XLVII Против Эверга и Мнесибула по обвинению в лжесвидетельстве

Переводчик: 
Переводчик: 

Содержание

(1) Когда афиняне спешно готовили морскую экспедицию, возникла нужда в оснастке триер и было постановлено срочно взыскать оснастку для триер с тех, кто ее не сдал государству. Этими людьми были некоторые из прежних триерархов. Одни должны были взыскивать с одних, другие - с других[1]. Произносивший эту речь должен был взыскивать с Теофема и Демохара. Им, не желавшим выполнить постановление по доброй воле, он вчинил иск и выиграл его. Демохар отдал оснастку, а Теофем продолжал хитрить.
(2) Когда же Совет постановил взыскать с недоимщиков любым способом, кто как сможет, истец, выступающий сейчас в суде, явился в дом Теофема. В ходе потасовки они нанесли друг другу побои и вчинили друг против друга иски о причинении побоев, причем оба утверждали, что драку начал другой. Ведь именно в таком случае человек признавался виновным в нанесении побоев. Начав дело первым, Теофем представил свидетелями Эверга и Мнесибула, один был его братом, а другой - зятем. (3) Оба засвидетельствовали, что Теофем хотел передать свою присутствовавшую при стычке рабыню для допроса под пыткой, чтобы та под пыткой сказала, кто из них начал драться. В то время как Теофем по всей форме сделал это предложение и хотел выдать служанку, истец, якобы, не принял этого предложения. В результате судьи, поверившие свидетельству, подали голос за Теофема, а сейчас, потерпев неудачу, истец судится со свидетелями, обвиняя их в даче ложных показаний.

