a) Arr., An. VI 22, 4. Первая часть (VI 22, 4-8)

Καὶ ἐν τῇ ἐρήμῳ ταύτῃ λέγει Ἀριστόβουλος σμύρνης πολλὰ δένδρα πεφυκέναι μείζονα ἢ κατὰ τὴν ἄλλην σμύρναν, καὶ τοὺς Φοίνικας τοὺς κατ’ ἐμπορ[ε]ίαν τῇ στρατιᾷ ξυνεπομένους ξυλλέγοντας τὸ δάκρυον τῆς σμύρνης (πολὺ γὰρ εἶναι, οἷα δὴ ἐκ μεγάλων τε τῶν πρέμνων καὶ οὔπω πρόσθεν ξυλλελεγμένον) ἐμπλήσαντας τὰ ὑποζύγια ἄγειν. ἔχειν δὲ τὴν ἔρημον ταύτην καὶ νάρδου ῥίζαν πολλήν τε καὶ εὔοδμον καὶ ταύτην ξυλλέγειν τοὺς Φοίνικας· πολὺ δὲ εἶναι αὐτῆς τὸ καταπατούμενον πρὸς τῆς στρατιᾶς, καὶ ἀπὸ τοῦ πατουμένου ὀδμὴν ἡδεῖαν κατέχειν ἐπὶ πολὺ τῆς χώρας. τοσόνδε εἶναι τὸ πλῆθος· εἶναι δὲ καὶ ἄλλα δένδρα ἐν τῇ ἐρήμῳ, τὸ μέν τι δάφνῃ ἐοικὸς τὸ φύλλον, καὶ τοῦτο ἐν τοῖς προσκλυζομένοις τῇ θαλάσσῃ χωρίοις πεφυκέναι· καὶ ἀπολείπεσθαι μὲν τὰ δένδρα πρὸς τῆς ἀμπώτεως ἐπὶ ξηροῦ, ἐπελθόντος δὲ τοῦ ὕδατος ἐν τῇ θαλάσσῃ πεφυκότα φαίνεσθαι· τῶν δὲ καὶ ἀεὶ τὰς ῥίζας τῇ θαλάσσῃ ἐπικλύζεσθαι, ὅσα ἐν κοίλοις χωρίοις ἐπεφύκει, ἔνθενπερ οὐχ ὑπενόστει τὸ ὕδωρ, καὶ ὅμως οὐ διαφθείρεσθαι τὸ δένδρον πρὸς τῆς θαλάσσης. εἶναι δὲ τὰ δένδρα ταύτῃ πήχεων καὶ τριάκοντα ἔστιν ἃ αὐτῶν, τυχεῖν τε ἀνθοῦντα ἐκείνῃ τῇ ὥρᾳ, καὶ τὸ ἄνθος εἶναι τῷ λευκῷ μάλιστα ἴῳ προσφερές, τὴν ὀδμὴν δὲ πολύ τι ὑπερφέρον. καὶ ἄλλον εἶναι καυλὸν ἐκ γῆς πεφυκότα ἀκάνθης, καὶ τούτῳ ἐπεῖναι ἰσχυρὰν τὴν ἄκανθαν, ὥστε ἤδη τινῶν καὶ παριππευόντων ἐμπλακεῖσαν τῇ ἐσθῆτι κατασπάσαι ἀπὸ τοῦ ἵππου μᾶλλόν τι τὸν ἱππέα ἢ αὐτὴν ἀποσχισθῆναι ἀπὸ τοῦ καυλοῦ. καὶ τῶν λαγῶν λέγεται ὅτι παραθεόντων εἴχοντο ἐν ταῖς θριξὶν αἱ ἄκανθαι καὶ ὅτι οὕτως ἡλίσκοντο οἱ λαγῶ, καθάπερ ὑπὸ ἰξοῦ αἱ ὄρνιθες ἢ τοῖς ἀγκίστροις οἱ ἰχθύες, σιδήρῳ δὲ ὅτι διακοπῆναι οὐ χαλεπὴ ἦν· καὶ ὀπὸν ὅτι ἀνίει πολὺν ὁ καυλὸς τῆς ἀκάνθης τεμνομένης, ἔτι πλείονα ἢ αἱ συκαῖ τοῦ ἦρος καὶ δριμύτερον.

