Глава II. Август: политика обновления и восстановления

Современный взгляд на характер и значение деятельности Августа не отличается единством мнений. Август бесспорно был великим человеком, и созданное им государственное устройство просуществовало в основных чертах на протяжении, по крайней мере, двух столетий, надолго предопределив путь развития римского государства; также бесспорно, что с Августа начался новый этап истории Древнего мира, который мы по привычке называем эпохой Римской империи. До этих пределов простирается всеобщее согласие. Но едва только мы попытаемся точнее определить сущность того политического процесса, который мы называем реформами Августа, как сразу же возникают разногласия, — и они настолько глубоки, что представляются непреодолимыми. Одни говорят, что дело Августа было всего лишь делом восстановления и что его целью было возрождение древнего римского государства; другие требуют признать в Августе революционного реформатора, которому под покровом старых форм удалось создать совершенно новое государственное устройство — чисто монархический тип правления, когда во главе государства стоит главнокомандующий римской армии; третьи придерживаются некоей середины между этими крайностями.[1]

Я не намерен подробно обсуждать эти теории со всеми их вариантами и ограничусь лишь приведением ряда фактов, чтобы дать им свое собственное объяснение, причем более всего меня интересует социальная и экономическая сторона данной проблемы. В первой главе было продемонстрировано, что все население Римской империи, в особенности ее активная и влиятельная часть — а именно римские граждане, жившие как в самой Италии, так и в провинциях, — в подавляющем большинстве были единодушны в своем стремлении к скорейшему прекращению гражданских войн. Все классы гражданского общества объединяло общее желание мира. Таким образом, для того чтобы укрепить свою власть, Август в первую очередь должен был добиться примирения, и предпосылки для этого уже созрели. Чувствовалось, что все устали и всем надоела война, и все с надеждой мечтали о том, чтобы битва при Акции стала последним сражением гражданских войн.

Впрочем, главенствующая часть населения империи не собиралась соглашаться с любым, какое ни выпадет, решением этой проблемы. Римские граждане боролись за восстановление Рима, а не за создание монархии, хотя бы и в самой замаскированной форме. Они желали мира, но при условии, что этот мир будет царить в истинно римском государстве, т. е. они были готовы поддерживать Августа до тех пор, пока он будет проявлять волю и доказывать на деле свою способность установить мир в той форме, которая гарантировала бы римским гражданам всех классов общества сохранение их привилегий. Воззвав во время борьбы с Антонием к патриотизму римских граждан, Август тем самым дал молчаливое обещание, что не допустит ущемления прав и привилегий римских граждан, а, напротив, даже расширит их или, по крайней мере, оформит в компактный, точно очерченный свод. Только на этих условиях римские граждане были согласны признать Августа своим вождем и конституционным главой института римского общественного устройства — senatus populusque Romanus. Таким образом, перед Августом стояла ясная и относительно простая задача, и то, что от него требовалось, в основном представляло собой восстановительную работу. В далеко идущих реформах не было необходимости, и никто их от него не ожидал. В той мере, в какой они были нужны для того, чтобы приспособить конституцию римского города-государства к условиям мировой империи, многое уже было сделано предшественниками Августа, римскими полководцами времен гражданских войн — Марием, Суллой, Помпеем, Цезарем, Антонием и, наконец, самим Августом. Оставалось только заново запустить государственную машину, чтобы она заработала, и дальше все пошло бы своим ходом.

Однако восстановить римское государство еще не значило обеспечить его жизнеспособность. Гражданская война добавила в государственный механизм два новых элемента, которые нельзя было спокойно игнорировать, занявшись восстановлением того, что было раньше; ведь именно они стали движущей силой, благодаря которой вращались колеса государственной машины. Этими элементами были армия, преобразованная в регулярное войско, и ее главнокомандующий — император Август, Imperator Caesar divifilius Augustus. Наличие войска было непреложным фактом. Его нельзя было распустить, потому что оно было крайне необходимо для того, чтобы охранять мир от внешних и внутренних опасностей. Ни о каком порядке и спокойствии, мире и благополучии нельзя было и помышлять без сильного, хорошо дисциплинированного и получающего достаточное жалованье войска. И это войско, по крайней мере его ядро, должно было состоять из римских граждан, если они хотели оставаться хозяевами в империи и занимать в ней господствующее положение. Опыт гражданской войны показал также, что даже регулярное, хорошо дисциплинированное войско только тогда чего-то стоит, когда оно находится под началом одного человека и этот человек не навязан ему сенатом и народом Рима, а пользуется уважением армии и та сама признала его своим вождем; полководец должен быть любим солдатами и офицерами и должен пользоваться их доверием, а еще лучше, если они сами выберут его на эту должность. Вот в этом и крылось великое противоречие нового устройства Римской империи. Новое государство должно было выглядеть копией прежнего, в нем должны были возродиться конституционные формы республики, и в то же время оно должно было вобрать в себя две главные силы, на которые опиралась революция, — революционное войско и его предводителя. Предшественники Августа с разных сторон пробовали подступиться к решению этой трудной задачи. Сулла, а возможно и Помпей, видели решение в том, чтобы вернуть войско сенату и чтобы полководец управлял страной на правах ординарного магистрата римского государства. Другое решение, которое, вероятно, имел в виду Цезарь, заключалось в том, чтобы разрубить все связи между сенатом и армией, поставив во главе ее высшее должностное лицо, — полномочного представителя римского народа. Август в основном пошел по второму пути.

О том, чтобы снова отдать войско сенату, не могло быть и речи. Такая попытка привела бы только к новой гражданской войне, потому что легионы не желали подчиняться его руководству. У Августа не было иного выхода, как только оставить командование за собой, не допуская никого другого к разделению этого права. Практически это означало, что одновременно с восстановлением конституционного государства устанавливалась военная тирания и параллельно нормальному государственному управлению сохранялся институт революционной власти; и наконец, что имело немаловажное значение, с таким положением дел было связано то обстоятельство, что армия теоретически имела возможность сменить неугодного ей командующего, если тот утратит любовь и доверие солдат или не будет выполнять по отношению к ней свои обязательства.

Таким образом, политические перемены, произведенные Августом, означали не восстановление условий, существовавших до гражданских войн, а подвергнутое необходимой модификации закрепление того положения, которое сложилось в результате гражданских войн. Были приняты известные меры для того, чтобы по возможности политически обезвредить армию. Легионы были размещены не на территории Италии, а на границах империи. В Италии оставалась только небольшая войсковая часть — преторианская гвардия императора. Легионы и гвардия состояли исключительно из граждан Рима, а командующие ими офицеры все без исключения принадлежали к высшим классам римского общества — сословию сенаторов и всадников. Вспомогательные войска, набиравшиеся в провинциях, считались нерегулярными, они рассматривались как «союзники», но начальниками над ними ставили римских офицеров. Флот располагался в Италии, экипажи кораблей набирались из числа римских граждан низших классов — вольноотпущенников и провинциалов. Из вольноотпущенников состояли также семь полков городской пожарной службы. Наряду с городскими когортами они выполняли также полицейские функции. Однако все эти меры предосторожности не возымели должного эффекта. На деле армия была хозяином в государстве, и во вновь восстановленной римской республике император правил исключительно с помощью армии и мог сохранять свою власть, лишь пока та соглашалась поддерживать его и повиноваться. Такую армию, где солдаты служили шестнадцать, двадцать или двадцать пять лет — в зависимости от того, принадлежали ли они к преторианцам, легионерам или вспомогательным войскам, — армию, состоявшую из римских граждан, представителей суверенного римского народа, или людей, которые рассчитывали и должны были получить те же права, не так-то просто было изолировать от политической жизни государства, и потому она в любой момент могла, вопреки букве закона, выступить в качестве решающей политической силы.

Другого пути не было. Если римские граждане, выигравшие для Августа войну, хотели оставаться господствующим сословием империи, то они должны были выполнять свой первейший долг — защищать государство от внешних врагов и отстаивать свои властные права от внутренних посягательств. Для этого годилась только регулярная армия с продолжительным сроком солдатской службы, так как силами ополченцев нельзя было защитить границы Римской империи. Военная техника того времени была слишком сложна для того, чтобы ее можно было быстро освоить. Короткий срок службы был неприемлем для римской армии, так как обучение боеспособных частей требовало многолетней непрестанной тренировки. Но раз армия должна была состоять из солдат, обязанных отслужить продолжительный срок, ее нельзя было пополнять путем принудительного набора. Пока хватало желающих, ее предпочтительно следовало создавать из добровольцев. Из насильно принуждаемых служить новобранцев невозможно было сделать хороших профессиональных солдат, готовых посвятить военной службе значительную часть своей жизни. В этих условиях требовалось платить войску соответствующее жалованье, и военная служба должна была выглядеть как можно привлекательнее. В результате расходы на армию стали тяжелым бременем для государственной казны.

На протяжении всего времени правления Августа армия вела себя спокойно, и так продолжалось даже в последние годы, когда на Дунае и Рейне происходили серьезные столкновения — восстание в Паннонии и Далмации и объединенное выступление германских племен, из-за которых военная служба сделалась очень опасной и стали возникать значительные трудности с пополнением и численным увеличением легионов, когорт и кавалерийских частей. Даже в самые трудные времена, когда приходилось прибегать к принудительному набору, в армии все было спокойно, и она ни разу не попыталась вмешаться в политику. Это объясняется особым характером ее личного состава.

Армия Августа уже не была войском пролетариев. Военная служба, особенно в первые годы правления Августа, была сравнительно выгодна и не слишком опасна. Тот, кто хорошо служил, мог рассчитывать на повышение, и такие возможности сохранялись даже для закончивших службу. Толковые младшие офицеры и унтер-офицеры продолжали служить в армии сверх положенного срока, получая повышенное жалованье, или устраивались на службу к императору в качестве гражданских чиновников. Рядовой солдат мог твердо рассчитывать на то, что по окончании службы он получит земельный участок или денежный подарок и будет в состоянии жениться и обзавестись семьей, а семейные люди, жившие в незаконном браке, так как солдаты не имели права жениться, могли быть спокойны, что и впредь смогут обеспечивать свое семейство. Поэтому желающие поступить на военную службу находились не только среди представителей низших слоев общества. В это время армия состояла уже не из одних лишь коренных италиков. После гражданских войн в Италии не хватало людей, чтобы постоянно поддерживать численность армии. Поэтому для ее пополнения стали привлекать жителей романизированных провинций и некоторых восточных областей; из этих людей получались хорошие солдаты, среди которых попадались, вероятно, не только пролетарии. Не все были римскими гражданами, но в случае необходимости Август всегда был готов предоставить гражданство любому рекруту, который годился в солдаты и был достаточно романизирован, чтобы говорить по-латински, или, по крайней мере, достаточно смышлен, чтобы быстро выучиться языку. Солдаты из провинции были, может быть, даже еще преданнее и надежнее, чем италики, ведь служба в армии давала им значительно более высокое социальное положение. Не менее надежны были и вспомогательные войска, составленные из провинциалов, — людей, мало романизированных, а порой и вовсе еще не затронутых греческой или римской культурой. По окончании срока службы их ждало римское гражданство, а это уже было немало; неудивительно, что для таких людей политические вопросы и цели просто не существовали.[2]

Главное же было в том, что армия составлялась из населения всей империи и включала в себя все сословия: сенаторов и всадников, римских граждан Италии и провинций, романизированных и эллинизированных жителей западных и восточных провинций, горожан и деревенских людей, и наконец, представителей бесчисленных племен и народов, еще не прикоснувшихся к античной городской культуре. Таким образом, армия как зеркало отражала настроения народа. К тому же римские граждане издавна привыкли повиноваться государству. А государство воплощал в своем лице Август, законно признанный в качестве его главы как сенатом, так и римским народом. Поэтому повиноваться Августу было прямым долгом всякого лояльного римского гражданина и уж тем более — всякого представителя союзнических городов и провинций. Август несомненно пользовался величайшей популярностью у всего народа империи, если только можно обозначить этим современным понятием то полурелигиозное поклонение, с которым римляне относились к своему новому властителю. Для них он действительно был полубогом, высшим существом, спасителем, врачующим раны и дарующим мир и благосостояние. Пускай окончание гражданской войны объясняется многими причинами и, в частности, всеобщей усталостью населения, однако нельзя отрицать и того, что сама личность Августа во многом способствовала тому, что эта война больше не могла вспыхнуть. И даже если стать на отличную от моей точку зрения, будто роль Августа сводится лишь к тому, что он пожинал плоды деятельности своих предшественников, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что в глазах всего населения империи восстановление мира и благоденствия было связано с личностью Августа.

На мой взгляд, современные ученые неправильно расценивают творчество поэтов эпохи Августа как «пропаганду». Но даже если признать, что Вергилий и Гораций творили с оглядкой на пожелания Мецената и Августа и соглашались распространять и восхвалять идеи и замыслы своих покровителей по их указке (должен заметить, что мне такой подход представляется слишком упрощенным), то приходится все же признать, что их пропаганда была весьма успешной, — об этом свидетельствует их популярность во всем римском мире. Но успешной пропаганда может быть только тогда, когда она находит связь с массами и отражает их настроения. Поэтому можно с уверенностью сказать, что идеи, встречаемые нами у Вергилия и Горация, выражали мысли и чаяния многих тысяч людей, которые, как и Гораций (хотя для него, в отличие от них, эта вера была всего лишь поэтической метафорой), видели в Августе одного из великих богов: Меркурия, Аполлона или Геркулеса, явившегося (ἐπιφανής) на землю в качестве небесного посланника, спасителя великой Священной Римской империи.

Другая форма «пропаганды» представлена великолепными памятниками, воздвигнутыми сенатом, римским народом и отдельными частными лицами в честь Августа. Глядя на эти монументы, люди не столько восхищались их великолепием, сколько воспринимали выраженные в них образным языком мысли, а они выражали то же, что и поэты, и, главное, все чувствовали, что эти памятники не лгут. В качестве одного из многочисленных примеров можно привести алтарь рода Августа (gens Augusta), недавно обнаруженный в домашнем святилище одного римского гражданина в Карфагене. Вероятно, в этом случае речь идет о повторении какого-то столичного образца. На одном из рельефов, украшающих алтарь, изображена могучая богиня Рома, сидящая на груде оружия. Левой рукой она оперлась на щит, в вытянутой вперед правой руке она держит колонну с клипеем (clipeus) — круглым щитом, поднесенным Августу от имени сената и народа; он украшал его дом на Палатине. Щит только что вручила богине слетевшая с небес Виктория. Перед богиней установлен алтарь, на котором лежит рог изобилия (cornu copiae) с жезлом Меркурия (caduceus), а перед ними находится изображение земного шара (orbis terrarum).

Этот алтарь — воистину прекрасное и совершенно правдивое изображение Рима времен Августа, великой империи, созданной его рукой. Величественная фигура Ромы изображена в спокойной позе, она отдыхает. Война закончилась, и Рим вышел из нее победителем; оружие и доспехи больше не нужны, их назначение — служить надежной опорой, на которой зиждется здание римского могущества. Вернулись мирные времена. Рома с гордостью смотрит на символы своего имперского могущества: символизируемые алтарем основы — Благочестие и Религию (pietas) на них покоится благоденствие мира, иносказательный образ которого дан в изображениях рога изобилия, кадуцея и земного шара.

Те же идеи выражены в классических скульптурах алтаря Мира (Аrа Pacis) на Марсовом поле в Риме, в которых дышит истинно римский дух. В особенности это относится к идиллическим сценам: на них изображена Мать Земля в окружении стихий, — символ созидательных сил природы, которые под покровительством Августа снова приносят человеку свои дары.[3]

До сих пор мы говорили об общем настроении в империи, однако это вовсе не означало, что там царило полное единодушие. Были, конечно, и несогласные, причем в основном они встречались в радах сенаторов. От этих завзятых рационалистов — стоиков и эпикурейцев — невозможно было ожидать, чтобы они поверили в божественную природу Августа и почитали его как сына божественного Юлия. Для них он был таким же человеком, как они; он отличался от прочих только тем, что добился большего успеха. Одни ненавидели Августа за то, что он положил конец безраздельной власти сената, другие не любили его по личным причинам, третьих мучила зависть и они считали, что имели такое же право стоять во главе государства и быть принцепсами (principes). Этим объясняются не так уж редко затевавшиеся заговоры против Августа и покушения на его жизнь. Однако позиция сенаторов не имела никакого значения. К тому же большинство сената и сенаторского сословия было радо, что наконец наступил мир, и, вместо того чтобы демонстрировать образцы республиканских убеждений, гораздо больше усердствовало в изъявлении униженного низкопоклонства.

