У нас нет статистических сведений, на основе которых можно было бы сравнить численность городского и сельского населения. Но так как каждому городу принадлежала обширная территория, т. е. значительная по площади сельская округа, в политическом, социальном и экономическом отношении составлявшая единое целое с городом, и так как наряду с этими городскими территориями существовали большие области, где вообще не было никаких городов, то в общем можно, очевидно, сделать вывод о том, что городское население как в Италии, так и в провинциях составляло незначительное меньшинство по сравнению с сельскими жителями. Вся культурная жизнь, конечно, сосредоточивалась в городах; каждый, кто ощущал в себе какие-то духовные запросы и потому испытывал потребность потолковать о том-о сем с другими людьми, жил в городе и никакой другой жизни не мог себе даже представить: для него тот, кого называли γεωργός, или paganus, был малокультурным или совсем некультурным существом низшего порядка. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что наше представление об античной жизни сводится к представлению о жизни античного города. Города поведали нам свою историю, деревня же словно затаила молчание. Все, что нам известно о деревне, мы знаем из уст городских жителей: для них сельские жители, крестьяне, были либо мишенью насмешек, как, например, в греко-римской комедии, либо выступали в качестве фона, который должен был оттенить пороки городской жизни, как это происходит в произведениях философов-моралистов, сатириков и авторов идиллий. Иногда, хотя и не слишком часто, горожане, как, например, Плиний Младший в письмах и Дион Хрисостом кое-где в своих речах, говорят о практическом значении, которое имеет для них земля как источник дохода. Голос же самого сельского населения удается расслышать очень редко. После того как Гесиод написал свою поэму, деревня надолго погрузилась в молчание, лишь изредка прерывая его жалобами на тяготы жизни и плохое обращение со стороны городов и правительства, которое в глазах деревенского населения было представителем города. С этими жалобами мы сталкиваемся в ряде документов, большей частью в египетских папирусах, иногда в надписях на камне, которые встречаются в других частях Древнего мира. Косвенные свидетельства о жизни сельского населения и его экономическом положении представлены в документах официального и частного содержания: в законах, эдиктах и рескриптах императоров и государственных чиновников, в распоряжениях муниципальных властей и декретах муниципальных сенатов, в решениях представительных органов самого сельского населения, в актах судебных решений по каким-то тяжбам, а также и в различных договорах. Надо сказать, что эти материалы очень скудны, и выжать что-то из них отнюдь не легкое дело. Поэтому не приходится удивляться тому, что в современных трудах, посвященных Римской империи, о деревне и ее обитателях чаще всего вообще не заходит речь или встречаются лишь редкие упоминания в связи с какими-то событиями государственной или городской жизни. А между тем изучение условий, которые были характерны для сельской местности, не менее важно, чем выяснение вопросов, касающихся государства и городов. Без тщательного исследования этой проблемы мы никогда не придем к полному пониманию социального и экономического развития Древнего мира.
Здесь, как ни в одной другой области исторических исследований, особенно велика опасность обобщения, когда все сельское население начинают рассматривать как единое целое. Жизнь деревни в различных областях империи была такой же дифференцированной, как и те экономические и социальные условия, которыми определялся ее характер; и даже когда эти различные части утратили свою политическую самостоятельность, растворившись в Римской империи, те формы, в которых складывалась жизнь сельских местностей, не утратили своего многообразия. Верхние слои римских провинций и все городское население в целом были более или менее романизированными или эллинизированными; городская жизнь во всей империи приняла однородные формы; духовные интересы и деловая жизнь развивались в различных провинциях приблизительно в одном и том же направлении, но этот процесс нивелирования почти совсем не затронул сельскую жизнь в деревнях и больших поместьях. В то время как в городах происходили интенсивная романизация и эллинизация, в сельских местностях даже продвижение обоих официальных языков империи протекало очень вяло. Население пользовалось там этими языками только тогда, когда приходилось иметь дело с городами и администрацией. Но в своих усадьбах и деревнях крестьяне по-прежнему общались между собой на местных наречиях. Это хорошо известный факт, не требующий особых доказательств. Фригийские и галатские крестьяне Малой Азии говорили во времена апостола Павла и после него на своем родном языке, точно так же обстояло дело у африканских берберов, у кельтов Британии и Галлии, у иберов и кельтиберов Испании, у германцев на Рейне, фракийцев и иллирийцев на Балканах, у феллахов Египта и многочисленных семитских и несемитских племен Малой Азии и Сирии: арамейцев, финикийцев, евреев, арабов, халдеев, с одной стороны, и лидийцев, фригийцев, карийцев, пафлагонийцев, каппадокийцев, армян, ликийцев и т. д. — с другой.[1] Так же ревниво, как свой язык, они хранили веру своих отцов. Их боги и богини могли принимать римское обличье и римские имена, но эти обличья и имена были продуктом греко-римской культуры, да они и не могли не быть греко-римскими, ведь и каменотесы, высекавшие надписи, и скульпторы, и художники были учениками греко-римских школ, и в их распоряжении не было иного письменного языка и иных общепонятных образов, кроме греко-римских. Но боги, которых почитали под этими официальными именами и в этих условных обличьях, по-прежнему были теми же древними отечественными крестьянскими богами, представление о которых сформировалось в прошлые века.[2] Наконец, немаловажное значение имеет и то, что крестьяне продолжали сохранять свои традиционные формы экономической и социальной жизни, а также нравы и обычаи, которые порой оказывались сильнее, чем законы императоров.
В этом кратком очерке экономического и социального развития империи мы можем только в общих чертах обозначить эту проблему так, как она представляется в свете сегодняшних знаний. Даже в этой краткой форме задача оказывается довольно непростой, поскольку включает в себя как вопросы развития сельского хозяйства в целом, так и вопросы развития различных форм землевладения и аренды, причем для всех частей Римской империи эти вопросы требуют отдельного рассмотрения.
Мы начнем с Италии, о которой нам известно больше, чем о других странах империи. В предыдущих главах было показано, что в аграрном отношении Италия по-прежнему, по крайней мере в I в. по Р. Х., оставалась одной из самых благополучных стран. Импорт из провинций и других государств в основном оплачивался за счет превосходного вина, которое еще в больших количествах производили во всех областях полуострова, в особенности в Кампании и на севере Италии. Виноделие было основано на капиталистической системе хозяйствования, ориентированной в первую очередь на сбыт и на экспорт. Извержение Везувия в 79 г. по Р. Х. вызвало, конечно, катастрофические последствия и в экономике. То, что засыпанные города не были восстановлены, несмотря на меры, принятые правительством, и то, что в последующие годы в этой местности не возникло новых городов, что, в общем, было бы вполне возможно спустя несколько десятилетий, говорит об упадке экономики Кампании. Но все же у нас нет оснований считать, что катастрофа 79 г. значительно ухудшила продуктивность почвы во всей этой области.[3] В действительности же виноградарство и основанная на винном экспорте экономика Италии серьезно пострадали в результате другого процесса, о котором уже шла речь в предшествующих главах и который, как выяснилось, таил в себе гораздо большую опасность для страны, чем даже такое ужасное стихийное бедствие, как извержение Везувия, а именно в результате экономической эмансипации провинций. Упадок промышленности и торговли Италии означал постепенное обеднение городской буржуазии, представлявшей собой, как мы уже видели, основную силу, на которую опиралось систематическое сельскохозяйственное производство капиталистического толка. Таким ходом развития отчасти объясняется тот факт, что процесс концентрации земельной собственности в руках крупных капиталистов во II в. по Р. Х. не только не прекратился, но даже принял более интенсивные формы, чем когда-либо раньше, и что от этого терпели ущерб не только крестьяне, но и городская буржуазия. Этот процесс можно наблюдать даже в таких бедных областях, как территории.Велейи и Беневента. История этих территорий, отраженная в документах, связанных с алиментарным фондом, [См. гл. VIII.] представляет собой в основном историю постепенного процесса, в результате которого эти fundi постепенно оказались в руках кучки земельных магнатов, большинство из которых не были жителями Велейи и Беневента и, судя по всему, принадлежали к числу богатых вольноотпущенников.[4] В наших литературных источниках, например у Ювенала, даже во II в. еще часто встречается излюбленная тема поэтов и моралистов предыдущего столетия об изгнании владельцев маленьких fundi из родного гнезда ненасытными в своей алчности крупными капиталистами, а Плиний Младший, один из крупнейших землевладельцев, не таясь, рассказывает о своих вложенных в земельную собственность капиталах и о растущих латифундиях.[5]
Откуда появились капиталы, которые вкладывались в италийские земельные владения, догадаться нетрудно. Мы видели, что старая римская аристократия исчезла. Земли, принаддежавшие этим аристократам в провинции, перешли в собственность императора. Об императорских земельных владениях в Италии мы знаем очень мало. Между тем сам факт, что о них имеется так мало упоминаний, достаточно красноречив. Его можно объяснить только тем обстоятельством, что императоры не стремились удерживать в своих руках италийские земли. Вероятно, они тем или иным способом тотчас же сбывали их с рук, передавая другому владельцу, и, надо думать, что чаще всего эти земли доставались кому-то из числа новой чиновничьей аристократии. Типичным представителем этого сословия был Плиний Младший. По своему происхождению он принадлежал к зажиточной семье, которая, очевидно, владела немалой земельной собственностью и относилась к муниципальной аристократии Кома. Сам Плиний и другие члены его семьи увеличили свое унаследованное состояние, занимая ответственные посты в государственной администрации: начав с должности императорских прокураторов, как Плиний Старший, и удостоившись сенаторского звания, они продолжали служить государству и императору в качестве провинциальных наместников или возглавляли различные ведомства государственной администрации, преимущественно в столице, как это было в случае Плиния Младшего. Сказанное вовсе не должно означать, что он и ему подобные наживали свои состояния тем, что грабили государство и провинции, хотя и такое нередко случалось в эпоху Флавиев и Антонинов. Уважающие законы наместники тоже имели не только большое жалованье, но располагали различными возможностями обогащаться, не выходя за рамки законности. Эти государственные служащие, родиной которых, как у Плиния, была Италия, старались, естественно, выгодно вложить свои деньги; поэтому они — с одной стороны, движимые чувством местного патриотизма, а с другой стороны, соображениями о том, где можно с наибольшей интенсивностью использовать вложенные средства, — как правило, останавливались или на покупке земли в Италии, или на ипотеках. Вложение капитала в земельную собственность и, в несколько меньшей степени, в ипотеки лучше всего гарантировало получение хотя бы скромной ренты, а идеалом аристократического существования в глазах населения империи по-прежнему оставалась хорошая рента, которая означала спокойную жизнь, обеспеченную надежным доходом. И не стоит недооценивать численную долю италиков среди государственных чиновников, так как они по-прежнему составляли в этом сословии большинство.
Однако немалая часть этого чиновничества и сенатской знати была представлена жителями западных и восточных провинций. Это были выходцы из богатой муниципальной аристократии Испании, Галлии и Африки, а также Малой Азии и, в более позднее время, Сирии. Их экономические интересы, естественно, были сосредоточены в провинциях; большинство из них, если не все, были богатыми провинциальными землевладельцами. Однако с поступлением на государственную службу у них появлялись столичные связи, которые порой оказывались сильнее уз, связывавших их с родным городом. Они поселялись в Риме, вкладывали по крайней мере часть своих денег в покупку италийских поместий, но их стремления все-таки были направлены на то, чтобы на склоне лет вернуться в родную провинцию и доживать там остаток жизни в окружении всеобщего почета и восхищения. Иногда это стремление сохранялось на протяжении поколений, иногда пропадало очень быстро, когда уже для представителей второго или третьего поколения столичная жизнь становилась привлекательнее радостей мирного существования в провинциальном захолустье. Вдобавок, как уже говорилось, императоры желали, чтобы сенаторские семьи жили в Риме, и требовали, чтобы те вкладывали часть своего состояния в покупку италийских имений.
Наряду с нобилитетом в империи еще имелся многочисленный класс богатых купцов и судовладельцев, удачливых дельцов из числа императорских вольноотпущенников и рабов, богатых банкиров и мелких торговцев Рима и других италийских городов, которые, подобно Аквилее и городам Северной Италии, оставались богатыми и процветающими. Нельзя забывать о том, что Рим неустанно расширялся и что в жизни Италии, если не всей империи в целом, он играл такую же роль, какую сегодня играет во Франции Париж, а в Англии Лондон. Многие римские богачи были уроженцами Италии, и большинство из них проводило жизнь в Риме. Поэтому неудивительно, что в поисках надежного вложения денег они в первую очередь думали о покупке италийских имений, расположенных неподалеку от Рима, управлять которыми было гораздо удобнее, чем поместьями в отдаленных местах провинций.
Под давлением крупного капитала мелкие крестьянские участки, особенно в холмистых и гористых частях Италии, а также поместья средней величины, принадлежащие городской буржуазии, постепенно исчезали: их поглощали латифундии имперского нобилитета и италийской плутократии. Все, что говорил Плиний Старший о губительном влиянии латифундий на экономическую жизнь Италии, полностью соответствовало действительности. Говоря о latifundia, которые perdidere Italiam, Плиний имеет в виду не только исчезновение крестьянских хозяйств, но и поглощение тех имений, где хозяйство было поставлено на методических началах, громадными поместьями, которые в хозяйственном отношении использовались уже совершенно иначе. Утверждение Плиния стало банальной истиной не только для его времени, но и на многие поколения вперед. Процесс, который так ярко охарактеризовал Плиний, отнюдь не прошел мимо внимания императоров. Для спасения Италии они пробовали различные пути. Клавдий, Нерон и Флавии одновременно отстаивали интересы императорской казны и старались вернуть государству общественные земли, попавшие в руки частных владельцев незаконным путем, с тем чтобы затем продавать их неимущим крестьянам в виде небольших парцелл.[6] Нерон и Веспасиан переселили в пришедшие в упадок города Южной Италии некоторое число солдат и матросов.[7] О мерах Домициана речь будет идти чуть ниже. Нерва скупал огромные земельные угодья, с тем чтобы раздавать их неимущим пролетариям.[8] Траян пытался оказать поддержку городским землевладельцам, а может быть, и крестьянам, предоставляя им дешевые кредиты, предназначенные для мероприятий по улучшению качества их земли, и выдавая им пособие на воспитание, а вернее на пропитание, их сыновей и отчасти даже дочерей. Кроме того, он основал в Италии несколько колоний и запретил отправлять италийских колонистов в провинции.[9] О мерах, которые принимали императоры Адриан, Пий и Марк Аврелий, мы будем говорить в следующей главе.
Между тем все эти попытки остались бесплодными. Ход экономического развития оказался сильнее стараний правительства. Самый важный момент заключался в эмансипации провинций, а ее нельзя было отменить, так же как невозможно было предотвратить ее неблагоприятные последствия для экономики Италии. Постепенный экономический упадок, постигший Италию главным образом вследствие упадка ее промышленности и торговли, усугублялся кризисом в области систематического сельского хозяйства, опиравшегося на капиталистические принципы, который наступил из-за перепроизводства вина, не находившего покупателей. Приближение этого кризиса отмечалось уже в третьей главе. Естественный ход развития привел к тому, что большинство стран, которые раньше были основными потребителями южноиталийской продукции, — Испания, Галлия и Африка, — теперь сами стали производить вино. На Востоке италийские вина не выдерживали конкуренции с винами греческих островов; Малой Азии, Сирии и Палестины, а также Египта. Единственными рынками сбыта для италийской продукции остались Германия и придунайские провинции. Но эти рынки в основном были доступны только для Северной Италии, так как перевозка вина из западных портов Италии в порты на побережье Далмации и Истрии была слишком сложным делом. Такая же судьба ожидала производство оливкового масла. Как мы уже видели, место главного производителя лучших сортов оливкового масла заняла Испания, дешевых сортов — Африка.
На Востоке италийское масло было вытеснено малоазийским, а также превосходной продукцией сирийского побережья.
Процессы, которые мы здесь вкратце обрисовали, ставили под угрозу не только экономическое благосостояние Италии и, в частности, благосостояние ее среднего сословия; в них таилась угроза для самого государства. Древний мир никогда не страдал от перепроизводства продуктов питания, в особенности зерно никогда не бывало там в излишке. Как уже не раз упоминалось, в том, что касалось хлеба, Греция, Италия и Малая Азия всегда зависели от стран, производивших зерно в большом количестве; Грецию и Малую Азию снабжали южнорусские области, Италия получала зерно из Сицилии, Сардинии, Испании, Галлии, Африки и Египта. Распространение виноградарства и культуры оливковых деревьев на Западе и на Востоке означало для Италии не просто ухудшение экономических условий, оно могло привести к нехватке зерна и голоду во всей империи. Рим, разумеется, мог не опасаться такого бедствия. Зерно из Египта и из императорских и государственных поместий в Сицилии и Африке (участие в этих поставках принимали также Галлия и Испания), поступавшее в качестве арендной платы от арендаторов, гарантировало продовольственное снабжение городского пролетариата и двора. Вдобавок императоры принимали определенные превентивные меры для обеспечения хлебом всего населения столицы в целом. Оно пользовалось преимущественным правом на продукцию некоторых зернопроизводящих провинций, которое в первую очередь обеспечивалось запретом на вывоз египетского зерна куда-либо кроме Рима, и запрет этот мог нарушаться только в виде исключения.[10] Но Рим был всего лишь одним из городов империи, которая вся жила за счет привозного зерна. Мы уже называли в связи с этим Грецию и Малую Азию. Потребности этих провинций не могли быть удовлетворены полностью только за счет южнорусского хлеба, так как там его производство неуклонно падало, а часть урожая уходила на нужды императорских армий Востока. Таким образом, перепроизводство вина и оливкового масла на Востоке и Западе означало развитие перманентного кризиса на Востоке. Призрак большого голода постоянно маячил у ворот греческих городов: достаточно вспомнить реалистическое описание из «Откровения» Иоанна, которое, как мы теперь знаем благодаря открытой в Антиохии писидийской надписи от 93 г. по Р. Х., вероятно, связано с большим голодным мором в Малой Азии. Римское правительство не могло не вмешиваться, когда восточным провинциям грозила гибель. Такие восстания, как бунт пролетариата Прусы, вспыхнувший в первые годы правления Домициана и описанный Дионом из Прусы, оно не могло не расценить как серьезную опасность. Для того чтобы ее предотвратить, императоры старались поддерживать производство зерна, одновременно ограничивая виноградарство и производство масла; об этих мерах нам известно очень мало. Из одного случайного источника можно, кажется, сделать вывод о том, что Веспасиан косвенными мерами пытался добиться расширения хлебопашества в Азии. В одной надписи из Кибиры от 73 г. по Р. Х. некий богатый благотворитель ставит условие, чтобы деньги, которые он дарит городу, были вложены в землю, предназначенную под зерновые, так как об этом предстоит отчитаться перед императором и сенатом. Смысл этой надписи возможно истолковать только в одном смысле: города Малой Азии получили от сената и императора указание или рекомендацию вкладывать средства благотворительных фондов преимущественно в земли, предназначенные для возделывания зерновых культур; на это обстоятельство, очевидно, и указывает надпись. Императоры также принимали энергичные меры, направленные на то, чтобы в голодные годы ограничить погоню за прибылью. В только что упомянутой надписи из Антиохии наместник Домициана принимает суровые и даже жестокие меры (нечто подобное происходило во время великой войны во всей Европе), чтобы прекратить подобную практику и обеспечить городу хлебные поставки по сравнительно дешевой цене.[11]
Кроме этих единичных мер, Домициан, как известно, издал указ общего характера с целью развития зернового хозяйства и поддержки виноделия в Италии. Согласно этому указу, в Италии запрещалась закладка новых виноградников. Вдобавок приказано было уничтожить половину уже существующих насаждений. Мы знаем, что этот указ так и не был окончательно проведен в жизнь. Чрезвычайное посольство из Малой Азии во главе со знаменитым оратором Скопелианом спасло от гибели виноградники своей провинции, а может быть, и всего Востока. Очевидно, спасти свои виноградники удалось также провинциям Нарбонская Галлия и Бетика. Насколько нам известно, экспорт вина из этих стран продолжался без перерывов. Однако было бы преувеличением сказать, что меры Домициана вообще не проводились в жизнь. В Африке они определенно были осуществлены, отчасти также в придунайских провинциях, в Северной и Центральной Галлии и частично в Испании. Доказательством этого может служить противоположный указ Проба, изданный приблизительно два столетия спустя, которым дозволялось заниматься виноградарством в придунайских провинциях, Галлии, Испании и даже в Британии, где никогда не было виноградников. Кроме того, известным законом lex Manciana (принятым в период Домициана или Траяна) дозволялась посадка новых виноградников не только взамен старых, а в одном из законов времен Адриана, относящихся к той же провинции, в той части, где идет речь об использовании залежных земель для различных культур, вопрос о виноградарстве вообще обойден молчанием.[12]
Производство масла в Италии не было так защищено, как производство вина. Напротив, расширение оливковых насаждений шло на побережье Далмации, в Испании и Африке без всяких ограничений, и мы уже знаем, что эти страны постепенно превратились в главные центры империи по производству масла. Значение этой отрасли для Африки и стремление императоров превратить всю страну в оливковую рощу проявляются в законе Адриана о залежных землях, изданном в Африке и предназначенном для Африки; о том же говорят и археологические раскопки, которые показали, что юго-западная часть страны во II—III вв. представляла собой гигантскую оливковую рощу, протянувшуюся в прибрежных и внутренних областях страны на много миль.[13]
Защитительные меры Домициана спасли хотя бы до некоторой степени италийское виноделие, однако они не стали спасением для прогрессивных методов сельского хозяйства Италии и для их носителя — среднего землевладельческого сословия. В ходе кризиса конца I в. главным пострадавшим оказалось среднее сословие. Упадок промышленности и торговли, не защищенных императорской поддержкой, ускорил их постепенную деградацию. Вдобавок рабочая сила, и в особенности рабский труд, на котором основывалось систематическое сельское хозяйство, все время дорожали. Неудивительно, что городская буржуазия Италии была не в состоянии выдержать конкуренцию столичных крупных капиталистов, чья деятельность действительно означала полный отказ от методического ведения сельскохозяйственного производства.
Было бы излишним подробно останавливаться на этом пункте. Крупные землевладельцы, вроде Плиния Младшего, возможно, знали толк в коммерческих делах и понимали, как соблюсти свой интерес при покупке и продаже земли, при выдаче денег в долг и т.п. Но они совершенно не разбирались в том, что нужно было делать для успешного развития сельского хозяйства. Они никогда подолгу не задерживались в своих поместьях, так как были заняты городскими заботами, и их доходы никогда не зависели исключительно от прибылей, получаемых от какого-то определенного поместья, как это, вероятно, было в прежние времена у многих представителей городской буржуазии. Эти люди, как уже говорилось, жили на ренту. Главное, что они хотели, — это чтобы им поменьше докучали разными делами; ради этого они готовы были мириться с уменьшением своего дохода. Самым надежным способом получения хорошего, хотя и скромного, дохода было не планомерное культивирование своего поместья при помощи рабского труда, которое требовало хозяйской заботы, а сдача земли в аренду. Этот метод предпочитали еще крупные аграрии I в. до Р. Х. И он снова стал широко применяться, когда пришла в упадок городская буржуазия; ее представители из числа ветеранов революционных армий во времена Августа явились на смену магнатам I в. в центральных и северных областях Италии. Передача земли в руки арендаторов означала, конечно, конец методического хозяйствования. Арендатор редко бывает хорошим земледельцем, и уж тем более — виноградарем. К тому же в условиях постоянной нехватки зерна хлебопашество в Италии по прибыльности вполне сравнялось с виноградарством; хлебопашество было связано с меньшим риском и требовало меньше личного внимания со стороны владельца и арендатора.[14]
Самым сложным в этом деле было найти арендаторов. Как удалось крупным землевладельцам выйти из этого затруднения, о котором нам известно из опыта Плиния и отдельных замечаний Марциала,[15] для современных исследователей всегда оставалось загадкой. Ведь если разорение крестьянства произошло еще во времена Гракхов, если в I в. до Р. Х. оно вообще исчезло как сословие и было заменено целыми армиями рабов, откуда же тогда взялись эти coloni Плиния? Если читатель внимательно следил за ходом нашего изложения, то, вероятно, заметил, что мы не разделяем расхожего мнения об исчезновении крестьянства в Италии. Несомненно, что в Южной Италии численность крестьянства сократилась в результате Союзнических войн, особенно это относится к Апулии, Калабрии, Бруттию и до известной степени также к Кампании и Самнию. Однако в Средней Италии и в долине реки По крестьянство по-прежнему составляло большинство населения. Часть крестьян лишилась своих земельных участков. Но они продолжали жить в своих vici, pagi и отдельно расположенных усадьбах теперь уже как арендаторы и батраки, нанимавшиеся на работу в большие поместья городской буржуазии. На виноградниках их, правда, заменяли теперь, хотя и не во всех случаях, рабы, но большая часть полезной земельной площади Италии была занята не виноградниками, а полями, и эти поля обрабатывали крестьяне. Возможно, что кроме потомственных крестьян крупные землевладельцы иногда сажали на своей земле в качестве арендаторов рабов и своих вольноотпущенников и что таким образом увеличивалась численность крестьянства. Но тем не менее перед крупными аграриями достаточно остро стоял вопрос о том, откуда взять недостающие рабочие руки, и решение этой задачи представляло большие трудности. В Италии были крестьяне, согласные пойти в арендаторы к крупным землевладельцам, но их число было ограниченным по сравнению с постоянно растущим спросом, и к тому же это были неважные работники, безразличные к своему делу. Несмотря на это, крупные землевладельцы все же предпочитали труд арендаторов рабскому труду. Так, например, Плиний использовал рабов только в самом крайнем случае. Главную работу в его поместьях выполняли арендаторы. Хейтланд держится на этот счет другого мнения: он считает, что арендаторы были своего рода надсмотрщиками и должны были надзирать за работой рабов, принадлежавших хозяину поместья. Однако наши источники, кажется, не дают основания предполагать, что во II в. по Р. Х. широко практиковалась аренда парцелл вместе с рабами в качестве живого инвентаря. Для Плиния его колоны определенно были не посредничающим звеном, а именно теми, кто пашет землю и выполняет всю основную работу на арендованных парцеллах. Никто не спорит, что зажиточный колон мог облегчить себе работу, купив одного или двух рабов, и что в рабочий инвентарь некоторых сдаваемых в аренду парцелл, кроме дома, скотины и сельскохозяйственных орудий, могли входить и рабы. Современный mercante di campagna представляет собой тип, хорошо известный и Древнему миру. Однако существование этого типа вовсе не доказывает, что в современной Италии нет крестьянства.[16]
Таким образом, следует полагать, что во II в. в Италии имелось многочисленное крестьянское сословие, представители которого по большей части были арендаторами. Они населяли те pagi и vici, которые, в отличие от городов, представляли собой деревню и назывались vicani и pagani, в противоположность intramurani, которые жили в городе. В произведениях. Стация и Марциала и в описаниях Плиния это деревенское население предстает как некий низший, неразвитый класс людей, по своему образу мышления ничем не отличающихся от колонов более позднего времени и от крепостных средневековой Европы. Так, например, мы можем воспользоваться Марциалом в качестве комментария к соответствующим сценкам найденной близ Трира Игельской колонны, относящейся к III в. по Р. Х., а также к африканским мозаикам IV в. Я убежден, что такая картина сложилась не в сравнительно поздние времена и что отношения между колонами и патроном были одинаковыми и в поместьях Помпея, и в поместьях того правоведа, который известен нам как друг Марциала.
Самый интересный момент в экономических условиях Италии II в. заключается не в том, что там имелось крестьянское население: в истории Италии нет такого периода, когда бы там не было крестьянства. Главная особенность заключается в том, что крестьяне в это время перестали быть свободными собственниками земли и превратились в арендаторов крупных землевладельцев. В этом качестве им принадлежала важная и даже первостепенная роль в сельском хозяйстве Италии. Господствующей формой хозяйствования вместо средних по размеру хозяйств, организованных на методических началах, и вместо крупных поместий, где на пашнях трудились тысячи закованных в цепи рабов, опять стал крестьянский надел, который представлял собой доминирующую форму в сельском хозяйстве Италии до появления капитализма. Единственное различие между тем давним временем и II в. по Р. Х. состояло в том, что крестьянский надел был теперь собственностью живущего в далеком городе крупного агрария, а тот, кто трудился на земле, был его арендатором. Нельзя понимать это так, будто теперь совсем не стало средних и крупных имений, обрабатываемых при помощи рабского труда. Документальные свидетельства подтверждают обратное. Но эти формы производства все больше и больше вытеснялись, становились пережитками прошлого и уже не определяли облик сельского хозяйства Италии, как это было во времена Варрона и даже Колумеллы или в IV—III вв. до Р. Х., когда свободные крестьянские хозяйства занимали в нем преобладающее место.[17]
Итак, мы выяснили, что в Италии имелось многочисленное сельское население. В социальном и экономическом отношении его представители занимали низшую ступень в социальной иерархии по сравнению с крупными землевладельцами, которые обыкновенно жили в Риме и других италийских городах. Политически все были, конечно, равны: все жители Италии обладали римским гражданством и принадлежали к различным группам римских граждан, относящихся к различным городам. За исключением Северной Италии, где к италийским городам (Бриксии, Бергому, Кому, Триденту, Тергесте, Аквилее) были, если употребить римский термин, «атрибутированы», т. е. были приписаны без права гражданства, различные альпийские племена, все остальные граждане Италии занимали одинаковое правовое положение. Однако и в Северной Италии, как я уже отмечал раньше, с самого начала императорского периода возникла тенденция избавляться от так называемых populi attributi как особого статуса, с этой целью их наделяли латинским или римским гражданством и включали в территории городов.[18] Но в реальной жизненной практике те, кто жил в vici и pagi или относился к городскому пролетариату, отнюдь не были равны крупным землевладельцам, проживающим в городах. Так, когда один «paganus» из Сульмона (города в земле пелигнов) получил должность декуриона (decurio), это было воспринято как необыкновенное и примечательное событие. [CIL. IX, 3088 = Dessau. ILS. 6531.] В социальном отношении между pagani и vicani «атрибутированных» племен и соответствующим слоем населения других частей италийского полуострова не было большой разницы.[19]
Обратившись теперь к провинциям, мы вынуждены констатировать, что наш материал об их социальной организации, и тем более о формах собственности на землю и ее хозяйственном использовании, распределяется очень неравномерно. По некоторым провинциям (Египту, Азии и Африке) из источников можно почерпнуть множество сведений, по другим — в них не содержится почти ничего. И тем не менее необходимо дать обзор всех важных римских провинций с точки зрения особенностей их социальных и экономических условий. Относительно всей Римской империи в целом никто еще не брался за эту задачу; по отдельным провинциям есть очень немногочисленные исследования, посвященные этому вопросу, гораздо чаще внимание исследователей привлекала политическая сторона их развития, т. е. их постепенная урбанизация, превращение племен и кланов, населяющих pagi и vici, в территории с городским центром.
