В этой речи не хватает начала: в рукописи вырваны два листа, на которых оно было написано. Недостающая часть была, вероятно, невелика.
Тема этой речи - обвинение известного оратора Андокида в преступлении против религии. Его обвиняли в изуродовании гермов и в кощунстве над мистериями. Эти преступления в нашей речи (§51) формулированы так: "Он, надев жреческую одежду, пародировал священные обряды, показывал их непосвященным и произнес вслух таинственные слова; а изображения богов, в которых мы верим, которым служим и, соблюдая чистоту, приносим жертвы и молимся, - их изображения он изуродовал. Вследствие этого жрицы и жрецы, ставши лицом к западу, прокляли его и потрясли багряницами по стародавнему обычаю".
Действительно ли Андокид был виновен в этом (относительно кощунства над мистериями он совершенно отрицал свою виновность), - ему, во всяком случае, пришлось удалиться из Афин в 415 г. В 411 г. он вернулся на родину, но после дурного приема там опять уехал. Наконец, общая амнистия 403 г. (после падения Тридцати) дала ему возможность опять возвратиться в Афины в 402 г. В течение трех лет он жил спокойно, и, как сказано в нашей речи (§ 33), "дошел до такого бесстыдства, что даже хочет принимать участие в государственных делах и уже говорит в Народном собрании, критикует разных должностных лиц и проваливает их при докимасии, является в Совет и дает указания о жертвоприношениях, процессиях, молебствиях, оракулах". Но осенью 399 г. он был привлечен к суду за старые преступления против религии. Обвинителями его были трое: Кефисий, Эпихар и Мелет. Наша речь и является обвинительным актом против него в этом процессе 399 г. Подсудимому в случае обвинительного приговора грозила смертная казнь; но, по-видимому, обвинение не имело успеха: во время Коринфской войны он даже был отправлен афинянами в Спарту послом для переговоров о мире.
Кто же говорил эту речь? Из троих названных сейчас обвинителей Кефисий упоминается в нашей речи (§ 42) как третье лицо. Следовательно, не он говорил эту речь. Остается выбор между двумя остальными: говорил ее или Эпихар, или Мелет. Таким образом, если ее сочинил Лисий, то он сделал это для одного из них.
Но уже древние критики сомневались в принадлежности этой речи Лисию, а новые единогласно считают ее не подлинной. Основанием для этого служат некоторые особенности и недостатки этой речи, чуждые Лисию. Правда, никаких фактических данных, решительно мешающих признать автором ее Лисия, в ней не заключается; все особенности и недостатки касаются литературной стороны ее, и потому, конечно, суждение о них субъективно; но все-таки довольно вероятно, что речь эта не принадлежит Лисию. Исследователями было высказано несколько предположений об авторе ее; наиболее правдоподобное из них то, что автором ее является или Эпихар, или Мелет. Так. как Кефисий был главным обвинителем, то, конечно, он в своей речи изложил дело и привел разные доказательства. В таком случае наша речь оказывается только дополнительной речью второго обвинителя, девтерологией, и этим, может быть, объясняется неупоминание некоторых пунктов обвинения, известных нам из других источников.
Как мы сейчас сказали, Андокиду инкриминировалось кощунство над мистериями, т. е., вероятно, представление их в каком-нибудь шутовском виде. Мистериями назывались таинственные культы, к которым допускались только "посвященные". Они совершались в разных местах Греции, но самыми знаменитыми были Элевсинские мистерии, происходившие в Элевсине, небольшом городке Аттики. Учреждение их греки относили еще к мифическому времени: по легенде, сама богиня Деметра, искавшая свою дочь Персефону, похищенную Аидом, установила эти мистерии. Они состояли из различных обрядов и их толкования, процессий, драматических представлений религиозного характера, 'касавшихся странствий и горя Деметры и возвращения Персефоны из подземного мира; в них проводилось особое учение, освещавшее те запросы мысли древнего эллина, на которые не давала решения общая, всем открытая народная эллинская религия. Это учение сообщалось "мистам" (т. е. посвящаемым) перед посвящением в частных беседах с ними жрецов и служителей культа. Учение мистерий касалось богов, загробной жизни и природы. Мистерии обещали посвященным счастие в загробной жизни, так что люди, по тем или другим причинам не принявшие посвящения в молодые годы, старались посвятиться, по крайней мере, перед смертью, и, так как к посвящению допускались все граждане, не запятнанные преступлением, без различия пола и возраста, то почти все афиняне были посвящены: Сократа упрекали, что он был чуть ли не единственным непосвященным. Однако недостаточно было одного посвящения для того, чтобы получить счастие в загробной жизни: для этого после посвящения нужно было вести благочестивую жизнь. Посвященные давали клятву хранить в тайне все, касающееся мистерий; разглашение этой тайны каралось смертной казнью.

