XLVIII Против Олимпиодора о нанесении ущерба

Переводчик: 

Содержание

(1) В этой речи рассказывается о запутанной смене событий. Некий афинянин Комон умер, не оставив детей. Родственники могли получить наследство, востребовав его в судебном порядке. И вот Каллистрат, произносящий в суде эту речь[1], заявляет, что все наследство полагается ему, так как он - ближайший родственник Комона. Однако создается впечатление, что он лжет и что его утверждение - голословный вымысел[2]. Олимпиодор, против которого возбужден иск, сначала тоже заявил претензию на наследство. (2) Оба противника свойственники: Каллистрат был женат на сестре Олимпиодора. Сперва они решили не спорить друг с другом, а разделить поровну имущество покойного, прежде всего то, что было на виду[3] и бесспорно; что же касается невидимого имущества, то они договорились разыскивать его совместно и во всем этом деле действовать сообща - ведь они предвидели, что появятся и другие претенденты, которые будут оспаривать у них наследство. Они составили по этому поводу письменное соглашение и отдали его на хранение общему другу Андроклиду[4]. (3) У Комона был раб Мосхион, пользовавшийся полным доверием хозяина. Олимпиодор схватил его, обвинив в присвоении тысячи драхм, принадлежащих Комону, стал совместно с Каллистратом допрашивать под пыткой[5]. Раб признался, что взял деньги, и они были разделены поровну в соответствии с соглашением. Олимпиодор, заподозрив, что у раба еще больше денег, снова допросил его под пыткой, но уже без привлечения Каллистрата, и получил семьдесят мин, которые взял себе. (4) В то время появляются и другие претенденты на наследство, в числе которых был и Каллипп, брат Каллистрата по отцу. Посоветовавшись друг с другом относительно предстоящего судебного процесса, Олимпиодор и Каллистрат договорились, что Олимпиодор будет требовать все наследство, а Каллистрат - половину его[6]. В это время афиняне организовали поход в Акарнанию, и Олимпиодор, включенный в список мобилизованных[7], отправился вместе с ними. В день слушания дела судьи, убежденные, что участие в походе было лишь предлогом, аннулировали иск Олимпиодора. Каллистрат говорит, что поэтому и он отказался от своего иска на половину наследства, оставаясь верным соглашению, по которому они все должны были делать сообща. (5) Когда же Олимпиодор вернулся из похода, он совместно с Каллистратом заново возбудил иск против выигравших процесс: закон давал им право на это[8]. Они требуют наследство, как и вначале: один - половину, другой - целиком. Олимпиодор, выступая первым, выиграл процесс. В результате он получил все наследство, но не стал выполнять условия соглашения и не отдал Каллистрату половину. (6) Каллистрат требует половину всего наследства и семидесяти мин, полученных Олимпиодором у Мосхиона; он ссылается на соглашение и говорит, что и в последнем судебном процессе содействовал Олимпиодору, позволив ему говорить все, что тот хотел, и представить лжесвидетелей; если бы они не сговорились друг с другом о его содействии Олимпиодору в этом процессе, он легко бы уличил свидетелей во лжи и не допустил бы, чтобы Олимпиодор выиграл дело.