Аристобул говорит, что в этой пустыне росло много мирровых деревьев крупнее обычных и что финикийцы, сопровождавшие армию для торговли, собирали смолу и, нагружая вьючных животных, увозили ее. Потому что ее было очень много, поскольку она истекала из больших стеблей и никогда прежде не собиралась. Он также говорит, что в этой пустыне произрастает много пахучих корней нарда, которые финикийцы также собирали, но большая их часть была растоптана армией, и сладкий аромат распространялся повсюду по земле от топтания; настолько велико было их количество. В пустыне были и другие виды деревьев, одно из которых имело листву как у лаврового дерева, и росло в местах, омываемых морскими волнами. Эти деревья росли на земле, которая оставалась сухой от прилива; но когда вода поднималась, они выглядели так, как будто выросли в море. У других корни всегда омывались морем, потому что они росли в пустотах, из которых вода не могла выйти, и все же деревья не уничтожались морем. Некоторые из этих деревьев в этом регионе достигали даже тридцати локтей в высоту. В это время года они были в цвету, и цветок был очень похож на белую фиалку, но аромат был намного душистей, чем у последней. Из земли рос и другой колючий стебель, настолько крепкий, что, зацепившись за одежду проезжавших мимо людей, он скорее стащит всадника с лошади, чем сам оторвется от стебля. Говорят также, что, когда зайцы пробегают мимо этих кустов, шипы цепляются за их шерсть, и эти животные ловятся как птицы липой или рыба — крючками. Однако они легко срезаются серпом, и когда тернии срезаны, стебель дает много сока, еще более густого, чем от смоковницы весной, и более острого.

Вторая часть (VI 24, 1-2)

(…) καὶ λέγουσιν οἱ πολλοὶ τῶν ξυγγραψάντων τὰ ἀμφ’Ἀλέξανδρον οὐδὲ τὰ ξύμπαντα ὅσα ἐταλαιπώρησεν αὐτῷ κατὰ τὴν Ἀσίαν ἡ στρατιὰ ξυμβληθῆναι ἄξια εἶναι τοῖς τῇδε πονηθεῖσι πόνοις. [οὐ μὴν ἀγνοήσαντα Ἀλέξανδρον τῆς ὁδοῦ τὴν χαλεπότητα ταύτῃ ἐλθεῖν, τοῦτο μὲν μόνος Νέαρχος λέγει ὧδε, ἀλλὰ ἀκούσαντα…]

(…) Большинство историков Александра сообщают, что все страдания армии в Азии нельзя и сравнить с мытарствами, перенесенными в этой области [Александр пошел туда не потому, что игнорировал трудности дороги — это утверждает один Неарх — но, услышав…]

Третья часть (VI 24, 4 – 26, 5)

τό τε οὖν καῦμα ἐπιφλέγον καὶ τοῦ ὕδατος τὴν ἀπορίαν πολλὴν τῆς στρατιᾶς διαφθεῖραι καὶ μάλιστα δὴ τὰ ὑποζύγια· ταῦτα μὲν πρὸς τοῦ βάθους τε τῆς ψάμμου καὶ τῆς θέρμης, ὅτι κεκαυμένη ἦν, τὰ πολλὰ δὲ καὶ δίψει ἀπόλλυσθαι· καὶ γὰρ καὶ γηλόφοις ἐπιτυγχάνειν ὑψηλοῖς ψάμμου βαθείας, οὐ νεναγμένης, ἀλλ’ οἵας δέχεσθαι καθάπερ ἐς πηλὸν ἢ ἔτι μᾶλλον ἐς χιόνα ἀπάτητον ἐπιβαίνοντας. καὶ ἅμα ἐν ταῖς προσβάσεσί τε καὶ καταβαίνοντας τούς τε ἵππους καὶ τοὺς ἡμιόνους ἔτι μᾶλλον κακοπαθεῖν τῷ ἀνωμάλῳ τῆς ὁδοῦ καὶ ἅμα οὐ βεβαίῳ, τῶν τε σταθμῶν τὰ μήκη πιέσαι οὐχ ἥκιστα τὴν στρατιάν· ἀπορία γὰρ ὕδατος οὐ ξύμμετρος οὖσα μᾶλλόν τι ἦγε πρὸς ἀνάγκην τὰς πορείας ποιεῖσθαι. ὁπότε μὲν δὴ τῆς νυκτὸς ἐπελθόντες τὴν ὁδὸν