III. Олинфская Третья

Переводчик: 

ВВЕДЕНИЕ ЛИБАНИЯ
(1) Афиняне послали помощь олинфянам и решили даже, что благодаря ей положение несколько улучшилось: такие сведения и доходили до них. Народ был крайне доволен, и ораторы призывали покарать Филиппа. У Демосфена явилось опасение, как бы граждане, набравшись самоуверенности и воображая, что одержали уже полную победу и что посланной помощи достаточно, не пренебрегли дальнейшим. Ввиду этого он выступил со своей речью и стал клеймить их самонадеянность и направлять умы к благоразумной осторожности, говоря, что у них в настоящее время вопрос идет не о наказании Филиппа, а о спасении союзников. Он знает ведь, что афиняне, как, вероятно, и некоторые другие, бывают озабочены тем, чтобы не потерять своей собственности, а о наказании противников менее хлопочут. (2) В этой речи он уже яснее касается и совета относительно зрелищных денег и высказывается за отмену законов, грозящих наказанием тому, кто внесет письменное предложение обратить их в воинские: только тогда, по его словам, можно было бы без опасения давать наилучшие советы. Кроме того, он советует и вообще собраться с духом по примеру предков и отправляться в походы самим лично и жестоко обвиняет народ за малодушие и демагогов за то, что они неправильно руководят государством.

РЕЧЬ
(1) Разные мысли приходят мне, граждане афинские, тогда, когда я погляжу на состояние наших дел, и тогда, когда послушаю речи, которые тут говорятся: именно, речи, как я вижу, ведутся о том, чтобы покарать Филиппа, дела[1] же принимают такой оборот, что приходится подумать о том, как бы беда не постигла раньше нас самих. Таким образом, по моему мнению, ораторы, которые говорят об этом, грешат именно в том, что представляют вам самую сущность обсуждаемого вами предмета не в том виде, как она есть. (2) Я же лично знаю и даже очень хорошо, что было когда-то время, когда можно было нашему государству не только самому в безопасности владеть своим достоянием, но и покарать Филиппа: ведь еще на моей памяти, а не в какие-нибудь давние времена, было возможно и то, и другое. Но сейчас, по моему убеждению, нам было бы достаточно в первую же очередь добиться хотя бы того, чтобы спасти своих союзников. Если это удастся нам обеспечить, тогда можно будет думать и о том, кого кто покарает и каким образом. Но, пока мы не положим правильного начала, напрасно, по-моему, вести какую бы то ни было речь о конце.
(3) Сам по себе настоящий случай требует, как никакой другой, пристального внимания и обсуждения. Я же лично главное затруднение вижу не в том, что посоветовать при данных условиях, но смущаюсь только тем, каким-способом, граждане афинские, сказать вам об этом. В самом деле, как по своим собственным наблюдениям, так и по чужим рассказам, я уже убедился, что чаще дела ускользали из наших рук вследствие нежелания вашего исполнять свои обязанности, чем из-за непонимания их. Прошу вас только, если я буду говорить слишком свободно, относиться к этому терпеливо и смотреть лишь на то, верно ли я говорю и к тому ли веду речь, чтобы в дальнейшем наступило улучшение. Вы ведь видите, что по вине некоторых людей, которые своими речами старались только угодить вам, наши дела пришли в полную негодность.
(4) Но я полагаю, что необходимо сперва напомнить вам вкратце кое-что из прошлых событий. Вы помните, граждане афинские, как вот уже года два-три тому назад вы получили известие о том, что Филипп во Фракии стал осаждать Герину Крепость[2]. Тогда шел месяц Мемактерион[3]. У вас тогда было много споров и волнений, и вот, наконец, вы постановили спустить в море сорок триер, самим в возрасте до 45 лет[4] сесть на корабли и делать взносы в общем на 60 талантов[5]. (5) И после этого прошел тот год: затем проходят Гекатомбеон, Метагитнион, Боэдромион[6]. В этом только месяце едва-едва после мистерий[7] вы, наконец, отправили Харидема с десятью кораблями порожняком да с пятью талантами денег. Дело в том, что, когда пришло известие о болезни и даже смерти Филиппа (пришли эти оба известия одновременно)[8], вы рассудили, граждане афинские, что больше уже нет никакой надобности посылать помощь, и отменили поход. А это как раз и было самое время: если бы тогда мы послали туда помощь так решительно, как постановили, вам бы не было хлопот с Филиппом теперь, когда он оправился[9].
