторые стояли и недоумевали. Но Проксен, который, вместе с следовавшим за ним отрядом гоплитов, прибыл, совершенно случайно, несколько позже, тотчас ввел свой отряд в середину и скомандовал остановиться, и просил Клеарха не делать этого. Но Клеарх даже пришел в негодование, что тот спокойно говорит об его опасности, когда его чуть–было не убили камнями, (15) и требовал, чтобы Проксен выступил. В эту минуту подоспел Кир. Узнав о случившемся, он сейчас же взял в руки два копья и с своими верными провожатыми (16) въехал в середину, и сказал следующее: «Клеарх, Проксен и все присутствующие эллины! Вы не понимаете, что вы делаете. Если только вы возбудите междоусобную войну, знайте, что в тот же день и я буду изрублен, а немного позже и вы. При дурном повороте наших дел, все те варвары, которых вы видите, будут для нас гораздо враждебнее царских». После этих слов Клеарх пришел в (17) себя; и обе стороны, прекратив (несогласие), сложили оружие на свое место.
Глава VI
Приближение войск Артаксеркса. Измена и казн Оронта.
Когда они отправились дальше, начали показываться следы лошадей и навоз.. След был примерно от 2000 лошадей. Эти всадники, проходя, жгли траву и все прочее, что могло быть пригодно. Между тем Оронт, перс, родственник царя, и считавшийся в числе самых сведущих в военном деле персов, задумал измену против Кира, человек, который и прежде с ним враждовал, но помирился. Он сказал Киру, что, если тот даст ему 1000 всадников, (2) он выжигающих всадников или уничтожит посредством засады или же большую часть заберет в плен, так что не допустит производить на пути пожары, и достигнет того, что они, хотя и заметят войско Кира, но не будут в состоянии дать знать об этом царю. Выслушав это предложение, Кир нашел его полезным и поручил ему взять часть у каждого полководца. Между тем Оронт, в (3) полном убеждении, что всадники будут у него наверное, пишет письмо к царю, что придет с возможно большим числом всадников; только просил объявить царским всадникам, чтобы они приняли его, как друга. В этом же письме были, кроме того, упоминания о прежней дружбе и верности. Это письмо он дает надежному, как ему (4) казалось, лицу, а тот передает Киру. Прочитав это письмо, Кир велел схватить Оронта, и в свою палатку пригласил семь человек из сопровождавших его знатнейших персов, а эллинским стратегам приказал привести гоплитов, чтобы они стали кругом палатки с оружием. (5) Стратеги сделали это и привели около 3000. Но Клеарха он позвал на совет в самую палатку, так как он, и по мнению Кира и по мнению других, пользовался наибольшим значением между эллинами. Вышедши оттуда, Клеарх рассказал своим друзьям, как происходил суд над Оронтом, потому что это не было запрещено. Кир, говорил он, начал речь так:
(6) «Мужи–други! Я пригласил вас затем, чтобы, посоветовавшись с вами, поступить с этим Оронтом справедливо и пред богами и пред людьми. В самом начале мой отец подчинил этого человека мне. Но когда он, занимая в Сардах акрополь, по наущению моего брата, — что и сам подтвердил, — вступил со мной в войну, я своими военными действиями довел его до того, что он решился прекратить войну. Я взял у него правую руку и ему дал». (7) «После этого» спрашивал Кир «есть ли, Оронт, такой случай, в котором я нанес тебе обиду?» Оронт отвечал, что нет. Кир продолжал: «Дальше, когда ты, по собственному сознанию, без всякой с моей стороны обиды, передался мисийцам, не разорял ли ты мою страну, как только мог?» — «Да» отвечал Оронт. — «Затем, когда ты, говорил Кир, сознал свое бессилие и пришел к жертвеннику Артемиды, то не говорил ли ты, что раскаиваешься? и, испросив прощение, не дал ли ты мне залога верности при таком же с моей стороны?» — Оронт подтвердил и это. «Вследствие какой же обиды с моей стороны ты теперь в (8) третий раз оказываешься против меня изменником?» На ответ Оронта, что не был ничем обижен, Кир спросил: «Так ты согласен с тем, что ты предо мной виновен?» «Конечно» отвечал Оронт. Затем Кир опять спросил: «Стало быть, можешь ли ты еще быть моему брату врагом, а мне преданным и верным?» Тот отвечал: «Если бы я даже и был, то ты, Кир, не считал бы меня таковым». Тогда Кир обратился к присутствующим с следующими (9) словами: «Вот что сделал этот человек и вот его объяснения. Теперь из вас ты, Клеарх, прежде всех выскажи свое мнение, как ты думаешь». Клеарх отвечал: «Мой совет — немедленно же уничтожить этого человека, чтобы более не приходилось его остерегаться, и у нас было бы время на признательность тем, которые в подобных случаях преданные друзья».
(10) К этому мнению присоединились и остальные, и после этого все, даже родственники, встали, и по приказанию Кира, брали Оронта за пояс (присуждая) на смерть; затем его увели, кому поручено было. Но, когда увидели его те, которые прежде перед ним падали на землю, и теперь попадали, хотя знали, что его ведут на смерть. Когда его (11) отвели в палатку Артапата, самого верного из скиптроносцев Кира, тогда уже никто не видел более Оронта ни живым, ни мертвым; и даже как он умер, никто наверное не знал, а всякий соображал разно. Даже могилы его нигде никакой не было видно.
Глава VІІ
Поход через Вавилонию. Смотр войск. Речь Кира к стратегам и обещание наград. Счет войск Кира и Автаксеркса. Переход через ров, награда Силана и дальнейшее движение.
Отсюда идет Кир, через Вавилонию, 3 перехода — 12 парасанг. На третьем переходе, на поле, около полуночи, Кир сделал смотр эллинам и варварам: он предполагал, что на следующее утро придет с войсками царь для сражения. Клеарху приказал командовать правым крылом, ѳессалийцу Менону левым. Свои войска он сам расставил. (2) После смотра, с наступлением дня, прибыли перебежчики от великого царя с донесениями Киру о войске царя. Созвав эллинских стратегов и лохагов, Кир совещался с ними, как устроить сражение, и, возбуждая в них мужество, ободрял следующими словами:
(3) «Эллины, я взял вас в союзники, не потому чтобы для меня было мало варваров, по потому, что я считаю вас выше и доблестнее многих варваров; вот почему я вас призвал. Будьте же достойны той свободы, которой вы достигли и за которую я так высоко ценю вас и будьте уверены, что я предпочел бы ее всему тому, чем (4) располагаю, и даже еще большему. А чтобы вы знали, в какого рода вступаете сражение, я, как знающий, объясню вам. Это огромная толпа и наступает с страшным криком; но если вы устоите, то дальше—и мне самому стыдно, каких вы найдете в этой стране людей. Но если вы окажетесь мужами и будете отважны, то тому из вас, кто пожелает возвратиться на родину, я предоставлю возвратиться таким, что он будет завиден для своих соотечественников. Многих надеюсь довести до того, что они предпочтут положение у меня положению дома».
(5) На это Гавлит, самосский изгнанник, доверенный у Кира, заметил: «А вот некоторые говорят, что ты, Кир, много обещаешь, потому что находишься в виду такой опасности, а после счастливого исхода, и не вспомнишь; другие говорят, что ты, даже если бы и помнил и желал, будешь вне возможности дать, что обещаешь». На это Кир сказал: (6) «Эллины, во всяком случае есть у нас страна отцовская (простирающаяся) на такой полдень, где люди не могут жить от жары, и на такой север, где (люди не могут жить) от холода; а по всей середине сатрапствуют друзья моего брата. Если мы будем победителями, мы обязаны дать власть (7) над этими странами нашим друзьям. Я не того боюсь, чтобы, при счастливом исходе, не иметь чего дать каждому из друзей, но того, чтобы не иметь достаточно таковых, кому дать. Но каждому из вас, эллинов, я дам золотой венок».
(8) Выслушав, они передали это друзьям и сами стали ревностнее. Тогда к нему пошли не только стратеги, но и некоторые из прочих эллинов, желая знать, что им достанется, в случае победы; и Кир каждого отпускал, удовлетворяя его желанию. Все те, с которыми он имел беседу, (9) заявляли ему не участвовать в сражении, и расположиться позади войск. При этом Клеарх спросил Кира: «Уверен ли ты, Кир, что твой брат вступит с тобой в сражение»? «Да, клянусь Зевсом», отвечал Кир; — «как он сын Дария и Парисадиты и мой брат, так я не возьму этого без боя».
(10) Здесь же, когда ставали к битве, по счету оказалось эллинов со щитами 10 350, пелтастов 2500, а бывших при Кире варваров 100 000 и около 20 колесниц с (11) косами. Неприятелей, говорили, было 1 200 000 и 200 колесниц с косами. Кроме того было еще 6000 всадников, которых вел Артагерс; эти были выстроены перед самим царем. (12) Начальников, т. е. полководцев и предводителей, в царском войске было 4, каждый с 300 000 войском, именно: Аврокома, Тиссаферн, Говрий и Арвак. Но из этих войск на сражении присутствовало 900 000, при 150 колесницах, (13) так как Аврокома, шедший из Финикии, опоздал на сражение пятью днями. Так передавали Киру перед сражением перебежчики: тоже сообщали после сражения те неприятели, которые были взяты в плен.
(14) Затем Кир проходит один переход — 3 парасанга со всеми войсками, эллинскими и варварскими, построенными в боевой порядок: он предполагал, что в этот день царь вступит в сражение, тем более, что на половине перехода был выкопан глубокий ров, шириной в пять оргий, глубиной в три, простиравшийся вверх по равнине на 12 (15) парасанг до Индийской стены. (Здесь же были каналы, проведенные от реки Тигра. Их четыре, каждый шириной в плеѳр, и чрезвычайно глубокие, так что по ним плавают и суда с хлебом. Они впадают в Евфрат, и отстоят один от другого на парасанг. Есть на них и мосты). Вдоль Евфрата, между рекой и рвом, был узкий проход, в 20 футов ширины. Этот–то ров великий царь провел (16) вместо укрепления, как только узнал, что на него идет Кир. Кир перешел через этот проход вместе с войском, и они пошли по той стороне рва. Итак в этот (17) день царь не вступил в сражение, а множество следов лошадей и людей указывало на отступление. Поэтому Кир, (18) позвавши жреца Силана, ампракийца, выдал ему 2000 дариков за то, что он, совершая жертву 11 дней тому назад, сказал, что в течение десяти дней царь не вступит в сражение. «Следовательно, сказал тогда Кир, если царь не вступит в сражение в течение этих дней, то после уже вступать не станет; и если твои слова окажутся верными, я обещаю тебе 10 талантов». Так как прошло десять (19) дней, то он и выдал ему эти деньги. Так как царь у рва не противодействовал переходу войск Кира, то Кир и все решили, что он оставил намерение сражаться, так что на следующий день Кир шел довольно беспечно; а на (20) третий день даже ехал в колеснице, и в строю ехало перед ним немного всадников; большинство тоже шло в беспорядке, и много воинского оружия было даже на телегах и, на вьючных животных.
Глава VIII
Приготовления к битве. Встреча войск. Нерешительность Клеарха. Пароль в эллинском войске и выступление. Бегство персов. Нападение Кира на Артаксеркса. Смерть Кира.
Уже было близко к полудню, и недалеко была та станция, где Кир думал сделать остановку, как показался перс Патагий, из доверенных Кира, ехавший со всей скоростью на вспотевшем коне, и с кем только встречался, всем кричал, по персидски и по эллински, что приближается царь с многочисленным войском, готовым к сражению. (2) Тогда произошла страшная тревога. эллины и все думали, что сейчас царь нападет, между тем как они не были в строю. (3) Кир выскочил из колесницы, сел на лошадь и, взяв в руки два копья, приказал всем вооружаться и становиться каждому на свое место. (4) С большой поспешностью стали по местам, при чем Клеарх занимал правое крыло около р. Евфрата, Проксен примыкал к Клеарху, остальные стратеги к Проксену; (5) Менон с своим войском занял левый фланг эллинского войска. Из персидского войска пафлагонские всадники, числом около 1000, и эллинские пелтасты стояли на правом крыле около Клеарха, а Ариэй, помощник Кира, и остальное персидское войско на левом. (6) (В середине находился) Кир с своими всадниками, числом около 600. Все они, кроме Кира, были вооружены панцирями, бронею на бедрах и шлемами. Кир вступал в сражение с головой непокрытой шлемом. (Говорят, что и другие персы вступают на войну с непокрытой головой). (7) Все, бывшие в отряде Кира, лошади имели панцири на лбу и на груди. Всадники имели еще эллинские мечи.
(8) Между тем был уже полдень и не было видно неприятеля; и уже за полдень показалась пыль, словно белое облако, а затем через довольно продолжительное время далеко по равнине стояла, так сказать, черная масса; а когда она стала приближаться, то начали блестеть медь, копья, и заметны были полки. На левом крыле неприятелей находились (9) всадники, одетые в льняные панцири, — как говорили, ими начальствовал Тиссаферн; — к ним примыкали солдаты с малыми щитами, а дальше следовали гоплиты с деревянными щитами, доходившими до ног. Это, говорили, были египтяне. Были разные всадники, и разные стрелки. Все они следовали по племенам, каждое в ровном четырехугольнике. (10) Спереди, на далеком одна от другой расстоянии, находились колесницы, очевидно, так называемые дрепанефоры. Чтобы резать всякого, кто попадется, они имели косы, проведенные от осей в сторону, и под сиденьем, обращенные к земле. Цель их была идти на ряды эллинов и резать. Тем (11) не менее, хотя Кир, созвав эллинов, и предупреждал их спокойно выдерживать крик варваров, но это оказалось ложным: без крику, молча, с возможной тишиной они шли ровно и медленно. В это время Кир, проезжавший с (12) переводчиком Пигретом и еще с тремя или четырьмя (лицами), закричал к Клеарху, чтобы он вел войско на центр неприятелей, потому что там находится царь. «Если мы, говорил он, будем там победителями, нами все сделано». Но Клеарх, видя плотно сомкнутый центр и (13) слыша от Кира, что царь находится вне эллинского левого крыла, (царь на столько превосходил численностью, что занимая центр, находился вне левого фланга Кира), Клеарх не решился оттянуть свое правое крыло от реки, из боязни, чтобы не быть окруженным с обеих сторон, и отвечал Киру, что сам позаботится, чтобы все было, как следует.
(14) В это время персидское войско приближалось ровным шагом, а эллинское, оставаясь на том же месте, строилось в ряды из тех, которые подходили. Кир, разъезжая в некотором отдалении от своего войска, осматривал обе (15) стороны, следя за неприятелями и за своими. Когда увидел его из эллинского войска аѳинянин Ксенофонт, то подъехал к нему на встречу и спросил, не прикажет ли чего. Кир остановился и сказал объявить всем, что жертвы и (16) знамения благоприятны. При этих словах он услышал шум, проходивший по рядам, и спросил, что это за шум. Ксенофонт отвечал, что это вторично проходит пароль. Кир пожелал знать, кто объявляет, и спросил, какой пароль: (17) Ксенофонт отвечал: Зевс спаситель и победа. Услышавши это, Кир сказал: «хорошо; пусть так и будет». После этих слов он уехал па свое место.
Уже фаланги находились одна от другой не дальше 3 (18) или 4 стадий, как эллины запели пэан и пошли прямо на неприятелей. При выступлении, часть фаланги выдвинулась вперед, остальная начала бежать; тогда все разом подняли военный крик, как кричат победному Арею, и все побежали. (Говорят, что эллины даже стучали копьями и щитами, (19) чтобы напугать лошадей). Но прежде чем они могли приблизиться на выстрел, варвары повернулись и бежали. Тогда эллины начали преследовать еще сильнее, и кричали друг (20) к другу не бежать, и следовать в строю. Колесницы без правителей понеслись, некоторые через неприятелей же, а некоторые и через эллинов; но эллины всякий раз, как только замечали их, расступались. Были некоторые объятые страхом, как в гипподроме, но даже и с этими, говорят, ничего не случилось, и вообще в атом сражении решительно не пострадал ни один эллин, только на левом крыле, передавали, кто–то был ранен стрелой.
(22) Между тем Кир, хотя и видел, что эллины одолели стоявшего против них неприятеля и начали уже преследование, но, не смотря даже на чувство удовольствия и обращенные к нему, как к царю, приветствия окружавших, все таки не увлекся преследованием. Он держал плотно сомкнутый свой отряд из 600 всадников и внимательно смотрел, что станет делать царь. Он знал, что царь (22) занимает середину персидского войска. Да и все персидские полководцы командовали своими частями из середины, в том предположении, что, при защите с обеих сторон, и сами они находятся в большей безопасности, и если понадобится приказать что–нибудь, войско может узнать в половину времени скорее. В это время царь, несмотря на то, (23) что занимал середину армии, все таки оставался вне левого крыла Кира. И так как с фронта никто не начинал битвы ни с ним, ни с стоявшими перед ним войсками, то он сделал поворот, как будто для обхода. В эту (24) минуту Кир, испугавшись, чтобы царь не ударил на эллинов с тылу, погнался на него прямо. Бросившись со своими 600, он одолевает стоявших пред ним 6000 и обращает их в бегство. Говорят даже, что он собственноручно убил их начальника Артагерса. Но когда (25) последовало бегство, то и 600 Кира, бросившись в погоню, тоже рассеялись и остались весьма немногие, почти что так называемые «застольники». С ними то он заметил царя и (26) при нем густую толпу. Тогда он не удержался и со словами: «вот он!» погнался на царя, бросил в него копьем и ранил в грудь через панцирь, как утверждает врач Ктесий, по его словам, сам лечивший эту рану. Но (27) в ту минуту, когда Кир бросил копьем, кто–то сильно ударил его копьем же в глаз.
Ктесий, который был при царе, рассказывает, сколько здесь пало со стороны царя, во время его единоборства с Киром и их защитников.
Таким образом, Кир был убит, и с ним пали 8 знатнейших лиц из его свиты. Артапат, самый (28) доверенный сановник Кира, как только увидел, что Кир пал, соскочил с лошади и тоже пал на нем. Одни (29) говорят, что царь приказал заколоть его на трупе Кира, другие — что он вынул кинжал и сам себя заколол. Он носил золотой кинжал, кроме того цепь, браслеты и т. п., по обычаю знатных персов. Он был в особенном почете у Кира за свою преданность и верность.
Глава IX
Биография Кира. Высокие черты его характера и преданность служивших.
Так умер Кир, человек, который из всех персов, живших после Кира старшего, наиболее был способен и достоин управлять государством. Так признают все, кто (2) был в знакомстве с Киром. Уже в детстве, во время воспитания с братом и с другими мальчиками, он во (3) всем считался выше всех сверстников. Известно, что сыновья знатных Персов воспитываются при дворе царя, где всякий может достаточно научиться благонравию, и где нет ничего оскорбительного ни для слуха, ни для зрения: (4) мальчики видят и слышат, кому царь оказывает свое уважение, и кому высказывает неудовольствие; так что они уже в детстве учатся управлять и повиноваться. Здесь (5) Кир оказался самым благовоспитанным из сверстников: старшим повиновался более, чем те, которые по происхождению были ниже его; был величайший любитель лошадей и лучше всех обращался с ними. Также отличался он особенною любознательностью и усердием к военным занятиям — стрельбе из лука и бросанию копья. Когда (6) позволял уже возраст, он стал большим любителем охоты и был замечательно отважен перед зверями. Так он однажды нисколько не дрогнул, когда на него налетел медведь, и хотя при этой встрече был стащен с лошади и ранен, отчего даже остались рубцы, но наконец убил медведя, а того, кто первый подбежал на помощь, так одарил, что многие считали его счастливцем.
Когда отец послал его сатрапом Лидии, великой (7) Фригии и Каппадокии и назначил стратегом всех войск, которые должны собираться в Кастольской долине, он на первых же порах заявил, что выше всего ставит–ни чем не обмануть, если с кем заключил дружбу или договор, или дал обещание. Вследствие этого ему верили в (8) своих сношениях города, как верили и частные лица. Дазке враг, если заключил примирение с Киром, был уверен, что против союза с ним ничего не случится. По той же причине все города, во время его войны с (9) Тиссаферном, охотно предпочли Кира Тиссаферну, исключая милетян: последние боялись его, потому что он не хотел (10) выслать изгнанников. И действительно, он и говорил и доказывал на деле, что кому раз сделался другом, того никогда не выдаст, даже если бы это были люди самые (11) незначительные и их постигло что либо еще худшее. Известно было, что он старался стать выше того, кто поступил с ним хорошо или дурно. Некоторые передавали его желание, что он хотел жить столько, чтобы отплатой превзойти (12) всех, кто сделал ему добро или зло. Оттого–то ему одному из всех современников многие старались отдать не только (13) свое имущество, города, но даже свою жизнь. Тем не менее никто не может сказать, чтобы он дозволял смеяться над собою злодеям и беззаконным; напротив, за всякие преступления он наказывал беспощадно; часто по большим дорогам можно было видеть людей без ног, без рук, без глаз; так что в области Кира человек, не сделавший ничего дурного, как эллин, так и варвар, мог без всякого опасения, с тем что имел, отправляться куда угодно.
(14) Но храбрых на войне он, как утверждали, особенно отличал. У него сперва была война с писидами и мисийцами. Участвуя и сам в походе в эти страны, он тех лиц, которых видел готовыми на опасности, назначал начальниками покоренной страны, а впоследствии награждал (15) подарками. Таким образом храбрые оказывались вполне счастливыми, а трусы делались рабами первых. Оттого–то у него избыток был в людях, готовых на опасности, (16 ) если надеялись, что это заметит Кир. И если кого замечал Кир, что отличается справедливостью, то всячески старался делать таких людей богаче тех, которые достигали выгод посредством несправедливости. Потому–то и все (17) вообще у него достигалось справедливостью, и войском он владел надежным: стратеги и лохаги приехали к нему вовсе не ради денег: они знали, что доблестная служба у Кира прибыльнее месячной платы. Кроме того, если по его (18) поручению что–нибудь хорошо было исполнено, он никогда никому не оставлял усердия без благодарности. Оттого на всякое дело у него вызывались превосходные исполнители.
Если он встречал хозяина, который честным образом (19) устраивал находившееся в его владении имение и извлекал большую прибыль, то никогда не отнимал, а всегда прибавлял еще больше, так что такие люди с охотой трудились и безопасно обогащались; и кто что приобрел, от Кира не скрывал нисколько; но известно было, что он, не питая зависти к обогащающимся открыто, старался воспользоваться богатством того, кто его скрывал. Точно также (20) все подтверждают, что он чрезвычайно был признателен тому, кого избирал своим другом, в ком видел преданность и замечал готовность взяться за предприятие.
Признавая нужным иметь помощников, он и сам с (21) полной готовностью старался помочь своим друзьям, в чем только замечал их потребности. Он один, как мне (22) известно, получал множество подарков, по разным случаям, и все это отдавал главным образом своим друзьям, соображаясь с положением каждого и смотря на наибольшую его потребность. Всякий раз, когда ему присылали (23) украшения, для военного ли употребления, или для наряда, он и здесь, говорят, выражался, что его тело не может всем этим украситься, но что он считает лучшим (24) украшением для человека, когда прекрасно одеты его друзья. Нет ничего удивительного, что он превосходил своих друзей размерами благодеяний, потому сам был могущественнее, но превосходить своих друзей заботами о них и готовностью (25) услужить, вот что, мне кажется, наиболее похвально. Нередко Кир, когда ему случалось получить очень приятное вино, половину вина посылал кому либо с такими словами, что он «долго не встречал вина более приятного; поэтому прислал его к тебе и просит сегодня же распить (26) с теми друзьями, которые наиболее тебе дороги». Нередко присылал он и начатых гусей, половину хлеба и т. п., поручая сказать приносившему: «это понравилось Киру; и он желает, чтобы и ты попробовал».
(27) Когда встречался недостаток в сене, и он мог его достать благодаря множеству слуг и распорядительности, то отсылал добытое сено друзьям, поручая бросить его тем лошадям, на которых они ездят, чтобы его друзей не (28) возили голодные лошади. Если он куда либо выезжал и там многие должны были присутствовать, он брал с собой друзей и рассуждал с ними о важных вопросах, чтобы показать, к кому питает уважение; так что из тех лиц, о которых имею сведения, я не нахожу ни одного, ни из (29) эллинов, ни из варваров, кого бы многие так любили. Доказательством служит следующее: от Кира, подданного, никто не перешел к царю, только Оронт решился, да и самого Оронта, которого царь считал верным, сам же царь скоро нашел более преданным Киру, чем ему, царю; между тем к Киру многие перешли от царя, во время их междоусобия, и притом лица особенно любимые царем, так как они знали, что, будучи хорошими деятелями у Кира, получат от него более достойную награду, чем от царя. И то, что случилось при его кончине, служит (30) наилучшим доказательством, что и сам он был человек прекрасный и умел ценить людей верных, преданных и твердых: при его смерти пали также, сражаясь за него, и (31) все его друзья и застольники, исключая Ариэя. Последний стоял на левом фланге, командуя конницей, и когда узнал что Кир пал, бежал со всем войском, которое вел.
Глава X
Вторжение Артаксеркса в лагерь Кира. Отпор со стороны эллинов. Новая встреча войск, вторичное бегство персов и возвращение эллинов в лагерь.
Затем у Кира отрезали голову и правую руку, а царь с своим отрядом ворвался в лагерь Кира. Войско Ариэя не устояло и бежало через лагерь на ту станцию, откуда выступило (говорили, 4 парасанга пути) и царь с своими людьми принялся грабить разные предметы, захватил также (2) факеянку любимицу Кира, как говорили, умную и красивую женщину. Другая, милитянка, когда ее схватили люди Артаксеркса, бежала без верхнего платья под защиту тех (3) эллинов, которые находились с оружием при обозе. Последние вступив в борьбу, убили многих из грабивших, но и из защитников тоже были убитые. Во всяком случае эллины не бежали, но спасли и милитянку, и все, что тут находилось, и вещи и людей — все спасли.
(4) В это время царь и войско эллинов находились на расстоянии 30 стадий друг от друга, причем последние преследовали своих противников, как полные победители, а царь грабил лагерь, как будто действительно все его (5) войско одержало полную победу. Но когда эллины узнали, что царь в обозе, а царь в свою очередь узнал от Тиссаферна, что эллины победили их противников и погнали их дальше, тогда царь собрал своих и начал ставить в боевой порядок, а Клеарх, с своей стороны, позвал Проксена, так как он был поближе, и советовался с ним, послать ли только отряд на защиту лагеря, или всем (6) идти. В это время показался перед ними царь, но видимо с целью напасть с тылу. Тогда эллины сделали поворот, чтобы встретить его, если он сделает наступление с этой стороны. Царь не сделал этого; обойдя левое врыло, он и пошел этой стороной, присоединив тех, которые в сражении перешли к эллинам, а также Тиссаферна с его (7) отрядом: потому что при первой стычке Тиссаферн не бежал, но пробился к реке к эллинским пелтастам, причем не был убит ни один эллин, между тем как эллины, раздавшись, рубили мечами и поражали дротиками. Пелтастами командовал Еписфен, из Амфиполя, человек, (8) как говорили, хорошо понимавший свое дело. Таким образом Тиссаферн с потерями удалился, но он не повернул обратно, а пошел на эллинский лагерь и там встретился с царем. Здесь они снова построили вместе войска и (9) выступили. Но когда они были против левого крыла эллинов, последние испугались, чтобы варвары не пошли на их фланги и чтобы, окруживши, не рубили с обеих сторон. Вследствие этого они решились развернуть фланг и иметь за собой реку. Но в то время, как они готовы были сделать (10) это, царь, заходя (на правое крыло), стал с своими войсками в таком же боевом порядке, в каком выступал в первый раз. Когда эллины увидели неприятеля против своего фронта и притом вблизи, они снова запели пэан и бросились на него с большим мужеством, чем прежде. Варвары снова не выдержали и бежали на дальнейшем (11) расстоянии, чем прежде, а эллины гнали их до какой–то деревни. Здесь эллины остановились, потому что за деревней был холм, на котором остановилось войско царя. Пехоты (12) не было, но всадниками наполнен был этот холм, так что эллины не знали, что дальше делается. Но когда они (13) подступили к этому месту, всадники оставили и холм, и притом не стройно, но бежали куда попало. Холм очистился от всадников, а после и все удалились. Клеарх не (14) пошел на холм, а ставши йод ним, послал сиракузянина Ликия с другим кем–то и приказал осмотреть местность за холмом и донести что там такое. Ликий взъехал и (15) после осмотра донес, что варвары бегут со всех сил.
Это было почти в то время, как солнце заходило. Тогда (16) эллины остановились, сложили оружие и стали на отдых; но удивлялись, что нигде не видно Кира и никто от него не является. Они не знали, что Кир умер, и рассуждали, что он или удалился, преследуя врагов, или же уехал вперед, чтобы занять что либо; совещались также, оставаться (17) ли здесь и перевести сюда обоз, или возвратиться в лагерь. Решили возвратиться, и около времени ужина пришли к своим палаткам.
(18) Таков был конец этого дня[15]. Они нашли, что большая часть обоза, как съестное, так и напитки, была разграблена. Даже те повозки, которые были наполнены мукой и вином, и приготовлены Киром, на случай крайней нужды, для раздачи эллинам, — этих повозок, говорили, было (19) около 400, — и те тоже разграбило войско царя; так что большая часть эллинов осталась без ужина, а некоторые даже не обедали, потому что прежде чем войско разошлось на обед, показался царь. Так они и провели эту ночь.
Отступление через Мидию вместе с Тиссаферном.
Глава I
Положение эллинского войска после сражения. Посольство от Ариэя. Переговоры с Фалином.
В предыдущей книге рассказано, как собрано было Киром эллинское войско, когда он шел на своего брата Артаксеркса, что случилось во время похода, как произошла битва, как Кир был убит и, наконец, как эллины возвратились в лагерь и уснули, думая, что они вполне победили и что Кир жив.
(2) С наступлением утра[1], стратеги, собравшись, удивлялись, что Кир не присылает кого–либо с приказаниями, и сам не является; поэтому решили собраться, вооружиться и идти вперед на встречу с Киром. Между тем как они (3) собирались, с восходом солнца, прибыл теѳранийский правитель Прокл, происходивший от Дамарата лакедемонского, и Глус, сын Тама. Они рассказали, что Кир убит, а Ариэй со всеми варварами бежал, и теперь находится на той станции, откуда они накануне выступили. Ариэй, передавали прибывшие, извещал эллинов, что, если они намерены идти к нему, он согласен их ждать в течение этих суток, но на следующий день начнет отступление обратно на Ионию, откуда прибыл.
(4) Слыша такое известие и продолжая расспрашивать, стратеги и все эллины были крайне опечалены, а прибывшим Клеарх сказал так: «О если бы Кир был жив!.. но когда уже он умер, то объявите Ариэю, что мы не только победили царя, но что, как вы сами видите, с нами более никто не сражается, и не приди вы сюда, мы пошли бы на царя. С своей стороны мы объявляем Ариэю, что если он сюда придет, мы посадим его на персидский престол. (5) Власть принадлежит победителям». С этими словами он отпустил послов, и с ними послал к Ариэю Хирисофа лакедемонянина, и Менона ѳессалийца, который, как друг и «гость» Ариэя, сам желал этого. Те удалились, а Клеарх остался ждать.
(6) Между тем войско, по возможности, получало пропитание из обоза, убивая волов и ослов; а дровами пользовались, отойдя немного от строя туда, где происходило сражение — множеством стрел, которые, по их требованию, бросали царские перебежчики, и малыми геррами и египетскими деревянными щитами. Много было также круглых щитов (пелт) и пустых повозок. С помощью всего этого эллины варили мясо и таким образом кормились этот день.
(7) Уже было к полудню, как прибыли послы от царя и Тиссаферна, все варвары; один только был между ними эллин, Фалин, состоявший при Тиссаферне, и пользовавшийся большим почетом, как выдавший себя за знатока тактики и искусства сражаться во всевооружении. Эти послы, (8) лишь только прибыли, созвали эллинских начальников и сказали, что царь, как оказавшийся победителем и убивший Кира, приказывает эллинам выдать оружие и идти к его дверям искать, какой могут, милости. Так говорили царские послы. Эллинам тяжело было слушать это, и Клеарх (9) сказал только, что не победителям выдавать оружие. «Впрочем», прибавил он, обращаясь к стратегам, «дайте им ответ, какой находите лучшим и более достойным, а я сейчас же возвращусь». Клеарх как раз в это время приносил жертву, и один из прислужников позвал его посмотреть на вынутые жертвенные внутренности. Тогда (10) старший из стратегов, аркадянин Клеанор, сказал, что они скорее умрут, чем выдадут оружие; а ѳивянин Проксен заметил: «Фалин, я только не понимаю, требует ли царь оружия, потому что считает себя победителем, или же как приношения с нашей стороны, ради дружбы. В первом случае, зачем ему требовать, а не самому прийти и взять; во втором случае, пусть он подумает, что будет с воинами, если ему сделать такую уступку». На это Фалин отвечал: «Царь считает себя (11) победителем, потому что он убил Кира. И действительно, кому теперь спорить с ним за власть? Да притом он того мнения, что и вы принадлежите ему, потому что он держит вас в своей стране среди непроходимых рек, и в состоянии навести на вас такие полчища, которые вы даже при удобных обстоятельствах не в состоянии будете (12) перебить». На эти слова Ксенофонт, аѳинянин, отвечал: «Фалин, ты сам знаешь, что в настоящее время для нас единственное спасение заключается в оружии и храбрости. С оружием в руках мы можем выказать и храбрость, тогда как, выдав его, мы можем лишиться и жизни. Потому ты и не думай, чтобы мы выдали единственное наше спасение; мало того, с ним мы будем бороться и за ваше (13) благосостояние». Выслушавши это, Фалин засмеялся и сказал: «Да ты, молодой человек, кажется, философ, и рассуждаешь очень мило. Знай же, что ты очень наивен, если думаешь, что ваша храбрость в состоянии преодолеть (14) могущество царя». Другие, как передавали, выражались более мягче, что, подобно прежней их преданности Киру, и царь мог бы дорожить ими, если захочет сделаться их другом, и что вообще если бы он пожелал воспользоваться их услугами, хотя бы в войне против Египта, они могли бы помочь ему.
(15) В это время возвратился Клеарх, и спросил, ответили–ли они. Фалин сказал: «Из них всякий рассуждает (16) по своему, но ты скажи, что ты думаешь». — «Я, Фалин, отвечал Клеарх, с радостью встречаюсь с тобой; надеюсь, и все чувствуют тоже, потому что ты эллин, как и все мы, сколько нас видишь. И вот, находясь в таком положении, мы спрашиваем у тебя совета, как нам (17) поступить относительно твоего предложения. Во имя богов, дай нам такой совет, какой ты находишь наилучшим и наиболее достойным, какой и тебе самому в будущем доставит славу, когда будут говорить, что вот некогда Фалин был послан царем к эллинам с требованием выдачи оружия, и на совещании посоветовал им то–то. А ты знаешь, что в Элладе непременно станут говорить о том, что ты посоветуешь».
Клеарх говорил это с той целью, чтобы сам посол (18) царский советовал не выдавать оружия, чтобы таким образом эллины были самоувереннее; но Фалин, уклонившись от такого ответа, вопреки ожиданию Клеарха, отвечал так: «Если из тысячи ваших надежд на спасение, хотя (19) одна основывается на войне с царем, то мой совет — не выдавать оружия; если же при враждебных отношениях с царем, нет никакой надежды, то мой совет — спасаться как только можно». Клеарх на это ответил: «Это твое мнение, а от нас ты объяви вот что. Мы так думаем: (20) если нам нужно быть союзниками царя, то мы можем быть таковыми с большим значением, когда будем иметь оружие, чем выдав его другому; если же нам нужно воевать, то гораздо лучше воевать с оружием, чем выдав его другому». Фалин сказал: «Это в точности мы объявим; но царь приказал объявить вам и следующее: если (21) вы здесь останетесь, с вами будет мир; если же пойдете вперед или назад — война. Так ответьте и на этот вопрос: останетесь ли вы и, стало–быть, заключается мир, или же передать от вас, что начинается война?» Клеарх (22) ответил: «И относительно этого ты передай, что и мы думаем тоже». — «Стало–быть, как же?» спросил Фалин. — «Если останемся–мир, если же пойдем вперед или назад — война», отвечал Клеарх. Тот опять спросил: «Так (23) мир объявить или войну?» — Клеарх отвечал по прежнему: «Если останемся — мир, если же пойдем вперед или назад — война». — Но как он намерен был сделать, этого не открыл.
Глава II
Отступление. Прибытие к Ариею и союз. Поход и ночлег около персидских войск.
Фалин и сопровождавшие его удалились. Между тем возвратились послы от Ариэя, Прокл и Хирисоф. Менон остался там же, у Ариэя. Они говорили, что, по словам Ариэя, есть много персов, более его знатных, которые едва ли согласятся, чтобы он царствовал. «Но если вы согласны вместе отступать, то он предлагает отступать ночью, на случай же вашего несогласия, он объявляет, что завтра (2) утром сам будет возвращаться». Клеарх отвечал: «Да, нужно поступить таким образом. Если мы придем, то придем так, как вы предлагаете; в противном случае действуйте, как найдете для себя наилучше». Но как он намерен был поступить, этого и им не сказал. (3) После этого, уже при закате солнца, созвав стратегов и лохагов, он начал говорить так: «Эллины! когда я приносил жертву, идти ли нам на царя, жертвы не были благоприятны. И это вполне естественно, потому что, как я теперь разузнал, между нами и царем находится судоходная река Тигр, перейти которую, не имея судов, мы не будем в состоянии, а судов у нас нет. Оставаться здесь тоже нет возможности: нельзя достать съестных припасов. Но идти к друзьям Кира — жертвенный ответ был вполне благоприятен. Следовательно, нужно поступить (4) таким образом: разойдясь, ужинайте, кто что имеет; но когда затрубят, будто отходить ко сну, собирайтесь; за второй трубой — укладывайтесь на вьючных животных, а за третьей следуйте за передовым отрядом, при чем обоз будет со стороны реки, а гоплиты с наружной стороны».
(5) Выслушав это, стратеги и лохаги разошлись и сделали так. За тем Клеарх распоряжался, а они повиновались, не потому — чтобы они выбрали его начальником, но потому что видели, что он один знал дело полководца, между тем как остальные были несведущие. (Расстояние пути, (6) которое прошли эллины от Ефеса Ионийского до места сражения составляет 93 дневных перехода, 535 парасанг 16 050 стадий, а от места сражения до Вавилона было, как говорили, 360 стадий). Во время этого перехода, с (7) наступлением ночи, Милтокиѳ, ѳракиец, перешел к царю со своими 40 всадниками и с 200 ѳракийских пехотинцев. Остальными управлял Клеарх в таком порядке, (8) как было сказано, и они следовали за ним. Таким образом около полуночи прибыли на первую станцию, к Ариэю и к его войску; и, приказав поставить оружие по рядам, эллинские стратеги и лохаги собрались у Ариэя. Здесь эллины, Ариэй и знатнейшие из его свиты поклялись в том, что не будут изменять друг другу и будут оставаться союзниками, — варвары кроме того поклялись еще, что будут указывать путь без всякой измены, — при чем зарезали (9) быка, волка, кабана и барана. И эллины (в стекавшую) на щит (кровь) вмакивали меч, а варвары копье.
(10) По заключении клятвы, Клеарх сказал: «Ариэй, так как и нам и вам предстоит один и тот же поход, то теперь ты скажи, каковы твои соображения относительно путешествия, идти ли нам тем же путем, по которому мы пришли сюда, или же, быть может, ты (11) придумал иной путь, лучший». Тот отвечал: «Возвращаясь по прежнему пути, мы можем окончательно погибнуть от голода, потому что уже теперь у нас нет продовольствия, а между тем, когда мы шли сюда, на 17 последних стадиях мы ничего не могли достать из страны; а где что было, мы, идя сюда, забрали и издержали. Мы теперь пойдем дорогой хотя и дальнейшей, но не будем терпеть (12) недостатка в съестных припасах. Затем, первые переходы нам нужно сделать большие, чтобы подальше удалиться от царского войска, потому что, если мы сразу станем на расстояние двух или трех дней, царь не в состоянии будет идти скорым шагом, да и в продовольствии будет ощущать недостаток. Таково, заключил он, мое мнение».
(13) Этот план вел не к чему другому, как к укрывательству или к бегству, но судьба указала им выход более славный. Когда настал день, они выступили, имея солнце направо, и рассчитывали с закатом солнца прибыть (14) в деревни вавилонской страны. И в этом они не ошиблись. Между тем под сумерки показалось, что перед ними неприятельские всадники. Тогда те из эллинов, которые в это время не были в рядах, побежали в ряды, а Ариэй, он ехал в колеснице, потому что был ранен, — вышел из (15) колесницы и со своими начал надевать вооружение. Пока они вооружались, прибыли высланные вперед лазутчики и донесли, что это не всадники, но что это пасется, вероятно, вьючный скот. Тут все догадались, что где нибудь вблизи стоит лагерем царь, тем более что не вдалеке по деревням показывался дым. Клеарх не пошел на неприятеля; (16) он знал, что солдаты и устали и голодны, да и поздно было. Тем не менее он не пошел и в сторону, опасаясь, чтобы не подумали, что он бежит. В это время заходило солнце, и он вел войска прямо в деревни, где с передними отрядами и разбил палатки, не смотря на то, что в этих деревнях были растасканы царскими солдатами даже бревна из строений. Впрочем, передовые отряды кое–как (17) устроились, но прибывшие позже, в сумерках, расположились как попало под открытым небом, и, перекликаясь друг с другом, произвели такой крик, что неприятелям было слышно, вследствие чего последние, которые находились поближе, даже бежали из самых палаток. Это сделалось известным на следующее утро: вблизи ни скота, ни лагеря, ни дыму, ничего нигде не было видно. Царь видимо (18) напуган был наступлением эллинских войск, и доказал это тем, что сделал на следующий день. Но к концу ночи и (19) на эллинов напал страх»: (по стану) пошел глухой гул и шум, какой обыкновенно бывает, когда нападет страх. Тогда Клеарх приказал Толмиду елейцу, который у него (20) был лучшим из тогдашних глашатаев, потребовать внимания и объявить, будто начальники так заявляют: «кто укажет человека, который пустил на аванпосты (произведшего беспорядок) осла, получит талант серебра». Когда это (21) было объявлено, воины поняли, что страх был неосновательный и что начальники невредимы. Но с наступлением утра Клеарх приказал эллинам поставить оружие в боевом порядке, как это делалось перед сражением.
Глава III
Прибытие послов даря с предложением мира и условия со стороны эллинов. Получение продовольствия. Описание финиковых плодов. Переговоры Тиссаферна с Клеархом. Отъезд Тиссаферна.
То, что я сказал об испуге царя вследствие наступления эллинов, подтвердилось следующим. Накануне он, присылая послов, требовал выдачи оружия, а в этот день с (2) восходом солнца прислал вестников о мире. Когда они прибыли на аванпосты, разыскивали начальников. Клеарх, который в это время производил осмотр рядов, выслушав донесение от сторожевых, сказал, чтобы посланные (3) обождали, пока он будет свободен. И когда так построил войско, что со всех сторон любо было смотреть на плотно сомкнутую фалангу, при чем не было видно ни одного безоружного, тогда пригласил посланных, и сам вышел против них, взяв из своих воинов особенно хорошо вооруженных и самых видных. (4) Тоже предложил сделать и прочим стратегам. Подойдя близко, он спросил, что им угодно. Они отвечали, что прибыли лица с предложением мира, которые уполномочены объявить эллинам требования царя и требования эллинов царю. Клеарх (5) сказал: «Так объявите ему, что сперва должно быть сражение, потому что у нас нет обеда, и никто не решится (6) говорить с эллинами о мире, не оставив им обеда». Выслушав это, вестники уехали и скоро опять возвратились. Тут и стало очевидно, что где–то вблизи находится царь или кто другой, которому поручено было вести это дело. Они говорили, что царь находит основательными такие рассуждения, и что они пришли с проводниками, которые, в случае мира, проведут туда, откуда эллины получат съестные припасы. Клеарх спросил, заключается ли мир только с теми, (7) которые пойдут и возвратятся, или же со всеми, — «Со всеми» был ответ «до тех пор, пока царю будут объявлены ваши требования». Когда они это сказали, Клеарх, (8) удалившись, начал советоваться, и порешили: заключить мир и молча пойти и набрать съестных припасов. Клеарх (9) сказал: «Да, и я думаю тоже. Впрочем, я не сейчас им это объявлю, а протяну до тех пор, пока они не станут беспокоиться, чтобы мы не раздумали заключить мир. Кажется, продолжал Клеарх, что и воины наши разделяют тоже опасение». И когда нашел, что пора, тогда объявил, что заключает мир, и приказал сейчас же вести к съестным припасам. И так они указывали путь, а (10) Клеарх следовал. Но хотя он и заключил мир, войско держал в боевом порядке, и сам замыкал строй. В это время им попадались рвы и канавы, наполненные водой, так что нельзя было переходить без мостов; тогда они делали переправы из пальмовых деревьев, которые были попадавши, а иные рубили. Стоило посмотреть, как здесь (11) распоряжался Клеарх, держа в левой руке копье, в правой палку. Если кто либо из приставленных к работе, по его мнению, оказывал мало старания, то он, подходя к таковому, начинал его бить, сам лез в болото и принимался за работу, так что всякому было стыдно не быть усердным. (12) 12 Назначены были для этой работы лица, имевшие 30 лет; но когда старшие увидели, что Клеарх принимается с (13) таким усердием, то и сами принялись. Клеарх торопился особенно потому, что подозревал, что рвы не всегда так наполняются водой, да и пора была не подходящая для орошения полей; но чтобы эллинам представить больше затруднений в дороге, царь, по догадке Клеарха, приказал нарочно пустить воду.
(14) Продолжая путь, они пришли в деревни, и здесь проводники указали им, где забирать продовольствие. Тут было много хлеба, финикового вина и уксусу, приготовленного (15) также из фиников. Такие финиковые плоды, какие можно видеть и у эллинов, откладывались прислуге, а господам откладывались отобранные, замечательные по красоте и величине; цвет их ничем не отличался от янтаря. Иные (16) высушивали и откладывали для лакомства, которое впрочем было приятно и при каком либо напитке, только производило головную боль. При этом случае солдаты в первый раз ели зерно финика, и все удивлялись его виду и особенному, приятному вкусу. Но и зерно производило сильную головную боль. Самый финик, из которого вынималось зерно, совершенно ссыхался.