Мы начнем с Сицилии, Сардинии и Корсики. В предшествующих главах было показано, что во времена поздней республики и ранней империи, за исключением короткого перерыва в последний период гражданских войн, Сицилия всегда была житницей Рима, из которой туда ввозилось огромное количество зерна. Главные документальные свидетельства этого факта мы находим у Страбона и в разрозненных записях более позднего времени. Наша задача состоит в том, чтобы попытаться выделить основные черты социальной и экономической организации Сицилии в период ранней империи по сравнению с периодом римской республики.[20] Трудно представить себе, чтобы все земельные площади Сицилии были, как в Греции и Италии, поделены на территории, принадлежащие различным городам. Финикийская часть острова и его внутренние области, очевидно, не были организованы подобным образом. Римляне никогда не стремились к тому, чтобы добиться полной урбанизации Сицилии. Они не основали там ни одного нового города и не делали даже попыток возродить пришедшие в упадок греческие города. В финикийской части острова они даже оставили нетронутым такое необычное учреждение, как азийский храм Венеры на Эриксе со всеми его многочисленными храмовыми рабами и обширной территорией. Из описания Сицилии у Цицерона явствует, что Рим разделял сицилийские города на различные классы в зависимости от их отношения к Риму и ревниво следил за тем, чтобы как в финикийской, так и в греческой части острова общественные земли, не являвшиеся частью какой-либо городской территории, сдавались цензорами в аренду римским гражданам и провинциалам как ager publicus populi Romani.
Земли, не относившиеся к городским территориям, должны были — за исключением некоторых, освобожденных от земельного налога, — платить римской государственной казне десятую часть от получаемого дохода. Порядок взимания десятины был установлен законом Гиерона И; новые владыки сохранили его без изменения. На этих территориях земельная собственность находилась в руках представителей городской буржуазии, которые у Цицерона фигурируют как possessores или aratores (γεωργοί). Число землевладельцев, даже вместе с арендаторами государственной земли, было сравнительно невелико (12— 13 тысяч). Обширные угодья, не входившие в состав городских территорий, находились в руках богачей, которые использовали эти земли в качестве пастбищ для больших стад скота. Эти области острова, по-видимому, не были собственностью римских магнатов, а арендовались ими у государства. В качестве рабочей силы в земледелии использовались, очевидно, рабы и свободные работники из числа мелких арендаторов, в овцеводстве использовался исключительно рабский труд.
Сицилия быстро оправилась от ущерба, нанесенного восстаниями рабов. Городская буржуазия, по-видимому, от них не пострадала: во времена Цицерона она была многочисленной, зажиточной и весьма влиятельной. В период гражданских войн это положение изменилось. Сицилия стала ареной самых бурных военных событий, там развертывалась многолетняя борьба между Секстом Помпеем и Октавианом. Помпей опирался главным образом на рабов, и мы вряд ли ошибемся, предположив, что ради них он жертвовал интересами городской буржуазии. Как бы то ни было, но достоверно известно, что, одержав победу, Октавиан не смог, да и не пожелал, сохранить в силе задуманное Цезарем и проведенное Антонием распространение римского гражданства на всю Сицилию в целом. Под «всей Сицилией» подразумевались, конечно, граждане греческих городов, класс землевладельцев (aratores). Проводя свою реорганизацию, Август снял вопрос о предоставлении гражданства, вероятно, по той причине, что это уже потеряло практическое значение, так как городская буржуазия греческого происхождения была почти полностью уничтожена и окончательно разорена. Упадком этого класса объясняется, очевидно, и решение Августа оживить наиболее значительные сицилийские города — особенно основные порты, через которые шла торговля зерном, шерстью и серой, — поселив там римских колонистов, а нескольким другим, население которых, вероятно, пополнилось за счет большого притока италийских эмигрантов, предоставить права римских муниципий или латинских колоний. Но в отличие от политики, проводимой императорами в отношении Испании, Галлии, придунайских земель и Африки, ни Август, ни его ближайшие преемники не пытались восстановить в Сицилии прежний уровень развития городской жизни, а также ее буржуазию. Подавляющее большинство сицилийских civitates и oppida было обложено прямым налогом (stipendium), вероятно представлявшим собой налог на землю, а возможно, даже подушную подать, и таким образом они занимали низшую ступень муниципальной иерархии. Очевидно, при введении в Сицилии категории civitates stipendiariae, что было равнозначно отказу от прежней системы взимания десятины (decumae), поскольку stipendium выплачивалась наличными, решающее значение имели две причины. Во-первых, десятина, которая требовала в качестве предпосылки наличия класса зажиточных землевладельцев, стала приносить мало поступлений, поскольку этот класс был полностью разорен. Вторая причина, по-видимому, заключалась в том, что в территориях, где жили civitates, ведущая роль теперь принадлежала не грекам, а туземному населению, чуждому городской жизни. К сожалению, наш материал касательно civitates stipendiariae и oppida очень скуден: понятие civitas не обязательно включает в себя городскую организацию жизни, оно может обозначать также и группу деревень, и территорию племени.[21]
Несмотря на упадок крупной городской буржуазии, Сицилия по-прежнему оставалась богатой страной. В то время как в некоторых городах, как, например, в Мессане и Тавромении, стало процветать виноградарство, основными сельскохозяйственными отраслями Сицилии оставались землепашество и скотоводство. Создается впечатление, что императоры специально старались сохранить это положение. Не принимая каких-либо непосредственных мер, направленных против городов, занимавшихся виноградарством и садоводством, они, однако, стремились добиться того, чтобы основная часть Сицилии специализировалась на производстве зерна, а горные области по-прежнему оставались под пастбищами. Вероятно, по этой причине императоры не проводили в Сицилии политики урбанизации, стараясь, чтобы коренное население продолжало жить в своих исконных примитивных условиях. Императоры использовали Сицилию как житницу империи и не были заинтересованы в ее прогрессивном развитии. По той же причине большие земельные угодья оставались в руках государства. При Домициане и Траяне в Сицилии, как и в Бетике, существовало специальное управление, ведавшее государственными землями и называвшееся управлением «государственного зерна» (frumentum mancipale), т.е. того зерна, которое поставляли арендаторы государственных земель.[22] Той же причиной объясняется, очевидно, увеличение количества крупных поместий на острове и появление там новых императорских доменов. Мы уже говорили о тех гигантских земельных владениях, которые имел в Сицилии Агриппа. Многие географические названия античных времен являются производными от римских родовых имен и свидетельствуют о том, что Агриппа был не единственным крупным землевладельцем этой провинции. Вспыхнувший при Галлиене мятеж, носивший, по-видимому, характер крестьянского бунта (поскольку подобные волнения вообще типичны для III в.), свидетельствует о том, что увеличение количества крупных поместий продолжалось на протяжении I—II вв. по Р. Х.[23]
В общем и целом Сицилия представляла собой в I—II вв. страну, где кроме нескольких процветающих городов, население которых в значительной степени состояло из римских колонистов, было множество civitates в некоторых из них поддерживались какие-то внешние формы городской жизни, в то время как другие представляли собой не что иное, как группу деревень, населенных коренными жителями. Обе группы civitates наверняка имели совершенно сельский облик; и та и другая были населены крестьянами и пастухами. Хозяйственное управление поместий римского народа и императоров, вероятно, осуществлялось на тех же началах, что и в других провинциях. Их сдавали в аренду крупным арендаторам, а землю обрабатывали мелкие арендаторы. В некоторых крупных имениях богатых землевладельцев главным источником доходов могло быть пастбищное скотоводство; стада пасли, как и во II в. до Р. Х., многочисленные рабы. В целом же императорам удалось сохранить Сицилию как довольно богатую житницу римского народа, где среди полей и лугов лишь кое-где появились редкие, оазисы прогрессивного метода хозяйствования.
То, что мы сказали о Сицилии, можно отнести и к Сардинии. Сардиния была сначала житницей Карфагена, искусственно удерживаемой в этой роли господствующим городом; в дальнейшем она так и осталась житницей, но уже Рима и Италии. Под властью республиканского Рима, а затем и при императорах, города развивались там медленно и вяло. Главными городами Сардинии были Каралес и Туррис: и тот и другой — крупные порты для экспорта зерна и металлов, добываемых на ее рудниках; Каралес был муниципием, Туррис — колонией римских поселенцев. Внутренние области в основном сохраняли свое прежнее племенное устройство даже во времена империи, в Сардинии не происходил процесс урбанизации. Некоторые племена, возможно, образовывали административные единицы (civitates) некоторые из них, очевидно, жили на территориях крупных государственных, императорских и частных имений. Они обрабатывали земли этих имений в качестве арендаторов, находясь в положении полусвободных работников, и пасли господские стада. Мы уже упоминали об огромных земельных владениях Актэ — наложницы Нерона; по-видимому, эта форма землевладения была типична для экономической структуры Сардинии. Этими методами, т. е. путем колонизации единичных городов и порабощения коренного населения, была произведена более или менее выраженная романизация Сардинии и Сицилии: более полная в городах и очень поверхностная в деревне.
О Корсике мы знаем очень мало. Есть одна надпись, позволяющая сделать вывод о том, что этот остров был в основном населен коренными племенами, которым император Август навязал новую организацию. Большая часть земель — вероятно, в первую очередь леса — стала собственностью императора, другая часть отошла к колонии Мария. Остальное сохранилось в руках местных племен. Одно из этих племен — ванацины — было достаточно богато, чтобы купить у Веспасиана землю и основать поселение квазиурбанистического типа с храмом Августа (ср. святилища, посвященные культу императора в западных провинциях).[24]
Главным оплотом романской культуры среди западных провинций всегда считалась Испания, процесс романизации проник там особенно глубоко. Не говоря уже о том, что в этой стране и в наше время говорят на романском языке (хотя этот романский язык сильнее отличается от латыни, чем румынский, — язык страны, которая из всех римских провинций меньше всего пробыла под властью Рима), сторонники этого взгляда подчеркивают, что после Сицилии, Сардинии и Корсики Испания была самой древней колонией Рима и что она была полностью урбанизирована римлянами, так как все испанские племена и города получили при Веспасиане латинское право. Бесспорно, часть Испании была сплошь и полностью романизирована. Бетика представляла собой как бы маленькую испанскую Италию, подобно Нарбонской провинции в Галлии. То же можно сказать и о приморской области Тарракона, и о равнинной части Лузитании. Это тем более неудивительно, поскольку эти области Испании еще до римского завоевания уже успели пройти долгий путь культурного развития. Мы знаем, какие древние корни имела иберийская культура и как тесно она была связана с другими культурами Средиземноморья еще со времен минойской эры. Мы знаем также, что в Южной Испании основывали свои колонии греки (фокейцы) и финикийцы (сначала это были колонисты из Тира, позднее — из Карфагена), которые принесли с собой городскую культуру греко-восточной разновидности.[25] Римляне явились туда последними. Они унаследовали уже готовые условия и на первых порах добавили к ним лишь очень немного сугубо римских новшеств. Но со временем Испания, и в первую очередь Бетика, стала для римских колонистов страной обетованной, куда они больше всего стремились. Уже на самом раннем этапе туда было отправлено несколько групп колонистов для основания римских поселений. Но основная колонизация была проведена Цезарем и его приемным сыном. По-видимому, именно в это время, т. е. в период гражданских войн, в Испанию переселилось особенно много италиков, осевших в крупных финикийских и греческих городах. Таким образом произошла романизация этих цивилизованных и экономически богатых областей Испании, в ходе которой старинные господствующие классы городов и сельских местностей были вытеснены римлянами и говорящими на латыни италиками. Все прочее городское население — то, что еще осталось от греков, финикийцев и иберов, — растворилось среди пришельцев, усвоив со временем язык и обычаи новых хозяев этих земель.[26]
Основу благосостояния Южной и Западной Испании составляла эксплуатация природных ресурсов страны. Сельское хозяйство (в особенности масличные культуры и лен), а также горнорудная промышленность (серебро, медь, железо, олово и свинец) с древних времен были важнейшими источниками доходов испанцев. Эти природные ресурсы привели к возникновению развитой промышленности, более всего — к появлению производства стали и льноткачеству. Эта хозяйственная деятельность, прежде всего горнорудная промышленность, была расширена римлянами. Поскольку Испания была самой богатой горнодобывающей областью растущей империи, ее полезные ископаемые начали разрабатываться раньше, чем в других странах. Из сельскохозяйственных культур особым предпочтением пользовалось превосходное испанское оливковое масло, которое было лучше и дешевле италийского.[27]
При всем своем богатстве и зажиточности Южная Испания долгое время оставалась страной италийской колонизации. Немалое число римских капиталистов как из сенаторского, так и из всаднического сословия вкладывало свои деньги в покупку испанских земель. Вместе с потомками старых колонистов и единичными представителями доримского высшего слоя новоприбывшие римляне составили городскую буржуазию. Среди них были доверенные лица, ведущие финансовые дела крупных капиталистов, а также служащие императора; часть из них оседала в этой провинции, привлеченная открывающимися здесь заманчивыми перспективами. Число таких людей и их богатства неуклонно росли. Главным источником их доходов было сельское хозяйство. Мы знаем, что и в Бетике и в Лузитании римским колонистам раздавали необычайно крупные парцеллы. Таким образом, они наживали деньги, и их богатство все время продолжало расти, достигнув наивысших величин во II в. по Р. Х. Внушительные руины Бетики, Лузитании и, частично, области Тарракона (в частности, городов Италика, Тарракон и Эмерита и некоторых других, недавно раскопанных археологами) свидетельствуют о растущем благосостоянии их жителей. Можно предположить, что источником их богатства было хозяйственное использование земли. Образцовыми примерами богатых землевладельцев могут служить семейства императоров Траяна и Адриана. Рабочую силу для таких поместий и рудников поставляло, вероятно, местное население, которое оставалось тем, чем было испокон веков, — земледельцами и рудокопами.[28]
Однако в Южной Испании имелись также большие земельные владения, не находившиеся в руках частных владельцев. Начиная с первых лет завоевания обширные сельскохозяйственные угодья и большая часть рудников становились достоянием римского народа. Подобно тому как это происходило в Африке и Азии, императоры династии Юлиев—Клавдиев и здесь тоже рьяно соперничали с римским народом, расширяя свои владения путем конфискаций и наследования. Самые крупные конфискации производились Нероном, и во II в. конфискованные земли обрели форму гигантских патримониальных поместий. Большинство рудников постигла та же судьба. О методах хозяйствования, применявшихся в этих патримониальных и государственных поместьях, нам не известно ничего определенного, но вероятнее всего будет предположить, что с ними поступали так же, как с африканскими и азийскими поместьями. Землю, по-видимому, сдавали в аренду крупным и мелким арендаторам; первые (conductores) брали в аренду крупные хозяйства и жили в городе, вторые (coloni) жили в поместьях и своими руками обрабатывали арендуемые ими парцеллы. Какова была судьба крепостного права, которое раньше существовало здесь, как и в Галлии, мы не знаем. Вряд ли римляне отменяли его повсеместно, как сделали это, например, в 189 г. до Р. Х. в Гасте. [Dessau. ILS. 15.] Об эксплуатации рудников нам известно больше. Две надписи подробно рассказывают об организации дела на одном из рудников, а именно на руднике Випаски. Но об этом еще будет идти речь в следующей главе.[29]
Гораздо слабее была романизация горных областей Лузитании и провинций, находящихся по эту сторону, в особенности областей, населенных кельтиберами, астурами и каллаиками. Эти области не привлекали италийских колонистов, поэтому они сохранили свой национальный облик и самобытный социальный и экономический уклад. Романизация и урбанизация страны коснулись только верхушек, оставив нетронутой систему кланов и племен (gentes). Несмотря на то что Веспасиан предоставил всем племенам Центральной, Северной и Западной Испании латинское право, обретение нового правового статуса еще не означало полной романизации этих областей. Это означало всего лишь то, что городской уклад и до прихода римлян не был чужд социальному устройству Испании и что часть населения племенных территорий благодаря службе в армии подверглась поверхностной романизации и потому могла выделить из своей среды людей, из которых составились органы местного управления по образцу римских муниципий как для своих, так и для прочих племен. Реформа Веспасиана преследовала двоякую цель: разрушить отношения, основанные на принадлежности к одной нации и одному племени, а также создать базу для пополнения римских легионов толковыми крепкими новобранцами; солдат теперь в Италии не набирали, а эта молодежь была до некоторой степени уже романизирована, потому что их отцы были ветеранами вспомогательных войск, и, занимая несколько более высокое социальное положение в качестве городской аристократии, она была уже оторвана от друзей и родни. В то время как представители одной группы стали членами гражданского общества, все прочие остались в прежнем состоянии, жили по обычаям племенного устройства и поставляли солдат для вспомогательных частей римской армии. За такое разделение населения Веспасиана, вероятно, критиковали те, кто упрекал его в том, что он варваризировал армию империи.[30]
Тот скудный материал, который имеется относительно социальных и экономических условий горных областей, говорит о том, что в сельской местности после веспасиановских. реформ сохранялась все та же бедность и примитивные условия, и там почти ничего не изменилось по сравнению с временами Полибия и Страбона.[31] Если с момента появления городских общин римского образца сразу возникли трудности с подбором достаточного числа кандидатов для занятия муниципальных должностей, то из этого можно сделать вывод о том, что образование городской буржуазии протекало не слишком быстрыми темпами и что население внутренних областей страны, включая городское, в основном состояло из крестьян и пастухов.[32] Как показывают раскопки Шультена, города этих областей никогда не достигали того уровня благосостояния, который характерен для приморских и равнинных городов, и оставались приблизительно такими же, какими были раньше, сохраняя неримский отпечаток. Часть из них переместились с горных высот на равнину, но жалобы жителей Саборы показывают, что это не всегда было признаком благополучия. Естественно, столицы больших территорий развивались быстрее.[33] Об организации племен и кланов, живших на территориях новых городов или иногда на своих отдельных территориях, мы ничего не знаем. Если на городских территориях часто упоминаются incolae и contributi, некоторые из которых даже были intramurani, т. е. жили в стенах города, то из этого следует, что те, кто имел латинское гражданство и был более или менее романизован, составляли меньшинство среди испанского населения, в то время как все остальные пребывали в тех же условиях, которые царили до «сплошной урбанизации» страны.[34]
Гораздо лучше мы осведомлены о социальной и экономической жизни Галлии. Недавно вышедшие замечательные работы Ш. Жюллиана, Ф. Кюмона и Ф. Штеелина позволяют нам ограничиться кратким очерком.[35] , Но и здесь следует избегать поспешных обобщений. Нарбонская Галлия, подобно Бетике, подверглась более глубокой романизации, чем Аквитания и Лугдунская Галлия (включая Бельгику). Южные провинции тоже были полностью романизированы, как и Северная Италия. Так же как в Бетике, ведущую роль здесь играли римские колонии, которым были отведены обширные территории. Некоторые из этих колоний, например Арелат и Нарбон, превратились в богатые торговые и промышленные города; другие, как, например, Аравсион, Виенна и т. д., были центрами крупных, хорошо культивированных аграрных районов. На территориях двух крупнейших племен этой провинции — воконтиев и аллоброгов — в политике романизации был принят особый курс, аналогичный тому, который мы наблюдаем в отношении гельветов, живших в Gallia comata. Эти территории долгое время продолжали сохранять характер сельской местности с единичными городами. Основное развитие протекало в рамках pagi и vici, причем последние под влиянием растущего благосостояния естественным образом во многих отношениях принимали городской уклад жизни. Однако система управления оставалась в них по сути дела негородской, хотя и была отделена от управления остальной сельской местности.[36]
Как и в Бетике — а может быть, даже в еще большей степени, чем там, — земельная собственность была здесь сосредоточена в руках немногих владельцев. Нам неизвестно, какая доля этих земель принадлежала императору, но не исключено, что прекрасная вилла в Ширагане в окрестностях Тулузы, недавно обнаруженная археологами, представляла собой императорское поместье и что многочисленные черепки, которые находят на Монте Тестаччо, свидетельствуют о том, что в этой провинции существовало большое число государственных поместий.[37] Кроме того, в лапидарии Нарбонской Галлии есть надписи, которые говорят о том, что там имелись служащие императорского управления патримониальных имений; в этом нет ничего удивительного, так как не подлежит сомнению, что богатым римским сенаторам времен республики принадлежали в этой провинции большие земельные владения. Самыми богатыми землевладельцами наверняка были жители крупных процветающих городов, отчасти из числа коренного населения, отчасти также италики. В последней главе мы говорили о значении торговли, которой занимались представители этой городской буржуазии, и можно с уверенностью предположить, что разбогатевшие купцы вкладывали часть своих денег в приобретение земельной собственности. Прекрасные здания в городах Южной Франции и великолепные надгробия городской аристократии свидетельствуют о размерах их состояний и о развитом чувстве гражданского долга перед своей общиной. Относительно того, в какой степени наряду с крупными доменами типа Ширагана было развито среднее и мелкое землевладение, невозможно высказать даже предположительного суждения. Упоминание о неких possessores в Аквах Секстиевых вряд ли можно принять за свидетельство существовавшей на территории города группы мелких землевладельцев. Скорее, под словом possessores подразумеваются в данном случае не землевладельцы, а владельцы домов.[38]
Более четко вырисовывается перед нами картина жизни других галльских провинций. Несомненно, города развивались здесь медленно. А их жители в основном были заняты в торговле и промышленности или были чиновниками. О некоторых из этих городов — главных центрах племен, еще не утративших свое былое единство, чьи племенные названия со временем вытеснили индивидуальное имя города (Лютеция), — мы имеем довольно отчетливое представление. В качестве примеров достаточно привести несколько подобных случаев: с одной стороны, это Avaricum (Бурж), Augustodunum (Отён), Agedincum (Сане) и Rotomagus (Руан), с другой — Namenetes (Нант), Меdiolanum Santonum (Сент) и уже упоминавшийся Париж (Parisii). Руины этих городов, правда, не идут ни в какое сравнение с остатками городов Южной Франции. Однако главным источником благосостояния этих городов были не торговля и промышленность, а сельское хозяйство. Интересно читать описание многочисленных новшеств, которые вводились галлами в области сельского хозяйства до и после римского завоевания. Эксплуатация земли в Галлии производилась исключительно методами систематического земледелия. Представителями этой формы хозяйствования были крупные землевладельцы, члены племенной аристократии, в чьей собственности находилась земля до и после римского завоевания, а также иммигранты, нажившие свое богатство в торговле, промышленности и банковском деле. Местные ремесленники и торговцы, сколотив состояние, конечно, тоже вкладывали часть своих денег в покупку земельной собственности. Об этом свидетельствуют не только описания Галлии, которые мы находим у Полибия, Страбона, Цезаря и т.д., но и остатки сотен больших и маленьких вилл, обнаруженных при раскопках в Галлии. То, что эти виллы были разбросаны по всей стране, настолько известный факт, что нам нет нужды на нем останавливаться. Тщательные археологические раскопки, произведенные в последние годы во Франции, Бельгии и на Рейне, особенно в левобережной его части, дали нам исчерпывающее представление о различных типах этих земельных владений: здесь имелись большие виллы богатых крупных землевладельцев, разбросанные вокруг крестьянские усадьбы, а также обширные vici сельскохозяйственных рабочих, прикрепленных к виллам не в силу закона, а в силу экономических условий, подобных тем, что существовали в Помпеях. Характерно, что многие города и деревни в этих странах и поныне носят названия, которые являются производными от имен владельцев этих вилл. [Названия поместий (fundi) представляют собой прилагательные на -acus, -anus, образованные от имен их владельцев.] Таких названий существует огромное множество.[39] Характерно также, что многие храмы местных богов в Центральной, Северной и Западной Галлии не относились к городу, а представляли собой центры культа для сельского населения, жившего в национальных кельтских деревнях. Некоторые деревни раскопаны археологами, и мы видим, что они мало чем отличались от кельтских деревень доримского периода. Интерес представляют также театры, которые имелись по всей стране и, как правило, располагались в непосредственной близости с только что упомянутыми негородскими храмами. Первоначально они, несомненно, использовались для проведения религиозных церемоний, связанных с туземными, культами.[40]
Перейдем теперь к Германии. Как известно, обе германские провинции на Рейне — Нижняя и Верхняя Германия (Germania Inferior и Superior) — были сравнительно позднего происхождения (82—90 гг. по Р. Х.), и Рейн долгое время представлял собой военную границу галльских провинций. Здесь мы не можем снова пересказывать историю завоевания прирейнских земель римлянами.[41] Отметим только, что после неудачи, постигшей Августа при его попытке основать провинцию Германия, продвинув границы империи до Эльбы, ее государственная граница еще на протяжении шестидесяти лет проходила по Рейну. Военные соображения, перенаселенность Галлии, необходимость откуда-то взять хорошие пахотные земли для раздачи ветеранам — все это вынудило Веспасиана и его сыновей возобновить попытку завоевания германских земель; основная цель оставалась прежней — улучшение коммуникаций между рейнской и дунайской армиями с помощью более коротких и удобных путей сообщения. Для решения этой задачи необходимо было аннексировать угол между Рейном и Дунаем, представлявший собой плодородную правобережную область в верхнем и среднем течении Рейна между Майном и Неккаром, а также окружить горную цепь Таунус и Шварцвальд сплошной цепью военных фортов. В результате усилий Веспасиана, Тита, Домициана и Траяна эта задача постепенно была выполнена, и вокруг новоприобретенной области с превосходной сетью дорог, связавших Рейн и Дунай, была построена система укреплений, состоящих из земляного вала, который на юге переходил в каменный.
Хотя литературные источники, рассказывающие об этом предприятии римских императоров, отличаются крайней скудостью, тщательные археологические исследования раскрывают перед нами все подробности римских фортификационных работ. Более того, они дают нам возможность восстановить в общих чертах картину экономического развития прирейнских земель, а также важнейшие явления позднеримской культуры, постепенно утвердившейся на обоих берегах Среднего и Верхнего Рейна. Имеющиеся у нас подробнейшие сведения о римской Германии представляют собой один из величайших триумфов археологии. Не будь этих тщательнейших раскопок, проведенных немецкими археологами, наши познания об истории прирейнских земель в ранний период Римской империи, как и вообще вся ранняя история Германии, были бы очень бедны.[42]
После того как средне- и верхнерейнские области, расположенные на восточном берегу, были включены в состав империи, римское правительство перестало относиться к прирейнским землям в целом как к военному рубежу Галлии, а стало рассматривать их как две самостоятельные провинции: Нижнерейнскую и Верхнерейнскую. Провинция Нижняя Германия занимала часть левобережной области, Верхняя Германия далеко простиралась по обе стороны Рейна до Майна и Мозеля. Необходимо дать краткий очерк экономического и социального характера этих провинций.
С этой точки зрения деление прирейнских земель на Нижнюю и Верхнюю Германию представляется искусственным. В действительности левобережные и правобережные земли были двумя совершенно различными образованиями. Левобережные земли, и в особенности их южная часть, мало чем отличались от остальной Галлии, в которую они первоначально входили. Правда, все крупные города на левом берегу Рейна, за исключением Августы Треверов, возникли как военные поселения. Колония Агриппина, Кастра Ветера (Colonia Ulpia Traiana), Новезий, Могонтиак, Бонна и т. д. — все выросли из поселков, образовавшихся вокруг больших военных укреплений, из так называемых canabae, которые постепенно превращались в деревню (vicus). Но эти полувоенные и целиком римские города жили своей жизнью, совершенно отдельной от жизни глубинных частей страны.(Некоторые из них, как, например, Кельн, достигли блестящего развития, потому что играли важную роль как во внутренней, так и в межпровинциальной торговле, — например, в торговле с Британией, — а также во внешней торговле с Германией, сосредоточенной в области северного морского побережья! Постепенно, хотя и медленно, в этих городах сложилось обычное устройство римской общины, в то время как сельские местности, так же как в Галлии, были поделены на большие племенные территории (civitates), границы которых практически совпадали с границами мест обитания отдельных германских или кельтских племен; большей частью там существовала чересполосица германских и кельтских племен, как, например, у убиев, главным городом которых был Кельн, и треверов, главным городом которых был Трир.
