XV. О свободе родосцев
ВВЕДЕНИЕ ЛИБАНИЯ
Так называемую Союзническую войну начали против афинян хиосцы, родосцы и византийцы, бывшие прежде в подчинении у них, а в это время заключившие между собой союз против афинян. Родосцы, находясь в соседстве с Карией, воображали, что находятся в дружественных отношениях с правителем ее Мавсолом. Однако он, добившись мало-помалу доверия с их стороны, подстроил заговор против народа и, низвергнув у родосцев демократию, отдал государство в рабство немногим особенно богатым. Так вот Демосфен и советует не допускать этого, но подать помощь народу родосцев; он указывает при этом, что для афинян выгодно существование в городах демократического строя. "А если родосцы,- говорит он,- и виноваты перед нами, то все-таки честь наша и обычай требуют обеспечивать свободу даже таким из греков, которые причинили нам какую-нибудь неприятность, и не помнить обид за теми, кто делал что-нибудь против нашего государства".
РЕЧЬ
(1) Я думаю, граждане афинские, что, раз мы обсуждаем такие важные вопросы, надо предоставлять свободу высказываться всякому, кто выступает со своим советом. Я лично никогда не видел трудности в том, чтобы объяснить вам, какие меры будут наилучшими (вообще говоря, все вы, мне кажется, понимаете это), но трудность я вижу в том, чтобы убедить вас их выполнять. Ведь когда вопрос решен и принят голосованием, тогда он еще так же далек от осуществления, как и до принятия решения. (2) Напротив, одним из таких обстоятельств, за которые, как я полагаю, вы должны благодарить богов, является то, что те самые люди, которые недавно по своей самонадеянности вели с вами войну, теперь в вас одних видят надежду на свое спасение. Стоит порадоваться представившемуся случаю: он дает вам возможность, если вы примете надлежащее решение на этот счет, все нарекания на наше государство, распространяемые его клеветниками, опровергнуть на деле и с доброй славой. (3) Именно, нас обвиняли хиосцы, византийцы и родосцы в злых умыслах против них и под этим предлогом затеяли против нас совместно эту последнюю войну[1]. Но сейчас выяснится, что тот, кто во всем этом был зачинщиком и кто убедил это сделать, Мавсол, выдававший себя за друга родосцев, на самом деле отнял у них свободу, а те, которые объявили себя союзниками,- хиосцы и византийцы, не помогли им в несчастьях; зато вы, которых они боялись, одни на всем свете будете виновниками их спасения. (4) Если для всех это станет очевидным, вы достигнете того, что народное большинство во всех государствах будет считать условием своего спасения быть в дружбе с вами. А для вас не может быть никакого блага выше того, как снискать добровольное и вполне искреннее расположение со стороны всех людей.
(5) Но я удивляюсь, что те же самые люди, которые в вопросе об египтянах убеждали наше государство действовать против царя, в вопросе о родосской демократии выражают боязнь перед ним. Между тем одни, как все это знают,- греки, другие же - подданные его державы. (6) Некоторые из вас, я думаю, помнят, что, когда вы обсуждали вопрос об отношениях к царю, я выступил и первый дал этот совет - и, кажется, даже я единственный или, может быть, с кем-нибудь вдвоем - высказал этот взгляд, именно, что, по-моему, с вашей стороны было бы благоразумно не выставлять в качестве предлога для военных приготовлений вражду к нему, но, подготовляясь против наличных врагов, в то же время принимать меры для обороны и против него, если бы он начал наносить вам обиды[2]. И если я тогда высказал такую мысль, то и вам не казались мои слова неправильными; но вы и сами их также одобряли. (7) Таким образом моя сегодняшняя речь продолжает ту мысль, которая была высказана тогда. Действительно, что касается меня, то, если бы я находился при дворце царя и он взял меня в советники, я посоветовал бы ему то же самое, что и вам - за свои собственные владения вести войну в случае сопротивления со стороны кого-нибудь из греков, а на те области, на которые у него нет никаких прав, совершенно не предъявлять притязаний. (8) Значит, если вы, граждане афинские, вообще решили уступать все области, которыми завладеет царь, сумев опередить или обмануть некоторых людей в городах, то ваше решение неудачно, как я лично думаю. Если же за свои права вы считаете нужным и воевать в случае надобности, и переносить какие бы то ни было невзгоды, тогда, во-первых, у вас будет настолько же меньше необходимости в этом, насколько тверже будет ваше решение на этот счет; а во-вторых, вы покажете, что вы держитесь правильного взгляда на дело.