(17) Здесь пробыли три дня[2]. От великого царя прибыл Тиссаферн, зять царя и еще три перса; но рабов за ними следовало множество. Когда к ним вышли эллинские стратеги, Тиссаферн заговорил первый через переводчика: «Эллинские мужи! Я живу в соседстве с Элладой, и когда (18) увидел вас в тяжелом и безвыходном положении, счел за очень счастливый для меня случай, если мне удастся достигнуть царского разрешения доставить вас в Элладу. Надеюсь, за это не останусь без благодарности ни от, вас, ни от всей Эллады. Решившись на это, я (19) начал просить царя, представляя ему, что он может поручить это мне, на том справедливом основании, что я первый донес ему о походе Кира и вместе с этим известием представил вспомогательное войско; я же один из посланных против эллинов не бежал, но пробился и встретился с царем в вашем лагере, куда он пошел, убив Кира. Я же преследовал варваров Кира своими войсками, наиболее верными и самому царю. В силу этого царь (20) обещал мне подумать, но приказал спросить вас, по какому поводу вы пошли на него войною. Советую вам дать ответ сдержанный, чтобы для меня было менее затруднительно достигнуть его, возможной к вам, милости».
(21) Эллины, удалившись, начали советоваться и дали такой ответ (говорил Клеарх): «Мы и не собирались, чтобы воевать с царем, и не шли против царя. Как ты и сам хорошо знаешь, Кир имел много поводов застать вас без приготовления и завести нас сюда. Но когда мы, (22) которые в прежние времена получали от него благодеяния, увидели его в опасном положении, нам стыдно было и перед богами и перед людьми изменить ему. Теперь же, когда и Кир умер, мы и не спорим с царем за власть, (23) не из–за чего нам желать опустошать его страну, и не желаем мы его смерти. Мы желали бы идти домой, если только никто не станет нас трогать; а если нас кто обидит, того, с помощью богов, мы отразим; если же кто окажется нашим благодетелем, то и тому мы постараемся, по возможности, не уступить в благодеяниях».
(24) Так говорил Клеарх. Тиссаферн, выслушав это, сказал: «Я это передам дарю, и затем вам передам его требования, но до моего возвращения должен продолжаться (25) мир; а продовольствие мы вам доставим». Но на следующий день он не пришел, так что эллины начали беспокоиться. Прибыв на третий день, он начал говорить, что выпросил у царя разрешение спасти эллинов, хотя очень многие возражали в том смысле, что не следует царю (26) выпускать людей, которые пошли на него войною. В заключение он сказал: «Теперь вы можете получить от нас залоги верности в том, что мы представим вам страну действительно дружественную, и что будем вести вас в Элладу без всякой измены, доставляя при этом продовольствие; в случае же нельзя будет купить, мы дозволим (27) вам забирать из страны. Но и вы с своей стороны должны будете дать нам клятву, что действительно будете проходить через страну, как через дружественную, и что, в случае мы не доставим вам продовольствия, вы будете доставать пищу и питье безвредно; а когда будем (28) доставлять, вы будете получать за деньги». Так и порешили, и поклялись. Тиссаферн и брат супруги царя подали правую руку эллинским стратегам и лохагам, и получили ее от (29) эллинов. После этого Тиссаферн сказал: «теперь я отправлюсь к царю, и когда достигну своих желаний, то возвращусь уже готовым отвести вас в Элладу и отправиться к своей должности».
Глава IV
Неудовольствия солдат. Возвращение Тиссаферна и совместное отступление. Подозрения эллинов. Переход через Тигр. Лазутчик. Дальнейшее отступление до Описа. Появление брата царя. Деревни Парисатиды. Кены.
После этого элллины и Ариэй, расположившись лагерями друг около друга, ожидали Тиссаферна более двадцати дней. В течение этого времени прибыли к Ариэю его братья и другие родственники. Явились также некоторые персы и к его свите. Они успокаивали, а некоторым от царя приносили даже правую руку в том, что царь не будет к ним злопамятным за их участие в походе Кира, и вообще не будет помнить ничего из прошедшего. Но в тоже (2) самое время сделалось очевидным, что в войске Ариэя к эллинам оказывают уже менее внимания, так что и этим персы возбуждали неудовольствие многих эллинов, и последние приходили к Клеарху и говорили ему и прочим стратегам: «Чего мы ждем? разве мы не знаем, что царь (3) выше всего поставил бы нашу гибель, чтобы таким образом и все эллины почувствовали страх воевать против великого царя? Теперь он заставляет нас ждать из–за разбросанности своей армии; но лишь только у него снова наберется войско, он наверное нападет на нас. Очень (4) может быть, что он роет где–нибудь канавы или возводит стену, чтобы путь был невозможен. Никогда он добровольно не допустит, чтобы мы, прибывши в Элладу, рассказали, как мы в таком числе победили царя под самыми его дверями и ушли, насмеявшись».
(5) Клеарх на подобные замечания отвечал: «Я все это понимаю, но знаю, что если мы теперь пойдем, то покажем, что идем с целью войны и поступаем вопреки договору. Затем, прежде всего никто не будет нам доставлять продовольствие и нам нечем будет кормиться. Дальше, у нас не будет проводника, и, лишь только мы это сделаем, Ариэй сейчас от нас отложится. Таким образом союзника у нас не будет, а прежние союзники (6) станут нашими врагами. При этом мне неизвестно, не придется ли нам переходить еще другую реку; но относительно Евфрата мы знаем, что в случае препятствий со стороны неприятеля, перейти его невозможно. Да и союзной конницы, на случай сражения, тоже нет, тогда как у неприятеля ее очень много, и при том конница превосходная; так что, в случае даже перевеса с нашей стороны, кого мы убьем? в случае же поражения, никому из нас не (7) спастись. Во всяком случае относительно царя, на стороне которого так много, я не понимаю, зачем ему, если только он хочет нас погубить, давать клятву и правую руку, и оскорблять богов клятвопреступлением, и затем в отношении эллинов и варваров залоги своей верности сделать неверными». В таком роде он говорил много.
(8) Между тем, прибыл Тиссаферн в сопровождении своего войска, по видимому с целью возвращения домой, и Оронт, в сопровождении своего. Последний вез также дочь царя для замужества. Отсюда шли уже по указанию Тиссаферна, (9) который доставлял и продовольствие. Вместе же с Тиссаферном и Оронтом шел и Ариэй, и с ними располагался лагерем. Но эллины, относясь к ним с подозрением, (10) шли сами по себе со своими проводниками, и каждый раз ставали лагерями одни от других на расстоянии парасанга или менее. И те и другие стереглись друг друга как врагов, а это тоже усиливало подозрение. Однажды даже, когда (11) забирали в одном месте дрова, сено и т. п., одни другим начали наносить удары, так что и это усилило вражду.
Пройдя три дневных перехода[3], прибыли к так (12) называемой Мидийской стене, и пошли вдоль её с внутренней стороны. Эта стена была выстроена из жженого кирпича, скрепленного асфальтом; ширина её 20 футов, высота 100, длина, как говорили, 20 парасанг; от неё недалеко до Вавилона. Оттуда шли два перехода — 8 парасанг. При (13) этом прошли через два канала, один по мосту, другой посредством соединенных семи судов. Эти каналы шли от реки Тигра, а от них проведены были по стране каналы, сперва большие, а дальше меньшие, и наконец небольшие протоки, как в Элладе по полям для проса. Наконец прибыли к реке Тигру, при которой лежал город большой и многолюдный, по имени Ситтака, отстоявший от реки на 15 стадий. Эллины поставили свои палатки под (14) городом возле большего, красивого и заросшего всякого рода деревьями парка; а варвары пошли за Тигр, по крайней мере их не было видно.
(15) После ужина, когда Проксен и Ксенофонт были на прогулке на аванпостах, подошел какой–то человек и стал спрашивать караульных, где бы он мог видеть Проксена или Клеарха, а Менона не искал, между тем как пришел от Ариэя, гостя Менонова. Когда Проксен (16) сказал: «Я тот, кого ты ищешь», этот человек сообщил следующее: «Меня прислали Ариэй и Артаоз, которые были преданы Киру и к вам расположены. Они предлагают вам быть осторожными, чтобы на вас ночью не напали варвары, так как в прилежащем парке находится много войска. Они же предлагают вам поставить на мосту, что (17) на реке Тигре, караул, потому что Тиссаферн, если только удастся, намерен его ночью сломать, чтобы вы не перешли и чтобы вас захватить между рекой и каналом».
(18) Выслушав это, они повели его к Клеарху, и рассказали, что он сообщил. Клеарх сильно встревожился, но (19) один молодой человек из присутствовавших при этом обратил внимание на то, что нападение и разрушение моста одно другому противоречат. «Разумеется, нападающим придется или победить или быть побежденными. В первом случае зачем им ломать мост? тогда даже если бы и много было мостов, мы не в состоянии куда бы то ни было (20) бежать и спасаться. А если мы победим, то, по разрушении моста, им некуда будет бежать; да наконец, по разрушении моста, никто не в состоянии будет подать им помощь, хотя бы на той стороне и много было людей».
(21) Выслушав это, Клеарх спросил посланного, велика ли страна, находящаяся между Тигром и каналом. Тот отвечал, что велика, и что в ней есть деревни и много городов и при том больших. Тогда догадались, что варвары (22) подослали этого человека из опасения, чтобы эллины, разрушив мост, не остались на этом острове, при чем они имели бы защитой с одной стороны Тигр, а с другой канал, а продовольствие получали бы из находящейся между ними страны, обширной и плодородной, тем более, что работники найдутся тут же; наконец, это могло бы быть и убежищем, на случай если бы кто желал наносить вред царю. После этого пошли на отдых; тем не менее к мосту (23) послали караул; но, как передавали караульные, и не нападал никто ни откуда, и к мосту не подходил ни один неприятель. С наступлением утра[4], эллины начали (24) переходить мост, наведенный на 37 судах, как можно осторожнее, потому что некоторые из бывших при Тиссаферне эллинов, донесли, что во время перехода должны напасть варвары. Но и это оказалось ложным; впрочем при переходе показался Глус, следивший вместе с другими, действительно ли они переходят реку. Посмотрел и уехал.
От Тигра шли 4 перехода — 20 парасанг, до р. (25) Фиска, ширина которой плеѳр, и на ней был мост. Здесь лежал большой город, по имени Опис, при котором встретился побочный брат Кира и Артаксеркса. Он вел из Суз и Екбатан большое войско на помощь царю и, остановив его, смотрел на проходивших эллинов. Но Клеарх (26) вел свои войска по два (человека в ширину) и на походе велел время от времени останавливаться. При этом, на сколько времени останавливался передовой отряд, на столько продолжалась остановка и по всему войску, так что самим эллинам войско их казалось большим, а этот перс, смотря на них, пришел в ужас.
(27) Отсюда шли через Мидию 6 переходов — 30 парасанг, и прибыли в деревни Парисатиды, матери Кира и царя. В посмеяние над Киром, Тиссаферн отдал их эллинам на разграбление, не дозволяя только уводить рабов. Здесь было (28) много хлеба, мелкого скота и других предметов. Отсюда шли 4 пустынных перехода — 20 парасанг, имея Тигр по левую сторону. На первом же переходе за рекой лежал большой и богатый город, по имени Кены, из которого варвары на кожаных лодках привозили хлеб, сыр, вино и прочее.
Глава V
Переговоры Клеарха с Тиссаферном и отправление депутатов к Тиссаферну. Измена.
Затем эллины пришли к реке Запату, ширина которой четыре плеѳра, и пробыли здесь три дня[5]. Подозрения (2) продолжались, но явного заговора не было заметно. Тем не менее Клеарх решился повидаться с Тиссаферном и, если можно, устранить подозрения, прежде чем они доведут до войны, и послал сказать, что желает повидаться. Тот охотно пригласил прибыть. Когда они сошлись, Клеарх говорил так:
(3) «Тиссаферн, я знаю, что между нами произошли клятвенные обещания и даны правые руки, чтобы одна сторона не наносила оскорбления другой. Но я замечаю, что ты бережешься нас, как будто неприятелей; а мы, видя это, с своей стороны осторожны. Но так как я, при тщательном (4) наблюдении, не могу заметить твоих попыток к нанесению нам вреда, а с своей стороны знаю наверное, что ты даже не думаешь ничего подобного, то я решился переговорить с тобою, чтобы, если можно, уничтожить взаимное недоверие, тем более, что я знаю, что люди, которые боятся (5) друг друга, по наветам или по подозрению, желая предотвратить беду, угрожающую им лично, наносят непоправимое зло именно тому, кто ничего подобного не желал и даже не думал. Предполагая, что подобные недоразумения (6) лучше всего можно устранить при личном свидании, я и пришел и желаю доказать тебе, что ты не доверяешь нам совершенно неосновательно. Прежде всего и более всего, (7) клятвы богов не допускают нас быть врагами друг другу. Кто сознает себя их нарушителем, того я не решусь признать счастливым: я даже не знаю, при какой скорости можно убежать от преследования богов, в какой мрак ускользнуть, как от них в неприступное место уйти: всюду все богам подвластно и всем во всем боги одинаково управляют. Так я рассуждаю о клятвах и о богах, (8) перед которыми мы составили дружественный договор и утвердили.
«Что же касается человеческих соображений, то здесь, в настоящее время, я считаю тебя величайшим для нас счастием. С тобой всякий путь для нас свободен, всякая (9) река проходима и никаких затруднений в продовольствии; без тебя же весь путь во мраке, потому что мы его решительно не знаем, всякая река непроходима; всякая толпа ужасна, но самое ужасное — пустыня: она полна всякой (10) безвыходности. И если бы мы теперь убили тебя, то иначе ли мы поступили бы, чем после убийства своего благодетеля, начали бы борьбу с царем, самым могучим новым противником (ефедром)? А скольких и каких надежд я лишил бы себя, допустив сделать тебе что либо дурное, об этом (11) сейчас буду говорить. Я желал, чтобы Кир был моим другом, потому что считал его в состоянии более всех современников благодетельствовать тому, кому он хочет. В настоящее время я вижу, что ты располагаешь войсками и страной Кира и удерживаешь собственную область, и что те войска, с которыми Кир имел дело, как с (12) враждебными, с тобой в союзе. Если это так, то кто настолько безумен, чтобы не желал быть твоим другом?»
(13) «Но я выскажу тебе и то, из–за чего я имею соображения, что и ты захочешь быть нашим другом. Так, я знаю, что мисяне для вас несносны, но их я надеюсь покорить вам находящимися у меня войсками; то же знаю и о писидах; слышал я, что есть много и других подобных племен, нарушающих ваше спокойствие, каковые я, полагаю, укротил бы. Что же касается египтян, на которых, как я знаю, вы наиболее озлоблены, то я не вижу, располагая какими союзными войсками, вы могли бы лучше их наказать, чем располагая войсками, находящимися (14) теперь у меня. Да и вообще перед соседями ты, с кем пожелаешь, можешь быть самым могущественным другом; если же кто нанесет тебе оскорбление, то ты, располагая нашей готовностью, можешь обойтись с ним, как деспот, потому что мы станем служить тебе не только ради платы, но из–за благодарности, каковую мы, спасенные тобой, по справедливости будем питать. И когда я думаю об этом, (15) то мне на столько кажется удивительным твое к нам недоверие, что я с радостью услышал бы, кто это на столько красноречив, что убедил тебя, доказывая нашу злоумышленность».
Так говорил Клеарх. Тиссаферн отвечал: «Клеарх, (16) мне приятно слышать твои разумные речи. При таком образе мыслей, ты, замышляя что нибудь дурное против меня, очевидно становишься зложелателен и к самому себе. Но что бы ты знал, что и вы не справедливо не доверяете и (17) царю и мне, так слушай. Если бы мы желали вас погубить, то неужели, по твоему мнению, мы нуждаемся в количестве всадников или пехотинцев или оружия? Распоряжаясь этим, мы будем в состоянии вам вредить, тогда как испытать от вас что нибудь подобное нет никакой опасности. Или, быть может, ты находишь, что у нас (18) не достает местностей, удобных для нападения? Не таковые ли вы проходите с трудом и при том преданные нам низменности? Не таковые ли вы видите лежащие на вашем пути горы, занявши которые, мы можем поставить вас в безвыходное положение? Не столько ли перед вами рек, сколько нам нужно выставить, с каким бы числом неприятелей нам ни пришлось сражаться? Но между ними есть и такие, которых вы положительно не перейдете, если мы вас не переправим.
(19) «Если же мы при всем этом будем побеждены, так огонь сильнее посевов: выжегши их, мы можем выставить против вас голод, с которым вы, даже если бы (20) были и слишком доблестны, не в состоянии бороться. Каким же образом мы, имея столько средств к борьбе с вами, из которых ни одно для нас неопасно, вдруг выбрали бы из всех путей тот, который сам по себе перед богами нечестив, и сам по себе перед людьми (21) позорен? Да и вообще, только людям, находящимся в крайности, безвыходности, теснимым нуждой, и притом дурным, свойственно желать достижения чего бы то ни было посредством клятвопреступления перед богами и измены перед людьми. Не на столько мы, Клеарх, необразованны или (22) близоруки. Зачем же мы, при возможности погубить вас, не приступаем к этому? Знай, что причиной этого мое сильное желание заслужить доверие эллинов и возвратиться сильным благодеяниями тому наемному войску, с которым (23) выступил Кир, полагаясь на него из–за платы. В чем вы будете мне полезны, отчасти и ты высказал, но самое главное известно мне: носить на голове прямую тиару предоставляется только одному царю, но при вашей помощи, быть может, и другой носит ее легко в своем сердце».
(24) Когда Тиссаферн так высказался, Клеарх подумал, что он говорит правду и сказал: «Стало быть те, которые при стольких поводах к дружбе, стараются своей клеветой сделать нас врагами, достойны крайнего наказания?» — (25) «Да, отвечал Тиссаферн, и если вы, стратеги и лохаги, согласитесь прийти ко мне, я вам явно назову тех, которые заявляют мне, что ты злоумышляешь против меня и моего войска». — «Я, сказал Клеарх, приведу всех, и со (26) своей стороны укажу тебе, откуда о тебе имею слухи».
(27) Вследствие этого разговора Тиссаферн тогда же любезно предложил ему остаться и пригласил к ужину; а когда Клеарх на другой день прибыл в лагерь, то ясно было, что он вполне убежден в дружественных отношениях Тиссаферна. Он передал, что тот ему говорил, и сказал, что должны идти к Тиссаферну все те, на кого он указал, и что тем эллинам, которые будут уличены в клевете, придется получить наказание как изменникам и обманщикам. Он подозревал доносчика в Меноне, так (28) как знал, что Менон вместе с Ариэем бывает у Тиссаферна, интригует и замышляет захватить все войско в свои руки и быть другом Тиссаферна, между тем Клеарх (29) желал, чтобы все войско питало доверие в нему и чтобы противников удалить прочь.
Некоторые воины заявляли, чтобы не идти всем лохагам и стратегам и чтобы не верить Тиссаферну. Но (30) Клеарх сильно настаивал, до тех пор пока достиг, что пошли пять стратегов и 20 лохагов. С ними пошли, как будто на базар, и из воинов человек двести. Когда они (31) подошли к палатке Тиссаферна, то стратеги были приглашены внутрь, — это: Проксен беотиец, Менон ѳессалиец, Агия аркадянин, Клеарх лакедемонянин и Сократ ахеянин; лохаги остались у дверей. Спустя немного после этого, (32) по сигналу, находившиеся внутри были схвачены, а находившиеся снаружи изрублены. Затем, некоторые варварские всадники, разъезжая по равнине, с кем только встречались из эллинов, с рабом или с свободным, всех убивали. (33) Эллины с изумлением смотрели на эту суматоху и недоумевали, что они делают, пока, наконец, прибежал Никарх аркадянин, раненый в живот и придерживавший руками внутренности, и рассказал обо всем случившемся. (34) Тогда все эллины в ужасе побежали к оружию, ожидая, (35) что варвары сейчас пойдут на лагерь. Но они все не пошли, а явились только Ариэй, Артаоз и Митридат, которые были особенно верны Киру. Эллинский переводчик говорил, что он видел еще при них и узнал брата Тиссаферна. Из прочих персов следовало за ними в панцирях человек 300. Когда они подъехали на близкое расстояние, то потребовали, чтобы к ним подошел кто–нибудь из эллинов, стратег или лохаг, чтоб объявить требования царя.
(37) Тогда выступили осторожно стратеги: Клеанор орхоменец и Софенет стимфалиец, а при них и Ксенофонт аѳинянин, чтобы узнать о Проксене. Хирисоф тогда был в отсутствии, (38) в одной деревне, вместе с другими, добывая припасы. Когда они остановились на расстоянии голоса, Ариэй сказал следующее: «Эллины, Клеарх, в силу того, что оказался клятвопреступником и нарушителем договора, получил наказание и убит, а Проксен и Менон, за то что донесли об его замыслах, получили великую награду; от вас же царь требует оружия: он считает его своим, так как оно принадлежало Киру, его рабу».
(39) Эллины на это отвечали (говорил Клеанор охроменец): «Подлейший Ариэй и все вы, которые были друзьями Кира! И вы не боитесь ни богов, ни людей! Вы клялись нам считать одних и тех же друзьями и врагами, и теперь вместе с безбожнейшим и бессовестнейшим Тиссаферном изменили нам, и тех самых людей, которым клялись, губите и, предавши нас всех, идете на нас с нашими врагами?!»
(40) Ариэй отвечал: «Известно, что Клеарх и прежде строил козни против Тиссаферна и Оронта и против всех нас, которые были при них». На это Ксенофонт сказал: (41) «Положим, Клеарх вопреки клятвам нарушил договор и получил наказание; справедливо казнить клятвопреступников; но так как Проксен и Менон ваши благодетели и наши стратеги, то пришлите их сюда. Очевидно, что они, как друзья обеих сторон, будут стараться давать советы лучшие для вас и для нас». Варвары долго говорили между собою и удалились, не давши на это ответа.
Глава VI
Биографии: Клеарха, Проксена, Менона, Агии и Сократа.
Таким–то образом были схвачены стратеги, отвезены к царю и казнены отсечением годов. Один из них Клеарх, по общему признанию всех, имевших с ним сношения, был человек не только знавший военное дело, но и любивший его до крайней степени. Пока продолжалась война (2) у лакедемонян с аѳинянами, он оставался дома; когда же наступил мир, он заявил правительству о притеснениях ѳракийцами эллинов, настоял перед эфорами (на снаряжении флота) и выехал воевать с ѳракийцами, что за Херсонесом и Перинѳом. Но когда эфоры, раздумавши почему–то, В желали воротить его из Исѳма, когда он был уже вне пределов (спартанских), он не послушался и поехал в (4) Геллеспонт. За это он приговорен был спартанскими властями к смертной казни, как ослушник. Будучи изгнанником, он прибыл к Киру; — чем он расположил к (5) себе Кира, сказано в другом месте, — и Кир дал ему 10 000 дариков. Взяв эти деньги, Клеарх употребил их не на праздную жизнь, но собрал войско и начал войну с ѳракийцами; победил их и за тем опустошал и разорял, и продолжал вести войну до тех пор, пока Киру не понадобились войска. Тогда он выехал (из Ѳракии), чтобы опять начать войну вместе с Киром.
(6) Я нахожу, что такой образ действий свойствен только человеку любящему войну, когда он, при возможности пользоваться миром, без всякого унижения и без всяких потерь, предпочитает вести войну; при возможности пользоваться досугом, решается на военные труды, и при возможности пользоваться спокойно деньгами, предпочитает расходовать их тоже на войну. Чем тратить на любимцев или на другое удовольствие, он тоже предпочитал тратить на (7) войну. Вот на сколько он любил военное дело. А что он знал его, это видно было из того, что он сам, искал опасностей, днем и ночью выступая против неприятеля, и всегда умел найтись в затруднительных обстоятельствах, как это подтверждали всегда и все его соучастники.
(8) Известно также, что он был способный начальник, на сколько это возможно было при таком характере, какой имел Клеарх. Так, напр., он более чем кто другой, умел позаботиться, не только о том, чтобы войско имело продовольствие и заготовить его, но он умел внушить (9) присутствующим, что должно слушаться Клеарха. Достигал он этого тем, что был строг. Он и на вид был угрюм, с резким голосом; всегда наказывал строго, нередко даже жестоко, так что иногда и сам раскаивался; но наказывал по убеждению: он не признавал никакой пользы от того войска, в котором не существует наказаний. Даже, как передавали, он так выражался, что (10) солдат должен бояться своего начальника более, чем неприятеля, потребуется ли идти на караул, или оставить друзей, или беспрекословно идти против неприятеля. Оттого–то в (11) виду опасностей солдаты жадно его слушали и не выбирали другого начальника. Тогда, говорят, угрюмость на его лице исчезала; и на его строгость смотрели как на защиту перед неприятелем, так что она оказывалась спасением, а не строгостью. Но когда они были вне опасности и можно (12) было переходить в другим начальникам, многие его оставляли, потому что он не имел привлекательности и всегда оставался строг и суров, так что солдаты относились к нему, как мальчики к учителю. Потому–то он никогда не (13) имел лиц, преданных по дружбе или по расположенности; а с теми, которые были у него по назначению от правительства или по нужде или в силу другой какой крайности, он обращался с полной с их стороны покорностью. Но когда солдаты вместе с ним начинали одолевать (14) неприятеля, тогда было много такого, что делало его солдат полезными: тогда требовалось мужественно держаться перед неприятелем, а страх наказаний делал их хорошими строевыми. Таков он был начальник; но быть под (15) управлением другого он, говорят, не очень желал. Когда он умер, ему было лет около 50-ти.
(16) Проксен, беотиец, еще в отрочестве желал быть человеком, способным совершать великие дела, и вследствие этого желания, он платил (за учение) Горгию (17) леонтинцу. Прослушав его (курс учения) и найдя себя способным быть начальником, а в дружбе с первыми лицами не уступать им в благодеяниях, он вступил в упомянутые сношения с Киром. Он надеялся этим достигнуть (18) великого имени, великого значения и больших средств. Но, стремясь к таким важным (целям), он, с другой стороны, явно держался того, что не желал достижения ничего путем несправедливости, напротив, по его убеждению, следовало достигать целей справедливостью и порядочностью; а (19) без этих качеств нельзя. Он мог управлять честными и доблестными, но не умел внушить воинам ни почтительности к себе, ни страха; напротив того, он сам гораздо более стыдился подчиненных, чем подчиненные стыдились его, и, видимо, он гораздо более боялся вражды воинов, (20) чем воины его гнева. Он полагал, что для того, чтобы быть и казаться начальником, достаточно поступающего хорошо — хвалить, а поступающего не хорошо — не хвалить. Оттого–то из его соучастников честные и доблестные были ему преданы, а негодяи заводили интриги, как против человека весьма податливого. Когда он умер ему было лет около тридцати.
(21) О Меноне ѳессалийце известно, что он сильно желал быть богатым, желал и власти, чтобы больше получать; желал и уважения, чтобы иметь больше корысти. В дружбе он желал быть только с людьми особенно (22) влиятельными, чтобы в случае обиды не понести наказания. Самым кратчайшим путем к достижению своих стремлений он считал клятвопреступление, лож и обман, а искренность и справедливость ставил наравне с глупостью. (23) Известно, что он никого не любил, а с кем был в дружбе, против того, наверное; питал дурные намерения. Над врагом он никогда не насмехался, тогда как обо всех приятелях всегда выражался с насмешкой. Точно также он (24) не питал замыслов против имущества врага, потому что находил трудным присвоить то, что берегут; но на принадлежащее друзьям смотрел так, как будто ему одному известно наиболее легкое присваивание того, чего не стерегут.
В ком он замечал клятвопреступника и негодяя, (25) того берегся, как хорошо вооруженного, между тем людьми богобоязненными и следующими справедливости старался пользоваться, как бесхарактерными. Как иной находит (26) наслаждение в набожности, истине и правоте, так точно Менон находил наслаждение в возможности обмануть, выдумать ложь, осмеять друга; и человека нековарного он считал необразованным. Точно также у кого домогался занять первое место в дружбе, то, по его мнению, следовало достигнуть этого клеветой на того, кто прежде занимал первое место, а чтобы солдаты оказывались послушными, он (27) придумал достигать этого путем соучастия с ними в преступлениях. Уважения и услуг он требовал, давая заметить, что может и готов много повредить; и когда кто оставлял Менона, он считал благодеянием, что имея с этим человеком сношения, не погубил его. Положим, в (28) том что в отношении его не было доказано, можно еще ошибаться, но вот, что все знают: у Аристиппа он достиг начальствования над наемными войсками тем, что был красив, и у Ариэя, варвара, был самым близким человеком, тоже потому что был красив и потому что тот любил красивых, и в то же время сам держал (29) любимцем Ѳарипу. Когда казнили стратегов, его сотоварищей, за то что они вместе с Киром пошли войной против царя, он, сделавший то же, не был казнен, но был наказан царем после смерти других, и умер не как Клеарх и прочие стратеги, которым отрезали головы, каковая смерть считается самой скорой, но жил еще год изувеченным и затем, говорят, был казнен, как злодей.
(30) Агия аркадянин и Сократ ахеянин тоже погибли. Никто над ними не смеялся за трусость на войне и не упрекал за дружбу. Каждому из них было около тридцати пяти лет от роду.
Отступление под предводительством Ксенофонта
Глава I
Положение войск после измены Тиссаферна. Ксенофонт; его решимость взяться за предводительство. Речь Ксенофонта к лохагам. Аполлонид. Сбор стратегов. Речь Ксенофонта к стратегам и выбор новых стратегов.
В предыдущих книгах рассказано, что совершили эллины в походе с Киром до самой битвы, и что произошло после смерти Кира, когда эллины возвращались с Тиссаферном, уже заключив мир.
(2) Когда схвачены были стратеги и погибли сопровождавшие их лохаги и воины, эллины оставались в полной безвыходности. Они видели, что находятся под самыми дверями царя; кругом повсюду множество племен и государств, им враждебных; продовольствия никто не думает доставлять; до Эллады не менее 10 000 стадий; проводника никакого; на самой дороге на родину им преграждают путь непроходимые реки; им изменили даже выступившие с Киром варвары; они остались одни, не имея ни одного союзного всадника. Было ясно, что и побеждая они не убьют ни одного (бегущего врага); в случае же поражения, в живых никто не останется.
(3) Рассуждая таким образом, они пали духом. Немногие из них под вечер вкусили пищи, немногие развели костры, но многие не пришли в эту ночь в лагерь, и отдыхали, где пришлось. Но они не могли заснуть от скорби и тоски по родине, по отцам, по женам, по детям, которых не надеялись больше увидеть. В таком настроении все пошли на отдых.
(4) Но в войске был аѳинянин Ксенофонт, который последовал, не будучи ни стратегом, ни лохагом, ни воином, а вызвал его из Аѳин старинный друг его Проксен. Он обещал Ксенофонту, если только он приедет, сделать его другом Кира, которого Проксен считал для (5) себя дороже отечества. Ксенофонт, прочитав его письмо, спросил совета об этом путешествии у Сократа аѳинского, но Сократ опасаясь, как бы правительство не поставило Ксенофонту в вину его дружбу с Киром, — известно было, что Кир ревностно содействовал лакедемонянам в их войне против аѳинян, — советовал Ксенофонту отправиться (6) в Дельфы и спросить бога об этом путешествии. Ксенофонт отправился и спросил Аполлона таким образом: какому богу он должен приносит жертвы и молиться, чтобы со славою и с пользою совершит задуманное путешествие и возвратиться благополучно. Аполлон вещал: тем богам, которым (в подобных случаях) следует приносить жертвы. Возвратившись (7) назад, Ксенофонт рассказал этот ответ Сократу. Выслушав, Сократ начал упрекать его, зачем он сперва не спросил, лучше ли отправиться или оставаться дома, между тем как он, уже задумав идти, спрашивал, как лучше совершить путешествие. «Но если ты уже так спросил, сказал Сократ, то остается делать то, что указал бог». И так Ксенофонт принес жертвы тем богам, на (8) которых указал бог, и выехал. В Сардах он застал Проксена и Кира, уже готовых выступить в поход и был представлен Киру. Когда Проксен стад настаивать, чтобы (9) он остался, Кир присоединил и свои просьбы, и говорил, что лишь только окончится поход, он тотчас же отпустит Ксенофонта; а поход, говорили, против писидов.
(10) Таким образом Ксенофонт выступил в поход без обмана со стороны Проксена, потому что последний не знал, что это поход против царя, да и никто из эллинов не знал этого, кроме Клеарха; и только когда пришли в Киликию, всем стало очевидно, что это поход против царя. Многие, хотя и боялись этого пути и даже не желали, но пошли с Киром: совестно было перед товарищами и перед Киром. В числе их был и Ксенофонт. Когда настало (11) это затруднительное положение, он вместе с прочими скорбел и не мог заснуть, и лишь только вздремнул, видел сон. Ему снилось, будто ударил гром, и молния упала на его отцовский дом, который от этого весь засиял. (12) В испуге, он тотчас же проснулся, и с одной стороны находил этот сон хорошим, т. е., находясь в затруднительном и опасном положении, он, очевидно, видит свет от Зевса; с другой стороны, он боялся: свет, очевидно, происходит от Зевса царя, и со всех сторон, очевидно, блистал огонь, для того, чтобы не было возможности выйти из страны царя, и чтобы со всех сторон получать (13) противодействия в разного рода препятствиях. Но что значит видеть подобный сон, можно заключить из событий, последовавших за этим сном; а события эти были следующие.
Как только он проснулся, у него тотчас же явился вопрос: «Зачем я лежу? ночь оканчивается, а с наступлением дня наверное придут неприятели. Если мы отдадимся царю, что помешает нам испытать все самые тяжкие муки и умереть, подвергнувшись самым страшным унижениям и (14) наказаниям? а чтобы отразить врага, никто не принимает мер и не думает об этом; мало того, мы спим, как будто мы в самом деле имеем возможность наслаждаться покоем. Неужели же я должен ожидать стратега для исполнения этого дела? и из какого государства? какого ожидаю возраста для себя? не стану же я старше, если сегодня (15) отдамся неприятелям». Он встал и прежде всего созвал лохагов Проксена. Когда они собрались, он им сказал:
«Лохаги! В виду такого положения, в каком мы находимся, я не могу ни спать, — вероятно и вы также, — ни (16) даже лежать. Враги, очевидно, не прежде открыли против нас войну, как нашли, что у них все хорошо приготовлено; между тем из нас решительно никто не заботится, (17) чтобы нам с честью вступить в бой. Если же мы не порадеем о себе и отдадимся царю, то что нас ждет? Чего нам ожидать от такого человека, который своему родному брату, даже после его смерти, отрезал голову и руку и распял на кресте? — Нам, у которых защитника никакого, и которые пошли на него войной, чтобы сделать из царя (18) рабом, а, пожалуй, и убить? Не решится ли он на все, чтобы наказать нас беспощаднейше и всякому внушить страх воевать когда либо против него?
(19) «Разумеется, мы должны все сделать, чтобы только не попасться ему в руки. Пока продолжался мир, я с своей стороны никогда не переставал жалеть о нашем положении и завидовать царю и его войску, когда обращал свой взгляд на то, какой они обширной и богатой владеют страной, каким неистощимым продовольствием, сколько у них слуг, сколько скота, денег, нарядов; тогда как, рассуждая о (20) положении наших солдат, что из всех этих благ им ничего не достается, разве купить, а за что купить, я видел, что не многие имеют; достать же другим способом, не за деньги, нас удерживали клятвы, — соображая все это, нередко я видел, что для нас более опасностей в мире, чем теперь в войне. В настоящее время, когда они (21) положили конец миру, мне кажется, положен конец и их хвастливости и нашей зависти. Теперь эти блага составляют предмет награды для того, кто из нас окажется выше, а судьями — боги, которые, конечно, будут за нами: эти (22) люди оскорбили их своим клятвопреступлением, тогда как мы, хотя и видели перед собою много благ, но твердо удерживались от них из–за клятв перед богами; так что, по моему мнению, мы можем идти на состязание далеко с большей уверенностью, чем они.
(23) «Дальше, и наше тело гораздо более, чем их, способно переносить и зной, и холод, и труды; и чувства наши, благодарение богам, тоже возвышеннее; между тем эти люди, если только боги даруют нам как и прежде победу, скорее нас могут получить и раны и смерть. Но, быть может; (24) и другие разделяют те же мысли; в таком случае, ради богов, не будем ждать, чтобы другие пришли возбуждать нас к славным подвигам. Сами начнем воодушевлять других к отваге. Окажитесь лучшими лохагами и достойными стратегами. (25) Если вам угодно взяться за это, я охотно следую за вами; если же вы мне поручите быть предводителем, я не стану ссылаться на свой возраст, и даже надеюсь достаточно иметь сил для того, чтобы удалить от себя беду».
(26) Так сказал Ксенофонт. Все эти начальники, выслушав его слова, предложили ему быть предводителем, исключая некоего Аполлонида, говорившего с беотийским выговором. Этот человек сказал, что пустяки болтает тот, кто утверждает, что иначе можно достигнуть спасения, чем полной покорностью царю; и тут же начал указывать на (27) безвыходное их положение. Но Ксенофонт прервал его и сказал: «Удивительнейший человек! Ты видишь и не понимаешь; слышишь и не чувствуешь. Ведь, ты был совершенно в одинаковых с ними обстоятельствах, когда царь, после смерти Кира, возгордившись этим, присылал с требованием выдачи оружия. (28) И когда мы не выдали, а с оружием в руках выступили и стали около него лагерем, чего только он не делал, пока не достиг заключения мира? Он и послов присылал, и просил мира, и предлагал (29) продовольствие. Когда же стратеги и лохаги, как ты теперь предлагаешь, пошли к нему для переговоров, безоружные, полагаясь на заключенный мир, то не остаются ли эти страдальцы, избитые, истерзанные, опозоренные, даже вне возможности умереть, хотя без всякого сомнения, и очень этого желающие? И ты, зная все это, утверждаешь, что предлагающие постоять за себя пустяки болтают, и предлагаешь идти вторично и просить пощады? эллины, я предлагаю этого (30) человека даже не допускать к общим нашим делам, а сняв с него звание лохага и, навалив обозных. вещей, иметь с ним дело, как с носильщиком: он позорит и свою родину, и всю Элладу, когда, будучи эллином, имеет такой образ мыслей».
(31) На это стимфалиед Агасия заметил: «Да ему нет никакого дела ни до Беотии, ни до всей Эллады, так как я заметил, что у него, как у лидийца, проколоты оба уха».
(32) Так и сделали, его прогнали, а остальные пошли по рядам, и где оказывался на лицо стратег, звали стратега, а где его не было — помощника; где же на лицо был только лохаг — лохага. Когда все собрались и уселись на (33) аванпостах, оказалось собравшихся стратегов и лохагов около ста. Это было почти в полночь. Тогда Иероним, из (34) Елиды, старший из лохагов Проксена, начал говорить следующее: «Стратеги и лохаги! мы, видя настоящее положение, решились сами собраться и вас пригласить, чтобы придумать, если можно, какой либо выход. Так повтори, Ксенофонт, то, что ты нам сказал». Ксенофонт сказал следующее:
(35) «Все мы, конечно, знаем, что царь с Тиссаферном, кого могли, схватили; а против остальных, без всякого сомнения, готовят засаду, чтобы, если можно, погубить; мы же, по крайней мере я так думаю, должны все сделать, чтобы не подпасть под власть варварам, а скорее наоборот, чтобы они, если можно, подпали под нашу власть. (36) И знайте, что в таком числе, как теперь, вы держите в своих руках ото средство: потому что все эти воины смотрят на вас, и, если увидят вас малодушными, то и сами сделаются трусами; если же вы сами окажетесь готовыми идти на врага и других воодушевите, то знайте, что (37) они пойдут за вами и будут стараться подражать. Само собою разумеется, что вам следует в известном отношении стоять выше их: вы стратеги, вы таксиархи и лохаги. Во время мира вы пользовались большим жалованьем и положением; так и теперь, когда открывается война, вам же следует постараться быть выше толпы и предупреждать их своими заботами, а если понадобится и лишениями.
(38) «Теперь, прежде всего, я полагаю, вы принесете большую пользу войскам, если позаботитесь, чтобы как можно скорее были поставлены стратеги и лохаги на место погибших: без начальников, говоря вообще, не может быть ничего хорошего и полезного нигде, а в военное время тем более. И я могу сказать, что порядок спасает, между тем (39) как расстройство погубило уже многих. Затем, когда вы изберете, сколько следует, начальников, то, я думаю, вы поступите совершенно кстати, если соберете всех солдат и (40) возбудите в них мужество. Сегодня, быть может, вы и сами заметили, как они неохотно шли в лагерь, и как неохотно шли в караулы. Так что, при таком их настроении, я даже не знаю, к чему они могут быть (41) пригодны, если их потребовать ночью или днем. Если же так направить их мысли, чтобы они думали не только о том, что им угрожает, но и о том, что они совершат, (42) то они будут гораздо бодрее. Вам известно, что не численность доставляет на войне победу, и не сила, но кто с помощью богов идет на врага с более мужественной душой, того, в большинстве случаев, не выдерживают противники. Имею я в виду, товарищи, и то еще, что люди, (43) которые молятся на войне остаться в живых, по большей части гибнут жалко и позорно; но кто признает смерть общим и неизбежным уделом человека, и борется только за славную смерть, таковых мы видим как то гораздо чаще достигающими старости и до конца жизни благоденствующими. В настоящее время и мы должны помнить это, (44) потому что находимся в подобном положении, быть храбрыми и других возбуждать в этому».
(45) Этими словами он заключил. После него Хирисоф сказал: «Ксенофонт, прежде я знал тебя лишь на столько, на сколько слышал, что ты аѳинянин, но теперь я благодарю тебя за твои речи и действия, и желал бы, чтобы подобных людей было побольше: тогда счастье было бы общим достоянием. А пока, эллины — продолжал (46) Хирисоф — не будем медлить; расходитесь и выбирайте кому нужно начальников, а после выборов приходите в середину лагеря и ведите избранных. Тогда мы соберем всех воинов. Пусть явится также глашатай Толмид».
(47) Тотчас же после этих слов он пошел, чтобы не медлить, и исполнить что следует. Тогда избраны были начальники: вместо Клеарха Тимасион из Дардана, вместо Сократа Ксанфикл ахеянин, вместо Агии Клеанор из Орхомена, вместо Менона Филесий ахеянин и вместо Проксена Ксенофонт аѳинянин.
Глава II
Сбор солдат и речи Хирисофа и Клеанора. Речь Ксенофонта к солдатам и предложенные им меры.
Когда. кончились выборы, почти что рассвело. Начальники сошлись в середину лагеря и решили поставить караулы и созвать воинов. Когда все собрались, сперва выступил (2) лакедемонянин Хирисоф и сказал так: «Мужи–воины. Тяжело нам теперь, когда мы лишились таких героев стратегов, лохагов и воинов; сверх того нам изменило и (3) войско Ариэя, бывшее нам союзное. Не смотря на это, мы должны выйти из этого опасного положения доблестными мужами и не падать духом, а постараться, по возможности, со славной победой остаться невредимыми; если же нельзя этого сделать, умрем со славой и ни в каком случае не отдадимся живыми в руки неприятелям: потому что, как я вижу, нас ожидает то, что пусть уже боги пошлют нашим врагам».
(4) После него выступил Клеанор, из Орхомена, и сказал: «Да, эллины, вы видите клятвопреступничество и безбожие царя; видите и вероломство Тиссаферна, который, заявляя, что он сосед Эллады и считает для себя выше всего доставить нас в Элладу, сам же поклялся перед нами, сам же дал нам правую руку, и сам же обманул нас и схватил стратегов. Он не посовестился даже перед Зевсом странноприимцем, и, угощая Клеарха, этим (5) самым обманул наших товарищей и погубил. Затем, Ариэй, которого мы готовы были поставить царем, которому мы дали и сами от него получили клятву — не изменять друг другу, и тот, не боясь богов и не стыдясь перед умершим Киром, человек особенно уважаемый Киром при его жизни, теперь тоже перешел к его заклятым врагам и старается вредить его друзьям. Пусть же им (6) воздадут боги; мы же, зная это, не поддадимся более их обману; мы сразимся как можно доблестнее и будем ожидать того, что богам угодно»:
(7) Тогда выступает Ксенофонт, одевшись на войну с возможным блеском, так как он рассуждал, что если боги даруют победу, победе приличен блестящий наряд; если же придется умереть, то естественно считать себя достойным самого красивого наряда и в нем встречать смерть. Он начал говорить так: «Клеанор говорит о (8) клятвопреступлении и вероломстве варваров. Думаю, что и вам самим это достаточно известно. Следовательно, если мы, зная, какая участь постигла стратегов, отдавшихся им по доверию, при этом постановим иметь с ними дело но прежнему мирным путем, то нам придется совершенно пасть духом. Но если мы решимся с оружием в руках отплатить им за то, что они нам наделали, и в будущем иметь с ними дело только путем войны, то, при помощи богов, у нас есть много и при том основательных надежд на спасение».
(9) Когда он это говорил, 'кто то чихнул, и все воины единодушно прославили бога. Ксенофонт сказал: «Эллины, так как при нашем совещании о спасении нам указано благоприятное предзнаменование от Зевса спасителя, то я предлагаю дать обет, как только придем в дружественную страну, — принести этому богу благодарственную жертву, и, по возможности, другим богам. Кто согласен с этим, пусть поднимет руку». Подняли все. Дали обет и запели пэан.
(10) Когда так счастливо окончилось священное дело, Ксенофонт продолжал: «Я уже заметил, что у нас есть много и при том основательных надежд на спасение. Во первых, мы строго держимся клятв пред богами, тогда как неприятели поступили клятвопреступно и нарушили договоры и клятвы. Если это так, то очевидно боги за нами и против врагов, те боги, которые из великого могут сейчас же сделать малое, и малое, в случае беды, легко спасут, если (11) только это им угодно. Во вторых, я напомню вам об опасностях ваших же предков, чтобы вы знали и то, что нам следует быть храбрыми, и что с помощью богов храбрые выходят даже из вполне безвыходного положения. Когда нахлынули несметные войска персов и других народов, чтобы уничтожить Аѳины, аѳиняне, решившись (12) противостать, победили их, и давши обет пред Артемидой столько принести ей коз, сколько убьют врагов, они, так как не могли достаточно набрать коз, постановили ежегодно приносить по 500, и совершают это до сих пор.