Ко времени римского завоевания этих земель левый берег Рейна отнюдь не был бесхозным. Он представлял собой часть кельтской страны и имел собственные города, деревни, храмы и т.д.; там шла своя экономическая и социальная жизнь, о которой мы уже говорили. Но произошедшее после Цезаря перераспределение народонаселения, переселение в эту область многих германских племен и непосредственная близость государственной границы стали новыми важными факторами, повлиявшими на экономическое и социальное развитие всей страны. В экономическом отношении эта страна была райскими кущами для капиталистов, — в особенности те области, которые лежали вдоль Мозеля и Мааса. Эти богатые и плодородные земли не могли не стать житницей рейнских армий и главным источником их снабжения вином, одеждой, обувью, строительным лесом, металлами, гончарными изделиями и т. д. С самого начала в эту страну так и хлынули многочисленные эмигранты, главным занятием которых было снабжение войска предметами первой необходимости. Эти люди были не маркитантами, а купцами, занимавшимися оптовой торговлей и перевозками крупных партий товаров. Их главными центрами — не говоря о Лионе, который служил перевалочным пунктом товаров, ввозимых из Южной и Центральной Галлии и Италии, — были на Мозеле Трир, а в районе среднего и нижнего течения Рейна Кельн и Неймаген (Noviomagus). Самым значительным из них был Трир — старейший римский город на Мозеле. Трир был не только крупным торговым центром; он, как это и должно было случиться, превратился в экономический центр всей области.[43] Купцы этого города, скопив на поставках для рейнской армии большие богатства, как и следовало ожидать, тут же по соседству начали вкладывать деньги в доходные предприятия; их примеру последовали купцы из Кельна и других прирейнских торговых городов. Нетрудно догадаться, что им пришла в голову мысль заменить ввоз зерна, скота и вина продукцией собственного производства и начать изготовление шерстяных, металлических и кожевенных изделий поближе к месту назначения, вместо того чтобы завозить их издалека водным путем. Самый простой способ осуществить эту идею состоял в том, чтобы на капиталистической основе широко развивать землепашество, скотоводство и виноградарство. Так, левый берег Рейна одновременно с долинами Мозеля и Мааса постепенно стал превращаться в важный центр капиталистического предпринимательства, главным образом в сельскохозяйственной сфере. Цитируя Кюмона, можно сказать, что эта область стала страной поп de villes, mais de villas. [не городов, а вилл (фр.)] Ее экономическое положение словно в зеркале отражено на рельефах, украшающих великолепные надгробные памятники, которые повсюду воздвигали себе богатые купцы и землевладельцы и которые остались после них в современной Бельгии, Люксембурге и прежде всего в окрестностях Трира. Об изображениях, представленных на рельефах, украшающих эти надгробные колонны, мы уже говорили в связи с развитием крупной торговли в Галлии и на Рейне. Не менее важны эти памятники в качестве иллюстрации быстрого развития сельского хозяйства. Еще одним свидетельством благосостояния всей этой области служат развалины больших элегантных вилл, которые встречаются там повсюду. Большинство из них были роскошными загородными резиденциями городских купцов или обширными сельскохозяйственными и промышленными предприятиями, сочетавшими в себе богатый летний дом и ряд зданий чисто делового, хозяйственного назначения.[44]
Монументальные надгробия и руины вилл много рассказывают нам о социальных условиях этой местности. Рабочие руки для крупных сельскохозяйственных предприятий обеспечивало туземное население: все эти убии, треверы и т.д., населявшие окрестные деревни и хижины около больших вилл. Рельефы Игельской колонны из окрестностей Трира и остатки деревень, обнаруженные вблизи некоторых бельгийских вилл, показывают, что туземное население постепенно утрачивало свою самостоятельность, превращаясь в клиентов, а в некоторых случаях — ив арендаторов у богатых городских купцов. Если рельефы из Неймагена, где есть сцены, в которых некий важный горожанин в обществе прислуживающего ему писца принимает денежные платежи от крестьян, не обязательно должны истолковываться как изображения крупного землевладельца, получающего арендную плату от своих колонов, то уж сцена с Игель-ской колонны, где крестьяне приносят своему господину плату натурой, настолько сильно напоминает упоминавшиеся выше описания Стация и Марциала, что в этом случае никак невозможно отделаться от впечатления, что крестьяне на этих рельефах не просто клиенты и должники, но, по крайней мере в некоторых случаях, колоны владельца монумента.[45]
Каким образом городские капиталисты становились хозяевами лучших полей и пастбищ в прирейнских землях, сказать трудно. Они определенно не принадлежали к местной племенной аристократии. Вряд ли такая аристократия уже имелась у убиев и треверов — этих недавно переселившихся на левый берег Рейна германских и кельто-германских племен. Некоторое объяснение нам, возможно, могут дать определенные рельефы такого же рода, о которых мы только что говорили. Наряду с торговлей и сельским хозяйством капиталисты прирейнской области широко занимались ростовщичеством. Они были банкирами того нового общества, которое складывалось под влиянием меняющихся экономических условий. Я склонен, скорее, толковать эту сценку, условно называемую «Внесение арендной платы», как выплату банковского кредита. Ведь виллы были не только большими сельскохозяйственными и промышленными предприятиями, но и местными банками. Легко можно вообразить себе, как ушлые дельцы, давая в долг деньги окрестным деревенским жителям и землепашцам, вскоре делались патронами, а затем и господами своих должников и как они понемногу низводили независимых крестьян, имевших собственную землю, в положение арендаторов. Система налогов, введенная римскими завоевателями, помогала им скорее достичь своей цели, а новые капиталистические формы хозяйствования, постепенно складывавшиеся в рейнском левобережье, также способствовали такому исходу.[46]
На правом берегу Рейна картина была иная. Аннексированные римлянами земли были богаты и плодородны, но страна была малонаселенной. На протяжении многих лет она была ареной боев между германцами и римлянами. Это создавало такие ненадежные условия, что эта область не привлекала переселенцев. Римляне впервые принесли в эти земли мир и спокойствие. Они выстроили форты, проложили дороги и открыли для судоходства местные реки. Многочисленные форты господствовали над стратегически важными точками на берегах рек и узловых пунктах дорог. Вокруг фортов стали возникать деревни. Туземное население начало более интенсивно заниматься земледелием. Толпы переселенцев устремились из Галлии в новые земли. Ветеранам раздавались земельные парцеллы вблизи фортов. Ближайшие окрестности фортов составили их территории, эксплуатируемые военным командованием: оно сдавало землю в аренду солдатам, которые наверняка в свою очередь сдавали ее в подаренду гражданским лицам — как местным, так и пришлым. Но площадь территорий, придаваемых отдельным фортам, была не особенно велика. Когда форт продвигался на новую линию границы, гражданское население оставалось на прежнем месте, и там образовывалась деревня (vicus). Вся земля этой страны, вероятно, была государственной собственностью, подобно территориям племен (gentes) в Африке, и подчинялась ведомству, управлявшему императорскими имениями (saltus). Часть этих имений была оставлена в руках местных жителей, часть распродана переселенцам и наиболее обеспеченным солдатам и чиновникам.
Чем более мирными становились условия жизни, тем более привлекательными становились новые земли. Создавались новые поместья, возникали новые деревни, часть которых приобретала городской облик, и правительство принимало надлежащие меры, отвечающие изменившимся условиям. Страну поделили на civitates по галльскому образцу; самая зажиточная деревня объявлялась столицей округа и со временем получала городской статус. Однако в целом эта область сохраняла сельский характер. Как показали результаты систематических раскопок, общий облик страны определяли не деревни, а отдельные виллы. Некоторые из имений на лимесе были предоставлены находящимся на военной службе солдатам, и таким образом они превратились в питомники будущих рекрутов; но по большей части в этой местности все же преобладали сравнительно крупные сельскохозяйственные предприятия, основанные на капиталистических принципах хозяйства, более близкие по своему типу помпейским виллам, чем поместьям Мозельской области. Типичная вилла состояла из комфортабельного, хотя и не роскошного, жилого дома, по характеру напоминающего дома современных американских крупных фермеров. Хозяева виллы жили не в городах, как это было принято у крупных аграриев, но, скорее всего, принадлежали к людям хорошего достатка. В зависимости от характера почвы поместья специализировались либо на зерноводстве, либо на скотоводстве, причем это было крупномасштабное производство. В главных городах отдельных округов, на курортах, славившихся своими водами, и в больших деревнях развивались также торговля и промышленность.[47]
При том направлении, в котором пошло развитие экономики, все это неизбежно должно было привести к тому, что значительная часть местного населения превратилась в арендаторов и пастухов пришлых помещиков. До нас дошли разрозненные сведения о группах колонов, очевидно относившихся к тому или иному большому поместью. В конечном итоге как на правом, так и на левом берегу Рейна произошло расслоение населения на высший класс богатых землевладельцев и низший класс крестьян и арендаторов.[48]
Британия практически представляла собой не что иное, как часть Галлии. Покорение равнинных земель, достигнутое после оккупации гористой западной области и осуществленное после неудачной попытки завоевать Шотландию, создание линии пограничных укреплений, подобной германскому лимесу, фактически означали расширение на север провинций Галлии и Германии, что позволило максимально сократить протяженность северного оборонительного рубежа. В социальном отношении Британия имела много общего с прирейнскими землями, и в особенности с рейнским правобережьем. Блестящее описание процесса романизации этой провинции, данное в работе ныне покойного Ф. Хейверфилда, позволяет мне ограничиться лишь несколькими короткими замечаниями.[49]
Жизнь на пограничной линии протекала почти в тех же рамках, что и на Рейне. При всем ее своеобразии, заслуживающем пристального изучения, для нашей темы она представляет лишь второстепенный интерес. Развитие городской жизни в равнинных областях было тесно связано с завоеванием и военной оккупацией острова. Четыре британские колонии (Камалодун, Глев, Эбурак и Линд) возникли как военные форты, и потому их можно сравнить с городами Колония Агриппина, Кастра Ветера (или Colonia Ulpia Traiana), Новезий, Бонна, Могонтиак в Германии. Самым богатым торговым городом был Лондиний, игравший в жизни Британии примерно такую же роль, как Трир и Лион в жизни Галлии и Германии. Курорт Бат был сопоставим с многочисленными курортами прирейнских земель. Другие римские города Британии, как и большинство городов Центральной и Северной Галлии и Верхней Германии, населяли кельты, которые обеспечивали земледельцам рынок сбыта сельскохозяйственных товаров; эти города были административными, религиозными, торговыми и промышленными центрами. Два таких населенных пункта — Calleva Atrebatum и Venta Silurum, почти полностью раскопанные археологами, — представляют собой большие деревни с несколькими общественными зданиями.[50]
Так же как Северная Галлия и Германия, Британия была страной не городов, а ферм и крупных сельскохозяйственных предприятий, страной не крестьян и мелких собственников, а вилл и крупных аграриев. В число этих крупных землевладельцев входили как римские эмигранты и ветераны с их потомством, так и представители местной кельтской аристократии.
Такой характер равнинной области подтверждается встречающимися повсеместно остатками вилл. Правда, при сравнительно скромном бытовом укладе, установившемся в Британии, ни одна из вилл не достигала таких внушительных размеров и роскоши, какими отличаются виллы в окрестностях Трира; и все же в виллах усадебного типа мы видим дома крупных землевладельцев, окруженные обширными земельными владениями, хозяйство которых было организовано на капиталистических принципах. Сохранившиеся образцы строений коридорного и амбарного типа как в архитектурном, так и в социальном и экономическом отношении сопоставимы с усадебными постройками в поместьях Верхней Германии на правом берегу Рейна.[51]
Все это подсказывает вывод о том, что экономическое и социальное развитие Британии в общем и целом сходно с галльским, а еще более — с тем, что мы видим в обеих германских провинциях. Военная оккупация пробудила его к жизни, и эта жизнь продолжалась все время, пока сохранялось это положение, гарантировавшее реальную защиту. Равнинные области пережили экономический подъем, оказавшись в защищенном тылу римской армии под сенью Pax Romana. Главным потребителем местной продукции была армия; позднее страна сама стала выступать в качестве потребителя, однако ее собственная доля никогда не играла решающей роли в экономической жизни острова. Интенсивные методы земледелия приносили хороший доход благодаря тому, что у производителей появился постоянный рынок сбыта на севере и на западе. Народ Британии скоро оценил выгоды своего положения и стал их использовать. Кельтские крупные землевладельцы, сохранившие свои поместья, стали развивать земледелие и скотоводство, пользуясь методами, хорошо известными их соплеменникам в Галлии. Однако в большинстве случаев большие имения, как и в долине Мозеля, принадлежали богатым купцам — лондонским дельцам, которые в первые годы оккупации осуществляли снабжение армии континентальными товарами. Именно им принадлежали большие виллы усадебного типа. За ними шли ветераны, купившие земельные участки или получившие их в качестве бесплатного надела; затем следовали сумевшие хорошо поставить свое хозяйство кельты, вовремя перенявшие новые методы интенсивного землепользования, а также новые переселенцы, приехавшие с материка. Им принадлежали усадебные строения коридорного и амбарного типа.[52]
Никто из этих землевладельцев не обрабатывал землю своими руками и не посылал своих сыновей и дочерей пасти овец, свиней и коров на лугах и в лесах. Часть работы выполняли рабы, но в основном — представители туземного населения; оно жило в деревнях того типа, который был обнаружен при раскопках генералом Питт-Риверсом близ Солсбери и Д. Аткин-соном при раскопках в районе Лоубери-Хилла (Беркшир). В более бедных областях низинной части страны деревенские жители, возможно, имели собственную землю и собственные выгоны, но в наиболее плодородных местностях им, вероятно, приходилось работать на крупных и средних землевладельцев в качестве арендаторов и пастухов. В это время они привыкли к римским гончарным изделиям и римским металлическим застежкам. Горожане научились латыни (вероятно, именно они являются авторами надписей, в которых можно встретить реминисценции из Вергилия); однако по большому счету сущность греко-римской культуры, городской жизни и всего, что с этим связано, остались им так же чужды, как и египетским феллахам. О процентном соотношении сельского населения и численности солдат, горожан и землевладельцев мы не можем высказать никакого суждения.[53]
Мы не можем подробно остановиться на альпийских провинциях Рима, самыми крупными и важными из которых являются Реция и Норик. В социальном и экономическом отношении многие части этих, в основном горных, областей носят почти такой же характер, что и граничащие с ними части Италии с такими крупными городами, как Августа Тавринов, Августа Претория и Эпоредия, Ком, Бергом, Бриксия, Верона, Вицетия, Конкордия и Аквилея, возникшие как военные колонии и развившиеся затем в крупные аграрные центры с обширными территориями, к которым были присоединены многочисленные племена кельтов и ретов. Другие части альпийских областей на самом деле относятся к гористым местностям Южной Галлии. Реция, вторая по величине из альпийских стран, по своей экономической и социальной структуре лишь незначительно отличалась от соседней местности, расположенной в пределах верхнегерманского лимеса. Во всяком случае, города Реции, обнаруженные при раскопках, не имеют резко выраженных отличительных черт, которые оправдывали бы разграничение между этими городами и городами Верхней Германии и выделение их в особую группу.[54] Для Верхнего Дуная и его лимеса самый известный и значительный город Реции Августа Винделиков (Аугсбург) имел, вероятно, такое же важное значение, как Трир и Могонтиак для рейнского лимеса. Это видно, например, по широкому развитию торговли, в особенности текстильными и гончарными товарами, которое можно наблюдать в этом городе. Далее интересно отметить, что Кастра Регина (Регенсбург), самый мощный военный лагерь Реции, имел обширную территорию; часть ее занимали canabae, которыми постепенно обрастал лагерь. В одной надписи от 178 г. по Р. Х. эта военная территория названа territorium contributum. Интересно отметить, что главный магистрат этих canabae носил титул эдила. Можно предположить, что территория, принадлежавшая Кастра Регина, и до присоединения ее к военной крепости не была необитаемой; очевидно, до прихода римлян этой областью владел один из многочисленных gentes племени ретов, и после римской оккупации его члены продолжали обрабатывать там землю уже в качестве арендаторов лагеря. Замечательный пример подобной галльско-римской civitas, городского центра кельтского округа, представляет Кдмбодун — нынешний Кемптен, город эстионов. Период расцвета этого города приходится на I в. по Р. Х., в это время он был важным торговым центром. Во II в. по Р. Х. его развитие остановилось, а в III в. начался его упадок. Тщательно проведенные раскопки этого города отчетливо иллюстрируют ход развития и организацию окружного центра, причем административное или военное значение населенного пункта не оказывали решающего влияния на процесс его урбанизации.[55]
Самой большой альпийской провинцией было бывшее королевство Норик, населенное кельтами. Оно включало в себя лучшие и наиболее доступные области на северо-востоке Италии и на протяжении долгого времени находилось под влиянием Аквилеи. Проникновение италийских элементов в города и долины Норика облегчалось тем обстоятельством, что эта местность, объединенная под властью туземного короля, многие годы жила в условиях мира и спокойствия. Августу удалось почти без борьбы превратить королевство Норик в прокураторскую провинцию. После объединения с Италией долины этой страны быстро достигли относительно высокого процветания. Развитие городской жизни происходило в обстановке мира, не встречая на своем пути помех в виде войн и внутренних волнений, так что в процесс урбанизации быстро включились различные населенные пункты кельтских племен. Кроме столицы Вируна, самыми крупными городами были Целейя, Теурния и Ював. У всех этих городов были большие территории, а их население было смешанным, включавшим в себя туземные и италийские элементы. Император Клавдий организовал эти города по образцу италийских сельских городов, а самым крупным центрам городской жизни предоставил статус муниципий. Горожане, которые не были римскими гражданами, получили латинское гражданство, в то время как сельское население — крестьяне и пастухи — остались peregrini, полностью сохраняя местные нравы и обычаи, что в особенности относилось к таким захолустным местам, как, например, Юенна и Лаванталь.
Главными природными источниками экономики Норика были богатые железные и свинцовые рудники, леса, великолепные пастбища и местами плодородные пашни. Последние чаще всего находились в руках богатой городской буржуазии. Рудники в основном принадлежали государству и разрабатывались, так же как в Далмации и Испании, состоятельными предпринимателями (conductores). Леса, пастбища и поля принадлежали гражданам городов. Менее заманчивые земли, вероятно, оставались в руках туземных peregrini.[56]
Обратимся теперь к странам, в которых обитали две главные расы придунайской области: иллирийцы и фракийцы. Небольшая часть той области, населенной иллирийцами, в которой присутствовала значительная примесь кельтов, — Истрия, была уже в ранние времена присоединена к Италии; другая часть, в которой иллирийцы соседствовали с фракийскими и кельтскими племенами, была после продолжительных войн присоединена к Римской империи под названием Иллирика и впоследствии разделилась на ряд провинций, из которых Далмация, Верхняя и Нижняя Паннония были по преимуществу иллирийскими, а провинции Верхняя и Нижняя Фракия — в основном фракийскими, причем первая была, скорее, иллирийско-фракийской, а вторая — почти чисто фракийской. Отсутствие современных работ по иллирийским и фракийским провинциям, в которых содержалось бы такое же всестороннее описание их жизни, какое дано в трудах Ш. Жюллиана, Ф. Хейверфилда, Ф. Кюмона и К. Шумахера для кельтских и германских частей Римской империи, вызывает необходимость более детального очерка социальных и экономических условий, сложившихся в Истрии, на побережье Адриатического моря и на берегах Дуная и его притоков.[57]
Даже в ранний период своей истории Истрия не была варварской страной. Раскопки, проводившиеся на местах, где находились старые истрийские города, так называемые castellieri, которые впоследствии сменились римскими городами, показали, что уже в период позднемикенской культуры там существовала высокоразвитая цивилизация. Истрия была колонизирована римлянами рано — в основном этот процесс завершился еще в I в. до Р. Х. — и подверглась глубокой романизации, по крайней мере если говорить о крупных приморских городах: таких как Тергест, который, правда, в административном отношении не входил в Истрию, Парентий и в первую очередь Пола — портовый город с прекрасной гаванью. Значительная часть территорий этих городов была собственностью императоров и италиков, которые составляли там подавляющее большинство населения, лишь немного разбавленное туземным элементом. Таков был состав населения, если отвлечься от вольноотпущенников самых различных национальностей, присутствовавших здесь, как и повсюду, и некоторого числа греков и представителей восточных народностей. Наиболее известным и энергичным было семейство Леканиев (Laecanii) в Поле, чья экономическая деятельность сопоставима с предпринимательской активностью аквилейских Барбиев. Члены этого семейства в лице прямых потомков рода Леканиев и их вольноотпущенников во множестве были представлены в Поле.[58]
Стараниями этих элементов на Истрийском полуострове было введено методическое земледелие, основанное на капиталистических началах хозяйствования. Почти вся южная часть Истрии была превращена в сплошную оливковую рощу, то же самое произошло и на островах, расположенных в заливе Полы, среди которых хочется особенно выделить прелестный остров Бриони Гранде с его роскошной виллой, представляющей собой настоящий дворец с прилегающим к нему громадным поместьем, недавно открытый в ходе раскопок, произведенных А. Гнирсом; более совершенного образца большой виллы этого типа, вероятно, невозможно найти во всем римском мире, включая Италию и все провинции. Местными археологами и сотрудниками Австрийского Института археологии обнаружены и частично раскопаны остатки ряда других прекрасных вилл, расположенных в центре больших поместий, а также многочисленные руины разбросанных повсюду строений, относившихся, по-видимому, к этим поместьям. Все они имеют большое сходство с виллами Помпей и Стабий, за исключением того, что в Истрии сельскохозяйственная деятельность специализировалось в основном не на виноградарстве, которое, очевидно, занимало здесь более скромное место, а на производстве оливкового масла.. Второе различие между помпейскими и истрийскими виллами заключается в том, что последние, судя по наиболее хорошо изученным образцам, были центрами не средних по величине поместий, а самых настоящих латифундий, подобных тем, какие можно встретить в Галлии, Британии, Бельгии, Германии и Африке.[59]
Италики, жившие в истрийских городах, владели также большими фабриками по производству кирпича и гончарных изделий в окрестностях Тергеста и Полы. Кирпич и кувшины, которые на них изготавливались, использовали в Истрии и Далмации и во всех придунайских землях. Далее, можно предполагать, что италики, которым принадлежали большие поместья, выступали и как скупщики шерсти, поставляемой туземными горными племенами далеких сельских местностей. Разумеется, и сами горожане тоже держали отары овец, которых пасли их рабы. Из этой шерсти вырабатывали знаменитую истрийскую шерстяную одежду, конкурировавшую с несколько более грубым и примитивным галльским товаром.[60]
Гораздо менее романизированными остались внутренние области полуострова и окраины территории города Тергеста. Сам Тергест возник как иллирийское поселение, а затем стал деревней кельтских карнов. Есть надпись, в которой Carni и Catali упоминаются как жители города Тергеста: [Dessau. ILS. 6680.] очевидно, они жили в примитивных сельских условиях. Их вожди стали римскими гражданами, но члены этих племен никогда не наделялись римским гражданством. На основании латинских надписей, часть которых оставлена племенами, жившими на территории Незакция и Пикента, можно сказать, что то же самое относится и к иллирийским племенам.[61]
Иллирийцы Далмации, Паннонии и части Верхней Мёзии были не чистокровными представителями этой народности. Древнейшим населением этой страны были фракийцы. Затем туда пришли иллирийцы и поработили местное население. Затем пришли кельты и смешались с крупными иллирийскими племенами: на севере Адриатического побережья — с либурнами, далматами, япудами и мецеями, а в его южной части — с тавлантийцами, энхелейцами и ардиэйцами. К моменту первой встречи с римлянами (в III в. до Р. Х.) иллирийцы, подобно испанским иберам, уже успели пройти долгий исторический путь. В эпоху поздней бронзы и раннего железа они испытали на себе сильное влияние позднеминойской культуры. Их связь с греками уходила своими корнями в далекое прошлое. Под их влиянием они создали своеобразную материальную культуру, на характере которой сказалось также влияние их соплеменников, живших на италийском берегу Адриатического моря. Эта культура отмечена множеством своеобразных и интересных черт.
В социальном отношении различные иллирийские племена жили в довольно примитивных условиях. Основные черты их жизненного уклада напоминают иберийский. Центрами племен и кланов были укрепленные города, построенные на вершинах холмов или гор; их главным занятием было пастбищное скотоводство; у некоторых действовала особая система передела земли между членами племени или клана, осуществлявшегося раз в восемь лет. Подобно иберам Испании, иллирийцы также время от времени объединялись в более крупные образования с монархическим устройством: так поступили энхелейцы под Аполлонией и тавлантийцы под Эпидамном, а позднее — ардиэйцы и наконец далматы. Но эти государственные образования были непрочными и представляли собой скорее мало к чему обязывающую федерацию племен и кланов, чем централизованные монархические государства.[62]
Римляне избрали в отношении иллирийцев и кельто-иллирийцев тот же метод, которым они действовали с иберами и кельтиберами. Рано завязав дипломатические и коммерческие отношения с приморскими городами, они взяли под свою защиту ранние греческие поселения и города на земле иллирийцев. По мере того как на протяжении длительного времени в условиях постоянных войн с главенствующими племенами усиливалось римское влияние на внутренние дела Иллирии, эти отношения становились все более тесными. После того как во II—I вв. до Р. Х. военная мощь иллирийцев была окончательно сломлена (хотя некоторые племена номинально сохраняли свою независимость), в крупные приморские города переселились большие группы италийских купцов и денежных воротил. Вместе с давнишними греческими переселенцами и более или менее романизированными представителями местного населения они стали заниматься морской торговлей, которая издавна представляла собой основу существования этих городов. Иллирийцы тут очень пригодились как превосходные мореходы, давно составившие себе славу на пиратском поприще. Теперь они стали служить матросами на торговых кораблях, а впоследствии из них же в значительной мере состояли экипажи равеннского флота (в то время как мизенский флот пополнялся в основном египетскими матросами). Когда же произошло окончательное присоединение иллирийских земель к Римской империи ( начало этому было положено при Августе около 33 г. до Р. Х. и завершилось при его преемниках), римляне превратили эти города в колонии: первыми были колонизированы Сепия, Ядера, Салона, Нарона и Эпидавр. Колонизация означала создание почти чисто италийских центров городской жизни. Колониям были приданы обширные пространства лучших пахотных земель. Многие колонисты превратились в богатых землевладельцев и, очевидно, брали туземных жителей в свои арендаторы или нанимали их в пастухи. Мы имеем возможность проследить за постепенным распространением римского землевладения на территориях городов Салона и Нарона. Некоторые семейства из этих городов выступили в качестве пионеров освоения этих новых земель. Они выстроили виллы на равнинах Далмации и ввели капиталистические методы, распространенные в Италии и Истрии. Первыми отраслями хозяйства стали для них торговля строительным лесом и пастбищное скотоводство. Затем к ним добавилось хлебопашество, и уже после этого — закладка виноградников и разведение масличных культур.[63] Кроме городов, в стране было поставлено два постоянных лагеря римских легионов в Бурне и Дельминии и построено множество мелких фортов. Правда, при Веспасиане легионы были переведены из Далмации в Паннонию, но осталось несколько более мелких фортов. Эти гарнизоны, несомненно, сильно способствовали романизации страны. Один из них, размещенный в Бурне, владел в его окрестностях обширными пастбищами.[64]
Между тем культура постепенно проникала в самые глубинные области Далмации. Интенсивные рекрутские наборы, проводившиеся среди иллирийских племен, со временем привели к появлению более или менее романизированной аристократии из числа коренных жителей; она образовалась из ветеранов, возвращавшихся после окончания срока военной службы во вспомогательных частях в свои родные деревни. Эту местную аристократию Веспасиан выдвигал на ведущие роли в жизни их племени; из нее и из италийских эмигрантов он вырастил новую буржуазию превращенных в города деревень и крепостей Далмации. Он проводил здесь ту же политику, что в Испании, преследуя те же цели. Существовавшее ранее племенное устройство округов не могло обеспечить надежной безопасности. С другой стороны, Риму нужны были племена, чтобы набирать из них солдат для вспомогательных войск. Единственный выход из этого затруднения был следующим: необходимо было раздробить племенные объединения, передав руководство тем представителям племени, которые за время армейской службы успели романизироваться или, по крайней мере, научились там дисциплине. На них лежала также обязанность поставлять в легионы рекрутов. Общий ход развития привел к тому — и это еще одна аналогия тем процессам, которые мы наблюдали в Испании, — что многие новые города были перенесены с гор в долины; иметь дело с равнинными городами римлянам было гораздо безопаснее, чем с орлиными гнездами на вершинах крутых холмов и гор.[65]
К новым муниципиям по обыкновению были присоединены обширные территории плодородных земель, отрезанных от племенных территорий. Большая часть этой земли была распределена между новоявленными гражданами, а то, что осталось, сохранилось в руках прежних владельцев; последние составили сельское население, не внесенное в гражданские списки, в правовом отношении они считались peregrini. Что касается их экономического положения, то многие из этих incolae сделались арендаторами зажиточных землевладельцев, живших в городе.[66] Одновременно с сельским хозяйством развивалась как внутренняя торговля провинции, так и торговля с другими провинциями империи, а вместе с ними — и местные отрасли промышленности. На надгробном алтаре гражданина одной из городских общин богатой долины Дрины покойный изображен дважды: на одной стороне камня он представлен с колосьями в руке как землевладелец, на другой — как сапожник.[67] Некоторые представители городской аристократии нажили большие богатства и владели обширными угодьями пахотных земель и пастбищ; став богачами, они поступали на императорскую службу, получали звание всадников и в конце концов попадали в члены римского сената.[68]
Хороший пример таких городов, населенных коренными жителями, представляет собой Доклея, выросшая из крепости племени доклеатов. Она была раскопана русским археологом, и не так давно появилась превосходная публикация одного итальянского ученого из Триеста, в которой содержится отчет о результатах раскопок. При Веспасиане этот город стал муниципием. Его гражданами были туземные principes — племенные вожди, ветераны римской армии и переселенцы из Салоны и Нароны. Город скоро разбогател и вырос: богатые землевладельцы из числа его жителей построили большой форум с внушительной базиликой, несколько храмов и термы. То же самое происходило и во многих городах внутренних областей страны; для примера можно назвать Ассерию, расположенную на окраине территории Ядера.[69] Примечательно, что ни один из этих городов не получил статуса колонии. Последнюю колонию основал Клавдий (Colonia Claudia Aequum); но и при Адриане, который создал целый ряд муниципий, ни один из городов Далмации не удостоился более высокого статуса. Правительство проводило здесь ту же политику, что и в Испании; очевидно, и здесь и там она была продиктована одинаковыми соображениями. Муниципии создавались с той целью, чтобы парализовать силу племен Далмации. Однако основание муниципий еще не означало законченной романизации: это был лишь первый шаг в данном направлении, но отнюдь не завершение начатого дела. К тому же правительство вовсе не было заинтересовано в полной романизации города и деревни, так как в результате государство лишилось бы превосходных рекрутов для своих легионов и вспомогательных войск. В этом обстоятельстве заключается причина, по которой романизация Далмации так и осталась незавершенной. Даже в городах, не говоря уже о территориях, население не было полностью романизировано. Кроме того, некоторые племена вообще не были вовлечены в процесс урбанизации, а продолжали жить по старым обычаям в прежних условиях. Об этом свидетельствуют многие надписи на межевых камнях, обозначающих границы территорий отдельных далматских племен. Для условий этой страны очень характерно, что там никогда не проводились межевания полей по образцу римского centuriatio, как это было сделано, по крайней мере до известной степени, в Паннонии, Дакии и Африке. Очевидно, что, за немногочисленными исключениями, там сохранялся прежний метод обработки земли, при котором не требовалось римского распределения по центуриям: единственное, что там было нужно, это четкое территориальное размежевание между отдельными племенами и новообразованными муниципиями.[70]
В экономическом отношении одну из самых притягательных особенностей Далмации для римлян представляли богатые залежи железной руды, которые издавна разрабатывались коренным населением. Завладеть этими рудниками было для римлян так же важно и необходимо в целях вооружения дунайской армии, как галльскими для снабжения рейнской армии. Поэтому эти рудники очень скоро перешли в распоряжение императорской администрации, разработку железной руды вели специальные предприниматели под надзором императорских прокураторов; местные племена поставляли умелых работников, которые из поколения в поколение на протяжении многих веков хорошо изучили это дело. Об условиях труда нам ничего не известно; однако можно предположить, что они не многим отличались от условий, существовавших на испанских рудниках, где разработка отдельных выработок производилась силами мелких арендаторов.[71]
Сходную картину социального и экономического развития можно наблюдать в пограничных провинциях с кельто-иллирийским и иллирийско-фракийским населением, т. е. в обеих Паннониях и в Верхней Мёзии, которые были главными военными центрами империи на дунайской границе. Мы не ставим перед собой задачи подробного описания отдельных фаз завоевания и оккупации этих стран. Эта задача великолепно выполнена Моммзеном и его сотрудниками в третьем томе «Корпуса латинских надписей» (Corpus Inscriptionum Latinarum), а общий очерк этого процесса Моммзен дал в пятом томе своей «Истории Рима». Новый материал получен в результате раскопок, произведенных в придунайских странах австрийцами и их преемниками в местах, где находились наиболее важные лагеря: в Петовионе, Лауриаке, Карнунте и Аквинке.[72] Для нашей темы нам достаточно в немногих словах обозначить основные явления социальной и экономической жизни этих провинций.