(6) Конечно, того, что тогда было сделано, не переделаешь; но вот сейчас представляется удобный случай с новой войной; ради него-то я и упомянул об этих событиях, чтобы с вами опять не произошло того же самого. Так как же мы воспользуемся этим случаем, граждане афинские? А вот, если вы не окажете помощи по мере сил и возможности[10], тогда посмотрите, как все ваши военные распоряжения пойдут на пользу Филиппу. (7) Были у олинфян некоторые силы, и положение было таково, что ни Филипп не осмеливался затрагивать их, ни они Филиппа. Мы наладили мирные отношения с олинфянами и они с нами. Филиппа как бы связывало по рукам и ногам то обстоятельство, что против него стоит настороже, выжидая удобного случая, город крупный, заключивший договор с нами. Мы думали, что надо во что бы то ни стало вовлечь этих людей в войну, и вот то, о чем все только и говорили, сейчас так или иначе достигнуто. (8) Что же в таком случае остается, граждане афинские, как не помогать твердо и решительно? Я по крайней мере ничего другого не вижу: не говоря уж о позоре, который пал бы на нас, если бы мы упустили какое-нибудь из этих обстоятельств, еще и страх грозит нам, как я вижу, граждане афинские, немалый за последствия этого, раз фиванцы относятся к нам так, как сейчас[11], раз у фокидян истощены средства[12] и раз нет никого, кто мог бы воспрепятствовать Филиппу, как только он покорит своих врагов там, обратиться уже сюда[13]. (9) Но, конечно, если кто-нибудь из вас откладывает исполнение своих обязанностей до такого времени, тот хочет вблизи увидать ужасы войны, вместо того, чтобы только слышать о них откуда-нибудь из других мест, хочет искать себе чужой помощи, когда теперь сам может помогать другим. Что дела примут такой именно оборот, если мы упустим из рук представившийся сейчас случай, это, конечно, мы все почти наверное знаем.
(10) "Да! что нужно помогать, - скажет, пожалуй, кто-нибудь, - это мы все уж решили, и мы поможем; но как это сделать, - вот о чем говори". В таком случае, граждане афинские, не удивляйтесь, если я скажу нечто неожиданное для большинства. Посадите законодателей[14]. А в заседании этих законодателей не проводите никакого нового закона (у вас их достаточно), отмените только те, которые в настоящее время приносят вам вред. (11) Я говорю вот так - вполне ясно - про законы о зрелищных деньгах и еще про некоторые относительно воинов, идущих на войну; одни из этих законов распределяют между людьми, остающимися дома, воинские деньги в качестве зрелищных; другие предоставляют безнаказанность людям, уклоняющимся от военной службы[15], и через это отбивают охоту и у тех, кто готов исполнять свои обязанности. А когда вы отмените эти законы и сделаете безопасной дорогу к тому, чтобы предлагать наилучшее, вот тогда и ищите, кто написал бы предложение, пользу которого все вы знаете. (12) Но пока этого не сделаете, не ищите, кто захотел бы предложить наилучшее, чтобы потом ради вас от вас же погибнуть[16]: такого человека не найдете - тем более, что от этого должно получиться только одно последствие - несправедливо подвергнется какому-нибудь преследованию лицо, которое заявит и напишет такое предложение; делу же это не только не принесет никакой пользы, но и на будущее время еще больше, чем теперь, сделает опасным предлагать наилучшее. Притом предложения об отмене этих законов, граждане афинские, вы, конечно, должны ожидать от тех же самых людей, которые его внесли. (13) В самом деле, если благоволение за них, от которого вред был всему государству, доставалось внесшим тогда этот закон, то несправедливо, чтобы неприязнь, которая всем нам может послужить на пользу, обратилась в кару для подавшего теперь наилучший совет. Но пока вы не уладите этого дела, никак и не рассчитывайте, граждане афинские, чтобы нашелся у вас столь влиятельный человек, который бы мог безнаказанно преступить эти законы, или такой безумец, который бы решился ввергнуть себя в очевидную беду.