(13) «Дальше, когда вслед за этим Ксеркс собрал бесчисленные полчища и пошел на Элладу, то и тогда ваши предки победили их предков и на море, и на суше. Памятниками этой победы можно видеть трофеи, но величайшее свидетельство — свобода тех государств, где вы родились и выросли, потому что вы не преклоняетесь ни перед каким правителем, а только перед богами. Вот от (14) каковых вы происходите предков. Конечно, я говорю это не в том смысле, будто вы их срамите: не много дней прошло, как вы же, выступив против них, потомков этих персов, с помощью богов победили, хотя их было во много раз больше, чем вас. Мало того, вы тогда выказали (15) мужество за царство Кира, но теперь, когда идет борьба за вашу жизнь, вам тем более следует быть мужественными и готовыми на бой. (Кроме того теперь вы можете быть и (16) смелее перед неприятелем: тогда вы не знали их, и не смотря на то, что видели перед собой несметное количество, все таки решились пойти на них с мужеством отцов; но теперь, когда вы по опыту знаете, что они даже в далеко превышающем вас числе готовы не устоять перед вами, чего вам бояться?
(17) «Не думайте также, что вам оттого хуже, что служившие у Кира прежде стоили за нас, а теперь изменили: это еще большие трусы, чем те, которых мы победили; по крайней мере они оставили нас и бежали к этим. Но того, кто готов обратиться в бегство, лучше уже видеть на стороне неприятеля, чем в наших рядах. Затем, если кто из (18) вас падает духом, оттого что у нас нет всадников, а у неприятеля их много, то вы должны помнить, что тысяча всадников не что иное, как тысяча людей; и в сражении никто никогда не умер от того, что его укусил конь или лягнул: люди делают то, что бывает в сражении. (19) И разве мы не находимся в положении более прочном, чем всадники? Они сидят на лошадях и боятся не только нас, но и падения, тогда как мы, стоя на земле, будем бить их при стычке гораздо безопаснее, и гораздо скорее достигнем, чего нужно. Одно только преимущество за всадниками: они могут бежать безопаснее, чем мы.
(20) «Если вы теперь смелы на бой, но скорбите о том, что Тиссаферн не будет вести вас и что царь не будет доставлять продовольствия, то посудите сами, лучше ли иметь проводником Тиссаферна, который оказался изменником, или же таких людей, которым мы прикажем вести нас, и которые будут знать, что, рискнув каким нибудь проступком в отношении нас, они рискуют собственною головою, (21) собственным существованием. Посудите также, лучше ли покупать продовольствие там, где они нам указывают, и притом малую меру за большие деньги, часто даже не имея последних, или же, в случае победы, брать самим, (22) пользуясь такой мерой, какая кому нравится. Если вы согласны, что так лучше, но считаете реки непреодолимым препятствием, и по переходе ожидаете больших обманов, то посмотрите, не сделали–ль варвары и здесь величайшей ошибки. Все те реки, которые непроходимы вдали от верховьев, если подойти к верховьям, оказываются настолько проходимыми, что вода не достает даже до колен.
(23) «Если же и реки не пропустят, и проводника у нас не окажется никакого, все таки отчаиваться не следует. Мы внаем что мисийцы, которых мы не можем считать выше нас по храбрости, даже при нерасположении к ним царя много имеют городов в его стране и притом больших и богатых. Точно также и писиды. Мы сами видели, (24) что и ликаоны, заняв укрепленные места по низменности, опустошают страну царя. Я даже думаю, что нам следует не то, чтобы явно торопиться домой, а делать приготовления, как будто будем жить где нибудь здесь. Я уверен, что царь много дал бы проводников мисийцам, много дал бы и заложников безобманного их выселения; мало того, он даже расчистил бы им дороги для четырехконных повозок, только бы они согласились удалиться. И я полагаю, что он и с нами сделает это, если только увидит, что мы расположились тут остаться. Только я (25) боюсь, чтобы мы, раз испробовав жизни в лени, в наслаждении достатком и в обществе высоких и красивых мидянок да персиянок, боюсь, говорю, чтобы мы, подобно лотофагам, не забыли о возвращении домой. Я думаю, что (26) от нас требует долг и справедливость прежде всего стараться прибыть в Элладу, к своим родным, и доказать эллинам, что они по собственной вине бедствуют, тогда как у них есть возможность выслать сюда своих безземельных соотечественников и видеть их в благополучии. Но, эллины, все эти блага очевидно принадлежат победителям! ,
(27) «Теперь следует говорить о том, как нам безопаснее совершать свой путь, а в случае сражения, как лучше сражаться. Прежде всего я предлагаю сжечь находящиеся у нас телеги, чтобы нас не стеснял обоз, и чтобы нам идти так, как будет удобнее для войска; за тем сжечь палатки: перевозка их тоже представляет затруднения, между тем как они нисколько не пособляют ни в сражении, ни в доставлении продовольствия. Бросить также лишнее (28) и из прочей утвари, за исключением лишь того, что для войны, для пищи и для питья, чтобы таким образом у нас было возможно больше людей под оружием и возможно меньше под обозом, потому что вы сами знаете, что у побежденных ничто из этого не остается; если же мы будем победителями, то мы неприятелей будем считать своими (29) носильщиками. Остается еще сказать о том, что я считаю особенно важным. Вы видите, что враги решились пойти на нас войною, не прежде чем схватив наших стратегов; они думали, что, пока у нас есть начальники и мы им повинуемся, мы можем иметь перевес на войне, и, схватив их, ждали нашей гибели от анархии и отсутствия (30) дисциплины. Следовательно, новые начальствующие должны быть гораздо внимательнее, чем прежние, а подчиненные должны быть еще более послушны и покорны, чем прежде. (31) И если вы, на случай ослушания, постановите, чтобы всякий из вас вместе с начальником наказывал виновного, то неприятели будут слишком обмануты. Они с того же дня увидят, вместо одного Клеарха, тысячу, которые ни кому (32) не допустят быть небрежным. Но пора взяться за дело, быть может сейчас же покажется неприятель. Кто из вас находит, что так хорошо, пусть сейчас же старается привести это в исполнение; если же кто находит что нибудь лучше этого, то, хотя бы он был простой воин, пусть смело предлагает: все мы заботимся об общем спасении».
(33) После этого Хирисоф сказал: «Если нужно еще что либо, кроме того о чем говорит Ксенофонт, то это можно будет сделать и после, но, относительно сказанного, я предлагаю немедленно же одобрить это; и кто с этим согласен, (34) пусть протянет руку». Все протянули. Ксенофонт выступил снова и сказал: «Эллины, выслушайте еще предложение. Очевидно, мы будем идти туда, откуда будем доставать продовольствие. Мне известно, что не дальше двадцати стадий есть хорошие деревни. По этому нет ничего удивительного, (35) если неприятели, подобно боязливым собакам, которые гонятся за проходящими и кусают, но бегут, если за ними погнаться, неудивительно говорю, если и они последуют за нашим отступлением. Быть может, было бы безопаснее (36) идти, образовав из гоплитов четырехугольник, чтобы обоз и все, кто не принадлежат к строевому войску, были в безопасности. Если бы теперь же назначить, кому командовать четырехугольником и быть во фронте, кому на фланге и кому в арьергарде, то, в случае приближения неприятеля, нам не надо будет совещаться, и мы сразу будем иметь назначенных начальников. Если кто знает что нибудь (37) лучшее, пусть будет иначе, в противном случае, пусть командует Хирисоф, тем более, что он и лакедемонянин; за каждым из флангов пусть смотрят два старшие стратега, а в арьергарде пока будем находиться мы младшие: я и Тимасион. В последствии, испытав на опыте этот (38) порядок, мы подумаем, что в каждом разе окажется наилучим. Если кто знает что либо лучшее, пусть скажет».
Но так как никого не возражал, то он сказал: «кто согласен с этим, пусть протянет руку». Так и порешили. «Следовательно», сказал Ксенофонт, «теперь нужно разойтись и делать то, что мы порешили. Теперь кто из вас желает видеть своих родных, пусть думает о том, чтобы быть храбрым, потому что иначе достигнуть этого нельзя; кто желает жить, пусть старается быть победителем, потому что победителям свойственно убивать, а побежденным умирать; а кто желает наживы, пусть старается одержать верх, потому что победителю свойственно и свое удерживать и забирать принадлежащее побежденному».
Глава III
Прибытие Митридата. Переход через р. Запат. Ночлег в деревнях и набор всадников.
Когда это было высказано, эллины поднялись и разошлись, и начали жечь телеги и палатки. Лишнее дарили друг другу, кто в чем нуждался, остальное бросали в огонь. Окончив это, принялись завтракать. Во время завтрака прибыл Митридат с 30 всадниками и, подозвав стратегов на (2) расстояние голоса, сказал: «Эллины, как вы знаете, я был верен Киру, а теперь вам предан. Мне оставаться здесь очень опасно, и если бы я видел с вашей стороны какой либо спасительный совет, я перешел бы к вам со своими служащими. Скажите же мне, как другу, как человеку преданному и желающему вместе се вами совершать поход (3) какие ваши намерения». Посоветовавшись, стратеги решили ответить следующее (говорил Хирисоф): «наши намерения таковы: если нас будут пускать домой, проходить через страну как можно безвреднее; если же будут мешать нашему пути, бороться с такими людьми насколько возможно мужественнее».
(4) В ответ на это Митридат старался доказать, что немыслимо спастись при противодействии царя. Тут–то и догадались, что он был подослан, тем более, что для наблюдения при нем был один из доверенных Тиссаферна. Вследствие этого стратеги за лучшее признали постановить (5) решение вести войну без переговоров все время, пока будут находиться в неприятельской стране. Кроме того варвары, приближаясь, подкупали солдат, и даже подкупили одного лохага Никарха, из Аркадии, который и ушел ночью с 20 человеками.
(6) Затем, после завтрака и после перехода через реку Запат они шли в строю, с обозом и прислугой в середине. Не успели они далеко пройти, как снова показался Митридат со всадниками, числом до 200 человек, со стрелками и с пращниками до 400 человек, чрезвычайно легкими и проворными. Он подходил к эллинам будто с (7) дружелюбными намерениями, но когда уже был на близком расстоянии, вдруг одни из его отряда, всадники и пешие начали бросать стрелы, другие стрелять из пращей, и наносили раны. Арьергард эллинов сильно страдал, но не мог с своей стороны ничего сделать, потому что критяне стреляли короче персов, и кроме того, как легковооруженные, они были под прикрытием гоплитов. Акоитисты тоже бросали дротиками не так далеко, чтобы можно было достать пращников. Вследствие этого Ксенофонт решился преследовать. (8) Тогда бывшие у него в арьергарде гоплиты и пелтасты начали преследование, но не настигли ни одного неприятеля: потому что у эллинов не было всадников, да и пешие не (9) могли на близком расстоянии догнать пеших, бежавших вдали, а преследовать далеко от остального войска нельзя (10) было, между тем как варварские всадники даже набегу наносили раны, стреляя с лошадей в тех, кто был за ними. Кроме того, на сколько эллины удалялись в преследовании, настолько же им нужно было возвращаться и (11) отбиваться; так что за весь этот день они прошли не более 25 стадий, и в сумерки подошли к деревням.
(12) Здесь снова напало малодушие. Хирисоф и старшие стратеги упрекали Ксенофонта, зачем он преследовал вдали от фаланги, сам повергаясь опасности и не имея никакой (13) возможности нанести вред неприятелям. Ксенофонт, выслушав, сказал, что они упрекают совершенно справедливо и что само дело служит этому доказательством. «Но я, сказал он, принужден был преследовать, так как я видел, что при остановке вы испытываете вред, не имея возможности дать отпор; а так как мы преследовали, то вы правы, потому что мы не могли нанести никакого вреда (14) неприятелям, и возвращались с большим уроном. Еще благодарение богам, что они пришли не с многочисленным войском, а только с небольшим отрядом, так что навредили нам не много, и указали в чем у нас нужда. (15) Теперь неприятели стреляют и бросают из пращ на таком расстоянии, что не могут их достать ни критяне, ни бросающие дротики из руки; если же за ними погнаться, то преследовать на далеком от войска расстоянии нельзя, а на небольшом даже и скорый пеший не может нагнать пешего (16) на расстоянии выстрела. Следовательно, если мы думаем остановить их, так чтобы они не в состоянии были вредить нам в путешествии, то нам нужно как можно скорее пращников и всадников. Я слышал, что в нашем войске есть родосцы, из которых, говорят, многие умеют стрелять из пращей, и что их пращи достигают вдвое дальше, чем пращи персидские: последние достигают не далеко, (17) потому что стреляют из них камнями в обхват рукой, между тем как родосцы умеют владеть и свинцовыми пулями. И так, если мы найдем таких, которые имеют (18) пращи, и будем выдавать им плату, а желающим сучить новые пращи назначим особую плату, и желающим поступить в ряды пращников придумаем особую какую либо льготу, — то, быть может, окажутся такие, которые будут в состоянии нам помочь. Затем, известно, что в нашем войске есть лошади: одни принадлежат мне, другие остались после Клеарха; есть и много других набранных, под обозом. Если мы сделаем между ними выбор и к обозу приставим собственно обозных животных, а лошадей приспособим к верховой езде, то быть может, и они нанесут известный вред бегущему неприятелю». Так и порешили. В туже ночь оказалось до 200 пращников, а лошадей и всадников на следующий день набрали до 50, и им были доставлены кожаные нагрудники и панцири, а начальником конницы был поставлен аѳинянин, Ликий Полистратович.
Глава ΙV
Стычки с Митридатом. Дальнейшее отступление через Ларису и Меспилы. Прибытие Тиссаферна. Новое распределение войска. Дальнейший путь по горам и прибытие в деревни.
Простояв этот день, на следующий эллины выступили пораньше, потому что нужно было пройти ущелье, при переходе через которое боялись нападения неприятелей. (2) Во время их перехода снова показался Митридат уже с 1000 всадников и со стрелками и пращниками до 4000. Столько он просил у Тиссаферна и получил при обещании, что с этим числом предаст ему эллинов, которых не считал особенно опасными, так как в предшествовавшей стычке сам не испытал никакого вреда, а нанес, по его соображениям, (3) много. Когда эллины на своем пути отстояли от ущелья приблизительно на 8 стадий, начал проходить и Митридат со своим войском. Между тем, предварительно было объявлено, кто из гоплитов и пелтастов должен был делать преследование; всадникам тоже было сказано нападать смело, потому что за ними готово будет последовать достаточно войска. (4) Когда Митридат начал было обходить эллинов и уже долетали пращи и стрелы, трубач дал сигнал трубой, и тотчас побежали кому куда было приказано; всадники тоже помчались. (5) И вот неприятель не устоял и бежал. В этом преследовании у варваров много погибло пеших, а из всадников было взято в плен в ущелье человек 18. Убитых эллины, по собственному побуждению, изувечили, чтобы внушить больший ужас неприятелям.
(6) Неприятели, после такого исхода, ушли, а эллины в этот день безопасно продолжали идти и прибыли к реке Тигру. (7) Здесь был большой, но безлюдный город, по имени, Лариса. В древности жили в нем мидяне. Ширина его стены 25 футов, вышина 100, в окружности 2 парасанга. Она была выстроена из жженого кирпича, на каменном фундаменте вышиной 20 футов. (8) Когда персы отняли власть у мидян, персидский царь осаждал этот город и никаким образом не мог взять. Но солнце, закрывшись облаками, до тех пор не показывалось, пока жители не оставили город, и таким образом он был взят. (9) При этом городе была каменная пирамида, шириной в 1 плеѳр, вышиной в 2. На ней было много варваров, бежавших из ближайших деревень.
(10) Отсюда шли 1 переход — 6 парасанг, до большого необитаемого укрепления, лежавшего при городе, которому имя было Меспилы. Когда–то в нем обитали мидяне. Фундамент стены был из гладкого раковистого камня, шириною 50 футов и вышиною тоже 50. На этом фундаменте (11) была возведена каменная стена, шириной в 50 футов, вышиной в 100; в окружности 6 парасанг. Сюда, говорят, бежала жена индийского царя, когда мидяне были лишены власти персами. Царь персидский, осаждая этот город, не (12) мог взять его ни продолжительной осадой; ни силой. Но Зевс громом поразил жителей, и таким образом город был взят.
(13) Отсюда прошли 1 переход — 4 парасанга. На этом переходе показался Тиссаферн. Он прибыл с своими всадниками и с войском Оронта, имевшего в замужестве дочь царя, и с теми варварами, с которыми выступил Кир, а также с теми, с которыми шел на помощь царю брат царя, а кроме того Тиссаферн шел еще с теми войсками, которые дал ему царь, так что оказалось бесчисленное войско. Подойдя на близкое расстояние и расстояние. некоторые отряды (14) позади, некоторые по флангам, он не решался нападать и не желал подвергаться опасности, а приказал стрелять из пращей и луков. (15) Но когда выступили родосцы и начали стрелять из своих пращей, а скиѳские стрелки из луков, и всякий в кого нибудь попал, — да хотя бы и желал, это не легко было, — Тиссаферн начал быстро удаляться, чтобы стать вне выстрела. Остальные отряды тоже начали отступление. (16) Весь этот день эллины продолжали идти, а варвары следовали за ними. Варвары уже не наносили вреда в перестрелке, потому что родосцы своими пращами достигали дальше (17) персидских пращников и большей части стрелков. Но и персидские луки большие, так что их стрелы подбирали и они были полезны для критян; последние постоянно пользовались неприятельскими стрелами и упражнялись в далекой стрельбе, пуская их вверх. Кроме того по деревням находили много тетивы и свинцу, что пригодилось для пращ.
(18) В этот день эллины расположились лагерем в первых попавшихся деревнях. Потерпевши убыток в бывшей перестрелке, варвары удалились. Следующий день эллины простояли и запаслись продовольствием, потому что в деревнях хлеба было много, и в следующий за тем день пошли по низменности, а за ними, перестреливаясь, следовал Тиссаферн. (19) Тогда эллины пришли к заключению, что, при следовании за ними неприятеля, равносторонний четырехугольник представляет неудобный строй: потому что если стягивать бока четырехугольника, — потому ли что дорога узкая или потому что требуют этого горы или мосты, — гоплиты непременно вытесняются из рядов и движенье для них затруднительно, при чем их теснят и они приходят в расстройство, а вне строя они конечно оказывались бесполезны. (20) С другой стороны, когда приходится развертывать фланги, то прежде вытесненные само собою отрываются, и остается пустая середина между флангами, а при следовании неприятеля те, которым пришлось быть в таком положении, надают духом. Кроме того, когда надо было переходить мост или другой переход, всякий торопился, стараясь перейти первым, а это было очень удобно неприятелю для нападения.
(21) Заметив это, стратеги образовали шесть лохов по 100 человек; поставили над ними лохагов, а других сделали пятидесятниками и эномотархами. На пути, когда стягивались фланги, лохи оставались позади, так что не стесняли флангов, и затем шли отдельно от флангов. Когда же бока (22) четырехугольника раздвигались, то лохи, если пространство было узкое, наполняли середину по лохам; если шире — по пентикостиям; если совсем широко — по эномотиям; так что середина всегда наполнялась. Если же приходилось (23) переходить через какой либо проход или через мост, они не путались, и лохаги проходили в порядке; и если оказывалась надобность в какой либо части фаланги, лохи были готовы. В этом порядке они прошли 4 перехода.
(24) Когда проходили пятый переход, увидели какой–то дворец и кругом много деревень. Дорога к этой местности вела по крутым холмам, прилегавшим к той горе, на которой стояла деревня с дворцом. эллины, естественно, с радостью увидели холмы, потому что неприятели были всадники. Но когда они, спускаясь по низменности, начали (25) подниматься на первый холм и затем спускаться, чтобы взойти на следующий, на них напали варвары, и с высот начали бросать камни, стрелы и пращи, понуждаемые даже кнутами. Они многих ранили, опрокинули эллинских (26) легковооруженных и оттеснили к гоплитам; так что весь этот день и пращники и стрелки, как находившиеся при самом (27) войске, были совершенно бесполезны. Когда же теснимые эллины принимались нападать, то гоплитам трудно было (28) подниматься на холм, а неприятели быстро уходили, а когда возвращались к остальному войску, испытывали тоже самое. На втором холме повторилось тоже, так что на третьем холме решились не трогать воинов, пока не вывели на холм (29) пелтастов из правого крыла. Как только пелтасты очутились над преследовавшим неприятелем, последний уже не нападал на сходивших с холмов эллинов, из боязни чтобы не быть отрезанным и не подвергнуться нападению с (30) обеих сторон. Таким образом они шли до конца дня: одни дорогой по холмам, другие шли рядом с ними. Прибыли в деревни и назначили восемь врачей, потому что много было раненых.
(31) Здесь пробыли три дня как потому, что были раненые, так и потому, что здесь много было продовольствия: мука, вино, много ячменя, заготовленного для лошадей. Все это было собрано для сатрапа этой страны. На четвертый день (32) сошли в низменность. Так как настигал Тиссаферн, то горький опыт научил их останавливаться, как только увидят деревни, и не идти отбиваясь, тем более, что много было неспособных к сражению: раненых, несших раненых (33) и взявших на себя оружие последних. Когда эллины остановились и варвары, подойдя к деревне, начали перестрелку, за эллинами был полный перевес, потому что совсем иное дело было защищаться, выступая из–за прикрытия, чем идти и отбиваться от нападающего неприятеля.
(34) Когда наступили сумерки, варварам пора было удалиться, так как варвары из боязни, чтобы ночью не напали на них эллины, никогда не ставали лагерем ближе к эллинскому войску, чем на 60 стадий. Войско персидское представляет (35) ночью плохой порядок. Лошади у них привязываются и большею частью спутываются, чтобы на свободе не убежали; и в случае тревоги, перс должен своего коня оседлать, должен взнуздать, надеть панцирь и садиться. Все это ночью и во время тревоги затруднительно. Вот почему они останавливались подальше от эллинов. Когда эллины увидели, (36) что варвары готовы уйти и уже отдают приказания, дали сигнал собираться, так что неприятели слышали и некоторое время не решались идти, но когда стало поздно, ушли, потому что им казалось неудобным ночью идти и возвращаться в лагерь. Видя, что варвары действительно (37) уходят, эллины и сами, сняв лагерь, выступили и прошли около 60 стадий. Вследствие чего образовалось такое расстояние между войсками, что и на следующий день и на третий неприятеля не было видно.
Но на четвертый день варвары ночью зашли вперед и заняли выше лежащую местность, именно вершину горы, под которой был спуск в долину. Когда Хирисоф увидел, (38) что эта вершина занята, вызвал Ксенофонта из арьергарда и приказал ему с пелтастами идти вперед. Но Ксенофонт (39) не повел пелтастов: он заметил, что показался Тиссаферн со всеми войсками. Подъехав сам, он спросил: «Зачем ты меня звал?» — Тот отвечал: «Ты сам можешь видеть: занят холм над спуском, и если мы их не перебьем, для нас нет возможности пройти. Но отчего ты (40) и не привел пелтастов?» — Ксенофонт говорил, что, в виду неприятеля, он нет возможным оставить последние ряды без прикрытия. «Но действительно, сказал Ксенофонт, пора подумать, кому бы прогнать их с холма».
(41) В это время Ксенофонт заметил, что вершина горы находится как раз над его войском и что оттуда есть всход на тот холм, где находились неприятели, и сказал: «Хирисоф, для нас было бы превосходно как можно скорее взобраться на эту вершину. Если только мы овладеем ею, то те что над дорогой не в состоянии будут удержаться. Если угодно, ты оставайся при войске, а я готов идти; если же хочешь, я останусь здесь, а ты иди на гору». — (42) «Я предоставляю тебе на выбор» сказал Хирисоф. — Ксенофонт сказав, что он младший, предпочел идти, и приказал следовать за собой людям из переднего отряда, (43) по тому что было далеко брать из самого крайнего. Хирисоф послал с ним пелтастов тоже из переднего отряда, и прибавил к ним еще из середины четырехугольника. Приказал также следовать за Ксенофонтом и тем избранным 300, которые были у него во фронте. Затем они немедленно выступили.
(44) Неприятели, бывшие на холме, как только заметили их направление на вершину горы, сами с величайшей поспешностью устремились на эту вершину. (45) Тогда последовал страшный крик и в эллинском войске, где возбуждали друг друга к храбрости, и в войске Тиссаферна, где тоже возбуждали друг друга. (46) Ксенофонт, объезжая на коне, всех ободрял: «Товарищи, говорил он, знайте, что вы теперь боретесь за Элладу, что вы боретесь за своих детей и жен; не много труда, и затем мы идем без боя».
(47) Но Сотирид из Сикиона сказал: «Только мы, Ксенофонт, не в одинаковом положении: ты на коне, а мне очень тяжело нести этот щит». На эти слова Ксенофонт, (48) соскочив с коня, выгнал Сотирида из строя и, отняв от него щит, шел как можно скорее; но на нем был еще панцирь всадника, так что он был очень стеснен. Тем не менее он командовал передним наступать и задним не отставать, хотя они шли с трудом. Все воины (49) начали бить Сотирида, бросать камнями и бранить, пока не заставили взять опять щит и идти. Ксенофонт сел на коня и, пока можно было ехать, ехал на коне, а когда нельзя было, бросил коня и спешил пешком. Таким образом эллины поспели на вершину раньше неприятелей.
Глава V
Остановка в деревнях при р. Тигре и истребление деревень пожаром. План родосца и указания пленных.
Тогда варвары повернули назад и бежали кто куда мог, а эллины заняли вершину. Войска Тиссаферна и Ариэя вернулись и пошли в одну сторону, а войска Хирисофа сошли в долину и стали лагерем в деревне, наполненной всякими благами. В этой долине при р. Тигре было много и других деревень, наполненных всякими припасами. Но когда (2) наступили сумерки, вдруг показались неприятели и начали рубить эллинов, скитавшихся по долине с добычей, так как захвачено было много скота, переправленного по сю сторону реки, а Тиссаферн с своими войсками принялся (3) жечь деревни, — вследствие чего некоторые из эллинов стали печалиться, думая, что после пожара им не откуда будет достать продовольствия. (4) В это время возвратился Хирисоф с своим отрядом, ходившим на помощь, а Ксенофонт, спустившись с холма, объезжал ряды и, встречаясь с возвращавшимися из подкрепления эллинами, говорил им: (5) «Видите, эллины, что они сами соглашаются, что эта страна наша? То, на чем они настаивали, заключая мир — не жечь страны царя, теперь сами жгут, как чужое. Но если они где бы то ни было оставят для себя продовольствие, они (6) увидят, что и мы идем туда же. Хирисоф, следовало бы послать отряд против тех, которые жгут». — «Нет, мне кажется, не надо, отвечал Хирисоф; а мы сами будем жечь; в таком случае они скорее перестанут».
(7) Когда возвратились в лагерь, все были заняты продовольствием, а стратеги и лохаги сошлись вместе. Тут представилось большое затруднение. С одной стороны стояли высочайшие горы, с другой — река на столько глубокая, что когда (8) измеряли глубину, то копья не было видно. В этом затруднении подошел один родосец и сказал: «Я готов переправить вас, эллины, даже по 4000 гоплитов, если вы доставите мне то, что мне понадобится, и в награду (9) дадите талант». Когда его спросили, что ему нужно, он отвечал: «Мне нужно 2000 мехов. Я вижу здесь много овец, коз и ослов. Если снять с них кожи и эти кожи (10) надуть, то последние представят удобную переправу. Кроме того мне понадобятся ремни, которые у вас есть для вьючных животных. Этими ремнями я буду привязывать мешки один к другому, а к каждому мешку прицеплю камень, который пойдет в воду и подобно якорю даст устойчивость мешку; проведу их через реку и привяжу на том и на другом берегу, а за тем прикрою хворостом и посыплю землей. Что вы не потонете, в этом вы сейчас же удостоверитесь. (11) Всякий кожаный мешок удержит двух человек, чтобы не потонуть; а чтобы не поскользнуться, будет удерживать хворост и земля». Выслушав эту выдумку, (12) стратеги нашли ее остроумною, но на деле неисполнимою, потому что на той стороне много было готовых помешать всадников; они первые не допустили бы сделать ничего подобного.
(13) Отсюда на следующий день эллины повернули на Вавилон к деревням не тронутым пожаром, потому что они сожгли те деревни, откуда выступили. Неприятели не преследовали их; они смотрели и, видя это, недоумевали, куда направляются эллины и какие у них предположения. Затем воины (14) занялись продовольствием, а стратеги и лохаги снова собрались. На собрании они допытывались у пленных о стране, лежащей в окружности, какова она в каждую сторону. Пленные отвечали, что дорога на полдень ведет на (15) Вавилон и Мидию, через которую они пришли; на восток — на Сузы и Екбатаны, где, говорят, царь проводит лето и весну; на запад, если перейти реку, дорога ведет в Лидию и Ионию, а дорога на север, через горы, ведет к Кардухам. Этот народ, по словам пленных, обитает по (16) горам, воинственный и не повинуется царю; что некогда даже вторгалось к ним войско царя в количестве 120 000, но никто из него не вернулся, вследствие непроходимой местности. Когда заключают договор с обитающим в долине сатрапом, тогда только и бывают у них взаимные сообщения.
(17) Выслушав это, стратеги разместили всех порознь, которые говорили, что знают дорогу в данном направлении, но не сделали им известным, куда намеревались идти. Стратеги пришли к заключению, что нужно через горы пробраться к кардухам, потому что, по словам некоторых, эллины, пройдя кардухов, приедут в Армению, над которой начальствовал Оронт, обширную, богатую область, а оттуда удобно идти, куда угодно. Вследствие этого принесли жертвы, чтобы отправиться в поход тогда, когда будет назначено, потому что боялись, чтобы проход через горы не был раньше кем либо занят. Затем объявили: после ужина всем укладываться и отдыхать, и затем следовать, когда будет приказано.
Отступление через Армению до Трапезунта.
Глава I
Вступление в страну Кардухов. Занятая вершин. Вызов занять проход.
В предыдущих книгах было рассказано все, что произошло во время похода до самого сражения, что было после сражения в течение договора, который заключил царь с выступившими с Киром эллинами, и наконец какие произведены были враждебные действия против эллинов преследовавшим их персидским войском, когда царь и Тиссаферн нарушили договор.
(2) Когда эллины прибыли к тому месту, где р. Тигр положительно была непроходима и по своей глубине, и по величине, обхода же не было никакого, а над самой рекой возвышались крутые кардухские горы, стратеги решились идти через горы. Они слышали от пленных, что, по переходе (3) через эти горы, они, если захотят, перейдут в Армении источники р. Тигра, если же не захотят, то обойдут. Слышно было также, что не далеко Тигра находятся и источники (4) Евфрата. И это действительно так. Имея в виду с одной стороны ускользнуть от неприятелей, с другой не терять времени, пока они не заняли высот, эллины самое вступление (5) совершили следующим образом. Около последней стражи, когда оставалось ночи только для прохода через долину, эллины, по данному (словесному) приказанию, тронулись и, продолжая идти, с рассветом прибыли в горе. (6) Здесь Хирисоф со своею частью войска и со всеми легковооруженными шел впереди, а Ксенофонт, с замыкавшими строй гоплитами, следовал за ним, при чем у Ксенофонта не было ни одного легковооруженного, так как, по видимому, не предстояло никакой опасности, чтобы, при их движении вперед, (7) кто нибудь напал сзади. Таким образом Хирисоф взошел на гору, прежде чем это заметил кто либо из неприятелей. Затем он продолжал идти впереди войска, а каждый всходивший на горы отряд следовал за ним в деревни, расположенные по долинам и горным ущельям.
(8) Кардухи оставили свои жилища и бежали с женами и детьми в горы. Однако запасов можно было много набирать, особенно по домам было множество медной посуды. Эллины ничего не трогали и не гнали жителей. Они вели себя осторожно, чтобы кардухи охотно пропустили их через свою страну, как через дружественную, тем более что кардухи были во вражде с царем. (9) Впрочем, если кому попадалось продовольствие, то забирали: нужда заставляла. Сами кардухи и по приглашению не явились, и вообще не оказывали ничего дружественного. (10) Когда последние ряды эллинского войска спустились с вершин в деревни уже в сумерках, — дорога была узкая, и эллины провели целый день то поднимаясь, то спускаясь в деревни, — в это время несколько человек кардухов сделало нападение на последние ряды эллинов, при чем некоторых убили и ранили камнями и стрелами. Собравшихся было мало, потому что эллинское войско вторгнулось неожиданно. Если бы кардухов собралось много, то (11) эллинским войскам пришлось бы испытать много потерь. Таким образом эллины провели эту ночь в деревнях, но кардухи по горам кругом жгли множество костров и наблюдали одни за другими.
(12) С наступлением утра, эллинские стратеги и лохаги, собравшись, решили продолжать путь только с самым необходимым и вполне здоровым вьючным скотом, остальной бросить; оставить также и тех рабов, которые недавно были захвачены. Множество животных и рабов замедляли (13) путешествие; кроме того много было не участвовавших в военной службе, которые присматривали за рабами, а при двойной массе людей нужно было и продовольствие добывать и держать в двойном количестве. К такому пришли решению и объявили так сделать.
(14) После обеда выступили. Стратеги стали в узком проходе, и, если находили что–нибудь неоставленное из того, о чем было объявлено, отнимали. Их слушались, исключая тех, которые что–нибудь тайком проводили, например, крепко любившие красивого мальчика или красивую женщину. И этот день они провели таким же образом: то (15) отбивались, то отдыхали. На следующий день была очень дурная погода, но все–таки нужно было идти, потому что не было достаточно продовольствия. Хирисоф вел передних, Ксенофонт задних. (16) Неприятели сильно наступали, и так как местность была узкая, то они подходили на близкое расстояние и наносили раны стрелами и пращами, так что эллинам приходилось то нападать, то обратно возвращаться, вследствие чего они подвигались медленно. И всякий раз, как неприятели сильно нападали, Ксенофонт делал приказ остановиться.
(17) Хирисоф вообще по этим приказам останавливался, но один раз не остановился. Скоро шел вперед и побуждал воинов следовать за ним; видно было, что случилось что–то особенное. Но подойти и разузнать, что за причина торопливости, некогда было. (18) Поход арьергарда походил на бегство. Тогда пал храбрый лакедемонянин Клеоним, раненый через щит и через панцирь в бок, и аркадянин Васий, раненый в голову насквозь. (19) Когда они прибыли на станцию, Ксенофонт, не медля, пошел к Хирисофу и начал упрекать его, что он не остановился, и им пришлось вместе и бежать и сражаться. «Вследствие этого, говорил он, умерло два прекрасных товарища, и мы не могли их поднять и похоронить».
(20) Хирисоф отвечал: «Взгляни на эти горы, и посмотри, как все они непроходимы. Та крутая дорога, которую ты видишь, единственная, и на ней можно заметить такое множество людей, что они заняли весь проход и держат его в своих руках. (21) Вот почему я спешил и не ждал тебя, и всеми силами торопился прибыть раньше, чем займут этот проход, тем более, что проводники говорят, что нет другого пути». (22) Ксенофонт сказал: «У меня тоже есть два человека. Неприятели нас теснили, и мы против них устроили засаду, что вместе с тем доставило нам возложность отдохнуть. Некоторых мы убили, а некоторых постарались захватить живыми, собственно для того, чтобы иметь проводников, знакомых с местностью».
(23) Сейчас привели этих людей и отдельно спрашивали их, не знают ли они другой дороги, кроме той, которая всем известна. Один сказал, что не знает, не смотря на то, что ему представляли много угроз; и так как он не показывал ничего подходящего, то его умертвили тут же в присутствии его товарища. (24) Оставшийся в живых отвечал, что первый потому говорил, что не знает, что в этих местах была его дочь в замужестве, и прибавил, что сам он поведет по такой дороге, по которой можно будет пройти и вьючным животным. (25) На вопрос, нет ли по этой дороге местности, неудобной для прохода, отвечал, что есть такой холм, и что, если раньше не займут его эллины, то нельзя будет пройти.
(26) Вследствие этого решили созвать лохагов, пелтастов и гоплитов, объявить им настоящее положение дела и сделать вызов, не найдутся ли такие, которые пожелают выказать себя молодцами и по собственной охоте возьмутся за это путешествие. Из гоплитов взялись за это дело аркадяне: (27) Аристоним, из Меѳидрия, и Агасия, из Стимфала. Соперником их выступил аркадянин Каллимах, из Паррасии, который заявил, что и он готов идти и возьмет охотников со всего войска. «Я уверен, говорил он, что за мной пойдет много молодых людей». (28) После этого был вызов, не хочет ли вместе с ними отправиться кто либо и из начальников легковооруженных. Выступил Аристей, из Хиоса, который в подобных случаях весьма часто оказывался бесценным человеком для войска.
Глава II
Занятие прохода. Деятельность Хирисофа и Ксенофонта.
Наступили сумерки, и стратеги приказали упомянутым охотникам подкрепиться пищей и отправляться. Связали и передали им проводника и условились таким образом, чтобы охотники заняли холм и охраняли его ночью, а с наступлением утра дали бы сигнал трубой. Кроме того, заняв холм, направиться на неприятеля, занимающего всем известный проход, а остальные эллины как можно скорее (2) поспешат к ним на помощь. Условившись таким образом, охотники выступили в количестве около 2000 человек. Тогда шел страшный дождь; тем не менее Ксенофонт, с задними отрядами, шел ко всем известному проходу, чтобы неприятели обратили внимание только на эту дорогу и чтобы всячески ускользнули от их внимания те, (3) что пошли в обход. Когда эти ряды подошли в одному такому ущелью, пройдя которое следовало взобраться на высоты, варвары начали спускать громадные камни, то большие, то меньшие, которые, ударяясь о скалы, разлетались во все стороны, так что положительно не было возможности подойти к проходу. (4) Некоторые лохаги, при всякой неудаче, пытались взобраться с другой стороны, что они делали до тех пор, пока не стало совсем темно, и тогда думая, что, при удалении, их не будет видно, возвратились к ужину; но между солдатами арьергарда были такие, которые даже не обедали. Неприятели, очевидно под влиянием страха, целую ночь беспрестанно пускали камни. Об этом можно было догадаться по шуму.
(5) Между тем охотники с проводником обошли кругом и неожиданно напали на сторожевых, которые сидели около огня. Некоторых убили, некоторых прогнали, и сами расположились как будто на занятой уже вершине. Но они ее (6) еще не заняли: над ними была возвышенность, к которой вела та самая узкая дорога, где сидели сторожевые, а выход оттуда вел к неприятелям, расположившимся на всем известной дороге. Таким образом ночь они провели здесь; (7) когда же начало рассветать, они безмолвно и в строю пошли на неприятелей; притом пасмурно было так, что охотники незаметно подошли на близкое расстояние. Но когда те и другие увидели друг друга, когда раздалась труба, и эллины с криком «алала» пошли на неприятелей, последние не устояли и, оставив проход, бежали, причем только некоторые из них были убиты, так как это были легковооруженные.
(8) В тоже время войско Хирисофа, услышав трубу, бросилось вверх по всем известной дороге, а некоторые стратеги направились по непротоптанным дорогам, где только была возможность, и, взобравшись, кто мог, тянули друг, друга посредством копий. Это были первые, которые соединились с занявшими вершину. (9) Ксенофонт с одной половиной арьергарда шел по той дороге, по которой пошли едины с проводником, потому что это была дорога, наиболее удобная для обозных животных; другую половину поставил позади обозных животных. (10) Выступив, они подошли к такому холму, который лежал над дорогой и был занят неприятелями. Приходилось или перебить этих неприятелей или быть отрезанным от остальных эллинов. Сами они еще могли бы пройти там, где и прочие, но животные не могли взобраться по другой дороге, кроме этой. (11) Тогда, ободрив друг друга, они бросились на этот холм отдельными отрядами, впрочем не со всех сторон, но оставили отступление для неприятеля, на случай он захотел бы (12) бежать. Когда эллины начали таким образом взбираться, где кто мог, варвары начали бросать в них стрелы и камни, однако не допустили на близкое расстояние, и в бегстве оставили эту местность.
Таким образом эллины перешли через этот холм, но увидели, что впереди и другой холм занят, и решились (13) тотчас же идти туда. Между тем Ксенофонт боялся оставить занятый им холм без никого, чтобы неприятель снова не овладел холмом и не сделал нападения на проходивших обозных животных, которые шли по узкой дороге и далеко растянулись. Потому он оставил на холме лохагов: Кефисодора Кефисофонтова, из Аѳин, Амфикрата Амфидемова, тоже из Аѳин, и Архагора, аргосского изгнанника, а сам с остальными воинами пошел на второй холм; (14) и они взяли его таким же образом. Им предстояло еще третье возвышение, несравненно круче, которое лежало над (15) стражей, застигнутой ночью охотниками; но когда эллины подошли на близкое расстояние, варвары оставили возвышение без боя, так что это всех поразило, и эллины думали, что они оставили из опасения, чтобы не подвергнуться нападению со всех сторон, — а они между тем с вершин наблюдали, что делается внизу, и стремились на арьергард. Ксенофонт с теми, которые были помоложе, взошел на (16) холм, а остальным приказал медленно подниматься, чтобы таким образом с ними соединились последние лохи; и когда они прошли уже вперед, объявил на ровном месте остановиться. В это время прибежал аргивянин Аргахор, и (17) сказал, что их отряд прогнан с первого холма и что Кефисодор, Амфикрат и другие, которым не удалось спрыгнуть со скалы и добраться до арьергарда, погибли.
(18) Между тем варвары, сделав это, пошли на возвышение, противоположное первому холму. Ксенофонт через переводчика предложил им перемирие и требовал выдачи трупов. Они обещали, с условием, чтобы эллины не жгли деревень. Ксенофонт согласился, но в то самое время как проходило (19) остальное войско, а те вели переговоры, собрались все варвары из этой местности, и здесь остановились; и когда (20) отставшие эллины начали спускаться с возвышенности к остальным, которые уже стояли, сложив оружие, неприятели бросились на них всей толпой со страшным криком, и очутившись на вершине холма, с которого сходил Ксенофонт, стали бросать камни, и одному человеку раздробили голень. В тоже время Ксенофонта оставил его оруженосец, у которого был щит. Тогда подбежал к нему гоплит, (21) аркадянин Еврилох, из Лус, который таким образом шел, прикрывая своим щитом обоих; а между тем и остальные подошли к тем, которые уже стояли в сборе.
(22) Таким образом все эллинские войска собрались вместе и расположились во множестве красивых домов, богатых всякими запасами. Даже вина было много, которое жители держали в вымазанных известью погребах. (23) Ксенофонт и Хирисоф своими переговорами достигли того, что в замен проводника получили убитых, и им оказали все почести, какие только приличны храбрым товарищам.
(24) На следующий день шли без проводника. Неприятели продолжали набеги, и где было узко, наперед занимали проходы и препятствовали. Всякий раз как они делали задержку передним рядам, (25) Ксенофонт сзади всходил на горы и, стараясь взобраться выше тех, что задерживали проход, делал дорогу свободною; в случае же делалось нападение на задние ряды, (26) Хирисоф поднимался и точно также старался взобраться выше тех, что мешали проходу, чем открывал свободную дорогу для задних рядов. Таким образом они постоянно помогали друг другу и крепко заботились один о другом. (27) Случалось иногда и так, что варвары ставили в затруднительное положение даже тех, которые уже успели взобраться на вершины, особенно когда последние спускались обратно; тем более, что они были так проворны, что даже и тогда успевали убежать, когда бежали на близком расстоянии. Они ничего не носили с собой, (28) кроме луков и пращ. Стрелки они превосходные; луки у них почти в 3 локтя, а стрелы более двух. При стрельбе они натягивали тетиву, наступая левой ногой на нижнюю часть лука. Стрелы проникали через щиты и через панцири; подбирая их, эллины привязывали к ним ремни и пользовались ими как дротиками. В этой местности наиболее оказали пользы критяне, которыми начальствовал критянин Стратокл.
Глава III
Прибытие к р. Кентриту. Счастливый переход через реку.
В этот день эллины стали лагерем в деревнях над долиной, простирающейся вдоль реки Кентрита, которая имеет в ширину около 2 плеѳров и отделяет Армению от страны кардухов. эллины здесь с радостью отдохнули, когда увидели долину. Река находилась на расстоянии 6 или 7 стадий от кардухских гор. С большим наслаждением расположились эллины. (2) Они имели здесь съестные припасы и вспоминали прошедшие труды: потому что целые семь дней[1], в течение которых проходили через земли кардухов, они все время сражались, и испытали столько бедствий, сколько не испытали от царя и Тиссаферна вместе. Видя, что наконец избавились от всего этого, они заснули с великим удовольствием.
(3) Но с наступлением утра, они увидели на той стороне реки вооруженных всадников, очевидно имевших целью препятствовать переходу, а повыше всадников, вдоль высокого берега, выстроилась пехота, чтобы препятствовать вступлению в Армению. (4) Это были наемные войска Оронта и Артуха: армяне, марды и халдеи. О халдеях говорили, что это народ независимый и храбрый. Оружие их было длинные плетеные щиты и копья. (5) Самые высоты, на которых выстроились неприятели, отстояли от реки на расстоянии 3 или 4 плеѳров. Дорога, которая была перед глазами и вела вверх, была единственная, и словно руками выложенная. По этой дороге старались пройти эллины. (6) Когда измеряли глубину воды, то вода захватывала выше груди, а дно было неровное но причине множества камней и притом скользких. Кроме того нельзя было в воде держать щита, иначе его уносила вода; если же кто начинал нести щит над головой, его тело было обнажено для стрел и других ударов. Вследствие этого они возвратились и там же при реке стали лагерем.
(7) Между тем на горе, на том месте, где провели прошедшую ночь, они увидели множество кардухов, собравшихся с оружием. Тогда эллины совершенно пали духом: они видели недоступность реки, видели врагов, готовых воспрепятствовать переходу, видели и кардухов, готовых напасть на них сзади. Таким образом эллины этот день и эту ночь провели в совершенном отчаянии.
(8) Но Ксенофонт увидел сон. Ему снилось, будто он закован в цепи и будто эти цени сами собой порвались, так что он стал свободен и мог ходить как угодно. Когда начало рассветать, он отправился к Хирисофу, сказал, что имеет надежду на спасительный выход, и рассказал этот сон. (9) Хирисоф обрадовался и как только наступил день, все присутствовавшие стратеги принесли жертвы. С первого же раза жертвы были благоприятны, так что стратеги и лохаги, возвратясь после жертвоприношения, объявили войску обедать. (10) И вот во время обеда к Ксенофонту прибежали два юноши. Все знали, что к нему можно являться, и когда он обедает, и когда ужинает; даже во время сна можно было его разбудить и сообщить, если кто знал что нибудь, касавшееся их военного положения. (11) Эти юноши говорили, что они собирали хворост для костра и видели по той стороне, на прилежащих к реке скалах, какого–то старика, женщин и девушек, складывавших в каменистой пещере, по видимому, мешки с платьем. (12) Заметив это, они нашли переправление через реку безопасным, так как и неприятельской коннице приступ туда невозможен. Скинув платье, говорили юноши, и с кинжалами в руках, они, голые, начали переходить реку, чтобы переплыть; но, продолжая идти, они перешли реку, не замочивши даже стыда. Таким образом они перешли, забрали это платье и вернулись обратно.