В провинциях тоже время от времени случались происшествия, доказывавшие, что Август никогда не чувствовал себя вполне уверенно и надежно и что он сам и наместники провинций старались принимать соответствующие меры. Одно из таких происшествий — само по себе, конечно, малозначительное — приключилось в 7—6 гг. до Р. Х., или незадолго до этого времени, в Кирене.[4]

Однако очевидно, что Август и наместник провинции отнеслись к этому случаю с чрезмерной обеспокоенностью. Поскольку армия, в которой как в зеркале отражалось настроение народа, хранила спокойствие, Август, несмотря на латентное сопротивление со стороны политических структур римского государства, получил возможность проводить свои реформы, на пути которых ни разу не встал угрожающий призрак новой гражданской войны. Исполнить данные римским гражданам обещания означало для Августа не только обязательство сохранить их политические привилегии, но, самое главное, не допустить ухудшения их социального и экономического статуса, а также реально увеличить те преимущества, которыми они обладали перед другими классами населения Римской империи. Тут, как и во всем остальном, возлагаемые на Августа ожидания на деле не означали реставрацию стародавних, изживших себя условий, а предполагали закрепление тех явлений, порожденных, как правило, эпохой гражданских войн, которые он застал в экономической и социальной жизни империи.

Во время этих войн классовые различия, существовавшие в римском обществе, отнюдь не исчезли. Сословие сенаторов оставалось замкнутым, как и прежде. Всадники осознали свое исключительное значение для государства и на всех, кто не принадлежал к их сословию и был ниже их по имущественному положению, смотрели как на существа низшего порядка. Та же иерархия существовала и в италийских городах. Члены муниципальных сенатов, отчасти принадлежавшие к сословию всадников, составляли там высший слой общества, сенатскую знать. Рядом с ними, однако ступенью ниже, стояла большая группа зажиточной буржуазии, частично представленная даже вольноотпущенниками. Границы между этими группами верхнего слоя строго соблюдались как в Риме, так и в сельских городках. Среди сенаторов принадлежащими к «нобилитету» считались только патриции и те, кто мог назвать среди своих предков хотя бы одного консула. В глазах этих нобилей все прочие были не более чем парвеню. Римские всадники, которым удавалось проникнуть сквозь непробиваемую стену, воздвигаемую сенаторами, считались «новоявленными», выскочками. Столичные сенаторы и всадники посмеивались над неотесанностью муниципальных гранд-сеньоров. Те в свой черед считали своим правом презирать богатых вольноотпущенников. Отдельно от этой верхушки, не соприкасаясь с ней, существовали низшие классы свободного населения: широкие массы крестьянства, свободные ремесленники, полусвободные арендаторы и рабочие. В среде низших классов горожане с некоторым высокомерием посматривали на сельских жителей, называемых pagani или rustici. А на дальнем плане, составляя общий фон этой картины, маячила огромная армия рабов — слуг, ремесленников, землепашцев, рудокопов, матросов и т. д. Мы говорим здесь не о провинции, а о социальном расслоении римского гражданского общества в Италии.

Август не помышлял о том, чтобы вносить изменения в эти сложившиеся условия, он принял их как данность. Его деятельность была направлена на то, чтобы еще резче обозначить сословные границы, углубить пропасть, разделявшую отдельные слои населения, и указать каждому сословию его место в государственной жизни. Для того чтобы римские граждане сохраняли господствующее положение в стране, каждая отдельная группа должна была выполнять свою особую задачу в деле управления империей. Все, что было сделано Августом в этой области, хорошо известно, так что здесь можно обойтись без подробностей. Сословие сенаторов поставляло государству членов верховного совета империи (сената), чиновников для города Рима, наместников большинства провинций, которые либо назначались сенатом, либо — в тех провинциях, которые находились в непосредственном подчинении императора, — становились представителями императора; из этого же сословия выходили полководцы и большинство офицеров гражданского войска. Сословие всадников давало присяжных римских судов, некоторую часть провинциальных наместников, командиров военного флота и городских воинских частей, офицеров вспомогательных частей, в известных пределах командующих легионами, и, наконец, пополняло постоянно увеличивающуюся армию гражданских чиновников, находящихся на службе у императора. Население италийских городов, за исключением аристократии, принадлежавшей в основном к сословию всадников, должно было обеспечивать государство хорошими солдатами для службы в преторианской гвардии и в легионах, а также младшими офицерами гвардии, легионов и вспомогательных частей. Из вольноотпущенников набирались экипажи кораблей и составлялись команды для римской пожарной службы. Наконец, привилегированный слой императорских рабов и вольноотпущенников работал в конторах и административных центрах, ведавших управлением императорского имущества, разветвленное хозяйство которого было разбросано по всей империи.

Это разграничение различных классов не было чем-то новым, оно было наследием поздних времен республики, их отличительные признаки были чисто материального свойства. До известной степени играло роль происхождение, но главными были материальная обеспеченность, большее или меньшее состояние, четко ограниченный ценз. Степень образованности не имела значения. Само собой подразумевалось, что высшие сословия в этом отношении отличаются от широких масс населения. Единственный род образования, которого государство требовало от молодых людей знатного происхождения и вообще от свободной молодежи столицы и италийских городов, заключался в определенной физической и воинской подготовке. Поскольку переход в высший класс фактически зависел от императора, то одним из главных требований были верноподданнические убеждения.[5]

Так обстояло дело в Италии. Все то, что там происходило, означало закрепление и легализацию условий, которые господствовали уже во времена гражданских войн. Ту же политику Август проводил и в провинциях. Не было предпринято никаких серьезных шагов для того, чтобы предоставить им возможность участвовать в государственном управлении. Провинции оставались, как и прежде, сельскими имениями римского народа. Провинциалам по-прежнему было так же трудно получить римское гражданство. В этом отношении Август вел более реакционную политику, чем Помпей, Цезарь и Антоний. Мало что делалось и для того, чтобы дать провинциальным городам возможность обрести более высокий муниципально-правовой статус, т. е. уравнять их в правовом отношении с италийскими городами и теми провинциальными городами, которые уже получили такие права. Единственное достойное упоминания исключение составляла Сицилия, старейшая провинция Римской империи, которая, как и долина реки По, в сущности была частью Италии. Прогрессивные изменения, произошедшие в этой области при правлении Августа после окончания гражданских войн, были весьма незначительны. Все, что он сделал, было осуществлено в период волнений, связанных с гражданской войной, и непосредственно после ее окончания.[6]

И тем не менее именно провинции, и в первую очередь восточные, испытали благотворные последствия нового режима. Не меняя систему провинциальной администрации, Августу удалось значительно улучшить там практику управления. Во главе провинций по-прежнему стояли представители сенаторского сословия. Они управляли от имени императора или под его постоянным контролем. Но господству сенаторского сословия как такового наступил конец, и одновременно улучшились и стали более гуманными методы управления. С окончанием гражданских войн прекратились реквизиции и контрибуции, а вместе с ними кончилось господство римских ростовщиков. Постепенно вводилось прямое налогообложение, и тем самым утратила свою привлекательность система откупа налоговых сборов. Римские компании по сбору налогов понемногу отмирали; их место заняли — например, в деле взимания введенных Августом налогов, которые должны были платить только римские граждане, — правительственные служащие, непосредственно имевшие дело с налогоплательщиками. Налоги не были снижены. Для некоторых групп населения они даже повысились. Но улучшенная система сбора налогов уже очень много значила для провинций.[7] К тому же жители провинций знали, что они всегда могут лично или через представителей своих городов, ежегодно собиравшихся для торжественного отправления обрядов, связанных с культом императора, обратиться с жалобами к императору или сенату, которые будут благосклонно выслушаны, и вынесенное решение будет исполнено скорее и лучше, чем это бывало прежде.[8] В случае же конфликта с наместником представительский орган провинции всегда мог обратиться к самому императору. И еще одно обстоятельство имело немаловажное значение: провинциалы отлично знали, что обо всем, что происходит в провинциях, император осведомлен через своих прокураторов, которые в качестве уполномоченных следили за соблюдением его финансовых интересов в сенатских провинциях, а в остальных — занимались сбором налогов.[9]

Во всем, что относилось к внутренним делам, города восточных провинций — за исключением городов Египта — сохранили прежнюю независимость; вернее, получили такую независимость, какой никогда не знали раньше. Август не пытался вносить какие-либо изменения в социальные условия этих провинций, которые представляли собой не что иное, как комплексы греческих и эллинистических городов. Городская администрация с ее чиновниками и советом (βουλή) была настолько хорошим средством для осуществления связи с населением, что всякое вмешательство в естественный ход развития было бы неразумным шагом.

Во времена Августа города греческого Востока даже не помышляли о том, чтобы восстановить былую свободу городов-государств. Они смирились с тем, что времена их политической свободы навсегда миновали, и были рады уже тому, что им было оставлено местное самоуправление. Римское правительство, со своей стороны, желало, чтобы в городах царил мир и порядок. Эпоха социальных и политических революций закончилась. Лучшей гарантией сохранения устойчивых условий в городе было верховенство в нем богатейших граждан. Поддержка этого социального слоя стала традиционной политикой римлян с момента их первого проникновения на Восток, и Август продолжил эту политику.

Единственное новшество, если так можно назвать эту особенность политики Августа в отношении восточных провинций, заключалось в том, что он дал новый толчок к дальнейшему развитию тенденции, начало которой было положено эллинистическими правителями и которая состояла в ускоренном превращении сугубо негородских территорий в настоящие города-государства. На всем Востоке Август в противовес политике сената неуклонно проводил политическую линию Помпея, Цезаря и Антония, создавая из деревень, сел и храмовых земель новые города-государства. Римская империя шла по пути превращения в федерацию самоуправляющихся городов.[10] Исключение было сделано только для Египта, чья древнейшая организация не имела ничего общего со структурой греческого полиса.[11]

В качестве блестящего подтверждения всего, что было здесь сказано о деятельности Августа, относящейся к Востоку, можно воспользоваться двумя из пяти эдиктов Августа (первым и четвертым, ср. также третий), которые недавно были обнаружены в Кирене (см. прим. 5 и 6а). Эти документы посвящены различным проблемам, имевшим важное значение в жизни города, — в частности, сложному вопросу взаимоотношений между живущими в городе римскими гражданами и греками, из которых далеко не все были гражданами города Кирены или городов Пентаполя. За немногочисленными римскими гражданами, проживавшими в Кирене, часть которых была по своему происхождению греками, — кстати, не слишком зажиточными, — сохранялись обычные привилегии. Однако небольшие модификации внесли заметное облегчение в положение греков; в первую очередь речь идет об организации судов и о вопросе муниципальных литургий и налогов. Важным был вопрос о привилегиях новых римских граждан греческого происхождения; очевидно, здесь имеются в виду те, кто получил римское гражданство при Помпее, Цезаре, Антонии и самом Августе, когда оно было предоставлено всем в массовом порядке. Август принимает решение рассматривать их как особый класс римских граждан, обладающий ограниченными правами. В отношении налогообложения и литургий они оставались теми, кем были по сути дела, — членами греческой общины, за исключением тех, кому был предоставлен индивидуальный иммунитет (immunitas), однако эта привилегия распространялась только на уже существующее имущество, не затрагивая того имущества, которое могло быть приобретено в дальнейшем (см. прим. 5).

Принципиально такую же политику проводил Август и в отношении Запада: Испании, Галлии и Африки. Не довольствуясь устройством новых гражданских колоний, он стремился способствовать развитию городов на землях кельтских народов Галлии и Испании и возрождать их на территории прежнего карфагенского государства в Африке. Для подробного освещения этого предмета потребовалось бы слишком большое отступление. Читателю и без того должно быть ясно, какое огромное значение для будущего западных провинций должна была иметь политика, направленная на то, чтобы создать условия для беспрепятственного развития урбанизации социальной и экономической жизни. Ведущий класс новых городов составляли, конечно, богатые граждане, энергичные поборники нового римского режима.[12]

Перемены, совершенно преобразившие многие области империи, стали возможны главным образом вследствие этой политики. В Малой Азии и Сирии изменения были менее заметны, поскольку здесь, как уже упоминалось, процесс превращения племен, деревень и храмовых земель в города-государства начался еще при Александре Великом, а может быть, и еще раньше. Зато в западных провинциях начавшиеся изменения были очень заметны. Кельтские города, построенные на возвышенностях и в горах, выполнявшие роль крепостей и центров ярмарочной торговли, постепенно приходили в упадок. Господствующая аристократия кельтских племен селилась на равнинах, поблизости от больших рек Франции и Испании. Здесь она строила свои дома и необходимые общественные здания. В новые населенные центры потянулись купцы, ремесленники и корабельщики. Так стали возникать настоящие города. В Африке вступил в пору нового расцвета вновь отстроенный Карфаген. Оживились старинные финикийские приморские общины. Смешанные пунийско-берберские общины плодородных африканских и нумидийских равнин, кое-где включавшие в себя отдельные группы римских эмигрантов, оправившись от разрушительных последствий гражданских войн, возобновляли свою экономическую деятельность. Под защитой римских солдат на юге, востоке и западе осваивались для житья новые места, и эти поселения быстро превращались в настоящие города. В Африке и других краях — на Рейне, Дунае и в Испании— вдоль военных дорог рядом с укрепленными лагерями легионов и вспомогательных войск появлялись словно выросшие из-под земли обширные поселки — ряды лавок и жилых домов, так называемые саnаbае, образуя ядро будущих городов. Отслужившие свой срок солдаты пополняли собой их население или, получив землю, отведенную для целой группы бывших служак, селились на ней и строили город.

Вот так благодаря сознательным усилиям своего государя Римская империя постепенно превращалась в единую область связанных между собой городов-государств. Роль Августа — это не только роль вождя римских граждан Рима, Италии и провинций, это и роль вождя всех городских, т. е. цивилизованных, элементов империи, на которые он уверенно полагался. Убедительным подтверждением этого факта может служить состав римской императорской гвардии и легионов Римской империи. В них были представлены граждане Рима, а также городское население империи, хотя, разумеется, первые составляли преобладающую часть. Негородские элементы, племена и деревни, присоединенные к городам, должны были взять на себя подчиненную роль в жизни имперского организма. Им надлежало работать и повиноваться, они не были свободными в античном смысле этого слова.

Обратимся теперь к экономической политике Августа. Основные его усилия были направлены на восстановление обещанного мира и благоденствия, и он самым успешным образом справился с этой задачей. Но при этом нельзя забывать, что Август был вынужден считаться с существующими фактами: традициями римского прошлого, гордыми воспоминаниями о славных завоеваниях и желаниями большинства римских граждан. Они хотели мира, но мира почетного. Для римлянина это означало дальнейшее продвижение по пути завоеваний и расширения римских владений. Нужно учесть, что Август и сам был римским аристократом и что для него, как и для всех выдающихся деятелей Рима, вершиной всех достижений, к которым только может стремиться человек, была воинская слава и воинские лавры, победы и триумфы. При этом здание Римской империи было еще далеко не достроено. Август был приемным сыном Цезаря, а все знали, что у Цезаря были две главные цели: во-первых, укрепить власть Рима на севере и северо-востоке, а во-вторых — восстановить честь Рима, запятнанную на востоке и юго-востоке поражением Красса и половинчатыми успехами Антония.

В оправдание внешней политики Августа достаточно будет нескольких слов. Время его правления было таким, когда нельзя было почивать в праздности. Обеспечения надежного мира невозможно было достигнуть с помощью пассивно-оборонительной политики, здесь требовалась политика неутомимых и энергичных усилий в военной области. Основная проблема заключалась в необходимости правильно определить и утвердить такие границы империи, которые могли бы обеспечивать устойчивость и безопасность для дальнейшего мирного существования.[13] Благодаря усилиям самого Августа, его друга и соправителя Агриппы и его пасынков Тиберия и Друза было достигнуто полное умиротворение альпийских областей, Галлии и Испании. Завоевание Британии было на некоторое время отложено, для того чтобы серьезнее взяться за разрешение сложной задачи по укреплению северных и северо-восточных рубежей империи вдоль Дуная и Рейна. Задачу эту удалось выполнить лишь частично, когда после долгих и кровопролитных боев в Паннонии и Далмации было достигнуто умиротворение в землях, лежащих к югу от Дуная. Другая цель — продвижение римской границы до берегов Эльбы — так и не была достигнута. Поражение Вара в Германии — чувствительный, хотя и несокрушительный удар — заставило Августа отказаться от намерения сделать Германию римской провинцией. Напомним, что это поражение случилось во второй половине правления Августа, когда он уже был стариком. Решающий шаг в отношениях между Римом и Германией предстояло сделать не Августу, а его пасынку и преемнику Тиберию.