(9) А нового ничего нет ни в том, что я сейчас говорю, предлагая освободить родосцев, ни в том, что вы сделаете, если послушаете меня; на этот счет я напомню вам кое-что из того, что уже делалось раньше и оказалось полезным. Вы, граждане афинские, однажды послали Тимофея[3] на помощь к Ариобарзану[4], сделав в своей псефисме[5] оговорку: "с тем условием, чтобы он не нарушал мирного договора с царем[6]. Но когда Тимофей увидел, что Ариобарзан явно отложился от царя, а Самос занят отрядами Кипрофемида, которого назначил царский управитель Тигран, Ариобарзану он прекратил помощь, а остров обложил осадой и, подав помощь, освободил[7]. (10) И вот у вас до сего дня не было никакой войны из-за этого. Ведь, конечно, не одинаково будет воевать человек,- ведется ли война с целями захвата или в защиту своих владений, но когда у людей отнимают достояние, в защиту его все воюют до последних сил; когда же война идет в целях захвата, относятся уже иначе - проявляют настойчивость, пока противник уступает, но когда встретят отпор, не бывают нисколько в обиде на тех, кто окажет сопротивление.
(11) А мне кажется, что теперь, если бы наше государство вмешалось в эти дела, Артемисия[8] даже не оказала бы никакого сопротивления таким действиям. Относительно этого выслушайте короткое объяснение и судите на основании его, правильны ли мои расчеты, или нет. Я лично думаю, что, если бы у царя в Египте все шло так, как он хотел[9], тогда Артемисия особенно постаралась бы подчинить Родос его власти - не из расположения к царю, но просто из желания, оказав ему важную услугу во время его пребывания поблизости от нее, снискать через это наиболее милостивое отношение к себе. (12) Но раз дела идут у него так, как рассказывает молва, и раз он потерпел неудачу в своих замыслах, она понимает, что этот остров, как это и есть на самом деле, ни для какой другой цели не может быть нужен царю в настоящее время, как только в качестве оплота против ее собственной власти на случай каких-нибудь враждебных действий с ее стороны. Поэтому, мне кажется, она скорее согласится на то, чтобы вы владели им, хотя и не уступит его вам открыто, чем пожелает, чтобы царь завладел им. Напротив, я думаю, она и помогать ему не станет, а если и будет это делать, то кое-как и плохо. (13) Также и насчет царя,- сказать наверное, что он предпримет, этого, клянусь Зевсом, я не берусь, но что для нашего государства важно выяснить теперь же, будет ли он делать попытки подчинить себе государство родосцев, или не будет, это я могу утверждать решительно. Дело в том, что не о родосцах только нужно нам думать, если их он не станет подчинять себе, но и о нас самих, и обо всех вообще греках.