ἥντινα ἀνύσαι ἐχρῆν ἕωθεν πρὸς ὕδωρ ἔλθοιεν, οὐ πάντῃ ἐταλαιπωροῦντο· προχωρούσης δὲ τῆς ἡμέρας ὑπὸ μήκους τῆς ὁδοῦ, εἰ ὁδοιποροῦντες ἔτι ἐγκαταληφθεῖεν, ἐνταῦθα ἂν ἐταλαιπώρουν πρὸς τοῦ καύματός τε καὶ ἅμα δίψει ἀπαύστῳ συνεχόμενοι. Τῶν δὲ δὴ ὑποζυγίων πολὺς ὁ φθόρος καὶ ἑκούσιος τῇ στρατιᾷ ἐγίγνετο· ξυνιόντες γάρ, ὁπότε ἐπιλίποι σφᾶς τὰ σιτία, καὶ τῶν ἵππων τοὺς πολλοὺς ἀποσφάζοντες καὶ τῶν ἡμιόνων τὰ κρέα ἐσιτοῦντο καὶ ἔλεγον δίψει ἀποθανεῖν αὐτοὺς ἢ ὑπὸ καμάτου ἐκλιπόντας· καὶ ὁ τὴν ἀτρέκειαν τοῦ ἔργου ἐξελέγξων ὑπό τε τοῦ πόνου οὐδεὶς ἦν καὶ ὅτι ξύμπαντες τὰ αὐτὰ ἡμάρτανον. καὶ Ἀλέξανδρον μὲν οὐκ ἐλελήθει τὰ γιγνόμενα, ἴασιν δὲ τῶν παρόντων ἑώρα τὴν τῆς ἀγνοίας προσποίησιν μᾶλλόν τι ἢ τὴν ὡς γιγνωσκομένων ἐπιχώρησιν. οὔκουν οὐδὲ τοὺς νόσῳ κάμνοντας τῆς στρατιᾶς οὐδὲ τοὺς διὰ κάματον ὑπολειπομένους ἐν ταῖς ὁδοῖς ἄγειν ἔτι ἦν εὐμαρῶς ἀπορίᾳ τε τῶν ὑποζυγίων καὶ ὅτι τὰς ἁμάξας αὐτοὶ κατέκοπτον, ἀπόρους οὔσας αὐτοῖς ὑπὸ βάθους τῆς ψάμμου ἄγεσθαι καὶ ὅτι ἐν τοῖς πρώτοις σταθμοῖς διὰ ταῦτα ἐξηναγκάζοντο οὐ τὰς βραχυτάτας ἰέναι τῶν ὁδῶν, ἀλλὰ τὰς εὐπορωτάτας τοῖς ζεύγεσι. καὶ οὕτως οἱ μὲν νόσῳ κατὰ τὰς ὁδοὺς ὑπελείποντο, οἱ δὲ ὑπὸ καμάτου ἢ καύματος ἢ τῷ δίψει οὐκ ἀντέχοντες, καὶ οὔτε οἱ ἄξοντες ἦσαν οὔτε οἱ μένοντες θεραπεύσοντες· σπουδῇ γὰρ πολλῇ ἐγίγνετο ὁ στόλος, καὶ ἐν τῷ ὑπὲρ τοῦ παντὸς προθύμῳ τὸ καθ’ ἑκάστους ξὺν ἀνάγκῃ ἠμελεῖτο· οἱ δὲ καὶ ὕπνῳ κάτοχοι κατὰ τὰς ὁδοὺς γενόμενοι οἷα δὴ νυκτὸς τὸ πολὺ τὰς πορείας ποιούμενοι, ἔπειτα ἐξαναστάντες, οἷς μὲν δύναμις ἔτι ἦν κατὰ τὰ ἴχνη τῆς στρατιᾶς ἐφομαρτήσαντες ὀλίγοι ἀπὸ πολλῶν ἐσώθησαν, οἱ πολλοὶ δὲ ὥσπερ ἐν πελάγει ἐκπεσόντες ἐν τῇ ψάμμῳ ἀπώλλυντο. Ξυνηνέχθη δὲ τῇ στρατιᾷ καὶ ἄλλο πάθημα, ὃ δὴ οὐχ ἥκιστα ἐπίεσεν αὐτούς τε καὶ τοὺς ἵππους καὶ τὰ ὑποζύγια. ὕεται γὰρ ἡ Γαδρωσίων γῆ ὑπ’ ἀνέμων τῶν ἐτησίων, καθάπερ οὖν καὶ ἡ Ἰνδῶν γῆ, οὐ τὰ πεδία τῶν Γαδρωσίων, ἀλλὰ τὰ ὄρη, ἵναπερ προσφέρονταί τε αἱ νεφέλαι ἐκ τοῦ πνεύματος καὶ ἀναχέονται, οὐχ ὑπερβάλλουσαι τῶν ὀρῶν τὰς κορυφάς. ὡς δὲ ηὐλίσθη ἡ στρατιὰ πρὸς χειμάρρῳ ὀλίγου ὕδατος, αὐτοῦ δὴ ἕνεκα τοῦ ὕδατος, ἀμφὶ δευτέραν φυλακὴν τῆς νυκτὸς ἐμπλησθεὶς ὑπὸ τῶν ὄμβρων ὁ χειμάρρους ὁ ταύτῃ ῥέων ἀφανῶν τῇ στρατιᾷ γεγενημένων τῶν ὄμβρων τοσούτῳ ἐπῆλθε τῷ ὕδατι, ὡς γύναια καὶ παιδάρια τὰ πολλὰ τῶν ἑπομένων τῇ στρατιᾷ διαφθεῖραι καὶ τὴν κατασκευὴν τὴν βασιλικὴν ξύμπασαν ἀφανίσαι καὶ τῶν ὑποζυγίων ὅσα ἀπελείπετο, αὐτοὺς δὲ μόλις καὶ χαλεπῶς ξὺν τοῖς ὅπλοις οὐδὲ τούτοις πᾶσιν ἀποσωθῆναι. οἱ πολλοὶ δὲ καὶ πίνοντες, ὁπότε ἐκ καύματός τε καὶ δίψους ὕδατι ἀθρόῳ ἐπιτύχοιεν, πρὸς αὐτοῦ τοῦ ἀπαύστου ποτοῦ ἀπώλλυντο. καὶ τούτων ἕνεκα Ἀλέξανδρος τὰς στρατοπεδείας οὐ πρὸς τοῖς ὕδασιν αὐτοῖς τὸ πολὺ ἐποιεῖτο, ἀλλὰ ἀπέχων ὅσον εἴκοσι σταδίους μάλιστα, ὡς μὴ ἀθρόους ἐμπίπτοντας τῷ ὕδατι αὐτούς τε καὶ κτήνη ἀπόλλυσθαι καὶ ἅμα τοὺς μάλιστα ἀκράτορας σφῶν ἐπεμβαίνοντας ἐς τὰς πηγὰς ἢ τὰ ῥεύματα διαφθείρειν καὶ τῇ ἄλλῃ στρατιᾷ τὸ ὕδωρ. Ἔνθα δὴ ἔργον καλὸν εἴπερ τι ἄλλο τῶν Ἀλεξάνδρου οὐκ ἔδοξέ μοι ἀφανίσαι, ἢ ἐν τῇδε τῇ χώρᾳ πραχθὲν ἢ ἔτι