Речь

(1) Мне кажется, граждане судьи, что правильно введены законы, которые дают возможность людям по окончании судебного процесса возбуждать дела о лжесвидетельстве[2] для того, чтобы, если кто-либо обманул судей, представив лжесвидетелей или сославшись на не имевшие место в действительности, но якобы предъявленные по всей форме вызовы, или на свидетельства, принесенные вопреки закону, - чтобы такой человек не получил от этого никакой пользы. Обиженный, рассмотрев свидетельство, передав дело на ваше рассмотрение и доказав, что свидетельствовавшие по делу солгали, добьется их наказания и получит право привлечь к ответственности за обман того, кто выставил этих свидетелей. (2) Для того и установили меньший штраф для истца[3], если он проиграл дело, чтобы из-за размера штрафа те, кто потерпели несправедливость, не отказывались привлекать за лжесвидетельство дававших против них показания. Для ответчика же назначили большее наказание, если его изобличат, и вы решите, что он лжесвидетельствовал. (3) Мне кажется, граждане судьи, что это справедливо: ведь вы подаете голоса, опираясь на свидетелей и поверив тому, что они показывают: для того, чтобы и вы не были обмануты и чтобы интересы тех, кто к вам обращается, не были ущемлены, законодатели сделали свидетелей ответственными за их показания. Я прошу вас поэтому благожелательно выслушать все, что касается этого дела, с самого начала, чтобы вы знали, какую я претерпел несправедливость, как были обмануты судьи и насколько ложны были показания этих людей.
(4) Больше всего мне хотелось бы вообще не иметь дело с судами: если же я оказался вынужден судиться, то скажу, что приятно вести дело против таких людей, репутация которых вам хорошо известна. Мне придется больше изобличать их злонравие, чем доказывать лживость их свидетельств. Ибо в том, что касается свидетельства, они как мне кажется, докажут его лживость своими собственными делами, и мне не надо будет представлять других свидетелей, кроме них самих. (5) Ведь у них была возможность освободиться от процесса и не подвергаться риску наказания, представ перед вами; нужно было только подтвердить делом, что они говорят правду. Они тем не менее не пожелали выдать рабыню, о которой они свидетельствовали, что Теофем по всей форме заявил перед третейским судьей[4] Пифодором из Кед[5], будто готов выдать ее. Я же требовал, чтобы она была выдана, что подтвердили перед вами явившиеся тогда в суд свидетели и что они скажут и сейчас. Ведь Теофем не опротестовал истинность данных ими показаний и не преследует их за лжесвидетельство[6]. (6) Они даже сами почти соглашаются со мной в своем свидетельстве, что я добивался выдачи рабыни, а Теофем требовал отсрочки, я же на нее не соглашался. Рабыню же, выдачи которой я требовал, Теофем, как они утверждают, обязался по всей форме выдать, но ни тогда перед диэтетом, ни впоследствии перед судом, ни в каком-либо другом месте никто нигде эту женщину так и не видел. Эти свидетели показывали, что Теофем был согласен ее выдать и сделал об этом формальное заявление. (7) Судьи сочли, что их свидетельство правдиво и что это я боюсь разоблачения этой рабыней того, на ком лежит вина в причинении побоев, а точнее, кто из нас начал драку первым (ведь именно в этом заключается состав преступления нанесения побоев). Разве не вытекает со всей необходимостью, что эти люди солгали, если даже сейчас они не решаются выдать эту рабыню для пытки, что соответствовало бы их утверждениям и показаниям, будто Теофем обязался это сделать? Разве им не следовало хотя бы сейчас освободить свидетелей от судебного преследования, (8) выдав рабыню, чтобы она подверглась допросу под пыткой по делу о причинении мне побоев, которое я веду против Теофема, раз уж он не выдал ее тогда? Они хотят, чтобы доказательство основывалось на том, что Теофем говорил тогда, обманывая судей. Ведь на процессе о причинении побоев Теофем говорил, что присутствовавшие при этом свидетели, дававшие согласно закону письменные показания о случившемся, лгут и их показания сфабрикованы мной, а кто начал рукоприкладство первым, - правдиво может сказать только присутствовавшая при этом рабыня, которая даст показания не письменно, а под пыткой, и это свидетельство будет самым сильным. (9) Но как раз те самые слова, при помощи которых он тогда обманывал судей, используя силу слова, злоупотребляя этим и выставляя свидетелей, сейчас лучше всего изобличают его ложь. Ведь он так и не решается выдать рабыню, хотя эти люди засвидетельствовали, что он этого желает. Он предпочитает, чтобы его брата и зятя обвинили в суде в лжесвидетельстве, лишь бы не выдавать рабыню. Это законным образом избавило бы их от процесса, а вместо этого они пытаются спастись речами и мольбами, если только таким способом им удастся вас обмануть. (10) Я же многократно вызывал их по всей форме и требовал выдачи рабыни: я требовал этого и во время процесса, и после разбирательства, и когда платил им штраф, и во время моей тяжбы против Теофема о причинении побоев, и на предварительном разбирательстве дела о лжесвидетельстве[7]. Они же, обманывая, прикидываются на словах, что не возражали против ее выдачи, а на деле не выдают рабыню. Ведь они хорошо знали, что ее показания под пыткой изобличат их, как совершающих несправедливость, а не потерпевших. А то, что я говорю правду, об этом вам прочтут свидетельство.
(Свидетельство)
(11) Перед вами были засвидетельствовано, что никто не передал мне рабыню, хотя я многократно предъявлял требование по всей форме и добивался ее получения. А для того, чтобы вы могли судить на основании косвенных улик, что эти люди лгали, я разъясню вам все обстоятельства. Ведь они утверждают, будто Теофем по форме предложил передать рабыню для допроса под пыткой; если бы это было правдой, то, разумеется, они могли бы представить не только двух правдивых свидетелей - зятя и брата, но и многих других. (12) Ведь предварительное разбирательство совершалось в гелиэе[8] (там заседают те, кто проводит предварительный разбор дел в филах Ойнеиде и Эрехтеиде). При такого рода формальных предложениях, когда кто-то, приведя раба, передает его для пытки, рядом стоит много народа[9], слушающего, о чем идет речь; так что у Теофема не было бы недостатка в людях, которые бы подтвердили то, что он говорит, если.бы свидетельство было бы хоть сколько-нибудь правдивым.
(13) В этом же показании, граждане судьи, они засвидетельствовали, будто я не пожелал согласиться на отсрочку, а Теофем требовал отложить выдачу рабыни. То, что это неправда, я сейчас докажу вам. Если бы формальное требование, о котором говорят его свидетели, предъявил бы я, (14) добиваясь, чтобы он выдал рабыню, то он естественно ответил бы мне требованием отложить разбирательство до следующего заседания с тем, чтобы он привел рабыню и передал ее. Теперь же, о Теофем, твои свидетели заявили, будто ты сам хотел передать рабыню, а я не пожелал принять ее. Так как же, будучи хозяином рабыни и желая предложить выдать ее, как утверждают твои свидетели, чтобы прибегнуть к ее показаниям (15) (ведь у тебя не было в этом судебном деле никакого другого свидетеля, подтверждавшего, что я затеял беззаконно драку и ударил тебя), - как же ты явился к третейскому судье, не приведя ее с собой, и не передал суду бывшую тут же рабыню, находившуюся в твоих руках. Ты утверждаешь, что предъявил требование по всей форме, в то время как никто не видел рабыни, ссылаясь на которую ты обманул суд, представив лжесвидетелей, будто ты хотел передать ее для допроса.
(16) Поскольку рабыни с тобой тогда не было и урны с документами процесса были опечатаны, скажи, приводил ли ты когда-нибудь впоследствии эту рабыню на агору или в суд? Ведь если тогда ее не было с тобой, можно было передать ее позднее и добыть свидетелей, что ты действительно желаешь представить через нее доказательство по делу. Как ты предложил, так и надо было сделать, раз уж ты приобщил к делу свое предложение и свидетельство, будто ты желаешь выдать рабыню. А когда ты готовился к началу процесса, был ли, скажи, хоть один случай, чтобы ты привел рабыню в суд? (17) Ведь если бы то, что Теофем дал это обязательство по всей форме, было правдой, ему следовало во время распределения судей по дикастериям привести рабыню и, прибегнув к помощи глашатая, потребовать от меня, если я того пожелаю, пытать эту рабыню, сделав входящих дикастов свидетелями того, что он готов ее выдать. Теперь же, обманув суд словами и представив лжесвидетелей, Теофем на самом деле и сейчас не решается выдать рабыню, хотя я многократно добивался этого и представлял формальные требования, что и подтвердили представшие перед вами свидетели. Прочти их свидетельства снова.
