ЭЛЕГИИ

Переводчик: 
Аралов И.

ВСТУПЛЕНИЕ. (TRISTIA IV, 10)
АВТОБИОГРАФИЯ ОВИДИЯ
Кто это был тот певец, тот рассказчик любовных историй,
Песни кого пред тобой, - ныне, потомство, узнай.
Сульмон мой город родной, ледяными богатый ключами,
Рим от него отстоит на девяносто лишь миль.
Там я родился в тот год (чтобы время ты знал поточнее),
Оба погибли когда консула в битве одной.
Может быть, стоит сказать, что я всадник по званию дедов,
А не щедротам судьбы званьем обязан я тем.
Первенцем не был в семье и родился я после уж брата:
За год как раз до меня он появился на свет.
Нам и денница одна в дни рожденья обоим светила.
Дома пекли в один день жертвенных два пирога.
Это один из пяти дней праздника ратной Минервы.
Праздничный бой с того дня кровопролитный идет.
С малых лет стали учить нас и, к лучшим наставникам в Риме
Чтобы я с братом ходил, распорядился отец.
С юных к ораторству лет на форуме славолюбивом
Брат мой стремился, рожден для ратоборства в речах.
Мне же уж с детства служить небожителям больше хотелось.
Тайно меня за собой муза упорно влекла.
Часто твердил мне отец: "За пустое ты дело берешься:
Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?"
Тронутый речью отца и забросивши муз с Геликоном,
Стал было я сочинять, вовсе чуждаясь стиха.
Сами, однако, собой слова в мерные строились стопы,
То, что я прозой писал, в стих выливалось само.
Тихой стопой между тем шли вперед мои юные годы;
Тоги свободнее нам с братом уж были даны.
В туники мы облеклись с широкой пурпурной каймою,
Но сохранились в душе те же стремленья у нас.
Только удвоить успел своих лет мой брат первый десяток,
Умер он вдруг, и я стал жить без частицы себя.
Первую занял затем я почетную в юности должность
И в коллегии трех частью единою был.
Был впереди и сенат. Но... поуже я сделал полоску:
Больше, чем вынести мог, груз тот мне плечи давил.
Был я и телом-то слаб, и умом к тому делу не склонен,
От честолюбья тревог дальше держаться хотел.
К мирным досугам своим меня музы все звали, а с ними
Тихий досуг коротать очень всегда я любил.
О, как ценил - уважал современных себе я поэтов!
Сколько певцов вкруг меня, столько же, мнилось, богов.
Часто читал своих "птиц" пожилой мне Эмилий, а также
Змеи какие вредны, что какой травкой лечить.
Часто читал мне свои и Проперций "огни" по привычке:
Дружбе то дань он платил, коей был связан с ним я.
Понтик героев стихом и Басс, ямбами славу снискавший,
Тоже душой моего милого были кружка.
Нас и Гораций пленял: богатством размеров блистая,
Песни искусно слагать мог он на лире родной.
Видел Марона мельком, а с Тибуллом судьба его злая
Нежную дружбу продлить времени мне не дала.
Место он занял твое, ГЬлл; ему же преемник - Проперций.
В этом поэтов ряду стал я четвертым звеном.
Как я предместников чтил, так меня молодые ценили.
Рано снискала моя муза известность себе.
Выступить с нею когда я впервые решился открыто,
Бороду брил до того я не то раз, не то два.
Мой пробудила талант та воспетая всею столицей
Женщина, коей в стихах имя Коринны я дал.
Много я, правда, писал, но то, что считал неудачным,
Для исправленья в огонь собственноручно бросал.
Также и, в ссылку спеша, кое-что из удачного сжег я
В гневе на ревностный труд, в гневе на песни свои.
Нежное сердце имел я; противиться стрелам Эрота
Долго не мог, и меня повод пустой распалял.
Вот когда был я таким и влюблялся направо, налево,
Имя мое не вплетал в римские сплетни никто.
В детстве почти вступив в брак с недостойной, негодной особой,
Прожил, однако, я с ней очень недолго потом.
Той, что сменила ее, хоть была безупречной супругой,
Тоже судьба не дала долго со мною прожить.
Третья осталась со мной и до старости самой лет поздних,
С мужем изгнанье делить не отказавшись притом.
Дочь моя в юных годах меня дважды уж сделала дедом;
Внуков же тех не с одним мужем она прижила.
Дожил свой век и отец между тем, к девяти пятилетьям
Столько ж прибавить успел, сколько прожил до тех пор.
Так я оплакал отца, как он бы оплакал смерть сына.
После того мне и мать вскоре пришлось схоронить.
Оба (счастливцы) ушли, своевременно с жизнью простившись,
Не дожидаяся дня кары, постигшей меня.
Счастлив, бедняга, и я хотя тем, что по смерти обоих
Стал я несчастным и тем их огорчить не успел.
Если ж и кроме имен после смерти что вашей осталось,
Ваших коль нежных теней пламя костра не сожгло,
Если к вам слух обо мне докатился, отцовские тени,
Коль средь стигийской толпы толки идут обо мне,
Знайте ж, молю: послужил (обмануть-то ведь вас я не смею!)
Ссылки моей ложный шаг, не преступленье виной.
Больше не нужно теням пояснять... Возвращаюсь к вам, други:
Прошлое жизни моей просите вы досказать?
Стала видна седина. Мои лучшие годы минули:
Старость пришла, изменив вид моих прежних кудрей.
С тех пор как я родился, в венке олимпийской оливы
Десять уж раз получить всадник награды успел.
В Томы вдруг ехать велел, в городок, что на западе Понта,
Мной оскорбленный наш вождь, в гневе большом на меня.
Доводы к ссылке моей без того всем известны и очень,
Сам же про то рассказать я не позволю себе.
Что говорить про друзей и рабов вероломных измену?
То, что тогда перенес, ссылки самой тяжелей.
Пасть пред бедой всё ж я счел для себя невозможным и стойко
Натиск ее перенес, силы в себе ж отыскав.
Я позабыл о себе и о жизни спокойной прошедшей,
Вооружившись хоть тем, что само время дало.
На море бед испытал и на суше не меньше, чем сколько
Звезд от зенита блестит вплоть до зенита, что скрыт.
Долго блуждал я в пути и пристал к побережью Сарматов,
Смежному с Гетов страной, метких из лука стрелков.
Здесь хоть кругом и гремит бой - война меж соседями часто,
Песнью, какою могу, горечь смягчаю судьбы.
Здесь хотя нет ни души, кому я прочитать ее мог бы,
Всё ж коротаю я день, легче себя обманув.
Вот даже тем, что живу, не поддавшись суровым невзгодам,
<------------->
Муза, обязан тебе: ты одна мне в беде утешенье,
Ты даешь отдых в тоске, ты одна - врач для меня.
Ты лишь мне спутник и вождь; с берегов меня Истра уносишь,
Чтоб Геликона на склон к сестрам доставить своим.
Ты мне при жизни дала, что так редко, и имя, и славу
(Чаще дождется поэт славы по смерти своей).
Зависть, которая всё современное любит унизить,
Ни к одному из моих не прикоснулась трудов.
Хоть и великие в век мой на свет появились поэты,
Всё ж и к талантам моим злою молва не была.
Многих из них предпочесть я готов себе; но их не ниже
Ставят меня и во всем мире читают меня.
Правды частица коль есть в предчувствиях вещих поэта,
То и по смерти твоим сразу не стану, земля!
Милость ли граждан была то, снискал ли я славу по праву,
Но благодарность мою, милый читатель, прими.
Перев. И. Аралов