ἔμπροσθεν ἐν Παραπαμισάδαις, ὡς μετεξέτεροι ἀνέγραψαν. ἰέναι μὲν τὴν στρατιὰν διὰ ψάμμου τε καὶ τοῦ καύματος ἤδη ἐπιφλέγοντος, ὅτι πρὸς ὕδωρ ἐχρῆν ἐξανύσαι· τὸ δὲ ἦν πρόσθεν τῆς ὁδοῦ· καὶ αὐτόν τε Ἀλέξανδρον δίψει κατεχόμενον μόλις μὲν καὶ χαλεπῶς, πεζὸν δὲ ὅμως ἡγεῖσθαι· ὣς δὲ καὶ τοὺς ἄλλους στρατιώτας, οἷάπερ φιλεῖ ἐν τῷ τοιῷδε, κουφοτέρως φέρειν τοὺς πόνους ἐν ἰσότητι τῆς ταλαιπωρήσεως. ἐν δὲ τούτῳ τῶν ψιλῶν τινας κατὰ ζήτησιν ὕδατος ἀποτραπέντας ἀπὸ τῆς στρατιᾶς εὑρεῖν ὕδωρ συλλελεγμένον ἔν τινι χαράδρᾳ οὐ βαθείᾳ, ὀλίγην καὶ φαύλην πίδακα· καὶ τοῦτο οὐ χαλεπῶς συλλέξαντας σπουδῇ ἰέναι παρ’ Ἀλέξανδρον, ὡς μέγα δή τι ἀγαθὸν φέροντας· ὡς δὲ ἐπέλαζον ἤδη, ἐμβαλόντας ἐς κράνος τὸ ὕδωρ προσενεγκεῖν τῷ βασιλεῖ. τας ἐς κράνος τὸ ὕδωρ προσενεγκεῖν τῷ βασιλεῖ. τὸν δὲ λαβεῖν μὲν καὶ ἐπαινέσαι τοὺς κομίσαντας, λαβόντα δὲ ἐν ὄψει πάντων ἐκχέαι· καὶ ἐπὶ τῷδε τῷ ἔργῳ ἐς τοσόνδε ἐπιρρωσθῆναι τὴν στρατιὰν ξύμπασαν ὥστε εἰκάσαι ἄν τινα πότον γενέσθαι πᾶσιν ἐκεῖνο τὸ ὕδωρ τὸ πρὸς Ἀλεξάνδρου ἐκχυθέν (…). Ξυνηνέχθη δέ τι καὶ τοιόνδε τῇ στρατιᾷ ἐν τῇ γῇ ἐκείνῃ. οἱ γὰρ ἡγεμόνες τῆς ὁδοῦ τελευτῶντες οὐκέτι μεμνῆσθαι ἔφασκον τὴν ὁδὸν, ἀλλ’ ἀφανισθῆναι τὰ σημεῖα αὐτῆς πρὸς τοῦ ἀνέμου ἐπιπνεύσαντος· καὶ - οὐ γὰρ εἶναι ἐν τῇ ψάμμῳ πολλῇ τε καὶ ὁμοίᾳ πάντῃ νενημένῃ ὅτῳ τεκμηριώσονται τὴν ὁδόν, οὔτ’ οὖν δένδρα ξυνήθη παρ’ αὐτὴν πεφυκότα, οὔτε τινὰ γήλοφον βέβαιον ἀνεστηκότα· οὐδὲ πρὸς τὰ ἄστρα ἐν νυκτὶ ἢ μεθ’ ἡμέραν πρὸς τὸν ἥλιον μεμελετῆσθαί σφισι τὰς πορείας, καθάπερ τοῖς ναύταις πρὸς τῶν ἄρκτων τὴν μὲν Φοίνιξι, τὴν ὀλίγην, τὴν δὲ τοῖς ἄλλοις ἀνθρώποις, τὴν μείζονα· - ἔνθα δὴ Ἀλέξανδρον ξυνέντα ὅτι ἐν ἀριστερᾷ <δεῖ> ἀποκλίναντα ἄγειν, ἀναλαβόντα ὀλίγους ἅμα οἷ ἱππέας <προχωρῆσαι>· ὡς δὲ καὶ τούτων οἱ ἵπποι ἐξέκαμνον ὑπὸ τοῦ καύματος, ἀπολιπεῖν καὶ τούτων τοὺς πολλούς, αὐτὸν δὲ ξὺν πέντε τοῖς πᾶσιν ἀφιππάσασθαι καὶ εὑρεῖν τὴν θάλασσαν, διαμησάμενόν τε αὐτὸν ἐπὶ τοῦ αἰγιαλοῦ τὸν κάχληκα ἐπιτυχεῖν ὕδατι γλυκεῖ καὶ καθαρῷ καὶ οὕτω μετελθεῖν τὴν στρατιὰν πᾶσαν· καὶ ἐς ἑπτὰ ἡμέρας ἰέναι παρὰ τὴν θάλασσαν ὑδρευομένους ἐκ τῆς ἠϊόνος. ἔνθεν δέ, ἤδη γὰρ γιγνώσκειν τὴν ὁδὸν τοὺς ἡγεμόνας, ἐπὶ τῆς μεσογαίας ποιεῖσθαι τὸν στόλον.

Жгучая жара и нехватка воды уничтожили большую часть армии, и особенно вьючных животных, большинство из которых погибло от жажды и некоторые из них даже от глубины и жара песка, потому что он был основательно выжжен солнцем. Ибо они встречались с высокими гребнями глубокого и незатвердевшего песка, так что шедшие по нему как будто ступали в грязь или, вернее, в непротоптанный снег. В то же время лошади и мулы еще больше страдали при подъеме и спуске с холмов от неровностей дороги, а также от ее ненадежности. Протяженность маршей между стоянками также чрезвычайно угнетала армию; из–за недостатка воды часто приходилось совершать марши необычной длины. Когда они совершали ночью переход и на рассвете выходили к воде, они не испытывали никаких трудностей; но если еще на марше, из–за протяженности пути, их застигала жара, то они