(13) Ксенофонт тотчас совершил возлияние и приказал налить этим юношам и молиться богам, пославшим такой сон и выход, чтобы боги и все прочее устроили к лучшему. После возлияния, он тотчас повел этих юношей к Хирисофу, и они рассказали тоже, что прежде. Хирисоф, выслушав, тоже совершил возлияние. (14) После возлияния, объявили всем собираться к походу, а сами, созвав стратегов, совещались о том, как бы наилучше переправиться, победить тех что спереди, и от задних не испытать ничего дурного. (15) Решили: Хирисоф пойдет вперед и переведет одну половину войска, а другая половина останется вместе с Ксенофонтом. Вьючный скот и обоз пойдут в середине.
(16) Устроив это как следует, выступили. Юноши шли впереди, имея реку на левой стороне. Дорога до перехода составляла около 4 стадий. Но в то время как они шли, параллельно с ними (на другом берегу) шли отряды (неприятельских) всадников. Подойдя к самому переходу и к берегу реки, эллины остановились. (17) Хирисоф первый надел венок, разделся, взял оружие и другим сказал сделать тоже, и приказал лохагам идти с лохами в колоннах, так чтобы одни лохи были по правой его стороне, другие по левой. (18) Жрецы заклали жертву над рекой. Неприятели стреляли и из луков и пращ, но не доставали. (19) Когда жертва оказалась благоприятной, все солдаты запели пэан и закричали «алала»; с ними кричали и все женщины, так как в лагере было много подруг.
(20) Таким образом Хирисоф с своей половиной вступил в реку, а Ксенофонт с более легким отрядом из арьергарда со всей скоростью побежал назад к тому проходу, который вел к дороге в горы Армении; он желал внушить неприятелям предположение, что перейдет эту дорогу и отрежет их всадников, находившихся у реки. (21) Неприятели, видя, что Хирисоф с своими солдатами удачно переходит реку, а Ксенофонт с отрядом бежит назад, испугались, чтобы не быть отрезанными, и со всех сил побежали к дороге, ведущей вверх от реки; и когда у же достигли ее, направились вверх на гору. Ликий, начальствовавший над отрядом всадников, (22) и Эсхин, начальствовавший над отрядом пелтастов Хирисофа, как только увидели, что они бегут со всех сил, последовали за ними. Солдаты кричали не отставать и идти за неприятелями на гору.
(23) Между тем Хирисоф, как только перешел, не погнался за всадниками, но по прилегающему в реке берегу пошел на неприятелей, которые, видя, что их всадники обратились в бегство, и что на них наступают гоплиты, тоже оставили высоты над рекой. (24) Видя, что на той стороне реки все хорошо, Ксенофонт со всей скоростью начал возвращаться к переходившему войску, тем более, что кардухи сходили в долину, очевидно, чтобы напасть на переходивших последними. (25) Хирисоф уже занимал высоты, как Ликий, с небольшим отрядом решившийся напасть, захватил даже кое что остававшееся из обоза, между прочим, красивое платье и кубки. Затем перешли разом все неслужащие и обоз эллинов, а Ксенофонт, поворотив к (26) кардухам в боевом порядке, объявил лохагам, чтобы каждый построил свой лох по эномотиям, выстраивая эномотии на левую сторону, лохагам и эномотархам идти на кардухов, а крайние ряды станут у самой реки. (27) Когда кардухи заметили, что последние ряды эллинов лишены достаточного прикрытия и уже видны только немногие, начали быстро приближаться с пением каких то песен. Так как у Хирисофа все было в безопасности, то он послал к Ксенофонту пелтастов, пращников и стрелков, и сказал им делать то, что прикажут. (28) Ксенофонт, видя, что они готовы перейти, послал к ним вестника с приказанием, чтобы высланные Хирисофом остались там же у реки и не переходили, а когда начнет переходить войско Ксенофонта, тогда пусть они выйдут против него в двух отрядах, будто готовые перейти, причем копейщики пусть привяжут дротики, а стрелки приготовят стрелы, но пусть не заходят в реку. (29) Своему отряду приказал тогда петь пэан и бежать на врагов, когда их будет достигать неприятельская праща и щит застучит от стрел; а когда неприятель сделает поворот и трубач со стороны реки даст сигнал, тогда поворотить направо и последним солдатам идти вперед. Тогда пусть бегут и каждый пусть переходит как можно скорее, но оставаться в своих рядах, чтобы не мешать друг другу: тот окажется лучшим, кто первым взойдет на тот берег.
(30) Кардухи, видя, что уже мало осталось, так как многие ушли даже из тех, которым поручено было смотреть за животными, то за вещами, то за женщинами, бросились (31) со всей отвагой и начали стрелять из луков и пращ. Но эллины запели пэан и побежали на них. Варвары не устояли, потому что они, как горные жители, достаточно приспособлены были для набегов и бегства, но недостаточно (32) для рукопашного боя. В эту минуту трубач дал сигнал, и неприятель ускорил бегство. эллины повернули назад и (33) как можно скорее направились через реку. Некоторые из неприятелей догадались и, вернувшись назад, бросали стрелы и даже ранили несколько человек, но видно было, как большая часть продолжала бежать даже тогда, когда эллины (34) были на той стороне реки. Выступивши на встречу (высланные Хирисофом) держались мужественно и зашли дальше даже, чем следовало. Они возвратились назад уже после отряда Ксенофонта; но и между ними были раненые.
Глава ІV
Прибытие к р. Телевою. Тириваз. Холод и снег. Взятие лагеря Тириваза.
После этой переправы эллины выстроились и около полудня направились в Армению, по равнине и по незначительным холмам, (и шли таким образом) не менее 5 парасанг, так как, по причине войн с кардухами, близко к реке не было поселений. (2) Та деревня, в которую они прибыли, была большая и с дворцом для сатрапа. На большей части домов находились башни. Продовольствия было в изобилии.
(3) Отсюда эллины шли 2 перехода — 10 парасанг, пока перешли источники р. Тигра. Отсюда шли 3 перехода — 15 парасанг до р. Телевоя. Это была небольшая, но красивая река, около которой много было деревень. (4) Местность называлась Западной Арменией; начальником её был «друг царя», Тириваз, который, когда являлся к царю, помогал ему сесть на лошадь, и кроме его никто. (5) Этот Тириваз лично выехал со своими всадниками и, послав переводчика, сказал, что желает вступить в переговоры с начальниками. Стратеги решились выслушать его, и, подойдя на расстояние голоса, спросили, что ему угодно. (6) Тириваз отвечал, что он готов заключить договор, по которому он не станет вредить эллинам, а эллины не будут жечь домов, и получат продовольствия, сколько надо. Стратеги согласились и заключили договор.
(7) Оттуда эллины шли 3 перехода по равнине — 15 парасанг. Тириваз следовал за ними с своими войсками на расстоянии 10 стадий. (8) Они прибыли к дворцу, вокруг которого много было деревень со множеством всяких запасов. Когда они расположились лагерем, ночью выпал большой снег, вследствие чего утром пришли к той мысли, чтобы отряды с своими начальниками расположились но квартирам, тем более, что неприятеля не было видно, и кроме того представлялась безопасность в самой глубине снега. (9) Здесь у них было всякое продовольствие, которое считается главным: животные, хлеб, старые душистые вина, изюм, разные овощи.
Между тем некоторые солдаты, удаленные от лагеря, начали заявлять, что замечают войска и что по ночам показываются костры. (10) Вследствие этого стратеги нашли небезопасным оставаться в разбросанном положении и снова собрали войско. Войско собралось, тем более что, по видимому, небо прояснилось. (11) Но когда они таким образом проводили ночь, выпал такой огромный снег, что покрыл и оружие и спавших людей, а ноги у обозных животных были словно скованные. много стоило труда подняться, потому что для лежащего нападавший и нерастаявший снег служит согревающим средством. (12) Когда Ксенофонт встал без верхнего платья и стал колоть дрова, вскоре затем поднялся другой и, отняв у Ксенофонта топор, начал сам колоть. (13) Тогда и другие начали вставать, раскладывать костры и мазаться, так как в этой стране было много такой мази, которой мазались вместо масла. Ее делали из свиного жира, кунжутных семян, горького миндаля и терпентина. Из этих же частей приготовлялось и душистое масло.
(14) После этого решили снова разойтись по деревням на квартиры; и воины в восторге и со страшным криком направились к своим квартирам и к припасам; но те, которые перед тем, уходя из квартир, пожгли их, поплатились положением под открытым небом. (15) Здесь же стратеги ночью послали с несколькими человеками Демократа Тимнита на те горы, где удалившиеся воины, по их словам, видели костры. Его знали как человека, который и в прежнее время показывал правду: о действительном говорил как о действительном, о ложном — как о ложном. Возвратившись, он сказал, что костров не видел, но привел (16) взятого в плен человека, при котором был персидский лук, колчан и сагара, в роде того как носят амазонки. На вопрос, что он за человек, он отвечал, что он (17) перс и что отправился из войска Тириваза, чтобы достать продовольствия. Эллины начали расспрашивать о войске, сколько его и против кого оно собрано. Он отвечал, что Тириваз (18) располагает своими войсками и наемными халивами и таохами, и что он приказал при переходе эллинов через горы напасть на них в тех теснинах, где находится единственный проход.
(19) Узнав об этом, стратеги решились собрать войско. Немедленно поставили караулы и назначили начальником оставшихся Софенета стимфалийца, а сами отправились с этим пленным, взяв его проводником. Но когда они начали (20) уже переходить горы, то пелтасты, которые зашли вперед и увидели внизу лагерь, не подождали гоплитов, и с страшным криком побежали на этот лагерь. (21) Варвары, услышав крик, не решились ждать и бежали. Впрочем их было убито несколько человек и взято до 20 лошадей. Захвачена также палатка Тириваза, в которой была кровать с серебряными ножками, кубки и люди, сказавшие, что они смотрят за хлебом и вином. (22) Когда узнали об этом начальники гоплитов, решились немедленно же возвратиться в лагерь, чтобы как нибудь не произошло нападения на оставшихся. Тотчас созвали трубой солдат к возвращению и в тот же день прибыли в лагерь.
Глава V
Переход через Евфрат. Поход по снегу и прибытие в деревни. Поликрат. Отдых.
На следующий день решились идти как можно скорее, пока еще не собралось войско и не заняло теснин. Собравшись, тотчас выступили по глубокому снегу с большим числом проводников, и в тот же день перешли ту гору, где готов был сделать нападение Тириваз, и стали лагерем. (2) Отсюда шли 3 перехода по пустыни — 15 парасанг, до р. Евфрата, который и перешли, находясь в воде по пояс. Говорили, что не вдалеке оттуда находятся и самые источники.
(3) Отсюда эллины шли, по глубокому снегу и по равнине, и 3 перехода — 5 парасанг[2]. Третий переход был особенно невыносим, так как, кроме всего, дул прямо в лицо северный ветер, который все замораживал и приводил людей в оцепенение. (4) В это время один из жрецов предложил заклать жертву ветру. Заклали, и все нашли, что ветер видимо перестал быть таким острым. Глубина снега доходила до сажня, так что погибло множество вьючных животных, рабов, и солдат до 30 человек. (5) Целую ночь разводили костры; дров на этой станции было много. Но те солдаты, которые пришли попозже, остались без дров, а прибывшие раньше и уже разложившие костры не допускали к огню опоздавших, если им не давали пшеницы или чего нибудь другого из съестного, если таковое было. (6) Таким образом делились друг с другом, что кто имел. Когда костер разгорался, то от таявшего снега образовывались большие ямы до самой почвы, что давало возможность измерить глубину снега.
(7) Весь следующий день шли по снегу, причем многие мучились нестерпимым голодом (и падали). Ксенофонт, который находился в тылу и поднимал падавших, не знал, что с ними. (8) Но когда кто–то из людей сведущих сказал ему, что их мучит голод и что они, покушавши чего нибудь, встанут на ноги, он пошел по обозу, и, если где встречал что либо из съестного или из напитков, раздавал сам или же посылал таких лиц, которые могли бы поспевать к голодающим. Покушавши, больные поднималась и продолжали идти. (9) На этом пути, около сумерок, прибыли в деревню, и перед валом у колодца встретились с женщинами и девушками из этой деревни, которые брали воду и спросили эллинов, кто они. (10) Переводчик отвечал по персидски, что они идут от царя к сатрапу. Женщины отвечали, что сатрапа здесь нет и что он находится оттуда на расстоянии парасанга. Так как было поздно, то эллины вместе с водоносами вошли внутрь вала к начальнику этой деревни. (11) Таким образом Хирисоф вместе с теми солдатами, которые были в силах, пошли по квартирам, прочие же солдаты, которые не в силах были пройти дальше, провели ночь без пищи и без костров, так что и здесь погибло несколько человек.
(12) Между тем за эллинами следовало несколько сбежавшихся неприятелей, которые забирали ослабевших животных, поднимая из–за них драки друг с другом. Отставали также и солдаты, которые вследствие снега болели глазами, или такие, которые от холода отморозили пальцы на ногах. (13) Для глаз защитой от снега служило то, если идти с чем либо черным перед глазами, а защитой для ног — если быть в движении и не оставаться в покое, а на ночь отвязывать (башмаки); (14) но кто спал с башмаками не отвязанными, у того ремни врезывались в тело и башмаки примерзали, особенно, если у кого, за недостатком старых башмаков, были карватины, сделанные из недавно содранной воловьей кожи. (15) Вследствие этих причин многие солдаты отстали, и как только им попалась черная прогалина, образовавшаяся вследствие исчезновения снега, они подумали, что это снег растаял, — в этом месте он действительно растаял вследствие одного источника, который по близости в лесу издавал испарения, — повернули туда и отказались идти дальше. (16) Ксенофонт, находившийся в тылу, когда узнал об этом, всеми средствами и способами упрашивал их не оставаться, указывая на то, что их настигают собравшиеся в большом числе неприятели. Наконец даже стал бранить их; но они отвечали, что пусть их убьют, но они не в состоянии идти. (17) Тогда сочли за лучшее напугать если можно, преследовавших неприятелей, чтобы они не напали на больных. Было уже темно и неприятели приближались с большим шумом и спорили о том, что им досталось. (18) Тогда из последних рядов эллинов собрались те, которые были здоровы, и побежали на неприятелей, а больные подняли крик со всех сил и напали стучать копьями о щиты. Неприятели в страхе бросились по снегу в лес, и уже нигде ничего не было слышно.
(19) Ксенофонт и его отряд, сказав больным, что на следующий день придут за ними, отправились дальше и прежде чем прошли 4 стадии, встретили на дороге солдат, которые, закутавшись, спали на снегу, между тем как стражи не было вовсе. Солдаты Ксенофонта разбудили их и узнали, что передний отряд тоже не подвинулся дальше. (20) Ксенофонт пошел вперед и послал самых крепких пелтастов с приказанием узнать причину задержки. Пелтасты донесли, что все войско лежит таким же образом. (21) Тогда и отряд Ксенофонта расположился тут же без огня и без ужина; стражу поставили, какую только можно было. К утру Ксенофонт послал к больным тех, которые помоложе, с приказанием поднять их и заставить идти. (22) В это же время и Хирисоф послал солдат из деревни, чтобы они посмотрели, в каком положении находятся последние ряды. Солдаты Ксенофонта увидели их с радостью, передали им больных для доставления в лагерь, и сами выступили, и, не пройдя 20 стадий, достигли той деревни, где стоял отряд Хирисофа. (23) Когда отряды соединились, (стратеги) нашли безопасным расположить части войск по деревням. Таким образом Хирисоф остался здесь, а остальные стратеги разделив между собою те деревни, которые были перед глазами, направились туда каждый с своими солдатами.
(24) Здесь же лохаг Поликрат, аѳинянин, попросил отпуска. Взяв легковооруженных и сделав набег на ту деревню, которая досталась Ксенофонту, он захватил всех находившихся в ней поселян, начальника деревни, жеребцов, которых кормили в дань царю, и дочь начальника деревни, бывшую девятый день замужем. Но муж её ушел на охоту на зайцев и не был взят в деревне. (25) Дома здесь были под землею, со входом на подобие колодца, но внизу широкие. Для животных входы были (особые) вырытые, а люди спускались по лестнице. Тут же в домах находились, вместе с детенышами, козы, овцы, волы, домашние птицы; и весь скот кормился внизу сеном. (26) Была там пшеница, ячмень, овощи и ячменное вино в кувшинах, при чем на поверхности плавал и ячмень, и тут же лежал тростник, большего и меньшего размера, но без коленца, так что кому хотелось пить, тот брал тростинку в рот и тянул. (27) Если это вино не разводили водою, то оно было очень крепко, но для привыкшего это был весьма приятный напиток. (28) Ксенофонт пригласил начальника деревни к своему столу и сказал, чтобы он не беспокоился и что, если до прибытия эллинов к другому народу он окажется для них в чем либо полезным, то эллины не только не лишат его семейства, но даже из благодарности наполнят его дом всякими запасами. (29) Начальник обещал свое содействие и даже, в знак своего расположения, указал зарытое вино.
Таким образом все провели эту ночь в квартирах и заснули при полном изобилии во всем; однако начальника деревни держали под караулом и за детьми его тоже присматривали. (30) На следующий день Ксенофонт, вместе с начальником деревни отправился к Хирисофу, и куда только являлся в деревню, заходил к квартировавшим солдатам и повсюду заставал их пирующими и довольными. Действительно ни в одном месте их не пропускали, не предложив угощения. (31) Не было также случая, чтобы разом не подали мяса бараньего, козлиного, поросятины, телятины, курятины со множеством пшеничного хлеба. (32) И если кто в знав признательности желал пить за здоровье кого либо, то подводил к кувшину, и там нужно было нагнуться и тянуть, как вол. Начальнику деревни предложили брать, что ему угодно; но он ничего не брал, и только если встречал родича, то всегда брал под свою защиту.
(33) Когда пришли к Хирисофу, то и там застали пирующих, которые были в венках из сухого сена, и им при служивали армянские мальчики в варварских нарядах. Этим мальчикам они указывали, как глухо–немым, если что нужно было сделать. (34) Хирисоф и Ксенофонт искренно приветствовали друг друга, и вместе начали спрашивать начальника деревни через переводчика, говорившего по персидски, что это за страна. Он отвечал, что это Армения. Затем они спросили, для кого содержатся лошади. Начальник отвечал, что это дань царю. О соседней стране он сказал, что это Халивы, и рассказал, какая туда дорога. (35) Тогда Ксенофонт возвратил начальника деревни его домашним и подарил ему коня, который ему достался очень старый, чтобы начальник подкормил его и принес в жертву, так как Ксенофонт слышал, что этот конь посвящен Солнцу, и боялся, чтобы он не пал, тем более, что он изнурен был походом. Себе Ксенофонт выбрал одного жеребенка, и дал по жеребенку каждому стратегу и лохагу. (36) Тамошние лошади были меньше персидских, но гораздо живее. Здесь же этот начальник посоветовал эллинам, чтобы они, во время пути по снегу, обвязывали мешочками ноги лошадей и обозных животных; действительно, без этого они грузнут но самый живот.
Глава VI
Бегство проводника. Прибытие к р. Фазису. Занятие вершин.
На восьмой день Ксенофонт передал начальника деревни проводником Хирисофу, но его родичей отпустил, за исключением одного сына, который только что достигал зрелого возраста. Этого сына Ксенофонт передал под надзор Еписѳену, из Амфиполя, чтобы (в последствии отец) возвратился вместе с сыном, если будет указывать дорогу, как следует. (2) В дом начальника эллины нанесли множество всяких припасов и собравшись выступили. Начальник деревни указывал им дорогу по снегу, но не был связан. Уже они были на третьем переходе, и Хирисоф начал бранить его, что он не вел их в деревни, но этот проводник говорил, что в этом месте их нет. Хирисоф бил его, но не связал. (3) Вследствие этого начальник деревни бежал ночью, оставив даже своего сына. Этот случай — оскорбление проводника и небрежное обращение с ним, был единственным раздором между Ксенофонтом и Хирисофом за все время похода. Что касается Еписѳена, то он сильно полюбил этого юношу и, приведя на родину, пользовался его полной преданностью.
(4) После этого эллины прошли 7 переходов, по 5 парасангов в день, до р. Фазиса, ширина которого плеѳр. Отсюда прошли 2 перехода — 10 парасанг. (5) При выходе из ущелья в долину, против них выступили халивы, таохи и фазийцы. Хирисоф, (6) увидевши неприятелей в таком месте, остановился на расстоянии 30 стадий, и чтобы не подходить к неприятелю узким строем, приказал всем стратегам идти с развернутым фронтом, чтобы таким образом все войско образовало фалангу. (7) Когда подошли последние ряды, он созвал стратегов и лохагов и сказал им так: «Как вы сами видите, неприятели занимают переход через горы; следовательно нам нужно посоветоваться, как лучше вступить в сражение. (8) Я предлагаю объявить солдатам, пусть они обедают, а мы подумаем, сегодня ли или завтра переходить через эту гору». — (9) «По моему мнению, сказал Клеанор, следует вооружиться и немедленно идти на этих людей: потому что, если мы прождем сегодня, то неприятели, которые уже видели нас, будут гораздо смелее, и пожалуй, при их смелости, явятся еще другие».
(10) После Клеанора говорил Ксенофонт: «Мое мнение следующее: если необходимо сражаться, то нужно так приготовиться, чтобы дать сражение как можно мужественнее; если же мы думаем об удобнейшей переправе, то, как мне кажется, нам нужно иметь в виду, чтобы у нас было менее раненых и чтобы менее потерять убитыми. (11) Та гора, что перед нашими глазами, простирается более чем на 60 стадий, и, кажется, за исключением этой дороги, нас нигде не поджидают. Поэтому будет гораздо лучше, если только это возможно, тайным образом взобраться на какой либо пункт неохраняемой горы и этим занятием предупредить неприятеля, чем бороться против укрепленной местности и против приготовившегося неприятеля. (12) Гораздо удобнее подыматься на возвышенность без сопротивления, чем идти по гладкой дороге, когда с обеих сторон неприятель; если нет сопротивления, то даже ночью лучше можно разобрать то, что под ногами, чем днем при сражении; даже неровная дорога, если только нет сопротивления, гораздо удобнее для ног, чем дорога гладкая, когда бросают стрелы в голову. (13) Мне кажется, что взобраться не невозможно, потому что ночью можно выйти в такое время, что они и не заметят, и кроме того можно отойти на такое расстояние, чтобы не оставить им никаких указаний. Если мы сделаем вид, что вторгаемся с этой стороны, то можно надеяться, что мы будем иметь дело с дорогой, не защищенной достаточно, потому что все силы неприятелей будут скорее здесь стоять. (14) Зачем же я предлагаю на обсуждение взятие горы украдкой? (Вот зачем). Я слышал, что у вас, Хирисоф, все лакедемоняне, которые принадлежат к полноправным (гражданам), с детства упражняются в воровстве, и что воровать то, что не запрещает закон, у вас считается не дурным делом, а хорошим. (15) Даже для того, чтобы вы крали самым лучшим образом и умели укрыться, у вас принято наказывать плетью пойманных в воровстве. Теперь как раз представился тебе случай выказать свое воспитание и, конечно, принять предосторожность, чтобы нас не застали в воровстве горы и чтобы за это нас не побили».
(16) «Положим, отвечал Хирисоф, но я слышал, что и вы, аѳиняне, тоже мастера воровать общественную принадлежность даже тогда, когда для ворующего слишком велика опасность, и особенно лица знатного происхождения, так как у вас только знатные считаются достойными управлять государством. Так что и тебе представляется случай выказать свое воспитание». — (17) «Я готов, отвечал Ксенофонт, как только поужинаем, идти в тылу для занятия горы. У меня есть и проводники, так как легковооруженные устроили засаду на следовавших за нами воров и захватили несколько человек. От них я и узнал, что гора не недоступна и что на ней пасутся только козы и иной рогатый скот; так что если мы сразу займем какую либо часть, то можно будет взойти и вьючному скоту. (18) Я даже надеюсь, что неприятель не останется на месте, когда увидит, что и мы взошли на те же вершины, потому что он тогда не решится занять одинаковую с нами местность».
(19) Хирисоф сказал: «Зачем же тебе идти самому и оставлять наш тыл! Если не явятся охотники, пошли кого либо другого». (20) Вследствие этого отправились Аристоним, из Меѳидрия, с гоплитами, Аристей, хиосец, с легковооруженными, и Никомах, из Иты, также с легковооруженными, и условились, как только займут вершины, жечь много костров. (21) После этого условия приступили к обеду, а после обеда Ксенофонт вывел все войско на 10 стадий вперед против неприятеля, чтобы вполне казалось, будто он с этой стороны делает наступление.
(22) После ужина, когда наступила ночь, охотники, выстроившись, пошли и заняли гору; остальные расположились на том же месте. Как только узнали неприятели, что гора занята, всю ночь не спали и жгли много костров. (23) С наступлением дня, Хирисоф совершил жертвоприношение и повел войско но дороге (снизу): те же, которые заняли гору, пошли на ту вершину (где были неприятели). (24) Главные силы неприятелей остались на проходе через горы, а часть пошла на встречу занявшим вершины. Но прежде чем сошлись главные силы (варваров и эллинов), произошла стычка между занимавшими вершины, при чем (25) эллины победили и погнали варваров. Одновременно с этим и внизу эллинские пелтасты быстро кинулись на выстроившегося против них неприятеля, а за ними следовал скорым шагом Хирисоф с гоплитами. (26) Неприятели, стоявшие на дороге, как только увидели, что их отряд, стоявший на вершине, прогнан, тоже бежали. Из них немногие были убиты, но плетеных щитов было набрано множество. эллины рубили их своими мечами и таким образом делали негодными к употреблению. Взойдя на гору, эллины принесли жертву, поставили трофей, затем сошли в низменность, и прибыли в деревни, изобильные всякими запасами.
Глава VІІ
Таохи. Халивы. Скиѳины. Горы: Гимний и гора Ѳех. Прибытие к морю. Памятник.
Отсюда шли к таохам 5 переходов — 30 парасанг, и не стало продовольствия. Между тем таохи занимали местности неприступные, куда у них снесены были и все запасы. (2) Когда эллины прибыли в одной из таких местностей, которая не представляла собой ни города, ни строений, между тем туда собрались мужчины и женщины, там же было много скота, Хирисоф, тотчас но прибытии, сделал нападение на эту местность, (и при том таким образом, что) когда уставал один отряд, выступал другой, затем третий (и т. д.), потому что не было возможности всем вместе окружить: кругом вода была. (3) Когда прибыл Ксенофонт с последними рядами, с пелтастами и гоплитами, Хирисоф сказал: «Вы прибыли очень кстати. Нам нужно взять эту местность, потому что, если мы ее не возьмем, у войска не будет продовольствия». Тогда сообща начали советоваться. (4) На вопрос Ксенофонта, что служит препятствием для взятия этой местности, Хирисоф отвечал: «Этот доступ, который ты видишь, единственный; между тем если подступать с этой стороны, варвары с высоты, со скалы, бросают камни, так что если кто будет застигнут, то приходит вот в какое положение». При этом он указал на солдат, у которых разбиты были голени и ребра.
(5) — «А если они израсходуют камни, спросил Ксенофонт, то будет ли тогда у них чем нибудь не допускать нас? Перед нами не видно людей, за исключением нескольких человек, между которыми только 2—3 с оружием. (6) Самая же местность, которую нам нужно пройти под ударами, как ты сам видишь, составляет не более полтора плеѳра, и из неё около плеѳра заросло высокими, в некотором расстоянии одна от другой, соснами, так что если за ними станут солдаты, то едва ли что нибудь потерпят от камней, которые бросают и скатывают неприятели. Следовательно, остается всего около полуплеѳра, каковое пространство нужно пробежать в ту минуту, лишь только перестанут скатывать камни». — (7) «То–то есть, возразил Хирисоф, что как только мы начнем–приближаться к заросли, на нас летит куча камней». — «Именно, так и следует делать, отвечал Ксенофонт; тогда они скорее израсходуют камни. Так идем туда, откуда останется немножко пробежать, если удастся, и откуда, в случае надобности, возвратиться будет гораздо удобнее».
(8) Вследствие этого отправились Хирисоф, Ксенофонт и лохаг Каллимах, из Паррасии, которому в этот день принадлежало начальство над находящимися в арьергарде лохагами. Остальные лохаги находились на таком месте, где было безопасно. Затем направились к деревьям человек 70, но не все вместе, а по одиночке, как можно осторожнее. (9) Но Агасия, стимфалиец, и Аристоним, из Меѳидрия, тоже лохаги из тыла и еще несколько человек, стояли вдали от деревьев, так как кроме этого лоха более не могло поместиться под прикрытием деревьев.
(10) Тут Каллимах придумал следующую хитрость: сделавши два или три шага вперед от того дерева, под которым стоял, он, в ту минуту как на него летели камни, ловко прятался (за дерево), не смотря на то, что за каждой его вылазкой на него пускали более десяти возов камней. (11) Заметив эти действия Каллимаха и обращенное на него внимание всего войска, и не желая, чтобы Каллимах первым взошел на укрепление, Агасия, не позвал ни товарищей, ни Аристонима, который стоял вблизи, ни Евридоха, из Лус, (12) решительно никого, сам побежал и обогнал всех. Каллимах, видя, что Агасия опережает, схватил его за край щита, а в это время их обогнал Аристоним, из Меѳидрия, а за Аристонимом побежал Еврилох, из Лус. Все они добивались славы и соревновали друг с другом. В таком соревновании они заняли эту местность. Действительно, лишь только они взошли, более не было брошено ни одного камня, но тогда представилось страшное зрелище. (13) Женщины бросали вниз (со скалы) своих детей и сами падали; за ними тоже делали и мужчины. В это время лохаг, Эней, стимфалиец, когда увидел, что бежит какой–то человек в красивом костюме и готов броситься, схватил его, чтобы придержать; но бежавший потянул за собой и Энея, и оба полетели со скалы и погибли. (14) Здесь людей было захвачено очень мало, но много было рогатого скота, ослов и овец.
(15) Отсюда эллины прошли через землю халивов в 7 переходов[3] 50 парасанг. Изо всех народов, через которые они проходили, это был самый воинственный, и вступил с эллинами в сражение. На них были льняные панцири, покрывавшие живот, а вместо кожаных фартуков у них были сученые, тесно связанные веревки. (16) Они носили также поножи, шлем и у пояса кинжал, в роде лакедемонской сабли, которым они резали тех, кого удавалось одолеть, при чем отрезывали голову, с которой и ходили. Когда неприятель мог их заметить, они пели и плясали. Кроме того, они носили копье, около 15 локтей длины, с одним острием. (17) Этот народ ожидал эллинов в своих городах, и, когда эллины проходили мимо, халивы всегда шли за ними и постоянно нападали. Они обитали в укрепленных местах, куда снесено было и продовольствие, так что эллины здесь ничего не достали, и питались тем скотом, который забрали у таохов.
(18) Отсюда эллины пришли к р. Арпасу, шириной в 4 плеѳра, а оттуда 4 перехода — 20 парасанг шли через земли скиѳинов по равнине (и прибыли) в деревни, в которых пробыли 3 дня и запаслись продовольствием. (19) Отсюда шли 4 перехода — 20 парасанг и прибыли в город большой, богатый и многолюдный, который назывался Гимний. Начальник этой страны дал эллинам проводника, чтобы провести через страну, враждебную для этих жителей. Когда прибыл проводник, (20) то объявил, что поведет в такую местность, откуда они, через 5 дней, увидят море, в противном случае соглашался, чтобы его убили. Таким образом, указывая им дорогу, он, лишь только вступил в враждебную для его соотечественников землю, начал подстрекать эллинов жечь и опустошать эту страну, — откуда и стало очевидно, что он ради этого пошел в эту сторону, а не ради преданности эллинам.
(21) На 5‑й день они прибыли к священной горе. Имя этой священной горы было Ѳех. Но когда передовые очутились на этой горе и увидели море, раздался страшный крик. (22) Ксенофонт и те, которые шли в последних рядах, слыша это, подумали, что спереди нападают новые неприятели, так как сзади из выжженной страны следовали (за эллинами жители), из которых солдаты, бывшие в тылу, несколько человек убили, а несколько захватили в плен посредством засады; кроме того, эллины взяли у них около 20 плетеных щитов, покрытых сырой воловьей косматой кожей.
(23) Между тем крик усиливался и доносился все ближе; и так как подходившие солдаты начинали бежать на продолжавшийся крик, и самый крик на столько становился больше, на сколько увеличивалось число воинов, то Ксенофонт пришел к мысли, что там происходит нечто особенное. (24) Севши на коня, он взял с собой Ликия и всадников и поспешил на помощь. Но скоро он услышал, что солдаты кричат «море! море!» и зовут подходящие отряды. Тогда все и последние ряды начали бежать и погонять вьючных животных и лошадей. (25) Когда все собрались на этой вершине, то здесь стратеги и лохаги в слезах начали обнимать друг друга, и тотчас, неизвестно даже по чьему предложению солдаты нанесли камней и сделали большой курган. (26) Затем наскладывали множество сырых воловьих кож, палок и взятых у неприятеля плетеных щитов. Проводник сам рубил эти щиты, чтобы они были негодны, и других побуждал. (27) После этого эллины отослали проводника домой и дали ему из общественного имущества лошадь, серебряный кубок, персидский костюм и 10 дариков; но он более всего просил перстней, и действительно набрал их у солдат множество. Указав им деревню, где расположиться, и дорогу к макронам, он, когда уже наступил вечерь, в темноте ушел домой.
Глава VIII
Макроны. Колхи. Трапезунт. Благодарственная жертва. Драконтий.
Отсюда шли через страну макронов 3 перехода — 10 парасанг. Первого дня прибыли к реке, которая отделяет землю макронов от земли скиѳинов. (2) По правую сторону была неприступная местность, а по левую другая река, в которую впадала первая, отделяющая границы, и через эту другую реку они должны были переходить. Между тем река была заросшая деревьями, хотя не толстыми, но частыми. Подойдя к реке, эллины начали рубить деревья (для переправы), потому что торопились, чтобы поскорее выбраться из этой страны. (3) Но макроны выстроились на той стороне с щитами, копьями и в волосяных хитонах, ободряли друг друга и через воду бросали камнями. Впрочем они не попадали и не наносили никакого вреда.
(4) В это время подошел к Ксенофонту один пелтаст, который сказал, что он прежде был рабом в Аѳинах, и заявил, что знает язык этих людей. «Мне даже кажется, сказал он, что это моя родина; так что, если ничто не мешает, я готов поговорить с ними». — (5) «Нисколько, отвечал Ксенофонт, поговори, но узнай сперва, кто они». На вопрос этого человека, они отвечали, что «Макроны». — «Спроси же их, сказал Ксенофонт, зачем они выстроились против нас и зачем им нужно воевать с нами». (6) Они отвечали: «Потому что вы идете на нашу страну». На это стратеги поручили передать макронам: «Мы возвращаемся в Элладу, и притом не с целью нанесения вам вреда, но потому что мы воевали с царем и теперь желаем добраться до моря». (7) Макроны спросили эллинов, дадут ли они в этом клятву. эллины отвечали, что согласны дать и получить. Тогда макроны дали эллинам свое варварское копье, а эллины макронам эллинское, потому что, по словам макронов, в этом состояла клятва; но богов обе стороны призвали в свидетели.
(8) По заключении договора, макроны тотчас вместе с эллинами, вступив в их среду, начали рубить деревья и прокладывать дорогу для переправы. Кроме того, они по возможности, доставляли продовольствие и сопровождали эллинов три дня, пока не доставили в пределы колхов. (9) Там была высокая, но удобовосходимая гора, на которой выстроились колхи. Прежде всего эллины выстроились против неприятеля фалангой, чтобы таким образом взойти на горы. (10) Затем стратеги собрались и совещались, как лучше дать сражение.
Ксенофонт сказал, что, по его мнению, не следует строиться фалангой, и лучше образовать отдельные лохи. «Фаланга, (говорил он) сразу расстроится, так как мы тотчас найдем эту гору в одних местах неудобной для перехода (фалангой), в других удобной; между тем, как только солдаты, состоящие в рядах фаланги, увидят, что они расстроились, это сейчас же произведет малодушие. (11) Кроме того, если мы пойдем в густых колоннах, то неприятели нас обойдут, и с нашими отрядами, выступившими за боевую их линию, поступят по своему усмотрению. Точно также, если мы пойдем в растянутой линии, нисколько не будет удивительно, если фаланга будет прорвана от совокупного действия множества стрел и людей; в случае же чего нибудь подобного, опасность будет угрожать всей фаланге. (12) Поэтому я предлагаю образовать отдельные прямые лохи и поставить их на таком расстоянии, чтобы наши крайние ряды были вне неприятельских флангов. Таким образом наши крайние лохи будут вне неприятельской фаланги; — затем первыми пойдут те лохаги с прямыми лохами, которые мужественнее, и всякий лох пойдет, где удобнее. (13) Кроме того, нельзя будет неприятелю ворваться в промежутки, так как лохи будут находиться с обеих сторон; не легко также будет напасть на прямой лох и изрубить: потому что, в случае давления, направленного на один лох, ближайшие поспешат на помощь; и если одному лоху удастся как нибудь взойти на вершину, то не устоит ни один неприятель».
(14) Так и порешили и образовали прямые лохи. Тогда Ксенофонт, проходя с правого крыла на левое, говорил солдатам: «Товарищи, эти люди, которых вы видите, одни только служат нам помехой, что мы еще не там, куда давно стремимся. Мы должны, если можно, съесть их живьем». (15) Когда образовали прямые лохи и каждый стал на свое место, вышло (всех) лохов гоплитов около 70; каждый лох состоял средним числом из 100 человек. Пелтастов и стрелков распределили на три части, — каждая около 600 человек, — одну вне левого крыла, другую вне правого, третью по середине.
(16) Затем стратеги объявили совершить молитву. Помолившись, эллины запели пэан и выступили, при чем Хирисоф, (17) Ксенофонт и находившиеся при них пелтасты шли вне неприятельской фаланги. Неприятели, как только увидели это, побежали на эллинов и, забежавши одни на правое крыло, другие на левое, разбились, вследствие чего в середине их фаланги образовался большой промежуток. (18) Аркадские пелтасты, которыми начальствовал акарнанец Эсхин, видя, что неприятели разбились, подумали, что они бегут: с криком бросились вперед и таким образом первые взошли на гору. За пелтастами поспешили и аркадские гоплиты под начальством Клеанора, из Орхомена. (19) Между тем неприятели как начали бежать, уже не останавливались и в бегстве направились кто куда мог эллины взошли на горы и расположились в деревнях, которых было много и при том с большими запасами. (20) Вообще, здесь ничего не было, что могло бы возбудить удивление, но много было ульев, и все те солдаты, которые наелись сотов, лишались сознания; их и рвало и начинался понос, так что никто не мог стоять прямо. Кто немного съел, тот был похож на человека сильно опьяневшего, кто съел больше, казался сумасшедшим; некоторые даже умирали. Было очень много больных, словно после поражения; (21) так что это навело большое уныние. Но на следующий день никто не умер, а около той же поры (в которую больные съели меду) они начали приходить в сознание; на третий и на четвертый вставали словно после лекарства.
(22) Отсюда шли два перехода — 7 парасанг и прибыли к морю, в эллинский город, выселок сынопян, Трапезунт, лежавший при Понте Евксинском, в стране колхов. Здесь они пробыли дней 30[4]. Отсюда делали набеги на Колхиду. (23) Жители Трапезунта приняли эллинов дружелюбно, открыли им рынок и в знак гостеприимства дали быков, муки и вина. (24) Кроме того, содействовали заключению мирного договора эллинов со своими соседями, и главным образом с колхами, живущими в долине, от которых в знак гостеприимства тоже доставлены были эллинам волы.
(25) Затем эллины начали готовиться к той жертве, о которой дали обет. У них было достаточно быков для принесения благодарственной жертвы, за счастливое окончание похода, Зевсу Спасителю, Гераклу и другим богам, по обещанию. Кроме того, на той горе, на которой стояли станом, устроили гимнастические состязания. Смотреть за бегом и руководить состязаниями назначили спартанца Драконтия, который еще в детстве бежал из отечества, так как нанес удар одному мальчику кинжалом и убил неумышленно.
(26) После жертвоприношения, содранные. кожи вручили Драконтию (для раздачи в качестве наград) и приказали вести туда, где он намерен устроить ристалище. Но Драконтий, указав на то место, где они тогда стояли, сказал: «Этот холм наиболее соответствует для состязания в беге, откуда ни бежать». Но его спросили: «Как же можно бороться на таком неровном и заросшем месте?» — «Тем более будет больно тому, кто упадет», отвечал Драконтий.
(27) В стадионе состязалось очень много детей пленных, в долихе бежало более 60 критян; другие состязались в борьбе, в кулачном бою и панкратие. Это было прекрасное зрелище, потому что многие явились на состязание, и так как тут же присутствовали подруги, то соревнование было большое. (28) Происходило также состязание на лошадях, при чем требовалось быстро съехать с обрыва в море, там повернуть назад и оттуда ехать обратно к главному месту, вследствие чего многие падали и катились вниз, а наверх, вследствие чрезвычайной крутизны, лошади подымались шагом, да и то с трудом. Тут много было крику, смеху и похвал.
От Трапезунта до Котиор.
Глава I
Совещание в Трапезунте. Отправление Хирисофа.
В предыдущем рассказе изложено то, что совершили эллины во время похода с Киром, затем во время отступления к Понту Евксинскому, как прибыли в эллинский город, Трапезунт, и как, наконец, принесли благодарственную жертву, которую дали обет принести, лишь только достигнут дружественной страны.
(2) Здесь эллины собрались и совещались о дальнейшем путешествии. Прежде всех выступил Антилеонт, из Ѳурий, со следующими словами:
«Товарищи. Надоело мне уже укладываться, шагать, бежать, носить оружие, строиться, стоять на страже, драться. Теперь я желал бы покончить с этими трудами, и так как мы у моря, то хотелось бы остальную дорогу ехать: растянуться, как Одиссей, и прибыть в Элладу спящим».
(3) Солдаты, выслушав эти слова, громким криком заявили, что он рассуждает основательно. Другой заявил тоже, за ним и все присутствующие. Затем выступил Хирисоф и сказал: (4) «Воины, Анаксивий, ныне начальник (лакедемонского) флота, мой друг. Если вы пошлете меня к нему, я надеюсь возвратиться с триерами и с судами для вашего перевоза. Поэтому, если вам угодно ехать, ждите моего возвращения. Я скоро вернусь». Услышав это, солдаты были очень рады и порешили, чтобы Хирисоф ехал немедленно.
(5) После этого выступил Ксенофонт и сказал: «Стало–быть, Хирисоф отправится за кораблями, а мы будем ждать. Теперь я буду говорить о том, что, по моему мнению, следует делать в этом ожидании. (6) Прежде всего следует запастись продовольствием из неприятельской страны, так как базар недостаточен, да и купить не за что, за исключением разве немногих. Между тем эта страна враждебная, так что, если вы отправитесь за продовольствием, не приняв мер предосторожности, можно поплатиться гибелью многих. (7) Поэтому я предлагаю добывать продовольствие под надлежащим прикрытием и не блуждать понапрасну, а возвращаться невредимо, и (вообще) чтобы мы ведали все это». Согласились.
(8) — «Выслушайте еще следующее, говорил Ксенофонт. — Так как некоторые из вас пойдут за добычей, то я полагаю, лучше всего было бы, если бы желающие отправиться заявляли об этом, и кроме того, (чтобы заявляли), куда (отправляются), чтобы нам знать количество отправляющихся и количество остающихся, и, в случае надобности, оказать содействие этим приготовлениям; точно также, если окажется потребность в нашей помощи, чтобы нам знать, куда ее подать, и наконец, если кто задумает взяться за предприятие из людей мало знакомых (с местными условиями), чтобы нам запастись сведениями относительно сил (тех неприятелей), против которых готовится набег, и дать надлежащий совет». С этим также согласились.
(9) «Кроме того, продолжал Ксенофонт, примите во внимание следующее. Неприятелям представляется случай делать на нас набеги. И они правы в своей злоумышленности, так как мы забрались в их страну, вследствие чего они и подстерегают нас. Потому я предлагаю, чтобы по стану стояла стража. Если наши отряды поочередно будут сторожить и наблюдать за неприятелем, то, быть может, ему менее будут удаваться набеги на наш лагерь. (10) Подумайте еще вот о чем. Если бы мы знали наверно, что Хирисоф возвратится с достаточным числом кораблей, то не было бы надобности в том, о чем я буду говорить; но так как это неизвестно, то, по моему мнению, следует позаботиться, чтобы достать судов здесь же. Если он возвратится с кораблями, то, имея свои суда, мы будем возвращаться на большем количестве; если же он не привезет, тогда мы воспользуемся здешними. (11) Я часто вижу, что здесь проходят суда. Если мы выпросим у жителей Тралезунта их длинных (военных) кораблей и, перехватив мимо проходящие суда и сняв с них рули, прибережем эти суда до тех пор, пока у нас наберется их достаточно для перевоза, то, вероятно, мы не будем так затрудняться относительно перевозочных средств, как это нам приходится». И с этим согласились.
(12) — «Подумайте также, продолжал Ксенофонт, не следует ли тем, кого мы заберем, назначить содержание на и общественный счет за все время, пока они из–за нас будут здесь оставаться, и даже заплатить им за провоз, что бы они, доставляя пользу нам, в тоже время доставляли пользу и себе». (13) И с этим согласились. — «Наконец, говорил Ксенофонт, в случае им не удастся достать до статочно кораблей, я предлагаю потребовать от приморских городов, чтобы они расчистили для нас те дороги, о которых мы слышали, как о непроходимых. Они согласятся как из страха, так из желания поскорее избавиться от нас». (14) На это все закричали, что идти не надо. Ксенофонт, видя их безрассудство, более ни о чем не спрашивал их мнения, но убедил в том, что города охотно расчистят дороги, потому что эллины скорее, уйдут, если дороги будут удобны для прохода.