* * *

(1) ...Он привязал лошадь к кольцу храма в знак того, что жертвует ее, а на следующую ночь украл ее.[1] Итак, он, совершивший такой поступок, погиб самой жалкой смертью - от голода: хотя ему ставили на стол много хороших кушаний, но ему казалось, что от хлеба и от месива[2] отвратительно пахнет, и он не мог есть. (2) Рассказ об этом многие из нас слышали от гиерофанта.[3] (3) Поэтому, мне кажется, справедливо теперь привести на память тогдашний рассказ по поводу Андокида: справедливость требует, чтобы не только его друзья погибали от него и от его слов, но и он сам от другого.
Невозможно и вам, подавая голос в подобном деле, жалеть Андокида или сделать ему поблажку: как вы видите, эти богини[4] явно карают преступников; поэтому всякий должен ожидать, что и с ним будет то же, что с другим. (4) Представьте себе, что Андокид теперь благодаря вам уйдет без наказания из этого процесса и явится баллотироваться в коллегию девяти архонтов,[5] и ему выпадет жребий быть царем. Не правда ли, он будет за вас приносить жертвы и творить обеты по установленным отцами обычаем как в здешнем Элевсинии,[6] так и в Элевсинском храме, и на мистериях будет заботиться о празднике, чтобы никто не совершил преступления, - не проявил какого-либо нечестия по отношению к священнодействию? (5) Как вы думаете, какое настроение будет у вновь посвящаемых, приехавших сюда, когда они увидят, кто таков царь, и вспомнят о всех его нечестивых деяниях, или у других эллинов, съезжающихся на этот праздник, чтобы принести жертву в этом торжественном собрании или посмотреть? (6) Ведь Андокида знают и здесь, и за границей по его нечестивым деяниям, потому что люди, совершающие какие-нибудь необыкновенные поступки, как дурные, так и хорошие, не могут остаться неизвестными. Затем, во время своей жизни за границей он докучал многим государствам, - Сицилии, Италии, Пелопоннесу, Фессалии, Геллеспонту, Ионии, Кипру; многим царям[7] льстил, с которыми встречался, - кроме Дионисия Сиракузского. (7) Дионисий или счастливее их всех, или умом намного выше: он один из всех, входивших в соприкосновение с Андокидом, не был обманут подобным господином, у которого есть такая специальность - врагам не делать никакого зла, а друзьям делать зло, какое только возможно. Поэтому, клянусь Зевсом, нелегко вам сделать ему поблажку вопреки справедливости так, чтобы это осталось неизвестно эллинам.
(8) Так, теперь вам необходимо принять решение относительно его: ведь вы вполне понимаете, афиняне, что нельзя вам одновременно сохранить и отцовские законы, и Андокида, а надо выбрать одно из двух - или уничтожить законы, или избавиться от этого человека.
(9) А он дошел до такой дерзости, что утверждает, будто закон, касающийся его, отменен,[8] и что он уже имеет право входить на площадь и в храмы: иначе этот закон и теперь находился бы в здании афинского совета, (10) Однако Перикл, говорят, однажды дал вам совет относительно преступников против религии - применять к ним не только писаные законы, но также и неписаные, на основании которых Евмолпиды дают разъяснения и которые отменить никто еще не был властен, против которых никто не осмеливался возражать, автора которых и сами они не знают: преступники могут думать, говорил он, что в таком случае их карают не только люди, но и боги, (11) Но Андокид так мало уважал богов и тех, которые должны охранять их святыню, что не успел он пробыть в городе десяти дней, как уже подал архонту-царю жалобу о нечестии и начал дело, - он, Андокид, виновный пред богами в том, в чем он виновен, и говорил (обратите на это особенное внимание), что Архипп совершил кощунство над своим фамильным гермом. (12) Но Архипп на это возражал, что его герм цел и невредим и что с ним не случилось ничего подобного, что с другими гермами; тем не менее, чтобы не иметь неприятностей от такого господина, он отделался от него посредством взятки. Но если Андокид счел себя вправе привлечь другого к ответственности за религиозное преступление, то другие подавно имеют право и священный долг привлечь к ответственности его.