испытывали лишения от палящего солнца, угнетаемые в то же время невыносимой жаждой. Солдаты убили многих вьючных животных по собственной воле, потому что, когда провизии не хватало, они собрались вместе и убили большую часть лошадей и мулов. Они съели мясо и сказали, что животные умерли от жажды или погибли от жары. Никто не разглашал истинную правду об их поведении, как из–за страданий людей, так и потому, что все они были замешаны в одном и том же преступлении. То, что было сделано, не ускользнуло от внимания Александра; но он видел, что лучшим лекарством от нынешнего положения дел было бы притвориться, что он ничего не знает об этом, а не делать вид, что все это известно ему самому. Следствием этого стало то, что уже было нелегко перевозить солдат, которые страдали от болезни, или тех, кто остался позади на дорогах из–за жары, отчасти из–за недостатка вьючных животных, а отчасти из–за того, что они сами разбивали повозки на куски, не имея возможности вытащить их из песка. Они делали это еще и потому, что на первых этапах они были вынуждены по этой причине идти не по кратчайшим маршрутам, а по тем, которые были наиболее легкими для перевозки. Поэтому некоторые из них остались на дорогах из–за болезни, другие из–за усталости или последствий жары, или из–за неспособности выдержать засуху; и не было никого, кто мог бы указать им путь или остаться и ухаживать за ними в их болезни. Ибо экспедиция совершалась с большой поспешностью, и забота об отдельных личностях обязательно пренебрегалась из–за рвения, проявляемого относительно безопасности армии в целом. Когда они обычно совершали марши по ночам, некоторые из людей были одолеваемы сном на дороге; после этого они снова просыпались — те, у кого еще были силы, следовала по следам армии, но лишь немногие безопасно настигли главную колонну. Большинство из них погибло в песке как люди, потерпевшие кораблекрушение в море. Другая беда, которая сильно угнетала людей, лошадей и зверей, постигла армию. Земля гедросиев, как и земля индов, омывается дождями, приносимыми этесиями; но дождь идет не на равнинах, а в горах, куда облака переносятся ветром и тают в дожде, не выходя за пределы горных вершин. Только из–за воды армия разбила лагерь у ручья. Около второй ночной стражи ручей наполнился дождями; на армию обрушился поток — солдаты не услышали прихода дождя — и вылил столько воды, что утопил большинство женщин и детей, которые следовали за войсками, и уничтожил весь царский обоз и всех оставшихся в живых животных, в то время как люди с оружием спаслись с трудом, хотя часть его потеряли. Многие также умерли от перепития: когда они сталкивались с большим количеством воды, то, истощенные усталостью и жаждой, гибли именно потому, что не могли прекратить пить. По этой причине Александр располагал лагерь не рядом с этими источниками, но, по крайней мере, на расстоянии двадцати стадий, чтобы, бросившись все скопом в воду, они не сгинули вместе со скотом, и чтобы в то же время самые