КЛАВДИАН

Автор: 
Клавдиан Клавдий
Переводчик: 
Грабарь-Пассек М.Е.

Последним замечательным поэтом позднего периода римской литературы является Клавдий Клавдиан. Он был уроженцем Александрии, и родным языком его был греческий; до нас дошли отрывки его поэмы на греческом языке ("Гигантомахия") и несколько эпиграмм. По-видимому, он рано переехал в Италию, и с этих пор его судьба тесно связана с судьбой Западной римской империи. Он стал придворным поэтом при императоре Гонории и пользовался покровительством фактического правителя Западной империи, вандала Стилихона, императорского опекуна. Год рождения Клавдиана неизвестен: самое раннее его стихотворение относится к 395 г., самое позднее - к 404 г. По всей вероятности, Клавдиан погиб в 404 г., когда Стилихон был низвергнут.
Главную часть литературного наследия Клавдиана составляют стихотворные панегирики в честь разных лиц и инвективы против государственных деятелей Восточной римской империи (Евтропия и Руфина). Несмотря на прекрасно построенный звучный стих, ни панегирики, ни поздравительные стихотворения не имеют больших художественных достоинств, а инвектива против Руфина, временщика при дворе восточно-римского императора Аркадия (родного брата Гонория), убитого в 397 г., производит неприятное впечатление своими издевками над уже мертвым врагом.
Из эпической поэмы "О войне с Гильдоном", носившей тоже политический характер, сохранилось только начало (Гильдон был наместником Африки, препятствовавшим подвозу хлеба в Рим). Более ценна с литературной точки зрения мифологическая поэма "Похищение. Прозерпины", в которой есть подлинно художественные места, например изображение царства мертвых в речи Плутона, обращенной к рыдающей девушке; это - как бы "гимн смерти", носящий на себе печать безысходного пессимизма, который не мог не охватить умы тех, кто видел своими глазами надвигающуюся гибель Рима.
До нас дошло еще несколько небольших стихотворений Клавдиана, напоминающих "Сильвы" Стация, и эпиграммы.


ПОХИЩЕНИЕ ПРОЗЕРПИНЫ

I. ЖАЛОБЫ ПРОЗЕРПИНЫ
(II, 247-310)
На колеснице крылатой все дальше летит Прозерпина,
Кудри ей Нот разметал; и в грудь ударяя, с рыданьем
К тучам небесным она мольбы воссылает, но тщетно.
250 "Ах, почему ты меня не сразил копьем смертоносным,
Тем, что Циклопы сковали, отец? [1] За что посылаешь
В край беспощадных теней? За что изгоняешь из мира?
Жалость тебя не смягчает? Неужто отцовского чувства
В сердце не ведаешь ты? О, чем я тебя прогневила?
Разве, когда мятежом пылали флегрейские земли [2],
Я на богов ополчилась? И разве же с помощью нашей
Оссы холодной ледник грозил снеговому Олимпу?
Был ли когда мной нарушен закон? И кого оскорбила
Так тяжело я, что нынче влекут меня в бездну Эреба?
260 О, сколь счастливей меня те девушки, чей похититель
Их меж людей оставлял, не лишая их света дневного!
Я ж вместе с девством навеки и небо, и солнце утрачу,
Света и чести лишусь. Покину я милую землю,
Пленницей стану, рабой в стигийском жилище тирана [3]
Горе мне! Я на беду так любила цветы, что презрела
Матери мудрый совет! [4] О, козни Венеры искусной! [5]
Мать моя! Где б ни была ты, - в долинах на Иде Фригийской,
Где мигдонийский напев [6] распевает точеная флейта,
Или в Диндимском краю [7], на кровавом празднестве галльском [8],
270 Слушаешь дикие вопли, глядишь на оружье куретов,
О, помоги мне скорей! Усмири разъяренного мужа!
Руку его удержи, завладей смертоносной уздою!"
Горестной речью такой и слезами владыка жестокий
Был побежден - и впервые любовь его сердца коснулась;
Девушке слезы отер темно-синим своим покрывалом,
Ласковой речью пытаясь смягчить ее тяжкое горе:
"Мрачной тоской и печалью себя не терзай, Прозерпина!
Страх свой напрасный забудь! Овладеешь ты мощной державой,
Брачные факелы ты зажжешь с достойным супругом;
280 Знай же - Сатурна я сын и подвластно мне все мирозданье,
Мощь безгранична моя, я безмерным владею пространством.
Ты не рассталась со светом дневным. Иные светила
Светят у нас: ты увидишь иные миры, и сияньем
Более чистого солнца в Элизии ты насладишься.
Узришь ты сонм благочестный. Там жизнь ценней и прекрасней,
Меж поколений златых [9]; всем тем мы владеем навеки,
Что на земле мимолетно. На мягких лугах ароматных
Скоро поймешь ты, что там, под веяньем лучших зефиров
Вечные дышат цветы - таких не найдешь ты на Энне [10].
290 В рощах тенистых растет там древо красы несказанной,
Листья сверкают на нем зеленым блеском металла.
Все это будет твоим; и всегда лучезарная осень
Будет тебя осыпать в изобилье златыми плодами.
Больше скажу я: все то, чем воздух владеет прозрачный,
Все, что рождает земля, все то, что множится в море,
Все, что в потоках кишит, и все, что болота питают,
Все, что несет в себе жизнь, твоему будет царству покорно.
Лунному шару подвластен сей мир; семикратным вращеньем
Он отделяет от смертных бессмертные вечные звезды.
300 Будут лежать пред тобой и владыки, носившие пурпур,
Сняв свой роскошный убор и смешавшись с толпой неимущих.
Все перед смертью равны. И ты осудишь преступных,
Чистым - подаришь покой; ты - судья! И того, кто виновен,
Ты же заставишь сознаться в деяньях, бесчестно свершенных.
Будут тебе подчиняться и Парки близ Леты глубокой,
Судьбами ведать ты будешь одна!" Так он молвил и к цели
Быстрых погнал он коней и спустился под своды Тенара [11].
Души бесчисленным сонмом слетелись. Так Австр беспощадный
Листья срывает с деревьев и капли струит дождевые,
310 Зыбью потоки рябит и песчинок тучи вздымает.