(14) Впрочем, если бы даже родосцы, проживающие там теперь[10], самостоятельно управлялись в своем государстве, я не советовал бы вам вступать в дружбу с ними, хотя бы все ваши пожелания они обещали вам исполнить. Я ведь вижу, что они сначала в целях низвергнуть демократию привлекли себе на помощь некоторых из граждан; когда же добились своего, то в свою очередь изгнали их. Вот я и думаю, что люди, которые не соблюдали верности ни тем, ни другим, и по отношению к вам не могут стать надежными союзниками. (15) И этого я никогда бы не сказал, если бы считал это полезным только для родосской демократии: ведь ни я не состою их проксеном[11], ни из них никто не является лично мне гостем[12]. Да будь я даже тем и другим, я и тогда не сказал бы этого, если бы не считал полезным для вас. Ведь, что касается родосцев, то если позволительно это сказать человеку, выступающему в своей речи за их спасение, я одинаково с вами радуюсь тому, что с ними случилось. Ведь, помешав вам получить то, что должно быть вашим, они потеряли свою свободу и, хотя имели возможность участвовать в союзе на равных правах с другими греками и даже с лучшими, чем сами, они оказываются теперь в рабстве у варваров-рабов[13], которых приняли в свои акрополи. (16) Я почти готов сказать, что, если вы согласитесь им помочь, это несчастье даже послужит им на пользу. Ведь будь у них все благополучно, они едва ли пожелали бы образумиться, будучи родосцами[14]; но когда на деле по опыту познали, что неразумие становится причиной многих бедствий для народа, они, может быть, доведись дело до этого, станут более благоразумными на будущее время. А это я считаю для них немалой пользой. Итак, по-моему, надо стараться спасти и лихом не поминать прошлого, представляя себе, что иной раз и вы сами бывали введены в обман злонамеренными людьми и все-таки ни за одно из этих дел не сочли бы справедливым самим понести наказание.
(17) А вы, граждане афинские, имейте в виду также и то, что много войн вы вели и с демократиями, и с олигархиями. Впрочем, это вы знаете и сами. Но из-за чего с теми и с другими бывает у вас война, этого, может быть, никто из вас не представляет себе. Так из-за чего же ведется война? С демократиями - или из-за частных недоразумений, когда отдельные государства не сумеют разрешить споров в общественном порядке, или же из-за участка земли, о границах, из-за соперничества или из-за гегемонии. А с олигархиями - уже совсем не по таким причинам, а из-за государственного устройства и за свободу. (18) Поэтому я со своей стороны не задумался бы сказать, что, по-моему, выгоднее было бы, если бы все греки, имеющие демократическое управление, с вами воевали, чем, если бы государства с олигархическим устройством были вашими друзьями. Именно, с людьми свободными, я думаю, вам не трудно было бы заключить мир, когда пожелаете, с людьми же, имеющими олигархическое устройство, даже и дружбу я не считаю надежной. Невозможно ведь допустить, чтобы олигархическое меньшинство относилось благожелательно к народному большинству и чтобы люди, домогающиеся власти, питали расположение к людям, избравшим себе жизнь с равноправием слова[15].
(19) Я удивляюсь, как никто из вас не представляет себе того, что если у хиосцев и митиленцев[16] существует олигархическое управление и если теперь родосцы и, можно сказать, чуть ли не все люди вовлекаются в такое рабство, тогда вместе с этим подвергается известной опасности и наш государственный строй, и как никто не учитывает того, что если повсюду установится олигархический строй, тогда никоим образом не оставят демократии у вас. Все ведь знают, что тогда никого другого уж не будет, кто мог бы возвратить опять свободу государствам. Так вот то место, откуда ожидают возможность какой-нибудь беды для самих себя, и захотят уничтожить. (20) Таким образом, если вообще всех людей, наносящих кому-нибудь обиды, надо считать врагами самих потерпевших, то людей, низвергающих демократический строй и изменяющих его на олигархию, я советую считать общими врагами всех, кто стремится к свободе. (21) Затем, это и справедливо, граждане афинские, раз вы сами имеете демократическое устройство, показывать и другим людям, что когда другие демократии терпят несчастье, вы переживаете это с таким же чувством, какое вы сами хотели бы встретить со стороны остальных, если бы когда-нибудь - не будь того никогда! - с вами случилось что-нибудь подобное. Вот так и тут, если даже кто-нибудь скажет, что родосцы потерпели по заслугам, то не подходящее теперь время этому радоваться: счастливые всегда должны проявлять благожелательное отношение к несчастным, так как никому из людей не известно, что их ожидает впереди.
