Песнь двадцать вторая

Рубище сбросив поспешно с себя, Одиссей хитроумный
Прянул, держа свой колчан со стрелами и лук, на высокий
Двери порог; из колчана он острые высыпал стрелы
На пол у ног и потом, к женихам обратяся, воскликнул:
5 "Этот мне опыт, друзья женихи,[1] удалося окончить;
Новую цель я, в какую никто не стрелял до сего дня,
Выбрал теперь; и в нее угодить Аполлон мне поможет".
Так говоря, он прицелился горькой стрелой в Антиноя.
Взяв со стола золотую с двумя рукоятями чашу,
10 Пить из нее Антиной уж готов был вино; беззаботно
Полную чашу к устам подносил он; и мысли о смерти
Не было в нем. И никто из гостей многочисленных пира
Вздумать не мог, чтоб один человек на толпу их замыслил
Дерзко ударить и разом предать их губительной Кере.
15 Выстрелил, грудью подавшись вперед, Одиссей, и пронзила
Горло стрела; острие смертоносное вышло в затылок;
На бок упал Антиной; покатилася по полу чаша,
Выпав из рук; и горячим ключом из ноздрей засвистала
Черная кровь; забрыкавши ногами, толкнул от себя он
20 Стол и его опрокинул; вся пища (горячее мясо,
Хлеб и другое), смешавшись, свалилася на пол. Ужасный
Подняли крик женихи, Антиноя узрев умерщвленным.
Всею толпою со стульев вскочили они и, глазами
Бегая вкруг по стенам обнаженным, искали оружья -
25 Не было там ни щита,[2] ни копья, заощренного медью.
Гневными начали все упрекать Одиссея словами:
"Выстрел твой будет бедою тебе, чужеземец; последний
Сделал ты выстрел теперь; ты погиб неизбежно; убил ты
Мужа, из всех, обитающих в волнообъятой Итаке,
30 Самого знатного; будешь за то ястребами расклеван".
Мнили они, что случайно стрелой чужеземца товарищ
Их умерщвлен был. Безумцы![3] Они в слепоте не видали
Сети, которою близкая всех их опутала гибель.
Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей богоравный:
35 "А! Вы, собаки! Вам чудилось всем, что домой уж из Трои
Я не приду никогда, что вольны беспощадно вы грабить
Дом мой, насильствуя гнусно[4] моих в нем служанок, тревожа
Душу моей благородной жены сватовством ненавистным,
Правду святую богов позабыв, не страшася ни гнева
40 Их, ни от смертных людей за дела беззаконные мести!
В сеть неизбежной погибели все наконец вы попали".
Так он сказал им, и были все ужасом схвачены бледным;
Все, озираясь, глазами искали дороги для бегства.[5]
Тут Евримах, сын Полибиев, бросил крылатое слово:
45 "Если ты подлинно царь Одиссей, возвратившийся в дом свой,
Праведны все обвиненья твои. Беззаконного много
В доме твоем и в твоих областях совершилось; но здесь он,
Главный виновник всего, Антиной, пораженный тобою,
Мертвый лежит. Он один, зломышлений всегдашний зачинщик,
50 Нас поджигал: не о браке одном он с твоей Пенелопой
Думал; иное, чего не позволил Кронион, таилось
В сердце его: похищение власти царя;[6] Телемака,[7]
Власти державной наследника, смерти предать замышлял он.
Ныне судьбой он постигнут; а ты, Одиссей, пощади нас,
55 Подданных; после назначишь нам цену,[8] какую захочешь
Сам, за вино, за еду и за все, что истрачено нами;
То, что здесь стоят откормленных двадцать быков, даст охотно
Медью и золотом каждый из нас, чтоб склонить на пощаду
Гнев твой; теперь же твой праведен гнев;[9] на него мы не ропщем".[10]
60 Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:
"Нет, Евримах, - и хотя бы вы с вашим сполна все богатства
Ваших отцов принесли мне, прибавя к ним много чужого, -
Руки мои вас губить не уймутся до тех пор, покуда
Кровию вашей обиды моей дочиста не омою.
65 Выбор теперь вам один: иль со мной, защищаяся, бейтесь,
Или бегите отсюда, спасаясь от Кер и от смерти, -
Знайте, однако, что Керы вас всех на пути переловят".
Так говорил он; у них задрожали колена[11] и сердца.
Тут Евримах, обратясь к женихам устрашенным, воскликнул:
70 "Этот свирепый безжалостных рук не уймет, завладевши
Луком могучим и полным стрелами колчаном; до тех пор
Будет с порога высокого стрелы пускать он, покуда
Всех не положит нас мертвых. Друзья, не дадимся ж без боя
В руки ему; обнажите мечи и столами закройтесь
75 Против налета убийственных стрел; всей толпою наперши,
Можем мы, сбивши с порога его и из притолок двери
Вытеснив, выбежать из дома, броситься в город и в помошь
Скликать людей; расстреляет он скоро ужасные стрелы".[12]
Так он сказав, из ножен, ободрившийся, выхватил меч свой,
80 Медный, с обеих сторон заощренный, и с криком ужасным
Прянул вперед. Но навстречу ему Одиссей богоравный
Выстрелил; грудь близ сосца проколола и, в печень вонзившись,[13]
Крепко засела в ней злая стрела. Из руки ослабевшей
Выронил меч он, за стол уцепиться хотел и, споткнувшись,
85 Вместе упал со столом; вся еда со стола и двудонный
Кубок сналилися наземь; он об пол стучал головою,
Болью проникнутый; ноги от судорог бились; ударом
Пяток он стул опрокинул; его, наконец, потемнели
Очи. Тогда Амфином благородный, вскочив, устремился
90 В бой; уповая, что против него[14] Одиссей не замедлит
Выйти, сошедши с порога, свой меч обнажил он; но сзади[15]
Бросил копье Телемак, заощренное медью; вонзилось
Между плечами и грудь прокололо оно; застонавши,
Треснулся об пол лицом Амфином. Телемак же проворно
95 Прочь отскочил; он копья не хотел из убитого вырвать,
Сердцем тревожась, чтоб, в это мгновение сбоку напавши,
Кто из ахеян его, занятого копья исторженьем,
Острым мечом не пронзил неожиданно; свой совершивши
Смертный удар, под защиту отца поспешил он укрыться.