Речь

(1) Иногда, граждане судьи, возникает необходимость обращаться в суд и у тех людей, которые не привыкли к этому и не обладают даром речи; это происходит тогда, когда кто-нибудь ущемляет их интересы, в особенности, если обидчиками являются люди, которым меньше всего пристало так поступать. Именно это и произошло со мной[9]. Ведь я, граждане судьи, не хотел судиться с Олимпиодором, своим свойственником, на сестре которого я женат, но вынужден был так поступить, поскольку претерпел от него много обид. (2) Если бы, граждане судьи, Олимпиодор не причинил мне зла, и я привлек его по ложному обвинению, или не захотел бы передать наш спор на суд наших общих друзей[10], или уклонился бы от какого-нибудь другого справедливого решения, я, уверяю вас, испытывал бы чувство стыда и считал, что заслуживаю презрения. Но Олимпиодор действительно причинил мне большой вред, а я не пытался уклониться ни от какого арбитра и, клянусь Зевсом Величайшим, не добровольно, а вопреки своему желанию был вынужден Олимпиодором выступать на этом процессе. (3) И вот я прошу вас, граждане судьи, выслушать нас обоих, самим разобраться в сути дела[11] и отпустить нас, если возможно, примирившимися[12]; в этом случае вы оказались бы благодетелями для нас обоих. Но если вам это не удастся, то останется только одно - отдать ваши голоса тому, кто отстаивает правое дело. Сперва вам прочтут свидетельства, подтверждающие, что не я, а он один виноват, что дело дошло до суда. Читай свидетельства.
(Свидетельства)
(4) Мои претензии, граждане судьи, к Олимпиодору были умеренны и обоснованны, это вам засвидетельствовали те, которые при этом присутствовали. Так как он не хотел выполнить ничего из того, что был должен сделать, мне необходимо рассказать вам, в чем он провинился передо мной. Рассказ об этом краток. (5) Комон из дема Галы[13], граждане судьи, был нашим родственником. Он умер после непродолжительной болезни, не оставив детей; прожил он много лет и умер глубоким стариком. Когда я понял, что он уже не может поправиться, я пригласил Олимпиодора, чтобы он присутствовал при этом и вместе с нами позаботился о том, что положено[14]. Олимпиодор этот, граждане судьи, действительно пришел ко мне и моей жене, своей сестре, и вместе с нами стал всем распоряжаться. (6) В то время, как мы этим занимались, Олимпиодор неожиданно обратился ко мне с заявлением, что я его мать была родственницей покойного Комона и что он тоже имеет право на долю из всего оставленного Комоном имущества[15]. Я, граждане судьи, прекрасно знал, что это ложь и наглость с его стороны и что никто не приходился Комону более близким родственником, чем я. Сперва меня охватили сильнейший гнев и возмущение бесстыдством его претензии; затем я сказал самому себе, что сейчас не время предаваться гневу, и ответил ему, что в данный момент надо похоронить умершего и выполнить другие полагающиеся. обряды; после того как мы позаботимся обо всем этом, тогда и поговорим друг с другом. (7) Олимпиодор, граждане судьи, согласился с этим и сказал, что я прав. Мы прекратили спор и выполнили все полагающиеся обряды; после этого, уже в спокойной обстановке, мы созвали всех родственников и вместе с ними обсудили доводы Олимпиодора в пользу его претензии на наследство. Нужно ли, граждане судьи, обременять вас и самому себе доставлять огорчения, подробно рассказывая о наших взаимных разногласиях во время этого обсуждения? (8) Но чем оно закончилось - об этом вам необходимо услышать: мы оба признали право каждого из нас на получение половины оставленного Комоном имущества и отказались в дальнейшем от какой-бы то ни было неприязни друг к другу. Я, граждане судьи, предпочел добровольно поделиться с ним, нежели, обратившись в суд, иметь тяжбу с родственником, говорить неприязненно о брате моей жены и дяде моих детей, да и от него выслушивать враждебные речи. (9) В силу этих соображений я уступил ему. После этого мы по поводу всех спорных вопросов заключили друг с другом письменное соглашение и скрепили его взаимными торжественными клятвами: мы обязались честно и справедливо разделить видимое имущество[16] так, чтобы ни один из нас не получил большую долю из наследства Комона, чем другой; что же касается остального имущества, то сообща выяснить его наличие и действовать, советуясь друг с другом, сообразно обстоятельствам. (10) Дело в том, граждане судьи, что мы предполагали, что появятся и другие претенденты на наследство Комона, например, мой брат по отцу, но не по матери, который тогда был в отъезде; могли найтись и другие желающие заявить претензию, чему мы не могли препятствовать, так как закон дозволяет это делать любому, кто хочет. Предвидя все это, мы оформили письменное соглашение и принесли клятвы, чтобы никто из нас не мог добровольно или вынуждено что бы то ни было предпринять сам по себе, но чтобы мы все делали сообща, посоветовавшись друг с другом. (11) В свидетели нашей договоренности мы призвали сперва богов, именем которых поклялись друг другу; а затем наших общих родственников и Анкроклида из дема Ахарны[17], на хранение которому отдали соглашение. А теперь, граждане судьи, я хочу, чтобы вам прочли закон, на основании которого мы составили это письменное соглашение друг "с другом[18], и свидетельство того, у кого оно хранится. Сперва прочти закон.