В процессе урбанизации стран, расположенных в среднем течении Дуная, на Саве и Драве, решающее влияние оказали крупные военные центры, продвинувшиеся сначала от берегов Савы до Дравы, а затем и до Дуная. Сисция и Сирмий на Саве, Петовион и Мурса на Драве, Виндобона, Карнунт, Бригетио, Аквинк, Сингидун, Виминаций и Ратиария на Дунае, наконец Скупы в земле непокорных дарданов представляли собой большие постоянные военные лагеря и отчасти сохраняли этот характер до самого конца римского господства. Однако это не значит, что римские войска оказались там в глухих безлюдных местах. Там уже были свои хозяева: кельтские, иллирийские и иллирийско-фракийские племена; римляне не сгоняли их с насиженных мест. Напротив, большинство, если не все укрепленные лагеря, устраивались по соседству с кельтскими, иллирийскими и фракийскими деревнями. Мы знаем, что такая деревня существовала рядом с Карнунтом, Сисция была довольно крупным иллирийским городом, главным центром племени колопи-анов; Скупы были крепостью дарданов, Ратиария — мёзийцев (фракийцев). Для обеспечения войска у туземных племен были отобраны большие площади плодородных земель, лугов, лесов и т. д. и переданы во владение военным лагерям. В надписях часто упоминаются prata legionum. Во II—III вв. эти земли обычно сдавались в пользование солдатам на условиях аренды;[73] однако преобладающая часть территорий, принадлежавших легионам, не обрабатывалась самими военными, а оставалась в руках обитателей деревень (vici), вероятно с тем условием, что часть продукции, получаемой с полей, лугов, леса, рыбной ловли, они должны были отдавать натурой лагерю, а также платить за право пользования, оказывая военным помощь своим трудом. Каким образом использовали труд местных жителей, очень хорошо показано на надгробном памятнике с могилы одного солдата из карнунтского гарнизона. В его верхней части имеется изображение покойного, который с хлыстом (yirga) в руке правит крестьянской повозкой; обязанность возчика исполняет иллирийский крестьянин, изображенный с кнутом и топором в руках. Очевидно, солдату было поручено нарубить дров для лагеря, и он заставил сделать эту работу крестьянина из соседней деревни (см. Табл. 58, 2).[74]
Таким образом, территории легионов и жившие на них племена находились под контролем военного начальства. Какую площадь занимали эти prata legionum, нам неизвестно. Вряд ли дело обстояло так, чтобы места обитания придунайских племен все целиком в буквальном смысле слова считались территориями различных легионов. Однако каковы бы ни были размеры этих prata, развитие постоянных военных лагерей в придунайских провинциях шло по единому образцу. Рядом начинали возникать гражданские поселения, так называемые canabae. Между тем в туземные деревни, приписанные к лагерям легионов, начинался приток иноземных поселенцев, как правило бывших солдат данного гарнизона, которые, поселяясь там, создавали общину римских граждан, вводили римские обычаи и латинский язык. Так, например, нам известна одна такая зажиточная община вблизи Аквинка — vicus Vindonianus; среди ее обитателей имелись даже римские всадники.[75] Постепенно туземные vici и образовавшиеся при военных лагерях canabae сливались в единое поселение, приобретавшее городской характер. Строились форумы и базилики, купальни, театры и амфитеатры, улицы мостили камнями, жилые дома принимали архитектурные формы, свойственные городу, и наконец населенный пункт, возникший в результате слияния canabae и туземных vici, получал статус муниципия или колонии.[76]
Во главе тех частей придунайских провинций, которые не были присоединены к военным лагерям, а сохраняли старое племенное устройство, стоял, по крайней мере в I в. по Р. Х., как и в Далмации, представитель военной администрации — префект, назначаемый императором или наместником провинции. Так, префектом округа Колапианы был известный Антоний Назон.[77] Однако со временем и на эти округа распространился процесс урбанизации, и часть крупных деревень была преобразована в муниципии, а в других обосновались колонии римских ветеранов. Так образовались города Савария, Сольва и Скарбантия в Паннонии и Ульпиана, Марг и Наисс в Верхней Мёзии. Колонии римских ветеранов были также направлены в Петовион в Паннонии и в Скупы в Верхней Мёзии — населенные пункты, которые сначала были важными военными лагерями.[78] Предоставление римского городского права таким городам и деревням в первую очередь влекло за собой пересмотр прежних отношений собственности. Все лучшее доставалось колонистам и гражданам нового города, то, что похуже, — широким массам туземного племенного населения. Земля, предназначенная для колонистов, отмерялась по римским правилам.[79] В пределах территорий, относившихся к этим колониям и муниципиям, большие земельные угодья постепенно оказались сосредоточенными в руках немногих владельцев из числа местных жителей, ветеранов, а также пришлых людей, переселившихся из других стран. Так, например, в III в. на территории Ульпианы громадные поместья принадлежали одному члену сенаторского сословия, некоему К. Фурию Октавиану. Близ Сингидуна тамошний princeps loci возвел для себя и своего семейства усыпальницу, украшенную великолепными росписями и статуями самого владельца и его родственников. Потребность больших хозяйств в рабочей силе несомненно удовлетворялась отчасти за счет оживленной торговли рабами, которых поставляли из-за Дуная, отчасти — за счет туземного населения.[80]
Мы не знаем, сколько земель во II—III вв. еще сохранялось в собственности местных племен и сколько деревень тогда оставалось в Паннонии и Верхней Мёзии, еще не включенных в территорию того или иного города. Такая область, как земля дарданов, несомненно, еще долгое время, а может быть, и всегда, сохраняла свое старинное племенное устройство. Но территории городов и постоянных военных лагерей также сохраняли сельский характер, и в целом эта страна не подверглась полной и глубокой урбанизации и романизации. Достаточно взглянуть на надгробия в Паннонии и Мёзии, чтобы оценить, до какой степени местное население сохраняло свой исконный уклад и обычаи.[81]
Иначе обстояло дело в Дакии, присоединенной к Римской империи позже всех других придунайских провинций. После ужасных войн с даками, покоренных Траяном в течение двух завоевательных походов, и после систематического уничтожения лучших сил страны началась усиленная колонизация Дакии, охватившая все ее области, кроме двух, которые были оставлены местным племенам. На золотых приисках провинции трудились далматы, вывезенные сюда из Пирусты. Пахотные земли после обмера раздавали римским колонистам, прибывавшим сюда в основном с Востока, например из Галатии. Не забудем и о большой численности воинского состава армейских частей, которые были направлены сюда для охраны новой границы. В многочисленных цветущих городах начался приток населения: бывших солдат, греческих и восточных купцов и ремесленников, а также прочего разношерстного люда. Страна была богата, и перед новыми поселенцами открывались самые разнообразные возможности. Неудивительно, что скоро в городах образовалась состоятельная буржуазия. Так, например, нам известно семейство из Апула, члены которого, став купцами и землевладельцами, играли в этой провинции такую же роль, какую семейство Барбиев играло в Аквилее и провинциях Норик и Паннония.[82]
Население Дакии первоначально состояло в основном из фракийцев — представителей большой и сильной нации с древней и славной историей. Как и иллирийцы, фракийцы тоже были индоевропейцами, в культуре и религии у них было много общих черт с населением Македонии и Греции. История фракийцев — это история непрестанных войн против врагов, угрожавших им с востока, севера, запада и юга. Скифы, иллирийцы, кельты и македонцы — все предпринимали попытки завоевать фракийские земли и все потерпели поражение. Эта попытка удалась только римлянам, но и то лишь после долгих, ожесточенных боев в горах Балканского полуострова и Трансильвании и на равнинах Венгрии и Румынии.
О социальной и экономической жизни фракийцев нам известно очень мало. От них остался только один письменный памятник, который мы не можем расшифровать. Имеющийся археологический материал очень скуден. Наверняка можно сказать только то, что это был земледельческий народ, чья жизнь в основном протекала не в городах, а в сельской местности. Некоторые деревни фракийцев имели укрепления; одна из них, возможно, служила резиденцией царю и была столицей племени или группы племен. Но эти селения не были настоящими центрами городской жизни: ни в одном из них нельзя заметить сколько-нибудь заметного развития торговли или промышленности. Обитатели этих деревень как были, так и остались земледельцами, пахарями, охотниками, рыбаками, скотоводами. Их внутреннее общественное устройство подчинялось законам племенной организации. Товарообмен между племенами осуществлялся на основе периодических ярмарок, которые и по сей день сохраняют важнейшее значение в торговой жизни многих славянских народов.[83]
Фракийцы впервые столкнулись с римлянами в районе нижнего течения Дуная. Хотя Нижняя Мёзия (Moesia Inferior) стала прокураторской провинцией лишь при Клавдии после присоединения территории балканских фракийцев, а в настоящую провинцию империи она превратилась только после Дакийских войн Траяна, ее фактическая зависимость от Рима началась еще во времена Августа и Тиберия.[84] Первыми римское господство признали греческие города Западного Причерноморья — славный понтийский Пентаполь, в который входили Истрия, Томы, Каллатис, Дионисополь, Одесс, некогда богатые и могущественные центры греческой жизни.[85] Вернуть хотя бы часть своего былого благополучия они могли только при одном условии: если бы на Дунае и на Черном море утвердилась власть сильной державы. Когда римское правительство оградило нижнее течение Дуная цепью крепостей, основав там Эск, Новы, Ратиарию, к которым при Траяне добавились Дуростор и Трёзмис, населенная фракийцами область вдоль нижнего течения Дуная и вблизи побережья Черного моря в силу сложившихся обстоятельств стала тем тылом, на который могло опираться снабжение римских укреплений и старинных греческих городов. Без соответствующей экономической и социальной организации богатой области, лежащей между Дунаем и Черным морем, снабжение крепостей и городов зависело бы от ненадежных поставок из далеких стран. В этом крылась основная причина, почему римляне уделяли такое большое внимание организации провинции Нижняя Мёзия и проявляли такой повышенный интерес ко всему, что касалось греческих городов по обе стороны римской границы — Тираса на Днестре, Ольвии на Днепре и городов Крыма. До тех пор пока Дакия оставалась независимой страной, даже при самой интенсивной эксплуатации Добруджи невозможно было обеспечить достаточного снабжения римской армии и городов. Поэтому так нужен был импорт продовольствия с юга России, а это означало, что римское правительство должно было взять под свой контроль Черное море и обеспечить военную защиту греческим городам, расположенным на территории Южной России.[86]
Предпосылки, на которые могла опираться урбанизация страны, были, как и в Дакии и Фракии, заложены Траяном после завоевания Дакии. Траян предоставил селениям, расположенным возле лагерей Ратиарии и Эска, статус римских колоний, после того как военные лагеря были переведены оттуда в Сингидун и Трёзмис. Траян также основал новые города Тгоpaeum Traiani, Никополь на Истре и Маркианополь. Однако урбанизация страны не была доведена до конца. Нижняя Мёзия так и осталась страной деревень и обширных полей.
Первой задачей, которую нужно было решить для экономической организации провинции, был пересмотр права земельной собственности. Страна была разделена на территории, принадлежащие постоянным военным лагерям, греческим городам и туземному населению. Часть «туземцев» состояла, правда, из переселенцев, которых римляне перевели сюда из других мест: из горных областей современной Болгарии и задунайских областей. Что касается военных территорий, то с ними поступили так же, как это было сделано в Далмации, Паннонии и Верхней Мёзии, и их развитие пошло в том же направлении.[87] В старинных греческих городах римляне в первую очередь приняли меры к оживлению пришедшего в упадок хозяйства, а для этого старались привлечь туда новых поселенцев, чтобы таким образом влить в экономику свежие силы. Понятно, что с этой целью они увеличили городские территории, присоединив к ним множество туземных деревень. Как новым, так и старым гражданам они щедро предоставляли римское гражданство. Жители деревень, вошедших в городские территории, разумеется, не участвовали в делах управления. С римской точки зрения они как были, так и остались peregrini, с точки зрения городов они были «поселенцами» (incolae, πάροικοι). Зато жители городов, приобретая землю на деревенской территории, сразу же становились членами деревенской общины. А так как они были там самыми богатыми, то одновременно становились такими же членами деревенского «сената», как туземные старейшины, и в качестве таковых они могли выбирать или назначать старост (magistri или magistratus). Деревни каждой территории поочередно назначали своего генерального представителя, который получал звание quinquennalis. Очевидно, его обязанности заключались в том, чтобы следить за своевременной уплатой государственных и городских податей, а также распределять между жителями деревни различные трудовые повинности.[88]
Сходная с этой организация распространилась и на территориях туземных племен. Римские граждане, по большей части ветераны и выходцы из других придунайских провинций, играли значительную роль в жизни деревенских общин. Новые поселенцы были, естественно, главными носителями романизирующих тенденций; однако им так и не удалось полностью слиться с местным населением и полностью романизировать свое окружение. Вместе с немногими относительно богатыми представителями местного населения они составили очень небольшой слой зажиточных землевладельцев, чрезвычайно малочисленный по сравнению с подавляющим большинством крестьянского населения и арендаторов, которые трудились на них, обрабатывая землю.[89]
К югу от Нижней Мёзии, в предгорьях и горах современной Болгарии, фракийцы, бывшие подданные князей одрисов, ставшие со времен Клавдия жителями римской провинции Фракии, еще целое столетие сохраняли древнюю племенную организацию и деревенский уклад.[90] По холмам и горам, горным долинам и равнинам были разбросаны сотни деревень. Их крестьянское население — землепашцы, пастухи, садоводы и охотники — тяжелым трудом зарабатывало свое пропитание, как делает это и поныне. Для римского войска оно поставляло выносливых, храбрых пехотинцев и отличных всадников. Для того чтобы обеспечить фракийские когорты многочисленной подрастающей сменой, римское правительство оставило в нетронутом виде существующую со времен царей традиционную организацию страны. Основной единицей была деревня, некоторое число деревень составляли «комархию» (χωμαρχία), вся совокупность деревень одного племени — иными словами, группа комархий — составляла административную и территориальную единицу всего племени в целом (φυλή). И наконец, одно или несколько племен составляли округ (στρατηγία), во главе которого стоял военачальник.[91]
Установившийся под властью Рима мир и благоприятные условия сбыта сельскохозяйственной продукции, которую можно было продать уполномоченным римских гарнизонов и купцам греческих портовых городов (Месембрии, Анхиала, Аполлонии на Черном море и Эна, Маронеи, Абдер на Эгейском море), способствовали росту благосостояния фракийского крестьянства. Их старинные торговые села, в которых в определенные дни проходили ежегодные ярмарки (ἐμπορία), постепенно превращались в настоящие города, а римским правительством в то же время создавались новые торговые села, как, например, ἐμπόριον Пиц, которые одновременно выполняли роль укрепленных фортов.[92] В наиболее богатых местностях стали селиться римские граждане. Некоторое время правительство вело себя пассивно и не предпринимало особых усилий для урбанизации Фракии; такой же политики невмешательства оно придерживалось относительно внутренней жизни старых греческих городов центральных областей страны (например, Филиппополя). При Клавдии была основана одна римская колония (Apri), еще одна (Deultum) — в период правления Флавиев. Первая серьезная попытка, направленная на поддержку городского развития, была предпринята Траяном в связи с военными операциями на Дунае и на Востоке, когда была образована новая провинция Дакия и производилась реорганизация провинции Мёзии. Для того чтобы обрести действенный контроль над процессами, протекающими в провинции, Траяну нужно было иметь там более крупные, хорошо организованные центры. Поэтому были основаны новые города, почти сплошь с греческими названиями, греческим населением и в основном с греческими же традициями; к ним относились Августа Траяна (Берое), Плотинополь и Траянополь. Некоторые деревни, как, например, Сердика (София), Павталия, Никополь на Несте, Топир и Анхиал, получили статус муниципий. Организация этих городов носила необычный характер. Ни один из них не был основан как римская колония. Некоторые имели право на чеканку монет, но рядом с названием города на этих монетах стояло имя императорского наместника этой провинции. Очевидно, что создание городов, так же как в Дакии и Мёзии, послужило толчком к притоку новых поселенцев, которые прибывали главным образом с Востока. Адриан продолжил политику своих предшественников. Известный красивый город Адрианополь до сих пор существует под тем же старым названием.
Оказала ли эта политика действительно какое-то влияние на распространение городской жизни? Привела ли она к эллинизации страны? Мы говорим здесь об эллинизации, так как греческое влияние на Балканах было таким сильным, что исключало возможность романизации. Я полагаю, что нет. Следствием римской политики было лишь то, что из общей массы населения выделилась городская буржуазия, состоявшая из эмигрантов и богатых местных жителей, на деревню легло еще более тяжелое бремя поборов, исчезли некоторые strategiai, на месте которых возникли городские территории. Несмотря на появление городов, Фракия по-прежнему оставалась страной деревень, деревенских общин и мелкого крестьянского землевладения. Крестьянству же города принесли только зло, а не благо; об этом вполне однозначно свидетельствует известная надпись из Скаптопаре, о которой у нас еще пойдет речь в одиннадцатой главе.[93] Вдобавок ко всему крестьяне — да и не только крестьяне — ревниво хранили все традиционные особенности своего уклада и религии. Многие богатые фракийские землевладельцы даже во времена римского владычества все еще заботились о том, чтобы быть похороненными согласно древнему скифо-фракийскому (а также кельтскому) обычаю — под курганом в погребальной колеснице, что засвидетельствовано целым рядом археологических находок, относящихся ко II— III вв. по Р. Х. Жители гор в Болгарии до сих пор еще носят фракийскую национальную одежду в том же виде, в каком ее сплошь и рядом можно наблюдать на римских сакральных стелах, а на иконах христианских церквей почитаемый крестьянами святой воин Георгий имеет облик великого безымянного бога, знакомого нам по бесчисленным священным монументам римской эпохи, на которых он представлен в виде всадника на фракийском коне, как охотник и воин.[94]
Соседняя провинция Македония (Пэония и страны на побережье Адриатического моря, включая Диррахий и Аполлонию),[95] кроме ее восточного побережья, никогда не была объектом усиленной урбанизации. Силу Македонского царства составляло его крестьянство, македонская деревня. Страна очень пострадала от Македонских войн. В период римской республики она испытала ряд опустошительных набегов варварских племен. Затем в период римских гражданских войн на территории Македонии и Фессалии развернулись главные сражения противоборствующих римских полководцев. Неудивительно, что после всех этих напастей ее плодородные земли были не так густо заселены, как во времена македонских царей. Убыль населения и стратегическое значение Македонии — напомним о том, что через нее проходила важная дорога (via Egnatia), протянувшаяся из Италии через Балканский полуостров в страны Востока, — побудили Августа предпринять попытку романизации хотя бы некоторой части этой провинции; с этой целью он направил во многие важные центры (Диррахий, Филиппы, Дий, Пеллу, Кассандрию, Библис) несколько ветеранских и гражданских колоний, а другим населенным пунктам предоставил статус римского муниципия (например, столице страны Берое, ее главному портовому городу Фессалонике и городу Стобы в стране пэониев). Численность римлян была достаточно большой, чтобы они не растворились в общей массе более или менее эллинизированного населения македонских городов и чтобы императоры могли набирать пополнение преторианской гвардии из рядов римлян этой провинции. Новые поселенцы, как это обычно бывало, сделались в большинстве случаев землевладельцами и стали играть значительную роль не только в городах, но и в деревне. Многие сенаторские семьи владели обширными поместьями в Македонии. И тем не менее создается такое впечатление, что становым хребтом экономики этой страны по-прежнему оставались туземные племена и многочисленные деревни, особенно горные, а также жившие в них крестьяне и пастухи.[96]
Что касается социальных и экономических условий Греции времен Римской империи (провинция Ахайя), то на них незачем долго задерживаться. В основном они хорошо известны. Вырисовывается картина обнищания и вымирания населения. Знаменитое описание Эвбеи у Диона Хрисостома содержит чистый вымысел. Его общие замечания в речи, произнесенной в Тарсе, являются риторическими гиперболами. Зато основные черты, которые он отмечает, — запустение обезлюдевших земель — определенно соответствуют действительности.[97] Убедительным подтверждением описания Диона может служить экономическое положение многих знаменитых святынь Греции во времена Римской империи. Дельфийские надписи показывают, что основным источником финансовых поступлений святилища в это время стали его священные земли и священные стада.[98] Недавно открытая надпись из Ликосуры в Аркадии свидетельствует о крайнем обнищании и города, и святилища, так как они оба были не в состоянии выплатить Риму налоги без помощи богатых граждан.[99] Причины такого положения совершенно очевидны. Промышленность и торговля Греции окончательно рухнули. В аграрном отношении Греция была, по-видимому, самой бедной страной Средиземноморья. Поэтому не приходится удивляться тому, что среди греков, которые в большинстве своем были умелыми и образованными людьми, началась массовая эмиграция в другие страны, где перед ними открывались более обнадеживающие перспективы. Однако говорить о том, что Греция полностью обезлюдела, было бы все-таки большим преувеличением. В городах еще оставались представители богатой землевладельческой буржуазии, как, например, Плутарх в Херонее, а в более благополучных областях страны еще живо было производство зерна, масла, винограда и вина. Некоторые из этих продуктов — аттическое масло и вино с отдельных островов — даже экспортировались в другие провинции. Как и в период эллинизма, земельные владения были сконцентрировав в руках немногих семейств, которые жили в различных городах. Спрос на рабочую силу для поместий городской буржуазии, очевидно, удовлетворялся традиционным способом — за счет рабского труда и арендаторов. Так что известное описание, данное Плутархом, следует, по-видимому, понимать cum grano salis. [букв. — с крупицей соли; с некоторой иронией, язвительно (лат.)] Плутарх держал в уме славные времена Фемистокла и Перикла. Но та Греция уже навсегда канула в вечность.[100]
[1] О живом бытовании местных языков в Малой Азии см.: Holl К. Das Fortleben der Volkssprachen in Kleinasien in nachchristlicher Zeit // Hermes. 1908. 43. S. 240 ff., ср.: Dessau Η. Geschichte der romischen Kaiserzeit. II. S.576. Anm. 3; Ramsay W. M. Jahresh. 1905. Beib. Sp. 79 ff.; Calder W. M. JRS. 31. P. 161 sqq. (Фригия); Idem. Monumenta Asiae Minoris Antiqua. 1928. I. P. XII; Anderson J. G. C. JRS. 1899. 19. P. 314 sqq., Ramsay W. M. Hist. Comm. to Galatians. 1900. P. 147 sqq.; Staehelin F. Gesch. kleinas. Galater. 1907. P. 104 (Галатия); Cumont F. II Anatolian Studies, presented to sir William Ramsay. I (Армения). В кельтских странах: Haverfield F. Romanization of Roman Britain4 . P. 18; Cumont F. Comment la Belgique fut romanisee. P. 95; Jullian C. Histoire de la Gaule. III. P. 521. Новый важный материал можно найти в счетах гончаров из Грофесенка. По результатам лучших исследований этих кельто-латинских надписей (см.: Oxe F. Bonn. Jahrb. 1925. 130. S. 64) видно, что степень романизации гончаров в период 40—55 гг. по Р. Х. была еще очень низка, а их знание латыни было очень поверхностным. Их языком, которым они пользовались в обыденной жизни, был кельтский, а не латынь. О языке в иллирийских землях см.: Patsch С. Historische Wanderungen im Karst und an der Adria. I. Die Herzegowina einst und jetzt // Osten und Orient. Zw. R. I. Wien, 1922. S. 95 (Hieronymus. Comment. VII in Isaiam. 19, 292). В Африке: Snellmann W. I. De interpretibus Romanorum usw. 1914. I. S. 47 ff. (об Апулее, Септимии Севере и Августине); ср.: S. 50; II. S. 108, 110, 112, 113, 119, 120, 129, 140; ср.: Schulten A. Das romische Afrika. S. 12, 25 ff., 98; Gsell S. Khamissa. 1914. P. 31 sqq. и примеч. 55 к гл. 5. Доказательством того, что сирийский, арабский, а также местный язык Египта по-прежнему оставались живы, служит тот факт, что едва римскому господству пришел неминуемый конец, как сразу же наступил период сирийского, арабского и коптского ренессанса; о коптском ренессансе см.: Wenger L. Uber Papyri und Gesetzesrecht // Sitzungsb. Munch. Akad. Wiss. 1914. 5. S. 17.
[2] См.: Toutain J. Les cultes paiens dans l’Empire romain. 1907. Т. III.
[3] О мерах, принятых правительством для оказания помощи населению и восстановления засыпанных городов, см.: Dio Cass. 66, 24. На самом деле ни один из засыпанных городов так и не был восстановлен.
[4] См.: Pachtere F. G. de. La table hypothecate de Veleia. 1920; ср.: Kromayer J. Neue Jahrb. kl. Alt. 1914. 33. S. 145 ff.; Carcopino J. La table de Veleia // Ibid. 1921. 23. P. 287 sqq.
[5] См.: Heitland W. Agricola. Cambridge, 1921; главы о Ювенале и Плинии Младшем.
[6] См.: Rostovtzeff Μ. Studien zur Geschichte des romischen Kolonates. S. 326 ff. Относительно известного фрагмента из Плиния, в котором идет речь о латифундиях, возможно, прав Дессау (Dessau Η. Geschichte der romischen Kaiserzeit. II. 2. S.418), который считает, что Плиний говорит здесь о прошлом, а не о своем времени. Однако перед таким толкованием встают значительные трудности.
[7] О колониях Нерона см. примеч. 24 к гл. V; ср.: Frank Т. Economic History of Rome. P. 438. О колониях Веспасиана см.: Frank Т. Op. cit.; ср. поселенную в Пестуме колонию солдат морской пехоты, упоминаемую в нескольких военных дипломах (CIL. III. Dipl. IX; Ann. ер. 1912. № 10; Ibid. 1921. № 148; WelkowJ. Bull, de Г Inst. Arch. Bulgare. 1923—1924. 2. P. 95 sqq.; Ann. ep. 1925. № 68. L. 3 sqq.
[8] См.: Dio Cass. 68, 2, 1; Plin. ер. VII, 31, 4; Deaw. ILS. 1019; Dig. 47, 21, 3, 1; ср.: SeeckO. Gesch. d. Unterg. der antiken Welt. I. S. 324 ff. (345 ff. во втором изд.).
[9] См. примеч. 4 к наст, гл.; ср.: Schiller Н. Geschichte der romischen Kaiserzeit. S. 566. Anm. 4.
[10] См.: Rostovtzeff Μ. Frumentum // RE. VII. Sp. 137.
[11] См.: Petersen, Luschan. Reisen. № 242—242a; Lebas-Waddington. № 1213; Laum B. Die Stiftungen. S. 162. Z. 9 ff.: [и пусть он покупает там приносящие хлеб владения] (греч.) IGRR. IV, 914; ср. 915. О Кибире см.: Ruge. RE. XI. Sp. 374 ff. Почему распоряжением предписывалась покупка именно пахотных земель, пригодных для зерноводства, понять нетрудно, принимая во внимание, насколько города Римской империи, причем не только города ее внутренних областей, особенно в голодные годы зависели от местного производства зерна; см. примеч. 9 к гл. V и ср. примеч. 20 к гл. VIII.