(Свидетельства)
(18) Я, граждане судьи, хочу изложить вам, как возникло мое судебное дело против Теофема, чтобы вы знали, что он не только несправедливо засудил меня, обманув судей, но что он в том же голосовании одновременно осудил и Совет. Он лишил полномочий ваши суды, лишил силы ваше постановление и законы, он подорвал доверие к властям и к надписям на стелах[10]. А каким способом он это сделал, я сообщу вам, разбирая все по отдельности. (19) Никогда в жизни прежде у меня не было никаких дел с Теофемом, мы никогда вместе не справляли праздников, не было у нас ни совместных любовных дел, ни попоек, так что я не мог прийти в его дом ни из-за спора о какой-то выгоде, ни подстрекаемый жаждой какого-либо наслаждения. Я только взыскивал с него оснастку для триер, которую он задолжал государству; я действовал согласно закону, следуя предписаниям и постановлениям народа и Совета. Я вам сейчас разъясню, как все это получилось.
(20) Случилось так, что триеры срочно отправлялись в военную экспедицию, а на верфях не было оснастки для кораблей; те, у кого она находилась, не отдавали ее государству, хотя и обязаны были поступить так. Кроме того, даже в Пирее нельзя было закупить достаточно ткани для парусов, пакли и канатов - всего того, чем оснащают триеры. Тогда Херадем вносит псефисму, согласно которой оснастка для кораблей должна быть взыскана и передана в распоряжение государства. Прочти псефисму.
(Псефисма)
(21) Когда эта псефисма была принята, коллегия смотрителей верфей провела жеребьевку и распределила должников, с которых причиталась государству корабельная оснастка, между триерархами, которым предстояло отплыть, и теми, кто тогда возглавлял симмории. Но закон Периандра[11] предписывал и требовал взыскать с должников корабельное снаряжение. Кроме того, другая псефисма народного собрания предписывала и требовала распределить всех должников между нами, чтобы мы сами осуществили взыскание. (22) Случилось так, что я был триерархом и одновременно возглавлял симморию, а пеаниец Демохар[12], входя в ту же симморию, задолжал государству корабельную оснастку совместно с этим Теофемом, с которым он прежде исполнял триерархию. Коллегия, получив от своих предшественников начертанные на стеле имена их обоих в качестве государственных должников, обязанных вернуть корабельную оснастку, передала согласно закону и псефисмам эти имена нам. (23) Таким образом я вынужден был принять на себя это взыскание. Я неоднократно уже прежде выполнял для вас триерархии, но никогда не брал оснастки с верфи, а в случае необходимости сам приготовлял все за собственный счет, чтобы иметь в отношениях с государством как можно меньше трудностей[13]. Но на этот раз я в соответствии с псефисмами и законом вынужден был приняться за взыскания.
(24) А в доказательство того, что я говорю правду, я представляю вам свидетельство, псефисму и закон, а затем и самих представителей власти, давших мне это поручение и передавших дело в суд, наконец, и людей из симмории, которую я тогда возглавлял и где был триерархом. Читай.
(Закон. Псефисма. Свидетельство)
(25) Вы слышали, что указывают закон и псефисмы; мне было совершенно необходимо принять на себя взыскание с тех, кто были должны государству. А то, что это поручение я получил от властей, вам засвидетельствовал тот, кто мне его передал. И вот, граждане судьи, вам следует рассмотреть с самого начала, кто совершил правонарушение, - я, когда был вынужден взыскать с Теофема, или он, когда, будучи в течение долгого времени должен государству корабельную оснастку, он не отдавал ее. (26) Ведь если вы станете рассматривать это дело в подробностях, то обнаружите, что Теофем во всем поступал вопреки законам: я это утверждаю не голословно; это было решено голосованием Совета и суда. Ведь когда взыскание с него было поручено властью мне, я, явившись к нему, стал прежде всего требовать с него корабельную оснастку. Когда же после моих слов он не захотел ее отдавать, то я, встретив его позднее, около "Гермеса у воротец"[14], вызвал Теофема к апостолеям[15] - должностным лицам, ведавшим снабжением и отправкой флота, и к смотрителям верфи: ведь они тогда передавали в суд дела, относящиеся к корабельной оснастке.
(27) А то, что я говорю правду, в качестве свидетелей этого я представлю тех, кто осуществлял вызовы.
(Свидетели)
Так вот, те, которые передали вызовы, подтвердили то, что он получил от меня вызов. А о том, что его дело было передано в суд, возьми свидетельство апостолеев и коллегии смотрителей верфи.
(Свидетельство)
(28) Пеаниец Демохар, от которого я ждал, что он наделает мне хлопот, действительно был неприятен, пока его не вызвали в суд. Но затем после вызова в суд,( проиграв дело, он отдал свою долю корабельной оснастки. Тот же, о ком я никогда бы не подумал, что он дойдет до такой подлости, чтобы решиться лишить государство оснастки кораблей - вот до чего он дошел в судейском крючкотворстве! Будучи в суде, когда разбиралось его дело, он ни в чем не противоречил, не пытался обратить иск на другого; он заявил, что оснастка находится у того и что поэтому не он, а другой должен ее вернуть. Все же он допустил, что решение было вынесено против него. (29) Однако, уйдя из дикастерия, он не стал ничего отдавать, рассчитывая, что в сложившихся обстоятельствах ему выгоднее укрыться и вести себя тихо, пока я и корабли не уйдут из гавани. Пройдет некоторое время и я, вернувшись сюда, буду вынужден отдать те снасти, которые он задолжал, либо государству, либо моему преемнику из симмории, тому, кто сменил меня на корабле. Ведь что мог бы я возразить моему преемнику, который предъявит мне постановление и законы о том, что я должен был вовремя взыскать оснастку. (30) А Теофем, по прошествии времени, когда я стал бы требовать с него, собирался сказать, что он их уже отдал, а в подтверждении того, что он отдал, сослаться на то, что и время и надобность в оснастке имели место и что не такой же я глупец, чтобы удержаться от своевременного взыскания, когда я не был с ним никогда в близких отношениях. С какой стати и чего ради я, исправляя для государства триерархию и будучи главой симмории, имея возможность опереться и на постановление, и на закон, с какой стати стал бы я медлить со взысканием? (31) Придумав такую увертку, Теофем не стал отдавать оснастки, но скрылся и рассчитывал заставить меня понести убыток. Он был готов, прибегнув к клятве, совершить- клятвопреступление, как он уже поступал с другими. Ведь по характеру он страшно жаден и, как я вам еще покажу на деле, он мог ни перед чем не остановиться в вопросах, где задеты его интересы. Задолжав государству эту оснастку, Теофем на словах предъявлял претензии к Афарею[16], но на деле не вчинил ему иска, хорошо понимая, что если дело дойдет до суда, то он будет изобличен во лжи. (32) Ведь Афарей приводил доказательство того, что Теофем совместно с ним оценил оснастку и получил ее от него, когда брал на себя триерархию. А сейчас он утверждает, что передал оснастку Демохару, и так как Демохар умер, Теофем судится с его малолетними детьми. Пока же был жив Демохар, а я судом взыскивал с Теофема оснастку, он не предъявлял иска Демохару, а под предлогом того, что уже прошло много времени, пытался так и не вернуть оснастку государству.
А в доказательство, что я говорю правду, будут прочтены свидетельства.
(Свидетельства)
(33) Так вот, размышляя обо всем этом и зная от людей, которые имели с Теофемом дело, что он за человек, когда затронуты его интересы, я, так и не получив от него оснастки, обратился к апостолеям и к Совету и заявил, что Теофем не отдает мне оснастку, которую суд присудил вернуть. К Совету обратились и все остальные триерархи, не сумевшие взыскать оснастку с должников. В ответ на наши требования после многих речей Совет принимает постановление о взыскании оснастки любым доступным нам способом. Это постановление и будет вам прочтено.