100 Близко к нему подбежавши, он бросил крылатое слово:
"Щит, два копья медноострых, родитель, и крепкий из твердой[16]
Меди, к твоей голове приспособленный, шлем принесу я;
Сам же надену и латы; Евмею с Филойтием верным
Также надеть их велю; безопаснее в латах нам будет".
105 Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
"Дельно! Беги и, пока не истратил я стрел, возвратися;
Иначе буду, оставшись один, оттеснен от защитных[17]
Притолок". Так он сказал; Телемак все исполнил поспешно:
Бросясь в ту верхнюю горницу, где находились доспехи,
110 Взял там четыре щита он, четыре с густыми хвостами
Конскими шлема и восемь блестящей окованных медью
Копий; и с ношей своей он к отцу возвратился немедля;
Прежде, однако, надел на себя меднолитные латы;
Медными латами также облекшись, Евмей и Филойтий
115 Стали с боков Одиссея, глубокою полного думой.[18]
Он же, покуда еще оставались пернатые стрелы,
Каждой стрелой в одного из врагов попадал, не давая
Промаха; друг подле друга валяся, они издыхали.[19]
Но напоследок, когда истощилися стрелы, великий
120 Лук Одиссей опустил, не имея в нем более нужды,
К притолке светлой его прислонил и стоять там оставил.
Четверокожным щитом[20] облачивши плеча,[21] на могучей
Он голове укрепил меднокованый шлем, осененный
Конским хвостом, подымавшимся страшно на гребне, и в руку
125 Взял два копья боевых, заощренных смертельною медью.
Там недалеко от главных дверей находилась другая,
Тайная[22] дверь; от высокого залы пространной порога[23]
Тесный был этою дверью на улицу выход из дома;
Доступ желая к нему заградить, Одиссей свинопасу
130 Стать приказал перед дверью, чем всякий исход был отрезан.
Тут Агелай, к женихам обратясь, им крылатое слово
Бросил: "Друзья, не удастся ль кому потаенною дверью
Выбежать, крикнуть тревогу и нам поскорее на помощь
Вызвать людей? Уж свои расстрелял он последние стрелы".[24]
135 Кончил. Меланфий, на то возражая, сказал Агелаю:
"Нет, Агелай благородный, нельзя; потаенные двери
Слишком у них на виду, да и выход так тесен, что целой
Может толпе заградить там дорогу один небессильный.
Но погодите, оружие вам я найти не замедлю;
140 Горницу знаю, в которой доспехи, из этой палаты
Взятые, кучею склал Одиссей, помогаемый сыном".
Так Агелаю сказав, злоковарный Меланфий обходом
В горницу тайно прокрался, где складены были доспехи.
Вынес оттуда двенадцать великих щитов он, двенадцать[25]
145 Копий и столько же медных хвостами украшенных шлемов.
С ними назад возвратясь, женихам их поспешно он роздал.
В ужас пришел Одиссей, задрожали колена, когда он,
Вдруг оглянувшись, увидел их в шлемах, с щитами, трясущих
Длинными копьями; гибель ему неизбежной явилась.
150 К сыну тогда обратившись, он бросил крылатое слово:
"Верно, какая из наших рабынь, Телемак, изменивши
Нам, помогает противникам нашим, иль хитрый
Меланфий?" Робко на то отвечал рассудительный сын
Одиссеев: "Горе! Мое небреженье причиной всему; я виновник
155 Этой беды - заспешив, позабыл оружейной палаты
Дверь запереть; и лазутчик, хитрее меня, побывал там.
Слушай, мой честный Евмей, побеги ты туда и за дверью
Стань там и жди; кто придет, ты увидишь; служанка ль какая
Или Меланфий? Я сам на него подозренье имею".
160 Так говорили о многом они, собеседуя тайно.
Тою порой за оружием хитрый Меланфий собрался
Снова прокрасться наверх. То приметив, Евмей богоравный
На ухо так прошептал Одиссею, стоявшему близко:
"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
165 Вот он, предатель; его угадал я; он крадется, видишь,
Снова туда за оружием; что, государь, повелишь мне
Сделать? Убить ли крамольника, если удастся с ним сладить?
Или насильно сюда притащить, чтоб над ним наказанье
Сам совершил ты за наглое в доме твоем поведенье?"
170 Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
"С сыном моим Телемаком я здесь женихов многобуйных
Буду удерживать, сколь бы ни сильно их бешенство было;
Ты ж и Филойтий предателю руки и ноги загните
На спину; после, скрутив на спине их, его на веревке
175 За руки вздерните вверх по столбу и вверху привяжите
Крепким узлом к потолочине; двери ж, ушедши, замкните;
В страшных мученьях пускай там висит ни живой он, ни мертвый".
То повеление царское было исполнено скоро:
Вместе пошли свинопас и Филойтий; подкравшися, стали
180 Справа и слева они у дверей дожидаться, чтоб вышел
Он к ним из горницы, где женихам во второй раз доспехи
Брал. И лишь только Меланфий ступил на порог (нес прекрасный
Гривистый шлем он одною рукой, а в другой находился
Старый, широкий, подернутый плесенью щит, в молодые
185 Давние годы герою Лаэрту служивший, теперь же
Брошенный, вовсе худой, без ремней, с перегнившими швами),
Кинулись оба на вора они; в волоса уцепившись,
На пол его повалили, кричащего громко, и крепко
Руки и ноги ему, их с великою болью загнувши
190 На спину, сзади скрутили плетеным ремнем, как велел им
Сын Лаэртид, многохитростиый муж, Одиссей благородный.