несдержанные не испортили воду для остальной армии, входя в родники и ручьи. В этот момент мне показалось целесообразным не пропустить еще один благородный жест Александра, который был совершен в этом регионе или даже раньше среди парапамисадов, как писали другие. Армия шла в пустыне под палящим жаром, так как необходимо было завершить этап, чтобы добраться до воды. Даже сам Александр был охвачен жаждой, и едва и с огромным усилием, но шел впереди армии пешком. Следовательно, и другие солдаты, как это происходит в схожих обстоятельствах, легче переносили трудности, поскольку испытания были одинаковыми для всех. В то же время некоторые из легковооруженных, которые отошли от армии в поисках воды, обнаружили, что она скопилась в неглубокой яме, в бассейне с ограниченными размерами и малого объема. Нацедив ее немного не без труда, они сразу же доставили ее к Александру, как будто несли что–то ценное. Когда они прибыли, они налили воду в шлем и преподнесли царю. Он взял его и похвалил тех, которые принесли воду, но сразу же вылил ее на землю на глазах у всех. И из–за этого жеста армия настолько воспрянула духом, что можно было бы подумать, что вода, которую вылил Александр, была выпита каждым солдатом. (…) В регионе также произошло с армией следующее. Проводники наконец сказали, что они больше не помнят дорогу и ориентиры были стерты ветром. В самом деле, на широких песчаных просторах по всем сторонам не было знака, позволяющего распознать дорогу, ни растений вдоль пути, ни устойчивых возвышенностей. И проводники не умели вести по звездам ночью и по солнцу днем, как это делают финикийские моряки по Малой Медведице и другие по Большой. Затем Александр, поняв, что ему придется отклониться влево, взял с собой несколько всадников и двинулся в том направлении. Когда их лошади истощились от жары, он оставил позади большинство наездников, и с пятерыми уехал верхом и прибыл к морю. Покопавшись на гравии на пляже, он нашел пресную и чистую воду и привел туда всю армию. И семь дней они ходили у моря, черпая воду на берегу. А затем — поскольку проводники снова начали узнавать маршрут — они продолжили свой путь вглубь страны.

b) Strab. XV 2, 5-7

πολλὰ δ’ ἐταλαιπώρει ὁ Ἀλέξανδρος καθ’ ὅλην τὴν ὁδὸν διὰ λυπρᾶς ἰών· πόρρωθεν δ’ ὁμοίως ἐπεχορηγεῖτο μικρὰ καὶ σπάνια ὥστε λιμώττειν τὸ στράτευμα· καὶ τὰ ὑποζύγια ἐπέλιπε, καὶ τὰ σκεύη κατελείπετο ἐν ταῖς ὁδοῖς καὶ τοῖς στρατοπέδοις· ἀπὸ δὲ τῶν φοινίκων ἦν ἡ σωτηρία τοῦ τε καρποῦ καὶ τοῦ ἐγκεφάλου. φασὶ δὲ φιλονεικῆσαι τὸν Ἀλέξανδρον καίπερ εἰδότα τὰς ἀπορίας πρὸς τὴν κατέχουσαν δόξαν, ὡς Σεμίραμις μὲν ἐξ Ἰνδῶν φεύγουσα σωθείη μετὰ ἀνδρῶν ὡς εἴκοσι, Κῦρος δὲ ἑπτά, εἰ δύναιτο αὐτὸς τοσοῦτο στράτευμα διασῶσαι διὰ τῆς αὐτῆς χώρας, νικῶν καὶ ταῦτα. Πρὸς δὲ τῇ ἀπορίᾳ χαλεπὸν ἦν καὶ τὸ καῦμα καὶ τὸ βάθος τῆς ψάμμου καὶ ἡ θερμότης, ἔστι δ’ ὅπου καὶ θῖνες ὑψηλοὶ ὥστε πρὸς τῷ δυσχερῶς ἀναφέρειν τὰ σκέλη καθάπερ ἐκ βυθοῦ καὶ ἀναβάσεις εἶναι καὶ καταβάσεις· ἀνάγκη δ’ ἦν καὶ σταθμοὺς ποιεῖσθαι