(13) Но Андокид скажет, что несправедливо будет, если доносчик подвергнется самому тяжкому наказанию, а те, на кого он донес, будут пользоваться теми же гражданскими правами, как и вы. Однако этим аргументом он не себя будет защищать, а только обвинять других. В принятии последних в число граждан виноваты те, которые приказали сделать это,[9] и они через это повинны в том же самом религиозном преступлении; но если вы, обладая сами полнотой власти, отнимаете у богов их право карать нечестивых, то вы, а не они, будете виновными.[10] Итак, не желайте обратить на себя эту вину, имея возможность быть свободными от нее, наказавши виновного.
(14) Затем, они отрицают факты, указанные в доносе, а Андокид сознается, что сделал это. А между тем, даже в Ареопаге, этом высокочтимом и справедливом судилище, если подсудимый сознается в преступлении, то подвергается казни, а если отрицает свою виновность, то производится дознание, и многие признаются невиновными. Таким образом, неодинаковое суждение следует иметь об отрицающих свою вину и о сознающихся в ней.
(15) Несправедливым мне кажется еще вот что. Если кто ранит человека в какую-нибудь часть тела: голову, лицо, руки, ноги, - то он, по законам Ареопага, будет изгнан из города, где живет потерпевший, и если вернется туда, то будет арестован и предан казни. А если кто совершит такое же преступление по отношению к статуям богов, то неужели вы не запретите ему входить в самые храмы и не накажете его, если он войдет? Но и справедливость и польза требуют, чтобы вы заботились о тех, от кого можете получить и добро и зло. (16) Говорят, и многие из эллинов не допускали в свои храмы его за совершенные здесь преступления против религии. А вы, сами потерпевшие, уважаете свои законы меньше, чем другие уважают ваши. (17) Вот насколько Андокид нечестивее Диагора Мелосского![11] Диагор на словах кощунствовал по поводу чужих святынь и праздников, а Андокид - на деле и по отношению к святыням в своем городе. Большего гнева, афиняне, заслуживают горожане, оскорбляющие эти святыни, чем чужие: в последнем случае это, так сказать, чужое преступление, в первом - свое собственное. (18) Так не выпускайте же из рук преступников, попавших к вам, когда вы стараетесь захватить бежавших, назначая талант[12] серебра тому, кто приведет их или убьет. Эллины подумают, что вы более склонны хвастаться, чем действительно наказывать их. (19) Андокид показал и эллинам, что он не верит в богов: как человек, не боящийся за свои преступления, а, напротив, полный уверенности в своей безопасности, он стал хозяином корабля и плавал по морю. Но бог ввел его в обман, чтобы он, вернувшись на место своих преступлений, по этой причине понес наказание. (20) Да, я надеюсь, что он еще понесет наказание, - это не будет для меня нисколько удивительно. Ведь и бог не сразу наказывает (это - наказание человеческое[13]): я могу заключить это, судя по многим случаям: я вижу, что и другие нечестивые люди лишь спустя много времени понесли наказание, и даже их потомки платились за преступления предков; а тем временем бог посылает на виновных разные страхи и опасности, так что многие желали умереть, чтобы избавиться от бедствий. А бог лишь после этой позорной жизни положил ей конец - смерть.
(21) Рассмотрите жизнь как самого Андокида с того времени, как он совершил свое нечестивое преступление, так и других, ему подобных, людей, если такие имеются.[14] Когда Андокид совершил преступление, он был, по наложении на него денежного штрафа, приведен на суд. Он сам заключил себя в тюрьму, признав себя заслужившим это наказание, если не представит суду своего слугу.[15] (22) Но он отлично знал, что не может его представить, потому что тот был убит из-за него и его преступлений, чтобы не мог сделаться доносчиком. Но разве не отнял у него рассудок кто-нибудь из богов, если он счел для себя более легким назначить себе тюремное заключение, чем штраф, при равной надежде?