( Псефисма)
(34) Когда в Совете было принято это постановление и никто не подал жалобы на его противозаконность[17], так что оно вошло в законную силу, я явился к вот этому Эвергу, брату Теофема, ибо самого Теофема невозможно было отыскать. Имея при себе постановление, я первым делом потребовал оснастку и велел ему сообщить об этом Теофему. Затем, выждав несколько дней, так как он все-таки не отдавал оснастки, выставляя тем самым меня на посмешище, я взял с собой свидетелей и спросил Эверга, разделился ли он с братом или имущество у них общее[18]. (35) На это Эверг ответил, что его имущество выделено: Теофем живет отдельно, а он сам вместе с отцом[19]. Узнав, где живет Теофем, я взял у властей служителя и пошел к дому Теофема. Не застав его, я велел вышедшей на стук в дверь рабыне отправиться за ним туда, где он находится. Это и была та самая рабыня, о которой эти люди - Эверг и Мнесибул - свидетельствовали, будто Теофем изъявил готовность выдать ее для пытки; на самом же деле, несмотря на все мои требования, я так и не могу получить ее, чтобы вы наконец узнали истину, кто из нас начал рукоприкладство.
(36) Когда пришел Теофем, за которым ходила эта рабыня, я стал требовать у него перечень оснастки, заявляя, что я уже готов к отплытию, и предъявив ему постановление Совета. Несмотря на мои слова, он ничего не отдал, а стал угрожать и ругаться. Тогда я велел рабу позвать первых попавшихся граждан[20] из проходивших по дороге, чтобы они были свидетелями того, что происходит.
(37) Я требовал снова, чтобы Теофем либо отдал оснастку, либо последовал за мной к апостолеям и в Совет, а если он утверждает, что ничего не должен, то объяснился с ними, так как именно они поручили мне взыскание и обязали осуществить его. Я заявил, что в противном случае согласно закону и постановлению возьму его имущество в залог. Так как он не соглашался ни на что из того, что предписывал закон, я попытался увести его рабыню, стоявшую у двери, ту самую, которая и привела его. (38) Теофем стал ее у меня отнимать. Я отпустил женщину, но вошел в дом, чтобы захватить в качестве залога что-нибудь из утвари. Случилось так, что дверь была открыта, когда пришел Теофем, и он еще только собирался войти в дом. Я заранее знал, что он не был женат[21]. Когда я входил, Теофем ударил меня кулаком по зубам, и я, призвав присутствующих в свидетели, стал защищаться. (39) Доказательство того, что я говорю правду и что рукоприкладство начал Теофем, надо получить не из какого-либо другого источника, а от рабыни, о которой эти свидетели показали, будто Теофем хотел ее передать для пытки. Теофем первым обратился к суду с этим свидетельством, причем я не выдвигал возражений и не требовал под присягой отсрочки разбирательства[22], ибо уже прежде при разборе другого дела такого рода просьба обернулась мне во вред. Теофем обманул судей, заявляя, что свидетели, которых я представил, лгут, а рабыня скажет под пыткой всю правду. (40) Сейчас моих противников изобличают те же доводы, которыми они сами тогда пользовались, ибо поступают они обратно тому, что они говорили: ведь я не могу получить рабыню, хотя, как это засвидетельствовано перед вами, многократно требовал этого. Так вот, так как они не выдают рабыню, о которой они сами говорили, что предлагали получить ее показания под пыткой, я хочу представить вам своих свидетелей, которые видели, что Теофем первым ударил меня. (Виновным же в причинении побоев считается тот, кто первым начнет рукоприкладство.) Надо также учитывать, что я осуществлял взыскание, основываясь на законе и ваших постановлениях. Прочти псефисмы и свидетельства.
(Псефисмы. Свидетельства)
(41) После того как Теофем отобрал у меня вещи, взятые мной в качестве залога, и избил меня, я пошел в Совет, показал следы ударов и рассказал обо всем, что претерпел, когда взыскивал для государства оснастку для судов. Разгневанный этим и увидев, в каком я состоянии, Совет счел, что Теофем оскорбил не меня, а его самого, народ, вынесший постановление, да и сам закон, обязавший взыскать корабельную оснастку. (42) Совет потребовал, чтобы я подал заявление в порядке исангелии[23] и чтобы пританы через два дня назначили разбирательство дела Теофема, препятствующего вопреки закону отплытию флота, так как он не только не возвращал оснастку, а еще отобрал вещи, взятые в залог, и избил меня, когда, служа государству, я осуществлял взыскание. Разбирательство этого дела имело место в Совете, согласно исангелии, которую я внес, и, после того как каждый произнес речь, Теофем в результате тайного голосования проиграл дело и был признан виновным. (43) Совет намеревался голосовать, передать ли дело в суд или оштрафовать виновного на 500 драхм, как он был правомочен по закону; тут все они стали просить и умолять: кого только не заставляли они выступить в свою поддержку. Прямо в Совете вручили они реестр оснастки, подлежащей взысканию, и готовы были согласиться на разбирательство Дела о побоях любым гражданином, которого я сам назову. Я согласился на взыскание с Теофема 25 драхм[24]. (44) А то, что я говорю правду, могут подтвердить перед сидящими рядом судьями[25] те из вас, кто заседал в Совете при архонте Агафокле. Тех же, кого из тогдашних членов Совета я смог отыскать, я представлю в качестве свидетелей.
(Свидетельства)
Вот, граждане судьи, какое снисхождение я проявил к ним. Хотя постановление требовало конфискации имущества[26] не только того, кто удерживает корабельную оснастку и не возвращает ее государству, но даже и того, кто, приобретя ее для себя, откажется продать государству: такая нехватка корабельной утвари постигла тогда государство. Прочти псефисму.
(Псефисма)
(45) Когда, граждане судьи, я приплыл обратно, Теофем уже не согласен был доверить кому бы то ни было разбирательство о побоях, которые он нанес мне. Я подал на него в суд и вчинил иск о нанесении побоев. А он предъявил встречный иск, и наши иски разбирали в третейском суде. Когда же предстояло вынесение решения, Теофем заявил протест и потребовал отсрочки, подкрепив свое требование клятвой. Полагаясь на то, что я не совершил ничего противозаконного, я подал в суд. (46) Представив в качестве свидетелей одних только родственников - брата и шурина - Теофем утверждал, будто он согласен передать свою рабыню для пыток, изображал из себя саму кротость и обманул судей. Сейчас я обращаюсь к вам с законной просьбой: решить дело относительно этого свидетельства - лживо оно или правдиво, и одновременно рассмотреть нашу тяжбу с самого начала. (47) Я думаю, что мои доказательства должны начаться с тех самых доводов, к которым прибег тогда Теофем, а именно: с допроса рабыни о том, кто первым начал рукоприкладство. Ведь в этом заключается состав преступления - нанесения побоев. Я обвиняю этих людей в лжесвидетельстве потому, что они показали, будто Теофем желал передать для пыток рабыню, в то время как на самом деле он никуда ее не представлял: ни третейскому судье, ни впоследствии в другие суды, хотя я многократно этого требовал. (48) Так вот, они должны понести двойное наказание - и за то, что обманули судей, представив ложные свидетельства шурина и брата Теофема, и за то, что они совершили преступление против меня в то время, когда я с готовностью нес для вас государственную службу, выполняя предписанное мне и служа принятым вами законам и постановлениям.
А о том, что не я один получил от властей поручение взыскать с Теофема оснастку, которую он задолжал государству, но и другие триерархи тоже взыскивали ее с тех должников, с которых им было поручено, прочти мне свидетельства триерархов.
(Свидетельства)