(Закон)
А теперь прочти свидетельство Андроклида.
(Свидетельство)
(12) После того, как мы поклялись друг другу и соглашение было помещено на хранение у Андроклида, я, граждане судьи, разделил, наследство на две части. В первую из них вошел дом, в котором жил Комон, и рабы, изготовляющие мешковину; во вторую - другой дом и рабы, изготовляющие лечебные снадобья[19]. Наличные деньги, которые оставил Комон в трапедзе Гераклида[20], почти все были израсходованы на погребение, другие полагающиеся обряды и на сооружение памятника. (13) Выделив эти две части, я предоставил выбор Олимпиодору, чтобы он взял, какую хочет из них: он выбрал рабов-изготовителей снадобий и жилое помещение; я же взял изготовителей мешковины и второй дом. Таково было имущество, полученное каждым из нас. (14) Среди рабов, доставшихся Олимпиодору, был один, который пользовался полным доверием Комона; его звали Мосхион. Этот раб знал и обо всех других делах Комона и, в частности, о местонахождении денег, которые хранились у Комона в доме[21]. (15) Воспользовавшись старостью Комона и его доверием к себе, этот раб Мосхион незаметно для хозяина взял себе эти деньги. Сперва он взял тысячу драхм, которые лежали отдельно от остальных денег, затем - еще семьдесят мин. Комон ничего об этом не знал. Все эти деньги раб держал в своих руках[22]. (16) Спустя недолгое время после раздела у нас, граждане судьи, появились некоторые сомнения и подозрения относительно этого раба. Поэтому мы с Олимпиодором решили допросить его под пыткой[23]. Мосхион, граждане судьи, не дожидаясь пытки, признался, что взял у Комона тысячу драхм и деньги, которые он не израсходовал из этой суммы, находятся у него. Относительно более значительной суммы он тогда ничего не сказал. (17) Он отдал примерно шестьсот драхм. Эти возвращенные рабом деньги мы честно и справедливо разделили в соответствии с данными нами клятвами и соглашением, хранившимся у Андроклида; половину взял я, другую половину - этот Олимпиодор. (18) Спустя недолгое время, руководствуясь тем же самым подозрением против раба относительно денег, Олимпиодор связал его и сам допросил под пыткой, не пригласив нас вопреки данной им клятве разыскивать все и действовать совместно со мной. Раб, граждане судьи, под давлением пытки признался, что взял еще семьдесят мин, принадлежавших Комону, и вернул всю сумму Олимпиодору. (19) Я же, граждане судьи, когда узнал о допросе раба под пыткой и о том, что он отдал деньги, полагал, что Олимпиодор отдаст мне половину этих денег подобно тому, как он сделал это раньше с тысячей драхм. В тот момент я решил не слишком надоедать ему, полагая, что он сам это поймет и уладит вопрос и для меня и для себя таким образом, чтобы каждый из нас получил то, что полагается, в соответствии с клятвами и заключенным нами соглашением о разделе поровну всего оставленного Комоном наследства. (20) Но так как Олимпиодор тянул время и ничего не предпринимал, я обратился к нему, считая, что должен получить свою долю этих денег. Олимпиодор же постоянно выдвигал какие-то отговорки и придумывал отсрочки. В это самое время претензию на наследство Комона предъявили и другие лица; в их числе был и Каллипп, вернувшийся из-за границы, мой брат по отцу, который сразу же потребовал половину наследства. (21) Для Олимпиодора и эти обстоятельства явились предлогом, чтобы не отдавать мне деньги; он заявил, что, поскольку есть много претендентов, мне надо переждать, пока не пройдут судебные процессы. Я был вынужден согласиться, и так и поступил.
(22) После этого мы с Олимпиодором стали обсуждать сообща в соответствии с нашей клятвой, какой образ действий по отношению к другим претендентам будет наилучшим и наиболее безопасным для нас. Мы решили, граждане судьи, что Олимпиодор будет требовать все наследство, а я - половину его, поскольку мой брат Каллипп требовал только половину. (23) И когда архонт провел расследование всех претензий и предстояло их рассмотрение в суде[24], мы с Олимпиодором оказались совершенно неподготовленными к тому, чтобы сразу выступать на процессе - слишком уж внезапно на нас обрушилось такое большое число претендентов. Мы сообща стали изучать сложившуюся ситуацию в поисках в данный момент какой-нибудь отсрочки, чтобы мы могли спокойно подготовиться к процессу. (24) То ли по счастливой случайности, то ли по внушению божества ораторы убедили вас отправить войско в Акарнанию[25]; Олимпиодору тоже надо было участвовать в походе, и он отправился вместе с остальными воинами. И, как мы думали, это явилось отличным основанием для отсрочки, поскольку Олимпиодор отлучился по государственному делу, участвуя в походе. (25) Когда архонт в соответствии с законом стал приглашать в суд всех претендентов, мы попросили отсрочки, клятвенно подтвердив[26], что причиной отсутствия Олимпиодора является его участие в походе по призыву