Парфений и его сборник

Парфений, автор сборника "О любовных страстях", происходил из Никеи в Вифинии - с названием этого города ассоциируется обычно проведение в 325 г. н. э. Вселенского собора христианской церкви, осудившего аррианство. Между тем город был основан еще за шестьсот с лишним лет до этого Антигоном Одноглазым, одним из преемников Александра Великого. После гибели Антигона в битве при Ипсе (301 г. до н. э.) северо-западная часть Малой Азии перешла в руки Лисимаха - при нем основанный Антигоном и нареченный его именем город получил название Никеи (так звали первую жену Лисимаха), отчасти сохранившееся в нынешнем турецком наименовании Изник.
В эллинистическую эпоху Никея стала богатым торговым городом (через нее шел транзитный путь из Эгейского и Черного морей в глубь Малой Азии) и одно время была даже резиденцией царской Вифинии. К началу 70-х годов I в. до н. э. Вифиния находилась в составе Ионтийского царства Митридата VI, с которым римляне начали в 74 г. очередную, третью Митридатову войну, В первые же два года им удалось под командованием Лукулла основательно потеснить Митридата на восток, так что Вифиния оказалась в их руках и оттуда в Рим, как обычно, хлынул поток пленных. Среди них оказался и Парфений.
Единственный источник, сохранивший мало-мальски связное сообщение о Парфений,- византийский словарь X в. Суда - называет при этом имя пленившего Парфения римского полководца Цинны; однако современные историки сходятся во мнении, что имя Цинны носил, скорее всего, господин, к которому в Риме попал Парфений. Может быть, этот Цинна был отцом будущего поэта Гая Гельвия Цинны, стремившимся дать сыну хорошее образование, немыслимое в те годы без знания греческого языка. Поэтому Парфений был как учитель греческого отпущен на волю и дожил, если верить Суде, до правления Тиберия (14-37 гг.). Конечно, это не соответствует действительности, ибо, если бы даже Парфений попал в Рим грудным младенцем, ему во время Тиберия было бы около 100 лет. Скорее всего, какой-то из источников Суды неправильно понял слова Светоння, заметившего, что Тиберий, сочиняя стихи по-гречески, подражал Евфориону, Риану и Парфению - поэтам так называемой александрийской школы - и поставил их бюсты в публичных библиотеках наряду с самыми прославленными авторами древности.[1] Еще через сотню лет другой римский император Адриан (117-138 гг.), по-видимому, велел обновить надгробие Парфения и снабдить его стихотворной эпитафией, которая дошла до нас на сильно поврежденной каменной плите.[2] Из последних стихов, впрочем, видно, что Адриан (он сам, вероятно, и был автором эпитафии) считал Парфения достигшим высокой славы у потомков.
Подтверждение этому дают два найденных в наше время пергаменных листа с остатками стихотворений Парфения - они относятся к III - IV вв. и снабжены схолиями.[3] Отсюда ясно, что творчество Парфения было достаточно широко известно в предзакатные столетия античности.
К сожалению, ни две эти находки, ни сохранившиеся в поздних античных компиляциях несколько стихов Парфения не позволяют наполнить более обширным содержанием сообщение, содержащееся в уже упомянутой заметке из Суды. Там сказано, что Парфений сочинил элегические поэмы под названием "Афродита", "Плач по Арете" (его жене) и "Похвальное слово Арете" в трех книгах ("книга" элегий составляла обычно 1000-1200 стихов), а также много других произведений. И в самом деле, в позднеантичных источниках мы свыше сорока раз встречаем имя Парфения - чаще всего в связи с разночтениями в географических названиях и какими-нибудь особенностями метрики; однако при этом нередко называются и поэмы, из которых заимствуются эти подробности.[4] Так мы получаем сведения, что у Парфения были элегии (или сборники элегий) под названиями "Метаморфозы", "Геракл", "Делос", "Ификл" и другие, в которых преобладала мифологическая тематика. От всего этого до нас дошли 6 стихов Парфения, посвященные судьбе Библиды в гл. XI его сборника "О любовных страстях", прозаический пересказ одного эпизода из "Метаморфоз" (см. ниже фр. 20), 28 плохо сохранившихся на пергамене стихов из "Плача по Тимандру" (вероятно, другу поэта, умершему в одиночестве в Египте) и около десятка стихотворных строк (в том числе переведенные ниже фр. 22 и 31). Одну из них (фр. 30) мы знаем только потому, что Вергилий заимствовал ее, слегка видоизменив, в своих "Георгинах" (I. 437).