(49) Теперь, граждане судьи, я хочу сообщить вам еще о том, что я претерпел от этих людей. Ведь когда я проиграл им то самое дело, свидетелей по которому я сейчас обвиняю в ложных показаниях, и когда истекал срок исполнения судебного решения, я явился к Теофему и попросил его дать мне на короткое время отсрочку[27], честно рассказав ему, что как раз тогда, когда я добыл деньги, которые я обязан был ему заплатить, на мою долю выпало исполнение триерархии. (50) Я сказал, что мне нужно срочно отправлять триеру и что стратег Алкимах требует приготовить для него этот корабль, и что на это я истратил деньги, приготовленные для Теофема. Я просил его подождать[28], пока я не отправлю корабль. Он с легкостью и доброжелательно отвечает: "Не вижу препятствий для этого; но когда отправишь корабль, заплати и мне". (51) Получив такой ответ и отсрочку, я стал надеяться на разбирательство по поводу моей жалобы на лжесвидетельство и на то, что Теофем не желает выдавать рабыню. Я считал, что он не рискнет посягнуть на мое имущество. Отправив триеру, я спустя несколько дней добыл деньги, отправился к нему и предложил пойти со мной к трапедзиту, чтобы забрать там присужденные ему деньги[29].
А что я говорю правду, об этом вам прочтут показания свидетелей.
(Свидетельства)
(52) Теофем же, вместо того, чтобы отправиться со мной к трапедзиту и получить присужденное ему, пошел и захватил мое стадо - 50 пасшихся тонокорунных овец, а с ними и пастуха и все, что было при стаде. Затем он захватил слугу раба, который нес дорогостоящий медный кувшин, взятый нами на время. Но и того, что они захватили, им показалось недостаточно. (53) Придя на мой участок (мои посевы находятся около ипподрома[30], и там я проживаю с юношеских лет), они первым делом бросились к рабам, а те стали убегать от них и скрылись, кто куда; потом, подойдя к дому, они выломали дверь[31]. Вот этот самый Эверг, брат Теофема, и его шурин Мнесибул, которым я никакого штрафа не был должен и которые не имели права прикасаться к чему бы то ни было из моего имущества, явились к моей жене и к детям и вынесли всю утварь, остававшуюся в доме. (54) Они надеялись получить не только это, но намного больше. Эти люди рассчитывали захватить мою домашнюю обстановку, которая была у меня когда-то. Но из-за литургий, вносившейся мной эйсфоры и вследствие моего честолюбивого рвения к общественному делу часть ее находилась в залоге, а часть была распродана. Все же, что еще оставалось, они забрали и удалились. (55) Кроме этого, граждане судьи, случилось так, что моя жена в то время завтракала с детьми во дворе и с нею находилась одна старушка, которая была когда-то моей кормилицей, женщина преданная нам и надежная, отпущенная моим отцом на свободу. Когда она получила свободу, она вышла замуж: муж ее умер, сама она была уже старой, и не было человека, который стал бы ее кормить; поэтому она вернулась ко мне. (56) Не мог же я оставить оказавшихся в беде людей - мою бывшую кормилицу и раба, присматривавшего за мной в детстве[32]. К тому же мне предстояло, как триерарху, отплыть в море[33], так что и жена хотела, чтобы я оставил с ней в доме такую помощницу.
Так вот, когда они завтракали во дворе, эти люди ворвались, схватили их и стали растаскивать вещи. Другие служанки (они находились в светлице под крышей, где они проживают) услышали крик и заперлись; напавшие туда не вошли, а стали выносить утварь из остальной части дома.
(57) Жена потребовала, чтобы они не трогали имущества. Она говорила, что имущество записано в ее приданое и что "вы уже забрали 50 овец и пастуха, которые стоят больше, чем вам было присуждено"[34] (кто-то из соседей, постучав в дверь, успел сообщить ей об этом). Жена добавила, что деньги для них находятся в трапедзе (это она слышала от меня). "Если вы подождете, - сказала она, - или кто-нибудь из вас отправится за мужем, то вы уйдете с вашими деньгами. А мебель оставьте, и не берите ничего из моих вещей. Вы и так получили стоимость того, что вам присудили". (58) Несмотря на эти слова жены, они не только не остановились, но набросились на кормилицу. Перед ней стояла чашка, из которой она пила: увидев появившегося Теофема и его брата Эверга, она спрятала чашку на груди под одеждой, чтобы они не забрали ее. Заметив это, те бросились отбирать чашку и при этом так обошлись с кормилицей (59), что и плечи и кисти рук ей выворачивали, так что те покрылись кровью, пока они тащили ее, вырывая чашку. Они душили старушку так, что у той оказались ссадины на горле и синяки на груди. Эти люди дошли до такой гнусности, что не переставали душить и бить ее, пока не отобрали спрятанную на груди чашку. (60) Видя, как разоряют мой дом, и слыша крики, соседские слуги, взобравшись на крыши своих домов, одни стали призывать на помощь прохожих, а другие, бросившись на соседнюю улицу, увидели проходившего там Гагнофила и попросили его подойти. Позванный рабом моего соседа Антемиона Гагнофил подошел ближе, но в дом не вошел, ибо считал, что это не допустимо в отсутствие хозяина. Находясь на участке Антемиона, он видел, как выносили мою утварь и как Эверг и Теофем выходили из моего дома. (61) Они ушли, граждане судьи, забрав не только мои вещи; они пытались даже увести, как раба, моего сына, пока один из соседей, Гермоген, встретив их, не сказал им, что это мой сын[35]..
А в доказательство того, что я говорю правду, вам прочтут свидетельства.
(Свидетельства)
(62) Когда соседи сообщили о случившемся мне в Пирей, я, вернувшись на свой участок, уже не застал их. Увидев, что из дома вынесено имущество, в каком состоянии находится старушка, и услышав от жены о том, что произошло утром, я отправился на следующий день к Теофему в город и при свидетелях стал требовать от него, чтобы он первым делом последовал за мной в трапедзу и забрал присужденные ему деньги. Затем, чтобы он позаботился о женщине, которую они избили, и пригласил врача, какого они сами захотят. (63) В то время, как я говорил это в присутствии свидетелей, они стали ругать меня, и мне едва удалось заставить Теофема следовать за собой. Теофем затягивал дело и говорил, что он тоже желает привлечь каких-то свидетелей. Эти хитрости он придумывал ради того, чтобы выиграть время. Между тем этот самый Эверг с подобными ему людьми прямо из города отправился в мою усадьбу. Выломав дверь, которую они за день до того пытались сломать, так что она уже едва держалась, он забрал оставшееся имущество - то, что за день до этого еще находилось не снаружи, а в светлице, а после того как я пришел домой, было по необходимости вынесено оттуда. Потом он ушел. А ведь этому человеку суд не присудил ничего, и, вообще, у меня не было с ним никаких деловых отношений. (64) Когда я стал расплачиваться с Теофемом, которому проиграл дело, я выплатил ему в присутствии многих свидетелей 1100 драхм штрафа и 183 драхмы и 2 обола в качестве эпобелии и 30 драхм судебных издержек[36] (ибо больше никаких других взысканий в его пользу на меня наложено не было). Он получил от меня в трапедзе полностью все деньги: 1313 драхм и 2 обола. А когда я стал требовать обратно моих овец, рабов и утварь, которые он подобно грабителю забрал, он сказал, что не отдаст их мне, если только я не освобожу его и его людей от всяких моих претензий, а свидетелей - от обвинений в даче ложных показаний.
(65) Когда он ответил так, я призвал присутствующих быть свидетелями этого ответа, но штраф все-таки уплатил, ибо считал недопустимым нарушить установленный срок. Я не знал, что Эверг явился в этот день в мой дом, хотя штраф мной был выплачен, а Теофем продолжал удерживать овец, рабов и утварь, которая попала в их распоряжение. Тут ко мне пришел некий камнерез, отделывавший поблизости надгробный памятник, с известием, что Эверг, явившись снова, унес из дома всю оставшуюся утварь. А с ними у меня вообще не было никакого дела.
(66) В том, что я говорю правду, и что днем раньше они взяли в залог мои вещи, и что на следующий день получили от меня деньги (а как они могли бы получить их тотчас, если бы деньги не были приготовлены и если бы я не объявил им об этом заранее?), и в тот же день снова явились в мой дом, в тот самый момент, когда я выплачивал штраф - об этом вам прочтут свидетельские показания.
(Свидетельства)