(14) Конечно, вам не следует упускать из виду и того, граждане афинские, что псефисма не имеет никакого значения, если к ней не прибавится с вашей стороны желание деятельно выполнять хоть свои-то собственные решения. Ведь если бы псефисмы имели достаточно силы, чтобы или вас принуждать к выполнению ваших обязанностей или сами осуществить означенное в них, тогда бы, конечно, и вы со своими многочисленными псефисмами не достигали в своих действиях такого малого, а лучше сказать, вовсе никакого успеха, да и Филипп не глумился бы столько времени, так как давно бы понес кару уже от одних ваших псефисм. (15) Однако на деле выходит не так: если действие и стоит по порядку после прений и голосования, то по значению оно идет впереди и важнее их. Так вот его-то вам все еще и не хватает, а остальное уж есть налицо: чтобы предложить вам необходимые меры, есть у вас, граждане афинские, способные люди, да и разобраться в предложениях вы сами умеете тоньше всех; сейчас вы и выполнить будете в состоянии, если станете поступать, как надо. (16) В самом деле, какого же времени и каких еще условий дожидаетесь вы, граждане афинские, более благоприятных, чем теперешние? И когда вы станете исполнять то, что нужно, если не сейчас? Разве не все наши укрепленные места захватил уж этот человек? А если он завладеет и этой страной[17], разве это не будет для нас между всеми людьми величайшим позором? Разве не воюют сейчас те самые люди, которых мы с такой готовностью обещали спасти, если они начнут войну? Разве он не враг? Разве не владеет нашим достоянием? Разве не варвар? Разве не заслуживает всякой брани, какую только можно сказать? (17) Но скажите во имя богов, если мы бросим все, как пришлось, и станем чуть ли не помогать Филиппу, неужели мы и тогда будем доискиваться, кто в этом виноват? Конечно, сами себя мы не признаем виновными - в этом я уверен. Ведь и на войне, случись опасное положение, никто из бежавших не обвиняет самого себя, а скорее винит полководца, своих товарищей и всех вообще, но все-таки в понесенном поражении виноваты именно все бежавшие, так как каждый, кто обвиняет остальных, мог бы сам оставаться на своем месте, а если бы каждый так поступал, одержали бы победу. (18) Вот и теперь, если кто-нибудь предлагает не самое лучшее, пускай встанет другой и предложит свое, а не обвиняет первого. Другой предлагает вам лучшее, - это и делайте в добрый час. А не оказывается оно вам приятным, в этом не вина предлагающего... разве только он забудет высказать, когда нужно, добрые пожелания! Да, конечно, высказать добрые пожелания, граждане афинские, легко: стоит только собрать воедино в коротких словах все, что тебе желательно; а вот сделать выбор, когда потребуется решать о действительном положении дел, - это уж совсем не так просто; но тут наилучшее нужно предпочитать приятному, если нельзя иметь сразу того и другого. (19) "Ну, а если кто-нибудь у вас может и зрелищные деньги оставить по-прежнему, и для военных целей указать иные источники, разве такой человек не заслуживает предпочтения?" - скажет, пожалуй, кто-нибудь. - Да, я согласен, граждане афинские, - если только есть такой человек. Однако я сомневаюсь, возможно ли сейчас или в будущем для кого-нибудь на свете, когда он израсходует наличные средства без надобности, потом из несуществующего добыть средства на необходимое. Но, я думаю, много значит для, таких рассуждений добрая воля каждого. Потому и легче всего бывает обмануть самого себя: конечно, чего каждый хочет, то он и воображает себе, а действительность часто совсем не такова по своей природе. (20) Таким образом, смотрите, граждане афинские, на этот вопрос так, как позволяют обстоятельства, и с таким расчетом, чтобы у вас была возможность выступать в поход и получать оплату. Для здравомыслящих и благородных людей, если они видят какие-нибудь упущения в военных делах по недостатку средств, конечно, невозможно с легкостью переносить обвинения за такой образ действий; точно так же, если прежде отправлялись в поход пробив коринфян и мегарцев[18], взявшись немедленно за оружие, не позволительно для них и теперь - только по недостатку прогонных средств для уходящих воинов - позволять Филиппу порабощать греческие города.