(15) Эллины получили от жителей Трапезунда 50-ти весельное судно, начальником которого поставили лакедемонского периэкта, Дексипа. Но Дексип, вовсе не имея в виду набирать кораблей, бежал с этим судном за Понт. Впрочем он впоследствии получил за это наказание: во Ѳракии, у Севѳа, где заводил какие–то интриги, он был убит лакедемонянином, Никандром. (16) Достали и 30-ти весельное судно, начальником которого был поставлен аѳинянин, Поликрат, который сколько захватывал судов, все доставлял к лагерю. Если на судах оказывались товары, эллины вынимали и ставили к ним стражу, чтобы товары оставались целыми, а суда обращали на перевоз. (17) В тоже самое время эллины отправлялись за добычей. Некоторые доставали, а некоторые нет. Между прочим Клеэнет, который новел свой и еще другой лох в опасную местность, сам погиб и с ним погибло много людей.
Глава II
Экспедиция против дрилов.
Когда уже нельзя было достать продовольствия так, чтобы в тот же день возвратиться в лагерь, Ксенофонт взял трапезунтских проводников, и одну половину войска повел на дрилов, другую оставил для охранения лагеря, потому что колхи, как изгнанные из своих жилищ, собрались в большом числе и стали подстерегать эллинов на возвышенностях. (2) Но трапезунтские проводники не повели эллинов туда, где удобно было доставать продовольствие, так как с этими жителями они были дружны. Они с охотой повели эллинов на дрилов, которые наносили им вред, в местность гористую и неприступную, на самых воинственных припонтийских жителей.
(3) Но лишь только показались эллины в этой горной стране, как жители начали жечь все те местности, которые считали доступными для нападения, а сами уходили, так что здесь ничего нельзя было достать, за исключением какой нибудь свиньи, или вола, или иного домашнего животного, спасавшегося от пожара. Оставалось одно место, столица дрилов, куда все они стекались. Но она была окружена очень глубоким оврагом и доступ к ней был труден. (4) Пелтасты, которые отошли от гоплитов на 5 или на 6 стадий вперед, перешли этот овраг, и лишь только увидели здесь множество овец и других предметов продовольствия, сделали нападение. Кроме того, их сопровождало много направившихся за продовольствием фуражиров, так что всех, перешедших овраг, оказалось более 2000. (5) Но так как они с боя не могли взять этой местности, потому что кругом был проведен широкий ров, а на насыпи стоял частокол и много деревянных башен, то они начали отступать, как вдруг неприятели напали на них с тылу. (6) Эллины не могли убежать, потому что спускаться из укрепления в овраг можно было только по одиночке, и послали за Ксенофонтом, который шел с отрядом гоплитов. (7) Посланный, прибыв к Ксенофонту, доносил, что «город изобилует продовольствием, но мы его и взять не можем, потому что он сильно укреплен, не можем и отступить: против нас выступили неприятели и отступление затруднительно».
(8) Выслушав это, Ксенофонт повел к оврагу гоплитов и скомандовал остановиться, а сам вместе с лохагами перешел по ту сторону оврага и начал соображать, лучше ли отступить и тем, которые уже перешли, или переправить еще гоплитов, в той надежде, что укрепление может быть взято. (9) Относительно отступления он думал, что оно не обойдется без убитых, тогда как на взятие укрепления надеялись и лохаги. Ксенофонт основываясь на жертвах, согласился с лохагами, так как жрецы предсказывали, что будет битва, но что конец предприятия будет удачный. (10) Он послал лохагов переправить гоплитов, а сам остался там же и, собрав всех пелтастов, никому не дозволяд бросать стрелы. (11) Но когда прибыли гоплиты, Ксенофонт приказал каждому лохагу выстроить свой лох так, как найдет лучше для сражения. Лохаги (выстроились в таком порядке, что) стояли одни около других и все время соревновании друг с другом в храбрости. Так сделали лохаги. (12) Между тем Ксенофонт приказал всем пелтастам идти, приготовив дротики, и по звуку трубы метать; стрелкам–натянуть тетиву и, по звуку трубы, бросать, гимнетам — держать наготове мешки с камнями; и разослал лиц, способных присмотреть за всем этим.
(13) Когда все было готово, лохаги, подлохаги и те, которые считали себя ничем не хуже начальников, стали в ряды один возле другого и наблюдали друг за другом, потому что, сообразно с местностью, войско было построено полумесяцем. (14) Тогда эллины запели пэан, раздался звук трубы и с криком «алала» Эниалию гоплиты побежали вперед. В тоже самое время полетели стрелы, копья, дротики и камни, как из пращей, так и очень многие брошенные с руки. Некоторые даже огонь подносили. (15) Неприятели, вследствие множества стрел, оставили палисад и башни, и таким образом стимфалиец Агасия и Филоксен, из Пеллены, бросив оружие, взошли в одних хитонах. Тогда один тянул другого, некоторые уже показались на верху, и укрепление, как можно было думать, уже взято. (16) Пелтасты и легковооруженные, вбежав в город, начали грабить, кто что мог. Между тем Ксенофонт остановился в воротах, и, сколько мог, держал гоплитов вне (укрепления), потому что на некоторых укрепленных возвышениях показались новые неприятели. (17) Но спустя немного времени, внутри (укрепления) раздался крик, и затем некоторые из эллинов начали бежать оттуда с тем, что успели захватить, а некоторые были ранены. Тогда произошла у ворот страшная давка. Эти прогнанные, когда их спросили, отвечали, что внутри укрепления есть башня со многими неприятелями, которые выбежали оттуда и бьют людей, вошедших в город.
(18) Тогда Ксенофонт приказал глашатаю, Толмиду, объявить, чтобы желающие добычи шли внутрь, и затем множество эллинов бросилось в укрепление, и, пробиваясь, они одолели выбежавших неприятелей и оттеснили их обратно в башню. (19) Таким образом все было разграблено, что находилось с наружной стороны башни, и эллины забрали это с собой. Между тем гоплиты стояли с оружием наготове, одни около палисада, другие на дороге, ведущей на башню. (20) Но Ксенофонт вместе с лохагами смотрел, нельзя ли взять башню, потому что только в таком случае. была верная безопасность; в противном случае отступление можно было считать очень затруднительным. Однако, после осмотра, они пришли к заключению, что башня положительно неприступна. (21) Тогда начали собираться к отступлению. Начали разбирать палисад, каждый около себя, и отослали неспособных к сражению, занятых добычей, и большую часть гоплитов, из которых лохаги оставили только тех, на кого особенно полагались. (22) Но как только эллины начали отступать, из города выбежало множество неприятелей с плетеными щитами и копьями, в поножах и пафлагонских шлемах, а некоторые взобрались на крыши домов, расположенных по обеим сторонам улицы, ведущей на башню; (23) так что нельзя было даже с безопасностью преследовать до ворот, ведущих на башню, потому что они с возвышенности бросали большие бревна. Таким образом опасно было и оставаться, и отступать. Наступившая ночь увеличила ужас. (24) Но во время битвы и безвыходного положения, сам бог указал спасительный выход. Вдруг на правой стороне, от чьего то поджога, показался в пламени один дом, и, лишь только он рушился, жители бежали из домов, лежавших на правой стороне. (25) Ксенофонт, приняв это за указание свыше, приказал жечь дома на левой стороне, которые были деревянные и от этого тотчас же загорелись. Таким образом жители бежали и из этих домов. (26) Теперь возбуждали опасение только те неприятели, которые были перед ними с фронта, и было очевидно, что они нападут при выходе и при спуске в, овраг. Вследствие этого Ксенофонт приказал тем солдатам, которые стояли вне выстрелов, сносить бревна на середину между эллинов и неприятелей, и когда их оказалось довольно, эллины зажгли. Кроме того они начали жечь и те дома, которые находились около вала, чтобы обратить внимание неприятелей и на этот пожар. (27) Таким образом они ушли наконец из этой местности, только благодаря пожару, образовавшемуся между ними и неприятелем. Тогда выгорел весь город, все дома, башни, палисад и прочее, — за исключением (главной) башни.
(28) На следующий день эллины с продовольствием пошли обратно; но так как они боялись спуска, который вел в Трапезунт, — он был крутой ж узкий, — то устроили ложную засаду. (29) Некто Мис, по происхождению и по имени, с отрядом из 10 критян остался в заросшей местности, делая вид, будто желает быть незамеченным неприятелями; между тем время от времени показывались их медные щиты. (30) Неприятели, видя этот блеск, испугались как настоящей засады, а между тем в это самое время войско продолжало спускаться в низменность. Когда Мис нашел, что войско удалилось на достаточное расстояние, дал знак (своему отряду) бежать со всех сил, сам побежал и с ним его отряд. (31) Все критяне свернули с дороги в лес, — они были уверены, что на бегу их поймают, — и скатившись в долину, остались невредимы; но Мис, который бежал по дороге, вдруг начал кричать о помощи. (32) К нему подбежали и подняли его раненым. Тогда, прибежавшим на помощь, самим пришлось испытать удары стрел и возвращаться лицом к неприятелю, причем некоторые критяне отвечали с своей стороны стрельбой из лука. Таким образом все в живых возвратились в лагерь.
Глава III
Выступление в Керасунт и раздел добычи. Храм Ксенофонта в честь Артемиды.
Так как и Хирисоф не возвращался, и не было кораблей, и не было более возможности добывать продовольствие, то эллины решились возвращаться пешком. Они поместили на корабли больных, стариков свыше сорокалетнего возраста, детей, женщин и такие вещи, в которых не было постоянной надобности. Кроме того, поместили старших стратегов, Филесия и Сефенета, которым поручили главный надзор. Остальные шли пешком по расчищенной дороге. (2) На пути они прибыли в эллинский приморский город, Керасунт, выселок синопян, в Колхиде. Здесь пробыли 10 дней[1] и произвели смотр и счет солдат, (3) находившихся под оружием. Оказалось 8600 человек. Только всего осталось от 10000 слишком! Остальные погибли от неприятелей, от холода и от ран.
(4) Здесь же разделили сумму, образовавшуюся от продажи пленных, и кроме того, каждый стратег, для сохранения богам, получил свою часть от той десятины, которую эллины отделили для Аполлона и Артемиды Ефесской. За Хирисофа получил Неон, из Асины. (5) (Уже в последствии) Ксенофонт, сделав приношение Аполлону, посвятил его в Делфы в сокровищницу аѳинян, вырезав на этом приношении свое имя и имя Проксена, который погиб вместе с Клеархом. Проксен был друг Ксенофонта. (6) Но сумму на приношение Артемиде Ефесской он, возвращаясь из Азии вместе с Агезилаем в поход против Беотии, оставил смотрителю храма Артемиды, Мегабизу, так как сам шел на явную опасность. Он завещал Мегабизу, чтобы он, в случае Ксенофонт останется в живых, возвратил ему эту сумму; в случае же какого либо несчастья, сделал такое приношение богине, какое найдет наиболее ей угодным.
(7) После изгнания Ксенофонта (из Аѳин), когда он жил уже в Скилунте, при Олимпии, поселившись там, благодаря лакедемонянам, прибыл в Олимпию Мегабиз, чтобы посмотреть (на Олимпийские игры) и возвратить Ксенофонту его сумму на приношение богине. Ксенофонт купил на эти (8) деньги поместье в честь Артемиды, на том месте, где ему указал бог. Совпало так, что через эту местность протекала река Селинунт, а в Ефесе при храме Артемиды протекала река, тоже Селинунт; и в обеих реках водятся рыбы и черепокожные животные. Но в селинунтском округе, кроме того, можно охотиться на всяких диких животных. (9) Там Ксенофонт устроил на священные деньги и храм с жертвенником, и в последствии времени, уделяя десятую часть из произведений своего поместья, посвящал ее богине. Праздник посещали все горожане и соседи, одинаково как мужчины, так женщины. Для приезжавших (на праздник) богиня доставляла ячменную муку, хлеб, вино, плоды, а также известную долю от животных, которые приносились в жертву из священного пастбища и из пойманных на охоте: (10) потому что к этому празднику сыновья Ксенофонта и других горожан устраивали охоту, в которой принимали участие и взрослые, кто желал. Некоторых животных можно было поймать здесь же, в этой и священной области, а некоторых на Фолое; это — дикие кабаны, серны и олени. (11) Самое место лежит на той дороге, по которой едут из Лакедемона в Олимпию, на расстоянии 20 стадий от храма Зевса в Олимпии. В этой же священной местности находится луг, рощи и горы, покрытые деревьями и годные для кормления свиней, коз, волов и лошадей, так что здесь пасется и тот скот, на котором приезжают к празднику. (12) Вокруг храма разведен сад из разного рода плодовых деревьях, плоды которых служат для лакомства. Самый храм, не смотря на малый размер, совершенно похож на великий храм ефесский. (13) При храме стоит колонна с следующей надписью: Священное место Артемиды. Владетелю и получателю доходов ежегодно посвящать десятину на жертвоприношения; из остального поддерживать благоустройство храма. Кто не станет этого делать, тому воздаст богиня.
Глава IV
Моссиники.
Из Керасунта одни, по прежнему, возвращались морем, другие шли берегом. (2) Прибыв к пределам моссиников, эллины послали к ним трапезунтца, Тимисиѳея, который был их проксеном, с вопросом, идти ли им через страну моссиников, как через дружественную, или как через враждебную. (3) Они, полагаясь на местность, отвечали, что не пропустят. Тогда Тимисиѳей сказал, что вот эти (другие моссиники), живущие на той стороне, во вражде с ними. Стратеги решили пригласить других, не желают ли заключить союз. Посланный по этому делу Тимисиѳей, возвратился с их начальниками. (4) Когда они прибыли, сошлись начальники моссиников и эллинские стратеги, и Ксенофонт сказал так (переводил Тимисиѳей): (5) «Моссиники. Мы желаем добраться пешком до Эллады, потому что у нас нет кораблей. Между тем эти люди, с которыми, как мы слышали, вы во вражде, нас не пускают. (6) Если вам угодно, вы можете заключить с нами союз, и в случае если они нанесли вам какие либо обиды, наказать их, чтобы они и впредь были вам подвластны. (7) Если же вы нас оставите, то подумайте, откуда вам в другое время достать таких же союзных сил». (8) Начальник моссиников отвечал, что они согласны и принимают союз. — (9) «Теперь, сказал Ксенофонт, (сообщите нам) в чем будет полезна для вас наша помощь, если мы сделаемся вашими союзниками, и чем вы можете нам помочь относительно перехода?» Они отвечали: (10) «Мы можем вторгнуться с другой стороны в эту, для вас и для нас враждебную, область и сверх того прислать вам лодок и солдат, которые окажут вам помощь и будут руководить в пути».
(11) Моссиники дали в этом клятву и получили ее от эллинов, и ушли. На следующий день прибыли от них лица, доставившие 800 лодок, сделанных из одного дерева, причем в каждой лодке было по 3 человека: двое выходили и в рядах эллинов оставляли свое оружие, один оставался в лодке. (12) Тогда последние поплыли обратно, а оставшиеся построились в ряды следующим образом. Они стали, — самое большее по 100 человек, — одни против других, как в хорах. Каждый держал (в левой руке) щит, в форме плющевого листка, покрытый воловьей кожей с белой шерстью, в правой копье, в 6 локтей, с одним острием вверху, внизу оканчивавшееся шаром. (13) Они носили хитоны, не доходившие до колен, толстые, как холщовые мешки, а на голове кожаные шлемы, в роде пафлагонских, с гребнем по середине, очень похожие по своей форме на тиару; (14) кроме того они имели железные сагары. После этого один из них начал петь, и все выступили в такт с пением. Прошли через ряды эллинских гоплитов и направились против неприятеля к тому укреплению, которое представлялось наиболее возможным для взятия.
(15) Оно находилось перед городом, который они называют столицей и в котором находится главное укрепление моссиников. Из за него–то происходила война, так как обыкновенно владетели этого укрепления считали себя властителями и всех моссиников, между тем они, говорили союзники эллинов, завладели этим общим достоянием не путем справедливости, но путем насилия. (16) За ними последовали и эллины, но не по приказанию начальников, а ради грабежа. Между тем, когда они приближались, их враги оставались в спокойствии; но когда они подошли близко к укреплению, тогда выбежали враги, обратили их в бегство, убили многих из варваров и из сопровождавших их эллинов, и преследовали до тех пор, пока увидели вспомогательный отряд эллинов. (17) Тогда враги повернули назад и удалились, но отрезали головы убитых и показывали их эллинам и своим врагам и при этом пели на какой–то лад и плясали.
(18) Эллины были очень раздражены тем, что сделали неприятелей смелее, особенно тем, что вышедшие с варварами эллины, не смотря на свою численность, бежали вместе с ними, чего прежде никогда не было в походе. (19) Тогда Ксенофонт созвал эллинов и сказал: «Воины, не смущайтесь случившимся. Знайте, что из этого для нас не менее пользы, чем вреда. (20) Так, вы прежде всего узнали, что те варвары, которые готовы нам указывать путь, действительно враги тем жителям, которым, само собою разумеется, и мы враги. Затем, те эллины,. которые не подумали о нашем совместном строе и считали себя 'в возможности также действовать вместе с варварами, как они действовали вместе с нами, получили достойное наказание. Значит, на будущее время они будут менее небрежны к нашим рядам. (21) Теперь вам следует приготовиться, чтобы союзные варвары знали, что вы выше их, и чтобы враждебным доказать, что не с одинаковыми людьми они будут сражаться теперь, как они сражались с не находившимися в строю».
(22) Так эллины провели этот день. На следующий принесли жертву, и, когда она оказалась благоприятной, начали обедать. Затем, построившись прямыми лохами и поставив в таком же строю на левом крыле варваров, выступили; причем стрелки находились между этими лохами на некотором расстоянии от фронта гоплитов. (23) Неприятельские легковооруженные забегали вперед и бросали камнями; но их отражали стрелки с пелтастами. Остальные шли шагом прямо к тому месту, где накануне были разбиты варвары и сопровождавшие их эллины. Здесь же и неприятели выстроились против эллинов. (24) Они встретили пелтастов и начали сражение, но когда подошли гоплиты, бежали. Тогда пелтасты последовали за ними дальше в столицу, сопровождаемые ровным шагом гоплитов. (25) Но когда эллины подошли к самым строениям столицы, здесь собрались все неприятели и начали сражение, бросая дротиками. Кроме того они старались отразить эллинов такими длинными и толстыми копьями, которые трудно даже поднять человеку. (26) Но так как эллины не только не отступали, но продолжали идти вперед, то варвары бежали и все оставили укрепление. Их царь, который помещался в башне, построенной на возвышении, и которого они содержат на общественный счет, чтобы он там жил и был их стражем, не согласился выйти, так точно как не согласились выйти и те, которые оставались в прежде взятом укреплении. Все они сгорели вместе с деревянными башнями.
(27) Эллины ограбили город и нашли в домах большие запасы хлеба, собранного, по словам моссиников, еще за отцов. Тут же лежал и новый хлеб в стебле и очень много полбы. (28) В амфорах эллины находили куски просоленных дельфинов, а по разным сосудам ворвань, тоже из дельфинов, которая в таком же была употреблении у моссиников, как у эллинов деревянное масло. (29) На крышах много было каштанов больших, совершенно без стенок в середине. Большею частью их варили или пекли из них хлеб, и таким образом они служили моссиникам в пищу. Попадалось также вино, которое, если не развести водою, казалось кислым и горьким, но разведенное имело приятный вкус и запах.
(30) Эллины победили здесь и пошли дальше, оставив этот город своим союзникам, моссиникам. Жители других, пройденных ими городов, державшие сторону моссиников, врагов эллинов, частью оставляли свои города, особенно если их можно было легко взять, частью сами сдавались. Большею частью эти поселения были таковы. (31) Они отстояли одно от другого стадий на 80; некоторые дальше, некоторые ближе. (32) Когда начинали кричать в одном городе, эти крики слышны были в другом, потому что страна эта вместе и гориста, и низменна. Когда эллины на пути останавливались в дружественных городах, им показывали откормленных сыновей богатых лиц, выкормленных вареными каштанами, изнеженных и чрезвычайно белых. У этих сыновей мало было разницы между толщиной и вышиной; спины у них были разрисованы, а спереди они повсюду татуировались цветами. (33) Эти люди явно приставали к сопровождавшим эллинов подругам. Так у них было принято. (34) Мужчины и женщины одинаково были белы. эллины, совершившие поход, говорили, что в этот раз они шли через самый невежественный народ и наиболее чуждый эллинским обычаям; потому что эти варвары при народе делали то, что люди иначе не решатся делать, как наедине; а наедине они делали тоже, что при всех. Они сами разговаривали, сами хохотали, и сами принимались плясать, где попало, как бы желая показать себя другим.
Глава V
Халивы. Тиварины. Гекатоним.
Через эту страну, дружескую и враждебную, эллины шли 8 переходов, и прибыли к халивам, которые были немногочисленны и подвластны моссиникам. Большая часть халивов снискивала пропитание разработкой железных руд. (2) Оттуда эллины прибыли к тиваринам. Эта страна была гораздо ровнее и имела приморские города, менее укрепленные. Стратеги желали сделать нападение на их города и добыть чего нибудь для войска, так что даже не приняли доставленных тиваринами подарков и, приказав (послам) обождать совещания, принесли жертвы. (3) Но после многих жертв, предсказатели наконец единогласно объявили, что боги решительно не одобряют войны. Вследствие этого стратеги приняли подарки и, два дня продолжая путь через эту страну, как через дружественную, прибыли в эллинский город, Котиоры, к синопским поселенцам в тиваринской стране.
(4) До этого места эллинское войско шло пешком. Количество всего обратного пути от сражения под Вавилоном до Котиор составляет 122 перехода, или 620 парасанг, или 18 600 стадий.
(5) Здесь эллины пробыли 45 дней[2]. В течение этого времени принесли жертвы богам, совершили торжественные ходы, — каждое племя отдельно, — и устроили гимнастические состязания. (6) Продовольствие получали частью из Пафлагонии, частью из земель котиоритов, потому что последние не открыли своего базара и даже в свои стены не приняли больных.
(7) В это же время прибыли послы из Синопы, под влиянием страха отчасти за город Котиоры, который им принадлежал и платил подать, отчасти за самую страну, о которой они слышали, что она грабится. Прибыв в лагерь, они говорили так. Говорил Гекатоним, считавшийся мастером говорить.
(8) «Воины! Город Синопа прислал нас выразить вам свое удивление по поводу того, что вы, эллины, победили варваров, и кроме того поздравить вас с тем, что, не смотря на множество и при том безвыходных, как мы слышали, препятствий, вы прибыли сюда невредимо. (9) Мы, точно также как и вы — эллины, надеемся видеть от вас известные услуги и никаких неприятностей, тем более, что мы никогда ни в чем не были виновниками ваших обид. (10) Котиориты наши поселенцы, так как мы отдали им земли, отнятые нами у варваров. За это они вносят нам определенную подать, точно также как жители Керасунта и Трапезунта, так что всякую обиду с вашей стороны котиоритам правительство Синопы считает собственной. (11) Между тем до нас дошли сведения, что вы силою вступили в этот город, что некоторые из вас расположились по домам; что вы даже силою забираете из страны то, что вам надо, не спрашивая разрешения. (12) Этого мы не одобряем; и если вы будете продолжать, мы будем поставлены в необходимость заключить союз с Корилою, с пафлагонцами и вообще, с кем только можно».
(13) На это отвечал Ксенофонт от лица всего войска.
«Граждане Синопы! Мы прибыли сюда с ощущением той радости, что мы спасли свою жизнь и оружие. В самом деле, не легко нам было вместе и добывать продовольствие, и везти его и сражаться с неприятелем. (14) Теперь, когда мы достигли эллинских городов, в Трапезунте, где нам открыли базар, мы получали продовольствие за деньги, и за оказанное нам уважение и приподнесенные дары, мы с своей стороны относились к ним с уважением. Поэтому же мы не касались тех варваров, с которыми они в союзе, а тем врагам, против которых они нас водили, мы наносили такой вред, какой могли. (15) Спросите сами жителей Трапезунта, какими они нас нашли. Тут же есть лица, которых трапезунтское правительство послало с нами в качестве проводников. (16) Если же там, куда мы приходим, нам не доставляют продовольствия, то, будет ли это варварская страна или эллинская, мы по нужде, но не ради насилия, забираем продовольствие. (17) Поэтому с кардухами, с таохами и с халдеями, не смотря на то, что они не подвластны царю и чрезвычайно грозные враги, мы обошлись как с неприятелями, именно вследствие необходимости достать продовольствие, так как они нам не доставляли. (18) Между тем как макронов, хотя и варваров, но, в силу того, что они доставляли нам, какое могли, продовольствие, мы считали своими друзьями, и путем насилия ничего у них не брали. (19) Если мы отняли что либо у котиоритов, которых вы считаете своими, то в этом они сами виноваты: они отнеслись к нам недружелюбно. Они заперли свои ворота, так что не впускали нас в город, и не выслали продовольствия за городские стены, ссылаясь при этом на назначенного вами наместника. (20) Что же касается того, что мы силой вошли в город и расположились (по домам), то ведь мы просили принять наших больных на квартиры; а как нам не открывали ворот, то мы сами вошли, где был доступ, и там мы никакого насилия не производили. Больные же, находясь на квартирах, живут на собственный счет, а для того, чтобы они не были в зависимости от вашего наместника и чтобы мы могли забрать их, когда нам понадобится, мы около ворот поставили стражу.
(21) Все мы остальные, как видите, стоим под открытым небом и на военном положении, чтобы быть на готове благодетелям отплатить добром, а наносящим вред–наказанием. (22) Что же касается твоей угрозы, будто вы решились заключить против нас союз с Корилою и пафлагонцами, то, в случае надобности, мы выступим против вас обоих вместе: мы выступали против неприятеля, гораздо более многочисленного, чем вы. Но, если захотим, мы можем и сами заключить союз с пафлагонцем; тем более, что мы слышали, (23) что он жадно глядит на ваш город и на ваши приморские поселения. И мы постараемся заключить с ним союз и помочь ему в его желаниях».
(24) Тогда другие послы, бывшие с Гекатонимом, явно начали выражать свое несочувствие его речи, а один из них выступил и сказал, что они, послы, прибыли не с целью войны, но с желанием доказать, что они друзья эллинов. «Если вы придете в г. Синопу (говорили послы), мы вас встретим с дарами гостеприимства, а пока гражданам Котиоры прикажем выдать вам то, что они в состоянии выдать; (25) мы видим, что все, сказанное вами, правда». Вследствие этого котиориты выслали эллинам подарки, а эллинские стратеги пригласили синопских послов и долго беседовали дружелюбно о разных вопросах и особенно об остальном путешествии и о взаимных услугах.
Глава VI
Совет Гекатонима и посольство в Синопу. Желание Ксенофонта основать колонию. Силан. Тимасион и Ѳоракс. Речь Ксенофонта.
Таков был конец этого дня. На следующий день стратеги созвали солдат и решили пригласить синопских послов, и сообща поговорить об остальном путешествии, потому что, придется ли идти пешком, синопяне, без вся–кого сомнения, были полезны, как знакомые с Пафлагонией; придется ли возвращаться морем, тоже приходилось обращаться к синопянам, так как, по мнению эллинов, одни только синопяне в состоянии были доставить нужное для всего войска число кораблей. (2) Таким образом стратеги, пригласив послов, совещались с ними и просили, чтобы они, такие же эллины, прежде всего доказали свою преданность эллинам же искренностью и полезными советами. (3) Тогда выступил Гекатоним и прежде всего оправдывался в том, что (вчера) сказал, будто синопяне заключат союз с пафлагонцем, (говоря) что он не то сказал, что они готовы вступить на войну с эллинами, но что они, при возможности быть в союзе с варварами, предпочитают союз с эллинами. На предложение дать свой совет, он, помолившись богам, сказал так:
(4) «Если я вам дам такой совет, который сам признаю наилучшим, то да сопровождает меня всякое благополучие; в противном случае — все противоположное, потому что, на мой взгляд, именно настоящий совет, по пословице, священное дело. Именно теперь такой случай, когда за мой благодетельный совет многие будут меня благодарить, а за гибельный, многие, особенно из вас, проклинать. (5) Я знаю, что для нас будет гораздо больше хлопот, когда вы отправитесь морем: нам же придется доставать для вас корабли; но с другой стороны, если вы отправитесь сушей, вам придется постоянно сражаться. (6) Я должен сказать вам то, что я знаю, как человек знакомый с Пафлагонией и с её силами. Да, в этой стране есть и превосходные низменности и очень высокие горы. (7) Прежде всего мне знаком тот первый пункт, через который вам необходимо проникнуть в Пафлагонию. Это такое место, где с обеих сторон дороги сходятся вершины высоких гор, так что если их займет незначительный отряд, он может удержать их. Но когда эти вершины заняты, тогда никакая армия не в состоянии пройти.
Я вам могу показать их, если вам угодно кого–либо послать со мной. (8) Затем, мне известны пафлагонские равнины и пафлагонская конница, которую сами варвары признают лучшею во всей коннице царя. В эту самую войну пафлагонцы не явились на царский призыв, потому что их правительство достаточно сознает свою силу. (9) Если же вам и удастся подойти и поспешно занять эти горы, и затем в сражении на равнине победить и эту конницу и более 120 000 пехоты, то вы подойдете к рекам, и прежде всего к Ѳермодонту, шириной в 3 плеѳра, перейти который трудно вообще, тем более, когда спереди много неприятелей, и много наступает сзади. Вторая река Ирий, тоже в 3 плеѳра, третья Галис, не менее 2 стадий, через которую вы не в состоянии будете перейти без судов, а кто их вам доставит? Точно также непроходим и Парѳений, которого достигнете по переходе через Галис. (10) Я не считаю путешествие пешком для вас трудным; нет, я его считаю положительно невозможным. Между тем, если вы отправитесь на кораблях, то отсюда вам можно отплыть в Синопу, из Синопы в Гераклею, а из Гераклеи нет затруднений, возвращаться ли сушей, или морем. Да и судов в Гераклее много».
(11) Когда он сказал такую речь, одни подозревали, что он это говорил из дружбы к Кориле, потому что он был проксеном Корилы; другие, что он так советовал в надежде получить подарки. Иные предполагали, что он говорил для того, чтобы эллины, идя пешком, не произвели какого либо опустошения в синопской области. Но эллины подали голоса, чтобы совершать путешествие морем. Тогда Ксенофонт сказал следующее; (12) «Синопяне! Мои товарищи предпочли то путешествие, которое вы советуете, но мнение их вот какое. Если столько наберется кораблей, что после счета ни один из нас здесь не останется, мы согласны ехать, но если придется одним остаться, другим ехать, мы не сядем на корабли. (13) Мы знаем, что там, где мы находимся со всеми силами, мы в состоянии постоять за себя и достать продовольствие; но лишь только мы окажемся перед неприятелем с малыми силами, конечно, нас ожидает судьба рабства». (14) Выслушав эти слова, синопские послы предложили эллинам отправить посольство (в Синопу). Стратеги послали аркадянина Каллимаха, Аристона, из Аѳин, и ахеянина Самолу, которые и отправились.
(15) Между тем Ксенофонт, видя, что такое множество эллинских гоплитов, пелтастов, стрелков, пращников, всадников, притом усовершенствовавшихся вследствие долговременного упражнения, уже находится при Понте, где такое количество солдат можно набрать разве только за большие суммы, пришел к мысли, что хорошо было бы основать здесь город и этим доставить Элладе область и войско. (16) Соображая количество солдат и поморских соседей, он заключал, что этот город мог бы быть могущественным.
С этой целью он, прежде чем сообщить об этом кому либо из товарищей, пригласил бывшего жреца Кира Силана Ампракиота, и сказал ему принести жертву. (17) Но Силан из боязни, чтобы это действительно не случилось и чтобы войско где либо не осталось, разнес по стану, что Ксенофонт желает поселить здесь войско, основать город и приобрести таким образом славу и могущество. (18) На самом же деле Силан сам желал поскорее прибыть в Элладу, потому что сберег те 3000 дариков, которые получил от Кира, когда приносил для него жертву и сказал правду относительно 20 дней.
(19) Когда узнали об этом солдаты, то одни предпочитали остаться, но большая часть не желала. Между тем Тимасион, из Дардана, и беотиец Ѳоракс сказали некоторым, присутствовавшим здесь же, гераклиотским и синопским купцам, что «если купцы не достанут для войска денег, так чтобы отплывающие запаслись продовольствием, то все это войско останется здесь же, при Понте, тем более что сам Ксенофонт собирается прямо объявить об этом солдатам, лишь только приедут суда, и нас подговаривает объявить им следующее: «товарищи! мы видим, что вы стеснены и относительно запаса продовольствием на время морского путешествия, (20) и относительно пособия домашним по возвращении домой. Поэтому, если вам угодно из кругом лежащих около Понта стран выбрать любую и напасть, так чтобы желающий, если захочет, мог возвратиться на родину, или остаться здесь, то вот вам корабли, чтобы вы, где угодно, сейчас же делали нападение».
(21) Выслушав это, купцы передали в свои города, при чем Тимасион, из Дардана, послал с ними Евримаха, тоже дарданца, и беотийца Ѳоракса, чтобы они подтвердили. Синопяне и гераклийцы, услышав это, посылают к Тимасиону послов и предлагают взять деньги и содействовать, чтобы войско уехало. (22) Тимасион обрадовался этому и на одном собрании, состоявшем из солдат, сказал: «Солдаты, мы не должны даже думать о том, чтобы здесь оставаться, и ничего не должны ставить выше Эллады, хотя я и слышал, что некоторые лица, ничего не сообщив нам, даже приносили жертвы по этому поводу. (23) Если вы уедете, я обещаю каждому из вас с следующего месяца по кизикскому (статиру) в месяц. Кроме того я поведу вас в Троаду, откуда я сам удален, и мой отечественный город примет вас сочувственно, потому что там рады будут моему возвращению. (24) Я же, лично, поведу вас туда, откуда вы получите много добычи, так как имею сведения об Эолиде, Фригии, Троаде и обо всей области Фарнабаза, частью потому, что я сам оттуда родом, частью потому, что я там воевал вместе с Клеархом и Деркиллидом».
(25) Сейчас же после него выступил Ѳоракс, беотиец, который из–за командования постоянно действовал против Ксенофонта, и сказал, что, если они выедут из Понта, то им представится прекрасная и богатая страна, Херсонес, гак что желающий может там и поселиться, а кто не захочет, может идти домой; (26) что смешно было бы искать поселений в стране варварской, когда и в Элладе есть земель много и притом плодородных. «На все же время, пока вы туда приедете» говорил он «я, как и Тимасион, тоже обещаю вам содержание». Это он сказал потому, что знал об обещании гераклийцев и синопян доставить плату Тимасиону, лишь бы только эллины уехали. (27) Ксенофонт все это время молчал. Но когда поднялись Филесий и Ликон, оба ахейцы, и начали говорить, что непростительно со стороны Ксенофонта частным образом уговаривать остаться и даже спрашивать богов относительно поселения, вовсе не поговорив об этом на собрании, тогда Ксенофонт вынужден был выступить и сказал следующее:
(28) «Эллины, как вы сами видите, я всеми силами стараюсь проникнуть в приносимые за вас и за меня жертвы, чтобы говорить, советовать и делать лишь то, что может послужить в славе и пользе как вашей, так и моей. Так и теперь я приносил жертвы по поводу того, лучше ли взяться за это дело и сообщить вам об этом, или же вовсе не браться. (29) Силан мне объявил самое главное, именно, что жертвы благоприятны, — он знал, что, постоянно присутствуя при жертвоприношениях, я тоже имею сведения (в гаданиях); но он прибавил, что жертвы указывают на обман и измену. Разумеется, он сознавал, что сам же заводит интриги, чтобы очернить меня перед вами, потому что разнес слух, будто я решился привести это в исполнение даже без вашего спроса. (30) Действительно, если бы я видел вас в затруднительном положении, я подумал бы о том, как бы так устроить, чтобы занять какой либо город, чтобы таким образом желающие могли ехать и оставаться здесь, пока запасутся средствами, необходимыми для оказания (31) помощи своим семействам; но когда я вижу, что из Гераклеи и Синопы вам присылают для выезда корабли, а некоторые лица даже обещают плату с начала месяца, то я нахожу, что хорошо было бы удалиться благополучно, куда нам угодно, и еще получить плату за собственное благополучие. Теперь я сам отказываюсь от прежнего намерения и советую отказаться тем, которые являлись ко мне с заявлением, что следует привести его в исполнение. (32) Мое мнение вот какое: будучи вместе так, как теперь, вы внушаете к себе уважение, и у вас всегда будет продовольствие, потому что в силе заключается и обладание имуществом слабого; но в разрозненном виде, при дроблении ваших сил, вам и продовольствия не достать и не по добру вам уйти отсюда. (33) Таким образом мое мнение, как и ваше, выехать в Элладу, и если кто здесь останется или будет найден остающимся, прежде чем все войско будет в безопасном положении, того я предлагаю предать суду, как преступника. Кто с этим согласен, пусть подымет руку». Все подняли.
(34) Но Силан начал кричать и принялся доказывать, что справедливость требует, чтобы возвращался тот, кто желает. Впрочем солдаты даже не хотели слышать этого и даже грозили, что, если поймают его в побеге, подвергнуть наказанию. После этого граждане Гераклеи, когда узнали, что эллины решили ехать и что даже Ксенофонт подал свой голос (за выезд), прислали кораблей, но относительно тех денег на содержание, которые обещали Тимасиону и Ѳораксу, обманули. (35) Вследствие этого те, что ручались перед войском о выдаче платы, пришли в ужас и боялись (наказания).
Они пригласили других стратегов, которые тоже были замешаны в это дело, — все были замешаны, кроме Неона, из Асины, который занимал место Хирисофа, потому что Хирисоф все еще не возвращался, — и, прибыв к Ксенофонту, заявили, что сожалеют (о том, что наделали) и что, по их мнению, лучше всего было бы эллинам, имея корабли, плыть к Фазису и занять фазийскую страну. (В этой стране царствовал тогда потомок Эета). (36) Ксенофонт отвечал, что он об этом не решится объявить войску, «но вы сами, говорил он, если вам угодно, соберите солдат и объявите». Тогда Тимасион, из Дардана, высказал мнение, чтобы не собирать всего войска, но чтобы сперва каждый стратег постарался убедить своих лохагов. Затем они разошлись и сделали это.
Глава VII
Неон. Речь Ксенофонта. Назначение судей.
Таким–то образом солдаты узнали об этих предприятиях, причем Неон объявил, будто Ксенофонт сговорился: с другими стратегами и хочет обманом отправить солдат назад, к Фазису. (2) Солдаты, слыша это, пришли в негодование. Они сходились, составляли кружки, и можно было опасаться, чтобы они не сделали того, что сделали с послами колхов и с поставщиками, (3) из которых те, что не успели бежать на корабли, были побиты камнями. Как только узнал об этом Ксенофонт, решился тотчас созвать собрание, не допустить, чтобы они сами собрались. (4) Солдаты, выслушав, с полной готовностью начали сходиться. На этом собрании Ксенофонт не уличал стратегов в том, что они сами приходили к нему (с предложением ехать к Фазису), и сказал только следующее:
(5) «Солдаты, я слышал, что один человек клевещет на меня, будто я намерен обмануть вас и вести к Фазису. Во имя богов, выслушайте меня, и если я окажусь виновным, пусть я не прежде удалюсь, как подвергшись наказанию; если же окажутся виновными мои клеветники, вы расправитесь с ними так, как следует. (6) Вы, говорил Ксенофонт, знаете, конечно, где солнце восходит и где заходит. Знаете, что если кто хочет прибыть в Элладу, должен ехать на запад; если же кто хочет идти к варварам, то должен идти назад, на восток. Можно ли, после этого, вас обмануть и доказать, что солнце восходит там, а заходит здесь, или что оно заходит тут, а восходит оттуда? (7) Но кроме этого вам известно, что северный ветер, дующий из Понта, служит попутным в Элладу, а южный в Фазис, — потому то и говорят когда дует северный ветер, хорошо ехать в Элладу. Неужели же, когда будет южный ветер, это может служить кому–либо средством обмануть вас, чтобы вы сели на корабли? (8) Или уже я посажу вас на суда при тихой погоде!? Но, ведь я буду ехать на одном судне, а вы по крайней мере на 100. Каким же образом я буду в состоянии заставить вас ехать со мной против воли или увезти обманом?! (9) Но представим себе, что, обманутые и заколдованные, вы прибыли в Фазис. Вы выступили на берег. Ведь вы догадаетесь, что вы не в Элладе; и там я, обманувший вас, буду один, а вас, обманутых, около 10 000 и притом с оруэкием. Значит, мозкет ли человек более поплатиться, чем когда он подобным образом играет и собою и вами? (10) Это толки людей ничего непонимающих и завидующих тому значению, которым я пользуюсь у вас. Но и зависть их едва ли основательна. В самом деле, кому из них мешал я высказывать, если кто знал, хорошие предложения, выказывать, если желал, свою доблесть за ваше и за собственное благосостояние, или бдительно смотреть за вашей безопасностью? Мало того; когда вы избираете начальников, мешаю ли я кому? Нисколько; пусть начальствует; только бы был для вас полезен. Впрочем, довольно об этом. (11) Если кто из вас думает, что его могут обмануть или что можно обмануть другого, пусть говорит и показывает. (12) Но когда вы достаточно выясните себе это, то не расходитесь, пока не выслушаете от меня, какое я замечаю проникающее в наше войско зло. И если оно действительно окажется таким, каким кажется на первый взгляд, и заразит (все войско), то пора нам подумать о себе, чтобы нас не признали людьми самыми преступными и самыми бесчестными перед людьми и перед богами, и не впасть во всеобщее презрение». (13) Слушая это, солдаты не понимали, что это значит, и просили продолжать. Тогда Ксенофонт говорил следующее:
«Вы, вероятно, помните, что по горам находились союзные с жителями Кераеунта поселения варваров. Продавцы приводили к нам оттуда скот, который шел на убой, и прочее, что у них было. Казкется, даже некоторые из вас ходили в одно ближайшее поселение, покупали, что нужно, и возвращались обратно. (14) Между тем лохаг Клеарет, узнав, что это поселение не многолюдно и что оно, считая себя союзным, не поставило караулов, ночью сделал набег на этих жителей, с целью грабежа, не сказав об этом никому из нас (начальников). (15) Он рассчитывал, по взятии этого поселения, уже не возвращаться в лагерь, а сесть на судно, на котором находились ехавшие вдоль берега его товарищи, нагрузить его добычей и бежать в Понт. И, как я теперь узнал, его товарищи, ждавшие на лодке, дали свое согласие. (16) Одним словом, Клеарет подговорил сколько мог (сообщников) и повел их на поселение. Но пока они туда прибыли, наступил день, так что жители сбежались и с укрепленных мест начали бросать в них камни, стрелы, убили самого Клеарета и много других, а некоторые из наших бежали в Керасунт. (17) Это было в тот самый день, когда мы выступили сюда по суше; из тех же, которые ехали морем, некоторые еще не выехали из Керасунта Вслед за тем, как рассказывают жители Керасунта, прибыли к ним трое старшин из этого поселения, желавшие явиться к нашим властям. (18) Но так как они нас не застали, то заявили горожанам керасунтским, что они не постигают, из–за чего мы решились напасть на них; и когда первые, по их словам, отвечали старшинам, что это произошло отнюдь не по общему решению, последние успокоились и собирались ехать сюда, чтобы рассказать об этом происшествии, и предлагали, чтобы те, кому следует, (19) приняли и похоронили убитых. Между тем, некоторые эллины из тех, что спаслись бегством и до времени оставались в Керасунте, узнав, куда пойдут старшины, осмелились напасть на них с камнями и других подговорили к этому; и эти три человека, послы, действительно пали под ударами камней. (20) Уже после всего этого, к нам явились граждане Керасунта и рассказали о случившемся. Мы, стратеги, выслушав это, пришли в негодование и уже совещались с (21) прибывшими, как похоронить убитых, но в то самое время., как мы сидели на аванпостах, вдруг слышим страшный крик: «бей, бей! камней, камней!» И сейчас же мы увидели, что некоторые бегут с камнями в руках, а другие подбирают камни. (22) Тогда граждане Керасунта, в памяти которых было случившееся в их городе происшествие, в ужасе бежали на корабли. (23) Но, клянусь Зевсом, некоторые и из нашей среды пришли в ужас. Я тотчас пошел и спросил, в чем дело; но между этими (бунтовщиками) были такие, которые ничего не знали, и все таки держали камни в руках. Когда я встретился с человеком, знавшим дело, он сказал, что поставщики продовольствия бессовестно поступают с войском.
(24) «В эту минуту кто–то увидел нашего поставщика, Зиларха, направлявшегося к морю, и закричал. Собравшиеся, как только услышали, бросились на Зиларха, словно перед ними дикий кабан или олень. (25) Керасунтские граждане, видя бегущую в направлении их толпу, подумали, что это бегут за ними. Они со всех сил побежали и бросились в море. За ними погнались в море и некоторые из наших, (26) и тогда, кто только не умел плавать, все потонули. Как вы думаете об этом? Они нам не сделали ничего дурного, а между тем боялись, чтобы нами, как собаками, не овладело бешенство. Представьте же себе будущее состояние нашего войска, если подобные дела будут повторяться. (27) Тогда вы все не будете вправе ни объявить войну, кому следует, ни заключить мир, потому что всякий, совершенно посторонний человек, поведет войско, куда вздумается. И если к вам придут послы с предложением мира и т. п., то всякий, кто захочет, может их убить и поставить вас в такое положение, что вы не узнаете даже, зачем они приходили. (28) Затем, все те начальники, которых вы изберете, не будут иметь никакого значения, потому что кто захочет быть стратегом и станет кричать: «камней, камней!» тот будет в состоянии самоправно убить всякого начальника и всякого частного человека, кого угодно, только бы нашлись послушные, — как это случилось и теперь.