II. РЕЧЬ ЮПИТЕРА
(III, 1-54, 66)
Этой порою дает Юпитер приказ Таумантиде [12] -,
Чтобы она отовсюду богов созвала на собранье.
И полетели зефиры пред ней на крылах разноцветных.
Мигом скликает она богов из моря, торопит
Нимф и потоки речные из влажных пещер вызывает.
В трепете все и с волненьем спешат - какая причина
Их нарушает покой и о чем такая тревога?
Вот раскрывается звездный чертог - и гости садятся;
Место дается по чести: небесные боги - на первом;
10 Старшим морским божествам предоставлено место второе:
Кроткий садится Нерей, с ним рядом Форк [13] седовласый,
С краю подальше в ряду - сиденье двуликого Главка [14];
С ним и Протей, - но он здесь лишь в одном пребывает обличье.
Также и старцам речным дозволено сесть, а за ними
Тысячи юных потоков стоят, как плебеи в собранье;
Влажные девы, наяды, приникли к отцам водоносным
И на светила небес дивятся в молчании фавны.
Став на Олимпе высоком, промолвил великий родитель:
"Должен я, знаю, теперь позаботиться снова о смертных;
20 Мало я думал о них с тех пор, как старца Сатурна
Кончился век, приучивший людей к безделью и к лени.
Долго под властью отца в отупенье дремали народы,
Я же решил пробудить их к жизни, тревожной и бодрой;
Чтоб не взрастал урожай для них на непаханной ниве,
Мед бы не капал с деревьев и не был бы каждый источник
Винной струей и в реках вино не плескалось, как в чашах.
Но не по злобе я так порешил - (не завистливы боги,
Людям я вовсе не враг!), но честности роскошь враждебна,
И человеческий ум от богатства гниет и тупеет.
30 Пусть же ленивую душу людей разбудят лишенья,
Бедность заставит искать путей неизведанных, новых;
Ловкость родит ремесло, а привычка его воспитает.
Но на решенье мое Природа сетует горько, -
Будто хочу я людей погубить, и тираном жестоким
Часто меня называет, тоскуя о веке отцовском;
Скуп, беспощаден Юпитер, презревший богатства Природы.
Поле пустынно - зачем? Для чего же хочу я в трущобы
Все превратить? Почему нам осень плодов не приносит?
Прежде для смертных Природа являлась матерью нежной,
40 Ныне же мачехой злой она обернулась внезапно.
Стоило ль ум им давать, чтобы он в небеса устремлялся,
Ввысь обращать их глаза, если ныне, как скот бесприютный,
Бродят по дебрям они и пищей им желуди служат [15].
Что им за радость скитаться в лесах? И в чем же различье
Между людьми и зверями? Как часто жалобы эти
Слышу от матери [16] я! И нынче смягчу мое сердце,
Род я людской отвращу от жизни Хаонии дикой [17].
Вот мое слово: Церера еще о несчастье не знает,
С матерью мрачной [18] и с львами сокрылась в пещере Идейской.
50 По морю пусть и по суше, рыдая, пусть дочь свою ищет;
Вплоть до поры, когда след найдется исчезнувшей девы,
Пусть она всюду плоды раздает! Проезжая по дебрям,
Пусть вкруг себя возрастит незнакомые людям колосья,
54 И под Цереры ярмо согнут свою шею драконы" [19]...
66 Молвил - и дрогнули звезды под грозным его мановеньем.