государства. Этой клятве наши противники противопоставили свою; выступая после нас, они оклеветали Олимпиодора и убедили судей проголосовать за то, что он уехал из-за процесса, а не ради государственной службы. (26) После того, как судьи приняли такое решение, архонт Пифодот[27] в соответствии с законом аннулировал претензию Олимпиодора. Когда она была аннулирована, мне тоже пришлось отказаться от своей претензии на половину наследства[28]. После этого архонт присудил нашим противникам наследство Комона[29]; он был вынужден это сделать согласно законам. (27) Сразу же после того как наследство было им присуждено, наши противники отправились в Пирей[30] и захватили все то, чем каждый из нас владел после получения своей доли. Я, поскольку находился в Афинах, сам отдал им то, что мне досталось (ведь надо было починиться закону); все то, что принадлежало Олимпиодору, они в его отсутствие захватили и с этим ушли[31]. Не взяли они только денег, полученных им у допрошенного под пыткой раба - ведь у них не было возможности добраться до них. (28) Эти события произошли в период отсутствия Олимпиодора; такую я извлек пользу от сообщества с ним. Когда же Олимпиодор вместе с другими воинами вернулся, он стал возмущаться случившимся, считая, что с ним очень дурно обошлись. После того как Олимпиодор излил свой гнев, мы снова обсудили это дело и сообща с ним советовались, как бы нам обратно получить что-нибудь из наследства. (29) И, посоветовавшись, мы решили вызвать на судебное разбирательство в соответствии с законом тех, кто высудил себе наследство; учитывая сложившиеся обстоятельства, мы полагали, что вернее всего будет нам не подвергать себя обоих риску в одном и том же процессе против других претендентов, а лучше каждому судиться отдельно: Олимпиодор, как и прежде, будет требовать все наследство и судиться сам по себе, я же буду добиваться половины наследства, поскольку мой брат Каллипп претендовал только на половину. (30) Мы имели в виду, что если Олимпиодор выиграет процесс, я, в соответствии с соглашением и клятвами, снова получу у него свою долю, если же он проиграет и судьи проголосуют не в его пользу, он получит от меня долю по всей справедливости, соответственно нашим клятвам и договоренности. После того как мы приняли такое решение и казалось, что это наиболее надежный способ и для меня и для Олимпиодора, все, владевшие имуществом Комона, были вызваны на разбирательство в соответствии с законом. Прочти закон[32], на основании которого был произведен вызов.
(Закон)
(31) Руководствуясь этим законом, мы вызвали своих противников и предъявили наши встречные претензии, действуя так, как казалось уместным Олимпиодору. После этого архонт провел следствие по всем нашим претензиям и затем передал их на рассмотрение в суд. Олимпиодор выступал первым, он говорил что хотел, представлял угодные ему свидетельства. Я же, граждане судьи, молча сидел на своем месте[33]. При таком ходе процесса Олимпиодор без труда выиграл его. (32) Когда же мы добились в суде всего, чего хотели, и Олимпиодор одержал победу, он, получив у тех, которым было раньше присуждено наследство[34], то, что они у нас отняли, присвоил все себе, а сверх того и деньги, которые взял у допрошенного под пыткой раба; он не захотел выполнить никаких своих обязательств передо мной, и сам всем владеет, вопреки данным клятвам и заключенному со мной соглашению о том, чтобы все полученное разделить поровну. Именно таково содержание соглашения, оно еще и теперь хранится у Андроклида, который сам засвидетельствовал это перед вами. (33) Я хочу также представить вам свидетелей, подтверждающих все остальное, сказанное мною, а прежде всего то, что с самого начала я и Олимпиодор, сами разрешив свой спор, разделили оставленное Комоном видимое имущество, получив каждый равную долю. И сперва возьми это свидетельство, а потом прочти и все остальное.
(Свидетельство)
(34) Возьми также и сделанный мною официальный вызов, когда я пригласил его по поводу денег, взятых им у подвергнутого пытке раба.
(Вызов)
Прочти и другое свидетельство о том, что когда наши противники добились решения в свою пользу, они забрали все, что было в наших руках, кроме денег, полученных Олимпиодором от допрошенного под пыткой раба.
(Свидетельство)
(35) Итак, граждане судьи, и из моей речи, и из представленных вам свидетельств вы теперь знаете, что мы с Олимпиодором сперва разделили видимое имущество Комона и как он получил деньги у раба; известно вам и то, что другие претенденты добились решения в свою пользу и отняли доставшееся нам имущество, пока Олимпиодор снова не выиграл дела в суде. (36) А теперь, граждане судьи, внимательно слушайте доводы, которыми он оправдывает то, что не возвращает мне имущества и не хочет выполнять никаких своих обязательств; это необходимо для того, чтобы подготовленные им против меня ораторы[35] не смогли сразу же ввести вас в заблуждение. Ведь он не говорит последовательно одно и то же, но каждый раз - что ему вздумается; он привлекает какие-то нелепые предлоги, выдвигает подозрения, необоснованные обвинения - во всем этом деле он выступает как непорядочный человек. (37) Многие слышали, что он сперва говорил, будто вовсе не получил денег от раба; когда же его уличили во лжи, он заявляет уже другое, - что деньги получил, но от своего собственного раба[36], и не разделил со мной ни этих денег, ни чего-нибудь другого из наследства Комона. (38) Когда же кто-нибудь из близких ему и мне людей спрашивает, почему он не собирается отдавать мне, в то время как поклялся все делить поровну, и соглашение еще и поныне хранится у доверенного лица, он заявляет, что соглашение нарушено мною, что он очень много претерпел от меня и что я непрестанно говорил и действовал во вред его интересам. Таковы доводы, которые он выдвигает. (39) Итак, граждане судьи, его речь заключает в себе надуманные подозрения, неоправданные отговорки и низости - ради того, чтобы лишить меня того, что он должен мне отдать. Но когда я вам скажу, что он лжет, то это отнюдь не будет только подозрением: я явственно покажу его бесстыдство, приводя правдивые и всем известные доказательства и подкрепляя все свидетельскими показаниями.
(40) Прежде всего я заявляю, граждане судьи, что он потому не захотел обратиться к посредничеству наших общих с ним родных и друзей, отлично знавших, как обстоят все эти дела и следивших за ними с самого начала[37], что прекрасно понимал: если в чем-нибудь солжет, сразу же будет ими изобличен; а теперь он, возможно, полагает, что его ложь останется вами незамеченной.
(41) В ответ на его утверждение я заявляю: несообразно говорить, что я действовал в ущерб твоим интересам, Олимпиодор, тогда как я делил с тобой все расходы, которые приходилось делать; когда в твое отсутствие аннулировали твою претензию, поскольку решили, что ты уехал из-за судебного процесса, а не выполняя государственную службу, я сам добровольно отказался от своего иска; между тем я мог добиться присуждения себе половины наследства: ни один человек не выступил против меня, и сами противники признавали мои права[38]. (42) Но если бы я так поступил, я сразу же оказался бы нарушителем клятвы: ведь я поклялся и договорился с тобой во всем действовать сообща, так, как мы, советуясь, сочтем наилучшим. Так что выдвигаемые тобой отговорки и обвинения, которыми ты пытаешься оправдать свой отказ выполнить свои обязательства передо мной, в высшей степени нелепы. (43) Но это еще не все. Неужели ты думаешь, Олимпиодор, что я позволил бы тебе во время последнего процесса о наследстве говорить судьям так, как тебе было угодно, и представлять свидетельства так, как ты это делал, если бы я не сотрудничал с тобой в этом деле? (44) И действительно, граждане судьи, он в суде и о других вещах говорил, что хотел, и кроме того заявил судьям, что дом, который я получил в составе своей доли, наследства, я будто бы взял у него в аренду, а деньги - половину из взятых у раба тысячи драхм, я будто бы занял у него. Олимпиодор не только говорил это, но и представил в подтверждение свидетелей. Я же ни в чем не возражал ему; когда он выступал, ни один человек не услышал от меня слова - ни тихого, ни громкого; я молча признавал правдой все, что ему угодно было говорить. Потому что, как мы с тобой решили, я отстаивал в суде общий для нас обоих иск. (45) Ведь если неправда то, что я говорю, почему же я не возразил тогда свидетелям, подтверждавшим твои заявления, а хранил полное молчание? И почему ты, Олимпиодор, никогда еще не взыскал с меня арендной платы за дом, который, по твоим словам, ты сдал мне как свою собственность, не привлек меня к суду и по поводу денег, которые, как ты сказал судьям, ты мне одолжил? Ни того, ни другого ты не сделал. Так что можно было бы легче уличить человека во лжи, в том, что он противоречит самому себе в своих заявлениях, обвиняет за то, чего никогда не было? (46) Но есть, граждане судьи, решающее доказательство, которое покажет вам, что он непорядочный и стремящийся к выгоде за чужой счет человек: если бы в его утверждениях содержалась хоть доля правды, ему следовало бы говорить и доказывать это до того, как состоялся процесс и судьи были подвергнуты испытанию, какое они примут решение; он должен был в сопровождении многих свидетелей требовать у Андроклида соглашение с тем, чтобы его уничтожить[39] на том основании, что оно нарушается мной и я действую вопреки его интересам; и что соглашение уже не действительно ни для меня, ни для него; Олимпиодору нужно было официально заявить[40] Андроклиду, у которого хранилось наше соглашение, что оно для него уже не имеет никакого значения. (47) Все это, граждане судьи, должен был сделать Олимпиодор, если в его словах была хоть какая-то доля правды. Ему следовало и одному прийти к Андроклиду с официальным заявлением, и с многочисленными свидетелями для того, чтобы многие знали об этом. Но он никогда ничего подобного не сделал - это доказывается свидетельством самого Андроклида, у которого хранится соглашение. Оно вам сейчас будет прочитано. Прочти свидетельство.
(Свидетельство)