(21) И об этом я решился говорить не зря, чтобы только навлечь на себя неприязнь некоторых[19] из вас: не настолько же я потерял рассудок и не настолько обездолен судьбой, чтобы желал навлекать на себя неприязнь, когда не вижу от этого никакой пользы; но я считаю обязанностью честного гражданина ставить спасение государства выше, чем успех, приобретаемый речами. Да также и ораторы, выступавшие при наших предках, как я слыхал, а может быть, слыхали и вы, - те ораторы, которых восхваляют все выступающие теперь на трибуне, но которым не особенно подражают, держались такого обычая и таких правил в политической деятельности - знаменитый Аристид[20], Никий, мой тезка, Перикл. (22) С тех же пор, как появились эти ораторы, спрашивающие всех и каждого из вас: "чего вы хотите? какое мне написать предложение? чем бы вам угодить?" - с тех пор во имя кратковременного успеха принесены в жертву[21] дела государства и происходят подобные случаи. И вот их собственные дела идут все прекрасно, а ваши позорно. (23) Между тем посмотрите, граждане афинские, какие в общем, дела можно бы назвать из того, что совершено при наших предках и при вас. Речь эта будет коротка и предмет ее для вас знакомый. Да, не с чужих людей можно вам брать примеры, а со своих собственных, граждане афинские, чтобы стать счастливыми. (24) Так вот предки наши, перед которыми не заискивали и за которыми не ухаживали ораторы, как теперь за вами вот эти люди, в течение сорока пяти лет[22] правили греками с их собственного согласия и более десяти тысяч талантов собрали на Акрополе[23]; им подчинялся царь, владевший этой страной[24], как и подобает варвару[25] подчиняться грекам; кроме того, много прекрасных трофеев воздвигли[26] они в сухопутных и морских сражениях, сами выступая в походы, и единственные из людей оставили славу деяний, недосягаемую для завистников. (25) Вот какими они были в отношениях с греками, а посмотрите, какими они были в делах самого нашего государства - в общественных и частных. В общественной жизни те здания, прекрасные храмовые постройки[27], которые они соорудили у нас, и, находящиеся в них, посвященные богам предметы так хороши и так многочисленны, что ни для кого из следующих поколений не осталось возможности их превзойти. (26) А в частной жизни они были настолько скромными и так твердо держались нравов демократии, что, например, дома Аристида[28], Мильтиада и других знаменитых людей того времени, - если кто-нибудь из вас знает, каковы они, тот это видит, - каждый в отдельности не был нисколько великолепнее, чем дом соседа. Действительно, не о личном обогащении думали они, занимаясь общественными делами, но каждый считал своим долгом заботиться о приращении государственного достояния. А вследствие того, что в общегреческих делах они соблюдали честность, в делах, касающихся богов, - благочестие, а во взаимных отношениях - равенство, они естественно достигли великого благополучия. (27) Так вот в каком состоянии тогда находилось у них государство, пока они имели простатами[29] названных мною людей. А как идут у нас дела теперь[30] под руководством нынешних честных людей? Так же ли, как прежде, или хоть приблизительно так? Мы - уж молчу обо всем остальном, хотя мог бы многое сказать на этот счет, - мы, имея вокруг себя такое безлюдье, какое все вы видите, да еще в такое время, когда лакедемоняне уничтожены, фиванцы заняты своими делами[31], а из остальных нет никого, кто был бы способен поспорить с нами за первенство, могли бы, конечно, и своим собственным спокойно владеть, и быть судьями между остальными; (28) тем не менее мы лишились собственной области[32], больше полутора тысячи талантов истратили без всякой нужды[33], а кого во время войны приобрели себе в число союзников, тех во время мира растеряли[34] вот эти люди; да, кроме того, мы сами же против себя дали подготовиться такому врагу. Если это не так, пусть кто-нибудь выступит на трибуну и укажет, кто же иной, как не мы сами, виноват в том, что Филипп сделался сильным. (29) "Эх, любезнейший, да, если это и плохо, зато в самом городе теперь стало лучше"[35]. - Ну, а что же именно можно указать? Забрала стен, которые мы белим, дороги, которые поправляем, водопроводы и... всякие пустяки? А поглядите-ка на людей, ведущих такую политику: из них одни сделались из нищих богачами, другие - из неизвестных уважаемыми, а некоторые соорудили себе частные дома такие, что они великолепнее общественных зданий[36]. А в общем, насколько упало благосостояние государства, настолько же возросли богатства у них.