По сообщению позднего римского грамматика Макробия (Сатиры. V. 47, 18), Вергилий учился греческому как раз у Парфения, который вскоре после отпуска на волю приобрел в Риме известность среди молодых поэтов ("неотериков") как один из последних столпов александрийской поэзии. старавшейся использовать малораспространенные варианты мифов и с достаточной изысканностью их обработать, чтобы доказать этим наличие изощренного вкуса и необъятной учености. Памятником близости между Парфением и римскими поэтами-элегиками и явился тот сборник коротких рассказов "О любовных страстях", который предлагается читателю.
Свой сборник Парфений посвятил Корнелию Галлу (род. в 69 г. до н. э.), школьному товарищу Октавиана Августа и одному из командующих римской конницей, что. не помешало ему стать главой новой школы римских поэтов. О государственной деятельности Галла мы знаем, по крайней мере, что он был первым правителем Египта, присоединенного к Римской империи в 30 г. до н. э., вел себя там без излишней скромности и покончил с собой, впав в немилость у Августа, в 26 г. Хуже обстоит дело с его поэтическим творчеством, поскольку до недавнего времени был известен всего один его, стих. В 1979 г. в результате счастливой папирусной находки были опубликованы еще неполные девять стихов Галла,[5] и хотя, таким образом, объем его наследия увеличился в относительном исчислении почти в 10 раз, этих неполных десяти строк еще мало" чтобы судить о поэзии Галла.
Помочь нам могут в какой-то степени его последователи, особенно Овидий с обрабсдкой многочисленных мифов в "Метаморфозах" и тот же Парфений. Посвящая свой сборник Корнелию Галлу, он, конечно, хорошо представлял себе, какие сюжеты в наибольшей мере нужны Галлу, чтобы побудить его к творчеству. Таким образом, для нас труд Парфения представляет троякий интерес: во-первых, мы узнаем из него, чем отличалась в выборе тем греческая литература эллинистического времени от ее классических образцов, во-вторых,- что из нее пользовалось особым спросом в римской поэзии конца Республики. Наконец, сборник Парфения содержит значительное число мифов и версий мифологического повествования, о которых мы без его помощи не узнали бы ни из каких других источников,- для современного исследователя это является едва ли не самым примечательным свойством Парфения.
Уже само название его сборника показывает, что наибольшую привлекательность для поэтической обработки представляли собой рассказы о любви, преимущественно - с печальными последствиями. Из 36 сюжетов, собранных Парфением, относительно благополучную развязку имеют только шесть; 10 рассказов, напротив, завершаются гибелью обоих их участников, для остальных достаточно гибели либо ослепления одного влюбленного, или объявления войны, или, на худой конец, какого-нибудь превращения.
Источником этих историй там, где они указаны, служат достаточно разнообразные жанры: иногда трагедия V в. до н. э. (гл. III), но гораздо чаще - поэты эллинистического периода, предшественники Парфения,- среди них встречаем такие значительные имена, как Аполлоний Родосский. Никандр, Гермесианакт, Евфорион. Наряду с этим Парфений находит сюжеты у прозаиков, начиная от логографов V в. до н-э., искавших объяснение историческим событиям в поворотах личной жизни знаменитых людей, и кончая современниками поэта - грамматиками и риторами. Если прозаики и поэты делятся в качестве источников Парфения примерно поровну, то в хронологическом отношении явное предпочтение отдается послеклассическим авторам. Подробнее о каждом из них, использованных Парфением, будет сказано в примечаниях.