На Востоке не предпринималось никаких значительных действий для того, чтобы военными победами изгладить из памяти позор поражения, которое потерпел Красе от парфян. Для успокоения общественного мнения парфянам пригрозили серьезной войной, и те согласились вернуть римлянам захваченные в бою значки легионов. С той же целью была предпринята экспедиция против Армении под командованием внука Августа — Гая Цезаря. Основными факторами в деле расширения и укрепления римского влияния на Востоке были дипломатия и торговля. Однако за ними стояла сильная армия и готовность к энергичным военным действиям. Такую же политику Август проводил в Египте, Аравии и Северной Африке. Аравийская экспедиция Элия Галла принесла неполный успех, но, по крайней мере, она обеспечила римским купцам надежные гавани на пути из Египта в Индию.[14]

Все это обеспечило Римской империи длительный мир. Великолепный алтарь Pax Augusta, воздвигнутый на Марсовом поле (Campus Martius) в ознаменование завоеванного Августом мира, был символом того, что мир победил войну и правление Августа отныне будет протекать под его знаком. Та же идея выражалась в повторявшемся несколько раз торжественном закрытии храма Януса и в играх, прославляющих «золотой век», наступивший в цивилизованном мире при Августе. Богиня Рома могла теперь отдохнуть, опираясь на груду оружия, которое в руках Благочестия сослужило свою службу, защитив мир и благоденствие.

Вряд ли нужно долго объяснять, что создание мирной обстановки на суше и на море сыграло важнейшую роль в экономической жизни страны. Впервые после длившихся веками нескончаемых войн цивилизованный мир мог наслаждаться благами по-настоящему мирного существования. Извечная мечта великих мыслителей Древнего мира наконец-то осуществилась. Поэтому нет ничего удивительного в том, что повсюду в империи начался блистательный подъем экономики. Казалось, словно вернулись лучшие времена эллинизма, правда с единственным отличием: теперь вместо многочисленных соперничающих друг с другом самостоятельных государств, которые истощали свои ресурсы ради политических целей, весь культурный мир представлял собой единое большое государство, охватывающее все царства эллинистического мира. Соперничавшие друг с другом государства ушли со сцены, оставив лишь чисто экономическую конкуренцию, которая развернулась в свободных условиях, не ограничиваемых препятствиями политического характера.

В эту экономическую конкуренцию не вмешивались ни римское государство, ни римский император, предоставив экономике развиваться по ее собственным законам. Единственное ограничение торговли составляли пошлины, взимаемые на границах каждой провинции, но и они были не очень велики. Какой величины налог взимался государством с промышленности и сельского хозяйства, нам неизвестно. Но, например, налоговая ставка, которую должен был выплатить римский гражданин при получении наследства или отпуская на волю своего раба, составляла в обоих случаях пять процентов; первая ставка была введена Августом, вторая — им реорганизована, и нельзя сказать, чтобы эта ставка была чрезмерно высокой. Нужно, конечно, учитывать, что кроме государственных существовали еще и муниципальные налоги, о которых нам мало что известно. Однако растущее благосостояние италийских и провинциальных городов доказывает, что это налогообложение было не настолько высоким, чтобы стать препятствием для развития частного предпринимательства и экономической деятельности. Эпоха Августа и его непосредственных преемников была временем почти полной свободы торговли, когда существовали самые благоприятные условия для частного предпринимательства. Ни при Августе, ни при его преемниках Рим не обращался к той политике, которую проводили некоторые эллинистические государства, в частности Египет, и которая была направлена на огосударствление промышленности и торговли, чтобы по возможности сделать их монополией государства, олицетворяемого царем. Повсюду предприятия оставались в частных руках. Даже в Египте — классической стране государственной экономики с ее сложной системой государственного вмешательства во все отрасли хозяйства, которая после победы Августа над Антонием и Клеопатрой находилась в непосредственном подчинении императора и управлялась его администрацией, — были произведены некоторые изменения, нацеленные на то, чтобы уменьшить давление государственного контроля. Так, например, Август поддерживал распространение в Египте частного землевладения, пользовавшегося теми же гарантиями со стороны государства, что и в других провинциях. В Египте появились многочисленные, хорошо поставленные как довольно крупные, так и мелкие имения, принадлежавшие частным владельцам, главным образом римским ветеранам.[15]

Судя по всему преобладающую роль в экономической жизни империи сохранили за собой крупные капиталисты времен республики; отчасти они принадлежали к сословию сенаторов, отчасти — к всадникам, однако значительный процент среди них составляли бывшие рабы, ставшие вольноотпущенниками. Одним из этих капиталистов, причем самым богатым из всех, был император. В отличие от эллинистических монархов, которые отождествляли свое достояние с государственным, распространяя свое право собственности на всю страну целиком со всеми ее источниками доходов, Август, подобно другим денежным магнатам своего времени, управлял своим гигантским личном состоянием с помощью своих рабов и вольноотпущенников. Однако он при всем желании не мог четко разграничить свое личное состояние и деньги, которые получал как высшее должностное лицо римской республики, как правитель многих провинций и как властитель Египта, где он выступал в качестве непосредственного преемника Птолемеев. Его семейная, или домашняя, казна (area) очень скоро безнадежно перемешалась со служебной (fiscus), так что самым простым выходом оказалось ввести для их управления одинаковый порядок и передать их в одно ведомство. Таким образом, рабы, принадлежавшие императорскому дому, его личные секретари и в особенности его главный счетовод (a rationibus) объединяли в своих руках финансовый надзор за ведением хозяйственных дел императора с надзором за бюджетом Египта и других провинций.

Для того чтобы снять с себя обязанности, связанные с управлением финансами императорских провинций, в которых размещалась основная часть римской армии, сенат предпочел передать их в ведение императора, предоставив ему полную свободу в деле взимания налогов и использования денежных поступлений. Вполне вероятно, что некоторые провинции — например, Галлия с ее рейнской границей, придунайские провинции с границей, проходящей по Дунаю, и Сирия, где граница проходила по Евфрату, — требовали таких расходов, которые не покрывались получаемыми оттуда поступлениями, и что управление их финансами, включая расходы на армию, приносило постоянный дефицит; в таких случаях он восполнялся из средств личной кассы императора.

Так, силой обстоятельств, благодаря громадности приобретенного во время гражданских войн личного состояния, которое скопилось в руках императора, в Римской империи сложилась ситуация, сильно напоминающая эллинистические монархии. Чем больше денег император тратил на общественные нужды — на продовольственное обеспечение пролетариата и его развлечения, на превращение Рима в столицу мировой империи, на регулирование русла Тибра, на строительство новых военных дорог по всей империи, — тем труднее становилось отделить его личные доходы от государственных. Однако это не означало, что состояние императора растворилось в государственных финансах; напротив, император приобрел право распоряжаться государственными доходами, как своими собственными. Эту практику подхватили затем Тиберий и его преемники, у которых постепенно вошло в привычку относиться к государственным доходам как к своим собственным и распоряжаться ими по своему усмотрению.[16]

Император был не единственным человеком в Риме, располагавшим огромным состоянием. Мы не знаем точного числа старинных знатных семей, которым в бурях гражданской войны удалось сохранить свое богатство. Август часто оказывал материальную поддержку обедневшим знатным семьям; из этого следует, что многие из них были полностью разорены и целиком зависели от милости императора. Однако мы знаем также, что самыми богатыми среди римских аристократов были те, кто составлял ближайшее окружение Августа: члены его семьи и его личные друзья, такие как Агриппа и Меценат. Можно с уверенностью предположить, что многие не столь знаменитые люди, на деле доказавшие свою приверженность Августу, также были обладателями больших и постоянно увеличивающихся состояний, которыми они были обязаны своей близостью к Августу.[17]

Однако, несмотря на то что этот класс нуворишей представлял собой характерную черту наступившей эпохи, решающая роль в экономической жизни принадлежала все-таки не ему. Фавориты императора были не так уж многочисленны и жили они, скорее всего, за счет своих доходов; те же люди, которые увеличивали свое состояние, делали это такими же способами, какими пользовались наиболее энергичные и предприимчивые коммерсанты, первыми сумевшие извлечь выгоду из восстановления мира и порядка. Эти люди не ограничивали свою коммерческую деятельность пределами города Рима; большинство из них жили не в Риме, а в италийских городах и провинциях. Из них составилась та буржуазия, о которой шла речь в первой главе; этот новый класс начал складываться в Италии и на Западе во II—I вв. до Р. Х. и во время гражданской войны не понес такого урона, как высшая римская аристократия — сословие сенаторов и верхушка сословия всадников. Как только установился мир, эти люди развернули широкомасштабную коммерческую деятельность, в большинстве случаев несомненно успешную.

Типичным представителем этого сословия можно считать вольноотпущенника Тримальхиона — богатого торговца, живущего в одном из городов Южной Италии на доходы от ренты, образ которого так правдоподобно изображен у Петрония. Коммерческая активность этого дельца наверняка пришлась на эпоху Августа. Петроний изображает его уже в старости, отошедшим от дел. Сначала он был рабом, любимцем своего господина, который оставил ему в наследство большое состояние. Тримальхион вложил эти деньги в торговлю, в частности в оптовую торговлю вином. Под старость он доживает свои дни в прекрасном доме в Кампании на доходы от своих больших сельских имений и проценты, которые получает, давая под надежный залог денежные ссуды.[18] Образ Тримальхиона типичен для того времени. Характерно, что он живет не в Риме, а в Кампании: далее мы увидим, что в ту пору там было легче сколотить большое состояние, чем в Риме. Характерно также, что Тримальхион начинал свою деятельность с торговли, затем занялся сельским хозяйством и денежными операциями; возможно, в том, что он является вольноотпущенником, тоже отражена типичная черта его сословия, хотя я скорее склоняюсь к тому, что Петроний сделал его вольноотпущенником для того, чтобы ярче изобразить вульгарность нуворишей. Я нисколько не сомневаюсь в том, что среди граждан кампанских городов, например Помпей, было немало таких, которые хоть и родились свободными и, вероятно, получили кое-какое образование, однако в том, что касается их деловой карьеры, ничем не отличались от Тримальхиона. Эти господа были владельцами больших роскошных домов и вилл, выстроенных в Помпеях, Стабиях и Геркулануме в эпоху Августа, когда в декоративной живописи господствовал такой благородный, свежий и высокохудожественный стиль; хозяева домов, чьи стены украшены росписью Второго и Третьего стиля, наверняка были хорошо образованными людьми и в то же время удачливыми дельцами с хорошими доходами.

Мы имеем четкое представление о составе главенствующего класса в Помпеях времен Августа. По большей части это были потомки ветеранов Суллы, отчасти — представители старинной самнитской аристократии города, и среди них имелось лишь очень небольшое число вольноотпущенников.[19] То же самое относится к таким сравнительно большим городам, как Путеолы, а также к городам эллинистического Востока.[20] Я убежден, что во времена Августа в Италии и провинциях экономическая жизнь била ключом. Буржуазия той эпохи не предавалась праздности, а мечта о том, чтобы стать рантье, была среди ее представителей такой же распространенной, как и в наши дни.

Лучшее этому доказательство представляют собой руины италийских городов. Уже в I в. до Р. Х. в жизни городов все складывалось неплохо, хотя некоторые из них сильно пострадали в ходе гражданских войн. Однако настоящее благосостояние к ним пришло при Августе. Достаточно беглого взгляда на развалины италийских городов, особенно тех, что находились в Средней и Северной Италии, чтобы увидеть, что именно в этот период они приняли свой окончательный облик и что тогда же были построены их красивейшие и важнейшие здания. Я говорю не о таких городах, как Турин или Суза и другие города Северной Италии, которые были основаны Августом, и не об Аквилее. Но если мы возьмем города Умбрии, сельскохозяйственные центры почти без всякой торговли и промышленности — Перузию, Ассизий, Гиспелл, Аквин и т. д. — или города Пицена и Этрурии и почитаем современные описания их руин, то увидим, что лучшие здания большей частью относятся к периоду правления Августа. Правда, построены они были не самим Августом. Август принимал участие в прокладке великолепной дорожной сети Италии, города же создавались буржуазией: как представителями старой муниципальной знати, так и новыми поселенцами, ветеранами гражданских войн. На протяжении I в. в них добавилось несколько новых построек. В некоторых городах и во II в. еще сохранялись неплохие условия, однако, как уже сказано, настоящим временем расцвета городов и создававшей их буржуазии, которая тогда еще состояла преимущественно из представителей свободных сословий, была эпоха Августа — период между 30 г. до Р. Х и 14 г. по Р. Х.[21]

Вторым доказательством может служить стремительное развитие экономической жизни при Августе. В качестве пояснения достаточно напомнить, о чем говорят современные источники. Все наши познания в основном ограничиваются Италией и теми условиями, которые сложились именно там. Неужели это простое совпадение? Разве это не доказывает, что как в экономическом, так и в политическом отношении Италия занимала ведущее положение? Восток только начинал медленно оправляться от потрясений, связанных с гражданскими войнами, западные провинции были еще слишком молоды, чтобы в них вдруг могла развернуться блестящая экономическая жизнь. Впрочем, на Востоке, как мы увидим далее, торговля и промышленность оживились быстрее, чем сельское хозяйство.

О том, что гражданские войны не оказали влияния на развитие сельского хозяйства в Италии, мы уже говорили выше. После их окончания аграрные отношения остались прежними, с той лишь разницей, что они стали стабильнее. В основных чертах положение сельского хозяйства не претерпело значительных изменений. Постоянно продолжалось образование новых крупных имений, причем в основном за счет крестьянских усадеб. Наряду с крупными хозяйствами несколько увеличилось значение средних и мелких хозяйств; этот процесс в значительной степени был связан с раздачей ветеранам земель конфискованных крупных имений. Общей чертой крупных и средних имений было то, что хозяйство в них велось на капиталистической основе, а их владельцы жили не в деревне, а в городах. К этому классу принадлежали почти все ветераны, получившие землю от Суллы, Помпея, Цезаря и Августа.

Как велось хозяйство в имении средней величины, показывает Гораций на примере своего сабинского имения. Свой «Сабинум» он получил в дар от Мецената и, следовательно, принадлежал к той же категории землевладельцев, что и ветераны революционных полководцев. Тщательное исследование И. Гревса,[22] посвященное изучению встречающихся у Горация разрозненных высказываний о «Сабинуме», доказывает, что имение было достаточно велико, чтобы обеспечить своему владельцу скромный доход. Гораций очень серьезно относился к своему имению и часть его превратил в образцовое, правильное хозяйство. Однако сам он никогда подолгу там не жил. Вместо себя он поставил управляющим надзирателя (vilicus) из числа рабов. Экономически имение распадалось на две части с различной формой хозяйствования: одну часть занимало образцовое хозяйство, обрабатываемое руками восьми рабов, другая же часть состояла из пяти парцелл, сдаваемых в аренду колонам, возможно прежним владельцам этой земли, которые теперь трудились на ней в качестве арендаторов. Образцовое хозяйство включало в себя, кроме виноградника, фруктового сада и огорода, главным образом хлебные поля. Луга и леса, входившие в имение, давали достаточно корма для многочисленных быков, овец, коз и свиней.