[16] (23) Как бы то ни было, вследствие этого выбора наказания он пробыл в заключении около года и, находясь там, сделал донос на своих родственников и друзей, когда ему обещана была безнаказанность, если донос окажется верным. Как вы думаете, какая у него душа, если он шел на такое крайне позорное дело, донося на своих друзей, тогда как его спасение было еще под сомнением? (24) После этого, когда он довел до казни людей, которые, по его словам, были для него дороже всего на свете, его донос был признан верным, и он был выпущен на свободу; тогда вы сделали дополнительное постановление - не допускать его на площадь и в храмы, так что, даже в случае обиды от врагов, он не мог бы требовать их наказания. (25) С тех пор, как Афины существуют на памяти людей, никто еще не был лишен гражданских прав за такую вину. И справедливо: потому что никто еще не совершал и таких дел. Кого же считать виновником этого: богов или случайность? (26) После этого он поехал к китайскому царю;[17] за попытку к измене царь велел его арестовать и заключить в тюрьму; тут он боялся не только казни, но и ежедневных истязаний, и думал, что у него живого будут отрублены руки и ноги. (27) Однако ему удалось бежать и избавиться от этой опасности; он вернулся в родной город во время правления Четырехсот: бог настолько отнял у него память, что он захотел вернуться к тем самым, кого он обидел. Когда он приехал, его посадили в тюрьму и подвергли истязаниям, но не казнили, а выпустили на свободу. (28) Отсюда он поехал к царю кипрскому Евагору; и там он совершил преступление и был заключен в тюрьму. Спасшись бегством и от него, он стал избегать здешних богов, избегать родного города, избегать мест, в которые он уже раз приходил. Но что за радость в такой жизни, если терпеть часто беды и никогда не иметь покоя? (29) Приехав оттуда сюда во время демократии, он дал взятку пританам,[18] чтобы они привели его сюда; но вы изгнали его из города, подтверждая этим законы, постановленные вами для охраны богов. (30) Ни демократия, ни олигархия, ни тиран - никакое государство не хочет принять его навсегда: все время, с тех пор, как он совершил свое нечестивое преступление, он скитается, постоянно доверяя больше неизвестным ему людям, чем известным, потому что он чем-нибудь обидел тех, кого знает. Теперь наконец он вернулся к нам в город, но уже дважды в один и тот же год[19] против него возбуждено судебное дело. (31) Он сам постоянно находится в узах,[20] состояние его уменьшается вследствие судебных процессов. Но, когда человек делит свою жизнь[21] между врагами и доносчиками, то такая жизнь уже не в жизнь. Эти несчастия бог дает ему не затем, чтобы он придумал что-нибудь для своего спасения, но в наказание за его прежние нечестивые поступки. (32) Наконец, теперь он отдался вам в руки не потому, чтобы надеялся на свою невиновность, но влекомый какой-то роковой необходимостью. Поэтому, клянусь Зевсом, ни старый, ни малый, при виде спасения Андокида из опасностей, хотя, как вы знаете, он совершил нечестивые дела, не должен терять веру в богов: помните, что лучше прожить половину жизни без горя, чем две жизни среди горя, как он.
(33) Он дошел до такого бесстыдства, что даже хочет принимать участие в государственных делах и уже говорит в Народном собрании, критикует разных должностных лиц и проваливает их при докимасии,[22] является в Совет и дает указания о жертвоприношениях, процессиях, молебствиях, оракулах. Но, если вы последуете его советам, каким богам, думаете вы, будет приятно то, что вы будете делать для них? Не думайте, господа судьи, что если вы хотите забыть его поступки, то их забудут и боги. (34) Но он не хочет оставаться вдали от государственной деятельности, как человек, сознающий свою вину; нет, он имеет такие мысли, как будто он сам открыл государственных преступников, и хочет пользоваться влиянием больше других, как будто он остался без наказания не вследствие вашей мягкости и недосуга за множеством дел; но теперь его преступления уже не скрыты от вас; он будет изобличен и понесет наказание.