(22) А вот еще я слышу, как здесь у вас часто кое-кто повторяет, что, когда у нас демократию постигло несчастье[17], некоторые люди выражали согласное желание ее спасти. Из этих людей я коротко упомяну сейчас об одних аргосцах. Я не хотел бы, чтобы вы, которые всегда пользуетесь славой как спасители людей в несчастьях, показались в этом отношении хуже аргосцев. А эти последние, живя в области, пограничной с областью лакедемонян, хотя и видели, что те господствуют на суше и на море, не смутились и не побоялись открыто показать свое сочувствие к вам, но даже, когда пришли из Лакедемона послы, как говорят, с требованием выдачи некоторых из ваших изгнанников, они вынесли постановление такого рода, что, если эти послы не удалятся от них до захода солнца, они будут считать их за врагов[18]. (23) Так после этого разве не позорно, граждане афинские, имея перед собой пример того, как народ аргосцев в тогдашних условиях не побоялся власти и силы лакедемонян, вам, настоящим афинянам, бояться какого-то варвара, да при том еще женщины? А между тем аргосцы могли бы сослаться на то, что часто терпели поражения от лакедемонян, тогда как вы, наоборот, много раз побеждали царя, а поражения не потерпели ни разу[19] ни от рабов царя, ни от него самого. Ведь, если царь где-нибудь и побеждал наше государство, то только благодаря тому, что подкупал деньгами самых негодных из греков или предателей из их числа, а иным способом не побеждал никогда. (24) Да и это ему не помогло, но вы найдете, что, хотя наше государство он и ослабил с помощью лакедемонян[20], но и сам в то же время подвергался опасности потерять свой престол в столкновении с Клеархом и Киром[21]. Таким образом, ни в открытых действиях он не победил, ни в тайных происках не имел успеха. А все-таки я вижу, что некоторые из вас, относясь часто с пренебрежением к Филиппу, как к совершенно ничтожной величине, боятся царя, как сильного врага для тех, против кого он наметит свой удар. Но если от одного мы не будем обороняться, как от ничтожного, другому будем во всем уступать, как слишком страшному, тогда против кого же, граждане афинские, мы будем ополчаться?
(25) Да, есть у вас, граждане афинские, люди, умеющие очень хорошо говорить перед вами о справедливости, когда дело касается других. Им я посоветовал бы только одно - стараться перед всеми другими говорить о справедливости по отношению к вам; тогда они и показали бы первые, что исполняют свой долг. Нелепо ведь поучать вас насчет требований справедливости тому, кто сам не соблюдает справедливости; а конечно, не справедливо, будучи вашим гражданином, иметь наготове речи[22] против вас, а не в защиту вас. (26) Вот, например, смотрите, ради богов, почему же в Византии никто не разъяснит гражданам, что им не следует занимать Халкедон[23], который сейчас принадлежит царю, но прежде принадлежал вам и на который у них не было никаких прав; или что Селимбрию, город, который в прежнее время был в союзе с вами, им нельзя вводить в свое податное объединение и включать ее область в границы владений Византии вопреки присяге и договору, в котором значится, что они должны быть самостоятельными?[24] (27) Равным образом и Мавсолу, пока он был жив, а после его смерти - Артемисии никто не объяснит, что нельзя захватывать Кос, Родос и некоторые другие греческие города, которые царь, господин их, по договору[25] уступил грекам и из-за которых много опасностей и славные бои выдержали греки в те времена[26]. А если и говорит кто-нибудь тем и другим непосредственно, то нет, как видно людей, которые бы послушались такого человека. (28) Я лично считаю справедливым вернуть родосских демократов. Впрочем, если бы это и не было справедливо, то все-таки, когда я погляжу на то, что эти люди делают, я нахожу уместным давать этот совет о необходимости их возвращения. Почему? Дело вот в чем, граждане афинские: если бы все задались целью поступать справедливо, позорно было бы вам одним отказываться от этого; но когда все остальные подготовляют свои силы к совершению каких-нибудь несправедливостей, нам одним выставлять соображения справедливости, ничего не предпринимая со своей стороны,- это я считаю не справедливостью, а малодушием. Я вижу, что все люди могут рассчитывать на осуществление своего права лишь постольку, поскольку сами имеют в распоряжении силу. (29) И я могу сослаться на всем вам известный пример. Есть у греков с царем два договора - один, который заключило наше государство и который все восхваляют, и есть еще другой, который после этого заключили лакедемоняне и который все осуждают[27]. В обоих этих договорах не одинаково определяются правовые положения. Частное право, какое применяется в свободных государствах, законы распространяют в одинаковой и равной степени как на слабых, так и на сильных; наоборот, права общегреческие определяются сильными в отношении слабых.