[12] Весь материал об этом указе Домициана собран у Рейнака, который дал ему остроумное объяснение. См.: Reinach S. La mevente des vins sous le Haut Empire romain // Rev. Arch. 1901. II. P. 350 sqq.; ср.: Besnier Μ. II Ibid. 1919. II. P. 34. О lex Manciana и lex Hadriana см.: Rostovtzeff Μ. Studien zur Geschichte des romischen Kolonates. S. 321. Anm. 1, 323; Frank T. Amer. Journ. Phil. 1926. P. 55 sqq., 153 sqq.; Idem. Economic History of Rome2 . P. 447. Хотя в законе Адриана говорится о закладке на пустующих землях виноградников, в нем не предусмотрено привилегий для виноградарей, зато они даются тем, кто сажает оливы и фруктовые сады. Разрешение заниматься в провинциях виноградарством, данное Пробом (SHA. РгоЬ. 18; Eutrop. 17; Aurel. Vict, de Caes. 37, 2), не может быть чистой вьщумкой. Однако следует напомнить, что в Далмации и придунайских провинциях занимались виноградарством еще задолго до Проба; см., например: CIL. III, 6423 (Лисса) и 14 493 (Целейя в Дакии).
[13] См.: Bruns-Gradenwitz. Fontes7 . S. 300 ff. № 115, 3. Ζ. 6 ff.; № 116, 3. Ζ. 9 ff. Об Африке как производителе оливкового масла см.: Cagnat R. L’annone d’Afrique // Mem. de l’Inst. 1916. 40. P. 258 sqq. Ср. интересные квитанции и счета из Остраки (373 г. по Р. Х.), обнаруженные в Карфагене и касающиеся поставок и транспортировки оливкового масла для анноны; см.: Cagnat R., Merlin A. Journ. Sav. 1911. P. 514 sqq.
[14] Основными видами продукции, которые во времена Антонинов производил в своей латифундии хороший хозяин (strenuus agricola), были зерно и вино. См.: Fronto ad Μ. Caes. II, 5 (Naber. S. 29; Haines. S. 116): videtur mi hi agricola strenuus, summa sollertia praeditus, latum fundum in sola segete frumenti et vitibus occupasse, ubi sane et fructus pulcherrimus et reditus uberrimus. [мне кажется, что старательный земледелец, обладающий высочайшим разумением, занял бы обширное поместье исключительно под хлебные посевы и виноградники, где, разумеется, и плоды наилучшие и урожай обильнейший] (лат.)
[15] См.: Heitland W. Agricola; главы о Марциале и Плинии.
[16] См.: Heitland W. Agricola. P. 325 и passim.
[17] Сказанное в тексте о преобладающем значении крестьянских хозяйств в экономической системе II в. основывается на известном материале, который собран в ряде научных работ; к последним по времени среди них относятся: Heitland W. Agricola; Kornemann Ε. RE. Suppl. IV. Sp. 103 ff. (статья «Bauernstand») и S. 240 ff. (статья «Domanen»); ср. библиографию в статье Ш. Лекривена (Lecrivain Ch. Latifundia // Daremberg-Saglio. Diet. d. ant. III. P. 971) и впервые опубликованную Калыда (Calza G. Not. d. scavi. 1921. P. 236) надпись из Остии (CIL. XIV. Suppl. 4570): упоминаемые в ней cultures Larum et imaginum dominorum nostrorum invictis-simorum Augustorum praediorum Rusticelianorum были, по-видимому, в основном арендаторами этого императорского поместья. См. об этом: Wickert L Sitzungsb. Pr. Akad. Wiss. 1928. S. 43 ff.; CIL. XIV, 4570 (в комментариях). О колонах и об обыкновении сдавать им в аренду вместе с землей нескольких рабов см.: Tabula alimentaria Veleias; Dessau. ILS 6675, XLIII: deductis reliquis colonorum et usuris pecuniae et pretis mancipiorum, quae in inemptione eis cesserunf [после вычета оставшихся колонов, денежных процентов и цены рабов, которые перешли к ним при покупке] (лат.) ср.: Kubler B. Festschrift fur Johannes Vahlen. 1900. S. 564 ff. Обращает на себя внимание то, что звание colonus отмечается в некоторых надписях рядом с именами рабов и не встречается рядом с именами свободных людей, из чего следует, что несвободные колоны не были распространенным явлением в Италии во II—III вв.: см.: CIL. VI, 9276; Dessau. ILS. 7453 (Iaso colonus fundo Mariano); CIL. X, 7957 (Proculus colonus); CIL. IX, 3674—3675; Dessau. ILS. 7455: colonus fundi) Tironiani quern coluit ann(os) n. L; ср.: Seeck O. RE. IV. Sp. 487; Sticotti P. Atti e Memorie della Societa Istriana di Archeologia e Storia Patria. 1905. 22. P. 11. Чаще встречаются упоминания о рабах, служивших управляющими поместьями; см.: CIL. X, 6592; Dessau. ILS. 7451: actor et agricola optimus; CIL. X, 5081; IX, 3028; Dessau. ILS. 7367 (Hippocrati Plauti vilic(o) familia rust(ica) quibus imperavit modeste); IX, 3651 (yilicus et familia de fundo Favilleniano); ср.: Sticotti P. Op. cit. P. 11, app. 3. Составление полного собрания и исследование всех надписей, относящихся к сельскому хозяйству Италии времен императоров, представляет собой насущную задачу. Тем временем см.: Dessau. ILS. Index XIII (см. впереди actor, colonus и vilicus).
[18] См.: Edictum Claudii de Anaunis, CIL. V, 5050; Dessau. ILS. 206; Bruns-Gradenwitz. Fontes. S. 253. № 79 и надпись из Тергеста: CIL. V, 532; Dessau. ILS. 6680; ср.: Reid J. The Municipalities of the Roman Empire. 1913. P. 166 sqq. и о дате: PuschiA., Sticotti P. Wiener Studien. 1902. S. 252 ff.; Cuntz J. Jahresh. 1915. 18. S. 98 ff. Ср. также примеч. 5 к гл. III и Pais Ε. Dalle guerre puniche a Cesare Augusto. 1918. II.
[19] См.: Schulten A. Die Landgemeinden im romischen Reiche // Philologus. 1894. 7. S. 645; Grenier Α. II Daremberg-Saglio. Diet. d. ant. V. P. 854 sqq. Например, в Вейях существует разграничение между municipes extramurani и municipes intramurani; см.: CIL. XI, 3797—3798; ср.: Ruggiero Ε. de. Diz. epigr. 1922. II. P. 2195. В терминологии наших юридических источников часто встречается противопоставление intramurani и pagani; см.: Dig. 50, 1, 35; 50, 1, 27; 10, 40, 3, где словом pagani называются мелкие землевладельцы и арендаторы; ср.: Dig. 11, 4, 3: praedia Caesaris, senatorum, paganorum; Schulten A. Op. cit.
[20] О Сицилии см. библиографию в примеч. 27 к гл. I. Ср.: Frank T. «Domimum in solo provinciali» and «Ager publicus» // JRS. 1927. 17. P. 141 sqq.
[21] Мы располагаем двумя описаниями Сицилии времен императоров: Strabo. VI, 265; Plin. n.h. III, 88—91. В описании Страбона я не усматриваю никакого противоречия между первой и второй частью. В первойчасти он описывает (очевидно, опираясь на Посейдония) упадок греческих городов, изображаемая там картина соответствует также условиям, существовавшим во времена Августа, так как лишь немногим городам удалось восстановить свое благосостояние; во второй части речь идет вообще о Сицилии, и тут Страбон подчеркивает (былую) роль острова как житницы Рима. Описание Плиния резко контрастирует с тем материалом, который мы находим у Цицерона, и показывает, какую глубокую реорганизацию провел в Сицилии Август и каким кратковременным оказалось разрешение, данное Цезарем и Антонием, с которым, может быть, дело не пошло дальше благих намерений. Характеризуя условия в отдельных городах Сицилии, Плиний допустил ряд ошибок, но его описание острова в целом можно считать верным. Наряду с одним oppidium civium Romanorum (Мессана), пятью колониями (Тавромений, Катина, Сиракузы, Термы и Тиндарис) и тремя городами, имевшими латинское право (Центурипы, Нет, Сегеста), в Сицилии существовало 46 civitates stipendiariae и 13 oppida, некоторые из которых вообще не имели городской формы организации; ср.: Holm A. Geschichte Siziliens. III. S. 228 ff., 469 ff.; BelochJ. Die Bevolkerung der griech.-rom. Welt. S. 325 ff.; Cuntz O. Klio. 1906. 6. S. 466 ff.; Jenison E. S. The History of the Province of Sicily. 1919. P. 101 sqq.
[22] См.: Rostovtzeff Μ. Geschichte der Staatspacht in der rom. Kaiserzeit. S.425; Idem. RE. VII. Sp. 153. Этот факт подтверждается надписями Ц. Вибия Салютария из Эфеса (см.: CIL. III, 14 1954—13 ); ср.: Heberdey R. FE. 1912. II. № 28 (ср. № 60, 27; III. S. 115. № 27). О значении сицилийского производства зерна см. примеч. 27 к гл. I. Приведенную здесь мозаику из Остии г-жа Блейк по техническим причинам датирует I в. по Р. Х., относя ее приблизительно ко времени постройки гавани Клавдия.
[23] О крупных поместьях Сицилии см.: CIL. X, 7041 (Катина): d.m.s. Gallicano fidelissimo qui fuit vilicus Afinianis; ср. примечание Моммзена, который приводит такие сицилийские топонимы, как Каллониана, Кальвизиана, Капитониана, Комициана, Коркориана, Философиана, Питиниана, а также: IG. XIV, 283—284; IGRR. I, 502 (Drepanum) — два прокуратора, один вольноотпущенник и один раб К. Азиния Рикомаха Флавиана (III в.). Одна деревня и одно поместье на территории Катины засвидетельствованы в греко-латинской надписи (см.: Not. d. scavi. 1922. 19. P. 494 sqq.; Sabbadini R. Boll. d. fil. cl. 30. P. 19 sqq.). Императорскими и государственными имениями управляли рабы императора, которые часто упоминаются в сицилийских надписях; см.: CIL. X, 6977, 7189; IGRR. I, 498 (у Селина); ср.: CIL. X, 2489 (Липара). О восстании в Сицилии при Галлиене см.: SHA. Gall, duo 4, 9: denique quasi coniuratione totius mundi concussis orbis partibus etiam in Sicilia quoddam servile bellum extitit latronibus evagantibnus, qui vix oppressi sunt. [наконец, когда словно в результате заговора всего мира пришли в смятение части круга земного, также в Сицилии возникло нечто вроде войны рабов из-за вылазок разбойников, которые были насилу подавлены] (лат.) Обратим внимание на то, что в тексте говорится не о войне рабов: там сказано: «война, сравнимая с войной рабов», и эти слова, без сомнения, соотносятся с двумя знаменитыми войнами республиканского периода. С достаточной степенью вероятности можно предположить, что разорявшие Сицилию latrones в основном были крестьянами, колонами и пастухами из крупных поместий, часть их принадлежала к сословию рабов.
[24] Материал по вопросу романизации Сардинии и Корсики, относящийся к городам, племенам и крупным поместьям, тщательно собран и прокомментирован в работе Э. Пайса (Pais Ε. Storia della Sardegna e della Corsica durante il dominio romano. 1923. I. P. 313 sqq., особенно 329 sqq.). «La dominazione romana, — говорится там, — intensifico probabilmente centri di abitazioni nelle varie parti dell’Isola, ma, fatta eccezione per Uselis e Valentia, per Tunis, per Gurulis nova e qualche altre localita, non creo molte e nuove citta di schietto tipo romano. Essa, segundo assai probabilmente le norme dell’ antica signoria punica, favori invece la constituzione di aggregati rurali, di ’vici’ e di ’villae’, che spesso, come ad esempio nel caso del castello e della cinta del Nuraghe Losa, si andarono svolgendo ed intensificando intorno elle vetustissime construzioni megalitiche». Ср. об экономических условиях в Сардинии: Bouchier Ε. S. Sardinia in Ancient Times. 1917; Philipp H. RE. I A. Sp. 2480. Для Корсики типичен рескрипт Веспасиана по делу племени Vanacini (см.: CIL. X, 8038; Abbot F., Johnson A. Municipal Administration in the Roman Empire. P. 363. № 59; ср.: Abbot F. Class. Phil. 1915. 10. P. 374). Vanacini купили у императора некие земельные угодья (следовательно, на Корсике имелись императорские земельные владения); о границах купленного участка возник спор между племенем Vanacini и одной римской колонией (colonia Mariana, т. е. колонией, основанной на Корсике Гаем Марием), по указанию императора спор был разрешен императорским прокуратором. В надписи упомянуты некоторые привилегии, пожалованные ванациниям Августом. Следует отметить, что у ванациниев был храм Августа, т. е. у них имелась своего рода городская организация. Однако жрецы Августа не являлись римскими гражданами.
[25] Шультен (Schulten A. Tartessos. Hamburg, 1922) дает хороший очерк раннего периода истории Испании и хорошую библиографию; ср. его статьи «Hispania» и «Lusitania» в RE и статью «Avienus in Spanien» в Ztschr. fur Auslandskunde (1921. S. 97), а также отчеты о его раскопках Тартессоса в Jahrb., Arch. Anz. (1927. 42. Sp. 1 ff.), ср. его же «Foschungen in Spanien» (Ibid. Sp. 198 ff.). См. также: Jessen О. Sudwest-Andalusien // Petermanns. Mitt. Ergaenzungsh. 1924. 186; Jahrb. 1927. 42. Arch. Anz. Sp. 236 ff. Ср.: SchultenA. САН. 1929. VII. P. 769 sqq., 927 (библиография). О фокейцах и массалиотах в Испании см.: Rhys Carpenter. The Greeks in Spain (Bryn Mawr Notes and Monographs. VI). 1925. Ср. важную находку бронзового оружия, относящегося к периоду ранней бронзы, в Уэльве, которая свидетельствует о широко развитом экспорте бронзовых орудий как во Францию и Британию, так и в Италию и на острова Средиземного моря и заставляет предположить, что в это время в Испании в большом количестве добывались не только медь, но и олово. См.: Albelda J. Bronzes de Huelva // Rev. Arch. 1923. 18. P. 222 sqq.; Bosch-Gimpera P. // Ibid. 1925. 22. P. 206 sqq.
[26] Об Испании в период правления Августа см.: Frank Т. Economic History of Rome2 . P. 359 sqq. О Гадесе см.: Strabo. III, 5, 3; 2, 5—6. Типичен путь развития Эмпория, описанный Ливием (XXXIV, 9). Город состоял из двух oppida, разделенных каменной стеной, — в одном жили греки, в другом иберы. «Tertium genus, — говорит Ливии, — Romani coloni ab divo Caesare post devictos Pompei liberos adiecti. nunc in corpus unum confusi omnes Hispanis prius, postremo et Graecis in civitatem Romanam adscitis». [третий род — это римские колоны, добавленные божественным Цезарем после поражения детей Помпея. Ныне они все слились в единое тело, после того как сначала испанцы, а затем и греки были приняты в римское гражданство] (лат.) Отметим медленную романизацию греков. Ср.: Sail. hist. III, 6 (ed. Mauren-brecher); Schulten A. Bulletti de l’Associacio Catalana d’antropologia. 1927. 3. P. 36 sqq.
[27] Хороший обзор экономических ресурсов Испании дает Мак-Элдери (JRS. 1918. 8. Р. 53 sqq.; ср.: Marchetti M. // Ruggiero Ε. de. Diz. epigr. III. P. 754—938). Об экспорте испанского оливкового масла в Германию см.: Bohn О. Germania. 1925. S. 78. Чем были наполнены кувшины, из черепков которых состоит Монте Тестаччо в Риме, нам неизвестно; по всей вероятности, в них хранили не только масло и вино (см.: Rostovtzeff Μ. Geschichte der Staatspacht in der rom. Kaiserzeit. S. 429).
[28] Hubner. RE. V. Sp. 2493 ff.; ср.: Barthel W. Bonn. Jahrb. 1911. 120. S. 78. Anm. 1. О Мериде и ее римских руинах см.: Macias М. Merida monumental у artistica. Barcelona, 1913; Schulten A. Merida. Deutsche Zeitung fur Spanien. Barcelona, 1922. Город Эмерита на всем протяжении своего существования был военным поселением и административным центром, это был укрепленный форпост Рима среди полуумиротворенных воинственных лузитанских племен. О различных социальных и экономических условиях в отдельных областях Испании, о раздробенности страны на мелкие кантональные единицы (в противоположность к охватывающим крупные области территориальным единицам Галлии) и сохраняющемся клановом и родовом общественном устройстве см. ценную работу Э. Альбертини (Albertini E. Les divisions administratives de l’Espagne romaine. 1923). Он показывает, что римляне отнюдь не старались еще больше расчленить страну, а, напротив, способствовали образованию более крупных территориальных объединений.
[29] См.: Hirschfeld О. Der Grundbesitz der romischen Kaiser // Klio. II. Kl. Schr. S. 570. Об ager publicus в Испании см.: Rostovtzeff Μ. Geschichte der Staatspacht in der rom Kaiserzeit. S. 426 ff.; Hirschfeld O. Die Kaiserlichen Verwaltungsbeamten bis auf Diocletian2 . S. 140 ff. К приведенным в соответствующих местах ссылкам на документальные свидетельства следует добавить: CIL. II, 1438 = Dessau. ILS. 5971 (восстановление межевых столбов на agri decumani в Бетике в 49 г. по Р. Х.). О рудниках см.: Hirschfeld О. Op. cit. S. 145 ff.; Schonbauer Ε. Ztschr. d. Sav.-St. 1925. 46. S. 181 ff.; Rickard T. A. The Mining of the Romans in Spain // JRS. 1928. 18. P. 129 sqq.
[30] См.: Reid J. The Municipalities of the Roman Empire. P. 241 sqq.; Mc Elderry. JRS. 1918. 8, в частности p. 62 sqq. об оппозиции, выступавшей в Риме против Веспасиана и против варваризации Римской империи. Следует отметить, что во времена Траяна к некоторым испанцам (астурам), принимавшим участие в Дакийской войне, относились как к варварам; их называли symmachiarii, — этим термином обычно обозначали воинские части, рекрутируемые из нероманизированных частей империи (Dessau Η. Klio. 1925. 20. S. 227).
[31] См.: Schulten A. Die peregrinen Gaugemeinden des romischen Reiches // Rh. Mus. 1895. 50. S. 495 ff.; Idem. Numantia. I. Die Keltiberer und ihre Kriege mit Rom; Idem. RE. XI. Sp. 156. Об Астурии и Галлеции см.: McElderry. JRS. 1918. 8. P. 85 sqq. О том, как римское территориальное деление Испании соотносится с исконными областями, см.: Albertini E. Les divisions administratives de l’Espagne romaine. P. 105 sqq.
[32] Lex Malacitana. Гл. 51, 66 (CIL. II, 1964; Dessau. ILS. 6089; Bruns Gradewitz1 . Fontes. S. 147. № 30); ср.: Dessau. ILS. 6898. Еще одним доказательством бедности городов может служить тот факт, что один из богатых граждан Эбусона завещал этому городу средства на выплату пошлин, взимаемых с его граждан (очевидно, подушной пошлины) (см.: Dessau. ILS. 6960). Обращает на себя внимание то, что примеры подобных дарений встречаются только в самых бедных странах, например в Греции; см.: IG. XII. № 946. Ζ. 19 ff.; ср.: Wilhelm A. // Ἐπιτύμβιον Η. Swoboda dargebracht. 1927. S. 341 (Тенос); Ibid. № 724 (Андрос) и надпись из Македонии в моей работе: Rostovtzeff М. Bull, des Russ. Arch. Inst, in Konstantinopel. 1899. 4. S. 171 (на русск. яз.); ср.: Rev. Arch. 1900. 37. P. 489. № 131 (Берое в Македонии; дар богатого гражданина города, предназначенный для уплаты подушной пошлины населения провинции; очевидно, имеется в виду пошлина, которой облагались только граждане городов).
[33] См.: Dessau. ILS. 6921; ср. epistula Vespasiani Saborensibus (Dessau. ILS. 6092). С этим же явлением мы встретимся и в Далмации. В Галлии оно было очень распространенным. Не подлежит сомнению, что в некоторых случаях переселение городов из горных мест в долину совершалось по распоряжению римской администрации. Города, расположенные на вершинах холмов, с точки зрения правительства представлялись менее надежными, чем находящиеся на равнине.
[34] К вопросу о различиях между municipes и incolae см.: Dessau. ILS. 6902, 6908, 6916 (редкий случай, когда incola сделался декурионом), 6917 и многие места в законах Малаки и Сальпенсы и в lex coloniae Genetivae Iuliae (Bruns-Gradewitz. Fontes7 . S. 129 ff.), в особенности ср. гл. 103: colon(os) incolasque contributos. Я полагаю, что incolae представляли собой сельское население территорий, приданных тому или иному городу; Dessau. ILS. 6921: mutatione oppidi municipes et incolae pagi Tran(s)lucani et pagi Suburbani; ср.: Ruggiero E. de. Diz. epigr. 1922. II. P. 2195; Pais E. Dalle guerre puniche a Cesare Augusto. 1918. II. P. 397 qq.; Berger. RE. IX. Sp. 1249 ff. Различие между incolae, проживающими в городе, и incolae, обрабатывающими землю на территории, принадлежащей городу, отражены в классической дефиниции понятия incola. Dig. 50, 16, 239, 2: incola est, qui aliqua regione domicilium suum contulit: quern Graeci πάροικον appellant, пес tantum qui in oppido morantur incolae sunt, sed etiam qui alicuius oppidi finibus ita agrum habent, ut in eum se quasi in aliquam sedem recipiant. [жителем является тот, кто поместил в каком-либо месте свое жилище: греки называют его паройком. И не только тот, кто обретается в городе, является жителем, но также и те, кто в границах какого-либо города так владеют своим полем, что отправляются на него словно в жилище] (лат.) Я не могу согласиться с мнением Бергера о том, что второй из двух классов incolae составляли жители городских предместий. Здесь определенно имеются в виду владельцы земельных наделов, находившихся на территории города и составлявших часть его сельскохозяйственных площадей (ager). По всей вероятности, те vectigalia, о которых говорят жители Саборы в своем обращении к Веспасиану, представляют собой пошлины, которые incolae должны были выплачивать городу (Dessau. ILC. 6092). Ср.: McElderry. JRS. 1918. 8. P. 77; Reid J. The Municipalities of the Roman Empire. P. 239.
[35] См.: Jullian C. Histoire de la Gaule. I—II (доримская Галия), IV—VI (римская Галлия); Cumont F. Comment la belgique fut romanisee2 . 1918. Cp. великолепный краткий обзор социальных и экономических условий нынешней Бельгии в период римского господства у барона де JIo: Baron de Loe. Notions d’archeologie prehistorique, belgo-romain et franque. s.a. P. 172 sqq. Разумеется, лишь небольшая часть сегодняшней Бельгии совпадает с территорией, которую занимала Gallia Belgica, в основном же она совпадает с провинцией Нижняя Германия. Хороший археологический очерк некоторой части Франции можно найти у М. Туссена (Toussaint Μ. La Lorraine a I’epoque gallo-romaine. 1928). Превосходный очерк античного периода Швейцарии дает Ф. Штеелин (Stahelin F. Die Schweiz in der romischen Zeit. 1927). Ср.: Grenier A. Les Gaulois. 1922. I.
[36] См.: Meitzen A. Siedlung und Agrarwesen der Westgermanen und Ostgermanen. 1895. I. S. 221 ff.; Hirschfeld O. Gallische Studien. I. Kl. Schr. S. 62 ff.; CIL. XII, 160; Когпетапп Ε. Zur Stadteentstehung in den ehemals keltischen und germanischen Gebieten des Romerreiches. 1898. S. 5 ff.; Jullian C. Histoire de la Gaule. IV. P. 352 sqq.
[37] О вилле в Ширагане см. примеч. 39 к гл. V; о черепках Монте Тестаччо см. статьи Э. де Вильфосса (см. примеч. 22 к гл. V).
[38] Possessores Aquenses: CIL. XII, 2459—2460, 5874; Jullian С. Histoire de la Gaule. IV. P. 353; ср., однако: CIL. XIII, 8254: possessor(es) ex vico Lucr(e)tio scamno primo (Koln); несомненно, что последние были домовладельцами из города Кельна; см.: Barthel W. Bonn. Jahrb. 1911. 120. S. 48 (ср.: SchultenA. Ibid. 1898. 103. S. 17 ff.). To же относится и к фрагменту плана города Аравсиона (см.: SchultenA. Hermes. 1906. 14. S. 25 ff.; ср.: Ibid. 1898. 33. S. 534 ff.). Особенный тип организации представляют собой «соседи» (vicini, vicinia); см.: Dessau. ILC. 9413; Gerin-Ricard. Rev. et. anc. 1910. P. 74; ср.: CIL. XIII, 3652. Следовало бы собрать материал, относящийся к vicini. Ср.: Sprater F. Die Pfalz unter den Romern, zugleich Fiihrer durch die rom. Abteilung des Hist. Mus. der Pfalz. I. 1929.
[39] Описание типичного города провинции Gallia Comata см.: Matthiere J. La civitas des Aulerci Eburovices. 1925 (современный Эвре). О галльских виллах и домах см.: Grenier A. Habitations gauloises et villas latines dans la cite des Mediomatrices. 1906; Idem // Daremberg-Saglio. Diet. d. ant. V. P. 877 sqq.; ср.: Jullian C. Histoire de la Gaule. V. P. 174 sqq., 351 sqq.; VI. P. 202 sqq. О Бельгии см.: Cumont F. Comment la Belgique fut romanisee. P. 40 sqq. (с библиографией); Baron de Loe. Notions d’archeologie prehistorique etc. P. 189 sqq. Отметим, что в нынешней Бельгии не обнаружено остатков античных городов. Кроме вилл там были только vici, самым крупным и самым известным из которых является Orolaunum vicus (современный Арлон); см.: Waltzing J. P. «Orolaunum vicus». Arlon a I’epoque romaine. I. Les inscriptions. 1905; Sibenaler J. B. Guide illustre du Musee lapidaire romaine d Arlon. 1905. Как известно, музей Арлона полон скульптур, изображающих быт сельского населения. Второй vicus такого же типа находился на месте сегодняшнего Турнэ (Turnacum). Такие условия мы встречаем в земле фризов. Характерной формой поселения там были не города, а виллы; см.: Тас. ann. IV. 73; ср. обнаруженный во Франкере близ Харлинга в Голландии договор о купле-продаже, относящийся к началу II в. по Р. Х. Местом жительства выступающего в качестве продавца фрисландского крестьянина (в качестве покупателя и свидетелей выступают римские солдаты) является villa Lopelei; см.: Vollgraf. Mnemos. 1917. 45. S.343 ff.; Roos A. G. Mnemos. 1918. 46. S.201 ff.; Weiss E. Jahresh. 1926. 23. S.331 ff.
[40] См.: Jullian С. Histoire de la Gaule. VI. P. 154; Schumacher K. Siedlungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. II. S. 185. К вопросу о господствующих настроениях жителей Галлии II в., для которых, с одной стороны, характерно полное отсутствие политических и военных интересов, а с другой — особенно пристальное внимание ко всему, что касается материального благополучия и религии, см. тонкие наблюдения Жюллиана: Jullian С. Op. cit. Р. 293 sqq. В этом отношении можно отметить резкие отличия между Галлией и Германией.
[41] Превосходный краткий очерк можно найти у Драгендорфа: Dragendorff H. Westdeutschland zur Romerzeit2 . 1919. S. 7 ff.; более подробно рассматривает эту тему: Коерр F. Die Romer in Deutschland2 . 1912. S. 1 ff.; cp. библиографию Шумахера: Schumacher К. Siedelungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. II. S. 332 ff., а также: Hertlein F. Die Geschichte der Besetzung des rom. Wurttemberg. 1928.
[42] Прекрасный очерк заселения рейнских земель римлянами, иллюстрированный содержательными картами различных городов и частей этой области и снабженный полной библиографией всех местных публикаций, дан в неоднократно упомянутой нами работе Шумахера; ср. Sadee Ε. Gutsherrn und Bauern im romischen Rheinland // Bonn. Jahrb. 1923. 128. S. 109 ff. О Decumates agri см.: Hesselmeyer Ε. Klio. 1924. 19. S. 253 ff.; Hertlein F. Klassikerstellen zur Archaeologie // Germania. 1925. S. 18 ff.; ср.: Hesselmeyer Ε. Klio. 1926. 20. S.344 ff.; Hertlein F. Ibid. 1927. 21. S. 20 ff. Приходится признать, что для слова decumates пока еще не найдена удовлетворительная кельтская этимология. Интересная теория происхождения некоторых городов Галлии, Германии и Британии, согласно которой они образовались на месте придорожных лавок (хорошие параллели этому явлению представляют не только сирийские города, расположенные вдоль караванных дорог, но и история развития многих современных российских деревень), предложена Эльманном: Oelmann F. Gallo-romische Strassensiedlungen und Kleinhausbauten // Bonn. Jahrb. 1923. 128. S. 77 ff.
[43] См.: Schumacher К. Siedelungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. S. 106 ff. (см. также библиографию на с. 339, примеч. 38). Превосходный очерк развития торговли, носителем которой был Рейн, дается у Обэна: Aubin H. Der Rheinhandel in romicher Zeit // Bonn. Jahrb. 1925. 130. S. 1 ff. В этом очерке, опирающемся на тщательное изучение археологического материала, показано, что крупные города Германии, начав с торговли привозным товаром из Италии, а впоследствии также из Галлии, постепенно стали развивать собственные экономические и промышленные ресурсы. Особенно показательна история керамики, металлических изделий и стекла.