Несомненно, такие имения, как у Горация, владельцы которых жили в городе, были характерны для Средней Италии. Вероятно, эти средние по величине имения представляли для крестьян более опасных конкурентов, чем латифундии крупных землевладельцев. Несколько иначе обстояло дело в Южной Италии. Нам известно, как выглядел план имений на территории Помпей, Стабий и Геркуланума. Их остатки с достаточной полнотой были обнаружены в ходе систематических археологических раскопок. Бесспорно, большинство этих вилл принадлежало не к латифундиям. Если бы владельцы этих имений не собирались жить в своих имениях, они не устраивали бы там таких комфортабельных, а порой даже роскошных жилищ. Поэтому можно, во-первых, предположить, что большинство этих землевладельцев были жителями Помпей, Стабий и Геркуланума, а не сенаторами и всадниками, живущими в Риме. Насколько можно судить после тщательного изучения найденных остатков этих вилл, имения Кампании были более или менее схожи с «Сабинумом» Горация; к ним же принадлежали луга и леса на склонах Везувия. То, что они были сравнительно обширны, доказывают вместительные хранилища для масла и вина. Главным видом продукции, производимой этими хозяйствами, были вино и оливковое масло, несомненно предназначенные для продажи. Поскольку планы отдельных построек и их размещение в усадьбе очень близки к описаниям Варрона и Колумеллы, хозяйство там, по-видимому, велось по методам правильного земледелия, описанным в руководствах, с помощью рабского труда; навряд ли там оставалось место для колонов, как у Горация. Имения Кампании были полностью сложившимися капиталистическими хозяйствами, в которых не оставалось и следа былого крестьянского земледелия.[23]

Можно не сомневаться в том, что те части крупных земельных владений, которые использовались под виноградники и оливковые плантации, состояли из сравнительно мелких участков того же типа, какой мы встречаем среди помпейских раскопок. Латифундии Кампании наверняка представляли собой соединение множества fundi и множества отдельных вилл (villae). В Апулии, Калабрии, Этрурии, Сардинии и Африке латифундии, очевидно, представляли другую картину, если судить по намекам Горация, Тибулла и Проперция. Для этих поэтов самыми выдающимися приметами этих больших имений были толпы рабов, обилие волов и плугов, с помощью которых там обрабатывали землю. Поэтому в качестве центра такого имения можно представить себе господский дом, окруженный деревней, в которой живут рабы и поденщики.[24]

Постепенное убывание крестьянства, превращавшегося в своем большинстве в колонов на земле, принадлежащей крупным владельцам, было явлением, которое хорошо осознавали современники Августа. Старая Италия прекратила свое существование. Романтические натуры вроде Вергилия, Горация, Проперция и Тибулла оплакивали ее в своих произведениях. Но такое развитие вызывало тревогу не только у романтиков. Постепенное изменение сословного деления общества, возрастание в нем удельного веса рабов и вольноотпущенников, характерное для равнинных областей Северной и Средней Италии, прежде бывших оплотом италийского крестьянства, и деградация крестьян в колонов — все это были явления далеко не новые, но тем не менее достаточно серьезные, так как они знаменовали собой начало новой эпохи в истории этих земель. Из многих стихотворений Горация, в которых отчетливо слышится отзвук застольных бесед в домах Мецената и Августа, явствует, что во времена Августа тема исчезновения крестьянства часто обсуждалась в высших кругах общества.[25] Общественное мнение устами преданных патриотов римского государства выдвигало требование спасти крестьянство. Но мы нигде не встречаем сведений о реальном вмешательстве императора в сложившиеся условия территориального распределения земельной собственности в Италии. Жалобы поэтов на безнравственность современного общества и роскошества богачей созвучны некоторым законам Августа. Однако по окончании гражданских войн не было слышно ни звука о принятии аграрного закона. Несмотря на необходимость такого закона, его невозможно было опубликовать для всеобщего сведения, так как он слишком напоминал бы о методах, практиковавшихся в эпоху гражданских войн.

Наряду с сельским хозяйством главнейшим фактором экономической жизни раннего имперского периода была, конечно, торговля. После окончания гражданских войн перед населением империи открылись самые широкие возможности для коммерческой деятельности. Единство цивилизованного мира; его фактическое превращение в одно мировое государство; условия внутреннего и внешнего мира; полная безопасность мореплавания, обеспечиваемая римским флотом, который стал регулярным институтом; растущее число удобных мощеных дорог, проложенных ради военных целей, но служивших и для торговых связей; отказ государства от вмешательства в частные торговые сделки; постепенное освоение новых надежных рынков сбыта в Галлии, Испании и дунайских провинциях; умиротворение альпийских областей; восстановление Карфагена и Коринфа — эти и другие причины содействовали началу нового процветания и заметному оживлению торговли в империи.

Торговля с соседями и отдаленными странами, такими как Китай и Индия, не играла важной роли в экономике периода ранней империи. Эта отрасль торговли волновала воображение современников точно так же, как она волнует воображение ученых нашего времени, — и те и другие преувеличивают ее значение. Даже олово привозили тогда главным образом из Испании, а не из Британии. К тому же бронза, для изготовления которой требовалось олово, в период империи перестала играть важную роль, в отличие от эпохи эллинизма. Из Германии привозили янтарь, меха и рабов. Юг России все еще служил для Греции главным поставщиком хлеба и в некоторой мере источником пеньки, мехов, воска и, может быть, меда. С Урала поступало какое-то количество золота. Бедуины Сахары, возможно, экспортировали финики и многочисленных чернокожих рабов. Наиболее важной была торговля между Египтом и Центральной Африкой: главные виды товаров оттуда — слоновая кость, ценные породы дерева, золото, пряности. Сходной с этой была торговля с Аравией, куда Август направил специальную военную экспедицию, которая должна была обеспечить Риму безопасные гавани на южной оконечности полуострова. Главными предметами торговли, которые вывозились оттуда, были пряности, драгоценные камни и верблюды. Торговля предметами роскоши шла также между Индией и Египтом, между Индией, Китаем (шелк) и Сирией.

На Севере оплата купленных за границей товаров производилась почти исключительно в виде поставляемого в обмен на них оливкового масла, вина и мануфактурных товаров. С Востоком, без сомнения, расплачивались серебряными и золотыми монетами, как сказано у Плиния, но в большей степени — продукцией, производимой в империи, в первую очередь александрийскими товарами. В общем и целом внешняя торговля занималась почти исключительно предметами роскоши и не имела существенного значения для экономики империи.[26]

Гораздо важнее была торговля внутри империи, — торговля Италии с провинциями и провинций друг с другом.[27] Как и в эллинистические времена, главное место занимала торговля предметами повседневного спроса. Хлеб ввозили и вывозили в огромном количестве. Италия была не в состоянии обеспечить свою потребность из собственных ресурсов. То же относится, конечно, к Греции и греческим островам, за исключением Сицилии, хотя там, казалось бы, большой размах приняли виноградарство, производство оливкового масла и фруктов.[28] Многие приморские торговые и промышленные города предпочитали ввозить хлеб морским путем, чтобы избежать высоких затрат, связанных с сухопутной доставкой. Несомненно, ввозили и вывозили большое количество леса для строительства кораблей. Знаменитый корабль Катулла был построен из леса с горы Ида в Малой Азии. Не везде имелись в достаточном количестве воск, пенька, смола и деготь местного производства, а между тем они были необходимы во всех провинциях, где строились корабли для морского и речного судоходства. Италии требовались в большом количестве металлы, необходимые для чеканки денег, запасы собственных недр не могли удовлетворить ее потребность; по-видимому, так же обстояло дело в большинстве крупных и мелких центров металлообрабатывающей промышленности. Так, например, Капуя и Тарент в Южной Италии, Александрия в Египте и, может быть, города Малой Азии, Греции и некоторые города Галлии не имели близких источников сырья. Металлы добывали главным образом в Испании, Галлии и дунайских провинциях; рудники Востока, судя по всему, имели во времена империи меньшее значение. Почти всю серу добывали в рудниках Сицилии, она была необходима для всех винодельческих стран.

Торговля оливковым маслом и вином по-прежнему продолжала играть ведущую роль в экономике Италии, Греции и Малой Азии. Одним из крупнейших потребителей была, конечно, римская армия. Греция и Малая Азия обеспечивали вином и маслом восточные провинции Рима и страны на побережье Черного моря, в особенности Северное Причерноморье. Италия была главным поставщиком дунайских провинций, Германии, Британии и Африки, отчасти, вероятно, также Галлии и Испании.

Очень оживленно шел взаимный обмен мануфактурными товарами, — не предметами роскоши, а вещами, необходимыми в повседневной жизни. Египет оставался единственным центром по изготовлению льняной одежды и бумаги. Шерстяные материи в большом количестве вывозили из Малой Азии, Италии и Галлии. Италийские керамические изделия с красной глазурью безраздельно господствовали на рынке. Металлическая посуда из Капуи и Александрии была вне конкуренции. Производством стекла занимались Сирия, Александрия и, в первую очередь, Южная Италия. Одним из видов товаров, на которых специализировалась Италия, были глиняные лампы. Туалетные принадлежности из янтаря производили только в Аквилее; янтарь ввозили в Аквилею из Германии, и здесь из него изготавливали на экспорт изящные тонкие зеркальца, коробочки, флаконы и т. п. Мы не можем перечислить здесь все мелкие города Римской империи, славившиеся каждый каким-нибудь особым товаром, который большими партиями расходился по всей империи.

По сравнению с предметами повседневного потребления торговля предметами роскоши имела, как уже было сказано, меньшее значение, хотя многие наши источники, например книги поэтов эпохи Августа, больше всего вспоминают именно о ней, как только заводят речь о роскоши в римской жизни, а эта тема постоянно возникает в их творчестве. Однако тот факт, что италийские гурманы в любое время года без труда могли получить самые ранние овощи и плоды и иметь на своем столе изысканные деликатесы из дальних краев, свидетельствует о том, насколько интенсивной была в это время торговля. Заморские редкости не приходилось даже заказывать заранее. Специализированные лавки крупных торговцев всегда держали запас таких товаров.

В эпоху Августа Италия играла выдающуюся роль в торговле Римской империи, причем даже еще большую, чем это было в I в. до Р. Х. Причина заключалась не только в том, что Рим превратился в одного из крупнейших потребителей в мире. Италия в целом с ее многочисленными городами представляла собой богатый рынок сбыта для всего остального цивилизованного мира. Было бы очень полезно исследовать многочисленные объекты, найденные при археологических раскопках Помпей, с точки зрения их происхождения и отделить предметы местного производства от привозных, а затем установить, что из привозных предметов сделано в городах Италии, а что — в заморских провинциях. Вряд ли справедливо утверждение, будто бы Рим и Италия оплачивали свой импорт из налогов, собиравшихся в провинциях. Мы не располагаем статистическими данными, но наш материал, относящийся к промышленному производству Италии, свидетельствует о том, что большая часть импорта покрывалась соответствующим экспортом.

Главными предметами этого экспорта были вино и оливковое масло. Хозяйственная специализация Кампании, которая вся была занята виноградниками, и стремительное развитие виноградарства в Северной Италии, очевидно, находят свое объяснение в том, что италийские вина и италийское масло в больших объемах экспортировали в западные и северные провинции и даже в восточном направлении. Путеолы, как главный порт Южной Италии, и другие портовые города Кампании продавали вино и масло в огромных объемах, то же самое можно сказать об Аквилее на Севере. Здесь можно, кстати, напомнить о том, что Тримальхион нажил свое состояние на экспорте вина и что у него были связи с Африкой.[29] Кроме вина, Италия в большом количестве экспортировала на Запад мануфактурные товары. Выше уже говорилось о том, что керамика из Арреция и ранняя terra sigillata в течение некоторого времени держали первенство, завоевав мировой рынок от Британии на Севере до побережья Черного моря на Востоке. Капуанские металлические сосуды в большом количестве находят на всем пространстве вплоть до Кавказа и реки Камы.[30] Своеобразные фибулы-ауциссы, характерные для эпохи Августа, распространились по всем западным провинциям и встречаются даже на Черноморском побережье.[31] Лампы фабрики Фортиса, находившейся близ Мутины, в эпоху Августа выбрасывались на рынок в массовом количестве; их находят во всех частях империи; причем всегда находят оригинальные образцы, а не местные подделки. Изготовлявшиеся в Кампании стеклянные изделия, имитирующие сирийские образцы, в большом количестве обнаружены рядом с оригинальными сирийскими изделиями в южнорусских захоронениях, относящихся к началу I в. по Р. Х.[32] Можно ли, имея перед собой эти факты, утверждать, что производство товаров в Италии было слишком незначительным, чтобы покрывать стоимость импорта? Если за часть ввозимого зерна, за зверей, доставляемых для боев в цирке, за предметы роскоши и расточительные затеи императоров Рим и римское правительство действительно платили золотом и серебром, получаемым из Египта, Сирии, Галлии и Испании, то италийская буржуазия восстанавливала нарушенный баланс производимыми ею товарами, и большинство кораблей, привозивших товары из провинций, возвращалось из Италии с немалым грузом италийских товаров.

Несмотря на то что вино, оливковое масло, зерно и различные виды сырья, как, например, лес, металлы и т. п., играли большую роль в товарообмене между провинциями империи, тем не менее, отмечая ведущую роль торговли в эпоху Августа, нельзя, как мы уже видели, совсем сбрасывать со счетов достижения промышленности того времени. Среди стран Римской империи Италия, конечно, стояла на первом месте по развитию промышленности, а в самой Италии прежде всего выделялись Кампания и Этрурия. Материал по этой теме собрал Тэнни Фрэнк, так что мне нет надобности еще раз повторять то, что уже сказано в его двухтомном труде. Он продемонстрировал неуклонно растущее значение глазурованной красной керамики, которую в большом количестве производили в Этрурии для массового потребления и массового экспорта. Известны также знаменитые и высококачественные капуанские бронзовые и серебряные сосуды.[33] О массовом производстве ламп на фабрике Северной Италии речь шла выше. Остается лишь добавить, что во времена Августа города Кампании, следуя примеру Александрии и выступая в качестве ее конкурентов, развивали у себя новые отрасли промышленности, чьих следов там нельзя обнаружить в более ранние периоды; в первую очередь здесь следует назвать великолепные стеклянные изделия, в особенности цветные и украшенные рельефами кубки. Археологические находки на юге России показывают, что в этой области торговли Кампания почти полностью вытеснила Александрию и Сирию. Несомненно, в это же время города Кампании стали использовать свое превосходное оливковое масло, имевшееся там в изобилии, для производства благовоний, а также возродили старинное ремесло изготовления ювелирных изделий из золота, которое в эллинистический период процветало в Этрурии, а теперь перешло в Кампанию. Об этом еще будет идти речь в следующей главе. Еще важнее было быстрое развитие производства шерстяной одежды, в котором нашли применение тонкорунные сорта шерсти из Южной Италии.[34]

Однако не только Кампания и Этрурия участвовали в подъеме италийской промышленности при Августе. В это время Аквилея превратилась во вторые Путеолы и стала процветающим торговым и промышленным центром. Здесь уже упоминалось о коммерческой роли этого города, о его винной торговле с дунайскими областями и западным побережьем Адриатики. Колония римских ветеранов — деятельных и энергичных землевладельцев, которые очень скоро превратили свой город в цветущий виноградник и благодаря вывозу вина в дунайские земли стали очень богаты, — Аквилея быстро научилась пользоваться преимуществами своего географического положения для расширения торговых связей. Умиротворение Норика открыло для граждан Аквилеи доступ к железным рудникам этой земли. Благодаря винному экспорту в город поступало очень много янтаря. Превосходное качество песка и глины позволило Аквилее начать широкомасштабный экспорт (непривозных) стеклянных и глиняных изделий в дунайские земли, где они находили обширный рынок сбыта. Старинная бронзовая промышленность северо-запада Италии и богатые залежи меди и серебра в соседних рудниках Норика, Реции и Далмации способствовали оживлению производства бронзовых и серебряных изделий. Из железа стали изготовлять сельскохозяйственные орудия и оружие. Характерно упоминание ациария (aciarius), т.е. «сталекузнечного» мастера, в одной из надписей, найденных в городе. Когда близ Вируна было найдено золото, перед ювелирами, использовавшими в своей работе местные полудрагоценные камни, открылись новые перспективы. Так Аквилея из города виноградарей и купцов постепенно превратилась также в один из главных промышленных центров. В городском музее можно часами любоваться множеством оригинальных изделий из стекла, восхищаясь тонкой работой их мастеров; особенно хороши имитации резных камней и камей, а также кубки различной формы, многочисленные предметы из янтаря и железные орудия, замечательные образцы бронзовой и серебряной чеканки и великое множество золотых украшений. И особенно нужно отметить, что самые ранние экземпляры относятся к периоду правления Августа. Вне всякого сомнения, Аквилея заслужила прозвание «северных Путеол» еще во времена Августа, и таким развитием она, вероятно, была обязана заботам самого Августа и его родни, которая часто выбирала местом жительства этот город. Такие энергичные люди, как Барбии и Стации, наверняка сыграли роль зачинателей не только в торговле, но и в промышленности Аквилеи.[35]

Важное явление в развитии италийской промышленности представляет собой, кроме того, постепенная индустриализация жизни, захватившая не только такие города, как Путеолы и Аквилея, которые были крупными внешнеторговыми портами и стояли на пересечении важных торговых путей, но и менее значительные портовые городки и областные центры. Хорошим примером такого развития могут служить Помпеи. Этот город, давно уже бывший центром процветающей сельскохозяйственной деятельности, имевший также известное значение в качестве морского порта, обслуживавшего окрестные города, расположенные в стороне от морского побережья, со временем превратился в центр местной промышленности, продукция которой пользовалась спросом не только у себя дома, но и в соседних городках и окрестных усадьбах. Еще во времена Катона здесь производили некоторые сельскохозяйственные орудия. Затем начали возникать другие отрасли промышленности, которые получили развитие в период после правления Суллы и в особенности в эпоху Августа. Отчетливым признаком, свидетельствующим об индустриализации города, является появление нового типа построек — жилых домов, окруженных лавками. Эти лавки отчасти использовались самим домовладельцем, отчасти сдавались внаем ремесленникам и мелким торговцам. Одной из отраслей, на которых первоначально, очевидно, специализировались Помпеи, было производство шерстяных тканей и одежды, их окраска частично также производилась в городе. В дальнейшем мы увидим, как развивалась эта торговля и как город все больше превращался в промышленный центр. Здесь же достаточно только отметить, что начало этого процесса относится к периоду правления Августа. К этому же периоду, вероятно, относится появление или возрождение еще одного специфически помпейского продукта — знаменитого рыбного соуса, помпейского гарума (garum).

