Снисходительное одобрение, какового мои произведения удостоены от людей просвещенных, знающих цену витийства и стихотворства, поселило в меня смелость переложить на наш язык славного Греческого стихотворца Гезиода, современного Гомеру. В заглавии оного не сказано, с какова языка я сей перевод сделал, сего я точно и сказать не могу, поелику я в труде моем кроме Англинского, Французского и Немецкого переводов вспомоществуем был советами человека хорошо знающего по Гречески, и указывавшего мне, в котором из вышесказанных переводов какое место ближе к Греческому подлиннику; следовательно я переводил с трех разных языков. Я старался по мере сил моих сохранить величественную простоту, а паче силу мудрых правил, преподаваемых сим Стихотворцом, коего Овидий в «Превращениях», а Виргилий в «Георгиках» избрали себе образцом.
За нужное почитаю нечто сказать о содержании сей его Поэмы, называемой: РАБОТЫ и ДНИ.
Отец, Гезиода отягощенный бедностию, оставил город Кумы, где он родился. Получа некоторые прибытки от морской торговли, он поселился в Аскрее, большой деревне Беотийской, где и жизнь кончил, оставя двух сынов: Гезиода и Персея.
Молодый Персей, склоня подарками на свою сторону посредников при разделе отцовского имения, получил выгоднейшую и знатнейшую часть общего наследия; но вскоре расточа большую часть своего имущества, принужденный прибегнуть к брату своему Гезиоду, соделавшемуся жрецом Муз на горе Геликоне, получил от него помощь. Сие происшествие доказано самою поэмою, в коей Гезиод к брату своему Персею часто обращается. Сия Поэма разделена на две части.
РАБОТЫ содержат в себе:
1‑е. Пролог, оканчиваемый баснями о ковчеге Пандоры, о пяти веках мира, и апологом коршуна и соловья.
2‑е. Нравственные, правила глубокой мудрости исполненные.
З-е. Наставления о земледелии и о морской торговли, после коих стихотворец обращается вновь к общим правилам нравственности и домостроительства.
ДНИ заключают описание дней счастливых и удобных к произведению разных сельских работ. Сие творение любопытно, потому, что изображает как образ мыслей, так и правила того времени.
Поелику на нашем языке перевода Гезиода никогда не существовало, то смею льститься надеждою, что мой труд многим приятен будет, и что недостатки великодушно простят мне, вспомня, что в мире нет ничего совершенного.
К сим Творениям Гезиода присовокуплена еще его ФЕОГОНИЯ, или родословие богов, заключающее в себе состав религического древних учения, изложенный в некоем особом порядке, как будто бы для указания, что под сим иносказанием скрываются указания на разные науки, кои по тогдашнему образу мыслей, из Египетского таинственного учения почерпнутому, не могли иначе быть преподаваемы, как под иероглифами, а часто и под описаниями лиц, прообразовавших или работы натуры, или операции, до каких либо наук принадлежащие.
Чтение Гомеровых Поэм достаточно доказать может, что, не взирая на сих многих богов, сим отцом Эпической Поэзии в действие приведенных, он сам признает токмо единого высочайшего бога сего Зевса, сего Юпитера, отца богов и человеков, коего власти ничто не противустанет.
Однако сам Гомер не признает Юпитера предвечным; он почитает его сыном Сатурна (Времени), низверженного сим самым сыном его вместе с Титанами в глубочайшие бездны, под землею и водами существующие.
Гезиод описывает Время сыном Неба и Земли, соединенных Амуром, образовавшим Хаос.
Таким образом восходя постепенно к познанию Предвечного Существа, необходимого и Творца всего существующего, древние Поэты созерцают многие поколения в властвовании своих богов, следовавших в правлении народов так, что каждое поколение принадлежит к единому началу, находящемуся в высочайшем владыке, державствующем над бессмертными, принимающими от него свои должности и почести.
Ближайшее чувствование бытия нашего и способностей открывает нам только существование души нашей. Мы рассуждаем о существах по аналогии сами с собою. От сего имеем мы естественную наклонность придавать жизнь даже неодушевленным существам и приписывать им образ бытия, подобного нашему. Обыкновенное наречие, наши нравы, наши постановления, а всего более богослужение диких народов представляет нам бесчисленные доказательства сей истины.
Гезиод из иносказания физических действий и Моральных существ представляет нам Гении сих богов второстепенных, коими населяет он небо, землю, море, ад.
Дабы ограничиться некоторыми примерами, то сей Юпитер, который обитает на Олимпе, по выражению Цицерона[1] есть тот самый Эфир, сия величественная твердь, которая сияет над главами нашими.
Юнона есть тот влажный воздух, который нас окружает.
Феномены, проиходившие от смешения эфира с разными частицами вещества, представлены нам частыми любовными забавами повелителя богов.
Наконец сия Венера, призываемая учеником Эпикура, Лукрецием при первых стихах поэмы своей, есть тот животворный дух, который действует над веществом: ибо люди всех времен приступали к непреодолимой преграде, окружающей бесконечного.
В приложенном введении к Одиссеи объяснена та утешительная мораль, которую Гомер в сей Поэм приводить в действие.
«Сколь тогда неправосудны смертные (восклицает Юпитеръ), когда они приписывают нам те бедствия, которые своими злодеяниями сами на себя навлекают!» —
Гезиод предполагает два рода Гениев: одни творцы добра, другие зла. От сего: то сражение Титанов с повелителем богов, тот огнь, который Прометей похищает из небесного свода, та Пандора, которая изливает бедствия на землю и представляет смертным тщетную надежду, те пять времен света, в которые люди от взаимного сообщения унизили свое достоинство; наконец те мудрецы золотого века, которые помещены были в число богов, которые покровительствуют людей и назирают за поступками их.
Я не буду распространяться в изъяснении всех сих иносказаний. Некоторые из них объясняются сами собою, а другие знаменитыми учеными были истолкованы. Для меня довольно, что я открыл ключ к вымыслам, разбросанным в Поэмах Гезиода и особенно в «Феогонии», или родословии богов.