[44] О надгробиях в виде колонны см. примеч. 26 к гл. V. О виллах см. соответствующие разделы у Кюмона (CumontF. Comment la Belgique fut romanisee. P. 40 sqq.) и Шумахера (Schumacher К. Siedelungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. S. 201 ff.) (обе работы имеют полную библиографию). Ср.: Steiner P. Röm. Landhauser (villae) im Trierer Bezirk. 1923 (Болендорф, Ненниг и Флиссем); ср.: Mylius Η. Die Rekonstruktionen der rom. Villen von Nennig und Fliessem // Bonn. Jahrb. 1924. 129. S. 109 ff.; Oelmann F. Jahrb., 1928. 4; Arch. Anz. Sp. 228 ff. (Майен, Шталь, Бланкенгейм, Флиссем, Ненниг) и библиографию в работе Блюмлейна (В1йтlein С. Bursians Jahresb. 1923. 49 (197). S. 21 ff.); Ненниг с его прекрасными мозаиками представляет собой тип роскошного сельского дома, сходного с италийскими виллами. Лучший пример виллы, в которой при жилом доме есть большое сельскохозяйственное предприятие, представляет собой вилла в Отранге близ Флиссема в округе Битбург в Эйфеле; см.: Behry von. Trierer Jahresb. 1908. 1. S. 74 ff.; Kriiger E. Ibid. 1908. 4. S. 1 ff.; ср.: Germania Romana. Taf. 17. Abb. 6 (планы и чертежи различных типов вилл см. там же: Taf. 16—17). Виллы в Штале не так велики и роскошны и, скорее, похожи на виллы Помпей и Стабий (см.: Oelmann F. Die villa rustica von Stahl und Verwandtes // Germania Romana. 5. 2); то же самое относится и к вилле в Боллендорфе (см.: SteinerP. Die Villa von Bollendorf. Trier, 1922; ср.: Wolff G. Woch. id. Phil. 1923. Sp. 924 ff.). Эти виллы представляли собой не крестьянские дома и не усадьбы богатых земледельцев, какими их принято считать. Это были центры сравнительно крупных поместий, сельскохозяйственных предприятий, работающих на капиталистической основе, где производство зерна и других продуктов было рассчитано на продажу, а не на собственное потребление. К этому же типу относятся виллы Пфорц-гейма и Даутенгейма (см.: Schumacher К. Op. cit. S. 198 ff. Abb. 49—50). Виллы третьего типа (например, Майен) более или менее напоминают крестьянские дома, но и их нельзя назвать самообеспечивающимися единицами, примерами «натуральных хозяйств» (см.: Oelmann F. Ein gallo-romischer Bauernhof bei Mayen // Bonn. Jahrb. 1928. 133. S. 51 ff.; Mylius H. Ibid. S. 141 ff.; ср.: Anm. 44). Хорошую параллель к великолепным гробницам трирских купцов представляют собой недавно открытые фрагменты различных надгробий I в. по Р. Х., которые были использованы для засыпки старой каменоломни в районе Крафта (округ Майен) (см.: Mylius Η. Die Krafter Grabdenkmaler und ihre Rekonstruktion // Bonn. Jahrb. 1925. 130. S. 180 ff.), а также гробница богатого купца и землевладельца из Кельна с роскошным саркофагом, вместе с которым был найден бюст умершего и множество мелких предметов (см.: Esperandieu Ε. Recueil des basreliefs, statues et bustes de la Gaule romaine. VIII. 1922. P. 375 sqq.; Bonn. Jahrb. 114—115. S. 368 ff.; Schumacher K. Op. cit. S. 202). Не только для истории религии, но и для социальной истории имеют большое значение последние крайне важные открытия в Трире и Бонне; см.: Loeschcke S. Die Erforschung des Tempelbezirkes im Altbachtale zu Trier. 1928; ср.: Von den Ausgrabungen im grossen Tempelbezirk in Trier. Heimat N5 (Mai. 1930); Lehner H. Rom. Steindenkmaler von der Bonner Miinsterkirche // Bonn. Jahrb. 135 (и отдельно: Bonn, 1930).
[45] См.: Drexel F. Die Bilder der Igeler Saule // Röm. Mitt. 1920. 35. S. 93. Abb. 5.
[46] См.: Drexel F. Op. cit. S. 133 ff.; Schumacher K. Op. cit. S. 287; Germania Romana. Taf. 43, 5 (рельеф из Вормса).
[47] См.: Schumacher К. Op. cit. S. 149 ff. Превосходную работу по изучению постепенного заселения страны крестьянамии, как правило, бывшими солдатами или иммигрантами, проделал для округа Веттерау (Гессен-Нассау) Г.Вольф; см.: WolffG. Die sudliche Wetterau. 1913 (Nachtrage, 1921); Idem. Arch, fur hess. Gesch. u. Alt. 1920. 13. S. 1 ff. В качестве важнейших черт, характерных для заселения Веттерау, он отмечает: 1) происходивший на протяжении I—II вв. быстрый рост числа крупных поместий, почти одинаковых по величине и относящихся к одному и тому же типу; 2) производившуюся по определенному плану раздачу земли военным поселенцам и 3) наличие местного, в основном германского, населения, которое жило в бедных лачугах и после которого найдено несколько захоронений (ср. карту на Табл. 16 у Шумахера и замечания Вольфа по поводу этой карты, с. 342 и сл.). Размеры сравнительно небольших земельных наделов, которые правительство предоставляло солдатам, можно установить при помощи замеров; очевидно, их величина равнялась приблизительно 1 км2 . Поместья, которые принадлежали владельцам вилл того типа, которые обнаружены в Штале, Боллендорфе, Пфорцгейме и Даутенгейме (см.: Schumacher К. Op. cit. S. 198 ff. Abb. 49—50), были, очевидно, гораздо крупнее. Ср. прекрасный очерк истории декуматских полей (Decumates agri) в работе: Hertlein Fr. Klio. 1927. 21. S. 20 ff. Однако я не склонен считать, что эта часть Германии была зеселена германскими свевами. Тацит ясно говорит о том, что эти земли были заселены разноплеменными переселенцами.
[48] Очень соблазнительно объявить тех coloni Crutisiones, которые упоминаются в надписи, найденной в Пахтене на Сааре (CIL. XIII, 4228), и coloni Aperiensis из лотарингской надписи, найденной в Кольхаузене: i(n) h(onorem) d(omus) d(ivinae) deae I(u)non(i) coloni Aperiensis ex iussu (Keune B. Lothr. Jahrb. 1914. 26. S. 461 ff.; Idem. Rom.-germ. Korrenspondenzblatt. 1915. 8. S. 71 ff.; RE. Suppl. III. 1918. Sp. 132), арендаторами каких-то поместий (ср.: Schumacher К. Siedelungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. S. 209). Похожие выражения встречаются в Сардинии (см. примеч. 22 к наст, гл.) и в Африке (см. гл. VII). Ср. также свинцовые таблички с именами персонала большого поместья в окрестностях Полы (где упоминается один colonus и один adiutor coloni) см.: Atti е Метопе della Societa Istriana di Archeologia e Storia Patria. 1905. P. 213 sqq.; Gnirs A. Fiihrer durch Pola. 1915. P. 137. Некоторые вотивные камни из окрестностей Дюрена, посвященные матронам (Schumacher К. Op. cit. S. 207), свидетельствуют о наличии небольших туземных селений, обитатели которых работали на владельца крупного поместья. О прогрессивных формах земледелия, которые до известной степени играли в рейнских землях ведущую роль и подтверждаются многочисленными археологическими находками сельскохозяйственных орудий, см.: Schumacher К. Der Ackerbau in vorromi-scher und romischer Zeit. 1922.
[49] См.: Haverfield F. The Romanization of Roman Britain4 . 1923; Idem. The Roman Occupation of Britain. 1924; Cornelii Taciti. De vita Agricolae / Ed. H. Furneaux, second edition revised and largely rewritten by J. G. C. Anderson. 1922; Collingwood R. G. Roman Britain. 1923; ср.: Idem. The Roman Evacuation of Britain // JRS. 1922. 12. P. 76 sqq.; Atkinson D. The Governors of Britain from Claudius to Diocletian // Ibid. S. 60 sqq. О новых археологических находках см. ежегодные отчеты Р. Дж. Коллингвуда и М. В. Тэйлора «Roman Britain» в JRS.
[50] Новый важный материал о развитии civitates в Британии дает надпись, недавно обнаруженная в Роксетере (Wroxeter) (в древности — civitas Cornoviorum) (см.: Collingwood R. G., Taylor Μ. V. JRS. 1924. 14. P. 244). Эта надпись свидетельствует о том, что «the local government of Roman Britain was carried out by tribal authorities classified and arranged just like the magistrates of a municipality» [функции местного управления выполнялись в римской Британии племенной знатью, эта местная администрация была организована по образцу муниципальных магистратур»] (англ.) (Haverfield F. The Romanization of Roman Britain. P. 58), ср. надпись из Кервента (Caervent) (Eph. ер. IX. № 1012) и надписи думнониев (CIL. VII, 775—776) и катавеллаунов (CIL. VII, 863).
[51] См.: Haverfield F. The Romanization of Roman Britain. P. 38 sqq., 65 sqq. В своей работе Хейверфилд посвятил материалам, которые нам дают виллы, две отдельные главы, рассматривая их там соответственно в двух разных аспектах. Осмелюсь утверждать, что выводы, сделанные им на основе этого материала, чересчур пессимистичны. Если привлечь для сравнения галльские и германские параллели, то выводы, предложенные мною в тексте, представляются совершенно оправданными. Остается только выразить сожаление, что английские исследования, несмотря на усилия многих ученых и, в частности, усилия самого Хейверфилда, не достигали в прошлом той степени точности и тщательности и не отличались тем систематическим подходом, которым отмечена эта область науки в Германии.
[52] Разумеется, предложенная мною в тексте схема носит гипотетический характер, но она опирается на галльские и германские параллели, где имело место сходное развитие.
[53] О туземных деревнях и захоронениях см.: Haverfield F. The Romanization of Roman Britain. P. 45 sqq., 55 sqq. Было бы неуместно пускаться в досужие рассуждения о степени романизации Британии. Несомненно, что высшие классы и солдаты, вступившие на почву Британии, отчасти уже были римлянами в том, что касается их принадлежности к римской цивилизации, отчасти приобщались к ней, соприкоснувшись сначала с армией, а затем с римской атмосферой городской жизни. Не подлежит также сомнению, что в городах все владели разговорной латынью, а некоторые знали латинскую грамоту. Вполне естественно также, что относительно более дешевые промышленные товары, импортируемые из Галлии и производимые в городах Британии, стали проникать в туземные деревни, вытесняя изделия домашнего производства. Но это не означает, что все стороны деревенской жизни подверглись полной романизации. Однако нельзя также заходить так далеко, как это делает Р. Коллингвуд (Collingwood R. Town and country in Roman Britain // Antiquity. 1929. Sept. P. 261 sqq.). Он полностью отказывает обитателям Британии в существовании у них какой бы то ни было сельскохозяйственной культуры до прихода римлян и отрицает, что римляне внесли какие-либо новшества в сельское хозяйство. Сравнение с Галлией доказывает неприемлемость его первого утверждения, а остатки римских вилл и городов на территории Британии говорят о том, что и второе является сильным преувеличением. Против Коллингвуда см.: Randall Η. J. // Ibid. 1930. March. P. 80 sqq.; Wheeler R. Ε. M. // Ibid. P. 91 sqq. Попытка подсчитать численность населения на основе величины обрабатываемых земельных площадей является, конечно, чисто гипотетической. Но все же Уилер, предполагающий, что она составляла полтора миллиона человек, по-видимому, ближе к истине, чем Коллингвуд.
[54] Общий обзор результатов локальных исследований и раскопок в Реции можно найти в превосходной книге Ф. Вагнера: WagnerF. Die Romer in Bayern4 . 1928. О раскопках в Камбодуне см.: Ibid. S. 58 ff., с приложением плана раскопанных остатков города и полной библиографии. Хорошее описание этнологии страны и ее политической и военной истории дает Хауг (Haug. RE. I Α. 1920. Sp. 43 ff.). Надписи из Реции недавно собраны и заново опубликованы Ф. Вольмером (Vollmer F. Inscriptiones Baiuariae Romanae sive inscriptiones provinciae Raetiae. 1915). Особое значение торговли в жизни граждан Августы Винделиков проиллюстрировано фрагментом скульптурных украшений с надгробной колонны, на которой изображены приготовления к перевозке огромного тюка, в котором, вероятно, упакованы ткани (см.: Wagner F. Op. cit. Taf. XIV).
[55] Negotiators artis vestiariae, lintiariae, purpurariae и другие часто упоминаются в не очень многочисленных надписях Августы Винделиков, и это обстоятельство бесспорно свидетельствует о том, что они играли значительную роль в социальной и экономической жизни города; см.: CIL. Ш, 5800 (Vollmer F. Inscriptiones Baiuariae etc. III); 5816 (Idem. 127; брат этого купца был солдатом); 5824 (Idem. 135); ср.: 5833 (Idem. 144) negotiator artis cretariae et flaturariae, 14 370 (Idem. 175) negotiator porcarius, 5830 (Idem. 141) negotiator. Надпись из Кастры Регины находится в CIL. III, 14 37010 (Idem. 361): Volk(ano) sacrfum) Aur. Artissius aedil(is) territor(i) contr(ibuti) et k(anabarum) R(eginensium). Следует отметить, что эдил, повидимому, был человеком туземного происхождения.
[56] Превосходный краткий очерк социальных и экономических условий Норика дает Р. Эггер: Egger R. Fuhrer durch die Antikensammlungen des Landesmuseums in Klagenfurt. 1921 (Введение); ср. главы о Норике в книгах Й. Юнга (см. ниже примеч. 53) и в т. V «Истории Рима» Моммзена (Римские провинции); Egger R. Teurnia. Die rom. und friihchristlichen Altertumer Oberkarntens. 1924; Idem. Civitas Noricum // Wiener Studien. Festheft. 1929; Klose O., Silber M. Iuvavum. Fiihrer durch die Altertumssammlungen des Museum Carolino-Augusteum in Salzburg. 1929. О военной оккупации и административном управлении Норика и Реции см.: Peaks Μ. В. Thegeneral and military administration of Noricum and Raetia // Univ. of Chicago Studies in Class. Phil. 1908. Интересное явление в социальной жизни Норика представляли собой коллегии молодых мужчин (iuvenes), аналогичные тем, что существовали в городах и деревнях прирейнских земель. С тех пор как при наборе в легионы главным критерием сделались лояльность и воинский дух населения романизированных провинциальных городов (т. е. в период после правления Флавиев), императоры стали поощрять создание воинских коллегий мужской молодежи (которые одно время составляли особенность Италии) в испанских и кельтских городах; цель императоров заключалась в таком воспитании молодого поколения, чтобы из него вышли лояльные и храбрые офицеры, унтер-офицеры и солдаты, но в первую очередь нужны были офицеры. Наиболее подходящую почву для развития этих коллегий представляли собой города и деревни пограничных областей, население которых состояло из бывших солдат и годных для военной службы туземцев и колонистов. Этим объясняется то широкое распространение, которое во II и III вв. получили в городах и деревнях Южной Германии collegia iuvenum, в особенности после реформ Септимия Севера (см.: Schumacher К. Siedlungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. S. 221). Очевидно, в полукельтских и полугерманских городах развитию этого института способствовало наличие у кельтов и германцев сходных племенных организаций. Судя по всему, Iuventas Manliensium Вируна, проводившая посвященные императору и богам военные игры, до известной степени опиралась на кельтские gentes туземного населения Норика; см.: Egger R. Op. cit. S. 24. Abb. 5, а также Jahresh. 1915. 18. S. 115 ff. Cp. примеч. 4 к гл. II. Интересные сведения о социальном и этническом составе жителей одного из городов Норика дает недавно обнаруженная надпись центонариев (centonarii) (пожарных) Сольвы, относящаяся к периоду правления Септимия Севера и Каракаллы (205 г. по Р. Х.). Текст императорского рескрипта, в котором подтверждаются привилегии коллегии пожарных {collegium centonariorum), сопровождается, насколько можно судить, полным списком членов этой коллегии. Более половины из 93 ее членов были peregrini, остальные — это латинские или римские граждане, в списке имеется 17 кельтских имен. Среди этих лиц имеются не только представители беднейшего класса — tenuiores, но и зажиточные и даже богатые члены общины. Это ясно сказано в императорском рескрипте; они описываются как // quos dicis diviti(i)s suis sine onere (uti) или qui maiores facultates praefi(ni)to modo possident [те, которые, как ты говоришь, легко пользуются своим богатством, кто предписанным образом владеют большим имуществом] (лат.) См.: Cuntz O. Jahresh. 1915. 18. S. 98 ff.; Steinwenter A. Wiener Studien. 1918. 40. S. 46 ff.
[57] Превосходный очерк Т. Моммзена, посвященный придунайским землям, который содержится в т. V его «Истории Рима», а также ценные работы Й. Юнга (Jung J. Die Romer und Romanen in den Donaulandern. 1877. S. 56 ff.; Idem. Die romanischen Landschaften des romischen Reiches. 1881. S.314) в настоящее время уже устарели. Кропотливые исследования A. Гнирса в Истрии, К. Пача в Далмации, Вулича в Салонах, Венской Академии и Австрийского института археологии в придунайских землях вообще и в области дунайского лимеса в частности, а также труды ученых разных стран — венгерских (Й. Гампель), румынских (Г. Токилеску, B. Пырван), болгарских (Г. Казаров, Б. Филов) и сербских (Μ. М. Васич, Н. Вулич) — открыли столько новых материалов и столько новых точек зрения, что картина, которая дается в трудах Моммзена и Юнга, нуждается в основательном пересмотре. Но ни попытки такого пересмотра, ни хотя бы хорошей библиографии нет даже в короткой статье «Шупсшп» Н. Ву-лича (RE. IX. Sp. 1085 ff.). Общий обзор, затрагивающий страны, которые до войны входили в состав Австрии, дает В. Кубичек (Kubitschek W. Die Romerzeit. Heimatkunde von Niederosterreich. Heft 8. 1924; ср.: Nischer Ε. Die Romer im Gebiet des ehemaligen Osterreich-Ungarn. 1923).
[58] См.: Weiss J. RE. VIII. Sp. 2111 ff.; Gnirs A. Fiihrer durch Pola. 1915. Наличие императорских имений в Поле засвидетельствовано многими надписями императорских вольноотпущенников и рабов из Полы и других мест, например: CIL. V, 37—42, 475. Полный список дает П.Стикотти: Sticotti P. Nuova Rassegna di epigrafi romane // Atti e Memorie della Societa Istriana etc. 1914. 30. P. 122 sqq.; ср.: Ibid. P. 124. № 19: C. Coelius Hal(ys) col(onus). Интересный список имен содержится на двух свинцовых табличках, обнаруженных в захоронении близ Полы и опубликованных П. Стикотти (см. примеч. 45 к наст. гл.). Я склонен предположить, что лица, поименованные в этих списках, были связаны с крупным (по-видимому, частным) поместьем, некоторые из них — рабы, некоторые — свободные люди. Некоторые из рабов служили в это время (или в прошлом) управляющими поместья (dispensator, или qui dispensavit, или qui vilicavit). Один назван colonus, еще один — adiutor coloni. Свободные работники перечислены без указания должностей. Вероятно, они были арендаторами этого поместья, в то время как colonus и adiutor coloni были рабами, которые либо были приставлены, чтобы надзирать за сельскохозяйственными работами в поместье, либо получили в свое пользование земельный надел, так что к ним относились как к свободным арендаторам. Большой императорский домен находился, по-видимому, неподалеку от Абреги на территории Парентия; см.: Sticotti P. Op. cit. Р. 122, app. 111. Здесь мы также встречаем наряду с множеством императорских управляющих, принадлежащих к сословию рабов, одного colonus (CIL. V, 8190).
[59] Об истрийских виллах см.: Gnirs A. Forschungen uber antiken Villenbau in Sudistrien // Jahresh. 1915. 18. Beibl. Sp. 101 ff. (здесь указываются более ранние работы этого автора о вилле на Бриони Гранде и других истрийских виллах). Ср.: Weiss J. RE. VIII. Sp. 2111; Schwalb Η. Romische Villa bei Pola // Schriften der Balkan-Kommission. Ant. Abt. 2.
[60] Материал собран Й. Вейссом (Weiss J. RE. VIII. Sp. 2111).
[61] Piquentum. CIL. V, 433, 434, 436, 450, 452; ср.: Pais E. Storia dell’Italia antica. Fasc. I. № 42—51. Nesactium. Посвящения местным богиням Эйе и Трите; см.: Pais Ε. Op. cit.; Atti e Memorie della Societa Istriana etc. 1902 sqq.; Gnirs A. Fiihrer durch Pola. S. 162 ff. Надписи и другие находки из Незакция хранятся в музее Полы. О других местных богах и богинях Истрии см.: Sticotti P. Atti е Memorie della Societa Istriana etc. 1909. 35. P. 7 sqq., особенно 10.
[62] Обзор археологических находок в Иллирии, относящихся к доисторическому периоду и к истории греческих поселений, можно найти в кн.: Casson S. Macedonia, Thrace and Illyria. 1926. P. 287 sqq. (с богатой библиографией). Книга Кассона опирается на прекрасную работу, выполненную в Истрии и Далмации, а также в Боснии и Герцеговине Австрийским институтом археологии и Боснийско-Герцеговинским институтом балканских исследований Сараева. Благодаря этому наиболее исследованными землями являются, с одной стороны, Истрия и Далмация, а с другой — Босния и Герцеговина. Лучший общий очерк работы, проделанной в Далмации, представлен в кратком, но содержательном «Введении» М. Абрамича (Μ. Abramic) к книге: «Fiihrer durch das k.k. Staatsmuseum in St. Donato in Zara» (1912. S. 1 ff.). О раскопках в Салоне см. список литературы в примеч. 4 к гл. V. Прекрасный общий очерк исследований по Боснии и Герцеговине дает К. Пач (С. Patsch), который на протяжении ряда лет был душой археологических исследований, проводившихся в этих странах; см. две его работы: Bosnien und Herzegowina in romischer Zeit // Schriften zur Kunde der Balkanhalbinsel. XV; Historische Wanderungen im Karst und an der Adria. I. Die Herzegowina einst und jetzt // Osten und Orient. Zw. R.: Schriften zur Kunde der Balkanhalbinsel. 1922; ср. его же статью «Dalmatia» в RE. IV. Sp. 2448 ff. Интересный новый материал об отношениях между иллирийцами и греками в пограничной области между Македонией и Иллирией в V в. по Р. Х. дает ряд богатых иллирийских могил, раскопанных во время последней войны в Требине; см.: Filow В. Die archaische Nekropole von Trebenischte. 1927. О переделе земли, производившемся каждые восемь лет у племени далматов, см.: Strabo. VII, 5, 5, р. 315; Steph. Byz. Δάλμιον; Patsch С. RE. IV. Sp. 2448; Weiss Ε. RE. IX. Sp. 1086. Сходный обычай существовал также у племени ваккеев в Испании; см.: Diod. V, 34. Интересно отметить, что племя ардиев подчинило своему господству порабощенное фракийское население, насчитывавшее приблизительно 300 000 душ; они обрабатывали землю для своих иллирийских властителей, а Феопомп сравнивал их положение с положением илотов у спартанцев; см.: Theop. // Athen. VI, 271; Χ, 443; Polyaen. VII, 42; Patsch С. Jahresh. 1907. S. 171 ff. Недавно Д. Сергеевский исследовал типичное римское поселение на дороге между Салоной и Сервией; см.: (Sergejewski D. Röm. Steindenkmaler aus Glamofc, Glasnik (Римские каменные памятники из Гламоча и Гласника в Музее Боснии и Герцеговины). 1927. 39. S. 255 ff.; ср.: 1928. 40. S. 79 ff. (на серб. яз.).
[63] О хорошо известной истории оккупации иллирийских земель римлянами и об иллирийских войнах см.: Zippel G. Die rom. Herrschaft in Illyrien bis auf Augustus. 1877; Holleaux M. Rome, la Grece et les monarchies hellenistiques au IIIeme siecle avant J. Chr. 1921. P. 22 sqq., 98 sqq.; Idem. САН. 1928. VII. P. 822 sqq., 932, библиография); De Sanctis G. Storia dei Romani. 1923. IV P. 316; Patsch C. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 40 ff.; ср.: Rau R. Klio. 1924. 19. S. 313; Patsch C. Aus dem Albanischen Nati-onalmuseum // Jahresh. 1926. 23. Beibl. Sp. 216 ff. Главным центром деловой жизни Далмации была Салона, теснее всего связанная с Нароной; см.: Patsch С. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 88 ff. Жителями этих двух городов были многие семьи италийского происхождения и потомки вольноотпущенников влиятельных италийских семей, такие как Агрии, Антеии, Месцении, Обультронии, Палии, Равонии и Умбрии. О местности, примыкающей к Нароне, см.: Patsch С. Archaologisch-epigraphische Unter-suchungen zur Geschichte der romischen Provinz Dalmatien, VII // Wissen-schaftliche Mitteilungen aus Bosnien und Herzegowina. 1912. XIII. S. 92 ff.; Aus Narona // Jahresh. 1912. 15. Beibl. Sp. 75 ff. Двое жителей Нароны (Г. Папий Цельс и М. Папий Кан) поставили — по-видимому, на территории своего поместья — памятник в честь победы Августа над Секстом Помпеем. Эта же семья представлена также в Салоне и в Диррахии; см. примеч. 91 к наст. гл. К I в. по Р. Х. относятся руины большой виллы, расположенной в долине Нароны; см.: Patsch С. Op. cit. 1904. IX. S. 278 ff.; ср.: S. 280 ff.; ср. также S. 280 ff. о семьях Ливиев и Сафиниев; первые были гражданами Салоны, вторые — Нароны, те и другие построили дома в той же местности. О плодородных землях в окрестностях Салоны, занятой римскими переселенцами, см.: Patsch С. Op. cit. 1902. VIII. S. 71 ff., 84 ff. Я считаю бесспорно установленным фактом, что в первую очередь переселенцы стали эксплуатировать те части страны, где разрабатывались полезные ископаемые и где имелись леса и пастбища. О горнорудных предприятиях я буду говорить ниже. Главными статьями экспорта Далмации во времена создания Expositio totius mundi et gentium 53 наряду с железом по-прежнему оставались лес и сыр. Однако уже в 158 г. до Р. Х. основными видами продукции, производимой в стране, были зерно и скот; см.: Polyb. 32, 18, 5; ср.: Patsch С. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 138. Производство вина и оливкового масла получило более широкое развитие во времена императоров и, как правило, территориально ограничивалось приморскими районами; см.: Patsch С. Op. cit. S. 119 ff. Статистика, приведенная Пачем, показывает, что вино, очевидно, ввозилось в Далмацию как из Северной, так и из Южной Италии. Трудно представить себе, чтобы все эти кувшины приезжали в Италию пустыми.
[64] См. надпись из CIL. III, 13 250 (Dessau. ILC. 5968): установление границ между пастбищами, расположенными на бывшей территории легиона, и землями частного владельца. Много документов подобного рода было найдено в Испании (Dessau. ILC. 2454—2455, 5969—5970). О степени романизации городов Далмации см.: Weigand Ε. Die Stellung Dalmatiens in der rom. Reichskunst // Strena Buliciana. 1924. S. 77 ff.
[65] См.: Patsch C. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 105 ff. О городе Дельминий достоверно известно, что он был перенесен с вершины холма на равнину; см.: Patsch С. Archaologisch-epigraphische Untersuchungen usw. 1904. IX. S. 172 ff.
[66] См.: Patsch С. Op. cit. 1909. XI. S. 121 ff. В CIL. ΧΠΙ, 6358 два солдата вспомогательной когорты указывают в качестве места своего рождения муниципий Сальвий. Из этого следует, что даже живущие на территории римского муниципия солдаты считались peregrini, т. е. они были не гражданами города, a incolae. Ср.: Patsch С. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 107, ссылающийся на CIL. XIII, 7507 и III, Dipl. XIV—XXIII, где два фракийца из племени даорсов, находившегося раньше под игом иллирийцев, указывают в качестве своей родины территорию города, стоявшего на месте нынешнего Столаца (Stolac).
[67] См.: Patsch С. Archaologisch-epigraphische Untersuchungen etc. 1909. XI. S. 155. Abb. 63—64.
[68] См., например, надписи из Скелани (Skelani); Patsch С. Op. cit. 1909. XI. S. 155 ff. Ср.: CIL. ΙΠ, 8350; Flavia Prisca c(larissima) f(emina) ставит стелу в память своей кормилицы и управляющего своего поместья (vilicus). Эта дама наверняка родилась в Далмации и владела землей в этой провинции.
[69] См.: Sticotti P. Die romische Stadt Doclea in Montenegro // Schriften der Balkan-Kommission. 1913. VI; Praschniker C. Schober A. Archaolog. Forschungen in Albanien und Montenegro. 1919. S. 1 ff.; Patsch C. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 89. Для города Доклей, ставшего торговым центром нынешней Черногории, типична фигура М. Флавия Пронтона. Он поддерживал сношения со всеми главными торговыми городами Южной Далмации — Нароной, Эпидавром, Рисинием и Скодрой; см.: CIL. Ш, 12 692; ср. 12 693, 13 819—13 821; Sticotti P. Op. cit. S. 197 sqq., 164 sqq.; об Acсерии см.: Jahresh. 1908. 11. Beibl. Sp. 17 ff.; Abramic M. Fiihrer durch das k.k. Staatsmuseum in St.Donato in Zara. S. 16 ff. (Кориний, Недин, Acceрия), 14 ff. (Энона).