Форма организации помпейской промышленности, как она описывается Фрэнком, — сочетание мелкой фабрики и розничной лавки, — по-видимому, была типична для небольших промышленных и торговых центров местного значения, подобно тому как помпейский дом с атриумом и перистилем был в свое время типичен для сельского городка. Но раскопки, произведенные в Остии, показали, что уже в I в. по Р. Х. развился более современный тип дома, в котором сочетались жилые помещения и лавки, что говорит об изменившихся условиях, ставших похожими на те, что мы видим в наше время. Ведь и об экономической жизни Европы или Соединенных Штатов нельзя составить себе полное представление, если в Италии ограничивать свои наблюдения только магазинами в Фолиньо или Урбино, а в Соединенных Штатах — только теми, что можно видеть в Мэдисоне.[36]

К сожалению, материал о развитии крупных городов Италии и провинций во времена Августа очень скуден. Ни один из крупных торговых и промышленных центров не был раскопан археологами. Остия только еще начинает приоткрывать нам древние периоды своей жизни; в Путеолах, Неаполе и Бриндизи проведение широкомасштабных раскопок невозможно; в Аквилее имеются для этого более благоприятные условия, но работа еще находится в самом начале. То же самое относится и к провинциям, где также были центры, отмеченные новым расцветом промышленности. В Александрии никогда не прерывалось массовое производство для городских потребителей, для сбыта в Египет и для экспорта за границу. Но мы, можно сказать, ничего не знаем о промышленной организации этого города, а пока это положение не изменилось, мы должны признать, что наши знания об античной промышленности в целом ужасающе обрывочны и неполны. Работая над археологическими находками, сделанными на юге России, я пришел к выводу, что промышленность Александрии никогда раньше не знала такого расцвета, как в период после окончания гражданских войн. Александрия производила для всего цивилизованного мира бумагу, определенные сорта льняных тканей, благовония, изделия из стекла (особенно бусы) и слоновой кости, особый род произведений ювелирного искусства, большую часть серебряной посуды, которой пользовались во всем мире, и т. д. О попытках Кампании перенять некоторые из этих отраслей промышленности уже говорилось выше.[37]

На греческом Востоке промышленность развивалась не только в Александрии. В Сирии изобрели и усовершенствовали выдувание стекла, и в наиболее энергичных промышленных центрах Италии скоро началось подражание сирийским образцам. Сирийские ювелирные украшения и сирийский лен соперничали с александрийскими. В Малой Азии начался новый расцвет давно существовавшей там шерстяной промышленности. Но оттуда экспортировали не только шерстяные одеяла. Малая Азия особенно славилась изготовлением цветных тканей и одежд, а ее единственным конкурентом в этой области была Сирия. В Италии, правда, тоже изготовляли хорошие шерстяные ткани натурального цвета и отчасти производили их окраску (помпейские infectoresl); в других частях Римской империи эта отрасль, вероятно, тоже существовала как домашнее ремесло, обеспечивавшее членов семьи однотонной повседневной одеждой, однако я склонен предположить, что такую одежду покупали на рынке и в лавках и что в городских лавках можно было купить материи и одежду дешевой окраски. Однако в деле изготовления тонких цветных шерстяных и льняных тканей Египет, Малая Азия и Сирия, в сущности, не имели конкурентов. Для сравнения достаточно вспомнить о громадном российском экспорте цветных тканей из Москвы в Центральную Азию и даже в Индию, где до сих пор еще процветает домашнее производство, чтобы представить себе, какое важное значение имело производство цветных тканей в Малой Азии и Сирии.[38]

Для состояния экономики в эпоху Августа характерны два явления, на которые следует обратить особое внимание. Мы уже отмечали ту сдержанность, которую проявляло правительство, стараясь не вмешиваться в экономическую жизнь империи. Повторим еще раз: у Августа не было своей определенной экономической политики. Рабочие вопрос для него вообще не существовал. Принимая какие-то защитительные или ограничительные меры, он руководствовался политическими или моральными соображениями. Такой характер носят его законы, ограничивающие роскошь (leges sumptuariae), или, например, задуманные им меры для защиты италийского крестьянства, мелких землевладельцев Италии, — меры, к которым призывал Гораций в своих одах, но которые, однако, так и не были проведены в жизнь. Преобладала политика по принципу laissez faire. Второй момент, который следует подчеркнуть, это значение Италии в экономической жизни империи. Италия оставалась самой богатой страной империи, и при Августе она еще не знала соперников. Для Запада Италия была главнейшим центром земледелия, торговли и промышленности. Можно только предполагать, что незаметно уже подкрадывалась тень грядущих перемен, когда ведущая роль Италии в экономике окажется под вопросом, точно так же, как это в свое время случилось с Грецией, Александрией и Малой Азией под натиском Италии. Однако пока что мы еще не можем заметить ни малейших признаков, говорящих о начале этой новой эпохи. Важнейшие отрасли как сельскохозяйственного, так и промышленного производства сконцентрированы, как это было на протяжении греческого и эллинистического периода, в немногих центрах, в основном — Малой Азии, Александрии, Сирии и Финикии, а также Италии; остальные области империи преимущественно являются только поставщиками сырья. Но в то же время и в западных провинциях экономическая жизнь в целом принимает все более сложные формы, и начало их эмансипации уже не за горами.

Отказавшись от регулирующего вмешательства в экономическую жизнь империи, Август проводил в этой области ту же политику, которой он придерживался в политической и социальной сфере. Оставляя нетронутыми существующие условия, он лишь немного модифицировал их там, где считал это необходимым. Так, его экономическая политика была политикой обновления и восстановления, что на деле означало ее приспособление к существующим условиям.


[1] Лучший обзор существующих на сегодняшний день разногласий и хорошую, учитывающую новейшую литературу библиографию дают Е. Корнеманн (Коrпетапп Е. Die rom. Kaiserzeit // Gercke—Norden. Einleitung in die Altertumswissenschaft. 1912 (4914). III. S. 266 ff. (Republik und Monarchic) и Ε. Шенбауэр (Schonbauer Ε. Untersuchungen zum rom. Staats- und Wirtschaftsrecht. I. Wesen und Ursprung des romischen Prinzipats // Ztschr. d. Sav.-St. 1927. 47. S. 264 ff.). В статье К. Фитцлера и О. Зеека об Августе (Fitzler K., Seeck O. RE. X. Sp. 275 ff.) эти разногласия даже не упоминаются, а библиография совершенно устарела. Статья Шенбауэра (ср.: Plasberg О. Cicero in seinen Werken und Briefen. 1926. S. 135 ff.) даст читателю также хорошее представление о том, как современная наука подходит к вопросу о влиянии на Августа взглядов Цицерона относительно роли прин-цепса (или ректора), высказанных в его сочинении «De re publica»; здесь также дан хороший (сопровождаемый библиографией) анализ понятия аисtoritas, которым пользовался сам Август (Res gestae. Cap. 34) для определения своего места в римском государстве; ср.: Ramsay W. Μ., Premerstein Α., von. Monumentum Antiochenum // Klio. 1927. Beih. 19. Я рад отметить совпадение высказанных Шенбауэром мыслей о правовом характере принципата Августа с моими взглядами, сформулированными в тексте данной главы. Так же как Шенбауэр, я считаю, что принципат Августа представлял собой новую форму правления, которая встретила молчаливое одобрение широких масс населения империи, и в первую очередь римских граждан. Об Августе и его правлении, кроме сочинений, указанных Шенбауэром и Корнеманном (Коrпетапп Е. Mausoleum und Tatenbericht des Augustus. 1921), см. также: Dessau Η. Geschichte der romischen Kaiserzeit. I. 1924; Rice Holmes T. The Architect of the Roman Empire. 1928; McFayden D. The History of the Title Imperator. 1920; Idem. The Rise of the Princeps Jurisdiction within the city of Rome. Washington Univ. St. 10. P. 181 sqq.; Idem. The Princeps and the Senatorial Provinces II Class. Phil. 1921. 16. P. 34 sqq.; WilirichH. Augustus bei Tacitus // Hermes. 1927. 62. S. 54 ff.; Gotschald M. Augustus und seine Zeit. 1927. Следует особенно отметить, что в настоящее время обнаруженный в Кирене эдикт Августа позволил окончательно разрешить давние споры вокруг maius imperium Августа в сенатских провинциях и тем самым покончить с теорией «диархии» (см. примеч. За, 5 и 6а к наст. гл.; Premerstein Α., von. Ztschr. d. Sav.-St. 1928. 48. S. 435).

[2] Все, что может быть сказано об армии в эпоху Августа, основано на предположениях. Мы во всех подробностях знаем ее организационное устройство, однако очень мало осведомлены о социальном составе императорской гвардии, легионов, вспомогательных частей, флота и полицейских частей. Желательно было бы знать не только какова была система рекрутирования римской армии, но и каково было социальное положение солдат Августа. Блестящая работа Моммзена, посвященная проблеме рекрутирования, давно стала классикой (Mommsen Th. Die Conscriptionsordnung der romischen Kaiserzeit // Hermes. 1884. 19. S. 1—79; 210—234; Gesammelte Schriften. VI. S. 20 ff.), и ее выводы признаны ныне всеми исследователями, занимающимися этой темой (см. хорошую библиографию в статье В.Либенама (W. Liebenam) в RE. V. Sp. 615 ff.; ср.: CagnatR. II Daremberg—Saglio. Diet. d. ant. Ш, 2. P. 1047 sqq.; Domaszewsky Α., von. Geschichte der romischen Kaiser. I. S. 170 ff.; Idem. Die Rangordnung des romischen Heeres // Bonn. Jahrb. 1908. 117. S. 192 ff.; Ritterling. Legio // RE. 1924. XIL Sp. 1213 ff.; Parker Η. Μ. D. The Roman Legions. 1928. P. 169 sqq.). Новый материал представлен следующими авторами: Cagnat R. L’armee romaine d’Afrique2 . 1912. P. 287 sqq.; Lesquier J. L’armee romaine d’Egypte. 1918. P. 203 sqq. Единственным исследователем, у которого есть расхождения с Моммзеном, является О. Зеек (Rh. Mus. 1893. 48. S. 616 ff.). Но его работа упоминается очень редко. К сожалению, наш материал, относящийся ко времени Августа, очень скуден. И все-таки представляется достаточно вероятным, что в то время как легионы западных армий рекрутировали до 43 г. до P. X. почти исключительно из числа римских граждан Италии, Нарбонской Галлии и Бетики, легионы Востока наряду с западными римскими гражданами насчитывали в своих рядах довольно много галатов и каппадокийцев. Та роль, которую играли галаты, несомненно во многом объясняется отчасти традицией, начало которой было положено Антонием, отчасти же — превосходными качествами солдат, поставляемых Галатией. Можно предположить, что и Август, и его преемники желали романизировать те части Малой Азии, население которых было западного происхождения и потому должно было легче поддаваться западным влияниям, чем население эллинизированных областей. Нельзя забывать, что Галатия и Каппадокия с военной точки зрения были очень важными провинциями и наличие там большого количества романизированных ветеранов из числа местных уроженцев было очень важным фактором. Ср. предпринятое Августом основание римских колоний в Малой Азии (например, Антиохии в Писидии). Еще сложнее ответить на вопрос о том, к какой социальной среде принадлежали рекруты. Систематически проводимая Августом работа по организации свободнорожденной молодежи римских граждан в Риме и в италийских городах, о которой речь будет идти ниже (см. примеч. 4 к наст, гл.), и тот факт, что она проводилась в период его правления только в Италии и, может быть, в провинциальных городах с населением, состоящим из cives Romani, показывает, какое значение Август придавал воспитанию италийской молодежи в военном, религиозном и лояльном духе. Разумеется, при этом он имел в виду цель использовать эти абсолютно надежные элементы для пополнения своей вновь организованной постоянной армии не только офицерами, но и солдатами. Следует также отметить, что большинство солдат, рекрутированных в Италии, были выходцами из римских колоний Северной Италии; то же самое относится к Нарбонской Галлии и Испании (см. обзор собранного Риттерлингом (Ritterling. Op. cit.) материала в кн.: Parker Н. D. The Roman Legions. P. 169 sqq.). Поэтому я склонен предполагать, что желаемая цель состояла не в том, чтобы создать армию, состоящую из пролетариев, а в том, чтобы сформировать такое войско, костяк которого состоял бы из представителей имущих классов городов, получивших римское гражданство. Трудно также поверить, чтобы солдат вспомогательных частей набирали из низших классов провинциального населения, так называемых peregrini. Однако в этом вопросе все совершенно темно.

[3] Свои взгляды по поводу этого предмета я изложил в краткой статье «Augustus» (University of Wisconsin Studies in Language and Literature. 1922. № 15. P. 134 sqq.; ср.: Röm. Mitt. 1923—1924. 38/39. S.281 ff. и мою книгу «Mystic Italy» (1928), из которой я здесь привожу одно место). Здесь нет смысла помещать огромную библиографию на тему о том, как относились поэты эпохи Августа к политике императора; ее легко можно найти в последних изданиях «Истории римской литературы» Тейффеля и Шанца. Ср.: Frank T. Vergil. A biography. 1922. P. 174 sqq.; Allen К. The Fasti of Ovid and the Augustan Propaganda // Amer. Journ. Phil. 1922. 43. P. 250 sqq. О том, как во времена Августа обстояло дело с религией, см. замечательные наблюдения В. Вебера: Weber W. Der Prophet und sein Gott // Beihefte zum alten Orient. 1925. № 3. S. 28 ff.; ср.: Norden Ed. Die Geburt des Kindes. 1924; Boll F. Sulla quarta ecloga di Virgilio // Mem. d. r. Acc. di Bologna. Sc. Моr. 1923. Ser. II. Т. V—VII. P. 1 sqq.; Carcopino J. Virgile et le mystere de la IV eclogue. 1930. Об имени «Август» см. работы, посвященные понятию auctoritas в «Res gestae», cap. 34 (ср. примеч. 1); ср.: Hirst С. The Significance of Augustior as applied to Hercules and to Romulus // Amer. Journ. Phil. 1926. 47. P. 347 sqq.; Scott K. The Identification of Augustus with Romulus—Quirinus // Trans. Amer. Phil. Ass. 1925. 56. P. 86 sqq. О памятниках искусства времен Августа см.: Mrs. Strong A. La Scultura Romana. I. 1923; II. 1926; Idem. Apotheosis and After-life. 1915; Ross Taylor L. The Worship of Augustus in Italy during his lifetime//Trans. Amer. Phil. Ass. 1920. 51. P. 116 sqq. и The Altar of Manlius in the Lateran // Amer. Journ. Arch. 1921. 25. P. 387 sqq. Cox Bowerman H. Roman Sacrificial Altars. Bryn Mawr College, 1913; Rostovtzeff M. Le goblet d’argent du tresor de Boscoreale dans la collection de M. le baron E. Rothschild // Memoires pres. a l’Acad. 1925. 13. Ср.: Scott К. Mercur-Augustus und Horaz. C.I. 2 // Hermes. 1928. 63. S. 15 ff.; Lehmann-Hartleben K. Der Altar von Bologna // Röm. Mitt. 1927. 42. S. 163 ff. Lowy E. Zum Augustus von Prima Porta // Ibid. S. 204 ff. (с библиографией различных толкований рельефов на панцире этой статуи). Было бы очень интересно и полезно собрать и изучить все памятники высокого и прикладного искусства, имеющие отношение к культу Августа и его семьи. В совокупности эти памятники составляют неписьменную параллельную версию «Res gestae divi Augusti».