(30) В чем же причина всего этого, и почему тогда все было хорошо, а теперь во всем непорядок? Все дело в том, что тогда народ имел смелость сам заниматься делами и отправляться в походы и вследствие этого был господином над политическими деятелями и сам хозяином всех благ, и каждому из граждан было лестно получить от народа свою долю в почете, в управлении и вообще в чем-нибудь хорошем. (31) А сейчас, наоборот, всеми благами распоряжаются политические деятели, и через их посредство ведутся все дела, а вы, народ, обессиленные[37] и лишенные денег и союзников, оказались в положении слуги и какого-то придатка, довольные тем, если эти люди уделяют вам что-нибудь из зрелищных денег или если устроят праздничное шествие на Боэдромиях[38], и вот - верх доблести! - за свое же собственное вы должны еще их благодарить. А они, держа вас взаперти в самом городе, напускают вас на эти удовольствия и укрощают, приручая к себе. (32) Но никогда нельзя, я думаю, людям приобрести великий и юношеский смелый образ мыслей, если они занимаются мелкими и ничтожными делами: ведь каковы у людей привычки, таков необходимо бывает у них и образ мыслей. Я, клянусь Деметрой, не удивился бы, если бы мне за такие речи пришлось от вас хуже, чем тем людям, которые довели вас до такого состояния: у вас ведь даже и говорить не обо всем можно свободно; я удивляюсь только, что сейчас это оказалось возможным.
(33) Итак, если вы хоть теперь, оставив эти привычки, решитесь отправляться в поход и действовать, как требует ваше достоинство, и этими избытками, имеющимися дома[39], воспользуетесь, как средством для защиты своего зарубежного достояния, тогда, может быть, - да, может быть, - вы, граждане афинские, приобретете некое совершенное и великое благо и избавитесь от таких подачек, которые похожи на кусочки пищи, даваемые врачами больным. Как эти кусочки, хотя не приносят сил, все-таки не дают умереть, вот так и средства, получаемые теперь вами, не настолько велики, чтобы от них была вам сколько-нибудь существенная польза, и в то же время они не позволяют вам отказаться от них и заниматься чем-нибудь другим, но способны только у каждого из вас увеличивать беспечность. (34) "Так что же, - ты, значит, предлагаешь обратить эти деньги на жалованье[40]?" - скажет кто-нибудь. - Да! и притом сейчас же установить один общий порядок, граждане афинские, так чтобы каждый, получая соответствующую долю из государственных средств, выполнял именно те обязанности, какие требуются государству: можно жить на мирном положении - путь остается дома и будет лучшим гражданином, избавленный от необходимости по нужде заниматься чем-нибудь постыдным; наступает положение вроде того, как сейчас[41], - пускай он сам идет воином, получая то же самое, что и теперь, как это и справедливо для защиты отечества; кто-нибудь из вас вышел уже из призывного возраста[42], - в таком случае, если он сейчас получает деньги, не исполняя никакой обязанности и не принося пользы, пускай получает то же самое на равных условиях с остальными, но при этом наблюдает и руководит всем, что должно выполняться. (35) Словом, я не убавил и не прибавил ничего, кроме мелочей, устранил только неправильности и привел государство в порядок, установив одно общее правило как для того, чтобы получить деньги, так и для того, чтобы идти в поход, судить, исполнять то, что каждый по своему возрасту способен и что по обстоятельствам от него требуется. Нигде ни слова не говорил я[43], чтобы не делающим ничего отдавать долю тех, которые исполняют свое дело; не говорил и того, чтобы самим бездельничать, сидеть, сложа руки, жить в нужде, и только осведомляться, одержали ли победу наемники такого-то полководца[44]; это ведь как раз и ведется теперь. (36) Конечно, я не думаю хулить человека, который исполняет какие-нибудь обязанности ради вас, но я хочу, чтобы и вы со своей стороны ради самих же себя исполняли дела, за которые воздаете почести другим, и чтобы вы, граждане афинские, не отступали с того поста доблести, который вам оставили ваши предки, добившись его ценой многих славных и опасных подвигов.