[70] Об организации иллирийских племен провинции Далмации см. надписи, обнаруженные в святилище местного бога Бинда Нептуна близ столицы племени япудов (Бастиний, ныне Бибац (Bibac)); см.: Patsch С. Archaologish-epigraphische Untersuchungen usw. 1899. VI. S. 155 ff.; ср.: Ibid. VII. S. 55 ff.; Die Herzegowina einst und jetzt. S. 104. Племена были разделены на декурии (кланы, gentes); см.: Plin. n.h. III, 142. В ранний период римской оккупации племена находились в подчинении у римских офицеров (praefecti); префект был военным комендантом племени, которое рассматривалось как воинская единица (CIL. V, 3346, префект Япудии и Либурнии; IX, 1564, префект мэцеев). Впоследствии должность префекта перестала носить военный характер, и они стали praepositi — гражданскими чиновниками, причем, как правило, это были местные жители, выбранные из числа племенных старейшин (principes); см.: CIL. III, 14 323 — 14 328; ср. 15 062 ff. Образование большого числа городов на территории племени (например, Арупий, CIL. III, 3066; Монеций, III, 3022, на территории япудов) и превращение племенных principes в горожан (см.: CIL. III, 2774, 2776; Dessau. ILC. 9411—9412; Vulic N. Jahresh. 1909. 12. Beibl. Sp. 201 ff.; Sticotti P. Die romische Stadt Doclea in Montenegro. S. 19, 191; Praschniker C, Schober A. Archaolog. Forschungen in Albanien und Montenegro. S. 100; Patsch C. Archaologish-epigraphische Untersuchungen usw. 1909. VII. S. 156) не означало, что племя как таковое прекратило свое существование, а вся его территория окончательно стала урбанизированной. Об этом свидетельствуют многочисленные межевые камни между муниципиями и племенами; см.: Dessau. ILC. 5948—5953b, 9378, 9379. Об отношении правительства к племенам можно судить по тому, что Траян, например, переселил многие далматские кланы в новообразованную провинцию Дакию; см.: CIL. III, 1332; Patsch С. Op. cit. 1898. VI. S. 110 (отдельного оттиска). Те же явления и то же развитие можно наблюдать в Испании и Африке. О сохраняющихся локальных элементах — туземных именах, национальной одежде и традиционных религиозных представлениях — см.: Patsch С. Die Herzegowina einst und jetzt. S. 92 ff.
[71] См. примеч. 66 к наст. гл.
[72] См. публикацию Венской академии «Der romische Limes in osterreich». Heft I—XV (последний выпуск вышел в 1925 г.) и в особенности превосходные комментарии к надписям покойного Э. Бормана; ср.: Alfoldi A. Der Untergang der Romerherrschaft in Pannonien. Bd I—II (Ungar. Bibliothek I, 1923. 10; 1926. 12). Об Аквинке и Карнунте см. примеч. 5 к гл. V. Весьма поучительны систематические раскопки римских укрепленных фортов, предпринятые правительством Чехословакии. Интересно наблюдать за происходившим во II в. неуклонным продвижением римлян в вассальные земли, отмечая, как римские военные лагеря располагались в кельтских и германских крепостях. Капитуляция Коммода перед варварами резко положила конец этому процессу; см.: Gnirs A. Limes und Kastelle der Romer vor der norisch-pannonischen Donaugrenze. Sudeta 4. 1929. S. 120 ff. Обобщающий отчет о раскопках Венского института археологии в Австрии дается Э. Рейшем: Reisch Ε. Jahresh. 1913. 16. Beibl. Sp. 89 ff. О Петовионе (Птуй) см.: AbramicM. Jahresh. 1914. 17. Beibl. Sp. 89 ff.; Idem. Poetovio: Fiihrer durch die Denkmaler der romischen Stadt. 1925. Об Интеркизе см.: Jahresh. 1912. 15. S. 174 ff.; Paulovic S. Die rom. Ansiedlung von Dunapentele (Intercisa) // Archaeologia Hungarica. 1928. П. О паннонской цивилизации и культуре см.: Hekler A. Kunst und Kultur Pannoniens in ihren Hauptstromungen // Strena Buli&ana. 1924. S. 107 ff. Ср. примеч. 4 и 5 к гл. V.
[73] О территории и пастбищах (territorium и prata), принадлежащих легиону, см.: Schulten A. Hermes. 1894. 29. S. 481 ff., а также: RE. III. Sp. 1455; BormannE. Der romische Limes in osterreich. 1901. П. S. 142 ff. (CIL. III, 143563a ; cp. S. 2328193 , 205 г. по P. X.); Domaszewski Α., von. Westd. Ztschr. S. 14, 112ff.; PremersteinA., von. Klio. 1903. 3. S.28ff.; ср.: LesquierJ. L’armee romaine d’Egypte. 1919. P. 229 sqq. Ср. примеч. 60 к наст. гл. О границах территории близ Виминация см.: CIL. III, 8112 (ср. 12656) от 228 г. по P. X.
[74] См.: Bormann Е. Der romische Limes in Osterreich. 1914. XII. S. 314 ff. Abb. 37—38 (I в. по P. X. или начало II в.). Ср.: Schober A. Die rom. Grabsteine von Noricum und Pannonien // Sonderschr. d. Ost. Inst. 1923. X. № 105. S. 50. Abb. 45. Солдатские команды (vexillationes), отправляемые на лесозаготовки (lignarii), упомянуты в трех надписях из Германии, все три найдены под Остербуркеном; см.: CIL. XIII, 6618, 6623; Der obergerm.-raetische Limes. 33. S. 96; ср.: Schumacher К. Siedlungs- und Kulturgeschichte der Rheinlande. II. S. 161; Cagnat R. II Daremberg—Saglio. Diet. d. ant. V. P. 776.
[75] CIL. III, 10570 (Верешвар близ Аквинка): Посвящение алтаря Капитолийской Троице от имени possessores vici Vindoniani; все участники были римскими гражданами, часть принадлежала к сословию всадников (все Аврелии, III в. по P. X.), (i)n possessi(o)n(e) Aureli Vettiani eq(uitis) R(omani) permissu eius [во владении римского всадника Аврелия Веттиана с его разрешения] (лат.) Большая вилла, украшенная красивыми фресками, была недавно обнаружена археологами в Балаше: самые древние остатки строения относятся к I в. по P. X. См.: Hornig-Rhe. Balacza. Veszprem, 1912 (с цветными иллюстрациями); Hekler A. Strena Buliciana. 1924. S. 111. Abb. 2—3.
[76] Один из самых интересных документов, обнаруженных в последнее время на Дунае, представляет собой фрагмент муниципального устава города, возникшего рядом с лагерем Lauriacum в Норике (при Каракалле). Этот фрагмент представляет собой почти точную копию соответствующего раздела устава Сальпенсы; см.: Bormann E. Jahresh. 1906. 9. S. 315 ff.; Der romische Limes in osterreich. 1910. XI. S. 137 ff.
[77] Территорию легиона в широком смысле слова составляла вся провинция в целом (как, например, для legio III Augusta — провинция Нумидия). О Colapiani и их префекте JI. Антонии Назоне см.: CIL. Ш, 14387 ff. (Dessau. ILC. 9199); Domaszewski Α., von. Philologus. 1907. S. 163. Anm. 4; Stein A. RE. Suppi. I. Sp. 97; ср.: Patsch С. RE. IV. Sp. 362. В надписях паннонских солдат упоминаются многие другие племена, например varciani и латобики в окрестностях Сискии; см.: Reisner G. Α., Fisher С. S., Lyon D. G. Harvard Excavations at Samaria. 1924. I. P. 20. № 30; cp. p. 175; солдаты этих племен названы cives Sicci(ani).
[78] Вывод ветеранских колоний в уже существующие города, часть из которых были раньше военными флотами, засвидетельствован для Саварии; см.: CIL. III, 8199, 10921; для города Скупы см.: CIL. Ш, 8197, 8199, 8200; для Петовиона см.: CIL. Ш, 4057: deduct(us) ... mission(e) agr(aria) II; ср. в качестве параллели missio numaria; Kubitschek W. Jahrb. f. Altertumsk. ΙΠ. S. 169; L. Gargilius. C. f. Quirina Felix Tacapis vet(eranus) leg. I ad. p. f. missus missione nummaria. О ветеранах, поселенных в Скулах, см. также: Vulic N. Jahresh. 1910—1911. 13. 11. Beibl. Sp. 219. № 31: hie situs est in praedia suo. О городе Савария (Штейнамангер), где находилась колония, основанная Клавдием, см. общее описание: Vulic N. RE. II Α. Sp. 249 ff. О Скарбантии см.: Ibid. Sp. 355 ff. Отметим присутствие в Скарбантии уполномоченных агентов аквилейских Барбиев: CIL. III, 14068. О Сольве см.: SchmidW. Jahresh. 1919. 19/20. Beibl. Sp. 135 ff.; Wickert L. RE. III A. Sp. 987 ff. В этом городе был обнаружен фрагмент важнейшего императорского рескрипта о коллегии центонариев (centonarii); см. примеч. 52 к наст. гл. О Скулах см.: Vulic N. RE. II A. Sp. 909. Лучший очерк, посвященный военным колониям римских императоров, можно найти у Риттерлинга: Ritterling Ε. RE. XII. 1924. P. 1214 ff. Sp. 1239 ff. (Август), 1243 (Тиберий), 1351 (Клавдий), 11263 (Нерон), 1273 (Флавии), 1287 (Траян).
[79] О распределении земельных угодий в Паннонии см.: Hygin. S. 204 ff.: multi huius modi agrum (речь идет об ager publicus в провинциях. — Μ. P.) more colonico decimanis et kardinibus diviserunt, hoc est per centurias, sicut in Pannonia; [многие разделили это поле по обычаю колонов линиями с востока на запад и с севера на юг, т. е. по центуриям, как в Паннонии] (лат.) ср.: Jung J. Die romanischen Landschaften des romischen Reiches. S. 358; Barthel W. Bonn. Jahrb. 1911. 120. S. 46; ср. примеч. 60 и 69 к наст. гл. О землемерном учете облагаемых пошлиной провинциальных земельных площадей (solum provinciate) см.: Oxe A. Die romische Vermessung steuerpflichtigen Bodens // Bonn. Jahrb. 1923. 128. S.20ff.
[80] См.: Premerstein Α., von. Jahresh. 1903. Beibl. Sp. 26 ff.; Groag E. RE. VII. Sp. 358. № 73, cp. № 72; CIL. ΙII, 8169, cp. 8238, 8240; Ulpanius. fr. Vat. 220; CIL. VI, 1423; IX, 338 (legatus Мёзии в 222 г.). He следует ли понимать под pratum Furianum Карнунта (см. примеч. 69 к наст, гл.) землю, отданную легионерам этим Г. Фурием Октавианом? Об украшенной росписями гробнице в Брестовице под Белградом см.: Vassich M. Starinar. 1906. S. 128 ff. (на серб. яз.).
[81] Об одежде паннонских женщин см.: LangM. Die pannonische Frauentracht // Jahresh. 1919. 19/20. Beibl. Sp. 208 ff. О мужской одежде см.: Hampel J. Arch. Ertesito. 1881. S. 308 ff.; 1906. S. 257 ff.; 1907. S. 289 ff.; 1910. S. 311 ff. Одежда носит по существу кельтский характер. Ср.: SchoberA. Die rom. Grabsteine von Noricum und Pannonien. S. 176. У паннонцев сохранялись некоторые кельтские культы, например культ богинь-матерей, которых в Паннонии чтили под именем Nutrices. Не так давно в Петовионе было обнаружено святилище этих «кормилиц»; см.: Wigand R. Jahresh. 1915. 18. S. 189 ff.; ср.: Rostovtzeff Μ. Archaologia. 1917—1918. 69. S. 204 ff. (приложение III к работе Хейверфилда о римском Чиренчестере). Об особенностях искусства и культуры Паннонии см.: Hekler K. Strena Buliciana. 1924. S. 107 ff.
[82] О римской провинции Дакия вообще см.: Jung J. Die romanischen Landschaften des romischen Reiches. S. 378; Idem. Die Romer und Romanen in den Donaulandern2 . S. 114 ff. и превосходную статью Брандиса в RE. IV. Sp. 1967 ff. (ср.: Ibid. Suppl. I. Sp. 263), а также: FelicianiN. II Ruggiero E. de. Diz. epigr. II. Sp. 1440 ff.; ср.: Vaschide V. Histoire de la conquete romaine de la Dacie. 1903; Paribeni R. Optimus Princeps. I. Chap. XII: L’ordinamento della conquista. P. 309 sqq.; Vulic N. Les deux Dacies // Mus. Beige. 1923. 27. P. 253 sqq. О Банате (на материале автора сочинения «Dacia Maluensis») см.: Patsch С. Beitrage zur Volkerkunde von Westeuropa. П. Banater Sarmaten // Anz. d. Akad. Wiss. Wien. 1925. 62. S. 181 ff. О дакийском лимесе см.: Panaitescu E. Les limes dacique // Acad. Roumaine. Bull, de la Section Historique. 1929. 15. P. 1 sqq. О доримской Дакии см.: loan G. Andriesescu. Contributie la Dacia inainte de Romani. 1912; Parvan V. Getica. 1926 (на румын, яз.); Idem. Dacia. 1928 (на англ. яз.) (о его понимании «романскости» Дакии см.: JRS. 1929. 19. Р. 102). Туземное население, не абсорбированное городами, жило в деревнях; см.: CIL. III, 7633 (827), 8060. Территория городов делилась на pagi; см.: CIL. III, 7847; ср. 7852, 7853, 7868. С большой долей вероятности можно утверждать, что в трудные времена при Марке Аврелии население подняло восстание против римлян; повстанцы перебили часть представителей дакской городской буржуазии; см.: CIL. III, 1579, 8009, 8021; Patsch С. Archaologish-epigraphische Untersuchungen usw. 1902. VIII. S. 123 ff. Одной из наиболее влиятельных семей Апула были Элии Марцеллии; см.: CIL. III, 974, 1001, 1181, 1182, 1208; один из отпрысков этой семьи был усыновлен высокопоставленным римским офицером италийского происхождения (умбром); см.: CIL. III, 1180; ср. 7795; XI, 5215. Посвящение, сделанное управляющим одного из членов этого семейства, было обнаружено в vicus ad Mediam в окрестностях Добреты (CIL. III, 1573а ). Другие крупные коммерсанты брали в откуп соляные копи, пастбищные земли и таможенные сборы (CIL. III, 1209; ср. 1363, 7853). Это напоминает известный семейный синдикат Юлиев, которые были откупщиками таможенных сборов: см.: Rostovtzeff Μ. Geschichte der Staatspacht in der rom. Kaiserzeit. S. 395. Разработкой золотых и серебряных месторождений занималось само государство. О городе Сармизегетузе, столице Дакии, см.: Daicovici С. Fouilles et Recherches a S., Dacia 1. 1924. P. 224 sqq. Город Сармизегетуза, без сомнения, был самым большим центром коммерческой жизни Дакии и всех восточных придунайских провинций в целом. Примечательно, что в городе находились два пальмирских святилища, одно из которых можно видеть и сегодня (см.: CIL. III, 7955; Daicovici С. Op. cit. Р. 228; ср.: CIL. III, 7956; Дайковици приводит полную библиографию об этих интересных открытиях). Таким образом, в городе, очевидно, находились две группы пальмирских купцов. Вряд ли можно предположить, чтобы речь в этом случаев шла о солдатах или ветеранах. Недавно обнаруженная надпись из Августы Траяна во Фракии засвидетельствовала пребывание в Дакии двух восточных купцов из Сирии. Они жили во времена Александра Севера (см.: Kazarow G. Annuaire du Musee nat. de Sofia, 1922/25. Sofia, 1926. P. 121 (на болг. яз.); SEG. Ш, 537). Один из них назван в этой надписи ὐνέμπορος τῆς Δακίας; Кацаров предлагает читать это слово как [σ]υνέμπορος, Вильгельм (SEG. III, 537) — как [οἰ]νέμπορος. Поскольку пропуск буквы σ выглядит странно и не поддается объяснению, я принимаю вариант прочтения, предложенный Вильгельмом. Второй назван βλ τῆς Δακίας, что, возможно, расшифровывается как β(ου)λ(ευτής) της Δακίας. Следует ли понимать это так, что этот βουλευτής (если он действительно так называется) был членом βουλή, конституированной на западе каким-то купеческим объединением по восточному образцу? Сирийские купцы избрали своим местом жительства Фракию, но оттуда вели оживленную торговлю с Дакией. Если правильным является прочтение, предложенное Вильгельмом, то надпись служит свидетельством того, что во Фракии еще при римлянах было широко развито виноделие и что Фракия в этот период снабжала вином Дакию. Ср. организованную по греческому образцу компанию торговых людей в Перинфе: KalinkaE. Jahresh. 1926. 23. Beibl. Sp. 172. № 121 (эллинистический период).
[83] О фракийцах и Фракии вообще см. превосходную книгу Г. Кацарова: Kazarow G. Beitrage zur Kulturgesch. der Thraker. Zur Kunde der Balkanhal-binsel II. Quellen und Forschungen 5. Sarajevo, 1916; а также: Idem. Die Kelten im antiken Thrakien und Makedonien // Schrifteen der bulgarischen Akademie der Wissenschaften. 1919. 18. S. 41 ff. (на болг. яз.); Idem. Bulgarien im Altertum. 1926 (на болг. яз.); Vulic N. Les Celtes dans le Nord de la Peninsule Balcanique // Mus. Beige. 1926. 30. P. 231 sqq.; Casson S. Macedonia, Thrace and Illyria. 1926. Очевидно, в жизни фракийских племен ведущая роль принадлежала господствующему сословию феодальной знати. Основная масса населения находилась в условиях, напоминающих положение илотов и пенестов (см.: Kazarow G. Op. cit. S. 17). Что касается описания социальной и экономической системы гетов, которую дает Гораций (Carm. III, 24), то нам теперь трудно решить, основывается ли оно на действительном знании реальных условий или исходит из идеализированных представлений о том, как вообще живут варвары, которые здесь произвольно переносятся на гетов. Его слова — campestres melius Scythae... vivunt et rigidi Getae, inmetata quibus iugera liberas fruges et Cererem ferunt, пес cultura placet langior annua, defunctumque laboribus aequali recreat sorte vicarius [лучше живут равнинные скифы и несгибаемые геты, у которых не разделенные границами поля приносят свободный урожай Цереры, и им не нравится обработка полей долее одного года, и приходящий на смену равным жребием возвращает силы уставшему от трудов] (лат.) — при всей их неопределенности, по-видимому, означают, что фракийцы владели землей сообща и что им было незнакомо частное землевладение; в условиях несвободы такое положение действительно было возможно, так что его нельзя полностью исключать. В отличие от Г. Кацарова, мне эти слова Горация не кажутся таким уж самоочевидным общим местом (см.: Kazarow G. Op. cit. S. 43 ff., с хорошей библиографией. Ср. сходные условия в Иллирии и Испании в примеч. 58 к наст. гл.). Я, скорее, склоняюсь к тому, что Гораций позаимствовал эти сведения из какого-то старинного источника, в котором описываются условия, существовавшие во Фракии в те времена, когда там еще не сказывалось сильное греческое и римское влияние. Подданные Буребисты и Децебала в Дакии, как и подданные вассальных царей одриссов во Фракии, вероятно, жили уже не такой примитивной жизнью. О социальных и экономических условиях фракийцев см.: Kazarow G. Beitrage zur Kulturgesh. der Thraker. S. 26 ff. (населенные пункты и крепости), 36 ff. (земледелие, виноградарство и т. д.), а о периоде римского господства см.: Idem. Bulgarien im Altertum. S. 59 ff.
[84] Об истории фракийских земель во времена Римской империи (кроме Дакии) вообще см.: Kazarow G. Bulgarien im Altertum. S. 48 ff.; Filow B. Romische Herrschaft in Bulgarien // Bulg. Hist. Bibl. 1928. I (на болг. яз.). О провинции Мёзия см.: Premerstein Α., von. Die Anfange der Provinz Moesien // Jahresh. 1898. 1. Beibl. Sp. 146 ff.; Stout S. E. The governors of Moesia. Princeton, 1911. Об оккупации Мёзии см.: Beuchel. De legione prima Italica. 1903; Filow B. Die Legionen der Provinz Moesia // Klio. 1906. Beih. 6; Weerd H., van de. Etude historique sur trois legions romaines du Bas Danube. 1907; Wolko J. Beitrage zur Geschichte der legio XI Claudia. 1908; Filow В. Die romischen Hiltstruppen in Moesien // Schriften der bulgarischen hist. Ges. 1906. S. 11 ff. (на болг. яз.); Ritterling Ε. Legio // RE (там, где говорится о соответствующих легионах). Ср.: Paribeni R. Optimus princeps. I. P. 335 sqq.; Filow B. Bull, de la Soc. Arch. Bulgare. 1915. 5. P. 191 sqq. (на болг. яз.). Об оккупации Южной России см. мою работу «Iranians and Greeks in South Russia» (P. 152, 234). В последнее время систематические и успешные раскопки, проводившиеся покойным В. Пырваном, пролили новый свет на социальную и экономическую жизнь провинции Мёзия. Отчеты об этих раскопках можно найти в трудах Румынской Академии (Analele Academiei Romane). Они указаны в работах Пырвана «Sulle origine della civilta romana» (Roma, 1922) и в «I primordi della civilta romana alle foci del Danubio, Ausonia» (1921. P. 187 sqq.), в которых использован этот новый материал; ср. его румынскую книгу «Inceputurile vietii romane la gurile Dunarii» (1923, в «Тага noastra»). Новое прочтение некоторых мест из опубликованных им новых надписей предложено А. Вильгельмом (Wilhelm A. Anz. d. Akad. Wiss. Wien. 1922. 59. S. 30 ff.). О доримских условиях в Мёзии и об эллинистической цивилизации см.: Parvan V. La penetration hellenique et hellenistique dans la vallee du Danube // Bull, de la Section Hist, de l’ Acad. Roumaine. 1923. 10, а также его книгу «Getica» и резюме этой книги в «Dacia» (1928, на англ. яз.). О религии см.: Todorow J. Das Heidentum in Moesien, heidnische Gotter und Kulte. 1928 (на болг. яз., с резюме на англ. яз.).
[85] Об этих городах см.: Die antiken Miinzen Nordgriechenlands I. 1898. 1; 1910. 2 и соответствующие статьи в RE. Ср. работы Пырвана о Томах, Истрии и Каллатисе (Anal. Acad. Röm. 1915, 1916, 1920), а также: Parvan V. Fouilles d’Histria. Inscriptions: troisieme serie: 1923—1925 // Dacia. 1925. 2. P. 198 sqq.; Idem. Une nouvelle inscription de Tomi // Ibid. 1924. 1. P. 273 sqq.; Sauciuc-Saveanu Th. Callatis // Ibid. 1. P. 108 sqq.; 2. P. 104 sqq.; Tafrali O. La cite pontique de Callatis // Rev. Arch. 1925. 21. P. 238 sqq.; Idem. Arta si archeol. 1927. I. О Дионисополе и его окрестностях см.: Tafrali О. La cite pontique de Dionysopolis, Kali-Асга, Cavarna, Teke et Ecrene. 1927. Интересна надпись, представленная у Тафрали (Р. 71. № 10), в которой засвидетельствовано наличие в Карване жителей скифской народности и говорится о каком-то загадочном Тиасосе тавров (bakchisch?). Об Одессе (Варне) см.: Salac Д., Skorpil K. Nekolik Archeologickych Pamatek z Vychodnikho Bulgarska. Ceska Akad. ved a Umerii, 1928; ср.: Robert L. Rev. de Phil. 1929. 3 (55). P. 150. № XVIII (ряд интересных новых надписей). Интересно отметить, как широко представлен восточный элемент даже в новых колониях Траяна; см. надпись из Ратиарии в статье: Welkow I. Annuaire du Musee nat. de Sofie, 1922/25. P. 138. № 1.
[86] Этим объясняется, почему для защиты Южной России использовались отряды легионов Мёзии и вспомогательные войска. Продовольствие, которым снабжалась мёзийская армия, поступало из Тиры и Ольвии. Боспорское царство было тылом, обеспечивавшим каппадокийскую и армянскую армии; см. мою работу «Iranians and Greeks in South Russia» (P. 147 sqq.; ср.: Tac. ann. ХIII, 39 и примеч. 4 к гл. VIII). О Добрудже см.: Weiss J. Die Dobrudscha im Altertum (= Zur Kunde der Balkanhalbinsel. I. Reisen und Beobachtungen. Bd 12).
[87] См.: Parvan V. Descoperiri nov£ in Scythia Minor // Anal. Acad. Röm. 1913. P. 491 (25) sqq. о территории Трезмиса (legio V Macedonica), 502 (36) sqq. о территории Новиодуна, где до Диоклетиана базировался флот classis Flavia Moesica; ср.: CIL. III, 14448 (178 г. по P. X.): cives R(omani) v(eterani) vico Nov(o); ср. 12487, 14447. Ср. статью Пырвана в «Riv. Fil.» (1924. 2 (52). P. 307 sqq.) о том, как из canabae leg. XI Claudia постепенно образовался municipium Aurelium Durostorum. Во время Антонина Пия этот город еще оставался поселением cives Romani et consistens in canabis Aeliis legionis XI Claudiae (CIL. Ш, 7474); от первого года правления Марка Аврелия до нас дошло посвящение, сделанное ветеранами IX легиона Claudia (veterani legionis XI Claudiae p. f. missi IIII co[n]s[ulatuum]) (впервые опубликовано Пырваном); в одной надписи, относящейся к периоду 169—176 гг. (опубликовал он же), этот город назван municipium Aurelium. Ср.: Todorow J. Durostorum. 1927 (на болг. яз.). Лучше всего изучен город Никополь на Истре, на месте которого проводились раскопки в 1900 и 1905 гг. Город был основан Траяном между 114 и 116 гг., его планировка почти совпадает с планировкой основанной одновременно с ним африканской колонии Траяна Тамугади. В отличие от последней здесь к распланированному по образцу военного лагеря гражданскому городу с его предназначенными для городского населения зданиями (при раскопках были обнаружены форум, театр и курия) была добавлена крепостная постройка. Точно так же, кстати, римляне поступили и в отношении Херсонеса Таврического, в котором со времен Адриана и Пия размещался значительный римский гарнизон. Лучшие планы города Никополя и предложения по реконструкции главных зданий можно найти в статье: Bobtschew S. Nicopolis ad Istrum // Bull, de l’Inst. Arch. Bulgare. 1928—1929. 5. P. 56 (там же полная библиография). Ср. примеч. 3 к гл. V.
[88] Большинство граждан греческих городов получили императорскую gentilicia; это были Флавии, Копии, Ульпии и Элий, совершенно так же, как в Ольвии, Херсонесе и Пантикапее. Это обстоятельство, а также их греческие cognomina, свидетельствуют о том, что эти люди не были эмигрантами из Италии или из романизированных провинций, а по большей части были уроженцами причерноморских городов или выходцами из Малой Азии; см.: CIL. III, 7532, где греки из Причерноморья, Галатии, Каппадокии, Понта и Вифинии сплошь обладали римскими gentilicia; ср.: Parvan V. Primordi etc. P. 196. Пырван несколько преувеличивает степень романизированности причерноморских городов; ср., однако, его верные замечания «Histria VII» (Mem. d. Ac. Rom.; Sec. ist. III. 2, 1. P. 42, 114) (no поводу списка имен, относящегося, возможно, к членам герусии Истрии). Несмотря на римские имена, жители этих городов, так же как жители Херсонеса и Ольвии на юге России, оставались греками, по крайней мере в том, что касается языка, на котором они говорили. Вероятно, будет полезно перечислить, в меру наших географических знаний, некоторые из деревень (vici), атрибутированных к городским территориям. Лучше других известны территории Истрии и Том. Шесть надписей, почти все из которых относятся к периоду Антонина Пия и Марка Аврелия, посвятили верховному богу Римской империи veterani et cives Romani et Bessi consistentes в vicus Quintionis (см.: Parvan V. Histria IV. P. 617; Idem. Histria VII. P. 55. № 46—52). Администрация деревни состояла из двух magistri (римлянина и фракийца) и одного quaestor. Две надписи того же времени (см.: CIL. III, 7526; Parvan V. Histria VII. № 53) рассказывают о деревне vicus Ceteris, в них упоминается один magister. Vicus Casianus: две надписи: Parvan V. Descoperiri nova in Scythia Minor II Anal. Acad. Röm. 1913. P. 534 sqq.; Vicus Secundini: Parvan V. Histria VII. № 61; Vicus Narcisianus: Parvan V. Inceputurile vietii Romane la gurile Dunarii. Bucuresti, 1923. P. 147; IGRR. I. 599: ἔργον τοῦ ἀβιτωρίου κατεσκεύασαν ... τῆ κώμη ὑπέρ μαγιστράτης; [они построили отхожее место... для деревни в благодарность за свою магистратуру] (греч.) Vicus turre Mucaiporis или -tralis): CIL. III, 7533; ср. 7536; Vicus Amlaidina: Ibid. 13743; Vicus Hi... Ibid. 12494; территория Kapсия: vicus Verobrittianus: Ibid. 12479 (14440); территория Эгисса: Ibid. 14441—14442; территория Калатиса: Asboleidinit Sardeis, vici или племена (?): Ibid. 1421433 . Ср.: Parvan V. Cetatea Ulmetum // Anal. Acad. Röm. 1912—1914. I. P. 591 sqq., II. 2. P. 397 sqq. (список с перечислением vici). Легко заметить, что некоторые из этих vici названы по имени кого-то из выдающихся жителей-римлян (Квинтиона, Секундина, Нарцисса, Целера и т. д.), владельца какого-нибудь крупного поместья на территории этой деревни; другие носят географические имена; третьи получили в качестве названия какой-нибудь описательный эпитет, как, например, vicus Casianus: в надписях на межевых камнях его территории (ὅροι Κασιανῶν σπηλούχων) обитатели этой деревни названы пещерными жителями, что, вероятно, соответствовало действительности (у меня не вызывает доверия религиозное объяснение, которое дает этому Пырван). В некоторых надписях территории Том и Истрии (CIL. Ш, 7533; Parvan V. Histria VII. P. 96 sqq. № 61, обе они относятся к Шв.; ср.: Parvan V. Dacia. P. 241. № 41, 43) жители называются cives consistentes et Lai (Истрия) или Lae (Томы). Слово Lai (так же как и Bessi, Daci и т.д.; см. примеч. 85 к наст, гл.) несомненно представляет собой название племени; как доказали Пырван и Кассой (Parvan V. Fouilles d’Histria. Inscriptions: troisieme serie: 1923—1925 // Dacia. P. 241 sqq.; Casson S. Thracian tribes in Scythia Minor // JRS. 1927. 17. P. 97 sqq.), оно встречается в качестве названия пэонийского племени в форме Λαιαΐοι у Фукидида и в форме Λάινοι у Стефана. Интересно проследить вместе с Кассоном, как римляне переселяли некоторые воинственные племена — например, племя бессов из Гема (см. следующее примеч.) и племя лай из Пэонии — в степи Добруджи и как приучили их к мирной жизни земледельцев. Ср.: Wickert L. Jahrb. 1929. 44. Arch. Anz. Sp. 193.