(48) Посмотрите, граждане судьи, что он еще сделал. Я официально вызвал его и попросил сопровождать меня к Андроклиду, у которого хранится соглашение, и сообща скопировав его, снова запечатать; затем копию бросить в урну с документами[41], чтобы не было никаких подозрений и чтобы вы, получив правдивые и честные данные, вынесли решение, которое сочтете наиболее справедливым. (49) Однако же, он ничего не захотел сделать из того, к чему я его призывал, а ухитрился устроить так, чтобы вы не смогли услышать текста соглашения в числе наших общих документов[42]. А что я действительно делал ему такое официальное предложение, вам подтвердят те, в присутствии которых это произошло. Прочти их свидетельство.
(Свидетельство)
(50) Разве не является явственным доказательством, что этот человек не желает исполнить ни одного из своих обязательств по отношению ко мне, надеясь лишить меня того, что я вправе получить, тот факт, что он выдвигает всякие доводы, предъявляет обвинения, но не счел нужным, чтобы вы услышали текст соглашения, которое я, по его словам, нарушил? Я же и тогда в присутствии находившихся там свидетелей призвал его, а теперь снова призываю и прошу его в вашем присутствии, граждане судьи, дать согласие, как это делаю я, чтобы здесь в суде было вскрыто наше соглашение, чтобы вам прочли его, а затем снова при вас запечатали. (51) Андроклид находится здесь - я просил его прийти, имея с собой текст соглашения. И я, граждане судьи, согласен, чтобы его вскрыли во время защитительной речи Олимпиодора или во время его ответного слова - мне это безразлично. Но я хочу, чтобы вы узнали содержание нашего соглашения и клятв, которые мы с Олимпиодором дали друг другу. И если он согласен, пусть будет так, и как только он подтвердит свое согласие[43], слушайте текст. Если же он не захочет так сделать, то разве отсюда, граждане судьи, не будет ясно, что это бесстыднейший из всех людей и что вы с полным правом не должны воспринимать всерьез ни один из его доводов?
(52) Но к чему мне так стараться? Ведь он сам хорошо знает, что виноват передо мной, виноват перед богами, именем которых он клялся, а теперь является по отношению к ним клятвопреступником. Но он, граждане судьи, не в своем уме, он потерял рассудок. Мне стыдно и тягостно, граждане судьи, говорить о том, что я собираюсь сказать вам, но я вынужден это сделать ради того, чтобы вы, которым предстоит голосовать, были хорошо осведомлены обо всем и приняли по нашему делу решение, которое сочтете наиболее справедливым[44]. (53) В том, что мне придется говорить о таких вещах, повинен сам Олимпиодор, который отказался разрешить наш спор при посредничестве родных и не стыдится этого[45]. Ведь он, граждане судьи, никогда не вступал в брак с афинянкой в соответствии с вашими законами, у него нет и не было детей; он выкупил гетеру[46] и держит ее в своем доме, а эта женщина покрывает всех нас позором и побуждает его к дальнейшим безумствам. (54) Разве не безумцем является тот, кто отваживается ничего не выполнять из того, на что согласился, о чем добровольно договорился с другой стороной и скрепил клятвой? А я ведь забочусь не только о самом себе, но и об интересах его сестры по отцу и матери, которая является моей женой, и его племянницы - моей дочери; Олимпиодор виноват перед этими женщинами не меньше, а больше, чем передо мной. (55) Разве не является для них обидой и им не наносится тяжкое оскорбление, когда они постоянно видят, как Олимпиодор содержит свою любовницу в чрезмерной роскоши, что у нее множество золотых украшений и дорогие одежды, торжественный выход[47] - все это ее наглое великолепие за наш счет; а моя жена и дочь лишены возможности все это иметь. Разве отсюда не следует, что они обижены Олимпиодором больше, чем я? Разве не очевидно, что человек, таким образом распоряжающийся своей жизнью, лишен рассудка и не в своем уме? А чтобы он, граждане судьи, не сказал, что я говорю это, желая оклеветать его из-за судебного процесса, вам секретарь прочтет свидетельство наших общих родных.
(Свидетельство)
(56) Вот таким человеком является Олимпиодор. Он не только нечестен, но вследствие избранного им образа жизни все родные и знакомые считают, что он не в своем уме. К Олимпиодору, действующему в угоду распутной женщине, более чем к кому бы то ни было применимы слова законодателя Солона о человеке, который лишился здравого рассудка[48]. Ведь Солон установил закон, что все распоряжения, которые кто-нибудь сделает, поддавшись внушению женщины, являются недействительными[49]. Тем более это относится к женщине подобного рода. (57) А я, граждане судьи, прошу вас, и не только я, но и моя жена, сестра Олимпиодора, и моя дочь, его племянница (вообразите, что они обе присутствуют здесь[50]), - мы все умоляем и заклинаем вас: (58) по возможности убедите Олимпиодора не совершать по отношению к нам беззаконий; если же он не захочет последовать вашему убеждению, то вы, помня обо всем сказанном мною, вынесите решение, какое сочтете наилучшим и наиболее справедливым. Поступая таким образом, вы будете действовать в соответствии с законами, в интересах всех нас и нисколько не меньше - самого Олимпиодора.