(35) Андокид будет опираться еще на такой довод: необходимо вам указать на аргументы, которые он будет приводить в свое оправдание, чтобы вы, выслушав обе стороны, постановили более правильное решение. Он говорит именно, что он оказал великую услугу отечеству тем, что сделал донос и избавил его от тогдашнего страха и беспокойства. (36) Но кто же был виновником этих великих несчастий? Не сам ли он,- - тем, что сделал то, что сделал? Так неужели надо быть благодарным ему за его услуги, - за то, что он сделал донос, получив в награду за это от вас безнаказанность, а в беспокойстве и несчастиях виноваты вы, - тем, что искали виновных? Конечно нет, совсем наоборот: он привел город в беспокойство, а успокоили его вы.
(37) Как я слышал, Андокид хочет сказать в свое оправдание, что договоры[23] касаются и его, как и всех афинян. Прикрываясь этим, он думает, что многие из вас, боясь нарушить договоры, оправдают его. (38) Теперь я скажу о том, что договоры совершенно не касаются Андокида, - ни те, которые заключили вы со спартанцами, ни те, которые заключила Пирейская партия с Городской. В самом деле, ни у кого из нас стольких нет таких или подобных преступлений, как у Андокида, а потому у него и нет основания получать выгоду от нас. (39) Да, конечно, не из-за него ссорились мы и не тогда помирились, когда и его включили в договор. Не ради одного человека, а ради нас. Городской и Пирейской партий, были заключены договоры и клятвы. Поистине, было бы удивительно, если бы мы, сами терпя недостаток, стали заботиться о жившем за границей Андокиде, чтобы его преступления были преданы забвению. (40) Но, может быть, спартанцы в заключенных с нами договорах позаботились об Андокиде за то, что он оказал им какую-нибудь услугу? Или, может быть, вы позаботились о нем? За какое благодеяние? За то, что он много раз для вас подвергал опасности свою жизнь? (41) Нет, афиняне, это защита его неверна: не давайтесь в обман! Не в том состоит нарушение договоров, что Андокид за свои личные преступления подвергается наказанию, а в том, что кто-нибудь, под предлогом общественного бедствия, совершает над другим личную месть.
(42) Может быть, Андокид будет с своей стороны обвинять Кефисия, и у него найдется что сказать: надо уж говорить правду. Но вам нельзя было бы одним и тем же голосованием приговорить к наказанию и подсудимого и обвинителя. Но теперь время постановить справедливое решение об Андокиде: придет другое время для Кефисия и для каждого из нас, о ком он теперь упомянет. Поэтому не оправдывайте теперь его, виновного, из-за того, что вы гневаетесь на других.
(43) Но Андокид скажет, что он сделал донос и что никто другой не захочет доносить, если вы будете наказывать доносчиков. Но он уже получил от вас награду за донос: он спас себе жизнь, тогда как другие за это были казнены. Таким образом, виновниками его спасения являетесь вы, а виновником этих несчастий и опасностей своих был он сам - тем, что нарушил ваши постановления и условия,[24] на которых ему дарована была безнаказанность за его донос. (44) Так не следует предоставлять доносчикам полную свободу совершать преступления (довольно и тех, которые ими совершены); за проступки их должно наказывать. Кроме того, другие доносчики, которые были уличены в позорных преступлениях, но добились освобождения, знают, по крайней мере, одно то, что не следует мозолить глаза обиженным ими людям, и понимают, что, живя за границей, они будут считаться афинскими гражданами, имеющими все права, а живя на родине среди обиженных ими сограждан, - негодяями и нечестивыми. (45) Так, например, Батрах,[25] негодяй, хуже которого нет никого на свете, кроме Андокида, сделавший донос в правление Тридцати, хотя и находился под защитой договоров и клятв наравне с теми, кто был в Элевсине,[26] тем не менее боялся обиженных им лиц и жил в другом городе. А Андокид, оскорбивший самих богов, обращал на них внимания меньше, чем Батрах на людей, и входил в храмы. А кто подлее и глупее Батраха, тот должен быть вполне доволен, что вы сохранили ему жизнь.