(30) И вот теперь, когда вы уяснили себе, в чем заключаются требования справедливости, вам надо подумать о том, чтобы и осуществить их было в ваших руках. А это возможно, если в вас будут видеть общих заступников свободы всех. Но для вас, мне кажется, будет, естественно, особенно трудным делом выполнить то, что требуется, У всех остальных людей есть одна борьба - это борьба против явных врагов, и если их они победят, тогда им уже ничто не мешает быть распорядителями своих благ. (31) У вас же, граждане афинские, борьба двоякая - одна такая же, как у всех остальных, а кроме того, другая, еще более срочная и важная, чем первая,- именно, вы должны, когда обсуждаете дела, еще преодолеть сопротивление таких людей, которые задались целью действовать у вас во вред государству. Таким образом, пока по вине этих людей ни одна из насущных потребностей не может удовлетворяться без напряжения сил, вам, естественно, приходиться терпеть много неудач. (32) Но если многие без всякого опасения избирают себе такой именно путь в государственной деятельности, то, вероятно, причиной этого являются главным образом те выгоды, которые получают они от людей, содержащих их у себя на жалованье; впрочем, по справедливости и вас самих можно винить за это. Ведь, конечно, вам, граждане афинские, нужно бы смотреть на пост, занимаемый человеком в государственной деятельности, совершенно так же, как и на пост в военном строю. В чем же состоит этот взгляд? Человека, покинувшего свой пост в строю, назначенный ему начальником, вы считаете нужным подвергать лишению гражданской чести и не допускать к участию ни в каких общественных делах[28]. (33) Вот так же нужно бы и людей, покинувших завещанный предками пост в государстве и поддерживающих олигархический порядок, лишать чести подавать советы вам самим. Но в действительности выходит так, что, если из союзников вы признаете самыми преданными тех, которые поклялись одного и того же с вами иметь врагом и другом[29], то из политических деятелей вы считаете самыми верными тех, кто заведомо для вас держит сторону врагов.