Вот я изложил, пожалуй, почти все, что считаю полезным, а вы уж постарайтесь выбрать такое решение, которое должно принести пользу и государству и всем вам!

ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
Демосфен в предыдущих речах указывал, что защита Олинфа имеет важное значение для афинян, так как существование этого города предохраняет Аттику от нападения врага. Но афиняне ограничились полумерами, и было ясно, что город, предоставленный собственным силам, не выдержит натиска и тогда опасность будет грозить уже самой Аттике. Однако принятие активных мер наталкивалось на денежные затруднения, и Демосфену приходилось всю силу своего красноречия обратить на то, чтобы убедить своих сограждан в необходимости употребить на военные нужды так называемый "зрелищный" фонд (θεωρικόν). См. об этом выше, стр. 416 сл. В "Третьей Олинфской" он высказывается, наконец, со всей решительностью: пока длится война и есть военная опасность, все имеющиеся излишки должны употребляться по прямому назначению. Однако добиться отмены этого порядка Демосфену удалось только в 339 г. незадолго перед решительной битвой при Херонее (338 г.).
План речи
Вступление. 1) Дело идет не о мщении Филиппу, а о спасении Олинфа (§ 1-2); причина неудач афинян в их нежелании делать то, что нужно (§ 3).
Главная часть. I. Постановка вопроса: 1) положение дела в прежнее время: свои решения афиняне оставляли невыполненными (§ 4-5); 2) положение в настоящий момент: необходимо воспользоваться благоприятным моментом и помочь Олинфу (§ 6-9); 3) совет оратора: надо упразднить вредные законы - законы о "зрелищных" деньгах (§ 10-13). II. Объяснительная часть: 1) настало время не рассуждать, а действовать (§ 14-16); 2) за дело надо взяться самим (§ 17); 3) в своем решении надо иметь в виду не приятные речи, а пользу дела (§ 18); 4) нельзя тратить деньги на удовольствия, не имея их на необходимое, и нельзя допускать из-за этого порабощение государств (§ 19-20). III. Характеристика всего положения: 1) бесчестные деятели губят государство (§ 21-22); 2) прекрасное состояние в прежнее время (§ 23-26); 3) ничтожество настоящего (§ 27-29); 4) причина этого: прежде народ сам руководил всеми делами, теперь им руководят демагоги, прельщая его мелкими подачками (§ 30-32).
Заключение. Надо отказаться от подачек, обеспечить как выполнение обязанностей, так и получение денег, самим твердо стоять на своем посту. Совет оратора - самим выбрать полезное решение (§ 33-36).


[1] По-видимому, после произнесения первых двух Олинфских речей была послана на смену армии Харета экспедиция под начальством Харидема. Совместно с олинфянами он опустошил Паллену, но потом предался беспечности в Олинфе, посылая оттуда хвастливые донесения в Афины. Ср. IV, 43.
[2] Герина крепость — небольшое укрепление на Мраморном море близ Перинфа, взятое в 352 г. См. выше, I, 13.
[3] Мемактерион — ноябрь-декабрь 352 г.
[4] Призыву на военную службу подлежали люди с 18 по 60 лет, но эфебы (18-20 лет) оставались на охрану границ; значит, фактически это относилось к гражданам 20-60 лет. Таким образом, призыв людей до 45 лет, охватывающий граждан 25 сроков, свидетельствует об очень серьезной опасности. Это наводит на мысль, нет ли в нашем тексте ошибки. Может быть, 45 явилось вместо 35.