(46) Ну, что же вы должны принять во внимание, чтобы оправдать Андокида? Может быть, то, что он храбрый воин? Нет, он никогда не выступал из города ни в один поход, ни кавалеристом, ни гоплитом,[27] ни командиром судна, ни флотским солдатом, ни раньше нашего несчастия,[28] ни после несчастия, хотя ему от роду уже сорок лет с лишком. (47) А между тем другие изгнанники участвовали вместе с вами в снаряжении триер на Геллеспонте. Вспомните также, от каких бедствий, от какой войны вы спасли себя и отечество: много понесли вы и лично труда, много потратили денег как своих собственных, так и государственных, много доблестных граждан вы похоронили из-за бывшей тогда войны. (48) А Андокид, не испытавший этих несчастий, не внесший ничего для спасения отечества,[29] теперь считает себя вправе принимать участие в делах государства, в котором он совершил кощунство. Но ведь он - человек богатый, влиятельный благодаря своему состоянию, пользовавшийся гостеприимством царей и тиранов? Этим он будет теперь хвастаться, зная ваш характер. (49) Какой военный налог станет он вносить,[30] когда он, зная о той страшной буре и опасности, которой подверглось отечество, и будучи собственником судна, тем не менее не захотел, даже в надежде на выгоду, привезти хлеба и помочь отечеству? Метеки и иностранцы помогали государству подвозом хлеба в благодарность за данные им права; а ты, Андокид, какую услугу оказал ему, какие проступки загладил, какую вернул плату за свое воспитание?..[31]
(50) Афиняне! Вспомните о том, что сделал Андокид, подумайте и о празднике,[32] за который вы были прославлены всем светом. Но нет: вы так часто видели его преступления и слышали о них, что ваши чувства уже притупились: даже страшные преступления вам более не кажутся страшными. Но все же устремите внимание, примите решение посмотреть на то, что он делал, и вы лучше разберетесь в этом деле. (51) Он, надев жреческую одежду, пародировал священные обряды, показывал их непосвященным и произнес вслух таинственные слова; а изображения богов, в которых мы верим, которым служим и, соблюдая чистоту, приносим жертвы и молимся, - их изображения он изуродовал. Вследствие этого жрицы и жрецы, ставши лицом к западу,
прокляли его и потрясли багряницами по стародавнему обычаю; Он сознался в этих преступлениях. (52) Кроме того, он преступил изданный вами закон - не допускать его, как отягченного грехом, в храмы: все это поправши, он вошел в наш город, принес жертву на алтарях, которые ему были запрещены, и входил в святилища, над которыми кощунствовал, вошел в Элевсиний, омыл себе руки святой водой. (53) Кто может выносить это? Какой друг, какой родственник, какой земляк его, тайно оказав ему милость, навлечет на себя явный гнев богов? Итак, теперь вы должны проникнуться мыслью, что, наказывая Андокида и удаляя его от себя, вы очищаете город, снимаете с себя вину, удаляете осквернителя, избавляетесь от грешника, потому что Андокид относится к их числу.
(54) Я хочу теперь рассказать вам, какой совет подал мой дед Диокл, сын гиерофанта Закора, когда вы обдумывали, что делать с одним мегарцем, совершившим преступление против религии. Когда другие предлагали его казнить без суда, тотчас же, он посоветовал судить его для пользы людей, чтобы другие, услышав и увидев это, были на будущее время воздержнее; а для удовлетворения богов он советовал, чтобы каждый, прежде чем прийти в суд, составил сам про себя дома приговор о том, что надо сделать с этим нечестивцем. (55) И вы, афиняне (вы ведь знаете, что надо сделать), не давайте ему уговорить себя. У вас в руках явный преступник: вы видели, слышали его преступления. Он будет молить, заклинать вас: не жалейте его. Сожаления заслуживают не те, которые караются смертью справедливо, а те, которые несправедливо.