Что касается сюжетов, то сближение двух сторон только в исключительных случаях происходит в порядке законного бракосочетания (гл. IV, Χ, XXIII, XXVII, XXXVI), которое, однако, не избавляет их от горестей: измены одного из супругов (гл. IV, XXIII, XXVII), случайной смерти жены во время охоты от копья мужа (гл. X) или гибели мужа на войне (XXXVI) - при таких поворотах событий оставшийся в живых тоже добровольно отправляется на тот свет. Сюда же мы отнесем рассказы о любви к мальчикам - хоть она и встречает взаимность, но кончается тоже трагически (гл. VII. XXIV).
Достаточно частый мотив - добрачная связь, независимо от того, произошла ли она но согласию сторон или в результате насилия (гл. II, III, XVI, XX, XXX, XXXII, XXXV). Прибавим также повествования о попытке овладеть девушкой (XXVI), либо, наоборот, о неосуществленном желании девушки, которая с первого взгляда влюбляется в царя или героя, осаждающего ее родной город, готова ради близости с ним на измену и осуществляет ее; не всегда, впрочем, победитель отвечает на ее чувство (гл. V, XXI и XXII). Не последнее место занимает в этих сюжетах инцест - либо вполне осознанный обеими сторонами (гл. V, XIII), либо подстроенный одной стороной (гл. XVII), либо же не осуществившееся, но от этого не менее преступное желание (гл. XI, XXXIII, XXXIV).
Найдем мы и другие, достаточно ходовые мотивы: соперничество двух молодых людей (гл. VI, XIX) и роковое переодевание (гл. XV), женское вероломство (гл. VIII) и безуспешные попытки соблазнить молодого человека, который не желает оскорблять брачное ложе своего благодетеля (гл. XIV, XVIII, XXIX).
Мотивировка описываемых Парфением событий носит достаточно стереотипный характер. Любовь возникает чаще всего с первого взгляда, даже если этот взгляд брошен со стены осажденного города (гл. XXI); в большинстве случаев она объясняется необычной красотой объекта страсти (гл. VI, VII, Χ, XIII, XVII, XXIV, XXXIV), в других - констатируется как факт, не нуждающийся в каком-либо объяснении (гл. I, IX. XXVII. XXX), Если влюбляется девушка, она, естественно, стыдится первой открыть свое чувство, пока кто-нибудь не приходит ей на помощь (гл. VI, XVIII); особенно долго внутреннее противодействие приходится преодолевать при инцестуозном влечении (гл. V, XIII, XVII). Каким бы путем ни было достигнуто счастье, оно длится недолго, и виновный в его разрушении обычно кончает с собой, даже если вина его была невольной (гл. IV, Χ, XIII, XIV, XVII, XXVII, XXXI, XXXII, XXXIII).
Собранные Парфением сюжеты отражали общий для эллинистических поэтов или римских неотериков интерес к роковым любовным страстям - об этом можно судить по Овидию, у которого помимо двух рассказов с участием тех же действующих лиц, что у Парфения,[6] имеется в "Метаморфозах" еще несметное число любовных историй с трагическим завершением. Из задачи, стоявшей перед Парфением. вытекает и стиль его изложения, в котором он не претендовал на законченность отделки, как сам признает в открывающем сборник обращении к Галлу. В частности, он нередко переходит с прошедшего времени на настоящее - так называемый praesens historicum, очень распространенный в древнегреческом и латинском языках. В русском такая перебивка во временах не слишком принята, однако мы считали нужным сохранить ее в переводе как дающую представление о стиле оригинала.
Сборник Парфения вместе с "Метаморфозами" Антонина Либерала сохранился в единственной рукописи IX или X в. (Palatinus Graecus, ,№ 398), не лишенной ошибок и описок, большинство из которых вполне удовлетворительно исправлено в результате работы нескольких поколений филологов со времени выхода в свет первого печатного издания в 1531 г. в Базеле. Подготовил его известный немецкий врач и филолог из Цвиккау Ян Корнарий.