[5] Около 144 ООО рублей.
[6] Гекатомбеон, Метагитнион, Боэдромион — первые три месяца аттического года, который начинался с середины июля (в 351 г. это соответствовало времени с 22 июля по 18 октября).
[7] Великие Элевсинские мистерии (таинства Деметры, богини земного плодородия) справлялись ежегодно в месяце Боэдромионе в течение 10 дней — с 16-го по 25-е (начало октября).
[8] См. IV, II и I, 13.
[9] Нарочитая двусмысленность: оправился от болезни и оправился от натиска врагов.
[10] «По мере сил и возможности» (παντί σθενει χατα τό δυνατόν) — официальная формула в договорах. Возможно, что здесь цитируется текст договора, заключенного с Олинфом.
[11] Жестокая расправа фиванцев с Платеями и Феспиями в 374 г. и Орхоменом в 366 г., наконец, захват аттистического города Оропa в 357 г. вызвали враждебное отношение к ним со стороны афинян. В 357 г. афиняне, по настоянию Тимофея, предприняли поход на остров Эвбею и вытеснили оттуда фиванцев. Ср. I, 26.
[12] Разграбление дельфийского храма фокидянами, послужившее поводом к началу так называемой Священной войны (355-346 гг.), дало в руки их до 10 тыс. талантов (около 24 млн. руб.).
[13] Т. е. к делам в средней Греции — в Фокиде, Беотии, Аттике.
[14] «Законодатели» (νομοθεται) — особая комиссия, которой поручали выработку новых законов или пересмотр старых.
[15] Имеются в виду льготы откупщикам, судохозяевам и должностным лицам.
[16] См. к I речи, прим. 27.
[17] Разумеется Олинф.
[18] Поход против мегарцев в 350/349 г. был вызван захватом ими священного участка (см. ниже, XIII, 32 н Didymus, De Demosthene, 14). По-видимому, к этому же времени относится и поход против Коринфа.
[19] Т. е. Евбула и его партии.
[20] Аристид — участник греко-персидских войн; Никий и «мой тезка» — разумеется Демосфен из Афидны — полководцы — участники Пелопоннесской войны, погибшие во время Сицилийской экспедиции в 413 г.; Перикл — знаменитый руководитель афинской политики, особенно в 445-429 гг.
[21] Буквально: «пропиты» (προπέποται). Когда пирующие пили за чье-нибудь здоровье, обычно они дарили этому лицу или свой кубок, или еще какие-нибудь вещи.
[22] Т. е. с 476 по 431 г. В другом месте (IX, 23) Демосфен исчисляет время могущества Афин в 73 года (476-404 гг.) — до конца Пелопоннесской войны. На самом же деле, как отмечает это Фукидид (I, 96), согласие было только вначале.
[23] По данным Фукидида (II, 13, 3), при Перикле собрано было в сокровищнице Парфенона 9700 талантов в деньгах (несколько более 23 млн. руб.), а кроме того, огромное количество (до 500 талантов — 13 тыс. килограммов) золотой и серебряной утвари.
[24] Македонский царь Пердика II (455-411 гг.). Выражение о его подчинении нельзя понимать буквально. Его политика во время Пелопоннесской войны была крайне вероломной, и он бывал иногда опасным противником, однако нередко в случае общности интересов примыкал к афинянам.
[25] Принадлежность македонян к греческим племенам остается до сих пор невыясненной. Цари македонские претендовали на родство с греками и даже возводили свой род к Гераклу. Однако самим грекам Македония представлялась страной некультурной и жителей ее они считали варварами. Мысль о том, что варвары должны подчиняться грекам, нередко встречается в греческой литературе, например, Еврипид, «Ифигения В Авлиде», 1400 сл., Аристотель, «Политика», 1, 15, р. 1252 Ь 9.
[26] Под словом «трофей» (τροπαιον) разумеется особое сооружение, которое воздвигалось победителями на месте победы в честь Зевса Тропея (Τροπαιος), даровавшего победу; оно состояло из высокого шеста, на который вешали доспехи, снятые с убитого врага.