μακροὺς διὰ τὰ ὑδρεῖα διακοσίων καὶ τετρακοσίων σταδίων, ἔστι δ’ ὅτε καὶ ἑξακοσίων, νυκτοποροῦντας τὸ πλέον. πόρρω δὲ τῶν ὑδρείων ἐστρατοπεδεύοντο ἐν τριάκοντα σταδίοις πολλάκις τοῦ μὴ ἐμφορεῖσθαι κατὰ δίψος· πολλοὶ γὰρ ἐμπίπτοντες σὺν ὅπλοις ἔπινον ὡς ἂν ὑποβρύχιοι, φυσώμενοι δ’ ἐπέπλεον ἐκπεπνευκότες καὶ τὰ ὑδρεῖα βραχέα ὄντα διέφθειρον· οἱ δ’ ἐν τῷ ἡλίῳ κατὰ μέσην τὴν ὁδὸν ἀπηγορευκότες ἔκειντο ὑπὸ δίψους· ἔπειτα τρομώδεις μετὰ παλμοῦ χειρῶν καὶ σκελῶν ἔθνησκον παραπλησίως ὡς ἂν [ὑπὸ] ῥίγους καὶ φρίκης ἐχόμενοι. συνέβαινε δέ τισι καὶ ἐκτραπομένοις τὴν ὁδὸν καταδαρθεῖν κρατουμένοις ὑπὸ ὕπνου καὶ κόπου, ὑστερήσαντες δ’ οἱ μὲν ἀπώλοντο πλάνῃ τῶν ὁδῶν καὶ ὑπὸ ἀπορίας ἁπάντων καὶ καύματος, οἱ δ’ ἐσώθησαν πολλὰ ταλαιπωρήσαντες· πολλὰ δὲ κατέκλυσε καὶ τῶν σωμάτων καὶ τῶν χρηστηρίων ἐπιπεσὼν χειμάρρους νύκτωρ· καὶ τῆς βασιλικῆς δὲ κατασκευῆς ἐξηλείφθη πολλή· καὶ τῶν καθοδηγῶν δὲ κατ’ ἄγνοιαν πολὺ εἰς τὴν μεσόγαιαν ἐκτραπομένων ὥστε μηκέτι ὁρᾶν τὴν θάλατταν, συνεὶς ὁ βασιλεὺς ἐξαυτῆς ὥρμησε ζητήσων τὴν ᾐόνα, καὶ ἐπειδὴ εὗρε καὶ ὀρύξας εἶδεν ὕδωρ πότιμον, μεταπέμπεται τὸ στρατόπεδον, καὶ λοιπὸν μέχρι ἡμερῶν ἑπτὰ πλησίον ᾔει τῆς ᾐόνος εὐπορῶν ὑδρείας· ἔπειτ’ αὖθις εἰς τὴν μεσόγαιαν ἀνεχώρησεν. Ἦν δέ τι ὅμοιον τῇ δάφνῃ φυτόν, οὗ τὸ γευσάμενον τῶν ὑποζυγίων ἀπέθνησκε μετὰ ἐπιληψίας καὶ ἀφροῦ· ἄκανθα δὲ τοὺς καρποὺς ἐπὶ γῆς κεχυμένη, καθάπερ οἱ σίκυοι, πλήρης ἦν ὀποῦ· τούτου δὲ ῥανίδες εἰς ὀφθαλμὸν ἐμπεσοῦσαι πᾶν ἀπετύφλουν ζῷον·οἵ τε ὠμοὶ φοίνικες ἔπνιγον πολλούς. ἦν δὲ κίνδυνος καὶ ἀπὸ τῶν ὄφεων· ἐν γὰρ τοῖς θισὶν ἐπεφύκει βοτάνη, ταύτῃ δ’ ὑποδεδυκότες ἐλάνθανον τοὺς δὲ πληγέντας ἀπέκτεινον. ἐν δὲ τοῖς Ὠρίταις τὰ τοξεύματα χρίεσθαι θανασίμοις φαρμάκοις ἔφασαν, ξύλινα ὄντα καὶ πεπυρακτωμένα· τρωθέντα δὲ Πτολεμαῖον κινδυνεύειν· ἐν ὕπνῳ δὲ παραστάντα τινὰ τῷ Ἀλεξάνδρῳ δεῖξαι ῥίζαν αὐτόπρεμνον, ἣν κελεῦσαι τρίβοντα ἐπιτιθέναι τῷ τρωθέντι· ἐκ δὲ τοῦ ὕπνου γενόμενον, μεμνημένον τῆς ὄψεως εὑρεῖν ζητοῦντα τὴν ῥίζαν πολλὴν πεφυκυῖαν καὶ χρήσασθαι καὶ αὐτὸν καὶ τοὺς ἄλλους· ἰδόντας δὲ τοὺς βαρβάρους εὑρημένον τὸ ἀλέξημα ὑπηκόους γενέσθαι τῷ βασιλεῖ. εἰκὸς δέ τινα μηνῦσαι τῶν εἰδότων, τὸ δὲ μυθῶδες προσετέθη κολακείας χάριν. ἐλθὼν δ’ εἰς τὸ βασίλειον τῶν Γεδρωσίων ἑξηκοσταῖος ἀπὸ Ὠρῶν, διαναπαύσας τὰ πλήθη μικρόν, ἀπῆρεν εἰς τὴν Καρμανίαν

Но Александру пришлось много пострадать, так как везде он находил самую бедную и засушливую почву. Его запасы, доставляемые издалека, были нерегулярными и недостаточными, и армия часто чувствовала ужасы голода. Кроме того, вьючные животные закончились, и пришлось оставить значительную часть обоза на дорогах и в разных лагерях. Армию спасли финиковые пальмы, чьими плодами и сердцевиной она питалась. Нет сомнений в том, что упрямство Александра в этом направлении объяснялось чувством амбициозного соперничества, хотя он прекрасно знал, чего ожидать от трудностей, которые он себе представлял: он хотел доказать миру, что в тех же пустынях, где молва показывает нам Семирамиду и Кира, после их катастрофических