[89] Лучший пример племенной территории, центром которой является римский castellum, представляет собой территория Капидава, не имевшая ни городского статуса, ни статуса лагеря, с большой процветающей деревней Ульмет. Население этой области состояло из даков и бессов и из римских граждан; см.: CIL. III, 1421426 (140 г. по P. X.), cives Romani et Bessi consistentes vico Ulmeto; ср.: Parvan V. Descoperiri nova in Scythia Minor // Anal. Acad. Röm. 1913. P. 471 sqq. (cp. 539); CIL. Ш, 12491 (150 r. no P. X.); Parvan V. Primordi etc. P. 199. Другие деревни этой территории — vicus Clementianus (см.: CIL. III, 7585; Parvan V. Primordi etc. P. 203; ср.: CIL. III, 12488) и vicus Ultinsium (см.: Parvan V. Jahrb. 1915. Arch. Anz. Sp. 239; Ann. ep. 1922. № 65). Один из богатых римлян, живших в Капидаве, — Iulius С. f. Quadratus, princeps loci и quinquennalis territorii Capidavensis (см.: CIL. III, 12491; ср.: Parvan V. Inceputurile vietii Romane la gurile Dunarii. P. 52 sqq. Fig. 31—33) — заказал для своего надгробного алтаря собственное (?) изображение, на котором он представлен в туземном костюме (рубаха, штаны, плащ); кроме того, там есть изображения бога Сильвана, покровителя полей и пастбищ, и две сценки из жизни его поместья: на одной показаны его овцы, пасущиеся в лесу, на другой — один из его coloni пашет его поле возле лесной опушки. Следует отметить, что обитатели этой территории образовали религиозное объединение, почитающее бога Сильвана Сатора, которое называлось consacrani; см.: Parvan V. Jahrb. 1915. Arch. Anz. Sp.240ff.; Ann. ep. 1922. № 67, 70. См. о других зажиточных местных землевладельцах: L. Iulius Iulianus qui et Rundacio (ParvanV. Castrul dela Poiana // Anal. Acad. Röm. 1913. P. 103 sqq.); L. Pompeius Valens из Анкиры на территории Истрии (CIL. III, 12489); Μ. Ulpius Longinus, погребенный in praedio suo на территории Том (CIL. III, 770); Μ. Atius Т. f. Firmus, loci princeps, погребен на территории Том (Ibid. 772); Cocceius Vitales и Cocceia Iulia, obiti ad villam suam, из Ульмета и Капидавы (Ibid. 13737); Cocceius Elius, поставивший надгробие для Титии Матрины, obita ad vila(m) sua(m) (Ibid. 1421420 ). В надписях упоминаются также несколько лиц высокого звания: в CIL. III, 12463 упомянут некий vilicus L. (A)eli Marcelli с. v.; см.: Ibid. 12419, 14447; Parvan V. Histria IV // Anal. Acad. Röm. 1916. P. 633 (101) sqq. № 30: terming) positi inter (GJessi Ampudi (viljlam et vicanos В ... eridavenses (я отдаю предпочтение известному имени Gessius вместо мало подходящего здесь Bessus). Кроме бессов на межевых камнях упоминаются также другие туземные племена: Moesi et Thraces (CIL. III, 749, 12345, 12407, 14422; Dessau. ILS. 5956; я присоединяюсь к мнению Пырвана, что межевые камни не обозначают здесь границу между провинциями Фракия и Мёзия); Daci (Ibid. 144372 ). Очевидно, Trullenses (возле Эска) также не входил в территорию города (Ibid. 14409, 144123 ), как и упоминаемый в надписи III, 7466 vicus; см.: Kalinka Ε. Antike Denkmaler in Bulgarien // Schriften der Balkan-Kommission. 1906. 4. № 128 (153 г. по P. X.).
[90] О провинции Фракия см.: Kalopathakes D. De Thracia provincia Romana. 1893; Stein A. Romische Reichsbeamte der Provinz Thracia. Sarajevo, 1921; Kalinka E. Antike Denkmaler in Bulgarien // Schriften der Balkan-Kommission. 1906. 4; Kazarow G. Bulgarien im Altertum. S. 48 ff. Отчеты о текущих раскопках публикуются в «Bull. de la Soc. Arch. Bulgare», а с 1923 г. — в «Bull. de l’Inst. Arch. Bulgare» (на болг. яз. с резюме на нем. и фр. яз.) и в «Arch. Αnz.» Германского института археологии (последний выпуск: Jahrb. 1927. 42. Arch. Anz. Sp. 317 ff.). Ср. полезную библиографию Б. Филова: Filow В. Annuaire du Musee nat. de Sofia, 1922/25. P. 618 sqq. (классический период), 628 sqq. (древние фракийцы). О греческих городах Фракии см.: Miinzen F., St rack Μ. Die ant. Miinzen von Thrakien // Die antiken Miinzen Nordgriechenlands. 1912. Bd II. О ранних римских поселенцах во Фракии (в период, когда Фракия еще была вассальным царством Рима) см.: Kalinka Ε. Altes und neues aus Thrakien // Jahresh. 1926. 23. Beibl. Sp. 118. № 1. Очень хороший очерк о деятельности Траяна по урбанизации придунайских стран можно найти в следующих работах: Domaszewski Α., von. Geschichte der romischen Kaiserzeit. II. S. 177 ff.; Filow B. Bull, de la Soc. Arch. Bulgare. 1915. 5. S. 189 ff.
[91] IGRR. I, 721 (Kalinka E. Antes und neues dus Thrakien. № 55): [мы, комархия Зерколена и комархия Зелобастена, благодарим через жителей деревни Брентопары и Мосигены, благодарим Аврелия Кардеита, сына Вифиника, ставшего начальником филы Гебренды, исполнившего у нас свою должность благочестиво и пристойно согласно нашим законам] (греч.) ср.: Ibid. 728 (Kalinka Ε. Op. cit. № 100), 677 (Kalinka Ε. Op. cit. № 135): Ti. Claudius) Theopompus [Тиберий Клавдий Феопомп, стратег Астики близ Перинфа, горной Силитики, равнинной Дентелтики] (греч.) Следует отметить тесные связи между деревнями и военными, Ibid. 738: [ко благой судьбе жителю Зелузены Аврелию Муциану, сыну Юлиана, преторианцу: он получил благодарности от односельчан] (греч.) Ο strategiai фракийцев см.: Kazarow G. Beitrage zur Kulturgeschichte der Thraker. S. 19. A. 1. Некоторые из этих strategiai, вероятно, были включены в территории новых городов во II в. по Р. Х. (Плиний (IV, 11, 40) перечисляет пятьдесят подобных strategiae, в то время как у Птолемея (III, 11, 6) их названо только четырнадцать). Было бы излишне приводить здесь свидетельства, подтверждающие сельский характер экономической жизни фракийцев в период Римской империи. Укажем лишь на сельский характер почти всех богов, которым поклонялись во фракийских часовнях, и на ту роль, которую играли в местных культах такие божества, как Дионис и нимфы. Даже Фракийский всадник по существу был богом плодородия. См. примеч. 90 к наст. гл. В связи с этим я хочу обратить внимание на недавно обнаруженную, чрезвычайно интересную надпись, в которой засвидетельствовано существование скотоводства (возможно, это было коневодство) в Южной Фракии. Надпись найдена в СШае (Κέλλαι) на дороге, связывающей Филиппополь с Адрианополем (см.: Bull, de l’Inst. Arch. Bulgare. 1928—1929. 5. P. 379; Kazarow G. Eos. 1929. 32. P. 143). Надпись представляет собой посвящение великому «герою» от некоего (Аврелия) Прокула [Аврелий Прокул, скотовладелец, со своим коллегой Эвтихианом за свое имущество и надежды] (греч.) ср.: ВСН. 1912. 38. Ρ. 582. № 48; Kazarow G. RE. Suppl. III. Sp. 1141 (Kadikeui): [Посидоний, сын Гликона, земледелец, богу-герою за себя самого и свои стада] (греч.) Судя по письмам из египетской корреспонденции Герона (P. Flor. 121; 126, 13; 322, 81; ср.: 254, 255; P. Ryl. 236, 18), можно достаточно уверенно сказать, что словом έπιχτηνίτης в Ш в. по P. X. называли человека, который в большом поместье ведал упряжными животными. Так обстоит дело и в нашей надписи. Очевидно, речь идет о большом — возможно, императорском — поместье, которое поставляло превосходных коней для конницы фракийских когорт и ал. Ἐνθήκη, очевидно, означает поголовье табунов, за которыми надзирали два epiktenitai. Ср. примеч. 38 к гл. VIII.
[92] См.: Dittenberger. Syll3 . 880 (932); IGRR. I, 766. Население нового торгового села пополнялось за счет деревень. В нынешней Гостилице, расположенной в окрестностях Августы Траяна, мы встречаем подобный етporion: Δισχοδουρατέραι ἐμπόριον (крепость с двойными укреплениями). Этот укрепленный emporion знаком нам по нескольким надписям, самая древняя из которых относится к временам Марка Аврелия, самая новая — ко времени Аврелиана; см.: Welkow I. Annuaire du Musee arch, de Sofia, 1922/25. P. 129. № 1—4; ср.: IGRR. I, 591. Другой населенный пункт того же типа — Дня в Вифинии; см.: Ibid. III, 1327; ср.: IV, 863 (Laodicea ad Lycum). Жители этих укрепленных торговых сел не считались гражданами городов, они назывались ἐνοιχούντες, или οἰχήτορες, или κατοικοῦντες, что соответствует латинскому слову incolae. Таким образом, новое поселение не было городом (πόλις). Очевидно, emporium Навна близ Галлиполи в Италии имел такое же или сходное административное устройство; см.: CIL. IX, 10; Plin. n.h. Ш, 11, 105; Lugli G. // Ruggiero E. de. Diz. epigr. 1922. II. Sp. 2108. Ср. также emporium близ Плацентии (Liv. 21, 57). Греческое название ἐμπόριον, которым пользовались во Фракии, показывает, что, основывая новые торговые села, римляне продолжили уже существующую греческую (очевидно, эллинистическую) традицию. Εμπόρια греческих областей империи сопоставимы с раннеиталийскими fora или conciliabula (см.: Ruggiero E. de. Diz. epigr. III. Sp. 198; Schulten A. RE. VII. Sp. 62): различие состояло в том, что жители провинциальной εμπόρια не считались римскими гражданами и что новые поселения по большей части были созданы искусственно, причем при их основании имелась в виду цель образования в дальнейшем на этом месте города, который должен был постепенно вырасти вокруг поселка с периодической ярмаркой; ср. сл. примеч. Интересно наблюдать, что как ἐμπόρια, так и периодические ярмарки основывались почти исключительно в чисто сельскохозяйственных областях империи, поскольку главная задача, которая при этом преследовалась, заключалась в организации регулярного товарообмена в таких местностях, где торговые сношения затруднялись плохими условиями сообщения, которое осуществлялось медленно, а зимой к тому же и нерегулярно.
[93] См.: CIL. III, 12336; IGRR. I, 764; Dittenberger. SylP. 888 (ср.: Dessau Η. Hermes. 62. S. 205; Wilcken U. Arch. f. Pap.-F. 1928. 9. S. 15 ff.). Следует отметить, что в строке 14 крестьяне Скаптопары называют себя владельцами деревенской земли: [мы живем и владеем имуществом в предписанной деревне] (греч.) ср. строку 57. В строке 26 они упоминают о периодической ярмарке, которая проводится каждый год в двух милях от деревни. Об этих ярмарках см.: Huvelin P. Essai historique sur le droit des marches et des foires. 1897. P. 80 sqq. Было бы очень полезно собрать более полный материал о ярмарках Древнего мира, чем это сделано у Ювлена, главная цель которого состояла в исследовании характера ярмарок в Средние века и Новое время. Большой интерес представляют, например, имеющиеся намеки на происходившие в Помпеях nundinae, в особенности обнаруженные недавно граффити, в которых перечисляются ярмарки в самих Помпеях, в Нуцерии, Ателле, Кумах, Путеолах и даже в Капуе и Риме (см.: Delia Corte Μ. Riv. Indo-Greco-Italica. 1924. 8. P. 118). Периодические ярмарки были очень важным фактором экономической истории почти всех стран, занимавшихся земледелием; достаточно напомнить о том, как они развивались в России доиндустриального периода. Сохранение традиционных ярмарок в таких странах, как Малая Азия и Сирия (связанных с большими храмами и крупными поместьями; см.: Rostovtzeff Μ. Studien zur Geschichte des Kolonates. S. 274 и примеч. 6 к гл. VII), и их развитие во Фракии и Африке (см. примеч. 70 к гл. II) в ранний период существования Римской империи, а также тщательно продуманное законодательство касательно этой сферы деятельности (см.: Huvelin. Op. cit.) показывают, что если в более развитых и индустриализированных областях империи и в периоды экономического расцвета эти ярмарки играли лишь второстепенную роль, то для чисто аграрных областей они имели огромное и всевозрастающее значение; в результате последовавшего затем повсеместного упрощения экономической жизни они вновь восстановили свое былое значение на всей территории Римской империи. Коренным образом отличаются от этих периодических ярмарок аграрных провинций те ярмарки, что были связаны с регулярной караванной торговлей, которой были обязаны своим возникновением и процветанием такие города, как Пальмира и Петра. Эти ярмарки сопоставимы с такими крупными, поныне существующими ярмарками, как нижегородская в России, — по крайней мере в том виде, какой она имела когда-то.
[94] О погребальных колесницах (повозках) Фракии II—IV вв. по P. X. см.: Seure G. Chars thraces // ВСН. 1925. P. 347 sqq.; ср.: Ibid. 1901. P. 181 sqq.; 1904. P. 210 sqq.; см. также о некоторых глиняных повозках того же времени: Seure G. Rev. Arch. 1925. 22. P. 3 sqq. Металлические части повозок, найденные в ряде болгарских tumuli, отличаются превосходной сохранностью. Некоторые инкрустированы серебром, некоторые украшены эмалью. Пожалуй, это заставляет вспомнить сарматские могильники. Следует отметить, что сарматов стали поселять в балканских странах еще в I в. по P. X. (см. надпись Т. Плавтия Сильвана: Dessau. ILS. 986 (57 г. по P. X.); ср.: 852, 853; П. Эдлий Распараган, царь роксоланов, взятый в плен Адрианом, был интернирован в Поле) и что сарматы, прибывшие с ранней волной эмиграции, вероятно, переняли скифский обычай хоронить умерших в повозках (у сарматов позднейшего периода уже не было этого обычая). Скифы жили в придунайских странах на протяжении нескольких столетий и еще во времена Овидия обитали в окрестностях Том. Интересно также отметить, что по крайней мере одно захоронение языгов — сарматского племени, переселившегося на земли между Дунаем и Тиссой между 20—50 гт. по P. X., — а именно захоронение в Jaszalsoszentgyorgy, обнаруживает черты, свойственные скифским захоронениям (включая погребальную колесницу) (см.: Hild V. Arch. Ert. 1901. S. 122 ff.; Alfoldi A. Der Untergang der Romerherrschaft in Pannonien. 1926. П. S. 8; Fettich N. Seminarium Kondakovianum. 1928. 2. S. 108. Taf. XV, 3). Однако нельзя забывать, что такой же обычай хоронить покойников в колесницах существовал и у кельтов (ср.: Lehner H. Bonn. Jahrb. 1923. S. 28 ff.). О культе Фракийского героя и о святилищах местного культа во Фракии, многие из которых были найдены археологами и в которых под греческими и римскими именами почитались местные боги, см.: Kazarow G. RE. Suppl. III. 1921. Sp. 1132 ff.; Idem. Bulgarien im Altertum. S.78ff.; Jahrb. 1926. 41. Arch. Anz. Sp. 1 ff.; Klio. 1928. 22. Ср.: Buday A. Thrak lovas osten problemaja (Das Problem des sogenannten thrakischen Reiters; на венг. яз. с нем. резюме) // Arbeiten des Arch. Inst. d. k. Ungar. Franz Josefs-Universitat von Szeged (Dolgozatok usw.). 1926. 2; 1929. 4; Seure G. Leroi Rhesos et le heros chasseur // Rev. de Phil. 1928. 53. P. 106 sqq. Относительно теории профессора A. Buday, согласно которой изображаемый на вотивных и надгробных рельефах Всадник представляет собой героизированный образ того, кто поставил вотивное изображение, или того, кто покоится в этой могиле, и эти памятники якобы служат свидетельством религиозной веры в искупление, я не имею возможности высказать здесь свою точку зрения. Все фракийские святилища представляют собой скромные деревенские часовни, в которых имеется множество священных рельефов того же характера, что современная православная икона. Фракийского героя нельзя смешивать с изображаемым в виде всадника восточно-фракийским богом, почитание которого было распространено главным образом среди солдат дунайской армии, а также ветеранов и их семей; см. мою статью в «Мет. pres. а Г Acad. Inscr.» (1923. 13) и статью Кацарова (Kazarow G. Jahrb. 1922. 37. Arch. Anz. Sp. 184) о раннеримском святилище этого восточного бога и соответствующей богини в окрестностях Разграда.
[95] О Македонии, кроме соответствующей главы в «Римской истории» Моммзена и его «Введения» к латинским надписям Македонии в CIL. III, см. также: Jung J. Die romanischen Landschaften des romischen Reiches. S. 377 ff.; Demitsas M. G. Ἡ Μακεδονία ἐν λίβοις φβεγ/ομένοις. Athen, 1896; GaeblerH. Die antiken Munzen Nordgriechenlands. III. Makedonia und Paionia. 1906; ср.: Idem. Beitrage zur Munzkunde Makedoniens // Ztschr. f. Num. 1927. 36. S. 183 ff.; 1928. 37. S. 223 ff. О Пэонии см.: Kazarow G. Paeonia. Sofia, 1921 (на болг. яз.); ср.: Idem. Klio. 1922. 18. S. 20 ff. О Фессалонике см.: Tafrali О. Thessalonique, des origines au XIV siecle. 1919. О Лиссе, Аполлонии и Диррахии см.: Praschniker С, Schober A. Archaologische Forschungen in Albanien und Montenegro // Schriften der Balkan-Kommission. 1919. VIII. S. 14 ff., 32 ff., 69 ff.; Praschniker C. Muzakhia und Maiakastra // Jahresh. 1922. 21—22. Beibl. Sp. 6 ff.; ср.: Patsch С Das Sandschak Berat in Albanien // Schriften der Balkan-Kommission. 1904. III; Tod M. N. JHS. 1922. 42. P. 171; Patsch C. Aus dem Albanischen Nationalmuseum // Jahresh. 1926. 23. S. 210ff. Интересен тот факт, что города Аполлония и Диррахий, официально относившиеся к провинции Македония, в социальном и экономическом отношении примыкают к римским колониям в Далмации; см. примеч. 59 к наст. гл. О ранней истории и археологии Македонии см.: CassonS. Macedonia, Thrace and IIIyria. 1926. Новые открытия, сделанные в Албании, отмечены в журнале «Albania. Rev. d’archeology, d’history, d’art etc.» (1926—1927. 1—2). Археологический очерк Албании дает Уголини: Ugolini L. Μ. Albania Antica. I. Ricerche archeologiche. 1927.
[96] О муниципальной аристократии Македонии, людях, стоявших во главе македонских χοινόν, см.: Rostovtzeff Μ. Inschriften aus Makedonien // Zeitschrift des russ. arch. Instituts in Konstantinopel 4, 2. S. 166 ff., в особенности надписи № 2 и 2а, которые относятся к Г. Попилию Пифону из Берое (эпоха Нервы и Траяна); ср.: Demitsas М. G. Op. cit. Р. 71. № 62. Его современником был Павел Келидий Фронтон из Гераклеи Линкестидской (см.: Perdrizet P. ВСН. 1897. 21. Р. 161 sqq.; ср.: Holleaux M. Rev. et. gr. 1898. 11. P. 273 sqq.). В Филиппах выдающуюся роль играла семья Опими-ев, богатых землевладельцев и благотворителей города (CIL. III, 656). Богатые фракийские землевладельцы города Филиппы упоминаются в CIL. III, 703, 707. О римском характере города Филиппы см.: Picard Ch. C.R.Acad. Inscr. 1923. P. 385; Collart P. BCH. 1928. 52. P. 74 sqq. (с библиографией); ср.: Ibid. P. 492 sqq. Выдающимся деятелем конца II — начала III в. был Т. Элий Геминий из Фессалоники — первый председатель Пан-эллиона из этого города (см.: TodM. N. JHS. 1922. 42. P. 167 sqq.). Судя по тому что он подарил городу 10000 футов строительного леса для строительства базилики, можно сделать вывод, что он владел лесными угодьями. В CIL. III, 142064 (Dessau. ILC. 5981) засвидетельствовано поместье некоего Клавдиана Артемидора, в III, 1420612 — поместье Цезия Виктора. Крупные землевладельцы из городов, которые не были римскими колониями, принадлежали по большей части к классу ἐνχεχτημένοι [были вписаны границы, соответствующие царскому определению, сделанному Аминтой, отцом Филиппа, между Доличанами и Элимиотами] (лат.) Ῥωμαίοι, как, например, в Берое (см.: Demitsas Μ. G. Op. cit. P. 70. № 58). О сохранившемся племенном устройстве сельских областей Македонии свидетельствует деление обширной территории Берое на φυλαί, которые имели свои географические названия и, вероятно, соответствовали тому, что в придунайских провинциях носит название pagi (см. мою вышеуказанную работу), о том же говорит частое упоминание племен. В вышеупомянутых надписях из Гераклеи посланием императора предписывается, чтобы затраты на починку дорог возместили землевладельцы города (на две трети) и племя Ἀντανοί (на одну треть); Этим словом, как считает М. Олло обозначено известное племя Ἀτιντανοί. В другой надписи на том же камне фигурирует некий Целидий Фронтон, который исполняет должность гимнасиарха как в самом городе, так и в племени линцестов (ἔθνος Λυγχηστῶν). Земли линцестов, которые не были гражданами города, очевидно, входили в территорию города Гераклея, в то время как часть племени Ατιντανοί, вероятно, была атрибутирована к городу, подобно тому как были атрибутированы к городу Тергесте карны и кагалы. Очень интересное различие между έπαρχιχοί и πολΐται встречается в интереснейшей надписи орестов (см.: Woodward. JHS. 1913. 33. Р. 337 sqq.; Π в. по P. X.). Оресты (Ζ. 23) названы как третья категория землевладельцев, отличная как от ἐπαρχικοί, так и от πολῖται. Я полагаю, что в агрессивных ἐπαρχικοί следует видеть римских землевладельцев данной территории (oἱ ἐνχεχτημένοι), которые были жителями провинции, но не имели отношения к городу, в то время как оресты были членами атрибутированного к этому городу племени. В цензорских списках города они значатся как владельцы парцелл на общинной земле. Ср. κοινὸν Ὀρέστων (Wace A. J. В., Thompson Μ. S. Ann. Brit. School Athens. 1911—1912. 18. P. 179. № 23) и Dassaretii и их προστάτης (Demitsas Μ. G. Op. cit. P. 371. № 330 (2)). Как в Македонии, так и в соседних округах Фессалии жизнь, по-видимому, протекала в основном в сельских условиях; такой вывод можно сделать из частого упоминания различных vici в тех документах, где идет речь об установлении границ городских территорий Македонии и Фессалии. У нас есть три императорских указа, касающиеся этого вопроса, которые относятся к временам Траяна и Адриана; см.: CIL. III, 591 (Траян), 586 (12306) (Адриан); Wace A. J. В., Thompson Μ. S. Op. cit. 1910—1911. 17. P. 193 sqq., где в строке 14 и сл. в связи с этим вопросом содержится ссылка на первое размежевание отдельных областей, предпринятое Аминтом, отцом Филиппа II: inscriptos esse f(i)nes defini(t)ioni regiae factae ab Amynta Philippi patr(a)e inter Dolichanos et Elemiotas; [были вписаны границы, соответствующие царскому определению, сделанному Аминтой, отцом Филиппа, между Доличанами и Элимиотами] (лат.) ср.: Rosenberg A. Hermes. 1916. 51. S.499ff.; на другом камне этого же периода речь идет об установлении границы между Генестами и ... xini; см.: Kazarow G. ВСН. 1923. 47. Р. 275 sqq. Упоминания о vici см.: CIL. III, 656; SalacA. ВСН. 1923. 47. Р. 63. № 23: М. Bietius Cerius vet(eranus) vicanis d(e) s(uo); Ibid. P. 65. № 24, вотивный камень в честь местной богини, который поставили vicani Sc.. Nicaeenses et Coreni et Zcambu...; далее следуют имена кураторов (curatores), среди которых все — фракийцы.
[97] См.: Dio Chrys. Tars. рг. (or. 33), 25 (о Фессалии и Аркадии); 26 (о Македонии); ср. известное описание Плутарха (de def. or. 8), а также: Seeck О. Geschichte d. Unterg. der antiken Welt. I. S. 321. Anm. 32.
[98] См.: Dittenberger. Syll3 . 827; BourguetE. De rebus Delphicis imperatoriae aetatis. 1905. P. 74 sqq. (послание Адриана). Ср.: Bourguet E. Op. cit. P. 94 sqq. (общие выводы). Несомненно, что в II в. святилище переживало новый подъем, в особенности это относится к периоду правления Адриана (самые плохие времена оно пережило в I в. по P. X.), однако этим новым подъемом оно было полностью обязано пожертвованиям императора и некоторых представителей римской и провинциальной аристократии (в особенности Героду Аттику и его семье).
[99] См.: Dittenberger. Syll3 . 800; ср.: Ρ renter stein А. von. Jahresh. 1912. 15. S. 200 ff.; см. в особенности Ζ. 12 ff.
[100] Я не могу здесь посвятить себя задаче сбора обширного материала, относящегося к экономической жизни Греции в период Римской империи, который накоплен в IG. Такой труд стоило бы предпринять. Часть материала, в частности то, что касается города Афины в ранний период Римской империи, послужила основой превосходного исследования С. Жебелева (Shebeleff S. Ἀχαἱκά, Geschichte Athens von 229 bis 31 v. Chr. St. Petersburg, 1899, на русск. яз.), ср.: Graindor P. Athenes sous Auguste. 1927. P. 159 sqq. Полуромантическое отношение римской интеллигенции к Греции хорошо иллюстрируется посланием Плиния Младшего к Максиму, другу Эпиктета, который был тогда corrector civitatium liberarum Ахайи (VIII, 24). См. статью Цуккера: Zucker F. Plinius epist. VIII 24-ein Denkmal antiker Humanitat // Philologus. 1928. 84. S. 209 ff. Я не усматриваю в источниках никаких признаков, говорящих о том, чтобы во II в. в сельском хозяйстве Греции сложилось отчаянное положение. Наоборот, складывается впечатление, что условия заметно улучшились по сравнению с тем, что мы знаем о I в. по P. X. из описаний Цицерона (на описание Диона в Εὐβοικός вряд ли можно полностью положиться). Такое впечатление складывается при внимательном изучении надписи из Фисбы (Dittenberger. Syll3 . 884), и оно еще более укрепляется благодаря тому факту, что в Греции нашлось несколько богатых граждан, которые внесли средства на проведение учрежденного Адрианом Панэллиона (см.: Tod M. N. JHS. 1922. 42. P. 173 sqq., где содержится библиография по этому вопросу и дается полный обзор эпиграфического и литературного материала). Главным событием Панэллиона были игры, финансовое обеспечение которых лежало на председателе и членах Совета Панэллиона. Заслуживает внимания тот факт, что в числе этих председателей и σύνεδροι или Πανέλληνες (их перечень приводится Тодом: Tod Μ. N. Op. cit. P. 177) представлены богатые люди из греческой метрополии (ср.: Walton S. С. JHS. 1929. 19. Р. 62). Однако А. Штейн и Ч. С. Уолтон совершенно справедливо обращают внимание на то, что среди сенаторов было очень мало выходцев из самой Греции, объясняя это тем, что греки родом из Греции были недостаточно богаты, чтобы стать сенаторами. Причина этого кроется в том, что наиболее энергичные греки не оставались жить в Греции, где им было нечего делать. Но тем не менее экономическое положение Греции значительно поправилось в период Римской империи. Это видно хотя бы из того, что Греция продолжала или возобновила экспорт вина в Италию. Известно, что в Помпеях найдены амфоры, в которых хранилось греческое вино, и что со Скироса в Равенну поступало большое количество вина (купол баптистерия равеннских ариан сложен из винных амфор, на которых имеются надписи, говорящие о том, что они попали в Равенну со Скироса; см.: Graindor P. Byzantion. 1929. 3. P. 281 sqq.; Idem. Athenes sous Auguste. P. 165). Расцвет Коринфа и Патр (см.: Dessau Η. Geschichte der romischen Kaiserzeit. II. 2. S. 553) также свидетельствует о процветании торговли, и не только транзитной. Американские раскопки в Коринфе показали, как роскошно выглядел город в римское время. Афины тоже были не бедным городом, хотя, конечно, и не благодаря торговле и промышленности (см.: Graindor P. Athenes sous Auguste. P. 159 sqq.). Следует отметить, что Греция по-прежнему оставалась промышленной страной. Дунайская армия посылала своих уполномоченных в Грецию, чтобы закупать там одежду; см. папирус в кн.: Hunt A. Race. Lumbr. P. 265 sqq., Ζ. 54: in Grecia vest(itum). Ср. примеч. 43 к гл. V.