[4] См. второй киренский эдикт (ср. примеч. 5 и 6а) и комментарий Пре-мерштейна (Premerstein Α., von. Ztschr. d. Sav.-St. 1928. 48. S. 458 ff.; ср.: Arangio-Ruiz V. Riv. Fil. 1928. 6. P. 334 sqq.). В Кирене произошло следующее: несколько римских граждан, утверждавших что они знают нечто, «касающееся безопасности принцепса и общественных дел» (Z. 45: ὅπρὸς τὴν ἐμὴν σωτηρίαν τά τε δημόσια πράγματα ἀνῆχεν), [каковое имеет отношение к моей безопасности и государственным делам] (греч.), были арестованы наместником и в оковах отправлены в Рим. В Риме император самолично расследовал это дело. Он установил, что эти люди «вообще ничего не знают, а то, что они говорили в провинции, было сплошными выдумками и ложью». Поэтому он отправил их домой, кроме одного, которого киренское посольство обвиняло в том, что он убрал статую императора, выставленную в общественном месте. Все это император говорит в специальном эдикте, направленном в Кирену; его основная цель — очистить доброе имя наместника от возможных нареканий. На мой взгляд, это происшествие объясняется следующим образом. Между римскими гражданами и греками Кирены существовала непрекращающаяся вражда. Обозленные на греков римские граждане пришли к наместнику и, судя по всему, в двусмысленных выражениях возвели обвинение на нескольких греков, приписывая им, очевидно, участие в заговоре. Поскольку они таким образом вмешались в дела наместника и вдобавок вызвали у него подозрение в том, что сами замешаны в этом деле, наместник сильно разгневался; он поступил с этими delatores как с преступниками и отправил их в оковах в Рим. Одновременно с ними из Кирены, несомненно с позволения наместника, в Рим выехало посольство, намереваясь выступить там против delatores с какими-то обвинениями. Своим решением император стремился успокоить всех участников: наместника, римских граждан, которые были обижены тем, как обошлись с их согражданами, и греков. Это довольно пустяковое происшествие сугубо местного значения показывает, однако, насколько мысль о возможных покушениях и заговорах прямо-таки носилась в воздухе и как настороженно правительство следило за всем, что происходило в провинции, стараясь не упустить информацию такого свойства. В то же время оно бросает яркий свет на судебные решения императора (см.: Premerstein A., von. Op. cit.) и на историю законов об «оскорблении величества» (crimina maiestatis); ср.: Stroux J., Wenger L. Die Augustus-Inschr. auf dem Marktplatz von Kyrene // Abh. Bayr. Ak. 1928. 34, 2. S. 72. Anm. 2; Uxkull W., von. Gnomon. 1930. 6. S. 127, cp. 125.

[5] О политике Августа по отношению к различным классам населения Италии в целом см.: Friedlander L. Sittengeschichte Roms9 (G. Wissowa). I. 1919. S. 114 ff. О сенаторском сословии, нобилитете, см. в особенности: Gelzer М. Hermes. 1915. 50. S. 395 ff.; Stein Ε. Ibid. 1917. 52. S. 564 ff.; Otto W. Ibid. 1916. 51. S. 73 ff.; Friedlander L. Op. cit. S. 115; SteinA. Der romische Ritterstand. 1927. S. 30, 103; Groag E. Strena Buliciana. 1924. S. 254 sqq. Абеле (Abele Th. A. Der Senat und Augustus. 1907. Stud. z. Gesch. u. Kult. d. Alt. I, 2) рассматривает только политические функции сената. О политической позиции сенаторского сословия во времена Августа см.: Boissier G. L’opposition sous les Cesars; Grimm E. Untersuchungen zur Geschichte der Entwicklung des Kaisertums. Bdl: Das romische Kaisertum von Augustus bis Nero. St. Petersburg, 1900 (на русск. яз.). О сословии всадников см.: Friedl Snder L Op. cit. I9 . S. 145 ff.; Stein A. Der romische Ritterstand. 1927. Об организации младшего поколения в Риме и в италийских городах см.: Rostovtzeff Μ. Romische Bleitesserae // Klio. 1905. Beih. 3; ср.: Jullian С. II Daremberg—Saglio. Diet. d. ant. III, 1. P. 782 sqq.; Ziebarth Ε. II RE. X, 2. Sp. 1357 ff. Новый материал о Помпеях представил Μ. Делла Корте: Delia Corte M. Iuventus. Arpino, 1924; ср.: Rosenberg A. Der Staat der alten Italiker. 1913. S. 93 ff.; Hermes. 1914. 49. S. 267 ff.; CesanoL. Rassegna Numismatica. 1911. P. 51 sqq.; Taylor LR. JRS. 1924. 14. P. 158 sqq.; SteinA. Der romische Ritterstand. S. 82 ff. О iuvenes в Африке см.: Gsell S. ILA1. I, 3079 (Amn.). О iuventas Manliensium в Вируне (Норик) см.: Egger R. Fiihrer durch die Antikensammlung des Landesmuseums in Klagenfurt. 1921. S. 24; Jahresh. 1915. 18. S. 115. Хочу обратить внимание и на одно высказывание Филона (Leg. ad G. 30), в котором он явно имеет в виду военную подготовку знатной римской молодежи: οὐδὲ ἠσκητό πω ταῖς ὁπλομαχίαις αἵ μελέται καὶ προγυμνάσματα παίδων ἐφ ’ἡγεμονία τρεφομένων εἰσὶ διὰ τοὺς ἐνισταμενους πολέμους. [и не упражнялся еще с оружием, каковые тренировки и упражнения существуют в возникающих войнах для воспитания детей знатного положения] (греч.)

[6] См.: Коrпетапп Ε. RE. Suppl. I. Sp. 315. Ζ. 50 ff.; Premerstein A., von. Ius Italicum // Ibid. X, 1. Sp. 1239. В третьем киренском эдикте (см. библиографию в примеч. 6а) Август подчеркивает, что живущие в Кирене римские граждане греческого происхождения должны подчиниться, в интересах греческой общины, необходимости несения повинностей, связанных с муниципальными «литургиями» (он подразумевает здесь как типе га personalia, так и munera patrimonii, включая муниципальные налоги). Такое разделение римских граждан италийского и греческого происхождения вообще характерно для политики Августа. Судя по всему, во времена Августа во многих, если не во всех, греческих общинах Востока имелось большое число римских граждан греческого происхождения. В большинстве случаев они несомненно получили право гражданства в период гражданских войн от Помпея, Цезаря, Антония и самого Августа (см.: Premerstein Α., von. Ztschr. d. Sav.-St. 1928. 48. S. 472; ср.: Rostovtzeff Μ. Caesar and the South of Russia // JRS. 1917. 7. P. 27 sqq. Поскольку эти новые граждане принадлежали к богатой верхушке своих общин, то вопрос об их immunitas имел для греческих городов очень большое значение. Вот почему и Цезарь (IG. XII, 2, 35; ср.: Rostovtzeff. Op. cit. P. 32), и Август (в эдикте, о котором сейчас идет речь) приказывают (первый — римским гражданам Митилены, второй — киренским гражданам) принимать участие в муниципальных литургиях. Но если приказ Цезаря распространялся на всех римских граждан, то Август в соответствии со всей своей политикой проводит различие между италиками и греками, создавая таким образом класс римских граждан с ограниченными правами. Это распоряжение, разумеется, не относится к тем, кому право на immunitas было пожаловано в виде персональной привилегии (Z. 59: οἶζ ἀνεισφορία ὁμοῦ σὺν τῆι πολιτήαι δέδοται); [которым свобода от налогов была дана вместе с гражданскими правами] (греч.) ср. гл. III, примеч. 5 и Stroux J., Wenger L Die Augustus-Inschr. auf dem Marktplatz von Kyrene. S. 58 ff.).

[7] При Августе начался процесс, который в конце концов привел к ликвидации системы откупа налогов. Хотя при Августе publicani еще продолжали свою деятельность по сбору налогов почти во всех отраслях налогообложения, некоторые материалы все же указывают на то, что путь к постепенному преобразованию системы налоговых откупов впервые был указан Августом; см.: Rostovtzeff М. Geschichte der Staatspacht in der rom. Kaiserzeit // Philologus. 1902. Suppl. IX, 3. S. 378 ff.

[8] Новый материал, показывающий, какой выход нашел Август (через посредство сената) из сложной проблемы, связанной с вынесением беспристрастного судебного решения, когда в качестве потерпевших выступали провинциалы, неожиданно нашли в последнем из пяти эдиктов Августа (с соответствующим сенатским постановлением), обнародованных в городе Кирене, где они недавно были обнаружены. Основное содержание этого постановления от 4 г. до P. X. составляет перечисление мер, предложенных сенату Августом и его советом (ξυμβούλιον, consilium). В результате был введен новый, более эффективный порядок процедуры расследования злоупотреблений. Я не могу вдаваться здесь в подробное рассмотрение этого документа (см. превосходный разбор этого эдикта с переводом и комментарием, сделанный А. Премерштейном: Premerstein Α., von. Ztschr. d. Sav.-St. 1928. 48. S. 478 ff., а также: Stroux J., WenglerL. Die Augustus-Inschr. auf dem Marktplatz von Kyrene. S. 94 ff.; ср.: Anderson J. G. C. JRS. 1927. P. 33 sqq.; Klaffenbach G. Hermes. 1928. 63. S. 368 ff.; Malcovati E. Caesaris Augusti operum fragmenta. 1928; Arangio-Ruiz V. L’editto di Augusto a Cirene // Riv. Fil. 1928. 6. P. 321 sqq.; Uxkull W., von. Gnomon. 1930. 6. S. 121 ff. (Uxkull на с. 128 и сл. пытается доказать, что своим эдиктом Август хотел отменить автономную юрисдикцию городов и по мере возможности установить на территории всей провинции римское право). Я ограничусь тем, что процитирую слова, которыми заканчивается императорский эдикт (Z. 79): ἐξ οὖ δῆλον ἔσται πᾶσιν | τοῖς τάς ἐπαρχήας κατοικοῦσιν, ὅσην φροντίδα ποιούμε | θα ἐγώ τε καὶ ή σύνχλητος τοῦ μηδένα τῶν ἡμῖν ὑποτασ(σ)ο | μένων παρά τό προσῆκόν τι πάσχειν ἡ εἰσπράρ(τ)εσθαι. [из чего людям, населяющим епархии, будет ясно, какую заботу имеем я и сенат о том, чтобы никто из наших подданных не претерпевал какого-либо ущерба и не платил налоги вопреки установленному порядку] (греч.)

[9] О прокураторах Августа см.: Hirschfeld О. Die kaiserlichen Verwaltungs-beamten. 1905; Mattingly H. The Imperial Civil Service of Rome. 1910; Arnold W. T. Roman Provincial Administration3 . 1914.

[10] См.: Rostovtzeff Μ. Studien zur Geschichte des romischen Kolonates. 1910. S. 289. Anm. 1. К сожалению, весь материал по этой теме полностью еще не собран. Работа Аббота и Джонсона (Abbot F. F., Johnson A. Ch. Municipal Administration in the Roman Empire. 1926) не содержит главы о процессе урбанизации, происходившем в Римской империи. Хороший очерк, дающий представление о провинциях Римской империи в период Августа и развитии урбанизации во время его правления, можно найти у Фрэнка (Frank Т. An Economic History of Rome2 . Chap. XVIII. P. 347 sqq.). Однако я считаю, что Фрэнк все-таки преувеличивает «патерналистские» тенденции в подходе Цезаря к экономическим и социальным проблемам периода Римской империи и слишком пренебрежительно оценивает благотворный принцип laissez faire, которого придерживался Август. Для того чтобы жизнь в городах стала удобной и выгодной, не обязательно было давать новым поселенцам специальное вознаграждение. Август как раз и добился по всей империи этого результата, который побудил провинциальное население к тому, чтобы создавать у себя центры городской жизни. См. также: Dessau Η. Geschichte der romischen Kaiserzeit. 1930. II, 2.

[11] Здесь нет необходимости приводить уже известную литературу о реорганизации Августом Египта. Достаточно назвать следующие работы: Mitteis L., Wilken U. Grundziige und Chrestomathie der Papyruskunde. 1912; Schubart W. Einfiihrung in die Papyruskunde. 1918; Idem. Aegypten von Alexander dem Grossen bis Mohammed. 1923; Stein A. Untersuchungen zur Geschichte und Verwaltung Aegyptens unter der romischen Herrschaft. 1915; Grafton Milne J. History of Egypt under the Roman Rule3. 1924; Groningen Β. Α., van. L’Egypte et l’Empire // Aegyptus. 1926. 7. P. 189 sqq.; Grafton Milne J. The Ruin of Egypt by Roman Mismanagement // JRS. 1927. 17. P. 1 sqq.; Levi M. A. L’esclusione dei senatori dall’Egitto Augusteo // Aegyptus. 1924. P. 231 sqq.; Rostovtzeff M. Roman Exploitation of Egypt in the First Century A. D. // Journ. of Econ. and Business History. 1922. I. P. 337 sqq.; Dessau H. Geschichte der romischen Kaiserzeit. 1930. II, 2. S. 635 ff. Новые интересные сведения к вопросу об истории βουλή Александрии содержит фрагмент папируса, недавно опубликованный и прокомментированный М. Норса и Дж. Вителли (Norsa Μ, Vitelli G. Da papyri greci della Societa Italiana // Bull. de la Soc. Arch. d'Alex. 1930. 25. P. 9 sqq.) и затем рассмотренный У. Вилькеном (Wilcken U. Arch. f. Pap.-F. 1930. 9. S. 253 ff.). Этот фрагмент вызывает множество вопросов, которые, к сожалению, мы здесь обсуждать уже не можем.

[12] О реорганизации Августом Галлии см.: Hirschfeld О. Die Organisation der drei Gallien durch Augustus // Klio. 1908. 8. S. 464 ff. (Kl. Schr. S. 112 ff.). Согласно Гиршфельду, реформа Августа легализировала старое устройство галльских земель, не включавшее в себя городских поселений. Исходя из этого положения Корнеманн вывел ошибочное заключение, проведя параллель между Галлией и Египтом (КНо. 1911. 11. S. 390; Die romische Kaiserzeit. S. 275 ff.). Гиршфельд безусловно преувеличивал сельский характер галльских civitates: сразу же вслед за произведенной Августом реорганизацией Галлии там начался быстрый рост городов; см.: Jullian С. Histoire de la Gaule. 1914. IV. P. 67 sqq., 316 sqq.; ср.: Dessau Η. Geschichte der romischen Kaiserzeit. S. 480 ff. Об Испании см.: SchultenA. RE. 1913. VIII. Sp. 2037 ff.; NostrandJ. J. The Reorganization of Spain by Augustus. 1916; Knox McElderry R. JRS. 1918. 8. P. 53 sqq.; Albertini E. Les divisions administratives de l’Espagne romaine. 1923; Dessau H. Op. cit. S. 445 ff. Об Африке см.: Schulten A. Das romische Afrika. 1899 (ср. гл. VII, примеч. 57—59). Т. Фрэнк в своем описании римских провинций в первые десятилетия Римской империи, по крайней мере в отношении Галлии (An Economic History of Rome2 , особенно P. 368 sqq.), слишком безоговорочно, как мне кажется, присоединяется к точке зрения Гиршфельда, оставляя без внимания новые археологические материалы, собранные во французских музеях и постоянно пополняющиеся новыми поступлениями. Я не знаю, на чем основано его утверждение о том, что «on the whole Celtic Gaul remained under Augustus, and long after, primarily a region of drinking, hunting and jousting barbarian lords and their hard working farm folk» [В целом кельтская Галлия оставалась при Августе, и еще долгое время спустя, в основном страной варварских князьков, проводящих время в попойках, охоте и бойцовских поединках, а также страной работающих на них крестьян, занятых тяжким трудом] (англ.) (p. 370). Я нигде не видел надгробного памятника, на котором был бы изображен такой магнат-варвар, между тем как памятники (отчасти относящиеся к I в. по P. X.) с изображениями усердно работающих зажиточных горожан постоянно встречаются в коллекциях французских музеев. Так неужели это объясняется чистой случайностью?

[13] Хороший очерк по вопросам внешней политики, в котором дается тщательно составленный обзор всех событий эпохи правления Августа, содержится в статье К. Фитцлера и О. Зеека, напечатанной в RE. Ср.: Dessau Н. Geschichte der romischen Kaiserzeit. I. S. 360 ff.; Ritterling. RE. XII. Sp. 1213 ff.

[14] О войнах в Африке см.: Cagnat R. L’armee romaine d’Afrique2 . P. 4 sqq.; Idem. Comment les Romains se rendirent maitres de toute l’Afrique du Nord // Ann. du Musee Guimet. 1912. 38. P. 155 sqq. О событиях аравийского похода см. мою статью в Arch. f. Pap.-F. 1907—1908. 4. S. 306 ff. Ср. указанные в примеч. 16, 17 к гл. III работы Корнеманна и Шура.

[15] О частных имениях в Египте см. примеч. 43 к гл. VII. О ветеранах, ставших сельскими хозяевами, см.: Westermann W. An Egyptian farmer // University of Wisconsin Studies in Language and Literature. № 3. P. 171 sqq.; ср.: Rostovtzeff Μ. A Large Estate in Egypt in the Third Century В. C. P. 13, app. 27; Bror Olsson. Papyrusbriefe aus der friihesten Romerzeit. 1925.