(29) «Посмотрим еще, что вам наделали эти самозванные начальники. Поставщик, Зиларх, бежал. Если он действительно виновен, то бежал не подвергшись наказанию; если же не виновен, то бежал от войска из страха, чтобы не подвергнуться смерти без суда и без вины. (30) Те же, которые побили камнями послов, сделали для вас то, что вы единственные эллины, которым опасно явиться в Керасунт иначе, как под прикрытием. Относительно же тех убитых, которых прежде сами убившие предлагали вам предать погребению, они сделали то, что теперь опасно убирать их, даже подходя с жезлом мира. Да и кто захочет идти послом, сам убивши послов? (31) Впрочем, мы просили об этом самих керасунтских граждан. Итак, если эти поступки хороши, то вы и признайте их законными, чтобы в ожидании подобных случаев, всякий поставил у себя стражу или же позаботился расположиться на высотах. (32) Но если вы признаете их свойственными диким зверям, а не людям, то положите всему этому конец; в противном случае, — ради Зевса, — как нам приступить с жертвами в богам, если мы сами действуем так преступно? Как нам идти на неприятеля, если мы бьем друг друга? (33) Какой город примет нас дружелюбно, если увидит между нами столько самоправия? Кто решится доставить нам продовольствие, если нас будут считать нарушителями высочайших прав человека? Кто наконец станет говорить с похвалой о таковых преступниках, хотя бы и действительно за свои подвиги мы ожидали от всех доброго имени? Да! мы сами называли бы преступниками таких людей, которые допускают что–либо подобное».
(34) Тогда все эллины поднялись и заявили: виновников всего этого подвергнуть наказанию, и на будущее время не допускать никаких проявлений самоуправства; в случае же кто затеет что–либо подобное, таковых подвергать смертной казни; стратеги привлекут всех в ответственности, а также подвергнут следствию и все те обиды, которые нанесены со времени смерти Кира. (35) Судьями назначили лохагов. Кроме того, по настоянию Ксенофонта и по совету жрецов, постановили, чтобы все войско совершило обряд очищения, что и исполнено было.
Глава VIII
Штрафы. Обвинения против Ксенофонта. Его речь.
Решено было также потребовать отчет от стратегов за все предшествовавшее время. Когда стратеги представили его, то Филесию и Ксанѳиклу пришлось внести 20 мин штрафу, за (плохой) присмотр за корабельными товарами, а Софенету, который был назначен главным надсмотрщиком и был небрежен, 10 мин.
Ксенофонта тоже обвинили некоторые солдаты, заявившие, будто им нанесены были Ксенофонтом удары; кроме того обвиняли в самоправстве. (2) Ксенофонт потребовал от первого своего обвинителя, чтобы рассказал, когда получил удары. Тот отвечал: «Когда мы гибли от холода и когда был большой снег». — (3) «Это значит в то время, говорил Ксенофонт, когда, по твоим словам, был холод, когда не стало хлеба, а вина не было даже понюхать; когда мы устали от продолжительных трудов, и нас настигали неприятели. Если я в это время буянил, то, признаюсь, я буйнее даже осла, который, как говорится, в буйстве не чувствует усталости. (4) Тем не менее расскажи, за что ты получил удары? Просил ли я у тебя что–либо, и так как ты мне не давал, то я побил тебя; или же я требовал чего–либо обратно? или, быть может, я дрался с тобой за мальчиков или в пьяном виде буйствовал?»
(5) Но так как он ничего не подтвердил, то Ксенофонт спросил его, не был ли он в гоплитах. «Нет» отвечал он. — «Быть может в пелтастах?» — «Тоже нет, отвечал он; я не принимал участия (в службе), но мне товарищи поручили вести мула». (6) Тогда Ксенофонт припомнил и спросил: «не ты ли это вез больного?» — «Да, действительно, отвечал он; потому что ты требовал этого и даже скинул вещи моих товарищей». — (7) «Верно; но, кажется, это дело произошло таким образом: я эти вещи отдал для хранения другим, поручив доставить их мне, и получивши, возвратил тебе все в целости, когда и ты представил мне этого больного. Но вы выслушайте, как это дело было, обратился Ксенофонт (к присутствующим); оно стоит этого. (8) Один человек отстал, не имея возможности идти. Я знал только, что он из наших, и приказал тебе взять его, чтобы он не погиб, потому что, сколько я помню, нас настигали неприятели». Обвинитель подтвердил (9) это. «А затем, продолжал Ксенофонт, когда я выслал тебя вперед, то не застал ли я тебя в тылу, что ты рыл яму, чтобы его закопать? Не подходил ли я к тебе и не одобрил ли за этот поступок? (10) Но когда этот человек в присутствии многих согнул колени, а присутствовавшие закричали, что он еще жив, и ты сказал: «он может желать жить, сколько ему угодно, но я не стану его везти», вот за это–то я и побил тебя; и ты сказал правду; потому что я видел, что ты уверен был в том, что он жив». — (11) «Так что же из этого? возразил обвинитель; разве он все таки не умер, после того как я тебе его представил?» — «Положим, отвечал Ксенофонт, все, мы смертны; так из этого следует, чтобы живых людей в землю зарывать?»
(12) На это все (на суде) закричали, что Ксенофонт мало еще бил его. После этого Ксенофонт потребовал, чтобы всякий рассказал, за что получил от него удары. Но так как никто не решался выступить, то он сказал следующее:
(13) «Товарищи, признаюсь, я бил многих за нарушение порядка, особенно таких, которые желали только пользоваться нашей защитой, когда мы шли и, где нужно, сражались, а сами оставляли ряды и, забегая вперед, предпочитали производить грабежи и наживаться раньше нас. Если бы мы все так делали, мы погибли бы все до одного. (14) Я наносил удары и силой заставлял идти и таких, которые, обленившись, не хотели встать, и сами отдавались в руки неприятелю, потому что когда я сам однажды в сильную стужу ожидал укладывавших свои вещи и сидел долгое время, го когда встал, заметил, что мне трудно было расправить колени. Таким образом, я имел опыт на самом себе, (15) а потому, когда замечал, что другой сидит и им овладевает лень, я гнал: потому что движение и напряжение сил сообщает теплоту и бодрость, между тем как сидение и бездействие, по моим наблюдениям, способствуют к замедлению кровообращения и к отмораживанию пальцев на ногах, что, как вам известно, и постигло многих из нас. (16) Быть может также, когда иной по лени отставал и стоял на дороге нашим передним или задним рядам, я бил его кулаком, чтобы его не ударило копье неприятеля.
(17) «Теперь, когда они спаслись, они, конечно, могут требовать меня на суд, если что либо понесли от меня несправедливо; но если бы они попались неприятелю, то испытали–ль бы они такую тяжкую обиду, за которую считали бы себя вправе требовать от него удовлетворения? (18) Мои рассуждения самые простые: если я наказал кого–либо с хорошей целью, то я считаю себя подлежащим такому же наказанию, какому подлежат родители перед своими детьми или учители перед учениками. Да и врачи делают прижигания и надрезывания с желанием добра. (19) Если же вы думаете, что я это делал по самоправству, то подумайте о том, что в настоящее время у меня гораздо более уверенности в своих силах, чем тогда; гораздо более твердости в действиях, и вина я пью больше, а между тем я никого не бью, потому что вижу, что мы наслаждаемся тихой погодой. (20) Но когда наступает буря и море высоко подымает свои волны, то разве вы не знаете, что боцман в негодование приходит за малейшее движение стоящих у кормы, а штурман за движение стоящих у руля? И это потому, что в подобном положении малая ошибка может довести до гибели все.
(21) «А что я справедливо наказывал этих людей, вы сами подтвердили. Вы тогда смотрели на это не с камешками (для подачи голоса, как теперь), но с мечами, и если бы желали, могли бы за них вступиться. Но Зевс свидетель, что вы и не вступались и не помогали мне наказывать уклоняющихся от общих требований. (22) Результатом последнего вышло то, что допуская своеволие, вы давали некоторую поблажку негодяям. Я уверен, что если вы захотите присмотреться, то найдете, что наибольшие теперь буяны те лица, которые тогда были наиболее негодными. (23) Напр., кулачный боец, ѳессалиец Войск, тогда притворялся больным и всячески отказывался нести щит; а теперь он, как я слышал, ограбил многих котиоритян. (24) И если вы хотите поступить с Войском благоразумно, то вы должны поступить с ним совершенно наоборот, как поступают с собаками, злых собак днем привязывают и отпускают на ночь, а Войска вы привязывайте на ночь и отпускайте днем. (25) Но мне странно, говорил Ксенофонт, что вы помните и не молчите, если я вызвал чье–либо неудовольствие, а никто из вас не помнит того, если я кого спас от холода или вырвал от неприятеля, или явился на помощь в болезни или в крайней нужде. Даже не помните того, когда я или благодарил исполнившего что–либо превосходно или, по возможности, награждал действительно храбрых. (26) И теперь было бы прилично, справедливо, богоугодно и отрадно, чтобы вы помнили более добро, чем зло».
Тогда все поднялись и начали припоминать (услуги, оказанные им Ксенофонтом). Таким образом исход был тот, что привел к прекрасным последствиям.
Глава IX
Союз с Корилой. Возвращение Хирисофа и выбор одного начальника.
Во время своего пребывания (под Котиорами) эллины доставали продовольствие частью из городского базара, частью набегами на Пафлагонию. Но и пафлагонцы весьма часто делали скрытные нападения на скитавшихся эллинов, а по ночам старались наносить вред солдатам, расположенным подальше от лагеря. Вследствие этого враждебные отношения обеих сторон достигли крайней степени.
(2) Наконец Корила, который тогда управлял Пафлагонией, прислал к эллинам послов с лошадьми и дорогими нарядами. Послы говорили, что Корила желает: не наносить обид эллинам и самому не получать. (3) Стратеги отвечали, что об этом будут иметь совещание с войском, и приняли их гостеприимно. К столу пригласили и других лиц, которых, по мнению стратегов, особенно следовало пригласить. (4) Принесши в жертву волов из захваченного скота и других животных, устроили роскошный пир, и пировали, расположившись на подстилках, причем вино пили из роговых чаш, какие были в употреблении в этой стране. (5) После заключения договора и пения пэана, сейчас выступили ѳракийцы и начали плясать под звуки флейт с оружием в руках. Они прыгали высоко и ловко, действуя при этом кинжалами. Наконец один из них так ударил кинжалом другого, что все подумали, что он убит; между тем он как–то искусно упал. (6) Пафлагонцы кричали от восторга. Первый снял со второго его оружие и удалился с пением «Ситалка». Остальные ѳракийцы вынесли второго, будто мертвого, между тем как с ним ничего не случилось.
(7) Затем выступили энианцы и магнесийцы, которые, тоже с оружием, плясали так называемый «карпейский танец».
(8) Свойство этой пляски состояло в следующем. Один из танцующих кладет около себя оружие, затем сеет и запахивает, постоянно озираясь, как будто чего боится, а между тем к нему подкрадывается разбойник. Увидев разбойника, пахарь бросается к оружию и идет на встречу, чтобы отстоять свою пару волов. Все это они делали в такт под звуки флейты. Наконец разбойник связывает хозяина и волов, и уводит. За вторым разом хозяин связывает разбойника, затем привязывает его к волам, связывает руки назад и угоняет.
(9) Дальше выступил мисиец с плетеным щитом в каждой руке. В своей пляске он мимикой выражал то отражение двух противников, действуя двумя щитами, то, действуя одним щитом, отражал одного противника, то, не выпуская щитов, делал быстрые повороты и скачки, так что это было очень красивое представление. (10) В заключение он плясал персидский танец, стуча щитами. При этом он то приседал, то вставал; и все это делал в такт под звуки флейты. (11) За ним выступили мантинейцы и несколько других аркадян, все одетые чрезвычайно красиво.
Они шли в такт военного танца, тоже под звуки флейт, запели пэан, и начали плясать, совершенно как при священных шествиях. Глядя на это, пафлагонцы очень удивлялись, что все эти пляски происходили с оружием. (12) Мисиец, видя их изумление, с согласия одного аркадянина, у которого была танцовщица, привел эту танцовщицу, одевши ее чрезвычайно красиво и давши ей в руки легкий щит. (13) И она очень грациозно протанцовала танец «пиррихий», так что раздались всеобщие рукоплескания. При этом пафлагонцы спросили эллинов, неужели у них женщины участвуют в сражении вместе с мужьями. эллины отвечали, что это те самые женщины, которые прогнали царя из лагеря.
(14) На следующий день стратеги представили пафлагонских послов всему войску; и тогда войско решило: не наносить обид пафлагонцам и самим не испытывать. Вслед затем послы удалились; а эллины, находя, что судов достаточно, сели на корабли и целые сутки ехали с попутным ветром, имея Пафлагонию по левую сторону.
(15) На следующий затем день прибыли в Синопу и стали на якорь в Гармене, синопской стоянке. Синопяне живут в пафлагонской стране, а сами они милетские поселенцы. Они прислали эллинам, в знак гостеприимства, 3000 медимнов муки и 1500 керамий вина. Сюда же прибыл с судами и Хирисоф. (15) Солдаты ожидали, что он привезет им еще что–нибудь, но он ничего не привез, а объявил только, что начальник (лакедемонского) флота Анаксивий и все эллины осыпают их похвалами и что Анаксивий обещает им плату, когда они выедут из Понта.
(17) В этой гавани эллины пробыли 5 дней, и так как видели, что уже близко к Элладе, то теперь более чем когда–либо им хотелось прибыть домой, тем более что всякий что–нибудь да имел. (18) При этом они пришли к такой мысли, что если избрать одного начальника, то этот один, днем и ночью, сумеет гораздо лучше справиться с войском, чем когда их много; что если нужно будет сделать что–либо тайно, он тоже лучше сумеет скрыть; точно также, если понадобится принять решительные меры, он менее будет делать проволочек, потому что тогда не понадобится совещаний, и что придумает один, то будет исполнено, — так как в прежнее время стратеги все делали большинством голосов. (19) Соображая так, эллины имели в виду Ксенофонта. Лохаги являлись к нему и заявляли о таком образе мыслей войска, — и все изъявляли ему свою преданность и советовали принять начальство. (20) Сам Ксенофонт, с одной стороны, желал этого. Он рассуждал, что таким образом он достигнет большего значения в глазах своих друзей, и кроме того в самых Аѳинах его имя будет произноситься с большим значением; а быть может, рассуждал Ксенофонт, он будет виновником каких–либо хороших предприятий для блага войска.
(21) Такого рода соображения побуждали его стремиться к главному начальствованию. Но когда он обращал свой взгляд на то, что никто не знает, к чему приведет будущее, что от этого можно потерять и ту славу, какой он уже достиг, он останавливался в недоумении. (22) Когда он таким образом недоумевал, как поступит, то счел за лучшее спросить богов. Поставив перед жертвенником двух животных, он принес жертву Зевсу царю, к которому должен был обращаться уже по указанию в Делфах. Кроме того он полагал, что от того же бога он получил и тот сон, который видел перед тем, как приступил к совокупным трудам на пользу войска. (23) Припомнил также, что когда выезжал из Ефеса, чтобы быть представленным Киру, то с правой стороны закричал орел, который сидел, что, по объяснению сопровождавшего Ксенофонта гадателя, служило особенным предзнаменованием: что его ожидает судьба не обыкновенного смертного, а великая слава, впрочем сопряженная с трудами: потому что мелкие птицы нападают обыкновенно на орла, когда он сидит: но это предзнаменование не обещает богатства, потому что орел обыкновенно питается на лету. (24) Когда Ксенофонт с такими мыслями приносил жертвы, бог явно указал ему не домогаться этой власти; и даже, если его изберут, не принимать. Так и вышло. (25) Войско собралось, и все говорили, чтобы одного избрать, и когда это решение было принято, то начали предлагать Ксенофонта. Так как было очевидно, что при собирании голосов его изберут, то Ксенофонт выступил и сказал следующее:
(26) «Эллины, мне приятна ваша признательность, потому что и я человек. Благодарю вас, и молю богов дать мне возможность оказать вам услуги. Тем не менее я нахожу, что предпочтительный выбор меня в начальники, в присутствии лакедемонянина, и вам не может быть полезен, — так как тогда вы менее можете достигнуть от лакедемонян своих целей, — и, как я полагаю, едва ли это послужит и к моей безопасности. (27) Известно, что они до тех пор не прекратили военных действий против моей родины, пока не заставили и это государство признать лакедемонян своими руководителями. (28) Но лишь только аѳиняне признали, лакедомоняне тотчас прекратили военные действия и более не продолжали осады города. Соображая все это, я опасаюсь, чтобы, решившись здесь чем бы то ни было оскорбить их авторитет, я не получил от них какого либо чувствительного урока. (29) Что же касается ваших предположений, что при одном начальнике менее будет смут, чем при многих, то знайте, что избрав начальником другого, вы не увидите во мне бунтовщика, потому что, по моему мнению, бунтующий в военное время против своего начальника, бунтует против собственной жизни. Но если бы вы меня избрали, то я не удивился бы, встретив человека недовольного вами и мной».
(30) Когда он это сказал, то выступило еще больше эллинов с заявлениями, что Ксенофонту следует быть начальником. Агасия, стимфалиец, сказал даже, что «если уже на то пошло, то было бы очень смешно, если бы лакедемоняне пришли в негодование оттого, напр., что собравшиеся на пир распорядителем пира избрали не лакедемонца. И если это так, то выходит, что мы не имеем права даже начальствовать над лохами, в силу того, что мы аркадяне». На эти слова поднялся шум и крик, что Агасия сказал верно. (31) Ксенофонт, видя, что нужны доказательства более сильные, выступил и сказал: «Товарищи, чтобы вы знали всю правду, клянусь всеми богами и богинями, что лишь только я узнал о ваших намерениях, я действительно приносил жертву, полезно ли будет для вас поручить мне это начальство, а для меня взяться за него. И боги так явно мне указали, что даже не сведущий человек понял бы, что я должен отказаться от этого единоначалия».
(32) Тогда избрали Хирисофа. После избрания, Хирисоф выступил и сказал: «Эллины, прежде всего вы должны знать, что я не противоречил бы и тогда, если бы вы избрали кого–либо другого. Не выбрав Ксенофонта, вы этим самым оказали ему услугу, потому что как раз теперь Дексипп оклеветал его перед Анаксивием, как только мог, хотя я не раз заставлял молчать этого человека». Кроме того, сказал Хирисоф, по его мнению Ксенофонт скорее согласился бы разделить начальство с Тимасионом, начальником войска Клеарха, чем с ним, лакедемонцем. «Но если вы уже выбрали меня, заключил Хирисоф, то я, на сколько могу, буду стараться быть вам полезным. (33) Вы же приготовьтесь, чтобы завтра выехать, если только будет попутный ветер. Дорога паша будет в Гераклию, и нужно стараться, чтобы все туда прибыли. Об остальном посоветуемся там, по приезде».
Глава X
Прибытие в Гераклию. Распадение войска на три части.
На следующий день эллины снялись с якоря и при попутном ветре ехали два дня вдоль берега. Проездом видели мыс Иасона (Язонов), к которому, говорят, приставал корабль Арго, и устья рек, сперва Ѳермодонта, затем Ирия, Гадиса и Парѳения. Минувши Парѳений, прибыли в Гераклию, эллинский город, выселок мегарян, лежащую в стране Мариандинов. (2) Эллины остановились при мысе Ахерусии, откуда, говорят, Геракл сходил (в преисподнюю) за собакою Кербером, и здесь даже указывают самый спуск пропасть, более двух стадий глубины. (3) Сюда граждане Гераклии прислали эллинам, в знак гостеприимства, 3000 медимнов муки, 2000 керамий вина, 20 волов и 100 овец. Здесь по низменности протекает река, по имени, Лик, шириной около 2 плеѳров.
(4) Солдаты собрались и советовались, лучше ли им совершить остальной путь из Понта сушей или морем. Выступил ахеец Ликон и сказал: «Я удивляюсь стратегам, что они не думают о доставке продовольствия, потому что присланных нам даров не станет и на три дня, и чем мы запасемся для дальнейшего пути, неизвестно. Поэтому я предлагаю потребовать у гераклийцев не менее 3000 кизикских (статиров)». (5) Другой кто–то предложил «потребовать не менее 10 000; выбрать депутатов и сейчас же, пока мы здесь стоим, послать в город и узнать, что они ответят; и затем назначить совещание».
(6) Тогда предлагали избрать в депутаты прежде всего Хирисофа, как главного начальника; некоторые предлагали Ксенофонта. Но оба они настойчиво отказывались: тот и другой одинаково были против того, чтобы производить насилие над городом эллинским и при том дружественным, если он не дает чего–либо добровольно. (7) Так как они казались непреклонными, то послали ахейца Ликона, Каллимаха, из Паррасии, и Агасию стимфалийца. Эти лица, прибывши (в город), объявили решение (войска). Ликон, как передавали, даже грозил, если граждане не исполнят этого. Последние, выслушав депутатов, сказали, что посоветуются. (8) Между тем они тотчас собрали все имущество из деревень, навезли продовольствия и заперли ворота, а на стенах показались вооруженные солдаты.
(9) Виновники всего этого начали обвинять стратегов, что они испортили все дело. Аркадяне и ахейцы составили сходку, при чем главными деятелями были Каллимах, из Паррасии, и ахеянин Ликон. (10) Рассуждения их были таковы, что «для всех стыдно, что какой–то аѳинянин, недоставивший ни одного отряда в армию, управляет лакедемонцами и всеми пелопонесцами; что им достаются труды, а польза другим; что именно они, аркадяне, виновники спасения войска; что настоящие деятели — аркадяне и ахейцы, а все остальное войско ничего не значит; (и действительно аркадяне и ахейцы составляли более половины всего войска); что, по настоящему, им следовало бы отделиться, избрать (11) особых лохагов и самим совершать путешествие и заботиться о добыче». Они так и порешили. Все аркадяне и ахейцы, какие служили у Хирисофа и Ксенофонта, оставили их, и, собравшись отдельно, выбрали из своей среды 10 лохагов. Так окончилось главное начальствование Хирисофа, на 6‑й или 7‑й день после его избрания.
(13) Не смотря на это, Ксенофонт желал совершать путешествие вместе с аркадянами и ахейцами, рассуждая, что совместное путешествие представляет более безопасности, чем путешествие каждого отряда порознь; но Неон посоветовал ему возвращаться самому, потому что слышал от Хирисофа, будто византийский наместник Клеандр передавал Хирисофу, что приедет с триерами в гавань Калпу. (14) Он дал этот совет Ксенофонту с тою целью, чтобы самому с Хирисофом и с своими солдатами уехать на этих судах без других отрядов. Впрочем, Хирисоф отчасти недовольный этими событиями, отчасти в негодовании на войско, предоставил Ксенофонту действовать, как хочет. (15) Ксенофонт решился было плыть отдельно от войска, но когда принес жертву Гераклу–путеводителю, полезнее ли и честнее будет совершать путешествие вместе с оставшимися при нем солдатами или отделиться, Геракл указал ему в жертвах участвовать со всеми. (16) Таким образом войско разбилось на три части: 4000 аркадян и ахейцев, — все гоплиты; 1400 гоплитов и около 700 служивших у Клеарха, ѳракийских пелтастов, под начальством Хирисофа, и около 1700 гоплитов и около 300 пелтастов под начальством Ксенофонта. Конница была только у Ксенофонта, около 40 всадников.
(17) После этого аркадяне, доставши в Гераклии судов, отправились прежде всех, чтобы неожиданно напасть на Виѳинию и набрать как можно более добычи, и высадились в Калпу, находящуюся почти по средине (азиатской) Ѳракии. (18) Хирисоф шел пешком по этой стране, начиная с самой Гераклии, и когда вступил во Ѳракию, все держался берега, потому (19) что был болен. Ксенофонт, доставши судов, высадился на границах Ѳракии и гераклийской области, и направился по дороге внутрь страны.
От Котиор до Хрисополя
Глава I
Аркадский отряд. Отряды Хирисофа и Ксенофонта. Соединение всех войск в Калпе.
(Выше было сказано, как прекратилось главное начальствование Хирисофа и как разделилось эллинское войско).
(2) Каждый из этих отрядов сделал следующее. Аркадяне, высадившись ночью в калпейской гавани, пошли но направлению к ближайшим деревням, отстоящим от моря на расстоянии 30 стадий, и с наступлением утра каждый начальник повел свой лох на одну из деревень; если же деревья казалась сравнительно большою, то начальники вели по два лоха. (3) Выбрали также холм, к которому все должны были собраться. Так как они напали неожиданно, то захватили множество пленных и мелкого скота. (4) Но разбежавшиеся ѳракийцы успели собраться, потому что они, как пелтасты, ускользали из под самых рук гоплитов. Они, как только успели собраться, прежде всего напали на лох Смикрета, одного из аркадских начальников, возвращавшегося на условленное место с большой добычей. (5) Эллины все время шли отбиваясь, но при переходе через ущелье, варвары опрокинули эллинов и перебили их всех вместе с Смикретом. Точно также осталось всего лишь восемь человек от лоха Игисандра, (одного) из выбранных 10 начальников, который тоже остался жив. (6) Наконец возвратились и прочие лохаги, одни с препятствиями, другие без препятствий.
Между тем ѳракийцы, ободренные этой удачей, начали созывать других посредством криков и ночью собрались в огромном количестве, а с наступлением утра множество их всадников и пелтастов выстроилось кругом того холма, на котором стояли эллины. Ѳракийцев стекалось больше и больше. (7) Они смело нападали на гоплитов, потому что у эллинов не было ни стрелков, ни аконтистов, ни всадников, и таким образом ѳракийские легковооруженные и всадники смело нападали и бросали дротиками. Когда аркадские гоплиты устремлялись на ѳракийцев, последние быстро убегали, и продолжали с разных сторон нападать. (8) Кроме того у эллинов много было раненых, а у ѳракийцев ни одного, так что эллинам и тронуться нельзя было с места. Наконец ѳракийцы отрезали их от воды. (9) В этом безвыходном положении аркадяне вступили в переговоры. Ѳракийцы вообще согласились на условия аркадян, но заложников не дали, хотя аркадяне и требовали этого, а потому условие не состоялось. Такая судьба постигла аркадян.
(10) Хирисоф шел по стране над морем и безопасно прибыл в Калпу. Ксенофонт шел внутри страны. Его всадники, ехавшие впереди, встретились с неизвестными послами, которые куда–то направлялись, и привели их к Ксенофонту, который тотчас спросил их, не слыхали–ль они о другом, тоже эллинском, войске. (11) Послы рассказали обо всем случившемся, о том, что этот отряд в осаде на холме, и что его со всех сторон окружили ѳракийцы. Тогда Ксенофонт приказал крепко стеречь этих людей, чтобы они, в случае надобности, были проводниками, поставил караульных, собрал своих солдат и сказал следующее:
(12) «Солдаты, одна часть аркадян перебита, другая, оставшаяся, на каком–то холме в осаде. Я полагаю, что если они погибнут, то и для нас нет спасения, особенно в виду того, что неприятелей так много и что они увеличивают свою дерзость. (13) Поэтому для нас самое лучшее немедленно спешить на помощь нашим товарищам, чтобы, если они еще живы, в союзе с ними сразиться. Тогда мы не сами останемся и не сами будем подвергаться опасностям. (14) Сегодня мы столько пройдем до остановки лагерем, сколько найдем нужным до ужина, но, во все время пути, Тимасион будет ехать впереди с всадниками и, не упуская нас из виду, осматривать все впереди, чтобы от нас ничто не ускользнуло». (15) (При этом он выслал на фланги и на возвышенности особенно легких из легковооруженных, чтобы давали знать обо всем, что только заметят, и приказал жечь все, что попадется способное к горению). (16) «Нам сегодня, говорил Ксенофонт, бежать некуда: возвращаться назад в Гераклию далеко, достигнуть Хрисополя тоже далеко; а неприятель близко. Ближе всего в гавань Калпу, где, по всей вероятности, находится Хирисоф, если только он с своим отрядом остался невредим. Но в Калпе нет судов, чтобы нам выехать; если же мы там останемся, то не будем иметь продовольствия даже на один день. (17) Кроме того, после гибели осажденных теперь аркадцев нам будет гораздо тяжелее испытывать опасности с одним Хирисофом, чем, с избавлением аркадцев, соединившись всем вместе, совокупными силами стремиться к общему благу. Теперь следует каждому идти, усвоив такое убеждение, чтобы в этом спасении такого числа эллинов или умереть со славою, или совершить блистательный подвиг. (18) Быть может это так сам бог устроил, которому угодно несколько унизить тех, что слишком уже тщеславятся, будто они умнее других, а нас, всегда начинающих с богами, покрыть еще большею славою. И так следуйте и думайте о том, чтобы быть в состоянии исполнить требования».
(19) Сказав эти слова, Ксенофонт выступил в путь. Всадники, находясь на таком расстоянии, в каком оставались в безопасности, жгли все, что могло гореть; пелтасты шли рядом с всадниками по вершинам и тоже жгли все; а войско предавало огню все, что лежало пред ним на пути, так что вся страна оказалась в пламени и войско огромным. Когда наступила пора, отряд Ксенофонта взошел на холм, расположился лагерем, и увидел костры неприятелей. (20) Солдаты Ксенофонта находились от неприятелей на расстоянии около 40 стадий, и тоже зажгли как можно большие костры. Затем поставлены были на ночь караулы, и отряд Ксенофонта предался отдыху. (21) С наступлением утра солдаты, помолившись богам и выстроившись в таком порядке, как перед сражением, тронулись в путь как можно скорее.
(22) Всадники Тимасиона, вместе с проводниками, поехали вперед и, сами того не замечая, очутились на том самом холме, на котором находились в осаде аркадяне, но не нашли ни своих, ни чужих, о чем и донесли Ксенофонту, — (а только) брошенных старух, стариков, немного мелкого скота и волов. (23) Прежде всего не понятно было, что значит все это; наконец они узнали от брошенных, что ѳракийцы удалились еще вчера с вечера, а сегодня утром, по их словам, и эллины ушли, но куда, неизвестно. (24) Узнав об этом, солдаты Ксенофонта приступили к обеду и затем, собравшись, выступили, желая как можно скорее соединиться с остальными в Калпе.
На пути заметили следы аркадян и ахеян по направлению к Калпе. Наконец, собравшись вместе в Калпе, с радостью встретились и приветствовали друг друга, как братья. (25) Аркадяне спрашивали солдат Ксенофонта, зачем они потушили костры. «Когда нам не стало видно костров, говорили аркадяне, мы подумали сперва, что вы ночью выступите против неприятелей, и, как нам кажется, именно из этой боязни они удалились, потому что как раз около того времени они начали отступление. (26) Но так как вы не приходили, а между тем время прошло, то мы заключили, что вы, узнав о нашем положении и сами боясь той же участи, тоже удалились к морю. Тогда мы сами решились не отделяться от вас. Таким образом и мы направились сюда же».
Глава II
Калпа. Географическое описание местности. Похороны убитых. Смерть Хирисофа. Жертвоприношение. Поражение отряда Неона.
Этот день эллины провели под открытым небом на берегу около гавани. Место, которое называется «гавань Калпа», находится в азиатской Ѳракии, которая начинается от устья Понта и простирается до Гераклии, на правой стороне, если ехать в Понт. (2) На триере, при помощи весел, можно доехать из Византии в Гераклию в один длинный день. Между этими двумя городами нет никакого города, ни принадлежащего эллинам, ни союзного с эллинами. Там живут виѳинские фракийцы, которые, говорят, ужасно мучат тех эллинов, которые попадаются им вследствие кораблекрушения или по другим причинам.
(3) Гавань Калпа лежит по середине, если ехать из Гераклии в Византию. Это — выдающаяся в море местность, сторона которой, обращенная к морю, представляет обрывистую скалу, вышиной в самом низком месте, не менее 20 оргий. Перешеек, прилегающий к материку, имеет самую большую ширину — четыре плеѳра, но пространства внутри этого перешейка достаточно для помещения 10 000 жителей. (4) Гавань находится под этой скалой и обращена к западному берегу. Большой источник приятной воды течет тут же, у моря, в границах этой местности, и тут же, у моря, много всяких деревьев, особенно много хорошего корабельного леса. (5) Гора, что соприкасается с гаванью, простирается в материк приблизительно на 20 стадий; покрыта землею и не имеет камней, но приморская часть более чем на 20 стадий покрыта густым разнообразным и хвойным лесом. (6) Остальное пространство красиво и обширно, со многими людными деревнями.
Эта страна производит ячмень, пшеницу, разные овощи, просо, кунжут, достаточно винных ягод, много годного для вина винограду и проч., за исключением оливковых деревьев. Такова эта страна. (7) Эллины расположили свои палатки на морском берегу. Они не хотели стать лагерем, так сказать, на будущем городе, и порешили даже удалиться оттуда, опасаясь того замысла, по которому некоторые желали основать здесь город. (8) Действительно, большая часть солдат прибыла из–за моря для участия в этом походе, вовсе не до нужде житейской. Они слышали о высоких качествах Кира и потому некоторые привели с собой и других, а некоторые даже издержали собственные средства; иные бежали от отцов и матерей, иные же бросили и семейства, чтобы возвратиться к ним со средствами, так как слышали, что у Кира многие наслаждаются благополучием. Вот почему такие лица горели желанием возвратиться в Элладу.
(9) На второй день после собрания эллинов в одно войско, Ксенофонт приносил жертву относительно выступления, потому что нужно было отправиться за продовольствием, и кроме того он имел намерение похоронить убитых. Когда жертвы оказались благоприятны, то за ним последовали даже аркадяне, и большую часть убитых похоронили там, где они лежали, так как был у же пятый день, и их нельзя было тронуть. Остальных, лежавших по дороге, собрали и, по мере возможности, похоронили со всей торжественностью, а для тех, которые не отыскались, поставили большой кенотафий и покрыли венками. (10) Исполнив это, возвратились в лагерь. Затем поужинали и предались покою.
На следующий затем день было собрание всех солдат. Главным образом их собрал лохаг Агасия, стимфалиец, и Иероним, из Елей, тоже лохаг, и другие старшие начальники из аркадян. (11) Тогда постановили решение, чтобы, если кто напомнит о разделении войска, предавать его смертной казни; войско возвратить к тому же порядку, в каком оно находилось в прежнее время, и начальствовать прежним начальникам. Тут же умер в лихорадочном жару и Хирисоф, после принятия лекарства. Его место занял Неон, из Асины.
(12) Затем выступил Ксенофонт и сказал: «Воины, по всему видно, что нам нужно совершать путешествие пешком: кораблей нет; да и пора выступать, потому что нет продовольствия. И так принесем жертвы, а вам следует более чем когда либо приготовиться к сражению, так как неприятели снова собираются смело».
(13) Стратеги совершили жертвоприношения, а жрецом был Ариксион, аркадянин, потому что ампракиотянин Силан бежал из Гераклии на нанятом судне. Но относительно выступления жертвы не были благоприятны. (14) Таким образом эллины этот день не трогались. Некоторые осмелились утверждать, будто Ксенофонт, желая завести здесь колонию, нарочно сговорился с жрецом, чтобы тот объявил, будто жертвы неблагоприятны. (15) Вследствие этого Ксенофонт известил эллинов через глашатая, чтобы завтра всякий, кому угодно, присутствовал при жертвоприношении, и чтобы все те жрецы, которые есть (в лагере) заявили, что будут вместе с Ксенофонтом приносить жертвы. (На следующий день он) принес жертвы в присутствии многих. (16) Но хотя эллины относительно выступления спрашивали богов до трех раз, жертвы не были благоприятны. Тогда солдаты пали духом, тем более, что тех припасов, с которыми они сюда прибыли, уже не стало, а базара не было никакого.
(17) Когда вслед затем собрались солдаты, Ксенофонт говорил следующее: «Воины, вы видите, что относительно выступления жертвы опять неблагоприятны. Но я знаю, что вы нуждаетесь в продовольствии, а потому следовало бы, кажется, принести жертвы относительно этого последнего вопроса». (18) Кто–то выступил и сказал: «разумеется, жертвы не могут быть благоприятны, потому что, как я вчера слышал от проходившего здесь судна, сюда имеет прибыть Клеандр, византийский наместник». Вследствие этого все решили подождать (Клеандра). (19) Но все таки нужно было отправиться за продовольствием. С этой целью снова приносили жертвы до трех раз; но жертвы опять не были благоприятны. Тогда эллины начали ходить в палатку Ксенофонта и говорить, что у них нет продовольствия, но он отвечал, что, при неблагоприятных жертвах, не поведет войско.
(20) На следующий день снова происходило жертвоприношение, и так как всякий интересовался, то почти все войско толпилось около жертвоприношений. (21) Но на этот раз был недостаток в самих жертвенных животных. Стратеги не делали приказания относительно выступления; они только созвали солдат, при чем Ксенофонт сказал: «По всей вероятности, здесь собрались неприятели, и нам придется вступить в сражение. Если мы оставим обоз в местности укрепленной (самой природой), и отправимся готовыми к сражению, то быть может жертвы будут иметь благоприятные для нас указания». (22) Но на это все солдаты закричали, что ничего не надо переносить в укрепленную местность, и (требовали) сейчас же принести жертву. Но мелкого скота не было, так что принесли в жертву волов купленных, бывших в упряжи, при чем Ксенофонт предложил взяться за это дело аркадянину Клеанору, не будет ли при нем благоприятных указаний. Но и на этот раз жертвы не были благоприятны.
(23) Начальником отряда Хирисофа был Неон. Он видел крайнее положение солдат и желал сделать им угодное. Встретившись с одним человеком из Гераклии, который сообщил ему, что знает взблизи деревни, откуда можно будет достать продовольствия, Неон вызвал желающих отправиться за продовольствием под его предводительством. (24) Таким образом вышло около 2000 человек с вилами, сосудами на вино, мешками и другими принадлежностями. Но в то время, когда они были уже в деревнях и разошлись за добычей, прежде всего на них напала конница Фарнабаза, которая прибыла на помощь виѳинцам, чтобы в союзе с виѳинцами не допустить эллинов вторгнуться в Фригию. Этой конницей было убито не менее 500 эллинов·, остальные спаслись бегством на гору. (25) Один из бежавших дал знать об этом в лагерь. Так как в этот день жертвы не были благоприятны, то Ксенофонт приказал взять вола из телеги, — других животных не было, — и, заклавши его, поспешил на помощь. Выступили также все, кому было не более 30 лет. Они забрали оставшихся (от поражения) и возвратились в лагерь. (26) Уже было около заката солнца и эллины в большом малодушии приступили к ужину, как вдруг несколько виѳинцев из кустарников сделали нападение на передовую стражу, из которой одних убили, других преследовали до самого лагеря. Раздался крик и все побежали к оружию. (27) Но преследовать ночью и подниматься с лагеря, в местности заросшей, начальники нашли не безопасным, и потому провели ночь с оружием, но под охраною достаточного числа караульных.
Глава ІII
Укрепление лагеря и выступление за добычей. Поражение виѳинцев и Фарнабаза,
Так провели эту ночь. С наступлением утра стратеги повели войско в неприступную местность (в гавани). Солдаты следовали за ними, забрав оружие и обоз. Здесь они до обеда провели ров, при входе в эту местность, и обвели его частоколом; оставили только трое ворот. (Вскоре) прибыло судно из Гераклии, нагруженное ячменной мукой, скотом и вином. (2) Но еще утром Ксенофонт, как только встал, принес жертву о счастливом окончании похода. С первого же раза жертвы оказались благоприятными, а при окончании жертвоприношения сам жрец Ариксион, из Паррассии, увидел благознаменательного орла и сказал Ксенофонту отправляться. (3) Тогда перешли ров и поставили оружие, а глашатай объявил, после обеда выступить с оружием в руках, а обоз и рабов оставить здесь (в укреплении). (4) И так все пошли за исключением Неона: его признали за лучшее оставить здесь для присмотра за оставшимися в лагере. Но лохаги и солдаты (Неона) тоже бросили находившихся в лагере: им было стыдно не идти со всеми, так что они, от себя уже, оставили в лагере только тех, кому было более 45 лет. (5) Таким образом часть осталась, а прочие ушли. Но не прошли эллины и 15 стадий, как встретились с трупами. Тогда из фланга образовался задний отряд, который предал погребению первые попавшиеся трупы, захватываемые на расстоянии фланга. (6) Похоронив первых и продолжая идти, снова составляли отряд для остававшихся непогребенными, и таким образом предавали погребению всех тех убитых, которых захватывало войско. Когда же вышли на ту дорогу, где убитые лежали кучами, то здесь всех их снесли в одно место и тоже предали погребению.
(7) Уже был полдень, когда вывели войско за деревни и забирали продовольствие, какое встречали в пределах, занятых фалангой. Как вдруг заметили неприятелей, которые прямо переходили через холм, построившись тоже фалангой. У них много было конницы и пехоты, так как от Фарнабаза прибыли с войском Спиѳридат и Раѳин. (8) Увидевши эллинов, неприятель остановился на расстоянии около 15 стадий. Ариксион, жрец, тотчас заклал жертву, которая с первого же раза оказалась благоприятной. (9) Тогда Ксенофонт сказал: «Стратеги, я предлагаю назначить для фаланги запасные лохи, чтобы, в случае надобности, они готовы были явиться на помощь фаланге, и чтобы на разстроенного неприятеля напали солдаты, готовые к сражению и с свежими силами». Все согласились с этим. (10) «Но вы, продолжал Ксенофонт к стратегам, ведите войско (сейчас же) на неприятеля, чтобы нам не стоять, когда неприятель нас заметил и мы его. Я тотчас возвращусь, как только, согласно вашему решению, расставлю позади (запасные) лохи».
(11) После этого стратеги тихо повели войско, а Ксенофонт, отделив три последние строя, каждый в 200 человек, приказал — одному отряду следовать за правым крылом на расстоянии плеѳра, — начальником первого отряда был ахеянин Самола; второму указал идти по середине, — начальником был аркадянин Пиррия; третьему — за левым крылом, — над ним начальствовал аѳинянин Фрасия. (12) Продолжая идти, передовой отряд подошел к большому и труднопроходимому заросшему оврагу, и остановился в недоумении, переходить его или нет. Послали за стратегами и лохагами, чтобы они прибыли на переднюю линию. (13) Ксенофонт недоумевал, что могло бы задержать путь, и лишь только услышал призыв, немедленно поехал туда. Когда собрались стратеги, Софенет, старший между стратегами, сказал, (14) что при таком (непроходимом) овраге даже и совещаться нечего, переходить ли его. Но Ксенофонт прервал его следующими словами:
«Товарищи, вы знаете, что я никогда по доброй воле не подстрекал вас к опасностям, и теперь вижу, что вы, при вашей храбрости, нуждаетесь уже не в славе, но в том, чтобы остаться в живых. Но настоящее наше положение вот какого рода. (15) Нам отступить отсюда без боя невозможно; если мы не пойдем на неприятелей, то лишь только начнем отступать, они последуют за нами и сами сделают нападение. (16) Теперь сами рассудите, лучше ли обнажить оружие и идти на неприятеля, или же спрятать и видеть за собой неприятеля наступающим. (17) Знаете также, что отступление перед неприятелем никакому порядочному солдату не доставляет чести, тогда как движение вперед придает бодрости даже трусу.
«По крайней мере я предпочитаю с войском вдвое меньшим идти против неприятеля, чем с войском вдвое большим отступать. Но я думаю, что относительно этих неприятелей вы сами того мнения, что, при нашем нападении, они не устоят, точно также как всякий из нас уверен, что, (18) при нашем отступлении, они смело пойдут за нами. Не следует ли, после этого, готовясь к сражению, перейти этот овраг и сделать его для себя безопасным с тылу? Я же–лал бы, чтобы для неприятеля все места были свободны для отступления, но и мы, в этой местности, должны прийти к заключению, что без победы для нас нет спасения. (19) Но для меня то странно, что некоторые из нас могут считать овраг более опасным, чем ту местность, которую мы уже прошли, потому что можем ли мы (при возвратном пути) перейти самую равнину, если не победим этих всадников? и каким образом мы будем возвращаться через пройденные уже горы, если нас будет преследовать столько пелтастов? (20) Если же мы и достигнем благополучно моря, то не представляет ли Понт из себя еще большей равнины и при том такой, где нет ни судов для перевоза, ни хлеба для пропитания, сколько бы мы не ждали? Если же мы туда достигнем, то нам придется тотчас идти другой раз за продовольствием. (21) А если так, то не лучше ли сегодня сражаться пообедавши, чем завтра, ничего не евши? Солдаты, жертвы для нас благоприятны, полет птиц благознаменателен, и прочие жертвенные признаки превосходны; идем на врагов. Не следует им более, после этой встречи, ни спокойно ужинать, ни по желанию идти на отдых».
(22) Тогда лохаги предложили Ксенофонту вести их вперед, и никто не возражал. Ксенофонт выступил, объявив, чтобы лохи переходили в тех местах овраг, где каждый стоял. Он думал, что таким образом войско скорее переберется на ту сторону, чем проходя по частям через мост, находившийся в овраге. (23) После перехода Ксенофонт, объезжая фалангу, говорил: «Товарищи, вспомните, сколько вы одержали побед, выступая с помощью богов; (представьте себе) ту участь, которая ожидает бегущего от неприятеля и не забывайте, что мы уже находимся у дверей Эллады. (24) Следуйте за вождем Гераклом и ободряйте товарищ товарища. Это прекрасный случай, чтобы добрым словом или прекрасным поступком оставить по себе воспоминание у того, у кого нам хочется его оставить».
(25) Ксенофонт говорил это, объезжая фалангу и вместе указывая путь. Поставив по обеим сторонам пелтастов, пошли на неприятелей. Приказано было держать дротики у правого плеча до тех пор, пока трубой будет дан сигнал, тогда только опустить их для поражения неприятеля, и идти шагом, не бежать. Затем прошел по рядам пароль: Зевс спаситель, Геракл вождь.
(26) Между тем неприятель, полагаясь на местность, ожидал. Подойдя на близкое расстояние, эллинские пелтасты, прежде чем было приказано, с криком «алала» побежали на неприятеля. Неприятельские всадники и густая толпа виѳинцев бросились на пелтастов и опрокинули их. (27) Но когда начала подступать скорым шагом фаланга гоплитов, раздался звук трубы, и эллины запели пэан, и с криком «алала» пустили дротики, варвары не устояли и бежали. (28) Тимасион погнался за ними с всадниками, которые и убили столько неприятелей, сколько могли при своей малочисленности. Левое крыло неприятеля, против которого находились эллинские всадники, сейчас рассеялось; но правое, еще не испытавшее сильного натиска, строилось на холме. (29) Эллины, видя ожидающих неприятелей, нашли очень легким делом и совершенно безопасным идти против них. Запев пэан, они снова бросились. Но и эта часть не устояла. Тогда эллинские пелтасты начали преследовать правое крыло до тех пор, пока оно не рассеялось. Впрочем убитых неприятелей было мало, потому что многочисленная неприятельская конница внушала опасение. (30) Но тут же эллины заметили, что конница Фарнабаза начала строиться на другом холме и что к ней стекаются виѳинские всадники, и следят за дальнейшим ходом. Вследствие этого эллины, не смотря на усталость, решились всеми силами, как были, идти и против этих неприятелей, чтобы они не опомнились и не собрались с новыми силами. (31) Построившись, выступили; но неприятельские всадники сремглав бросились с этого холма, словно преследуемые конницей. Они скрылись в овраге, которого эллины не заметили, и затем прекратили преследование; да и поздно было. (32) Возвратившись на то место, где произошла первая стычка, эллины поставили трофей и прибыли к морю уже при закате солнца, потому что до лагеря было около 60 стадий.