Во второй половине прошлого века среди исследователей греческой литературы разразилась полемика по вопросу о том, кому принадлежат ссылки на источники Парфения, приведенные в 26 случаях из 36 на полях Палатинской рукописи. Ясно, что их автором не является сам Парфений, - иначе они были бы даны ко всем главам в их основном тексте. Вместе с тем очевидно, что они сделаны человеком осведомленным, так как их достоверность подтверждается другими свидетельствами об античных авторах, а принадлежность к поэме Евфориона "Фракиец" двух эпизодов, содержащихся у Парфения (гл. XIII и XXVI). доказана папирусной находкой, сделанной в начале нашего века.[7] О добросовестности составителя Палатинской рукописи свидетельствует и его пометка "нет" при гл. X; как видно, он не нашел достаточно надежного источника.
Латинский перевод, выполненный уже названным выше Корнариусом для первого издания Парфения, был повторен затем, с некоторыми улучшениями, в Erotici Scriptores (Paris, 1856). Имеются также немецкий, английский, французский, итальянские переводы. Последний из них, выполненный Гаэтано Амальфи и опубликованный посмертно ("Il folclore italiano". Napoli, 1935. V. X. P. 148-194), незаслуженно забыт в самой Италии. Между тем он остается полезным в связи с тем, что в примечаниях содержится обширное сравнение сюжетов, излагаемых Парфением, с памятниками средневековой литературы и фольклора.
В отечественном антиковедении Парфений вниманием не пользовался: за двести лет о нем появились всего две заметки,[8] в трехтомной "Истории греческой литературы" (1946-1960) имя его ни разу не упоминается, а в двухтомной "Истории римской литературы" (1959-1962) только в связи с Вергилием, Галлом и Овидием.
Русский перевод Парфения публикуется здесь впервые. Он сделан с наиболее авторитетного издания: Mythographi Graeci. II. 1. Supplementum Partheriius. Ed. E. Martini. Lypsiae, 1902. Использовалось также упомянутое выше двуязычное издание S. Gaselee, вышедшее впервые в 1916 г. и затем многократно переиздававшееся.
Стихотворные переводы (кроме фр. 30) принадлежат М. Л. Гаспарову.


[1] Светоний. Тиберий, гл. 70; Лукиан. Как писать историю, гл. 57, где он объединяет Парфения с Евфорионом и Каллимахом, противопоставляя их вычурность простоте Гомера. Положительная оценка Парфения — в эпиграмме Поллиана (Палат. антология. ΧΙ.130 — см. в конце перевода).
[2] IG. XIV 6857. См.: Supplementum Hellenisticum / Ed. Η. L. Lloyd-Jones et P. Parsons. В. — Ν. Y., 1983. № 605. Парфений назван здесь выходцем из Апамеи (бывш. вифинской Мирлеи).
[3] Suppl. Hellenist. № 609-614, 626.
[4] См.: Parthenius. Love Romances. Poetical Fragments / Ed. S. Gaselce // Daphnis and Chloc by Longus... (Loeb Classical Library). L., 1978. P. 350—371.
[5] Anderson Я. D., Parsons Ρ. J., Wisbet Я. G. Μ. Elegiacs by Callus from Qasr Ibrim. // JRST. 1979. V. 69. P. 125—155; Blansdorf J. Der Gallus-Papyrus — eine Falschung? // ZPE. 1987. Bd 67. S. 43—50, с обширной библиографией, к которой следует прибавить: Zecchini G. Il primo frammenlo di Cornelliо Gallo e la problematica partica nella poesia augustea // Aeagyptus. 198 . V. 60. P. 138—143; Hutchinson G. O. Notes on the new Gallus // ZPE. 1981. Bd 41. S. 37—42: Barchiesi A. Notizie sul nuovo Gallo // Atena e Rome. 1981. V. 26. № 3—4. P. 153—166; Newman J. K. The new Gallus and the origins of Latin love elegy // Illin. Cl. Studies. 1984. V. IX. 1. P. 19—29.
[6] К гл. XI (О Библиде) ср. Метаморфозы. IX. 450—665; к гл. XV (О Дафне) ср. там же, 1. 452—567, но без участия Левкиппа.
[7] Supplem. Hellenist. № 413—415.
[8] Доватур A. M. Куропатка Клеобеи // Язык и литература (Труды НИИ речевой культуры, т. VIII). Л., 1932. С. 265—272; Dovatur A. I. Note sur Parthenios: Souffrances amoureuses, 27 // REG. 1932. V. 45. P. 195—198.