[2] Месиво было обычной едой в Греции. Это было тесто (не печеное), сделанное из муки с водою, или маслом, или молоком.

[3] Гиерофант — главный жрец элевсинских мистерий; в это звание выбирался пожилой человек, исключительно из знатного рода Евмолпидов, упоминаемых в § го. Он должен был хранить целомудрие.

[4] Деметра и Персефона.

[5] В древнее время во главе всего государственного управления Афин стояли девять архонтов. Мало-помалу их должностная власть была раздроблена и так ограничена, что они, по введении жеребьевки, могли выбираться по жребию из всех граждан. В конце концов их компетенция, помимо некоторых почетных прав, ограничивалась правами, соединенными с председательством на суде, и религиозными обязанностями; они были также членами Ареопага. Сообща они действовали только в немногих случаях; большая часть дел распределялась между отдельными членами коллегии. Первый из них назывался в древнее время просто «архонтом» (позднее — «эпонимом»), второй — «царем», третий — «полемархом», остальные шесть — «фесмофетами». Второй архонт — «царь» — имел надзор над всем государственным культом. Поэтому в дальнейших словах нашей речи и говорится о принесении им жертв и т. д.

[6] Элевсиний («здешний») — храм Деметры и Персефоны, находившийся в самих Афинах, а Элевсинский храм — в Элевсине.

[7] На острове Кипре было девять царей в разных городах; одним из них был Евагор, который около 410 г. стал царем города Саламина на Кипре, а затем постепенно распространил свою власть на большую часть острова. Он был в дружбе с афинянами. Время жизни Андокида за границей — между 415 и 402 гг.

[8] Закон, внесенный Исотимидом в 415 г., по которому люди, совершившие преступление против религии и сознавшиеся в нем, не должны были быть допускаемы в храмы и на площадь. Об этом законе упоминается и ниже, в § 24.

[9] Спартанцы и Лисандр, которые после. победы над афинянами в 404 г. приказали принять в число граждан и тех, кто совершил преступление против религии.

[10] Принята конъектура Рейске.

[11] Диагор, уроженец острова Мелоса, живший около середины V в., был известен своим атеизмом.

[12] Около 1456 рублей.

[13] Т. е. люди наказывают сразу, а боги 1 — не сразу.

[14] Или: «...преступление, и подумайте, существует ли другая жизнь, подобная его жизни».

[15] Суд требовал, чтобы Андокид представил своего слугу для того, чтобы он под пыткой подтвердил его показание: предполагалось, что слуга должен был знать и дело об изуродовании гермов.

[16] Т. е. «на исполнение указанного выше условия».

[17] Царь города Кития на острове Кипре, имя которого неизвестно; но это не Евагор, упомянутый в § 28.

[18] Совет пятисот делился на го секций по 50 человек, принадлежавших к одной филе, которые составляли постоянную комиссию. Каждая такая секция по очереди заведовала делами в течение десятой части года (35—36 дней), подготовляла предложения для внесения в Совет, созывала и руководила заседаниями Совета и Народного собрания. Эти 50 человек назывались пританами. Они и привели Андокида «сюда», т. е. в Совет пятисот, и потом в Народное собрание. Это кратковременное возвращение его в Афины было около 407 г.

[19] Принята конъектура Рейске. Из этой фразы видно, что в 399 г., еще раньше того процесса, для которого составлена наша речь, против Андокида было возбуждено судебное дело; но, судя по тому, что о результате этого дела нет упоминания, надо думать, что оно в суде не разбиралось.

[20] Т. е. постоянно подвергается тюремному заключению.

[21] В оригинале непереводимая игра слов: поставлено слово p4os, которое значит и «жизнь» и «состояние».

[22] Дурную сторону жеребьевки, посредством которой замещалась большая часть должностей, устраняли особым испытанием, «докимасией», перед вступлением в должность. При докимасии кандидату предлагались разные вопросы, касавшиеся вообще условий, необходимых для занятия известной должности. К этим условиям относились: гражданское полноправие, известный возраст, исполнение военных и податных повинностей по отношению к государству и обязанностей детей по отношению к родителям.

[23] Об этих договорах более подробно оратор говорит в § 38 и 39. Это были договоры, заключенные в 403 г. между «пирейской» демократической партией с Фрасибулом во главе, боровшейся против Тридцати тиранов, и «городской» олигархической партией, причем была объявлена всеобщая амнистия. См. введение к речи XII, отдел 58.

[24] Тот же закон, внесенный Исотимидом; см. примеч. 8.

[25] О Батрахе есть упоминание и в речи XII, 48. Это был один из клевретов Тридцати тиранов, служивший им в качестве доносчика. После восстановления демократии, он, как видно из текста, несмотря на всеобщую амнистию, счел более безопасным для себя удалиться из Афин.

[26] Т. е. сторонниками Тридцати. См. примеч. 23.

[27] Гоплиты — тяжело вооруженная пехота.

[28] «Несчастие» — роковое для афинян сражение при Эгос-Потамосе на Геллеспонте в 405 г.

[29] Переведено по конъектуре Франкена.

[30] Переведено по конъектуре Тальгейма.

[31] В рукописи пропуск в одну страницу, содержавшую около 10 параграфов текста.

[32] Элевсинские мистерии.