Вздернувши после веревкою вверх по столбу, привязали[26]
К твердой его потолочине; там и остался висеть он.
С злобной насмешкой ему тут сказал свинопас богоравный:
195 "Будь здесь покуда заботливым сторожем, честный Меланфий;
Мы для тебя перестлали покойную, видишь, постелю.
Верно, теперь не проспишь[27] златотронной, в тумане рожденной
Эос в ее восхождении с вод Океана и в пору
Коз на обед женихам многославным отборных пригонишь".
200 Кончил. И, бросив его там, висящего в страшных мученьях,
Оба с оружием, дверь за собой затворив, удалились.
К месту они подошли, где стоял Одиссей хитроумный.
Яростью все там кипели. В дверях на высоком пороге
Четверо грозно стояли; другие толпились в палате.
205 К первым тогда подошла светлоокая дочь громовержца,[28]
Сходная с Ментором видом и речью, богиня Афина.
Ей Одиссей, ободрившийся, бросил крылатое слово:
"Ментор, сюда! Помоги нам; бывалое дружество вспомни;
Много добра от меня ты имел, мой возлюбленный сверстник".
210 Так говорил он, а внутренне мыслил, что видит Афину.
Но женихи обратились на Ментора всею толпою.
Первый сказал Агелай, сын Дамасторов: "Будь осторожен,
Ментор, не слушай его убеждений, не думай в сраженье
С нами вступать, подавая ему безрассудную помощь.
215 С нами один он не сладит, свое мы возьмем; но, когда мы,
Их пересилив обоих, отца уничтожим и сына,
С ними тогда умертвим и тебя, ненавистного, если
Вздумаешь здесь к ним пристать; головою заплатишь за дерзость;
После ж, когда уничтожит вас медь беспощадная, всё мы,
220 Что ни имеешь ты дома иль в поле, возьмем и, смешавши
Вместе с добром Одиссеевым, между собою разделим;
Выгоним из дому[29] ваших детей; сыновьям, дочерям здесь
Вашим не жить; и расстанутся ваши с Итакою жены".
Кончил он. Дерзость его раздражила богиню Афину.
225 Гневными стала она упрекать[30] Одиссея словами:
"Нет уж в тебе, Одиссей, той отваги могучей, с которой
Ты за Елену Аргивскую, дочь светлорукую Зевса,
Девять с троянами лет так упорно сражался; в то время
Много погибло врагов от тебя в истребительной битве;
230 Хитрость твоя[31] наконец и Приамов разрушила город.
Что ж? Отчего ты, домой возвратясь, Одиссей, с женихами
Так нерешительно, медленно к битве теперь приступаешь?
Друг, ободрись; на меня погляди; ты увидишь, как смело
Против врагов, на тебя нападающих здесь совокупно.
235 Выступит Ментор Алкимид, тебе за добро благодарный".
Кончив, она Одиссею не вдруг даровала победу:
Бодрость царя и разумного сына его Телемака
Строгому опыту прежде желая подвергнуть, богиня
Вдруг превратилась, взвилась к потолку и на черной от дыма
240 Там перекладине легкою сизою ласточкой села.
Тою порой Агелаем, Дамастора сыном отважным,
Димоптолем, Еврином и Писандр, сын Поликторов бодрый,
С Амфимедоном и умным Лолптосом яростно были
В бой подстрекаемы (силой они отличались от прочих,
245 Сколько еще их там было живых и спастись уповавших
Боем; другие же, все умерщвленные, кучей лежали).
Так, обратясь к остальным, Агелай; благородный воскликнул:
"Этот свирепый, я думаю, скоро от боя уймется;
Ментор покинул его, бесполезно нахвастав; один он[32]
250 С ними теперь на высоком пороге стоит беззащитный.
Разом всех копий своих медноострых, друзья, не бросайте;[33]
Бросьте сначала вы шесть; и великая будет нам слава,
Если его поразим, ненавистного, с помощью Зевса;
С прочими ж сладить нетрудно, лишь только б сломить Одиссея".
255 Так он сказал, и, ему повинуясь, пустили другие
Разом шесть копий; но сделала тщетным удар их Афина:
Вкось полетевши, глубоко вонзилося в притолку гладкой
Двери одно; а другое в одну из дверных половинок
Втиснулось; третье воткнулось в дощатую стену; когда же
260 Всех женихами в них брошенных копий они избежали,
Так, обратяся к своим, Одиссей хитроумный сказал им:
"Очередь наша теперь; приступите, товарищи, к делу,
Копья нацельте и бросьте в толпу женихов, уничтожить
Нас замышляющих, прежде столь много обид нам нанесши".
265 Так он сказал. И, прицелясь, они медноострые копья
Кинули разом; и Димоптолема сразил многосильный
Сам Одиссей, Телемак - Евриада, Филойтий - Писандра,
Старый Евмей свинопас поразил Элатопа; и разом
Все повалились они, с скрежетанием стиснувши зубы.
270 Прочие, к дальней стене отбежавши толпой и поспешно
Вырвав из трупов кровавых вонзенные в недра их копья,
Снова их разом в противников, метко прицелясь, пустили;[34]
Снова Афина могучая сделала тщетным удар их.[35]
Вкось полетевши, глубоко вонзилося в притолку гладкой
275 Двери одно; а другое в одну из дверных половинок
Втиснулось; третье воткнулось в дощатую стену. Однако
Амфимедон Телемака поранил, в ручную попавши
Кисть: пролетая, копье острием оцарапало кожу.
Тронул плечо над щитом у Евмея Ктесипп длинноострой
280 Медью; копье же, над ним прошумев, водрузилося в землю.
Стоя с боков Одиссея, ужасною полного думой,
Снова они в женихов неизбежные бросили копья.