Глава IV
Союз с жителями. Прибытие Клеандра. Бунт против Дексиппа и угрозы Клеандра. Речи Ксенофонта и Агасии и посольство депутатов к Клеандру.
После этого неприятели начали думать о своем положении и увозить свои семейства и имущество как можно дальше, а эллины ожидали Клеандра с триремами и другими судами для перевоза. Каждый день они безопасно отправлялись с вьючным скотом и с невольниками, и добывали пшеницу, ячмень, вино, овощи, просо, винные ягоды, потому что эта страна изобиловала всяким продовольствием, за исключением только оливкового дерева. (2) В то же время, когда армия останавливалась на отдых, дозволялось (небольшим отрядам) отправляться за добычей, каковую отправившиеся и доставали (обращая ее в свою пользу); но при выступлении всего войска, все, что доставал каждый в отдельности, считалось общественным. (3) Тогда наступило обилие во всем, потому что и из эллинских городов со всех сторон приходили припасы, и проезжавшие мимо суда охотно здесь останавливались, так как разнесся слух, что основывается город и есть пристань. (4) Неприятели, жившие вблизи, слыша, что Ксенофонт заселяет эту местность, с своей стороны присылали (послов) и спрашивали, чем могут достигнуть союза (с эллинами). Ксенофонт представлял их войску.
(5) Между тем прибыл Клеандр с двумя триремами, но грузового судна у него не было ни одного. Во время приезда Клеандра однажды войско было на стороне: некоторые пошли за добычей (в деревни), некоторые в горы, и набрали множество мелкого скота. Опасаясь, чтобы от них не отняли, они предложили Дексиппу, тому самому, который бежал из Трапезунта с 50-весельным судном, чтобы он взял скот под свою охрану, часть оставил для себя, остальное возвратил бы эллинам. (6) Дексипп взял, но разогнал смотревших за скотом солдат, которые говорили, что это общественная принадлежность, и, прибыв к Клеандру, заявил, будто солдаты намерены отнять (у него его добычу), и когда Клеандр приказал привести к нему грабителей, (7) то Дексипп схватил одного солдата и повел (к Клеандру). Но на дороге встретился Агасия и отнял солдата, потому что солдат был из лоха Агасии, а присутствовавшие при этом солдаты обзывали Дексиппа изменником и начали бросать в него камнями. Тогда прибывшие на триремах испугались и бежали к морю; Клеандр тоже решился бежать. (8) Ксенофонт и другие стратеги вмешались в это дело и сказали Клеандру, что это пустое, и что поводом ко всему этому послужило решение войска, но Клеандр, (9) отчасти по наущениям Дексиппа, отчасти от стыда за выказанную трусость, объявил, что уедет и объявит всем городам принимать эллинов не иначе, как врагов, — в это время лакедемонянам принадлежало владычество над всеми эллинами.
(10) Эллины увидели в этом сильную угрозу и просили Клеандра не делать этого. Но он объявил, что уступит только тогда, если ему выдадут того, кто начал бросать камни и кто отнял (веденного к нему солдата). А тот, кого требовал Клеандр, был Агасия, друг Ксенофонта с самого (11) начала похода, и за это–то и оклеветал его Дексипп. При таком затруднительном положении начальники собрали войско. (На собрании) некоторые не обращали особенного внимания на угрозы Клеандра, но Ксенофонт не мог считать это делом маловажным и сказал следующее:
(12) «Воины. Я не признаю делом маловажным, если Клеандр действительно уедет с таким мнением о нас, как он заявляет; потому что мы уже вблизи эллинских городов, а между тем владычество над Элладой принадлежит лакедемонянам. Всякий лакедемонянин может делать в любом городе, что ему угодно. (13) Если Клеандр прежде всего не пустит нас в Византию, а затем даст знать и прочим наместникам, чтобы нас не принимать в города, как неповинующихся лакедемонянам и нарушающих законы, если наконец такие слухи дойдут до начальника (лакедемонского) флота Анаксивия, то нам трудно будет и оставаться здесь и ехать: в настоящее время лакедемоняне властвуют и на суше и на море. (14) Поэтому нам не следует из–за одного или двух человек лишаться Эллады.
Мы должны сделать то, что они приказывают, так как и те города, откуда мы сами, тоже повинуются лакедемонянам.
(15) Я слышал, будто Дексипп сказал Клеандру, что Агасия не сделал бы этого, если бы я ему не приказал. Если так, я беру на себя вину вашу и Агасии, и если Агасия подтвердит, что я чем либо виновен, что я зачинщик в бросании камней или в другом насилии, я сам присуждаю себя к самому строгому наказанию, и подчинюсь таковому; (16) но заявляю, что если Клеандр находит и других виновных, то таковые должны отдаться на его суд. Только в таком случае вы будете свободны от обвинения. При нашем положении будет очень грустно, если нас, надеющихся встретить в Элладе славу и почет, вместо всего этого не будут считать наравне со всеми эллинами и не будут пускать в эллинские города».
(17) После этого выступил Агасия и сказал: «Товарищи, клянусь богами и богинями, ни Ксенофонт, ни кто другой из вас не внушал мне отнимать этого человека. Но я нашел возмутительным делом, когда увидел, что Дексипп, которого вы сами считаете изменником против вас, тащит честного солдата из моего лоха. Я и отнял, и признаюсь в этом. (18) Но вы не выдавайте меня: я сам, как предлагает Ксенофонт, отдамся на суд Клеандра; пусть он делает со мной, что хочет. Из–за этого вы не вступайте в войну с лакедемонянами и безопасно достигайте (Эллады), как кто желает. Выберите от себя людей и пошлите их со мной к Клеандру, чтобы они за меня говорили и делали, если я упущу что–либо».
(19) Войско предоставило ему выбрать, кого он хочет, чтобы шли с ним, и он выбрал стратегов. Тогда пошли к Клеандру Агасия, стратеги и тот солдат, которого отнял Агасия. Стратеги говорили так:
(20) «Клеандр. Нас прислало к тебе войско заявить, чтобы ты, если считаешь всех виновными, сам был судьею и поступил, как тебе угодно; если же считаешь виновным одного или двух или больше, то войско постановило, чтобы таковые сами явились на твой суд. Если ты обвиняешь кого–либо ив нас, мы перед тобой; если иного, назови: ни один не найдется, кто бы решился не повиноваться нам».
(21) После этого выступил Агасия и сказал: «Клеандр. Я тот, кто отнял этого человека, когда его вел Дескипп; я же приказал бить Дексиппа: потому что я знаю, что это (22) храбрый солдат, тогда как Дексипп, назначенный от войска начальником 50 весельного судна, которое мы заняли у трапезунтцев, чтобы доставать суда для нашего перевоза, бежал и оказался изменником пред теми самыми воинами, через которых остался жив. И вот мы не только лишили (23) трапезунтцев судна и впали у них в дурное мнение, но даже могли бы через этого человека погибнуть, потому что ему, так же как нам, известна была трудность возвращения пешком, перехода через реки и достижения Эллады. Вот от какого человека я отнял (моего солдата). (24) Но если бы это вел ты или кто–либо из твоих людей, не из тех, что от нас бежали, будь уверен, я бы ничего подобного не сделал. Знай, что если ты теперь решишься умертвить меня, то умертвишь честного человека за труса и негодяя».
(25) Выслушав это, Клеандр сказал, что он не одобряет Дексиппа, если только он это наделал, но «по моему мнению, говорил Клеандр, даже если бы Дексипп был самый отъявленный преступник, он не должен терпеть насилие, но должен получить наказание по суду, что вы сами теперь доказываете. (26) Теперь вы оставьте этого человека, и уходите, а когда я потребую, вы явитесь на суд. Я не обвиняю ни войско, ни кого бы то ни было, так как он сам сознается в отнятии».
(27) Тут отнятый сказал: «Клеандр, быть может ты думаешь, что меня привели потому, что я в чем–либо виновен, но я никого не бил и не бросал камней. Я только заявил, что это скот общественный, так как было решение войска, что если получается добыча отдельным лицом при выступлении войска, то все захваченное считается общественным. (28) Вот что я сказал. За это Дексипп схватил меня, чтобы никто ничего против него не говорил и чтобы вопреки решению, самому взять известную часть, а остальное раздать своим грабителям». Клеандр на это отвечал: «если ты тот человек, то останься, чтобы нам иметь совещание и о тебе».
(29) После этого Клеандр с своими товарищами пошел обедать, а Ксенофонт собрал солдат и советовал послать к Клеандру уполномоченных и испросить прощение этим двум лицам. (30) Тогда решили послать стратегов и лохагов вместе с спартанцем Драконтием и другими лицами, которые считались способными разными мерами упросить Клеандра отпустить этих эллинов. (31) Таким образом отправился Ксенофонт и сказал: «Клеандр, в твоей власти эти лица, и солдаты предоставили тебе поступить с ними и со всеми, как тебе угодно. Но они убедительно просят тебя возвратить им этих людей и не предавать смерти, так как оба они в прежнее время понесли много трудов для войска. (32) Достигнув этого, они обещают в благодарность доказать тебе, — если только тебе угодно быть их предводителем и если только боги будут милостивы, — насколько они любят порядок, насколько умеют повиноваться начальнику и, при божьей помощи, не бояться врагов. (33) Кроме того просят они еще, чтобы ты, когда возвратишься и станешь их начальником, хорошо изведал как Дексиппа, так и каждого, кто каков, и каждому воздал по заслугам». (34) Выслушав его, Клеандр сказал: «Клянусь Диоскурами, я вам дам ответ немедля, а теперь выдаю вам обоих и сам буду у вас. Если боги, дозволят, я поведу вас в Элладу. Ваши слова совершенно противоречат тому, что я слышал о некоторых из вас, будто именно вы подстрекаете войско к отпадению от лакедемонян».
(35) Вслед за тем уполномоченные удалились с обоими лицами и восхваляли Клеандра, а Клеандр начал приносить жертвы относительно путешествия. Он дружески обошелся с Ксенофонтом и заключил с ним союз гостеприимства. После этого он заметил, что эллины в точности исполняют приказания, и еще более желал быть их начальником. (36) Но его трехдневные жертвоприношения не давали благоприятных указаний, и он, созвав стратегов, сказал: «Жертвы не благоволят, чтобы я вел вас. Но вы от этого не падайте духом: как кажется, вам самим определено вывести ваших солдат (отсюда); так отправляйтесь; и как только прибудете туда (в Византию), мы встретим вас на сколько можно лучше».
(37) Тогда солдаты постановили выдать Клеандру часть общественного скота. Он принял, но после возвратил. (Скоро после этого) он уехал, а солдаты, поделившись тем хлебом, который у них был навезен, и прочим, что было набрано (у неприятеля), отправились через землю виѳинцев. (38) Но так как, идя по прямому пути, они не встретили ни- какой добычи, чтобы было с чем вступить в дружественную страну, то решились возвратиться назад и пройти еще одни сутки. Сделав это, они набрали много рабов и скота, и на шестой день прибыли в Халкидонию, в Хрисополь. Здесь пробыли 7 дней[1] и занялись продажей захваченной добычи.
От Хрисополя до Пергама.
Глава I
Анаксивий. Предложения Севѳа. Прибытие в Византию. Совет Клеандра. Удаление эллинов из Византия. Бунт. Речь Ксенофонта и посольство к Анаксивию. Керидат. Выезд Ксенофонта. Удаление Керидата.
В предыдущих книгах изложено, что совершили эллины во время похода с Киром до места сражения; что совершили в пути, после смерти Кира, пока прибыли в Понт, и, наконец, что совершили, удаляясь из Понта, когда шли пешком и ехали на кораблях до прибытия за устье Понта в азиатский Хрисополь.
(2) В это время Фарнабаз, опасаясь, чтобы войско не сделало нападения на его страну, послал послов к начальнику (лакедемонского) флота Анаксивию, который в это время был в Византии, и просил его переправить эллинское войско из Азии, обещая с своей стороны сделать все, что от него потребуется. (3) Анаксивий призвал в Византию стратегов и лохагов и обещал выдать плату солдатам, если только эллины переедут. (4) Они сказали, что дадут ответ после совещания с войском, а Ксенофонт заявил, что намерен оставить войско и желал бы уехать. Но Анаксивий предложил ему оставить войско только после переезда со всеми эллинами. Ксенофонт обещал исполнить.
(5) В тоже время Севѳ, ѳракиец, прислал к Ксенофонту Мидосада с предложением, чтобы Ксенофонт содействовал переезду войска, уверяя, что он не будет раскаиваться за свое содействие. (6) Ксенофонт отвечал: «Войско во всяком случае переправится; следовательно Севѳу не надо платить ни мне, ни кому бы то ни было. Когда же оно переедет и я удалюсь от войска, тогда с теми начальниками, которые остаются и имеют известное влияние, он может вступить в такие сношения, какие признает наиболее надежными».
(7) Таким образом все переправились в Византию[1]. Но Анаксивий не только не выдал платы, но под предлогом, что хочет отправить их и сделать счет, приказал всем забрать оружие и обоз и выйти из города. Солдаты пришли в негодование, потому что у них не было денег, чтобы запастись продовольствием на дорогу, и медленно собирались. (8) Между тем Ксенофонт, который сделался гостем наместника Клеандра, пришел к последнему проститься, потому что собирался уехать домой. «Не делай этого, сказал ему Клеандр, иначе на тебя падет обвинение, тем более что и теперь уже тебя обвиняют в том, что войско медленно выступает из города». (9) — «В этом не я виновен, отвечал Ксенофонт, но сами солдаты: им нужно продовольствие и потому они не хотят выходить», — (10) «Все таки, говорил Клеандр, я советую тебе так оставлять (город), как будто ты сам будешь идти (вместе с войском), и только тогда уехать, когда войско будет вне города». — «Так пойдем к Анаксивию, отвечал Ксенофонт, и поговорим об этом».
(11) Отправились и рассказали. Анаксивий отвечал, чтобы Ксенофонт так и сделал, но чтобы солдаты как можно скорее убрались; сказал объявить также, что если кого не будет на смотру и на перекличке, тот сам будет за себя отвечать. (12) Вследствие этого сперва вышли из города стратеги, а за ними остальные. Когда уже все были за городом, за исключением лишь немногих, и Етеоник стоял у городских ворот, чтобы, как только все солдаты выйдут из города, запереть ворота и задвинуть засов, (13) Анаксивий созвал стратегов и лохагов и сказал вот что: «Теперь доставайте продовольствие из ѳракийских деревень; там есть много ячменя, пшеницы и прочих припасов; а когда наберете, отправляйтесь в Херсонес; там вам выдаст плату Киниск». (14) Кто–то передал это солдатам, — быть может солдаты подслушали, а быть может кто из лохагов сообщил им об этом. Тут стратеги стали собирать сведения о Севѳе, враждебных ли он намерений или дружественных, а также идти ли им через священную гору или кругом, через Ѳракию. (15) Но пока они рассуждали об этом, солдаты схватили оружие и бегом направились к воротам, чтобы опять войти внутрь городской стены, а Етеоник с своими подчиненными как только заметил, (16) что бегут гоплиты, запер ворота и задвинул засов. Солдаты стали стучать в ворота, и заявили, что с ними поступают крайне несправедливо, выгнав их к неприятелям, и грозили разломать ворота, если им не откроют добровольно. (17) Некоторые побежали к морю и через откос городской стены перелезли в город, а некоторые, остававшиеся еще в городе, как только увидели, что делается у ворот, топорами разрубили засовы и раскрыли двери, и солдаты ворвались в город.
(18) Ксенофонт, увидевши это и опасаясь, чтобы не вышло ужасной беды как для города, так для него самого и для солдат, побежал к солдатам и вместе с толпой вступил за ворота. (19) Между тем византийцы, заметив, что войско силою ворвалось в город, бежали из рынка, некоторые на суда, некоторые в дома, а те, которые оставались дома бежали из домов; иные спускали триремы, чтобы спастись на них; и все считали себя погибшими, потому что думали, что город взят. (20) Етеоник скрылся на башню, а Анаксивий бежал к морю, и на рыбачьей лодке, кругом города, направился в крепость и послал в Халкидон за гарнизоном, потому что солдат, находившихся в крепости, по его мнению, было недостаточно для отпора эллинов. (21) А солдаты, увидевши Ксенофонта, обступили его толпой и говорили: «Теперь, Ксенофонт, ты можешь достигнуть могущества. В твоих руках город, в твоих руках триремы, в твоих руках деньги, в твоих руках столько народа. Теперь, если захочешь, можешь нам принести пользу, а мы сделаем тебя великим». Ксенофонт, желая успокоить их, отвечал: (22) «Ваши предложения очень хороши, и я так и сделаю. Но если вы именно этого желаете, то немедленно положите оружие». Ксенофонт сам внушил это солдатам и просил других стратегов внушить солдатам положить оружие. (23) Солдаты (положили) начали строиться, и в непродолжительном времени гоплиты уже стояли по 8 человек в глубину, а пелтасты побежали на фланги. (24) Так называемая «ѳракийская площадь», как ровная и без строений, наиболее соответствует, чтобы (здесь) строилось (войско). Когда оружие было положено и солдаты успокоились, Ксенофонт созвал войско и сказал:
(25) «Воины. Я не удивляюсь тому, что вы пришли в негодование и что вы от обмана ожидаете для себя больших бедствий. Но вы подумайте, что выйдет из того, если мы, следуя влечению страстей, накажем лакедемонян за обман и разграбим ни в чем неповинный город. (26) Мы будем обявлены врагами лакедемонян и их союзников, а какова будет эта вражда, об этой можно заключить, приняв во внимание и живо представив то, что произошло недавно. (27) Мы (аѳиняне) вступили в войну с лакедемонянами и их союзниками тогда, когда у нас было, частью на море, частью на верфях, не менее 300 триер. У нас было в крепости множество денег, и ежегодных доходов из самой страны и из стран за пределами (Аттики) не менее 1000 талантов. Мы правили всеми островами, владели многими городами как в Азии, так в Европе, и этой самой Византией, где мы теперь находимся; и все вы знаете, какие мы одерживали победы. (28) Что же нас ждет теперь, когда лакедемоняне не только располагают прежними союзниками, но к ним присоединились аѳиняне и бывшие союзники последних; когда Тиссаферн и все, живущие по морю, варвары — наши враги, а величайший враг сам дар персов, на которого мы пошли, чтобы отнять от него власть и даже, если удастся, убить? Найдется ли такой безумец, который, при всем этом вместе взятом, может думать, что за нами останется победа? (29) Во имя богов, не будем безумны и не допустим для себя позорной гибели, сделавшись врагами наших отечественных городов и наших друзей и родных. Все они живут в тех городах, которые должны будут пойти против нас войной. И они будут правы, потому что нигде мы не решились завладеть варварским городом, даже одерживая победы, а теперь, прибыв в первый эллинский город, готовы его разграбить. (30) Пусть я провалюсь на 10 000 оргий под землю, чем мне видеть эти последствия. Мой совет — чтобы вы, как эллины, стремились к достижению справедливости покорностью правителям эллинов. Если же нельзя, то и при обидах не должно лишать себя Эллады. (31) А теперь, по моему мнению, следует послать послов к Анаксивию и сказать: «мы вступили в город решительно не с целью насилия, но с желанием получить от вас, по мере возможности, известные услуги, а если это невозможно, то доказать, что мы удаляемся отсюда, следуя не вашему обману, но своей покорности».
(32) С этим согласились и послали сказать это Иеронима елейца, аркадянина Евримаха и Филесия, ахейца. Они и отправились.
(33) Но в то время, когда солдаты оставались еще (на площади), прибыл ѳивянин Керидат, который странствовал повсюду, не потому, чтобы был изгнан из Эллады, а потому, что искал начальствования над войсками, и, если какой город или народ нуждался в стратеге, он предлагал свои услуги. Когда он подошел и сказал, что готов вести эллинов в так называемую «Ѳракийскую Дельту», где они достанут много добычи, а до времени прибытия (в Дельту) обещал в изобилии доставлять пищу и напитки. (34) Солдаты выслушали его слова вместе с ответом от Анаксивия, — последний отвечал, что эллины не будут раскаиваться за свою покорность, что он об этом сообщит в Лакедемон правительству и сам постарается о возможной для них помощи, согласились на то, чтобы Керидат был их (35) стратегом, и вышли за городскую стену. Кроме того Керидат дал обещание прибыть на следующий день с жертвенными животными, со жрецом и с пищей и напитками для войска.
(36) Но как только эллины вышли из города, Анаксивий приказал запереть ворота и объявить: если кто из солдат будет захвачен в городе, будет продан в рабство.
(37) На следующий день прибыл Керидат с жертвами и с жрецом. Двадцать человек несли за ним муку, другие двадцать вино, трое несли оливковое масло, один тащил мешок чесноку, какой только мог поднять, и еще один шел с мешком луку. Сложив все это для раздачи солдатам, он начал жертвоприношение.
(38) Между тем Ксенофонт послал за Клеандром и просил его выхлопотать ему разрешение войти в город и выехать из Византии. Клеандр прибыл и сказал: (39) «Я достиг этого с большими затруднениями, потому что, по словам Анаксивия, очень неудобно дозволять, чтобы солдаты находились близко городской стены, а ты, Ксенофонт, внутри её; тем более, что византийцы разделены на партии, которые питают злобные намерения одна против другой. Впрочем, продолжал Клеандр, он позволил тебе войти (в город), (40) если только ты согласен ехать вместе с ним». Ксенофонт простился с солдатами и с Клеандром вошел в город.
Между тем в первый день жертвы не были благоприятны для Керидата. На другой день около жертвенника стояли уже жертвенные животные и сам Керидат с венком на голове для жертвоприношения. Но в это время подошел Тимасион дарданец, Неон асинеец, и Клеанор из Орхомена. Они сказали Керидату, чтобы он не приносил жертв, так как он до тех пор не будет предводителем войска, пока не доставит продовольствия. (41) Керидат сказал разделить (между солдатами то, что принес); но так как для многих не хватало даже для продовольствия солдата на один день, то он и удалился с своими жертвенными животными и отказался от начальствования.
Глава II
Распадение войска и возвращение Ксенофонта. Посольство от Севѳа. Аристарх. Прибытие Ксенофонта к Севѳу и заключение союза.
При войске оставались стратеги: Неон, из Ассины, ахейцы: Фриниск, Фелесий, Ксанѳикл и Тимасион, из Дардана. Они направились во ѳракийские, деревни, лежавшие под Византией, и там стали лагерем. (2) Но эти стратеги не были одинакового образа мыслей. Клеанор и Фриникс желали перейти к Севѳу, потому что он склонил их на свою сторону, подарив одному лошадь, другому девушку, Неон желал идти в Херсонес (ѳракийский) в том предположении, что если эллины будут во владениях лакедемонских, то он может достигнуть начальствования над всеми войсками, а Тимасион настаивал, чтобы отправиться обратно, на ту сторону (пролива) в Азию, потому что таким образом надеялся вступить в свою родину. (3) Солдаты были тех же мыслей. Но так как время проходило даром, то многие солдаты распродали свое оружие тут же в стране и частью уехали, кто куда мог, частью рассеялись по городам. (4) Анаксивию приятно было слышать, что войско распадается; этим он надеялся доставить большое удовольствие Фарнабазу.
(5) Но, выехав из Византии к Фарнабазу, Анаксивий встретился в Кизике с Аристархом, новым наместником Византии, назначенным на место Клеандра. Говорили также, что и начальник флота назначен другой, Пол, но что он еще не прибыл в Геллеспонт. Тогда Анаксивий предписал Аристарху, чтобы он всех тех солдат из войска Кира, которых застанет оставшимися в Византии, (6) продал в рабство, — между тем как Клеандр не только никого не продал, но даже сострадательно относился к больным и заставил (жителей) принять их в свои дома, — (7) и Аристарх тотчас, как только прибыл, продал не менее 400 человек. Между тем Анаксивий пристал к Парии и послал к Фарнабазу за выполнением условий. Но Фарнабаз, узнавши, что в Византию прибыл (новый) начальник, Аристарх, и что сам Анаксивий более не начальник флота, и знать не захотел Анаксивия и уже с Аристархом вступил в те же соглашения по поводу войска Кира, в каких (прежде был) с Анаксивием.
(8) Вследствие этого Анаксивий пригласил Ксенофонта и советовал ему употребить все средства, чтобы как можно скорее ехать к войску и удержать его; собрать, сколько можно, рассеявшихся солдат, вести их к Перинѳу и немедленно переправить в Азию. Он дал Ксенофонту тридцати–весельное судно и письмо, и с ним послал одного человека, чтобы приказал перинѳянам немедленно доставить Ксенофонта на лошадях к войску. Ксенофонт выехал и прибыл к войску. (9) Солдаты с радостью приняли его и тотчас последовали за ним с полной охотой, чтобы переправиться из Ѳракии в Азию.
(10) Между тем Севѳ, узнав, что Ксенофонт возвратился, послал к нему, на берег моря, Мидосада с просьбою привести войско к Севѳу, обещая все, чем только надеялся склонить Ксенофонта. Последний отвечал, что это положительно невозможно. С этими словами Мидосад удалился. (11) Когда эллины прибыли в Перинѳ, Неон отделился и с 800 человек стал лагерем отдельно. Остальное войско все вместе стало под стенами Перинѳа.
(12) Здесь Ксенофонт начал хлопотать о судах, чтобы как можно скорее переправиться в Азию. В это время, по наущению Фарнабаза, прибыл с двумя триремами новый византийский наместник Аристарх и запретил судохозяевам перевозить солдат, а прибывши в лагерь, запретил солдатам переправляться в Азию. (13) На это Ксенофонт заметил: «Этого требует Анаксивий и меня прислал сюда по этому делу». — « Анаксивий более не начальник флота, отвечал Аристарх, а я здесь наместник. Если я кого–либо из вас застану в море, велю потопить». С этими словами Аристарх удалился в город.
(14) На следующий день он пригласил стратегов и лохагов. Но в то самое время, когда они были уже у самой крепости, один человек предупредил Ксенофонта, что, если он вступит внутрь, его схватят и затем он или здесь подвергнется известной участи или же его выдадут Фарнабазу. Слыша это, Ксенофонт послал прочих начальников вперед, а сам сказал, что ему нужно еще принести жертву. (15) Возвратившись домой, он принес жертву, дозволяют ли ему боги идти с войском к Севѳу, потому что видел опасность переправы, когда желающий воспрепятствовать этому располагает триремами; с другой стороны, он не желал идти в Херсонес, чтобы там быть запертым и оставаться в крайней нужде во всем; там же пришлось бы повиноваться наместнику (Киниску) и войско наверное не имело бы никакого продовольствия.
(16) Этим был занят Ксенофонт, а стратеги и лохаги, возвратившись от Аристарха, объявили, что Аристарх сказал им возвратиться и прийти вечером. Отсюда еще более стало ясно, что это была измена, (17) а Ксенофонт, когда нашел, что жертвы дают указания смело отправляться с войсками к Севѳу, взял лохага, аѳинянина Поликрата, а от каждого стратега, за исключением Неона, по доверенному лицу, и ночью отправился в лагерь Севѳа (находившийся на расстоянии) 60 стадий.
(18) Приблизившись к лагерю, Ксенофонт и его спутники нашли одни костры без караульных. Сперва они подумали, что Севѳ перешел в другое место, но услышав шум и сигналы, передававшиеся солдатами Севѳа, догадались, что Севѳ для того приказывает раскладывать костры впереди, подальше от караульных, чтобы в темноте нельзя было заметить последних, где они и откуда идут; тогда как подходящий не скроется и его видно через свет. (19) Придя к такому заключению, Ксенофонт послал бывшего при нем переводчика и сказал объявить Севѳу, что прибыл Ксенофонт и желает повидаться. (20) Караульные спросили, не (Ксенофонт ли это) аѳинянин, который находится при (эллинском) войске. Когда переводчик отвечал, что это он самый, караульные вскочили (на лошадей) и поехали (к Севѳу), и спустя немного времени прибыло около 200 пелтастов, которые повели Ксенофонта и его спутников в Севѳу. (21) Последний находился в башне, окруженный сильной стражей, а кругом башни стояли взнузданные лошади, потому что, во избежание опасности, Севѳ кормил лошадей днем, а ночью его охраняли (всадники с взнузданными лошадьми). (22) Говорят, некогда жители этой страны истребили много людей и даже лишили всего обоза предместника Севѳа, Тира. Это были ѳины, более всех народов известные своею воинственностью в ночное время.
(23) Когда приблизился Ксенофонт со своими спутниками, Севѳ сказал ему войти с двумя человеками, по собственному выбору, и когда последние вошли внутрь (башни), те и другие приветствовали друг друга и, по ѳракийскому обычаю, пили сперва вино из рогов. При Севѳе находился и Мидосад, который постоянно служил у него послом. (24) Затем Ксенофонт начал такую речь:
«Севѳ, ты присылал ко мне Мидосада еще в Халкидон и просил содействовать в переезде войск из Азии, с обещанием оказать мне с своей стороны услуги, если я это устрою. Так говорил мне Мидосад. Верно?» (25) спросил Ксенофонт Мидосада. Последний подтвердил. «Затем, когда я возвратился из Парии к войску, Мидосад явился ко мне вторично с обещанием, что если я приведу к тебе войска, то вступлю с тобой в дружеские и братские отношения вообще, и кроме того ко мне перейдут подвластные тебе приморские владения». (26) При этом Ксенофонт вторично спросил Мидосада, верно ли это. Мидосад опять подтвердил. («Так расскажи теперь в присутствии Севѳа, говорил Ксенофонт, (обращаясь к Мидосаду) сперва то, что я отвечал тебе в Халкидоне». — (27) «Ты отвечал, сказал Мидосад, что войско должно перейти в Византию и что за это не надо платить ни тебе, ни кому бы то ни было; кроме того ты говорил, что после переезда войск уедешь. (28) Так и случилось, как ты говорил». — «А что я говорил, спрашивал Ксенофонт, когда ты прибыл в Силиврию?» — «Ты говорил, что это невозможно, потому что эллины пошли в Перинѳ и переезжают в Азию». — (29) «Теперь, говорил Ксенофонт, я прибыл с Фриниском, одним из стратегов, и Поликратом, лохагом; а во дворе стоят вполне доверенные лица от каждого стратега, за исключением лакедемонянина Неона. (30) Если тебе угодно, чтобы это дело было еще более прочным, то пригласи и остальных. Сходи за ними, Поликрат, скажи, что я приказываю им оставить оружие, и сам приходи, и тоже оставь свой меч».
(31) Выслушав это, Севѳ сказал, что он всегда верит аѳинянам, потому что ему известны их родственные связи (с домом Севѳа) и что он считает их преданными друзьями.
Когда вслед затем вошли уполномоченные лица, Ксенофонт прежде всего спросил Севѳа, для каких он целей желает воспользоваться эллинским войском. Севѳ отвечал: «Отец мой был Месад. Владения его составляли меландиты, ѳины и транипсы. (32) Когда настали смуты в государстве одрисов, мой отец был изгнан из страны, заболел и умер, а я остался сиротой и воспитывался у нынешнего царя (одрисов) Мидока. (33) Но когда я достиг совершеннолетия, я не мог жить таким образом, чтобы смотреть на чужой хлеб. Однажды, сидя за одним столом (с Мидоком), я умолял его дать мне людей, сколько он в состоянии дать, чтобы я мог, на сколько это удастся, отомстить изгнавшим меня и моих родных и существовать так, чтобы не смотреть на чужой хлеб. (34) Тогда он дал мне тех людей и тех коней, которых вы увидите с наступлением утра. Располагая ими, я существую тем, что опустошаю мою наследственную страну. Но если вы присоединитесь ко мне, то с помощью богов, я надеюсь успешно возвратить свою область. Вот чего мне от вас надобно».
(35) — Скажи же, отвечал Ксенофонт, что ты можешь выдать солдатам, лохагам и стратегам, чтобы они объявили (войску). (36) — Севѳ обещал (выдавать ежемесячно) солдатам по кизикскому (статиру), лохагам вдвое больше, стратегам вчетверо, и кроме того земли, сколько угодно, волов и укрепленные места при море.
(37) — Но, возразил Ксенофонт, в случае мы, при всем старании, не успеем, и нам будет что либо угрожать со стороны лакедемонян, примешь ли ты в свою страну тех, которые пожелают удалиться к тебе? — (38) Я приму их, как братьев, отвечал Севѳ, как сотрапезников и участников всего, что нам удастся приобрести. А за тебя Ксенофонт, я выдам свою дочь; если же и у тебя есть дочь, то я, по ѳракийскому обычаю, внесу тебе за нее выкуп, и дам тебе для поселения самый лучший из моих приморских городов — Висанѳу.
Глава III
Переговоры с солдатами и поступление на службу к Севѳу. Ужин у Севѳа. Совещание и выступление за добычей.
Выслушав это, эллины дали Севѳу правую руку и сами получили, и уехали. До рассвета прибыли в лагерь, и каждый из них рассказал об этом тем, которые его посылали. (2) Когда наступил день, Аристарх вторично позвал стратегов и лохагов, но они решили не идти и собрали войско. Собрались все, кроме Неона, который стоял отдельно на, расстоянии 10 стадий. (3) Когда солдаты собрались, Ксенофонт выступил и сказал: «Товарищи, Аристарх не дозволяет нам ехать туда, куда мы желаем; и держит наготове триремы, вследствие чего опасно садиться на суда.
Он требует, чтобы вы шли с оружием в руках в Херсонес через священную гору; и если мы будем в силах прибыть туда, он обещает не продавать вас, как в Византии, и не обманывать, а выдать плату и не допустить, чтобы вы, подобно нынешнему, нуждались в продовольствии. (4) Так говорит Аристарх. Севѳ говорит, что облагодетельствует вас, если вы к нему перейдете. Так вы сперва подумайте, совещаться ли об этом здесь и с этою целью остаться, или же там, где мы достанем продовольствия. (5) Мне кажется, что так как у нас здесь и денег нет, чтобы накупить продовольствия, а без денег забирать продовольствие не дозволяют, то лучше отправиться в такие деревни, где бессильные жители дозволят нам набрать запасов, и там уже, располагая продовольствием, выслушать, кто и что предлагает, и тогда выбрать, что найдете наилучшим. Кто согласен с этим, пусть протянет руку». (6) Все протянули. «Теперь, говорил Ксенофонт, расходитесь и укладывайтесь, а когда будет объявлено, следуйте за передовым отрядом».
(7) После этого Ксенофонт шел впереди, а солдаты следовали за ним. Неон и присланные от Аристарха склоняли солдат вернуться, но они не послушались. Когда прошли стадий 30, на встречу к ним вышел Севѳ. Увидевши его, Ксенофонт просил его подъехать ближе, чтобы во время их переговоров могло слышать возможно большее число предложения Севѳа. (8) Когда Севѳ подъехал, Ксенофонт сказал: «Мы идем туда, откуда войско может достать пропитание, и там, выслушав тебя и послов лакедемонца, изберем что признаем за лучшее. Если же ты поведешь нас туда, где особенно много продовольствия, то мы будем считать себя обязанными твоему гостеприимству».
(9) Севѳ отвечал: Я знаю много вместе лежащих деревень, богатых всякими запасами, находящихся от нас на таком расстоянии, сколько вам нужно пройти для приятного обеда. — Так веди нас, сказал Ксенофонт.
(10) Когда эллины под вечер прибыли в эти деревни, Севѳ сказал: «Эллины, я прошу вас участвовать в моих военных действиях и обещаю выдать солдатам по кизикскому (статиру) в месяц, а лохагам и стратегам соразмерную с этим плату. Но кроме этого я буду награждать тех, которые будут заслуживать. Пищу и напитки вы будете получать из страны, как теперь, но то, что вы захватите в плен, я буду считать себя в праве удерживать, чтобы все это продавать и вручать вам плату. (11) Затем мы сами умеем преследовать и отыскивать неприятеля, бегущего и укрывающегося, а с вашей помощью постараемся и победить». Ксенофонт спросил его: (12) Как же велико то расстояние от моря, на котором будут следовать за тобой наши войска? — Ни в каком случае не дальше 7 дней пути: большею частью меньше, отвечал Севѳ.
(13) После этого предоставлено было говорить желающим. Большая часть заявляла, что предложения Севѳа заслуживают полного одобрения, что теперь, зимой, желающему ехать домой нет возможности, а оставаться в дружественной стране тоже невозможно, если только придется добывать пропитание за деньги, и что, в виду стольких удобств, гораздо безопаснее остаться (здесь) и доставать продовольствие с Севѳом, чем самим; если же они сверх того получат еще плату, то это нужно считать чистой находкой. (14) Ксенофонт сказал: «Если кто не согласен с этим, пусть заявляет, в противном случае будем собирать голоса». Но так как никто не возражал, то Ксенофонт начал собирать голоса, и это было принято; и затем Ксенофонт объявил Севѳу, что они принимают участие в его походах.
(15) Вслед за тем солдаты стали станом по отрядам, а стратегов и лохагов Севѳ пригласил на обед в ту деревню, которую занимал. (16) Когда они были уже в палатке Севѳа и готовились приступить к ужину, к ним вышел Гераклид, из Маронеи, который подходил к каждому, кого только считал в состоянии дать подарок Севѳу. Он сперва подошел к гражданам Парии, которые прибыли заключить союз с одрисским царем Мидоком и везли ему и его жене подарки. Гераклид говорил им, что Мидок находится далеко, на расстоянии 12 дней пути от моря, тогда как Севѳ, располагая такими войсками, будет правителем приморских стран. (17) «Это будет такой сосед, говорил Гераклид, который будет силен делать вам добро и зло. Поэтому, если вы хотите поступить разумно, отдайте ему то, что везете, и это послужит вам в большую пользу, чем если вы отдадите Мидоку, живущему так далеко». И убедил их таким образом.
(18) Затем, подойдя к дарданцу Тимасиону, о котором слышал, что у него есть персидские кубки и ковры, Гераклид сказал, что у них принято, чтобы приглашенные Севѳом к ужину, давали ему подарки. «Если Севѳ достигнет здесь могущества, говорил Гераклид, он будет в состоянии и отправить тебя домой и здесь обогатить». Таким образом он подходил к каждому и каждого подбивал к щедрости.
(19) Подойдя к Ксенофонту, он сказал: «Ты и из города великого, и имя твое имеет наиболее значения у Севѳа. Быть может, ты пожелаешь в этой же стране иметь укрепленные города и поместья, подобно тому как многие из ваших уже получили. Поэтому справедливо было бы, чтобы ты оказал свое почтение Севѳу великолепнейшими подарками. (20) Это я советую тебе из преданности, потому что хорошо знаю, что чем более ты одаришь его сравнительно с ними, тем более испытаешь от него благодеяний». Слушая это, Ксенофонт был в большом затруднении, так как он прибыл из Парии всего с одним прислужником и (с количеством денег, достаточным) только на дорогу.
(21) Когда прибыли к ужину знатнейшие из окружавших Севѳа ѳракийцев, эллинские стратеги, лохаги и посольства от городов, все уселись кругом и начался ужин. Для всех принесены были столики с тремя ножками с наваленными кучами мяса и с привязанными большими кислыми хлебами. Кушанья ставились предпочтительно перед иностранцами, потому что так было принято. (22) Прежде всего Севѳ делал вот что. Он брал лежавшие перед ним хлебы, ломал на мелкие куски и клал перед тем, кому желал оказать внимание; точно также и мясо. Для себя оставлял только попробовать. (23) Прочие гости, пред которыми стояли кушанья, поступали таким же образом. Но один аркадянин, по имени Ариста, известный обжора, вовсе не думал обделять (других). Взяв в руку хлеб почти в три хиника и наклавши мяса на колени, он начал есть. Между тем ужишавшим подносили рога вина, и все брали. (24) Но когда чашник поднес рог Аристе, последний, взглянув на Ксенофонта, который ничего не ел, сказал: «поднеси ему; он ничего не делает, а я занят». (25) Услышавши голос (Аристы), Севѳ спросил чашника, что он сказал. Чашник ответил, — потому что знал по эллински. И последовал всеобщий смех.
(26) Когда они продолжали пить, явился какой–то ѳракиец, приехавший на белом коне. Взяв рог, наполненный вином, он сказал: «пью за твое здоровье, Севѳ, и дарю тебе этого коня, чтобы ты, пустившись на нем в погоню, догнал, кого нужно, а убегая, был в безопасности от
врага». (27) Один привел мальчика и при тосте подарил его, другой платье для жены. Тимасион, когда пил за здоровье, подарил серебрянный кубок и ковер, стоивший 10 мин; (28) а один аѳинянин, Гнесипп, поднявшись, сказал, что по старинному, прекрасному обычаю имеющие подарки дают их царю в знак своего уважения, а неимеющим царь сам дает. «Это только я могу подарить тебе, говорил Гнесипп, и выразить мое уважение».
(29) Ксенофонт оставался в затруднении, как ему поступить, между тем он, как почетный гость, сидел на ближайшей к Севѳу скамейке. Когда Гераклид сказал чашнику поднести рог Ксенофонту, то Ксенофонт, который тогда достаточно уже выпил вина, встал, и, смело принявши рог, сказал: (30) «Севѳ, я отдаю тебе себя и преданность этих моих друзей, притом таких, которые сами желают этого и еще более меня желают пользоваться твоей дружбой. (31) Они теперь у тебя, ничего не требуют и желают по доброй воле идти ради тебя на труды и опасности. Если только богам угодно будет, ты с ними и отцовские обширные впадения получишь, и новые приобретешь; с ними ты будешь иметь много лошадей, много рабов и женщин. (32) Все это достанется тебе не путем грабежа, но эти друзья сами к тебе придут и представят тебе эти дары». Севѳ встал, выпил с Ксенофонтом вино и вылил (остальное). Затем вошли (новые лица), которые играли на рогах, какими подают сигналы, и трубили в кожаные трубы в такт, как на магаде. (33) Тогда Севѳ поднялся, крикнул военный клич и быстро помчался, как будто бежал от стрелы. Явились также шуты.
(34) Когда солнце клонилось к закату, эллины встали и сказали, что пора поставить караулы и назначить пароль. Они просили Севѳа объявить, чтобы ночью ни один ѳракиец не подходил к эллинскому лагерю, «потому что (говорили эллины) ѳракийцы наши враги, вы же, наши союзники, тоже ѳракийцы». (35) Когда эллины стали уходить, Севѳ тоже поднялся, но нисколько не был похож на человека опьяневшего. Он снова созвал стратегов и сказал: «эллины, наши враги еще не знают о нашем союзе. Если мы пойдем против них, прежде чем они позаботятся о самосохранении и приготовятся к сопротивлению, нам вполне удастся забрать их с имуществом». (36) Стратеги одобрили это и предложили ему вести их. «Так вы приготовляйтесь и ждите меня, сказал он. Когда настанет пора, я приду к вам; возьмем гоплитов, и я, с божьею помощью, поведу вас». (37) При этом Ксенофонт сказал: «Если только мы выступим ночью, то подумай, не лучше ли будет в этом случае последовать эллинскому правилу. В походе, днем, впереди войска, сообразно с местностью, идут или гоплиты, или пелтасты, или конница, тогда как ночью, по эллинскому обычаю, впереди войска всегда идет самая тяжелая его часть. (38) Тогда в войске менее разрывается строй и, удаляясь один от другого, не так теряются отряды; между тем как отдельные отряды нередко наталкиваются один на другой и, не узнавая своих же, наносят им вред и сами испытывают тоже». (39) — «Ваши соображения основательны, отвечал Севѳ, и я последую вашему обычаю. Я вам дам в проводники стариков, хорошо знакомых с местностью, а сам со всадниками буду следовать за вами в тылу; в случае же надобности, явлюсь и во фронт». Пароль назначили «Аѳина», в силу родственных связей. Условившись таким образом, пошли на отдых.
(40) Около полуночи прибыл Севѳ с всадниками, одетыми в панцири, и с вооруженными пелтастами; и когда были переданы проводники, гоплиты пошли вперед, а за ними следовали пелтасты; всадники замыкали строй. (41) С наступлением утра Севѳ выехал вперед и одобрил эллинский обычай. Он сознался, что часто, отправляясь даже с немногочисленным войском, он с своими всадниками отделялся от пехоты, «тогда как теперь, говорил он, мы и утром находимся все вместе, как следует. Но вы здесь подождите и отдохните, а я сделаю осмотр и возвращусь». (42) После этих слов он поехал через гору, где нашел дорогу. Доехавши до глубокого снега, он начал присматриваться, нет ли следов, ведущих вперед или в обратную сторону; и так как нашел дорогу непротоптанною, то скоро воротился назад и сказал; (43) «Эллины, если бог даст, все хорошо будет. Мы нападем врасплох. Я поеду с всадниками вперед, чтобы в случае с кем либо встретимся, не убежал от нас и не дал знать неприятелям; а вы следуйте за мной. В случае отстанете, идите по следам всадников. По переходе через горы, мы будем в многочисленных и богатых деревнях».
(44) Когда было уже около полудня, Севѳ показался на холмах и, заметивши внизу деревни, прискакал к гоплитам и сказал: «всадников я направлю в долину, а пелтастов в деревни; вы же следуйте за ними как можно скорее, чтобы, в случае сопротивления, поддержать их». (45) Слыша это Ксенофонт слез с лошади. Севѳ спросил его: «зачем ты слезаешь, когда нужно спешить?» — «Потому что уверен, отвечал Ксенофонт, что там нужно будет не меня одного; да и гоплиты будут бежать скорее и бодрее, если я буду вести их пешком». (46) После этого Севѳ удалился и вместе с ним Тимасион, у которого было до 40 эллинских всадников.
Между тем Ксенофонт приказал выступить из всех лохов солдатам моложе 30 лет и легковооруженным, и с ними побежал вперед, а Клеанор командовал остальными. (47) Когда они прибыли в деревни, подъехал Севѳ, при котором было не более 30 всадников, и сказал: «Как ты говорил, Ксенофонт, так и случилось. Жители в наших руках, но мои всадники, преследуя неприятеля, разбежались в разные стороны, и я опасаюсь, как бы неприятели не собрались и не наделали им какой беды. Кроме того нужно в деревнях оставить солдат, потому что они переполнены жителями». (48) На это Ксенофонт отвечал: «Я со своим отрядом займу вершины, а ты поручи Клеанору растянуть фалангу по долине во всю длину деревни». Когда это было исполнено, то захватили рабов около 1000, волов 2000, разного мелкого скота бесчисленное множество. Здесь они и провели ночь под открытым небом.