[27] Имеются в виду храмы Парфенон, Эрехтейон, Фесейон и др., а также общественные постройки, как Пропилеи, Пестрый Портик, Одеон, первоначальный театр (перестроенный позднее, около 330 г., под руководством Ликурга) и т.д., с замечательными украшениями и статуями, как Афина-Парфенос, Афина-Промахос и многие другие.
[28] Аристид и Мильтиад — герои греко-персидских войн; из других знаменитых деятелей того времени Демосфен имеет в виду Фемистокла, Кимона и т.п. Последний особенно был известен своим богатством.
[29] Простаты (προστάτοι) — специальное выражение в греческой юридической и политической терминологии для обозначения патрона, заступника и руководителя слабых и бесправных или даже лидера политической партии. Некоторые переводят: «предстатели», «предстоятели» и т. п.
[30] После поражения при Левктрах в 371 г. и при Мантинее в 362 г.
[31] Имеется в виду Священная война с Фокидой (335-346 гг.).
[32] Афиняне потеряли владения во Фракии — Амфиполь и другие города.
[33] Дело идет о войнах 357-349 гг. до н. э. Это подтверждает и Исократ (VII, 9): «более тысячи талантов попусту истратили на наемников». Эсхин (II, 71) говорит, что 1500 талантов израсходовано не на воинов, а на хвастовство разных полководцев во время войны из-за Амфиполя.
[34] Во время войны афинян и фиванцев против Спарты в 378 г. был восстановлен морской союз под главенством Афин, а во время мира со Спартой в 357-355 гг. до н. э. произошла война с союзниками, кончившаяся отпадением Хиоса, Коса, Родоса и Византии. Вслед за ними утрачены были многие другие союзные государства, каковы Митилена, Керкира, Перинф и Селимбрия. Эсхин (II, 70)говорит о потере афинским военачальником Харетом 75 городов, приобретенных Тимофеем.
[35] Оратор едко высмеивает политику Евбула, которая направлена была на то, чтобы внешней нарядностью и разными домашними мелочами отвлекать внимание граждан от важных политических событий.
[36] Древний комментатор (схолиаст) называет имена тех людей, которых, по всей вероятности, имел в виду Демосфен: из бедняков сделались богачами Демад, Евбул, Фринон, Филократ и некоторые другие; из неизвестных стали знаменитыми люди вроде Демада; Мидий построил в Элевсине дом такого размера, что «он стал закрывать тенью соседние дома» (Дем., XXI, 158).
[37] «Обессиленные» — буквально: «лишенные мускулов» (έκνενευρτσμένοι). Подобные смелые и необычные выражения Демосфена высмеивал Эсхин (III, 166).
[38] Праздник в честь Аполлона Боэдромия, совершавшийся 7-го числа месяца Боэдромиона (вторая половина сентября). Обычно на этом празднике никакой процессии не совершалось. Но здесь оратор, по-видимому, намекает на то, что вопреки обычаю, только для развлечения народа, кем-то, может быть, Евбулом, в 349 г., незадолго до произнесения речи, была устроена процессия.
[39] Т. е. зрелищным фондом.
[40] В Афинах так много средств уходило на жалованье за несение всевозможных обязанностей, что многие патриоты видели в этом корень всех бедствий. Некоторые обвиняли в этом Перикла. Таким образом, само слово «жалованье» (μισθοφορά) получило одиозный характер.
[41] Т. е. война.
[42] Т. е. свыше 60 лет; см. прим. 4, ср. XIII, 4. В Афинах принято было на таких стариков возлагать обязанности третейских судей. Арнст., «Аф. пол.», 53,4.
[43] Здесь надо видеть отклики тех прений, которые происходили ранее. Демосфен, очевидно, полемизирует с кем-то из ораторов, приписавшим ему такие слова, которых он не говорил.
[44] Намек на победу известного начальника наемных дружин Харидема. Может быть, это и дало основание для хвастливых разговоров о наказании Филиппа, о чем Демосфен упоминал в начале речи (§ 1).