(67) Когда, граждане судьи, я потребовал от него позаботиться о женщине, которую они избили, и пригласить к ней врача, они не обратили на это внимания; я сам пригласил врача, к услугам которого я прибегал долгие годы. Он лечил ее, пока она болела, а я, призвав свидетелей, показал им, в каком она была состоянии. Услышав от врача, что женщина близка к концу, я снова призвал уже других свидетелей, показал, в каком она состоянии, и потребовал от Теофема и его родных, чтобы они ее лечили. На шестой день после того, как они ворвались в наш дом, моя кормилица умерла. А что я говорю правду, об этом вам прочтут свидетельства.
(Свидетельства)
(68) Когда она скончалась, я пошел к экзегетам[37], чтобы узнать, как поступать в этих обстоятельствах. Я рассказал им обо всем, что произошло - и о приходе этих людей, и о преданности этой женщины, и как она жила у меня в доме, и как она погибла из-за чашки, которую не хотела выпускать из рук. Услышав от меня все это, экзегеты спросили, изъяснить ли им только нормы права или дать мне также и совет[38]. (69) На мою просьбу сделать и то, и другое, они сказали: "Мы изъясним тебе священные установления и посоветуем то, что будет полезным. Первым делом, если у этой женщины есть какой-либо родственник, пусть он шествует в погребальной процессии с копьем, а у могилы сделает торжественное заявление[39]. Затем нужно охранять могилу в течение трех дней[40]. А тебе мы советуем следующее: так как ты сам не присутствовал при избиении, а были при этом только твои жена и дети, других же свидетелей у тебя нет, не называй в своем заявлении никого по имени, а называй их "совершившие убийство". Далее, не вчиняй иск у архонта-царя[41]. (70) По закону ты не имеешь на это права. Ведь судя по тому, что ты говоришь, эта женщина не состоит с тобой в родстве, и она не рабыня тебе. А законы предписывают возбуждать преследование только в этих случаях. Если ты принесешь клятву у Палладия[42], ты сам, твоя жена и твои дети, призвав проклятье на себя и на свой дом в случае ее лживости, то многие посмотрят на тебя с осуждением. Если же после этого убийца не будет осужден, будет считаться, что ты клятвопреступник. Если же ты одержишь верх, то вызовешь раздражение. Итак, совершив очищение самого себя и дома, тебе следует сносить постигшую тебя беду как можно терпеливее, а возмездие ищи, если ты этого все-таки хочешь, другим способом."
(71) Услышав это от экзегетов и изучив начертанные на стеле законы Драконта[43], я стал советоваться с друзьями о том, что делать. Так как они говорили мне то же самое, я совершил все, что следовало по разъяснению экзегетов сделать в моем доме, а в том, что согласно законам не касалось меня, воздерживался от каких-либо действий. (72) Закон, граждане судьи, предписывает, чтобы убийц преследовали родственники вплоть до детей двоюродных братьев и сестер. (Ведь в клятве обвинителя специально указывается степень .родства.) Судебное преследование возможно и в том случае, когда убит раб. Со мной же убитая женщина в родстве не была, если не считать того, что она была моей кормилицей; в то же время она и не была моей рабыней (ведь еще мой отец отпустил ее на свободу), жила сама по себе, была замужем. (73) Обманывать же вас, подкрепляя ложь своей клятвой и клятвами жены и сына, я бы не решился, даже точно зная, что добьюсь осуждения убийц. Ведь моя любовь к себе сильнее, чем ненависть к ним. А чтобы вы знали об этом не только с моих слов, вам будет прочтен сам закон.
(Закон)
(74) Я думаю, граждане судьи, что как ни подойти к этому вопросу, все равно вам должно быть ясно, что свидетельство этих людей лживо: прежде всего это легко увидеть, рассматривая то, что они сделали. Ведь они считали, граждане судьи, что, захватив в залог много моего имущества, они заставят меня - для того, чтобы получить обратно свое добро, - охотно отказаться от обвинения в лжесвидетельстве. (75) Когда я попросил Теофема отсрочить мою выплату, он с готовностью согласился, с тем, чтобы я оказался неисправным должником и чтобы он мог вынести из моего дома, как можно больше имущества. Поэтому он так благосклонно и быстро пошел навстречу моей просьбе, чтобы внушить к себе доверие, и я не мог бы обнаружить, что он злоумышляет против меня. Теофем считал, что у него нет другой возможности освободить от ответственности лжесвидетелей, кроме как обманным путем, выставив меня неплательщиком и забрав в залог как можно больше всего. Ведь они рассчитывали захватить не столько имущества, сколько попало в их руки, но намного больше. (76) Некоторое время Теофем ожидал, что я не сумею быстро добыть для него деньги; он намеревался захватить мое имущество перед самым началом процесса о лжесвидетельстве. Когда же я объявил, чтобы он получал присужденные ему с меня деньги, он вместо того, чтобы забрать их, пошел и захватил мою утварь, рабов и овец. Ведь моя земля находится недалеко от ипподрома, так что ему и не нужно было ходить далеко. (77) Вот вам убедительное доказательство того, что я говорю правду: он получил присужденные ему деньги на следующий день после того, как захватил мое имущество в залог. Но мог ли он получить 1313 драхм и 2 обола, если бы деньги не были приготовлены? Он не отдал мне захваченное имущество и даже сейчас удерживает его, как будто я неисправный должник.
А чтобы подтвердить, что я никогда не был неплательщиком, прочти закон: он предписывает, чтобы соглашения людей между собой имели законную силу[44]; также прочти свидетельство, в соответствии с которым я никоим образом не был виновным в просрочке.
(Закон. Свидетельство)
(78) Итак, перед вами засвидетельствовано, что Теофем выразил согласие и отложил мне уплату штрафа. А то, что я был триерархом, удостоверил мой сотоварищ по триерархии, как и то, что мной был оснащен корабль для стратега Алкимаха. Так что ни в коем случае нельзя считать, что я просрочил выплату, так как Теофем дал мне отсрочку и я уже готов был выплатить деньги. Человек этот, о судьи, ужасно жаден от природы, особенно когда речь идет о том, чтобы получить побольше.
Лжесвидетели хорошо знали, что если выдать рабыню на пытку, то их изобличат, как выдвинувших ложное обвинение, а если не выдавать, то, так как они сами утверждали, что Теофем хотел ее выдать, они будут изобличены в ложных показаниях.
(79) Я прошу вас, граждане судьи, если сейчас в суде окажется кто-нибудь из тех, кто тогда был в числе гелиастов[45], отнеситесь к делу так же, как ив тот раз: если тогда их свидетельство показалось вам достоверным и вы сочли, что я уклоняюсь от изобличения со стороны рабыни, то теперь, когда изобличаются в лжесвидетельстве и в том, что не захотели выдать рабыню, они, встаньте на мою сторону. Если тогда вы разгневались на меня за то, что я отправился брать в залог имущество в дом Теофема, то разгневайтесь теперь на них за то, что они явились в мой дом.
(80) Так поступить меня заставили законы и постановление: я действовал осмотрительно и не пошел ни к его отцу, ни к его матери; я не взял ничего и у его брата, но пошел туда, где проживал сам Теофем[46]. Когда я не застал его дома, я не захватил и не унес ничего из его имущества, а велел пойти за ним и стал забирать вещи в залог не во время его отсутствия, а когда он уже пришел. Когда у меня стали отбирать взятое, я отступился и отправился в Совет, который ведает подобными делами. Сделав заявление и добившись решения Совета, я счел возможным получить одну только оснастку; что же касается побоев, я передал дело в третейский суд и пошел на уступки в оценке размера моих претензий[47]. (81) Я вел себя с ними снисходительно, а они оказались настолько разнузданными и наглыми, что явились к моей жене и детям, уже захватив овец и рабов, которые стоили больше, чем им было присуждено. Они дали мне отсрочку, хотя я и пригласил их получить с меня штраф, как это было засвидетельствовано перед вами; они же, войдя в дом, унесли мою утварь и избили из-за чашки старую женщину, мою кормилицу. Все захваченное они держат еще у себя и не отдают, хотя я и выплатил то, к чему был присужден - 1313 драхм и два обола.
(82) А если кто-нибудь по незнанию считал этих людей не зловредными, а тихими, то я хочу прочесть перед вами свидетельства относительно них, которые принесли люди, пострадавшие от них. Изложить эти свидетельства в моей речи у меня не хватит воды в клепсидре[48].
Рассмотрев все, что было сказано, и то, что показали в свидетельствах, вынесите ради самих себя благочестивое и справедливое решение.
Читай свидетельство.
(Свидетельство)