Глава IV
Действия Севѳа. Еписѳен. Покорение страны.
На следующий день Севѳ сжег все деревни дотла, не оставив ни одного жилища, чтобы все боялись подобной участи, если не покорятся, и возвратился обратно. (2) Добычу послал с Геракдидом для продажи в Перинѳ, чтобы иметь плату для солдат, а сам вместе с эллинами расположился лагерем на ѳинской равнине. (3) Ѳины оставили (свои жилища) и бежали в горы. Между тем выпад глубокий снег и был такой холод, что замерзала принесенная к ужину вода и вино в сосудах, и многие из эллинов отморозили носы и уши. (4) Тогда стало понятно, отчего ѳракийцы носят на голове и на ушах лисьи шапки и хитоны, закрывающие не только грудь, но и бедра, а сидя на лошади носят не хламиды, но бурки, простирающиеся до пят. (5) Между тем Севѳ отпустил несколько пленных и послал их в горы сказать, что если они не возвратятся домой и не изъявят покорности, он сожжет их деревни и хлеб, и они погибнут с голоду. Вследствие этого начали возвращаться женщины, дети и старики, но молодежь осталась в деревне, расположенной под горою. (6) Узнав об этом, Севѳ поручил Ксенофонту взять гоплитов, которые помоложе, и идти за ним. Выступив ночью, они с рассветом прибыли в эту деревню. Впрочем большая часть (молодежи) бежала, потому что вблизи заходилась гора, но тех, которые были захвачены, Севѳ приказал беспощадно расстрелять дротиками.
(7) Между тем в войске находился некто Еписѳен, из Олинѳа, педераст. Увидевши одного красивого ѳина, только что входившего в лета и тоже подлежавшего смертной казни, он прибежал к Ксенофонту и умолял оказать ему защиту. (8) Ксенофонт подошел к Севѳу и просил не казнить ѳина. При этом рассказал о характере Еписѳена, о том, что в прежнее время, он составил целый лох, обращая внимание лишь на то, чтобы его лохиты были красивы; и о том, что Еписѳен с этим лохом всегда оставался храбр. (9) Севѳ спросил его: «а согласен ты, Еписѳен, сам умереть вместо его?» — «Руби, ответил Еписѳен, подставляя свою шею, если мальчик этого желает и будет признателен ко мне». (10) Севѳ спросил ѳина, рубить–ли вместо его Еиисѳена. Но тот умолял никого не казнить. Тогда Еписѳен обнял ѳина и сказал: «Севѳ, теперь ты за него будешь со мною драться, (11) потому что я его не выпущу». Севѳ засмеялся и оставил.
Севѳ решился стать лагерем здесь же, чтобы жители, бежавшие в горы, не могли получать пропитания из деревень. Сам он сошел в долину и там раскинул палатки; но Ксенофонт с отборными солдатами расположился в одной из самых верхних деревень, расположенных невдалеке, между так называемыми «горными ѳракийцами».
(13) Прошло несколько дней, и ѳракийцы начали сходить с гор и завели с Севѳом речь о мире и заложниках. Между тем, Ксенофонт прибыл к Севѳу и говорил ему, что отряд его, Ксенофонта, в очень неудобной местности, и что вблизи неприятели; что для его солдат приятнее было бы стоят под открытым небом, но в укрепленном месте, чем под крышами, где они могут погибнут. (13) Но Севѳ сказал, чтобы он не беспокоился, и указал на находившихся у него заложников. Некоторые из тех, что спустились с гор, тоже просили Ксенофонта помочь им в заключении договора. Ксенофонт согласился, обнадежил их и уверял, что, покорившись Севѳу, они не испытают никакой беды. А между тем они говорили это только ради соглядатайства.
(14) Все это происходило днем, а в наступившую ночь ѳины спустились с гор и сделали нападение. Проводниками для них служили хозяева из каждого дома, потому что иначе за темнотой трудно было бы отыскивать дома по деревне, и кроме того, ради скота, строения со всех сторон обставлялись высоким частоколом. (15) Подойдя к дверям известного жилища, они бросали дротиками, иные колотили дубинами, которые ѳракийцы, как после сами говорили, носят для того, чтобы перебивать древка копий, а некоторые поджигали дома. Они звали Ксенофонта по имени и требовали, чтобы он вышел для смертной казни, или же грозили сжечь его тут же. (16) Уже показывался огонь через крышу, и товарищи Ксенофонта, одетые в панцири, стояли внутри дома со щитами, мечами и шлемами, как вдруг Силан, из Макиста, юноша лет 18, дал сигнал трубой. Немедленно выскочили солдаты из других помещений и обнажили оружие. (17) Ѳракийцы бежали, по своему обычаю, привязавши легкие щиты сзади. Но несколько человек было захвачено при перелазе через частокол, на котором они повисли, зацепившись щитами, некоторые же, не попавши на выход, были убиты. эллины преследовали их за деревню. (18) Впрочем, некоторые из прогнанных ѳинов, укрываясь в темноте, бросали через огонь дротиками в тех эллинов, которые суетились около горевших домов, и ранили лохагов Иеронима и Эводея, и Ѳеогена, локра, тоже лохага; но никто не был убит. При этом пожаре у некоторых сгорело платье и все вещи. (19) Севѳ приехал на помощь с первыми попавшимися 7 всадниками и с ѳракийским трубачем. Когда до него дошли слухи о случившемся, он приказал трубить все то время, когда спешил на помощь, так что и это увеличило страх неприятеля. Прибывши (к эллинам), он приветствовал их, и говорил, что ожидал найти много убитых.
(20) Вследствие этого Ксенофонт просил Севѳа передать ему заложников и, если Севѳ согласен, вместе отправиться в поход в горы, или же отпустить самого Ксенофонта. (21) Таким образом на следующий день Севѳ передал Ксенофонту заложников, которые состояли из стариков, но, как передавали, особенно уважаемых между горскими жителями, и сам отправился с войсками, которые уже утроились, так как, вследствие слухов о действиях Севѳа, к нему прибыло много одрисов для участия в походе. (22) Точно также ѳины, видя множество гоплитов, пелтастов, всадников, сошли с гор и с покорностью просили о заключении союза, обещая все исполнить и предлагая обязательства. (23) Севѳ пригласил Ксенофонта и, изложив ему предложения ѳинов, сказал, что не станет заключать договора, если Ксенофонт захочет наказать их за нападение. Ксенофонт отвечал: (24) «Я признаю достаточным для них наказанием уже то, что они из свободных стали рабами»; и прибавил к этому, что советует Севѳу на будущее время брать в заложники таких лиц, которые особенно в силах наносить вред, а стариков оставлять дома. Таким образом все жители этой местности присоединились к союзу.
Глава V
Невыдача жалованья и Гераклид. Прибытие в Салмидес.
Когда эллины вместе с Севѳом направлялись против ѳракийцев, обитающих за Византией, в так называемую Дельту, — (это уже были владения не Месада, но Тира, потомка Одриса, жившего в незапамятные времена), к ним прибыл Гераклид с деньгами за (проданную) добычу. (2) Здесь Севѳ приказал привести три пары мулов, — больше не было, — и несколько пар волов, и позвав Ксенофонта, сказал ему (часть) взять себе, остальное разделить между стратегами и лохагами. (3) Но Ксенофонт отвечал: «для меня достаточно будет получить и впоследствии, а ты одари тех стратегов и лохагов, которые последовали за мной». (4) Таким образом одну пару (мулов) взял Тимасион, из Дардана, другую Клеанор, орхоменец, третью ахеец Фриниск. Пары волов поделены были между лохагами. Но не смотря на то, что прошел уже (целый) месяц, Севѳ выдал плату только за 20 дней, так как Гераклид с клятвою утверждал, что больше не выручил. Тогда Ксенофонт пришел в негодование и сказал: (5) «Гераклид, я вижу, что ты блюдешь интересы Севѳа не так, как бы следовало, потому что тогда ты принес бы всю плату сполна, хотя бы посредством займа, если нельзя иначе, и даже продал бы свое платье».
(6) Гераклид озлобился за это и, опасаясь лишиться милости Севѳа, с того же самого дня, как только мог, клеветал на Ксенофонта перед Севѳом. (7) Между тем солдаты обвиняли Ксенофонта, что не получают платы, а Севѳ был недоволен на Ксенофонта за то, что он настойчиво ее требовал. (8) До этого времени он постоянно напоминал Ксенофонту, что лишь только дойдут до моря, он отдаст Ксенофонту Висанѳу, Ган и укрепление Неон, с этого же времени ничего не говорил, потому что опять таки Гераклид внушил ему мысль, что опасно вручать крепости человеку, располагающему войсками.
(9) Вследствие всего этого Ксенофонт начал обдумывать, как поступить относительно дальнейших походов. Между тем Гераклид повел всех стратегов к Севѳу и сказал им заявить, что они нисколько не хуже Ксенофонта будут управлять войском, а жалованье обещал выдать через несколько дней сполна за два месяца, и при этом убеждал их продолжать поход. (10) Но Тимасион на это отвечал: «что касается меня, то даже если бы мне выдали плату за пять месяцев, я не пойду без Ксенофонта». Фриписк и Клеанор сказали тоже.
(11) Тогда Севѳ начал бранить Гераклида, зачем он не позвал Ксенофонта, и после этого призвал его отдельно.
Но Ксенофонт, зная недобросовестность Гераклида, который готов наклеветать на него перед стратегами, прибыл со всеми стратегами и лохагами. (12) Тогда все согласились (на дальнейший поход) и выступили, и, держась по правой руке Понта, пошли через страну ѳракийцев, так называемых мелинофагов (просоедов), и прибыли в Салмидесс.
Здесь много кораблей, плывущих в Понт, прибивается к берегу и садится на мель, потому что мелководье занимает большую часть моря. (13) Живущие здесь ѳракийцы поделили (морской берег межевыми столбами), и каждый грабит те суда, которые море прибивает к его участку. Говорят даже, что прежде деления (берега) много погибло ѳракийцев при грабежах от взаимного смертоубийства. (14) Здесь попадалось много диванов, сундуков, исписанных книг и разных товаров, какие только возят моряки в деревянных ящиках. (15) Перебрав все это, они отправились обратно. В это время войско Севѳа оказалось многочисленнее эллинского, так как к нему не только сходили (с гор) одрисы, но и покоренные тоже присоединялись к его войску. Все они вместе остановились на равнине за Силиврией, находясь на расстоянии около 30 стадий от моря. (16) Но о плате не было и помину. Солдаты чрезвычайно были недовольны на Ксенофонта, тем более что и сам Севѳ уже относился к ним не так дружелюбно; когда же Ксенофонт приходил к Севѳу с желанием поговорить, то всякий раз оказывались разные препятствия.
Глава VI
Хармин и Политик. Обвинения против Ксенофонта. Его речь. Переговоры и жертвоприношение.
В это самое время, когда прошло уже почти 2 месяца (на услужбе у Севѳа), прибыли от Ѳиврона лакедемоняне Хармин и Полиник и объявили, что лакедемоняне решили вести войну с Тиссаферном, и что Ѳиврон уже выехал для ведения войны, нуждается в этом войске и обещает плату для солдата по дарику в месяц, лохагам по 2 дарика, и стратегам по четыре. (2) Как только прибыли эти послы, Гераклид, узнав, что они прибыли за войском, сказал Севѳу, что это как нельзя лучше. «Лакедемоняне (говорил он) нуждаются в войске, а тебе более его не надо. Отдав войско, ты сделаешь им одолжение, а между тем солдаты не потребуют от тебя следуемой платы и удалятся из страны».
(3) Севѳ, выслушав эти слова, сказал привести к нему (послов); и когда последние заявили, что прибыли за войском, Севѳ сказал, что уступает его, потому что желает быть другом и союзником (лакедемонян). Пригласил их к обеду и угостил великолепно, (4) но не пригласил ни Ксенофонта, ни прочих стратегов. На вопрос лакедемонян, что за человек Ксенофонт, Севѳ отвечал, что вообще он человек не дурной, но слишком любит солдат и вследствие этого себе же вредит.
— Не имеет ли он влияния на солдат?» спрашивали послы. — (5) «Даже очень большое» отвечал Гераклид. — «Не станет ли он противодействовать нам при выходе войска?» — «Нисколько. Если вы, говорил Гераклид, соберете солдат и пообещаете плату, то они не особенно будут смотреть на него и уйдут с вами». — (6) «Как же теперь собрать их?» спрашивали послы. — «Завтра утром, говорил Гераклид, мы поведем вас к солдатам, и я уверен, что завидя вас, они с радостью сбегутся». Так окончился этот день.
(7) На следующее утро Севѳ и Гераклид повели этих лакедемонцев в лагерь, и собралось войско. Послы говорили: «Лакедемоняне решили вести войну с Тиссаферном, который нанес вам обиды. Если вы отправитесь с нами, то накажете своего врага, (8) и кроме того каждый из вас будет получать в месяц по дарику, лохаг вдвое, стратег вчетверо». Солдаты с радостью выслушали это, и сейчас же выступил один аркадянин с обвинениями против Ксенофонта. Севѳ тоже присутствовал при этом, желая знать, что из этого выйдет, и с переводчиком стоял на расстоянии голоса. Впрочем он и сам довольно знал по эллински. (9) Этот аркадянин сказал: «Лакедемоняне, мы давно уже были бы у вас, если бы Ксенофонт не склонил нас идти сюда. Здесь мы всю эту жестокую зиму ведем войны, не зная отдыха ни ночью, ни днем, между тем он пользуется нашими трудами. Севѳ его одного наделил богатствами, (10) а нас лишает жалованья; так что если бы я увидел его побитым камнями и наказанным за все то, во что он нас впутал, я, первый его обвинитель, считал бы себя удовлетворенным и перестал бы негодовать за понесенные (даром) труды». Вслед за ним другой начал говорить тоже, затем третий. Тогда Ксенофонт сказал:
(11) «Всего человек должен ожидать, если и вы обвиняете меня, обвиняете в том, в чем, по моему глубокому убеждению, я оказал вам величайшие услуги. Я уже выехал было домой, но вернулся, клянусь Зевсом, не потому, чтобы до меня доходили слухи, что вы наслаждаетесь благополучием, но потому, что узнал, что вы впали в безвыходное положение. Вот почему я вернулся помочь вам, чем можно. (12) Лишь только я прибыл, этот самый Севѳ присылал ко мне много посольств с разными обещаниями, чтобы только я склонил вас перейти к нему. Но сами вы знаете, что я не согласился на это, а повел вас туда, откуда надеялся немедленно же переправить вас в Азию. Это я считал самым лучшим для вас и знал, что и вы на это согласны. (13) Но когда прибыл с триерами Аристарх и не допустил нашего переезда, я тогда же, по всегдашнему обычаю, созвал вас, чтобы посоветоваться, как поступить. (14) И что же? Разве вы не слышали, когда Аристарх настаивал, чтобы вы направлялись в Херсон? разве вы не слышали, когда Севѳ приглашал вас поступить к нему на службу? Не все ли вы тогда говорили, чтобы идти к Севѳу и не все ли вы утвердили это вашим приговором? Чем же я виноват, если привел вас туда, куда вам самим было угодно идти? Дальше. (15) Севѳ начал нечестно действовать относительно платы. Если я внушаю ему это, то вы по всей справедливости можете меня обвинять и изъявлять ваше негодование; но если я, который прежде был для него лицом самым близким, теперь оказываюсь самым враждебным, то в силу какой справедливости я, за предпочтение вас Севѳу, от вас же получаю обвинение, обвинение за то, что послужило причиной моей с ним ссоры? (16) Быть может, вы скажете, что можно забрать ваши деньги у Севѳа и лицемерить? Но если только Севѳ мне заплатил, то очевидно он не для того платил, чтобы лишиться тех денег, которые мне дает, и еще другие вам платить. Без всякого сомнения, если только он мне давал их, то давал с той целью, чтобы, давши мне меньше, не дать вам больше. (17) Но если только вы думаете, что это так и случилось, то взыщите с него ваши деньги, и наше обоюдное с ним дело можете совершенно уничтожить. И если только я получил что–нибудь от Севѳа, то он, очевидно, потребует это от меня обратно и будет совершенно прав, если только я не устрою ему того дела, за которое получил подарки.
(18) «Но будьте уверены, что далеко еще до того, чтобы я присвоил себе что–нибудь из вашего. Клянусь вам всеми богами и всеми богинями, что у меня нет даже того, что он обещал мне, как частному человеку. Вот он сам здесь и слышит мои слова, и совесть ему скажет, справедливо ли я призываю богов во свидетели. (19) Но чтобы вас еще более удивить, я могу вам поклясться и в том, что я не получил даже того, что получили прочие стратеги, не получил даже того, что получили некоторые лохаги. (20) Зачем же я это делал? Затем, что я надеялся, что чем более помогу ему в бедности, тем более буду иметь в нем друга, когда он достигнет могущества. К сожалению, теперь я вижу его благополучие и убеждаюсь в неблагодарности. (21) Быть может кто–либо из вас скажет: «не стыдно ли тебе быть таким глупцом и допустить такой обман?» Разумеется, мне стыдно было бы, если бы я дозволил обмануть себя врагу, но в отношении друга, — так по крайней мере я думаю, — гораздо более стыда обманывать друга, чем самому быть обманутым. (22) Но во всяком случае, если только и в отношении друзей требуется предосторожность, вы, — что мне вполне известно, — все таковые меры приняли, чтобы не дать ему повода удержать обещанное и заслуженное вами (жалованье). Мы ни в чем не нанесли ему вреда, не были ленивы для его интересов и не были никогда трусами в том, для чего он призвал нас.
(23) «Но вы возразите, что тогда следовало взять у него известный залог, так чтобы он, хотя и желал, не мог обмануть. Выслушайте и относительно этого то, чего я никогда не сказал бы в присутствии Севѳа, если бы не считал вас настолько непроницательными и настолько перед мной неблагодарными. (24) Припомните, в каких вы находились обстоятельствах, из которых я вывел вас службою у Севѳа. Не приказал ли Аристарх запереть ворота, если только вы явитесь в Перинѳ? Не стояли–ль вы под открытым небом, за городом, и притом среди зимы? Не в таком ли вы были положении и относительно продовольствия, что его было у вас крайне недостаточно, и крайне недостаточно денег, чтобы купить? (25) Не оставалось ли неизбежным остаться во Ѳракии, в виду трирем, готовых воспрепятствовать переезду, и оставшись, очутиться в неприятельской стране, в такой стране, где вас ожидало множество всадников и множество пелтастов? (26) Ведь у нас были только гоплиты, так что мы, идя все вместе на деревни, никогда не могли бы набрать продовольствия достаточно, а послать отряды в погоню за рабами или за мелким скотом мы не могли потому, что присоединившись к вам, я не нашел ни всадников, ни пелтастов. (27) Следовательно, если бы я, при таких ваших крайним обстоятельствах, заключил для вас союз с Севѳом, у которого были так нужные для вас всадники и пелтасты, не выхлопотавши никакого жалованья, то думали–ль бы вы, что я заключил вредный для вас договор? (28) Вы, в соединении с этими (всадниками и пелтастами), доводили бы ѳракийцев до необходимости торопиться и скорее бежать, и таким образом по деревням заставали бы достаточно хлеба и вам доставалось бы достаточно рабов и мелкого скота.
(29) «Кроме того, с тех пор, как к нам присоединилась конница, мы неприятеля уже не встречаем, тогда как до этого времени, неприятель смело нападал на нас своей конницей и легковооруженными и не давал нам возможности расходиться малыми отрядами и добывать достаточно продовольствия. (30) Если же тот, кто доставил вам это убежище, не выплатил сполна за это убежище, то неужели это такое роковое бедствие, чтобы вы из–за этого считали непременною вашею обязанностью не выпустить меня живым? (31) Дальше, в каком вы положении возвращаетесь отсюда? Не после зимовки ли, в изобилии продовольствия, и не с сохранением–ли кое–каких остатков из того, что вы получили от Севѳа? — потому что вы жили на счет неприятеля. (32) А между тем, находясь в таком положении, вы не видели товарищей убитыми и не теряли их в плену. Дальше, если вы приобрели достаточно известной славы своими войнами против азиатских варваров, то не присоединили–ль вы еще нового блеска победами над варварами европейскими, с какими только сражались, между тем как прежняя слава остается за вами незыблема? Я вам говорю, что за то, за что вы на меня негодуете, вы должны бы благодарить богов, как за милость. Вот каково ваше положение.
(33) «Теперь обратите, пожалуйста, ваше внимание на мое положение. Когда я в первый раз сел (на корабль, чтобы ехать) на родину, я возвращался с бесконечной признательностью от вас, а, благодаря вам, и с высоким обо мне мнением всех эллинов. Я пользовался доверием лакедемонян, иначе они не послали бы меня обратно к вам. (34) Но теперь я удалюсь, оклеветанный вами перед лакедемонянами, и в ссоре из–за вас же с Севѳом, относительно которого я питал надежду оказать ему, при помощи вашей, услуги и затем обеспечить верный приют для себя и для детей, если их буду иметь. (35) И теперь вы такого обо мне мнения, — вы, за которых я испытал столько вражды и притом от лиц гораздо меня сильнейших, — вы, для блага которых я беспрестанно, сколько мог, трудился!!
(36) «И вот я теперь перед вами, но не пойманный в желании бежать от вас или скрыться. И если вы исполните ваши угрозы, то знайте, что вы предадите смерти того человека, который ради вас много провел бессонных ночей, много перенес с вами трудов и опасностей и при обязанностях и вне обязанностей; который с божьей помощью и с вашими силами, много поставил трофеев над варварами и который постоянно, всеми силами, противился, чтобы вы не были врагами никакому эллинскому племени.
(37) «Конечно, теперь вы смело можете идти и сушей и морем, куда угодно. И вот, когда вам судьба оказала покровительство, когда вы плывете туда, куда давно желали, когда вас просят могущественнейшие повелители, когда представилась плата и за вами пришли лакедемонцы, признанные славнейшими предводителями, — это самое время вы считаете наилучшим случаем, чтобы поскорее умертвить меня? (38) Не так вы думали, когда всем нам грозила беда, — вы, что так помните все! Тогда вы называли меня отцом и обещали вечно помнить, как своего благодетеля.
«Но и те, что прибыли за вами, тоже не без чувства справедливости. Я убежден, что и они не будут считать вас лучше, если вы так поступили со мной».
Этими словами Ксенофонт окончил.
(39) Лакедемонянин Хармип выступил и сказал: «Я нахожу, что вы негодуете на него совершенно несправедливо. Я даже сам могу дать показания в пользу Ксенофонта. Когда мы с Полинином спросили Севѳа, что за человек Ксенофонт, Севѳ решительно ничем не мог упрекнуть его, и заявил только, что Ксенофонт слишком предан солдатам; и что вследствие этого Ксенофонт находится в дурных отношениях, как с нами лакедемонянами, так и с Севѳом». (40) Затем выступил Еврилох, аркадянин, из Лус и сказал: «Я желал бы, чтобы вы лакедемоняне, прежде всего начали свое начальствование с того, чтобы вытребовать у Севѳа наше жалованье, по доброй ли его воле или же силою, а до тех пор не выводить нас отсюда». (41) Аѳинянин Поликрат выступил в защиту Ксенофонта и сказал: «Эллины, я вижу, что здесь же находится Гераклид, который взял приобретенную нашими трудами добычу, продал ее и не отдал вырученных денег ни Севѳу, ни нам; он украл их и присвоил себе, так что, по настоящему, следует его задержать, тем более, что он не ѳракиец, а эллин, и с эллинами же поступает нечестно».
(42) Услышавши это, Гераклид пришел еще в больший ужас и, подойдя к Севѳу, сказал: «Если у нас есть еще рассудок, уйдем отсюда из их рук». И они тотчас вскочили на лошадей и уехали в свой лагерь.
(43) После этого Севѳ прислал к Ксенофонту своего переводчика Аврозельма, с просьбою остаться у Севѳа с 1000 гоплитов и с обещанием дать приморские поселения и прочее, что обещал, и сообщил ему — с условием никому об этом не говорить — что он узнал от Полиника, будто Ксенофонт, попавши в руки лакедемонянам, непременно будет казнен Ѳивроном. (44) Точно также многие другие лица предупреждали Ксенофонта, что он оклеветан и что ему следует быть осторожным. Вследствие этих известий Ксенофонт взял двое жертвенных животных и принес жертву Зевсу царю, лучше ли ему остаться у Севѳа на заявленных последним условиях или же идти с войском. Ответ был — идти с войском.
Глава VІІ
Прибытие Мидосада и Одриса. Ответ Ксенофонта и Хармина. Речь Ксенофонта к Севѳу. Ответ и предложения Севѳа. Выдача платы.
После этого Севѳ стал лагерем еще дальше от эллинов, а эллины расположились в деревнях, где намерены были запастись продовольствием и идти к морю. Но эти деревни были отданы Севѳом Мидосаду, (2) а Мидосад, видя, что все, что только есть в деревнях, пойдет на эллинов, был этим крайне недоволен. В сопровождении некоего одриса, имевшего важное значение между спустившимися с гор горскими жителями, и с 30 всадниками он прибыл в эллинский лагерь и вызвал Ксенофонта. Последний вышел к нему вместе с лохагами и своими друзьями. (3) Тогда Мидосад сказал: «Ксенофонт, опустошая наши деревни, вы наносите нам обиды. Вследствие этого я, от имени Севѳа, и этот человек, от имени Мидока, царя нагорных стран, объявляем вам, чтобы вы удалились из этой страны; иначе мы не дозволим опустошать нашу страну; если же вы будете продолжать, мы отразим вас, как неприятелей».
(4) Ксенофонт выслушал и сказал: «На подобные речи и отвечать не стоит; но я скажу несколько слов ради этого человека, чтобы он знал, что такое вы и что такое мы. (5) Прежде заключения с вами союза, мы шли через эту страну, как нам угодно было: где хотели, разоряли и где хотели, жгли. (6) Да и ты сам, прибывши в нам послом, оставался вне опасностей только под нашей защитой; и все вы не иначе вступали в эту страну, как только все время проводя ночи с взнузданными лошадьми. (7) Теперь же, когда вы, благодаря нашему союзу, с нашей и божьей помощью, овладели этой страной, вы гоните нас из той страны, которую получили от нас, добывших ее силою своего оружия, — потому что ты и сам знаешь, что неприятели не в состоянии были прогнать нас? (8) И теперь ты не только не считаешь себя обязанным отправить нас с подарками и с благодарностью за испытанные услуги, но даже стараешься — на сколько это от тебя зависит — чтобы нам на нашем пути негде было стать лагерем? (9) И ты, говоря это, не стыдишься ни богов, ни этого человека, который знает, что ты только теперь обогатился, и что ты, до заключения союза с нами, по собственным же словам, жил грабежом? (10) Да и зачем ты с этим обращаешься ко мне? Теперь не я управляю, но лакедемоняне, которым вы, безголовые, передали войско, нисколько не посоветовавшись со мною, чтобы я передачей войска мог заслужить их расположенность, точно также как передачей его вам заслужил их негодование!»
(11) Одрис на это сказал: «При таких речах, Мидосад, лучше бы мне от стыда сквозь землю провалиться. Если бы я знал это прежде, я никогда не пошел бы с тобой, потому что сам Мидок не похвалит меня, если я стану выгонять своих благодетелей».
(12) После этих слов он сел на коня и уехал; вместе с ним уехали и все всадники, за исключением только 4 или 5. Но Мидосад, которому жаль было опустошаемых владений, просил Ксенофонта пригласить к нему лакедемонских послов. (13) Ксенофонт, в сопровождении своих друзей, отправился к Хармину и Полинику и сказал, что их приглашает Мидосад для объявления того же, что объявил Ксенофонту — требовать удаления из страны. (14) «И я надеюсь, говорил Ксенофонт, что вы вытребуете следуемую плату для войска, если заявите, что войско просит вас взыскать ее с Севѳа, хочет ли он или не хочет; что солдаты заявили с готовностью следовать за вами, получив эту плату; что и вы находите требования солдат справедливыми, и что вы дали им обещание тогда только выйти из страны, когда солдаты получат следуемое».
(15) Лакедемоняне, выслушав это, сказали, что заявят об этом и что вообще будут требовать как можно настойчивее; и тотчас отправились со всеми имевшими к этому отношение лицами. Прибывши (на место), Хармин сказал: «Мидосад, если ты имеешь что–либо нам сказать, говори; если же нет, то мы имеем нечто сказать тебе». (16) Мидосад очень скромно отвечал: «мы с Севѳом заявляем только, чтобы мы, сделавшись вашими друзьями, не испытывали от вас обид, потому что тот вред, который вы нанесете этим жителям, вы нанесете нам, так как они нам принадлежат». — (17) «Но мы тогда выйдем отсюда, отвечали лакедемонцы, когда доставившие вам (обладание этой страной) получат свою плату; в противном случае мы заступимся за них и накажем тех людей, которые поступили с ними клятвопреступно и несправедливо; и если и ваши действия таковы же, то мы с вас же начнем требовать удовлетворение».
(18) Ксенофонт прибавил: «Мидосад, не угодно ли вам предоставить тем, в чьей стране мы находимся и чьими друзьями вы считаете себя, самим решить, что они предпочтут более для себя полезным, ваше ли удаление, или наше». (19) Мидосад не согласился на это, но предложил, чтобы оба лакедемонца или сами отправились к Севѳу с вопросом о плате, — он говорил, что надеется на согласие Севѳа — или же послали с ним Ксенофонта, и обещал свое содействие; но просил не жечь деревень. (20) Вследствие этого послали Ксенофонта вместе с лицами, имевшими наиболее отношения (к этому делу). Ксенофонт, прибывши к Севѳу, сказал так:
(21) «Севѳ, я прибыл сюда не за тем, чтобы чего нибудь для себя требовать, но за тем, чтобы, по мере возможности, доказать тебе, что ты совершенно несправедливо начал питать враждебные в отношении меня чувства за мои требования солдатам того, что сам же охотно обещал. Я всегда был того мнения, что столько же полезно для тебя отдать обещанное, как и солдатам получить. (22) Прежде всего я убежден, что, после богов, эллины сделали тебя царем обширной страны и многих народов и возвели на такую высоту, что ты не скроешься ни с хорошим, ни с дурным поступком; а по моим понятиям, для такого человека важно, (23) чтобы о нем не думали, что он без благодарности отослал своих благодетелей; столько же для него важно слышать доброе имя в устах 6000 человек и еще важнее–не выставить себя неверным в своих обещаниях. (24) Я знаю, что слова людей, которым не верят, остаются пустыми, без последствий, без значения и не достигают цели; тогда как слово человека, о котором известно, что он следует правде, в случае он нуждается в чем–либо, может доставить ему это так же, как другому насилие. И если такие люди желают ого–либо образумить, то я могу сказать, что их угрозы действуют не менее, чем исполненное наказание у других. Точно также если они кому–либо дают обещание, то они (одним обещанием) не менее достигают (своих желаний), чем другие выдачей наличных денег.
(25) «Припомни, выдал ли ты нам что–либо вперед, когда заключал с нами союз. Я могу подтвердить, что ничего; но, в силу нашего доверия, что исполнишь то, что обещал, ты склонил участвовать с тобой в походах столько людей и доставить тебе царство, стоющее не тридцать талантов, которые они считают себя в праве от тебя получить, но гораздо более. (26) И неужели за эту сумму продается и твое доверие и доставленная тебе власть? (27) Припомни еще, как ты считал тогда важным достижение того, чем теперь владеешь уже покоренным. И я знаю наверное, что ты тогда сильнее желал достижения того, чего теперь достиг, чем приобретения суммы несравненно большей этой. (28) А я думаю, что гораздо более вреда и стыда для человека не удержать (достигнутого), чем вовсе не достигать его, так точно как невыносимее из богатого сделаться бедным, чем вовсе не испытать богатства, или как гораздо тягостнее из царя сделаться обыкновенным человеком, чем вовсе не испытать царской власти. (29) И неужели ты не понимаешь, что теперешние твои подданные склонились под твою власть вовсе не по дружбе к тебе, а по необходимости, и что если их не будет удерживать известный страх, то они примут усилия снова сделаться свободными.
(30) «Затем, думаешь ли ты, что они более будут бояться и держаться тебя, когда будут видеть, что эти солдаты, по твоему приказанию, и теперь могут остаться и после, в случае надобности, немедленно явиться, и что другие солдаты, слыша от наших солдат много о тебе хорошего, сейчас же готовы к тебе прибыть, или же (ты думаешь, что они более будут держаться тебя тогда) когда, основываясь на теперешних событиях, будут убеждены, что и другие не пойдут к тебе вследствие недоверия, и что эти солдаты более преданы им, покоренным жителям, чем тебе? (31) Кроме того они покорились тебе не потому, что были слабее нас численностью, но вследствие недостатка в предводителях.
Не грозит ли теперь опасность, что они изберут предводителями кого–либо из обиженных тобою, или же самих лакедемонцев, могущественнейших (между эллинами), особенно, если солдаты, под условием взыскания с тебя (следуемого), пообещают охотно воевать, а лакедемоняне, в силу потребности в войске, согласятся на это? (32) А что подвластные тебе теперь ѳракийцы охотнее пойдут против тебя, чем за тобой, это не подлежит сомнению, потому что, при твоем владычестве, им грозит постоянное рабство, а при свержении — свобода.
(33) «Если же ты считаешь себя обязанным оказывать заботы об этой стране, как о собственной, то неужели ты думаешь, что она менее испытает бедствий, когда солдаты, получивши следуемое, оставят ее в покое, чем тогда, когда они будут в ней оставаться, как в неприятельской, и ты принужден будешь поставить в ней новые, еще большие войска, которые тоже потребуют продовольствия? В каком случае ты больше израсходуешь денег? (34) Тогда ли, когда будет выдано следуемое, или же когда теперешний долг будет оставаться за тобой, и тебе потребуется сделать еще заем, больший? (35) Положим, Гераклид находит, как это он и мне заявил, что эта сумма очень велика, по ведь в настоящее время тебе гораздо легче достать и выдать нам (эту, хотя бы и большую сумму), чем достать, др нашего к тебе поступления, даже десятую часть теперешней. (36) Не число определяет «много» или «мало», но средства того, кто выплачивает и кто получает, а между тем теперь твой годичный доход гораздо больше, чем вся стоимость всего того, чем ты в прежнее время владел. (37) Все эти соображения я предоставляю тебе по чувству дружбы, как для того, чтобы ты оказался достойным оказанной тебе милости богов, так и для того, чтобы мне самому не потерять всякое значение в войске; (38) потому что, да будет тебе известно, теперь с этими войсками я не имею возможности отомстить желаемому врагу, и не в состоянии подать тебе вторично помощь.
(39) «Вот каково отношение ко мне войска. Тогда как я могу сослаться на тебя и призвать в свидетели богов всеведущих, что я не только не получил от тебя ничего в счет солдат, не только не требовал никогда в собственную пользу того, что принадлежит им, но даже не требовал того, что ты обещал мне лично. (40) И клянусь, что я теперь не взял бы мне обещанного, если бы в тоже время солдаты не получили следуемого. Для меня было бы бесчестно свои дела устраивать, а их потери оставлять без внимания, особенно пользуясь известным уважением с их стороны. (41) Севѳ, пусть Гераклид считает все пустяками, в сравнении с приобретением всякими способами богатств, но, по моим убеждениям, для человека вообще и тем более для начальника нет ничего выше и достойнее, как честность, правда и высокий образ мыслей. (42) Человек, владеющий этими качествами, не может не быть богатым, потому что у него много друзей, не может не быть богатым и потому, что многие желают сделаться его друзьями. В счастии он имеет с кем делиться благополучием, а в несчастий найдутся для него люди, готовые поддержать…[2] [(43) Но если ты ни по моим делам не понял, что я был тебе другом от души, ни из моих слов не мог этого постичь, то подумай хотя бы обо всем, что сказали воины: ведь ты был там и слышал, что говорили желающие поносить меня. (44) Они обвиняли меня перед лакедемонянами, что ты для меня значишь больше лакедемонян, и бранили меня за то, что я больше заботился о твоем, чем об их благополучии; и еще они утверждали, что я получил от тебя подарки. (45) И как, по–твоему, в полученье даров они винили меня потому, что видели мою неприязнь к тебе, или потому, что замечали мое рвение к твоим делам? (46) Я полагаю, каждый человек признает, что следует с приязнью относиться к тому, от кого получаешь подарки. Ты, еще раньше чем я оказал тебе услуги, привечал меня и взглядом, и голосом, и подарками, и обещаньями, которые давал мне без конца. А когда я сделал все, чего ты желал, и возвеличил тебя, сколько мог, ты осмеливаешься пренебрегать тем, что я потерял почет среди воинов? (47) Но я верю: и время показывает тебе, что надо решиться отдать долг, и самому тебе будет невтерпеж видеть, как сделавшие тебе столько хорошего тебя поносят. И прошу тебя, когда будешь отдавать долг, позаботься вернуть мне то же влияние среди воинов, с каким я был принят тобою».
(48) Услышав это, Севѳ стал бранить виновного в том, что плата давно уже не отдана, и все подозревали, что этот виновный — Гераклид. «У меня и мысли такой не было, — говорил Севѳ, — лишать их положенного, и я все им отдам». (49) Тогда снова заговорил Ксенофонт: «Если уж ты намерен отдать долг, вот о чем я тебя попрошу: верни деньги через меня, не пренебрегай тем, что теперь мое положенье в войске совсем не такое, каким было, когда мы к тебе пришли». (50) Севѳ сказал: «Из–за меня ты не лишишься почета среди воинов, а если останешься со мною и удержишь всего тысячу латников, то получишь и те поселенья, и все, что тебе было обещано». (51) Но Ксенофонт снова сказал: «Это как раз и невозможно. Отпусти нас». — «Но ведь мне известно, — сказал Севѳ, — что тебе безопаснее остаться у меня, чем уходить». (52) Но Ксенофонт сказал снова: «Твое расположенье я хвалю, но остаться мне невозможно. Ведь где бы я ни был в почете, это, посуди сам, и тебе окажется на благо». (53) После этого Севѳ сказал: «Денег у меня есть совсем мало, всего талант, их я тебе отдам; и еще до шестисот быков, около четырех тысяч овец и коз и сто двадцать рабов. Возьми их, прибавь заложников от тех, кто на вас нападал, и ступай». (54) И Ксенофонт рассмеялся в ответ: «Если всего этого не хватит на раздачу платы, кому я присужу этот талант? И коль скоро моя жизнь в опасности, не лучше ли мне по уходе от тебя остеречься, чтоб не быть побитым камнями? Ведь ты слышал их угрозы». И он никуда не пошел.
(55) На другой день Севѳ отдал им обещанное и послал людей привести скот. Воины, говорившие до того, что Ксенофонт ушел поселиться у Севѳа и получить с него обещанное, едва увидели Ксенофонта, обрадовались и подбежали к нему.] (56) Ксенофонт, отправившись к Хармину и Полинику, сказал им: «Это досталось для войска благодаря вам, и вам же я все это передаю. Разделите и выдайте солдатам». Хармин с Полинином приняли и, назначивши продавцов, продали, но (самой раздачей) заслужили много нареканий. (57) Ксенофонт не ходил к ним (по этому поводу). Он видимо собирался в отечество, — в это время еще не было определения аѳинян относительно изгнания Ксенофонта, — но друзья его, которые были в войске, являлись к нему и просили не уезжать до тех пор, пока он не выведет войск из Ѳракии и не передаст их Ѳиврону.
Глава VІII
Прибытие в Лампсак. Жрец Евклид. Прибытие в Пергам. Экспедиция Ксенофонта против перса Асидата. Передача войск Ѳиврону. Заключение.
Оттуда эллины выехали в Лампсак где Ксенофонт встретился с флиасийским жрецом, Евклидом, сыном того самого Клеагора, который нарисовал в Ликее «Сны». Евклид поздравлял Ксенофонта, что он остался жив, и спросил, много ли он собрал денег. (2) Но тот под клят- вою отвечал, что у него не стало бы денег на дорогу, если бы он не продал свою лошадь и разных вещей. (3) Евклид не поверил; но когда граждане Лампсака прислали к Ксенофонту подарки, и он принес жертву Аполлону, при которой присутствовал и Евклид, то последний, посмотрев на внутренности жертвы, сказал, что верит тому, что у Ксенофонта нет средств.
«Но я вижу, говорил Евклид, что даже если бы предстояли тебе богатства, выходят какие–то препятствия, и если бы даже вообще не было препятствий, ты сам себе будешь препятствовать». Ксенофонт согласился. Евклид продолжал: (4) «Тебе препятствует Зевс Милихий. Приносил ли ты ему жертвы так точно, как я у вас, дома, совершал ему жертвоприношения и сожигания?» Ксенофонт отвечал, что с тех пор как выехал из дому, он еще не приносил жертвы этому богу. Евклид советовал принести жертвы по обычным обрядам и уверял, что это послужит в большую пользу.
(5) На следующий день Ксенофонт отправился в Офриний и принес жертву, по отечественному обычаю, сжегши поросенков целиком. (6) Жертвы были благоприятны. В тот же день прибыли для раздачи денег солдатам Вион и Навсиклид и заключили с Ксенофонтом союз гостеприимства. Догадываясь, что Ксенофонт продал свою лошадь вследствие крайности, и зная, что он любил эту лошадь, они выкупили ее, — Ксенофонт продал ее в Лампсаке за 50 дариков, — и возвратили Ксенофонту. Не хотели даже взять денег.
(7) Оттуда эллины направились через Троаду и, перейдя гору Иду, прибыли сперва в Антандр, а затем, продолжая идти по берегу, прибыли в Ѳивскую Долину, что в Лидии. (8) Отсюда пошли через Атрамитий и Кертон и прибыли в долину Каика, при Атарнее, и затем вступили в Пергам, город в Мисии.
Здесь Ксенофонт встретил дружеский прием у Эллады, супруги Гонгила еретрийского, матери (двух сыновей) Горгиона и Гонгила. (9) Эллада сообщила Ксенофонту, что в долине живет перс, Асидат, что если Ксенофонт отправится туда ночью с 300 человек, то возьмет в плен Асидата с женой и детьми и со всеми богатствами, которых у Асидата очень много. В проводники дала ему своего племянника и Дафнагора, пользовавшегося особым её уважением. По прибытии их, Ксенофонт принес жертву. (10) Присутствовавший при этом Васий, жрец из Елиды, сказал, что жертвы вполне благоприятны и что Асидат будет захвачен. (11) После ужина Ксенофонт отправился в сопровождении лохагов, наиболее близких и во всех случаях бывших ему верными, чтобы таким образом их осчастливить. С ним выступило еще человек 600, настоявших, (чтобы их тоже взять); но лохаги (бросили последних и) уехали, чтобы не делиться готовыми богатствами.
(12) Когда Ксенофонт с лохагами прибыл около ночи (на место), то находившиеся около башни рабы бежали с большею частью добычи, потому что лохаги имели в виду только захватить Асидата, и его богатства. (13) Но так как они, приступивши к башне, не могли взять ее, — она была высокая, большая, с бойницами и со множеством храбрых людей, — то начали пробивать. (14) Но толщина стены состояла из восьми кирпичей. К рассвету сделан был пролом, и, как только свет проник (через отверстие), один из осажденных ударил большим длинным копьем в бедро стоявшего вблизи эллина, и затем осажденные, бросая стрелы, не давали возможности даже приступить. (15) На их крики и огни с просьбой о помощи прибыл Итамений с своим отрядом, а затем из Комании прибыли ассирийские гоплиты, около 80 гирканских всадников, служивших по найму у царя, и до 800 пелтастов; прибыло также много всадников из Парѳения, Аполлонии и других ближайших мест.
(16) Тогда пришлось уже думать о том, как бы отступить. Забравши, сколько было, волов, овец и рабов, они угнали их, поместив в середине эллинов, построенных четырехугольником. Думали уже не о добыче, но чтобы отступление не сделалось бегством, чтобы не ободрить неприятеля и не навести малодушия на солдат, когда будут отступать, оставив добычу. Отступали таким образом, чтобы отстоять взятое.
(17) Между тем Гонгил, видя малочисленность эллинов и многочисленность нападающих, вопреки воле матери, тоже выступил с своими людьми, чтобы участвовать в сражении. Прокл, потомок Дамарата, тоже привел отряды из Галисарны и Тевѳрании. (18) Отряд Ксенофонта, теснимый со всех сторон стрелками и пращниками, шел, образовавши круг, так чтобы щиты были против стрел, и наконец с трудом перешли р. Каик, так что около половины было раненых. (19) Тогда же был ранен лохаг Агасия, стимфалиец, все время отбивавшийся от неприятелей. Наконец достигли лагеря с 200 рабов и с овцами, которых было достаточно для (благодарственной) жертвы.
(20) На следующий день Ксенофонт принес жертву и ночью повел все войско по дальнейшему пути через Лидию для того, чтобы Асидат, вследствие близости, не замечал опасности и перестал принимать меры предосторожности. (21) Однако Асидат, узнавши, что Ксенофонт вторично приносил жертву и шел против него со всеми войсками, остановился в деревне, лежащей под укреплением Парѳением. (22) Здесь настиг его отряд Ксенофонта и взял в плен с женой, детьми, лошадьми и со всем имуществом. Таким образом исполнилось прежнее предсказание. Вслед затем эллины возвратились в Пергам. (23) После этого случая Ксенофонт уже не жаловался на божество; лакедемонцы, лохаги, все стратеги и солдаты предложили ему выбрать из добычи самое ценное: лошадей, повозки и проч., так что он был даже в состоянии и других облагодетельствовать.
(24) В это же время прибыл Ѳиврон и принял войска. Соединив их с остальными эллинскими войсками, он открыл войну против Тиссаферна и Фарнабаза.
---
(25) Начальниками царских областей, через которые мы прошли, были: в Лидии Артима, Фригии Артакама, Ликаонии и Каппадокии Миѳридат, Киликии Сиеннесий, Финикии и Аравии Дерн, Сирии и Ассирии Велесий, Вавилоне Ропар, Мидии Арвак, у Фазийцев и Гесперитов Тирибаз; — кардухи, халивы, халдеи, макроны, колхи, моссиники, кеты и тиваринцы — самостоятельные племена; — в Пафлагонии Корила, Виѳинии Фарнабаз и в европейской Ѳракии Севѳ.
(26) Пространство пути, за все время похода и отступления, 215 переходов, 1155 парасанг или 34 650 стадий. Количество времени, пройденного в походе и в отступлении, 1 год и три месяца.
конец.