Евридаманта сразил Одиссей, городов сокрушитель;
Амфимедон был пронзен Телемаком, Полиб - свинопасом;
285 Метко нацелив копьем медноострым, Филойтий Ктесиппу
Грудь просадил; и, удачным ударом хвалясь, он воскликнул:
"Сын Полиферсов,[36] лихой на обидные речи, теперь ты
Дерзкий язык свой уймешь от ругательств нахальных; предайся
В волю богов; им одним подобает и слава и сила.
290 Я же тебя отдарил здесь за ногу коровью, которой
Так благосклонно попотчевал ты Одиссея бродягу".
Так говорил криворогих быков сторожитель Филойтий.
Тою порою умерщвлен был Дамасторов сын Одиссеем,
Сын Леокритов,[37] младой Евенор, был убит Телемаком:
295 Острою медью в живот пораженный, лицом он, со всех ног
Грянувшись, об пол ударился, жалобно охнул и умер.
Тут с потолка наклонила над их головами Паллада[38]
Страшную людям эгиду: и ужас расстроил их чувства.
Начали бегать они, ошалев, как коровы, когда их
300 Вешней порою (в то время, как дни прибывать начинают)
Густо осыплют на пажити слепни сердитые. Те ж их
Били, как соколы кривокогтистые с выгнутым клевом,
С гор прилетевшие, бьют испугавшихся птиц, - и густыми
Стаями с неба на землю, спасаясь, бросаются птицы;
305 Соколы ж гонят их, ловят когтями, и нет им пощады,
Заперт и путь для спасенья, и травлею тешатся люди;
Так женихов (разогнав их по горнице) справа и слева,
Как ни попало, они убивали; поднялся ужасный[39]
Крик; был разбрызган их мозг, был дымящейся кровью их залит
310 Пол. К Одиссею тогда подбежал Леодей, и колена
Обнял его, и, трепещущий, бросил крылатое слово:
"Ноги целую[40] твои, Одиссей; пощади и помилуй.
В доме твоем ни одной из рабынь, в нем живущих, ни словом
Я не обидел, ни в дело не ввел непристойное; сам я
315 Многих, напротив, удерживать здесь от постыдных поступков
Тщился - напрасно! От зла не отвел я их рук святотатных;
Страшною участью все неизбежно постигнуты ныне.
Я же, их жертвогадатель,[41] ни в чем не повинный, ужели
Лягу здесь мертвый? Такое ли добрым делам воздаянье?"
320 Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей богоравный:
"Если ты подлинно жертвогадателем был между ними,
То, без сомнения, часто в жилище моем ты молился[42]
Дню, чтоб мне возвратиться домой запретил, чтоб с тобою
В дом твой моя удалилась жена и чтоб с нею детей ты
325 Прижил, - за это теперь и людей ужасающей смерти
Ты не избегнешь". Сказал. И, могучей рукою схвативши
Меч, из руки Агелая в минуту его умерщвленья
Выпавший, им он молящего сильно ударил по шее;
Крикнул он - в крике неконченом с плеч голова покатилась.
330 Но от губительной Керы избегнул сын Терпиев, славный
Песнями Фемий, всегда женихов на пирах веселивший
Пеньем; с своею он цитрой в руках к потаенной прижавшись
Двери, стоял там, колеблясь рассудком, не зная, что выбрать,
Выйти ли в дверь и сидеть на дворе, обнимая великий
335 Зевсов алтарь, охраняющий дом, на котором так часто[43]
Жирные бедра быков сожигал Одиссей многославный,
Или к коленям его с умоляющим броситься криком?
Дело обдумав, уверился он, что полезнее будет,
Став на колена, Лаэртова сына молить о пощаде.
340 Цитру свою положив звонкострунную бережно на пол
Между кратерой и стулом серебряногвоздным, поспешно
К сыну Лаэртову дивный певец подбежал, и колена
Обнял его, и, трепещущий, бросил крылатое слово:[44]
"Ноги целую твои, Одиссей; пощади и помилуй.
345 Сам сожалеть ты и сетовать будешь, когда песнопевца,
Сладко бессмертным и смертным поющего, смерти предашь здесь;
Пению сам я себя научил; вдохновением боги[45]
Душу согрели мою; и тебя, Одиссей, я, как бога,[46]
Буду гармонией струн веселить. Не губи песнопевца.
350 Будет свидетелем мне и возлюбленный сын твой, что волей
В дом ваш входить никогда я не мыслил, что сам не просился
Песнями здесь на пиру забавлять женихов, что, напротив,
Силой сюда приводим был и пел здесь всегда принужденно".
Так он сказав, возбудил Телемакову силу святую.
355 Громко отцу закричал Телемак, находившийся близко:
"Стой! Не губи неповинного яростной медью, родитель!
С ним и к Медонту глашатаю благостен будь: обо мне он
В детстве моем неусыпно имел попеченье. Но где он,
Честный Медонт? Не убили ль его свинопас иль Филойтий?
360 Или он сам, злополучный, попал под удар твой смертельный?"
Так говорил Телемак; и дошло до Медонта благое
Слово; дугою согнувшись, под стулом лежал он, коровьей,
Только что содранной кожей покрытый, чтоб Керы избегнуть.
Выскочил он из-под стула и, сбросивши кожу коровью
365 С плеч, подбежал к Телемаку и, ноги его обхвативши,
Стал целовать их[47] и в трепете бросил крылатое слово:
"Здесь я, душа Телемак; заступись за меня, чтоб отец твой
Грозно-могучий на мне не отмстил беспощадною медью
Злым женихам, столь давно, столь нахально его достоянье
370 Грабившим здесь и тебя самого оскорбившим безумно".