* * *

Афинянин Каллистрат привлек брата своей жены Олимпиодора к суду, обвинив последнего в нанесении ему ущерба. Он ссылается на соглашение, заключенное между ними, разделить поровну наследство их общего родственника Комона. Они договорились действовать сообща против появившихся других претендентов, но ввиду некоторых обстоятельств на судебном процессе выступил один Олимпиодор. Выиграв дело, он отказался выполнить условия соглашения и поделиться с Каллистратом. Последний и привлек его к суду. Сговор Каллистрата с Олимпиодором и уловки, к которым они, по признанию самого Каллистрата, прибегали, носят не совсем благовидный характер. По ходу дела выясняется, что у Каллистрата был брат, которого они пытались обойти, хотя он, очевидно, имел те же права на наследство, что и Каллистрат. Характерно, что оратор не пытается уточнить степени своего родства с покойным Комоном, а фиксирует внимание только на вероломстве Олимпиодора.
Принадлежность речи Демосфену оспаривается комментаторами. Они полагают, что вряд ли оратор в расцвете своей славы взялся бы за столь сомнительное дело. К тому же стилистическое несовершенство речи не соответствует мастерству прославленного оратора.
Упоминаемое в речи (§ 26) архонтство Пифодота (343 г.) позволяет датировать ее 343 или 342 г.


[1] Имя оратора известно нам только благодаря «Содержанию», написанному Либанием.

[2] Сомнение Либания оправдано тем, что нигде в речи Каллистрат не уточняет, какова была степень его родства с Комоном.

[3] Греки различали «видимое имущество» (ousia phanera), которое нельзя было скрыть, прежде всего, — землю, дома, строения (иногда сюда включали рабов, скот, инвентарь), и «невидимое» (ousia aphanes) — денежные средства. Различие это имело лишь практическое, а не юридическое значение. К тому же оно не всегда было достаточно четким. Так, например, деньги, хранившиеся в трапедзе, могли считаться «видимым имуществом» (см. § 12).

[4] Отсутствие официальной регистрации частных документов, характерное для греческого права классического периода, обуславливало обращение в подобных случаях к доверенным лицам, которые нередко оказывались и свидетелями, и хранителями соответствующих соглашений.

[5]  По афинским законам допрос раба совершался с применением пытки; ср. речь XXXVII (Против Пантэнета). 27. 40—43; Андокид. I. 64.

[6] Каллистрат не мог претендовать на все наследство, поскольку в числе других претендентов был его брат  Каллипп,  имевший равные с ним права.

[7]  Список участников похода (κατάλογος) составляли стратеги.

[8] Фактически такое право имел лишь Олимпиодор, отсутствовавший во время процесса по причине военной службы.

[9] Распространенное заявление выступающих в суде с целью вызвать снисходительное к себе отношение и подчеркнуть, что они не являются сутягами.

[10]  В спорах, касавшихся наследства, было распространено обращение к родным и друзьям. Государственный арбитр в разрешении этих споров не участвовал.

[11] Употребленное здесь слово δοκιμασταί предполагает, что судьи дадут личную оценку поведению обоих противников, а не только руководствуясь законом. Ср. § 52-55.

[12] Обращение к судьям с просьбой выступить в роли примирителей необычно. Оратор возвращается к этому в конце речи. Скорее всего здесь сыграли роль родственные отношения противников.

[13] Галы — дем филы Эгеиды.

[14] Подразумеваются обряды, связанные с похоронами: погребение, очищение дома покойника, церемонии третьего и девятого дня. См. § 6, 7, 12. Ср.: Исей. II. 37. Пригласив Олимпиодора участвовать в этих обрядах (τὰ νομιζόμενα), Каллистрат косвенно как бы признал его права на наследство.

[15] Согласно афинскому праву, родственники по женской линии могли наследовать только при отсутствии соответствующих родственников по мужской линии. Ср. речь XLIII (Против Макартата). 51.

[16] См. примеч. 3.

[17] Ахарны — дем филы Энеиды.

[18] Речь идет о законе, приписываемом Солону, по которому признаются правомочными соглашения, заключенные по доброй воле сторон. См.: Гиперид. Против Афиногена. 13.

[19] Характерно, что в составе имущества Комона нет приносящей доход земли. Мастерские, в которых работали рабы, расположены в Пирее (см. § 27). Они не отделены от домов проживания. Ср. речь XXVII (Против Афоба). 13. 24.

[20] Эта трапедза упоминается и в речи XXXIII (Против Апатурия). 7, 9.