походов в Индию, с большим трудом спасшихся, Семирамиду с двадцатью, Кира только с семью спутниками, он, Александр, сможет провести бесчисленную армию и преодолеть во главе ее все препятствия и одержать победу. Помимо недостатка ресурсов, трудно было переносить сильную жару, глубину и высокую температуру песка. Там, где были высокие песчаные холмы, в дополнение к усилиям шевелить ногами, как в морской воде, также необходимо было подниматься и опускаться. Чтобы набрать воды, необходимо было совершать длинные марши В двести, в триста, а иногда даже в шестьсот стадий, идя в основном ночью. Они разбивали лагерь вдали от источников воды, по крайней мере, в тридцати стадиях, чтобы жаждущие солдаты не пили слишком много воды. Фактически, многие бросались с оружием в руках и пили, оставаясь погруженными. Задохнувшись, они опухали и всплывали на поверхность, загрязняя источники воды, которые были мелкими. Другие, измученные жаждой, ложились посреди дороги на солнце, трясясь руками и ногами и умирали, как будто страдали от холода и дрожи. Некоторые выходили с дороги и засыпали, одолеваемые сонливостью и истощением. Когда они отставали, некоторые погибли в результате схождения с дороги, из–за отсутствия каких–либо условий и жары, в то время как другие спаслись, хотя сильно пострадали. Проливной дождь обрушился ночью и затопил многих солдат и их снаряжение; также большая часть царского багажа была унесена. Проводники из–за незнакомства с регионами зашли далеко вглубь, поэтому они больше не могли видеть море. Царь, осознав это, немедленно отправился к берегу. Как только он нашел его, он покопал и обнаружил питьевую воду, а затем вызвал армию. Почти семь дней он ходил к берегу, который был хорошо снабжен источниками воды, а затем снова повернул вглубь страны. Там было дерево, похожее на лавровое, отведав которого вьючные животные умирали от эпилепсии, в результате чего из пасти у них выходила пена. А потом было колючее растение, плоды которого падали на землю, как огурцы, и они были полны сока. Если капли этого сока попадали в глаза, они ослепляли любое существо. Многих погубили незрелые финики. Опасность также исходила от змей. В самом деле они прятались в траве, которая растет в песчаных отмелях, и убивали тех, кто на них наступал. Говорят, что у оритов стрелы, сделанные из дерева и обожженные огнем, погружались в смертельные яды. Птолемей, который был ранен, избежал опасности для жизни. Во сне Александру явился тот, кто указал на целый корень и велел ему порезать и приложить его к ране. Проснувшись, он вспомнил видение, стал искать корень, нашел его в огромных количествах и использовал и сам, и другие. Говорят, что варвары, увидев, что он нашел это лекарство, покорились царю. Более вероятно, что кто–то, кто знал противоядие, сообщил царю, в то время как фантастический элемент был добавлен для лести. Прибыв в царство гедросиев на шестидесятый день после ухода от оров и отдохнув некоторое время, он отправился в Карманию.