Мрачно взглянув[48] исподлобья, сказал Одиссей богоравный:
"Будь благодарен ему; он тебя сохранил, чтоб отныне
Ведал и сам ты, и людям другим говорил в поученье,
Сколь здесь благие дела нам спасительней дел беззаконных;
375 Слушай теперь: из палаты, убийством наполненной, вышед,
Сядь на дворе у ворот с песнопевцем, властителем слова;[49]
Я же остануся в доме и все здесь устрою, что нужно".
Так он сказал; и Медонт с песнопевцем, из горницы вышед,
Оба вблизи алтаря, посвященного Зевсу владыке,
380 Сели; но все озирались кругом, опасаясь убийства.
Очи водил вкруг себя Одиссей, чтоб узнать, не остался ль
Кто неубитый, случайно избегший могущества Керы?
Мертвые все, он увидел, в крови и в пыли неподвижно
Кучей лежали они на полу там, как рыбы, которых,
385 На берег вытащив их из глубокозеленого моря
Неводом мелкопетлистым, рыбак высыпает на землю;
Там на песке раскаленном их, влаги соленой лишенных,
Гелиос пламенный душит, и все до одной умирают.
Мертвые так там один на другом неподвижно лежали.
390 К сыну сперва обратяся, сказал Одиссей хитроумный:
"Должен теперь, Телемак, ты сюда пригласить Евриклею;
Нужное слово желаю я молвить разумной старушке".
Так говорил Одиссей. Телемак, повинуяся, отпер
Двери, позвал Евриклею и так ей сказал: "Эвриклея,
395 Добрая няня моя, так давно за рабынями в доме
Нашем смотрящая, все сохраняя усердно в порядке,
Кличет отец,[50] говорить он с тобою намерен; поди к нам".
Кончил. Не мимо ушей Евриклеи его пролетело
Слово. И, двери отперши тех горниц, где жили служанки,
400 Вышла она; и старушку повел Телемак к Одиссею.
Взорам ее Одиссей посреди умерщвленных явился,
Потом и кровью покрытый; подобился льву он, который,
Съевши быка, подымается, сытый, и тихо из стада -
Грива в крови и вся страшная пасть, обагренная кровью, -
405 В лог свой идет, наводя на людей неописанный ужас.
Кровию так Одиссей с головы был до ног весь обрызган.
Трупы увидя и крови пролитой ручьи, Эвриклея
Громко хотела воскликнуть, чудясь столь великому делу;
Но Одиссей повелел ей себя воздержать от восторга;
410 Голос потом свой возвысив, он бросил крылатое слово:
"Радуйся сердцем, старушка, но тихо, без всякого крика;
Радостный крик подымать неприлично при виде убитых.
Диев их суд поразил; от своих беззаконий погибли;[51]
Правда была им чужда, никого из людей земнородных,[52]
415 Знатный ли, низкий ли был он, уважить они не хотели.
Страшная участь их всех наконец, злополучных, постигла.
Ты же теперь назови мне рабынь, здесь живущих, дабы я
Мог отличить развращенных от честных и верных меж ними".
Так он сказал. Эвриклея старушка ему отвечала:
420 "Все я, мой сын, объявлю, ничего от тебя не скрывая;
В доме теперь пятьдесят мы имеем служанок работниц[53]
Разного возраста; заняты все рукодельем домашним;
Дергают волну; и каждая в доме свою отправляет
Службу. Двенадцать из них, поведеньем развратных, не только
425 Против меня, но и против царицы невежливы были.[54]
Сын твой в хозяйство вступил; но разумно ему Пенелопа
В дело служанок мешаться до сих пор еще запрещала.
Я же наверх побегу объявить ей великую нашу
Радость: она почивает; знать, боги ей сон ниспослали"[55].
430 Так, возражая, сказал Одиссей хитроумный старушке:
"Нет, не буди, Эвриклея, жены; прикажи, чтоб рабыни -
Те, на которых ты мне донесла, - здесь немедля явились".
Так говорил Одиссей, и поспешно пошла Эвриклея[56]
Кликнуть рабынь и велеть им идти к своему господину.
435 Он же, позвав Телемака с Филойтием, с старым Евмеем,
Бросил крылатое слово, свою изъявляя им волео:
"Трупы теперь приберите; пускай вам помогут рабыни
Вынести их, а потом все столы, все богатые стулья
Дочиста здесь ноздреватою, мокрою вытрите губкой.
440 После ж, когда приберете совсем пировую палату,
Всех поведеньем развратных рабынь из нее уведите;
Там на дворе, меж стеною и житною круглою башней,[57]
Смерти предайте беспутниц, мечом заколов длинноострым
Каждую; пусть, осрамивши развратом[58] мой дом, наказанье
445 Примут они за союз непозволенный свой с женихами".
Так говорил он. Тем временем все собралися рабыни,
Жалобно воя;[59] из глаз их катилися крупные слезы.
Начали трупы они выносить и в сенях многозвучных
Царского дома, стеной обведенного, клали их тесным
450 Рядом, один прислоняя к другому, как сам Одиссей им
Делать предписывал; дело ж не по сердцу было рабыням.
Вынесши трупы, они и столы, и богатые стулья[60]
Дочиста все ноздреватою, мокрою вытерли губкой.
Заступом тою порой Телемак, свинопас и Филойтий
455 В зале просторной весь пол, обагренный пролитою кровью,
Выскребли чисто; оскребки же вынесли за дверь рабыни.
Залу очистив и все приведя там в обычный порядок,[61]
Выйти оттуда они осужденным рабыням велели,
Собрали их на дворе меж стеною и житного башней
460 Всех и в безвыходном заперли месте, откуда спасенья
Быть не могло никакого. И сын Одисеев сказал им:
"Честною смертью, развратницы, вы умереть недостойны,
Вы, столь меня и мою благородную мать Пенелопу
Здесь осрамившие, в доме моем с женихами слюбившись".
465 Кончив, канат корабля черноносого взял он[62] и туго
Так натянул, укрепивши его на колоннах под сводом
Башни, что было ногой до земли им достать невозможно.