(34) Впрочем, главная трудность заключается не в том, чтобы найти, какое обвинение выставить против них или какой упрек бросить остальным, т.е. именно вам, а нужно найти такие слова и такие действия, с помощью которых можно было бы исправить то, что сейчас у нас неблагополучно. Конечно, может быть, сейчас и не время говорить обо всем. Но если то, что вы себе наметили, вы сумеете подкрепить каким-нибудь полезным действием, тогда, может быть, шаг за шагом постепенно поправится и все остальное. (35) Я, со своей стороны, думаю, что вам надо взяться за эти дела решительно и действовать так, как того требует достоинство государства, памятуя все время о том, с каким удовольствием вы слушаете, когда кто-нибудь восхваляет ваших предков, рассказывает о совершенных ими делах и говорит о воздвигнутых трофеях[30]. Так имейте же в виду, что ваши предки воздвигли эти памятники не для того только, чтобы вы восхищались, созерцая их, но для того, чтобы вы и подражали доблестям воздвигших их людей.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
Большой остров Родос в 357 г. вместе с рядом других союзников - Хиосом, Косом, Византией и др., недовольных эксплуататорской политикой Афин, поднял восстание, которое привело к тяжелой для Афин Союзнической войне (357-355 гг. до и. э.) и к распадению союза. Пользуясь создавшимся положением, царек карийского города Галикарнасса (на юго-западном берегу Малой Азии), вассал персидского царя Мавсол, а после его смерти его вдова, царица Артемисия, стали поддерживать восстание, имевшее целью низвергнуть в восставших городах демократический строй, установленный афинянами, и ввести олигархию. Изгнанные с Родоса демократы, естественно, обратились в 351 или 350 г. до н. э. за помощью в Афины. Афиняне всегда гордились своим призванием защищать демократический строй. Но в данном случае положение оказывалось затруднительным. Союзническая война кончилась тем, что афиняне должны были дать обязательство не вмешиваться во внутренние дела своих прежних союзников. Кроме того, опасно было вступать в столкновение с персами, которые поддерживали олигархов. Наконец, трудно было отрешиться от тяжелого чувства, что приходится помогать своим недавним противникам. Вот при каких условиях произносил свою речь Демосфен. Требовалось большое мастерство, чтобы рассеять предубеждение слушателей и постепенно подготовить их мнение к необходимости принять неприятное для них решение. Этим психологическим расчетом и определяется все построение данной речи. Она полна осторожных рассуждений и оговорок. В целом оратор доказывает в ней необходимость держаться обычной политики Афин и защищать везде, а следовательно, и на Родосе, демократический строй. Эта речь, хотя и была выслушана в Народном собрании, практических последствий не имела, но в 346 г. Родос был подчинен Идриеем, преемником Артемисии (ср. Демосфен, "О мире", V, 25).
План речи
Вступление. Трудность вопроса и преимущество данного момента: кто прикидывался другом, оказался врагом; кого считали врагами, те были друзьями (§ 1-4).
Главная часть. Надо помочь родосцам. I. Точка зрения оратора: 1) опасность со стороны царя несерьезна, и это было признано уже раньше (§ 5 - 8); 2) пример Тимофея (§ 9-10); 3) противодействие Артемисии не может быть серьезным (§ 11 -12); 4) вопрос имеет значение для всех вообще греков (§ 13). II. Необходимость оказать помощь родосцам: 1) это диктуется собственными интересами (§ 14 -16); 2) эта война имеет целью защиту свободы (§ 17 -18); 3) Афинам, как демократическому государству, следует защищать демократию (§ 19-21). III. Возражение противникам: 1) пример Аргоса (§ 22-24); 2) несправедливая точка зрения некоторых ораторов и право сильного в политике (§ 25-27); 3) необходимость соединять право с реальной силой (§ 28-29). IV. Трудность положения вследствие продажности некоторых политиков (§ 30 - 33).
Заключение. Дело идет не о взаимных обвинениях, а о пользе государства (§ 34). Надо подражать примеру предков (§ 35).
[1] Хиос, Родос и Византия — члены морского союза, поднявшие в 357 г. до н. э. восстание против Афин. Это так называемая Союзническая война. См. введение к речи.
[2] Оратор ссылается на свою речь «О симмориях» (XIV), в которой первая часть посвящена вопросу о возможности войны с Персией.
[3] Тимофей — сын известного афинского полководца Конона и сам не менее известный полководец первой половины IV в., неоднократно упоминаемый Демосфеном.
[4] Ариобарзан — персидский сатрап в Малой Азии, поднявший восстание против царя. Сначала оно было замаскировано под видом борьбы с другими сатрапами. Когда же разрыв сделался открытым, Тимофей, командированный афинянами к нему на помощь, должен был заняться другими делами, чтобы не нарушать мирных отношений с царем.
[5] Псефисма — постановление Народного собрания.
[6] Имеются в виду условия так называемого Анталкидова мира 387 г.
[7] Занятие персами острова Самоса было нарушением Анталкидова мира. В 365 г. Самос после десятимесячной осады был взят Тимофеем.
[8] Артемисия, царица Карий, вдова Мавсола. См. введение.