[1] Отец Прозерпины — Зевс.
[2] Флегра — название полуострова в Халкидике — области Македонии.
[3] Стигийское жилище тиранна — подземное царство Плутона, похитившего Прозерпину. Названо так по реке Стиг, или Стикс («Ужасная»), — главной реке подземного царства, которая опоясывала его семь раз.
[4] Согласно мифу, Плутон похитил Прозерпину в тот момент, когда она собирала цветы на поляне; мать же ее, Церера, предостерегала от возможной опасности.
[5] Прозерпина думает, что Плутон похищает ее по велению Афродиты, действующей изза ревности: они обе любили Адониса.
[6] Мигдонийсюий напев, т. е. фригийский, отличавшийся возвышенным, торжественным тоном.
[7] Диндим— гора во Фригии (область в Малой Азии), где был распространен культ Кибелы.
[8] Культ Кибелы был распространен в Малоазиатской области, населенной галлами (галатами).
[9] По представлению древних, существовал период, когда люди вели счастливую жизнь: не знали ни горя, ни забот, ни старости; Земля сама давала обильный урожай. Это был золотой век. После смерти люди этого поколения превратились в добрых духов, спасителей людей.
[10] Энна — город в центре Сицилии, где был особенно широко распространен культ Прозерпины.
[11] Тенар — мыс на Пелопоннесе, где, по преданию, находился вход а подземное царство.
[12] Таумантида — дочь морского божества Тауманта, брата Нерея.
[13] Форк — греческое морское божество, брат Нерея.
[14] Главк — морское божество рыбаков и мореходов; изображался в виде получеловека–полурыбы, со старческим лицом, длинной бородой и волосами до плеч.
[15] По преданию, люди в отдаленные времена питались желудями, пока Церера, мать Прозерпины, не научила их земледелию.
[16] Т. е. от Реи.
[17] Хаония—область в северо–западном Эпире, наименее культурная часть в древней Греции.
[18] С Кибелой.
[19] Церера изображалась на колеснице, запряженной драконами.

МАГНИТ

Кто беспокойным умом исследует мира строенье,
Ищет начала вещей и причину лунных ущербов,
Хочет узнать, почему бледнеет сияние солнца,
Путь разыскать смертоносных комет с пурпурною гривой,
Знать, где рождаются ветры, какие удары колеблют
Недра земли и откуда родится сверкание молний,
Гром, сотрясающий тучи, и радуги блеск разноцветный,
Тот, кто может умом постигнуть истину, пусть же
Мне мой вопрос разрешит: есть камень, зовется Магнитом,
10 Темный, бесцветный, лишенный красы. Украшеньем не служит
Он ни для царских венцов, ни для белой девичьей шеи,
Он не блестит в поясах, замыкая их пряжкой нарядной.
Если ж ты чудо увидишь, которое камешек черный
Может свершить, то поймешь - он прекрасней камней драгоценных
Или того, чего ищут в пурпурных растеньях индийцы.
Он у железа заимствует жизнь, и сила железа
Пищею служит ему, и пиром, и пастбищем тучным;
Черпает новую мощь он в железе; в суставы вливаясь,
Эта суровая пища дает ему тайную силу;
20 Но без железа он гибнет; его истощенные члены
Голод снедает и жаждой томятся открытые жилы.
Марс, кто десницей кровавой во прах города низвергает,
С нежной Венерой, в тоске и заботах дарующей отдых,
Вместе в святилище пышном стоят позлащенного храма.
Видом несходны они: железом блестящим окован
Марс, а Венеры кумир украшен камнем магнитным.
Жрец совершает по чину их брачное таинство в храме:
Кружится в блеске огней хоровод; и листвою, и миртом
Двери увиты: цветов лепестками усыпано ложе.
30 За покрывалом пурпурным чертог скрывается брачный.
Здесь и свершается чудо. Навстречу летит Киферея
К мужу сама, повторяя свой брак, в небесах заключенный;
С нежною лаской она обвивает могучие плечи,
Шею его охватив, за шлем его грозный руками
Крепко берется и Марса сжимает в любовных объятьях.
Он, задыхаясь от страсти и долгим томим ожиданьем,
Пояс жены распускает, за камень на пряжке схватившись.
Брак их свершает Природа сама; и железного мужа
Мощная тяга влечет. Так боги союз свой скрепляют.
40 Как же в два металла вливается жар обоюдный?
Как же приходят к согласью и к миру суровые силы?
В камне рождается пыл к веществу иному, он к другу
Рвется - и счастьем любви наполняет изделье халибов[1]
Так же Венера всегда смягчает владыку сражений
Нежной улыбкой своей, если он, разгоревшись внезапно
Яростью страшной, за меч заостренный хватается в гневе.
Диких коней усмиряет она, и гневную бурю
Пламенем нежной любви она успокоить умеет.
Мир и покой его душу объемлют; забыв о сраженьях,
Голову в шлеме склонив, он устами к устам приникает.
Мальчик жестокий [2], скажи, над кем же ты в мире не властен?
Молнии ты побеждаешь; и ты Громовержца заставил,
Ставши быком и спустившись с небес, по морю промчаться[3]
Даже холодной скале, лишенной чувства живого,
Жизнь ты даешь; и суровый утес твои стрелы пронзают,
В камне огонь твой горит, поддается соблазну железо,
Даже и в мраморе твердом твое господствует пламя.