Там, как дрозды длиннокрылые или как голуби, в сети
Целою стаей - летя на ночлег свой - попавшие (в тесных
470 Петлях трепещут они, и ночлег им становится гробом),
Все на канате они голова с головою повисли;
Петлями шею стянули у каждой; и смерть их постигла
Скоро: немного подергав ногами, все разом утихли.
Силою вытащен после на двор козовод был Меланфий;
475 Медью нещадною вырвали ноздри, обрезали уши,
Руки и ноги отсекли ему; и потом, изрубивши[63]
В крохи, его на съедение бросили жадным собакам.
Руки и ноги свои, обагренные кровью, омывши,
В дом возвратились они к Одиссею. Все кончено было.
480 Тут Одиссей, обратись к Евриклее, сказал ей: "Немедля,
Няня, огня принеси и подай очистительной серы;
Залу нам должно скорей окурить. Ты потом Пенелопе
Скажешь, чтоб сверху сошла и с собою рабынь приближенных[64]
Всех привела. Позови равномерно и прочих служанок".
485 Так повелел Одиссей. Эвриклея ему отвечала:
"То, что, дитя, говоришь ты, и я нахожу справедливым.
Прежде, однако, тебе принесу я опрятное платье;
Этих нечистых отрепьев на крепких плечах ты не должен
В доме своем многославпом носить; то тебе неприлично".
490 Ей возражая, ответствовал так Одиссей многоумный:
"Прежде всего мне огня для куренья подай, Эвриклея".
Волю его исполняя, пошла Эвриклея и скоро
С серой к нему и с огнем возвратилась; окуривать начал
Серой столовую он и широкий, стеной обнесенный
495 Двор. Эвриклея, прошед через светлые дома покои,
Стала служанок сбирать и немедленно всем им велела[65]
В залу прийти; и немедленно, факелы взявши, рабыни
В залу пришли; обступивши веселой толпой Одиссея,
Голову, плечи и руки они у него целовали.
500 Он даже дал волю слезам; он рыдал от веселья и скорби,
Всех при свидании милых домашних своих узнавая.


[1] ... друзья женихи... — Добавление переводчика.
[2] Не было там ни щита... — вследствие распоряжения Одиссея: 19. 5—13.
[3] Безумцы! — Еще один пример авторского комментария (см. 20. 392—394 и примеч.), к тому же повторяемого действующим лицом: ср. 33 и 41; в орининале они почти тождественны.
[4] ...насильствуя гнусно... — В большинстве рукописей ст. 37 стоит после ст. 38 (в оригинале каждый из них составляет самостоятельный период), что представляется более логичным: судьба его благородной жены для Одиссея гораздо важнее, чем участь рабынь (не служанок, как в переводе).
[5] Ст. 43 отсутствует в рукописях и папирусах. В самом деле, женихи еще пытаются вступить с Одиссеем в переговоры, в ходе которых мысль о бегстве подает им он сам (ст. 66).
[6] ...похищение власти царя... — См. 1. 381—383 и примеч.
[7] Ст. 53 сл. Телемака... смерти предать... — См. 4. 667—672; 16. 371—384, 421 сл.
[8] ...назначишь нам цену... — Слова Евримаха предусматривают обычную с точки зрения гомеровского права процедуру выкупа за оскорбление дома Одиссея. Кроме возмещения «морального ущерба» Евримах предлагает взыскать с каждого стоимость двадцати быков (см. 1. 427 и примеч.; стоимость обычного вооружения — 9 быков: Ил. VI. 236), причем расходы он рассчитывает возместить за счет народа; в переводе эта мысль опущена.
[9] ...теперь же твой праведен гнев... — пока не уплачена пеня или хотя бы не достигнуто соглашение о ее размере.
[10] Гнев... гнев... — Тавтология не находит основания в оригинале. Тот же случай — 66 сл. (Кер... Керы).
[11] ...задрожали колена... — Страх женихов возрастает по ср. со ст. 42.
[12] ...расстреляет он скоро ужасные стрелы. — На самом деле, Евримах не сомневается, что у Одиссея достаточно стрел (ст. 72 сл.). В оригинале сказано: «тогда (т. е. когда женихи получат помощь) он стал бы стрелять в последний раз».
[13] ...в печень вонзившись... — Такое направление стрелы возможно только в том случае, если порог, на котором стоял Одиссей, возвышался над уровнем пола. С этой позиции и хочет сбить Одиссея Амфином (ст. 91). (Поэтому, видимо, в переводе ст. 250 добавлено определений «высокий», в оригинале отсутствующее).
[14] ...против него... — Добавление переводчика: Амфином был единственным из женихов, настроенным доброжелательно к Одиссею (ср. 18. 120—152), и автор не случайно заставляет его погибнуть от копья Телемаха, предупредившего нападение на отца.
[15] ...но сзади — Как видно, Телемах успел выбежать в зал и, таким образом, сумел поразить Амфинома ударом в спину. См. ст. 94—99.
[16] Ст. 101 сл. Щит, два копья... принесу я... — Эти стихи находятся в явном противоречии с 16. 295 сл., которое можно объяснить двояко. Либо 16. 281—298 являются более поздней вставкой (см. примеч.), сделанной без учета ситуации в кн. 22, либо автор, пренебрегая последовательностью, ввел решение Телемаха, чтобы дать возможность Мелантию проникнуть в кладовую, оставшуюся не запертой (см. ниже, ст. 154—156).
[17] Ст. 107 сл. ...от защитных Притолок. — Определение добавлено переводчиком. На самом деле, Одиссей не ищет защиты, прислонясь к дверным косякам, а опасается, как бы женихи не оттеснили его от дверей, ища для себя спасения (см. выше, ст. 76 сл.).
[18] ...глубокою полного думой. — Неудачный здесь и в ст. 281 перевод постоянного эпитета Одиссея ποικιλομήτης «хитроумный»: в изображаемой ситуации у героя нет времени погружаться в размышения. См. 7. 168 и примеч.