[21] Наряду с деньгами, хранившимися в трапедзе, у деловых людей Афин обычно были наличные деньги и дома. Ср. речь XXVII (Против Афоба). 10.

[22] По-видимому, Мосхион, пользовавшийся столь большим доверием своего престарелого хозяина, наблюдал за работой других рабов и ведал даже продажей их изделий. Ср. аналогичную роль вольноотпущенника Демосфена Старшего Милиаса. См. речь XXVII (Против Афоба). 19, 22.

[23] См. примеч. 5.

[24] В отличие от других споров по гражданским делам, тяжбы о наследстве не передавались государственному арбитру (ср. § 31). Архонт сам рассматривал заявления претендентов и передавал дело в суд.

[25] Акарнания — область в северо-западной Греции. Поход был в 343/342 г.

[26] υ̉πωμοσία — клятва в обоснование просьбы об отсрочке разбирательства (отъезд, болезнь). В случае отрицания противной стороной обоснованности отсрочки она тоже приносила клятву, после чего выносилось решение за или против отсрочки.

[27] Год архонтства Пифодота 343/342 г.

[28] Отказ Каллистрата обусловлен не юридическими мотивами, а его договоренностью с Олимпиодором выступать совместно. Ср. § 41.

[29] Поскольку претензия Олимпиодора была аннулирована, архонт мог присудить наследство (ε̉πιδικάζειν) другим претендентам без судебного разбирательства. Он объявлял об этом в присутствии судей. Ср.: Исей. III. 43.

[30] Таким образом, дома и мастерские Комона находились в Пирее, деловом центре Афин.

[31] По-видимому, увели рабов. Ср. § 12.

[32] Закон цитируется в речи XLIII (Против Макартата). 16.

[33] Каждая из участвовавших в процессе сторон сидела на возвышении (βη̃μα), откуда выступала, когда приходил ее черед. Ср.: Эсхин. III. 207.

[34] Ср. § 26—27.

[35] Ораторами (ρ̉ήτορες) в это время обычно называли политических деятелей, выступавших перед Советом и народным собранием. Если этот термин здесь употреблен не случайно, то, возможно, Олимпиодор привлек себе в помощь кого-нибудь из влиятельных лиц.

[36] Это явная увертка, так как раб стал принадлежать Олимпиодору только после того, как суд присудил ему наследство.

[37] Широко распространенное утверждение о преимуществах частного арбитража в семейных спорах.

[38] Это заявление ничем не подтверждается. Возможно, Каллистрат имел в виду признание прав его брата (см. § 22), что могло косвенно относиться и к нему.

[39] Употребленный глагол α̉ναιρεί̉σθαι означает прежде всего изъятие соглашения у его хранителя, но здесь может подразумеваться и уничтожение текста документа. Ср. речь LVI (Против Дионисодора). 14—15.

[40] Такое заявление о недействительности соглашения, находившегося на хранении, хотя и не имело формально юридической силы, но применялось как пережиток традиционной практики.

[41] Документы, представленные каждой стороной, бросались в особые урны (εχί̉νος), откуда их затем по мере надобности извлекал и оглашал секретарь суда. Ср.: речь XXXIX (Против Беота). 17; XLV (Против Стефана). 17, 58; XLVII (Против Эверга и Мнесибула), 16.

[42] Для того, чтобы документ был приобщен к делу и помещен в соответствующую урну для последующего оглашения его в суде, нужно было согласие обоих сторон. Ср.: речь XLV (Против Стефана); Содержание и § 10, 11, 15.

[43] Отсюда видно, что письменное соглашение не было достаточным основанием для судебного иска. От воли сторон зависело привлечение его в качестве документа во время судебного разбирательства.

[44] В случаях, которые прямо не были предусмотрены законом, судьи обязывались судить, руководствуясь чувством справедливости. Ср. формулу клятвы судей в речи XXXIX (Против Беота). 40 и LVII (Против Евбулида). 63.

[45] Споры между родными принято было разрешать с помощью внутрисемейного арбитража. Уклонение от этого рассматривалось как нарушение общепринятой морали.

[46] Она, во-видимому, была рабыней.

[47] Ср. аналогичные упреки Аполлодору в речи XXXVI (За Формиона). 45.

[48] Подразумевается закон Солона о завещаниях (Плутарх. Солон. 21), где сказано, что завещание недействительно, если покойный составил его. под влиянием болезни (по-видимому, подразумевается «не в здравом уме»). К данному спору этот закон не имеет отношения, разве только потому, что здесь в основе тяжба о наследстве.

[49] Имеется в виду тот же закон Солона (см. примеч. 48), предусматривавший и такое ограничение.

[50] Порядочным женщинам не полагалось появляться в общественных местах.