[1] Халибы — народ в Малой Азии, на побережье Черного моря, у границ Армении и Месопотамии, славившийся добычей металлов и железными изделиями.
[2] Амур.
[3] Громовержец — Зевс; воспылав любовью к смертной девушке Европе, он явился перед ней в образе быка в тот момент, когда она играла с подругами на берегу моря. Похитив Европу, он доставил ее по морю на остров Крит.

ГАЛЛЬСКИЕ МУЛЫ

Ты посмотри на послушных питомцев бушующей Роны,
Как по приказу стоят, как по приказу бредут,
Как направленье меняют, услышав шепот суровый,
Верной дорогой идут, слыша лишь голоса звук.
Нет на них упряжи тесной, вожжей они вовсе не знают,
Бременем тяжким у них шею ярмо не гнетет.
Долгу, однако, верны и труд переносят с терпеньем,
Варварский слушают звук, чуткий свой слух навострив
Если погонщик отстанет, из воли его не выходят,
10 Вместо узды и бича голос ведет их мужской.
Издали кликнет - вернутся, столпятся - опять их разгонит
Быстрых задержит чуть-чуть, медленных гонйт вперед.
Влево ль идти? и свой шаг по левой дороге направят.
Голос изменится вдруг - тотчас же вправо пойдут.
Рабского гнета не зная, свободны они, но не дики;
Пут никогда не неся, власть признают над собой.
Рыжие, с шкурой лохматой, повозку тяжелую тащат
В дружном согласье они, так что колеса скрипят.
Что ж мы дивимся, что звери заслушались песни Орфея,
20 Если бессмысленный скот галльским покорен словам?


О СТАРЦЕ, НИКОГДА НЕ ПОКИДАВШЕМ ОКРЕСТНОСТЕЙ ВЕРОНЫ

Счастлив тот, кто свой век провел на поле родимом;
Дом, где ребенком он жил, видит его стариком.
Там, где малюткою ползал, он нынче с посохом бродит;
Много ли хижине лет - счет он давно потерял.
Бурь ненадежной судьбы изведать ему не случалось,
Воду, скитаясь, не пил он из неведомых рек.
Он за товар не дрожал, он трубы не боялся походной;
Форум, и тяжбы, и суд - все было чуждо ему.
Мира строенья не знал он и в городе не был соседнем,
10 Видел всегда над собой купол свободный небес.
Он по природным дарам, не по консулам [1], годы считает:
Осень приносит плоды, дарит цветами весна.
В поле он солнце встречает, прощается с ним на закате;
В этом привычном кругу день он проводит за днем.
В детстве дубок посадил - нынче дубом любуется статным,
Роща с ним вместе росла - старятся вместе они.
Дальше, чем Индии край, для него предместья Вероны,
Волны Бенакских озер [2] Красным он морем зовет.
Силами свеж он и бодр, крепки мускулистые руки,
20 Три поколенья уже видит потомков своих.
Пусть же другие идут искать Иберии дальней,
Пусть они ищут путей - он шел надежным путем.


[1] В Риме летосчисление велось по консульствам; консулы избирались каждый год.
[2] Бенакское озеро — самое большое и очень живописное озеро в Северной Италии, недалеко от Вероны.