[19] ...друг подле друга валяся, они издыхали. — Распространенный перевод достаточно сжатого оригинала: «падали друг возле друга».
[20] Четверокожным щитом... — т. е. из кож, положенных друг на друга в 4 слоя и обрамленных металлическим ободом.
[21] ...облачивши плеча... — В отличие от обычных в «Одиссее» овальных щитов, здесь, как и в 14. 479, имеется в виду щит микенского времени, охватывающий полукругом все тело, от горла до ступней. Его носили на ремне через плечо.
[22] Тайная (ср. 132, 136, 332)... — Правильнее: «запасная» дверь, ведущая в обход мегарона во двор и расположенная не недалеко от главных дверей, а в противоположном углу слева и поэтому на виду (ст. 136) у стоящего напротив Одиссея.
[23] ...от высокого залы пространной порога... — В оригинале речь идет, по-видимому, о том, что к этой двери вело несколько ступеней и тем труднее было выйти через нее незамеченным. Как удалось сделать это Мелантию, остается неясным, равно как непонятным и, во всяком случае, не выполненным оказывается распоряжение Одиссея Евмею (129 сл.; см. 157, 162, где Евмей по-прежнему находится рядом с Одиссеем и Телемахом у входа в зал).
[24] Ст. 134, повтояющий 78 (см. примеч.), считают обычно интерполяцией, так как из ст. 119—121 видно что стрелы уже кончились. В переводе сделана попытка сохранить ст. 134, заменив сослагательное наклонение оригинала («стал бы стрелять») на изъявительное.
[25] Ст. 144 сл. Аристарх исключал как интерполяцию, указывая на то, что одному человеку не под силу поднять такой груз. Непонятно также, почему Мелантий не разделил ношу на две равные половины, а для второго раза оставил только один шлем и щит (ст. 183 сл.). Между тем исключить эти стихи нельзя, так как снабжение женихов оружием необходимо, чтобы увеличить напряжение боя, которое приходится выдержать Одиссею. Поэтому ст. 144 сл. надо отнести на счет поэтической гиперболы (как, впрочем, и нагрузку Телемаха в ст. 109—111), а повторный поход Мелантия в кладовую понадобился автору для того, чтобы Евмей и Филойтий могли захватить его на месте преступления. Аналитическая критика, вообще считающая участие Евмея и Филойтия в сражении с женихами не слишком удачным добавлением последнего автора «Одиссеи», недоумевает по поводу того, зачем они так надолго отвлекаются на побочное занятие, каким, несомненно, является наказание Мелантия, в то время как они гораздо нужнее в качестве помощников Одиссея. Не следует, однако, забывать, что подробнейшее изложение деталей однажды упомянутого события — непременный признак эпической техники (см. выше ст. «Одиссея — фольклорное наследие...», § 5).
[26] Ст. 192 сл. = 175 сл.
[27] ...теперь не проспишь... — С высоты столба Мелантий раньше увидит восход солнца, чем остальные обитатели дома.
[28] Ст. 205 сл. = 24. 502 сл.
[29] Выгоним из дому... — В оригинале сказано ближе к обычаям войны: «не оставим в живых сыновей, а дочерям и жене не позволим остаться в городе», т. е. продадим их в рабство.
[30] ...стала она упрекать... — Гнев Афины, как и следующее за тем желание испытать Одиссея и Телемаха (ст. 237 сл.), не находят в «Одиссее» достаточного обоснования. Возможно, что в каком-то из ранних вариантов при истреблении женихов Одиссей применял только копья, и тогда перед началом сражения была уместна речь богини, порицавшей его за нерешительность.
[31] Хитрость твоя... — Имеется в виду вариант мифа, по которому мысль о деревянном коне была предложена Одиссеем, отчего происходит его эпитет πτολίπορθος (Ил. II. 278; Од. 16. 442) — «разрушающий города».
[32] Ст. 249 сл. ...один ...беззащитный. — В оригинале: «эти же (т. е. Одиссей с помощниками) остались одни (т. е. без помощи Ментора) перед дверью». Об их беззащитности речи нет.
[33] Ст. 251 сл. Разом... не бросайте; Бросьте... шесть... — Небольшой недосмотр автора, ведущий к противоречию со ст. 271: если отступившим женихам пришлось извлекать копья из трупов, значит, вторая шестерка не была вооружена, и распоряжение Агелая не имело смысла. С другой стороны, автор, конечно, помнил, что Мелантий принес 12 копий, — стало быть, надо их все использовать, но тогда нет необходимости вырывать копья из тел павших.
[34] Ст. 272 сл. Снова... Снова. — Анафоре нет соответствия в оригинале.
[35] Ст. 273—276 = 256—259. Впрочем, из двух, повторяющихся на столь близком расстоянии описаний (ст. 274—276 = 257—259), одно можно считать интерполяцией.
[36] Полиферс — говорящее имя: «Многодерзостный», подобранное автором для отца наглого Ктесиппа по принципу: «Яблоко от яблони...»
[37] Сын Леокритов... — ошибочный перевод. В оригинале: Леокрит (см. 2. 242), сын Евенора.
[38] Ст. 297 сл. …наклонила... Паллада... эгиду... — свой щит, вселявший ужас в смертных. Аналитическая критика считает эти стихи интерполяцией: какой смысл имеет теперь вмешательство Афины, когда из женихов в живых остался один Леодей, а прислуживавшие им против воли Фемий и Медонт и без того перепуганы насмерть и к тому же останутся в живых? Против изъятия этих стихов говорят, однако, ст. 299 («остальные же напугались...») и ст. 307—309: в живых еще оставался не один Леодей, и автор выделяет его только потому, что он уже знаком слушателям (21. 144—166). Ведь и ранее он не называет поименно всех убитых женихов.