* * *

Неизвестный нам человек, от имени которого написана речь, будучи триерархом, вступил в конфликт с триерархом предыдущего года Теофемом. Такого рода конфликты были нередки (ср. речь L. "Против Поликла"): в данном случае этот конфликт тоже стал исходным пунктом судебного разбирательства. В 357 г., когда развернулись события, о которых идет речь, только что был принят закон Периандра о реорганизации отправления триерархии. Этот закон преследовал ту же цель, что и проведенная двадцатью годами раньше реформа взыскания эйсфоры (см. "Первую речь против Афоба". XXVII). Согласно этому закону лица, которые были обязаны нести расходы по постройке и оснащению военных кораблей, так же как и плательщики эйсфоры, были объединены в симмории по 20 человек в каждой. Во главе такой симмории стоял эпимелет - попечитель, соответствовавший гегемону (предводителю) других симмории (ср. "Вторую речь против Афоба". XXVIII. 4). Иногда и такой эпимелет по триерархии тоже именовался гегемоном. См. Демосфен. О венке. XVIII. 103, 312.
Совет и народное собрание, натолкнувшись на трудности в снаряжении флота, приняли · в том же году специальные постановления, обязывающие триерархов прошлого года передать триерархам текущего года корабельную оснастку в полной исправности. В случае нарушения ими этого распоряжения, претензии должны были предъявляться в порядке обычного гражданского иска. В речи подробно излагаются все трудности, с которыми столкнулся истец. Когда он попытался взять в залог имущество Теофема, возникла драка, дело было передано в Совет в порядке исангелии, так как конфликт возник в связи с оснащением военного флота. Теофем был признан виновным, но истец удовлетворился символическим штрафом в 25 драхм. Кроме того, Теофем был вынужден погасить свою задолженность по прошлогодней триерархии. Об этом свидетельствует запись (IG. II. 799 D, 54 сл.).
Вернувшись из плавания по окончании срока своей триерархии, истец вчиняет Теофему иск по обвинению в избиении (ср. речь XXXVII. Против Пентэнета. 33). В середине IV в. такие иски еще разбирались предварительно у третейского судьи. Теофем, в свою очередь, вчинил встречный иск аналогичного характера (§ 45), обратившись к другому третейскому судье, и по афинским законам оба дела рассматривались независимо друг от друга (см. "Вторую речь против Беота". XL). Теофем затянул разибрательство дела у того третейского судьи, который разбирал жалобу истца (§ 39), и к моменту произнесения нашей речи оно еще не было закончено; жалоба же Теофема, быстро рассмотренная третейским судьей, перешла в гелиэю, и истец был осужден.
В процессе, для которого была написана данная речь, истец преследует родственников Теофема Эверга и Мнесибула за лжесвидетельство в проигранном им процессе. Эверг и Мнесибул свидетельствовали, что Теофем был готов передать для допроса под пыткой рабыню, показания которой могли решить вопрос о том, кто первый начал рукоприкладство; они утверждали, будто истец отказался от этого, так что у судей создалось впечатление, что он уклоняется от раскрытия подлинных обстоятельств дела. В нашей речи истец, наоборот, утверждает, что он как раз требовал подвергнуть эту рабыню допросу.
Истец жалуется также на незаконные действия Теофема и его родственников при взыскании с него денежного штрафа по проигранному делу, который следовало уплатить независимо от исхода начатого им дела о лжесвидетельстве. С истца причиталось 1100 драхм основного штрафа, 30 драхм судебных издержек и эпобелия, причитавшаяся с него, видимо, в результате процедуры антиграфэ. Истец попросил у Теофема отсрочки платежа, и тот на словах согласился, но в то самое время, когда истец пригласил его к трапедзиту для вручения ему долга, его родственники, применив насилие, захватили имущество должника в уплату за причитавшиеся с него суммы. Они действовали настолько грубо, что престарелая вольноотпущенница (бывшая кормилица истца) скончалась от полученных при вторжении захватчиков побоев.
Речь "Против Эверга и Мнесибула", безусловно, не принадлежит Демосфену; эту мысль высказывал еще античный лексикограф Гарпократион. В речи не видно характерного для Демосфена мастерства, логические построения не убедительны, отсутствует стройность.
Поскольку конфликт из-за оснастки корабля произошел в 357/356 г., то нашу речь следует датировать 355 или 354 годами.


[1] Автор имеет в виду триерархов нового года, которые были должны добиться получения оснастки от своих предшественников. Ср. «Вторую речь против Стефана» (XLVI. 10).