[16] См. мою статью «Fiscus» в кн.: De Ruggiero. Dizionario epigrafico и в RE. За эллинистическими параллелями можно обратиться к моей работе о Пергаме в «Anatolian Studies presented to Sir William Ramsay» (Manchester, 1923). Ср.: PremersteinA., von. Jahresh. 1912. 15. S. 200 ff.; Abbot F. F., Johnson A. Ch. Municipal Administration in the Roman Empire. P. 117 sqq. Хорошо бы посвятить специальное исследование вопросу о римской системе налогов в провинциях. Боюсь, что мы подходим к нему слишком упрощенно, когда, говоря о коренном различии между Египтом и другими провинциями, подчеркиваем методы расчета и взимания земельного налога. Hygin (Lachтапп. Grom. vet. P. 205), описывающий различные формы земельной пошлины, говорит об очень сложной и индивидуализированной системе оценки. О муниципальных пошлинах см. примеч. 7 к гл. V. Расходование Августом средств из своей личной кассы для государственных целей М. П. Нильсон выделяет как основной пункт его экономической политики; см.: Nilsson Μ. P. Den ekonomiska Grundvalen for Augustus’ principat // Eranos. 1912. 12. P. 95 sqq. Ср.: Petri F. Die Wohlfahrtspflege des Augustus // Neue Jahrb. fur Wiss. u. Jug. 1927. 3. S. 268 ff.

[17] Материал о состоянии семьи Августа, а также о состояниях его друзей и сподвижников никем еще не собран и не изучен. Кое-какие данные можно найти у Гиршфельда (Hirschfeld О. Der Grundbesitz der romischen Kaiser // Klio. 1902. 2; Kl. Schr. S. 516) и у Фридлендера—Виссовы (Friedlander L, Wissowa G. Sittengeschichte Roms9 . 1920.1. S. 121 ff. О состоянии Мецената см.: Frandsen. С. Cilnius Maecenas. Altona, 1842. P. 97; о его египетских поместьях ср. работы, указанные в примеч. 43 к гл. VII. О латифундиях Агриппы см.: Dio Cass. LIV, 29; Ног. epist. I, 12 (обширные скотоводческие хозяйства в Сицилии); Greaves I. Abhandlungen zur Geschichte des rom. Grundbesitz. I. S. 143 ff. (на русск. яз.). О Г. Юлии Эврикле, одном из второстепенных сподвижников Августа, некоронованном царе Лаконии, см.: Kolbe W. 1С V, 1. Р. 307; Kjellberg Ε. C. Julius Eurykles // Klio. 1920. 17. S. 44 ff.; Taylor L. R., Allen B. West. Amer. Journ. Arch. 1926. 30. P. 389 sqq.; ср. упомянутые выше, в примеч. 12 к гл. I, надписи из Гифейона. Говоря о крупных состояниях, Гораций называет почти одни лишь крупные поместья в Италии и провинциях (Сардинии, Сицилии, Африке, Галлии), уточняя в каждом случае, какой вид продукции играл ведущую роль: Carm. I, 31, 3 sqq.; III, 16, 25 sqq.; I, 1, 9; II, 16, 33; Epod. 1, 25; 4, 13 sqq.

[18] О Тримальхионе, его состоянии и экономической деятельности см. прекрасную работу И. Гревса: Greaves I. Untersuchungen zur Geschichte des rom. Grundbesitzes. Die Hauswirtschaft grossen Stils in der Zeit der hochsten wirtschaftlichen Blute der romischen Welt. Die Materialien zur Agrargeschichte des 1. Jahrh. n. Chr. bei Petron // Schriften des Ministeriums des oeffentlichen Unterrichts. 1905. Bd361. S. 42 ff. (на русск. яз.), а также: Dill S. Roman Society from Nero to M. Aurelius. 1905. P. 128 sqq. и примечания Фридлендера к тексту Петрония в его издании «Сеnа Trimalchionis» Петрония. Карьера Тримальхиона началась в период правления Августа. Такой же человеческий тип представляет распутный владелец тысячи югеров земли на территории ager Falernus у Горация (Ног. epod. 4, 13 sqq.). Заморская торговля и землевладение представлены у Горация как два основных источника богатства; Ног. carm. I, 31, 3 sqq.: поп opimae Sardiniae segetes feraces, поп aestuosae grata Calabriae armenta, поп aurum aut ebur Indicum, поп rura quae Liris quieta mordet aqua taciturnus amnis. premant Calenam falce quibus dedit fortuna vitem, dives ut aureis mercator exsiccet culullis vina Syra reparata merce [ни плодородных посевов обильной Сардинии, ни милых сердцу стад знойной Калабрии, ни индийского золота или слоновой кости, ни пашен, которые тихая река Лирис омывает своей спокойной водой. Пусть срезает серпом каленскую лозу тот, кому ее дала фортуна, чтобы богатый торговец осушал золотыми чашами вина, приобретенные в обмен на сирийские товары] (лат.) Выделение этих двух главных источников дохода типично для поэта периода правления Августа (см.: Brewster Е. Н. Roman Craftsmen and Tradesmen of the Early Roman Empire. 1917. P. 30 sqq.). Для правильного понимания торговли времен Августа важно учитывать, что Италия и италийские купцы играли в этот период значительную роль в восточной торговле: см. надпись из Путеол, которую установили mercatores qui Alexandr(iai) Asiai Syriai negotiantu(r) (CIL. X, 1797) в честь двух Кальпурниев. Кальпурнии, скорее всего, были богатыми купцами, игравшими достаточно влиятельную роль на рынках Востока. Один из них первым построил в Путеолах храм в честь Августа (CIL. X, 1613). О связях с Востоком (при Тиберий) свидетельствует также и тот факт, что августалы (т. е. богатые вольноотпущенники) Путеол поставили там копию или подражательный вариант большого памятника Тиберию, который был воздвигнут в его честь в Риме после ужасных землетрясений 17-го, 23-го и 29-гогг. по Р. Х. от четырнадцати городов Малой Азии (CIL. X, 1624). Несомненно, что причиной этой акции отчасти было азийское происхождение августалов, но важнее всего была, конечно, их заинтересованность в благоденствии азийских городов, т. е. в дальнейшем развитии торговли с Малой Азией; см.: Dubois Ch. Pouzzoles antique // Bibl. des Ec. 1907. 98. P. 77, 104; Parvan V. Die Nationalitat der romischen Kaufleute im romischen Kaiserreiche. 1909. S. 12; Paoli U. E. Grossi e piccoli commercianti nelle liriche di Orazio // Riv. Fil. 1924. 52. P. 45 sqq. Ср. римских negotiatores Гифейона (Лакония) во времена Тиберия, которые упоминаются в надписи, приведенной в примеч. 12 к гл. I, и влиятельный conventus с. R. qui in Asia negotiantur во времена Клавдия (43—44гг. по P. X.); Keil J. FE. III. № 19. S. 110.

[19] О Путеолах см. примеч. 16 к наст. гл. О Помпеях см. материал у М.Делла Корте: Delia CorteM. Case ed abitanti di Pompei в «Neapolis» и в «Rivista Indo-Greco-Italica» (Napoli)(1917—1923. Т. I—VII); ср.: Zottoli. Publio Paquio Proculo panettiere // Rend. d. r. Acc. dei Lincei. 17. 91 908. P. 555 sqq. (ср., однако: Della CorteM. JRS. 1926. 16. P. 145 sqq., который доказал, что П. Пакий Прокул не был пекарем); Delia Corte Μ. Fullones // Volume in onore di Mons. G. A. Galante. Napoli, 1920.

[20] Кое-какой материал к этому вопросу можно найти в моей работе «Caesar and the South of Russia» (JRS. 1917. 7. P. 36). Ср. ту роль, которую сыграли в жизни своих городов Аристагор из Истра (Dittenberger. Syll.3 708), Ницерат из Ольвии (Ibid. 730) и Акорнион из Дионисополя (Ibid. 763). В этот же период жил Херемон из Ниса, который в 88 г. до P. X. смог подарить Г. Кассию 60000 модиев ячменя (Dittenberger. Syll.3 741), затем есть еще Стратонакс из Аполлонии, который помог городу Калатису защититься от варваров (Cronert. Jahresh. 1908. 11. Beibl. S. 105), и известные семьи Малой Азии, например Пифодориды, Полемониды и Митридатиды Пергамские, а также Г. Юлий Эврикл из Спарты (см. примеч. 15 к наст. гл.). Более скромную фигуру представляет собой богатый купец с Лероса (Michel. Recueil 372). Было бы полезно собрать материал об этих местных восточных магнатах, живших в I в. до P. X. и в I в. по P. X.; ср. мою главу «Rhodes and Delos» в САН, VIII.

[21] См. общее описание Италии у Страбона (V; ср. IV и VI) и у Плиния (Ш, 5 sqq.) и ср. краткое описание у Помпония Мелы. Внимательное чтение этих источников, и в особенности 2-го тома Г. Ниссена (Nissen Η. Italische Landeskunde. 1902), а также симпатичной книжки А. Л. Фротингема (Frothingham A. L. Roman Cities in Italy and Dalmatia. 1910) убедит читателя в правильности моей трактовки. Путем тщательного изучения сохранившихся остатков римской эпохи Фротингем наглядно показал, какое основополагающее значение для развития городов имел период правления Августа; ср.: Ashby Th. The Roman Campagna in classical times. 1927. P. 44.

[22] См. Greaves I. Untersuchungen zur Geschichte des rum. Grundbesitzes. I. S. 94 (на русск. яз.). О предпринятых итальянским правительством новых раскопках на месте, где по преданию находилась вилла Горация, см.: LugliH. La Villa Sabina di Orazio // Mon. Ant. Acc. dei Lincei. 1927. 31. P. 457 sqq. Ср.: LafayeG. Villa // Daremberg—Saglio. Diet. d. ant. V. P. 883, app. 23; Hammer J. Class. Weekly. 1924. 17. P. 201 sqq.; Hallam G. H. Horace at Tibur and the Sabine Farm2 . 1927; Philipps H. Sabinum // RE. I A. Sp. 1590 ff., 2554 (с картой). Об италийском сельском хозяйстве вообще в описаниях Вергилия см.: BilliardR. L’agriculture dans l’antiquite d’apres les Georgiques de Virgile. 1928; ср.: D’Herouville P. Virgile Apiculteur // Mus. Beige. 1926. 30. P. 161; 1927. 31. P. 37 sqq.; Idem. Zootechnie Virgilienne. Les bovides // Rev. de Phil. 1925. 49. P. 143 sqq.

[23] Список раскопанных кампанских villae rusticae дан в примеч. 26 к гл. I. Некоторые из этих вилл определенно относятся к позднереспубликанскому периоду или начальному периоду правления Августа. Примечательно, что многие из них, причем как раз самые красивые, были построены во времена Августа, как явствует из настенных росписей, выполненных во Втором и Третьем помпейском стиле. Как один из лучших примеров напомним виллу Агриппы Постума. Экономический анализ одной из этих вилл дает Фрэнк (Frank Т. An Economic History of Rome1 . P. 209 sqq.; ср.: A History of Rome. P. 404 sqq.). Однако раскопанные виллы вовсе не относились к одному и тому же экономическому типу. Пока что мне удалось выделить три различных типа кампанских вилл: 1. Сочетание солидного, порой даже роскошного, летнего жилища и настоящей villa rustica с Помещениями, используемыми для работ, связанных с ведением довольно крупного поместья. К этому типу относятся две наиболее хорошо сохранившиеся виллы из Боскореале, вероятно, также вилла Item и виллы, опубликованные у Делла Корте под №№ Ш, V и VI, а также вилла Агриппы Постума. К этому типу относятся и несколько вилл в окрестностях Стабий. Напрашивается предположение о том, что хозяева этих вилл не жили в них, а были горожанами, которые находились в своих виллах лишь время от времени. По крайней мере, хозяин одной такой виллы (№ V у Делла Корте), Н. Попидий Флор, совершенно точно был жителем Помпей. 2. Настоящий помещичий дом, скромный, просторный и чистый, построенный зажиточным хозяином имения для того, чтобы, скорее всего, жить в нем круглый год. К этому типу относятся виллы под №№ I и IV у Делла Корте и № XVI в Стабиях. Хозяева двух из них продавали собственное вино путникам, направляющимся в Помпеи и Стабий и обратно, а также своим соседям. В № I у Делла Корте и в № XVI в Стабиях к дому пристроены довольно большие кабачки. 3. Третий тип представляет вилла под № II в списке Делла Корте. Я согласен с ним, что такой дом без стенного декора, с тесными, ничем не украшенными жилыми помещениями и с вместительными погребами и виноградными давильнями может быть только хозяйственной постройкой, в которой трудились рабы и куда лишь изредка наведывался хозяин. На Табл. 9 данной книги можно видеть изображение одной из скромных вилл, больше всего похожих на крестьянские дома, на Табл. 8 — виды таких вилл, которые использовались хозяевами только для летнего жилья, а на Табл. 10 представлены сельскохозяйственные орудия, найденные на виллах Боскореале.

Примечательно, что почти все виллы, чьи хозяева нам известны по именам, за исключением одной только виллы Агриппы Постума, принадлежали богатым или зажиточным жителям Помпей. Судя по всему, большая часть территорий Помпей и Стабий принадлежала гражданам этих городов, которые там жили и чей регулярный доход в первую очередь составляла выручка с их виноградников. Еще один важный факт, уже отмеченный Фрэнком, заключается в том, что все без исключения раскопанные виллы чем-то похожи на американские фермы, поскольку это не крестьянские усадьбы, а настоящие сельскохозяйственные предприятия фабричного типа, на которых в большом количестве производили вино и оливковое масло с целью продажи. Там не увидишь и следа пресловутого «домашнего хозяйства». Объемы производства хорошо иллюстрируют большое число виноградных давилен и вместительность просторных усадебных подвалов, которые можно встретить на большинстве помпейских и стабийских вилл. Ценными свидетельствами являются также граффити, обнаруженные на вилле № I (Делла Корте) — вилле богатого помещика (CIL. IV, 6886: palos acutos DCCCXL qui поп acuti CDLX summa MCCC [острых шестов 840, тех, которые не заострены, — 460, в сумме — 1300] (лат.) и на вилле Агриппы Постума (CIL. IV, 6887: in acervo magno pali sunt MXXIII; (в большой куче — 1023 шеста (лат.) 6888: in ha... pali quadri nov(i)); [в ... шесты четырехгранные, новые] (лат.) (над этими граффити проставлено число, по-видимому 500); ср. огромное количество pali, найденных на вилле № VII (Делла Корте) (Not. d. scavi. 1923. P. 271 sqq.). Такое количество кольев невольно наводит на мысль об очень больших виноградниках; ср.: Gummerus Н. RE. IX, 2. Sp. 1455, 48.

Для изучения хозяйственной жизни этих вилл у нас имеются некоторые данные, не использованные моими предшественниками. На одной настенной надписи (CIL. IV, 6673) стоит имя Касселия, которого рекомендуют там vindemitores, — очевидно, люди, нанятые для сезонной работы по сбору урожая. Какой рабочей силой пользовались владельцы вилл, очень хорошо показывает план виллы Агриппы Постума. На заднем дворе находились помещения для скота и жилища рабов. Рабы жили в восемнадцати маленьких помещениях, почти идентичных жилищам, которые можно видеть в помпейской казарме гладиаторов. Рядом находился ergastulum — тюрьма для рабов; там были найдены железные ножные колодки, однако в момент катастрофы они лежали там без употребления. Большие конюшни располагались между жилыми помещениями для рабов и тюрьмой. Мы уже видели, что управляющими вилл также были рабы или вольноотпущенники. Эти управляющие, вероятно, жили в нарядных жилых помещениях виллы, хотя те были построены для наведывающихся туда время от времени господ. В интересном счете, написанном на одной из стен во дворе, где жили рабы, значится конский корм (CIL. IV, 6892. 1, 5: pabul(i) spo(rtae) XX и, возможно, medica — клевер). План большой виллы в окрестностях Стабий (№ VIII у Делла Корте) и сделанные там археологические находки в основных чертах сходны с этой виллой, таким же было здесь и размещение рабов (Not. d. scavi. 1923. P. 275 sqq.). Отличие этой виллы состоит в том, что там имелись коровы, которых содержали в stabulum, и большая сыроваренная фабрика. Таким образом, раскопки помпейских вилл дают детальное подтверждение описаний Варрона и Колумеллы.