[39] Ст. 308 сл. почти = 24. 184 сл.
[40] Ноги целую... — Здесь и в ст. 344 в оригинале сказано: «молю, припадая к твоим ногам».
[41] ...мертвогадатель... — См. примеч. к 21. 145 сл.
[42] Ст. 322 сл. ...молился Дию... — В оригинале Одиссей не упоминает о Зевсе (Дие) и его запрещении, а говорит: «ты часто молился, чтобы долго не свершилось мое сладостное возвращение».
[43] Ст. 335. Алтарь богов, а особенно Зевса, считался неприкосновенным.
[44] Ст. 343 сл. = 311 сл.
[45] Ст. 347 сл. ...вдохновением боги Душу согрели... — Модернизированный перевод. В оригинале: «я — самоучка, бог же взрастил в моей груди всякие ходы (песен)». В стихах этих известное недоумение вызывала самохарактеристика Фемия как самоучки, поскольку на рубеже 8—7 вв. уже существовала школа рапсодов-гомеридов, к которой, судя по его имени, принадлежал и отец Фемия. Таким образом, Фемий мог унаследовать у отца искусство рапсода вместе с «ходами песен», т. е. традиционными приемами эпической поэзии. Вполне вероятно, однако, что автор «Одиссеи» изображает в образе Фемия не своего современника, а певца легендарных времен, аэда-импровизатора наподобие Демодока, которому «ходы песен» были нужны еще больше, чем позднейшим рапсодам, имевшим дело с уже готовым материалом.
[46] Ст. 348 сл. ...тебя. ..я... Буду... веселить . — В оригинале: «мне кажется, что я пою перед тобой, как перед богом». Трудно объяснить здесь настоящее время глагола: Фемий не поет в данный момент перед Одиссеем, а только обещает делать это в дальнейшем. Поэтому некоторые исследователи предпочитают толкование вроде: «я готов петь перед тобой, как...» Перевод Жуковского близок к такому пониманию несколько загадочного стиха.
[47] Стал целовать их... — Добавление переводчика. См. примеч. к ст. 312.
[48] Мрачно взглянув... — Эта формула употреблена здесь переводчиком не к месту. В оригинале: «улыбнувшись» — это первая за всю поэму улыбка на лице Одиссея, не считая сардонической усмешки в 20. 301. Вторая доброжелательная улыбка героя последует в 23. 111.
[49] Властитель слова — в оригинале: «богатый на песни».
[50] Кличет отец... — Автор забыл, что Евриклея до сих пор не должна была знать, кто скрывается под обликом нищего, так как и сам Телемах ничего не знал об омовении ног Одиссея.
[51] Ст. 413—416. Диев их суд поразил... — В переводе не отражен важный смысловой нюанс оригинала, где говорится: «укротила их божественная доля и преступные дела», т. е. в качестве причины гибели женихов выводятся как μοι̃ρα, каждому от рожденья назначенная и безразличная к его поведению «доля» и их собственные поступки, являющиеся результатом того же «безрасудства» (416; ср. 22. 317; 23. 67; 24. 458), которое в свое время погубило спутников Одиссея и Эгисфа (1. 34 сл.; см. статью «Одиссея — фольклорное наследие...», § 3, и примеч. 13). Их смерть, однако, произошла «вопреки судьбе», т. е. в речи Зевса еще больше подчеркивается личная ответственность человека.
[52] Ст. 414 сл. = 23. 65 сл.
[53] Пятьдесят работниц — круглое число (см. 7. 103 и примеч.), как и двенадцать в ст. 424. См. 14. 13—16 и примеч.
[54] ...невежливы были. — В оригинале: «не почитавшие ни меня, ни даже Пенелопу».
[55] Ст. 429—436. ...почивает... Те, на которых ты мне донесла... свою изъявляя им волю... — Фразеология из крепостного быта, чуждая языку поэмы. В оригинале: «которой какой-то бог послал сон... Вели придти именно тем, которые раньше замышляли здесь позорные дела... Он же, призвав их, бросил крылатое слово».
[56] Ст. 433 сл. = 18. 185 сл.
[57] ...житною круглою башней... — В оригинале сказано только «круглая», и назначение ее неизвестно. По толкованию, которому последовал Жуковский, башня служила кладовой для продовольствия.
[58] ...осрамивши развратом... — В оригинале: «пусть они навсегда позабудут о любовных утехах, которым они предавались, совокупляясь с женихами». С точки зрения гомеровской морали, поведение служанок можно рассматривать как измену своему господину, но едва ли как разврат. См. ст. 464, где перевод «осрамившие» вовсе не соответствует оригиналу: «те, которые осыпали дерзкими речами меня и мать».
[59] Жалобно воя... — Правильнее: «плача», «причитая» (см. перевод в 4. 719): едва ли Одиссей, не заинтересованный в огласке происшедшего, позволил бы рабыням громко выть.
[60] Ст. 452 сл. = 438 сл.
[61] Ст. 457 сл. почти = 440—442.
[62] ...канат корабля... взял он... — Телемах по собственному усмотрению видоизменяет приказ, полученный от отца (ст. 443).
[63] Ст. 476 сл. предполагают ту же процедуру, что и в 18. 86 сл. (см. примеч.). Этот вид казни имел, по-видимому, апотропеическое значение: лишение обидчика еще при жизни его мужской силы исключало возможность с его стороны загробной мести.
[64] Ст. 483 сл. ...рабынь приближенных... и прочих служанок. — В оригинале различаются более близкие к госпоже служанки, занимающиеся с ней пряденьем и тканьем (α̉μφίπολοι), хотя и они — рабыни, и остальные рабыни (δμωαί.) — вероятно, занятые по хозяйству. Ср., например, 20. 105—110.
[65] Ст. 496 сл. Немедленно... немедленно. — В оригинале нет никакого обстоятельства времени, к тому же повторенного дважды.