[2] О понятии лжесвидетельства в афинском праве см. речь «Против Тимофея» (XLIX. 56) с коммент.

[3] Из этого места можно сделать вывод, что эпобелия с несобравших пятой части голосов в делах о лжесвидетельстве не взыскивалась.

[4] О третейских судьях (диэтетах) см. речи XXIX. 12; LIV. 26 и след.

[5]  Кеды — дем филы Эрехтеиды.

[6] Дело о лжесвидетельстве могло быть возбуждено также выигравшей процесс стороной. См.: Лисий. X. 22.

[7] Предварительное разбирательство по такого рода делам, которые не рассматриваются предварительно третейским судьей.

[8]  Третейские судьи распределялись по жребию между десятью филами (Аристотель. Афинская полития. 53. 4). Часть из них заседала там же, где и гелиэя. Заседания третейских судей в Пестрой Стое упомянуты в «Первой речи против Стефана» (XLV. 17).

[9] По-видимому, допрос рабов под пыткой осуществлялся перед третейским судьей. Ср. упоминание об этом в «Первой речи против Стефана» (XLV. 16), а также §§ 16 и 17 разбираемой речи.

[10]  Автор имеет в виду выставленные для всеобщего обозрения стелы с перечнем триерархов, задержавших передачу государству корабельной оснастки. Ряд таких стел дошел до нас.

[11]  Закон был принят в 358/357 г.

[12] Пеания — дем филы Пандиониды.

[13] Как можно меньше трудностей... — О трудностях получения триерархами оснастки для кораблей см. речи «Против Поликла» (L. 7) и «О венке за триерархию» (LI.5).

[14] Так называли статую Гермеса у ворот в северной части городской стены, окружавшей Пирей.

[15] Об апостолеях см.: Демосфен. XVIII. 107.

[16] Афарей — по-видимому, тот самый приемный сын оратора Исократа, триерархию которого упоминает этот оратор в речи «Об обмене имуществом» (XV. 145). Афарей выступал однажды за Исократа в процессе об обмене имуществом И выиграл дело.

[17] Жалоба на противозаконие (графэ параномон) приостанавливала до ее рассмотрения действие постановлений как народного собрания, так и Совета.

[18] О случае неразделенного имущества братьев см. речь «Против Леохара» (XLIV. 40).

[19] Пример раздела имущества при жизни отца см. речь «Против Макартата» (XLIII. 19).

[20]  В данном случае было необходимо свидетельство полноправных граждан.

[21] В противном случае истец рисковал навлечь на себя обвинение в покушении на прелюбодеяние.

[22] Эти приемы затягивания дела упоминаются в нашей речи (§ 45) и в речи «Против Мидия» (XXI. 84).

[23] Исангелия — чрезвычайное заявление, связанное с обвинением в нарушении важных государственных интересов.

[24] Наказание в 25 драхм можно считать символическим; речь идет, по-видимому, о дополнительном штрафе за нанесение побоев, ибо размер штрафа за подчинение властям не зависел от согласия истца; за это преступление Совет, как видно, был правомочен наложить штраф в 500 драхм.

[25] Обращение к судьям с призывом вспомнить недавние события встречается .также во «Второй речи против Беота» (XL. 54) и в речи «Против Поликла» (L. 3). Архонтство Агафокла имело место не позже, чем в 357/356 г., т. е. за 2—3 года до произнесения нашей речи.

[26] Конфискация имущества как самостоятельное наказание применялась редко. Еще один пример мы встречаем в речи «Против Андротиона» (XXII. 50).

[27] Мы не знаем, каков был срок выплаты назначенного судом штрафа, по истечении которого выигравшая дело сторона могла в покрытие штрафа забрать имущество должника.

[28] О законности соглашения между должником и кредитором говорится также в речи «Против Фениппа» (XLII. 12).

[29] Выплата денег в трапедзе неоднократно упоминается также в речи «Против Тимофея» (XLIX).

[30] Речь, видимо, идет об ипподроме у реки Илисс; другой ипподром находился в районе Пирея.

[31] О захвате имущества рассказывается и в других речах Демосфена: «Против Андротиона» (XXII. 52 и след.; 56 и след.), «Против Тимократа» (XXIV. 197).

[32] Этот раб в дальнейшем нигде не упоминается.

[33] Из предыдущего изложения (§ 50) можно было сделать вывод, что на обязанности истца лежало только обеспечить отплытие триеры, за которую он был ответственен; из этого места видно, что он должен был участвовать в походе.

[34]  В те времена хорошая овца стоила 10—15 драхм, так что стоимость 50 овец и раба-пастуха могла быть достаточной для покрытия долга в 1313 драхм (см. § 64).

[35] О возможности такого недоразумения см. речь «Против Никострата» (LIII. 16). Ср. также: [Ксенофонт]. Афинская полития. I. 10, где автор утверждает, что, встретив на улице свободного афинянина, его легко принять за раба.

[36] Перевод сделан на основании конъектуры А. Бека (Bockh A. Staatshaushal-tung der Athener. 3. Aufl. В., 1886. Bd. I. S. 417. Anm. 3).

[37] Экзегеты — толкователи традиционного права, санкционированного религией,

[38] Экзегеты давали точные указания относительно необходимых религиозных церемоний и. рекомендации по правовым вопросам.

[39] Заявление о запрете убийцам появляться в общественных местах и святилищах.

[40] Древний обычай, требовавший охранять могилу три дня.

[41] Царь (басилевс) не только организовывал мистерии и религиозных празднества, в его ведении находилось также возбуждение процессов об убийстве, так как он объявлял преступника лишенным покровительства богов (Аристотель. Афинская полития. 57. 2). Ср. также речь «Против Макартата» (XLIII. 42).

[42] Палладием называли не только статую Афины-Паллады, но и место, где она стояла, северо-восточнее Акрополя. У Палладия происходил суд эфетов — коллегии, ведавшей наказанием убийц. Ср. речь «Против Макартата» (XLIII. 58) и Аристотель. Афинская полития. 57. 3—4).

[43] Законы Драконта были заново высечены на стеле, выставленной в Царском портике в 409/408 г.

[44] См. выше § 50.

[45] По афинскому обычаю явившиеся заседать судьи (гелиасты) распределялись по судебным палатам (дикастериям) путем жеребьевки. Из тех гелиастов, которые разбирали дело в предыдущем процессе, на этот раз в дикастерий могл» попасть только некоторые.

[46] Только что автор речи говорил, что судьи осудили его за то, что он уклонился от изобличения рабыней, а теперь он пытается выдать за причину осуждения его вторжение в дом Теофема, доказывая при этом, что он не нарушал законов.

[47] См. выше примеч. 24.

[48] Из сказанного видно, что время, затрачиваемое на зачтение документов, не эасчитывалось в срок, положенный на произнесение речи. Водяные часы, останавливали.