[9] Поход Артаксеркса III Оха в Египет в 351 г. окончился полной неудачей. Подчинить Египет ему удалось только в 345 г.
[10] Имеются в виду олигархии, правившие в это время на Родосе.
[11] Проксен — нечто вроде консула в современных государствах: гражданин, которому в его отечестве иностранное государство поручает защиту интересов своих граждан.
[12] Словом «гость» (ξένος) обозначаются особого рода отношения гостеприимства в древнем мире между гражданами разных государств; в силу этих отношений гражданин одного государства был обязан своему иноземному другу — «гостю», даже не зная его лично, а только на основании семейных связей, оказывать всякого рода юридическую и материальную помощь.
[13] «Рабы» — в том смысле, что у персов, по представлению греков, «все рабы, кроме одного». Здесь разумеются сатрапы и другие должностные лица.
[14] «Родосцы» сказано в противоположность афинянам — в том смысле, что
[15] Свобода и равноправие речи (παρρησία χαιΙσηγορία) в Афинах считаются основными принципами демократического равенства.
[16] Митилена — важнейший город на острове Лесбосе.
[17] Имеется в виду несчастный для Афин конец Пелопоннесской войны и учреждение под давлением Спарты олигархического правления «Тридцати» в 404 г. до н. э.
[18] Другие авторы говорят об этом событии весьма кратко: Аргос принял афинских изгнанников и отказался выдать их спартанцам. (Диод., XIV, 6).
[19] Ораторское преувеличение; например, в Египте в 456 г. было понесено тяжелое поражение. — О рабах см. прим. 13.
[20] Помощь спартанцам (денежная) во время Пелопонесской войны была оказана Дарием II. Дальнейшее относится уже ко времени его преемника Артаксеркса II. Демосфен имеет в виду не определенную личность, а вообще власть персидского царя.
[21] В 401 г. до н. э. сатрап Малой Азии Кир, так называемый Кир Младший, поднял восстание против брата своего царя Артаксеркса II, желая его свергнуть с престола. Главную силу его армии составлял небольшой отряд из 13 тысяч греческих наемников, среди которых особенную роль играл Клеарх. Этот отряд при Кунаксах в сентябре 401 г. одержал победу над армией Артаксеркса, но Кир был при этом убит и цель похода пропала. Греческий отряд, окруженный со всех сторон врагами и испытывая материальные трудности, сумел пробить себе путь и вернуться в Грецию. Поход этот описан одним из участников его, Ксенофонтом, в «Анабазисе».
[22] В подлиннике έσχέφίθαι — термин из риторской техники. Ораторы обрабатывали и разучивали речи для публичного произнесения. Демосфен хочет сказать, что для нападок на Афины у ораторов всегда есть наготове разученные речи, а речей для защиты нет.
[23] Халкедон — город на азиатском берегу Босфора, совр. Скутари. По условиям Анталкидова мира он должен был принадлежать персам. Селимбрия — город на европейском берегу Мраморного моря по условиям мира должен был оставаться автономным. Введение нескольких государств в одно податное объединение (συντέλεια) — особый вид государственного объединения, ограничивавшегося несением сообща податей.
[24] По миру 355 г., которым закончилась Союзническая война, отдельным государствам обеспечивалась независимость.
[25] Господин Мавсола и Артемисии — персидский царь. — Договор, о котором тут идет речь, — условия Анталкидова мира.
[26] Имеется в виду особенно период так называемой Коринфской войны 395-387 гг.
[27] Первый договор, так называемый Кимонов мир 449 г., сделавший все греческие государства независимыми; второй — Анталкидов мир 387 г.
[28] Здесь разумеется так называемая атимия, т.е. умаление или даже лишение гражданских прав за важные противогосударственные проступки.
[29] С кем-нибудь иметь одного и того же врагом или другом — обычная формула оборонительного и наступательного союза.
[30] О слове «трофей» см. прим. 26 к III, 24.