О важном значении помпейского виноделия свидетельствуют и найденные там надписи на амфорах. Почти во всех встречаются имена известных граждан Помпей, владельцев больших городских домов и виноградников на территории города. Эти надписи без труда можно найти в приложении к CIL. IV (А. Май). Жаль, что их еще никто не исследовал с точки зрения экономической истории: см. подборку материалов у П. Ремарка (Remark Р. De amphorarum inscriptionibus Latinis. 1912. P. 11 sqq., в особенности 17, 22) и замечания Μ. Делла Корте в его работах «Case ed abitanti di Pompei», опубликованных в «Neapolis» и в «Rivista Indo-Greco-Italica» (Т. I— VII).

[24] См.: Greaves I. Untersuchungen zur Geschichte des rom. Grundbesitzes. S. 133 ff. Гораций часто намекает на такие крупные поместья, например: Epod. 1, 25 sqq.: поп ut iuvencis inligata pluribus aratra nitantur meis pecusve Calabris ante sidus fervidum Lucana mutet pascuis. [не для того, чтобы мой плуг упирался в землю, привязанный к большему (чем сейчас у меня есть) числу молодых быков, или мой скот перед жарким созвездием меняя калабрийские пастбища на луканские] (лат.) Ср.: Carm. I, 1,9. Часто он называет поместья исторических лиц, которых иногда вводит анонимно (Epod. 4, 13: arat Falerni mille fundi iugera) [он пашет 1000 югеров фалернского поместья] (лат.), иногда называет по именам как своих личных друзей и знакомых: Sat. I, 5, 50 (вилла Кокцея Нервы); Epist. II, 2, 160 (поместье некоего Орбия); Carm. Π, 16; ср.: Epist. I, 12, 22 (поместье Помпея Гросфа) и самое послание, т. е. письмо к другу Горация Икцию, который был управляющим сицилийской латифундии Агриппы; см. инструктивный анализ этого послания у И. Гревса (Greaves I. Op. cit. S. 143 ff.). Характерное описание такого рода можно найти у Тибулла (III, 3, 11): nam grave quid prodest pondus mihi divitis auri arvaque si findunt pinguia mille bovesl [ибо, чем может мне быть полезен тяжкий груз большего количества золота и что пользы, если тысяча быков рассекают (плугом) плодородные поля?] (лат.)

[25] См.: Greaves I. Untersuchungen zur Geschichte des rom. Grundbesitzes. S. 164, 178 ff., 164 ff.; Hor. Carm. II, 18. В Sat. Π, 2 (Greaves I. Op. cit. S. 173) Гораций рисует портрет старика-арендатора, который раньше был хозяином этого участка, а теперь работает на нем в качестве арендатора у ветерана.

[26] О торговых связях Римской империи, в особенности Египта, с Востоком см. тщательное исследование покойного М. Хвостова (Chwostow Μ. Geschichte des Orienthandels des griech.-rom. Agyptens (332 г. до P. X. no 284 г. по P. X.). Казань, 1907 (на русск. яз.)); ср. мою рецензию на эту книгу: Arch. f. Pap.-F. 1907. 4. S. 298. Ср. примеч. 16 и 17 к гл. Ш.

[27] Работ, специально посвященных внутренней торговле Римской империи, не существует. Лучше всего, хотя и очень кратко, эта тема представлена в работах: Friedlhnder L, Wissowa G. Sittengeschichte Roms. P. S. 363 ff.; Cagnat R., BesnierM. Mercatura // Daremberg—Saglio. Diet. d. ant. ΙΠ, 2. P. 1772 sqq.; см. особенно «Регистр» (p. 1778) и перечень важнейших рынков провинции (р. 1777 sqq.). В статье Г. Гуммеруса (Gummerus Η. Industrie und Handel // RE. IX, 2. Sp. 1454 ff.) больше внимания уделяется промышленности, чем торговле. В. Пырван (Parvan V. Die Nationalitat der Kaufleute im romischen Kaiserreiche. 1909) превосходно разрабатывает эту узко специальную тему. В новейшей книге М. П. Чарльзворта, посвященной этому предмету (Charlesworth Μ. P. Trade routes and commerce of the Roman Empire2 . 1926), содержится хороший обзор торговых путей и предметов торговли, однако в ней отсутствует отвечающее требованиям описание организации торговли и ее экономического значения; ср. мою рецензию в JRS. 1924. 14. Р. 268. Очень нужное и исчерпывающее исследование о торговле свинцом опубликовал М. Бенье (BesnierM. Le commerece du plomb a l’epoque romaine // Rev. Arch. 1920. 12. P. 211; 1921. 13. P. 36 sqq.; 1921. 14. P. 98 sqq. Ср.: Brewster Ε. Η. Roman craftsmen and tradesmen of the Early Empire. 1917 (очень полезный сборник текстов поэтов периода правления Августа и Флавиев). В нижеследующих примечаниях я привожу материалы, которые не учтены в работах Канья, Бенье и Гуммеруса.

[28] См. примеч. 27 к гл. I и примеч. 15 к наст. гл. По качеству сицилийского вина Плиний отводит ему четвертое место (XIV, 66). Главными центрами производства вина были Мессана и Тавромений; ср. винные амфоры из Тавромения в Помпеях с CIL. IV, 2618, 5563—5568; Not. d. scavi. 1914. P. 199; 1915. P. 335. № 5; Della Corte M. JRS. 1926. 16. P. 153; Not. d. scavi. 1927. P. 30. № 13. Однако нужно при этом отметить, что во времена Августа и на протяжении всего I в. по P. X. в Сицилии еще собирали богатые урожаи зерна.

[29] См.: Petron. sat. 76: nemini tamen nihil satis est. concupivi negotiari. ne multis vos morer, quinque naves aedificavi, oneravi vinum — et tunc erat contra aurum, — misi Romam. putares me hoc iussisse: omnes naves naufragarunt, factum, поп fabula. uno die Neptunus trecenties sestertium devoravit. putatis me defecisse? поп mehercules mi haec iactura gustifuit, tamquam nihil facti. alteras feci maiores et meliores, et feliciores... oneravi rursus vinum, lardum, fabam, seplasium, mancipia [однако ни для кого нет ничего в достатке. Вознамерился я заняться торговлей, чтобы не задерживать вас долгими речами, — построил я пять кораблей, нагрузил вином, — а тогда оно было вровень с золотом, — отправил в Рим. Ты мог бы подумать, что я это приказал: все корабли потерпели крушение — подлинное дело, не сказка. В один день Нептун сожрал у меня тридцать миллионов сестерциев. Вы думаете, я пал духом? Клянусь Геркулесом, эта потеря не стоила мне глотка воды, словно и не случилось-то ничего. Построил я другие корабли — больше и лучше... вновь погрузил вино, сало, бобы, благовония, рабов] (лат.) Ср.: CIL. IV, 5894 mitt. Add.; SoglianoA. Not. d. scavi. 1905. P. 257: M. Terenti Artritaci in nave Cn. Senti Omen Ti. Claudi Orpei vect(a) — вино или garum, импортируемые в Помпеи компанией судовладельцев (?). Ср. примеч. 20 к наст. гл.

[30] Большое количество капуанской бронзовой посуды, соседствующей с другой, произведенной, по-видимому, в Александрии или Малой Азии, характерно для больших кавказских захоронений времен Августа, таких как, например, некрополь в Бори; см. публикацию Е. Придика в «Materialien fur die Archaeologie Sudrusslands» (1914. 34; на русск. яз.). Отдельные капуанские бронзовые сосуды были обнаружены даже в Вятской губернии (Compte rendu de la Comm. arch. 1913—1915. P. 213. Fig. 261; на русск. яз.): одна из бронзовых сковородок относится к характерному типу подобных предметов I в. по P. X. См.: Willers Η. Neue Untersuchungen iiber die romische Bronzeindustrie. S. 77 ff. Другой сервиз того же времени обнаружен в Подольской губернии (Compte rendu de la Comm. arch. 1913—1915. P. 201. Fig. 255; на русск. яз.). Вообще капуанская бронзовая посуда очень часто встречается на юге России, в особенности в I в. по P. X. Началась ли торговля между Восточной Россией и Италией уже во времена Августа или позднее при его преемниках, решить очень трудно. Импортные товары из Италии (стеклянные и бронзовые изделия) в большом количестве находят в Пантикапее (см. примеч. 30 к наст. гл.). Некоторые пантикапейские могильники с южноиталийским стеклом и южноиталийскими изделиями из бронзы датируются периодом Августа. Однако большинство относится к более позднему времени. Очевидно, бронзовые предметы, найденные в России на севере, попали туда из Пантикапея, а не со стороны Балтики; в таком случае начало этой торговли, вероятно, падает на I в. по P. X. О развитии восточногерманских и скандинавских торговых связей с Италией в I в. по P. X. см. в примеч. 18а к гл. III; ср.: Kostrzewski J. Reall. d. Vorgeschichte. Ш. S. 280 ff.

[31] Некоторые фибулы-ауциссы, найденные на Дону, опубликованы автором в «Bull. de la Comm. arch, de Russie» 1917. 65. P. 22 sqq. (на русск. яз.); ср.: Jullian С. Histoire de la Gaule. V. P. 304, app. 6; Haverfield F. Arch. Journ. 1903. 60. P. 236; 1905. 62. P. 265.

[32] См., например, мою работу «Antike dekorative Malerei in Siidrussland» (1914. S. 206 ff.; на русск. яз.).

[33] См. примеч. 13 к гл. I.

[34] См. примеч. 19 к гл. III.

[35] Об Аквилее см. литературу, указанную в примеч. 16 к гл. I. О самобытных изделиях аквилейской промышленности исследовательских работ еще не написано. Великолепные собрания изделий из янтаря, имеющиеся в городском музее и в одной частной коллекции в Удине, до сих пор не опубликованы. Эти товары широко экспортировались в Рим, Помпеи, на побережье Далмации, в Африку и Бельгию; см.: Cumont F. Comment la Belgique fut romanisee2 . 1919. P. 51. Fig. 2; Smirich G. Fiihrer durch das k. k. Staatsmuseum zu Zara. 1912. S. 103. В Британском музее и в Музее терм в Риме имеются большие коллекции аквилейских янтарных изделий, найденных в Южной Италии. Хочется упомянуть и о янтарной бусине, украшенной головой барана, найденной в Бутцке в Померании; см.: Jungklaus Ε. Röm. Funde in Pommern. 1924. S. 89. Кто знает, может быть и эта бусина попала сюда из Аквилеи? Очень хороший обзор превосходно размещенных экспонатов живописного музея Аквилеи дает Maionica Е. Guida dell’I. R. Museo dello stato in Aquileia. Wien, 1911; ср.: BrusinG. Aquileia. Guida storica ed artistica. 1929. Особенно интересны разделы о стекле (Maioniса Ε. Op. cit. P. 87 sqq.; Brusin G. Op. cit. S. 221 sqq.) и янтаре (Maionica Ε. Op. cit. P. 88 sqq.; Brusin G. Op. cit. S. 162 sqq.). Надписи на двух стеклянных бутылках из Линца на Дунае (Sentia Secunda facit Aquileiae vitfraj) показывают, что Аквилея экспортировала стекло собственного производства (Brusin G. Op. cit. P. 10, 222). Среди железных предметов особенно привлекают внимание и представляют наибольший интерес различные земледельческие орудия, огромное количество которых употребляли сами аквилейцы (Maionica Ε. Op. cit. P. 97 sqq.; Brusin G. Op. cit. P. 200 sqq.). Было бы полезно изучить соответствующие предметы, найденные в Далмации и придунайских провинциях. Возможно, что они были сделаны в мастерских Аквилеи: см. рельеф на надгробии одного faber ferrarius (Maionica Ε. Op. cit. P. 56. № 36; Brusin G. Op. cit. P. 118. № 18. Fig. 71). Понятно, что нельзя ожидать, что в Аквилее мы найдем оружие, изготовленное там для дунайской армии. Один faber ferrarius по имени Л. Геренний (L. Herennius) был похоронен под недавно обнаруженным красивым надгробным алтарем с длинной надписью (Brusin G. Op. cit. P. 48. Fig. 25). О том, как было найдено золото, см.: Polyb.; Strabo, IV, 208.

[36] См. примеч. 13 к гл. I. См.: Frank T. A History of Rome. P. 375 sqq. Я не могу, однако, согласиться с автором, считающим, что организация промышленности и торговли в Риме и других крупных городах была точно такой же, как в Помпеях. Многочисленные надгробные памятники ремесленников, найденные в Риме, свидетельствуют о наличии в Риме мелких мастерских, но они ничего не говорят об организации более крупных предприятий. Вдобавок мы сталкиваемся здесь с особенным стилем, своего рода условным языком, применяемым для надписей на могильных памятниках. Их можно привлекать для изучения технической стороны определенного ремесла, но вряд ли они достаточно индивидуальны, чтобы по ним можно было делать выводы относительно общественного и экономического положения погребенного под ними покойника. Систематические исследования, проведенные в Остии, показали нам, насколько дома Остии и Рима отличались от помпейских; см.: Colza G. La preminenza dell’, insula nella edilizia romana // Mon. Ant. Acc. dei Lincei. 1916. 23. P. 541 sqq. T Cuq E. Une statistique de locaux affectes a l’habitation dans la Rome imperiale // Mem. Acad. Inscr. 1915. 11. P. 279 sqq.; Colza G. La statistica delle abitazioni e il calcolo della populazione in Roma imperiale // Rend. d. r. Acc. dei Lincei. 1917. 26. P. 3 sqq. и его сообщения в «Not. d. scavi»; ср. резюме этих сообщений, опубликованное тем же автором в «Atene е Roma» (1922. 3. Р. 229), и его превосходную работу «Le origini latine dell’abitazione moderna in Architettura e arti decorative 3» (1923), а также: StuttenJ. Wohnhauser der rom. Kaiserzeit // Bauamt und Gemeindeleben. 1924. 15. S. 146 ff. Из этих раскопок мы также узнали, какими большими и великолепными зданиями располагало не только государство, но и многие частные торговцы, которые использовали их как товарные склады и для выполнения работ, связанных со складским хранением (см. статьи «Ноггеа» в RE и у Daremberg—Saglio; ср.: Romanelli P. Diz. epigr. III. 1922. Sp. 967 sqq.), поэтому нельзя не учитывать, как рискованно рассуждать о крупных торговых и промышленных городах, основываясь на изучении нескольких маленьких провинциальных городков. Я не сомневаюсь, что между Римом и Александрией было больше сходства, чем между Римом и Помпеями, и что Остия была Римом в миниатюре. Для раннего периода империи (быть может, для времени Августа) характерен квартал домов возле Форума, недавно раскопанный Кальца (см.: Not. d. scavi. 1923. P. 177 sqq.; Taf. IV sqq.). Каждое из трех торговых и промышленных зданий рядом с курией представляет новый тип, не встречающийся в Помпеях. Самое интересное — это большой «базар» (С — на плане Кальца; Taf. IV). Он представляет собой двор (или своего рода частную площадь) со входами со стороны двух разных улиц, окруженный большими торговыми помещениями с высокими потолками, что делает эти помещения совершенно непохожими на тесные и темные помпейские лавочки. Некоторые из этих лавок выходят на улицу, другие — во двор. Напомню также последние открытия возле форума Траяна, — я имею в виду раскопки на площади Magnanapoli; см. сообщения в Arch. Anz. (последнее из них см.: Jahrb. 1929. 44. Arch. Anz. S. 92).

[37] Об александрийской промышленности см.: Schubart W. Agypten von Alexander dem Grossen bis Mohammed. 1923. S. 51 ff.; Breccia E. Alexandrea ad Aegyptum2 . 1922. P. 41 (с библиографией). Организация промышленности в деревнях и маленьких городках Египта стала нам очень хорошо известна после появления трудов Рейля (Reil. Beitrage zur Kenntnis des Gewerbes im hellenistischen Agypten. 1913) и Μ. Хвостова (Chwostow Μ. Etudes sur l’organisation de l’industrie et du commerce dans l’Egypte greco-romaine. 1914. Vol. I. L’industrie textile; на русск. яз.); ср. мою рецензию на последнюю в «Schriften des Ministeriums fur den offentlichen Unterricht» (1914; на русск. яз.); см. также: Wilcken U. Grundziige. S. 239 ff.; Schubart W. Einfiihrung in die Papyruskunde. S. 414 ff., 428 ff. с перечнем различных отраслей торговли. Однако очень рискованно было бы переносить ту картину, которая здесь дается, на Александрию, так как это все равно что сравнивать Рим и Помпеи. Помпеи и египетские сельские городки работали главным образом для местного сбыта; Александрия же, а до известной степени также и Рим, была ориентирована на мировую торговлю.

[38] О текстильной промышленности Малой Азии см. мою работу об экономическом развитии Пергамского царства в «Anatolian Studies presented to Sir William Ramsay» (Manchester, 1924). Ср.: Orth. RE. XII. Sp. 606 ff. (статья «Lana»), а также примеч. 42 к гл. IV.